На несколько минут «Уэстфилдскими комедиантами» овладела паника. Да и немудрено: дорога была перегорожена, лошади рвали удила, телега сломана, а путь назад перекрыт горящей соломой. Мальчики плакали, Лоуренс Фаэторн рычал от злости, кони не слушались всадников. Первым в себя пришел Николас Брейсвелл и обнаружил рядом с собой Дэйви Страттона, скулившего от страха. Он ободряюще похлопал мальчика по спине и осмотрелся. Лошадь Эдмунда Худа, мотая головой, пятилась назад, а несчастный сочинитель едва держался в седле. Николас тут же пришел на помощь, схватил удила и не выпускал их, пока животное не успокоилось настолько, что Худ смог спешиться.

Главной бедой был огонь. Обошлось без ожогов, но пламя сильно пугало лошадей. Николас кинулся к поваленному дереву, отломил ветку и принялся сбивать огонь. Его примеру последовал Оуэн Илайес, привязав свою лошадь к телеге. Солома горела жарко, но недолго, последние очаги суфлер и валлиец затоптали ногами. Кризис миновал, гомон постепенно сходил на нет, лошадей успокоили. Теперь можно было прикинуть убытки.

Труппе повезло. Те, кто попадал на землю, отделались лишь царапинами и ушибами, Джордж Дарт заработал под глазом синяк; судьба уберегла актеров от серьезных ран и увечий. Кое-что из реквизита и декораций, вывалившихся из опрокинувшейся телеги, оказалось сломано, но все это можно было починить. Самый страшный удар был нанесен по чувству собственного достоинства Барнаби Джилла.

— Тепло нас встречают в Эссексе, ничего не скажешь, — молвил он, дико озираясь по сторонам. — С меня хватит. Надо немедленно возвращаться.

— Ни за что! — заорал Фаэторн, заглушая тихий ропот. — Нас не остановит эта дурацкая шутка!

— Это не шутка, Лоуренс, очнись! — резко возразил Джилл. — Мы могли погибнуть.

Тут голос подал Николас:

— Да нет же, нас, скорее, хотели напутать. Если бы нас хотели убить, в ход пошли бы мечи или камни. Это было предупреждение.

— И мы его проигнорируем! — заявил Фаэторн.

— Проигнорируем? Отлично! Только самое спокойное место для этого — Лондон, — проворчал Джилл.

— Что ж, — вмешался Николас, — раз Джилл считает, что его жизнь в опасности, он может возвращаться в Лондон. Нам будет не хватать его гениальной игры, однако в труппе есть актеры, которые смогут его заменить. Ну а мы, — он окинул взглядом остальных, — тем временем отправимся в Сильвемер, где нас действительно ожидает теплый прием.

Джилл пришел в ярость:

— Что?! Кто-то будет играть мои роли?! Я никому не позволю притронуться к доктору Блэксоту из «Счастливого ворчуна»!

— Но кому-то все-таки придется это сделать, мистер Джилл…

— Точно, — подхватил Илайес. — Знаешь, Барнаби, я давно уже облизываюсь на эту роль. Можешь со спокойной душой ехать в Лондон, я отыграю ее в лучшем виде.

— Нет! — вскричал Джилл. — Не позволю растаскивать мои роли!.. А кроме того, — тон его сменился на язвительный, — как вы вообще собираетесь что-то ставить в Сильвемере? Мы ведь пока туда не доехали. И не доедем. Видите, на дороге — дерево.

— Уберем. Это проще простого, — пояснил Николас. — Выпряжем лошадей из телеги, и они отволокут дерево прочь.

— А как же сама телега? Она ведь сломана. А без нее у нас ни костюмов, ни декораций — вообще ничего.

Николас осмотрел повреждения:

— Ничего. Ось живехонька. Остается только починить колесо, а это дело пустячное.

— Верно. — Фаэторн спешился. — Колесо я беру на себя. Я провел в кузне все детство, смотрел, как работает отец, а он был неплохим каретником! Посмотрим, не позабыл ли я его науку.

— Ты еще здесь, Барнаби? — Валлиец продолжал кривляться. — Я-то думал, ты уже улепетываешь, только пятки сверкают.

— На нас напали, Оуэн, — серьезно ответил актер. — Наши жизни были в опасности. Как ты можешь вести себя так, словно ничего не случилось?

— Потому что это единственный способ отомстить тем, кто устроил эту засаду.

— И кто же это был?

— Узнаем, — ответил Николас, уже догадываясь, кто напал на труппу. — Хватит переливать из пустого в порожнее. Тем, кто все еще хочет ехать в Сильвемер, лучше заняться делом.

Николас принял командование на себя. Отправив актеров собирать вывалившийся на дорогу скарб, суфлер выпряг из телеги лошадей и с их помощью оттащил дерево с дороги. В это время Фаэторн взялся за инструменты, которые всякий раз брал с собой на гастроли, и занялся сломанным колесом. Ученики набрали хвороста, и Николас развел костер, а потом предложил музыкантам разобрать инструменты и сыграть что-нибудь веселенькое. Потрясение, пережитое актерами, постепенно прошло, даже Барнаби Джилл сменил гнев на милость.

Николас и Оуэн отправились осмотреть подлесок, в котором прятались нападавшие. Землю сковал холод, поэтому следов от копыт почти не осталось, однако суфлер и валлиец решили, что врагов в засаде сидело немного. Сломанные ветки кустарника указывали путь отступления злоумышленников, но пускаться в погоню было уже поздно.

— Черт возьми, Ник, кто это был? — воскликнул Илайес.

— Думаю, Оуэн, имя одного из них нам уже известно. Это человек, о котором нас предупреждал сэр Майкл, — Реджинальд Орр.

— Злобный пуританин?

— Полагаю, что именно он.

— Божий человек чинит зло и насилие?

