– Как она? – спросил Брайант, когда Ким вернулась в машину.
– Выглядит лучше, чем вчера. Но, несмотря на улучшения, я попросила оставить ее в послеоперационной палате.
– Ты думаешь, что она все еще в опасности?
Ким знала только, что соотношение между количеством пациентов и обслуживающего персонала обеспечивало постоянное присутствие последних рядом с первыми. И незнакомые посетители не разгуливают по этому отделению в любое время суток.
– Она не умерла. А значит, все еще подвергается риску. Исобел постоянно слышит имя Мэнди, – задумчиво произнесла Ким. – Я уже попросила Стейси обратить на это внимание, но в случае с Исобел трудно отличить правду от вымысла.
– А может быть, есть кто-то с таким именем среди работников больницы? – предположил Брайант.
– Нет, я проверила, – покачала головой инспектор. – И среди пациентов тоже.
– Так что, ты думаешь, что мы ищем не только Трейси, но и еще один труп? – вздохнул сержант.
Ким пыталась как-то оценить то, что узнала от Исобел.
– Если в одно время с Исобел у него была еще одна похищенная, то где она сейчас? Мы же знаем, что трупы он бросает в «Вестерли», так что…
– Может быть, мы просто еще не нашли ее.
Именно об этом Ким и думала.
– Исобел сказала еще что-то вроде одно для тебя и одно для меня. Говорит, что эти слова звучат у нее в голове постоянно.
Тут Ким вздохнула от разочарования. Эти слова для нее ничего не значили.
– А я уже слышу… – сказал Брайант нараспев.
– Что именно? – уточнила инспектор.
– Изменения в твоем тоне. Они всегда очень выразительны.
Стоун нахмурилась. Она не заметила, чтобы ее голос изменился.
– И происходят тогда, когда расследование превращается в твою личную войну.
Ким покачала головой и стала смотреть в окно. Машина двигалась в сторону Педмор-роуд.
– Иногда ты несешь полную околесицу.
– Но это правда. Каждое расследование у тебя начинается с желания установить справедливость. Но постепенно – и это происходит всегда – твоя мотивация меняется по мере того, как ты больше узнаешь о жертве и…
– Подожди. То, что я посетила Исобел…
– А я сейчас не об этом, потому что имею в виду не только выживших, но и мертвых. Каким-то образом тебе удается установить с ними связь – и тогда происходит это изменение. И убийца уже не нужен тебе ради справедливости. Теперь он нужен тебе ради Джемаймы, Луизы, Исобел и даже Трейси. Теперь это стало твоим личным делом. И твой тон изменился – вот и все, что я хотел сказать.
Ким хотела было поспорить, но передумала. Брайант ехал по Реддал-Хилл в сторону главной улицы Крэдли-Хит.
– А куда ты едешь? Я же не говорила, куда мне надо. – Стоун повернулась к нему лицом.
Сержант заехал на стоянку супермаркета и кивнул на противоположную сторону улицы.
– Пока ты была в больнице, позвонила Стейси. Здесь работает Элси Хинтон, бывшая подавальщица в школе Корнхит.
– Знаешь, было бы неплохо сообщать мне о таких вещах заранее. Кое-кто ведь считает, что расследованием руковожу именно я, – резко произнесла Ким.
Она все еще размышляла над предположением Брайанта о том, что она эмоционально вовлечена в это расследование.
Инспектор смотрела, как Брайант проезжает мимо одного свободного места за другим.
– Ты что делаешь, черт побери?
– Ищу парковку для матерей с детьми.
– Можешь припарковаться где угодно, – простонала детектив.
Кафе на противоположной стороне улицы было зажато между частным магазином ковров и офисом строительной компании. Помещение было маленьким, всего на шесть столиков, но стены были украшены черно-белыми фотографиями главной улицы Крэдли-Хит.
По мере их приближения к прилавку запахи бекона, сосисок и кофе становились все сильнее. Ким мгновенно поняла, что ни одна из женщин за прилавком не походит на ту, которую они ищут.
– Элси Хинтон? – с сомнением в голосе спросил Брайант.
– Еще не подошла, – ответила та, что была помоложе. – А вы кто такие?
