В полдень Катриона с трудом пробудилась от крепкого сна и увидела, что в ногах у нее сидит Бьянка и смотрит на нее каким-то странным, испытывающим взглядом.

– Почему ты не разбудила меня раньше? – сестра сладко зевнула и потянулась.

– А зачем? Консуэло делает всю работу по дому, а тебе надо отдохнуть, не так ли? Ведь ты пришла домой очень поздно или, скорее, рано…

Невенчаная невеста почувствовала, как ее лицо заливает румянец. При воспоминании о прошедшей ночи Катриону охватило сладостное чувство. От волнения у нее перехватило горло, но все же ей удалось нарочито безразличным тоном выдавить из себя:

– Да, действительно, я пришла довольно поздно, нам нужно было много чего обсудить и спланировать.

– И что, все это время вы только и делали, что обсуждали и планировали? – подозрительно спросила Бьянка.

Заготовленная ранее ложь не смогла вырваться наружу. Девушка покраснела еще больше.

– Ну, я… мы…

– Катриона! – воскликнула ошарашенная Бьянка. – Ты же не сделала?..

Катриона откинула голову назад, вздернув подбородок вверх.

– Вот именно. Выходит, что так. – Она провела руками по лицу, а затем по всему телу. – Во мне что-нибудь изменилось? Во всяком случае, я чувствую себя совсем по-другому.

– Как по-другому, сестричка?

– Даже не знаю, как тебе это объяснить. Я словно заново родилась, я ощущаю свое тело совсем по-новому.

– Как здорово, – с завистью глядя на сестру, сказала Бьянка.

– Чертовски здорово! – самодовольно подтвердила Катриона.

– А лорд Питер, он что?

– Лорд Питер оказался на высоте, – сестра откинулась на подушки и еще раз сладко потянулась. – Наверняка он сейчас отсыпается в предвкушении вечера.

Однако так и не удалось узнать, чем занимался лорд Фитэйн в тот день, так как вечером в доме Сильвано он не появился. Катриона, нарядившаяся в очередное новое платье, тщетно прождала жениха и ушла спать, сердитая на весь белый свет. В ту ночь сон к ней не шел. Закрыв глаза, она вспоминала ласки Питера, которых теперь жаждало ее тело. Это было похоже на заразную болезнь – подцепив ее однажды, вылечиться было уже невозможно.

Желание Питера, вероятно, удовлетворено, иначе почему он не пришел на ферму сегодня вечером? Катрионе было не только досадно, но и очень стыдно сознавать, что после близости ее желание загорелось с удвоенной силой, в то время как у Питера, казалось, наступил покой и он не спешил увидеться снова.

Девушка все тщательно спланировала и отдалась Питеру, чтобы впоследствии разорвать помолвку. Однако одно дело стремиться к чему-нибудь и совсем другое – получить желаемое слишком быстро. Ее душили и гнев, и возмущение. Конечно, милорд мог соблазнить ее – в конце концов, Катриона к этому и стремилась. Но как он смел пресытиться ее любовью всего за одну ночь, в то время как сама она жаждала новых ощущений?!

– Катриона?

– Что тебе надо? – сестра выплеснула на бедную Бьянку все раздражение, предназначенное жениху.

– Прошлой ночью, когда ты… когда он…

– Черт возьми! Перестань заикаться и скажи сразу, что ты хочешь узнать.

—. Что он сказал тебе после? – выпалила Бьянка.

Катриона судорожно глотнула и с трудом выдавила:

– Я, право, не помню. Вообще-то он мало говорил, разве что в самом начале. Он очень беспокоился, что причинит мне боль. А потом он сказал, что я буду кричать от восторга, – ответила она с вызовом. – Так оно и вышло, и он назвал меня прекрасной распутницей.

– Ох, Катриона! – простонала Бьянка.

– Что еще?

– Неужели ты не понимаешь? Ты отдалась ему до свадьбы, точно так же, как мать Энрико. А теперь он думает, что ты – пропащая женщина, поэтому и обозвал тебя распутницей. Может быть, если я поговорю с ним и все объясню… Я скажу, что до свадьбы все равно всего несколько дней, вы ведь почти уже женаты! Он все поймет и…

– Ты что, спятила? – возмущенно выдохнула Катриона. – Она пойдет за меня просить! Ты не посмеешь этого сделать, если не хочешь рассориться со мной на всю жизнь! Пусть лорд Фитэйн считает меня распутницей, недостойной носить его имя!..

Девушка села на кровати, отбросила назад волосы и гордо подняла голову, совсем не придав значения обстоятельству, что в комнате было темно, и Бьянка никак не могла оценить ее игры, достойной сцены лучших театров мира.

