Пролог

Два кавалера из числа придворных Карла II сидели возле самой сцены в театре герцога Йоркского ранней весной 1667 года. На голове одного из них, низенького и коренастого, красовался чудовищной величины парик с черными завитыми локонами.

Другой был высоким и мускулистым, и под его белокурым париком голубые глаза, полуприкрытые набрякшими веками, казались еще пронзительнее. Оба были изящно одеты и прикрывали лица полумасками. Они смотрели пьесу под названием «Хвастун, или Влюбленный Простак». На сцене происходило следующее.

Входят Простак и Белинда Беламур, переодетая юношей.

Простак. Эй, ты, там! Не ты ли мальчик мистрис Белинды?

Белинда. Нет, сэр.

Простак. Как это «Нет, сэр»? Что за ответ? Не ты ли только что вышел из ее покоев?

Белинда. Да, сэр, и нет, сэр. Да, сэр, ибо я только что вышел из ее покоев. Нет, сэр, ибо я не ее мальчик – моя матушка звалась совсем иначе. Так что нет, сэр, и да, сэр.

Простак. Ах ты, дерзкий мальчишка! (Пытается ударить ее тростью?)

Белинда (уворачиваясь). Куда это катится мир, если за правдивый ответ мужчину могут побить?!

Простак. Мужчину! Мужчину! Да у тебя молоко на губах не обсохло!

Белинда. Точно так, сэр, – да только не Белиндино!

Зрители покатывались со смеху, наблюдая, как Белинда, увертываясь от трости Простака, легко передвигается по сцене, демонстрируя при этом пару точеных ножек.

Блондин нагнулся к своему другу и протянул:

– Теперь я вижу, что ножки у нее ничуть не уступают груди… Пожалуй, можно сказать, что взошла новая звезда.

Он пожирал глазами соблазнительную фигуру актрисы в наряде юноши. Густые волосы цвета воронова крыла, выразительные темно-синие глаза, молящий о поцелуях рот и тело, при одном взгляде на которое мужчины теряли голову.

– Ты прав, – согласился Брюнет, также не сводивший глаз с Белинды. – Но и драматург постарался. Новый, если верить афише. Его зовут Уилл Уэгстэфф. А красотка – не кто иная, как мистрис Клеон Дюбуа, та самая, что произвела фурор в роли Кларинды в «Последней шутке любви» того же Уилла Уэгстэффа, когда ты был в отъезде.

– В самом деле? – воскликнул Блондин. – Ну, тогда я тоже не прочь пошутить с ней.

Тем временем по ходу действия актеры оказались почти рядом с ними. Блондин взял апельсин из корзины с фруктами, которую поставила перед ним разносчица, и швырнул прямо в Белинду. Она ловко поймала его и со всей силы метнула обратно Блондину.

В ответ он осторожно покатил апельсин по сцене, словно крокетный шар. Мистер Беттертон, игравший роль Простака, проворно подпрыгнул, так что апельсин оказался прямо перед Белиндой.

Она подобрала его, внимательно осмотрела со всех сторон и, очистив, принялась есть, приговаривая:

– Зря, сэр Простак, ты отказался от такого замечательного плода. Он истекает соком, а ты давно высох. Я обязательно скажу мистрис Белинде, что, хотя ты и раздуваешься от важности, все же тебе недостает смекалки принять дар судьбы, который Фортуна бросает к твоим ногам. Ну, а кожура мне ни к чему, – закончила актриса и кинула очистки прямо в Блондина, который вместе с остальными зрителями стоя аплодировал ее блестящей импровизации.

– Плутовка остроумнее, чем автор, что пишет для нее, – воскликнул Блондин, кланяясь зрителям, которые и его наградили искренними аплодисментами.

– Довольно, – прошептал Беттертон, обращаясь к Клеон, когда они запрыгали по сцене в шуточной потасовке. – Экспромт удался на славу, и раз уж один из Проказников Рочестера решил поучаствовать в действии – делать нечего, но не стоит поощрять его, иначе каждый острослов пожелает сыграть с нами. – Обернувшись к зрителям, он громко продекламировал: – Эй, юноша, клянусь, ты нежен, как девица. Не мешало бы тебе поучиться истинно мужской твердости.

– Уж не думаешь ли ты, сэр Простак, что сможешь стать моим наставником? Похоже, истинно мужская твердость отказывает тебе в самые нужные моменты.

Зал опять взорвался от хохота. Многие начали восторженно бросать на сцену мелочь. Блондин достал веер и лениво обмахнулся им, глядя на Белинду.

– Держу пари, – прошептал он, обращаясь к Брюнету, – этот Уэгстэфф так же остроумен, как и другой Уилл.

– О ком ты говоришь, Стэр?

– Как, дружище, конечно же о Шекспире! Именно он стоит за каждой из этих строчек! Неужели никто не догадывается?

Брюнет не нашелся что ответить. Генри Беннетт, лорд Арлингтон, министр иностранных дел при дворе Его величества Карла II, правил всей Англией, однако предпочитал тщательно обдумывать свои слова в отличие от Блондина, известного под именем Алистэра Кеймерона. Стэр славился своим острым языком, а также презрением к опасности. Его знали также и как покорителя женских сердец.

От плутовки не укрылось, что Блондин, как говорится, вовсю строил ей куры. К концу первого действия он купил у цветочницы нарядный букет и сильной рукой бросил его Белинде.

Она швырнула цветы обратно.

Во втором акте Блондин с томным видом целовал кончики своих пальцев всякий раз, когда по ходу пьесы Белинда оказывалась неподалеку от него.

В середине третьего действия Блондин снял одну из надушенных перчаток и кинул ее Белинде.

– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас? – с обезоруживающей искренностью воскликнула та, поднимая перчатку повыше. – Что-то посылает мне Купидон? – Она брезгливо обнюхала перчатку. – Фи, какой у Купидона дурной вкус! Пусть забирает обратно – мне такая вонь не по душе.

Она метнула перчатку Блондину, который встал и отвесил актрисе почтительный поклон.

Милорд Арлингтон с воодушевлением захлопал.

– Плутовка сослужит нам неплохую службу, верно? Старина Гоуэр попал в точку – хорошенькое личико и смышленая головка. Пожалуй, она могла бы потягаться и с тобой, Стэр.

– Я уверен, она, как все женщины, мелочна и расчетлива. Но может, она поведает мне, кто такой Уилл Уэгстэфф, и я смогу побеседовать с ним…

– Этот Уэгстэфф так заинтересовал тебя, Стэр?

– Да, как и любой остроумный человек.

– Ну, дружище Стэр, тебе остается только соблазнить красотку, и она ни в чем тебе не откажет.

Пьеса подошла к концу. Белинда продекламировала эпилог в стихах, в которых говорилось, что она всегда следовала за манящей мечтой, помогающей отыскать подлинную любовь.

– Мечта и вправду манит, – прошептал Стэр Арлингтону. – Только надо остерегаться, чтобы она не заманила в кошмар под названием «брак».

Эпилог закончился, и мистрис Дюбуа, Беттертон и смазливый юноша, игравший возлюбленного Белинды, взявшись за руки, поклонились зрителям. Блондин громко расхваливал Белинду, но она даже не смотрела на него.

– Да пошел он к черту, – прошипела Клеон Дюбуа Беттертону. – Чуть не испортил одну из моих лучших сцен! Кто он такой? Я узнала его друга сэра Беннетта – ему недавно был пожалован титул лорда Арлингтона.

Беттертон увел актеров за кулисы, на ходу отвечая Белинде:

– Это сэр Алистэр, он же – Стэр Кеймерой. Друг Рочестера, вернее, он друг всем – и всем враг, если верить тому, о чем болтают. Остерегайся его, как чумы, Клеон.

К счастью, за кулисы он не явился. Зато туда пришли Сэм Пепис и лорд Арлингтон – он поклонился Клеон и заговорил медоточивым голосом:

– Поздравляю вас, мистрис Дюбуа. Вы поистине расцвели с тех пор, как я видел вас у сэра Гоуэра, – тогда вас называли мистрис Вуд и вы были еще совсем девочкой… Кажется, вы кого-то ищете, сударыня? Не моего ли друга?

Темно-синие глаза девушки в упор взглянули на него.

– Нет, милорд. Впрочем, я не прочь отыскать его, чтобы поучить хорошим манерам.

Сэм Пепис, стоявший возле них, захохотал.

– Да ладно, девочка, Стэр Кеймерон не так уж плох.

Клеон круто повернулась к нему. Ей было отлично известно, кто такой Сэм Пепис – военно-морской министр, известный волокита и сплетник, впрочем, вполне безобидный.

– Фи, сэр! Хотелось бы мне знать, что бы вы сказали, если бы Стэр Кеймерон заявился к вам в кабинет и опрокинул чернильницу на важный доклад, который вы подготовили для Его величества?

Лорд Арлингтон всплеснул руками, а Сэм рассмеялся.

– Примите мои поздравления, сударыня, – галантно заговорил он, – став настоящей леди, вы сохранили острый язычок, совсем как в пору вашего девичества. Мне надо познакомить вас со Стэром. То-то полетят пух и перышки – держу пари, вы стоите друг друга!

Ни титул, ни важное положение собеседника ничуть не смущали актрису, что весьма обрадовало стоящего перед ней политика, ибо у него имелись кое-какие планы на ее счет. Да-да, он имел виды на мистрис Вуд, которую звали также Клеон Дюбуа. Теперь он точно знал, что сможет отправиться к сэру Томасу Гоуэру, который ведал вербовкой тайных агентов, и сообщить ему, что Клеон Дюбуа, смышленая и остроумная девица, – просто находка.

Продолжая светскую беседу, он посмеивался про себя, размышляя о том, что скоро эта строптивица и ее мучитель вновь столкнутся. Интересно, думал он, кто сумеет извлечь из этого столкновения большую выгоду? А уж пух и перышки полетят непременно – куда там апельсину, букету и надушенной перчатке!

 

Глава первая

1667 год

– Черт побери, Кэтрин, кто бы это мог быть в такую рань?

Роб Вуд отрезал себе на завтрак большой кусок ветчины, но не успел положить его на оловянную тарелку, как в дверь домика, что стоял в лондонском переулке Коб-Лейн неподалеку от колледжа, в котором Роб учился на адвоката, самым беспардонным образом постучали.

Роб, в отличие от трудившейся не покладая рук сестры, с увлечением предавался праздности. Преуспел он лишь в написании памфлетов с нападками на Карла II и его двор и восхвалениями покойного сокрушителя королевской власти, Кромвеля. Это было весьма неразумно, так как Англия вела войну с Нидерландами, и любое недовольство королем и его правлением официально приравнивалось к государственной измене.

Кэтрин, нарезавшая хлеб к завтраку, раздраженно ответила:

– Не стой столбом, Роб, отопри. Наверное, это Джем Холлинз пришел почистить трубы.

Вуд жил только на заработки содержавшей его сестры, но выражать свою признательность за это не спешил. Их отец, богатый дворянин-землевладелец, держал сторону Кромвеля в Гражданской войне. После возвращения из изгнания Карла II все их поместья были конфискованы, и бедный джентльмен скончался, не имея за душой ни гроша.

Роб, мнивший себя кем-то вроде обойденного судьбой наследного принца, до двери так и не дошел. Устав без толку отбивать себе кулаки, с криками «Эй, поберегись!» непрошеные гости вышибли дверь. Двое, схватив Роба, швырнули его на пол.

Третий из визитеров важно развернул длинный свиток пергамента, поставив ногу на извивающегося на полу юношу, а четвертый подошел на всякий случай к Кэтрин.

– По какому праву?.. – возмущенно начала она, прибегая к отлично поставленному сценическому голосу.

– По праву, которым наделил меня наш благороднейший повелитель, Его королевское величество король Карл II, я арестовываю Роберта Вуда за государственную измену и задерживаю его сестру, Кэтрин Вуд, что зовется также Клеон Дюбуа, актрису и шлюху, для допроса.

– Моя сестра не шлюха! – закричал Роб, когда стражники пинками подняли его, заломив ему руки за спину. – Нет такого закона, который запрещал бы гражданину открыто выражать свое мнение!

Ах, если бы Роб умел промолчать когда нужно, его жизнь была бы куда спокойнее, грустно подумала Кэтрин. Солдат со всей силы ударил Роба, добавив:

– Придержи свой лживый язык, предатель! Трое стражников потащили Роба на улицу, а четвертый грубо схватил Кэтрин за плечо, похотливо проведя рукой по ее груди.

Кэтрин с силой вонзила в его ногу высокий каблучок туфельки.

Резко вскрикнув от боли, солдат отвесил ей такую тяжелую пощечину, что она отлетела к стене.

– Будь у меня побольше времени, красотка, я бы показал тебе, что такое настоящий мужчина! – прорычал он и поволок ее на улицу.

Брата и сестру препроводили к ближайшей пристани на Темзе, где поджидали два ялика. Роба пихнули в один, а Кэтрин усадили в другой.

Лодка, в которую бросили Роба, быстро устремилась к Тауэру, и больше Кэтрин его не видела. Ее повезли в противоположном направлении. Не иначе как в Уайтхолл, где размещаются двор Его величества и правительство, угрюмо подумала девушка.

Она оказалась права! Ее торопливо провели по усыпанным гравием дорожкам парка к одному из строений невдалеке от дворца. Стоило стражникам взмахнуть алебардами, как двери перед ними распахивались словно по волшебству, и вот наконец, пройдя через длинную анфиладу залов, Кэтрин очутилась перед двойными, обшитыми дубовыми панелями дверями.

Одну из стен просторной комнаты занимали выходящие в сад окна с частыми переплетами. Несколько нарядных кавалеров, толпившихся возле стола, удалились, как только Кэтрин провели внутрь.

Позади длинного стола, занимая целую стену, висел роскошный гобелен с изображением деревянного коня, из которого как горох сыпались греки, готовые покорить и разрушить Трою. Впрочем, у Кэтрин не было времени восхищаться прекрасным гобеленом, так как все ее внимание поглотил сидевший за столом человек, которого она тут же узнала. Когда-то, после того как Реставрация лишила их крова, именно сэр Томас Гоуэр приютил их с отцом и был настолько добр к ее семейству, насколько это позволяло его положение верного роялиста.

Так почему же ее привели к нему?

– Проходите, мистрис Вуд, – пригласил сэр Томас и добавил: – Принесите леди стул.

Кэтрин медленно приблизилась к нему, потирая ушибленную стражником руку. Теперь она заметила, как сильно постарел сэр Томас за те годы, что она не видела его. Увы, шестьдесят лет бурно проведенной жизни никого не красят, однако лицо его по-прежнему дышало уверенностью и спокойствием.

Только сейчас она заметила, что в одном из кресел возле дубового стола сэра Томаса, заваленного книгами, свитками пергамента и картами, сидел, небрежно развалившись, какой-то мужчина. Он в упор смотрел на нее – но не отеческим взором, как сэр Томас, а с каким-то голодным, почти по-звериному жестоким огоньком в холодных голубых глазах.

Стараясь сохранять спокойствие, которым всегда так восхищались ее собратья по сцене, Кэтрин перевела взгляд на сэра Томаса. Ни в коем случае нельзя показывать, как ей страшно, – иначе Робу это будет стоить головы.

– Дорогая Кэтрин, – медоточиво начал сэр Томас, – опасаюсь, что ваше положение – вернее, следует сказать «положение вашего брата» – очень и очень серьезно. Государственная измена! – Он беспомощно покачал головой.

Развалившийся в кресле человек, по-прежнему не сводивший с нее цепких глаз, негромко, но явно со значением кашлянул. Сэр Томас, кажется, сразу все понял и, искоса посмотрев на своего не слишком-то разговорчивого помощника, добавил сочувственно:

– Да, да, мистрис Вуд, я должен быть с вами откровенен. Мы ведь с вами не разыгрываем одну из комедий мистера Уэгстэффа, не так ли?

– Что верно, то верно, – слабо согласилась Кэтрин.

– Хотел бы я знать, кто такой этот Уилл Уэгстэфф, – лениво протянул увалень в кресле. – Сплошные тайны кругом!

– Сейчас это неважно, – сэр Томас заговорил неожиданно сухим и деловым тоном. – Как я понимаю, мистрис Вуд, вы не разделяете республиканских взглядов вашего брата.

– Сомневаюсь, что он сам их разделяет. Сэр Томас ласково покачал головой.

– Тем хуже для него, сударыня, – он поставил на карту свою жизнь, сочиняя памфлеты для изменников. Насколько мне известно, вы принадлежите к числу верных и преданных подданных Его величества?

В этом вопросе уже содержался ответ, и потому Кэтрин оставалось только кивнуть.

– О, превосходно, – расплылся в улыбке сэр Томас. – В таком случае вы должны быть счастливы, что вам выпала возможность оказать некоторые услуги Его величеству и нашей славной родине. Вы ведь говорите по-фламандски, сударыня, не так ли? Помнится, ваша матушка была родом из Нидерландов?

Кэтрин уставилась на сэра Томаса, мучительно соображая, при чем тут ее матушка. Мужчина в кресле нетерпеливо пошевелился.

Сэр Томас окинул его добродушным взглядом.

– Терпение, Том Тренчард, терпение. Мы уже почти у цели.

– О, превосходно! – протянул Том Тренчард, беззастенчиво передразнивая сэра Томаса. – А то я уж испугался, что вы навек запутались в любезностях!

Теперь и Кэтрин посмотрела на незнакомца, гадая, почему сэр Томас позволяет ему такие вольности. Самым удивительным в этом человеке был его рост: футов шесть, а то и больше. Волосы, не прикрытые париком, были золотисто-рыжие и чуть вились. Он не носил длинных локонов, как придворные, но и не подстригал свою шевелюру под горшок, как делали когда-то «круглоголовые» солдаты Кромвеля.

Одежда его выглядела помятой, но удобной. Рубашку, кажется, стирали столько раз, что она пожелтела, а кружевное жабо и манжеты сильно потрепаны, но аккуратно подшиты. Только сапоги совсем новые, но и они разительно отличались от изящной обуви придворных кавалеров – как и его крупное, с резкими чертами лицо.

Кэтрин уже знала, что незнакомец не отличается хорошими манерами. От него, как и от всех военных, с которыми ей доводилось сталкиваться, исходило странное ощущение грубой, но хорошо контролируемой силы.

– Вижу, сударыня, что теперь вы узнаете меня в любой толпе.

– Неужели в этом есть нужда? – отпарировала Кэтрин и тут же поклонилась сэру Томасу, зная, что великие мира сего любят, чтобы все внимание собеседника было устремлено на них, а не на такие презренные создания, к каким она отнесла себя и этого неотесанного чурбана. – Сэр, приношу вам мои извинения, я отвлеклась.

Он снисходительно взмахнул рукой.

– Нет-нет, сударыня, вы совершенно правы в своем желании хорошенько рассмотреть Тома Тренчарда. Вам придется иметь с ним дело. Поскольку вы не отрицаете ни свою верность Его величеству, ни знание фламандского языка, я предлагаю вам, сударыня, сопровождать Тома в Нидерланды, где вы сможете применить свои знания языка и свой талант актрисы. Целью вашей поездки будет склонить некоего Уильяма Грэма, который уже не раз оказывал важные услуги нашей стране, к дальнейшему сотрудничеству.

Уильям Грэм сообщил нам, что располагает сведениями относительно диспозиции армии и флота Нидерландов. Он также дал понять, что передаст эти сведения только моему личному посланнику, который встретится с ним в Нидерландах в месте, которое выберет сам Грэм. Как только он поделится с вами этими сведениями – и ни в коем случае не раньше! – вашей задачей будет доставить его домой в целости и сохранности. Он устал жить вдали от родины.

Сэр Гоуэр ласково улыбнулся, закончив свою речь, а Том Тренчард проворчал:

– Ну, наконец-то – лучше поздно, чем никогда!

– Боюсь, из Тома дипломат никудышный, – пояснил сэр Гоуэр, хотя Кэтрин и так это заметила. Она также сообразила, что у нее, похоже, появился шанс помочь Робу.

– Вы, несомненно, понимаете, сударыня, что успех этой деликатной миссии в значительной мере облегчит участь мистера Роберта Вуда, когда дело дойдет до суда, вернее, если дело дойдет до суда. Скорее всего, он будет освобожден еще раньше благодаря вашим стараниям.

– А если я откажусь? – прервала его Кэтрин.

– Ну, тогда, как ни печально говорить об этом, Роберт Вуд расплатится за свое вольнодумство на плахе.

– А если я соглашусь, но потерплю неудачу, что тогда?

– Это будет весьма печально для вас обоих.

Вот, значит, как… Цена свободы Роба оказалась не столь уж велика: надо лишь согласиться принять участие в смертельно опасном деле – да еще и преуспеть в нем!

– Но я обещала мистеру Беттертону… – начала было Кэтрин, однако сэр Гоуэр не дал ей договорить:

– Нет-нет, сударыня, я знаю, что сегодня пьеса Уилла Уэгстэффа идет в последний раз и вы, разумеется, как всегда, с блеском исполните роль Белинды. Более того, я уверен, что мистер Беттертон не откажется предоставить вам сколь угодно длительный отпуск, если об этом его попросят особы, наделенные властью. Тем более что ему намекнут на то, что по возвращении вы сыграете главную героиню в новой пьесе мистера Уэгстэффа – «Хвастун возвращается, или Женитьба Простака». Что касается меня, я с нетерпением ожидаю эту пьесу.

Сэр Томас проницательно взглянул на нее – это был взгляд сообщника в заговоре, который не имел ничего общего ни с его агентом Томом Тренчардом, ни с Уильямом Грэмом в Нидерландах. Кэтрин нехотя кивнула:

– Чтобы спасти Роба, я согласна на все.

У нее просто не осталось выбора. Во-первых, и это было главное, сэр Томас воспользовался арестом Роба, чтобы шантажировать ее. Ну, а во-вторых, если ему известно, кто скрывается под псевдонимом «Уилл Уэгстэфф»…

– Весьма благоразумно с вашей стороны, мистрис Вуд. Ваша верность нашему повелителю Карлу II делает вам честь.

Кэтрин ничего не ответила. Не могла же она сказать: «Черти бы побрали короля Карла вместе с вами, я же соглашаюсь лишь для того, чтобы спасти Роба!»

– Как, сударыня, вы молчите? – протянул Тренчард. – А где же пылкие заявления о верности нашему королю?

– Отстаньте от меня – хотя бы пока! Мне нечего вам сказать. Сэр Томас, а в каком качестве мне предстоит сопровождать мистера Тренчарда?

– Разумеется, в качестве его жены, которая говорит по-фламандски и по-французски. Вы же актриса, сударыня! Не сомневаюсь, вам не трудно будет сыграть роль верной и любящей супруги.

– А я весьма охотно исполню роль мужа! – со значением заметил Том.

– Вот этого-то я и опасаюсь, – с жаром отпарировала Кэтрин. – Я не собираюсь становиться шлюхой! Надеюсь, сэр, вы меня понимаете.

– Я вижу лишь, что вы остры на язык и умеете поддерживать беседу, – лениво отозвался Том. – Но – увы! – я вас понял.

– Хватит вам браниться, еще успеете, – отечески прервал их сэр Томас. – Вам предстоит стать верными друзьями. Более того, в Нидерландах вы будете шумно поддерживать республиканцев, которые желают свергнуть Его величество. Том станет называть себя отпрыском семьи, которая до последнего помогала покойному Оливеру.

– В качестве верной жены, – скромно заметила Кэтрин, – я буду счастлива поддакнуть любому заверению моего мужа.

Том Тренчард зычно расхохотался:

– Хорошо сказано, сударыня. Обещаю частенько напоминать вам ваши же слова.

Сэр Томас благожелательно улыбнулся, глядя на них.

– На пакетботе вы отправитесь в Остенде, а оттуда в Антверпен, что во Фландрии, где, возможно, отыщете Грэма, если только он уже не отбыл в Амстердам – подозреваю, что именно там проживает его ценный осведомитель. В случае необходимости вы последуете за ним в Амстердам. Вы будете отправлять депеши – разумеется, зашифрованные – моему агенту, Джеймсу Хэлсэллу, виночерпию Его величества, а он станет передавать их мне.

Вам предстоит выдавать себя за торговцев, которые поддерживают гнусных республиканцев, готовящих новый переворот. Ваша главная цель – склонить Уилла Грэма на нашу сторону. Как и все ему подобные интриганы, он не прочь вести двойную игру. В прошлом году он сдал нам всех агентов штадтхолдера в Англии, а теперь, говорят, штадтхолдер назначил ему пенсию. Надо думать, в благодарность за то, что Грэм продал ему наших агентов! Тем не менее он слишком ценная добыча, чтобы мы печалились о его двуличии.

Том Тренчард хлопнул в ладоши и рассмеялся, видимо, целиком разделяя цинизм сэра Томаса. При мысли о том, что ей придется долгое время провести вместе с ним в чужих краях, Кэтрин стало не по себе.

– Кажется, достаточно пустяка, чтобы развлечь вас, мистер Тренчард. Надеюсь, вы не забыли мои слова. Я еду с вами, и я согласна играть роль вашей жены, но вашей шлюхой становиться не собираюсь. Извольте помнить об этом!

– До тех пор, сударыня, пока вы сами об этом не забудете!

Этот наглец смеет глазеть на нее с неприкрытым вожделением!

Сэр Томас, по-прежнему улыбаясь своей сахарной улыбкой, сообщил Кэтрин, что ей следует идти домой и уложить вещи, дабы быть готовой отправиться в путь, как только Том заедет за ней.

– Сегодня вечером вы, как я и обещал, сыграете в театре. А затем вам предстоит повиноваться Тому – разумеется, в рамках вашей миссии.

Кэтрин предпочла пропустить мимо ушей сквозившую в словах сэра Гоуэра двусмысленность. Вместо этого она горячо заговорила:

– Сэр Томас, я доверяю вам. Если я справлюсь с заданием, мой брат будет освобожден, ведь так?

– Даю вам честное слово, сударыня. До сих пор я никогда не нарушал своих обещаний.

– В таком случае вы позволите мне удалиться? После того как стража увела и брата, и меня, соседи, должно быть, решили, что мы уже не вернемся из Тауэра. Я буду счастлива обрадовать их своим появлением.

– Вы правы, сударыня. Тем временем я распоряжусь, чтобы с вашим братом обращались в Тауэре как можно лучше – слово дворянина.

Пожалуй, и за это надо благодарить судьбу, подумала Кэтрин и на прощание грациозно склонилась перед сэром Томасом. Он нетерпеливо взмахнул рукой.

– Прикажите одному из лакеев проводить вас домой, сударыня, – сказал он ей вслед.

Она ушла. Том Тренчард поднялся на ноги и лениво потянулся.

– Все вышло точь-в-точь, как я и предполагал. У красотки острый язычок и смышленая головка – я понял это, еще когда заигрывал с ней в театре. Надеюсь, я не пожалею о времени, которое мы проведем вместе.

Он рассмеялся, когда гобелен позади сэра Томаса зашевелился и из тайника появился джентльмен в черном парике. Хэл Беннет, лорд Арлингтон, не пропустил ни единого слова в беседе с Кэтрин.

– Я был прав. Прелестница нам подходит, верно? – заговорил он. – Однако, сэр Томас, будьте осторожнее: рыбка уже попалась на крючок, но стоит на мгновение забыться – и она снова сорвется в реку. Вы скрыли от нее, что ей предстоит прибегнуть к своим женским чарам, чтобы перевербовать Грэма – как-никак он известный волокита. – Он обернулся к Тому Тренчарду, вернее, к Стэру Кеймерону, который наливал себе кубок вина из стоящего на столике у стены кувшина. – Она не узнала тебя, Стэр?

– В этих обносках? – насмешливо спросил Стэр. – Думаю, она бы и короля не узнала, появись он перед ней в подобном наряде!

– Ничего, Стэр, в Нидерландах эта одежка сослужит тебе добрую службу. Никто не примет тебя за друга короля – скорее сочтут беглым узником.

Стэр Кеймерон отвесил ему низкий поклон, почти касаясь пола пышными перьями шляпы, которая до тех пор лежала у его ног.

– Старый вояка приветствует тебя, милорд. Единственное, о чем я беспокоюсь, – так это о девушке. Боюсь, узнав, какая роль отводится ей на самом деле, она заартачится.

Арлингтон приобнял друга за плечи.

– Стэр, если что-то пойдет не так и ты почувствуешь опасность, ради всего святого, бросай все и возвращайся. Оставь Грэма в Нидерландах, если заподозришь, что он опять ведет двойную игру.

– А девушка?

Арлингтон взглянул на сэра Гоуэра, который безразлично пожал плечами.

– Поступай с ней так, как подскажет тебе здравый смысл, но помни, что она едет с тобой не только для того, чтобы соблазнить Грэма, но и для того, чтобы помогать тебе – ты ведь скверно объясняешься по-фламандски. Да поможет Бог вам обоим!

Стэр поднял кубок, обращаясь к Арлингтону:

– Неплохо сказано, дружище. Арлингтон кивнул.

– Возвращайся домой целым и невредимым, с Грэмом и девушкой, и твоя награда будет велика – по крайней мере на земле, если не на небе.

Стэр Кеймерон вновь насмешливо поклонился.

– Нет, Хэл, вот в этом позволь мне усомниться. Судя по тому, что я знаю о нашем дражайшем повелителе Карле II и его пустой казне, мне придется ждать награды небесной. Все, что делаю, я делаю ради тебя и нашей дружбы. Этого мне достаточно.

Сэр Томас Гоуэр, наполнив кубки для лорда Арлингтона и для себя, подошел к ним.

– Так да здравствует дружба! Выпьем за верных друзей и за Его величество!

 

Глава вторая

Кэтрин Вуд, отныне называвшаяся миссис Том Тренчард, свесилась за борт пакетбота – ее отчаянно мутило. Переход из Лондона в Остенде частенько бывает неприятным из-за весенних штормов, и их путешествие не стало исключением.

Кажется, с того самого дня, когда Том Тренчард постучал в дверь домика на Коб-Лейн, чтобы проводить ее в док, все пошло наперекосяк. Вид его по-прежнему напоминал сбежавшего из заключения узника. Столь же скверно одетый слуга толкал за ним тачку, в которой лежали изрядно потрепанные сундуки – очевидно, с пожитками хозяина.

День выдался холодным, да к тому же начал моросить мелкий дождь. Том набросил на плечи поношенный плащ, вполне подходивший к его обветренному суровому лицу, вразвалку подошел к крыльцу и, развязно опершись плечом о косяк входной двери, ухмыльнулся, глядя на Кэтрин с высоты своего роста.

– Не собираетесь ли вы, сударыня, оставить меня мокнуть под дождем? Примерная жена уже давно зазвала бы своего мужа в дом.

– Я вам не жена, сэр, – холодно возразила Кэтрин, – но, так и быть, входите. – Том снял шляпу перед входом в дом, а она добавила: – Вы, верно, хотите, чтобы ваш слуга мерз на улице, пока сами будете греться у камина? Он может посидеть с моей служанкой на кухне.

Тома, казалось, ничто не могло вывести из себя.

– Вот это правильно – любящая жена всегда позаботится не только о своем муженьке, но и его слугах. Слушайся хозяйку, Джорди.

Джорди сдернул с головы древнюю шляпу, изломанные поля которой свешивались ему на самые плечи.

– Миссис Тренчард, а можно я занесу и сундуки? – Щеки его покрывала такая густая щетина, что лица почти не было видно.

Кэтрин кивнула и прошла в дом следом за Томом. Он уже успел расположиться у камина и начал снимать свои великолепные сапоги.

– Вижу, вы устроились как дома, – не могла не съязвить Кэтрин.

– Вот что, мистрис Вуд, вернее, миссис Тренчард, отныне вы моя жена, и все, чем владеет жена, принадлежит также и ее мужу. Если вы не желаете привлекать к нам излишнего внимания, советую запомнить мои слова. Я бы не отказался от кружки эля, женушка.

Кэтрин стало ясно, что ближайшие несколько недель – и дай Бог, чтобы недели не превратились в месяцы! – окажутся для нее нелегким испытанием. Она насмешливо присела перед ним, изображая послушную служанку, и удалилась.

На кухне она увидела, что Джорди не только попивает эль, но и жадно жует изрядный кусок еще горячего хлеба, щедро намазанного свежим маслом. По крайней мере хоть он выказал Кэтрин какую-то благодарность, выразительно кивая и кланяясь ей. Правда, впечатление несколько портили его попытки заговорить с набитым ртом. Мистер Том Тренчард, по всей видимости, держал своего слугу впроголодь.

Том принял из рук Кэтрин кружку эля и благодушно пригласил ее присаживаться у камина, словно уже стал хозяином дома. Судя по одежде, в кармане его не было ни гроша. Вероятно, наемник, с презрением решила Кэтрин. С другой стороны, сэр Томас Гоуэр обращался с этим наймитом как с равным, и невежа не боялся передразнивать министра.

Может быть, он джентльмен, оказавшийся на мели? Ну, и что с того, если это правда? Джентльмены так же мало церемонятся с женщинами, как и те, на кого они с таким высокомерием взирают. Придворные из Уайтхолла под предводительством веселого дебошира лорда Рочестера быстро завоевали себе дурную славу.

– Что-то ты все помалкиваешь, жена. Что тебя тревожит? Женщине заказано молчать самой природой.

– Мне не нравятся утверждения, по которым получается, что все женщины похожи одна на другую. Мужчинам бы пришлось не по вкусу, если бы их стали считать негодяями только потому, что среди них попадаются бесстыдники или плуты.

– Отлично сказано, сударыня, клянусь, этой репликой мог бы гордиться и сам мастер Уэгстэфф. Скажи-ка мне, жена, ты черпаешь свое остроумие из пьес?

Кэтрин округлила глаза в притворном изумлении.

– Ах, сэр, ваше невежество повергает меня в ужас! По-вашему, мне следует предположить, что красноречие сэра Томаса Гоуэра должно передаться вам, раз вы разделяли его общество? Однако я бы так не сказала – напротив, вы по-прежнему изъясняетесь весьма грубо. Из этого я заключаю, что мое остроумие присуще мне самой, а вовсе не является заемным.

Том расхохотался, когда она договорила, и, не успела Кэтрин опомниться, как его ручища обвилась вокруг ее талии, и он легко усадил ее к себе на колени.

– Умница! – ласково проговорил он ей на ухо. – Может быть, оно и к лучшему, что ты мне не жена, а то бы я поучил тебя почтительности. Пока же сойдет и это.

Он чуть отстранился и принялся целовать ее точь-в-точь, как те бесстыдные джентльмены, о наглом поведении которых Кэтрин только что размышляла.

Застигнутая врасплох, Кэтрин не успела ему помешать – вернее, спустя мгновение у нее уже не было желания сопротивляться. Удивительно, но она почему-то была уверена, что с женщинами он должен быть грубым и напористым, однако теперь ей стало ясно, что это не так. Его губы нежно поддразнивали ее, и это было так неожиданно и приятно, что Кэтрин ощутила, как проклятое тело начинает предавать ее!

К счастью, как раз, когда голова у нее уже начала кружиться, Том чуть шевельнул рукой, и здравый смысл тотчас пришел Кэтрин на помощь. Она без труда спрыгнула с его колен на пол и оказалась лицом к лицу с Джорди, который вихляющей походочкой зашел в комнату, продолжая жевать, словно голодал не меньше недели.

– Я не давала вам права вольничать со мной, сэр, – задыхаясь, проговорила Кэтрин.

– Да уж, хозяин, вы поторопились, – проворчал Джорджи, и с бороды его посыпались крошки. – Хотя, с другой стороны, зачем медлить, если милашка из актерок.

Кэтрин вспыхнула и отвесила звонкую пощечину, но не хозяину, а слуге.

– Стыд и позор! – воскликнула она. – И это после того, как я обогрела и накормила вас! Я не разрешала ему целовать меня, а тебе – называть меня «милашкой».

– Может, лучше «красоткой»? – подал голос Том. Так в портовых кварталах называли шлюх.

Кэтрин возмущенно обернулась и хлестнула по щеке и его.

– Пожалуй, стоит раз и навсегда во всем разобраться, – заявила она. – Я не потерплю вольностей и не позволю вам распускать руки, а вашему слуге – язык. Вы, сэр, презренный наемник, а ваш слуга – деревенщина, которому не мешало бы помыться, а также поучиться хорошим манерам!

В ответ на ее речь Том добродушно рассмеялся.

– Ну, по крайней мере, я-то помылся, – самодовольно сообщил он ей. Это была чистая правда – сидя на его коленях, Кэтрин ощутила исходящий от него слабый аромат лимонного мыла.

– Да вы просто невозможны, оба! – бессильно фыркнула она. – Каков хозяин, таков и слуга! Как прикажете исполнять задание в таком скверном обществе?

– Есть лишь один выход – запомнить, что на время нашего путешествия мы – муж и жена, а Джорди – наш единственный слуга. – Неожиданно Том заговорил очень серьезно: – Нам с ним не раз пришлось бывать в переделках, и дважды он спас мне жизнь.

Кэтрин недоверчиво посмотрела на Джорди. Неужели такое пугало может кого-то спасти? Он выразительно кивнул.

– Истинная правда, хозяйка. Вот только хозяин выручал меня куда чаще, чем я его.

– Я ему доверяю, – воинственно продолжил Том, – и ты тоже должна ему доверять. От этого может зависеть твоя жизнь.

– Да уж, в этой неразберихе мы все от кого-то зависим, – с горечью откликнулась Кэтрин. – Я – от вас, вы – от меня, мы оба зависим от Джорди, а жизнь бедняжки Роба зависит от того, останемся ли мы трое живы и невредимы. Ни в одной пьесе такого не сыщешь!

– Насчет пьес тебе лучше знать, – ответил Том. – А в реальной жизни, дорогая моя, все друг от друга зависят. Так уж устроен мир со дня грехопадения.

Страх, сознание собственного бессилия и гнев захлестнули Кэтрин.

– Ах, вот как! Мы начали проповедовать! Впрочем, что тут удивительного – ведь нам придется выдавать себя за еретиков-республиканцев! А сможешь ли ты, мистер Том, достаточно гнусаво пропеть псалом? Или ты собираешься заняться этим искусством на пути в Антверпен? Будь так добр, овладей сей наукой поскорее – тогда ты, как и полагается почтенному проповеднику, сможешь оставить добродетель бедной девушки незапятнанной!

