Все люди грешны, учат нас отцы Веры. Даже величайшие короли и благороднейшие рыцари, уступая гневу, похоти или зависти, совершают порой поступки, пятнающие их доброе имя. С другой стороны, любовь и сострадание живут даже в самых черных сердцах, и самые порочные мужчины и женщины могут порой совершить что-то хорошее. «Мы таковы, какими нас создали боги, – пишет септон Барт, мудрейший из всех королевских десниц. – Сильные и слабые, хорошие и плохие, добрые и жестокие, герои и себялюбцы. Да будет это известно всякому, кто поставлен правителем над людьми».

Редко когда правота сих слов проявлялась столь явно, как в 50 году ОЗ. Полувековое правление Таргариенов намечалось отпраздновать пирами, турнирами, ярмарками. Ужасы Мейегора Жестокого отошли в прошлое, Железный Трон примирился с Верой, молодого короля Джейехериса обожали как лорды, так и простой народ. Но на небе уже собирались тучи, заметные лишь немногим, и чуткое ухо могло уловить громовые раскаты.

Королевство о двух королях что человек о двух головах, говорят в народе. Вестерос в 50 году имел короля, десницу и трех королев, совсем как при Мейегоре. Но если королевы Мейегора во всем зависели от супруга, который распоряжался самой их жизнью, то нынешние, каждая в своем роде, обладали определенной властью.

В Красном Замке властвовала королева Алисса, вдова короля Эйениса, мать короля Джейехериса, жена королевского десницы лорда Баратеона. На Драконьем Камне за Черноводным заливом явилась новая королева: дочь Алиссы, девица тринадцати лет, вопреки воле матери и лорда-отчима вышла замуж за брата своего Джейехериса. Наконец, на далеком Светлом острове жила старшая дочь Алиссы, вдова принца Эйегона Некоронованного. В западных и речных землях, даже в Просторе, ее называли уже королевой Запада.

Мать и двух дочерей, помимо родства, связывали былые страдания… и разделяли тени, сгущавшиеся день ото дня. Единство и дружество, позволившие Джейехерису, его матери и сестрам свергнуть Мейегора Жестокого, понемногу изнашивались, а старые обиды давали о себе знать. В эти последние месяцы регентства между молодыми королем с королевой и королевой-матерью с мужем-десницей зародилось несогласие, грозившее Вестеросу новой войной.

Не будем забывать, что в Вестеросе была и четвертая королева, дважды овдовевшая Элинор из дома Костейнов. Это она нашла Мейегора мертвым на Железном Троне, а после восшествия на престол Джейехериса уехала из столицы. В глубоком трауре, сопровождаемая лишь служанкой и одним стражником, она отправилась в Долину Аррен, где воспитывался в Орлином Гнезде ее старший сын от первого мужа, сира Тео Боллинга. Оттуда она проехала в Хайгарден, где воспитывался средний; убедившись в благополучии старших детей, она вместе с младшим мальчиком вернулась в отцовскую усадьбу Три Башни, намереваясь дожить там на покое остаток дней – но судьба и король Джейехерис, как мы увидим позже, имели другие замыслы на ее счет.

Поводом для ссоры между Джейехерисом и Алиссой стал его неожиданный тайный брак с младшей сестрой, сорвавший брачные планы королевы-матери и десницы, но были и другие причины: зерна раздора посеяли две другие свадьбы минувшего года.

Лорд Робар не спрашивал у короля разрешения жениться на его матери, и юный Джейехерис счел это знаком неуважения. Более того, король не одобрял этот брак в целом; он, как позже признался септону Барту, ценил своего десницу как советника и друга, но в новом отце не нуждался, полагая себя умнее и выше лорда Баратеона. На сестру Рейену, тоже не просившую у него позволения выйти замуж, он гневался несколько меньше, а вот королеву Алиссу глубоко обидело то, что дочь не посоветовалась с ней и не пригласила ее на свадьбу.

Рейена, как она говорила близким подругам, никогда, в свою очередь, не понимала увлечения матери лордом Баратеоном. Она нехотя признавала, что тот помог ее брату в борьбе с Мейегором, но не могла ни забыть, ни простить, что тот же лорд Робар оставил без поддержки мужа ее Эйегона в битве у Божьего Ока. С течением времени ее все более возмущало, что ей и ее дочерям, законным наследницам Железного Трона, предпочли «младшего братца», как она стала называть Джейехериса. Она, как-никак, первенец, говорила Рейена всем, кто был склонен слушать, и на драконе стала летать задолго до младших, но все они, «даже родная мать», сговорились ее обойти.

Задним числом легко оправдывать во всем Джейехериса с Алисанной и выставлять злодеями Алиссу и лорда Робара. Вольно и певцам сочинять, что любовь короля и принцессы не знала себе равных со времен Флориана-Дурака и его Джонквиль. В песнях любовь побеждает всегда, но в жизни всё не так гладко: королева Алисса отнюдь не без причины тревожилась за своих детей, за династию Таргариенов и за все государство.

Мотивы лорда Робара были не столь бескорыстны. «Неблагодарность» юного короля, в котором он видел сына, ранила его самолюбие, а вынужденное отступление на глазах у полусотни своих людей уязвляло и того пуще. Природный воин, мечтавший сойтись в поединке с королем Мейегором, не мог переварить унижения, которое претерпел из-за пятнадцатилетнего мальчика. Не будем, однако, судить его чересчур сурово, помня слова септона Барта. Совершивший под конец своей службы ряд глупостей и жестокостей, он в душе не был ни жестоким, ни даже глупым. Раньше он проявил себя как герой, и мы не должны забывать об этом даже в самый темный год его жизни.

После столкновения с Джейехерисом десница только и думал, что о своем позоре. Первым его побуждением было вернуться на Драконий Камень с бóльшим числом людей, перебить гарнизон замка и насильственно исправить то, что сотворил Джейехерис. Что до Белых Плащей, поклявшихся защищать короля ценой своей жизни, то лорд Робар, как он заявил на совете, охотно бы предоставил им эту честь. На слова лорда Талли, что король может попросту закрыть перед ним ворота, Баратеон ответил: «И пусть, я возьму замок штурмом». Лишь королеве Алиссе удалось отговорить его от такого безумства. «У моих детей есть драконы, любимый, – мягко сказала она, – а у нас нет».

Королева-регентша не меньше мужа желала бы расторгнуть необдуманный брак, опасаясь, что весть о нем вновь поднимет Веру против короны. Септон Маттеус раздувал ее опасения; сей благочестивый муж, не боясь больше, что ему зашьют рот, говорил лишь о том, как «все добрые люди» восстанут против беззаконной свадьбы короля и принцессы.

Примирение могло бы еще состояться, если бы Джейехерис и Алисанна приехали в столицу отпраздновать Новый год. Королева Алисса неустанно молилась об этом, говоря совету, что дети скоро опомнятся и повинятся – но этого не случилось.

Прошло две недели, а там и месяц. Когда король так и не прибыл ко двору, королева-мать объявила, что снова отправится на Драконий Камень, одна, и попросит детей вернуться. Лорд Робар ей это решительно запретил. «Твой мальчишка, если ты приползешь к нему на коленях, слушать тебя не станет. Он поставил свои желания выше благополучия Вестероса, и этому нельзя потакать. Ты хочешь, чтобы он кончил так, как его отец?» Королева покорилась воле мужа и никуда не поехала.

