Мэриан сидела в тени яблони в своем любимом саду, подогнув под себя ноги, обутые в домашние туфельки, и спрятав их под пышными юбками. Томик Шекспира «Бесплодные усилия любви» лежал у нее на коленях. Одним пальчиком она заложила страницу, на которой сейчас остановилась, пока ее мысли витали где-то в облаках.

Она задумчиво поглядывала на большого, крепкого человека, который стоял в нескольких шагах от нее, делая вид, что он вовсе не сторожит ее, хотя это было именно то, чем он занимался. Гаретт определенно знал, как выбирать людей себе на службу. Этот служил Гаретту еще в Испании и был полностью предан своему хозяину. Мэриан приветливо ему улыбнулась, однако тот и бровью не повел, продолжая молча смотреть прямо перед собой.

Пожав плечами, Мэриан открыла книгу, но затем снова захлопнула с глубоким вздохом. Сегодня даже любимая комедия Шекспира действовала на нее угнетающе. Почему она прежде никогда не замечала этих грустных ноток, которыми пронизана вся пьеса? Как сказал один из героев в финальной сцене: «Наши любовные муки не заканчиваются, как в доброй старой пьесе: не у всякого Джека есть своя Джилл». И действительно, нотка отчаяния, звучащая в этих словах, нашла отклик и в ее душе.

Прошло уже две недели с тех пор, как Гаретт объявил ее своей пленницей, — две мучительно долгие недели. Мэриан и сама не знала, откуда у нее нашлись силы пережить их. Прежде всего — умер раненый солдат. Она была бы рада, если бы он смог сказать что-нибудь еще, что могло бы доказать Гаретту, что она не работала на сэра Питни. Но, с другой стороны, она боялась, что он может ненароком раскрыть ее тайну. И все же она стремилась из всех сил спасти его, поэтому его смерть потрясла ее. Он умер, так больше и не приходя в сознание. Вместе с его смертью умерла и часть ее надежд, оставив в растерянности, как ей теперь доказать графу, что она не принадлежит к числу сторонников сэра Питни, и что ей делать, чтобы убедить его выпустить ее на свободу.

Смерть солдата оказала сильное воздействие и на Гаретта. Он как-то сразу отдалился, стал невероятно серьезным. Несмотря на все ее опасения, находиться с ним в Фолкхэм-хаузе оказалось для нее так же безопасно, как и если бы это был один из ученых друзей ее отца, которые часто приезжали сюда раньше. Временами он совсем не обращал на нее внимания. Если же и замечал, то его суровый изучающий взгляд и холодная манера держаться выводили ее из душевного равновесия, хотя она и пыталась убедить себя и других, что ее это совершенно не задевает.

Мэриан с несчастным видом уставилась в пространство. Одержимость. Вот каким бы словом охарактеризовала Мэриан в эти две недели состояние Гаретта, полностью поглощенного своей целью. Временами она думала даже, что он так же, как и она, хотел бы забыть тот день в библиотеке, чтобы полностью сконцентрироваться на делах гораздо для него более важных.

Когда он заговаривал с ней, что случалось не так уж часто, то говорил, к ее некоторому удивлению, об управлении имением или интересовался ее мнением по некоторым вопросам ведения дома. Разговаривал Гаретт вежливо и очень сдержанно, о сэре Питни не было сказано ни слова, но чувствовалось, что эта тема постоянно присутствует при их общении, прокладывая между ними незримую пропасть.

Хуже всего было то, что каждый день начинался с одного и того же вопроса, на который она не могла ответить, — кто она такая? Каждый раз, когда он задавал ей этот вопрос, ей хотелось в ответ дерзко задать ему тот же вопрос, потому что временами она и в самом деле не знала, кто он такой. Был ли он расчетливым интриганом, который погубил своими кознями ее отца, чтобы завладеть поместьем? Был ли он бессердечным, развращенным роялистом, развлекающимся с королем во Франции? Или это был обаятельный, веселый мальчик из ее детских фантазий?

Но одну вещь она знала совершенно точно. Он был способен одним своим прикосновением зажечь в ее душе бушующий вихрь эмоций. Даже теперь, спустя две недели, воспоминания о его жарких поцелуях заставляли ее трепетать, вызывая незнакомую ей ранее боль в груди, там, где он бесстыдно касался ее руками и губами… Она не понимала чувств, которые он вызывал в ней. Она не была к ним готова.

Ее мать как-то попыталась рассказать ей об удовольствии, которое женщина получает в объятиях мужчины, но, будучи довольно спокойной по своему характеру, она описывала это с такой туманной неопределенностью, что Мэриан даже не могла сейчас сравнить что-то из этих рассказов с ее собственным, хотя и не очень большим, опытом.

Мэриан было известно, что делают мужчина и женщина, уединившись в свои покои. Проведя годы над книгами по медицине и постоянно помогая своим родителям, Мэриан многое узнала о строении тела мужчины и женщины и о том, что происходит между ними. Но она старалась не задумываться над самим актом, так как видела в нем что-то довольно отталкивающее, постыдное и очень странное.

Однако за эти две недели она, казалось, думала об этом даже слишком много. Можно даже сказать, что она думала об этом постоянно. В такие моменты ей очень хотелось знать, на что бы это было похоже, если бы тело Гаретта слилось с ее телом, если бы его волшебные руки касались ее самых интимных мест, а его требовательные, жадные губы опустились ниже…

— Фу! — сказала она громко, рассердившись на себя за столь постыдные мысли. Она поклялась, что не позволит ему соблазнить себя, и все же постоянно думает о том, что бы было, если бы он все же ее соблазнил! Но что хуже всего, как только ее тело начинает вспоминать о его ласках, как тут же в голове возникают тревожные мысли о том, кто он такой.

Нельзя сказать, что она редко вспоминала о том, кто он и какую, возможно, роль сыграл в аресте и смерти ее отца. Да и Тамара постоянно напоминала ей об этом во время своих ежедневных визитов, которые разрешил граф.