Вопрос был задан в лоб, но не прозвучал грубо.
– Нам надо с ней поговорить. У вас есть ее адрес?
Женщина улыбнулась, как будто сержант попытался поймать ее на чем-то.
– Не пойдет, приятель. Она появится минут через десять. Так что если хотите – присаживайтесь.
Брайант посмотрел на Ким, и инспектор кивнула. Она сделала несколько шагов назад и присела под фото старой церкви Святой Троицы, которая когда-то возвышалась над перекрестком Пяти Дорог. Ее разрушили, чтобы проложить дорогу к новому супермаркету.
Инспектор услышала шипение напитка, наливаемого из кофейной машины у себя за спиной, и смех Брайанта, пошутившего с женщиной, которая его обслуживала.
Ким всегда восхищалась его непринужденными манерами и приветливым отношением к людям. Он по жизни был одним из тех людей, которые легко могут установить контакт практически с любым человеком. Интересно, подумала Ким, откуда у него появилось это свойство? Что, он уже в школе обладал способностью собирать вокруг себя детей – или сам вырастил и выпестовал у себя эту способность с годами?
Так или иначе, Ким была благодарна ему за то чувство равновесия, которое он вносил в ее команду, несмотря на его способность иногда доводить ее до белого каления.
– Двойной латте, – произнес Брайант, ставя перед инспектором стеклянный бокал. Себе он заказал чайник чая.
Пока сержант садился, в кафе вошла девушка лет восемнадцати-девятнадцати с коляской, рассчитанной на двойню. Но младенец сидел только на одном месте – все остальное пространство было заполнено пакетами с покупками.
Брайант встал и придержал ей дверь, пока девушка пролезала с коляской в кафе.
Инспектор наблюдала за тем, как мастерски молодая мама вытащила младенца из коляски. Сам он мгновенно поднял руки ей навстречу. Это был ритуал, понятный обоим.
– Приближается гроза, – заметил Брайант, болтая пакетик с чаем в металлическом чайнике.
– Давно пора, – сказала Ким. Влажная жара стояла уже несколько дней.
– А ты что, предпочитаешь дождь солнцу? – сержант покачал головой.
– Точно, – ответила инспектор.
– А я вот не могу понять, как люди могут не любить лето, – удивился Брайант, наливая бронзовую жидкость в простую белую чашку.
Все становится очень просто, если твои самые страшные воспоминания связаны именно с липкой жарой.
Малыш захныкал, когда мать стала сажать его в высокий детский стульчик. Каждый раз, когда она пыталась это сделать, он выпрямлял ножки, и они не проходили вниз.
Ким отвернулась, пряча улыбку. Еще одна рутинная операция, доведенная до совершенства, на этот раз уже младенцем.
– Мы можем ошибаться насчет Трейси, как думаешь? – спросил Брайант. – Может быть, ей просто понадобилось проветриться? Избавиться от всего этого?
Инспектор не стала возражать.
Маленький мальчик громко закричал. Он попал в стул, как в капкан, но пытался освободить нижние конечности – брыкался ножками, поднимая их вверх-вниз.
– Мне просто кажется, что здесь мы делаем колоссальное допущение…
– Ш-ш-ш, – прошипела Ким, продолжая следить за попытками малыша вырваться на свободу.
Тот нагнулся вперед, стараясь выбраться из ловушки. Его животик уперся в подставку для пищи перед ним.
– Командир?
Ким не обращала внимания на сержанта – малыш раскачивал ножками, пытаясь освободить их. Задние части его бедер подпрыгивали на остром краю стула.
– Эй, командир…
– Брайант, отвяжись, – огрызнулась Ким, не в силах оторвать взгляда от малыша.
Малыш ухватился своими неуклюжими маленькими пальчиками за края подставки и притянул себя к ее краю.
– А вот, кажется, идет наша женщина, – сержант кивнул в сторону двери.
Ким наконец повернулась к своему коллеге – потрясенная, но уверенная, что она не ошибается.
– Брайант, эти отметины на жертвах, которые мы никак не можем классифицировать…
Она сама не верила тому, что собиралась сказать.
– Мерзавец приковывает их к детскому стульчику.