— У меня такое ощущение, что этот божий человек пойдет на любое преступление и гнусность, — проговорил Николас. — Он считает актеров паразитами, с которыми необходимо расправиться.

— Ну что ж, если он хочет расправиться со мной, ему придется изрядно попотеть.

— Орр, наверное, думает, что мы сейчас стремглав несемся обратно в Лондон. Но когда он узнает, что мы все-таки добрались до Сильвемера и собираемся выступать, то может снова устроить нам какую-нибудь гадость.

— Если мы до этого не порежем мерзавца на ремни!

— Чтобы посчитаться с Реджинальдом Орром, нам нужны доказательства его вины. — заметил Николас.

— Да ведь и дураку ясно, что это он! — возразил Илайес. — Кто же еще?

— Не знаю. Совершенно понятно, что это были не разбойники — они-то наверняка напали бы, когда началась суматоха. Засада была хорошо подготовлена. Значит, кто-то узнал, что мы поедем сегодня и именно этой дорогой. Чтобы вырыть яму и срубить дерево, нужно время и силы…

— Ну и как же нам быть?

— Пойдем к остальным и поможем починить телегу. Можешь ею править до Сильвемера, — предложил Николас. — Я возьму Дэйви и поеду вперед, чтобы больше с нами не приключилось никаких неожиданностей. Мальчонка знает через лес короткую дорогу. Это поможет нам сэкономить время.

— Если он снова не убежит.

— Не убежит. Засада его до смерти напугала. Он не посмеет удрать и остаться один на один с врагами.

Они выбрались из зарослей и направились к остальным. «Уэстфилдские комедианты» приободрились. Актеры, возившиеся со скарбом, обменивались веселыми шутками, остальные грелись у костра и слушали задорные песни музыкантов. Барнаби Джилл, устыдившись своего поведения, доказывал свою преданность труппе, развлекая учеников танцами. Склонившийся над колесом Фаэторн ритмично махал молотком. Худ репетировал свою роль в «Ведьме из Колчестера». Теперь актеры скорее походили не на жертв нападения, а на путников, устроивших привал на обочине.

— Пусть делают, что хотят, — твердо заявил Николас, воодушевленный этой картиной. — Им ни за что не остановить «Уэстфилдских комедиантов».

Ромболл Тейлард, хотя и кутался в теплый плащ, то и дело содрогался всем телом от холода, а хозяин Сильвемера не обращал ни малейшего внимания на стужу и пронизывающий ветер. Мужчины стояли на вершине башни. Вместо того чтобы разглядывать в телескоп небеса, сэр Майкл направил трубу в сторону горизонта, высматривая в надвигающихся сумерках приближающихся гостей. Наконец он отстранился от окуляра и уныло покачал головой:

— Не видать.

— Может, они сегодня уже и не приедут, сэр Майкл.

— Но они обещали, а Николас Брейсвелл показался мне человеком слова. Господи, им же выступать завтра вечером. Что я скажу гостям, когда они узнают, что спектаклей не будет?

— Может, они заплутали? — предположил Тейлард.

— С Николасом Брейсвеллом и Оуэном Илайесом? Они же знают дорогу. Нет, Ромболл, не думаю, что труппа заблудилась. Да с ними еще и Дэйви Страттон, он знает графство не хуже меня…

— Это только если они взяли мальчика с собой, сэр.

— Ну как же иначе-то? — вздохнул Гринлиф. — Ведь среди приглашенных — его отец. Джером Страттон вознегодует, если его сын не выйдет на сцену. Дэйви мальчик умный. Из него может получиться замечательный актер.

— Не уверен, что актерам так уж нужен ум, — процедил управляющий сквозь зубы. — Иногда приходится иметь дело с малограмотными. Вспомните хотя бы этого валлийца.

— Оуэна Илайеса? Жена говорит, что он замечательный актер.

— Но университетов он явно не кончал.

— Так и я не кончал, Ромболл, — рассмеялся сэр Майкл. — Однако мне открыто такое, что скрыто от ученых мужей в Оксфорде и Кембридже. И наукой дело не ограничивается, хоть она и первая из моих возлюбленных жен. Я также обожаю изящные искусства. Комедианты едут к нам отнюдь не только по капризу леди Элеоноры. Я, как и она, большой почитатель театра. В отличие от тебя.

— Меня? — Управляющий замер.

— Будет тебе, Тейлард. Полно притворяться, по крайней мере со мной. Ты ведь противишься приезду «Уэстфилдских комедиантов».

— Я целиком и полностью отвергаю ваши обвинения, сэр Майкл.

— Да ладно тебе, я же чувствую, что ты не одобряешь мое приглашение.

— Я не вправе что-либо одобрять или не одобрять, — ответил Ромболл с достоинством. — Я управляющий вашего имения и выполняю приказы, не обсуждая их и не рассматривая с точки зрения морали. Я служу вам и леди Элеоноре, и служба мне в радость.

— Ты действительно служишь нам верой и правдой. В преданности тебе нет равных. Ну кто бы еще стал стоять со мной в такую стужу на вершине башни? — Сэр Майкл хохотнул. — Кроме этого, полагаю, во всей Англии не найдется другого такого управляющего, который стал бы мириться с пальбой из пушки и вонью реактивов из лаборатории. Однако мы знакомы очень давно, и для меня не секрет, что ты чувствуешь. Ты относишься к нашим гостям из Лондона с предубеждением.

Управляющий помялся.

— Отчасти вы правы, сэр Майкл, — наконец признался он, — но дело тут не в актерах. Речь о вас и леди Элеоноре.

— Что ты имеешь в виду?

— Осмелюсь заметить, что, когда вы пригласили в Сильвемер комедиантов, вы накликали беду, о которой вас уже недвусмысленно предупредил викарий.

— Ах да, этот несносный Реджинальд Орр, — вздохнул сэр Майкл.

