Глава 1

– Константинополь! – с глазами, полными восторга, воскликнул Индиана Джонс, как только из-за утренней туманной дымки показались контуры столицы Турции.

– Да уж, это не Солт-Лейк-Сити, – согласился его товарищ Герман и в недоумении пожал плечами.

На фоне светлеющего неба возникли величественные очертания куполов и минаретов.

Два четырнадцатилетних паренька стояли на палубе направлявшегося к турецкому берегу греческого грузового судна, которое доставило их, а также отца Инди – профессора Генри Джонса – из самого Нью-Йорка. Пароходишко был так себе: краска его местами пооблупилась, корпус покрылся ржавчиной, и даже экипаж судна был какой-то оборванный. Отец Инди был не из тех людей, которые выкладывают значительные суммы за удобства во время путешествий, – по крайней мере тогда, когда его деньги могли быть вложены в редкие книжные издания.

И теперь профессор Джонс пребывал в своей каюте с одной из таких книг. Большую часть плавания он провел именно за этим занятием… Плавания через Атлантику… по Гибралтарскому проливу… по Средиземному и Эгейскому морям со стоянками в Марселе, Неаполе и Афинах… Плавания по узкому пространству Дарданелл и беспокойному Мраморному морю в направлении тесной гавани одного из самых легендарных городов на земле.

– Никак не могу поверить, что я здесь, – признался Герман и пожал плечами. – Я не могу поверить, что когда-то тебе пришлось меня уговаривать поехать вместе с вами.

Инди только посмеялся над своим товарищем. Это потребовало не так уж и много времени – убедить Германа присоединиться к их с отцом поездке. Худой, быстрый и бесстрашный Инди был героем Германа, желавшего во всем походить на своего друга. Герман всюду следовал за другом, словно щенок, пухленький пыхтящий щеночек, заплетающийся в собственных лапках.

Отец Инди предложил сыну прихватить с собой в путешествие какого-нибудь приятеля, и выбор Инди тотчас же пал на Германа. Задумка профессора Джонса заключалась в том, что он хотел занять чем-нибудь своего отпрыска, чтобы на время исследования крестовых походов на Турцию выбросить из головы мысли о своем отпрыске. Для него было большой и, надо сказать, не очень приятной, неожиданностью то, что ему пришлось взять Инди с собой, но тетушка, которая, как предполагалось, должна была провести с Индианой лето, внезапно тяжело заболела.

И для Инди выбор Германа в качестве спутника был самым верным: этот последует за Инди, куда бы тот ни направился. Ну, а самое плохое, на что был способен Герман, это проявить чрезмерную осторожность… но его товарищ уже хорошо научился чувствовать такой момент, когда необходимо вдруг неожиданно «оглохнуть».

По теперь сам Инди забивал уши Германа своими знаниями о Константинополе:

– Это единственный город на земле, одна часть которого располагается в Европе, а другая – в Азии. Впервые он был выстроен еще древними греками, – надоедливо вещал Инди. – Они называли его Византией. Потом он стал центром Восточно-Римской империи – тогда-то этот город и получил свое современное название – Константинополь. Это случилось тогда, когда турки сделали его центром своей империи. – Глаза Инди заблестели. – Но некоторые местные жители теперь не хотят называть город его именем… его теперешним наименованием. Они желают дать городу новое имя – современное и в то же время воистину турецкое – Истамбул, или по-нашему – Стамбул. И я надеюсь, что это произойдет, – и Турция, оставит прошлое позади, приблизится к нашему времени.

– Да, для парня, который жалуется на то, что его отец слишком много читает, ты сам действительно неплохо начитан об этой местности, – поддел друга Герман.

– Я люблю книги, – согласился Инди. – Я действительно люблю книги, то есть не так, как мой отец. Я использую литературу для того, чтобы больше узнать об окружающем мире, а не прятаться от него.

В тот же момент позади них прозвучал голос профессора Джонса:

– Эй, младший!

Инди повернулся к отцу:

– Я уже говорил тебе, пап, что не хочу, чтобы ты меня так называл.

– Но ведь это же твое имя, – возразил профессор. – Тебя зовут Генри Джонс-младший.

– Индиана – вот имя, которое я для себя избрал, – настаивал Инди.

– Индиана это собачья кличка! – возмутился его отец.

– Эта «собака» отдала свою жизнь, чтобы спасти меня от гремучей змеи, – вскипел Инди. – И я принял это имя, чтобы оно жило. И, кроме того, Индиана намного благозвучней… Во всяком случае, куда лучше, чем Джонс-Младший.

– Сейчас у меня нет времени для споров, – прервал его профессор. – Скоро мы причаливаем, так что лучше вам с Германом пойти укладывать вещи.

– А мы уже, – заявил Инди.

– Инди поднял меня с рассветом, – объяснил Герман. Он зевнул. – Думаю, мне удастся немного подремать, когда мы доберемся до гостиницы.

– Вряд ли, – «обнадежил» его Джонс-младший. – Слишком многое в городе нам надо посмотреть. И слишком многое предстоит сделать.

– Согласен, – проговорил его отец. – Здесь роскошная библиотека, и я жду не дождусь того момента, когда смогу ее посетить.

Четырьмя часами позже их багаж уже был доставлен в отель «Пера-палас». Гостиница была оформлена в превосходном стиле, призванном ошеломить путешественников с Запада. Но взгляд Германа был устремлен лишь на одну местную «достопримечательность» – огромную кровать с мягкой периной. Но едва он успел умыться с дороги, как Инди тут же выволок его наружу.

– Наконец-то мы будем предоставлены сами себе, – объяснил Инди. – Отец до самой ночи будет просиживать штаны в здешней библиотеке… пока его не выгонят оттуда служители.

– Но, Инди… – запротестовал было Герман, поворачиваясь назад.

– Что еще? – нетерпеливо спросил Индиана.

– Помнишь, что твой папа просил обещать ему перед самым своим уходом? – поинтересовался Герман.

Инди почесал голову.

– М-м-м, не очень… Он всегда заставляет что-нибудь обещать ему.

– Что ж, я тебе напомню, – произнес Герман. – Он попросил тебя обещать ему, что ты будешь думать над каждым своим шагом и остерегаться опасностей.

– Ах, это… – усмехнулся Инди. – Безусловно, я буду раздумывать над каждым своим шагом – это ведь лучший способ избежать опасностей.

И он, а за ним, словно на поводке, Герман, скользнули в толпу. Поток людей струился по улицам, изгибавшимися в этом евро-азиатском городе, подобно громадному знаку вопроса.

 

Глава 2

– Эх, как бы нам только не заблудиться… – проговорил Герман. Ноги у него были покороче ног Инди, и поэтому ему довольно-таки часто приходилось чуть ли не рысью пускаться, чтобы поспевать за широкими шагами друга.

– Конечно, этого не случится, – успокоил его Инди. – Я предварительно хорошенько изучил карту.

Их первая остановка была возле самого известного сооружения Константинополя – храма Софии. Ребята дружно уставились на это величественное здание, вокруг куполов которого в ясном голубом небе порхало великое множество птиц.

– Восхитительно, не правда ли?! – воскликнул Инди. В его голосе слышался неподдельный трепет. – Когда-то это была христианская церковь, и когда в пятнадцатом веке городом завладели турки, они решили не разрушать строение, а использовать его во благо собственной религии, превратить в мечеть – исламский храм. – Инди указал на другое здание, стоявшее по ту сторону громадной площади. – А это Голубая мечеть. Турки выстроили ее, пытаясь превзойти размахом сам храм Софии.

– Здесь так много мечетей, – заметил Герман.

– В Константинополе полно правоверных – исламистов, – объяснил Инди. – И здесь, во всех уголках города, действительно много замечательных мечетей. Мы сможем посмотреть их все. А еще посетить и Великий базар, где продается все, что только существует в этом мире. Плюс поглядеть на фасад дворца Топ Капу – того места, где до сих пор, хоть власть от него и перешла уже новому правительству, живет турецкий султан.

– И все это за один день – сегодня? – взвыл Герман. – Бедные мои больные ноги!..

Буквально в этот же момент воздух разрезал завывающий мужской голос. Людской поток вливался в здание храма.

– Что это? – спросил Герман.

– Приглашение к молитве, – ответил Инди. – Мусульмане молятся пять раз в день.

– Надеюсь, на нас они внимания не обратят, – тревожно произнес Герман. – Мы ведь для них чужаки.

– Ничего не случится до тех пор, пока мы будем выказывать уважение к их религии, – успокоил его Инди. – Они уже привыкли к иностранцам, которые вот уже несколько тысячелетий приезжают сюда со всех концов света, чтобы поторговать или просто поглядеть на город.

– И до завтра здесь ничего не изменится, ведь так? – полувопросительно произнес Герман. – Я имею в виду, если сегодня мы пораньше ляжем, то завтра нам предоставится возможность пораньше встать…

Инди сжалился над своим товарищем:

– Хорошо, сейчас мы пойдем в отель, а по пути посмотрим на корабли, что прибывают в здешнюю гавань со всего мира.

Инди остановил Германа посреди моста, по которому они шли на обратном пути в гостиницу. Мост этот был перекинут над Золотым Рогом – заливом, разделяющим Константинополь. Сверху были отлично видны водруженные над кораблями всевозможных типов флаги самых разных государств.

– Почему все эти корабли военные? – удивленно спросил Герман. – Тот вон английский, а вон и французский… и немецкий. А вон тот чей?

– Российский, – ответил Инди. – Все европейские державы используют Турцию в качестве базы для собственного флота. Все они заинтересованы в этой стране, чтобы в случае возникновения войны она оказалась на их стороне.

– Войны не будет, – твердо заявил Герман. – Мой отец говорит, что он и ломанного гроша не поставит на то, что разразится глобальная война. Все-таки 1914 год на дворе. Мир достаточно цивилизован, чтобы позволить разорвать себя на части.

– Вот так значит? – задумчиво пробормотал Инди. Он бросил взгляд на оружейные стволы, торчащие с военных кораблей, и пожал плечами. Затем он заметил нечто, что нашел более занимательным зрелищем.

С огромного серого броненосца, шедшего под русским флагом, на воду спускался небольшой белый катер. Инди принялся наблюдать за тем, как моряки на катере отдали швартовы и взялись за весла. Но было странным то, что катер направился вовсе не к берегу, а напротив, взял направление в сторону другого катера, ожидавшего его в открытом море.

– Интересно, что это происходит? – предался размышлениям Инди.

– Нас это не касается, – быстро пресек его раздумья Герман. – Нам уже пора быть в гостинице.

– Ничего страшного не произойдет, если мы еще немного посмотрим, – отмахнулся от него Инди.

– Золотые слова, – со вздохом произнес Герман и не стал больше тратить энергию на бесполезные споры: если Индиана чувствовал запах какой-либо загадки, ничто не могло оторвать его от попытки ее разрешить.

– Взгляни-ка вон на того мужика на втором катере, – сказал Инди.

Было сложно не обратить внимание на человека, на которого указывал Инди, – он выделялся среди всех остальных, находившихся в шлюпке. Этот человек был высок – около семи футов ростом. Телосложением он напоминал медведя и весил, судя по всему, по меньшей мере стоунов двадцать. У него была густая борода, и одет он был в черный костюм, сшить который был в состоянии разве только мастер по пошиву туристских палаток.

Бородач, протянув руку, забрал у морского офицера, командовавшего другим катером, кожаную сумку. И, как только передача состоялась, катера моментально разошлись в разные стороны. Первый направился назад, в сторону военного корабля, а второй – к берегу.

– Будем мыслить более широко, – пробормотал Инди. – Этот город считается очагом всемирных интриг. И не исключено, что за одной из них мы наблюдали только что собственными глазами.

Шанса возразить этим словам Герману не представилось – произнеся их, Индиана тут же рванулся туда, где должен был причалить второй катер. Инди с Германом оказались на месте раньше шлюпки. И в тот момент, когда катер входил в док, мальчики сделали вид, что с интересом разглядывают различные ювелирные украшения, выставленные на продажу в витрине местной лавки.

Бородач вылез из катера. В руке у него был кожаный саквояж.

Следить за «черным медведем», когда тот прокладывал себе дорогу в уличной толпе, оказалось довольно простым занятием.

Через некоторое время Герман заметил:

– Знаешь, а эта дорога кажется мне знакомой.

– Ты прав, – согласился Инди. – Мы направляемся в сторону нашего скучного отеля.

– Так ведь и этот мужик идет туда же, – догадался Герман.

– Возможно, нам даже удастся узнать, в каком номере он живет. Надо будет посмотреть, ключ от какой комнаты даст ему портье, – сказал Инди.

– И возможно, тогда мы оставим его в покое, – в тон товарищу добавил Герман.

– Интересно знать, и куда же делось твое любопытство? – насмешливо произнес Индиана.

– Видно, ты никогда не слышал рассказ о любопытстве и кошке, – огрызнулся Герман.

– Ну, я-то скорее собака, чем кошка, – заявил Инди.

– Ага, бладхаунд, – вздохнул Герман.

Но Индиане так и не удалось проследить путь бородача до портье.

Мальчика перехватил его отец, ожидавший их в фойе гостиницы.

– Слава богу, наконец-то вы вернулись, – воскликнул профессор Джонс. – Надеюсь, вы еще не успели распаковать вещи?

– Нет, – ответил Инди. – А что такое?

– Мы немедленно съезжаем отсюда, – ответил ему отец.

– Вам не нравится эта гостиница? – со вздохом спросил Герман. Кровать с периной выглядела такой замечательной!

– Гостиница? – непонимающе переспросил профессор Джонс. – А чем она может мне не понравиться? Я говорю о чем-то более значительном и важном. Книги! В местной библиотеке нет необходимых книг. Но они есть в Конье. И ночной поезд отправляется туда через час.

– Вам удалось взять места в спальном вагоне? – голосом полным надежды поинтересовался Герман.

– Такого там нет, – ответил профессор Джонс. – Хотя это и не имеет большого значения. Это путешествие не такое уж длинное – всего каких-то двенадцать часов… – и я, наконец, смогу закончить чтение вспомогательной литературы, достать которую мне все никак не удавалось.

– Будь готов, Герман, к тому, что тебе придется совершить незабываемую поездку на платформе для перевозки скота, – рассмеялся Инди. – Мой отец покупает всегда единственный вид билетов – самый дешевый.

– По правде говоря, на этот раз мне пришлось приобрести билеты первого класса – признался его отец. – Прямо какой-то грабеж на большой дороге. Но, что произошло, то уже произошло, и будем рады, что удалось купить хотя бы эти. Только в самую последнюю минуту кто-то аннулировал свой заказ. А теперь нам уже пора. Если мы опоздаем на этот поезд, то следующего нам придется ждать целях двое суток.

Они прибыли на железнодорожную станцию с запасом в десять минут. Локомотив их состава уже вовсю извергал пар. Обнаженный по пояс мужчина подбрасывал в топку уголь. Проводник показал им их купе – четыре полинявших обитых красным плюшем сидения – два, и напротив еще два.

– В конце концов, одно-то место у нас свободно, – сказал Герман, когда они уложили багаж на полки над головами. – Значит, есть место, на котором один из нас сможет растянуться и немножко вздремнуть. – Это намек, – добавил он как бы невзначай.

– Сладостные мечты, – заметил Инди. Его отец, сидевший рядом, распахнул книгу, и Джонс-младший сделал то же самое.

– Главное – поудобней устроиться, – произнес Герман и, растянувшись на двух сиденьях, закрыл глаза.

Но минуту спустя он был выдернут из мира сладких снов – дверь купе с шумом распахнулась.

В дверном проеме показалась громадная фигура мужчины… знакомая, надо сказать, фигура – семи футов роста, двадцати стоунов веса, густая черная борода, кожаный саквояж в руке.

Мужчина оглядел всех троих испытующим взглядом, от которого по телу Германа побежали мурашки…

 

Глава 3

– Deutsch? Francais? Вы англичане? – спросил бородач.

Профессор с неохотой оторвался от книги и бросил поверх тома недовольный взгляд на незнакомца.

– Мы – американцы, – произнес он.

– А я – русский, – сказал бородач. – Федор Ростов, агент по продаже высококачественных ковров, к вашим услугам.

– Я – Генри Джонс, – представился профессор. – Это мой сын Генри-младший. А это – его товарищ, Генри Мюллер.

– Индиана, – произнес Инди.

– А, так вы из штата Индиана! – догадался Ростов.

– Нет. Это мое имя, во всяком случае я предпочитаю, чтобы меня так называли, – объяснил Инди.

– Понимаю. Меня мои друзья называют Федей, – сказал Ростов. – Вы направляетесь в Конью? Довольно необычный маршрут для американцев.

– Я изучаю крестовые походы, – начал рассказ профессор Джонс. – И в настоящий момент занимаюсь исследованием истории турков-сельджуков, которые выступили против крестоносцев, когда те продвигались вдоль турецкого берега в направлении Палестины. Их столицей была Конья.

Пока он это рассказывал, Инди бросил на Германа красноречивый взгляд. Будь осторожен, говорил он, не дай понять этому парню о том, что нам известно.

– А, вы увлекаетесь историей, – сказал профессору Ростов. В то же время он втащил в купе массивный чемодан и легко, будто тот весил не больше пушинки, положил его на багажную полку.

Затем Ростов пристроил свое грузное тело на сидение рядом с Германом. Кожаный саквояж он так и не выпустил из рук.

– Да, Конья – самое подходящее для этого место. В Конье лучше, чем в других местах, сохранилось прошлое.

Профессор Джонс пожал плечами:

– Меня это не сильно волнует. Достаточно того, чтобы они сохранили в хорошем состоянии старинные манускрипты.

Однако Инди был действительно заинтригован. Кроме всего прочего, ему все-таки хотелось получше узнать, что же собой представляет этот малый по фамилии Ростов.

– Я что-то читал о Танцующих Дервишах, – произнес он. – Есть ли они до сих пор в окрестностях Коньи?

– Танцующие Дервиши? – переспросил Герман.

– Это исламская секта, – пояснил Индиана. – Они кружатся в танце, чтобы тем самым распалить свое религиозное чувство.

– По правде говоря, моя поездка в Конью во многом связана с ними, – признался профессор Джонс. – Их основателем был великий поэт и проповедник по имени Мевлана. Он жил в Конье. Я хочу выяснить, как ему и его последователям удалось прознать о походе крестоносцев.

Профессор Джонс повернулся к Инди:

– Ты можешь пойти в библиотеку вместе со мной и найти там по поводу дервишей все, что угодно твоей душе.

– В библиотеку? – воскликнул Инди. Он в отвращении поморщил нос. – Проделать такой огромный путь только для того, чтобы сходить в библиотеку?

– Ты должен слушаться своего отца, – проговорил Ростов, и в тот же момент раздался паровозный свисток. Состав резко дернуло, и вагоны двинулись в путь. – Конья разительно отличается от Константинополя. Его жители не настолько привыкли к чужеземцам. Фактически они относятся ко всем приезжим с необычайной подозрительностью. И они могут быть недружелюбны. Очень недружелюбны.

– Эге, может быть, посидеть в библиотеке – это и не такая плохая идея, – произнес Герман. – Я имею в виду то, что в библиотеке спокойно. И прохладно. И безопасно. И возможно, там удастся отыскать какую-нибудь картинку с изображением этих дервишей.

– Такое изображение у меня уже есть, – отрезал Инди. Он показал Герману книгу, которую читал.

На одной из иллюстраций в ней был изображен мужчина в белом халате до самого пола туго стянутом на талии кушаком. А ниже пояса полы халата развевались, словно этот человек кружился в танце. На голове у него была высокая конусообразная шапка, которая делала его похожим на какого-нибудь чародея или фокусника.

– Но изображение это еще не все, – вывел Инди. – Я хочу увидеть дервиша живьем.

Ростов хихикнул:

– Да, ты парень с чувством приключения. И с огромным воображением. Должен сказать, мне было очень весело, когда сегодня увидел тебя и твоего друга. Вечером, когда вы следили за мной.

– Вы видели нас? – переспросил Инди, неожиданно почувствовав себя в глупом положении.

– Конечно, – признался Ростов. – Купец, такой, как я, должен иметь острый глаз. Я часто ношу при себе немалые суммы, что заставляет постоянно быть начеку. И вас обоих я заметил в один миг. В одежде западного фасона, вы резали глаз, как нарыв на пальце.

Ростов заметил уныние на лице Инди и вновь хихикнул:

– Могу себе представить, что вы подумали, увидев, как русский офицер передает мне вот этот саквояж. Предполагаю, вы были уверены, что натолкнулись на банду шпионов… Вот что происходит, если читаешь слишком много дешевых приключенческих романов. Они заставляют многие вещи выглядеть намного романтичней и увлекательней, чем они есть на самом деле. – Ростов улыбнулся. – В действительности, этот человек просто передавал мне деньги за ковры, использованные для оформления адмиральской каюты. Но если этого не знать, то можно и не заметить, как окажешься вовлеченным в игру, которая гораздо интересней игры в ковбоев и индейцев. Ведь так?

– Надеюсь, они не сильно вас побеспокоили? – проговорил профессор Джонс.

– Ну что вы! Ничуть, – ответил Ростов. – Мальчишки… мальчишками и останутся.

– И еще я надеюсь, что это послужит тебе уроком, младший, – назидательно проговорил профессор. – Ты уже вышел из того возраста, когда можно заниматься подобной детской ерундой. И уж конечно, мне бы не хотелось, чтобы ты вляпался в какую-нибудь неприятность, когда мы прибудем в Конью.

– Хорошо. Я выучил этот урок, – произнес Инди и спрятался за книгой.

– Надеюсь, – еще раз повторил его отец и вновь распахнул свой том. – У меня нет времени, чтобы выручать тебя из какой-либо беды. Я даже не упоминаю о том, что не собираюсь терять возможности посетить эту величайшую библиотеку, попасть в которую дьявольски трудно.

– И я тоже на это надеюсь, – сказал Ростов. – Поверьте мне, для мальчиков, вроде вас, посещение незнакомых частей города может быть очень опасным.

И Герман тоже надеялся на то, что Инди выучил этот урок, и их дальнейшее путешествие окажется спокойным, полным мира и безмятежности.

И эти их надежды были все еще живы, когда на следующее утро они прибыли в Конью и отправились в местную гостиницу. Инди с Германом достался двухместный номер, и на этот раз Индиана ни секунды не возражал, когда его товарищ заявил, что собирается прилечь и немного вздремнуть.

Разбудил Германа яркий солнечный свет, заливавший комнату сквозь окно.

И одновременно наступил конец его надежде на то, что Инди исцелился от своей извечной охоты за приключениями.

Инди в комнате не было: он ушел неизвестно куда…

 

Глава 4

Герман уселся на постели. Он должен отправиться на поиски Инди: быть может, его друг попал в беду и ему необходима помощь. С другой стороны, возможно, было бы лучше снова с головой накрыться одеялом. Герман подумал о незнакомом городе, который сразу за гостиничными дверями встречает тебя недоброжелательными взглядами турок. Так что, вернуться в кровать было не такой уж плохой идеей.

– Пришло время вставать! – прокричал Инди, вламываясь в комнату. – Скоро уже полдень, и так не хочется тратить день впустую.

– А почему бы и нет? – набросился на товарища Герман. – И кроме того, кто сказал, что сон – пустая трата времени? Совсем наоборот, он необходим для всякого подрастающего организма… в том числе и моего.

– Угу, и я надеюсь, что ты достаточно подрос, чтобы эта одежда пришлась тебе в пору, – заметил Инди и бросил на постель белую хлопковую рубашку и такие же штаны.

– Что это? – удивился Герман. – Где ты это взял?

– Это – ношеные вещи, – просто ответил Инди. – Я купил их в одной из лавок на местном базаре.

Теперь, наконец, когда Герман окончательно проснулся и, разлепив глаза, смог сфокусировать взгляд, он обратил внимание на то, что Индиана был одет точно в такие же одежды, выглядевшими достаточно чистыми, хотя и изрядно потрепанными.

– Действительно, нет смысла выделяться среди толпы во время путешествия по городу вроде сорной травы, – пояснил Инди. – Как видишь, я достаточно внимательно слушал Ростова. Жители Коньи подозрительно относятся ко всем приезжим, поэтому нам надо сделать все от нас зависящее, чтобы не выглядеть чужаками.

– А что с обувью? – спросил Герман. – Я думаю, что наши «Вастер-браунсы» выдадут нас с головой.

– Мы вообще не будем обуваться, – ответил Индиана. Он показал на свои босые ноги и покачал в воздухе ботинками. – Я заметил, что большинство детей на улицах босы. Так что, чем беднее мы будем выглядеть, тем меньшее количество людей обратит на нас внимание.

– Но мы ведь абсолютно не похожи на турков, – запротестовал Герман.

– А как ты думаешь, на кого похожи турки? – нетерпеливо воскликнул Инди. – Оглянись на улице вокруг, и ты увидишь, что турки бывают самых разных размеров, форм и расцветок. Множеству разных людей Турция стала родным домом.

И Герман сдался. Его шансы на победу в этой словесной дуэли сводились к нулю, и, тяжело вздыхая, он поднялся с постели и напялил на себя принесенное Индианой свободное одеяние из хлопка.

Два босоногих парнишки прокрались вниз по ступенькам в богато обставленный холл и успели выскочить за двери гостиницы еще до того, как портье смог применить к ним более жесткие действия, нежели просто погрозить вслед кулаком.

– Вот видишь, он принял нас за местных детей, – произнес Инди с улыбкой. И тут же его лицо еще больше расплылось от удовольствия. – Герман, ты видишь то, что вижу я? – поинтересовался он.

Герман проследил за его взглядом. Впереди них спускался вниз по улице мужчина, одетый в высокую колониальную шляпу и длинный белый халат.

– Это дервиш, – произнес Инди. – Быстрей! Отправимся за ним. Быть может, нам удастся увидеть его в деле – в момент свершения религиозного обряда.

– Не знаю, – замялся Герман. – Он вряд ли будет рад тому, что мы будем за ним шпионить.

– Не беспокойся, – заявил Индиана. – Мы последуем за ним на безопасном расстоянии, и нам совсем не придется рисковать.

Не теряя дервиша из виду, они пошли за ним по суетливым улицам чистого, ухоженного городка. Лавочники вокруг них вовсю расхваливали собственный товар; крестьяне вертели во все стороны фрукты, овощи и пронзительно вопивших кур. Какие-то мальчишки шныряли взад-вперед с подносами, на которых в крошечных стеклянных посудинах был чай. Каждый из этих людей был занят каким-либо собственным делом – и так продолжалось вот уже многие столетия. Герман подумал о том, как все же это разительно отличается от Америки. Такое количество вещей там было в новинку, что казалось, дух перемен прямо-таки витает в воздухе. Он почувствовал, как бесконечно далек он сейчас от родного дома.

Инди, с другой стороны, казалось, только сейчас стал обретать свой дом, свою среду обитания. Он ничуть не притормозил, когда им пришлось пересекать проезжую часть. Улица была запружена лошадьми и верблюдами, а также людьми, тащившими на закорках громадные тюки разнообразных товаров. Мальчик заметил, как дервиш вошел в небольшое белое строение. Инди увеличил скорость, игнорируя протесты задыхавшегося Германа и, подойдя к зданию, потянулся к шарообразной дверной ручке.

– Не беспокойся, – сказал он. – Я просто хочу удостовериться, что дверь не заперта. – Потом он произнес: – Так и есть. Давай-ка заглянем вовнутрь… Ну, а если нас заметят, сделаем вид, что мы – просто заблудившиеся туристы.

– В этой-то одежде?! – воскликнул Герман.

– Не беспокойся, – повторил Инди. – Все, что от нас потребуется, так это только раскрыть рты, а дальше они поверят нам сами.

И он очень медленно приоткрыл дверь.

– Довольно весело, – произнес он. – Похоже, что здесь всего одна комната, но она пуста.

Он распахнул дверь шире и шагнул внутрь. Герману ничего не оставалось, как последовать за ним.

Комната оказалась выкрашенной в белый цвет и действительно пустой. В ней не было никакой мебели. И единственной вещицей, напоминавшей о том, что дом хоть немного обитаем, был небольшой, раскрашенный в яркие цвета, коврик на полу.

– Это коврик для молитв, – пояснил Инди. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть его. Он изучил плетеный зеленый рисунок, выполненный на красном фоне. Узор напоминал очищенное от листьев дерево. – Посмотри-ка на этот орнамент. Его называют Деревом Жизни.

Инди нахмурил брови и вытащил из кармана компас.

– Дерево должно быть сориентировано по частям света и кроной направлено на запад, в сторону священного города Мекка. Но этот почему-то лежит неправильно. – Он наклонился еще ниже и неожиданно дернул коврик в сторону, но тот оказался прикрепленным к полу. Возможно, он лежал здесь для того, чтобы что-то скрыть.

Инди пощупал его края. Так и есть! Под ковриком что-то было.

– Это люк, – произнес Индиана. Он медленно приподнял крышку. Она поддалась на удивление легко. Инди заметил ступеньки, ведущие вниз.

– Инди, – шепотом предостерег его следующий шаг Герман.

– Я же говорил тебе, не беспокойся, – проговорил Инди, – Смотри-ка, здесь есть свечи и спички, они осветят нам путь.

– Великолепно! – провозгласил Герман. – Мне совсем не хочется думать о том, что это может быть опасно.

Инди зажег свечу. И мальчики, прикрыв за собой дверцу люка, начали спускаться вниз. В футе от лестницы был проход, в конце которого виднелся тускло освещенный дверной проем. Оттуда раздавалось монотонное песнопение на незнакомом языке. Инди двинулся в сторону проема, следом за ним на цыпочках крался и Герман. Они вошли внутрь, и глаза их стали круглыми от удивления.

В центре большой комнаты все быстрее и быстрее кружился в своем танце дервиш. А восседавшая перед ним публика – человек двадцать – монотонно распевала что-то в ритм его танца.

Позади дервиша возвышалась статуя из черного камня. Статуя уродливого мужчины с поднятой вверх рукой, и в руке той он сжимал нож – нож с лезвием, сверкавшим в пламени свечей красноватым светом.

Инди отпрянул назад из прохода. Герман проделал то же.

– Ну что? – прошептал Герман. – Увидел наконец своих танцующих дервишей?

Инди лишь пожал плечами:

– Это не они, не танцующие дервиши. Ты заметил статую? Так вот, мусульмане ненавидят всякого рода идолов.

– Тогда кто же этот танцор… и эти подвывающие люди? – удивленно спросил Герман.

– Не знаю, – ответил Инди, – но я обязательно постараюсь это…

В тот же момент на его плечо опустила тяжелая рука. А другая – крепко, как тиски, сжала плечо Германа…

 

Глава 5

Инди попытался было освободиться, по рука на его плече сковывала все движения, как мощнейшие тиски. Мальчик повернул голову, чтобы хотя бы рассмотреть своего пленителя. Уткнувшись носом в широкую развитую грудную клетку незнакомца, он поднял взгляд на его лицо.

– Ростов!!! – воскликнул он. – Что вы..?

– Твоя задача состоит в том, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их, – прорычал русский и с этими словами затолкнул Инди с приятелем в комнату.

Танец мнимого дервиша немедленно, прямо на половине движения, остановился. Песнопения прекратились так же неожиданно.

Фальшивый дервиш проговорил несколько слов на языке, являвшимся, по-видимому, турецким. Его окружение тут же безмолвно поднялось и покинуло помещение.

Ростов что-то сказал фальшивому дервишу на том же самом наречии и затем подтолкнул ребят к стене, отпустив их. Но в то же время сам он встал перед мальчиками, загородив то, что не предназначалось для их глаз.

– Итак… Вы двое… за кем шпионили? – грозно вопросил он.

– Мы не шпионили, – ответил Инди. – Мы просто… нам было немного любопытно… Вы ведь знаете, насколько могут быть любопытны туристы… Мы бродили в поисках какого-либо занимательного зрелища и… Конечно, если мы оскорбили вас, то приносим свои извинения. Мы действительно виноваты. Правда-правда, мы действительно виноваты. Поверьте…

– Я верю вам… в том, что касается ваших сожалений, – проговорил Ростов. – Ведь теперь вы жалеете лишь о том, что вас поймали… Но не о том, что вы свершили!..

– Но, как я уже сказал вам… – попытался возразить Инди.

– Дай-ка мне кое-что сказать, – прервал его оправдания Ростов. – Я заметил, как вы покидали гостиницу в этих одеждах. Я видел, как вы последовали за человеком в высокой шляпе и проникли в этот дом. Я ясно видел, как вы прокрадывались сюда.

– Но мы вас совсем не заметили, – пробормотал Инди. Он пытался потянуть время и, кроме того, получить хоть малейшую информацию. – Так что шпионом скорее всего правильнее было бы назвать не нас. Вы в этом деле преуспели куда как больше.

Ростов по-военному подтянулся, выпрямившись во весь свой громадный рост.

– Да уж, куда больше вас, – согласился он. – Его Императорское Величество не нанимает на мужскую работу младенцев.

– Его Императорское Величество? – переспросил Инди.

– Да, Николай Второй, – объявил Ростов.

– Русский царь собственной персоной, – проговорил Инди, будто бы ошарашенный таким открытием. – Подозреваю, что в таком случае, вы вряд ли являетесь тем, за кого себя выдаете… Вы не торговец коврами Ростов. Вы должны быть более важной птицей. Вы должны занимать более высокое положение в обществе.

– Конечно, – кивнул русский. – Я граф Игорь Иванович Стравский. – Он зашелся продолжительным смехом. – Я хочу сказать, что ты наверняка возгордился тем, что настолько умен, что раздобыл из меня эти сведения. Ха! Будто бы я до такой степени глуп, чтобы попадаться на всякого рода детские трюки.

– Простите, – сказал Инди. – В следующий раз я постараюсь быть более осторожным.

Но граф Стравский, похоже, это нашел это забавным:

– Существует лишь одна причина, по которой я столь волен в собственных высказываниях, – зловеще произнес он. – Способен ли ты угадать, в чем ее суть?

Инди сглотнул:

– Думаю, что да. Иногда мое воображение выходит за всякие рамки.

– Что ж, я еще более облегчу работу твоего воображения, – сказал граф Стравский. – Я могу рассказывать вам все, что угодно, потому что мне нет необходимости беспокоиться о том, что вы расскажете услышанное кому-либо еще.

– Это верно. Мы никому ничего не расскажем! – энергично воскликнул Герман. – Слово скаута.

– У-у-у, Герман… Я не думаю, что граф имел в виду именно это, – проговорил Инди.

– Я даже не собираюсь вас спрашивать, на кого вы работали, шпионя за этими людьми, – заявил граф Стравский. – Вы, американцы, не можете рассматриваться всерьез. Вы совсем еще младенцы, к тому же проживающие настолько далеко от остального мира!

– Да, действительно далеко. Слишком далеко, чтобы иметь хоть какой-то интерес в шпионаже в этой части света, – поддакнул Инди.

– И слишком далеко, чтобы кто-нибудь бросился выяснять, что же произошло с двумя с американскими парнишками, – в тон ему продолжил граф. Он вытащил из кармана кожаный ремень. – Знаете, что это?

Инди взглянул на него.

– Скажем так: этот предмет слишком толст, чтобы оказаться шнурками для ботинок.

– Я раздобыл его во время выполнения особой миссии в Испании, – нежно объяснил Стравсккй. – Там этот ремень называют гарротой. Весьма интересная штука. Я использовал ее бесчисленное количество раз. Гаррота легка, без труда помещается в кармане и на ней не остается следов. Я просто оборачиваю ее вокруг шеи, резко тяну за концы и… за все время работы не было ни единой осечки.

– И вправду замечательно. Что только не выдумают люди! – воскликнул Инди. Мысли его в этот момент были заняты совсем другим: как с этим покончить. Все, что ему было видно – это только массивное тело графа Стравского. Так просто мимо русского не пробежишь. Попытаться оттолкнуть его в сторону – все равно что пытаться головой пробить каменную стену. Он не мог больше ни о чем думать, не мог говорить о другом.

А Герман, оказывается, мог:

– Но вы не можете этого сделать! – запротестовал он. – Мы невиновны!

«Все лучше, чем ничего», – подумал Инди. – «Хотя и не намного лучше»

И он присоединился к воплям друга:

– Это точно. Вы не можете этого сделать. Мы невиновны!

Но граф Игорь Иванович Стравский лишь пожал плечами:

– Вы говорите, что я не могу этого сделать. Я же утверждаю, что могу. Вот и поглядим, кто из нас прав.

И он с гарротой наготове направился к Индиане.

Инди встретился со смертью лицом к лицу. Ничто их уже не разделяло.

Ничто… кроме одного-единственного слова.

– Остановись! – приказал графу мнимый дервиш. Как видно, ему был знаком английский – самый сладостный язык в мире.

Граф Стравский опустил свое грозное оружие.

– Вы, двое мальчишек, вы клянетесь, что невиновны? – грозно вопросил фальшивый дервиш.

– Да, сэр, – ответил Инди. – Абсолютно. Совершенно. Полностью. Слово скаута.

Герман был более убедителен. В его надломленном голосе было что-то, что не оставляло места сомнению в его искренности.

– Честное слово! Мы не делали ничего такого!

– Я верю вам, – произнес дервиш. – Вы невиновны. Вы оба невиновны. Вы оба невинны, как младенцы.

Он улыбнулся.

Но от этой улыбки Индиане ничуть не стало спокойней. Наоборот, она заставила его содрогнуться. Зубы этого человека были как-то нечеловечески остры. Его блестящая, как черный янтарь борода выдавалась вперед острым клинышком. Прямо-таки зеркальное отображение дьявола. Угольно-черные глаза уставились на Инди и, казалось, вот-вот проткнут его, как кинжалы.

– Спасибо вам, сэр! Большое спасибо! – благодарил дервиша Герман. Он почти рыдал от радости.

Инди ожидал, что граф Стравский будет разгневан таким поворотом дел, но русский улыбался. Он улыбался своей мерзкой улыбкой.

– Я бы не стал так рано себя благодарить, – заметил граф и его хохот пронесся по помещению как громовой раскат перед бурей.

 

Глава 6

– Довольно, – сказал фальшивый дервиш, обрывая хохот графа Стравского. – У меня есть то, что было нужно. Теперь нам необходимо выбраться отсюда. У нас не так много времени. Всего лишь несколько дней.

– Да, Ваше Высочество, – ответил граф.

– «Ваше Высочество»? – переспросил Инди у дервиша. – Вы кто-то вроде короля?