И все же как-то так случалось, что все то, что представлялось Мэриан правильным, когда она оставалась одна или разговаривала с тетей, сразу переставало представлять для нее какую-то ценность, стоило графу оказаться рядом. Как она убедилась, он скорее всего был холодным человеком. Да, он, как она хорошо знала, ненавидел своего дядю. И все же она никогда не видела его по-настоящему несдержанным, грубым или неискренним. Для своих арендаторов и слуг это был властный, суровый, но справедливый и понимающий хозяин. И даже к раненому солдату он проявлял, как она могла заметить, достаточное сострадание.

И все же она не могла решиться доверять ему, зная, какой всепоглощающей была его ненависть к сэру Питни только потому, что тот отобрал его поместье и титул. Как далеко он готов был зайти, чтобы вернуть назад Фолкхэм-хауз и отомстить дяде? На этот вопрос у нее не было ответа.

Но так или иначе, а постоянно задумываться над одними и теми же вопросами нет никакого смысла, решила Мэриан. Тем более что таким образом она вряд ли сможет найти ответы. Кроме того, она не собирается портить себе такой чудесный солнечный день, вновь позволив графу завладеть своими мыслями. Плохо уже и то, что он, кажется, держит в руках ее будущее.

Придя к такому заключению, она решительно поднялась на ноги, отряхнула юбки и направилась к дому, зажав под мышкой томик Шекспира.

Уже подходя к дому, она услышала стук копыт. Кто-то приближался к ней. Мэриан резко обернулась, ожидая, что это Гаретт. Однако вместо графа увидела незнакомого мужчину, подъезжающего к ней верхом на великолепном гнедом коне.

Это был, без сомнения, знатный вельможа, но совсем иного склада, чем Гаретт. Одежда незнакомца показалась Мэриан довольно вызывающей. Его модный камзол с широкими бархатными манжетами и жилет были скроены из чудесной ярко-синей ткани, не слишком тонкой, но и не грубой, пышный шелковый шейный платок волнами ниспадал на грудь. Но яснее всего говорили о принадлежности молодого человека к не слишком любимой Мэриан когорте придворных кавалеров его светлые волосы — завитые крупными локонами, они рассыпались по плечам во всем своем дерзком золотом великолепии.

Несмотря на модный наряд, молодой человек, без сомнения, принадлежал к друзьям графа, так как его самоуверенный вид и сверкающие глаза тут же напомнили ей Гаретта в его лучшие минуты.

— Ну-ка, что это тут у нас? — громко воскликнул он с озорной усмешкой. Он снял в знак приветствия свою широкополую шляпу, украшенную плюмажем из перьев, представив на ее обозрение всю свою золотую гриву, затем спешился и бросил поводья подбежавшему к нему груму графа.

Глядя на него вблизи, Мэриан обнаружила, что незнакомец еще в одном напоминает ей Гаретта — он точно так же возвышается над ней. При этом его широченные плечи казались слишком громоздкими для такого модного камзола.

Его взгляд беззастенчиво обежал ее с ног до головы.

— Как всегда, у Гаретта великолепный вкус. Скажите мне, нимфа, в каком лесу он вас нашел?

Она едва не застонала. Ну почему все кавалеры должны быть так неправдоподобно красивы и столь откровенно испорченны? Кажется, этот был еще хуже Гаретта, если, конечно, такое было возможно.

С опасным блеском в глазах она холодным презрением встретила его откровенно оценивающий взгляд.

— Возможно, в том же самом, где он потерял вас, — ответила она колко, раздраженная тем, как пристально он разглядывает ее фигуру, так, словно она лошадь, выставленная на продажу. — Странные вещи происходят с этими лесами: в них так удобно ускользать от невежливых, бесцеремонных друзей.

Ее язвительное замечание, казалось, ни в малейшей степени не задело его. Он восхищенно усмехнулся и покачал головой.

— И быстра на язык, как я вижу.

— Да, и все зубы тоже на месте, на тот случай, если вас и это интересует. — Сарказм, звучавший в ее тоне, просто нельзя было не заметить.

— А теперь я, кажется, обидел вас, — сказал он с шутливым раскаянием. Шагнув вперед, он взял ее руку и поднес к губам. — На самом деле я вовсе не хотел обижать такое дивное создание.

Ему ответил низкий голос позади нее:

— Осторожнее, Хэмпден. Это «дивное создание» — цыганка. Она может сглазить тебя, если ты намерен слишком докучать ей.

Гаретт вышел вперед и встал возле Мэриан, девушка с удивлением взглянула на него, так как не слышала никаких шагов. Гаретт был, как обычно, мрачен, но радостный блеск, который ей удалось уловить в его глазах при виде гостя, подсказал ей, что она догадалась правильно. Хэмпден был его другом.

Хэмпден выпрямился, и на его лице появилось выражение искренней радости, когда он увидел Гаретта.

— Что ж, могу поверить в то, что она цыганка, — сказал он, подмигнув Мэриан. — Она уже успела околдовать меня. — Увидев, как при этих словах угрожающе сдвинулись брови его друга, Хэмпден широко усмехнулся. — Похоже, в этом я не одинок?

Увидев, как поблекло веселое удивление на лице Гаретта, и отметив его откровенное неудовольствие, Мэриан обрадовалась. Ей было очень приятно, что Хэмпден сумел пробиться сквозь непроницаемый барьер, воздвигнутый Гареттом, и заставить его испытывать обычные человеческие эмоции, которых ей самой добиться от него не удавалось.

— О, сэр, — возразила она, обращаясь к Хэмпдену, — уверена, вы прекрасно знаете, что лорда Фолкхэма невозможно околдовать. Кого угодно, только не хладнокровного, непогрешимого лорда Фолкхэма. Женщины совершенно не интересуют его, особенно такие женщины, как я.

— Такие, как вы? — переспросил Хэмпден, и его глаза весело блеснули при виде того, как хмуро смотрит на них обоих Гаретт.

— Да. Женщины, которые не бросаются ему на шею по первому зову. — Она преувеличенно печально вздохнула. — Увы, я слишком энергична и умна, на его вкус. Его светлость предпочитает женщин, которых он может запугать, а я, к сожалению, совсем не подхожу на такую роль.