— Сэр Майкл, меня охватывает ужас при мысли о том, что он может причинить вам зло.

— Ничего он мне не сделает, Ромболл. Этого безумца даже близко к дому никто не подпустит.

— Я предупрежу слуг, чтобы они были начеку.

— Правильно! — Сэр Майкл сверкнул глазами. — И коль скоро ты считаешь, что нас ждет нашествие орды обезумевших пуритан, можешь поставить дозорного на башню. Пусть смотрит в телескоп.

Тейлард тонко улыбнулся, что было большой редкостью:

— Сэр Майкл, в усадьбе у меня нет недругов, которых я ненавижу столь сильно, что согласился бы сослать на башню в такую погоду.

— Мне кажется, сегодня не так уж и холодно.

— Озеро все еще покрыто льдом.

— Ничего, скоро я положу этому конец. Расстреляю его из пушки.

— Почему бы вам вместо этого не отправить слуг? Они вполне смогут разбить лед.

— Зачем их зря беспокоить, когда есть наука? Дело за малым — правильно подобрать пропорции, и порох готов. Думаю, я перебарщиваю с серой… — Он снова приник к телескопу: — Ну где же они? Скоро совсем стемнеет и ничего не будет видно.

— Осмелюсь предложить вам вернуться в дом, — с легким поклоном произнес управляющий.

— Пожалуй, ты прав, — сдался Гринлиф. — Мы попусту теряем время… Погоди-ка, вроде бы кто-то едет.

Тейлард внимательно посмотрел на дорогу:

— Я никого не вижу.

— Да вон там, левее.

Подойдя к краю парапета, Тейлард вгляделся в западную оконечность владений. Вдалеке из полумрака проступали маленькие фигурки людей. Впереди ехали двое конных, потом телега, за ней еще всадники. Сэр Майкл пришел в такой восторг, что весело замахал руками, забыв, что его не видно из-за парапета.

Управляющий, стараясь придать своему голосу бодрость, что потребовало от него немало усилий, произнес:

— Какая радость! Просто гора с плеч. Вам не кажется, что нам следует спуститься и выйти к ним навстречу?

Когда впереди замаячил силуэт усадьбы Сильвемер, усталые и измотанные приключениями «Уэстфилдские комедианты» почувствовали прилив сил. Мысль о скором ужине и отдыхе в тепле вызвала улыбку даже у Барнаби Джилла. Впереди процессии ехал Николас Брейсвелл и Дэйви Страттон. К ним подъехал Лоуренс Фаэторн, чтобы поприветствовать хозяина поместья и представить труппу.

Первой из дома выбежала леди Элеонора, вскоре к ней присоединился супруг. Фаэторн, не вылезая из седла, сорвал с головы шляпу и склонился в поклоне.

— «Уэстфилдские комедианты» к вашим услугам, — торжественно произнес он. — Позвольте представиться. Меня зовут Лоуренс Фаэторн.

— Мы ожидали, что вы приедете раньше, мистер Фаэторн, — встревоженно проговорила леди Элеонора.

— Мы столкнулись с одной небольшой проблемой, о которой, если позволите, я хотел бы поговорить позже.

— Что ж, давайте побеседуем об этом в тепле, — поторопил сэр Майкл, размахивая руками, словно наседка крыльями. — Пока заходите все в дом. Конюхи позаботятся о лошадях. Вас ждет горячий ужин.

Актеры радостно загомонили. С момента последней трапезы прошло немало времени, и они успели изрядно замерзнуть.

Войдя в аванзал, Николас тут же увидел Ромболла Тейларда, невозмутимо стоявшего в углу. Управляющий вежливо кивнул. Когда труппа, в сопровождении слуги, скрылась в направлении кухни, Брейсвелл должным образом представил Фаэторна владельцам усадьбы.

— Простите, что заставили ждать, — Лоуренс виновато развел руками. — но по дороге к вам на нас напали.

— Боже милосердный! — воскликнула леди Элеонора. — Разбойники?

— Мы так не думаем.

— Все живы? Никто не ранен?

— К счастью, леди Элеонора, нет.

— Так кто же на вас напал? — спросил сэр Майкл.

Николас вкратце поведал о засаде и высказал свое предположение о том, кто именно так противился приезду актеров в Сильвемер. Версию суфлера подтвердил Майкл Гринлиф.

— Вы правы, похоже, это работа Реджинальда Орра, — не задумываясь сказал он.

— Его надо отправить за решетку! — возмутилась леди Элеонора.

— И отправим, моя дорогая. Вот только как нам найти доказательства?

Леди Гринлиф покачала головой:

— Мне так жаль, что ваше путешествие было испорчено этим чудовищным происшествием.

— Досадные мелочи, леди Элеонора, — махнул рукой Фаэторн. — Даже тысяче таких, как Реджинальд Орр, не под силу помешать моей труппе приехать к вам. Ведь вы оказали нам своим любезным приглашением огромную честь. Должен сообщить, — он выпятил грудь колесом, — что среди прочих ролей я также играю и Генриха Пятого, а для него упавшее на дорогу дерево и горящая солома — не преграда. Кроме того, с нами Николас Брейсвелл, а он с Френсисом Дрейком обошел весь свет!

— С Реджинальдом Орром надо что-то делать, — хмурился сэр Майкл, не слушая актера. — Наверняка это был он или кто-нибудь из его подельщиков. А пока единственное, что я могу сделать, — еще раз принести свои извинения. Надеюсь, случившееся никак не повлияет на завтрашнее представление?

— Ну что вы, — прогудел Фаэторн. — Об этом не может быть и речи. Завтра мы ставим «Двойную подмену» — вся усадьба будет ходуном ходить от смеха. Мы добрались целыми и невредимыми и собираемся произвести на ваших гостей самое приятное впечатление.