Мнимый дервиш гордо выпрямился.

– Кто-то вроде короля? – передразнил он. – Я и есть король. Король королей. Король Зэд.

– Король королей, так? – пробормотал Инди. Он обернулся к графу. – А где же вы оставили своего русского царя?

Граф Стравский улыбнулся:

– Умный мальчик… Тянешь время и пытаешься вбить клин в отношения между мной и Королем, – догадался он. – Позволь мне заверить тебя, что повелитель мой – царь, а Король – лучший из друзей. Вот почему я здесь… чтобы предоставить Королю ту помощь, в которой он может нуждаться.

– Ты можешь помочь мне прямо сейчас, – заявил человек, назвавшийся Королем Зэдом. – Свяжи этих мальчишек и приготовь караван. Мы покинем город, как только станет темно.

– Слушаю и повинуюсь, – проговорил граф.

Он низко поклонился Королю и затем вынул из кармана моток тонкой веревки. Ею он воспользовался, чтобы связать руки и ноги Индианы. То же самое он проделал и с Германом.

– Обманывать вас больше я не намерен, – сказал после всех этих процедур граф. – Вы можете кричать сколько вам вздумается. Никто вас все разно не услышит… Вскоре мы снова увидимся, мальчики. Нам всем предстоит небольшое путешествие.

И он с Королем покинул комнату. Как только они ушли, Герман произнес:

– Как же все-таки хорошо, что они еще не знают тебя, Инди, в достаточной мере. Я думаю, ты уже нашел способ, как нам развязаться и сбежать отсюда. Правда, Инди?

Ответом ему была тишина. Герман повторил:

– Инди!?

– У-у-у, ну, пока еще не совсем, – сказал Инди. – Эта веревка довольно крепкая. Она прочна как сталь. Она врежется в нас, если мы будем пытаться шевелиться.

– Но какой-то выход ты уже нашел, ведь так? – настаивал Герман. Он сделал все возможное, чтобы в его голосе было побольше надежды. Но его попытки не дали результата.

– Конечно, – согласился Инди. – Но лишь с одной стороны. Мы должны дождаться своего часа. Как бы то ни было, я хочу выяснить, что же происходит между Королем и русским графом. Я прямо умираю от любопытства.

– И что, мы должны умереть из-за этого желания? Неужели то, что ты услышал нисколечко тебя не испугало? – воскликнул Герман. И через некоторое время тяжело вздохнул: – Да уж, как видно, нет.

Больше сказать ему ничего не удалось. В комнату вернулся граф. Его сопровождали четверо могучих на вид мужчин. Они тащили два огромных восточных ковра.

– Надеюсь, у вас, ребята, состоялась хорошая дружеская беседа? – поинтересовался граф. – И надеюсь, вы пришли к согласию в споре о том, можно ли от нас убежать. В любом случае попытка ваша окажется безуспешной, а вот наказаны вы будете весьма жестоко. Так что советую вам расслабиться и насладиться предстоящим путешествием. Оно станет настоящим удовольствием для таких ребят, как вы… для мальчишек, столь живо интересующихся миром. Вы сможете увидеть то, что ранее доводилось видеть лишь немногим избранным. И должны испытывать волнение от мысли, что вы, сами того, может быть, не подозревая, будете участвовать в сотворении истории.

– Огромное спасибо, – с болезненной усмешкой выдавил Инди. Он чувствовал себя так, словно его заставляли брать назад его собственные слова.

– Не стоит, – ухмыльнулся граф. Он кивнул своим людям, и те разостлали ковры. Они уложили каждого из мальчиков на отдельный ковер и затем обернули вокруг Инди и Германа, спрятав их в таких своеобразных коконах.

Изнутри своего ковра Инди слышал, как граф продолжал издеваться:

– Устраивайтесь, ребятки, там поудобнее, как жуки в своих норах. И ни о чем не беспокойтесь… Мы не собираемся давить вас как клопов. Мы и мысли не имеем о том, чтобы задушить вас. Мы хотим сохранить вам жизнь… до поры до времени.

Инди почувствовал, что его ковер подняли. Он не знал, как далеко его пронесли. Ощущение его напоминало путешествие в лодке, окруженной бушующими волнами. И закончилось оно неприятным падением. Он все еще оставался завернутым в ковер, но рядом, по-видимому, никого не было. Слышалось какое-то движение: вверх – вниз, вверх – вниз. Его увлекла мысль, можно ли заболеть морской болезнью на суше.

Наконец, он почувствовал, как кто-то поднимает его «темницу», а затем куда-то кладет. Ковер принялись катать по земле, ничуть не обращая внимания на то, что внутри был Индиана. В конце концов ковер развернули, и парень смог вдохнуть в себя воздух. Он посмотрел наверх и увидел, что на него уставилась удивленная верблюжья морда.

Рядом с верблюдом стояли граф с Королем. Оба они были одеты в распахивающиеся халаты с капюшонами вроде тех, что носят арабы-пустынники. Люди, окружавшие их, были одеты точно так же; в руках у них были ружья.

Инди повернул голову. Рядом с ним лежал Герман. Приятель Индианы, зевая, пытался разлепить глаза. Ему все-таки удалось немного вздремнуть.

– Черт возьми, – пробормотал Герман, – я так надеялся, что все это лишь ужасный сон.

– Теперь некоторое время тебе будет не до сна, – настоятельно сказал граф. – Всю ночь мы будем в пути.

Граф отдал распоряжение одному из своих людей, и тот, в то время, как его товарищи проверяли ружья, развязал ребят.

Затем граф Стравский протянул им арабские халаты – такие же, какие были и на других членах каравана.

– Наденьте это, – приказал русский. – Мы неплохо проведем время, путешествуя в седле.

– Неплохая маскировка, – прокомментировал Инди. – Эти капюшоны оградят наши лица от взглядов встречающихся нам путников и мы сможем сойти за торговцев арабскими коврами, возвращающихся домой. Ведь мы направляемся на восток, не так ли?

– Какой умный мальчик! – воскликнул граф. – Ты без устали пытаешься сделать так, чтобы я выложил тебе побольше фактов. Но не беспокойся. Очень скоро ты узнаешь, куда мы держим путь.

– Достаточно разговоров. Седлайте, – приказал Король – У нас не так много времени, чтобы бросать его на ветер. Мы должны прибыть в мой город вовремя.

– Вовремя? – переспросил Инди. – У нас готовится какой-то праздник?

Король рассмеялся, услышав эти слова:

– Да-да… Праздник… какой-то… – согласился он.

– И мы тоже приглашены? – поинтересовался Индиана.

– Приглашены? – повторил Король. – Вы даже более чем просто приглашены. Вы, мальчики, там самые желанные гости!

 

Глава 7

Свет от утренней зари простирался на все пространство перед ними. Восседая вместе на покачивающемся верблюде, Герман и Инди щурясь, смотрели на то, что открывалось их взорам.

– Теперь я просто уверен, что сплю, – заявил Герман.

– Да, это сон – согласился Инди, в изумлении качая головой.

Караван двигался всю ночь, затем день и следующую за ним ночь. Они отдыхали всего несколько часов во время полуденной жары. Их путь пролегал через необъятное пшеничное поле, колыхавшееся волнами, словно золотое море во время бриза. Это было своеобразной турецкой версией Канзаса или Небраски, где фермеры не покладая рук трудились, чтобы накормить нацию.

Но теперь, на вторую ночь путешествия, их глазам открылся совсем иной ландшафт.

– Как здесь много камней! – удивился Герман.

– Да, и каких! – согласился Инди.

Повсюду, куда только можно было кинуть взгляд, были гигантские камни. Камни, напоминавшие вздымающиеся в небо трубы башен. Камни, похожие на гигантские грибы. Камни, походившие на огромные шляпы. Камни, которые, казалось, были громадными фигурами, выстроенными гигантскими детьми из песка с помощью огромных игрушечных совочков и ведерок и дикой фантазии. Они больше всего напоминали сцены из каких-то сказок.

– Каппадосия, – произнес Инди.

– Каппа… что? – переспросил Герман.

– Каппадосия, – повторил Индиана. – Это такая местность в Турции. Я читал о ней. Видишь вон те горы вдалеке на горизонте?

– Откуда у тебя… – начал было Герман, но времени закончить вопрос уже не было. Инди ударил верблюда плеткой, – именно так, он заметил, делали туземцы, – и это сработало.

Животное бодро устремилось галопом вперед, и Индиане оставалось лишь резко дернуть поводья вправо.

Когда они огибали валун, пуля расщепила лаву над их головами на множество кусочков. Но теперь мальчики были уже с другой стороны камня, а значит – в безопасности, пусть и на очень непродолжительное время.

– С этого момента мы играем в прятки, – произнес Инди и обвел взглядом местность вокруг. Между двумя гигантскими валунами он заметил узкий проем и вновь ударил верблюда. Животное протестующе всхрапнуло, однако незамедлительно подчинилось приказу – рвануло с места и понеслось по открытому пространству в сторону расщелины.

Вслед им неслись крики преследовавших их всадников и ружейные выстрелы.

– Когда захочет, этот зверь может быть весьма резв, – задыхаясь проговорил Инди, когда они добрались до проема. – Единственное неудобство в том, что верблюды не слишком поворотливы, когда нужно за доли секунды спрятаться или броситься наутек. Так что лучше бы нам слезть.

Инди приказал верблюду остановиться, и мальчики спрыгнули вниз. Они сделали несколько шагов внутрь расщелины и обнаружили, что находятся в своеобразном каньоне, извивавшемся между двумя камнями-стенами.

– Дорога у нас одна, – сказал Инди и перешел с шага на бег. Но побежал он не во всю свою силу. Он должен был быть уверенным, что Герман будет в состоянии поддерживать этот темп все время, пока они не оторвутся от преследователей.

Мальчики проследовали вдоль изгиба, который делал каньон, и снизили скорость. Они вышли на поле, где рос виноград.

– Небольшой виноградник, – заинтересованно произнес Инди. – Любой мало-мальски приличный клочок плодородной земли должен использоваться здесь для выращивания урожая.

Но Герман не проявлял никакого интереса к методам, используемым в местном фермерском хозяйстве. Его интересовал лишь один-единственный вопрос:

– Но это означает, что где-то здесь должны быть люди! – воскликнул он. – Люди, которые помогут нам выбраться из этой беды. – Он огляделся вокруг себя.

– Но где же они? Я не вижу поблизости ни одного дома.

– Да, это так… – согласился Инди. – Правда, ты не знаешь что именно искать. – Он указал на отвесный утес слева. – Видишь то, что вижу я?

У Германа от удивления отвисла челюсть.

– Это дверь, – умудрился как-то выговорить он.

– Этот камень достаточно мягок, чтобы выдолбить из него середину и устроить внутри уютное жилище, – объяснил Инди. – Именно здесь должны жить местные. Внутри камней.

И друзья ринулись в сторону двери, которая была сделана из дерева и была довольна старой на вид.

– Нет времени стучать, – проговорил Инди. Мальчик слышал голоса преследователей все громче и отчетливей. Он толкнул дверь, чтобы посмотреть заперта ли она.

И она была незаперта!

Инди наклонил голову и зашел внутрь пещеры. Туземцы должны были быть весьма невысокого росточка… если, конечно, этот дом вообще не появился здесь из сказочной страны, населенной эльфами.

Инди и Герман вошли в безукоризненно чистую комнату. Хотя обстановка здесь и была крайне простой, пол устилали великолепные ковры. И кроме того, в комнате находились два вполне реальных человека из плоти и крови.

Старуха, вся в черном, и совсем юное дитя, абсолютно без всего, громадными как блюдца глазами уставились на Индиану и его приятеля.

Сперва Инди закрыл дверь. Затем он вновь повернулся к старухе с ребенком и только в этот момент осознал, что до сих пор сжимает в руке хлыст.

Инди поспешно спрятал плетку под одежду и поднял обе руки вверх, показывая тем самым, что не желает обитателям дома зла.

Шанса что-либо еще объяснить туземцам ему уже не представилось.

Дверь начала содрогаться от сильных ударов; снаружи послышались злобные голоса. Индиана узнал один из них – тот, который принадлежал русскому графу:

– Я знаю, что вы здесь! Немедленно сдавайтесь! Вы в ловушке!!!

 

Глава 8

Инди в отчаянии осмотрел комнату в поисках какого-либо выхода. Но ничего, абсолютно ничего…

Затем он встретился глазами со старухой. И произошла необыкновенная вещь. Несмотря на то, что они с Германом являлись чужаками, ворвавшимися в ее дом, чужаками, принесшими с собой беду, старуха улыбалась. Эта была беззубая улыбка на испещренном морщинами лице. Но это была самая привлекательная из всех улыбок, что видел Инди за свою жизнь.

Женщина показала жестом, чтобы Инди с Германом следовали за ней. Держа в одной руке ребенка, другой она откинула в сторону занавесь и провела их на кухню. Здесь находился очаг и полки с тарелками. По стенам бели развешены массивные медные и латунные горшки и кастрюли.

Женщина прошла к противоположной стене. Она отодвинула висевший на ней ковер с ярким орнаментом, за которым оказалась дверь. Эта дверь была еще меньше, чем та, через которую вошли в жилище старухи мальчики. Туземка отворила ее, и Инди снова увидел солнечный свет.

– Спасибо, – просто сказал он и тут припомнил одну из тех нескольких фраз, которые необходимо знать на всех языках. Спасибо. – Тесэккюр эдерим.

– Бирсей дегил, – ответила старуха. Это должно было означать: «Добро пожаловать». Она вновь улыбнулась, дотронулась ладонью до лба, затем до сердца и поклонилась.

Инди и Герман проделали то же самое. Затем они вышли через эту дверь и пустились бежать.

Пройдя через черный выход, они покинули каньон, но все еще были в царстве огромных камней. Здесь было полно мест для укрытия, но у мальчиков не было ни малейшего представления, куда следует направляться. Им было известно лишь одно: они должны оторваться от преследователей еще до наступления темноты. Впереди предстояла долгая дорога.

Инди услышал, как Герман, задыхаясь, произнес позади:

– Эй, Инди, дай перевести дух.

Индиана остановился и прислонился спиной к одному из валунов. Герман сделал то же самоё.

– Согласись, это было очень любезно со стороны старухи, – сказал Герман, немного отдышавшись. – Я имею в виду то, что она абсолютно не знала нас и все равно помогла.

– У этих людей есть обычай проявлять доброту к путешественникам, – объяснил Инди. – Я думаю, она решила обойтись с нами, как с собственными гостями… Хоть мы и не были зваными гостями.

– Это большая удача, что в доме оказался черный выход, – продолжал восторгаться Герман. – Иначе пришлось бы нам снова оказаться гостями Короля Зэда и графа Стравского. А я думаю, что смогу обойтись без их понимания гостеприимства.

– Сомневаюсь, что это была просто удача, – возразил Инди. – Местным жителям частенько приходится сталкиваться со всякого рода оккупантами, бандитами и сборщиками податей. Поэтому вот уже многие тысячелетия они должны быть готовыми быстро покинуть собственное жилище.

– Что ж, и мне тоже хочется побыстрее покинуть эту местность, – вздохнул Герман. – Твой хлыст вряд ли многого стоит по сравнению с их ружьями. Скажи все-таки, откуда он у тебя взялся?

– От спавшего погонщика верблюдов. Я «занял» его вчера, когда в полдень мы были на привале, – объяснил Инди. – Кстати, в трудном положении и плетка может стать отличным подспорьем. – Он вытащил хлыст погонщика на свет и осмотрел его, качая головой. – Конечно, он не настолько хорош, как тот, что остался у меня дома. Там я немного попрактиковался в обращении с подобными предметами. Удивительно, какие возможности у хлыста, как оружия. Надо было все же мне взять свой хлыст из дома, но я этого не сделал. Впредь больше никогда не допущу подобной ошибки.

– Ага, никогда-никогда не покидай дом без плетки иль хлыста, – улыбнулся Герман. – Кстати, по-моему запоминающаяся фраза, не так ли? Проговаривая ее в уме, ты сможешь накупить в будущем бо-ольшое количество хлыстов…

– … Или продать, – подхватил Индиана. – Тебе, когда вырастешь, стоит пойти работать в рекламу.

– Если мне удастся вырасти, – проговорил Герман, и в этот момент раздался ружейный выстрел. Огромное облако пыли взмыло в воздух, когда в землю у их ног впилась пуля.

Инди взглянул наверх, туда, откуда стреляли. На вершине гигантского камня стоял один из людей Короля Зэда. В руках он держал ружье с дымящимся стволом.

– Давай-ка двигать отсюда, – сказал Инди. – Прижимайся к камню плотнее, тогда ему будет сложнее целиться.

Так они обогнули камень, но, как выяснилось на другой стороне, удача, похоже, отвернулась от них. Повсюду рыскали вооруженные люди, которые прочесывали окрестности в поисках беглецов.

– Они развернулись веером и окружили нас, – констатировал Инди.

– Ага, – выпалил Герман, – и подстрелят нас, как кроликов каких-нибудь.

– Было бы действительно хорошо, если бы мы были такими же быстрыми как кролики, – проговорил Инди и замер с открытым ртом. – Кстати о кроликах… Ты видишь то, что вижу я?

Мимо них промчался встревоженный стрельбой огромный кролик с длинными серыми ушами. Зверек направлялся прямо в густые заросли кустарника и через мгновение ока пропал в них.

– Можем ли мы быть такими же проворными, как кролик? Да, – заявил Индиана. – Вон те заросли станут замечательным убежищем для нас. Это единственное решение, которое пришло мне сейчас на ум.

И мальчики рванулись в заросли.

– Будем надеяться, что эти друзья пока нас не заметили, – задыхаясь проговорил Герман.

– Прости, дорогой кролик, но мы составим тебе компанию, – шутливо произнес Инди. Они с Германом встали на четвереньки и прошмыгнули в кустарник. Но кролика там не было.

– Должно быть, мы совсем испугали его, – пробормотал Инди. Затем он сказал: – Гляди, Герман. Вон то место, куда направлялся наш кролик.

В земле была скрытая ветвями кустарника наклонная дыра.

– Но проделана она вовсе не кроликом, – заметил Герман. – Она достаточных размеров и для человека.

– Правильно, – согласился Инди. – Кролику лишь известно, где она находится. Здесь должны быть и другие подобные убежища, выстроенные для себя людьми. Возможно, они ведут в подземное помещение, которое служит местным жителям временным приютом до тех пор, пока их не минует опасность. – Он усмехнулся. – Ну… И чего же мы теперь ждем?

– Спускаться туда? – переспросил Герман. – Но там темно и… страшно. Кроме того, кто знает, что там, внизу… Крысы… Змеи…

Инди обернулся. Лицо его было бледным и приобрело какой-то зеленоватый оттенок.

– Змеи? Я и правда как-то не подумал об этом.

– Ну, конечно, – продолжал Герман. – Это самое замечательное место для них. Интересно, а водятся ли в Турции гремучие змеи? Или кобры? А может, гадюки?

– Да уж, давай-ка повременим с этим… О'кей, – пробормотал Инди. Он тяжело сглотнул.

И в тот же момент они услышали, что выкрики преследователей становятся все ближе и ближе.

– Они появятся около зарослей через несколько минут, – сказал Инди. – Приходится выбирать: либо лезть в эту дыру, либо… гарантировано попасть в могилу.

– Ну, если ты ставишь вопрос таким образом… – пробормотал Герман. – Но раз эта идея твоя, то тебе и лезть первым.

– Ладно, ладно, ладно, – приговаривал Индиана, но особенно-то не спешил – Эй, Герман, – позвал он, протискиваясь в узкий лаз, – ты читал «Алису в Стране чудес»?

– Нет. А что? – насторожился Герман. Индиана не переставал удивлять его неожиданными и, на первый взгляд, абсолютно неуместными мыслями, ассоциациями и вопросами, появлявшимися у него в критические моменты.

– Эта книга о девочке, которая последовала за кроликом в точно такой же лаз, – ответил Инди.

– Ну, и что же с ней произошло? – заинтересовался Герман, но так как Инди не раскрыл даже рта, чтобы ответить, заявил: – Ну, и не надо! И не рассказывай… Мне намного интересней, что же случится с нами. Потому что эти парни уже совсем рядом.

– А вот это мы узнаем совсем скоро, – сказал Инди. Он снова тяжело сглотнул и сделал глубокий вдох. Времени выжидать больше нет. – Мы идем к тебе, Страна чудес.

 

Глава 9

– Знаешь, Инди, у меня сложилось довольно-таки веселое впечатление от происходящего, – заявил Герман.

Дневной свет остался далеко позади. Наклонный ход в земле, как оказалось, шел куда глубже, чем они предполагали. И хотя каменные ступени облегчали мальчикам спуск, им все-таки приходилось использовать не только ноги, но и руки, словно они спускались по стремянке.

– Веселое впечатление? – переспросил Инди. – Что ты имеешь в виду?

Честно говоря, и у него самого появилось «веселое впечатление». Оно приводило его в трепет, заставляя ежиться. Впечатление, или скорее предчувствие того, что в любой момент откуда угодно он может услышать змеиное шипение. Или ощутить, как вокруг него обвивается скользкое змеиное тело. Или ядовитые змеиные зубы впиваются в его тело. Змеи, брррр!

И сколько Инди не пытался отбросить в сторону этот леденящий кровь ужас, это ему не удавалось. У него был «пунктик» насчет змей, который не позволял забыть о страхе. И лучшее, что Инди мог сделать, это скрыть свои тревоги хотя бы в голосе. Ему вовсе не хотелось давать Герману повод еще чего-либо бояться. Герман и так достаточно напуган, а им никогда не удастся выбраться из этой беды, если друг Индианы не сможет пошевелить от страха ни рукой, ни ногой.

– У меня такое чувство, что все это происходило раньше, – объяснился Герман. – По правде говоря, это даже больше, чем просто чувство. Скорее это факт. Помнишь, как в Конье мы спускались по подобной лестнице? И прямиком попали в беду. И, знаешь, у меня такое ощущение, что мы снова идем к ней в руки… все так же, кроме того, что на этот раз чувство опасности во мне намного сильнее.

– Давай-ка не будем снижать темп, – сказал Инди. Он продолжал спускаться вниз, Герман был прямо над ним. – Нет времени на панику. Здесь все совсем не так, как в Конье. Тогда мы преследовали человека Короля Зэда. Теперь же он идет по нашему следу. Мы не можем попасть в беду – мы пытаемся выбраться из нее. Так что все происходит с точностью до наоборот.

– Ладно, ладно, все наоборот, – согласился Герман. – Но нехорошее предчувствие остается у меня все равно.

Инди вздохнул. Он продолжал спуск так быстро как только мог.

– Какое такое «нехорошее»?

– Этот человек… Король Зэд. Похоже, он чувствует себя под землей совсем как дома, – пояснил Герман. – Мне кажется, что это единственное место, где он может сбросить с себя маскировку и стать королем. У меня такое чувство, что мы сейчас на его территории, а не на своей. Будто мы пытаемся сыграть в прятки в таком месте, где ему знаком каждый куст.

– А я-то надеялся, что только у одного из нас разыгрывается воображение, – усмехнулся Инди. – Тебе следовало бы заняться написанием приключенческих рассказов, Герман. Или, на худой конец, не читать их в таком количестве.

Затем Инди закрыл прения:

– Ты должен быть благодарен этим ступеням, а не пугаться их, – твердо заявил он. – Кто бы ни построил эту дыру, он позволил нам выбраться из той дыры, в которой мы находились. Та дыра вполне могла бы обернуться для нас могилой.

– Ага, хорошо. Но эта дыра, похоже, куда глубже, чем любая могила, – пробормотал Герман. – И все выглядит таким образом, что спускаемся мы туда навсегда.

– Вероятно, она просто ведет в какое-нибудь место, где можно хорошенько укрыться, – сказал Инди. – Или, быть может, в где-нибудь месте она пойдет вверх и приведет нас к секретному выходу. В любом случае, мы должны переждать здесь до темноты. Затем мы сможем выйти, не беспокоясь, что Зэд или его люди заметят нас. Так что мы почти дома… И смотри, куда ступаешь. Мне вовсе не хочется, чтобы ты свалился на меня.

Сам Инди досконально следовал своему же совету. Он внимательно прощупывал землю ногой, прежде чем опускался на нее всем своим весом. Вот какие чувства, должно быть, испытывает слепой, думал он. Вот, что значит продвигаться в полной темноте, используя одно только осязание. Это было одновременно и пугающим и захватывающим, впрочем, как и всякое исследование неизведанного.

Затем Инди заметил нечто, еще более захватывающее и пугающее. Теперь он, хоть и с трудом, но мог видеть собственные руки.

Он глянул вниз.

Оттуда исходило слабое свечение.

Далеко внизу под ними, там, где заканчивались ступени, Инди заметил, как из щели в каменном монолите льется свет.

Он услышал голос Германа над собой: «Инди, видишь то, что вижу я? У меня веселенькое…»

– Только не громко, – предупредил Инди. – Там живут какие-то люди, и этим все сказано. Если туземцы живут в камнях, то почему бы им не жить и в подземных дырах…

– Ага, это точно, – пробормотал Герман. Но по его голосу нельзя было с уверенностью сказать, что он согласен. – Но, я предполагаю, они, должно быть, будут несколько раздражены, когда мы ввалимся к ним без приглашения.

– Не стоит задумываться об этом, – остановил его Инди. – У тебя уже была возможность убедиться, насколько дружелюбны туземцы к незнакомцам. На турецкую гостеприимность мы можем положиться. Отчего бы им, в крайнем случае, не указать нам кратчайшую дорогу в Конью?..

Так мальчики достигли входа и вошли внутрь. Они обнаружили, что находятся в туннеле, выдолбленном в мягкой вулканической породе. В стенных нишах находились горящие керосиновые лампы. Посмотрев дальше в туннель, ребята заметили с обеих сторон целый ряд дверных проемов.

– Ну и ну! – воскликнул Индиана, когда они шли по этому коридору. Сквозь дверные проемы были прекрасно видны сами комнаты. Комнаты, полностью обставленные мебелью, с устланными коврами полами. В конце концов проход разветвлялся на два других.

– Куда теперь? – поинтересовался Инди. Он бросил взгляд сначала направо, затем налево. В обоих направлениях были все те же керосиновые лампы и дверные проемы.

– Здесь целый лабиринт с комнатами, – произнес наконец он. – Похоже, мы натолкнулись на что-то весьма необычное.

– Заметь, что лабиринты – те самые места, где людям представляется блестящая возможность заблудиться, – предупредил Герман. – Давай-ка пока не поздно повернем назад, откуда мы пришли… пока можем найти туда дорогу.

Но Инди не слушал его. Его мысли были заняты чем-то очень важным.

– Воздух здесь не так уж сперт, – задумчиво проговорил он. – Я даже не ощущаю запаха гари от керосиновых ламп. Похоже, он как-то выветривается. Значит здесь должно быть что-то, вроде вентиляционной системы.

Он направился в правый проход и вскоре нашел то, что искал. В конце этого коридора было огромное отверстие в полу. И прямо над ним было такое же отверстие в потолке.

Инди обнял себя руками. Он ощутил здесь сильный сквозняк.

– Вентиляционная шахта, – сообщил он. – Она должна выходить на самую поверхность. Но мне интересно, насколько глубоко она идет вниз. – Он поднял с пола камень и бросил его в отверстие в полу, но звука удара так и не дождался.

– Под нами должно быть находится еще множество уровней, – заявил он. – Очень много. Кто мог все это построить? На это потребовалась бы целая армия рабочих.

– Инди!.. – внезапно позвал его из-за спины Герман.

Но Индиана даже и не подумал оборачиваться.

– Мы только найдем путь, по которому можно попасть на другой уровень под нами, – сказал он. – И все. Затем мы вернемся обратно. Обещаю тебе, сразу же вернемся.

– Инди!.. – на этот раз более настойчиво обратился к нему Герман.

– Ну, что еще? – нетерпеливо откликнулся Индиана. Герман мешал ему размышлять о том, где мог находиться тот самый лаз на другой уровень.

– Расскажи мне еще раз о турецкой гостеприимности, – апатично попросил Герман.

Инди повернулся и проследил глазами за неподвижным взглядом товарища.

Там, откуда они не так давно пришли, стоял теперь мужчина, одетый в старинный халат. Но в руках у него было вполне современное ружье… и ствол его был направлен прямо на ребят.

 

Глава 10

Мужчина не сказал ни слова по-английски… Не было у него особой нужды и в том, чтобы говорить на своем родном языке. Он лишь дернул ружьем, показывая, куда мальчикам следует идти.

Он «пас» их таким способом по разным хитросплетениям лабиринта; пока, наконец, они не достигли лестничного пролета. Они спустились по этим ступенькам на другой уровень, похожий на предыдущий как две капли воды – те же коридоры и ряды комнат. Затем – еще ниже, на еще более глубокий уровень.

Весь путь Инди был само внимание: он подмечал все вокруг. Теперь по дороге им встречались и другие люди: мужчины, женщины, дети. Они проходили мимо кухонь, спальных комнат, огромных обеденных зал. Инди заприметил огромные валуны, достаточно больших размеров, чтобы в случае нападения ими можно было перегородить проходы. Не остались вне его внимания и охранники около каждого ряда ступеней. Эти были вооружены до зубов как современными ружьями и револьверами, так и старомодными мечами и кинжалами.

– Это крепость, – заявил Инди Герману. – Ее обитатели могут сдержать здесь натиск любого врага, пожелавшего войти сюда без спросу.

– Илы отсюда выйти, – мрачно пробормотал Герман.

– Смотри-ка, судя по всему, мы к чему-то приближаемся, – заметил Инди. Он увидел, что коридор постепенно расширяется. Стены, пол, своды подземелья теперь были не из шершавого камня, судя по всему, вулканического происхождения, вместо этого на них прекрасными яркими узорами была выложена плитка.

– Ага, куда-то мы подходим, – согласился Герман. Ружье тут же толкнуло его в спину. – И чувствуется, что близок конец…

– Ого! – воскликнул Инди, когда они завернули за угол. Пленники оказались в зале, венчавшемся массивной двустворчатой дверью, перед которой стояли два часовых. Охранники были одеты, как древние воины в кирасы с золотого цвета нагрудниками. Они держали золотые щиты и длинные копья с золотыми наконечниками.

Человек с ружьем заговорил с ними, и часовые распахнули перед ним монументальные двери.

Ружье тут же подтолкнуло ребят вперед, к дверному проему.

– Я в это просто не верю, – признался Инди.

– И я тоже, – пробормотал Герман.

Комната, представшая перед их взорам, была величественна и ослепляла неожиданно ярким светом. В центре ее стоял большой золотой трон.

И с трона прогремел оглушительный голос:

– Ну вот вы наконец и прибыли. Что задержало вас?

– Король Зэд! – задохнулся от неожиданности Герман.

– Думаю, что он действительно король, – беззвучно, одними губами, пробормотал Инди.

Взгляд Инди прошелся по трону Короля… украшенной драгоценностями короне… скипетру, который тот держал в руках. И мальчик почувствовал, как по его телу побежали мурашки, когда он увидел символ на этом скипетре: ослепляющая своей белизной мертвая голова.

– И граф, похоже, тоже натуральный, – прошептал Индиана.

Граф Игорь Стравский стоял справа от трона. На нем были надеты роскошно скроенная форменная одежда защитного цвета и блестящие черные сапоги. На голове красовалась высокая меховая шапка черного цвета. Грудь его украшали медали и ордена. И в завершение всего, на его плечи была небрежно накинута великолепная горностаевая бурка как у кавалеристов.

– Король был прав, – заявил Стравский, улыбаясь. – Наши люди доложили, что вы наткнулись на один из входов. И тогда Король сказал, что дальнейшую дорогу вниз вы найдете сами. Дорогу сюда, к нам.

– Я знал, что ваше любопытство укажет вам верный путь, – пояснил Король. Он также улыбался. Улыбка его была одновременно жестока и ликующа. Инди сразу пришло на ум, что будь Король ребенком, его любимым занятием было бы отрывание крылышек у мух, дабы насладиться их муками.

– Я знал, что нам не следовало спускаться в эту дыру, – проворчал Герман, направляя свой гнев на Индиану. – Зачем я только послушал тебя?!

Но Инди много больше интересовало то, что говорит Король.

– Я отдал приказ своим людям взять под охрану вход, чтобы вы не смогли выбраться наверх, – продолжал Король. – Затем я сказал, чтобы они спустились вниз и ожидали вашего прибытия здесь.

– Таким образом, теперь мы там, где вы и хотели нас видеть, – резюмировал Инди.

– Но неужели вам не хочется узнать, зачем я захотел вас здесь видеть? – поинтересовался Король.

– Вот уж не думаю, что придется вас об этом спрашивать, – заявил Ииди. – Я ведь прямо вижу, как вы умираете от желания поведать нам об этом.

Король издал царственный смешок.

– Я не из тех, кто собирается умирать.

– Ха-ха! – саркастично ответил Инди.

Герман схватил его за руку.

– Послушай, Индкача, может тебе стоит немного расслабиться. У меня нет желания сводить Его Величество с ума, – зашептал он.

– Сводить с ума? – переспросил Инди так громко, как только мог. – А он уже… ненормальный, я имею в виду. Да, у него мания величия: во-первых, называет себя Королем королей; потом эта чепуха о желании нас убить. И все это в то время, когда сам он собирается получить за нас выкуп от моего отца. Все думают, что американцы чудовищно богаты. Вот и этот парень исходит из себя, чтобы тоже заиметь несколько баксов. Да он просто… дешевый вымогатель!

– Инди, что ты делаешь?! – с ужасом воскликнул Герман, видя как лицо Короля Зэда темнеет от гнева.

Но Инди, как бы то ни было, знал, что делает. Он хотел стереть ухмылку с лица Короля. Ему хотелось закончить игру в кошки-мышки, навязанную ему Зэдом. Он желал, чтобы Король показал свои зубы… и свою хватку. Ведь чем больше Индиане удастся узнать о планах Короля, и чем быстрее это произойдет, тем будет лучше. Тем больше у него будет шансов отвести ту беду, что нависла над их с Германом головами.

– Довольно разговоров, – прогремел Зэд. – Я покажу вам, на что способен Король королей.

Он один раз хлопнул в ладоши. Эхо от его хлопка отразилось от стен величественного помещения с грохотом ружейного выстрела.

В комнату на четвереньках вползли двое мужчин. Так они добрались до трона и пали ниц.

Король приказал им: «Восстаньте!», и они поднялись.

– Мы будем говорить по-английски, чтобы эти мальчишки поняли, кто я такой и что им предстоит. Я сделал так, чтобы вы выучили английский и другие языки, используемые теми, кто ныне правит миром. Я также выучил их… чтобы царствующие особы поняли меня, когда придет моя очередь повелевать.

– Да, о Король из королей, – сказали двое, сгорая от внимания.

Эта была страшная и странная парочка. Один был худ как игла, с острыми, выпирающими костями. Другой же был безмерно толст и напоминал собой надувной мяч для игры на пляже, даже голова его была без растительности и гладка как мяч.

– Во-первых, уверены ли вы в правильности указанной даты? – спросил Король худого.

– Всю мою жизнь я посвятил изучению священных таблиц, – ответил тот. – Весь этот год я следил за перемещением звезд через наш новый телескоп…

– Предоставленный, между прочим, моим царем… Простите мне мою смелость напомнить это Вам, Ваше Величество, – проговорил граф Стравский.

– Да, да, конечно, я помню об этом, – нетерпеливо согласился Король. Затем он вновь обратился к худому:

– Я задал тебе простой вопрос. Уверен ли ты в правильности выбора даты?

– Я поставлю на это свою жизнь, – заявил тот.

– Ты уже поставил на это свою жизнь, – резко поправил его Король. Затем он спросил толстяка:

– Готов ли ты к своей работе?

– Конечно, о Король из королей, – ответил тот. – Мне необходимы лишь мои инструменты.

– Тогда достань их и без промедления приступай, – скомандовал Король Зэд.

Теперь наступила очередь толстого хлопать в ладоши.

В комнату вошли двое слуг. Один из них нес выполненный из золота ящик для инструментов. У другого в руках был золотой поднос, на котором лежал невзрачный белый камень, имевший форму яйца.

– Теперь осталась лишь одна вещь, – произнес толстый.

– Скажи мальчишкам, что тебе еще необходимо, – приказал Король. – Мне ведь известно, насколько они любопытны.

Толстяк обернулся к Герману и Инди.

– Ваша кровь, – произнес он.

 

Глава 11

– Это не будет больно, – заявил толстяк, распахивая свой ящичек с инструментами.

– В последний раз я слышал эту фразу от зубного врача, – признался Герман. – И дантист, надо сказать, соврал.

Инди бросил Герману взгляд, который говорил: не дай им увидеть, что ты испуган.

Тот ответил ему также взглядом, который откровенно заявлял: но я-то действительно напуган.

И все, что Индиане оставалось сделать, это заявить: «Я буду первым» и, сделав шаг вперед, предстать перед толстяком.

Толстяк между тем раскрыл свой ящик и вытащил оттуда длинную серебряную иглу.

– Дай мне руку, – приказал он.

Инди тяжело сглотнул и протянул ему руку. Толстый захватил ее у запястья. Быстрым, выверенным движением он воткнул иголку Индиане в большой палец.

Инди не доставил толстяку удовольствие, не дал ему услышать возглас «ох!». Он даже не мигнул от резкой боли – лишь закусил нижнюю губу и устремил взгляд вперед. Он следил за тем, как толстяк выдавливал капли крови из уколотого пальца. И кровь капала на белый камень-яйцо.

Камень начал мерцать. Казалось, будто свет исходит прямо изнутри его.

– Хорошо! – воскликнул толстый. – Теперь другой!

Как только кровь была смыта с камня, его свет поблек.

– Теперь другой мальчишка! – скомандовал Король.

– О-ох! – вскрикнул Герман со всей силой своих легких, когда закапала и была проверена и его кровь.

– Блестяще! – провозгласил толстяк, когда камень вновь замерцал. Он поклонился Королю Зэду. – О Король Королей, священный камень, который никогда не обманывает, говорит, что оба мальчишки невинны. И Вы можете использовать любого из них, на кого падет Ваш выбор.

– Гм-мм-м, – пробормотал Король. – Вот это проблема. Кого же из них выбрать? Я приму свое решение позднее. У нас еще есть время. – Он повернулся к тощему. – Сколько там времени?

Худой вытащил золотые карманные часы и скосил на них взгляд.

– Если говорить точно, то до того как ударит полночь, остается десять часов и четыре минуты, – ответил он.