При этих ее словах тень насмешливой улыбки тронула губы Гаретта.

— Мина не совсем справедлива, Хэмпден. Речь вовсе не идет о ее уме или темпераменте. Я не люблю преднамеренный, откровенный вызов.

Заметив, как начинают загораться гневом глаза Мины, Хэмпден внезапно обхватил ее за талию и притянул ее непозволительно близко к себе.

— Что ж, а я люблю некоторый вызов. Покорные женщины смертельно скучны. Нет уж, мне подайте бойкую девчонку!

Мэриан уже начала сожалеть, что подстрекала Хэмпдена на подобные разговоры, но тут Гаретт вышел вперед и спокойно снял руку друга с ее талии.

— Боюсь, тебе придется еще где-нибудь поискать свою «бойкую девчонку», — проворчал он, по-хозяйски обхватив Мэриан за плечи. — Эта находится под моим покровительством.

— А, так, значит, у вас все слажено? — Хэмпден был явно доволен.

Мэриан, которой смертельно надоели эти игры, сразу ощетинилась. К тому же она была рассержена на Гаретта за то, что он дал понять, будто она — его любовница. Было плохо уже то, что ей, благородной леди, приходилось представляться цыганкой, но изображать из себя еще и его любовницу!..

— Нет, не слажено! — сердито воскликнула она. — Лорд Фолкхэм прекрасно знает, что если бы я могла, то не осталась бы здесь ни минуты!

И, сбросив руку Гаретта со своего плеча, она решительно направилась в сторону дома, не обращая внимания на двух мужчин, которые пошли следом за ней.

— Я рад вновь увидеть тебя, Фолкхэм, — услышала она голос Хэмпдена. — Тем более в такой хорошей компании.

— А я вот не уверен, что рад тебя видеть, — сухо отвечал ему Гаретт. — Ты не пробыл здесь и нескольких минут, а «моя компания», как ты выразился, уже готова перерезать мне горло. И тебе тоже, смею добавить.

Хэмпден усмехнулся.

— Ну, в это я не могу поверить. Это личико и эта фигурка уже сами по себе смертельно опасны, чтобы сразить наповал любого мужчину. Зачем этой крошке еще и нож?

Мэриан резко развернулась и, подбоченясь, смерила презрительным взглядом обоих мужчин, которые, по всей видимости, позволили себе попросту смеяться над ней.

— Если вы, джентльмены, уже достаточно обсудили мою персону, то вполне могли бы найти себе другую тему для разговоров. Не столь оскорбительную, может быть.

Хэмпден насмешливо усмехнулся.

— Я не могу обещать этого, красавица. Вы являете собой такую освежающую перемену после женщин двора. Большинство из них жеманны и глупы, и никогда не знаешь, что они думают на самом деле. Разве только одни любовницы короля проявляют ваш… э-э… характер и ум.

— Мистер Хэмпден! — Мэриан чуть не задохнулась от возмущения, едва поверив своим ушам, что он сравнивает ее с королевскими любовницами. Ах, как бы ей хотелось дать ему почувствовать свой истинный ум и характер! Но она не могла этого сделать, не открывшись им, кто она такая.

— Я полагал, это комплимент, — сказал он совершенно искренне, еще более шокируя ее этим заявлением.

— Мистер Хэмпден, если вы собираетесь… — гневно начала она, но тут вмешался Гаретт.

— Лорд Хэмпден, если точнее, — предупредительно поправил он, не в силах сдержать изумление, вызванное ее реакцией. — Полагаю, я должен представить вас друг другу, как того требуют приличия. Мина, это мой дорогой друг, Колин Джефрис, маркиз Хэмпден. Он разделил со мной тяготы изгнания во Франции.

Она перевела недоверчивый взгляд с Гаретта на Хэмпдена.

— Еще один! Это как раз то, чего мне не хватало — еще одного знатного вельможи, чтобы мучить меня!

Мэриан возвела к небу очи в притворном отчаянии, а мужчины дружно рассмеялись. Окинув их обоих сердитым взглядом, она развернулась и поспешила от них прочь, обратно в сад.

— Куда же вы? — окликнул ее Гаретт.

— Туда, где мне не надо будет сносить насмешки высокомерных лордов, — дерзко отвечала она.

Мужчины весело рассмеялись, что взбесило ее еще больше.

— Но мы хотя бы увидим вас за обедом? — крикнул ей в след Хэмпден, но она не ответила.

Гаретт смотрел на нее, не в силах отвести взгляда от ее округлых, чуть покачивающихся бедер. Затем он поискал глазами ее стражу, и, только когда приметил своего человека, стоящего наготове в конце сада, он успокоился.

— Мой Бог, Фолкхэм, где ты ее нашел? — воскликнул Хэмпден, когда девушка скрылась из вида.

— Правильнее сказать, что это она нашла меня, — отвечал Гаретт, направляясь вновь в сторону дома.

Хэмпден шел за ним.

— Неужели она и в самом деле цыганка? Я едва могу в это поверить. Несмотря на всю свою дерзость, она держится с грацией истинной леди.

Гаретт мрачно улыбнулся. В этом-то и заключалась проблема! Мина обладала удивительной способностью делать самые отталкивающие и неприятные вещи — вроде обработки гнойных ран — с легкостью и изяществом изысканной придворной дамы. Судя по ее поведению и отношению к жизни, она должна была бы быть настоящей леди. Если что-либо грязное и недостойное встречалось ей на пути, она умела ловко обойти это или отбросить, не испачкавшись.

После того памятного дня в библиотеке он был готов ко всему. Хотя их поцелуй не был ею спровоцирован, она отвечала на него довольно страстно и откровенно. И затем, когда ее тетушка помешала им… ну, понятно, что Мина постаралась использовать его действия, чтобы добиться своего освобождения. Поэтому он и дальше ожидал, что она попытается уже специально соблазнить его, надеясь таким образом уговорить его выпустить ее на свободу. Любая цыганка на ее месте не задумываясь поступила бы именно так. Вместо этого Мина окончательно сбила его с толку, нарушив все его ожидания, — она продолжала вести себя очень сдержанно, не дав ему ни малейшего повода заподозрить ее в чем-либо недостойном с точки зрения истинной леди.