Сэр Майкл просиял, его супруга одарила Фаэторна благодарной улыбкой, актер был доволен радостью хозяев, а Николас краешком глаза следил за Ромболлом Тейлардом. Управляющий явно не разделял восторг своего хозяина по поводу приезда актеров. В глазах Тейларда читалась такая ненависть, что у Николаса мелькнуло подозрение — а не он ли устроил засаду?.. Суфлер обернулся к леди Элеоноре, задавшей ему какой-то вопрос. Когда Брейсвелл повернулся снова, Тейлард уже исчез, словно его никогда здесь и не было.

— Сделай же что-нибудь, Майкл, — тем временем наседала на Гринлифа жена. — Безумца надо арестовать.

— Он поклялся, что не даст нам добраться до Сильвемера, — напомнил Николас. — Как вы думаете, сэр Майкл, что он сделает, когда узнает, что его затея провалилась? Попытается снова напасть на нас?

— Увы, — вздохнул хозяин поместья. — Он ни за что не оставит вас в покое.

Джеред Тук был человеком практичным и не склонным к формальностям. Когда в приходе кого-нибудь хоронили, обычно нанимали Натаниеля Кичена, опытного могильщика. Однако теперь, когда самому Натаниелю Кичену пришел черед ложиться в землю, потребовалась пара крепких рук, и Туку пришлось взяться за дело. Покойный долгие годы был Джереду другом, и Тук чувствовал, что просто обязан выполнить выпавшую на его долю работу. А работа была тяжелой. Земля насквозь промерзла, и, прежде чем взяться за лопату, каждый раз приходилось изрядно помахать киркой. Несмотря на то что утро выдалось холодное, с Тука градом катился пот. Когда появился Энтони Димент, Тук уже углубился в землю по пояс.

— Как успехи, Джеред? — спросил викарий.

— Медленно идет, — мрачно ответил Тук. — Натаниель всегда копал на шесть футов. Значит, и сам он меньшего не заслуживает.

— Нам будет его не хватать. Где мы отыщем нового могильщика?..

— Найду кого-нибудь.

Немногословный Тук отер рукавом пот со лба. Димент хотел обсудить с ним важные вопросы, касающиеся жизни прихода, однако решил отложить разговор на другое время, когда они окажутся в более подходящей обстановке. Викарий уважал Натаниеля Кичена, но считал его грубым и непредсказуемым. Тук же искренне любил прямодушного могильщика и непременно обиделся бы, если бы сейчас, когда он стоял по пояс в могиле друга, Энтони завел разговор о ремонте церковной крыши. Викарий собрался было уходить, как вдруг из-за могильных камней показалась знакомая фигура.

— Доброе утро, — поприветствовал его Реджинальд Орр и, кивнув на могилу, поинтересовался: — Это для Натаниеля Кичена?

— Да, Реджинальд. — ответил викарий.

— Коли уж взялся за лопату, Джеред, вырой еще дюжину ям, — осклабился пуританин. — Схороним с Натаниелем и «Уэстфилдских комедиантов».

— Но ведь они живы…

— Это точно. Но только пока.

— Мы не желаем тебя здесь видеть, — прохрипел Тук.

— Разве что только по воскресеньям, — добавил Димент. — Но ты никогда не приходишь на службу. Если не будешь ходить в церковь, снова предстанешь перед церковным судом.

— И что со мной сделает суд? — продолжал насмехаться Орр. — Снова предаст анафеме? Отлучение от церкви, которую я презираю, для меня не наказание, а блаженное освобождение. Впрочем, — грозно произнес он, — быть может, ты хочешь, чтобы я прямо сейчас указал на ошибки в твоих проповедях?

— Нет там никаких ошибок, — храбро отозвался Димент.

— Желаешь устроить теологический диспут?

— Нет, Реджинальд. Меня ждут важные дела.

— Что может быть более важным, чем должным образом славить Господа?

— Мы и так это делаем.

— Твои речи сбивают людей с пути истинного, — проворчал Тук, вылезая из могилы. — И эти несчастные тоже предстанут перед судом.

— Можете угрожать нам и драть с нас штрафы сколько хотите, — с вызовом произнес Орр. — Но мы ни за что не предадим свою веру. Господу не нужны разукрашенные храмы, набитые языческими идолами. Бог ценит простоту. Она и есть добродетель.

— Простота для простаков. — изрек Джеред, удивив присутствующих неожиданной игрой слов. — Наш викарий, преподобный Димент, несет свет истинной веры.

— Спасибо, Тук…

Ощутив прилив благодарности к церковному старосте за поддержку, викарий в глубине души еще раз порадовался, что Орр больше не ходит в церковь. Когда он был там последний раз, он вдруг посреди проповеди вскочил и принялся препираться с Диментом. А до того даже службы дожидаться не стал, а просто вышел из церкви, со всей силой хлопнув тяжелой дубовой дверью. Смерив Орра взглядом, Димент поймал себя на мысли, что для одного человека из своей паствы он бы с радостью собственноручно вырыл могилу.

— Зачем ты пришел, Реджинальд? — спросил он.

— Передать радостные вести, — гадко улыбнулся Орр. — Больше Сильвемеру не угрожает скверна, которую несут с собой комедианты.

— С чего ты взял?

— Я чувствую, что эти паразиты повернули вспять.

— Чувствуешь или знаешь?

— Скажем так: это известие дошло до меня вчера.

— Тогда оно несколько противоречит тому, что я узнал сегодня утром.

При этих словах улыбка слетела с губ Орра.

— Сегодня я получил весточку от сэра Майкла, — продолжал Димент. — Он пишет, что «Уэстфилдские комедианты» добрались до Сильвемера целыми и невредимыми и дают сегодня вечером представление. Я в числе приглашенных.

— Они здесь? — ахнул потрясенный Орр.