– Другими словами, нам придется еще долго ждать, чтобы узнать всю эту ерунду, – сказал Инди. – Хорошо. Дайте и нам передохнуть.

– Десять часов – это совсем немного, – сообщил ему Король Зэд. – Мой род дожидается этого момента в течение почти четырех тысячелетий.

– Ну конечно. Так и есть. Четыре тысячи лет, – насмехался Инди. – Нас-то ты обмануть не сможешь. Ты ведь не только вымогатель и похититель… Ты еще и жулик. Сначала показал нам представление из разряда «мы вам спляшем и споем» с идолом в Конье. А теперь эту мумбу-юмбу. Давай-ка, признавайся. Ты ведь король ничуть не более, чем и дервиш.

Но на этот раз Король посчитал ниже своего достоинства злиться на его слова. Он только улыбнулся.

– Твои речи не задевают меня. Они не более, чем жужжание назойливой мухи. Мухи, которую запросто можно раздавить. Но я, Зэд, Король Королей, буду милосерден. Я придам наивысшее значение вашим маленьким, жалким, никчемным жизням. Я объясню вам, почему вы должны умереть.

– Ну, конечно, скажи нам, – продолжал насмешки Инди. – Будет хоть над чем посмеяться.

– Увидим, кто из нас будет смеяться последним, – сказал Король. – Наступит полночь, и мой победный смех прогремит над всей землей.

– Ладно-ладно. Уже загрустил, – проговорил Индиана, все так же насмешливо, насколько он был только способен. – Давай же, рассказывай свою сказку.

– Знаете ли вы библейский Ветхий Завет? – спросил Король. – Вы ведь, наверное, считаете, что строфы Библии являются сказкой.

– Я знаю Библию, – заверил его Инди. – Всякий, кто хочет познать свою историю, обращается к ней.

– Тогда тебе известна история про Каина и Авеля, – продолжал Король.

– Естественно, – ответил Инди. – Они были братьями, сыновьями Адама и Евы. Каин разозлился на Авеля и прикончил его, став тем самым первым убийцей в истории рода человеческого.

– Очень хорошо, – похвалил его Король Зэд. – Я смотрю, что ты юный знаток. Но известно ли тебе, что произошло с Каином после убийства?

Инди на мгновение задумался.

– Он был изгнан из родительского дома и вынужден пойти на восток от Эдема. В сторону земли Нод, – Инди сделал паузу, но затем продолжил. – Есть еще кое-что. Он был клеймен Господом за свое преступление. Особой печатью, которая называется печать Каина.

– А что это была за печать? – поинтересовался Король.

– Не думаю, чтобы в Библии говорилось об этом, – признался Индиана, – По правде говоря, даже уверен в этом.

– Ты прав, – согласился Король Зэд. – Этого в Библии нет. По крайней мере в той Библии, которую знаешь ты. Но существует иная Библия, которая рассказывает эту историю по-иному.

– Я слышал об этом, – сказал Инди. – Этот сборник древних легенд и суеверий называется Апокриф. В мире распространены и различные версии этой книги.

– Но одна лишь ее версия правдива, – сказал Король. Его голос был глух, будто слова исходили из самой глубины души. – В этой версии говорится о том, как Властитель Тьмы дал Каину нож и одарил его заклятьем. И Канн с тем ножом мог быть уверенным в полной своей безопасности и мог править надо всем, чем только хотел повелевать.

Король еще больше понизил голос.

– Все, что Каин должен был для этого сделать, это окропить нож кровью Авеля и назвать имя убийцы – свое имя – всему миру. И после вся власть клинка переходила к нему. И она должна переходить к каждому, кто бы ни владел этим ножом вслед за ним. И так до скончания времен.

Инди покачал головой.

– Я просто обязан тебе в этом признаться, о Король, что у тебя просто царское воображение.

– Ты не веришь мне? – вскипел Король Зэд.

– В этой истории слишком много дыр, – ответил Индиана, пожимая плечами. – Во-первых, Каину безусловно не доставалось то, чего он желал. Я имею в виду то, что после совершения им убийства, ваш Властитель Тьмы послал его далеко и высоко.

– Не совсем, – возразил Король. – Каин направился на землю Нод, как говорит ваша Библия. Но она ни словом не обмолвилась о том, что он стал правителем этой земли. И никто не мог убить его, и ни один враг не мог покорить его владения.

– Но затем ее все-таки захватили, не так ли? – проговорил Инди, продолжая играть в игру с этой идиотской сказкой. – Я имею в виду, что его правление в Ноде продолжалось недолго.

– Да, там действительно произошел «захват», как ты это называешь, – принял его возражения Король Зэд. – Сила клинка продолжалась ровно столько, сколько продолжалась земная жизнь Каина. То есть, одну сотню лет. Затем его империя пала, и его наследникам пришлось спасаться бегством.

– Иными словами, это был трюк, этот разговор о передаче свойств кинжала по наследству, – резюмировал Инди. – Он мог передать его, но это было все равно бессмысленно.

– Нет, это не было трюком, – возразил Король. – Это было никогда не кончающаяся мудрость Властителя Тьмы. Он хотел быть уверенным, что дух убийства никогда не покинет землю. Что здесь всегда будут те, кто будет поклоняться его памяти и молиться о его возвращении.

– А он вообще трюкач, этот твой Властитель Тьмы, – пожимая плечами проговорил Инди. Неужели Король Зэд ожидал, что он действительно во все это поверит? Беда состояла в том, что Король, похоже, верил. И это было плохой новостью для мальчиков. Даже очень плохой.

Между тем, Король продолжал, голос его становился резче и жестче:

– Итак, Властитель Тьмы объявил о том, что, когда звезды, планеты и луна сойдутся в той последовательности, в какой они были в момент убийства Авеля, магическая сила вернется в клинок. И будет она продолжаться столько времени, сколько ею наслаждался сам Каин. То есть, одну сотню лет. Но для этого, чтобы овладеть этой силой, необходимо проделать то же, что и Каин… Окропить кинжал кровью. – Король остановился и улыбнулся в сторону мальчиков, показав им прямые ряды блестящих зубов. – Невинной кровью.

Инди смело продолжал доводить Короля до бешенства.

– Действительно думаешь, что мы в это поверим?

– А в это вы поверите? – вскипел Король.

Из украшенных драгоценностями ножен он достал нож. Кинжал был выполнен из грубой стали и выглядел довольно древним.

– И в это? – Он распахнул царственный халат, чтобы выставить на всеобщее обозрение обнаженную грудную клетку.

На груди его было огромное красное родимое пятно.

– Нет, только не говорите мне… – задохнулся от удивления Индиана.

– Да, – настойчиво произнес Король Зэд. – Это Печать Каина.

 

Глава 12

– Теперь ты мне веришь?! – спросил Король Зэд. Он засунул кинжал в ножны и запахнул халат.

Инди попытался привести в сторону своего мнения еще один аргумент.

– Итак, у тебя есть некое клеймо. И что из этого? – рассмеялся он. – Это еще отнюдь не означает, что остальная часть всей этой чепухи – правда. О магической силе кинжала. Об окроплении клинка… – Инди остановился и сглотнул. – Об окроплении клинка невинной кровью. Предположим, что все это неправда. Я хочу сказать, никто и никогда не пытался еще этого сделать. А так вы потеряете хорошие деньги, которые могли бы получить за нас в качестве выкупа.

– Проделать это уже пытались, – заявил Король Зэд.

– Когда? – насторожился Индиана.

– Однажды, три тысячи лет назад; звезды сошлись тогда именно так, как требовалось, – сказал Король. – Мой предок повторил священный обряд крови. И сила клинка принадлежала ему на протяжении ста лет.

– Неужто? – заинтересовался Инди. – И отчего же мы никогда не слышали о нем? Что же он сделал с так называемой силой ножа?

– Сначала он покорил могущественную империю, – ответил Король. – Это заняло у него двенадцать лет. Затем он начал приготовления к тому, что сила клинка начнет ниспадать. Миллионы рабов в течение пятидесяти лет работали на строительстве великого города. Города, в который он мог направить своих людей, когда не смог бы уже защищать свою империю. Подземного города.

Король сделал рукой жест, которым мысленно обвел тронный зал и все другие комнаты, коридоры и лестницы, которые видел Инди и о которых Индиана мог только догадываться. Инди потряс головой от благоговейного трепета, охватившего его при мысли о том, насколько же необъятно должно быть это пространство.

– Здесь были свои источники воды, – продолжал Король. – И много, много комнат для хранения пищи. Проходы этого города могли быть заблокированы, так что ни один враг не мог захватить его. Итак, когда с севера на его империю пошли могучие крестоносцы, он увел своих людей под землю. Здесь его царственные наследники могли переждать, пока не вернется клинку его магическая сила.

– Вы хотите сказать, что люди живут здесь на протяжении вот уже трех тысяч лет? – переспросил Инди.

– Я живое доказательство этому, – заявил Король, гордо подтянувшись. – Наверху земли… были разрушены все следы нашей империи. Но здесь, внизу, мы в безопасности. Нас становилось все меньше и меньше, но нам удалось выжить.

– И что, никто вас так и не обнаружил? – поинтересовался Индиана.

– Все эти годы? – вступил в разговор Герман, недоверчиво покачивая головой.

– Первых из тех, кто наткнулся на нас, мы убили, – пожав плечами ответил Король. – Но затем, когда их становилось все больше и больше, мы отступили. Мы оставили верхние уровни нашего города для использования другими беженцами. Христиане спасались там от язычников. Затем язычники спасались от христиан. Потом христиане спасались от исламистов. Для того, чтобы избегать встреч с ними, мы выстроили отдельные входы на самые нижние уровни, где сейчас и живем.

– Такие входы, как и тот, через который забрались сюда мы, – произнес Инди.

– Да уж, повезло нам несказанно, – пробормотал Герман.

Но Король не обратил на эти слова никакого внимания. Он весь без остатка был теперь погружен в историю. Он воскрешал в памяти деяния собственных предков.

– Мы использовали эти секретные ходы, чтобы выбираться на поверхность, пополнять запасы продовольствия. Еще мы использовали их, чтобы засылать на землю шпионов. Эти люди держали нас в ведении того, что происходило во всех концах света. Мы должны были быть готовыми, что в один прекрасный день солнце взойдет и над нами.

– Это те самые люди, пред которыми вы танцевали в Конье? – поинтересовался Инди. – Это были шпионы твоего подземного царства.

Король кивнул:

– Мои преданные слуги. Преданные, как и все те люди, что были здесь на протяжении трех тысячелетий. Там, на земле, им приходилось сначала быть христианами, затем мусульманами… Но все это время они хранили веру. Одну единственную, но правильную веру. Веру в силу тьмы. Веру в пришествие времени Каина. Столетие, королем которого станет убийство. И вот теперь, звезды и солнце и луна вновь в верном порядке. Сегодня, когда наступит полночью, начнется новый век, новое столетие, новая эпоха.

Инди быстро размышлял.

– То есть двадцать восьмого июня.

– Да, по вашему календарю, – согласился Король. – Можешь отметить эту дату красным: двадцать восьмое июня 1914 года. – Он улыбнулся. Инди мог со всей ответственностью сказать, что Король ждал и не мог никак дождаться полуночи.

– Тогда начнется самое ужасающее столетие в истории людей, – продолжал Король. – И вам представляется честь стать первыми из многих миллионов ее жертв.

– Но разве никто из ваших людей не хочет удостоиться этой чести? – удивился Инди.

– Да-да, если кто хочет, то мы с радостью… готовы уступить, – заявил Герман.

– У моих людей нет невинной крови, – гордо ответствовал Король. – Как я уже сказал вам, они хранили веру. Мы уже собирались отрядить на заклание какую-нибудь местную деревенщину, но… тут появились вы. Пролитие американской крови вызовет у всех менее тягостное чувство, чем если бы это была кровь турка.

– Но это не может произойти, – возразил Герман. – Я имею в виду, что на дворе все-таки двадцатый век.

– Спроси-ка своего дружка, произойдет это или нет, – посоветовал ему Король Зэд.

Герман повернулся к Индиане. Он ждал, что Инди скажет ему расслабиться и не беспокоиться.

Но Индиана молчал.

Затем Герман заметил нечто, что дало ему возможность расслабиться от облегчения. Инди подморгнул ему. Быстро так подморгнул – так, что это мог видеть только Герман. И это подмигивание сказало Герману все, что он хотел услышать – то что у Инди готов план.

Герману этого было достаточно. Инди один раз уже освободил его от крепких пут, сделает он это и на этот раз.

Герман страстно желал разузнать у Индианы, в чем заключался его план, но и когда Король Зэд послал их отдыхать и дожидаться до полуночи, англоговорящие слуги последовали за ними. И эти охранники были слишком близко, чтобы иметь возможность о чем-либо говорить.

И только позже, гораздо позже, Герману предоставился шанс задать свой вопрос.

Они стояли, погруженные в собственные раздумья, в громадном подземном храме. Здесь находилась статуя, вроде той, что они видели в Конье, – пугающая фигура человека, сжимающего окрававленно-красный кинжал. Только эта статуя была раз в десять больше той.

Король стоял на выдающейся над поверхностью пола платформе перед массивным идолом. Рядом с ним находился золотой таз. В руке он держал нож Каина. Перед ним беззвучно толпились люди. Вероятно, все обитатели подземного королевства собрались здесь в этот момент.

К Королю Зэду подошел русский граф с саком в руках. И в этот момент Герман решился. Глаза всех присутствующих направились на графа, когда он устроил настоящий водопад из золота к ногам идола. И Герман поспешно прошептал Индиане:

– О'кей, что у тебя за план?

– Какой план? – в ответ ему зашептал Инди.

– Ну, твой план, – нетерпеливо пояснил Герман. Иногда чувство юмора Индианы сводило его с ума. – План побега. План, о котором ты дал мне знать, подмигнув.

Инди, похоже, почувствовал себя неуютно:

– Э-э-э-э, Герман, это, понимаешь, было не совсем подмигивание. Просто какая-то дрянь попала ко мне в глаз и…

– Ты имеешь в виду..? – ужаснулся Герман.

Инди уныло кивнул.

И сразу после этих слов рядом с ними встал человек Короля.

– Я ваш переводчик, – сказал он, улыбнувшись отнюдь не самым любезным образом. – Его Величество желает, чтобы вами было понято все, о чем здесь будет вестись речь. Он говорит, что ему придется по душе наблюдение за вашими лицами, по мере приближения вашей гибели.

Король с платформы сделал прозвеневшее в тишине храма утверждение.

Переводчик тут же дал мальчикам перевод: «А теперь пришло время преподнесения Властителю Тьмы последней жертвы. Жертвы крови».

 

Глава 13

– Если бы только у нас было побольше времени! – безнадежно воскликнул Герман.

– Немного времени у нас все-таки есть, – ответил Инди. – На крупных сборищах, вроде этого, обычно произносятся довольно длительные и нудные спичи.

Индиана был прав. Выступления все продолжались и продолжались. Толмач допереводился уже до хрипоты.

Первым выступал Король Зэд. Он говорил о том, что наступает величайший день. Что люди во всех уголках Турции готовы и ждут лишь знака. И так как настоящий король, как можно убедиться, жив и здоров, то они составят новое правительство Турции. И нож Каина позаботится о любом, отважившемся пойти против их воли. Но, возможно, Нож никогда и не понадобится. У них достаточно денег, чтобы потратить их военные расходы. У них также великолепный арсенал самого современного оружия, за что Король поблагодарил князя Игоря Стравского.

Затем слово взял князь. Он дал обет вечной дружбы русского царя с собравшимися и выразил уверенность в том, что Россия и новая Турецкая Империя возглавляемая Королем Зэдом будут достаточно сильны, чтобы управлять остальным миром. Он также поблагодарил Короля Зэда. Король обещал дать русским кораблям возможность использования Дарданелл, чтобы пройти к Средиземноморью и взять эту территорию под свой контроль.

Граф Стравский все еще расточал заверения, когда человек в белом халате внезапно повернулся к рабам Зэда. Он вытащил карманные часы и указал на них. Король Зэд кивнул. Затем он сделал шаг вперед и прервал тираду русского князя прямо на полуслове.

– Стремительно приближается момент, когда часы пробьют полночь, – торжественно объявил он. – Давайте же начинать церемонию. Подведите сюда двух невинных!..

Герман бросил на Инди взгляд, полный отчаяния. Придумал ли его товарищ какой-нибудь план?

Сам Инди на Германа не смотрел. Все, что он смог сказать теперь, это: «Думаю, время раскрывать карты».

Охранники затолкнули мальчиков на платформу. Теперь ребята стояли прямо перед Королем. В руке его был Каинов Нож. И ни Индиане, ни Герману, не было нужды объяснять, для чего предназначался золотой тазик рядом с Королем.

Король заговорил с ними на английском. Он, казалось, упивался их страхом:

– Теперь перед нами стоит лишь одна дилемма, и все веровавшие на протяжении трех тысячелетий ждут ее разрешения, – сказал он. – Кто из двух мальчишек будет удостоен великой чести испытать наивысшее наслаждение от того, как Нож Канна вскроет его вены? Чья кровь окрасит клинок в кроваво-красный цвет на ближайшие сто славных лет?

Инди прочистил горло и проговорил:

– Я ненавижу стукачей и уж тем более презираю себя в такой роли, – заявил он, – но мой приятель Герман не столь уж невинен, как это можно сказать на вид. Был случай, когда я застукал его за курением кукурузной мочалки позади амбара. И я просто уверен в том, что он завязал далеко не все узлы, сдавая норматив на получение значка «Примерный скаут», хоть и выторговал его себе. Плюс однажды я заметил, как он подглядывает ко мне через плечо, пытаясь списать у меня контрольную по географии. Нет! Герман определенно не тот, кто вам нужен. С другой стороны, я… Вот кого вам стоит использовать… Самый неиспорченный, самый добрый, самый нежный, самый невинный ребенок из тех, о которых вы могли разве что только мечтать.

Король Зэд взглянул на него тяжелым взглядом. Он облизнул губы.

– Долгое время хотелось мне стереть эту оскорбительную улыбку с твоего лица, мой маленький американец. И сейчас я это сделаю.

– Что ж, о'кей, тогда я смиряюсь со своей участью и умываю руки, – сказал Инди, зная, что у Германа остается хоть какой-то шанс на спасение. Не более одного шанса. Но и это лучше, чем ничего.

Король Зэд поднял руку, чтобы остановить Индиану.

– Просто убить тебя сейчас означало бы практически простить тебя. И это слишком легко, – хихикнул Король. – Я хочу видеть твое лицо, когда ты будешь наблюдать за тем, как умирает твой друг. Вот я и посмотрю, как ты будешь шутить в этот момент. – Он потер руки и продолжал. – После этого, естественно настанет твоя очередь. Но мне необходимо время, чтобы придумать, какой смертью ты умрешь. Я хочу, чтобы она была как можно более продолжительной и мучительной.

– Прости, Герман. Я сделал все, что мог, – произнес Инди надломленным голосом.

– Я знаю, Инди, – умудрился как-то выдавить из пересохшей глотки Герман. – Твоя попытка была превосходна. Это правда.

Король кивнул, отдавая приказ. Один из охранников подтолкнул Германа копьем поближе к тазику. Другой схватил мальчика за запястье. Он поднял его руку вверх.

Инди прекрасно видел голубые вены на запястье Германа и то, как по ним пульсировала кровь. Король так же внимательно следил за происходящим. Затем он поднял нож.

– Вот так все и происходит, – произнес про себя Инди и полез рукой под халат.

Одним ударом сердца позже в его руке уже была плетка погонщика верблюдов.

И еще до того, как кто-нибудь мог его остановить, он ударил ею по сжимавшей Нож Каина руке Короля Зэда.

Ужасный крик боли, изданный Королем, эхом пронесся по храму. И Каинов Нож выпал из его руки.

Все замерли от неожиданности.

Все, кроме Индианы.

Как только Нож с клацанием ударился о каменную платформу, Инди нырнул за ним.

И тут же очнулись остальные: каждый пытался первым добраться до заветного клинка.

Но выигранный Индианой старт принес ему желанный трофей. Рука его сомкнулась на рукоятке. И, взяв Каинов Нож перед собой, мальчик поднялся на ноги.

Король отдал какую-то команду своим стражникам.

Но никто из них не сделал ни единого движения. Ужас был в их глазах, и все они, не отрываясь, смотрели на Нож в руке у Индианы.

– Тогда я сделаю это сам, – зарычал на Инди Король.

Он отобрал у слуги меч и, держа его на высоте легких, двинулся в сторону Инди.

Но Инди думал лишь о единственном движении, которое ему сейчас предстояло сделать.

– Эй, Герман, лови! – крикнул он. И бросил направленный рукояткой вперед нож своему другу.

И сделав это содрогнулся. Он помнил все передачи, что отдавал Герману во время игры в американский футбол. Одну из них тот ловил всегда.

– Молодчина, Герман!!! – облегченно завопил он, увидев, как пальцы руки Германа сомкнулись на рукоятке, и тот прижал Нож Канна к себе.

Но Герман выглядел куда более удивленным, чем сам Инди.

Он уставился на клинок и пожал головой.

Что ему с этим делать?!

А Король Зэд, несмотря ни на что, знал, что ему делать. Все так же с мечом в руке он повернулся теперь к Герману и перешел в атаку на него.

Герман выждал некоторую долю секунды, затем усмехнулся.

– Инди, лови! – крикнул он, и бросил Нож Каина в воздух.

Но на этот раз Король был наготове. Он подпрыгнул, задрал в высоту руку и схватил кинжал налету.

Единственной мыслью, на которую в создавшейся ситуации оказался способен Индиана, оказалась: «Начался второй тайм».

 

Глава 14

Инди был готов к тому, что сейчас раздастся победный выкрик Короля, но вместо этого он услышал нечто другое – возглас ужаса и боли.

Мальчик видел, что произошло.

Взамен того, чтобы поймать кинжал за рукоятку, Король Зэд схватил его за лезвие, и исходя из появившегося на его лице выражения безудержного страха, он, как видно, знал, что произойдет теперь, когда его собственная кровь попала на священную сталь.

Страх охватил всех без исключения свидетелей этой сцены – Индиану, Германа, графа Стравского, всех людей Короля.

Крик Короля Зэда длился всего одно мгновение. А затем он умер, как умер и издававший его человек. Казалось, что невидимый огонь моментально сжег тело Короля Зэда. Его одежды сморщились. Его плоть растаяла прямо на глазах окружающих. Его кости словно что-то сожрало. В течение считанных минут Король Зэд превратился в маленькую горстку пепла.

И чуть позади ее на платформе возлежал клинок. Его лезвие не окрасилось в красный цвет. Оно стало теперь черным и блестящим как гагат.

Не тот тип крови, – подумал Инди. – Этот человек определенно не был невинным.

Это было единственным, на что еще был способен его мыслительный аппарат.

Но чья-то рука потянулась к Каинову Ножу и подобрала его.

Рука русского графа.

Другая его рука сгребла к себе безвольное тело ошеломленного Германа.

Затем он крикнул Индиане:

– Давай же! Бежим! Бежим, пока еще есть время!

Инди застыл, как был – с раскрытым ртом. Но у него не было времени интересоваться планом графа Стравского. Не было его и на то, чтобы остановиться и начать до посинения спорить с русским. Времени хватало лишь на то, чтобы решиться покончить со всем происходящим раз и навсегда.

Люди Короля Зэда все еще не были в состоянии отойти от потрясения. Из разных концов просторного зала раздавались слабые стоны и причитания, но Инди знал, что, как только они очнуться, тут же возжелают мести.

– Он прав! – крикнул Инди Герману, который лишь безвольно переставлял ноги. – Пора навострять лыжи!

Герман кивнул и бросился вслед за русским графом. Инди присоединился к ним, и троица выбежала из комнаты вон.

Коридоры и комнаты снаружи оказались безлюдны. Все обитатели подземного города собрались в храме на торжественную церемонию.

– Куда мы направляемся? – задыхаясь спросил Герман, в то время, как они блуждали по запутанным лабиринтам, перебегая из одного прохода в другой, из этого – в третий…

– Дорога у нас одна, – ответил ему Инди. – На поверхность.

– Здесь лестница, – крикнул им граф Стравский.

Они понеслись наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки.

Наверху тускло светилась одна-единственная масляная лампа. И позади нее была полная тьма.

– Здесь должно быть то место, где заканчивается убежище Короля Зэда, – заявил Инди. – Пустые уровни подземного города должны быть прямо над нами.

– Да, но до того, как мы сделаем еще хотя бы шаг, я хочу все-таки выяснить: что вы-то здесь делаете? – спросил Герман у русского графа.

– С момента гибели Короля Зэда я нахожусь не в меньшей опасности, чем вы, – объяснил Стравский. – Все его люди составляли одну единую группу, а значит все незнакомцы составляют для них другую – враждебную. И теперь, когда пришельцы убили их Короля, они будут стремиться к тому, чтобы получить наши жизни взамен. И не только наши, а любого незнакомого им человека. Успокоятся они очень не скоро. Поэтому нам надо действовать сообща, помогая друг другу.

Он заметил сомнение в глазах Германа и попытался оправдаться:

– Когда ты подрастешь, то все поймешь. Люди, которые не слишком-то любят друг друга, в состоянии объединиться, когда на карту поставлены их жизни.

– Я чувствую, что уже сейчас я подрастаю громадными скачками, – усмехнулся Герман.

– А я надеюсь, что нам обоим еще представиться шанс подрасти и стать совсем взрослыми, – в тон ему подхватил Инди, – но только в том случае, если нам удастся отыскать дорогу отсюда.

Граф кивнул.

– К нашему несчастью, все связи с верхними уровнями города перекрыты. Так говорил Король Зэд, – напомнил он.

– Никогда нелишне проверить предполагаемое на собственном опыте, – сказал Инди и, взяв керосиновую лампу, двинулся в темноту.

– Храбрый парнишка! – одобрительно воскликнул граф.

– В этом весь Инди, – согласился с ним Герман.

Они шли по коридору, пока не наткнулись на каменную стену. Туннель, ответвлявшийся от главного прохода, так же вел к тупику.

– Мы вынуждены вернуться, – произнес русский. – Может, хоть что-нибудь предпринять мне еще удастся.

– Я бы на это не рассчитывал, граф, – сказал Инди. – Попробуем еще раз.

Они спустились вниз и на этот раз пошли по другому проходу.

– Есть! – воскликнул Инди.

Здесь в каменной стене было отверстие.

– Возможно, она появилась здесь в результате землетрясения, – предположил Инди. – Дыра достаточных размеров, чтобы сквозь нее можно было пролезть.

– Да, для вас двоих – достаточных, – согласился граф Стравский. – Но не для меня.

– Хорошо, я пролезу сквозь нее и посмотрю, что там дальше, – сказал Индиана.

– А меня бросите здесь?! – вскипел граф.

– Этого я не сделал бы по отношению ни к кому, – ответил Инди. – Даже по отношению к вам.

– Индиане можно доверять, – попытался успокоить русского Герман.

– Что ж, тогда ты тоже доверишься ему. Ставкой будет твоя собственная жизнь, – заявил Стравский. Он крепко схватил Германа за руку и скомандовал его другу: – Иди!

Инди протиснулся в дыру. Затем граф подал ему керосиновую лампу.

Граф с Германом пребывали в черной как смоль темноте. Они ожидали возвращения Индианы… И ждали… Ждали и ждали…

– Ну вот, видишь, насколько ты был глуп, доверяя ему, – заявил мальчику граф. Его рука сжимала руку Германа все так же крепко. – Это, знаешь ли, первое правило выживания. Никогда никому не доверяй.

– Может, он заблудился, – предположил Герман. – Или, быть может…

– Может, мне спуститься с тобой вниз, – продолжил за него граф. – Может, преподнести мне тебя людям Короля в знак примирения..? Не думаю, правда, что это поможет, но все лучше, чем совсем ничего не предпринимать.

– Не надо! Давайте подождем еще нес… – запротестовал Герман, когда русский потянул его за собой вниз.

– Эй! Есть хорошие новости! – Голос Индианы никогда еще не был столь сладостен для его друга. – Я наткнулся на несколько старых инструментов. С их помощью мы сможем расширить дыру.

Герман принял у Инди керосиновую лампу и поднял ее вверх, чтобы осветить отверстие. Затем Индиана передал сквозь дыру древнюю кирку. Граф Стравский взял ее в свои огромные руки и тут же принялся ею размахивать. С другой стороны слышались похожие звуки: Инди трудился там.

Менее чем через полчаса графу наконец удалось протиснуться сквозь пролом. За ним последовал Герман.

– Спасибо тебе, малыш, – сказал русский Индиане. – Я обязан тебе жизнью. – Затем он улыбнулся. – И совсем скоро я буду обязан тебе даже большим.

С последними словами он вновь одной рукой сгреб к себе Германа. Другой он полез за пазуху и вытащил оттуда почерневший Нож Каина.

– Что вы делаете? – вскричал Герман.

– Как я уже говорил тебе, – усмехнулся русский граф, – ты не должен никому доверять. И я добавлю еще, даже более того: особенно мне…

 

Глава 15

Внезапно Инди словно прозрел, и ужасная правда ошеломила его. Он закрыл глаза и потряс головой, будто пытаясь отогнать от себя явь, будучи не в состоянии поверить в происходящее.

– Вы ведь не собираетесь его использовать? – воскликнул он, обращаясь к графу. – Это ведь безумно!

– И я так думал сперва, – ответил граф Стравский. Он продолжал сдерживать Германа в крепких как тиски объятиях. – Я тоже считал Короля Зэда сумасшедшим. Но это не имело тогда для меня значения. Безумцы свергали правительства разных государств и до него. Но, если бы его попытка удалась, Турция стала бы союзником России. И если бы в Европе вдруг разразилась война, это было бы весьма важным фактором.

– Безусловно, это имело бы резонанс, – согласился Инди, – Но эта нынешняя выходка с ножом… Это бессмыслица.

– И ты говоришь это… после того, как ты видел собственными глазами, что этот ножик сделал с Королем Зэдом?! – изумился русский.

На это Инди не мог ничего возразить. Он видел только блеск в глазах графа. Точно такой же блеск доводилось ему видеть и до этого… в глазах безумного Короля… Блеск, означавший стремление к свершению безумных мечтаний.

– Нож действительно наделен силой – силой, про которую рассказывал Король Зэд! – провозгласил Стравский. – Моя страна также готова к революционным изменениям. Царь слабоволен и глуп, но население жестоко, зло и нетерпеливо стремится к переменам. С этим ножом в моей руке и Русью за спиной я смогу повелевать всем миром!

Инди попытался вразумить его другим способом:

– Поглядите же на нож. Он черен как деготь. Его силы разрушены.

– Ничего!.. Невинная кровь восстановит их в лучшем виде, – ответил граф. – В особенности, если я скормлю ему двойную порцию.

Инди предпринял еще одну попытку:

– Но заветный час уже прошел. Полночь пробило уже давно. Ваш поезд ушел, но без вас. Вы на него опоздали.

– Вы не слишком внимательно слушали Короля, – сказал граф. – Полночь просто обозначает начало нового столетия. Столетия, в котором верховным правителем является сила Каинова Ножа. Но Зэд не хотел упустить и минуты из этого столетия. Так что его сила до сих пор заключена в нем и ждет не дождется раскрепощения. И сейчас нож в моих руках.

«Довольно слов», подумал Инди.

Он вновь выхватил из-под одежды хлыст и размахнулся, чтобы ударить им по сжимавшей нож руке графа.

Но граф ответил ему лишь смехом, когда нож разрубил ремень на две части.

– Ты снова хотел использовать свой маленький трюк?.. Против этого-то?! – осклабился он. – Пришло время молитв… Молитв, направленных Властителю Тьмы. Настало время высвободить силу Ножа Каина!

– Ты не прав! – воскликнул Инди. – Настало время вот для этого! – и с этими словами он схватил увесистый булыжник и с силой швырнул его метясь графу в голову.

Граф, смеясь, выставил вперед кинжал, и ударившись в него, камень отскочил в сторону.

Стравский раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но речь его была на удивление коротка:

– А-аа-аа-а-хххх!

Не прошло и секунды после того, как Инди швырнул в него камнем, но сразу же после этого парень поднял с пола керосиновую лампу и выплеснул ее содержимое графу прямо в лицо.

Лампа свалилась вниз, оставив троицу в полной темноте.

От неожиданности и боли русский оттолкнул от себя Германа и схватился свободной рукой за обожженную щеку.

Инди нащупал в темноте халат Германа.

– Старый трюк – трюк «на раз-два». Никогда не подводит, – сообщил он с усмешкой. – Пойдем. Держись за мой халат и тогда мы не потеряем друг друга.

Инди повел товарища за собой, бегом пробираясь по коридору в непроглядной темноте. Эта дорога просто обязана была куда-нибудь их да вывести. Инди горячо надеялся, что она не закончится тупиком.

Позади они слышали также звук шагов бежавшего за ними русского. Для того массивного мужчины, каковым являлся граф Стравский, двигался он довольно быстро. И он выигрывал у них этот забег.

Затем Инди почувствовал нечто на лице – совсем легкое дуновение чистого воздуха. Он резко затормозил и пожатием руки показал сделать это и своему другу. Потом он прижал Германа спиной к стене туннеля.

И тут же громко зашептал:

– Ну, давай же, Герман! Бежим быстрее! Я вижу впереди выход!

Несколькими мгновениями позже прямо рядом с ними загромыхали шаги графа Стравского. И еще через секунду эти звуки заменились другим – ужасным воплем. Воплем, который быстро превратился в тишину. Мертвую тишину.

– Рядом с нами была вентиляционная шахта, – объяснил Индиана Герману. – И судя по крику графа, она устремлена весьма глубоко. Наверное, в убежище Короля Зэда. А может быть, и еще дальше вглубь.

– О графе мы уже позаботились. Впрочем, как и Ноже Каина, – сказал Герман. – Дело за малым… Осталось позаботиться лишь… о нас самих. Мы-то до сих пор вынуждены торчать здесь.

– Нет проблем, – просто отреагировал Инди. – Они должны были строить этот город в соответствии с какой-то схемой. Мы можем выяснить, как соединяются между собой коридоры и лестничные пролеты. И тогда по этой схеме нам удастся пройти один уровень за другим. Это достаточно просто.

Несколькими часами позже мальчишки с ног до головы были покрыты пылью и потом. Но грязь и мерзкий пот были забыты в одно мгновение, когда впереди они заметили свет.

Инди встал на цыпочки, дотянулся до кромки отверстия в земле и, подтянувшись на руках, выбрался на поверхность. Потом он наклонился и помог также вылезти на землю Герману.

– Вот так так! – воскликнул Герман. – Если по твоим словам это было легко, то я и знать не хочу, что такое «тяжело».

– Но теперь потеть нам не придется, – улыбнулся Инди. – Здесь дорога идет под уклон.

– Да уж, – пробормотал Герман.

Он обернулся вокруг, чтобы насладиться прекрасным, фантастическим горным миром Каппадокии. Восход окрасил небо на востоке в розовые тона.

– Все, что нам теперь остается, это отыскать обратную дорогу в Конью.

– Да, – согласился Инди, – это первоочередная задача. Он осматривал ландшафт перед собой, разыскивая гору вполне определенной формы. – Вот она! – крикнул он, указывая на памятную скалу.

И они пошли в ее сторону. Рядом с ней располагалось отверстие, которое, как оказалось, вело в убежище Короля Зэда.

– Давай-ка… У нас есть еще одна работенка здесь, – сказал Индиана, навалившись плечом на ближайший камень. При помощи друга ему удалось докатить его до дыры и закрыть ее.

– Я тебя понимаю, – кивая, произнес Герман. – Это чуть задержит людей Короля, когда они захотят вылезти наружу. Им придется возвратиться назад и воспользоваться другим выходом.

– Существует другая, более существенная причина, – сказал Инди. – Этот камень удержит любого, кто возжелает войти туда. Помни, что Каинов Нож сохранит свою силу на протяжении всего этого столетия. А мне не очень-то хочется раздумывать о том, попал ли он в чьи-нибудь руки.

– Ты хочешь сказать, что мы никому не расскажем о подземном городе? И о всем прочем? – спросил Герман.

– Как мне не горько это говорить, но действительно это так, – признался Инди. – В других случаях это было бы нашим долгом проинформировать мир о такой находке. Так поступил бы всякий примерный археолог. Но существуют такие обстоятельства, когда лишнее знание может стать шагом назад для всего человечества. И сейчас как раз такой случай.

– Это действительно так, – согласился Герман, размышляя о судьбе ножа, покоящегося под землей. Одна мысль об этом предмете приводила его в трепет. И он был бы счастлив обо всем происшедшем забыть.

Затем он вспомнил о другом:

– Ну, а теперь, когда все расставлено по своим местам, как мы думаем добираться до Коньи? Не припасен ли у тебя случаем волшебный ковер-самолет? Ну, так как?

– У меня есть что-то получше, – ответил Инди. Он достал из-под своего халата небольшой мешочек и потряс его. Мешочек издал звенящие звуки. – Золотые монеты. Это часть дани графа Стравского Королю Зэду. Я прихватил их перед тем, как мы дали деру. Я предположил, что они могут нам пригодиться в трудную минуту.

И тут Индиана заметил на расстоянии группу всадников, погонявших своих верблюдов.

И тогда он завопил со всей мощью своих легких:

– Эге-гей, та-а-ааксииии!

 

Глава 16

Двумя днями позже на стоянке перед самой лучшей гостиницей Коньи появились два верблюда. Каждый из них нес на себе по два седока. Но все-таки ноша животных не была столь тяжела, поскольку одним из всадников на каждом из верблюдов был мальчик.

Хлещет плетка в руке погонщика, и вот уже верблюды встают на колени.

Молодые люди обмениваются с погонщиками теплыми рукопожатиями, затем один из мальчиков передает своему кучеру мешочек, который так приятно и громко позвякивает когда турок укладывает его в седельный карман.

– Тесэккюр эдерим, – благодарит погонщик мальчишек с огромными тюрбанами на головах и такими же большими улыбками.

– Бирсей дегил, – ответил Герман. Он преисполняется самодовольства от того, что помнит, как сказать на этом языке «добро пожаловать». Существует так много «за» за изучение иностранных языков. Их знание делает тебя солидней, дает возможность почувствовать себя уверенней. Это одна из мудростей, которым обучило его путешествие. Одна… из многих и многих…

– Аллахайсмарладик! – ответили ему оба погонщика.

