Теперь мне стыдно. Вот уже несколько часов я вспоминаю своих бывших мужчин. Я, только что получившая развод женщина. Я, приехавшая в чужую страну к своему страстному Ромео.

Я ничего не могла с собой поделать. Я вспомнила еще одного. Сейчас он известный фотограф. Он – смесь бродяги и Марлона Брандо. В последние годы в нем появилась некая вальяжность сытого зверя, если такое возможно. Он отрастил волосы и начал курить сигары. Он живет в одном из самых красивых, на мой взгляд, городов – во Флоренции. Он говорит на итальянском языке и фотографирует прекрасных итальянок, заглядывая им под юбки. Ловит пикантные моменты и радуется, как ребенок. Я встретила его совершенно случайно, во время своей поездки в Италию. Он украдкой сфотографировал меня и пообещал прислать фото.

Потом мы потерялись на несколько лет и вдруг…

Окошко чата замигало: “Ты настоящая, черт побери. Настоящая. Тебя много для одного мужика. Слишком уж ты сложная, талантливая. Слишком много в тебе надломов и трещинок, струнок и прелестей. Простой мужик с тобой просто не справится, а тебя не заведет. Ты можешь уложить его в постель и сразу же уйдешь. Без всяких сожалений”.

Я откинула со лба длинную челку и сощурила глаза. Зацепило. И все эти мужчины чем-то очень похожи. Попробую описать. Это как будто сочетание не выросшего Питера Пена и грубоватого мачо. Он ведет себя по-мужски: немного напористо, немного равнодушно к общепринятым знакам внимания.

Заметно, как сильно ты нравишься ему, но он демонстрирует это крайне редко. Слова нежности как бы вылетают нехотя, но в его грубоватых ласках ты таешь, как свеча. Он пахнет. Пахнет по-особенному. Этот запах ты уловишь и различишь среди сотни других. Он курит. Курит, глубоко затягиваясь и глядя вдаль прищуренными глазами. Женщины играют в его жизни важную роль. Но он всегда одиночка. Даже при наличии жены и любовницы. Он – эдакий непонятый романтик, изгой, родившийся на пару веков позже положенного. Во времена, когда подвиги во имя прекрасных дам уже никому не нужны. Отчего он втайне страдает. А еще он любит рассуждать. О звездах, о глобализации, о природе и духовности.

Он начитан и развит. Но ни на чем не заострен слишком глубоко. Как будто ему нравится нанизывать и собирать разные знания. Бывает упрям. И чертовски обаятелен. Ах да, голос. Голос идет прямо из глубины живота. Приводит в состояние легкого отупения. Когда мир дает вдруг тебе остановку. Тебе совершенно все равно, есть ли у него счет в банке, сколько ему лет и какова его профессия. Ты просто попала. Я взглянула на его фотографию. Обветренное мужественное лицо. Взгляд, устремленный вдаль. Шрам, спускающийся вниз по верхней губе. Мне стало не по себе. Как будто кто-то обнажил мое плечо. Без моего на то согласия. Слишком глубоко увидел.

А потом он позвонил. Я услышала его хриплый голос. Как он произносил фразы. Он прожил много лет в Италии. Его русский все еще хорош, но некоторые фразы он произносит с акцентом. Мягко, и как будто бы нехотя.

Через три недели я взяла билет и полетела в Прагу. Прага в начале марта была прекрасной. Туман окутал Карлов мост. Я сидела в кафе в семь часов утра и наслаждалась тишиной, красотой этого чудного города. На столе дымился мой утренний кофе. В блюдце ароматно пах круассан. Невдалеке остановился слегка потрепанный фургон. Было заметно, что он отмотал немало миль, прежде чем доехал сюда. Я еще подумала: “Вот сейчас оттуда вывалится работяга, проковыляет до стойки в кафе, возьмет себе кофе и шумно выдохнет усталость. Он вышел. Закурил. Прищурил глаза. Подошел ко мне и сказал: “В жизни ты еще интересней”.

И плюхнулся в кресло рядом. Я ошалело смотрела на него. Все его лицо наискось пропахал большой шрам. Тонкий и длинный, как перо. Он был похож на пирата. Или на бомжа. Но очень интеллигентного. Он рассказал, как Италию с утра занесло снегом, и понадобилось немало смелости и усилий, чтобы приехать сюда и успеть до моего отлета. Я так никогда и не узнала, как он меня нашел.

Он фотографировал меня. На мосту. В ресторане. В платье. Без платья. Веселую и грустную, смешную и загадочную. Перед отъездом он высыпал ворох фотографий на мою кровать. Везде на них была я. Я – наивная идеалистка, я – карьеристка, я – нежная любовница. Я настоящая. Без прикрас и макияжа. Я, прекрасная в своей уязвимости.

Я взяла с него обещание, что он будет продолжать фотографировать. Что пойдет на курсы и станет профессионалом. Он стал им. Он объездил полмира, и его судьбе может позавидовать любой настоящий пират. Полгода он живет в Италии, полгода путешествует по миру. Его снимки печатаются известными изданиями, он узнаваем и популярен. А я все еще помню его обветренное лицо и заляпанный грязью фургон на Карловом мосту в Праге…