В тот день в библиотеке он решил, что она влюблена в него. Признаться, он очень рассчитывал на это в своих попытках добиться от нее правды. Он испробовал холодность и язвительные, колкие вопросы. Он старался быть безжалостным и жестоким, допрашивая ее. Однако это ни к чему не привело. Она не только хранила молчание, но, что хуже всего, казалось, даже не заметила его холодности. И это особенно его раздражало.

— Так что, она правда цыганка? — повторил свой вопрос Хэмпден, прервав мысли друга.

— Да, наполовину. Она незаконнорожденная дочь дворянина.

Хэмпден понимающе кивнул.

— Что ж, это многое объясняет.

— Объясняет что? — недовольно спросил граф.

— Почему она находится под твоим покровительством.

Гаретт взглянул на друга, раздумывая, не сказать ли ему правду. В конце концов он решил, что правда — самое лучшее при таких обстоятельствах. Кроме того, Хэмпден мог что-нибудь знать, что могло бы помочь догадаться, кто она такая. И главное, выяснить ее связь с сэром Питни.

— На самом деле она находится здесь под моей опекой совсем по другой причине, чем ты думаешь. Я полагаю, что она работает на моего дядю, — прямо сказал он.

Хэмпден с недоверчивым изумлением уставился на него.

— Что за чертовщина! Эта хорошенькая штучка? Конечно, язычок у нее острый, я допускаю, но она едва ли похожа на ту, которую мог бы выбрать Тарле. Он предпочитает женщин слабых и нежных, — Хэмпден нахмурился. — Как я слышал, он особенно любит, чтобы женщина дрожала перед ним от страха. Твоя Мина едва ли способна дрожать от страха перед кем бы то ни было.

— Это так, — согласился Гаретт. — Но, возможно, он что-то о ней знает и шантажирует ее, заставляя служить ему.

Хэмпден недоверчиво фыркнул.

— Ну, если ты считаешь… Только мне так не кажется.

— Конечно, ведь она не пришла к тебе, закутанная черным плащом с ног до головы и в черной маске, которую, по ее словам, она вынуждена носить, так как лицо ее обезображено оспой. И не ты присутствовал при том, как ее перед своей смертью опознал человек Тарле, присланный сюда сжечь мои поля. И не ты видел, как…

— Довольно, довольно, я понял тебя. — Хэмпден с задумчивым видом потер подбородок. — Может быть, ты и прав, но я все еще не могу этому поверить. У нее взгляд, как у самой невинности. Потрясающе соблазнительной невинности, вынужден я добавить.

Гаретт скрипнул зубами, увидев знакомый блеск в глазах друга.

— Не рассчитывай на это, Хэмпден. Ее ты не получишь. В чем бы я ее ни подозревал, но Мина под моей защитой.

Хэмпден вопросительно приподнял бровь.

— Быть под твоей защитой не значит быть под тобой. Я хочу сказать, если ты до сих пор не уложил ее в постель…

— Даже и не думай об этом, — с неожиданной горячностью повторил Фолкхэм, задетый намеками Хэмпдена.

Маркиз рассмеялся.

— Но я просто не могу не думать об этом, дружище, раз это все так тебя беспокоит. Должен признаться, я очень рад тому, что приехал. Несколько минут, проведенных с вами, развлекли меня больше, чем десяток балов при дворе Его Величества.

Гаретт посмотрел на друга внимательным изучающим взглядом.

— Знаешь, Хэмпден, я, пожалуй, в первый раз не буду огорчен, когда ты уедешь отсюда.

— Возможно, ты и прав, — произнес Хэмпден без всякого намека на сострадание. — Даже определенно прав.

* * *

Мэриан нервно разгладила простую муслиновую ткань своего скромного, но лучшего платья, которое у нее сейчас было. Свои наряды она оставила в Лондоне, хотя едва ли она бы осмелилась когда-нибудь надеть их теперь. Что бы она сейчас только ни отдала, чтобы явиться к обеду в одном из своих самых элегантных костюмов. Она никогда особенно не сожалела о них… до сегодняшнего вечера.

Теперь она собиралась обедать с двумя мужчинами, которые знают о ее характере только самое худшее. Она пожала плечами. Платье никоим образом не переменит их представления о ней.

Это платье было очень практичным и даже вполне привлекательным, но оно никак не подходило для обеда в обществе графа и маркиза. Единственным его украшением служило кружево сорочки, которое выглядывало из низкого квадратного выреза. И все же желтый цвет платья, казалось, подчеркивал золотой оттенок ее волос, которые она, как могла, тщательно уложила локонами в искусную прическу. Тамара сшила это платье специально для нее, когда они только приехали в Лидгейт. Непохожее на все те платья, что ей пришлось позаимствовать у своей тетки и которые она постоянно носила, оно было сшито точно по ее фигуре и прекрасно подчеркивало ее изящество и тонкую талию.

И все же это был не шелк, и на корсаже, суживающемся острым мысом вниз, не было вышивки, которую она так любила и предпочитала другим украшениям. Лучшее, что она могла сделать в таких обстоятельствах, — это отказаться от обеда, однако даже такого выбора не было ей предоставлено. Гаретт совершенно ясно дал ей понять, что ожидает ее на этом обеде. Его точные слова звучали так: «Если вы не появитесь, Хэмпден подумает, что я намеренно прячу вас».

Хэмпден. Когда она подошла к двери в столовую, у нее засосало под ложечкой при одной только мысли о том, что ей предстоит весь этот вечер состязаться с ним и с Гареттом в остроумии и хитрости и при этом не попасть в ловушку. Однако в тот момент, когда она вошла, ей на глаза попалось только одно лицо, которое не заставило тревожнее забиться ее сердце. Это был всего лишь Уильям. За две недели ее заточения он стал ей кем-то вроде друга. Уилл постоянно все рассказывал ей о Тамаре и Тамаре о ней. Она знала, откуда в нем такая готовность помогать им — его явный интерес к ее тете ни для кого не был секретом, — но Мэриан не возражала. Он, по крайней мере, не сомневался в том, что она не нанята сэром Питни.

