Узнав новости, Анна Хендрик ужасно обрадовалась за Николаса, несмотря на близкую разлуку: она прекрасно знала, как он переживает, когда труппа оказывается не у дел.

— Дела идут в гору! — с восторгом повторяла она. — Новый ученик, новая пьеса, новое место. Наконец-то вам улыбнулась удача.

— Да уж, — вздохнул Ник. — «Ведьма из Колчестера» — теперь пьеса называется так — всем понравилась, а Дэйви Страттон — мальчик очень многообещающий. Когда он прочитал кусок своей роли, даже Барнаби Джилл пришел в восторг, а ты ведь знаешь, как нелегко ему угодить.

— И что он думает о новом ученике?

— Неужели не ясно? — усмехнулся Брейсвелл.

— Надо сделать так, чтобы он держался от паренька подальше, — посоветовала Анна. — Актер Барнаби Джилл, конечно, гениальный, но вот человек… У него есть серьезные недостатки.

— Не бойся, — с улыбкой ответил Николас. — У нас есть кому присмотреть за Дэйви Страттоном. Кроме того, его быстро предупредят другие ученики. Они-то давно знают Джилла.

Николас завтракал с Анной в доме на Бэнксайде, где квартировал. Анна Хендрик, англичанка, вдова шляпных дел мастера из Голландии, после смерти супруга взяла дело в свои руки и более чем преуспела. Жильца она пустила скорее из соображений безопасности, чем ради прибыли. Вскоре выяснилось, что ее выбор оказался как нельзя удачным. Рассудительный, надежный, Николас Брейсвелл очень быстро стал для нее близким другом, а затем и любовником. Порой им приходилось расставаться, но стоило Николасу и Анне встретиться вновь, как оба понимали, что чувства, связывающие их, становятся все крепче и крепче.

— Когда вы едете в Эссекс?

— Завтра.

— Так скоро?

— Труппа пока останется в городе, — пояснил Николас. — Меня решили послать вперед — осмотреть особняк, где нам предстоит выступать. Сэр Майкл Гринлиф предложил устроить выступление в Главном зале, но пока этот зал не увидишь — не поймешь, как наилучшим образом все обставить, какие брать декорации.

— Надеюсь, ты хоть не в одиночку едешь? — озабоченно спросила Анна. — Одинокий путник — легкая добыча разбойников.

— Не переживай. Зима уже одолела большую часть разбойников. Но в любом случае со мной вызвался ехать Оуэн Илайес. Если что случится, он мне поможет. Ты же знаешь, он лучший мечник в труппе.

— Не считая суфлера.

— О да, — задумчиво проговорил Брейсвелл. — Не зря я плавал под командой Дрейка. Вот вам и еще одно преимущество: нас учили пользоваться любым оружием. А само путешествие изрядно нас закалило. Выжили самые крепкие.

— Я рада, что ты был среди них.

Анна мягко коснулась его руки, их глаза встретились, оба почувствовали поднимающуюся волну страсти, но момент был упущен: вошла служанка и принялась убирать со стола. Они разомкнули руки.

Дождавшись, когда служанка скроется за дверью, Анна произнесла:

— Как бы тебе, Ник, в дороге не замерзнуть.

— Но ведь теперь у меня есть твой подарок — чудесная теплая шляпа. Как ее надену — мне сразу уютно и тепло. А еще есть плащ, который мне отдал Лоуренс.

— Он тебе очень идет…

— Лоуренс отыграл в нем не одну дюжину спектаклей, плащ выцвел и износился. Но наш портной Хью Веггс поставил пару заплат — и плащ снова как новенький.

— Лучше бы я его подправила.

— Ты и так много для меня делаешь.

Потянувшись через стол, Николас с благодарностью сжал ее руку. И вновь все испортила вошедшая служанка, тащившая охапку хвороста. Когда она удалилась, Николас усмехнулся:

— Тебе нужно кое-чему научить эту девчушку!

— Надо топить, иначе будет холодно.

— Пока ты здесь, в доме всегда тепло.

Анна улыбнулась в ответ:

— Я буду по тебе скучать.

— Я тоже, — ответил Николас. — Но я рад, что у труппы наконец появилась работа. Больно думать о ребятах, о рядовых членах труппы — Нэде Ранкине, Калебе Смайте или юном Джордже Дарте. Им приходится очень тяжко. Вспомни старого Томаса Скиллена — я не уверен, что он переживет эту зиму. А Питер Дигби и остальные музыканты? Знаешь им каково?

— А что совладельцы?