На грубоватом лице Тома проступила усмешка, а слуга взглянул на него с некоторым злорадством.

– Да, сэр, – протянул он, – вы горазды молоть языком почем зря, но хозяйка-то, похоже, вас переспорит.

– Вот то-то и оно! – торжествующе воскликнула Кэтрин. – Даже слуга может поучить вас здравому смыслу!

– Ладно, ладно, женушка, не ворчи. Давай-ка лучше устроим военный совет, но сначала отправь служанку на рынок – прикупить нам что-нибудь к ужину. Кэтрин оторопела:

– Вы хотите остаться на ночь?

– Да, сударыня. Пакетбот отходит ранним утром, так что мы отправимся на рассвете.

Ну, что же, слезами горю не поможешь, решила Кэтрин, с грустью подумав, что это изречение, похоже, будет ее боевым девизом.

– Ваши вещи уложены, сударыня? – резко поинтересовался Том. – Надеюсь, у вас достаточно нарядов – и на каждый день, и выходных? И вот еще что, сударыня. Ни один из верных последователей покойного лорда-протектора не возьмет себе в жены особу по имени Клеон. Право же, оно больше подходит ветреной актрисе. Ваше настоящее имя – Кэтрин, и я буду называть вас именно так, хорошо? Или вы предпочитаете Кэт?

Уязвленная его приказным тоном, Кэтрин ехидно отозвалась:

– Сойдет и Кэтрин. Как написал несравненный Уилл Шекспир: «Хоть розу назови иначе, но не изменишь аромат».

Том отвесил ей изящный поклон, который сделал бы честь любому придворному любезнику.

– Отныне вас зовут Кэтрин. А я – Том, и изволь обращаться ко мне с должным почтением, женушка.

Он широко улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и Кэтрин впервые заметила, как меняет улыбка его лицо.

Как ни странно, Том не возражал, когда после ужина она отвела его в комнату Роба. Кэтрин опасалась, что он начнет вольничать с ней, может, попытается намекнуть насчет исполнения супружеского долга, однако Том насмешливо поклонился ей и пожелал спокойной ночи.

– Не забывайте, дражайшая моя половина, что впереди у нас несколько дней путешествия, и мне бы хотелось, чтобы Грэм увидел вас отдохнувшей и свежей, как маргаритка весной – или, вернее, как фиалки, на которые так похожи ваши глазки.

– Учтите, мистер Тренчард, меня не проймешь даже лестью, – ехидно промурлыкала Кэтрин.

В ответ он ухмыльнулся:

– Том, женушка, только Том. Любая другая женщина была бы счастлива услышать такой комплимент от мужа, с которым живет уже пять лет.

– Да, но вы уже пуританин и проповедник, так что вам не пристало марать язык словами, которые ведут к искушению.

– Даже пуританину и проповеднику не запрещается любить свою супругу. Идите и плодитесь, как сказал Господь. А как бы мы исполняли его завет, не будь на свете любви?

– Даже дьявол может говорить словами Священного Писания, лишь бы добиться своего, – лукаво возразила Кэтрин. – Доброй ночи, муженек. Сладких тебе снов.

– Мне бы спалось куда слаще, не будь я в одиночестве, – печально провозгласил Том ей вслед и тихо рассмеялся, когда Кэтрин изо всей силы хлопнула дверью.

Чья-то рука легла ей на плечо, и Кэтрин резко отшатнулась от борта. Оказалось, Том. Его ничуть не мучила морская болезнь – кажется, он стал еще бодрее и жизнерадостнее, зато Джорди пошатывался позади него. Лицо слуги приобрело зеленоватый оттенок. Корабль накренился на борт, и Джорди проворно нагнулся над бортом, составив Кэтрин компанию.

– А ну-ка вниз, вы оба, – скомандовал Том, едва сдерживая смех. – В трюме вам станет лучше.

– Нет-нет, хозяин, – простонал Джорди, и Кэтрин слабо поддакнула.

– Делай, что тебе говорят, – приказал он Джорди, дождался, когда тошнота чуть отпустит Кэтрин, и, легко подхватив ее на руки, опустил на палубу возле ведущего в трюм трапа.

Внизу оказалось еще хуже, чем на свежем воздухе. Противно пахло дегтем и чем-то еще более отвратительным, но качка действительно почти не ощущалась. Том, уложив ее на узенькое ложе, которое он назвал койкой, и поставил неподалеку большой медный таз.

– Это на случай, если тебе опять станет нехорошо.

– По-моему, хуже уже не может быть, – нетвердо проговорила Кэтрин, однако спустя мгновение ударившая в борт пакетбота волна заставила ее рвануться к тазу. С нежностью, которой она никак не ожидала, Том поддержал ее голову и, когда дурнота миновала, помог ей снова лечь и натянул на нее грязное одеяло.

Кэтрин готова была сгореть от стыда за свою беспомощность, однако Том проворно ополоснул таз и вернулся с мокрой салфеткой, которой осторожно обтер покрытое каплями пота лицо Кэтрин.

Ей стало лучше, и он, должно быть, заметил это, поскольку сказал почти ласково:

– Ты сможешь сесть?

У Кэтрин не было сил ответить ему – она просто кивнула и попыталась приподняться. Неизвестно откуда Том моментально достал подушку и ловко подсунул ее под раскалывающуюся голову девушки.

– Эй, Джорди! – зычно позвал он слугу. – Принеси мой дорожный мешок – то есть если сумеешь удержаться на ногах.

Джорди воспринял это «если» как настоящее оскорбление.

– Ясное дело, смогу. Я уже в порядке. Откровенное вранье позабавило Кэтрин, и она тихо рассмеялась. Том одобрительно взглянул на нее, принимая мешок из рук Джорди, который приблизился к ним, пошатываясь. Развязав мешок, Том извлек оттуда оловянную тарелочку, два лимона и нож. Кэтрин, недоумевая, смотрела на него, а он разрезал лимоны и вручил по половинке ей и Джорди. Джорди принялся сосать кислый фрукт, и Кэтрин последовала его примеру.

– Отлично, – похвалил их Том. Разрезав второй лимон, он и сам начал энергично высасывать сок. – А теперь – немного горячительного. – Из его бездонного мешка появились фляжка и жестяная кружечка, и сначала Кэтрин, потом Джорди, а затем и сам Тренчард отведали то, что Том назвал «возлиянием всем морским богам, отправляемым внутрь, а не за борт».

Лимонный сок взбодрил Кэтрин, а спиртное сделало ее чуть разговорчивее, и она сообщила Тому, что «ей уже почти хорошо».

Он приобнял девушку за плечи, пользуясь тем, что она была слишком слаба, чтобы сопротивляться, и вручил ей последнее угощение – омерзительно жесткое и безвкусное печенье, которое он назвал корабельной галетой.

– Съешь, и ты окончательно придешь в себя. Голова у Кэтрин кружилась – должно быть, от выпитого на пустой желудок спиртного. Она послушно прожевала печенье, впрочем, не скрывая, что делает это без большого удовольствия.

– Вот и умница! – Том обнял ее еще крепче. В знак благодарности она с облегчением откинулась на его сильную, теплую руку. Том нежно поцеловал ее в щеку и бережно уложил на койку, снова накрыв одеялом.

– Попытайся уснуть, – посоветовал он ей, – а я пойду размять ноги. – Он поманил слугу: – И ты, Джорди, со мной.

– Ну что, хозяин, дела идут на лад? – проворчал Джорди, когда они вышли на палубу. Шторм закончился, и море снова было почти спокойно. – Шнапс пришелся очень кстати, и милашка бы не стала возражать… Ну, вы понимаете, о чем я.

Том загадочно взглянул на него.

– Ты никогда не научишься играть в шахматы, Джорди. Сейчас мне важнее всего завоевать ее доверие. А уж потом, когда она будет целиком и полностью доверять мне, все пойдет по-другому!

Ах, благословенный сон, который «заботы прочь уносит хоть на час», как написал когда-то старина Шекспир! Примерно с такими мыслями Кэтрин сонно потягивалась, чувствуя себя по-настоящему отдохнувшей. Приподняв голову, она увидела на скамье неподалеку Тома Тренчарда с большой кружкой в руке.

– Здравствуй, женушка. Ты проспала весь день и выглядишь куда лучше. – Он сделал большой глоток и передал кружку Кэтрин. – Выпей, жена. Скоро мы придем в Остенде и уж там сможем как следует отдохнуть.

– О, наконец-то суша! – вздохнула Кэтрин, с наслаждением отпив эль. – Больше я никогда в жизни не отважусь путешествовать по морю.

– Тебе просто не повезло, – ответил Том, – что в свое первое плавание ты попала в шторм.

Кэтрин вернула ему кружку, удивляясь, что ей не хочется препираться, но решила все же немного осадить его.

– Между прочим, муженек, мне кажется, что пьеса, в которой я недавно играла, именно про вас. Какое из имен нравится вам больше – Хвастун или Простак?

Том поймал ее поддразнивающий взгляд и ответил с такой же иронией:

– Почему бы мистеру Уиллу Уэгстэффу не написать про меня отдельную пьесу? Он мог бы назвать ее «Святой Георгий I или Спаситель Англии». Если будешь себя хорошо вести, жена, тебе достанется в ней роль героини ничуть не хуже, чем роль Белинды.

Что-то в его тоне насторожило Кэтрин.

– Ты видел, как я играла Белинду?

– Да, сударыня, мне выпала такая честь. Вам прекрасно удалась роль юноши, мистрис Дюбуа. Пожалуй, мне не доводилось видеть таких стройных ножек даже у канатных плясуний. Правда, жена, я мастер на комплименты?

Под его взглядом Кэтрин залилась краской. Судя по всему, мысленно он уже раздевал ее.

К счастью для них обоих, появился Джорди. Его длинное лицо было еще более унылым, чем обычно.

– Плохие новости, хозяин.

– Да разве ты хоть раз порадовал меня хорошими вестями? – воскликнул Том. – Можно подумать, это твое любимое занятие! Говори, негодник.

– Корабль не сможет встать на якорь в Остенде. Ходят слухи, что чума возвращается, и владелец пакетбота решил, что лучше не рисковать. Он приказал плыть в Антверпен.

– И это ты называешь плохой новостью? – Том недоумевающе поднял брови.

– Ну да, в особенности для тех из нас, кому не по душе морские путешествия.

– Антверпен или Остенде – какая разница! Если вдруг снова начнет штормить, у меня найдется достаточно шнапса, чтобы напоить и тебя и мою ненаглядную жену до бесчувствия. Что скажешь, жена?

Вместо ответа Кэтрин присела перед ним в глубоком реверансе.

– Дорогой супруг, я помню о своем долге перед вами и нашим всемилостивейшим королем. Если для того, чтобы исполнить этот долг, меня надо напоить, я с готовностью повинуюсь.

Том наградил ее звонким поцелуем в губы.

– Укладывайся снова, жена, и спи.

Кэтрин легла, все еще ощущая на губах вкус его поцелуя. Похоже, мистер Том Тренчард в совершенстве владеет всеми тонкостями науки обольщения, и не следует об этом забывать!

 

Глава третья

Ах, черти бы побрали Хэла Арлингтона за то, что он решил, будто Уильяма Грэма проще всего будет перевербовать при помощи смазливой мордашки! Только по этой причине, вместо того чтобы заниматься своим поручением, Том чувствовал себя связанным по рукам и ногам.

Будь проклят тот день, когда он вызвался переманить Грэма на сторону англичан! Последнее поручение, самое последнее, заявил он Арлингтону и сэру Томасу, когда им наконец удалось уговорить его.

– Я уже семь лет как бросил ремесло солдата. Господь свидетель, я служил королю и до Реставрации, и после – и вы оба это отлично знаете.

– Военные действия во Фландрии развиваются не слишком успешно, а ты, Стэр, обладаешь как раз теми талантами, которые нужны сейчас Англии.

Не эти ли таланты пригодились ему, чтобы пережить нужду, когда во время правления покойного узурпатора Кромвеля он вынужден был покинуть родину? Обман, лицемерие, ложь и умение убивать – прежде всего умение убивать – вот что было главным для солдата. Как раз эти таланты и помогали ему выходить победителем из, казалось бы, безнадежных переделок, когда приходилось вести своих людей на верную смерть.

Он надеялся, что с этим покончено раз и навсегда, что теперь можно просто пожить в свое удовольствие: увиваться за хорошенькими женщинами, которые не требовали от него никаких обещаний, наслаждаться любимой музыкой, театром и любимыми книгами, а также безмятежной тишиной своих поместий, расположенных в Англии и Шотландии. Владения, издревле принадлежавшие его роду, возвратили Кеймерону после того, как Карл II был провозглашен королем.

Слава Богу, теперь Том мог не задумываться о деньгах – если он и дал согласие снова исполнить тайное поручение, то лишь из дружеских чувств.

Итак, он согласился, и тут же узнал, что вместе с ним отправится женщина, которой суждено играть роль его жены, – причем женщина красивая и искушенная в науке обольщения, поскольку у Грэма была репутация известного сластолюбца и волокиты.

– Как рыба ловится на наживку, так мы поймаем его на пару блестящих глазок, – сказал сэр Томас. – И я уже знаю, чье смазливое личико поможет нам.

В результате этой беседы Стэр отправился вместе с Хэлом Арлингтоном в Герцогский театр, где сделал все возможное, чтобы вывести из себя молоденькую актрису, которую сэр Томас намеревался шантажировать безрассудным поведением братца.

Она оказалась весьма хладнокровной особой, и ни вызывающие реплики из зала, ни апельсин, ни букет цветов, ни надушенная перчатка не поколебали ее уверенности. Кроме того, она продемонстрировала завидное остроумие и не упускала случая поупражняться в нем и сейчас, отпуская колкости в адрес Тома Тренчарда.

Отправляясь в Нидерланды, сэр Стэр Кеймерон решил называться Томом Тренчардом. Его мать была урожденная Тренчард, а Том – его второе имя.

Он поднял голову, с наслаждением ощущая прикосновение прохладных капель дождя. Долгожданный, успокаивающий дождь… Видит Бог, когда все благополучно закончится – вернее, если все закончится благополучно, – он ни за что на свете не станет заниматься подобными делами.

Том старался не думать о том, что молодая и неопытная в политике женщина может значительно осложнить выполнение его поручения. И все же это опасение не давало ему покоя, потихоньку изводя его – так червяк неустанно точит фундамент прочного на вид здания, пока оно не рассыплется в прах. Том пожал широкими плечами. Нечего расстраиваться из-за того, что все равно уже не изменишь. «Вперед, только вперед!» – такой девиз выбрал его отец, когда ему пожаловали титул баронета.

– Отлично, сударыня, просто превосходно! – одобрительно кивнул Том Тренчард. Кэтрин надела нарядное платье темно-розового цвета, вырез у него был довольно низким, но его скрывала накидка с высоким воротником из аметистового атласа, отделанная узкими полосками белого меха, доходившая до колен, с золотистыми шнурками.

На тонкой шее Кэтрин красовалось ожерелье из мелкого жемчуга, а волосы, которые Том привык видеть уложенными пышной массой непокорных кудряшек, как это было модно при дворе короля Карла, были скромно стянуты в большой узел на затылке, и лишь одна свободная прядь спадала вдоль прелестного лица девушки.

Том тоже успел переодеться. Изрядно поношенные, но все же не протертые до дыр куртка и штаны из черного бархата, отделанные серебряной тесьмой. Рубашка снежно-белая (а не застиранная до желтизны, как раньше!), с воротником из вполне приличного кружева. Сапоги, разумеется, безупречны – как всегда. Он побрился и уже не так походил на лесного дикаря, как Кэтрин окрестила его про себя. Волосы его, впервые с тех пор, как она познакомилась с ним, были аккуратно причесаны, на голове сидела большая черная шляпа с высокой тульей, на которой поблескивала крупная серебряная пряжка.

Разумеется, его нельзя было назвать писаным красавцем, но девушка вспомнила французскую поговорку, по которой даже дурнушку можно счесть привлекательной, если она обладает особенным, присущим только ей очарованием. Видимо, это правило приложимо и к мужчинам.

– Ты задумалась? – проницательно заметил Том. – Что же так заинтересовало тебя, жена, что ты оказалась где-то далеко-далеко – по крайней мере в мыслях?

Она ничуть не смутилась.

– Да так… Просто я рада, что снова чувствую под ногами землю.

Двое суток назад пакетбот встал на якорь у пристани недалеко от Антверпена – по Вестфальскому мирному договору порт был закрыт. Город, расположенный во Фландрии, до сих пор официально входил во владения Австрийской империи.

Ступив на сушу, Кэтрин с ужасом почувствовала, как земля вздымается под ее ногами, словно палуба корабля, и лишь сильные руки Тома помогли ей не потерять равновесие.

Сегодня все было иначе. Трактир, в котором они остановились, поражал своей чистотой. Выложенные черно-белой плиткой полы сияли так, что было больно глазам – служанка подметала и мыла их по нескольку раз в день. Постельное белье благоухало свежестью, как и полог над постелью. Все это разительно отличалось от грязных трактиров, в которых Кэтрин доводилось ночевать, когда труппа театра колесила по дорогам Англии.

Мебель в трактире была простая, но удобная, а медные, оловянные и серебряные тарелки, что виднелись в буфетах, начищены до блеска. На одной из стен большого зала висело большое зеркало, а противоположную стену украшал гобелен с изображением Юпитера, который превращался в лебедя, дабы соблазнить Леду. Пожалуй, в Лондоне нашлось бы не много особняков, готовых соперничать с подобной роскошью. Том сказал, что такой достаток и чистота обычны для Нидерландов.

Теперь они готовились посетить некоего Амоса Шоотера, через которого Том надеялся выйти на Грэма. С утра пораньше Том сходил по адресу, который дал ему сэр Гоуэр, но ему сказали, что человек по имени Уильям Грэм никогда не проживал там.

– Ясное дело, это ложь, – пояснил Том, обращаясь к Кэтрин и Джорди, – но таковы уж правила игры. А теперь мы навестим человека, которому, как мне кажется, можно доверять – чуть-чуть.

– Я думал, хозяин, вы никому не доверяете, – засопел Джорди.

Том не обратил внимания на его Слова.

– Нам следует одеться получше, чтобы нас не приняли за бедняков, явившихся клянчить денег у богатого родственника. Только смотрите, не перестарайтесь – это покажется не менее подозрительным. Не найдется ли у вас льняного чепчика, сударыня? Замужним женщинам не пристало ходить без головного убора.

Кэтрин покачала головой.

– Жаль, – вздохнул он. – Ну, ничего, завтра мы сходим за рынок, и я, как заботливый муж, куплю вам чепчик. Сегодня уже поздно.

Итак, они постучали в тяжелую дубовую дверь богатого дома из красного кирпича, расположенного неподалеку от рыночной площади. Краснощекая служанка отворила дверь и суетливо провела их в большую комнату, окна которой выходили во двор, уставленный цветочными горшками.

– Судя по всему, дела у Амоса идут неплохо, – прошептал Том на ухо Кэтрин. – Я слышал, что он женился на богатой невесте, но не подозревал, что он так разбогател. А, Амос, друг мой, вот мы снова встретились! – воскликнул он, когда в дверях показался рослый мужчина.

Хозяин приветствовал их очень радушно и сердечно обнял друга. Наконец Амос чуть отстранился от Тома и всмотрелся в его лицо.

– Дружище, да ты, похоже, еще подрос – вижу, судьба милостива к тебе. А это твоя жена? Том, а ведь я помню, как ты клялся, что никогда не женишься. Особенно после того, как прелестная Кларинда наставила тебе рога!

– Что поделаешь, старина Амос, не только женщины обладают переменчивым нравом. Это моя женушка, Кэтрин, и жизнь действительно не обижает меня, хотя до тебя мне еще далеко, – он шутливо похлопал хозяина по внушительному брюшку. – Когда мы воевали вместе, ты был постройнее, да и одевался без такого шика!

– Ты прав, но как же давно это было! Я стал совсем другим – теперь я всеми уважаемый торговец, и все благодаря Изабель. – Он обнял зардевшуюся жену и звучно поцеловал ее.

Значит, прелестная Кларинда – кем бы она ни была – обманула Тома… Отчаянного нрава особа, если осмелилась так рисковать!

Казалось, весь день пройдет впустую. Амос поручил супруге приготовить угощение для нежданных гостей, а сам принялся обсуждать с Томом давние сражения и приключения прежних дней и вспоминать давно погибших товарищей.

Несколькими днями раньше Том поведал Кэтрин, что главный талант тайного агента, который умеет добиться своего, – это терпение. Вот и сейчас Том предпочел говорить о чем угодно, только не о том, что привело его в Антверпен. Впрочем, подумала Кэтрин, очень приятно сидеть в теплой, уютной комнате, пить вино и закусывать его свежими булочками с маслом.

Неужели Том тоже отдыхал, болтая со старым другом, смеясь и распивая отличное красное вино? Или же он анализировал все, что слышал в этой дружеской беседе? В разговоре мелькало множество незнакомых Кэтрин имен. Том сказал ей перед тем, как они покинули трактир, что в политике Амос всегда на стороне тех, кто обещает ему более щедрую награду. Республиканцы или роялисты, турки или христиане – ему все равно.

– А ты? – спросила она у него тогда. – Ты такой же, как и Амос?

– А уж это, – ответил он, подарив ей белозубую улыбку, на мгновение преобразившую его лицо, – ты решишь сама, когда наше задание будет выполнено.

Он был увертлив, как угорь, – пожалуй, для тайного агента нужное качество. Сейчас, глядя на то, как он сидит, развалившись в кресле и держа в руке бокал вина, можно было подумать, что больше всего на свете он рад возможности посплетничать со старым другом.

– А как там Уильям Грэм? – поинтересовался он наконец. – Я слышал, что он обосновался в Антверпене.

Интересно, почудилось Кэтрин или доброжелательное, спокойное лицо Амоса Шоотера и правда чуть заметно дрогнуло? Словно из-под маски равнодушного, довольного своим житьем-бытьем торговца вдруг выглянул закаленный в безжалостных боях наемник, которым он был когда-то. Не прошло и секунды, как он снова овладел собой и расхохотался.

– Уильям Грэм? Вот уж не думал, что ты с ним знаком, Том! Вы с ним совсем разные люди!

– Я его не знаю, но мне говорили, что с ним полезно было бы подружиться.

– Вот это верно. Он живет не больше чем в миле отсюда. По слухам, то и дело переезжает из города в город. Этого требует его бизнес, но не спрашивай меня, чем он занимается.

Том сделал большой глоток вина и сменил тему беседы.

Чуть позже мистрис Шоотер показала Кэтрин дом и провела ее через маленькие воротца в сад, где росли пряные травы и овощи, а летом созревали фрукты. Прежде чем вернуться в дом, Изабель проговорила на ломаном английском, которому научил ее Амос:

– Вашему мужу не следует доверять этому Грэму – я говорю это ради вас.

– Но почему? – Кэтрин постаралась задать свой вопрос как можно более невинным тоном, и ей это удалось.

Изабель Шоотер покачала головой.

– Не могу вам сказать. Мне вообще не следовало говорить об этом. Но вы славная девочка, даже если ваш муж и не тот весельчак, за которого себя выдает.

Как и Амос, цинично подумала Кэтрин. Вряд ли Тома можно назвать весельчаком, однако сейчас он действительно разыгрывал рубаху-парня.

Она ничего не ответила, вспомнив слова матушки-фламандки, которая говаривала, что умение вовремя промолчать – дар куда более ценный, чем красноречие.

– У вас чудесная жена, сэр. Молю вас, берегите ее, – на прощание сказала Изабель Тому.

– С чего бы это она расчувствовалась? – поинтересовался Том, когда они зашагали обратно. Джорди провел несколько блаженных часов в людской и от души напробовался местного светлого шипучего пива, и теперь шел за ними, слегка покачиваясь.

– Она думает, что я – милое, невинное дитя, которое нуждается в защите. По ее мнению, тебе не следует слишком доверять Уильяму Грэму.

– В самом деле? Ну, так я и не собираюсь ему доверять – как, впрочем, и Амосу. А больше она ничего не говорила?

– Она лишь заметила, что ты только притворяешься весельчаком.

Том резко остановился, и Джорди, который шел, сонно свесив голову, наскочил на него и заработал от хозяина несколько крепких словечек.

– Вот как? Умница, ничего не скажешь. Но если она так умна, почему вышла за Амоса?

Кэтрин пожала плечами:

– Люди вступают в браки по разным причинам. А что, весельчак Амос сказал тебе, где искать Уильяма Грэма?

– Сказал, но не предостерег меня в отличие от супруги. Боюсь, он считает меня столь же двуличным перевертышем, каким является сам.

– Но ведь и ты, и я тоже играем сейчас отведенные нам роли.

Том, громко расхохотавшись, заметил:

– Видимо, отныне мне придется следить за всем, что я говорю. Из тебя вышла бы славная помощница Уиллу Уэгстэффу – из тех, что вышивают слова своих хозяев золотом.

Они зашли в трактир, и Том приказал подать вина и ужин, чтобы подкрепиться на ночь.

Когда Том, чуть пошатываясь, отправился спать – он делил комнату с Джорди, не делая попыток полюбезничать со своей «женой», – Кэтрин подумала, что по крайней мере одно теперь ясно: кем бы ни был Том Тренчард на самом деле, жизнь с ним никогда не будет скучной.

Так оно на следующий день и оказалось. На этот раз Том велел ей одеться поскромнее, и она выбрала старенькое серое платье и большую шаль. Они отправились по адресу, который дал им Амос Шоотер, и по дороге Том купил для Кэтрин белый чепчик с «крылышками» – такие носили все замужние женщины. Кружевная оборка кокетливо обрамляла лицо девушки, скрывая роскошные темные волосы.

Том также оделся неброско – на нем была коричневая кожаная куртка, грубые полотняные штаны, уже знакомая Кэтрин застиранная рубашка и, разумеется, его великолепные сапоги – без них, казалось, он и шагу не мог ступить. Неизменной осталась и черная остроконечная шляпа.

Джорди, словно призрак, уныло плелся за ними. В Нидерландах он носил некое подобие ливреи – древнюю голубую куртку и такие же штаны, серые шерстяные чулки и тяжелые башмаки с оловянными пряжками. В руке он торжественно нес жезл с серебряным набалдашником.

Перед выходом в город Том завел с Кэтрин серьезную беседу:

– Хэл Арлингтон говорил, что Грэм падок на смазливые личики. Не забывай, что ты хотя и хорошенькая, но все же замужняя женщина. Тебе полагается вести себя очень скромно, но при этом ты должна увлечь Грэма. Бросай на него убийственные взгляды – и тут же опускай глаза. Время от времени можешь посмотреть на него с восхищением, если он скажет что-нибудь остроумное.

Оказывается, ее послали на край света лишь затем, чтобы она попыталась соблазнить Грэма!

– Уж не собираешься ли ты податься в сутенеры, Том Тренчард? Предупреждаю тебя честно и откровенно: может, эта игра и нравится тебе, но у меня нет никакого желания исполнять роль, которую отвели мне твои хозяева!

– Этого и не требуется, – быстро откликнулся Том. – Ты просто подразни его, сделай так, чтобы он увлекся, – и ничего больше!

На лице и в голосе Кэтрин отразилось искреннее отвращение:

– Это же еще хуже, чем соблазнить его на самом деле!

– А уж это на твое усмотрение, – ухмыльнулся Том. – Если ты предпочитаешь быть честной шлюхой…

Кэтрин топнула ногой.

– Если бы жизнь бедного Роба не зависела от меня, я бы побежала в порт и села на первый же корабль, что отплывает в Англию!

– Умница, жена. Мне всегда нравились женщины, знающие, чего хотят, таким даром наделены немногие.

– Ах ты! – Кэтрин задохнулась от гнева. Он был просто невыносим, но что толку говорить ему об этом?

Оказалось, что Грэм жил в крохотном деревянном одноэтажном домишке на окраине города, среди огородов. Параллельно узенькой тропинке виднелся канал, по которому мальчишка тянул нагруженную капустой плоскодонку. Том задумчиво осмотрелся по сторонам, когда они зашагали к дому через запущенный сад.

– Как тут тихо! – Он поежился. – Даже слишком тихо. Я-то думал, что человек вроде Грэма предпочтет затеряться в шумном городе, а не прятаться в такой глуши…

Едва они приблизились к двери, как изнутри послышался шум борьбы и громкие мужские голоса.

– Какого черта! – воскликнул Том и толкнул незапертую дверь. Он быстро вошел в дом, велев Джорди следовать за ним, а Кэтрин – ждать их снаружи.

Разумеется, она и не подумала подчиниться такому нелепому приказу.

 

Глава четвертая

Они очутились в просторной комнате, посреди которой не на жизнь, а на смерть дрались трое мужчин. Том озадаченно остановился на пороге, гадая, кого из них он надеялся отыскать тут и кого, соответственно, должен попытаться спасти.

Спустя мгновение стало ясно, что один из мужчин ведет неравный бой с двумя нападавшими – надо думать, это и был Уильям Грэм. Том выхватил у Джорди жезл и набалдашником ударил по голове человека, который уже схватил Грэма за горло.

Тот без сознания рухнул на пол. Том бросил Джорди жезл и вытащил из-под куртки длинный кинжал. Увидев, что на него угрожающе надвигаются и Том, и Джорди, второй из нападавших изо всей силы швырнул Грэма в Тома, так что Том потерял равновесие и повалился на скамью, а сверху его придавил Грэм.

Неудачливый убийца выскочил в открытую дверь в глубине комнаты, и следом за ним метнулся Джорди. Том сначала поставил на ноги Грэма, а затем поднялся и сам.

– Кем бы вы ни были, – говорил тем временем Грэм, – вы спасли мне жизнь, сударь, и я всем сердцем благодарен вам.

– Никаких благодарностей – отмахнулся Том. – Вы, сэр, верно, Уильям Грэм, повидать которого я пришел. А кто это? – Он указал на лежащего на полу человека, который со стоном пошевелился. – И почему его сообщник вознамерился прикончить вас?

– Увы, я сам ничего не могу понять, – ответил Грэм. На лице и на горле его виднелись синяки, и говорил он с трудом. – Эти двое вломились через черный ход и явно пытались убить меня.

Почему-то Кэтрин – а она замерла в дверях, потрясенная увиденной схваткой, – ему не поверила.

Том убрал свой кинжал под куртку и, подняв стонущего бандита на ноги, усадил его на скамью.

– Говорите, менеер, – начал Том. – Кто приказал вам убить мистера Грэма?

Мужчина покачал головой, явно не понимая ни слова. Том взглянул на Грэма.

– Моя жена отлично говорит по-голландски и по-французски.

Кэтрин сделала шаг вперед, но в эту минуту вернулся Джорди. Вид у него был еще мрачнее, чем обычно, и Том нетерпеливо обернулся к нему.

– Простите, хозяин, я потерял его. Там, за садами, начинается лес, и тропинка раздваивается. Должно быть, я свернул не в ту сторону.

– Ничего, – коротко отозвался Том, кивая ему. – Мы и так скоро все узнаем.

Не успели они повернуться, как грянул выстрел. Бандит повалился на пол, изо рта у него струилась кровь, а позади него стоял Грэм с пистолетом в руке.

– Зачем, черт побери, вы это сделали? – воскликнул Том.

– Чтобы спасти вас, разумеется, – с готовностью ответил Грэм. – Видите, он собирался достать кинжал, и я поспешил прийти вам на помощь!

Лицо Тома было столь неприветливо-суровым, что по спине Кэтрин пробежали мурашки. Похоже, он не испытывал благодарности к своему спасителю.

– Зря вы его застрелили, – медленно проговорил он столь ледяным голосом, что Кэтрин с трудом узнала его, – теперь мы уже никогда не узнаем, кто заплатил ему, чтобы он убил вас.

На лице Грэма появилось виноватое выражение, однако он ответил с бесконечным терпением в голосе:

– Ради Бога, простите меня. Я увидел, что он вот-вот нападет на вас, и выстрелил не раздумывая.

Пару мгновений Том молчал, а затем коротко рассмеялся:

– Нет, это вы меня простите. Вы не могли знать, что я долгие годы провел на военной службе – меня не так-то просто застать врасплох! Впрочем, я всем сердцем благодарен вам.

Грэм поклонился.

– А теперь буду счастлив узнать, кто вы и почему вам было угодно искать встречи со мной. – Он направился к буфету, где стояли кувшин и прекрасные бокалы из тонкого стекла – их изящество заметно контрастировало с убогой обстановкой дома. – Выпьем за то, чтобы все кончилось благополучно.

Том покачал головой.

– Мы выпьем позже. Сначала надо решить, что делать с ним, – он указал на тело. – Прошу прощения, если я ошибаюсь, предполагая, что вы не намерены уведомлять власти о случившемся. Значит, от улик необходимо избавиться.

Грэм спокойно разливал вино по бокалам, словно привык вести подобные разговоры каждый день.

– Здесь кругом немало каналов, поверьте, никому и в голову не придет интересоваться, что тут произошло. Скорее всего, и сообщник его не вернется к своим хозяевам с докладом о неудаче. Это были лишь наемники, которых послали, чтобы разделаться со мной; им не повезло, что вы появились так вовремя.

А нам повезло, подумала Кэтрин, которой больше всего на свете хотелось подкрепиться вином. Она отвернулась, стараясь не смотреть на мертвое тело, и, встретив вопросительный взгляд Тома, слабо улыбнулась ему. Обрадованный ее стойкостью, он передал ей бокал.

– Выпей, тебе сразу станет лучше.

Она с удовольствием отпила доброго рейнского вина, слушая, как Том и Грэм обсуждают, что делать с убитым.

– Ваш слуга поможет мне перенести тело в садовый сарай. Когда стемнеет, его могилой станет канал, – почти бодро говорил Грэм.

Джорди состроил гримасу, но повиновался приказу хозяина. Том молчал, но успел многое передумать. Хорошо знакомый с миром политических интриг, где не обойтись без жестокости и насилия, он понял, что безмятежное спокойствие и невозмутимость Грэма перед лицом чужой смерти, виновником которой он сам без особой причины стал, показывали, что перед ним совсем не тот человек, каким считали Грэма и сэр Гоуэр, и милорд Арлингтон.

Перед ним был вовсе не трусливый перевертыш, который собирал ценную информацию и передавал ее то голландцам, то англичанам в зависимости от того, кто готов заплатить больше. Пожалуй, Грэм на редкость опасный тип, которому никак нельзя доверять. Интересно, кто пытался убить его? И почему?

Неужели Гоуэр и Арлингтон затеяли двойную игру и послали убийц, чтобы разделаться с Грэмом и свалить все на них с Кэтрин? Такую версию тоже нельзя исключить.

– Итак, сэр, – заговорил Грэм, жестом приглашая Тома присесть напротив него (Джорди был отправлен в сад – наблюдать за подходами к дому), – я жажду узнать, кто вы и какова цель вашего – столь спасительного для меня визита! – Он благодарственно поднял бокал.

Ах ты, грязная скотина! Том чуть не расхохотался, видя столь откровенную попытку втереться в доверие. В поведении Грэма было что-то странное, но Том никак не мог определить, что именно.

– Меня зовут Томас, Том Тренчард. Я принадлежу к славному семейству, известному своей верностью покойному Лорду-Протектору. Полковник Нед Тренчард, который служит сейчас Империи и Габсбургам, – мой дальний родственник.

По крайней мере, это чистая правда. Как все конспираторы, Том успешно смешивал истину с выдумкой.

– Понятно, понятно, мистер Тренчард. И зачем же явился ко мне родич Неда? Вернее, по чьему поручению? Могу поклясться, вряд ли по просьбе полковника?

– Вы правы. Видите ли, хотя по убеждениям я целиком и полностью поддерживаю дело покойного Кромвеля, мне бы не хотелось видеть родину под пятой иностранной державы, что, несомненно, случится, если усилиями заговорщиков король Карл будет свергнут. Зная все это, мои хозяева поручили мне предложить вам то, что вы, судя по всему, цените превыше всего на свете…

– И что же это? Прошу вас, не томите, мистер Тренчард, кажется, вы видите меня насквозь.

Ах ты дьявол! Хитрый, проницательный дьявол! Пожалуй, он и Том – два сапога пара, и никому из них нельзя доверять. Кэтрин с любопытством ждала, что скажет Том.

Настала его очередь с поклоном поднять бокал.

– Мистер Грэм, думаю, вы не прочь вернуться на родину, однако, как я понимаю, вам едва ли хочется попасть на плаху на следующий день после возвращения. Я уполномочен сообщить вам, что вас ожидает полное прощение, как только вы передадите через меня моим хозяевам не только то, что вам известно о диспозиции голландской армии и флота, но и все, что вы узнали о намерениях Франции.

Как видите, я вполне откровенен с вами, – закончил Том, стараясь говорить настолько искренне, насколько это возможно для привыкшего к притворству человека.

– О, я очень ценю откровенность! – воскликнул Грэм. – В наши дни столь редкий товар не сыщешь ни на одной торговой бирже! Уверен, вы оцените, что и я буду с вами откровенен. Однако мне нужно время, чтобы подумать.

– Я наделен полномочиями предоставить вам это время, – отозвался Том, – однако не тяните слишком долго. – И это тоже была чистая правда.

Ответ Грэма прозвучал весьма неожиданно:

– Вы упомянули, что ваша жена говорит по-голландски и по-французски. Такие таланты не часто встречаются среди англичанок. Кто научил ее и зачем?

– Пусть жена сама ответит вам, мистер Грэм, если захочет.

Вот это было уже настоящее крещение в тонком искусстве шпионажа. Кэтрин не подвела Тома, с готовностью кивнув.

– Ясное дело, отвечу, муженек. Мой отец женился на фламандке из старинного рода – она говорила не только по-голландски, но и по-французски, и настояла на том, чтобы я выучила оба языка. Я знаю также и латынь, поскольку матушка моя думала, что не только мальчики, но и девочки должны получать образование, в котором отказывают им англичане.

Она закончила свою речь и, сделав Грэму скромный, но полный изящества реверанс, снова уселась рядом с Томом, склонив голову, – вид у нее был покорный и смирный. Странное, теплое чувство охватило Тома, такого он никогда не испытывал. Впрочем, у него не было времени разбираться в своих переживаниях.