Поэтому, войдя, она сначала посмотрела на Уилла, словно ища его поддержки. Только после того, как он тепло улыбнулся ей, она отважилась взглянуть на Гаретта и его друга.

И сразу же пожалела об этом. Они оба стояли возле камина, оживленно разговаривая между собой, и в первый момент не заметили ее появления, поэтому у нее было время рассмотреть их получше. К ее досаде, оба молодых человека выглядели ошеломляюще привлекательно.

Сначала она обратила внимание на Хэмпдена из-за его богатого темно-вишневого камзола. Того же цвета панталоны до колен и черные, по последней моде, шелковые чулки облегали длинные худые ноги. Широкий воротник сорочки из белоснежных тончайших кружев, выпущенный поверх камзола, выгодно подчеркивал богатство рассыпанных по плечам золотых пышных локонов. К удивлению Мэриан, при этом он ничуть не был похож на щеголя, возможно, из-за его широких, мощных плеч, каких она, пожалуй, ни разу не встречала ни у кого из придворных кавалеров.

Затем Мэриан перевела взгляд на Гаретта, и у нее перехватило дыхание. Ну почему он обязательно должен быть так дьявольски красив?! Он был одет, как всегда, по моде, но более скромно, чем его друг, — в светло-серые панталоны, черные чулки и черный же камзол. Ни кружев, ни лент, так любимых придворными кавалерами. И его волосы. О небо! Его восхитительные волосы, не завитые, прямые, чуть волнистые, с грубо обрезанными концами, они придавали ему сходство с каким-нибудь разбойником. Ее всегда охватывала дрожь при виде его буйной густой гривы, и она не могла чувствовать себя в безопасности рядом с ним.

Словно ощутив, что она смотрит на него, Гаретт обернулся и встретился с ней взглядом. Затем его изумленные глаза медленно опустились вниз, к лифу ее платья, потом еще ниже, к тонкой, затянутой корсетом талии. Хмурое, недовольное выражение его лица в этот момент задело ее сильнее, чем все резкие, грубые слова, сказанные им в этот день. Нет никакого сомнения — он не одобрил ее слишком скромного платья.

Пока она стояла так, сгорая со стыда за свой бедный наряд, в котором она осмелилась явиться к двум столь блестящим кавалерам, Хэмпден также разглядывал ее, но его глаза при этом ярко блестели. В конце концов он издал тихий удивленно-восторженный свист.

— Ого, Фолкхэм! Если бы только я знал, какое сокровище ты здесь скрываешь, то приехал бы к тебе гораздо раньше.

В этот момент Гаретт с такой силой сжал хрупкий бокал, который он держал в руках, что Мэриан испугалась, что он раздавит его.

— Почему вы раньше не надевали это платье, Мина?

Еще более уязвленная этими словами, она гордо подняла голову и через силу улыбнулась Хэмпдену.

— Я приберегала его для особого случая. Но теперь я вижу, что… не могу надеяться на то, что одета подобающим образом для обеда с двумя такими знатными вельможами. Поэтому, если вы извините меня…

Она резко повернулась и почти выбежала из комнаты, едва сдерживая предательские слезы. А она-то еще надеялась, что выглядит привлекательно в этом платье. Как она могла так быстро забыть, сколь роскошно одеваются знатные вельможи и дамы к обеду! Неужели оттого, что она уже давно играет роль цыганки, она позабыла, как следует одеваться к простому обеду в деревне?

Мэриан еще не добежала до лестницы, когда Гаретт вышел следом за ней. И едва она ступила на первую ступеньку, как он оказался рядом и, схватив ее за руку, остановил ее.

— Боже, Мина, послушай, я не имел в виду…

Она обернулась и взглянула на него.

— Это не имеет значения. Вы можете пообедать вдвоем с лордом Хэмпденом, и я бы…

— Да нет же, ты не поняла! — впервые за все время их знакомства, Гаретт выглядел по-настоящему смущенным. — С твоим платьем все в порядке, за исключением того, что оно… оно…

— Слишком простое? — спросила она язвительно.

Его выразительный взгляд скользнул по нижнему краю ее декольте.

— Нет. Слишком… соблазнительное.

— Что? — не поверила своим ушам Мэриан.

— Я знаю, это именно то, что все дамы носят в Лондоне, — поспешно начал объяснять Гаретт, — и по их стандартам это платье даже не слишком смелое, но… но, черт побери, я не могу допустить, чтобы Хэмпден видел тебя такой… такой очаровательной.

Мэриан испытала огромное облегчение. Словно гора свалилась с плеч, когда она, заглянув ему в лицо, поняла по тому, как настойчиво он избегал ее взгляда, что он говорит правду. Так это все оттого, что Гаретт ревнует? И не к кому-нибудь, а к Хэмпдену! Она не знала, то ли ей радоваться, то ли сердиться.

— Вернись, моя прелесть, — пробормотал он. — Пожалуйста. Я вовсе не хочу, чтобы ты пропустила обед только потому, что я… допустил досадную оплошность.

Два сюрприза за один вечер, подумала она, благословляя Хэмпдена за его приезд. Гаретт ревновал, и мало того, он признал свою ошибку! Что ж, меньшее, что она может сделать, — это показать ему, как высоко она ценит его искренность.

— Хорошо, — кивнула она с королевским достоинством.

Его лицо мгновенно прояснилось, и с небывалой сердечностью и дружеским участием, которого она никогда еще от него прежде не видела, он проводил ее назад в комнату.

Хэмпден ожидал их с выражением явного веселья на лице. После того как Гаретт усадил Мэриан и оба мужчины сели сами за стол, Хэмпден оживленно заметил:

— Я очень рад, что мой угрюмый друг все-таки убедил вас вернуться, Мина. Иначе обед мог бы стать смертельно скучным в компании с одним только этим старым медведем.