– Именно этого я и добивалась. Он будет плясать под мою дудку! – возбужденно сказала она.

– Но зачем тебе это: надо?

– Чтобы ты могла выйти замуж за Энрико, а меня оставили бы в покое и не приставали бы с этим проклятым замужеством! Теперь поняла?

– Но это же позор на весь Фридженти!

– А я не собираюсь здесь оставаться – папа отдаст мне приданое, и я уеду в Рим.

– Но как же твое доброе имя, Катриона? Ведь люди будут болтать, писать… Весть о твоем позоре дойдет и до Рима.

– Тогда я поеду в Англию, где меня никто не знает. Ты же помнишь, мне всегда хотелось там побывать.

– Но я думаю… Ах, Катриона, подумай, что ты делаешь! А вдруг ты беременна? Ведь пройдет какое-то время, прежде чем ты об этом узнаешь!

– Я не беременна, – уверенно заявила Катриона. – Я все предусмотрела заранее. Питер знает, и как этого избежать.

– Ох, Катриона, это большой грех, – снова застонала Бьянка.

– Ну, не больший, чем обычная внебрачная связь, – парировала старшая сестра.

Наступило долгое молчание. Затем Бьянка тихо сказала:

– Папа будет убит горем.

– Я знаю, – Катриона натянула одеяло, – и это меня огорчает больше всего. Папа совсем разочаруется во мне, но теперь уже слишком поздно думать об этом. От меня больше ничего не зависит. Лорд Фитэйн, несомненно, все сам ему расскажет.

В голосе девушки звучала печаль, которой она сама удивилась. Не нужно было носить кольцо с сапфиром, приковывающее ее к Питеру, застегивать ненавистное тесное платье… Никакой самонадеянный лорд не станет распоряжаться ее жизнью! Она получила то, к чему так страстно стремилась и теперь, казалось, должна была радоваться, но радости почему-то не было.

– Это потому, что мне жаль терять свое доброе имя, – пыталась как-то утешить себя Катриона. – А еще я не хочу огорчать папу.

С этой мыслью она уснула, но всю ночь ей снилось покрытое цветами поле, где они гуляли вместе с Питером Карлэйлом. Она протягивала к нему руки, а он только укоризненно качал головой.

Проснулась Катриона совершенно опустошенная. Услышав на кухне голос Питера, она решила, что сон продолжается.

Дрожа от волнения, девушка быстро оделась и вбежала в кухню. Карлэйл сидел за столом. Рядом с ним стояла Консуэло, пожирая глазами каждое его движение.

– Второй завтрак, – бодро сказал лорд Фитэйн, улыбаясь невесте. – Первый я съел намного раньше, и он совсем не был так хорош, как этот. А как ты, дорогая?

Катриона недоуменно моргала глазами. Как изменились его голос и манеры! Он говорил с ней тоном собственника! Но ведь Питер – настоящий джентльмен и должен проявлять беспокойство по поводу того, что лишил девушку невинности, пусть даже он и хотел на ней жениться.

– У меня все прекрасно! – с вызовом ответила девушка. – У меня всегда все прекрасно!

– Рад это слышать.

– Мой отец сейчас в амбаре. Когда закончите завтракать, то можете найти его там.

– Я уже закончил. Благодарю, Консуэло, все было очень вкусно.

Когда они вышли на улицу, Питер с любопытством спросил:

– Мне, разумеется, всегда приятно видеть твоего отца, но зачем мне разыскивать его именно сейчас, я что-то не понимаю?

– Но ведь так принято поступать в случае разрыва помолвки. Отец захочет узнать причину, и вам следует все ему рассказать.

– Милая девочка, – ласково сказал лорд по-английски, – что это ты несешь?

– Ты прекрасно знаешь, что.

– Нет уж, объясни.

– Я больше не девственница! – торжественно провозгласила Катриона и сунула ему в руку кольцо с сапфиром.

– Неужели?! – изумленно воскликнул Питер. – Спасибо, что доложила, а то я, по наивности, думал, что этого никто не знает лучше меня. Более того, я воспринимаю это известие с огромным удовольствием.

Катриона изо всей силы ударила его по лицу. Карлэйл устало вздохнул и тоже слегка шлепнул ее по щеке.

Тут она разрыдалась, как ребенок.

– Ну, полно, ты едва не вывихнула мне челюсть, но я же не плачу. Кроме того, я пообещал никогда тебя не бить, когда мы поженимся, если ты только не сделаешь это первая.

– Но мы никогда не поженимся.