Надо полагать, едва ли можно было ожидать большего от первой встречи. Он передал Грэму предложение Гоуэра и Арлингтона. Но кто знает, выполнят ли они свои обещания, если Грэм вернется в Англию?

Куда больше волновали Тома иные вопросы. Первый: почему Грэм предпочел поселиться в глуши один, даже без слуг? Второй: что связывает его с Амосом, и почему Шоотеру известно, где скрывается агент, ведущий двойную игру?

Том пил вино и не сводил глаз с Грэма – и Грэм тоже в упор смотрел на него. Молчание, подумал Том, бывает намного красноречивее любой беседы.

– Позвольте полюбопытствовать, кто сказал вам, где меня найти?

– Ваш адрес я узнал от моего старинного друга и боевого товарища Амоса Шоотера. Он женился на красавице с отличным приданым и стал пузатым обывателем.

– Надо полагать, он не спешит возвращаться в Англию, – сухо заметил Грэм. Потом перевел взгляд на хранившую скромное молчание Кэтрин. – А что заставило вас взять вашу красавицу-жену в это путешествие? У Тома на все был готов ответ:

– У нее нет никого, кроме меня. Одинокая женщина всегда рискует стать жертвой людей с недобрыми намерениями. Для меня моя миссия не представляет никакой опасности, и я счастлив, что она со мной.

– Ну, что же, мистер Тренчард, я ничего от вас не утаю. Да будет вам известно, что я устал от жизни вдали от родины и давно мечтаю вернуться. Правда, я не вполне готов поддержать партию короля, но постепенно склоняюсь к этому.

Грэм отвел глаза, как будто стыдясь своих слов, и Том сделал вид, что клюнул на эту наживку.

– Я буду рад принять вас в трактире, где мы остановились. Думаю, там нам никто не помешает. Разумеется, если вы предпочитаете встретиться тут…

Том резко взмахнул рукой.

– Нет, нет, ни здесь, ни у вас в трактире. Лучше всего наймите карету и приезжайте туда, где начинается тропинка к моему дому. Так нас никто не сможет подслушать.

– Кроме кучера, – не удержался Том.

– Мы будем говорить по-английски. Как бы там ни было, я останусь тут недолго – мне надо подыскать более надежное убежище. Встретимся завтра в полдень.

На том и порешили. Настало время уходить. Том отставил свой бокал, еще раз удивившись про себя его изяществу.

От кого прячется тут Грэм? Да от всех на свете, решил Том, наблюдая, как галантно хозяин подает шаль его «супруге». Джорди позвали из сада, и они пустились в долгий путь до центра Антверпена.

– По крайней мере, – обратился Том к Кэтрин, – нас ожидает сомнительное удовольствие прогулки с мистером Грэмом; уверен, он ожидает, что кучеру заплатим именно мы.

Кэтрин уже давно хотелось его кое о чем спросить. Это мучило ее, пока она слушала, как Том и Грэм соревнуются в любезности.

– Сэр… – начала она, но Том прервал ее. Он остановился, глядя на нее сверху вниз, взял за подбородок и запрокинул ее лицо.

– «Дорогой», «муженек» или хотя бы Том – как вам будет угодно, миссис Тренчард. Когда ты называешь меня «сэр», люди могут подумать, что ты моя служанка, а не жена.

Кэтрин с изумлением обнаружила, что от прикосновения его крупной руки с ней происходит настоящее чудо. Да, конечно, мужчины и раньше дотрагивались до нее, причем некоторые делали это куда более нагло. Обычно она била их по рукам, но ничье прикосновение не производило на нее такого странного впечатления. Ей хотелось накрыть его руку своей, чтобы ощутить, как восхитительное покалывание распространится на все тело.

Сейчас она впервые как следует рассмотрела его лицо. Увидела жесткую рыжевато-золотистую щетину, проступившую на подбородке после того, как он побрился рано утром. Увидела лучики морщинок вокруг глаз и снова поразилась тому, до чего же голубые у него глаза – ясные и сияющие. Белки чуть голубоватые – а ведь она привыкла видеть налитые кровью от вечных кутежей и дебошей глаза придворных.

Кэтрин неожиданно поняла, каким необоримым обаянием обладает его лицо. Это властное очарование сглаживало все резкие линии, придавая ему странную, неожиданную красоту.

На мгновение ей показалось, что перед ней стоит человек, наделенный безграничной властью, но она тут же спохватилась: Том – всего лишь искатель приключений без гроша в кармане, который использует ее в своих собственных интересах. Кстати, она до сих пор понятия не имеет, что это за интересы.

– Том, в таком случае… – начала она, но он снова перебил ее:

– А я-то надеялся, что ты назовешь меня «дорогой»! Увы, видно, судьба не благоволит ко мне.

Он опустил руку, говоря это, и чары рассеялись. Перед Кэтрин снова был Том Тренчард, а вовсе не обладающий магнетическим могуществом незнакомец. Она закончила свою мысль:

– …после встречи с Грэмом я понимаю, почему вы не доверяете ни ему, ни Амосу Шоотеру. А думаю я вот о чем. Если Шоотер на самом деле зажиточный купец, которым притворяется, откуда ему знать, где прячется Грэм? – Она заколебалась, тщательно подбирая слова. – Это еще не все. Зачем Грэм убил человека, который и не собирался нападать на вас? Ведь этот разбойник мог бы рассказать, кто нанял его! Получается, Грэм заинтересован в том, чтобы мы ничего не узнали!

– Верно подмечено, жена! Вижу, ты станешь мне настоящим боевым помощником. Пожалуй, тут возможно лишь одно разумное объяснение: он не хотел, чтобы мне стало известно, кому выгодна его смерть. Но, видит Бог, я не могу взять в толк, почему это настолько важно для Грэма, что он пошел на убийство. Если тебе придет в голову какое-нибудь объяснение, поделись со мной!

Кэтрин не сомневалась, что Том испытывает ее: наверняка он уже придумал объяснение, и, скорее всего, не одно.

– Мне кажется, все дело в том, что он работает не только на нас против голландцев и не только на голландцев против нас; он, вероятно, спутался с французами или испанцами.

Если бы Джорди шел за ними следом, как накануне, резкая остановка Тома снова заставила бы слугу наступить ему на пятки. Но сегодня Джорди шествовал впереди, важно вскинув свой жезл, будто его хозяева действительно были важными персонами, а не лазутчиками на вражеской территории.

Таким образом, Том остался не потревоженным, а вот Кэтрин, наоборот, чуть не задохнулась, когда он вдруг нагнулся и чмокнул ее в губы, громко воскликнув свое неизменное «Умница, жена!»

– Я не ожидал, что ты так быстро раскусишь Грэма. Видно, что все благодаря пьесам, в которых ты играла, с их переодеваниями и интригами.

Поцелуй Тома произвел на Кэтрин еще более сокрушительное впечатление, чем его прикосновение. Она почувствовала, что ноги у нее вот-вот подогнутся.

Должно быть, все дело в том, что он был добр к ней, когда она мучилась от морской болезни. Да, несомненно! Кэтрин спохватилась и увидела, что Том пристально смотрит на нее.

– Жена, жена! В чем дело? – Он помахал рукой перед ее лицом. – Что-нибудь случилось?

– Все в порядке, – ответила она чуть раздраженно. – Просто я остолбенела от твоего комплимента, муженек.

– Вот так-то лучше, – с одобрением кивнул он. – Я бы точно решил, что с тобой что-то случилось, не поторопись ты снова кольнуть меня.

Дела идут на лад, подумал Том, когда они свернули к трактиру. Исполнять это опасное поручение со мной отправилась весьма смышленая плутовка, а я-то боялся, что придется все ей растолковывать по двадцать раз!

Он скосил глаза на чинно семенящую рядом Кэтрин. Интересно, окажется ли мистрис Кэтрин Тренчард столь же проворной и дерзкой в постели, как в своих догадках?

Поживем – увидим.

 

Глава пятая

– Ну, что скажешь, жена? Как ты себя чувствуешь после первого дня на секретной службе?

Кэтрин и Том только что закончили ужинать в гостиной, к которой примыкала их спальня. Джорди разделил с ними трапезу, а затем воспользовался разрешением удалиться в буфетную, с условием не напиваться.

Том, с большой кружкой эля в руке, развалился перед жарко пылавшим в громадном камине огнем. День был холодным даже для мая. Он снял шейный платок и распустил шнуровку на сорочке, не преминув скинуть и сапоги. Казалось, он забыл об убийстве, свидетелем которого стал сегодня, и о хитроумных заговорах.

Его вопрос застал Кэтрин врасплох, поселив в душе смутное беспокойство. Они впервые остались наедине – до сих пор их постоянным компаньоном был Джорди, – и сейчас она тревожилась, с какой стати Том отослал его.

– Меня удивило, – заговорила она медленно, – до чего заурядным человеком оказался Уильям Грэм. С трудом верится, что такой незаметный обыватель может быть двуличным негодяем.

Том насмешливо фыркнул.

– Ты выросла в театре, где негодяя видно с момента его появления на сцене. Он гримасничает, говорит гнусавым голосом и скрежещет зубами. Нет, красавица, настоящий негодяй всегда незаметен – ему выгоднее оставаться в тени. Он никто, вернее, он – кто угодно, а потому всегда может раствориться в толпе.

– Уж не относитесь ли и вы, мистер Тренчард, к числу обманщиков и негодяев? Как бы велика ни была толпа, вам в ней ни за что не затеряться!

– Ты права, женушка. Но ведь я принадлежу к иному сорту негодяев, чем Грэм. Никто не ожидает от меня подвоха или двуличия. Я – сама искренность. Я – простодушный и честный негодяй, всегда к вашим услугам. – Он расхохотался. – Тебя просто ввели в заблуждение обманщики-авторы вроде этого новомодного Уилла Уэгстэффа. Кстати, не знаешь ли ты, кто он такой на самом деле? Может быть, тебе известно его настоящее имя?

Кэтрин потупилась, рассматривая свои руки, аккуратно сложенные на голубой шерстяной материи домашнего платья. Она молчала так долго, что Том поспешил поддеть ее:

– Да ладно тебе, неужто это такая тайна, что и сказать ничего нельзя?

– Почему вы считаете мистера Уэгстэффа обманщиком?

– У твоего покорного слуги есть один талант – чутье. Мое чутье подсказывает мне, что Уилл Уэгстэфф – выдуманное имя. Признайтесь, сударыня, неужели это имя не вызывает у вас в памяти ассоциации с другим славным Уиллом – Уильямом Шекспиром?

Кэтрин рассмеялась:

– Ну, конечно же! Но все же вдруг это его подлинное имя?

– Мне кажется, сударыня, кто-то от души потешается над недогадливостью зрителей. Возьмите любую шутку из «Хвастуна, или Влюбленного Простака» – они написаны человеком, который любит посмеяться над тем, что неведомо остальным. Скажите-ка мне вот что: вам доводилось встречаться с этим Уэгстэффом?

Кэтрин не могла понять, почему это вызывает у него такой интерес. Каждую минуту их может подстерегать верная смерть – в конце концов, если Грэм стал мишенью для недоброжелателей, то и с ними может произойти то же самое! – а Тому Тренчарду, видите ли, любопытно знать подлинное имя модного драматурга!

Так она ему и ответила.

Он ничуть не смутился, только снова рассмеялся и сказал:

– Вот теперь мне по-настоящему интересно, почему ты не можешь дать простой ответ на простой вопрос. Итак, вам доводилось встречаться с ним, сударыня? Да или нет?

– Нет, я с ним незнакома.

– А с людьми, которые знакомы с ним? Да или нет?

– Да. Вернее, я знаю, что Беттертон с ним знаком, но он не любит болтать и ничего не рассказывал о Уэгстэффе. Сказал лишь, что автор предпочитает остаться неизвестным.

– Браво, сударыня, наконец-то мы что-то узнали! Вот только не возьму в толк, почему я должен вытягивать из вас каждый ответ, словно клещами.

– Я уважаю человека, который хочет, чтобы его персона оставалась в тени. Однако вы, сударь честный негодяй, похоже, никого не уважаете.

Том поднялся и отвесил ее низкий поклон, сняв с головы воображаемую шляпу. Кэтрин расхохоталась, не в силах сдержаться – уж больно комичный был у него вид. Он мастерски передразнивал актера, играющего роль галантного любезника. Подняв голову, Том с удовольствием взглянул в ее веселое лицо и, вместо того чтобы выпрямиться, рухнул на колени.

– Какую бы реплику заготовил для честного негодяя мистер Уэгстэфф? – прошептал он и обхватил ее лицо ладонями. – Довольно, сударыня, комедия окончена. Разделите со мной ложе, и пусть эта ночь покажется нам короткой!

Его руки блуждали по груди Кэтрин, губы накрыли ее рот, вероятно, для того, чтобы заглушить возможный протест. Как бы там ни было, она с трудом заставила себя отстраниться – похоже, ее телу и губам его ласки были неизъяснимо сладостны. Кэтрин отвела в сторону его руки и увернулась от горячих губ.

– Стыдитесь, сэр! Мне казалось, в Лондоне я вполне ясно растолковала вам, что готова играть роль вашей жены, однако не собираюсь заменять ее в постели!

– Это вам должно быть стыдно, сударыня! Зачем «вы утверждаете, что добродетельны, хоть это не так», как написал когда-то славный Уилл? Всем известно, что целомудрие актрисы – давно разбитый горшок, который не склеишь.

– Ко мне это не относится! – воскликнула Кэтрин, вскочила и бросилась к двери. – Только прикоснитесь ко мне, и я вернусь в Лондон первым же пакетботом.

Ее угроза не подействовала – как самый заправский негодяй, Том расхохотался ей в лицо.

– Неужели, сударыня, вы предпочтете сбежать и предадите вашего брата в руки палача? О нет, не сделаешь ты это! – заговорил он зычным актерским голосом, открыто издеваясь над Кэтрин. Однако посягательств на ее честь не возобновил, вместо этого заметив: – Вы – редчайшая жемчужина среди женщин, если сохранили девственность! Поскольку подобная редкость никогда не встречалась на моем пути, надо думать, Том Тренчард просто не угодил вам. Ничего, сударыня, говорят, капля камень точит, а я человек терпеливый.

В жестоком мире театра, где многие актрисы предпочитали торговать своим, телом, чтобы не бедствовать, ей было очень нелегко сохранить целомудрие. Тем не менее она часто мечтала о любви, мечтала о добром, нежном возлюбленном, вовсе не похожем на Тома Тренчарда. Напротив – Том олицетворял все, что Кэтрин презирала в придворных кавалерах, заполонивших Лондон со дня Реставрации.

С этими мыслями она и отправилась спать.

Утро встретило их холодным дождем. Небо было серым, и, стараясь преодолеть уныние, Том сказал за завтраком:

– Хорошо, что мы сегодня проведем наши переговоры в экипаже. Нам даже не придется мокнуть – я велел подогнать карету во двор. Хозяин уверен, что мы хотим прокатиться.

Он снова приоделся в черный бархатный костюм. Следуя его приказу, Кэтрин тоже надела одно из своих лучших платьев, темно-синее с серебряной отделкой. Джорди оставили в трактире.

– Охраняй наши комнаты, – велел ему Том, когда они остались одни. – Ничего ценного или компрометирующего нас там нет, но стоит узнать, не интересуется ли кто-нибудь нами.

Слуга кисло кивнул. Вид у него был недовольный, но Том знал: на него можно положиться во всем. Джорди умел хранить доверенные ему тайны и исполнять приказы хозяина, правда, иногда с некоторым ворчанием, но неизменно точно.

Карета достигла места, где от дороги ответвлялась дорожка, ведущая к дому Уильяма Грэма, однако они никого не увидели. Том попросил кучера остановиться на несколько минут, чтобы насладиться прекрасным видом. Кругом были лишь поля и огороды, но кучер, вероятно привыкший к причудам богатых англичан, не выразил удивления. Том и Кэтрин вышли. Дождь прекратился, так что они прошлись немного, громко восхищаясь каналом, и вскоре заметили бегущего к ним Грэма.

В руках у него был узелок, а усталое лицо казалось мертвенно-бледным. К счастью, кучер уже не мог их увидеть, так как дорога резко сворачивала влево.

– Слава Богу, вы здесь! – выдохнул Грэм. – Кто-то подослал ко мне еще одного убийцу… Надо было уехать с вами еще вчера! Я не спал всю ночь, опасаясь нового нападения, – и мерзавец явился под утро. Мне пришлось задержаться, чтобы избавиться от него. Карета с вами?

– За поворотом, – Том махнул рукой, указывая, где именно.

Кэтрин вдруг почувствовала, что ее обуревает безудержный, беспричинный смех. На мгновение ей представилось, как узкий канал заполняется трупами наемных убийц, и почему-то это показалось ей страшно смешным. Том позднее объяснил ей, что потрясение в сочетании с подавляемым страхом частенько производит подобный эффект. Он добавил, что древние греки называли это «истерией», и Кэтрин удивилась, что он обладает столь глубокими познаниями.

– Ну, наконец-то! – сказал Грэм, когда они уселись в карету. – Отвезите меня в Антверпен, будьте так любезны. В шумном городе мы ни у кого не будем вызывать подозрений, не то что здесь!

– Я тоже полагаю, – ответил Том Тренчард, простодушный и честный плут, – что в Антверпене проще затеряться, чем в этой глуши.

– Я был уверен, что тут я в большей безопасности, однако ошибался. Какой-то предатель донес на меня, и мне снова придется скрыться.

Он умолк, явно не желая продолжать разговор, а ведь они встретились специально, чтобы он мог переговорить с ними с глазу на глаз.

Карета достигла окраины города, и Том мягко поинтересовался:

– Мистер Грэм, позвольте узнать, что вы надумали относительно дела, о котором мы беседовали вчера?

– Да-да, простите меня. Впрочем, настоящего разговора у нас все равно не получится. Я вам ничего не скажу, пока у меня в руках не будет королевского указа с дарованным мне прощением.

И Том, и Кэтрин поняли, что два покушения на жизнь Грэма не просто напугали его, но и сделали весьма несговорчивым.

– Прикажите кучеру высадить меня на главной площади, оттуда я знаю дорогу. Свяжусь с вами, когда буду готов к новому разговору.

– Никак иначе? – спросил Том.

– Вот именно. Попросите ваших хозяев в Англии выслать указ с письменным обещанием прощения. Мы поговорим снова не раньше, чем вы получите письмо. Я понимаю, на это уйдет немало времени, так что увидимся мы не скоро.

– А как мне с вами связаться? – спросил Том. Нельзя сказать, что все сложилось удачно, однако в таких делах редко выходит по задуманному.

Грэм улыбнулся:

– Поговорите с Амосом Шоотером – он станет нашим посредником. Ему вполне можно доверять.

– Доверять Амосу Шоотеру! – в сердцах воскликнул Том, когда они высадили Грэма на ратушной площади и расплатились с кучером. – Да я уж скорее доверюсь самому дьяволу! Но другого связного у нас нет, так что ничего не поделаешь.

Он молчал, пока они не вернулись в трактир, где Джорди поджидал их с холодными закусками.

– За работу, жена, – приказал Том, подкрепившись сочной голландской ветчиной. – Надо написать и зашифровать письмо с изложением требований Грэма. Твой почерк лучше, чем у меня.

Он обнаружил это накануне, когда они скрашивали скуку, разучивая данный им шифр. Почерк Кэтрин был четким и разборчивым, как у настоящего писца, а разобрать нацарапанные рукой Тома летящие строчки с замысловатыми завитушками было делом нелегким.

Увидев, что она принялась за дело, Том оставил ее и присоединился к Джорди в буфетной.

Кэтрин написала письмо довольно быстро, однако у нее ушло немало времени на то, чтобы зашифровать его. Старательная, как всегда, девушка перечитала письмо и наконец подписала его присвоенным ей в Лондоне именем нимфы из греческой мифологии. Затем ей пришло в голову, что Том вернется еще не скоро, а потому она достала из своего сундучка несколько листов бумаги и начала писать.

Про себя она то и дело посмеивалась, представляя, как удивился бы Том, если бы прочитал строчки, выходящие из-под ее пера.

Да, Кэтрин не лгала, говоря Тому, что не виделась с Уиллом Уэгстэффом, который совсем недавно с ходу ворвался на театральное пристанище Лондона. Беттертон объявил, что скоро поставит новую пьесу Уэгстэффа «Хвастун, или Простак женится», и зрители ожидали ее с огромным нетерпением. Никто, кроме Беттертона, не знал, что Уилл Уэгстэфф никакой не мужчина, а молодая актриса, с блеском сыгравшая главную роль в пьесе «Хвастун, или Влюбленный Простак».

Вручая Беттертону рукопись своей первой пьесы «Последняя шутка любви», Кэтрин объяснила, что автор – один из ее друзей. Она опасалась, что Беттертон не воспримет всерьез тот факт, что она, всего-навсего женщина, написала столь остроумное произведение. Прочитав, он не скупился на похвалы, но добавил, что по крайней мере две сцены надо немного переделать, приведя их в соответствие с талантами актеров, которые будут заняты в постановке.

– Я буду рад встретиться с мистером Уэгстэффом, – закончил он. – Насколько я понимаю, он пишет под псевдонимом.

– Так оно и есть, – с беспокойством протянула Кэтрин. Ей было страшно даже подумать, что когда-нибудь придется сказать правду, но вот решающий момент пришел, и отступать уже поздно. – Уэгстэфф – не мужчина, – выпалила она. – Ох, мистер Беттертон, простите меня, но это я написала «Последнюю шутку любви», честное слово!

Сначала он ей не поверил, а потом очень расстроился, поняв, что автор – женщина.

– Зрителям это вряд ли придется по вкусу, – объяснил он. – А мы не так богаты, чтобы рисковать сборами.

Выход из этого сложного положения нашла Кэтрин.

– А надо ли вообще упоминать, – поинтересовалась она, – что автор – женщина? Я назвалась Уэгстэффом, так пусть это имя и остается на афишах. Управляющему вы можете сказать, что автор – писатель, ведущий уединенный образ жизни, а потому он желает скрыть свое подлинное имя.

– Отличная мысль! – обрадовался Беттертон. – Твоя пьеса до того хороша, что я не могу упустить такой шанс. Ты интуитивно чувствуешь, какие повороты сюжета и реплики будут иметь успех у зрителей, – наверное, потому, что ты сама актриса. Беда в том, что в пьесе слишком откровенно обсуждаются отношения мужчины и женщины, и твоя репутация погибнет, если станет известно, кто ее написал. Нет-нет, ты для меня – мистер Уилл Уэгстэфф, и никак иначе.

Разумеется, меньше всего на свете Кэтрин хотела, чтобы Том узнал, кто такой Уилл Уэгстэфф на самом деле. Посему продолжать работу над новой пьесой в Антверпене было небезопасно, но, как нарочно, события последних дней вызвали у Кэтрин настоящий приступ вдохновения. Новые сцены, новые шутки и новые повороты сюжета приходили ей в голову так быстро, что она едва успевала их записывать.

Вздохнув, так как на лестнице послышались шаги, Кэтрин спрятала рукопись и скромно уселась у стола. Когда Том и Джорди вошли в комнату, она перечитывала письмо, которое, судя по всему, только что дописала.

– Ну что, сударыня, закончили вы это кропотливое дело?

– Да, как и положено прилежной жене, – сладким голоском ответила Кэтрин, и Джорди одобрительно кивнул. Вот женщина, которая знает свое место!

Том быстро прочитал письмо, почти не шевеля губами, и Кэтрин в очередной раз решила: нельзя верить ни единому слову из того, что он рассказывал о себе. Только люди, получившие отличное образование, могли читать про себя.

– Превосходно, – сказал он. – Просто и ясно. У нас мало времени – я сегодня же отправлюсь на пристань, откуда должен отойти английский пакетбот. Джорди останется с тобой и будет тебя охранять. Можешь упомянуть в разговоре с хозяйкой, что я уехал по торговым делам, – так добрая фламандка убедится, что мы – люди порядочные.

Внезапно Кэтрин стало страшно за него. Она удивилась: ведь никакой опасности не было!

– А надолго ты уезжаешь? Том будто прочитал ее мысли.

– Не бойся, моя хорошая. Со мной ничего не случится – я же не Грэм, который ни разу не нюхал пороха. – Он пристегнул шпагу, а Джорди зарядил и подал хозяину седельный пистолет. – Если я вдруг не вернусь через два дня, вы с Джорди должны продолжить наше дело без меня, и молитесь, чтобы я вернулся лучше поздно, чем никогда. Я оставил Джорди достаточно денег, так что голодать вам не придется. Следуй за Грэмом, не упуская его из виду, и не забудь об Амосе Шоотере. Вот видишь, милая, я тебе верю. И вот тебе на прощанье.

Не успела Кэтрин остановить его, как он обнял ее и крепко поцеловал.

– Скучай по мне хоть чуть-чуть, малышка, – попросил он, – а ты, Джорди, присматривай за ней хорошенько.

В комнате сразу стало тихо и пусто после его ухода. За то недолгое время, что они провели вместе, Кэтрин привыкла к нему, к его насмешкам, к его неожиданной нежности и – признайся же, Кэтрин! – к чувству безопасности, которое дарило ей одно его присутствие.

Джорди нарушил непривычное молчание:

– Не волнуйтесь, хозяйка. Он вернется – не родился еще подлец, способный убить моего хозяина. Он и против троих выстоит!

От такого утешения Кэтрин расхохоталась, и смех ее смешался со слезами.

– Ах, Джорди, и почему ты не поехал с ним?! Мне было бы спокойнее.

– Хозяин ни в жизнь бы не согласился! Да, он доверяет вам, как и мне, но ни за что на свете не оставил бы свою овечку среди волков, которые чуть не прикончили Грэма.

Кэтрин легла спать, как всегда одна, размышляя о том, что без Тома Тренчарда жизнь кажется тоскливой и лишенной всякого смысла.

 

Глава шестая

– Миссис Тренчард, не так ли? Стараясь скрасить ожидание и немного развлечься – Том отсутствовал уже второй день, – Кэтрин отправилась на рынок. Утратив статус одного из богатейших европейских портов, Антверпен тем не менее по-прежнему вел оживленную торговлю. Кэтрин с восхищением рассматривала брюссельские кружева изумительной работы, когда ее окликнула Изабель Шоотер.

– Добрый день, сударыня! – с улыбкой ответила Кэтрин. – Я очень рада снова видеть вас.

Миссис Шоотер окинула Кэтрин внимательным взглядом.

– Вижу, вы сегодня одна, без мужа. Такое замечание явно требовало объяснения, и Кэтрин не заставила себя ждать:

– Да, он уехал по делам, но, я надеюсь, скоро вернется. Пока что, как видите, меня сопровождает Джорди, наш слуга.

Верный себе, Джорди угрюмо уставился на Изабель Шоотер.

Изабель снова заговорила:

– Муж сегодня утром сказал, что неплохо бы пригласить вас и капитана Тренчарда поужинать с нами как-нибудь вечером. Ему хочется поговорить о добрых старых временах, о днях своей юности. Я как раз шла в трактир, где вы остановились, – и как удачно, что мы встретились! Амос упоминал завтрашний вечер – к нему приезжает друг, с которым он хотел бы познакомить капитана Тренчарда. Может быть, завтра утром вы дадите мне знать, приехал ли ваш муж?

Капитан Тренчард… Вот, значит, как… Чего же еще следует ожидать? Том говорил, что не один год провел на военной службе, но ни разу не упоминал о своем капитанском чине. Она была уверена, что он умалчивал не только об этом. Похоже, слежка и разнюхивание чужих секретов входят у нее в привычку; оставалось надеяться, что Том не займется тем же самым.

– Разумеется, мадам. Я уверена, что Том, как и я, будет рад возможности провести вечер в вашей семье.

– Отлично, миссис Тренчард, тогда мы обо всем договорились! – улыбнулась Изабель. – Как я понимаю, вы впервые в Антверпене. Если пожелаете, я с удовольствием покажу вам город. Сейчас мы находимся недалеко от собора Нотр-Дам – он не только самый большой во Фландрии, но и самый высокий. Росписи в соборе делал Петер Пауль Рубенс, и обычно приезжие не упускают возможности полюбоваться ими!

– Я буду вам очень благодарна, – искренне ответила Кэтрин.

Целый час прошел в болтовне о разных пустяках. Они уже возвращались из собора, когда случайно оброненные слова Изабель Шоотер заставили Кэтрин призадуматься.

– Я бы рада поболтать с вами подольше, милочка, но Амос попросил меня отправить несколько писем в Англию его родным, и я должна поторопиться на почту.

– Выходит, несмотря на войну, с Англией существует почтовое сообщение? – спросила Кэтрин непринужденным тоном.

– Ну, конечно же! Благополучие нашей страны зиждется на торговле, а какая торговля без переписки? Кстати, если вы решите задержаться в Антверпене, вам, наверное, захочется послать весточку семье. Я покажу вам, где почта.

Кэтрин благодарила Изабель за такую любезность, а в ушах у нее звучали обращенные к ней и Джорди слова Тома о том, что ему придется разыскивать отплывающий в Англию пакетбот и уговаривать капитана взять письмо. Либо он не знал о регулярном почтовом сообщении между двумя странами, либо намеренно солгал ей, а сам поехал по какому-то тайному делу, оставив письмо на почте. Попрощавшись с Изабель под заверения во взаимной дружбе, Кэтрин обернулась к Джорди и грозно вопросила:

– Джорди, скажи на милость, где сейчас твой хозяин?

Джорди пожал плечами.

– Он сказал, что повез куда-то письмо, – больше я ничего не знаю. – Джорди отвел глаза в сторону и ворчливо добавил: – Он мне никогда ничего не рассказывает, вот и сейчас велел лишь присматривать за вами.

Кэтрин поняла, что расспрашивать бесполезно, по крайней мере пока. Когда Том вернется в Антверпен – вернее, если он вернется, – надо будет первым делом выяснить, что за игру он затеял.

Такая возможность представилась раньше, чем Кэтрин предполагала. Вернувшись в трактир, она увидела, что Том расположился в гостиной, стягивая запыленные сапоги.

– Вот как, ты вернулся, – протянула она неприветливо.

– И я рад тебя видеть, женушка! – бодро откликнулся Том. Он всегда бодр и свеж, чтобы его черти приласкали! – Не устал ли ты с дороги, муженек? Не принести ли тебе кружечку эля, милый? – сладко пропел он и швырнул второй сапог в угол, где за него взялся Джорди.

– Не устал ли ты с дороги, милый муженек? – язвительно передразнила Кэтрин. – Не зря ли ты путешествовал, чтобы послать письмо, которое можно отправить прямо из Антверпена? Так по крайней мере сказала мне Изабель Шоотер. Где тебя носило? И зачем понадобилось скрывать это от меня?

Том ответил не сразу.

– Предположим, я скажу, что уезжал из города, чтобы отправить письмо. Ты мне поверишь?

– Нет, – отрезала Кэтрин.

– Тогда я ничего не буду тебе говорить, и ты права, что не веришь мне. Досадно, что Изабель Шоотер так некстати решила тебя просветить.

Переобувшись, Том встал и подошел почти вплотную к Кэтрин.

– А что, если бы с тобой, не дай Бог, что-то случилось? Как тогда прикажешь помогать тебе, если мы понятия не имеем, где тебя искать? То есть если Джорди и правда не знает, куда ты ездил.

– Говорил же я вам, хозяйка, – проворчал Джорди, рассматривая, как блестят начищенные сапоги хозяина. – Мне никогда ничего не рассказывают.

– Правильно, – подтвердил Том. – А теперь послушайте, что я скажу, ты, жена, и ты, Джорди. У меня были очень веские причины отправиться в опасное путешествие, ничего вам не говоря, прежде всего для того, чтобы ни один из вас не проговорился – случайно, в непринужденной беседе или на дыбе у палача. Думаю, больше я ничего не обязан вам объяснять.

На мгновение Кэтрин стало страшно. Безгранично властный человек вдруг предстал перед ней во всей сокрушительной мощи своей непреклонной решимости. Она поняла, что спорить нет смысла.

– Вот так-то, жена, – он снова заговорил легкомысленно-бодрым тоном. – Неужели тебе нечего сказать? Чудеса! Ты обычно за словом в карман не лезешь.

Почему глаза у нее защипало от подступивших не вовремя слез? И почему вдруг у Джорди стал такой виноватый вид?

– Нет, мне есть что сказать. Изабель Шоотер сообщила, что ее муж приглашает нас поужинать с ними завтра. На ужин призван также ваш общий друг, чтобы вспомнить старые времена. Я пообещала, что мы придем. Я правильно поступила?

Быстро наклонившись, Том поцеловал кончик ее носа – так, не думая, муж благодарит послушную жену.

– Еще как правильно! Интересно, кого пригласил Амос… А больше Изабель ничего не говорила?

– Нет, ничего особенного. Она показала мне собор и росписи Рубенса. После этого мы выпили чаю в трактире неподалеку – вот и все.

– Хватит и этого. – Он снова поцеловал ее и, не оборачиваясь, заговорил со слугой: – Джорди, если ты и дальше будешь с таким усердием натирать мои сапоги, ты протрешь их насквозь. Ступай и прикажи через час подавать ужин.

Том пожал плечами. Не иначе, он спятил, если и впрямь верит, что красавица и умница, талантливая актриса Клеон Дюбуа, и его слуга, Джорди Чарлтон, переживают за него, – ведь все это их не касается. Гоуэр назначил своим главным агентом в Нидерландах Тома Тренчарда, и никого другого…

Собираясь в гости к Шоотерам на следующий вечер, и Том, и Кэтрин постарались принарядиться.

Их отношения напоминали вооруженное перемирие. Том провел день неизвестно где. Ушел сразу после завтрака без слуги и вернулся лишь к вечеру, вымотанный до предела. Он явно выпил немало спиртного, однако его ни в коем случае нельзя было назвать пьяным.

Перед уходом Том велел Джорди как следует приглядывать за Кэтрин в его отсутствие.

– Раз уж ты решил стать ее верным рыцарем, так будь им. Запомни, ей никуда нельзя ходить одной, охраняй ее днем и ночью, даже здесь, в трактире.

Джорди не отвечал, и Том свирепо поинтересовался:

– Ты меня слышишь?

– Слышу, хозяин, а как же! Я вроде еще не оглох, да и вы не шепчете.

Выходит, его «жена» затронула в загрубевшем сердце Джорди какую-то нежную струнку. Ладно, неважно. Том намеревался разыскать некоего Джайлса Ньюмена. Его имя называл один из агентов, с которым он встречался во время своего двухдневного отсутствия. Ньюмен был когда-то другом, а ныне стал убежденным врагом полковника Бэмпфилда, руководившего немногочисленным войском пуритан в Нидерландах. Ему наверняка что-то известно о связях Грэма.

Том узнал, что Ньюмен – человек угрюмый и нелюдимый, превратившийся в настоящего женоненавистника после того, как его жена сбежала с кем-то из придворных Карла II. Застать его чаще всего можно в таверне «Принцесса Киевская», где он снимал комнату. Предстояло выяснить, не разочаровался ли он в идеях пуритан настолько, чтобы выдать и тайны голландской армии, и темные делишки Грэма.

«Принцесса Киевская» оказалась крохотной таверной в глубине узкого, грязного проулка, совсем непохожей на чистенькие и уютные постоялые дворы Антверпена. Впрочем, Том был готов к этому – он оставил в трактире и свои новые сапоги, и изящную одежду. Поверх засаленного черного парика, надежно скрывшего от любопытных глаз его приметные золотисто-рыжие локоны, он нахлобучил потрепанную серую шляпу.

Том спросил у коренастого, с выступающим вперед брюхом хозяина, у себя ли Джайлс Ньюмен.

– Наверху, первая дверь направо, – лениво протянул хозяин, не вынимая изо рта глиняной трубки.

Лестница без перил вела на площадку второго этажа, куда выходили несколько дверей.

Том постучал в дверь справа, но никто не ответил. Может быть, хозяин ошибся? Том осторожно толкнул дверь, и она отворилась. Он оказался в полутемной комнате, пропитанной запахом дешевого табака.

Джайлса Ньюмена не было видно, только у двери стояла пара сбитых сапог, а над ними на гвозде висел рваный плащ. Том заколебался, но затем вытащил длинный кинжал, с которым никогда не расставался.

Держа клинок наготове, он подошел к кровати, откинул полог – и увидел лежащего на спине человека, без сомнений, умершего ужасной смертью. Его задушили – так часто поступали убийцы, желавшие разделаться с жертвой без лишнего шума. Судя по всему, убийство произошло совсем недавно, так как тело еще не остыло.

И снова Том заколебался. Спуститься вниз и сообщить хозяину, что он обнаружил мертвеца, означало вызвать подозрения и стать объектом расспросов, а секретному агенту британской короны не нужно ни то, ни другое. Исчезнуть, выскочив в оконце на противоположной входу стене, также означало вызвать подозрение, когда тело будет обнаружено.

Пожалуй, второй выход был более безопасным. Однако прежде стоило обыскать комнату на случай, если попадется какая-нибудь улика, подсказывающая, кто убил Ньюмена или чем он в последнее время занимался. Том внимательно осмотрелся по сторонам. Вещевой мешок лежал на стуле возле кровати, из него выпали книжка в черном переплете и пара замасленных перчаток.

Том подобрал с полу книжку и пролистал ее – это оказался молитвенник. На форзаце было нацарапано имя Ньюмена. Том не сомневался, для чего именно служила ему книжка. Некоторые буквы были обведены кружочком, а под ними подписаны другие. Значит, Ньюмен с кем-то переписывался, но с кем? У его корреспондента должна быть такая же книга с шифром.

Сунуть молитвенник в карман куртки было делом секунды. Кто знает, вдруг он когда-нибудь пригодится? Иногда важную тайну удается раскрыть именно благодаря таким пустякам. Больше в комнате не оказалось ничего достойного внимания, кроме жалких пожиток Ньюмена.

Том выглянул из окна, отметив, что сумеет, пожалуй, протиснуться в него. Несомненно, убийца попал в комнату таким образом.

Внизу он увидел крышу примыкающего к таверне сарая, откуда до земли было не более десяти футов. Поблизости никого – лишь коза щипала чахлую травку в садике, служившем одновременно и огородом, и крохотным пастбищем, как было заведено в Нидерландах. За оградой – немощеный переулок.

