Только одна машина стояла на парковке, рассчитанной на три, перед просторным обособленным домом, который располагался прямо за территорией старой больницы в Уордсли.
«Воксхолл Карлтон» был припаркован таким образом, что сразу было понятно, что других машин здесь не ждут.
Подходя к просторному крытому крыльцу, Ким не знала, что их может здесь ждать.
У звонка, который она нажала, был пронзительный звук, который раздался за входной дверью. Ким показалось, что звучит он чуть дольше обычного.
Дверь открыла женщина, по виду которой можно было предположить, что она благополучно перешагнула возраст пятидесяти пяти лет, – у нее была стройная фигура и совершенно седые волосы.
На ее слегка загорелом лице появилось выражение вежливого отказа, когда она открыла дверь и вышла на крыльцо.
– Миссис Хикман? – быстро и с надеждой спросила Стоун.
Прежде чем нахмуриться, женщина осмотрела и ее, и сержанта. Ким еще не была уверена, что перед ними мать Луизы.
Она медленно кивнула Ким, когда и инспектор, и сержант предъявили ей свои удостоверения.
– Детектив-инспектор Стоун и детектив-сержант Брайант. Вы позволите? – спокойно спросила Ким.
Миссис Хикман сделал шаг в сторону и позволила им войти. Из кухни, расположенной сразу же за холлом, струился свет. Ким пошла на него и оказалась в помещении, в котором царил беспорядок, но в то же время витали восхитительные запахи.
Дверь из кухни с другой стороны была открыта в просторную застекленную оранжерею.
– Прошу простить за беспорядок, но я готовлюсь к завтрашней вечеринке… – пояснила женщина, вытирая руки о чайное полотенце.
Ким заметила, что ее плечевые мышцы напряглись.
– Мы хотим поговорить о Луизе, – негромко сказал Брайант.
– Ну естественно, – кивнула миссис Хикман.
Она облокотилась спиной о столешницу и засунула руки в карманы хлопковых брюк, которые доходили ей до середины голени. Было видно, что эта женщина безропотно ожидает плохие новости.
– Миссис Хикман, не могли бы вы сказать, когда в последний раз видели вашу дочь?
– Двадцать пятого декабря две тысячи пятого года, – последовал немедленный ответ.
Одиннадцать лет назад. Гораздо раньше, чем жертва была убита.
– Вы так хорошо помните эту дату? – уточнила Ким.
– Да, инспектор, помню. Так что я могу для вас сделать?
– Вы можете подтвердить, что ваша дочь Луиза родила ребенка, еще будучи тинейджером?
– За три дня до ее шестнадцатого дня рождения, – кивнула миссис Хикман и сложила руки на груди. – А теперь соблаговолите сказать, зачем вы пришли.
Казалось, ей хотелось побыстрей узнать то, что, как она была уверена про себя, будет плохой новостью. У Ким создалось впечатление, что она ждет этой новости многие годы.
– Прошу вас, присядьте, миссис Хикман, – предложил Брайант.
– Со мной всё в порядке, благодарю вас.
– Мы нашли тело женщины, и у нас есть основания полагать, что это тело Луизы. – Ким сделала шаг вперед.
Женщина негромко вскрикнула. Может быть, она и ждала эту новость уже давно, но тем не менее слова инспектора ее потрясли.
Миссис Хикман подошла к обеденному столу и выдвинула стул. Брайант протянул ей руку, но она от нее отмахнулась. Сержант отошел в сторону, и Ким уселась напротив женщины, уронившей голову на руки.
Прошло много времени, прежде чем миссис Хикман встряхнула головой и подняла ее. И хотя глаза у нее были красными, к удивлению Стоун, слез в них не было.
– Все это был только вопрос времени, – прошептала миссис Хикман, глядя в стол.
– А почему вы так считаете? – поинтересовалась Ким.
– Как это случилось? – спросила женщина, встретившись наконец с Ким глазами. Детектив увидела, что те полны печали, но ее не оставляло ощущение того, что эта женщина уже давно оплакала потерю своего ребенка.
– Сложно вот так спокойно сообщать о том, миссис Хикман, что ваша дочь была убита. – Ким двигалась практически на ощупь.
– Это связано с наркотиками? – уточнила женщина.
Ким покачала головой. По-видимому, миссис Хикман считает, что смерть случилась совсем недавно, хотя их с дочерью и разделяют долгие одиннадцать лет.