– Это означает: «Да прибудет с тобой Аллах», – пояснил Инди Герману. – Ты говоришь это, когда прощаешься с кем-нибудь.

И когда новые друзья тронулись в путь, Инди крикнул им вслед: «Гюлэ-гюлэ!» и помахал на прощанье рукой.

Внезапно позади них послышался какой-то голос:

– Итак, мальчики, вы достаточно изучили здешний язык. Очень приятно видеть, что вы провели свое время здесь не впустую.

Это был отец Инди.

Мозг Индианы принялся лихорадочно работать. Он нисколько не беспокоился о том, что отец заметил их отсутствие. Это было одной из вещей, о которой в отношении своего отца он мог сказать с уверенностью. Когда профессор Джонс занимался собственной работой, то погружался в исследования с головой; и если бы даже остальной мир рухнул в тартарары, то он с большой долей вероятности этого бы не заметил.

Но Инди размышлял сейчас о том, что подумает его отец, увидев их перед тем, как им удалось сменить этот наряд. Как объяснить ему, почему они не в нормальной одежде?

Но, оказывается, повода для беспокойства не было.

– Я вижу, вы, ребята, играете в арабчат. И даже в песочке извозюкались, – проговорил профессор.

Инди мысленно тяжело вздохнул. Его отец до сих пор видел своего сына в возрасте от трех до пяти лет.

– Ага, ты прав. Нам было безумно весело, – ответил он и бросил на Германа взгляд, предписывающий сохранять на лице искреннее выражение.

– Вижу, я был прав в том, что тебе необходимо взять в путешествие друга, – продолжал профессор Джонс. – На этот раз ты не представлял никаких хлопот. Это дало мне возможность провернуть огромную массу работы. Какие прекрасные, замечательные манускрипты хранятся здесь! Я обнаружил дикое их число.

– Очень рад это слышать, – проговорил Инди.

– В один прекрасный день и ты узнаешь, как много можно открыть с помощью книг, – говорил отец Индианы. – Знаешь все скрытые секреты прошлого. Но, конечно, прежде тебе стоит подрасти.

– Я с нетерпением жду не дождусь этого момента, – обреченно подтвердил Инди.

– Ну, а что касается меня, то я с нетерпением дожидаюсь того момента, когда снова окажусь дома, – признался Герман. – Я хочу сказать, что все эти белые пятна – это, конечно хорошо… Но я с трудом переживал разлуку с моим родным, хоть и переполненным, домом.

– Что же, ей длиться еще не долго, – сказал профессор. – Завтра мы возвращаемся в Америку.

– Ты уже закончил свои исследования? – удивленно спросил Инди. Он-то предполагал, что его отец будет «пировать» над книгами в течение многих недель.

– Не совсем, – ответил профессор. – Как я уже сказал, мною была проделана огромная работа. Но случилось нечто, что заставило меня встревожиться.

– Что такое? – спросил Инди. Это должно было быть что-то серьезное, даже очень серьезное, чтобы отец обратил на это свое внимание и отвлекся от своих исследований.

– Об этом рассказал мне библиотекарь, – поведал профессор. – Он прочел последние газеты и… Похоже, что застрелен наследник австро-венгерского престола. Это произошло в каком-то крошечном городке на Балканах под названием Сараево. Этот случай вызвал волну насилия. Некоторые горячие головы поговаривают даже о возможной войне. И в этот конфликт может быть вовлечена Турция.

– Все равно война, о которой говорил твой отец, не может произойти, – сказал Герману Инди.

Герман кивнул в ответ. Теперь-то он знал, какие странные вещи могут происходить в мире. Это было второй мудростью, которой обучило его это путешествие.

– Я согласен с папой Германа, – сказал профессор Джонс. – Я чувствую уверенность в том, что однажды все рванет. Если бы я находился здесь один, то не обратил бы на происходящее ни малейшего внимания. Но я чувствую ответственность за вас, мальчики. Я не хочу подвергать вас даже тени опасности. Лучше один раз сбежать от беды, чем потом всю жизнь горевать.

– Пап, а когда произошло это убийство? – спросил Инди. – Я хочу знать дату.

– Сейчас поглядим, – ответил Джонс-старший. Он замолчал, но затем вспомнил. – Двадцать восьмого июня. Но узнал я об этом только сегодня. Газеты приходят сюда всегда немного позднее. Но почему ты спросил?

Индиана пожал плечами.

– Да нет, просто так, без всякой задней мысли. – Затем он сказал: – Ты знаешь, у меня такое подозрение, что надвигается беда. Большая беда.

Герман кивнул:

– И у меня такое же подозрение.

Отец Инди покачал головой.

– Вечно вы ребята со своими подозрениями. Это все от чтения приключенческих романов…, вместо серьезных исторических трудов.

И ни Индиана, ни Герман не качали сейчас привычно головой… И уж тем более не улыбались бы…

– Ага, пап, – пробормотал Индиана. – Вечно-то мы со своими подозрениями!..

Историческая справка

Наследник австро-венгерского престола Франц Фердинанд был застрелен в Сараево 28 июня 1914 года. В августе того же года была развязана Первая Мировая война, продолжавшаяся до 1918 года. Это была самая ужасная война в истории человечества. И она посадила семена еще более крупной бойни – Второй Мировой войны, проходившей с 1939 по 1945 год. Но даже эта война не принесла желаемого на планете мира и спокойствия, сделав тем самым двадцатый век самым разрушительным во всемирной истории.

После окончания Первой Мировой войны уважаемый всей страной лидер Кемаль Ататюрк заложил основы нового турецкого государства. Константинополь был переименован в Стамбул, как называется и поныне.

Подземные города Каппадокии были открыты совершенно случайно в 1963 году. С тех пор было найдено более тридцати таких городов. Все они соединены между собой в огромный город многими милями туннелей. Раскопано семь подземных уровней, четыре из них открыты доступу туристов. Но никому до сих пор не известно, насколько они велики, насколько глубоко устремлены под землю, кто их построил и для чего. Правда, никто еще не находил там древнего, почерневшего ножа.

Пока не находил…

 

Перевод с английского Александр Филонов

Посвящается Триш.

С особой признательностью к Люси Отрей Уилсон из «Лукасфильм», не смирившейся, когда жизнь Инди повисла на волоске.

Отважнее всех те, кто ясно прозревает и грядущую славу, и предстоящие опасности, но вопреки всему идут им навстречу.

Фукидид

 

Пролог

Греция, Дельфы, 1922 год

Инди завис во тьме, будто ущербный месяц; проходившая под мышками веревка жгуче впивалась в грудь. Сверху что-то кричали, но невозможно было разобрать ни слова. Запрокинув голову, Инди едва разглядел в недосягаемой высоте входное отверстие, дающее света ничуть не больше, чем мерцание одинокой звезды.

– Дориана! – изо всей силы крикнул он. – Дай мне еще факел!

Голос прокатился в тесной расщелине гулким эхом; неизвестно даже, слышат ли его наверху. Почесав щеку о плечо, Инди вгляделся вниз. Окутавшее его со всех сторон чернильное покрывало тьмы вводило чувства в заблуждение, кружа голову и лишая ориентации. Не осталось ни верха, ни низа – одна лишь черная, липкая темень. В груди затаилось тошнотворное дрожание. Он закрыл глаза и перехватил веревку еще на долю дюйма повыше, не в силах отделаться от опасения, что она вот-вот оборвется, и черная бездна поглотит его вслед за первым факелом.

Не было ни пространства, ни времени – только притяжение земли да засасывающая пустота пропасти. Проведенные в подвешенном состоянии минуты казались долгими часами; свет и тепло мира обратились для Инди в эфемерный миф.

– Джонс, – прокричала Дориана.

Его имя эхом заметалось в узком колодце. Инди поглядел вверх и увидел приплясывающие отблески пламени. Факел опускался, медленно кружась туда-сюда. Веревка занялась от него огнем, конец ее извивался и потрескивал. Инди едва увернулся от пронесшегося возле уха факела, одновременно подхватив веревку и вцепившись в рукоять факела.

Крепко сжав рукоять в кулаке, Инди порывисто перевел дыхание, толчками сотрясавшее его грудь, и уставился в стену перед собой. Его охватили сомнения: вдруг это не та стена или он спустился слишком низко? Он дважды дернул за веревку, и ассистент Дорианы Думас спустил его еще на пару футов. И тут доска оказалась прямо перед ним. Косо выступая из стены, она чем-то смахивала на одинокий могильный камень посреди заброшенного погоста.

Вытащив из рюкзака четыре колышка и держатель для факела, Инди колотушкой загнал их в стену и уже собирался закрепить факел, когда доска вдруг привлекла его внимание. Подняв факел повыше, он склонился, чтобы рассмотреть ее получше.

Дориана говорила, что надпись забита грязью; прочесть ее можно будет, лишь подняв доску наверх и очистив; но перед глазами у Инди выстроились стройные ряды высеченных в камне знаков, образуя ясно читавшуюся надпись на древнегреческом. А уж с этим языком Инди проблем не знал.

Он быстро пробежал текст глазами, постигая смысл слов, и ощутил, как от волнения захватывает дух. Укрепив факел в держателе, он извлек из бокового кармана рюкзака блокнот и принялся торопливо набрасывать перевод. Невероятно! Они правы. Эти полоумные ублюдки знали, о чем говорят.

Он уже хотел крикнуть об этом наверх, но решил поберечь силы. Засунув блокнот обратно в рюкзак, Инди вытащил сетку и бережно натянул ее на доску, прежде чем привязать стягивающий сеть шпагат к крюку на конце веревки.

Покончив с этим, Инди приготовился вырубать доску из стены, когда охватывающая грудь веревка дернулась, уронив его дюймов на пять и больно впившись в кожу.

– Эй, какого черта?!

Эхо заметалось по расщелине. Теперь Инди находился прямо под доской и разглядел на стене следы работы. Кто-то не только очистил надпись, но и пытался откопать доску. Но кто же?

Веревка снова дернулась. Послышался угрожающий кряхтящий скрежет; Инди тут же понял, что к чему. Веревка перетерлась. Вытащив факел из держателя, Инди поднял его над головой.

– О, Господи!.

«Раз – и готово!» – промелькнуло в сознании. Зажав рукоятку факела зубами, Инди ухватился за веревку над разлохматившимся участком. И тут по расщелине эхом прокатился жуткий сухой щелчок – лопнуло сразу несколько прядей. Инди сжал пальцы мертвой хваткой.

Он болтался над пропастью, держась одной рукой, а разлохмаченный край натирал запястье. Инди потянулся к веревке другой рукой, факел опалил руку, и гримаса мучительной боли исказила лицо Инди. Пот лил с него в три ручья, застилая глаза.

Внезапно веревку дернули кверху, и она выскользнула из онемевших пальцев. Инди отчаянно выбросил вверх другую руку, но пальцы сомкнулись в пустоте.

И он рухнул в черную бездну…

 

1. Невинные шалости

Чикаго, за два года до этого

Под покровом густого сумрака сквозь тишину ночи крались по тесному переулку два человека. На плечах у них, покачиваясь в такт шагам, покоились два безвольно обвисших тела. Весенний ливень рушился в темные ущелья улиц, вода шумно бурлила в водостоках. Дальше, за углом, находилась тенистая аллея, куда они и держали путь.

Один из них, высокий и нескладный, при ходьбе то и дело подскакивал, будто пытался поудобнее пристроить на плече неподвижное тело. У другого, мускулистого крепыша, на поясе с обоих боков висело по мотку веревки, будто у альпиниста; да и двигался он со сноровкой бывалого скалолаза. Попав ногой в невидимую во мраке выбоину, он оступился и чуть было не полетел носом в землю,

несмотря на свою сноровку.

– Проклятье! – бросил он, восстанавливая равновесие. Дело близилось к концу, и он чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ты в порядке? – спросил длинный.

– В полнейшем. Давай-ка остановимся на минутку. Что-то мне не по себе.

Длинный бесцеремонно сбросил тело на землю, извлек из внутреннего кармана фляжку и протянул приятелю, но тот отрицательно покачал головой.

– Нет – так нет, – длинный пожал плечами и сделал изрядный глоток.

– Ты не очень-то увлекайся этим зельем, – прошипел крепыш с веревкой.

– Оно снимает трясучку.

– Еще минут пятнадцать, и все будет позади, – сказал второй и нырнул в тень здания. Тело по-прежнему висело на его крепком плече. Дойдя до угла, он внимательно огляделся. Несмотря на тревогу, он был настроен довести дело до конца.

Обернувшись, чтобы подозвать приятеля, он увидел, что тот уже стоит у него за спиной, закинув другое тело на плечо. Они двинулись дальше. Мокрый тротуар блестел, как зеркало, отражая свет уличных фонарей. Возле ближайшего фонаря они остановились и опустили тела на траву. Здесь же лежали еще два тела, оставленные на траве полчаса назад. Тень живой изгороди почти скрывала их от взора.

– Заказывай музыку, – предложил длинный. – Готовь Пейна. Я хочу, чтобы он был первым. И хорошенько поправь ему шляпу.

Крепыш снял с пояса моток веревки с петлей на конце и ловким взмахом руки забросил ее на фонарь. Тусклый свет фонаря озарил закачавшуюся под ним петлю.

– Лады. Надевай ему на шею, но смотри, чтобы табличка с именем не слетела.

Длинный приподнял тело и принялся протаскивать голову в петлю. Затянув веревку, он пошарил у Пейна в кителе, вытащил треуголку и крепко нахлобучил тому на голову. Его товарищ тем временем вскарабкался на фонарный столб и подтянул болтающееся тело повыше. Крепко завязав веревку, он спрыгнул на землю.

– Слушай, да он просто великолепен! Ну что ж, еще трое.

Длинный поднес фляжку к губам, глотнул раз-другой и протянул напарнику.

– Следующим будет Джорджи, – улыбнулся в ответ человек с веревкой. – Боже, как мне не терпится посмотреть, что будет завтра!

Под черной мантией отчаянно, будто освобождающийся от пут фокусник, извивался человек. Затем из черного кокона показалась макушка, лоб – и, наконец, вся голова. Одернув мантию вокруг голых ног, человек уставился на свое отражение в высоком зеркале. Пятерней расчесав густые волосы на прямой пробор, он водрузил на макушку плоскую академическую шапочку с кисточкой.

Витиеватая литографская надпись в дипломе будет гласить, что его зовут Генри Джонс-младший.

Но знакомые звали его просто Инди – сокращая на такой манер прозвище «Индиана», приклеившееся к нему с мальчишеских лет. Генри-младшим его именовали лишь официальные бумаги да родной отец, упорно продолжавший звать его «младшим». Теперь об отрочестве напоминал один лишь шрам на подбородке, полученный в потасовке, когда он в пустыне набрел на пещеру, где похитители раскапывали клад времен испанских конкистадоров.

Но будь здесь отец, даже он увидел бы, что Инди из мальчика превратился в мужчину, решительно взирающего на мир своими карими глазами. Инди был по-своему красив грубоватой красотой, широкоплеч и мускулист, как полузащитник. Но футбол его не интересовал; несмотря на прекрасное умение управлять собственным телом, Инди футболу и бейсболу предпочитал верховую езду и лыжи. Кроме того, он виртуозно владел кнутом, хотя распространяться об этом диковинном умении не любил. Впрочем, сегодня на это наплевать.

– Я выпускник колледжа, – сообщил он своему отражению и усмехнулся собственной многозначительности. Правда, улыбка его выражала не только иронию. Все-таки колледж окончен, окончен, несмотря ни на что! Прошлой осенью Инди прогулял слишком много занятий, резко понизив успеваемость, и едва не вылетел с последнего курса. Просто на пару месяцев он напрочь утратил вкус к общепринятому образованию, проходя тем временем уличные университеты. Вместе с Джеком Шенноном, лукавым искусителем и соседом по комнате, Инди целыми вечерами слушал в бочковых музыкальных салунах на Южной стороне, как молотят что есть сил по клавишам музыканты с именами вроде Смит Сосновая Макушка, Хромой Кларенс Лофтон, Рыжий-в-Крапинку или Нежный Теленок Давенпорт. «Бочковой» эту музыку прозвали за то, что в маленьких барах, где ее исполняли, выпивку наливали прямо из бочонков. Во всяком случае, так было до Сухого закона, принятого с полгода назад.

Большинство джазменов приехали из Нового Орлеана, с родины джаза. Они ехали в Чикаго вот уже пять лет, и с каждой неделей их становилось все больше. В Чикаго негру жить куда лучше; в здешних клубах можно заработать долларов пятьдесят в неделю – по сравнению с долларом за ночь в Новом Орлеане. Кроме того, именно в Чикаго студии звукозаписи выпускают джазовые пластинки.

Когда бары закрывались, Инди и Шеннон частенько направлялись на танцевальные вечеринки, где музыка звучала до рассвета. Шеннон прихватывал свой корнет-а-пистон и играл наравне с каким-нибудь Джонни Данном или Джаббо Смитом. Шеннон был чуть ли не единственным белым, исполняющим джаз, да вдобавок единственным студентом-экономистом, не лишенным музыкального слуха. Большинство джазистов из бочковых салунов образованием похвастаться не могли – не видели в записанных на бумаге нотах никакой музыки, не знали и знать не желали никаких правил, да и не задумывались о том. Они даже не догадывались, насколько необычна их музыка, и все благодаря ее цельности и мощи.

– Эгей, ты готов? Ты ведь хотел прийти пораньше, а?

Очнувшись от раздумий, Инди поднял глаза. Рыжая шевелюра Шеннона растрепана как всегда. Перекинув мантию через руку, он одновременно надевал пальто и галстук и при этом кивал. Рукава пальто чересчур коротки, но Шеннону на это абсолютно плевать. Волнуясь или нервничая, Джек вечно кивал головой, как сейчас. Впрочем, он всегда казался слегка взвинченным, и вообще, не от мира сего. Совершенно умиротворенным Джек выглядел лишь во время игры на корнете. В такие моменты казалось, будто его нескладная фигура летит вслед за музыкой, и уже никто не замечал ни его огромных ступней, ни длиннющей шеи с торчащим кадыком.

Инди еще раз оглядел себя и снял шапочку. До аллеи, где проводится церемония, не больше пары кварталов. Минут пять ходьбы.

– Ладно. Дай хоть одеться. Я еще без штанов.

– А слабо пойти прямо так? Выпускник без штанов, вот хохма!

– Нет уж, спасибо! Ни к чему.

Инди следил за отражением Шеннона, понимая, что сейчас последует какое-нибудь предложение.

– Знаешь, что я тебе скажу? Ставлю бутыль самогона. Надеремся до чертиков.

Инди пожал плечами. Черт, под мантией-то все равно не видно! Никто и не догадается.

– Идет.

Собственно говоря, сама церемония его не очень интересовала. Скорей бы уж все кончилось. А явка без штанов внесет хоть какое-то разнообразие.

– Прямо как сейчас слышу старика Малхауза, – выходя из дома, изрек он и заговорил низким, солидным голосом, передразнивая ректора университета. – «Вы новое поколение, поколение надежды. Война окончилась. Ступайте в мир и покажите остальным, кому не повезло родиться в Америке, что наша молодежь трудолюбива и деятельна, что наши люди знают свое дело, каким бы оно ни было».

Что-нибудь в этом духе. Нет, прийти пораньше Инди хотел отнюдь не ради церемонии.

– Ну, и как оно без брюк? – поинтересовался Шеннон, шагая по осененной дубами улице.

– Прохладно. Слегка поддувает. Непременно попробуй.

Инди ожидал, что Шеннон рассмеется и откликнется шуткой, но тот задумчиво глядел вдаль.

– Твой отец будет?

– Занят, – покачал головой Инди. – Черт, даже не удосужился извиниться.

– Серьезно?

– Ага. Уж такой он человек. У моего отца, признанного специалиста по гордиевым узлам науки, не хватает времени ни на что, помимо его ученых изысканий.

– Он всегда был такой?.7

– Изменился после смерти матери. Я тогда еще ребенком был. С тех пор, как я ни стараюсь, он все больше отдаляется от меня. Пожалуй, в лингвистику я подался, чтобы привлечь его внимание.

Шеннон глянул на него с удивлением.

– А при чем тут лингвистика?

– Сколько я себя помню, он всегда говорил, что язык – ключ к пониманию человечества. А что толку? С чего он взял, что я пойму человечество, если даже его не могу понять?

– А я бы хотел, чтобы мои родители остались дома. Черт, да кой сдался мне этот диплом?

– Джек, ты чего? У тебя уже есть работа, ты будешь хорошо зарабатывать.

Шеннона уже наняли бухгалтером в одну чикагскую автотранспортную компанию с окладом двести пятьдесят долларов в месяц – сумма по тем временам неслыханная. Когда Инди поинтересовался, как он получил эту работу, Шеннон буркнул что-то насчет «семейных связей».

– У тебя даже останется время играть в клубах, – продолжал Инди. – Эй, ты не забыл, что вечером мы идем в «Королевские сады» на Кинга Оливера? Настоящий новоорлеанский креольский джаз. В общем, все дается тебе в руки само. Чего тебе еще не хватает?

Шеннон молчал, пока они не перешли улицу.

– Ты ведь собираешься играть, разве нет? – спросил Инди, рассматривая проезжающее мимо сверкающее новехонькое авто «Жестянка Лиззи».

– Я заключил сделку.

Инди заметил, как помрачнело лицо приятеля.

– Какую еще сделку?

– Я должен бросить джаз. Такова цена моей работы.

– Бред собачий! Чего это ради?

– Это «несерьезная» музыка, Инди.

Инди знал, что джаз с трудом пробивает себе дорогу. Многие белые считают, что синкопированный такт – ритмический акцент в неожиданном месте – и импровизация являют собой «музыку диких джунглей». Как сказал по радио один комментатор, «она заставляет слушателя дергаться странным, непредсказуемым образом».

– Дерьмовая ситуация, Джек, ведь ты мог бы достичь высот Эрла Хайнса и Джонни Доддза. Вот увидишь, как только эту музыку оценят, все переменится.

– Вот уж не знаю, дождусь ли этого, – Шеннон покачивался из стороны в сторону, размахивая длиннющими ручищами в такт собственному ритму. – Знаешь ли, в бесчинствах на Южной стороне обвиняют джаз. Можешь ты в это поверить?

– Да ведь бузотеры не имеют с джазом ничего общего.

Расовые волнения в городе стали ложкой дегтя в бочке медоточивого блаженства нации по поводу победы союзных государств в Мировой войне. Буйствующие толпы создавали печальный контраст грандиозным парадам, промаршировавшим по Пятой авеню в Нью-Йорке, знаменуя триумф американской нации.

– Это не парадная музыка, Инди. Ты понимаешь, о чем я. Слушая ее, никто не чувствует себя эдаким чертовым героем, вот в чем проблема.

– Да ведь ты всегда можешь поехать со мной в Европу и начать новую жизнь, – хмыкнул Инди.

– А по-твоему, я об этом не думал? Я чертовски тебе завидую. Тебе там придется по вкусу.

Инди не сомневался, что Париж его пленит, а вот перспектива стать специалистом по мертвым языкам – вряд ли.

– Еще бы! Вот только меня как-то не прельщает всю жизнь торчать в библиотеках и корпеть над пыльными манускриптами.

– Ты только об этом и твердишь. А зачем же едешь?

– Да просто не хотел упускать такую возможность, и все.

Шеннон внезапно свернул в переулок, жестом пригласив Инди за собой.

– Ты куда?

– Пойдем, – заговорщицким шепотом пояснил Джек. – Я же сказал, куплю пузырь. Давай возьмем пинту и прихватим с собой. Тут недалеко один малый приторговывает.

– Даже не знаю, Джек.

Сухой закон – шутка скверная, но Инди не терпелось добраться до университетского городка.

– Да мы мигом! Пошли!

Инди пожал плечами и пошел за приятелем. Хоть они прекрасно уживались, но потребляли алкоголь и относились к нему совершенно по-разному. Шеннон стал заядлым пьяницей в семнадцать лет, и даже Сухой закон не умерил его прыть. Инди же к выпивке был холоден и прекрасно мог обойтись без спиртного.

Дойдя до середины квартала, Шеннон прошел в калитку и направился по тропинке к черному ходу нужного ему дома, где выстучал универсальный пароль «это я»: ТУК, тук-тук-тук-тук, ТУК, ТУК. В доме залаяла собака. Шеннон оглянулся, словно хотел убедиться, что Инди не удрал.

Спустя секунду дверь распахнулась; на пороге стоял неряшливый коротышка с сердитым лицом. Подбородок его украшала двухдневная щетина, седые волосы были всклокочены, словно его только что подняли с постели. Прикрикнув на собаку, он спросил, чего им надо.

– Пузырек сока, Эльмо, что ж еще? – ухмыльнулся Шеннон.

Мужчина сделал знак войти. Едва ступив в тесную кухоньку, Инди ощутил крепкий запах виски.

Заняв позицию позади хозяина, тощая дворняга угрожающе рычала. Стараясь держаться от нее подальше, Инди принялся осматривать кухню. Зеленая краска облупилась со стен, открыв взгляду узорчатые обои. Оторванная дверца буфета давным-давно валялась на полу. Воняло пропитанными мочой газетами, грудой сваленными в углу.

– Эльмо, сделай нам пинту по-быстрому. Мы торопимся.

– Ну и на здоровье. – Посмотрев мимо Шеннона, самогонщик нахмурился при виде черной мантии Инди.

– А это что за тип? Судья, что ли?

– Ты что, выпускника колледжа ни разу не видал? Нас ждет великое будущее.

– Да неужто? Профессор, что ко мне захаживает, говорит, будто я заслужил почетное звание. Каково, а? – ухмыльнулся Эльмо, демонстрируя ряд кривых желтых зубов, смахивающих на покосившийся грязный забор.

– Доктор самогоноварения? – поддел его Шеннон.

– Нет. Химии.

Инди засмеялся, но чувствовал беспокойство и уже жалел, что согласился зайти.

– Так он у тебя Эльмо, или нет? Не можем же мы торчать тут целый день.

– Пятьдесят центов.

– Пятьдесят? – Шеннон всплеснул руками, возмущенный такой ценой. – А как насчет скидки для свежеиспеченных выпускников? Давай, Эльмо!

– Пятьдесят центов, – упрямо заявил Эльмо и скрестил руки на груди.

– Ну ладно, ладно. – Шеннон обернулся к Инди. – У тебя есть четвертак?

– А наш уговор?

– Да отдам я, отдам. Не волнуйся.

Инди порылся в карманах. Натаскивая старшеклассников в латыни и французском, он получал неплохие деньги, но их никогда не хватало. Нашарив монету, он неохотно протянул ее Шеннону.

Эльмо бросил деньги в карман, пересек кухню и спустился в погреб. Инди посмотрел на часы.

– Надеюсь, он там не заблудится.

Шеннон беспокойно отмахнулся…

– Расслабься, отсюда рукой подать.

Тут пес обнажил клыки и вновь зарычал.

– Чего ему неймется? – буркнул Инди.

Шеннон протянул руку к дворняге.

– А ну, псина, заткнись!

Но тут кто-то забарабанил в дверь, и собака бросилась мимо. Шеннон посмотрел в сторону подвала, пожал плечами и приоткрыл дверь на пару дюймов.

– Кто там?

– Ты, алкаш, открывай! Мне нужен Эльмо.

– Кто там? – вышел из погреба старый самогонщик, сунул пинту Инди, и без пяти минут выпускник спрятал ее в своей шапочке.

Дверь резко распахнулась, и на пороге вырос человек в темном пальто, галстуке и шляпе. На его лице было мрачное, зловещее выражение, а в руке – револьвер.

«О, черт!» – Инди ощутил, как вдоль хребта побежали мурашки.

Эльмо едва глянул на новоприбывшего и припустил к парадной двери. Пришелец завопил, чтобы тот остановился, но Эльмо только прибавил ходу. Мужчина ворвался в дом, а пес попытался вцепиться ему в ногу.

Инди и Шеннон переглянулись и бросились к кухонной двери. На нижней ступени крыльца Инди запнулся о подол мантии и рухнул на колени, но тут же вскочил и помчался за Шенноном, что есть сил рванувшим через двор. Инди не мог удержаться от хохота – они скрылись, избежав опасности, и даже с бутылкой! Но тут Шеннон застыл как вкопанный, и Инди с ходу налетел на него. Двое фараонов у калитки только и ждали их, чтобы схватить на месте преступления.

– Эй, вы, двое!

– Дерьмо!…

Шеннон развернулся, пронесся через двор и побежал в проход между двумя домами. Инди, не дожидаясь указаний, бросился следом, поддерживая на бегу мантию. Перебегая переулок, он был уже впереди Шеннона. Они мчались проходными дворами. Инди уже решил, что удалось уйти, как обнаружил, что они вбежал во двор, огороженный восьмифутовым деревянным забором, и прошипел:

– Проклятье!…

– Сзади! – заорал за спиной Шеннон.

Инди стремительно оглянулся, ожидая увидеть легавых, но вместо них узрел пару доберман-пинчеров, стремительно несущихся на него.

– Иисусе! – выдохнул он, выронил бутылку, нахлобучил шапочку и стал карабкаться на забор. Он уже забросил ногу на другую сторону, когда его дернули назад. Доберман вцепился в мантию. Собака рычала и мотала головой из стороны в сторону, а Инди изо всех сил пытался вырваться.

Откинувшись назад, он с силой дернул за подол, оставив клок материи у собаки в пасти. Соскочив с забора, он приземлился рядом с поджидавшим его Шенноном. Они пересекли двор, обогнули чей-то гараж и замерли на месте. Те же двое легавых стояли в переулке, нацелив на них револьверы.

– Отличная работа, ребятишки! Вот так и стойте, – сказал тот, что пониже.

Инди оцепенел. Надо ж так вляпаться, и даже не по своей вине!

– Билли? – сказал Шеннон, покачиваясь с пятки на носок. – Ты ли это?

– Иисусе! – пробормотал полицейский. – Джек Шеннон! Что ты тут делаешь?

– Я мог бы спросить тебя о том же. Мы хотели взять пузырек. У нас сегодня выпуск.

– Господи, Шеннон… Это брат Гарри, – полицейский глянул на своего напарника и мотнул головой в сторону переулка. – Проваливайте отсюда, и впредь выбирайте, с кем иметь дело, черт их дери!

– Спасибо, Билли.

– Не благодари, Джек. Гарри я все равно доложу, уж будь спокоен.

Инди не представлял, что может быть общего у брата Шеннона с этим фараоном. Они торопливо шагали к университетскому городку, а разорванная мантия развевалась позади, как флаг.

– Джек, разве твой брат фараон, а?

– Нет, но у него есть друзья, – сердито скривился Шеннон. – Билли Фланнер имеет к этому отношение.

– Какие же у них могут быть дела?

– Устраняют мелких конкурентов. Гарри заправляет этой территорией.

– Фараоны работают на твоего брата?!

– Инди, протри глаза! Они работают на организацию все до единого, а Гарри держит контрольный пакет акций. Это наше семейное дело.

 

2. Герои-висельники

Сзади мантия Инди была изодрана в клочья, и, входя в ворота университетского городка, он был вынужден придерживать лохмотья одной рукой. Но на такие мелочи ему было плевать – Инди до сих пор радовался, что удалось отделаться от легавых, мошенников и прочих собак. Главное – диплом, а остальное не имеет значения.

Он глянул вверх на развевающийся на легком ветру транспарант, гласивший «23 мая – ДЕНЬ ОТЦОВ-ОСНОВАТЕЛЕЙ». Тут сердце у него сжалось, и ощущение облегчения покинуло Инди. Последние события напрочь отшибли у него воспоминания о ночной проделке. Поступок, прежде казавшийся достойным завершением учебы в колледже, теперь выглядел не столь уж привлекательно.

Дойдя до конца дорожки, ведущей к той самой аллее, они остановились. Толпа студентов в черных мантиях и их родителей столпилась на тротуаре. Над ними на фонарных столбах болтались висельники. С того места, где стоял Инди, манекены выглядели, как настоящие люди в американских революционных костюмах – свободных белых рубахах и жилетах, брюках -дудочках и треугольных шляпах.

– Ну, ты только посмотри! – с ехидной ухмылкой заметил Шеннон. – Джорджи, два Тома и Бенджи.

Инди мрачно обозревал эту картину, уже не испытывая от нее никакого восторга.

– И что с того? При свете дня это похоже на карикатуру. Вообще-то, я думал, их уже сняли.

В будний день дворники городка, наверняка уже перерезали бы веревки и убрали манекены с глаз долой. Но сегодня, в субботнее утро, перед фонарями толпились зеваки.

– Ну, по-моему, это здорово, – ухмыльнулся Шеннон и хлопнул Инди по спине. – Нам это удалось!

В его голосе не было и тени беспокойства.

– Ага. Потрясающе.

– Слушай, даже газетчики здесь. У тебя есть шанс выложить им все до последнего.

Поначалу именно это и входило в намерения Инди, но теперь совершенно расхотелось брать на себя ответственность за этот подвиг, а уж похваляться им – и того менее. Может, не стоило переносить это дело с кануна Дня отцов-основателей на день выпуска. Может, теперь никто ничего не поймет.

Шеннон слегка двинул ему кулаком в плечо.

– А вон мои предки. Увидимся позже.

Инди проводил взглядом смешавшегося с толпой Шеннона и направился к тому месту, где репортеры фотографировали «Тома Джефферсона». Собравшиеся гомонили в один голос, и каждое слово ранило Инди, как острый нож.

– Кто это сделал? – недоумевал кто-то.

– И с какой целью?

– Да просто так.

– Ужасно!

– Должно быть, это большевики. Я слышал, в университетском городке они есть.

– А может, какой-нибудь роялист. По-моему, Франклин роялистам, как кость в горле.

– Какой-нибудь психованный англичанин.

Никто из зевак не находил в проделке ни капли юмора, и не мог ухватить ее смысла. Теперь Инди едва сдерживался. Ему хотелось заорать, мол, это его выставка к Дню отцов-основателей, и неужто ни о кого не доходит, зачем они тут развешаны?

– Это позор для нашего университета! – гремел властный голос у соседнего столба. – Нижайшее оскорбление!

Ректора университета Маллери Малхауза окружали репортеры, студенты и их родители. Его багровая физиономия еще побагровела против обычного, лоб покрывала обильная испарина. Малхауз черпал в Дне отцов-основателей неизменное вдохновение. Целый день звучали речи и творились патриотические действа, и хотя участвовать никого силком не заставляли, игнорировать этот день со стороны выпускников было бы оплошностью. На младших курсах, когда Инди еще жил в общежитии, старосты отвечали за то, чтобы привлечь всех к участию в параде или что-нибудь в том же духе.

В прошлом году, переехав на квартиру вне городка, Инди отвертелся от участия в Дне отцов-основателей. Однако в этом году Малхауз потребовал, чтобы все изучающие историю или английский написали работу об отцах-основателях, угрожая в противном случае не зачесть курс. Инди нехотя подчинился, но все равно сделал по-своему.

– Несомненно, всякий, кто вешает изображения основателей нашего государства на фонарных столбах – опасный, неуправляемый индивидуум, – продолжал Малхауз. – Я рассматриваю этот факт, как подстрекательство, как наглое оскорбление национального достоинства нашей великой страны!

Инди сердито нахмурился и начал пробираться поближе к Малхаузу. Он ждал, даже жаждал словесных баталий – но никак не рассчитывал, что Малхауз произведет эту проделку в ранг государственного преступления.

– А вам не кажется, что это всего лишь студенческая шутка? – спросил кто-то из журналистов.

Охваченный высокомерным негодованием Малхауз побагровел до крайности.

– Если это и шутка, то весьма низкого пошиба. Но кто бы за этим ни стоял, он будет найден и понесет соответствующее наказание!

– То есть, вы расцениваете повешение чучел как уголовное преступление? – выкрикнул другой репортер.

– Полиция университета уже уведомлена, а наши юристы в данный момент рассматривают правовые аспекты. В данный момент я ничего не могу предугадать.

– Доктор Малхауз, а не демонстрирует ли эта акция пример свободы слова, провозглашенной нашими отцами-основателями? – осведомился студент, в котором Инди признал редактора университетской газеты.

Малхауз через плечо указал на своего заместителя, снимавшего со столба чучело «Джорджи».

– Молодой человек, факт повешения на фонарном столбе изображения первого президента нашей страны отнюдь не является примером свободы слова. Наоборот, это прямая угроза ей!

Проклятье! Это уж никуда не годится. Инди посмотрел на зажатую в руке шапочку и прикинул, могут ли его лишить диплома. А что тогда? Крушение всего, вот что. Только думать об этом надо было вчера вечером.

– Что вы об этом думаете, Джонс?

Обернувшись, Инди увидел Теда Конрада, своего преподавателя истории. Тому едва перевалило за тридцать, он носил старомодные усы с закрученными кончиками и был любимым наставником Инди.

Пожав плечами, Инди уставился на ближайшее чучело.

– У кого-то будет куча неприятностей.

– А по-моему, это похоже на удар дуплетом по Дню отцов-основателей.

На губах Инди заиграла тонкая улыбка.

– Пожалуй, не исключено.

Инди восхищался молодым профессором за прямоту суждений и за смелость идей. Конрад то и дело повторял студентам, что надо отстаивать свои убеждения без оглядки на авторитеты. Свобода слова, говорил он, означает выражение себя любыми способами, лишь бы они не наносили ущерб другим. Это и есть настоящая демократия. Конрад мягко подшучивал над неумеренным восхвалением достоинств отцов-основателей, а когда ему было поручено провести на своем курсе ту самую письменную работу, он напутствовал студентов словами:

– Когда будете писать эту работу, не забывайте, что вы в университете, а не в церкви.

Инди именно так и поступил, и теперь Конрад подозревает его, тут уж двух мнений быть не может.

– Джонс, – сказал он, улыбаясь и указывая на висящие фигуры, – все это здорово смахивает на то, что вы предложили в своей письменной работе.

Инди вдруг понял, что Конрад читает в его душе, как в открытой книге.

– Я не говорил, что их следовало повесить. Я утверждал, что если бы победили англичане, наших великих отцов-основателей обвинили бы в предательстве, а то и повесили.

– О, я понял вашу точку зрения. Мне понравилась ваша работа. Я поставил вам А [1].

Вот здорово! Он все-таки понял, что к чему.

– Тогда вы должны оценить то, что я сделал, – воскликнул Инди. – Таким способом я распрощался с Днем отцов-основателей. Демократия на практике.

