Через некоторое время собранные клубни запеклись в золе костра. Получилось очень вкусно, нечто среднее между картофелем и артишоком. Во время завтрака девочка украдкой посматривала на аборигена. Они были обязаны ему своей жизнью, это бесспорно. Его поведение пока было безупречно, он был чист и, по-видимому, здоров. Она была согласна со всем этим. Но нагота мальчика пугала и смущала её. Ведь это было так безнравственно, так неприлично. Ей было не по себе. Неужели он не понимает этого? Мама часто ей рассказывала о диких народах, живущих в далёких жарких странах. Она рассказывала, как миссионеры шли к этим людям, несли им знания и опыт цивилизованного мира, учили добрым делам. Они одевали тех, кто ходил голым, мальчикам давали брюки, девочкам — юбки. Они терпели несправедливости и лишения ради своего дела. Они молились в церквах за этих несчастных людей.

Внезапно её осенила идея. Она тоже станет миссионером, она поможет несчастному чернокожему, и нравственность восторжествует. Пока мальчики копались в золе, она отошла в сторонку и сняла с себя рубашку, отделанную кружевами. Потом тихо подошла к аборигену и тронула его за плечо. Как важный сановник, который награждает слугу драгоценным подарком, она торжественно протянула свою рубашку голому мальчику.

Тот взял её испуганно и удивлённо, не зная, для чего она. Он положил на землю недоеденную ворвовру и внимательно исследовал подарок.

И тут Питер пришёл к нему на помощь.

— А, ты не знаешь, что это такое? Это рубашка. Сделай из неё набедренную повязку. Одну ногу сюда, другую туда, здесь завяжи. Вот так!

Смысл слов для аборигена был непонятен, но жесты малыша оказались достаточно ясными. Вначале он был настороже, опасаясь попасть в затруднительное положение. И всё же инстинкт подсказал ему, что незнакомцы не причинят ему зла. Их мягкое, похожее на волокна коры подношение было подарком, знаком благодарности. Отказ обидит их. С помощью Питера он обернул себя рубашкой.

Мэри с облегчением вздохнула. Благопристойность восстановлена. Её миссионерское рвение было вознаграждено.

Питер критически осмотрел чернокожего. Что-то было не так. Сначала он не мог понять, в чём же дело! Ха! Кружево на повязке. Его стало распирать от смеха. Он сдерживался изо всех сил, так как знал, что сестра не одобрит его насмешек. Он зажал рот рукой, но это не помогло — его прорвало. Он внезапно заверещал и загоготал, как птенец кукабурры. А потом, давая волю веселью, он начал скакать вокруг аборигена, хохоча во всё горло и показывая на него пальцем:

— Смотрите! Смотрите! У него повязка с кружевами! Девчонка! Девчонка, девчонка!

Он закружился в невообразимом восторге.

Мэри была шокирована. Но абориген знал теперь точно, зачем этот незнакомец постарше дал ему подарок. Облачение было сигналом к началу ритуального танца, началом празднества. Вот уже и малыш стал танцевать. Теперь очередь за ним.

Радостные скачки Питера были ничто по сравнению с прыжками аборигена. Он скакал и прыгал по всему оазису, символизируя поединок с врагом, изображая одновременно победителя и побеждённого. Это был поединок между жизнью и смертью. У него в волосах не было перьев эму, его грудь и лицо не были накрашены красной охрой, но он держал над головой ствол якки, как дротик, и кусок эвкалипта — как дубину. Пронзая невидимого врага, увёртываясь и делая ложные выпады, он парировал удары, сражаясь до изнеможения. Это был великолепный военный танец, который не раз исполняли на празднествах самые лучшие охотники племени.

Мэри с ужасом смотрела на это представление.

— Куп, куп, юрр-р-ра! Куп, куп, курр-р-ра!

Военный клич аборигена был похож на тявканье нападающего динго и гортанное рычание лисицы. Он весь ушёл в своё сражение. Это был триумф победителя. Кругом сыпались удары дротика, дубина крушила и ломала всё вокруг. Потом абориген начал превращаться в погибающего. Он хватался за грудь, выдёргивая воображаемый дротик. Он ударял себя по лбу и со стоном валился на песок. Противник с оглушительным победным криком набросился на него. С душераздирающим воплем побеждённый воин повалился с гребня песчаной дюны и задёргался на песке. А потом затих. Сражение закончилось. Начался победный парад.