— Несмотря на попытку обратить их вспять. — Викарий не сводил с Орра внимательного взгляда. — Может, Реджинальд, ты что-нибудь об этом знаешь?

— Ты что, в чем-то меня обвиняешь? — взвился Орр. — Так знай: мне нечего сказать!

— Сэр Майкл захочет послушать более развернутые объяснения, — предупредил Димент.

— Ну и пусть, — беззаботно отозвался Орр. — Меня больше беспокоит, что ты отправишься в Сильвемер на это гадкое представление.

— Я все же капеллан сэра Майкла.

— Именно поэтому ты и должен беречь его от безбожников, а не ступать сам на путь греха! Ведь кто такие комедианты? Прирожденные язычники! Отвернувшиеся от Всевышнего мерзавцы, которые только и делают, что искушают да совращают.

— Я гораздо более терпимо отношусь к театру и комедиантам, — вставил викарий.

— Так, значит, ты станешь попустительствовать пороку? — зарычал Орр. — Ты упрекаешь меня в том, что я не хожу в церковь, а сам привечаешь шайку извергов, преданных слуг самого дьявола! Ты предаешь свою веру и недостоин носить одежду священника, Энтони Димент! Так что же — хватит ли у тебя воли отринуть соблазн? Или же ты станешь причащаться из рук Сатаны?

Впервые в жизни Энтони Димент не знал, что ответить.

За сутки, проведенные в Сильвемере, труппа преобразилась: теперь актеры, что прибыли в усадьбу голодными, замерзшими, усталыми, измученными переживаниями, были веселы и бодры. Их встретили радушно, кормили отменно, хозяева проявляли внимание и предупредительность, а пристанище оказалось получше того жилья, где комедианты обычно селились на гастролях. Осмотрев Главный зал, актеры пришли в восторг. «Двойная подмена» являлась одной из лучших комедий в репертуаре, именно ее Фаэторн собирался показать первой, поэтому, чтобы сразу произвести благоприятное впечатление и завоевать симпатии зрителей, Лоуренс заставил актеров репетировать все утро и весь день. Дэйви Страттону дозволили появиться на сцене лишь единожды, да и то в массовке. Никаких реплик мальчику не поручили. Однако за кулисами он играл важную роль.

Николас Брейсвелл расставил канделябры, стараясь выбрать места поудачнее, и повесил занавес. Труппа привыкла выступать днем под открытым небом, поэтому приходилось приспосабливаться к новым условиям. В зале расставили стулья, и Николас устроился в заднем ряду — посмотреть несколько сцен из спектакля и убедиться, что даже оттуда все видно и слышно. Все было в порядке.

Когда все собрались в небольшой комнате, примыкавшей к Главному залу и переоборудованной в артистическую уборную, настроение было бодрым. Комедианты чувствовали себя уверенно. Дэйви Страттон был единственным из всех, кого охватило сильное волнение. На репетициях он показал себя достойно, однако сейчас нервничал и смущался, опасаясь, что теперь, когда ему предстоит выйти на сцену в первый раз, он непременно подведет товарищей. Николас старался ободрить его.

— Во время репетиций ты творил настоящие чудеса, — сказал он серьезно. — Без тебя мы бы ни за что не справились.

— Но я же не делал ничего особенно. Так, просто стоял с ворохом одежды.

— У тебя, Дэйви, очень ответственная роль. Главное в пьесе — это темп. Если мы его сбавим, то потеряем импульс, а он в комедии очень важен. Все получится, только если мы будем стараться так же, как и актеры. — Он тронул мальчика за руку. — Радуйся своему делу, малыш.

— Меня тошнит.

— Всех тошнит, — весело заверил Николас. — Просто остальные не подают виду. Хотя на самом деле, Дэйви, это не тошнота — это волнение и восторг. Как только начнется пьеса, у тебя будет столько дел, что ты и думать забудешь о своем самочувствии.

И Николас, взяв мальчика с собой, отправился проверять бутафорию, которую предстояло использовать в «Двойной подмене». То, что сломалось, когда телега перевернулась, удалось починить, и теперь реквизит был разложен на длинной столешнице, поставленной на козлы. Актеры тем временем натягивали костюмы, добродушно подшучивая друг над другом, или же, отойдя в угол, репетировали роли. По соседству в Главном зале, по мере того как прибывали все новые и новые зрители, медленно нарастал шум. Судя по всему, насладиться выступлением знаменитой труппы собралось немало народу. Наконец в артистической уборной появился Ромболл Тейлард и осведомился, готовы ли актеры к выступлению. Лоуренс Фаэторн, заверив, что они начнут с минуты на минуту, отправил управляющего с этой вестью к Майклу Гринлифу, после чего обратился к труппе с короткой, но пламенной речью, призвав актеров полностью выложиться перед почтенной публикой. Комедианты, ободренные его словами, заняли свои места на сцене и замерли перед опущенным занавесом.

По сигналу Николаса Брейсвелла музыканты заиграли на хорах, и гомон в зале немедленно стих. На сцену выскользнул Оуэн Илайес, прочел пролог и собрал первый за вечер урожай аплодисментов и смеха. Занавес поднялся, и пьеса началась. Сюжет был позаимствован у Плавта: две пары близнецов то и дело совершали самые разные веселые проделки. Шутки героев и нелепые положения, в которых они оказывались, раз за разом вызывали в зале взрывы хохота. Самым забавным в пьесе было то, что одну пару близнецов играл Лоуренс Фаэторн, а другую — Барнаби Джилл. Актеры покидали сцену в образе Агро и Сильвио из Рима, чтобы вернуться в облике Агро и Сильвио из Флоренции. Самая важная задача заключалась в быстрой смене нарядов и костюмов, поэтому забот у Дэйви хватало. Мальчик споро принимал у Фаэторна шляпу и плащ и передавал актеру замену. Рядом с Дэйви стоял Джордж Дарт, обслуживавший Джилла — угрюмого слугу одного Агро и неугомонного шута другого Агро.