— Большинству из них есть на что опереться. Уолтер Фенби, до того как вступил в труппу, был серебряных дел мастером, Роланд Карр — писцом. Такие актеры, как Лоуренс Фаэторн и Барнаби Джилл, никогда не пропадут — их то и дело приглашают выступать на дому…

— А Эдмунд Худ?

— Пишет на заказ стихи и эпитафии.

— Эпитафии?

— Смерть этой зимой собрала богатую жатву, — вздохнул Николас. — И богач и бедняк хочет отправить родственника на небеса со специально сочиненной эпитафией. А у Эдмунда насчет этого настоящий талант. Конечно же, ему неприятно наживаться на чужом горе, но поэтам тоже нужно есть.

— И сколько же человек из труппы поедут в Эссекс?

— Немало, — ответил Николас, поднимаясь. — В этом-то и суть моего сегодняшнего дела: я должен всех обойти и сообщить радостную новость. А завтра будем вовсю репетировать.

— А что вы ставите?

— Это еще предстоит обдумать. Джилл требует, чтоб подобрали именно те пьесы, где у него главные роли. Пока все ясно только с одной — я про пьесу, которую потребовал сэр Майкл Гринлиф.

— «Ведьма из Колчестера»?

— Именно. Только Эдмунду ее надо сперва подправить.

— Неужели автор согласится на серьезные изменения?

— И с радостью! — воскликнул Николас. — Впервые я встретил столь сговорчивого сочинителя, как мистер Эгидиус Пай. Сегодня его навестит Худ.

— А что он за человек, этот мистер Пай?

— Очень необычный. Ты знаешь, он так не похож на человека, которого я представлял, когда читал пьесу, что поначалу я вообще усомнился, что это он ее написал.

— Как ты думаешь, Эдмунд с ним поладит?

Николас вспомнил чудака, с которым встречался в Среднем Темпле.

— Думаю, он не станет спорить с тем, что Пай — весьма занятный экземпляр…

— Заходите, сэр, заходите, — произнес Эгидиус Пай, жестом приглашая Эдмунда Худа в комнату. — Для меня ваш визит — большая честь.

Худ вручил плащ и шляпу адвокату и тут же пожалел об этом: в комнате было немногим теплее, чем на улице. Из очага тянуло легким дымком, но при этом Эдмунд не заметил ни единого язычка пламени. Пай свалил плащ и шляпу гостя на стол и махнул рукой в сторону кресла возле каминной решетки. Сам он с осторожностью опустился на стул напротив Худа и уставился на тугой свиток пергамента, зажатый в руках Эдмунда.

— Насколько я вижу, мистер Худ, вы принесли мою пьесу.

— Вы правы. И я должен вас поздравить: пьеса написана очень недурно.

— Спасибо, спасибо вам, — произнес Эгидиус с таким жаром, словно перед ним был храбрец, только что спасший ему жизнь. — Похвала из ваших уст мне вдвойне приятна. Это надо отметить. — Он поднялся и, спотыкаясь обо всякий хлам на полу, направился к двери. — Я сейчас.

Он вышел, предоставив Эдмунду возможность снова накинуть плащ и оглядеться. Николас рассказал ему о беспорядке, царившем в обители адвоката, однако картина, представшая глазам Худа, превзошла все его ожидания. Тарелки с объедками, расположившиеся в самых неожиданных местах, как и кипы документов на полу, были покрыты толстым слоем пыли, по которой бесстрашно разгуливали пауки. Худ задумался, как адвокату удается работать в таком хаосе, и размышлял об этом до появления Пая, державшего в руках кувшин и два кубка.

— Позвольте предложить вам вот это, — он поставил кубки на стол и принялся разливать содержимое кувшина. — Вкус изумительный. Подарок благодарного клиента.

— Надеюсь, он не был колдуном? — пошутил Худ. — Надо сказать, я не большой поклонник чародейских зелий, которые готовят из всякой мерзости.

Пай хихикнул:

— С чего вы взяли, что это ведьмино варево? В нем нет ничего особенного. Ну разве что наткнетесь на жабий глаз или кусочек крысиной печени… Шучу, сэр, шучу! Это мадера. Один из лучших урожаев.

— Ну что ж, тогда за вас, мистер Пай!

Пай опустился на стул и заговорил елейно:

— Итак, вы сказали, что моя пьеса недурна. А остальные разделяют ваше мнение?