Том задумался. Пожалуй, ему будет лишь на руку, если тело Ньюмена обнаружат не сразу. В таком случае, это нетрудно устроить. Он подошел к кровати, перекинул тело через плечо и, стараясь действовать осторожно, пропихнул мертвеца в окно и придержал, так что тело соскользнуло по крыше на землю. Если повезет, недогадливые хозяева припишут смерть постояльца неуклюжей проделке с пьяных глаз.

Том с великим трудом протиснулся в оконце, съехал по крыше сарая и спрыгнул на землю, сумев не задеть при этом тело Ньюмена.

Оглядевшись, он отряхнулся и не спеша удалился. Ни в переулке позади таверны, ни на примыкавшей к нему улице ему никто не встретился.

Когда труп наконец найдут, хозяин, скорее всего, припомнит незнакомца, который спрашивал Ньюмена, поднялся наверх, да так и пропал.

Том продолжал идти размеренным шагом, пока не добрался до другого, более почтенного постоялого двора под названием «Белая лошадь». Там он постарался привлечь к себе внимание, притворившись, что напился почти до потери чувств. Элем, который ему подносила служанка, он щедро полил одну из кадок с цветами и также затеял шумную ссору с человеком, выигравшим у него партию в шахматы.

Закончив игру, Том принялся жаловаться на жульничество – теперь он был уверен, что его запомнят. Наконец хозяину и недавнему сопернику удалось успокоить разбуянившегося гостя, и Том, пошатываясь и сплевывая, удалился. Лишь когда «Белая лошадь» осталась далеко позади, он выпрямился и зашагал к трактиру своей обычной пружинистой походкой.

 

Глава седьмая

– Ну, что скажешь, Том? Не сравнить с временами, когда мы питались лишь сухарями да сыром и спали у костра на холодной земле, верно?

Амос Шоотер поднял бокал своего лучшего красного вина, приветствуя Тома с супругой и обещанного гостя – им оказался никто иной, как Уильям Грэм. Сегодня он ничуть не походил на запуганного, усталого, скверно одетого беглеца, каким Кэтрин видела его в последний раз. В темно-синем бархатном камзоле с жабо из брюссельских кружев он был поистине великолепен. На пальце его поблескивал дорогой перстень – ни дать ни взять преуспевающий торговец, как и Амос.

Все в столовой Шоотеров говорило о достатке и довольстве. Украшенный богатой резьбой дубовый буфет и массивный обеденный стол были уставлены тяжелой серебряной посудой. На стене красовался роскошный гобелен, а напротив него висела картина, на которой была изображена молодая женщина в голубом платье, играющая на спинете. Кэтрин выразила восхищение картиной, и Изабель Шоотер пояснила, что это работа кисти малоизвестного голландского художника Яна Вермеера.

Третью стену украшало вогнутое зеркало в причудливой позолоченной раме, которую поддерживали два сияющих золотом херувима. Зеркало презабавно искажало фигуры присутствующих, превращая их в подлинные карикатуры; ничего подобного Кэтрин никогда не видела.

Окно с частым переплетом на четвертой стене задрапировано темно-синими парчовыми занавесями, затканными серебряными лилиями. Пол выложен черной и белой плиткой, а зеркало над камином отражало пушистый персидский ковер.

Раскрасневшись от вина, Амос заметил, что Том, судя по всему, не слишком удачлив, на что тот философски пожал плечами.

– Не всем же быть везунчиками вроде тебя, Амос, – солгал он не моргнув глазом. – Но я рад, что пережил годы изгнания, и теперь вполне доволен жизнью. Кроме того, у меня есть настоящее сокровище – моя милая Кэтрин.

– Не забывай о нашем верном Джорди, муженек, – добавила Кэтрин. – Он служит нам верой и правдой.

– Да, ты права – что бы ни случилось, я всегда могу положиться на Джорди. Помнишь, Амос, как Джорди добыл для нас каплуна, когда мы держали в осаде тот городок в Македонии, захваченный турками? Вот не вспомню, как он назывался…

– Прошу прощения, дамы, но тот чертов каплун был кожа да кости, – расхохотался Амос. – Но с голодухи мы и ему обрадовались.

Грэм хранил вежливое молчание и лишь благодушно улыбался, пока Амос и Том вспоминали сражения, невзгоды и гибель товарищей. Гости пили очень умеренно, тогда как хозяин усердствовал вовсю. Наконец служанка принесла громадное блюдо устриц, горячий хлеб и масло. К устрицам были поданы нарезанные толстыми кружками лимоны, изящный соусник с пряной подливкой, графин белого вина и несколько сортов сыра. Тут уж все притихли и занялись угощением.

Кэтрин никогда не видела такого роскошного стола. В центре белоснежной скатерти стояла серебряная позолоченная ваза. Два херувима поддерживали плоское блюдо, над которым склонились влюбленные.

– Это Венера и Адонис, – пояснила Изабель, заметив, что Кэтрин любуется вазой. – Неплохая работа, верно?

Да уж! Если продать эту вазу, нам с Томом хватит на несколько лет, подумала Кэтрин, но тут же опомнилась и густо покраснела. Нам с Томом! Господи, да что это с ней? Она на мгновение забылась и поверила, что они на самом деле муж и жена!

Ее беспокоило поведение Тома – с ним что-то случилось, она поняла это сразу, когда он вернулся из города. От него непривычно пахло спиртным и табаком, и вид у него с тех пор был странно рассеянный, как будто он, смеясь и болтая со старым другом, думал о чем-то очень важном.

Разделавшись с устрицей, Том обратился к Амосу и Грэму, решив, что прямолинейность может иногда оказаться полезнее хитроумия.

– Не знаком ли кто из вас с Джайлсом Ньюменом? Он ведь когда-то одним из первых вступил в войско Бэмпфилда, а я недавно слышал, что они разругались в пух и прах. Кажется, Ньюмен был с нами, когда мы воевали с турками.

Это была чистая правда. Стоя над телом убитого Ньюмена, Том мучительно соображал, где мог видеть его раньше. Только заговорив с Амосом о Македонии, он вдруг вспомнил, что Ньюмен был в числе сражавшихся там, правда, совсем недолго.

– А-а, этот святоша! – фыркнул Амос, жуя хлеб с сыром. – Странный он был парень, что и говорить… Вечно таскал с собой молитвенник и гнусавил молитвы. Не возьму в толк, почему он так и не вернулся в Англию. Сказать по правде, я и думать о нем забыл за эти годы. – Он отрезал себе еще сыра и обратился к Грэму: – А вы, сэр, не знакомы с ним? Такого, как он, трудно забыть.

– Я слышал о нем, – вежливо отозвался Грэм, подождав, пока стоящий за его стулом слуга нальет ему еще вина. – Однако я с ним незнаком, во всяком случае, не припомню.

Том внимательно наблюдал за сотрапезниками, ожидая, что один из них выдаст себя неосторожным взглядом или словом. Кто же убил Ньюмена или нанял его убийц? И откуда Амос знает Грэма? Понять, почему Шоотер пригласил Грэма, было несложно – судя по всему, Грэм желал увидеться с ним на нейтральной территории. Догадка Тома оказалась верна – как только ужин подошел к концу, Амос приобнял жену, хитро улыбнувшись.

– Думаю, мистеру Грэму и нашим гостям есть о чем побеседовать с глазу на глаз. Мы оставим вас ненадолго. Кофе будет подан в гостиной.

– Тактичный человек наш хозяин, – заметил Грэм, когда они остались одни.

– Не всегда, – сухо отозвался Том. – Тем не менее он предоставил вам удобную возможность поговорить с нами о деле, которое мы обсуждали на днях.

– Ваша правда, – ответил Грэм, – нам разумнее встречаться в чужих домах. Любопытных глаз хватает везде; впрочем, вам это известно не хуже моего.

– Итак? – Том выжидательно поднял брови.

– Итак, меня одолевает любопытство. Вам удалось написать вашим хозяевам в Лондон и попросить для меня подтверждение полного прощения?

Том многозначительно взглянул на Кэтрин. Наступило время ее выхода, как сказали бы в театре, и она с готовностью вступила в игру:

– Конечно, мистер Грэм. Вечером того же дня, когда мы говорили с вами, я зашифровала письмо в Лондон с изложением ваших требований, а муж проследил за тем, чтобы оно было отправлено.

– Прекрасно, прекрасно. Вижу, ваша жена – настоящее сокровище, капитан Тренчард.

– Мистер Тренчард или просто Том, как вам будет угодно. Я давно покинул военную службу, – поправил Том. – Да, сударь, вы правы, моя жена – просто клад. Она мастерица расшифровывать тайные послания.

Кэтрин поняла, что это, можно сказать, закодированное, замечание предназначено не столько для Грэма, сколько для нее. Она лучезарно улыбнулась Грэму и ласково поинтересовалась:

– Скажите, мистер Грэм, может быть, вы все же измените свое решение? Мне кажется, Лондон отнесся бы к вам более благосклонно, если бы вы сначала передали нам все сведения, которыми располагаете, а уж затем потребовали вознаграждения.

Грэм подошел к ней и низко склонился над ее рукой в поцелуе.

– Вы – редкая умница, миссис Тренчард. – Он помолчал и со значением добавил: – Пожалуй, есть кое-что, что могло бы убедить меня…

Том, поняв намек Грэма, вдруг ощутил прилив дикой ревности, словно Кэтрин на самом деле была его женой. Это было тем более странно, если учесть, что и он, и Гоуэр, и Арлингтон надеялись, что ей удастся соблазнить Грэма.

Беда в том, что тогда Том понятия не имел, о ком идет речь, а теперь успел как следует узнать ее. Впервые за свою полную рискованных приключений жизнь он стал уважать женщину. Тому пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не сказать Грэму – и «женушке Кэтрин» в придачу! – что-нибудь оскорбительно-едкое. В конце концов, Кэтрин сейчас делала лишь то, о чем он сам просил ее несколько часов назад. Она не отняла руку у Грэма, позволив ему задержать ее дольше, чем это допускали приличия, и чуть слышно ответила:

– Ах, мистер Грэм, можете быть уверены – мы с вами сумеем договориться…

Том наконец обрел дар речи и заговорил ледяным голосом:

– Надеюсь, вы прислушаетесь к словам моей жены и измените решение.

Грэм поклонился.

– Обещаю вам подумать. А теперь, пожалуй, нам пора присоединиться к Шоотерам и выпить с ними по чашечке кофе – я нахожу этот новый обычай весьма интересным.

Было ясно, что больше он ничего не скажет. После кофе Изабель принесла гитару и исполнила несколько песенок, и Кэтрин, уступая просьбе хозяйки, тоже спела. Только когда Том и Кэтрин в сопровождении Джорди, который на славу угостился в кухне, шли домой, Том возмутился:

– Неужели тебе действительно надо было с такой нежностью смотреть на этого слизняка?

Он ревнует! Кэтрин заглянула ему в лицо и в неверном лунном свете увидела, что он похож на бога-громовержца, готового метнуть молнию в поверженного соперника.

– Как, муженек, – заговорила она легкомысленно-капризным тоном, радуясь, что может наконец отомстить ему, – я же только исполнила приказ тех, кто послал нас сюда. И твою просьбу. Не ты ли говорил: «Очаруй Уильяма Грэма, если это будет необходимо!»? Я, как и следует примерной жене, послушалась, и что же? Вместо похвалы заслужила одни упреки. Тебе никак не угодишь, муженек!

Она развела руками с выражением очаровательного недоумения на лице – вид у нее был по-детски невинный и на редкость соблазнительный.

Да, именно соблазнительный, с яростью подумал Том. Но ведь нельзя забывать, что она – актриса и ложь у нее в крови. Кэтрин привыкла изображать смелость, жалость, отчаяние и невинность. Но разве можно знать наверняка, имея дело с такой Цирцеей, невинна она на самом деле или же все это обман?

Так он ей и сказал. Ах, вот как, злорадно подумала Кэтрин. Выходит, теперь она может вертеть им как пожелает! Ведь, если он ревнует, разве это не доказывает, что она ему небезразлична? Мужчина не станет ревновать, если считает женщину лишь наживкой для того, чтобы поймать более крупную добычу. Добычу по имени Уильям Грэм.

Том продолжал молчать, пока они не вернулись в трактир. В гостиной он швырнул шляпу в угол и отослал Джорди, а затем уселся в кресло и уставился на Кэтрин,

– Кажется, ты по-настоящему наслаждалась, соблазняя Грэма, жена?

– Я тебе не жена, и мне не доставило никакого удовольствия строить ему глазки, – ровным голосом отозвалась Кэтрин, развязывая чепчик. К несчастью, она неловко задела шпильки, и волосы ее рассыпались по плечам, но даже это зрелище не настроило Тома на более мирный лад. Он думал сейчас лишь о том, как облизывался бы Грэм, глядя на роскошные локоны Кэтрин.

По правде говоря, Кэтрин наслаждалась сейчас тем, что обрела некую власть над Томом. Однако в душе ее, помимо желания поддразнить его, зарождалось иное, более могучее желание. Ей хотелось утешить Тома, взять его руку и поднести к губам.

Том поднялся и стремительно подошел к ней.

– Ну и что теперь, красавица? Может быть, займемся на деле тем, что ты обещала Грэму? В конце концов, недостаток практики вредит любому таланту…

Его голос звучал сейчас так мягко и убедительно, и обнимавшие ее руки также были ласковыми, а его поцелуй… Кэтрин снова утонула в нем, чувствуя, как пол уходит у нее из-под ног. Вдруг смысл оскорбления, которое он бросил ей, дошел до нее, и она вспыхнула. Талант, значит? Нет, ее талант совсем в другом. Но, может быть, он имеет в виду свой талант преображаться? Вот, например, теперь он был нежен, а раньше в подобных ситуациях бывал чуть ли не груб. Так какой же он на самом деле?

– Нет, не бойся меня, моя хорошая, – прошептал он и, подняв руку, коснулся ее губ, на которых задержался вкус его поцелуя. – Я не сделаю тебе больно. Давай станцуем лучший танец на свете. Я знаю, что желанен тебе, об этом говорят мне твои лучистые глаза и мягкие губы… Почему же ты отказываешь мне? Отдайся мне, и забудем обо всем.

Должно быть, сам дьявол помогал ему соблазнить невинную девушку! Впрочем, Кэтрин подумала, что девушка эта, похоже, сама готова умолять его о любви. Но не может же она заявить ему: «Не будь я девственницей, с радостью разделила бы с тобой ложе». Как там написал старина Уилл? «Лишь будь сама себе верна, и никому из смертных не изменишь…»

– Нет, – ответила она и почувствовала гордость оттого, как твердо прозвучал ее голос. – Этому не бывать. Я не шлюха, хотя вы и думаете, что все актрисы – падшие женщины. Я завлеку для вас Грэма, но не собираюсь делить с ним ложе, даже не надейтесь!

Том снова обнял ее и поднял в воздух. Он держал ее бережно, как ребенка, и, с нежностью поцеловав в висок, понес в спальню.

– Твой отказ лишь распаляет меня. Если хочешь, чтобы твоя капитуляция не показалась тебе поражением, я готов исполнить и это твое желание.

– Отпусти меня, медведь! Ты ведешь себя как последний подонок!

Как она и опасалась, такое сравнение развеселило его.

– Плохо же ты знакома с обитателями лондонского дна, если так думаешь! Любой из них уже дважды успел бы овладеть тобой на полу!

– Любой уважающий себя мужчина не посмеет овладеть женщиной против ее воли! – яростно прошипела Кэтрин, кулаками ударяя его в грудь.

– Тише, женщина, помолчи и наслаждайся, – приказал он и, бросив ее на постель, склонился над ней и принялся осыпать ее лицо и шею легкими, как пух, поцелуями.

Кэтрин поняла, что погибла. Раньше ей не составляло труда сохранить свою честь незапятнанной просто-напросто потому, что никто из мужчин не вызывал у нее особых чувств. Открытие было не из приятных.

– Нет, – прошептала Кэтрин и почувствовала, что обманывает и его, и себя. – Нет. – Она попыталась отвести его руки в сторону, но Том уже прилег рядом и принялся развязывать шнуровку ее сорочки. В это мгновение они услышали, как открылась дверь из коридора в гостиную.

– Хозяин, – жалобно протянул Джорди. – Хозяин!

Том выругался сквозь зубы и встал. Только тревога в голосе верного слуги заставила его пошевелиться. Он открыл дверь. Джорди походил на бездомного, побитого пса.

– Что такое, будь ты трижды неладен? – поинтересовался Том. – Берегись, негодник, если ты пришел ко мне с каким-нибудь пустяком – тогда я задушу тебя собственными руками!

– Честное слово, хозяин, я никогда не посмел бы потревожить вас, зная, что вы… работаете, но дело очень важное. Там пришел какой-то констебль и желает немедленно видеть вас.

– Констебль? В такой поздний час? Что еще за констебль?

– Ну, тогда капитан, – прохныкал Джорди. – Откуда мне знать, как называют себя эти еретики? С ним солдаты с пиками, и я боюсь, хозяин.

– Ступай вниз, – мрачно ответил Том, – и скажи, чтобы поднялись сюда.

– Поздно, хозяин. Вот они.

Перед дверью появился и оттолкнул Джорди в сторону важного вида человек в стальном шлеме и кирасе поверх военной формы. За ним шли два солдата с пиками наперевес. В руке у гостя был свиток бумаги.

Он перевел взгляд с Тома на Кэтрин, которая поспешила встать рядом с «мужем», а затем торжественно провозгласил:

– Если вы – Томас Тренчард, тогда мой хозяин, глава городского магистрата, желает переговорить с вами по делу чрезвычайной важности. Соблаговолите сейчас же проследовать за мной в ратушу, вы, сударь, и вы, сударыня.

 

Глава восьмая

Зевая и прикрывая рот рукой, глава магистрата, представлявший интересы Австрийской империи, поднялся навстречу пришедшим.

– Очень любезно с вашей стороны исполнить мою просьбу в столь поздний час, мистер Тренчард. Приветствую вас и вашу добрую супругу.

Послушать его, так они могли бы остаться дома, подумала Кэтрин, стараясь запомнить все происходящее, чтобы использовать в новой пьесе, когда вернется в Лондон, вернее, если она туда когда-нибудь вернется.

Несмотря на цветистое приветствие, хозяин кабинета, осанистый мужчина лет пятидесяти, не пригласил их сесть и, развалившись в кресле у длинного стола, принялся расспрашивать о том, как долго они пробыли в Антверпене, откуда приехали, бывали ли за пределами города и что за дела привели их в Нидерланды.

– Раньше я был солдатом, сэр, – ровным голосом отвечал Том, придерживаясь легенды, которую он, Гоуэр и Арлингтон разработали вместе. – Отец оставил мне небольшой капитал, и я открыл в Лондоне лавку. Я надеялся разбогатеть, покупая товары в Австрийских Нидерландах и Голландии.

– Ага, теперь понятно, что привело вас к Амосу Шоотеру, – таким же, как у Тома, ровным голосом произнес он.

Итак, за ними следят; впрочем, Том подозревал, что так и будет. Интересно, видели ли его, когда он разыскивал Джайлса Ньюмена?

– Времена сейчас неспокойные, – заговорил магистрат. – Французы подступают к нашим границам, англичане воюют с голландцами. Естественно, когда в город приезжают иностранцы, мы приглядываем за ними и примечаем, чем они занимаются. Когда одного из иностранцев вдруг находят мертвым, мы обязаны разузнать, как и почему он умер. Я был бы вам весьма благодарен за помощь, сэр.

Том и бровью не повел в ответ на слова магистрата. Вид у него был беззаботно-уверенный, как всегда.

– О чем бы ни шла речь, – улыбаясь, ответил он, – и я, и моя супруга рады будем помочь. Хотя уверяю вас, если кто и найден убитым, моя жена тут ни при чем. Она падает в обморок при виде крови.

В самом деле? Вот интересно-то, а я и не знала за собой такой привычки, почти весело подумала Кэтрин. Она достала платочек и старательно обтерла лицо, как будто одна мысль о подобных ужасах вызвала у нее недомогание.

– Сочувствую вам, миссис Тренчард, – нахмурившись, протянул магистрат. – Мне хотелось показать вам кое-что, но теперь, когда мистер Тренчард поведал мне о вашем отвращении к насильственной смерти, я избавлю вас от этого зрелища. – Он взглянул на Тома. – Пойдемте, сэр. Уверен, вы не откажете мне в небольшом одолжении. С вашей женой ничего покамест не случится. Блэз, – обратился он к солдату, который стоял, загораживая узкую дверь между гобеленами на стене. – Принеси миссис Тренчард воды, ей, кажется, нехорошо. Сюда, сэр.

Впереди двинулся солдат с канделябром, за ним шагал магистрат, далее – Том, капитан, а следом – солдаты с пиками. Процессия проследовала по узкому, выложенному плиткой коридору, вниз по каменным ступеням в подвал ратуши. Пока они не остановились перед тяжелой дубовой дверью, магистрат беседовал с Томом обо всем и ни о чем.

Капитан распахнул дверь. Перед ними в большой комнате без окон, освещенной сальными свечами в латунном подсвечнике, стоял накрытый грязной простыней стол. Магистрат подвел Тома к столу, откинул края простыни и сказал, всматриваясь в лицо Тома:

– Вы знаете этого человека, мистер Тренчард?

Разумеется, Том его знал – это был Джайлс Ньюмен. Том решил не слишком кривить душой.

– Да, ваша честь. Я знал его – впрочем, не очень хорошо. Последний раз я видел его в Македонии, когда мы воевали с турками. Он уехал задолго до окончания кампании – говорили, что его отправили в Вену с каким-то поручением.

– Посмотрите на него хорошенько, мистер Тренчард, – посоветовал магистрат. – Вы ведь приехали, чтобы повидаться с ним, не так ли? Разве не с этой целью вы прибыли в Антверпен?

Том ответил совершенно искренне:

– Никак нет, сэр. Я и не знал, что Ньюмен живет в Антверпене, а приехал я, как уже говорил, по торговым делам. Если вам угодно проверить мои слова, ваша честь, можете спросить у Амоса Шоотера, – добавил он.

– Спрошу, мистер Тренчард, непременно спрошу.

– Вот только я не пойму, – медленно проговорил Том, – почему вы интересуетесь о Ньюмене именно у меня, ведь я уже сколько лет как не видел его.

Магистрат прикрыл тело Ньюмена простыней и достал из кармана клочок желтой бумаги.

– Это нашли возле тела Ньюмена – ни ценностей, ни личных вещей.

Том взял у магистрата бумажку и прочитал написанное. «Том Тренчард» – и ничего больше. Пожав плечами, он вернул клочок магистрату.

– А как он умер?

– Ну, это вам отлично известно, – усмехнулся магистрат, не сводя с него глаз. – Вы же наверняка заметили, что несчастного задушили. Не ваша ли это работа, мистер Тренчард? Том беспомощно развел руками и вновь пожал плечами.

– Нет, сэр, клянусь честью, не моя. Как я уже сказал вам, я приехал в Антверпен с самыми мирными целями, и вряд ли смогу пролить свет на обстоятельства гибели этого бедняги.

Том подумал, что непричастный к убийству человек непременно задал бы вполне естественный вопрос:

– А где было обнаружено тело?

– Быть может, мистер Тренчард, это вы мне скажете?

Том, улыбаясь, покачал головой.

– Я не лгал, говоря, что уже много лет не видал Джайлса Ньюмена. Жаль, что ничем не могу вам помочь.

– Или не хотите.

– Не могу. Если вам угодно, допросите мою жену, но только обещайте не обижать ее.

– Обещаю, мистер Тренчард, обещаю, но чуть позже. В таверне, где жил Джайлс Ньюмен, сказали, что к нему приходил гость; он поднялся наверх, а назад не спустился. Выходит, он исчез. Не вы ли этот незнакомец, мистер Тренчард?

Том решил, что неплохо будет разыграть недоумение.

– Никак нет. Я ведь уже сказал, что не видел Ньюмена со времен войны в Македонии. -

Вот теперь можно пойти в наступление, словно ему нечего скрывать: – А у вас нет описания этого гостя?

– Хозяин помнит лишь, что это был высокий, неброско одетый здоровяк. Все это можно сказать и о вас, мистер Тренчард, не так ли?

Том выразительно посмотрел на свой изящный наряд.

– Знаете, сэр, в Антверпене немало высоких, плечистых мужчин, и многие одеваются аккуратно и неброско. Может, меня и можно назвать здоровяком, но одеваюсь я сами видите как.

– Я вижу лишь, мистер Тренчард, что сейчас вы принарядились. Но так ли вы выглядели днем – вот вопрос… Теперь я желаю допросить вашу супругу.

Том не посмел возразить – это означало бы навлечь на себя подозрения. Ему оставалось лишь последовать за магистратом и его эскортом.

Стражник принес Кэтрин воды и пододвинул ей стул, за что она поблагодарила его совершенно искренне. День выдался длинный, и она смертельно устала.

Куда же увели Тома и что они с нем делают?

Кэтрин испытала неимоверную радость и облегчение, когда Том вернулся в сопровождении магистрата и его свиты. Выражение его лица было благожелательным, и казался он бодрым, как всегда.

– Отлично, Блэз, – похвалил магистрат. – Вижу, ты предложил миссис Тренчард сесть. Очень кстати, поскольку я намереваюсь побеседовать с ней. Ваш муж просил меня не пугать вас, моя милая, и я постараюсь исполнить его просьбу. Отвечайте мне честно и откровенно, и все будет хорошо.

– Да, сэр. Мне скрывать нечего. – Кроме того, что она начинает привыкать ко лжи так же, как и Том. Кэтрин сложила руки на коленях, надеясь, что никто не замечает, как дрожат ее пальцы. Она попробовала вообразить, что играет сцену из спектакля, и перед ней с фальшивой улыбочкой сидит не чиновник чужой страны, а мистер Беттертон.

– Что привело вас в Антверпен, миссис Тренчард?

Ну, это несложно.

– Я сопровождаю мужа, а он приехал сюда по делам. Мы не богаты, и я исполняю обязанности писца и секретаря.

– Похвально, миссис Тренчард. Поговорим теперь об убитом Джайлсе Ньюмене. Вы знали его?

Кэтрин сцепила руки перед грудью.

– Нет, сэр. Мы почти ни с кем в Антверпене не знакомы. Но сегодня мы ужинали в доме Амоса Шоотера.

– Да, миссис Тренчард, я знаю. Вам известно, как умер Ньюмен?

До чего же хорошо говорить правду!

– Нет, сэр, но думаю, что его убили, вы ведь сами об этом говорили.

– Вас не удивит, если я скажу, что его задушили в комнате, которую он снимал в одной из таверн, а тело выбросили из окна в безлюдный переулок?

– Ах, бедняжка! Да кто же это решился на такое злодейство?

– Действительно, кто? Может быть, ваш муж?

Глаза Кэтрин стали совсем круглыми.

– Нет, сэр, я бы знала об этом, понимаете, он все-все мне рассказывает.

Магистрат покачал головой. Похоже, сидящая перед ним женщина не лукавит – краешком глаза он неотступно следил за ее мужем. Его лицо не дрогнуло, только в глазах светилась гордость за умницу-жену.

Пожалуй, магистрат не догадывался, что Том увлеченно следил за импровизацией гениальной актрисы. Дрожащие губы Кэтрин, прерывающийся голос, невинное выражение на очаровательном личике, округлившиеся от ужаса глаза – все вызывало его восхищение. Никто не предположил бы, что эта девушка – тайный агент Британской короны.

Том заметил также, что магистрат, сам того не сознавая, начинает поддаваться обаянию Кэтрин.

– А что, если я скажу вам, что Ньюмен пытался связаться с агентом вашего правительства с намерением продать важную информацию? Нам известно, что у Англии немало лазутчиков в Нидерландах. Вот только мы не знаем, принадлежите ли вы и ваш достойный муж к числу этих агентов. Не знаем мы и то, за кем вы следите, и не ваш ли муж убил Ньюмена.

Кэтрин прижала кончики пальцев к губам и слабеющим голосом пробормотала:

– Ох, нет, это невозможно. Подозревать нас! Мы всего лишь торговцы…

– В первый день пребывания здесь вы ездили за город. Могу ли я узнать, с какой целью?

Снова несложный вопрос, и ответить на него тоже несложно.

– Чтобы осмотреть окрестности, конечно. Здесь все совсем иначе, чем у нас в Англии.

– А вы случайно не встречались с одним из ваших осведомителей?

На лице Кэтрин отразилось крайнее изумление:

– Да нет, сэр. Ведь муж уже сказал, что мы приехали по торговым делам, а какая же торговля за городом?

Ах ты, моя умница, с гордостью подумал Том. Интересно, какого мнения о ней магистрат?

Чиновник тем временем изменил тактику и медоточивым голосом поинтересовался:

– А не говорил ли ваш муж когда-нибудь о Джайлсе Ньюмене?

Том с беспокойством ожидал, что Кэтрин ответит. Если она солжет и скажет, что не слышала имя Ньюмена, и если на них донес Амос Шоотер (Том был уверен, что все происходящее – результат доноса) – тогда напускная наивность Кэтрин окажется ни к чему.

Кэтрин нахмурила лоб и медленно проговорила:

– Ну да, теперь я припоминаю. Муж спросил Амоса Шоотера, не знает ли он мистера Ньюмена. Кажется, когда-то они вместе воевали с еретиками… Перед этим они как раз вспоминали старых товарищей и годы военной службы.

Она с облегчением улыбнулась магистрату, словно радуясь, что смогла помочь ему.

Тому хотелось вскочить и захлопать в ладоши. Ответы Кэтрин были безупречны, они не давали повода для дальнейших расспросов.

– Это все? – спросил магистрат. Кэтрин кивнула.

– Да, сэр. Простите, но больше мне нечего вам сказать.

Магистрат шумно вздохнул и взглянул на Тома.

– Последний вопрос, мистер Тренчард. Где вы были сегодня днем? И что искали: подходящие товары или Джайлса Ньюмена?

– Ни то ни другое, сэр. Мне захотелось развлечься, и я зашел в трактир неподалеку от того, где мы остановились. Он называется «Белая лошадь».

– И вы можете это доказать, мистер Тренчард?

Впервые за время разговора Том отвел глаза в сторону, словно ему было что скрывать.

– Увы, сэр. Боюсь, хозяин меня запомнил – я выпил лишнего и повздорил с другим посетителем, проиграв ему партию в шахматы, и хозяину пришлось меня выпроводить. – Он помолчал. – Мне было стыдно, и я, ясное дело, ничего не сказал жене, хотя она поняла, что я расстроен, но не знала, почему. Правду я говорю, жена? – обратился он к Кэтрин.

Значит, он заметил ее беспокойство. От него ничего не скроешь! В будущем придется быть осторожной вдвойне, чтобы не выдать ему свои чувства и мысли.

Магистрат сцепил кончики пальцев, задумчиво глядя на хорошенькую, беспомощного вида женщину и высокого здоровяка, в котором сразу чувствовался бывший вояка. Никаких улик у него не было, как не было и права задерживать иностранцев без достаточных оснований. Однако за ними надо следить…

Он встал и подозвал капитана, вполголоса заговорив с ним, а сам продолжал смотреть на женщину.

Кэтрин спокойно начала поправлять льняные ленты на манжетах нарядного платья, словно ей больше ни до чего на свете не было дела. Чуть погодя она взглянула на мужа и нежно улыбнулась ему. Магистрат терялся в догадках, кто перед ним: искусная притворщица или глупенькая, наивная дурочка, но так и не пришел ни к какому выводу.

Капитан вышел, и магистрат снова уселся в кресло. Тут привели Джорди. Капитан подвел его к столу и что-то коротко сказал магистрату.

Магистрат повел рукой в сторону Тома.

– Еще минуту, мистер Тренчард. Мы допросили вашего слугу, и он подтвердил ваши слова.

– Я сказал правду, – захныкал Джорди, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности. – Я всегда говорю правду, хоть пытайте меня, хоть убейте.

Во взгляде магистрата читалось сожаление по поводу того, что он вынужден терпеть присутствие столь презренного создания.

– Успокойся, любезный. С тобой ничего не случилось. Ты, твой хозяин и хозяйка – вы все свободны. Но имейте в виду, что за вами будут следить. Стоит мне заподозрить, что вы не те, за кого себя выдаете, и мы снова встретимся. В Антверпене не любят шпионов и убийц. Можете идти.

– Хорошенькие дела… – заворчал Джорди, но Том резко оборвал его:

– Что ты себе позволяешь, Джорди! С нами обращались вежливо и учтиво. Надо уважать право хозяев города поддерживать порядок. – Он поклонился магистрату и предложил руку Кэтрин со словами: – Пойдем, жена, давно пора спать.

Том чувствовал, как дрожит ладонь Кэтрин, лежащая на сгибе его локтя, и догадался, каких неимоверных усилий ей стоило оставаться спокойной и невозмутимой под огнем направленных на нее вопросов. Даже опыт игры на сцене не вполне подготовил Кэтрин к испытаниям этого вечера.

– Умница моя! – похвалил он ее, как только они зашагали прочь от ратуши. Джорди плелся далеко позади, бормоча под нос какие-то невнятные жалобы. Он с редким мастерством сыграл свою роль, но ведь ему это доводилось делать и прежде.

Пожалуй, теперь можно сказать, что Кэтрин окончательно прошла боевое крещение!

Кэтрин долго не могла уснуть. Снова и снова она пыталась вспомнить, не сказала ли чего-нибудь, что грозило им провалом.

Том заставил ее выпить бокал вина и закусить хлебом и сыром, прежде чем она легла. Он крепко обнял ее и поцеловал в щеку, прошептав лишь: «Спасибо». Ни в его объятиях, ни в поцелуе не было ничего похотливого. Лишь искренняя благодарность, и только.

Перед закрытыми глазами Кэтрин все вертелось и кружилось, и одна мысль не давала ей покоя. Неужели это Том так безжалостно разделался с Ньюменом?

Ночь не принесла Кэтрин желанного отдыха, и утром она чувствовала такую же усталость, как и накануне. Том, напротив, был бодрым и оживленным, а Джорди – унылым, как всегда. Но ведь они привыкли к такой двойной жизни. А она – нет. Том велел принести кофе и заставил Кэтрин выпить две чашки. Она не была уверена, нравится ли ей вкус кофе, – они с Робом не часто могли позволить себе это лакомство. Том объяснил, что привычка приходит позже.

– Кофе просветляет голову, прогоняет тревогу, и, чем больше его пьешь, женушка, тем больше он тебе будет нравится. Я выпил немало этого божественного напитка в кофейнях Лондона.

– Куда приличным женщинам входа нет, – проворчала Кэтрин недовольным, как у Джорди, голосом. – Раньше такая роскошь, как кофе, была мне не по карману.

– Тогда пей, сколько душа пожелает, пока в Нидерландах. Когда ты взбодришься, мы поговорим обо всем, что произошло вчера, и обсудим планы на будущее.

Том оказался прав. То ли плотный завтрак помог, то ли две чашки кофе сделали свое дело, но Кэтрин заметно приободрилась. После завтрака они с Томом уселись перед камином в больших креслах с обитыми кожей спинками.

Том начал с того, что принялся передразнивать магистрата, постукивая кончиками сложенных пальцев. Даже голос его приобрел неприятно-суховатый оттенок.

– Итак, что же нам удалось вчера узнать? По крайней мере, две вещи, и ни одну из них не назовешь приятной новостью. Не угодно ли вам, сударыня, попробовать догадаться, что это за новости? Подумайте, можете не торопиться.

– Настолько я поняла, – медленно начала Кэтрин, – властям известна цель нашего приезда, хотя у них нет против нас никаких доказательств. Это означает, что они поджидали нас. Тогда получается, что нас предали еще до того, как мы покинули Англию и приступили к выполнению задания… – Она замолкла.

– Хорошо, жена, очень хорошо! – Да, эта красотка, которую навязал ему Гоуэр, оказалась редкой умницей. Про себя он всегда называл ее «красотка» – вероятно, не желая признаваться себе, что она давно перестала быть ему безразличной и прокралась в его сердце и мысли.

– Или же нас предали вскоре после нашего приезда, и сделал это кто-то из тех, с кем мы встречались. Возможно, следили вовсе не за нами, а за Амосом Шоотером или Уильямом Грэмом. Я даже не знаю, что хуже, каждое предположение по-своему скверно. Том с одобрением кивнул.

– Согласен. Но нельзя забывать вот о чем. Если тело Ньюмена обнаружили вечером, как же им удалось так быстро разыскать нас? Никаких «или», женушка, никаких «может быть»! Мы все – жертвы двойного предательства. – Он решил, что пришло время сказать им правду – не всю, разумеется, ибо у него оставались свои секреты. – В эти дни я ездил повидать осведомителя, имя которого мне дали в Лондоне. Он, в свою очередь, назвал мне Джайлса Ньюмена и сообщил, где он живет.

Он замолчал, пристально глядя на Кэтрин. В конец концов, и она могла оказаться предателем, которого послали следить за ним и сделать все возможное, чтобы его миссия не удалась. Это, конечно, маловероятно, однако Том давно привык никому не доверять. Сияющие от волнения глаза Кэтрин были устремлены на него, губы приоткрыты. Том продолжил:

– Придя в «Принцессу Киевскую», я увидел, что Ньюмена задушили. Я постарался припрятать его тело, чтобы убийство обнаружили не сразу. И вот что я нашел в его комнате, – он достал из кармана молитвенник и протянул его Кэтрин.

Она озадаченно пролистала книжечку и наконец наткнулась на страницу с обведенными в кружок буквами.

– Шифр? – спросила девушка, вскинув голову.

– Да, и это доказывает, что Ньюмен был тайным агентом, хотя мы и не знаем, на кого он работал. Слишком многие ввязались в эту войну: и англичане, и голландцы, и французы, и австрийцы. Я уж не говорю об испанцах и сторонниках Кромвеля и их так называемой Республиканской армии.

Кэтрин решила спровоцировать его на откровенность, опасаясь, что теперь вообще не сможет доверять ему.

– Ты забыл еще об одной заинтересованной стороне, – со спокойной улыбкой указала она.

Том был искренне обескуражен.

– А мне казалось, я всех перечислил. Кого же упустил?

– Как, кого? Себя, Том Тренчард, искателя приключений на свою голову, тоже ввязавшегося в эту войну.