– Вы припозднились на неделю, – кивнул Конрад, – но все равно идеально подгадали к выпуску. Я искренне восхищен вашей прямотой, Джонс. Но, как вы понимаете, от последствий вашего поступка вам не отвертеться. – Он бросил взгляд на изодранную мантию и выглядывающие из-под нее волосатые конечности. – Кстати, недурной наряд!

* * *

Инди ощущал себя мухой, запутавшейся в паутине и наблюдающей за приближением паука. Он стоял у торца длинного стола заседаний в обшитом роскошными деревянными панелями зале на пятом этаже административного корпуса. Здесь было самое сердце университета, холодное и унылое, куда почти не ступала нога студента. За столом сидели: декан, заведующий кафедрой истории, член попечительского совета, два университетских адвоката и Тед Конрад. Не считая Теда Конрада, доставившего сюда Инди, все собравшиеся оказались угрюмыми стариканами в серых костюмах.

Вдруг дверь распахнулась, и в конференц-зал прошествовал ректор Малхауз собственной персоной. Поздоровавшись с сидевшими за столом, он взглянул на Инди.

– Садитесь, мистер Джонс.

Малхауз указал на стул у противоположного конца стола.

Инди вчера рано утром разбудили два офицера университетской полиции и устроили ему в своей конторе допрос. Он сознался во всем, кроме соучастия Шеннона. При этом присутствовал декан Уильямс, и когда полицейские покончили с допросом, декан еще с полчаса расспрашивал Инди о личной жизни. Уильямс, представительный седовласый мужчина, некогда был профессором психологии, и его вопросы отражали этот факт. В конце концов, он приказал явиться сюда сегодня ровно к десяти.

– «О сущности американских патриотов и предателей», – задумчиво зачитал Малхауз, тыча пальцем в письменную работу Инди, посвященную Дню отцов-основателей. – Что ж, это лучше, чем «Герои-висельники», как окрестила это дело пресса. – Он уставился на свежеиспеченного выпускника поверх оправы пенсне и почесал подбородок с академической многозначительностью, по части которой был большим мастаком. – Мистер Джонс, неужели вы рассчитывали выйти сухим из воды?

– Я… э… – Инди прокашлялся и попытался совладать с волнением. – Я вовсе не рассчитывал ниоткуда выходить. Моя работа посвящена наличию явных параллелей между славными героями и вероломными негодяями. Если бы англичане победили…

– Но англичане не победили, мистер Джонс, – вмешался заведующий кафедрой истории. – И вешая чучела наших национальных героев, наших отцов-основателей на фонарных столбах, именно вы поступили, как предатель. Именно так большинство людей расценивает ваш поступок.

– По-моему, при вынесении суждения о мистере Джонсе нам следует принять в расчет и некоторые смягчающие обстоятельства, – вмешался декан Уильямс. – Вчера утром мы с ним долго беседовали, и я убедился, что молодой человек не в ладах с самим собой. Его поступок был выпадом не против отцов-основателей, а скорее, против собственного отца, единственного живущего родственника, известного ученого-лингвиста доктора Генри Джонса.

Как я понимаю, доктор Джонс весьма занятой человек и, к несчастью, не выкроил времени, чтобы прибыть из Нью-Йорка на выпускную церемонию. Очевидно, такое невнимание и отчужденность отца вызвали обиду сына, и то, что имело место прошлой ночью – всего лишь демонстрация этих чувств.

Инди возмутило, что декан говорит о нем, словно об отсутствующем. И потом, что он несет? Ну да, не обошлось и без обиды на отца, но отцов-основателей он вешал не за это. Инди уже собрался

заявить об этом, когда заговорил Тед Конрад:

– Интересный психоанализ, декан Уильямс, но я не уверен, что именно это подвигло мистера Джонса на такой поступок. Движущие мотивы ясно видны из его письменной работы об отцах-основателях. Работа говорит сама за себя. Переписывая историю, можно опираться лишь на беспочвенные предположения, но приведенные Джонсом аргументы тщательно продуманы.

Малхауз неодобрительно надул губы.

– Профессор Конрад, вы поддерживаете его поступок?

– Извините, но… – подался вперед Инди.

– Нет, его действий я не поддерживаю, – парировал Конрад, не обращая внимания на Инди. – Он вышел далеко за рамки дозволенного. Я просто объясняю его побудительные мотивы.

Малхауза явно не убедило ни то, ни другое.

– Разумеется, вы можете рассматривать это и с психологической, и с академической точек зрения. Но факт остается фактом – мистер Джонс продемонстрировал свое неуважение к основателям нашего государства и отвращение к Дню отцов-основателей, принятому в нашем университете.

Они еще несколько минут потолковали о мотивах и пришли к единому мнению, что независимо ни от каких мотивов, он был не прав. Затем Инди попросили покинуть зал.

– Пожалуйста, разрешите мне сказать, – попросил он, вставая.

Малхауз нахмурился.

– Говорите, молодой человек, но покороче.

– Я всего лишь хочу сказать, что мой отец тут ни при чем. У меня и в мыслях не было символически вешать его.

С этими словами он повернулся, вышел из зала и, тяжело вздохнув, уселся в приемной. Ему представилось продолжение разговора. Вот сейчас они судят и рядят, решая его будущее, стараясь при этом не думать о нем, как о личности. Уж на изъятии диплома Малхауз наверняка настоит, никак не меньше.

А куда деваться без диплома? Поездка в Париж накрылась, это уж точно. Придется искать работу, но вот какую? Без диплома даже нельзя преподавать латынь или французский. Инди даже не хотелось думать о будущем, настолько неопределенным оно представлялось.

Минут через пять дверь открылась, и декан Уильямс кивком головы позвал его в зал. Едва Инди сел, Малхауз сверкнул на него глазами.

– Ну, ваше счастье, мистер Джонс, что я склонен прислушиваться к мнению окружающих. Прежде всего, мы с адвокатами рассмотрели возможные виды наказаний за ваш проступок и пришли к взаимному согласию. Университету вряд ли пойдет на пользу, если мы двинем это дело дальше, по крайней мере, в правовом смысле. Поэтому мы склонны поскорее все замять.

«Давай. Не тяни. Говори же. Скажи, что вы лишаете меня диплома.»

– Самый легкий способ уладить дело – просто исключить вас. Но вы уже закончили свое образование. Ваше счастье. – Он холодно и жестко улыбнулся. – Однако, как мы поняли, нынче осенью вы намерены отправиться в Сорбонну. Мы можем легко расстроить ваши планы, отказавшись выслать ваши документы, и весьма сомнительно, что вас примут в университет на полных правах. – Он намеренно затянул паузу, чтобы придать своим словам больший вес. – Но мы намерены предоставить вам шанс обелиться.

Малхауз оглядел остальных, и те одобрительно закивали.

– Я хотел бы, чтобы вы попросили прощения у присутствующих, а затем принесли те же извинения в письменном виде, чтобы моя канцелярия предала их огласке в печати.

Взгляды присутствующих в зале обратились к Инди в ожидании ответа. Но сказать ему было нечего. Почему он должен извиняться за то, о чем не сожалеет? И как насчет стойкости в убеждениях? И демократии?

Конрад в упор смотрел на Инди, словно хотел внушить: «Соглашайся, пока предлагают». Инди отвел глаза, раздосадованный, что именно Конрад, выдавший его вопреки собственным принципам, призывает к соглашательству. Но если воздержаться от извинений, то Малхауз не преминет привести в исполнение угрозу задержать документы. «Из двух зол меньшее», – подумал он и сказал:

– Хорошо, так я и поступлю.

Малхауз кивнул и слегка улыбнулся.

– Итак, мы ждем. Слушаем.

Инди уставился в стол.

– Я прошу у всех у вас прощения. Я сожалею… сожалею, что так поступил. Завтра канцелярия получит мое письмо с извинениями.

* * *

Затем, оттолкнувшись от стола, он встал и стремительно вышел. Перескакивая через две ступеньки за раз, он добежал до первого этажа, выскочил из дверей и побрел по аллее, не зная, куда идти дальше. Какая разница? Гнев буквально душил его.

– Джонс, постойте, погодите!

Конрад. Инди даже не замедлил шага.

– Джонс!

Он резко остановился и обернулся.

– Что вам еще надо?

– Я хочу с вами поговорить.

Инди вдруг сообразил, что стоит всего лишь в паре шагов от того самого столба, на котором они с Шенноном повесили первое чучело.

– Наверно, вам хочется, чтоб я забрался туда и сам повесился, – ткнул Инди большим пальцем в сторону фонаря. – А может, вы ждете от меня персональных извинений перед вами. Так?

– Успокойтесь, Джонс. Вы держались перед ректором прекрасно. Просто прекрасно.

– Еще бы. Прямо героем.

– Послушайте меня. Вы отстояли свою точку зрения. Поверьте, действительно отстояли. Я битый час разговаривал с Малхаузом у него дома, и он признал, что реагировал чересчур бурно.

– Ну, что-то я не слышал его извинений.

– Да, но вас и не арестовали. Эти законники откопали бы кучу статей обвинения – от вандализма до государственной измены. Неужели вам не ясно? Вы победили. Черт, если бы алкоголь не запретили, я поставил бы вам выпивку!

– Я победил, я же и проси прощения? Что ж это за победа?

– Послушайте, но должен же был Малхауз сохранить лицо! Если бы вы отказались просить прощения, ему ничего не оставалось, как развеять в прах ваши шансы на учебу в Сорбонне.

Инди понимал, что Конрад прав.

– А как насчет извинений в письменном виде?

– Это прекрасная возможность разъяснить свой поступок всем и каждому. Только не злорадствуйте; напишите, что осознаете собственную ошибку.

– Ага. Еще бы.

Конрад похлопал Инди по плечу.

– Похвальный настрой! Удачи в Париже. Я вам завидую. У вас наверняка все сложится хорошо; вы найдете, что ищете.

Глядя вслед удаляющемуся Конраду, Инди ломал голову над словами профессора, пытаясь понять, чего же ищет. Он и сам этого не знал, но чувствовал, что узнает с первого же взгляда.

 

3. Снежная королева

Париж, октябрь 1922 года

Стояло прохладное осеннее утро. Шагая по бульвару Сен-Мишель, Инди поплотнее запахнул свою кожаную куртку у горла. В отличие от большинства французов, шарфа он не носил. На прошлое Рождество Мадлен подарила ему один, но он с ней не виделся уже несколько недель, и шарф навеял бы воспоминания о ней. Инди наклонился вперед, надвинул шляпу на лоб и прибавил шагу. Он не только хотел убежать от холода, но еще и спешил на утреннюю лекцию по курсу греческой археологии. Темой был оракул Аполлона, и ему было любопытно, с какой стороны подойдет к вопросу профессор Белекамус.

Пройдя через университетский городок, Инди направился прямо к учебному корпусу. За два года учебы в Сорбонне он изучил город не хуже урожденного парижанина. Разумеется, Инди понимал, что, конечно, навсегда останется здесь чужестранцем, живи он тут хоть до старости. Как ни странно, быть иностранцем ему нравилось. Так сказать, свой среди чужих.

Инди уже третий год учился на доктора философии. Программа касалась в основном древних письменностей, и потому Инди дополнительно слушал курс по классической археологии Греции. Во-первых, знания о Древней Греции пригодятся в изучении древнегреческого, а во-вторых, сильнее самого курса Инди привлекал профессор. Точнее, привлекала.

Все в ней – от одежды и духов до походки и манеры речи – было подчеркнуто женственным. Но за ее жеманством Инди ощущал интригующую силу и самообладание. Такая раздвоенность словно намекала на некую тайну, будто очерчивая эту женщину невидимой чертой. Она как бы нашептывала: «Чуть ближе, и ты в беде».

Но пока ничего не стряслось. Инди уже наполовину одолел ее курс, и справился с этим блестяще. И познания о Древней Греции, и великолепная осведомленность в греческой мифологии явно выделяли его среди сокурсников – но она держалась так, словно Инди и на свете нет.

Дней пять назад он подошел к ней после лекции и задал пару вопросов по пройденной теме. Она бросила отрывистый ответ, вполне под стать написанному в ее взгляде холодному равнодушию. Инди отказался признать поражение и сказал, что буквально наслаждается ее лекциями.

– Прекрасно, – бросила она, извинилась и проскользнула мимо него.

Дориана Белекамус была само воплощение Снежной Королевы – так Инди называл ее про себя. Ничего, снег можно растопить, и где-то за толстой броней таится теплая нежная женщина, нуждающаяся в близости.

По крайней мере, ему хотелось так думать.

Глубоко уйдя в собственные мысли, Инди налетел на кого-то при входе в аудиторию. Подняв глаза, он увидел Дориану и опустился на одно колено, чтобы поднять тетрадку, выскользнувшую из ее рук, при этом невольно смерив взглядом ее стройные ноги, оказавшиеся в каком-нибудь футе от него. Обычно она носила длинную юбку, белую блузку и вельветовый жилет. Но сегодня на ней было короткое, как у школьницы, платье из шотландки, что делало ее похожей скорее на студентку, чем на профессора.

Присев, она подняла листок, выскользнувший из тетради. Оба – и студент, и профессор – выпрямились одновременно, и взгляды их встретились. У профессора оказались красивые, большие и темные, почти черные глаза.

– Извините, доктор Белекамус, я вас не заметил.

– Благодарю вас, Джонс. – Она ладонью пригладила свои волосы – густые, черные, как смоль, собранные сзади в пучок, подчеркивая очаровательные глаза, высокие скулы и полные губы. – Хорошо, что вы натолкнулись на меня. Подождите меня после лекции. Мне надо с вами поговорить.

Она внезапно повернулась и пошла к возвышению кафедры. Пораженный Инди уставился ей вослед. Она действительно ему улыбнулась! Он оглядел аудиторию, ожидая увидеть зависть в глазах мужской половины, понимающей, что означает подобный взгляд женщины. Но никто будто бы и не заметил. Надо же, он сломал ледяной панцирь Дорианы Белекамус, или, по крайней мере, пробил в нем трещину, а никто и бровью не повел! Да разве это парни? Сидят себе с непроницаемыми лицами, будто черепа, что таращатся с полок вдоль стен аудитории. Говорят, французы влюбчивы, а эти на преподавателя ноль внимания.

Он сел за парту у прохода, открыл тетрадь и принялся гадать, зачем она хочет его видеть, но ничего не придумал. Сидевшая рядом девушка с невыразительной внешностью, волнистыми каштановыми волосами, в очках с проволочной оправой наклонилась к нему и прошептала:

– Боже, ты погляди, как она сегодня вырядилась! Будто считает себя ровней нам.

«Да уж какая там ровня! – подумал Инди. – Земля и небо. Притом она-то и есть небо». А вслух заявил соболезнующим тоном:

– Вот уж нет. Ни капли не похоже, – и уткнулся в тетрадь, подводя под разговором черту.

– Тема сегодняшнего занятия вызывает у меня самые теплые чувства, – начала Белекамус.

«Надо же, какая ирония! – подумал он. – Мертвый город вызывает у Снежной Королевы теплые чувства».

– Развалины Дельф я посетила еще ребенком, на ранних этапах реставрации, начатой в 1892 году. – Ее взгляд метнулся к двери, и последний опоздавший под ее ледяным взором быстренько прокрался на свое место. – В старших классах школы и студенткой колледжа я проводила летние каникулы, работая там сначала в качестве добровольца, а затем как помощник археологов. Дельфы стали главной темой моей выпускной работы, а потом и диссертации на соискание степени доктора философии. Перед тем, как начать преподавать здесь, я пять лет провела среди руин этого города в роли главного археолога экспедиции Афинского университета.

Она на мгновение потупилась, чему-то улыбаясь про себя.

– В то время один из моих помощников то и дело совершал одну и ту же ошибку, в шутку называя меня пифией. Как вы все знаете, пифиями называли женщин, служивших оракулу Аполлона, или Дельфийскому оракулу. Чтобы стать пифией, женщина должна была происходить из бедной крестьянской семьи, быть старше пятидесяти лет и не отличаться умом. – Ее взгляд обежал аудиторию. – Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не чувствовала себя особенно польщенной

таким комплиментом.

Это вызвало общий смех. «Белекамус определенно не вписывается ни в возрастные ограничения, ни в требования к уму, и уж вряд ли она происходит из бедной семьи», – отметил про себя Инди.

– Пифии делали свои заявления с алтаря в храме Аполлона, где они восседали на медно -золотом треножнике над расщелиной в земле. Предполагается, что ядовитые испарения из этой расщелины приводили их в состояние транса и оцепенения. – Она вновь улыбнулась, словно это была тонкая шутка, и ее взгляд остановился на Инди. – Один из очевидцев из первого столетия до нашей эры описывает трансформацию пифии таким вот образом: «Глаза ее пылали, изо рта падали клочья пены, волосы стояли дыбом». Затем она давала ответ на поставленный вопрос.

Инди внезапно ощутил, что Дориана говорит только для него, а остальная аудитория ей безразлична. Его будто обдало волной жара. Он не в силах был отвести от нее взгляд, наслаждаясь игрой света в ее волосах и в больших черных глазах.

– Ответ всегда являл собой бессвязный лепет, состоявший из отдельных слов и обрывков фраз. Разумеется, бессвязным он казался всем, кроме жрецов, переводивших его для вопрошающего. – Белекамус вновь оглядела аудиторию. – Кстати, кто-нибудь знает, что означает название «Дельфы»? Что скажет наш специалист по Греции мсье Джонс?

Итак, она все-таки наблюдала за ним и знала о его увлечении Древней Грецией.

– Оно означает «дельфинье место».

– Хорошо, – кивнула она. – Но не сообщите ли нам, почему оно названо именно так?

Инди изучал мифы о Дельфах еще в детстве, задолго до того, как узнал, что есть такая страна Греция.

– Аполлон прибыл к месту основания храма в обличье дельфина.

– И что он там обнаружил?

Инди внезапно вновь ощутил себя двенадцатилетним мальчишкой, которого отец заставляет повторять заданные мифы. Но Дориана Белекамус ничуть не похожа на отца.

– Дракона по имени Пифон, змееподобного сына богини земли Геи и колебателя земли Посейдона. Пифон жил в горной пещере и через жриц-пифий прорицал будущее.

– И что произошло?

– Аполлон убил дракона и бросил его в расщелину.

– Благодарю вас, мсье Джонс. – Дориана отвела от него взгляд. – А теперь давайте от мифологических аспектов перейдем к нашим историческим познаниям о Дельфах.

Она рассказала, что это надежно укрытое среди скал убежище в течение более чем тысячи лет – от 700 года до нашей эры и до З62 года нашей эры – было местонахождением оракула. Продолжая говорить, она сошла с кафедры. Очевидно, конспект ей просто не нужен.

– Пользуясь своим положением, Дельфы оказывали мощное влияние на Средиземноморье, фактически творя политику этого региона. Ни один правитель ничего не предпринимал без предварительной консультации с оракулом. Даже философы-скептики, включая Платона и Сократа, ценили оракула весьма высоко. В течение многих веков Дельфы приумножали огромные богатства в виде золотых украшений и мраморных статуй, картин и ювелирных изделий, которыми расплачивались клиенты.

– А их предсказания действительно оправдывались? – поинтересовался один из студентов.

– Я как раз к этому и перехожу. Их предсказания зачастую состояли из двусмысленных фраз, допускающих множество интерпретаций. Однако, один из вариантов толкования соответствовал истине. Позвольте привести несколько примеров.

– Будучи спрошенным о том, удастся ли грекам отразить нападение персов, в 480 году до нашей эры, оракул сообщил, что те должны довериться «деревянным стенам». Хотя назначение стен осталось спорным, греки успешно защитили себя с помощью деревянных кораблей, хотя и были окружены. Выходит, что те, кто интерпретировал «деревянные стены» как деревянные корабли, были вполне правы, – заключила она. – Когда римский император Нерон был предупрежден: «Опасайся семидесяти трех», он решил, что из предсказания следует, будто он умрет в возрасте семидесяти трех лет. А между тем, в возрасте тридцати одного года он был свергнут с престола Гальбой, которому тогда было семьдесят три года.

– Некоторые предсказания хоть и оказывались точными, но весьма двусмысленными или даже циничными, – продолжала Белекамус. – Например, Крезу было сказано, что если он нападет на своего соседа Кира, то уничтожит могучую империю. Так и получилось – была уничтожена его собственная империя.

«Фокус-покус», – подумал Инди. Он не сомневался, что Платон или Сократ ни в грош не ставили оракула. Восхваляли же его потому, что так требовала религия того времени, и сомнения в могуществе оракула могли обойтись им дорого.

Инди знал из учебников, что могущественные жрецы, толковавшие бормотания пифий, являлись сердцевиной Лиги амфитрионов – коалиции греческих городов-государств. А значит, были хорошо информированы о важнейших событиях в этом регионе. Они просто использовали оракула для придания правдивости своим же декларациям. В результате старуха-пифия использовалась просто для проформы и не играла никакой роли.

Правда, скажи Инди такое отцу, и тот гневно обрушился на него. Низведение оракула Аполлона всего лишь до инструмента политической коррупции, лишенного мистического ореола, в глазах отца было ересью. Инди с самого детства наблюдал, как отец все глубже погружается в трясину мистических раздумий, разрушивших его жизнь и едва не разрушивших жизнь Инди.

Он поднял руку.

– Что именно представляли собой испарения, вдыхаемые пифией во время прорицания?

Белекамус этот вопрос позабавил.

– Ах, эти легендарные газы, так называемые миазмы! Кто знает? Существует предание, будто испарения поднимались от гниющих останков Пифона.

– К счастью, ученые не принимают мифы и легенды за факты, – высказался Инди. – Тут религия и наука расходятся.

Белекамус остановилась рядом с ним. Инди не мог отвести глаз от ее сильных загорелых ног, открытых почти до колена.

– А как по-вашему, мсье Джонс, что представляли собой эти испарения?

Он оторвался от созерцания ее ног, и добрую секунду не мог собраться с мыслями. Ее близость ошеломила его. Инди прочистил горло и сосредоточился. Она бросила ему вызов, и надо с честью принять его.

– Скорее всего, это была дым горящей смеси благовоний с лавровыми листьями. Чтобы войти в транс, пифия вдыхала этот дым и жевала обладающие наркотическим эффектом лавровые листья. Так называемые «испарения» лишь придавали ритуалу необходимую таинственность.

Белекамус скрестила руки на груди.

– Вы чересчур рациональны, мсье Джонс. Это хорошо. Но иногда археологу не обойтись без воображения. Мифы часто подсказывают путь к истине и познанию.

– Но еще сбивают с толку и вводят в заблуждение! А зачастую за истину принимают и сами мифы, – парировал он. – Даже разумные люди.

Его отец, например.

Белекамус улыбнулась и направилась обратно к кафедре.

– Хорошо сказано. Надеюсь, всем вам очевидна двойственная природа мифов. Когда лекция подошла к концу, Белекамус сказала, что хочет сделать объявление.

– Эта лекция о Дельфах, как вы знаете, значилась в нашем расписании лишь через пару месяцев. Но, по странному стечению обстоятельств, в Дельфах произошло важное событие. Всего два дня назад в том районе произошло небольшое землетрясение.

– Большие разрушения? – спросил кто-то.

– Землетрясение вызвало сдвиг почвы, и в храме Аполлона разверзлась трещина. Но есть и радостное обстоятельство; очевидно, сделано новое открытие – была замечена каменная доска, выступающая из стены расщелины.

– И что на ней? – поинтересовался кто-то другой.

– Пока неизвестно. Вскоре я покидаю Париж, чтобы осмотреть все на месте. Это означает, что лекции до конца семестра будет читать мой ассистент.

Инди внезапно ощутил сосущую пустоту внутри, будто сердце вынули из груди.

– Хочу пожелать вам всего наилучшего в этом семестре. Вы относились к занятиям с большим прилежанием. Я буду скучать без вас.

Студенты зааплодировали и потянулись из аудитории. Минуя Белекамус, они один за другим желали ей успеха. Инди оставался на своем месте. Наконец, когда аудитория окончательно опустела, он встал и подошел к кафедре.

– Мсье Джонс, надеюсь, вас не ждут никакие дела? Быть может, вас ждет другая лекция или девушка у выхода?

– Нет-нет, никто меня не ждет.

– Хорошо. Я попросила вас остаться, чтобы поделиться своими планами на ближайшее будущее.

– В самом деле?

Она неотрывно смотрела на него. Ее проницательный взгляд манил, как объятия, потрясая Инди до глубины души.

– Не заинтересует ли вас предложение сопровождать меня в Дельфы в качестве ассистента?

– Меня?

– Да. Вы мой лучший студент, а мне нужна помощь человека, не связанного с Афинским университетом. Политические соображения, сами понимаете.

– Ну, гм, не знаю, могу ли сорваться прямо вот так, сразу, – запинаясь, пролепетал он. – То есть, сейчас ведь самая середина семестра.

– Не тревожьтесь, – отмахнулась она. – С университетом я все улажу. Мой срочный отъезд одобрен, а вы получите направление на полевую практику. Ваши основные расходы будут покрываться за счет выделенного на исследования бюджета. Что вы на это скажете?

Инди даже и не знал, что сказать. С одной стороны, он был в восторге. Но с другой стороны, ее уверенность, что он все бросит и покорно помчится за ней, казалась Инди возмутительной. Кроме того, археология – вовсе не его специальность.

– Это несколько неожиданно.

Она шагнула к нему и улыбнулась.

– Генри, вы не пожалеете.

Он хотел уточнить, что его зовут Инди, а Генри – его отец. Но уже то, что она обратилась нему просто по имени – существенный шаг вперед. Словно рухнул невидимый барьер между профессором и студентом. Чтобы не допустить фамильярности, Дориана с первых же дней ясно дала студентам понять, что они с ней не ровня. Она не только с младых ногтей занималась археологией, но и сама сформирована греческой цивилизацией. Культура эллинов у нее в крови. Для студентов она воплощала в себе высший авторитет, живой источник знаний, – а они были губками, впитывающими ее мудрость.

И теперь она предлагала Инди уникальный шанс, который дается раз в жизни. «Вы не пожалеете». Разумеется, она имела в виду саму возможность поработать в Дельфах, но при этом едва уловимо намекала на нечто большее. Или Инди сам это навоображал?

– Мне бы хотелось подумать, хотя звучит это… пожалуй, привлекательно. – Какое невыразительное слово, но ничего более подходящего Инди на ум не пришло.

– Не затягивайте с этим, Генри, – низким, доверительным голосом выдохнула она. – Такая возможность выпадает не каждый день.

 

4. Дадаизм и джаз

Инди открыл дверь в монпарнасское boоte [2] «Джунгли». Было еще рано, и он с радостью обнаружил, что за столиками у дверей, где обычно собираются дадаисты [3], никого нет. Сегодня он был не в настроении выслушивать их шуточки. По большей части дадаисты – высокомерные циники, упивающиеся наносимыми каждому входящему оскорблениями.

Когда глаза привыкли к полумраку, он осмотрелся. Обитый медью потолок, деревянные стены, отделанная медью стойка небольшого бара. Высоко над головой – несколько потускневших канделябров в викторианском стиле, а вдоль стен по всему периметру – балкончик со столиками. В дальнем конце, под выступом балкона – небольшие деревянные подмостки. Над ними одинокая оранжевая лампа озаряет неярким светом пианино и набор барабанов.

Занято было всего три-четыре столика. За одним из них, по соседству с баром, сидел одинокий человек, увлеченно царапавший что-то на листке бумаги. Свеча, укрепленная в горлышке пустой винной бутылки, бросала на его рыжие волосы пляшущие отсветы. Инди прошел к столу и подвинул себе стул.

– Эй, Джек!

– А, Инди, – не подымая головы, откликнулся Шеннон. – Рановато.

– Знаю.

Инди устроился на стуле, заметив, что прядь спутанных волос приятеля находится в опасной близости от язычка пламени. Шеннон, однокашник и товарищ по комнате, бросил чистую работу в Чикаго и уже год как жил в Париже. В Америке он свято соблюдал уговор с семьей и не играл ни в каких клубах, зато по вечерам упражнялся у себя на квартире, собрал огромную коллекцию джазовых пластинок и накопил денег на поездку в Париж.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Валяй, – Шеннон впервые поднял глаза. – Что там у тебя?

Инди рассказал о предложении Белекамус.

– Она сказала это только сегодня, и я никак не могу разобраться, что к чему.

Шеннон отложил карандаш.

– Давай -ка я тебя угощу. По-моему, тебе надо выпить.

Он поднял руку, привлекая внимание бармена, и заказал два перно.

– Расскажи о ней подробнее, об этой твоей профессорше.

– Да тут и рассказывать нечего. Я ее толком и не знаю, – по губам Инди скользнула лукавая улыбка. – Во всяком случае, пока.

Шеннон не нашел в этом ничего забавного.

– Будь я на твоем месте, сперва расспросил бы окружающих, прежде чем связываться с ней. Выяснил бы, куда она метит.

Подумать только, Шеннон – в роли аналитика!

– Ой, ну ты даешь! По-твоему, она сама все обстряпала, чтобы в середине семестра сорваться домой в Грецию да еще прихватить меня?

– Не знаю. По-моему, она водит тебя за нос.

– Джек, ради всего святого! Ты ведешь себя так, будто мы на Южной стороне собрались обстряпать бандитское дельце. – Шеннон смерил его холодным взглядом, и Инди понял, что ляпнул, не подумав. – Извини. Но если бы ты побывал на ее лекции, то понял бы, что она не такой человек. Она серьезна, интеллигентна…

– И хороша собой, – добавил Шеннон. – Верно?

– Не без того.

– Будь поосторожней. Что-то мне это кажется подозрительным.

– Но почему?

– Слушай, если бы ты учился на археолога – дело другое. Я бы и бровью не повел.

В ответ Инди лишь плечами пожал.

– Послушай, мне выпала редкая возможность, и притом отличная, и мне не хочется упускать ее из-за смутных подозрений.

Шеннон поднял руки вверх.

– Я ведь не настаиваю. Просто высказываю свое мнение.

– Ты же знаешь, как смущает меня роль кабинетного ученого. Может, именно приключений мне и не хватало.

– Не знаю, чего тебе не хватало, но, бьюсь об заклад, со своим профессором ты хлебнешь их под завязку. Черт, не знаю. Глядишь, ты и прав.

Когда принесли выпивку, Инди огляделся и удивился заполнившей кафе толпе, будто материализовавшейся из воздуха.

– За Грецию, – провозгласил Шеннон. – Надеюсь, тебе повезет.

Инди пригубил перно, затем кивнул в сторону лежащего перед Шенноном листка.

– Что пишешь?

– Да так, песню.

– Песню? Для оркестра?

– Разумеется.

– И кто же будет петь?

За гордым словом «оркестр» стоял сам Шеннона с корнетом, пианист из Бруклина, чей профессиональный опыт ограничивался выступлениями в кабацких концертах, и парижанина-барабанщика, заинтересовавшегося джазом лишь после прослушивания пластинок Шеннона. Вроде бы ни один из них не поет. Шеннон взмахнул бумажкой.

– Я ищу певицу. Но только по-настоящему темпераментную, с низким голосом. Никаких сопрано. В Чикаго я бы просто сходил в «Сады» или «Страну грез», и у меня отбоя не было бы от кандидаток.

– Еще бы! Но они не очень-то рвутся в Париж.

– О, еще понаедут, Инди! – Шеннон подался вперед, глаза вспыхнули от охватившего его волнения. – Ты только посмотри, какие толпы собирает наш доморощенный джаз-банд. Этот город жаждет джаза. Оркестры вот-вот ринутся сюда. Десятки, сотни оркестров! Послушай и скажи свое мнение. Называется «В Латинском квартале».

Шеннон прищурился, вчитываясь, и нараспев повел:

Из Чикаго скрылся

Полуночью безлунной.

По морям носился

В мрачном, темном трюме.

А когда в квартале

Вышел, оглянулся -

Сплошь американцы,

Словно я вернулся!

В Латинском квартале,

В Латинском квартале,

Встретимся снова

В Латинском квартале…

– Пока все, – пожал плечами Шеннон.

– А почему ты не написал в последней строке первого куплета «я, кажется, рехнулся» вместо «словно я вернулся»?

– Потому что это неправда. И потом, ритмический рисунок другой.

– Мне нравится, – кивнул Инди. – Даже не догадывался, что ты пишешь песни.

– Ну, пока это всего лишь слова на бумаге. Но, по-моему, из меня так и рвутся душещипательнейшие любовные песни. Впрочем, сперва надо откопать певицу.

Инди засмеялся.

– Ха! По-моему, тебе нужна не просто певица.

Тут у дверей поднялась суматоха, и оба одновременно повернулись на шум. Грохотали стулья, кричали люди. Инди искоса оглянулся через плечо.

– В чем дело?

– Похоже, столик не поделили.

– Шайка дадаистов. Можно было и догадаться, – сухо бросил Инди.

Дадаисты захватили два столика по обе стороны от входа, и теперь один из них барабанил по столу и распевал что-то вроде: «Царь… царь… царь…». Другой вторил: «Арфа… арфа… арфа…».

– О чем они там?

– Тцара и Арп. Тристан Тцара – поэт. Жан Арп – художник. Говорят, они собирались заглянуть сюда сегодня вечером.

– Значит, затевается вечер дадаистов, – без энтузиазма резюмировал Инди.

Шеннон одним глотком допил свой перно.

– В общем-то, они не такие уж скверные ребята. Просто утюжат всякого, в ком видят поборника традиций.

– То есть всех подряд, – отметил Инди. – У меня от их утюжки сплошные складки.

– Они совершают прорыв, Инди. Такие люди нужны, чтобы изредка встряхивать нас от спячки.

– Согласен, но они зависят от традиций ничуть не меньше прочих. Пожалуй, даже больше.

– С чего бы это?

– Да где бы они были без традиций, Джек? Не будь традиций, и ломать было бы нечего.

Шеннон усмехнулся и тряхнул головой.

– Ага, пожалуй. Но еще раз повторю, нам не обойтись без людей, указывающих путь к ниспровержению старых идолов. Если мы скоренько не придумаем что-нибудь новенькое, то сами ввергнем себя в очередную войну.

– Ты тоже делаешь прорыв, Джек, но, держу пари, не плюешь на священников и монахинь. И как подобное поведение может помешать разжиганию войны?

– Инди, они плевали на собственных друзей. Это была просто демонстрация, сам знаешь. Те просто вырядились священниками и монахинями. – Шеннон встал. – Значит, посидишь еще?

– Только первое отделение.

– Слушай, ты серьезно насчет Греции?

– Еще не знаю, Джек. Надо пораскинуть мозгами.

Шеннон легонько двинул Инди кулаком в плечо.

– У меня такое чувство, что ты все-таки поедешь.

К середине первого отделения клуб был набит битком. Инди опорожнил второй стакан перно одновременно с окончанием соло Шеннона. Зеленый, отдающий лакрицей напиток уже сделал свое дело. Инди с минуту прикидывал так и этак, идти ли к бару за следующей порцией или поскорей убраться отсюда.

Натянув свою кожаную куртку, он принялся осматриваться в поисках шляпы. Заглянул под стол и осмотрел соседние стулья. Наконец, поднял руку и обнаружил шляпу на голове. Ага, определенно пора уходить. Инди встал и посмотрел на сцену. Шеннон тараторил о следующей пьесе.

– Впервые я услышал эту мелодию в уютном уголке под названием «Страна грез» в нашем Городе Ветров [4], – услышал Инди, пробираясь между столиками. – Это вещь оркестра Фредди Кеппарда. Кеп не записывается на пластинки. Говорит, боится, что станут воровать его мелодии. И он прав, ведь я запомнил эту пьеску. Вот послушайте.

Когда зазвучала музыка, Инди как раз подошел к двери. Дадаисты оглядели его с головы до ног.

– Эй, ты где куртку достал? – окликнул его один. – Отправляешься бомбить кого -нибудь?

Сидящие за двумя этими столами в один голос забубнили: «Арп, Арп, Арп, Арп». «Как стадо тюленей, – подумал Инди. – Воистину потрясающая банда».

– Ты имеешь что-то против наших германских братьев? – заорал другой Инди в лицо.

– Побереги силы для старух или монашек! – огрызнулся Инди и двинулся дальше. Не успел он дойти до двери, как ощутил удар в спину; по шее потекло спиртное. Остановившись, Инди обернулся.

– Это от имени матери Красного Барона, ас! – завопил очкарик с левого стола.

– Тцара, Тцара, Тцара, Тцара, – в унисон долдонила толпа.

Инди шагнул к очкарику, выдернул из-под него стул, ухватился за край стола и опрокинул его. Стаканы грохнулись на пол. Бутылка из-под вина со свечой разлетелась вдребезги. Огонек зашипел и погас.

Внезапно музыка смолкла, и все присутствующие в клубе обернулись посмотреть, что происходит. На долгое мгновение все смолкли и замерли, потом со сцены загремел голос.

– Это мой друг, Индиана Джонс, из самого Чикаго, – провозгласил Шеннон. – Однажды ночью на Южной стороне он тоже перевернул стол, но свой собственный. По-моему, он просто ищет свою шляпу.

– Вот же дерьмо, – буркнул кто-то.

– Эй, приятель, посмотри и под нашим столом!

Инди попятился к выходу, но Шеннон еще не закончил:

– А в другой раз – ей-богу, не вру! – он повесил первого президента Соединенных Штатов Джорджа Вашингтона и трех его приятелей на фонарных столбах в чикагском университете. Только подумайте – перед вами самый типичный защитник традиций! Ну, на то у него свои причины. Но смотрите, как бы он не устроил вам еще один День взятия Бастилии.

Инди улыбнулся, приподнял шляпу в адрес приятеля и покинул «Джунгли». Шагая по улице, он ощутил, как мокрые шея и затылок буквально леденеют. Сам виноват. Зачем позволил этим ублюдкам задеть себя за живое? Надо было просто пропустить их слова мимо ушей и уйти. А он вместо того принял их игру, и они получили то, чего добивались – бурную реакцию.

Он бесцельно брел по Латинскому кварталу; мысли его блуждали, переходя от дадаистов к необходимости принять решение. Может, действительно настало время покинуть Париж. Нужно сменить обстановку, все равно как.