— Барнаби Джиллу и Лоуренсу Фаэторну она понравилась, а самого требовательного критика вы уже видели. Глаз у Николаса Брейсвелла наметанный, уж если он сказал, что пьесу ждет успех, то так оно и есть. Собственно, это он порекомендовал нам «Ведьму из Рочестера». — пояснил Худ. — Он же предложил перенести действие в Эссекс, чтобы добиться большего успеха у зрителей.

— Я ему безгранично признателен.

— О, вы обнаружите еще немало оснований быть ему признательным. Пьеса навела его на кое-какие размышления. — Драматург откинулся на спинку стула. — Скажите, почему вы решили ее написать?

— Я сочинил ее сам…

— Порой я говорю то же самое, но я-то знаю правду. Пьеса — как дом. Чтобы ее написать, приходится проявлять терпение, аккуратно укладывая кирпичик на кирпичик. Воображение может показать нам внешний облик здания, но, чтобы его возвести, нужен тяжкий труд.

— Мой труд не был мне в тягость.

— Почему?

— Я очень трепетно отношусь к теме колдовства.

— Весьма странная сфера интересов для адвоката.

— Я не адвокат! — с неожиданной резкостью возразил Эгидиус. — Я стал законником не по велению сердца, а из верности завету отца. И с тех пор несу это бремя. Вы знаете, мистер Худ, сколько нас всего?

— Думаю, много…

— Когда мой отец вступил в Средний Темпл, барристеров едва ли насчитывалось пятьдесят. А теперь их число перевалило за четыре сотни. Что же касается поверенных, тех, что выступают в судах общего права, так о них и говорить страшно. Город кишмя кишит адвокатами. Они плодятся как тараканы, и точно так же, как от тараканов, от них нет спасения. Пожалуйста, сэр, не причисляйте меня к ним. Я презираю своих коллег за их однообразие. Даже когда адвокаты «пускают ветры», они воняют одинаково.

Последнее замечание Эгидиуса показалось Худу столь неожиданным и вульгарным, что он заморгал от удивления. Пай казался слишком чопорным для такой сальности. Странный он все-таки человек. Манеры Пая приводили в замешательство, изо рта его несло уксусом, луком и плесневелым сыром. С первого взгляда было ясно, что адвокат холост: подобного ухажера не подпустит к себе ни одна женщина. Да, работа с таким сулит некоторые сложности…

Худ отхлебнул вина и помахал свитком:

— Мистер Пай, нам надо обсудить текст. Сюжет хорош, персонажи яркие, пьеса производит сильное впечатление. Вместе с тем ее можно значительно улучшить.

— Покажите, где я допустил ошибки.

— Непременно. Однако, прежде чем мы перейдем к исправлению того, что уже имеем, давайте сперва добавим то, чего пьесе не хватает. Чего в ней вообще нет.

— И чего же в ней нет?

— Во-первых, нам нужен пролог — монолог строчек в двадцать, из которого зрители получат первое представление о пьесе, узнают, что их ждет. Не волнуйтесь, мистер Пай, я вам помогу, — успокоил адвоката Эдмунд. — Потом, надо добавить в пьесу песен. Благодаря вам у нас уже есть заклинания, которые произносит ведьма, но на музыку их не положишь. Я отметил места, куда можно вставить такие песни, которые ублажали бы слух зрителя. У нас в труппе пять музыкантов и немало славных певцов.

— Что-нибудь еще?

— Танцы. Доктора Пьютрида будет играть Барнаби Джилл, а он ни за что не выйдет на сцену, если ему не дадут станцевать джигу разок-другой. Боюсь, мистер Джилл несколько своенравен, — предупредил Худ, — поэтому его чудачества лучше учесть заранее. Я помечу, в каких местах танцы будут смотреться наиболее уместно.

— Может, еще чего-нибудь не хватает, мистер Худ?

— Теперь недостает лишь эпилога. Что-нибудь бодренькое, комичное.

— Ну, это проще простого. От чьего лица? От лорда Мэлэди?

— Лучше от лица самой ведьмы из Колчестера. Раз вы вынесли Черную Джоан в заглавие пьесы, так пусть она появится и в ее конце. Эпилог можно написать как заклинание — шесть, самое большее восемь рифмованных куплетов.

— Вы правы, — согласился Пай, — так пьеса получится куда лучше.

— А вот когда мы все это сделаем, уже можно будет перейти к серьезным изменениям.

— Серьезным?..

— Я расскажу, когда мы до них доберемся, мистер Пай.

— Как пожелаете, сэр…

— Сегодня я пришел к вам, главным образом, чтобы понять, сможем ли мы работать вместе, а коль скоро я в этом убедился, теперь надо решить, когда мы приступим к делу.