Прежде чем Том, до глубины души потрясенный неожиданным обвинением, произнесенным к тому же так хладнокровно, сообразил, что ответить, Джорди хрипло расхохотался.

– Да, хозяин, вот вы и попались! Эх, жаль, женщины не занимаются фехтованием! Ведь она нанесла вам настоящий coup de Jarnac, не подозревая, что это такое. – Он согнулся пополам, кудахча от хохота, как обезумевшая курица.

– Черт бы тебя побрал, Джорди, уж ты должен знать, что я не предатель!

– Я-то знаю, а она? Смотрите, хозяин, рисковать в такой игре опасно!

– Поэтому-то, дурачина, я так часто и выигрываю. А тебя что развеселило, жена? – рявкнул Том, когда Кэтрин залилась смехом, увидев, какой эффект произвело ее замечание.

– Может, кто-нибудь соблаговолит растолковать мне, что такое coup de Jarnacl – На лице ее отразилось невинное лукавство.

У Тома был такой вид, словно он мог вот-вот лопнуть, как лягушка из известной басни. Вдруг он расхохотался и, подхватив Кэтрин на руки, закружил ее по комнате.

– Это обманный удар, – объяснил он, усаживая ее в кресло. – Coup de Jarnac – очень коварный прием атаки в фехтовании, когда нападающий неожиданно ранит противника, повреждая ему подколенное сухожилие и лишая возможности ходить или продолжать поединок.

– Ясно! – задохнулась Кэтрин. Да, Джорди очень точно охарактеризовал случившееся.

Слуга с улыбкой смотрел на них, склонив голову набок.

– Не бойтесь, хозяйка, – с грубоватой лаской обратился он к Кэтрин. – Хозяину можно доверять, разумеется, не в мелочах, а в том, что касается главного.

– Ну, и на том спасибо, Джорди, – фыркнул Том, от души хлопнув верного слугу по спине, так что тот едва устоял на ногах. – Ладно, к делу. Нас подозревают – и справедливо подозревают. Теперь наша безопасность зависит от того, насколько осмотрительно мы будем себя вести, пока из Лондона не придет письмо с прощением для Грэма. «Не доверять никому!» – вот отныне наш девиз.

 

Глава девятая

– Поберегись! Поберегись!

Высоко подняв короткие мечи, группа всадников на взмыленных от долгой скачки лошадях ворвалась в Антверпен и помчалась к ратуши.

– Что такое? Что случилось?

Один из всадников, не оборачиваясь, крикнул:

– Французы наступают!

При этом известии всех обуял ужас. Женщина, стоявшая неподалеку от Тома и Кэтрин – они направлялись на почту узнать, нет ли для них писем из Англии, – упала на колени и начала истово молиться.

Кэтрин схватила Тома за руку.

– Неужели правда?

– Боюсь, что да. Голландия сейчас собирает армию, чтобы вести войну с англичанами; если французы решились напасть в такой подходящий момент, они могут без труда завоевать Фландрию.

Кэтрин содрогнулась.

– Что же нам делать, если они доберутся до Антверпена?

Том накрыл ее дрожащие пальцы широкой ладонью.

– Об этом мы поговорим, когда заберем почту – если она имеется. В одном я уверен: будь французы и правда у стен города, мы услышали бы залпы их пушек.

Кэтрин чувствовала, как по спине у нее забегали мурашки: приключение становилось все более опасным. Мысль о том, что им придется спасаться бегством от лучшей в Европе армии, не слишком веселила, но она понимала, что Том прав – им следует добраться до почты, а уж потом решать, что делать.

Всю эту неделю они с Томом прилежно посещали различные лавки и склады, торгующие прекрасными кружевами, стеклянной, глиняной и серебряной посудой и кожами. Том заказывал то одно, то другое, щедро расплачиваясь из, похоже, бездонного кошелька. Все покупки он приказывал доставить в лондонские доки.

Том не делал больше попыток соблазнить ее. Это, разумеется, радовало, но, как ни странно, ей отчаянно не хватало его настойчивых ухаживаний. Со дня их ареста Том стал относиться и к ней, и к Джорди намного серьезнее.

– Мы утверждаем, что приехали по торговым делам, и должны вести себя так, словно это чистая правда. Даже у стен есть уши. Джорди, смотри, не болтай зря, особенно когда напьешься. Но я разрешаю тебе сколько угодно сплетничать о том, как успешно идет моя торговля.

– Да, хозяин, можете на меня положиться. Я никогда не треплю языком, уж вам ли не знать. Я и вопросов никогда не задаю. Мне, например, вовсе не интересно, где это вы пропадали вчера, когда оставили нас с хозяйкой одних.

Он ловко увернулся от шутливого удара, который Том пытался нанести ему.

– Ты отлично знаешь, приятель, что если я ничего не говорю ни тебе, ни хозяйке, то делаю это для вашего же блага.

Он, правда, не добавил, что и для своего тоже, на случай, если кому-нибудь из спутников придет в голову мысль о предательстве. Нет, он, разумеется, не верил, что Кэтрин или Джорди способны на измену, но, как говаривала когда-то его нянюшка, «чем меньше болтаешь, тем спокойней живешь». Впрочем, о покое приходилось только мечтать, Кэтрин превратилась для него в опасное искушение; он боялся даже коснуться ее из страха, что потеряет голову и поведет себя как зверь.

После расставания со своей последней любовницей, аппетитной вдовушкой, которая вышла замуж за торговца из Сити, Том вел воздержанную в плане плотских утех жизнь. Давным-давно он дал себе слово никогда не жениться, так как воспоминания о несчастливом браке родителей все еще жгли его душу. К сожалению, в свои тридцать пять лет он вдруг почувствовал, что устал от беспечной холостяцкой жизни, которую вел при дворе Карла II.

Кэтрин была забавна, умна и не раз на деле доказывала поистине не женское мужество. Ее сообразительность всякий раз изумляла Тома. Даже став свидетельницей хладнокровного убийства, она не упала в обморок, не билась в рыданиях и не требовала, чтобы ее утешали. Кроме того, она упорно отвергала его, и это интриговало, так как он привык к легким победам и был с юности избалован успехом у женщин.

Они дошли до почты, и это прервало ход мыслей Тома. Оказалось, для них действительно пришло письмо, и Том отдал его Кэтрин, громко сказав:

– Должно быть, от моего управляющего в Лондоне. Храни письмо хорошенько, жена.

Вернувшись в трактир, Кэтрин принялась расшифровывать письмо, в котором содержался вполне невинный рассказ о том, как идут дела в якобы принадлежащей Тому лондонской лавке. Закончив работу, она не смогла скрыть отчаяние, передавая текст Тому.

Он прочитал его вслух: «Мы считаем, что в настоящее время не слишком благоразумно даровать Грэму полное прощение. Однако вы можете заверить его, что ему будет дозволено вернуться на берега его родины, если он сообщит нам все, что ему известно о намерениях голландской армии».

Том взглянул на сидящую напротив него Кэтрин.

– Боюсь, он не захочет нас даже видеть, если прочитает это. Выходит, хозяева не соблаговолили прислать ни одной морковки, чтобы приманить нашего осла.

Кэтрин рассмеялась:

– Едва ли мистер Грэм обрадуется, узнав, что мы считаем его ослом.

– Кстати, об ослах, – проворчал Том. – Придется снова навестить Амоса Шоотера и узнать, где можно найти Грэма.

Все оказалось намного сложнее, чем предполагал Том. Шоотера не было дома, и им объяснили, что он сейчас на складе на берегу Шельды. Появление Тома и Кэтрин его ничуть не обрадовало.

– Ну, что еще? – неприветливо поинтересовался он. – Французы вот-вот будут в городе – говорят, они перешли границу и осадили Лилль. Скоро они выступят на Гент и Брюссель. В такое время мне не хочется, чтобы меня видели с чужестранцами, которых подозревают в шпионаже.

Итак, Амос знал, что их вызывали к магистрату. Вот только откуда ему стало это известно?

– Нам надо срочно повидать Грэма, и чем скорее мы увидимся с ним, тем скорее покинем Антверпен и распрощаемся с тобой, – резко ответил Том. – Ты поможешь нам встретиться с Грэмом?

– Только не у меня дома! – Амос сбросил маску и совсем не походил на хлебосольного добряка, который недавно угощал их, пил за троих и смеялся собственным шуткам. – Я скажу тебе, где он живет, и ничего больше. Он поселился в «Орифламме» – это постоялый двор у реки неподалеку от ратуши.

– Кажется, кто-то напугал его, – сказала Кэтрин, когда они зашагали обратно.

Найти «Орифламму» оказалось нетрудно. Но выяснилось, что накануне вечером Грэм расплатился по счету и уехал. По словам хозяина, его постоялец направился в Амстердам, хотя он и не вполне в этом уверен.

– И что же нам теперь делать? – спросила Кэтрин, догадываясь, какой услышит ответ.

– Отправимся в Амстердам и попробуем найти его там, а заодно окажемся подальше от французов – и от магистрата. Пошли домой укладывать вещи.

Если опрятность во Фландрии приятно удивила Кэтрин, в Голландии ее ожидало настоящее потрясение.

– Кажется, всю страну каждое утро моют и чистят, – заметила она, когда они закусывали хлебом и сыром в одной из таверн неподалеку от Утрехта.

Том осмотрелся, якобы любуясь чистотой нарядной комнаты. На самом деле его восхищали отнюдь не голландцы, а Кэтрин. Она стала ему верной помощницей, обладая лучшими качествами тайного агента: наблюдательностью и любопытством ко всему вокруг.

Во время путешествия на север Джорди, который шел, ведя в поводу вьючную лошадку, частенько отставал от них, и Кэтрин всякий раз отказывалась утолять голод, пока он не присоединялся к ним. Она настаивала также на том, что Джорди следует ужинать с ними вечером, а не коротать время во дворе или на кухне.

Вот и сейчас она предложила ему эль, который не могла допить сама.

– Ты его избалуешь, – лениво заметил Том.

– Вовсе нет. Мой отец говорил: «Довольный слуга – хороший слуга».

– Ну, как скажешь, – так же лениво отозвался Том.

Слуга заговорил, и его слова удивили его самого ничуть не меньше, чем Тома и Кэтрин:

– Жаль, что вы моя хозяйка только понарошку: леди добрее свет не видывал. Запомните мои слова, хозяин. – Джорди поставил кружку на стол и вышел во двор. – Пойду прогуляюсь, – проворчал он.

– Господи, спаси и помилуй! – весело воскликнул Том. – Я был уверен, что Джорди презирает женщин с того дня, как его жена сбежала с каким-то турком.

– Неужели он служит у тебя так давно?

– Всю жизнь, – ответил Том и, допив свой эль, добавил, явно удивившись пришедшей ему в голову мысли: – Знаешь, он мой самый старый и самый верный друг, на которого я всегда могу рассчитывать, несмотря на его вечное нытье и жалобы. Джорди просто нравится чувствовать себя этаким страдальцем.

Похоже, сегодня день откровений, подумала Кэтрин. Только что Том открылся ей с совершенно неожиданной стороны. Она и раньше замечала, что, в отличие от других хозяев, Том никогда не бывал жесток с Джорди. Она ни разу не видела, чтобы он бил своего слугу, даже когда бывал рассержен. Да, конечно, он мог накричать и выбранить Джорди, но тот выслушивал саркастические замечания хозяина спокойно и даже не без удовольствия.

– Как же нам найти Грэма? – спросила она ближе к вечеру, когда они присели на обочине дороги, ужиная неизменным хлебом с сыром и запивая немудреную трапезу водой из наполненного утром меха.

– Будем всех расспрашивать. – Том был непривычно краток.

– Но так мы обратим на себя внимание, а нам это ни к чему.

– Да, но я все время держусь начеку и вижу, что за нами пока не следят. Вероятно, французы так осложнили жизнь властям Фландрии, что им не до нас.

– А нам и дальше нужно притворяться торговцами?

– Все товары, что мы закупили во Фландрии, и те, что приобретем в Голландии, будут отправлены в Лондон для продажи. Почему бы не попробовать разбогатеть на нашем приключении?

– Значит, бросив военную службу, ты и правда решил заделаться торговцем? – осмелилась спросить Кэтрин.

Том загадочно улыбнулся:

– Не совсем, но, как человек благоразумный, я рад всякой возможности преуспеть. Подумай, ведь и ты тоже извлечешь для себя пользу от нашего путешествия.

Кэтрин не сомневалась, что события последних недель дарят ей превосходный материал для создания будущих пьес, но не признаваться же в этом Тому!

Амстердам оказался не таким шумным, как Антверпен. Он раскинулся на берегах великого множества каналов, вдоль которых нередко тянулись мощенные булыжником дороги. На узких улочках и мостах толпился народ, и никто не обращал внимания на трех путешественников.

– Ну, вот здесь мы и остановимся! – воскликнул Том, указывая на постоялый двор, вывеска которого изображала Пита Хайна, голландского адмирала, захватившего испанский флот тридцать лет назад.

Постоялый двор располагался на углу улицы, вдоль которой выстроились богатые особняки с террасами – узкие и высокие. Чуть позже Кэтрин узнала, что они оказались в одном из самых фешенебельных районов Амстердама, где жили торговые короли и принцы Голландии.

Отведенная им комната была чище, чем в Антверпене, хотя и не столь просторна. Из окна открывался вид на канал, мост и уходящую вдаль дорогу.

– Солдат, – заявил Том, выглядывая из окна, – сказал бы, что это отличный наблюдательный пункт. Ни один враг не сможет застигнуть нас врасплох.

– Если только не подберется с тыла, – колко отпарировала Кэтрин.

Она растерялась, увидев, что половину комнаты занимает громадная кровать с балдахином. Джорди расположился в крохотной гардеробной с нишей, приютившей узенькую койку.

– Ты специально это подстроил? – поинтересовалась Кэтрин.

Том развалился в кресле и с усмешкой смотрел на нее, отлично понимая, в чем причина ее волнения.

– Нет, жена, – ответил он. – Все другие комнаты, увы, заняты.

– Я уже говорила, – холодно произнесла Кэтрин, – что готова играть роль твоей жены на людях, но спать с тобой не собираюсь. Неужели мы не можем поселиться в другом месте?

– Амстердам, женушка, – это не Антверпен, и хозяин заверил меня, что нам повезло, раз мы сумели найти такое хорошее пристанище. Однако не беспокойся. Как видишь, кровать достаточно широка для двоих, а в середину мы положим подголовный валик – для защиты твоей чести. Спать на полу у меня нет никакого желания.

– Я беспокоюсь не за свою честь, – отрывисто произнесла Кэтрин, – а за твою.

– Очень благоразумно. Джорди подтвердит, что моя честь – понятие весьма странное, то она есть, то ее нет, но клянусь, я никогда не принуждал женщину к любви.

– Не думай, что осчастливил меня этим заявлением, – откликнулась она.

– Ах, женушка, если ты хочешь испытать подлинное счастье, давай забудем про валик и насладимся блаженством.

Черт бы побрал этого наглеца! И почему он кажется ей таким привлекательным? Что она нашла в его обветренном лице, мрачной складке у губ и золотисто-рыжих волосах? Чуть позже, когда мужчины направились промочить горло в ближайшей таверне, где можно было, не привлекая к себе внимание, начать поиски Грэма, Кэтрин принялась сочинять реплики для главного персонажа своей пьесы, неотразимого проходимца Лавуэлла, и, перечитывая их, поняла, что этот герой становится все больше похож на Тома.

Вечером, дописывая еще одну сцену для пьесы «Хвастун, или Простак женится», Кэтрин все еще думала о Томе. Дождавшись, когда высохнут чернила, она аккуратно убрала рукопись в сундучок. За окном стемнело, и шаги возвращающихся домой прохожих слышались под окном все реже.

Кэтрин зажгла свечу у кровати, решив, что пора спать. Вытащив из-под подушек валик, она положила его на середину кровати, с надеждой глядя на эту шаткую преграду.

Кэтрин сознавала, что боится себя ничуть не меньше, чем Тома: ей предстояло делить ложе с мужчиной, к которому ее тянуло словно магнитом, хотя она ничего о нем не знала – не знала даже, женат ли он.

Этот мужчина шатался сейчас по улицам Амстердама, вернее, по питейным заведениям и, может, дарил наслаждение другой женщине лишь потому, что Кэтрин не позволила ему доставить это наслаждение ей. Представив его с другой, Кэтрин содрогнулась и быстренько забралась в постель, натянув одеяло до кончика носа. Она решила не засыпать до возвращения Тома. Врасплох он ее не застанет.

Время тянулось неимоверно медленно. Изредка были слышны голоса, под окнами вдруг раздался женский смех, на него ответил мужчина, и, смеясь, парочка удалилась. Чуткий слух Кэтрин различал вдалеке чьи-то пьяные голоса, распевавшие песню. Глаза у нее слипались…

Выпивохи горланили уже возле постоялого двора. Затем, слава Богу, пение стихло. Догорающая свеча громко затрещала, Кэтрин, вздрогнув, очнулась и услышала нетвердые шаги на лестнице. Запоздалые постояльцы остановились перед дверью их комнаты, и кто-то заплетающимся языком выругался. Том и Джорди.

Они ввалились в комнату, раскрасневшиеся от выпивки. Том, покачиваясь и глуповато улыбаясь, уставился на Кэтрин и пробормотал:

– Славная моя женушка, заждалась меня. Ступай спать, Джорди, а мы тут отпразднуем мое возвращение.

– Не хочу спать, – простонал Джорди, – хочу еще выпить.

– Нет, больше не получишь ни капли. Если слуга во хмелю стал еще большим нытиком, чем обыкновенно, хозяин, похоже, не на шутку взбодрился. Он вытолкал Джорди в гардеробную, не обращая внимания на его жалобы, и, затворив дверь, принялся стягивать одежду.

Потрясенная происходящим, Кэтрин несколько секунд молча взирала на него, а затем поинтересовалась:

– Прошу прощения за нескромный вопрос, но удалось ли тебе узнать, где скрывается Уильям Грэм?

Том покачал головой и, подмигнув ей, швырнул панталоны на стул, оставшись в одной сорочке.

– Увы мне! Но мы залили горе и неплохо повеселились. Придется все начинать сначала… А теперь твой муженек пришел за наградой.

Он шагнул к кровати и швырнул валик на пол. Потом тяжело повалился на Кэтрин и, торопливо обняв, чмокнул в губы.

Преисполнившись ужаса Кэтрин поняла, что ей придется бороться с ним изо всех сил, дабы сохранить целомудрие. Эта задача оказалась не из легких, так как у Тома, похоже, было столько же конечностей, сколько у морского чудища. Стоило ей отцепить его руку, как его ноги переплетались с ее ногами.

Несмотря на страх, Кэтрин едва удерживалась от смеха. Тому становилось все труднее координировать движения – он попытался снова поцеловать ее, но девушка успела увернуться, и незадачливый кавалер страстно обнял подушку. Прикрыв глаза, он с отчаянием в голосе пробормотал:

– Ради всего святого, жена, постой и дай мне добраться до тебя, а то вы вместе с комнатой так и кружитесь у меня перед глазами.

Он тихо вздохнул, и она было понадеялась, что он выпил слишком много, чтобы осуществить свое желание, но Том с величайшим трудом все же забрался на нее.

– Ну, в-вот… – счастливо пробормотал он и, прицелившись, сумел-таки поцеловать ее в губы.

Кэтрин проклинала свое тело, чувствуя, что ей уже не хочется сопротивляться. Не сдержавшись, она с готовностью ответила на его поцелуй. Странно, но Том не вызывал у нее отвращения, напротив, пьяная беспомощность делала его трогательно-уязвимым.

– Такая теплая, такая нежная, – выдохнул он, бережно обнимая ее. – Какая же ты у меня хорошая, жена! – Улыбаясь, он пристроил голову на плече Кэтрин и вдруг заснул, заснул крепко и сладко, как дитя.

Только что Кэтрин трепетала от страха, и вдруг в ее объятиях оказался мирно спящий, доверившийся ей мужчина. Такой неожиданный переход не столько поразил ее, сколько разочаровал – тело ее вибрировало самым странным образом, ей хотелось и заплакать, и рассмеяться. Осторожно отодвинув Тома в сторону, она подняла с полу и положила на место валик, а затем задула почти догоревшую свечу.

Несмотря на усталость, Кэтрин долго лежала без сна, пытаясь ответить на мучивший ее вопрос. О чем она жалела? Уж не о том ли, что выпивка одурманила Тома прежде, чем он осуществил задуманное?

Так и не найдя ответа, Кэтрин заснула.

 

Глава десятая

В голове у Тома стучало, словно черти выбивали на ней барабанную дробь. Он очнулся в незнакомой постели, в незнакомом месте. Потянувшись, нащупал рядом с собой что-то жесткое. Подголовный валик!

– Какого черта! – Он приподнялся на локте, отчего голова у него закружилась, а в желудке возникла тянущая пустота, и посмотрел на спящую по другую сторону валика женщину.

Тут к нему вернулась память – вернее, некая ее часть. Однако и этого было достаточно, чтобы он ощутил дурноту, не имевшую ничего общего с излишним усердием в выпивке накануне вечером. Он помнил лишь, как, сгорая от желания, повалился на Кэтрин, и больше ничего. Господи, спаси и сохрани, неужели он насильно овладел женщиной, которая до сих пор стойко отказывала ему?

Том всегда гордился, что подруги, делившие с ним ложе, делали это исключительно по доброй воле. Неужели в пьяном бреду он позволил вожделению заставить его совершить непоправимое? Том в ужасе обхватил голову руками. Разве не из-за страсти к этой прекрасной женщине он напился вчера вечером до бесчувствия?

Кэтрин пошевелилась. Что-то она ему скажет? И что он может сказать в свое оправдание? Он снова застонал.

– Том? – раздался из-за валика встревоженный голос.

Он медленно повернул голову и поморщился от резкой боли.

– Выглядишь ты неважно, – посочувствовала Кэтрин. – Может, разбудить Джорди и послать его за каким-нибудь питьем?

– Ради Бога, не надо! – Том неосмотрительно покачал головой и прикрыл глаза. – Ему сейчас так же скверно, так пусть сначала придет в себя. – Том взглянул ей в глаза. – Кэтрин, – начал он, – вчера вечером… – Он умолк, не зная, что сказать. Для женщины, которую недавно нагло изнасиловали, Кэтрин держалась на диво спокойно. Может быть, она и не возражала? В душе у Тома затеплилась надежда. – Как ты себя чувствуешь?

Кэтрин озадаченно посмотрела на него: такая робость была не в характере Тома. Пожалуй, эта манера сейчас вполне соответствовала его виду: синева под припухшими веками, бледность и выражение страдания и уныния. Что с ним?

И вдруг Кэтрин все поняла. Овдовев, ее отец начал сильно пить, и на следующее утро страдал не только от похмелья, но и от «беспамятства», как он выражался. Судя по всему, и Том не помнит, что случилось вчера. Наверняка сейчас ломает голову, гадая, не овладел ли ею насильно.

– Вчера вечером… – снова начал он. – Я… я не напугал тебя?

Кэтрин решила отомстить ему за то, что он собрался вчера сделать – и не сделал.

– Напугал? Нет-нет, чего мне было пугаться? Ведь ты попросил меня выйти за тебя замуж!

– Замуж?!

Том облизал губы. Что же теперь делать? Ему хотелось переспать с Кэтрин, но никак не жениться на ней, хотя она и затронула в его душе никогда ранее не звучавшие струны.

Поддразнивая Тома, Кэтрин едва сдерживалась – ей хотелось поцеловать его и успокоить.

– Ты был так доволен после, что сказал: мы обвенчаемся, как только вернемся в Англию, и обязательно пригласим сэра Томаса Гоуэра, который нас познакомил.

– Что? – простонал Том. Теперь он был уверен, что выпивка лишила его не только памяти, но и разума. Однако, раз он обещал жениться, как человек чести он обязан сдержать слово, хотя такое трудно представить себе даже в кошмаре.

Он озадаченно взглянул на Кэтрин – так собака смотрит на слишком большую кость, не зная, то ли поглодать ее, то ли броситься наутек, – и увидел, что девушка вздрагивает от смеха. Что это ее так рассмешило? Вдруг ему все стало ясно, и, перегнувшись через валик, он рывком привлек Кэтрин к себе.

– Что за игру ты затеяла, жена? – проворчал он и поцеловал ее.

Кэтрин потерлась щекой о его жесткую щетину и ответила, щекоча дыханием его шею:

– Ах, Том, извини! Ничего страшного вчера не случилось! Ты, правда, вознамерился броситься на меня, но тут же осовел и заснул.

Несколько секунд Том лежал, обнимая девушку и стараясь разобраться в своих чувствах. При мысли о том, что она не станет его женой, его пронзило острое разочарование. Наконец он пробормотал:

– Прости, что хотел взять тебя силой. Я помню лишь, как вернулся, увидел тебя и… и все. – Он сокрушенно посмотрел на свою сорочку.

– Надо думать, я сумел раздеться, если только ты или Джорди не помогли мне.

– Нет, – ответила она. – Ты разделся сам. Джорди нализался до чертиков, а я…

– А ты была так изумлена, что остолбенела, превратившись в прекрасную статую.

– Едва ли, – ядовито возразила Кэтрин. – Будь это так, мы с тобой обсуждали бы сейчас, кого позовем на свадьбу.

Эта пикировка так понравилась ей, что она решила записать реплики, как только минутка уединения позволит ей снова стать Уиллом Уэгстэффом.

Том расхохотался, и в дверях появилась унылая физиономия Джорди.

– Вам что-нибудь угодно, хозяин? – скорбно поинтересовался он.

– Да! Принеси нам всем эля с водой, а хозяйке – хлеба с сыром.

– Хорошо, что хоть кому-то сегодня весело, – жалобно протянул Джорди и удалился.

Благодаря то ли шуткам, то ли элю с водой Том скоро пришел в себя и проследовал в гардеробную одеваться, оставив Кэтрин одну. Затем, когда они привели себя в порядок, он созвал военный совет.

– Мне расхотелось шататься из таверны в таверну и расспрашивать, не знает ли кто англичанина по имени Грэм, – с ухмылкой заявил он. – Если так и дальше пойдет, к концу месяца я допьюсь до белой горячки.

– Тогда как же нам найти Грэма в таком огромном городе? – с беспокойством спросила Кэтрин.

– Не волнуйся, жена, – успокоил ее Том. – Сэр Томас дал мне адрес одного голландского купца по имени Хендрик ван Слайс. Когда-то два его корабля были вынуждены укрыться в Портсмуте из-за шторма. Все его товары были бы конфискованы, если бы он не согласился поведать нам кое-какие сведения. Позволено обратиться к нему в самом крайнем случае. Он живет здесь неподалеку. Мы представимся торговцами, а уж там станет ясно, как себя вести.

Итак, Том, Кэтрин и Джорди, нарядно одетые и оживленные, снова стояли у дверей роскошного особняка – правда, не в Антверпене, а в Амстердаме.

– Если ты решил выдавать себя за торговца, – тревожилась Кэтрин перед тем, как они покинули постоялый двор, – не удивится ли ван Слайс, что ты заявишься к нему домой, а не в лавку, да еще с женой?

– Нисколько, – откликнулся Том. – Менеер ван Слайс ведет торговлю из дома. Его товары – посуда, меха и безделушки, столь любезные знати, – хранятся в подвалах и погребах. Твое присутствие не будет для него неожиданностью: голландцы дают женщинам куда больше свободы, чем мы, и жены часто ведут дела наравне с мужьями.

– Что ж, им можно только позавидовать, – прокомментировала Кэтрин.

Хендрик ван Слайс жил по-королевски. Как ни странно, он сразу согласился принять английского торговца. Том и Кэтрин ждали в просторном зале, на стенах которого красовались внушительных размеров географические карты голландских владений в заморских землях, а также невероятное разнообразие пейзажей, натюрмортов и морских видов.

– Опять коровы, – прошептала Кэтрин. На картинах почти всех голландских и фламандских художников присутствовали или корабли, или коровы.

Вскоре слуга вернулся и повел их по анфиладе изысканно меблированных комнат в кабинет в глубине дома.

Господин и госпожа ван Слайс поджидали гостей, устроившись в удобных креслах у камина. Торговец выглядел поистине величественно в черном бархатном камзоле, и рядом с ним его жена в наряде из серебристо-голубого атласа казалась еще стройнее и изящнее.

– Мистер Тренчард… – протянул ван Слайс, пригласив гостей присесть. – Наверное, вы родственник Неда Тренчарда?

– Весьма дальний, – признался Том. – Я только скромный торговец.

– Вот как! Надеюсь, вы не откажетесь перекусить прежде, чем мы осмотрим склады? Вы, наверное, из тех англичан, что пьют эль? Или предпочтете вино, как и мы?

– Вино! – ответил Том.

– Ну что же, очень хорошо, – улыбнулся ван Слайс и сделал знак слуге. Тот благоговейно принес и поставил на низкий столик лимоны, печенье, тарелки и завернутые в белоснежные салфетки приборы на четверых, а также бокалы тонкой работы. Кажется, голландцы превратили вкушение пищи чуть ли не в ритуал.

Мужчины начали разговор о делах. Несколько раз Кэтрин пришлось улыбнуться, соглашаясь с мнением супруга.

– Нет, милый, картин больше не надо. Фарфор продается куда лучше. В конце концов, есть необходимо всем, а на картины взглянут разок – и тут же о них забывают.

– Ваша жена – редкая умница, – одобрительно отозвался ван Слайс.

Они беседовали не только о картинах и посуде, но и о скатертном полотне и гардинах.

– Потом, – сказал ван Слайс, когда слуга принес блюдо с устрицами и свежий хлеб, – мы спустимся в погреба, и вы покажете мне, какие именно товары желали бы приобрести. Как я понял, вы не взяли с собой писца?

Джорди трудно было принять за старательного клерка, и сейчас его радушно принимали в кухне.

– Его обязанности исполняет моя жена, и лучшего писца мне не надо. Надежнее всего не выпускать секреты из дома, правда?

– Мое сердце радуется встрече со столь благоразумным представителем вашей страны, – с воодушевлением воскликнул ван Слайс. – Вы, англичане, редко извлекаете пользу из множества талантов, которыми Создатель наделил наших жен.

– Так вы часто ведете торговлю с англичанами, менеер?

– Да, сударь, очень часто. – Он подмигнул. – Мне нравятся англичане: в отличие от наших правителей я понимаю, что нам нужна ваша помощь, чтобы сдержать французов и всех, кому не терпится захватить нашу страну.

– Отлично сказано, сэр. Наверное, вы и сэру Томасу Гоуэру это говорили?

В кабинете повисла напряженная тишина. Кэтрин, исполняя приказ Тома, не сводила глаз с хозяина. Веки его чуть заметно дрогнули, руки на мгновение застыли, а вокруг рта залегла жесткая складка.

– Так вы знаете сэра Томаса? – спросил он, отправив в рот устрицу, обильно политую лимонным соком.

– Да, и очень хорошо, – любезно ответил Том.

Взгляд его пронзительных глаз не отрывался от лица голландца. Жена хозяина хранила молчание, но Кэтрин поняла, что и она почувствовала волнение мужа.

– Что вам от меня надо, мистер Тренчард, кроме посуды и других товаров? Кстати, вы собираетесь приобретать их или все это блеф?

– Никакого блефа. – Том был изрядно удивлен таким поворотом разговора, но не подал виду. – А надо мне сущую малость: сведения о том, где найти Уильяма Грэма.

Ван Слайс явно расслабился.

– И все? Разумеется, я скажу вам, где он живет!

Том улыбнулся:

– Прошу прощения, но это еще не все. Вы что-нибудь знаете о Джайлсе Ньюмене?

– Только то, что его отправили на тот свет. Говорят, он начал промышлять шантажом и поплатился за это головой. Что-нибудь еще?

– Не известно ли вам что-либо о планах вашей армии, что могло бы заинтересовать вашего друга и благодетеля сэра Томаса Гоуэра?

Ван Слайс и глазом не моргнул.

– Ого, теперь я вижу, что вы и впрямь хорошо его знаете. Увы! Мне известно лишь то, что и так знает весь мир. Голландия желает вытеснить Англию с морских просторов. Однако… – Он интригующе умолк.

– Однако?.. – с надеждой повторил Том.

– Однако Уильям Грэм знает не меньше моего, а я предпочитаю, чтобы вы узнали это не от меня. Здесь я всего лишь скромный торговец.

Том окинул взглядом роскошно убранную комнату.

– «Всего лишь»! – фыркнул он, и Кэтрин про себя поддакнула ему.

– Такой же, как и вы, мистер Тренчард. – Ван Слайс сверкнул крепкими зубами, оглядывая Тома с ног до головы. – Видите ли, мистер Тренчард, умный человек всегда распознает другого умного человека. Мне стало ясно, кто вы, как только вы и ваша прелестная жена вошли в мой дом. Но знает ли она вас, мистер Тренчард? И знаете ли вы ее? Впрочем, давайте закончим разговор о торговле и выпьем за успех в наших делах, какими бы они ни были.

– Итак, жена, что ты думаешь о Хендрике ван Слайсе?

Был уже вечер, и Том с Кэтрин давно вернулись от ван Слайса, осмотрев забитые товарами погреба.

Кэтрин обдумала свой ответ.

– Знаешь, мне он кажется обманщиком, но веселым и честным, в отличие от Амоса Шоо-тера или Уильяма Грэма. По-моему, ни ван Слайсу, ни Шоотеру нельзя доверять, но из них двоих я скорее поверю ван Слайсу.

– Почему? – Том сидел, откинувшись к стене, и вертел в руках крохотную ветряную мельничку из пергамента, которую они купили в лавке недалеко от постоялого двора. – Может, потому, что ван Слайс такой красавец?

– Можешь смеяться сколько угодно, – надулась Кэтрин. – Я понимаю, что мне не из чего делать выводы, но что-то в нем такое есть.

Том наклонился и передал ей мельничку, раскрутив пальцем ее крылья.

– Опять и опять мы с тобой мыслим одинаково. Я тоже не пойму, с чего решил, будто Амосу нельзя доверять. Это просто внутреннее чувство, но я привык верить интуиции: она не раз спасала мне жизнь, когда вокруг гибли и друзья, и враги. Мне думается, моя хорошая, что и на твою интуицию можно положиться.

Он подкрепил свой вывод, легонько поцеловав Кэтрин в уголок рта, и снова откинулся к стене.

Кэтрин не раз замечала, что он называл ее «жена», когда поддразнивал или вызывал на откровенность, и «моя хорошая», когда хвалил или пытался соблазнить.

– Джорди говорит, – продолжил он, – что у ван Слайса отлично кормят. Он узнал также, что ван Слайса недавно избрали бургомистром. Любопытно, почему он согласился работать на нас.

Том помолчал, ожидая, что скажет Кэтрин. Она раскрутила лопасти мельнички.

– Наверняка он считает французов столь же опасными для Голландии, как и нас, англичан, и поэтому старается, чтобы любая победа над нами не была решающей, рассчитывая на нас как на сильного союзника в будущем. Не забудь, он ведь отослал нас к Грэму – значит, официально сам он никакой не изменник.

– Браво! – воскликнул Том. – Завтра ты пойдешь к Грэму и постараешься узнать, что же такое, по мнению ван Слайса, ему известно.

– Я?! – От неожиданности обычная выдержка изменила Кэтрин. – Одна, без тебя?

– Ну, можешь прихватить с собой Джорди. Если что-нибудь пойдет не так, он тебя защитит. Не смотри, что на вид он такой щуплый и вечно хнычет. Джорди изумительно ловко управляется с кинжалом. Кроме того, ты ему пришлась по сердцу: он убежден, что я веду себя как неотесанная деревенщина.

– Все равно, я не пойму, почему мне надо идти одной.

– Потому, что с тобой Грэм будет держаться свободнее, чем со мной. Вскружи ему голову. Пусть он считает тебя наивной дурочкой, которая, скорее всего, не запомнит, о чем он может проболтаться.

Кэтрин молча теребила мельничку.

– Поверь мне, моя хорошая, я не стал бы посылать тебя к нему, если бы не знал, что ты справишься с ним лучше меня… – Он подошел к ней, взял у нее из рук игрушку и, отложив ее на кровать, опустился перед девушкой на колени. – Радость моя, клянусь, что с тобой ничего не случится…

Говоря это, Том проклинал себя: перед глазами у него была картина ужасной смерти Ньюмена. Они ведут рискованную игру, однако он, Гоуэр и Арлингтон хладнокровно решили использовать Кэтрин против Грэма, зная, что он падок на смазливые мордашки.

Однако тогда Том еще не был знаком с Кэтрин. Сейчас же он вдруг понял, что, как это ни глупо, любит ее, и дал себе слово сделать все возможное, чтобы ни один волос не упал с этой умной головки.

Ему страстно хотелось защитить Кэтрин, уберечь от опасности, одеть в шелка и бархат, лечь с ней в постель и… и… Но он поклялся Гоуэру и Арлингтону и должен сдержать свое слово. Как и Кэтрин, ее брату грозит смерть на плахе, если их постигнет неудача. Чем чаще Том думал обо всем этом, тем больший стыд охватывал его.

Он так неожиданно умолк, что Кэтрин заглянула в его искаженное мукой лицо и тихо спросила:

– Что такое, Том?

– Ничего! – отозвался он и крепко обнял ее, желая хоть на мгновение укрыть от невзгод. – Клянусь, я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Ах, если бы можно было повернуть время вспять, снова оказаться у рампы театра герцога Йоркского в Лондоне! Том отправился бы к Гоуэру и сказал, что им придется подыскать на роль соблазнительницы Грэма другую плутовку. Когда и как прокралось к нему в сердце нежданное чувство, Том не знал.

 

Глава одиннадцатая

– Итак, жена, теперь ты знаешь, что делать и говорить. Джорди будет сопровождать тебя, а я последую за вами, не показываясь, и останусь у дома Грэма.

То и дело припоминая печальную участь Джайлса Ньюмена, Кэтрин кивала и благодарила. Достойно, но неброско одетый Джорди держался чуть позади, а Кэтрин направилась в сторону Нового собора, гордости Амстердама. Рыночная площадь была запружена народом – то и дело приходилось пробиваться сквозь толпу или отходить в сторону, пропуская неуклюжие кареты.

