Над пустыней вставало жёлтое солнце. Лёгкий утренний ветерок шевелил кустики малги. Первым проснулся абориген. Готовый встретить новый день, он сразу стряхнул с себя сон. Мальчик встал, расправил руки, вдохнул свежий воздух и тихо пошёл к ручью, протекавшему рядом.

Затем проснулся Питер. Ему было значительно лучше. Он сел, покачиваясь, и начал прочищать нос и протирать глаза.

Мэри, не открывая глаз, проговорила сонным голосом:

— Питер, где твой платок?

— Потерял.

Он не стал дожидаться дальнейших нотаций и быстро встал.

— Пойду посмотрю, что там делает чёрный.

Засунув руки в карманы, он побрёл по проходу между скал к ручью. Кругом торчали большие валуны. В скалах виднелись кратерообразные углубления. Это было очень похоже на поверхность луны, совсем как в комиксах, где рисуют суперменов в космосе. Он неторопливо шёл, с опаской поглядывая по сторонам — а вдруг какой-нибудь монстр и впрямь набросится на него. Пройдя несколько десятков футов, он услышал какой-то хруст, перемежающийся с тяжёлыми шумными вздохами. Снедаемый страхом и любопытством, Питер осторожно подошёл к большому камню и выглянул из-за него.

В двадцати футах ниже него находился маленький водоём, окружённый скалами, с кристально чистой и неподвижной, как стекло, водой. Около него возился абориген, катя небольшой валун. Он увидел Питера и улыбнулся.

— Яррава! — он показал на водоём.

Спуститься вниз для Питера было делом одной секунды.

Он сразу увидел, что такое «яррава». В глубине водоёма сверкали серебряными стрелами рыбёшки. Их размеры колебались от трёх до пятнадцати дюймов. И тут Питер вспомнил о завтраке.

— Ямара? — он показал на рыбу.

Абориген кивнул.

С одной стороны водоёма было мелко, и Питер вошёл в воду. Он очень хорошо видел каждую рыбину. Их были десятки, если не сотни. Когда Питер протягивал руку, чтобы схватить хотя бы одну, они исчезали в глубине. Он неуклюже топтался на мелководье, тщетно пытаясь их поймать. Абориген тихо смеялся. Потом он поманил мальчика к себе и подвёл его к гладкому круглому камню.

— Курура, — сказал он и начал вкатывать камень на скалу, нависавшую над водоёмом. Питер, пыхтя от натуги, трудился над другим камнем. Вскоре мальчики забрались на самый верх. Абориген жестами изобразил своё намерение. Питер понимающе кивнул. Они вместе подняли камни и бросили их в воду. Огромный фонтан брызг поднялся над водой. Мальчики прыгнули в воду. Через минуту две дюжины оглушённых рыб лежали на берегу.

Абориген ликовал. Он сгрёб рыбу в кучу и начал с ней играть. Он подбрасывал рыб в воздух, пропускал их через растопыренные пальцы, как скряга, наслаждающийся видом золота. Ведь это была еда, йемара!

Рыбы было так много, что её невозможно было унести. Но Питер быстро нашёлся. Он снял шорты, и дети, навалив в них рыбу, торжественно приволокли этот тяжёлый тюк к костру.

Когда все поели и нужно было двигаться дальше, Питер отказался надеть шорты. Это была настоящая сцена с рёвом и криками.

— Посмотри, — хныкал малыш, — они такие страшные, все в чешуе. И мне в них жарко.

— Постирай и надень, — невозмутимо ответила Мэри.

— Не буду! Не буду! — Питер затопал ногами.

Спор разрешил абориген. Печёная рыба была слишком большой ценностью в пустыне, чтобы ею можно было пренебречь. Он молча собрал рыбу в шорты, подошёл к Мэри и положил свёрток перед ней. Ведь это была лубра. По законам племени груз обязана носить женщина.

— Курура! — сказал он.

Так они начали свой четвёртый день пути.

Идти было легче, чем вчера. Пыли не было. Они шли вдоль ручья, пока он не исчез в песке, а потом вышли на гладкую, как стол, равнину с глинистой твёрдой поверхностью.

Здесь абориген пошёл быстрее. Это было слишком быстро для Питера, который задыхался от насморка. У него снова заслезились глаза. Грипп ещё не прошёл. Полуденная остановка в роще золотых казуарин никогда ещё не была такой желанной. Но это удовольствие продолжалось недолго. Абориген спешил. Они снова потащились по бесконечной пустыне, всё дальше и дальше.

С первыми порывами вечернего ветерка они остановились в эвкалиптовой роще. Воды они не нашли. Абориген развёл большой дымный костёр. Потом они поели печёной рыбы. Чёрный мальчик возился у костра, подбрасывая ветки эвкалипта, потом отошёл в темноту и вдруг неожиданно громко чихнул. Это ошеломило его. Он почувствовал слабость, поднял руку ко лбу и вытер выступившую испарину. Его охватил страх. Дух несчастья вошёл в него в виде дождевой болезни. Он сразу вспомнил больного старика. Тот болел недолго и вскоре умер. Тело старика было необыкновенно лёгким, когда его поднимали на погребальный помост.

Мальчик начал дрожать. Он медленно и нерешительно побрёл к костру и лёг у огня, пытаясь согреться.

Белые дети с опаской посматривали на аборигена, но не подходили к нему. Вскоре они оба заснули. А абориген снова не спал. Он лежал, греясь у костра, и никак не мог унять дрожь.