Когда я сказала своему мужу, своему красивому и такому клонящемуся под любым ветром перемен мужу, о том, что хочу уехать в Америку, его удивлению не было предела. Я уже два раза слетала туда и обратно, мне понравилась эта страна и я была полна неясных, но весьма приятных предчувствий относительно моего будущего там. Вы знаете, что такое творческая натура? Я заметила, что основным критерием этого феномена является странное сочетание несочетаемого в характере.
Я соткана из противоречий: я люблю домашний уют и чувство защищенности, но терпеть не могу рутину и предсказуемость. Я люблю семейное благополучие, но не выношу ощущение, что меня связали по рукам и ногам обязательствами так, что не продохнуть. Я мечтаю о путешествиях и очень люблю дорогу. В дороге я ощущаю, что живу. Живу по-настоящему. Меня манит авантюра путешествий. Ведь никогда не знаешь, к чему тебя приведет это приключение. Наряду с этим, во мне очень силен материнский или женский инстинкт, называйте это как хотите. Я не могу избавиться от мысли, что должна всех опекать, кормить, окружать заботой и уютом.
В результате мой мужчина расслабляется, хорошеет и считает, что поймал Бога за бороду, пребывая в полнейшем счастливом ощущении своей исключительности. Я прочла множество книг о том, как стать стервой. При моей внешности это было бы дополнительным бонусом к роковому взгляду и телу пантеры перед прыжком. Но… Я не могу… Я – эта, как там говорят – тютя.
Я – покладистая и мягкая жена, правда, со всполохами энергий и протуберанцами страстей. Я обожаю слово МЫ. И боюсь одиночества. Как выяснилось…
В общем, я сказала мужу, и мы начали рыдать. Его рыдания закончились спустя полчаса, у меня ушло гораздо больше времени.
Если я спрошу у Вас, как часто меняется Ваше настроение в течение дня, что Вы мне ответите? А что там с ними, с этими, как его, Вашими ценностями? Что для Вас одиночество? Где оно сидит у Вас внутри? В районе сердца или желудка? А какое оно на вкус и запах? И что Вы чувствуете, когда этот противный холодок: “О, Господи, я уже никому не нужна!” – заползает гибким ужом внутрь?
Я плачу вот уже полтора месяца. Я, которая плакать-то толком и не умела. Я, которая рыдала раз в году. Я лью слезы при любом удобном случае.
Слезы льются из меня, как из рога изобилия. Я съедаю сама себя этими слезами, иссушаю свое тело и мучаю свою душу.
Я развожусь с мужем. Я наблюдаю страшную и нелепую трансформацию. Как черты его лица, такие знакомые, заостряются, а глаза, еще так недавно смотревшие на меня с любовью и обожанием, становятся холодными и обиженными. Я знаю, что нам необходимо расстаться. Ради нашего будущего. Мы остановились. Мы не развиваемся.
Я знаю, что поступаю правильно. Мы оба это знаем. Мы приносим эту жертву – наш брак – на алтарь любви, даем друг другу возможность расти. Как ни странно, осознание этого факта боли не уменьшает. Боль растет и не проходит.
Она ловит меня на каждом углу нашей квартиры, струится из наших общих песен, фотографий, его забытых тапок, рубашек и моей тоски. Он обнимает меня и вздрагивает от сдавленных рыданий, и мое сердце разрывается на части.
Я стараюсь забыться и отвлечься, я бегаю по утрам и довожу себя до изнеможения. Я не пью вина и почти ничего не ем. Меня поддерживают друзья и родные, я сама себя не поддерживаю. Я забыла, как это – Любить Себя. И реву по себе. Мне жаль. Жаль времени и иллюзий. Жаль моего терпения. Жаль моих надежд, того, что я так стремилась иметь крепкую семью, так стара-а-а-а-лась и это ну ни к чему не привело. А еще – что столько лет запирала себя в себе, как принцессу в замке, свои эмоции и страсть, свои уникальные проявления, в надежде, что эта жертва так оправдана и чиста, так нужна и ему и мне. Ради нас, нашего счастья. Лишь бы угодить ему, лишь бы не расстроить своего красавца-мужа, лишь бы не разрушить эту башню из песка. Ведь он – моя половинка, ведь мы – единое целое! А вышло все с точностью до наоборот. Вышло так, что это никому не нужно.
Я обнаружила в себе далеко не лучшие качества. Комплекс вины. Жалость к себе и другим. Эту сопливость. Но знаете что? Я поняла одно: теперь я знаю, чего я на самом деле НЕ ХОЧУ!
Я заметила, что в разных отношениях мы проявляем себя совершенно по-разному. Мы будто напяливаем на себя разные шляпы, тянем на себя чужие эмоции и с готовностью разделяем на двоих чужие уроки. По крайней мере, я говорю о себе.