Джордж и Дэйви работали настолько быстро и слаженно, что зрителям казалось — главные роли играют четыре актера, а не два. В зале не стихал одобрительный смех. Некоторые сальности вгоняли дам в краску, при этом вызывая громкий хохот у мужчин. Тонкие же остроты пользовались у жен и мужей одинаковым успехом. Некоторые в зале никогда прежде не видели театрального представления, и разворачивавшееся на сцене зрелище полностью завладело их вниманием.

Фаэторну осталось только прочитать эпилог — зарифмованный монолог в шестнадцать строчек, в котором с юмором подносилась мораль пьесы. Гордый тем, что его труппа не сплоховала, и безмерно довольный собственной игрой, Лоуренс шагнул вперед к самому краю сцены, прочистил горло, раскрыл рот — да так и замер, не произнеся ни слова. Он схватился за горло и даже сунул в рот палец — тщетно. Обиднее всего было то, что зрители, решив, что так и задумано, смеялись и даже наградили аплодисментами несчастного актера, который, гримасничая от титанических усилий, пытался произнести хоть слово.

Положение спас Барнаби Джилл. Оттолкнув Лоуренса в сторону, клоун сплясал короткий танец и выпалил куплет, который только что придумал:

Затем последовали шестнадцать строк эпилога, который Барнаби слышал столько раз, что знал наизусть. Фаэторн был потрясен и растерян. Он ничего не понимал. Горло не болело, однако вместо слов издавало лишь сипение. Когда комедианты скрылись за занавесом, Джилл не удержался и пихнул Фаэторна локтем:

— Ты бы выучил роль-то, а? Хоть бы раз сделал что-нибудь по-человечески!..

Николас Брейсвелл понимал — случилось что-то серьезное. Фаэторн ни при каких обстоятельствах не мог забыть свой текст, не говоря уж о том, чтобы позволить Джиллу выступить за него. Увидев ярость и бессилие в глазах Лоуренса, суфлер поспешил вмешаться, пока насмешки Джилла не довели дело до драки. Взяв Фаэторна под руку, Брейсвелл отвел его в угол, где к ним присоединился Эдмунд Худ.

— Что случилось, Лоуренс? — спросил сочинитель обеспокоенно. — Ты же знаешь роль назубок.

Фаэторн в немой ярости ткнул пальцем на свое горло.

— Ты потерял голос? — ахнул Николас. Актер энергично кивнул. — Что, ни звука не можешь произнести? — Лоуренс снова закивал в отчаянии. — Но ведь весь спектакль ты говорил нормально.

Фаэторн принялся размахивать руками, силясь объяснить что-то.

— Что же это с ним, Ник? — пробормотал потрясенный Худ. — С Лоуренсом никогда ничего такого не случалось. Он неуязвим.

— Похоже, уже нет, Эдмунд. По крайней мере мне так кажется. Сперва у него началась лихорадка, потом судороги во время проповеди, а теперь еще и это.

Фаэторн согласно закивал и снова принялся жестикулировать. Когда члены труппы подошли проведать Лоуренса, Николас поскорее погнал их прочь, заверив, что с Фаэторном ничего не случилось — просто он утомился и ему надо отдохнуть. Однако таким объяснениям мало кто поверил — ведь кипучий актер никогда не уставал. Все казались озабоченными, только Джилл решил воспользоваться положением. Сняв наряд Сильвио, он подошел к Фаэторну и высокомерно произнес:

— Думаю, что ляп, который допустил Лоуренс, можно обернуть в свою пользу. Я считаю, что теперь эпилог всегда должен читать Сильвио. Это еще раз подчеркивает, что хозяин и слуга поменялись ролями. Ну, как вам моя мысль?

— Она ужасна, — отрезал Худ.

— И абсолютно неуместна, — добавил Николас.

Джилл пропустил эти слова мимо ушей:

— А ты что скажешь, Лоуренс? Ты сам видел, как милостиво встретила публика эпилог в моем исполнении.

Фаэторн рванулся вперед, намереваясь вцепиться Джиллу в горло, но на нем тут же повисли Николас и Эдмунд. Джилл отскочил на безопасное расстояние и нервно рассмеялся. Он не скрывал радости. Это был момент его триумфа. Когда большая часть актеров ушла, Фаэторн в отчаянии опустился на скамейку, а Худ тщетно пытался его утешить. Николас же убедился, что со сцены убрали реквизит и декорации, а затем вернулся к друзьям. И в это самое время в комнату, сияя от восторга, ворвался сэр Майкл.

— Где он? — вскричал Гринлиф. — Где этот маг и чародей по имени Лоуренс Фаэторн? Ох, сэр, прошу меня простить за столь долгую задержку. Я не пришел вас поздравить сразу же после окончания спектакля только потому, что меня задержали гости, засыпав комплиментами. Они нашли пьесу очаровательной. Если я не ошибаюсь, ее написали вы, мистер Худ?

— Именно так, сэр Майкл, — кивнул Эдмунд.

— Тогда позвольте и вам выразить мое искреннее восхищение. И пьеса, и игра актеров заслуживают самых высоких похвал. Мистер Фаэторн, вы играли обоих Сильвио так, что превзошли сами себя. — Лоуренс улыбнулся впервые с того момента, как оказался в актерской уборной. — И еще мне очень понравилось, как вы в самом конце изобразили, будто у вас пропал голос, чтобы ваш слуга прочитал эпилог. Мастерски сыграно, просто мастерски. Ваши жесты, мимика — у меня просто нет слов, будто все было на самом деле!

