в 4 книгах

Святой Бенедикт Нурсийский. Фрагмент алтаря Св. Луки. Худ. Андреа Мантенья (Andrea Mantegna, 1431-1506), 1453-1454. Темпера по дереву, 97x37 см. Пинакотека Брера (Милан).

 

ПРОЛОГ

Начинается Хроника Монтекассинской церкви

Начинается пролог

Господину и святейшему отцу, достопочтенному аббату Монтекассинской обители Одеризию, брат Лев по прозвищу Марсикан [совершает] службу должного послушания. Ваша святость, о достопочтеннейший отец, уже давно поручила мне взяться за описание ради памяти потомков [славных]* и блестящих деяний твоего славного предшественника, святой памяти аббата Дезидерия, весьма замечательного и исключительного в то время мужа своего чина, а именно, считая весьма недостойным подражать бездействию древних мужей этого места, которые почти ничего не удосужились написать о деяниях стольких аббатов и их временах, а если некоторые, возможно, что-то и написали по этому поводу, то эти никчемные и записанные грубым стилем заметки вызывают у читателей скорее скуку, чем дают им какое-то знание. Поэтому ты, отец, весьма ловко заботясь о том, чтобы с нашим Дезидерием не случилось того же самого, решил поручить мне этот труд, возложив на меня ношу, определённо не соизмеримую с моими силами, так что я, окинув его одним только взглядом, уже почти год [не без некоторого непослушания]* страшусь приступать к нему. И вот, когда я недавно по своему долгу сопровождал тебя, возвращавшегося из Капуи, то ты, вспомнив посреди пути об этом твоём славном приказе, осведомился, исполнил ли я твоё желание по поводу описания деяний Дезидерия. Я же, застигнутый врасплох этим внезапным вопросом, вынужден был ответить правду, а именно, что я ничего ещё в этом плане не сделал. Но тут же, немного собравшись с духом, я сказал: «А когда бы я мог выполнить это твоё повеление, если я почти весь этот год был занят по твоему приказу разными делами на службе как у господина папы [в Марсике и в Кампании] *, так и у тебя самого, и едва ли на протяжении восьми дней подряд находился в монастыре? А ведь это дело требует немалого досуга, и приступать к такой теме следует скорее не человеку, занятому каким-то делом, но свободному от всех забот». Итак, терпеливо приняв этот довод и слегка пожурив меня за моё нерадение, ты сказал: «А теперь получи досуг, которого ты желаешь, и не затягивай более с описанием деяний Дезидерия. Более того, я хочу и повелеваю, чтобы ты, поскольку дело это откладывалось до сего дня, начал своё описание с самого отца Бенедикта и, как старательнейший исследователь, выискав отовсюду данные обо всех аббатах нашего места вплоть до названного Дезидерия, об их временах и деяниях, тщательно исследовав грамоты императоров, герцогов и князей, а также охранные грамоты других верующих и установив, от кого и каким образом нашему монастырю при тех или иных аббатах достались владения и церкви, которыми мы, по-видимому, владеем, составил значительную и полезную для нас и наших преемников историю, наподобие хроники. Кроме того, не премини в соответствующих местах хотя бы коротко описать как разрушение, так и восстановление этой обители, происходившие дважды в разное время, а также привести достойные памяти сведения, если таковые найдутся, о трудах или деяниях славных мужей по крайней мере этих земель». После того как я начал в сильном волнении обдумывать про себя трудности этого повеления, меня стали терзать разные мысли о том, откуда и как я мог бы деятельно его исполнить, понимая, что это не легко из-за скудости моего ума, и я не знал, что выбрать, то ли приниматься за столь тяжкий труд, то ли отказаться. Ибо меня тревожило обвинение в безрассудстве в случае принятия этого поручения, или в непослушании - в случае отказа. К тому же я вспомнил, что названный господин Дезидерий некогда дал такое же задание Альфану, архиепископу Салерно, мудрейшему мужу нашего времени, но тот, понимая, что предмет весьма труден, уклонился от такого рода опасности. Но если тот, кто тогда более всех славился и учёностью, и красноречием, остерегся приниматься за этот труд, то что делать мне, совершенно не блещущему ни учёностью, ни красноречием? Мою совесть вновь стало тревожить, почему ты не поручил это задание кому-то другому из наших собратьев, которые во всяком случае гораздо учёнее меня и гораздо опытнее в красноречии, а именно, которых усердие этого твоего святого предшественника или собрало из разных сторон света в этом месте, или весьма старательно обучило в этой святой обители [и которых я мог бы даже назвать здесь по имени, если бы не боялся оскорбить их скромность] *. Терзаясь этими и подобными им мыслями, я был вне себя [и не вполне понимал, что мне делать]*, ибо дело это было выше моих сил и труднее, чем всё, что я мог бы расследовать. Однако, поскольку я уже давно решил ни в чём не отказывать тебе из-за исключительного благоговения, которое я издавна питал к твоему отцовству, я наконец укрепил душу, и тогда, как прежде, малодушно боялся взяться за деяния одного Дезидерия, теперь, полагаясь на помощь Божью и считая, что таким образом как-нибудь справлюсь с заданием, [готовый повиноваться тебе]*, взялся за описание деяний всех его предшественников. Итак, найдя в скором времени письменные источники по этой теме, хотя и написанные грубым стилем или весьма коротко, в особенности хронику аббата Иоанна, который первым построил в Новой Капуе наш монастырь, привлекая тем не менее необходимые для этого труда книги, а именно, историю лангобардов, а также хронику римских императоров и понтификов, тщательно разыскав привилегии, грамоты и пожалования разных титулованных особ, а именно, как римских понтификов, так и разных императоров, королей, князей, герцогов, графов и прочих сиятельных и верных мужей, которые по крайней мере остались у нас после двух пожаров этой обители, хотя я и не мог добраться до них всех [целиком]*, и наконец, тщательно опросив тех, кому довелось воочию наблюдать события нынешних времён и деяния нынешних аббатов, или слышать о них, я [с помощью Господней]* приступил к выполнению того, что ты велел, насколько то позволяла скудость моего дарования, скорее из послушания, которым я обязан тебе как отцу и господину, чем полагаясь на какую-то учёность. Да поможет мне Бог и благодать его Духа, чтобы я мог выполнить это столь успешно, сколь усердно ты соизволил мне это поручить, чтобы это сочинение могло быть весьма приятным для тебя и весьма полезным для многих. Между тем, дабы невежды не обвинили меня в безрассудстве или дерзости, я, заботясь о себе, счёл нужным указать всё это во введении, чтобы даже если предвзятость и обвинит меня, авторитет учителя меня оправдал.

Далее, я решил для удобства читателей разделить эту книгу на три раздела, ибо главным образом трём аббатам этой обители после блаженного Бенедикта было дано усердствовать в восстановлении этого места более прочих, и, возможно, поэтому им было позволено небом прожить в этой должности больше остальных. И хотя я говорю во введении о блаженном отце Бенедикте и четырёх последующих аббатах, первую часть я всё же начинаю с Петронакса, который спустя примерно 110 лет после разрушения этого места лангобардами начал его восстановление. По порядку доведя изложение до второго разрушения, которое произошло при Бертарии по вине сарацин, и присовокупив к нему вдобавок те события, которые произошли в течение 67 лет при семи аббатах, оставивших это место и живших в Теане и Капуе, я начинаю вторую часть с Алигерна, который весьма усердно трудился не только в восстановлении этого монастыря, но и в умиротворении всей этой страны, которая была оставлена земледельцами из-за враждебности сарацин. Этот раздел доведён до нашего Дезидерия и здесь последовательно изложены деяния тех, которые на протяжении этого времени стояли во главе этого монастыря; началом и рубежом всей третьей части будет сам Дезидерий, который ничуть не ниже Петронакса и Алигерна, а по моему мнению так даже выше их, и который, как второй Соломон, построил в наши времена новый, великолепный и блистательный монастырь и драгоценнейший храм Господу. А теперь, если к этим трём разделам удастся добавить ещё и четвёртый, то его началом при помощи Господней будете вы сами.

Кроме того, и вас, отец, и читателя этого сочинения я прошу об одном: чтобы вы соизволили обращать внимание не на невежество автора, но на полезнейший материал в нём. Ибо как в том случае, когда неопытный мастер делает из чистейшего золота и драгоценных камней императорскую корону, и это произведение, хотя и кажется, что оно сделано неправильно из-за неумелости мастера, всё же не может не быть дорогим как из-за драгоценного материала, так и ввиду достоинства самого его названия, так и это сочинение, хотя оно и может казаться совершенно ничтожным из-за посредственности стиля, не должно считаться неинтересным благодаря тому огромному материалу, который оно содержит. Ибо хотя я по мере своей учёности изложил то, о чём следовало сказать, не изящно, но просто и честно, насколько было в моих силах, это сочинение не может не показаться неинтересным учёным мужам, если их не снедает зависть, и не быть трудным для понимания неучёным. Я полагаю, что даже если, возможно, и не всем, то очень многим эта наша история придётся по нраву, ибо в наше время, когда с трудом можно найти кого-то, кто хотел бы написать нечто подобное, тем не менее легко найдутся многие, которые будут рады прочесть или послушать такого рода повествование.

Завершается пролог

Начинается каталог аббатов святейшего Монтекассинского монастыря

1. Святой Бенедикт, первый аббат и основатель этого монастыря.

2. Аббат Константин пребывал в должности ...

3. Аббат Симплиций пребывал в должности ...

4. Аббат Виталий пребывал в должности ...

5. Аббат Бонит пребывал в должности ...

6. Аббат Петронакс пребывал в должности 32 года.

7. Аббат Оптат пребывал в должности 10 лет.

8. Аббат Гермериз пребывал в должности 1 год.

9. Аббат Грациан пребывал в должности 4 года, 5 месяцев.

10. Аббат Томихиз пребывал в должности 6 лет, 5 месяцев.

11. Аббат Пото пребывал в должности 7 лет, 5 месяцев.

12. Аббат Теодемар пребывал в должности 19 лет.

13. Аббат Гизульф пребывал в должности 21 год.

14. Аббат Аполлинарий пребывал в должности 11 лет.

15. Аббат Деусдедит пребывал в должности 6 лет.

16. Аббат Хильдерик пребывал в должности 17 дней.

17. Аббат Аутперт пребывал в должности 3 года.

18. Аббат Бассаций пребывал в должности 19 лет.

19. Аббат Бертарий пребывал в должности 27 лет, 7 месяцев.

20. Аббат Ангеларий пребывал в должности 6 лет.

21. Аббат Рагемпранд пребывал в должности 9 лет, 10 месяцев.

22. Аббат Лев пребывал в должности 15 лет, 7 месяцев.

23. Аббат Иоанн пребывал в должности 19 лет, 7 месяцев.

24. Аббат Адельперт пребывал в должности 9 лет.

25. Аббат Балдуин пребывал в должности ... лет.

26. Аббат Майельпот пребывал в должности 6 лет.

27. Аббат Алигерн пребывал в должности 37 лет.

28. Аббат Мансо пребывал в должности 11 лет.

29. Аббат Иоанн пребывал в должности 1 год.

30. Аббат Иоанн пребывал в должности 12 лет, 7 месяцев.

31. Аббат Атенульф пребывал в должности 11 лет.

32. Аббат Теобальд пребывал в должности 13 лет.

33. Аббат Василий пребывал в должности 2 года.

34. Аббат Рихерий пребывал в должности 17 лет, 6 месяцев.

35. Аббат Пётр пребывал в должности 1 год, 5 месяцев.

36. Аббат Фридрих, он же папа Стефан, пребывал в должности десять месяцев.

37. Аббат Дезидерий, он же папа Виктор, пребывал в должности 29 лет, 5 месяцев.

38. Аббат Одеризий пребывал в должности 18 лет, 2 месяца.

39. Аббат Отто пребывал в должности один год, 10 месяцев.

40. Аббат Бруно пребывал в должности 3 года, 11 месяцев.

41. Аббат Герард пребывал в должности ... лет.

42. Аббат Одеризий пребывал в должности ... лет.

 

КНИГА ПЕРВАЯ

ХРОНИКА МОНТЕКАССИНСКОГО МОНАСТЫРЯ

Начинается [список] глав [книги первой[

Об обращении, жизни и смерти отца нашего Бенедикта.

О том, какие аббаты ему наследовали и как после разрушения монастыря братья нашли убежище в Риме.

О возвращении Фауста из Галлии.

О том, как сюда пришёл аббат Петронакс и восстановил это место и как ему помогал папа Захария.

О приходе в это место герцога Гизульфа и пожаловании им всей окрестной земли.

О том, как был основан монастырь святой Марии в месте под названием Цингла.

О том, как сюда приходил король Карл и о его смирении.

О том, как сюда пришёл для обращения Ратхиз, король лангобардов.

О князе Арихизе, о том, как он построил монастырь святой Софии и подчинил его нашему монастырю, и о том, какими мощами святых он обогатил эту церковь.

О пожертвовании Льва, некоего беневентского благородного мужа.

О том, как аббат Теодемар построил у подножия этой горы церковь святой Марии.

О том, как в Италию пришёл Карломан и что он совершил, и о некоторых его пожалованиях нашей обители.

Об исцелении глухонемого англичанина.

О некоторых пожалованиях нашей обители.

Рассказ о Павле Дьяконе.

О главах, которые принял император Людовик, и о договоре, который он заключил с блаженным Петром.

О том, как аббат Гизульф построил церковь святого Германа.

О том, как этот аббат восстановил церковь в нашей обители и построил церковь святого Ангела в Валлелуче, а также церковь святого Аполлинария в Альбиане, и о пожертвованиях некоторых людей.

О чудесах аббата Аполлинария и о пожертвованиях некоторых людей в наш монастырь.

О Радельгизе, графе Компсы, и о перенесении святого Януария в Беневент.

О времени, когда сарацины вторглись на Сицилию.

О том, что князь Сико пожаловал аббату Деусдедиту, и о том, как его убил князь Сикард.

О том, что король Лотарь пожаловал аббату Аутперту и как этот король разделил франкское королевство, а также о пожертвованиях некоторых людей.

О времени, когда тело блаженного Варфоломея прибыло в Беневент, и о пожертвованиях некоторых людей в наш монастырь.

О том, как было разделено княжество.

О том, как князь Сиконольф забрал все сокровища нашего монастыря.

О том, как Бог избавил от сарацин это место.

О набегах и опустошениях сарацин и о всеобщем и страшном землетрясении.

О разделении франкского королевства на пять частей и о том, как Людовик победил сарацин и разделил княжество на равные доли.

О том, как Людовик вторично приходил в Италию.

О Капуе и о том, как она была перенесена к Казилинскому мосту.

Об обычае, который был в то время в нашем монастыре.

Об усердии аббата Бертария и о чуде, которое случилось при постройке крепости.

О пожертвованиях некоторых людей.

О беззакониях сарацин и о том, как был разорён и сожжён монастырь святого Винцентия.

О третьем приходе Людовика в Италию и о войнах, которые он вёл с сарацинами.

О монастыре святого Ангела в Баррегии.

О времени, когда была построена крепость Понтекорво.

О том, как названный император возвратил нам келью святой Марии в Маврине и о пожертвованиях некоторых людей нашей обители.

О договоре сарацин с нашими.

О разделении Капуанской церкви, совершённом папой Иоанном.

О том, как князь Гвайферий стал монахом.

О том, как сарацины были приняты гаэтанцами для проживания в Гарильяно.

О том, как наш монастырь был сожжён сарацинами, аббат Бертарий обезглавлен, а монахи отправились в Теан.

Памятная записка этого аббата о владениях святого Бенедикта в Марке.

О пожертвованиях некоторых людей при аббате Ангеларии и о том, как этот аббат стал епископом Теанским.

О пожертвовании и усердии монаха Эрхемберта.

О том, как сгорел Теанский монастырь.

О взятии Беневента греками.

О сражении наших с сарацинами при Гарильяно.

Об усердии аббата Льва и о том, как он начал восстанавливать нашу обитель.

О том, как сарацины в Гарильяно были уничтожены.

О том, как был рукоположен аббат Иоанн, и о том, как он, отправившись с братьями в Капую, построил там монастырь.

О том, как этот аббат усердствовал также и в нашей обители.

О том, как под Капую пришли венгры и, опустошив всё вокруг, наконец, были побеждены в Марсике.

О пожертвованиях консула Иоанна и герцога Неаполитанского, а также некоторых других людей.

Судебное решение папы Мартина по поводу монастыря святого Ангела в Формиях или у Арки Дианы.

О том, как аббат Балдуин дважды возвращал монастырь святой Софии в Беневенте.

Также судебное решение папы Агапита по поводу Капуанского монастыря и монастыря святого Стефана в Террачине.

Об усердии аббата Майельпота и о пожертвованиях некоторых людей при нём и о том, как был рукоположен аббат Алигерн.

О том, как Итальянское королевство перешло от франков к немцам.

Заканчивается [список] глав [книги первой]

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА ПЕРВАЯ ИСТОРИИ МОНТЕКАССИНСКОГО МОНАСТЫРЯ 2

1. Итак, выдающийся и святейший отец, основатель этой Монтекассинской обители, по имени и благодати Бенедикт, как обстоятельно пишет блаженный папа Григорий во второй книге своих диалогов, был родом из области Нурсия. В Рим же он был отдан родителями для обучения свободным наукам, но спустя малое время, как явствует из речей названного наставника, сознательно и мудро ушёл оттуда необразованным и необученным. Итак, оставив занятия науками и в то же время кормилицу, он, тайно бежав, прибыл в место под названием Субиако, расположенное почти в 40 милях от города; там он три года прожил в одной пещере, и никто о нём не знал, кроме блаженного Романа, который облачил его в одеяние святого образа жизни®. После этого он был обнаружен пастухами и наконец признан очень многими; к нему стали часто наведываться знатные люди города Рима, и он принял у Эквиция двенадцатилетнего Мавра, а у патриция Тертулла- Плацида, ещё ребёнка, для обучения их монашеской дисциплине. Он построил там также с помощью Христовой двенадцать монастырей и в каждом из них разместил по двенадцать монахов под началом поставленных отцов. Уйдя оттуда из-за преследований священника Флоренция, он взял с собой нескольких братьев и, пройдя примерно 50 миль, в то время как его сопровождали два ангела, а вслед за ним летели три ворона, которых он имел обыкновение кормить, прибыл по воле Христовой в это место. Древность сообщает, что основателем этого места был столь знаменитый в веках и, по свидетельству Туллия, мудрейший из всех римлян Варрон. Здесь, сокрушив статую Аполлона, которая издавна почиталась там крестьянами, разрушив жертвенник и вырубив священную рощу, он построил себе монастырь и постоянными проповедями обратил к вере Христовой живущие вокруг племена; он также блистал там многими славными чудесами и, поскольку их описание не входит в задачи этого сочинения, если кто желает получить о них сведения, можем найти их обстоятельно описанными в названной книге блаженного Григория. Между тем, когда ему однажды открылось свыше, что тот монастырь, который он построил, будет разрушен язычниками, и он из-за этого горько заплакал, то был тут же утешен небесным оракулом и услышал, что это место тем не менее станет благодаря его заслугам лучше и обширнее, чем существовало тогда, и распорядок правил устава и дисциплины распространится оттуда на многие части Римского мира. Итак, в год, когда он должен был отойти из этой жизни ко Христу, его просили отправить в Галлию для возведения монастыря его монахов, и он, хотя и не был в неведении об окончании своих дней, ничуть не медля, отправил туда с этими послами блаженного Мавра; вместе с ним он позаботился отправить также блаженного Фауста, который впоследствии подробно написал историю этого [Мавра], и трёх других. Так вышло, что [Бог позволил, чтобы]* через этого мужа Божьего, святейшего Мавра, и его учеников весь распорядок и норма уставной дисциплины, которые были учреждены в этом месте блаженнейшим отцом Бенедиктом, распространились, [установились и стали соблюдаться]* по всей Галлии. Полагают, что тогда же муж Господень Бенедикт отправил блаженного Плацида в Сицилию, где отец этого Плацида, патриций Тертулл, пожаловал этому Божьему мужу, [блаженному Бенедикту]*, 18 дворов из своего наследственного достояния. После этого названный святой муж, когда исполнилось похвальное течение его времени, в тот день, когда воссияла суббота святейшей Пасхи, а именно 21 марта, велел ученикам отнести себя в часовню святого Иоанна Крестителя и, молясь у них на руках, отошёл к Господу в 542 году от Его воплощения, 5-го индикта, и был погребён перед алтарём в той же часовне, которую он построил на месте разрушенного жертвенника Аполлона, где уже ранее он похоронил свою сестру, блаженную Схоластику. Славился же он во времена императоров Юстина Старшего и Юстиниана, [а именно, умер в 14-й год императорской власти последнего, в 509 году от страстей Господних, согласно самому тщательному подсчёту]*, при римских понтификах Иоанне I и Феликсе IV, который по свидетельству святого папы Григория был его предком, в то время как в Италии правил арианин Теодорих.

2. Этому святейшему отцу наследовал в управлении монастырём достопочтеннейший муж Константин, ученик этого святого отца. Третьим от блаженного Бенедикта во главе этой общины стоял Симплиций, четвёртым - Виталий, а пятым -Бонит. В его правление лангобарды, которые недавно вторглись в Италию при Юстине Младшем, после того как от воплощения Господнего прошло уже 568 лет, в ночное время, когда братья почивали, ворвались в названный монастырь; они всё разграбили, но не смогли захватить ни одного человека, а именно, во исполнение слов святого отца Бенедикта, которые он сказал Феопропу: «Я едва смог добиться, чтобы мне дарованы были души из этого места». Итак, бежав из этой обители, братья отправились в Рим, унося с собой рукопись святого устава, которую составил блаженный Бенедикт, и некоторые другие тексты, а также немного хлеба, меру вина и кое-какую утварь, какую смогли захватить. С разрешения римского понтифика Пелагия, который тогда занимал апостольский престол, они учредили возле Латеранской патриархии монастырь и жили там почти сто десять лет, в течение которых Монтекассинский монастырь оставался разрушенным.

3. [Итак, в 605 году от воплощения Господнего, во второй год императорской власти Фоки, когда умер блаженный папа Григорий, римскую кафедру получил Савиниан; когда же и он отошёл спустя год и пять месяцев]*, апостольский престол занял Бонифаций III. При нём вышеназванный Фауст, который отправился в Галлию вместе с блаженным Мавром, вернулся в названную Латеранскую обитель, [ибо Монтекассинский монастырь уже был разрушен лангобардами]*. По принуждению и просьбе блаженного Феодора, который тогда после святой памяти Вален-тиниана, первого аббата этого места, третьим управлял названной общиной, он составил правдивейшую историю о жизни [блаженного]* Мавра, которую названный папа Бонифаций одобрил и, объявив достойной похвалы, утвердил своей властью.

4. Когда всемогущий Бог решил уже по своей всемогущей милости восстановить названный монастырь блаженного Бенедикта и распространить из места этого отца монастырский распорядок, который берёт отсюда начало, [и устав]* по всему кругу земному, по Божьей воле случилось, что Петронакс, житель города Брешии, весьма благочестивый муж, вдохновлённый любовью к Богу, пришёл в Рим. Достопочтеннейший папа Григорий III, наставленный свыше, убедил его отправиться к замку Казин и постараться своим усердием восстановить монастырь блаженного Бенедикта, который оставался разрушенным в течение уже стольких лет. Когда тот согласился, этот достопочтенный понтифик, тут же направив вместе с ним нескольких братьев из Латеранской общины, оказал ему также некоторые другие услуги. Итак, придя сюда, к святому телу блаженного Бенедикта, он вместе с теми, которые с ним пришли, а также с некоторыми простодушными мужами, которые, как он обнаружил, обосновались там уже давно, начал жить [там] в 720 году Господнем. Спустя малое время он, избранный этими братьями в аббаты, при содействии Божьем и благодаря заслугам блаженного Бенедикта восстановил повсюду жилища и надлежащим образом их обустроил и, учредив там общину многочисленных братьев, старался жить по заповедям святого устава. Три беневентских благородных мужа - Пальдо, Тасо и Тато, родные братья, [родичи вышеназванного герцога]*, которые примерно пятнадцать лет назад начали за собственные средства строить монастырь святого мученика Христова Винцентия в истоках реки Вультур-на, поскольку были могущественны и богаты, активно помогали ему в этом деле как лично, так и через своих людей вплоть до восстановления этого места. В церкви блаженного Мартина, которую он застал весьма небольших размеров, он добавил почти шестнадцать локтей и, воздвигнув там апсиду, учредил алтарь в честь блаженной Приснодевы Марии и святых мучеников Фаустина и Иовитты, где надлежащим образом поместил также руку одного из них, которую привёз с собой из Брешии. В последующее время святейший папа Захария, который наследовал Григорию, оказал ему всяческую помощь, а именно: передал книги священного писания, а также рукопись святого устава, которую отец Бенедикт написал собственной рукой. Он передал также фунт хлеба и меру вина, которые, как мы говорили выше, некогда, убегая оттуда при вторжении лангобардов, монахи унесли с собой в Рим. Он с апостольской щедростью пожаловал ему также различные украшения для церковной службы и некоторые вещи, которые так или иначе были полезны этому монастырю. От этого же святейшего папы названный аббат получил и первую привилегию, согласно которой этот монастырь со всеми относившимися к нему кельями, построенными в тех или иных землях, из уважения и почтения к святейшему отцу Бенедикту полностью освобождался от власти всех епископов, так что не подлежал ничьей юрисдикции, кроме как только римского понтифика.

5. Кроме того, Гизульф Младший, племянник Лиутпранда, короля лангобардов, который был герцогом Беневентским после Готшалка, когда в эти дни, собрав огромное войско, шёл в направлении Рима и, проходя мимо, вместе со многими поднялся в ту казинскую крепость, которая называлась тогда Мелло, и обнаружил, что возле тела святейшего отца Бенедикта весьма набожно проживают на службе Божьей названные братья, то, поддавшись Божьему внушению, письменно передал этому отцу Бенедикту все окрестные равнины и горы и посредством надёжных дарственных грамот уступил это потомкам в вечное владение; а именно, по следующим пределам и рубежам: [граница] берёт начало у реки, что зовётся Карнелл, и подымается по реке под названием Бантра до Сухого ручья, затем подымается по этому ручью до ущелья святого Мартина, а оттуда подымается по горной цепи и направляется к горе Цизин; оттуда она идёт к скале (pesclum) под названием Корвар, по этой горной цепи направляется к ущелью, что зовётся Попплу, а затем идёт к озеру под названием Витекуз; далее [граница] идёт к Аквафондате, подымается на гору, что зовётся Силе, а оттуда идёт к истокам речки Рапид; затем она подымается на гору, что зовётся Кабалл, идёт на гору под названием Ренде-нария Большая, оттуда через горную цепь доходит до Ренденарии Малой, а оттуда идёт прямо по подножию гор, что зовутся Фрезелона, и направляется к речке Мелларино, и спускается по этой речке, включая оба её берега, и идёт к стенам у Бальнеарии; оттуда [граница] через местность, что зовётся Англоне, подымается к ущелью у Валлелуче, идёт по горной цепи и спускается к Петра скрипте; оттуда она подымается к горной цепи под названием Ортикоза, проходит по этой горной цепи и доходит до скал под названием Фальконара; там она проходит через две горы, из которых одна зовётся Спинаций, а другая Поркаций, затем идёт к высотам горы, что называется Кария, и, спускаясь, подходит к скалам над речкой под названием Вивола; оттуда она подымается к холму Гимберута, спускается к Квер-кетулу, затем - ко рву (fossatum) возле святого Дамаса, а именно, которого в народе называют святым Амасом; оттуда она прямиком направляется к каменоломне в месте, что зовётся Арка Геццула; идёт к озеру, что зовётся Радепранда, оттуда - к Фарниету, затем - к ручью, что зовётся Мароцце, и таким образом спускается в реку Карнелл, а по этой реке подымается к ручью под названием Коза; затем по высотам горы святого Доната, спускаясь оттуда по небольшим горам Марри, она идёт к скалам, которые расположены у подножия горы, что зовётся Бальва; оттуда, [проходя] через двух львов и направляясь дальше, она подымается по высотам горы над Казале и, таким образом, спускается по этой горе к виллам у Гарильяно; оттуда она идёт к скале под названием Крипта императора, затем доходит до уже названной реки Гарильяно и по этой реке доходит до прежних рубежей вместе со всеми крепостями, сёлами, домами, церквями, мельницами, ручьями и всем остальным, что в те времена находилось внутри названных рубежей. Также жена этого герцога по имени Скавниперга, преобразовав в честь блаженного апостола Петра языческий храм, что издавна был построен в замке Казине, самым благоговейным образом пожаловала там в память потомкам иконы и прочие положенные для церковного богослужения предметы культа.

6. Во времена этого герцога некий беневентский скульдаис по имени Сарацен в месте, что зовётся Цингла, в Алифском округе, построил церковь в честь святого Кассиана и, поскольку не имел сына, то с разрешения названного герцога уступил её вместе со всем, что смог там приобрести, а равно и со всем своим имуществом и наследством, кроме рабов и рабынь, которым он всем подарил свободу, монастырю блаженного Бенедикта. Поскольку это место весьма приглянулось достопочтенному Петронаксу, он с согласия и при величайшем содействии со стороны славного герцога Гизульфа и его жены Скавниперги построил там монастырь святых дев Божьих в честь Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии; там, сверх того, названным герцогом была пожалована церковь Святого Креста, которую наш настоятель Гизельперт купил у аббата по имени Деусдедит по совету и при содействии этого герцога, со всеми её землями и владениями; а также другими церквями и многими дворами в округе, согласно содержанию грамот этого монастыря. С согласия названного аббата герцог Гизульф уступил тогда этот монастырь Пресвятой Богородицы трём служительницам Божьим, то есть аббатисе Гаузане, Панкритуде и Гариперге, которые, оставив родителей и все свои богатства, предпочли странствовать в этих краях во имя Бога; во всяком случае с тем условием, что, пока хоть одна из них будет жива, они без всякого противодействия будут удерживать управление этим местом одна за одной; но после их смерти и власть, и распоряжение этим местом должны вернуться под юрисдикцию нашего монастыря. В это же время вышеназванный герцог сделал довольно щедрое пожалование Монтекассинскому монастырю в округе Гентианы. Этот Гизульф начал строить церковь святой Софии в Беневенте; застигнутый смертью, он не смог её завершить, и Арихиз, который ему наследовал, изумительным образом довёл её до конца и, учредив там обитель святых дев, уступил её монастырю святого Бенедикта здесь в Монтекассино, как мы покажем в последующем.

7. В его время Карл Великий, сын Карла, короля франков, оставив из любви к царствию небесному царство земное, благоговейно прибыл в Рим к блаженному апостолу Петру с несколькими своими верными и посвятил себя служению этому апостолу. Названный папа Захария, рукоположив его в клирики, спустя несколько дней направил его сюда в наш монастырь со всеми его богатствами, чтобы он вместе с остальными служил Господу согласно правилам устава; там, служа Господу под управлением названного аббата со всем смирением и благоговением, он прожил несколько лет. Пусть не покажется излишним, если мы ради примера потомкам вкратце расскажем здесь, какого смирения в монастыре и какого послушания был этот король. Одним словом, названный аббат, зная о пылкости намерения этого Карла и желая, согласно требованию устава, выяснить его упорство и терпеливость, как записано: «Не всякому духу верьте, но испытайте духов, от Бога ли они», постарался возложить на него заботу о малых овцах, которые у него были, а именно, чтобы он ежедневно выводил их на луг, сторожил, пока те паслись, и возвращал домой, когда они наедятся. Тот, ревностно восприняв это поручение, словно из уст самого Господа, старался каждый день старательно выполнять то, что ему поручили. Итак, однажды, когда он вывел овец пастись чуть дальше обычного, на него внезапно напали разбойники и попытались силой отнять доверенных ему овец. Карл, твёрдо выступив им навстречу, сказал: «Я терпеливо снесу всё, что Господь позволит вам со мной сделать; но с уводом овец, которые доверены моей заботе, я, насколько то в моих силах, ни в коем случае не соглашусь». И эти преступного ума люди, обобрав его до нитки, собрались уходить. Тогда Карл, не снеся позора подвергшихся стыду членов, силой забрал у них только свои штаны; остальное же, не желая вступать в словопрения, он безропотно позволил им унести. Когда он полуголый вернулся в монастырь, то был опрошен аббатом и братьями, и обо всём изложил по порядку. Аббат же, желая выяснить, обладает ли он и внутри тем же терпением, какое выказал наружно, начал его страстно бранить и, ругая, обвинять и в лени, и в притворстве. Когда тот не прибавил ко всему этому ничего иного, кроме того, что сам во всём виноват, ему приказали одеться и, как обычно, приступить к возложенным на него обязанностям. Итак, когда он в тот же день возвращался с названными овечками, одна из них, самая убогая, начала хромать. Итак, видя, что он из-за этого не сможет прийти к назначенному для него часу, Карл, некогда король, а в то время монах, поскольку это велело ему смирение сердца, тут же взвалил эту хромую овечку себе на плечи и таким образом вместе со всеми вернулся в монастырь. Но, чтобы такое его смирение, до сих пор тайное и потому самое искреннее, было признано и, будучи признанным, увенчано, вышло так, что посреди обратного пути та овечка, которую он нёс на плечах, окропила его мочой. И он, некогда могущественный, ещё недавно замечательный королевским достоинством, перенёс это с таким терпением сердца, вытерпел с такой силой души, что ни овечку не сбросил из-за этого, и ни малейшего слова недовольства никому по этому поводу не высказал. Когда аббату сообщили об этом те, кто всё это видел, он сильно удивился такому смирению и выдержке такого великого мужа, и, полагая, что в нём поистине пребывает дух Божий, велел ему впредь оставить эту службу и в дальнейшем ухаживать там за небольшим садом, согласно своему разумению. Впоследствии же Айстульф, король лангобардов, просил его отправиться во Францию к его брату, королю Пипину, ради некоторых выгод своего государства, и он, получив на это согласие аббата, отправился к королю с большой неохотой; там, поскольку дело, ради которого он ушёл, натолкнулось на препятствия, он задержался на какое-то время и умер по Божьему приговору. Впоследствии его брат, король Пипин, вложил его тело в золотую раку и вместе со многими другими подарками отправил его сюда, в его монастырь. [В то же время в этом монастыре пресвитер и монах Киприан сочинил гимн святому Бенедикту, украшение и доблесть святых Христовых.]*

8. В эти же дни Ратхиз*, король лангобардов, выступив с сильным войском для захвата Перуджи, храбро атаковал её со всех сторон. Названный папа Захария, отправившись к нему, при помощи многочисленных просьб и увещеваний, а также принесённых ему весомых даров заставил его вернуться восвояси. Этот король, тщательно обдумав его увещевания, спустя малое время, побуждаемый вдохновением свыше, оставил королевское достоинство и славу и, после того как процарствовал уже пять лет и шесть месяцев, смиренно прибыл вместе с женой и дочерью в Рим, к могиле блаженного Петра; там он, приняв постриг от названного папы и став клириком, облачился в монашеское одеяние вместе с женой и дочерью. Вскоре, придя по указанию названного папы в наш монастырь и посвятив себя соблюдению установлений устава, он после весьма благочестивого и угодного Богу образа жизни встретил там свой конец. И по сей день неподалёку от монастыря существует виноградник, который зовётся в народе виноградником Ратхиза; некоторые из наших считают, что его вырастил и ухаживал за ним названный Ратхиз. Жена же его по имени Тасия и дочь Ротруда с разрешения и при содействии аббата за собственные средства выстроили неподалёку от Казина, в местечке, что зовётся Пьюмарола, девичий монастырь; наделив его многими богатствами, они, ведя жизнь с большой осмотрительностью и по строгости устава, окончили там свои дни. Названный же аббат, шестой от блаженного Бенедикта, жил во времена императоров Льва и Константина[, и Лиутпранда, короля лангобардов] *, при римских понтификах Григории и Захарии, при Григории, герцоге Беневентском, и названном Гизульфе Младшем[, а именно племяннике короля Лиутпранда]*. После того как он пробыл во главе этого монастыря 32 года, он умер 6 мая и был погребён в портике, возле церкви святого Мартина.

Аббат Оптат, поставленный седьмым от блаженного Бенедикта, пребывал в должности 10 лет. Он жил во времена названного императора Константина и его сына Льва, при названном герцоге Гизульфе и папе Стефане II.

Именно в это время король лангобардов Айстульф взял Равенну и целых три месяца осаждал Рим. По этой причине названный понтифик вынужден был отправиться во Францию к превосходнейшему королю Пипину; он был принят им с великой славой и почестями, и помазал этого Пипина и двух его сыновей -Карла и Карломана - в короли франков. И этот славный король вместе со своими названными сыновьями дал блаженному Петру и его викарию обещание и сделал пожалование на города и округа Италии по следующей границе: от Луны вместе с островом Корсикой; далее на Суриан; затем на гору Бардо; затем на Верцет; затем на Парму; затем на Реджо; затем на Мантую и на Монселиче; и в то же время весь Равеннский экзархат, каким он был в древности, с провинциями Венецией и Истрией; а также всё герцогство Сполетское и Беневентское; и подтвердил этот дар своей собственной рукой и руками своих сыновей, многочисленных судей и своих вельмож. Наконец, этот король, придя в Италию вместе с названным римским понтификом, отнял у вышеназванного Айстульфа Равенну и двадцать других городов и передал их под власть апостольского престола. За это он был назначен тогда также римским патрицием. А названный аббат, когда исполнилось течение его времени, скончался 4 января и был погребён рядом со своим предшественником, в церкви блаженного Мартина.

Гермериз, восьмой аббат, пребывал в должности один год, [во времена вышеназванного императора Константина и его сына Льва и папы Стефана II]**, умер же 18 июля и был погребён возле церкви святого Бенедикта.

[Аббат]* Грациан, в результате возведения на это место девятый аббат [от блаженного Бенедикта] *, пребывал в должности четыре года, пять месяцев, во времена тех императоров, о которых мы говорили выше, [и Айстульфа, короля лангобардов, который взял Равенну и в течение трёх месяцев владел Римом при папе Стефане]*, а также Арихиза, герцога и князя Беневентского.

9. Об этом Арихизе господин Эрхемберт в истории, которую он составил о народе лангобардов после Павла Дьякона, сообщает следующее. Этот Арихиз первым приказал называть себя князем Беневента, тогда как все, кто правил Беневен-том до него, назывались герцогами. Он велел епископам помазать себя, возложил на себя корону и в своих грамотах приказал писать в конце: «писано в нашем святейшем дворце». Он основал в стенах Беневента богатейший и красивейший храм Господень, который назвал греческим именем - Агия София (ArHAN SQOHAN), то есть святая Премудрость; наделив его обширнейшими поместьями и разными богатствами, он учредил монастырь святых дев и, сделав там аббатисой свою родную сестру, вместе со всем, что к нему относилось, и со всеми его владениями навсегда передал под власть блаженного Бенедикта в Монтекассино. Тела двенадцати братьев, святых мучеников, покоившиеся в разных местах Апулии, где они были обезглавлены, он почтительно доставил в этот храм для защиты и во имя чести отчизны и все их в отдельных раках поместил под одним алтарём. Впоследствии же он в разное время приобрёл: тело драгоценного мученика Меркурия, а также святые тела других мучеников и исповедников из разных земель Италии числом тридцать одно, доставил их туда и весьма почтительно поместил по разным алтарям вокруг главного алтаря. Там, в то время как он имел неоднократное обыкновение с величайшим благоговением проводить ночь в молитве, ибо дворец находился по соседству с этим местом, однажды ночью, ему, как рассказывают, во время молитвы явились двенадцать святых братьев и, дружелюбно склонив лица, все разом приветствовали его. Полагая по их весьма грозному виду, что это какие-то чужаки, он спросил, кто они такие, что осмелились в ночное время столь дерзко вступить в монастырь святых дев, а те, слегка улыбнувшись, сказали: «О князь, мы - те, кого ты с твоим благоговением разыскал по разным местам и с величайшим усердием доставил сюда, а доставив, ещё усерднее похоронил; как хорошо и как приятно это для нас, и как полезно будет для тебя самого благодаря милости Божьей, покажет тебе последний день». После этих слов видение, которое явилось князю, внезапно исчезло. Церковь святого Модеста, которую незадолго до того построил внутри этого города некий Леониан и, пожертвовав ей посредством грамоты всё своё имущество, оставил на усмотрение названного князя, тот своим предписанием впоследствии пожаловал этому же монастырю со всем, что к ней относилось, и утвердил за ним. Названный аббат скончался 22 августа и был погребён в портике церкви святого Мартина.

Томихиз, десятый аббат, пребывал в должности 6 лет, 5 месяцев [и 21 день] **. Он умер 25 января.

10. В его времена некий благородный и весьма богатый муж из города Беневен-та по имени Лев передал в этот монастырь самого себя и всё своё движимое и недвижимое имущество и, в присутствии названного аббата Томихиза и всех бывших свидетелями братьев, положил грамоту этого пожертвования, писанную его собственной рукой, на тело святого Бенедикта. Всем своим рабам и рабыням он сперва подарил посредством грамоты свободу; но впоследствии он их всех - при сохранении за ними свободы - передал под власть названного монастыря со всеми их дворами и вместе со всем, чем они, казалось, владели, а именно, с такого рода условием, чтобы каждый из них четырежды в месяц выполнял работы в пользу монастыря, где это было необходимо; им не позволялось ни продавать, ни дарить кому-либо своё имущество и собственность, разве что друг другу. Имущество тех из них, которые умрут без наследников, должно было перейти в собственность монастыря. Однако детей их, мальчиков и девочек, монахам не разрешалось отдавать кому-либо в услужение, как людей свободных. Названия дворов, а также имена и количество его рабов мы, помимо прочего, постарались отметить здесь в общих чертах: двор пресвитера Гайдеперта: Адельперт с четырьмя сыновьями и их жёнами; Бонекауз с четырьмя сыновьями, их жёнами и детьми; Гримоальд с четырьмя сыновьями, их жёнами и детьми; Циминул с женой и детьми; Урс с женой и детьми; Фускари с женой и детьми. Двор Гриза: Ландульф с Арнипертом, своим сыном, и двумя дочерьми; Бонит с тремя сыновьями и их жёнами. Двор пресвитера Цербула: Леоальд с четырьмя сыновьями и их жёнами и детьми; Агенульф, его племянник, со своими сыновьями; Дезидерий с тремя сыновьями; Бассаций с тремя сыновьями и одним зятем. Двор Лупа: Садиперт с сыном и своим зятем; Сико со своим сыном и его женой; Стефан с двумя сыновьями; Формоз с тремя своими сыновьями. Двор Лупа Пиктари: Мавр с четырьмя сыновьями; Иоанн с тремя своими сыновьями. Двор Дульциперта: Бонеризий со своим сыном, его женой и детьми; три сына Райе-нольфа с жёнами и их детьми. Двор Эрфемара: Бон, Адельхиз, Майо, Бонул, Иоанн, Урс; все они вместе с их жёнами и детьми; Роцций с четырьмя своими сыновьями, то есть Львом, Стефаном, Селлитулом и Циминулом, их жёнами и детьми; Адель-гарий с одним сыном и двумя зятьями. Кроме этого, он пожаловал также своей тётке в личное пользование на время её жизни одну свою усадьбу под названием Пантан возле Беневента вместе с рабами из Авеллино и из Трансмонте', принадлежавших к этому селению, с тем условием, чтобы после её смерти всё это вернулось под власть этого монастыря как и прочее, о котором было сказано выше.

Пото, одиннадцатый аббат, пребывал в должности 7 лет, 5 месяцев.

Он построил внизу небольшую церковь в честь святого Бенедикта в том месте, где ныне, по-видимому, расположена церковь святого Германа. Он создал также ещё одну церковь в честь святого архангела Михаила у подножия другой горы, в довольно приятном месте, где ныне находится масличная роща этого монастыря, и расписал её по кругу замечательными картинами и достойными стихами. Давайте запишем здесь некоторые из них, которые мы с трудом из-за ветхости смогли прочитать. Итак, первые из них после нескольких строк, которые невозможно прочесть, содержали сведения о местоположении и населённости этого места:

И через несколько строк:

И прочее.

Скончался же он 29 июня и был погребён возле церкви святого Бенедикта.

Теодемар, приняв аббатство двенадцатым от блаженного Бенедикта, пребывал в должности 19 лет. Он жил во времена императоров Льва, или Захарии, Константина и Ирины, его матери, при папе Адриане и беневентских князьях -названном Арихизе и его сыне Гримоальде.

11. Возле названной церкви святого Бенедикта, которую основал его предшественник, он построил прекрасного стиля храм в честь Пресвятой Богородицы и Девы Марии, а именно, над тем источником, откуда вытекает река Лирис. Четырёхугольное здание этого храма возведено на двенадцати колоннах, так что с каждой стороны стоит по четыре колонны, над которыми вздымается более высокая башня из расположенных ниже портиков, в то время как четыре другие башни возведены по каждому из углов этого портика возле названной башни. Этот храм он, покрыв свинцовой черепицей, украсил прекраснейшими образами и превосходными стихами и, самое главное, расписал великолепными портретами почти всех апостолов и других мучеников и исповедников. Итак, из названных стихов хотелось бы привести здесь только четыре строчки, которые написаны у входа, вокруг центральной башни:

Также церковь святого Михаила, которую, как мы сказали выше, его предшественник оставил неосвящённой, он велел освятить со всеми почестями и построил там возле неё клуатр и некоторые жилища.

12. В его времена Карломан, сын Пипина[, племянник предыдущего Карла, о котором мы упоминали выше]*, пришёл по призыву папы Адриана с сильным войском франков, аламаннов и саксов к городу Павии из-за Дезидерия, весьма сурового короля лангобардов, который захватил города святого Петра, и, осаждая её непрерывно в течение шести месяцев, овладел им; самым победным образом подчинив себе всё королевство лангобардов, он передал его своему сыну Пипи-ну, а названного Дезидерия увёл с собой во Францию в 774 году Господнем. Между тем, в то время как он осаждал Павию, он из любви к князю апостолов в самую святую субботу Пасхи пришёл в Рим вместе со многими епископами, аббатами и герцогами и отпраздновал там праздник Пасхи, и названный папа увещевал его и просил, чтобы тот дар, который недавно его отец Пипин сделал совместно с ним блаженному Петру и его викарию, господину папе Стефану, он исполнил во всех отношениях. Этот король, с готовностью и охотой вняв его просьбе, велел Этерию, своему нотарию, написать ещё одно дарственное обещание, подобное прежнему; утвердив его собственной рукой и заставив подписать всех епископов и аббатов, герцогов, графов и очень многих достойных людей, которые пришли туда вместе с ним, этот король собственноручно положил его на алтарь блаженного Петра; и как сам король, так и все его магнаты страшной клятвой подтвердили, что будут вечно соблюдать это в отношении блаженного Петра и его викариев. После этого [названный] * король вместе с сыном Пипином отправился во главе огромного войска к Беневенту против Арихиза, [о котором мы уже упоминали выше и]* который был зятем названного короля Дезидерия. Сразившись с ним в разных битвах с переменным успехом, Карл наконец ушёл домой, получив от Арихиза ради мира и его корону, и большую часть сокровищ, и взяв также в заложники обоих его детей, то есть Гримоальда и Адельгизу. Этот Ари-хиз из страха перед франками пристроил к Беневенту новый город и также чудесным образом восстановил Салерно, основанный в древности между Луканией и Нуцерией. Названный же король, с успехом возвращаясь от Беневента, поднялся сюда, чтобы помолиться блаженному отцу Бенедикту, и вверил себя как ему, так и всем служащим здесь Богу братьям. Тогда по просьбе аббата и братьев он велел выдать ему первую утвердительную грамоту на всю эту землю. Также другой грамотой он закрепил за блаженным Бенедиктом монастырь Пресвятой Марии в Цингле, монастыри Пресвятой Марии в Пьюмароле и Святой Софии в Беневенте и прочие, которыми тот, по-видимому, владел в то время, а также все реки с обоими берегами, где бы те ни примыкали к землям этого монастыря. Он отдал также распоряжение, чтобы монахи, согласно положению святого устава, избирали себе аббата без какой-либо предвзятости и насилия.

Итак, вернувшись после этого во Францию, [Карл]* тут же отправил этому аббату через епископа Альдегария письмо с просьбой прислать ему нескольких братьев из нашего монастыря [блаженного Бенедикта]* для демонстрации и утверждения в этих краях правил уставной дисциплины. Что тот и сделал, послав ему также устав и гимны, которые тогда по уставной традиции пели в этом монастыре, а также фунт хлеба, меру вина и чашу с похлёбкой, которую должны были принимать служители, короче говоря, все обычаи в письменном виде, которые в те времена соблюдались в этом месте.

13. В те времена некий глухонемой муж из английского народа пришёл с несколькими соплеменниками к могилам апостолов. Когда он увидел, что его товарищи спешат оттуда к святилищу (memoria) блаженного архангела Михаила, которое расположено на горе Гарган, то отправился в путь вместе с ними и пришёл в этот монастырь. Когда они, войдя в часовню, все разом распростёрлись ради молитвы перед телом святейшего отца Бенедикта, то остальные через малое время поднялись с молитвы и стали толкать также его, чтобы он поднялся и уходил вместе с ними. Но тот, поражённый небесным видением, крича голосом сердца и ума, как только мог и умел, продолжал молитву и с самой искренней верой умолял блаженного отца о помощи. И вот, спустя целый час он поднялся с места, на котором был распростёрт, и - благословен и удивителен Бог в своих святых! - тут же обрёл разом и слух, и способность говорить не только на родном языке, то есть английском, но начал также в совершенстве разговаривать на языке романском. Воздав благодарность Богу и святому отцу, он вместе с многочисленными товарищами ушёл оттуда домой, повсюду рассказывая всем людям, какое [чудо] сотворил с ним Господь благодаря заслугам блаженного Бенедикта.

14. Названный князь Арихиз пожаловал этому аббату значительные земли в округе Гентианы, а именно, сверх того, что герцог Гизульф уже давно уступил аббату Петронаксу. В последующее время также Гримоальд, его сын, который, как мы сказали, был отдан в заложники королю Карлу, после смерти отца был с позволения этого короля отпущен в Беневент и, став князем, посредством дарственной грамоты пожаловал блаженному Бенедикту все свои поместья с рабами и рабынями в том же округе Гентианы, келью святого Агапита, а также Треттенский порт и Вультурнский и все рыбные ловы в городе Лезине вместе с его источником. В это время Гильдебранд, герцог Сполето, также передал этому монастырю двор в Пенненском графстве под названием Кастриниан со всеми его владениями и масличную рощу в Тронто, в месте, что зовётся Турри; также в графстве Мар-сике, в месте под названием Патерн, двор в 500 модиев и множество семей со всем их добром, а также некоторых рыболовов на Фуцинском озере с портом на этом же озере под названием Адрестина; и, кроме того, свой лес под названием Кузан. Также некий богатый муж по имени Вакко, беневентский гастальд, отправляясь в поход, передал в этот святой монастырь своего маленького сына Гвахиперта вмере с приведёнными ниже владениями. Это: усадьба в Трани под названием Цимилиан; усадьба в Трепурио; усадьба в Ариано; усадьба в Виргилие; усадьба в Терранее; ещё одна в Викарио; ещё одна в Кроете с масличной рощей; ещё одна в Кульмо; ещё одна в Генне; ещё одна в Монтенигро; в Массе; у Рипы; в Ноцете; в Корнете; в Таммаро; в Латиниано; в Марсико; в Трелицио; в пределах Потенции, и усадьба святой Агнесы. Но свой дом в городе он завещал своей жене Тасии, по крайней мере на время её жизни. Всем своим рабам и рабыням он даровал свободу, хотя и под властью и попечением этого монастыря, так чтобы они ежегодно выполняли отдельные работы, где бы ни велели им это наши чины.

15. Во времена этого аббата Павел Дьякон, нотарий вышеназванного короля Дезидерия, после захвата в плен самого Дезидерия и смерти Арихиза, князя Бене-вентского, пришёл в этот монастырь и облачился в монашескую рясу. Нелишним будет упомянуть, кем и каких достоинств был этот Павел и из какого дома он происходил. Так вот, он вёл своё происхождение из рода лангобардов; предок его по имени Леупихиз в те времена, когда лангобарды впервые вступили в Италию, пришёл вместе с ними. Отцом этого Павла был Варнефрид, а матерью - Теоделинда. С детства весьма сведущий в свободных науках, он за своё усердие занял при дворе короля Дезидерия влиятельное место и был дьяконом Аквилейской патриархии. После взятия Павии, как мы говорили выше, он за свою мудрость сделался также весьма дорог и близок королю Карлу; спустя малое время, когда некоторые завистники обвинили его перед этим королём в том, будто он из верности к своему господину Дезидерию хотел его убить, король велел [его схватить и] * привести его к себе. Когда он спросил его, правда ли то, в чём его обвиняют, а именно, в намерении его убить, тот твёрдо ответил, что да, верно, он всегда был весьма предан своему господину и будет упорствовать в этой верности, пока жив. Воспылав из-за этого гневом, король велел, не медля, отрубить ему руки, но тут же пришёл в себя и, вспомнив о его великой мудрости, вздохнув, сказал: «Если мы отрубим ему руки, то где найдём писца со столь изящным почерком?». И сказал стоявшим рядом с ним вельможам: «Скажите, что вы думаете по этому поводу?». А те отвечали: «Ты по праву сострадаешь столь видному мужу, о король; но, чтобы он никогда и никому не смог отправить против вас никаких писем, прикажите, если угодно, вырвать ему глаза». «А где, - сказал король, - и когда мы сможем найти столь замечательного историка и поэта?». Те, видя [сострадание и]* благоволение к нему доброго короля, наконец убедили его сослать [Павла] на остров Диомеда, который ныне называется по трём горам Тремити; что и было сделано. Когда он пробыл там в ссылке несколько лет, один маленький человек, который оказывал ему услуги ради Бога, тайно вывез его с этого острова и вместе с ним отправился в Беневент. Увидев его, Арихиз, который был женат на Адельперге, дочери его господина, названного [короля]* Дезидерия, весьма обрадовался ему вместе со своей супругой, и [они весьма]* почтительно удерживали его у себя [во дворце, пока Арихиз был жив]*. Именно в это время Павел украсил прекраснейшими стихами оба дворца, которые этот князь с блеском построил - один в Беневенте, другой в Салерно. Также в Римской истории, которую кратко написал Евтропий, он по просьбе Адельперги то тут, то там вставил множество сведений из церковных историй. Наконец, он добавил к ней ещё две книги от времени Юлиана Отступника, на котором Евтропий окончил эту историю, до времени императора Юстиниана I, и почти все погодные заметки составил в стихах. Когда же Арихиз умер, [Павел] тут же поспешил в наш монастырь, как мы говорили выше, и, став монахом, прожил здесь долгое время. По просьбе названного аббата и братьев он составил весьма полезный комментарий на устав святого Бенедикта, где подтвердил множество необходимых положений в древнем обычае этого места. Он также написал изящным стилем историю своего народа, то есть лангобардов, и некоторые другие сочинения. Среди прочего он сочинил стихи, написанные элегическим метром, и довольно изысканным языком написал гимн о всех чудесах блаженного Бенедикта.

Названный Карл, который приказал отправить его в ссылку, услышав, что он принял в этом месте монашеское облачение, радостно его поздравил и отправил ему весьма любезное и приятное письмо, составленное в стихах; хотелось бы привести здесь из него несколько строк. Ибо он после небольшого вступления излагает своё послание, говоря следующее:

Павел ответил ему точно так же в стихах и постарался воздать величайшую благодарность за то, что он навестил и поприветствовал его и всех братьев. Когда он достиг уже зрелого возраста, завершилось течение его жизни, и он был с честью погребён в монастырском клуатре, возле клироса.

16. В последний год этого аббата император Людовик, имевший прозвище Благой, или Святой, сын этого Карла, в четвёртый год своей императорской власти, проведя в Ахенском дворце собрание вместе со многими аббатами и благочестивыми монахами всей Франции, принял 72 генеральные главы, весьма полезные для соблюдения нашего распорядка, и они почти все соблюдаются в уважаемых монастырях так же, как и сам устав блаженного Бенедикта. Этот Людовик, подобно своим предкам Пипину и Карлу, выдал блаженному Петру и его викарию, господину Пасхалию, жалованную и утвердительную грамоту и, скрепив её собственноручной подписью и подписями трёх своих сыновей, заставил расписаться в ней также десятерых епископов, восьмерых аббатов, пятнадцать графов, библиотекаря, пономаря и привратника, после чего отослал её господину папе Пасхалию с легатом святой римской церкви, номенкулатором Феодором. В это время в вышеназванном месте, возле Вультурна, Иешуа, аббатом этого места, в весьма красивом стиле была построена церковь святого Винцентия, которая называется кафедральной. А названный аббат Теодемар скончался 5 июня и был погребён возле церкви святого Мартина.

Аббат Гизульф, тринадцатый от блаженного Бенедикта, поставленный в 797 году Господнем, пребывал в должности 21 год.

17. Ведя происхождение от благородного рода герцогов Беневентских, он, как только стал аббатом, начал думать, как бы для пользы братьев, проживавших тогда внизу, можно было расширить узкие рамки как церкви, так и прочих хозяйственных служб. Ибо его к этому побуждала и привлекательность места, и наличие немалых богатств; в то же время тесное и крутое положение горы делало проживание там весьма тягостным, и места явно не хватало для столь огромного количества братьев. Итак, он поручает одному брату по имени Гариоальд, который после него был обязан всячески заботиться об этом месте, со всем усердием взяться за это дело и подготовить то место, где некогда аббат Пото соорудил небольшую церковь святого Бенедикта, для постройки хозяйственных служб нового монастыря. Тот с готовностью взялся за это поручение и, поскольку это место, подобно болоту, было покрыто стоячими водами, всё его наполнил многочисленными глыбами земли и грудами камней и построил на месте прежней небольшой [церкви] просторную базилику в честь Господа Спасителя в довольно красивом стиле. Эта базилика, подпираемая мраморными основаниями и 24 колоннами там и сям и ограждённая величественными портиками, имеет в длину 82 локтя, в ширину - 43, в высоту - 28. Сверху же она довольно красиво украшена кипарисовыми стропилами и досками и равным образом покрыта кровельной черепицей, в то время как стены расписаны по кругу прекраснейшими образами. А каким красивым, прочным и замечательным благодаря многообразию разноцветных камней творением является мозаичный пол, а также окружение хора, ограждённое красивыми и огромными мраморными плитами, очевидно для всех, кто это видел. Далее, в центральной апсиде этой базилики, к которой следует подыматься по семи ступеням, он установил алтарь в честь, как мы говорили, Господа Спасителя; справа же он поставил алтарь святого Бенедикта, а слева - алтарь в честь святого Мартина. Он устроил также перед этой церковью атрий длиной в 40 локтей, шириной - столько же и установил его на мраморных опорах числом 16, обращённых во все стороны, и провёл вокруг него каменные канавки вдоль пола, откуда постоянно должна была стекать вода. Далее, с восточной стороны этого атрия, в виду церкви, он построил апсиду и установил там алтарь в честь святого Михаила. В середине её он воздвиг весьма красивую колокольню на восьми больших опорах. С обеих сторон этой церкви он построил многочисленные, просторные и красивые здания разных хозяйственных служб для нужд как собственных, так и братьев, и всё пространство монастыря из-за избытка воды покрыл очень большими каменными плитами.

18. Этот аббат, действуя не менее энергично, надлежащим образом построил также несколько жилых построек наверху; он же полностью [перестроил] церковь, в которой покоилось тело блаженного Бенедикта, расширив её, ибо она была мала; всю её крышу, покрытую свинцом, он убрал кипарисовым деревом и украсил [церковь] разными золотыми и серебряными украшениями. Над алтарём блаженного Бенедикта он установил серебряный киворий и, частично убрав его золотом и смальтами, прочие алтари этой церкви покрыл серебряными плитами. Также в месте под названием Валлелуче он построил церковь в честь святого Ангела. Он учредил также церковь святому мученику Христову Аполлинарию в месте, которое в те времена называлось Альбиан, а ныне по имени этого мученика зовётся Святой Аполлинарий. Жил он во времена названных выше императоров Константина и Ирины, при беневентских князьях Гримоальде, сыне Арихиза, и другом Гримоаль-де по прозвищу Казначей, при римских понтификах Адриане и Льве, а именно, том самом, кого римляне лишили глаз и языка и которому всемогущий Бог чудесным образом вернул и зрение, и способность говорить.

Названный князь Гримоальд своей грамотой закрепил за этим аббатом всех свободных женщин, которые были замужем за рабами этого монастыря, а именно, со времени Гизульфа I до этого дня, вместе с сыновьями, дочерьми и всем их добром. В другой грамоте он также уступил этому месту монастырь святой Марии в Банце, что расположен в пределах Ачеренцы, вместе с рабами, рабынями и колонами, а также всеми его владениями и всем, что к нему относилось, целиком. В это же время названный выше беневентец Вакко пожертвовал церкви святого Бенедикта, которую сам своей властью построил внутри города Беневента у Руфинских ворот, всё своё добро, то есть собственный дом, примыкавший к этой церкви, со всем, что к нему относилось; усадьбу в Септимо; усадьбу святого Ангела у Пекте; наследственное владение в Салерно; усадьбу в Кавдине; усадьбу в Форкле; усадьбу у святого Януария с рабами и рабынями; масличную рощу в Ариано; свою мельницу на реке Саббато; также другую усадьбу в самом Беневенте, где он сам проживал, вместе со своим двором и кухней; и другой новый дом на площади, где находится [церковь] святой Артеллаиды, вместе с двором и всем, что к нему относилось; также усадьбу при Апице и Торониано на реке Арви; усадьбу в Аутиано и Цеппа-луни; Поле кошачьей мяты (Campum nepetarum); другую усадьбу в Кроете с масличной рощей; также пятерых мальчиков клириков с очень многими рабами, помимо многих других, которых он отпустил на свободу, но с тем условием, чтобы они всегда оставались под властью названного монастыря. Ещё одной церкви святого Бенедикта, расположенной в Либурии, в местечке Дом Гентианы, и тоже принадлежавшей ему, этот Вакко пожертвовал поле у Поркари и луг под названием Порциле, а также 12 семей рабов со всем их имуществом, проживавших в деревне под названием Балузан, но и других своих рабов и рабынь, живших в названном Доме Гентианы, со всем их добром и имуществом целиком. Всё это целиком и полностью вместе с названными церквями Вакко, находясь при смерти, пожертвовал и передал в монастырь блаженного Бенедикта, оставив по крайней мере половину всего этого в пользовании своей жены Тасии, но под опекой монастыря и только на время её жизни. В эти же дни некий муж по имени Коло из округа Кайяццо пожертвовал церкви святого Мартина, келье того монастыря, что расположен возле Вультурна, весь свой двор в месте под названием Адитиан со всеми принадлежавшими ему землями как на горе, так и на равнине. Точно так же некий Максим из того же округа пожертвовал блаженному Бенедикту в вышеназванную церковь святого Мартина всё своё имущество без исключения. Этот аббат передал некоторым людям из Термоли в аренду все земли святого Бенедикта, которыми мы там владели, при условии уплаты 14 солидов, и половину всех пастбищ. [В его времена был составлен бревиарий о кельях в Марке.] ** Он умер 24 декабря и был погребён возле церкви блаженного Бенедикта, перед клиросом, слева от входа в церковь.

Аббат Аполлинарий, четырнадцатым по счёту возглавивший аббатство, пребывал в должности 11 лет. Он жил во времена римских понтификов Пасхалия и Евгения, при Беневентском князе Сико.

19. Этот святейший муж пользуется широкой славой, подкреплённой свидетельством наших старцев, ибо, когда однажды он, вынужденный необходимостью, отправился в путь, чтобы посетить владения монастыря, и ему нужно было перейти через реку Лирис, но не было лодки, на которой можно было бы переправиться, муж Божий, преисполненный верой в Бога, укрепил себя спасительным знамением креста и, подойдя к берегу реки, как был одет и обут, вошёл в неё и так, удивительным образом, по примеру апостола Петра, не замочив ни ног, ни одежды, переправился на другой берег, так что казалось, будто он шёл не по воде, а посуху. В это же время некий Трасмунд, благородный муж из Беневента, пожертвовал нашему монастырю свои дома в Беневенте; также усадьбу, которой он владел в местечке у Пантана, примыкавшую к землям нашего монастыря; усадьбу в Кавдинской долине, в месте, что зовётся Лаудецене; усадьбу в Форине; усадьбу в Алифских пределах под названием Вулкан; вместе со всем, что к этим усадьбам относилось. Он также даровал свободу всем своим рабам, постановив, чтобы они трижды в месяц работали на наших служащих в том месте, где они проживали. Также Родегарий, беневентский гастальд, за собственные средства построил возле Беневента госпиталь и пожертвовал ему свои дома внутри города, церковь Святого Спасителя, которая расположена за пределами Большого дома (Casa major), и мельницу в месте Тассиле, а также десятую часть всего своего имущества; и поставил его под власть нашего монастыря. Также некий благородный муж по имени Арниперт, родом из Компсы, пожертвовал блаженному Бенедикту свои дворы в различных местах числом пять со всем, что к ним относилось как в движимом, так и в недвижимом имуществе, и с очень многими рабами и рабынями; а также одну тунику с золотой каймой, серьги из золота, золотой обруч с жемчугами и золотую застёжку с половиной всего своего движимого имущества. Но и некий клирик по имени Даниил, знатного рода, по происхождению тарентинец, находясь при смерти, посредством жалованной грамоты передал этому монастырю себя самого и всё своё имущество вместе с очень многими рабами и рабынями в Аквине и в той келье святого Григория, что расположена по соседству с ним. Отсюда некоторые из наших не вполне безосновательно полагают, что те слуги, которых мы имеем сегодня, происходят от этих рабов Даниила. Точно так же некий капуанец Дахенальд пожертвовал нашему монастырю всю свою собственность в месте, что зовётся Каннет, и по разным другим местам в графстве Кайяццо вместе с землями, колонами, разными животными и всем как движимым, так и недвижимым имуществом. Дахоперт, также капуанец, аналогичным образом пожертвовал блаженному Бенедикту свою усадьбу в месте, которое называется Колимниана, с домами, садами и всем, что к нему относилось.

20. Затем Радельгиз, граф Компсы, который, убив Гримоальда, поставил князем названного Сико, малое время спустя, движимый раскаянием, оставил мир и, закованный в цепи по самую шею, отправился сюда, в монастырь блаженного отца Бенедикта. Дьявол, сокрушаясь из-за его чрезвычайно сурового и благодаря этому спасительного раскаяния и в то же время негодуя, неоднократно кричал возле стен монастыря, как слышали очень многие, говоря: «Увы мне, увы мне, Бенедикт! Почему ты столь зло мне вредишь? Почему ты так неустанно меня преследуешь? Тебе мало того, что ты выгнал меня отсюда; ты, сверх того, не перестаёшь повсюду заявлять притязания на моих верных. Увы мне, увы!». Кроме того, названный князь Сико, когда долго осаждал и притеснял Неаполь, увёз наконец тело святого мученика Януария из места, где оно было погребено, и, доставив его в Беневент, с честью поместил в епископии этого города вместе с его спутниками, святыми Фестом и Дезидерием, как рассказывается в истории господина Эрхемберта.

21. В третий год этого аббата сарацины, придя из Вавилонии и Африки, захватили Сицилию и взяли Панорм в 820 году от воплощения Господнего. Умер же этот аббат 27 ноября и был погребён возле церкви святого Бенедикта, у ступеней портика, который в то время относился к церкви святого Мартина.

Деусдедит, 15-й аббат, пребывал в должности 6 лет, во времена князей Сико и Сикарда.

22. [Вышеназванный]* князь Сико выдал ему грамоту на реку под названием Лаури со всеми её берегами и рыбными ловами и всем, что тут и там принадлежало на этой реке к юрисдикции его дворца. Когда Сико умер, князем стал его сын Сикард, человек весьма преступный, погрязший во всех плотских пороках и, более всего, очень жадный. Он из-за денег схватил и поместил под стражу названного достопочтенного аббата, мужа замечательного всяческой святостью. Когда этот святой муж умер 6 октября, то в месте, где его похоронили, он благодаря своим заслугам вернул прежнее здоровье многим страдавшим от лихорадки и угнетённым различными недугами, которые с верой обратились с соответствующей просьбой к его праху.

Хильдерик,16-й аббат, пребывал в должности 17 дней.

Аутперт, 17-й по порядку, сделавшись аббатом, пребывал в должности 3 года.

23. Лотарь, король франков, сын вышеназванного Людовика, выдал ему грамоту, подтвердив всё, что до сих пор было передано этой святой обители как королями, так и князьями. Другой грамотой он закрепил за этим монастырём также большой луг под названием Церварий, рабов и многочисленные наследственные владения, принадлежавшие его казне в Марсике. Этот Лотарь разделил франкское королевство; при этом сам он получил область Ахена и Италию, его брат Людовик - Баварию, а Карл, рождённый от другой матери, - Аквитанию. Кроме того, Сикард, князь Беневентский, своей грамотой пожаловал святому Бенедикту лес, который зовётся Марторан, в его пределах и границах, с берегами и реками, водопроводами и рыбными ловами, и со всем расположенным внутри него, как то, по-видимому, относилось к юрисдикции дворца в то время. [В его времена]* некий муж по имени Родегарий из округа Компсы пожертвовал этому монастырю четыре своих двора со всем, что к ним относилось, и некоторых своих рабов и рабынь. Имеется несколько сочинений и прекрасных речей этого аббата. Умер же он 20 февраля.

Аббат Бассаций, восемнадцатый от блаженного Бенедикта, был поставлен в 837 году от воплощения Господнего и пребывал в должности 19 лет.

24. В третий год его пребывания в должности, когда названный князь Сикард был ещё жив, тело блаженного апостола Варфоломея было перенесено по Божьему промыслу в Беневент с острова Липари; а именно, на этот остров оно было некогда удивительным образом перевезено из Армении морским путём в каменном гробу без всяких вёсел. В это же время Гонтарий, аббат монастыря святого Модеста, возвратил нашему монастырю собственность, которую аббат Аутперт недавно по письменному соглашению уступил князю Сикарду, то есть двор под названием Милац-цан вместе с церковью святой Марии со всеми её украшениями и владениями в пределах Канозы; двор под названием Плацан; двор в Кампи; двор в Пастене; одну усадьбу в Каннах со всем её имуществом и с правом рыбной ловли на море, и со всем владениями, которые указаны выше. В эти же дни некий Агенард, гастальд ка-пуанский, передал нашему монастырю жалованную грамоту на все предметы своего имущества, которыми он, по-видимому, владел как в Капуанском округе, так и в Теанском и Калинульском, с рабами и рабынями и со всем, что ему причиталось по наследственному праву. Но и Арнефрид, некий благородный [муж] из Алиф, передал блаженному Бенедикту Амельфрида, своего сына, клирика, вместе со всем своим двором в месте, что зовётся Патенария, со всеми принадлежностями этого двора, а также всю свою долю в церкви святых Назария и Винцентия в месте под названием Англена с украшениями, дворами и всеми её принадлежностями и владениями. Также некий телезинец Майо, находясь при смерти, передал в этот монастырь себя самого вместе со всем своим добром, то есть с одним двором в Теле-зии под названием Пулианелл и ещё одним в Алифах, где построена церковь святого Петра, со своим лесом возле этой церкви и со всеми принадлежностями этих дворов, а также со всеми рабами и рабынями, проживавшими в этих дворах, и всем их добром. Также Теодорих, граф Кайяццо, в своём завещании пожаловал этому месту один двор под названием Сквилле, вместе со всем, что относилось к этому двору, и, сверх того, серебряное блюдо - одно, шкатулок - три, чаши - две, золотое знамя - одно, коней - трёх и кое-что ещё. Жил этот аббат во времена римских понтификов Сергия II, Льва IV и Бенедикта III, а также Николая I, от которого получил привилегию апостольской власти относительно свободы этого монастыря и подтверждения, при князьях Радельгизе и Сиконольфе, при которых Беневентское княжество разделилось из-за происков враждебных ему капуан-цев. Почему и как оно разделилось, и по какому случаю сарацины впервые пришли сюда по их приглашению, мы сочли необходимым и подходящим включить в эту историю, поскольку мы также испытали на себе значительную часть этих ужасов.

25. Когда вышеупомянутый князь Сикард был некстати убит своими людьми, названный Радельгиз, его казначей, наследовал ему на княжеском троне. Между тем капуанцы, во главе которых стоял тогда гастальд Ландульф, из-за многих своих подлостей вызвали к себе немалую враждебность со стороны Радельгиза и, сильно опасаясь его владычества, проведя совещание, примкнули к Сиконольфу, сыну названного выше князя Сико, который тогда проживал в изгнании в Таренте, и избрали его себе в князья. Сиконольф как с этими капуанцами, так и с большим отрядом беневентцев, которые питали ненависть к названному Радельгизу, вступил в Салерно и всяческим образом восстал против этого Радельгиза, и начали они изо всех сил бороться друг против друга. Но, поскольку, как говорит Истина, «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет», и, как говорит один из авторов, «согласием малые государства укрепляются, от разногласий же величайшие распадаются»®, призванные ими друг против друга из разных сторон света сарацинские войска из-за их разногласия на протяжении почти тридцати лет огнём и мечом разоряли не только само княжество, но и [всё] Итальянское королевство. Итак, Радельгиз первым призывает себе на помощь сарацин через Пандо, одного своего верного, который тогда правил Бари; в то время как Пандо неосторожно разместил их возле городских стен и на берегу моря, те, будучи хитрого ума, глубокой ночью проникают в город через потайные места и, перебив многих других, самого Пандо, [названного предателя родины]*, топят в морских волнах. Царём их был Кальфон; названный Радельгиз, поскольку не мог изгнать их из города, начал их почитать, как друзей, призывать к себе на помощь и, опустошая вместе с ними всю область Сиконольфа, обратил в пепел также всю Капую. Сиконольф же, в свою очередь, призвал сарацин из Испании; отняв в результате частых битв из-под власти Радель-гиза почти все города в округе, кроме Сипонта, он атаковал и сам Беневент.

26. Прошло уже семь лет правления названного аббата, когда названный Сиконольф, придя в монастырь блаженного Бенедикта, под видом гарантии забрал для выплат испанским агарянам и увёз почти все сокровища, которые собрали там славной памяти короли Карл и Пипин, его брат, Карломан и Людовик, сыновья этого Пипина, и очень многие другие благочестивые короли и князья. Так, в первый раз он унёс 130 фунтов чистейшего золота в чашах и дискосах, венцах и крестах, склянках и кубках, бокалах и фибулах и, сверх того, шёлковую тунику из сильфора с золотом и драгоценными камнями; он обещал дать за них 10 ООО сицилийских солидов. По этой причине его родственники Урс и Гримоальд выдали этому монастырю грамоту об уплате. В другой раз он увёз 365 фунтов серебром и 13 ООО золотых чеканных солидов. Также две миски из серебра весом в 30 фунтов и восемь двойных с золотой каймой. Также в тиснёных вещах одну миску и один константинопольский обруч то ли золотой, то ли позолоченный. Также [в следующий раз]*, примерно через 8 месяцев, он увёз в венцах, мисках и кубках, в чашах и ложках 500 фунтов серебра. Через десять месяцев он вновь пришёл и, взломав саму монастырскую ризницу, вынес оттуда 14 000 солидов мазатов. Епископ Лев и гастальды Пётр и Ланденульф присягнули ему на евангелии, кресте и теле святого Бенедикта, что до четвёртого месяца возвратят монастырю их стоимость и, не имея, что отдавать, выдали этому монастырю грамоту на [обитель] святого Назария в Канции со всем, что к ней относилось. И опять приходили его гастальды Ландо и Альдемарий и унесли отсюда 2000 двойных солидов. Также [в другой раз]*, когда он отправился в Сиолето, Майо, его родственник, увёз ещё 2000. Наконец, когда Сиконольф отправился в Рим, он пришёл лично и увёз золотую корону, восхитительно украшенную изумрудами, которая принадлежала его отцу, князю Сико, за 3000 солидов. Но, хотя названный святотатец и отобрал всё это у святого Бенедикта, это ничем не помогло ни ему, ни отечеству, и он с того времени не мог одержать никакой победы.

27. На третий год после этого, когда во главе апостольского престола стоял Сергий II, которым был коронован император Людовик, огромное сарацинское войско, на судах приплыв из Африки к Риму, дочиста разграбило церкви святых апостолов Петра и Павла и, убив там очень многих, отправилось дальше по Аппие-вой дороге и прибыло к городу Фонди. Когда они взяли его, и сожгли, [и предали всех его жителей отчасти плену, отчасти мечу]*, и опустошили также всё вокруг, то высадились возле Гаэты и расположились лагерем. [Из Сполето против них выслали]* войско франков, но оно было постыдно разбито и бежало. Сарацины, упорно преследуя их, наконец расположились по соседству с нашим монастырём по ту сторону реки, что зовётся Карнелл; предав огню церковь святого апостола Андрея и добравшись наконец до кельи святого Аполлинария в месте, что зовётся Альбиан, они тут же вознамерились изо всех сил спешить к этому монастырю, о котором слышали по уже давно ходившим слухам и который сами видели с того места своими глазами. Но, поскольку поздний час задержал их в этот день, они разбивают там палатки, уверенные в будущем в том, что, спешно отправившись туда на другой день, они разрушат весь монастырь, расхитят всё, что будет найдено, и предадут мечу всех, кто там проживает. Во всём небе тогда не было ни единого облачка, и названная река настолько пересохла, что любой мог перейти её пешком. Итак, когда ушей братьев достигла такого рода весть и они увидели, что им угрожает столь внезапная и столь ужасающая смерть, то все, охваченные сильным страхом, с босыми ногами и, посыпав голову пеплом, тут же собираются с литаниями у блаженного Бенедикта, умоляя милость Божью соизволить милосердно принять их души, чьи тела Он своим приговором решил предать столь внезапной смерти. Итак, в то время как братья всю эту ночь предавались бдениям и молитвам, святой памяти Аполлинарий, о котором мы говорили выше, явившись в видении достопочтеннейшему аббату Бассацию, сказал: «Что это вы, брат, так тревожитесь, и почему души ваши пребывают в таком страхе и смятении?». А Бассаций ему и говорит: «Это, отец, из-за смерти всех нас, которую мы видим перед глазами, а также из-за опустошения этого святого места, которое мы вот-вот ожидаем». «Ничего более не бойтесь, - сказал Аполлинарий, - и изгоните из души всякий страх и беспокойство. Ибо отец ваш Бенедикт добился у Господа избавления. Знайте, что он вместе с нами уже пришёл к вам на помощь. Совершайте только ваши обеты и моления Господу, что также и мы делаем вместе с вами на виду у Господа; и будьте уверены, что никакая ярость сарацин не сможет причинить ныне вреда ни вам, ни этому месту, [но, обузданные Божьим запрещением, они поспешат как можно скорее вернуться домой]*». Когдa аббат, проснувшись, рассказал всё это братьям, все они, пав ниц, со слезами, зыданиями и громкими криками начали воздавать Богу похвалы и благодарения и благословлять его радостными возгласами, ибо через посредничество блаженного Бенедикта ему таким образом угодно было избавить их от угрожающей опасности; и весь остаток ночи они постарались провести в хвалебных гимнах и прославлении бога. Праведен во всех путях своих и благ во всех делах своих Господь, который соизволил дать обещание праведнику, говоря: «Призови меня в день скорби твоей; я избавлю тебя, и ты прославишь меня». [Также святейший отец Бенедикт, весьма кстати вспомнив, исполнил ныне то, что обещал при жизни своим ученикам. «Я и сложив бремя плоти, - говорил он, - буду с вами, сыны, и по милости Божьей стану зашим усердным помощником и соратником».]* И вот[, спустя малое время]*, около утренней службы, небо, на котором, как мы говорили, до этого времени не было ни облачка, внезапно покрылось плотными и чёрными тучами, засверкали молнии, загремели громы и разразился такой сильный ливень, что вышеназванная река, выйдя из берегов, широко разлилась повсюду. Итак, сарацины, поднявшись утром, спешат к берегу реки и видят издали, что если вчера они, как мы говорили, могли переправиться пешком, то теперь им вряд ли удастся добраться до самого берега. И они начали весьма тщательно выискивать, где бы им найти какую-нибудь лодку, чтобы на ней переправиться через реку. Но, когда они увидели, что лишены всякой надежды на переправу и гарантий всего того, что тогда, как они полагали, сильно их обременяло, то отправились назад с пустыми руками, шумно негодуя и скрежеща зубами, как люди варварского и дикого нрава, и от ярости начали даже грызть себе пальцы и руки. Итак, предав огню известные [своими] именами кельи монастыря святых мучеников Георгия и Стефана, они через двух львов вернулись в свой лагерь в Гаэте. Через несколько дней, когда они решили возвращаться домой, они отпускают всех своих ослабевших и утомлённых коней и, сев на корабли, отправляются в путь по направлению к Африке. Когда они были уже так близко к отчизне, что видели ближайшие горы и стали по морскому обычаю хлопать в ладоши и поздравлять друг друга, то внезапно увидели меж своих [судов] одну лодочку, снующую туда и сюда, в которой были видны всего два человека, из которых один имел вид убелённого сединой клирика, а второй был облачён в монашеское одеяние. Они внимательно осведомились у [сарацин], откуда они возвращаются столь весёлые и что делали в тех землях, куда ездили, и те признались, что возвращаются из Италии и из Рима и что совершили там многочисленные убийства, грабежи и поджоги. «Мы, - говорили они, - опустошили церкви Петра и Павла, а у монастыря Бенедикта, который должны были разграбить, поскольку не смогли перейти через реку [Лирис]*, сожгли его келью, расположенную по эту сторону реки». Когда и они, в свою очередь, спросили у [старцев], кто они такие, то получили от тех такого рода ответ: «Мы - те, чьи дома вы разграбили и сожгли, как изо всех сил похваляетесь. А о том, кем мы являемся, вы очень скоро узнаете». С этими словами они внезапно исчезли. И вот, внезапно поднялась страшная буря, и начался столь сильный шторм, что заставил потонуть все их суда, отчасти столкнув их между собой, отчасти бросив на скалы и рифы, так что лишь немногие уцелели, благодаря которым всё это стало известно другим людям. Таким образом апостол Пётр отомстил за нанесённые ему обиды. Таким образом отец Бенедикт спас свой монастырь. В последующее время святейший Лев IV, сделавшись папой, чтобы никогда больше не могло случится подобного, построил вокруг церкви блаженного Петра крепость значительного диаметра с прочнейшими стенами, а именно, ту, которая по сей день зовётся по имени своего создателя городом Леониной.

28. В это же время Массар, сарацинский предводитель, оставаясь в Беневенте в помощь названному Радельгизу и ни во что ставя беневентцев, притеснял их, как только мог, и опустошил также монастырь Пресвятой Марии в Цингле. Он взял крепость святого Вита, посредством жажды заставил сдаться старинный город Телезию и опустошил всё в округе. Однажды, в то время как он проезжал мимо монастыря блаженного Бенедикта, Бог настолько переменил его варварский образ мыслей, что, когда его собака схватила на монастырском лугу одного гуся, он лично бросился на неё с плетью и вырвал его из её пасти. Придя же к воротам монастыря, он немедленно распорядился их закрыть, а именно, чтобы никто из его людей, войдя туда, не учинил там какого-либо насилия. Пройдя таким образом через Аквин и Арче и опустошив всё остальное в округе, он возвратился в Беневент. В это же время, когда шёл 847 год от воплощения Господнего, по всему беневентскому краю случилось столь сильное землетрясение, что Изерния почти вся обрушилась до основания; там погибло много народа и наряду с прочими также их епископ. В монастыре святого Винцентия землетрясение также разрушило множество домов, но на этой горе благодаря заслугам блаженнейшего Бенедикта ни один камень не сдвинулся со своего места.

29. В это же время, после смерти уже названного Лотаря, королевство франков разделилось на пять частей; ибо, как мы говорили выше, его родные братья Людовик и Карл правили Баварией и Аквитанией. Его перворожденный сын по имени Людовик получил Италию. Второй - Лотарь - овладел Ахеном. А третий - Карл (Carlettus) - получил Саксонию. Итак, этому Людовику, ещё очень юному, через достопочтенного аббата Бассация было подано от угнетённых разными бедами лангобардов смиренное прошение, чтобы он соизволил прийти в эти земли, избавил их от разорения нечестивых сарацин и положил конец их невыносимым страданиям. [И они этого добились.]* Итак, придя к Беневенту [и осадив его со всех сторон]*, Людовик был [наконец]* весьма почтительно принят Радельгизом и беневентцами, и ему были переданы все сарацины, которых он в канун святой Троицы велел всех вывести за город и тут же перерезать; среди прочих был покаран смертью также их предводитель Массар. Вскоре, созвав всех лангобардов, этот император поровну разделил между Радельгизом и Сиконольфом всю Бене-вентскую провинцию в 851 году Господнем. Так, спустя малое количество дней, он благополучно вернулся домой. Наконец названные князья Радельгиз и Сико-нольф, единодушно утвердив между собой договор о разделе княжества, решили, что наш монастырь и монастырь святого Винцентия должны находиться за пределами [их] уделов, заявив: «Эти монастыри нам не принадлежат, ибо поставлены под опеку и иммунитет господ императоров Лотаря и Людовика».

30. Между тем, поскольку сарацины, которые проживали в Бари, силились опустошать Апулию, Калабрию и всю Беневентскую провинцию, аббат Бассаций вместе с Иаковом, аббатом святого Винцентия, по просьбе вельмож родного края пришёл во Францию и побудил названного Людовика вновь прийти в эти земли. Когда тот пришёл, то сразу же направился к Бари и в течение нескольких дней сражался с сарацинами с переменным успехом; видя, однако же, что ничего не добьётся из-за коварства и происков капуанцев, он, изгнав из Салерно сына Си-конольфа и пожаловав княжество Адемарию, возвратился домой.

31. В эти времена, поскольку Капуя, она же Сикополь, а именно тот [город], который около пятнадцати лет назад был построен на горе под названием Трифлиск, из-за постыдных деяний [своих] жителей неоднократно сжигалась огнём, граф Ландо и епископ Ландульф, посовещавшись с остальными своими приближёнными, в 856 году Господнем построили у Казилинского моста, как он и сегодня известен, [новый город], ещё более красивый и достойный. Названный аббат Бассаций умер спустя малое время, а именно 17 апреля, и был весьма достойно погребён возле церкви святого Бенедикта, в ризнице братьев.

Усердие его в церковных делах и наверху, и внизу было весьма велико, и он возобновил все алтари [внизу]* в церкви Господа Спасителя.

32. По-видимому, не будет лишним рассказать в этом месте об обычае, который в то время соблюдался в этом монастыре в Пасхальные дни. Во вторник после Пасхи, ранним утром, все братья как из того монастыря, что внизу, так и из того, что наверху, облачённые в священные одежды, взяв золотые кресты для крестного хода, кадила и подсвечники, а также тексты евангелий, дарохранительницы, различные украшения и церковные сокровища, выступали крестным ходом; в то время как эти спускались, а те подымались, обе колонны соединялись у города святого Петра, возле этой церкви. Тогда те, которые пришли снизу, начинали респонсорий: «Благословен тот, кто пришёл во имя Господне», а прибывшие сверху также подхватывали его. По окончании [респонсория] священник совершал молитву. Затем все, которые пришли снизу, подходя по одному и в установленном порядке, приветствовали и целовали как господина аббата, так и прочих старейших [братьев] сверху. После этого, начав литании, все разом входили в церковь святого Петра и, вновь совершив моление, исполняли третью молитву, а затем мессу «Придите, благословенные отца моего» со смешанным пением, а именно, на греческом и на латыни, вплоть до чтения евангелия. Итак, оставив священника со служителями для завершения мессы, все прочие уходили и, продолжая петь и читать псалмы, шли вниз, и уже возле монастыря, у самой рыночной площади, начав литании, входили в церковь Господа Спасителя. По их окончании они, подняв руки и облачившись в праздничные одежды, все по порядку шли в атрий к алтарю блаженного архангела Михаила и, остановившись там, ожидали аббата. Когда тот приходил в окружении различных и многочисленных служителей, все тут же по данному сигналу торжественно шли дальше со всеми вышеуказанными украшениями и, войдя в церковь, начинали петь мессу этого дня; исполнив её и произнеся шестую молитву, они шли в трапезную с пением: «Тебя, Бога, славим», всячески воздавая хвалу Богу, который избавил их от всех напастей и в целости сохранил монастырь вместе с его насельниками. Совершив молитву, они, уходя, снимали с себя праздничные одеяния и таким образом возвращались обратно, чтобы поесть. И в этот день, конечно, старший настоятель предоставлял всем [обильный] завтрак. Подкрепив силы, братья, которые пришли сверху, попрощавшись с аббатом и прочими братьями, с благословением возвращались обратно. Был также обычай, чтобы 31 августа в этом месте проводилось собрание с участием настоятелей всех монахов этого монастыря в округе, чтобы получить от аббата наставления, что им следует делать, чего остерегаться, что исправлять и как жить в страхе Божьем и при соблюдении устава. А на следующий день их рукополагали, назначали и распределяли по послушничествам в отдельных провинциях, как было положено.

Бертарий, 19-й аббат, пребывал в должности 27 лет и 7 месяцев. Он жил во времена римских понтификов Николая, о котором говорилось выше, Адриана и Иоанна VIII, от которого получил грамоту о всякого рода свободах для этого монастыря.

33. Он был учеником своего предшественника Бассация, трудолюбию которого также подражал во всём и особенно в церковных науках. Так, он украсил золотом и драгоценными камнями книгу евангелий, изготовил немалых размеров золотую чашу и завершил много других церковных украшений как наверху, так и внизу. Будучи весьма начитан, он сочинил несколько трактатов и речей, а также ряд стихов во славу святых. У нас имеется также его Антикименон о многочисленных вопросах как Ветхого, так и Нового заветов, несколько книг об искусстве грамматики, два медицинских кодекса, собранные отовсюду во всяком случае благодаря его усердию, о многочисленной пользе лекарственных средств, а также многочисленные стихи, написанные с удивительным красноречием, к августе Ангельберге и другим его друзьям. Итак, помня об опасности со стороны сарацин, которая недавно, при его предшественнике, едва не случилась с этим местом, если бы Бог милосердно не спас его, он весь монастырь, что был наверху, укрепил наподобие крепости и со всех сторон обнёс прочнейшими стенами и башнями. Он начал также строить город у подножия этой горы, возле монастыря Господа Спасителя. Именно в это время, когда строились вышеназванные стены Евлогименополиса, то есть города Бенедикта, некий муж, который из-за сильного недуга вот уже семь лет как потерял дар речи, так что совершенно не мог произнести ни единого слова, подвизался среди прочих в совершении этого труда. Итак, в то время как однажды ночью братья в церкви воздавали обычные похвалы Господу, этот немой, расположившись у основания одной колонны этой церкви, заснул. Вскоре ему во сне явился блаженный Бенедикт и, ласково ткнув его в голову посохом, который нёс, сказал: «Неужели ты пришёл сюда спать? Сейчас же вставай и трижды сплюнь наземь». Когда тот, проснувшись, сделал это, то сразу же громким голосом начал воздавать благодарность Богу и блаженнейшему отцу Бенедикту, благодаря которому заслужил вновь обрести прежний дар речи. Увидев и узнав, как это с ним произошло, все благословили Господа, а также его слугу Бенедикта.

В эти дни, когда умер Лупоальд, епископ Теанской церкви, Иларий, дьякон и монах этого монастыря, был поставлен епископом в этом городе.

34. В это же время некий Мавр из пределов Либурии, богатый муж, пожертвовал в этот монастырь в руки настоятеля Ангелария себя самого вместе с двумя частями всего своего движимого и недвижимого имущества в месте, что зовётся у Филик-са; ибо третью часть он пожаловал единственному своему сыну. Агельмунд, житель Телезии, также пожертвовал себя Богу и блаженному Бенедикту в этом месте со всем своим имуществом как в самой Телезии, так и в разных местах, кроме двух усадеб, которые он передал своей дочери - монахине, и ещё одной усадьбы с несколькими рабами, которую он уступил церкви святого Домнина в Телезии и которая была кельей этой обители. Также некий муж по имени Майо из Театинского графства пожертвовал нашему монастырю свой двор под названием Фара Майо со всем, что к нему относилось, - а этот двор в то время включал в себя 5800 модиев земли, - и ещё один двор под названием Маллие с церковью святого Петра и со всем, что к нему относилось. Точно так же некий Стефан, родом капуанец, пожертвовал в это святое место восемь дворов по разным округам с рабами и рабынями, с колонами, принадлежавшими этим дворам, и со всем, что к ним относилось. Из них первый называется Юнциан; второй - Клабазан; третий - Деказан ; четвёртый - Атдур на горе Марсико со всей своей округой возле двора под названием Кампумутули; пятый называется у Казале там же на горе Марсико; шестой - у Ди-рипата, в пределах Канции; седьмой - у Патрикана; а восьмой называется у Розелле, точно так же в Канции. Но и Теодорих, некий капуанец, сделал своё пожертвование в этот монастырь в виде луга в Патенарии, в месте, что зовётся Спигиан. Аббат сдал в аренду графу Гвидо [церковь] святого Ангела в Варриано и [церковь] святого Потита вместе со всем, что относилось к этим церквям, а именно, с землёй в 950 модиев, за которые он получил 500 солидов единовременно и ежегодно получал в качестве ценза семь манкузов. Он уступил также Свабилу, гастальду Марсики, в личное пользование и только на время его жизни церковь святого Козьмы в Цивителле вместе с колонами, рабами и рабынями, со всем имуществом и всем, что к ней относилось, и с двумя другими церквями, принадлежавшими названной церкви, то есть святой Марии в Эллерето и святого Левкия в Моско-зи, вместе с рабами, рабынями и всем, что к ним относилось, а также церкви: святого Бенедикта в Оретино, святого Викторина в Челано и святого Абундия в Арке возле Фуцинского озера, также со всем имуществом и всем, что к ним относилось, и получил от него за всё это 30 фунтов единовременно, и ежегодно получал в качестве ценза четыре фунта в месяце сентябре. Сын этого Свабила Родеперт, житель Беневента, пожертвовал в этот монастырь из своего имущества дворы числом 16 со всем, что к ним относилось, и один новый дом внутри города Беневента с двором и своими постройками. В эти же дни некий Лев вместе со своей женой Гвил-лероной пожертвовали блаженному Бенедикту из своего имущества один двор в Канозе и ещё один в Сан-Валентино, а также грамоту на Романское озеро с правом рыбной ловли на нём и со всем, что относилось к этим дворам.

35. Между тем нечестивейший сарацинский царь по имени Сеодан, выйдя из Бари, пришёл к Капуе; опустошив все её окрестности и, в то время как никто не мог ему противостоять, обойдя также Канцию и Либурию, он раскинул шатры на Неаполитанском поле, ежедневно убивая очень многих и совершая разные безобразия. В это время гастальды Майельпот Телезинский и Гвандельперт Бовианский, призвав Ламберта, герцога Сполето, и Герарда, графа Марсики, выступили против него, когда тот возвращался после разорения Капуи; напав на него, они какое-то время сражались с переменным успехом. Но сарацины в конце концов одержали победу, тогда как Герард, Майельпот и Гвандельперт пали в бою, а многие другие были взяты в плен или убиты. Из-за этого Сеодан, набравшись великой дерзости, взял и разрушил до основания все крепости в округе, за исключением главнейших городов. У монахов обоих монастырей, а именно святого Бенедикта и святого Винцентия, было тогда в обычае посещать друг друга ради любви в дни святого 40-дневного поста. Ибо их в то время связывали такие узы любви, что, поскольку сторона нашего монастыря владела некоторыми из рабов святого Винцентия, а те, в свою очередь, владели некоторыми из наших, отцами обоих монастырей, а именно Бертарием и Майо, было решено не разменивать их, но навсегда оставить владение ими таким, каким оно было тогда. Итак, когда однажды некоторые братья из Мон-текассинского монастыря по обыкновению отправились в монастырь святого Винцентия и говорили между собой о своём, туда внезапно нагрянул со своими вассалами свирепейший Сеодан. Монахи, узнав по слухам о нём, поспешно бежали в свою крепость, ближайшую к монастырю, хоть и сильно напуганные, но невредимые. Сарацины же, войдя в монастырь, разорили всё, что нашли, очень многое поломали, хлеб и бобы выбросили в реку, которая протекала рядом, перерыли там всё и нашли церковные сокровища, которые монахи ещё накануне спрятали из страха перед ними; сам нечестивейший Сеодан пил из священных сосудов и приказывал кадить себе золотыми кадилами. После этого они подпалили его со всех сторон, и - о ужас! - названный монастырь святого Винцентия был сожжён этими достойными быть поражёнными молнией людьми, в то время как монахи были отчасти убиты, отчасти рассеялись по разным местам, и [место это] оставалось таким образом брошенным и пустынным в течение 33 лет. А преступный Сеодан, подойдя через три дня к воротам города Капуи, захватил груженые телеги и разных животных вместе со многими людьми и, придя к Теану, разбил там лагерь. Узнав об этом, достопочтенный аббат Бертарий, сильно боясь его нечестивого прихода как для места, так и для народа, отослал ему через своего дьякона Рагенальда 3000 золотых и таким образом унял его ярость. Оттуда Сеодан устремился к Венафру и, взяв его спустя малое время и опустошив всё по соседству, оставался там в течение нескольких дней. Тогда было начало сорокадневного поста, и все монахи, боясь близости этого злодея, вновь отправились в крепость блаженного Бенедикта. Несколько дней спустя его нечестивое войско подошло к монастырю, что был внизу, примерно на две стадии; однако это вышло из-за ошибки проводника. Ибо в то время как сарацины хотели спуститься по горной местности к Атине, один старичок, который был у них проводником, спустился с ними к Валлеротонде, а оттуда - к Рапиду. Когда они вышли на равнину, то ворвались в церковь святого Ильи и взяли всё, что нашли. Оттуда они через Циркларии [вышли] к хозяйскому парку и через пастбище к фонтану Луция, а придя к Пеоле, убили того старика, который указал им неправильный путь. Наконец, тщательно обшарив подлесок Констанция, масличную рощу и Матронулу, они, похитив всех монастырских коров и коней, каких только нашли, вернулись в Венафр к своим землякам, а малое время спустя возвратились в Бари.

36. Итак, лангобарды, видя, что небо покарало их за их беззакония, что они повергнуты и, короче говоря, задавлены великой нуждой, уже в третий раз отправляют послов во Францию к названному Людовику, упрашивая и умоляя, чтобы он вновь соизволил прийти в Италию и избавил их и отчизну от нечестивейшего сарацинского рода. Тогда король Людовик, тронутый этими вестями, направил во все части своего королевства генеральное предписание, чтобы никто не смел уклониться от участия в этом походе; таким образом собрав невероятно большое войско, он, выступив в путь вместе с госпожой августой Ангельбергой, своей женой, вступает в 866 году Господнем через Сору, город в Кампании, в беневентские пределы и в июне месяце прибывает к монастырю этого святейшего отца, который расположен внизу; там он был с величайшими почестями принят достопочтенным аббатом Бертарием и всеми торжественно вышедшими ему навстречу монахами. На другой день он поднялся наверх с намерением почтить гору и был там принят братьями с тем же великим почтением. Когда он, обойдя весь монастырь, осмотрел его и похвалил, как построенный весьма красиво, то выдал блаженному Бенедикту утвердительную грамоту на всё аббатство, согласно тому, что уже делали его предшественники императоры, и, свезя туда королевские дары, вверил себя молитвам братьев и спустился вниз. После этого, уйдя оттуда, он прибыл к Капуе и, взяв её после трёхмесячной осады, по большей части разрушил. Затем он направился в Салерно и отплыл в Амальфи. Зайдя также в Путеолы, он воспользовался его банями и, возвращаясь через Неаполь и Сессулу, расположился лагерем в Кавдинской долине, а спустя малое время вступил в Беневент. Далее, собрав всё своё войско в Луцерии, городе Апулии, он соответственно вступает в бой с сарацинами; побеждённый ими в первом сражении он наконец по милости Божьей одержал над ними блестящую победу и завладел всем их лагерем. Направившись оттуда к Бари, он осаждал его четыре года. Взяв тем временем Матеру, их сильно укреплённый город, он разрушил её огнём и мечом. После этого он прибыл в Венузию и, разместив отряды бойцов как в ней, так и в Канозе, велел жестоко атаковать Бари и там, и здесь, и таким образом вернулся в Беневент. Итак, когда во время этой осады там находился аббат Бертарий, он со всей тщательностью [и усердием]* завершил небольшую часовню, которую его предшественник, аббат Бассаций, заложил внутри монастыря святой Софии, и велел Стефану, епископу Теанской церкви, освятить её в честь святого отца Бенедикта. В это же время император [Людовик]* выдал блаженному Бенедикту грамоту на один свой двор под названием Лайян в месте, что зовётся Туртурит, и на [церковь] святого Георгия со всем их имуществом и всем, что к ним относилось. Когда же сарацины, жившие в Бари, зажатые отовсюду, дошли до последней крайности, император, послав туда войско, захватил и город, и Сеодана, [сарацинского царя]*, со всеми его людьми, и велел всех их предать смерти. Затем он приказал немедленно осадить Тарент, ибо и его некогда захватили эти нечестивцы. Между тем два графа попытались восстать против императора; когда император узнал об этом, то преследовал их до Марсики. Но и тйм они не посмели остаться и, бежав, отправились в Беневент. Император же, в то время как преследовал их, прибыл в Изернию и, поскольку она пыталась оказать сопротивление, атаковал её и взял. Затем, пройдя Алифы, он через Телезию пришёл к городу, который называется святая Агата; когда он осаждал его много дней и никак не мог взять, аббат Бертарий, поскольку гастальд Гизембард, который владел этим городом, был его родственником, заступился за него перед императором и наконец добился для него милости, а для города прощения. Также князь Адельхиз, пав к ногам этого императора, добился у него милости как для тех [графов], которые бежали, так и для самого себя за то, что посмел их принять. Между тем, в то время как Людовик находился в Беневенте, названный Адельхиз[, князь этого города]*, побуждаемый дьявольским наущением, воспользовавшись в качестве повода тем обстоятельством, что франки вели себя в городе весьма нагло, тут же восстал против него, пребывавшего в беспечности, и, схватив, поместил под стражу, а всех его воинов ограбил и выгнал из города. Однако Бог не потерпел, чтобы невинный человек долгое время страдал ни за что. Так, когда во время сорокадневного поста из Африки прибыло несметное сарацинское войско, Людовик сию же минуту был выпущен из-под стражи и, связанный клятвой, ушёл из Беневента; в течение трёх дней он удалился в Вероли и, находясь там около 11 месяцев, перебил между тем через некоторых своих графов сперва 3000, а затем и почти 9000 сарацин возле Капуи!, в то время как остальные бежали, в 871 году Господнем]*. После этого, когда он сам пришёл в Капую, сарацины, узнав о его прибытии, оставили княжество и ушли в Калабрию; основательно её разорив, они сели на корабли и, пережив сильную бурю, насколько смогли уцелеть, вернулись домой.

37. В это же время, когда император проходил мимо острова на Пискарии, который расположен на границе Пенненского графства, ему весьма приглянулось это место, некогда называвшееся Казаурия; этот благочестивый муж счёл его весьма подходящим для нужд служителей Божьих и велел епископам Бальвен-скому и Пенненскому построить там церковь в честь святой Троицы и собрать в этом месте благочестивых мужей для службы Божьей. Когда это было сделано, он с императорской щедростью одарил эту церковь многочисленными и разнообразными бенефициями по разным местам, как то указывают её грамоты, и весьма благоговейно велел там постоянно почитать его память. Впоследствии же аббатами этого места церковь была расширена и названа именем святого Климента.

Около этого времени христианнейший император [Людовик]* укрепил, согласно содержанию грамот своих предшественников Карла и Людовика, также и своей грамотой монастырь святого Ангела [на реке Сангр]*, что зовётся Баррегий, закрепив там за ним всё, чем он, казалось, издревле владел как в своей округе, так и в Марсике, Бальве, Теате, Пенне и Абруццах, а также в Аскуле. А именно, в Марсике: келью святой Марии в большом Фунде со всеми подчинёнными ей церквями и имуществом; святого Евтиция в Адрестине; [келью]* святого Павла над городом Марсиканой; святой Марии в Оретино; святого Григория в Патерне; святой Марии в Монтороне; церковь Святого Спасителя в Авеццано; святого Ан-тима в Форме; святого Ангела в Альбе; святого Козьмы в Эллерето; святого Ангела в Карсоли с двумя её кельями. В Бальве: церковь святого Петра в Барбара-но; Святого Спасителя над рекой; святого Ангела у Аквавивы; святого Ангела у Флорета; и келью, что расположена между вод, святой Фелицитаты в Фурконе. В Пенне: церковь святой Марии в Черквето и Петициан. В Абруццах: монастырь святого Ангела в Марано со всеми его кельями и имуществом. В Аскуле: церковь Господа Спасителя, которая называется Главой вод, со всем, что к ней относится; святого Ангела в Стабуло; святого Ангела в Фельтриано; святого Петра в Пектиниано; двор в Доме Перенды; [две большие виценды]*, а также множество рабов и рабынь в разных местах и многое другое, что содержится в тех грамотах.

38. В это же время гастальд Радоальд построил в Аквинском поместье возле Кривого моста крепость, а именно ту, которая от местоположения и наименования этого моста сохранила название Понтекорво (Pons curvus, т. е. «Кривой мост»). Названный же император, когда пробыл в Капуе почти год, унеся тело блаженного Германа, епископа этого города, наконец вернулся во Францию и оставался в тех землях по разным местам примерно шесть лет.

39. Когда он на своём обратном пути находился у [монастыря] святого Аполлинария в Равенне, к нему пришёл Ангеларий, настоятель нашего монастыря, подав ему иск по поводу кельи святой Марии, расположенной в Маврине, в Пен-ненском графстве, а именно ту, которую герцог Гильдебранд во время короля Карла, примерно сто лет назад, утвердил за этим монастырём своей грамотой по ходатайству монаха Вениамина; нашлись, однако, люди, которые заявляли, будто удерживают эти земли от имени императора. В скором времени император, узнав правду об этом деле и склонившись к просьбам названного Ангелария, написал и распорядился императорской властью, чтобы впредь никто не смел ни удерживать, ни отбирать что-либо из этой кельи, ни от его имени, ни от имени кого-либо ещё, но чтобы возвратил её, мирную и во всех отношениях свободную, в прежнюю власть нашего монастыря, а именно, вместе с её гаванью и устьем Гомана, и со всем, что к ней относилось, со всеми её пределами, то есть от Атрии до Гомана, и до реки под названием Пломба, и до моря с его берегом для рыбной ловли, и с лесом в Болейяно, а именно, в целом примерно 11000 модиев земли. Он, сверх того, велел также некоему настоятелю Цельсу и епископу Гримоальду, чтобы они спешно пришли вместе с этим Ангеларием и к чести и выгоде этого места ввели его со своей стороны во владение всем указанным, пожаловав ему по этому поводу грамоту и свою печать, чтобы никто, никогда и никоим образом не смел всё это отнять. Около этих дней Пергольф, наш настоятель из святой Софии, на судебном заседании у Героика, беневентского судьи, подал жалобу на некоего Лиопранда по поводу нашего двора, который расположен в месте, что зовётся Пантан, у деревни Атриано, и которым названный Лиопранд недавно завладел; предоставив отчёт о том, как некий Урс вместе со своей женой Венерой пожертвовал его вместе со всем своим имуществом церкви святого Бенедикта, келье этого монастыря, [которая построена в названном беневентском месте Пантано]*, он вновь получил его по приговору названного судьи [Героика]*. В эти же дни князь Адельхиз по просьбе Крисция, настоятеля святой Софии, своей грамотой уступил этому монастырю всю собственность Пото, некоего благородного мужа, со всем его имуществом и всем, что ему Ьринадлежало. Посредством другой грамоты этот же настоятель приобрёл у князя Айо также всё, чем гастальд Пото, сын вышеназванного Пото, казалось, владел в пределах Алиф и Телезии, а именно, для нужд и пользы этого монастыря. И опять-таки названный настоятель, подав в присутствии князя Адельхиза жалобу на некоего Родельгрима по поводу земель нашей вышеназванной кельи [святого Бенедикта]*, которые расположены в Кавдинской долине и которыми тот коварно завладел, тут же получил их обратно, после того как этот князь отдал государственный приказ, дабы впредь без разрешения нашего аббата никто не смел тем или иным образом завладеть какими бы то ни было землями нашего монастыря, а именно, потому что названный Родельгрим завладел этими землями, обманув Амельфрида, нашего монаха, без ведома аббата и якобы под видом аренды. Также в присутствии судьи Людовика он подал жалобу на Гвандельмария, некоего ребёнка, по поводу одного двора монастыря святой Софии в месте, что зовётся Фаффоне, возле Беневента, который этот ребёнок удерживал, и вновь получил его по приговору судьи. В эти же дни Бенедикт и Сикард, родные братья из Салерно, пожертвовали в этот монастырь всё своё наследство, которым они владели возле Теана, в месте, что зовётся Скатуниан и Пурпуран, со всем, что к нему относилось целиком.

40. Итак, малое время спустя сарацины, восстановив силы, овладели Тарентом и начали жестоко беспокоить оттуда Бари и прочие окрестности. Между тем са-лернцы, амальфитане, неаполитанцы и гаэтанцы, заключив договор с сарацинами, стали притеснять Рим морскими грабежами. По этой причине Карл, тогдашний император, а именно сын Юлитты, к которому папа Иоанн VIII обращался со многими письмами, отрядил ему на помощь герцога Ламберта и его брата Гвидо; и этот папа отправился с ними к Неаполю и Салерно. Но Гвайферий, князь Салерно, подчинившись папе во всём, разорвал договор с сарацинами и убил очень многих из них. А Сергий, герцог Неаполитанский, не пожелавший от них отложиться, тут же был отлучён папой и малое время спустя в результате кары Божьей схвачен собственным братом, епископом Афанасием, ослеплён и переправлен в Рим. Но и Афанасий, став вместо него герцогом, заключил с сарацинами мир и, поселив их возле Неаполя, начал жестоко разорять вместе с ними как Беневент, так и Капую и Салерно, а также Рим и Сполето, и многие монастыри и церкви в те времена вместе с деревнями и городами были ими сожжены и опустошены.

41. В эти дни капуанцы, изгнав Ландульфа, канонически избранного на должность епископа, избрали себе епископом Ланденульфа, одного из своих вельмож, женатого и неофита, и начали приставать к названному папе с многочисленными просьбами, требуя, чтобы он посвятил им его в епископы. Достопочтенный Бертарий и Лев, епископ Теанский, отправившись по этой причине в Рим, начали умолять верховного понтифика ни в коем случае не уступать в этом деле, из-за которого в капуанском народе обязательно произойдёт великое поражение и кровопролитие. Аббат выразился ещё более ясно: «О апостольский муж, знай, что если ты освятишь это, то несомненно разожжёшь этим сильный огонь, который коснётся и тебя самого». Поначалу папа был устрашён твёрдостью столь великого мужа, но в конце концов беззаконие одержало верх, и названный неофит был посвящён в епископы. Сарацины, пользуясь из-за этого гражданского раздора удобным случаем, вновь всё разоряют, опять всё опустошают, и названный папа был вынужден из-за этого дважды приходить в Капую. Итак, видя, что с ним открыто произошло то, что ему предсказывал наш аббат, он глубоко раскаялся и, наконец проведя совещание с Ландульфом, который, как мы говорили выше, был изгнан, посвятил его в базилике блаженного апостола Петра в епископы Капуи Старой, постановив, чтобы Ланденульф стоял во главе Капуи Новой , и велел поровну разделить между ними обоими всё епископство.

42. В эти же дни вышеназванный князь Гвайферий, поражённый недугом, сделался монахом и весьма смиренно просил перенести его в наш монастырь; но, поскольку из-за набегов сарацин его нельзя было сюда привезти, как он хотел, то, когда он умер, тело его было доставлено и погребено в том нашем монастыре, что расположен возле Теана. [Около этого времени, когда умер константинопольский император Василий, на императорский трон взошли его сыновья - Лев и Александр. А другой их брат по имени Стефан занял должность патриарха этого города, прогнав Фотия, который недавно был предан анафеме папой Николаем, а именно, за то, что он при живом епископе этого города Игнатии честолюбиво занял его престол]*.

43. В это время во главе Капуи стоял некий Панденульф, который, упорствуя в верности папе, просил его подчинить его власти Гаэту. Ибо гаэтанцы в то время служили только римскому понтифику. В то время как названный понтифик согласился на это, Панденульф начал так яростно теснить гаэтанцев, что им нельзя было даже выйти к Молам. Тогда во главе их в качестве герцога стоял Доцибилис, который, считая недопустимым сносить такое бесчестье, наносимое ему и его людям, послал в Агрополь и, призвав живших там сарацин, [сперва]* привёл их морским путём к Фонданскому озеру в место под названием святая Анастасия; затем, поднявшись по реке до Фонди, они там, словно мечи, вынутые из ножен, опустошают всё вокруг и, добравшись наконец до Гаэты, разбивают свой лагерь на Формианских холмах. Услышав об этом, папа, движимый раскаянием, тут же начал ублажать гаэтанцев ласковыми речами и письмами, а также многими обещаниями, чтобы они примирились с ним и отстали от сарацин. Наконец, вняв его увещеваниям, Доцибилис разорвал договор с сарацинами и вступил с ними в бой. В этой битве очень многие гаэтанцы были убиты и взяты в плен. Однако сарацины, вновь просив Доцибилиса о мире, получили его и, возвратив пленных, были отправлены этим Доцибилисом жить возле Гарильяно у Формианских холмов [, в 20-й год этого аббата]*; в результате попущения Божьего из-за наших бесчисленных беззаконий они прожили там почти сорок лет и совершили повсюду неисчислимые злодеяния, и пролили реки христианской крови. Именно в этом месте их часто осаждали различные магнаты, но они по приговору Божьему вплоть до назначенного им срока оставались непобедимы и несокрушимы.

44. В это же время монастырь блаженного отца Бенедикта, где было погребено его святейшее тело, подвергся нападению, был разрушен и сожжён названными сарацинами, и всё, что они там обнаружили, было расхищено 4 сентября 884 года от воплощения Господнего, второго индикта. Малое время спустя, а именно 22 октября, они точно так же захватили, разорили и сожгли главный монастырь, что расположен внизу, и, многих там перебив, убили мечом возле алтаря блаженного Мартина также самого святого и достопочтенного аббата Бертария. Подложив в разных местах огонь, они попытались сжечь эту церковь Господа Спасителя, но благодаря милосердию всемогущего Бога не смогли это сделать; таким образом только она одна из всего этого монастыря избежала огня сарацин; наконец, нагруженные добычей из этого монастыря, они, радуясь и ликуя, вернулись в Гарильяно. Монахи же, взяв из утвари, сокровищ и укреплений этого монастыря то, что сумели спрятать, вместе с господином Ангеларием, в то время их настоятелем, отправляются жить в Теан, и, поставив этого Ангелария своим аббатом, начали жить в келье, которая недавно была там построена в честь блаженного отца Бенедикта, в вышеуказанном году и индикте, в то время как от аббата Петронакса до этого времени прошло 166 лет. [Вышеназванный святой мученик Христов Бер-тарий был погребён наверху, возле церкви святого Бенедикта, в ризнице братьев.] **

45. Не должно, однако, показаться излишним, если мы в этом месте приведём памятную записку, составленную, как мы обнаружили, стараниями названного аббата Бертария, о владениях и кельях этого монастыря, расположенных в Марке, по крайней мере в Теате и Пенне, которые, как известно, были к тому времени пожалованы блаженному Бенедикту святой памяти королями Карлом, Пипином, Лотарем и Людовиком, а также некоторыми другими верующими, хотя когда и кем именно были сделаны те или иные вклады, мы не знаем, поскольку многие их дарственные сгорели.

Итак, первым является монастырь святого Спасителя, который расположен в Театинском графстве на реке Аленто у подножия горы, что зовётся Майелла, с церковью святого Ангела, расположенной со стороны Монтепьяно, вместе со всей этой горой и крепостью святого Ангела и со всем им принадлежащим, с двором, что зовётся Казале Пранди, двором у Гарифули, крепостью святого Петра, двором святого Януария, Валлепьяно, Луциано и со всем, что к ним относится, и с их владениями в следующих пределах: рубеж с одной стороны - бурный поток, который называется Криптой разбойника и расположен под небольшой горой, именуемой Сараценик, а ныне носящей названием Преторий; оттуда [граница] идёт вверх к пограничному столпу (staphilum) у Майеллы, который отделяет землю святого Бенедикта от королевских владений; с другой стороны [граница] идёт оттуда вниз к речке Фрассининге и далее к реке под названием Бацинний; затем от самого рва - к колодцу у Капетано, а оттуда - ко рву святого Януария и Розенте. Рубеж с другой стороны - Бизара, откуда [граница идёт] по дороге, которая ведёт к озеру над Сан-Донато, затем - к Фикарию, оттуда - ко рву у святой Луции, подымается по Аквафригиде к рубежу у Монтепьяно и по тем же рубежам проходит ко рву у Гарифули, возвращаясь таким образом к Аленто. В пределах этих границ названные короли решительно ничего себе не оставили, ибо из всех этих королевских владений была изъята лишь церковь святого Виталия вместе с принадлежавшими ей по крайней мере десятью модиями, которая принадлежит епископству. После этого - церковь святой Марии в Бациннии с её владениями. Затем - церковь святого Феликса в Пасторицио с её пределами и владениями; она имеет такие границы: с одной стороны - река Пискария, с другой - Лавин, здесь - берега у Турри с тем двором, где расположена церковь святого Бенедикта, там - источник у Трои, откуда [граница] спускается к Лавину. Церковь святого Вита на реке Лавине. Церковь святого Ильи в Склангарио с владением в 20 ООО модиев. Двор Караманико. Монастырь святого Комиция на реке Арулл со многими владениями. Церковь святого Феликса в Пульверио с половиной этого двора по его границам, то есть с одной стороны - памятник, с другой - названная Пискария, здесь - земля святого Фомы, там - Розенте, откуда [граница] возвращается к Пискарии; всё это блаженному Бенедикту пожертвовала графиня Гизельгарда. Церковь святого Каликста; святого Маммета со всем двором у Илиано; святого Марка; святой Марии в Понтиано с 600 модиями земли. Храм, что расположен в пределах Помария, и замок, что зовётся Калькария, вместе с примерно 400 модиями земли. Церковь святого Елев-ферия и святого Павла во владениях у Боккланика в месте, что зовётся Рупи, с 780 модиями земли. Церковь святого Эразма в Черретопьяно с её владениями и пределами, и всеми мельницами, которые построены внутри этих пределов, с церковью святого Спасителя и святого Мартина. Церкви святого Бенедикта, святой Марии, святого Комиция и святого Сильвестра в месте, что зовётся Орни, со всеми их владениями и пределами. Эту церковь святого Сильвестра построил некий Райнерий и пожертвовал её блаженному Бенедикту со всем, что ей принадлежало в следующих пределах: с одной сторон - верша (Ьеппа), с другой - Семь путей; с третьей стороны - ещё одна верша, где [границы] соединяются. Фара Майо и имение, что зовётся Биана, с их пределами и владениями. Этот Майо был родственником Потерика, настоятеля [монастыря] святого Спасителя при названном аббате, и пожертвовал в этот монастырь названное имение; оно содержит в целом 5800 модиев земли. Двор святого Каликста со всеми его [землями]. Церковь святого Петра в месте, что зовётся Маллианел, со всеми её владениями и пределами, которыми являются: спереди - ров у Лавите, сзади - дорога у этого источника, с одной стороны - верша, с другой - река Аргелли; её тоже пожертвовал нам названный Майо. В пределах этих границ находится церковь в честь святого Мавра и монастырь святого Рената, что расположен между Антонианом и Пиццом Корва-рием , со всеми их владениями. Церковь святого Каликста выше Аленто в месте, что зовётся Валлис, с 6060 модиями земли. Церковь святой Марии выше фары на Аленто с её владениями и пределами, которыми являются: спереди - дорога, сзади -Аленто, с обеих сторон - ров. Церковь святого Савина в Треванико. Святого Климента в Пломбате. Церковь святого Сальвия там же. Этот Сальвий, происходивший из Кампании, был монахом нашего монастыря и держал названную церковь святого Климента в качестве послушничества, а когда он умер, Бог совершил там у его могилы многие чудеса. Церковь святой Марии на реке Форо, в месте, что зовётся Каннет, с 4060 модиями земли. На воде названной Форо - четыре мельницы. Церковь святого Петра в Иоллиано с 1400 модиями земли. Монастырь святого Северина. Церковь святого Менны во владениях Рипе. Святого Андрея на холме у Ал^бе. Святого Петра в месте, что зовётся Ари. Двор, что зовётся Фенестре. Церковь святого Ангела перед городом Ортоной с 800 модиями земли. Крепость Унго со всеми её владениями и внутри этого владения - Гроссе и половина города Тацце со всеми владениями у Рапини и Комино. Церковь святого Креста во владениях у Ромы с 1500 модиями земли и половиной замка Казале с его владениями. Монастырь святого Панкратия с его владениями. Крепости Прата, Гесси, Цивителла и долина святого Мартина со всеми их владениями. Церковь святого Петра в Теате, старом городе, и там же рядом - церковь святого Павла. Церковь святой Феклы в этом же, но новом городе, с теми воротами, которые обращены на восток и до сих пор называются в народе монашескими. Церковь святого Феодора и церковь святого Спасителя в городе Атерне с половиной той гавани, которую вышеназванная графиня Гизельгарда пожертвовала блаженному Бенедикту. В Пен-ненском же графстве - церковь святого Феликса в Стабуло. Поле у Гале. Монастырь святого Бенедикта в Лавриано и святой Схоластики на реке под названием Табе со всем двором Москуфо и двором Гемберути; и церковь святого Ангела в Гальбанико со всем тем двором и с половиной замка Лаврета, а именно, от того столба, что расположен посреди этого замка, [граница] идёт ко рву у Розиккле, с церковью, которая там построена в честь святого Феликса, и до распутья, что находится выше святого Феликса, и далее направляется по этой долине ко рву у Дорениано, и по этому рву спускается к реке Табе, и по этой реке подымается к Патерну, где находится церковь в честь святой Марии, подымается прямо к источнику у Лаврета и таким образом возвращается к названному столбу; внутри этих пределов всё принадлежит только Монтекассинскому монастырю и никому другому. На Высоком холме -шесть участков земли высшего качества. Половина деревни Лаверано. Половина Подио Поллеканти. Двор на Высоком холме. Третья часть в крепости Цезе. Половина замка у Колле Майо. Церковь святого Мартина в Генеструле со всем двором. Церковь в Салайяно с 1700 модиями земли. Четвёртая часть в городе Квана*. Половина двора Викуло. Двор в Карпенето с горами и большими равнинами. Во владении Цивителлы - 3000 модиев земли. Монастырь святого Петра в Кастрониано с церковью святой Цецилии и со всеми его владениями; и многое другое, что мы не стали указывать. А именно, всё это вплоть до указанного времени аббаты этого места удерживали в своей власти или жаловали другим в аренду за определённый ценз.

Аббат Ангеларий, 20-й от блаженного Бенедикта, пребывал в должности 6 лет. Он, как мы уже говорили выше, став из настоятеля этого монастыря аббатом в Теа-не, начал спустя два года понемногу восстанавливать монастырь Господа Спасителя, сожжённый, как мы сказали выше, сарацинами. Он жил во времена Айо, князя Беневентского, папы Стефана V и его преемника Формоза. Именно этого Формоза папа Стефан, который ему наследовал, велел извлечь и выбросить из могилы, и все его рукоположения объявил недействительными, а именно, из-за того, что тот, будучи епископом Остии, захватил апостольский престол вопреки установлениям святых канонов.

46. При этом аббате та земля, что зовётся Брецца, возле Капуи, и представляет собой большой луг и лес, была передана нашему монастырю неким Кастулом, жителем этого места. Также Гермефрид, житель Аскула, богатый муж, по должности иподьякон, посредством волос своей головы передал себя нашему настоятелю Гвамельфриду со всем своим движимым и недвижимым имуществом в этих землях. Также некто Ингий, собираясь совершить из Беневента путешествие в Рим, пожертвовал нашей святой обители из своего имущества три двора: один - в месте, что зовётся Турри, другой - в месте под названием Муреце, а третий - в месте, что зовётся Маттици, со всеми их пределами и владениями. Но и Валамир, некий уроженец этого города, посвятив себя в этом месте в монашеский сан, пожертвовал церкви святого Бенедикта в Беневенте, которая называется у Странноприимного дома, келье нашей обители, один большой двор в пределах Ариано, в месте, что зовётся Триций, вместе со всеми без исключения владениями этого двора. В это же время Афанасий, епископ Неаполитанский, отказался в пользу нашего монастыря от притязаний на наше послушничество в Доме Гентианы, заявив, что ни он, ни его преемники не должны более иметь там никакой власти, а также права или возможности рукополагать или назначать в нём кого-либо, но, как принадлежало оно нам издревле, так пусть и впредь полностью возвратится в нашу власть и распоряжение. Адельмарий, некий капуанец, продал этому аббату весь свой двор целиком в месте Англене, возле церкви святого Винцентия, принадлежавшей нам, с полями, лесами, лугами и всеми землями, относившимися к этому двору. В это же время Лаврентий, дьякон и наш монах, настоятель монастыря святой Марии в Цингле, произвёл обмен некоторыми землями в Кальве и Калинуле с неким Ландоарием Капуанским, а именно, с разрешения и согласия названного аббата Ангелария и аббатисы Ра-дельгизы. Точно так же и Иоанн, священник, монах и настоятель названного монастыря в Цингле, поменялся с этим Ландоарием некоторыми другими землями с разрешения и согласия того же аббата и аббатисы Гайтруды.

Между тем, когда умер епископ Теанский, названный аббат был избран и рукоположен в этом городе духовенством и народом, и там же умер и был погребён 5 декабря.

Рагемпранд был избран 21-м по счёту аббатом в названном Теанском монастыре и пребывал в должности 9 лет, 10 месяцев. Именно он просил папу Иоанна IX, чтобы он по обычаю его предшественников предоставил ему привилегию, и получил её.

47. В его правление Адельгарий, некий благородный муж из Теана, наряду с [прочими] пожертвованиями передал блаженному Бенедикту своего сына Эрхем-берта, весьма способного мальчика. В то время, когда греки и неаполитанцы осаждали Капую, этот Эрхемберт вместе с другими семью братьями отправился из Теана в Капую, но возле Англены они все разом были ограблены греками; у них отобрали лошадей и взяли в плен их слуг. Когда же слуг выкупили за серебро, а из лошадей возвратили всего пятерых, он один, как он сам говорит о себе, вместе со своим наставником остался пешим и таким образом вступил в город. После этого, когда Атенульф, получив должность гастальда, отобрал у братьев всё, что было во владении нашего монастыря в Капуанской земле, названный Эрхемберт был отправлен [аббатом Ангеларием]* по этому делу в Рим к [достопочтенному]* папе Стефану; именно он доставил от него братьям апостольское благословение, получил для монастыря привилегию и привёз названному [гастальду]* Атенульфу увещевательные письма с требованием немедленно вернуть всё, что он отобрал, если он не хочет навлечь на себя приговор об отлучении. Тот, получив их, повиновался и приказал полностью вернуть всё, что забрал у нас. Также этот Атенульф уже давно внушал папе Стефану [через Майо, аббата святого Винцентия]*, что если тот окажет ему помощь против обосновавшихся в Гарильяно сарацин, то он вернёт ему всех гаэтанцев, которых недавно захватил, и будет оказывать ему самую надёжную верность. Но, поскольку папа не мог исполнить того, о чём он просил, он также не сделал того, что велел папа. Также стратиг Феофилакт, приходивший в эти дни с войском из Бари к Теану, чтобы напасть на этих сарацин, так и не решившись, вернулся домой.

Этот аббат пожаловал августе Агельтруде, которая была матерью короля Ламберта, на условиях аренды и только на время её жизни две кельи этого монастыря в пределах Ломбардии вместе со всеми их владениями: одну - в месте, что зовётся Лауде, а вторую - в Персикете; за это названная августа ежегодно отсылала ему в качестве ценза три фунта серебра. Он отдал также Готфриду, некоему марсикану, в аренду церковь святого Григория в Сервилиано с рабами и рабынями и всем, что к ней относилось в графстве Марсике, и за это ежегодно в месяце октябре получал в качестве ценза 15 модиев пшеницы, столько же вина и сотню рыбин. В эти же дни Сикельфрид, некий капуанец, вернул нашему монастырю славный двор в Патенарии, который его дед по согласительной грамоте приобрёл у аббата Бассация.