— Сэр, я сгораю от нетерпения. Если хотите, можем начать хоть сейчас.

— А как же ваши… э-э-э… непосредственные обязанности?

— Подождут, — махнул рукой Пай. — Пьеса для меня куда важнее. Сейчас, вот только уберу со стола…

— Если вы не против, — торопливо сказал Худ, вспомнив о теплом очаге у себя дома, — я бы предпочел, чтобы мы работали у меня. У меня есть несколько экземпляров пьесы. Да и живу я не так уж далеко, доберемся быстро — главное, идти поживее.

— Тогда в путь!

Наконец Лоуренс поддался на уговоры мальчика. Как только Дэйви услышал, что завтра два человека из труппы отправляются в Эссекс, он принялся упрашивать Фаэторна разрешить ему поехать с ними. Нельзя сказать, что мальчик сильно тосковал по дому. За то недолгое время, что парнишка провел в труппе, Дэйви успел со всеми поладить, приложив все усилия, чтобы подружиться с детьми Фаэторна и с другими учениками, которые жили с Лоуренсом под одной крышей. Также не было заметно, чтобы новый ученик грустил по отцу. С тех пор как Джером Страттон вышел из дома в Шордиче, Дэйви и не вспоминал о нем. Больше всего ему сейчас хотелось отправиться в Эссекс вместе с Николасом Брейсвеллом и Оуэном Илайесом, к которым он успел привязаться. У мальчика были неплохие козыри: он знал дорогу до Сильвемера, и у него имелся личный пони.

Посовещавшись с Николасом и со всей строгостью наставив мальчика, Фаэторн наконец-таки согласился его отпустить, решив, что, во-первых, ему вряд ли что-нибудь угрожает, а во-вторых — что поездка может пойти ему на пользу.

На следующий день троица отправилась в Эссекс. Лоуренс одолжил Николасу свою лошадь, а находчивый Илайес раздобыл себе коня непонятно где.

— Надеюсь, Оуэн, ты его не украл, — сказал Николас с сомнением.

— Нет, конечно, — хрипло рассмеялся валлиец. — Мне случалось лишать девиц невинности, но больше на воровском поприще мне похвастаться нечем. Этого конягу мне одолжила одна моя близкая подруга. Муж этой славной женщины в отъезде до пятницы, так что мы успеем обернуться, и отсутствие лошади никто не заметит.

— А кто ее муж? — с невинным видом спросил Дэйви.

— А вот это, паренек, тебя не касается, — ответил Николас, с упреком глянув на Илайеса. — Оуэн, с нами поедет мальчик, так что следи за тем, что говоришь.

— О, тогда ты зря взял меня с собой. Ты же знаешь, благовоспитанность — не мой удел. Кроме того, если Дэйви собирается стать полноправным членом труппы, то, чем быстрее он приучится к крепким словцам да сальностям, тем лучше для него.

— Ты все-таки смотри. Мне бы не хотелось, чтобы Дэйви пошел неверной дорогой…

— Ты прав — ведь сейчас он у нас за проводника, а, малыш?

— Ага, — согласился Дэйви. — Когда будем поближе к дому, я покажу короткий путь.

— И сколько дотуда ехать? — поинтересовался Николас.

— Это зависит от нашей скорости, сэр.

— Ну что ж, не будем канителиться, — решил Илайес, пуская коня в легкий галоп.

Троица споро скакала по промерзшей дороге на северо-восток. Николас радовался, что путешествует в компании валлийца. Илайес, обладавший недюжинной силой и суровым нравом, был незаменим в схватке. Как и Николас, он был вооружен мечом и кинжалом. Не меньше суфлер радовался и обществу Дэйви, причем отнюдь не только потому, что мальчик хорошо знал графство, в которое направлялась троица. Ему нравился новый ученик, и хорошо, что подвернулась возможность познакомиться с Дэйви поближе.

— Скажи, Дэйви, а от твоего дома до Сильвемера далеко? — спросил Николас.

— Пара миль, сэр.

— Значит, ты можешь устроить своему отцу сюрприз и навестить его.

— Ни за что! — последовал недвусмысленный ответ. — Он не захочет меня видеть.

— Как же так? Ты ведь его сын.

— Может, его вообще не будет дома, — уклончиво ответил мальчик. — Я уж лучше побуду с вами.

— Ну, как хочешь.

— Да уж, мистер Брейсвелл, мне так больше нравится.