«Королева, несомненно, желала поступить правильно, – писал много лет спустя септон Барт. – Беда лишь в том, что она не всегда знала, что правильно, а что нет. Ей, как и ее первому мужу королю Эйенису, хотелось прежде всего, чтобы ее любили, обожали и восхваляли – но правитель должен иногда совершать деяния, которые, как он знает, вызовут недовольство и возмущение, и вот на них-то недоставало решимости у королевы Алиссы».

Дни шли, складываясь в недели, и сердца по обе стороны Черноводного залива все больше ожесточались. Молодая пара оставалась на Драконьем Камне в ожидании дня, когда Джейехерис сможет взять власть в свои руки, зрелая чета думала о том, как их разлучить и отвратить тем грядущие бедствия. Алисса и лорд Робар обсуждали случившееся только с советом, а бывшие с ними солдаты и рыцари молчали, боясь потерять язык. Если вовремя отменить брачную церемонию, сохранив ее в тайне, то никто в Вестеросе и знать ничего не будет – так рассуждал десница. Все еще возможно, пока брак не скреплен на ложе.

Надежды эти, как мы знаем теперь, были тщетными, но в 50 году Робар Баратеон думал именно так. Ободряло его, безусловно, и молчание самого короля: Джейехерис, сыграв свою свадьбу без промедления, объявлять о ней не спешил, хотя имел к тому средства. На острове еще со времен королевы Висеньи служил мейстер Калипер, вполне бодрый в свои восемьдесят годов, и ему помогали два молодых мейстера. Драконий Камень располагал достаточным количеством воронов; по слову короля они оповестили бы о свадьбе все королевство, но король этого слова не произнес.

Ученые по сей день спорят о причинах его молчания. Не раскаялся ли он в своем поспешном решении, как надеялась королева Алисса? Не обидела ли его чем-нибудь Алисанна? Не убоялся ли он последствий, вспомнив о судьбе Эйегона и Рейены? Не поколебали ли его волю мрачные пророчества септона Маттеуса? Или он попросту, как всякий пятнадцатилетний юнец, сначала сделал, а потом уж задумался, как быть дальше?

В пользу всех этих версий приводилось немало доводов, но в свете того, что нам известно о Джейехерисе Первом сейчас, они мало правдоподобны. Ни в молодости, ни в старости сей король никогда не поступал необдуманно. Автору этих строк представляется ясным, что Джейехерис ни на миг не раскаялся в своем браке и не намеревался расторгнуть его. Он избрал свою королеву по велению сердца и хотел известить о том королевство в нужное время – не мальчиком, женившимся вопреки желанию матери, но полноправным правителем.

Отсутствие короля в Красном Замке не прошло незамеченным. Не успел остыть пепел новогоднего костра, как жители Королевской Гавани начали перешептываться. Чтобы пресечь слухи, королева Алисса распространила весть, что его величество предается отдыху и размышлениям на Драконьем Камне, в фамильном замке… но когда король так и не показался, этим озаботились лорды. Не болен ли он? Не взят ли под стражу по неизвестной причине? До тех пор король постоянно бывал в городе и беседовал с горожанами; внезапное его исчезновение волновало умы.

Алисанне возвращаться ко двору совсем не хотелось. «Здесь ты мой днем и ночью, – говорила она, – а в Красном Замке мне едва ли удастся урвать тебя хоть на час, ибо твоего внимания потребует вся страна». Драконий Камень был для нее идиллией. «Много лет спустя, состарившись и поседев, мы будем оглядываться на эти дни с улыбкой, вспоминая, как счастливы были здесь».

Джейехерис, несомненно, отчасти разделял ее чувства, но у него были и другие причины не спешить в Красный Замок. Он в отличие от дяди своего Мейегора не впадал в безумную ярость, но гнев ему не был чужд; король не мог простить, что его не звали на совет лордов, где решалась его судьба и судьба сестры. Джейехерис был по-прежнему благодарен Робару Баратеону за помощь при восшествии на престол, но ни за что не позволил бы ему помыкать собой. «У меня был один отец, второй мне не нужен», – говорил он мейстеру Калиперу. Ценя достоинства своего десницы, король хорошо видел и его недостатки, ставшие особенно явными перед Золотой Свадьбой, когда Джейехерис принимал своих лордов, а лорд Робар охотился, бражничал и лишал невинности юных дев.

На предмет собственных недостатков король также не заблуждался и хотел искоренить их, прежде чем занять трон. Отца его Эйениса называли слабым большей частью из-за того, что тот не был воином в отличие от брата своего Мейегора, и Джейехерис решил, что никому не позволит усомниться в своей отваге и воинском мастерстве. На Драконьем Камне в его распоряжении был командир гарнизона сир Меррел Буллок с сыновьями сиром Алином и сиром Ховардом, был поседелый мастер над оружием сир Элиас Скелс; была, наконец, Королевская Гвардия, состоявшая из семи лучших в Вестеросе бойцов. Каждое утро он приказывал им нападать на себя свирепо и беспощадно, а сам отбивался мечом, копьем, топором и палицей. Учения велись на замковом дворе от восхода до полудня, и королева смотрела, как бьется ее король.

Тяжко ему давалась эта наука. Каждая схватка заканчивалась лишь тогда, когда Джейехериса объявляли убитым. Убивали его столь часто, что стражники на стенах завели привычку кричать «король умер» всякий раз, как он падал, и «да здравствует король» всякий раз, как он поднимался. Противники его бились об заклад, кто сколько раз убьет короля; победителем, по слухам, вышел молодой Пейт-Кулик, от чьего копья Джейехерис никак не мог увернуться. К полудню король, к огорчению Алисанны, бывал весь в синяках и в крови, но под конец своего островного сидения стал таким добрым воином, что сам сир Элиас сказал ему так: «В Королевскую Гвардию, государь, вас не примут, но кабы дядя ваш Мейегор чудом восстал из могилы, я бы поставил на вас».

Как-то раз, когда королю особо сильно досталось, мейстер Калипер спросил его: «К чему ваше величество так изводит себя? У нас теперь мир». На это Джейехерис с улыбкой ответил: «Мир был и когда умер мой дед, но стоило взойти на трон моему отцу, враги повылезли отовсюду. Они хотели испытать его силу – захотят испытать и мою».

В этом король не ошибся, но к первому испытанию, коему он подвергся, никакие воинские учения не могли его подготовить, ибо доказывать ему пришлось не боевую доблесть, а любовь к юной своей королеве.

О детстве Алисанны нам мало что известно: о ней как о пятом ребенке женского пола в хрониках почти не писали, уделяя все внимание старшим детям, более близким к трону. Была она, насколько мы знаем, умненькой, но ничем особо не выделялась; маленькой и хрупкой, однако никогда не болела; послушной, учтивой, с приятным голосом и милой улыбкой. На радость родителям, она не выказывала застенчивости, отличавшей ее старшую сестру в детстве, и никогда не грешила упрямством, как племянница ее Эйерея.