Проходя мимо импровизированной сцены, на которой давала представление труппа бродячих артистов, Кэтрин вдруг замерла, заметив Амоса Шоотера. Ой стоял спиной к выступающим, оживленно беседуя с высоким человеком в простом платье.

Что тут делает Шоотер? Прощаясь с Томом и Кэтрин, он ни словом не обмолвился о том, что намеревается отправиться в Амстердам.

Должно быть, ей показалось. Кэтрин оглянулась, однако он уже исчез вместе с собеседником. Появление человека, который, как она считала, остался в прошлом, встревожило Кэтрин, но она ничего не сказала Джорди, продолжая шагать сквозь гомонящую толпу.

Дом, в котором поселился Грэм, стоял в одном из боковых проулков. Румяная хозяйка провела Кэтрин и Джорди вверх по лестнице. Если визит соотечественницы и удивил Уильяма Грэма, он не подал виду и с улыбкой пригласил Кэтрин и Джорди в свои комнаты.

– Миссис Тренчард, клянусь, я счастлив принять вас в моем убогом жилище! А супруг не сопровождает вас?

– Увы! Он занемог, так что мне пришлось взять с собой Джорди. Муж просил передать вам привет и поручил сказать, что мы получили из Лондона ответ на ваше предложение. – Кэтрин кокетливо кашлянула, прикрывая рот кружевным платочком, и добавила: – Мы навестили вас в Антверпене и узнали, что вы уже уехали в Амстердам. Муж настоял на том, чтобы мы немедленно последовали за вами, дабы сообщить новости. И вот я здесь.

Она улыбнулась ему, как улыбалась на сцене, играя роль покорительницы мужских сердец Белинды Белламур, и Уильям Грэм расцвел в ответной улыбке, позабыв спросить, откуда им известно, где его искать.

– Как мило с вашей стороны, миссис Трен-чард!

– Благодарю вас, сэр. – Кэтрин очаровательно порозовела. – Не угодно ли вам выслушать, что пишут из Лондона?

– Да, сударыня, но сначала отдохните. Вам пришлось проделать нелегкий путь от самой Хиренграхт. – Сказав это, он сообразил, что допустил промах. Нельзя было выдавать, что он знает, где поселились Том с Кэтрин, раз гостья не упомянула название улицы, – такое признание означало, что за ними следят или же что Грэма предупредил кто-то из тех, с кем они встречались.

Впрочем, глядя на Кэтрин, Грэм решил, что она ничего не заметила. Однако он просчитался. Кэтрин привыкла подмечать малейшие оттенки интонаций на сцене, а подобные оговорки нередко составляли основу запутанного сюжета популярных пьес. Она ответила Грэму, не выдавая своих мыслей:

– Да, сэр, это правда, но в Лондоне мне частенько приходится совершать долгие прогулки. Муж просил передать, что наши хозяева согласны даровать вам полное прощение, однако они не решаются отправлять по почте письмо, в котором это сообщалось бы открытым текстом. Полученное нами послание, было, разумеется, зашифровано. Нам поручено заверить вас, что Лондон сдержит свое обещание, если и вы будете с нами откровенны и сообщите все, что вам известно о намерениях голландского флота.

– Вам, сударыня, или вашему мужу? – Грэм в упор посмотрел на Джорди. – Кстати, ваш слуга тоже должен присутствовать, когда разговор пойдет о военной тайне, от которой зависит судьба двух держав?

– О, я уверена, мой верный Джорди согласится выйти. Конечно, он останется в прихожей для приличия, но не услышит ни слова из нашей беседы. – Кэтрин с улыбкой обернулась к Джорди: – Я нисколько не сомневаюсь, что мистер Грэм – джентльмен. Тем более ты будешь рядом.

Как только слуга удалился, оставив дверь приоткрытой, Уильям Грэм поднялся и пересел поближе к гостье.

– Нельзя допустить, чтобы нас подслушали, – прошептал он.

– Вы правы, мистер Грэм. – Увидев, что он собрался придвинуться к ней вплотную, Кэтрин поспешно добавила сладким голоском: – Мне отлично вас слышно, так что не беспокойтесь. Понимаете, я боюсь, как бы наш слуга не подумал ничего дурного, ведь мы с вами остались наедине. Надеюсь, сэр, вы понимаете, что молодой жене следует оберегать свою репутацию – ведь и вы бережете свои секреты!

Он кивнул и тихо заговорил:

– Меня очень тревожит, что ваши хозяева в Лондоне не хотят вести со мной открытую игру.

– Вы не доверяете моему слову? – Кэтрин поджала губы, и на лице ее отразилось крайнее волнение. – Положа руку на сердце, скажу: сам сэр Томас Гоуэр говорил мне перед тем, как мы покинули Лондон, что ваши заслуги перед нашим королевством очень велики и награда будет столь же внушительной.

Грэм был так тронут горячностью гостьи, что взял ее ручку в свою.

– Разумеется, милочка, я вам верю, – сказал он, заглядывая в темно-синие глаза. – В доказательство моих слов я скажу вам все, что мне известно о намерениях голландских военно-морских сил. Голландия планирует совершить внезапное нападение. Они собираются подняться вверх по реке Медвэй и уничтожить все стоящие на якоре корабли, лишив Великобританию военного флота. Если учесть, как дорого обошлись казне чума и прошлогодний пожар в Лондоне, это будет смертельным ударом.

Кэтрин резко отняла руку и уставилась на него.

– Какой ужас! Мне такое и в голову не могло прийти! Неужели это правда?!

– Да, миссис Тренчард. Более того, я знаю, чего голландцы намерены добиваться на мирных переговорах в Бреде.

На такой успех ни Том, ни Кэтрин даже не надеялись. Теперь, если Грэм сообщит ей все, что знает, а они передадут эти сведения в Лондон, можно спокойно возвращаться домой. Роб будет освобожден, а она сможет выйти на сцену. И попрощаться с Томом Тренчардом, подсказал ей внутренний голос.

– Что касается переговоров, сэр, почему бы вам не рассказать об этом прямо сейчас?

– Как! Вы хотите, чтобы я сдал все козыри? Нет, сударыня, сначала принесите мне письмо, в котором черным по белому будет сказано, что я прощен. И приходите одна, без вашего увальня мужа. Он вас недостоин – и я надеюсь доказать вам это при нашей следующей встрече. Слугу вашего тоже оставьте дома. Выполнив мои условия, сударыня, вы получите нужную вам информацию – но не раньше, чем я получу от вас то, о чем так страстно мечтаю.

Кэтрин содрогнулась. Она мечтала сейчас лишь об одном: сбросить с колена его липкую руку и заявить, что он может оставить при себе свою бесценную информацию, если она должна заплатить за нее добродетелью. Но ничего подобного она не сделала, так как помнила, чем грозит брату ее неудача. Послав Грэму соблазнительную улыбку Белинды Белламур, Кэтрин притворилась, что готова оплатить нужные сведения так, как ему угодно.

– Я согласна, – ответила она, почти не шевеля губами, – и, как только мы получим письмо, которое вы требуете, я сама принесу его вам.

– Отлично, – тихо отозвался Грэм, – мы прекрасно поняли друг друга. – Подтверждая свои слова, он грубо стиснул ее грудь широкой ладонью.

Кэтрин встала и мягко отвела наглую руку в сторону.

– Нет, милый Уильям, не сейчас. Полагаю, нам с вами не хочется, чтобы слуга уведомил моего мужа о том, что наше с вами сближение происходит не только на деловой основе.

– Какая же вы умница! – с искренним восхищением воскликнул Грэм.

Кэтрин громко позвала Джорди:

– Мы с тобой можем вернуться и сообщить моему бедному мужу о полном успехе. Клянусь, эта новость излечит его!

– Что? – взревел Том. – Как это «Джорди не было в комнате»? – С искаженным яростью лицом он обернулся к слуге: – Черти бы тебя побрали, Джорди, я же приказал ни на минуту не покидать ее.

Выпятив нижнюю губу, Джорди засверкал глазами, не смея возражать. Кэтрин бросилась на выручку:

– Черти бы побрали тебя, Том Тренчард, за то, что ты напустился на бедного Джорди, который всего-навсего исполнил то, о чем я его попросила!

Они вернулись на постоялый двор и поведали Тому о результатах посещения Грэма. Том поздравил Кэтрин, но, узнав, что Грэм потребовал от Кэтрин стать его любовницей, обезумел от гнева.

– Ах, вот как, сударыня, вы попросили Джорди покинуть комнату, чтобы беспрепятственно отдаться Грэму? Я этого не допущу! – воскликнул он и затряс ее. – Не желаю становиться рогоносцем!

Джорди хрипло рассмеялся, услыхав столь необычное заявление, а Кэтрин медленно ответила:

– Рогоносцем ты не станешь, поскольку я тебе не жена. К тому же, насколько мне известно, по вашему с сэром Томасом плану я должна соблазнить Грэма, если это потребуется, чтобы «разговорить» его. Так на что же ты жалуешься? Я всего лишь исполняю свой долг, чтобы спасти брата!

Том посмотрел на нее сверху вниз и сквозь маску хладнокровной бравады увидел, что она смертельно напугана. В ее словах не было ничего, кроме правды, но он вдруг понял, за что Отелло прикончил невинную жену. Если верить «Песне Песней» Соломона, «люта, как преисподняя, ревность». Кто знает, что можно натворить, потеряв голову!

Он разжал руки. И девушка, и Джорди вздохнули с облегчением.

– Прости, – робко пробормотал Том, и Джорди недоверчиво покачал головой. Чтобы Том Тренчард оробел! Вот это да! – Мне не следовало так говорить, но ты не …

Кэтрин не дала ему закончить:

– Ясное дело, нет – даже чтобы спасти Роба. – Она содрогнулась. – Впрочем, разве можно сказать наверняка? Человек способен на многое ради спасения тех, кого любит.

– Ты права, – дрожащим, как и у нее, голосом отозвался Том. – Постой, дай мне прийти в себя. Грэм не сказал, о чем именно собирается повести разговор? Или с кем в Амстердаме он встречается?

– Нет, но кое-что меня удивило. Когда мы шли по рынку, мне показалось, что в толпе стоит Амос Шоотер, но я не успела как следует рассмотреть.

Том взглянул на Джорди:

– Ты тоже его заметил?

– Нет, хозяин. Я охранял хозяйку, как вы мне приказали, – с нажимом откликнулся слуга.

Том предпочел не заметить явный упрек.

– Я шел следом за вами, но тоже его не видел. Впрочем, это вовсе не означает, что его тут нет. Ты очень наблюдательна, моя хорошая.

Ну вот! Он снова называет ее «моя хорошая», а не «жена» и не «вы».

– Что же касается Грэма, я сдерживала его, притворяясь, будто уступаю, – проговорила Кэтрин.

– Ты отлично справилась, просто отлично. Теперь надо зашифровать эти сведения и отослать в Лондон не позже завтрашнего утра.

– А что, если Лондон откажется даровать Грэму прощение? – В голосе Кэтрин прозвучало беспокойство, и Том ласково обнял ее за плечи.

– Ну, тогда мы что-нибудь придумаем. Не бойся, моя хорошая, – что бы ни затеяли дармоеды, просиживающие штаны в Лондоне, тебе не придется продаваться Грэму – даю честное слово.

Как же хорошо в его объятиях! Как спокойно! Вот и Джорди любуется ими с одобрительной ухмылкой! Кэтрин почувствовала, что живет, живет по-настоящему, как никогда не жила прежде.

 

Глава двенадцатая

– Ну и что вы на это скажете?

Сэр Томас Гоуэр швырнул лорду Арлингтону расшифрованное послание, в котором сообщалось о плане голландцев уничтожить флот Великобритании. Сэр Гоуэр восседал во главе длинного стола в кабинете военно-морского министра. Сэм Пепис устроился неподалеку, готовый записывать принятые решения. Возле него сидели лорд Клиффорд и Джордж Вилльерс, герцог Бэкингем, который откровенно скучал и не переставал зевать, пока Арлингтон дважды перечитывал документ.

– Прошу прощения, что пригласил вас, – заговорил Гоуэр, – но письмо получено вчера вечером, а дело не терпит отлагательств.

– Так оно и есть, – согласился Арлингтон и передал письмо Бэкингему, а тот кинул документ Сэму Пепису.

– Прочтите нам, что тут говорится, – приказал он. – У меня раскалывается голова, и я не желаю разбирать каракули ваших писцов. – Он был не только умнейшим из сидящих за этим столом политиков, но и самым своевольным из них.

Когда Пепис закончил чтение, в кабинете повисла тягостная тишина.

Наконец Клиффорд взял со стола письмо и помахал им в воздухе.

– Не иначе как ваш человек в Голландии был пьян, сочиняя эту белиберду. Судя по всему, он надеется получить награду, посылая вам бредни, годные лишь для сюжета театральной пьески.

Арлингтон кивнул.

– Я доверяю нашему человеку в Голландии, – медленно проговорил он, не желая признаваться, что «наш человек» был еще и одним из его ближайших друзей. – Но я согласен, что план, о котором он сообщает, звучит несколько фантастично, если не сказать иначе.

– Жаль, что герцог не смог прийти, – тактично, как всегда, заметил Сэм Пепис, имея в виду герцога Йоркского, брата короля, который проявил себя как талантливый флотоводец.

– Пока, – сказал Клиффорд, не обращая внимания на слова Сэма, – предлагаю ничего не предпринимать и забыть об этом письме. Даже голландцы не столь безрассудны, чтобы решиться на такую рискованную вылазку.

Собравшиеся закивали, и только Томас Гоуэр нахмурился. Как и Арлингтон, он верил Стэру Кеймерону.

– А как же со второй частью письма? – спросил он.

– Отправим Грэму новые заверения в нашей искренности. Прощение будет даровано ему в обмен на ценные для нас сведения, – ответил Клиффорд.

На том и порешили.

Чуть позже Арлингтон обеспокоенно сказал сэру Томасу:

– Вряд ли Стэр Кеймерон стал бы посылать нам такую чушь, это совсем на него не похоже… И все же мне кажется, что его предостережение бесполезно до передачи сведений, которые обещал им Грэм.

Сэр Томас согласился. Они вышли из комнаты, оставив письмо на столе, откуда позже, по приказу Сэма Пеписа, его убрал один из младших писцов – и на ближайшие триста лет оно затерялось в архивах министерства иностранных дел.

Не подозревая, что в Лондоне решили отмахнуться от добытой с таким трудом информации, Том Тренчард и Кэтрин деловито обсуждали свои дальнейшие действия.

Они уже привыкли спать на кровати, поделенной подголовным валиком. Впрочем, это не означало, что Кэтрин перестала волновать близость Тома. Делу помогало только то, что Том ложился намного позже ее.

Они с Джорди обычно заканчивали вечер в буфетной внизу. Том хорошо играл в шахматы, и другие постояльцы постоянно звали его помериться силами. Кэтрин чаще всего уже спала, когда Том забирался в постель, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ее.

Кэтрин не догадывалась, что сны Тома были такими же беспокойными, как и у нее. Только растущее уважение к ней удерживало его от бурного проявления страсти.

Наконец настал день, когда Грэм сообщил, что готов передать Кэтрин самые важные сведения.

Поднимаясь вечером к себе, Том испытывал смертельную усталость. Минуту назад он закончил длинную и трудную партию в шахматы. К радости Джорди, который поставил на удачу хозяина свое недельное жалованье, побившись об заклад с одним из зрителей, Том выиграл, хотя это было нелегко. Войдя в комнату, он зажег свечу и, подойдя к постели, тяжело повалился прямо на жесткий валик, однако тут же вскочил как ужаленный.

– Ах ты, дьявол! Черти бы побрали все валики на свете! – И он раздраженно швырнул валик на пол.

Испуганная, вырванная из объятий сна, в котором они с Томом прогуливались рука об руку по набережной реки Амстель, Кэтрин села на постели, сонно моргая.

– Что такое? Что-нибудь случилось?

– Еще как случилось! Проклятый валик! Хватит, я избавился от него! – с гордостью заявил Том. – Больше нам не придется ушибать об него бока.

– Что? – Кэтрин вскочила и, подобрав валик с пола, прижала к себе, словно щит. – Я не лягу, пока ты не согласишься положить его на место!

Том откинулся на высокие подушки. Освещенная мерцанием свечи, Кэтрин показалась ему прекрасной, как ангел.

– Хоть ты и прелестна, моя хорошая, – весело ответил он, – я ни за что не соглашусь. Можешь забрать валик себе и спать на полу.

Кэтрин гневно топнула босой ногой.

– Ты негодяй, Томас Тренчард, самый настоящий негодяй и мерзавец. Совести у тебя нет, если ты оставляешь меня на полу, а сам спишь на кровати!

– Я тебя на полу не оставляю, – отпарировал Том. – Это ты выбираешь ложе, так что я тут ни при чем.

– У меня нет выбора, и ты это прекрасно знаешь! – рявкнула Кэтрин.

Внезапно дверь гардеробной отворилась, и в щели появилось измученное лицо слуги.

– Да перестаньте же препираться! Вспомните, что кое-кому хочется спать, даже если вам и не спится. Если никак не можете поделить несчастный валик, дайте-ка его мне, а то моя подушка слишком мала.

Честное слово, это была последняя капля! Взвинченная до предела, Кэтрин размахнулась и швырнула валиком в Джорди. Он поймал его на лету и поклонился, прижав добычу к груди.

– Вот спасибо, хозяйка. И спокойной вам ночи. Дай-то Бог, теперь вы утихомиритесь.

Что же она наделала? Теперь, если она уляжется на полу, ей не на что будет даже откинуться, а она так устала…

Обескураженная своим промахом, Кэтрин имела неосторожность взглянуть на Тома. Он, как и следовало ожидать, расхохотался.

– Ах ты! Ах ты! – Она задохнулась и подскочила к кровати, занося руку для удара. Это, как она сообразила позднее, было еще одной ошибкой.

Том сел на постели.

– Ну, что я? Что, моя хорошая? Ведь не я бросил валик Джорди. Это сделала ты.

Усмехнувшись, Том стремительно, как леопард, бросающийся на свою жертву, скользнул вперед и привлек Кэтрин к себе; не успела она опомниться, как оказалась рядом с ним.

Недолго думая, он быстро перевернул девушку на спину, не отрывая взгляда от ее лица, а она задыхалась от бессильной ярости под тяжестью его тела. Впрочем, едва губы Тома коснулись ее, как гнев исчез, и Кэтрин почувствовала, что тает в его объятиях.

Ах, эти долгие дни и ночи, которые они провели, разделенные проклятым валиком! Том в мгновение ока стащил с Кэтрин ночную сорочку, а она принялась нетерпеливо дергать шнурки его рубашки. Потом благоговейно погладила завитки золотистых волос на его широкой груди, пока ладонь Тома дразнила ее грудь – такую маленькую и такую безупречную.

Кэтрин стонала и извивалась под ним. Малейшее его прикосновение воспламеняло ее; Том был нежен и осторожен, словно знал, что грубость и бесцеремонность всегда внушали ей отвращение. Казалось, он боготворил и ее атласные губы, и ямочку на подбородке, и стройную шею, и плоский живот, и вот уже Кэтрин не смогла сдержать нетерпеливый крик.

Они прижимались друг к другу все крепче, и едва ноги Кэтрин сами собой обвились вокруг Тома, как ей показалось, что их захлестывает огненная волна. Мгновение – и Том достиг цели, о которой мечтал с тех пор, как увидел Белинду Белламур на сцене театра герцога Йоркского.

Его ожидало невероятное открытие – в его объятиях была прекрасная девственница, которая вскрикнула от боли, когда он стал одной с нею плотью.

Том попытался было отстраниться, желая облегчить ее боль, но она с силой притянула его к себе.

– Нет! Нет! Не уходи! О Господи, я и не думала, что может быть на свете такое блаженство!

– Но, моя хорошая, – он произнес это без тени насмешки, с бесконечной нежностью, осторожно целуя ее, – ведь я сделал тебе больно. Ах, если бы я только знал! Ты должна была сказать мне.

– И ты бы поверил?

Он виновато рассмеялся в ответ:

– Да, моя хорошая, вот я и попался. Я только и делал, что посмеивался над твоим целомудрием, полагая, что, как большинство женщин, ты им давно уже не обладаешь. А теперь я сам отнял его у тебя.

Кэтрин покачала головой: – Нет, не говори так. Разве я этого не желала? Для настоящей близости всегда нужны двое, и ты не принуждал меня. Странно, но стоило мне швырнуть в Джорди валиком, как я поняла, что пропала.

Ее слова и то, с какой любовью она произнесла их, возымели на Тома волшебное действие. Он ощутил, как плоть его вновь окрепла, и сообразил, что не должен больше ласкать Кэтрин, чтобы не причинить ей боли. Господи! Ведь завтра Кэтрин отправится к Грэму, который спит и видит, как бы овладеть хорошенькой соблазнительницей. Ревность снова обожгла Тома.

Нет, он не может этого допустить, просто не может – и не допустит! Соглашаясь на участие молодой актрисы в рискованном предприятии, он был уверен, что она охотно уступит всякому, кто того пожелает – или заплатит. Но теперь-то ему известно, что это не так! Том отпустил ее, и они легли рядом. Голова Кэтрин удобно устроилась на его плече, и он поцеловал ее в макушку, не рискуя целовать в губы, но даже такой малости было достаточно, чтобы плоть его нетерпеливо напомнила о себе.

Помолчав, он заговорил:

– Кэтрин, мне кажется, тебе не следует идти завтра к Грэму.

Кэтрин не хотелось спорить с ним после только что пережитых мгновений блаженства, но их задание еще не выполнено до конца, а от этого зависит жизнь Роба.

– Еще как следует! – ответила она. – Поступить иначе – значит нарушить обещание, которое я дала в Лондоне.

Том покачал головой, чувствуя, как горло его сжимается от волнения.

– Он не станет с тобой говорить, пока ты не согласишься переспать с ним. Ты не должна делать это хотя бы ради себя самой, хорошая моя.

Он не добавил: «И ради меня тоже», хотя мысль о том, что к ней может прикоснуться другой мужчина, бесила его.

Его слова не поколебали Кэтрин, поскольку слова «честь» и «долг» были для нее не просто пустыми понятиями.

Кэтрин сказала фразу, которая помогла Тому примириться с мыслью о ее предстоящей встрече с Грэмом:

– Я не стану его любовницей, Том, обещаю тебе.

– А вдруг он, поняв, что не добьется своего, откажется передавать нам информацию?

– Тогда я сочту это знаком того, что моя миссия провалилась. Но по крайней мере я попыталась добиться успеха.

Том задумчиво кивнул:

– Мы всегда можем сказать, что Грэм водил нас за нос, притворяясь, что у него есть еще какая-то информация.

– Но, Том, это же ложь! – возразила Кэтрин.

– Ложь во спасение. А теперь спи, моя хорошая. Завтра будет трудный день.

Чуть позже Джорди, озадаченный тишиной в спальне, заглянул в щелочку и увидел, что Том и Кэтрин спят, сплетясь руками и ногами.

– Давно пора, – с одобрением пробормотал слуга, возвращаясь на свой тощий тюфяк.

Утром Кэтрин проснулась, чувствуя себя совершенно разбитой, однако все отступало перед ощущением переполняющего ее счастья. Она не жалела о том, что уступила Тому, и не лелеяла иллюзий насчет возможной свадьбы. Сказки сказками, но Кэтрин была прежде всего трезвой реалисткой – бывший вояка и искатель приключений едва ли будет рад повесить себе на шею жену-актерку. Кэтрин благодарила судьбу за ночь любви с прекрасным возлюбленным, зная, что на долю большинства женщин не выпадает даже такой малости.

Итак, вооруженная любовью, Кэтрин зашагала по улицам Амстердама в сопровождении Джорди. Том держался далеко позади. Слуга должен был ожидать Кэтрин у входа в дом Грэма, а Том обещал не сводить глаз с Джорди. Кэтрин думала, что все это смахивает на детскую игру – но, с другой стороны, с тех пор как арестовали Роба, ее жизнь мало чем отличается от жестокой детской забавы. Хотя грех жаловаться – в этой игре ей достался Том. Надо жить настоящим и радоваться каждому мгновению, стараясь запечатлеть его в памяти.

Хозяйка кисло взглянула на Кэтрин, отворяя дверь на стук.

– Что, опять гости? – Она потыкала большим пальцем за плечо, указывая на лестницу. – Хватит, не стану я вас провожать. Третий посетитель за утро – слыханное ли дело! Сначала оборванный недомерок, потом кавалер из богатеньких – мы тут не часто таких видим! – а теперь еще и вы, сударыня! Его дверь всегда открыта, так что поднимайтесь и не вздумайте звать меня, когда будете уходить. Я ему не прислуга! – Хозяйка выразительно подбоченилась и зашаркала по коридору прочь.

Кэтрин дважды постучала и сообразила, что Грэм, вероятно, вышел. Странно… Когда они проходили мимо рынка, часы на колокольне пробили полдень, а Грэм особенно настаивал на том, чтобы она явилась без опоздания. Кэтрин захотелось уйти и сказать Тому, что Грэма не оказалось дома, но что-то ее остановило. Хозяйка упомянула, что дверь Грэма всегда открыта. Что ж, значит, надо постучать еще раз и войти. Может быть, он задремал и не слышит.

Кэтрин забарабанила по двери чуть настойчивее, а затем повернула железное кольцо, служившее ручкой, и вошла, тихо окликая Грэма.

В комнате было пусто, но Кэтрин поразил царящий в ней беспорядок. Разорванные книги сброшены с полок, на полу валялась разбитая посуда. Ящики выдвинуты из высокого комода, черепки мисок и осколки стекла усеивали пол вперемешку с бумагами из явно взломанного секретера.

Кэтрин стояла, оглядываясь по сторонам, как вдруг приоткрытая дверь в спальню Грэма распахнулась и на пороге показался хозяин. Сделав пару шагов, он, шатаясь, остановился. Лицо его было серым, из уголка рта струилась кровь. В правой руке он что-то сжимал, но Кэтрин не поняла, что именно. Мгновение-другое он невидящими глазами смотрел на нее, а затем, как подкошенный, рухнул на пол.

Кэтрин не сомневалась, что минуты жизни Грэма сочтены, и убедилась в этом окончательно, увидев вонзенный в его спину кинжал.

Кровь пропитала его камзол и медленно стекала по нарядным панталонам и чулкам.

Она не испытывала к нему никакой симпатии, но жалость заставила ее склониться над ним. Не вытащить ли из раны кинжал? Позже Кэтрин была рада, что не сделала этого, так как его кровь неминуемо запятнала бы ее. Грэм с трудом повернул голову и заплетающимся языком произнес:

– Голубушка… вы пришли. Кэтрин беспомощно кивнула:

– Да, я же обещала.

Он сделал попытку приподняться, и лицо его исказила мучительная гримаса.

– Нет-нет! – быстро воскликнула Кэтрин. – Постарайтесь не двигаться.

Он покачал головой и вытащил из-под себя правую руку с зажатым в ней листком бумаги, бормоча что-то неразборчивое. Вроде бы пытался сказать: «Это для вас». Внезапно ее осенило: он хотел передать ей какой-то документ!

Она тихо произнесла:

– Не двигайтесь, а я приведу доктора.

На этот раз его слова прозвучали совершенно отчетливо:

– Нет, нет. Поздно! Уходите!

Она собралась возразить ему, хотя рассудок подсказывал ей, что никакой врач уже не поможет, и тут голова Грэма дернулась и изо рта его хлынула кровь.

Все было кончено – смерть призвала его.

Кэтрин не знала, как долго она простояла на коленях возле его холодеющего тела. Ей казалось, прошло несколько часов, но Том и Джорди заверили ее потом, что она пробыла в доме от силы пять минут. Она понимала, что нужно закрыть его широко открытые, словно от изумления, глаза и передвинуть тело с черепков посуды и обрывков бумаг, среди которых он умер.

Однако здравый смысл властно запретил ей что-либо делать. Следует прежде всего думать о Томе, и Джорди, и о себе самой. И о документе, который Грэм так отчаянно пытался передать ей.

Она поднялась и трясущимися руками запихнула бумагу в сумочку, что висела у нее на локте. Ощущая, как дрожат ноги, вышла из разгромленной комнаты, оставив в ней тело убитого хозяина. Потом спустилась по лестнице и отворила дверь, натолкнувшись на стоящего на пороге Джорди. Он сразу заметил, как она бледна.

– Что такое, хозяйка? Что случилось? Да я прикончу его, если только этот пес посмел вас обидеть!

– Поздно, Джорди, ты опоздал. Разыщи Тома – мы возвращаемся домой. Только скорей! Нас не должны тут видеть!

 

Глава тринадцатая

– Сначала коротышка, а потом нарядный кавалер? Может, это ван Слайс? Ладно, после подумаем.

Когда они вернулись на постоялый двор, Том налил Кэтрин бренди и заставил ее прилечь, а уж потом попросил рассказать о случившемся, не упуская ни одной мелочи. Сообщив наконец, что Грэм передал ей бумагу, она достала документ из сумочки и протянула его Тому.

– Думаю, убийца напал на него в спальне, счел его мертвым и, услышав мои шаги, быстренько ретировался. А Грэм сумел продержаться до тех пор, пока не вручил мне документ. По-моему, это шифр, только не такой, как у нас, – закончила Кэтрин, глотнув еще бренди.

Благодаря успокаивающему действию напитка ей начинало казаться, что все это происходило давно и не с ней.

Том внимательно рассмотрел документ, а Кэтрин рассеянно пробормотала:

– Должно быть, это и правда важно, но что толку, если у нас нет ключа?

Том ухмыльнулся:

– А вот я думаю, ключ у нас найдется. Постой-ка. – Он подошел к своему сундуку, порылся в нем и извлек молитвенник Джайлса Ньюмена. – Абзац в самом начале явно использовали как основу шифра. А что, если попробовать расшифровать это послание, воспользовавшись шифром Ньюмена? В случае неудачи мы ничего не потеряем. Кэтрин лениво вздохнула:

– Ах, Том, я так устала… Зря ты налил мне столько бренди. Я вот-вот усну.

Том подошел к кровати и присел рядом с Кэтрин.

– Не волнуйся, моя храбрая девочка. – Он с нежностью поцеловал ее. – Постарайся отдохнуть. Если я прав, мы завтра же отправим донесение в Лондон.

– Том, кто убил его? И за что? Том задумался.

– Убийцей мог оказаться кто угодно, если Грэм был для него опасен. Я не могу понять одного: почему он передал тебе зашифрованное послание? Он же не знал, что ключ к шифру у нас, если только…

– Ес-сли т-только?..

– Ес-сли т-только, моя хорошая, – ласково передразнил ее Том, – ему каким-либо образом не стало известно, что я побывал у Ньюмена после того, как тот был убит.

Кэтрин зевнула.

– Все так запуталось… Давай поговорим потом. Я уже с-сплю.

Том поцеловал зажмуренные глаза Кэтрин, надеясь, что призрак Грэма не потревожит ее сон.

Ключ к шифру и в самом деле был в молитвеннике Ньюмена. Том расшифровал письмо Грэма, и, когда вечером Кэтрин проснулась, он уже начал составлять донесение в Лондон. Днем оказалось, что у него закончились чернила. Однажды он видел, как Кэтрин доставала из своего сундучка пузырек чернил. Наверняка она не будет возражать, если он воспользуется ее запасом.

Том открыл сундучок, в котором царил идеальный порядок. Поверх аккуратно сложенной одежды лежала обитая кожей шкатулка, откуда Кэтрин и доставала чернила. Том откинул крышку – это был дорожный письменный прибор, пузырек чернил надежно крепился к боковым стенкам.

В шкатулке лежали два гусиных пера, перочинный ножик, скляночка с песком, которым полагалось посыпать написанное, и пухлая стопка бумаги – причем почти все листы были густо исписаны. Том и не думал шпионить за Кэтрин, однако ничто человеческое не было ему чуждо. Бумаги заинтриговали его. Что же такое она писала – по всей вероятности, когда он время от времени оставлял ее по вечерам и нередко днем? Более того, почему с таким старанием прятала свою работу и от него, и от Джорди?

Он решил, что у него есть достаточно веские основания узнать, не могут ли таинственные бумаги повредить их общему делу.

Том оглянулся. Кэтрин спала, улыбаясь во сне, и он почувствовал себя последним подлецом. Но все же взял стопку бумаги и развязал удерживающую их ленточку.

Похоже, Кэтрин писала второпях, однако почерк у нее был четкий, как у настоящего писца, и Том с изумлением обнаружил, что читает текст неизвестной пьесы. Более того, на первой странице его ожидало новое открытие: главным персонажем пьесы был тот самый Простак, в роли которого он видел Беттертона на сцене Герцогского театра.

Том быстро перебрал объемистую стопку. Не было никакого сомнения: в его руках оказалось новое творение Уилла Уэгстэффа.

Последние сомнения покинули Тома, когда он добрался до страницы, где Кэтрин нацарапала несколько вариантов названия пьесы и вычеркнула все, остановившись на последнем: «Хвастун, или Простак женится».

Неужели это правда? Неужели остроумный, бесстыжий Уилл Уэгстэфф, соленые шуточки которого доставляли удовольствие такому множеству искушенных зрителей, – это Кэтрин Вуд, она же Клеон Дюбуа? Неужели к двум своим именам она может по праву добавить еще и третье? Неужто он так и не сумел узнать ее до конца? Впрочем, чему же тут удивляться? Разве не доказала ему Кэтрин, что она храбра, настойчива, изобретательна.

Том осторожно убрал обратно пузырек чернил, скляночку с песком и бумаги, пытаясь вспомнить, в каком порядке они лежали. Кэтрин не должна догадаться, что ему стал известен ее секрет. Неудивительно, что на вопрос, знает ли она Уилла Уэгстэффа, она ответила отрицательно. Разумеется, их не познакомили!

С трудом сдерживая смех, Том высунул голову в гардеробную, разбудил дремавшего после обеда Джорди и шепотом приказал ему купить пузырек чернил и новое перо.

Итак, когда Кэтрин проснулась, Том с улыбкой взглянул на нее, заканчивая письмо в Лондон. На столе перед ним стоял поднос с горячим чаем, чашками, тарелками и целой грудой крохотных пирожных.

– Вот ты и проснулась, моя хорошая. Посмотри, что принес нам Джорди. Он сказал хозяйке, что у тебя разболелась голова, а по ее мнению, чай – лучшее лекарство.

– Верно, – согласился Джорди, – но вы и так уже получше выглядите.

– Да, я и чувствую себя лучше, – ответила Кэтрин и села напротив Тома. – А что было в письме Грэма?

– Кое-что важное, дорогая женушка. – Том взял донесение, которое он написал в Лондон. – Здесь говорится, что на мирных переговорах голландцы не намерены идти на уступки на Востоке. Там им хочется сохранить свою монополию. С другой стороны, их мало интересуют поселения в Северной Америке, которые мы отбили у них, переименовав Новый Амстердам в Новый Йорк. Мне известно, что наше правительство видит будущее мира – и прежде всего Великобритании – в торговле с Новым Светом, где таятся несметные богатства. Таким образом, наша главная задача на мирных переговорах – не дать им почувствовать, какие блестящие перспективы откроются перед той из держав, у которой останутся поселения в Новом Свете.

Кэтрин поднесла руку к голове:

– О Господи, как все сложно! Но я вроде бы понимаю, о чем идет речь. Получается, нашему правительству следует притвориться, что мы мечтаем заполучить Острова Специй на Востоке, и тогда голландцы подсунут нам североамериканские поселения, думая, что обманули нас.

– Умница! Именно так и достигается успех в переговорах. Пожалуй, эти новости важнее, чем сведения о намерениях голландского флота.

– И ты уже написал об этом в Лондон? Том с торжеством помахал мелко исписанным листком бумаги.

– Все уже написано и зашифровано, так что завтра донесение полетит в Лондон. Наша миссия окончена. Можно укладывать вещи и ехать домой. Ван Слайс прислал весточку о том, что все наши товары уже отправлены в Англию. Совсем скоро ты увидишь брата на свободе.

Кончено… Все кончено. Наверное, после всего, что случилось утром, Кэтрин должна была радоваться этому известию, но сейчас она испытывала лишь горечь.

На следующий день, как раз когда они складывали вещи, из Лондона прибыл нарочный со спешным посланием для мистера Тома Тренчарда. Нарочный, доверенный слуга сэра Томаса Гоуэра, сказал, что дело не терпит отлагательств.

Том с непроницаемым лицом прочитал письмо, поблагодарил нарочного, щедро заплатил ему и объявил Кэтрин и Джорди неприятные новости:

– Здесь говорится, что из Лондона отправляются для встречи с нами два посланника. Они прибудут в ближайшие дни – а до тех пор нам предписано ничего не делать. В Лондоне считают наше сообщение о планах голландского флота не вполне достоверным, и новоприбывшим поручено лично допросить Грэма.

– Как бы не так! – горячо прервал его Джорди. – Пускай навестят его в аду и потолкуют, авось он уговорит их там остаться.

– Да, плохо дело, – сказал Том и взял в руки письмо. – К нам едут сэр Фрэнсис Херролд и Джеймс Boy. Второго я не знаю, а первый мне не нравится. Пошли, а то опоздаем на пакетбот.

Кэтрин ответила ему онемевшими губами, не узнавая собственного голоса:

– Мне тоже не хочется тут задерживаться, но ведь, уехав после получения приказа, я нарушу обещание, и жизнь Роба окажется под угрозой.

Том грубо выругался.

– Черт бы побрал все на свете! Если бы только нарочный задержался! Мы бы были уже на корабле. Да, остаемся и будем надеяться, что смерть Грэма не навлечет на нас беды.

– Хозяйка могла бы уехать со мной, – предложил Джорди. – А вы останетесь и разберетесь с этими выскочками.

Кэтрин грустно покачала головой:

– Нет, Джорди. Я дала слово, а в обмен мне обещали жизнь моего брата. Я не могу поступить иначе.

Итак, они решили остаться. Том отправил Джорди сказать хозяину, что они раздумали уезжать.

Обняв Кэтрин за плечи, Том привлек ее к себе и нежно поцеловал в щеку.