Дэйви погрузился в молчание, и Николас решил его пока не тревожить расспросами. Тайна странных, натянутых отношений между отцом и сыном рано или поздно будет разгадана, а сейчас его любопытство только отпугнет мальчика. «Наверное, парнишке и так уже досталось. Видать, отец гнул бедолагу в бараний рог», — думал Брейсвелл.

— Ник, что ты знаешь о новой пьесе? — спросил Илайес.

— «Ведьма из Колчестера» — довольно веселая комедия. Она сослужит нам славную службу.

— Должно быть, Лоуренс возлагает на нее большие надежды, раз бережет ее на самый конец. А когда мне дадут прочесть мою роль?

— Как только Эдмунд с автором закончат работу над пьесой, — ответил Николас. — Тебе решили дать роль сэра Родерика Лоулеса.

— Хорошее имечко. Мне нравится.

— Автору пьесы оно тоже пришлось по душе. Родерик Лоулес — адвокат, не уважающий закон.

— Много напыщенных монологов?

— Сплошняком.

— А как у меня по сюжету с женщинами?

— У тебя есть жена, леди Аделиза, и любовница — сама Черная Джоан.

— Черная Джоан?

— Ну да! Ведьма.

— Ведьм не бывает, — неожиданно подал голос Дэйви.

— А ты откуда знаешь? — спросил Николас.

— Отец сказал.

— А я-то думал — Эссекс кишмя кишит ведьмами…

— Мой отец говорит совсем не так, — отозвался мальчик. — Он говорит, что колдовство — это просто ловкий обман.

— Значит, как минимум одна из наших пьес твоему отцу точно не понравится. Насколько я понимаю, он приедет на нас посмотреть.

— Наверное. — Дэйви сразу помрачнел.

— Наверняка приедет, — продолжал Николас. — После разговора с мистером Страттоном у меня создалось впечатление, что они с сэром Майклом Гринлифом не только соседи, но и друзья. Мы получили список приглашенных — там стояло имя твоего батюшки. — Заметив, что мальчик чувствует себя не в своей тарелке, Николас поспешил сменить тему: — Дэйви, как называется то место, где ты живешь?

— Холли-лодж — Остролистов приют.

— Великолепное название. И как там — красиво?

— Там очень мило… Но теперь я оттуда уехал.

— Святая истина, — согласился Илайес. — Теперь ты живешь в Шордиче на Олд-стрит, под крылышком Лоуренса Фаэторна. — Валлиец коротко рассмеялся. — И знаешь, твой новый дом тоже можно назвать Остролистовым приютом: Марджери Фаэторн — добрая душа, но за словом в карман не полезет, язык у нее — что твой куст остролиста!

— Но распекает она только тех, кто плохо себя ведет, — поспешно добавил Николас. — О Дэйви в Шордиче будут хорошо заботиться, и он станет ему настоящим домом.

Мальчик ничего не сказал, однако в его молчании Николасу почудилось одобрение.

Теперь они скакали по сельской местности. На деревьях и полях в лучах утреннего солнца тускло искрился иней. Ветер дул спутникам в спину. Дорога была пуста, и только изредка им попадались крестьяне, ехавшие в телегах на рынок. Вдали блеклой линией тянулся горизонт. Казалось, троица едет по Богом забытой глуши.

— Ты когда-нибудь видел сэра Майкла Гринлифа? — спросил Николас, поворачиваясь к Дэйви.

— Несколько раз.

— И каков он?

— Он хороший, — ответил мальчик. — Многие говорят, что сэр Майкл необычный, но он мне нравится.

— Необычный? В каком смысле?

Мальчик задумался, подбирая слова, но так и не найдя их, ответил:

— Увидите сами.

Проведя несколько часов в седле, путники решили сделать привал в придорожном трактире, чтобы перекусить и дать лошадям передохнуть. Дэйви Страттон стал разговорчивее и принялся расспрашивать о театре, засыпав своих спутников вопросами, причем один волновал мальчика особенно.

— Я что, буду играть только женщин? — поинтересовался он, еле сдерживая отвращение.

— Ага, — кивнул Илайес, отхлебнув эля. — Служанок, горничных, потаскух, монашек, королев, императриц, одним словом — всех представительниц слабого пола, включая мегер и соблазнительниц. Впрочем, нет худа без добра.

— Это как?

— Ну, может так получиться, что тебе доведется играть мою жену, и тогда на сцене я подарю тебе сладкий, нежный поцелуй! — Актер усмехнулся, видя, как перекосилось лицо мальчика. — Знаешь, может выйти еще хуже, и ты узнаешь, что такое объятия Барнаби Джилла, — вот тут ты точно поспешишь поскорее вернуться к своему муженьку!