Ее как принцессу с ранних лет окружали прислужницы и компаньонки всякого рода. Сначала, конечно, была кормилица, ибо королева Алисса, как и большинство знатных дам, сама своих детей не выкармливала. Потом мейстер должен был учить ее счету, чтению и письму, а септа – наставлять в правилах благочестия. Девушки простого звания обстирывали ее и выносили за нею судно, а с возрастом к ней приставили ровесниц из знатных домов, с которыми она играла, каталась верхом и шила.

Подруг выбирала не сама Алисанна, а ее матушка, и менялись они часто, чтобы принцесса к ним не слишком привязывалась. Старшая, Рейена, питала к своим компаньонкам слишком пылкие чувства; при дворе это находили не совсем подобающим, и королева не желала, чтобы Алисанна стала предметом таких же сплетен.

Всё переменилось, когда король Эйенис умер и трон захватил брат его Мейегор, вернувшийся из-за Узкого моря. Новый король племянников недолюбливал и ни на грош им не доверял. Весь двор королевы Алиссы – рыцарей, фрейлин, слуг и мальчиков на побегушках – распустили, а Джейехериса с Алисанной отдали на воспитание двоюродной бабке, грозной королеве Висенье. Заложников во всем, кроме имени, их перевозили то на Дрифтмарк, то на Драконий Камень, то в Королевскую Гавань; но в 44 году Висенья скончалась, и Алисса, не упустив случая, бежала с Драконьего Камня с Джейехерисом, Алисанной и мечом Темная Сестра.

Достоверных сведений о жизни Алисанны после бегства не сохранилось. Она появляется в анналах лишь после смерти Мейегора Жестокого, когда ее мать и Робар Баратеон выступили на Королевскую Гавань, а Рейена, Алисанна и Джейехерис прилетели туда верхом на драконах.

У нее, конечно же, и в ту пору были подруги и служанки, но имена их, к сожалению, до нас не дошли. Известно лишь, что никто из них не сопровождал Алисанну при их с Джейехерисом побеге из Красного Замка; в покоях и на кухне Драконьего Камня служили только мужчины.

Это едва ли приличествовало принцессе, тем более королеве, и ее мать Алисса отправила на Драконий Камень тщательно подобранный штат служанок и фрейлин. Делалось это с тайной мыслью развести молодых. План, как уверяет великий мейстер Бенифер, принадлежал королеве-регентше, но лорд Робар охотно с ним согласился, усмотрев случай использовать его в своих целях.

Септон, как мы уже знаем, на острове был, но при особе королевы должна была состоять и септа. Королева-мать прислала дочери сразу трех: суровую сестру Изабель и двух послушниц возраста Алисанны из благородных семей, Лиру и Эдит. Начальницей всех посланных на остров женщин Алисса поставила леди Люсинду Талли, известную всей стране праведницу, а с ней приехала младшая сестра Элла из дома Брумов, которую одно время прочили Джейехерису в жены. Дочерей лорда Селтигара, коих десница совсем недавно презрел за недостаток подбородков, грудей и мозгов, тоже включили в свиту. «Пусть от них хоть какая-то польза будет», – сказал будто бы их отцу лорд Робар. От Долины, штормовых земель и Простора также выбрали по девице: Дженнис из дома Темплтонов, Корианну из дома Уайлдов и Розамунду из дома Боллов.

Королева Алисса, безусловно, хотела, чтобы дочери прислуживали леди ее возраста и хорошего происхождения, но не в одном этом состоял ее замысел. Она надеялась, что три септы вкупе с набожными Люсиндой и Эллой внушат Алисанне, а быть может и Джейехерису, что брату спать с сестрой грешно и постыдно. В «детях», как Алисса продолжала называть молодых короля с королевой, нет зла, они просто юны и упрямы; если наставить их на путь истинный, они раскаются и отрекутся от греховного своего сожительства – об этом по крайней мере молилась их мать.

Цели лорда Робара были не столь высокими. Не полагаясь на солдат гарнизона и королевских гвардейцев, он желал иметь собственные глаза и уши на острове. Леди Люсинде он дал наказ докладывать ему обо всем, наипаче же о том, не намерены ли король с королевой осуществить наконец свой брак – чему, особо указал он, надлежит помешать всеми средствами.

Быть может, он добивался не только этого.

Сейчас, как ни жаль, нам придется заглянуть в одну скверную книгу, вышедшую лет через сорок после описываемых событий. Ее и теперь можно найти в притонах (хозяйки коих умеют читать) и в библиотеках образованных нечестивцев, между тем как все сохранившиеся списки дóлжно держать под замком подальше от взоров девиц, честных жен, детей и всех благочестивых людей.

Ходит она под разными заглавиями, как-то: «Грехи плоти», «Высокое и низкое», «История распутницы», «Пороки рода людского», но подзаголовок всегда один и тот же: «Назидание юным девам». Написана она будто бы благородной девицей, которая отдалась конюху своего лорда-отца, родила от него ребенка и прожила после долгую жизнь, полную всевозможных злоключений, грехов и пороков.

Если история эта правдива (во что порой с трудом верится), рассказчица побывала фрейлиной королевы, любовницей молодого рыцаря, лагерной потаскушкой на Спорных Землях, трактирной прислужницей в Мире, лицедейкой в Тироше, подругой предводительницы пиратов на островах Василиска, рабыней в Волантисе (где ее татуировали и вдели ей в нос кольцо), служанкой квартийского колдуна и хозяйкой веселого дома в Лиссе, после чего уехала в Старомест и посвятила себя служению Вере. Дни свои она окончила в Звездной септе, где якобы и написала эту книгу в назидание молодым девушкам, дабы те не вступили на ее гибельный путь.

Непотребных ее похождений мы касаться не станем: нас занимает лишь рассказ о юных ее годах, ибо предполагаемая сочинительница «Назидания юным девам» есть не кто иная, как Корианна из дома Уайлдов, посланная вместе с другими девицами в услужение маленькой королеве.

Мы не можем опираться на «Назидание» как на достоверный источник, даже если книгу в самом деле написала она (многие предполагают, что у этого сочинения несколько авторов, ибо стиль написания одних частей заметно отличается от других), но ранняя история леди Корианны подтверждается записками мейстера, служившего в Доме Дождя. Он пишет, что младшую дочь лорда Уайлда в тринадцать лет и верно лишил невинности конюх. Сама она описывает своего соблазнителя как «пригожего юношу», мейстер же говорит, что это был рябой тридцатилетний мужик, наделенный мужским орудием «что у твоего жеребца».

Как бы то ни было, лорд узнал о содеянном. Конюха оскопили и послали на Стену, а леди Корианна, заточенная в своих покоях, родила сына. Мальчика отправили в Штормовой Предел, где его усыновили замковый стюард с женой, у которых своих детей не было.

Ребенок, по словам мейстера, родился в 48 году. С леди Корианны теперь глаз не спускали, но вне стен усадьбы о ее позоре мало кто знал. Когда ворон принес ей вызов в Королевскую Гавань, леди-мать строго-настрого наказала дочери молчать о своем грехе: «В Красном Замке все думают, что ты девственница». Корианна отправилась в столицу с отцом и братом; они заночевали в гостинице на южном берегу Черноводной, откуда ходил паром, и оказалось, что там ее ожидает некий великий лорд.