48. Шёл уже седьмой год правления этого аббата, [14-й индикт]*, когда по непостижимому Божьему приговору монастырь, в котором братья начали жить в Теане, сгорел в огне [со всеми своими богатствами]*; тогда же разом сгорели и устав, который блаженный Бенедикта написал собственной рукой, и кошели, в которых этому святейшему отцу подавались небесные яства, и, сверх того, многочисленные памятные записки и [дарственные]* грамоты этого монастыря, пожалованные этому монастырю отдельными императорами, герцогами и князьями. Среди них огнём были уничтожены также грамоты, [которые были выданы]* по поводу Дома Гентианы. Ибо во времена аббата Иоанна, который был третьим от этого [Рагемпранда]*, однажды, когда в присутствии этого достопочтенного отца между братьями зашёл разговор о том, каким князьями названный Дом Гентианы был передан этому монастырю, некий Майо, священник и грамматик, человек пожилой и [весьма]* правдивый, заявил, что точно знает это на основании указанных грамот. Так, он сказал [названному господину аббату]*: «Насколько я помню из того, что прочёл в трёх дарственных грамотах, которые хранились [здесь]* в скри-нии господина аббата Ангелария, впервые округ Гентианы пожаловал [господину аббату Петронаксу]* в монастырь святого Бенедикта герцог Гизульф, а затем значительные земли там же в Гентиане передал этому монастырю князь Арихиз. И вновь уже Гримоальд, его сын, [посредством дарственной грамоты]* пожаловал святому Бенедикту в этом месте - Доме Гентианы - все свои селения с рабами и рабынями, а также келью святого Агапита и многое другое, чего я сейчас не помню. Точно так же в этих грамотах содержалась дарственная этих князей на Треттенский и Вультурнский порты, а также на рыбные ловы в Лезине. Всё это, - продолжал он, - я прочёл и повторно записал в других грамотах по приказу аббата Ангелария». Итак, всё из церковных сокровищ, что братьям каким-то образом удалось спасти из вышеназванного пожара в Теанском монастыре, было сложено в епископии этого города. Поэтому впоследствии, как говорят, немалая часть этих сокровищ осталась в этой церкви. Умер же вышеназванный аббат 6 ноября.

49. Около этого времени патриций Симбатиций, придя из Константинополя и осадив Беневент, после примерно 3 месяцев осады взял его 18 октября 891 года Господнего, когда со времени Зотто, первого герцога Беневента, прошло 330 лет; именно на протяжении этого периода времени лангобардские герцоги и князья владели названным городом. Этот Симбатиций, поскольку он был императорским прото-спафарием и стратигом Македонии, Фракии, Кефалонии и Лангобардии, выдал названному аббату грамоту на монастырь святой Софии в Беневенте, а также [церкви] святой Марии в Цингле и святой Марии в Пьюмароле, строго приказав именем императора, чтобы никто не смел тем или иным образом причинять этим принадлежавшим Монтекассинскому монастырю церквям какую-либо тяготу или насилие в имуществе или владениях. Если же кто погрешит против них, то пусть знает, что непременно испытает на себя императорский гнев. После этого Симбати-ция в Беневенте повелевал патриций Георгий. Когда он владел им 3 года и 9 месяцев, пришёл Гвидо, герцог и маркграф, изгнал оттуда греков и распоряжался там почти 2 года; а после него - Радельгиз[, 2 года] **. Затем княжеской властью в нём обладали названный Атенульф, ставший уже из гастальда графом, вместе с сыном Ландульфом и прочие поколения их потомков в течение примерно 177 лет. [В это же время король Галлии Арнульф, вступив в Италию, дошёл до Павии, желая добраться до Рима. Но, поскольку его постигли разом и голод, и чума, он вынужден был вернуться. В это самое время в Италию пришли венгры, в 899 году Господнем.]*

50. Между тем названный Атенульф, собрав немалое войско, вместе с неаполитанцами* и амальфитанами прибыл к Гарильяно против сарацин и, построив из кораблей мост возле Третто, в месте под названием Сетра, переправился и атаковал их. Итак, в то время как они расположились там этой ночью и не слишком бдительно несли сторожевую службу, сарацины вместе с гаэтанцами внезапно напали на них и очень многих из них поразили, а остальных жестоко преследовали до самого моста. Но, поскольку там наши оказали наконец мужественное сопротивление, сарацины были вынуждены повернуть назад и защищаться уже в собственном лагере.

Лев, 22-й аббат, точно так же пребывал в должности в Теане в течение 15 лет, семи месяцев, во времена папы Христофора, который был свергнут с папского престола и сделался монахом, а также папы Сергия III, от которого этот аббат по обычаю получил привилегию.

51. Он приобрёл также у названного Атенульфа, уже князя, утвердительную грамоту на все пожертвования, пожалования и владения этого монастыря, главным образом ввиду того, что памятные грамоты этого монастыря были уничтожены огнём как ранее на старом месте - сарацинами, так и вновь - уже в Теане. Далее, при посредничестве этого аббата монастырю святой Марии в Цингле этим князем была пожалована гора святого Елевферия, а именно, для выпаса животных этого места, а также ради заготовки дров и разных выгод; а также река, что зовётся Эте, от самого своего истока и до реки Вультурн, и далее сам Вультурн до подножия названной горы святого Елевферия, как всё это относилось к юрисдикции дворца, для совершения на этих водах всего, что будет необходимо названному монастырю. Этот аббат в пятый год своего вступления в должность начал отстраивать монастырь, а именно тот, который вот уже 27 лет был совершенно заброшен. Гваймарий, князь Салернский, посредством грамоты пожаловал ему один большой двор в месте под названием Рота с домами, лесами и рощами, виноградниками и каштанами, а также с рабами и рабынями и полностью со всем, что принадлежало этому двору. Тот же Гваймарий посредством другой грамоты пожаловал этому монастырю половину двора в пределах Сарна, в месте под названием Лентиария, которая принадлежала некоему Агенарду; вторую половину этого двора вместе со всем, что ей принадлежало, этот Агенард уже пожертвовал блаженному Бенедикту. [Аббат] отдал в аренду некоему Аделарию, римскому гражданину, церковь святого Бенедикта, которая там издревле нам принадлежала, с тем условием, чтобы, сколько бы раз аббат и наши монахи ни отправлялись в Рим по какой-либо надобности, он почтительно принимал их в этой церкви столько времени, сколько им будет нужно там быть, и ежегодно отсылал нашему аббату в качестве ценза 60 денариев. Умер же названный аббат 17 августа. Оба они, и Рагемпранд, и Лев, умерли и были погребены в том самом Теанском монастыре, в котором и начальствовали.

52. В это время названный князь, видя, что без руки крепкой и мышцы простёртой не удастся изгнать сарацин из Гарильяно, отправил своего сына Лан-дульфа ко Льву, императору Константинопольскому, и, напомнив обо всех злодеяниях, которые они столько лет терпели от агарян, просил и умолял, чтобы он соизволил поскорее прийти на помощь угнетённой и разорённой отчизне и не отказался отправить ему в помощь своё войско, чтобы он мог изгнать их из Гарильяно. Император весьма почтительно его принял и любезно обещал выполнить всё, о чём тот просил. Между тем, когда названный Атенульф умер, Ландульф, получив у императора разрешение, вернулся в Капую и был принят братом Ате-нульфом с великими почестями. Император же, не забыв своего обещания, немедленно отправил в те земли патриция Николая, имевшего прозвище Пи-цингли, с сильным греческим войском и повелел ему в августейших приказах, чтобы он с корнем истребил живущих в Гарильяно сарацин. Итак, названный патриций, обладая немалой силой и великой мудростью, придя, постарался сперва отколоть от них тех, кого сарацины считали своими друзьями и союзниками, то есть Григория, герцога Неаполитанского, и Иоанна, герцога Гаэты, привезя им от августа звание патрициев, а затем, соединившись с названными братьями, князьями Ландульфом и Атенульфом, призвав Гваймария, князя Салернского, и включив также в заморское войско всех апулийцев и калабрийцев, расположился лагерем против сарацин возле Гарильяно с одной стороны. Узнав об этом, папа Иоанн X, который три года назад из епископства Равеннского пересел на римский престол, лично придя с сильным отрядом бойцов, вместе с маркграфом Альбе-риком расположился с другой стороны, и они таким образом, непрерывно осаждая сарацин и тут, и там на протяжении трёх месяцев, довели их до последней крайности. Когда сарацины стали страдать от сильного голода и не надеялись уже никоим образом, никакой хитростью спастись от рук наших людей, и смерть уже стояла у них перед глазами, они наконец по совету вышеназванных герцогов Григория и Иоанна сожгли все свои дома и, сделав внезапную вылазку, бежав, рассеялись по соседним горам и лесам. Наши, упорно преследуя их, перебили их всех, в то время как лишь очень немногие из столь огромного войска уцелели; и таким образом благодаря помощи и милосердию Бога они были с корнем вырваны из этих мест в 915 году от воплощения Господнего, третьего индикта, в августе месяце. Да будет Бог благословен во всех отношениях.

Аббат Иоанн, 23-й от блаженного Бенедикта, пребывал в должности 19 лет и 7 месяцев.

53. Происходя из фамилии знатных капуанцев, он в то время, когда умер названный аббат Лев, исполнял обязанности архидьякона в Капуанской церкви, обладая вполне религиозными и весьма достойными нравами. Но, поскольку община братьев, которые находились в Теане, была уже некоторое время лишена пастыря, и не находилось среди них никого, кто, казалось, был бы пригоден для столь высокой должности, то [капуанские]* князья Ландульф и Атенульф, посовещавшись с монахами, пришли к названному архидьякону и как уговорами, так и просьбами вынудили его взять на себя управление названной общиной. Наконец, дав согласие, он сделался монахом, а спустя малое время был по обычаю избран всеми братьями и с честью посвящён вышеназванным [господином]* папой Иоанном [X]*. Итак, поставленный в аббаты, он стал убеждать братьев, чтобы они, оставив Теан, отправились вместе с ним жить в Капую, а именно, потому что этот город - первый из лежащих вокруг городов, и поскольку в нём живут князья, хозяева этого края. И те, повинуясь его повелению, все разом отправились жить в Капую. Однако в этом городе до сих пор не было построено монастыря, а в том месте, где он, как известно, построен ныне, а именно, у ворот святого Ангела, находилась небольшая [и убогая]* церквушка, а возле неё стояла другая такая же небольшая и простая часовня, сложенная из ивняка, где проживали всего трое или четверо пожилых братьев. Ибо Майо, аббат святого Винцентия, [а именно племянник того Майо, при котором сгорел монастырь этого Христова мученика, как мы говорили выше]*, некогда приобрёл это место у князей для строительства монастыря и построил там эту церквушку, о которой мы сказали, и часовню, но когда аббатом после него стал Го-дельперт, то он, поговорив с нашим названным аббатом [Иоанном]*, с позволения и разрешения названных князей выменялему это место, а именно, получив за него другое такой же величины [возле церкви святой Марии, которая называется церковью магистра Ланда]*, где аббат Иоанн собирался прежде построить наш монастырь; этот Годельперт, тут же придя к уже названным князьям, приобрёл у них ещё одно место на реке Вультурн и начал строить там монастырь в честь святого Винцентия, и собирать там монахов, которые были рассеяны по разным местам, и вновь прибирать к рукам имущества и владения этого монастыря, уже давно утраченные. А наш Иоанн, поддерживаемый немалыми утешениями со стороны родственников и друзей, начал тем не менее заново строить на этом месте, о котором мы сказали, монастырь в честь блаженного отца Бенедикта и в течение малого времени надлежащим образом завершил большую и красивую церковь, а также хозяйственные службы для разных надобностей монастыря, и собрал там более 50 монахов, намеревавшихся жить по уставу. Благодаря его старанию и заботе по милости Божьей вышло, что монастырь этот был возведён довольно быстро и наделён различными богатствами внутри и снаружи. Ибо этот аббат сделал там среди прочего служебник с покрытыми позолотой серебряными досками, а также Евангелие аналогичной работы. Весь алтарь он покрыл по кругу серебряной резьбой. Он сделал также красивейший крест с драгоценными камнями и смальтами для крестного хода; два серебряных подсвечника; кувшин с умывальной раковиной, точно так же серебряный; сосуды из [орихалка или]* меди для разных надобностей, весившие 600 фунтов; различные и многие церковные рукописи за целый год. Ризы, паллии, стихари, далматики и вообще всю утварь как для церковных, так и для личных надобностей он собрал в самом достаточном количестве. В это же время в названном монастыре произошло довольно удивительное знамение. Так, на главный алтарь этой церкви с третьего часа дня и почти до середины ночи пролилось такое количество воды, по капле, наподобие пота, что вымокли все покровы этого алтаря.

54. В Монтекассино же после восстановления всей кафедральной церкви, когда аббат собрал там несколько церковных украшений, он покрыл [белоснежными]* мраморными плитами также главный алтарь, в котором было погребено тело святого отца Бенедикта. Он же получил от названных князей Ландульфа и Ате-нульфа утвердительную грамоту на всё аббатство, а также ещё одну грамоту на двор Петра Меллария со всем лесом, каштановой рощей, всеми его владениями и четырьмя освобождёнными рабами с их сыновьями, дочерьми и всем их добром. Следует знать, что названные князья передали нам этот двор Петра Меллария на условиях обмена и получили от нас двор святого Бенедикта в Пантане возле Беневента, после чего пожертвовали его святой Софии, а именно келье нашего монастыря. [Аббат] передал в аренду Адальберту, сыну Райнерия, из Растелло несколько дворов этого монастыря в Мутинском графстве, в поместье под названием Персикета, до 800 югеров, дающих каждый год в качестве ценза по семь солидов. Он передал этому Адальберту в аренду также некоторые владения этого места в поместье Адили; впоследствии же Адальберт посредством грамоты передал в этот монастырь несколько своих дворов, которые тогда, очевидно, принадлежали ему в названном поместье Адили. Умер же названный аббат 31 марта и был надлежащим образом погребён в Капуанском монастыре. Около этих дней римлянами был низложен вышеназванный папа Иоанн, узурпатор апостольского престола, и на этот престол был возведён Лев VI.

Адельперт, 24-й аббат, поставленный всеми братьями [в 934 году Господнем]**, на шестой день после смерти своего предшественника, пребывал в должности 9 лет, жил в Капуе и там же умер. Он жил во времена папы Стефана VII и папы Иоанна XI, который был сыном папы Сергия.

55. В четвёртый год этого аббата, [10-го индикта]*, венгры, придя к Капуе в несметном количестве, опустошили и разграбили всё в её округе. Точно так же они поступили и с Беневентом, пройдя и опустошив Сарн, Нолу и всю Либурию; поскольку не нашлось никого, кто мог бы противостоять такому огромному войску, они опять вернулись к Капуе и простояли на Галлианском поле 1 2 дней. Именно в это время, когда они захватили множество наших людей, мы истратили на их выкуп немалые средства, а именно: большой венец из серебра с серебряными цепями; серебряную с позолотой кадильницу; четыре серебряных бокала; ложки из серебра каждая весом в три фунта; 20 таренов; ризу розового цвета за 15 бизан-тиев, ещё одну с серебряной каймой за 16 бизантиев и третью со львами; карнизы на покрове по четыре фута в длину и три пальмы в ширину; ткань с алтаря розового цвета за 16 бизантиев; 16 отличных ковров за 67 бизантиев; ткань admasurum за 8 бизантиев; 3 дверных занавески за 13 бизантиев; два каштана за два бизантия; три шёлковых паллия за десять бизантиев. После этого, возгордившись от такой славной победы, они, обременённые столь богатой добычей, вступили в область Марсику и начали делать то же самое, сжигая и разоряя всё вокруг. И вот, по воле и при помощи всемогущего [Бога] марсиканы и пелигны, собравшись вместе и устроив засаду в теснинах, мужественно напали на них и, почти всех перебив, вырвали у них из рук чрезвычайно богатую добычу в золоте, серебре, паллиях, а также разного рода скотине. Те же из них, которые смогли избежать мечей марси-канов, спаслись бегством и вернулись домой.

56. Иоанн, консул и герцог Неаполя, своей грамотой утвердил за аббатом и уступил ему церковь святой Цецилии, расположенную в Неаполе на Пальмовой улице и издавна принадлежавшую нашему монастырю, вместе со всеми её владениями, а заодно и келью святого Севера в Сорренто, также со всем её владением, и нашу келью в Доме Гентианы с лесом, пашнями, рощами и вообще со всем, что нам принадлежало в этом округе, постановив, чтобы во всём городе Неаполе наши монахи никогда не платили ни рыночной, ни портовой пошлины. В это же время Агельмунд, некий благородный муж из Викальбо, пожертвовал нашему монастырю свой двор под названием Прандули со всеми его владениями и ещё один двор в Патенарии с виноградниками и лугами и всеми его владениями, а также всё, что ему принадлежало по праву наследования как в городе Соре, так и в крепости, что зовётся Склави. При этом аббате Иоанн, настоятель [церкви] святого Спасителя, отдал в аренду имущества этого монастыря в Марке, Мануплелло, Оливето, Турри и в разных других местах и получил за них 200 солидов и сто модиев земли в деревне Гаулейяни. Точно так же Гариперт, назначенный этим аббатом настоятелем разных келий в Марке, отдал в аренду некоторые принадлежащие нам дома в Ларине. Сам аббат передал в аренду некоему Гримальду из Камерино все имущества этого монастыря, которые расположены в Термольских владениях, а именно на реках Биферн и Азинарик, возле деревни Гвиллиолизи и у моря, сразу получив в качестве платы сто солидов и ежегодно получая в качестве ценза восемь солидов.

Аббат Балдуин, [родом франк]*, 25-й от блаженного Бенедикта, жил во времена названных князей Ландульфа и Атенульфа и брата последнего - Ландульфа. Он по обычаю этого монастыря получил от господина папы Марина II привилегию.

57. Во времена этого папы Сико, епископ Капуанский, человек в особенности светский и неучёный, не побоявшись действовать вопреки божеским и человеческим установлениям, силой отобрал церковь святого Ангела в месте, которое в древности называлось «у Арки Дианы», [ибо там был храм этой Дианы]*, а ныне зовётся «в Формиях», а именно ту, которую его предшественник уже давно уступил нашему монаху для строительства там монастыря, и передал её в лен одному своему дьякону. Когда благодаря названному монаху это дошло до ушей названного достопочтенного папы Марина, он тут же отправил названному епископу письма апостольской строгости, в которых резко нападал на него и сурово уличал в незнании канонов, неграмотности и светском образе жизни, более того, в безрассудном прегрешении и нарушении установлений своего предшественника. Он поручил ему также без всякого промедления возвратить этому монаху названную церковь, чтобы в ней, как это было решено его предшественником под угрозой анафемы, был монастырь; а именно, он постановил, чтобы этот монастырь, с этого времени и впредь свободный от беспокойств и тягот со стороны как этого епископа, так и всех его преемников, вечно оставался под защитой и властью монастыря святого Бенедикта, который тогда был в Капуе; а того дьякона, которому названный епископ пожаловал эту церковь, он велел отстранить от всякого общения с этим епископом, разве что в служении алтарю. Если же он посмеет не подчиниться всему этому хотя бы в малой степени, то пусть знает, что будет в этом случае лишён священнического сана и связан узами отлучения. [Названный аббат приобрёл также у папы Агапита II ещё одну грамоту на монастырь святого Стефана возле Террачины, который велел построить блаженный отец Бенедикт, чудесным образом явившись в видении, как то можно прочесть в его житии.]*

58. В это время, когда монастырь святой Софии в Беневенте насилием князей [на несколько лет]* был отнят у этого монастыря, аббат, показав грамоты римских понтификов и королей, которые утверждали названный монастырь за этим местом, тут же получил его обратно и вернул под власть этого монастыря. Но, когда спустя малое время [этот аббат]* был вызван вышеназванным папой, [господином Марином]*, в Рим, и этот понтифик поручил ему ввиду его великой мудрости [и могущества]* аббатство святого Павла, монастырь святой Софии вновь был захвачен князьями и изъят из-под нашей власти. Почти в те же дни, когда умершему Марину на апостольском престоле наследовал Агапит и аббат пожаловался ему по этому поводу, этот папа тут же написал названным князьям, резко упрекая их в том, что они посмели сделать подобное, и в то же время увещевая их и умоляя без всякого промедления и целиком вернуть этот монастырь нашему аббату. Если же они поступят иначе, то пусть знают, что они тут же будут связаны узами анафемы. Подчиняясь его повелению, князь Атенульф тут же вернул нашему аббату этот монастырь и собственной грамотой навечно утвердил за этим монастырём всё, что поначалу было пожертвовано здесь господином Арихизом, со всем, что было впоследствии пожаловано там то ли отдельными князьями, то ли прочими верующими. В это же время он по просьбе названного аббата уступил келье святого Бенедикта в Кавдине восемь семей крепостных, а также выдал ему ещё одну грамоту на владения всего аббатства.

59. Около этих дней, когда князья из жадности или ради выгоды взяли уже под свою власть также наш монастырь, который был тогда в Капуе, и братья, там обитавшие, стали в результате этой оказии жить [совершенно]* по-мирскому, вышеназванный папа Агапит, узнав об этом, по совету нашего [достопочтенного]* аббата [Балдуина]* тут же посылает названным князьям весьма суровые и апостольской строгости письма, резко укоряя и обличая их беззаконие, то, что они осмелились совершить такое святотатство, и велев, сверх того, не сметь более осуществлять какую-либо власть в этом монастыре. А все монахи со всем монастырским имуществом должны немедленно возвратиться в прежний монастырь - в Монтекассино, чтобы по уставу служить там под началом своего аббата Господу, оставив в Капуан-ском монастыре разве что двух или трёх престарелых братьев. Если же князья или монахи дерзнут поступить иначе, или захватить что-либо из имущества этого монастыря, или посмеют сделать вследствие этого какое-либо иное распоряжение, помимо воли аббата, пусть знают, что если они не образумятся, то будут отлучены апостольской властью. От этого же святого понтифика названный аббат получил грамоту на монастырь святого Стефана возле Террачины, который велел построить блаженный отец Бенедикт, как записано в его житии, чудесным образом явившись в видении.

Имеется также утвердительная грамота королей Гуго и Лотаря, [выданная] этому аббату на все владения этого места; в это же время, желая вернуть в прежнее состояние монастырь святого Ангела в Баррегии, разрушенный агарянами, эти же короли собственной грамотой утвердили там всё, что ему передали в качестве королевского дара прежние короли. [Затем, в те времена, когда церковь в Цингле была разорена сарацинами, Иоанн, настоятель этой кельи, взяв из утвари и сокровищ всё, что смогло каким-то образом уцелеть, с согласия нашего аббата отправился в Капую и начал строить там монастырь. В то же время достопочтенный папа Марин своей грамотой утвердил за Монтекассинским монастырём эту церковь святой Марии в Капуе со всеми её владениями. Точно так же её утвердили за нашими аббатами Балдуином, Алигерном, Мансо, Атенульфом, Теобальдом и Фридрихом Иоанн XV, Бенедикт VIII, Лев и Стефан IX.]**

В эти же дни, когда Василий, императорский протоспафарий, находился в Салерно, он по предписанию аббата выдал прибывшим туда нашим монахам грамоту на возвращение и подтверждение всех владений этого монастыря по всей Апулии, а именно, которые мы в то время считали утраченными, то есть: церковь святого Бенедикта в Лезине со всеми её владениями и несколько домов в самом этом городе; рыбные ловы на Лаури и ещё одни рыбные ловы там же; в Аскуле -одноэтажный дом, дворы и колодцы; у Мелессаны - дворы и колодцы; у святого Иоанна в Руллиане - дворы; у святого Декорентия - земли; в старой Канозе -церковь святого Бенедикта, мельница и дворы; в Монорбино - пещеру, где находится церковь святого Спасителя, и земли; в Андрии - виноградники и оливковые сады; на реке, что зовётся Монашеской, - двор. Всё это названный Василий велел вернуть нашим братьям, утвердив это за ними грамотой, скреплённой собственной печатью, и велев, чтобы впредь никто не смел это захватывать.

Майельпот,26-й аббат, пребывал в должности 6 лет. [Он жил во времена императоров Романов и Никифора.]**

60. Став из настоятеля этого монастыря аббатом, он получил от названного князя Ландульфа грамоту на все имущества и владения этого монастыря целиком, а также на земли и поместья в Либурии, в месте, что зовётся «у Трефона», принадлежащие как нашему монастырю, так и его дворцу в этом месте. Названный князь выдал этому аббату также ещё одну грамоту специально на воды реки Саоны и прочие воды с их берегами и границами и на свободных женщин, которые были замужем за рабами монастыря, а также на владение и подтверждение всего аббатства. При этом аббате некий Лев, священник города Ларина, который впоследствии стал епископом, пожертвовал этому монастырю церковь святого Бенедикта, которая расположена внутри этого города, со всеми её имуществами и владениями; впоследствии же, во время аббата Алигерна, названный князь утвердил её за этим монастырём своей грамотой. Также Иоанн, некий монах, родом капуанец, пожертвовал этому монастырю церковь святого Вита, которая построена на горе святой Агаты, выше Капуи, возле места под названием Ферруцан , с рекой, мельницами и всеми владениями этой церкви, а также всем её движимым и недвижимым имуществом. Этот аббат отдал в аренду некоему Арихизу Теанскому церковь святого Адьютора в Алифах со всеми её владениями, а также лес, который называется Катулиска, и некоторые другие владения, которые, по-видимому, принадлежали нам на территории этого города, получив от него, помимо ежегодного ценза, четыре бизантия. Он отдал также в аренду на пятнадцать лет некоему судье Урсу все воды, рыбные ловы и земли во всех Лезинских владениях за уплату трёх бизантиев и 400 хороших угрей каждый год в месяце ноябре. Итак, после смерти этого аббата в ризнице Капуанского монастыря собрались господин Адальберт, славный епископ Капуанской церкви, господин Ардерик, епископ Теанский, а также Лев, достопочтенный аббат святого мученика Христова Винцентия, Арихиз и Задельфрид, благороднейшие судьи названного города, и гастальд Атенульф, весьма деятельный муж, и [25 октября]*, при единодушном их согласии и одобрении, всеми братьями с великой радостью и ликованием аббатом был избран господин Алигерн, бывший тогда настоятелем этого монастыря, муж весьма почтенный и вполне достойный, обладавший как божественным знанием, так и светской мудростью.

61. В этом месте, поскольку история в своём беге дошла до этого времени, кажется целесообразным коротко рассказать о том, как Итальянское королевство перешло от франков к немцам. Так вот, после смерти Людовика, сына Лотаря, о котором мы уже многое сказали выше, того самого, который, разделив с братьями Лотарем и Карлом франкское королевство, некоторое время владел Италией [в качестве счастливого жребия]*, Итальянское королевство захватил Беренгарий Фриульский, сын маркграфа Эберхарда; вскоре, однако, в самом начале своего царствования, он был разбит в двух битвах Гвидо, сыном графа Гвидо, и в конце концов бежал в Верону. [В это время, когда умер вышеназванный папа Агапит II, ему на папском престоле наследовал Иоанн XI, родом римлянин, сын Альберика, римского консула.] ** Гвидо же, после того как владел королевством примерно шесть лет, умер от кровавой рвоты и оставил королевство своему сыну Ламберту. Когда же и тот точно так же умер спустя шесть лет, три года правил Людовик, сын Бозо, короля Прованса. Затем против него в Италию пришёл сын короля Бургундии по имени Рудольф. Между тем папа Иоанн XI, соединившись с магнатами Италии, изгнал из неё Рудольфа и, отправив послов, пригласил Гуго, герцога Аквитании, который тогда славился великой мудростью и доблестью. Тут же поставленный королём, он вместе с сыном Лотарем весьма деятельно и мужественно владел Итальянским королевством в течение нескольких лет. Вместе с этим Гуго в Италию пришёл и Аццо, граф Бургундии, дядя того самого Берарда, который был прозван Франциском и от которого произошли графы Марсики. Малое время спустя этот Гуго короновал сына и сочетал его браком с благороднейшей супругой Аделаидой из тосканской знати; когда же его начали уже ставить ни во что, как старика, и он стал терпеть тяготы и обиды, он оставил ему это королевство, а сам со всеми своими сокровищами удалился в Бургундию и, построив там за собственные средства монастырь, который зовётся монастырём святого Петра в Арле, обогатил его в достаточной мере и стал там монахом. Затем, почти четыре года спустя, Лотарь, впав во внезапное безумие, окончил свои дни и таким образом положил конец правлению в Италии франкских королей. Когда он умер, его жена Аделаида укрылась у Атто, своего родственника, в Каноссе, сильно укреплённом замке. Между тем Беренга-рий вместе со своим сыном Адальбертом, весьма деятельным мужем, желая захватить королевство и стремясь поэтому любыми способами пленить названную королеву, осадил упомянутый замок и [стоял там] почти 3 года. Атто же тем временем, посоветовавшись, вместе с королевой отправляют к Оттону, герцогу Саксонии, славному тогда победой над венграми, гонца, который, по порядку рассказав ему обо всём, что у них произошло, умолял, чтобы он тут же пришёл в Италию, избавил их от осады со стороны Беренгария и взял в жёны саму королеву вместе с королевством. Названная крепость была уже почти что готова сдаться врагам, как вдруг по воле Божьей внезапно вернулся отправленный королевой гонец и, поскольку из-за весьма тщательной осады в крепость невозможно было проникнуть, этот хитрый лучник, тайно привязал письма и перстень, которые привёз от герцога, к стреле и, в то время как никто ничего не подозревал, пустил её в крепость. Смысл этих писем был следующим: герцог, перейдя Альпы, уже прибыл в Верону, а его сын Лиудольф отправился впереди него в Милан; они должны мужественно действовать, пока он в самом скором времени не придёт им на помощь; и в отношении брака, и в отношении других надобностей королевства он с Божьей помощью поступит по их желанию. Что же далее? После того как герцог пришёл, обратил в бегство Беренгария и Адальберта и, сняв осаду, захватил и отправил в ссылку в немецкую землю двух дочерей Беренгария, Оттон тут же вступил в брак с Аделаидой и положил начало правлению в Италии немецких королей с этого времени и впредь, а малое время спустя вступил в Рим и принял из рук папы Иоанна XII императорскую корону, а именно в 962 году от воплощения Господнего. [В этом же году, когда умер Роман, император Константинопольский, был поставлен Никифор.]* Итак, настало время нам, как мы, помнится, говорили во введении к этому сочинению, положить конец первой книге, зная, что конец книги даёт читателю отдохновение в его усилиях в той же мере, в какой гостиница даёт отдых путнику в его трудах. Равным образом мы считаем достойным, чтобы восстановление или, правильнее сказать, возрождение такого славного монастыря, наряду с правлением нового аббата стало началом новой книги и чтобы последующие времена излагались с согласия Господнего уже в другой книге.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ПЕРВАЯ

 

КНИГА ВТОРАЯ

Начинаются главы книги второй

О рукоположении, усердии и пленении аббата Алигерна.

О мести за него, а также о грамотах, выданных ему князьями, в которых они отказывались от [захваченных] у него земель.

Об умиротворении его земли и восстановлении монастыря.

О грамотах императоров как на это место, так и на [монастырь] святого Ангела в Баррегии.

О времени, когда тело апостола Матфея прибыло в Салерно.

О некоторых пожертвованиях в это место, а также о нескольких обменах, сделанных аббатом.

О владениях церкви святой Марии в Луко.

О землях, которые этот аббат передал в аренду, а также о том, с каким намерением он это делал и о цензе за них.

О том, как впервые возникло Капуанское архиепископство.

О том, как был убит князь Ланденульф и как за него отомстили.

Об удивительном землетрясении и о том, как древо святого Креста было доставлено в этот монастырь.

О вступлении в должность аббата Мансо.

О некоторых пожертвованиях и арендах.

О том, как князь Лайдульф присягнул этому аббату и что пожаловал ему.

О том, как Ландульф из святой Агаты, став князем, присягнул этому аббату и какие сделал ему пожалования.

О том, как аббат был обманут и ослеплён капуанцами.

О прибытии в этот монастырь святого Адальберта.

Также о приходе в это место святого Ромуальда и святого Бонифация.

Как сюда пришёл граф Олибан.

Как и по какой причине аббат Иоанн добровольно отрёкся от аббатства и о землях, переданных им в аренду.

О том, какое видение видели при его смерти.

О том, как сюда пришёл аббат Иоанн, и о том, почему он ходил в Иерусалим и как, вняв явленному в видении увещеванию вернуться, получил аббатство.

О монастыре святой Марии в Целле.

О том, как император Оттон отправился в Беневент, что совершил в тех землях и о том, как и где он умер.

О трудах аббата Иоанна.

Об обменах, пожертвованиях и арендах, совершённых при нём.

О монастыре святого Бенедикта в Суэссе.

Об уходе названного аббата в Капую и об аббате Доцибилисе.

Об устранении Ротундула и назначении Атенульфа.

О том, как был построен монастырь в Альбанете.

О пожалованиях императора Генриха и о трудах аббата Атенульфа.

О некоторых пожертвованиях в это место.

Как в это место был доставлен лоскут от полотенца Спасителя.

О восстановлении монастыря в Баррегии и о смерти того, кто его восстановил.

Соглашение или отказ герцогов Гаэтанских от пограничных земель этого монастыря.

О пожертвовании острова под названием Лимата.

О том, как норманны впервые пришли в эти земли и как они сражались с греками во главе с Мелом.

О норманнах, размещённых в Пиньятаро, и как был захвачен Датто.

О том, как император Генрих пришёл с войском против Трои и как аббат, бежав от него, умер в море.

О том, как князь Пандульф добровольно сдался Пильгриму и как последний спас этого князя от смерти.

О том, как этот император передал Капуанское княжество Пандульфу, графу Теанскому.

О назначении аббата Теобальда.

О том, как блаженный Бенедикт исцелил этого императора и какие дары император пожаловал этому месту.

О том, как он сжёг сочинение о перенесении святого Бенедикта, доказав его лживость. [О том, как этот император велел сжечь лживое сочинение о перенесении этого отца.]**

О том, как некогда этот император заболел по воле блаженного Бенедикта. [О том, как этого императора постигла Божья кара за то, что он не убоялся разместить коней в зале капитула этого монастыря святого Бенедикта.]**

О том, как Бамбергское епископство было выменяно на Беневент. [О том, как этот император построил церковь святого Георгия и, живя целомудренно, при смерти передал присутствовавшим епископам и аббатам свою жену девицей.]**

Видение, которое при смерти названного императора было явлено одному рабу Божьему. [О том, как аббат монастыря святого Павла в Риме вызнал у монаха Адама, действительно ли тело святого Бенедикта покоится здесь.]**

Сообщения о теле Бенедикта. [О том, как этот Адам видел святых Прота и Иакинфа в монашеском облачении.]**

О явлении святых Прота и Иакинфа. [О том, как названный господин Адам построил келью святого Бенедикта в Клии и святого Назария на реке Мельфи.]**

О церкви святого Бенедикта в Клии и церкви святом Назарии. [О том, почему провинция Капитаната зовётся Капитанатой.]**

О том, как была создана Капитаната. [О происхождении и детстве аббата Теобальда и о возобновлении монастыря святого Спасителя в Майелле.]**

О начале правления аббата Теобальда и его трудах в монастыре святого Спасителя. [О том, как этот аббат приобрёл для этого монастыря много добра.]**

Также о его трудах в этом месте. [О том, как аббатом Клюнийским в этот монастырь была доставлена рука святого Мавра.]**

О том, как сюда пришёл господин Одило, аббат Клюнийский, и, вернувшись домой, прислал в это место руку святого Мавра. [О том, как этому монастырю была передана половина замка Суйо и очень многие другие пожалования.]**

О некоторых пожертвованиях и арендах. [О том, как саксонец Адельмод, став монахом, велел изготовить серебряный крест почти в 70 фунтов.]**

О возвращении князя Пандульфа. [О том, как монах Павел, отправленный в монастырь святого Бенедикта в Капуе, вёл святую жизнь и как при его смерти явился яркий свет.]**

О гонении его и Тодина на этого места. [О том, как граф Теанский построил монастырь святого Иоанна в Капуе и о смерти папы Бенедикта.]**

О том, как аббат вернулся в Марку. [О том, как умер император Генрих и в короли был возведён Конрад, и об изгнании аббата Теобальда.]**

О том, как Пандульф велел увезти сокровища нашего и Капуанского монастыря. [О том, как Пандульф, князь Капуанский, довёл этот монастырь до такой бедности, что не было даже вина для совершения жертвоприношения.]**

О том, какое чудо случилось при постройке церкви святой Схоластики в Гаэте. [О том, как аббат Теобальд был изгнан из монастыря.]**

О смерти аббата Теобальда и достойном осуждения избрании Василия. [О том, как этот князь велел унести из монастыря священные сосуды, а также о смерти монаха, святого Доминика.]**

О его ничтожестве и о некоторых пожертвованиях. [О том, как в Гаэте была построена церковь святой Схоластики и о чуде с молотком, которое там случилось.] **

О том, как сюда приходил император Конрад и как был избран аббат Рихе-рий. [О том, как после смерти аббата Теобальда произошло избрание Василия.]**

О том, как Бог спас это место от пожара. [О том, как этот Василий дурно управлял этим местом, исполняя обязанности наместника князя.]**

О начале правления аббата Рихерия и о некоторых пожертвованиях в это место. [О том, как император Конрад пришёл в Капую, намереваясь исправить причинённое монастырю зло.]**

О том, как норманнами была завоёвана Апулия и о преемственности их графов. [О рукоположении и усердии аббата Рихерия и о том, как монастырю были сделаны многие пожалования.]**

О том, как названным аббатом был возвращён замок Бантра. [О том, как тело святой Луции было перенесено из Сицилии в Константинополь, и о приходе Роберта Гвискара.]**

О том, как этот аббат был схвачен Аквинскими графами и как возвращён обратно. [Об уходе императора Конрада и о том, как замок Атина отошёл к монастырю.]**

О том, как он добровольно отправился за горы, а также о чуме и покаянии аквинцев. [О том, как графа Аквина схватили аббата и завладели городом святого Ангела, от которого затем отказались в пользу монахов.]**

О том, как ему присягнули норманны и почему он разрушил город святого Ангела. [О том, как аббат Рихерий велел разрушить стены города святого Ангела.]**

О том, как норманны были перебиты в Сан-Джермано и как были возвращены все наши земли, которые они удерживали, вместе с замком святого Андрея. [О том, как норманны заложили замок святого Андрея и как они лишились его благодаря добродетелям блаженного Бенедикта.]**

О том, какие видения по поводу всего случившегося привиделись крестьянам. [О том, как блаженный Бенедикт сказал одному жителю Черваро, что он ушёл из монастыря из-за недовольства братьями.]**

О крепостных укреплениях и о мосте святого Андрея. [О некоторых пожертвованиях, церквях и арендах.]**

О том, как Пандульф вторгся с войском в эту землю и был постыдно обращён в бегство герцогом Атенульфом. [О крепостных укреплениях и о мосте святого Андрея в Теодиче.]**

О том, как Родульф, граф изгнанников, решив разграбить эту землю, на следующий день был найден мёртвым. [О том, как гаэтанцы призвали Атенульфа, графа Аквина, и поставили его себе в герцоги.]**

О том, как племянник этого аббата поднял мятеж в замке и как тот был возвращён. [О смерти графа Родульфа, который за день до смерти намеревался совершить злодеяния в земле монастыря.]**

О приходе императора Генриха в Рим и как он, низложив трёх [пап], поставил на римском престоле Климента. [О потере замка Бантра и о том, как монастырь возвратил его.]**

О его дарах в это место и о том, как он возвратил Капую Пандульфу и утвердил за норманнами все беневентские владения. [О том, как по просьбе короля Венгрии аббат отправил монахов в те земли.]**

О том, как папа Лев, вступив в должность, пришёл в этот монастырь и на обратном пути пожаловал нашему аббату церковь святого Иерусалима. [О том, как император Генрих начал вести переговоры об улучшении положения римской церкви.]**

О блуждании капуанцев, которые из-за замка Конки хотели прийти сюда и разграбить эту землю. [О том, как названный император пожертвовал этому монастырю пурпурную ризу, украшенную золотом и драгоценными камнями, наряду с другими дарами.]**

О том, как названный папа вновь приходил сюда и как он принял Беневент под свою защиту. [О смерти папы Климента и о святом Льве, который наследовал ему в должности папы.] **

О том, как был убит князь Гваймарий и как за него отомстили. [О том, как некие благородные капуанцы пытались изъять замок Конку из-под власти монастыря.]**

О пожертвовании братьев капуанцев. [О смерти Пандульфа, князя Капуи.]**

О том, как названный папа возвратил нам монастырь в Террачине и о том, как он сразился с норманнами в Апулии, а вернувшись в Рим, умер. [О прибытии святого папы Льва в этот монастырь.]**

О том, что совершили в Константинополе его послы. [О том, как Гваймарий, князь Салернский, был убит, и о том, как за него отомстили.]**

Об избрании папы Виктора и как Фридрих пришёл в этот монастырь. [О пожертвовании двух братьев капуанцев.]**

Об укреплении замка Сарацениска. [О том, как названный святой понтифик принял блаженную кончину.]**

О пожертвованиях графа Трасмунда и о том, как и где умер и был похоронен названный аббат. [О том, что совершили его послы в Константинополе.]**

О некоторых трудах этого аббата и об избрании аббата Петра. [О некоторых пожертвованиях, сделанных в пользу этого монастыря в Театинском графстве.]**

О нравах этого аббата и о пожертвовании монастыря в Лукке и о чудесах господина Иоанна Апулийца, настоятеля этого места. [О том, как замок Сарацениск был утверждён за этим монастырём.]**

О том, как названный папа с неудовольствием отнёсся к избранию нашего аббата и как наши старшие братья доказали его послам, что всё было сделано по уставу. [О том, как умер аббат Рихерий.]**

О том, как этот аббат отрёкся от аббатства и как был избран Фридрих. [06 избрании аббата Петра.]**

О начале правления Фридриха и о его посвящении, а также о привилегиях, принятых и данных им этому монастырю. [О том, как в городе Лукке был построен монастырь святого Георгия.]**

О том, как римляне избрали его папой и что он впоследствии сделал, когда вернулся. [О том, как названный понтифик с неудовольствием воспринял избрание нашего аббата.]**

О пожертвованиях епископа Марсиканского и других. [О том, как аббат Пётр отрёкся от аббатства и как был избран Фридрих.]**

О том, как этот папа, заболев, велел назначить после себя аббатом Дезидерия. [О начале правления этого Фридриха.]**

О том, как он велел вывезти все богатства этого места к себе в Рим и какое видение видели из-за этого. [О том, как названный аббат был избран в папы.]**

О его смерти и погребении. [О пожертвованиях епископа Марсиканского и др.]*

О том, как Минций, виновный в симонии, был поставлен папой. [О том, как этот папа поручил отвезти к нему все сокровища этой церкви.]**

О подарках Фридриха. [О смерти папы Стефана, который звался также аббатом Фридрихом.]**

[101. Как Пётр Дамиани и другие кардиналы вынуждены были искать убежище.

102. Об аббате Фридрихе, который звался также папой Стефаном, а также о его сделанных этому монастырю подарках.]**

Заканчиваются главы [второй книги]**

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА ВТОРАЯ

Аббат Алигерн, 27-й по счёту от блаженного Бенедикта, счастливо рукоположенный в этом монастыре, пребывал в должности 37 лет. Он жил во времена императора Оттона I Великого, о котором мы говорили выше, и его сына Оттона II, при [капуанских]* князьях Ландульфе, его сыне Пандульфе, чьё прозвище было «Железная голова» [и который начал править в возрасте шести лет по воле и с согласия отца]*, брате последнего - Ландульфе - и сыне - тоже Ландульфе, а также во времена римских понтификов - от Иоанна XII до Иоанна XV, от которых почти от всех он, не проявляя нерадения, получал в разные времена и привилегии, и грамоты. Среди них папа Иоанн XV к чести и уважению этого места, сверх прочего, сделал [апостольской властью]* добавление в своей грамоте, а именно, запретив всем епископам брать по тому или иному поводу у всех людей, подчинённых этому монастырю, и у всех церквей, принадлежавших ему по всем землям, десятину с пожертвований живых и умерших.

[5. В пятый год этого аббата, который был 954 годом от Рождества Господнего, тело блаженнейшего апостола и евангелиста Матфея, которое в разные времена покоилось сперва в Эфиопии, где он пострадал, а затем в Бретани, было наконец обнаружено благодаря откровению этого святого евангелиста и перенесено в Салерно. А три года спустя на небе были видны сразу два солнца, и в течение двух дней месяца июля море сделалось сладким от Неаполя до Кум.]*

1. Итак, происходя из знатного неаполитанского рода, он сделался монахом в монастыре святого Павла в Риме при вышеназванном аббате Балдуине, а впоследствии был переведён этим аббатом сюда и, став после кончины Майельпота, как уже было сказано*, из настоятеля этого места аббатом, начал восстанавливать это место на той основе, которую некогда заложили аббаты этого монастыря Лев и Иоанн, поскольку место это со времени аббата Бертария, когда его сожгли сарацины, и до него самого на протяжении около 67 лет было запущено, брошено и как бы совершенно покинуто. Правда, некоторое время назад, а именно при аббате Балдуине, наши монахи, которые до сих пор по необходимости вынуждены были жить сперва в Теане, а затем в Капуе, по распоряжению папы Агапита отчасти вернулись назад, как уже было сказано выше. Однако не только монастырь, но и вся равнина вокруг него так запустели тогда из-за набегов сарацин, что редко кто находился, вернее, не находилось почти никого, кто должен был бы оказывать жившим там рабам Божьим к^кие-либо повинности. Сверх того, графы Теанские, захватывая имущества этого монастыря, дошли до небольшой и ближайшей к монастырю горы, которую называют Тороккл. Также почти у самого Казина, который находится в двух неполных милях от города Сан-Джермано, аквинцы, во главе которых стоял в должности гастальда Атенульф по прозвищу Мегалу, удерживали всю, как говорят в народе, Флуметику со всем, что к ней прилегает. Итак, мудрый аббат начал искусно разыскивать владения монастыря, которыми тот издавна владел, по всем землям, и особенно по смежным с ним и расположенным по соседству, и всеми силами требовать их назад у тех, которые похитили их в неспокойные времена, находя и предъявляя пожалования и грамоты тех, которые в давние времена передали их монастырю. Но, когда он увидел, что никакими доводами, никакими просьбами не может склонить души этих [разбойников]* к возвращению этих земель, то пожаловался на это Ландульфу, недавно ставшему князем. Узнав об этом, [его] противники, сильно раздражённые его усердием и тщанием, поняв, что он со своей неусыпной заботливостью и настойчивостью не оставит их в покое, стали изо дня в день думать о том, как бы захватить его или по крайней мере причинить ему неприятности, какие смогут. Итак, когда он однажды был занят строительством замка, который называется Янула [и возвышается над церковью блаженного Германа]*, названный Атенульф, он же Мегалу, внезапно нагрянув вместе с несколькими рыцарями, силой захватил аббата и доставил его в Аквин, как весьма ценную добычу. Там во время общегородского зрелища он обрядил его в медвежью шкуру и напустил со всех сторон собак, чтобы травить его, как настоящего медведя, и бесчестил этот нечестивейший муж достойного человека многими оскорблениями. Услышав об этом, названный князь страшно разгневался из-за такого бесчестья, нанесённого столь славному мужу, и тут же приказывает Атенуль-фу явиться в Капую и в его присутствии дать аббату удовлетворение по законному приговору. А тот, сознавая, что по закону подлежит смерти за совершённое преступление, предпочёл скорее восстать и, полагаясь на значительные укрепления Аквина, отказался явиться ко двору князя.

2. Итак, князь, решив отомстить за нанесённую как ему, так и аббату обиду, пришёл к Аквину и, окружив осадными машинами его цитадель, в которой укрепился названный мятежник, осадил его. Итак, Атенульф, видя, что не может спастись от рук князя, повязал верёвку себе на шею и велел, чтобы жена своей рукой приволокла его к ногам князя. После этого князь тут же отдал его аббату таким, как он был, связанным со всеми его людьми, чтобы тот делал как с ним, так и со всеми его людьми всё, что пожелает. Так Атенульф, поняв, что оказался в плену своего пленника по справедливому приговору Божьему, тут же добровольно и весьма охотно составил грамоту об отказе от всех монастырских владений, которые до сих пор удерживал, и смиренно передал её в руки аббата; таким образом, после этого и ему, и всем его людям аббатом наряду с прощением за преступление была возвращена личная свобода [без всякого выкупа]*. В результате подобной оказии отец Бенедикт начал понемногу возвращать и получать обратно свои уже давно захваченные имущества. Ибо малое время спустя графы Теанские, побуждаемые свыше, также передали аббату подобные грамоты об отказе от тех земель, которые они удерживали.

Итак, ничуть не медля и считая неправильным упускать благоприятное время, аббат тут же испросил и получил у названного князя Ландульфа и его сына Пандульфа жалованную и утвердительную грамоту на всё аббатство целиком, а именно, согласно указанным выше границам, которые впервые установил во времена Петронакса герцог Гизульф, а впоследствии во времена Теодемара подтвердил императорской грамотой император Карл. Он также просил у этих князей выдать ему ещё одну грамоту особо на замок святого Ангела и на башню святого Георгия, а также на все замки и крепости, которые впредь будут построены во владениях монастыря. Также другую [грамоту] - на лес в Доме Гентианы и ещё одну - на все рыбные ловы в Лезине со всем их устьем и с церковью святого Фоки, которая там есть, а также на несколько домов в самой Лезине. Впоследствии же он как от названного Пандульфа, так и от Ландульфа, его сына, вновь получил по одной грамоте на все пределы и владения этого монастыря. Однако враги истины, не в силах успокоиться по поводу всего этого, всякий раз, как выдавался удобный случай, то из Аквина, то из Понтекорво, а то и из Теана пытались спорить с нами о границах этого монастыря. Однако всякий раз, как они сходились с нашими в суде, их постоянно побеждали вескими доводами, и они вынуждены были правдиво опровергать то, о чём лживо спорили. Поэтому и случилось, что у нас по такого рода случаю хранится множество памятных грамот подобных конфликтов и отказов. [В это же время аббат, придя к уже названным князьям, просил, чтобы они дали нашей Цингленской келье место за воротами святого Ангела для постройки монастыря служительницам Божьим, ибо тот монастырь, что был в самом городе, казался тесным и несоответствующим для проживавших там служительниц Божьих. А те, согласившись, определили место за пределами городских стен, где должны строиться замок и монастырь, и пожаловали ему [пространство] за стеной, которое тянется до реки.]** В это же время названный аббат получил от Мариана, императорского антифата, патриция и стратига Калабрии и Лангобардии, грамоту, согласно которой ему разрешалось без всякого противодействия и помех [идти, куда он захочет]*, и разыскивать все наследства и владения этого монастыря по всем землям и получать их обратно, по крайней мере после того как будут приведены законные и соответствующие доводы.

3. Вскоре мудрый аббат, пригласив отовсюду из соседних земель, которые не были опустошены агарянами, крестьян, поселил их вместе с их семьями в тех владениях монастыря, которые нуждались в земледельцах, и как с теми, которых он поселил, так и с теми, которых застал там, заключил договор об аренде, согласно которому они должны были ежегодно давать монастырю седьмую часть с трёх продуктов всей этой земли, то есть с пшеницы, ячменя и пшена, и третью часть - с вина. Прочим они могли владеть на благо себе и своим ближним, что нерушимо [и постоянно]* соблюдается по сей день. Итак, наполнив таким образом и заселив по большей части землю поселенцами из разных областей, он взялся за восстановление и улучшение хозяйственных служб монастыря, как то уже давно было начато его предшественниками Львом и Иоанном. Итак, снабдив новыми кипарисовыми балками, он покрыл черепицей всю церковь, которую построил названный Иоанн, украсил стены разными цветами, а пол вымостил многообразием различных камней. Также сам алтарь блаженного Бенедикта он со всех сторон обложил серебряными плитами и сделал из серебра также фасад алтаря святого Иоанна. Кроме того, он сделал из серебра немалых размеров крест, переплёт Евангелия, со всех боков выложенный позлащённым серебром, смальтами и драгоценными камнями, три серебряных венца, а также чаши, кадила, разные церковные украшения и множество рукописей. Между тем, восстановив некоторые жилища этого места, он, словно второй Петронакс, начал жить с братьями по правилам устава и по древнему обычаю монастыря. В Капуанском же монастыре он наряду с некоторыми церковными учреждениями создал и колокола, и рукописи, а к церкви пристроил и расписал алтарь вместе с гробницей, весьма украшенный в западной части.

4. В это же время Оттон I, в третий год своей императорской власти, по ходатайству своей жены, императрицы Аделаиды, выдал этому монастырю генеральную грамоту, подтвердив всё, что было до сих пор пожаловано теми или иными лицами по разным местам. Также спустя примерно четыре года к нему пришёл Павел, аббат святого Винцентия, и, умоляя его от имени нашего аббата, получил от него ещё одну, более полную грамоту о подтверждении всего аббатства по обычаю прежних императоров. Этот император пожаловал нашему аббату монастырь святого Ангела в Баррегии со всеми его кельями и владениями; этот монастырь в то время, согласно грамоте, [выданной] названным императором, удерживал на протяжении своей жизни Альберик, епископ Марсики. Ещё пять лет назад император выдал этому монастырю святого Ангела утвердительную грамоту на все его имущества. Затем утвердительной грамотой, [выданной] Оттоном II на всё аббатство, названный монастырь святого Ангела вновь был закреплён за этим аббатом. Однако вышеназванный епископ Альберик, добившись в присутствии этого императора, находившегося тогда в Марсике, на горе под названием Цедици, грамоты об отказе тому в монастыре Баррегий, распорядился впредь оставаться при этом монастыре в покое, хотя сам этот епископ около шести лет назад по собственной воле передал монастырь святого Ангела блаженному Бенедикту посредством жалованной грамоты. Когда несколько лет спустя Гвинизий, епископ Марсики, сын этого Альберика, хотел возбудить по поводу этого монастыря тяжбу, поскольку его церковь якобы имеет по этому поводу грамоту императора, то был вызван нашими монахами на суд графов Марсики и, будучи уличён, вынужден замолчать. В результате такого рода оказии нам были возвращены три императорские грамоты, которые его отец получил по поводу этого монастыря. [В это время, после того как из жизни ушёл папа Бенедикт VI, на апостольский престол был возведён папа Бенедикт VII, родственник вышеназванного Альберика, римского консула.]**

5. В пятый год этого аббата, который был 954 годом от Рождества Господнего, тело блаженного апостола Матфея, которое в разные времена покоилось сперва в Эфиопии, где он пострадал, затем в Бретани и, наконец, в Лукании, в конце концов было обнаружено благодаря откровению этого святого евангелиста и перенесено в Салерно. А три года спустя на небе были видны сразу два солнца, и в течение двух дней месяца июля море сделалось сладким от Неаполя до Кум.

6. В это время папа Бенедикт, [о котором мы упоминали выше]**, посредством грамоты пожаловал аббату несколько своих дворов в графстве Абруццы, [в тринадцатый год своего пребывания в должности]*. В те же дни названный князь Пандульф посредством грамоты пожаловал в этот монастырь всё имущество Арихиза, сына Яниперта, которое у того было в Теане как в самом городе, так и вне его, вместе с церковью святого Сильвестра, которая была построена в этом городе, со всеми её владениями. Он выдал ему также другую грамоту на воды реки Саоны вместе с берегами по обеим её сторонам. Названный аббат пожаловался этому Пандульфу на Бернарда, графа Алиф, так как тот угрожал сжечь и разрушить крепость этого монастыря в месте, что зовётся Курвара, а людей этой крепости ограбить и избить. По этой причине князь, тронутый его криками, составил грамоту, по которой в случае, если названный Бернард или какой-либо человек, находящийся под его властью, посмеет причинить какую-либо тяготу или ущерб этой крепости или её жителям, ему придётся выложить тысячу золотых бизантиев по крайней мере для улаживания этой ссоры, как её положено улаживать по закону. Также Гизульф, князь Салернский, сын Гваймария Старшего, передал этому монастырю грамоту на четвёртую часть всего, чем герцог и маркграф Ламберт, казалось, владел в графстве Марсике, в Бальве, Фурконе, Амитерне, а также в Фер-манской марке и Сполетском герцогстве, за исключением рабов, которым он всем даровал свободу; а именно, всё это досталось ему в наследство от княгини Итты, бабки его супруги Геммы. Но и Боррел, граф из Пьетраббонданте, выдал этому монастырю жалованную грамоту на монастырь святого Евстафия в пределах этого замка, в месте под названием «у Арки», со всеми его имуществами и владениями и с владением 1723 модиев земли. Кроме того, некий священник по имени Иосиф из города Ларина пожертвовал нашему монастырю церковь святого Лаврентия, которую он построил в своём наследственном имении возле этого города со всеми её имуществами и владениями. Также некие аквинские благородные мужй, сыновья гастальда Родиперта, пожертвовали блаженному Бенедикту все свои земли в Аквинском округе, в месте под названием Публика, многочисленные поля и холмы. Также Гильдебранд, граф Соры, вместе со своими братьями выдал этому месту грамоту на половину Тавринского и Юлианского озёр, которые тянутся от Посты, со всем, что относилось к этой половине. Эти озёра целиком вместе с рекой Карпеллой и со всем, что к ним относилось, впоследствии закрепили за нашим монастырём князья Пандульф и Ландульф. Но и Рахиз, гастальд из Викальбо, пожаловал блаженному Бенедикту свой двор возле названных озёр, который зовётся ныне Поста, вместе с церковью святого Викторина, а также два леса в пределах Викальбо: один - в месте, которое зовётся Сильва плана, а второй -на горе Альбето, со всеми их пределами и владениями. В это же время люди из Викальбо приобрели у названного аббата ту возвышенность, где ныне находится город святого Урбана и которая издавна принадлежала нам, чтобы построить там крепость, и передали ему в Викальбо вдвое больше земли, чем получили сами. А аббат удержал за собой саму церковь святого Урбана с принадлежавшей ей собственностью и со всем двором внутри этого города, по крайней мере по сто римских футов во всякой стороне. Этот аббат передал некоему Аймераду некоторые церкви и земли на территории Марсики, принадлежавшие там этому монастырю, то есть церковь святого Спасителя в Авеццано, святой Марии в Оретино, святого Абундия в Арке, святой Марии в Монтороне и святого Антима в Вико, и в обмен получил от него церковь святого Ильи и святого Вита с 5000 модиев земли в Теа-тинском графстве. Он передал также церковь святого Комиция, святого Ильи и святого Вита в том же Теате и получил там церковь святого Тенестра с 3000 модиев земли и 5000 в Комино, а именно между Атиной, Викальбо и ущельем святого Леутерия. Также за церковь святого Феликса в Пульверио, то есть за 1100 модиев земли, он получил сто солидов, а в качестве ежегодного ценза - 5 солидов. В те же дни ему, обратившемуся в суд графов Марсики, было отказано в берегах Фуцины с их рыбными ловами, а именно от церкви святой Марии в Монтороне до церкви святой Марии в Палуде; это место тогда называлось Альторан; а также в двух семьях крепостных со всем их добром. Он жаловался также в суд маркграфа Андрея, посланника императора Оттона, в Сульмоне на Одеризия, графа Бальвы, который удерживал две наши церкви в деревне Пекторано*, то есть церковь святого Стефана и церковь святого Елевферия, и, сделав по этому поводу представление, тут же получил их обратно. Пригласив нескольких людей из города Термоли, он заключил с ними соглашение, по которому те обязались построить там, в наших владениях, в месте под названием Рипа Орса, на реке Триний, крепость, где должны были жить со всеми своими людьми и обрабатывать эти принадлежавшие нам там земли, с условием отдавать этому монастырю одну треть как с самой крепости, так и со всего, что они там произведут, а две трети оставлять себе. В это же время За-дельфрид, дьякон из города Лезины, пожертвовал в этот монастырь одну церковь своего права, посвящённую святому Мартину и построенную возле этого города, в месте под названием Алхизи, со всем её убранством и владениями. То же самое сделали Гварнерий, Лайдульф и Бассо Ларинские в отношении церкви святого Германа в месте, которое зовётся Акварола, возле Ларина. То же сделали и Иоанн, [сын Радефрида]*, и Бонуций, термольские горожане, в отношении церкви святой Троицы, которую они построили над морем, на берегу, который называется Петра Гермерисси. Тем же образом были пожертвованы нашему монастырю три церкви в Лимозано, то есть святой Марии, святого Петра и святого Бенедикта в месте Маккла Бона, со всеми имуществами и владениями этих церквей. Также Гвидо Аскуланский пожертвовал свой двор в Казали, в месте под названием Форце, то есть около 1500 модиев земли; однако он пожертвовал его церкви святого Спасителя в названном Аскуле для нужд этого монастыря. Также Эммо, некий марси-кан, пожертвовал нашему монастырю своё наследственное имение в Комино, то есть сто модиев земли, в месте, что зовётся Феррара, у Викальбо. Около этих дней Гизеперт, настоятель святой Софии в Беневенте, уполномоченный по делам этого монастыря в Лезине и Термоли, отказал Адельхизу, епископу Луцерии, в аренде, которую аббат Ангеларий некогда предоставил ему на всё, что принадлежало этому монастырю в названной Лезине, вновь оставив за ним на условиях аренды половину устья реки Лаури и саму эту реку сроком на 15 лет и с цензом в размере одного фунта золота в год. Гизеперт также пожаловался на суде в Термоли перед многими благородными мужами и судьями, которые там были, на некоего Кастель-гарда, который спорил с ним за один наш двор в названном Термоли, в месте под названием Казале Мари у святого Георгия; двор этот звался «у Феодосия»; именно этот двор наш аббат Деусдедит некогда купил у Адельперта, деда этого Кастельгар-да, за пятьсот золотых солидов вместе с домами, землями, виноградниками, лесами, лугами и водами и вместе с тем его выгоном, который он имел в Термулето, в означенных границах: спереди - река, которая протекает от святого Георгия к пруду и далее к Биферну; сзади - море; с одной стороны - Биферн; с другой - Живой ручей (Rivus vivus), который впадает в море. Когда их доводы были таким образом представлены судьям, названный Кастельгард признал себя вследствие этого проигравшим и посредством грамоты назначил в качестве примирения 1000 солидов, если бы он когда-либо вновь захотел отречься от этого. Также Констанций, настоятель церкви святого Бенедикта в Ларине, пожаловался на судебном заседании графа Мадельфрида на Аццо, епископа этого города, по поводу церкви святого Бенедикта в Петтинари, которую этот епископ присвоил себе со всеми её владениями, и, предъявив доказательства, по приговору графа и после отказа епископа получил её обратно; поскольку она была разрушена, он, восстановив её с самого начала, определил быть в ней монастырю, который до сих пор находился в самом городе, и начал благочестиво жить там вместе с братьями.

7. Этот аббат передал Райнальду, графу Марсики, в аренду монастырь святой Марии в Луко и [святого Эразма]*, а именно, согласно тем владениям и границам, в которых Гвальтерий”, священник и монах, почти двадцать лет тому назад передал в монастырь эту церковь, пожалованную ему графиней Додой, в размере примерно 600 модиев земли. Впоследствии некоторые верующие обогатили этот монастырь святой Марии разными и многообразными церквями и владениями там и сям; те из них, которые мы смогли отыскать, мы сочли целесообразным привести здесь. Это: церковь святой Марии в Пассарано и святого Себастьяна там же; монастырь святого Мартина в Тразакко; церковь святой Марии в Коллелонго; святой Реституты в Морреи; святого Стефана, святого Николая и святого Доната в Бальсорано; святого Креста в долине Ортуккле; святого Лаврентия в Вико; святого Иоанна в Безении ; святого Киприана в городе Марсикане; святого Спасителя в округе этого города; святой Варвары там же; святого Амвросия в Секун-цано; монастырь святой Марии в Цезах; святого Левкия в Марано; святого Власия в Мускози; святого Эразма в Помперано; святого Сильвестра в Пирете; святого Спасителя в Камерате; святого Германа в Петрелле Римской. Все эти церкви со всеми их владениями и принадлежавшим им движимым и недвижимым имуществом издавна принадлежали названному монастырю. И, сверх того, наследственное имение Петра Маймона в Оретино, большое и славное, и наследственное имение Апика в Патерне, а также наследственное имение Бетто Раттруды в Авеццано.

8. Кроме того, названный аббат приложил величайшие усилия для получения назад и собирания, а также выкупа и передачи в аренду всего того из владений нашего монастыря где бы то ни было, что в прежние времена было утрачено или потеряно и что он определённо смог отыскать. Он также весьма усердно раздавал в аренду имущества этого монастыря и монастыря святого Ангела в Баррегии, как то содержится в тех арендных грамотах, для того, чтобы за счёт такого рода денег восстановить названный монастырь и чтобы благодаря подобным свидетельствам доказать на будущее время, что всё это относится к юрисдикции нашего монастыря. Так, сдав в аренду сыновьям некоего Гизо из Абруцц двор в Бигано размером около 400 модиев, он получил за это 600 солидов, а в качестве ценза ежегодно получал 20 солидов. Он также [сдал в аренду]: в Абруццах двор Туллиана за 300 солидов и 23 солида в качестве ценза; там же двор под названием Бассан за 100 солидов и 15 в качестве ценза; там же в местечке Ароле 400 модий земли за 600 солидов и четыре в качестве ценза; двор Мариана за 168 солидов и семь в качестве ценза; также двор Туллиана и другие земли за 16 фунтов и 20 солидов в качестве ценза; также ещё один за 300 солидов и 16 в качестве ценза. В Пенненском же графстве он [сдал в аренду]: двор святого Сильвестра в Долиоле за 400 солидов и 15 в качестве ценза; двор святого Георгия в Коллине за 200 солидов и 10 в качестве ценза; землю в местечке под названием Циккле за 500 солидов и 10 в качестве ценза; землю в Патерно и Доме Пунта за 160 солидов и четыре в качестве ценза. В Марсике: церковь святого Викторина в Челано и святого Бенедикта в Тилии за шесть фунтов и 8 тремиссов в качестве ценза. В Бальве: церковь святого Меркурия и святого Цезидия [и другие имущества во Флатурно]** за четыре фунта и 10 тремиссов в качестве ценза; и там же церковь святого Бенедикта в Преторио за два фунта и два солида в качестве ценза. Он отдал также в аренду Иоанну, некоему священнику, и Маральду, гастальду города Канны, рыбные ловы этого города в месте под названием Цаппинета сроком на десять лет за ценз в 14 связок рыб, содержащих по 40 хороших рыбин в каждой связке; а также церковь святого Бенедикта, расположенную в тех же Каннах за ценз в два солида. Он также передал в аренду рыбные ловы в Лезине и на реке Лаури за ценз в 30 бизантиев. Ландульфу, графу Изернии, он передал в аренду все владения в землях, что зовутся Каприата. Малое время спустя этот граф полностью возвратил их в этот монастырь, наряду с прочими пожертвованиями передав сюда на воспитание своего малолетнего сына. Некоему священнику Льву и Иоанну Генко он передал в аренду церковь святого Андрея и всё, что к ней относилось, в Кавдинской долине, в местечке Паулизи, за множество приношений и повинностей с их стороны. Точно так же он сделал и в отношении многих других владений по разным местам и провинциям, о которых мы сочли излишним упоминать и писать здесь.

9. В 19-й год этого аббата папа Иоанн, будучи изгнан из Рима, пришёл в Капую и по просьбе названного князя Пандульфа впервые учредил тогда в этом городе архиепископство, посвятив там [в архиепископы]* Иоанна, брата этого князя. После него господин Лев, монах нашего монастыря, исполняя в этом городе обязанности архиепископа четыре с половиной года, оставил преемником своей должности Герберта, монаха нашей обители. [В этом году солнце покрылось мраком в третьем часу 22 декабря, так что высыпало много звёзд] *. В следующем же году, когда умер Оттон I, его сын Оттон II по прозвищу Рыжий пришёл в Капую и отправился в Тарент, в Метапонт, а затем в Калабрию. Благополучно вернувшись оттуда домой, он в 983 году Господнем, собрав огромное войско, вновь спустился в Калабрию, чтобы сразиться с сарацинами, но благодаря попущению Господнему был ими побеждён и едва мог сам спастись вместе с немногими. Итак, придя в Капую, он утвердил княжество за вдовой князя Пандульфа Алоарой и их сыном Ланденульфом. Ибо Ландульф и Атенульф, сыновья этой Алоары, погибли в названной битве. А сам император, отправившись в Рим, чтобы вновь собрать войско и возобновить войну, умер в это же время и был погребён в атрии церкви блаженного апостола Петра в порфировом гробу, [слева от входа в притвор этой церкви]*, и престол получил его сын Оттон III.

10. Итак, когда Алоара провела в своей должности около восьми лет, она оставила во главе княжества своего сына Ланденульфа, который спустя четыре месяца был жестоко убит некоторыми своими людьми - неверными капуанцами в четверг Святой Пасхи, возле церкви святого Марцелла, в которую он торжественно шёл в этот день по княжескому обычаю этого города. Узнав об этом, Трасмунд, граф Театинский и маркграф, родственник этого князя, собрав ради отмщения за его убийство [немалое]* войско, вместе с Райнальдом и Одеризием, графами Марсики, пришёл к Капуе почти два месяца спустя и, осадив её, опустошал в течение 15 дней. Впоследствии же, опять-таки ради отмщения за этого князя, к Капуе вместе с названными князьями пришёл присланный императором маркграф Гуго и осаждал её отовсюду в течение многих дней, пока ему не сдались те, которые убили названного князя. Заполучив их, он шестерых из них повесил на перекрёстках, а остальных наказал различными и разнообразными карами.

11. Почти за два года до этого и в Капуе, и в Беневенте произошло страшное землетрясение, так что оно обрушило множество домов в Капуе и заставило колокола этого города звучать сами собой. В Беневенте же оно разрушило Виперу и повалило 15 башен, в которых погибло 150 людей. Оно разрушило большую часть Ариано и Фригента; обрушило почти половину города Компсы и убило её епископа наряду со многими другими. Ронсу же оно утопило вместе со всеми почти жившими в ней людьми. В те же дни брат аббата Алигерна по имени Лев, по исповеданию монах, возвратившись из Иерусалима, привёз с собой немалую часть древа Креста Господнего, выложенную золотом, драгоценными камнями и жемчугами, и весьма благоговейно пожертвовал её этому святому монастырю 5 ноября. Умер же названный аббат 23 ноября и был с почётом погребён в церкви святого Бенедикта.

12. Мансо, 28-й аббат, пребывал в должности 11 лет.

Он был двоюродным братом князя Пандульфа и в то время, когда умер аббат Алигерн, возглавлял монастырь святого Магна", расположенный возле города Фонди; аббатство же этой обители он получил, опираясь на поддержку родственных ему князей, а не на согласие монахов. Потому и случилось, что некоторые из старейших ц лучших братьев этого монастыря предпочли скорее уйти оттуда, чем оставаться при нём. Одним из них был господин Иоанн Беневентский, который впоследствии стал аббатом, вторым - господин Теобальд, тоже ставший впоследствии аббатом, а также господин Лиуций, один из наиболее благочестивых и старых монахов этого места, и пятеро других, имена которых не приходят на память. Причём трое первых отправились в Иерусалим, а остальные пятеро - в Ломбардию; когда маркграф Гуго из величайшего почтения к этому месту принял их с великими почестями, они благодаря его щедрости построили в тех землях пять монастырей и установили там весь распорядок, согласно традиции этого монастыря. Здесь в качестве дара этого маркграфа хранятся два серебряных венца.

13. В это же время вышеназванный Оттон III по настоянию своей матери, августы Феофано, выдал нашему монастырю грамоту*, подтвердив по обыкновению все его владения. Кроме того, Гизульф, граф Теанский, сделал в этот монастырь пожертвование в виде местечка или замка под названием Казале Каспули со всеми его пределами и владениями. Также Бертерам, благородный муж из Пен-ненского графства, пожертвовал блаженному Бенедикту свои имущества в месте под названием Фонте Текта вместе с церковью святого Флавиана, половиной крепости на холме Карелло и крепостью на горе Петитто, и с другими своими дворами, то есть 700 модиев земли. Но и Пётр, некий священник из Кампомаура-ни, пожертвовал в это место церковь святой Марии, которую он сам построил в своём наследственном имении над озёрами этого города, вместе со многими землями и со всеми её владениями. Также Теммарий, некий сиятельный муж из Аб-руцц, выдал святому Бенедикту грамоту на все свои владения в Пенне и Абруц-цах вместе с церковью святого Павла и святого Иоанна в Буссете и дворами по разным местам, то есть 1100 модиев земли. То же самое сделал и клирик Трасмунд в отношении своего двора в Абруццах под названием Целли и всего, что к нему относилось и прилегало, то есть в отношении 300 модиев земли. То же сделал и Гримоальд, аквинский судья, в отношении церкви святого Ангела на горе, которая называется Аспран, с немалым количеством земли и прочими её владениями.

Этот аббат предоставил аренду некоторым нашим, согласно правилам аббата Алигерна, и разместил их возле святого Ильи, чтобы они, во-первых, восстановили эту разрушенную варварами церковь, а во-вторых, обрабатывали земли в её округе, согласно установленным границам. Также Ланденульфу, епископу престола в Луцерии, он отдал в аренду рыбные ловы в Лезине, и этот епископ должен был каждый год на Рождество Господне давать за это настоятелю [монастыря] святой Софии в Беневенте в качестве ценза 26 бизантиев на нужды монастыря. Он передал также в аренду Райнальду, графу Марсики, церковь святого Павла, которая расположена в Коминском округе, во владениях крепости Семи братьев, вместе с её достоянием и всем, что к ней прилегало, то есть 300 модиев земли, получив от него 50 солидов сразу и по 500 тинков получая ежегодно. Отдав также в аренду церковь святого Феликса в Пульверио и святого Максима в Театинском графстве, он получил 300 солидов единовременно и 8 солидов в качестве ценза. Церковь святого Ангела в Гальяно в Пенненском графстве [он передал в аренду] за сто солидов и семь в качестве ценза. Там же церковь святого Бонита - за 50 солидов и 3 солида в качестве ценза. Там же земли у Коронул и у источника Гермона - за сто солидов и один солид в качестве ценза. Там же земли в Пастине и в Альбинской долине - за 160 солидов и 8 солидов в качестве ценза. Также в Абруццах [он передал в аренду] некоему Одемунду двор в Мариано у самого водоёма и сто модиев земли на холме Морта - за сто солидов и пять солидов в качестве ценза. В это же время жители Террачины, увещеваемые своим епископом Иоанном, из-за напасти, которую тогда претерпели, в самый день Святой Пасхи все разом дали обет и обещали ежегодно давать в наш монастырь 6000 угрей и, присовокупив угрозу ужасной анафемы, велели составить по этому поводу грамоту для памяти потомков.

14. Этот аббат, после того как получил согласно обычаю привилегию от папы Иоанна XV, получил утвердительную грамоту на всё аббатство и от князя Ланденульфа, который, как мы уже говорили, был жестоко убит капуанцами [возле церкви святого Марцелла]*, а именно, согласно содержанию грамоты его отца. Также Лайдульф, брат этого Ланденульфа, который наследовал тому в княжестве, уступил ему 15 семей в городе Аквине из старожилов, которые там были. В девятый год его правления в должности аббата тот клятвенно обещал ему всяческую безопасность и заявил, что, пока жив, будет помогать ему во всём его аббатстве; он выдал ему также грамоту на Кастрокьело со всей горой, что зовётся Аспран, в размере её владений. Итак, поднявшись на вершину этой горы, аббат обнаружил там некоторые древние строения и хотел построить там крепость, но, не став это делать из-за недостатка воды, спустился вниз и построил на склоне этой горы замок под названием Сикка, [и построил там церковь в честь святого Креста]*.

15. Итак, вышеназванный император Оттон, отрешив от княжеской власти Лайдульфа и выслав его по ту сторону гор, поскольку говорили, что он замешан в убийстве брата, передал Капуанское княжество некоему Адемарию Капуанцу, сыну клирика Бальзама, который воспитывался вместе с ним с детства, которого он очень любил [и которого незадолго до этого он сделал маркграфом]**. Малое время спустя, то есть через четыре месяца, этот Адемарий был изгнан капуанцами из Капуанского княжества, а князем был поставлен Ландульф из святой Агаты, а именно сын Ландульфа, князя Беневентского. Он клятвенно утвердил за названным аббатом всё аббатство целиком со всеми его владениями в пределах Капуанского княжества, как тот держал его при вышеназванной княгине Алоаре и её сыне Ланденульфе, которые некогда утвердили его за ним, и заставил клятвенно подтвердить это 12 знатных капуанцев; он же [утвердил за ним] всё Аквинское графство целиком вместе с его епископством, а также крепость Тераме и крепость Арче со всеми их владениями, как тот в это время держал и владел. Он, сверх того, в той же грамоте утвердил и крепость Бантру, которая была собственностью графа Ландо, со всеми её владениями, а именно, с разными другими условиями, которые этому аббату показалось необходимым выпросить у названного князя, как то содержится в тексте его присяги.

16. Итак, помимо многих своих деяний, совершённых проворно и, если так можно сказать об отце такого святого места, некоторым образом по-мирски, - ибо он набрал для себя многочисленных рыцарей и немало наряженных в шёлковые одежды Ьлуг и никогда не бывал при дворе заальпийского императора без дела, - он возбудил к себе великую зависть и ненависть во всём княжестве главным образом из-за строительства вышеназванной крепости, ибо казалось, будто он желает присвоить себе не только аббатство, но и княжескую власть. Потому и вышло, что малое время спустя капуанцы коварно пригласили его, схватили и ослепили. К этой ненависти прибавилась также злоба Альберика, епископа Марсики, который, в то время как передал епископство своему сыну, которого родил от некоей блудницы, сам, несчастный, все силы направил на приобретение, если удастся, должности аббата этого места. Итак, узнав, что капуанцы сильно ненавидят названного аббата по указанной нами причине, он сперва переговорил с некоторыми весьма нечестивыми монахами, а затем договорился с некоторыми ещё более гнусными капуан-цами о том, что он даст им сто фунтов павийских денариев, если они сперва ослепят аббата, а затем передадут ему и сам Монтекассинский монастырь; а он, полагаясь впредь на их поддержку, овладеет им без всяких помех и противодействия. [Они условились] таким образом, что половину этой суммы он тут же передаст им через своих посланцев, а вторую половину вышлет тогда, когда получит в свои руки глаза аббата. Когда это было таким образом оговорено между ними, обе стороны начали по мере сил думать: этот - о деньгах, а те - о злодеянии. И вот, этот лжеепископ прислал собранные им отовсюду деньги, как и обещал. Получив эти гнусные [деньги], [капуанцы] укрыли тех, кто их принёс, в неких тайных местах, а сами, придя к аббату, падают ему в ноги и коварно умоляют его прийти в Капую и, если у него есть какая-либо жалоба на кого-то из них, получить по этому поводу законное удовлетворение. Аббат же, поскольку ему внушали подозрение их уже давно известная ненависть и злоба, насколько мог, отказывался туда идти. Тогда те, считая маловажным то, что оскорбляют Бога, и думая, что можно обмануть того, кто осуществляет надзор за всем, тут же, принеся евангелие, клянутся, что целым и невредимым приведут аббата в Капую и точно так же целым и невредимым уведут его обратно к святому Бенедикту. Но, поклявшись в этом, они в душе коварно решили, что, после того как приведут его в Капую, отведут его в церковь святого Бенедикта, которая находилась в этом же городе, чтобы посредством такой коварной выдумки избежать клятвопреступления. Итак, обманутый такого рода хитростями, аббат поверил и, не подозревая ничего дурного, отправился вместе с ними в Капую. А те, которые уже давно по внушению дьявола зачали зло, наконец родили ложь и, как только ввели [аббата] в Капуанский монастырь, хватают его, как решили, и без промедления вырывают ему глаза; тщательно завернув их в платок, они тайно посылают их гонцам епископа, чтобы те отнесли их своему господину. Получив их, те сильно обрадовались и спешно отправились в обратный путь к своему господину. Но, о никогда не дремлющее око Божьего суда! Они уже добрались до поля, что зовётся Меций, возле самой Марсики и, беспечно остановившись там, устав с дороги, принимали пищу. И вот, когда они, как то в обычае у путников, спросили о новостях некоего странника, прибывшего из Марсики, тот сказал: «Умер епископ этой земли». Немало поражённые этими словами, они с крайним негодованием заявили, что он лжец и обманщик, не решаясь поверить этому. Однако, поскольку тот ещё твёрже и упорнее настаивал на истинности этого дела и сообщил им точный день и час его смерти, они, тут же зарыв в этом месте глаза, которые уже незачем было везти, вскочив на коней, мигом прилетают к дому несчастного епископа, [который был неподалёку]*, и обнаруживают, что епископ ушёл из жизни в тот же час, в какой названный аббат лишился света своих очей, а было это

14 ноября. Но, чтобы это случайно не показалось кому-то сомнительным или невероятным, я сам, хотя был ещё ребёнком, видел одного из тех посланцев, которых названный лжеепископ отрядил для подобного преступления, - священника Андрея, когда он с трудом мог передвигаться в постели и, прожив уже более ста лет, имел обыкновение со слезами и по порядку рассказывать всё это моему дяде, святой памяти Иоанну, епископу Соры, всякий раз как тот его спрашивал. В то время во главе Аквинского гастальдата стоял Атенульф по прозвищу Суммукула, а именно предок тех, которых ныне называют Аквинскими графами. Как только он узнал, что аббата ослепили, то обрадовался и до основания разрушил названный замок Сикку, который названный аббат построил незадолго до этого. [Этот аббат построил в Капуанском округе церковь в честь святого Аполлинария и в Либурии, у Дома Гентианы - церковь святого Иоанна, и в Казале - церковь святого исповедника Христова Мавра.]** Затем его преемник Иоанн уступил этому аббату церковь святого Мартина на Вультурне вместе с церковью святого Секундина, со всеми их принадлежностями и владениями, чтобы он, пока будет жив, мог там проживать с почётом и по своему усмотрению. Умер же названный аббат 8 марта [и был почтительно погребён в клуатре этого монастыря, возле церкви]*.

17. В это же время блаженный Адальберт, епископ славян, с разрешения римского понтифика оставив своё епископство, пришёл в наш монастырь, желая отправиться в Иерусалим, но, поскольку названный аббат и некоторые старшины этого места отговорили его туда идти, он, приняв это как совет, данный ему свыше, решил прожить здесь всю свою жизнь и никуда более не уходить. Но, когда однажды некоторые из старшин этого монастыря, любовно беседуя с ним, сказали: «Хорошо, отец, что ты остаёшься здесь с нами, здесь носишь монашеское одеяние, здесь ведёшь угодную Богу жизнь, хотя ты - епископ и можешь освящать наши церкви и возводить в церковный сан наших клириков», он, приняв эти слова с сильным неудовольствием, тут же удалился и смиренно отправился к святейшему мужу Нилу, который, как он узнал, вёл тогда весьма благочестивую жизнь в Валлелуче вместе с несколькими греческими братьями. В то время как он искал у него подходящего совета и узнал, что тот не может его принять, - ведь из-за того, что он ушёл из нашего монастыря таким образом, названный отец заявил, что не посмеет оставить его у себя, дабы по этой причине не быть самому изгнанным оттуда вместе со своими людьми, - он в конце концов вернулся по его совету в Рим, какое-то время прожил в монастыре святого мученика Бонифация, а малое время спустя был вновь отправлен римским понтификом в своё епископство. Итак, [видя, что он ничего там не добился]*, он вновь вернулся в Рим [и проживал в названном монастыре святого Бонифация]*; и вновь был отпущен [своим архиепископом - Майнцским]* в землю славян, и начал там проповедовать, и принял мученичество, после того как варвары отрезали ему голову ради Христа.

В эти же дни Оттон III получил из рук римского понтифика императорскую корону. А малое время спустя он обманом захватил Кресценция, римского сенатора, который, восстав против него, укрепился в замке святого Ангела, и тут же покарал его смертью, как виновного в государственной измене.

18. Тогда же муж Божий Ромуальд вместе с родственником императора, блаженным Бонифацием, который чуть позже сделался на Руси мучеником Христовым, и многими другими немцами из войска названного императора пришёл ради молитвы в монастырь блаженного Бенедикта. Здесь он тяжело заболел, но вскоре благодаря милосердию Божьему выздоровел и вернулся домой [; а именно, в то время, когда император обманом захватил Кресценция, римского сенатора, который, восстав против него, укрепился в замке святого Ангела на мосту святого Петра, и тут же покарал его смертью, как виновного в государственной измене] *.

19. Около этого времени некий Олибан, богатейший галльский граф, был убеждён названным мужем Божьим Ромуальдом, которому он исповедался в своих грехах, оставить свет и, придя под предлогом молитвы в монастырь блаженного Бенедикта, безвозвратно посвятить себя там служению Богу, ибо иначе, дескать, он не сможет спастись. Итак, оставив своё имущество сыну, он, не медля, вместе с огромными богатствами, а именно с пятнадцатью навьюченными сокровищами лошадьми, отправился в этот монастырь и, попрощавшись с теми, которые с ним пришли, заставил их вернуться домой, в то время как они до сих пор не подозревали в отношении него ничего подобного и плакали оттого, что он никогда больше не придёт.

20. Иоанн, 29-й аббат, пребывал в должности один год. [Как раз в это время луна окрасилась наполовину в кроваво-красный, наполовину в чёрный цвет]*.

Этот достопочтенный муж, когда, будучи уже отягощён старостью и болезнью, понял, что не может более нести бремя такого правления, добровольно, с согласия и по воле братьев, назначил вместо себя аббата, а сам, оставив аббатство, вместе с пятью братьями удалился в ближайшую пустынь, в место, которое и ныне называется Пирет, и там, построив в честь святых Козьмы и Дамиана небольшую церковь, живя в некоторой мере уединённо, в духовных трудах провёл оставшееся время своей жизни. Я слышал от одного старика, что когда он однажды отправился с войском против муниципия этого монастыря под названием Пиньятаро, чьи жители некогда попытались восстать [после смерти его предшественника]*, то одна церковь, расположенная возле этого города, была сожжена людьми, которые шли с ним, вместе с несколькими крестьянскими лачугами, и он, предавшись по этой причине великой и неумеренной скорби, найдя такого рода благовидный предлог, оставил аббатство. Он отдал в аренду Трасмунду, некоему клирику [из Абруцц]*, некоторые дворы, принадлежавшие этому монастырю в Абруццах по разным местам, размером примерно 400 модиев, за 200 солидов и ценз в восемь солидов; [передав в аренду]* также другие земли в местечке Циккле, он получил ту же цену и такой же ценз. Точно так же за третью часть двора в Москуфо и другие земли, отданные под видом аренды, он получил 400 солидов и в качестве ценза 24 солида.

21. Когда уже во времена аббата Теобальда он скончался, то в эту ночь один благочестивый брат по имени Иоанн в монастыре святого Лаврентия, что расположен в Капуе, предваряя по обыкновению бдения братьев, внезапно оглянулся во время молитвы и увидел над этой горой в воздухе яркий свет, а внутри этого света узрел душу этого Иоанна, которая подымалась к небу. Когда с наступлением утра он пожелал удостовериться в истинности видения, то отправился к Андрею, который тогда стоял во главе [нашего]* монастыря, [расположенного]* в самой Капуе, и, открыв ему то, что видел, настойчиво просил его немедленно отправить в этот монастырь своего человека, чтобы тот тщательно выяснил всю правду об этом деле и, вернувшись, рассказал им. Итак, гонец отправился в путь; и вот, когда ему ещё оставалась какая-то часть пути, навстречу ему выехал человек, который заявил, что направляется из этого монастыря в Капую, чтобы сообщить живущим там братьям о смерти названного [достопочтенного]* мужа [Иоанна]*. Когда он заботливо осведомился о часе его смерти, то услышал, что тот ушёл из этого мира в тот самый час, когда капуанец Иоанн по его словам видел, как его душа подымается к небу. Тогда оба они вернулись к тем, кем они были посланы: один сообщил в Капуе о смерти Иоанна, а другой рассказал в Монтекассино о видении, которое видели по поводу его смерти. Умер же Иоанн 14 марта.

22. Иоанн, ставший 30-м от блаженного Бенедикта аббатом, пребывал в должности 12 лет и 6 месяцев.

Ведя свой благородный род из сиятельной фамилии беневентских горожан, но с детства владея ещё более благородными нравами, он, когда исполнял должность архидьякона в церкви этого города, движимый любовью к небу, пришёл во времена аббата Алигерна в эту святую обитель и, отрёкшись от всей светской суеты, облачился в монашескую одежду. Когда он провёл несколько лет в занятиях святого образа жизни и Мансо занял после смерти Алигерна должность аббата указанным выше образом, он, уйдя оттуда, отправился ради молитвы в Иерусалим и целых шесть лет жил на горе Синай. Затем на протяжении некоторого времени он жил в Греции, на горе, которая зовётся Агионороз. В этом месте святой отец Бенедикт, явившись ему в видении однажды ночью, вручил ему пастырский посох, который, казалось, держал в руке, и велел как можно быстрее возвращаться в Монтекассинский монастырь. Когда с наступлением утра он рассказал отцу монастыря об этом видении, этот аббат постарался уговорить его и убедить в том, что, поскольку это, по-видимому, является Божьей волей, он не должен ею пренебрегать, но, сопровождаемый небесной милостью, должен поскорее собраться в обратный путь в свой монастырь [блаженного Бенедикта]*. Итак, послушный видению и увещеванию, Иоанн под водительством Христовым вернулся в это место; радостно приняв его, аббат Иоанн, его предшественник, тут же назначил его настоятелем, а малое время спустя, поскольку он, как сообщалось выше, был отягощён болезнью и возрастом, поставил его вместо себя, и он, после того как тот удалился в пустынь, наследовал ему здесь в управлении монастырём по выбору всех братьев. Он жил во времена папы Сильвестра II и Иоанна XVIII. В первый год своего пребывания в должности он принял от вышеназванного императора Оттона запечатанную золотой печатью утвердительную грамоту на всё аббатство. Этот же император, пробыв в названном монастыре несколько дней, пожертвовал блаженному Бенедикту два серебряных венца.

23. В это же время Райнальд, граф Марсики, сделал из церкви святой Марии, что зовётся «в Целле» в округе Карсоли, монастырь и, обогатив его немалыми владениями в округе, утвердил за этим монастырём также крепость, которая ныне зовётся Целле, а тогда называлась крепостью святого Ангела, со всеми её владениями. Пётр, некий священник из города Тибуртины, вместе со всеми своими подданными передал в этот монастырь жалованную грамоту на церковь святого Пастора, которая расположена возле этого города, со всем, что к ней относилось.

24. В третий год этого аббата, то есть в 1000 году от воплощения Господнего, названный император пришёл в Беневент и ради покаяния, которое наложил на него блаженный Ромуальд, отправился к горе Гарган. Вернувшись соответственно в Беневент, он просил у его жителей тело святого апостола Варфоломея. Те, не смея ему тогда ни в чём отказать, посоветовались с архиепископом, который тогда стоял во главе города, и ловко передали ему вместо тела апостола тело блаженного Павлина, епископа Нолы, которое весьма надлежащим образом покоилось в епископии этого города, и тот, увезя его, удалился, обманутый такого рода хитростью. Позднее, узнав об обмане, он страшно разгневался и весьма почтительно похоронил тело исповедника, которое увёз, на острове в Риме, а сам по горячим следам вернулся к Беневенту и некоторое время осаждал его со всех сторон, но, ничего в отношении его не добившись, возвратился в Рим. Когда он решил вернуться оттуда на родину, то умер в крепости под названием Патерн, неподалёку от города, что зовётся Кастеллана, отравленный, как говорят, женой сенатора Кресценция, обезглавленного им, как мы сообщали выше, которой он бесстыдно попользовался. Но, прежде чем жившим вокруг людям удалось узнать о его смерти, тело его, уснащённое благовониями, было увезено его людьми за горы [и погребено]*, а королём был поставлен герцог Генрих, его двоюродный брат.

[А названный Адемарий, надменный от большого могущества, пришёл к Аквину, чтобы сделать ряд назначений, но Атенульф Суммукула, о котором мы упоминали выше, укрепившись в Аквинской цитадели, решил ни в коем случае его не принимать. Случилось же, что однажды, в то время как Адемарий, выйдя из лагеря, прохаживался мимо с целью обзора города, Атенульф тайно вышел на разведку в поле с несколькими своими людьми, и они внезапно вышли навстречу друг другу. Когда Атенульф, испуганный столь неожиданной встречей, один обратился в бегство, Адемарий со своими людьми начал его преследовать. Но люди, которые были вместе с Атенульфом, увидев это, в то же время бросаются за теми с тыла и, некоторых из них убив, а некоторых обратив в бегство, хватают Адемария и уводят его в плен. И вот, Атенульф тут же, вопреки всякому чаянию, усадив того в курульное кресло, побуждает его ничего не бояться и сразу после этого, принеся евангелие, по обычаю становится его вассалом. Итак, видя по отношению к себе такую доброту Атенульфа, на какую никак не мог надеяться пленный, Адемарий тут же выдал ему грамоту на всё Аквинское владение и впредь велел всем именовать его не гастальдом, но графом. Итак, он был первым графом аквинцев, а это было первой их грамотой. Но спустя малое время, то есть через четыре месяца, Адемарий был изгнан из Капуанского княжества, и Ландульф из ...]*

25. Этот аббат изготовил большую серебряную и позлащённую дарохранительницу, [украшенную] смальтами и драгоценными камнями [разных цветов]*. Он изготовил два подсвечника 15 фунтов, а также два серебряных кадила шести фунтов. Он изготовил также некоторые церковные кодексы, большие и красивые, и пространство всего монастыря оградил стенами и башнями. Он, кроме того, построил церковь в честь святого [исповедника Христова]* Николая на небольшой горе, которая расположена рядом с господским лугом, возле города Сан-Джерма-но. Соревнуясь с ним, Теобальд, его настоятель, и сам приспособил для этого блаженного исповедника [Николая]** базилику в крепости святого Петра, что расположена у подножия этой горы, а именно в древней крипте, которая была построена из огромных камней в прекрасном языческом стиле в честь языческих демонов и расположена, кажется, возле церкви названного блаженного Петра. В это время, а именно в восьмой год этого аббата, страшное землетрясение более

15 дней сотрясало эту гору, так что церковь раскололась в нескольких местах.

26. Кроме того, Райнальд, вышеназванный граф Марсики, передал этому аббату один двор в Алифах, что зовётся [двором] святого Стефана, с 400 модиями земли и ещё один в Теане размером в 500 модиев в месте под названием Камп, а в замен получил от него грамоту на [церковь] святой Марии в Луко, [церкви] святого Эразма, святого Себастьяна и святого Ангела. Также граф Одеризий, сын этого Райналь-да, передал этому аббату город под названием Дом Фортина со всеми его владениями, а именно тысячу модиев земли, которые этот граф получил со стороны своей супруги Гервизы, и в замен получил от него крепость святого Урбана и другие церкви и дворы, принадлежавшие тому в месте Комино, примерно 900 модиев земли. Этот же Одеризий в последний год этого аббата вместе со своей супругой Гибборгой пожертвовали нашему монастырю церковь святого Феликса [в Комино, а именно, которая некогда принадлежала монастырю святого Ангела в Баррегии]**, во владениях Сан-Урбано с сотней модиев земли в её округе и ещё одной сотней возле Атины, в месте Валле Боне и со всеми владениями этой церкви. В это же время трое из наших монахов ушли к Гвальтерию, графу Лези-ны, и в его присутствии судились с некоторыми знатными людьми этой земли по поводу рыбных ловов этой Лезины, а также мельниц на Лаури, церкви святого Петра там же и прочих имуществах святого Бенедикта, как то содержалось в их грамоте об аренде, и названный граф, признав нашу правоту, приказал своей грамотой всё это целиком возвратить нашим монахам, назначив, кроме того, штраф в 2000 бизантиев для всякого, кто впредь пожелает судиться с нами по этому поводу. В эти же дни Губерт, епископ города Фермо, пожертвовал блаженному Бенедикту из имуществ своего права земли и виноградники, леса, луга и масличные рощи в усадьбе Оппиано, немалое владение, и в усадьбе Патерно точно также. Но и некий Гайдеризий из того же города Фермо выдал этому монастырю грамоту на одну церковь своего права, а именно церковь святого Бенедикта в месте под названием Самбуцет, с её имуществами и владениями. Также Ландульф, князь Салерно, став монахом при этом аббате, пожертвовал в этот монастырь все имущества, принадлежавшие ему по наследственному праву в графстве святой Агаты, а именно дом и несколько дворов с масличными рощами, виноградниками, мельницами и всем, что к ним относилось. Также Трасмунд, богатый и знатный клирик из Абруцц, о котором мы упоминали выше, постановил, чтобы церковь святого Николая, построенная на реке Трутин в месте под названием Сумузиа-но и наделённая им из собственных средств, стала монастырём, и передал его посредством своей жалованной грамоты под власть нашей обители. Точно так же и Тевто, сын Тевто, из тех же Абруцц пожертвовал нашему монастырю церковь святого Иоанна в месте, что зовётся Скорцоне, а именно ту, которую он наделил за счёт собственного имущества и преобразовал в монастырь святых дев. Таким же образом и Райнерий, сын Иосифа, передал блаженному Бенедикту одну церковь своего права, а именно святого Николая в Пенненском графстве, в месте, что зовётся Самбуцета, со всеми её украшениями и владениями. Тот же Райнерий примерно шесть лет назад выдал нашему монастырю грамоту на все имущества и владения своей собственности, которыми он, казалось, владел в графствах Пенненском, Театинском, Аскуланском и Абруццском, а именно, на крепость Амблето, на Фараоне, Мурро, Канталупо, Атерн, Арке и на многие свои дворы, то есть примерно на 8000 модиев земли. В это же время граждане Террачины, увещеваемые своим епископом Иоанном, пожертвовали в монастырь святого Стефана в Террачине одни рыбные ловы, расположенные у самой реки этого города в месте под названием Гамбара и до самого моря, установив штраф в три фунта золота для тех, кто когда-либо попытается их отнять. Точно так же патриций Роффрид пожертвовал там одни свои рыбные ловы на названной реке у Террачины, в болоте Тразекту. Около этих дней некий Франко, священник и монах, выдал этому монастырю грамоту на одну церковь своей собственности имени святого Бенедикта в пределах Монтичелли, в месте Салабука, возле Биферна, со всеми её имущества-ми и владениями. Луп, сын Аццо, из Абруцц передал этому аббату в качестве пожертвования всё своё добро вместе с пятью церквями, то есть святой Виктории в Мурро, святого Каликста в Колле, святого Антима в Коммиано, святого Архангела в Фавниано, святого Андрея в Цезуле, примерно с 500 модиями земли и всем без исключения принадлежащим ему имуществом в Абруццах. Также Адам по прозвищу Салих пожертвовал в этот монастырь церковь святого Мартина в Театинском округе, в месте, что зовётся Корнекклан, с сотней модиев земли вокруг этой церкви и с прочими её владениями. Этот аббат отдал в аренду [церкви]: святого Бонита, святого Ангела в Гальяно, святого Спасителя в Сериоле, святого Петра в Кастриниано, святого Феликса в Монтаньяно, святого Феликса между реками (inter flumina), святого Валентина и святой Марии в Ауфиано за 400 солидов и 20 солидов в качестве ценза. Он также передал в аренду Оттераму, гастальду Марсики, [церковь] святого Климента в Авеццано за сто солидов и пять кусков полотна в качестве ценза. Также [церковь] святого Григория в Сервилиано за тридцать солидов и сто рыбин в качестве ценза. Также за это же самое ценз в 400 рыбин. Он передал также в аренду одному монаху по имени Тразари церковь святого Бенедикта в Канозе, святого Спасителя в Монорбино, [в месте Страюниа-но]**, святого Бенедикта в Ювенаце, [в месте Орозано,]** святого Фоки в Ба-рано с правом рыбной ловли на Романском озере, святого Кассиана в Филоне и вместе с тем все владения этого места в городе Трани со всеми владениями этих церквей. Он также отдал в аренду сыновьям Адальберта из Папиниано 400 модиев земли в Абруццах за 200 солидов и 8 солидов в качестве ценза. Он произвёл обмен с неким театинцем Трезидием, получив от него церковь святой Луции в Кас-теллоне, в месте, что зовётся Остров, со всеми имуществами этой церкви и ста модиями земли и дав ему 70 модиев земли по разным местам возле Теате.

27. [Кроме того, в это время, после того как умер папа Сергий IV, римским понтификом был поставлен Бенедикт VIII, родом тускуланец, сын Григория.]** В это же время в Суэссе, за воротами, которые зовутся Гермемари, господином Иоанном, [священником и]* монахом этого места, был построен монастырь святого Бенедикта, и названный аббат пожаловал ему все дворы и земли этого монастыря, которые расположены в графстве названного города, в месте Ороника, и дворы Лота Альфана, а также дворы у Гарильяно, у самых Куррентов, и земли и двор в Лавриане; по крайней мере с тем условием, чтобы нам ежегодно уплачивали с этого Лаврианского двора в качестве ценза сто модиев бобов.

28. Аббат же, поскольку терпел множество притеснений со стороны соседних графов, удалился в Капую, чтобы пожить там какое-то время. И поскольку к монахам он был строг более, чем следовало, и вопреки декрету Бенедикта старался, чтобы братья скорее боялись его, чем любили, те, полагая, более того, надеясь, что он сюда больше не вернётся, поставили аббатом некоего Доцибилиса, родом гаэ-танца, мужа простой жизни из этой общины. Когда он по обычаю аббатов отправился в Марку, чтобы посетить монастырские владения, и уже возвращался, одаренный там множеством лошадей и другими подарками, сыновья Бенцо из числа магнатов того края внезапно нападают на него возле Пенны и силой отбирают всё, что он вёз. Узнав об этом, граф Бернард тут же пришёл к нему и, показав, как сильно он скорбит по поводу случившегося, как человек щедрый вернул ему столько же лошадей, сколько у него отобрали. Придя же в место, что зовётся Пенненское ущелье, этот аббат, повернувшись, проклял всех сыновей Бенцо, а Бернарда вместе со всеми его сыновьями благословил и неистово заклинал, чтобы дом Бенцо всегда был подчинён его дому и чтобы меч гнева Божьего никогда не отступал от его дома. То, что именно так и случилось, мы видим сегодня. Когда же спустя семь неполных месяцев аббат Иоанн, уладив и приведя в порядок дела, вернулся сюда, Доцибилис отправился в Гаэту и малое время спустя, поражённый недугом, умер тихой смертью, просив доставить его в наш монастырь. А аббат Иоанн, поскольку и сам был уже в солидном возрасте, также умер 18 марта и был погребён возле церкви блаженного Бенедикта.

29. В том году, когда он умер, он сделал монахом одного своего племянника -Иоанна по прозвищу Ротундул. Именно ему он, достигнув смертного часа, передал аббатство, хотя лишь очень немногие монахи были с ним в этом согласны и снесли это скорее вынужденно. Большая и наиболее здравая их часть, восприняв это с величайшим неудовольствием и считая недостойным, чтобы во главе такой видной общины стоял неофит, через несколько месяцев велели передать Пандульфу, князю Беневентскому, чтобы он пришёл и привёл своего сына Атенульфа для рукоположения его в аббаты; ибо никому более, нежели ему, не приличествует честь этого места. Этого Атенульфа, ещё ребёнка, император Оттон получил в заложники от отца и велел воспитывать его и сторожить в каком-то монастыре по ту сторону гор. Спустя же какое-то время он, убеждённый своим отцом, облачился в монашескую одежду, [чтобы можно было бежать без всякого подозрения]*, и устроил побег, но на обратном пути тяжело заболел и дал обет впредь, если выздоровеет, добровольно носить ту рясу, которую обманно надел по случаю побега. Таким образом, вернувшись к отцу, он, поскольку не согласился жить у него во дворце, вплоть до этого времени оставался в монастыре святого Модеста, который расположен в городе Беневенте, [возле епископии]*. Итак, обрадованный полученной вестью, князь тут же прибыл в Монтекассино и с согласия и при поддержке монахов изгнал Ротундула и ко всеобщей радости передал им для рукоположения в аббаты своего сына. Итак, Ротундул, изгнанный таким образом, вернулся в Бене-вент и при поддержке родственников и с согласия и разрешения названного князя занял должность аббата вышеназванного монастыря святого Модеста. [В этом году был сильный голод, и случилась нехватка соли]*.

30. Около этого времени господин Лиуций, который, как мы говорили выше, уйдя отсюда, отправился в Иерусалим, вернувшись, сперва какое-то время проживал возле Салерно, в некоей пустыни, где ныне построен монастырь святой Троицы, который называется «у Кавы». Там о нём узнал князь Гваймарий и стал относиться к нему с большим уважением. Впоследствии же он вплоть до своей смерти весьма благочестиво проживал на нашей горе, в месте под названием Аль-банета. Именно в этом месте незадолго до указанного времени некий раб Божий начал вести уединённый образ жизни и решил построить часовню в древнем водохранилище, которое нашёл там разрушенным; в то время как он раздумывал, в честь какого святого ему лучше всего построить эту церковь, туда, как рассказывают, случайно забрёл некий мальчишка школяр. Когда названный раб Божий спросил у него, умеет ли он петь, и тот ответил, что делает это весьма искусно, он приказал ему петь то, что первое придёт на ум, решив в душе, что тут же построит эту церковь во имя того святого, в честь которого споёт этот мальчик. И мальчик тут же начал респонсорий «Приди, избранница моя» и довольно приятным голосом допел его до конца. Итак, раб Божий, сильно обрадовавшись и поняв благодаря этому, что блаженнейшей Богородице угодно, чтобы её имя почиталось в этом месте, тут же, по мере своих сил, построил там небольшую церковь в честь Богородицы и вплоть до своей смерти весьма благоговейно упорствовал там в служении ей. Когда же спустя некоторое время туда пришёл названный [господин]* Лиуций, и это место очень ему понравилось, он решил оставаться там до самой смерти и упорствовать в служении Пресвятой Богородице. Итак, вернувшись к князю Гвай-марию, [сыну названного Гваймария]*, которому он был некогда духовным отцом и наиболее близким человеком, он приобрёл у него многие и различные церковные украшения и некоторые кодексы, а также немало другой утвари для нужд братьев, поскольку тот весьма охотно и щедро уступил ему это и всё, что он хотел получить. Итак, в скором времени сделав названную церковь Богородицы [во всех отношениях]* более просторной, чем она была [раньше], и расписав её, он построил также вокруг немалой величины жилища для разных нужд проживавших [там людей] и начал весьма благочестиво жить там примерно с 30 братьями. Сам же, более прочих довольствуясь всяческой простотой и бедностью, посвятил себя столь смиренному служению, что подобно слугам просеивал муку в пекарне, предназначенную для выпечки хлеба, в то время как с уст его между тем никогда не сходили песни Давида. Неутомимо упорствуя в смирении своей жизни и чрезмерной строгости воздержания до самого последнего часа, он умер и был погребён в этом монастыре во времена аббата Рихерия.

Атенульф, 31-й аббат, пребывал в должности 11 лет, муж насколько благородный, настолько же смиренный и человечный.

31. В третий год его пребывания в должности, а именно в 1014 году Господнем, в то время как праздник Пасхи пришёлся, согласно вычислениям, на день святого Марка, король Генрих, о котором мы говорили выше, пришёл в Рим и получил из рук папы Бенедикта VIII императорскую корону; а названный аббат получил от этого папы привилегию. Тогда и император Генрих по просьбе аббата и всей общины этого места [и по ходатайству императрицы Кунигунды]* посредством скрепленной золотой печатью грамоты подтвердил здесь все владения нашего монастыря. Особо же и поимённо [он утвердил] владения в Термольском графстве, границы которых следующие: спереди - Ясный ручей (Rivus planus), сзади -море, с одной стороны - река Триний с водой и своей гаванью, с другой - река, что зовётся Тиккле; с крепостями Петра Фрацида и Рипа Мала и с построенным там монастырём святого Бенедикта; также [с крепостями] Фара, Рипа Орса, Монтебелло, Песклоли со всеми их без исключения пределами и владениями; также в другом месте в этом же графстве [эти земли] имеют возле Биферна такие пределы: спереди - владение святого Григория, сзади - море, с одной стороны - Биферн с водой и половиной гавани, с другой - Живой ручей со всеми прилегающими к ним владениями; а также церковь святой Троицы и святого Георгия в том же городе - Термоли со всеми их владениями и имениями. Он также другой своей грамотой, после того как вернулся по ту сторону гор, утвердил за этим монастырём по просьбе Пильгрима, архиепископа Кёльнского, две крепости в Коминском округе, то есть Викальбо и святого Урбана. Именно на них уже ранее, после смерти отца, Пандульф, князь Капуи, выдал названному аббату, своему брату, грамоту, а заодно и на монастырь святого Валентина в том же Коминском округе со всеми его имуществами и владениями. Это тот самый монастырь, что был некогда разрушен сарацинами и который незадолго до этого восстановил некий Понтий, сын Алло, из графства Марсики; поскольку ему внушили, что, мол, следовало бы вернуть нашему монастырю то, что принадлежало ему издревле, он из любви к Богу полностью передал всё это под юрисдикцию и власть этого места. Этот же Понтий вместе с сыром Берардом признали себя проигравшими на суде графов Марсики и отказались в нашу пользу от всего владения в Опи и Пераккле в округе Марсики, которое некогда принадлежало монастырю в Баррегии.

32. Этот аббат сделал в церкви святого Бенедикта серебряный венец в 24 фунта. Он построил также перед фасадом этой церкви высокую и красивую колокольню, посредине которой поставил алтарь в честь святого Креста. Он, кроме того, перед воротами кафедральной церкви, справа и слева, поверх мраморных колонн, воздвиг две камеры, в одной из которых поставил алтарь в честь святой Троицы, а в другой - алтарь во имя святого апостола Варфоломея. Главную же апсиду он велел самым прекрасным образом расписать золотом и разными красками. Далее он восстановил церковь святого Стефана, расположенную за воротами монастыря и уже почти разрушенную, расширил её и прибавил к ней с западной стороны алтарь святого Адальберта, который, как мы говорили чуть выше, сделался мучеником. [Он велел переписать книгу святого Амвросия по поводу Луки]*. Город внизу, возле церкви Господа Спасителя, который, как мы говорили выше, был начат аббатом Бертарием и зовётся ныне Сан-Джермано] *, он выстроил по большей части. [Он, кроме того, восстановил на территории города Атины монастырь святого мученика Назария, который издавна принадлежал этой нашей обители.]** Церковь святого Ангела, которую аббат Гизульф построил некогда в Валлелуче, уже ветхую, он восстановил и, сделав титулярной, расширил, расписал, наделил немалыми владениями и, создав там различные хозяйственные службы для нужд монахов, постановил быть там монастырю нашего обряда, тогда как до сих пор там был обряд греческий.

При этом аббате Губертом и Аматом, графами Чеккано и Сеньи, в наш монастырь была пожертвована церковь святого Петра, которая называется у Исклеты”, в Кампании, в округе Чеккано, с обширными владениями вокруг неё. Также церковь святого Ангела в округе Чепрано, в месте, что зовётся Каннуцу, [была пожертвована] Ландуином и Раттерием, консулами Кампании. Но и Сафир, некий священник, пожертвовал этому монастырю церковь святого Бенедикта в Капита-нате, в городе Мурроне, со всеми её имуществами. Также священники Пётр и Мартин аналогичным образом пожертвовали блаженному Бенедикту церковь святой Марии и святого Аполлинария в том же Мурроне, в месте под названием Ка-зальпьяно. То же самое сделал и некий Одемунд из Фермо в отношении церкви святого Михаила в Торпельяно. В это же время в этот монастырь аналогичным образом были пожертвованы: церковь святой Юсты в Баранелле, возле Биферна, и ещё одна церковь святой Юсты в замке Евдолина [на скале святого Ангела]*; церковь святого Андрея в Канталупо, в Бовианском округе; также монастырь святого Бенедикта и церковь святой Луции возле замка Баниол, в месте, которое зовётся у старого Молина; церковь святой Марии у Креста; церковь святого Бенедикта в Абруццах, в местечке Тривио, со всеми их обширными имуществами и владениями. Также Стефан и Сильвестр, священники из Ларина, пожертвовали нашей обители свою церковь имени святой Марии в месте, что зовётся Монумент. Также некий знатный муж из провинции Марсики, а именно Файдольф, сын Гвельто, передал в это место всю собственность, какой он, казалось, владел в этой провинции, и две принадлежавшие ему церкви, то есть церковь святого Фомы в Бетуге и святого Магна в Кастули, со всеми их владениями и имуществами. [Также Лев, священник и монах в Бовианском округе, вместе с другими своими братьями пожертвовали нашей обители церковь святого Спасителя и святого Христофора в Кастельпетрозо вместе с некоторыми их владениями.]** Точно так же и Теммо, сын Тевделаза, пожертвовал в этот монастырь церковь святого Феликса в Карруфе со всеми её владениями. В это время названный Одеризий, граф Марсики, вместе со своей женой Гибборгой возвратил блаженному Бенедикту церковь святого Павла, расположенную в Комино, а именно ту, которую его отец получил в аренду от аббата Мансо. В это же время Райнерий, гастальд города Соры, пожертвовал святому Бенедикту из земель своего наследства в пределах Арпина место под названием Холм на острове со всем, что прилегало и относилось к этому месту. Но и Альбо, некий житель Абруцц, пожертвовал в этот монастырь всю половину крепости Салине, принадлежавшую ему по наследственному праву, вместе с церквями и всеми принадлежностями этих церквей и [названной половины]*, то есть примерно 700 модиев земли. Также Адальберт, сын некоего Аццо, сделал то же самое в отношении своих дворов и участков в Абруццах, а именно в отношении двух крепостей и нескольких церквей с 400 модиями земли. То же самое сделал и некий Луп из Абруцц в отношении долей, которые имел в четырёх церквях, то есть в церквях святой Виктории, святого Антима, святого Архангела и святого Андрея, с берегом и своим правом рыбной ловли в море и 5000 модиями земли.

33. В это же время некие монахи, придя из Иерусалима, принесли с собой лоскут полотенца, которым Спаситель вытирал ноги учеников, и из уважения к этому святому месту пожертвовали его сюда, а именно 8 декабря. Но, поскольку многие выразили по этому поводу недоверие, те, полагаясь на веру, тут же положили названный лоскут на горящий в кадильнице огонь, и, хотя лоскут сразу же принял огненный цвет, спустя малое время, по удалении чёрной краски, он удивительным образом вернул себе прежний вид. Когда наши раздумывали, как и где поместить столь чудесный залог, по Божьему промыслу случилось, что в этот самый день неким знатным англичанином в это место был прислан тот удивительный ларец, где ныне хранится эта частица святого полотенца, искусно и весьма затейливо украшенный в английском стиле серебром, золотом и драгоценными камнями. Итак, хрустальный ларец был поставлен на первом плане, а полотенце скрыто от взоров и весьма почтительно помещено туда. В обычае каждый год, в самый день вечери Господней, доставать его из ларца по поручению братьев, выносить на люди, зажигать перед ним подсвечники, аколиту неустанно поддерживать огонь на протяжении всего порученного времени, и затем, под конец срока всем братьям по порядку, преклонив колени, благоговейно почитать его и, почтив, уважительно целовать.

34. Кроме того, когда аббат получил от своего брата, князя Пандульфа, грамоту на монастырь в Баррегии со всеми его [пределами, владениями и]* принадлежностями, он тут же послал туда одного весьма благочестивого брата этой общины по имери Аццо, чтобы он [по мере сил]* позаботился о его восстановлении и приведении в надлежащий вид. Ибо с того времени, как сарацины были побеждены и обращены в бегство марсиканами и пелигнами, они укрылись там и, поскольку это место было укреплено благодаря весьма высоким строениям, какое-то время оборонялись, но были сожжены теми, кто их преследовал, вместе с самим монастырём; так как монахи бежали оттуда по разным местам, [место это] сделалось таким образом пустынным из-за разросшихся повсюду лесов и безлюдным, так что лишь немногие братья едва согласились остаться на какое-то время возле небольшой древней церкви, которая избежала огня, из любви к достопочтенному месту. Тогда-то и жил названный Аццо, настоятель монастыря святого Бенедикта в Марсикан-ском округе, а именно тот, который щедро наделил в это время монастырь как кельями, так и поместьями, и имениями, и колонами в разных местах Марсики. И поскольку мы добрались до этого места, то коротко скажем здесь о них. Это были: келья святого Бенедикта в Оретино с 500 модиями земли; святого Григория в Пентоме с 1000 модиями; святой Марии в Иллиаре с 300 модиями; усадьба в Авеццано ста модиев; в крепости Венеры, в месте, что зовётся Казале, от горы до самой реки и с другой стороны реки [Венеры]*, возле усадьбы Аделарда, 20 модиев; в месте, что зовётся Калабретт, 1000 модиев; наследство Гвельто там же и точно так же 1000 модиев; в деревне, которая зовётся Аквирана, [от святого Квинциа-на до Аквираны] * точно так же 1000 модиев, и прочие многочисленные и обширные земли, которые, как мы полагаем, было бы долго описывать. Итак, всю без исключения собственность этого монастыря как в кодексах, так и в скотине и всей утвари названный Аццо разделил пополам, и одну часть взял на восстановление названного места и, призвав мастеров, тут же начал восстанавливать первоначальную церковь, от которой сохранился только фундамент, а затем и прочие хозяйственные службы. Вернувшись, соответственно, к аббату, он получил у него в аренду людей, которых было необходимо ввести во владения этого монастыря, и вскоре основал крепость под названием Байе по соседству с этим местом. Наконец, в третий год по завершении церкви названный аббат по просьбе этого Аццо прислал для её [торжественного]* освящения епископа Ангела, [в то время]* монаха нашего монастыря, вместе с несколькими братьями и двенадцатью другими клириками из Сан-Джермано. Сделав это, Аццо малое время спустя, назначив там на своё место некоего брата по имени Доминик, которого он сделал монахом, сам, поскольку был уже стар и немощен, вернулся в наш монастырь. Когда он в течение нескольких дней лежал в больнице и текли уже последние часы его жизни, некий брат по имени Пётр’, в те времена юноша, а в наши дни, когда мы ещё живым застали его в этом месте, человек преклонных лет и солидных нравов, отдыхая той ночью в спальне братии наряду с прочими, увидел, как ему показалось, будто архангел Михаил в том самом виде, в каком его обычно изображают художники, проходит по этой спальне в сопровождении ещё одного ангела. Когда этот брат с особой уверенностью спросил его, не архангел ли он Михаил и куда он направляется, тот ответил, что да, он - блаженный архангел, а спешит он принять душу брата Аццо. Этот брат, тут же проснувшись, вскочил и, спешно прибежав в больницу, обнаружил, что названный брат уже ушёл из этого мира. А названный Доминик, подражая ловкости своего наставника, построил неподалёку от этого монастыря замок, который называется Между гор, и поселил в его окрестностях колонов, которые прежде обитали в месте под названием Цивителла.

35. В это же время началась борьба герцогов Гаэты и графов Третто против нашего монастыря, из-за того, что мы начали требовать назад некоторые земли и леса в пределах Аквина, издавна принадлежавшие этому монастырю, которые те некоторое время назад получили по привилегии от пап Иоанна VIII и Иоанна X, а именно, за то, что они самым активным образом приняли участие в уничтожении сарацин, проживавших в Гарильяно. Но, когда дело дошло до судебного заседания в замке Аргентей, на котором наряду с князем Капуи и архиепископом этого города, а равно и герцогом Неаполя и епископом Гаэты собрались господин аббат [Атенульф]* и очень многие дворяне и судьи из разных земель, то сперва были зачитаны во всеуслышание их названные привилегии, а затем с нашей стороны были зачитаны грамоты королей Карла, Гуго и Лотаря, которые жаловали этому монастырю и утверждали за ним эти земли. Когда это было сделано, судьями как по римскому, так и по лангобардскому праву тут же было решено, что гаэтанцы никоим образом не могут претендовать на эти земли, первоначально выделенные монастырю, и мы должны получить их самым законным и определённым образом. Когда этот приговор судей был одобрен и утверждён князем и всеми заседателями, названные герцоги и графы, видя, что не могут противостоять власти законов, тут же составили и отослали нам грамоту о признании себя проигравшей стороной и отказе от всех этих земель, установив штраф в сто фунтов золота, если они или их наследники попытаются хотя бы в чём-то её нарушить или отказаться от этого.

36. В это же время Пандульф и Гизульф, графы Теанские, после того как этот аббат пожаловался на них на судебном заседании судьи и архиепископа Капуанского, признали себя виновными и отказались в нашу пользу от всего владения в Цезиме, установив штраф в сто фунтов золота, если они попытаются когда-либо нарушить это отречение. То же самое сделали сыновья Унцо в отношении замка Конки и всего, что к нему относилось, а также Пилано, святого Феликса и Цезимы, после того как наш настоятель Андрей пожаловался на них на судебном заседании капеллана Антония и Бенцо, посланника императора Генриха, установив штраф в 5000 бизантиев, если они откажутся от этого. В это же время некий аквинский муж по имени Магиперт пожертвовал блаженному Бенедикту себя самого вместе со всей своей собственностью, без исключения, как в движимом, так и в недвижимом имуществе, а также остров, что зовётся Лимата, окружённый реками Карнеллом и Мельфой, размером в сто модиев; этот остров он незадолго до этого купил у людей из Понтекорво, и размеры его были: с одной стороны - 417 футов, с другой - 323, с третьей - 200, с четвёртой - 300.

37. В седьмой год этого аббата норманны во главе с Мелом начали завоёвывать Апулию. Здесь, как кажется, уместно будет сообщить, как и по какому поводу норманны впервые прибыли в эти края, кем и откуда был этот Мел и по какой причине примкнул он к норманнам. Примерно шестнадцать лет тому назад около сорока норманнов, возвращаясь в одежде паломников из Иерусалима, [куда они ходили ради молитвы]**, высадились в Салерно, все высокого роста, красивые лицо^ и весьма опытные в военном деле мужи. Найдя город осаждённым сарацинами, они, загоревшись по воле Божьей отвагой, требуют у Гваймария Великого, который тогда правил в Салерно, коней и оружия, внезапно нападают на сарацин и, очень многих из них убив, а остальных обратив в бегство, по милости Божьей одерживают блестящую победу. Все превозносят их в триумфе, князь почитает их ценнейшими дарами, и люди многими просьбами призывают их остаться у них. Те же, уверяя, что совершили это только из любви к Богу и христианской вере, отказываются от даров и заявляют, что не могут там остаться. Итак, посоветовавшись со своими людьми, князь направил вместе с этими норманнами в Нормандию также своих послов и, словно второй Нарзес, прислав туда через них кедровые плоды, миндаль, позлащённые орехи и императорские мантии, а также конскую сбрую, украшенную чистейшим золотом, не столько приглашал, сколько прельщал их прийти в землю, породившую подобное. В эти же дни два магната этой страны, а именно Гизельберт Буттерик и Вильгельм по прозвищу Репостелл, жестоко рассорившись между собой, дошли наконец до такой гнусности, что Гизельберт убил Вильгельма. Когда об этом узнал Роберт, граф этой земли, то страшно разгневался и стал угрожать Гизельберту карой за эту смерть. Итак, упреждая гнев своего господина, Гизельберт, взяв четырёх своих братьев - Райнульфа, Асклиттина, Осмунда и Родульфа - и нескольких других, с одними только лошадьми и оружием присоединился к нашим послам, и они бежали и наконец прибыли в Капую, где в это время находился названный Мел вместе с князем Пандульфом. Итак, этот Мел, - вернусь немного назад, - был первым и славнейшим из граждан Бари, более того, всей Апулии, мужем весьма решительным и рассудительным. А когда апулийцы не смогли более выносить гордыню и высокомерие греков, которые некоторое время назад, а именно со времени Оттона I, призвав себе на помощь датчан, русь и гваланов, присвоили себе Апулию и Калабрию, они восстали во главе с этим Мелом и неким Датто, также весьма благородным мужем и родственником этого Мела. Однако, поскольку барийцы не в силах были противостоять войску, которое направил туда император, они малое время спустя постыдно сдались ему со своими землями и попытались также выдать грекам этого Мела. Узнав об этом, мудрейший муж тайно бежал вместе с Датто и вступил в Аскул, но через несколько дней, боясь, как бы и эти жители не выдали его грекам, которые стали его требовать, ночью ушёл оттуда и вместе с Датто отправился в Беневент, оттуда в Салерно и наконец в Капую, но и тогда не предался отдыху, но всеми способами стремился к тому, чтобы сбросить владычество греков и освободить свою родину от их тирании. Между тем барийцы, схватив его жену Маральду и сына Аргира, отсылают их в Константинополь к императору. Датто же, придя к нашему аббату, после того как пробыл у него несколько дней, был наконец вместе со своими людьми принят папой Бенедиктом и поселён в башне у Гарильяно*, которой этот папа тогда владел; эту башню построил во времена папы Иоанна VIII ради противодействия агарянам Иоанн, имперский патриций в Гаэте, сын ипата Доцибилиса. Итак, Мел, находившийся между тем в Капуе, узнав о прибытии названных норманнов, тут же призвал их и, тщательно расспросив о причине их [прихода], сразу же соединился с ними по обычаю рыцарства; уйдя обратно к Салерно и Беневенту, он привлекает к себе очень многих, движимых как ненавистью к грекам, так и расположением к нему, и одновременно с ними и с этими норманнами тут же вторгся в греческую землю и начал мужественно нападать на тех, кто ему противостоял. Итак, трижды сразившись с греками в чистом поле, первый раз у Аренолы, второй у Чивитате, а третий возле Ваккариции, он все три раза их победил и, многих из них перебив, прогнал до самого Трани и возвратил все города и крепости Апулии в этой части, которые они захватили. Наконец, в четвёртой битве возле Канн, знаменитых некогда поражением римлян, он был побеждён катепаном Бойоаном благодаря его хитрости и таланту и всё, что так легко приобрёл, потерял с ещё большей лёгкостью. Говорят, что из 250 норманнов в этой битве в живых осталось всего 10 человек, а из греков пало несметное количество. Мел же, видя, что лишился поддержки войска, разместил уцелевших норманнов отчасти у Гваймария, отчасти у Пандульфа, а сам отправил за горы к императору, чтобы уговорить его или самому лично прийти в эти земли для изгнания из Апулии греков, если у него есть такая возможность, или получить от него в помощь рыцарей, если у него такой возможности нет. [В это время графы Венафра, вторгшись во владение этого монастыря, которое называется Витекуз, начали строить там замок в месте под названием Аквафондата. Когда об этом сообщили аббату Атенульфу, он, послав воинов, напал на них и, избив, изгнал из пределов этого монастыря, а то, что они построили, разрушил до основания.]**

38. Между тем, поскольку названный аббат, да и наш монастырь терпели немалые притеснения со стороны графов Аквинских, и ни уважение к проживавшим здесь слугам Божьим, ни почтение к самому святому отцу Бенедикту ни в коей мере не сдерживали их злобы, аббат наконец, вынужденный суровой необходимостью, призвал к себе из названных норманнов нескольких самых сильных и разместил их для защиты монастырских земель в крепости, которая называется Пиньятаро[, неподалёку от города Сан-Джермано]*; и они, пока был жив этот аббат, выполняли это весьма деятельно и честно. В эти же дни названный катепан Бойоан пожаловал в этот монастырь всё без исключения наследство и собственность Маральда, некоего жителя Трани, как в самом этом городе, так и вне его, где бы он ни владел чем-либо. Итак, поскольку Капуанский князь был тайным сторонником Константинопольского императора Василия, он велел между тем сделать золотые ключи и послал их ему, передавая тем самым под его власть как самого себя, так и город Капую, более того, всё княжество. [В это же время, в мае месяце, Неаполитанское море сделалось сладким с середины ночи до середины дня.]* Между тем названный Бойоан, прислав этому князю немалую сумму денег, просит, чтобы он, если на самом деле верен императору Василию, разрешил ему пройти для поимки Датто. Разрешение было дано, и этот катепан тут же с вооружённым войском прибыл к Гарильяно и, штурмуя башню, в которой обосновался не подозревавший ничего подобного Датто, в течение двух дней наконец взял её вместе со всеми, кто там находился. Норманнов же, которые там были, наш аббат многими просьбами выпросил у этого Бойоана, но Датто никоим образом не смог вырвать из его рук; тот был в оковах приведён в Бари и через несколько дней по приказу катепана зашит в мешок, как обычно поступают с убийцами близких родственников, и утоплен в море.