Инспектор хотела лучше понять ситуацию, прежде чем сообщать о том, что Луиза была мертва уже несколько лет.
– Вы не встречались с дочерью несколько лет, миссис Хикман. Не могли бы вы объяснить причину этого?
Женщина кивнула и посмотрела поверх головы детектива.
– Я не буду утомлять вас подробностями, но, хотя мне и больно это признавать, должна сказать, что моя дочь была не самым приятным ребенком. Наверное, мы с моим покойным мужем сами ее испортили, потому что она была нашей единственной дочерью. А когда поняли, что она развита не по годам, было уже слишком поздно. Мы постоянно ждали, что она с возрастом избавится от своих закидонов. Пытались держать ее в узде, но она ничего не боялась. Мы перепробовали все на свете, но на ее поведение ничто не могло повлиять. Трудно воспитывать ребенка, которому на все наплевать. И тем не менее, когда она заявилась домой и сказала о том, что беременна и что оставляет ребенка, мы решили, что это сделает ее новым человеком. Однако сама беременность нравилась ей больше, чем будущий ребенок.
– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Ким.
– Она была центром всеобщего внимания, инспектор. Единственная девочка, которая ходила в школу с растущим животом. Она наслаждалась своей уникальностью. До тех пор, пока не родился малыш. Естественно, мы ее поддерживали. Они с Маркусом жили у нас, и мы делали все, что было в наших силах, но как только ее друзья перестали к ней приходить, ребенок стал ей неинтересен… Однажды она ушла из дома, не предупредив меня об этом. Я об этом ничего не знала, пока не услышала крики младенца, которые доносились сверху. Он был мокрый и голодный, а она просто его бросила. Мы постоянно ругались с ней по поводу того, что она отказывается ухаживать за собственным сыном, но, как и всегда, ее совершенно не интересовали последствия ее поступков.
Ким не заметила, когда Брайант сел за стол.
– И вы ухаживали за ее малышом? – уточнила инспектор.
– Естественно. Она все больше времени проводила вне дома. Сначала несколько дней, потом несколько недель, а потом месяцы. И так продолжалось до Рождества одиннадцать лет назад, когда Маркусу было уже пять.
Миссис Хикман перевела дыхание и продолжила:
– В то рождественское утро она ворвалась в дом после того, как отсутствовала больше четырех месяцев. Была пьяна и попыталась забрать Маркуса. Малыш пришел в ужас – ведь он едва знал ее. А нужен он ей был только потому, что кто-то сказал ей, что с ребенком у нее хорошие шансы на получение муниципального жилья. Ее отец вышвырнул ее из дома и запретил ей появляться здесь, пока она не возьмет себя в руки. Больше мы ее никогда не видели, но приняли меры предосторожности на тот случай, если это повторится.
Ким решила, что они оформили опекунство над Маркусом, чтобы обеспечить его безопасность.
Миссис Хикман посмотрела на продукты для приготовления выпечки и улыбнулась:
– На этот раз он настоял, чтобы это был нормальный домашний торт, и запретил говорить об этом его друзьям. Сын моей дочери здоров и счастлив, но это не значит, что я не думаю о Луизе каждый божий день.
При этих словах первая слезинка упала из глаз женщины.
– Я все время надеялась, что она сможет изменить свою жизнь…
Ким все поняла. Сегодня эта надежда умерла.
Инспектор осторожно отодвинула стул. Больше спрашивать было не о чем. Эта женщина совсем не знала своей дочери и видела ее последний раз задолго до убийства.
– Спасибо вам за вашу откровенность, миссис Хикман, – поблагодарила Ким, протянув руку.
Женщина пожала ее и хотела встать, но Стоун не позволила ей сделать это.
– Мы сами найдем дорогу, – сказала она.
Предстояло еще формальное опознание, но Ким не сомневалась, что жертвой была именно Луиза.
Она остановилась у двери, ведущей на крыльцо. Маленькая девочка с тусклыми каштановыми волосами в красном клетчатом платье хмурилась на них с фото, сделанного с увеличенной школьной фотографии.
– Одна из моих так же получается на фото. Кошмар для фотографа, а так вполне симпатичная малышка, – печально заметил Брайант.
Ким какое-то время смотрела на фото, пока не заметила нечто, что было для нее совершенно неожиданным.
– А что еще ты здесь видишь, Брайант? – спросила она.
– М-м-м… черт меня побери совсем, – прошептал сержант, когда нашел глазами то же, что и Ким.
Заколку-«невидимку», украшенную половинкой сердца.