С этого места всё еще больше запутывается: даже те, кто признаёт за «Назиданием» некоторую долю истины, спорят меж собой о том, кем же этот лорд был.

При многократном переписывании в книги вкрадывается немало ошибок и разночтений. Мейстеров Цитадели учат копировать оригинал слово в слово, но светские писцы не столь ревностно относятся к своему ремеслу. Служители Веры, со своей стороны, часто перетолковывают по-своему то, что находят непристойным или кощунственным. «Назидание», непристойное от начала и до конца, мейстеры и септоны вряд ли копировали. Принимая во внимание, что списки этой книги исчисляются сотнями (хотя при Бейелоре Благословенном сожгли не меньше), то переписчиками ее скорей всего были септоны, лишенные сана за пьянство, воровство и разврат; школяры, так и не выковавшие себе цепь в Цитадели; наемные писцы из Вольных Городов и, наконец, скоморохи, худшие из всей шайки. Все они, не стесняемые мейстерским уставом, склонны «украшать» текст, над которым трудятся.

В случае с «Назиданием» подобные «украшатели» старались добавить как можно больше сальных подробностей в любовные сцены. С годами одни добавления наслаивались на другие, и даже мейстеры Цитадели, как уже говорилось, не могут с уверенностью назвать первоначального заглавия книги. Одно из наиболее спорных мест – это имя человека, ожидавшего Корианну Уайлд в гостинице у переправы, ежели такая встреча состоялась на самом деле. В копиях, озаглавленных «Грехи плоти» или «Высокое и низкое» (старейших и самых коротких), его называют сиром Борасом, вторым по старшинству из братьев Баратеонов, а в «Истории распутницы» или «Пороках рода людского» он превращается в самого лорда Робара.

Однако о том, что случилось дальше, всюду пишется одинаково. Отцу и брату лорд велел удалиться, а девице раздеться. «Он ощупал меня с головы до пят, – говорится в книге, – поворачивал так и этак, приказывал наклоняться и расставлять ноги». Лишь удовлетворившись осмотром, лорд объяснил, зачем ее вызывают в столицу. «Тебя отошлют на Драконий Камень служить королеве Алисанне, – сказал он, – на самом же деле ты должна будешь соблазнить короля Джейехериса. Король наверняка еще девственник, – продолжал лорд, – и влюблен в свою сестрицу без памяти, но Алисанна дитя, а ты женщина, которую любой мужчина желал бы иметь. Авось, его величество, отведав тебя, забудет о глупой своей женитьбе. Может, потом он оставит тебя при себе, как знать? О браке, конечно, речи нет, но у тебя будут слуги, драгоценности – всё, что ты пожелаешь. Та, что греет постель короля, ни в чем не нуждается. Если принцесса Алисанна застанет вас на ложе вдвоем, тем лучше. Она девушка гордая и с неверным супругом не останется ни на миг. Если ты забеременеешь снова, о тебе и ребенке хорошо позаботятся, а родители твои будут щедро вознаграждены за оказанные тобою услуги».

В «Истории распутницы» иногда прибавляется, что лорд Робар сам познал эту девушку и пробыл с нею всю ночь, но это скорей всего приписано позже чьим-то стастолюбивым пером.

Можно ли этому верить? Трудно дать определенный ответ теперь, когда всех участников тех событий давно нет в живых. В том, что касается свидания у переправы, нам приходится полагаться на слова самой Корианны; если кто-то из Баратеонов и вправду виделся с ней, то как знать, что он сказал ей на самом деле. Он мог просто дать ей указания касательно шпионства и доносительства, как всем другим девушкам.

Архимейстер Крей писал в последние годы короля Джейехериса, что встреча в гостинице – всего лишь неумелая клевета, выдуманная с целью очернить лорда Робара; он даже приписывал эту клевету самому сиру Борасу, который под старость лет рассорился со старшим братом. Мейстер Рибен, первейший в Цитадели знаток запрещенных и непристойных текстов, полагает со своей стороны, что эта сцена придумана для разжигания похоти блудниц и мужчин, которые ими пользуются. «В простонародье всегда найдутся охотники послушать, как великие лорды и благородные рыцари бесчестят невинных дев, – пишет Рибен. – Сии истории позволяют им верить, что и высокородным мужам не чужды страсти низкого сословия».

Быть может, это и так, но кое-какие вещи, известные доподлинно, позволяют нам прийти к собственным выводам. Мы знаем, что младшая дочь лорда Моргана Уайлда лишилась невинности в юном возрасте и произвела на свет незаконного сына. Мы можем с уверенностью предположить, что лорд Робар Баратеон знал об этом; он был сюзереном Уайлда, и ребенка отдали на воспитание в собственный его замок. Мы знаем, что Корианна Уайлд вошла в число девушек, посланных на Драконий Камень; весьма необычный выбор, если она предназначалась лишь для услуг королеве, ведь в королевстве имелись десятки других благородных девиц, чья непорочность не вызывала сомнений.

Так отчего же выбрали Корианну? Не обладала ли она каким-то особым даром? Никто в ту пору об этом не поминал. Не было ли у ее родителей каких-то особых заслуг перед лордом Робаром или королевой Алиссой? Свидетельств этому нет. Сколько-нибудь правдоподобного объяснения, помимо той неприглядной правды, что описана в «Назидании юным девам», не существует: на остров ее послали не к Алисанне, а к Джейехерису.

Говорят, что много лет спустя кто-то при хмельном Эйегоне IV вспомнил эту историю. Король будто бы рассмеялся и сказал, что лорд Робар, имей он хоть каплю ума, должен был сделать такое же предложение всем девушкам, отправленным на Драконий Камень: ведь десница не мог знать, которая из них больше понравится Джейехерису. Недостойные эти слова укоренились в простонародье, но мы за отсутствием доказательств можем смело забыть о них.

В придворных хрониках сказано, что септа Изабель, леди Люсинда и их подопечные сели на торговую галею «Мудрая жена» на заре седьмого дня седьмого месяца 50 года и с утренним приливом отплыли к Драконьему Камню. Королева Алисса, отправив вперед ворона с известием об их приезде, тем не менее опасалась, что женщинам не откроют ворота. Страхи эти не оправдались: маленькая королева с двумя гвардейцами встретила их еще в гавани, каждую приветствовала улыбкой и всем вручила подарки.

Прежде чем рассказывать о том, что случилось дальше, вернемся ненадолго на Светлый остров, где жила с новым мужем и содержала новый двор Рейена Таргариен, «королева Запада».

Вспомним, что королева Алисса осталась не более довольна третьим замужеством дочери, чем женитьбой сына, хотя брак Рейены был куда менее важен, – и была в этом не одинока, ибо Андроу Фармен, по чести сказать, казался странным избранником для дамы из рода драконов.