Мэриан взглянула на Гаретта, который старался сохранять на лице невозмутимое выражение, и тут же подхватила шутливый тон Хэмпдена.

— Лорд Фолкхэм не так уж ужасен, — сказала она, поднимая бокал с вином. — Но если вы хотите интересных разговоров за столом, не спрашивайте его о его поместье. Конечно, если вас не интересует тема о видах на урожай.

Она украдкой взглянула на Гаретта. Тот саркастически приподнял брови.

— Уверен, Мина предпочитает поговорить о своем отце, — сказал он многозначительно. По всему было видно, что потерянное было ранее хладнокровие полностью вернулось к нему.

Ну почему он не может оставить ее в покое? Она вовремя сдержала готовый уже было вырваться резкий ответ и вместо этого не спеша пригубила вино, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями.

— В действительности, милорд, мне гораздо интереснее послушать о том, как вы познакомились с лордом Хэмпденом.

Вот оно. Самая безопасная тема для разговора. Двое мужчин смогут предаться воспоминаниям, и ей не придется беспокоиться о том, как парировать словесные выпады Гаретта в присутствии незнакомца.

Хэмпден принял вызов чуть ли не с радостью.

— Мы встретились в конюшне, — сказал он с улыбкой, которая стала еще шире, когда Гаретт нахмурился. — Вы бы, голубка, никогда не догадались, глядя сейчас на него, что наш друг Фолкхэм был когда-то конюхом.

— Правда? — спросила она, чуть подавшись вперед, с внезапно вспыхнувшим любопытством.

— Да, был. Так же, как и я, кстати. Во Франции. Мы работали на одного отвратительного старого графа, которому доставляло удовольствие иметь в услужении двух английских аристократов.

Гаретт — конюх во Франции?

— Но почему?

— Почему мы работали у графа или почему мы были во Франции? — переспросил Хэмпден.

— Почему вы работали конюхами?

— А! Ну просто мы не умели делать ничего другого. Когда мы только приехали во Францию, Гаретту было тринадцать, а мне шестнадцать. Мы были не единственными английскими дворянами, которые оказались там, как вы понимаете. И мы никому не были нужны. Ни одной душе.

— Но как же король? — спросила растерянно Мэриан. Она представляла их жизнь во Франции совсем иначе. — Разве он не защищал вас? Разве не помогал своим соотечественникам?

Хэмпден невесело улыбнулся.

— О короле спросите лучше Фолкхэма.

Мэриан перевела взгляд на Гаретта.

Гаретт лениво что-то ковырял вилкой в тарелке.

— Король так же нуждался, как и мы, Мина. У него самого едва ли каждый день была на столе еда, чтобы еще помогать и нам.

— Но нам говорили… — начала она растерянно.

— Кто говорил? Кромвель и его люди? — спросил Гаретт, и в его голосе послышались нотки горечи. — А что еще они могли вам сказать? «Круглоголовые» предпочитали, чтобы английский народ думал, будто их законный король живет в свое удовольствие во Франции, купаясь в роскоши. В действительности он скитался от одних родственников и знакомых к другим, пытаясь найти помощь, найти кого-то, кто взял бы на себя финансирование еще одного похода против Кромвеля. Его Величество оказал нам честь, подарив свою дружбу, но, кроме этого, он ничего не мог нам предложить. А затем, позже, он уехал в Испанию. У нас не было возможности последовать за ним.

— До тех пор пока ты не присоединился к армии герцога Йоркского, — вставил Хэмпден.

— Да, — коротко ответил Гаретт, вновь помрачнев.

Мэриан внезапно пожалела, что затеяла этот разговор. Однако Хэмпден не позволил другу испортить вечер.

— Не все было так уж плохо во Франции, — сказал он Мине. — Ты помнишь Уорика, Фолкхэм?

Из глаз Гаретта исчезло отсутствующее выражение, и он чуть заметно улыбнулся.

— Как я мог забыть его? Он всегда вонял паленой шерстью, особенно когда шел дождь.

— И он до сих пор так воняет, как я слышал, — засмеялся Хэмпден, а затем повернулся к Мэриан. — Плащ Уорика как-то попал в огонь. Мы попытались его вытащить, но он все равно обгорел по краям. У бедняги было не больше денег, чем у всех нас, и он не мог купить себе новую одежду, поэтому он просто обрезал края и носил его так.

Хэмпден усмехнулся, но Мэриан не могла разделить его веселье. Ей эта история показалось скорее печальной, чем забавной.

— Не беспокойтесь, он не страдал от холода зимой, — сказал Гаретт, правильно истолковав выражение ее лица. — Ему было так же тепло, как и нам. И если уж кто и пострадал в этой истории, так это мы, так как были вынуждены постоянно нюхать его пропахший дымом плащ. Мы так и находили его по запаху, приговаривая: «Где дым — там Уорик».

Хэмпден присоединился к смеху Гаретта, и через несколько мгновений Мэриан не выдержала и тоже рассмеялась.

— Честно говоря, в те дни у нас было мало поводов для смеха, — сказал Хэмпден, и в его глазах мгновенно потух веселый озорной блеск. — Граф и твой дядя хорошенько об этом позаботились.

— Сэр Питни? — удивленно спросила Мэриан. Она ничего не понимала. Ведь сэр Питни в это время находился в Англии, не подозревая, что его племянник жив. Как мог он навредить Гаретту?

— Ты что же, ничего не рассказывал ей о письмах? О человеке, которого Тарле послал, чтобы убить тебя? — изумился Хэмпден.

Гаретт пожал плечами, но в этом жесте угадывалась попытка защититься.

— Уверен, она это знает.

— Господи, да откуда? — протестующе воскликнула она, затем обернулась к Хэмпдену. — Так, значит, сэр Питни знал, что Гаретт жив?

Хэмпден помрачнел.