Лицо Фаэторна исказилось от ярости, он рванулся к Гринлифу. Намерения Лоуренса были столь очевидны, что Николасу пришлось преградить ему дорогу и защитить сэра Майкла. Суфлер мягко улыбнулся хозяину Сильвемера:

— Простите его, сэр Майкл. Мистер Фаэторн сильно утомлен.

— Ничуть не удивляюсь, памятуя, как он старался на сцене.

— Вы не могли бы пригласить лекаря?

— Лекаря? — Сэр Майкл забеспокоился. — Надеюсь, вы не хотите сказать, что мистер Фаэторн заболел?

— Нет, что вы, — успокоил его Николас. — Просто ему бы не помешало какое-нибудь бодрящее снадобье, чтобы восстановить силы.

— Тогда я дам ему средство, которое сам придумал. Я кормил им мою собаку, которую разбил паралич. И знаете, пес выздоровел.

— Боюсь, сэр Майкл, в данном случае нам потребуется кое-что другое, — отклонил предложение Николас. — Нам всего-навсего нужен лекарь. На каких-то пять минут. Быть может, он есть среди ваших гостей?

— Точно, есть! — воскликнул Гринлиф. — Доктор Винч. Он будет страшно рад помочь вам. Ему с супругой очень понравилось представление. Я сию же минуту пришлю его! — Гринлиф быстр направился к двери. — Мы не можем допустить, чтобы мистера Фаэторна мучило даже легкое недомогание.

— Великолепная работа, Ник, — кивнул Худ, когда сэр Майкл удалился. — Если бы не ты, Лоуренс наверняка бы его удавил.

Фаэторн вскочил и стал что-то показывать, шевеля губами. Догадавшись, что актер пытается сказать, Николас поспешно принес текст «Двойной подмены». Взяв пьесу в руки, Фаэторн ткнул в название, резким движением перечеркнул его и накарябал на бумаге указательным пальцем три слова.

— Что он хочет сказать, Ник? — не понимал Худ.

— Просит подать ему другую пьесу.

— Зачем?

— Он считает, что именно из-за нее потерял голос.

— Из-за пьесы? Да как такое возможно?

— Не знаю, Эдмунд, но, похоже, именно «Ведьма из Колчестера» играет с ним. Ты же работал над пьесой. Помнишь, лорда Мэлэди поражают разные хвори?

— Точно, точно… — Худ начал припоминать. — Сначала у него начинается лихорадка, потом он теряет сознание без всякой видимой причины, а потом, стоило ему оправиться, он… — Эдмунд замолчал, и глаза его округлились. — Ты хочешь сказать, что повторяешь судьбу Мэлэди?!

Фаэторн энергично закивал.

— Но ведь Эгидиус Пай написал комедию, а не сборник заклинаний, — усомнился Худ.

— Может, он сочинил заклятия, сам того не ведая?

— Нет, Ник, я просто отказываюсь в это верить.

Фаэторн схватил сочинителя за плечи, встряхнул хорошенько и внимательно посмотрел ему в глаза. Вслед за этим Лоуренс снова прибегнул к пантомиме. Сперва он затрясся, словно в лихорадке, потом кинулся на пол и забился в судорогах, затем, вскочив, принялся ходить по комнате, разевая рот, будто произнося речь, как вдруг замер, схватившись обеими руками за горло. После этого он снова подошел к Худу и резким движением сунул пьесу в руки сочинителю. Худ с опаской переводил взгляд с пьесы на Фаэторна и обратно.

— Все равно никак не могу поверить, Лоуренс. По пьесе причина несчастий, происходящих с лордом Мэлэди, — его враг Родерик Лоулес, который при помощи других недругов Мэлэди насылает на несчастного порчу. Все думают, что ее наводит Черная Джоан, но на самом деле главным злодеем оказывается тот, кто должен был охранять здоровье Мэлэди.

— Доктор Пьютрид, — уточнил Николас. — Которого играет Барнаби Джилл.

— Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь, — задумчиво протянул Худ. — Кто больше всего выиграл, когда сегодня Лоуренс потерял голос? Барнаби. А когда в «Ведьме из Колчестера» немеет лорд Мэлэди, это выгоднее всего доктору Пьютриду… Но неужели?! — всплеснул руками сочинитель. — Неужели теперь судьба великого Лоуренса Фаэторна зависит от какой-то пьесы?

Фаэторн сокрушенно кивнул и плюхнулся на скамейку.

В этот момент в комнату вошел сэр Майкл с доктором Винчем — толстеньким кривоногим коротышкой средних лет, с румяным лицом, по которому блуждала довольная улыбка. Доктор подергал себя за козлиную бородку и потер пухленькие ручки.

— Воистину, джентльмены, мне оказана большая честь, — сияя, признался он. — Коли смех и вправду лучшее лекарство, то я проживу до ста лет. — Однако стоило доктору увидеть, в сколь бедственном положении находится Фаэторн, он переменился в лице. — Боже милосердный! — воскликнул он, подлетая к актеру. — Что с вами, сэр? У вас что-нибудь болит?

— Доктор, мистер Фаэторн очень устал, — пояснил Николас, — а кроме того, мучается болью в горле. Вы не могли бы осмотреть его наедине?

— Весьма разумно, — согласился сэр Майкл. — А мы пока подождем в зале.

Николас и Худ вместе с сэром Майклом вышли за дверь и оказались на сцене. Зал все еще освещали сотни свечей, но постепенно свет мерк — слуги гасили свечи.

— Надеюсь, ничего страшного не случилось? — озабоченно произнес Гринлиф.

— Конечно же, нет, сэр Майкл, — бодро ответил Николас. — Вот увидите — сон творит чудеса.

— Тем более что завтра он сможет отдохнуть.

— К сожалению, нет, — тяжело вздохнул Худ. — Хотя представления не будет, нам нужно репетировать новую пьесу. Актерам, знаете, неведом отдых. То, что вы наблюдаете на сцене недолгих два часа, есть плод нескончаемых репетиций. И это особенно справедливо, если речь идет о «Двойной подмене».