Второй сын (даже и не наследник) лорда, на девять лет моложе жены, он был красивым юношей с голубыми глазами и длинными льняными локонами. В отцовском замке его презрительно называли «наполовину девчонкой» за мягкость и учтивость манер. Оруженосцем он был никудышным, рыцарем так и не стал; отец и старший брат намного превосходили его в воинском мастерстве. Лорд-отец думал послать Андроу в Старомест, чтобы тот выучился на мейстера, но домашний мейстер Светлого Замка ему отсоветовал, сказав, что у мальчика для этого маловато ума, да и грамоту он едва знает. Когда Рейену спрашивали, отчего она выбрала себе столь неподходящего мужа, она отвечала так: «Он был добр ко мне».

Отец Андроу к ней тоже был добр: он приютил Рейену на Светлом острове после битвы у Божьего Ока, когда король Мейегор требовал ее выдачи, а Честные Бедняки клеймили ее как грешницу и кровосмесительницу. Говорили даже, будто она вышла за сына, чтобы вознаградить за помощь отца: лорд Фармен сам в свое время был вторым сыном без особых надежд на лордство и своего Андроу, несмотря на его недостатки, очень любил. Доля правды, возможно, в этом и есть, но мейстер Смайк дал, как мы думаем, более верное объяснение. «Истинную любовь на Светлом острове, – писал он в Цитадель, – королева обрела не с Андроу, а с леди Элиссой, его сестрой».

У Элиссы Фармен, тремя годами старше брата, были такие же голубые глаза и льняные волосы, но в остальном никакого сходства меж ними не наблюдалось. Умная, острая на язык Элисса любила лошадей, собак, соколов, красиво пела, хорошо стреляла из лука, но больше всего любила ходить под парусом. «Скакун наш – ветер» – гласит девиз Фарменов, бороздящих западные моря с Рассветных Веков, и Элисса служила живым его воплощением. В детстве она больше времени проводила на море, чем на суше: отцовские матросы смеялись, глядя, как она лазит по вантам наподобие обезьянки. В четырнадцать лет она уже плавала вокруг родного острова на собственной лодке, в двадцать – путешествовала на север к Медвежьему острову и на юг к Бору. Порой, к ужасу лорда-отца и леди-матери, она высказывала желание отправиться далеко на запад и посмотреть, какие чудеса таятся по ту сторону Закатного моря.

Дважды, в двенадцать и шестнадцать лет, леди Элисса была помолвлена, но женихов своих, как признавал с грустью ее отец, отпугнула. В Рейене она нашла родственную душу, и они вместе со старинными подругами королевы Самантой Стокворт и Алейной Ройс скоро сделались неразлучны. Сир Франклин, старший сын лорда Марка, прозвал их тесный кружок четырехглавым чудищем. Андроу Фармен время от времени допускался туда, но не столь часто, чтобы счесть его пятой головой. То, что Рейена никогда не катала его на драконе в отличие от своих подруг говорит о многом (возможно, впрочем, что Андроу, не будучи любителем приключений, отклонял ее приглашения сам).

Было бы ошибкой представлять жизнь Рейены на Светлом острове как идиллию. Ее пребывание здесь устраивало не всех. Честные Бедняки даже на этом далеком острове выражали свое недовольство тем, что лорд Марк, как прежде его отец, привечает у себя «врагов Веры». Непросто было и с Огненной Мечтой. Если одни жители острова гордились тем, что у них есть «свой дракон», других это тревожило: дракон рос, и корму ему требовалось все больше. Когда же стало известно, что Огненная Мечта отложила яйца, некий нищенствующий брат стал пророчествовать, что скоро на Светлом острове выведутся драконы, которые начнут пожирать «и скот, и людей». Лорд Фармен послал рыцарей схватить его, но пророчество уже разошлось по округе, и слова умершего в темнице проповедника продолжали жить, наполняя страхом невежественные умы.

Даже в стенах Светлого Замка у Рейены имелись враги, и первым среди них был наследник лорда, сир Франклин. Он пролил свою кровь у Божьего Ока, сражаясь за Эйегона Некоронованного, а дед его и дядя погибли там, и молодому рыцарю выпало везти домой их тела. Сир Франклин полагал, что Рейена недостаточно раскаивается в том, что причинила дому Фарменов столько горя, а дружба ее с Элиссой возмущала его еще более. Королеве, по его мнению, следовало бы не поощрять сестрины выходки, а побудить ту исполнить свой долг, найдя себе подходящего мужа. Не одобрял он и того, что «четырехглавое чудище» сделалось средоточием всей жизни в замке, в то время как он и его лорд-отец в число избранных не вошли. В этом он нисколько не заблуждался. На остров, как пишет мейстер Смайк, приезжали многие лорды западных земель, искавшие аудиенции у королевы и ее окружения, а отнюдь не у мелкого лордика с его сыном.

Королеву и ее подруг это, впрочем, ничуть не заботило, пока всем распоряжался лорд Марк. Он по доброте сердечной любил всех своих детей – и своевольную дочь и никчемного сына, – а Рейена была ему дорога тем, что тоже любила их. Время шло, и Рейене с Андроу оставалось меньше двух недель до первой годовщины свадьбы, как вдруг лорд Марк, подавившись рыбьей костью, скончался у себя за столом в возрасте сорока шести лет, и лордом Светлого Замка стал сир Франклин.

Назавтра после похорон он, не теряя времени, призвал Рейену в свой великий чертог и приказал ей немедля покинуть остров. «Вам здесь больше не рады, – заявил он. – Забирайте своего дракона, своих подруг и моего братца – он ведь, чего доброго, штаны намочит, если вы его не возьмете. Но знайте, что сестра моя останется здесь и будет выдана замуж по моему выбору».

Лорд Франклин, по словам мейстера Смайка, при всей своей отваге умом не блистал и не понимал, что в тот миг был как никогда близок к смерти. «Глаза ее вспыхнули, – пишет мейстер, – и мне померещилось, будто пламя охватило весь замок. Я видел, как чернеют и рушатся в море его белые башни, а в небе все кружит и кружит дракон».

Гордая дочь драконов под негостеприимным кровом не задержалась и в ту же ночь улетела в Бобровый Утес, велев мужу и подругам отплыть следом на корабле «со всеми, кто меня любит». Андроу, красный от гнева, хотел было вызвать брата на поединок, но жена быстро отговорила его. «Он изрубит тебя на куски, любимый, – сказала она, – а меня как трижды вдову сочтут ведьмой и прогонят из Вестероса». Лорд Лиман Ланнистер, напомнила Рейена, уже давал ей приют – она уверена, что он и на сей раз ей не откажет.

Андроу, Саманта и Алейна со свитой из более чем сорока человек собрались в путь на следующее утро. С ними была и леди Элисса, которая не намеревалась оставаться на острове. Корабль ее, «Девичья причуда», стоял готовый к отплытию, но в гавани они увидели лорда Франклина, сказавшего им: «Вам всем попутного ветра, но сестру я не отпущу».

С ним, однако, было всего полдюжины стражников, и он не принял в расчет, как любят его сестру рыбаки, моряки, корабельные мастера и другие прибрежные жители, многие из коих знали ее с самого детства. Когда леди Элисса плюнула в брата и потребовала, чтобы тот убрался с дороги, вокруг нее собралась не на шутку разгневанная толпа. Лорд попытался схватить сестру, но людей его обезоружили, не дав обнажить клинки, и побросали в воду, а самого лорда Франклина швырнули в трюм «Причуды», груженный треской свежего улова. Элисса и все остальные взошли на борт беспрепятственно, и корабль отплыл в Ланниспорт.