Как взлетающий Вирикун-ворон, победитель спрыгнул с распростёртого тела врага. Он потрясал сжатыми кулаками над головой. Его ноги высоко поднимались в гордом победном марше. После нескольких шагов он высоко подпрыгивал в воздух, забрасывая пятки назад так, что они звучно шлёпались о ягодицы. Он извивался как ящерица, прыгал как кенгуру, носился как эму. Быстрей! Выше!

— Мугарей, мугарей, Мей, Мей,

Иху, иху, Дун-Гара,

Думу! Думу! Думу!

Так кричал абориген. Ещё один прыжок, ещё один поворот, и он вдруг замер перед белыми детьми.

Он снова был голым. Во время танца повязка распалась и подарок — символ цивилизации и нравственности — оказался втоптанным в песок пустыни.

Мэри сделала шаг назад. Ей стало страшно. Она не понимала символики танца. Может, этот дикарь-чернокожий решил убить их и для этого специально заманил подальше в пустыню. Она ведь читала про людоедов, которые устраивают дикие танцы вокруг своих несчастных жертв. Расширенными от страха глазами она смотрела на аборигена.

Чернокожий мальчик неподвижно стоял перед белой девочкой недоумевая, почему этот незнакомец не совершает вместе с ним ритуального танца. И вдруг ужасная догадка мелькнула молнией в его голове. Как он не понял этого раньше? Старший белый не был мужчиной. Это была лубра — девушка, коварная западня, которую поставили на его пути нинуа — ледяные люди, всегда приносящие несчастья!

Он сделал полшага вперёд к девочке. Потом отпрянул назад.

Для аборигена вся жизнь чётко разграничена на определённые стадии. Существует время, когда его носят на руках; когда его отнимают от груди, время, когда он ходит один; время, когда он становится мужчиной.

Чёрный мальчик сейчас находился в стадии обрядового изгнания и ходил по пустыне один. Каждый подросток, достигший тринадцати-четырнадцати лет, изгонялся из племени на определённое время. Детство кончалось. Теперь подросток, подчиняясь суровым наказам мудрых стариков, постепенно превращался во взрослого мужчину, полноправного члена племени.

Этот обычай бытует не во всех племенах австралийских аборигенов. Его придерживается только племя биндибу.

Испытуемый должен пройти по определённому маршруту, известному только старейшинам племени, от одного источника к другому. Переход занимает от шести до восьми месяцев и совершается в одиночку без всякой помощи со стороны племени. Это тяжёлое испытание физических сил молодого аборигена, его способностей выжить в суровой пустыне.

Мальчик успешно выполнял обряд и уже прошёл самую трудную часть маршрута. Но его тайный священный путь стал известен женщине. Это было страшное несчастье.

Питер удивлённо смотрел на обоих. Он не мог взять в толк, что же случилось, ведь было так весело. И почему всё так внезапно переменилось. Его недавняя беспечность исчезла, и он с тревогой прижался к сестре. И вдруг неожиданно заплакал.

Слёзы малыша ещё больше укрепили догадку аборигена: несчастье подкрадывалось к нему! Он медленно повернулся и понуро пошёл в пустыню.

Дети смотрели на уходящего аборигена. Почему чернокожий второй раз с тех пор, как они повстречались, бросает их?

Вдруг Питер сорвался с места и, увязая в песке, побежал вслед за ним.

— Эй! — у него был испуганный, дрожащий голос.

— Вер-р-р-нись, вер-р-р-нись!

А тот уходил. Он двигался как лунатик, ничего не слыша.

Не отдавая себе отчёта, Питер бросился к ногам мальчика и судорожно обнял его за колени.

— Не ух-х-ходи!

Абориген вздрогнул и остановился. Положил руки на плечи белого мальчика и мягко оттолкнул его. Но Питер снова вцепился в него.

— Не уходи, не уходи, не уходи, — захлёбывался он в скороговорке.

Абориген неожиданно присел. Его лицо оказалось на одном уровне с лицом малыша.

На него нашло новое необъяснимое чувство. Да, конечно, он это сделает — есть ещё время. Он перехитрит Дух болезни и спасёт белокожих. Он обязательно приведёт их к Большой Воде, Иланба-Му. А сейчас они не должны терять время.

Абориген подошёл к потухшему костру, собрал разбросанные клубни ворвовры и махнул детям рукой — курура!