— Не забивай ему голову, Оуэн, — одернул приятеля Николас. — А ты, Дэйви, не волнуйся, тебе еще очень не скоро дадут серьезную роль. Они достаются таким, как Дик Ханидью, ну, тем, кто уже насобачился играть женщин. Во время гастролей в Сильвемере ты, может, вообще не выйдешь на сцену, а если и выйдешь, то, скорее всего, тебе дадут роль какого-нибудь пажа или слуги.

— Мужскую?

— Будешь играть мальчика, то есть самого себя.

Дэйви с облегчением вздохнул, и Николас решил, что паренек стесняется выступать перед отцом в женском обличье. Кроме того, суфлеру показалось, что Дэйви засыпал его вопросами только для того, чтобы самому не отвечать на вопросы Николаса. Интересно получается: чем ближе они к дому Дэйви Страттона, тем меньше мальчик хочет о нем говорить.

Снова двинувшись в путь, Николас и Илайес убедились, что не зря взяли юношу с собой. Дэйви уверенно двигался по тропинке, змеей вившейся через дубраву. Наконец, троица снова выбралась на открытое пространство, однако дорога лучше не стала: некогда раскисшая от дождей, потом разбитая копытами коней сотен путников, теперь она застыла на морозе причудливым рельефом. Тракт пролегал через поля, на которых, поблескивая на солнце, таял иней. Николасу поездка нравилась, и он с интересом оглядывался по сторонам, довольный, что удалось вырваться из смрадного Лондона. У Дэйви, который правил своим пони с уверенностью опытного наездника, тоже было замечательное настроение. Илайес не разделял их восторгов — ему было холодно, однообразные пейзажи быстро наскучили, а главное — начали ныть бедра и ягодицы.

Ровной рысью они преодолели изгиб дороги, которая теперь пошла в гору. Вершину холма венчали старые вязы, туго скрипевшие на ветру. Первым движение за деревьями заметил Николас и указал на него Илайесу, толкнув его локтем. Они приготовились при необходимости выхватить из ножен мечи.

— По моей команде, — произнес Николас, обращаясь к Дэйви, — пустишь лошадь галопом.

— Зачем?

— Делай, как я тебе велю.

— Нам что-то угрожает?

— Не знаю.

Путники медленно двигались к вершине. Из-за толстого ствола на краткий миг высунулась чья-то голова и тут же снова исчезла. Верно, путников ждала засада. Деревьев было слишком мало, чтобы за ними могло укрыться много людей, и росли они только с одной стороны дороги, так что было ясно, откуда ждать нападения. Николас дождался удобного момента и, когда до вершины оставалось ярдов двадцать, хлопнул лошадь по крупу:

— Давай, Дэйви! Гони!

Пони рванул вперед и, преодолев вершину, оказался в безопасности прежде, чем разбойники, сообразив, в чем дело, выскочили из укрытия. Их было четверо, все пешие, вооруженные мечами и копьями. Когда Николас и Илайес приблизились, к каждому из них рванулось по паре негодяев. Пока один головорез пытался схватить лошадь под уздцы, второй атаковал всадника. Увы, день у бандитов выдался неудачным. Путники, в один миг выхватив из ножен мечи, отражали удары нападавших и быстро перешли в атаку, повергая противников наземь. Скоро всадники скрылись за холмом, оставив четверых оглушенных мерзавцев зализывать раны и размышлять о собственном безрассудстве.

Проскакав галопом несколько миль и поняв наконец, что погони можно не опасаться, путники сбавили темп. Дэйви, не видевший битвы, сгорал от нетерпения.

— Это были разбойники? — спросил он, широко распахнув глаза.

— Наверное, они и вправду так считали, — усмехнулся Илайес. — Но мы им оказались не по зубам! Верно я говорю, Ник? — Валлиец хлопнул себя по ляжке. — Чудесно вышло! Я как раз хотел повеселиться.

— Сколько их было? — продолжал приставать Дэйви.

— Не меньше дюжины.

— Четверо, — сурово сказал Николас. — Мы заметили одного, когда подъезжали.

— Наверное, это был тот самый, которому я заехал ногой в челюсть, — веселился Илайес. — У него теперь небось совсем зубов не осталось!

— А вы испугались?

— Кого? Четырех оборванцев? Чего их бояться?

— Отчаявшиеся люди способны на безумные поступки, — проговорил Николас. — Должно быть, им надоело ждать путников в такую стужу. Да, не повезло им сегодня. — Он повернулся к другу: — Спасибо, Оуэн. Ты мне славно помог. Я очень рад, что ты со мной поехал.