39. Августейшей памяти император Генрих, услышав обо всём этом, а именно, о вторжении греков, двурушничестве князя и, наконец, крайне жестоком убийстве Датто, и полагая, что, потеряв Апулию и княжество, он, если не поспешит, то потеряет в скором времени также Рим и тем самым, соответственно, всю Италию, поскольку Мел, дважды отправлявшийся к нему за горы по этой причине, уже умер, решил, что медлить больше нельзя и в 1022 году от воплощения Господнего, собрав огромное войско со всего королевства, прибыл в Италию. При том, что сам он с большей частью войска двигался через Марку, архиепископа Поппо с 11 ООО вооружённых воинов он, как сообщают, отправил через область Марсику, а Пильгрима, архиепископа Кёльнского, с 20 ООО человек послал впереди себя через Рим для поимки князя и аббата. Ибо этого аббата вместе с его братом, князем, активно обвиняли перед императором в захвате и смерти Датто. Аббат, узнав об этом из сообщений друзей и чувствуя, что нигде не сможет быть в безопасности от лица такого величества, хотя графы Марсики и сыновья Боррела обещали весьма охотно укрыть его у себя, поразмыслив и посоветовавшись с братом, решил дать место гневу [Божьему] и, желая бежать в Константинополь к императору, [пройдя через Сангр и Термоли]*, направился в Гидрунт с намерением выйти в море. Между тем блаженный Бенедикт, явившись в видении епископу этого города, сказал: «Иди и скажи аббату, чтобы он ни в коем случае не смел на этот раз выходить в море, ибо, если он это сделает, то без сомнения погибнет». Но тот, не придав веры такого рода видению, отважно вышел в море, но, чтобы подтвердить истинность авторитета запретившего ему это, по тайному промыслу и приговору Божьему потерпел кораблекрушение и утонул вместе со всеми спутниками. Когда об этом сообщили императору, он, как передают, сказал: «Был ров и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил». Среди прочего, что названный аббат увёз туда либо в книгах, либо в украшениях, он вёз с собой девять грамот как императоров, так и князей, хартию на место под названием Публика во владении Понтекорво, обменную грамоту на Калинул и грамоту на гору Аспран, где находится Кастрокьело, а также две жалованные грамоты на [церковь] святого Эразма в Капуе.

40. Итак, Пильгрим, поскольку не застал аббата, боясь, как бы случайно и князь не скрылся точно так же бегством по примеру брата, спешно пришёл к Капуе и тут же со всех сторон окружил её вооружённым войском. Князь же, опасаясь предательства со стороны горожан, которое, как он знал, они обязательно совершат, как бы отчаявшись, но уповая на лучшее, добровольно вышел к Пильгриму и, показав, что он виновен перед императором далеко не в той мере, как говорили, обещал оправдаться перед ним за то, в чём его обвиняли. Обрадованный Пильгрим, взяв князя под стражу, отправился к императору, который уже расположился лагерем над Троей, греческим городом, который греки недавно начали строить. Итак, радуясь по случаю поимки князя, август, созвав своих как итальянских, так и заальпийских магнатов, привёл его на их суд. Поскольку там присутствовали многочисленные обвинители и бросали ему обвинения в беспутстве прямо в лицо, то по единому и всеобщему приговору было решено, что он должен быть подвергнут смерти. Однако Пильгрим, чьей верности доверился этот князь, смиренно пришёл к императору и, полагаясь на поддержку многих, посредством как разумных доводов, так и просьб добился сохранения ему жизни. Тем не менее император велел заковать его в железные кандалы и увезти с собой в Германию.

41. Через несколько дней, когда троянцы добровольно сдались ему и все [от мала до велика] * смиренно припали к ногам августа, он с императорским милосердием даровал им прощение. И, поскольку из-за жаркого времени войско, привыкшее к постоянным холодам, не могло долго оставаться в этих краях, он изо дня в день торопился с возвращением. Итак, придя в Капую, он передал княжество Пан-дульфу, графу Теанскому. Стефану же, Мелу и Петру, племянникам названного Мела, поскольку он не мог тут же вернуть им их собственность, он передал графство Коминской земли, а также оставил им в помощь норманнов Гизельберта, Гоз-мана, Стиганда, Торстайна Бальба, Гвальтерия из Канозы и Гуго из Фалукки вместе с 18 другими.

42. После этого император, приведя в порядок все свои дела, пришёл в наш монастырь вместе с римским понтификом Бенедиктом. Между тем, братья, собравшись все вместе, начали, согласно требованию устава, совещаться между собой об избрании аббата в присутствии папы и императора. Всё ещё был жив и принимал участие в этом совещании аббат Иоанн, а именно тот, который, как мы говорили выше, оставил аббатство и удалился в пустынь. Присутствовал также господин Теобальд, муж в особенности славный и родом, и нравами, который в это время деятельно управлял приорством в Марке, [откуда и сам был родом. За несколько дней до этого, когда названный император проходил через Марку, он, выйдя навстречу, весьма усердно ему прислуживал к чести и доброй славе этого места]*. Итак, были люди, которые советовали вернуть в аббатство названного аббата Иоанна. Но, поскольку он был уже дряхлого возраста, его по совету как императора, так и более мудрых братьев признали неподходящим для такого тяжкого бремени; наконец, после самых разных мнений, как обычно бывает в таких случаях, по общему желанию их всех братья сочли достойным господина Теобальда, избрали его аббатом, и поскольку август вместе с папой радостно одобрили этот выбор, то на следующий день, то есть в праздник апостолов Петра и Павла, он был торжественно посвящён этим папой.

43. В это время император страдал от сильной боли в животе и, как сам впоследствии рассказывал, хотя и испытывал к этому месту величайшее благоговение и уверял, что нигде не видал более почтенной и внушающей трепет часовни, всё же часто терзался ядом сомнения, действительно ли блаженный Бенедикт покоится в этом месте во плоти. И вот, этот святейший отец явился ему, когда он из-за уже названной боли и не вполне спал, и не совсем бодрствовал, и, подойдя к нему как бы ради врачебного осмотра, спросил, где именно у него болит. Когда тот рассказал о своей болезни, отец Бенедикт сказал: «Знаю, что ты до сих пор сомневаешься в том, что я здесь покоюсь, но, чтобы ты более в этом не сомневался и твёрдо верил, что А этом месте покоится моё тело, вот тебе знак. Как только ты поднимешься сегодня, то при мочеиспускании ты испустишь три крупных камня и с этого времени не будешь больше страдать от боли. И знай, что я - брат Бенедикт». С этими словами он тут же исчез. Испуганный император немедленно проснулся и, возвратив прежнее здоровье, согласно указаниям видения, воздал Богу и отцу Бенедикту величайшую благодарность. С наступлением утра, придя в собрание братьев, он после торжественных слов капитула сказал: «Что, господа мои, вы посоветуете мне дать врачу, который меня вылечил?». Когда ему ответили, что, поскольку они весьма охотно предоставят ему в монастыре всё, что угодно, он должен взять это и дать врачу, он сказал: «Не так следует [поступить], [как вы полагаете]*, но поскольку отец Бенедикт очевидным образом вылечил меня этой ночью, разумно и притом весьма справедливо, чтобы я вознаградил его за лечение из своей собственной казны». Сказав это, он со слезами, смешанными с радостью, рассказал всем то, что видел и слышал, прибавив: «Теперь я вполне точно узнал, что место это воистину свято, и никому из смертных не следует более сомневаться в том, что отец Бенедикт покоится здесь вместе со своей святой сестрой». В подтверждение же своих слов он продемонстрировал всем те три камня, которые, согласно указаниям видения, он испустил незадолго до этого. Итак, в то время как все изумлялись по поводу такого видения и столь удивительного исцеления императора и воздавали Богу хвалу и благодарность, он в тот же день [в присутствии римского понтифика, о котором мы говорили]*, с императорским великолепием пожертвовал блаженному отцу Бенедикту следующие дары: текст евангелия, снаружи, хоть и с одной стороны, покрытый чистейшим золотом и весьма драгоценными камнями, а изнутри восхитительно украшенный, как говорят, унциальными буквами и золотыми образами; золотую чашу вместе с её миской, изготовленную из драгоценных камней, жемчуга и прекрасных смальт; зелёную ризу, украшенную золотой каймой; столу, орарь и пояс, всё вытканное золотом; также белоснежный плювиал с вытканными золотом краями и тунику из той же материи, украшенную золотой выделкой; но и зелёную мантилью, тоже украшенную золотом; а также кружку и немалой величины серебряный бокал, из которого братья пили по самым значительным праздникам. Он, кроме того, взял у евреев одно одеяние на алтарь святого Бенедикта, которое принадлежало королю Карлу и которое евреи удерживали в качестве залога за 500 золотых, а также серебряную саксонскую большую чашу вместе с её миской, которую Теодорих, король саксов, некогда прислал блаженному Бенедикту. Всё это он, положив в присутствии братьев на алтарь блаженного Бенедикта, пожертвовал ему и просил названного папу составить по поводу всего этого в названном месте грамоту его имени, приложив к этой грамоте угрозу папской анафемы, дабы никто и никогда не смел отобрать что-либо из того, что мы назвали, или из иного, что этот император впредь пожалует этому монастырю. Также этот папа, страстно поздравляя императора с выздоровлением, и сам пожертвовал блаженному Бенедикту в этот день отличную лазурного цвета ризу, надлежащим образом украшенную золотой каймой, одну превосходную столу, вышитую золотом, вместе с её орарем. Но и архиепископ Пильгрим из благодарности к выздоровлению императора точно так же пожертвовал в этот день блаженному Бенедикту превосходную пурпурную ризу, украшенную по кругу золотой каймой со знаками двенадцати месяцев, столу с золотом и один плювиал. После этого названный христианнейший император, считая, что того, что он сделал из чрезмерной любви к этому месту, всё ещё недостаточно, увещеваемый [названным архиепископом]* Пильгримом и Теодорихом, своим канцлером, на другой день составил жалованную грамоту этому месту на замок под названием Бантра, владельцы которого очень часто тревожили наш монастырь, как разбойники; поэтому, вырвав замок из их рук, он передал его в пользование рабов Божьих этого места в вечное владение и распоряжение. Он составил также другую грамоту на все владения этого места по всем землям, согласно распоряжениям императоров, его предшественников, и посредством этой грамоты императорской властью утвердил за нашим монастырём также монастырь святой Марии в Каннете в термольских пределах, и таким образом, страстно вверив себя отцу Бенедикту и всем братьям, вернулся домой с их благословением. И чтобы не казалось, будто он в известной мере забыл благодеяние такого благодетеля, он, как только вернулся домой, позаботился наряду с изъявлениями величайшей благодарности прислать сюда блаженному Бенедикту [отличную]* розовую ризу, [очень красиво]* украшенную золотой каймой, вместе со стихарем и поясом, столой и орарем, какие прилично послать императору, и в дальнейшем проявлял в отношении этого святого места такое благоговение, что если бы прожил чуть дольше, то непременно оставил бы императорский престол и служил бы здесь Богу в одеянии святого исповедания.

44. Поскольку как благодаря видению, которое он видел, так и благодаря выздоровлению, которое ощутил, он твёрдо убедился в том, что тело блаженного Бенедикта в самом деле покоится в этом месте, то впоследствии всюду, где находил историю о перенесении этого блаженного отца, сжигал её в огне, рассказывая всем, что ему явил Господь в этом месте и что даровал, и на основании данных самого лживого перенесения разумно доказывая, что всё это пустяки и выдумки, ибо, как там сообщается, один и тот же ангел и призывал их к похищению, и побуждал римского понтифика к преследованию, и опять-таки настаивал на их бегстве. Впрочем, те, которые считают, что его слова по этому поводу подтверждаются свидетельством Павла Дьякона, особенно правдивого и известного историка, пусть знают, что у историков есть обыкновение следовать в своих рассказах народному мнению. Ведь и у Луки блаженная Мария называет Иосифа отцом Господа, говоря: «Отец твой и я с великой скорбью искали тебя». И у Марка сказано, что Ирод опечалился из-за того, что девица потребовала голову [Иоанна] Крестителя; но нет никого, кто не знал бы, что и то, и другое неправда.

45. Однако этот благочестивейший император имел обыкновение рассказывать многим, [в том числе Пандульфу, князю Беневента, которого впоследствии уже в преклонном возрасте Дезидерий, аббат Монтекассино, сделал монахом, и из уст которого господин Роффрид, который всё ещё жив, слышал это по его собственным словам,]* ещё и то, что от той болезни, от которой ему ныне довелось исцелиться благодаря блаженному Бенедикту, он уже давно был обречён страдать тем же [отцом] из-за такого рода случайности: Когда он был в пути ещё во времена своего герцогства и остановился в каком-то монастыре [по ту сторону гор]*, посвящённом имени отца Бенедикта, то, поскольку для огромного множества его лошадей конюшен оказалось недостаточно, его конюхи нагло и дерзко, как это свойственно подобного сорта людям, не побоялись разместить некоторых лошадей в зале капитула братии, что находился возле церкви. И вот, той же ночью отец Бенедикт, явившись этому герцогу в чрезвычайно грозном и жутком виде и грозя ему многими карами за то, что он так вёл себя в его доме, поразил его посохом, который был у него в руке, в бок, и с тех пор тот начал сильно страдать от боли в животе.

46. Этот же август за счёт средств собственного наследства построил в Бамберге церковь в честь святого Георгия и, призвав папу Бенедикта, велел ему её освятить; учредив в ней епископский престол, он целиком передал её блаженному Петру, установив ежегодный ценз в виде одного славного белого коня со всеми его украшениями и фалерами и ста марок серебром. Впоследствии же папа Лев IX, получив от Генриха, сына Конрада, Беневент, взамен оставил под его властью названное Бамбергское епископство, удержав за собой только коня, о котором мы упомянули.

Но, кроме прочих добродетелей и доблестей, которыми, как сообщают, обладал этот император, он по слухам жил настолько целомудренно, что, подойдя к порогу смерти, призвал в присутствии епископов и аббатов родственников своей жены Кунигунды и, возвратив им её, как рассказывают, сказал: «Получите назад вашу девицу, как вы мне её и передали».

47. Хотелось бы привести в этом месте вполне достойное памяти видение, которое станет назиданием для многих, о котором мне сообщили благочестивые и весьма правдивые рассказчики и которое Господь пожелал явить при смерти этого императора одному рабу Божьему. Итак, когда той ночью, когда умирал этот император, он, прислонясь к окну своей кельи, по обыкновению молился Господу, то внезапно услышал страшный шум спешно проходящих мимо, хохочущих и в то же время изъявляющих радость [людей]. Когда он, навострив уши, с любопытством захотел выяснить, что это такое, и огляделся, то увидел, что это огромная толпа не людей, как он полагал, а демонов. Сперва испугавшись, а затем вновь обретя спокойствие, он, осенив себя знаком спасительного креста, сделал знак одному из них подойти к себе. Злой дух тут же повиновался и подошёл. И муж Божий сказал ему: «Заклинаю тебя тем, кто будет судить живых и мёртвых и мир огнём! Не утаи от меня истину и скажи мне, что всё это значит и куда вы так спешите с таким шумом и ликованием?». И тот отвечал: «Умирает наш дорогой друг Генрих, и мы спешим заполучить его душу, ибо, если только Бог не захочет причинить нам в этом несправедливость или насилие, во что мы определённо не верим, он должен стать нашим неразлучным товарищем». На это муж Божий, тяжко вздохнув, сказал: «Да не допустит милосерднейший Бог, чтобы такой муж оказался в вашей власти, и я вполне полагаюсь и уверен в величии его милости, в том, что он не даст вам в нём никакой силы и даже отпустит вас ни с чем, с пустыми руками и с достойным вас посрамлением. Однако я повелеваю тебе во имя самого Искупителя мира, Господа нашего, чтобы ты не считал себя свободным, пока на обратном пути не вернёшься сюда ко мне и не расскажешь мне самым правдивым образом, что из всего этого вышло». По этому слову злой дух пропал и удалился, а раб Господень принялся за молитву ещё усерднее, чем обычно. И вот, через два дня этот злой дух, повесив голову, печальный и скорбный, вернулся, согласно заклятью, к человеку Божьему. Когда тот спросил его об исходе такого путешествия его и его товарищей, тот сказал: «Не спрашивай меня по этому поводу, когда и сам всё можешь ясно понять по моему виду. И я, конечно, не вернулся бы сегодня сюда из страха перед стыдом, если бы не был крепко связан твоим заклинанием, которое не смею нарушить. Ибо всё то, чего мы боялись и что ты самым худым образом нам предсказал, действительно произошло с нами. Ведь, когда мы стояли, готовые заполучить названного Генриха, как то принадлежало нам по праву, то после многих усилий со стороны ангелов, стремившихся поддержать его и отнять у нас, обеими сторонами было, наконец решено, чтобы мы, положив на весы его как добрые, так и дурные дела, ждали, какие дела перевесят; и вот, наша сторона начала понемногу брать верх, и чаша весов, как я тебе признаюсь, немного наклонилась. Но, когда мы возликовали и спешили уже его схватить, вдруг внезапно примчался, запыхавшись, полусожжён-ный Лаврентий и, принеся немалой величины золотую чашу, которую этот Генрих некогда пожертвовал в его базилику, не медля и ни о чём не спрашивая, с такой яростью и стремительностью бросил её на противоположную нашей чашу весов, что заставил её опуститься до самого пола. По такому случаю ангелы радостно подхватили его, а мы, лишившись всякой надежды, как сам видишь, удалились с великим стыдом и позором. Но, чтобы ты не думал, что я некоторым образом солгал тебе по этому поводу, пошли в церковь этого сожжённого и вели спросить ту чашу, о которой я сказал; и если ты не найдёшь одну из ручек этой чаши сломанной, -ведь она была брошена на чашу весов столь стремительно, что, упав из-за этого, сломалась, - то не верь всему, что я рассказал; если же обнаружишь подобное, то верь без всякого сомнения, что то, о чём я сказал, - о если бы этого не было! - правда». Когда он это сказал, то сразу как бы растворился во мраке. Услышав это, раб Божий, пав ниц, возблагодарил Бога и, желая точнее выяснить, правда ли то, что ему сказал лживый дух, тут же послал в названную базилику драгоценного мученика Христова Лаврентия и обнаружил, что с чашей произошло именно так, как тот и признался. Итак, сильно и чрезмерно удивлённый по поводу всего этого, он вновь и вновь воздавал Богу величайшую благодарность как за то, что ему угодно было таким образом спасти названного мужа из рук демонов, так и за то, что он соизволил столь очевидным образом показать ему правду через весьма лживого духа.

48. Но, поскольку мы чуть ранее по необходимости сделали упоминание о теле блаженного отца Бенедикта, здесь представляется целесообразным упомянуть также о том, что этот блаженнейший отец соизволил показать Адаму, благочестивейшему мужу, стражу своей церкви. Итак, когда этот Адам однажды отправился как обычно в Рим для покупки необходимых для этой церкви вещей, он, согласно своему давнему обыкновению, остановился в монастыре блаженного апостола Павла, во главе которого стоял тогда господин аббат Лев. Когда же эти достопочтеннейшие мужи, то есть Лев и Адам, завязали между собой как-то духовную беседу, аббат начал допытываться, правда ли то, что тогда повторяла молва устами многих людей, а именно, будто тело блаженного Бенедикта покоится не у нас, а тайно похищено и вывезено по ту сторону гор, и прибавил: «Чтобы придать этому веры, те, которые распространяют подобные слухи, говорят, что поэтому, мол, у вас и не случается никаких знамений, никаких чудес; там же, куда по их словам его перенесли, каждый день, как они уверяют, благодаря его заслугам совершаются многочисленные знамения». В ответ на это Адам, тяжело вздохнув, взял этого аббата за руку и, приведя его к алтарю блаженного апостола Павла, в то время как они стояли там одни, положил свою руку на алтарь и сказал: «Клянусь телом учителя язычников, блаженнейшего Павла, который вне всякого сомнения покоится здесь, как верит всё христианство, что всё то, что я тебе сейчас скажу, чистейшая правда без всякой лжи. Ведь и я некогда, многократно слыша подобное о теле блаженного Бенедикта, [наряду с прочими]* был приведён не только в сомнение, но и в отчаяние и печаль, так что не мог уже питать почти никакого благоговения к его алтарю, никакого достойного почтения. В то время как я колебался так некоторое время и душа моя пребывала в печали и скорби, однажды [ночью] *, после ком-плетория, когда я, [со слезами]* исполнив у его гроба молитву более набожно, чем обычно, расположился отдохнуть [возле церкви на собственном ложе]*, этот святейший отец соизволил явиться мне в видении и сказал: «Отчего, брат Адам, ты столь уныл и печален? И отчего ты соблазнился думать обо мне столь дурно, будто бы я не лежу здесь во плоти? Однако, поскольку твоя набожность и твоя служба весьма мне угодны, уверься наконец в том, что я в самом деле покоюсь здесь со своей сестрой Схоластикой и мне суждено восстать вместе с ней в этом месте в день Страшного суда, в том, что я всегда вместе с вами, и днём, и ночью, когда бы вы ни пели смиренно псалмы, всегда, когда вы страстно молитесь и выступаете крестным ходом. Но, чтобы ты не сомневался по поводу всего этого, ты, когда в первом часу утра войдёшь, как обычно, в церковь, если увидишь, что на моей могиле испускает аромат и тянется вверх ветка, верь, что всё, о чём я сказал, истинная правда»; и, сказав это, исчез. Итак, проснувшись и обдумав про себя таинство такого видения, я с радостью и проливая слёзы, начал благословлять Господа и святейшего отца Бенедикта, и вскоре, хотя и дрожа и робея, войдя в церковь, узрел и увидел [всё это]* и уверовал, согласно тому, что было открыто мне, недостойному. Знай также, что всё, что говорят, будто у нас им не было явлено ни одного чуда, совершенная ложь. Ведь если бы я мог рассказать тебе обо всём, что узнал от наших предков, или о тех знамениях, которые были совершены у его могилы в наши времена, то ты ясно увидел бы, что всё это говорится не иначе, как по злобе или скорее по неведению. Но об одном чуде из многих, которое я видел собственными глазами, а не слышал от кого-либо, я тебе всё-таки расскажу. Так, некий одержимый из города Бари по имени Андрей пришёл однажды в монастырь и, как то в обычае, был брошен близкими, которые его привели, перед алтарём этого отца. И вот, когда братья в хоре запели псалмы, злой дух устами этого несчастного испускал нелепые и жуткие крики, и мне, стоявшему в стороне и молившемуся, внезапно показалось, будто святейший отец Бенедикт стоит перед этим алтарём; дав этому несчастному здоровенную оплеуху, он тут же изгнал из него злого духа, и тот, выздоровев таким образом, воздал вместе с родичами благодарность Богу и святому Бенедикту и вернулся домой». Названный Адам, поведав всё это аббату Льву перед телом блаженного апостола Павла в известной мере по крайней необходимости, пока жил, ввиду смирения скрывал это от остальных, так что никто из братьев этого места ничего об этом не знал, пока достопочтенный аббат Лев, уже после того как Адам умер, не рассказал это некоторым нашим братьям[; одним из них был названный выше Роффрид, от которого я и узнал об этом]*.

49. Этот Лев рассказал также ещё об одном чуде, дошедшем до него из уст нашего правдивого Адама. Так, он говорил, что, когда в день рождества святых мучеников Прота и Иакинфа этот Адам, неизвестно по какой надобности своей службы, вышел за ворота монастыря, ему навстречу вдруг вышли два очень красивых юноши в монашеском одеянии. Когда он смиренно приветствовал их по монастырскому обычаю и почтительно спросил, кто они такие, то услышал от них, что их зовут Прот и Иакинф, а пришли они навестить братьев, которые почтительно отмечали в этот день их праздник. С этими словами они, двинувшись дальше, вошли в обитель. Остолбенев от такого рода ответа, Адам немного постоял, а затем, придя в себя, быстро побежал вслед за ними и стал спрашивать у встречных, куда делись монахи, которые прошли незадолго до него. Но, поскольку люди отвечали, что не видели никого, [кто входил бы в этот день в ворота монастыря до него]*, он, не поверив этому, начал бегать туда сюда и [самым тщательным образом]* справляться о них у каждого встречного, но ему больше не дано было ни увидеть их, ни переговорить с ними.

50. Этот господин Адам построил на соседней горе, которая прилегает к Карии и носит название Клия, келью в честь святого Бенедикта, [которую начал вместе с ним его учитель, господин Лев]*, а также приобрёл в Коминском округе, на реке Мельфе, церковь святого Назария у одного священника, которому она принадлежала по наследственному праву и который весьма охотно ему её уступил, для [пользы и]* надобностей его службы, и в достаточной мере наделил их некоторыми купленными им земельными владениями, разными церковными украшениями и кодексами.

51. В это время вышеназванный Бойоан, катепан [греческого императора], после того как уже давно построил во главе Апулии Трою, построил также Дракона-рию) Флорентин, Чивитате и прочие города, которые называются в народе Капитаната, и, созвав из лежащих вокруг земель жителей, велел им впредь проживать там. Следует знать, что Капитанатой [эта область] зовётся из-за искажения со стороны народа, тогда как по должности катепана, который её создал, её следовало бы называть Катепанатой.

Теобальд, 32-й аббат этой обители, пребывал в должности 13 лет.

52. Происходя из знатного рода в Театинской марке, он, оставив в четырнадцатилетием возрасте дом, родителей и всё имущество, пришёл во времена аббата Алигерна в этот монастырь, был им с почётом принят и облачён в одеяние святого благочестия. Но, когда после кончины Алигерна аббатом сделался Мансо, он, как уже было сказано, уйдя оттуда, отправился в Иерусалим и по возвращении оттуда получил от аббата Иоанна должность настоятеля этого монастыря. Поскольку он в течение нескольких лет довольно деятельно исполнял эту должность, то был назначен этим аббатом настоятелем в монастырь святого Спасителя, что расположен в Театинском графстве на реке Аленто. Когда он обнаружил, что церковь там весьма небольшая и очень тёмная, а хозяйственные службы - деревянные и ветхие, то в течение короткого времени основательно перестроил весь этот монастырь и снабдил его каменными стенами. В церкви же он у самого её входа добавил почти 12 локтей [в длину и три в ширину]*, в восточной стороне построил немалых размеров алтарь вместе с его гробницей, и всю церковь украсил картинами и зеркалами. А перед главным алтарём он установил [очень красивую серебряную]* плиту из серебра, полученного от близких, которую в значительной части покрыл золотом. Он также сделал в этой церкви две кадильницы из десяти фунтов серебра, прекрасной работы и отчасти позолотив, и пожертвовал туда ещё одну [очень красивую]* серебряную кадильницу, которая принадлежала его отцу. Он изготовил чашу [вместе с её миской]* из шести фунтов серебра и ещё одну из двух с половиной фунтов с двумя другими меньшего размера и с одной кадильницей. Он изготовил крест из чистейшего золота, в который почтительно вложил частицу от древа святого креста вместе с другими мощами святых. Он сделал там значительные колокола, числом пять, и очень многие другие разного рода церковные украшения, о которых я не стал здесь упоминать. Среди прочего он приказал также переписать разные кодексы, числом шестьдесят, четыре из которых снабдил обложками и украсил [буллами и другими]* серебряными произведениями.

В то время, когда император Генрих отправился в Апулию и, как мы уже говорили выше, проезжал через Марку, он выехал ему навстречу и весьма усердно прислуживал к чести и доброй славе этого места. Когда же тот вместе со всеми своими магнатами расположился в месте под названием [город] святого Петра в Плана-ци, он в присутствии их всех пожаловался на графов Атто и Пандульфа по поводу имуществ святого Бенедикта в Термольском графстве, [которые ещё в давние времена были потеряны]* и которые те в это время удерживали; это, собственно, пять крепостей, а именно, Петра Фрацида, Песклоли, [Рипа Мала, которая ныне называется]* Гвардия, Рипа Орса и Монтебелло [и Ипсафал]*, с монастырём святого Бенедикта и святого Николая и вместе с другими церквями, расположенными во владениях этих крепостей, а именно, в следующих пределах: спереди -Ясный ручей, сзади - море с его берегом, гаванями и рыбными ловами; с одной стороны - река Триний, с другой - река под названием Тиккле. В присутствии названного императора и его магнатов названные графы отказались в пользу нашего монастыря от всего этого, [со всеми их без исключениями имуществами и владениями внутри указанных нами границ]*, и сам император своей рукой наделил вышеназванного господина Теобальда всем этим, назначив штраф в 2000 фунтов золота в пользу нашего монастыря как для них, так и для всех, которые впредь посмеют каким-либо образом посягнуть на эти земли. В последующее же время [аббат] пожаловался на судебном заседании графа Трасмунда на некоего Трези-дия, который удерживал многие владения в земле святого Спасителя, и, после того как тот признал себя виновным и отказался от них, получил их обратно. [В это же время князь Пандульф, придя в этот монастырь, выдал святому Бенедикту грамоту на монастырь святого Назария, что расположен на территории города Атины; он также выдал этому месту утвердительную грамоту на все его владения для нужд этой нашей обители и пожаловал место для строительства мельницы.]**

53. Но, когда этот Теобальд провёл в уже названной должности настоятеля примерно пятнадцать лет и указанным выше образом был возведён [при покровительстве Божьем]* в аббаты этого монастыря, он получил от названного папы Бенедикта, который его посвятил, обычную привилегию и, проведя два года, пока был жив император Генрих, во всяческом благополучии, изготовил здесь множество церковных украшений. Так, он приказал изготовить серебряный крест для крестного хода [в воскресные дни]* и два очень больших и красивых колокола. Алтарь святого Григория он украсил серебряной плитой [очень красивого стиля]*. Он изготовил также серебряную раку, куда почтительно положил частицу древа креста Господнего, которая, как мы показали выше, была доставлена сюда монахом Львом. Он также снабдил пастырский посох серебряным титулом [прекрасного стиля]*. В северной части церкви блаженного Бенедикта, возле комнаты аббата, он пристроил небольшую церковь в честь святого Николая и построил ещё одну небольшую церквушку в честь святого Севера, епископа Казинского, в месте, которое издавна называлось в народе «У лика святого Севера». Он построил также высокие стены и две башни с обеих сторон перед атрием церкви наподобие клуатра. Он велел также переписать некоторые кодексы, которых здесь вплоть до этого времени было очень мало; давайте укажем их названия. Это: вторая часть [сочинения] Августина «О граде Божьем»; его же «О Троице». Также его разделённое на два тома [сочинение] по поводу псалмов. 40 гомилий Григория. Первая часть нравственных толкований. [Сочинение] Клавдия по поводу посланий Павла. Этимоло-гиарий Рабана. Римская история. История лангобардов. Итинерарий всего круга земного с хроникой Иеронима. Полный мартиролог Иеронима. [Книга] римских понтификов. Эдикт закона лангобардов. Исидор «О обязанностях». Согласие канонов. Ещё одна книга канонов. Декреты понтификов. «По поводу Марка» Беды. А также две книги гимнов, которые следует иметь в хоре.

54. В это же время господин Одило, муж достопочтенной жизни и славы, аббат Клюнийского монастыря, чрезвычайно благоговейно прибыл в этот монастырь и ввиду великого почтения, которое он питал к блаженному отцу Бенедикту, а благодаря ему и к этому месту, пешком поднялся на эту гору. Когда он по монастырскому обычаю был почтительно введён [аббатом и братьями]* в зал капитула, то после торжественного чтения по случаю прибытия гостей достопочтеннейший муж сказал: «Как слышали мы, так и видим в городе Господа сил, в городе Бога нашего и на святой горе его». Тут же [весьма]* смиренно повернувшись к аббату, он сказал: «Я прошу тебя, любезный отец, о великом даре и смиренно умоляю, что-6b[i ты уступил его мне без всякого прекословия. Так вот, я хочу и желаю самым благоговейным образом поцеловать ноги всех братьев». Теобальд согласился, хотя и неохотно, ибо ни в коей мере не мог противостоять столь великому смирению. На следующий день, в праздник блаженного Бенедикта, наш аббат многими просьбами призывал его провести торжественное богослужение, но так и не смог заставить его отслужить мессу в своём присутствии. Затем, когда братья были уже готовы к крестному ходу и наш аббат почтительно вложил в его руку пастырский посох, тот долго и смиренно отказывался, говоря, что не достоин нести такого рода посох в присутствии его величия, полагая весьма неприличным и противным всякому праву, чтобы либо он, либо кто-то из аббатов нёс в руке перед собой пастырский посох всюду, где бы ни довелось присутствовать лично наместнику Бенедикта, то есть аббату прочих аббатов. Итак, когда он собрался в обратный путь, Теобальд, провожая его вместе со многими братьями до самых монастырских ворот, наконец смиренно просил, чтобы он, если это как-то возможно, прислал из залогов блаженного Мавра какое-нибудь благословение его учителю Бенедикту. Достопочтенный муж, радушно приняв эту просьбу, уверенно ответил, что это возможно, и обещал охотно сделать это, если будет жив. Попрощавшись таким образом, он удалился. Затем, по прошествии семи лет, он удосужился прислать сюда с шестью братьями своего монастыря целую кость руки блаженнейшего Мавра, надлежащим образом заключённую в серебряный ларец, изготовленный, наподобие башни, в прекрасном стиле. По случаю их прибытия навстречу им весьма благоговейно вышла огромная толпа народа со всей этой земли. Ибо людей побудил к этому слух такого рода, что, мол, поскольку блаженный Мавр был отправлен для подвижничества по ту сторону гор в очень давнее время, то им, когда он возвращается назад, следует выйти ему навстречу самым достойным образом. А наш названный аббат, спасаясь от преследования со стороны князя Капуи, удалился уже в Марку, как мы в последующем [подробно]* и по порядку расскажем. Однако весь капитул этого святого места, исполненный несказанного ликования по этому поводу, все облачённые в праздничные одежды, со свечами и многочисленными благовониями, проследовав к старым воротам, несколько за оградой монастыря, с великим благоговением вышли им навстречу; тут же, как если бы им довелось увидеть его живым и во плоти, они, все разом пав ниц, почтили его и, поднявшись, со слезами, смешанными с радостью, [весьма благоговейно]* и почтительно поцеловали этот святой ларец, и, весьма уважительно сопровождая его с гимнами и славословиями, внесли в монастырь и поставили на алтарь его достопочтенного учителя Бенедикта. Сколь непохожа была эта процессия встречи блаженнейшего Мавра и сколь отлична от той, когда отец Бенедикт отправлял его некогда по ту сторону гор, провожая вместе со всей общиной до ворот монастыря, хотя и та, и другая были полны благочестивых слёз, мы оставляем судить благоговейному читателю. Между тем нашлись среди братьев такие, которые, хоть и не сомневаясь вполне, но желая убедиться в этом деле, тайком открыли названный ларец снизу, откуда он [столько раз, сколько было надо]*, отпирался и запирался серебряным ключиком, и, увидев святейшие мощи, стали источником самой искренней веры как для самих себя, видевших их, так и для остальных, которые их не видели. Когда об этом сообщили старшим братьям, они резко осудили их дерзость и, опасаясь, как бы святые мощи не понесли впредь какого-либо ущерба, в то время как многие по примеру этих [братьев] могли захотеть их увидеть, самым тщательным образом заперли названный ларец, а ключ разбили на куски; таким образом, с того времени и впредь до сего дня этот священный ларец остаётся закрытым и ни разу не открывался.

55. Около этих дней Гуго, благородный муж, родом гаэтанец, когда пришёл его последний час, составил в пользу нашего монастыря хартию на половину замка, который называется Суйо, а также на все свои без исключения владения, как те, что были в Гаэте, так и те, что находились в названном Суйо, и, очевидно, достались ему со стороны родителей. В это же время некие благородные мужи из графства Абруццы Луп и Альберт [точно так же]* пожертвовали блаженному Бенедикту одну церковь своего права и имени святого Лаврентия в месте, что зовётся Колле-нори, на реке Салин, со всеми владениями и имуществами этой церкви. А в следующем году своё пожертвование в наш монастырь в виде церкви святого Иоанна, которая расположена в пределах этого замка, на реке Триний, с 270 модиями земли, на которой построена эта церковь, и со всеми прочими её владениями сделал некий Бенедикт из замка Монте Метуло [со своей женой Марендой]*. Точно так же некий священник из Бовианского округа по имени Лев пожертвовал в это место церковь святого Христофора в Кастельпетрозо, которую он построил в своём имении, со всеми её имуществами и владениями*. Также другой священник по имени Франко, родом арпинец, сделал то же самое в отношении церкви святой Луции, принадлежавшей ему на территории этого города, вместе со многими землями вокруг неё и прочими её владениями по разным местам. Также церковь святого Ангела в городе Мурроне, которая расположена на Глубоком ручье (Rivus cavus), в месте, что зовётся местечком Иоанна Скутари, была точно также пожертвована в это место со всем своим добром. Но и Раппот, некий термольский знатный муж, пожертвовал в наш монастырь всё своё добро и дворы, которые он имел в Ларине, вместе с церковью святой Марии в Плано и церковью святого Петра, а также церковью святого Теренциана в самом Ларине со всеми домами, землями, украшениями и владениями этих церквей. В эти же времена священник Адель-мод, родом сакс, придя в этот монастырь [из любви и благоговения к блаженному Бенедикту]* и весьма набожно облачившись в монашеское одеяние, за собственные средства создал в этом месте серебряный крест почти в семьдесят фунтов и немалую его часть позолотил.

[В эти же дни некий Павел, впоследствии муж святого образа жизни, пришёл в эту обитель и, приняв из рук названного аббата одеяние монашеского благочестия, был им отправлен на жительство в монастырь блаженного Бенедикта, расположенный в самом городе Капуе. Там он так ревностно жил по правилам святого исповедания, что его жизнь может служить примером и для первейших и благочестивых мужей. Ибо конец его жизни дал знать, насколько образ его жизни был угоден всемогущему Богу. Так, когда он, поражённый недугом, подошёл к своему последнему часу, в ту ночь, когда ему предстояло умереть, некий достопочтенной жизни епископ из галльских земель, отправившись к святилищу блаженного архангела Михаила, расположенному на горе Гарган, остановился в городе Капуе возле церкви святого мученика Лаврентия. Когда он, поднявшись в ночную пору, благоговейно принялся за молитву перед названной церковью, то, внезапно обратив взор вправо на восток, увидел, как к небу подымается яркий свет, исходящий из нашего названного монастыря, наподобие солнечного. Как только он, поражённый этим, остолбенел и в то же время возликовал, то сразу услышал звук монастырского колокола, который по обычаю давал знать о смерти брата, и понял, что там, очевидно, умер кто-то такой, чья душа была удостоена чести отправиться на небо в том свете, какой он увидел. Итак, этот святой епископ, тут же поведав товарищам о том, что видел, по горячим следам послал в монастырь посланца, чтобы тот узнал, кто умер там этой ночью, и сообщил ему его имя. Когда это было сделано, достопочтенный епископ решил для себя, что пока будет жив, будет поминать имя этого Павла среди имён блаженных]*.

В это же время вышеназванный князь Пандульф, который был графом Теан-ским, построил часовню блаженного Иоанна Крестителя возле церкви названного Капуанского монастыря, а именно над телом господина Ланденульфа, [славного]* князя, который, как мы говорили выше, был убит капуанцами, и пожертвовал этой часовне к выгоде этого монастыря целую половину двора, который называется Англ, со всем, что к нему относилось. А вторую половину этого двора гораздо позже, а именно во время аббата Дезидерия, купил у Пандульфа, графа Презен-цано, которому она отошла по праву наследования, настоятель Бенедикт.

В это время некая аббатиса по имени Раймбурга из города Фермо пожертвовала в этот монастырь свой монастырь имени святой Марии в местечке Левериано, а также церковь святого Иоанна в Гарзании и крепость в Барбулано с церковью святой Марии и святого Власия со всем без исключения имуществом и владениями этих церквей.

Также Пётр, сын Райнерия, из города Соры, сделал нашему монастырю пожертвование в виде церкви святого Сильвестра в Арпинском округе, в месте, что зовётся Валле де Фрассу, со всеми её владениями и имуществами. Кроме того, в те же дни названный аббат передал церковь святого Григория в Патерне в Марсикан-ском графстве со всеми её владениями в аренду некому Рокко за 60 солидов и ежегодный ценз в 800 рыбин. То же самое он сделал и в отношении горы под названием Сабук, выше Ания, получив за это 40 солидов и ценз в 200 рыбин. То же он сделал и в отношении земель в Калабретто, передав их сыновьям Гваненга за 40 солидов и ценз в 12 денариев. Точно так же он поступил с сыновьями Вильгельма, за 40 солидов и ценз в 2 солида и 300 рыбин. То же он сделал и в отношении двора под названием Боцетула в Пенненском округе за 140 солидов и ценз в 6 солидов, и церкви святого Бенедикта в Ломбардии, в усадьбе Персикета, за ценз в 10 солидов.

[В эти дни, когда в Риме умер папа Бенедикт VIII, ему на престоле понтифика наследовал Иоанн, его брат, родом тускуланец, сын Григория.]**

56. Итак, когда августейшей памяти император Генрих умер в 1025 году Господнем и герцог Конрад, который звался также Коно, был возведён в короли по выбору самого Генриха, князь Пандульф, освобождённый наконец по просьбе Гвай-мария от оков, которые заслуживал носить вечно, вернулся домой; показав себя мужем всяческой кротости и смирения, он пришёл в наш монастырь и, клятвенно обещав аббату всяческую дружбу и верность, заявил, что впредь будет почитать его, словно отца и господина. Итак, вскоре он призвал из Апулии своих прежних сторонников - греков во главе с [катепаном]* Бойоаном - и, целых полтора года осаждая и атакуя Капую, хотя Гваймарий, [князь Салернский]*, его родственник, вместе с норманнами - [Райнульфом, Арнолином и прочими из Комино]*, а также графами Марсики сопротивлялись ему изо всех сил, наконец вошёл в город. А Пандульф Теанский, которого, как мы говорили, император поставил князем Капуи, был взят названным [катепаном]* Бойоаном под защиту вместе с [сыном Иоанном и]* всеми его людьми и доставлен в Неаполь; в следующем же году, когда Неаполь также был взят капуанским князем, а магистр милитум Сергий изгнан оттуда, Пандульф Теанский, вновь спасаясь от его лица, бежал в Рим и там умер изгнанником; капуанский князь владел Неаполем почти три года. Затем Сергий, отвоевав Неаполь, привязал к себе узами родства Райнульфа, деятельного мужа, и, сделав его графом Аверсы, велел находиться там вместе с товарищами норманнами из-за ненависти и вражды князя [Пандульфа]. Тогда Аверса впервые начала заселяться. [Итак, в течение этих трёх лет, когда умерли сперва Василий, а затем и Константин, императоры Константинопольские, императорскую власть получил их зять Роман. После Генриха римское королевство по выбору самого Генриха получил герцог Конрад]*. Кроме того, Пандульф, ни в коей мере не оставив своих прежних беззаконий и якобы из ненависти к императору стараясь дать удовлетворение своей злобе в разорении монастыря, с притворным благоговением просил, вернее, заставил аббата Теобальда остаться у него в Капуе будто бы ради безопасности их обоих, так что уже не позволял ему вернуться сюда; хотя и выдал ему грамоту о подтверждении за ним всего аббатства по обычаю прежних князей. В то время настоятелем в Капуанском монастыре был некий Василий, родом калабриец, весьма склонный к светскому образу мыслей, который некогда, исполняя обязанности министериала в епископии святого Стефана, испугался прихода императора Генриха, ибо был весьма близок к князю, и бежал в наш монастырь. Впоследствии же названный аббат сделал его монахом, и тот [довольно долго]* пользовался у него немалым почётом. Но, когда этот князь вернулся и вновь, как мы говорили, овладел Капуей, он, призвав к себе этого Василия, велел передать ему приорство в Капуанском монастыре. Совершенно не помня о тех благодеяниях, которые оказал ему аббат, он причинил ему все тяготы, какие только мог, и, возгордившись от дружбы с князем, так держал в узде хор братьев, словно второй аббат.

57. Итак, Пандульф, заставив всех людей монастыря принести ему клятву верности и раздав норманнам, которые к нему тогда примкнули, все крепости и деревни этого монастыря, кроме святого Германа, святого Петра, святого Ангела и святого Георгия, поставил над тем, что ещё, по-видимому, оставалось за монастырём, некоего Тодина, одного из монастырских слуг, соучастника его беззаконий, велев ему находиться в Сан-Джермано в резиденции аббата; передав ему, сверх того, замок под названием Бантра, он велел повиноваться ему как норманнам, так и всем остальным. Мы, даже если бы была такая возможность, всё равно бы не смогли полностью рассказать о том, сколь отвратительным и нечестивым выказал себя этот Тодин в отношении рабов Божьих, в какую нужду и бесчестье вверг он их и это святое место, а именно, настолько, что - упомяну из всего этого лишь немногое -в самое вознесение Пресвятой Богородицы у них не было даже вина для служения алтарю. Кроме того, если он хотел прогнать из монастыря кого-либо из монахов, то, якобы считая ниже своего достоинства сказать ему это, приказывал поднимать со стола его чашу и класть на пол, чтобы по этой жидкости тот мог понять причину изгнания, и с этого времени не смел больше оставаться в монастыре. [Но, помимо прочего]*, он приводил в трапезную братии, в которую до тех пор не смел входить никто из мирян, самых низких людей и некоторых мирян из монастырской челяди, чтобы те подавали на стол хлеб и вино. И монахам тогда не оставалось ничего иного, как только бросаться в плач вместе с Иеремией: «Рабы господствуют над нами, и некому избавить от руки их». Но был ещё жив господин Лев, главный страж церкви, который, войдя однажды в трапезную и застав рабов, о которых мы говорили, выполнявших указанные обязанности, тут же воспылал религиозным рвением и с великим бесчестьем прогнал их за ворота, а затем, повернувшись к братьям, сказал: «Доколе же мы будем оставаться при таком поношении нашего распорядка, при таком беззаконном и нечестивом господстве рабов? Следуйте за мной, и мы все вместе уйдём отсюда, и отправимся за горы к императору, и со слезами расскажем ему жалостную историю нашего несчастья». Итак, по этому призыву они все разом тут же воспрянули духом и последовали за ним. Тодин, узнав об этом через гонца, весьма спешно поднялся и, застав их уже довольно далеко от монастырских ворот, тут же соскочил с коня и, пав им в ноги, умолял и, принося многочисленные извинения, упрашивал, чтобы они соизволили вернуться; и впредь обещал всё исправить по их воле. И они, видя такое его смирение и обещания и полагая, что он обещает взаправду, будучи людьми радушной и сострадательной души, без промедления вернулись обратно. Но получили за это мало облегчения и утешения. [И поскольку названный Тодин упорствовал в своём беззаконии]*, то малое время спустя, а именно при аббате Рихерии, по приговору Божьему случилось, что он был схвачен некоторыми нашими людьми и пострижен, а также облачён во власяницу и по обычаю слуг помещён в пекарню просеивать муку.

58. Между тем наш аббат находился в Капуанском монастыре формально на положении аббата, но фактически как пленник, и никогда не смел выходить за пределы города без стражи. Когда он терпел это почти целых четыре года, то тайно передал Сергию, герцогу Неаполитанскому, чтобы тот вместе с рыцарями пришёл в назначенный день в указанное место и принял его; что и было сделано. Ибо тот, выйдя в назначенный день, отправился к Капуе якобы с целью прогулки и [дошёл] до церкви святого Марка, что расположена у подножия горы святой Агаты; оттуда [аббат] понемногу, шаг за шагом, соединившись с названными рыцарями, отбыл в Неаполь, а затем спустя несколько дней отправился в Марку. Там, в названном монастыре святого Спасителя, в котором он ранее был настоятелем, он весьма достойно проживал на протяжении примерно пяти лет до самой смерти.

59. Через несколько дней нечестивейший князь приказывает одному своему верному по имени Адельгизий, чтобы он как можно скорее пришёл в этот монастырь и быстро доставил ему ризу и чашу императора, а также некоторые другие важные церковные украшения, отданные в залог графами Аквина и Секста. Когда тот, придя, объявил о деле, ради которого был прислан, то, хотя одни братья решили ни в коем случае не отдавать эти вещи, другие, напротив, решили не удерживать их у себя, дабы не испытать гнев князя. Но, когда посол стал решительно настаивать, вышеназванный Адам, который тогда проявлял заботу о церкви, сказал: «То, о чём ты просишь, добрый человек, я никогда не отдам ни тебе, ни кому-либо другому, но положу эти вещи на алтарь блаженного Бенедикта, которому они принадлежит, и, если посмеешь, забери их оттуда». Когда он это сделал, тот, [будучи склонен ко всякой дерзости]*, отважно подошёл и уже протянул к алтарю нечестивые руки, в то время как монахи стояли в стороне и горевали, как вдруг - удивительно и сказать! - тут же пал на лицо своё и был внезапно поражён сильнейшей [эпилепсией и одновременно]* параличом, явив собой удивительное и весьма жалкое зрелище всем окружающим. На следующий день он кое-как оправился от этой болезни и без всякого успеха вернулся тогда к князю, но до самой смерти оставался с перекошенным ртом и глазами, и на все вопросы, как с ним приключилось подобное, рассказывал всё это не без великого удивления со стороны слушателей. Князь же, хотя и был немного напуган этим делом, но не мог на долгое время удерживать в злой душе добрую волю. Так, спустя малое время он вновь послал названного Василия, [настоятеля Капуанского монастыря]*, и велел ему доставить к себе все сокровища этого места. Из Капуанского же монастыря тот увёз три серебряных венца, один украшенный драгоценными камнями кодекс, прекрасную лимонного цвета ризу и три куска ткани с алтаря: один с жемчугами, другой - с крестом из фриза и жемчугами, а третий - с орлами. Всё это [князь], собрав вместе, сложил в крепости, которую незадолго до этого построил на горе святой Агаты, что возвышается над Капуей. В этой крепости он собрал также несметные трофеи, коварством и насилием отобранные у разных других церквях, а также у вдов и сирот.

[Расскажу, однако, о том, как Бог, справедливый судья, наказал этого князя после смерти за уже названную чашу. Так вот, как-то однажды Сергий, магистр милитум, который стоял во главе города Неаполя, отправившись на охоту в самую святую субботу Пасхи, вместе со своими пажами вошёл в лес, чтобы поймать кабанов, и, раскинув сеть, они все разом разошлись по всему лесу вместе с собаками, чтобы загнать их; но, прежде чем кабан, убегая, запутался в сети, охотники настигли его, закололи и схватили. Однако, поскольку час был уже поздний, солнце клонилось к закату и непроглядный мрак уже почти что окутал землю, названный магистр милитум, чтобы не быть застигнутым ночной тьмой, отложив начатую охоту, вместе со всей челядью начал как можно скорее возвращаться домой, и только одному мальчику по имени Пифагор приказал, чтобы тот собрал сети и проворно следовал за ним. Итак, когда мальчик, который остался, собрав сети, последовал за своим господином по прямой тропе, к нему на пути внезапно присоединились два монаха, настоятельно предлагая вернуться. Когда он, объятый страхом, спрорил, что всё это значит, те сказали: «Не бойся, следуй только за нами». Итак, когда они вместе прошли немного по этому лесу, то пришли к одному весьма грязному и страшному на вид пруду, и те жалостливо показали ему там Пандульфа, князя Капуанского, о котором я упоминал выше и который незадолго до этого времени умер; он был закован в железные кандалы и погружён в грязь этого озера по самое горло. Между тем два чёрных, как смоль, духа, сделав из дикорастущего винограда верёвки, привязали его за горло и то погружали его в самую глубину пруда, то вновь вытаскивали наверх. Когда они неоднократно проделали это, названный мальчик Пифагор, хотя и дрожащим голосом, обратился к [Пандульфу] с просьбой объяснить, по какой причине он терпит подобное. А тот, плача и завывая, тут же дал такой ответ на вопрос мальчика, сказав: «Хотя, о мальчик, мне за мои неисчислимые преступления уготованы многие и бесчисленные кары, ту кару, которую ты видишь, я, однако, терплю не по какой иной причине, как из-за той золотой чаши, которую я, движимый святотатственной алчностью, увёз из монастыря блаженного Бенедикта, и, даже умирая, отказался ему возвратить. Но я настойчиво прошу тебя и заклинаю именем Иисуса Христа, Господа спасителя всех людей, чьи заповеди я, несчастный, презрел, за что и погружён в эту пучину смерти, чтобы ты или сам отправился в Капую к моей жене, или послал гонца, и поведал ей о муках, которые я терплю, и убедил её вернуть чашу в монастырь святого Бенедикта». Но тот сказал ему: «Что проку, если я сообщу ей об этом? Ведь она не поверит в то, что я тебя видел и что ты терпишь подобное». А Пандульф отвечал ему: «Знаком ей с моей стороны будет то, что Пандульф, сын Гуалы, держит эту чашу в качестве залога, и я прошу тебя, не откладывая, поскорее сообщить ей, чтобы она, дав соли-ды, которые мы ему должны, получила её назад и без всякого промедления возвратила её в монастырь святого Бенедикта». С этими словами видение исчезло с его глаз. Мальчик же, как только вернулся домой, заболел и через несколько дней умер. Но то, что он видел и что ему было сказано, он открывал всем, кто к нему приходил. Даже сам Пандульф, который держал чашу у себя в качестве залога, уж не знаю по какой причине отправился в это время в Неаполь и, как рассказывал мне, лично слышал всё это из уст Пифагора; через него же Пифагор и поведал жене [покойного Пандульфа] в Капуе обо всём, что видел по поводу её мужа и что тот ему поручил. Но та, заботясь более о себе, чем о муже, и не желая возвращать ценность, которую присвоил её муж, не удосужилась получить обратно эту чашу и вернуть её в монастырь. Мы потому позаботились вставить это в настоящее сочинение, чтобы всякий, кто это услышит, устрашился и удержал свои мысли и руки от разграбления этого монастыря, дабы не довелось ему раскаяться перед смертью, а после смерти не пришлось родителям и близким совершать то, что могло бы избавить его от мучений, и не вышло так, что он навлечёт на себя вечные муки за то, что, презрев страх Божий, не побоялся совершить при жизни, и, как пренебрёг добрыми и святыми делами заслужить прощение в этой жизни, так не заслужит его и в той.]**

В эти дни, а именно в 1031 году Господнем, блаженный Доминик, творец великих чудес и основатель многих монастырей, в возрасте уже почти восьмидесяти лет отошёл к Господу в Соре, городе Кампании, и был погребён в соседнем с Сорой монастыре, который ныне зовётся его именем.

60. В это время братьями нашего монастыря была построена возле города Гаэты церковь в честь святой Схоластики, рядом с древней церковью её же имени, которая там была, а именно, которая щедростью Стефана, епископа этого города, была некогда пожалована им в качестве приюта. Мы сочли непозволительным умолчать о том, какое великое чудо Бог сотворил там благодаря заслугам блаженного Бенедикта. Так, когда однажды один из рабочих на соседней горе, которая возвышается над морем, выламывал камни, из которых надлежало сделать стены этой церкви, железное орудие, которым он работал, внезапно соскочив с рукоятки, упало вниз в морскую пучину. Братья, узнав об этом от человека, с которым это случилось, решили поскорее сделать вместо этого другой молоток, чтобы последовательно завершить начатое дело. Как вдруг один из них, наиболее пылкий в вере, сказал: «Ни в коем случае! Давайте лучше все вместе пойдём с надеждой к месту, где упало железное орудие, бросим рукоятку в воду и без сомнения дождёмся, что и в отношении нашего молотка благодаря отцу Бенедикту вскоре произойдёт то чудо, которое этот отец совершил в отношении косницы гота». [Что же далее?]* Благодаря внушению Божьему всем пришёлся по нраву этот совет, и они тут же, спустившись к морю, садятся в лодку и, переплыв залив, прибывают к месту, где упало железное орудие. В этом месте, - хотя там, как они видели, была огромная глубина, - они, веря в то, что для Бога нет ничего невозможного, и полагаясь на заслуги нашего святейшего отца и его блаженнейшей сестры, с надеждой бросают в море рукоятку и тут же по Божьей воле возвращают железо, вновь наложившееся на свою рукоять, не без великого удивления со стороны многих.

[В это же время, когда в Риме умер вышеупомянутый папа Иоанн, в понтифики на апостольский престол был поставлен его племянник Бенедикт, родом тускуланец, сын патриция Альберика.]**

61. А названный аббат, уже будучи стар и насыщен днями, скончался в вышеназванном монастыре святого Спасителя 3 июня и был удостоен там почётного погребёния. Когда он умер, монахи не посмели провести выборы без воли [и повеления]* князя. А князь уже давно решил отдать аббатство названному Василию, но, пусть беззаконный и нечестивый, он всё же не хотел совершать это без согласия братьев. Жил в этом монастыре также другой брат по имени Антоний, родом капуанец и весьма начитанный. Итак, князь вызывает его в Капую. Ведь он и ему также обещал некогда это аббатство. Когда он в течение многих дней поддерживал в них обоих такого рода надежду и прошёл уже почти целый год, он наконец раздумал назначать Антония, поскольку тот никоим образом не соглашался ему присягать, и одобрил избрание Василия. Итак, этот верховный архимандрит поручает, чтобы несколько старших братьев этого места прибыло к нему в Капую и он дал им аббата по их совету. Те собрались, и названный аббат был избран у него во дворце и оттуда со славой препровождён в монастырь этого города, перед этим собственноручно и весьма постыдно принеся князю клятву в том, что впредь не будет удерживать двадцать солидов в год со всех переданных ему имуществ монастыря.

62. Василий, 33-й аббат, пребывал в должности два года.

Поставленный, как было сказано, недостойно и по-мирски, он, пока жил, вёл, однако, ещё более недостойный и постыдный образ жизни. Ибо он вёл себя не как аббат такого великого монастыря, но как управляющий дел князя, так что примерно пять месяцев после своего назначения оставался в Капуе, усердствуя скорее в служении князю, чем в заботе о монахах. Сколько бы раз ни случалось ему приходить сюда, ему ни в коем случае не давали здесь оставаться, ибо Тодин, как мы говорили выше, завладел курией аббата, и тот, поднимаясь сюда, словно некий чужак, даже у братьев не пользовался тут никаким уважением, никаким почтением, какое обычно оказывают аббатам, кроме того, какое он сам вынуждал у не желавших этого и вопреки их воле. [Итак, в том году, в котором его поставили, а именно 27 января, гора Везувий изрыгнула пламя, такое огромное и необычное, что оно распространилось до самого моря. В это время умер Гваймарий Старший, князь Салернский, оставив наследником княжества сына Гваймария.]* При этом аббате Альферий и Стефан, священники из города Миньяно, пожертвовали в наш монастырь одну церковь своего права имени святого Варфоломея, возле самого города, вместе с одним своим домом и со всеми [имуществами и]* владениями этой церкви. Аббат отдал в аренду неким термольцам крепость под названием Петра Фрацида [со всеми её владениями]* и получил за это 1200 солидов и в качестве ценза - 40 солидов.

63. Когда же всемогущий Бог решил уже положить конец таким бедствиям и такому разграблению этого святого места, и молитвы и стоны рабов Божьих, слёзы сирот, вдов и бедняков были посланы на небо в ларце выслушивания, [согласно тому, что содержит Мудрость, сердце царя - в руке Господа: куда захочет, Он направляет его,]* то в 1038 году от воплощения Господнего император Конрад, перейдя Альпы с очень сильным войском, вступил в Италию и прибыл в Милан, ибо был сильно оскорблён архиепископом этого города. Там некоторые из старших братьев нашего монастыря, которые уже давно отправились к нему за горы с жалобами, явились к нему и со слёзными жалобами вновь поведали ему обо всех злодеяниях, которые они претерпели от Пандульфа за столько лет, прося и умоляя, чтобы он наконец соизволил прийти в эти земли и силой вырвал из рук такого тирана обитель блаженного Бенедикта, которую до сих пор его предшественники весьма почтительно держали под своим покровительством. Император, склонившись к их [жалобам и]* просьбам, так как был весьма благочестив, спешно прибыл в Рим, где также принял многочисленные жалобы на Пандульфа от очень многих других как церковных, так и прочего чина мужей. Итак, проведя совещание со своими магнатами, он, вняв призыву богобоязненных мужей, отправляет от своего имени в Капую нескольких деятельных мужей, передав князю, чтобы тот, если не хочет тут же испытать его гнев, прежде всего немедленно вернул Монтекассинско-му монастырю всё, что у него отобрал, затем отпустил пленных мужей всякого чина и рода и быстро вернул каждому его имущество без всякого ущерба. Итак, послы императора приходят в Капую, встречаются с Пандульфом и, тщетно проведя с ним множество бесед, без всякого результата возвращаются к своему господину. Ибо Господь ожесточил его сердце, как некогда ожесточил сердце фараона'', чтобы заставить его силой сделать то, что тот не хотел исполнить добровольно. А император, узнав, что Пандульф пренебрёг его волей, воспылал гневом и, взяв войско, пришёл в Монтекассино. Когда его служители, которые по обычаю были высланы вперёд для взимания того, что причиталось королевскому величию, вошли в монастырскую курию, названный Тодин, перепугавшись, тайно удалился, смешавшись с толпой людей, и, поспешив в замок, укрылся там. Когда об этом сообщили братьям наверху, один из старших по имени Аццо, выйдя вперёд, сказал: «Время молчать, о братья, миновало, и пришло время говорить. Вот, воссиял день нашего избавления. Так давайте спустимся и согласуем с королевскими служителями всё, что необходимо». Когда это было сделано, они весьма почтительно приняли и приютили у себя императора, а на следующий день он вместе с женой и своей невесткой поднялся в монастырь, чтобы препоручить себя блаженному Бенедикту и братьям. Поскольку братья принимали его с великой почтительностью и весьма торжественно, он после молитвы вошёл в зал капитула, чтобы побеседовать с ними. Когда он воссел, все монахи, разом поднявшись, распростёрлись пред лицом его и, встав, [после того как им дали возможность говорить]*, сказали: «Все мы так ждали вас, так желали увидеть ваше лицо, наконец, так ожидали вашего прихода, как если бы души праведников ожидали в преисподней прихода Спасителя». Когда император в ответ на это залился слезами, все они вновь падают на лицо своё и, вновь поднявшись, по порядку рассказывают, сколько и какого именно зла они претерпели на протяжении примерно двенадцати лет с момента возвращения Пандульфа, и, заклиная его именем Бога и блаженного Бенедикта, просят, чтобы он соизволил положить конец таким бедствиям. Тогда император, клятвенно подтвердив, что он только по этой причине и пришёл в эти земли, и весьма благоговейно обещав, что, пока будет жив, он от всего своего сердца будет почитать и оберегать это место, приказал наконец, чтобы двенадцать из них отправились к нему в Капую, где он по их совету более свободно предпримет то, что следует сделать по поводу этого дела. Затем он положил на алтарь блаженного Бенедикта пурпурный покров, украшенный по окружности золотым фризом на одну ульну в длину. Наконец, весьма смиренно препоручив себя молитвам братьев, он, получив таким образом благословение, отправился к Капуе. Между тем Пандульф, ни в коей мере не смея ожидать августа в Капуе, вместе с аббатом, скорее его, нежели нашим, бежав, укрылся в названном замке святой Агаты[, который с величайшим старанием укрепил со всех сторон]*. Император же, вступив в Капую в самый канун Троицы, на следующий день разбил шатры у Старой Капуи. Тут же явились монахи, прося исполнить обещанное и, прежде всего, требуя себе аббата. На это император, как и было решено, ответил: «Это не моё дело; вы сами изберите одного из вас». Когда те ответили, что у них нет подходящей кандидатуры и что нецелесообразно во время таких волнений рукополагать в таком доме кого-либо без большой силы и могущества, а потому, мол, во главе их следует поставить кого-то влиятельного из его людей, император, оставаясь при своём мнении, сказал: «Ни в коем случае! Но изберите подходящего для вас аббата из вашей общины, как предписывает устав блаженного Бенедикта». Те же, настаивая тем не менее на прежней просьбе, поддержанные также помощниками и советниками августа, наконец, просили дать им в аббаты Рихерия, который тогда управлял Леонинским аббатством. Император, сильно огорчившись из-за этого, - ибо Рихерий был ему очень дорог и весьма полезен [во всех его делах] *, - хотя поначалу упорно не хотел этого делать, в конце концов, побеждённый доводами и просьбами монахов, согласился и, призвав его, передал братьям для рукоположения в аббаты, хотя тот [сильно плакал]* и упорно отказывался. [В эти дни случилось то чудо, которое достопочтенной памяти Пётр, епископ Остийский, описал в речи о бдениях блаженного Бенедикта, а именно, когда огонь в этом монастыре был потушен внезапным небесным ливнем...]* Кроме того, Пандульф поручает [через послов]* передать императору [просьбу о прощении]*, обещая дать ему триста фунтов [лучшего]* золота, если заслужит его прощение вместе с милостью; причём половину этого золота он обещает дать сразу, а за вторую половину передать в заложники дочь и племянника. Император соглашается, и тот передаёт ему деньги и заложников. Сделав это, Пандульф тут же жалеет о содеянном, и, полагая, что, как только август покинет город, он легко сможет вновь овладеть им, отказывается послать остаток золота. Итак, император, проведя совещание как со своими людьми, так и с нашими, передаёт должность Капуанского князя Гваймарию [Младшему]*, князю Салернскому. Он также по настоянию этого Гваймария утверждает Райнульфа в должности графа Аверсы. А Атенульфа, архиепископа Капуанского, которого негодный Пандульф бросил в темницу, восстанавливает на его престоле. Весьма настоятельно препоручив им нашего аббата и все дела нашего монастыря, чтобы они защищали и оберегали его во всех делах вместо него, он, уведя с собой заложников Пандульфа, отправился в Беневент, [где вместе со своим войском подвергся со стороны горожан весьма постыдному и недостойному обращению] *, и [спустя не очень много дней]* через Марку ушёл оттуда за горы; не прошло и года, как он умер, оставив империю своему сыну Генриху. В это же время Гваймарий при поддержке норманнов взял Сорренто и уступил его своему брату Гвидо. Он также подчинил своей власти Амальфи. Между тем Пандульф, оставив в названном замке сына для захвата Капуи тем или иным образом, сам вместе со своим Василием ушёл к императору в Константинополь за помощью войском или деньгами. Но император не только ничего ему не дал, но даже отправил его в ссылку, убеждённый послами Гваймария, и этот несчастный пробыл там более двух лет до самой смерти императора; наконец, освободившись, он вернулся домой без всякого результата.

64. В эти дни, когда почти с самого начала мая и до 28 июля дождевая влага едва или только слегка орошала пашни, в указанный нами день некий крестьянин, живший по соседству с монастырём, после того как снял урожай со своего клочка земли, которым владел возле подножия горы, тут же поджог солому, которая оставалась. И вот, пламя, понемногу разгоревшись, внезапно, не довольствуясь уже только мякиной, начало быстро пожирать всё на своём пути и даже сам лес. Огонь был уже совсем рядом с монастырём и предвещал ему верную гибель от неминуемого пожара, как вдруг небесное милосердие Всемогущего, склонившись к просьбам отца Бенедикта, обратило на это место взор с небесных вершин и неожиданно создало над территорией всего монастыря весьма убогую тучку, внезапно возникшую в необъятном воздушном просторе, с обильными потоками дождевой воды, которые не только потушили пламя пышущего пожара, но и щедро и в изобилии оросили все окрестности этого святого места. Удивительное всемогущество Творца, чтобы явно показать, что оно создало эту тучку исключительно для спасения этого достопочтенного места, когда весь небесный свод со всех сторон сиял безоблачной ясностью, удерживало эту тучу над территорией монастыря таким образом, что она обильно полила все окрестности, но соседних мест совершенно не коснулась. Итак, крестьянин, который был, пусть и невольным, виновником такого зла, как увидел, что огонь приближается к монастырю, горько рыдая и каясь, тут же спустился вниз и, гонимый и влекомый одной только совестью, добровольно осудил себя на общественную тюрьму. Наши, глубоко и набожно исследовав это дело, позволили ему уйти невредимым и воздали щедрую благодарность милосердному Богу за спасение такого славного места.

[В это же время, когда рыбаки этого монастыря закинули в море сети, чтобы наловить рыбы на стол братии, явился некий норманн, надменного ума и исполненный неистового духа гордыни; поскольку [все] они жадны до грабежа и необъяснимым образом озабочены захватом чужого добра, то он, схватив одного из рыбаков, сорвал с него одежду, в которую тот был одет, тут же надел её на себя, а затем, сев в лодку, начал заставлять рыбака вытянуть из глубины сеть, чтобы, забрав рыбу, которую в ней найдут, увезти её с собой. Когда рыбак отказался и сказал, что желает ловить рыбу для стола монахов, а не норманнов, то был сильно избит этим норманном и брошен в море. Когда же этот норманн, жадный до рыбной добычи, начал сам вытягивать сеть из глубины и выбирать рыбу, то внезапно упал с лодки в море и, поглощённый морем, испустил дух. Но - удивительно сказать! - волны выбросили мертвеца на берег до того, как рыбак, сброшенный им в воду, смог живым добраться туда вплавь.]**

Рихерий, родом баварец, 34-м по счёту получив аббатство этого места, пребывал в должности 17 лет, шесть месяцев.

65. В [1038]* году [Господнем]*, когда был поставлен этот [аббат]*, император Конрад по просьбам своей жены Гизелы и сына Генриха, а также Кадело, своего канцлера и епископа, по обычаю прежних августов выдал ему в Беневенте скрепленную золотой печатью грамоту на все владения монастыря. Но и папа Бенедикт IX, согласно обыкновению римских понтификов, выписал ему привилегию. [В это же время некий аквинский муж по имени Магиперт пожертвовал блаженному Бенедикту своё наследство, а именно остров под названием Лимата, омываемый Карнеллом и Мельфой, величиной в сто модиев, на котором названный аббат построил церковь святого Маврикия, и впоследствии просил папу Льва её освятить]*. В это же время князь Гваймарий выдал блаженному Бенедикту грамоту с золотой печатью на все монастырские владения, но особо — на Сан-Урбано, Ви-кальбо и десятую [часть всего]* города Атины, а также на русло Карнелла, который протекает мимо [названного]* острова Лиматы, а именно в ста футах выше этого острова и в ста футах ниже, [с берегами] * и границами с той и другой стороны. Другой грамртой он также пожаловал этому монастырю церковь святого Николая в Амальфи со всеми её владениями; другие благородные мужи этого города также пожертвовали нашему монастырю церковь святого Креста со всеми её владениями. [В следующем году, 9 января, луна, будучи в 13-й фазе, в течение пяти часов была покрыта мраком, хотя на небе не было ни единого облака] *. В это же время Нантар, некий священник и монах из Венафра, пожертвовал нашему монастырю церковь святого Назария, которую он недавно построил на небольшом холме в Пепероц-цу, у реки Центезимо[, а именно, ту церковь, где он собрал для служения Богу нескольких братьев], вместе с несколькими кодексами, некоторыми церковными украшениями и приобретёнными там немалыми земельными владениями; [с согласия их всех он и передал в наш монастырь эту церковь со всеми её владениями]*. То же самое сделали и Иероин, житель Драконарии, и священник Иоанн в отношении церкви святого Николая, расположенной возле этого города. Также граф Иоанн по прозвищу Скинт [посредством жалованной грамоты]* пожертвовал блаженному Бенедикту монастырь святого Николая, что расположен [во владении Понтекорво, у подножия горы святого Левкия]*, возле крепости Пико, а также [другую]* церковь - святой Марии, которая расположена неподалёку от этого монастыря, со всеми без исключения имуществами, владениями и принадлежностями этих церквей. Он также совершил с названным графом обмен, утвердив за этим местом церковь святого Сабина, которая примыкает к [скале названной]* горы святого Левкия, со всеми её [имуществами и]* владениями, и получив взамен один двор в пределах Капуи, в месте, что зовётся Баниол; тот двор, который ранее сам Иоанн подарил нашему монастырю. Берарду, графу Марсики, аббат отдал в аренду церковь святого Спасителя в Авеццано за ценз в 300 рыбин. В это же время Адельферий, граф из Беневентского княжества, пожертвовал нашей обители монастырь святого Евстафия, который называется Пантазия, построенный возле крепости святого Юлиана, вместе с четырьмя другими подчинёнными ему церквями и всеми его имуществами и владениями. То же самое сделали Иоанн и Адемарий, графы из города, что зовётся Мурроне, в отношении церкви святого Ангела, расположенной в самом этом городе, над главными воротами. Но и Пётр, аббат из этого же города, точно так же поступил в отношении церкви святого Иоанна, которая построена в месте, что зовётся Серра Большая, вместе с другой церковью - святого Варфоломея и со всеми владениями этих церквей. [В эти же дни]* Райнальд и Лев, священники города Аквина, равным образом пожертвовали блаженному Бенедикту церковь святой Варвары и два своих дома со всеми имуществами [и владениями]* этой церкви, которая расположена возле этого города, в месте, что зовётся «Голова у берега». Стефан, священник этого города, точно так же поступил в отношении церкви святой Марии в Гуальдо, в месте, что зовётся Урзитруде. Ландо, также священник этого города, то же сделал в отношении церкви святого Стефана, которую сам построил в своём собственном владении, в самом этом городе, а именно у ворот, которые расположены возле самого водопровода. То же сделал и Бонифаций, судья этого города, в отношении церкви святого Николая на Острове со всем, что ей принадлежало во всём Аквинском графстве. Равным образом в этот монастырь была пожертвована церковь Господа Спасителя в замке Викальбо [со всем, что ей принадлежало]*; а также церковь святого Власия на территории Марсики, на горе, что зовётся Сабук, вместе с её землями и владениями. В это время некие благородные мужи из Аскула, то есть Роланд, Атто, Тедерик и ещё один Роланд, пожертвовали блаженному Бенедикту из владений своего права две крепости, из которых одна зовётся Дециниан, а вторая - Трибилиан, вместе с церквями, [их украшениями и имуществами]*, и со всеми [без исключения]* принадлежностями и владениями названных крепостей, а также всю свою долю в крепости, что зовётся Кабине, [вместе с её владениями]* и некоторые другие владения по разным местам, что составляло примерно 2000 модиев земли. Этот аббат передал в аренду Дауферию, графу Ларина, все церкви и имущества этого монастыря, которые были в этом графстве и в термольских владениях, за ежегодный ценз в сто бизантиев. В это же время Корбо, некий житель Абруцц, пожертвовал в монастырь святого Бенедикта, что расположен в этом графстве на реке Тронт и подчиняется нашему монастырю, всю свою долю в крепости, что зовётся Фан, и на горе Домнелли со всем, что относилось к этим долям, то есть 3000 модиев земли. То же самое сделал Тедерик, некий аскуланец, в отношении всей доли своего права в двух крепостях, то есть в Помонте и Октаве', что составляет 4000 модиев земли.

Около этого времени святой памяти Стефан, король Венгрии, который, обратив свой народ к вере Христовой, славился после смерти многими чудесами, отправил святому отцу Бенедикту очень красивый золотой крест, упрашивая аббата многими просьбами, чтобы он соизволил прислать к нему для устройства монастыря в тех землях несколько человек из братьев этого места. Когда аббат, ни в коем случае не пренебрегая его просьбой, послал к нему двух старших братьев этого монастыря, тот уже умер, и Соломон, его сын, который наследовал ему на престоле, весьма почтительно их принял и, вознаградив наряду с прочими немалыми дарами пятью прекрасными плювиалами, отпустил обратно к аббату.

[Между тем норманны удерживали все крепости в округе монастыря, за исключением церквей святого Германа, святого Петра, святого Ангела и святого Георгия, которые только и не были уступлены им Пандульфом]*.

66. В это же время полководец Маниак, отправленный Константинопольским императором с войском в Сицилию для покорения сарацин, призывая на помощь воинов Апулии и Калабрии, направил послов также к Гваймарию, умоляя, чтобы он послал ему на подмогу норманнов. Тот, вняв его просьбам, отправил ему в помощь Вильгельма, Дрого и Хумфрида, сыновей Танкреда, которые недавно прибыли из Нормандии, с 300 других норманнов. Когда большая часть Сицилии была уже возвращена, а город Сиракузы взят, названному полководцу был выдан неким старцем мавзолей святой девы Луции, её святое тело было вынесено оттуда, вложено в серебряную раку и со всеми почестями перевезено в Константинополь. Но затем, когда греки и норманны понемногу вернулись восвояси, сарацины вскоре возвратили всё, что потеряли. Итак, когда Маниак был гнусно убит за то, что посягнул на императорскую власть, император отправил в Апулию другого катепана по имени Дуклиан. Ардуин, некий ломбардец, а именно из челяди святого Амвросия, преподнеся ему немало золота, получил от него звание кандидата и был поставлен во главе нескольких городов Апулии. Когда в предыдущем походе в Сицилию он сразил одного сарацина и, как победитель, захватил его великолепного коня, вышеназванный Маниак стал просить у него этого коня, но Ардуин наотрез отказал ему; в конце концов коня у него отобрали силой и с бесчестьем. С тех пор Ардуин, с коварным терпением ожидая подходящего времени, чтобы отомстить за такую обиду и, наконец, полагая, что нашёл его, стал изо всех сил интриговать против греков. Итак, сделав вид, будто собирается идти в Рим ради молитвы, он приходит в Аверсу и, открыв графу Райнульфу свой план, склоняет его душу к тому, чтобы легко овладеть при его содействии всей Апулией, утверждая, что греки совершенно изнежены и слабы, страна очень богата, а они, мол, уже и многочисленные, и знаменитые ратной славой, вплоть до этого времени довольствуются убогостью одной тесной крепости не без обиды для самих себя. Совет пришёлся по нраву, план был одобрен, и было единодушно решено немедленно приступить к его реализации. Вскоре этот граф избирает из своих капитанов 12 человек и приказывает, чтобы они поровну поделили между собой всё, что завоюют. Он решает уступить Ардуину половину из всего этого и, утвердив это взаимной клятвой, придаёт им 300 рыцарей. Уладив это таким образом, они в 1041 году от воплощения Господнего, а именно в том году, когда суббота Пасхи приходилась как раз на день праздника святого Бенедикта, приходят во главе с Ардуином сначала к Мельфи, который является главой и воротами всей Апулии, и без какого-либо противодействия захватывают его в результате вмешательства и посредничества Ардуина. Затем они мужественно захватывают Венузию, Аскул и Лабелл. Между тем в Константинополь отправляют донесение о нынешнем бедствии, и Дуклиану присылают большое греческое войско для уничтожения норманнов. Наконец, в условленный день и в условленном месте, а именно на реке Оливент, они вступают в битву; грекам же было поручено часть норманнов перебить, а часть в оковах отослать императору. Но о гордыня, всегда ненавистная Богу! Из всех, кого и раз, и два отправляли против них, почти никто не уцелел. Сам полководец, бежав вместе с немногими, написал императору об исходе битвы. Император, ошеломлённый, вновь посылает Дуклиану ещё более сильное войско. Норманны между тем, желая расположить к себе души местных жителей, ставят себе герцогом Атенульфа, брата Беневентского князя, и, вновь вступив в битву, разбивают греков в результате удивительного события. Так, когда греки, готовясь к бою, переходили через реку Ауфид, та была почти высохшей, а когда бежали, то обнаружили, что она по воле Божьей разлилась и вышла из берегов, так что гораздо больше их захлебнулось в воде, чем пало от мечей. Норманны, овладев лагерем и богатыми греческими трофеями, обогатились. Затем император, услышав об этом, воспылал гневом и, прогнав Дуклиана, вместо него отправляет сражаться с норманнами некоего Эксавгуста, придав ему огромное множество гваланов и других варваров. Что же далее? Обе стороны вновь сходятся в битве возле горы под названием Пилозо. Наконец, когда гваланы пали, калабрийцы погибли, а греки, которые уцелели, бежали, Эксавгуст был взят в плен, и норманны, победоносные и радостные, возвращаются домой. Затем, посовещавшись, они передают своему герцогу греческого полководца. Тот, приняв его и надеясь, что обогатится, [получив] от него огромные богатства, оставил норманнов и, вернувшись в Беневент, продал его за немалые деньги. Норманны же, поставив над собой Аргира, сына вышеназванного Мела, за короткое время отчасти захватывают силой, отчасти делают своими данниками прочие города Апулии. После этого, передав титул графа Вильгельму, сыну Тан-креда, они все вместе собираются у Гваймария и приглашают его вместе с Райнуль-фом, графом Аверсы, прийти в Мельфи для раздела страны как уже завоёванной, так и подлежащей завоеванию. Итак, сперва они в знак уважения уступают этому Райнульфу, своему господину, город Сипонт с прилегающим Гарганом, а также всеми принадлежавшими ему городами. А затем по своему усмотрению делят между собой остальное. Итак, они отдают: Вильгельму - Аскул, Дрого - Венузию, Арнолину - Лабелл, Гуго Тутабови - Монополь, Петрону - Трани, Гвальтерию -Чивитате, Родульфу - Канны, Торстайну - гору Пилозо, Эрвею - Фригент, Асклит-тину - Ачеренцу, Родульфу - [город] святого Архангела, Раймфриду - Монор-бино. Уступив Ардуину его долю, согласно тому, что ему клятвенно обещали, они постановили сообща владеть Мельфи, их первой столицей. Итак, когда норманны овладели таким образом Апулией и умер их граф Вильгельм, ему наследовал его брат Дрого; когда же и он умер, графом стал их общий брат Хумфрид, а после него Роберт, он же Гвискар, также их брат, который, не довольствуясь одной Апулией, подчинил себе также всю Калабрию и всю Сицилию, как мы расскажем в последующем. В Аверсе же, когда умер Райнульф, ему наследовал Асклиттин, который был прозван младшим графом, а после него - Родульф по прозвищу Капелл. Когда он был изгнан жителями Аверсы, графом стал Родульф Тринкли-нокте; когда же и он умер, жители Аверсы поставили себе графом Ричарда, сына Асклиттина, который тогда находился в войске Дрого и за которого этот Дрого выдал замуж свою сестру. О том, как он овладел также и Капуанским княжеством, мы расскажем в соответствующем месте. А теперь вернёмся к делам нашего аббата.

67. Итак, вскоре после того, как Конрад отбыл из Италии, аббат призывает князя Гваймария с войском и спешит какой угодно ценой захватить и вернуть обратно вышеназванный замок. Итак, когда они осаждали его на протяжении уже трёх месяцев и ничего не могли против него сделать, ибо он был неприступен, так что Гваймарий как частным образом, так и официально замышлял вернуть его графам Теанским, некоторые из вельмож этого замка, верные нашему монастырю, почувствовав это, через тогдашнего настоятеля Тевто поручают передать аббату, что если он пожелает принять их вместе с названным Тодином в свою верность и только вернуть им их добро, которым до прихода императора этот Тодин владел по наследственному праву в крепости святого Ильи, а они сами - в городе Пиньятаро, то они без всякого промедления вернут ему этот замок. Аббат согласился, и таким образом, в самый канун вознесения блаженной Марии этот замок был возвращён нашими при огромной радости.

68. Между тем, поскольку и графы Аквинские, и графы Секста [по мере сил]* поддерживали партию Пандульфа, Лайдульф, граф Теанский, передал Атенуль-фа, который впоследствии был герцогом Гаэты, [брата Ландо, графа Аквинского]*, захваченного [Ландульфом] * в Теане вместе со многими другими, в плен к Гваймарию. Аквинские графы, сильно разгневанные вследствие этого, собрав немалое войско [как норманнов, так и наших]*, решили идти на Теан, но, поскольку аббат преградил им путь, не смогли перейти реку. В то время как они по этой причине стояли с войском на Казинском поле почти 15 дней, в Сан-Джермано остановились некоторые рыцари, [собравшиеся]* в помощь аббату; в самый день майских календ они, [проведя совещание]*, отправились брать город Черваро и уговорили аббата идти вместе с ними. Но, когда они [ввиду мужественного сопротивления норманнов]* ничего не смогли там сделать и возвращались оттуда, названные враги внезапно замечают их и, тут же найдя на реке брод, который столько дней не могли отыскать, стремительно переходят её в месте, что ныне зовётся «Деревянным мостом», хватают аббата и, отчасти взяв в плен, отчасти обратив в бегство его спутников, убивают некоторых из них. Ландульф же, граф Теанский, который в этот час пришёл к аббату на службу, видя исход дела, сильно перепугался, да так, что в полном вооружении, как был, быстро поднялся в монастырь и начал умолять и заклинать монахов, чтобы они взяли его под свою защиту и не выдавали аквинцам. Когда братья едва убедили его ничего не бояться, аквинцы тут же посылают сказать в монастырь, что если те выдадут им этого Ландульфа, они тут же со всеми почестями отпустят к ним их аббата. Братья же, предупреждённые аббатом, чтобы они не делали этого ни при каких условиях, отказались, заявив в ответ, что скорее отдадут всю собственность монастыря, скорее лишатся собственной жизни, чем выдадут человека, взятого ими под защиту. Таким образом, аббат в конце концов был отведён в Аквин, а на следующий день на сторону аквинцев добровольно перешёл город святого Ангела. Через несколько дней все братья, которые могли идти пешком, спеша в Аквин, со слезами просят вернуть им их аббата; но, поскольку просьбы были напрасны, и им не дали возможности ни увидеться с ним, ни побеседовать, они без всякого успеха возвращаются домой. Малое время спустя Гваймарий, поскольку не мог поступить иначе, взяв у названного Атенульфа клятву верности, передал его братьям и возвратил монахам аббата.

69. Тут же призвав к себе аббата, [Гваймарий] убеждает его не медля отправиться за горы и, рассказав императору правду об этом деле, либо призвать в эти земли для освобождения своего монастыря его самого, [если это возможно]*, либо [настойчиво]* просить у него помощи войском. И указывает, что в противном случае монастырь в скором времени будет разрушен, а он сам лишится княжеской власти. Итак, когда князь щедро предоставил ему всё, что было нужно в пути, аббат, взяв только двух братьев и нескольких слуг, морским путём прибыл в Римский порт; там, потерпев кораблекрушение и потеряв всё, что вёз, кроме одних людей, он был с почётом доставлен в Рим некоторыми благородными римскими мужами и находился там какое-то время. После этого названные благородные мужи, весьма щедро предоставив ему коней и всё необходимое в пути, почтительно проводили его, когда он пошёл дальше, убеждая неутомимо продолжать начатый путь. Итак, когда он отправился за горы, аквинцев в этом году начала терзать жуткая чума, и она, погубив одного из графов по имени Сиконольф, унесла до 2500 человек обоего пола. Итак, вышеназванные Атенульф и Ландо, братья умершего графа, видя, что наказаны свыше за причинённую аббату несправедливость, тут же с привязанными к шее верёвками поспешили в монастырь и, громогласно признав, что тяжко погрешили против такого видного мужа и легкомысленно проявили неуважение к столь достопочтенному месту, отреклись в пользу монахов от названного города святого Ангела. Итак, братья тут же отправляют к аббату гонца по этому поводу и уговаривают его вернуться в монастырь. Когда он вернулся в сопровождении 500 рыцарей из Ломбардии, то, переговорив в Патенарии с Гваймарием, тут же вновь ушёл по его совету за горы за ещё большим войском. В эти же дни Василий, аббат Пандульфа, вернувшись вместе с ним из Константинополя, вновь пришёл в этот монастырь и, полагаясь на поддержку Аквинских графов, несколько дней пробыл в аббатстве. Но, когда норманнское войско прибыло от Гваймария против этих графов, Василий[, поражённый сильным страхом,]* ночью бежал через горы в Аквин и весьма постыдно находился там какое-то время. Между тем, когда аббат монастыря святого Бенедикта[, подчинённого нашей Монтекассинской обители,]** умер в Салерно, Гваймарий велел призвать этого Василия и поручил ему управление этим аббатством, [нашей кельей]**.

70. Почти два года спустя после того, как Рихерий отправился за горы, он возвратился, вновь собрав довольно большое войско. Но Гваймарий счёл нецелесообразным просто так нападать с ними на норманнов. Итак, заставив наконец всех норманнов, которые удерживали монастырские земли, принести аббату клятву верности, он отпустил всё это войско восвояси, а аббат вернулся в монастырь. Между тем, поскольку вышеназванные жители города святого Ангела всё ещё пребывали в беспокойстве и вновь побуждали аквинцев принять их, аббат, помня, как они некогда отпали от него во время его плена, призвав норманнов, пришёл к этому городу и, пленив и ограбив всех его первых лиц, до основания разрушил окружающие его стены. Так, наконец, он вынудил их, до сих пор неверных и беспокойных, впредь пребывать в спокойствии.

71. Затем, когда наши норманны принялись строить и укреплять замок святого Андрея в качестве своего оплота, аббат приказал им прекратить начатое, но те не пожелали оказывать ему никакого послушания, а затем и никакого уважения. Итак, аббат, видя, что силы норманнов ежедневно возрастают и ему никак не добиться своего, ибо нет никого, кто бы ему помог, горюя и печалясь и не зная, куда обратиться, решил наконец уйти за горы, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. Но, когда его советники решительно убедили его не делать этого, но лучше составить план, как ему с помощью отца Бенедикта защитить своих людей от столь явных нарушителей клятвы, внезапно по Божьей воле их граф по имени Родульф пришёл спустя несколько дней в сопровождении немногих воинов в курию аббата, намереваясь, как тогда полагали, или пленить этого аббата, или убить, но злоба его, вернее, коварство обратилось на его голову. Ибо, когда он по обыкновению сложил оружие у ворот церкви* и вместе со всеми вошёл в эту церковь, чтобы помолиться, служители монастыря внезапно собираются все разом, хватают их коней и оружие, запирают ворота церкви и начинают бить во все колокола. Прочие жители города, внезапно услышав это и совершенно не зная, в чём дело, сильно перепугавшись, сбегаются отовсюду вооружённые разным оружием и, по обычаю народа встревоженные слухом о пленении аббата, тут же открыв ворота базилики, стремительно врываются туда и нападают на норманнов, вооружённых одними мечами; хотя те сопротивлялись и пытались защищаться, наконец, тщетно взывали к вере Божьей, которую сами недавно нарушили, не ставя её ни во что, они 15 человек из них убили, а остальные бежали; одного лишь графа монахи, нагрянув, хватают спасительной рукой и, едва вырвав его из рук толпы, передают наверх в монастырь, чтобы посадить под стражу. Сделав это, они, тут же обойдя всю эту землю и нападая на охваченных внезапным страхом людей, почти в тот же день возвращают с Божьей помощью всю её, за исключением крепости святого Виктора и названного замка святого Андрея. Затем, ничуть не медля, они призывают на помощь графов Марсики, сыновей Боррела и прочих верных монастыря, и, возвратив через несколько дней названный город святого Виктора, [с отрядом рыцарей, какой смогли собрать]*, отправляются, чтобы осадить и взять замок святого Андрея, в котором укрылись и жена названного графа, и прочие норманны [с немалыми сокровищами]*. Когда они простояли там почти 15 дней и не могли одержать верх как из-за прочности места, так и ввиду сопротивления находившихся в нём людей, братья, которые там были, досадуя на осаждающих, примерно в девятом часу дня говорят: «Что вы топчитесь изо дня в день и, ничего не предпринимая, зря тратите время? Встаньте, наконец, атакуйте замок все разом и ничего не бойтесь. Ибо вы бьётесь против врагов Божьих, против нарушителей данной нам клятвы, против гнусных разбойников, наконец. С нами будут Бог и святейший отец Бенедикт, который приведёт противников нашей веры и виновных в клятвопреступлении в достойное их смущение, а вам, полагающимся на справедливость, доставит победу». Воспламенённые этим призывом [и одновременно стыдом и гневом]*, они все разом хватают оружие и нападают на замок с камнями, дротиками и копьями, в то время как враги изо всех сил сопротивляются им изнутри. Я хочу рассказать об удивительном событии, которое, однако, вне всякого сомнения имело место. Так, когда обе стороны метали друг против друга камни и стрелы, то норманнские стрелы и любые метательные снаряды, посылаемые изнутри, смешавшись с нашими, как бы неким сильным ветром поворачивались обратно и начинали обращаться против тех, кто их посылал, и ранить очень многих. Норманны, заметив это, были охвачены сильным изумлением и, не в силах более противиться Божьей воле, тут же сдают замок и отдаются в руки монахов; едва защищённые ими, безоружные и полуголые, они вернулись в Аверсу [к товарищам]*. Их кони, оружие и все деньги были оставлены врагам. [Затем, когда жители Аверсы решили отомстить за обиды своих товарищей, Гваймарий помешал этому]*, и таким образом благодаря помощи и заслугам блаженного Бенедикта земля эта была полностью восстановлена в своих правах и по милости Божьей с тех пор и впредь пребывает в покое от нападений норманнов. [Всё это в отношении изгнания норманнов было сделано в 1045 году Господнем.]*

72. Затем, чтобы верили, что всё это совершилось благодаря воле и помощи отца Бенедикта, той ночью, которая предшествовала этому дню, один крестьянин из крепости Черваро по имени Иероним, отдыхая в своём доме, увидел во сне, будто он возвращается по дороге, которая идёт от замка Мортулы, и вот внезапно некий монах весьма почтенного вида, якобы утомлённый долгой дорогой, неся в руке посох, присоединился к нему по пути. Когда они, идя вместе, дошли до развилки, откуда поворачивают к селению святого Андрея, монах просит спутника немного отдохнуть ввиду трудности пути. Когда крестьянин согласился, то спрашивает монаха, откуда он пришёл столь утомлённый и обессиленный. А тот отвечает: «Я уже давно был здесь, ибо, построив на той горе, - и указал на гору пальцем, - монастырь, жил там вместе с братьями, но, когда спустя какое-то время они стали мне [непослушны и]* весьма тягостны, я, не в силах уже терпеть тяготы с их стороны, ушёл от них и отправился в Иерусалим, и жил там более сорока лет вместе с блаженным Стефаном. Ныне же, призванный их многочисленными гонцами и просьбами, я вернулся и, если они впредь исправят свои нравы, я буду жить там с ними. Если же нет, то я немедленно возвращусь той же дорогой, по которой пришёл». На вопрос об имени, он ответил, что его зовут [брат]* Бенедикт, и они, поднявшись, вновь продолжали путь. Когда же монах вступил на дорогу, которая ведёт к святому Андрею, и крестьянин спросил его, куда он направляется, он сказал: «Я иду, потому что в этой близлежащей крепости мне нужно кое-что сделать». Проснувшись, крестьянин поведал своему господину, архипресвитеру Майнарду, [из рассказа которого я узнал об этом]*, сон, который он видел, и в тот же день эта крепость была возвращена указанным выше образом. И сегодня ещё есть некоторые жители этой крепости, которые уверяют, что видели во время этой ожесточённой схватки обеих сторон, как некий монах мужественно сражался против норманнов и усердно подбадривал своих, хотя никто из монахов, которые тогда присутствовали, не принимал участия в битве. А за несколько дней до этого другому крестьянину привиделось, будто отец Бенедикт, преследуя с посохом, который нёс в руке, всех норманнов, по крайней мере живших в этой земле, гнал их перед собой и, весьма сурово их избивая, с великим бесчестьем изгнал из этой земли, в то время как никто ему не сопротивлялся или сопротивлялся слабо. Всё это в отношении изгнания норманнов было сделано в 1045 году Господнем, в мае месяце, 13-го индикта. Затем, когда жители Аверсы решили отомстить за обиды своих товарищей, Гваймарий отговорил их и помешал это сделать. А когда после этого прошёл уже почти год, он пришёл к этому монастырю вместе с Дрого, норманнским графом, и многими другими капитанами и по их весьма смиренной просьбе едва добился наконец [от аббата]*, чтобы названный Родульф был освобождён и возвращён родителям, хотя перед этим с него взяли клятву, что он никогда больше не вступит сюда для захвата каких-либо владений этого монастыря и не будет мстить или воздавать по заслугам за такого рода деяние ни аббату, ни кому-либо из наших; таким образом, ему наконец была возвращена прежняя свобода, и он, получив сверх того от аббата в подарок 1000 таренов, которые в этот день были пожертвованы названными капитанами, вернулся к тестю в Аверсу.

73. Аббат же, уже давно питая подозрение к нечестию норманнов, все крепости монастыря укрепил стенами со всех сторон и велел жить там крестьянам, которые до сих пор проживали в деревнях. Тогда же он обвёл более просторными стенами город святого Ангела, который сам недавно разрушил, и построил возле него отличный мост через реку Лирис.

74. Кроме того, гаэтанцы из ненависти к Гваймарию призывают Атенульфа, вышеназванного графа Аквинского, и ставят его себе в герцоги. Услышав об этом, Гваймарий тут же направляет туда войско. Но Атенульф, деятельно выступив против них, хоть и разбил некоторых из них в первой схватке, тут же сам был схвачен и доставлен к Гваймарию. Между тем Пандульф, всё ещё пребывая в прежнем нечестии и прежней ненависти к этому месту, призывает изгнанных оттуда норманнов и обещает без труда возвратить им всю землю этого монастыря, откуда их изгнали, если они захотят оказать ему помощь против Гваймария. Когда те весьма охотно это обещали, он, тут же собрав немалое войско из них и своих союзников, вторгается в эту землю и разбивает шатры у первого города - святого Петра во Флее, чтобы затем, если не помешает Бог, захватить всю эту землю целиком. Итак, вновь бегство, вновь терзание и сильный страх настолько поражают всю эту землю, что дома некоторых [верных]* рыцарей наверху, около монастыря, были тогда оборудованы для его защиты. И поскольку не надеялись уже ни на какую помощь со стороны людей, аббат поручает братьям, чтобы они просили защиты в этом деле у Бога и, разувшись, босиком отправились с литаниями по всем церквям этой горы. Узнав об этом, Атенульф поручает сказать Гваймарию, что, если тот его отпустит, он тут же расстроит начатое Пандульфом и твёрдо обещает присягнуть: ему - в вечной верности, а монастырю блаженного Бенедикта - во всякого рода защите. Ибо в виду того, что Пандульф не захотел отдать за освобождение Атенульфа сестру графов Теанских, которую держал у себя в плену, тот сильно разгневался на этого Пандульфа, и вполне заслуженно, а именно, будучи крайне возмущён тем, что за его возвращение не захотели отдать одну женщину. Так и было сделано, и Атенульф был отпущен на условии, которое сам установил; он тут же пришёл к аббату и открыл ему всё это дело. Утром, при величайшей радости всех людей, он поднялся в монастырь и благоговейно положил на алтарь блаженного Бенедикта золотую чашу императора и плювиал из белого шёлка, которые уже давно получил в залог от названного Пандульфа. Аббат подарил ему там отличного коня, великолепное оружие с прекраснейшим украшением и назначил его защитником монастыря. Атенульф тут же поручает сказать Пандульфу, что он возвращён и дан монастырю в защитники; пусть он как можно скорее уходит из пределов монастыря, если только не хочет, чтобы он постыдно изгнал его. Поскольку Пандульф никоим образом не поверил этому, Атенульф в течение двух дней собирает немалое войско как из близких, так и из друзей и, намереваясь на другой день вступить с Пандульфом в битву, разбивает палатки на поле, что зовётся у Пертицелл. Увидев это, Пандульф тут же поверил в то, что ему передали, и в смущении отступил, а Атенульф с миром вернулся в Гаэтанское герцогство, которое Гваймарий за ним утвердил.

75. После этого Родульф, граф изгнанных [норманнов], забыв, вернее, ни во что ставя клятву, которую дал, как то свойственно этому неверному и ненасытному в алчности народу, решил вместе с несколькими соучастниками своего нечестия прийти в эту богатую добычей землю. Когда это было у них твёрдо решено и аббату были отправлены надёжные сведения об этом плане, [чтобы он был настороже]*, [Родульф] в тот день, когда собирался это сделать, был найден поутру поражённый внезапной смертью по ужасающему приговору Божьему. Прочих норманнов поразил столь сильный страх из-за этого дела, что они не стали более ходить в эту землю ни ради насилия, ни ради грабежа. Затем в качестве явного отмщения за это святое место сто пятьдесят норманнских воинов этого графа погибли в течение почти двух лет в разных местах от разных смертей.

76. После этого графы Теанские настойчиво обещали одному своему родичу по имени Ардеман, которого аббат поставил для обороны в замке, что зовётся Бантра, большие подарки и что отдадут свою сестру ему в жёны, если он передаст им этот замок. Этот хитрец обещал принять всё это и, когда те придут условленной ночью, тайно впустить их. Но, когда те пришли к этому месту в назначенный час, он, впустив Лайдульфа, одного из этих графов, вместе с несколькими рыцарями, внезапно закрыл ворота и разом бросил в оковы их всех; прочие же были отражены и с приличествующим смущением вернулись домой. Впоследствии Гваймарий просил аббата через Гвидо, своего брата, через графа Райнульфа [и его племянников Рожера и Родульфа]*, а также через Льва из Мансо, сиятельного мужа[, которых он всех вместе послал к нему]*, чтобы он вернул графа братьям, и тот, считая нецелесообразным отвергать просьбы столь великих мужей, получив от братьев названного Лайдульфа клятву и отречение вместе с обязательством уплатить сто фунтов золота, сделал то, о чём его просили. Но Ардеман, восприняв это с крайним негодованием, тут же поднял мятеж в этом замке и угрожал передать его норманнам. Аббат, сильно встревоженный этими словами, тут же собрав некоторое количество воинов, прибыл к замку и многими просьбами и обещаниями едва добился наконец, чтобы этот Ардеман вышел для беседы с ним. Но, когда он так и не смог убедить его и успокоить вескими доводами и заманчивыми обещаниями, воины, которые были с аббатом, видя это, тут же хватают его и вопреки воле аббата угрожают ему немедленной смертью, если он не сдаст замок. Когда этот гнусный муж и тут не согласился и заявил, что предпочитает скорее быть убитым, чем сдать замок, его тут же привязали поверх деревянных плетёнок и, все разом вооружившись для штурма замка, приступили к нему, неся Ардемана перед собой, хотя тот, охваченный злым духом, громко кричал своим, чтобы они убили сначала его, прежде чем сдать кому-либо замок. Однако те, которые были в замке, увидев своего господина, аббата, и вместе с тем предупреждённые им, устрашившись, тут же открыли ворота и, бросившись ему в ноги, просили прощения и без промедления возвратили ему замок.

77. Затем в Риме, поскольку папа Бенедикт скорее осаждал, нежели занимал апостольский престол в течение 12 лет, он был изгнан римлянами, и римским понтификом, хотя и не по своей воле, был поставлен Иоанн, епископ Сабинский, который был назван Сильвестром. После того как он правил там на протяжении трёх месяцев, изгнанный Бенедикт при поддержке своих близких, тускуланских вельмож, изгнав Сильвестра, вновь захватил римский престол. Малое время спустя, видя, что он всем ненавистен и отвратителен, он - о, ужас! - продал папское достоинство некоему архипресвитеру Иоанну, который слыл весьма благочестивым, получив от него огромные деньги, а сам удалился в отцовский дом, чтобы впредь свободно предаваться своим порокам. Названный архипресвитер, которому в папстве было дано имя Григорий, занимал апостольский престол уже два года и восемь месяцев, когда император Генрих, сын Конрада, услышав о римском и апостольском престоле столь гнусные слухи, вдохновлённый свыше, вступил в 1047 году Господнем в Италию и поспешил к Риму. Желая очистить апостольский престол от такой ереси, он расположился в Сутри и постановил провести там всеобщий собор епископов, чтобы принять решение по поводу такого важного дела. Итак, отправив послов и собрав там огромное множество епископов, аббатов и благочестивых мужей, он почтительно приглашает также римского понтифика, который должен был председательствовать на этом соборе. Что же дальше? На заседании собора Григорий, уличённый по соборному и каноническому приговору в симонии, добровольно сошёл со своего престола, снял папскую тиару и, пав ниц, смиренно просил даровать ему прощение за захваченную и купленную должность. Сделав это, император, весьма обрадованный, вместе со всеми епископами этого собора пришёл в Рим и, собрав в церкви блаженного апостола Петра римское духовенство и народ, после того как изложил то, что сделал в Сутри, начал совещаться об устроении римской церкви. Итак, когда состоялось обсуждение, кого в этой церкви можно счесть достойным столь высокого священного звания и - увы! -никого найти не смогли, ибо все тогда, по примеру несчастного главы, помимо прочих пороков, страдали язвой немалого распутства и симонии, наконец, в результате скорее необходимого, нежели канонического выбора римским папой был избран епископ Бамбергский [из рода саксов]*, и ему было дано имя Климент. Итак, за такого рода деяния, столь полезно и столь канонически совершённые, римляне предоставили тогда Генриху звание патриция и решили, чтобы он, помимо императорской короны, пользовался также золотым перстнем.

78. После этого, взяв войско, император прибыл в этот монастырь и, принятый братьями со всяческим почётом, положил на алтарь блаженного Бенедикта прекрасную пурпурную ризу, украшенную золотом и драгоценными камнями, вместе с другим [прекрасным]* покровом немалой величины, пожертвовал братьям в зал капитула несколько фунтов золота и, самым набожным образом вверив себя им, отбыл в Капую. Итак, там, после того как Гваймарий отказался от Капуи, которой владел уже целых девять лет, он возвратил её [прежнему князю]*, вышеназванному Пандульфу вместе с его сыном, получив от них много золота, и императорской властью утвердил за Дрого и Райнульфом, графами Апулии и Аверсы, прибывшими к нему и передавшими ему множество лошадей и большие деньги, всю землю, которой они тогда владели. Там же он по императорскому обычаю выдал нашему аббату скрепленную золотой печатью грамоту. Отправившись оттуда в Беневент, он, поскольку жители не захотели его принять, велел римскому понтифику, который тогда с ним был, отлучить этот город от церкви [за нанесённые как ему, так и отцу обиды]* и, своей властью утвердив за норманнами всю беневентскую землю, вернулся за горы, увозя с собой бывшего понтифика Григория.

79. Когда же Климент умер спустя девять месяцев по ту сторону гор, названный Бенедикт вновь вернулся на папский престол и силой удерживал его около восьми месяцев, пока должность папы не получил присланный императором из Германии Дамас, епископ Бриксена. Когда же и он окончил жизнь в Пренесте спустя 23 дня, римляне, выпросив из заальпийских земель Бруно, епископа Тульского, родом немца и происходившего из королевского рода, избирают его своим понтификом и решают назвать папой Львом. Этот святой понтифик в том году, в каком был поставлен[, прибыл в Капую. Там, поскольку Пандульф Старший уже умер, он посвятил в архиепископы Гильдебранда, брата Пандульфа Младшего, и]* отбыл ради молитвы на гору Гарган. Возвращаясь оттуда, он на праздник Вербного воскресенья прибыл в наш монастырь и, с большим уважением принятый братьями, отслужил торжественную мессу и поел с ними в трапезной, а после завтрака, войдя в зал капитула, воздал братьям благодарность за столь почтительный приём, весьма смиренно препоручил себя им и, обещав по мере сил почитать и возвышать этот монастырь, удалился; торжественно освятив на другой день церковь святого Маврикия, построенную названным аббатом на острове, что зовётся Лимата, [как было сказано выше]*, [и церковь святого Спасителя в Атин-ском округе]**, он наконец вернулся в Рим. Рихерий, отправившись к нему, по обычаю своих предшественников почтительно получил у него привилегию, в которой папа из почтения к этому святому месту апостольской властью разрешал как ему, так и всем, кого ему по уставу надлежало поставить в этом монастыре, пользоваться во время богослужения по праздничным дням сандалиями и далматиком, а также перчатками. [Святой понтифик]*, сверх того, передал этому аббату ради пристанища монастырь святого Иерусалима, который называется Суксорианом и расположен в городе Риме, со всеми его владениями и, выдав ему по этому поводу грамоту, сохранил за собой только посвящение аббата этого места, хотя избирать его должен был аббат Монтекассино.

80. Между тем [в эти дни]* некие капуанские благородные мужи долго спорили с аббатом из-за одного замка нашего монастыря, что зовётся Конка, [всячески пытаясь изъять его из-под власти монастыря и обратить в свою собственность]*; и поскольку они благодаря поддержке отца Бенедикта так и не смогли одержать над ним верх, то однажды, посовещавшись, решили прийти и ограбить эту землю. Итак, они решают отправиться в путь в вечер дня и немного отдохнуть на одном своём дворе возле Теана, после чего отправиться дальше в такой час ночи, чтобы ранним утром, вступив в пределы монастыря, неожиданно быстро напасть и взять там как можно больше добычи. Итак, они сделали, как решили, и, вскочив на коней примерно около полуночи, отправились туда, куда наметили. [Здесь я намерен рассказать об] удивительном, но совершенно достоверном событии, ибо мне о нём стало известно от одного из тех, кто участвовал в такого рода набеге. Так вот, совершая путь с того часа и до рассвета, они, когда уже думали, что пришли в погранйчные районы этой земли, и рьяно готовились рассеяться по местности, как то в обычае у грабителей, внезапно оглянувшись, обнаружили, что находятся в том месте, где сели на коней. Ошеломлённые и сильно потрясённые они, глядя друг на друга, понимают наконец, что в результате заслуг отца Бенедикта сбились ночью с правильного пути и, в то время как столько времени полагали, что движутся по прямой дороге, сами, сделав круг и обогнув названный двор, обнаружили себя утром там же, откуда и выступили. Так, исполненные смущения и изумления, они, наконец вернулись в Капую, сами открыто рассказывая всем о том, что с ними случилось.

[В это же время некий раб Божий Неаполитанского края вёл жизнь отшельника на отвесной скале, возле общественной дороги. В то время как он в ночное время пел псалмы и, обозревая окрестности, открыл окно кельи, то внезапно видит, как множество чёрных, словно эфиопы, людей пустились в путь и длинной процессией гонят навьюченных сеном лошадей. Когда он, любопытствуя, спросил их, кто они такие и ради какого дела приготовили этот корм вьючного скота, демоны сказали, что это не корм для скота, но скорее трут для огня, на котором будут гореть люди: «ведь мы ожидаем в скором времени князя Капуи Пандульфа, ибо он уже слёг». Услышав это, муж Божий тут же отправил гонца в стены Капуи, и тот, придя, застал Пандульфа уже мёртвым. Когда тот умер, гора Везувий извергла пламя и из Везувия тут же излились такие потоки серной смолы, что образовался поток и стремительным бегом устремился в море.]**

81. В следующем году названный папа вновь пришёл в этот монастырь в канун святого Петра и на второй и на третий день служил торжественную мессу [в честь] апостолов Петра и Павла; поскольку этот день был субботой, святой муж, исполненный благоговения, войдя по поручению братьев, омыл ноги 12 монахам и сам, также омытый ими, отправился в трапезную, чтобы по монастырскому обычаю выпить вместе с ними. Затем, отправившись в Беневент, он наконец снял с него отлучение своего предшественника Климента. В следующем году он, вновь придя в Капую, опять отправился в Беневент, а оттуда в Салерно, после чего, горя желанием собрать отовсюду воинов ради изгнания норманнов, отправился за горы к императору, [чтобы нанять там рыцарей]*. Советником у короля был тогда Гебхард, епископ Эйхштеттский, родом баварец, муж очень мудрый и весьма опытный в светских делах. Но, когда по повелению императора папе было передано очень большое войско и они уже проделали большую часть пути, этот епископ, придя к императору и страстно упрекая его по этому поводу[, требовал], чтобы всё его войско было возвращено назад, проявил коварство в отношении близких и друзей папы, сопровождавших его в эти земли в числе примерно 500 человек. [В это время между этим папой и императором был произведён обмен в отношении Беневента и епископства Бамбергского, как мы уже говорили выше.]**

82. В этом году князь Гваймарий был убит на берегу Салернского моря, поражённый 36-ю ударами, в результате заговора амальфитан, с которыми он обращался весьма недостойно, а также некоторых родичей и салернцев; и его [тело]* какое-то время весьма постыдно и с великим поношением волочили по берегу моря; город вместе с крепостью также был ими захвачен. Но спустя пять дней этот город при помощи норманнов был возвращён Гвидо, братом этого князя, и передан Гизульфу, его сыну, а виновники такого страшного злодеяния, а именно, четверо родичей Гваймария и 36 других, были казнены.

83. В это же время родные братья Ланденульф и Атенульф, благородные мужи города Капуи, вместе с Петром, своим племянником, пришли в наш монастырь ради обращения и все свои средства, наследства и владения, которые у них были во всём Капуанском княжестве, целиком пожертвовали блаженному Бенедикту. А именно: церковь святого Николая в самой Капуе со всеми её владениями и все свои доли, которые они имели в церкви святого Спасителя и святого Руфа точно так же в самой Капуе; сад, что находится у Казилинского моста; двор, что зовётся Калабрине, вместе с церковью святого Никандра, которая там построена; земли и мельницы на реке Саоне; двор в Сале у самого Поркари; двор, что зовётся Рапе-делла, с принадлежащими ему лесами и болотами; земли, леса и луга у самой Ауции; двор в Калинуле возле названной Саоны; двор в месте, что зовётся Цер-виан, и долю в церкви святого Иакова и во дворе в местечке Буцину с церковью святой Анастасии; земли, леса и болота в месте, что зовётся Рустиниту; двор в Киликии со жребием в церкви святого Иоанна; дворы и земли в пределах Либу-рии, в месте Порано, возле озера Патрии; усадьбу в деревне Купули; также усадьбы в Доме Пезенны; усадьбы в местечке Феличе; земли в лесу у Маталони, в Марценизи и в Мандрелле; двор возле Грециниана, в месте, что зовётся Сено-за; двор в Ланео, у рухнувшего моста; земли в поместье Валентиане и все принадлежавшие им дома в Капуе.

84. Итак, римский понтифик, вернувшись из-за гор и вновь поднявшись в этот монастырь, весьма смиренно препоручил себя братьям. Когда он почтительно гостил в Сан-Джермано и братья просили его вернуть им монастырь святого Стефана, что расположен выше Террачины, он спросил, принадлежал ли он им когда-нибудь. Когда те ответили: «да, конечно», он просил их это ему доказать. Итак, когда тут же были представлены диалоги святого Григория и показаны [выдержки] из жизни блаженного Бенедикта о том, как этот отец построил его в видении, - ибо они или не знали, или не имели на руках привилегию, которую папа Агапит выдал по этому поводу аббату Балдуину, - святой понтифик сказал: «Воистину, то, что вы просите, весьма справедливо», и тут же приказал своему канцлеру Фридриху составить по этому поводу грамоту и постановил передать нам этот монастырь со всеми его владениями. Он выдал в это время нашему монастырю также другую грамоту - о свободе для судна нашего монастыря в Римском порту, чтобы оно во всякое время вместе с судовладельцем и всеми матросами оставалось свободным от всяких условий и положенных поборов. После этого, когда к нему присоединились почти все рыцари этих земель, он отправился в Апулию, чтобы сразиться с норманнами, в 1053 году Господнем. При этом на стороне папы в поход отправились Родульф, уже избранный Беневентским князем, и Гварнерий Швабский, а норманны составили из своих людей три отряда, один из которых вёл граф Хумфрид, второй - граф Ричард, а третий - Роберт Гвискар. Когда же «а великой равнине у Чивитате завязалась битва и наши стали понемногу уходить и обращаться в бегство, а остались только те, которые пришли из-за гор, то, хотя они долго и храбро сражались, все в конце концов были перебиты в этой битве, и норманны [во главе с Хумфридом, в то время их графом]*, по Божьему приговору вышли победителями. [Папа вместе с немногими укрылся в Чивитате]*. Затем Хумфрид, [движимый раскаянием]*, пришёл к папе и, приняв его под свою защиту, довёл до Беневента вместе со всеми его людьми, пообещав довести его до самой Капуи, когда тот решит идти в Рим. Этот папа вступил в Беневент в канун святого Иоанна Крестителя и находился там до праздника святого папы Григория; там он заболел и, призвав названного графа, был отведён им в Капую. Пробыв там 12 дней, он наконец призвал нашего аббата, своего спутника в этом пути, вернулся в Рим и через несколько дней принял святую кончину. Христос совершил в то время многочисленные чудеса у его могилы. Среди неисчислимых признаков своих добродетелей этот святой понтифик, пока находился в Риме, во всякое время три дня в неделю совершал ночью, в одежде частного лица, босиком и в сопровождении двух или трёх клириков, крестный ход от Латерана до церкви святого Петра, с пением псалмов и молитвами.

85. В этом же году ради примирения [двух] церквей - римской и константинопольской - он отправил к императору Константину по прозвищу Мономах в качестве послов весьма мудрых мужей, а именно, Фридриха, своего канцлера, Гум-берта, епископа Сильва-Кандиды, и Петра, архиепископа Амальфитанского. Те, первым делом придя в этот монастырь и весьма благоговейно препоручив себя братьям, только тогда отправились в путь. Император весьма почтительно их принял и несколько дней держал у себя во дворце. В течение этого времени они, пытаясь исправить некоторые греческие ереси, наконец апостольской властью предали анафеме патриарха Михаила и Льва, епископа Охридского, вместе со всеми их последователями. Но, когда они решили уже вернуться, как раз в те дни, когда умер папа, Мономах, почтительно одарив их императорскими дарами, передал через них также немалые дары блаженному Петру и, сверх того, разрешил по их просьбе, чтобы наш монастырь каждый год получал из его дворца по два фунта золота. Трасмунд, граф Теате, схватил их, когда они благополучно вернулись и проходили через его землю, и с великим насилием отобрал всё, что они везли, но в конце концов отпустил. Таким образом, Фридрих вернулся в Рим.

86. Кроме того, когда умер святой памяти папа Лев, Гильдебранд, в то время иподьякон римской церкви, был отправлен римлянами к императору, чтобы, раз он не смог найти подходящей для такой должности особы в римской церкви, привести из тех земель человека, которого он сам выберет в римские понтифики от имени римского духовенства и народа. Когда император дал на это своё согласие, и Гильдебранд по указанию и совету римлян стал просить Гебхарда, епископа Эйх-штеттского, о котором мы упоминали выше, император сильно опечалился из-за этого, так как очень его любил. И, хотя император заявлял, что тот ему крайне необходим и называл другие кандидатуры, более подходящие для этой должности, он так и не смог убедить Гильдебранда принять другого. Ибо этот епископ помимо того, что отличался великой мудростью, был после императора могущественнее и богаче всех в королевстве. Итак, Гильдебранд, хоть и вопреки воле императора и даже вопреки воле самого этого епископа, из-за чего впоследствии говорили, что он не любил монахов, увёл его с собой в Рим и, дав ему имя Виктор, при всеобщем согласии поставил римским папой, когда прошёл уже почти год после смерти папы Льва. И, поскольку [Гебхард], как мы говорили выше, был для своего предшественника большой помехой, он всякий раз, как терпел какую-либо тяготу от окружающих, имел обыкновение говорить: «Я по праву страдаю, ибо погрешил против своего господина», [а также: «Достойно, чтобы за то, что сделал Савл, страдал Павел, а то, что совершил волк, терпел агнец»] *. Итак, император, узнав, что Фридрих, вернувшись из Константинополя, привёз очень много денег, начал питать к нему сильное подозрение. Ибо его злейшим врагом в это время был брат Фридриха, герцог Готфрид. Поэтому он написал папе, чтобы тот постарался его схватить и поскорее отправить к нему. Фридрих, узнав об этом от близких, тайно переговорил в Риме с нашим аббатом, который в те дни вернулся из Лукки, куда ходил к названному императору, и весьма настойчиво умолял его постараться доставить его в Монтекассино и сделать там монахом. Когда аббат охотно согласился на это, тот вместе со всеми его людьми был отправлен впереди него в монастырь. Аббат же пришёл спустя несколько дней вместе с послами императора, которые были отправлены к князьям. Итак, Фридрих тут же, в присутствии этих послов, сбросил с себя очень дорогое платье, которое тогда носил, одел монашескую рясу и, добившись, чтобы императору всё это стало известно о нём от названных послов, в дальнейшем соединился с братьями. [Однако, всё ещё не чувствуя себя в безопасности от гнева императора, он задумал отправиться в более безопасное место.]* И малое время спустя просил аббата переправить его на остров Тремити , что тот и сделал. Затем, когда он из-за некоторых достойных порицания нравов, которые там обнаружил, он стал неприятен аббату этого места, то решил не оставаться там более; уйдя оттуда, он отправился в монастырь святого Иоанна, который звался Венерин, и находился там какое-то время.

В это же время названный аббат пожаловался на судебном заседании Кадело, канцлера императора Генриха, где он был вместе со многими епископами и графами этих земель, на некоего Додо, который удерживал из имуществ этого монастыря 700 модиев земли в Театинском графстве, в месте у Дома Гильдебранда, и получил их обратно. В это же время у монастыря святой Схоластики в Пенне вышеназванный граф Трасмунд и граф Бернард дали этому аббату клятвенные заверения в отношении всех имуществ святого Бенедикта в графствах Театинском и Пенненском, что они не будут посягать на них и будут защищать их в интересах нашего монастыря против всех людей .

87. В этом же году князь Пандульф Младший выдал нашему монастырю жалованную грамоту на крепость под названием Сарацениск на Коминской границе со всем, что к ней прилегало и относилось, хотя эта крепость, очевидно, была построена в пределах древних границ нашего монастыря. Это место вместе с его пределами и границами незадолго до этого посредством жалованной грамоты утвердили за блаженным Бенедиктом графы Марсики Одеризий и Райнальд, которые тогда начальствовали в Комино. Поэтому, когда некие аквинцы стали возмущаться против аббата по этому поводу, а именно из-за того, что они ранее приобрели это место за сто бизантиев у Берарда Марсиканского, то наконец пришли с ним к такому соглашению: они по своей доброй воле в присутствии судей отказываются от всяких жалоб и клеветы на господина аббата по этому поводу и впредь должны пребывать в спокойствии, установив штраф в сто фунтов золота, если ещё когда-нибудь захотят спорить по этому поводу, разве что тот уступит им сколько-то [земли] в аренду. Сарацениском же эту крепость, как говорят, назвали по той причине, что некоторые из сарацин в то время, когда их изгнали из Гарильяно и они спасались бегством от лица наших, когда прочие были истреблены, добрались наконец до этого места и, укрывшись там на какое-то время, тайно и как разбойники похищали добычу у соседних жителей. Когда жителям Соры стало об этом известно от одного сбежавшего от них пленника, они вместе с этим беглецом, служившим им проводником, ранним утром приходят к их укрытию и, хотя те пытались оказать им спросонья сопротивление, всех их предают мечу.

88. В это же время названный граф Трасмунд тяжело заболел и, пожелав стать монахом, просил Рихерия прийти к нему. Смиренно препоручив себя ему и пожертвовав много добра, он пожаловал святому Бенедикту три крепости своего права в Театинском округе, чьи названия - Гора Альберика, Фриза и Муккла, вместе с гаванью и его правом рыбной ловли, а также с церквями святой Марии, святой Луции, святого Власия и всеми имуществами и владениями этих крепостей и церквей, что составляло 5500 модиев земли, а также церковь святой Юсты со всеми её владениями, то есть 500 модиев. Равным образом он уступил этому монастырю в Пенненском округе, в крепости, что зовётся Ластениан, одну церковь -святого Николая - точно так же со всеми её владениями, то есть 3000 модиев земли. Но, когда названный папа проходил через Анкону, аббат отправился к нему ради этого Трасмунда. А когда Фридрих узнал, что [аббат] прибыл в монастырь святого Спасителя, то отправился к нему и, движимый величайшим раскаянием, просил, чтобы он позволил ему вернуться в Монтекассино. Получив разрешение, Фридрих тут же вернулся сюда, а аббат поспешил завершить поездку, которую начал. Поскольку он уже давно страдал от сильной лихорадки и из страха смерти каждый день торопился с возвращением, то, придя в Атерн, он 11 декабря умер в результате сильнейшего приступа лихорадки. Братья же, которые с ним были, ничуть не медля, подняв его, в тот же час, хотя была середина ночи, отправляются в путь и, придя ранним утром в монастырь святого Спасителя, устраивают ему пышные похороны и хоронят его в склепе, где был погребён его предшественник, аббат Теобальд, в 1055 году Господнем.

89. Этот аббат среди прочего покрыл свинцовыми плитами церковь святого Бенедикта, начал в восточной части монастыря дворец в 68 локтей и довёл его до террасы. А перед церковью вокруг двора он построил крытую галерею для прогулок с каменными колоннами. И, хотя сам он из-за бесчисленных притеснений со стороны живших вокруг соседей, как мы отчасти показали, не мог трудиться в монастыре, он всё же был источником и причиной всех этих трудов, ибо своим усердием и предприимчивостью, но благодаря заслугам блаженного Бенедикта и при помощи Божьей вырвал эту страну из рук норманнов. Итак, когда братья, которые с ним были, похоронив его, тут же вернулись в монастырь, все они, проведя между собой совещание, избрали из своей общины господина Петра, весьма благочестивого и достойнейшей наружности мужа, и, хотя он не хотел и отказывался, заявляя, что седая старость не годится для такой должности и что он охотнее принял бы деканство, чем аббатство, поставили над собой аббатом, в то время как лишь очень немногие не соглашались с этим, считая господина Иоанна по прозвищу Марсиканец, который тогда был настоятелем в Капуе, более достойным этого звания, хотя тот, остерегаясь и боясь возлагать на себя это бремя, твёрдо поклялся на алтаре, что никогда не согласится принять должность аббата.

Пётр, 35-й аббат этого монастыря, пребывал в должности 1 год и 5 месяцев.

90. Он, с детства монах и весьма наставленный в церковных обычаях, настолько преуспел в благочестивых и достойных нравах и обладал столь ангельской и внушающей почтение наружностью, что император Генрих в то время, когда приходил в этот монастырь, весьма смиренно поднялся перед ним, когда тот проходил мимо, заявив, что во всём своём королевстве никогда не видел более достойного монаха. Итак, наш бывший аббат Василий, узнав в Салерно о рукоположении Петра, тут же пришёл в Капую и, предложив князю очень большие деньги, начал упорно умолять его вернуть ему это аббатство. Но князь, поскольку уже согласился с избранием Петра, заявил, что не может этого сделать и велел ему оставаться в нашем монастыре в Капуе. Так этот умный, или скорее тупоумный, муж и Салернского аббатства лишился, и это приобрести не смог. Через несколько дней князь, встретившись с нашими братьями, на вопрос, почему он разместил аббата в нашей келье, ответил, что сделал это вопреки его воле и в известной мере вынужденно; но, если они захотят принять его в своём монастыре, то ему это будет милее всего. Так, наконец названный Василий, придя в наш монастырь и смиренно вернув посох аббатства, который до сих пор удерживал, через несколько дней был отправлен в Валлелуче в качестве настоятеля.