Лиман Ланнистер, лорд Бобрового Утеса, приютил у себя Эйегона с Рейеной, когда Мейегор хотел лишить их свободы и самой жизни. Его внебрачный сын сир Тайлер Хилл сражался вместе с Эйегоном у Божьего Ока. Жена его, суровая леди Иокаста из дома Тарбеков, подружилась с Рейеной и первая догадалась, что та ждет дитя. Как предвидела королева, они и на сей раз оказали радушный прием ей и ее двору. В честь гостей был устроен роскошный пир; Огненной Мечте отвели целую конюшню, а «четырехглавому чудищу» и Андроу Фармену – покои в недрах Утеса, где они могли чувствовать себя в полной безопасности. Там они пробыли больше месяца, пользуясь гостеприимством богатейшего из вестеросских домов.

Со временем, однако, это гостеприимство начало тяготить Рейену. Она догадывалась, что все предоставленные им слуги – шпионы, докладывающие обо всем лорду и леди Ланнистерам. Одна из замковых септ спрашивала Саманту Стокворт, осуществлен ли брак Андроу и Рейены на деле и кто при этом присутствовал, если да. Сир Тайлер Хилл открыто презирал Андроу и старался подольститься к Рейене: повествовал о своих подвигах у Божьего Ока и показывал шрамы, полученные на службе «вашему Эйегону». Сам лорд Лиман проникся неподобающим интересом к трем драконьим яйцам, привезенным королевой со Светлого острова, и расспрашивал, когда же из них вылупятся детеныши. Леди Иокаста намекала, что одно-два яйца стали бы достойной благодарностью Ланнистерам за всё, что их дом сделал для королевы; видя, что это ни к чему не приводит, лорд Лиман предложил за яйца баснословную сумму в золоте.

Рейене понемногу открывалось, что доброта их небескорыстна, что лорд хочет заключить союз с Железным Троном, выдав ее замуж за своего законного сына или бастарда; таким образом Ланнистеры, потеснив Хайтауэров, Баратеонов и Веларионов, стали бы вторым домом Вестероса. Кроме того, он желал получить драконов: имея собственных наездников, он во всем бы сравнился с Таргариенами. «Раньше они были королями, – говорила Рейена Самми Стокворт. – Лорд улыбается, но он взращен на сказаниях об Огненном Поле и ничего не простил нам». Рейена хорошо знала как историю Вестероса, так и историю своей родины, Древней Валирии, писанную кровью и пламенем. «Больше здесь нельзя оставаться», – сказала она подругам.

Оставим ее на время и вновь обратимся на восток, к Королевской Гавани и Драконьему Камню.

Королевский брак был хоть и важной, но далеко не единственной заботой королевы Алиссы и лорда Робара. Деньги, вернее недостаток таковых, докучали им всего более. Войны Мейегора опустошили казну; его мастер над монетой ради пополнения сундуков увеличивал существующие налоги и вводил новые, но мало преуспел в этом и лишь усилил ненависть лордов к жестокому королю. Немногим лучше обстояло дело и в годы регенства. Коронация Джейехериса и свадьба его матери помогли завоевать сердца и лордов, и простого народа, но заплатить за них пришлось немалую цену. В будущем тоже предвиделись большие расходы: лорд Робар вознамерился достроить Драконье Логово, прежде чем вручить Джейехерису город и государство.

Эдвелл Селтигар, лорд Коготь-острова, был плохим десницей при Мейегоре и оказался столь же плохим мастером над монетой при королеве-регентше. Не желая обременять других лордов, он придумал новые подати для горожан Королевской Гавани, благо те были под рукой. Портовые сборы увеличились втрое, некоторые товары облагались пошлиной как при ввозе, так и при вывозе; с содержателей гостиниц и строительных подрядчиков также стали взимать больше прежнего.

Все эти меры, вместо того чтобы пополнить казну, привели к застою. Строительные работы остановились, гостиницы опустели. Пострадала и торговля, поскольку купцы теперь вели свои корабли в Дрифтмарк, Синий Дол, Девичий Пруд и другие порты, где пошлины были меньше. (В Ланниспорте и Староместе лорд Селтигар тоже ввел свои новшества, но там дело обстояло менее скверно: Ланнистеры и Хайтауэры собирали лишнюю мзду спустя рукава.) Мастер над монетой добился лишь того, что столица прониклась к нему дружной ненавистью, доля которой перепала королеве Алиссе и лорду Робару. Драконье Логово продолжало стоять непокрытым – достраивать его было не на что.

На севере и на юге тоже собирались грозные тучи. Дорнийцы, видя, что дела удерживают лорда Баратеона в столице, осмелели и стали чаще вторгаться не только на Марки, но даже на штормовые земли. Пошли слухи, что в Красных горах появился новый Король-Стервятник, а братья Робара Борас и Гарон заявляли, что у них нет ни людей, ни средств для борьбы с ним.

С Севера долетали вести похуже южных. На Стене, в фортах Серебряный Иней и Соболий, вспыхнул бунт. Брандон Старк, лорд Винтерфелла, умер еще в прошлом году, вскоре после возвращения с Золотой Свадьбы; северяне говорили, что как раз путешествие и доконало его. Новый лорд, его сын Уолтон, собрал войско и выступил к Стене на подмогу верным братьям Дозора.

Все бунтовщики были прежде Честными Бедняками и Сынами Воина, помилованными королем Джейехерисом, а возглавили их сир Оливер Бракен и сир Реймунд Маллери, перебежавшие к Джейехерису из гвардии Мейегора. Когда лорд-командующий неосмотрительно доверил им отстроить два заброшенных форта, рыцари решили превратить их в свои замки и сесть там лордами.

Продлилось это недолго: на каждого примкнувшего к мятежу приходилось десять, сохранивших верность своим обетам. Как только подошел лорд Уолтон со своими людьми, Серебряный Иней отбили, а бунтовщиков перевешали (самого сира Оливера лорд Старк обезглавил своим прославленным мечом по имени Лед). Узнав об этом, мятежники из Собольего бежали за Стену в надежде объединиться с одичалыми. Лорд Уолтон, погнавшись за ними, два дня спустя был осажден великанами. Двух он, согласно летописи, убил, но другие стащили его с коня и растерзали на части – в таком виде и привезли его уцелевшие воины в Черный Замок.

Сир Реймунд со своими дезертирами союзников за Стеной на нашел: ворóн, даже если они бунтовщики, вольный народ не любит. Полгода спустя голову Маллери доставили в Восточный Дозор. На вопрос, где остальные мятежники, вождь одичалых со смехом ответил: «Да съели мы их».

Лордом Винтерфелла теперь стал Аларик, второй сын Брандона. Владыка рачительный, хотя и суровый, он правил Севером целых двадцать три года. Долгая его нелюбовь к королю Джейехерису была хорошо известна: он винил юношу, помиловавшего бывших своих врагов, в гибели брата и говорил, что король должен был не посылать гвардейцев Мейегора в Дозор, а казнить их сам.