— Возможно, и не знал сначала, так как, по-видимому, мальчик-слуга, сопровождавший родителей Гаретта, был убит вместе с ними и его ошибочно приняли за Гаретта и похоронили как наследника Фолкхэмов. Но позже он узнал об этом, так как Гаретт отправил ему четыре или пять писем с доказательствами, что он — сын графа Фолкхэма. Однако сэр Питни сделал вид, что не получал этих писем. Но, узнав, что настоящий наследник жив, он очень скоро принял меры. Спустя какое-то время из Англии прибыл человек, который искал Гаретта. К счастью, вместо Гаретта он нашел меня. Я был старше, вооружен и более чем способен защитить себя. — Хэмпден усмехнулся. — Боюсь, человек сэра Питни не вернулся в Англию.

Взглянув на Гаретта, сохранявшего во время его рассказа безразлично-холодное выражение лица, Хэмпден хмыкнул и добавил:

— А граф был крайне мною недоволен из-за того, что я испачкал его полы кровью.

Мэриан слушала его в недоумении. Почему Гаретт никогда не рассказывал ей об этом? Видимо, из-за своей гордости и упрямства он считал, что не обязан никому ничего объяснять.

— Расскажите мне, пожалуйста, об этом графе, — попросила она. По какой-то причине это показалось ей необыкновенно важным. Ей хотелось как можно больше узнать о Гаретте и понять, почему он вернулся из Франции таким озлобленным, ожесточенным человеком и куда делся тот мальчик «с открытым сердцем», живший в ее детских фантазиях.

— А… граф, — пробормотал Гаретт и, взяв кусок хлеба, разломил пополам.

— Граф был тем самым человеком, который заставил меня ненавидеть Францию, — сказал Хэмпден. — Уверен, Фолкхэм со мной согласится, так как тот издевался над ним даже еще сильнее, чем надо мной. Граф ненавидел Фолкхэма, он называл его Дьяволенком.

Что ж, неудивительно. Мэриан вполне могла понять, каким образом Гаретт мог заработать такое прозвище.

— По крайней мере благодаря ему вы не умерли с голоду. Вы ведь сами говорили, что не могли найти другой работы.

— Не уверен, что все было так безнадежно, — спокойно сказал Гаретт, поднося к губам бокал с вином. — Может, было бы лучше просить милостыню на улицах Парижа, чем работать на графа.

Хэмпден хмыкнул.

— И то верно. Нас так часто пороли, что еще удивительно, как мы смогли выжить и возмужать после этого.

Мэриан побледнела и медленно опустила ложку с супом, которую только что поднесла к губам.

— Пороли?

— Естественно, — невозмутимо кивнул Хэмпден, — и меня еще не так сильно, как Фолкхэма, да он и был послабее.

— Это потому, что Хэмпден снабжал графа самыми свежими городскими новостями и сплетнями о жизни двора, — сухо пояснил Фолкхэм Мэриан. — Хэмпдену всегда удавалось сговориться с графом и променять порку на парочку свежих сплетен о его врагах.

Хэмпден ничуть не смутился.

— О да! — воскликнул он. — Я действительно подкупал его сплетнями. Конечно, мне помогало то, что я развлекал жен его врагов. — Он беспечно пожал плечами. — В то время это был наиболее легкий и приятный способ заработать деньги, чем работа в конюшне.

Лицо Мэриан сделалось почти пунцовым от этих слов, и она опустила глаза в тарелку с супом.

Заметив это, Гаретт ухмыльнулся.

— Так вот, оказывается, откуда ты столько знал. А я-то раньше завидовал твоей способности разнюхивать тайны французского двора. Теперь, когда я знаю, как ты добывал их…

— Жалеешь, что был слишком мал, чтобы самому заняться этим? — с готовностью закончил за него Хэмпден.

Гаретт бросил на него шутливо-угрожающий взгляд.

— Нет, я жалею, что не уговорил тебя заняться женой графа. Ты мог бы значительно облегчить нашу участь.

— Эту отвратительную, старую… — Хэмпден запнулся, вспомнив, что за столом присутствует дама. — Ну, это вряд ли бы помогло. Она ненавидела тебя почти так же, как и граф, а все из-за твоей нелепой гордости. Никто из них не мог ее вынести. Все они желали преподать тебе, варвару-англичанину, урок. Им нравилось видеть гордого английского аристократа, влачащего жалкое существование. Однако им не удавалось сломить твою волю, сколько бы они тебя ни били, и это приводило их в ярость.

У Мэриан сжалось сердце от жалости, когда она представила тринадцатилетнего Гаретта — мальчика «с открытым сердцем» — жестоко избитым, всего в крови, лежащим на грязной соломе в конюшне. Она просто не могла не задать следующий вопрос:

— А эти порки… они были… очень жестокими?

Гаретт бросил на Хэмпдена предупреждающий взгляд и покачал головой.

— Нет, — ответил он коротко.

Увидев, как вопросительно Мэриан взглянула на Гаретта, Хэмпден чуть приподнял от удивления брови.

— Так, значит, ты не показывал ей свою спину, иначе бы она сразу поняла, что ты лжешь!

— Хэмпден, не пора ли нам сменить тему? — решительно произнес Гаретт, не отрывая пристального взгляда от Мэриан, которая с каждой минутой становилась все бледнее.

Хэмпден пожал плечами и затем с милой, дружеской улыбкой пустился в остроумные описания последних дворцовых новостей. Однако Мэриан почти его не слушала. Образ избитого, голодного Гаретта так и стоял у нее перед глазами, совсем лишив ее аппетита.

Она начала понимать, откуда у него взялась такая ненависть к его дяде. Сэр Питни мог с легкостью избавить Гаретта от нужды и лишений в эти тяжелые годы. Но он предпочел оставить своего племянника во Франции без гроша в кармане, в то время как сам захватил все богатства мальчика. Как там сказал Гаретт? «Только боль может сделать человека сильным». Теперь она знала, что случилось с веселым беззаботным мальчиком, у которого было открытое сердце. Этот мальчик был убит сначала горем от смерти родителей, затем — предательством дяди. И вот вместо него появился Гаретт, граф Фолкхэм, суровый, мрачный, преисполненный жаждой мщения.