В эти же дни Генрих и Роланд, родные братья, благородные мужи города Лукки, пожертвовали в этот монастырь церковь святого Георгия, которая расположена в самом этом городе, в их наследственном владении, возле боковых ворот, что зовутся Гвиригала, для постройки там монастыря, вместе с садом, колодцем и домами и всеми немалыми имуществами и владениями этой церкви как внутри неё, так и снаружи. Для постройки и обустройства этого монастыря был отправлен господин Иоанн, родом и прозвищем апулиец, который долгое время исполнял обязанности декана в нашем монастыре. Помимо прочих признаков своих добродетелей этот муж был наделён, как небесным даром, милостью раскаяния и слёз; пусть не покажется лишним, если мы на основании того, что нам точно известно, коротко покажем, каковы были заслуги его перед Богом. После того как слава о его святости распространилась повсеместно, к нему была приведена женщина, охваченная злым духом, и те, кто её привёл, настойчивыми просьбами просили мужа Божьего, чтобы он помолился за неё Господу. Он, будучи человеком благожелательным и весьма сострадательным, тут же, собрав братьев, вошёл в часовню и, помолившись в течение некоторого времени, своими слезами и рыданиями умолил Божью милость и, изгнав демона, вылечил женщину и позволил ей вернуться домой. Кроме того, жена некоего сиятельного мужа из Лукки, удерживаемая в течение нескольких дней сильным недугом, из-за чрезвычайной силы болезни дошла наконец до того, что уже три дня лежала ничком без слов и сознания, и её считали не иначе, как умершей. Итак, поскольку исчезла уже всякая надежда на человеческую помощь, близкие женщины обращаются к небесной защите и посылают умоляющих посланцев к названному мужу Божьему, чтобы он соизволил помолиться за неё Господу. Итак, любезный муж, ничуть не медля, тут же облачился в священные одежды и приступил к тому, чтобы принести за неё Господу спасительную жертву. Когда он дошёл до того места канона, где обычно повторяют имена живых, и с великим благоговением по имени и особо препоручил её Господу, та, бездыханная, лежавшая вдали от монастыря, в собственном доме, услышала голос священника, поминавшего её, и, словно очнувшись от тяжкого сна, тут же ответила ему, словно тот стоял возле её кровати. Те, кто там был, ошеломлённые, начали спрашивать у неё, что она сказала и кому столь необычным образом ответила. А та и говорит: «Разве вы не видите господина Иоанна, достопочтенного настоятеля, который стоит здесь? Разве вы не слышите также его голос, взывающий ко мне?». Удивлённые и обрадованные такого рода словами женщины, те, кто там был, тут же посылают в монастырь и велят тщательно разузнать, что совершил ради неё слуга Божий. Придя, они обнаруживают названного мужа Божьего стоящим у святых алтарей и служащим за неё мессы Господу, и было точно выяснено, что она повернулась к нему и заговорила в тот час, когда слуга Божий по обычаю упомянул её в месте канона; воздав Господу великую благодарность, они вернулись к тем, кто их послал, и рассказали перед всеми о том, как всё это случилось. А та женщина, вскоре восстановившая прежнее здоровье, вместе со своим супругом всегда почитала мужа Божьего с удивительным благоговением. Говорили также, что этот муж Божий отличался такого рода милостью Божьей, что если воду, которой он омывал руки после проведения службы, с верой выпивал кто-либо больной лихорадкой, то лихорадка впредь не имела над ним никакой власти. Во главе этого города стоял тогда епископ Ансельм, муж такого авторитета и мудрости, что впоследствии счастливо управлял римским престолом. Когда он какое-то время горел сильнейшим лихорадочным огнём, то внезапно вспомнил о том, что уже давно слышал о названном муже Божьем по многочисленным слухам. Он тут же послал за ним, чтобы он посредством воды тайно избавил его от этой [лихорадки]. Как только он принял это питьё, весь лихорадочный недуг тут же без всякого промедления бежал от него, и названный епископ имел обыкновение часто рассказывать это к славе Божьей и к доброй репутации такого славного мужа. Рассказывают также и многое другое о достоинствах названного служителя Божьего, но упомянуть о них не позволяют ни время, ни рамки этого сочинения.

91. Кроме того, папа, услышав о неожиданной смерти Рихерия и о чересчур поспешном избрании Петра, воспринял всё это с большим неудовольствием и тут же направил сюда письма, полные сперва льстивых обещаний, а затем обличений, утверждая, что мы ни в коем случае не должны были совершать это избрание без его ведома и без разрешения императора. Поэтому со стороны аббата и братьев к нему были отправлены два брата, которые должны были рассказать ему всю правду об этом деле и о его необходимости. К императору также были немедленно отправлены послы по этому делу. Между тем папа, отправившись за горы и застав там императора уже больным, оставался с ним до самой его смерти; заставив вельмож всего королевства присягнуть его сыну, ребёнку около пяти лет, которого отец оставил у него на руках, и утвердив его на троне, он наконец вернулся в Тоскану. После этого Фридрих, узнав о смерти императора, уже уверенно пришёл к папе и, полностью рассказав обо всём, что ему сделал Трасмунд, добился отлучения этого Трасмунда от церкви. В конце концов Трасмунд, отправившись ради снятия с себя отлучения в Рим и возвратив почти всё, что отнял у Фридриха, после великих извинений добился снятия с себя отлучения и по настоянию Фридриха и Гумберта, вняв советам и увещеваниям папы, добровольно отказался в присутствии этого папы от крепости Фризы, которую его жена уступила блаженному Бенедикту и которую он захватил и отнял после её смерти, и возвратил её под власть этого монастыря. И, поскольку этот папа, как уже было сказано выше, с большим неудовольствием отнёсся к тому, что избрание названного аббата состоялось без его ведома, и ему, кроме того, стало известно от некоторых завистников, что не все монахи согласны с этим выбором и аббат был возведён на эту должность мятежно и не канонически, он, пользуясь случаем, поручает этому аббату как можно скорее прийти к нему в Рим с 12 монахами и дать ему самый полный отчёт о своём назначении. Когда аббат отправился к нему, как было велено, то ему лишь спустя два дня едва позволили войти в его комнату всего с двумя братьями. Тем не менее он был почтительно принят, и, хотя посреди беседы папа порой показывал своё раздражение, ему было приказано вернуться в монастырь, чтобы там в присутствии всего капитула понтифик или лично, или через своих послов более полно расследовал его дело и, выяснив наконец, что канонично, принял решение. Итак, когда аббат вернулся, малое время спустя со стороны папы в монастырь был отправлен епископ Гумберт, и ему было дано повеление самым тщательным образом исследовать обстоятельства этого рукоположения и, если он случайно сможет найти там повод, тут же, не откладывая, низложить аббата, а если тот посмеет каким-то образом препятствовать этому, поразить апостольским отлучением как его самого, так и всех его приверженцев. Так папа возымел намерение силой подчинить себе это аббатство, хотя ни один из римских понтификов до него никогда не осмеливался на подобное, но свободное избрание аббата изначально оставалось у монахов, а папе принадлежало только его посвящение. Итак, в самый день святой Троицы названный Гумберт, войдя в зал капитула братии, объявляет им апостольское благословение, если они пожелают быть сынами послушания. В этот день он ни о чём не спрашивал, но, торжественно отпраздновав Пасху, в понедельник открыл им то, ради чего пришёл, и, по порядку изложив им то, что некогда было донесено папе о них и их аббате, пожелал узнать их волю и получить ответ. Итак, старшими братьями ему был дан такой ответ; избрание аббата Монтекассино в силу устава и с позволения папы не принадлежит никому из смертных, кроме самих монахов; этот дом по воле Божьей свободен и в известной мере не связан никаким условием; выбор, который они единодушно сделали, во всех отношениях действителен и каноничен, и они сделали его, как предписывает монашеский устав и как установила власть пап, почти всех его предшественников; при этом рукоположении не было места никакому честолюбию; затем, при избрании в аббаты они не могли найти из своих никого достойнее, благочестивее и лучше его; эту должность возложили на него, хотя он этого не хотел и всячески противился этому, и они все были единодушны в его возведении в сан; по милости Божьей в этом монастыре никогда не было мятежных обычаев; наконец, ничья власть не заставит их согласиться принять над собой кого-либо другого. Получив такого рода отчёт, епископ замолчал, в известной мере не зная, что возразить, и таким образом в тот же день ушёл из зала капитула.

92. Между тем всего четверо из братьев, считая это весьма недостойным и полагая, что апостольский посол пришёл только для того, чтобы низложить аббата, без ведома аббата и остальных проводят между собой нелепейшее совещание и, тут же призвав к оружию почти всех жителей этой земли, поручают и приглашают их на другой день якобы на помощь аббату. И вот, когда на следующий день они со всяческим миром вставали из зала капитула, внезапно явилась огромная и вооружённая разным оружием толпа людей, шумящих и вопрошающих, где те, которые хотят низложить аббата, желая убить их. Возможно, они так бы и сделали, если бы аббат, выйдя к ним и приведя множество доводов, не укротил наконец с трудом их ярость, прибавив: «До сих пор никто не мог отнять у меня аббатство, но вы сами сегодня отняли его у меня своей глупостью». И это была истинная правда. Ибо названный епископ, не найдя никаких возражений в отношении его назначения, собирался уже уходить. И вот, найдя наконец этот единственный повод, он созывает в комнате аббата всех братьев и громко жалуется на столь тяжкое оскорбление, нанесённое им, то есть римским послам, перед самыми Римскими воротами. К нему также присоединяются монахи, заявляя, что это оскорбление тем не менее нанесено также и им, и уверяя, что они не хотят более иметь аббатом того, кого поддерживают не они, но люди этой земли. Оттуда они все разом возвратились в зал капитула, и Гумберт под угрозой самой строгой анафемы начал выяснять, кто был зачинщиком такого мятежа. Когда и аббат, и прочие братья твёрдо заявили, что ничего не знали о деле такого рода, а тот продолжал весьма упорное разбирательство по этому поводу, те четыре брата наконец поднялись и, по монастырскому обычаю смиренно пав ниц, признались, что только они и были зачинщиками этого преступления, тогда как прочие ничего об этом не знали. Возмущённые братья тут же изгоняют их из клуатра монастыря и поручают поместить в доме для гостей ввиду их тяжких провинностей. Между тем аббат тайно беседует с Гумбертом и, обещав охотно оставить аббатство, умоляет дать ему место, где он мог бы пристойно жить. На третий день после этого он, в присутствии всех братьев придя в церковь и положив на алтарь посох, отказался таким образом от аббатства. А на другой день, то есть в пятницу перед Троицей, все братья, собравшись в зале капитула, под председательством названного Гум-берта, легата апостольского престола, начали совещаться об избрании нового аббата. Итак, при всеобщем согласии и по единодушному желанию всем наконец было угодно избрать Фридриха, который, отличаясь знатностью и великой мудростью, что им также было весьма полезно, был монахом этой общины. Поскольку епископу Гумберту это также казалось весьма похвальным, тот в скором времени был передан им братьям и при великой радости и ликовании их всех избран по монастырскому обычаю аббатом в 1057 году Господнем.

93. Фридрих, родом лотарингец, 36-й аббат этой обители, пребывал в должности десять месяцев.

Ведя происхождение от королевского рода, он с детства был сведущ в свободных науках и вёл жизнь каноника в церкви святого Ламберта. Затем, назначенный папой Львом канцлером апостольского престола, он после его смерти пришёл в наш монастырь и в конце концов получил аббатство этого места указанным выше образом. Итак, через десять дней, приготовив всё необходимое для дороги, он, взяв восемь братьев, вместе с епископом Гумбертом отправился к папе в Тоскану ради своего посвящения. После того как папа весьма обрадовался по этому поводу, ему по порядку рассказали обо всём, что и как было сделано, в то время как Гумберт очень хвалил благочестие и образ жизни наших и достоинство этого места. Итак, в субботу во время июньского поста он был рукоположен в кардиналы-пресвитеры титулярной церкви святого Хрисогона, а на рождество святого Иоанна принял посвящение в аббаты и пробыл с папой до праздника святого Аполлинария. В это же время он получил от него из рук названного Гумберта привилегию, в которой этот папа, весьма одобряя переход аббатства от Петра к нему по здравому совету братьев, по обычаю своих предшественников утвердил его за ним апостольской властью. Той же властью он разрешил ему также пользоваться сандалиями и прочими инсигниями, согласно тому, что некогда святой папа Лев пожаловал аббату Рихерию. Он, кроме того, той же властью утвердил за ним и его преемниками, что во всяком собрании епископов и князей престол этот стоит выше всех аббатов, а в советах их и суждениях мнение [аббата Монтекассино] - первое среди людей его ранга. Это и сам он впоследствии, во время своего понтификата, точно так же утвердил за нашим монастырём, а через него и за всеми аббатами этого монастыря, возведёнными законным путём, в торжественной и данной на вечные времена привилегии. В ней также, помимо прочих возмущений, которые называют лёгкими, он строжайшим образом запретил впредь совершать грабежи, которые, как он узнал, обычно совершались в момент смерти аббата.

94. Когда [Фридрих], получив разрешение вернуться, прибыл в Рим, то, торжественно отслужив в следующее воскресенье мессу в [соборе] святого Петра, был в с9провождении огромного множества римлян со славой, как то свойственно кардиналам, приведён в свою титулярную церковь, а затем с не меньшей свитой отправился в Палларию, где и остановился. Там он находился до самого четверга ради приобретения украшений, и, когда всё для возвращения было уже готово, и он собирался тут же покинуть город, из Тосканы вдруг спешно вернулся Бонифаций, епископ Альбанский, и сообщил о смерти понтифика города Рима. Огорчённый такой вестью [Фридрих] остался, и его при этом лишь понемногу и шаг за шагом стали в большом числе посещать римляне, как клирики, так и горожане. Итак, остаток этого дня и вся ночь вместе со следующим днём были проведены ими в совещаниях о такого рода деле; наконец, спрошенный ими о том, что им следует делать и кого они должны избрать на столь высокий епископский престол, [Фридрих] предложил им пятерых кандидатов, которые были наиболее достойными в тех землях, а именно, Гумберта, епископа святой Руфины, епископа Веллетри, епископа Перуджи, епископа Тускуланского и Гильдебранда, иподьякона римской церкви, чтобы они избрали из них того, кого захотят. Но, когда римляне решили, что никто из них не кажется им подходящим для этого, и заявили, наконец, что именно ему они хотят пожаловать такую высокую должность, он сказал: «Вы ничего не сможете сделать в отношении меня, если этого не позволит Бог, и не сможете ни пожаловать, ни дать мне эту должность без Его воли». Были, правда, люди, которые говорили, что правильнее было бы дождаться Гильдебранда, всё ещё находившегося в Тоскане, где он был вместе с папой. Но остальные, считая неуместной любую задержку, по единому решению и по единодушному желанию собираются все разом ранним субботним утром и, силой выведя этого Фридриха из Палларии для проведения избрания, ведут его в ту базилику блаженного Петра, которая зовётся «у Вериг». Там, вызвав его по обычаю, они решают назвать его Стефаном, ибо в этот день отмечался праздник святого папы Стефана, и его таким образом с похвалами проводят в Латеранскую патриархию в сопровождении всего города. Когда же настал другой день и все кардиналы вместе с римским духовенством и народом собрались у него в базилике блаженного Петра, он при величайшей радости их всех был посвящён в должность верховного и вселенского понтифика. После этого, отпустив братьев в монастырь и только двух оставив при себе для служения, он велит своему настоятелю, чтобы он тут же отправился к нему с 12 монахами, которых указал в письме, дабы он провёл общее совещание как по поводу него, так и по поводу них. Итак, все они отправились, как он приказал, и спустя почти десять дней вернулись домой. И вот, пробыв в Риме целых четыре месяца и собирая городское духовенство и народ на частые соборы, он, с чрезвычайным рвением борясь за запрещение браков клириков и священников, а также браков с родственницами, наконец вернулся на праздник святого Андрея в наш монастырь с большим отрядом римлян и находился там до праздника святой Схоластики. И поскольку порок стяжательства постепенно прокрался в это место в прежние годы, он начал всячески теснить его кстати и некстати, уличая, запрещая и увещевая, а также весьма сурово угрожая, чтобы, согласно повелению устава, с корнем удалить отсюда этот порок, и по большей части выполнил это. Тогда же он совершенно запретил в этой церкви амвросианское пение.

95. В те же дни в наш монастырь пришёл Пандульф, епископ Марсики, весьма благородный и церковный муж, и был весьма почтительно и любезно принят [папой]. Последний выдал ему также епископскую привилегию и во всяком собрании уступал ему в этом монастыре первое место после себя. Этот епископ пожертвовал нашему монастырю ризу скарамангий; плювиал из белого шелка с золотой каймой; пурпурный фасад алтаря с окантовкой и драгоценными камнями; две серебряные кадильницы; золотую чашу с её блюдцем; две серебряные лохани; одно кадило из серебра; небольшой серебряный крест с древом Господним; один серебряный ковш; большое покрывало со львами для взвешивания и один прекрасный ковёр, а также некоторые другие вещи, писать о которых мы сочли излишним. Таким образом, добившись общности и благословения братьев, он возвратился домой и с того времени всегда питал к этому месту великое дружелюбие и благоговение. В эти дни Марин, граф Третто, также пожертвовал нашему монастырю всю свою долю целиком, то есть четвёртую часть всего Треттенского графства, половину замка Спиний и четвёртую часть в замке Фратте, а также монастырь святого Марина, что расположен во владениях этого города Фратте, вместе со всеми их имуществами и владениями. Также Геццо и Пётр, родные братья из Понтекорво, передали в те дни нашей обители церковь святого Николая и святого Власия, которая находится в крепости святого Иоанна в Карике, со всеми имуществами, принадлежащими этой церкви.

96. Но, хотя названный римский папа уже давно страдал от лихорадки, около праздника Рождества Господнего он заболел так сильно, что не сомневался в том, что умрёт. Итак, избрав по совету старших братьев в аббаты Дезидерия, как мы при помощи Господней покажем в соответствующем месте, и поручив ему исполнять апостольское посольство к Константинопольскому императору, он вернулся в Рим и увёл с собой Альфана, некогда товарища Дезидерия, а тогда избранного на Салернский престол; посвятив его на мартовский пост сперва в священники, а затем - на следующее воскресенье - в архиепископы, он с честью отпустил его в Салерно.

97. Через несколько дней он поручил нашему настоятелю быстро и как можно более тайно доставить ему все церковные сокровища этого места, по крайней мере в золоте и серебре, обещая в скором времени прислать им сюда обратно ещё большие сокровища. Он решил также встретиться в Тоскане со своим братом, герцогом Готфридом, для беседы и, как говорят, чтобы пожаловать ему императорскую корону, а затем вернуться вместе с ним для изгнания из Италии норманнов, которые были ему крайне ненавистны. Когда братья, хотя и печальные и сильно скорбевшие, спешили в утреннее время выполнить то, что велел папа, один доброго образа жизни неофит, брат по имени Лев, уроженец Амальфи, после ночной службы, в то время как прочие вышли из церкви, остался там ради молитвы и, ещё немного задержавшись после молитвы, уснул. И увидел он во сне, как некий почтенных седин монах вместе с ещё одной монахиней, выйдя из входа апсиды, дошли до середины церкви, и эта монахиня, проливая слёзы оттого, что её, мол, ограбили, громким голосом сильно сокрушалась из-за этого. А монах, сопровождавший её с боку, когда она так голосила, утешал её, говоря: «Не надо, сестра, не плачь, ибо всё это вне всякого сомнения возвратиться к нам в скором времени». Проснувшись, брат начал изумляться видению и, случайно отправившись к тайнику и видя, что делается, хотя совершенно не знал о данном ему поручении, как только получив от настоятеля разрешение говорить, по порядку рассказал о видении, которое он видел, и все присутствовавшие начали плакать. Но, поскольку они не смели пренебречь тем, что было велено, они, взяв все эти [сокровища], доставили их к папе в Рим. А тот, увидев их, аж затрясся. Но в конце концов, когда ему рассказали об этом видении и он узнал также о великой печали среди наших по этому поводу, то, движимый раскаянием, начал плакать и, тут же взяв оттуда всего одну икону из тех, которые он привёз из Константинополя*, всё остальное велел немедленно отвезти назад. Итак, получив всё это обратно, наш названный настоятель тут же поспешил в обратный путь и проделал уже большую часть пути, как вдруг получил от папы приказ отослать сокровища в монастырь через своих товарищей, а самому как можно быстрее вернуться к нему. Когда тот возвратился, папа наделил его аббатством святого Винцентия, как его умоляли сыновья Боррела, и тут же отправил его принимать аббатство.

98. После этого, собрав внутри церкви епископов, а также римское духовенство и народ, он под угрозой весьма суровых кар постановил, чтобы в случае, если ему доведётся умереть до того, как Гильдебранд, тогда иподьякон римской церкви, возвратится от императрицы, к которой его послали по общему совету из-за некоторых государственных дел, никто не смел избирать папу, но чтобы вплоть до его возвращения апостольский престол оставался незанятым и был замещён только по совету [Гильдебранда]. Затем он поспешил в Тоскану, но малое время спустя, поражённый внезапной болезнью, умер по Божьему приговору в городе Флоренции 29 марта и был там погребён с весьма достойными почестями. [У его святейшего тела Христос благодаря его заслугам явил множество знамений.]** Итак, братья этого монастыря, которые отправились вместе с ним, поручив верным мужам во Флоренции его священные принадлежности для частного богослужения, которые он привёз туда, так как боялись возвращаться обратно через Рим, при поддержке и сопровождении благородных флорентийских мужей отправляются в путь через Марку и со всевозможным усердием возвращаются к нам по милости Господней.

99. Между тем Григорий, сын Альберика, граф [Латеранский и]** Тускулан-ский, узнав о смерти римского понтифика, после того как к нему присоединился Герард из Галерии и некоторые из римских вельмож, в ночное время с толпами вооружённых людей, орущих со всех сторон и неистовствующих, захватывают церковные права и ставят на римский престол папой Иоанна, епископа Веллетри, впоследствии прозванного Минцием, хотя, как говорят, и вопреки его воле, и дают ему имя Бенедикт. Когда об этом услышал Пётр Дамиани, весьма благочестивый муж, с детства весьма усердный в светских и духовных науках, которого папа Стефан извлёк в то время из пустыни и сделал епископом в Остийской церкви, начал вместе с кардиналами, которые в тот момент там были, сопротивляться, как мог, шумно протестовать и жутко сыпать анафемами, но все они вынужденные страхом перед сторонниками [Минция], принуждены были бежать по разным убежищам. Таким образом, архипресвитер Остийской церкви, сведущий как в канонах, так и в науках, был схвачен прислужниками Сатаны и силой принуждён к тому, чтобы возвести на апостольский престол названного Минция. Между тем, епископ Гум-берт, возвратившийся тогда из Флоренции вместе с Петром, епископом Тускулан-ским, считая невозможным оставаться в Риме при такой смуте, спустя несколько дней тайно отправились в путь и поспешили в Беневент, чтобы праздновать там Пасху. В среду перед вечерей Господней он прибыл в Сан-Джермано и вместе с товарищем был приглашён братьями и задержался ввиду праздника.

100. А вот, кроме того, те из подарков Фридриха, которые этот монастырь получил в разное время: золотой крест над алтарём, великолепнейшим образом убранный драгоценными камнями и жемчугом чуть менее двух фунтов, со своим серебряным позолоченным треножником и ониксовым древком, надлежащим образом украшенным золотом и серебром, по пяти фунтах в обоих; четыре серебряные позолоченные иконы; один золотой и очень красивый [крест] с драгоценными камнями и смальтами и немалой частью древа Господнего; хрустальные подсвечники, одна пара; серебряные [подсвечники], ещё одна пара; небольшой кодекс евангелия, украшенный золотом и драгоценными камнями; шесть плювиалов; большая серебряная лампа пяти фунтов с нигеллой; серебряный кувшин для служения алтарю; серебряный позолоченный ковш со смальтами; также несколько покровов и портьер; семь ковров и один - драгоценнее и больше всякого покрова; один антифонарий.

Доведя наконец при помощи Господа вторую книгу этого сочинения от Алигерна до Дезидерия, мы полагаем будет своевременно и весьма кстати, если мы, намереваясь подробно, насколько это возможно, описать жизнь, нравы и деяния этого Дезидерия, начиная с самого его детства, приступим под его покровительством к третьей части этой истории и, таким образом, сопровождаемые милостью Христовой, по порядку изложим остальные его труды.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ВТОРАЯ

 

КНИГА ТРЕТЬЯ

Начинаются главы книги третьей

О детстве и стремлении Дезидерия. [О происхождении, детстве и юности Дезидерия.]**

О том, как после смерти отца он тайно бежал от матери и облачился в монашеское одеяние. [О принятии им монашеского одеяния.]**

О том, как он был найден близкими и возвращён матери. [О насилии, причинённом ему, за принятие одеяния.]**

О том, как он вторично бежал и обосновался в Салерно, в монастыре у Кавы. [О бегстве Дезидерия в монастырь у Кавы.]**

О том, как он вновь был приведён князем Ландульфом в Беневент и получил разрешение оставаться в монастыре святой Софии и почему его назвали Дезиде-рием. [О его возвращении в монастырь святой Софии в Беневенте.]**

О том, как он отправился сперва в монастырь Тремити, а затем в Майеллу и вновь вернулся в Беневент. [Об отправлении Дезидерия в монастырь Тремити и в монастырь в Майелле и о возвращении его в святую Софию.]**

О том, как он приобрёл доверие папы Льва и как, подружившись с Альфаном Салернским, прибыл вместе с ним сперва ко двору папы Виктора, а затем в наш монастырь. [О прибытии Альфана и Дезидерия в наш монастырь.]**

О видении Дезидерия и о том, как они были поставлены во главе: Альфан -Салернского аббатства, а он - Капуанского приорства. [О видении Дезидерия и о его приорстве, а также архиепископство Альфана.]**

О том, как Дезидерий был избран и рукоположен. [Об избрании и утверждении Дезидерия папой.]**

Об усердии и строительстве хозяйственных служб монастыря. [О принятии Дезидерием должности аббата.]**

О том, по какой причине он построил Кастельнуово. [О том, как он начал восстанавливать монастырские постройки.]**

О рукоположении папы Николая, и как Дезидерий был посвящён им в кардиналы и аббаты. [О том, по какой причине он построил Кастельнуово.]**

О том, как этот папа провёл собор в Мельфи в Апулии и как церковь святой Марии в Калене была пожалована святому Бенедикту, а также о возвращении монастыря святого Бенедикта в Салерно и о полученной в результате обмена церкви святого Лаврентия. [О рукоположении папы Николая, и как Дезидерий был посвящён им в кардиналы и аббаты, а также о том, как этот папа провёл собор в Мельфи в Апулии и как церковь святой Марии в Калене была пожалована святому Бенедикту.]**

О том, как названным папой господин Одеризий был рукоположен в дьяконы, а господин Мартин и господин Пётр поставлены в Аквине и Венафре. [О возвращении монастыря святого Бенедикта в Салерно и о полученной в результате обмена церкви святого Лаврентия, а также о том, как грамоты монастыря святого Бенедикта в Салерно, принадлежавшие нам, были обнаружены, спрятаны и уничтожены из вражды к нам.]**

О том, как этот папа утвердил за Ричардом княжество, а за Робертом Гвиска-ром герцогство и как каждый из них приобрёл указанное. [О том, как названным папой господин Одеризий был рукоположен в дьяконы, а господин Мартин и господин Пётр поставлены в Аквине и Венафре.]**

О том, как этот князь отчасти пожаловал, отчасти выменял некоторые соседние с нами крепости и об обмене по поводу Пьедимонте. [О том, как этот папа утвердил за Ричардом княжество, а за Робертом Гвискаром герцогство и как каждый из них приобрёл указанное.]**

О некоторых пожертвованиях нашей обители. [О том, как этот князь выдал нашему монастырю в Капуе грамоту на общественную площадь.]**

О том, сколько и какие именно украшения Дезидерий тогда приобрёл или изготовил. [О том, как этот князь отчасти пожаловал, отчасти выменял некоторые соседние с нами крепости.]**

О рукоположении папы Александра и о соперничестве с Кадало. [О некоторых пожертвованных церквях и других пожертвованиях.]**

Об ударе молний и видении аббата по этому поводу. [Что за украшения и какие именно Дезидерий тогда приобрёл или изготовил и о малых церковных воротах.]**

О том, как по просьбе короля Сардинии он отправил туда 12 монахов и как они были рассеяны пизанцами. [О рукоположении папы Александра и соперничестве с Кадало.]**

Также о пожертвованиях одного и другого короля в Сардинии и об извинениях пизанцев. [Об ударе молний и видении аббата по этому поводу.]**

О приходе герцога Готфрида в Аквин и о вторжении норманнов в Марку (= Марсику). [О том, как по просьбе Барезо, короля Сардинии, он отправил туда 12 монахов и как они были рассеяны пизанцами. Также о пожертвованиях одного и другого короля в Сардинии и об извинениях пизанцев.]**

О том, сколько братьев этого монастыря были возведены названным папой на высокие должности и о привилегии, выданной нам вопреки архиепископу Гильдебранду. [О приходе герцога Готфрида в Аквин и о вторжении норманнов в Марку (= Марсику).]**

О монастыре Тремити, принятом и устроенном названным аббатом. [О том, сколько братьев этого монастыря были возведены названным папой на высокие должности и о привилегии, выданной нам вопреки архиепископу Гильдебранду.]**

О том, как им была разрушена старая церковь и построена новая. [О монастыре Тремити, принятом и устроенном названным аббатом.]**

О том, как он, призвав из Константинополя мастеров, украсил эту базилику мозаикой и камнями. [О том, как им была разрушена старая церковь и построена новая.]**

О различных трудах в этой церкви. [О том, как он, призвав из Константинополя мастеров, украсил эту базилику мозаикой и камнями, стеклом и картинами. ] **

О том, с какой славой он освятил эту церковь и мощами каких святых украсил её.

О толпах народа, стекавшихся сюда за отпущением грехов.

О королеве Агнесе и её пожертвованиях.

О различных украшениях этой церкви [и о том, как он ради расширения клуатра разрушил прежние хозяйственные службы и заново их построил]**.

О том, как он ради расширения клуатра монастыря разрушил прежние хозяйственные службы и построил гораздо более прочные и лучшие. [О восстановлении церкви святого Мартина и постройке беседки Дезидерия, и как он освятил церкви святого Варфоломея и райских башен. Об Альберике и о том, как он был призван для участия в соборе; также об Альфане, Амате и Константине Африканском.]**

О том, как грамоты монастыря святого Бенедикта в Салерно, принадлежавшие нам, были обнаружены, спрятаны и уничтожены из вражды к нам. [Об одном одержимом и о хромой женщине, исцелённых папой Александром, а также о полученной в результате обмена церкви святой Марии в Палладии и уступке города Террачины.]**

О восстановлении, пожертвовании и постройке монастыря святого Ангела в Формиях.

О семи чудесах, случившихся благодаря заслугам блаженного отца Бенедикта.

О некоторых отказных грамотах и пожертвованиях. О некоторых чудесах, случившихся благодаря заслугам блаженного Бенедикта в Галлии и совершённых здесь. О некоторых отказных грамотах и пожертвованиях.

О тяжбе, возбуждённой в присутствии папы по поводу церкви святой Софии и монастыря святого Ангела в Формиях.

О чудесах некоторых монахов нашего монастыря.

О некоторых пожертвованиях.

О том, как Роберт Гвискар захватил Сицилию, Салерно и очень многие места и построил церковь святого апостола Матфея, оставив у себя его левую руку.

О силой отобранных деньгах и об интердикте.

О некоторых пожертвованиях и подтверждениях.

О чудесах некоторых монахов и восстановлении церкви святого Спасителя.

О причине ссоры между императором Генрихом и папой Григорием и как Роберт Гвискар вторгся в Романию.

Об архиепископе Равеннском, узурпаторе апостольского престола, и как Дезидерий пришёл к императору, находился у него и возвратился назад.

О смерти двух монахов нашего монастыря.

О крепости Сарацениске и Суйо.

О том, как Роберт Гвискар привёл папу в нашу обитель.

О ночном видении некоего Иоанна, когда папа служил мессу.

О части спасительного креста, доставленной сюда, о восстановлении монастыря святого Бенедикта в Капуе и о долгожданном дожде.

О некоторых пожертвованиях и об Альдемарии, монахе нашей обители.

О смерти Роберта Гвискара и левой руке святого апостола Матфея.

О пожертвованиях этого Роберта в наш монастырь.

О некоторых пожертвованиях и обменах.

О некоторых пожалованиях, сделанных Дезидерием, и некоторых пожертвованиях.

О пожертвованиях некоторых людей.

О Гвайферии Салернском.

О книгах, которые велел изготовить Дезидерий.

О разбойниках.

О смерти папы Григория и о переговорах по поводу избрания нового папы.

Об избрании Дезидерия.

О возвращения избранного папы в Монтекассино.

О посвящении избранного папы Виктора. О теле святого Николая.

О церкви святого Петра и видении этого апостола.

О ересиархе Гвиберте и о гонениях на церковь.

О том, как папа Виктор отправил войско в Африку против сарацин и о победе этого войска.

О генеральном соборе и установлениях.

О смерти папы Виктора и назначении аббата Одеризия.

Сколько и какие именно церковные украшения оставил в этом монастыре на момент своей смерти папа Виктор, он же аббат Дезидерий.

Заканчиваются главы [книги третьей]

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА ТРЕТЬЯ

Дезидерий, 37-й аббат этого монастыря и четвёртый реставратор и восстановитель этого места, пребывал в должности 29 лет, пять месяцев.

Ибо первым основателем и строителем этого места был святейший отец Бенедикт, вторым - Петронакс, третьим - Алигерн. Четвёртым же является наш Дезидерий. Именно его всемогущий Бог настолько возлюбил, что, как известно, соизволил в наше время исполнить через него то, что некогда обещал своему верному служителю Бенедикту, а именно, что это место, которое Он тогда имел обыкновение отдавать на разорение и разграбление язычникам, достигнет гораздо большего, чем тогда, положения, чести и славы. Предмет деяний этого удивительного и воистину исключительного в своём ранге мужа столь богат, столь многообразен, наконец, столь обширен, что даже Иерониму или Сульпицию, будь они живы, не было бы стыдно взяться за их описание. Я же, хотя и неумел, и неискусен, и не гожусь для такого труда, но как по приказу достопочтеннейшего отца Одеризия, коим не мог пренебречь, так и ввиду великой любви, которую названный отец Дезидерий соизволил питать ко мне почти с самого моего детства, когда принял меня, едва достигшего четырнадцати лет, в этом святом месте, наставил, воспитал и возвысил, понимая, сверх того, наряду с полезностью такого сочинения, что память даже о таком муже из-за небрежения авторов мало-помалу придёт в забвение и из-за этого станет ничтожной, пусть и не могу выполнить это надлежащим образом, изящно и в достаточной мере, но, полагаясь на помощь Божью, приступаю к тому, чтобы тем или иным образом рассказать о его жизни и деяниях и изложить их на бумаге во славу Божию и ради славной памяти такого мужа, а также к утешению его сыновей, наших братьев, полагая во всяком случае более справедливым с послушанием и благоговением подвергнуться обвинению в неумении, чем вообще умолчать о столь замечательном предмете, и почитая весьма недостойным не попытаться сообщить хотя бы о некоторых из столь многочисленных и славных его деяний, даже если и не могу сообщить обо всех, по весьма мудрому обычаю охотников, загоняющих диких зверей, которые, даже если не могут настигнуть всех, ни в коем случае не отказываются хватать скольких смогут. И поскольку деяния этого мужа весьма многочисленны и почти неисчислимы, то я, признаюсь, намерен опустить многие из них, даже те, которые знаю, ибо, если бы я захотел описать все, то определённо создал бы многословную и непомерную историю, хотя и не сомневаюсь, что многие из наших, которые занимаются этим вместе со мной, осудят меня за это. Но, благоразумно заботясь о том, чтобы не наскучить читателям, я счёл достаточным описать только те события, которые весьма достойны сообщения. Ведь если кто-то не найдёт чего-либо в наших трудах, то это наверняка будет более основательно показано в его собственных сочинениях. О первых шагах этого мужа я, поскольку при помощи Христовой желаю начать именно оттуда, узнал от тех, которые были его приятелями с раннего детства. Кроме того, о многих из его достохвальных деяний я услышал от некоторых старших братьев. Кое-что я узнал также из его правдивых уст, поскольку он из-за исключительной доброты часто позволял мне бывать с ним. Наконец, остальные его деяния я видел собственными глазами и почти во всех принимал участие до самой его смерти. Поэтому я хочу заверить моего читателя, что не сделаю в этом сочинении никаких дополнений извне, не напишу о нём ничего, кроме того, что доподлинно известно, ибо я, помнится, читал в обычном понимании: «Господь, ты погубишь всех, говорящих ложь», и в другом, особенно спасительном понимании, где утверждается, что это сказано о еретиках. Если же кто-либо, движимый неведением или злобой, вдруг не захочет поверить этому и посчитает, будто я взялся за это дело скорее ради одобрения, то пусть, если угодно, поспешит сюда и раскроет глаза и смотрит, и, размышляя на основании тех его дел, которые видимы, а также на основании тех, которые узреть невозможно, удалив недоброжелательство, восхититься, и поверит, и, поверив, воздаст по этому поводу хвалу и благодарность подателю всех благ. И пусть он наконец, таким образом, узнает, что из многих его деяний я описал немногие и из больших дел - весьма незначительные.

1. Дезидерий, ведя происхождение из благороднейшего рода князей Беневентских, с раннего детства начал быть благородным скорее духом, нежели плотью, и от самых, так сказать, материнских грудей предпочитал предаваться более служению Богу, чем мирской суете. Ибо ещё ребёнком он старался часто посещать церковь, охотно слушать и читать духовные тексты, а также часто вести о них речи с некоторыми монахами и пытался воспроизводить в себе самом то из добрых нравов, что смог от них усвоить. Его отец, желая связать его делами житейскими и решив распространить имя своего благородства через линию его потомства, ибо сильно любил его, как единственного [сына], постарался обручить его с благородной девицей, когда тот начал уже взрослеть, и всячески торопился скрепить между ними эту родственную связь. Но, поскольку дух Божий воспламенил огнём своим сердце Дезидерия к презрению мира, славный мальчик, напротив, решил вести себя совсем иначе, нежели наметил отец, и тайными действиями, какими мог, показывал, что стремится скорее к жизни отшельника, чем к свадьбе.

2. Когда через некоторое время отец по приговору Божьему был убит норманнами, Дезидерий, пользуясь некоторым образом случаем, которого давно желал, начал всеми способами, хотя и тайно, стремиться осуществить на деле то желание, которое возымел в душе. Итак, он сообщает весь замысел одному хорошо известному ему монаху и довольно мудрому в житейских делах мужу по имени Иакинф, из рассказа которого я и узнал об этом, объявляет о [своём] желании, открывает намерение и весьма настойчивыми просьбами умоляет его помочь ему в этом деле. Ему тогда было около двадцати лет. «Ты знаешь, - говорит он, - мой отец, как близкие привязывали меня к этому жалкому миру. Но, поскольку я, как честно тебе признаюсь, уже давно решил посвятить себя Богу, то заклинаю тебя его именем и умоляю, чтобы ты, согласно тому, что знаешь и можешь, избавил меня от этих оков и тайно от всех отправил в какую-нибудь весьма отдалённую пустынь, чтобы я мог свободно служить там Богу». Что же далее? Иакинф обещает ему помочь во всём этом, но увещевает остеречься, как бы не было это внушением демонов. Но, когда он узнал, что сердце его во всех отношениях твердо во Христе, и обнаружил, что тот вновь и вновь постоянно стремится к тому же, к чему и прежде, то однажды, когда уже вечерело, они вместе садятся на коней и, выехав за город якобы на прогулку, в сопровождении нескольких слуг добираются до церкви блаженного Петра по прозвищу Великий, что расположена возле этого города; войдя туда якобы ради молитвы, они оставляют у ворот на попечение названных слуг коней и меч, кото-рцм Дезидерий был тогда препоясан. Уже в позднее время они выходят оттуда через чёрный ход этой церкви и пешком отправляются в путь, и, хотя то место, к которому они решили идти, находилось не более чем в восьми милях оттуда, они, сбившись с пути в ходе ночных блужданий и из-за страха, едва добрались туда утром следующего дня. Когда служитель Божий по имени Сантари, который вёл там уединённую жизнь, увидел их, то сильно удивился и обрадовался. Тут же введя их в свою келью и сердечно целуя Дезидерия, он начал искусно выспрашивать, почему они пришли таким образом. Итак, узнав о желании Дезидерия, он сильно удивился, что столь благородный, столь изысканный, столь богатый юноша, весьма знаменитый своими предками, столь рьяно презрев весь блеск и суету мира, пришёл служить Господу при столь строгом намерении. Но поскольку он знал, что для Бога нет ничего трудного и невозможного, он, воздав ему хвалу и величайшую благодарность, совлёк с Дезидерия ветхого человека с делами его, в то время как тот упорно стоял на своём, и тут же облёк его в нового, который обновляется в познании Божьем. Когда же Иакинф поспешно вернулся домой, Дезидерий остался один вместе с Сантари.

3. Итак, его слуги, как было сказано выше, уже напрасно ожидавшие его у ворот церкви с его конями и оружием, когда наконец узнали о его уходе, то уже этой ночью как можно быстрее возвращаются в город и рассказывают обеспокоенным матери и близким о том, что случилось. Мать провела эту ночь в слезах, а родичи его и близкие, когда настало утро, сев на коней, рассыпаются в поисках его по окрестностям и, наконец, по признакам его добродетелей заподозрив то, что и было на самом деле, приходят к келье Сантари. Тут же силой войдя туда, они обнаруживают его облачённым в монашеское одеяние и, страшно разгневавшись, осыпают названного служителя Божьего страшной бранью и многими попрёками и, весьма недостойно сорвав с Дезидерия священные одежды, рвут их собственными руками и облачают его в прежнюю одежду, хотя и вопреки его воле и сопротивлению. Наконец, усадив его на коня, они, сами держа поводья и ведя его перед собой как ценную добычу, по обычаю триумфаторов возвращаются в город. Кто попытался бы описать здесь слёзы матери, а также жалобы и напрасные увещевания, обращённые к Дезидерию, ликование близких, более того, всего города? Почти целый год провёл он под усиленной охраной в доме матери и только в светском одеянии, но целомудренный в душе, и никто не мог склонить его к свадьбе или каким-либо мирским деяниям. Так Господь решил поставить этого верного и благоразумного [мужа] управителем своего дома и сохранил его чистым и незапятнанным от всякой скверны плотского общения, отчего он по праву почитался всеми горожанами удивительным и желанным.

4. Но когда мать уже почти не опасалась, что он сбежит, и поскольку не могла его женить, старалась удержать при себе хотя бы клириком, то позволила ему часто ходить в епископию, которая была совсем рядом с её домом, сперва, правда, под охраной, но потом, уверившись в нём, одному. Был тогда в монастыре святой Софии настоятель по имени Сиконольф, который, вполне зная желание Дезидерия, очень часто беседовал с ним по ночам возле епископии, ибо днём не смел этого делать, дабы вновь не оживить подозрения. Через несколько дней придя к нему ночью, как обычно, с лошадьми, он тайно отвёл его, облачённого во власяницу, в Салерно, а сам спешно вернулся в Беневент. Итак, Дезидерий тут же приходит к князю Гваймарию, близкому ему по родству, открывает ему причину прихода и умоляет, чтобы тот разрешил ему мирно служить у него Богу, поскольку из-за упорства родителей он не смеет жить монахом на родине; если он заслужит добиться этого, то никогда не уйдёт отсюда; если же тот должен будет в конце концов вернуть его близким, то пусть лучше даст ему разрешение поскорее уйти в другое место. Итак, Гваймарий, весьма обрадовавшись его приходу и сильно удивляясь такому рвению в столь малом юноше, согласился с его просьбой и, продержав его у себя несколько дней и твёрдо обещав, что не отдаст его никому против его воли, наконец отправил его по его же просьбе в монастырь святой Троицы, который зовётся «у Кавы» и расположен неподалёку от Салерно. Близкие, узнав об этом, пристают к Гваймарию со многими и частыми просьбами, чтобы он вернул им Дезидерия, но, так как князь упорствовал в обещании, которое дал Дезидерию, то Ландульф, князь Беневента, утомлённый мольбами матери и родных, лично прибывает в Салерно и настоятельно просит вернуть Дезидерия родным.

5. Итак, в конце концов добились, чтобы он вернулся в Беневент при условии, что ему позволят без всяких препятствий и ограничений жить в монастыре святой Софии в монашеском звании. После того как прибыли в Беневент, все родственники бросились ему навстречу вместе со [всем] городом, и князь вместе со всей этой свитой проводил его в монастырь. Во главе этого монастыря стоял тогда в должности аббата Григорий, весьма мудрый и деятельный муж, который с великой радостью принял Дезидерия и ввиду того, что тот всем был желанен, впервые тогда, изменив ему имя, велел называть его Дезидерием. Ибо до этого времени его звали Дауферий.

6. Итак, когда он несколько лет прожил там, ведя весьма благочестивую жизнь, и очень часто размышлял про себя о том, что монах не может достигнуть совершенства в своём отечестве, до него дошёл между тем слух о славе монастыря Тремити, который, как известно, расположен в Адриатическом море, на острове, названном именем Диомеда, примерно в 30 милях от суши. И поскольку он в Беневенте уже давно завёл тесную дружбу с аббатом названного места, то, хоть и с трудом получив разрешение, отправился туда и, предавшись довольно суровому образу жизни, провёл там немалое время. Но, когда тамошний аббат настолько возлюбил его, что ещё при жизни хотел передать ему это аббатство, тот, предназначая себя скорее к подчинению, чем к руководству, решил по этой причине уйти из этого места; и вот, однажды этот аббат, уходя для разыскания имуществ монастыря, просил Дезидерия пойти вместе с ним. Тот, охотно ухватившись за возможность уйти, не счёл нужным отказываться. И когда они вместе пришли ко двору графа Трасмунда, ибо так требовали обстоятельства, жена этого графа, сильно обрадовавшись прибытию Дезидерия, ввиду того, что была его родственницей, добилась у своего мужа, чтобы он на какое-то время задержал его у себя даже вопреки воле аббата, хотя виновником этой задержки, как говорят, был он сам. Но, услышав о знаменитой тогда славе живших в Майелле отшельников и желая поскорее отправиться туда и тайно служить Богу, он упросил графа переправить его туда; что и было сделано. Когда он в великом воздержании прожил там около 3 месяцев, а именно с начала февраля до 3 недели после Пасхи, то вышеназванный Иакинф был направлен туда к настоятелю этой пустыни* с письмом от папы, в котором тот и настоятелю приказывал под угрозой кары, чтобы он не смел более удерживать у себя Дезидерия, и тому велел не оставаться там ни минутой дольше. Так он вернулся в монастырь святой Софии.

7. Малое время спустя святейший господин папа Лев, вернувшись из заальпийских земель, вступил в Беневент и, поскольку Дезидерий уже давно был известен Гумберту, епископу Сильва-Кандиды, и весьма мил ему, он был представлен этому папе как им, так и Фридрихом, тогдашним канцлером, и стал ему весьма близок, настолько, что часто находился рядом с ним во время служения у алтаря и неоднократно читал евангелие во время мессы, которую тот служил. В это же время названный понтифик отправился в Апулию, чтобы сразиться с норманнами; но, по приговору Божьему он был побеждён ими, вернулся в Беневент и, поставив там архиепископом Ульриха, которого привёл с собой, примерно через девять месяцев возвратился в Рим и умер. Между тем Дезидерий из-за чрезмерного воздержания и многочисленных бдений тяжело заболел и отправился на лечение в Салерно. Итак, в то время как он находился там какое-то время, с ним завязал крепкую дружбу Альфан, который впоследствии получил должность архиепископа этого города, мудрейший и благороднейший клирик. В частых увещеваниях побуждая его отказаться от мира, [Дезидерий] наконец потребовал от него стать монахом, если прежде ему будет позволено отправиться в Иерусалим, как он уже давно задумал в душе. Когда это торжественное обещание было скреплено между ними, Дезидерий возвратился в Беневент и через несколько дней поручил передать этому Аль-фану, чтобы тот пришёл к нему. Поскольку тот отказывался или, вернее, боялся покидать Салерно, Дезидерий вновь отправился к нему и, когда тот из страха перед некоторыми враждебными ему людьми переоделся в его собственную рясу, вывел его ночью из города и привёл с собой в Беневент. Когда же благородные мужи и клирики начали часто посещать Альфана и надлежащим образом почитать его за великую мудрость, а намерение идти в Иерусалим начало понемногу гаснуть в его сердце, он заявил, что никоим образом, ни в какое время не желает уходить от Дезидерия; какое-то время было проведено ими в монастыре святой Софии, как вдруг распространился слух, что папа Виктор прибыл из заальпийских земель в Рим и в ближайшее время прибудет в эти края. Альфан, устрашённый такого рода вестью, ибо полагал, что его братьев обвинят в убийстве князя Гваймария, решает пойти и упредить папу и смиренно умоляет Дезидерия пойти вместе с ним. И поскольку тот обладал удивительным умением петь и немалыми познаниями во врачебном искусстве и привёз с собой из дома некоторые книги по этой науке, то твёрдо надеялся приобрести немалое влияние при дворе верховного понтифика. Итак, когда он составил и приготовил какие мог лекарства, они вместе с архиепископом этого города отправились к римскому понтифику в Тоскану и застали его во Флоренции. В скором времени они стали пользоваться у него большим доверием и с ними обращались довольно почтительно. Но, когда они уже пробыли там какое-то время, Дезидерий доподлинно узнал, что папа не намерен идти в эти земли и даже собирается, сверх того, в скором времени отправиться за горы; вместе с тем понимая, что дальнейшее пребывание при дворе понтифика ничего ему не даст, он начал всячески уговаривать Альфана, чтобы тот настойчиво просил папу о разрешении вернуться. За несколько дней до этого в аббаты нашего монастыря братьями был избран Пётр, который для утверждения своего назначения отправил тогда к папе двух братьев этого места. И вот, Дезидерий, найдя уже давно желанную возможность, вместе с Альфаном приходит к римскому понтифику, и они, разом пав ему в ноги, умоляют позволить им вернуться и добавляют в качестве просьбы, чтобы он через монахов, которые пришли к нему из Монтекассинского монастыря, соизволил направить их сюда для более благочестивой жизни и в своих письмах рекомендовать их аббату и братьям. Папа согласился, и они таким образом, как и просили, были отправлены в наш монастырь вместе с названными братьями. Достойно принятые аббатом и братьями, они присоединились к ним и весьма почтительно и смиренно жили среди них какое-то время, пользуясь всеобщим расположением и получив от этого аббата посвящение в монахи, в то время как Фридрих радовался их приходу более, чем следовало.

8. В эти же дни Дезидерий видел немаловажное видение, которое в достаточной мере предвещало исход ближайших событий. Ибо Дезидерий увидел, что он вместе с Альфаном стоит в высокой и очень красивой башне, которая была расположена возле зала капитула братии, и там, на весьма подобающем ему престоле, казалось, сидит отец Бенедикт. Когда они при виде его застыли в испуге и не осмеливались подойти ближе, блаженный отец Бенедикт приветливо кивнул Дезидерию и жестом руки приказал ему сесть рядом с собой, а Альфан ушёл из этого дома, поскольку тот его не позвал, будто бы сочтя недостойным. Это видение, казалось, самым очевидным образом предсказывало, что Альфан не долго будет оставаться в этом месте и что Дезидерий займёт в этом монастыре место отца Бенедикта. Итак, малое время спустя Альфан по требованию князя Гизульфа сперва стал в Салерно аббатом в монастыре святого Бенедикта, а затем получил должность архиепископа этого города; Дезидерий же был направлен настоятелем в Капуанский монастырь. В это время Ричард, граф Аверсы, осадил Капую, но, когда Пандульф, князь этого города, хотел по обычаю прошлых времён возложить на Дезидерия некие недостойные и чрезмерные требования, тот, будучи твёрд духом, счёл недостойным себя соглашаться с ними и, покинув Капую, пришёл к Ричарду; получив от него гарантии безопасности для всех владений монастыря, которые находились за пределами города, и, сверх того, связанный с ним с тех пор крепкой дружбой, он какое-то время пробыл в послушничествах этого монастыря, оставив в самом монастыре лишь очень немногих братьев, а остальных призвав к себе.

9. Затем, когда названный Фридрих был избран в аббаты этого места, а затем поставлен в римские понтифики, как мы уже говорили выше в соответствующем месте, Дезидерий, призванный им, отправился в августе месяце к нему в Рим вместе с двенадцатью другими братьями этого места и, поражённый там римской лихорадкой, вернулся сюда спустя несколько дней. Когда же этот папа примерно через четыре месяца пришёл в наш монастырь, то в скором времени был поражён тяжкой болезнью и доведён чуть ли не до последней крайности. Итак, призвав старших братьев этого монастыря, он даёт им полную свободу избрать в аббаты того, кого они захотят. Те, советуясь между собой, высказывались за избрание то одного, то другого, как обычно бывает в таких случаях, но, наконец, общее согласие их всех внушает им требовать Дезидерия, и они единодушно умоляют папу уступить им его в отцы. Когда папа заявил, что ему весьма по нраву этот выбор, - ибо и раньше со времени папы Льва тот был ему хорошо известен в Беневенте, и с тех пор как аббат Пётр принял этого Дезидерия неполных два года назад, тот был связан с ним крепкой дружбой, - то так, как и был в комнате, утвердил выбор братьев, сказав, что хотя очень многие благочестивые и духовные мужи, наделённые великой честностью и мудростью, могли бы в это время занять названное место, они всё же никого более подходящего не могли избрать на эту должность из своей общины. Но поскольку он решил никому из смертных не передавать это аббатство, пока жив сам, а Дезидерия уже давно решил назначить послом римского престола к Константинопольскому императору, то постановил, что в случае, если Дезидерий возвратится обратно, когда он будет ещё жив, он почтительно передаст ему аббатство; если же ему доведётся умереть до его возвращения, то вся община должна принять его по возвращении в аббаты без всякого возражения. Итак, придав ему в товарищи кардинала Стефана и Майнарда, впоследствии епископа Сильва-Кандиды, и упомянув в письмах, которые поручил передать императору, что он -избранный аббат Монтекассинского аббатства, [папа] отпустил его, велев по исполнении посольства как можно быстрее возвращаться назад. После этого он вернулся в Рим, а затем отправился в Тоскану и через несколько дней, как мы уже рассказывали выше, умер во Флоренции. Итак, Дезидерий, желая поскорее исполнить порученное ему дело, взяв всё, что было необходимо для такого путешествия, вместе с товарищами отправился в путь и направился к монастырю святого Иоанна Венерина, чтобы там выйти в море. Когда же он напрасно пробыл там несколько дней и по причине дурной погоды так и не отважился выйти в море, то отправился оттуда в Сипонт, сел там на корабль, который плыл в Бари, и просил через одного епископа, который пришёл помолиться на гору Гарган, препоручить себя братьям и дать им знать, что он только теперь вышел в море. Но когда он и в Бари оставался какое-то время из-за непогоды, то позаботился направить сюда ещё одного гонца, а именно, через которого дал знать, что из-за дурной погоды он до сих пор находится в Бари. Но случилось по Божьему промыслу, который до сих пор задерживал его для принятия должности этого места, что в тот самый день, когда этот его гонец прибыл сюда, наши братья, которые отправились вместе с папой, возвратились, [сообщив], что тот умер и погребён во Флоренции. Итак, наши, спешно проведя совещание, немедленно посылают двух братьев, чтобы те сообщили Дезидерию о смерти папы и отозвали его обратно.

Вот уже Дезидерий наконец в достаточной мере приготовил всё, что необходимо в предпринятом пути, вот он уже вместе с Аргиром, магистром Бари, собирался отчалить, как вдруг в самое Вербное воскресенье, под вечер, он принял названных послов, которые сообщили, что папа умер и что они поспешно отправлены к нему всеми братьями, чтобы призвать его обратно; итак, он должен как можно скорее вернуться и принять управление монастырём, как распорядился Господь, ибо все с нетерпением его ждут. Дезидерий застыл, поражённый столь внезапной смертью папы, и, тут же призвав товарищей, открыл им то, что сообщили вестники, и они вместе с Аргиром начали хлопотать о том, как бы суметь вернуться до того, как станет известно о смерти папы. Ибо они не сомневались, что как только о его смерти узнают, они будут либо схвачены, либо разогнаны норманнами. Итак, тут же выкупив и приобретя для себя и товарищей столько вьючного скота, сколько требовалось для перевозки, они на другой день пустились в путь и, прибыв к Роберту Гвискару, в то время графу части Апулии, а впоследствии герцогу всей Апулии, Калабрии и Сицилии, просили позволить им безопасно пройти через его землю. Тот, будучи мужем большой доброты, хотя и узнал уже о кончине папы, предоставил им гарантии безопасности и пожаловал Дезидерию трёх коней, в которых они всё ещё нуждались. Так, поскольку Бог благоприятствовал им во всём, они возвратились без всяких помех и в самую Пасхальную субботу уже чуть более неспешно прибыли к городу Сан-Джермано. А в воскресенье святой Пасхи, рано утром, поднявшись в монастырь, они по обычаю вошли в зал капитула братии во главе с епископами Гумбертом из святой Руфины и Петром из Тускула, а также товарищами Дезидерия - кардиналом Стефаном и Майнардом. Ибо названные епископы Гумберт и Пётр, как мы рассказывали много выше, избегая после смерти папы [участия] в рукоположении виновного в симонии Минция, отправились в Беневент, чтобы праздновать там Пасху, но по воле Божьей были приглашены и задержаны ради такого великого праздника нашими старшими братьями. Итак, после торжественной по случаю такого великого праздника речи Гумберт, прекрасно знавший обо всех особенностях его рукоположения, тут же призывает Дезидерия и повелевает ему от лица всех братьев принять обязанности аббата, как некогда было предписано папой. За этим повелением [не последовало] никакого промедления, никакого ожидания ответа, но все тут же поднялись и приняли Дезидерия, и с величайшими похвалами доставили его в церковь, и почтительно усадили на престоле аббата в 1058 году Господнем, в то время как всех наполняла безмерная радость и ликование как ввиду праздника Пасхи, так и ввиду его рукоположения.

10. Итак, приняв аббатство, Дезидерий начал всеми способами стараться и добиваться, чтобы взаправду называли тем именем, которое он носил. Итак, видя, что хозяйственные службы всего монастыря тесны по размеру, безобразны по форме и как от старости, так и ввиду бездействия ветхи настолько, что все, казалось, покрыты одной общей крышей и выход из одной постройки примыкает ко входу в другую, он, хотя и собирался взяться за их реконструкцию, но был обеспокоен тем, что почти не имел средств, чтобы затевать столь трудное дело. Сперва всё же, как бы желая испытать, осилит ли он это, он в весьма изящном стиле завершил тот дворец, который аббат Рихерий недавно начал в восточной части монастыря и довёл до террасы, iji построил рядом с ним, по направлению к церкви, небольшую, но вполне приличную эдикулу, чтобы разместить в ней книги. Когда он увидел, что ему в этом сопутствовал успех, то решил также основательно перестроить дом, в котором обычно проживали аббаты, а именно тот, который, примыкая к церкви с северной стороны, поддерживался снизу весьма грубыми деревянными подпорками и казался по большей части сплетённым из ивняка, пристроив к нему дворец с апсидой, которую древние обычно называли тодерик (todericum). Затем, по внушению и при содействии Бога, он не менее активно взялся за перестройку того здания, где жили братья, отдыхавшие ввиду его узости на разных террасах, а именно, решив построить в стороне от предыдущего — к югу - новое здание, а старое полностью разрушить, чтобы освободить место для клуатра. Ибо из-за вершины этой горы, на которой почти не было ровного места, предшественники с трудом построили в этом месте, возле церковной апсиды, подобие очень небольшого клуатра. Итак, когда это здание было завершено, оно [имело] 160 локтей в длину, 24 - в ширину, а в высоту из-за неравной высоты этой горы размеры его были различны, но весьма внушительны. Он очень красиво покрыл его столярными досками, выложил кирпичом и украсил разными красками. Он, сверх того, ничуть не медля, равным образом до основания разрушил старый зал капитула и, построив новый, украсил его по кругу гипсовыми бордюрами, оконными витражами и весьма красивым полом из разноцветного мрамора, покрыл крышей и расписал чрезвычайно красивым многоцветием разных красок.

11. Между тем жители Фратте, а именно род беспокойных и вероломных вплоть до настоящего времени людей, соединившись с минтурнцами и другими соседями, словно некие разбойники, не переставали то втайне, то открыто беспокоить соседние с ними и принадлежавшие нам посёлки. Ибо однажды они тайно и злодейски сломали ту границу, которая издавна отделяла нас от них, то есть двух каменных львов, стоявших неподалёку от их города, и погрузили их в ближайший колодец. Полагая, конечно, что при помощи этой хитрости, если мы когда-либо заявим о нашей границе между двух львов, как то содержат грамоты императоров, они насмешливо, более того, упрямо заявят, что речь, мол, идёт о тех львах, которые расположены возле ворот святого Георгия. Итак, Дезидерий, с крайней досадой перенося неоднократные беспокойства с их стороны и вместе с тем помня изречение: «Соблюдение нашего устава требует величайшего спокойствия и безмятежности духа», поскольку не мог укротить их ни благодеяниями, ни разумными доводами, весь отдался, наконец, тому, чтобы силой обуздать их беззакония и, полагаясь на поддержку Атенульфа, герцога Гаэты, которому снискал милость князя, вскоре со всяческим упорством воздвиг против них крепость, которой было дано название Кастельнуово (т.е. Новая), на горе под названием Перан. Таким образом он вынудил их впредь оберегать своё, а не посягать более на чужое.

12. Но, возвращаясь немного назад, скажу, что, когда вышеназванный Гильдебранд, возвратившись от императрицы после смерти благочестивой памяти папы Стефана, узнал, что церковь вопреки запрету этого папы захвачена негоднейшими людьми, то расположился во Флоренции и, обратившись в своих письмах по этому поводу к лучшим из римлян и получив их согласие на всё, что он захочет, вскоре при поддержке герцога Готфрида избрал в римские папы Герарда, епископа Флоренции, и вместе с ним и герцогом уже в январе месяце пришёл в Рим, где названный [епископ] был избран римским духовенством и народом, возведён на апостольский престол и получил имя Николай. Тут же отлучив вышеназванного узурпатора вместе со всеми его сторонниками, он в конце концов по ходатайству некоторых своих людей принял его в общение и постановил, чтобы он, лишённый священнического звания, пребывал в церкви святой Марии, которая называется римлянами Великой. Затем, отправляясь в Марку, он велит передать в наш монастырь, чтобы господин аббат как можно скорее вышел ему навстречу, а именно, для того, чтобы в ближайший пост месяца марта получить сан пресвитера и кардинальскую должность вместе с посвящением в аббаты. Итак, в первое воскресенье сорокадневного поста он, приготовив всё необходимое, отправился в путь и соединился с папой в монастыре Фарфа, где был им дружески и почтительно принят, и вместе с ним отправился в Ауксим. Итак, во вторую субботу сорокадневного поста, которая приходилась тогда на 6 марта, он был рукоположен там этим папой в кардиналы-пресвитеры, а в следующее воскресенье принял посвящение в аббаты и по обыкновению своих предшественников получил от него довольно почётную привилегию, где, сверх того, ввиду [его] кардинальской должности и почтения к святейшему отцу Бенедикту этот папа жаловал ему свои обязанности по всей Кампании и всему княжеству, а также Апулии и Калабрии, от самой реки Пискарии, как она впадает в море. После этого, получив разрешение удалиться, [Дезидерий] в ближайшее воскресенье посреди сорокадневного поста пришёл в Рим, отслужил торжественную мессу в церкви блаженного Петра и, сопровождаемый несметной толпой римлян, был с величайшей славой доставлен к титулярной церкви святой Цецилии на той стороне Тибра и, таким образом, через несколько дней вернулся в наш монастырь в праздник блаженного Бенедикта. Но поскольку он был приглашён праздновать Пасху вместе с папой, то сразу же вернулся в Рим и оставался там вплоть до проведённого по обычаю собора. Именно на этом соборе папа среди прочего, что он торжественно постановил, следуя древним решениям своих предшественников, весьма благоразумно записал декрет о рукоположении римского понтифика, а именно, каким образом и какими лицами, во время мира и во время войны, его следует рукополагать, и под угрозой анафемы утвердил его авторитетом как своим, так и всех священников, которые участвовали в этом соборе.

13. В это же время названный папа, придя в наш монастырь на рождество блаженного Иоанна, после того как к нему присоединился Дезидерий, отправился в Апулию, где князь Ричард, о котором мы уже упоминали выше, когда папа проводил собор в Мельфи, по увещеванию или приказу этого папы выдал этому месту грамоту на монастырь святой Марии в Калене, расположенный в пределах Апулии, возле города под названием Бести, со всеми его крепостями, деревнями и кельями без исключения и вообще всеми владениями. Также Гизульф, князь Салернский, побуждаемый страхом Божьим, целиком возвратил в руки господина аббата монастырь святого Бенедикта в Салерно, который уже давно отобрало у нас насилие его родителей, и просил обустроить его более благочестиво. Но, когда тот, убрав оттуда аббата, поставил там по обычаю наших келий настоятеля, салернцы восприняли это с большим негодованием и ненавистью, и как просьбами, так и чрезмерной настойчивостью вынудили этого князя нарушить соглашение. Наконец, посоветовавшись, этот князь уступил нашему аббату монастырь святого мученика Лаврентия в Салерно, построенный на склоне горы, который принадлежал ему по праву наследства, со всеми его немалыми владениями, и утвердил его за монастырём грамотой, но не отменил и того отречения, которое он сделал по поводу предыдущего монастыря.

[Чтобы всё это не исчезло из памяти, ибо мы обращаем внимание на многое, и поскольку нам, возможно, не представится более подходящего случая рассказать об этом монастыре святого Бенедикта в Салерно, нам кажется необходимым, хотя и нарушая порядок, рассказать в этом месте о злобе и ненависти некоторых братьев названного монастыря. Ибо это, как мы читаем у Вергилия, говорил товарищам Эней, «некогда нам будет радостно вспомнить». Эшевеном (causidicus) названного города Салерно был Ромуальд, который из-за того, что был также фогтом этого монастыря, пользовался там большим доверием и ввиду этого получил тогда у аббата самое доверенное разрешение неоднократно исследовать все охранные грамоты и любые хартии этого места. Итак, среди прочих он наконец нашёл четыре большие жалованные грамоты, которые весьма ясно и в полной мере содержали данные о том, как этот монастырь был изначально передан князьями и подчинён нашему монастырю. Тот, движимый сильной злобой, тут же похитил, спрятал и унёс их к себе домой, в то время как никто ничего не знал, и даже сыновьям не показывал их до самой смерти. Итак, находясь при смерти, он позвал своего старшего сына по имени Иоанн и, тайно открыв ему все обстоятельства этого дела и держа в руках названные хартии, сказал: «Как видишь, сынок, я, без сомнения, умираю; препоручаю эти хартии твоей верности, чтобы ты, если хочешь иметь моё благословение, до самого последнего твоего дня не показывал их никому из смертных, но, как делал я сам, хранил их у себя и владел в тайне от всех, ибо, если они каким бы то ни было образом дойдут до сведения сеньоров Монтекассино, те ни в коей мере не успокоятся, пока не вернут под власть своего монастыря наш монастырь, который уже давно был изъят из-под их власти благодаря усердию и ловкости наших предков». Вместе с хартиями сын получил также власть отца и, словно нечто божественное спрятав это в тайники души, вплоть до своего смертного часа точно также хранил их и скрывал. Достигнув смертного часа, он призвал своего брата, в то время аббата этого места, и передал их ему с теми же словами, какие завещал ему отец. Малое время спустя этот аббат был обвинён перед герцогом Роже-ром в некоторых преступлениях, задержан и помещён под стражу в своей собственной комнате. Аббат, очевидно, уже давно открыл суть названных хартий одному лжемонаху, своему родственнику. Однако тот, ничуть не уступавший в нечестии предыдущим, помня об этом нечестивом деле и боясь, как бы эти хартии не нашли у аббата и не отдали нам, тут же пришёл к сторожившим аббата людям и, жалобным голосом заявив, что у того, мол, хранятся четыре грамоты, касающиеся его наследства и доверенные ему, как родичу, смиренно просит, чтобы ему позволили их разыскать и унести, дабы они случайно не пропали, перемешавшись с другими. Те, не видя в словах монаха никакого коварства, тут же дают ему разрешение отыскать их и унести. Тот, найдя их, на другой день, как говорят, без ведома аббата принёс в собрание всех братьев, показал, зачитал и по порядку изложил всё это дело, в то время как все изумлялись, негодовали и, как обычно бывает в таких случаях, все говорили разное. Наконец, большинству пришлось по нраву мнение, чтобы хартии, прежде чем об этом деле станет широко известно, были тут же разорваны на мелкие кусочки; то, что предлагали злоба и гнев, тут же было исполнено, и одному из братьев было приказано тщательно собрать эти обрывки и выбросить в отхожее место братьев. Когда всё произошло таким образом, брат, которому поручили сделать это с названными обрывками, поражённый страхом Божьим, спустя малое время по порядку рассказал об этом своему аббату, господину Иакин-фу, нашему собрату. Я же узнал обо всём этом из уст названного аббата, дабы никто не подумал, будто я лживо и баснословно это сочинил.]**

14. В следующее время названный понтифик, вновь придя в эти земли, поставил господина Одеризия, сына Одеризия, графа Марсики, с детства бывшего монахом этого места, дьяконом в Латеранской церкви, расположенной в Ачерре. Тогда же он низложил епископа в городе Аквине по имени Ангел за то, что тот был неофитом, беззаконно расточавшим церковные средства, и, кроме того, уже давно был отлучён святой памяти папой Львом за некоторые свои беззакония, посвятил в епископы господина Мартина, родом флорентийца, вполне благочестивого и мудрого монаха из старших братьев этого места. В это время им был посвящён также Пётр, епископ престола в Венафре и Изернии, родом равеннец, монах нашего монастыря.

15. В эти же дни [папа] утвердил за Ричардом княжество Капуанское, а за Робертом - герцогство Апулии, Калабрии и Сицилии, предварительно получив от них клятву в верности римской церкви, а также за введение в должность ценз со всей их земли, а именно, ежегодно по паре быков и двенадцати денариев. Но поскольку мы, излагая историю, упомянули об этих двух магнатах, а именно, о Роберте и Ричарде, которые больше прочих смертных своего времени любили, обогащали и защищали это место, и на протяжении всей жизни были чрезвычайно преданны, верны и дружны нашему Дезидерию, представляется необходимым хотя бы коротко рассказать в нашем сочинении о том, как оба они достигли своего высокого положения. Ибо мы, помнится, обещали то же самое выше. Итак, сперва брат Роберта - Дрого, который тогда был графом Апулии, уступил Роберту замок святого Марка, а именно, который он незадолго до этого построил на границе Калабрии, и одновременно облёк его властью над всей Калабрией. Но, поскольку этот Роберт был весьма беден и ясно видел, что без больших денег для набора рыцарей не сможет её завоевать, он наконец вызвал на переговоры и захватил сеньора соседнего города под названием Бизиньяно, а именно Петра Тира, весьма богатого мужа, и взял у него за его освобождение 20 ООО золотых. Когда он шёл к брату, то ему встретился Герард из Буональберго, который первым из всех как бы в шутку назвал его Гвискаром, а затем, став его вассалом, отдал ему в жёны Альвераду, свою тётку; таким образом, они совместно вступили в Калабрию и за короткое время захватили почти, все её города. После же смерти брата Хумфрида он, получив его должность, осадил и взял город Реджо, и с тех пор стал зваться герцогом. Затем, вернувшись в Апулию, он захватил также Трою и, таким образом, постепенно, хотя и в разное время, подчинил своей власти всю область и всех норманнов этих земель, кроме Ричарда. Кроме того, узнав, что названная Альверада - его родственница, он подготовил развод и стал требовать в жёны сестру Салернского князя; что и было сделано. Предоставив Альвераде множество даров, он вместе с Сикельгайтой отправился в Калабрию. После этого Роберт все внимание обратил на изгнание сарацин и завоевание Сицилии; перейдя туда с сильным войском, он сперва неожиданно захватывает Мессину, которая расположена в гавани, затем - Римет, наконец, с четырёх сторон укрепляет лагерь у города, что зовётся Замок Иоанна, и совершает там многочисленные и весьма успешные сражения; получает огромные дары от Па-нормского эмира; строит в долине Демены замок имени святого Марка; укрепив Мессину гарнизоном, он с огромным грузом золота возвращается в Калабрию. Затем он осадил Гидрунт и до тех пор притеснял его, пока жители не сдались ему. После этого он окружает Бари с суши и с моря и вступает в него примерно четыре года спустя в результате мятежа Аргириза. Итак, вновь отправившись с флотом для завоевания Сицилии и Панорма, он в течение пяти месяцев захватывает сперва Катену, затем - Панорм и, наконец, Мазарим ; таким образом, поручив брату Рожеру власть над всем островом, но удержав за собой половину Панорма, Демены и Мессины, он получает от сарацин заложников и, осыпанный огромными богатствами, возвращается в Калабрию. Того, что мы здесь [коротко сказали]** о Роберте, [достаточно, ибо о том, как он захватил этот остров, мы более подробно напишем в своём месте;]** а теперь напишем кое-что о правлении Ричарда.

Итак, получив, как мы говорили выше, графство Аверсу, он начал изо всех сил домогаться княжеского достоинства и стремиться к завоеванию города Капуи. Когда он укрепил выше неё три крепости и теснил её, жестоко атакуя, то наконец получил от Пандульфа Младшего 7000 золотых и снял осаду; но лишь на время. Ибо, как только после смерти Пандульфа его сменил сын Ландульф, Ричард тут же пришёл и возобновил осаду. Капуанцы предлагали много золота, но Ричард ничего не требовал, кроме земли. Наконец стеснённые голодом и нуждой горожане, после того как Ландульф ушёл, принимают этого человека, посвящают в князья, удержав за собой по крайней мере ворота вместе с башенными укреплениями. Новый князь между тем не показывал по этому поводу вида и ожидал более подходящего времени потребовать также и их. Спустя малое время он приходит в наш монастырь, и его весьма почтительно принимают с торжественной процессией: ибо он был весьма жаден до славы. Все его всячески задабривают, и он в ответ на просьбу старших братьев о защите этого места весьма набожно обещает впредь быть надёжнейшим защитником всего монастыря против всех, кого сможет. Затем, отправившись в Кампанию, он за три месяца почти полностью её завоевал. Вернувшись оттуда в Капую, он, собрав вельмож, заявляет, что уже, мол, пора передать ему городские башни и ворота. Когда капуанцы испугались и наотрез отказались это делать, князь в гневе уходит из города и вновь окружает его со всех сторон самой тесной осадой. Горожане, вновь стеснённые сильным голодом, посылают своего архиепископа за горы умолять императора о помощи; но на слова, которые он доставил, он получил лишь словесный ответ и без всякой пользы вернулся назад. Тогда капуанцы, лишившись всякой надежды и, поскольку решительно никто не оказывал им помощь, не в силах более сопротивляться, передали наконец под власть князя и башни, и ворота, и самих себя со всем своим добром в 1062 году от воплощения Господнего, после того как на протяжении уже примерно десяти лет мужественно и деятельно отражали норманнов. Через малое время, когда Теан по Божьему приговору загорелся ночью, князь внезапно нагрянул поутру с войском и, после того как графы бежали, принял город от добровольно сдавшихся ему горожан. Так, поскольку Бог покровительствовал ему во всём из-за беззаконий местных жителей, он за короткое время подчинил себе все принадлежавшие Капуанскому княжеству земли с городами и крепостями. Но во всех этих успехах он всегда воздавал благодарность Богу и отцу Бенедикту, полностью признавая, что ему помогают его заслуги, возвышают его молитвы. Уже и господина аббата, хотя и давно распоряжавшегося в Капуе, как мы говорили выше, он сделал своим лучшим другом, и с того времени стал всеми способами его почитать, как отца, всячески доверяться его советам, охотно подчиняться ему, словно господину. Итак, в первый год, когда он стал князем вместе с сыном Иорданом, он по обычаю прежних князей выдал монастырю общую грамоту на все его владения и пределы. А в последующее время он выдал грамоту нашему монастырю, что расположен в Капуе, на общественную площадь, которая находилась между городской стеной и клуатром этого монастыря, и откуда братья ежедневно терпели сильное беспокойство как от всяких прохожих, так и от бабской болтовни по соседству.

16. Итак, Дезидерий, полагаясь по Божьей воле на дружбу с таким влиятельным мужем и считая, что нельзя упускать столь благоприятное время, начал приставать к этому князю с просьбами и с немалыми дарами, чтобы тот соизволил даровать нашему монастырю, который он по его словами очень сильно любил, покой и безопасность и утвердил за этим монастырём в вечное владение соседние с нами крепости, из которых нас часто тревожили и которые он уже обратил в свою власть. Итак, князь, весьма охотно согласившись с его желаниями, пожаловал этому месту и утвердил в отдельных княжеских грамотах сперва замок, который зовётся Мор-тула, вместе с Домом Фортина, затем - город Фратте, о котором мы уже упоминали выше, в следующем году - замок под названием Кукуруццо, а также башню, которая расположена возле моря, в месте, где река Лирис впадает в море, и крепость Тераме: всё это вместе со всеми их владениями. Князю же в обмен за Фратте была дана крепость под названием Каприата со всеми её владениями и, сверх того, 300 бизантиев в придачу. А за замок Тераме ему дали замок, который зовётся Конка и который он сам недавно нам возвратил, вместе с двором святого Феликса в Миньяно. Кроме того, Дезидерий в это же время выменял у графов Аквинских соседний с монастырём городок, который зовётся Пьедимонте и который был нам враждебнее и тягостнее прочих; за него он уступил им весь замок под названием Целларола и Посту, удержав за собой в этом месте лишь озеро вместе с церквушкой, что была рядом. Часть же в городе святого Урбана, принадлежавшую тогда нам, то есть 120 семей, он по частям передал графу Атенульфу во владение только на время его жизни, удержав за собой 12 семей вместе с церковью свитого Урбана и с землёй, достаточной для двух пар быков, а именно, при условии, что в случае, если названный граф захочет вернуть нам эти семьи крепостных при своей жизни, мы дадим ему 50 фунтов денариев; если же нет, то все эти люди вернутся под нашу власть после его смерти.

17. В это же время в это место были пожертвованы в разных местах церкви, которые мы по порядку и сжато укажем ниже, а именно с первого года рукоположения Дезидерия до освящения главной церкви, после чего опишем прочее. Это были: церковь святой Марии в Авроле, в Ларинском округе; церковь святого Бенедикта в городе Альбано"; монастырь святой Марии в Целле, в округе Кар-соли; монастырь святого Бенедикта в Орбето, в местечке Паскузано; церковь святого Валентина в Ферентине в Кампании; церковь святого Марка в Карпено-не, в местечке Аквазонула; церковь святого Дмитрия в городе Неаполе, в Альбин-ском квартале; церковь святого Петра в Орбето, в местечке Морино; церковь святой Луции возле крепости Ренденарии; монастырь святой Евфимии в Марке, в Театинском округе; церковь святого Ангела и святой Марии в Комино, в местечке Пескло Маскулино; [церковь святой Троицы и святого Феликса в [городе] святого Урбана]**; церковь святого Иоанна в Конке, в местечке Пилано; церковь святого Николая в Аквине, на площади; церковь святого Власия в [городе] святого Иоанна в Баньяроле; церковь святого Бенедикта в округе Ареццо, в местечке Фикарола; церковь святого Ангела на Альгиде [в Тускуланском округе; церковь святого Петра в Плеги, святой Фелицитаты, святой Луции, святого Антонина на горе Поркул в Тускуланском округе]**; монастырь святой Агаты ниже города Тускула; церковь святого Спасителя в том же городе Тускуле; церковь святой Марии, называемая «у виноградников» (ad Vineas), в Тускуланском округе; [монастырь под названием святой Иерусалим в Тускуланском округе; монастырь святого Ангела в Песклу, в округе Веллетри. Всё это пожертвовал блаженному Бенедикту римский консул Григорий согласно условиям, которые содержатся в жалованной грамоте. Также]** церковь святой Марии в Уппе в округе Карсоли; церковь святого Николая и святого Моисея в Кампании, в местечке Туррици; церковь святого Ангела в Бетторрито, в Марсиканском округе; церковь святого Эразма, святого Ангела и святого Доната в Помперано, также в Марсике; церковь святого Христофора и церковь святого Констанция в Аквинском округе; церковь святого Мартина в Арпине; [монастырь святого Петра на Озере в Бальвенском округе;]** монастырь святого Петра в Бургано в пределах Лу-церии[; монастырь святого Петра в Авеллане на Сангре]**. Все эти церкви со всеми их владениями и имуществом как движимым, так и недвижимым были на протяжении указанного периода времени пожертвованы нашему монастырю и приняты Дезидерием.

В это время Балдуин, граф Бальсорано, пожертвовал или отказал в пользу блаженного Бенедикта три двора в Комино, которые он по обменной грамоте удерживал со стороны этого монастыря, то есть церковь святого Урбана с её владениями, церковь святого Викторина с озером у Викальбо и церковь святого Ангела, что зовётся «в Праторе», со всеми их владениями и имуществом, как он и получил их от нас. В это же время Пальд, граф Венафра, пожертвовал блаженному Бенедикту четвёртую часть в замке, что зовётся Секст, и половину всей своей доли в долине Венафра, а также в Теане, в Калинуле, в Кальве, в Кайяццо, а также во всех землях, какими он, казалось, владел во всём Капуанском княжестве. Также в другой грамоте он пожертвовал в это место четвёртую часть в Черретопьяно и Торцино* и половину в замке святого Георгия, в Витекузе и Церазоло, а также всю крепость под названием Церулан со всеми её владениями. Но и Ландульф, граф Миньяно, решив стать монахом, пожертвовал этому монастырю свой двор неподалёку от Миньяно вместе с двумя церквями, а именно святой Марии и святого Иоанна. Кроме того, и Иоанн, граф из Понтекорво, по прозвищу Скинт, уже упоминаемый выше, пожертвовал в это место церковь святого Ангела в месте, что зовётся Мерулан, церковь святого Власия у крепости под названием Пико, весь двор в Баньоло, Сипицано и крепость, что зовётся Пастина, а также четыре значительных усадьбы вместе со всеми владениями названных церквей и дворов. Также Иоанн, сын Ландульфа, графа Теанского, утвердил посредством грамоты и пожаловал нашему монастырю всю свою долю в крепости Мортула и во всех землях, которые принадлежали ему в этом месте со стороны отца. То же самое сделал и его брат Ландульф, ещё будучи малолетним, в отношении всей своей доли. Тогда же Пандульф, один из сипонтских благородных мужей, когда настал его смертный час, сделал в этот монастырь пожертвование в виде права рыбной ловли в море в пределах 50 шагов в месте, что зовётся «у Ригоры». В эти же дни Берард, граф Марсики, сделав пожертвование в это место в виде монастыря святой Марии в Маркуланской долине, передал сюда также и её саму вместе со своим сыном Тодином, юношей больших дарований, уже давно жившего монахом в Реатинском монастыре. Впоследствии он и сам, придя в наш монастырь, вернул блаженному Бенедикту монастырь святой Марии в Луко вместе с замком, который был построен над этой церковью, со всеми вилланами, которые там обитали, и со всеми её владениями по всей Марсике. Дезидерий велел передать ему в виде аренды землю в размере 1000 модиев из средств этого монастыря по разным местам, по крайней мере тем, которые были под его властью, установив ежегодный ценз в 50 солидов.

18. Между тем Дезидерий пылал также страстным желанием собрать отовсюду церковные украшения, которыми мы до сего времени были весьма бедны, но Бог не потерпел, чтобы доброе желание в таком славном человеке осталось нереализованным, как то станет ясно в последующем. Итак, отчасти взяв из собственных средств, отчасти одолжив у связанных с ним крепкой дружбой римлян, он собрал 180 фунтов и выкупил за эту цену почти все украшения папы Виктора, которые были заложены по городу там и сям; это были: розового цвета плювиал, целиком со всех сторон вытканный золотом с золотой же бахромой; лимонного цвета риза, со всех сторон надлежащим образом украшенная золотой каймой, а также другая, аксамитовая, но отороченная по кругу фризом; далматика, точно так же аксамитовая, украшенная золотом и белым шитьём у головы, на руках и ногах; туника зелёного цвета с очень широкой золотой каймой на ногах, руках и на спине; столы, вытканные золотом, со своими манипулами и стихарями, числом девять; розового цвета покрывало для складного стула с золотой каймой по кругу. А теперь следует помимо этого привести также отдельные предметы, которые он изготовил в церковной утвари с того времени, как был поставлен, и до восстановления главной базилики, - ибо остальное мы подробно изложим далее. Так вот: он покрыл серебром и позолотил пастырский посох. Он сделал перед фасадом алтаря золотую плиту с драгоценными камнями около десяти фунтов, а также кадильницу из золота с драгоценными камнями и смальтами двух фунтов. Велев также написать книгу посланий для мессы, он украсил её двумя досками - одной золотой и одной серебряной. Кодекс устава блаженного Бенедикта он, в очень красивом стиле украсив изнутри, покрыл серебром снаружи. Точно так же он поступил и с сакрамен-тариями алтаря, первым и вторым, с двумя евангелиями и одним эпистоля-рием. Ибо вплоть до этого времени как евангелия, так и послания читались в полном миссале, что позволяет понять ныне, сколь убого было тогда. То же самое он сделал и с другой книгой, в которой содержались процессиональные молитвы. Он изготовил книгу для пения на ступенях и перед алтарём и скрепил её досками из слоновой кости, изумительно вырезанными и украшенными серебром. Он велел весьма усердно переписать книгу о житии святого Бенедикта, святого Мавра и святой Схоластики. Он сделал серебряные портики для входа на хор около 30 фунтов. Он сделал деревянные сиденья вокруг хора с их спинками, украшенные скульптурами и картинами. Но и деревянный помост той же работы и очень красивый он установил за пределами хора наподобие амвона, а именно, на котором должны были читать как лекции по ночам, так и послания и евангелия во время мессы по наиболее важным праздникам. В те же дни, когда распространился слух, что в Италию, мол, придёт король, он, не медля, отправился в Амальфи и купил там 20 шёлковых тканей, которые называют триблатты (triblattos), чтобы в случае необходимости у него было что подарить королю ради защиты и славы этого монастыря. Там же он тогда приобрёл серебряную гидрию семи фунтов, которую наряду с другой гидрией из того же металла и такого же размера, подаренной ему впоследствии, предназначил для таинства освящения воды во время процессии в воскресные дни. Из всех же триблатт он, поскольку король вернулся с полпути, тут же приказал изготовить плювиалы. Тогда же, увидев бронзовые ворота Амальфитанской епископии, он, поскольку они сильно ему приглянулись, вскоре отправил в Константинополь размеры ворот старой церкви и распорядился, чтобы их там построили. Ибо он ещё не решил обновлять церковь, и по этой причине ворота получились такими низкими, какими и остаются до сих пор.

19. Вернёмся, однако же, назад. Так вот, когда папа умер во Флоренции после двух с половиной лет, в течение которых стоял во главе церкви, и среди римлян начались сильные волнения по поводу избрания понтифика, архидьякон Гильдебранд, проведя совещание с кардиналами и знатными римлянами, дабы не укоренился раздор, спустя примерно три месяца избрали наконец в римские понтифики Ансельма, епископа Луккского, и решили назвать его Александром, в то время как наш Дезидерий вместе с князем отправились в Рим и содействовали ему во всём. Когда это дошло до слуха короля и его матери, они, движимые крайним негодованием из-за того, что это произошло без их ведома и распоряжения, добиваются, чтобы в день праздника апостолов Симона и Иуды по ту сторону гор по крайней мере епископами Пьяченцы и Верчелли в папы был избран Када-ло, епископ Пармский, и тут же направляют его в Рим с сильным отрядом рыцарей и большими деньгами для нападения на церковь и приведение её в расстройство. Но, хотя многие римляне и многие капитаны примкнули к этому Кадало ради короля, хотя они передали ему даже замок святого Ангела для осады города, и он, обладая большими силами, приходил и раз, и два, истратил огромные деньги и учинил великую резню, причём не меньшую среди своих собственных людей, нежели среди прочих, всё же благодаря покровительству Божьему он наконец тайно уйдя из названной крепости, постыдно бежал вместе с немногими и решил больше не приходить в эти земли. Ибо в этом же году, то есть в канун названных апостолов, он по справедливому приговору Божьему был осуждён и низложен всеми немецкими и итальянскими епископами, которые были тогда с королём.

20. Почти истёк уже пятый год пребывания в должности Дезидерия, когда попущением Божьим молния, страшнее обычной, поразила этот монастырь. Ибо, когда братья однажды в церкви совершали по обычаю службу первого часа, с неба внезапно ударила молния и, поразив, убила дежурившего в эту неделю священника, которого звали Манно, мужа достойной репутации, стоявшего в хоре, а прочих, стоявших вокруг, бездыханными повергла наземь. Она также, поразив, убила одного неофита, стоявшего за пределами хора, перед самим главным крестом. В зале капитула она попала в таблицы должностных лиц (tabulas officiales) и также умертвила табулярия. Лик аббата Рихерия, изображённый на памятной доске в этом зале, она расколола, сбросила и пробила во многих местах монастыря. Случилось же это 18 января. По этой причине достопочтенный отец, проведя с братьями совещание, постановил тогда для укрощения гнева Божьего им всем сообща проводить во все месяцы в воздержании каждую первую пятницу и, ступая босиком, затем особо отслуживать мессу, а также каждый день в течение года добавлять им всем к общественной мессе и к особым псалмам молитву за молнию. Затем Пётр Дамиани, о котором мы упоминали выше, придя в монастырь, когда с горячим рвением, с каким только мог, воспламенял к службе Божьей и словом, и делом, то наконец с согласия и разрешения господина аббата добился от всей общины в качестве добровольной жертвы во отпущение всех грехов, чтобы они целый год по пятницам, которые не будут праздничными, довольствовались лишь хлебом и водой и, сделав исповедь, каждый получал то или иное взыскание; и чтобы, сверх того, ежегодно соблюдали трёхдневный пост в начале сорокадневного поста. Но поскольку Дезидерий много раз думал и умолял открыть ему, что всё это значит, и почему это место так часто поражает названный бич, то однажды ночью отец Бенедикт явился ему в видении и, когда тот с тревогой спросил среди прочего об этом, разъяснил ему, что это - ничто иное, как дьявольские козни и старинная ненависть к этому месту. Я сам, когда ещё ходил в монастырскую школу, помню, что в одну ночь, по крайней мере, в два часа ночи, молния шесть раз ударяла в церковь и колокольню, а в другой раз она наряду с одним англичанином, золотых дел мастером, одним ударом убила двух других стоявших в отдалении, у главных ворот, людей, и, что удивительно, не тронула мальчишку, следовавшего за названным англичанином; другая молния убила старика, проходившего рядом с райской башней, а ещё одна попала одному из каменщиков в ремень сзади от головы до пят, но не убила его.

21. В это же время со стороны Барезо, короля Сардинии, в нашу обитель прибыли послы, через которых этот король, прислав блаженному Бенедикту два больших и прекрасных паллия, умолял направить к нему нескольких братьев из нашей общины для учреждения монастыря, обещая и ручаясь, что нашим выгодам в его королевстве будет сопутствовать большая честь и удача, если рвение к монашескому благочестию, до сих пор неизвестное в тех краях, которое, как он видел, процветало тогда у нас, благодаря нашим усилиям с этих пор будет освоено и у них. Итак, вскоре достопочтенный отец, движимый такими просьбами и обещаниями, проведя совещание, выбрал двенадцать лучших братьев этого монастыря и, в избытке предоставив им как кодексы священных писаний с разными предметами церковной службы и покровительством многих святых, так и различную утварь, а также поставив аббата, который должен был стоять во главе них, весьма почтительно направил их туда на гаэтанском корабле. Однако, поскольку Сатана воспрепятствовал этому в результате попущения Божьего, дело это в то время не имело успеха. Ибо пизанцы, движимые великой ненавистью к сардам, когда наши уже довольно благополучно добрались до острова, который зовётся Лилий, и, выйдя из кораблей, ожидали благоприятного для плаванья времени, внезапно нагрянули на них с вооружёнными судами и, обойдясь безрассудно и весьма преступно как с нашими, так и со всеми остальными, расхитили всё; эти жестокие люди, сверх того, собирались даже заковать в колодки предводителя названного посольства, если бы тот тут же не надел монашеское одеяние, которое ему протянул один из наших. После этого они подожгли корабль и, возвратив нашим одну только одежду, нагруженные всем остальным, радостные возвратились домой. Наши братья из Луккского монастыря, с благочестивым рвением разыскивая наших, рассеянных теми по разным местам, находят их и, наняв повозки, всех их, кроме четверых, которые уже отошли ко Христу, отвозят в свой монастырь; впоследствии же, хоть и в разное время, но всё-таки в этом году, почти все они вернулись к нам. Кроме того, один из наших за три дня до того, как это случилось, видел видение, а именно, одну лодку, быстро идущую ему навстречу, которую вели очень красивый юноша и старец, сиявший ярче лучей солнца, с жезлом в руке. Когда она поравнялась с ними, старец с жезлом, поднявшись на нос, назвал хозяина нашего судна по имени. Когда тот откликнулся, старец, словно в сильном возмущении, сказал ему: «Ты думаешь, что вы с нашим делом в безопасности доберётесь до Сардинии? Будет, однако же, совсем не так!». Сказав это, он поразил его корабль сильным ударом, опрокинул и сбросил в море все снасти и тут же исчез. Утром, когда тот очнулся от сна, были высказаны различные предположения, причём одни были в сильнейшем страхе, а другие уверяли, что, мол, нечего обращать внимание на сонные грезы. Итак, эти пираты, разделив между собой всё остальное, передают одному из своих, который был зачинщиком этого преступления, ларец с мощами, чтобы тот у него хранился, связав друг друга клятвой, что никогда и никоим образом они не отдадут его никому из людей, разве что иначе будет нельзя. Но когда этот несчастный принёс эти мощи святых в свой дом и, как мирянин, хранил их недостойно и без всякого уважения, то однажды, - поскольку страшен Бог в делах над сынами человеческими! -внезапно войдя в ту комнату по какой-то надобности, упал и испустил дух. Когда об этом стало известно, всех тут же поразил сильный страх, и они на следующий день, придя с босыми ногами, с великим уважением и почестями унесли оттуда названные мощи и, с великими почестями доставив их в городскую епископию, поместили там, чтобы их почитали с должным уважением.

22. Между тем король Сардинии, получив от пизанцев достойное удовлетворение за такие беззакония, вновь просил передать в этот монастырь, что он с ещё большей горячностью упорствует в прежнем благоговении, а мы ни в коем случае не должны проявлять небрежение из-за того, что случилось; наконец, этот король с большой радостью принял двух братьев, отправленных туда почти два года спустя, и посредством грамоты уступил им для возведения монастыря церковь блаженной Марии в месте, что зовётся Бубалис, и церковь святого Ильи на Святой горе со всей этой горой, а также с колонами, многочисленными крепостными и огромными владениями и имуществами. Соревнуясь с ним в добрых делах, другой король той же Сардинии по имени Торкиторий также составил жалованную грамоту и передал в этот монастырь церковь святого Винцентия в Таберне со многими рабами и многочисленными имуществами, а также святой Марии у Прохладной реки, святой Марты и святого Панталеона у Оливана, святого Георгия в Тулуи и святой Марии в Пальме. Все эти церкви вместе со всеми их владениями названный король передал по грамоте блаженному Бенедикту для возведения на их основе монастыря. Кроме того, папа Александр направил к пизанцам вместе с нашим монахом [своего] легата, чтобы они, если не хотят тут же испытать на себе папскую анафему, полностью возвратили вещи блаженного Бенедикта, которые незаконно похитили, и, очистившись посредством надлежащего удовлетворения, никогда более не дерзали беспокоить [наших монахов]. Те, тут же подчинившись его повелениям и признавая, что поступили нечестиво в отношении нас, смиренно просят прощения и с великим благоговением возвращают всё, что тогда осталось из этих вещей и что они смогли найти, за исключением только мощей святых, по поводу которых они, как было сказано выше, связали себя клятвой. Но малое время спустя, когда герцог Готфрид пришёл в Пизу и Дезидерий отправился к нему, уж не знаю по какой надобности, пизанцы по ходатайству и настоянию этого герцога, наконец, после многочисленных извинений возвращают себе его милость и обещают впредь быть верными как этому отцу, так и самому месту.

23. }4ежду тем, когда вышеназванный князь Ричард, надменный из-за многих побед и успехов, подчинив Кампанию, отправился к Риму, бывшему уже по соседству с ним, и начал всеми способами домогаться должности патриция в этом городе, это дошло до ушей немецкого короля. Желая вырвать из рук норманнов имущества святого Петра и получить из рук папы императорскую корону, он с большим войском прибыл в Аугсбург, ожидая там Готфрида, герцога и маркграфа Тосканы, который всякий раз, как должен был вступать в Италию, имел обыкновение идти впереди со своим войском. Но, поскольку Готфрид ушёл далеко вперёд, король, восприняв это с досадой, тут же отменил поход и вернулся домой. А герцог в окружении огромного войска подошёл к Риму. Норманны, узнав о его приходе, бежали, поражённые сильным страхом, и тут же оставили всю Кампанию; и только Иордан и Вильгельм по прозвищу Мостарол приготовились сопротивляться ему со своими людьми в Аквине, тогда как остальные вместе с князем ожидали исхода событий в Патенарии, чтобы, как говорят, в случае, если герцог перейдёт Гарильяно, всем, как были при оружии, бежать в Апулию. В эти дни наша церковь лежала поверженная. Итак, Готфрид в сопровождении папы и кардиналов уже в середине мая пришёл со всем войском в Аквин и почти с одинаковым результатом сражался там с норманнами, боровшимися за саму жизнь, целых восемнадцать дней; наконец, усилиями весьма деятельного посредника Вильгельма, чьё прозвище было Тестардита, пришли к тому, чтобы герцог и князь встретились для переговоров на мосту святого Ангела под названием Теодиче: этот - по эту сторону моста, тот - по другую, ибо сам мост был разрушен; и таким образом, герцог, одаренный, как говорят, немалыми деньгами, вернулся домой. В эти дни звезда, которую называют кометой, волоча за собой огромный хвост, появлялась на протяжении более двадцати дней; она, как полагают, была предвестницей смерти этого герцога, ибо он вскорости умер. В это же время, когда графы Марсики рассорились между собой в ходе пагубного раздора, князь, о котором мы ведём речь, был призван одним из них против другого. Радуясь, что в результате такого благоприятного случая стало возможным его уже давно вынашиваемое желание захватить Марсику, он отправился туда, хотя и в окружении большого войска и имея в качестве проводников сыновей Боррела, но всё же не без некоторого страха. Когда он, пробыв там несколько дней, со всех сторон осадил город Альбу, провёл и отразил несколько битв, то, наконец, не сумев сделать ничего из того, на что надеялся, оставил вместе с тем, кто его нанял, нескольких норманнов и вернулся домой.

24. Но, поскольку названный папа относился к нашему монастырю с величайшим благоговением, он по внушению и настоянию архидьякона Гильдебранда тех братьев из этого дома, которых мог заполучить у господина аббата, или привлекал на свою сторону для церковного служения, или почтительно возводил в епископы или аббаты. Так, Тодина, сына Берарда, графа Марсики, он призвал к себе в Рим и назначил левитом в Латеранской патриархии. Также Альдемария, блаженной памяти мудрейшего и знатного клирика из города Капуи, некогда нотария князя Ричарда, который был моим учителем в монашеском образе жизни и которого недавно поставили аббатом во главе братьев, отправленных в Сардинию, он, после того как тот вернулся в монастырь, посвятил в кардиналы и аббаты в церкви святого Лаврентия, которая называется «за городской стеной». Но и Амвросия Миланского, мудрого и весьма образованного человека, он поставил епископом в Террачинской церкви. Также Геральда, учёнейшего во всех отношениях клирика, родом немца, он поставил архиепископом Сипонтской церкви. В это же время и Мило, настоятель Капуанского монастыря, сделался епископом в Суэсской церкви, и Пётр, который звался прозвищем отца Атенуль-фа, из капуанской знати, впоследствии ставший кардиналом в Риме, был направлен по просьбе Салернского князя в аббатство святого Бенедикта в Салерно, о котором мы уже упоминали выше.

В это же время папа помимо прочего торжественно пожаловал Дезидерию грамоту по поводу всякого рода свобод нашего монастыря, а именно, запретив апостольской властью, чтобы любой епископ той или иной церкви, кроме римского понтифика, дерзал каким-либо образом притязать на какую-то власть не только в нашей главной церкви, но и во всех принадлежащих нам по разным землям кельях. Как раз в это время Гильдебранд, архиепископ Капуанский, раздувшись от высокомерия, попытался было роптать против этого распоряжения, но, поскольку мы пожаловались по этому поводу, он был публично осуждён на римском соборе на основании привилегий апостольского престола и признал себя виноватым. Поэтому как ему, так и всем его преемникам было тогда под угрозой анафемы запрещено впредь подавать по этому поводу какую-либо жалобу и возбуждать когда-либо тяжбу против этого достопочтенного места.

25. Кроме того, когда в это же время распространилось множество грязных и постыдных слухов о правителях монастыря в Тремити, который по свидетельству многочисленных грамот римских понтификов издавна принадлежал нам, папой была дана Дезидерию власть расследовать это и устроить всё так, как ему покажется наилучшим. Тот, после того как уличил и удалил оттуда Адама, аббата этого места, виновного во многих преступлениях, прибыл на названный остров в сопровождении графов Роберта из Лавротеллы и Петрона из Лезины и епископов Трои, Драконарии и Чивитате, а также аббата Торремаджоре, и весьма почтительно поставил там аббатом Трасмунда, сына Одеризия, графа Марсики, в то время юношу выдающихся дарований, весьма рассудительного и образованного, с детства наставленного в этом месте в достойных нравах, если бы только он не внимал советам дурных братьев этого места, но слушался тех, кого приставил к нему наш аббат. Ибо, когда спустя несколько дней наши возвратились домой, он троим из старших монахов этого места вырвал глаза, а одному отрезал язык; ибо они были обвинены перед ним товарищами в мятеже на острове. Когда об этом сообщили нашему Дезидерию, он воспринял это с досадой и негодованием и был удручён сверх того сильной печалью как из-за несчастья пострадавших, так и ввиду жестокости отдавшего этот приказ и, наконец, что было главным и больше всего щемило его сердце, из-за [постигшего] это место позора. И поскольку он готовился в этом году пров]ести торжественное освящение нашей церкви, то сдержался, надеясь, что тот придёт к нему и примет приговор согласно степени вины. Когда тот явился, он на собрании всего монастыря сделал ему весьма строгое и достойное порицание и, подвергнув суровому наказанию, не позволил более туда вернуться. Но архидьякон Гильдебранд, всячески одобряя то, что совершил Трасмунд, и утверждая, что тот поступил так в отношении злодеев отнюдь не жестоко, но деятельно и достойно, когда не прошло ещё и года, с трудом выпросил его у господина аббата и сперва поручил ему аббатство святого Климента на Острове в Пенненском графстве, а чуть погодя пожаловал ему также должность епископа Бальвы. После этого Дезидерий велел прийти к нему монаху Ферро, которому названный Трасмунд доверил монастырь. Когда тот отказался к нему прийти, а Дезидерию было в известной мере не удобно идти в те земли из-за того, что случилось, он спустя год и восемь месяцев пожаловался на это вернувшемуся из Сицилии герцогу; тот, немедленно послав туда, заставил его уйти и отдал во власть Дезидерия. Итак, в сопровождении епископов, аббатов и монахов, вместе с Петроном, уже названным графом Лезины, он на двух вооружённых галерах прибыл на остров и был принят монахами этого места в весьма почтительной процессии. А на другой день он был торжественно введён во владение этим аббатством всеми братьями этой обители. Когда его просили подтвердить, что он, пока жив, никогда не подчинит этот монастырь Монтекассин-скому монастырю, но удержит его в личной власти, он согласился. Но, когда его вновь просили постановить, чтобы впредь монастырь всегда оставался в покое от всяких обвинений и жалоб монтекассинских монахов, он отказался и ответил, что никогда не сделает этого, ибо это незаконно. Таким образом, уладив всё по своему усмотрению, он оставил трёх наших братьев для охраны этого места и вернулся домой. Но, когда впоследствии он, отозвав наших братьев, поручил управление этим местом другому мужу из наших, тот, пользуясь дурным советом, раздувшись от спеси и гордыни и установив тиранию, решил восстать, так что и раз, и два вызванный к Дезидерию, отказывался прийти. Когда тот отлучил его, он через несколько дней стараниями верных Дезидерию был постыдно схвачен вместе со своими сторонниками и приведён к нему. Но спустя малое время [Дезидерий], сняв с него отлучение, вновь поставил его во главе Аскульской кельи. А в монастыре Треми-ти он поручил исполнять свои обязанности аббату Торремаджоре. Когда тот спустя малое время умер, он вновь, будто ему уже [всё] опротивело, поручил заботу об этом месте вышеназванному Ферро, по крайней мере с тем условием, чтобы тот отвечал ему за него, пока он жив, а после его смерти отдал [монастырь] в руки римского понтифика. Но хватит об этом; вернёмся теперь к предыдущей теме и поспешим правдиво описать, как он построил, освятил и украсил новую базилику блаженного Бенедикта, как то мы сами наблюдаем ныне.

26. Итак, достопочтенный аббат, благодаря заслугам блаженнейшего отца Бенедикта обретя свыше всяческое благополучие и спокойствие и пользуясь таким почтением со стороны всех в округе, что не только люди средней руки, но даже их правители и герцоги охотно старались подчиняться ему и его воле и угождать во всём, как своему отцу и господину, не без внушения свыше направил помыслы на разрушение старой церкви и постройку новой, более красивой и священной, хотя многим из наших старших братьев это казалось тогда слишком сложным и неподъёмным, и они всеми способами, как просьбами, так и доводами, всячески пытались отговорить его от этого намерения, ибо полагали, что такой труд не может быть завершён за всё время его жизни, тогда как тот, полагаясь на Бога, верил, что на всё, что совершается ради Бога, ему будет обещана и уготована помощь от одного Бога. Итак, в девятом году своего пребывания в должности, от воплощения же Господнего 1066-м, в марте месяце, 4-го индикта, построив сперва возле больницы не очень большую базилику блаженного Петра, в которой братьям следовало собираться для богослужений, он взялся за основательную перестройку церкви блаженного Бенедикта, из-за своих малых размеров и некрасивого вида совершенно не соответствовавшей такому богатству и такой общине братьев. И поскольку она была построена на самой вершине горы, со всех сторон открыта сильнейшим порывам ветров, и её часто поражали огненные молнии, он решил огнём и железом разрушить скалистый гребень этой горы и, насколько могло хватить места для возводимой базилики, разровнять вырытое в глубину место, где должен лежать фундамент. Итак, назначив людей, которые должны были выполнить это со всем упорством и величайшей настойчивостью, он отправился в Рим и, обратившись к некоторым верным друзьям и вместе с тем щедрой рукой своевременно раздавая деньги, в изобилии закупил колонны, опоры и сделанные наподобие лилий венцы, а также мрамор для разных колонн и, наняв суда, с большой самоуверенностью доставил всё это из города в порт, из Римского порта по морю к башне у Гарильяно и далее к Суйо, а оттуда на повозках и не без великих усилий привёз в это место. И чтобы ты ещё более восхитился пылом благочестивых верующих, [скажу], что первую колонну у подножия горы многочисленная толпа горожан поставила одной силой собственных шей и рук. Ибо во умножение трудностей подъём на эту гору был тогда чрезвычайно крутым, трудным и неудобным; ведь ему ещё не пришло тогда на сердце выровнять и расширить эту дорогу, как он впоследствии сделал. Итак, с немалыми трудностями выровняв наконец пространство для всей базилики, кроме пресвитерия (aditum), и в изобилии приготовив всё необходимое, он тут же нанял опытнейших [амальфитанских и ломбардских]** мастеров и, заложив во имя Христово фундамент, начал строение этой базилики 105 локтей в длину, 43 локтей в ширину и 28 локтей в высоту, и, заложив опоры, возвёл поверх них десять колонн в девять локтей с одной стороны и столько же с другой. Он установил также в верхней части здания довольно просторные окна: 21 окно - в нефе, шесть длинных и четыре круглых окна - в титуле и два - в средней апсиде. Возведя также стены того и другого портиков в 15 локтей высотой, он прорубил десять окон с одной стороны и столько же с другой. Между тем он решил уравнять пресвитерий с плоскостью базилики, [разрыв с] которой оценивался почти в шесть локтей, и, прокопав три неполных уль-ны, вдруг обнаружил святую могилу отца Бенедикта. Проведя по этому поводу совещание с благочестивыми братьями и мужами более глубокой проницательности, он решил в известной мере не сметь её видоизменять и тут же, дабы никто не мог похитить что-либо из такого сокровища, покрыл эту могилу в том же месте, где она располагалась, драгоценными камнями. А над ней он в очень красивом стиле поперёк всей базилики, то есть с севера на юг, построил из паросского мрамора арку пяти локтей в длину. Таким образом, этот пресвитерий остаётся на прежнем возвышении, так что от его пола до пола базилики спускаются по восьми ступеням, а именно под большим сводом, который примыкает к этому пресвитерию, [во всяком случае кроме той лестницы, по которой с обеих сторон подымаются к алтарю]**. Затем в большой апсиде, в восточной части, он установил алтарь блаженного Иоанна Крестителя, именно в том месте, где отец Бенедикт построил некогда его часовню, в южной части - алтарь Пресвятой Богородицы Марии, а в северной - алтарь блаженного папы Григория. Рядом с этой апсидой он выстроил двухкомнатное здание для хранения сокровищ церковной службы; это здание называют по обыкновению ризницей; с ней он соединил ещё одно здание такого же стиля, в котором должны были готовиться служители алтаря. Ибо ради расширения церкви он освободил значительную часть своей комнаты и, соответственно, сделал ту комнату, что прилегала к названной ризнице, более просторной и более красивой, чем прежняя. Рядом с ней, а именно возле портика главной церкви, он основал малую из-за изогнутой стены, но довольно красивую эдикулу блаженного Николая. От неё до крайнего фасада базилики он протянул весьма почтенную часовню блаженного апостола Варфоломея такого же стиля. На её фасаде, возле ворот главной церкви, он из квадратных и больших камней воздвиг восхитительную крепость, которую в народе называют колокольней. Он построил перед церковью атрий, который мы по римскому обычаю называем парадизом, длиной - в 77 с половиной локтей, шириной - в 57 с половиной, высотой - в 15 с половиной, имевший по четыре колонны на двух передних и по восемь на боковых сторонах, каждая - на четверояком цоколе. На южной его стороне, под полом этого атрия, он в сводчатом стиле построил большой водоём, имевший такую же длину. Перед входом в базилику, а также перед входом в атрий он устроил, сверх того, пять сводов, которые мы по народному называем спикулы. В западной части атрия он воздвиг в каждом крыле по очень красивой базилике, каждую -наподобие башни: в правом крыле - базилику святого архангела Михаила, в левом - блаженного князя апостолов Петра, к которым, собственно, изнутри от атрия подыматься по пяти ступеням. Уже вне вестибюля атрия и этих базилик, поскольку подъём был очень крут и чрезвычайно тяжёл, он выдолбил эту гору на 66 локтей в длину, на столько же в ширину и на семь локтей в глубину, так что снизу до этого вестибюля атрия подыматься по 24 мраморным ступеням, которые он установил, имеющим в ширину 36 локтей.

27. Между тем он посылает в Константинополь послов для найма мастеров, опытных во всяком случае в искусстве мозаики и ваяния, из которых одни должны были украсить мозаикой апсиду, арку и вестибюль главной базилики, а другие -выложить многообразием разных камней пол всей церкви. Какого совершенства были присланные ему тогда знатоки этих искусств, можно судить по их трудам, ибо всякий уверяет, что видит в мозаике живые и даже цветущие образы и полагает, что цветы всякого рода красок прямо-таки расцветают на мраморных плитах в красивом многоцветий. И поскольку знание этих искусств уже более 500 лет назад было утрачено латинянами, но по внушению и при содействии Бога заслужило возродиться в наше время благодаря его стараниям, то, чтобы оно впредь не пропадало в Италии, этот всяческого благоразумия муж постарался тщательно обучить этим искусствам очень многих мальчиков из монастыря. Всё же не только из них, но и из всех мастеров, какие только могут ваять из золота и серебра, меди, железа, стекла, слоновой кости, дерева, гипса и камня, он приготовил себе весьма преданных мастеров из своих. Но хватит об этом. А теперь расскажем, как он украсил и, наконец, освятил уже построенную базилику.

28. Итак, надлежащим образом покрыв её всю вместе с титулом, обоими портиками и вестибюлем свинцовой черепицей, он и апсиду, и главную арку украсил мозаикой. А на широком просторе её окружности он велел большими золотыми буквами записать такие стихи:

В апсиде же там и сям под ногами святых Иоаннов - Крестителя и Евангелиста - следующие стихи:

Все окна как нефа, так и титула он заключил в составленные из свинца и стекла и скрепленные железом рамы. Те же, которые расположены по бокам обоих портиков, он, хотя и сделал из гипса, но убрал почти такими же прикрасами. Затем, поместив под балки потолок, изумительно украшенный разными красками и образами, он также все стены расписал очень красивым многообразием всех цветов. Также весь пол во всей церкви вместе с прилегающими часовнями блаженного Варфоломея и блаженного Николая и со своей комнатой он покрыл удивительным и до сих пор неведомым в этих краях многообразием резных камней[, но особенно пол возле алтаря и в хоре]**, отделав ради надлежащего разнообразия те ступени, по которым подымаются к алтарю, облицовкой из драгоценного мрамора. Также фасад хора, который он установил посреди базилики, он обнёс четырьмя большими мраморными плитами, из которых одна была порфировая, вторая - зелёная, а две остальные и все прочие вокруг хора - белые. Вестибюль же церкви он велел украсить поверху красивейшей мозаикой наряду со сводчатыми перемычками (cum superlimineis arcubus), а оттуда вплоть до самого низа весь внешний вид базилики покрыть гипсом. Покрыв мозаикой также арку снаружи этого вестибюля, он записал там золотыми буквами стихи поэта Марка. Остальные же три стороны атрия внутри и снаружи он велел расписать разными историями из Ветхого и Нового заветов, весь его выложил по кругу мраморным полом и покрыл сверху потолками и черепицей, в то время как вестибюль этого атрия вместе с обеими башнями был точно так же расписан и покрыт мрамором.

29. Итак, при помощи и содействии Божьем завершив всё это в течение пяти лет, Дезидерий решил для вечной памяти освятить базилику с величайшей торжественностью и великим ликованием и, придя к понтифику верховного престола Александру, весьма смиренно пригласил его прийти на это освящение. Когда тот охотно согласился, он с самым дружеским чувством пригласил также Гильдебранда, его архидьякона, и прочих кардиналов, римских епископов и многих из городских клириков и благородных мужей, в то время как день такого торжества по совету папы и кардиналов был назначен на 1 октября и ко всем епископам Кампании, княжества, Апулии и Калабрии были отправлены пригласительные письма этого папы. Итак, слава об этом деле распространилась повсеместно, и к указанному дню собралось такое множество епископов, аббатов, монахов, клириков, магнатов, вельмож, благородных мужей средней руки, мужчин и женщин разного состояния почти со всей Италии, что легче было сосчитать количество звёзд на небе, чем численность их всех. Таким образом все хозяйственные службы монастыря и сами крыши хозяйственных служб, тропы с низу и до верху всей горы и, что говорить, все городские дома и все улицы, а также всё пространство прилегающих со всех сторон полей были забиты и заполнены толпами собравшихся на такое торжество людей. Между тем на протяжении целых трёх дней до и после этого празднества было выставлено такое богатое угощение, а именно, в хлебе, вине и многообразии различных мясных и рыбных блюд, что в столь несметной толпе нельзя было найти почти никого, кто сказал бы, что получил чего-то в недостаточном количестве. Итак, 1 октября, когда шёл 1071 год от воплощения Господнего, названная базилика блаженного Бенедикта вместе с пятью своими алтарями при величайшей набожности и огромной радости всех собравшихся, с великим ликованием, честью и славой была освящена господином Александром, достопочтеннейшим и ангельским папой, в субботу, девятого индикта. В таком великом торжестве приняли тогда участие десять архиепископов, а именно: Капуанский, Салернский, Неаполитанский, Соррентский, Амальфитанский, Сипонтский, Траний-ский, Ачеренцкий, Гидрунтский, Оританский. Епископов же было сорок четыре, а именно: Портоский, Тускуланский, Сабинский, Сеньи, Ананьи, Вероли, Террачинский, Гаэтанский, Аквинский, Соранский, Марсиканский, Бальвенский, Пенненский, Теанский, Каленский, Розелланский, Аверсанский, Ноланский, Авеллинский, Пестумский, Троянский, Флорен-тинский, Мельфийский, Лучерский, Драгонарский, Чивитате, Термоль-ский, Гвардиенский, Ларинский, Арианский, Изернийский, Бовиан-ский, Салпинский, Каннский, Руво, Венузийский, Монорбинский, Вигильский, Мольфеттский, Ювенаценский, Монопольский, Осту ни, Та-рентский, Перуджийский и избранный епископ Кастелланский, который был посвящён в епископы на другой день после освящения. Из магнатов же были: Ричард, князь Капуанский, с сыном Иорданом и братом Райнульфом, Гизульф, князь Салернский, со своими братьями, Ландульф, князь Беневентский, Сергий, герцог Неаполитанский, Сергий, герцог Сорренто, и немалое количество графов Марсики и Бальвы, а также сыновей Боррела. Перечислять же имена прочих могущественных и знатных мужей как наших, так и норманнов со всех окрестных земель или хотя бы произвести счёт их несметному количеству не было ни возможности, ни целесообразности. А герцог Роберт в это время осаждал Панорм, из-за чего не мог тогда принять участие в таком празднестве. Названный папа собственной рукой освятил главные алтари, отмеченные именами блаженного Бенедикта и блаженного Иоанна; [прочие] же торжественно освятили: Иоанн, епископ Тускуланский, - алтарь, что расположен в южной части, в честь Пресвятой Богородицы Марии; Губальд, епископ Сабинский, - алтарь в северной части, во имя блаженного Григория; а Эразм, епископ Сеньи, - алтарь святого Николая.

Мы полагаем полезным указать в этом месте, мощи каких святых были помещены тогда в отдельные алтари. Итак, в алтаре блаженного Бенедикта содержатся мощи святых апостолов Филиппа и Иакова, мучеников же - папы Александра, Себастьяна, Кириака, Хрисанфа и Дарьи, [кость голени, руки, головы и бедра]** Ав-дона, Сенна и девы Цецилии. Кроме них также внутри самого алтаря, в верхней мраморной плите, были почтительно подвешены два серебряных ларца, содержавшие многочисленные залоги разных святых, [которые достопочтеннейший папа Бенедикт из любви и уважения к нашему святейшему отцу Бенедикту изъял из архива Латеранского дворца и отправил в Монтекассинскую церковь в первый год нашего аббата Теобальда, в 1033 году от воплощения Господнего; этот святейший папа категорически запретил кому бы то ни было брать оттуда что-либо. Помещены же следующие реликвии: часть древа Господнего, часть крови Господней, часть одеяния Господнего, часть тернового венца, часть камня святого гроба, часть покрова Пресвятой Богородицы Марии[, часть мощей] апостолов Петра и Павла, Андрея, Иоанна, Иакова и Фомы, Варфоломея и Матфея, Симона, Иуды и Матфия. Губка с кровью святого первомученика Стефана, Лаврентия, папы Стефана, папы Пелагия, епископа Мартина, Пруденция, Юлиана, Августина, Христофора, Эми-лиана, Никандра и Марциана, Алексия, Анастасии, Евгении, Иоанна и Павла, сорока мучников и многих других]**. В алтаре святого Иоанна имеется [часть губки с уксусом, которая была поднесена Христу, часть камня святого гроба, Пресвятой Богородицы Марии]**, часть свечи из елея со святого гроба, которую каждый год только в весьма изумительный небесный день святой пасхальной субботы зажигают на виду у всех, часть воды Иордана из того места, где был крещён Господь, часть манны с гроба святого евангелиста Иоанна, часть мощей святого [Лаврентия]**, Себастьяна и многих других, которые были помещены в первом алтаре. В алтаре святой Марии содержится часть камня её гроба и части мощей мучеников: епископа Дионисия, папы Стефана, дьякона Цезария, Прима и Фелициана. В алтаре святого Григория имеется часть камня святого гроба, часть платья святой Марии, часть одеяний апостолов Петра и Павла и части мощей сорока святых мучеников, а также Панкратия, Валентина и Илария, епископа Мартина и часть далматики святого Амвросия. [В серебряной башне, которая расположена в главной арке, находятся следующие мощи: часть головы святого Иоанна Крестителя, часть одеяний святого евангелиста Иоанна, апостола Андрея, Себастьяна, сорока мучеников, часть покрова святой Агаты, часть одеяний святой Сузанны. В апсиде святого Иоанна, в венце Спасителя, древо Господне, камень святого гроба.]** В алтаре святого Николая содержатся мощи святых мучеников Корнелия и Киприана, Себастьяна, Никандра и Марциана, Кирина и Максима, епископа Фоки, Евтиция и сорока святых и часть волос святого епископа Ремигия. Сверх всего этого, о чём мы не сочли нужным умолчать, в капителях отдельных колонн этой базилики во время её строительства в медных ларцах были весьма почтительно помещены мощи святых мучеников Иоанна и Павла, Никандра и Марциана и некоторых других. [В четырёх углах колокольни находятся следующие реликвии: древо Господне, часть камня святого гроба, часть одеяний святой Марии, камень от её гроба, [мощи] святых апостолов Иакова, Филиппа, Варфоломея, епископа Мартина. В кресте колокольни - древо Господне, часть главы святого Иоанна Крестителя, [мощи] апостола Варфоломея, дьякона Кириака. Во фронтисписе церкви, в медном кресте - древо Господне, часть камня святого гроба, [мощи] аббата Мавра и святых мучеников Иоанна и Павла.]**

30. Итак, когда было совершено торжественное богослужение и как тем, кому довелось тогда присутствовать, так и всем, которые на протяжении восьми дней смогут поспешить сюда из благоговения к такому торжеству, было по распоряжению папской власти даровано отпущение исповедуемых грехов, все с великой и неописуемой радостью возвратились по домам. Однако ради названного отпущения в течение указанных восьми дней люди разного пола и возраста шли сюда отовсюду в таком изобилии, что можно было решить, будто почти никто из тех, которые собрались здесь в первый день, так и не отправился обратно домой.

Кроме того, каждый определённо должен почитать себя неверным и всецело несчастным, если он не стремился хотя бы напоследок принять участие в таком празднестве. Вследствие этого слава о таком торжественном событии начала уже распространяться почти по всему христианскому миру, и с этого времени это место, хотя и раньше оно было известно и знаменито благодаря заслугам отца Бенедикта, стало пользоваться ещё большей славой и известностью, а имя отца Дезидерия, уже давно великое и славное у очень многих, стало впредь ещё более известным и славным и распространилось по всему западу, и все хвалили его главным образом за мудрость и благочестие, и по праву считали, что он превосходит всех аббатов того времени по всем местам и землям. Итак, отчасти из желания увидеть Дезидерия, отчасти из стремления лицезреть столь общеизвестный и столь знаменитый храм, отчасти, наконец, желая принять послушание в этой святейшей обители и на протяжении жизни служить здесь Богу, многие начали стекаться сюда из многих и крайних пределов земли, и, поскольку Дезидерий радостно принимал их всех, вышло, что почти за два года численность общины этого места достигла примерно двух сотен [человек]. О том, какой любовью и благоговением начал пользоваться этот достопочтенный отец у различных королей и вельмож как итальянских, так и заальпийских и даже заморских, свидетельствуют их смиренные письма к нему и подобающие дары, в которых они вверяли себя и всех своих людей молитвам как его, так и живущих при нём братьев.

31. Нельзя умолчать и о благочестивой набожности императрицы Агнесы, которая, словно вторая царица Савская, движимая сильным желанием увидеть храм второго Соломона, пришла сюда из крайних пределов Германии и, пробыв здесь почти целых полгода, возрадовалась и заявила, что увидела гораздо больше того, что слышала по поводу этого места, как согласно Богу, так и согласно миру, по праву решив, что и место, и отец, и братья должны почитаться людьми её сословия по всему миру. Она, как и подобало августейшему достоинству, пожертвовала блаженному Бенедикту великолепные дары, а именно: ризу розового цвета, целиком и со всех сторон вытканную золотом; альбу, надлежащим образом украшенную фризом на спине, голове и руках, имевшую в ногах фризовую окантовку размером почти в локоть шириной, покрытую и отороченную вышивкой; два пурпурных плювиала, украшенных дорогой золотой окантовкой, [покрывало розового цвета из фриза с золотом перед фасадом главного алтаря]**, а также большой паллий с украшениями из слоновой кости, который называют дорсалием; евангелие с доской, отлитой из серебра, рельефной работы и очень красиво позолоченной; а также два точно так же отлитых из серебра подсвечника весом в 12 фунтов.

32. Теперь после освящения церкви следует описать оставшиеся детали её украшения, чтобы в дальнейшем мы могли более свободно заниматься деяниями Дезидерия как в строительстве, так и в любых других его высоких искусствах. Итак, отправив в вышеназванный царственный град одного из братьев с письмами к императору и золотом весом в 36 фунтов, он поручил ему изготовить там золотую плиту на фасаде алтаря с драгоценными камнями и прелестными смальтами и велел выложить этими смальтами некоторые истории из евангелия, но зато почти все истории чудес блаженного Бенедикта. Этого отправившегося в путь нашего собрата император Роман весьма почтительно принял и, пока тот там находился, вместе со всеми своими людьми обходился с ним почтительно и с уважением, и предоставил ему императорское разрешение и возможность делать там все предметы, какие он захочет. Итак, он изготовил четыре решётки, отлитые из меди, которые должны были быть поставлены перед алтарём, а именно с обеих сторон между хором и пресвитерием, а также отлитый из той же меди стол с пятьюдесятью подсвечниками, в которые по важнейшим праздникам надлежало ставить столько же свечей, причём с этого стола свисали вниз в медных плафонах 36 лампад. Этот медный стол, опиравшийся на такие же медные ручки и ножки, был соединён с деревянным столом, который Дезидерий велел тем временем очень красиво вырезать и украсить золотом и яркими красками, и поставил на шести серебряных ножках, имевших четыре с половиной локтя в высоту и по восьми фунтов каждая, в самом фасаде хора. Под этим столом он повесил пять круглых икон, а 13 квадратных такого же размера и веса поставил сверху. Из них десять квадратных икон названный брат изваял в Константинополе из чистого серебра и позолотил; одни из них имеют по

14 фунтов в каждой, другие - по 12. А все круглые иконы он, обведя лишь рамами из серебра [в четыре фунта]**, прочее велел расписать с греческим мастерством живописью и образами. Три же другие квадратные иконы Дезидерий приказал изготовить из того же металла и с теми же размерами собственным мастерам с ничуть не худшим мастерством. Ещё одну круглую икону, с обеих сторон покрытую серебром и позолотой, обведённую снаружи по кругу серебряными буллами, прислал тогда из царственного града блаженному Бенедикту некий вельможа; ему впоследствии приказали сделать другую такую же, и обе были повешены в кивории алтаря с одной и с другой стороны. [Вышеназванный брат привёз с собой из Константинополя также отлитые из меди и очень красивые кадильницы, две большие и семь малых.]** Кроме того, Дезидерий сделал ещё один стол около шестидесяти фунтов, также изваянный из серебра и позолоченный, который поместил в главном своде перед алтарём на четырёх серебряных и отчасти покрытых золотом ножках, каждая из которых имеет по десять фунтов серебра и пять локтей в высоту. Он сделал два больших серебряных креста тридцати фунтов каждый, внешний вид которых отличался изумительным покрытием, и на мраморных цоколях поставил их под названным столом там и сям между его ножками. Затем три оставшихся фасада главного алтаря он покрыл серебром восьмидесяти шести фунтов, резьбой и позолотой, тогда как фасады трёх прочих алтарей были с трёх сторон украшены старыми плитами. Он сделал также четыре стола для кивория алтаря, которые точно так же позолотил и покрыл серебром снаружи и украсил металлическими листами и красками изнутри; два из них - шести локтей в длину и двадцати фунтов, два другие - четырёх с половиной локтей и двенадцати фунтов; и те, и другие стоят на старых ножках. Он сделал также шесть больших подсвечников, имевших три локтя в высоту, из отлитых и резных серебряных плиток, шести или по крайней мере пяти фунтов, а именно, которые по важнейшим праздникам должны ставиться перед алтарём по прямой линии и зажигаться вместе с большими факелами. Он сделал также деревянный помост для чтения и пения, намного лучше и выше прежнего, а именно с лесенкой в шесть ступеней, и посредством различных ярких красок и золотых плиток из красивого сделал его просто прекрасным. Перед ним он наподобие большого подсвечника поставил на порфировом цоколе серебряный и отчасти позолоченный столб 25 фунтов, имеющий шесть локтей в высоту, а наверху его должна была торжественно возвышаться большая свеча, которую следовало благословлять в пасхальную субботу. Он сделал также люстру, то есть большой венец, из примерно ста фунтов серебра, имевшую двадцать локтей в окружности, с двенадцатью возвышавшимися снаружи плафонами, с которой свисало 36 лампад, и повесил её за пределами хора, перед большим крестом на довольно прочной железной цепи, разделённой семью позолоченными брусьями.