— Я тоже, — отозвался валлиец. — Я просто расцветаю, когда оказываюсь в гуще событий.

Через час путники приблизились к цели своего путешествия. Дэйви Страттон становился все беспокойнее и мрачно оглядывался по сторонам. Когда троица добралась до перепутья, мальчик объяснил:

— Вот эта дорога длинная, она ведет в Сильвемер через Холли-лодж, и, если мы поскачем по ней, сделаем здоровенный крюк. А если поедем через лес, то доберемся до Сильвемера в два раза быстрее.

— Но ведь тогда ты не сможешь заехать домой, — молвил Николас.

— Ничего страшного.

— Ты уверен?

— Да, — кивнул мальчик. — Я хотел бы поехать короткой дорогой.

— Ну, тогда веди нас.

Тропинка, бежавшая через лес, была настолько узкой, что пришлось ехать гуськом. Слева и справа темнели дубы и вязы. Дэйви уверенно правил пони, пустив его быстрой рысью. С первого взгляда было видно, что он хорошо знает здешние места. Когда всадники выбрались на прогалину, Илайес попросил остановиться.

— Погодите! — крикнул он. — Мне надо до ветру.

Он спешился и зашел за дерево. Николас, пользуясь возможностью, тоже спрыгнул с лошади, чтобы размяться. Но тут из-за кустов донеслось фырканье, и Николас, взявшись за рукоять меча, двинулся на звук. Когда от кустов его отделяло несколько ярдов, послышался визг, и, треща ветками, появился кабан. Переведя дух, Ник взглядом проводил животное, которое мгновенно исчезло среди деревьев. Повернувшись, суфлер пошел было к лошади, да так и застыл на месте. Дэйви Страттон пропал. Ни мальчика, ни пони.

Из-за деревьев, завязывая штаны, показался Илайес.

— А где паренек? — полюбопытствовал он.

— Вот и мне интересно, — ответил Николас, с беспокойством оглядываясь по сторонам.

— Может, он тоже пошел за дерево отлить.

— Надеюсь.

— Дэйви! — крикнул Илайес. — Дэйви! Ты где?!

По лесу пошло гулять эхо, спугнув с заиндевевшей ветки какую-то птицу. Ответа не было.

— Дэйви! — закричал Николас, прижав сложенные ладони к губам. — Дэйви!

И снова нет ответа. Илайес почесал в затылке и пожал плечами:

— Может, он отошел и заблудился?..

— Боюсь, что нет, — покачал головой Николас.

— Что ты хочешь сказать?

— Дэйви отбился не случайно. Он сбежал.

Некоторое время ушло на то, чтобы вернуться к развилке. Решив, что сейчас искать Дэйви бессмысленно, Николас предложил отправиться к дому мальчика в Холли-лодж, поскольку, скорее всего, сбежавший ученик должен быть там. Объездной тракт был шире, и всадники смогли ехать бок о бок.

— Я думаю, что он, наверное, передумал, — заговорил Илайес.

— Передумал что?

— Играть в театре. С виду он, конечно, послушный, но в тихом омуте черти водятся. Он ведь все-таки мальчишка. Видать, оскорбился, что на него наденут женское платье. Я его понимаю: меня бы это тоже задело.

— Оуэн, это не причина взять и вот так нас бросить.

— А может, он просто играет с нами?

— Может быть, — кивнул Николас, — однако тут не все так просто. Теперь ясно, отчего он так набивался нам в проводники: для него это был чудесный шанс сбежать.

— От кого?

— От нас, от труппы, от Лондона.

— Зачем же он так рвался стать учеником?

— Рвался? Не уверен. Решение за него принял отец.

— Ему-то это на что?

— А вот это пока загадка.

Вскоре показался дом — громоздкий, отделанный деревом, с соломенной крышей. Из труб, клубясь, валил дым. Сбоку высилась кирпичная стена, защищавшая дом и пристройки от ветра. Проехав через небольшой парк, актеры спешились. Слуга впустил гостей в холодную залу и отправился звать господина. И вот появилась дородная фигура Джерома Страттона. Николас поздоровался и представил хозяину Оуэна Илайеса.

— Я гостей не жду, — грубо бросил Страттон. — Поэтому, боюсь, времени уделить вам не смогу. Насколько я понимаю, вы держите путь в Сильвемер?

— Да, сэр.

— Что ж, вы уже близко. Я прикажу слуге, чтобы он показал вам дорогу.