Джейехерис и Алисанна ничего об этом не ведали, но в добровольном своем изгнании жили не праздно. Утром король продолжал свои воинские занятия с гвардейцами и другими рыцарями, вечером читал о временах деда своего Эйегона Завоевателя, желая править страной по его образцу. В ученых трудах ему помогали три мейстера и сама королева.

С прошествием времени на Драконий Камень стали все чаще приезжать посетители. Первым явился лорд Масси из Плясунов; за ним вскорости последовали лорды Стаунтон из Грачевника, Дарклин из Синего Дола, Бар-Эммон с Острого Мыса. Следом потянулись Харт, Роллингфорд, Моутон, Стокворт. Молодой лорд Росби, чей отец лишил себя жизни после смерти короля Мейегора, униженно молил о прощении, которое Джейехерис охотно ему даровал. Лорд-адмирал Дейемон Веларион неотлучно пребывал в Королевской Гавани, но Джейехерис и Алисанна сами слетали на Дрифтмарк, где осмотрели его верфи с сыновьями лорда Корвином, Йоргеном и Виктором. Лорд Робар, услышав о визитах лордов, пришел в ярость и даже спросил адмирала, нельзя ли вывести флот в залив, чтобы помешать «льстивым прихвостням» шастать на остров. «Нет», – коротко ответил Веларион, и десница усмотрел в этом еще один неуважительный выпад.

Новые фрейлины и служанки Алисанны тем временем обжились на Драконьем Камне, и стало ясно, что надеждам королевы-матери на то, что сии «мудрые жены» убедят дочь в беззаконности и нечестии ее брака, не суждено сбыться. Ни молитвы, ни проповеди, ни чтения Семиконечной Звезды не могли поколебать Алисанну, убежденную, что боги предназначили ее быть женой брата, матерью его детей, советницей его и помощницей. «Он будет великим королем, – говорила она септе Изабели, леди Люсинде и девушкам, – а я великой королевой». Но во всем остальном она была столь доброй и ласковой, что даже праведные жены не дерзали ее осудить и все больше склонялись на ее сторону.

Не лучше выполнялся и хитроумный план лорда Робара. В зрелые годы королю с королевой, как известно, случалось ссориться и сходиться вновь, но в ту первую пору ни одно облачко не омрачало их небосклона; в этом нас заверяют и септон Освик, и мейстер Калипер.

Мы не знаем, потерпела ли Корианна неудачу, пытаясь уложить короля в постель, или же не пыталась вовсе. Быть может, вся история со встречей в гостинице была выдумкой? На то, что об этом пишется в книге, полагаться нельзя: нам предлагают с полдюжины басен, одна другой непристойнее.

Беспутной кокетке, конечно, обидно признаться, что король не поддался ей или что она так и не нашла случая его соблазнить. «История распутницы» убеждает нас в том, что Корианна переспала не только с королем, но и со всеми семью рыцарями его гвардии. Король, насытившись ею, будто бы передал ее Пейту, а тот – сиру Джоффри, и так далее. «Высокое и низкое» потчует нас другой сказкой: король-де не только возлег с Корианной, но и Алисанну позвал порезвиться с ними, как это заведено в лиссенийских публичных домах.

Немного правдоподобнее рассказано об этом в «Грехах плоти». Корианне удалось соблазнить Джейехериса, но он был неловок и тороплив, как многие юноши, впервые познающие женщину. Корианна, которая успела полюбить Алисанну «как родную сестру» и питала теплые чувства к самому Джейехерису, не пожелала разрушить их брак и даже помогла сохранить его, обучив короля любовной науке, дабы он не посрамил себя в первую ночь с молодой женой.

Возможно, это такая же выдумка, как все остальные, но доброе начало в ней побуждает некоторых ученых думать, что так все и было на самом деле. Вот что, однако, известно нам о леди Корианне не из ее собственных сочинений, а из правдивой летописи: на пятнадцатый день восьмого месяца 50 года она под покровом ночи покинула Драконий Камень вместе с сиром Ховардом Буллоком, младшим сыном гарнизонного командира. Сир Ховард покинул также свою жену, забрав немалую часть ее драгоценностей. Рыбачья лодка увезла их на Дрифтмарк, где они сели на корабль и уплыли в Пентос. Оттуда судьба привела их в Спорные Земли; там сир Ховард записался в вольный отряд, называемый, за недостатком воображения, Вольным Отрядом. Три года спустя в Мире он погиб – не в бою, а упав с лошади после ночной попойки. Одинокая, без гроша за душой, Корианна вновь ступила на путь приключений, и больше нам нет нужды говорить о ней.

Узнав, что Корианна сбежала с чужим мужем и чужими драгоценностями, лорд Робар понял, что план его провалился с не меньшим треском, чем план королевы Алиссы. Ни святость, ни похоть не смогли разорвать узы между Джейехерисом и его Алисанной.

Хуже того: слух о женитьбе короля понемногу распространялся. Слишком много свидетелей видели стычку у ворот Драконьего Камня, а лорды, приезжавшие на остров позднее, не могли не заметить близости между Алисанной и королем. Робар Баратеон, сколько ни грозился, что вырежет болтунам языки, со слухами бороться не мог. Они ползли по стране и проникли даже за Узкое море, где Корианне Уайлд было что порассказать пентошийским магистрам и наемным мечам.

«Теперь уж ничего не поделаешь, да помогут нам Семеро, – сказала королева-регентша лордам совета. – Придется нам жить с этим и всеми силами защищать молодых от того, что может случиться в будущем». Мейегор Жестокий лишил ее двух сыновей, старшая дочь от нее отдалилась – она не могла смириться с мыслью, что потеряет еще и младших детей.

Но лорд Робар так легко не сдавался, и слова жены привели его в бешенство. Не стесняясь великого мейстера Бенифера, септона Маттеуса, лорда Велариона и остальных, он обрушился на нее с презрительной речью: «Ты слаба, как твой первый муж, слаба, как твой сын. Нежности простительны матери, но не регенту и уж конечно не королю. Мы поступили глупо, короновав Джейехериса. Он думает только о себе и стал бы еще худшим королем, чем его отец. Хвала богам, время у нас есть: мы должны низложить его».

В чертоге совета сделалось тихо. Королева, взглянув на Робара с ужасом, разрыдалась, и лишь тогда советники обрели дар речи. «В своем ли вы уме?» – вопросил лорд Веларион. «Мои люди никогда не пойдут на это», – заявил командующий городской стражей сир Корбрей. Мастер над законом Талли, переглянувшись с великим мейстером, задал деснице вопрос: «Не сами ли вы хотите сесть на Железный Трон?»

«Нет, – твердо ответил Баратеон. – По-вашему, я узурпатор? Я хочу Семи Королевствам только добра, да и Джейехерису мы ничего худого не сделаем. Пошлем его в Старомест: он книжник, мейстерская цепь подойдет ему в самый раз».

«Кто же тогда займет трон?» – спросил лорд Селтигар.