Когда мы с моим сыном приземлились в Америке, в аэропорту нас встречал мой Ромео. Я испытывала странное ощущение в груди. Как будто кто-то мягкой лапкой сжал мое сердце, да так и забыл отпустить. Оно покалывало и щемило, как раз в том месте, где, наверное, живет душа.
Девушки, завязывающие виртуальные отношения, делятся на две категории. Одни напоминают мне бабочек-однодневок. Они романтичны, верят в чудеса. Эдакие выросшие из старых детских платьишек Золушки. Они все еще надеются встретить спасителя принца и наивными глазами смотрят на мир. Эта чудесная иллюзия – виртуальный мир. Там все красивы и загадочны, там нужно совсем немного: умение владеть словом и фантазия.
Другие – это прагматичные и расчетливые стервы. Те, что планомерно и последовательно отлавливают незадачливых мужичков, заманивая их на крючок своих прелестей, и имеют по полной программе. Не их вина, что экономика стран Восточной Европы все еще нестабильна, а генетический материал столь плодовит и продуктивен. Они талантливо пользуются этим, и я их не обвиняю. Возможно, здесь все средства хороши.
Но я – тютя. Я – романтичная идеалистка, верящая в любовь на века и в то, что мужчина – это, прежде всего, мой благородный защитник и верный рыцарь.
Я продолжаю переписываться со своим Ромео и сама не замечаю, как он становится все настойчивей и решительней. Он прямо говорит о том, что пора бы подумать о встрече, а еще – что мы просто созданы друг для друга. Знаете, когда живешь многие годы с человеком, боящимся принимать любые решения, стесняющимся своих мужских желаний, появление эдакого решительного персонажа в твоей жизни часто дает искаженную перспективу счастья. Жар в груди не проходит. Я все чаще думаю о том, что возможно, стоит слетать и посмотреть, кем стал мой бывший одноклассник. В ту пору я была весьма наглой особой со склонностью к гламурной жизни, считающая, что все как один просто обязаны плясать под мою дудку. Я прилетела в Америку в конце ноября, прямо ко Дню Благодарения. Я поселилась в доме у моей подруги. Под потолком небольшого старинного дома. Ромео был обезумевшим от счастья, да и я тоже начинала влюбляться в него. После этой поездки мы еще около года переписывались, пока оба не получили развод. И тогда я собрала свои чемоданы, отдала свою любимую собаку подруге, раздарила свои платьица и украшения и улетела к своему новому счастью.
Я спускалась по трапу самолета в предвкушении своего будущего. Романтичного, окруженного любовью и вниманием, свободного в проявлении себя. Планировалось, что я буду заниматься хозяйством, писать свои книги в маленьком флигеле и немного подрабатывать. Звучало это все многообещающе, так как мне давно уже хотелось замедлить мой бешеный ритм жизни и хоть как-то переложить груз ответственности на чьи-то сильные мужские плечи. Ромео загрузил чемоданы в машину, мы приехали в снятый им накануне дом. Сын пошел спать и начал сразу же рыдать в подушку. Мне было страшно жаль его. Мой мальчик испытал слишком много перемен в своей жизни. У меня был огромный комплекс вины перед ним. Я понимала, что это никому не нужно, но ничего не могла с этим поделать. Мне было жаль его. Жаль, что привезла его сюда, даже не прочувствовав толком, что же принесет нам это изменение. На тот момент я даже себе не могла ответить толком, зачем я это сделала. И это причиняло мне еще большую боль. А после, к ночи, у меня началась паническая атака. Это очень неприятное состояние. Оно всегда накатывает внезапно. Иногда утром я просто не могу понять, где мои границы, меня размыло. Нет четких очертаний, нет желаний и целей, и даже тело, мое упругое, послушное тело превратилось в какое-то маленькое облачко. В тот вечер было все точно так же. Сначала просто захотелось побыть в одиночестве, потом люди вокруг стали казаться какими-то уж очень странными, странно громко кричащими свои неважные никому фразы.
Сразу стало отчетливо заметно, что опять по телевизору передают только плохие новости, что всех призывают принимать именно это лекарство, что фактически-то ни у кого нет свободы просто жить. Для этого нужно закрыть уши, глаза и уйти куда-то далеко от гула нескончаемого хора доброжелателей.
Потом, ближе к ночи, закружилась голова, и столик в гостиной начал покачиваться. Все было бы ничего, вот только настроение ушло. Все. Куда-то.
Его просто не стало. Ни хорошего. Ни плохого. Наверное, так наступает цунами. За несколько минут до своего начала цунами дает природе передышку. Все затихает, замирает, и в этой тишине есть что-то очень жуткое и гнетущее.
Птицы не поют, деревья молчат. Все подчиняются неизбежности. И здесь такая же пауза.