— У нас уже есть проводник, мистер Страттон. Вернее, был, пока мы не потеряли его в лесу. Мы хотели узнать, не приходил ли он к вам.

— Разумеется, нет. С какой стати он должен был явиться сюда?

— Дело в том, что проводником был ваш сын.

— Дэйви? — Страттон был потрясен.

— Он упросил нас взять его с собой, — молвил Илайес. — Мы подумали, что он стосковался по дому.

— Сомневаюсь, — поворчал Страттон. — Значит, говорите, в лесу потерялся?

— Да, — признался Николас. — Вернее сказать, сбежал.

Суфлер рассказал об исчезновении мальчика и увидел, как раздражение на лице Джерома Страттона сменяется яростью. В Шордиче купец показался Николасу веселым и добродушным, однако теперь изысканные манеры пропали без следа. Стиснув кулаки, Джером бросил на гостей полыхающий злобой взгляд.

— Вы его упустили! — зарычал он.

— Мы и думать не думали, что он собирается бежать…

— Может, он просто заблудился? — предположил Илайес.

— Еще чего! — рявкнул Страттон. — Лес принадлежит мне, я им торгую. Дэйви часто там гулял, играл в прятки с друзьями, обожал смотреть, как работают лесорубы. Он знает лес как свои пять пальцев и не может потеряться. Он сбежал.

— Но почему? — недоумевал Илайес.

— Вот это я и собираюсь узнать. Он ученик «Уэстфилдских комедиантов», и теперь ваш черед за ним следить. Как вы могли его упустить, идиоты?!

Валлиец набычился, и Николас поспешил вмешаться, прежде чем Илайес взорвется:

— Простите нас, мистер Страттон, мы приложим все усилия, чтобы отыскать, мальчика. Если кто-то хочет стать членом труппы, то потом не сбегает при первой же возможности. А коли вы и вправду считаете нас идиотами, то зачем же в таком случае доверили нам сына?

— И между прочим, — запальчиво добавил Илайес. — мы попали в засаду и спасли Дэйви жизнь. И если вы считаете нас идиотами, можете отправить нас в «Бедлам» — пусть нас на цепь посадят!

— Ну хорошо… я погорячился, — проговорил Страттон. — Прошу меня простить, джентльмены. Вы принесли дурные вести, однако вас не в чем винить.

— Может быть, Дэйви не очень хочет быть актером? — кинул Николас пробный камень.

— Хочет-хочет. Только о театре и говорит.

— А кому первому пришла в голову мысль отдать его в комедианты?

— Разумеется, мне.

— Несмотря на то, что вас ждала разлука с сыном?

— Дэйви — неугомонный сорванец. Он хочет воли — крылышки расправить.

— А ваша жена как отнеслась к этому?

Страттон помрачнел еще больше.

— Моя любезная супруга скончалась прошлой осенью, — скрипнув зубами, ответил он. — Если бы она была жива, то желала бы для Дэйви точно такой же судьбы, что и я.

— Значит, отдать мальчика в ученики решили вы?

— Решение об ученичестве мы приняли с ним вместе.

— Чего же тогда чертенок сбежал? — тупо спросил Илайес.

Страттону потребовалось несколько минут, чтобы совладать с новым приступом гнева. Собрав волю в кулак, он одарил путников блеклой улыбкой и открыл дверь.

— Спасибо, что зашли, джентльмены, — с деланым радушием произнес он. — Однако то, о чем вы мне поведали, дело семейное, и я сам постараюсь разобраться с ним.

— Но мы ведь волнуемся о Дэйви… — начал Николас.

— Ага, — поддакнул Илайес. — Мы места не находим при мысли о том, что паренек попадет в беду, хотя его и следует хорошенько отодрать за уши. Нам нужен этот бесенок. Хотя бы для того, чтобы указать нам дорогу обратно в Лондон.

— Вы его получите, — заверил валлийца Страттон. — Забудьте о Дэйви и езжайте в Сильвемер к сэру Майклу. Вы ведь прибыли в Эссекс, чтобы осмотреть залу, в которой собираетесь играть? Так и займитесь делом. Вас ждет сэр Майкл, — напутствовал он, почти силой выпроваживая нежданных гостей. — Счастливого пути. Езжайте по дороге дальше и попадете туда, куда нужно. Не заплутаете.

Гости неуверенно вышли на крыльцо.

— А как же Дэйви? — оглянувшись, спросил Николас. — Как вы собираетесь его искать?

— А вот это уж мое дело, сэр, — и с этими словами купец плотно затворил дверь перед носом суфлера.