Проходя мимо синематографа, он заметил новую афишу многосерийной ленты «Опасности Паулины». Замедлив шаг, Инди взглянул на выставленный в витрине плакат, изображающий блондинку, уцепившуюся кончиками пальцев за скалу над пропастью. Инди улыбнулся. Он уже перерос эту ерунду. Эта Паулина никогда не упустит шанс влезть в неприятности. Если она не висит под летящим аэропланом или не стоит перед летящим на всех парах локомотивом, то попадает в змеиное логово, тонет в зыбучих песках или томится в темнице, скованная кандалами по рукам и ногам. Следующая витрина зазывала на грядущие зрелища: «Смертельный луч», «Отравленная комната», «Кровавые кристаллы». «Эти пойдут после моего отъезда», – подумал Инди, отправляясь дальше, и вдруг осознал, что принял решение.

Прогуляв целый час, он, в конце концов, вновь оказался на Монпарнасе, у входа в танцевальный зал. Он остановился здесь потому, что это был любимый bal musette Мадлен, одним из первых перебравшийся сюда из района Люксембургского сада. Скоро они все наверняка переместятся в Латинский квартал. Моду всегда задают художники, а богема сегодня обживает Латинский квартал – так в прошлом веке импрессионисты селились на Монмартре.

В зале под аккордеон и скрипку отплясывали фокстрот. Публика состояла из молодежи, гораздо более благовоспитанной, чем посетители «Джунглей» или любого другого кафе. Оказавшись на танцплощадке, мужчина ни за что не станет разговаривать с приглашенной на танец партнершей. Это считалось дурным тоном. Так что в каком-то смысле со времен менуэта ничего не изменилось.

– Инди! Сто лет тебя не видела! Как поживаешь? – раздался сзади высокий пронзительный голос Мадлен. Инди обернулся, и она запечатлела на его щеке мимолетный поцелуй. Она была трепетна, как всегда, глаза ее светились. Коротко подстриженные волосы обрамляли лицо, смягчая резкие черты.

– Я в порядке. А ты? – он выругал себя, что не заметил ее сразу. Он как-то не ожидал увидеть здесь Мадлен, и был не в настроении беседовать с ней. Но теперь выбора нет.

– У меня все прекрасно, и ночь прекрасная. – Она склонила голову к плечу, прислушиваясь к зазвучавшей музыке. – Не хочешь потанцевать? А можно выпить по чашечке кофе.

Ее ладонь скользнула по его руке и сжала его пальцы. Мадлен сделала пару шагов, зазывно покачивая бедрами.

– Нет, спасибо. Я сегодня не настроен танцевать.

Мадлен, как обычно, была полна энергии, предвкушая чудесный вечер, и вела себя так, словно между ними ничего не произошло.

– Ты какой-то скучный, Инди, – надула она губки.

– Я собираюсь в Грецию, – выпалил он, словно предстоящая поездка могла поднять его в глазах подруги.

– Что? В Грецию? Просто замечательно! Возьми меня с собой! С радостью посмотрю на Грецию.

«Короткая же у тебя память», – подумал он.

– Помнится, ты говорила, что больше не хочешь меня видеть, потому что наши отношения зашли слишком далеко. Ты хотела быть свободной, то есть, так я тебя понял.

– Ну да, я свободна. Но нам же незачем жениться, чтобы посмотреть на Грецию, так ведь?

– Это всего лишь археологическая экспедиция в Дельфы. Мне предстоит работа, и я никого не могу взять с собой.

– А, так это тебе нужна свобода!

– Так же, как и тебе, – усмехнулся Инди.

– Мадлен, вот ты где, – окликнул ее какой-то мужчина. Подойдя ближе, он посмотрел на Инди. – Джонсик, вот так сюрприз! Забросил на вечер свои мертвые языки? – Он снова посмотрел на Мадлен. – Милая, так мы идем танцевать?

Инди знал, что этот красивый молодой англичанин по имени Брент – один из знакомых Мадлен. Как и она, Брент ничем не занимался, порхая с толпой себе подобных из танцзала в танцзал, из кафе в кафе. С каждым днем в Латинском квартале подобных личностей становится все больше. Если бы Инди поставили перед выбором – вечер в компании Брента и его друзей, или перебранка с дадаистами, то ему бы пришлось крепко задуматься.

– Брент, ты только подумай, Инди собирается в Грецию, в какие-то Дельфы, и не хочет взять меня с собой, – голос Мадлен зазвучал еще пронзительней.

– Дорогая, – пожал плечами Брент, – я отвезу тебя в Грецию, как только ты захочешь. В Париже царит жуткая скука. А пока пойдем потанцуем. Я прямо не могу устоять на месте.

С этими словами он увлек Мадлен на танцплощадку. Напоследок она обернулась, помахала рукой и засмеялась, а затем растворилась в толпе.

Инди почувствовал себя отвратительно. Ну, неужели нельзя было не поминать прошлое? Тем более, сейчас, когда он всем сердцем стремится в будущее.

– До свидания, Мадлен, – бросил он без малейшего сожаления и зашагал прочь.

 

5. Нежданные встречи

Был уже почти полдень, когда Инди натянул туфли и куртку. Обычно он по субботам брал с собой книгу и шел завтракать на угол, в «До-Маго». Но сегодня ему предстояло добраться до кафе «Собор», где назначила встречу Дориана Белекамус. Там она ответит на все вопросы, и он примет окончательное решение.

Инди снял с крюка на стене мягкую фетровую шляпу. Под ней скрывался свернутый кольцами длинный кнут – единственное украшение его двухкомнатной квартирки. Квартира располагалась над булочной на рю Бонапарт, в нескольких кварталах от Сорбонны. Одна комната являла собой крошечную кухоньку с ледником, газовой плитой и буфетом. В другой находились матрас, деревянный письменный стол с двумя стульями и невысокий книжный шкаф, забитый книгами и даже заваленный ими сверху. Со времени въезда Инди в эту квартиру два года назад в ней почти ничего не переменилось.

Спускаясь по лестнице, он втянул ноздрями воздух, но дразнящий запах свежевыпеченного хлеба почти развеялся. Обычно, когда он шел на занятия, запах оказывался настолько соблазнителен, что Инди заходил купить пару рогаликов и съедал их по дороге в университет. Но сегодня утром он проспал дольше обычного, так как зачитался до трех часов ночи, не в силах оторваться от нового романа под названием «Улисс». Перевернув последнюю, семьсот тридцать первую страницу, он уснул. Ему снились Мадлен и Белекамус; обе почему-то находились в Дублине, и совершенно неудивительно, что обе были одержимы теми же капризами и тревогами, что и джойсовская Молли Блум.

Направляясь к Монпарнасу, Инди мысленно вернулся к решению, которое предстоит принять через пару часов. Вчера вечером ему казалось, что все уже решено, но теперь уверенность улетучилась. Разумеется, Греция – это шанс. Но разумно ли туда ехать? Пусть даже зачтут полевые работы по курсу археологии, но остальные -то занятия все равно придется наверстывать.

И потом, какой смысл? Ведь не собирается же он заделаться археологом? Или это все из-за Дорианы Белекамус? Вообще-то его интересовало и то, и другое – хотя вряд ли надолго. Он уже потратил два года на лингвистику. А сколько еще учиться на археолога? Это просто бессмысленно.

Добравшись до «Собора», он первым делом оглядел веранду. Несмотря на осенний холод, несколько столиков занято – вероятно, туристами, краем уха слышавшими, что настоящие французы всегда едят под открытым небом. Ради них в углу поставили большую жаровню, и тлеющие в ней угли немного согревали воздух. Инди тоже любил посидеть под открытым небом, но только в приличную погоду.

Войдя в кафе, Инди оглядел столики. Явившись за несколько минут до срока, он, очевидно, опередил Белекамус. Его взгляд остановился на мужчине в твидовом пальто, сидевшем в полнейшем одиночестве. Рядом с ним лежала книга, зажатый в руке карандаш был занесен над блокнотом. Черты лица человека в твиде показались Инди знакомыми. Теперь и незнакомец пристально уставился на него.

Встретившись с ним глазами, Инди отвел взгляд, потом украдкой посмотрел снова. Мужчина встал из-за стола и начал пробираться к Инди. Кто он – полузнакомый писатель, что ли? Наверно, ищет какого-нибудь простофилю, чтобы купил выпить. Не на того напал.

– Боже мой, Генри Джонс! Как поживаете?

Инди еще пару секунд всматривался, прежде чем память подсказала имя этого человека.

– Профессор Конрад! Что вы тут делаете?

– Пойдем, присядем, – засмеялся Конрад. – Это долгая история.

Инди еще раз огляделся в поисках Белекамус, а затем последовал за Конрадом к его столику.

– У меня тут назначено рандеву, но она еще не пришла.

– Вот и посидите со мной, пока она не придет. А лучше – подсаживайтесь ко мне вдвоем!

Едва Инди сел, как подошел официант, и они заказали кофе с молоком. За два года преподаватель истории почти не переменился. Так же расчесаны светло-русые волосы, тот же трепетно-оживленный взгляд голубых глаз, те же закрученные усы. Но теперь он казался менее чопорным, более раскованным – словно отыскал в Париже то, что ускользало от него в Штатах.

– Как приятно вас видеть, – улыбнулся Инди. – Просто сюрприз!

– А знаете, после вашего выпуска я не раз вспоминал о вас.

Учитывая обстоятельства последней встречи – и не поймешь, комплимент это или наоборот.

– А почему вы не преподаете?

– Малхауз отказался продлить мой контракт, истекший нынче летом.

– Но почему? Вы же великий педагог! Наверное лучший из моих учителей.

– Спасибо, Джонс. – Конрад пятерней откинул волосы со лба и пожал плечами. – Малхауз так и не снизошел до объяснения причин отказа. Да я и не требовал. Но поговаривали, будто он хотел от меня избавиться после того фиаско с Днем отцов-основателей.

Неудивительно, что профессор Конрад вспоминал об Инди!

– Очень жаль. Надо было предвидеть, что моя глупая выходка приведет к более серьезным последствиям, нежели я ожидал.

– Вы не виноваты, – Конрад улыбнулся и наклонился ближе. – После тех событий я взял за правило рассказывать студентам о вашем уникальном способе ознаменовать сей великий день. Я подавал все в юмористическом свете, а Малхаузу стало об этом известно.

– И давно вы здесь?

– Дней пять. Пишу роман, в котором действие происходит в Париже времен Революции.

– Этот город прямо-таки напичкан писателями. Похоже, в каждом кафе сидит один-два романиста.

– Знаю. На днях я видел Бота Таркингтона [5]. Мы даже немного поболтали. – Конрад похлопал по лежащей на столе книге. – После этого пришлось взяться за одну из его книг. «Семнадцать». Вы читали?

– Лет пять назад.

Речь в ней шла об американском мальчишке, стоящем на пороге юности, больше Инди ничего не помнил, кроме того, что у паренька была младшая сестренка, которая ела хлеб с яблочным пюре.

– Я здесь даже Джеймса Джойса видел.

– Серьезно? – Конрад огляделся, словно ожидая увидеть ирландского писателя среди посетителей кафе. И тут же задержал взгляд на ком-то.

– Генри Джонс! Вот вы где.

Инди обернулся и увидел Дориану Белекамус, пробирающуюся к их столику. На ней было голубое платье и белый тюрбан. Как и Конрад, сегодня она ничуть не походила на профессора. Мужчины поднялись. Инди представил Конрада и Белекамус друг другу.

– Можете звать меня Инди, а не Генри. Генри зовут моего отца.

Белекамус казалась огорченной; она оглядела кафе в поисках свободного столика.

– Кажется, все занято, – сдержанно заметил Конрад, ощутив ее плохо скрытое неудовольствие. – Но я приглашаю вас присоединиться ко мне.

– О, я не хотела вас беспокоить.

– Ничего страшного.

Убедившись, что выбора нет, она кивнула и уселась. Инди пытался поддержать разговор, рассказывая Белекамус о курсе истории Конрада, и о причине, по которой тот потерял работу. Поначалу Белекамус казалась равнодушной, но когда Конрад в деталях живописал ей картину повешения отцов-основателей, интерес ее обострился. Она несколько раз бросала на Инди пристальные взгляды и задала пару вопросов о реакции университетского руководства, и о том, как ему удалось выкрутиться.

Когда подошел официант, Инди и Дориана заказали свежие устрицы и pommes frites [6], а Конрад – еще один кофе с молоком.

– В Греции не стали бы долго разбираться, – вымолвила Белекамус, когда официант удалился. – Если бы вы повесили чучело кого-нибудь из наших лидеров, то сразу угодили бы в тюрьму. Вы хоть подумали о возможных последствиях?

– Поначалу нет. Только потом.

Она покачала головой.

– Так зачем же вы это сделали?

– Хотел доказать свою точку зрения.

– А заодно пощекотать нервы, не так ли?

– Наверно, – пожал Инди плечами. Он ни разу не задумывался об этом, но пожалуй, именно так оно и было.

Она рассмеялась своим восхитительным грудным, сочным смехом.

– У вас есть авантюрная жилка. Вы чуточку бунтарь. – Она откинулась на спинку стула. – Инди… – Это слово в ее устах казалось музыкой. – Ни разу не слышала такого имени, но оно мне нравится. А меня зовите Дорианой.

Она снова подалась вперед и слегка притронулась к его руке; это преднамеренное мимолетное прикосновение пронзило Инди трепетом до самых кончиков пальцев, будто удар током. И дело было не столько в прикосновении, сколько в осознании, что Снежная Королева вовсе не так уж неприступна, как ему казалось.

Конрад с любопытством поглядел на них, но промолчал. Инди все еще не высказался о предстоящем путешествии в Грецию, а Конрад наверняка недоумевал по поводу их взаимоотношений с Дорианой, так что Инди рассказал о ее предложении.

– Дельфы. Звучит заманчиво, – задумчиво кивнул Конрад. – Значит, профессор берет вас с собой?

– Я еще толком не решил.

– Почему? – вклинилась Белекамус.

– Я занимаюсь лингвистикой, а не археологией. Из-за экспедиции я теряю целый семестр. Так что не знаю. Никак не могу решить, что мне нужнее.

Дориана устремила взгляд к выходу, словно хотела побыстрей уйти.

– Вы оба американцы, – вздохнула она. – У вас тут целая колония – писатели, художники, студенты… Вы счастливчики. Можете жить в чужой стране и чувствовать себя как дома, у вас повсюду соотечественники. А вы, то есть большинство ваших, только и делают, что жалуются. Вы просто горстка несчастных перекати-поле, затерявшихся в океане культуры.

В голосе ее не было озлобления, одна лишь равнодушная констатация.

Инди хотел было возразить, но тут официант принес заказ. Некоторое время все ели в молчании, от которого веяло неловкостью. Наконец, Белекамус, отправив очередную устрицу в рот, указала вилкой на Инди.

– Вы же говорили, что с детства интересовались и занимались археологией. Почему же решили специализироваться на лингвистике?

– Отец с детства учил меня иностранным языкам. Языкам и мифам. То он целую неделю говорит со мной только по-французски, то по-испански или по-немецки. Когда мне исполнилось девять лет, каждый день после школы я по часу занимался латынью. В десять лет я уже знал греческие мифы. Он всегда говорил, что готовит меня к карьере ученого, и притом ученого-лингвиста.

Она вздохнула и покачала головой.

– С отцом все ясно. Но вы-то сами? Чего хотите вы?

Ее вопрос обеспокоил Инди, но лишь потому, что отражал его собственные сомнения.

– Чего-нибудь захватывающего. Мне совершенно не по вкусу перспектива до конца дней своих корпеть в библиотеках, роясь в пыльных манускриптах, написанных на мертвых языках.

– Так почему бы вам не заняться археологией? – вставил Конрад. – Там выбор пошире.

– Меня не тянет быть вечным студентом.

Белекамус отодвинула тарелку в сторону.

– Послушайте, Инди, если обнаруженная в Дельфах доска имеет научную ценность – а я чувствую, что это так – то вы сможете использовать эту тему для диссертации на степень доктора философии. А с вашим образованием, по-моему, докторантуру можно легко пройти за два года. Год интенсивной учебы, затем диссертация, и вот вы уже археолог. Если же не получится, вернетесь к лингвистике.

Вот последнее-то его и не привлекало. Уж если он выберет археологию, то раз и навсегда. Идти на попятную нельзя.

– А если эта доска не оправдает ожиданий?

– Тогда вы просто выберете другую тему для диссертации, – отрезала она.

– Да не беспокойтесь вы, Инди, – подал голос Конрад. – Стоит по-настоящему захотеть, и найдешь все, что надо.

– Хорошо, согласен.

Вот так – быстро и просто.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Белекамус. – Я так и думала. В Афины уезжаем завтра после обеда. Жду вас у себя кабинете к часу. А теперь мне пора. – Она протянула руку Конраду. – Рада была познакомиться. Желаю успехов в ваших литературных занятиях.

Минуту спустя, когда дверь кафе закрылась за ней, Инди вопросительно взглянул на Конрада.

– И что вы об этом думаете?

– Я думаю, что археология вам понравится. Вы в ней наверняка преуспеете.

– А о профессоре Белекамус?

Конрад сплетал и расплетал пальцы. На сей раз с ответом он не торопился, взвешивая каждое слово.

– Не знаю, в чем причина, Инди, но я бы держался с ней осмотрительно. У меня такое чувство, будто она говорит одно, а думает другое.

– По-вашему, мне надо отказаться от ее предложения?

– Я бы не сказал. Просто у меня такое ощущение, что тут замешано нечто большее.

 

6. В поезде

Поезд, громыхая, катился среди просторов полей южной Италии. Дориана Белекамус смотрела в окно на сумрачные холмы, высившиеся на фоне лилового горизонта. Лучи закатного солнца золотили их вершины, окружая холмы ореолом волшебства. «Но им далеко до чудес Греции», – думала она. На ее родине пейзажи состояли из драматических контрастов: белоснежные домики испещрили берега, море настолько синее, что сердце замирает, горы цвета зреющего винограда, выжженное солнцем небо.

«Уже скоро», – подумала она. Ее добровольная ссылка подошла к концу. Утром они будут в Бриндизи, оттуда морем до порта Пиреи, дальше сухопутной дорогой до Афин, и она дома.

Дориана отвернулась от окна и включила ночник над своим сиденьем. Напротив, сдвинув шляпу на лоб, повалился на левый бок спящий Джонс.

Она улыбнулась, разглядывая его. Никаких сомнений, Инди окажется весьма полезным. Он как раз такой, какой нужен – смышленый и проворный, но не настолько смышленый и проворный, чтобы представлять опасность. Землетрясение стало блестящим предлогом. Они с Джонсом поработают в развалинах, пока все будет устроено, и западня будет готова захлопнуться.

Послышался скрип, и дверь слегка отъехала. Дориана не закрывала дверь на задвижку; вероятно, та сдвинулась от порыва ветра, когда мимо прошел кто-то из пассажиров. Но тут щель перекрыл темный силуэт, и Дориана поняла, что кто-то стоит прямо за дверью.

Она подождала, думая, что сейчас последует стук, и кондуктор объявит, что обед готов.

– Кто там? – не дождавшись стука, спросила она.

За пару шагов оказавшись у двери, Дориана открыла ее, но никого не увидела. Выглянув в проход, она успела заметить спину одетого в черный костюм человека, переходившего в соседний вагон. Бросив взгляд на Джонса, Дориана убедилась, что он все еще спит, и поспешила за неизвестным.

В следующем вагоне второго класса ехали десятки пассажиров – одни читали, другие спали, третьи глядели в окно или просто скучали. Проход был пуст. Должно быть, неизвестный сел. Дориана двинулась вперед, внимательно вглядываясь в каждого. Вот мужчина в черном костюме негромко переговаривается с девушкой. На коленях разложена газета – вряд ли он успел бы ее развернуть, если бы только что присел.

Двумя рядами дальше еще один в черном. То ли спит, то ли притворяется. Пожилой. Дышит глубоко и ровно, губы полуоткрыты, из уголка рта стекает тоненькая струйка слюны.

Двигаясь по проходу, Дориана насчитала еще четверых мужчин в черных костюмах. Бесполезно. Да и что сказать незнакомцу, если даже он найдется? Потребовать объяснений, почему он заглядывал в купе? Тот будет отрицать, этим все и кончится.

И тут в глаза ей бросилась макушка какого-то блондина в белой рубашке и галстуке; лицо скрывал свежий номер «Панча». Ну конечно же, Фарнсуорт! Надо было сразу догадаться. Свой черный пиджак он снял, но по-дурацки выдал себя английским журналом. Дориана развернулась на месте и тотчас же покинула вагон. Фарнсуорт целый месяц издали следовал за ней в университетском городке. Заметив преследователя и убедившись в слежке, она наняла частного детектива для выяснения его личности. Оказалось достаточно одного лишь имени.

Она тихо проскользнула в купе. Убедившись, что Джонс по-прежнему спит, Дориана устроилась на своем месте и раскрыла на коленях книгу. Глаза ее бегали по строчкам, но мысли были далеки от чтения, перескакивая с Фарнсуорта на самых дорогих для нее людей – отца и Алекса Мандраки.

В дело она влезла ради Алекса. Дориана не любила его, но чувствовала к нему привязанность. Правда, она при этом осознавала, что все сделанное для Алекса делается и для отца. Ведь это именно он познакомил ее с Алексом. Судьба этого нестарого еще полковника тесно сплетена с судьбой отца и ее собственной. Отец не знает лишь о том, что они с Алексом планируют в будущем ринуться вперед. А почему бы и нет? Незачем сложа руки дожидаться неизбежного.

Но сначала надо разобраться с Фарнсуортом. Он всего лишь маленькая песчинка, попавшая в огромный механизм, но управиться с ним надо ловко и быстро, иначе механизм может застопориться. Поезд идеально подходит для этого. В конце концов, она однажды предстала пред ним и просила оставить ее в покое. Он пропустил предупреждение мимо ушей, так что пусть пеняет на себя. Теперь помехи – непозволительная роскошь. И действовать надо сейчас, до прибытия в Грецию, пока Алекс не узнал. В конечном счете, это ее проблема, а не его.

Дориана сняла с багажной полки над своим сиденьем парусиновую наплечную сумку и принялась рыться среди кистей, лопаточек, совков и прочих орудий своего труда. Нашарив гладкую холодную сталь любимого молотка-кирочки, она улыбнулась. Приятно вновь взяться за его рукоять. Дориана быстро извлекла кирку и сунула в свою сумочку.

Джонс заворочался, не просыпаясь. Дориана села, приподняла ногой его голень и отпустила. Инди дернул головой и озадаченно огляделся, еще не очнувшись от сна, увидел спутницу и улыбнулся.

– Кажется, я задремал. Который час?

– Скоро обедать. Вы спали больше часа. Не пойти ли нам выпить по коктейлю?

Он положил ладонь на стопку книг рядом с собой.

– Вообще-то я собирался немного позаниматься перед обедом, но, пожалуй, это может и обождать.

Инди вез с собой целую библиотечку по греческой археологии. Восторг от перспективы поработать в Дельфах постепенно сменился сомнением в собственных силах. Именно этим Дориана и намеревалась со временем воспользоваться.

Войдя в вагон-ресторан, они отыскали свободный столик. Джонс заказал пиво, а Дориана, обычно пьющая очень мало, спросила «Французский семьдесят пять». Он придаст духу для дальнейшего.

– Что это за коктейль? – поинтересовался Джонс.

– Шампанское с водкой. Назван в честь французской пушки, применявшейся в войне.

– Наверно, здорово бьет в голову.

– Порядочно, – рассмеялась она и забарабанила пальцами по столу, исподтишка пристально разглядывая спутника. Он выглядел взволнованным, словно собирался что-то сказать, но не знал, как начать.

– Доктор Белекамус!

Она чуть подалась вперед.

– Пожалуйста, не называйте меня доктором. И давайте перейдем на «ты»!

– Дориана. – Он произнес ее имя, словно пробуя на вкус, и снова умолк. Она чувствовала, что Инди хочется спросить, почему она остановила выбор именно на нем; объяснение, что он ее лучший студент, его не устроит. Ведь и на других курсах были студенты, гораздо более искушенные как в науке, так и в практике археологии, и визави Дорианы прекрасно это знал.

– Смелей! В чем дело?

– Да так, ни в чем.

– Послушай, Инди, нам придется довольно долго – возможно, недели три-четыре – работать бок о бок. Так что откровенность в наших отношениях очень важна.

– Да-да, откровенность… – медленно, мерно выговорил он, будто повторял слова чужого языка. – В общем, я ломал голову, чем же именно буду заниматься в Дельфах.

Дориана улыбнулась и, перегнувшись через стол, дотронулась до его руки.

– Там масса работы. Об этом не беспокойся. Будешь работать и учиться. Получишь отличный опыт.

Хоть он и кивнул, но продолжал тревожиться. Как она и предполагала, ее жест удивил его. «С ним определенно сложностей не будет, – подумала она. – Никаких проблем. Послушен, как ягненок». И мысленно похвалила себя за блестящий выбор.

– Я, собственно, пытаюсь сказать, что хоть опыта у меня нет, но не хотелось бы заниматься подсобными работами. В смысле, мне хочется иметь шанс сделать нечто существенное.

Вот так. Хочет быть в центре событий. Дориана неторопливо провела кончиками пальцев по тыльной стороне его ладони. Инди сглотнул и заерзал. Зардевшись, он неотрывно смотрел на ее руку.

– У тебя будет такая возможность. – «И не только в том, о чем ты думаешь». Она отвела руку. – Более того, я хочу, чтобы ты первым прочел надпись на доске, когда мы извлечем ее из расщелины. Сможешь приложить свои познания в древнегреческом на практике.

– А если это не древнегреческий, а линейный Би-образный?

Дориана рассмеялась и покачала головой. Линейной Би-образной нарекли надпись на табличке, найденной при раскопках на Крите, в Кноссосе, в 1899 году. Расшифровать ее так и не сумели.

– Ты слишком много читаешь. Шансы найти табличку с линейным Би-образным текстом ничтожны. Так что не волнуйся.

Дориана в два глотка допила свой коктейль, заметила написанное на лице Джонса удивление и тихонько рассмеялась.

– Что стряслось? Ты думал, я не пью, не даю себе послаблений и никогда не развлекаюсь?

Джонс хлебнул пива.

– Порой и не знаю, что о тебе думать.

Она улыбнулась и в упор посмотрела на него.

– Ладно, тогда я скажу, что думаю о тебе. Ты не только умный и одаренный человек, но еще и очень красивый мужчина. Признаюсь, если бы ты был уродливым грубияном, я бы не взяла тебя с собой.

Его замешательство позабавило Дориану. Должно быть, женщины еще ни разу не высказывались при нем напрямую.

– А что же ты думаешь обо мне? – Сбросив туфлю, она пальцами ноги погладила ногу Инди. – Но только честно.

У Инди от волнения даже голова закружилась.

– Я еще ни разу не встречал таких женщин, как ты. По-моему, ты провозвестница новой женской революции.

– Нет. Напротив, я исключение из нее.

Его изумление перешло всякие границы. Инди не сомневался, что она согласится с ним и скажет, что на дворе уже двадцатые годы. Мол, женщины меняются и не желают больше терпеть узы приличий ни в одежде, ни в духовной жизни. Но у Дорианы имелась своя точка зрения на сей счет.

– Инди, женщины бунтуют, но чисто внешне – курят на публике и стригутся «под мальчиков». Какая же это революция?

– Ну, это лишь начало.

– Проблема большинства женщин, особенного твоих ровесниц, заключается в том, что они не в состоянии разумно и откровенно общаться с мужчинами на равных, а предпочитают увертки, интриги и зов плоти.

– Пожалуй, подобные аспекты просто не приходили мне в голову.

– Ну, а мне приходили, и я их рассмотрела со всех сторон. Большинство мужчин даже не готовы общаться с женщинами на равных. Мужчинам незачем прибегать к недомолвкам и интригам, чтобы добиться своего, – Дориана ткнула Инди пальцем в грудь. – Они действуют в открытую.

– Чаще женщины сами об этом просят, поддразнивая мужчин.

Она расхохоталась.

– Значит, ты понял, о чем я! Вот именно, женщины просят; так уж заведено. Женщине от роду положено быть слабой. Но знаешь, что я тебе скажу? Большинство мужчин втайне боятся и ненавидят женщин.

Инди тряхнул головой и расплылся в ухмылке.

– Я не в счет. Я не только не боюсь женщин, но даже не питаю к ним ненависти. Беда в том, что… я люблю женщин.

Когда принесли обед, Инди уже был полон предвкушения. Несмотря на резкие высказывания Дорианы о мужчинах, он был уверен, что уже сегодня вечером она раскроет ему объятья, и не мог удержаться от пылких фантазий. Он представлял, как касается ее длинных черных волос, лица, плеч, читает ее тело ладонями, словно слепой, изучающий азбуку Брайля. Он ни разу не встречал такой женщины. Ни разу.

– Десерт будешь? – спросила она, покончив с едой.

– Пожалуй, немного итальянского мороженого.

– «Спюмони», разумеется. Пойду поищу официанта. Ужасно медленно обслуживают.

– Да нет, Дориана, ничего страшного, – воспротивился он, но она уже выбралась из-за стола и направилась к выходу.

Инди обернулся, глядя ей вслед и заметил, как Дориана задержалась у столика, где в одиночестве сидел какой-то мужчина, светловолосый и немного грузный. Взгляды на долю секунды схлестнулись, но смысла содержавшихся в них безмолвных посланий Инди не уловил. Затем мужчина передернул плечами и отвел глаза, заметавшиеся, как два встревоженных таракана. На вид ему было лет тридцать. Дориана скрылась в следующем вагоне, а незнакомец поднялся из-за стола и последовал за ней.

Инди проводил его взглядом. Черт подбери, что это значит? Он уже собрался встать и пойти за ними, но раздумал. Нечего лезть не в свое дело.

Пару минут спустя принесли две вазочки с мороженым. Инди уставился на разноцветный шарик лакомства. Он ждал до тех пор, пока мороженое не подтаяло по краям, затем зачерпнул немного ложечкой и попробовал. «Куда она подевалась? Что они там делают?» Он глянул через плечо, затем вернулся к своему десерту. Неторопливо поглощая ложку за ложкой, Инди покончил с мороженым и отодвинул вазочку.

Пора оглядеться.

Встав с места, он быстро пошел к выходу. В следующем, последнем вагоне поезда, располагался бар. Публики здесь было много, но Дорианы нигде не было, как, впрочем, и ее преследователя.

Инди описал Дориану бармену и спросил, не видел ли тот ее.

– Нет, – покачал головой бармен. – Извините.

– Но я же видел, как она зашла сюда всего минут пять назад. И не выходила.

Бармен указал в дальний конец вагона.

– Может быть, она вышла подышать?

Подышать? Инди пробрался через толпу в конец вагона и открыл дверь. Повеяло дивной прохладой вечернего воздуха, напоенного ароматом окрестных полей. На землю уже опускались лиловые сумерки. Ступив на железный балкончик, он увидел Дориану, стоявшую у перил с дымящейся сигаретой в руке, не замечая его присутствия. Ее неподвижный профиль на фоне небес был прекрасен, как профиль античной статуи. Ветер играл в ее волосах. Одной рукой Дориана охватила себя за пояс, оперев на нее локоть другой, державшей сигарету. Инди с минуту любовался ею; потом Дориана обернулась, увидела его и улыбнулась.

– Тебе принесли мороженое?

«Само хладнокровие и невозмутимость», – подумал он, затем кивнул и указал на ее сигарету.

– А я и не знал, что ты куришь.

Она швырнула сигарету за перила и положила ладони ему на пояс.

– Я делаю еще много такого, чего ты не знаешь

Инди коснулся ее щеки и медленно, почти нерешительно приблизил губы к ее устам. Ее поцелуй был полон сладости экзотических фруктов, экзотических напитков – и еще чего-то неописуемо-экзотического. Он погладил ее черные как вороново крыло волосы, наслаждаясь их пышной мягкостью, но Дориана отступила на полшага и прошептала ему в губы:

– Мое мороженое тает.

– Наверняка.

Возвращаясь через бар в вагон-ресторан, Инди вдруг сообразил, что блондина так и не увидел; столик, за которым тот сидел, был пуст. Прямо иллюзион исчезновения.

Может, все это – игра воображения? Скажем, Дориана остановилась поправить чулок; блондин подглядывал и смутился, когда она заметила его взгляд – поэтому поспешил скрыться в умывальной комнате. И уже давным-давно вернулся в свой вагон.

Разумеется. Иначе и быть не могло.

 

7. Афинские тайны

До Акрополя они добрались под вечер; город уже тонул в рыжеватом закатном мареве. Афины лежали внизу, у их ног. Косые лучи солнца вызолотили великолепные дорические колонны Парфенона. Инди с благоговением воззрился на античный храм.

– Наконец-то Греция перестала казаться мне легендой.

Дориана засмеялась.

– Мне кажется, я слышу отзвуки голоса твоего отца.

– Перед сном он рассказывал мне о подвигах Зевса, Геракла, Посейдона, Гермеса и других. О Медузе Горгоне, Ясоне и аргонавтах. Я знал их всех до единого.

– Похоже, детство у тебя было прекрасное, – Дориана взяла его под руку.

«Ага, просто потрясающее», – подумал Инди, но спорить не стал. Не время сейчас спорить. Он глубоко вдохнул, словно волшебный воздух этих твердынь мог продлить мгновение.

– Как ты думаешь, что самое удивительное в судьбе Акрополя? – спросила Дориана.

Инди попытался вспомнить, было ли это на лекциях, но ничего не вспомнил и отрицательно затряс головой.

– То, что он все еще существует. В здании под называнием Пропилеи турки устроили склад боеприпасов, и в 1645 году он взлетел на воздух. Сорок два года спустя венецианцы взорвали Парфенон. И Акрополь дожил до нынешних времен лишь потому, что в начале девятнадцатого века археологи реставрировали его в соответствии со своими представлениями об облике памятника в пятом веке до нашей эры.

– У тебя опять профессорский вид, – заметил Инди с улыбкой, чтобы Дориана не приняла это за критику. – Это место, наверно, для тебя особенное.

– Конечно. Но больше всех я люблю башню Ветров на Римской агоре, особенно в рассветный час.

– Надо будет как-нибудь поглядеть, – Инди обвел взглядом город, уже погружающийся в сумерки. – Грандиозное место для археолога. Сплошь замечательнейшие руины, и прямо на задворках.

Вопреки его ожиданиям, она не засмеялась.

– Археологию, как европейскую культуру, породила именно эта страна.

Они пошли от массивных колонн Парфенона к Эрехтейону, единственному уцелевшему строению из остальных.

– Так почему же ты преподаешь в Париже? Я-то думал, тебе здесь лучше.

– Это сложный вопрос. Пойми – нас, археологов-греков, больше всего привлекают эстетические аспекты этой науки. Большинство наших предпочитают изучать великие работы античных скульпторов, нежели пачкать руки землей в поисках глиняных черепков. Фактически говоря, заведующие кафедрами археологии наших основных университетов являются специалистами по истории скульптуры.

– В самом деле? А почему?

– Ну, это своего рода компенсация экономического и социального отставания от северных стран, перехвативших наше наследие. Знаешь ли, нашей независимости всего девяносто лет, после четырех веков иностранного господства. Так что, сосредоточившись на эстетических аспектах археологии, мы как бы слегка превозносим нашу нынешнюю культуру.

– Ты разделяешь такой подход?

– Не разделяю, но понять могу. Я преподаю в Париже, чтобы иметь возможность взглянуть на предмет под более широким углом.

Они остановились перед Эрехтейоном, разглядывая кариатид – ряд каменных дев, подпирающих южный портик здания. Последние лучи солнца играли на каменных лицах богинь, портик тонул в сплетении света и теней. На мгновение Инди показалось, будто кто-то стоит у основания одной из статуй.

– Ты немного напоминаешь мне другого студента, – голос Дорианы звучал едва слышно, словно она говорила сама с собой. – Он был из Англии. Приехав сюда, он и понятия не имел о нашей нынешней истории. Знал только, что лорд Байрон умер у Мисолонги. Вот так.

Она умолкла. Инди ждал продолжения.

– Надо идти, – наконец, встрепенулась она от задумчивости.

В сумрачной дымке вспыхнули первые огоньки вступающего в ночь города. Инди кивнул, но взгляд его так и влекло к Эрехтейону. Он изо всех сил всматривался вглубь портика. Освещение изменилось, блики исчезли и теперь стали отчетливо видны два человека, мужчины, пристально смотревшие на Инди и Дориану.

– Странно.

– Что? – осведомилась Дориана.

– Вон те двое парней у кариатид следят за нами.

Дориана стремительно обернулась, будто ее ударили в спину ножом.

– Никого не вижу.

– Они отошли подальше.

Она схватила Инди за руку.

– Пошли!

Недоумевая, с чего вдруг такая спешка, Инди последовал за ней к Парфенону. Там начиналась тропинка, ведущая к дороге, где поджидали пассажиров кабриолеты. В Афинах по-прежнему хватало на улицах конных повозок, хотя на парижских улицах лошади стали большой редкостью. Словно Афины никак не могли решить, вступать ли в двадцатый век.

Дориана снова потянула его за руку.

– Инди, они идут за нами!

Он оглянулся. Те двое направлялись к Парфенону, один на несколько ярдов опередил другого.

– С чего ты взяла, что за нами? Наверно, просто пара туристов.

– Глянь еще раз.

Мужчины приближались. Они еще не бежали, но не скрывали, что торопятся.

– Давай подождем. Наверно, мы их совсем и не интересуем.

Дориана схватила его за руку.

– Не будь дураком. Бежим!

Они припустили вперед, торопливо спускаясь по каменистому склону. Инди чувствовал себя глупо; он по-прежнему сомневался, что мужчины преследуют именно их. Споткнувшись, Инди едва не потянул Дориану за собой. Лодыжку пронзила жгучая боль.

– Проклятье!

– Быстрей! – прошипела Дориана.

Скривившись от боли, он оттолкнулся от земли и заковылял дальше. Лиловые сумерки сгущались, видимость ухудшалась. Спускаясь, они исцарапали руки о росшие вдоль тропинки плотные кусты. Лодыжка Инди отчаянно протестовала против каждого шага. Он то и дело оглядывался, но никаких преследователей не видел.

Среди развалин уже почти никого не осталось, и у подножия тропки задержавшихся на прогулке поджидал всего один экипаж. Дориана помчалась к нему, махая рукой вознице. Тот спокойно открыл перед ней дверцу; Инди, хромая, перебежал через дорогу.

– Господин, все ли у вас в порядке? – поинтересовался возница.

– В полнейшем. Поехали!

Экипаж тронулся. Инди принялся всматриваться в сумерки за окном. В этот самый миг те двое выскочили на дорогу, остановились и уставились вслед удаляющемуся экипажу.