33. Так или иначе рассказав всё это о постройке, посвящении и отчасти украшении новой базилики, давайте вместе с нашим Дезидерием возвратимся к завершению прочих монастырских построек. Итак, после торжественного освящения базилики этот достопочтенный аббат, видя, что при содействии силы Божьей и заслугами отца Бенедикта всё, что он начал, завершилось, как он того и желал, и став уже смелее, более того, сильнее, с большей уверенностью в себе решил расширить пространство всей обители и, как он уже поступил с некоторыми [зданиями], обновить остальные хозяйственные службы наряду с теми, которые он сам выстроил ещё перед постройкой церкви. При этом, желая прежде всего расширить клуатр, который, как известно, всё ещё был слишком мал для такой общины, он тут же разрушил старую трапезную, которая довольно неудобно примыкала с боку к храму, а с фасада - к залу капитула и которую он сам недавно дважды расширял в разное время, и выстроил новую, очень красивую и довольно большую, в дальней части будущего клуатра, возле южной стороны церковного атрия, и всю её с художественным мастерством украсил разными цветами и, приделав потолок к балкам, покрыл сверху черепицей. Он также установил в ней очень красивую и высокую трибуну, весьма пристойно покрыл её гипсом и сделал видной для всех. В длину это здание тянется на 95 локтей, в ширину достигает 23-х, а в высоту поднимается на пятнадцать локтей, имея с восточной стороны вход, а с западной - апсиду, перед которой, как известно, сбоку установлен довольно просторный стол аббата. С южной стороны оно имеет четырнадцать окон, с северной же - только два, и также по два круглых - во всех фасадах и три - возле помоста, все замечательно изготовленные из стекла, гипса и свинца. Возле этого здания с южной стороны он также воздвиг [очень просторную и красивую]** кухню братии в двух связанных между собой сводах, которые поддерживает только одна опора, и между ней и трапезной установил лестницу и дверь, откуда должны были приносить и уносить продукты в эту трапезную. С другой же стороны этой кухни он учредил погреб, из которого должны были подавать любые продукты как в трапезную, так и на кухню. После этого, поскольку пространство клуатра по-прежнему не казалось ему достаточным для такого множества братьев, этот великодушный и весьма самоуверенный муж взялся полностью разрушить спальню и зал капитула, который недавно сам построил с большими издержками и усердием, а также старую больницу и по случаю расширения клуатра сделать просторнее также и эти здания. Итак, поскольку он решил воздвигнуть внешнюю стену спальни как можно дальше от другой на крутом горном обрыве, то, залив ради большей прочности в основание цементную массу на пять локтей, протянул её на расстояние в двести локтей в длину, а в высоту возвёл на 34 локтя и на 20 локтей в ширину в отдалении от внутренней стены. Это здание, гораздо просторнее, прочнее и красивее прежнего, было благодаря умению мастеров весьма старательно выложено плитками и украшено красками благодаря мастерству художников; оно имело с юга всего 20 просторных окон, из которых три самых больших подпирались тремя мраморными столпами. Рядом со [спальней], в дальнем её конце, он построил ризницу братии, хоть и небольшую, но довольно приличную и красивую. Завершив всё это примерно за три года, он тут же принялся подрывать гору, которая лежала посредине, а именно, на сто пять локтей в длину, сорок девять в ширину и около десяти локтей в глубину. И расположил здание капитула с восточной стороны в поперёчном направлении так, чтобы внутренний угол его фронтисписа примыкал к внешнему углу базилики, а апсида его, казалось, приближалась к спальне. Длина этого здания составляет 53 локтя, ширина - 20, а высота - 18 локтей; с одной стороны оно имеет девять замечательнейших стеклянных окон, с другой - ровно столько же, с северного фронтисписа - три круглых окна, с южного - два таких же круглых, а потолок и пол его в весьма достаточной мере украшены красивейшими картинами. Мы же, когда гора была подкопана, испытали тогда такое множество землетрясений, что однажды ощутили 17 толчков в день, а в несколько других дней - по четыре, по два, а то и по пять или шесть толчков на день. Многие определённо полагали, что это случилось не просто так, а из-за многочисленных погребений этого места, возможно, принадлежавших святым мужам и по необходимости разрушенных в это время. Ибо землетрясения в этом месте обычно случаются довольно редко. Но, поскольку с внутренней стороны спальни оставалась огромная пропасть, он, возведя возле этого здания комнаты и заполнив прочее [пространство] землёй и сваленными [туда] камнями, а также изготовив перед трапезной, а именно в фасаде клуатра, такой же изогнутой комнате, большой водоём, таким образом выровнял наконец площадь всего клуатра. Итак, в скором времени поставив вокруг него крытую галерею на ста десяти мраморных колоннах, он весь клуатр протянул на 85 локтей в длину и 65 локтей в ширину. Поскольку та его часть, которая примыкала к базилике, если бы её сравнять с прочими, не представляла удобного входа в эту базилику, он внизу и вверху крытой галереи сделал в том и другом углу мраморные ступени, по которым можно было спускаться в прочие [помещения]: из зала капитула - 15 [ступеней], из трапезной же - 13, и с византийским мастерством весь [клуатр] покрыл вокруг каменным мозаичным полом и украсил прекрасными картинами. Ничуть не медля, он, выполнив это, опустил балкон этого дворца, который был начат Рихерием и завершён им самим, с прежней высоты до уровня клуатра и учредил там наряду с банями и прочими удобствами место отдыха для больных братьев. Затем он весьма надлежащим образом приготовил в западной части клуатра, а именно, возле трапезной братии[, а именно, возле водоёма, о котором мы говорили выше]**, келью новоначальных, в которой, согласно предписанию устава, новоначальные иноки должны были размышлять, отдыхать и обедать. Таким образом, поместив уже наконец братьев, которые из-за стольких трудов до сих пор предавались беспокойству и тяготам более, чем следовало, в подходящем и приятном месте для отдыха, он учил их впредь выполнять требования устава и аккуратнее, и благоразумнее. Выполнив всё это по обету и при содействии Бога и весьма пристойно, как и хотел, завершив внутренние помещения братии, он неутомимо и храбро принялся за требующие такого же ремонта внешние постройки монастыря. Итак, сперва возведя с западной стороны очень прочную ограду, он построил за пределами старого здания ворота из квадратных и тёсаных камней примерно в 30 локтей, а над ними посредством огромной камеры укрепил очень прочную башню, воздвигнутую на четырёх больших опорах. Однако, поскольку снаружи зияла глубокая пропасть, а внутри был высокий холм, он, срыв его, посредством камней с него и земли сделал пропасть проходимой, хотя и по обрывистой тропе, и таким образом, наконец с обеих сторон обвёл весь монастырь непрерывной и укреплённой по городскому обычаю бастионами стеной. Затем за названными воротами, а именно на склоне, где подымаются к этим воротам, он построил большой странноприимный дом для приёма странников вместе со всеми его удобствами. А тот дом, который некогда был построен в ненадлежащем месте возле базилики, с северной стороны, в качестве странноприимного, он восстановил в более просторном и красивом виде и приготовил для приёма гостей, и в обоих этих странноприимных домах в изобилии заготовил постели и всё необходимое. С той самой стороны, неподалёку от ступеней атрия, он также построил такую просторную и красивую пекарню, что очень многие из прибывших, не зная этого, очень часто отправлялись туда, чтобы помолиться, словно в какую-нибудь церковь.

34. [Итак, видя, что под руководством Христа у него всё вышло так, как он и хотел,]** Дезидерий с этого времени всё внимание обратил на требующую ремонта церковь блаженного Мартина, которая почти одна только и осталась ещё в ограде монастыря из старых зданий. Ибо действительно, разрушив базилику прежней [церкви] блаженного Мартина и заложив во имя Христово фундамент, он начал постройку церкви [сорока трёх]** локтей в длину, [двадцати восьми]** в ширину и [двадцати четырёх]** локтей в высоту. Окон же с одной стороны - [девять]**', с другой - столько же. [Возведя также стены того и другого портиков в шестнадцать локтей высотой, он расставил четыре и четыре окна [с одной стороны] и столько же с другой, те же, которые были в нефе]**, он заключил в составленные из свинца и стекла и скрепленные железом рамы. [Далее, расставив три окна во фронтисписе этой церкви и одно в апсиде, он велел убрать их точно такими же прикрасами.]** Те же, что находятся в портиках, он, хоть и изготовил из гипса, но снабдил одинаковым украшением. [Он также воздвиг девять колонн с одной стороны и столько же с другой. Возле самой церкви он построил хоть и малый из-за изогнутой стены, но очень красивый дом для службы этой церкви. Он велел изготовить изумительные каменные решётки перед алтарём блаженного Мартина.]** Апсиду же он надлежащим образом покрыл мозаикой и велел также золотыми буквами написать на ней (следующие стихи:

А как красив, как замечателен и как вымощен многоцветием разного мрамора мозаичный пол, очевидно для всех, кто его видел. Он приказал также выстроить там прекраснейшую трибуну, украшенную талантом художников золотом и красками. Перед алтарём же блаженного Мартина Дезидерий велел изготовить серебряную и позлащённую плиту, отлитую очень красиво и имевшую 44 фунта, на которой выгравировал почти все истории блаженного евангелиста Матфея и святого исповедника Христова Мартина. Он сделал также при входе в эту церковь медные ворота. Построив рядом с этой базиликой мансарды, чтобы самому в них пребывать, он, приладив балки, покрыл их сверху черепицей. Когда он при содействии Господа завершил это, как и желал, то велел Иоанну, ранее монаху этого монастыря, а затем епископу Соры, вместе со всем капитулом братии 3 января торжественно освятить базилику блаженного апостола Варфоломея. В её алтаре он поместил немалую часть апостольского тела в серебряной раке, в которую вложил также следующие реликвии: часть камня святого гроба, и мощи святых Иоанна и Павла, Вита, Януария, Гермеса и сорока мучеников. Ибо Дезидерий пользовался у римского понтифика таким влиянием и милостью, что тот предоставил ему право назначать из своих братьев епископов или аббатов во всех лишившихся собственных пастырей церквях и монастырях, в каких он захочет. После этого, по прошествии малого времени, он велел также при великой радости освятить 10 сентября те две эдикулы, которые, как мы говорили, были поставлены словно башни в углах атрия, одну - названному Иоанну, вторую - Льву, епископу Аквинскому. В алтаре блаженного архангела Михаила он поместил мощи святых Никандра и Марциана, Иоанна и Павла, Вита, Меркурия и Екатерины и реликвии (vocabula) святых епископа Аполлинария, Прота и Иакинфа. Алтарь же князя апостолов [Петра] Лев, епископ Аквинский, в присутствии самого господина аббата и всех братьев, с великой радостью и благоговением посвятил божественному имени. В этом же алтаре были помещены такие реликвии: части пяти хлебов ячменных, части мощей святых апостолов Петра, Матфея, Иакова, Назария и Цельса, Януария, Фелицис-сима и Агапита, Сергия и Вакха, Никандра и Марциана, Аврелия, Протасия, Форту-ната и его спутников и часть одежд трёх отроков288,285.

35. В это же время дьякон Альберик, очень красноречивый и образованный муж, прибыл жить в этом место. Пребывая в этом монастыре, он сочинил: книгу «О девстве святой Марии»; книгу предписаний и спасительных наставлений; диалог «О музыке»; «Об избрании римского понтифика» против императора Генриха; «Житие святой девы Христовой Схоластики»; свою «Гомилию»; «Житие святого Доминика»; «Страдания святого Модеста и святого Цезария»; книгу «О диалектике». В его времена в городе Риме состоялся собор против Беренгария, дьякона Анжерской церкви, который среди многого, что пытался доказывать, говорил, что преосуществление тела и крови Господних является символическим. Поскольку никто не мог ему возразить, на собор был вызван Альберик; в то время как он явился туда, то после длительной борьбы, поскольку часть партии не уступала, Альберик, получив отсрочку на одну неделю, сочинил против этого дьякона книгу «О теле Господнем», опиравшуюся на свидетельства святых отцов, в которой он опроверг и предал вечному забвению все его утверждения. Он сочинил также стихи на «Житие святой Схоластики»; рифмы на тему Пасхи; «О дне страшного суда»; «Об адских муках»; множество писем к Петру, епископу Остийскому; рифмы «О райской радости»; «О смертном дне»; «О кающемся монахе». Сочинил он и многое другое, что не дошло до нашего сведения. В это же время Альфан, архиепископ Салернский и монах этого монастыря, о котором мы упоминали выше, муж весьма сведущий в священном писании и в полной мере наделённый знанием церковных догматов, сочинил в яркой и блестящей речи «Страдание святой Кристины» и книгу гимнов и стихов. Также Амат, епископ и монах этого монастыря, в эти же дни написал стихи о деяниях апостолов Петра и Павла и разделил их на четыре книги. Он также составил историю норманнов и посвятил её имени этого аббата.

Далее, во времена этого аббата Константин Африканский, придя в это место и облачившись в монашеское одеяние, весьма набожно пожертвовал нашей святой обители церковь святой Агаты в Аверсе, пожалованную ему князем Ричардом. Представляется совершенно необходимым написать здесь для памяти потомков, что это был за человек. Итак, уйдя из Карфагена, откуда был родом, он отправился в Вавилонию, где в полной мере обучился грамматике, диалектике, геометрии, арифметике, математике, астрономии, а также физике халдеев, арабов, персов, сарацин, египтян и индийцев. Итак, когда в изучении такого рода наук прошло тридцать девять лет, он вернулся в Африку. Когда африканцы увидели, что он в полной мере постиг науки всех народов, то замыслили его убить. Узнав об этом, Константин, тайно сев на корабль, прибыл в Салерно и какое-то время скрывался там под видом нищего. Затем он был узнан братом вавилонского царя, который тогда туда прибыл, и стал пользоваться у герцога Роберта большим уважением. Уйдя же оттуда, Константин прибыл в это место и, как мы сообщили выше, стал монахом. Живя в этом монастыре, он перевёл с языков разных народов огромное множество книг, из которых наиболее важные следующие: «Пантегнум», который он разделил на двенадцать книг и изложил в них, что следует знать врачу; «Практика», в которой он изложил, как врач должен оберегать здоровье и лечить болезни; «Книга ступеней»; «Пищевая диета»; «Книга о лихорадке», которую он перевёл с арабского языка; «Книга о моче»; «О внутренних органах»; «Виатикум», который он разделил на семь частей, а именно: о болях, возникающих в голове, затем о болезнях лица, об инструментах, о пищеварительном тракте, о внутренних болезнях, о болезнях печени, почек, мочевого пузыря, селезёнки и желчи, о тех, которые возникают на коже; «Изложение афоризмов»; «Liber tegni, megategni, microtegni»; «Антидотарий»; «Спор Платона и Гиппократа в сентенциях»; «Об обычном лекарстве»; «О рождении»; «О пульсе»; «Об опытах»; «Сборник трав и специй»; «О глазах».

36. В последующее время вышеназванный папа Александр, покинув город, пришёл в этот монастырь. Он был почтительно принят Дезидерием и, когда входил в комнату аббата, которая была построена возле церкви святого Николая, навстречу ему вышел некий одержимый, который как раз туда пришёл. Святой понтифик, когда увидел его, то, обратив молитву к Господу, сказал злому духу: «Я приказываю тебе, нечистый дух, силой Господней, чтобы ты вышёл из этого человека и удалился в то место, где ни птица не летает, ни голос людской не звучит, и пребывал там вплоть до Страшного суда!». Удивителен Бог в святых своих, которые, воззвав к Нему и полагаясь на Его милосердие, скоро бывают услышаны. Ибо злой дух по приказу понтифика покинул человека, и все, кто там был, начали хвалить и благословлять Бога. Нельзя умолчать и о том, что всемогущий Бог соизволил совершить через этого своего служителя. Ибо, когда тот проходил через город Аквин, то застал лежавшую на дороге хромую женщину. Сочувствуя её недугу, понтифик передал ей выпить воду, которой он после богослужения омыл свои руки. Как только она выпила её, к ней тут же вернулось здоровье, и она начала воздавать Богу величайшую хвалу. Кроме того, этот святейший понтифик велел выдать отцу Дезидерию грамоту на монастырь святой Марии в Палладии вместе с его владениями, получив от него церковь святого Иерусалима, которую достопочтеннейший папа Лев передал нашему аббату Рихерию, как мы говорили выше. Названный папа Александр также лично уступил нашему Дезидерию город Терра-чину с его владениями. Когда же этот понтифик умер, духовенство и римский народ собираются все вместе и, избрав Гильдебранда, архидьякона апостольского престола, решают назвать его Григорием. В том же году, когда он вступил в должность, [папа] пришёл в наш монастырь и, взяв с собой Дезидерия, отправился в Беневент, а уйдя оттуда, вернулся в Рим. В то время, когда названный папа совершал на праздник Рождества Господнего богослужение в церкви святой Марии, называемой Великой, он был схвачен у святого алтаря некоторыми неверными римлянами, но в тот же день освобождён силой и твёрдостью всех римлян.

37. В это же время князь Ричард посредством грамоты пожертвовал блаженному Бенедикту церковь святого Ангела, которая называется «в Формиях», о которой мы подробнее писали выше, во времена аббата Балдуина, а именно о том, как она была пожалована нам папой Марином. Но, поскольку её в это время держал архиепископ Капуанский, названный князь, желая учредить там монастырь, примерно семь лет назад совершил с ним обмен, дав ему вместо этой другую церковь имени святого Иоанна из Ландепальда, которая в то время принадлежала дворцу, вместе с украшениями, немалым количеством книг и всеми её владениями и имуществами. Названную же церковь святого Ангела он получил от этого архиепископа вместе с тремя другими церквями, уже разрушенными от старости, а именно: церквями святого Спасителя, святого Иоанна и святого Илария, со всем, что принадлежало этим церквям где бы то ни было, установив штраф в 60 фунтов золота, если либо сам архиепископ, либо кто-то из его преемников когда-нибудь захочет это возвратить. Сделав это, он пожаловал нашей обители церковь святого Ангела у Одальдисков в самой Капуе со всеми её владениями, а также всё, что принадлежало дворцу во всём Сарцано, со всеми проживавшими там вилланами и всё, что принадлежало там пфальцграфу Григорию и Петру, сыну Дофера, в местечке святого Эразма. Итак, он пожертвовал названную церковь в Монтекассинский монастырь вместе со всем этим и всеми её владениями, а равно с обменной грамотой, которую получил по этому поводу у названного архиепископа. И поскольку место это было очень приятным и весьма удобным для монастыря, он смиренно просил Дезидерия, чтобы он из любви к нему особо позаботился об этом деле; что тот и сделал, получив из монастыря в Альбанете половину всего его движимого имущества и переправив туда вместе с этой половиной также монахов этого места; и начал Дезидерий безупречно строить его столь замечательным, столь просторным, как то видно сегодня; он также в течение короткого времени собрал там более сорока призванных жить по уставу монахов.

38. Кроме того, в это же время некий крестьянин, живший в пределах Апулии, страдая от жажды, пошёл напиться. В него тут же вселился дьявол и начал безжалостно его мучить. Приведённый близкими в наш монастырь и брошенный перед телом отца Бенедикта, он благодаря его заслугам тут же исцелился. Далее, в эти же дни, когда в Монтекассинском монастыре из вина на содержание всего монастыря в сосуде осталось не более одной с половиной пальмы, брат, который охранял винный склад, пошёл к отцу Дезидерию и позаботился сообщить ему об этом. Аббат же сказал ему: «Перед тем как я отправлюсь ко двору герцога Роберта, зайди ко мне и я дам тебе [денег], за которые ты должен будешь купить [вино]». Но на другой день монах, забыв о том, что велел Дезидерий, не пришёл к нему. Дезидерий же, отправившись в путь, явился ко двору Роберта. Но тот, кто в пустынном крае кормил народ манной в течение сорока лет, сделал так, что вино, которое все пили, прибывало в течение трёх с половиной месяцев. Один мальчик из монастырских слуг, не знавший небесных таинств, сильно удивлялся, что вино так долго остаётся в сосуде и, придя в винный погреб, измерил вино, после чего оно тут же остановилось и перестало более прибывать. Тогда он, придя с поздравлениями к монаху, сказал: «Я нынче измерил вино, но его столько же, сколько и было три месяца назад». А монах, услышав это, жестоко его избил. Мальчик же, убегая от него, вошёл в клуатр братии и по порядку рассказал о том, что с ним сделал монах. Достопочтенной памяти Стефан, который в то время исполнял обязанности декана, вызвав монаха, спросил: «Почему ты столь жестоко избил мальчика?». На что брат отвечал: «То, что Бог соизволил ныне сделать с вином благодаря заслугам блаженнейшего отца Бенедикта, он совершал уже много раз. А [мальчишка], придя к сосуду, измерил вино, и оно перестало прибывать в сосуде». Те же, услышав это, восславили Бога, который соизволил в их времена возобновить в этом месте древнее чудо. Однажды ночью, когда брат Георгий, пономарь, бодрствовал, лёжа в своей постели, то услышал, как два мальчика в церкви с удивительным очарованием и приятной | мелодичностью воздают хвалу Богу. Итак, зная, что в монастыре нет никого из монахов, кто обладал бы столь юным голосом, он, тут же поднявшись, входит в церковь и, никого там не застав, понимает, что это было на самом деле, и, когда настало утро, по порядку рассказывает братьям всё, что слышал. А те со своей стороны сказали, что это было множество ангелов у одежд блаженного отца. В другое время названный Георгий пришёл, чтобы налить масла в лампаду, висевшую перед образом Спасителя, который был нарисован над воротами церкви. И вот, он видит, что цепочки натянулись, и она повисла в воздухе, и ничто материальное, кроме воздуха, её не поддерживает. Георгий, позвав братьев, которые стояли поодаль, показал им то, что его удивило. И они впоследствии вместе с ним явились свидетелями этого чуда. Ночью, которая предшествовала праздничному дню по поводу перенесения святого отца нашего Бенедикта, когда один из сторожей наливал во время ночного богослужения масло в лампаду, висевшую перед образом этого блаженного отца, лампада, внезапно соскользнув, упала на пол, но осталась цела; он вновь поднял её, и она вновь упала, и в третий раз поднял, и в третий раз она упала, и ни разу при падении не претерпела никакого ущерба: ни масло не пролилось, ни огонь не погас. Когда, однажды, один из сторожей перед алтарём поднял горевшую лампаду почти до самого потолка, лампада, внезапно соскользнув, упала на пол. Удивителен Бог в делах своих! Лампада, которая упала, не только не разбилась, но даже масло не пролилось и огонь не погас. В это же время в монастыре блаженного отца Бенедикта, который построен в стенах города Салерно и с самого начала своего строительства был подчинён Монтекассинскому монастырю, произошло весьма замечательное чудо. Так, жадный до человечины волк втихаря набросился на маленького мальчика из челяди этого монастыря, схватил его и понёс. После этого мать, поражённая горем, крича, сказала: «Заклинаю тебя, зверь, именем блаженного Бенедикта, чьим рабом он является, не неси дальше моего сына, но немедленно отпусти его!». Услышав это, волк тут же раскрыл пасть и, хотя выпустил того, кого нёс, внезапно бросился на другого мальчика и, растерзав его, бросил мёртвое тело, а сам, вцепившись зубами в оторванную голову, тут же унёс её в своё логово.

39. Около этих дней Михаил, император Константинопольский, прислал отцу Дезидерию через послов, которых тот отправлял к нему, многочисленные дары, прося, чтобы они усердно молились о милости всемогущего Бога для него и его детей и за благополучие его империи. Кроме того, из уважения к отцу Бенедикту и ради спасения своей души он также посредством запечатанной золотой буллой грамоты постановил, чтобы наш монастырь каждый год получал из дворца Константинопольской империи по 24 фунта золота и по четыре покрова для поддержания нашей общины. Граф Боррел, сын Боррела Старшего, когда по праву приобрёл дружбу Дезидерия ввиду некоторых своих услуг, оказанных этому месту, весьма набожно пожертвовал блаженному Бенедикту монастырь святого Петра, что зовётся Авелланским, тот самый, который сорок четыре года назад его отец передал для строительства блаженному Доминику и который сам Боррел обогатил довольно щедрым пожалованием земель, вместе с церквями и колонами и со всеми без исключения имуществами и владениями, что составило около пяти тысяч модиев земли. Много позже Гвальтерий, его внук, беззаконно удержал двенадцать усадеб этого монастыря на реке Франку ли, но, придя в наш монастырь, добровольно отказался от них и возвратил нам. Также Теодин, Одеризий и Бернард, графы Бальвы, малое время спустя равным образом пожертвовали нашей обители монастырь святого Петра, что расположен в долине у Озера, и другой монастырь пустынников в месте, что зовётся Пратум Кардозум, которые точно так же пару лет назад были основаны блаженным Домиником, а именно, вместе с пятью прилегающими озёрами, с церквями и колонами и со всеми их принадлежностями и владениями как в самом Бальвенском графстве, так и в Марсиканском и Театинском. В этом же году некоторыми знатными марсиканами блаженному Бенедикту была пожертвована крепость под названием Мета в долине Орбето со всеми её пределами и владениями, а также церковь святого Отца в месте, что зовётся Форме, и церковь святого Доната над этим Форме со всем, что принадлежит этим церквям, и, кроме того, со всем, что по наследственному праву принадлежало названным благородным мужам как в самом Форме, так и в Валлефриги-де. В этом же году Лев и Герард, консулы Фонди, пожертвовали блаженному отцу Бенедикту монастырь святого Магна со всем, что ему принадлежит, вместе с четвёртой частью рыбных ловов Фонданского озера и с церковью святой Марии возле амфитеатра города Фонди, а также с церквями святого Мавра и святого Мартина в Тирилле, святого Андрея в Террачине и святого Николая в городе Риме, в месте, что зовётся у Фоссы, со всеми их владениями и имуществами. Те же консулы вместе с Ричардом по прозвищу Аквильский равным образом пожертвовали этому месту церковь святого Онуфрия вместе с её владениями. И поскольку это место было удобно для постройки монастыря, Дезидерий, желая построить там монастырь, через Герарда, настоятеля [монастыря] святого Николая в Пико, который стал пятым после него аббатом этого монастыря, воздвиг его в том виде, в каком он известен ныне. В эти же дни Литтефрид, консул Фонди, выдал нашему монастырю грамоту на всё, что ему принадлежало в городе Фонди, в Валле-корсе, Аквавиве, Амбрифе, Пастине, Иноле, Камподимеле, Ветере, на третью часть рыбных ловов у святой Анастасии, на монастырь святого Архангела и на всё, что принадлежало ему по отцовскому и материнскому праву. В это же время Иоанн из Изернии, благородный муж, точно так же пожертвовал этой Монтекассинской обители монастырь святого Бенедикта в месте Баньярола с двумя другими его кельями, а именно, святой Марии и святой Луции, со всеми их владениями. То же сделал и Морин, граф Венафра, в отношении четырёх других церквей, а именно, святого Назария в Пепероццу, святого Петра в Сексте, святого Барбата в Равеноле и святого Мартина в ущелье.

40. Считаю полезным для памяти и наставления потомков включить в это сочинение то, что в этом году Господь соизволил совершить в Галлии через блаженного Бенедикта. Так вот, некий могущественный муж, родом из племени галлов, с самого детства запятнал себя такими постыдными деяниями, что ни одна часть его тела не была свободна от того или иного порока. Лёжа при смерти, он призвал братьев нашего монастыря и умолял дать ему монашеское одеяние. Как только он облачился в святые одежды, то сразу же испустил дух. Но Господь соизволил показать одному рабу Божьему, жившему рядом, что происходило вокруг души умершего. Ибо, как только она покинула тело, жуткая толпа демонов тут же связала её огненными цепями и попыталась унести в подземное пекло, но блаженнейший отец Бенедикт, неся в руке пастырский жезл, выступил им навстречу. Враги, поняв, что потеряют добычу, сказали: «Ты сам знаешь, Бенедикт, сколько душ забрал из наших рук уже с давних времён. Но ты поступишь несправедливо, если попытаешься забрать из наших рук этого человека, который не совершил ничего доброго». А святой говорит: «Чтобы вам не казалось, будто я поступаю несправедливо, проверьте его деяния, и, если он хотя бы в некоторой мере был соучастником ваших дел после того, как принял моё одеяние, пусть он останется вашим». Тогда сборище злых духов, чувствуя, что им нечего возразить на столь разумные доводы, из очей, в отдаленье, в лёгкий развеялось облак. А раб Божий, увидев это, начал восхвалять милость Христову, которая соизволила столь удивительным образом освободить эту душу из рук демонов. В тех пределах есть один монастырь, посвящённый в честь этого отца. В то время как братья в нём торжественно отмечали праздник этого святого в день, когда он взошёл на небо, они, придя на обед, увидели, что у них нет рыбы, и начали роптать по этому поводу на аббата. А следующей ночью святейший отец Бенедикт, явившись аббату во сне, спросил его: «Отчего братья печалятся?». А тот отвечал: «Из-за рыбы, которой у них не было в предыдущий день». Тогда святой сказал: «Я ждал в моём Монтекассинском монастыре келаря, ушедшего из этого мира, и, поскольку он был обременён грузом грехов, помог ему моими молитвами, и всемогущий Бог даровал ему покой вечной жизни. Теперь же пошли рыбаков к соседнему с монастырём озеру и найдёшь там столько рыбы, что сможешь унять ропот братии». Проснувшись, аббат немедленно отправил рыбаков на озеро. Братья, увидев это, начали удивляться, ибо в озере, к которому направились рыбаки, водились разве что змеи и лягушки. Рыбаки же, войдя в озеро, в котором никогда раньше и никогда впоследствии не было рыбы, поймали такое множество рыбы, что братьям хватило её на обед на целых восемь дней. Некий Иоанн по прозвищу Венафрский, виконт князя Иордана I, был преступнейшим мужем и исполненным всяческих пороков. Когда настал его смертный час, он просил отнести его в нашу обитель и дать ему одеяние святого образа жизни. Его друзья, идя навстречу его просьбе, привели его в этот монастырь и тот, приняв монашеское одеяние перед телом святейшего отца Бенедикта, тут же ушёл из этого мира. Когда его похоронили, некий крестьянин, выйдя из монастыря, отправился в поле. Когда он дошёл до церкви святого Севера, некогда епископа Казинского, которая расположена на этой горе, то обнаружил стоящего на дороге дьявола; он был высок ростом, имел длиннющие пальцы и когти, держал в руке посох и грозно смотрел на крестьянина. Когда крестьянин подошёл к нему, дьявол спросил: «Оттуда ты идёшь?». А тот, полагая, что это человек, ответил: «Из Монтекассинского монастыря». Дьявол ему: «Что сталось с виконтом Иоанном?». А крестьянин: «После того как он стал монахом, он тут же ушёл из этого мира». Дьявол же, услышав это, начал сокрушаться, говоря: «Увы мне, Бенедикт! Увы мне, Бенедикт! Почто ты ежедневно обращаешь к себе моих слуг? Почто не прекращаешь столь упорно, столь жестоко преследовать меня?». Когда он это сказал, то, устремив на крестьянина дикий и горящий взор, сказал: «Знай, что если ты сегодня примешь в монастыре Бенедикта еду и питьё и спрячешь за пазухой хлеб, принесённый из этого места, то я без всякого промедления тут же тебя убью», и тут же бросился вниз по склону горы, подобно буре увлекая за собой камни и деревья. Крестьянин же, потрясённый увиденным, спустился с горы и по порядку рассказал обо всём, что видел и слышал. Когда он пришёл к реке, которая называется Казин, дьявол вновь явился ему и сказал: «Ты всё ещё ходишь по этой земле?» и, негодуя, произнёс то, что говорил раньше, и яростно поразил воду Казина посохом, который держал, и исчез. Крестьянину показалось, что от этого звука вся земля задрожала; а вода реки поднялась вверх, словно во время непогоды. Вернувшись на речку Матрице к себе домой, он был поражён недугом и через три дня окончил жизнь.

41. В это же время, когда Ланденульф, который был графом Калинула, спорил с нами из-за русла реки Гарильяно, что оно, мол, никоим образом не должно принадлежать нашему замку в Мортуле и что люди из крипты этого места ничего нам не должны, то был наконец побеждён разумными доводами и прекратил дело, которое долго разбиралось на съезде суэсских судей, и посредством грамоты признал, что виноват и не имеет на всё это никаких прав. Но и Готфрид*’, который имел прозвище Моний, в это же время пришёл по приказу князя Ричарда в наш монастырь и, добровольно признав себя виновным в присутствии Дезидерия, отдал в его руки те рыбные ловы, которые были на реке Гарильяно у самых Куррентов, как та берёт начало у Живого ручья, который течёт вниз от этой крипты и доходит до той реки, что стекает с [горы] святого Креста и впадает в названную реку Гарильяно, а именно, те рыбные ловы, которые издавна принадлежали отчасти этому монастырю, отчасти церкви святого Спасителя в Кукуруццо и которые вплоть до этого времени силой и противозаконно удерживали графы Суэссы. В последующее время Готфрид по прозвищу Риделл, герцог Гаэты, пожертвовал нашей обители монастырь святого Эразма в городе Формии и монастырь святого Петра в Форесте во владениях Понтекорво вместе со всеми их владениями. Тогда же и Ландо, владелец города Арпина, когда настал его смертный час, сделал в наш монастырь пожалование на всё, что принадлежало ему по наследственному праву, то есть на половину Арпина, Чёрной горы, Сан-Урбано, Викальбо и Дома Сильверия, установив штраф в сто фунтов золота для всех нарушителей этого пожалования, пытающихся его нарушить.

42. В это же время, когда вышеназванный папа Григорий проводил собор в Риме, Лев, библиотекарь нашей обители, впоследствии ставший епископом Остии, по приказу отца Дезидерия подал иск по поводу кельи святой Софии в Беневенте, которую беневентцы недавно силой изъяли из-под власти нашего монастыря. Когда дело дошло до суда, были во всеуслышание зачитаны наши охранные грамоты о том, как князь Арихиз, основатель этой церкви, своей грамотой передал её Монтекассинскому монастырю, наконец, как все римские понтифики, императоры, короли, герцоги и князья утвердили за этим местом названную келью. Услышав это, папа Григорий сказал, что беневентцы ни в коем случае не имеют права изымать церковь, изначально переданную Монтекассинскому монастырю, из-под его власти, а Монтекассинская церковь должна канонически и по закону всегда владеть этой кельей. На этом же соборе он постановил, что, если кто-то из мирян получит церковную инвеституру, давая и принимая, то он подлежит анафеме. В это же время, когда названный папа Григорий находился в Капуе, клирики этого города обратились к нему с незаконной жалобой, заявив, что церковь святого Ангела, которая некогда принадлежала Капуанской церкви, перешла под власть нашего монастыря в результате несправедливого обмена. Папа, по просьбе Дезидерия не позволяя этой жалобе остаться без рассмотрения, постарался через достойных и правдивых мужей тщательно выяснить, была ли та замена, которую дали вместо этой церкви, неравноценной. А те, расследовав это самым тщательным образом, выяснили и доказали, что церковь святого Иоанна из Ландепальда, которая была дана взамен этой церкви, во время обмена имела гораздо больше владений и украшений. Эрвей, тогдашний архиепископ этого города, также подтвердил, что доподлинно знал это. Когда в результате соответствующего свидетельства все сомнения по поводу подданного иска отпали, названный папа постановил, чтобы как архиепископ, так и капуанские клирики впредь воздерживались от подобных жалоб и никогда более не затевали тяжбу по поводу этого обмена. Тут же скрепив это грамотой, он решил, что это всегда должно оставаться неизменным, и постановил, чтобы этот монастырь вечно находился под опекой и властью Монтекассинского аббата. Этой же грамотой он утвердил всё, что ему тогда было пожаловано или будет пожаловано в будущем, а против нарушителей этого решения, если только они не образумятся, вынес приговор об отлучении. Тем же, кто будет его соблюдать, он пожелал, чтобы им сопутствовали апостольское благословение и вечный мир.

43. В те дни в нашем монастыре жил некий брат по имени Ангел, достопочтенный и овеянный всяческими добродетелями муж. В то время как он оканчивал в этом монастыре свои дни, пришёл некий одержимый и начал кричать: «Что ты сделал со мной в этот час, Бенедикт? Из-за ношения жалкого капюшона ты забрал душу монаха Ангела из моей власти и причислил на небесах к своей пастве». Когда он жалобно это произнёс, вдруг прозвучал сигнал, каким обычно даётся знать о смерти братьев, и люди, придя, обнаружили, что названный Ангел уже лишился жизни. В этом монастыре жил также другой монах по имени Иоанн. В то время как он умер в этом месте и был погребён, некий брат, так сильно страдавший от грыжи, что подкожная оболочка открылась и внутренности вывалились в разрыв между плотью и кожей, пришёл на его могилу и, распростёршись там всем телом, начал просить всемогущего Бога о милости, дабы Он через заступничество раба своего Иоанна соизволил вернуть этому разрыву прежнюю целостность. И сколько значила в глазах Бога молитва этого Иоанна, стало ясно, когда разрыв этот тут же затянулся. В то же время в этом святом месте жил некий брат по имени Стефан; в то время как он вступал в этой обители на путь всякой плоти, некая старуха по имени Агундия, проводившая ночь в молитве перед церковью святой Богородицы, что расположена у подножия этой горы, когда подняла глаза на эту гору, то увидела поднявшийся над больницей огненный столп, который пронзил небесную высь. Увидев это, она тут же направила вестника в наш монастырь и обнаружила, что в этот час Стефан испустил дух, что и было тем огненным столпом, поднявшимся в небо, который она видела.

44. Кроме того, Иоанн, сын графа Гуго, следуя примеру отца, пожертвовал и утвердил за блаженным Бенедиктом всю свою часть в крепости Суйо, что составляло половину её, вместе со всем, что принадлежало этой половине как внутри, так и снаружи, и всю свою часть в вышеназванном монастыре святого Эразма в Формии. Также Сансо, сын Альберта, из Пенненского графства выдал нашему монастырю грамоту на весь жребий своего наследства, то есть на половину крепости, что зовётся Планеллу, вместе с бывшей там церковью святого Стефана и половину Пазиниана с тысячью модиями земли. Также герцог Роберт, взяв Тарент, благороднейший город Апулии, пожертвовал блаженному Бенедикту в этом городе монастырь святого Петра Империала (S. Petrus Imperialis), вместе со всем, что к нему относилось, а также четыре сотни семей, принадлежавших этому месту, и, сверх того, всю его десятину в хлебе и ячмене, вине и масле и всей рыбе в его рыбных ловах, установив штраф в 500 фунтов золота для каждого, кто попытается это нарушить. Тогда же этим деятельнейшим герцогом был взят город Па-норм. Как и по какому случаю этот герцог захватил Сицилию, хоть я отчасти уже касался этого выше, представляется уместным рассказать в этом месте для памяти потомков.

45. Итак, в то время как власть над городом Панормом принадлежала эмиру Вультумину, один из его рабов по имени Белхус, восстав против него, лишил его и чести, и отчизны. Изгнанный из Сицилии, он обратился за помощью к вышеназванному герцогу Роберту. Тогда герцог, собрав флот, под предводительством Христовым вступает на Сицилию, чтобы её завоевать. Сарацины, с сильным войском сразившись против него возле города Мессины, при содействии Христовом были немедленно разбиты; остальные искали спасения в бегстве. Взяв Мессину и убив её эмира, герцог подошёл к Римету и, заставив этот город платить себе дань, с тысячью рыцарями и столькими же пехотинцами пришёл к Замку Иоанна. Белхус, сарацинский эмир, спешно выступив против него с 15 ООО всадников и 100 000 пехоты, начал удивительную и во все прошлые времена неслыханную битву; ибо из христиан не было ни убито, ни ранено ни единого всадника или пехотинца, тогда как огромное количество убитых сарацин едва ли можно было сосчитать. Герцог же, выйдя оттуда победителем, пришёл в долину Демены; построив в ней крепость блаженного Марка, он вернулся в Калабрию и, подойдя с войском к Бари, который занимал первое место во всей Апулией, начал его осаду. Когда после долгой осады тот наконец ему сдался, он с отрядом рыцарей вернулся в Сицилию и, взяв город Катену, велел осаждать Панорм. Осаждая его пять месяцев, он наконец овладел им, как и хотел. Итак, видя, что всё вышло по его воле, герцог, собрав огромное войско, решил разбить лагерь напротив Салерно. Когда об этом узнал вышеназванный папа Григорий, он через отца Дезидерия увещевал князя Гизульфа просить герцога о мире, но тот не захотел дать на это никакого ответа. Герцог же, собрав своё войско, разбил палатки возле Салерно. А князь Ричард по просьбе герцога вышел с другой стороны и начал весьма яростно осаждать [город] при помощи различных боевых машин. Дезидерий, услышав это, пришёл к князю Ричарду и упросил его пойти вместе с ним к Гизульфу. Когда они прибыли, то после многих их слов, сказанных впустую, Гизульф отверг их совет и под присягой заявил, что не намерен заключать с герцогом никакого договора. Наконец, когда в городе закончилось продовольствие, люди начали есть мясо лошадей, собак, ослов и кошек. Собачья печёнка стоила десять таренов, куриная - девять, одно яйцо, а также семь фиг - два денария, а модий пшеницы - сорок четыре бизантия. Когда герцог узнал об их нужде, то в тишине глубокой ночи подошёл в окружении рыцарей к городским стенам и, разрушив закрытые ворота камнями, овладел Салерно. Завладев городом, Роберт приказал построить там церковь святого апостола и евангелиста Матфея, в которой также с величайшими почестями поместил святое тело этого апостола, сохранив для защиты себя и своих детей целую кость его левой руки, вложенную в серебряную раку. Оттуда герцог, после того как к нему присоединился князь, вместе с войском пришёл в наш монастырь и, почтительно принятый Дезиде-рием и братией, вверив себя их молитвам, ещё более усердно приступил к завоеванию Кампании. Когда всё это дошло до слуха папы Григория, он отлучил герцога и князя от церкви и, собрав войско, решил идти против них. Когда об этом сообщили герцогу, он вместе с князем поспешно возвратился в Капую, и они начали осаду: герцог - Беневента, князь - Неаполя. Неаполитанцы же, поражённые страхом перед князем, усердно просили всемогущего Бога, чтобы Он своей кротчайшей милостью соизволил избавить их от власти вышеназванного князя. Когда этот город подвергался ожесточённой осаде, князь и его войско часто видели, как святой мученик Христов Януарий вместе с другими облачёнными в белое мужами ходили вооружёнными по лагерю. Полагая, что это архиепископ, он поручил спросить у него, почему он вопреки его распоряжению идёт в бой вооружённый щитом и копьём. А архиепископ отвечал ему: «Я, как ты видишь, сиятельнейший муж, уже много дней болею и лежу в постели; а кем является тот вооружённый, пусть он сам посмотрит, но пусть точно знает, что этот город защищает и охраняет святой Януарий». Князь же, не поверив его словам, не перестал осаждать город. Во время этой осады он и умер, разрешённый от отлучения; ему наследовал Иордан, его сын. С тех пор между герцогом и князем возникли соблазны раскола и ненависти. Ибо князь, поддерживая папу Григория, получив от беневентцев 4500 бизантиев, разрушает те лагеря, которые герцог укрепил для осады Беневента, и вместе со всеми графами Апулии сговаривается против герцога. Когда об этом сообщили герцогу, который в это время находился в Калабрии, он с 460 рыцарями вернулся в Апулию и, осадив, взял Аскул, Тревико и Ариано, после чего решил идти против князя к реке Сарн. Между тем отец Дезидерий, услышав об этом, пришёл к герцогу и просил его вернуться к миру. Послушный его увещеваниям, Роберт заключает мир с князем. После этого герцог, двинув войско против замка, что зовётся Монтикул, осадил его, а когда взял, то точно так же приобрёл Карбонару, Петра Палумби, Зелёную гору и Гентиану вместе со Спинаццолой. Кроме того, Дезидерий, с досадой перенося то, что герцог уже долгое время остаётся исторгнутым из лона матери церкви, отправился в Рим и начал просить папу Григория, чтобы тот разрешил герцога от уз анафемы, которыми связал его. Добившись этого, Дезидерий, любитель и хранитель мира, отправился к герцогу вместе с кардиналами и разрешил его от уз анафемы.

46. В это же время епископ Розелланской церкви, придя в наш монастырь, положил здесь немалую сумму денег. Когда об этом сообщили князю Иордану, он, послав рыцарей, поручил им забрать эти деньги из церковного хранилища и привезти ему. А братья сказали на это: «Деньги, которые доверены отцу Бенедикту, мы не дадим никому из смертных, но кто посмеет, тот пусть сам заберёт их из хранилища, куда они положены». Рыцари же, услышав это, обуянные дьявольским соблазном, забрали деньги из церковного хранилища и привезли их князю. Когда весть о столь тяжком, столь чудовищном и неслыханно постыдном деянии дошла до ушей папы Григория, он, не терпя, чтобы виновные в этом безрассудстве остались безнаказанными и боясь, как бы по примеру этого преступления наша церковь вновь не подверглась насилию, запретил богослужение в церкви отца Бенедикта и велел обнажить все алтари, заявив, что мог бы осудить Дезидерия и братьев за такое тяжкое преступление, а именно, за крайнюю беспечность и трусость, которую надлежит сурово карать, и должен был бы действовать против нашей общины более жёстко, если бы его не удерживала та любовь, которую он всегда питал к этому месту. Ибо ему казалось более терпимым отдать на грабёж и разорение принадлежавшие нам деревни и крепости, чем позволить этому святому месту, знаменитому и почитаемому всем христианством, подвергаться риску такого бесчестья. Однако после того, как в нашей церкви было запрещено богослужение, десница Божья ненадолго отложила [свою] кару. Ибо князь, виновник такого страшного преступления, после того как получил деньги, потерял зрение. А папа Григорий, заседая в соборе, постановил, что, если кто-то из норманнов или любой человек захватит поместья, монастыри, деревни и владения этого Монтекассинского монастыря и, дважды и трижды увещеваемый, не вернёт их, то он подлежит отлучению, пока не образумится и не даст церкви удовлетворения.

47. В этом же году князь Иордан, о котором мы упомянули выше, по обычаю прежних князей выдал нашему монастырю общую грамоту на все его пределы и владения. Он также посредством грамоты особо утвердил за этим монастырём всё, что как отец его, так и он сам пожаловали, выменяли или возвратили нашему монастырю, а именно, крепость, что зовётся Фратте, Тераме, Пьедимонте, Мор-тулу, Кукуруццо и башню у моря, а также все [владения], которые издавна принадлежали этому монастырю во всей Либурии, вместе с их церквями, пределами и владениями. Он, говорю я, всё это особо утвердил за нашей обителью со всеми их, как мы сказали, принадлежностями, под угрозой штрафа в 4000 фунтов золота для тех, кто посмеет каким-либо образом нарушить это пожалование. Два года спустя тем же князем нашему монастырю была пожертвована церковь святого Руфа в городе Капуе, которая недавно была пожалована ему и утверждена под присягой теми, которым она принадлежала по наследственному праву, согласно обычаю этой страны, вместе с рабами, рабынями и колонами, а также книгами и украшениями и всеми её принадлежностями как внутри, так и снаружи, установив штраф в тысячу фунтов золота для тех, кто попытается нарушить это установление. В эти дни граф Атенульф вместе с братьями также сделал своё пожертвование в это место в виде большого озера, которое находится возле города Аквина, со всеми принадлежностями этого места сверх того пожертвования, которое год назад сделал князь Иордан.

48. В эти же времена ушёл из жизни Гвиницо, благодетельный исповедник и монах нашего монастыря. И поскольку история подошла уже к этому месту, кажется вполне справедливым сказать в этом сочинении несколько слов о его добродетелях. Так, когда Гвиницо во времена негодного Василия был отправлен по делам этого монастыря к рабу Тодину, обосновавшемуся в крепости под названием Бантра, то в ответ на просьбу остаться на эту ночь в вышеназванной крепости заявил, что никоим образом не может оставаться где-либо вне кельи. Тогда Тодин, обуянный дьявольской злобой, когда увидел, что раб Божий вошёл в церковь ради молитвы, то велел с величайшей тщательностью запереть церковь. Посох же, который раб Божий принёс в руке, он передал своей жене и велел запереть в сундук. Но Создатель и Искупитель человеческого рода, который не оставляет уповающих на Него, послал своего ангела, который, не повредив дверные запоры, вывел его из церкви и спрятал у подножия горы. А когда солнце клонилось уже к западу, крестьяне, возвращавшиеся с полей, на вопрос жителей замка, не случилось ли в этих краях чего-либо необычного совсем недавно, ответили, что ничего такого не видели, кроме одного человека, одиноко бредущего босиком и с палкой в руке. Тодин же, негоднейший раб, услышав это, тут же позвал священника и начал тревожно спрашивать, что сталось с человеком Божьим. Когда его искали в церкви и не нашли, то преисполнились великим смущением и изумлением. Но каким образом всемогущий Бог вывел из этой церкви своего раба, не повредив запоры, и поныне остаётся загадкой для всех смертных. Если же кто захочет более полно узнать о блистательных деяниях этого мужа и о чудесах его ученика Януария, то пусть прочтёт книгу о его жизни, написанную нами почти семь лет тому назад. Почти около этого же времени святой памяти Гебицо, уйдя из Кёльна, откуда был родом, пришёл в это место и был посвящён в монахи Дезидерием; это был муж глубочайшего смирения, замечательный блеском добродетельности и, поскольку он имел перед Всемогущим немалые заслуги, не должно показаться излишним, если мы вкратце коснёмся здесь некоторых из тех достоинств, которые о нём сообщают. Так, до обращения у него был один очень близкий друг по имени Адо, очень богатый человек. В канун Рождества Господнего, когда [Гебицо] молился, дьявол явился ему в окружении несметного полчища демонов. Муж Божий стал спрашивать его, говоря: «Чему ты радуешься, несчастный?». Дьявол отвечал: «Я радуюсь, потому что ныне восторжествовал над душой Адо, ибо я только что принял её среди наших». Сказав это, он показал названную душу, связанную на манер скотины и ведомую на [адские] муки. Тогда муж Божий, взяв на себя бремя покаяния богача, начал просить всемогущего Бога, чтобы Он соизволил вырвать эту душу из власти старинного врага. Когда же настала ночь, дьявол явился и так избил его плетьми, что оставил полумёртвым, говоря: «Зачем ты дерзнул просить Бога за того, кто в наказание за свои бесчисленные преступления оказался в нашей власти?». Но и после этого муж Божий не прекращал молиться, пока ангел Господень не явился и не сказал: «До сих пор я и мои собратья заботились об Адо, но воздай благодарность Богу, ибо теперь он свободен и присоединился к нашим собратьям». Однажды ночью, когда [Гебицо] лежал на своём ложе, которое находится перед входом в ризницу, у самого входа в базилику, ему привиделось, будто в хоре стоят братья и по отдельности совершают каждение, и от каждой чаши, казалось, исходит дым, кольца которого собираются над алтарём блаженного Бенедикта. Когда он увидел всё это, явился ангел Господень и сказал: «То, что ты видишь, молитвы братьев, которые для того скапливаются на алтаре, чтобы святой Бенедикт представил их перед престолом Всевышнего». Кроме того, были у этого выдающегося мужа многочисленные чудеса. Если кто пожелает узнать о них, то пусть прочтёт историю его жизни, написанную Павлом, грамматиком и монахом нашей обители. В это же время по приказу Дезидерия в Театинском графстве Атенульфом, настоятелем этого места и монахом нашего монастыря, в очень красивом стиле была восстановлена церковь святого Спасителя.

49. В 1079 году от воплощения Господнего Матильда, графиня Лигурии и Тосканы, преследуя Готфрида, своего мужа, смертельной ненавистью, поразила его через своего раба в пах отравленной стрелой и погубила, когда тот сидел в отхожем месте. Когда это дошло до слуха императора Генриха IV, то он, крайне скорбя о жестоком убийстве этого мужа, отобрав у неё всё, чем она владела в местах по эту сторону Альп, побудил её, дрожавшую от страха, к тому, чтобы пожертвовать папе Григорию и всей римской церкви всё, что принадлежало ей в её патримонии между Лигурией и Тосканой. Итак, это главным образом и стало причиной и началом возникшей между понтификом и императором ненависти. Поэтому понтифик, пользуясь благоприятным случаем, отлучил этого императора от церкви за то, что он присвоил себе права церкви. Цезарь же, проведя совещание с имперскими вельможами, перешёл через Альпы и, желая примириться с понтификом, вступил в Италию. Этот август, три дня простояв босиком перед курией понтифика, который тогда укрывался в одном сильно укреплённом замке Матильды, испрашивал мира. Он просил о нём то лично, то через князей империи, то через доверенных лиц папы. Условием же мира было прощение всего, что было совершено обеими сторонами, и цезарь наконец присягнул на верность римскому понтифику. Когда дело близилось к завершению, понтифик, обманутый советами и лукавством Матильды, отправил за горы одного из своих людей и, послав герцогу Рудольфу императорскую корону, убедил его восстать против августа. Когда цезарю сообщили об этом в Италии, он тут же перешёл в Галлию в 1081 году от воплощения Господнего и вступил в битву против этого герцога. Побеждённый в первой схватке, он затем вышел победителем и уничтожил этого герцога вместе с его войском. Итак, цезарь, не забыв о требующих отмщения обидах, собрав войско, прибыл к Риму, но, поскольку римляне оказали ему сопротивление вместе с понтификом, безрезультатно возвратился назад. В этом же году герцог Роберт переправился через море с 15 ООО вооружённых людей и вступил во Фракию, чтобы её завоевать. Император Алексей, выйдя против него на бой со 170 ООО бойцов, был побеждён.

50. Между тем Генрих, собрав в следующем году войско, пришёл к Риму, силой взял и по большей части разрушил портик святого Петра. Без ведома и желания всей римской церкви он поставил архиепископа Равеннского узурпатором апостольского престола. Услышав об этом, почти все люди этих земель в едином порыве, в едином желании сговариваются против норманнов, чтобы всем разом подняться против них, как только император минует Рим. Те, вызнав это, в страхе принимают меж собой решение так или иначе заключить с императором договор, чтобы в случае, если он овладеет Римом, к нему не присоединились римляне и все народы вокруг, и они не были изгнаны из мест своего обитания. После того как это было оговорено и решено между ними, и их послы пошли к императору по этому поводу и вернулись обратно, они наконец призвали отца Дезидерия и, поскольку не могли найти в тех краях никого другого, на кого могли бы положиться и были в нём вполне уверены, доверили ему всё, что задумали, и убеждали его пойти к императору вместе с ними. И, хотя они собирались заключить с императором договор ради собственной безопасности, они всё же пришли с тем намерением, чтобы ради верности римской церкви побеспокоиться о мире между понтификом и императором. Но когда об этом сообщили папе Григорию, он отлучил от порогов церкви вышеназванного императора вместе со всеми его приверженцами. Когда норманны поняли это, то все, которые раньше искренне и преданно любили названного понтифика, с этого времени отпали от него душой и телом. Император между тем через графов Марсики отправил письмо к отцу Дезидерию, чтобы он пришёл к нему. Но тот не дал на это письмо никакого ответа, ибо не знал, какого рода приветствие ему написать. Тогда [император] отправил ему другое [письмо], сурово угрожая из-за того, что тот не вышел к нему и не ответил на его послание, и велел ему не мешкать, но выйти ему навстречу в Фарфу, если он не хочет жестоко пожалеть об этом. На это Дезидерий написал ему в ответ, не употребив приветствие «выражает должную верность», поскольку считал, что не обязан ему никакой верностью. Хотя он привёл ему в этом письме многие доводы в пользу того, что не может прийти к нему из-за норманнов, он всё же сообщил, что найдёт любую возможности прийти к нему, если тот захочет заключить мир с римским понтификом; и, наконец, желая побудить его к миру, он написал, что в ходе такого раздора не сможет остаться в целости ни государство, ни священство. На это император, разгневанный и движимый сильным негодованием против Дезидерия, строго запретил своим послам, которых он послал к князю, говорить о чём-либо с Дезидерием, и велел князю всеми силами вредить Дезидерию, если тот добровольно не придёт к императору. Когда отец Дезидерий узнал об этом, то в письме сообщил обо всём этом римскому понтифику и спросил, что ему следует делать; но не получил от него по этому поводу никакого ответа. Итак, император вновь послал Дезидерию письмо, чтобы он никоим образом не отказывался от того, чтобы прийти к нему на Пасху и отпраздновать вместе с ним этот праздник, и ещё одно [письмо] послал по этому поводу монахам; но тот, по-прежнему выжидая, не спешил идти к нему. После того как князь и все норманны отправились к императору, и князь уговаривал Дезидерия идти вместе с ними, аббат, призвав братьев, сказал им: «Тесно мне отовсюду; ибо если я не пойду к императору, монастырю грозит опасность и разрушение; если же я пойду и исполню его волю, то подвергну опасности душу; если же я пойду и не исполню его волю, опасность грозит моему телу, и в то же время я боюсь, как бы разгневанный император не уступил этот монастырь, который находится под его покровительством и защитой, норманнам так же, как и всё княжество; и всё же я отправлюсь к нему, подвергая себя смерти и опасности, потому что дорожу своей душой не больше, чем святейшим отцом Бенедиктом; ибо если нельзя поступить иначе, то я желал бы быть отлучённым от Христа за ваше общее спасение душ и тел и за целость этого места. Ведь если я тысячу раз буду убит, никто не отлучит меня от любви к этому месту; ибо я не откажусь выйти навстречу не то что императору, который христианин, но даже любому язычнику или тирану, лишь бы суметь спасти от его варварства средства монастыря. Ведь и папа Лев выходил навстречу арианскому королю Гензериху, чтобы спасти город Рим от разорения и сожжения, и Савин из Канозы приглашал на пир Тотилу, тоже арианина, принял из его рук чашу и пил, и даже отец Бенедикт принял в молитву Цаллу, такого же нечестивого арианина, чтобы побудить его не угнетать крестьянина». Сказав это, он вверил себя отцу Бенедикту и отправился в путь. Тем не менее, он так оберегал себя благодаря покровительству Бога, что на протяжении всего этого пути и во всё время, пока там пребывал, хотя навстречу ему выходили многие епископы и достойные мужи, а также очень многие его друзья и канцлер императора, он никого не поцеловал, ни с кем из них не молился, не ел и не пил совместно. После того как он прибыл в Альбано, он и сам не пошёл к императору, и никого не послал к нему, но всю эту неделю к нему посылались одни лишь угрозы со стороны императора. Ибо тот велел оказать ему верность, стать его вассалом и принять из его рук аббатство. Но Дезидерий отважно отказался от всего этого, говоря, что не сделает этого не только ради аббатства, но и ради чести всего мира. Когда император увидел, что он столь твёрд и непреклонен, то страшно разгневался и приказал князю, чтобы тот взял его послов, пришёл с ними в монастырь и передал его им; но, поскольку князь часто говорил ему много хорошего о Дезиде-рии и привёл к нему последнего, он склонился к тому, чтобы тот в присутствии князя обещал ему дружбу и по мере сил помогал ему в получении императорской короны, но без ущерба для его чина. Так как эти условия показались Дезидерию лёгкими в сравнении с предыдущими, он, поскольку не мог поступить иначе, согласился и обещал ему всё это в присутствии князя. Но, когда тот по-прежнему требовал, чтобы он принял от него посох аббатства, он ответил, что, когда увидит у него в руках корону Римской империи, тогда, если ему будет угодно, он примет от него аббатство, если же не захочет, то откажется. После этого император, получив от князя большую сумму денег, посредством запечатанной золотой печатью грамоты утвердил за ним владения всего Капуанского княжества, удержав за собой и империей Монтекассинский монастырь вместе со всеми его имуществами и владениями. Сверх того, пока Дезидерий там оставался, он ежедневно и часто спорил между тем с епископами, которые были с императором, о чести апостольского престола, и особенно с епископом Остийским, который также, казалось, поддерживал папу Григория; тот показал ему привилегию папы Николая, которую он составил вместе с архидьяконом Гильдебрандом и сто двадцать пятью епископами, о том, что папой в римской церкви никто не может стать без согласия императора, и если это случится, то пусть [этот человек] знает, что его следует считать не папой, но преданным анафеме. Но Дезидерий прилюдно опроверг в этом как его, так и всех, кто его поддержал. Ибо он сказал, что ни папа, ни какой-либо епископ, ни архидьякон, ни кардинал, вообще ни один человек не мог законным образом этого сделать. Ибо апостольский престол - наша госпожа, а не рабыня, подчинённая кому-либо; он возвышается над всем, и потому ни в коем случае нельзя согласиться с тем, чтобы кто-то продавал его, словно служанку. И если это было сделано папой Николаем, то несомненно сделано незаконно и весьма глупо, и церковь не может и не должна терять своё достоинство из-за человеческой глупости; нам ни в коем случае не следует соглашаться с этим, и да не случится более по Божьей воле, чтобы немецкий король ставил римского папу. Когда разгневанный епископ сказал на это, что если бы это слышали заальпийские [вельможи], то они бы все сплотились воедино, Дезидерий ответил: «Если бы не только они, но и весь мир сплотился воедино против этого, то и тогда нас нельзя было бы удержать от этого мнения. Хотя император может на время, если попустит Бог, одержать верх и причинить насилие церковной справедливости, он всё же никогда не сможет побудить нас согласиться на это». Этими и тому подобными многочисленными [речами] он ежедневно и очень часто спорил с ними и опровергал их вескими доводами. Он упорно спорил по этому поводу также с архиепископом Равеннским и посредством справедливых доводов одержал над ним верх в отношении этой привилегии; он сурово упрекал его за то, что он занял папский престол. Когда же тот, приведя многочисленные аргументы, пытался, но так и не смог оправдаться, то ответил, что сделал это вопреки своей воле; ведь если бы он этого не сделал, император несомненно лишил бы его должности. Дезидерий же, получив от этого императора запечатанную золотой печатью грамоту на владения этого места и добившись у него разрешения уйти, вернулся в наш монастырь.

51. Около этого времени достопочтенный Гуго, аббат Клюнийский, муж замечательнейшей жизни и славы, весьма благоговейно пришёл к могиле отца Бенедикта. Достопочтенный Дезидерий, почтительно его приняв, как и подобало принимать такого мужа, присоединил сообщество клюнийских братьев к нашей общине, и эти достопочтенные мужи постановили, чтобы память о них вечно почиталась у нас, а память о нашей общине - у них и в смерти, и в жизни. В то время в Монтекассинском монастыре, когда из этого мира ушёл один брат по имени Григорий, из того места, где он лежал, стал исходить такой аромат, что сладость этого аромата внезапно окутала весь этот монастырь. Когда все этому изумлялись, из больницы пришёл вестник, который сообщил, что умер монах Григорий. В этом же Монтекассинском монастыре жил некий брат по имени Рандисций; сколь славной и какой именно была его жизнь, Господь соизволил открыть в час его смерти. Ибо, когда исполнился срок его жизни и он уплачивал долг смерти, братья, как водится, начали препоручать его душу всемогущему Господу. Когда он испускал уже последний вздох, то с силой, какой только мог, стал сдерживать голоса поющих псалом, говоря: «Молчите, молчите, неужели вы не слышите, какие похвалы звучат в небе? Неужели вы не видите мальчиков, которые поют похвалы? Ибо одежды и лица их - белы, как снег. Поэтому ради Бога очень прошу вас: замолчите и дайте мне послушать столь сладостное пение». Сказав это, он испустил

52. В следующее время Ианнелл и Скифрид от своего имени и от имени своих родителей отказались в пользу нашего монастыря от крепости Сарацениск со всем, что ей принадлежало, тут же получив от Дезидерия двести солидов в павийской монете, установив штраф в сто фунтов золота. В эти же дни Дезидерий в присутствии князя Иордана уступил Готфриду по прозвищу Моний на время его жизни замок Суйо с тем условием, чтобы он признавал, что держит этот замок не от князя и не от кого-либо ещё, но только от названного аббата и его преемников и чтобы с этого времени служил этому монастырю и его аббатам по правде, а перед смертью вернул замок во власть этого места.

53. Кроме того, в следующем году император Генрих пришёл с войском к Риму и начал всеми способами, при помощи разных осадных машин осаждать вышеназванного папу Григория, который укрепился против него в замке святого Ангела. Когда об этом сообщили герцогу Роберту, который в это время воевал с константинопольским императором, он оставил в этом походе своего сына Боэ-мунда, а сам крайне поспешно вернулся в Италию и, собрав огромное войско, решил двинуться против императора для освобождения папы. Когда об этом сообщили Дезидерию, он тут же направил посла в Рим, чтобы доложить императору об освобождении папы и о приходе герцога. Тогда император, уйдя из города, а именно, из-за того, что он был без воинского гарнизона, вошёл в город Кастеллану. А герцог Роберт, в глубокой ночной тишине подойдя с войском к церкви Четырёх Коронованных Святых, по совету Ченция, римского консула, поджёг город. Итак, пока римляне, поражённые этой неожиданностью, были заняты тушением огня, герцог спешно направился с войском к замку святого Ангела и, выведя оттуда понтифика, без промедления ушёл из Рима и привёл папу Григория в наш монастырь; наш аббат под держивал этого папу до самой его смерти вместе с теми епископами и кардиналами, которые последовали за ним.

54. Случилось же, что в то время как папа Григорий служил мессу, некий муж по имени Иоанн неподвижно стоял у подножия алтаря. Когда он поднял глаза к алтарю, то внезапно, впав в экстаз, увидел белоснежную голубку, горлышко которой казалось золотистым, которая сидела на этом жертвеннике. Вскоре взлетев оттуда и сев на правое плечо папы Григория, она, распустив крылья, накрыла оба [плеча] и оставалась в таком положении до тех пор, пока в чаше не произошло смешение тела и крови Христовых. И вновь, как прежде, сложив на плече крылья, она спустилась оттуда к алтарю. Нежно склонив головку к жертвенным дарам, она, в то время как этот муж так и не понял, что это было, с полным клювом тут же устремилась обратно в небо. После этого названный человек вновь пришёл в себя и вернулся к памяти, настолько, что в его душе не осталось никаких следов этого видения. А следующей ночью, когда он предавался сну, ему в дверях его дома явился сиявший как солнце муж с грозным лицом, увидев которого, Иоанн вскочил с ложа, на котором лежал, и, подгоняемый сильным страхом, попытался бежать. Но превосходивший его муж, протянув руку, не дал ему убежать, мягко удержав за левую руку. Беглец же, видя, что ему никак не удаётся освободить свою руку, нехотя остановился, как если бы был связан. Внезапно на помощь ему пришёл убелённый сединой и облачённый в белую столу [старец], рукой утешения унял его печаль и вырвал из плена, в котором его удерживали. Иоанн открыто и бесстрашно спросил его, кто это был, обладавший таким могуществом и блеском. А тот отвечал: «Он - солнце правды». Иоанн: «Назови мне равным образом и твоё имя». А тот: «Тебе не следует знать моё имя, но ответь лучше на мой вопрос. Возможно ты помнишь, что вчера видел в церкви, когда стоял там?». Тот, хотя забвение мешало ему, начал перебирать про себя события и думать, что хочет услышать от него старец, и вдруг вспомнил о случившемся и по порядку поведал ему обо всём этом. А тот сказал: «Иди и как можно скорее поведай об этом папе, чтобы он благодаря силе Святого Духа твёрдо продолжал начатое дело», и тут же скрылся с его глаз.

55. В эти же времена некий знатный житель города Амальфи, отрёкшись от мира и всего мирского, пришёл в это место и был радушно принят Дезидерием; став монахом, он весьма благоговейно пожертвовал блаженному Бенедикту немалую часть спасительного древа и животворящего креста, украшенную золотом и драгоценными камнями и помещённую в золотую икону, которую он вывез из константинопольского дворца во время заговора, который был составлен против императора Михаила. Дезидерий же, отправившись после этого в Капую и видя, что хозяйственные службы Капуанского монастыря находятся уже в руинах, взялся за его восстановление. Так, разрушив прежнюю церковь, он приказал нанять мастеров: одних - для постройки стен, других - для создания с удивительным мастерством капителей колонн. Призвав к себе Бенедикта, настоятеля этого места, он велел, чтобы тот, отложив все дела, старался лично заботиться о восстановлении этой церкви. И тот, подчиняясь его приказу, построил очень красивую базилику отца Бенедикта, как то можно видеть ныне. Эта церковь имеет в длину 98 локтей, в ширину - 52, в высоту - 40, с одной стороны - девять колонн, с другой - столько же. В то время, когда вся земля потрескалась от зноя, Господь послал братьям, в течение нескольких дней просившим об этом всемогущего Бога и отца Бенедикта, проливной дождь. А чтобы верили, что это произошло благодаря заслугам именно блаженнейшего отца Бенедикта, он пролился только в пределах монастырских земель; тогда как за их пределами не упало ни капли.

56. В следующее же время Теодин, сын Майнерия, из Тривенто пожертвовал нашей обители монастырь святого Спасителя, что расположен возле реки Тресты, вместе с крепостью под названием Песклатура, которая принадлежит этому монастырю, и двумя другими церквями, то есть церковью святой Марии в Колле-ротундо и церковью святого Павла в Петра Корвина со всем движимым и недвижимым имуществом этих церквей. Также Трасмунд, граф Теате, точно так же пожертвовал нашему монастырю три крепости своего права в Пенненском графстве, из которых одна называется Арзета, вторая - Бакукку, а третья - Бизен-ти, с более 10 ООО модиями земли. Почти около этого же времени муж Господень Альдемарий, монах нашей обители и выдающийся чудотворец, ушёл из жизни в Боккланике. Некоторые из его чудес, поскольку того требуют обстоятельства, следует для памяти потомков упомянуть в этом сочинении. Так вот, когда он однажды проходил через Бовиан, один из жителей названного выше места, желая его убить, замахнулся копьём, но плечо его внезапно так онемело, что он не мог опустить руку. Тогда он, видя, что поражён такой карой, стал просить этого Альдемария, чтобы он соизволил его помиловать; а муж Господень, совершив за него молитву, тут же вернул гонителю здоровье. Пожалуй, не следует умолчать и о том, что если тот или иной больной принимал в качестве питья воду, освящённую руками мужа Божьего, то к нему очень скоро возвращалось прежнее здоровье. В те же дни вышеназванным князем Иорданом нашему монастырю была пожертвована церковь святой Агаты возле Аверсы, которую недавно Константин Африканский, как мы уже говорили выше, пожертвовал блаженному Бенедикту, вместе с дворами и крепостными и всеми её владениями, как её наделил князь Ричард, отец Иордана, и как держал до дня своей смерти Вильгельм, его капеллан, который восстановил её, и был установлен штраф в тысячу фунтов золота для нарушителей этого его пожертвования.

57. Между тем в этом же году герцог Роберт, который ещё недавно успешно провёл множество сражений с константинопольским императором и его войсками и захватил многие его города, умер во время этого похода, и его тело было доставлено в Италию и погребено в Венузии, городе Апулии. Между тем в день своей смерти он завещал своим капелланам отвезти и передать его сыну в Салерно левую руку святого апостола и евангелиста Матфея. Но те, бедные средствами и ещё более бедные верой, разделили между собой серебряную раку, в которой покоилась святая рука, и, отправившись затем в Иерусалим, вплоть до самой своей смерти втайне держали у себя святые мощи. Когда настал их смертный час, они без ведома товарищей передают названные мощи своим отрокам; о том, как во времена аббата Герарда те доставили святую руку в это место, мы напишем в своём месте. Пожалуй, не будет лишним привести здесь для сведения потомков данные о пожертвованиях этого герцога и его жены Сикельгайты, которые чуть ли не больше всех смертных своего времени старались любить, почитать и уважать это место, отца Дезидерия и нашу общину.

58. Итак, в первый раз, когда аббат отправился к ним в Реджо, герцог подарил ему 600 бизантиев, пять паллиев и одно золотое кадило. В другой раз - один большой паллий и множество драгоценных камней и жемчугов на 700 скифатов. Также в другой раз у Кастровиллари он подарил ему 600 бизантиев и 2000 африканских таренов, тринадцать мулов с тринадцатью же сарацинами и один большой ковёр. Также когда он заболел, он передал ему тысячу скифатов. Также из Галлиполи он передал триста бизантиев и 2000 таренов. Когда он в первый раз пришёл сюда, направляясь в Кампанию, то положил в зале капитула двенадцать фунтов золота и сто бизантиев, на алтарь святого Бенедикта - триста скифатов и три паллия, сто скифатов - на постройку спальни, сто - на трапезную, сорок - на госпиталь, двенадцать фунтов денариев - на больницу и сто михалатов - на роспись зала капитула. Когда он шёл на Аквин, то прислал сюда 500 бизантиев. Когда он вернул Бари, то подарил Дезидерию двенадцать фунтов золота. Также во второй раз, когда он шёл на город Тибуртину, то положил в зале капитула двенадцать фунтов золота, а на алтарь - сто скифатов и один большой паллий. В третий раз, когда он возвращался из Рима вместе с папой Григорием, то положил в зале капитула тысячу амальфитанских солидов и сто бизантиев на алтарь и, уходя отсюда, послал братьям сто девяносто фарганов на спальню. В другой раз он прислал сюда тысячу таренов за рыбу. Также тысячу таренов и одно судно, стоившее тысячу солидов. Также четыреста амальфитанских солидов. Также из Романии он прислал сюда тысячу михалатов. Кроме того, его супруга, когда заболела, послала блаженному Бенедикту сорок пять фунтов серебра и один паллий. Также когда она пришла сюда после смерти герцога, то положила в зале капитула триста скифатов и покрыла все столы трапезной покрывалами. В другой раз они пожертвовали блаженному Бенедикту золотой алтарь, украшенный драгоценными камнями, жемчугами и смальтами; шёлковый покров для алтаря с пурпурной каймой, украшенный жемчугами и смальтами; золотую малую чашу; пурпурную ризу с фризом и орлом из жемчугов; одну тунику из золочёной персидской ткани; четыре плю-виала; четыре шёлковые альбы; восемь альб из хлопчатой ткани; одну пару подсвечников из хрусталя, оникса и серебра; одну пару мисок из серебра семи фунтов; серебряную лампу восьми фунтов; серебряный ларец на алтарь с нигеллой восьми фунтов; большой медный ларец; два серебряных позлащённых кубка с нигеллой 15 фунтов, из которых братья пьют по важнейшим праздникам; серебряную чашу с её блюдцем 24 фунтов; большой кувшин из хрусталя; серебряную чашку с нигеллой 14 фунтов; ещё одну чашку 16 фунтов; и ещё две по 10 фунтов; большую шёлковую ткань с одним ротоном, три другие тоже большие и четыре маленькие; четыре покрова на алтарь святого Бенедикта; два арабских покрывала, которые висят над хором; два других покрывала, которые вешают вокруг хора в течение сорокадневного поста. Также когда она пришла сюда после смерти герцога, то положила в зале капитула пять фунтов золота и два дала на больницу: один - на расходы, другой - на постройку бани. Сверх всего этого и многого другого, что невозможно ни вспомнить, ни исчислить, они пожертвовали блаженному Бенедикту монастырь святого Петра Империала в Таренте с десятиной от рыбной ловли и десятиной со своих маноров; монастырь святого Ангела в Трое, святого Никандра, святой Анастасии в Калабрии, святого Николая в Селлектано и усадьбу в Амальфи вместе с её владениями. В следующем году та же герцогиня Си-кельгайта с согласия своего сына, герцога Рожера, посредством скрепленной золотой печатью грамоты пожертвовала блаженному Бенедикту место в Калабрии под названием Цетрарий со всем его портом, всеми его владениями и всеми проживавшими там колонами, то самое, которое она недавно получила в дар от своего названного супруга, герцога Роберта, но с тем условием, чтобы, пока она жива, это место оставалось в её власти, а после её смерти без всяких препятствий со стороны её наследников и преемников вернулось под власть монастыря; был установлен штраф в сто фунтов золота для всякого, кто посмеет быть нарушителем этого её пожертвования. Она, сверх того, переслала через Дезидерия блаженному Бенедикту драгоценнейший алтарь, изумительно украшенный золотом и смальтами, жемчугами и драгоценными камнями и, что гораздо дороже всего этого, святейшими мощами блаженнейшего апостола и евангелиста Матфея.

59. В этом же году граф Иоанн, сын Ландульфа из Венафра, когда настал его смертный час, приказал отнести себя вместе со своими вещами в наш монастырь и совершил с Дезидерием обмен, которого тот давно желал, в отношении своей крепости под названием Кардет, поскольку она, находясь по соседству, была нам очень кстати. В обмен же за эту крепость были даны четыре церкви, которыми мы владели в Венафре, со всеми их принадлежностями и владениями, а именно, святого Бенедикта, что зовётся Пиццулу, святой Марии в Сале, святого Назария в Пепероццу и святого Бенедикта в самом этом городе, с установлением штрафа в 1000 бизантиев для всех, кто пожелает нарушить этот обмен. В эти же дни Марин, граф Третто, вместе со своей женой Оддуланой пожертвовали блаженному Бенедикту всю свою часть в Треттенском графстве, в замках Спиний и Фратте, установив штраф в сто фунтов золота для тех, кто попытается это нарушить. В эти же дни Гвальтерий, граф Лезины, вернул блаженному Бенедикту реку Лаури со всеми её рыбными ловами и само устье святого Бенедикта со всеми рыбными ловами и его портовыми рабочими как внутри, так и снаружи вместе с его входом и выходом, а также церковь святого Фоки и церковь святого Петра с их владениями, которые противозаконно удерживали люди из города Лезины, установив штраф в 2000 бизантиев для тех, кто попытается это нарушить. В это же время Лев, сын Симеона, когда настал его смертный час, рукой Дезидерия пожертвовал в это место всё своё движимое и недвижимое имущество как внутри, так и снаружи города Бари, установив штраф в тысячу солидов.

60. В свою очередь аббат уступил Ландо, графу Третто, четвёртую часть в названном Треттенском графстве, ту самую, которую граф Марин, как мы сказали выше, вместе со своей женой Оддуланой передал святому Бенедикту, четвёртую часть в замке Фратте и половину в замке Спиний, а также четвёртую часть в монастыре святого Мартина у Аквамундулы, за исключением монастыря святого Марина с его владениями, с тем условием, чтобы с этого времени, когда бы его ни позвали, он верно служил вышеназванному аббату и его преемникам, а после его смерти всё это без всяких возражений вернулось под власть нашего монастыря. Он передал Трасмунду, графу Теате, в аренду вплоть до третьего колена крепость Гору (Mons), крепость Мукклу и крепость Фризу с их владениями, с тем условием, чтобы в третьем поколении вышеназванные крепости вернулись под власть нашего монастыря. В это же время Пётр, сын Григория, римского консула, выдал нашему ^онастырю грамоту на церковь святого Антонина на горе Поркул со всеми её принадлежностями, которую ранее Григорий, римский консул, вместе со своим сыном Птолемеем пожертвовал блаженному Бенедикту.

61. Также сиятельный Григорий из-за великого благоговения, которое он питал к отцу Бенедикту, а через него и к этому месту, вместе со своим названным выше сыном Птолемеем постановил, чтобы во всякое время наше судно со своим капитаном и матросами оставалось свободным от всяких претензий и положенных выплат и чтобы наши монахи никогда не платили ни рыночной, ни портовой пошлины во всех владениях и пределах его власти на суше и на море. Он также пожертвовал тогда блаженному Бенедикту церковь, что зовётся святым Иерусалимом, со всеми её владениями, расположенную в Тускуланском округе, а именно, на тех условиях, на каких он прежде пожаловал и утвердил за Монтекассинским монастырём монастырь святой Агаты и святого Ангела, святой Луции, святой Фе-лицитаты, святого Петра в Плеги, святого Спасителя в Тускуле и святой Марии «у виноградников». В последующее время князь Иордан выдал Дезидерию грамоту на земли, которые наши люди купили в замках Тераме, Пьюмароле и Пье-димонте у людей из Аквина, а также на замки Сарацениск и Суйо и на башню у моря вместе со всем, что им принадлежало, а также на Аквинское озеро, на церковь святого Руфа в Капуе и монастырь святой Агаты в Аверсе: всё это по отдельности со всеми их принадлежностями он утвердил в княжеских грамотах за этим монастырём. Также граф Берард, сын Берарда, графа Марсики, в это время пожертвовал блаженному Бенедикту монастырь святой Марии в долине Поркла-неци и крепость Росколу вместе с их владениями. То же самое сделал и дьякон Иоанн со своими родителями в отношении церкви святого Варфоломея в Арче с её владениями. В эти же дни пресвитер Ромуальд выдал нашему монастырю грамоту на [церковь] святого Иоанна в Конке со всем, что к ней прилегало. Кроме того, Нубило, граф из замка Випера, пожертвовал этому месту монастырь святого Евстафия ниже этого замка и церковь святого Барбата, святого Елевферия и святого Илария и монастырь святого Евстафия в крепости Рибце со всеми их владениями. Но и Андрей, священник и монах, сделал вместе со своими родителями пожертвование нашей обители в виде церкви святого Власия в Лима-те ниже замка, что зовётся «в Карике». В это же время Роланд, благородный муж из города Лукки, пожертвовал блаженному Бенедикту свою часть в монастыре святого Георгия ниже этого города, а также свою часть в церкви святой Марии «во дворце» и в крепости Флексо - в церкви святого Матфея, и святой Марии в Курте веккья, святого Назария в замке (burcho) святого Мартина и святого Мартина в том же замке, и всё, что, казалось, принадлежало ему в графствах Луккском, Луненском, Пизанском, Пистойенском, Флорентийском, Вольтерранском, Попу-лонском и Розелланском. Кроме того, Матильда, герцогиня Лигурии и Тосканы, о которой я упоминал выше, из уважения к этому месту постановила, чтобы наши монахи никогда не платили ни рыночной, ни мытной пошлины в городе Пизе и Лукке и во всех землях её власти. Также Рактерий, сын Петра, из Марсикан-ского округа, выдал в те дни нашей обители грамоту на всю свою часть в церкви святого Бенедикта в Цивителле, в месте Паскузано. То же сделал и Райнальд, сын Обберта, из города Антены со своими родителями в отношении церкви святого Петра в Морино и святой Луции в Ренденарии со всеми их владениями. Также граф Балдуин, сын Одеризия, графа Марсики, сделал в это место пожертвование в виде церкви святого Урбана в Комино и святого Викторина в Викальбо вместе с озером, а также церкви святого Ангела в Праторе вместе со всем, что к ним прилегает. То же сделал и Роберт из Белло прато в отношении церкви святого Иоанна в Пото вместе с её владениями. Пётр и Иоанн, сыновья Атенульфа из Чепрано, в это же время точно также выдали жалованную грамоту на церковь святого Петра в Фабратере вместе с горами, равнинами, лесами и всем, что ей принадлежит. В эти же дни Майо, судья из города Вероли, вместе со своими родителями рукой Дезидерия пожертвовал этому монастырю церковь святого Стефана внутри этого города. Кроме того, Одеризий, сын Ландо из Бабуко, придя в это место, весьма набожно пожертвовал нашей обители церковь святой Марии, расположенную под этим замком, и другую церковь святой Марии в самом названном замке, и святого Павла и святого Архангела в Моццани, и святого Квинциана. Но и Иоанн, сын Лиудина, из города Аквина сделал в этот монастырь пожертвование в виде церкви святого Мартина внутри этого города. Также Рауль Новелл в это же время выдал этой святой обители грамоту на церковь святого Иоанна в Пантано, святого Лаврентия в Доме Палумба, святой Марины на том же холме и святого Власия в Фарнето со всеми их имуществами и владениями. Также Генрих, сын Генриха, графа из замка Кремы, пожертвовал монастырь святого Бенедикта, расположенный во владениях этого замка, и церковь святого Амвросия в замке Айре со всеми их владениями. То же сделал и Пунцо, сын Бенедикта, в отношении двух церквей, а именно, святого Феликса и святой Троицы в городе Сан-Урбано. Пандульф, граф Аквинский, в это время точно так же пожертвовал в это место монастырь святого Мартина на холме Арчицци с его владениями. В это же время Бернард, благородный муж из города Аквина, выдал этому монастырю грамоту на лес, что зовётся Матрелле, в месте под названием ad Ribum tortum, в Аквинском округе.

62. В эти же дни Гвайферий, мудрейший и красноречивейший муж, уйдя из города Салерно, откуда был родом, пришёл в нашу обитель и, принятый Дезидерием, стал монахом. Итак, живя в этом монастыре, он написал «Житие святого Секун-дина», стихи во славу псалтыри, «О чудесах того, кто убил самого себя и был возвращён к жизни блаженным Иаковом», гомилии о пришествии, на Рождество Господне, о Богоявлении и очень многое другое, что мы сочли излишним приводить здесь.

63. Однако Дезидерий старался прилагать деятельные усилия не только в строительстве, но и в переписывании книг. Ибо он велел переписать в этом месте некоторые рукописи, названия которых следующие:

Августин против Фауста.

О труде монахов.

О речи Господа на горе.

Пятьдесят гомилий.

По поводу послания к римлянам.

Речи и послания Павла.

О бытии слово в слово.

Его послания.

Его пасторалии.

О крещении младенцев.

Амвросий «О деяниях, совершённых в Миланской церкви».

О патриархах.

О вере у императора Грациана.

Его речи.

Регистр папы Льва.

Регистр папы Феликса.

Устав Василия.

Иероним по поводу Иезекииля.

По поводу посланий Павла; по поводу 12 пророков.

Евгепий.

Речи Севериана.

История Анастасия.

История лангобардов, готов и вандалов.

История епископа Иордана о римлянах и готах.

История Григория Турского.

Иосиф «Об Иудейской войне».

История Корнелия вместе с Гомером.

История Эрхемберта.

Беда по поводу Товита.

О святых местах.

Большое евангелие, украшенное золотом и драгоценными камнями, в которое он вложил следующие реликвии: часть древа Господнего и часть одеяний святого евангелиста Иоанна. Речи папы Льва.

Речи Григория Назианзена.

Учение отцов.

Сакраментарий с мартирологом.

Ещё один сакраментарий.

Епископский чин.

Гвальфрид «О церемониях».

По поводу устава.

Мартирологи всего года, четыре книги.

Антифонарии на день, которых всегда должны быть два в хоре. Антифонарий на ночь.

Жития отцов.

Установления отцов.

Деяния апостолов с каноническими посланиями и апокалипсис. Послания Павла.

Паралипоменон.

По поводу песни песней Оригена, Григория и Беренгария.

Иоанн Златоуст «О восстановлении павшего».

Диалог, который он сочинил вместе с дьяконом Альбериком о чудесах монахов этого места.

Ещё один диалог.

Диалог о жизни святого Бенедикта.

Иларий «[Книга] мистерий и гимнов».

Седулий «О евангелиях».

Ювенк «О евангелиях».

Медицинская [книга] (medicinalis).

Псалтырь.

Кресконий «О Ливийской войне».

Стихи Арихиза, Павла и Карла.

Стихи Павлина.

Цицерон «О природе богов».

Установления Юстиниана.

Его новелла.

Теренций.

Гораций с геометрией.

Овидий «Фасты». Сенека.

Вергилий с эклогой Феодора.

Донат.

64. Кроме того, в это же время разбойники, пробравшись ночью в погреб нашего монастыря, похитили оттуда мясо, сыр и солонину и наполнили этими товарами свои сумки, но, выходя наружу, попытались поднять сумки, которые наполнили, и не смогли. Тогда бросив поклажу и пытаясь сбежать, они, обходя клуатры монастыря на протяжении всей ночи, так и не смогли найти никакой возможности выбраться оттуда. В те же дни в церкви, которая была построена в честь отца Бенедикта в пределах Либурии, произошло весьма примечательное чудо. Так, когда одного брата отправили получать терраж с деревенских жителей, некий крестьянин, с которого взимали пшеницу, в глубокой ночной тиши наполнил мешок хлебом и, взвалив на плечи, бросился бежать. Но истинно сказанное небесным царём изречение: «Кто ходит во тьме, не знает, куда идёт, потому что тьма ослепила ему глаза». Ибо он, который изо всех сил и со всем упорством пытался исполнять приказания князя тьмы, думая, что идёт по прямой дороге, всю ночь ходил вокруг этого двора. А когда на земле вновь настал день, крестьянин, придя в себя и видя, что произошло на самом деле, хотел уйти с пшеницей и не смог, хотел сбросить пшеницу со своей шеи, но и это не смог. Монах же, исполнив утренние гимны и выйдя из церкви, увидел его, скованного свыше, и, после того как узнал от него обо всём случившемся, прочитал молитву Богу и святейшему отцу Бенедикту и тут же освободил крестьянина от оков, которые его удерживали. В это же время сильный голод случился почти по всей Италии. Тогда Дезидерий, посовещавшись с братьями, стал щедро раздавать пищу нуждающимся.

65. В 1085 году от воплощения Господнего, восьмого индикта, когда сильный недуг удерживал достопочтенного и достойного вечной памяти господина папу Григория VII в Салерно, епископы и кардиналы, которые тогда были там вместе с Дезидерием, спросили его за три дня до его смерти, что он прикажет по поводу устройства римского престола после его смерти, и он ответил, что, если они каким-либо образом смогут, пусть возведут на эту должность названного Дезидерия. Ибо он, помимо того, что был тогда первым кардиналом-пресвитером римской церкви, отличался великой мудростью, исключительным благочестием и крепкой дружбой с живущими вокруг князьями. Если же они так и не смогут склонить его к этому, то пусть поторопятся как можно скорее избрать в папы после его смерти или архиепископа Лионского Гуго, или Отто Остийского, или епископа Луккского, кого из них сочтут наилучшим. Постановив это, он умер 25 мая, в воскресенье, и был почтительно погребён в церкви блаженного апостола и евангелиста Матфея, после того как пробыл в должности понтифика 12 лет, один месяц и три дня. И поскольку римская церковь осталась лишённой пастыря, и еретики и раскольники пытались наброситься на неё подобно волкам, Дезидерий вместе с епископами и кардиналами, а также благочестивыми мирянами, которые до сих пор твёрдо упорствовали в католическом единстве и послушании папе Григорию, начали дружно совещаться, как бы устроить её самым подходящим образом. Итак, они разослали послов и велели собраться отовсюду пригодным для этой должности особам, чтобы при единодушном согласии по милости и при помощи Божьей выбрать из них ту особу, которая была бы наиболее пригодной и подходящей для такой высокой должности. Собравшиеся после этого у названного аббата епископы и кардиналы начали обращаться к нему по поводу решения названного понтифика и весьма настоятельно требовать, чтобы он пришёл на помощь подвергавшейся опасности в такой нужде церкви и принял должность папы. Но он, решительно возражая против этого, отказался принять папскую должность и торжественно обязался быть готовым к служению римской церкви другими способами, какие он знает и может. В день Троицы он вышел навстречу прибывшим из Рима епископу Сабинскому и Грациану, передал им слова, которые вместе с папой Григорием держал по поводу устройства римской церкви, и, одновременно с ними обратившись к князю Иордану и графу Райнульфу, призвал их к служению и поддержке римской церкви и нашёл их полностью готовыми ко всему. Затем он начал страстно призывать кардиналов поскорее определиться с лицом, подлежащим избранию в понтифики, и отправить письма к графине Матильде, чтобы та позаботилась о том, чтобы и те епископы, которых мы назвали, и все лица, признанные пригодными для такой должности, без промедления прибыли в Рим. Те, не став это делать, тайно задумали вместе с князем Иорданом возложить на этого аббата пастырскую заботу и посредством многих уговоров попытались тем или иным образом доставить его в Рим, полагая, что смогут навязать ему это силой. Предчувствуя это, он стал решительно возражать и отказываться, и таким образом, вернувшись в наш монастырь, вновь начал призывать норманнов, лангобардов и всех, кого только мог, к служению римской церкви, и многих из них нашёл склонными и готовыми к этому делу. Но, так как летний зной был чрезмерен, они по этой причине не стали тогда идти в Рим, отложив это до тех пор, пока не спадёт летняя жара и не пройдёт болезненное время. Но, после того как князь, наняв войско, пришёл в Кампанию, чтобы идти ради этого дела в Рим, и его сопровождали также некоторые епископы этих земель вместе с Дезидерием, последний, питая подозрение к названным планам, не захотел идти дальше, говоря, что, если князь Иордан, граф Райнульф и римские епископы тут же не дадут ему своё слово в том, что не причинят ему по поводу этого дела никакого насилия и не позволят, чтобы его причиняли другие, он ни в коем случае не пойдёт вместе с ними. Поскольку те отказались это сделать, дело по этой причине осталось тогда незавершённым.

66. В такой неопределённое™ прошёл уже почти целый год, когда на апостольском престоле не было пастыря, никто не осуществлял заботы о пастве Господней, и ересиарх Гвиберт со своими приспешниками терзал овец Христовых, выкупленных Его кровью, как вдруг около праздника Пасхи епископы и кардиналы римской церкви, собравшись из разных земель в Риме, велели передать названному аббату, чтобы он вместе с римскими епископами и кардиналами, которые тогда были вместе с ним, и с Гизульфом, князем Салернским, который тогда пришёл из цизальпинских пределов, поскорее отправлялся к ним, чтобы они совместно договорились об устройстве римской церкви. Тот, не подозревая, что они уже что-то задумали по поводу него, ибо о нём уже не было никакого упоминания ни с чьей стороны, взяв всех названных лиц, прибыл в римский град. В тот день, когда он прибыл, в канун Троицы, в то время как Дезидерий настаивал, чтобы должность понтифика была поручена кому-либо из тех лиц, которые казались пригодными и им, и ему, всё римское духовенство и народ решительно отказались с этим согласиться. Весь этот день огромные толпы людей, все, кто поддерживал католическую партию, как клирики, так и миряне, стекались к нему, и уже под вечер все разом, как епископы и кардиналы, так и прочие римляне, которые упорствовали в верности князю апостолов блаженному Петру, собрались в дьяконии святой Луции, которая находится возле Септесолиса’, и все дружно начали умолять Дезидерия многими просьбами, чтобы он не отказывался принять должность римского понтифика, и заклинать его во имя божественного и всего человеческого, чтобы он пришёл на помощь подвергшейся опасности и терпящей крушение церкви, неоднократно все разом падая к его коленям, а некоторые даже проливая слёзы. Но Дезидерий, который уже давно решил провести свою жизнь в покое и скорее желал окончить свой срок в небесном странствии, начал всячески отказываться и решительно заявлять, что никогда на это не согласится. Те страстно настаивали, упорно напирали, а он ещё более страстно упирался, ещё более упорно возражал, говоря: «Знайте, что если вы причините мне по этому поводу какое-либо насилие, то я как можно быстрее вернусь в Монтекассино и ни в коем случае не уйду оттуда; вы же из-за этого сделаете великим посмешищем и самих себя, и римскую церковь». И поскольку речи произносились уже не так складно, и уже надвигалась ночь, все разошлись по дома^. Ранним воскресным утром, на Троицу, все дружно вновь собрались у него и начали требовать то же самое, а он — точно так же упорствовать в раз принятом решении. Видя, что уже ничего не добьются, они сказали Дезидерию, пресвитеру и кардиналу-епископу, что они готовы избрать любого, кого он им посоветует. Вследствие этого он, посоветовавшись с Ченцием, римским консулом, решил наконец, что папой следует избрать епископа Остийского. После этого они стали добиваться у него, чтобы он принял в Монтекассинском монастыре того понтифика, которого они изберут, и поддерживал его вместе со всеми своими людьми до тех пор, пока церковь не успокоится, как делал это в отношении вышеназванного папы Григория. Дезидерий обещал делать это весьма охотно и посредством посоха, который держал в руке, убедил их в своей верности в этом деле. Но, когда вот-вот должны были принять решение по поводу епископа Остийского, один из кардиналов, внезапно заявив, что это избрание противоречит канонам, стал кричать, что никогда с ним не согласится. И хотя те доказывали, что с этим следует смириться в силу тяжких обстоятельств, по необходимости, они так и не смогли склонить его к своему мнению. Однако, как утверждает Соломон, мудрый из мудрых, нет разума, нет совета вопреки Богу. Ибо вскоре епископы и кардиналы вместе с духовенством и народом, негодуя на упорство Дезидерия и видя, что ничего не могут поделать с ним просьбами, решили завершить это дело силой. И вот, все разом, с единым согласием и намерением, они наконец хватают его, тащат вопреки его воле и сопротивлению, приводят в названную церковь Христовой мученицы Луции и там избирают его по церковному обычаю, и дают ему имя Виктор. Но, поскольку всё это, как мы сказали, они совершили вопреки его воле и желанию, то, хотя он и надел красную шапку, они так и не смогли надеть на него альбу.

67. Итак, в это же время префект императора, отпущенный герцогом и его матерью, а именно, из-за досады на то, что епископы и кардиналы несмотря на волю Салернского князя не захотели посвятить архиепископа Салернского, вместе с некоторыми нанятыми за грязные деньги людьми засел на Капитолии вопреки этому избраннику и день и ночь причинял ему величайшие тяготы. Через четыре дня этот избранник, уйдя из Рима, прибыл в Ардею и, пробыв там три дня, удалился в Террачину; с того времени он оставил крест, хламиду и прочие папские ин-сигнии, так что его никак не могли уговорить пользоваться ими в дальнейшем, решив на время всей своей жизни скорее окончить её в небесном странствии, чем подставлять шею под тяжелейшие фасции такой должности. К нему ежедневно приставали с просьбами и очень частыми слезами, обвиняли в тягчайших церковных преступлениях, укоряли за гибель многих душ, из-за чего ему самым явным образом грозил Божий гнев, и он, таким образом, вернулся в Монтекассино. Впрочем, на протяжении всего года он оставался столь непреклонен в своём намерении, что его никакими доводами не удавалось склонить к их уговорам и просьбам. Однако кардиналы и епископы, которые с ним были, ни в коей мере не успокоившись из-за этого, стали приставать к князю Иордану, чтобы он поспешил как можно скорее и отправился с ними в Рим для посвящения этого избранника. Тот, придя в наш монастырь с большим войском, отчасти вняв уговорам этого избранника, отчасти из страха перед жарой, не пожелал идти дальше и вернулся назад.

68. В следующем году, в середине сорокадневного поста, когда в Капуе состоялся собор епископов, названный избранник председательствовал на этом соборе вместе с римскими епископами и кардиналами; в нём принимали участие также Ченций, римский консул, вместе с другими знатными римлянами, и князь Иордан, и герцог Рожер почти со всеми своими вельможами; по окончании же собора, когда он не ожидал и не подозревал от них ничего подобного, клирики и миряне вновь начали приставать к нему со многими просьбами и слезами, но он оставался непреклонным целых два дня. Наконец, когда герцог и князь вместе с епископами и прочими католическими мужами, плача, припали к его ногам, он, вынужденный многими доводами и молитвами в конце концов неохотно уступил и подтвердил предыдущее избрание повторным принятием креста и пурпура, а именно 21 марта, в Вербное воскресенье. Вернувшись оттуда в Монтекассино, он отпраздновал там Пасху. Проведя праздник вместе с Капуанским и Салернским князьями, он отправился в Рим, но, переходя вместе со всеми через Тибр возле города Остии, был задержан тяжёлой болезнью и разбил палатки за пределами портика святого Петра. И, хотя Равеннский ересиарх, который захватил папский престол при жизни папы Григория, с вооружённым отрядом удерживал церковь святого Петра, не прошло и дня, как её штурмовали и с Божьей помощью возвратили воины князя. В воскресенье же после Вознесения Господнего, когда многие римляне и почти все жители Трастевере торжественно вышли навстречу большой толпой, названный избранник был по церковному обычаю посвящён римскими епископами, а именно, Остийским, Тускуланским, Портоским и Альбанским, в то время как им помогали очень многие кардиналы, епископы и аббаты, и поставлен на апостольском престоле 9 мая. В этот же день тело святого исповедника Христова Николая из города Миры, в котором оно покоилось 775 лет, было доставлено в Бари. А названный понтифик, пробыв в Риме около восьми дней, вместе с названными князьями вернулся в наш монастырь.

69. А спустя малый период времени графиня Матильда, придя к городу, через послов стала приставать к этому понтифику с великими просьбами, чтобы ей позволили насладиться его видом и беседой с ним. И добавляла, что это и было главнейшей причиной её прибытия в Рим. Хотя телесный недуг принуждал его не покидать нашей обители, он, поскольку для блага святой церкви решил подвергнуться всем, хотя бы и крайним опасностям, отправился в путь по морю. Когда он добрался до Рима, то был весьма набожно и любезно принят графиней, её войском и прочими верными блаженного Петра и восемь дней пробыл в церкви блаженного Петра. Затем, торжественно отслужив в праздник святого Варнавы* мессу над алтарём святого Петра, он в тот же день при помощи и содействии названной графини через Трастевере вступил в Рим. Под его властью тогда находились: весь Трастевере, значительную часть римлян и почти всю знать, а также замок святого Ангела, базилика блаженного Петра и города Остия и Порто. А обосновался он на римском Острове, который тоже был в его власти. Итак, в день, который предшествовал рождеству апостолов, некий вестник, придя якобы от лица императора, увещевал всех консулов, сенаторов и римский народ по поводу императорской короны, когда римляне, внезапно нагрянув, захватили всё, кроме церкви блаженного Петра. В саму же эту церковь, которую удерживали сверху люди вышеназванного понтифика, они никак не могли вступить. Но, так как войско ересиарха Гвиберта было слишком велико, те, которые были на стороне папы Виктора, не имея сил устоять против такой массы врагов, удалились в Трасте-вере или в замок святого Ангела. Уже посреди дня Равеннский ересиарх отслужил мессу в церкви святой Марии на башнях, ибо, применяя огонь и дым, захватил обе колокольни. Когда же солнце склонялось уже к закату, те, которые стояли в церкви, открыто ушли со своим оружием и вернулись домой. Таким образом - увы! - эта апостольская и вселенская церковь блаженного Петра в тот день, когда был её главный праздник, оказалась полностью лишена и ночного, и дневного богослужения. Так разбились надежды Гвиберта, который стремился в праздник апостолов служить там мессу. На другой день апостольский алтарь был отмыт от еретиков и там была отслужена месса. А на следующий день все вернулись по домам, и эта церковь возвратилась во власть папы Виктора. Там в это же время, когда некие паломники пришли ради молитвы к блаженному Бенедикту, навстречу им вышел некий каноник. Когда те спросили, кто он такой, он ответил, что он - апостол Пётр. Те ему: «Куда ты идёшь?», а святой апостол: «Я иду к брату Бенедикту, чтобы вместе с ним отпраздновать день моего мученичества, ибо не могу находиться в Риме, когда мою церковь угнетают различные бури». Когда впоследствии эти мужи рассказали об этом братьям, те для памяти потомков постановили отмечать праздник столь великого апостола так же, как и праздник отца Бенедикта - торжественно и с величайшим благоговением.

70. Между тем ересиарх Гвиберт, который после данной своему господину, блаженной памяти папе Григорию VII, клятвы верности и оказываемого в течение девяти лет послушания захватил апостольский престол, видя, что папа Виктор пользуется у всех великим почтением, разрешил императора Генриха от соблюдения клятвы, которую тот некогда дал папе Григорию в тосканском городе Канос-се, и, призвав его в Рим, начал вместе с ним нападать на католическую церковь. Те же, кто был на стороне папы Виктора в заальпийских землях, узнав, что император задерживается в Риме, решили восстать против него. Император Генрих выступил против них, и обе стороны с переменным успехом, как то обычно бывает, очень долго сражались, совершая многочисленные грабежи, поджоги и убийства. Наконец, названный император, оставив в Германии для противодействия им отряды, взяв отчасти своё, отчасти нанятое или собранное им войско, целых четыре года опустошал Рим и его пригороды разорениями, поджогами и убийствами, какими только мог, и, наконец, возведя на престол своего ставленника скорее за деньги Симона, нежели силой, получил от него императорскую корону и развязал жесточайшее и долговременное гонение как на тех, кто был против него, так и на тех, кто не вступал в общение с ним и его приверженцами и в Риме, и во всей Римской империи. По причине этого церкви почти по всей Римской империи были разорены, христианская вера почти сведена на нет и более 20 ООО человек в разных землях вырезано при содействии папы Гвиберта. Также вместо изгнанных католических епископов, аббатов и других церковных предстоятелей, отличавшихся учёностью и благочестием, он за товар своего проклятого первого наставника Симона Мага ставил по всем городам, монастырям и церквям преступных и глупых прелатов, иногда на два года, а то и на год, и, в то время как не было никого, кто противостоял бы ему вооружённому, свирепствовал всюду в разграблении святых мест и не поддерживавших, а равно поддерживавших его христиан, хоть и с волей Нерона и Деция, но с меньшей возможностью. Гвиберт же, которого куда вернее следовало бы называть папой Дементом, нежели Климентом, в своём маленьком замке, который зовётся Аргентеем, в высокой башне, построенной якобы для его защиты, ожидал симонийских ангелов, летая вместе с которыми, рухнул в тошнотворные стигийские болота, а именно, после того как Бог, во всём благоволящий папе Виктору, перебил ему голени и обратил в ничто. Никто не оказывал ему апостольского уважения и послушания, кроме императора и его приверженцев, или тех, которые из-за стяжательства, что есть идолослужитель, или навсегда, или на время продавали ему себя на условиях присяги; многие из них, которым было известно его вероломство, в то время как он совершал достойные проклятия священнодействия, не принимали в них участия, зная, что он не наследовал никому из римских понтификов, но, как клятвопреступник, узурпатор и виновный в симонии был вышеуказанным образом поставлен вместо папы Григория. Ибо католики, которые из рвения Божьего заботились о вере и религии, примкнули к папе Виктору, отличавшемуся учёностью и благочестием.

71. Между тем названный папа Виктор горел страстным желанием разгромить, подавить и сокрушить неверность проживавших в Африке сарацин. Проведя по этой причине совещание с епископами и кардиналами, он, собрав войско почти ото всех итальянских народов и передав им знамя блаженного апостола Петра, отправил при условии отпущения всех грехов против живущих в Африке сарацин. Итак, когда они под водительством Христовым добрались до африканского города, то, атакуя его изо всех сил, с Божьей помощью захватили [город], перебив из сарацинского войска 100 ООО бойцов. А чтобы никто не сомневался, будто это произошло без воли Божьей, в тот же день, когда христиане одержали над сарацинами победу, об этом благодаря Богу стало известно и в самой Италии.

72. А названный папа Виктор III, уйдя из города, прибыл в наш монастырь и, после того как к нему присоединились епископы и кардиналы, торжественно освятил церковь святого Николая в Пико. А в августе месяце он, решив провести собор вместе с епископами Апулии и Калабрии, а также княжества, отправился в Беневент. Председательствуя на этом соборе, он сказал: «Ваша милость, дражайшие братья и соепископы, знает, и не секрет также для всего круга земного, сколько невзгод претерпел святой римский и апостольский престол, которому я служу по Божьей воле, сколь частым ударам молота подвергся он со стороны погрязших в симонии еретиков менял, так что уже, кажется, почти расшатан и сотрясается столп живого Бога, а невод величайшего рыбака вынуждён вздымающимися бурями потонуть в бездне крушения. Ибо ересиарх Гвиберт, который при жизни моего предшественника, святой памяти папы Григория, захватил римскую церковь, став предтечей Антихриста и знаменосцем Сатаны, не перестаёт попирать, убивать и разрывать овец Христовых. Ибо кто в силах передать, какие беды, какие мучения и какие гонения он причинил ему, став подстрекателем, гонителем, вдохновителем и виновником несчастий папы Григория? Он возбудил против него заговоры и мятежи, прогнал из города, лишил священства, насколько это зависело от него, клятвопреступника и виновного в симонии, поднял против него Римскую империю, народы и царства и, что от века не слыхано, сам, отлучённый и проклятый, дерзнул отлучить от церкви этого святого понтифика, и до сих пор не перестаёт осквернять город Рим клятвопреступлениями, убийствами, вероломствами, заговорами, постыдными деяниями и всеми гнусностями преступлений и пороков; укреплённый вероломством Симона Мага и сделавшись очагом его, он, призвав приверженцев своих беззаконий к столь нечестивому и проклятому деянию, собрав императорское войско, стал узурпатором апостольского престола вопреки евангельской заповеди, вопреки декретам пророков и апостолов, вопреки предписаниям канонов и римских понтификов, без всякого на то решения кардиналов-епископов, не получив поддержки римского духовенства, не вызвав энтузиазма у набожного народа, и сделался главой всяческого злодейства, нечестия и погибели в святой римской церкви. Но, когда милость всемогущего Бога после трудов и битв призвала названного понтифика Григория к вечному покою, и меня, ничтожного, при единодушном согласии епископов и кардиналов, провинциальных епископов и римского духовенства и народа поставили уже во главе апостольского престола, хотя мы всеми способами возражали и противились этому, он, не боясь суда вечного императора, и поныне не перестаёт преследовать Христа и его овец, ради которых Он пролил свою кровь. Поэтому властью Бога, блаженных апостолов Петра и Павла и всех святых мы лишаем его всякого священного звания и сана и, отлучив от порогов церкви, связываем узами анафемы. Знайте также и знайте хорошо, какие коварства и какие гонения причинили мне Гуго, архиепископ Лионский, и Ричард, аббат Марсельский, которые из-за надменности и искательства апостольского престола, которое до сих пор имели втайне, после того как поняли, что не смогут заполучить его, сделались раскольниками в святой церкви. Хотя Ричард сам осуществлял наше избрание в Риме вместе с епископами и кардиналами, а Гуго, придя к нам спустя малое время, распростёрся у наших ног и, в то время как оказывал нам послушание, как верховному понтифику, вопреки нашей воле и протестам, просил у нас должности легата в галльских землях и получил её; итак, пока они видели, что слабость нашей малости противится сделанному и одобренному ими самими выбору, они всеми способами требовали от нас, чтобы мы не сбрасывали возложенное на нас ради церковной необходимости бремя. Но, когда они увидели, что мы склонились к нему, открытая печь изрыгнула давно зачатое пламя честолюбия. Поэтому, видя, что единодушие всех братьев ещё упорнее противится им в этом преступлении соблазнов, они тут же отделились от нашего и их общения. По этой причине мы апостольской властью предписываем вам, чтобы вы позаботились удалиться от них, не вступать с ними в общение, ибо они по своей воле отделились от общения римской церкви, поскольку, как пишет блаженный Амвросий, того, кто отделяет себя от римской церкви, воистину следует считать еретиком. Мы также постановляем, что если впредь кто-либо примет епископство или аббатство из рук какого-либо светского лица, то его ни в коем случае не следует считать среди епископов или аббатов и ему не разрешается какая-либо юрисдикция как епископу или аббату. Мы, сверх того, отказываем ему в милости блаженного Петра и во входе в церковь, пока он не образумится и не оставит место, которое занял по вине как честолюбия, так и непокорности, ибо это такой же грех, что и идолопоклонство. То же самое мы постановляем и в отношении низших церковных чинов. Также если кто-либо из императоров, королей, герцогов, маркграфов, графов или каких-либо светских властей или лиц посмеет предоставить инвеституру на епископства или какой-либо иной церковный чин, то пусть знает, что он - связан узами этого приговора. Не удивительно, когда 318 отцов, собравшихся на Никейском соборе, отлучили от церкви всех продающих и покупающих, говоря: «Кто даёт и кто принимает, подлежит анафеме». Итак, если ты не избегаешь таких епископов, аббатов и прочих клириков, если слушаешь их мессы и молишься вместе с ними, то вместе с ними подлежишь отлучению. Хотя даже считать их священниками совершенно ошибочно. Покаяние же и причастие получают не от кого иного, как только от католика. Если же нет католического священника, лучше остаться без видимого причастия и незримо получить причастие от Господа, чем принимать причастие от еретика и отделяться от Бога. Ибо нет согласия между Христом и Велиалом, говорит апостол, нет соучастия верного с неверным: а всякий еретик есть неверный. Ибо, хотя католики не могут из-за наседающих еретиков иметь святое причастие Христово зримо и телесно, они всё же, когда едины с Христом духом и телом, имеют святое причастие Христово незримо». Итак, когда эти положения были утверждены властью всех заседавших на этом соборе епископов, они, сделав копии, распространили их по востоку и западу.

73. Названный понтифик, тяжело заболев на соборе, по окончании через три дня этого собора поспешно вернулся в Монтекассино и, поднявшись в этот монастырь вместе с епископами и кардиналами, приказал внести себя в зал капитула братьев и под угрозой строжайшей анафемы запретил, чтобы кто-либо из его преемников смел продавать или отчуждать терражи, церкви, деревни и любые владения, принадлежавшие Монтекассинскому монастырю. Точно так же он запретил, чтобы кто-либо из монахов смел выдавать грамоту или аренду без ведома своего аббата; если же он это сделает, то это будет считаться недействительным. Он также постановил тогда, чтобы все монастыри, которые находятся под властью нашей Монтекассинской обители, ежегодно устраивали завтрак для этой нашей общины. Установив это, он при единодушном согласии всех монахов назначил аббатом господина Одеризия, весьма благочестивого мужа и римского дьякона, который тогда исполнял в нашем монастыре обязанности настоятеля, и названные епископы, заседавшие в указанном зале капитула, утвердили это. После этого, призвав тех же епископов и кардиналов, он увещевал и приказывал, чтобы они, согласно тому, что уже давно решил его предшественник, папа Григорий, позаботились как можно скорее избрать в папы Отто, епископа Остийского, и, поскольку тот был рядом, взяв его за руку, препоручил прочим епископам со словами: «Примите его и поставьте во главе римской церкви, и почитайте вместо меня во всём, насколько можете это делать». Устроив это и распорядившись таким образом, он приказал устроить себе могилу в апсиде этого зала капитула и через три дня счастливо отошёл к Господу 16 сентября 1087 года от воплощения Господнего, от кончины же отца Бенедикта 579 года, после того как пробыл в управлении этим монастырём 29 лет, 4 месяца, 16 дней, а на апостольском престоле от самого своего избрания-один год, от посвящения - четыре месяца, семь дней.

74. Кроме того, названный папа Виктор оставил в момент своей смерти в нашем монастыре такие украшения. Почти все их он после освящения церкви отчасти сам приобрёл вместе с братьями, отчасти выкупил как отданные в залог другими. Это были: пять позлащённых риз из белого шёлка и три ризы без золота; три позлащённые розового цвета; две зелёного цвета и другие - лимонного; семь позлащённых пурпурных, ещё пять пурпурных и две аксамитовые; риза врача Иоанна; шесть обычных риз и четыре великопостных; восемь готовых далматиков и ещё одиннадцать других; пять готовых туник и девятнадцать других; и пять на прокат (propter incensum); тридцать восемь плювиалов, украшенных золотом, и восемьдесят семь других; сто девяносто три линейных альбы; десять - из шёлка; позлащённые столы со своими манипулами - девятнадцать; из серебра со своими манипулами - три; и восемнадцать других стол. Семь епитрахилей. Три золотых фанона для иподьяконов и четырнадцать других. Два больших позлащённых стихаря со своими омофорами и ещё семь из шёлка. Панно на алтарь святого Бенедикта: одна створка с жемчугами, а другая створка - позлащённая. Три алтарных покрова с золотом и два других без золота. Одиннадцать больших и превосходных покровов на алтарные фасады. Панно на алтарь святого Иоанна: пять покровов на алтарные фасады и пять алтарных покровов. Панно на алтарь святой Марии: одна створка пурпурная с золотом. Алтарный покров со смальтами. Четыре покрова на алтарные фасады. Четыре покрова. Панно на алтарь святого Георгия, золотой покров на алтарный фасад и ещё четыре без золота. Четыре покрова. Девятнадцать большие дорсалиев. Тридцать малых дорсалиев. Семь остиариев. Двенадцать золотых чаш с их блюдцами: семь больших и пять малых. Золотая свирель с ободком. Две серебряные саксонские чаши и ещё семь серебряных. Две серебряные свирели. Две кадильницы из золота. Две позлащённые из серебра. Ещё две большие серебряные [кадильницы] и восемь других серебряных. Подсвечники из хрусталя, одна пара. Ещё одна пара, серебряная с ониксом. И ещё одна серебряная пара с хрустальными столбиками. И ещё пять подсвечников. Две большие серебряные лампы и одна обычная. Его евангелие. Евангелие императора. Евангелие папы Стефана. Евангелие императрицы. Два евангелия брата Фирма. Евангелие аббата Алигерна. Два сакраментария с серебром. Два эпистолярия, один с серебряной доской, другой - с серебряными досками. Устав святого Бенедикта с серебряными досками. Большая серебряная чаша с драгоценными камнями и смальтами. Два серебряных ларца. Два больших золотых креста с драгоценными камнями, ещё два малых золотых и три серебряных для крестного хода. Подсвечник, кувшин со своей миской. Греческий фумигаторий. Ещё один с нигеллой. Кувшин со смальтами, всё это - из серебра. Золотая дарохранительница со смальтами для тела Господнего и ещё одна большая серебряная с нигеллой. Три коппетеллы из перлов. Две ониксовые чаши. Серебряные миски, две пары. Сто фунтов необработанного золота. Две золотые столы. Императорский фанон, целиком из золота. Двенадцать императорских скарамангиев. Корона из серебра на алтарь святого Иоанна с пятью крестами и ещё один греческий крест. Корона серебряная, позлащённая и украшенная драгоценными камнями, имеющая шесть крестов. Ещё одна корона на алтарь святого Бенедикта, имеющая три украшенных драгоценными камнями креста. В церкви святого Николая серебряная корона и литой серебряный крест. Серебряных корон, которых он нашёл в старой церкви, одиннадцать. Того, что было коротко сказано о жизни и нравах достопочтенного папы Виктора III, а также о восстановлении и почитании этого места, вполне достаточно. Впрочем, пока вращается колесо этого мира, его достохвальные заслуги всегда получают приращение благодаря Иисусу Христу, Господу нашему, который живёт и царствует вместе с Отцом и Духом Святым во веки веков. Аминь.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ТРЕТЬЯ

 

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Начинается пролог Петра Дьякона в четвёртой книге истории Монте-кассинского монастыря к достопочтеннейшему Райнальду, кардиналу апостольского престола и почтенному и благочестивому аббату святейшей Монтекассинской обители

Достопочтенному отцу во Христе и достойному вечной памяти Райнальду, кардиналу святой римской церкви и достопочтенному аббату святой горы Кассино, Пётр Дьякон [оказывает] служение должного послушания. Некогда историки древности, чтобы показать дарование и ум, не переставали усердно описывать те события, которые случайно и какие во благо, а какие к несчастью происходили в Римской империи. Они всеми способами стремились совершенствовать и оттачивать на них или в них стиль своего дарования и посредством давно желанных историй являли императорам благоухающие цветы своего учения. Они обладали величайшим усердием и огромной проницательностью, так что не оставалось скрытым в целом то, что случалось в части деяний. Но, жадные до тщеславной и суетной славы и ослеплённые пустой надменностью, они стремились повсеместно распространить по всему кругу земному преходящую славу своего благородства. Но вы, отец отцов, блаженнейший воин во Христе, досточтимость вашего усердия, желая написать оставшуюся часть истории этой святой обители, соизволили поручить это нашей малости, хоть и с тем же горячим рвением, но с иной любовью. Ибо те писали, чтобы обрести временную, преходящую, мимолётную и зыбкую славу, а ваше подлежащее покровительству Божьему блаженство требует того, чтобы мы были дороги, славны, блистательны и достохвальны у всемогущего Бога во славе будущего покоя, всё повторяя и повторяя в глубине нашей души: «В Господе будет хвалиться душа наша; услышат кроткие и возвеселятся». И я, склонив шею к повелению вашего приказа, начинаю писать четвёртый раздел нашей хроники, которую красноречивейший муж Лев, епископ Остийский, застигнутый смертью, не смог завершить, как собирался. Но, хотя я и вижу в этой святейшей обители столько славных мужей, сведущих в свободных науках, я сдаюсь и подчиняюсь этому высокому долгу. Ибо они - соль земли, те, чьи слова услаждают умы людей, дабы не пропали они от отупения и скуки. Ибо они, как яблоки" и лилии в семиконечном подсвечнике, омывают густую скверну грешников и выводят к ясности вечного света. И вот, когда я, пребывая среди таких людей, отказался от ранее возложенного вами на нас труда, ибо я слаб, необразован и задание мне не по силам, вы, ваше блаженство, придерживаясь во всём пути древних, начали наставлять меня такими словами: «Не медля приступай к тому, что тебе поручают; возведи очи твои к горам, то есть к заповедям закона и милости, и оттуда придёт тебе помощь. Ибо Ему свойственно завершать то, чего мы хотим. Ведь людям свойственно насаждать, а Богу - давать приращение. Ибо Он отделяет спешащих к Нему от оков плоти и крови и ведёт их к милости своей, поднимая из земли и озера несчастья и сажая с князьями своего народа. Итак, полагаясь на Его поддержку, приступай к тому, что тебе велено нами по праву послушания, и вместе с тем, старательно выяснив всё, что произошло в этой обители или в других земных пределах со времени блаженного перехода на небо отца Дезидерия, постарайся тщательно записать это, вставляя в своих местах то, что в наше время Христос совершил в восточных землях через рыцарей пилигримов, и добавляя вместе с тем времена, места, лица и по крайней мере главнейшие деяния и битвы, а именно, с того времени, как эти пилигримы при помощи Божьей отправились в этот поход и до тех пор, пока они не возвратили святой град Иерусалим и не вырвали из рук нечестивцев святой и уважаемый гроб Христов, ради которого они главным образом и отправились в путь». После того как я храбро решился на это, то по мере сил приступил к тому, что вы велели, полагаясь на того, для кого всё возможно и кто по своему щедрому благоволению часто открывает младенцам и неразумным то, что утаено от философов и кичащихся пустой славой, и приводя также в качестве причины, которая извинит грехи нашего невежества, волю такого славного повелевающего отца. И поскольку деяния аббатов со времён отца Бенедикта до восстановления церкви блаженного Мартина уже изложены названным Львом, мы, начав писать от восстановления этой церкви, позаботились включить в эту историю то, что ещё не было записано о жизни святейшего Дезидерия, дабы третья книга не казалась по большей части оборванной, после чего намерены так или иначе описать деяния достопочтеннейшего и благочестивейшего аббата Одеризия и прочих следовавших за ним аббатов. Следует заметить, что всё, что здесь записано, мы взяли из регистров римских понтификов - Григория VII и его преемников, а также из деяний князей и герцогов, иногда передавая лишь общий смысл, а иногда вставляя их слова и деяния, как те были записаны. Далее я включил сюда то, что отчасти слышал из уст достопочтенного аббата Сеньоректа, в своё время замечательного мужа нашего чина, отчасти видел собственными глазами, отчасти узнал из рассказов наших старших братьев и других верных, со времени аббата Герарда, который принял меня в этой святой Монтекассинской обители в первое пятилетие моей жизни, и до сего дня. Кроме того, я записал также то, что недавно, почти три года назад, произошло в нашей обители при императоре Лотаре, в то время как я участвовал в его походе и в интересах святейшего Монтекассинского монастыря присутствовал при императорском дворе в качестве посла, то, что я видел сам и принимал участие почти во всех делах и речах. Предвижу, что если это не будет неприятно вам, о святой отец, то и другим, полагаю, я буду угоден. Ибо я, как вы знаете, никогда не занимался свободными науками, но с пятилетнего возраста, когда я, как мы сообщали выше, по милости Христовой пришёл в это место, всецело отдался духовным описаниям и древним анналам, как то дал Господь, согласно нашему умению и способностям. Если кто-то будет говорить по этому поводу против нас и, признав меня пошлым и неучёным, кричать, что я, мол, вообще не должен был браться за такое сочинение, то пусть знает, что и чудеса нашего Искупителя почти сойдут на нет, если их исследовать с изворотливостью человеческого разума. Ибо тот, кто некогда отверз уста тупой скотине, тот как хочет, насколько хочет и когда хочет, даёт слово в сердца своих рабов. Поэтому через писавшего псалмы пророка Он восклицает: «Открой уста твои, и я наполню их». И в другом месте: «Всякая мудрость есть от Господа Бога и всегда была вместе с ним, и есть до века». И Иаков говорит: «Если же у кого из вас недостаёт мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упрёков, и дастся ему». И вновь: «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов». И любимец Господа Павел, обитель Троицы, избранный сосуд и замечательный наставник церкви, восклицает: «Каждому даётся Духом: одному - слово мудрости, другому -слово знания, иному - дары исцелений, иному - разные языки, иному - истолкование языков, и всё это производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как ему угодно». Поэтому, если увидят в нас немного знания, немного ума, немного добра, это необходимо целиком приписать творцу всего сущего. Ведь Он сказал: «Ибо не вы будете говорите, но дух Отца вашего будет говорить в вас», через которого, в котором и от которого, как известно, норма и начало всякой мудрости, всякого знания и всякого добра. И поскольку есть, возможно, кое-что, за что меня по праву могут порицать мудрые люди, пусть это вменяют нашему незнанию; если же не за что порицать, то пусть это приписывают не мне, а Богу, ибо мы, отторгнутые необходимостью и бурным временем от учёнейших мужей, населяющих это место, записали это сочинение не тем стилем, каким были должны. Ведь по свидетельству блаженного Григория, ум, рассеявшийся по многим предметам, останавливается на чём-нибудь одном. Ведь как портреты людей некоторые живописцы пишут красками на тёмных досках, нанося не характерные и не подходящие краски, так и история теряет величие прелестной красоты, если ум омрачён размышлениями и затуманен мраком мирских забот. Ибо одно совершает язык, другое - слух, третье - рассудок, который Бог вложил в ум человека. И блаженный отец и выдающийся наставник Августин, церковный орган, друг истинного жениха и храм Святого Духа, завещал в своих сочинениях, говоря: «Когда кажется, что мы что-то узнаём, мы ничего не узнаём, но скорее вспоминаем что-то из прошлых знаний, которые были в природе до греха». Ибо в одних естественное знание стёрто из-за природного изъяна, в других же на короткое время сохранилось приукрашенным. Ум же историка не может блистать, пока он занят земными заботами и выгодами, ибо когда человека потрясают мирские бури, то одновременно сотрясается и ум, а когда человек отдыхает, то и ум точно так же отдыхает, как то обычно происходит вокруг огня, так что, когда он со всех сторон обложен соломой и нет никакого движения воздуха, то он не пожирает то, чем его обложили, и сам не гаснет; но, если его немного растормошить, он тут же обращается в пламя. Точно так же и ум, ограждённый разными заботами, не может заблистать к украшению речи и явить блеск и красоту. Вот и я, которого не украшает ни знание грамматиков, ни слава красноречия, ни опыт мудрых людей, но лишь естественный рассудок, который Иисус Христос, Бог и Господь мой, со своей обычной любовью вложил в нашу требующую спасения душу и ум, согласно воле вашей святости и по примеру вдовы, пожертвовавшей в храм две лепты, стараюсь пожертвовать вашему святейшему благочестию то, что могу, и стараюсь посвятить пусть не безупречное, не блестящее, не украшенное, не прекрасное, но убогое, путаное и малое. Поэтому, о Рай-нальд, отец блаженнейший из отцов во Христе, единственное в мире украшение мудрости левитов и монашеского чина, который решил избрать нас недостойных для такого труда, исправьте его, если вам угодно, вашей изящной и блестящей речью, обращая внимание не на убогость простого слова, но на полезнейшую для нашей обители историю. Ведь история - свидетельница времён, свет истины, жизнь памяти, учительница жизни, вестница древних времён, норма всех благ. Ибо подправить её подобает именно вам, кого милость высшего царя поставила колесницей и возницей духовного Иерусалима, наместником Бенедикта и аббатом аббатов. Но ещё упорнее я молю, чтобы вы искали в этом сочинении не силлогизмы слов, не риторические обороты, но, тщательно просмотрев любящим глазом сердца, постарались скорее улучшить его, исправить и устранить лишнее. Но пусть началом и концом нашей речи будет Господь Христос, который есть слово Отца, свет, украшение, блеск, мудрость, доблесть.

Заканчивается пролог

Начинаются главы в книге четвёртой истории Монтекассинской обители

О характере Одеризия и его избрании.

Об избрании папы Урбана.

О восстановлении больницы.

О старце, обманутом и убитом дьяволом.

О папе Урбане, исцелённом блаженным Бенедиктом.

О пожертвовании монастыря святой Марии в Луко, церкви святого Николая в Бальсорано, замка Аквафондата и церкви святого Стефана в Живом ручье.

О замке Суйо.

Об освящении церкви святого Мартина и о смерти герцогини Сикельгайты.

О захвате замка Фратте и его возвращении и об освящении церкви святого Андрея.

О князе Иордане и его сыне, а также о герцоге Рожере и об их пожертвованиях.

О крестоносцах.

О пожертвовании семи церквей, трёх замков и многого другого.

О Цидре, Арнульфе и их пожертвованиях.

Об Атенульфе, графа Аквинском.

О Пальде, графе Венафра, и Тевде и об их пожертвованиях.

О пожертвованиях некоторых людей нашей обители, сделанных в Телезин-ском графстве.