Она взглянула на Гаретта, тот тем временем задавал какой-то пустячный вопрос Хэмпдену о королевском дворе. Удивительно еще, как он вообще все это выдержал — столько горя, столько жестокости и предательств. А затем были страшные годы, когда он был солдатом, годы, о которых он сам отказался говорить. Неудивительно, что он не доверяет ей, подумала она с безнадежностью.

Ее невеселые мысли были резко прерваны, когда она услышала, как Хэмпден упомянул имя ее отца. Стараясь не выдать своих эмоций, она начала внимательно прислушиваться к разговору.

— Смерть Винчелси вызвала множество пересудов в городе, — сказал Хэмпден, разрезая в этот момент кусок мяса. Он положил его в рот и принялся усердно жевать, в то время как Мэриан от нетерпения постукивала под столом ногой. — Видишь ли, — продолжил он после небольшой паузы, — в действительности никто не верил, что Винчелси замешан в этом деле, до тех пор, пока его не убили. Сэр Генри — благородный дворянин, человек чести, и главное, у него не было абсолютно никаких причин убивать Его Величество.

— Так ты думаешь, он невиновен? — спросил Гаретт и по непонятной причине помрачнел. — Из того, что я слышал, отравленное лекарство оставалось постоянно при нем с того самого момента, как он покинул дом. Кларендон подозревает, что он мог работать на «круглоголовых», и я склонен согласиться с ним. Это очень на них похоже.

Хэмпден пожал плечами.

— Но кто может знать, что произошло в действительности? Однако я ни в чем не убежден. Более того, я один из тех немногих, которые были бы готовы оправдать его за недостаточностью улик. После его смерти сразу же поползли разговоры, и большинство осудило старика. Впрочем, чего еще от них ожидать? Ведь не осталось никого, кто мог бы доказать его невиновность. Его дочь покончила с собой и…

— Его дочь? — с внезапным интересом переспросил Гаретт, чуть прищурив глаза.

Мэриан почувствовала, как холодеет при упоминании о ней самой. У нее задрожали руки, и она поспешно убрала их на колени под скатерть.

— Я и не знал, что у Винчелси была дочь, — Гаретт вопросительно взглянул на нее.

Мэриан с огромным усилием взяла себя в руки и, стараясь не выдать волнения, спокойно встретила его взгляд:

— Да, у него была дочь. Но, как говорили, она покончила с собой, когда узнала об аресте и смерти отца.

— Это так, — подтвердил ее слова Хэмпден, в то время как Гаретт продолжал задумчиво смотреть на Мину. — Она бросилась в воды Темзы. Некоторые даже стали подозревать, что она могла быть замешана в этом отравлении.

— В самом деле? А что собой представляла его дочь? — холодно спросил Гаретт.

Хэмпден откинулся на спинку стула и вытер рот салфеткой.

— Что я слышал о ней? Поговаривали, что она что-то вроде отшельницы. Очень странная девица, как я мог заключить из того, что мне рассказывали. Она почти не выходила целый день из своей комнаты и практически никогда не бывала при дворе. Можно заключить, что она вообще сторонилась людей.

«Вопиющая ложь!» — сердито подумала Мэриан. И все же на этот раз она должна была быть благодарна злым придворным сплетням, которые, как всегда, оказались далеки от правды. Продолжая хранить на лице невозмутимое выражение, так как видела, что Гаретт с повышенным интересом наблюдает за ней, Мэриан решила кое-что добавить от себя. Чем менее портрет, нарисованный Хэмпденом, будет похож на настоящую Мэриан, тем дольше Гаретту не придет в голову попытаться сопоставить леди Мэриан и цыганку Мину.

— В самом деле, — сказала она, пытаясь улыбнуться, — леди Мэриан была болезненно стыдлива.

— Вы знали ее? — спросил Гаретт, сверля ее взглядом.

— Конечно. Я ведь говорила, что знала ее родителей.

— Почему же вы даже не упомянули о ней раньше?

Она сделала неопределенный жест рукой.

— С чего бы я стала упоминать о ней? Я знала ее очень плохо. Она все время проводила в своих комнатах, почти ни с кем не разговаривала. Да и встречались мы крайне редко. Неудивительно, что она покончила с собой, — продолжала Мина возбужденно. — Она постоянно падала в обмороки при малейших признаках насилия. Она не могла переносить вида крови. Могу себе представить, в каком ужасе она была, когда услышала об аресте отца.

Хэмпден презрительно фыркнул.

— Это самое глупое, что можно было придумать в ее положении. Яркий пример малодушия наших придворных дам. Уверен, что никогда бы не увидел вас, мадам, бросающейся в воды Темзы при подобных обстоятельствах. Готов побиться об заклад, что такое вам не могло бы даже прийти в голову.

— Только не Мине, — насмешливо заметил Гаретт.

Она почувствовала огромное облегчение, когда, взглянув на графа, не заметила и тени подозрения на его лице. Благодаря нарисованному Хэмпденом образу, для которого она также не пожалела красок и который ни в малой степени не соответствовал оригиналу, она сумела на этот раз не дать Гаретту докопаться до правды. Но как долго сможет она вот так идти по самому острию лезвия?

Хэмпден между тем уже рассказывал о новых королевских любовницах, а Гаретт в ответ отпускал язвительные и весьма непристойные замечания. Мэриан слушала их, и с каждым сказанным ими словом тревога все более овладевала ее сердцем. Их разговор подтвердил то, что она уже раньше поняла из рассказов об их изгнании. Они оба хорошо знали Его Величество, слишком хорошо!

И теперь она еще более ясно, чем прежде, поняла, как важно сохранить в тайне от Гаретта ее настоящее имя. Он ни за что не должен узнать, кто она такая. Ведь теперь, очевидно, он верит в виновность ее отца и так же легко может поверить сплетням о ее участии в этом покушении. Если он когда-нибудь узнает, кто она такая, то тут же под конвоем отправит ее к королю, в этом сомневаться уже не приходилось.

Мэриан с силой скомкала в руках салфетку.

Он не должен узнать. Не важно, чего это будет ей стоить, но она должна сохранить в тайне свое имя.