– Интересно, кто это решил?

– Ты сам и решил. Помнишь позапрошлую ночь? Ты сказал, что нельзя поддаваться искушению, потому что мы обручены. Отец Энрико… И потом, ты называл меня распутницей. Всем мужчинам хочется, чтобы их невесты были девственницами, даже мой отец тебя поймет и будет на твоей стороне.

– Вот в чем дело! Ну, тогда, – нежно сказал Питер, – мы не станем говорить папе о такой мелочи, пусть это будет наша маленькая тайна. – Он вытер лицо невесты своим носовым платком и велел ей высморкаться.

– Так ты ничего не имеешь против того, что я не девственница?

– Как я могу быть против, если я сам в этом виноват и, более того, страстно к этому стремился?

– Ты хочешь сказать, что если бы это был кто-нибудь другой, то ты стал бы возражать?

– Разумеется.

– Ничего опять не понимаю. А зачем тогда ты обозвал меня распутницей?!

– Прекрасной распутницей, – поправил ее Питер. – Боюсь, что вышло недоразумение, и ты не поняла всех нюансов этого слова по-английски. В дальнейшем я предлагаю в минуты любви разговаривать только по-итальянски. – Карлэйл усмехнулся, а Катриона спрятала зарумянившееся от смущения лицо. – В смысле, который я в это слово вкладывал, звучала самая высокая похвала. Я познал с тобой райское блаженство. Ты не только дарила мне радость, но и испытывала ее сама. Я это чувствовал по каждому твоему движению, по каждому вздоху.

– Да, мне с тобой тоже было очень хорошо, – пробормотала девушка, выглядывая из-за носового платка, – но я все равно не могу выйти за тебя замуж.

– Интересно, почему?

– Я боюсь выходить замуж.

– Ну, это не препятствие. Очень скоро это пройдет.

– Так я и знала, ты ничего не хочешь понять! – взорвалась Катриона, отбросив платок в сторону.

Питер ловко его подхватил и, аккуратно сложив, сунул в карман.

– Ты права, – примирительным тоном ответил он, – ничто на свете не заставит меня нарушить данное слово.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что твой отец дал согласие на наш брак, как и ты сама; вся семья тоже ничего не имеет против. Кроме того, ты умышленно завлекла меня в постель. Я пережил удивительные минуты, которые сделали наши узы еще более прочными.

– Если эти узы такие прочные, то где ты болтался прошлым вечером?

– Отсыпался, любимая, восстанавливал силы.

Увидев разочарованное лицо Катрионы, Питер не смог удержаться от смеха и со сладкими интонациями в голосе сказал:

– Меня в жизни не соблазняли еще так изощренно. Девственница в роли соблазнительницы, подумать только! Неужели ты думала, что после такой ночи я на следующий вечер приду снова?

Девушка сделала попытку удалиться с гордым видом, но лорд взял ее за локоть и повернул к себе.

– Я решил, что потерплю еще неделю, хоть мне будет и нелегко. А сейчас я берегу силы для нашей брачной ночи, – закончил он со смиренным видом.

– Черт бы тебя побрал! Не будет никакой брачной ночи!

– Будет, моя радость, будет! Даже если мне придется тащить тебя к алтарю силой, как овцу на заклание. И имей в виду, что ни у кого во Фридженти ты не вызовешь сочувствия. Ты дала слово и должна его выполнить.

– Ах, ты, самонадеянная скотина! Да ты мне совсем не нравишься!

– В данный момент ты тоже не вызываешь у меня чувства симпатии, но через десяток лет супружеской жизни мы с тобой поладим. А теперь одень кольцо, – Питер протянул ей перстень с сапфиром.

Катриона упрямо заложила руки за спину.

– Думаю, что у тебя еще будет более серьезный повод для испуга, когда ты в один прекрасный день узнаешь, что беременна. И твой ребенок будет рожден вне брака.

– Но это невозможно… Я тебя спрашивала, и ты сказал, что знаешь, как этого избежать.

– Нет, любовь моя, ты спросила, знаю ли я способы контрацепции, и я честно ответил, что знаю. Ты же не поинтересовалась, собираюсь ли я ими воспользоваться. Откуда мне было знать, что эти средства мне понадобятся. Естественно, у меня ничего с собой не было.

– Ты хочешь сказать, что я могла, что ты?

– Вот именно – могла. Когда мы поженимся, я сдержу свое слово, и у тебя какое-то время не будет детей. А сейчас дай мне свою руку.

Потрясенная Катриона послушно протянула руку и позволила Карлэйлу одеть ей на палец кольцо.