О том, как аббат Одеризий получил от папы Урбана грамоту о свободе нашего монастыря.

О том, как этот папа изъял из-под власти монахов монастырь святого Мавра в Гланнафолии и навечно передал его под управление Монтекассинского монастыря.

О том, как нашему монастырю была пожалована церковь святого Николая в Языческой башне в городе Беневенте.

О том, как Рожер, граф Сицилии и Калабрии, утвердил за нашим монастырём всё, что пожаловала его племянница Рокка.

О том, как папа Пасхалий пожаловал нашему монастырю грамоту на церковь святого Николая в Языческой башне.

О том, как некие благородные капуанцы пожертвовали нашему монастырю башню у моря в городе Суэссе.

О том, как церковь святого Стефана была освящена Бенедиктом, епископом Террачины.

О том, как Вильгельм, граф горы Гарган, выдал нашему монастырю грамоту на монастырь святых дев, расположенный в этом городе.

О том, как граф Роберт пожертвовал нашему монастырю замок Понтекорво, а также о пожертвовании Витекуза и о смерти аббата Одеризия.

О рукоположении аббата Отто и о смерти императора Генриха.

О том, как Алексей, император Константинопольский, послал блаженному Бенедикту один прекрасный паллий.

О том, как церковь святого Ангела в Формиях была освящена святым Бруно, епископом Сеньи.

О том, как монахи пытались низложить аббата Отто, и о том, как во Франции благодаря заслугам блаженного Бенедикта произошло чудо.

О смерти Отто, аббата нашей обители, и о чуде, которое видели в этом монастыре.

О прибытии в это место святого Бруно и о его добрых делах.

О том, как графы Аквинские благодаря измене крестьян разграбили замок Тераме.

Об освящении папой Пасхалием церкви святого Бенедикта в Капуе.

Об отказе Пандульфа, графа Презенцано, от замков Мортула, Кукуруццо и Бантра.

О прибытии императора Генриха.

О том, как папа Пасхалий велел названному императору оказать ему послушание.

О том, как этот император вступил в Рим.

О пленении папы Пасхалия, кардиналов, клириков и мирян.

О битве римлян с немцами.

О коронации названного императора, произведённом этим папой.

Об освящении церкви святого Фомы, расположенной за пределами замка Валлефригиды, и о случившемся там чуде.

О смерти святого Бруно, епископа Сеньи, и о том, каким образом он оставил должность аббата.

О происхождении, детстве и рукоположении Герарда, аббата нашей обители.

О том, как блаженный Бенедикт исцелил Гуго из Альбаспины, и тот впоследствии стал монахом.

О том, как аббат Герард после утверждения в должности получил от папы Пасхалия грамоту о свободе этого монастыря.

О том, как Алексей, император Константинопольский, поручил названному понтифику, чтобы он короновал его римским императором.

О некоторых пожертвованиях и о церквях в пределах города Беневента и в его владениях.

О прибытии в это место герцога Рожера, о свободе, предоставленной им людям Кастельоне, и об уступке церкви святого Петра в Таренте.

О том, как этот папа ввёл герцога Вильгельма во владение герцогством Апулии и Калабрии.

О том, как декан Аццо и его товарищи, отправленные в Сардинию, были схвачены сарацинами вместе с ним самим и освобождены Рожером, герцогом Сицилии.

О том, как названный декан скончался и как видели лампаду, заполненную вместо масла водой, которая постоянно горела.

О том, как нашему монастырю была пожалована церковь святой Агаты в городе Аверсе.

О восстановлении церкви святой Марии в Цингле.

О том, как Рангарда, жена Ричарда из Аквилы, изъяла из-под власти этого монастыря церковь святого Бенедикта в Суэссе, и о других владениях.

О том, как была освящена церковь святого Винцентия на Вультурне, и о чуде, случившемся при смерти Альмана, монаха нашего монастыря.

О том, как люди из Сан-Джермано часто были мятежны, и о постройке замка Янулы.

О том, как графы Презенцано отказались в пользу нашего монастыря от всех своих прав в замке Камин.

Об одном рыцаре, который был посажен в Апулии в яму и закован в цепи, а затем освобождён блаженным Бенедиктом.

О некоторых отречениях и пожертвованиях, сделанных в пользу нашего монастыря, а также об избрании и утверждении аббатисы монастыря святого Иоанна в Капуе.

О том, каким образом аббат нашего монастыря стал зваться аббатом аббатов.

О том, как император Генрих вступил в Рим.

Об удивительном землетрясении, случившемся почти по всей Италии.

О том, как Роберт, король Англии, отправил послов в наш монастырь, и о некоторых пожертвованиях в Сицилии.

О смерти папы Пасхалия и об Иоанне, монахе нашего монастыря, который сменил его в должности папы, а также об освящении церкви святого Мавра во Франции.

О том, как названное землетрясение прекратилось благодаря заслугам блаженного Бенедикта.

О том, как Пётр Дьякон был принят в монахи аббатом Герардом, и о том, сколько книг и гомилий он сочинил.

О некоторых пожертвованиях, а также о церквях и рабах в Сардинии, пожалованных нашему монастырю.

О том, как папа Каликст приходил в наш монастырь.

О том, как архиепископ Капуанский пытался изъять из-под власти нашего монастыря три церкви и как верховным понтификом был вынесен против него приговор.

О том, как этот папа велел возвратить нашему монастырю церковь святой Марии в Цингле.

О том, как аббат Спаран пожертвовал нашему монастырю церковь святого Мартина в Арче.

О том, как город Капуя был предан огню, а монастырь святого Бенедикта в этом же городе остался цел.

О том, как в наш монастырь была доставлена рука святого апостола Матфея.

Об одном хромом, исцелённом блаженным Бенедиктом.

О том, как Пандульф из Секста клятвенно отрёкся от замка Витекуз и о прибытии в это место Понтия, аббата Клюнийского.

О том, как этот аббат уступил ризнице монахов церковь святой Марии в Казальпьяно.

О смерти Герарда, аббата нашей обители.

О рукоположении аббата Одеризия II.

О том, как люди замка святого Ангела в Теодиче восстали и как этот аббат принудил их к верности.

О том, как нашему монастырю была пожертвована церковь святой Марии в Рабиате в земле славян.

О Ламберте, епископе Остийском, который стал папой Гонорием.

О том, как нашему монастырю был передан замок Пико.

О смерти папы Каликста, и каким образом кардиналы разделились при избрании вышеназванного Гонория.

О том, как нашему монастырю был возвращён монастырь святого Магна в Фонди вместе с его владениями.

О том, как монастырь святого Николая в Пико был разграблен графами Аквинскими.

О прибытии в нашу обитель папы Гонория.

О смерти императора Генриха V.

О том, как был низложен Одеризий II, аббат этого места.

Об избрании и утверждении Николая, аббата этого места.

О том, как названный аббат призвал к себе на помощь Роберта, князя Ка-пуанского, из-за замка Суйо, который удерживал Готфрид из Аквилы, и велел вынести к нему серебряные миски и золотой крест, но и названный замок не вернул, и возбудил против себя ненависть монахов.

О том, как этот аббат возвратил Кастельнуово, а замок Пико подчинил власти норманнов.

О том, как два брата испанца Филипп и Филиберт пожертвовали блаженному Бенедикту построенную в Испании церковь, и об отречении аббата Одеризия II от этого аббатства в пользу папы.

О том, как аббат Николай был низложен папой Гонорием.

Об избрании аббата Сеньоректа.

О том, как Гонорий пришёл в это место и посвятил названного аббата.

О смерти герцога Вильгельма и о некоторых пожертвованиях, сделанных в пользу нашего монастыря.

О том, как Анаклет короновал графа Рожера в короли Сицилии.

О том, как Гварин, канцлер названного короля, пытался схватить нашего аббата, но не смог этого сделать.

О чуде при смерти Иоанна и о его видении.

О том, как названный канцлер умер внезапной смертью.

О том, как святой Бенедикт явился некоему монаху по имени Бон.

О том, как некий монах видел душу названного канцлера Гварина.

О смерти Сеньоректа, аббата нашей обители.

Об избрании аббата Райнальда.

О том, как Генрих, герцог Баварии, отправленный императором Лотарем, вступил в королевство вместе с папой Иннокентием.

О том, как император Лотарь возвратил монастырю святого Спасителя в Майелле всё, что было пожертвовано в тех краях святому Бенедикту.

О том, как названный император вместе с императрицей Рихенцей направили в этот монастырь послание, чтобы Господь даровал мир вселенской церкви.

О том, как названный император велел призвать к себе Райнальда, избранного аббата нашего монастыря.

О том, как Пётр Дьякон вместе с некоторыми из кардиналов римской церкви был защитником Монтекассинского монастыря на судебном заседании у императора.

О том, как названные кардиналы просили и добивались, чтобы монахи принесли клятву верности римской церкви.

О том, как Пётр Дьякон на коленях умолял названного императора о правах и свободах нашего монастыря.

О том, как названный император пытался поддержать, защитить и почтить наш монастырь.

О том, как кардиналом Герардом было высказано обвинение: почему они избрали в аббаты иподьякона без согласия римского понтифика.

О том, как названный Пётр остался при дворе ради служения императору.

О том, как названный Райнальд оказал послушание господину папе Иннокентию II.

О том, как названный Пётр вёл диспут с неким греческим философом.

О том, как императором Лотарем нашему монастырю были возвращены многие церкви.

О том, как названный Райнальд получил разрешение вернуться в наш монастырь.

О том, как названный император вместе с императрицей прибыл в наш монастырь.

О том, как названный Райнальд был обвинён перед императором.

О том, как папа Иннокентий послал двух кардиналов для проверки избрания вышеназванного Райнальда, избранного аббата.

О том, как названный Райнальд был низложен папой Иннокентием II.

О том, как кардинал Герард пытался передать избрание [аббата] нашего монастыря в руки папы Иннокентия.

О том, как аббатом стал Гвибальд и был посвящён папой Иннокентием II.

О том, как император Лотарь составил грамоту и утвердил за нашим монастырём все его владения.

О том, как король Рожер, услышав, что часто упоминаемый император ушёл из Кампании, прибыл в Апулию и [узнал там] о смерти императора.

О том, как аббат Гвибальд, устрашённый, удалился в страхе перед Роже-ром, королём Сицилии.

О том, как в аббаты был избран Райнальд II.

О том, как святой Мавр и святой Плацид явились в видении некоему монаху Альберту, и о двух других чудесах.

О смерти Петра, который звался также Анаклетом, и о том, как его приверженцы бросились к ногам папы Иннокентия.

Заканчиваются главы четвёртой книги

НАЧИНАЕТСЯ КНИГА ЧЕТВЁРТАЯ

Одеризий, тридцать восьмой аббат этого монастыря, пребывал в должности восемнадцать лет, два месяца, восемнадцать дней.

1. Ведя происхождение из рода графов Марсики, он во время своего детства был принят в этой Монтекассинской обители достопочтенной памяти аббатом Рихе-рием и облачился в одеяние святого образа жизни; вышеназванный аббат, видя, что он презирает мирскую роскошь, предан духовным чтениям, горячо стремится к созерцательной жизни, предсказал, что он станет выдающимся последователем уставной жизни и аббатом Монтекассино. Своим предшественником, святой и всегда почтенной памяти Дезидерием, то есть папой Виктором, он был назначен настоятелем этого места, в то время как этот понтифик, как мы рассказывали выше, тяжело больной пришёл в это место, приказал внести себя на ложе в зал капитула братии и там в присутствии епископов и кардиналов, которые с ним были, увещевал братьев, чтобы они, согласно тому, что предписывает устав Бенедикта, избрали себе аббата из этой общины. Братья же, проведя совещание, все с равным согласием объявили Одеризия достойным принятия такой высокой должности и избрали его. Когда об этом сообщили вышеназванному папе Виктору, он полностью одобрил их желание и выбор и, тут же велев призвать Одеризия, посредством посоха и устава ввёл его в должность аббата, хотя тот всячески отказывался, упирался и изо всех сил противился этому, громко крича, что слаб и не знает, как нести такую должность, и Богом заклиная его не делать этого.

2. После же смерти вышеназванного понтифика великая печаль и отчаяние поразили всех людей нашей партии, и они уже почти не знали, что делать или хотя бы как позаботиться о церкви. Итак, когда названные епископы рассеялись повсюду, многочисленные гонцы и частые посланцы как римлян, так и заальпийских [вельмож] и графини Матильды, отправленные к этим епископам, вновь стали уговаривать их и в то же время просить позаботиться об устройстве римской церкви и, собравшись воедино, постараться избрать главу христианства, ведь члены при помощи Божьей не должны оставаться без головы, да и церковь легко и в скором времени падёт и придёт в расстройство, если не будет иметь пастыря. Итак, вновь собравшись отовсюду вместе с нашим аббатом Одеризием, они разослали письма римским клириками и верным святому Петру мирянам, чтобы те из них, которые могут, в первую неделю сорокадневного поста прибыли в Террачину, а те, которые не могут, в личных письмах выразили своё согласие с тем лицом, которое они изберут по общему желанию. Точно так же они отправили письма всем проживавшим повсюду в Кампании, княжестве и Апулии епископам и аббатам, чтобы те, которые могут, без канонических отговорок лично вышли им навстречу в названное место и время, а те, которые не могут, постарались передать своё согласие или через подходящих лиц, или письменно. Так и было сделано, и в среду первой недели сорокадневного поста, то есть 8 марта, в Террачине, городе Кампании, наряду с поименованными выше римскими епископами и кардиналами и нашим аббатом Одеризием собрались архиепископы, епископы и аббаты из разных земель в числе сорока человек; а из города Рима Иоанн, епископ Порто, и префект Бенедикт доставили в письмах послание и единодушное согласие: первый - всех кардиналов и клириков, по крайней мере тех, кто стоял на стороне католической партии, второй - всех верных мирян. Присутствовали также некоторые из послов заальпийских [вельмож] и графини Матильды, настоятельно прося, чтобы те при помощи и по милости Святого Духа так позаботились о том деле, ради которого собрались, чтобы они могли доставить радостные вести тем, кто их послал. И вот, на другой день все разом собрались в епископии названного города, в церкви блаженного князя апостолов Петра и святого левита Христова Цезария; когда все расселись, вперёд выступил Тускуланский епископ и по порядку изложил всё, что постановили по поводу устройства церкви сперва папа Григорий, а затем папа Виктор, и одновременно также по какой причине они все собрались тогда в этом месте. Затем епископ Порто и префект Бенедикт, поднявшись, передали послание и вместе с тем согласие на это дело как клириков, так и верных мирян из Рима, а именно: кого они тогда при единодушном желании возведут на эту должность, того они все с равным и аналогичным согласием примут и поставят на апостольском престоле. Когда и аббат нашего монастыря, и архиепископ Капуанский, и, наконец, все собравшиеся одобрили это, как хорошо сделанное и правильно сказанное, и стали многими просьбами умолять всемогущего Бога, чтобы Он соизволил призреть и облегчить несчастье и угнетение церкви, то, проведя совещание, наконец постановили в эти три дня, то есть в четверг, пятницу и субботу, особо соблюдать трёхдневный пост в воздержании, молитвах и милостыни и в постоянных молитвах добиваться, чтобы свыше им было указано лицо, достойное такой высокой должности. Итак, в воскресенье, рано утром, когда все, вновь собравшись в этой церкви, стали совещаться меж собой по поводу такого рода дела, три кардинала-епископа, которые были главой этого собора, а именно Портоский, Тускуланский и Альбанский, поднявшись, всходят на амвон и, водворив тишину, в один голос заявляют, что им угодно избрать в римские понтифики епископа Отто. Когда они, согласно обычаю, спросили, угоден ли он также и им всем, все с удивительным и величайшим согласием внезапно громким голосом воскликнули, что это угодно им и он достоин быть папой на апостольском престоле. Когда Альбанский епископ заявил, что им угодно назвать его Урбаном, все, тут же поднявшись, хватают его и, сняв с него шерстяную шапку, надевают пурпурную, и с восклицаниями и призванием Святого Духа ведут его к алтарю блаженного апостола Петра, и сажают на папский престол 12 марта; таким образом, после того как этим понтификом была торжественно отслужена месса, все, радуясь и воздавая благодарность Богу, возвращаются по домам. Но хватит об этом; опишем теперь, как наш аббат, разрушив старые хозяйственные службы, построил новые.

3. Итак, Одеризий, видя, что восстановление монастыря было прекращено по воле Дезидерия, деятельно взялся за перестройку тех хозяйственных служб, какие ещё оставались из старых зданий. Так, больницу, которую его предшественник Дезидерий с большими издержками и усердием недавно построил вместе с баней, он велел до основания разрушить и основать по случаю расширения монастыря более просторную и лучшую больницу. Итак, построив это здание на склоне горы, он протянул его на ... локтей в длину, ... в ширину и поднял на ... локтей в высоту. Гораздо более красивое и прочное, чем прежнее, оно было весьма изумительно покрыто плиткой и украшено старанием художников, имея с востока... окон. В его головной части он учредил прекраснейшую комнату аббата. А возле неё построил церковь святого апостола Андрея ... локтей в длину, ... в ширину и ... в высоту; сверху она была изумительно убрана балками и досками и покрыта плиткой, в то время как стены были украшены по кругу прекраснейшими образами. А как красив пол, как прочен, как изумительно выложен разными сортами мрамора, ясно для взоров всех. Окружность же хора он обвёл большими плитами двух сортов мрамора. Он, кроме того, поместил в апсиде два окна во фронтисписе с одной стороны и столько же с другой. Эта церковь с одного конца примыкает к апсиде святейшего отца Бенедикта, с другого - к больнице. Возле фасада этой церкви он построил водоём в сводчатом стиле. Далее, учредив с северной стороны этой церкви кладбище ... локтей в длину, ... в ширину и ... в высоту, он покрыл его плиткой. А возле больницы, в нижней части, он выстроил кухню, баню и водоём в прекраснейшем стиле. Воздвигнув там также клуатр для больных на мраморных опорах, он украсил его картинами и покрыл черепицей. Сделав это, деятельнейший муж, ничуть не медля, построил возле атрия кафедральной церкви дворец, в котором должны были гостить знатные гости, ... локтей в длину, ... в ширину и ... в высоту и, сделав настил из балок, покрыл его черепицей. Рядом с ним он велел также изготовить водоём в сводчатом стиле.

4. Кроме того, в это же время в монастыре жил некий брат по имени Майо; то, как он был убит дьяволом и как спасён святейшим отцом Бенедиктом, расскажет настоящий отрывок. Итак, в то время как он, изнурённый старостью, находился в больнице, то на Рождество Господне отправился по нужде своего тела в укромное место. Дьявол, явившись ему в человеческом облике, сказал: «Я знаю, куда ты идёшь, но, поскольку, изнурённый уже дряхлой старостью, ты не сможешь добраться туда без поддержки посреди ночного мрака, следуй за мной; я буду тебе проводником в пути». Когда названный брат услышал это, то, думая, что это человек, а не дьявол, пошёл за ним. Когда же он добрался до большого окна, которое было посреди дворца, древний враг, поставив старика на это окно, сбросил его оттуда и убил. Братья же искали его всю ночь, но так и не нашли. И вот, когда они искали его повсюду и не находили, один монах, подойдя к этому окну и увидев его мёртвым, показал братьям, где он лежал. На другой день аббат увещевал братьев обратиться с просьбами к открывающему вечную справедливость, чтобы Он соизволил открыть, как или хотя бы каким образом названный брат ушёл из этого мира. Тогда тот, кто скончался, явившись в видении одному брату, рассказал, что с ним произошло, прибавив, что после того как он умер и дьявол вёл его по дороге, полной углей, и очень часто катал в самом огне, тут же явился отец Бенедикт и, забрав его из-под власти демонов, включил в свою свиту. Тогда названный аббат, воздав вместе с братьями благодарность Богу за избавление его души, постановил, что сколько умрёт братьев, столько же бедных они должны принимать в качестве гостей вплоть до тридцатого дня, прибавляя, сверх того, ещё одного бедняка за душу Дезидерия, его предшественника, и во всякое время, когда братья встают из зала капитула, они должны петь четыре псалма за усопших, и сколько умрёт братьев, столько же псалмов они должны добавлять из песней восхождения сверх названных четырёх вплоть до тридцатого дня, и, сверх того, по пятницам в течение всего года, как только будет исполнена месса за усопших, они с пением псалмов должны отправляться на кладбище и, совершив там молитву, затем по обыкновению распускать капитул.

5. Далее, в то время как папа Урбан пришёл в те же дни в это место, он был весьма тяжко поражён обычной для него болью в боку. Итак, в канун [дня] отца Бенедикта, когда он страдал от этого недуга и сомневался в присутствии [там] его тела, святой зримо явился ему и сказал: «Почему ты сомневаешься в присутствии [здесь] моего тела?». Понтифик спросил его: «Ты кто?». Святой ответил: «Я брат Бенедикт. Но, поскольку ты сомневаешься в том, что я покоюсь в этом месте, то, чтобы ты больше не сомневался и прочно уверовал, что я покоюсь в Монтекассинском монастыре, вот тебе знак. Когда пробьют первый час ко всенощной службе, ты тут же исцелишься», и, сказав это, исчез. Когда же настал этот час, понтифик, исцелившись, позвал аббата Одеризия, говоря: «Признаюсь, что до сих пор я питал сомнения относительно тела блаженного Бенедикта; но, поскольку в эту ночь он зримо исцелил меня и сообщил, что здесь действительно покоится его тело и тело его сестры, давайте встанем и воздадим Богу величайшую похвалу». С этими словами он по порядку изложил всё, что ему открыл отец Бенедикт. О том, какая радость и какой восторг были тогда у всех по поводу исцеления такого славного понтифика, я не буду передавать, так как до сих пор ещё живы почти все, кто это видел.

6. В это время Гентилис, сын графа Балдуина, вместе с Трасмундом, своим племянником, пожертвовали блаженному Бенедикту монастырь святой Марии в Луко со всем его движимым и недвижимым имуществом, а также церкви: святого Николая в Бальсорано, святого Стефана на Живом ручье, святой Реституты и святой Марии в Морреи и святой Марии в Коллелонго вместе со всеми их владениями. Кроме того, Морин, граф Венафра, пожертвовал блаженному Бенедикту замок Аквафондату, который, как известно и как то содержат грамоты императоров, издревле был расположен в пределах нашего монастыря, вместе со всеми его владениями, установив штраф в тысячу бизантиев; за этот замок аббат передал ему 115 фунтов.

7. В следующее время вышеназванный папа Урбан, вновь придя в эти края, рукоположил Иоанна Гаэтанского, с детства бывшего монахом нашей обители, в дьяконы Латеранской патриархии. В это же время, когда он проводил собор в Трое, городе Апулии, наш аббат Одеризий подал жалобу по поводу кельи святой Софии в Беневенте, но из-за внезапно вспыхнувших боевых действий не смог добиться правосудия по этому поводу. В те же дни, когда в Гаэтанской церкви умер епископ Лев, епископом в этой церкви был поставлен Райнальд, монах нашей обители. Точно так же на острове Сардинии епископом был поставлен Бенедикт, монах нашего монастыря. А кто желает узнать о чудесах этого Бенедикта, пусть прочтёт книгу, которая называется «О чудесах» и написана нами примерно семь лет тому назад. В это время Ричард, которому было дано прозвище Аквильский, придя в наш монастырь, клятвенно подтвердил нашему аббату, что будет признавать владение замком Суйо только от лица Монтекассинского монастыря, а не от какого иного лица, и с этого времени будет служить за названный замок святому Бенедикту, согласно условиям, которые Готфрид Моний давал аббату Дезидерию; после же его смерти замок без всяких возражений вернётся под власть этого монастыря.

8. Далее, когда от освящения кафедральной церкви шёл уже четырнадцатый год, а от воплощения Господнего - 1090-й, и со смерти достопочтенного и достойной постоянного почтительного поминания памяти папы Виктора III прошло уже три года и шестьдесят три дня, церковь святого исповедника Христова Мартина, которую названный достопочтенный аббат Дезидерий, как мы говорили выше, изумительно и очень красиво воздвиг на шестнадцати мраморных опорах в том месте, где она была некогда построена блаженнейшим отцом Бенедиктом, а именно возле монастырских ворот, и отлично украсил её как мозаикой, так и разной живописью, была освящена под руководством и по приказу вышеназванного отца Одеризия. Освящена же она была 18 ноября, а именно в день отдания этого блаженного исповедника Мартина, в понедельник, при большом стечении людей разного звания и при величайшей всеобщей радости вместе с тремя своими алтарями. Первый и главнейший из них освятил в честь самого блаженного Мартина достопочтенный муж, господин Иоанн, епископ Тускуланский. Тот же, который расположен в правой [стороне] этой базилики, освятил в честь святого мученика Эразма господин Райнальд, епископ Гаэты, который в этом самом году был дан этой церкви в епископы из нашего монастыря, как мы сообщали выше. Третий же [алтарь], который установлен с левой стороны, благословил в честь славного исповедника Христова Амвросия господин Онест, достопочтеннейший епископ Вероли. В алтаре же святого Мартина были положены такие мощи: апостола и евангелиста Матфея, евангелиста Марка, епископа Мартина, Корнелия и Киприа-на, Кирина и Максима, папы и мученика Стефана, Себастьяна, епископа и мученика Фоки, сорока мучеников и рука святых Фаустина и Иовитты. В алтаре святого Эразма содержатся мощи его самого, а также мучеников Каста, Секундина и Ипполита. А в алтаре святого Амвросия находятся его мощи, а также мощи епископа Августина, мученика Панкратия и реликвии (vocabulum) святого пресвитера Иеронима. Вместе с ними в этом освящении принимали участие также другие три епископа, а именно, Ламберт из Алатри, Роффрид из Соры и Лев, епископ Венаф-ра. Причиной того, что освящение этой базилики так долго откладывалось после смерти отца Дезидерия, было то, что аббат, застигнутый смертью, оставил некоторую часть картин, а также значительную часть пола незавершёнными. Ибо он строил её дважды. В первый раз, после того как Дезидерий поставил колонны и эпистили, а сам отбыл в Капую, церковь обрушилась до самого основания. Когда он узнал об этом, то сказал: «О священник Божий Мартин, выдающийся пастырь, помолись за нас Богу». Тут же вернувшись в это место, деятельнейший муж начал заново строить церковь в том виде, в каком её можно видеть ныне, но, как мы говорили, застигнутый смертью, не успел её завершить; его преемник весьма усердно позаботился её достроить и добавить всё, что казалось необходимым, и, таким образом, велел весьма почтительно её освятить, как было указано выше. В это время герцогиня Сикельгайта, жена доброй памяти герцога Роберта, о которой мы упоминали выше, уходя из жизни, ввиду великого доверия, которое она питала к отцу Бенедикту, велела привести себя в этот монастырь и похоронить в парке этой церкви, перед базиликой блаженного апостола Петра.

9. Кроме того, в это же время некий рыцарь по имени Ричард, живший в замке под названием Спиний, когда у него в амбарах не стало припасов, поспешно отправился к аббату и, предъявив вместо денег просьбы, униженно просил немного пшеницы, чтобы облегчить свою нужду. И тот, сочувствуя нужде просящего, охотно обещал несомненно дать ему десять модиев пшеницы; а чтобы придать веры словам и обнадёжить его, сказал, когда и откуда он всё это получит. А тот, бедный средствами, но ещё более бедный умом, напротив, задумал воздать блаженному отцу Бенедикту за благодеяние гонением, за милосердие нечестием, предпочтя владеть большим вместе с проклятием, нежели довольствовать малым с благословением. Ибо по наущению дьявола, жестоко завидовавшего любви одного и утешению другого, этот Ричард поспешил донести Райнальду Риделлу, своему господину, находившемуся тогда в городе под названием Третто, о том, что нашёл у аббата, - не для того, чтобы наставить его примером любви, но потому что считал удобным сдать ему в момент получения пшеницы замок, что зовётся Фратте, в котором та была сложена. Тогда тот, преклонив слух к совету предателя, клятвенно уверил этого Ричарда в том, что отдаст ему половину вышеназванного замка. Итак, когда наступил праздник святой Приски, организатор нечестивого преступления под видом дружбы вступил в названный замок. Некоторые юноши, сопровождавшие его по двое, опустив лица, были приняты населявшими замок людьми с обычным гостеприимством, но, принятые не по праву добродетели, а по указанию коварства, внезапно из гостей превратились в хозяев. Когда об этом сообщили аббату Одеризию, он передал этому Райнальду просьбу возвратить замок монастырю, получив в качестве выкупа сто солидов. В то время как тот отказывался даже слышать об этом, аббат целую неделю уговаривал его, но тот, не желая оказать правосудие этому месту, был отлучён перед телом отца Бенедикта. А на четвёртый день Ате-нульф, граф Аквинский, направленный аббатом туда с войском, был принят в замке его жителями и начал всеми способами осаждать цитадель. Я хочу рассказать об удивительном, но весьма правдивом деле. Так, когда те, которые были в цитадели, бросали на каждого из осаждающих камни и дротики, из тех ни один ни в чём не пострадал; таким образом, при помощи Божьей и благодаря заслугам блаженного отца Бенедикта они силой взяли эту цитадель, захватив всех верных этого Рай-нальда, которые были там найдены, со всем их добром. А чтобы верили, что это свершилось при помощи и по воле блаженного Бенедикта, явился некий монах, прогуливавшийся посреди войска, хотя ни один из монахов тогда не участвовал в этой битве. А на седьмой день, в то время как названный аббат был вместе с папой Урбаном в Капуе и вокруг стояло множество клириков и благодарных капуан-цев, названный Райнальд, придя босым вместе со всеми, кто с ним был, принёс публичные извинения, и, таким образом, с него было снято отлучение. В тот день, когда мы вернули вышеназванный замок, в 1094 году от воплощения Господнего, второго индикта, 30 января, церковь святого апостола Андрея, которую, как мы говорили выше, построил этот аббат, была освящена господином Райнальдом, епископом Гаэты и монахом нашей обители; в ней были помещены реликвии святых, которые указаны ниже: часть вериг святого апостола Петра, [мощи] апостола Андрея, апостола Иакова, апостола Филиппа, апостола Матфея, апостола Матфия, святых невинноубиенных, первомученика Стефана, папы Урбана, папы Феликса, папы Григория, Марцеллиана и Марка, дьякона Кириака, Козьмы и Дамиана, мученика Вита, Савина, епископ Канозы, Антония Константинопольского и святой Лу-цины. В это же время Одеризий, сын Одеризия, графа Сангрского, когда настал его смертный час, пожертвовал блаженному Бенедикту две крепости своего права, а именно, Фрактуру и Холм Ангела, и всё, что, казалось, принадлежало ему по отцовскому и материнскому праву во всём Сангрском графстве.

10. В это же время князь Иордан, о котором мы упоминали выше, когда принял сдачу почти всей Кампании, выведенной из-под власти апостольского престола, окончил жизнь в Пиперне, и его тело было доставлено в этот монастырь и погребено возле церкви блаженного апостола Петра. Капуанцы же, когда узнали о смерти князя, сговорившись против Ричарда, сына вышеназванного князя Иордана, и его матери, захватывают укрепления города Капуи и изгоняют из города всех норманнов. Ричард же, удалившись в Аверсу вместе с матерью, призывает себе на помощь герцога Рожера. Придя в летнее время, он предал огню и мечу все прилегающие к городу Капуе места и до тех пор беспокоил их, пока капуанцы, вынужденные необходимостью, не отдали названному Ричарду укрепления и, приняв его, посвятили себе в князья. Кроме того, герцог Рожер в это же время выдал блаженному Бенедикту грамоту на всё, что герцог Роберт, его отец, вместе со своей женой пожаловали этому месту, и на монастырь святой Анастасии вместе с его владениями в округе Фоллокастри. И, сверх того, десять человек в этом замке, чьи имена следующие: Пётр Макри со своей семьёй, Никифор со своей семьёй, Феодул Дими-ни со своей семьёй, Андрей Скелокселли со своей семьёй, Феодул со своей семьёй, Марин, Лев Доркари, Кондомити, Калацури Перехита, Лев Фаргадари, - всех их вместе с их семьями и имуществом он посредством скрепленной золотой печатью грамоты пожаловал в эту святую обитель, а также: монастырь святого Николая в Бизиньяно, святого Ангела в Трое, святого Никандра, Кастельоне и усадьбу в Амальфи, установив штраф для тех, кто попытается это нарушить, в 50 фунтов чистейшего золота. Но и его брат Боэмунд в том же году точно так же посредством скрепленной золотой печатью грамоты утвердил всё, что его отец передал в это место, вместе с монастырём святого Петра Империала в Таренте со всеми без исключения его владениями, и десятую часть от пшеницы, вина, ячменя, скота, рыбы, которые он тогда имел или будет иметь впредь.

11. В 1095 году от воплощения Господнего, третьего индикта, 4 апреля, в среду после отдания Пасхи, примерно с четвёртой ночной стражи и до предрассветных сумерек, по всем землям видели, как звёзды падали с неба по направлению к западу в неисчислимом количестве. В это же время пришло в движение несметное и неисчислимое множество западных народов, событие удивительное и неслыханное во все прошедшие века, когда столь внезапно, столь единодушно, столь согласно без чьего-либо повеления сговорилось столько народов, столько князей, сколько никто не сможет обнаружить, что бы он ни прочёл, что бы ни слышал когда-либо, что бы ни видел где-либо. Поэтому никто не может усомниться в том, что это не могло произойти или хотя бы даже начаться без небесной воли и промысла Божьего. Из великих и многообразных деяний их всех я решил коротко и сжато включить в это сочинение по крайней мере важнейшие и самые замечательные, ибо в моё намерение не входит излагать их все по порядку, да и в любом случае они столь многочисленны и велики, что требуют немалого досуга всякого мудрого человека и трудов обширной и специальной книги. Говорят, однако, что движение это началось в Галлии по случаю некоторых кающихся князей. А именно, по той причине, что они не могли понести достойное покаяние за неисчислимые преступления среди своих и, как светские люди, сильно стыдились жить среди знакомых без оружия, они по распоряжению и совету святого папы Урбана, весьма мудрого и воистину апостольского мужа, который в то время прибыл в эти края по делам церкви, торжественно и с величайшей готовностью обещали предпринять заморский поход, навязанный им в наказание и во отпущение их грехов, для освобождения Гроба Господнего от сарацин, уверенные и убеждённые в том, что все невзгоды, все опасности, короче говоря, все неприятности, какие с ними приключатся, будут получены ими от Господа вместо покаяния, чтобы они наконец воздержались от прошлых беззаконий. Итак, когда слова такого рода понемногу перелетали от одного к другому и из провинции в провинцию, трудно поверить, какой величины за короткое время достиг этот сговор. В качестве очевидного и особого знака этого похода они по общему решению постановили нашить везде на своих одеждах, на правом плече, знак святого креста и в то же время решили часто восклицать громкими голосами во время всего пути: «Это угодно Богу (Deus lo volt)! Это угодно Богу! Это угодно Богу!». И это в самом деле было угодно Божьей воле, и Он со своим милостивейшим и в то же время всемогущим милосердием решил и христиан тех земель, уже столько времени живших под игом и насилием сарацин, избавить от их власти, и нам позволить в своей любви отвоевать как эти святые места, освящённые Его спасительным рождением, страданием и погребением, которые Он из-за беззаконий наших и отцов наших по тайному своему приговору на протяжении уже стольких лет дозволял захватывать и осквернять безбожникам, так и сам святой город Иерусалим, и милосердно услышать всех верующих в круге земном, желающих посещать и почитать его без всякой опасности. Итак, когда из всего того множества, которое уже взялось за это, образовались три отряда, одна часть их во главе с герцогом Готфридом, его братом Балдуином и графом Балдуином из Монса, и в то же время неким Петром Пустынником, за которым следовала огромная толпа немцев, вступила в Венгрию по дороге, которую некогда учредил король Карл, пришла в Константинополь, куда перед ними уже прибыла огромная толпа ломбардцев и лангобардов. Другая часть во главе с Раймундом, графом Сен-Жилля, и епископом Jle Пюи отправилась через землю славян. А третья часть во главе с Робертом, графом Фландрии, Робертом, графом Нормандии, а также Гуго, носившим прозвище Великий, Вильгельмом, сыном маркграфа, и многими другими по древней дороге прибыла в Рим. Последние, проходя через наш Мон-текассинский монастырь и горячо вверяя себя отцу Бенедикту и братьям, отправились в Бари. Между тем Боэмунд, сын доброй памяти герцога Роберта по прозвищу Гвискар, который уже давно сперва вместе с отцом, а затем и лично успешно провёл множество битв с константинопольским императором и его войсками, когда он вместе со своим дядей, графом Рожером, был в походе в пределах Кампании и всё это по порядку дошло до его ушей, тут же, вдохновлённый свыше к принятию такого рода служения, велел принести шелковую ткань и, разорвав всю её на части, приказал сделать из неё как себе, так и своим людям и многим другим, прибывшим к нему ради этого дела, кресты на одеждах, что, как он слышал, делали другие, и одновременно приказал всем громкими голосами кричать: «Это угодно Богу!». Возбуждённые этой молвой все рыцари Рожера внезапно соединились в такого рода союзе в таком количестве, что названный граф, когда при нём остались лишь немногие, в печали возвратился в Сицилию. А Боэмунд, тут же вернувшись домой, собрался к выступлению в названный поход. С ним отправились следующие капитаны: Танкред, сын маркграфа, Роберт, сын Герарда, Ричард из Принципата и Райнульф, его брат, Роберт из Ансы, Герман из Канн, Роберт из Сур-деваля, Роберт, сын Тристана, Унфрид, сын Рао, Ричард, сын графа Райнульфа, Готфрид, граф Руссильона и епископ, и Герард, его брат, епископ из Ариано, Боэлл Шартрский, Альберед из Каньяно и Готфрид из Монтескальозо и очень многие другие, которых мы сейчас не помним. Когда же они переправились, то прибыли в Белону', и там с ними соединились граф Фландрии, граф Нормандии и многие другие, которые переправились вместе с ними. Отправившись дальше, они прибыли в пределы Болгарии, затем - в долину Андронополя, затем - в Касторию, затем - в Пафлагонию и, наконец, к реке Вардар. Когда император услышал о прибытии Боэмунда, то отправил некоего куропалата, который должен был безопасно и почтительно проводить его вместе со всеми его людьми до Константинополя. Придя же к городу Руссе, Боэмунд, оставив там всё войско, вместе с немногими отбыл в Константинополь, чтобы побеседовать с императором, и застал там герцога Готфрида с его братом. Между тем граф Сен-Жилль с епископом Ле Пюи, едва уйдя после многих опасностей из земли славян, прибыли в Диррахий и, отправившись дальше, через несколько дней вступили в Константинополь. Следует верить, что до этого места все те, о ком мы говорили, особенно, первые, добрались отнюдь не так легко, но с большими трудностями и многими тяготами и опасностями, которые они претерпели по разным местам как со стороны турок, печенегов и других варваров, так и от войск названного императора; при этом очень многие из них погибли: одни - от голода, другие - от меча, третьи - от разных видов болезней и смертей, хотя Христос много раз даровал своим пилигримам победу над названными варварами. Кроме того, предусмотрительный и хитрый император начал вести переговоры с герцогом и графом, а также Боэмундом и прочими их товарищами о том, что если они под присягой гарантируют ему безопасность и верность, то и он точно так же будет с ними честен и гарантирует им всем безопасность, а также поклянётся, что он сам со своим войском отправится вместе с ними в путь к Святому гробу по суше и по морю, разрешит им торговлю, щедро возместит потери и, сверх того, даст Боэмунду землю в пределах Антиохии на пятнадцать дней в длину и восемь дней в ширину. Но, хотя они долгое время сознательно отказывались это делать, они наконец, вынужденные великой и неотвратимой нуждой, согласились присягнуть таким образом, что если император будет честно соблюдать в отношении их ту клятву, какую он обещал дать, то и они также никогда не нарушат своей. Сделав это, всё войско вышеназванных [мужей], тут же перейдя через залив, отправилось к городу Никомедии. Итак, герцог Готфрид, видя, что дорога, по которой они должны были идти к Никее, чересчур тесна для такого большого войска, а именно, из-за весьма крутого и высокого нагорья, отправил вперёд три тысячи человек с секирами и другими железными орудиями, чтобы мужественно прорубить и расширить эту дорогу, и приказал им сделать железные и деревянные кресты и поставить их на столбах в качестве дорожных знаков. Наконец, добрались до Никеи, которая, как известно, является крупнейшим и сильно укреплённым городом и столицей всей Романии, и 6 мая разбили там лагерь, и осаждали её в течение семи недель. В первый и во второй день наши столь яростно штурмовали город, что проломили некоторую часть стены. А на третий день, когда Солиман, король гуннов, которых мы ныне называем турками, хотел с 200 ООО всадников войти [туда] на подмогу своим товарищам со стороны южных ворот, которые ещё не охранялись, на них внезапно напал граф Сен-Жилль и сокрушил их с такой силой, что лишь немногие едва уцелели, а остальные были перебиты. Они с Божьей помощью победили также других, которые пришли с такой наглостью, что даже принести с собой верёвки, которыми собирались вязать наших, и посредством пращей и других орудий побросали за городские стены их головы для устрашения остальных. Тогда, чтобы совершенно помешать всякому доступу в город, каждый из названных магнатов сделал в своем округе по одной деревянной башне, и они при помощи различных осадных машин начали сокрушать стены города. После этого, проведя совещание, они избрали из своей среды трёх наиболее мудрых мужей и послали их к эмиру в Вавилонию с письмами такого рода: а именно, чтобы он знал, что все франкские князья дружно отправились в Иерусалим, решив расчистить путь к гробу Господнему и желая при помощи Христовой избавить христианскую землю от владычества нечестивых язычников и постыдно изгнать их оттуда; пусть он подумает ныне, что ему делать, и выберет - то ли принять веру Христову и оставаться впредь их другом, то ли предпочесть дружбу язычников и выйти им навстречу для битвы. Итак, возле города было немалой величины озеро, по которому турки, выходя на кораблях, доставляли горожанам кое-какие припасы. И вот, составив план, [наши] послали к императору, умоляя, чтобы он передал им несколько кораблей и велел доставить их в городскую гавань, а затем на быках перетащить через горную местность в названное озеро; что и было сделано. Когда корабли причалили, наши ввели их ночью с вооружёнными туркополами на борту в озеро, - этих туркополов император прислал вместе с названными кораблями, - и с наступлением утра начали спешно двигаться по направлению к городу. Турки, увидев это, стали сильно удивляться, не зная, то ли это наши силы, то ли силы императора. Когда же они узнали, что эти корабли передал император, что он содействует нашим, а из их людей никто не может прийти им на помощь, то, смущённые и перепуганные, придя в полное отчаяние, послали сказать императору, что если он позволит им безнаказанно уйти вместе с их жёнами, детьми и оружием, они тут же добровольно сдадут ему город. Тогда император передал им, чтобы они, сдав город, без всякого страха уверенно поспешили к нему. Но, поскольку император уже давно обещал передать нашим всё золото, серебро, коней и городскую утварь, а также построить там латинский монастырь и странноприимный дом, наши, надеясь, что в его словах - правда, одобрили и дозволили эту сдачу. Однако, получив город, император, сильно радуясь, не сделал ничего из того, что обещал. После этого наши, снявшись с лагеря, когда уже на третий день совершали путь перед рассветом, сбились ночью с пути и на протяжении почти двух дней были разделены на два отдельных отряда. Между тем огромное множество турок, персов и арабов, объединившись, ранним утром начали действовать против отряда, в котором был Боэмунд, по своему обыкновению страшно крича, шумя и скрежеща зубами. Боэмунд, великодушный муж, видя это, начал убеждать товарищей, говоря: «О, храбрейшие воины Христовы! Не бойтесь, зная, что Господь, ради которого мы ведём войну, с нами. Итак, пусть рыцари держатся против них, а пешие пусть поспешно разбивают палатки; что Бог желает в отношении нас, то Он и сделает». С ним тогда были граф Нормандии и Танкред. Между тем он послал гонцов к прочим князьям, чтобы те как можно скорее пришли им на помощь: ибо их со всех сторон окружили турки и арабы, коим не было числа, и одни они не смогут выдержать тяжести такой битвы. Те, услышав об этом, хотя и не поверили вести, полагая, что это сказано в шутку, всё же немедленно отправились в путь и, увидев такое множество врагов, сильно удивились. Тогда, получив от Бога уверенность, они выстроились в боевом порядке и расположились следующим образом: на левом фланге - Боэмунд, граф Нормандии, Танкред, Ричард из Принципата и Роберт, сын Герарда, их знаменосец, на правом фланге - граф Сен-Жилля, герцог Готфрид, Гуго Великий и граф Фландрии. А епископ Ле Пюи обошёл их по горной местности. Всеми нашими тут же по обыкновению был дружно издан клич: «Это угодно Богу!», и все варвары сразу были охвачены таким страхом, что поспешно обратились в бегство. Наши, весьма упорно преследуя их, перебили из них огромное количество, в то время как прочие едва спаслись по убежищам. Говорят, и это подтверждается сообщением верующих и даже свидетельством самих турок, которые спаслись, что перед войском наших шли три выдающихся рыцаря, сидя на белых конях и неся также белое знамя, увенчанное крестами, и, казалось, преследовали и убивали противников, и полагают, что это были Георгий, Дмитрий и Феодор, выдающиеся воины Христовы. Впрочем, это не должно казаться удивительным и чем-то невероятным. Ибо каким образом один мог преследовать тысячу, а двое поражать десять тысяч, если бы Господь не подчинил их и Бог не предал их? Ибо наши впоследствии находили убитых турок и их коней на протяжении трёх дней пути, хотя никто из наших туда ещё не проник. Говорят даже, что в этот поход собралось 460000 турок и персов, не считая арабов, численность которых неизвестна. Вся добыча в золоте и серебре, одеждах и животных, довольно значительная, была поделена между всеми. Длилась же эта битва почти с третьего часа до вечера и произошла она в самый день июльских календ. Из наших в этой битве к величайшей скорби всех прочих пали два благородных и весьма удачливых рыцаря, а именно, Готфрид из Монтескальозо и Вильгельм, брат Танкреда, а также 566 рыцарей и 11 ООО пеших, сарацин же - более 100 000. Случилось после этого, что Солиман, герцог Никеи, бежав оттуда, встретился с войском арабов числом около 10000i прибывшим на помощь своим. Когда те спросили, почему он так спешит, он ответил: «Если хотите поверить мне и помочь самим себе, то поворачивайте назад. В противном случае, если вы хоть немного задержитесь, то никто из вас не избежит руки франков: ибо их Бог определённо с ними. Ведь когда мы позавчера уже почти что держали их в руках, окружённых отовсюду и побеждённых, то, оглянувшись, внезапно увидели такое несметное войско, какого никто из людей никогда не видел. Ибо все горы и все равнины были заполнены вооружёнными людьми. Как только те издали клич, всех нас охватил такой страх, поразил такой трепет, что мы не могли думать ни о чём, кроме бегства. Очень удивительно, если вообще кто-то из такого множества наших остался жив». Арабы, услышав эти и подобные им слова, тут же повернули обратно и, в то время как бежали впереди наших, где бы ни приставали, везде хвалились, говоря: «Мы те, кто одолел франков»; они опустошали церкви, дома и деревни, уводили в плен сыновей христиан и сжигали всё, что, казалось, могло пригодиться нашим. Итак, в то время как войско наших неустанно преследовало их по безводным и пустынным местам, оно потеряло огромное множество коней; да и сами они в течение нескольких дней также не находили для пищи ничего, кроме одних колосьев на полях. Наконец, через Ико-ний они прибыли в Гераклею и там также вступили в битву со значительным отрядом турок и, одолев их, заставили бежать. Здесь Танкред и Балдуин, брат герцога Готфрида, отделившись от войска, вступили в долину Ботентрот. Танкред, отправившись оттуда только со своими людьми, прибыл в Таре и там, вступив в битву с турками, которые встретились ему неподалёку от города, заставил их обороняться в самом городе и тут же разбил палатки перед стенами названного города. Балдуин, также внезапно придя, сделал то же самое. Турки, видя это, устрашились и все бежали той же ночью. С наступлением утра городские старшины, выйдя из города, добровольно передали его Танкреду, который, как они видели, столь деятельно сражался накануне с турками. Танкред, оставив его Балдуину и устремившись в расположенные впереди земли, точно так же приобрёл Адану и Мамистру, а также все крепости вплоть до Антиохии. Остальные же, уйдя из Гераклеи, вступили в Армению и, завладев её крепостями и городами отчасти силой, отчасти посредством добровольной сдачи, поспешно устремились по направлению к Антиохии. Когда же они были уже возле неё, авангард нашего войска наткнулся на значительный отряд турок, которые шли для оказания помощи Антиохии. Дружно напав на них во имя Христа, наши большинство их перебили, а прочих обратили в бегство; они захватили огромную добычу в виде коней, мулов и верблюдов, которых те вели нагруженными различными припасами, и в тот же день разбили лагерь на берегу реки Фарфар.

12. В эти же дни Ричард из Аквилы, о котором мы упоминали выше, пожертвовал блаженному Бенедикту церкви: святого Ильи в Амбрифе, святого Маврикия на горе, над крепостью святого Иоанна в Карике, святой Марии у источника на горе Церварий и святого Иоанна из Фабратеры, в месте Кампузани, вместе с землями, виноградниками, домами, мельницами и всем их как движимым, так и недвижимым имуществом. В это же время аббат дал ему 25 фунтов. Точно так же Пандульф из Презенцано пожертвовал блаженному Бенедикту свою часть в замке Мортула и графской Бантре и святого Спасителя в Кукуруццо со всеми их владениями, установив штраф в тысячу фунтов золота; за это дело аббат Одеризий передал ему 96 фунтов. Также Родульф из Молизе, граф Бовианский, выдал нашей обители грамоту на монастырь святого Креста в Изернии, а также на крепость под названием Бальней с домами, землями, виноградниками, водами, мельницами, лесами, церквями и всеми их владениями как внутри, так и снаружи, установив штраф в 150 фунтов золота и получив от аббата сто фунтов. Также Пётр, сын Атенульфа, вместе с Иоанном по прозвищу Ревере, своим братом, сделал то же самое в отношении церкви святого Иоанна в Кампузани вместе с её владениями в округе Чепрано. То же сделал и Райнальд, граф Понтекорво, в отношении монастыря святого Павла в Форесте вместе с его владениями. Но и Ландо, некогда герцог Гаэты, в это же время выдал блаженному Бенедикту грамоту на всё, что принадлежало ему по отцовскому и материнскому праву во всём Гаэтанском герцогстве и княжестве, на города, крепости, деревни, церкви, леса, на всё и во всех отношениях, установив штраф в сто фунтов золота.

13. Далее, в те же дни Цидр, виконт князя Ричарда, придя в это место и приняв одеяние святого образа жизни, стал монахом. Уместным, представляется, для сведения как современников, так и потомков написать, что он в разные времена пожертвовал в это место. Итак, в первый раз он дал господину аббату Дезидерию, когда тот начал восстанавливать церковь святого Бенедикта, 800 амальфитанских солидов. Во второй раз он дал ему 400 солидов. После этого он дал ему шесть фунтов денариев. Он также дал ему 300 солидов, на которые тот купил отличный покров на алтарь святого Бенедикта. Также в другой раз он дал ему сто фунтов серебра. Также в следующий раз он дал на плиту алтаря блаженного Мартина 24 фунта; на восстановление его книг - 45 солидов. А после смерти отца Дезидерия он пожертвовал блаженному Бенедикту дорогой золотой крест с драгоценными камнями и жемчугами, изумительный золотой ларец и золотую чернильницу, со всех сторон украшенную жемчугом и драгоценнейшими камнями. Также императорское одеяние, всё покрытое золотом и надлежащим образом украшенное драгоценными камнями, смальтами и жемчугом. Пурпурный паллий и золотую кайму для плювиала. Также 40 фунтов на золотой венец. На сооружение кладбища -20 фунтов. Также 50 фунтов серебра. На плиту алтаря святого Андрея - 20 фунтов, а также многое другое для нужд братии в разные времена. Между тем Арнульф, благородный муж, вместе со своими родителями в это же время выдали этому святому месту жалованную грамоту на замок, который зовётся Цивителла, а также на монастырь святого Спасителя, построенный там же, и церковь святого Петра на горе Скопуле, и половину в церкви святой Марии и в церкви святого Агнелла в Цезе, и дворы в Петраккле", в Алану, в Паганике и в Поркарии со всеми их владениями и как движимым, так и недвижимым имуществом, установив штраф в 500 фунтов серебра.

14. В это же время, когда Аквинские графы с лютой ненавистью свирепствовали против соранцев, эти соранцы призвали против них Ионафана, сына князя Иордана. Тот, радуясь, что тем самым стало возможным его желание овладеть Кампанией, призвал к себе норманнов и вступил в город Сору. Когда он, пробыв там несколько лет, предпринял и отразил несколько битв, граф Атенульф был схвачен этим Ионафаном и в оковах брошен в темницу. Тогда братья пленённого графа - Ландульф, Пандульф и Ландо - приходят к аббату Одеризию и всеми способами просят, чтобы он помог им в такой нужде. А аббат Одеризий, взяв с собой нескольких братьев, пришёл к Ионафану, находившемуся в Соре, и, поговорив там с ним, освободил названного графа из оков, при условии, что тот, пока не выплатит Ионафану тысячу фунтов, передаст ему в заложники своих сыновей; что и было сделано. После этого названный граф пришёл в монастырь, и аббат дал ему сто фунтов и одолжил ещё сто, а граф Атенульф доверил его доброму имени всех тех в Сан-Урбано, кого ему передал в результате обмена блаженной памяти господин аббат Дезидерий, со всеми их владениями целиком, как ими за восемь дней до обмена владел сам господин аббат Дезидерий, при условии, что если граф Атенульф от наступления ближайшего праздника Пасхи до следующего Воскресения или раньше, если сможет это сделать, вернёт эти сто фунтов, хотя бы в виде иного равноценного и угодного аббату и монахам возмещения, то вышеназванные люди будут полностью ему возвращены; если же он не вернёт эти фунты до указанного срока, то согласно грамоте, писанной по закону и утверждённой свидетелями, он лишится всех уже названных людей со всеми их владениями, какие они держали при вышеназванном аббате Дезидерии, однако таким образом, чтобы эти люди вплоть до указанного срока владели и распоряжались ими так, как, по-видимому, владеют и ныне. За исключением горы Альбето с виноградниками и пашнями, если, однако, он построит там замок. За исключением также Милуццу с владениями его тестя и пресвитера Ландо, его дяди; он отказался от земли, принадлежавшей нашему монастырю, которая находится у Петра скрипты и которую этот граф изъял из-под власти этого места после смерти своего отца. Когда же настал срок возвращать деньги, граф Атенульф встретился с аббатом Одеризием, чтобы вернуть Монтекассинскому монастырю вышеназванные фунты и признался, что у него нет ничего, за счёт чего он мог бы их нам вернуть.

15. В эти же дни граф Пальд, сын Иоанна, графа Венафра, вернул блаженному Бенедикту церковь святого Бенедикта в Венафре и святого Бенедикта Пиццулу со всеми их владениями, установив штраф в тысячу бизантиев; аббат Дезидерий передал их в результате обмена его отцу - Иоанну. Но и Тевд, благородный муж, пожертвовал нашей святой обители церковь святого Петра ниже замка Мурол, церковь святого Ангела и святого Мартина выше этого замка, а также восемь семей вместе с их главами. Вот их имена: Аспран со своей семьёй, Мампо со своей семьёй, Иоанн из леса у Мули со своей семьёй, Бенедикт из Мерко со своей семьёй, Иоанн из Адамма со своей семьёй и Лев из Райнерио со всеми своими. Всех их вместе со всем их имуществом он весьма набожно пожертвовал нашей обители, установив штраф в сто фунтов золота.

16. Во времена этого аббата Балдуин, синьор крепости, что зовётся Мост святой Анастасии, в Телезинском графстве, увещеваемый вышеназванным папой Урбаном, пожертвовал блаженному Бенедикту церковь святого Дионисия у названной крепости святой Анастасии, - застав её крайне малой и ветхой, он основательно её перестроил и, наделив некоторыми владениями и колонами, построил вокруг жилища и велел господину Роффриду, архиепископу Беневентскому, торжественно её освятить, - вместе с пашнями, расположенными наверху виноградниками и лесами, с деревьями, возделанными и невозделанными землями и старинными церквями, построенными в этих владениях, числом пять, а именно: церковью святой Богородицы и девы Марии, которая зовётся «на Арвенте», со всеми её владениями; церковью святого Ангела, которая зовётся у Грутты, со всеми её владениями; церковью святого Барбата со всеми её владениями; церковью святого Юлиана, которая построена на территории крепости Лиматы и зовётся у Пугны, со всеми её владениями. И, сверх того, церковь святого Эразма в пределах названной крепости Мост святой Анастасии, в месте, что зовётся Ферраризи, с шестью мельницами на реке Аленто, которая течёт возле названной крепости Мост святой Анастасии, рыбными ловами на реке Калор, в месте, что зовётся Децембри, виноградником и лесом, который расположен у домена Церцы. Также Роберт, сын графа Рай-нульфа, возвратил нашей святой обители церковь святой Марии в Цингле со всеми её владениями. Спустя малое время Николай, пресвитер из Венафра, присудил и передал нашему монастырю церковь святого Николая в городе Венафре со всеми её владениями. Также графиня Адельгрима, дочь Пандульфа, князя Капуи, жившая в округе Карсоли, в крепости, что зовётся Аврикула, вдова графа Райналь-да, сына графа Берарда, присудила и передала в 1096 году от воплощения Господнего четыре крепости в названном округе Карсоли; первой - крепость, что зовётся Аврикула; второй - ту, что зовётся Фоссацека; третьей - ту, что зовётся Камерата; четвёртой - ту, что называется Пирет. А также три монастыря, а именно, монастырь святого Иоанна с самим госпиталем, святого Иоанна в долине Кальвула и святого Петра в Пирете. Все названные выше крепости и монастыри -вместе со всеми их владениями. В этом же году явилась звезда комета, и город Антиохия был взят христианами. А в следующее время 15 июля христиане взяли город Иерусалим. И в небе всю ночь была видна огненная дорога 27 сентября.

17. Алексей, император Константинопольский, через Иоанна, своего куропа-лата, прислал блаженному Бенедикту покрытое золотом платье со своего плеча. Названный аббат, конечно, весьма почтительно принял этого посла и постановил, чтобы этот император вечно оставался соучастником добрых дел, которые совершаются в Монтекассино. Он направил к нему своего посла с письмами, в которых позаботился поручить ему христиан, которые отправились в Иерусалим для сокрушения неверности язычников, и поручил ему во отпущение всех грехов осуществлять руководство и заботу о доме пилигримов, который находится в Монтекассино. Равным образом он позаботился также отправить письма Готфриду, королю Иерусалимскому, и Боэмунду, князю Антиохийскому, чтобы те не воевали против императора. В другой раз этот император прислал восемь фунтов солидов михалатов ради памяти и тридцатиполостный паллий для алтаря нашей церкви. В это время наш аббат Одеризий получил от названного папы Урбана общую грамоту о рвободах нашей обители как в голове, так и в членах церквей и замков, а также о достоинстве и праве пользования застёжками и перчатками, далматиками и митрами и о многом другом, о чём долго рассказывать.

18. Кроме того, понтифик апостольского престола Урбан, вступив, как мы говорили выше, по церковным делам в Галлию, на Турском пленарном соборе, на котором председательствовал, избавил монастырь святого Мавра в Гланнафолии от тирании фоссатенских монахов и вернул ему прежнюю свободу, дабы он вечно находился только под надзором и опекой Монтекассинского монастыря. В те же дни аббат Одеризий через Георгия, монаха своего монастыря, отправил императору Генриху IV письмо, в котором дал знать, что он наследовал Дезидерию в управлении монастырём и в верности и служении императору. В это время уже названный брат Георгий в присутствии названного императора Генриха, его сына Генриха V и графини Матильды подал жалобу по поводу расположенных в Лигурии владений Монтекассинского монастыря, которые отцу Бенедикту пожаловали Айстульф и Дезидерий, короли лангобардов, а также императоры Карл, Пипин, Лотарь и прочие богобоязненные мужи: по поводу монастыря святого Бенедикта в Персикете, в Мутинском округе, в пределах реки Фускул и границ Мальме-ниака, того самого, который Пётр, герцог города Равенны, пожертвовал блаженному Бенедикту при аббате Ангеларии, со всем двором в Персикете, двором в Грениане, двором в Монтироне и мельницами на двух реках, то есть Фускуле и Галлике. Далее монастырь святой Марии в Лаврентиатике по ту сторону реки Галлик. Неподалёку оттуда - монастырь святого Домнина во дворе Аргеллы вместе с высоким, большим лесом и всеми рыбными ловами под названием Кау-ценна, до реки Гамбакане, до Розалезе и до двора Рагогузола. Затем, ниже общественной дороги - монастырь святого Виталия со всем двором Кальдера-рией, возле замка Сала. Монастырь святого Иоанна во Фрассенетуле со всем двором до мостовой Петрозы, расположенной возле замка Цедула. Монастырь святого Мартина возле мостовой Петрозы в усадьбе Марциано со всем двором возле замка Унциола и всеми доменами. Монастырь святого Спасителя в Понте-лонго со всем двором в Мутинском графстве, 30 мансов земли и 61 югер. Во владениях у Монтироне с верхней и нижней стороны этого замка множество участков земли, и мельница в месте, что зовётся Кампальд, на реке Фускул, и дворы, что расположены в Бенселио, которые Берта, дочь пфальцграфа Павийского, пожертвовала блаженному Бенедикту в следующих границах: с востока - рубеж Бизен-тулы; с юга - дорога, что зовётся Большой, и рубеж у Малеандрони; с запада -река Риол, ниже Кастельоне. В Постумьяно - шесть, а в Лайно - два югера. Всё это, говорю я, со всеми их владениями и прибавлениями в округе, с домами, усадьбами и с доменами, с деревнями, крестьянами, колонами обоего пола, возделанные, невозделанные земли, разделённые, нераздельные, ниже и выше, издавна принадлежало Монтекассинскому монастырю. Император, узнав правду обо всём этом, велел графине Матильде, чтобы она всё уже названное передала этому брату, как представителю Монтекассинского монастыря, установив штраф в сто фунтов золота. В это же время монастырь святой Марии в Цингле, по поводу которого даже во времена аббата Дезидерия и при самом этом аббате давно подавались жалобы на аббатису монастыря святой Марии в Капуе, которая силой завладела им, названный понтифик вернул нам, после того как были рассмотрены права обеих сторон, и посредством грамоты велел оставаться под властью и управлением нашей обители. В 1098 году от воплощения Господнего луна в 12-й фазе, претерпев убыль в самом своём начале, понемногу восстановилась 5 июня. В этом же году умер доброй памяти Урбан, епископ апостольского престола, и понтификом на апостольский престол был поставлен вместо него Райнерий, аббат церкви святых Лаврентия и Стефана, взяв себе имя Пасхалия.

19. В это же время Ансо, правитель Беневентского княжества под верховной властью римской церкви, и благородные мужи, его братья - Дауферий и Атенульф, Иоанн и Берард, Пётр, Альфан и Лиутпранд, сыновья господина Дакомария, беневентского презида, пожертвовали святому Бенедикту церковь святого Николая, построенную наверху в новой башне города Беневента, что зовётся Языческой, которую расширил их родитель, вместе с домами, землями, мельницами на реке Саббато и со всеми её владениями. Ибо эти братья ещё до этого времени выдали названной церкви грамоту на все её имущества. В эти же дни Берард, граф Марсики, также пожертвовал нашей обители церковь святого Мартина в Марсиканском округе на Фуцинском озере, в месте, что зовётся Филимини, со всеми её владениями, пашнями, виноградниками, вместе с повинностями рыбаков и их добром.

20. Между тем Рокка, дочь графа Дрого, пожертвовала сорок шесть человек в деревне Селлектано и семь человек в Кастельоне со всем их добром, недвижимым и движимым имуществом и их сыновьями, а также других, которые ушли из этих земель, когда они будут возвращены. А Рожер, граф Сицилии и Калабрии, утвердил всё, что его племянница Рокка передала нашей обители, а именно, всё то, чем она владела в деревне Селлектано. Равным же образом граф Берард, сын Одеризия, графа Сангрского, пожертвовал блаженному Бенедикту все владения, которые принадлежали ему в пределах горы Аце в качестве пастбищ, за исключением лесов, возделанных земель, охраняемых лугов. Он также пожертвовал место, которое называется у Живого озера, всё целиком, место, что зовётся Годи, также всё целиком, всё, что ему принадлежало в Лантане, всю Кларану, Мурицент и Альтареофанию, а также всё, что ему принадлежало в месте, что зовётся Сафин, и поле у Армонии. Точно так же благородный муж Максар, житель города Альбы в Марсиканском округе, пожертвовал нашему святому месту свою церковь святого Мартина в названном округе под названием Склави с 30 модиями земли и всеми её владениями. В эти же дни наш аббат Одеризий отдал Бенедикту, епископу Террачины, церковь блаженного апостола Андрея, которая расположена в этом городе возле епископии, вместе с кладбищем, домами и площадями, и взамен получил церковь блаженного Николая, расположенную за стенами этого города, возле гавани Альбины, вместе с кладбищем, огородом и домом, установив штраф в сто солидов, если кто-то попытается это нарушить. Далее, когда от смерти папы Григория VII прошло уже 16 лет, Виктора III - 14 лет, от кончины Урбана II и назначения Пасхалия II - два года и шёл 1099-й год от воплощения Господнего, Гвиберт, ересиарх и захватчик Римской церкви, лишился жизни. Спустя малый промежуток времени граф Ландульф, сын графа Лайдульфа, пожертвовал блаженному Бенедикту крепость Камин, всю целиком, вместе с её замком и её владениями.

В следующем же году Рокка, о которой мы упоминали выше, составила грамоту на одиннадцать человек, которые были у неё в деревне Селлектано, вместе с их семьями, землями, виноградниками и всем, что им принадлежало. Она также посредством грамоты пожертвовала церковь святого Петра, что расположена у Ферулита, половину церкви святого Дмитрия, которая была пожертвована названной церкви святого Петра, и половину от всех возделанных и невозделанных земель, гор, равнин, вод, мельниц, лугов и болот, а также гавань на этом море, установив штраф в 50 фунтов золота.

21. Наконец, наш аббат Одеризий [получил] от вышеназванного папы Пасхалия жалованную грамоту на [церковь] святого Николая в Беневенте и о её свободе вместе со всем, чем она тогда владела, то есть двумя мельницами под одной кровлей, мельницей с конным приводом, садами с разными деревьями, десятью дворами с их пашнями, лесами и домами. Этот понтифик прибавил к ней также следующие церкви: церковь святого Николая в Урбилиано возле Петры педи-цины вместе с её владениями; церковь святого Николая, что зовётся Роденанди, с её владениями; церковь святой Марии, что зовётся Ротунда («Круглая»), с её владениями; и баню возле церкви святого Потита.

22. В это время Лайдульф, сын Петра Лайдульфа, благородный муж из города Капуи, пожертвовал блаженному Бенедикту башню, которая зовётся «у моря» и находится в пределах города Суэссы, возле устья реки Гарильяно, всю целиком, а также воды и русло названной реки с её берегами, землёй и лесом под названием Пинета и другими прилегающими землями.

В это же время граф Гвальтерий пожаловал дома и фермы (casalina) в городе Интерамны, а также виноградник, пашню, мельницу и реку в Интерамненском гастальдстве, лес в пределах Сполетского герцогства, в местах, что зовутся Цифа-лан и Пракклепетан, и четвёртую часть крепости Иоанна и Павла с её владениями. Этот Гвальтерий передал также все имущества, которые принадлежали Аскари в долине, что зовётся Прараккле, и Интерамны, исключая церковь святого Патерниана с её владениями, и дал половину Цифалана с его владениями и всё, что принадлежало Унальду в Груттуле, в Цинквалио, в Саллано, в епископском Плано, в Иониано, в Продукте, в Мадулано, а также землю в Цинквалио и землю возле истока Груттулы.

23. Под руководством аббата в 1103 году Господнем, в 17-й год его возведения в должность, 5 ноября, церковь святого Стефана была освящена Бенедиктом, епископом Террачины; в ней были помещены мощи святых, которые указаны ниже: часть плата, в который был завёрнут Христос, когда родился; часть камня, что был у входа в гроб Господень; часть ветви пальмы, которую Господь держал в руке, когда перед ним выстлали дорогу; мощи святого апостола Матфея, апостола Варфоломея, первомученика Стефана, Лаврентия, Винцентия, Себастьяна, Кириака, двенадцати братьев, Козьмы и Дамиана, Луции и Геминиана, Марии и Марты, Тибурция и Валериана, Георгия, Ипполита, Мартина Турского, папы Стефана, папы Каликста, папы Корнелия, Киприана, Приски и Адальберта. Когда в этой церкви были найдены тела святых монахов Павлина и Августина, учеников блаженнейшего Бенедикта, погребённых вместе с двумя другими, один одержимый, придя туда, начал кричать, говоря: «Павлин и Августин, ученики Бенедикта, вместе с двумя своими товарищами изгоняют меня». В то время как дьявол часто говорил это его устами, нечистый дух вышел из него вместе с кровью. А аббат Одеризий, подняв оттуда тела святых, почтительно поместил их в стене церкви святого апостола Андрея.

24. Между тем Вильгельм, граф города горы святого архангела Михаила, выдал блаженному Бенедикту грамоту на странноприимный дом за стенами названного города вместе с его владениями и пожаловал этому странноприимному дому земли и церкви. Его же брат Генрих ранее пожаловал своему дяде земли для постройки этого странноприимного дома. Наконец, он уступил этому странноприимному дому церковь святого Николая в Тилиате вместе с её владениями, установив штраф в сто унций золота. Также Иоанн Комителл пожертвовал упомянутому странноприимному дому свою долю, то есть целую половину в церкви святого Бенедикта. Также Урс по прозвищу Спина пожертвовал в этот странноприимный дом свою долю в названной церкви святого Бенедикта. Но и священник Сико, Ман, Урс и Лев, благородные мужи из названного города, пожертвовали названному странноприимному дому церковь святого Всевышнего, построенную в лесу у Марруты, которой они владели из отцовского и материнского имущества. В последний год этого аббата герцог Рожер выдал нашей обители грамоту на земли во владениях города Трои.

25. Также князь Ричард II по ходатайству графа Роберта передал нашей обители город Понтекорво вместе с его владениями, за исключением наружных крепостей и их владений и исключая феод Ричарда из Аквилы, которым тот владел там при жизни Гвальгвана; этот город названный Гвальгван дал своей жене в качестве приданого и оставил за ней, умирая. Но та отказалась дать названному князю должные гарантии безопасности, вопреки его воле соединилась с его врагами, объявила ему войну, вела с ними дела и предоставляла им продовольствие; за эту провинность названный город перешёл под власть и юрисдикцию князя, а тот дал его названному графу Роберту, брату упомянутой жены Гвальгвана; благодаря этому графу и им лично названный город был передан нашей обители. Но и Роберт, граф Кайяццо и многих других земель, сын Райнульфа, вышеупомянутого графа, отчасти даром, отчасти за деньги уступил и утвердил за нашей обителью крепость у Понтекорво вместе с тем, что к ней относилось, с разрешения князя Ричарда И, как она была пожалована ему названным князем, именно в том виде, как ей казалось, владел Гвальгван за три дня до своей смерти. Также благородная дама Берта, дочь Унальда, дала и пожертвовала нашему монастырю церковь святого Мартина, построенную в городе Сполето, в месте, что зовётся «ворота святого Лаврентия», со всеми её владениями. Наконец, благородные мужи Тобальд и Пётр Кальдина и четверо других пожертвовали нашей обители Гисс на горе у Тре-гуанцано в замке Аргентее. Также Роберт из Буфо, благородный муж, вместе со своей женой Сикой пожертвовали и передали святому Бенедикту половину в церкви святого Петра, построенной у Ферулита, со всеми дарами, которые принадлежали этой церкви, и с церковью святого Дмитрия с пашнями, лесами, равнинами, горами, лугами, реками, мельницами и болотами. Около этих дней графиня Матильда пожаловала нашей обители третью часть в дворе святого Бенедикта, что зовётся в Персикете. Гуго, граф Молизе, сын графа Родульфа, пожертвовал блаженному Бенедикту всю крепость Витекуз с её владениями. Кроме того, названный аббат получил от вышеназванного папы Пасхалия общую грамоту в том зиде, в каком получил её от выше упомянутого Урбана II. Этому же аббату и его треемникам Птолемей, консул и граф Тускула, доверил одно судно и постановил, тгобы монахи нашей обители, где бы они ни плавали, на море и на суше были эграждены от него и его людей, а также все их товары и все люди, которые будут яайдены идущими на этом судне в Сардинию и возвращающимися в Гаэту, и установил штраф - чтобы те, кто попытается это нарушить, лишались всего своего юбра. Умер же наш аббат, названный Одеризий, 2 декабря.

Отто, тридцать девятый аббат этого монастыря, пребывал в должности один год, десять месяцев.

26. Происходя из благороднейшего рода консулов Фонди, он ещё в детские годы был пожертвован всемогущему Богу и облачён в одеяние святого образа кизни достопочтенной памяти отцом Дезидерием. Когда он провёл в усердии :вятого благочестия несколько лет, то был поставлен настоятелем в монастыре :вятого Николая в Пико. Когда же благочестивой памяти аббат Одеризий умер и Зратья, как то обычно бывает в таких случаях, каждый хотел выбрать для управления этим аббатством своего аббата, старшие братья, которые были более здравой и благочестивой частью, восприняв это с величайшим неудовольствием, объявили братьям свою волю по поводу этого мужа и избрали его аббатом для управления этим местом. А князь Ричард страдал в это время тяжелейшим недугом и, поскольку сам не мог прийти в Монтекассино для служения этому аббату, отрядил со своей :тороны деятельных мужей, чтобы те верно служили этому аббату. Итак, совершив это, он, поскольку болезнь усилилась, ушёл из жизни, и Роберт, его брат, наследовал ему в княжестве. В это же время, когда умер августейшей памяти император Генрих, который очень много ссорился с папой Григорием VII по поводу церковной инвеституры, Генрих V, его сын, принял бразды правления Римской империей. Этот аббат уступил Герарду, сыну Герарда из Корнаццано, на правах аренды земли, принадлежавшие церкви святого Бенедикта в Персикете вплоть до третьего поколения, получив за это 120 солидов луккской чеканки единовременно, 1 ежегодно в качестве ценза - три солида со всех плодов, которые будут там каждый год. Точно так же он поступил с Аббертом, Райнальдом и Зигфридом из Фальсаб-рины и Альбертином, сыном Бонифация, в отношении других земель там же, получив с них такую же плату. Князь Роберт принёс этому аббату клятву верности, по обычаю подтвердив все владения этого монастыря.

27. Между тем в этом же году Алексей, император Константинопольский, через апокрисиариев своей империи прислал блаженному Бенедикту отличный пурпурный покров, который названный аббат использовал для украшения золотой каймой плювиалов и из которого велел сделать тунику того же покроя. Он, кроме того, отправил к императору вместе с этими послами своего гонца с письмом, в котором цал знать, что аббат Одеризий ушёл из этого мира и он сменил его в управлении монастырём и в любви и служении этому императору. В этом же году Карбонелл, благородный муж, пожертвовал блаженному Бенедикту церковь святого Григория, святого Николая и святой Агаты в Тарсии у места Пектиан со всеми их владениями и имуществами, установив штраф в сто фунтов золота.

28. В последующее время аббат, отправившись в Капую, велел Бруно, епископу Сеньи и монаху этой обители, освятить часовню святого Ангела в Формиях, которая была недавно построена в честь святого Николая, пригласив для этого также Сенно, архиепископа Капуи; итак, на другой день после того, как состоялось освящение, этот архиепископ, собрав крупный вооружённый отряд из капуанцев и других мужей, послал их разорить эту церковь, разрушить алтарь и, похитив оттуда реликвии, принести ему. Делая это, он жаловался на нашего аббата и уже названного епископа, что они в этом освящении поступили по отношению к нему вопреки канонам, отказав ему, как митрополиту, в том, что подобает совершать архиепископу. Но наши и уже названный епископ заявляли, что они при взаимном согласии сделали всё, что было там совершено. Когда наши подали на соборе в Риме жалобу по этому поводу, архиепископ смиренно обещал вместе с духовенством и народом города почтительно исправить и нападение на церковь, и разрушение алтаря, и разорение реликвий; что и сделал. Этот аббат по просьбе наших братьев уступил и утвердил за ними замок Цетрарий вместе с его владениями.

29. Итак, в это же время, когда братья терпели разнообразные лишения, они, жалуясь по этому поводу нашему аббату Отто, просили, чтобы он по предписанию устава дал им потребное телу; он должен вспомнить, что во времена отца Одеризия он и сам часто жаловался уже названному Одеризию по этому поводу. Аббат же, восприняв это с сильной досадой и неудовольствием, признался, что он погрешил, признался, что поступал дурно, когда многократно возражал аббату Одеризию по поводу того, что тот запрещал; но и братья погрешили против Бога и против устава отца Бенедикта, ибо спасению душ предпочли потребное телу; они тоже должны вспомнить, что прежде следует искать царства Божия и правды Его, и это всё приложится им. Что же далее? Когда братья увидели, что аббат вопреки предписанию отца Бенедикта стремится, чтобы его скорее боялись, чем любили, то некоторые из них без ведома остальных тайно отправляют уже названному папе Пасхалию письма о том, что он был избран не по единодушному согласию братьев, но возведён в должность Монтекассинского аббата мятежно и отнюдь не канонически. Итак, это обстоятельство всячески восстановило римского понтифика против этого аббата. Когда аббат яснее ясного узнал, что всё это было сделано братьями, он ввиду представившегося против них случая изгнал их из монастыря. А братья, изгнанные из Монтекассино, приходят в Рим и по порядку излагают понтифику то, что было им сказано и сделано. Понтифик же, направив этих братьев на проживание в монастырь блаженного апостола Павла, некоторым из них велел остаться вместе с ним в его курии и, покинув город, вступил по церковным делам в Галлию и пришёл во Флориакский монастырь, посвящённый имени отца Бенедикта. Ими тогда отмечался праздник мнимого перенесения блаженного Бенедикта. Понтифик же, заявив, что это перенесение ложно, начал вместе с итальянскими кардиналами служить не праздничную, но обычную дневную мессу. Когда же монахи этого места вместе с некоторыми галльскими епископами и кардиналами начали праздновать перенесение, папа обратил молитву к Господу, смиренно умоляя, чтобы тот соизволил каким-либо знаком открыть им истину в этом деле. Когда же они служили ночную службу, их поразило такое оцепенение и отупение ума, что они совершенно не знали, что говорить. Поражённые таким чудом, они стали беспрепятственно совершать обычное богослужение. Ибо как только они решили исполнить песнь о перенесении, так сразу наполнились ужасом и оцепенением. Заметив это, достопочтеннейший понтифик начал прославлять и благословлять Бога и его служителя Бенедикта. Когда же настало утро, он, призвав к себе аббата и старших братьев монастыря, велел сдвинуть алтарь с места, чтобы все явно узнали, истинным ли было это перенесение или нет; чтобы они впредь никого более не обманывали своими двусмысленными речами о теле блаженного Бенедикта, которое, как он сам точно знал, было найдено в Монтекассинском монастыре во времена папы Александра. Те же, пав ему в ноги, начали просить, чтобы он не велел рыть под алтарём, дабы не разрушать монастырь; они, мол, не имеют о теле блаженного Бенедикта никаких точных сведений, кроме одних слухов, полученных ими от предков; если мощи не будут найдены, они убеждены в том, что монастырь будет разрушен, а его владения расхищены. Тогда папа, склонившись к их просьбам, замолчал, но строго запретил и предписал со стороны апостольского престола, чтобы впредь они никогда более не смели праздновать это ложное перенесение. Далее этот папа, уладив свои дела в Галлии, вернулся в Рим. И поскольку, как мы говорили выше, названный понтифик был сверх меры возмущён действиями наших относительно избрания аббата Монтекассино, он увещевал братьев, которые были направлены к нему нашим аббатом, чтобы они сохраняли установления отца Бенедикта об избрании аббата. Когда те заявили, что избрание аббата произошло при единодушном согласии братьев, сказали, что он был возведён на эту должность отнюдь не мятежно, но канонически, папа ответил: «Как же ваш аббат был избран канонически, когда он пожаловал послушничества преданным и верным ему, а возражающих прогнал из монастыря? Но возвращайтесь ныне в монастырь; там, более полно исследовав его избрание лично и через моих послов, я объявлю то, что будет признано каноническим». Итак, когда они ушли, те, которые питали ненависть к названному аббату, узнав, что папа возмущён против него, не переставали причинять ему какие могли тяготы. Между тем, поскольку графы Аквинские никогда не прекращали тревожить это место, аббат взялся за обуздание их наглости. Так, он окружил валами и укрепил отдельные монастырские замки, и велел пребывать там сельским жителям, которые до сих пор жили в деревнях, и, таким образом, начал всеми способами делать приготовления против этих графов. Представляется целесообразным для памяти потомков привести в настоящей истории то чудо, которое всемогущий Бог соизволил явить в этом монастыре в похвалу и во славу своего имени.

30. Ибо в это время, когда Иоанн по прозвищу Аффидат предавался в ночное время сну в домике, что примыкает к башне отца Бенедикта, он, проснувшись, услышал, как перед ночной службой ангелы совершают сладкозвучное богослужение в эдикуле блаженного отца. Ошеломлённый этим, он спросил Себастьяна, который отдыхал рядом с ним, неужели братья уже поднялись к ночной службе. Когда тот сказал, что ещё продолжается первый час ночной службы, уже названный Иоанн, поднявшись, подошёл к башне, которую наполнял блеск необычайного сияния и благоухание неслыханного аромата. Ошеломлённый, он, поняв, что это было на самом деле, пришёл к аббату Отто и по порядку рассказал ему то, что видел и слышал. Тот, воздав благодарность всемогущему Богу, согласно тому, что было открыто достопочтенной памяти папе Виктору III и Теодемарию, рабу Господнему, велел освятить уже названную башню вместе с просторным жилищем как часовню Господа Спасителя и Его матери девы Марии и, позвав мастеров, построил погреб между спальней и алтарём святого первомученика Стефана, но, застигнутый смертью, не успел его завершить. Говорят, что сладкозвучие уже названного пения, благоухание аромата и яркость света видели и слышали в уже названной башне по главнейшим праздникам ещё древние мужи. Но особенно ясно это обычно видят и слышат каждый год, когда наступает день погребения блаженного отца Бенедикта. Умер же названный аббат 1 октября и был погребён возле церкви святого апостола Андрея на кладбище братьев, слева от входа на уже названное кладбище.

Бруно, сороковой аббат этого монастыря, пребывал в должности три года, десять месяцев.

31. Происходя из блистательного рода горожан Асти в провинции Лигурии, но с младенчества владея ещё более блистательными нравами, он ещё в детстве был в достаточной мере наставлен в свободных науках и стал каноником еписко-пии в Асти. Из стремления к царствию небесному он, оставив родину и родителей, спеша в наш монастырь, дабы иметь возможность более свободно служить Богу в монашеском звании, пришёл в город Рим. Вселенскую церковь в те дни возглавлял папа Урбан II. Случилось же, что в то время, когда этот муж направлялся в то место, из жизни ушёл епископ Сеньи. Этот достопочтенный понтифик, видя, что он пылает рвением к службе Господней, сказал ему: «Как спокойствие моря неоднократно приносит опасность морякам, так и монахов, удалённых от мирских бурь, покой и безопасность обычно приводят к весьма гибельному крушению. Поэтому тебе следует подчиниться нашим увещеваниям: постарайся проявлять заботу о церкви в Сеньи, которую мы возлагаем на тебя, тем тщательнее и благочестивее, чем большей мудростью и учёностью ты отличаешься». Хотя тот не соглашался с его речами, папа велел ему отправиться в названный город и, поставив там от имени римского понтифика епископа, идти, куда захочет. Но, когда вышеназванный муж, придя туда, старался выполнить то, что ему поручили, этот папа тайно велел первым лицам Сеньи поставить епископом его самого. Когда подобное дошло до его ведома, он в тишине глубокой ночи ушёл из церкви блаженной Марии и бросился бежать. И вот, в то время как он старался исполнить задуманное, на некоем распутье перед ним явилась вдали некая наряженная в императорскую трабею девица, чьё лицо сияло как солнце. В то время как он спросил её, кто она, откуда и куда идёт, та ответила: «Знай, что я - невеста, которую ты не по праву избегаешь. Поэтому от лица всемогущего Бога я повелеваю тебе вернуться в церковь; и остерегайся впредь противиться воле Божьей»; с этими словами она исчезла. Бруно, поражённый словами такой девы и увидев в этом рукоположении волю Божью, уступил и ко всеобщей радости занял епископскую кафедру. Но и рукоположенный, он оставался в том же состоянии духа, что и прежде. Поэтому, улучив благоприятный момент, он пришёл в нашу обитель при вышеназванном аббате Одеризии и, хотя те, которые пришли вместе с ним, плакали и не ожидали от него ничего подобного, стал монахом. А жители Сеньи, с досадой перенося его отсутствие, приходят к папе Пасхалию II и просят, чтобы он заставил его скорее осуществлять заботу о своём епископстве, нежели, заботясь только о себе, отдыхать в Монтекассинском монастыре в покое и удалении от мирских бурь. Понтифик же, прислушавшись к их словам, отрядил со своей стороны деятельных мужей, через которых велел передать этому Бруно от лица апостольского престола, чтобы он ревностно заботился о своих овцах и всегда помогал римскому понтифику в церковных делах, выбранив его вдобавок и упрекнув за то, что он без разрешения апостольского престола посмел прийти в этот монастырь, где тот никогда не позволил бы ему быть. На это названный Бруно написал в ответ следующее: «Все, кто ни есть в римской церкви, точно знают, что если бы безумие раскольников не свирепствовало против церкви, то я ещё много лет назад исполнил бы то, что совершил ныне. Теперь же, поскольку Пётр держит ключи во всей римской церкви, церковь Христа, Бога нашего, торжествует по всему кругу земному, ураганы уже стихли, моря успокоились, я вынужден исполнить то, что однажды обещал Богу. Ибо лучше не обещать, нежели обещать и не исполнять. Если же кто, возможно, обвинит меня в том, что я не должен был оставлять однажды принятое епископство, то я охотно отвечу, что есть много таких, которые не оставили епископских прав, но стоят по левую сторону, как говорит Господь: «Были князьями, но без моего ведома, были судьями, но вопреки моему духу». Те же, которые оставили епископство с праведным намерением, несомненно те, которые будут постоянно радоваться в вечном блаженстве вместе с Христом. Далее, меня не оставляют примеры святых, по стопам которых я следую, которые, оставив мирскую суету, обрели спокойную жизнь. Поэтому я нижайше умоляю через вас верховного понтифика, чтобы он более не докучал мне, и смиренно прошу не заставлять меня покидать спокойную гавань, в которую я прибыл по воле Христовой». Поскольку ни папе, ни народу Сеньи так и не удалось склонить его никакими доводами, вышеназванный аббат Одеризий просил понтифика, чтобы тот позволил названному мужу служить Богу в этом монастыре в монашеском звании, и ради послушания названному понтифику, опираясь на помощь [Божию], сорок дней [в году] быть на службе римской церкви и [исполнять обязанности епископа] Сеньи; и папа, склонив [к этому свой] слух, позволил. После этого он вместе с Боэмундом, как мы сообщали выше, был отправлен понтификом и нашим аббатом в Галлию и, согласно церковной традиции, провёл вместо римского понтифика собор в тех землях. Вернувшись оттуда в Рим, он на сорок четвёртый день после смерти Отто возвратился в наш монастырь и был возведён братьями в управители и попечители этой обители. Позднее папа, придя в это место, засвидетельствовал в собрании братьев, что он не только достоин быть аббатом, но даже достоин быть его преемником на апостольском престоле. Но следует верить, что этот муж жил здесь вовсе не праздно, оставив нам такие и столь важные книги писаний, из которых, а именно, из тех, которые попали в наши руки, мы постараемся назвать важнейшие: На Псалтырь; На Бытие; На Исход; На Левит; На Числа; На Второзаконие; На Исайю; На Песнь Песней; На Судей; На Апокалипсис. О праздниках же и воскресных днях всего года он составил 69 речей, 155 гомилий.

32. Кроме того, в это время Атенульф, Ландо и Атенульф, графы Аквинские, обуянные дьявольским безумием, вступили благодаря измене крестьян в замок Тераме и, заставив жителей этого замка поклясться в верности им, начали грабить принадлежавшие монастырю города. Когда об этом сообщили названному аббату, он, послав к этим графам, начал уговаривать их вернуть монастырю замок и воздержаться от таких беззаконий и грабежей. Но те, не только не вняв его словам, но даже не пожелав их выслушать, пригрозили изо дня в день совершать ещё худшее. Тогда аббат, посоветовавшись с братьями, отлучил этих безбожников от порогов церкви. Тут же пригласив князя Роберта, он призвал его отвоевать замок. Тот, собрав очень сильное войско, выступил против этого замка и начал осаждать его всеми способами. Когда он, как враг, простоял там почти пятнадцать дней, эти графы послали сказать аббату, что если он позволит им уйти оттуда со своим оружием, они тут же без помех возвратят замок монастырю. И поскольку аббат согласился с этим, названный замок вернулся во власть этого монастыря 13 августа 1108 года от воплощения Господнего; за этот замок аббат передал Капуанскому князю двести фунтов.

33. Итак, с наступлением октября месяца папа пришёл в наш монастырь и, взяв с собой нашего аббата, отправился в Беневент, чтобы провести там собор; а именно, следуя по стопам своих предшественников, он постановил, что каждый, кто получит церковную инвеституру или церковную должность из рук мирянина, давая и принимая, должен быть лишён причастия. Светские же и дорогие одежды он осудил и запретил клирикам их носить. Когда же он прибыл в Капую, то по просьбе аббата торжественно освятил церковь святого Бенедикта, которую аббат Дезидерий восстановил в пределах этого города; а также поместил в ней часть одежд святейшего отца Бенедикта; таким образом, придя в наш монастырь, он вернулся в Рим.

34. Далее, в те же дни герцог Рожер выдал блаженному Бенедикту грамоту по поводу овец его обители, чтобы ни он сам, ни его преемники не требовали с них впредь ни взноса, ни ценза во всех владениях горы Гарган и чтобы [монахи] всегда имели прро останавливаться там с этими овцами от церкви, что зовётся Пассари, до Салпинского моста, который зовётся мостом ломбардцев, до моря и до Брода у смоковницы, установив штраф в десять фунтов золота. В это же время Лай-дульф, сын Пандульфа, графа Презенцано, в присутствии аббата признал себя виноватым и отказался от своей славной доли в крепости Мортула, в Доме Фортина, в Кукуруццо и в замке Бантра, установив штраф в сто фунтов золота, если он попытается это нарушить. Но и Иоанн, епископ Тривентского престола, вместе с Робертом, сыном Тристана, владельцем замка Лимозано, пожертвовал нашей обители церковь святой Иллюминаты в пределах названного замка Лимозано, в месте, что зовётся Петра Большая, со всеми её церквями и владениями, назначив штраф в сто фунтов золота для тех, кто попытается это нарушить. В этом месте следует, пожалуй, рассказать о нечестии и коварстве Альферия, епископа Тривент-ского. Ибо он, будучи настоятелем в церкви блаженной Иллюминаты, зная, что названная церковь с самого своего основания подчинена монастырю святого Евстафия и пожалована в это место беневентскими князьями, и желая в то же время изъять её из-под власти этого монастыря, пришёл к настоятелю, который тогда стоял во главе монастыря, и начал смиренно просить его показать ему грамоты этого места, говоря, что там якобы находятся также грамоты о его наследстве, и умолял позволить ему унести их оттуда к себе, дабы они случайно не пропали от древности. Настоятель же, не подозревая в его словах никакого коварства, даёт ему разрешение искать [эти грамоты] и унести [их]. Итак, он наконец нашёл среди прочего грамоту, выданную беневентскими князьями монастырю святого Евстафия на церковь святой Иллюминаты, а именно, где было вполне ясно и чётко сказано, как эта церковь с самого своего основания была передана беневентскими князьями монастырю святого Евстафия. Движимый злобой и обуянный гнусным безумием, он схватил её, спрятал и, вернувшись домой, разорвал в клочья. То, что это совершилось таким образом, я лично слышал из уст Альберта, монаха нашей обители, доживавшего уже последние свои дни, дабы никто не подумал, что это написано лживо.

35. В 1110 году от воплощения Господнего, третьего индикта, 6 июня, явилась звезда комета. В это же время уже названный папа Пасхалий II, покинув город, прибыл в наши земли и, призвав герцога, князя и всех графов Апулии, Калабрии и княжества, получил от них уверения в том, что они помогут ему против императора Генриха, если возникнет такая надобность и они будут призваны к этому. Совершив это таким образом, он вернулся в Рим и всех римских вельмож связал подобной же клятвой. Между тем император Генрих, собрав очень сильное войско, вступил в Италию, желая получить от этого понтифика в Риме почести и права своих предшественников, древних императоров, и императорскую корону, и, таким образом, ежедневно ускорял своё продвижение; а было уже зимнее время. Когда он прибыл в Тоскану, то отправил послов в Рим, и те вместе с Петром Львом и другими послами понтифика заключили между ними в портике святого Петра такое соглашение: в присутствии понтифика и на глазах у духовенства и народа император в день своей коронации письменно откажется от всякой инвеституры всех церквей и, после того как папа поступит с регалиями так, как записано в другой грамоте, подтвердит это клятвой и оставит церкви свободными вместе с теми пожертвованиями и владениями, которые явным образом не относились к королевской власти, и разрешит народы от клятв, которые были даны против епископов. Он возвратит и уступит патримонии и владения блаженного Петра, как это было сделано Карлом, Людовиком, Генрихом и другими императорами, и по мере своих возможностей будет помогать их удерживать; не будет ни словом, ни делом, ни лично, ни через подчинённое лицо добиваться лишения папы должности римского понтифика, жизни или здоровья, или пленения его злым образом, и чтобы ни сам [папа], ни его верные, которые поручатся [императору] за него, то есть Пётр Лев со своими сыновьями и их добро, а также другие люди, которых он укажет императору, не потерпели намеренного ущерба; если же кто причинит им зло, то король окажет им верную помощь. В обеспечение этих гарантий он даст понтифику в качестве поручителей Фридриха, сына своей сестры, маркграфов Энгильберта и Теобальда, графов Германа и Готфрида, Фридриха, пфальцграфа Саксонии, Беренгария Баварского, Фридриха Саксонского, канцлера Альберта, Куно, брата Беренгария, Зигебота Баварского, Генриха, герцога Каринтии, и Бертоль-да, сына герцога Бертольда, которые поклянутся папе в безопасности его жизни, здоровью, папской власти, в том, что он не окажется в плену; если император не выполнит всё вышесказанное, они со своими должностями перейдут к римской церкви. Король обещал в ближайший четверг дать понтифику в качестве гарантии его безопасности заложников и спокойно отправить на Остров во власть папы герцога Фридриха, своего племянника, Бруно, епископа Шпейерского, Конрада, племянника графа Германа, а также сына последнего и Генриха, брата графа Фридриха. Если тот получит заложников, то обязан возвратить их в день его коронации, когда перейдёт мост; в случае, если он вдруг не будет коронован или папа не перейдёт мост, он всё равно обязан их возвратить возле замка святого Ангела. Легатам же, которых папа к нему пошлёт, [король] гарантирует безопасный проезд туда и обратно со стороны как себя лично, так и своих людей, и, если им без его ведома будет причинён ущерб, он честно поможет его возместить; после того как король всё это исполнит, папа прикажет присутствующим в день его коронации епископам возвратить императору и государству регалии, которые относились к королевской власти во времена Карла, Людовика, Генриха и других его предшественников; он письменно утвердит своей властью и правосудием под угрозой анафемы, чтобы никто из них, присутствующих или отсутствующих, или их преемников, не вторгался и не посягал на эти регалии, то есть на города, герцогства, маркграфства, графства, чеканку монеты, дорожные и торговые пошлины, фогства империи, права сотников и дворы, которые явным образом принадлежали империи, вместе со всем, что к ним относилось, на рыцарей и замки империи; чтобы ни сам он никогда больше не беспокоил по их поводу ни императора, ни Римскую империю, что и подтвердит грамотой под угрозой анафемы, ни преемники его не смели беспокоить; он радушно и с почестями примет императора, и по обычаю его предшественников, католических императоров, сознательно и не уклоняясь, коронует его, и будет силами своей должности помогать ему в удержании императорской власти; если папа этого не исполнит, Пётр Лев со всеми своими людьми перейдёт к императору. Заложников же, если те не сбегут, он возвратит на следующий день после коронации; если папа откажется его короновать, он всё равно обязан их возвратить. Когда всё это было оговорено между ними, император, канцлер Альберт, графы Герман, Фридрих и Готфрид, Фридрих Саксонский и Куно, брат Беренгария, Зиге-бот Баварский, Генрих, герцог Каринтии, Бертольд, сын герцога Бертольда, и канцлер Альберт клятвенно утвердили эти условия. Все они после императора поклялись в том смысле, что если император не захочет их выполнять, они со всеми своими людьми перейдут на сторону римской церкви.

36. После того, как всё это было утверждено подобным образом, папа отправил к нему письмо, в котором велел ему воздать благодарность Просветителю всех, который соизволил просветить очи его сердца, чтобы ещё глубже осознать и ужаснуться нечестию своего отца, которое уже по всему миру пользуется дурной славой. Ибо апостольский престол намерен с отеческим радушием принять его, прибегнувшего к утробе вечного Отца, и хотел бы окружить сердечным вниманием среди сыновей матери церкви. Ибо если [король], как обещал в своих отправленных апостольскому престолу письмах, позаботится с полным душевным благоговением оказывать ему и его законным преемникам послушание, какое короли и императоры оказывали его предшественникам, он, конечно, будет считать его католическим императором и по милости Божьей охранять его честь и стараться её приумножить. Ведь если он пожелает упорствовать в истинной добропорядочности, то благодаря послушанию апостольскому престолу обретёт для Римской империи великое благо. По этой причине он был бы готов не только прийти в эти земли, но и подвергнуть свою особу крайним опасностям. Впрочем, поскольку в настоящее время прийти к нему не позволяет обстановка в городе и положение дел, он мог бы через послов открыть свою волю, а император пусть объявит свою. Между тем император потребовал, чтобы тот разрешил похоронить в церкви тело его отца. На это папа ответил, что в этом ему мешает авторитет священных писаний и препятствует почтение к божественным чудесам. Ведь он знает, что эти мученики Божьи, уже находясь на небесах, грозно требовали, чтобы тела преступников были выброшены из их базилик, чтобы с теми, с кем мы не вступали в общение при их жизни, мы не могли вступать в общение и после смерти. В феврале месяце цезарь, спешно снявшись с лагеря, направился к городу. Понтифик же, разослав повсюду призывные письмена, не переставал звать на службу римской церкви норманнов и лангобардов; но на слова, которые он отправил, он получил лишь словесный ответ. После этого император подошёл к Риму 11 февраля, а именно в субботу перед сорокадневным постом. Когда же римляне стали настаивать, чтобы он клятвенно подтвердил честь и свободу города, цезарь, лукаво желая обвести их вокруг пальца, поклялся на немецком языке, что желает лишь причитающегося ему по праву. Некоторые же из римлян, поняв это, закричали, что он замыслил коварство, и укрылись в городе.

37. Итак, когда понтифик узнал о прибытии императора, то, отправив послов, потребовал у него гарантий и заложников. Цезарь, передав ему заложников и, в свою очередь, получив заложников от него, дал клятвенное подтверждение по поводу жизни, чести и здоровья папы, его коварного пленения, а также регалий и патримоний блаженного Петра, поимённо названных в Апулии, Калабрии, Сицилии и Капуанском княжестве, принеся также клятву, что отказывается от всякой инвеституры церквей и их добра. На другой день понтифик выслал ему навстречу, на гору Радости, которая зовётся также горой Марии, посыльных, цереоста-тариев, ставроферов, аквилиферов, леониферов, лупиферов, драконариев, кандидатов, защитников, конюших и огромную толпу народа с цветами и пальмовыми ветвями. По обычаю прежних императоров Генрих дал римскому народу две клятвы: одну возле небольшого моста, другую - перед воротами портика. Перед воротами он был с песнями встречен евреями, в воротах - греками. Здесь по приказу понтифика собралось духовенство со всего города Рима, и они с похвалами проводили его, когда он сошёл с коня, до ступеней святого Петра. Когда же он поднялся на верхние ступени, там были господин понтифик со многими епископами, с кардиналами, пресвитерами и дьяконами, с иподьяконами и прочими служителями схолы певцов. Император, когда увидел его, то, сойдя с коня, бросился ему в ноги и наконец, поднявшись, во имя Троицы дал ему мир устами, челом и глазами и исполнил обязанности конюшего. Тут же, держа правую руку понтифика, он при великой радости и криках народа дошёл до серебряных ворот. Там он по книге сделал императорское исповедание, и понтифик назначил его императором и вторично поцеловал. Тут же первую молитву над ним, как то содержится в церемониальном уставе, прочитал епископ Лабиканский. После входа в базилику они, войдя в круглую порфировую залу, сели в поставленные для них обоих кресла. Понтифик потребовал возвращения инвеституры и прочего, что было записано в согласительной грамоте, и выразил готовность самому исполнить то, что было в другой согласительной грамоте. Тот со своими епископами и князьями отошёл в сторону поближе к ризнице, и они там долго совещались, о чём им было угодно. В этом совещании принимали участие три лангобардских епископа -Бернард Пармский, Бонуссеньор из Реджо и Альдо из Пьяченцы. Когда же прошло больше часа, понтифик, отправив посыльных, просил исполнить условия вышеназванного соглашения. Тогда заальпийские епископы бросились к стопам понтифика и поднялись для поцелуя. Но немного погодя доверенные лица короля начали постепенно открывать свои коварные замыслы, говоря, что эта грамота, о которой было договорено, не может быть утверждена ни авторитетом, ни правосудием. Им возражали, приводя евангельский и апостольский авторитет, что, мол, следует отдавать кесарю кесарево, и что никакой воин Божий не связывает себя делами житейскими. И что совершающий такое, согласно блаженному Амвросию, должен быть лишён епископского сана. Хотя в противовес им приводились эти и другие апостольские и канонические главы, те всё же упорно оставались в своём коварстве и непреклонности.

38. Император между тем, желая обмануть понтифика своими уверениями, сказал: «Я хочу, чтобы уже настал конец раздору, который до сих пор был между тобою и Стефаном по прозвищу Норманн». Ибо этот Стефан претерпел много опасностей из-за своей верности. На это папа ответил: «Большая часть дня уже прошла, а сегодняшний обряд требует много времени; поэтому, если угодно, пусть сперва будет исполнено то, что касается ваших [обязательств]». Но один из тех, которые пришли вместе с императором, тут же выступив вперёд, сказал: «К чему все эти слова? Вы прекрасно знаете, что наш господин император желает получить корону так, как её получали Карл, Пипин и Людовик». Когда папа сказал, что не может это исполнить, цезарь в гневе и совращённый советами Альберта, архиепископа Майнцского, и Бурхарда, епископа Саксонского, не побоялся окружить его своими вооружёнными рыцарями; однако братьями, когда день уже клонился к вечеру, было предложено, чтобы император был коронован в этот же день, а обсуждение прочих вопросов отложили на следующую неделю. Но те отвергли также и это. Между тем как понтифик, так и все, которые с ним находились, были взяты под стражу вооружёнными рыцарями. Наконец, они с трудом поднялись к алтарю блаженного Петра для того, чтобы прослушать мессу, с трудом смогли получить хлеб, вино и воду для совершения небесных таинств. После мессы понтифик, вынужденный спуститься с кафедры, расположился с братьями внизу, у могилы блаженного Петра, и его там до ночной темноты сторожили вооружённые рыцари, а затем вместе с братьями вывели на постоялый двор за церковью. Вместе с ним было схвачено огромное множество клириков и мирян. [Император] также мальчиков, людей разного возраста и клириков, которые вышли ему навстречу с цветами и пальмовыми ветвями, одних покалечил, других ограбил, третьих избил палками, четвёртых удержал в плену. Между тем Иоанн, епископ Тускуланский, и Лев Остийский, когда увидели, что папу держат в оковах, переодевшись в простолюдинов, укрылись в городе.

39. Итак, когда римляне услышали, что папа взят в плен, их охватили внезапное возмущение, скорбь и печаль, и они тут же перебили немцев, которые вошли в город ради молитвы или по делу, или просто, чтобы его осмотреть. А на другой день, выйдя из города, они завязали сражение и, многих перебив из войска императора и захватив их доспехи, яростно сражались против немцев, так что почти выбили их из портика, и даже самого императора сбросили с коня и ранили в лицо. Когда это увидел Отто, граф Миланский, то, жертвуя жизнью ради императора, отдал ему своего коня; римляне его тут же схватили, привели в город и растерзали на куски, а останки его бросили на площади на поживу собакам. Тогда император, видя победу римлян и гибель своих людей, воскликнул: «Разве вы не видите, о мои рыцари, что римляне убивают меня, а вы меня не защищаете?». После этих слов можно было видеть, как засверкали мечи немцев и римлян, рассекая иных от головы до груди, и не было покоя от умирающих. Сколь гибелен был тогда этот день для римлян и их врагов, ибо и здесь и там столько тысяч людей лежали изрубленными, и даже река Тибр, казалось, покраснела и напиталась кровью убитых. День уже клонился к вечеру, когда немцы, утомлённые боем, начали покидать поле битвы. Ибо их сила, как говорит Евтропий, больше, чем у других в первом натиске, но в последующем меньше, чем у женщин. Ведь они имеют некоторое сходство со своими снегами, которые, как только их коснётся тепло, тут же превращаются в воду и убывают, тая на солнце. И вот, римляне, когда увидели, что кимвры пали в бою, бросились к доспехам и добыче и, нагруженные доспехами убитых, начали возвращаться в город. Цезарь, заметив это, приказывает своим людям всем разом напасть на римлян, которые, обременённые доспехами, возвращались в город. Когда это было сделано, большинство погибло скорее от давки и удушения, чем от меча. Итак, в такой суматохе удача была переменчива, и переменчивы были итоги. Когда немцы подошли к замку Кресценция, римляне, бросая из замка копья, обратили их в бегство. Немцы, расстроенные всеми этими событиями, когда увидели, что толпы римлян заполнили их замки и их собственное войско разбито, укрылись в лагере, и такой страх поразил их, что они были при оружии все два последующих дня и ночи. Когда же настала ночь, епископ Тускуланский, призвав весь римский народ, обратился к ним с такой речью: «О дражайшие сыны, хотя слова не придадут вам доблести, и никто из слабого не станет стойким, а из робкого храбрым, вас всё же не может не волновать жизнь, слава, свобода и защита апостольского престола. Всё это - в ваших руках, ибо кто хочет мира, пусть готовится к войне. Сыны ваши вопреки закону, вопреки праву содержатся в оковах, и базилика апостола Петра, которую должны почитать во всём мире, полна оружия, трупов и крови. Чем ещё мы может это назвать, если не злодеянием? Ведь церковь совершенно повержена и разорена; поэтому мы просим и заклинаем вас прийти ей на помощь и всеми силами подняться для отмщения за такое оскорбление; ибо там, где есть мужчины, которые противостоят [врагам], те готовы скорее к бегству, чем к сопротивлению. Полагаясь также на милосердие нашего Бога и блаженных апостолов Петра и Павла, мы отпускаем вам все грехи». Итак, воодушевлённые этим призывом, все римляне связали себя клятвой против императора, и постановили считать за братьев всех, кто будет им помогать. Когда об этом сообщили императору, он той же ночью* увёл оттуда папу и в таком страхе бежал из портика со своим войском, что бросил не только поклажу, но и многих товарищей на постоялых дворах. Через два дня он, призвав вассалов, велел сорвать с понтифика его одежды. В то время как это совершалось, его заковали в кандалы и увели с собой. Затем, подойдя к подножию Соракте, они перешли русло Тибра у монастыря блаженного Андрея и, держа путь через землю сабинян к Луканскому мосту, вступили в отдалённые районы города Рима. Между тем некоторых клириков и мирян тащили связанными верёвками. Понтифик же вместе с двумя епископами, а именно Сабинским и Портоским, и четырьмя кардиналами содержался под стражей в крепости Требик, а остальные кардиналы - в Коркодиле. Никто из латинян не смел разговаривать с понтификом, а охраняли его магнаты императора; они же ему и прислуживали; наконец, как из-за подозрений, так и ради согласия он был отведён в лагерь. В тюремном же карцере папа находился 61 день. Между тем Иоанн, епископ Тускуланский, не переставал в письмах ободрять, побуждать и укреплять души верующих для оказания помощи и содействия поверженному и покинутому апостольскому престолу. Тогда князь, придя со своими людьми в Патенарию, отобрал почти триста рыцарей и послал их на помощь римлянам; те, придя в Ферентин, обнаружили, что Птолемей и все вельможи этих земель стоят на стороне императора. Император же со всем своим войском уже переправился через Тибр; из-за этого дела, поскольку они не могли вступить в город, они вернулись в Капую.

40. С другой стороны, во время этих волнений из жизни ушли герцог Рожер и его брат Боэмунд. Итак, их смерть внушила норманнам сильный страх, а императору, его войску и всем лангобардам придала ещё большую дерзость. Ибо [норманны] в самом деле были крайне обеспокоены прибытием императора; боясь, как бы тот не изгнал их из княжеств в Апулии и Калабрии, они выбрали все самые укреплённые места и построили там крепости против прихода императора. А князь, проведя со своими людьми совещание, направил послов к императору, прося его о мире и безопасности. Итак, хотя император ежедневно опустошал поля римлян и искушал их души коварством и деньгами, Бог внушил народу такую стойкость, что он так и не смог с ними ни о чём договориться без условия освобождения папы и кардиналов. Итак, он разрывался между разными планами, но, сознавая свою вину в совершённом преступления, полагал, что никогда более не сможет чувствовать себя в безопасности со стороны папы. Итак, видя, что вышло то, на что он никак не рассчитывал, он начал клятвенно уверять, что если понтифик не согласится исполнить его волю, он и его самого, и всех тех, кого держал у себя в оковах, одних убьёт, а других изувечит; но поскольку он и этим не мог тронуть понтифика, то наконец по здравому размышлению согласился с тем, чтобы освободить всех, кого он захватил, только бы ему были даны папой гарантии безопасности на будущее время. И он заботливо хлопотал об этом через своих князей, через клириков, через мирян, через римских граждан. Однако господин папа предпочитал скорее положить жизнь, чем согласиться на инвеституру епископств и аббатств, хотя [король] уверял, что посредством инвеституры жалует не церкви, не какие-то должности, но одни лишь регалии. Он указывал на весьма тяжкую опасность раскола, которая угрожала почти всей латинской церкви. Наконец, побеждённый несчастьями сынов, страдая от тяжких вздохов и стонов, папа, проливая слёзы, сказал: «Я вынужден претерпеть это ради свободы церкви и мира и допустить то, на что ни в коем случае не согласился бы ради своей жизни». Ибо в обеспечение безопасности были привлечены епископы и кардиналы, которые были схвачены, ведь иначе ни освобождение пленных, ни церковный мир, насколько это от них зависело, не могли состояться. Итак, когда Альберт, граф Бьяндрате, и прочие сторонники императора не позволили предварительно записать условия клятвы, понтифик сказал: «Поскольку вы не позволяете изложить условия письменно, я изложу их устно». Тогда, обратившись к императору, он сказал: «Мы приносим тебе эту клятву для того, чтобы и вы в свою очередь выполнили и соблюдали то, что обещали». Император весьма радостно и охотно согласился на это вместе со всеми своими людьми. Итак, в поле возле Маммейского моста, который отделял римлян от немцев, ими по слову папы была принесена следующая клятва: впредь папа не побеспокоит ни императора, ни его империю в отношении инвеституры епископств и аббатств и по поводу нанесённых ему и его людям обид; ни в особе императора, ни в его имуществе он не причинит никакого зла ни ему, ни какому-либо лицу по этой причине и никогда не предаст анафеме особу императора; он разрешает этому императору и его империи и утверждает это своей грамотой под угрозой анафемы, чтобы император посредством перстня и посоха вводил в должность епископов и аббатов, свободно и без симонии избранных с согласия императора, и чтобы получивший инвеституру епископ свободно получал посвящение от архиепископа, чьей юрисдикции он подлежал. Если же кто-то будет избран народом и духовенством и император не введёт его в должность, то его не должны посвящать в сан; архиепископы же и епископы должны иметь свободу посвящения лиц, введённых в должность императором; [папа] будет оказывать [королю] помощь в удержании королевства, империи и должности патриция. Когда [папа] утвердил это присягой, император наконец поклялся, что отпустит этого понтифика вместе с епископами и кардиналами и всеми пленными, которые были схвачены вместе с ним и из-за него, и доставит заложников и освобождённых [пленников] за ворота города Трас-тевере, и впредь не будет брать их в плен и не позволит их никому захватывать; тем, которые остались в верности апостольскому престолу, и народу города Рима он как лично, так и через своих людей обеспечит мир и безопасность личности и имущества, если те будут соблюдать мир в отношении его самого; он будет честно помогать этому папе безопасно и спокойно владеть папской властью, возвратит патримонии и владения римской церкви, которые отобрал; он добросовестно поможет отвоевать и удержать прочее, что папа по праву должен иметь по обычаю предшественников, и оказывать верное послушание этому понтифику без ущерба для чести королевства и империи, как делали католические императоры в отношении католических римских понтификов. После этого архиепископ Кёльнский Фридрих, Гебхард Тридентский, Бурхард Мюнстерский, Бурхард Шпейерский, канцлер Альберт, графы Фридрих, Герман, Альберт, Фридрих, Беренгарий, Фридрих, Готфрид и Вернер и маркграф Бонифаций дали аналогичную клятву. Осталась та часть требования, чтобы им была лично написана грамота о разрешении императору инвеституры. Но ни сам [император], ни его сторонники не допускали, чтобы её написание было отложено до вступления в город, где была оставлена печать понтифика. Итак, на другой день в том поле, что зовётся полем Семи братьев, в то время как они снимались с лагеря, её должно быть продиктовали, а когда они, перейдя реку Тибр возле Соляного моста, расположились лагерем у Октава, вызванный из города секретарь посреди ночного мрака записал её текст. И понтифик, хоть и неохотно, подписал эту грамоту. Далее, хотя император принял там эту грамоту, впоследствии всё же, когда они добрались до церкви блаженного Петра, он после получения короны отдал её в руки понтифика и не только вопреки его воле, но и вопреки всякому обыкновению вновь принял её из его рук. Коронован же был этот император, заперев все ворота города Рима, дабы к нему не мог подойти никто из горожан. Когда дело дошло до преломления жертвенных даров, папа, приняв одну часть, передал другую часть императору, сказав: «Как разделена эта часть живительного тела, так пусть будет отделён от царствия Христова и Божьего всякий, кто попытается нарушить этот договор». После коронации и окончания торжественного богослужения император тут же уходит р раскинутый в поле лагерь, а понтифик входит в город. С тех пор в римской церкви стали возникать соблазны разногласий и расколов.

41. В эти же дни, когда наш аббат Бруно торжественно освящал церковь святого апостола Фомы, расположенную за пределами замка Валлефригиды, к нему привели некую женщину, которую жестоко мучил нечистый дух. Сочувствуя её несчастью, он, совершив предварительно молитву, подал страждущей женщине в качестве питья ту воду, в которой омыл руки, и тут же изгнал из неё дьявола. В это же время, когда некий священник в пределах Германии обучал 113-му псалму одного мальчика и, оставив его, отправился к другому, мальчик прилёг, охваченный сном, а священник, вскоре вернувшись, разбудил его и велел ему читать псалом. Мальчик же, перепугавшись, начал произносить другие стихи. Укоряемый учителем, чтобы он лучше читал псалом, а не стихи, он, однако, стал повторять их всё более и более настойчиво. Священник, поняв, что мальчик говорит по велению духа, начал записывать их из его уст. Стихи же были следующие: «Король умрёт, и медведь будет убит, и будет замешательство на постоялом дворе. Солнце и луна излучают свой яд, и со звёзд льётся кровь. Королева будет свергнута, и не устоит её царство, и будет следующее. Король христиан выйдет из лона матери; родив, она убьёт его. Глаза его - как горящие факелы, а ногти его - как у белки». На другой же день, когда мальчика спросили, он признался, что ничего из этого не знает.

42. А названный аббат, после того как к нему присоединились Гвала, епископ Сен-Поль-де-Леона, Роберт Парижский' и другие кардиналы, начал всячески докучать понтифику, чтобы он отменил привилегию, которую дал императору, и связал его узами анафемы. Но те, которые были с папой в оковах, говорили: «То, что мы ранее одобряли, то и теперь одобряем в один голос, а то, что осуждали, осуждаем». Другие же не только не осуждали то, что было сделано вопреки апостольской и вселенской церкви, но даже весьма неразумно пытались это защищать. Итак, в то время как апостольскую церковь сотрясали такого рода разногласия, этому понтифику донесли, что зачинщиком и знаменосцем этого раздора и соблазна был названный выше муж. Когда об этом услышал названный аббат, то, найдя удобное время, сказал ему: «Мои враги говорят тебе, что я не люблю тебя и что дурно отзываюсь о тебе, но они лгут. Ибо я люблю тебя так, как должен любить отца и господина, и, пока ты жив, не хочу иметь никакого другого понтифика, как я и обещал тебе вместе со многими другими. Однако я слышу, что мой Спаситель говорит мне: «Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня». Потому и апостол говорит: «Кто не любит Господа Иисуса, анафема; маранафа». Итак, я должен любить тебя, но ещё больше я должен любить того, кто создал и тебя, и меня. Ибо ничто и никогда не может быть поставлено выше такой любви к нему. А тот договор, столь гнусный, столь насильственный, заключённый с таким предательством, столь противный всякому благочестию и вере, я не одобряю. Да и кто может одобрить договор, в котором притесняется вера, церковь теряет свободу, священство устраняется, единственная и беспримерная церковная дверь запирается, а многие двери, через которые всякий, кто входит, есть вор и разбойник, отворяются? Мы имеем каноны, имеем установления святых отцов со времён апостольских и до тебя самого. Следует идти путём царским и не отклоняться от него в ту или иную сторону. Все апостолы осуждают и отлучают от общения верующих тех, которые завладели церковью благодаря светской власти. Ибо миряне, хотя бы они были благочестивы, всё же не имеют права распоряжаться церковью. Ведь таково святое установление апостолов; каждый, кто выступает против этого, не католик. Всякий же, кто защищает ересь, есть еретик. Но никто не может сказать, что не является ересью то, что святая и апостольская церковь называла ересью на многих соборах и осудила и отлучила от церкви вместе с её создателями». Такая беседа между понтификом и аббатом послужила источником вражды и ненависти. Среди прочего, что папа говорил тогда против этого аббата, он сказал: «Если я не поспешу отнять у него аббатство, то в будущем он сам своими доводами лишит меня римского престола». По этой причине он направил этому аббату из города письмо, в котором сообщал, что епископ не должен быть одновременно и аббатом и что апостольский престол не намерен больше терпеть, чтобы столь знаменитое аббатство возглавлял какой-либо епископ. Он также отправил через Льва, епископа Остийского и монаха нашей обители, письмо братьям, в котором предписывал им не оказывать более послушания этому мужу, но, согласно Богу, избрать себе аббата по уставу; если же они поступят иначе, то он во всех подчинённых этому монастырю кельях поставит собственных аббатов. Когда аббат это услышал, то, созвав братьев, стал разъяснять им то разногласие, которое было между ним и понтификом по церковным делам, и вместе с тем также увещевал их, что, если они согласятся с аббатом, которого он изберёт, то он по мере своих сил будет защищать и оберегать их самих и это место. Был тогда в этом монастыре некий брат по имени Перегрин, родом лигуриец, хитрый мирским лукавством, которому он и решил отдать это аббатство. Когда братья узнали об этом, то сказали аббату, что до тех пор, пока он намерен править на правах аббата, все они будут повиноваться ему, как отцу и господину; если же он желает оставить аббатство, то они ни в коем случае не откажутся от права выбора, которое принадлежит им по предписанию устава, но по старинному обычаю сами изберут себе аббата. Когда тот услышал это, то, рассчитывая добиться своего силой, призывает к себе на помощь вооружённых воинов для охраны монастыря. А на другой день, когда братья с миром вошли в церковь для служения мессы, внезапно явилась вооружённая различным оружием толпа разъярённых людей, вопрошающих, где те, кто не хочет исполнять волю аббата. Братья же, восприняв это с крайним раздражением, все разом бросились на них и выгнали из монастыря. Когда об этом доложили аббату, он поднялся в этот монастырь и, призвав к себе братьев, сказал: «Я не хочу, чтобы из-за меня между вами и римской церковью возник соблазн, а потому получите пастырский посох, который вы мне вручили»; и, положив его на алтарь, он тут же дал братьям отпущение грехов и вернулся к своему епископству, где в святом образе жизни благополучно дожил до времён аббата Одеризия II и ушёл из этого мира 31 августа. Похоронили же его в городе Сеньи, в церкви Пресвятой Богородицы и Девы Марии, и Господь не перестаёт совершать в его память чудеса по сей день. В эти же дни, когда в Террачинской церкви умер епископ Бенедикт, римский понтифик епископом |В эту церковь назначел Григория, с детства бывшего монахом нашей обители и весьма сведущего в священных писаниях. Точно так же аббатом в монастырь святого мученика Христова Винцентия был поставлен Амик, декан Монтекассинского монастыря, а в римской церкви были поставлены кардиналы-дьяконы Одеризий и Росцеман.

Герард,41-й аббат этого монастыря, пребывал в должности одиннадцать лет, три месяца.

43. Ведя происхождения из благороднейшего рода графов Марсики, он в раннем детстве был пожертвован всемогущему Богу в наш монастырь, принят аббатом Дезидерием и поставлен настоятелем в монастыре святого Николая в Пико; Одеризий же, который сменил Дезидерия в управлении монастырём в конце концов назначил его деканом этого места. Но, когда после смерти Отто Бруно сделался аббатом тем способом, о котором мы сообщали выше, римский понтифик, с неудовольствием, как мы говорили выше, восприняв его избрание, написал ему, чтобы он оставил аббатство и удалился в своё епископство; и тот, боясь опасности схизмы и раздора, оставил аббатство. После этого братья собрались в зале капитула, и [Герард] при всеобщем единодушии был поставлен аббатом. В эти же дни Рожер, герцог Апулии, ушёл из жизни, и его место занял Вильгельм, его сын.

44. В это время Гуго, некий заальпийский рыцарь, которому было дано прозвище «из Альбаспины», служил в этих краях своим мечом у многих графов и, получая за весьма успешные труды богатое жалованье, приятнейшим образом предавался радостям молодости. Ибо он был человеком храбрым и красноречивым. В праздник вечери Господней он вместе с Рао, сыном Рахеля, графом города Теана, с немалым благоговением пришёл в наш монастырь, чтобы отпраздновать святую Пасху, но, упав во время скачки по неровному склону горы, сломал себе ногу и смог добраться сюда не иначе, как на носилках; он тут же в нижайших просьбах требует положить его перед телом блаженного Бенедикта и там, взывая к нему великим криком, плача, проводит весь день. Когда сумрак последующей ночи положил уже конец дню, церковный сторож велел некоторым слугам вынести его за ворота. Но тот стал клясться страшными клятвами, что ни в коем случае не уйдёт отсюда, разве что на своих ногах. И сказал: «Здесь, здесь перед телом того, чью курию я горячо желал посетить, когда со мной приключилось такое несчастье, здесь, говорю, я буду непрерывно лежать в качестве укора ему и отдам долг природе, если он тут же не окажет мне обычную для него помощь». После этих слов все удалились, и он также, на короткое время впав в забытье, умолк, как вдруг увидел, что священный алтарь, в котором покоилось тело отца Бенедикта, по Божьей воле открылся и оттуда вышел убелённый почтенной сединой муж, именно в том одеянии, каким обычно пользуются аббаты во время праздничных процессий. Подойдя к нему и дотронувшись ласковой рукой до места перелома, он сказал: «Ну вот, ты здоров, и перестань угрожать». А больной, выздоровев, тут же поднялся и, уже здоровый, провёл эту ночь в похвалах Всевышнему. Когда же настало утро, он поведал о случившемся и воздал блистательнейшую хвалу Богу и отцу Бенедикту. Итак, после праздника, проведённого с не меньшей, чем подобало, душевной радостью, Гуго вернулся в Теан и, пылая жаром небесного огня, распрощался с миром и всем мирским, отвергнув также, согласно божественной заповеди, самого себя, голый и без средств последовал за Христом и, вскоре построив странноприимный дом у источника Корригия, начал стремиться к небесному отечеству тропой столь благочестивой жизни, что обувью вообще не пользовался, а из одежды носил одну лишь власяницу. Также через пятнадцать лет он вновь пришёл сюда и будто в награду за полученное исцеление навечно отдал себя блаженному Бенедикту в рабы и правдивыми устами многократно повторял сказанное выше. В тот же день Рао, сын Рахеля, вернул на алтарь блаженного Бенедикта всё принадлежавшее нашей келье в Теане и поклялся, что оставит нас в покое, как то было во времена князя Иордана, оставив за собой только то, чтобы наши люди были обязаны служить ему два дня в неделю сроком на четыре года; ввиду этого он отказался от обычного ценза, который получал с Пламенного дома, и прочего, то есть ста таренов ежегодно; итак, по окончании срока он навсегда оставил всё это в покое.

45. Затем понтифик посылает сказать нашему аббату, чтобы он, всё приготовив, отправлялся в Рим, чтобы в марте месяце принять посвящение в аббаты. Итак, приготовив всё необходимое, тот отправился в путь и, придя в Рим, получил там от него посвящение и привилегию о всякого рода свободах нашего монастыря. Итак, когда настал март месяц, там состоялся собор, на котором вместе со всеми епископами обсуждался [вопрос] о деле апостольского престола и Римской империи; папа признался, что поступил с императором так, как он поступил, не столько ради собственной свободы, сколько ради свободы других пленников, и на основании надёжных и истинных доводов показал себя истинным католиком; он также сознался, что привилегию, которую он составил, он составил по необходимости и вопреки всякому божественному и человеческому праву. А всё, что постановили и осудили его предшественники, он точно так же подтвердил и осудил. Епископы, услышав это, выслушали эту писанную привилегию, если только её можно называть привилегией, и решительно осудили на веки вечные.

46. В этом же году император Алексей, о котором мы упоминали выше, отправил в Рим наиболее деятельных в своей империи мужей с письмом, в котором дал знать, что император, мол, сперва чрезвычайно скорбел по поводу пленения верховного понтифика и обиды, нанесённой ему римским императором, а затем, воздав благодарность, похвалил тех, которые мужественно стояли против него и не поддались его воле, и ввиду этого, если он найдёт их души готовыми и полными решимости, то он или хотя бы его сын Иоанн хотели бы, как то им уже давно было передано из этих краёв, по обыкновению древних императоров получить в Риме корону от римского понтифика. Римляне же передали через этих послов, что вполне готовы последовать его воле. А в мае месяце они выбрали из своей среды почти шестьсот человек и отправили их к императору, чтобы привести его. Те, придя в Монтекассино, были почтительно приняты нашим аббатом, и тот отправил с ними к императору [своих] послов, через которых торжественно обещал служить ему и молиться за него. Итак, когда те возвратились в Константинополь и вместе с римлянами рассказали этому императору, что им велел наш аббат, император постановил считать его в числе [своих] друзей и через братьев этой обители отправил блаженному Бенедикту восемь фунтов солидов михалатов и тридцатиполостный паллий; вдобавок он поручил также передать этому аббату, чтобы тот, когда он придёт для коронации в Рим, вышел ему навстречу до самого Диррахия и вплоть до города оставался вместе с ним у него на службе.

47. В эти дни Гуго, сын Гуго Дитя из замка Фенукули, вместе с Ландульфом, архиепископом Беневентским, вернули блаженному Бенедикту церковь святого Петра в Руссано и церковь святого Иоанна во владении у замка Геликузо, а также церковь святого Георгия в замке Фенукули, церковь святого Мартина во владении у крепости под названием Торрепалаццо и церковь святого Януария во владении города Беневента вместе с их владениями, которые его отец передал святому Бенедикту перед смертью.