– Скорее всего, им был нужен последний экипаж, а не мы, – заметил Инди.

Дориана не ответила.

* * *

Дом Дорианы располагался на холме в старом пригороде под названием Монастираки, откуда в любое время дня виден Акрополь, парящий в небе, словно храм богов. Выглядел дом весьма причудливо – с пилястрами по углам, черепичной крышей, терракотовыми богинями и тесным двориком, скрытым от улицы кованой железной оградой и пышной растительностью.

«Неплохо», – подумал Инди, входя в дом и обоняя запахи готовящегося обеда. Дориана вернулась домой после двухлетней отлучки, но словно и не уезжала. Несмотря на ее отсутствие, жизнь здесь продолжалась. Экономка приготовила не только обед, но и пенистую ванну для Дорианы. Пока она купалась, Инди отмачивал свою распухшую лодыжку в ведре с холодной водой.

– Эй, Инди! – окликнула Дориана.

Он посмотрел на дверь ванной.

– Да?

– Неси свое ведро сюда, поболтаем.

Инди оживился. Поговорить с Дорианой – мысль хорошая, и ведь никто не мешает сделать это во время купания, а? С озорной улыбкой он вынул ногу из ведра и встал.

– И как же я сам об этом не подумал?!

Установив ведро возле ванной, он сел на покрытый полотенцем стул. На полу возле ванны стояла бутылка и бокал. Еще один бокал, уже полупустой, держала Дориана.

– Налей себе рецины, – предложила она, когда он снова погрузил ногу в ведро.

– Спасибо. А что это?

– Вино из сосновой живицы.

– Сосновое вино? – Он налил себе, попробовал и состроил кислую физиономию. Дориана рассмеялась.

– Еще войдешь во вкус, уж поверь мне. Оно очень популярно. Может быть, даже чересчур популярно. Так что, когда распробуешь, не злоупотребляй.

Инди пригубил еще немного; взгляд его блуждал, не в силах сосредоточиться на ее лице. Уж больно соблазнительно она возлежала среди пены, томно вытянув ногу по бортику ванны, напомнив Инди о недавней близости. Ему живо представились их объятия в поезде, сплетение их тел под такт вагонных колес. Сейчас любовная игра казалась чуть ли не порождением воображения. Инди никак не мог поверить, что Снежная Королева из Парижа так легко оттаяла в его объятиях. А теперь он запросто наблюдает, как она принимает ванну.

Все последовавшее за той ночью слилось в памяти в сплошную пелену. Вчера утром они сошли с поезда, и большую часть дня провели на пароме. Добравшись до порта Пиреи, взяли такси до Афин. Прибыли совершенно разбитыми и проспали двенадцать часов. Сегодня, пока Дориана разрабатывала детали поездки в Дельфы, Инди самостоятельно осмотрел город. Для начала чувство долга заставило его провести утро в археологическом музее; затем Инди просто бродил, наслаждаясь городскими пейзажами.

– Как тебе Афины? – поинтересовалась Дориана.

– Понравились. Правда, я то и дело сравнивал их с Парижем.

– И каковы же выводы? – Она вытянула стройную ногу перед собой.

Инди решил, что здесь совсем иной уклад жизни; обаяние Парижа крылось в едва уловимых оттенках и полутонах. Здесь же все проявлено четче, ярче и строится на резких контрастах примостившегося среди скал города.

– Греция – страна земная и плодородная; Франция же куда более рассудочна и рафинирована.

– Согласна.

Оба города тесно связаны с прошлым, но прошлое по-разному отразилось на каждом из них. Париж обратился в средоточие культурной жизни, неиссякаемый родник творческих достижений. Здесь же, где приметы прошлого встречаются на каждом шагу, пышно процветавшая некогда культура впала в спячку. Париж подобен прекрасной статуе, над которой еще трудится резец скульптора; Афины же обратились в законченный монумент, а их жители могут лишь пассивно наблюдать, как он мало-помалу разрушается.

И все-таки, хотя тень великих предшественников осеняет современных греков, они вовсе не пали духом. Это общительные, словоохотливые люди, не стесняющиеся открытого выражения чувств, будь то радость, гнев или печаль. Мужчины по большей части смуглы, курчавы и хороши собой. Беспрестанно курят черный табак и одну за другой пьют бессчетные чашечки кофе, с отсутствующим видом перебирая пальцами янтарные или серебряные четки. Зато женщины с головой ушли в семейные хлопоты; многие носят черные платья, словно в знак вечного траура.

Инди очень старался изложить свои мысли внятно, но Дориана уже утратила к ним интерес.

– Инди, я хочу рассказать тебе, почему решила, что эти люди в развалинах преследовали нас.

– Хорошо. Мне бы очень хотелось это знать.

– Прежде всего, хочу поведать немного о своей семье, – она запрокинула голову, чтобы обмыть шею, отчего из пены выглянули ее розовые соски.

– О семье? – переспросил Инди, не в силах сосредоточиться на смысле слов.

– Да. О своей семье. Видишь ли, дочери греческих крестьян не становятся археологами. Мой отец – кораблестроитель и крупный землевладелец. Мы даже владеем парой островов.

– Прямо целиком?

– Они не так уж велики, – засмеялась она.

– И он живет здесь, в Афинах?

– У него здесь имеется недвижимость, а еще дома в Риме и Лондоне. Сейчас он живет в Риме, но домой вернуться не может.

– Почему?

– Из-за политики, – в ее устах это слово прозвучало ругательством. – Когда Греция завоевала независимость, аристократии здесь уже не осталось, так обогатились лишь те семейства, которые занимались политикой.

– По-моему, ситуация довольно типичная.

– Тем не менее, когда в прошлом году король решил напасть на Турцию, мой отец воспротивился. Он понимал, что вторжение кончится катастрофой. Правду сказать, его выслали. – Лицо Дорианы поникло, в голосе зазвучала горечь. – Он до сих пор в изгнании.

Инди знал, что война с Турцией принесла именно такие итоги, какие предсказывал отец Дорианы. Греция затеяла войну с соседом якобы для освобождения греков, живущих за пределами страны. Сейчас Афины полны беженцев, а человеческие жертвы просто неисчислимы.

– По-моему, войны ничего не решают, – проговорил Инди.

– Случившееся – ужасная ошибка. Мы уже послали на войну сотни тысяч человек, а бойня все продолжается.

Инди кивнул, не зная, что сказать. Потягивая рецину, он смотрел на Дориану.

– Казалось бы, Мировая война должна научить нас чему-то. Мы ужасно настрадались, поддерживая Британию и Францию. Греция совершенно измотана войнами, но снова втянута в конфликт.

– Но при чем здесь те двое из Акрополя?

Дориана повертела ножку бокала между пальцами, собираясь с мыслями.

– Отец предупреждал, чтобы я не возвращалась сюда, пока все не уладится. Говорил, что опасно.

– Значит, по-твоему, они работают на короля?

– Возможно.

– Почему бы им просто не запретить тебе работать в руинах?

– Король мог с легкостью воспрепятствовать моему возвращению в Дельфы, но он не дурак. Дельфы – национальное достояние, и он предстанет в дурном свете, если не позволит мне поехать туда. Особенно теперь, после землетрясения.

– По-твоему, к тебе приставили соглядатаев, чтобы выяснить, чем ты занимаешься?

Она протянула Инди пустой бокал, жестом попросив налить еще вина.

– Если бы они были простыми соглядатаями, я бы и внимания не обратила. Но по-моему, царедворцы, если не сам король, хотят нанести моему отцу удар. Если меня убьют, цель будет достигнута.

– И что же ты намерена предпринять?

– Ничего. Как и запланировано, завтра утром мы выезжаем в Дельфы. Я не позволю себя запугать.

Наполнив бокал Дорианы, Инди налил заодно и себе. В общем-то, рецина не так уж плоха, надо только пообвыкнуть. Протянув Дориане бокал, Инди засмотрелся – она намыливала круглой губкой бедро.

– Поставь бокалы, – вдруг проворковала она, обвивая рукой его шею.

– Что ты делаешь?

Дориана притянула его к себе; рецина расплескалась по полу.

– По-моему, тебе надо принять ванну.

В ее хрипловатых, вкрадчивых интонациях затаились искорки смеха. Обняв Инди мокрыми руками за плечи, Дориана притянула его к себе, опрокинув в теплую воду и обхватив руками и ногами.

– А как же служанка?

– Не волнуйся.

– А обед?

– Подождет.

– Вообще-то, это я должен проявлять инициативу, – пробормотал он, утирая лицо ладонью, пока Дориана стаскивала с него мокрую одежду.

– Ты слишком медлителен. И потом, тебе не помешает взять еще парочку уроков.

– Лады, профессор! – он выпутался из льнущих к рукам рукавов рубашки. – Значит, я по-прежнему ваш студент.

 

8. Дорога в Дельфы

Дориана встала еще затемно. Она отбросила занавеску, и в комнату просочилась предрассветная серость. Шестой час; надо торопиться.

Она тихо пересекла комнату, бросила взгляд на укрытого одеялом человека, быстро натянула плиссированную юбку, блузку и шерстяной свитер и уже собиралась выйти из спальни, когда Джонс пошевелился. Дориана оцепенела, устремив на него пристальный взор и от всей души надеясь, что Инди не проснется. Убедившись, что он по-прежнему спит, она повернулась и вышла.

Взяв стоявший у стены велосипед, Дориана повела его через двор, открыла обитые железом ворота, поморщилась, когда они заскрипели, затем села на велосипед и покатила прочь.

Через три квартала она свернула налево и съехала под уклон. В воздухе еще висела сырая утренняя свежесть, и Дориана порадовалась, что надела свитер. Восточный горизонт окрасился бледно-розовыми тонами грядущего рассвета. Достигнув подножия холма, она притормозила, свернула направо и поехала мимо площади Монастиракиу. Обычно тут царит оживление – снуют торговцы орехами, ломятся от фруктов прилавки, роятся покупатели, но в этот ранний час над площадью еще властвуют тишина и покой. Монастырская церковь десятого века в центре площади выглядит серой и заброшенной – одиноким следом бесхитростных времен.

Она миновала осыпающиеся стены Адриановой библиотеки, проехала по улице Эола и добралась до ворот Афины-Архегиты, входа в Римский форум. На пилястре, обращенной к Акрополю, высечен эдикт Адриана, объявляющий правила торговли и цены на масло. «Видел бы Адриан это место сейчас», – подумала Дориана.

Она провела велосипед через ворота, мимо хилых лачуг, построенных на месте развалин древних общественных туалетов. Из дверных проемов лачуг тянулись тонкие струйки дыма – первый признак близящегося утра. Руины вокруг рыночной площади превратились в импровизированные домики, населенные заполонившими город беженцами. Еще одна общенародная катастрофа.

Дориана поднималась, пока не достигла восьмиугольной башни, к стене которой и прислонила велосипед. Башня Ветров казалась Дориане полной необъяснимого очарования. Выстроенная в первом веке до нашей эры сирийским астрономом по прозвищу Андроникос из Пирроса башня служила одновременно компасом, солнечными часами, флюгером и водяными часами. Если бы водяные часы еще работали, уровень воды во внутреннем цилиндре показывал бы сейчас половину шестого.

Дориана взглянула наверх. Каждую грань башни украшал барельеф божества, олицетворяющего один из восьми ветров. Прямо над ней, на северо-западной стороне башни находился барельеф Скирона, держащего сосуд с углем. Рядом Борей, Северный Ветер, дул в витую морскую раковину.

– Я получил твою записку, – раздался позади чей-то голос, и на плечо Дориане легла рука.

– Рано же ты встал!

Опустив взгляд, она обернулась. В сумеречном полусвете Алекс Мандраки казался темной, печальной громадой, не менее таинственной, чем мифические существа на башне.

– Хожу по своим делам. – Он протянул руку к ее лицу и легонько притронулся к щеке, будто сомневался, имеет ли на это право. – Ты умный стратег, Дориана. Удачно выбрала человека. Он лучше многих других. Наверно, за это ты мне и нравишься.

Она провела ладонью по его щеке; кожа была шершавой, хотя он только что побрился.

– Всего лишь нравлюсь? А я-то думала, что ты меня любишь.

Он схватил ее за руку. Черты лица Алекса смягчились настолько, насколько это возможно для человека, один взгляд которого повергает людей в трепет.

– Конечно же, люблю! Я скучал без тебя.

Притянув Дориану к себе, он поцеловал ее с внезапной поспешностью и нетерпением.

– Я тоже скучала, – шепнула она, отстраняясь. – Жутко там было?

– Бойня. Просто нет слов. А я ничем не мог помешать.

– Тем более мы обязаны осуществить задуманное.

Он с минуту рассматривал ее, словно пытался прочесть ее мысли в пристальном, откровенном взгляде Дорианы.

– Я понимаю, что ты уже сблизилась с американцем; но, надеюсь, не приняла свою задачу слишком близко к сердцу?

– Алекс, да ты ревнуешь! – впервые улыбнулась она.

– Нет, – он запустил пальцы в свои короткие курчавые волосы. – Пока нет. – Алекс вновь взял ее за руку, и они двинулись вперед. Его ястребиный нос, четко обрисованный на фоне бледного неба, напоминал острый, смертоносный клюв. – Ревность подобна ненависти – напрасная трата эмоциональной энергии.

– То же самое можно сказать и о войне.

– В данной ситуации, – проговорил он, имея в виду вторжение в Турцию, – я согласен всей душой. Но от армии нельзя отказываться ни в коем случае. Без нее мы станем слабым, бесполезным народцем. Нельзя допустить порабощения Греции.

– Алекс, не читай мне лекции, особенно в столь ранний час.

– Тебя что-то тревожит. В чем дело?

Дориана изложила возникшие в поезде проблемы.

– Ты поступила правильно. – решительным, невозмутимым тоном бросил Алекс. – Я ведь предупреждал, что Фарнсуорт может доставить немало хлопот. Надо было кого-нибудь отправить вместе с тобой.

– Я и сама неплохо управилась, – улыбнулась она.

– Похоже на то. Тогда проблем нет.

– Это еще не все. По-моему, с Фарнсуортом работали еще двое.

Она рассказала о мужчинах, преследовавших их в Акрополе. Алекс сосредоточенно нахмурился, и глубокая морщина залегла между его бровей. Потом тряхнул головой.

– Похоже, они любители.

– И слава Богу. Я была как на ладони. Я их толком не разглядела, зато Джонс разглядел. – И она постаралась, как могла, описать преследователей.

– Посмотрим, что удастся выяснить. А для вашего грузовика я выделю охрану.

– В этом нет необходимости.

– Пожалуйста, позволь мне самому решать, что необходимо для твоей безопасности. – Алекс с улыбкой взял ее за руку. – Ну, а теперь я хочу изложить, что надумал по поводу Дельф.

Минут пять спустя, когда Дориана уже выехала на улицу, край неба уже окрасился в персиковые и бледно-желтые тона. Предрассветную тишину сменили звуки пробуждающегося города; обитатели лачуг в древнем форуме понемногу выбирались на свет. «Денек предстоит нелегкий», – подумала Дориана.

* * *

Инди бежал по Акрополю, размахивая руками и не чуя под собой ног. Дыхание вырывалось из груди бурными, тяжелыми толчками. Сзади доносился топот башмаков по мостовой и пронзающие воздух выкрики. Инди стремительно оглянулся. Вот-вот настигнут, но бежать быстрее нет сил; ноги уже отказываются повиноваться. Паника подкатила под горло холодным комом.

Вдруг один из преследователей рванулся вперед и разбил бутылку рецины о голову Инди. Инди ждал ослепительной, разламывающей череп вспышки боли, но ощутил лишь напряженную вибрацию, эхом прокатившуюся в голове и очень смахивающую на вопль клаксона.

– Инди, проснись!

Он открыл глаза и тут же зажмурился от ослепительно-яркого света.

– О, Боже! – простонал он. Вопль клаксона за окном грохотал в мозгу. – Что за адская музыка?

– Наша машина в Дельфы. Поторопись со сборами. Но сначала выпей это.

Он сел в постели, потирая лицо, и увидел полностью одетую Дориану. Она протянула ему чашечку, чуть больше наперстка, полную кофе – густого, как сироп.

– Надеюсь, без узо?

За обедом они допили рецину, а после еды попробовали еще одно греческое изобретение, ликер, на вкус напомнивший Инди парижское перно. Теперь голова его раскалывалась от последствий смешивания напитков.

– Клянусь, ни капли.

Клаксон снова взвыл; Инди сморщился, но минуты через три уже был одет и готов в дорогу. Сунув руку под кровать за своей сумкой, он никак не мог нашарить ее. Опустившись на четвереньки, Инди заглянул под кровать, обнаружил сумку – и еще что-то. Потянувшись туда, он похлопал ладонью по полу и нащупал ботинок. За ним стоял второй такой же – вроде бы военного образца.

– Инди, давай… – Дориана замерла на пороге. – Что ты делаешь?

– Доставал сумку, и только.

Отбросив ботинок, Инди вопросительно уставился на нее.

– Если тебя смутили ботинки, то они принадлежали сыну экономки. Он погиб в Турции. Жду на улице.

Она повернулась и вышла.

Инди отфутболил ботинок под кровать и сграбастал сумку. Хорошенькое местечко хранить ботинки погибшего солдата! Выйдя на улицу, Инди с изумлением узрел в кузове грузовика двух солдат с винтовками. Забравшись на переднее место рядом с Дорианой, он осведомился, что это значит.

– Охрана.

– А что, будут проблемы?

– Просто на всякий случай.

Минут через десять город остался позади, впереди замаячили холмы. Грузовик мучительно затрясся, одолевая грунтовую дорогу. Рессоры машины были совсем расхлябаны, и каждый толчок болью отдавался в голове Инди.

Стоило водителю чуть поддать газу, и мотор громко ревел, делая разговор почти невозможным.

– Эта дорога… – расслышал Инди слова Дорианы, увидел, как шевелятся ее губы, но ничего не разобрал.

– Что?

– Эта дорога… Эдипа.

Он нахмурился, покачивая головой. Какое отношение эта дорога имеет к Эдипу?

Дориана склонилась к нему и прокричала:

– Эта дорога почти не изменилась со времен Эдипа.

Это уж точно!

Дориана отказалась от попыток продолжать разговор; Инди глазел из окна на поросшие соснами серые каменистые склоны. Словно после отъезда из Парижа путешествие каждый день выводит их в новое измерение. Во-первых, внезапная перемена в отношениях с Дорианой. Далее выясняется, что она – персона нон грата в собственной стране. Теперь Инди беспокоила мысль, что его могут помимо воли втянуть в политические махинации, в которых он совершенно не ориентируется. Дориана сказала, что они должны быть откровенны друг с другом, но сама откровенничала лишь тогда, когда ей это самой на руку.

Теперь Инди начинал понимать подозрительность Конрада в отношении Дорианы. Даже Шеннон, ни разу не встречавшийся с ней, оказался прав – путешествие с Дорианой действительно сулит приключения, и конца им пока не видать. Черт побери, а ведь они еще и в Дельфы не доехали!

Впрочем, он сам жаждал трудностей, а то и опасностей. В конце концов, такова суть приключений. Но при этом Инди хотелось остаться в живых, без всяких там «но».

Он то и дело оглядывался, ожидая преследования, но из-за клубящегося облака поднятой колесами пыли ничего не мог разглядеть. Наконец, Дориана склонилась к нему.

– Хватит беспокоиться! С нами два охранника. Если будут проблемы, они все уладят.

Инди кивнул, съехал на сидении пониже и закрыл глаза. Вскоре гул мотора убаюкал его. Дальше все шло как по расписанию: Инди задремывал, потом машину подбрасывало на колдобине, он просыпался, вновь задремывал, машину подбрасывало – и так без конца. После полудня машина начала мучительно карабкаться по отлогим склонам горы Парнас. С высотой росла и тревога Инди.

– Мы почти на месте, – Дориана разглядывала сквозь пыльное ветровое стекло вершину горы.

Инди положил ладонь ей на бедро, но Дориана сбросила его руку.

– В лагере мы должны держаться корректно, как коллеги по работе. Здесь ты мой студент, и только. Понятно?

На лице ее застыло каменное, неумолимое выражение. Инди издал нервный смешок.

– А-а, ты боишься скандала из-за того, что я моложе тебя?

– Джонс, это вовсе не смешно, и возраст тут ни при чем. Просто, если профессор будет спать со своим студентом, это истолкуют превратно.

«Кто истолкует?» – хотел было уточнить Инди, но воздержался. Ему вдруг захотелось рассказать ей, что он еще ни разу не переживал во время близости ничего подобного. Это не просто зов тела, Дориана воплотила в себе его идеал, она ни в чем не походит на остальных женщин. Теперь он испытывал к ней куда более сильную тягу, чем прежде. Она обольстительна и загадочна, как и сами Дельфы, она нужна ему. Но и об этом он ничего не сказал, опасаясь, что она рассмеется и назовет его милым студентом любви или как-нибудь иначе, но не менее унизительно.

– Вон, – указала она. – Видишь?

Инди подался вперед и увидел горную терраску, буквально парящую в воздухе, угнездившись между зловещими скалистыми пиками. По сравнению с величием гор она казалась маленькой и незначительной.

Дориана попросила водителя остановиться на минуту. Они вышли, чтобы получше рассмотреть горный храм.

– Я думал, он больше, – проронил Инди.

– Его размеры ничто по сравнению со значением. Инди, ты только подумай – тысячелетие за тысячелетием по склонам этой горы карабкались цари и государственные мужи, полководцы и купцы – чтобы задать свой вопрос оракулу.

На лекциях они рассказывала, что предсказания зачастую были неясными и двусмысленными. В таком случае, почему же оракул просуществовал так долго, производя такое сильное впечатление на людей?

– А кто-нибудь проверял точность предсказаний?

– Почему ты спрашиваешь?

– Если бы я решил поставить свое будущее в зависимость от лепета полоумной старухи, то хотел бы знать, насколько он точен.

– Ох, уж эти американцы! – рассмеялась Дориана. – Вам мир представляется чем-то вроде бейсбола. Вам обязательно нужна статистика результативности игроков. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь создал подобный архив, но, разумеется, оракул не продержался бы настолько долго, если бы изрядная часть предсказаний оказывалась неверной.

– Держу пари, что успех больше обеспечивался познаниями жрецов, нежели оракула.

Вместо ответа Дориана загадочно улыбнулась.

Они залезли обратно в грузовик, и десять минут спустя, завернув за последний поворот, прибыли в Дельфы. На высоте в тысячу восемьсот футов воздух оказался чуть прохладнее, чем в Афинах. Со всех сторон высились могучие вершины, вздымавшиеся на восемь тысяч футов; зато крутые склоны гор резко обрывались вниз, в долину.

Грузовик остановился, и они вышли. От большинства строений остались лишь фундаменты да груды щебня – результат повторявшихся век за веком землетрясений и разрушительной деятельности самого человека. Но уже от одного вида покосившихся колонн храма Аполлона, стоящего почти вплотную к отвесному склону, у Инди по спине пробежал холодок. Вот он, самый почитаемый храм античности, святилище, считавшееся некогда центром мира; но здешние камни наверняка еще хранят немало секретов.

– Ну как, Джонс?

Его тревожило, что она больше почти не зовет его по имени, но сейчас это было не так важно. Разве в Дельфах можно придавать значение таким пустякам?

– Для меня это уже не миф. Это реальный храм, то есть, бывший храм.

– И существующий по-прежнему. Не забывай об этом.

Он уже собирался сказать, что это место сейчас для него реальнее Сорбонны, когда увидел спешащего навстречу толстяка. Тот все пытался припустить бегом, но из-за своей комплекции лишь ковылял вразвалочку, словно утка. Когда толстяк приблизился, стало заметно, как он взволнован.

– Доктор Белекамус, рад, что вы наконец прибыли, – пропыхтел он, не в силах отдышаться в разреженном воздухе. – Мы ждали вас пару дней назад.

– Я же говорила, что приеду сразу же, как только смогу, – в голосе Дорианы проскользнули нотки раздражения. Инди ощутил, что она испытывает к толстяку враждебность. – Джонс, это Стефанос Думас, нынешний руководитель здешних изысканий.

Инди прикинул, что толстяк старше его лишь года на три-четыре. Он ожидал протянутой руки, но Думас лишь сухо кивнул и вновь повернулся к Дориане, воскликнув:

– Случилось нечто невероятное! Пойдемте быстрее, сами увидите.

– О чем ты?

– О расщелине в храме, – толстяк махнул рукой. – Из нее поднимаются испарения. Испарения – точь-в-точь, как те, которыми дышал оракул!

 

9. Возвращение

Каменщик Панос неторопливо брел по главной улице Дельф, направляясь к плата, поросшему травой садику на окраине. Проходя мимо харчевни, он кивнул знакомым старикам, сидящим на длинной деревянной скамье у осыпающейся стены. Если бы не янтарные четки у них в руках, старцы очень напоминали бы котов, мурлыкающих от удовольствия на солнцепеке.

В нескольких футах от них покосившуюся стену подпирали две грубо обтесанные балки; кирпичи потрескались и крошились, по облупившейся штукатурке бежала паутина трещин – итог недавнего землетрясения. А жизнь продолжается. В Дельфах на землетрясения и подземные толчки обращают не больше внимания, чем на грозы и бури. Землетрясения – неотъемлемая часть жизни, как рождение или смерть.

Один из стариков окликнул его и поинтересовался здоровьем матери. Больше ни о чем старики Паноса уже не спрашивают. Хоть он и здешний, но уже отрезанный ломоть – все равно, что один из туристов, приезжающих посмотреть на руины. Его помнят одни старики, еще с прежних времен.

Потому он поговорил со стариками о здоровье матери, пользуясь понятными им выражениями:

– Теперь, когда сын и внук здесь, ей стало намного лучше. – Он улыбнулся. – Говорит, что бегает вверх и вниз.

Старики засмеялись. Именно так отвечают в Дельфах на вопрос о самочувствии. «Бегаем вверх и вниз». Такова жизнь в горах. Вверх и вниз.

Вид этих стариков всегда ободрял его. Они хранители традиций. Они словно всю жизнь просидели у харчевни, поджидая, наблюдая, изредка переговариваясь. Хотя Панос знал, что были времена, когда и они были активными полными жизни работягами, снующими в гору и с горы – плотниками, ремесленники, торговцами, пастухами.

Но все это было до переезда, когда деревню перевели со священных развалин на нынешнее место. Теперь старики и сами ничем не отличаются от развалин Дельф – их старые кости уже не выдерживают активной жизни.

Он зашагал дальше, а старики заговорили между собой. Должно быть, вспоминают несчастье, случившееся много лет назад, когда погибла Эстел. А скорее всего, повторяют старую историю, разыгравшуюся после того. Эстел шла по горной тропинке, неся на руках малютку Григориса, когда оползень накрыл обоих. Паносу, опередившему их всего на несколько ярдов, удалось откопать Григориса из-под обломков. Тот каким-то чудом совсем не пострадал. Когда же показалась Эстел, Панос взвыл от горя. Эстел, его юная красавица-жена, была мертва – валун раздробил ей голову. Случилось это как раз в год переезда. «Тридцать лет назад», – подумал Панос. В год приезда археологов. В год, когда все переменилось.

Но смерть Эстел дала начало новой жизни – его собственной. Ее смерть, переезд деревни и Милос, отец Эстел, преобразили Паноса. Сколько Панос знал Милоса, того всегда кликали Чокнутым, а после несчастья его помешательство только усилилось. Но Панос научился прозревать сквозь пелену безумия Милоса и мало-помалу понял, что тот является провидцем и хранителем древнего знания.

Панос пересек садик и уселся на любимой скамейке. Сам по себе этот садик ничем не примечателен, но отсюда открывается удивительный вид на долину. После смерти Эстел Панос провел на этом самом месте бесконечную череду дней, воображая, будто вороном парит над долиной. Именно в такой день к нему подошел Милос и сказал, что настало время посвятить его в секреты тайного Ордена пифий.

Неподалеку двое мужчин в синих рабочих комбинезонах белили известью основание старого дуба, чтобы предохранить его от вредителей. Он ни разу не встречал ни того, ни другого; странно, ведь он знает практически всех жителей деревни. Хотя Панос уже несколько лет живет в Афинах, но часто приезжает сюда навестить мать и побыть невдалеке от святилища.

Он разглядывал работников, пока тот, что был поближе, не посмотрел в его сторону. Панос приветливо кивнул, поздоровался и осведомился, как идут дела. Маляр помолчал, снял кепку, вытер лоб тыльной стороной ладони и сказал, что здесь прекрасно, но он еще никогда не потел в такую прохладу.

– Солнце жаркое, а воздух холодный.

– В горах всегда так. Тут вам не Афины, – отозвался Панос, стразу же уловив столичный говор работника. – Давно вы здесь?

– Со вчерашнего дня. Меня прислало правительство, – маляр буквально лучился от осознания собственной важности; выпятив грудь и чуть не лопаясь от гордости, он ждал реакции Паноса. Но Панос разочаровал его, засмеявшись и качая головой.

– Значит, теперь после землетрясения правительство направляет сюда людей ухаживать за деревьями. Осталось лишь снова перевезти деревню.

– Меня прислали, потому что на следующей неделе в Дельфы приезжает король, – начал оправдываться маляр.

– Так-таки и приезжает? – с издевкой откликнулся Панос.

Маляр улыбнулся, поскольку знал такое, чего эта местная деревенщина знать не могла.

– Вот именно! Приедет посмотреть, какой ущерб нанесен руинам, и даже останется на два дня.

С этими словами маляр надел кепку и вернулся к работе.

Панос устремил взгляд в долину, обдумывая услышанную весть. Он знал, что в горах в паре миль отсюда у короля имеется резиденция, но монарх посещает ее крайне редко. Теперь Панос больше не сомневался в надежности предсказания. Время выбрано идеально.

– Папа, вот ты где!

Панос оглянулся через плечо и увидел спешащего через сквер сына. Григорис, теперь уже взрослый, как две капли воды напоминал его самого: такой же мускулистый, с узкими бедрами и темными вьющимися волосами. Наверняка только что услыхал о предстоящем визите короля и спешит удивить отца.

– Папа, ты не поверишь! Началось!

Панос встал со скамьи, взял сына за руку и повел подальше от рабочих.

– Знаю. Пойдем.

– Но откуда ты знаешь? Ты же был здесь. А я только что разговаривал со Стефаносом неподалеку от лагеря.

Панос остановился и повернулся лицом к Григорису.

– Я же просил тебя держаться подальше от руин! А ты первым делом, как только я ушел, помчался туда.

– Я не ходил к руинам, а держался поодаль. Она меня не видела. И чужеземец тоже. Я был очень осторожен.

Панос покачал головой; сын явно испытывает его терпение. Григорис уже допустил ошибку в Афинах, когда позволил обнаружить себя в Акрополе. А затем, прежде чем Панос успел задержать его, осложнил дело, ринувшись в преследование.

– Я уже просил прощения. Сколько раз надо извиняться? Я уже не ребенок. Ну, теперь ты выслушаешь меня?

– А что ты сделал бы, если бы они просто остановились и подождали тебя?

Сын в отчаянии возвел глаза к небу.

– Я же говорил, что всего лишь хотел спугнуть чужака. Наверно, посоветовал бы ему держался подальше отсюда.

Панос мгновение с молчаливым упреком пристально вглядывался в глаза Григорису.

– Незачем извиняться передо мной. Извинись перед собой.

Он уже собирался воззвать к одному из священных правил «Познай самого себя», но Григорис перебил его.

– Отец, завеса раздвинулась! В храме вновь поднимаются испарения.

– Что?!

– Именно об этом я и хотел тебе рассказать.

– Ты уверен?

Храм Аполлона по утрам всегда окутывает туман, который зачастую легко принять за испарения и решить, пророчество о Возвращении уже сбывается.

– Сам я не видел, поскольку ты велел мне не подходить к руинам. Но, скорее всего, это правда.

Панос знал, что Стефанос считает Григориса простодушным; это может оказаться очередной его шуткой, потому отрывисто бросил:

– Посмотрим.

– Что делать теперь? – нетерпеливо уставился на него сын.

– Ждать. Мы ждали много лет, подождем еще пару часов или пару дней.

Панос мысленно вернулся к предсказанию. После смерти Эстел Милос предсказал Возвращение и указал все приметы. К тому времени Милос оставался единственным живущим членом Ордена пифий, но с годами он крупица по крупице передал знания Паносу. Наконец, настало время Паносу, главе Ордена пифий, воспользоваться своим могуществом.

Надо поговорить с самим Стефаносом, но и без того ясно, что это правда. Наконец-то все сходится. Больше незачем опасаться Дорианы Белекамус из-за ее власти над святилищем. Сомнений больше нет – она и есть избранная.

Белекамус станет новой пифией; он будет толкователем, и первое прорицание наверняка будет дано самому королю.

 

10. Пасока поднимается

Стоявший на деревянном столе фонарь освещал убогую лачугу с земляным полом, крытую соломой. Рядом с фонарем лежала толстая книга, раскрытая на странице, покрытой древнегреческими письменами. Это был текст каменной таблички, извлеченной из дельфийских архивов, автором которого был Плутарх, служивший жрецом в Дельфах в первом веке нашей эры.

Инди уже минут десять неторопливо записывал на листке бумаги перевод рукописи. Хотя на следующей странице можно было найти и перевод на английский, ему хотелось проверить свои способности. Он не знал смысла лишь трех слов, и теперь домыслил их значение, исходя из контекста. Инди подул на бумагу, высушивая чернила, и положил авторучку на стол.

– Ладно, посмотрим, – пробормотал он, поднося бумагу к свету. Насколько можно судить, рукопись отвечает на вопрос, почему предсказания оракула зачастую оказывались двусмысленными. Инди негромко зачитал перевод вслух:

– «Ибо оракул вопрошают не какие-нибудь отдельные особы по поводу покупки раба или прочих личных вопросов, но весьма могущественные граждане, короли и деспоты, притязания коих весьма обширны. Они ищут божественного совета по судьбоносным решениям. Разгневать либо огорчить сих людей грубой правдой, не отвечающей их упованиям, не принесло бы проку жрецам оракула».

Инди перевернул страницу, и увидел, что на этом текст не кончается. На сей раз он начал переводить с листа, не записывая. Как ребенок, научившийся читать по слогам, он медленно, с запинками, разбирал текст.

– «Что касается ответов… даваемых обычным людям, порой бывает разумно сообщать, что таковые… скроются от своих угнетателей или… избегут врагов. Таким образом, оные потеряются в… околичностях и… велеречивости оракула, смысл коих сокрыт от прочих, однако всегда может быть постигнут… тем, кого они касаются, если он потрудится распутать их».

«Смахивает на заявление политика, объясняющего, почему он не выполнил предвыборных обещаний», – подумал Инди, переворачивая страницу. Пробежав глазами английский перевод, он улыбнулся. Точность собственного перевода порадовала его; теперь он не сомневался, что сможет перевести надпись на доске, ожидающей его в разломе. Ну, если Дориана покончит с проволочками, он со своей задачей справится.

Инди извлек карманные часы и сверился с ними. Испарения каждый раз поднимались ровно двенадцать минут, потом рассеивались, а длительность пассивных периодов постепенно увеличивалась. В первый раз интервал составил три часа пять минут. В следующий раз до извержения прошло три часа одиннадцать минут. Они быстро сообразили, что с каждым разом интервал увеличивается на шесть минут. Однако и сегодня, на третий день пребывания в Дельфах, Дориана настаивала на продолжении измерений.

Инди наблюдал за разломом с часу дня. Испарения закончились в 4 часа 16 минут; теперь должен последовать интервал в четыре часа пять минут. Если график сохранится, то следующий раз газы пойдут через восемнадцать минут, в 8:З9 вечера.

«Какая ирония!» – усмехнулся он. Бросить занятия посреди семестра, чтобы превратиться в цепного пса возле дырки в земле. А ведь речь шла о единственном шансе в жизни! Хорош шанс! Хорошо хоть, можно помечтать об обеде. В девять придет смена, и он отправится в деревню.

Инди протянул руки над согревающей хижину жаровней. Согревшись как следует, он откинул закрывающий вход полог. Затем потянулся за лежащей на столе шляпой, но локтем задел фонарь, опрокинув его. Тот покатилась к краю стола. Инди ринулся следом и успел подхватить фонарь, когда тот грозил вот-вот скатиться на пол.

Осторожно установив фонарь посреди стола, Инди убрал руки.

– Вот так и стой.

Он сделал шаг назад, каблуком наступив на край жаровни. Она подскочила, как катапульта, разметав раскаленные угли по полу; те заскакали по всем углам.

Инди ругнулся и принялся отфутболивать угли один за другим к центру хижины, а оттуда – на улицу. Потом огляделся, настороженно принюхиваясь.

Дым!

Вдруг у основания стены рвануло пламя. Инди сбил его курткой, отыскал тлеющий уголек и пнул его за дверь. Затоптав тлеющие искры, он стал размахивать пологом, чтобы выгнать дым. Приток воздуха раздул незамеченную искру, и стена занялась вновь.

– Чтоб тебя!… – гаркнул Инди, схватил с пола галлоновый кувшин с водой и выплеснул ее на стену. Убедившись, что искр больше нет, Инди поднес фонарь к стене, чтобы оценить нанесенный ущерб. Несколько квадратных футов стены обгорело дочерна, хижина провоняла дымом, но в целом строение не пострадало. Меньше всего ему хотелось под конец своей вахты спалить эту хижину.

Но с другой стороны, Дориана вряд ли стала бы возражать против подобного исхода.

Эта слаженная из веток, перьев и пчелиного воска хижина как бы воспроизводила первый дельфийский храм и воплощала в жизнь первую часть плана Стефаноса Думаса по воссоединению прошлого с настоящим, дабы сделать руины более понятными и интересными для неискушенных в науке посетителей. Думас с помощниками выстроили ее неподалеку от храма незадолго до землетрясения, во время которого она осталась невредимой.

Сразу по прибытии, когда Думас повел их к расщелине, Дориана задержалась у хижины, осмотрела ее и справилась у Думаса, что сие означает. Выслушав разъяснения, она рассмеялась.

– Значит, вдобавок к археологии, ты еще и рекламный агент? Разве этому я тебя учила, когда ты был моим студентом?

– Ну, не совсем, но…

– Более того, Стефанос, я учила, что туристы – дорогостоящая помеха в работе. Реклама отнимает средства, необходимые для исследований, а если позволить им тут копаться, туристы уничтожают нашу работу.

Думас поначалу опешил от столь резкой критики, но быстро оправился.