«Принцесса Эйерея, – не задумываясь ответил лорд Робар. – В ней есть огонь, которого недостает Джейехерису. Она еще юна, но я как десница буду опекать ее и научу всему, что должна знать правительница. У нее и прав больше: ее родители были старшими детьми короля Эйениса, а Джейехерис всего лишь четвертый по счету. – Он стукнул кулаком по столу (все это мы знаем из записок великого мейстера) и добавил: – Мать, королева Рейена, бесспорно поддержит дочь, а у нее есть дракон!»

«Мы молчали, – пишет далее Бенифер, – хотя на устах у всех трепетало: “У Джейехериса и Алисанны они тоже есть”. Кварл Корбрей, сражавшийся у Божьего Ока, своими глазами видел, как страшна битва двух драконов, а перед прочими вставали картины Древней Валирии, где владыки драконов вели войны между собой».

В этот миг королева Алисса сквозь слезы произнесла: «Регент здесь я. Пока мой сын не достиг совершеннолетия, вы все, в том числе и десница, повинуетесь мне. – Вслед за сим она, по словам Бенифера, посмотрела на своего лорда-мужа, и глаза ее стали черными, как осколки обсидиана. – Ваша служба мне более не угодна, лорд Робар. Вернитесь в Штормовой Предел, и мы забудем о ваших изменнических речах».

«Не думай, что можешь сместить меня, женщина», – рассмеялся лорд Робар.

Тут сир Корбрей, поднявшись с места, обнажил валирийский меч Покинутая, гордость своего дома. «Она может», – сказал он и положил меч на стол острием к лорду Робару. Лишь тогда, пишет Бенифер, Баратеон понял, что зашел слишком далеко и восстановил против себя всех присутствующих.

Десница, не сказав больше ни слова, швырнул королеве золотую брошь, знак своего сана, и вышел вон. В ту же ночь он с братом Оррином переправился через Черноводную и ждал шесть дней, пока другой брат, Роннал, собирал рыцарей и латников для перехода к родному замку.

Легенда гласит, что остановился лорд Робар в той самой гостинице, где он или его брат Борас встречался с Корианной Уайлд. Братья Баратеоны выступили в Штормовой Предел с наполовину меньшим числом людей, чем два года назад, когда они шли свергать Мейегора. Остальные предпочли соблазны большого города мокрым лесам, зеленым холмам и крытым мхом хижинам штормовых земель. «Я ни разу не терял столько людей в бою, сколько потерял в столичных пивных и харчевнях», – с горечью молвил лорд Робар.

Потерял он также и Эйерею. В ночь его отставки сир Роннал Баратеон с дюжиной человек проник в покои принцессы, чтобы увезти ее с собой в Штормовой Предел, но королева Алисса опередила их, и служанки не знали, куда подевалась девочка. Лишь позже стало известно, что из замка ее увел сир Корбрей по приказу регентши. Эйерею одели в лохмотья, серебристые с золотом волосы выкрасили в тускло-каштановый цвет, и весь остаток регентства она проработала на конюшне у Королевских ворот. Восьмилетняя принцесса любила лошадей и после говорила, что счастливее времени у нее в жизни не было.

Королева же Алисса, как ни печально, была глубоко несчастна. Если лорд Робар и любил ее прежде, отставка засушила эту любовь на корню, и брак их превратился в руины, где бродили призраки прошлого. «Алисса Веларион пережила мужа, двух старших сыновей, умершую в младенчестве дочь, пережила ужасные годы Мейегора Жестокого и утрату дружбы с другими детьми, но эта последняя потеря надломила ее», – напишет о ней в будущем септон Барт.

Сходным образом писал и Бенифер, ее современник. После ухода лорда Робара Алисса назначила десницей своего брата Дейемона Велариона. Отправив на Драконий Камень ворона с письмом, где она извещала сына о происшедшем (однако не полностью), королева удалилась в свои покои в крепости Мейегора. До конца своего регентства она предоставляла Дейемону править страной и при дворе не показывалась.

Хотелось бы сказать, что лорд Робар, вернувшись к себе домой, раскаялся и повинился в своих ошибках – но он, к несчастью, был не таков. Горечь поражения жгла его словно желчь. Он любил говорить, что топора в бою не опустит, покуда в нем теплится жизнь; вознамерившись выиграть и эту войну, он совершил последнее из своих безумных деяний.

В женскую обитель при Звездной септе Староместа явился внезапно сир Оррин Баратеон с десятком людей. Предъявленное им письмо с печатью лорда Робара предписывало немедля вручить ему послушницу Рейеллу Таргариен; на словах сир Оррин добавил, что лорду Робару-де она неотложно требуется. Уловка, возможно, и удалась бы, но септа Каролина, исполнявшая в тот день обязанности привратницы, обладала стальной волей и подозрительным складом ума. Послав будто бы за девочкой, она известила верховного септона. Его святейшество почивал (к счастью, возможно, как для девочки, так и для всего государства), но стюард его, бывший капитан Сынов Воина, не дремал.

Вместо испуганного ребенка люди Баратеона увидели перед собой тридцать вооруженных септонов во главе со стюардом Каспером Строу. Сир Оррин выхватил меч, но сдался, услышав от Строу, что сюда идут сорок рыцарей лорда Хайтауэра (что, как выяснилось потом, было ложью). На допросе сир Оррин показал, что лорд Робар в Штормовом Пределе хотел добиться от Рейеллы признания, что на самом деле ее зовут Эйереей, и провозгласить ее королевой.

Верховный септон, человек мягкий и слабовольный, исповедал Оррина и отпустил ему грех, но это не помешало лорду Хайтауэру бросить Баратеона в темницу и уведомить обо всем как Красный Замок, так и Драконий Камень. Лорд Доннел, справедливо прозванный Медлительным за нежелание сразиться с ордами септона Муна, отчего-то не побоялся прогневать Штормовой Предел, заключив в тюрьму брата самого лорда Робара. «Пусть-ка попробует освободить братца, – сказал он своему мейстеру, озабоченному положением дел. – Собственная жена ему яйца оттяпала, а король скоро оттяпает голову».

Робар Баратеон пришел в ярость, узнав, что брат потерпел неудачу и взят под стражу… но знамена, чего опасались многие, не стал созывать. «Мне конец, – мрачно сказал он мейстеру Штормового Предела. – Если боги будут милостивы, меня ждет Стена, если нет, мальчишка отрубит мне голову и преподнесет ее своей матери». Будучи бездетным, он велел мейстеру написать свое завещание. В сей грамоте Робар ручался, что братья его Борас, Гарон и Роннал не были посвящены в заговор, просил милости для младшего брата Оррина и назначал сира Бораса наследником Штормового Предела. «Всё, что я совершил, было сделано для блага Вестероса и Железного Трона», – говорилось в конце завещания.

Решения своей судьбы лорд дожидался недолго. Срок регентства уже истекал, королева-регентша устранилась от дел, новый же десница Дейемон Веларион, по словам Бенифера, «говорил мало, а делал и того меньше».

В двадцатый день девятого месяца 50 года Джейехерису Таргариену сравнялось шестнадцать лет. По законам Вестероса он теперь считался взрослым мужчиной и в регенте более не нуждался. И народ, и знать по всей стране ждали, каким королем он себя покажет.