48. А на другой год названный папа Пасхалий, вторично придя в эти земли, отправился с нашим аббатом в Беневент, чтобы провести там собор; на этом соборе [аббат] через Сенно, архиепископа Капуанского, подал жалобу по поводу монастыря святой Софии в Беневенте, которая была силой изъята из-под власти нашей обители, но не смог добиться по этому поводу правосудия. Он также подал жалобу на Бенедикта, аббата Торремаджоре, который захватил церковь святой Марии в Казальпьяно, что принадлежала нашему месту. Тогда понтифик, хотя аббат Одеризий некогда уже обращался к нему по этому поводу, вновь и вновь посылая письма, прибавив также угрозу лишения места и чина, вынудил этого аббата прийти к нему. Итак, законникам было дано право состязаться в течение двух дней. Наконец, поверенные монастыря Торремаджоре представили доказательство сорокалетнего владения. Но их свидетели, приводя свидетельства не на основании виденного или слышанного, а на основании слухов, не могли подкрепить их ни законами, ни канонами. Наши же, напротив, подтвердили захват этого сорокалетнего или хотя бы тридцатилетнего владения таким образом: они выставили свидетелями двух монахов замечательного благочестия: одного епископа, другого дьякона, которые заявили, что в их присутствии вышеназванная церковь святой Марии в Казальпьяно была отдана блаженной памяти аббатом Дезидерием в аренду пресвитеру Родульфу, как показано в арендной грамоте, при цензе в шесть бизантиев; ими были представлены также трое свидетелей мирян, которые показали, что в течение сорока лет, до того как эту церковь захватил монастырь Торремаджоре, они видели, что настоятелями там были монахи нашей обители. Итак, понтифик, рассмотрев положения законов, предписал монастырю Торремаджоре вечное молчание по поводу этого дела и, наконец, посредством грамоты постановил, чтобы церковь в Казальпьяно вместе с её владениями вечно и без помех оставалась за нашим монастырём. В это время Роберт, граф Лавротеллы, придя на сорокадневный пост ради молитвы в наш монастырь, вместе с Ольдибертом, своим вассалом, пожертвовал блаженному Бенедикту всё, что ему принадлежало в округе святого Мартина в Пизиле. А в следующем году герцог Вильгельм, сын герцога Рожера, придя в нашу обитель, посредством грамоты утвердил за этим местом всё, что передали святому Бенедикту герцоги Роберт и Рожер, утвердив вдобавок землю, которую некогда сам пожаловал этому месту в области Трои близ святой Юсты, и прибавив сверх того, чтобы наш скот, который ежегодно водили в его землю, имел пастбища в обычных местах и находился там и возвращался обратно без враждебности и помех со стороны его самого, его людей или какого-либо лица, установив штраф в тысячу фунтов чистого золота. Он выдал и другую грамоту на Кастельоне в Баронцелло вместе с его владениями, чтобы люди, которые там жили, пребывали в целости, спокойствии и были свободны от всякой пошлины и ценза в отношении его и его людей. Но и Констанция, дочь короля Франции, вместе со своим сыном Боэмундом пожертвовала в этом же году церкви святого Петра Империала в городе Таренте 86 семей крепостных вместе с их имуществом и всё, что было пожаловано этому месту посредством грамот и пожертвований.

49. В этом же году, когда папа Пасхалий проводил собор в Чепрано, архиепископ Козенцы подал жалобу на Рожера, графа Сицилии, который сверг его с архиепископского престола и вопреки его воле и сопротивлению приказал стать монахом. На это папа сказал: «Это не ко мне; ибо право карать и принимать решение в таких делах принадлежит аббату Монтекассино, которому это преимущественное право уступили наши предшественники. Ибо дары и призвание Божье, как говорит апостол, непреложны. Следовательно, тот дар, который всемогущий Бог пожаловал блаженному Бенедикту, а через него и Монтекассинской обители, не может быть отменён ни на каком основании; поэтому пусть Монтекассинский аббат ответит по поводу такого дела». Тогда аббат сказал: «Бог не желает службы по принуждению; поэтому, если вы приняли монашеский образ жизни против вашей воли, от вас зависит, или оставить его, или сохранить; ввиду этого мы повелеваем вам сложить к ногам нашего господина папы то монашеское одеяние, которое вы приняли вопреки воле; наконец, как я уже сказал ранее, от вас зависит, или вновь принять это, или оставить». Но тот тут же сложил к ногам верховного понтифика монашеские одежды, и никто так и не смог убедить его вновь надеть их. На этом же соборе папа ввёл герцога Вильгельма во владение герцогством Апулии и Калабрии. Там также Ландульф, архиепископ Беневентский, когда был обвинён и не смог очиститься от предъявленных ему обвинений, бежал в наше место, избегая услышать приговор папы. Но о том, как он по просьбе нашей общины вновь получил и епископскую должность, и милость папы, мы расскажем в своём месте.

50. В этом же году, когда братья нашей обители возвращались из Сардинии, сарацинские пираты, напав на них, увели их в оковах в Африку. Когда об этом узнал наш аббат, он позаботился послать туда деньги в качестве выкупа за них; но те, которые их везли, из-за сильного ветра пристали в Сицилии. Итак, в то время как это дошло до сведения блистательного графа Рожера, он, движимый любовью к святейшему отцу Бенедикту, отправил своих послов к царю города Каламы, который зовётся сарацинами Алхилой, чтобы тот позволил им вернуться в этот монастырь, если дорожит его дружбой и если желает быть с ним в мире. Каламский царь тут же согласился с такими просьбами и передал послам графа названных братьев, хотя Аццо, декан названного святого места, уже ушёл из жизни в этом плену. Цридя через Африку в Сицилию, они были почтительно приняты этим графом и доставлены в наш монастырь.

51. Я полагаю, стоит включить в настоящее сочинение те чудеса, которые всемогущий Бог явил для прославления уже названного декана. Итак, в то время как он умер в этой провинции, тело его было погребено в церкви блаженной Марии, перед алтарём; случилось, однако, что в тишине глубокой ночи сарацины, проходя мимо, в то время как луна изливала свой свет, увидели его сидящим снаружи, у дверей базилики, и держащим в руках книгу. Тогда они, остолбенев, стали звать других сарацин, говоря: «Бегите быстрее, бегите. Спешите сюда. Ибо мы видим христианского священника, который умер в этом месяце, сидящим у дверей церкви». Итак, остальные, услышав это, выбежали за городские ворота и спешно направились туда. Когда они приблизились к нему, муж Господень ступил между порогом и дверью базилики и больше не появлялся. А однажды церковный сторож, выходя из церкви, обнаружил горевшей лампаду, которая висела над его могилой. Тогда он в гневе позвал мальчика, который постоянно прислуживал ему в церкви, и сказал: «Почему ты оставил горящей лампаду?». На это мальчик ответил: «Когда я закрывал церковь, я потушил все лампады; а кто зажёг эту, я не знаю». Тогда этот муж, поняв, что это было на самом деле, потушил лампаду, закрыл церковь, но на другой день, войдя в церковь, опять обнаружил её горевшей. Итак, поскольку это часто происходило, об этом доложили царю сарацин. Удивившись столь необычному делу и полагая, что всё это выдумано христианами, он назначает сарацин, которые должны были тушить лампаду и забирать оттуда масло. В то время как это было сделано, на другой день те вошли в церковь и опять обнаружили лампаду зажжённой, а воду горящей наподобие масла. Стремглав выбежав оттуда, они пришли к царю и по порядку рассказали ему обо всём, что случилось. Тогда царь велел сарацинам потушить лампаду и день и ночь сторожить церковь, чтобы туда не заходил никто из христиан. Подчиняясь его приказам, они начали сторожить церковь. Но с наступлением ночи сарацины, которые охраняли церковь, подняв глаза к небу, увидели звезду в небе, сиявшую над лампадой в церкви. Тогда они, ошеломлённые, открыли ворота церкви, увидели лампаду зажжённой и, стремглав бросившись к царю во дворец, начали по порядку рассказывать то, что видели. А царь, когда услышал подобное из уст своих людей, отказался верить сказанному и вновь велел потушить лампаду и, как и прежде, сторожить церковь, а сам, поднявшись, отправился в дом халифа, который освещал церковь. Когда уже наступила ночь, он, подняв глаза к небу, увидел звезду в небе, сиявшую над лампадой в церкви и зажигавшую её своим лучом, и тут же послал сарацин в церковь, а те, вернувшись, сообщили о зажжённой лампаде. Тогда царь издал указ, согласно которому христиане получали полное право ходить в церковь.

52. В это же время Роберт, епископ Аверсы, в присутствии римского понтифика возбудил против нашего монастыря тяжбу по поводу церкви святой Агаты в Аверсе. Когда это дело между нами и ними долго и часто обсуждалось в римской курии, то по приказу римского понтифика и кардиналов, которым казалось невыносимым столько раз слушать это дело на судебных заседаниях, этот епископ вместе с клириками аверсанской церкви уступил эту церковь в вечное владение нашей Монтекассинской обители, установив штраф в 50 фунтов золота. Этот аббат отдал людям, жившим в замке святого Ангела, в аренду пашни и леса, принадлежавшие нашему монастырю в месте, что зовётся Табуления, на условиях своих предшественников, и получил за это десять фунтов золота. Князь Роберт клятвенно утвердил за этим аббатом всё аббатство целиком и все земли, замки и монастыри, как ими владел аббат Отто за восемь дней до своей смерти, и всё, что этот монастырь удерживал в пределах Капуанского княжества. То же сделал и Андрей, консул и герцог Гаэтанский, в отношении земли святого Бенедикта и замка Понтекорво вместе с его владениями.

53. В это время Бенедикт, епископ Фонданской церкви и монах нашей обители, возбудил против нашего монастыря тяжбу из-за денег, которые Контард, его предшественник, положил в этом месте, заявив, что часть этих денег была возвращена его епископству, а часть осталась у нас. Но наш аббат сказал, что ничего не знает об этом деле. Когда это дело долго и многократно обсуждалось, поскольку сомневались и в размере денежной суммы, и в том, было ли возвращено меньше, чем было получено в качестве вклада, мы наконец пришли к такому соглашению: ради этого дела наш аббат уступал этому епископу до самой его смерти монастырь святого Николая в Пико, чтобы тот получал оттуда все доходы, какие должен был получать наш монастырь, помимо обычных приношений в его времена. Этот аббат, когда ещё во времена отца Дезидерия исполнял обязанности настоятеля в церкви святого Николая в Пико, приобрёл у Герарда, Ричарда и Льва, консулов Фонди, церковь святого Онуфрия вместе с её владениями; и поскольку названная церковь, построенная на покатом склоне горы, была постоянно открыта для нападений разбойников, Герард, разрушив её, построил на расположенной рядом небольшой горе монастырь в честь святого исповедника Христова Онуфрия и, забрав из монастыря святого Николая в Пико половину всего движимого имущества, а также переведя туда часть монахов из этого места, собрал там шестнадцать готовых служить Христу братьев. Равным образом до основания разрушив церковь святой Марии в Цингле в Алифском округе, он на прежнем месте отстроил её в ещё более великолепном и красивом виде наподобие церкви святого Мартина. Этот аббат отдал Гримальду, сыну Майо, из Аквина землю в Ульмиту, получив взамен другой участок земли на Аспране со всем, что к нему относилось, и установив штраф в 50 бизантиев.

54. Почти в эти же дни, когда шёл уже 1115 год от воплощения Господнего, 19 февраля, замок нашего монастыря, который зовётся Суйо и который со времени отца Дезидерия был отнят у этого монастыря, после смерти Ричарда из Аквилы, который владел этим замком, и пленения Александра, который женился на вдове этого Ричарда, был возвращён в руки названного аббата его жителями, которые не могли выносить наглости сборщиков податей этого Александра . Итак, Рангарда, жена названного Ричарда, узнав об этом, благодаря измене стражников получив в свою власть башню, что зовётся «у моря», забрала из-под власти нашего монастыря деревню Лавриану, Большой дом, [церковь] святого Бенедикта в Суэссе и всё, что принадлежало в её владениях Монтекассинской обители, и с того времени, и впредь не переставала причинять Монтекассинскому монастырю всяческие неприятности, всякое зло, какое только могла выдумать. Аббат же, энергично собрав ввиду этого войско, начал всячески разорять огнём и мечом суэсскую землю. Тогда также Ричард, сын Варфоломея из Калинула, по причине войны, которую он вёл с этой Рангардой из-за Гаэтанского герцогства, клятвенно утвердил за аббатом всё аббатство целиком и всё, что он впредь сможет отвоевать в Фонданской земле, или в земле Гвидо из Кастро, или графов из Чеккано и в пределах Капуанского княжества, и в графствах Аквинском, Венафрском, Алифском и Теанском, в том числе крепость в Суйо с её владениями, и, особо, право проходить по реке Гарильяно с кораблями и товарами в гавань Суйо туда и обратно и, особо, башни, которые были отняты этой Рангардой, то есть двор святого Иоанна у Кур-рентов, двор Ландо у моря, Большой дом, Лавриану, [церковь] святого Бенедикта в Суэссе и земли, которые удерживал Геццолин. То же сделал и князь Роберт, клятвенно утвердив за блаженным Бенедиктом вышеназванный замок в Суйо вместе с его владениями.

55. В следующем году, в мае месяце, уже названный папа Пасхалий, уйдя из Рима, пришёл в наш монастырь и, уведя с собой нашего аббата, отправился в Трою, чтобы провести там собор; возвращаясь оттуда, он торжественно освятил церковь святого Винцентия, которую Герард*, монах нашей обители, построил у истоков Вультурна и которой наш аббат также пожертвовал два паллия. Во времена этого аббата в нашей святой обители скончался монах Альман; насколько его жизнь была угодна Богу, показали обстоятельства его смерти. Итак, придя в это место из города Мельфи, откуда он был родом, он жил весьма строго и воздержанно. Ибо все ночи подряд он, живя в одиночестве возле церкви святого апостола Андрея, на кладбище братьев, и распевая псалмы, не переставал истязать свою плоть суровыми ударами розг. Во времена же этого аббата, когда названный муж умер в тишине глубокой ночи, келарь Николай, находившийся за пределами монастыря, подняв глаза к небу, увидел, как крыша вверху раскрылась и из неё выплыл большой огненный шар и устремился в небесную высь. Тут же послав гонца в монастырь, он выяснил, что час, когда он видел, как из монастыря выплыл огненный шар и устремился в небесную высь, был часом смерти Альмана. То же видение, что келарь снаружи, видел и находившийся в самом монастыре Карбо, один из настоятелей этого места, который всё ещё жив. [Альман] же, пока был жив, три дня в неделю ел только хлеб и воду и никогда, за исключением праздников, не прекращал пост.

56. Между тем, поскольку люди из города Сан-Джермано часто были беспокойны и мятежны по отношению к нашему аббату, Герард активно взялся за обуздание их наглости. Поэтому, проведя совещание с настоятелем Одеризием и деканом Сеньоректом, которые впоследствии были аббатами этой обители, и другими мудрыми мужами, и призвав к себе на помощь верных нашей обители, этот деятельнейший муж 16 февраля, в ночное время, захватил гору Янулу, которая возвышалась над этим городом, и, взяв у горожан заложников, начал восстанавливать ту крепость Янулу, которая была оставлена и заброшена со времён аббата Алигерна. Итак, сперва он выстроил на вершине горы весьма красивую и сильно укреплённую башню и восстановил возле неё две старые разрушенные башни. Далее аббат красивейшим образом построил комнату с часовней и прочими хозяйственными службами, обвёл периметр этой крепости прочнейшей стеной и, таким образом, наконец заставил мятежных и неверных горожан оставаться в покое. Равным образом он укрепил стенами и башнями замки Понтекорво, Кардет, Витекуз и Суйо.

57. В эти дни, когда в Гаэтанской церкви умер епископ Альберт, в епископы этой церкви был дан Ричард, с детства бывший монахом нашей обители. Между тем римский понтифик, заботясь об обуздании свирепости язычников, призвал римлян, пизанцев и других [мужей] из разных земель и направил их при условии отпущения всех грехов на Балеарские острова. Когда они прибыли туда, то, долго и ожесточённо их атакуя, наконец приняли их сдачу, предав мечу сто тысяч сарацин. Кроме того, в это же время Гектор, Пандульф и Гизульф, сыновья Пандульфа из Презенцано, обуянные злобой древнего врага, тайком захватили замок нашего монастыря, что зовётся Камин, и начали всеми способами тревожить прилегающие к нему земли нашей обители. Аббат же, будучи человеком мужественным, собрав войско, предал их землю огню и мечу. В этом же году названный папа, уйдя из Рима, пришёл в наш монастырь, где был весьма почтительно принят; когда ему доложили о вышеназванных святотатцах, которые захватили уже упомянутый ранее замок Камин, он прямо посреди мессы отлучил от порогов церкви виновников такого злодеяния, если те не образумятся. Что же далее? Видя, что Бог во всём им препятствует, они вернули этот замок в руки нашего аббата и, придя в наш монастырь, в присутствии всей общины положили на алтарь блаженного Бенедикта грамоту об отказе от вышеназванного замка. Между тем Ландо, сын графа Ландо, по обычаю своих родителей никогда не отступавший от вражды к нашей обители, начал строить замок в соседнем с нашим монастырём лесу, что зовётся Тирилле. В этой святой обители тогда находился Иоанн, канцлер римской церкви и монах нашего монастыря, о котором я упоминал выше; он счёл недостойным сносить такую наглость и, взяв с собой декана Сеньоректа и других братьев, пришёл к этому графу и начал просить его от имени римского понтифика, чтобы он не строил замок во владении блаженного Бенедикта, если не хочет подвергнуться папской анафеме. Тогда тот, узнав о гневе понтифика и о правах блаженного Бенедикта, тут же ушёл из этого места.

58. В это время некий рыцарь в Апулии был схвачен в каком-то столкновении одним злодеем и, закованный в кандалы и цепи, погружён в яму. Когда его много дней держали связанным этими путами, и он день и ночь в тревоге молил святейшего отца Бенедикта о помощи, то однажды ночью тот явился ему и сказал: «Ты спишь или бодрствуешь?». А тот: «Как видишь, господин, я в глубине моей души думаю скорее о смерти, чем о спокойствии сна; но кто ты, который соизволил прийти ко мне, дай знать, очень тебя прошу». А святой в ответ: «Я - брат Бенедикт, которого ты просил прийти к тебе на помощь. А теперь поскорее вставай; цепи же, которыми ты скован, поскольку из-за дальности пути ты не сможешь отнести к моему телу в Монтекассино, повесь у могилы брата Отто, затворника, который отлично соблюдал мой устав, и не медля иди в Монтекассино воздать Богу хвалу за твоё освобождение». Когда он сказал это, рыцарь, тут же поднявшись, призвал имя нашего Спасителя и блаженного Бенедикта, и цепи, которые были у него на ногах, тотчас же спали, и он, сразу поднявшись, со всей страстностью постарался исполнить то, что ему было велено. Наконец, придя в Монтекассино, он воздал величайшую хвалу Богу и отцу Бенедикту. Ардерад, привратник этого места, в то время как посреди ночи совершал путь по равнине, которая прилегает к горе Кассино, обратив глаза к обители святейшего отца Бенедикта, увидел, как на это место опустился яркий, наподобие солнечного сияния свет, который, сперва осветив церковь, а затем и весь монастырь, горел на протяжении почти получаса; и только тогда свет, который явился перед его глазами, погас. В это же время Сергий, монах нашей обители, родом амальфитанин, в то время как уходил из жизни, просил Григория, пресвитера этого места, чтобы он не оставлял его. И тот, подчиняясь его просьбе, остался вместе с ним. Когда же настал уже последний час его жизни, [Сергий], оглянувшись, увидел, что блаженнейшая Матерь Божья Мария пришла к нему, и он, тут же подняв руку, начал кричать: «Госпожа моя! Госпожа моя!». Когда его спросили, что он видел, он сказал: «Разве вы сами не видите блаженнейшую деву Марию? Ведь она здесь». Сказав это, он испустил дух.

59. В эти же дни Пётр, сын Петра Майна, из города Аквина, пожертвовал блаженному Бенедикту всё, что ему, казалось, принадлежало в пределах вышеназванного города, в долине Опплоза, в Сургили и Цистерноле, и всё, что ему принадлежало возле Суйо, в месте, что зовётся Большой дом, установив штраф в сто бизантиев. Также Атенульф, сын Бернарда Аквинского, придя в наш монастырь, пожертвовал этому святому месту всё, что принадлежало ему по отцовскому или материнскому праву в Сан-Урбано. В это же время аббат Герард пожаловал в ризницу нашей святой обители для пользы братьев всё, что принадлежало святому Бенедикту в Термольском графстве, а также земли, которые принадлежали рыцарю Ольдиберту и которые граф Роберт, как мы сообщали выше, пожертвовал этому месту, приложив угрозу анафемы в случае, если кто-либо из его преемников захочет отнять это у ризницы братьев. Он также пожаловал монастырю святого Иоанна в Капуе Петра Мелларию вместе с её владениями. Следует знать, что в девичьем монастыре святого Иоанна аббатиса, хотя и избирается святыми девами, когда возникает в том надобность, но, как я, помнится, сам читал в грамоте аббата Алигерна, которая хранится в капуанском монастыре блаженного Бенедикта, признание и утверждение она получает по решению аббата Монтекассино; его же властью эта аббатиса получает также и посвящение.

60. А вышеназванный понтифик, когда к нему присоединился наш аббат, вернувшись в Рим, решил в середине сорокадневного поста провести собор; на этом соборе наш аббат подал иск по поводу кельи святой Софии в Беневенте, но не смог добиться по этому поводу правосудия. В это же время, когда Понтий, аббат Клюнийский, придя на собор, заявил, что он, дескать, аббат аббатов, канцлер Иоанн спросил его - это монтекассинцы получили устав от клюнийцев или клю-нийцы от монтекассинцев, и Понтий ответил, что не только клюнийцы, но и все монахи, живущие в пределах римского мира, получили устав отца Бенедикта от Монтекассинского монастыря. Тогда канцлер сказал: «Так вот, если из Монтекассинской обители, как из живого источника излились правила монашеского образа жизни, то римским понтификом заслуженно и по праву было пожаловано Монте-кассинскому аббату то преимущество, чтобы только он, который является викарием законодателя Бенедикта, звался аббатом аббатов». В это же время римляне в присутствии уже названного понтифика рассорились между собой со звериной ненавистью. Ибо большая часть тех, которые недавно вопреки воле папы избрали сына умершего префекта, всеми силами действовали против Петра Льва, так что разрушили некоторые его башни, ибо понтифик как раз из-за него и вместе с ним не соглашался с их волей. Услышав это, император Генрих, который после смерти Матильды находился тогда в Лигурии ради улаживания её дел, обрадовался, ибо не слишком хорошо ладил с папой, и прислал императорские подарки префекту города и римлянам, сообщив им о своём скором прибытии. Понтифик между тем ушёл из этого места и, насколько мог, оказывал содействие Петру Льву, который заперся в укреплениях.

61. А в 1117 году от воплощения Господнего этот император, собрав войско, прибыл к Риму. В то время как папа Пасхалий узнал об этом, он, покинув город, пришёл в наш монастырь и по просьбе всей общины этого места восстановил Лан-дульфа, архиепископа Беневентского, который, как мы говорили выше, был низложен, в его звании, и, таким образом, через Капую вступил в Беневент. Император между тем, войдя в город Рим и уже зная, что понтифик ушёл оттуда, отчасти дарами, отчасти обещаниями расположил к себе консулов, сенаторов и вельмож и отдал в жёны Птолемею, происходившему из сиятельного рода Октавиев, сыну Птолемея, блистательнейшего римского консула, свою дочь Берту и, пожаловав ему многочисленные дары, императорской властью навсегда утвердил за названным Птолемеем и его наследниками всё, чем владели и что держали его дед Григорий и прочие предки. Между тем папа вёл переговоры с князем и другими норманнами о том, чтобы они соединились против императора и противостояли ему или хотя бы оказали людям вышеназванного понтифика помощь вооружёнными людьми против названного Птолемея, римского консула и зятя императора. Затем император Генрих, находясь в городе Риме, постарался отметить праздник дня Пасхи при великой радости сената и римского народа. И поскольку он не застал там понтифика и не видел возможности через посредников согласовать свои интересы с его интересами, то, вынужденный летним зноем, удалился со своими людьми в северные края, торжественно обещав вскоре вернуться в Рим в более умеренное время года. Норманны же, когда узнали, что император ушёл из города, выбрали из своих почти триста человек и в дни Троицы направили их против Птолемея, о котором мы говорили выше. Те, вступив в Кампанию, расположились лагерем возле Пилия, города этой провинции, захватывая там людей и скот в качестве добычи. Когда об этом сообщили консулу Птолемею, он, тут же призвав рыцарей, которых император оставил ему в помощь, в свою очередь, постарался отправить их ночью против лагеря [врагов]. Норманны между тем, узнав об их прибытии, стремительно бежали и добрались до замка Акут. Немцы, преследуя их, всех, скольких смогли застать, предали смерти и учинили бы среди них страшную резню, если бы норманны не укрылись в замке. Итак, немцы, одержав победу, преследовали оставшихся без лошадей и ограбленных норманнов по деревням и городам, и таким образом норманны, удручённые поражениями, один за другим вернулись по домам.

62. Кроме того, в это время сильные землетрясения случились почти по всей Италии, так что стены многих городов рухнули, церкви были разрушены до основания, высокие башни осели и произошла гибель многих людей; также вода почти во всех источниках стала мутной, и церковные лампады раскачивались по воздуху, хотя не было никакой бури. Тогда же в городе Вероне обрушилась большая часть зданий; также глубокие расщелины образовались в тех краях; несметное множество деревьев с зелёными листьями было вырвано с корнем и выброшено вон, и места те покрылись дымом; также младенец, заговорив раньше времени, предсказал много необычайного, что впоследствии сбылось. Посреди этих потрясений Симон, сын Гуго, из Молизе ушёл из жизни в Изернии, и его тело было доставлено в монастырь и погребено в атрии церкви блаженного Бенедикта.

63. В эти же дни Роберт, король Англии, отправил послов в наш монастырь с просьбой, чтобы [монахи] молили Господа о милости для него и ради благополучия его королевства, и позаботился послать через них блаженному Бенедикту немалых размеров золотую чашу. В это же время Рожер, сын Ландо, графа Кальва, придя в это место, пожертвовал блаженному Бенедикту в Сицилии в месте, что зовётся Мелаццети, усадьбу святого Андрея возле реки Плати платамон в таких пределах: с первой стороны, то есть со стороны востока, она примыкает к горе, что зовётся Марге; со второй стороны она граничит с названном рекой и с холмом, который расположен возле реки святой Венеры; с третьей стороны -усадьба святого Николая в Мелито, вместе с принадлежавшими ему в этом месте людьми, установив штраф в 500 бизантиев.

64. В эти же дни Алексей, император Нового Рима, Константинополя, который пожертвовал нашей святой Монтекассинской обители много добра и любил её больше всех монастырей латинского имени, ушёл из жизни на сорок четвёртом году своего императорского правления и оставил власть над восточными римлянами своему сыну Иоанну Порфирогенету. Точно так же и уже названный папа Пасхалий, вернувшись из Беневента в Рим, ушёл из жизни 21 января, и канцлер Иоанн, с детства монах нашей Монтекассинской обители, был избран духовенством, сенатом и народом Рима в папы под именем Геласия. В то время как это дошло до слуха императора Генриха, он спешно прибыл в Рим и постарался отправить к избранному папе своих послов, через которых передал ему, что если он будет соблюдать то соглашение, которое заключил с императором папа Пасхалий, и подтвердит условия, которые были установлены между Римской империей и апостольским престолом, император тут же окажет верность и самому избраннику, и римской церкви; если же нет, то он поставит во главе римской церкви другого понтифика. Итак, этот избранник, видя, что его интересы нельзя примирить с интересами империи, вышел по реке Тибру в море и вместе с епископами, кардиналами и другими клириками Римской церкви, а также префектом города Рима и многими другими знатными римлянами прибыл в Гаэту. Когда об этом доложили императору, он тут же поставил во главе римской церкви узурпатора - Маврикия, архиепископа Браги, низложенного папой Пасхалием. А вышеназванный избранник, находясь в Гаэте, во время сорокадневного поста был посвящён в пресвитеры и поставлен этими епископами и кардиналами папой под именем Геласия. В это время князь Капуи Роберт и герцог Вильгельм, придя к этому понтифику, принесли ему в названном городе клятву верности . Затем он, придя в Капую вместе с епископами и кардиналами, отлучил этого императора от церкви вместе с названным узурпатором и их приверженцами. А на праздник Пасхи, когда на него возложили корону римского мира, он с великой славой и похвалами пришёл в расположенный в Капуе монастырь отца Бенедикта и, торжественно отслужив там мессу, вернулся в городскую епископию, в то время как площади и арки были украшены по римскому обычаю; после этого понтифик, придя в наш монастырь, с огромными почестями и радостью был принят всей общиной и в течение многих дней находился в этой земле. Между тем князь Роберт, созвав войско, пришёл в наш монастырь, чтобы, как и обещал понтифику, идти вместе с ним в Рим. Но, услышав, что император осадил город под названием Туррици, он задержался в Монтекассино; приняв там также послов императора, он ушёл обратно в Капую. Между тем император, заключив договор с горожанами, вернулся в Рим и, коронованный там названным ересиархом в день святой Троицы®, возвратился в Лигурию. Когда вышеназванный понтифик узнал об этом, то вернулся в Рим, а затем, уйдя оттуда, прибыл в город Пизу и, освятив там церковь святой Марии, которая зовётся «у Дома», поставил первого в этом городе архиепископа. Когда вышеназванный понтифик находился в этом городе, то по распоряжению его и Петра, архиепископа названного города, Одемундом и его сыновьями блаженному Бенедикту была пожертвована церковь святого Сильвестра в названном городе Пизе вместе со всем, что к ней относилось . В этом пожаловании принял участие Ламберт, епископ Остийский, а впоследствии и папа Гонорий вместе с другими кардиналами. Уйдя же оттуда, названный понтифик вместе с епископами и кардиналами отправился в Клюнийский монастырь и был весьма почтительно принят аббатом названного места; пробыв там какое-то время, он через несколько дней ушёл из жизни и был надлежащим образом похоронен в этом монастыре. Итак, кардиналы, видя, что лишились такого пастыря, проведя совещание, чтобы римская церковь не страдала более от нападок раскольников, избрали там себе в папы под именем Каликста Гвидо, архиепископа Вьеннского, происходившего из королевского рода и весьма сведущего в светских и церковных делах. Затем понтифик, пробыв там какое-то время, [направил в Рим] Росцемана, кардинала и монаха нашей обители, и, получив посредством писем единодушное согласие по поводу своего рукоположения по крайней мере со стороны итальянцев, расположенных к католической партии, вместе с епископами и кардиналами прибыл в монастырь блаженного Мавра, расположенный в Гланнафолии и подчинённый Монтекассинской ^бители; по просьбе монтекассинских монахов, которые пришли вместе с ним, а также Герарда, аббата уже названного места, он торжественно освятил церковь названного исповедника Христова Мавра ; он также с величайшим уважением положил в ней мощи святых Антония и Константиниана, которые вместе с блаженным Мавром отправились в Галлию из Монтекассинской обители; таким образом, придя в Рим, он был весьма почтительно встречен духовенством, сенатом и народом Рима.

65. Итак, в это же время, когда шёл уже 1120-й год от воплощения Господнего, в этой земле случились столь сильные землетрясения, что в Камине рухнул дворец, в Кукуруццо церковь обрушилась вместе с курией, в Бантре наземь упали церковь, дома и колокольня и многие погибли под их обломками, и мы каждый день ощущали то девять, то семнадцать, а то и более двадцати толчков. В это же время отец Бенедикт, трижды зримо явившись одному испанцу возле Термоли на распутье, сказал: «Иди и скажи аббату, чтобы он велел всем, кто живет в находящихся под его властью землях, чтобы они, разувшись, собрались в моём монастыре, построенном в Монтекассино, и помолились всемогущему Богу, и пусть он сам вместе с братьями, разувшись, совершает литании по всем монастырским церквям; ибо грехи людей увеличились, и заблуждения их чересчур умножились; возможно, Бог простит их грехи, так пусть же он совершит молитвы и моления к нему». На вопрос, кто он такой, он ответил, что он - брат Бенедикт. Тот же, поднявшись, приходит к аббату и по порядку рассказывает всё, что видел и слышал. Итак, по велению отца Бенедикта все собрались наверху у монастыря, чтобы помолиться Богу, но дьявол, приняв образ хромого, вышел им навстречу на отлогом склоне горы и сказал, что церковь Преславной Девы Марии и большая часть города якобы разрушены землетрясением. Те, преклонив слух к этой лживой вести и спешно оставив то, что начали, вернулись в город. В то время как они туда пришли, они увидели дьявольский обман и решили с босыми ногами исполнить ту литанию, которую по глупости прервали, уже на другой день. И вот, в первый час ночи, когда случилось превосходившее всякую меру землетрясение, братья, вскочив со своих постелей, разувшись, плача и вопя, прибежали к отцу Бенедикту и, изливая к нему молитвы перед его святейшим телом, начали служить литании по всем алтарям монастыря. Праведен Господь в словах своих, который обещал выслушивать призывающих Его и уповающих на Его милосердие! Ибо после того как братьями было исполнено моление литании, ни один камень более не сдвинулся с места. В то время как это дошло до сведения живших вокруг соседей, почти все, кто жил в княжестве, с босыми ногами пришли сюда к блаженному Бенедикту, смиренно умоляя всемогущего Бога о милости, чтобы Он соизволил помиловать их благодаря заступничеству такого отца. И они не обманулись в своих ожиданиях, ибо сотрясение земли тут же прекратилось. Между тем в этом же году Роберт, князь Капуи, о котором мы упоминали выше, ушёл из жизни, и Ричард, его сын, был поставлен капуанцами на княжеский престол; когда же и он умер малое время спустя, ему в княжестве наследовал его дядя Роберт.

66. Во времена этого аббата в провинции Кампании произошло замечательное и во всех отношениях подобное древности чудо. В Комино, в замке, который был построен в честь святых Семи братьев, жил сын одного благородного рыцаря по имени Альберик. Этот мальчик, достигнув десяти лет со дня своего рождения, был поражён недугом и доведён до такой крайности, что пролежал в это время недвижимый и без сознания, словно мёртвый, девять дней и столько же ночей; в этот период он был проведён блаженным апостолом Петром и двумя ангелами, из которых одного звали Эммануил, а второго Элой, по местам мучений, доставлен ко входу в адскую бездну и, наконец, отведён в рай и видел места обитания святых, был поднят на самое верхнее небо и в достаточной мере наставлен блаженным апостолом Петром в Ветхом завете, в муках грешников и в вечной славе святых, видел такие тайны, о которых запрещено кому-либо говорить; таким образом, он был проведён этим апостолом по 72 провинциям и возвращён к жизни. Итак, кто желает знать его видение, пусть прочтёт описание этого события, составленное Гвидо, монахом Монтекассинского монастыря; но, поскольку это почти у всех на устах, мы не будем о нём рассказывать. С тех пор Альберик, презрев и оставив мирскую суету, отправился в Монтекассинский монастырь и был весьма любезно принят отцом Герардом, и, облачённый в монашеское одеяние, примкнул к прочим братьям, чтобы вместе с ними служить царю Христу. Ибо он вплоть до нынешнего дня отличается таким воздержанием, такой строгостью нравов, что никто не сомневается в том, что он наблюдал муки грешников и убоялся их, и видел славу святых. Ибо он с того времени и доныне с согласия Бога не вкушает ни мяса, ни сала, ни вина, ни в какое время не пользуется обувью, и, таким образом, до сегодняшнего дня упорствует в Монтекассинской обители в таком сокрушении и смирении ума и тела, что даже если молчит язык, сама жизнь говорит, что он видел многое, что скрыто от других и вызывает либо страх, либо желание. В те же времена Пётр Дьякон в 1115 году от воплощения Господнего в пятилетнем возрасте был пожертвован своими родителями блаженному Бенедикту и, принятый уже названным Герардом, облачённый в монашеское одеяние и обучаемый при том же аббате в течение восьми лет, на двадцать первом году своей жизни написал посвящённое Одеризию II, предшественнику названного Герарда, «Страдание блаженнейшего мученика Марка и его спутников»; «Житие выдающегося исповедника Фулько», «Страдание святейшего мученика Плацида, ученика блаженного отца Бенедикта» и «Житие святого аббата Аполлинария», посвящённые достопочтеннейшему аббату Райнальду; «Житие святых Гвиницо и Януария», посвящённое Ричарду, монте-кассинскому монаху ; «Житие святого епископа и исповедника Констанция», посвящённое Гварину, епископу Аквинскому; «Житие святого Севера, епископа Казинского», посвящённое аббату Сеньоректу; «Поэму о последних днях», в которой он, кажется, слово в слово следовал апостолу Иоанну, и, хотя этот Пётр знал конечное вместо бесконечного, всё, что там написано, справедливо. Он описал также разрушение и восстановление города Атины и обретение тела блаженного мученика Марка. «Житие святой Дарьи, жены святого Никандра». Он написал также следующие речи: восемь речей о празднике блаженного Марка; две его речи о бдениях; две гомилии и двенадцать речей о святом мученике Плациде; две речи о вечере Господней; на Святой Пяток; на Святую Субботу; гомилию на праздник святогЬ Бенедикта; речь на Пасху; на отдание святого Бенедикта; на Вознесение Господне; на Троицу; на праздник святого Иоанна Крестителя; на святых Петра и Павла; на святого Лаврентия; на канун святой Марии; книгу «О знаменитых мужах Монтекассинского монастыря» к Пандульфу, епископу Теанскому. Он описал также чудеса монтекассинских монахов, которые до сих пор не были написаны. Он также по приказу аббата Сеньоректа исправил «Историю о разрушении и восстановлении обители блаженного Мавра» и написал к ней пролог. Он написал пролог также в «Книге привилегий». Речь о перенесении тела святого первомученика Стефана из города Константинополя в город Рим. О происхождении и жизни праведников Монтекассинской обители. Речь о празднике всех святых. Две речи о Рождестве Господнем. О святом Стефане. «Хронику» Монтекассинского монастыря от восстановления церкви блаженного Мартина, совершённого Дезидерием, и до сего дня. Он составил «Астрономию» на основании древних книг. Наконец, отправленный послом к римскому императору Лотарю III по поводу ответов Монтекассинской обители, после того как тот позволил ему сидеть у его ног, после того как поместил его среди капелланов Римской империи, после того как сделал учеником канцлера Бертульфа , после того как извлёк его из дальних мест и назначил логофетом, секретарём и аудитором Римской империи, этот Пётр, живя в последующем при дворе римского императора, составил «Диспут», который в присутствии этого императора состоялся между ним и противником Монтекассинской церкви; он сократил труд Солина «О чудесах»; написал для императора Конрада книгу «О видах драгоценных камней»; составив толкование на устав святого Бенедикта, разделил его на четыре книги; составил схолии на Ветхий завет; два письма к императору Лотарю по приказу аббата Гвибальда; письмо к императрице Рихен-це* о смерти императора Лотаря; письмо к ней же о смерти Генриха, герцога Баварского. Он сочинил прекраснейшее письмо об избрании Конрада II, римского императора; расширил книгу заметок и посвятил её императору Конраду. Купив книгу Витрувия «Об архитектуре мира», он сократил её. Он перевёл с греческого на римский язык книгу Эвакс, царя Аравии, о драгоценных камнях к императору Нерону, которую император Константин почти восемьсот лет назад увёз из города Рима в Константинополь. Он посвятил во славу святой девы и мученицы Юсты два гимна. Он исправил искажённое «Видение» Альберика, монаха монтекассинского. Он составил «Хронику» царей Троянского народа и консулов, диктаторов и императоров. Он написал «Чудеса святых мучеников Марка, Никандра и Марциана». Он сочинил шесть гимнов в похвалу им. Он написал песнь о блаженном мученике Марке; схолии на различные сентенции; ободрение к монахам, в котором показал, что им следует соблюдать, а чего остерегаться; о семи грехах и добродетелях; о семи требованиях; о Ревекке и Исааке; о царе Озии и священниках; о Моисее и пути трёх дней и трёх временах; о видении Исайи; книгу приветствий, ободрений и укоров. Он составил путеводитель о земле обетованной на основании всех древних книг и посвятил его Гвибальду, аббату Монтекассино. Он написал «Житие святого папы Льва». Сочинив «Историю Троянского народа» от начала мира до своего времени, а также «Книгу пророчеств и знамений», он посвятил их светлейшему Птолемею II, римскому консулу. Он сочинил прекраснейшую гомилию «Об искушении Христа в пустыни», а также «Диспут», который он имел с одним жителем Константинополя по поводу римской церкви. Он сочинил и многое другое, о чём мы не будем здесь писать.

67. При уже названном аббате Герарде Гуннарий, благороднейший из сардов, следуя по стопам своих предков - царей Барезо и Торкитория, с позволения своего архиепископа пожертвовал блаженному Бенедикту церковь святого Петра в Нурки, святого Николая, святого Иоанна и святого Петра в Нугульби, святого Ильи и святого Иоанна в Сетине со всеми владениями этих церквей для удовлетворения наших потребностей в одежде. То же сделал и Фурат из Гитила по желанию того же архиепископа, а также своего епископа Бона в отношении церкви святого Николая в Солио и церкви святой Марии вместе со всем, что к ним относилось. Но и Комита, благороднейший из сардов, придя в это время в наш монастырь, выдал этому месту грамоту на церковь святого Михаила в Ферру-цези со всем, что к ней относилось. Равным образом Мариан из Зори пожертвовал нашей обители церковь святого Георгия в Банаркату со всем, чем она, казалось, владела в то время. Побуждаемая их примером, Мускуниония выдала грамоту на свой дом в Солио вместе с рабами, рабынями и всем своим имуществом. Также Сузанна, соревнуясь с ней в добре, пожертвовала блаженному Бенедикту свой дом в Искано, в Мулане, в Кортине, в Мирре, в Коквине и в Амендуле вместе с рабами, рабынями и всем своим добром. Вера, дочь Гуннария из Тора, точно так же пожертвовала нашему монастырю свой дом в Коквине вместе с рабами и со всем, чем она, казалось, владела. То же сделал и Константин из Карвии, выдав жалованную грамоту на церковь святого Петра в Симбрано со всеми её владениями.

68. В это время названный папа Каликст, уйдя из Рима, пришёл в наш монастырь и, с великой честью принятый нашим названным аббатом, торжественно служил в этот день мессу и пробыл в этой земле почти два месяца. Наш аббат весьма почтительно содержал этого понтифика и весьма деятельно старался услужить ему во всех его надобностях. А оттуда папа, придя в Беневент, дошёл до Апулии и, получив по обычаю своих предшественников клятву верности у герцога Вильгельма, вернулся в Рим. После этого, собрав войско, он, осадив, захватил в городе Сутри ересиарха Маврикия и отправил его в ссылку в крепость нашего монастыря, которую построил наш аббат. В то время как этот достопочтеннейший понтифик находился в Беневенте, он по просьбе нашего аббата и братьев привилегией апостольского престола навсегда утвердил за нашей общиной церкви святого Петра и святого Николая в Нугульби, святого Ильи в Сетине и святого Петра в Нурки, которые светлейший муж Гуннарий, о котором мы сообщали выше, пожертвовал блаженному Петру и впоследствии по приказу этого понтифика уступил блаженному Бенедикту, чтобы с доходов этих церквей, по мере возможности, для нашего собрания всегда приготовлялись одежды, но при сохранении ценза в четыре солида павийских монет, уплачиваемого каждый год Латеранскому священному дворцу, и прибавил сверх того, чтобы все владения и дары, которые вышеназванный Гуннарий пожаловал или ещё пожалует блаженному Бенедикту, точно так же навсегда сохранялись для потребностей в одежде, и если кто-либо посмеет отобрать или уменьшить пожертвование этого Гуннария, либо отвлечь или оттеснить капитул святой Монтекассинской [обители] от установленного приготовления одежд, то да подлежит он анафеме. Затем он также отправил сиятельному мужу Гуннарию и его жене Елене письма, воздавая благодарность и вместе с тем увещевая и возлагая на них во отпущение грехов, чтобы они твёрдо упорствовали в том, что начали. Ибо римский престол своей властью утвердил и церкви, и тот дар, которые они сделали нашему монастырю, запрещая, чтобы кто-либо дерзнул отобрать их или уменьшить, или изменить в будущем их состояние без согласия монтекассинской братии, но чтобы они всегда в полной мере и в спокойствии использовались для одежд братии. Равным образом он отправил письмо также епископу Вольтер-ры, сообщая, сколь особенно, сколь преимущественно эта Монтекассинская обитель относится к покровительству римской церкви, и поручив вдобавок передать, чтобы из уважения к блаженному Бенедикту он позволил дару, который был сделан блаженному Бенедикту сиятельным мужем Гуннарием и его женой, остаться нерушимым и свободным от всякого беспокойства, ибо апостольский престол утвердил этот дар властью своей грамоты, и те церкви, которые Гуннарий вместе со своей женой Еленой пожертвовали блаженному Петру, по щедрости апостольского престола уступил этой нашей обители. Поэтому он не хочет, чтобы они были отобраны или потревожены чьим-либо насилием, но желает, чтобы все они сохранялись безмятежно и свободно для одежд монтекассинской братии.

69. Случилось же, что в то время как этот достопочтенный папа находился в Беневенте, Отто, архиепископ Капуанский, пожаловался на то, что Капуанскую церковь якобы лишили трёх церквей, которые должны находиться под властью святого Стефана и которыми завладела Монтекассинская церковь, а именно, церкви святого Бенедикта Пиццулу, церкви святого Ангела у Одальдисков и церкви святого Руфа, и просил римскую курию вернуть ему владение ими. На это наш аббат ответил, что Монтекассинская церковь и её служители не грабили Капуанскую церковь, заявив, что предъявленные ему названные обвинения опровергаются как многочисленными документальными данными, так и законным и нерушимым удерживанием [этих церквей] в течение [долгого] времени, и, показав вдобавок, что иск, поданный со стороны архиепископа, и не каноничен, и не законен, доказал это на основании многочисленных и очевидных доводов. Когда обе стороны долгое время спорили между собой по этому поводу, папа велел, чтобы наш аббат представил те доводы, которые у него были. Итак, после того как была дана трёхдневная отсрочка и наша и противная стороны опять пришли в курию, вновь приступили к рассмотрению этих жалоб. Однако, когда со стороны архиепископа не смогли представить никаких доводов, ни канонических, ни законных, на основании которых Монтекассинский монастырь должен был бы вернуть ему владение названными церквями, когда стало ясно, что Капуанская церковь не была ограблена Монтекассинской и пребывает в этом состоянии уже давно, названный папа приказал наконец представить свои доводы нашей обители. Когда они были представлены, внимательно зачитаны и рассмотрены римскими клириками и кардиналами, о том, как князь Ричард и его сын Иордан пожаловали эти [церкви] нашей обители и утвердили их своей грамотой, понтифик, приняв решение, как ввиду многочисленных документальных данных, так и ввиду грамот римских понтификов, пожалованных нашей обители, велел, чтобы названные церкви оставались во владении нашего монастыря, как то и было раньше.

70. Кроме того, в это же время наш аббат в присутствии названного папы подал жалобу по поводу церкви святой Марии в Цингле, которую граф Райнульф силой изъял из-под власти нашей обители и подчинил церкви святой Марии в Капуе. Тогда понтифик позаботился отправить аббатисе святой Марии в Капуе письма, чтобы она в четверг после отдания Троицы предстала перед апостольским престолом и в присутствии епископов и кардиналов предъявила римскому понтифику права на свою церковь. Та же, воспылав огнём женской ярости, ответила, что ни в коем случае не пойдёт в курию понтифика и ни при каких условиях не подчинится его повелениям. Когда об этом доложили вышеназванному папе, он отправил ей письмо, говоря, что она, кажется, уже ищет лазейки в отношении жалобы нашего аббата по поводу Цингленской церкви, раз по прошествии второго срока не пришла на суд и не направила вместо себя разумных особ. Во всём этом, правда, римская церковь до сих пор щадила её и её монастырь, но она не в силах дольше оттягивать обсуждение этого дела; так вот, отложив всякую отговорку, она должна предстать перед лицом понтифика или направить вместо себя таких лиц, которые были бы в состоянии обсуждать вместо неё это дело. В противном случае римская церковь при содействии Господнем присудит возвращение Цингленской церкви Монтекассинской обители. Итак, устрашённая подобным вызовом в суд, аббатиса приходит к графу Райнульфу, просит, умоляет, чтобы он отправил за неё письмо римскому понтифику. Граф, вознаграждённый деньгами, соглашается с её желанием и, выполняя то, о чём просила аббатиса, посылает вышеназванному папе письмо. Итак, зачитав письмо вышеназванного графа, понтифик согласился с его просьбой и дал ей срок, передав этому графу, чтобы он не чинил по этому поводу никаких помех, дабы дело это не было проиграно из-за истечения назначенного времени. Ведь если аббатиса в установленный срок не предстанет перед апостольским престолом и не пришлёт вместо себя подходящих лиц, он при содействии Господнем присудит возвращение Цингленской [церкви] Монтекассинской обители, ибо не может дольше сносить жалобу Монтекассинского аббата. Когда же настал срок, наш аббат отправился в Рим, желая получить причитающееся нашей обители, вместе с тем принеся с собой также наши охранные грамоты; аббатиса же наотрез отказалась прислать представителя или прийти лично. Тогда папа, посоветовавшись с епископами и кардиналами, отправил этой аббатисе письмо, удивляясь, что он часто посылал ей апостольские письма относительно тяжбы, которая долгое время велась по поводу Цингленской церкви между монахинями и Монтекассинской обителью, и уже назначил ей три срока, но она ни сама не пришла к нему, ни направила вместо себя подходящих лиц для решения дела, согласно его указанию. Тем самым она, вероятно, не ждёт правосудия, но желает посредством неких уловок и притворства бесконечно тянуть время. Ему и кардиналам представляется разумным, чтобы Монтекассинская церковь не оставалась и далее лишённой обладания Цингленской церковью из-за отсрочки или под предлогом отсутствия аббатисы. Ведь тот, кого лишили имущества, которым он владел, согласно установлениям законов и предписанию священных канонов, вынужден прибегнуть к судебному процессу. Итак, по приговору своему и кардиналов он постановляет, чтобы в течение двадцати дней после получения письма она ввела Монтекассин-скую церковь в полное владение Цингленской кельей, при сохранении того, что причитается её монастырю. Имущества же церкви, которые та имела в момент похищения, не должны быть отобраны ни ею, ни её людьми. В ответ на это аббатиса, не зная того, что произойдёт в отношении неё, послав людей, вопреки повелению папы унесла книги и всё, что обнаружила в Цингленской келье. Когда папа узнал об этом, то велел письменно передать ей, что пока он терпел её с отеческим радушием и кротостью, она, насмехаясь над папским терпением, ничего из того, что он ей велел, не удосужилась исполнить и вдобавок также во оскорбление и поношение апостольскому престолу ограбила Цингленскую церковь. Итак, он повелел, чтобы она, если не хочет испытать апостольский гнев, впредь ничего из имущества Цингленской церкви не уносила, но, отбросив всякие уловки и притворство, вернула церкви всё, что было отнято ею у этой церкви, и возвратила Монтекассинскому монастырю саму эту церковь со всеми её имуществами. Если же она и дальше будет пренебрегать этим и в течение двадцати дней после получения писем не удосужится исполнить апостольское повеление, то апостольский престол с этого времени запретит богослужение в Цингленской церкви. Аббатисе же властью апостольского звания будет запрещено всякое управление монастырём, пока она честно не выполнит указанное возвращение и в полной мере не даст удовлетворения римской церкви за пренебрежение. Аббатиса же, когда узнала волю папы, прибегла к обычному оружию и, кстати и некстати раздавая деньги, заявила, что никоим образом, ни при каких обстоятельствах не выполнит волю папы. Итак, когда об этом доложили понтифику, он вновь послал передать ей, что с чем большим терпением он сносил её [выходки], с тем большей гордыней и высокомерием она поднялась против римской церкви. Ибо он более четырёх раз с любовью и по отечески писал ей, согласно установлению священных канонов, и она совершенно пренебрегла его повелениями и презрела римскую церковь, которая есть мать всех церквей и госпожа, основанная не кем-либо иным, но самим Господом Христом. Поэтому все верующие небезосновательно должны её почитать. Она же, напротив, желает лишить эту [церковь] её власти и достоинства. Ибо она, столько раз увещеваемая римской церковью, не только не проявила послушания, но присовокупила к непослушанию ещё и упрямство. Итак, за такую её наглость понтифик запретил в этом монастыре блаженной Марии всякое богослужение. Он отстранил аббатису от управления этим монастырём и как её, так и её приверженцев связал по этой причине узами отлучения. Когда римский понтифик и таким образом не смог смирить наглость аббатисы, он поручил графу Райнульфу в течение двадцати дней после получения им апостольского письма ввести Монтекассинский монастырь в полное владение Цингленской церковью и не допускать, чтобы добро этой церкви было тем временем кем-либо расхищено или отобрано. Если же он, который и был причиной и виновником этого похищения, также пренебрежёт апостольским поручением, папа, не в силах забыть из-за него о силе церковного правосудия, при помощи Господней распространит приговор об отлучении на его особу и на всю его землю. Итак, получив апостольское письмо, граф призывает аббатису и по порядку излагает ей то, что велел ему папа. Та же, воспылав огнём женской ярости, вознаграждает князя, графа и всех их вассалов огромными владениями, просит, требует, заклинает и умоляет их всеми способами и силами, какими может, чтобы они уговорили графа постараться защитить аббатису вопреки папскому приговору и помочь ей в такой критический момент времени. Итак, вознаграждённый деньгами аббатисы, граф обещает по мере сил защищать её вопреки приговору папы. Когда об этом сообщили понтифику, он поручает передать графу, что, когда тот был верен блаженному Петру и папе, римская церковь любила его истинной любовью и заключала его особу в объятия исключительной любви среди прочих деятельных и сиятельных мужей, и если бы она не была оставлена им, то предпочла бы и впредь это делать; из-за этого церковь до сих пор не сделала ничего такого, что, по-видимому, отяготило бы его со стороны апостольского престола. Итак, он повелевает, чтобы граф, отложив всякие отсрочки и отговорки, велел восстановить Монтекассинского аббата во владении Цингленской церковью и всем, чем она владела. Если же тот посмеет пойти против этого, то он запретит этому графу участие в богослужении и вход во все церкви и по прошествии установленного двадцатидневного срока отлучит его особу от церкви до тех пор, пока тот в полной мере не восстановит Монтекассинского аббата во владении Цингленской кельей, ибо не в силах более выносить жалобы монтекассинских братьев. Он равным образом отправил также письмо Отто, архиепископу Капуанскому, велев, чтобы тот считал аббатису Альфераду низложенной и отлучённой и не позволял проводить в названном монастыре блаженной Марии никаких богослужений; и велел объявить по своему приходу вынесенный римским понтификом приговор об интердикте и отлучении и соблюдать его; клирикам же и мирянам он строго приказал, чтобы они не смели входить в эту церковь вопреки его интердикту и вступать в какое-либо общение с отлучёнными. Между тем граф Райнульф, с досадой восприняв то, что он из-за женской гордыни отлучён и отстранён от всех божественных таинств, торжественно обещал исполнить апостольскую волю, если сможет взглянуть на охранные грамоты монтекассинских братьев. Итак, когда в присутствии вышеназванного папы Каликста и всех епископов и кардиналов были зачитаны старинные и оригинальные грамоты нашей обители о том, как Сарацен, беневентский скульдаис, которому это место принадлежало по наследственному праву, изначально построил там церковь святого Кассиана, как мы упоминали в начале этого сочинения, и, поскольку не имел сына, с разрешения Гизульфа, герцога лангобардов, пожаловал этой церкви всё своё имущество и владения, как впоследствии властьк} этого герцога он подчинил эту церковь вместе со всеми её владениями названной Монтекассинской обители; далее о том, как святой Петронакс, наш аббат, при содействии этого же герцога построил там церковь в честь Пресвятой Богородицы Марии и учредил монастырь святых дев Божьих; как её, отнятую у нашего монастыря, аббат Одеризий возвратил во времена папы Урбана; как папа по этой причине в апостольских письмах и устным приглашением вызвал аббатису Капуанского монастыря на суд и как аббатиса, отказавшись прийти к понтифику, не приняла его увещеваний и посредством ухищрений не явилась на суд; когда в присутствии всех был также зачитан приговор по этому поводу папы Пасхалия, этот граф тут же в присутствии Иоанна, кардинала титулярной церкви святого Евсевия, и Бермана, иподьякона римской церкви, возвратил блаженному Бенедикту названный монастырь святой Марии целиком со всеми его принадлежностями, которыми тот владел во времена его отца, и, велев написать по этому поводу грамоту об отказе и восстановлении, скрепил её собственной рукой и положил на алтарь блаженного Бенедикта, установив для нарушителей этого решения штраф в тысячу фунтов золота.

71. Между тем в этом же году Спаран, аббат из монастыря святого Мартина в Арче, придя в нашу обитель, пожертвовал блаженному Бенедикту названную церковь святого Мартина вместе с её владениями. То же сделал и Рао из Банте-роне вместе со своей женой Авристеллой в отношении церкви святого Петра, расположенной в пределах Козенцы, в месте, что зовётся Гаурано, и церкви святого Мартина в месте, что зовётся Купплату, со всеми их владениями, установив штраф в сто фунтов золота. Точно так же и Мило и Литульф, сыновья Бернарда Аквинского, и Мило, сын Мило, придя в наш монастырь, пожертвовали блаженному Бенедикту девять семей крепостных, принадлежавших им в городе под названием Пьедимонте и в вилле святой Луции, а имена их следующие: Иоанн со своей семьёй; Контерий со своей семьёй; Дезидерий со своей семьёй; Тростайн со своей семьёй; Пётр со своей семьёй; Бриций со своей семьёй; Литольф со своей семьёй; Гуго со своей семьёй; Иоанн со своей семьёй.

72. В это время, когда братья Капуанского монастыря передали одному больному, уже почти близкому к смерти, монашеское одеяние, клирики Капуанской церкви, придя туда с вооружённым отрядом, застали его уже мёртвым и, обуянные злобой, сорвали с него монашеское одеяние и выбросили эти одежды на улицу, чтобы их попирали прохожие. Когда об этом узнал папа Каликст, то велел Капуанскому архиепископу, чтобы он по милости Божьей так наказал эту неслыханную и необычную по своему безрассудству дерзость, чтобы те никогда более не смели совершать подобного и чтобы сам архиепископ не оскорблял в этом Бога и римскую церковь и, поскольку он знает, что Монтекассинский монастырь находится под властью римской церкви, ни лично, ни через своих людей никоим образом не беспокоил принадлежавшие ему места. Названный аббат получил от этого достопочтенного папы также грамоту о всякого рода свободах этого места с тем добавлением, что если какие-то люди силой отберут владения или имущества нашего монастыря, то после того как их епископы, увещеваемые нашим аббатом, категорически откажутся совершить над ними правосудие, аббат после двукратного и трёхкратного увещевания этих похитителей должен вынести против них каноническое отлучение. В этом же году в наказание за наши грехи город Капуя был предан огню. Итак, огонь из почти целиком сгоревшего города со всех сторон угрожал монастырю святого Бенедикта. Братья же, отчаявшись в человеческих средствах и надеясь на одну только помощь Божью, взяв антиминс, вынесли его из монастыря и положили посреди огня. И огонь удивительным образом повернул вспять и не смел более приближаться. Все горожане видели также некую руку, отвращавшую огонь от монастыря. Антиминс же остался совершенно невредимым от натиска огня, кроме того, что ради доказательства этого в середине образовалась небольшая дыра.

73. Между тем, когда аббат находился в Беневенте на службе у папы и получил точные сведения о том, что рука святого апостола и евангелиста Матфея хранится в этом городе, он, призвав к себе стражей уже названной руки, начал выведывать самым тщательным образом, как или хотя бы каким образом они заполучили руку этого святого апостола. В то время как те сообщили, как герцог Роберт увёз её с собой во время похода, который он предпринял против императора Алексея, и, наконец, перед смертью завещал своим капелланам, а те впоследствии, в день его смерти, оставили её им, аббат начал настойчиво упрашивать их отвезти такой славный залог в Монтекассинскую обитель. А те признались, что исполнили бы это куда охотнее, если бы аббат принял их в этом монастыре без всякой платы, в какое бы время они ни захотели явиться для обращения. Когда аббат обещал весьма охотно это исполнить, те тут же передали аббату святые мощи для доставки их в нашу обитель. Итак, приняв святые мощи и долгое время лобызая их, аббат позаботился отправить их в наш монастырь через братьев нашей общины. К их приходу все, которые населяли эту землю, вышли им навстречу с величайшим благоговением и радостью. Действительно, когда это дошло до сведения нашей общины, люди, исполненные чрезвычайного ликования и облачённые в торжественные одежды, с лампадами и благовониями вышли к древним воротам и, пав ниц, почтили святого евангелиста; поднявшись, они с величайшим почтением облобызали его и с гимнами и похвалами ввели в монастырь, и, заключив святую руку в серебряный ларец, изготовленный наподобие башни, повесили её на серебряной перекладине перед алтарём блаженного Бенедикта в 1122 году от воплощения Господнего.

74. В этом же году некий хромой из Турской земли решил отправиться ради молитвы на гору Гарган. Когда он добрался до города Аквина, то ему, отдыхавшему в тишине глубокой ночи, явился блаженнейший отец Бенедикт, говоря: «Быстрее вставай и иди в замок Казин; там в присутствии моего тела ты принесёшь в дар одежду и без сомнения обретёшь здоровье». Тогда хромой спросил: «Кто ты, который обещаешь нам такие вещи?». И законодатель ответил на это: «Отбрось всякие сомнения и знай, что я - брат Бенедикт, основатель Монтекассинской обители», и, сказав это, исчез. А хромой, тут же поднявшись, по порядку рассказал товарищам о случившемся. Те же, не поверив увиденному, высказали разные мнения. Так, одни говорили, что не следует, мол, верить лживым снам, ибо сновидения многих ввели в заблуждение. Некоторые же, чья вера была основательнее и благоговейнее, считал!}, что этого никоим образом не нужно делать, но следует просить у святейшего отца Бенедикта обещанного благодеяния. Тогда хромой, поднявшись, быстрым шагом и взбираясь, как мог, поднимается на гору Кассино. Когда он вошёл в церковь, освящённую телом и именем отца Бенедикта, и оказался перед серебряной колонной, на которой была поставлена большая свеча, то сразу же благодаря Бенедикту начал возвращаться в прежнее состояние. В это время ризничий Андрей, который в тот день осуществлял заботу о церкви, услышав крики хромого, спешно явился к нему и, увидев, что желваки, которые возникли на сгибе суставов, лопнули и из сочленений течёт кровь, быстрым шагом отправился к братьям, чтобы по порядку рассказать о случившемся. Хромой же, выйдя из церкви без ведома братьев, быстрым шагом и весьма обрадованный вернулся к товарищам, которые ожидали его в городе Сан-Джермано. Те же, видя такие чудеса, приходят к аббату Герарду и по порядку рассказывают о случившемся. А достопочтенный аббат, весьма обрадовавшись, воздал всемогущему Богу хвалу за его выздоровление и тут же отпустил его в Монтекассино к телу отца Бенедикта. О том же, какая душевная радость и какое ликование тогда были, я, поскольку до сих пор живы все, кто это видел, не буду и говорить. После этого некоторые из сенаторов, уйдя из города Рима, прибыли к Монтекассино и, увидев этого хромого, который, как они знали, лежал раньше у Латеранского дворца, спросили его, как и каким образом он исцелился. В то время как тот по порядку рассказал им о том, как встал на ноги, сенаторы, никоим образом не поверив его словам, сняли сорочку с его тела и, увидев лопнувшие желваки, воздали величайшую хвалу всемогущему Богу и отцу Бенедикту. В знак вечной памяти об этом деле они повесили перед воротами церкви уже названного отца Бенедикта костыли этого хромого. Я считаю необходимым включить сюда славное и знаменитое на весь мир чудо, которое Господь явил тогда у тела этого святейшего отца. Ибо в самый день Воскресения Господнего некий тосканец, немой, слепой и глухой, придя вместе со своими товарищами к святым мощам отца Бенедикта, обрёл исцеление от всех недугов.

75. Далее, в те же дни Пандульф, которому было дано прозвище «из Секста», обуянный злобой древнего змея, вместе с присоединившимся к нему Одальдом, неким соучастником его преступления, не переставали тревожить прилегающие к ним земли нашего монастыря. Наш аббат, собрав против него войско, огнём и мечом разорил всю их землю. Пандульф же, движимый запоздалым раскаянием, пришёл в наш монастырь и посредством грамоты клятвенно отрёкся в пользу святого Бенедикта и названного аббата от замка Витекуз вместе с его владениями, из-за чего и возникла эта война. То же самое сделал и Одальд из Казале в отношении замка под названием Аквафондата, обязавшись вместе с Пандульфом, что они и их наследники уплатят нашему монастырю сто фунтов чистого золота в случае, если впредь в какое-либо время либо они сами, либо их наследники лично или через зависимое от них лицо попытаются возбудить по этому поводу тяжбу или навет против святого Бенедикта.. В эти же дни Рао, сын Рахеля, собрав отряд разбойников, разграбил замки блаженного Бенедикта - Суйо и Мортулу. В то время как об этом услышал папа Каликст, он велел Пандульфу, епископу Теанскому, который был дан из нашей обители в епископы этой церкви при папе Пасхалии, условиться по этому поводу с вышеназванным Рао, чтобы тот возвратил всю эту землю и не смел более творить подобное в земле блаженного Бенедикта, которая находится под покровительством римской церкви. Если же он откажется подчиниться в этом деле названному епископу, вернее, самой римской церкви, этот епископ должен совершить над ним каноническое правосудие, ибо всё, что он предпримет по этому поводу, согласно предписанию правосудия, папа по воле Господа признает имеющим силу и утвердит. Тогда же господин Понтий, аббат Клюнийской обители, по причине великого благоговения и почтения, которые он питал к отцу Бенедикту, вместе с двенадцатью братьями своей церкви отправился в Монтекассинский монастырь; бросившись к ногам нашего аббата Герарда, он, обозревая хозяйственные службы монастыря, сказал: «Я предпочёл бы скорее быть деканом Монтекассино, чем аббатом Клюни». Наконец, бросившись к ногам братьев и вверив себя их молитвам, он отправился в Иерусалим, торжественно обещав блаженному Бенедикту оставить после своего возвращения пастырскую заботу и деятельно служить Богу в святой Монтекассинской обители.

76. В это же время, когда владения монастыря блаженного Мавра, что расположен в Гланнафолии, были разграблены некоторыми людьми, Герард, аббат этой обители, послал нашему аббату Герарду письмо с просьбой постараться склонить к этому делу папу Каликста; что тот и сделал. Склонившись к его просьбам, понтифик направил братьям Гланнафолия и епископам Германии апостольское благословение и [требование], чтобы владения монастыря блаженного Мавра, которые относились к власти Монтекассинской обители и были захвачены графом Анжуйским и некоторыми другими в результате незаконного похищения, были полностью возвращены. В это же время наш аббат Герард пожаловал в ризницу братьев церковь святой Марии в Казальпьяно, монастырь святого Бенедикта в Пет-тинари и церковь святого Николая в замке святого Мартина со всем, что принадлежало этим церквям.

77. Этот же аббат, когда достиг уже преклонного возраста своих дней и в годовщину аббата Одеризия служил ради него мессу об усопших в часовне святого Себастьяна, то по окончании первого ночного часа, когда он повторял антифон «Душа моя живёт у Бога», вышеназванный аббат Одеризий зримо явился аббату Герарду за алтарём этой церкви и поманил его рукой, дабы тот подошёл к нему. Когда аббат увидел это, то, пав ниц, начал безутешно плакать и, завершив службу, плача и рыдая, вернулся в свою комнату. На вопрос братьев, почему он плачет, он открыл им причину и предсказал свою скорую смерть. Малое время спустя этот аббат был поражён недугом и 17 января попрал смерть и обрёл жизнь. Похоронили же его в зале капитула братьев в изголовье аббата Дезидерия.

Аббат Одеризий, 42-й от блаженного Бенедикта, пребывал в должности три года, четыре месяца, пятнадцать дней. ,

78. Ведя своё происхождение из рода графов Сангрских, он был принят в наш монастырь при святой памяти Одеризии и, облачённый в монашеское одеяние, был весьма хорошо обучен свободным наукам. Назначенный своим предшественником Герардом настоятелем этого монастыря, он, поскольку отличался великой мудростью и ^чёностью, был поставлен достопочтенным папой Пасхалием дьяконом в Латеранской церкви. Когда же аббат Герард встал на путь всякой плоти, братья, как обычно бывает в таких делах, собрались все вместе и, поскольку наша община раскололась тогда из-за множества противоречивых мнений и каждый предлагал избрать аббата по своему желанию, они в конце концов по единому желанию избрали аббатом этого Одеризия и немедленно отправили письмо названному папе Каликсту, сообщая о смерти Герарда и избрании Одеризия. Понтифик же, узнав об его избрании, направляет братьям этой обители апостольские письма, утверждая его избрание и приказывая им во всём ему повиноваться. Итак, когда настал март, [Одеризий], приготовив всё, что было необходимо в пути, прибыл в Рим для посвящения, как было назначено ему понтификом. Там он был весьма почтительно посвящён этим папой, который тогда как раз проводил собор, и с великой славой принят кардиналами и римскими вельможами. На этом же соборе епископы и архиепископы выступили против монахов, говоря, что им, дескать, не осталось ничего иного, как отложить посохи и перстни и служить монахам: «ибо те удерживают церкви, деревни, замки, десятины, пожертвования живых и мёртвых»; и, вновь неоднократно сетуя на это перед папой, говорили: «Стыд пропал, достоинство каноников предано забвению, благочестие клириков исчезло, в то время как монахи, презрев небесные помыслы, ненасытно жаждут епископских прав, и все ищут своего , и те, которые оставили мир вместе с его вожделениями, не перестают посягать на то, что находится в миру. И те, кому блаженным Бенедиктом предоставлено место, чтобы они впредь отдыхали от мирских забот, кстати и некстати утруждают себя принятием того, что принадлежит епископам». Когда по поводу этого дела были высказаны разные мнения, наконец, с позволения нашего аббата поднялся один из наших и, выступив вперёд, сказал: «Собрались наши враги и хвалятся в силе своей, но ты, Господь наш, сокруши их силу, чтобы они признали, что тот, кто сражается за нас, никто иной, как ты, наш Господь; ибо что будут делать братья, живущие в Монтекассино, которые день и ночь не перестают молить всемогущего Бога о милости ради блага всего мира? что они будут делать, если нарушены будут пожалования римских понтификов? Ведь не для того аббаты Монтекассино угождали римской церкви, чтобы мы во время вашего понтификата заслужили потерять и лишиться того, что пожертвовали святому Бенедикту императоры, короли, герцоги, князья и римские понтифики». Когда он произнёс это и многое другое, один епископ Лигурии сказал: «Хотя епископы в [своей] набожности и подали жалобу против монахов, всё же не без причины наши предшественники обогащали монастыри. Ибо от начала рождения церкви наиболее известны были два чина: первый - который трудился в слове и учении, и второй -который предавался молитве; первый должен был служить деятельно, второй -созерцательно. Поэтому нам по праву подобает скорее любить монахов, чем преследовать». Папа Каликст, утсановив тишину, сказал в ответ на это следующее: «Монтекассинская церковь основана не человеками и не через человека, но Иисусом Христом, по велению которого отец Бенедикту придя в это место и очистив его от мерзостей идолопоклонства, сделал его знаменитым на весь мир организацией святого устава, чудесными явлениями и погребением своего тела и поставил его во главе всего монашеского чина. Из этого следует, что это святое место, восстановленное римскими понтификами, должно оставаться единственным утешением сынов римской церкви в несчастьях и неутомимым местом покоя в успехах. Итак, следуя по стопам наших святых предшественников, римских понтификов, мы постановляем, что Монтекассинская обитель со всеми её владениями всегда должна пребывать в покое и оставаться свободной от ига всех смертных, и находиться под властью и вечной защитой одной только святой римской церкви; прочим же монастырям мы приказываем оставаться в том состоянии, в каком они были издавна». На этом же соборе названный достопочтенный папа позаботился препоручить епископам и архиепископам душу названного аббата Герарда и все владения нашего монастыря. А вышеназванный аббат, выполнив в Риме все свои дела, вернулся в наш монастырь и был принят всеми братьями в почтительной и торжественной процессии.

79. Между тем люди из Сант-Анджело-ин-Теодиче, которые всегда были главой и зачинщиками всех мучений и гонений для приходящих в нашу обитель, когда к ним присоединились ещё и те, которые населяли крепость святого Виктора, сговорились против этого аббата и связали себя узами взаимной клятвы в том, что они никоим образом не принесут Монтекассинскому монастырю и аббату клятву верности, если тот не предоставит им послаблений и милостей по их желанию. Когда об этом сообщили аббату, он, тут же собрав войско, начал всеми способами опустошать их близлежащие земли. Те же, видя, что вышло совсем не то, на что они надеялись, движимые запоздалым раскаянием и распростёршись на земле у ног аббата, заявили, что погрешили и поступили нечестиво, и весьма настойчиво просили аббата дать им прощение за совершённое преступление. Аббат согласился с их просьбами, простил им их вину и, выманив у них таким образом немалую сумму денег, получил клятву верности и заставил неверных и упрямых оставаться кроткими и верными. Между тем в это же время, в 1122 году от воплощения Господнего, 4 апреля, в четвёртом часу ночи, когда братья проводили ночное богослужение, было видно, как звёзды без счёта падают с неба и словно дождём сыплются по всему кругу земному. В это время Пандульф, граф Секста, о котором мы упоминали выше, придя в наш монастырь, клятвенно утвердил за этим аббатом всё аббатство целиком и особо замок Витекуз со всеми его владениями, из-за которого, как мы говорили выше, у него была ссора с аббатом Герардом.

80. В эти же дни Савин, благороднейший муж, родом из далматинского племени, отправил в наш монастырь два серебряных кубка около девяти фунтов, прося и всячески умоляя, чтобы аббат прислал в Далмацию для изложения монашеского устава кого-нибудь из наших братьев, и обещая за это немалые выгоды для кашей обители в будущем. Аббат же, ничуть не медля, отправил туда трёх братьев из нашего монастыря, в избытке предоставив им кодексы священного писания и церковную утварь. Ибо Савин, приняв этих братьев, с позволения вышеназванного папы Каликста и разрешения архиепископа Рагузского пожертвовал блаженному Бенедикту церковь святой Марии в месте, что зовётся Рабиата, возле города Рагу-зы, с её портоу и рыбными ловами, с рабами и рабынями и со всеми её принадлежностями и пределами. В следующее время папа Каликст, придя в наш монастырь, отлучил от порогов церкви Готфрида, графа Чеккано, который изъял из-под власти этого места монастырь святого Петра в Исклете, пока тот не даст достойного удовлетворения, и, вверив себя таким образом отцу Бенедикту и братьям, деятельно отправился в Беневент. Затем в те же дни из нашего монастыря были даны: в Сардинии - епископы Амадей и Альберт, а в Далмации - аббаты Петроний и Атенульф. В это же время уже названный аббат Одеризий приказал сделать у входа в нашу церковь прекраснейшие бронзовые ворота.

81. Кроме того, Ламберт, епископ Остийский, ставший впоследствии папой Го-норием, придя в это время в названный монастырь, начал просить аббата, чтобы он уступил ему и его людям постоялый двор в монастыре святой Марии в Палла-рии, как им пользовался с разрешения нашего монастыря его предшественник Лев. Но аббат, видя, что тот добивается его по праву своего предшественника и, опасаясь, как бы наша церковь по этой причине не лишилась этого места, отказался это сделать. Епископ же, исполненный негодования и в то же время гнева, удалился, ожидая удобного случая навредить аббату и излить на него свою злобу.

82. В это же время Ричард по прозвищу Пиньярд, синьор замка Пико, прельщённый обещаниями Ричарда из Калинула, пригласил к себе Льва, консула Фонди, и его сына Петра и, в то время как тот чувствовал себя у него в безопасности как ввиду клятвы, так и потому, что был его соотцом и другом, подобно предателю Иуде вражески захватил его вместе со всеми его людьми после данного им в его доме завтрака и передал Ричарду из Калинула, как они тайно между собой условились. В то время как это дошло до сведения папы Каликста, он был крайне возмущён столь гнусным и нечестивым предательством и велел нашему аббату, чтобы тот всеми силами и средствами, какими может, старался вести борьбу против вышеназванного Ричарда. Случайно вышло, что один из наших, поскольку так требовали обстоятельства, отправился тогда в город Фонди. В самом пути он был схвачен людьми этого Ричарда, сброшен с лошади, подвергнут многочисленным издевательствам и, не окончив дела, из-за которого отбыл, вернулся к аббату. Итак, аббат, получив столь удобный повод, соединился с Октавианом, братом названного Льва, и в окружении рыцарских отрядов начал всеми способами опустошать прилегавшие к замку Пико земли. А когда он почти целый год разорял и притеснял этот замок, Ричард, получив точные сведения о том, что папа Каликст намерен с войском выступить против него, без ведома остальных тайно ушёл из замка вместе со своими братьями. Когда об этом сообщили аббату, он, собрав огромное войско, подступил к этому замку и, после того как жители замка его приняли, долго и упорно штурмовал цитадель, заставив её сдаться в 1123 году от воплощения Господнего. Овладев, как он и хотел, городом, аббат Одеризий позаботился письменно уведомить об этом папу Каликста. Тот, воздав за это хвалу всемогущему Богу, перстнем, который носил на руке, ввёл блаженного Бенедикта во владение этим замком без какого-либо соправителя или дольщика. Ввиду этого Ричард, синьор Калинула, узнав, что наш аббат овладел вышеназванным замком, воскорбев в сердце своём, спешно идёт в Капую и, бросившись к ногам князя, просит, умоляет, заклинает, чтобы тот оказал ему помощь, и он смог вернуть замок. Князь соглашается с просьбами своего родича и, собрав войско, поднимается для завоевания и разграбления этой земли. Но аббат, и сам в окружении рыцарских отрядов, пришёл к замку Бантре и не позволил ему вступить в землю блаженного Бенедикта. Итак, папа Каликст письменно предостерёг князя по этому поводу и заклинал его присягой, которую тот давал римской церкви, чтобы он не разорял землю блаженного Бенедикта; если же он выберет иное, то подвергнется отлучению. Тот призвал к себе аббата и, получив от него 300 фунтов, выдал нашей обители княжескую грамоту на вышеназванный замок и таким образом вернулся в город Капую. В это же время графиня Аделасия вместе с графом Гильдебрандом по приказу вышеназванного папы Каликста вернула блаженному Бенедикту церковь святого Мартина в Армино и святого Колумбана вместе с их владениями, установив штраф в сто фунтов золота.

83. В эти дни, когда в Риме умер уже названный папа Каликст, кардиналы разделились, и одни поставили себе в папы Ламберта, епископа Остийского, о котором мы упоминали выше, под именем Гонория, а другие - Теобальда, кардинала титулярной церкви святой Анастасии, под именем Целестина. Однако, поскольку партия во главе с Гонорием была решительнее и сильнее, те, которые поддержали уже названного Теобальда, предвидя исход дела, движимые запоздалым раскаянием, вернулись к названному Гонорию. Затем этот папа поручил передать нашему аббату, что, мол, лодка Петра терпит крушение в волнах, и просил его помочь ему и послать денежную помощь, заявляя, что тех, кто поддержит его в такую трудную минуту, он будет почитать за сыновей, а тех, кто нет, за пасынков. Аббат, побуждаемый к этому, заявил, что раз его теперь склоняют к оказанию помощи, он должен был бы участвовать и в самом избрании, чтобы тот, кто был соучастником в скорби, был также товарищем в принятии решений. На вопрос братьев о названном понтифике - чей он сын, кто он и что за человек, аббат ответил, что не знает, чей он сын, но точно знает одно - что он исполнен учёности от головы до пят. Итак, это обстоятельство разожгло между понтификом и аббатом вечный раздор и постоянную ненависть.

84. В это время Лев, консул Фонди, был вместе со своим сыном Петром освобождён из плена, в котором их держал Ричард, синьор Калинула, и пришёл в наш монастырь. Итак, он был почтительно принят этим аббатом, и тот по просьбе вышеназванного Льва и его уже названного сына подарил им после проведения праздника Воскресения Господнего 50 фунтов и одолжил ещё 50 с тем условием, чтобы они в течение года вернули эти 50 фунтов Монтекассинской обители в золоте и серебре или в шёлковых тканях и других вещах, которые было бы прилично принять монахам. И за вышеназванные деньги, которые аббат им подарил и одолжил, уже названный ранее Лев вместе со своим сыном Петром отдали блаженному Бенедикту и Монтекассинской обители все послушничества, которые были пожертвованы какими-либо людьми в их земле нашему монастырю, а именно, церковь святого Магна с её владениями и часть рыбных ловов Фонданского озера, монастырь святого Онуфрия, святого Ильи в Амбрифе, святого Мартина в Иноле, святого Мартина в Тирилле, и всё, что было пожертвовано в их земле этими людьми блаженному Бенедикту, чтобы Монтекассинская церковь и её аббаты спокойно и безмятежно держали и владели всем этим и имели полную возможность ставить в этих церквях настоятелей и действовать, как будет угодно нашим аббатам, без всякого противодействия и помех с их стороны. [Лев], сверх того, обещал также каждый год устраивать братьям завтрак.

85. Между тем, когда графы Аквинские со звериной ненавистью лютовали против Ландульфа из святого Иоанна, они стали жаловаться на нашего аббата, что он, мол, поставил над ними этого Ландульфа, предоставил ему деньги, земли и дома, а ими пренебрегает и ставит их ни во что. Но, когда аббат не прислушался к этим словам, они, соединившись с некоторыми из наших, начали обвинять его перед папой Гонорием, утверждая, что он - враг апостольского престола, растратчик и расточитель монастырского имущества. Далее, Ричард, синьор Калину-ла, никоим образом не прекративший нападки на наш монастырь, собрав войско, внезапно вторгся в эту землю, огнём и мечом разорил замки, принадлежавшие нашему монастырю, а именно, замок святого Аполлинария, замок святого Амвросия и замок святого Стефана, а также часть в крепости святого Георгия, и, уходя оттуда, полностью разграбил монастырь святого Николая в Пико, после чего вернулся к себе.

86. В этом же году папа Гонорий, уйдя из Рима, поднялся в наш монастырь и, принятый вышеназванным аббатом и братьями в весьма почтительной процессии, отслужил над алтарём блаженного Бенедикта торжественную мессу и уже поздно вернулся в город. Наконец, уведя ересиарха Маврикия из Янулы, в которой его заточил папа Каликст, он отправил его в ссылку в Фумо. Там, пригласив на полностью мирское собрание этого аббата и неистовствуя против него с лютой ненавистью, папа Гонорий набросился на него с грубой бранью, крича, что он, дескать, воин, а не аббат, растратчик и расточитель монастырского имущества, и, тут же уйдя из города, отправился в Беневент.

87. Кроме того, в это же время, когда скончался император Генрих V, консулы, префекты, диктаторы, герцоги и князья, собравшись все вместе, начали совещаться об избрании императора. Наконец, все сочли наилучшим передать это избрание на усмотрение архиепископа Майнцского и Лотаря, герцога Саксонии, чтобы всем им без всякого сомнения избрать того, кого те признают полезным для Римской империи. Архиепископ же, пылая лютой злобой против родичей императора Генриха и желая сбросить с императорской вершины Фридриха и Конрада, его племянников, из ненависти к ним счёл полезным и пригодным к занятию императорского престола вышеназванного Лотаря, весьма опытного в военном деле, отличавшегося благочестием и великой мудростью, который, на протяжении многих лет сражаясь против лютичей, подчинил их Римской империи; и таким образом благодаря его хитрости Римская империя перешла от немцев к саксам. В эти же дни Родульф, епископ Козенцы, пожертвовал блаженному Бенедикту церковь святого Петра в Буде вместе с её владениями. То же сделал и Августин, епископ Нарни, вместе с графом Одеризием в отношении церкви святого Николая в Гвайтанел-ло и церкви святой Луции с её портом и со всеми её владениями целиком.

88. Между тем, когда папа Гонорий ушёл из Беневента в Рим, граф Атенульф, преследуя этого аббата смертельной ненавистью, отправил понтифику письма, заявляя, что аббат Монтекассино является соперником его папской власти и достоинства. Папа, поверив его словам, решил снять его с должности Монтекассинского аббата и тут же направил к нему Григория, епископа Террачины и монаха нашей обители, который был дан этому городу в епископы из нашей церкви при папе Пасхалии, передав аббату, чтобы он явился в Рим и постарался, согласно установлениям канонов, оправдаться в том, в чём его обвиняли. Итак, поскольку тот отказался прийти в город, если понтифик не гарантирует ему свою милость, папа, получив удобный повод, трижды его вызывал. Но, когда тот, зная, что папа раздражён против него, так и не удосужился прийти, понтифик в пятую неделю сорокадневного поста вынес против него приговор о низложении; хотя он был уличён только в одном преступлении, в том, что, будучи вызван, отказался прийти в курию, понтифик сказал; «Если бы даже его нельзя было обвинить ни в чём ином, всё же гордыня является достаточным для осуждения преступлением, ибо все грехи прощаются людям, но гордым Бог противится». Когда же настал святой день Вербного воскресения, Одеризий, сбитый с толку словами своих советников, расположился на кафедре аббатства и, держа в руке пастырский посох, исполнял все обязанности аббата, как и перед своим низложением. Итак, это обстоятельство привело папу в ещё больший гнев и на праздник Воскресения Господнего он отлучил Одеризия и всех его сторонников от порогов церкви, а послушным велел воздерживаться от церковного общения с ним. Итак, с этого времени возникла тяжелейшая распря и раздор между монахами и жителями города. Тогда же случилось, что вышеназванный Одеризий отправил для охраны замка Янулы некоторых пеших воинов с оружием. Но горожане, громко возмущаясь из-за нарушения прав Сан-Джермано, хватают этих пеших воинов и, отобрав у них оружие, изгоняют из города. Одеризий же, узнав об исходе дела, ушёл из города и отправился в Понтекорво собирать войско, грозясь уничтожить этот город вместе с его жителями. Те же, проведя совещание, поднимаются на гору, встречаются с деканом и прочими братьями и просят, чтобы они послали этому Одеризию письма, чтобы он вернулся в город и, если имеет против них какую обиду, осуществил по этому поводу законное правосудие. Но, говоря это, а делами отрекаясь, они решили убить его по дороге. Декан же, проведя совещание, постановил, чтобы они вернулись в город и, выбрав из числа своих двенадцать наиболее мудрых и лучших, на другой день пришли с ними в монастырь и братья приняли вместе с ними по этому поводу правильное решение. Между тем, когда те удалились, декан в ночной тиши посылает к Одеризию гонца, по порядку сообщает о сделанном и сказанном и настоятельно умоляет его вернуться к ним. Но тот, зная городское коварство, отказался в то время вернуться к ним. А на рассвете горожане, как было условлено, поднимаются на гору, один за другим входят в монастырь и, собравшись в зале капитула, начали обсуждать то, что было вынесено на другой день по мирному соглашению между монахами и мирянами. Когда беседа между ними по этому поводу чересчур затянулась, один из горожан, поднявшись, вышел вперёд и сказал: «Зачем вы напрасно затягиваете речи? Будьте уверены, что мы не уйдём из монастыря, если вы не свергнете Одеризия и не поставите вместо него по нашему совету другого аббата». Когда братья заявили, что никогда и ни при каких условиях этого не сделают, те тут же коварно захватили монастырские укрепления, и таким образом высшие архимандриты, собравшись воедино, через своего архипресвитера провозглашают против этого Одеризия приговор о низложении и отлучении; немедленно отправившись к крепости Януле и подкупив деньгами тех, кто стоял в ней гарнизоном, [горожане] склоняют их к своей воле и, получив это укрепление от тех, кто его охранял, разрушают его, поразив мечами у ворот церкви святого Бенедикта возражавших им монахов; и они стали клясться всем божеским и человеческим, что если [монахи] немедленно не изберут аббата по их воле, они одних перебьют мечом, других выгонят из монастыря, а третьих связанными отправят к папе. Что же далее? Братья, видя, что оказались в критической ситуации, отправляют послов к Одери-зию и поручают сказать, чтобы он вернулся в монастырь и либо дал удовлетворение мирянам, либо по их воле оставил аббатство. Когда Одеризий сказал, что не сделает этого, братья, вынужденные необходимостью, обещают исполнить волю мирян. Так Одеризий был свергнут своими соперниками и согнан с собственного престола, муж великодушный, славный мудростью, украшенный славой красноречия. Ибо он, оказавшись среди таких гонений, сочинил весьма славные и искусные речи о главных праздниках. Но с этого времени в Монтекассинской обители не было недостатка в разных и величайших бедствиях. А теперь опишем, как произошло избрание и низложение Николая.

Николай, родом тускуланец, пребывал в должности один год, один месяц, шестнадцать дней.

89. Он был принят в Монтекассинской обители и сделан монахом святой памяти Одеризием I, аббатом Герардом поставлен правителем в Суйо, а затем Одери-зием II назначен деканом этого места. Когда он исполнял эту должность почти целый месяц, братья нашей обители избрали его в аббаты. Однако некоторые из старших братьев, восприняв это с большим неудовольствием, без ведома остальных тайно посылают папе Гонорию письма, утверждая, что он, якобы, был избран мятежно и отнюдь не канонически. Понтифик же, поскольку ещё ничего не знал об избрании Николая, направив в этот монастырь Григория, кардинала титулярной церкви апостолов, поручает, чтобы монтекассинские братья по совету этого Григория единодушно избрали в пастыри и аббаты Сеньоректа, настоятеля Капуанского монастыря, в лице которого и Бог будет уважен, и, после того как его стараниями в знаменитом Монтекассинском монастыре укрепится состояние благочестия, как духовные, так и земные богатства церкви весьма умножатся. Ибо он, если будет нужно, готов помочь, защитить и поддержать монастырь. А названный кардинал, придя в монастырь, созывает братьев и по порядку излагает то, что велел папа. В то время как братья слушали это, среди них внезапно поднялся сильный ропот: они говорили, что избрание аббата Монтекассино не должно перейти во власть другого и что весьма недостойно и неподобающе, чтобы Монтекассинская церковь, которая всегда была свободна при его предшественниках, подчинялась кардиналам к смущению своему и стыду. Тогда Григорий, водворив тишину, сказал братьям: «Будьте уверены, что я пришёл сюда не ради выгод папы Гонория и чести римской церкви, но, если позволите, чтобы с помощью Христовой позаботиться о спасении ваших душ. Ибо римская церковь не нуждается в вашей помощи и похвале, поскольку в лице Петра она заслужила достохвальную похвалу из уст самого Спасителя. Так какая же церковь или аббатство признают себя свободными от ига римского престола, по усмотрению которого вяжется и разрешается само небо? Ведь все церкви основаны епископами, императорами и королями, либо теми или иными верующими, а римский престол основал единственно сын Божий и воздвиг его на верности апостола Петра, которому вручил также право земной и небесной власти, и то слово, которое создало небо и землю, основало римскую церковь. И чтобы опустить прочее, перейдём к тому, о чём ныне идёт речь: как князья апостолов Пётр и Павел освятили римскую церковь своей кровью, так и Монтекассинская обитель обязана основанием блаженному Бенедикту, который был воспитан в Риме, и римским гражданам Мавру и Плациду. Мы не сомневаемся, что вам также хорошо известно, как после разрушения лангобардами Монтекассинского монастыря братья на протяжении ста тридцати лет жили возле Латеранского дворца, как, наконец, Монтекассинскую церковь восстановили римские понтифики Григорий и Захария; как вновь сожжённая сарацинами она вторично была восстановлена в монашеском чине святым папой Агапитом. Итак, поскольку основатели этой обители вышли из организации римской церкви и восстановителями её были римские понтифики, то согласно установлениям святых отцов подобает, чтобы римская церковь звалась матерью и госпожой, а Монтекассинская - её дочерью и подлежала её особой, исключительной власти. Перечитайте охранные грамоты Монтекассинской обители, просмотрите её книги, и вы сможете найти то, о чём ныне идёт речь. Если же не сможете, то докажете свою лживость; а если сможете, то перестаньте противиться истине, перестаньте отвергать римскую церковь, перестаньте противиться её приказам, но вкусите из её грудей спасение веры и постараетесь во всём слушаться её приказов». Тогда братья, предъявив чрезвычайные обстоятельства, заявляют, что исполнят волю папы, если наступят более подходящие для повиновения времена, и [кардинал] таким образом ушёл из зала капитула. Одеризий же, узнав о нечаянном избрании Николая, проворно приходит к замку, что зовётся Бантра, кстати и некстати раздаёт деньги и, собрав отовсюду рыцарей, начал огнём и мечом до основания разрушать замки, которые стояли на стороне этого Николая.

90. Между тем в этом же году Готфрид, сын Ричарда из Аквилы, вместе с Ричардом, синьором Калинула, и Рао, сыном Рахеля, долго и упорно осаждая замок Суйо, овладел им благодаря коварству и обычной измене местных жителей. Николай же, узнав об этом, призвал к себе на помощь Роберта, сына князя Иордана, и, тут же послав в наш монастырь, приказал привезти к себе: серебряные миски в девять фунтов и столько же унций, которые Савин, как мы сообщали выше, прислал блаженному Бенедикту, серебряные миски папы Стефана, золотой алтарь с прекрасными самоцветами, золотую чашу в четыре фунта, большую саксонскую чашу, которую Теодорих, король саксов, некогда прислал блаженному Бенедикту, золотой эпистолярий аббата Дезидерия'', текст евангелия императора Генриха с драгоценными камнями, другой текст евангелия, девять серебряных кадильниц, столько же серебряных венцов, весивших каждый либо девять, либо двенадцать фунтов, которые император Оттон, маркграф Гуго и другие верные пожертвовали святому Бенедикту, чашу в девять фунтов, ещё пять чаш, лохань в семь фунтов, три пары подсвечников, четыре венца, имевших по 18 фунтов в каждом, две лохани в восемь фунтов, горшок в шесть фунтов, текст евангелия, большое блюдо, кувшин герцога вместе со своим блюдцем, всё это - из серебра, а также золотой крест. Унеся всё это из нашей церкви, он так и не вернул замок и возбудил против себя неугасимую ненависть монахов.

91. Между тем, когда горожане решили вновь захватить монастырь, они приходят к одному из старших братьев, обещают ему должность декана и немалую сумму денег, если он по мере сил будет содействовать им в столь нечестивом деле. В то время как тот открыл это братьям, те тут же посылают в укрепления монастыря своих верных. А горожане, не зная о случившемся, когда настала ночь, расставили возле монастыря засады, но, узнав, что их замыслы раскрыты, исполненные смущения и печали, вернулись по домам. В это время Атенульф, синьор замка Спиний, терзаясь и бушуя, как бы ему каким-то образом досадить нашему монастырю, переговорив сперва с Ричардом, синьором Калинула, и Готфридом из Суэссы, открывает им тайну своего сердца и настоятельно умоляет оказать помощь и содействие в том, чтобы он мог провернуть задуманное и привести коварный план в исполнение. Те же, весьма обрадовавшись помощи предателя, просят ему исполнить затеянное дело, говоря, что ему не будет недостатка в их помощи, ибо для них это целительно, приятно и весьма им по нраву. Между тем этот Атенульф приглашает тех, которые охраняли замок Кастельнуово, обещает деньги, клянётся сделать их славными и счастливыми, если они передадут ему цитадель замка Кастельнуово. Тогда предатели, прельщённые кровавыми обещаниями, призвав его в тишине глубокой ночи вместе с несколькими разбойниками, передают ему вышеназванную цитадель без ведома монаха и прочих горожан. В то время, как об этом сообщили Николаю, он не знал, что ему делать или хотя бы что следует говорить. Наконец, проведя совещание с некоторыми хромающими на правую ногу, он, чтобы иметь возможность вернуть вышеназванный замок, отдал во власть норманнов город Пико, который приобрёл его предшественник Одеризий и который перстнем утвердил за ним папа Каликст, а князь Иордан уступил посредством присяги и грамоты, и таким образом возвратил уже названный замок Кастельнуово. Тогда же вышеупомянутый Готфрид вернул башню, которая зовётся «у моря», монастырь святого Бенедикта в Суэссе, двор в Лавриане, Большой дом, двор Ландо у моря и [двор] святого Иоанна у Куррентов со всем, что принадлежало уже названным дворам и послушничествам.

92. В эти же дни два брата из Испании - Филипп и Филиберт, движимые небесными помыслами, весьма набожно пришли к могиле отца Бенедикта и пожертвовали в это святое место церковь, которую они недавно построили в Испании на собственной земле, возле города Локроний, в месте, что зовётся Коадграний. Между тем Одеризий, видя, что римский понтифик противодействует ему во всём, движимый запоздалым раскаянием, отправился в Рим и, бросившись к ногам папы, в руках этого папы отказался от Монтекассинского аббатства, а замок Бантру вернул под власть этой обители. В это время Рао, сын Рахеля, придя в наш монастырь, посредством грамоты отказался ради блаженного Бенедикта от всех тяжб, жалоб и претензий, которые он имел против этого монастыря в отношении людей, которые происходили из города Теана и жили в то время в этой земле, установив штраф в сто бизантиев. В это же время князь Иордан II, придя в это место, согласно обычаю своих предшественников, клятвенно утвердил за этим аббатом всё аббатство целиком.

93. В это же время Пандульф, сын Ландо, графа Аквинского, начал строить в монастырском лесу, что зовётся Тирилла, замок. Когда об этом сообщили папе Гонорию, он в апостольских письмах направил ему запрещение строить замок во владениях блаженного Бенедикта; но тот, презирая Бога в лице этого понтифика, с кощунственной страстью, - ввиду посягательства на это место, как то известно ныне, - вновь приступил к строительству этого замка. Николай, желая помешать его начинаниям, воздвигнул на горе, что зовётся Тиммария, замок против него. Далее, когда до слуха папы Гонория дошли сведения о таких потрясениях и таких неудачах Монтекассинской обители, он отстранил этого Николая от управления Монтекассинским аббатством, отлучил от порогов церкви всех поддерживавших его и примкнувших к нему и направил в этот монастырь письма, сообщая, что он с упорством и неослабным усердием будет трудиться над тем, чтобы в знаменитом и славном монастыре блаженного Бенедикта было восстановлено старинное благочестие; поэтому, если они свободно и без всякого возражения передадут в его руки и на его усмотрение обустройство и распоряжение Монтекассинским монастырём, он поспешит как можно скорее прийти в Монтекассинский монастырь и при помощи Господа постарается потрудиться ради чести, блага и восстановления обители как в духовных, так и в земных делах. Братья же, которые сильно ненавидели этого Николая из-за расточения им церковных сокровищ и утраты земли, когда Николай подошёл к монастырю, закрыли перед ним ворота и, тут же отправив послов к папе Гонорию, по порядку рассказали, что они совершили, и полностью передали под его власть монастырь. Тот же, чрезвычайно обрадовавшись по поводу этого дела, направил в наш монастырь Матфея, епископа Альбанского, велев, чтобы они без какой-либо отсрочки избрали того, кого тот властью римского престола признает полезным и пригодным к занятию такой должности. Когда вышеназванный Пандульф узнал об этом, то, внезапно придя к замку, который выстроил этот Николай, сровнял его с землёй. Таков был исход дел для Николая.

Сеньорект, 44-й от блаженного Бенедикта аббат этой обители, пребывал в должности девять лет, шесть месяцев, девятнадцать дней.

94. С самых детских лет посвящённый блаженному Бенедикту, он стал монахом при святой памяти Одеризия, был самым старательным образом воспитан и наставлен во всех уставных дисциплинах и отправлен для управления сперва монастырём святой Марии в Луко, а затем монастырём святого Николая в Пико в качестве настоятеля. В аббаты же нашей обители он был избран таким образом. Когда он на протяжении трёх лет весьма деятельно исполнял должность декана этой святой обители, а затем довольно осмотрительно выполнял обязанности настоятеля Капуанского монастыря, его, после того как Николай по приказу папы Гонория был низложен, из настоятеля Капуанского монастыря избрали в аббаты нашего монастыря. Ведь в то время как со стороны вышеназванного понтифика сюда прибыл по этому делу Конрад, кардинал святой Пракседы, он, проводя консультации с [монахами] то по отдельности, то со всеми вместе, наконец, сообщил общине волю папы. Тогда [Сеньоректу] специально велели постараться как можно скорее прийти в монастырь, чтобы вместе со всеми принять участие в избрании аббата Монтекассино. Но, когда он пытался исполнить повеление, Готфрид из Аквилы, который стоял на стороне Николая, схватил его и поместил под стражу в Суйо. В то время как об этом сообщили братьям, они начали волноваться, не зная, что делать, и, как то обычно бывает, разные предлагали разное: одни предлагали вернуть Одеризия, другие - избрать аббата по своей воле. Тогда Альбанский епископ Матфей, придя в зал капитула, начал вести переговоры об избрании аббата и спрашивать, намерены ли они подчиняться приказаниям папы. Когда же братья передали это на его усмотрение, сказав, что во всём желают повиноваться римскому понтифику, и обещали избрать аббатом того, кого он назовёт по совету братьев, тогда он, назвав имя [Сеньоректа], вопросил старших, а затем младших, угоден ли им такой выбор. Когда все как голосом, так и кивая головами ответили, что хотят его, то, хотя он и отсутствовал, его тут же при всеобщем единодушии избрали по приказу папы, как мы уже говорили, в аббаты 12 июля, хотя некоторые, движимые по большей части страхом, восприняли это с неудовольствием, именно по той причине, что во время исполнения должности декана он проявил себя чересчур строгим и непреклонным в отношении монастырской дисциплины. Но для этого он и был назначен аббатом римской церковью. Вообще, почти с того самого времени, как он оставил должность декана, и особенно со времени смерти достопочтенного аббата Герарда, когда почти все старшие братья, которые стали монахами при Дезидерии, ушли из этого мира и братья то из-за искательства должности аббата, то из-за внутренних волнений братьев, то из-за изгнания аббатов дошли до такой бедности, что терпели величайшую нужду во всём, дисциплина начала из-за этого приходить в упадок; и поделом, раз очень многие, вынужденные нуждой, не могли из-за нищеты придерживаться пути строгой жизни. Поскольку это и многое другое было на устах у многих, папа, скорбя, что Монтекассинская церковь покрыла себя таким позором, и желая положить конец этим бедствиям, а также часто повторяя в уме ту строку устава, что, мол, если община изберёт особу, не чуждую пороков, чего да не случится, и это дойдёт до сведения епископа, к диоцезу которого относится это место, или станет известно аббатам и соседним христианам, то они должны воспрепятствовать исполнению совета злых, и прочее, низложил, как сказано выше, Одеризия и, желая то же самое сделать с его преемником Николаем, заявил, что отлучит общину от порогов церкви, если [монахи] и дальше посмеют оказывать послушание этому Николаю. Итак, братья, которые сильно ненавидели уже названного Николая за расточение им церковных богатств, проведя совещание, не пустили его в монастырь и спешно отправили людей, которые должны были сообщить об этом римскому понтифику, прося, чтобы он прислал кого-нибудь из своих, через кого папа мог бы сообщить общине свою волю, чтобы они по его совету и при его поддержке избрали себе аббата. Тогда папа направил в этот монастырь названного епископа, поручив, чтобы он поставил во главе этой общины указанного мужа. Итак, отпущенный Готфридом Сеньорект пришёл в наш монастырь и, когда его избрание было подтверждено братьями, его почтительно возвели на кафедру отца Бенедикта. Итак, получив аббатство, Сеньорект начал всеми способами стремиться к тому, чтобы деятельно исполнить то, для чего и был поставлен в аббаты римским понтификом. Его душа между тем чересчур сильно беспокоилась как об исправлении нашего распорядка, так и, в особенности, о пропитании братьев и возвращении земель. Между тем горожане, поскольку выдался подходящий случай, потребовали послаблений и милостей по их желанию, и хоть и силой, но добились своего. Итак, наш бывший аббат Николай, поскольку ему оказывал поддержку и содействие Готфрид из Аквилы, удержав некоторую часть нашей земли, а именно, Мортулу, [замок] святого Андрея, Валлефригиду и Кастельнуово, не переставал тревожить те земли, которые остались за этим местом. По этой причине князь Иордан, призванный нашим аббатом, тут же явился с немалым отрядом рыцарей и, выступив против Кастельнуово, где расположился племянник вышеназванного Николая, велел огнём и мечом разорять прилегающие к нему земли. А тот, видя, что горожане разбегаются от него и тайно отправили послов к аббату, тут же постарался дать знать этому аббату, что если тот позволит ему беспрепятственно уйти вместе со всеми его людьми, он тут же, не откладывая, сдаст ему замок. Добившись этого, он сразу же вернул названный замок в руки аббата.

95. Между тем папа, уйдя из Рима, прибыл в наш монастырь, и этот аббат первым принял от него посвящение в церкви этого аббатства. Впоследствии же папа стал энергично требовать от него присяги и всячески настаивать, чтобы он принёс клятву верности римской церкви. Братья всеми способами упирались и возражали, говоря, что аббаты Монтекассино никогда этого не делали. Но понтифик, в свою очередь, отвечал им, что то, что делают почти все епископы, архиепископы и аббаты, должен делать и аббат Монтекассино. Наши, со своей стороны, заявляли, что римская церковь требовала у них клятву верности из-за того, что те якобы часто впадали в ересь и действовали против римской церкви; но Монтекассинская церковь никогда не впадала в ересь и никогда не действовала против апостольского престола; согласившись с этим доводом, папа замолчал. После этого понтифик, уйдя из нашей обители, вступил в Беневент. Но хватит об этом.

96. Итак, герцог Вильгельм, после того как уже почти 16 лет управлял герцогством, умер, и в его лице окончилось всё потомство Роберта Гвискара, которое произошло от него. Итак, когда герцог умер, герцогство захватывает Рожер, наследник и, сын Рожера, графа Сицилии, брата названного герцога Роберта Гвискара; папа спешно выступает против него с войском, но в конце концов, заключив соглашение, утверждает за ним герцогство. Далее, в эти дни, когда умер князь Иордан, ему в княжестве наследовал его сын Роберт; он выдал нашему монастырю грамоту на наследства, оставленные людям Дома Гентианы, на выморочные владения, на 20 модиев земли на территории [церкви] святого Мавра в Казале, на рыбную ловлю в море и на реке во всём округе «Крепость у моря», на всё, что даровали Иордан II, его отец, Ричард II и Роберт, его дяди, дед Иордан и прадед Ричард, и на приходящих для поселения в земле святого Бенедикта или жалующих что-либо монастырю, установив штраф в сто фунтов золота. Также Роберт, граф Молизе, выдал нашей обители грамоту на половину замка Серре, который находится под властью Ларинского епископства, установив штраф в сто фунтов золота. Кроме того, герцог Рожер выдал святому Бенедикту грамоту на всё, что пожертвовали герцог Роберт и его жена Сикельгайта, сыновья Рожер и Вильгельм в Апулии, Калабрии, княжестве Салерно и Амальфи, и на пожалования князей, баронов и других верных, установив штраф в 300 фунтов золота, в 1130 году Господнем, рукой Гварнерия, декана Мазаримского.

97. Между тем, когда ушёл из жизни папа Гонорий, в папы были избраны: Григорий, кардинал-дьякон церкви святого Ангела, под именем Иннокентия, и Пётр, кардинал-пресвитер святого Каликста, под именем Анаклета. Иннокентий же, пробыв на протяжении некоторого времени в Риме вместе с теми епископами и кардиналами, которые стояли на его стороне, отправился в город Пизу, оставив в Риме в качестве викария Конрада, епископа Сабинского. Затем кардинал Пётр, пожаловав корону Рожеру, герцогу Апулии, утвердил за ним посредством грамоты Капуанское княжество и герцогство Неаполитанское вместе с Апулией, Калабрией и Сицилией, и, поставив его королём, привлёк на свою сторону, велев, чтобы епископы и аббаты, которые находились в землях его власти, принесли ему оммаж. В это же время князь Роберт, о котором мы упоминали выше, выдал нашей обители грамоту, как делал и раньше, об отмене платы в 50 таренов за лес и порт мельницы, которая находится на реке Вультурне, в месте Кацоли, вместе с товарными складами по обеим сторонам реки. После этого названный князь отбыл в Пизу, а король Рожер выступил против княжества. По этой причине князь в окружении пизанского флота прибыл в Неаполь. Жители Аверсы подчинились его власти. Но король Рожер, выступив против него, прогнал его, Аверсу обратил в пепел, а Капуанское княжество передал [своему] сыну Альфу-зу. В это время Губерт, архиепископ Пизанский, легат апостольского престола, выдал нашему монастырю грамоту на [церковь] святого Георгия в Барае и [церковь] святой Марии в Генноре. Итак, Иннокентий, вступив в землю немцев и лотарингцев, был встречен в Льеже королём Лотарем и, утвердив за ним, согласно старинному обычаю, посох и перстень, передал ему также земли графини Матильды. После этого король Лотарь пришёл в Рим и, получив от Иннокентия корону, возвратился домой. И в то время как на его глазах весь, так сказать, римский мир покоился усмирённый и все лежали попранными под его властью, папа Иннокентий, находившийся в Пизе, в частых письмах увещевал его защитить корону Римской империи от ига врагов и вернуть расколотую церковь к миру, согласию и единству, и деятельнейший и милосерднейший цезарь, собрав огромнейшее войско со всей Римской империи, вместе со своей супругой, августой Ри-хенцей, вступил в Италию в 1135 году от воплощения Господнего. Между тем Авзонию поразили сильный страх и оцепенение духа, и люди спрашивали друг у друга, что им следует говорить или делать.

98. Между тем королевский канцлер по имени Гварин поручает Канцолину, который тогда распоряжался в Капуе, чтобы он приказал аббату Монтекассино явиться к нему, а когда тот придёт, тут же схватить его. Но аббат, предчувствуя подобное, отказался и заявил, что не может сейчас прийти. Канцлер же, питая всё большие подозрения, поручает аббату со всей поспешностью выйти ему навстречу, когда он прибудет в Капую, чтобы они вместе с баронами этой земли провели совещание о государственных делах. Итак, поскольку тогда случайно вышло, что аббат тяжело заболел, он по этой причине отказался к нему явиться. Выздоровев же, он перед Рождеством Господним направил к канцлеру, который тогда находился в Беневенте, двух братьев, сообщая о том, что тяжело болен. Канцлер написал ему, чтобы после праздника он отправился к нему в Капую, иначе он сам придёт к нему. А названные братья, вернувшись на праздник евангелиста Иоанна, рассказали о слухе, который они слышали. Ибо, идя туда и обратно, они от друзей и верных монастыря, спрашивавших об этом деле, услышали ни что иное, как то, что [канцлер] желает схватить [аббата]. Аббат же, не зная, что ему делать в такой ситуации, притворился больным. А канцлер, когда к нему присоединились избранный епископ Капуанский и Канцолин, прибыл в Монтекассино, как и намеревался. Между тем избранный епископ Аквинский, понукаемый жалом зависти и обуянный ядовитой злобой, сообщает королевскому канцлеру через одного щитоносца, что аббат Монтекассино готовится не ради них, но против них для принятия императора Лотаря и папы Иннокентия. Если же они не верят тому, что он говорит, пусть потребуют у аббата Монтекассинский монастырь; и если он отдаст его, то пусть знают, что он солгал; если же нет, то пусть убедятся в том, что он говорит правду. Но тот, кто нёс письмо, зная, что содержится в этом письме, пришёл в монастырь и по порядку сообщил аббату то, что и было на самом деле. Аббат же, получив от щитоносца письмо и прочитав его, обнаружил всё так, как тот ему и рассказал. И вот, после того как канцлер вместе с избранным епископом Капуанским и Канцолином прибыл в Сан-Джермано, Гварин, избранный епископ Аквинский, пришёл к ним ради этого дела. Когда они коварно велели аббату, чтобы он, оставив всякие отговорки, спустился к ним для приведения в порядок государственных дел, тот отказался, говоря, что не может прийти из-за болезни. Он всё же отправил к канцлеру старших братьев, которые в его присутствии осудили избранного епископа Аквинского за названное дело и всячески показали, что он лжец. Когда избранник заявил, что он этого не делал, они показывают письма и рассказывают обо всём по порядку. И тот, смущённый, не знал, что ответить на очевидные доводы. Те же, которые были со стороны короля, стали отказываться от задуманного и, скрывая пыл и гнев, говорить монтекассинцам дружелюбные слова и, поскольку они поддерживали избранного епископа Аквинского, клятвенно уверять, что не верят, что [аббат] не пришёл по этой причине. Но малое время спустя те, которые зачали зло, родили ложь, ибо они, тут же схватив того, кто нёс эти письма, истязали его различными пытками и выкололи ему глаза. Избранный же епископ, побуждаемый страхом и боясь ярости угрожавших ему горожан, после того как Канцолин увёл его из города, вернулся в Аквин. А на другой день, в самый канун Богоявления, они, поднявшись в монастырь, после сделанных по обычаю приветствий и некоторых бесед меж собой, когда остальные вышли, начали по поручению короля требовать от аббата сдачи монастыря и всячески советовать, чтобы он при нынешнем положении дел тут же передал им его, что было не слыхано от века. Сам он вместе с двадцатью или сколькими хочет братьями, со всеми церковными богатствами и всей монастырской утварью должен переселиться в крепость под названием Бантра; остальным следует расселиться по послушничествам, а в монастыре пусть он оставит четырёх священников с тремя или четырьмя братьями, которые должны совершать богослужения у тела отца Бенедикта. Они уверяли, что [король] хочет сделать это не по какой иной причине, как только потому, что Монтекассинская церковь имеет по всему римскому миру великую славу, богата во всех отношениях и более всех церквей Италии владеет золотом, серебром и многими другими богатствами. И если всё это смогут заполучить император Лотарь или другие враги короля, то из-за этого его королевство понесёт большой вред и ущерб. Но они лгали, говоря это, ибо решили, как стало ясно в последующем, захватить его во время пути и отобрать всё вышеназванное. Таким образом они спокойно удержали бы и монастырь, и прочее. Итак, после этого столь неслыханного и столь нечестивого приказания аббат заявил, что не может этого сделать без общего решения братьев Монтекассино. Итак, когда он получил разрешение посоветоваться, те, которые были со стороны короля, вышли вон. После этого аббат, позвав старших братьев монастыря, сообщает им, по какой причине пришёл канцлер; он спрашивает, что они думают по этому поводу, и в общем совете обсуждает с ними, что нужно делать в таком деле. У всех, однако, было одно желание души, одно мнение - никоим образом, ни при каких условиях не отдавать Монтекассинский монастырь во власть мирян; они обещают быть полностью готовыми до самой смерти сражаться ради защиты такого славного места и съесть прежде мясо собак, кошек и лошадей, чем допустить, чтобы Монтекассинский монастырь перешёл во власть чужих господ; ведь известно, что если останется целой голова, то и остальные члены, если приключится какое-либо несчастье, какая-то беда, могут надеяться на спасение; но если погибнет голова, то и остальные члены, хоть бы они и казались целыми, пропадут вместе с головой. В то время как они обсуждали это на общем совете, вошёл канцлер с Канцолином и аббат обратился к ним с такой речью: «По поводу дел Монтекассинской обители, того, что вы от нас требуете, мы как по причине важности дела, так и ввиду краткости времени не смогли ни посоветоваться, ни найти, что вам ответить. Поэтому мы просим, чтобы вы дали нам срок, пока мы не созовём всех братьев нашей обители, которые рассеяны по послушничествам, и мы, таким образом, проведя с ними совещание, обсудим на общем совете, что нам следует делать». Тогда канцлер, исполненный горькой жёлчи, ответил: «Решайте это здесь; да и какое иное решение вы хотите принять? Нет иного решения, не будет и никакой отсрочки, если вы не исполните приказ короля. Ибо я не дам вам времени совещаться, но от его лица решительно повелеваю и приказываю, чтобы вы позаботились тут же дать ответ, что вы решили по этому поводу». А аббат отвечал ему: «То, о чём вы говорите, мы в самом деле не можем исполнить и главным образом потому, что не знаем, приказывал ли это король, или хотя бы по какой причине он велел это сделать». На это канцлер тут же дал такой ответ: «Я - уста и язык короля, и он через меня говорит и излагает свои права. А причина, по которой он велел это сделать, следующая. [Скоро] должен прийти Лотарь со своим папой Иннокентием, и мы хотим проверить вас этим испытанием в том, останетесь ли вы вместе с нами верны королю и будете ли сражаться за сохранение им короны против Лотаря». На это аббат сказал: «Мы готовы, когда будет нужно, исполнить это и тут же подтвердить это перед вами присягой через наших верных. Мы, сверх того, обещаем деятельно подготовиться против врагов короля и по мере сил защищать и оборонять Монтекассинский монастырь против императора». Когда канцлер спросил его, с кем он намерен защищать Монтекассинский монастырь против императора, аббат ответил: «Когда придёт время, мы, отобрав из города Сан-Джермано и всей земли святого Бенедикта наиболее сильных и крепких мужей, постараемся собрать их здесь и таким образом при вашем содействии и с вашими рыцарями, пришедшими, если того потребуют обстоятельства, к нам на помощь, позаботимся защитить и удержать Монтекассинскую церковь против императора и против его рыцарей, так чтобы из-за Монтекассинской обители король не потерпел никакого вреда и ущерба». Канцлер тут же начал кричать с сильным негодованием: «О верные короля, посмотрите на это и обратите внимание; вы только гляньте на тех, с кем аббат Монтекассино рассчитывает противостоять императору, а именно, с изнеженными, неверными и вероломными людьми, с теми, которые никогда не хранили верности блаженному Бенедикту, которые изгнали из аббатства Бруно, Одеризия и Николая, которые захватили Монтекассинский монастырь вопреки божескому и человеческому праву, которые разрушили замок Янулу и перед самым алтарём блаженного Бенедикта перебили мечами возражавших им монахов». Вместе со своими людьми он начал также многое говорить против аббата, чернить монахов и мирян, бесчестить их множеством разных оскорблений, называя лжецами и пройдохами. Поскольку все молчали в ответ на это, он наконец ушёл с великим негодованием и гневом, заявив и приказав, чтобы они в течение этого дня соизволили дать ему ответ по этому поводу. Итак, когда он удалился, все старшие братья собираются вместе с аббатом, обсуждают меж собой это дело, тяжело вздыхают и не знают, что им следует делать. Им было тесно отовсюду, и они, не зная, что выбрать, говорили: «Если мы отдадим монастырь в руки мирян, то обречём на смерть душу и тело. Если же не отдадим, то не избегнем их рук. Но лучше нам попасть в руки людей, чем оставить закон нашего Бога и видеть бедствия нашего народа и святыни». В то время как это дошло до сведения остальных, сердца их тотчас же разбились и померкли глаза их, и тогда воистину праздники обратились в сетование, а песни - в плач. И все от мала до велика говорили одно, и было принято всеобщее решение: никогда, пока они смогут, ради лишения жизни не передавать Монтекассинскую обитель во власть мирян. Наконец, все решили отправить к этому канцлеру и его спутникам послов, которые должны были смиренно умолять их, чтобы те дали им время, в течение которого они могли бы, как подобает, посоветоваться о таком важном деле и дать им ответ. Канцлер же, в то время как он, прогуливаясь со своими вассалами, обходил монастырь, придя в спальню, приказал измерить высоту стены, чтобы, взяв её за образец, можно было приготовить лестницы для захвата монастыря. Один из братьев, увидев это, сообщил об этом аббату.

99. В это же время некий брат по имени Иоанн, в то время как уплачивал долг природе и уже лежал без движения и речи, внезапно пришёл в себя и сообщил, что видел отца Бенедикта, стоявшего в церкви вместе с толпой умерших монахов, и короля Рожера, входящего в эту церковь и уносящего все сокровища Монтекассинской церкви. Когда он добрался до ступеней кафедральной церкви, мертвецы, которые стояли в отдалении в церкви, набросились на него и убили. Когда он сказал это, то прибавил: «Чтобы вы убедились в том, что я говорю правду, знайте, что я тут же уйду из этого мира. Но, если я и дальше буду жить после этого, то твёрдо знайте, что я сказал неправду». Сказав это, этот брат почил. Мы же, обсудив рас-казанное видение и удержав в памяти, видим, что оно уже почти полностью исполнилось, раз видим, что почти все сокровища этого места увезены происками короля Рожера. Случилось же всё это в канун дня Богоявления.

100. После этого аббатом и братьями было решено, что двенадцать из старших братьев монастыря должны босиком отправиться в город, где находились уже названный канцлер и избранный епископ Капуанский, и смиренно умолять их дать время, в течение которого братья, которые были в послушничествах, могли бы собраться, чтобы вместе с ними по общему совету дать им подобающий ответ по поводу вышеуказанного дела. В то время как это было сделано, вся община с плачем и стонами проводила их до ворот монастыря. Когда же они ушли, братья вернулись в церковь блаженного Бенедикта, и кто мог бы рассказать, сколько там было пролито слёз? Ибо все они, распростёршись на земле, бились головами о пол церкви и с плачем и криком души умоляли Господа о милосердии, о том, чтобы он позаботился об этом месте. Наконец, они обратились к блаженному Бенедикту и, как если бы видели его присутствующим, говорили: «О достойнейший и святейший отец, ты обещал, что после ухода из жизни окажешь твоим ученикам больше пользы, чем если бы ты был жив. Поэтому мы заклинаем тебя Отцом и Сыном и Святым Духом, чтобы ты, как и обещал, защитил нас и это место и оградил от всякого зла». После этого братья, взяв древо животворящего креста и руку святого апостола и евангелиста Матфея и святого исповедника Мавра, решили с литаниями отправиться по церквям, расположенным внутри монастыря. Когда они совершили молитвы смирения и похвалы Господу в церкви блаженного Мартина, то, выйдя оттуда по окончании молитв о заступничестве, направились в церковь блаженного первомученика Стефана; там, в то время как один из братьев пошёл вперёд, чтобы открыть ворота базилики, то обнаружил их запертыми. Ибо брат, который отвечал за эту церковь, был одним из тех двенадцати, которые пошли к канцлеру, и, забыв оставить ключ от церкви, унёс его с собой. Когда тот, который пошёл вперёд открывать церковь, вернулся, то рассказал о том, что было, и сказал тем, которые шли первыми, чтобы они возвращались. И вновь то те, то другие прибегали и точно так же находили ворота запертыми и старались рассказать об этом братьям. Брат же, который нёс крест, не зная что делать, побуждая следовать за собой, подошёл к воротам церкви и, как только дотронулся до запоров, те тут же раскрылись по воле Божьей. Возрадовавшись по этому поводу, они вознесли Богу хвалу и, со всем благоговением и сокрушением сердца совершив там молитвы литаний, вернулись в церковь отца Бенедикта и, таким образом, с плачем и печалью исполнили службы этого дня. Тогда в них сбылось реченное через пророка: «Праздники ваши обратились в скорбь». Когда братья, которые были посланы к канцлеру, прибыли к месту, в котором отец Бенедикт однажды в течение года беседовал со своей сестрой, декан и те, которые прежде спустились вместе с ним ради этого дела, узнав об их приходе, отослали их обратно в монастырь, сказав, что канцлер из-за такого дела скорее впадет в гнев, нежели склонится к милосердию. Канцлер же, после того как услышал, что братья с рукой блаженного Мавра умоляли по святым церквям о милости всемогущего Бога, обуянный гордыней, начал изрыгать многие угрозы против монахов, говоря, что отрежет им губы и носы и обрежет одежды их наполовину, до чресл, и, как второй Никанор, произносил оскорбительные слова против Бога и его святых, говоря, что надежда, которую монахи возлагали на Бенедикта и Мавра, напрасна и принесёт им скорее погибель, нежели спасение. После этого, побуждаемый сильнейшим негодованием, он направил письма живущим в Калабрии, Самнии, Апулии, Лукании и Калабрии, чтобы они как можно скорее пришли с различными осадными машинами для штурма и взятия Монтекассинского монастыря. Аббат же, видя, что канцлер помышляет о его смерти и взятии монастыря, посоветовавшись с немногими, отправил послов к Ландульфу из святого Иоанна, который тогда стоял на стороне императора, велев ему прийти и, приняв под свою защиту Монтекассинский монастырь, защищать его против тех, которые попытаются его захватить. Однако, поскольку днём этого сделать было нельзя, это было исполнено ночью. Когда с обеих сторон были принесены клятвы, на третий день после праздника Богоявления, в пятницу, рыцари уже названного Ландульфа были введены в монастырь и им были переданы укрепления. Ландульф же, придя после этого в Монтекассино, доставил аббату и братьям решимость, а врагам - величайшее смятение. Канцлер, узнав, что Ландульф пришёл в Монтекассино, оставил город Аквин, в котором находился, и через Сант-Анджело в Майолизи, перейдя реку Лирис, отправился в Миньяно, где был поражён тяжким недугом и велел нотарию писать письма, чтобы все, которые проживали в государстве короля Рожера, пришли для захвата Монтекассинского монастыря. В то время как тот старался это исполнить, этот умер внезапной смертью. После этого аббат с братьями решил в течение трёх дней умолять всемогущего Бога о милости, чтобы Оц с неисчерпаемой милостью даровал Монтекассинской обители мир и спокойствие. И поскольку из-за смуты и волнений они не могли в те дни хранить молчание, они решили в течение трёх дней после вечернего богослужения петь в церкви по одному псалму каждую ночь. Но, прежде чем они начали эту трёх-дневку, аббат, поднявшись в зал капитула, просил по монастырскому обычаю прощения и сделал исповедание в своих прегрешениях. Точно так же и все братья вслед за ним сознались, что погрешили против устава отца Бенедикта, и аббат, даровав им таким образом прощение, разрешил их от всех отлучений, сделанных в Монтекассинской обители, которые они некогда на себя навлекли.

101. Далее, в эти дни, в то время как некий брат по имени Бон, утомившись после утренней службы, отдыхал в церкви блаженного первомученика Стефана, блаженный Бенедикт, явившись ему в видении, сказал: «Много несчастий, смятений и большие материальные убытки терпите вы из-за этого дела, но положитесь на Господа и могущество силы Его, ибо мой дом по-прежнему будет восстановлен и возвращён в прежнее состояние. Я повелеваю, чтобы вы со всем усердием в просьбах умоляли блаженнейшего Мавра, чтобы благодаря его несомненному заступничеству вы избавились от неминуемой опасности и смуты»; и с этими словами исчез. Проснувшись, брат по порядку рассказал аббату и братьям то, что видел и слышал. Поэтому на общем собрании братьев было решено во все воскресные дни при входе в церковь после антифона блаженному Бенедикту добавлять ещё и антифон блаженному Мавру и точно так же во все праздничные дни, в которые следует совершать коллекту, произносить ему антифон и молитву, как и в обычные дни. Между тем вся земля отпала от верности аббату и братьям, за исключением замка Казина; причиной и поводом к этому стали люди из замка Сант-Анджело. Ибо они, приняв врагов монастыря внутри замка, первыми начали нападать на Монтекассинскую обитель. После этого пономарь Бертульф, родом кимвр, и Атенульф по прозвищу Марсиканец направляются ради этого дела к императору Лотарю. Затем все послушничества по Кампании, Пицену, Самнию, Лу-кании и Калабрии были захвачены и выведены из-под власти Монтекассинской обители. Канцлер же, который был главой и зачинщиком такого зла, на семнадцатый день после того, как он приходил сюда в канун Богоявления, дошёл в Салерно до последней крайности, крича: «О Бенедикт и Мавр, за что вы меня убиваете?». Часто повторяя это, он окончил свою жизнь.

102. В это же время некий брат по имени Кресценций, родом римлянин, увидел в видении некое озеро огромной величины и огненного цвета, волны которого, казалось, устремлялись к небу; он увидел, как в этих волнах душа названного канцлера то подымается высоко в воздух, то вновь погружается на дно. Когда брат увидел, что возле этого озера стоят двое монахов, то на их вопрос о том, чья эта душа, которая, как он видит, терпит такие муки, ответил, что не знает. На это тот, что казался старше, сказал: «Это душа канцлера Гварина, которая терпит подобное за смятение и мучения, которые он причинил Монтекассинскому монастырю». Когда брат спросил его, кто он, снискавший подобное, тот ответил, что он - брат Бенедикт. Брат же, пробудившись от сна, призвав в свидетели Бога и его святых, утверждал, что видел это и слышал. Между тем некоторые из наших вопреки воле аббата начали при посредничестве Ричарда, епископа Гаэтанского, вести переговоры о мире и согласии с теми, которые были на стороне короля. Наконец, дошло до того, что после того как со стороны братьев были даны клятвы от послушничеств и обещание от всей общины по поводу заключённого соглашения и от другой стороны также были даны клятвы, наступил мир, и, таким образом, эта смута и волнение внезапно улеглись, но лишь на время.

