Флоренция

Четверг, 21 октября 1938 г.

По окнам бил дождь, и вода стекала маленькими ручейками, смазывая и перемешивая видневшиеся за стеклами деревья и луг под ними. Ночью была гроза. Он не смог отойти от окна, так и простоял до утра, завороженный сабельным блеском молний. Для Джованни Вольпе настало время действовать. Дни, проведенные в клинике, оживили его разум и истерзали душу. Ему казалось, что он снова вернулся в приют с еле уловимым запахом хлорки, отдаленными голосами, терявшимися в длинных коридорах, холодным кафелем и гулкими пустыми комнатами. Обе цепи, на которых висела его жизнь, порвались: Джакомо де Мола с одной стороны, Елена — с другой. Джованни снова охватил гнев, но на этот раз холодный и ясный. Он вошел в ванную и поглядел на себя в зеркало. Ему не хотелось бы встретить последнюю шутку, которую готовила ему жизнь, с лохматой головой и нестриженой бородой.

Он осторожно постучал в дверь к директору клиники, профессору Эрмете Террачини.

— Синьор Вольпе, рад вас видеть.

— Добрый день, профессор. Как поживаете?

— Хорошо. Вы и сами выглядите великолепно, чем очень радуете меня. Вас просто не узнать. Поверьте мне, синьор Вольпе.

— Да, вы правы, и за это я должен благодарить вас.

— Ну что вы! Все дело в современной медицине и в мудром старинном принципе отдыха. Но прежде всего важно то, что в каждом из нас заключены возможности выздоровления. Древние индусы называли это умственной и духовной гигиеной.

— Я согласен с вами, профессор. Теперь я чувствую, что вновь обрел внутреннее равновесие.

— Замечательно! Я искренне рад видеть, что это так. Думаю, еще несколько недель отдыха — и вы вернетесь к работе.

— Да, профессор. Я считаю, работа мне пойдет только на пользу.

— Несомненно.

— Поэтому я хочу вас попросить разрешить мне ненадолго отлучиться в магазин и взять там несколько книг. Я начал тяготиться бездельем.

Террачини поглядел на него поверх очков. Он знал всю или почти всю историю своего пациента. Когда де Мола привез его сюда, тот был в довольно плачевном состоянии, особенно на уровне психики, поэтому Джакомо попросил профессора подержать Джованни в клинике до его возвращения. Пока больной принимал транквилизаторы, никаких проблем не возникало, но теперь врач не мог удерживать его против воли. К тому же ему, видимо, действительно стало лучше.

— Знаете, синьор Вольпе, доктор де Мола еще не вернулся. Сами понимаете, он просил сделать все, чтобы вы полностью пришли в порядок. Вы же знаете, как он беспокоится о вашем здоровье.

— Вы позволите мне закурить, профессор?

— Вообще-то нежелательно, но если вы и меня угостите, то сделаю исключение.

Вольпе улыбнулся и заготовил ответ, пока пламя зажигалки колебалось, вспыхивая в очках профессора.

— Я очень люблю Джакомо и знаю, что он тоже меня любит. Я ему бесконечно признателен, именно поэтому и хочу устроить сюрприз. Перед тем как заболеть, я составлял каталог… Могу я говорить с вами свободно, профессор?

— Конечно. Меня связывает с вами не только клятва Гиппократа, но и общий друг.

— Видите ли, профессор, у нас в магазине есть очень ценные еврейские инкунабулы пятнадцатого века. Мне не хотелось бы в такое время оставлять их там. Они изданы печатником Джошуа Соломоном Сончино. Среди них есть знаменитая «Favola Antica», один из древнейших текстов Каббалы. Здесь раритеты будут в большей безопасности. Если вам это доставит удовольствие, я их покажу. Они несравненно прекрасны. Каждая страница — шедевр искусства миниатюры.

Глаза Террачини расширились. Он ничего не понял из объяснений Вольпе, но его подкупил сам тон, которым тот рассказывал о загадочных книгах. Пациент выздоровел.

— Был бы рад бросить взгляд на эти инкунабулы. Если хотите, можете хранить книги у меня в сейфе, когда не будете работать с ними. Расскажете мне их историю. Знаете, я очень любознателен, к тому же еврей, как вам, наверное, известно.

— Вы с гордостью носите свое имя, профессор.

Террачини не колеблясь подписал ему пропуск на выход. Да, прежде он гордился своим происхождением, но в последнее время стал замечать, что его подпись сделалась крайне неразборчивой. Имя Эрмете, которое родители дали ему в честь великого итальянского актера, старика Цаккони, читалось ясно, а вот фамилия Террачини, выдававшая его еврейское происхождение, превратилась в каракули.