– Не бойся, моя хорошая. Я стану тебе защитой и опорой – не только сейчас, но и в будущем. Мне страшно даже подумать, что с тобой может случиться беда. Кроме того, вдруг нам еще повезет…

Ему отчаянно хотелось подразнить ее намеком на то, что он знает, кто такой Уилл Уэгстэфф, однако время было неподходящее. Потом, когда они вернутся в Англию и окажутся в безопасности, еще успеют как следует узнать друг друга.

Не только он надеялся на это. Наслаждаясь теплом его сильных рук, оградивших ее от всех невзгод, Кэтрин старалась убедить себя, что все закончится хорошо, хотя по собственному горькому опыту знала, как опасно полагаться на везение.

 

Глава четырнадцатая

– Ожидание – худшая пытка на свете, – заявил Том, глядя из окна их комнаты на задний двор, куда, громыхая, въехала большая карета.

Он обернулся, с улыбкой глядя на Кэтрин. Она устроилась в кресле, прилежно вышивая розу на кусочке канвы. Том купил для нее этот узор три дня назад, когда Кэтрин пожаловалась, что не привыкла к праздности. Собственно говоря, она вовсе не сидела сложа руки, когда Том ненадолго покидал ее. Работа над «Хвастуном» подходила к концу, и Кэтрин надеялась дописать пьесу до отъезда из Голландии.

Том залюбовался ею – вид у нее был такой трогательно-домашний, что на ум невольно приходили картины, которые голландские торговцы с гордостью заказывали живописцам, желая похвастаться своей семейной жизнью.

Миновала неделя с того дня, когда их посетил нарочный из Англии. Они с Томом жили как муж и жена, с трудом перенося разлуку даже на пару часов. Вначале Кэтрин жалела о том, что им пришлось задержаться в чужой стране, но теперь все чаще радовалась этому обстоятельству.

Она улыбнулась, когда Том поцеловал ее в макушку.

– Я должен уйти, – сказал он. – Надо же разведать, что творится на свете.

Они договорились, что Тому не следует все время оставаться дома. Том объяснил хозяину постоялого двора, что жене нездоровится. Хозяйка шепотом поинтересовалась, уж не беременна ли Кэтрин, и Том загадочно улыбнулся. До сих пор он не помышлял о том, как славно было бы нянчиться с малышом Томом, однако сейчас все чаще радовался таким мыслям.

– Вы будете скучать без меня, миссис Тренчард? – спросил он и, опустившись перед ней на колено, взял из рук вышиванье и принялся целовать ее ладонь. Ему отчаянно хотелось распустить шнуровку корсажа и осыпать поцелуями скрытые под тонким батистом сокровища. Кэтрин осторожно подергала завязки его панталон, но он ласково отвел ее руку в сторону. – Нет, моя хорошая, не сейчас, Джорди вот-вот вернется. – Голос его стал хриплым от желания. Том положил голову на колени Кэтрин, а она принялась гладить его вьющиеся рыжие волосы. – Кэтрин… – начал он сдавленно. – Клянусь, за свою беспутную жизнь я никогда не испытывал такого наслаждения, как то, что ты даришь мне. А вдруг у тебя будет ребенок? Ты будешь очень несчастна?

– Нет, что ты! – Кэтрин вложила в ответ всю силу своей нежности. – Ребенок от тебя… Господи, да об этом можно только мечтать!

Он снова уткнул лицо в ее колени и простонал:

– О Боже, милая! Я тебя недостоин.

Это была правда. Том с отвращением думал о вольных нравах при дворе Карла II и распущенных манерах придворных. Я старею, неожиданно подумал он. Я полюбил женщину и хочу от нее ребенка. Странная штука жизнь…

– Скоро мы вернемся домой, – сказал он и добавил, забыв, что такие слова не подобают искателю приключений без гроша в кармане: – Я одену тебя в шелк и бархат, мы будем есть паштет из перепелов и любить друг друга среди цветов в лесу неподалеку от моего дома.

Кэтрин снова погладила его волосы.

– Вы стали поэтом, сэр. У Рочестера и Этериджа появился опасный соперник.

– Скоро, очень скоро, – сказал он, вставая. – Обещаю тебе.

В эту минуту на лестнице послышались шаги Джорди, который явился охранять хозяйку.

– Я постараюсь не задерживаться, – заверил ее Том, надевая короткую кожаную куртку и шляпу с серыми перьями. – Когда я вернусь, мы спустимся вниз и сыграем еще одну партию. – Он начал учить ее игре в шахматы и изумлялся, до чего способной ученицей она оказалась.

На прощание Том страстно поцеловал ее, и Кэтрин, прижав руку к губам, словно желая удержать его поцелуй, подошла к окну, глядя, как Том пересек двор.

Кэтрин была бездумно, безудержно счастлива, как бывает счастлива женщина, насладившаяся ночью любви с любимым мужчиной. Счастье захлестывало ее, заполняя все мысли, так что она совсем замечталась и очнулась, лишь заслышав громкий топот возле самой двери.

Кто-то резко постучал, крикнув:

– Именем закона, откройте!

Джорди быстро отпер дверь и встал перед Кэтрин, заслоняя ее. Она прижала к груди вышиванье, с ужасом глядя на троих мужчин, ворвавшихся в комнату. На них были кирасы и блестящие шлемы, как будто они собрались разгромить гнездо опасной шайки разбойников. Судя по всему, один из них был важным чиновником.

– Вы – миссис Кэтрин Тренчард? – осведомился он.

Джорди, ничуть не смутившись, возмущенно поинтересовался:

– Какого черта вы сюда приперлись? Неужели сами не видите, что моя хозяйка и мухи не обидит?

Главный нетерпеливо отмахнулся от него.

– Миссис Тренчард, я арестую вас за убийство Уильяма Грэма, которое вы совершили на прошлой неделе в городе Амстердаме. У меня приказ препроводить вас в ратушу для допроса, а оттуда в тюрьму.

– Что?! – взревел Джорди. – Ах ты, грязная скотина!

Главный ловким ударом отбросил его к стене, взял Кэтрин за плечо и передал ее стражникам.

Поняв, что Джорди вот-вот кинется на обидчика, Кэтрин остановила его:

– Нет, Джорди, не надо. Так ты мне не поможешь. Жди здесь и, когда Том вернется, все ему расскажи. Он знает, что делать.

Джорди неохотно кивнул и крикнул вслед солдатам, которые уводили Кэтрин, по-прежнему сжимавшую в руках вышиванье:

– Смотрите, обращайтесь с ней повежливее, черт бы вас побрал! Добрее моей хозяйки на свете нет!

Том вернулся с подарком для любимой. На цветочном рынке он купил прелестный букетик весенних цветов. Забавно! Даже своей первой возлюбленной он никогда не носил подарков, а вот теперь ведет себя как мальчишка!

Как только Джорди отпер ему дверь, Том сразу понял, что произошло нечто ужасное. Кэтрин не бросилась ему навстречу, а на лице слуги застыло еще более несчастное, чем всегда, выражение. Том положил букет на туалетный столик.

– Выкладывай, приятель, что стряслось?

– Пришла стража и увела ее в ратушу – по обвинению в убийстве Грэма.

– Проклятие!

Том рванулся к двери. Голова его пылала, в глазах стояли слезы.

Забыв о почтительности, Джорди схватил Тома за плечо:

– Нет, хозяин, так не годится. Подумайте, прежде чем что-нибудь делать. Хорошо же вы поможете ей, оказавшись за решеткой!

Ярость и отчаяние Тома чуть остыли.

– Твоя правда. Наверняка хозяйка дома, где жил Грэм, вспомнила Кэтрин, и найти нас оказалось проще простого. Они спрашивали обо мне?

– Нет, сэр, и на меня тоже не обратили никакого внимания. Мне это показалось странным, но, может, они решили, что убийство завершило ссору между мужчиной и женщиной, которую он принуждал быть полюбезней? Не забывайте, что вас никто не видел, а я был там только один раз.

Отвернув от Джорди искаженное страданием лицо, Том со всей силы ударил по двери кулаком и выругался.

– А я-то клялся всегда и везде защищать ее! Хороший из меня защитник, нечего сказать! Есть только один способ помочь Кэтрин: узнать, кто все-таки прикончил Грэма, и передать убийцу властям. Отправляйся и прочеши все пивные, все таверны и притоны. Расспрашивай про коротышку – а я потолкую с ван Слайсом. Может статься, он и есть тот самый разодетый кавалер. После этого я пойду в ратушу и узнаю, где Кэтрин и что с ней, и постараюсь сам не оказаться под арестом.

Вот как переменчива бывает судьба: совсем недавно ему казалось, что он в раю, а теперь вокруг него, похоже, готово разбушеваться адское пламя…

Ван Слайс был дома. Он принял Тома в той же зале, где они встречались раньше, внимательно выслушал и сочувственно покачал головой.

– Увы, менеер, ничем не могу вам помочь. В Амстердаме работают несколько агентов, и из них я был знаком только с Грэмом. Что же касается вашей жены, я попробую навести справки, но ей предъявлено весьма серьезное обвинение. Самый верный способ вытащить ее из темницы – найти убийцу Грэма, хотя это будет непросто. Кстати, могу предложить вам маленькую подсказку. В Амстердаме видели Амоса Шоотера. На вашем месте я не стал бы слишком ему доверять, но не спрашивайте меня почему. Желаю вам удачи.

Том поблагодарил и удалился, не очень полагаясь на искренность ван Слайса. Следующим делом было добиться свидания с Кэтрин, и для этой цели Том запасся тугим кошельком.

– Да, сэр, я посещала мистера Грэма. Нет, сэр, я не убивала его, и больше мне нечего вам сказать.

Магистрат, который допрашивал Кэтрин, представлял собой полную противоположность своему коллеге из Антверпена. Рыжеволосый и краснолицый здоровяк отличался весьма скверными манерами. Допрашивая Кэтрин, он наклонился над столом, пожирая ее глазами.

– Хозяйка опознала вас и заявила, что вы были последней, кто приходил к нему, а значит, сударыня, вы и есть преступница.

– Но, сэр, хозяйка показала, что я навестила мистера Грэма около полудня, а он был найден мертвым лишь в шесть часов вечера.

Кто угодно мог тайком явиться к нему за это время.

Магистрат усмехнулся:

– Будьте уверены, сударыня, хозяйка бы услыхала. В том, что касается ее дома и жильцов, нюх у этой доброй женщины собачий.

Кэтрин и Том решили, что, если дело дойдет до допроса, ей следует твердить одно: Грэм был жив и здоров, когда она рассталась с ним. Заяви Кэтрин, что застала его умирающим и не сообщила об этом ни хозяйке, ни полиции, ее сочтут если не убийцей, то сообщницей преступника.

– Ладно, голубушка, хватит увиливать. Зачем вы приходили к нему? Хозяйка сказала, что ее постоялец был бабником и волокитой. Если вы убили его, пытаясь дать ему отпор, ваша вина не столь велика, и суд учтет это обстоятельство.

– Да нет же, я говорю правду! Я не убивала мистера Грэма! А заходила к нему, чтобы передать привет от его семьи из Англии. Он был так несчастен, живя в изгнании!

– Почему же я вам не верю, сударыня? – тихо спросил магистрат. – А ведь я вам не верю…

Кэтрин почувствовала, что еще немного – и она не выдержит.

– Сэр, я желала бы повидать мужа. Он наверняка сильно огорчен моим арестом.

– Кстати, сударыня, потрудитесь объяснить, почему вы дважды посещали Грэма, а ваш достойный супруг ни разу не сопровождал вас?

– Он был занят по торговым делам.

– Дважды, сударыня? Дважды? А может, он вообще не знает, как вы развлекаетесь в его отсутствие? Да, ему будет позволено свидание с вами, но только в присутствии тюремного смотрителя – разумеется, если ваш муж пожелает видеть вас. Уведите ее.

В камере Кэтрин без сил опустилась на соломенный тюфяк. Ей казалось, что все потеряно и выхода нет – если, конечно, Том что-нибудь не придумает. Разжав онемевшие пальцы, она с изумлением увидела, что все еще держит свое вышиванье. На столике лежала Библия, и Кэтрин принялась читать, надеясь обрести хоть какое-то утешение.

Очнулась она, когда привели Тома, и его лицо моментально поведало ей, как потрясен он ее арестом.

Не обращая внимания на застывшего у двери тюремщика, он крепко обнял ее.

– Прости меня, любимая! Прости, что не сумел защитить тебя! Мы с Джорди стараемся выяснить, кто же убил Грэма, – и тогда тебя освободят. Сегодня я был у ван Слайса – он обещает помочь. Господи, я никогда не прощу себе, что позволил впутать тебя во все это!

– Глупышка Том, – с нежностью отозвалась Кэтрин. – Разве ты затащил меня сюда?

– Любовь моя, и ты еще утешаешь меня!

Какой же вы отважный храбрец, мистер Уэгстэфф! Неудивительно, что у тебя получаются такие замечательные пьесы!

Сказав это, Том спохватился, но было уже поздно. Кэтрин быстро отстранилась, недоверчиво глядя на него.

– Ты знаешь? Но откуда?

– Прости, любимая. – Он поднес к губам ее тонкие пальцы. – Я искал в твоем сундучке чернила и, наткнувшись на рукопись, самым наглым образом прочитал ее. И был наказан, обнаружив, что люблю настоящего гения! «Человек, который машет палкой», если не «потрясает копьем», занимал меня с тех самых пор, как я увидел тебя в роли Белинды. Но мне, знаешь ли, в голову не приходило, что он – это она, и что она – это женщина, которую я люблю, и что свое признание я сделаю не где-нибудь, а в голландской тюрьме!

– «Мы знаем, кто мы, но как знать, кем быть мы можем»! – отпарировала Кэтрин, целуя его руку и мысленно посылая к черту тюремщика. – Я как-то раз играла в «Гамлете».

– Прости, что шпионил за тобой, моя отважная девочка.

– Ну конечно, я прощаю тебя! Ты сделал все это не нарочно. Кроме того, было бы досадно, если бы ты остался без чернил.

Подумать только, она еще находит силы шутить!

– Время, – вдруг процедил тюремщик и взял Тома за плечо, намереваясь увести его.

Том нетерпеливо стряхнул бесцеремонную руку.

– До завтра, – хрипло пообещал он. – Надеюсь, у меня будут новости получше.

– Передай привет Джорди, – крикнула Кэтрин ему вслед.

– Что, твоя жена наставляла тебе рога не только с Грэмом? – расхохотался тюремщик, и Тому потребовалась вся его выдержка, вся сила воли, чтобы сдержаться и не уложить наглеца на месте.

 

Глава пятнадцатая

Наступил вечер, но усилия Тома и Джорди обнаружить хоть какой-нибудь след убийцы Грэма не дали никакого результата.

– Завтра, – устало сказал Том, когда они перед полночью шагали на постоялый двор, – попробуем снова.

Судя по слухам, французы приближались к голландской границе, и Том надеялся, что вот-вот будет объявлено о перемирии между Голландией и Англией. Это было бы очень кстати для Кэтрин.

Утром Том отправил Джорди в город, а сам решил написать в Лондон. Надо было сообщить об аресте Кэтрин и узнать, что случилось с посланцами сэра Томаса Гоуэра. Том уже почти закончил шифровку, когда во дворе послышался шум, и он подошел к окну взглянуть, чей это экипаж вызвал такую суету.

Он сразу понял, что эмиссары из Англии наконец прибыли – и с каким шиком! Первым из кареты вылез сэр Фрэнсис Херролд, разряженный, как всегда, с видом независимым и важным. За ним показался Джеймс Boy, только и умеющий, что поддакивать своему патрону.

– Удивительно, что вы вообще явились, – начал Том, как только гости вошли в комнату. – Интересно, какие великие новости вы мне привезли? Господь свидетель, Херролд, я без вас не скучал!

– Иного приветствия, Кеймерон, я и не ожидал, – отпарировал сэр Фрэнсис, брезгливо осматриваясь по сторонам. – В Лондоне подумали, что вам нужна помощь, в особенности когда вы прислали нам сказочку о предполагаемом нападении голландцев. Впрочем, получив ваше последнее донесение, сэр Томас Гоуэр решил, что вам наконец-то удалось узнать что-то действительно важное. Я уполномочен передать вам следующее. Отсылайте вашу красотку домой, ее работа уже сделана, и немедленно отправляйтесь в Бреду вместе с Boy. Я присмотрю за вашей милашкой.

Том ощутил, что его душит ярость. «Милашка» – это же надо так выразиться! «Отсылайте ее домой» – словно тюк с грязной одеждой! Он едва сдержался, чтобы не схватить Херролда за горло и не отправить по известной дорожке следом за Ньюменом и Грэмом.

– Черт бы вас побрал, Херролд, придержите язык, – начал он. – Да будет вам известно, что моя милашка, как вам угодно было выразиться, доказала, что она ничем не уступит лучшему из мужчин. Кстати, в настоящее время она томится в тюрьме – по обвинению в убийстве Грэма, к которому не имеет никакого отношения. И клянусь, я и шагу не сделаю, пока она не выйдет на свободу!

– Вы, верно, переспали с ней, – фыркнул Херролд. – Судя по всему, вам не терпится снова подмять ее… – Он не договорил, поскольку Том с приглушенным рычанием схватил его за кружевной воротник.

Джеймс Boy, хранивший до сих пор молчание, слабо возразил:

– Осторожнее, Кеймерон, не придуши его. Здравый смысл вернулся к Тому, и он неохотно отпустил обидчика, заметив:

– Лиловый цвет лица вас очень красит, Херролд. Убирайтесь! Оба! Слышали? Без девушки я и шагу отсюда не сделаю.

– К черту девчонку! – визгливо выкрикнул Херролд. – Мне даны четкие указания, так же как и вам. Сэр Томас все предвидел. Он поручил сказать мне, что, если вы откажетесь ехать на переговоры или начнете настаивать, чтобы девица возвращалась в Англию с вами, мы выдадим ее властям как шпионку.

– Будь оно все проклято! – не сдержался Том. – Я сам пойду к магистрату и скажу… – Он резко замолчал.

– Что вы тоже английский лазутчик? Если повезет, будете болтаться на одной виселице. Послушайте меня, уезжайте, и девица сегодня же будет свободна. Ее выпустят, если я сообщу, кто убил Грэма.

Том подумал, что в один прекрасный день, несомненно, прикончит Херролда за этот гнусный шантаж. Он знал также, что его долг – поквитаться с Арлингтоном и Гоуэром за то, как скверно они обошлись с Кэтрин.

– И кто же убил Грэма? Кстати, откуда вам это известно?

– Его убил Амос Шоотер. Он давно запутался, кому служит на самом деле, растранжирил состояние жены и нуждался в деньгах. А уж откуда нам стало это известно, полюбопытствуйте у сэра Томаса. Только вряд ли он вам что-нибудь расскажет.

Джеймс Boy заговорил приторно-любезным голосом:

– Не упрямься, Стэр. Ты же понимаешь, все складывается к лучшему.

– Но я обещал навестить ее сегодня, – возразил Том. – По крайней мере подождите, пока я не повидаюсь с ней.

Херролд ответил с явным удовольствием:

– Кеймерон, я не властен что-либо решать. Вам следует немедленно отправляться в Бреду – или красотку бросят на съедение.

Джорди! Куда запропастился Джорди, когда он так нужен?

– Я дождусь, пока не вернется мой слуга. Он уедет с Кэтрин.

Херролд вздохнул:

– Ни в коем случае. Вам следует отправляться немедленно. Я передам все, что надо, вашему человеку. Но поторопитесь, мы и так потеряли немало времени.

– Я напишу Кэтрин и объясню, почему оставляю ее одну в Амстердаме, а уж вы, пожалуйста, передайте ей мое письмо. – Тому претило упрашивать сидящего перед ним негодяя, но делать было нечего.

– Разумеется, – с готовностью ответил Херролд, торжествуя победу. – Принимайтесь за дело, а слуга Boy поможет вам уложить вещи.

– Он оценивающим взглядом окинул комнату.

– Впрочем, у вас, кажется, и паковать-то нечего.

Том чуть не поддался искушению придушить его, но вместо этого сел и написал первое любовное письмо к Кэтрин – собственно говоря, первое любовное послание за всю свою бурную жизнь.

«Но я знаю, что Джорди присмотрит за тобой, и, если Богу будет угодно, мы скоро встретимся, чтобы уже никогда не расставаться», – закончил он, старательно запечатал письмо и с тяжелым сердцем вручил его Херролду.

– Не волнуйтесь, Кеймерон, я обязательно передам послание вашей милашке. Честно говоря, я порядком удивлен, что вы потеряли голову из-за какой-то актерки, да еще к тому же и шлюхи. Провести ночь и исчезнуть – вот это было бы больше похоже на вас.

Том поморщился.

– И передайте ей мой кошелек. Здесь достаточно денег, чтобы они с Джорди ни в чем не знали нужды.

– Положитесь на меня, Кеймерон, даю вам слово чести, – ответил Херролд, кладя кошелек на столик возле кровати.

Вскоре Том пошел расплатиться с содержателем постоялого двора, а Херролд достал из кармана камзола письмо Тома к Кэтрин.

– Жаль, нет времени читать, – вздохнул он, со смехом порвал письмо и выбросил обрывки в камин.

– Ты же обещал передать письмо, Фрэнсис! Ты дал слово джентльмена! – захныкал Boy, пока пламя бесшумно поглощало клочки бумаги.

– Слово! Чего стоит слово, данное Кеймерону или продажной девке, которую всякий может купить? Не сомневаюсь, этой ночью она согреет и меня, если только я найду ее не слишком потасканной. – Он заметил, что Boy колеблется и внятно произнес: – Только попробуй проболтаться Кеймерону, Джем, и всему свету станет известно, как ты любишь развлекаться с хорошенькими мальчиками. Надеюсь, мы друг друга поняли?

У Джорди выдался тяжелый день. Он терпеливо бродил по Амстердаму, надеясь обнаружить хоть что-нибудь, что подскажет ему, где искать убийцу Грэма. В одной из вонючих забегаловок в глубине порта Джорди принялся осторожно выспрашивать содержателя пивной, не слышал ли он что о карлике. Хозяин безразлично покачал головой, и тут один из безработных матросов хрипло забормотал, что знает целое семейство карликов, живущее неподалеку.

– Их выгнали из какой-то бродячей труппы за пьянство, – не переставая, болтал доброхот. – Дай пару монет, друг, и я отведу тебя прямо к ним.

Джорди неохотно вручил ему мелочь и пошел за провожатым по узкому проулку, то и дело спотыкаясь о какие-то канаты и обломки дерева. В дальнем конце тупика моряк вдруг пронзительно свистнул, и больше Джорди уже ничего не помнил.

Очнулся он у пропитанной сыростью стены дома, деньги его пропали, а голова трещала от боли.

Ругая себя за доверчивость, он поплелся обратно на постоялый двор. В комнате, которую снимали Том и Кэтрин, он увидел незнакомого джентльмена с каменным лицом, который смотрел на него с таким отвращением, словно перед ним был заблудившийся на ярком свету таракан.

– Джордж Чарлтон, полагаю? – поинтересовался сэр Истукан.

– Да, сэр, это я. А где мистер Тренчард?

– Уехал. Понятия не имею куда. Унес ноги вместе со своим другом, который прибыл из Лондона.

Джорди недобро уставился на незнакомца.

– А вы кто такой, черт побери, что все знаете?

Сэр Истукан лениво встал. На нем были нарядные башмаки с высокими красными каблуками, и пахло от него тошнотворно-приторными духами.

– Изволь быть повежливее, любезный, – протянул он, – или я прикажу моему человеку вышвырнуть тебя.

– Где мастер Том? Он ничего не просил мне передать?

– Ничего. Только пару монет за труды. Джорди сжал руками раскалывающуюся голову. Нет, это совсем не похоже на хозяина…

– А хозяйка? Где она? Только не говорите, что он бросил и ее.

– Разве не так поступают с продажными девками? Она в тюрьме и будет там, пока я не освобожу ее и не отправлю обратно. А теперь убирайся, мне некогда.

Что-то тут неладно, подумал Джорди, хотя не знал, чья здесь вина – Тома или этого Истукана с каменной рожей. Голова болела так, что малейшая мысль причиняла острую боль. Истукан взял со столика у кровати тяжелый кошель и достал из него две мелкие монетки.

– Твой хозяин оставил тебе пару грошей, а я прибавляю еще два. Надеюсь, ты меня понял?

– Да, сэр, благодарю вас.

Джорди машинально взял деньги, размышляя о Томе и Кэтрин. Никогда раньше Том не предавал своего друга – друга, а не слугу! Нет, он это так просто не оставит! Подождет где-нибудь в холодке неподалеку от постоялого двора, попробует разведать, что замышляет сэр Истукан, и попытается утяжелить свой тощий кошелек, не особенно заботясь, каким путем это удастся сделать – честным или не слишком.

Кроме того, подумал он, надо дождаться бедную Кэтрин, когда она выйдет из тюрьмы.

Кэтрин с нетерпением ждала Тома. Утром, после того как она перекусила хлебом с водой, ее снова отвели к магистрату и он опять допрашивал ее, но ничего не добился. Она так искренне и так терпеливо отрицала свою вину, что он начал сомневаться. С другой стороны, она не могла доказать, что не совершала убийства, а потому должна была оставаться под стражей. Магистрат отослал ее обратно в камеру.

А Том все не приходил и не приходил, но Кэтрин старалась не грустить, думая, что он появится ближе к вечеру. В полдень ей принесли миску липкой каши и ломоть хлеба. Не успела она с жадностью взяться за еду, как тюремщик вернулся.

– Тебя требует магистрат. Немедленно.

Забыв о голоде, Кэтрин повиновалась. Напротив магистрата в громадном кресле расположился нарядный джентльмен с неприветливым тонкогубым лицом. Он бесцеремонно уставился на девушку, раздевая ее жадным взглядом.

– Это – сэр Фрэнсис Херролд из Англии, – заговорил магистрат. – Он направляется на дипломатические переговоры и привез для вас хорошие новости, сударыня.

Сэр Фрэнсис Херролд. Кэтрин вспомнила это имя. Англичанин встал и поклонился ей, а она изящно присела в ответ.

– Садитесь, сударыня, садитесь, – махнул рукой магистрат. – Сэр Фрэнсис принес доказательства того, что Уильяма Грэма убил некий Амос Шоотер – лазутчик нескольких государств разом. Именно Шоотер был тем разодетым кавалером, которого видела хозяйка дома, где жил Грэм, перед вашим приходом. Мы полагаем, что позднее он вернулся по лестнице черного хода и убил Грэма, чтобы тот не мог рассказать о его предательстве. Сэр Фрэнсис сообщил нам, что Амос Шоотер разорился и истратил деньги своей жены. Мы уже объявили розыск. Эта новость, сударыня, означает, что вы свободны, а мне следует извиниться перед вами. Сэр Фрэнсис проводит вас на постоялый двор, где вам угодно было остановиться.

Сэр Фрэнсис склонил голову и холодно подтвердил:

– Буду счастлив, сударыня.

– Благодарю вас, сэр Фрэнсис, – медленно выговорила она и спросила: – Скажите, а Том, мой муж, пришел с вами?

– Увы, нет. – Сэр Фрэнсис печально покачал головой. – Но как только мы вернемся на постоялый двор, я все вам объясню.

Магистрат встал и с поклонами проводил их.

Словно желая унизить Кэтрин, сэр Фрэнсис первым забрался в карету и лишь затем позволил лакею предложить руку даме. Кэтрин все больше раздражали его напыщенность, чересчур яркая одежда, трость с серебряным набалдашником и величественные манеры. Он не снизошел до разговора с ней, пока карета, громыхая, катилась по улицам Амстердама. Когда они доехали до постоялого двора, лакей помог сэру Фрэнсису выйти из кареты, затем небрежно поддержал Кэтрин, и ей оставалось только следовать за гостем из Лондона вверх по лестнице.

Том! Сейчас она увидит Тома! Кэтрин не подозревала, как глубоко в ее сердце проникла любовь к нему, как сроднилась с ним ее душа, – все это стало ясно ей лишь в разлуке. Да и Джорди тоже стал частью ее жизни. Потеряв когда-то семью, она нежданно обрела новую.

Но ни Тома, ни Джорди в комнате не оказалось. Не было видно и их пожитков. Куртка Тома, его шляпа, два сундука, его ночная сорочка, обычно небрежно брошенная на край кровати, – все исчезло.

Кэтрин, недоумевая, обернулась к сэру Фрэнсису, который нагло развалился в кресле, хотя девушка стояла. Она беспомощно развела руками и спросила:

– Но где же Том и Джорди?

Как ни странно, сэр Фрэнсис расхохотался. Чувствуя себя оскорбленной, Кэтрин вскинула голову и холодно поинтересовалась:

– Что вас так рассмешило, сударь?

– Вы! – задыхаясь, выговорил он, прикрывая рот кружевным платочком. – Неужели вы думаете, сударыня, что теперь, когда вы не представляете для него никакого интереса – ни постельного, ни служебного, сэр Алистэр Кеймерон будет помнить о вашем существовании? Ошибаетесь, голубушка.

– Сэр Алистэр Кеймерон? А какое отношение он имеет ко мне?

– Ладно-ладно, красавица, меня не проведешь. Вам же отлично известно, чью постель вы грели с тех пор, как покинули Англию! Том Тренчард – не кто иной, как сэр Алистэр Кеймерон, один из любимчиков Его величества: еще бы, он никогда не просит денег! Зато время от времени ищет рискованных приключений на свою голову, не забывая сменить при этом имя. Я догадываюсь, как приятно ему было провести время с такой сговорчивой малышкой! Он, похоже, думал лишь о ваших прелестях, а потому и прислал нам выдумку о готовящемся нападении голландцев. Но теперь все кончено, сударыня, и вы сегодня же отправитесь домой.

На мгновение Кэтрин испугалась, что вот-вот потеряет сознание. Том, ее Том – сэр Алистэр Кеймерон, тот самый наглец, который чуть не испортил эффект от ее игры в роли Белинды! Он вовсе не бывший наемник без гроша в кармане, а могущественный вельможа, к мнению которого прислушиваются и король, и министр иностранных дел лорд Арлингтон!

Неудивительно, что он бросил ее, оставив на попечение этого тонкогубого вурдалака, который пялится на нее и облизывается, надеясь поживиться. Ведь и для Тома она была легкой добычей, случайной игрушкой. А все слова любви, которые он шептал ей… Он наверняка сам не верил ни одному из них.

Все поплыло перед глазами Кэтрин, а сэр Фрэнсис наклонился к ней и пробормотал:

– Но вам незачем торопиться домой, голубушка. Мы могли бы провести вместе несколько очень и очень приятных деньков, и вы вернулись бы в Англию не с пустым кошельком. Должен предупредить вас, что Стэр Кеймерон не оставил вам ни гроша за труды в его постели. – Он встал и шагнул к ней, похотливо распустив губы. – Мы можем начать хоть сейчас, красавица, если ты не против.

– Нет! – Кэтрин мигом пришла в себя. – Нет, ни за что! Если вы сделаете еще хоть шаг, я побегу вниз и скажу хозяину, что у вас на уме.

Он яростно уставился на нее и, шумно вздохнув, пробурчал:

– Зря вы так, зря, голубушка. Ладно, как вам будет угодно. Укладывайте свои тряпки, и я оплачу ваш проезд до Лондона, если вы отказываетесь заработать еще кое-что.

Неужели сэр Томас Гоуэр мог замыслить и это? Неужели Том бросил ее одну в чужом городе, в тюрьме, лишь для того, чтобы ее оскорблял один из его друзей-придворных? Неужели он заранее согласился, чтобы она добиралась домой одна, без денег, без слова благодарности за то, что не раз рисковала жизнью?

Кэтрин снова охватила слабость, но она постаралась превозмочь себя. Нет, нельзя падать духом, ни за что на свете.

Где же Том? Куда он исчез? Не оставил ей даже записки… Впрочем, разве не такой конец своей идиллической любви она себе представляла? Ей было приятно провести с ним время, да и он тоже позабавился на славу. Если же она влюбилась в него – что ж, сама виновата. Но разве можно забыть, как он обнимал ее, как обещал заботиться о ней – всегда? «Всегда» продлилось лишь несколько дней, и Том – вернее, Стэр – бросил ее, устремившись навстречу новому приключению и, несомненно, новой женщине.

– А Джорди? – спросила она, так как успела полюбить унылого слугу. – Что стало с Джорди?

– А, с этим грубияном? Ну, его тоже выгнали – правда, Стэр щедро заплатил ему. Но вас, сударыня, все это не касается. Поторопитесь – пакетбот отплывает с вечерним отливом, и чем скорее вы окажетесь в Лондоне, тем лучше для всех.

Не думая, что делает, Кэтрин механически уложила сундучок и переоделась для путешествия, пока сэр Фрэнсис пошел вниз заморить червячка. Затем она присела на кровать. Итак, Том выгнал и Джорди. Вот уж не думала она, что он так поступит! Но, в конце концов, она ведь никогда не знала его по-настоящему. – Я провожу вас до пристани, – сказал сэр Фрэнсис пренебрежительно, будто она была последней судомойкой. – Я должен убедиться, что вы сядете на корабль. Не хватало только, чтобы вы занялись своим ремеслом на улицах Амстердама.

– Я актриса, – ответила Кэтрин, – а не шлюха.

Но он лишь рассмеялся в ответ.

Он сдержал слово и подождал, пока Кэтрин не поднялась на борт пакетбота. Лакей принес ее сундучок.

Слезы катились по ее щекам, а она все смотрела на удаляющийся берег. Внезапно знакомый голос произнес из-за ее плеча:

– Не плачьте, хозяйка. Я буду охранять вас, раз он не пожелал это сделать.

Это был Джорди.

Джорди проследил за тем, чтобы сундучок Кэтрин в целости и сохранности доставили на берег, когда они доплыли до Англии. Затем нанял извозчика, и они благополучно добрались до домика на Коб-Лейн. Казалось, решительность и сила воли, помогавшие Кэтрин со дня смерти ее родителей, покинули ее, когда Том – вернее, сэр Стэр Кеймерон – бросил ее.

Она-то думала, что ей посчастливилось найти свою «половинку», обрести вечную любовь, которую воспевали все поэты испокон веков. Мечта поманила ее, и она, не оглядываясь, последовала за ней.

Сегодня она еще слаба, но вот завтра… О, завтра она будет сильной и не допустит, чтобы кто-нибудь из мужчин приблизился к ней хоть на милю. Все мужчины – обманщики.

Теперь у нее остался только Джорди. Джорди, который подхватил ее, когда, услыхав его голос, она потеряла сознание.

– Держитесь, хозяйка! До сих пор вы были молодчиной! Рано еще сдаваться!

– Ты прав… – согласилась она, глядя ему в лицо и страдая оттого, что он видит ее в таком жалком положении. – Но кто бы мог подумать, что он бросит и тебя, и меня? Он ведь бросил тебя, верно?

Джорди присел рядом с ней, энергично кивая.

– Да, хозяйка, и это совсем на него не похоже. Я помню его еще мальчишкой, а он оставил мне только пару монет и ни единого доброго слова – даже не намекнул, куда направился!

– И мне он ничего не написал, Джорди, так что мы с тобой товарищи по несчастью.

– Уж это точно. Знаете, мне и в голову не могло прийти, что мастер Том так со мной расстанется. Но от джентльменов всякого можно ждать. Им главное поразвлечься самим. Мелкая рыбешка, вроде нас с вами, для них словно и не существует. Я видел, как Истукан привез вас из тюрьмы, и последовал за вами на пристань. Один из его лакеев проболтался, что вас отсылают обратно.

Он умолчал о том, что стащил у лакея кошелек и что на эти деньги они смогут спокойно добраться домой.

– Ты говоришь «мастер Том». Разве ты не знаешь его подлинное имя?

– Ясное дело, знаю. Сэр Алистэр Томас Кеймерон, баронет. Его мать была урожденная Тренчард, вот он и назвался Том Тренчард, когда был в изгнании на континенте и мы воевали с язычниками, чтобы хоть как-то прокормиться.

Кэтрин глубоко вздохнула.

– Мастер Том исчез, Джорди, и так скверно обошелся с тобой!

После этого они не заговаривали о прошлом. Кэтрин так вымоталась, что не нашла в себе сил возразить, когда Джорди заявил, что поедет с ней.

– Джорди, мне нечем тебе заплатить, – сказала она, когда он дотащил ее сундучок до порога домика на Коб-Лейн. – Я осталась без гроша. Завтра же вернусь в театр, чтобы снова начать честно зарабатывать на жизнь.

– Не беспокойтесь, хозяйка. У меня есть кое-какие деньжата, так что на первое время нам хватит, если только вы согласитесь сдать мне какой-нибудь угол.

Глаза Кэтрин наполнились слезами. Она не пыталась отрицать, что в этом жестоком мире защитить ее некому, пока Роб не вернется домой, в чем она сомневалась – гнусное поведение сэра Фрэнсиса Херролда заставило ее изрядно усомниться в честности сэра Томаса Гоуэра.

 

Глава шестнадцатая

Все время, пока изящно одетый сэр Алистэр Кеймерон – одна из ключевых фигур на мирных переговорах в Бреде – занимался обсуждением дипломатических тонкостей разного рода, он не переставал думать о своей возлюбленной, гадая, где она и что сейчас поделывает.

Как только сэр Фрэнсис приехал в Бреду, Стэр кинулся к нему, расспрашивая о Кэтрин. Херролд заверил его, что после освобождения Кэтрин из тюрьмы он лично проводил ее на корабль. Он, правда, не сказал, что выгнал Джорди и оставил себе кошелек, который Стэр просил передать им. Точно так же он не стал откровенничать о том, что подкупил клерка, отвечавшего за отправку корреспонденции из Бреды, так что ни одно из страстных писем Стэра к Кэтрин не дошло до Англии. Сэр Фрэнсис слишком долго дожидался оказии расквитаться со Стэром и теперь торжествовал победу.

Стэр надеялся, что Кэтрин ответит на его любовное послание, когда вернется в Англию, однако не получил от нее ни строчки и недоумевал, в чем дело. Он несколько раз писал на Коб-Лейн, но ответа не было. Спустя некоторое время он начал беспокоиться, что с Кэтрин и Джорди стряслось что-то непредвиденное. Ему оставалось утешаться тем, что почта в дни войны всегда ненадежна, но он решил добиться разрешения вернуться домой, как только это будет возможно…

Май прошел, наступило лето. В Бреду ненадолго приехал Арлингтон, и Стэр воспользовался случаем, чтобы попросить уволить его с государственной службы.