— Восхитительная комедия, мистер Худ, восхитительная. Моя жена плакала от смеха. Что вы покажете в следующий раз?

— «Ненасытного герцога». Эта пьеса, сэр Майкл, совсем иного рода. На смену веселой неразберихе придет печальная трагедия. Как жаль, что обычно мы даем ее днем, — задумчиво проговорил Худ, глядя, как слуги гасят свечи, — представляю, как можно было бы воспользоваться игрой света и тени, соответственно расставив канделябры…

— Вы упомянули о новой пьесе, — оживился сэр Майкл. — о «Ведьме из Колчестера». Мне не терпится поскорее ее увидеть. Это и вправду впечатляющая по силе драма?

— О да, сэр Майкл, — заверил его Николас. И еле слышно добавил: — Слишком впечатляющая…

Так они беседовали в Главном зале, постепенно погружавшемся в полумрак. Наконец показался доктор Винч, в замешательстве качая головой.

— Очень интересный случай, — проговорил он. — Мистер Фаэторн напрочь лишился голоса, которым мы только что имели удовольствие наслаждаться. И я абсолютно не понимаю, что могло стать причиной немоты. — Лекарь развел руками. — В горле ни воспалений, ни вздутий, но он не в состоянии произнести ни звука.

— Вот бедняга! — ахнул сэр Майкл. — Какие ужасные новости! Голос — главный инструмент актера. И неужели, доктор Винч, у вас нет никакого средства?

— Что-то ничего не приходит мне на ум, сэр Майкл.

— Может, вы приготовите ему какое-нибудь снадобье? У меня в лаборатории полно трав и реактивов. Должно же быть хоть какое-то средство.

— Возможно, возможно. — Винч повернулся к Николасу: — А пока настоятельно рекомендую немедленно уложить мистера Фаэторна в постель. Сейчас отдых для него — лучшее лекарство. А я тем временем отправлюсь за снадобьем. Вернусь, как только раздобуду. Где расположился мистер Фаэторн?

— В самом большом из коттеджей, — ответил Николас.

— Ждите меня. Потребуется время, чтобы достать лекарство.

В сопровождении раздосадованного сэра Майкла лекарь вышел из зала, а Николас и Худ скорее вернулись в актерскую уборную. Фаэторн сидел, уставившись невидящим взглядом в стену, и походил на человека, который наблюдает, как полыхает его дом со всем имуществом. Лоуренс все еще был в костюме Агроса, и Николас с Эдмундом решили не тратить время на переодевание, а поскорее отвести его в коттедж. Брейсвелл накинул на плечи Фаэторна плащ, и, взяв актера под руки, они с Худом медленно вывели его из комнаты. Фаэторн двигался словно сомнамбула. Когда они вышли на улицу, Лоуренс весь задрожал и раскрыл в беззвучном крике рот. Друзья отвели его в коттедж, на второй этаж, отмахиваясь от других обитателей домика, кинувшихся к ним с расспросами, помогли раздеться и уложили в постель. Николас и Эдмунд сидели у кровати, пока Лоуренс не задремал.

Внизу, на первом этаже, их ждал Оуэн Илайес.

— Что с ним такое?

— Никто не знает, — ответил Николас. — Доктор велел уложить в постель. Скоро принесут снадобье.

— Надеюсь, оно поможет, — молвил валлиец. — Безголосый Лоуренс Фаэторн — все равно что Темза без воды.

Они сидели в комнате вместе с Джеймсом Инграмом, еще одним обитателем домика, и обсуждали, что делать дальше. Все четверо понимали, каким чудовищным ударом для труппы стала немота Лоуренса. За вычетом «Счастливого ворчуна», во всех остальных пьесах, которые собирались показывать в Сильвемере, Фаэторн играл главные роли. Конечно, в каждой пьесе ему найдется замена, но это будет лишь бледная тень комедианта, пользовавшегося широкой славой.

Примерно через час раздался стук в дверь. На пороге, закутавшись в плащ, стоял доктор Винч. Он тяжело дышал после быстрой езды.

— Отведите меня к больному, — решительно сказал он. — Я кое-что ему привез.

Николас с лекарем поднялись к Фаэторну. Винч достал маленькую керамическую бутылочку, извлек из нее пробку, понюхал. Николас потряс актера за руку, вызволяя его из объятий Морфея. Лоуренс приподнял голову и потер глаза.

— Пейте, друг мой, — велел доктор, поднося бутылочку к его губам. — Это снадобье должно вам помочь.

Когда жидкость оказалась у Фаэторна во рту, он чуть не подавился, однако, преодолев спазм, проглотил все до последней капли. Эффект был мгновенным. Лоуренс резко сел, скорчил гримасу и с укором посмотрел на доктора:

— Вкусом это напоминает перебродившую верблюжью мочу.

— Получилось! — с облегчением вздохнул Винч.

Услышав голос друга. Худ, Илайес и Инграм взлетели вверх по ступенькам, спеша узреть чудо. Да, к Лоуренсу совершенно вернулся голос, и теперь он, не обращая внимания на столпившихся в спальне друзей, поносил лекаря за отраву, которой тот его напоил. Николас, извиняясь за друга, мягко вытолкал доктора Винча за дверь и проводил его вниз.

— Спасибо! — Суфлер энергично пожал лекарю руку. — У меня просто нет слов.

— Я был только рад помочь.

— Если не секрет — что вы ему дали, доктор?

— Понятия не имею, — признался лекарь. — Я никогда прежде не сталкивался с болезнью, поразившей мистера Фаэторна, и не знал, чем его лечить.

— Где же вы достали снадобье?

— В доме последней надежды. Мне дала его ведунья. Из местных. Ее здесь кличут матушкой Пигбоун…