103. На третий день после того, как это произошло, вышеназванный аббат был поражён недугом и окончил жизнь 4 февраля. На протяжении всей ночи, когда он ушёл из жизни, декан вместе с братьями совещался, как им, до того, как станет известно о его смерти, выгнать вон людей названного выше Лайдульфа. Итак, когда те, которые стояли во главе их, были вознаграждены и от королевских бальи получены гарантии в том, что они смогут спокойно уйти оттуда со всем их добром, все они, уже посреди дня, с оружием в руках ушли из монастыря и возвратились домой. Из-за этого обстоятельства вышло, что вплоть до этого часа люди ничего не знали о смерти аббата. Когда же настал уже девятый час, его тело после богослужения было погребено по правую сторону от входа на кладбище, возле ступеней, где покоятся четыре ученика блаженного Бенедикта.

104. Но вернёмся к тому, на чём я остановился. Так вот, когда погребальные носилки аббата ещё стояли в церкви, Канцолин, камерарий Капуанского княжества, послал рыцарей с повелением, чтобы никто в его отсутствие не смел совещаться об избрании аббата. И хотя монахи возражали и печалились, выборы были перенесены и отложены до его прихода. Когда тот пришёл сюда и ему были предъявлены распоряжение и установление грамот об избрании аббата отца Бенедикта, он ответил, что ныне предъявление такого рода бумаг ничего не значат: «Но отложите [избрание], пока [с этим делом] не ознакомится мой господин, король Рожер; в противном случае передайте крепость Бантру и избирайте кого хотите, но с тем условием, чтобы он прежде принёс королю клятву верности». Когда братья сказали, что не исполнят этого, он, собрав войско, все замки Монтекассинского монастыря вывел из-под его власти. Уже почти шесть дней прошли в таком волнении, когда на праздник девы Христовой Схоластики братья, собравшись отовсюду в монастырь и начав совещаться между собой об избрании аббата, разделились на партии; при этом одна из них предлагала избрать Райнальда из Коллименто, который впоследствии стал аббатом, а другая - Райнальда Этрусского. Но, поскольку они долго спорили между собой, старшие братья сочли наконец целесообразным отложить избрание, пока они не направят к королю Рожеру и римскому понтифику, находившемуся тогда в Пизе, послов, через которых смогут известить их о судьбе Монтекассинской обители и дождаться их совета по такому важному делу. Но, поскольку они так и не смогли склонить к этому противную партию, то, хотя те, которые предлагали избрать вышеназванного Райнальда из Коллименто, возражали и упирались, они, схватив Райнальда [Этрусского], усадили его на кафедре отца Бенедикта и поставили себе в аббаты. Остальные же, восприняв это с сильной досадой, тайно послали к пономарю Бертульфу и Атенульфу, братьям Монтекассинской обители, которых аббат Сеньорект отправил послами к императору Ло-тарю, гонца с письмом, в котором дали знать, что Сеньорект ушёл из этого мира, а Райнальд избран мятежно и не канонически вопреки их воли, требуя, чтобы они от лица всей общины просили императора и понтифика поставить аббатом в Монтекассинской обители кого-либо из них и никоим образом не давать согласия на избрание Райнальда, заявляя, что они скорее разрушат монастырь, скорее уйдут отсюда, чем признают его своим аббатом. В то время как Райнальд получил об этом точные сведения, он тайно договаривается с Канцолином и другими верными короля, и те после принесения им клятвы верности утверждают его в звании аббата; таким образом, получив присягу от колонов монастыря, он был утверждён в звании аббата Монтекассино сыном Петра Льва, чьим иподьяконом он был. Когда гонец, который нёс письмо, прибыл в Равенну, где тогда находился император, он вместе с письмом был представлен императору Лотарю вышеназванными братьями. Они рассказывают о том, что случилось в Монтекассинской церкви, а именно в филиале Римской империи, о том, как Сеньорект умер, а Райнальд, который принёс клятву верности королю Рожеру, вопреки желанию многих избран аббатом, и о том, что некоторые из братьев, уйдя из монастыря, избежали рук врагов, но претерпели многочисленные бедствия. После этого они со слезами заявили, что их близкие подвергаются опасности, что Монтекассинский монастырь пребывает в расстройстве и что они всё оставили ради верности Римской империи, на которую после Бога и отца Бенедикта Монтекассинская церковь только и возлагает свои надежды. А император Лотарь, движимый милосердием, а также помня, как Монтекассинская церковь находилась под защитой его предшественников, но ещё более из ненависти к королю Рожеру, которого объявил злейшим врагом Римской империи, благосклонно отнёсся к названным братьям и, согласно сути эдикта, который издали Пипин и Карл Великий, по древнему обычаю поставил их среди капелланов Римской империи. Когда он собрал герцогов, князей и маркграфов империи, то сообщил о благодеяниях его предшественников, оказанных Монтекассинской обители, и, обвинив вышеназванного Райнальда, провозгласил его явным врагом Римской империи, поскольку тот получил аббатство и утверждение в нём от врага Римской империи, оказав неуважение и презрев императора, от которого Монтекассинская церковь получила города, замки и все владения.

105. В это же время Генрих, герцог Баварии, зять императора, отправленный этим императором вместе с папой Иннокентием, вступил в Кампанию. Итак, когда они расположились лагерем на равнине, которая примыкает к Кассино, то послали в монастырь Ричарда, капеллана вышеназванного понтифика и монаха Монтекассинской обители, велев передать, что если монахи захотят их принять и оказать послушание папе Иннокентию, они по мере сил будут любить их, как сыновей, как братьев, как товарищей, а Монтекассинский монастырь всегда будет под покровительством и защитой императора. Но, поскольку Райнальд не преклонил слух к этому делу, а братья во всех отношениях хотели изгнать его из монастыря, если представится возможность, этот Райнальд, созвав братьев в зале капитула, убеждал их оставаться верными королю Рожеру и сохранять послушание сыну Петра Льва, и им не будет недостатка в помощи. Наконец, он признал, что получил аббатство от них, а не от кого-либо другого, и по их воле, если они этого захотят, оставит аббатство; а если нет, то удержит. Но он говорил это устами, а не сердцем. Ибо он уже тайно послал за Григорием, сыном Атенульфа, из святого Иоанна, чтобы тот через Тириллу, монтекассинский лес, пришёл со своим войском, и он, опираясь на его силу и поддержку, смог удержать монастырь вопреки папе, герцогу и монахам. Когда тот пришёл, то клятвенно договорился с названным избранником и, приняв от него укрепления монастыря, вместе со своими рыцарями [совершил] нападение на послов понтифика, атаковав их. В то время как их он обратил в бегство, своим он придал великую отвагу. Когда послы понтифика добрались до города, который прилегал к горе, то связали горожан клятвой верности императору, после чего вернулись в лагерь. Райнальд же, запершись в монастыре вместе с Григорием, выкосил посевы за пределами монастыря и всё разорил, чтобы ничего не осталось для прокорма людей и скотины. Прошло уже почти одиннадцать дней, когда герцог, видя, что добро Монтекассинского монастыря расточается, да и время битвы миновало, проведя совещание, призывает Райнальда и, получив золотую чашу, а также залогов на четыреста фунтов, утверждает за ним аббатство от имени императора, если тот останется ему верен, и, гарантировав ему безопасность со стороны себя и своих людей, велел внести императорское знамя в церковь блаженного Бенедикта и, наконец, с великой славой водрузить над крепостью, которая примыкает к церкви. А на другой день, снявшись с лагеря, он с огромным войском выступает против города Капуи. И вот, Рао, сын Рахеля, и Готфрид из Аквилы, придя туда, подчиняют себя и своих людей власти понтифика, князя Роберта и герцога Генриха. Капуанцы же, видя, что бароны толпами стекаются к папе и герцогу, пав ниц, просят прощения. Получив его, они подчиняют себя вместе с городом их власти. Когда это было сделано, всё, так сказать, Капуанское княжество, презрев приказы Рожера, бросилось к ногам папы, обещав выполнять все его повеления. Ибо многие стекались к ним ради дружбы, которая связывала их с князем Робертом, другие - ради собственной славы и наград в виде ленов, которые они надеялись получить от них, но большинство - из-за надежды, которую они возлагали на них, как на своих господ. Между тем Генрих, зять императора, вместе с папой Иннокентием, возвратив князю Роберту Капуанское княжество, с огромным войском расположился лагерем у моста святого Валентина близ Беневента. После этого герцог вместе с папой отправляет в город послов, велев передать, чтобы жители, если не хотят навлечь на себя папскую анафему и императорский гнев, передали Беневент в их руки и приготовили за городом рынок. Но, поскольку те, которые были в городе со стороны сына Петра Льва, [резко] возражали, послы папы Иннокентия, ничего не добившись и не окончив дела, были изгнаны из города. Ибо вассалы Рожера, которые тогда были в городе, не соглашались ни на какие условия и, тут же собрав 500 рыцарей и 30 ООО пехоты, выводят войско за пределы города, намереваясь сразиться против них. Понтифик, впав из-за этого дела в ярость, отлучил беневентцев от порогов церкви и велел герцогу вместе с войском вступить с ними в битву. Но, когда щитоносцы герцога в первой же схватке обратились в бегство, герцог, принимая во внимание переменчивость судьбы, велел рыцарям перебраться через реку, подняться на гору, на которой расположен город, и напасть на город со стороны Золотых ворот. А в городе не было единства по поводу текущего положения дел, ибо некоторые говорили, что город следует отдать папе Иннокентию и по обычаю отцов служить блаженному Петру и его викарию; а другие категорически возражали и призывали сражаться. Между тем рыцари, переправившись через реку, устремились к городу. Беневентцы же, когда увидели, что враги вышли против них, бросили битву и искали спасения в бегстве. Те же, которые были со стороны герцога, упорно преследуя их, вместе с ними ворвались в город и, таким образом, заставили Беневент сдаться. Овладев городом, они прибыли к Трое, городу Апулии. Без битвы приняв её от горожан, они обратили в свою власть прилегающие города вместе с Гарганом и Сипонтом.

106. Между тем император Лотарь, уйдя в это же время из Равенны, обратил в свою власть провинции Умбрию, Эмилию, Фламинию и Пицен, послушные города ставил под власть Римской империи, а непокорные разрушал до основания. Когда он добрался до монастыря святого Мартина в Салине, Трасмунд, настоятель святого Спасителя, придя к нему и умоляя его от имени Монтекассинской общины, предложил вернуть всё, что было отнято у блаженного Бенедикта в этих краях. Затем, снявшись с лагеря, он разбил палатки под Бари, который является столицей всей Апулии, и, принятый жителями города, начал всеми способами штурмовать цитадель, которую великолепно построил король Рожер. Итак, долго держа её в осаде и атакуя различными осадными машинами, после того как с обеих сторон пали очень многие, он наконец с большим трудом овладел ею и сровнял с землёй, и все города Апулии обратил под власть Римской империи; таким образом совершив всё это, он отправился в Мельфи, город Апулии, чтобы дать ей герцога. Когда он пришёл туда, то, отправив войско, велел осаждать Салерно. Далее, в эти же дни Бертульф и Иоанн, братья Монтекассинской обители, подали этому императору жалобу на жителей Сипонта, которые обратили в свою власть монастырский лес, который находился под властью госпиталя. Итак, император, склонившись к их просьбам, пожаловал им свою скреплённую печатью грамоту, велев со своей стороны, чтобы [жители Сипонта], если не хотят навлечь на себя императорский гнев, отныне и впредь позволили этому лесу спокойно оставаться за Монтекассинским монастырём, и установив штраф в тысячу бизантиев, если они попытаются это оспорить.

107. Но вернёмся к тому, на чём я остановился. Так вот, в то время, когда этот император, перейдя через Альпы, вступил в Италию, он отправил аббату Монтекассино письмо, сообщая, что Монтекассинская церковь издавна пользовалась славой благочестия и всегда подавала другим пример и образец святого образа жизни; поэтому он также надеется, что молитвами братьев сможет добиться у Бога возвращения покоя вселенской церкви и дарования мира своим временам. Итак, поскольку по привилегии старинного благочестия Монтекассинская церковь должна иметь особое и исключительное отношение к римскому достоинству, он, повелевая, увещевает их, если они отклонились от церковного единства вынужденные страхом перед кем-либо, вернуться к тому, кого вся церковь признала своим отцом. Ибо он, желая во всём проявлять должную заботу о Монтекассинской обители, которая, как он узнал, наделена императорскими пожалованиями, повелевает, чтобы, когда он приблизится к этим землям, аббат вышел ему навстречу вместе с наиболее мудрыми из общины для выполнения обязанностей капеллана, и они в полной мере договорились о том, что полезно для защиты монастырского имущества. Он отправил братьям также другое [письмо], в котором сообщал, что, если бы он и не находился в этих [землях], в его намерения всё равно входило бы подумать о чести Монтекассинской церкви согласно императорской щедрости; заботясь о достоинстве такой славной церкви и благочестии, которое до сих пор процветало там более прочих, он решил обратить на неё свой взор и поддержать церковь, как особый и замечательный филиал своего дома; ибо он страстно стремится к тому, чтобы память о нём во украшение императорской чести, если позволит Бог, навечно оставалась у отца Бенедикта. Императрица Рихенца также в это время послала братьям письмо, в котором сообщала, что слышала, будто благочестие Монтекассинской церкви издавна было велико; поэтому она просит, чтобы память о ней почиталась в Монтекассинской церкви и чтобы усилиями братьев Бог даровал мир своей церкви в её времена. Ибо она, насколько сможет, будет при помощи Божьей заботиться о спасении имуществ Монтекассинской церкви, только бы аббат своевременно вышел ей навстречу вместе с наиболее мудрыми братьями, чтобы они могли в полной мере договориться об этих и других вещах.

108. Итак, когда Сеньорект ушёл из жизни, император отправил Райнальду, который его сменил, письмо, сообщая, что в его обычае всегда было поддерживать и опекать тех, которые принадлежат Римской империи, и не оставлять тех, которые уповали на него. Поэтому пусть [аббат] не сомневается и знает, что, пока он жив, он будет защищать права Монтекассинской церкви и не подчинит их чужой власти, что она самостоятельна и относится к императорскому достоинству. И поскольку он назначил на праздник апостолов Петра и Павла хофтаг в Мельфи для избрания герцога и созвал туда всех баронов страны, он поручает ему взять с собой наиболее мудрых братьев и, отложив всё, прийти к нему и принести с собой все грамоты, дабы предъявить права своей церкви, желая посредством своих благодеяний добиться того, чтобы память о нём вовек пребывала в Монтекассинской церкви. Если он сможет прийти к названному празднику, пусть придёт; если же нет, пусть придёт так скоро, как сможет. Он отправил также декану Отто и братьям другое письмо, давая знать, что не желает, насколько позволит Бог, в чём-либо выйти за пределы своих предшественников императоров и допустить в наказание им какое-либо умаление прав Монтекассинской церкви. Ибо Монтекассинская церковь всегда пребывала в блеске святого благочестия и была для всех образцом славного образа жизни. Поэтому он хочет, чтобы они знали, что он велел их аббату прийти к нему и по совету князей так решить дело Монтекассинской церкви, чтобы она в его время не потеряла чего-либо из своей свободы. Но поскольку аббат всё ещё отказывался прийти к нему, он отправил ещё одно письмо, в котором сообщал, что он вместе с герцогом ждал его появления и вместе с ним же, поскольку тот не пришёл, повелевает ему явиться; он также слышал, что люди блаженного Бенедикта остаются в верности Сицилийцу и всё ещё находятся в замках монастыря; ему угодно, чтобы аббат осторожно вывел их оттуда, дабы у Монтекассинской церкви не возникли из-за них неприятности. Аббат же, вынужденный императорским письмом, приготовив всё, что было необходимо в пути, взял из общины нескольких братьев, в том числе Петра, монтекассинского дьякона, архивариуса, библиотекаря и секретаря, которого император Лотарь вызвал лично, хотя и не без колебаний, ибо и друзья, и враги [говорили], что дружба, которая связывала его с врагами императора, не останется для него без последствий. При этом друзья из-за этого обстоятельства приходили в отчаяние, а враги, хоть с виду и печалились, но в тайне сердца своего ликовали, надеясь, что для них в результате перемены обстоятельств наступят лучшие [времена]; как впоследствии и показал исход дела. Но поскольку [аббат] питал подозрение к некоторым братьям, то поручил монастырь и его замки своим друзьям и близким. Когда послы императора у всех на виду объявили о причине посольства, часть затрепетала, ибо они полагали, что те, которые живут в королевстве и под властью короля Рожера, ни в коем случае не должны заключать мир с его врагом или хотя бы идти к нему. Но другие, которые казались более рассудительными, говорили, что ему следует пойти к императору и повиноваться всем его приказаниям. Наконец, аббат, вынужденный, на рождество святого Иоанна Крестителя отправился в путь, ведя с собой из Монтекассинской общины тех, имена и численность которых мы, дабы не предавать это забвению, приведём здесь. Это были: Пандульф, епископ Теанский и монах Монтекассинской обители; Мавр, куропалат двора Константинопольского императора; камерарий Иоанн и уже названный библиотекарь Пётр, ризничий Амфред, Пётр Маккавей, Пётр и Гектор, монахи Монтекассинской обители, а также Иоанн, архипресвитер города Сан-Джермано, и некоторые другие благородные и мудрые миряне из земли святого Бенедикта. Итак, в тот же день, в какой состоялся выход из города Сан-Джерма-но, они прибыли в город Теан и оставались там четыре дня, ожидая каких-либо новостей об императоре. Отправившись дальше, они добрались до Капуи, полагая найти в монастыре святого Бенедикта, который расположен в этом городе, радушный приют, как в собственном доме. Однако, как впоследствии показал исход дела, они решительно обманулись в своих надеждах. Ибо папа Иннокентий II разослал по всем прилегающим к Монтекассинской церкви монастырям письма с повелением не оказывать послушания ни вышеназванному аббату, ни братьям. И когда те пришли туда и постучались в ворота монастыря, братья, выйдя, дали им такой ответ: «О синьоры, мы никоим образом не смеем вам в чём-либо прекословить, ибо всем прекрасно известно, что этот монастырь всегда был подчинён Монтекассинской церкви и вам. Но, поскольку мы были вынуждены клятвенно обещать папским послам, что не дадим вам приюта, вы, после того как мы выйдем, возьмите всё, что вам нужно из монастырских вещей». Услышав это, аббат велел своим людям идти в церковь святого Винцентия, которая была построена в этом же городе. Когда они пришли туда, то, хотя и тем было запрещено их принимать, всё же, поскольку они из почтительности не могли выгнать тех, которые уже вошли, они в изобилии угождали им, чем были богаты. А всё остальное, что было нужно, им в изобилии прислала аббатиса монастыря святого Иоанна. На другой день, продолжая начатый путь, они через Кавдинское ущелье прибыли в Беневент. Двигаясь дальше, они через Фригент и замок Гизоальда прибыли в замок под названием Гвардия ломбардцев, где некогда святейший папа Лев, готовясь сразиться с норманнами, пустил кровь и отдыхал там несколько дней. Итак, не желая входить в крепость из-за её малого размера и некрасивого вида, они повернули в монастырь святого папы Льва и были там приняты, как могло показаться, довольно радушно и почтительно. Но, поскольку человеческая слабость всегда склоняется скорее ко злу, чем к добру, люди этого места попытались предать названного аббата вместе с его братьями Гилберту из Бальбаны и Роберту из Морры, которые возглавляли войско короля Рожера; но по промыслу всемогущего Бога, который судил быть совершенно иному, их замысел расстроился. Ибо одна монахиня, жившая в этой церкви, проведав об этом плане, велела Петру, монтекассинскому библиотекарю, прийти к ней и открыла ему то, что ей стало известно. Услышав это, Пётр рассказал аббату и прочим то, что ему было открыто, и увещевал их отправиться в крепость, которая была совсем рядом. Но аббат и некоторые из братьев презрели это, заявив, что никуда в этот день из монастыря не уйдут. А названный Пётр, считая для себя опасным оставаться там на ночь, переговорил с ризничим Анфредом и начал спешно перебираться со своими вещами в крепость. Некоторые же из монахов, которые ему помогали, заметив это, также оставили аббата и удалились. Когда аббат увидел, что почти все его люди ушли, то и сам вскочил на коня и вместе с остальными отправился в крепость. Когда же рассвело, они, выйдя из крепости, с величайшим усердием продолжали начатый путь, как вдруг по прошествии всего трёх часов дня видят, что против них по склону горы спускается большая толпа рыцарей; объятые внезапным страхом, они обратились в бегство. А рыцари, после того как потеряли надежду захватить их всех вместе, ибо те бежали, перестали гнаться за ними и вернулись восвояси. Монахи же, поспешая скорее бегом, чем обычным шагом, прошли через Цистерну, Зелёную гору и Ауфид и прибыли сперва в город Мельфи, а затем - в Лагопезоле, где расположилось всё императорское войско вместе с папой Иннокентием. Но, когда послы папы Иннокентия, выйдя им навстречу из лагеря, сказали, что понтифик приказал, чтобы аббат, прежде чем войти в лагерь, соизволил, разувшись, вместе с братьями, которые с ним были, принести папе извинения за послушание, которое они оказывали сыну Петра Льва, принять покаяние и клятвенно подтвердить исполнение всего, что предпишет понтифик, а заодно вместе со своими людьми отречься от сына Петра Льва и предать его анафеме, Райнальд, движимый страхом, ответил, что обратится к цезарю и посоветуется об этом деле с императором, и, таким образом, вошёл в лагерь. После этого он стал во всех отношениях проявлять щедрость и подарками привязывать к себе тех, кто к нему приходил. Тут же, перед тем как разбить палатки, он, отправив послов, позаботился сообщить о своём прибытии императору. Тогда император из любви к блаженному Бенедикту проявил к нему и братьям расп9ложение и, тут же отправив со своей стороны Генриха, герцога Баварии, своего зятя, и пфальцграфов Рудольфа и Отто, велел, чтобы они убрали палатку, которая была разбита по его приказу возле шатра понтифика, и разбили её рядом с его собственной палаткой, заявив, что раз Монтекассинская церковь сделана Карло-маном и Пипином особым филиалом Римской империи, капелланам императора, а именно монахам Монтекассинской церкви, не подобает отделяться от императора, но они должны разбивать свои палатки рядом с ним; что и было сделано. Однако, когда римский понтифик узнал, что аббат Монтекассино принят императором, он, послав кардиналов, начал страстно наседать на императора, чтобы тот клятвенно заставил монтекассинских монахов предать анафеме сына Петра Льва и под присягой обещать верность и послушание папе Иннокентию и его преемникам, жалуясь на то, что отлучённые и отделённые от порогов церкви вообще были приняты императорским величеством. Но монахи не согласились и сказали, что Господь в Евангелии, а отец Бенедикт в уставе велели не клясться, и ни они, ни их предки никогда не имели обычая клясться; так что клятву верности они не дадут ни папе, ни кому-либо другому, ибо тогда бы они не смогли быть верными самим себе, делая то, что Бог запретил через блаженного Бенедикта, и пренебрегая тем, что он велел соблюдать; так [аббат] в тот день ушёл от императора. А на другой день понтифик через канцлера Аймерика и кардиналов Герарда и Гвидо поручил сказать, чтобы [император] либо заставил монтекассинских монахов предать анафеме сына Петра Льва, либо отступил от них, как от отлучённых. Но милосерднейший и благочестивейший император, не желая ни гневить папу, ни отвергать Монтекассинскую церковь, обратился к ним с ласковыми речами и отослал их к папе, говоря, что папе следует отправить к императорскому величеству поручителей, чтобы определить, отлучены ли те, кого он принял, или нет, и что следует назначить день, в который обе стороны должны собраться в консистории. Для совершения подобного был назначен двенадцатый день, и [послы], таким образом, не окончив дела, вернулись к папе. Когда же они ушли, император велел привести к себе всех монахов, которые пришли вместе с аббатом. В то время как они стояли, представленные императору евнухом двора, он приказал справиться, откуда они родом, из какого отечества, каковы их звания и имена. Итак, они назвали род, отечество, звания, имена, и он спросил, принесли ли они грамоты императоров и римских понтификов, как он велел. И те ответили, что принесли всё, что он велел, и умоляли только открыть, что у него на уме. На это цезарь сказал: «Сколь любима, сколь желанна была Монтекассинская церковь нашим предшественникам, непобе-димейшим императорам, самым ясным образом показывают сделанные ими великолепные подарки в золоте и серебре и их грамоты. Известно также, что в этой церкви погребены мощи Карломана, святейшего и непобедимейшего императора и римского патриция, чью должность мы, хоть и недостойные, получили; из уважение к нему не только мы, которые занимаем его должность, но и весь римский мир, знатные и незнатные, богатые и бедные, должны почитать, возвеличивать, чтить это место и решительно предпочитать его другим местам подобного благочестия. Желая следовать им, насколько это возможно, мы решили почтить это место великолепными дарами, но, поскольку блаженнейший папа Иннокентий запрещает это делать, говоря, что вы отлучены от церкви, мы повелеваем вам избрать кое-кого из вас против доверенных поручителей папы. Ибо мы никоим образом не можем допустить, чтобы место такой славы, такого благочестия и такого достоинства было сведено на нет и погибло в наши времена. Однако мы не хотим, чтобы в этом собрании участвовал ваш аббат, ибо о нём речь идёт не меньше, чем о монастыре». Так он сказал. Тогда по приказу императора они вернулись на постоялый двор. Там монахи пересказали своему аббату то, что сказал император, и, проведя совещание, избрали поручителем и адвокатом своей стороны Петра, монтекассинского дьякона, библиотекаря, архивариуса и секретаря. После того как день вернулся на землю, пришли послы императора, которые объявили названному аббату, чтобы он направил к императору своих монахов. Итак, когда братья пришли и встали, как было в обычае, у ворот, императору тут же доложили о них, и он приказал им войти. Итак, когда они вошли, император приказывает справиться об именах, роде и отечестве тех, которые будут разбирать дело. Были представлены: Пётр Дьякон, по происхождению римлянин, знатного рода, хорошо знакомый со священным писанием, и Амфред, родом англичанин, очень красноречивый муж. После предъявления рода, имени, отечества, у каждого из них спросили о его звании. Итак, когда это было исполнено, спросили также, кого они выбрали отвечать за Монтекассинскую церковь. Итак, вновь был представлен уже названный Пётр Дьякон, и, когда все выразили ему доверие, цезарь, водворив тишину, сказал: «Оставьте вашего брата, которому вы выразили доверие, и возвращайтесь к себе на постоялый двор, а когда придёт срок, будьте готовы, увидав наших гонцов, прийти для разбирательства». А когда те ушли, он поручил Петра Дьякона канцлеру Бертульфу, чтобы, когда цезарь сядет ночью за трибуной, тот мог представить ему его. Почти всю эту ночь император провёл без сна и приказал зачитывать перед ним все деяния его предшественников императоров. Итак, когда настало утро, император, после того как была отслужена заутреня и исполнены животворящие таинства, приказал устроить себе в палатке трибуну и, послав гонцов, вызвать монтекассинцев. Когда те пришли, то были представлены императору. Там были и кардиналы, присланные папой Иннокентием, и многочисленные стряпчие.

109. Во имя Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, в 1138 году’ от Его воплощения, первого индикта, 9 июля, в шестой год императорской власти господина Лотаря, цезаря и непобедимейшего императора августа, когда этот непо-бедимейший император расположился в Лагопезоле и рядом с ним восседал также Пильгрим, патриарх Аквилейский, вместе с архиепископами, епископами и аббатами и множеством стряпчих, от римской церкви были направлены: Герард, кардинал титулярной церкви святого Креста, а также кардинал Гвидо, которые оба впоследствии управляли римской церковью, Аймерик, канцлер и кардинал-дьякон, Балдуин, кардинал-пресвитер, который впоследствии стал архиепископом Пизанским, Норберт, аббат Клервосский, и очень многие другие знатные мужи города Рима. Со стороны Монтекассинской церкви слушателями были: Генрих, герцог Баварии, зять императора, Конрад, герцог Швабии, который впоследствии получил корону Римской империи, Отто из Бурхизина, двоюродный брат императора, Фридрих, маркграф Анконы, Маласпина, маркграф Лигурии, Генрих, епископ Регенсбургский, Анно, епископ Базельский, Анно, аббат Люнебург-ский, Гвальфрид, пфальцграф и судья Римской империи. Итак, в их присутствии в названном месте состоялось собрание, и император, водворив тишину, сказал: «На этом собрании будут приняты решения по делам не только нынешним и преходящим, но и по будущим и вечным. Ибо известно, что святые отцы, которые проводили различные соборы в разных местах, в то время как они собирались воедино, чтобы посовещаться об одном деле, по случаю одного давали разъяснения и по разным другим вопросам. Так и на этом собрании, хотя разбираться должно главным образом дело римской и монтекассинской церквей, здесь, однако, при помощи Божьей будут решены и разные другие вопросы. Да будет так, чтобы дело одного стало благом для всех церквей, поставленных по всему кругу земному. Мы также, желая следовать по стопам наших предшественников, сочли достойным принять участие в этом собрании и взвалить на наши плечи обязанности судьи. В защитники же обеих тяжущихся сторон мы с нашей стороны дали блистательных мужей, чтобы они препятствовали насилию с той или другой стороны. Итак, призвав силу высшего Громовержца, садитесь те, кому не безразличны римские законы, и молча ожидайте исхода дел, дабы в случае, если все будут беспорядочно говорить и разглагольствовать, не была скрыта истина». Когда август сказал это и многое другое, Конрад, герцог Швабии, данный императором в защитники, сказал: «Признаюсь, что красота речи императора лишила меня способности говорить, ибо вы, ваше императорское величество, говорили столь глубоко, столь многоречиво, столь разумно, что речь, казалось, исходила не из человеческих, но из божественных уст. Однако, поскольку в защитники вместе со мной даны герцоги, маркграфы и графы, первым приготовлением сегодняшнего заседания, по-видимому, является объявление тех лиц, которые будут вести разбирательство с той и другой стороны, или тех, кому, возможно, дано право вести разбирательство помимо лиц, которым дана власть. Ведь все собрания, и особенно собрания по духовным делам, должны проводиться разумно и в надлежащем порядке, ибо совершенно ничего нельзя решить там, где не соблюдается порядок речей». Поскольку всем пришлось по нраву то, что сказал герцог, осведомились, кто должен отвечать за ту и за другую стороны, кто переводчики, а также какие места будут предоставлены тяжущимся. Герард, кардинал титулярной церкви святого Креста, был избран, чтобы отвечать за римскую церковь; также был избран Пётр Дьякон, опытный по свидетельству своих братьев. В переводчики же были даны: Бертульф, канцлер императора, ризничий Амфред и пономарь Бертульф. Кардиналу Герарду было предоставлено место перед лицом императора, а у его ног посадили Петра Дьякона. Но кардинал Герард возражал, чтобы монах сидел у его ног, говоря, что не прилично и вообще недопустимо, чтобы отлучённые сидели рядом с сынами церкви. Тогда император, желая положить конец ссоре, велел, чтобы Пётр Дьякон отныне и впредь сидел у его ног. Тогда кардинал Герард так начал свою речь: «О непобедимейший император, святая и вселенская церковь, которая и ваших предшественников до вас, и вас самих после них посвящала в повелители всего римского мира, не перестаёт удивляться, почему вы приняли отлучённых и отделённых от порогов церкви». На это император ответил: «Мы рады, что приняли корону нашей империи от апостольской церкви, и полагаем, что никоим образом не принимали отлучённых. Однако, если они, как вы говорите, отлучены, пусть это докажут судебные прения». Пандульф, епископ Теанский и монтекассинский монах, сказал: «На каком основании кардинал римской церкви объявляет монтекассинских монахов отлучёнными, если это нигде не отражено». А кардинал Герард сказал: «Кто я и кто ты, добрый человек? Ты далёк от нас. О удивительное, необычайное и неслыханное дело, чтобы чурбан срезанной ветви, лишённый своих корней, возводил новые хитрости против церкви». На это император сказал: «Да удалится всякое насилие! Ибо разумно, чтобы каждый, насколько можно, не причинял обид ближнему, а все причинённые переносил терпеливо. По этой причине мы постановляем, чтобы ни одна сторона не причиняла насилия противной стороны, дабы то, что обсуждается во славу Божию и к пользе потомков, не обратилось в ссору и драку». Тогда кардинал Герард, вновь взяв речь, сказал: «Сверх того, святая и вселенская церковь постановила, чтобы монахи Монтекассинской обители клятвенно подтвердили, что будут во всех отношениях исполнять волю нашего господина, благочестивого и вселенского папы Иннокентия». Ибо папа Иннокентий уже решил всех монтекассинских монахов рассеять по разным местам. Однако милосерднейший император Лотарь, не желая разрушения Монтекассинской церкви, не усомнился вопреки воле папы заступиться за эту церковь. Итак, когда Герард, кардинал и защитник римской церкви, завёл речь о присяге монахов, Пётр Дьякон ответил: «Нас не менее удивляет, почему господин кардинал говорит, что монахи должны быть связаны клятвой, когда Господь в Евангелии учил не клясться ни небом, ни землёй, ни головой с волосами». Кардинал Герард сказал: «Мы согласны с тем, что сказал монах; но римская церковь постановила ни в коем случае не принимать монтекассинских монахов без клятвы». Пётр Дьякон продолжал: «В уставе святейшего отца Бенедикта монахам категорически запрещается клясться, дабы случайно, чего да не случится, не впасть в грех клятвопреступления. То же самое, а именно, присягу монахов, запрещают не только божественные, но и светские законы. Ибо в грамотах великих императоров, Карла, Людовика, Пипина, Карломана, Людовика, Гуго, Лотаря, Беренгария, Адальберта, трёх Оттонов, а также Генриха и Конрада, содержится следующее: Мы постановляем, чтобы монахов не принуждали к клятве». И, сказав это, он показал императору и всем прочим грамоты вышеназванных императоров, скрепленные воском, свинцом и золотыми печатями. Увидев их, император принял уже названные грамоты в императорском пурпуре и, поцеловав их, тут же сказал следующее: «На основании предъявленных печатей мы признаём, что это грамоты великих, святых и непобедимейших императоров, наших предшественников. Так вот, нашему величеству подобает нерушимо соблюдать все предписания наших предшественников. Поэтому вы, которые пришли от лица господина папы, позаботьтесь смиренно просить его от нашего имени, чтобы он вместе с нами защитил предписания святейших императоров, наших предшественников, а т^кже соизволил их утвердить своей властью, как делали его предшественники. Ибо кто впредь будет соблюдать предписания католических императоров, если ими пренебрегает сам папа? Все члены следуют за головой, и не могут члены отделиться от головы, если та не потерпит великого ущерба. Итак, пусть заботиться о членах голова, о сыновьях отец, об овцах пастырь, ибо хищность волка никоим образом не возобладает против овец, если они будут защищены упорной заботой пастыря. На этом пусть завершится заседание сегодняшнего дня, и пусть каждый вернётся к себе на постоялый двор. Кардиналы пусть предъявят господину папе наши просьбы и от нашего имени просят его оказать покровительство Монтекассинской церкви. Монахи же пусть передадут своему аббату то, что было сказано, и подумают, что им следует отвечать завтра на обвинения. Тогда, когда на землю вернётся день, по прошествии трёх часов, мы повелеваем, чтобы все вернулись в собрание. Всё, что обнаружилось в ходе прений нынешнего дня, пусть будет записано приставленными к указанным лицам нотариями, дабы не было предано забвению то, что мы обсуждали скорее для блага потомков». После этих слов поверенные покинули курию, а император остался для обсуждения государственных дел, которые ему ещё предстояло рассмотреть.

110. На следующий день обе стороны [вновь] собрались, чтобы вести диспут. Когда они вошли и им дали возможность говорить, кардинал Герард сказал: «Поручения вашего благочестия, святейший и непобедимейший император, мы донесли до епископа верховного престола, но он ответил, что никоим образом не может этого сделать, уверяя, что ему легче было бы самому снять священные одежды и попрать их ногами, чем исполнить то, о чём просил император». Итак, император помолчал немного, а затем приказал вести диспут о том, что осталось со вчерашнего дня. Кардинал Герард сказал: «Помнится, я вчера говорил о присяге и верности монтекассинских монахов и ничего определённого не добился. Итак, собираясь говорить об этом деле перед лицом императора, я полагаю не покажется излишним, если я после первого заявления вчерашнего дня ныне вновь оглашу перед всеми волю нашего господина папы Иннокентия. Да будет известно вашему непо-бедимейшему императорскому величеству, что господин папа требует от монтекассинских монахов, чтобы они клятвенно подтвердили, что во всём будут исполнять его волю и во всякое время будут верны и послушны ему и его преемникам. Ибо иначе никоим образом нельзя допустить, чтобы они пользовались божественными таинствами и причащались телом и кровью Господней». На это Пётр Дьякон ответил: «Ясно, что господин кардинал возобновил прения вчерашнего дня и приготовил наши души к повторной схватке. Нам же кажется вполне достаточным противопоставить этому заявлению Божью заповедь о том, что Господь не разрешал клясться ничем, даже головой с волосами. А что касается верности, о которой ведёт речь господин кардинал, то нам кажется излишним требовать от нас клятву по поводу неё, раз до сих пор мы добровольно её соблюдали». А кардинал Герард сказал: «Находясь перед лицом нашего господина Лотаря, непобеди-мейшего цезаря, монах не боится произносить ложь, говоря, что монтекассинские монахи якобы всегда соблюдали верность римской церкви, когда всем, знающим истину, известно, что они до сих пор были раскольниками и, разорвав тунику Христову, избрали себе аббата из раскольников». Пётр Дьякон отвечал: «Честному человеку не пристало обвинять кого-либо во лжи прежде, чем он докажет перед всеми его ложь, дабы самому не быть уличённым во лжи не им, но собственной совестью, когда не сможет тому ничего предъявить. Ибо господин кардинал, когда заявил, что я лжец, показал, что не прав, раз не привёл доказательств моей лжи. Пусть будут приведены доказательства, предъявлены обвинения, если есть что предъявлять, и пусть тогда он уличит меня во лжи, докажет, что я говорю вздор». Тогда кардинал Герард сказал: «Говоря коротко, что как не вероломство вы проявили, когда оставили господина папу Иннокентия и примкнули к раскольнику?». На это Пётр Дьякон ответил: «Скажи, пожалуйста, это мы его оставили, или он нас оставил?». Кардинал Герард сказал: «Поскольку церковь была захвачена раскольниками, а также хищными волками, благочестивейший епископ был изгнан с престола и, оставив таким образом Италию, поспешил в Галлию». Пётр Дьякон отвечал: «Разве не говорил добрый пастырь Иисус Христос, когда описывал различие, вернее, единство, соединяющее в себе пастыря пастырей, что добрый пастырь полагает жизнь свою за овец своих?». Кардинал Герард в ответ: «Да, и доказал это не только словами, но и делами». Пётр Дьякон продолжал: «И опять-таки сам Господь, описав действия лучшего пастыря, сказал о нравах наёмника: А наёмник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка и оставляет овец, и бежит. Веришь ли ты, что это евангельские слова или нет?». Кардинал Герард: «Конечно». Пётр Дьякон: «Должны ли они исполняться римским понтификом?». Кардинал Герард: «Они тем более должны соблюдаться епископом апостольского престола, чем ближе к сердцу он принял их для проповеди другим». Пётр Дьякон: «Что из этого следует? Будет ли справедливый судья пенять овцам, если погрешил пастырь?». Кардинал Герард: «Нет». Пётр Дьякон: «Так не пеняйте монахам, если они, брошенные пастырем, были открыты для нападок врага. Ибо папа должен был, как говорит Господь, не только не оставлять овец, но даже охотно принять за них смерть». На это император сказал: «Насколько ясно показал монах, что если они в чём-то и погрешили, то это вина не овец, но пастыря. Поэтому следует по-прежнему просить милость господина папы, чтобы он вместе с нами простил тех, которые действовали против нас. На этом мы постановляем завершить прения сегодняшнего дня. Ибо мы, занятые государственными делами, не можем долго принимать в них участие. Итак, пусть каждый возвращается к себе, чтобы завтра вновь вернуться к этому состязанию». После этих слов собрание при всеобщем одобрении было распущено.

111. На другой день, когда благочестивейший император уселся со своими вышеуказанными магнатами, чтобы выслушать то, что осталось, он обратился к войску с такими словами: «Мы не сомневаемся, что всем, живущим в пределах римского мира, известно, с каким великим уважением наши предшественники, а именно римские императоры, почитали Монтекассинскую церковь своим замечательным и особым филиалом и, возвышая, предпочитали её всем монастырям Римской империи, изначально возвеличивая своими грамотами и привилегиями. Господину папе также подобает вместе со мной опекать эту церковь, и да случится это при помощи Божьей после того, как будет положен конец этой тяжбе. Вообще эта тяжба никем и никоим образом не должна была бы ни возбуждаться, ни приниматься, ибо известно, что члены не могут ссориться между собой, голова сказать руке: ты мне не надобна, или глаз сказать то же ноге или какому-либо из членов; ведь часто самые простые части тела у нас самые нужные. Итак, пусть никому не покажется неподобающим то, что мы решили сделать, и пусть никто не будет обвинять нас в том, будто мы защищаем Монтекассинскую церковь. Ведь случается, что когда мать бьёт в гневе дочь, муж - жену, отец - сына, некто, украшенный добрыми нравами, бросается между разъярённым отцом и дрожащим сыном и спасает сына от неумеренной отцовской порки. Когда же отец придёт в себя, и отцовский гнев обратится в кротость, то разве посетует он на то, что претерпел обиду от этого человека? Напротив, воздаст ему величайшую благодарность за то, что спас сына от его рук. Так и вселенская мать, римская церковь, когда отложит гнев и успокоится, то воздаст благодарность нашему императорскому величеству за то, что мы спасли дочь от её гнева. А теперь обсуждайте то, что нужно обсудить, ибо мы никоим образом не отступим от них, пока не исполнится наше желание». Когда император произнёс это и другое, кардинал Герард сказал: «Слова вашего величества и в то же время просьбы, о святейший император и вечно август, мы, как вы и велели, донесли до папы Иннокентия, но он заявил, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы монахов приняли без клятвы верности». Пётр Дьякон ответил: «Мы полагаем, что достаточно сказали об этом перед лицом господина императора и на основании заповеди Господней, и на основании императорских эдиктов. Однако, если у тебя есть ещё что сказать по этому поводу, говори». Кардинал Герард сказал: «Ты не знаешь, о непобедимейший император, что те, кого защищает ваше величество, сговаривались с Рожером, графом Сицилии, против римской церкви и вашей непобедимейшей императорской власти, и не только сговаривались, но даже предавали их анафеме и низлагали. О неслыханное дело, чтобы связанные связывали разрешённых и разрешали связанных!». На это благочестивейший император, водворив тишину, сказал: «То, что совершили против меня монтекассинские монахи, я охотно стерплю и милостиво их прощаю. А то, что они совершили против римской церкви и господина папы, как мы простили то, в чём они погрешили против нас, так пусть и он простит то, в чём они погрешили против него». Кардинал Герард сказал: «Хотя мы и представляем здесь нашего господина Иннокентия, благочестивого и вселенского папу, такие важные дела мы всё же не можем решить без него». После этих слов собрание с одобрения императора было распущено. Итак, следующей ночью, когда император по обыкновению бодрствовал, Пётр Дьякон, пав перед императором на колени, произнёс такую речь в защиту Монтекассинской церкви: «Хотя все смертные, которые живут в Римском мире, служат вам, императорам и князьям мира, вы, императоры, сами служите небу, благочестию, миру и справедливости. Ибо благо в той и другой жизни может быть обеспечено не иначе, как только под руководством таких правителей. Ибо никто не обманет повелителя всего сущего, кому открыты тайны сердец. Итак, хотя вашему величеству, о непобедимый император, подобает оказывать покровительство всем церквям во всём круге земном, вам всё же особо подобает проявлять и оказывать его Монтекассинской обители и защищать эту церковь против козней тех, которые отказывают нам в праве говорить и ни во что ставят грамоты, пожалованные Монтекассинской обители императорами. И хотя я сам призываю к послушанию и повиновению римскому понтифику, несомненно, что всемогущему Богу следует отдавать предпочтение перед всем. Ибо никто не может счесть для себя обидой, если из почтения к Богу церковному благочестию отдают предпочтение перед смертными. Из-за унижения Монтекассинской церкви весь монашеский распорядок колеблется, шатается, сотрясается и подвергается разным притеснениям. Это из-за тебя, о император, монахи отстранены от своих обязанностей? Из-за тебя, о император, просят и требуют, чтобы монахи принесли присягу? Поэтому мы умоляем вашу милость, о великий триумфатор, чтобы ты не решал, не постановлял и не записывал этого в своих декретах. Разве достойно ваших времён, чтобы достоинство Монтекассинской церкви было унижено, а кардиналам была незаконно дана возможность своевольничать? Нет ничего большего в благочестии, ничего святее и выше в монашеском чине, чем отец Бенедикт. Что ответит Карломан, благочестивый император август? Разве не скажет он тебе: «Я не верил, что власть меня оставит, ибо считал Лотаря справедливым и святым императором; но я не горюю, что власть меня оставила, ибо верю, что власть моя навсегда останется нерушимой главным образом в монашеском благочестии. Я воздвигнул в Монтекассино алтари благочестия, справедливости и кротости, и принёс в жертву эти трофеи от тягот мира. Что большее мог отнять у меня мой враг? Ныне, говорю я, ныне отменяются мои декреты, ныне жестоко поражён я в тело стрелой, ибо римский понтифик осуждает мои установления. Ныне отнимают у меня власть, и, что обиднее всего, делается это римскими понтификами и в присутствии моего брата, императора Лотаря». Ведь кому римский император помогает и угождает больше, чем самому себе, защищая установления своих предшественников и права Монтекассинской церкви? Так пусть никому не покажется тягостным, если мы защитим статус монашеского благочестия. Во всяком случае от блаженного Бенедикта до господина папы Иннокентия насчитывается сто тринадцать римских понтификов, и все они почитали, опекали, любили Монтекассинскую общину, и никто не отвергал её. А теперь, если мы полагаем необходимым следовать почтенным сединам, приведём отца Бенедикта, говорившего: «Славный император, отец отечества, цезарь август, взгляни на годы мои, в которые меня привела долгая старость, и пусть пользуются сыновья моими законами, данными мною им; ибо нет ничего дурного, чтобы они жили по моему примеру. Через них я распространил свой закон на весь круг земной, через них Англия и многие народы обратились ко Христу. В моих руках - их спасение, покровительство, защита». Когда Пётр Дьякон произнёс это и многое другое, то по приказу императора той же ночью отправился в палатку канцлера Бертульфа.

112. Итак, когда кардиналы собрались по призыву перед императором, кардинал Герард сказал: «То, что вы, ваше величество, соизволили поручить нам вчера, мы передали господину папе; он любезно принял ваши просьбы, но сказал, что вы поручили ему весьма трудное дело, с которым он едва ли может справиться. Ведь он ни в коем случае, никоим образом, ни при каких условиях не может пренебречь епископским правом, которым его предшественники обладали с давних времён». Император Лотарь сказал: «Мы, как уже часто говорили, должны тем более защищать, возвышать и почитать Монтекассинскую церковь, чем более почитали её и обогащали наши предшественники. Итак, пусть господин папа знает, что замки, деревни, поместья и все монтекассинские владения принадлежат нашей императорской власти, а епископское право мы оставляем в его распоряжении в той мере, в какой оно ему принадлежит». Канцлер Бертульф сказал: «Папа не должен иметь в Монтекассинской церкви, которая, как известно, является особым и исключительным филиалом Римской империи, никаких прав, кроме посвящения аббата, да и это, насколько известно, он также получил в результате уступки императора Генриха». Кардинал Герард сказал: «Да будет угоден вашему непобедимому императорскому величеству, о цезарь, мой совет: пусть они подтвердят клятвой: вам -безопасность светских дел, а папе - духовных дел». Император Лотарь: «Нашей императорской власти представляется весьма постыдным не соблюдать распоряжения наших предшественников, не подчиняться их святейшим повелениям. Ведь если мы сами будем нарушать распоряжения наших предшественников, то кто будет их соблюдать? И каким образом мы заставим других их соблюдать, если сами их нарушим? Ибо закон решает дела истца и ответчика. Итак, он решает дела кого бы то ни было, во всяком случае связывает своими правилами. Так вот, императорский закон принимается не только для других, но ещё более для самих императоров, мало того, тем, которые обладают благородным происхождением, его подобает соблюдать в ещё большей степени». Кардинал Герард сказал: «Господин папа также немало удивлён, почему ты, несмотря на то, что церковь избрала и посвятила тебя в цезари и повелители всего круга земного, борешься против неё в интересах Монтекассинской церкви, которая принадлежит не вам, как вы утверждаете, но ему, как говорит остальная церковь». Тогда император в гневе сказал: «А нас ещё больше удивляет, почему он не хочет исполнить нашу просьбу, хотя мы из любви к нему вот уже полтора года живём с римским войском в палатках и обращаем на его нужды те деньги, которые получаем для совершения государственных надобностей, а также восстановили его на апостольском престоле и заставили примкнуть к нему все заальпийские народы. И что удивляться, если мы по мере сил защищаем Монтекассинскую церковь, когда известно, что это с величайшей славой делали и наши предшественники? При этом они обращались с ней не иначе, как с собственным филиалом, так что некоторые, отрешившись от горестей и земных забот, предпочли быть погребёнными скорее там, чем в своих домах. Что говорить о святейшем и достойном всяческой памяти непобедимейшем августе Карле, который, оставив императорский скипетр и должность августа, вёл там монашескую жизнь? Что говорить также о брате этого Карла Пипине, который, находясь в Германии, когда его брат Карл, прибывший к нему монахом, умер, не желая хоронить его в другом месте, отправил его тело в Монтекассинский монастырь? Также Ратхиз, король лангобардов, оставив престол, пришёл в этот уважаемый монастырь и вёл там монашескую жизнь до самой смерти. Что говорить также об императорах Юстиниане, Юстине, Теодорихе, Пипине, Карле, Пипине, Карломане, двух Людовиках, Гуго, двух Лотарях, Адальберте, трёх Оттонах и пяти Генрихах, что говорить о Михаиле, Романе и Алексее, которые все любили Монтекассинскую церковь и украсили её великими дарами? Так вот, Монтекассинская церковь в такой мере была имперским филиалом, что эти императоры приходили для её освобождения со всей мощью римского войска. Так, благочестивый Генрих, непобедимейший и христианнейший император, вступил в Италию для защиты этой церкви с 180000 вооружённых людей и, вырвав её из рук Капуанского князя, возвратил ей прежнюю свободу. Также император август Конрад и Генрих, его сын, приходили со 160000 бойцов, чтобы защитить эту церковь, когда она подчинялась рабскому игу нечестивого Пандульфа, не говорю князя, но тирана. Опустим последние события и то, что было совершено в нынешние времена, но приведём деяния древних и посмотрим на положение места, к которому она собственно относится. Так, мы читаем в деяниях наших предшественников, что Варрон, римский консул, избрал его себе из всех мест Римской империи, обустроил и прославил многими памятниками. После его смерти вышеназванный замок Казин вместе с его владениями Цезарь передал Антонию, как пишет Марк Туллий в своей Филиппике. Но, возможно, нам возразят, что отец Бенедикт, который является строителем, а не создателем этого места, был послушником римской церкви. На это мы ответим, что он построил это место не сам, но вместе с римскими благородными мужами. Ибо мы из сообщения блаженнейшего папы Григория знаем, что блаженный Бенедикт был направлен Богом для строительства Монтекассинского монастыря вместе с Мавром, сыном сенатора Эквиция, и Плацидом, сыном патриция Тертулла. Что же далее? Итак, пусть римская церковь или примет филиал Римской империи, а именно Монтекассинскую церковь, как то справедливо, или Римская империя безвозвратно отделится». Кардинал Герард ответил: «О непобедимейший император, пусть никогда ваша кротость не досадует по поводу повелений господина папы, и пусть не кажутся вам повеления господина Иннокентия, благочестивого и вселенского папы, несправедливыми. Однако, если вам в этих словах что-то не нравится, сообщите ему об этом». После этих слов собрание четвёртого дня было распущено.

113. Итак, когда настало утро и все магнаты с той и другой стороны собрались перед лицом императора, кардинал Герард, который представлял римскую церковь, сказал: «Узнайте, ваше величество, непобедимый император, что господин папа ответил на ваши вчерашние поручения: ради вас он не будет требовать от них верности, но не откажется от присяги и послушания. Он между тем решил также, что нам следует обсудить проблему избрания аббата, каким образом отлучённые поставили во главе церкви Христовой отлучённого и, что ещё хуже, раскольника». Тогда Пётр Дьякон, положив начало обсуждению, сказал: «Давайте послушаем, что господин кардинал хочет сказать по поводу избрания нашего аббата». Кардинал Герард сказал: «Святая и вселенская церковь крайне удивлена, почему вы, отлучённые и отделённые от порогов церкви, не усомнились без согласия и воли нашего господина папы поставить во главе церкви отлучённого и раскольника и провозгласить его аббатом». Пётр Дьякон отвечал: «Ты, как говорящий учёно, ставя различные вопросы, от большого их изобилия порождаешь в нас большую неудовлетворённость, так что разнообразие твоих вопросов создаёт нам немалое препятствие для ответа. Поэтому, если священное императорское величество и прочие магнаты не возражают, пусть из этого множества вопросов будет предложен какой-то один, который будет в совершенстве исследован. По свершении этого пусть будет исследовано то, что вызывает вопросы и отсутствует в других». Кардинал Герард сказал: «То, что предложил монах, мы, как я полагаю, уже сделали; ибо мы ведём речь об избрании аббата». Пётр Дьякон отвечал: «Если речь идёт об избрании аббата, то давайте послушаем, что вы хотите возразить по поводу этого дела». Кардинал Герард сказал: «Первое возражение: почему вы избрали себе аббата без согласия и воли римского понтифика». Пётр Дьякон отвечал: «Помнится, в самом начале этого собрания мы доказали правильность этого не убедительными словами, но свидетельством древних грамот и на основании примеров. Если вы хотите привести по этому делу какое-то свидетельство или пример, приведите». Кардинал Герард сказал: «У нас такое множество свидетельств и примеров, что само их изобилие порождает в нас неудовлетворённость. Однако из многих примеров нам достаточно привести немногие. Среди них нам первым приходит на ум то, что известно о Фридрихе, сперва аббате Монтекассинском, а затем ставшем папой Стефаном. Так вот, перед тем, как я расскажу о том, как это произошло, пусть монах признается, кто избрал Фридриха вместо избранного Петра и кто низложил самого Петра? Кто избрал Дезидерия, Одеризия, Герарда и, наконец, Сеньоректа? Поскольку он не сможет отрицать, что именно папы низложили того и поставили этих, станет, пожалуй, ясно, что избрание аббата Монтекассинского является правом папы». Пётр Дьякон отвечал: «По поводу того, что ты привёл в начале, мне достаточно ответить, что хотя римские кардиналы и участвовали в низложении Петра и в избрании Фридриха, всё же и первый был низложен, и второй поставлен не кардиналами, но монтекассинскими монахами. Также Одеризий I, который, как вы уверяете, был поставлен папой, никогда не вызывал у нас нареканий, хотя восстановителю монастыря позволительно было бы делать рукоположение в монастыре не на основании папского права, но ввиду того, что он восстановил монастырь. Однако, хотя монахи и избрали Одеризия под председательством папы Виктора, папа не отбирал у них права, но лишь оказывал помощь. Впрочем, что памятного в том, что восстановитель монастыря поставил аббата не без согласия братьев? Аббат Герард также был избран, хоть и с одобрения папы Пасхалия, но именно монахами. Что касается Сеньоректа, которого ты упомянул под конец, то я не знаю, каким образом он по твоим словам был избран папой Гонорием, ибо я сам, хоть и присутствовал при его избрании, но не видел там ни понтифика, ни его нунция. Однако если говорить о древних правителях и аббатах Монтекассинского монастыря, то скажи, кто избрал в Монтекассинской обители блаженнейшего отца Бенедикта?». Кардинал промолчал на это. И Пётр Дьякон вновь продолжил: «Известно, что святейший отец Бенедикт был избран в Монтекассино тем, кто поставил Моисея царём и богом фараону. Поэтому нам следует говорить, что Монтекассинский монастырь был основан не человеком и не через человека, но берёт своё начало от всемогущего Бога, который есть начало и конец». Кардинал Герард: «Монах измыслил новый стиль речи, когда говорит, что Монтекассинская церковь берёт начало не от человека, но от Бога». Император Лотарь сказал: «Если мой слуга сделает что-либо доброе или дурное по моему приказу, почему не приписать это лично мне? Так вот, если то, что мой слуга сделает по моему приказу, приписывают не ему, а мне, то с тем большим основанием следует верить и говорить, что деяние блаженного Бенедикта, которое он совершил по воле Бога, следует приписывать не ему, но Господу. Отсюда следует, что монах говорит правду, а обличитель - вздор. Но о том, как и каким образом блаженный Бенедикт пришёл в Монтекассино, пусть расскажет сам юноша, стоящий перед нашим консисторием». Тогда Пётр зачитал в присутствии императора и остальных следующее: «Блаженный Бенедикт был побуждён божественным откровением к тому, чтобы уйти из этого места и поспешить в замок под названием Казин; вскоре, в сопровождении двух ангелов и трёх воронов, святой муж пришёл [сюда] спустя примерно 50 миль и построил на месте храма Аполлона оракул блаженного Мартина, а там, где был жертвенник Аполлона, церковь святого Иоанна, и обратил к вере Христовой живущих вокруг людей». Император Лотарь сказал: «По этому поводу нам всё уже ясно; а теперь вновь переходите к избранию аббата, чтобы благодаря вам свет истины заблистал и для нас». Пётр Дьякон ответил: «Мы показали, что назначение современных аббатов не совершалось папой; теперь остаётся также рассказать о назначении древних аббатов. Мы читали в житии блаженного Мавра, ученика святого отца Бенедикта, что Монтекассинская община ещё при жизни блаженного Бенедикта постановила избрать себе в аббаты после смерти учителя святого Мавра. И это, наверное, исполнилось бы, если бы тот по воле Божьей не был направлен в Галлию. Так вот, скажи, прошу тебя, кто после смерти блаженного Бенедикта избирал Константина, Симплиция, Виталия, Бонита, Валентиниана, Григория, Феодора, Иоанна, Льва, Урса, Агапита, Льва, Иоанна, Феофила, Адриана, Романа, Петронакса, Оптата, Гермериза, Грациана, Томихиза, Пото, Теодемара, Гизульфа, Аполлинария, Деусдедита, Хильдерика, Аутперта, Бассация, Бертария, Ангелария, Рагемпранда, Льва, Иоанна, Адельперта, Балдуина, Майельпота, Алигерна, Мансо, Иоанна, Иоанна, Атенульфа, Теобальда, Рихерия, Петра, Отто, Бруно, Одеризия и Николая? Ведь ты никоим образом не сможешь утверждать, что все они были поставлены не кем иным, как только самими монахами». Кардинал Герард сказал: «Нас крайне удивляет, каким образом монах посмел неуважительно говорить подобное о выборе монтекассинских братьев, когда святейший и красноречивей-ший составитель монашеского устава Бенедикт велел в своём уставе, чтобы в случае, если община ошибётся в выборе аббата или изберёт его не так, как должно, епископ, к диоцезу которого относится это место, не должен этого допустить. Законодатель уступил эту власть не только епископу, но также живущим вокруг мирянам. Да что говорить о назначении аббата, когда святой Бенедикт даже священника, который живёт в монастыре, не велел изгонять без согласия и воли епископа». Пётр Дьякон: «Я согласен с тем, что святейший отец Бенедикт говорил, что ецископ должен воспрепятствовать дурному выбору общины. Однако, если они делают выбор по уставу и единогласно, разве относится к ним такого рода предписание?». Кардинал Герард: «Кому принадлежит посвящение Монтекассинского аббата?». Пётр Дьякон: «Римскому понтифику». Кардинал Герард: «Так вот, если посвящение принадлежит римскому понтифику, то и избрание точно так же должно принадлежать ему. Ибо вы наносите обиду римскому престолу, когда избираете аббата без его ведома». Пётр Дьякон: «Мы не отменим сделанного выбора, ибо не должны этого делать; а римский престол мы всеми способами оградим от обид». Кардинал Герард: «Между тем ты не можешь отрицать, что аббат Сеньо-рент был избран по приказу папы Гонория». Пётр Дьякон: «Я лично участвовал в избрании, но не видел там ни епископа, ни кардинала». Кардинал Герард: «Начинай, если хочешь, доказывать, что угодно, но вы никоим образом не имели права избрать в аббаты иподьякона и к тому же без согласия папы. Ведь папа Евгений так писал в своих декретах: Аббатами по монастырям пусть избирают таких, которые обладают чином левита или священника». Пётр Дьякон: «Ты удивляешься, если права римских понтификов много раз меняются, хотя тот, который создал небо и землю, часто по праву меняет то, что обещал? Так, Он отмерил тем, которые жили до катастрофы, сто двадцать лет для совершения покаяния, но, поскольку ум их обратился ко злу, Он, отняв у них двадцать лет, навлёк на мир потоп. Разве Бог не обещал престол на веки вечные патриарху Иуде и царю Соломону? Бог через пророка Иону предсказал также, что Ниневия будет разрушена, и всё же, поскольку те принесли покаяние, отвратил от них обещанную погибель». Кардинал Герард: «То, что вы привели в защиту вашей стороны, ничуть не вредит господину папе; ибо ясно видно, что отец Бенедикт говорил о пороках общины, которые надлежит исправить местному епископу». Пётр Дьякон: «Авторитет канонов предписывает, чтобы духовенство любой, хотя бы и ничтожной церкви могло иметь суд, свободный от того, кто поставлен над ним. Точно так же и для Монтекассинской обители римские понтифики - наставник Григорий и сто двенадцать других-приняли такой декрет: После смерти аббата эта община должна избрать себе аббата из своих, согласно страху Божьему и уставу блаженного Бенедикта». Кардинал Герард: «А какого аббата она должна избрать - католика или отсечённого от членов церкви?». Пётр Дьякон: «Католика». Кардинал Герард: «Должны ли они избрать иподьякона или дьякона либо священника?». Пётр Дьякон: «Авторитет канонов велит избрать дьякона или священника». Кардинал Герард: «Если же те, которые должны быть избраны, не обладают чином левита или священника, то как, по предписанию устава, они будут читать Евангелие и как смогут служить мессу? Каким образом они смогут кого-либо вязать или разрешать? Как священники или дьяконы будут падать в ноги иподьякону? Как они будут курить фимиам и давать благословение священникам или дьяконам? Ведь чтецы, экзорцисты, привратники, аколиты и иподьяконы подчинены чинам левитов и священников, а раз они подчинены, то как смогут начальствовать? Ибо, как говорит святой Сильвестр, чтец, экзорцист, привратник, аколит, иподьякон не должен начальствовать над дьяконом или священником. Сам отец Бенедикт, желая послать в Галлию аббата, отправил не иподьякона или кого-то другого, но святейшего левита Мавра. Так как можно признать имеющим силу избрание иподьякона, отлучённого и раскольника?». На это император ответил так: «То, что до сих пор делали монтекассинские монахи, законно или незаконно, мы сочли необходимым им во всех отношениях простить. Суть же моей просьбы, с которой я хочу обратиться к господину папе, в том, чтобы им было прощено всё, что они до сих пор делали. Таким пусть будет окончание сегодняшних прений. А нашу просьбу пусть доставят господину папе, и то, что он прикажет, мы выслушаем через четыре дня. Такой срок мы даём ему на размышление, чтобы мы чётко услышали, что он намерен делать». После этих слов каждый вернулся к себе. А Пётр Дьякон остался при дворе императора. Итак, кардиналы, вернувшись к папе, рассказали ему обо всём, что было сказано, и сообщили, что, мол, есть со стороны Монтекассинской церкви некий дьякон, который один боролся за свою церковь против римской церкви. Там тогда был один из монтекассинских монахов, который поддерживал папу в противность благу своему и своей церкви. Вмешавшись в разговор, он сказал: «Знайте, что этот дьякон, о котором сообщили вашему святейшеству, был монахом почти с самого детства; он рос в этом монастыре с таким талантом, что в совершенстве освоил большинство книг Священного Писания, чего едва могут добиться другие, обучаясь у наставников. Если ты свяжешь его какими-либо узами, то всех остальных, которые там есть, сможешь ни во что не ставить». Услышав это, папа Иннокентий осведомился, какого он рода и отечества. И тот же брат сказал: «Его отцом был сын Григория, сына Григория, потомка Альберика, римского герцога и консула». Тогда папа сказал: «При помощи Божьей я и его, и других свяжу такими узами, что они не посмеют даже пикнуть против меня и моих преемников пап». Побуждаемый сильным гневом, он спустя четыре дня велел передать императору такие слова: власть над Монтекассинской церковью, как и над прочими церквями принадлежит ему, а не императору. «Мы решили, - говорил он, - из любви к вам и по вашей просьбе простить монахам клятву верности, но сочли необходимым потребовать у них и то и другое, что принадлежит нам, если не апостолам». Затем понтифик через своего капеллана Бенедикта велел передать Петру Дьякону, чтобы он оставил службу у императора и ушёл из общины монтекассинских братьев, говоря, что его весьма удивляет, отчего он, происходящий из римского рода, предпочёл своим соплеменникам любовь к чужакам, покинув римскую церковь. Если же он захочет ныне оставить монтекассинцев и нападать на них всеми способами, какими может и умеет, то он обещает держать его среди своих капелланов и предоставить ему всё необходимое. На это Пётр отправил такой ответ: воздав благодарность за то, что папа настолько оценил его и пригласил к себе на службу, он сказал, что не может оставить своих товарищей, оказавшихся в такой опасности, но после окончания тяжбы обещает до конца жизни оставаться на службе у апостольского престола и в верности римскому понтифику. После этого папа решил направить письма по всем местам, прилегающим к Монтекассинскому монастырю, чтобы они не подчинялись Монтекассинскому аббату и монахам и чтобы все места, которые были под властью настоятелей, избрали себе аббатов. Но всемогущий Бог, который простёр руку утопавшему Петру, помешал планам и желанию понтифика. Вернёмся, однако, назад. Так вот, в то время как кардиналы находились перед лицом императора, один цистерцианский монах, стоявший в отдалении, начал издеваться над монтекассинскими монахами за то, что они примкнули к сыну Петра Льва и избрали себе аббата без ведома папы, говоря, что такое избрание недействительно и все распоряжения избранного следует ставить ни во что, ибо он занял чужое место. На это Пётр Дьякон, обернувшись, сказал: «Скажи, как это он занял чужое место?». И цистерцианец ответил: «Потому что он, будучи отлучён от церкви, отобрал мон-текассинскую кафедру у того, кто по праву должен был быть поставлен по предписанию отца Бенедикта»; потому и все его распоряжения, и само его избрание -недействительны. Пётр Дьякон сказал: «Хорошо известно, что избрание его прошло по старинному монастырскому обычаю». Цистерцианец: «Ваш Райнальд не был аббатом, а потому его распоряжения следует ставить ни во что». Пётр Дьякон: «Не только те, которые живут в Монтекассино, но и живущие вокруг, считают его аббатом». Цистерцианец: «Я согласен с тем, что они считают его аббатом, но избрание его - ложно и превратно». Когда было сказано это и многое другое, император Лотарь заявил: «На все обвинения, которые цистерцианский монах выдвинул против нашего филиала, а именно, Монтекассинской церкви, Пётр Дьякон ответил весьма ясно и разумно; но да будет уже конец такого рода прениям, и пусть каждый вернётся к себе на постоялый двор, а утром мы вновь вернёмся к прениям».

114. А на другой день, чуть загорелся новый рассвет, император, призвав своих магнатов, уселся в консистории и велел обеим сторонам прийти к нему для продолжения дискуссии. В то время как те пришли, цистерцианский монах положил начало такого рода спору: «Пастырь и создатель монашеского распорядка Бенедикт, написав монашеский устав, определил, как должны жить монахи; вы же, напротив, забыв его наставления, многое добавили, кое-что отменили и не боитесь поступать иначе, чем он велел». Пётр Дьякон спросил: «Скажи в присутствии господина нашего, непобедимейшего императора, в чём мы поступаем вопреки уставу?». Цистерцианец отвечал: «Вы поступаете вопреки уставу в еде, в питье, в одеждах и в очень многих других вещах». Пётр Дьякон: «Лжесвидетель не останется ненаказанным. Ведь монтекассинские монахи поступают по уставу, а не вопреки ему. Так, мы носим одежды, которые покрывают тело, прикрывают наготу и защищают от холода». Цистерцианец: «Почему вы всегда носите чёрные одежды?». Пётр Дьякон: «Потому что такими пользовался отец Бенедикт, чтобы даже в одежде казаться мёртвым для мира». Когда было сказано это и многое другое, император Лотарь сказал цистерцианцу: «Хотя вы произнесли самые разные речи против Монтекассинской церкви, всё же, поскольку Пётр, дьякон и верный Римской империи, весьма ясно ответил на ваши вопросы и устранил всякие сомнения из наших умов, пусть каждый вернётся к себе на постоялый двор, чтобы завтра утром вновь вернуться к прениям. А Пётр вместе с нашим канцлером Бертульфом пусть останется при императорском дворе, чтобы исполнять императорскую службу». Когда он это вымолвил, каждый вернулся к себе в палатку. А когда настала ночь, император, сидя за трибуной, велел читать ему из императорских анналов о деяниях императоров, королей, герцогов и князей римских, греческих, исмаилитских и разных народов и отдельно отмечать их изречения. Когда же титановое сияние (Tytaneum jubar) озарило пашни, цезарь, встав на заре, призвал придворных империи и велел прийти к нему обеим сторонам. В то время как те пришли, цезарь, усевшись в консистории, сказал: «Мы повелеваем, чтобы в том, что будет обсуждаться, вы подкрепляли свои изречения свидетельствами Писания, чтобы, устранив все двусмысленности, мы могли твёрдо придерживаться правосудия, справедливости и истины». Цистерцианец ответил: «С этим юношей, борющимся за Монтекассинскую церковь, по праву следовало бы сойтись, если бы и он, и Монтекассинская церковь не были замечены в расколе и ереси». Тогда Пётр Дьякон сказал: «Да замолчит, покраснев, твой безумный язык, который изрыгает скорее брань, чем справедливые слова». На это император Лотарь, упреждая его возражения, сказал: «Поскольку он один взялся сражаться за Монтекассинскую церковь против всех, тебе подобает отвечать учтиво и без ярости. Ибо неприлично, чтобы вы, находясь при императорском дворе и являясь протодоместиками императора, проявляли невоспитанность и пошлость в речах, манерах и одежде». Пётр Дьякон сказал: «О милосерднейший император и вечно август, если я, ваш слуга, в чём-то вышел за рамки приличия в своей речи, то меня вынудил к этому цистерцианец, который с самого начала диспута начал с оскорблений и упорствует в оскорблениях». Цистерцианец в ответ: «Скажи, чем я тебя оскорбил?». Пётр Дьякон: «Когда ты навесил на нас ярлык отлучения и раскола, то тем самым нанёс оскорбление Монтекассинской церкви». Цистерцианец: «Если угодно, скажи, что ты понимаешь под оскорблением?». Пётр Дьякон: «Оскорбление - это то, что причиняют лживыми словами. Вы же не боитесь бессовестно лгать перед господином императором, когда порицаете нас в ереси». Когда они долго спорили, патриарх Пильгрим сказал: «На основании справедливых и соответствующих доводов видно, что цистерцианец побеждён Петром, а потому да будет это концом прений».

115. На другой же день кардинал Герард, придя от лица апостольского престола, когда император воссел за трибуну, сказал: «Римская церковь, о святейший император и вечно август, основана не человеками и не через человека, но Иисусом Христом, который направил сюда князя апостолов Петра и вручил ему также ключи от царствия небесного»; поэтому права римской церкви не должны нарушаться из любви к кому бы то ни было. Когда же Пётр Дьякон ответил, что папа римский никогда не принимал присяги от монтекассинских монахов, кардинал Герард сказал, что их потому не беспокоили, что вплоть до этого времени они пребывали в церковном единстве, но после того как они отделились от церкви, после того как совершили раскол в церкви, их стало невозможно принять обратно без присяги; и зачитал по приказу папы Иннокентия главу Никейского собора, в которой говорилось, что, мол, возвращавшихся из раскола не следует принимать без присяги. Император Лотарь сказал: «Я собрал вас не для того, чтобы вы вникали в каноническое право, но чтобы вы радушно и учтиво обошлись с Монтекассинской церковью». Он сказал, что, мол, следует вспомнить о его милостях, оказанных римской церкви, вспомнить о том, сколько и какие именно опасности импе-ратЪр претерпел со своим войском ради них, о том, что он уже год и два месяца живёт в палатках, о том, скольких друзей и близких он потерял в походе. Ведь монтекассинские братья искали убежища не у какого-то врага понтифика, но у римского императора и защитника церкви. Наконец, он заявил, что если они опечалят его в этом, то пусть знают, что Римская империя с этого дня и впредь отступит и отделится от папы, и его будут считать не другом, но врагом императора. Когда всё императорское войско долго одобрительно кричало по этому поводу и все одобряли то, чтобы было сказано императором, во-первых, все епископы, во-вторых, архиепископы, в-третьих, патриарх Аквилейский, в-четвёртых, аббаты, в-шестых, графы, в-седьмых, маркграфы и князья, в-восьмых, императрица Ри-хенца, в-девятых, сам император ещё раз просили понтифика об этом деле. Наконец, понтифик поручает передать императору, что он принимает его совет и исполняет его желание по поводу Монтекассинской церкви. Император очень обрадовался по этой причине и постарался лично прийти к папе. В то время как он просил его за Монтекассинскую церковь, папа ответил, что не перестаёт удивляться, почему он просит за тех, которые предавали анафеме и низлагали понтифика и императора, которые признали папой сына Петра Льва, которые приняли другую корону поверх короны Римской империи и вплоть до сего времени упорствовали в прежнем беззаконии. Тогда милосерднейший император, проливая слёзы, водворил молчание и сказал: «Я знаю, что всё это они сделали для того, чтобы Монтекассинская обитель дошла до нас в целостном виде. Ведь если бы они этого не сделали, эта церковь лежала бы сейчас разрушенной нашими врагами. Поэтому я прошу обратить на меня то наказание, которым их следует покарать; если их следует высечь, то я подставлю за них спину; если их следует низложить, я желаю быть низложенным». Тогда папа сказал: «Из любви к вам мы умерим строгость канонической кары. Ведь те, которые стали соучастниками отлучённых, которые предали анафеме своего понтифика, по праву должны быть низложены. Но мы, прибегая ради вас к милости и кротости, прощаем им всё, в чём они погрешили, но с тем условием, что они предадут анафеме сына Петра Льва вместе с его приверженцами и обещают послушание мне и моим преемникам». В то время как это пришлось по нраву императору, он, когда настал праздник блаженной мученицы Симфорозы, направил вместе с аббатом и братьями Генриха, герцога Баварского, своего зятя, Конрада, герцога Швабии, племянника императора Генриха V, Отто из Бурхизина, своего двоюродного брата, а также всех епископов, архиепископов, графов, маркграфов, князей и герцогов Римской империи. Когда они приблизились к палатке папы, кардиналы, выйдя навстречу, спросили, желает ли он отречься от сына Петра Льва и его приверженцев. В то время как тот сказал, что хочет это сделать, они заставили этого аббата присягнуть в таких словах. Вот содержание такого рода присяги: «Я, Райнальд, отрекаюсь и предаю анафеме всякий раскол и всякую ересь, какие поднимутся против святой католической и апостольской церкви. Я отрекаюсь также и предаю анафеме сына Петра Льва и Рожера Сицилийского и всех их приверженцев и буду послушен господину папе Иннокентию и его преемникам, которые канонически вступят в должность». Когда Райнальд присягнул в этих словах, они заставили точно так же присягнуть и остальных. Но те заявили, что присягали отцу Бенедикту и его преемникам и потому не могут принести присягу. Тогда Райнальд от лица отца Бенедикта и от своего собственного лица заставил их обещать папе послушание, которое до сих пор они оказывали блаженному Бенедикту, его преемникам и ему лично. Так братья, будучи вынуждены, присягнули по тексту грамоты в руках епископа Остийского в том, в чём аббат присягал на Евангелии, прибавив сверх того, что «если Монтекассинская церковь отделится от римского престола, то я не останусь в Монтекассинском монастыре, не буду послушен аббату, но сохраню верность Римской империи». Когда это было исполнено по желанию папы, они были разрешены от уз отлучения и босыми допущены сначала к ногам папы, а затем к поцелую. А Петра Дьякона папа призвал к себе и сказал ему: «Я повелеваю и обращаюсь к тебе в силе Святого духа и заклинаю тебя присягой, которую вы сегодня принесли мне и моим преемникам, чтобы ты во всякий час, как получишь письмо или примешь посла моего и моих преемников, не имел права далее мешкать и оставаться на месте, но постарался как можно скорее предстать перед апостольским престолом и понтификом, который будет на то время. Ибо я не хочу, чтобы римская церковь терпела из-за тебя беспокойство или какой-либо раздор». Райнальд же после этого был приведён к императору, принят им с великим почётом и вместе с братьями поставлен среди капелланов империи. В эти же дни к августу Лотарю прибыли послы Иоанна, императора Константинопольского, поздравив его и привезя дорогие подарки по случаю победы, дарованной ему Богом над Рожером. Среди них прибыл некий философ, который, встав поодаль перед императором, начал лаять, как пёс, и поносить святой римский и апостольский престол и всю западную церковь, говоря, что римский понтифик - император, а не епископ, и называя римских клириков отлучёнными и азимитами. Пётр Дьякон, выступив против него, начал кстати и некстати спорить с ним всеми способами. Но поскольку ночь положила конец вышеназванной дискуссии, император Лотарь приказал, чтобы они ранним утром собрались перед императорской консисторией, и, если грек имеет что-то против римской церкви, пусть соизволит изложить это перед всеми.

116. В то время как всё это происходило, грек начал речь таким словами: «О мужи мудрые и сильные разумом, обратите внимание и решите одинаковой мерой в глубине вашего ума, должен ли отлучённый вести беседу с католиком». А Пётр Дьякон, полагая, что грек бросил копьё отлучения против него, сказал ему: «Скажи, если угодно, против кого ты метнул копьё анафемы? Против меня или против всей западной церкви?». Грек отвечал: «И против тебя, и против всей западной церкви». Пётр Дьякон: «Почему?». Грек: «Потому что вы преступили решения Никейского собора». Пётр Дьякон: «В чём мы преступили постановления Никейского собора?». Грек: «В том, что вы сделали прибавление о том, что Святой Дух исходит от Отца и от Сына. Ведь на этом соборе записано, что Дух исходит только от Отца». Пётр Дьякон: «Если ты говоришь, что мы отлучены из-за того, что сделали прибавление о том, что Дух исходит от Отца и от Сына, то и вы отлучены, делая прибавление о том, что он исходит только от Отца». После этих слов грек замолчал и чуть погодя обратился к дьякону с такими словами: «Мы видим, что в западном климате исполнилось ныне то, что Господь сказал через пророка: Что будет с народом, то и со священником, ибо епископы ходят на войну, как делает ваш папа Иннокентий, тратят Деньги, собирают воинов, облачаются в пурпурные одежды». Когда было сказано это и многое другое и ночь положила конец дню, этот грек перевёл на греческий язык свои слова и ответы Петра Дьякона, чтобы отослать их патриарху Константинопольскому и императору Иоанну. Также законы, посредством которых греки защищали жён, он передал тогда Петру в грамотах. Император же был сверх меры обрадован диспутом, который Пётр Дьякон имел с греком, и по ходатайству благочестивейшей августы Рихенцы, а также Генриха, герцога Баварского, и Конрада, герцога Швабии, назначил этого дьякона логофетом, секретарём, писцом, аудитором, архивариусом и капелланом Римской империи.

117. А император Лотарь, собрав войско и морской флот, во главе которого был поставлен Гвибальд, аббат Ставло, направил их против Салерно. Итак, произошла крупная битва, и, когда многие пали с обеих сторон, салернцы, видя, что положение их города резко ухудшилось, проведя совещание, подчинили себя и город императорской милости. Это обстоятельство вызвало немалую ссору между понтификом и цезарем, ибо папа говорил, что город Салерно относится к Римской церкви, а император, напротив, утверждал, что он должен принадлежать не понтифику, но императору. Далее, в эти же дни Пётр, монтекассинский дьякон, в присутствии названного императора и вельмож подал иск по поводу монастыря святого Бенедикта в Бари, который жители Бари изъяли из-под власти Монтекассинской обители, а именно со смерти отца Дезидерия, то есть папы Виктора III. Тогда император, призвав к себе барийцев, велел им показать документ, который они имеют на указанную церковь. Когда те сказали, что у них нет документа, Пётр Дьякон по приказу императора зачитал во всеуслышание, как Пипин и Карл Великий, его сын, и все последующие императоры пожаловали её блаженному Бенедикту и его Монтекассинской обители. Итак, признав права Монтекассинской обители, император велел барийцам вернуть эту церковь блаженному Бенедикту, установив штраф в сто марок золота, если они посмеют это нарушить. Тогда же этот Пётр пожаловался на Роберта, графа Лавротеллы, который церковь святой Схоластики, расположенную в Пенненском округе, вместе со многими другими владениями и церквями отдал в лен одному своему рыцарю, и по приговору названного императора, через Гвальфрида, болонского судью, после отказа названного графа, тут же получил всё это обратно. Кроме того, этот император из величайшего благоговения и исключительной надежды, которую он после Бога питал к отцу Бенедикту, под угрозой судебного преследования обязал всех вельмож Сам-ния, Лигурии, Пицена, Пелигнии, Апулии, Либурии и княжества, чтобы они, если не хотят испытать гнев Римской империи, как только вернутся к себе домой, тут же возвратили Монтекассинской обители все владения блаженного Бенедикта, которые они незаконно удерживали со времён Юстиниана Великого и до сего дня, установив штраф в тысячу фунтов золота, если они решат проявить непослушание в этом деле.

118. Райнальд же, получив от понтифика и императора разрешение вернуться, возвратился в Монтекассино. Но дьякона Петра и пономаря Бертульфа император Лотарь удержал при себе в этом походе; однако, поскольку этого Петра поразил недуг, он, получив у императора разрешение, удалился в Монтекассино, чтобы побыть там пятнадцать дней. А понтифик отправил вместе с уже названным Рай-нальдом Балдуина, кардинала-пресвитера, который впоследствии стал архиепископом Пизанским, поручив ему заставить монтекассинских монахов отречься от сына Петра Льва и его сторонников и предать их анафеме, как то Райнальд и сделал, и обещать послушание ему и его преемникам. Всё это, как и велел папа, братья постарались исполнить. В это же время вышеназванный Райнальд был обвинён перед императором некоторыми своими соперниками в том, что он расположен к королю Рожеру и принимал его послов. А Райнальд тогда как раз тяжело заболел. Император же, возмущённый тем, что о нём говорили, и полагая, что он - враг империи, направил ему императорский рескрипт, повелевая, чтобы он, не откладывая, явился к нему и немедленно отпустил к нему также Петра Дьякона и того, кто был с ним в этом походе, вместе с монтекассинским деканом. Тот же, поскольку его удерживал тяжкий недуг, отпустил к императору Петра Дьякона, как то и значилось в его повелениях, а сам остался в Монтекассино. В эти же дни вышеназванный аббат отправил послов к Григорию, сыну Атенульфа, из святого Иоанна, о котором мы упоминали выше, велев ему прийти и, как и прежде, защищать Монтекассинскую обитель против императора. Но братья, получив об этом точные сведения, позаботились сообщить это императору. Тот, немедленно послав отряд рыцарей, велел им от своего имени охранять монастырь. Райнальд же, загодя узнав, что затевается против него, удалился в комнату, которая примыкает к больнице. Когда Бруно, военачальник (campidoctor) императора, пришёл с войском, то вступил в монастырь и тут же велел рыцарям взять аббата под стражу. В это же время, пока император находился в Капуе, братья из монастыря святого мученика Христова Винцентия пришли к нему и подали иск против Монтекассинской церкви, которая якобы отобрала у них замки Кардет, Витекуз, Валлеротонду, Сарацениск и другие владения, принадлежавшие святому Винцентию. В этом деле принял участие Пётр Дьякон, о котором я упоминал выше, который написал эту историю и который, считая, что такой иск ни в коем случае не должен быть подан, и в присутствии императора стал спрашивать их: при каком императоре названные замки были пожалованы монастырю святого Винцентия. Когда те сказали, что во времена Людовика II, Пётр Дьякон заявил, что они возвели на Монтекассинскую обитель незаконную клевету, ибо известно, что грамота о владениях блаженного Бенедикта была составлена во времена Юстина Старшего и Юстиниана, то есть почти за триста лет до того, как стал править Людовик. А император Лотарь, признав доводы справедливыми, вынес приговор, сказав, что было бы несправедливо и противно всякому разумному основанию, если бы Монтекассинская церковь, которая была замечательным и особым филиалом Римской империи, лишилась в его времена какого-либо владения или замка, которыми, как известно, владела до этого на протяжении почти шестисот лет. Поэтому то, что пожаловано блаженному Бенедикту, должно без всякого спора сохраняться за ним вечно, а для нарушителей этого декрета был установлен штраф в тысячу фунтов золота. Уладив таким образом свои дела, он вместе со своим войском, в сопровождении папы Иннокентия, добрался до города Сан-Джермано и был там принят в почтительной процессии названным Райнальдом, находившимся тогда под стражей. В тот день аббата сторожили в зале базилики Господа Спасителя, а затем под усиленной охраной отпустили в монастырь, где его должны были привлечь к суду.

119. На другой день император направил Анно, аббата Люнебургской обители, и Петра, монтекассинского дьякона, в монастырь, велев через них братьям, чтобы те ни в одежде, ни в речи, ни в походке не допустили чего-либо недостойного или противного уставу; он намерен лично прийти в монастырь вместе с кардиналами, архиепископами, аббатами, князьями, герцогами, маркграфами, графами и наиболее благочестивыми и мудрыми людьми Римской империи и, если найдёт аббата Райнальда недостойным такого славного аббатства, немедленно его устранит и посадит на кафедре блаженного Бенедикта достойное лицо. Сам же остался в городе, намереваясь принять венец патрицианской короны, ибо тогда отмечали праздник Воздвижения Святого Креста. Когда же настал рассвет, императрица Рихенца пешком поднялась на гору, в то время как папа оставался в городе. Император в окружении неисчислимого множества своего войска прибыл в Монтекассино и был с великими почестями принят братьями, как то и подобало императорскому достоинству. В это же день он пожертвовал блаженному Бенедикту отличный плювиал, украшенный золотой каймой, и ризу того же покроя, одну пару подсвечников из серебра около четырнадцати фунтов, одну марку золота и девятнадцать марок серебра. А августа Рихенца положила на алтарь фригийскую столу с её рукавами и митру, надлежащим образом украшенную золотом. В этот же день, пока христианнейший император находился в церкви, Райнальд, созвав братьев в зале капитула, начал говорить о том, как он был ими избран; что им не нужно беспокоиться по этому поводу; что если они хотят, он тут же оставит аббатство по их воле. Когда он повторял это и многое другое, некоторые из мирян, собравшихся в зале капитула, начали укорять братьев и осыпать бранью за то, что они хотят бросить своего аббата в такой критический момент. Братья же, охваченные одновременно и возмущением, и гневом, палками выгнали их из зала, крича, что они не хотят больше иметь аббатом того, кто желает удержать аббатство не через монахов, но через мирян. Затем, около захода солнца, папа Иннокентий, отправив в монастырь своего посла, поручает братьям, приказывая и заклиная их верностью и послушанием, которые они обещали ему и блаженному Петру, не оказывать больше послушания этому аббату и постараться как можно скорее изгнать его из Монтекассинского аббатства, объявляя тем, кто выполнит такие поручения, свою милость, а тем, кто пренебрежёт ими, вечную ссылку. Когда же настал рассвет, папой были отправлены Аймерик, кардинал-дьякон и канцлер римской церкви, Герард, кардинал церкви святого Креста, и аббат Клервосский, чтобы привлечь названного Райнальда к суду и по каноническому установлению отстранить его от управления аббатством. Итак, когда император расположился в зале монтекассинского капитула вместе со всеми магнатами империи, и с ним сидел также Пильгрим, патриарх Аквилейский, с архиепископами, епископами, аббатами и кардиналами, они приказали аббату войти и много чего говорили против него, крича, что он - мятежник и враг империи, и заявляя, что его поставили раскольники. Тогда некто, поднявшись, стал говорить перед императором, что он и после того как заключил соглашение с Генрихом, герцогом Баварским, служил врагам понтифика и императора. Хотя Райнальд и его товарищи возражали, император велел обеим сторонам выйти из зала капитула, чтобы он провёл по этому поводу совещание с патриархом и кардиналами. Когда они расселись, патриарх Пильгрим и канцлер Аймерик заявили, что [Райнальд] ни в коем случае не может возглавлять такое славное место по многим причинам: во-первых, потому что он был назначен иподьяконом Петром Львом и принёс присягу королю Рожеру; во-вторых, потому что по каноническому установлению отлучённые не могли проводить избрание; наконец, потому что [монахи] вопреки церковному установлению избрали аббата из иподьяконского чина, и привели главу папы Евгения, писавшего: «Пусть избирают и ставят аббатов по монастырям из тех, которые имеют чин левита или священника» и прочее. Но, поскольку солнце уже клонилось к закату и надвигалась ночь, собрание по приказу императора было распущено.

120. На другой день, когда император расположился в зале капитула вместе с прелатами и магнатами, и аббат, поднявшись, хотел произнести речь о делах, которые ему ставились в вину, некоторые братья, прежде чем он окончил речь, встали и начали обвинять его, как и прежде, говоря, что его избрание прошло мятежно и не канонически. Те же, которые были на стороне вышеназванного аббата, начали уличать их во лжи и искажении фактов, и они таким образом ссорились перед императором и сами себя осыпали разными оскорблениями. Император, возмущённый этими речами, поднялся и, водворив рукой тишину, сказал, что с него хватит и что он крайне удивлён, что такая славная община говорит столь смешанно и без всякого порядка и с таким замешательством излагает свои дела. Итак, он приказывает им, если они не хотят испытать гнев Римской империи, разумно и без раздоров описать своё дело. Сказав это, он сел и, в то время как велел сесть остальным, обратился, таким образом, к общине, говоря, что не может полностью разобраться с избранием аббата, по поводу которого возник такой раздор, если обе стороны не будут выслушаны по отдельности. Поэтому вышло, что все архиепископы, епископы и аббаты, закрыв ворота, собрались по приказу императора с той стороной, которая не поддерживала избранного аббата. Когда это было сделано, Анно, епископ Базельский, сказал заседавшим, которые собрались для обсуждения избрания: «Если вы имеете что-то против избранного аббата, изложите это разумно и без суеты». Некоторые же из братьев, поднявшись, начали обвинять этого аббата, говоря, что за своё избрание он обещал взятку языком, взятку рукой и взятку в виде услуги; но показания не были согласными. Пока они спорили таким образом, ризничий Пандульф, поднявшись, сказал: «Хотя есть многое, что мы можем выставить против аббата, есть всё же одно, что кажется в нём наиболее невыносимым, а> именно, то, что он был поставлен Петром, сыном Петра Льва, и весьма недостойно, чтобы в такой церкви, которая является главой и матерью всех монастырей, аббатом считался иподьякон, который не может ни служить мессу, ни давать отпущение грехов». На это епископ Ансельм ответил следующее: «Хотя есть многое, что эти братья могли бы сказать против своего аббата, многое, за что его следовало бы низложить, но для его низложения и этого одного, как мне кажется, достаточно, ибо, по свидетельству Господа, дом, построенный на песке, не может устоять. Поэтому, если вам, которые собрались для обсуждения этого, угодно, давайте отложим речи остальных и будем придерживаться одного этого». Поскольку остальным это было угодно, они приказали братьям выйти вон, а Рай-нальду с теми, которые его поддерживали, войти, чтобы оправдаться в том, что ему ставили в вину. Поскольку дело затягивалось, император, видя, что этому не будет конца, велел тем, которые собрались для слушания и разбирательства дела, убедить уже названного аббата положиться на власть папы Иннокентия, самого императора и всех вельмож Римской империи, чтобы он беспрекословно исполнил то, что они решат по этому поводу. Хотя аббат возражал и всячески упорствовал в конце концов он согласился и положился на их суд и власть, как они и хотели. После этого все вернулись к императору, и епископ Базельский по порядку рассказал императору и прочим заседавшим о том, что было сказано и сделано. Наконец, когда император спросил, согласны ли те, которые выступали против Райнальда, положиться на власть империи и духовенства, то нашёл их весьма готовыми к этому, и собрание второго дня было таким образом распущено. Происходило же всё это в среду и четверг третьей недели месяца сентября, на второй день после Воздвижения Святого Креста.

121. После этого со стороны императора и общины были направлены люди, которые должны были рассказать о порядке дела папе Иннокентию, находившемуся тогда в Сан-Джермано. Придя, они застали этого понтифика в сильном гневе, и им запретили входить к нему, а именно, по той причине, что император, мол, посмел со своими вельможами проводить разбирательство по поводу избрания аббата Монтекассино в отсутствие римского понтифика. Он грозился на этом основании лишить архиепископов, епископов и аббатов, которые участвовали в таком разбирательстве, их званий. Те же, которые были отправлены императором, вернувшись безрезультатно, позаботились сообщить императору, какой приём они встретили у папы. Тогда император благоразумно послал понтифику такой ответ: то, что случилось, было сделано не нарочно, но по простоте, и не в обиду ему, но к его чести; ведь всё сказанное и сделанное находится в его власти, чтобы все признали имеющим силу то, что он решит по этому поводу; поэтому пусть понтифик поспешит направить со своей стороны лиц, которые, вновь рассмотрев названное избрание, посмотрят и примут по этому поводу справедливое решение. Иннокентий же, удовлетворённый такими словами, в пятницу трёхдневного поста (quattuor temporum) направил канцлера Аймерика, кардинала титулярной церкви святого Креста Герарда, который впоследствии правил римской церковью, и других кардиналов для исследования этого избрания. В то время как они прибыли в монастырь и держали по этому поводу длинную речь, они, собравшись в трапезной и созвав всех местных настоятелей, сказали, что вышеназванный Райнальд ни в коем случае не может оставаться в должности аббата, поскольку он был поставлен отлучёнными. После этого они начали спрашивать каждого по отдельности о кандидатах на должность аббата. После того как некоторые предложили там по своей воле отдельных кандидатов из общины, они, уйдя из того места, в котором заседали, и призвав этого аббата в монастырский клуатр, велели ему от имени апостольского престола, чтобы он отрёкся от должности аббата, ибо он больше не может быть аббатом, и, таким образом вернувшись к папе, позаботились сообщить ему о том, что было сказано и сделано.

18 сент. 1137 122. На следующий день они, вновь поднявшись в монастырь, расположились в зале капитула, где после речи, произнесённой аббатом Клервосским, кардиналы апостольской властью отрешили этого Райнальда от должности аббата; таким образом, поднявшись вместе с императором и архиепископами, епископами, аббатами, герцогами, князьями и маркграфами, они вошли в церковь блаженного Бенедикта, и канцлер Аймерик, Пильгрим, патриарх Аквилейский, и кардинал Герард, пригласив этого Райнальда, объявили приговор об его отлучении, и он тем самым по их приказу, в присутствии императора и всех магнатов империи, положил на тело святейшего Бенедикта посох, перстень и устав; таково было окончание правления этого Райнальда.

123. После этого, войдя в зал капитула, кардинал Герард, встав перед всеми, обратился к братьям с такой речью: «Вы знаете, о возлюбленные братья, что по предписанию устава приказано, чтобы аббат избирался братьями, но поскольку вы сами решили положиться на усмотрение и волю нашего господина, папы Иннокентия, то полностью лишились права избирать аббата, если только он вам этого не позволит, и не вам, но римской церкви принадлежит право такого избрания. Однако мы ради сохранения мира и единства согласия не хотим во всех отношениях пользоваться этим правом, но по распоряжению апостольского престола повелеваем, чтобы вы избрали из вашей общины двенадцать братьев, которые могли бы вместе с нами выбрать достойного такого места аббата». Когда братья ответили ему, что хотели бы по древнему обычаю иметь право свободного избрания и кардиналы не согласились с их словами, между обеими сторонами возникло великое несогласие. Ибо та сторона, которая была вместе с уже названным Райнальдом, говорила, что никогда не даст согласия на то, чтобы аббат был избран из Монтекассинской общины. А кардиналы говорили, что никоим образом не согласятся, чтобы аббат главы и матери всех монастырей был избран из другого монастыря. Но, когда одна сторона не уступала другой и они содрогали воздух, по своей воле произнося впустую слова, канцлер наконец в гневе от имени римской церкви запретил им вообще проводить какие-либо выборы; затем, вернувшись к папе, они по порядку излагают ему то, что было сказано и сделано. После этого император, направив со своей стороны к папе Иннокентию деятельных мужей, начал просить, чтобы он из любви к нему разрешил монахов от названного запрета и дал им разрешение избрать аббата. Папа, тронутый этими просьбами, из любви к цезарю разрешил то, о чём он просил, но с тем условием, чтобы ему из монастыря были присланы для прочтения привилегии и грамоты императоров. Так и было сделано. Итак, когда перед императором и понтификом были зачитаны: грамота об избрании аббата короля Карла и привилегии Бенедикта VII и Льва IX, в которых ясно говорилось, как благочестивый Генрих уступил римскому понтифику Бенедикту VII посвящение Теобальда, аббата Монтекассинского, которого этот император поставил, и один завтрак на пути в Беневент туда и обратно; но остальное сохранил за Римской империей. То же самое утвердили Конрад и его сын Генрих. Из грамоты Карла было также зачитано, что аббатом в Монтекассинской обители следует избирать того, кого найдут самым лучшим, достойным и верным в Римской империи. Итак, понтифик был побеждён такими доводами и уступил и утвердил за монтекассинскими братьями избрание Монтекассинского аббата, за императором Лотарем и его преемниками - назначение, а посвящение аббата и завтрак на пути в Беневент туда и обратно сохранил за собой и своими преемниками.

124. А теперь под водительством Христовым опишем, как был избран Гвибальд и что это был за человек. Так вот, родом лотарингец, он с детства стал монахом в монастыре Ставло и, в полной мере освоив грамматику, диалектику, риторику, арифметику, геометрию и астрономию, получил от императора Генриха V управление аббатством в Ставло. В то время, когда император Лотарь вместе с папой Иннокентием вступил в Италию, этот Гвибальд был поставлен императором во главе морского флота и отправлен в Неаполь. Когда он по пути туда пришёл к могиле отца Бенедикта в Монтекассино и узнал, что Монтекассинская церковь находится в смятении из-за избрания вышеназванного Райнальда, он, войдя в зал капитула, начал убеждать братьев жить в мире и согласии, согласно уставу блаженного Бенедикта; они должны вспомнить, как из этого места почти по всему кругу земному разлились потоки святой проповеди и зачатки монашеской жизни; сколь великие и какие именно деяния совершил там отец Бенедикт, опираясь на могущество Божье; как он своим телесным упокоением и написанием устава навсегда сделал Монтекассинскую обитель главой всех монастырей; наконец, то, что из-за сына Петра Льва они отделились и отпали от церкви, и им надлежит постараться исправиться, чтобы потоки такого великого места вернулись в прежнее состояние чистоты, и обратиться к папе Иннокентию, которого признал весь мир. В то время как он говорил это, он, вверив себя отцу Бенедикту и братьям, отбыл в Неаполь. Но когда Райнальд указанным выше образом лишился аббатства и братья разделились ввиду того, что случилось в Монтекассинской обители из-за избрания Райнальда, когда одна сторона не уступала другой, всем наконец пришлось по нраву мнение, чтобы аббатом в Монтекассинской обители был избран человек со стороны императора. Когда об этом сообщили папе Иннокентию, он стал всячески упираться и возражать, говоря, что никогда не потерпит, чтобы в Монтекассинской церкви был избран какой-либо чужак или какому-то чужаку была поручена та церковь, которая дала римскому престолу таких пап, как Стефан VII, Виктор III и Геласий II, и предоставила католических и достойных пастырей многим другим церквям. Но, в то время как папа никоим образом не мог привести их к согласию по поводу этого дела и хотел вновь поставить во главе монастыря Николая, которого папа Гонорий отрешил от должности аббата, [монахи] рассказывают обстоятельства дела императору, находившемуся тогда в Монтекассино, просят, требуют, умоляют, заклинают, чтобы он поставил им аббата со своей стороны так, как великий Генрих поставил Теобальда, а Конрад вместе с сыном Генрихом -Рихерия. При этих словах император разрыдался и сказал, что скорее позволит уничтожить все привилегии церквей и пожалования, чем отнять что-либо из прав Монтекассинской церкви, и разрешит скорее отменить выборы всех епископов, архиепископов и аббатов, какие ни есть во всём римском мире, чем выборы одного Монтекассинского аббата. Ибо, если аббат не будет избран с согласия монахов, он не будет аббатом, и всякий, кто отнимает у монахов право избрания, нарушает все права монастыря. А теперь, кто не изумится величию такого славного императора? Ведь когда он вошёл в зал капитула для улаживания разногласий братьев, которые возникли по поводу выборов, то не выходил оттуда с первого часа дня до вечера, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью, и показывал под императорским плащом первые шаги иного воинства. Ибо во всём походе, в котором я был вместе с ним, он в предрассветных сумерках слушал мессу за усопших, затем - за войско и, наконец, дневную мессу. Затем он вместе с милостивейшей августой Рихенцей омывал ноги вдовам и сиротам, чистил им волосы, целовал, щедро раздавал еду и питьё, облегчал проблемы и тяготы церквей и под конец трудился на благо империи. Так, пока он находился в Монтекассинской обители, он так, как если бы был аббатом или каким-нибудь деканом, обходил клуатр и все хозяйственные службы монастыря, желая знать, как живёт каждый под руководством блаженного Бенедикта. Когда наступало утро, он с босыми ногами ходил по всем церквям монастыря. Но, хотя он и делал это, он никогда не отделялся от общества епископов, архиепископов и аббатов, дабы исполнилось в нём то, что читаем: «А с праведными у него общение». И когда он это делал, то был, в конце концов, посохом слепым, пищей голодным, надеждой несчастных, утешением страждущих и так отличался исключительными добродетелями, как если бы не имел прочих. Ибо священников он почитал как отцов, клириков - как синьоров, бедных - как сыновей, вдов - как матерей, был постоянен в молитвах, усерден в бдениях, жертвовал слёзы Господу, а не людям. Но достаточно того, что мы коротко сказали о таком славном императоре; перейдём теперь к завершению рассказа об избрании Гвибальда. Итак, когда до сведения папы дошло желание братьев по поводу избрания аббата, он отправил к братьям в Монтекассино своего канцлера Аймерика, передав, чтобы они избрали аббата из своей общины и не имели права избирать кого-либо ещё. Когда об этом доложили императору, он, восприняв это с досадой и сильным неудовольствием, просил папу через своих послов удовлетворить желание монахов; если же нет, то пусть знает, что с этого дня и впредь империя будет во всех отношениях отделена от папства. Иннокентий же, видя, что император Лотарь солидарен с братьями в вопросе избрания, дал монахам право избирать кого они захотят. Итак, Гвибальд, как мы уже говорили прежде, поскольку он отличался великой мудростью, достоинством нравов и честностью, предвидя будущее, ушёл из своего места. После этого император отправляет послов к Гвибальду, чтобы он явился к нему в монастырь; ибо тот тогда как раз участвовал в этом походе. Когда он пришёл и узнал о желании братьев, то стал всячески отказываться и возражать. После этого братья вместе с августой Рихенцей, с Пильгримом, патриархом Аквилей-ским, и епископами, архиепископами, аббатами и всеми вельможами империи собрались в комнате, в которой находился император, и начали кстати и некстати уговаривать Гвибальда по поводу такого важного дела, но тот, упорно отказываясь, заявил, что никогда не примет столь тяжкую и столь непомерную ношу. Итак, император, видя, что Гвибальд противится всеми способами, передал его братьям. Те, приняв его, поставили аббатом в Монтекассинском монастыре, и он скипетром Римской империи, который император держал в руке, был введён им во владение Монтекассинским аббатством со всеми его землями, как они были пожалованы монастырю со времён Юстиниана и до сего дня; и император сказал ему: «Мы не принимаем от вас клятву верности за Монтекассинское аббатство потому, что недавно вы давали нам клятву за обитель в Ставло. Я не хочу, чтобы твои преемники ставили тебя в пример и говорили, что они потому не будут приносить клятву верности моим преемникам за Монтекассинскую обитель, что наше императорское величество не требовало её от тебя; пусть они, однако, позаботятся приносить обычную клятву верности, которую аббаты приносили за Монтекассинское аббатство со времён Карла и впредь». Итак, император, приведя вместе с монахами в порядок Монтекассинскую церковь, на восьмой день после того, как пришёл туда, вверил себя блаженному Бенедикту и братьям и, в то время как достиг уже преклонного, а именно столетнего возраста своих дней, не будучи в неведении о конце своих дней, спустился вместе с Гвибальдом в город Сан-Джер-мано и, поручив названного аббата папе, разбил палатки возле древнего города Аквина. Гвибальд же, взяв Отто, монтекассинского декана, и Райнальда, который был аббатом после него, а также Петра Дьякона, пономаря Бертульфа, ризничего Амфреда и очень многих других из общины, прибыл к императору. Тогда же по приказу императора Райнульф, герцог Апулии, который был поставлен этим императором, и Роберт, князь Капуанский, и все графы из Капуанского княжества, а также графы Аквинские и жившие вокруг норманны принесли названному аббату Гвибальду клятву верности, присягой на Евангелии, древе Господнем и мощах святых утвердив за ним Монтекассинскую обитель со всеми её владениями. В тот же день, когда был поставлен аббат Гвибальд, этот аббат рассказал императору о том, как Пандульф, сын Ландо, графа Аквинского, незаконно и насильственно построил в лесу Монтекассинского монастыря под названием Тирилла замок и разграбил прочие лежащие вокруг монастырские поместья. Император же, возмущённый этими словами, отправил военачальника Бруно с отрядом рыцарей и предал названный замок огню и грабежу. Итак, Райнальд, видя, что Гвибальд поставлен вопреки его чаянию, стремился хитро его обмануть и создать ему помехи, но, боясь, как бы его самого не отправили в ссылку в Германию, проявлял смирение телом, но не сердцем, и обещал ему послушание и верность; получив от него, таким образом, приорство святого Магна, расположенное возле города Фонди, он ушёл из монастыря и, отправившись в крепость под названием Кастрокьело, которую некогда построил Мансо, аббат Монтекассино и которую его близкие изъяли из-под власти монастыря, изо всех сил и со всяческим упорством думал о том, как бы ему после ухода императора вернуть Монтекассинское аббатство и совершить месть над своими соперниками.

125. Итак, император, отпраздновав вместе с папой праздник святого мученика Христова Маврикия в церкви блаженного апостола Петра, пригласил аббата Гвибальда вместе с братьями Монтекассинской обители на завтрак, сказав: «Я, если не ошибаюсь, полагаю, что это последний день, когда я смогу поесть и попить вместе с вами», что впоследствии и доказал исход дела. А по окончании пиршества император Лотарь, призвав в свою консисторию Петра Дьякона, велел, чтобы он с переданными ему его императорским величеством предписаниями отправился вместе с ним в Галлию, дабы постоянно нести там императорскую службу. Гвибальд, услышав об этом, воспринял это с досадой и неудовольствием и стал просить не лишать его службы Петра Дьякона, не оставлять без утешения с его стороны. Император Лотарь, согласившись с просьбами Гвибальда, в присутствии Пильгрима, патриарха Аквилейского, а также архиепископов, епископов, аббатов и других магнатов Римской империи, взяв Петра Дьякона за руку и передав Гви-бальду, сказал: «Наше хранимое Богом императорское величество сделало того, кого ты видишь, учеником Генриха, канцлера и епископа Регенсбургского, наградило его должностью логофета, секретаря и аудитора и разрешило сидеть у наших ног. Только он один нашёлся в народе римском, кто выступил против константинопольцев в защиту империи и римского понтифика. Поэтому, раз ты говоришь, что не хочешь оставаться без него, я поручаю его величайшему усердию твоей верности, величайшей душевной любви, но с тем условием, чтобы ты, если в твоём сердце есть хоть немного любви ко мне, доказал это на нём и ради нашей любви относился к нему, как к своему любимому и единственному сыну». В тот же день этот благочестивейший и милосерднейший император по ходатайству августы Рихенцы выдал названному аббату Гвибальду грамоту, утвердив за Монтекассинской обителью все её владения. Затем, попрощавшись с аббатом Гвибальдом и братьями и препоручив себя отцу Бенедикту, император в сопровождении уже названного папы Иннокентия прибыл к золотому городу. Приняв клятву верности от Птолемея, римского герцога, консула и диктатора Тускуланского, и взяв в заложники его сына Регинульфа, он перстнем, который носил на руке, на веки вечные утвердил за ним и его наследниками всю землю, которая принадлежала ему со стороны его родителей по наследственному праву. В это же время император направил в Монтекассино к аббату Гвибальду письмо такого содержания: «Лотарь, Божьей милостью римский император август, своему любимому верному Гвибальду, иерарху Монтекассинскому, канцлеру, магистру капеллану Римской империи и князю мира, [шлёт] свою милость и добрую волю. Сей императорской грамотой мы поручаем твоей верности, чтобы ты позаботился отправить к нашему Богом хранимому величеству Петра, монтекассинского дьякона, который поставлен нашей императорской светлостью итальянским логофетом, секретарём, архивариусом и капелланом Римской империи, дабы он получил достойную награду за свою верную службу. Ибо ты несомненно знаешь, что наше величество и доверенные имперские советники ввиду уважения к нему и наград за совершённые деяния не желает мириться с его отсутствием. Пришли с ним также все грамоты наших предшественников, которые мы, помнится, некогда дали ему на хранение в Ла-гопезоле. Дано в пригороде Тибуртины 30 сентября». Те же, которые доставили императорские послания, когда прибыли в Монтекассино, обнаружили, что Гвибальд собирается на войну, которая ему предстояла, и стоит наготове. Ибо Райнальд, который был отстранён императором и понтификом от аббатства, когда получил точные сведения об уходе императора, собрав отряд рыцарей из тех, которые поддерживали короля Рожера, а также созвав живших вокруг магнатов, которые были связаны с ним узами родства, и приняв колонов, которые населяли замок святого Ангела, предал огню и мечу всю окрестную землю. Однако, когда Гвибальд прочитал послание августа, он воодушевился и приободрился от тех сведений, что император прислал через послов, и через четыре дня отправил императору со своими рыцарями письмо, в котором говорил о несчастьях и тяготах своих, монастыря и всей провинции, которые они претерпели от Рожера и его войска, и умолял его о помощи и защите.

126. Итак, король Рожер, узнав об уходе императора Лотаря из Кампании, собрал войско и всю землю, кроме Бари, Трои и Неаполя, которую легко потерял, стал возвращать с ещё большей лёгкостью. В свою очередь Райнульф, герцог императора, храбро противостоял ему с немцами и апулийцами. Гвибальд же, предчувствуя то, что произойдёт, вновь отправил к императору, уже находившемуся в Тоскане, письмо, содержавшее среди прочего следующее: «Оказавшись в различных несчастьях, я изо дня в день надеялся на вашу помощь, но, как вижу, надежды мои напрасны. Ибо, насколько мы узнали из сообщений вашего благочестивейшего величества, дошедших до нас в Монтекассино, вы уже почти приблизились к Аквилее, и даже от одного слуха об этом крайне опечалилась наша душа, и нас поразило такое горе, что человеческий язык не в силах его описать. В ваших достопочтенных речах, которые вы прислали нам через ваших послов, [говорится] о присяге норманнов и лангобардов - о если бы они её не давали. Ведь лучше было им не присягать, чем присягать и не исполнить клятву. Ибо все, которые живут в этих землях, совершив отступничество, обратились к Сатане и не говорят и не делают ничего, кроме того, что дьявол пишет в их сердцах. О том же, какие несчастья, какие мучения и какие гонения я терплю от них, я решил поведать вам через моего возлюбленного сына Петра, но, поскольку этому мешают длительность пути и преграды на нём, я сообщу об этом в нескольких словах. Так вот, после вашего ухода сарацины, норманны и лангобарды, обнаружив эту землю в покое, куда бы ни направлялись, всюду опустошали её грабежом, поджогами и убийствами, и разорили дотла, нисколько не пощадив плодоносящих садов, дабы их плодами не могли питаться те, которых укрывали горные пещеры или другие труднодоступные и удалённые места. Они свирепствовали с такой жестокостью, что никто не остался цел от общения с ними, ни одно место не осталось невредимым от их вражды. Особенно преступно они свирепствовали во владениях Монтекассинского монастыря, а также в других церквях, в базиликах святых и в монастырях, так что в огромных пожарищах сжигали дома молитвы, а насколько возможно - города и все крепости. И исполнилось ныне в церквях то, что святой муж восклицал, обращаясь к Господу: «[Дом освящения нашего], где отцы наши прославляли тебя, сожжён огнём». Уже настал ныне час, чтобы все те, которые грабили, сжигали, опустошали нашу землю, вязали ремнями крестьян и монахов, обременяли их цепями и кандалами, убивали, продавали, мучили и преследовали, решили, что оказали услугу Богу. Там же, где ворота достойного дворца они находили запертыми, они наперебой ударами топоров прорубали себе вход, так что истинно сказано: «Словно в лесу деревья они топорами разрубили его ворота, секиры и бердыши разрушили их, они предали огню святилище твоё, смешали с землёй жилище имени твоего». Сколько епископов, священников, дьяконов, монахов, знатных и незнатных обоего пола и разного возраста было перебито ими! Сколько людей было замучено, чтобы они отдали, если имели, золото и серебро, своё и церковное, и, в то время как они под пытками легко отдавали то, что имели, их вновь подвергали ещё более жестоким пыткам, думая, что те отдали часть, а не всё. И чем больше они давали, тем больше злодеи думали, что у них осталось что-то ещё. Ни более слабый пол, ни осмотрительность знати, ни почтительность священников, ни монашеское звание не смягчали их беспощадные души. И даже напротив: там усиливалась бешеная злоба, где они замечали достоинство честных людей. Почтенная старость и достойные уважения седины, которые убелили волосы на голове подобно белоснежному руну, не снискали к себе у врагов никакого милосердия. Отнимая даже младенцев от материнских грудей, варварская ярость разбивала невинное дитя о землю. И исполнилось ныне то, что некогда пели иудеи: «Он сказал, что пределы мои сожжёт, грудных младенцев бросит о землю». В зданиях же больших церквей, домов, городов, где они не могли устроить посредством огня разрушительного пожара, стены были сровнены с землёй, так что ныне старинная красота зданий является совершенно не такой, как была в действительности. Если кто не верит моим словам, то свидетелями являются города Путеолы, Алифы и Телезия, которые не показывают ничего иного, кроме того, что было раньше. Но и многие другие города либо слабо, либо вовсе не населены жителями. Ведь и сегодня, если они где уцелеют, то вскоре становятся безлюдными, как враги сделали и в городе Капуе, которая некогда была после Рима главой и славой всей Кампании. Ведь после того как они истребили в ней людей, похитили золото и серебро, они, дабы место ни на час не избавилось от беззакония, сожгли её огнём, обратили в рабство её древнюю, прирождённую и благородную свободу, увели в плен наиболее знатных граждан, а золото, серебро, драгоценные камни и одежды и всё самое дорогое, что они нашли привлекательным, увезли. А сколько всего они и их полководец причинили Монтекассинской обители и после вашего ухода, и перед вашим приходом, кто бы мог рассказать? По этой причине мы просим, о непобедимый император, чтобы вы пришли на помощь вашему филиалу, брошенному и разорённому, дабы никогда не говорили сарацины, норманны и лангобарды: Где ваш император?"». Но тот, кто нёс послания, хотя и пришёл в Лигурию и доставил послание милосерднейшему императору Лотарю, так и не смог получить никакой действенной помощи. Ибо император был изнурён недугом и в то же время отчаянием и, видя, что вот-вот придёт конец его жизни, отправился в Клузу в Лигурии и, назначив там Генриха, герцога Баварии, своего зятя, своим наследником в Саксонском герцогстве, вступил в блистательные небесные чертоги, чтобы править без конца вместе с Христом, а тело его было доставлено в Майнц и почтительно погребено там.

127. После этого герцоги, князья, маркграфы и все имперские вельможи, собравшись все вместе, поставили самодержцем в старом Риме Конрада, герцога Швабии, племянника императора Генриха V. В это же время из жизни ушёл Генрих Баварский, зять уже названного императора Лотаря. Но вернусь к тому, на чём я остановился. Так вот, бывший аббат Райнальд, когда получил точные сведения о том, что король Рожер перешёл Фар, собрав войско из родственников и друзей, вступил в город Сан-Джермано, ибо горожане его приняли, и решил на другой день подняться на гору для захвата монастыря и возвращения аббатства. Аббатом Гвибальдом был выслан против него из монастыря Ландульф из святого Иоанна. Придя, он овладел городом и, обратив в бегство Райнальда с его людьми, поджёг сам город; многих взяв в плен и ещё больше убив, он вернулся наверх в монастырь к Гвибальду. Итак, король Рожер, окружённый фалангами своего войска, выступил против города Капуи и, предав его огню, заставил подчиниться своей власти. Гвибальд же, посоветовавшись с братьями, отправил послов к Рожеру, находившемуся тогда в Капуе, прося его о мире и обещая дружбу. Рожер, ни во что не ставя его слова, отослал послов без ответа, но передал, что он ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не допустит, чтобы в Монтекассинской обители остался поставленный императором аббат; даже более того, если этот Гвибальд попадёт к нему в руки, он, не задумываясь, его повесит. Устрашённый такими угрозами, Гвибальд оставил Монтекассинскую обитель под охраной Ландульфа из святого Иоанна и, после того как этот Ландульф предоставил ему конвой, 2 нояб- 1137 ря удалился в ночное время и без ведома братьев, дав братьям разрешение избрать того, кого они захотят.

128. Прошло уже двенадцать дней со времени ухода Гвибальда, когда братья, собравшись все вместе и призвав милость Святого Духа, избрали Райнальда, монаха нашей обители, достойнейшего характером, поступью и нравами мужа и знаменитого учёностью в светских и духовных делах. Итак, ведя своё происхождение из благороднейшего рода графов Марсики, а именно из провинции Валерии, он был пожертвован блаженному Бенедикту в третье пятилетие своего возраста при аббате Одеризии II и более всех сверстников своего времени блистал таким пониманием нравов, порядочностью и твёрдостью, что ему по праву можно приписать слова Господа: «Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя моё». Ибо против него сговорились народы и царства и поднялся на него, так сказать, круг земной, но он, облачившись в шлем спасения и в броню веры и защищённый покровительством отца Бенедикта, ни во что ни ставил козни противников и соперников. В это же время, когда король Рожер отвоевал города и замки до самых границ Монтекассинской обители и удержал подданных под своей надёжнейшей и прочнейшей властью, наш аббат категорически не согласился с теми условиями, которые предложил Рожер, и тот начал угрожать, что разрушит все принадлежавшие ему города, замки и монастыри и, отправив послов, велел передать это аббату, братьям и всему народу. Однако, как обычно бывает в таких случаях, низменная чернь сперва свирепствовала, а затем свирепость превратилась в страх, и они вместе со всей родней, с жёнами и детьми бежали в Монтекассинский монастырь. Малое время спустя названный король примирился с монтекассинцами и разрешил всем, которые бежали из страха перед ним, вернуться по домам со всеми своими.

129. Далее, в эти дни в Монтекассинской обители жил один брат по имени Альберт, родом пелигн, возрастом старец; он вёл настолько благочестивую жизнь, что часто бывал причиной удивления и угрызений совести для остальных братьев. Когда он, изнурённый старостью, лежал в больнице и его ухо уловило шум желавших унести своё добро людей, он спросил у некоторых из стоявших вокруг, по какому поводу поднялся столь беспорядочный людской шум. И один из них сказал ему: «Разве может быть тебе неизвестно, что это за шум и по какой он причине, раз это прекрасно известно всем живущим в этих землях?». Когда он ответил, что ничего об этом не знает, тот сказал ему: «Король Рожер недавно пригрозил нам, что разорит Монтекассинский монастырь и всю прилегающую землю. Но, укрощённый милосердием всемогущего Бога, он примирился с нами; поэтому и поднялся тот шум, который ты слышишь, ибо всё, что из страха перед ним было с плачем свезено людьми в Монтекассинский монастырь, теперь с радостью вывозят». Услышав это, вышеназванный брат застонал и, издав из глубины души долгий вздох, начал со слезами петь такой псалом: «Суди меня, Боже, и вступись в тяжбу мою с народом недобрым». А когда он начал петь тот стих, где говорится: «Пошли свет твой», то внезапно - удивительно и сказать! - на него снизошло такое прозрение, что он, который уже некоторое время был лишён зрения, обрёл способность видеть и не был лишён более этого чудесного дара - зрения. Он тут же заметил, что ворота той церкви, где он находился, открылись и к нему вошли два почтенных ликом и наружностью мужа. Когда он увидел их, окружённых божественным сиянием, то испугался и сидел, не смея более поднять на них глаз. Тогда те, подойдя ближе, сказали: «Давай, вставай, брат Альберт, и сообщи аббату и братьям, чтобы они постарались совершить покаяние за совершённые грехи; чтобы они, разувшись и пропев антифон блаженной Марии, вышли и совершили литании перед святейшим телом блаженного отца Бенедикта, и Бог, видя слёзы и раскаяние, возможно, забудет о ваших грехах и отвратит от этих мест такие великие несчастья». Тогда брат спросил, кто они и как их зовут. На это один из них ответил: «Я - Мавр, ученик святейшего отца Бенедикта. А это - Плацид, тоже ученик названного отца». И добавил: «То, что ты сейчас видел и слышал, ты должен сообщить тем, кому тебе приказали, и берегись не сделать этого по нерадению. Если же ты этого не сделаешь, то будешь проклят и понесёшь кару за нерадение. Знай также, что ты потому был лишён зрения по справедливому приговору Божьему, что когда тебе в зале капитула соизволило открыться по причине совершённого покаяния божественное величие, ты утаил в глубинах твоего сердца и никому не открыл то, что видел». Ибо в то время как этот брат всё ещё находился под строгостью монастырских установлений в клуатре вместе с прочими братьями и на виду у Господа предавался бдениям, постам, молитвам и умерщвлению плоти, он однажды ночью, войдя в зал капитула, впал в экстаз и увидел, что Господь вместе с матерью сидят на судейских креслах, установленных в апсиде этого зала, как то до сих пор можно видеть на картине. И тем свободнее он стал стремиться к божественному, чем дальше отдалялся от человеческих дел. Итак, когда он стоял, поражённый этим видением, то внезапно увидел, как посреди зала вошёл святейший отец Бенедикт, имея справа от себя Мавра, а слева - Плацида, и громким голосом обратился к величию Всемогущего с такими вопросами: «О царь царей, творец, искупитель смертных, без воли которого никоим образом не может держаться человеческая слабость, выслушай слова моего вопроса и призри мой монастырь, который я принял благодаря твоему дару для постройки и вечного управления. Ибо ты, Господь, который разумеешь помышления издали и те слова, которых ещё нет, ты уже знаешь совершенно, показал, что это место, где всё ещё покоится моя смертная плоть, будет разрушено, и сказал, что имущество, которое я собрал для братьев, будет по тайному приговору предано язычникам и варварам; но ты обещал, что спустя малое время всё будет восстановлено в ещё лучшем виде; что и случилось, как известно ныне. Ибо действительно против этого места поднялись злейшие и ненавистные Богу люди, пытаясь разрушить названное место. Правители этого места также отнюдь не добрые пастыри, но, следуя повадкам хищного волка, они, как тираны, рвут вверенных им овец острыми зубами, имущества и средства, собранные для службы тебе и в твою честь, обращают на постыдные нужды, позволяют вверенному им народу пастись как упрямым телицам и, презрев дела вдов и сирот, обращаются к одним лишь подаркам. Когда ты положишь этому конец, о царь великих небес?». Сказав это, святой замолчал и, окончив речь, успокоился. И вот, явилось неисчислимое множество демонов, вооружённых колодками и огненными крючьями, которые вели перед собой Крес-ценция, графа Марсики, а в ноздрях у него были большие серебряные кадильницы, которые он некогда принял в залог от Монтекассинского монастыря и укрыл вопреки воле аббата Сеньоректа, так, словно они выходили из печи. Когда этот брат спросил его, за что он терпит такие муки, тот ответил, что из-за удержания им этих больших кадильниц. И начал просить монаха, чтобы он рассказал то, что видел о нём, его сыну Берарду и от его имени просил вернуть вышеназванные кадильницы Монтекассинской обители, прибавив, что знаком им будет то, что об этих кадильницах и вдобавок золотой чаше, которые он собрал, пока был жив, не знает никто, кроме его советников - Фуско и Трасмунда. Когда брат пришёл в себя, то не решился об этом говорить. Поэтому по справедливому приговору Божьему вышло, что этот брат лишился зрения, и он, кто вечный свет, который видел, и талант, который получил для уплаты, не захотел уплатить прочим сорабам, но как ленивый раб закопал в землю, по праву лишился и собственного зрения, и таланта. Но вернёмся к тому, на чём мы остановились. Он выслушал увещевания святого мужа Мавра, но когда те удалились, то вместе с ними ушёл также и свет, который просветил его очи, так что он остался слепым, как и был прежде. Однако, чтобы его не сочли безумным и лжецом, он не стал говорить о том, что видел и слышал. Итак, когда настал тридцатый день после того, как он это видел, и этот брат находился в том же месте, где видел названное видение, а именно в церкви святого апостола Андрея, ему вновь, как и прежде, явился святейший Мавр и, укоряя его за то, что он не рассказал о том, что видел и слышал, сказал следующее: «Хотя я, брат, велел, чтобы ты открыл людям те тайны Божьи, которые были открыты тебе мною, ты всё же презрел это и проявил нерадение. За это ты, как виновный в оскорблении величества, подлежишь неотвратимой каре. Но, поскольку милость всемогущего Бога, которая лучше чем жизнь, прощает тебе этот грех, я повелеваю, чтобы ты не замедлил рассказать то, что было открыто тебе мною. Если же ты этого не сделаешь, чего да не случится, то будешь предан вечному огню». Сказав это, святой внезапно в лёгкий развеялся облак. А брат, тут же поднявшись, призывает к себе аббата и последовательно рассказывает всё, что видел и слышал. Аббат же, призвав братьев, по порядку поведал им обо всём, что видел вышеназванный брат, и они, разувшись, вышли из зала капитула, где сидели, и со слезами и плачем совершили литании перед телом отца Бенедикта. Однако поскольку некоторые братья считали это безумием и не хотели с этим соглашаться, названный монах Альберт велел однажды вызвать меня к себе и, поведав в моём присутствии то, что видел, подтвердил это клятвой. Итак, я призываю никоим образом не сомневаться в этом, чтобы случайно не понести кару за неверие и чтобы те, которые уличают меня во лжи, сами не были сочтены лжецами и лжесвидетелями на строгом суде Иисуса Христа.

130. В это же время Пётр, сын Петра Льва, окончил свои дни, и его приверженцы, поставив вместо него Григория, кардинала титулярной церкви апостолов, решили наречь его Виктором. Иннокентий же, потратив огромные деньги на сыновей Петра Льва и на тех, которые примкнули к нему, привлёк их на свою сторону, и таким образом кардиналы, которые были в общении с уже названным сыном Петра Льва, лишённые всякой поддержки, припали к ногам Иннокентия, предварительно получив от него клятву в том, что он не лишит их должностей и не лишит имущества; но лишь на время.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