– Я оказал державе немалые услуги, – настаивал он. – То, что я узнал от Грэма о намерениях голландцев на мирных переговорах, и информация, которую я передал вам о скором нападении на наш флот…

Арлингтон перебил его:

– Кстати, Стэр, ты должен знать, что никто не поверил в эти бредовые выдумки о планируемом уничтожении нашего флота. Мне кажется, Грэм придумал это, надеясь заслужить прощение. Ясное дело, мы вовсе не собирались прощать его, какие бы сведения он нам ни передал. Нам повезло, что Шоотер взял на себя труд избавить нас от этого перевертыша.

Стэр яростно взглянул на него.

– А я-то, дурак, искренне верил, что он будет прощен.

Арлингтон расхохотался.

– Да ладно тебе, Стэр, ты же знаешь, в таком деле никто никому не доверяет. Кроме того, ты наверняка славно позабавился с малышкой, которую мы тебе подсунули.

Стэр готов был придушить его, но сдержался.

– Она тоже рисковала жизнью! Надеюсь, ты распорядился щедро вознаградить ее. Между прочим, неужели было так необходимо отсылать ее домой?

– Разумеется, ей заплатили, – ответил Арлингтон, понятия не имея о том, что стало с Кэтрин. – Согласись, ты не мог появиться на переговорах в роли служаки Тренчарда и привезти с тобой эту хорошенькую пустышку. Мы оказали тебе услугу, вот и все.

– Мне так не кажется, – сухо возразил Стэр, – но неважно. Клянусь, как только я вернусь в Англию, Кэтрин получит куда более приятную награду, чем деньги.

Арлингтон был слишком тактичен, чтобы поинтересоваться, что имел в виду его старый друг, который почему-то становился излишне чувствительным, едва только речь заходила об этой малышке. Кто бы мог предвидеть такой поворот?

Два дня спустя уставший нарочный доставил ему ужасные новости из Англии. Арлингтон вскрыл депешу в присутствии Стэра, Джорджа Даунинга, британского посланника в Голландии, а также остальных членов делегации, собравшихся на утреннее совещание.

Лицо Арлингтона залила смертельная бледность. Он швырнул бумагу на стол и вскочил, тщетно пытаясь сохранить самообладание.

– Сам дьявол проклял эту войну! – заявил он наконец. – Мне принесли худшее известие из всех, какие можно себе представить. Двенадцатого июня адмирал де Райтер сжег Ширнес, поднялся вверх по реке Медвэй и разгромил Чэтэм. Почти весь наш флот уничтожен, а его гордость «Принц Карл» захвачен голландцами.

Говоря это, он старался не смотреть на Стэра, догадываясь, о чем тот сейчас думает. Прежде чем Арлингтон продолжил речь, на улице послышались радостные крики – голландцы праздновали победу.

– Единственное, что нам остается делать в данной ситуации, – с расстановкой произнес Арлингтон, – это притвориться, что мы раздавлены этим унижением, а потому отказываемся от каких-либо притязаний на владения в Тихом океане и соглашаемся принять территории в Северной Америке – те самые, что так нам нужны.

Стоящие вокруг него согласно закивали. Вскоре мирные переговоры будут закончены, и им придется, поджав хвост, возвращаться домой.

Стэр задержался в кабинете и подождал, пока все уйдут.

– Я не стал говорить при всех, – резко начал он, – однако, если бы к сведениям, которые мы прислали вам, отнеслись с большим вниманием, от унизительного поражения страдали бы сейчас голландцы, а не мы. Именно поэтому я снова прошу позволить мне незамедлительно вернуться домой. Я знаю, что всегда буду для тебя упреком и напоминанием о несчастье, которого можно было избежать.

Он улыбнулся. Шантаж и обман были неотъемлемой частью игры, так что Стэр ни минуты не колебался, намекая на возможность шантажировать Арлингтона.

Отпусти меня домой, ясно читалось на лице Стэра, или всему свету станет известно, что ты знал заранее о нападении голландцев, но проигнорировал это сообщение, да еще и открыто издевался над теми, кто его прислал.

Министр коротко рассмеялся: – Да, Стэр, из тебя вышел бы первоклассный политик! Признаюсь, не ожидал от тебя такого тонкого хода. Можешь отправляться домой и развлекаться со своей милашкой. Правда, Херролд уверен, что ты уже подустал от нее.

Стэр снова улыбнулся. Теперь все кончено, и он смело может возвращаться в Англию – вот только сперва снова станет честным воякой и поквитается с Херролдом. А шпионить он больше не согласится никогда: от этой работы у него до сих пор горчит во рту.

Однако ему не удалось уехать сразу. Переговоры пошли так, что Арлингтон чуть ли не умолял Стэра задержаться.

– Ты нужен мне, – убеждал он. – Нужен, чтобы противостоять недальновидным тупицам вроде Херролда.

– Ты просишь меня о большом одолжении, Хал, – серьезно ответил Стэр. – Может статься, придет время, и я напомню тебе об этом дне.

Арлингтон проницательно взглянул на него. Да уж, Стэр Кеймерон изменился. Может быть, он просто возмужал – все-таки ему уже далеко за тридцать, а в этом возрасте большинство мужчин начинают задумываться о прожитой жизни. К тому же Стэр недавно признался другу, что планирует остепениться, взяв в жены свою подружку с театральных подмостков.

Кеймерон проявил себя поистине бесценным советчиком на переговорах – в отличие от Херролда, чья неприязнь к «Тому Тренчарду» заставляла его автоматически перечить всему, что предлагал Стэр.

Стэр избегал встреч с Херролдом и его прихлебателем Boy, пока они находились в Бреде, но в последний вечер перед отплытием домой делегация решила утопить в вине горечь поражения, устроив разгульный кутеж.

В середине попойки Джеймс Boy, шатаясь, подошел к Стэру, который ничего не пил, и тяжело плюхнулся напротив него.

– Я думал, ты уедешь раньше нас, Кеймерон.

– Хал Арлингтон уговорил меня остаться, – холодно ответил Стэр. У него не было никакого желания вести беседы с Boy, и он поднялся, намереваясь уйти.

Boy наклонился вперед и, схватив его за локоть, проговорил с горячностью изрядно выпившего человека:

– Поверь, Кеймерон, мне до сих пор противно думать о том, как Фрэнк Херролд обошелся с твоей малышкой. Помни об этом, что бы ни случилось.

Стэр освободил руку, с недоумением глядя на Boy.

– «Что бы ни случилось»? А что такое может случиться? И с кем?

Boy открыл было рот, но рука человека в алом атласном камзоле схватила его за плечо.

– Не стоит обращать внимание на бедняжку Boy, – улыбнулся сэр Фрэнсис Херролд, рывком поднимая Boy на ноги. – Он сам не знает, что говорит. Это ведь просто пьяная болтовня, верно, Джем? Зря ты так напился – и в который раз.

Стэр смотрел, как Херролд уводит Boy в сторону, шипя что-то ему на ухо. Что же такое пытался сказать Джеймс Boy, если Херролд так торопливо оттащил его прочь? На душе у Стэра снова заскребли кошки.

– Сдается мне, хозяйка, я видел сегодня Амоса Шоотера. Вот ведь незадача – бродит за нами, как призрак, от самого Амстердама!

Кэтрин передала Джорди тарелку супа, а затем налила брату.

В день, когда на улицах Лондона кричали о разгроме британского флота, а горожане так настойчиво требовали крови, что чуть не вспыхнул бунт, Роба выпустили. Он притащился домой небритый и исхудавший и поклялся, что после всего, что ему довелось пережить в Тауэре, ни за что не станет снова лезть в политику.

– Неплохое решение, – сухо откликнулась Кэтрин. – Мою жизнь с тех пор, как мы с тобой расстались, тоже вряд ли можно назвать раем.

Она коротко поведала ему о своих приключениях в Нидерландах, упомянула Тома Тренчарда, но не призналась, что он оказался знатным дворянином. Кроме того, она умолчала о том, что отправилась за море, чтобы спасти брата от петли.

Слава Богу, она успела предупредить Джорди, попросив его не перечить смутьяну брату, так как, поев и умывшись, Роб саркастически заметил:

– Вот как, у нас завелся дворецкий? И что же, мы можем его прокормить? Черт возьми, сестра, где ты выкопала это пугало?

– Том Тренчард бросил нас, и Джорди был так добр, что помог мне добраться до дома. Кстати, он наш постоялец, а не дворецкий, и именно благодаря ему я не умерла с голоду, пока снова не поступила в театр.

Беттертон был в восторге от «Женитьбы Хвастуна». Репетиции шли полным ходом, а афиши были расклеены по всему городу.

Как ни странно, Роб с Джорди поладили и даже подружились, хотя это была необычная дружба. После заключения в Тауэре Роб стал молчалив, и они с Джорди частенько молчали в полном согласии, посиживая у камина.

Однажды, когда они только-только приступили к обеду, в дверь постучали. Роб болезненно дернулся: после ареста его пугал любой шум.

Джорди неохотно опустил ложку и, ворча, направился к двери. Он открыл ее – и тут же резко захлопнул. Стук повторился с удвоенной силой.

– Господи, да кто там? – удивился Роб.

– Кое-кто, с кем вам незачем знаться, – насмешливо протянул Джорди, уселся за стол и набросился на еду.

Кэтрин пронзило ужасное подозрение. Вскочив, она распахнула дверь.

Так и есть – на пороге стоял сэр Алистэр Кеймерон, он же Том Тренчард. Не успел он сказать хоть слово, как Кэтрин захлопнула дверь, едко заметив:

– Мы ничего не покупаем у бродячих торговцев.

Роб сообразил, что этот статный мужчина не похож на торговца, и поинтересовался:

– Что за игру вы затеяли?

Он сам открыл дверь, и на сей раз Стэр Кеймерон, гневно сверкая глазами, ворвался в комнату.

– Какого черта вы не хотите даже впустить меня? В чем дело? – Господи, как долго он мечтал о встрече с любимой, а она захлопнула перед ним дверь! Да и Джорди хорош. Друг называется!

– Об этом, – холодно ответила Кэтрин, смерив его неприветливым взглядом, – надо спросить у вас, сэр Алистэр Кеймерон! Что, позвольте узнать, вы тут забыли? Уж не ждете ли вы, что мы обрадуемся вам после того, как вы бессовестно бросили нас в Амстердаме, не попрощавшись и не оставив даже записки?

– У нас было четыре гроша на двоих, – кипя от гнева, добавил Джорди. – Да и то два из них дал мне ваш друг. Ничего не скажешь, щедрая награда за годы верной службы!

Кэтрин увидела, как Том – она и теперь не могла даже в мыслях назвать его иначе, чем Том, – на мгновение отвернулся.

Вот, значит, что пытался сказать ему Джеймс Boy! Выходит, Херролд не передал Кэтрин письмо и присвоил деньги, которые предназначались Кэтрин и Джорди!

Кэтрин истолковала его молчание как признание вины.

– Как только у вас хватило наглости явиться к нам!..

– Постой, Кэтрин, – прервал ее Роб, на лице которого застыло недоумение. – Что, черт возьми, тут происходит? Ты же говорила, что в Нидерландах вас подло бросил какой-то бывший наемник Том Тренчард, а сама называешь этого человека «сэр Алистэр Кеймерон». Их что же, было там двое?

– Да, – ответила Кэтрин.

– Нет, – ответил Джорди.

– Что? – раздраженно вскричал Роб. – Кому из вас прикажете верить?

– Обоим, – заявила Кэтрин. – Я знала этого обманщика под именем Тома Тренчарда, пока сэр Фрэнсис Херролд не просветил меня. Сэр Стэр Кеймерон не менее двуличен, чем Том Тренчард.

– Просветил, говоришь? – сардонически переспросил Стэр. – Я мог бы назвать это иначе, но, боюсь, ты не привыкла к таким выражениям.

– Оставьте нас! – страстно воскликнула Кэтрин. – Прошу вас, уходите, не заставляйте меня выгонять вас.

– Нет уж! – возмутился Роб, в котором взыграл будущий юрист. – Все это очень странно, и я требую объяснений.

Стэр вдруг подумал, что Кэтрин никогда не выглядела столь ослепительно-прекрасной, как сейчас. Глаза ее сияли, как звезды, щеки разрумянились, и каждая клеточка ее тела дышала праведным гневом.

– Давайте присядем и поговорим спокойно, – предложил Стэр. – Я готов объяснить, почему вы подумали, будто я предал вас, хотя на самом деле это совсем не так. Кстати, не угостите ли вы меня глоточком эля?

Кэтрин перевела дух. Боль, пронзившая ее сердце при виде человека, которого она до сих пор любила, чуть притупилась, и она сообразила, что гость пришел вовсе не разряженным в пух и прах, как мог бы сделать высокородный сэр Стэр Кеймерон, но и не в одежде простолюдина, какую предпочитал Том Тренчард. Нет, перед ней был чисто и опрятно одетый джентльмен, не наемник и не придворный.

– Отлично, – неохотно процедила она. – Но извольте сказать, как прикажете вас называть.

– Стэр, – ответил он, впервые улыбнувшись. – Можно, я присяду?

Роб, как зачарованный, кивнул в ответ. Стэр сел на стул возле Джорди и принял от Роба кружку эля.

– Мы ждем ваших объяснений, сэр Алистэр, – холодно напомнила ему Кэтрин.

– Стэр, – поправил он ее. – Кэтрин, расскажи, что было, когда тебя освободили из тюрьмы, а ты, Джорди, скажи, как сэр Фрэнсис обошелся с тобой, когда ты наконец явился на постоялый двор.

– Со мной сэр Фрэнсис обошелся как с последней шлюхой, – без обиняков ответила Кэтрин. – Он сказал, что я тебе надоела, и велел убираться. Оплатил мой проезд в Англию, и только. У меня не было ни гроша на еду и на то, чтобы добраться из доков на Коб-Лейн. Слава Богу, Джорди сумел пробраться на пакетбот. Он был так добр, что выручил меня, и с тех пор верой и правдой служит мне. Он даже кормил меня, пока я не нашла работу. И после этого вы еще удивляетесь, что мы не желаем вас больше видеть? – Чувствуя, что вот-вот расплачется, Кэтрин прерывающимся голосом добавила: – Ах, Том, я и подумать не могла, что ты так поступишь со мной – просто возьмешь и исчезнешь, не оставив ни письма, ни записки!

– А если я скажу, что ничего подобного не совершал, что тогда?

Кэтрин непонимающе уставилась на него.

– Но тот нарядный джентльмен, сэр Фрэнсис Херролд, сказал…

Стэр перебил ее, прорычав столь непристойное ругательство, что Джорди укоряюще покачал головой.

– Должно быть, этот нарядный джентльмен уничтожил письмо, которое я оставил тебе. В нем я писал о своей любви и о том, почему вынужден уехать в Бреду, не попрощавшись с тобой. Херролд шантажировал меня, угрожая расправиться с тобой, если я задержусь.

Кэтрин закрыла лицо руками и наконец расплакалась, не в силах больше сдерживаться. Стэр быстро опустился на колени возле нее.

– Нет, моя хорошая, не плачь. Как ты могла подумать, что я оставил тебя? А как же письма, которые я писал тебе из Голландии? Неужели и они до тебя не дошли?

Кэтрин, дрожа, покачала головой.

Стэр поцеловал ее в щеку.

– Ах, любимая, я готов отдать все на свете, лишь бы вам с Джорди не пришлось пережить этот кошмар. Кстати, вы говорите, что я оставил вам лишь два гроша. Джорди, что сказал тебе сэр Фрэнсис, когда ты вернулся на постоялый двор? Помимо письма для Кэтрин, я оставил вам кошелек с золотом.

– Кошелек! – воскликнул Джорди и в свою очередь выругался. – Скажите, хозяин, это не тот кошелек, что лежал на столике у кровати? Сэр Фрэнсис достал оттуда две монетки – а я-то подумал, что это его кошелек.

– Когда я отдал ему деньги, он положил их на столик, – ответил Стэр.

– Ах, мерзавец! – взорвался Джорди. – Ах, подлец! Обманул и меня, и хозяйку! Украл ваше золото и выгнал нас! Да я ему глотку перережу, вот помяните мое слово!

– Брось! Не хватало еще, чтобы тебя повесили из-за этого негодяя. Он за все заплатит, и очень скоро. Обещаю.

Кэтрин стало страшно при мысли о том, что сэр Фрэнсис мог навсегда разлучить ее с Томом. Она крепко обняла его, упрекая себя за то, что все эти долгие недели была уверена в его коварстве. Роб, не проронивший ни слова во время их объяснения, вдруг заговорил каким-то новым, совсем взрослым голосом:

– Сэр Алистэр, позвольте задать вам один вопрос. Каковы ваши намерения по отношению к моей сестре? Как глава семьи, я имею право знать, готовы ли вы поступить, как полагается человеку чести?

Три пары глаз изумленно уставились на него. Кэтрин была потрясена: впервые в жизни Роб говорил так рассудительно и разумно. Стэр молчал, чувствуя, что вопросы Роба загнали его в угол, а Джорди не верил своим ушам – никто никогда не требовал от его хозяина ответа в столь категоричной манере.

Стэр медленно встал. За три недели разлуки он настрадался так, что окончательно убедился в своей любви к Кэтрин.

Губы Кэтрин дрожали, и благодаря особой проницательности, которая всегда отличает влюбленных, Стэр понял, что она опасается, как бы он не отверг ее.

Никогда в жизни он не думал, что попросит руки и сердца женщины, да еще в присутствии ее брата и своего слуги – который, кстати, как-то подозрительно притих позади него.

Стэр опустился на колени перед своей возлюбленной и, взяв ее ручку в свою, заглянул в блестящие темно-синие глаза.

– Хорошая моя, – заговорил он, – любовь моя, ты согласна стать леди Кеймерон?

Кэтрин глубоко вздохнула и осторожно спросила:

– Ты уверен, что действительно хочешь этого, Том… то есть Стэр?

Стэр по очереди поцеловал ее ладони.

– Я не могу жить без тебя, без твоего остроумия, твоей смелости и твоего упрямства. Я люблю тебя, и моя жизнь кончена, если вы, мистер Уилл Уэгстэфф, не разделите со мной брачное ложе.

– Уилл Уэгстэфф! – ахнул Роб, и Стэр подумал, что брат Кэтрин очень умен, если так быстро все схватывает.

Кэтрин залилась краской и укоряюще покачала головой.

– Ах, Том! – Ей было нелегко сразу запомнить, что на самом деле его зовут Стэр. – Вот ты и выдал меня!

– Не можешь же ты вечно прятаться за псевдонимом, – возразил Стэр. – Тем более если согласишься выйти за меня – я, между прочим, пока не получил ответа на мой вопрос.

– И ты позволишь мне и дальше писать пьесы для театра? – изумилась она.

– Я не такой злодей, чтобы лишить публику блеска несравненного пера мистера Уэгстэффа. Вот только боюсь, со сценой тебе придется попрощаться – у тебя просто не останется на это времени, если ты станешь моей женой.

Роб бессильно плюхнулся на стул, обхватив голову руками.

– Что за день! – пожаловался он вслух. – Сначала оказывается, что Том Тренчард, бродяга и бретер без гроша в кармане, – это сэр Алистэр Кеймерон. Даже такой простофиля, как я, и тот знает, что к его мнению прислушивается сам король! К тому же он собирается жениться на моей сестре, а в довершение всего выясняется, что моя сестрица – это Уилл Уэгстэфф, о пьесах которого говорит весь Лондон. Я или пьян, или сошел с ума, вот что…

– Ни то, ни другое, – успокоила его Кэтрин.

– Я стала Уиллом Уэгстэффом, чтобы нам с тобой было на что жить. Ну а все остальное получилось само собой. По правде говоря, я буду рада оставить сцену, когда закончится мой контракт с Беттертоном. Джорди тоже подал голос:

– Это еще не все, мастер Роб. Есть и восьмое чудо на свете – как-никак, мой хозяин надумал жениться, а сам столько раз клялся, что этому не бывать! Увы, кончились дни наших скитаний по белу свету!

– Кто знает… – рассмеялся Стэр. – Мистер Уэгстэфф медлит и не отвечает, да и нам с тобой надо закончить еще пару дел. Ну, сударыня, не мучьте меня. Да или нет?

– Ах, Том… то есть Стэр! – Кэтрин потупилась. – Ты уже знаешь ответ, знаешь с той минуты, как мы встретились! Да, милый, навсегда, до самой смерти! Теперь ты доволен?

– Еще как! Прошу всех присутствующих, – торжественно провозгласил он, – засвидетельствовать, что мистрис Кэтрин Вуд, у которой не два имени, как у меня, а целых три, только что дала согласие стать моей женой! – Стэр огляделся и задержал взгляд на столе, где остывал обед. – А теперь, когда все уладилось, в знак того, что мы – одна семья, давайте-ка разделим трапезу!

Кэтрин казалось, будто она переселилась в одну из пьес старика Шекспира. «Все хорошо, что хорошо кончается», – повторяла она, хотя интуиция подсказывала ей, что Стэр и Джорди что-то замышляют.

Подозрения появились у нее после обеда, когда она поинтересовалась, удалось ли Стэру узнать, кто убил Джайлса Ньюмена и Уильяма Грэма.

– А! – беззаботно откликнулся он. – В Амстердаме от сэра Фрэнсиса Херролда была одна польза: он сообщил мне, что это Амос Шоотер избавился от обоих наших осведомителей.

– Джорди недавно показалось, что он видел Амоса в Лондоне, – сказала Кэтрин. – Он и мне мерещился в Амстердаме.

– Да, Шоотер не любит сидеть на одном месте, – все так же легкомысленно ответил Стэр.

– Знаешь, я часто думаю, что это он выдал нас в Антверпене, – добавила Кэтрин.

– Может быть, – рассеянно кивнул Стэр, – но все это в прошлом, моя хорошая. – Он поцеловал ее в макушку.

Когда они остались одни, Джорди поведал хозяину, что Робу недостает твердой руки и поддержки отца или старшего брата.

– Например, твоей, – предположил Стэр.

– Смейтесь, смейтесь, – обиделся Джорди.

– Я вовсе не смеюсь, – успокоил его Стэр. – Как-никак ты и для меня был старшим братом, за что я очень тебе благодарен. Если с твоей помощью Роб Вуд перестанет быть таким сорвиголовой, все к лучшему, и мне не придется заниматься его воспитанием!

Кэтрин вскоре удалилась в театр (до свадьбы они решили жить врозь), а Роб отправился вздремнуть, и Стэр тут же обратился к Джорди:

– Ты уверен, что видел именно Амоса?

– Да, хозяин. Я прошел за ним до самой его берлоги. Он называет себя Джеймс Харрис и живет один, без жены.

– Она, наверное, вернулась к своей родне, – догадался Стэр. Что-то в лице Джорди заставило его насторожиться. – Выкладывай, что у тебя на уме.

– Я хочу расплатиться с Шоотером той же монетой, какой он платил остальным, вот и все, мастер Том. У вас хватит хлопот с сэром Фрэнсисом, а Шоотера предоставьте мне.

Хозяин и слуга обменялись взглядами, понимая друг друга без слов, и Стэр уточнил:

– Джорди, ты уверен, что не пожалеешь?

– Уверен, сэр. Этот слизняк скверно обошелся с хозяйкой и за одно это не заслуживает жизни. – Он поколебался, но все же попросил: – Вы там поосторожнее с сэром Фрэнсисом, а то хозяйка не вынесет, если с вами что случится, хоть она и смелая леди.

– Не волнуйся, я буду осторожен. Желая заранее оградить себя от возможных неприятностей, Стэр отправился в особняк Арлингтона.

Друг радушно принял его и пригласил садиться.

– Мне надо поговорить, – начал Стэр и поведал министру о том, как Херролд обошелся с Кэтрин, не утаив от него, что она согласилась стать его женой.

– Потрясающая женщина, – только и сказал Арлингтон. – Нет, Стэр, не сердись! Я говорю это с полным уважением к будущей леди Кеймерон. Господи, если бы только мы отнеслись к вашему сообщению о намерениях голландцев с большим вниманием!

Он замолк, и Стэр не стал медлить:

– Я хочу расквитаться с сэром Фрэнсисом, и мне бы не хотелось оказаться в тюрьме накануне свадьбы. Даю слово не драться в Уайтхолле, я встречусь с ним где-нибудь подальше от зорких глаз Его величества и как следует проучу. Убивать его я не собираюсь.

– Весьма разумно, – похвалил Арлингтон. – Можешь не беспокоиться – как бы тебе ни было угодно наказать его за то, что он так скверно обошелся с твоей невестой, никто не посмотрит на тебя косо. Поверь мне, он изрядно превысил свои полномочия, шантажируя тебя. Я рад, Стэр, что ты проявил благоразумие и пришел предупредить меня – пожалуй, дружище, можно сказать, что с возрастом ты мудреешь.

– Думаю, секрет в том, что перспектива обрести семью изрядно меняет человека, но довольно об этом.

– Как скажешь, Стэр, как скажешь, я всем сердцем желаю тебе удачи во всех твоих делах.

Стэр отыскал сэра Фрэнсиса и его прихвостня Boy в Большой кофейне, куда нередко захаживали придворные. Известный лакомка Сэм Пепис весьма кстати оказался тут сегодня.

Похоже, сэр Фрэнсис выпил больше спиртного, чем кофе. Увидев подходящего к его столу Стэра, он вскинул голову:

– А, Кеймерон, вы вернулись! А как ваша милашка? Уже нашла себе нового содержателя?

Едва ли можно было назвать Херролда тактичным человеком, и Стэр благословлял за это судьбу: по крайней мере никто не скажет, что это он начал ссору.

– У меня нет милашки, Херролд. Вы, верно, полагаете, что все вокруг отличаются вашим распутством или… – он со значением перевел взгляд на Джеймса Boy, – предпочитают кое-что иное…

– Черт бы вас побрал, Кеймерон, что вы такое несете? – взревел сэр Фрэнсис, не обращая внимания на то, что Boy потянул его за рукав, надеясь образумить.

– Можете толковать мои слова как угодно, – холодно отозвался Стэр. – Мне трудно судить, имеются ли какие-нибудь мысли в капустном кочане, что сидит у вас на плечах.

Сэр Фрэнсис рванулся к нему через стол, и несколько человек из его окружения попытались сдержать его, но он не унимался:

– Будь я проклят, Кеймерон, если не вызову вас на дуэль!

– Так где и когда мы встретимся? – спросил Стэр.

Сэр Фрэнсис заколебался. Он собирался лишь подразнить любимчика короля, но отнюдь не скрещивать клинки с фехтовальщиком, о мастерстве которого ходили легенды.

– Неужели вам ничего не приходит в голову? – насмешливо поинтересовался Стэр, довольный, что его затея удалась. – Не желаете ли сейчас? На Лестерском поле? Моим секундантом может быть хоть Бакхерст – если вы не против, – он обернулся к одному из придворных, который стоял, прислонясь к стене, и явно забавлялся.

– С удовольствием, Стэр, – клянусь, тебе многие скажут спасибо, если ты избавишь мир от этого слизняка.

Несколько человек горячо поддержали его, и кто-то крикнул:

– Пошли на Лестерское поле немедля – и делу конец!

– Отлично! – одобрил Стэр и кивнул сэру Фрэнсису. – Действительно, почему бы не сейчас? Мы уладим нашу размолвку на коротких шпагах – хотя, конечно, выбор за вами. Полагаю, вашим секундантом будет Boy?

– Сейчас уже темно! – отчаянно попытался спасти свою шкуру Boy.

– Пустое, – улыбнулся Стэр, – чтобы разделаться с подлецом, света всегда достаточно.

Толпа сочувствующих и просто любопытных, последовавшая за ними из кофейни, увеличивалась по мере того, как прохожие узнавали, что четверо благородных кавалеров намереваются выяснить отношения.

Несколько минут он играл со своим противником, как кошка с мышью, а затем, когда эта забава ему наскучила, с молниеносной быстротой нанес знаменитый coup de Jarnac, о котором рассказывал Кэтрин. Херролд со стоном рухнул, не в силах пошевелиться, а Стэр поспешил прервать поединок двух секундантов, так как Бакхерст был настроен весьма воинственно.

Стэр отдал шпагу Джорди и подошел к лежащему на земле Херролду, лицо которого приобрело землистый оттенок.

– Потрудитесь запомнить вот что. – Стэр заговорил громко, чтобы его жесткий голос расслышали все собравшиеся. – Если мне станет известно, что вы оскорбляете меня или близких мне людей так, как попытались сделать это сегодня – и как делали это в Голландии, – клянусь, я закончу дело, которое начал сегодня. В следующий раз я прикончу вас. Все ясно?

– Да, Кеймерон, я все понял, – с трудом выговорил тот.

– Отлично, и постарайтесь не забыть наш разговор.

Стэр отвернулся, радуясь, что с местью покончено. Джорди отдал ему шпагу, накинул на него плащ и со словами: «Ваша работа сделана, хозяин, а я за свою еще не брался» – растаял в сгущающихся сумерках.

Он быстро добрался до пансиона, где жил Амос Шоотер, и никто не узнал бы в этом решительно шагающем молодце вечного нытика и унылого жалобщика Джорди. Ему повезло: Шоотер был дома. Мало что в его внешности и обстановке убогой комнатки напоминало о роскоши, в которой привык нежиться преуспевающий голландский купец. Он с подозрением уставился на посетителя.

– Какого дьявола тебе надо? Ты же служишь у Тома Тренчарда!

– Уже нет, – не моргнув глазом, солгал Джорди. – Мы с ним повздорили, и отныне я сам себе голова. Кроме того, я не прочь расквитаться с ним после того, как он выгнал меня, не заплатив. Я пришел к вам, чтобы кое о чем рассказать.

– Ну и что же это такое?

– Вам, должно быть, известно, что мой бывший хозяин в большой дружбе с лордом Арлингтоном, который частенько обсуждает с ним государственные секреты.

Наверное, ему следовало испытывать жалость к сидящему перед ним опустившемуся человеку, если бы не мысль о том, сколько людей Шоотер предал и убил. Хуже того, из-за него в опасности оказалась Кэтрин, ставшая для Джорди второй путеводной звездой после «мастера Тома», когда-то вытащившего его из бездны отчаяния и сделавшего своим другом. Родных у Джорди не осталось, приятелей было мало…

– Выкладывай, – ворчливо предложил Шоотер.

Джорди подобострастно улыбнулся:

– Для начала купите мне кружечку эля в ближайшей таверне – а уж потом поговорим.

Шоотер заколебался:

– А почему не здесь, не сейчас?

– Лучше, если меня не заметят у вас на квартире: хозяйки как-никак любят почесать языки, а в шумной таверне нас примут за двух собутыльников, и только. – Джорди помолчал и, отвернувшись, добавил: – Если вас не интересуют мои сведения, я могу попытать счастья где-нибудь еще.

Его собеседник задумался. Тайный агент, за голову которого правительства трех стран назначили немалую награду, Амос счел Джорди простодушным простаком – так ошибались многие, судя о нем по видавшей виды одежке и скромным манерам. Простаком, готовым продаться за кружку эля!

– Ладно, пошли. Тут неподалеку как раз есть трактир – только пройти переулок.

Отлично, подумал Джорди, сдерживая усмешку. Ночь выдалась темная, и серебристый свет тонкого месяца почти не рассеивал бархатистый мрак. Лучшего не пожелаешь!

Они дошли до поворота, и Шоотер, болтая с человеком, который, как он был уверен, не отличался особой сообразительностью, был застигнут врасплох, когда Джорди резко схватил его за плечо и развернул, так что на мгновение они оказались лицом к лицу. Не успел Амос сообразить, что происходит, как Джорди вонзил кинжал ему в грудь, пробормотав:

– Вот тебе за хозяйку!

Шоотер осел на землю, а Джорди превратился в легконогого эльфа и во все лопатки поспешил в домик на Коб-Лейн, где его ждал заслуженный ужин. С местью было покончено.

– Где это тебя носило? – спросила Кэтрин, впустив его в дом. – Надо думать, проказничал вместе со своим хозяином.

Роб недавно вернулся с занятий и поведал ей, что прохожие на улицах и завсегдатаи кофеен только о том и говорят, что сэр Алистэр Кеймерон и сэр Фрэнсис Херролд дрались на дуэли на Лестерском поле и что сэр Фрэнсис, похоже, навсегда охромел.

Радуясь, что у Кэтрин хорошее настроение, Джорди мастерски разыграл смущение. Она укоризненно покачала головой.

– Не обманывай меня – я уже знаю, что твой хозяин рисковал жизнью, чтобы наказать сэра Фрэнсиса за предательство. Уверена, ты праздновал его победу!

Что-то в лице Джорди заставило ее насторожиться.

– Нет, – поспешно проговорила она. – Ничего мне не рассказывай. Не хочу знать, чем ты там занимался!

Махнув рукой, Кэтрин рассмеялась про себя. Одно ясно – когда она станет леди Кеймерон, скучать ей не придется!

 

Эпилог

Два кавалера из числа придворных Карла II сидели возле самой сцены в театре герцога Йоркского летом 1667 года. На голове одного из них, низенького и коренастого, красовался чудовищной величины парик с черными завитыми локонами. Другой был высоким и мускулистым, и его голубые глаза казались еще ярче на фоне золотисто-рыжих волос. Оба были без масок.

Они смотрели пьесу под названием «Хвастун, или Простак женится» Уилла Уэгстэффа. Представление близилось к концу. Мистрис Клеон Дюбуа, исполнявшая роль красотки Белинды, изображала пылкое примирение со своим мужем, неотразимым Аморосо. Беттертон, игравший Простака, лежал в глубине сцены, громко издавая жалобные стоны, ибо был поражен коварной Белиндой в немаловажную часть своей анатомии.

Через несколько минут пьеса закончится и они, взявшись за руки, выйдут к рампе, раскланиваясь перед зрителями… Полный искрящегося остроумия и смелых шуток, «Простак» имел шумный и заслуженный успех, и многие гадали, кто же скрывается за псевдонимом «Уилл Уэгстэфф».

– Ну что, Стэр, неужели ты до сих пор без ума от ее ножек? Как-никак теперь ты их законный обладатель… Кстати, не собираешься поучаствовать в представлении? – прошептал Брюнет, обращаясь к своему спутнику.

– «Да» – на первый вопрос и «может быть» – на второй, – прошептал Стэр.

– Жаль, если только «может быть», – протянул Арлингтон. – Неужели твое остроумие притупилось?

– Ни в коем случае, – отозвался Стэр. – Подожди – и сам все увидишь.

– И узнаю, кто такой Уилл Уэгстэфф?

– Терпение, дружище, терпение. Арлингтон умолк. Пьеса закончилась. Зрители хлопали долго, добросовестно отбивая ладони, – премьера удалась. Кэтрин, стоявшая между Беттертоном и Джеком Хайнсом, игравшим Аморосо, почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы.

– Нет, никаких сожалений, – заверила Кэтрин накануне в ответ на его опасения, как бы она не пожалела, что ей приходится расстаться со сценой.

Беттертон выпустил руку стоявшей справа от него актрисы, Кэтрин отпустила руку Джека. Вместе с Беттертоном они вышли на авансцену, и аплодисменты загремели с новой силой.

Наконец Беттертон поднял руку и провозгласил:

– Друзья мои, мистрис Дюбуа желает вам кое-что сказать, но прежде я хотел бы поделиться с вами одним секретом. Меня часто спрашивали, кто же на самом деле достопочтенный мистер Уилл Уэгстэфф, и я всякий раз отвечал, что автор запретил мне открывать кому-либо его подлинное имя. Однако сегодня я уже не связан обещанием и с радостью объявляю вам, что мистер Уэгстэфф – не кто иной, как мистрис Клеон Дюбуа, и она обещает написать еще немало славных пьес, ни в чем не уступающих «Простаку».

Едва он замолк, как аплодисменты грянули снова. Стэр бросил Кэтрин букет еще влажных цветов, который она ловко поймала. Те немногие, кому, как Арлингтону, было известно, что утром этого дня Стэр и Кэтрин тайно обвенчались, хлопали с особым воодушевлением, делясь со своими соседями необычайной новостью.

Беттертон вновь поднял руку.

– Прошу вас, позвольте мистрис Дюбуа произнести «Эпилог», который, как и вся пьеса, принадлежит ее блистательному перу.

Впервые в жизни Кэтрин испытала страх на театральной сцене.

Голос Стэра нарушил молчание.

– Смелей! – негромко приободрил он, и этого было достаточно, чтобы охватившее Кэтрин оцепенение отступило. Она низко поклонилась зрителям и продекламировала «Эпилог», который они со Стэром сочинили сегодня утром.

На несколько секунд в зале повисла тишина, а затем зрители опять принялись аплодировать. Стэр шагнул на сцену и увидел, что глаза его возлюбленной полны слез.

– Не плачь, моя хорошая, – пробормотал он. – У нас с тобой вся жизнь впереди!

Он поцеловал ей руку, а Кэтрин в последний раз поклонилась зрителям, с которыми расставалась навсегда.

– Друзья, – неожиданно объявил Стэр звучным, как у настоящего актера, голосом. – Клянусь, моя жена сдержит данное вам обещание. Уилл Уэгстэфф еще возьмется за перо, и не раз. А теперь я хочу добавить к его великолепной пьесе мой собственный эпилог.

Перекрывая приветственные возгласы, он продекламировал:

Он поклонился в ответ на аплодисменты, которыми его наградили, и вместе с Кэтрин удалился за кулисы.

Крепко держа Кэтрин за руку, Стэр вышел вместе с ней на улицу, где возле украшенной гербом кареты их встретил Джорди, нарядившийся по случаю столь торжественного события в роскошную новую ливрею.

– Ну что, ты не жалеешь? – спросил Стэр, когда карета тронулась.

– Нисколько, – ответила Кэтрин. Сегодня сбылись все ее мечты, стали явью все прекрасные сны. Она жена мужчины, о котором мечтала – пусть даже втайне от самой себя! – со дня их первой встречи.

– Чудесно! – отозвался Стэр и наклонился, целуя ее, пока карета увозила их в ночь и в будущее, где их ожидало безоблачное счастье – то самое, о котором мечтают все, но которое обретают немногие. То самое счастье, к которому влечет нас манящая мечта о разделенной любви.