Внезапно понимаешь, что ходить невозможно, потому что с высоты моих метра семидесяти пяти, моя голова будет как раз на уровне третьего этажа, а это с непривычки страшно, кажется, вдруг она упадет оттуда и скатится, как скошенная. Моя задача сейчас – напиться капель и лежать с мокрым полотенцем на голове. Хорошо бы поднять ноги вверх. А еще хорошо бы, чтобы вокруг никто не шумел. Потому что любой шорох воспринимается, как удар в гонг.
Одновременно, по капле уходит вера в собственную привлекательность, и я вообще не могу понять, что удерживает рядом со мной этого мужчину. Самооценка низко и стремительно падает. Хорошо, когда обходится только этим, и я просто засыпаю. На следующее утро, как обломок корабля после кораблекрушения, я не могу понять, как вообще удалось выплыть из этого кошмара…
Не то, чтобы это случалось со мной очень часто. Но случалось. Когда я слишком беспокоилась о чем-то. Мой муж (теперь уже бывший) всегда заботился обо мне в эти моменты. Вел на кухню под локоть, пил со мной чай, укрывал пледом и баюкал. Возился, как с ребенком. Я привыкла к этому. Я сказала своему Ромео, что мне плохо. Я ожидала такой же реакции. Он вдруг как-то неожиданно холодно и с каким-то непонятным мне пренебрежением посмотрел на меня и процедил:
– Я не готов сейчас разговаривать, слишком устал.
Комната внезапно закружилась, я еле-еле доползла до ванной, стараясь не показывать горькое разочарование, которое овладело мной. Какое-то гадкое, похожее на страх чувство, закралось в мое сердце. Я сидела на краю ванной, стараясь унять дрожь в теле и не расплакаться. Когда я вернулась, он спокойно спал. Я начала понимать, что совершила страшную ошибку. Сердце камнем ухнуло вниз.
С тех пор что-то начало неуловимо меняться в наших отношениях. Мне больше не было уютно с ним. Я начала замечать, каким он может быть раздражительным, как недобро он смотрит на моего сына, как долго он возится и постоянно жалуется на жизнь. Что же случилось? Эта мистическая вещь – отношения. До жизни под одной крышей с Ромео, я даже не представляла себе, что человек, которого ты так страстно обожала, может так раздражать. Как будто все его черты, до этого казавшиеся мне привлекательными, исказились как в кривом зеркале, приобретя странное послевкусие неприятных недостатков, с которыми мне не то, чтобы не хотелось рядом жить, а даже и думать о которых было противно.
День за днем я наблюдала за ним: как он ходит, говорит, как пьет чай, наконец. Я превратилась в надзирателя, как будто он должен был каждым своим поступком доказать мне, что все-таки есть еще надежда и наши мечты о счастье еще могут стать реальностью. Я разлюбила его запах, а что может быть хуже для женщины? Я перестала его хотеть, а ведь только пару недель назад с трепетом листала журналы с моделями свадебных платьев.
Я обнаружила в себе далеко не лучшие свои черты. Я становилась придирчивой и озлобленной, резкой и нетерпимой. Как будто он, одним своим присутствием, будил во мне самое плохое. Мне стало невкусно.
На следующее утро голова раскалывалась. Я все никак не могла привыкнуть к тому, что за окном и в три, и в четыре часа ночи гудят полицейские машины, а движение начинается ранним утром и не прекращается никогда. Второе открытие – здесь сильные и частые грозы. Молнии вертикальные, падающие вниз. Стрелой рассекающие землю. Молнии яркого цвета, настойчивые такие. Напористые. Я боюсь молний.
По необъяснимой причине страх этот возник еще в раннем детстве. Я просиживала часами под кроватью, в ожидании, когда же, наконец, уляжется это вселенское светопреставление. Мой любимый дед говаривал: “Муха, беги под кровать, а то, не ровен час, в штаны надуешь со страху”. Я стремглав неслась под кровать, по дороге крепко зажмурив глаза. Боялась вспышек света. Мне казалось, где бы я ни была, они меня настигнут.
В то утро была гроза. Идти мне было некуда, я взяла книгу и собралась почитать. Уселась у распахнутого окна, после грозы воздух был необычайно свежим и пьянящим. Пыталась отвлечься от грустных мыслей. Настроить себя на позитивную волну. Внушить, что нет же, тебе все показалось. Наступит вечер, все будет, как и раньше – ХОРОШО. У каждого человека, наверное, свое “хорошо”. Мое “хорошо” – это сплав. Сплав состояния активной наблюдательности и внутренней расслабленности. Когда ты лежишь в лучах солнца, из-под прикрытых ресниц наблюдаешь за игрой тени и света и размышляешь. Или пьешь утренний кофе, чуткими ноздрями ловишь этот ни с чем несравнимый запах и впадаешь в сонное блаженство.
Книга не читалась. Одно за другим мимо меня проносились события моей жизни. Ветерок принес запах дорогих мужских духов, и я погрузилась в воспоминания.