Туристский автобус медленно спускался к Флоренции. Дождь только что кончился, и от мокрых листьев и сосновых иголок асфальт стал очень скользким.

Кто знает, как ему в голову пришла эта «Favola Antica». Прекрасное название, чтобы возбудить любопытство профессора. Но ценные книги в магазине имелись, это была правда. Он сошел на остановке, заскочил домой за ключами и пешком двинулся к магазину. Собрав с полу почту, он, не глядя, бросил ее на стол.

Воздух в помещении застоялся, и запах замкнутого пространства быстро превратился в другой, более стойкий. У книг тоже есть свой ад. В этом аду нет адского пламени, здесь книги и без него превращаются в прах. Их съедает маленькая, но смертельно опасная штука: плесень. Белая, коричневая и красная. Она питается клеящими веществами, содержащимися в бумаге. Он тоже стал жертвой яда, более ароматного, чем плесень, но не менее опасного: Елены. Он открыл сейф, увидел инкунабулы «Favola Antica» и уже собрался их вытащить, но вдруг встал и решительно начал отдирать изоленту, которой чуть повыше к стене крепился револьвер. Вольпе не был опытным стрелком, но пользоваться оружием умел. Револьвер он засунул сзади за ремень брюк, как видел в каком-то американском фильме про полицейских. Закрыв магазин, он отправился на улицу Терме, в полицейское отделение, где встречался с Цугелем. Это было единственное знакомое место, откуда он мог начать розыски.

* * *

Входить в участок с револьвером было неразумно, но мысли Джованни занимало другое, и он считал абсолютно верной пословицу, что не всяк монах, на ком клобук. Сейчас Вольпе являлся просто молодым респектабельным человеком, который просил о встрече с офицером. Всякие неприятные дела вечно доставались вице-комиссару. К таковым относились, например, заявления горожан о взысканиях с домашней прислуги, с какого-нибудь мальчишки или нищего, имевших наглость их не слушаться.

— Я вице-комиссар Моретти. Что вам угодно, синьор?..

— Вольпе, доктор Моретти, Джованни Вольпе.

«Ну-ну, поглядим, чего хочет этот лисенок».

— Некоторое время назад я встречался здесь с одним… немецким товарищем по оружию, — начал Джованни, надеясь сыграть на профашистском настрое офицера. — Его зовут Вильгельм Цугель. Мне надо еще раз с ним поговорить.

— Никогда не слышал этого имени, — холодно отозвался Моретти.

«Грязные ублюдки повадились назначать сборища в моем доме. Помню я этого говнюка, но черта с два тебе о нем скажу».

— Но мы встречались именно здесь, в этом маленьком участке. При встрече присутствовали еще двое. Для меня очень важно его разыскать.

— Послушайте, синьор Вольпе, а почему бы вам не отправиться в немецкое консульство? Оно находится в центре, в Лунграно. Идите туда. Вот увидите, ваши друзья постараются оказать вам максимальное содействие.

Он снова совершил серьезную ошибку.

— Доктор Моретти, у меня нет друзей в консульстве.

— И вы пришли сюда?

Вице-комиссар начал терять терпение, повысил голос и не заметил, как перешел с обращения, принятого у фашистов, на традиционную в Италии вежливую форму.

— У вас ведь были какие-то дела с немцем, верно? Вы сами так сказали. А потом вы его потеряли. Как, говорите, его зовут? Цугель? Ну так и поезжайте в Германию! Там таких сколько угодно. А здесь только Бьянки, Росси, Верди и Нери… Да, и Нери тоже, и даже очень много. Но никаких Цугелей! Keine Zugel! А теперь сделайте одолжение, идите и дайте мне работать!

Джованни вышел под любопытными взглядами караульных и посетителей.

Двое парней, все время тершихся возле полицейского участка, толкнули друг друга в бок.

— Трензель, гляди-ка! А не тот ли это тип, которого Цугель велел нам разыскать?

Второй поднял глаза и ткнул толстым пальцем в направлении Вольпе.

— Кто? Этот, что ли?

— Не тычь, дурак! Свинья болотная! Он заметил. Пошли, его надо брать.

Джованни вспомнил их. Если блондина еще можно было не заметить, то второго, толстого, заросшего волосами, как медведь, не узнать он не мог. Вольпе на миг заколебался. Он разыскивал Вильгельма, чтобы заговорить с ним под каким-нибудь предлогом, а потом убить. Вдруг эти двое приведут его к Цугелю?

Промедление оказалось роковым. Медведь прыгнул на него, завернул ему руку за спину и поволок в переулок, где была припаркована черная «балилла». Второй уже заводил мотор. Трензель бросил пленника на заднее сиденье и сел на него сверху.