– Доктор Белекамус, в общем, сюда прибывает весьма важный турист. Король собственной персоной. Вы, несомненно, согласитесь, что доставить ему удовольствие – идея славная.

Дориана отвернулась от хижины и секунд пять смотрела в сторону храма. Инди был поражен ее самообладанием. Должно быть, решила, что поездка короля в Дельфы связана с шатким положением ее семьи и ее собственным возвращением.

Но обернувшись, Дориана уже улыбалась.

– Выходит, все как-то сразу – и появление испарений, и приезд короля.

– И ваш тоже, – добавил Думас.

– Да. И мой. Ну, расскажи-ка мне об этих испарениях.

Думас сообщил, что за день испарения поднимались трижды, и выбросы происходили с интервалом от двух с половиной до трех часов.

– Ладно, устроим в хижине наблюдательный пост и приглядим за испарениями, – сказала она.

Думас было запротестовал – мол, хижина строилась не для того, – но Дориана тут же напомнила ему, что он сам выслал ей после землетрясения просьбу о помощи.

– Раз уж я ради этого примчалась сюда из самого Парижа, позволь мне, Стефанос, работать так, как я считаю необходимым. Ясно?

Думас быстро пошел на попятный, и с этого момента стало ясно, что пока Дориана в Дельфах, руководит здесь она.

Инди надел шляпу и вышел наружу. Руины заливал лунный свет, освещая колонны храма Аполлона, камни и остатки древних стен. Резко возносящийся склон горы позади храма прятался в тени, навевая мрачные предчувствия. Инди потер окоченевшие руки, разгоняя кровь, и двинулся к храму.

Он вспоминал прочитанное за последние дни о Дельфах, пытаясь вообразить, что входит под священный кров во времена расцвета могущества оракула. Храм был построен в середине четвертого века до нашей эры на месте прежнего, разрушенного землетрясением. В последующие десятилетия и века сложилась традиционная процедура: посетитель, жаждущий познать будущее, для начала жертвовал овцу или козу; если прорицание по внутренностям жертвы давало добрый знак, ему позволяли войти в храм. Инди не сомневался, что у богачей овечьи потроха всегда подавали благой знак.

Вступив в портал, они прежде всего видели надписи на стенах, несущие крупицы мудрости вроде «Познай самого себя» либо «Умеренность нужна во всем». Далее стояли статуи Посейдона, Аполлона и Парок. В число прочих богатств обстановки стоит упомянуть статую Гомера и железный стул, на котором сидел Пиндар, прибывший в Дельфы воспеть оды Аполлону.

Ниже уровня земли располагались центральные залы святыни. Вход в сокровенное внутреннее святилище охраняла огромная золотая статуя Аполлона. В этом святая святых находилась гробница Дионисия и треножник, на котором восседала пифия, вдыхающая миазмы, якобы поднимавшиеся из земных недр. Тут же располагался Омфалос, черный камень конической формы, считавшийся пупом земли, и пифия всегда прорицала рядом с ним.

«Но все это исчезло, потеряно, похищено или уничтожено», – думал Инди, пересекая Священный Путь – широкую тропинку, петляющую среди руин. Перед канатом, закрывающим вход в храм, он остановился. Дориана запретила заходить внутрь, пока не будет закончено изучение природы испарений.

Перед тем, как протянуть канат, Белекамус тщательно измерила провал. В самом широком месте он достигал девяти футов, а в длину – около тридцати. Почва по обе его стороны потрескалась и вспучилась, так что расщелину окружали валы из земли и камней. Но подобраться к расщелине можно было лишь со стороны входа в храм. Подойти с другой стороны мешала траншея футов в двадцать глубиной.

Над насыпью поднималась тоненькая струйка миазмов. Инди бросил взгляд на часы – 8:39. Со времени предыдущего выброса прошло четыре часа двадцать три минуты. Время сходится.

С каждой секундой миазмы над расщелиной все сгущались.

А что, если вдохнуть этот газ? Скорее всего, это простая вода, испаренная раскаленной магмой недр и паром поднимающаяся на поверхность. Инди решил испытать газ на себе; это наверняка совершенно безвредно. Черт, он сыт по горло слежкой за этими испарениями. Ощутив хоть легкое головокружение, можно просто отступить и вдохнуть свежего воздуха.

Инди оглянулся на руины, затем опустил канат и перешагнул через него. Воздуха над валом приобрел фиолетовый оттенок. Сердце Инди забилось чаще; он перекинул через канат вторую ногу. Может, и не стоило этого делать. Не исключено, что газ ядовит.

«Кончай же с этим. Смелее!»

– Джонс, что ты там делаешь?

Он опустил ногу, оказавшись за канате верхом, и увидел Дориану, вышедшую из тени хижины. Лунный свет озарял ее лицо с одной стороны. Инди неуклюже перебрался через канат. Потирая руки и смущенно улыбаясь, он ожидал ее приближения.

– Снова началось. Точно по расписанию.

– Сама вижу. Но ты не ответил на мой вопрос. Что ты там делал?

Он попытался придумать оправдание, но ничего путного в голову не приходило.

– Хотел глянуть поближе.

– По-моему, я достаточно ясно дала понять, что не желаю, чтобы ты или другие подходили туда во время извержения. Мы ведь ничего не знаем об этих газах.

– Дориана, а может быть, это пасока?

Теперь ее лицо было видно совершенно ясно; Дориану шутка совершенно не позабавила. Пасока – это эфирный флюид, текущий в жилах богов.

– Не время болтать языком, – отрезала она. – Археология требует рационального мышления и методичности.

– Если ты ждешь от меня рационального мышления – что ж, пожалуйста. Фактически говоря, мы ничего не узнаем, пока кто-нибудь не подойдет туда и не подышит этими газами.

– Как я понимаю, «кем-нибудь» собирался стать ты.

– Собирался. Потому что считаю, что мы теряем время попусту.

– Нет. Так не годится, – решительно заявила она. В это время извержение пошло на убыль, испарения пошли тонкой струйкой и исчезли вовсе. Дориана отметила время. – А где журнал записей? Ты что, не следишь за временем?

– Слежу. А журнал остался в хижине. – Инди сообщил о своих наблюдениях.

– Джонс, – укоризненно нахмурилась Дориана, – если ты собираешься стать археологом, тебе надо учиться терпению. Время археологов-авантюристов, искателей приключений миновало. Археология – процесс медленный и кропотливый. Мы изучаем мельчайшие детали, фрагменты, осколки, отбросы веков. Только так мы продвигаемся в постижении прошлого.

– Да я и не сомневаюсь. Но стоило бы принять в расчет и геологию. Чем дольше мы ждем, тем больше шансов утратить доску из-за подземного толчка или нового землетрясения.

– Я прекрасно это осознаю, – в голосе Дорианы звенел холод стали. – Завтра утром привяжем рядом с разломом козла и понаблюдаем за его реакцией.

– Козла? – рассмеялся Инди. – Это подходяще!

В легенде о происхождении Дельфийского оракула козел первым вдохнул запах гниющих останков Пифона и обезумел. Затем на трещину наткнулись пастухи, и многие, надышавшись миазмов, попадали вниз.

– Я так и думала, что тебе это придется по вкусу.

Но Инди уже оставил вызывающий тон. Ну, и пусть сердится. Все лучше, чем полнейшее равнодушие. Со времени приезда Дориана совершенно к нему охладела. Она едва здоровалась с ним, не говоря уж о близости. Инди подозревал, что здесь замешан другой мужчина – быть может, из здешних. В конце концов, она работала здесь не один год, прежде чем перебраться в Париж.

– Держу пари, ты уверена, что это тот самый газ, от которого впадают в транс и заглядывают в будущее.

– Джонс, ты дерзишь и недооцениваешь меня. У меня нет никакого предвзятого мнения. Я ничего не пытаюсь доказать.

– А что, если козел никак не отреагирует?

– Тогда мы перейдем к делу.

– К какому?

– Я решила, что в расщелину спустишься ты. Если не хочешь, неволить не стану. Просто я хочу тебе первому предоставить право выбора.

– Спущусь, – не раздумывая, заявил Инди. – Чем раньше, тем лучше.

– Хорошо. Рада слышать. – Дориана встретилась с ним взглядом своих черных глаз, и у Инди возникло ощущение, будто она смотрит сквозь него. Смягчившись, она добавила чуточку поласковее:

– Извини, что не обращала на тебя внимания, но мне было совершенно некогда.

– Ясное дело. Наверно. У тебя много друзей в деревне?

– А что?

Он пожал плечами.

– Ты же сказала, что тебе было совершенно некогда.

– Из-за работы, а не из-за болтовни. Мог бы заметить, что большинство жителей деревни сторонятся тех, кто работает на руинах.

– С чего бы это?

– Своеобразная традиция, восходящая к тем временам, когда деревню перевезли с руин, чтобы дать возможность археологам приступить к раскопкам. Она улыбнулась и уже собиралась добавить что-то еще, когда Инди сделал шаг вперед и взял ее за руку. Она резко отпрянула, официальным тоном сообщив:

– Можете идти ужинать. Муссака сегодня просто замечательная. А я подежурю до утра.

«Холодна по-прежнему», – отметил про себя Инди. Хоть она и предупредила заранее, как будет держаться, Инди все равно чувствовал себя уязвленным. Она скрылась в хижине. Инди проводил ее взглядом и уже собрался уходить, но решил выждать. Сегодняшняя повестка дня еще не исчерпана. Дориане потребовалось всего пару секунд.

– Джонс, – вскрикнула она. – Почему здесь так дымно?!

Инди вернулся к хижине и рассказал все без утайки.

Она кивнула, положив руки на пояс, и обошла хижину снаружи. Затем остановилась вплотную к Инди, шепнула:

– Надо было дать ей сгореть дотла, – наклонилась и легонько чмокнула его в губы. Возникший между ними барьер на мгновение поколебался. – А теперь ступай!

– Ладно. Дай только забрать книги – на случай нового возгорания.

Она хихикнула; еще ни разу со дня приезда Дориана не казалась Инди такой близкой. Запихнув книги в свой брезентовый рюкзак, он помедлил на пороге.

– Тебя тревожит приезд короля?

– Тревожит? Да я просто в восторге! – откликнулась она.

 

11. Стычка в таверне

Поглощая обед, Инди не отрывался от чтения, стараясь не заляпать страницы жиром. Он каждую свободную минуту посвящал изучению древнегреческих рукописей, чтобы оказаться во всеоружии, когда доску подымут и очистят. Инди очень хотел доказать Дориане, что она выбрала достойного помощника.

Порой до его слуха долетали обрывки разговоров местных жителей – чаще всего о предстоящем визите короля, о том, как давно не навещал он эти места, и зачем ему потребовалось ждать землетрясения. Деревенские время от времени бросали на Инди любопытные взгляды, но больше никак своего интереса к его персоне не проявляли.

Покончив с обедом, Инди вытащил карандаш и произвел кое-какие подсчеты. Если выбросы будут происходить с той же периодичностью, то очередной наступит в 1:08 ночи, потом в 5:43 и в 10:24 утра. Дориана сказала, что приведет козла рано утром. Выходит, к 5:43; надо к этому времени поспеть туда. Пропустить такое событие нипочем нельзя.

Было почти одиннадцать, когда Инди собрал книги, чтобы уходить. Несмотря на поздний час, несколько столиков были еще заняты. Из расположенной через дорогу таверны доносилось подвывание какого-то незнакомого духового инструмента. Инди испытывал искушение зайти выпить, но решил, что не стоит. Хоть он и проторчал в хижине полдня, практически бездельничая, но устал и чувствовал сонливость. Закинув рюкзак с книгами на плечо, Инди запрокинул голову, оглядел яркие южные звезды и зашагал по дороге, представляя себя древнегреческим ученым, держащим путь в изумительные Дельфы. Но что может поведать оракул древнему ученому? Что он создаст великое учение, женится на дочери короля или станет великим учителем? Но почему молодой талантливый ученый не видит, что оракул – лишь орудие в руках жрецов, что он изрекает сплошную бессмыслицу? Наверное, потому, что ученый не желает этого знать, не желает расплачиваться за прозорливость.

Инди уже хотел войти в гостиницу «Дельфы», когда дверь распахнулась, и оттуда появился стройный, но крепкий юноша лет пятнадцати. Коротко подстриженные волосы обрамляли классически правильное греческое лицо.

– Привет, Никос!

– Инди, неужели ты собрался в номер, а? Ведь сегодня суббота. Пойдем со мной в таверну!

– А не слишком ли ты молод для этого? Юноша ни на секунду не задерживал взгляд на чем-то одном, подмечая все происходящее.

– В каком смысле? – удивился Никос.

Инди смерил его хмурым взглядом. На родине выпивку запретили всем до единого, а здесь подросток в одиннадцать вечера направляется в таверну.

– Ты любишь рецину?

– Да я не пью, – отмахнулся Никос. – Отец не позволяет. Хочу послушать музыку и потанцевать. Пожалуйста, пойдем со мной. Посмотришь, как мы развлекаемся.

Никос был за портье и коридорного в гостинице, принадлежащей его отцу. Хоть он и вырос в крошечной деревушке, но повидал множество иностранцев и выучился английскому, немецкому и французскому.

Инди нерешительно оглянулся на таверну.

– Давай мне твои книги, – не уступал Никос. – Положу их под стойку. А ты сможешь немного повеселиться.

– Ладно, – махнул Инди рукой. – Но только на пару минут.

Он протянул рюкзак подростку; тот скрылся в гостинице.

Инди не хотел обижать Никоса, ставшего для него ценным источником информации и чуть ли не единственным человеком, с которым можно поговорить. Кроме того, выпить перед сном было бы все-таки неплохо, но не больше стаканчика. Надо вернуться в номер не позднее полуночи.

Никос разговаривал с Инди по-английски, задавая множество вопросов об Америке. То он хотел узнать, правда ли, что есть города, улицы которых забиты автомобилями, а в каждом доме есть радио. То спрашивал, правда ли, что Америка больше Греции и Турции вместе взятых. Инди отвечал, как мог, а Никос взамен снабжал его информацией о местной жизни, о том, что делается в деревне и на руинах.

От Никоса Инди узнал, что Дориана и Думас поспорили из-за него. Никос слышал не все, но рассказал, что Думас заявлял, будто Инди не хватает опыта работы на раскопках, что его присутствие здесь – оскорбление всем греческим археологам вместе взятым. Дориана стояла на своем, и Думас пришел в ярость. Теперь Инди знал причины гнева Думаса. Должно быть, Дориана сообщила Думасу, что хочет послать в расщелину Инди, чтобы он извлек доску на свет.

– Пошли, – позвал Никос, появляясь из дверей гостиницы. – Сегодня ты повеселишься. Ты ходил в Афинах в таверны?

Инди отрицательно покачал головой.

– Времени не было.

– Самые лучшие находятся на Плата Фломузон Гетера, – выпалил Никос, шагая рядом и размахивая руками.

– Площадь любящих музыку куртизанок, – перевел Инди. – Точно. Ты хорошо понимаешь по-гречески.

Приближаясь к таверне, Инди вновь различил слабое, но пронзительное завывание, уже слышанное раньше.

– Что это за шум?

– Это не шум, Инди. Это музыка. Это аскомандра, ну, знаешь, что-то вроде вашей волынки. Но из овечьей шкуры.

– Ни разу не слыхал о такой. А тут исполняют джаз, паренек?

– Джаз? А что это такое?

Инди хмыкнул под нос.

– И не угадаешь. Когда в следующий раз заедешь в Чикаго, я свожу тебя в «Страну грез», посмотришь на джаз-банд.

– А разве страна грез в Америке?

– Кое -кто считает именно так. Инди открыл дверь, и они вошли в таверну.

– Хорошо. Я хочу поехать в Америку, – Никос возвысил голос, перекрикивая какофонию.

В центре таверны мужчины образовали круг и плясали под народные греческие мелодии, различимые среди воя аскомандры. Инди огляделся, стремясь проникнуться здешним духом. Почти тотчас же явился официант в белой рубашке и переднике и поставил перед ним стакан.

– Узо, – сказал Никос, когда Инди поднял стакан, разглядывая прозрачное содержимое.

– Я бы предпочел пиво.

Никос энергично тряхнул головой, одновременно размахивая руками.

– Здесь нет пива. Только узо, рецина, раки и арециното.

– Разумеется, – Инди хмуро разглядывал напиток. – Уж раз ты в Дельфах, то и веди себя, как дельфин.

Несколько мужчин по соседству разглядывали Инди.

– Он из Америки, – громко объявил Никос.

Те кивнули и подняли свои стаканы, словно демонстрируя Инди, как надо пить. Когда он глотнул отдающего анисом напитка, двое похлопали его по спине, словно поздравляя с завершением ритуала, сделавшего его своим среди них. Никос так и лучился от гордости. Пожилой мужчина в потрепанной матросской шапке шагнул вперед и что-то пробормотал. Инди покачал головой, ничего не разобрав за шумом.

Никос склонился к уху Инди и громко сказал:

– Он чокнутый. Толкует о старых богах.

– А что он сказал?

Никос состроил гримасу. Но старик не отставал. Постучав Инди пальцем в грудь, он заговорил снова. Инди обратил взгляд на Никоса.

– Что-то о пифии.

– О какой пифии?

Никос поговорил со стариком; тот сверкнул глазами в сторону Инди и вновь забормотал.

– Ну, что там? – не утерпел Инди, поскольку Никос опять промолчал.

– Говорю же, он просто чокнутый старик. Его так и зовут Чокнутым.

– Но все-таки, что он сказал? – не отставал Инди.

– Сказал, что ты попал в руки к пифии и…

– И что?

– …и что она проглотит тебя, как мышонка. Так и сказал.

Инди усмехнулся и наклонился к Никосу.

– Скажи ему, что я ее еще не встречал. Но если встречу эту змеиную дочь, то узнаю, уж будь спокоен!

Чокнутого заступил другой старик; хлопнув Инди по плечу, он пролепетал нечто невнятное. Никос растолковал:

– Приглашает тебя в гости, отведать домашней рецины.

– Спасибо, – улыбнулся Инди и кивнул старику. – Вкус у этого пойла отвратительный.

Старик не понял ни слова и согласно закивал.

Инди и Никос засмеялись.

– Дружелюбная здесь компания, – начал Инди, но не успел договорить, как улыбка его погасла.

Танцующие разомкнули круг и разошлись; стал виден противоположный угол таверны. За столиком у стены сидел Думас, а с ним курчавый мужчина, лицо которого казалось Инди смутно знакомым. Заприметив его, Инди ощутил неясное беспокойство и попытался припомнить, где же они виделись. И вдруг все встало на свои места. Это один из тех, что преследовали его и Дориану в Акрополе. Ошибка исключена.

– Никос, что за тип разговаривает с Думасом?

Никос искоса оглянулся.

– Его зовут Панос. Он из Афин, но родился здесь. Приехал навестить мать. И сына привез.

– А откуда Думас его знает?

– Стефанос знает всех.

Инди хотел посмотреть, как афинский знакомый отреагирует на его появление, и предложил Никосу подойти поздороваться с Думасом. Никос покачал головой.

– Не стоит.

– Почему это?

– Панос недружелюбен, особенно к людям вроде тебя, к иностранцам, то есть.

– Ничего, мир велик. Придется ему привыкать.

Инди пробрался через толпу, но Думас заметил его издали, вскочил и заступил дорогу.

Сразу же после приезда Инди Думас при всяком удобном случае демонстрировал свои познания о Дельфах и об археологии вообще. На второй день он узнал, что Инди даже не специализируется в археологии, и с тех пор попросту игнорировал его.

– Добрый вечер, Стефанос, – небрежно бросил Инди. – Познакомь меня со своим приятелем. По-моему, мы не представлены друг другу.

– Джонс, не лезь не в свое дело.

– Лады, – пожал плечами Инди. Он начал поворачиваться, но вместо того обогнул тучного археолога сбоку и рывком поднял Паноса на ноги.

– Эй, приветик!

Тот удивленно затряс головой.

– Английский нет.

Инди постучал его согнутым указательным пальцем в грудь.

– Я тебя знаю, – перекрикивая возобновившуюся музыку, заявил он. – На днях у нас был забег в Акрополе.

Думас ухватил Инди за плечо.

– Джонс, какого черта?!

Инди заехал Думасу локтем в брюхо и сбросил его руку с плеча.

– Зачем вы преследовали нас?

Он говорил медленно и громко, но Панос лишь вертел головой.

– Инди, осторожно! – крикнул Никос, но поздно. Инди краем глаза заметил какое-то движение. На сей раз вмешался не Думас, а кто-то другой – моложе и стройнее местного археолога; не успел Инди повернуть голову, как кулак молодца заехал ему в челюсть.

Инди, запинаясь, попятился, разорвав круг танцующих. Его подхватили под мышки, развернули и принялись подталкивать прочь. Вокруг что-то кричали по-гречески, в ушах стоял вой аскомандры, перед глазами мелькали фрагменты лиц. Глаза и носы сбились в неясную массу, как на портретах кубистов. Затем Инди вновь узрел молодого человека, вылитого Паноса в молодости. Тот замахнулся для следующего удара, но на сей раз Инди реагировал быстрее, сокрушив кулаком нос противника.

Внезапно сбоку возник Никос.

– Пошли, быстро! Надо уходить.

Инди уже почти добрался до двери, когда шум суматохи за спиной заставил волосы на затылке Инди встать дыбом. Он обернулся – тот же противник ринулся следом, подняв над головой руку с ножом. Инди вскинул руки, тот нанес удар, но не дотянулся до Инди – Думас своими мясистыми руками обхватил нападающего сзади, оторвал от пола, развернул и потащил прочь.

Инди огляделся; все присутствующие воззрились на него.

– По-моему, мне давно пора в постель, – блекло усмехнулся Инди. Потом, пятясь, вышел за дверь, пощупал челюсть и зашагал прочь. Рядом торопливо семенил Никос.

– Инди, ты не пострадал?

– Вроде бы нет. В афинских тавернах так же весело, паренек?

– Джонс! – окликнули его басом. Инди обернулся и увидел стоящего в дверях таверны Думаса. Раскрасневшийся потный археолог устремил на Инди указующий перст. – Ты не здешний. Если хочешь снова увидеть Париж, держись подальше от греческих дел.

Инди открыл дверь своего номера на несколько дюймов и положил книги на пол. Оглянувшись через плечо, он убедился, что Никос не последовал за ним. Затем, вместо того, чтобы войти, захлопнул дверь и двинулся по коридору к черному ходу. Оказавшись на улице, он обогнул гостиницу, вышел к конюшне, где оседлал одну из лагерных лошадей.

Надо как можно быстрее добраться до руин. Дельфы – это ловушка. Наверное, Думас участвует в заговоре против Дорианы и ее отца; нужно непременно рассказать ей об этом. Скорее бежать отсюда, не теряя ни минуты!

Через деревню ехать нельзя – придется миновать таверну, а там его может увидеть Думас или кто-нибудь из этих. Инди направил коня за конюшню, к узкой лесной тропинке. Он проезжал этой извилистой тропкой лишь однажды, да и то днем, с Никосом вместе. Но он знал, что может положиться на инстинкт лошади, который непременно подскажет животному дорогу домой.

Конь неторопливо затрусил прочь; тьма окутала Инди непроницаемой пеленой. Ничего не было видно уже в паре футов. Тропа то полого поднималась, то сбегала под гору, то опять поднималась. Инди покачивался в седле, натягивая поводья, чтобы конь не прибавлял шагу.

– Полегче, мальчик. Главное, с дороги не сбейся.

Внезапно дорога нырнула вниз, конь заскользил боком и заржал.

– Тпру, тпру, – завопил Инди, натягивая поводья.

«Это ошибка, – сказал он себе, – грандиозная ошибка. Не стоило этого делать. Но возвращаться поздно. Справлюсь как-нибудь». Словно в ответ на его мысли, конь встал как вкопанный.

– Что случилось, мальчик?

Тут Инди разглядел, что тропа раздваивается, и конь ждет, куда его направят.

– Эй, не знаю. Просто поезжай в лагерь. Знаешь, туда, где стойло.

Конь фыркнул, мотнул головой и стал рыть землю копытом. Но двигаться ни направо, ни налево не собирался. И тут позади послышался шум. Инди повернул голову и прислушался. Вот, опять. Цокот копыт по тропе.

– Иисусе! Преследуют! Поехали же!

Он рывком повернул голову коня налево, поддал пятками и тряхнул поводья. Конь припустил рысью, взбираясь по склону. Должно быть, видели, как он вышел из гостиницы и сообразили, что он собирается предпринять. Место для стычки явно неподходящее; пожалуй, такое-то им и нужно. Без свидетелей. Просто и симпатично. «Какой же я лопух!» – мысленно воскликнул Инди, заслышав приближающийся шум погони.

Пожалуй, стоило бы покинуть седло и направить коня вперед. Они погонятся за животным, а Инди тем временем скроется. Мысль хорошая, но только он собрался спешиться, как поводья выскользнули из его рук. Инди ощупью попытался отыскать их во тьме, но не нашел.

– Черт с ними, – пробормотал он, и стал сползать прямо на ходу. Но в этот момент тропа пошла в гору, и толстая ветвь врезалась Инди прямо в лоб, вышибив его из седла. Полетев во тьму, он грохнулся оземь.

Инди всхлипом втянул воздух; топот копыт раздавался совсем рядом. Перекатившись на живот, Инди, шатаясь, поднялся на ноги. Запинаясь, сделал шаг, другой, и упал на колени. Попытался снова встать, но повалился на спину. Высоко в небе звезды закружились в сумасшедшей пляске. Инди опустил веки, погасив небосвод, и потерял сознание.

Голос.

– Инди, ты живой?

Он заморгал глазами, фокусируя взгляд, и увидел Никоса.

– Куда они поехали? Они гнались за мной и…

– Это был я. Пытался тебя нагнать. Ты чуть попал под копыта моего коня.

– У меня такое чувство, будто по мне прошелся копытами целый табун.

– Идти можешь?

Инди сел и потер голову.

– Кто его знает. По-моему, ничего не сломал.

Никос помог ему встать на ноги.

– Зачем ты ночью поехал к руинам?

– Мне надо поговорить с доктором Белекамус. Где конь?

– Вон там, – махнул Никос рукой вдоль тропинки. – Только ты свернул не туда. Этой дорогой до руин не доберешься.

– Покажи мне дорогу.

Инди отряхнулся и пошел к лошади.

– Инди, по-моему, тебе надо остерегаться доктора Белекамус.

– Остерегаться? С какой это стати?

– Из-за нее самой. Ты ее толком не знаешь.

– Ты прав, не знаю. – Инди припомнились слова Дорианы об отношении к ней жителей деревни. – Давай поговорим об этом в другой раз. А сейчас я должен добраться до руин.

Он отвязал коня от дерева и поставил ногу в стремя.

– Послушай, – поспешил за ним Никос. – Находиться рядом с ней опасно.

Инди обернулся и уставился на подростка.

– О чем это ты?

Никос подошел поближе и взялся за поводья коня Инди.

– Оракул возвращается и, говорят, доктор Белекамус – пифия.

– Кто говорит?

– Те люди в таверне. Панос, его сын Григорис и Думас тоже, по-моему. Они все – члены Ордена.

Инди помотал головой.

– Какого еще Ордена?

– Ордена пифий. Они хранители древних знаний.

– Но с чего они взяли, что Белекамус – пифия?

– Тот старик в таверне, Чокнутый – старейший член Ордена. Много лет назад он предсказал, что пифия вернется. Сказал, что это случится после сотрясения земли и перед приездом короля.

– Потрясающе! Но это не отвечает на мой вопрос. Почему именно Белекамус – новая пифия?

– Чокнутый говорил, что пифия будет из дорян.

– Из дорян? И много их тут?

Инди вспомнились сведения, недавно вычитанные в какой-то книге. Доряне, или дорийцы, были племенем завоевателей. Это племя неразрывно ассоциировалось в Греции с Мрачными веками около тысячного года до нашей эры. Они заменили богинь-матерей божествами-мужчинами. Быть может, именно благодаря их влиянию Аполлон обрел в Дельфах такую власть. Дорян было множество, и Белекамус не имеет к ним никакого отношения. Впрочем, «дорян» и «Дориан» – почти одно и то же.

– Много лет об этом предсказании никто не упоминал, – объяснил Никос. – Но сразу же после землетрясения Думас связался с Дорианой Белекамус, и когда она сказала, что возвращается, Панос убедился, что пророчество сбывается.

– И ты веришь этому?

Никос с удивлением поднял глаза на Инди.

– Меня об этом никто спрашивал. Но я думал, что все это бред полоумного старика, пока не услышал, что приезжает король. Сам видишь, все сходится.

– Что-то ты слишком осведомлен о происходящем, – подозрительно прищурился Инди.

Никос улыбнулся и склонился к нему поближе.

– Стараюсь. Присматриваюсь, прислушиваюсь. Можно много всякого услышать и увидеть. Без этого тут было бы ужасно скучно.

– Чудесно, Никос. Но, пифия Дориана или нет, а поговорить с ней я должен. Эти люди опасны.

– Нет. Ты опять не понял. Они вовсе не хотят причинять ей вред. Наоборот, они охраняют ее.

– Охраняют? От кого?!

– От чужаков. От таких, как ты.

 

12. В тумане

В серый предрассветный час сердитый козлик карабкался на груду древних обломков. Повесив голову, мотал ею из стороны в сторону, словно мышцы шеи его не слушались. Взобравшись на вершину, он наклонился вперед, натянув привязь. Инди и Никос, стоявшие на Священном Пути в паре сотен футов от расщелины, не могли понять, хочет ли он прыгнуть на ту сторону или вниз. Было 5:40 утра; выброс должен начаться через три минуты. Эта агрессивная тварь надышится миазмами на славу.

Инди глянул на Дориану и Думаса, дружелюбно болтающих, как лучшие друзья. Ему вспомнилось, каких неприятностей он натерпелся вчера ночью, чтобы добираться до нее, и все впустую. Он ворвался в хижину и выложил все – о тех мужчинах в таверне и о том, что он узнал об Ордене пифий. Дориана спокойно выслушала все до последнего, а затем сказала, что рада разгадке тайны этих двоих. Дескать, теперь надо заняться своим делом. Ее реакция огорошила Инди. Дориану почему-то совершенно не тревожила эта организация; а то, что ее принимают за пифию, Дориану даже позабавило. Она заявила, что давным-давно знает об этой группе. Мол, это всего лишь элемент местной культуры и фольклора, и люди эти совершенно безвредны. Знала она и об отношении Думаса к Ордену; более того, она одобряет его, поскольку это хоть как-то налаживает связь между учеными и местными жителями.

Инди вернулся в гостиницу, как побитый пес. Несмотря на замешательство, он понимал, что Никос, наверно, прав – Орден более озабочен присутствием чужака, нежели Дорианы, предполагаемой пифии. Никос, словно тревожась о судьбе Инди, напросился пойти утром с ним. Инди неохотно спросил разрешения у Дорианы, и она согласилась, но с условием, что за подростка отвечает он.

Вдруг Думас заорал, указывая в сторону разлома. Инди посмотрел туда, ожидая увидеть миазмы. До него не сразу дошло, почему Думас так всполошился. Потом Инди понял, что козлик вырвал колышек, к которому был привязан, и бродит в опасной близости от края.

– Я поймаю его! – бросил Никос, перелезая через канат, преграждающий вход.

– Оставь его! – воскликнул Инди. – Уйди оттуда!

Но Никос уже метнулся к основанию груды камней.

– Черт тебя побери, Никос! – Инди рванулся следом, но остановился в нескольких шагах от кучи.

Никос, пригнувшись, подбирался к веревке. Оставалось каких-нибудь пару футов.

– Спокойно, малыш. Спокойно, – бормотал Никос, подбираясь к козлу, глазевшему в бездну.

Юноша уже был готов схватиться за веревку, когда послышался глухой рокот и потустороннее, угрожающее шипение.

«О, Боже, снова землетрясение!» – решил Инди, но тут же понял, что уже слышал нечто подобное, только потише – прошлой ночью, когда начиналось извержение пара.

Козел не удержал равновесия и съехал к трещине. Никос прыгнул, схватился за конец веревки и потянул. Неожиданный рывок свалил животное с ног, но оно тотчас же вскочило и полезло вверх.

А в это время за его спиной к небу потянулись первые струйки миазмов.

Инди подскочил к Никосу и вырвал веревку.

– Спускайся! – приказал он и уже хотел стащить козлика вниз, как вспомнил, зачем тот здесь. Инди присел, прикрыв нос и рот ладонью. Козлик стоял без движения, окутанный густым белым туманом. Его понуренная голова медленно раскачивалась из стороны в сторону.

Затем, совершенно внезапно, козел встал на дыбы, и веревка выскользнула из рук Инди. Он проводил извивающуюся веревку взглядом, поднял глаза и увидел, что козел пустился в пляс – кружась волчком, подскакивая, извиваясь немыслимым образом. Он лягнул воздух передними, потом задними копытами, упал на колени, бодая землю.

Никос вдруг рванул наверх за веревкой.

– Назад! – рявкнул Инди, но поздно. Миазмы становились все гуще, и Никос вместе с козлом исчез в тумане.

Туман перевалил через каменный вал и потянулся к Инди, словно миазмы были разумны и знали, где он находится. Инди уже не представлял, отправляться ли за Никосом или убираться отсюда. Затем, так же стремительно, как исчез, Никос вынырнул из тумана, и они вдвоем выскочили из храма.

– Вы не пострадали? – Дориана переводила взгляд с Инди на Никоса.

– Где козел? – осведомился Думас.

– Козел танцевал, – сообщил Никос. – Я чуть не схватил его за веревку, но он прыгнул прямо в дыру.

– Ты уверен? Может, он перескочил на другую сторону, – предположил Думас.

– Как ты мог ему позволить?… – Дориана гневно воззрилась на Инди.

– Я сам, – заявил Никос. – Это я виноват. Хотел показать, что могу спасти животное.

Туман наконец рассеялся, но козла нигде не было видно. Вскарабкавшись на вал, Инди вслед за Никосом обошел расщелину и осмотрел траншею. Там было пусто. Никаких сомнений. Животное погибло.

Когда они вернулись обратно, Дориана положила руку на плечо Никосу.

– Ничего страшного. Ты вдыхал испарения?

Он отрицательно завертел головой.

– Вряд ли. Я задержал дыхание.

– Хорошо. – Она уставилась в бездну. – Жаль, однако, что с козлом ничего не вышло. Теперь не разберешь, напугался он или отравился миазмами.

– По-моему, все-таки напугался, – откликнулся Инди. – Никос потянул за веревку, и козел шарахнулся от него.

– Не исключено, – произнесла Дориана. – Но уверенности у нас нет.

Она не скрывала своих сомнений. Инди даже показалось, что Дориана пытается убедить себя, что миазмы далеко не безвредны.

– Единственный способ убедиться, что от испарения не опасны – подышать ими, – резюмировал он.

Дориана кивнула.

– Согласна. Во время следующего выброса я сделаю это сама.

– Ты?! – Теперь Инди, прошлой ночью собиравшийся подышать миазмами, засомневался в разумности своей идеи.

– Пора покончить с беспочвенными предположениями. Кроме того, если бы я сомневалась в их безвредности, я ни за что не пошла бы на это.

Она повернулась, спустилась с вала и вышла из храма. Инди бросил взгляд на Думаса, ожидая от него возражений. Но тот лишь глазел ей вслед. Через четыре с половиной часа все будет ясно.

* * *

Панос с выражением мрачной решимости на лице шагал по проселочной дороге, вдоль обочин которой в два ряда росли деревья. Григорис шел рядом. Стычка с чужестранцем Джонсом вывела Паноса из себя, но зато подтолкнула к принятию решения. Пора. Надо встретиться с Дорианой Белекамус. Ей необходимо все рассказать. Надо заставить ее понять.

Он прищурился на солнце, поднимающееся над горными пиками лишь поздно утром. Они миновали поворот к конюшне и мастерским, и вскоре достигли остатков древней стены, некогда окружавшей Дельфы. Тропа обходила святилище поверху, и они могли подойти к храму Аполлона по ступеням раскинувшегося перед ним амфитеатра. Такой путь длиннее, зато никто не видел их приближения.

– Отец, она не станет и слушать нас, – заметил Григорис, торопливо шагая рядом с отцом. – Она же интеллигентка. Она лишь посмеется над тобой. Решит, что ты просто глупый суеверный крестьянин.

– Ты тоже так думаешь?

Панос не сомневался, что сын глубоко предан Ордену, но тем не менее время от времени испытывал его.

Григорис заколебался, прежде чем ответить.

– Если бы я вырос в Афинах и посещал какой-нибудь колледж, то наверняка именно так и думал бы.

Панос пристально, с упреком взглянул на него. Он учил сына отвечать на поставленный вопрос прямо, без невразумительных комментариев.

– Но я знаю слишком много, – быстро продолжил сын. – И я не так близорук, как эти интеллектуалы. Я открыт тому, что они считают неприемлемым.

Панос одобрительно кивнул. Такого ответа он и ждал от Григориса; он даже заулыбался от гордости. Придет время, и сын возглавит Орден пифий. Как высший жрец Дельф и посланец Аполлона, он должен расти решительным и дисциплинированным. Но для начала он должен научиться контролировать низшие эмоции. Если это ему не удастся – значит, годы, потраченные Паносом на подготовку сына, потеряны впустую.

Всякий раз, когда темперамент Григориса тревожил Паноса, он вспоминал об Олимпийских богах. Порой они вели себя ничуть не лучше, чем сын. Они были задиристой компанией, власть завоевали в жестокой борьбе со своими предшественниками – титанами. К примеру, Аполлону тоже случалось проявлять ту же агрессивность, что и Григорису. Когда у Аполлона в Дельфах спрашивали, стоит ли ввязываться в войну, он чаще всего советовал напасть на врага.

Дорога повернула, и они вышли к чаше амфитеатра с каменными скамьями. Расположенный ниже храм скрывался в тумане. Панос едва-едва разглядел колонны. Но это не обычный туман – час не такой уж ранний. Это миазмы – пасока, испарина богов – приветствующие его. Каким-то образом он ощутил, что миазмы поднимутся к его приходу. Вот и еще один знак, указывающий, что момент настал.

Панос мгновение разглядывал хижину, стоящую невдалеке от храма, между Священным Путем и участком, где некогда располагалось святилище Посейдона. Думас говорил, что хижина устроена так, что несколько человек могут отнести ее к краю разлома, где они с пифией смогут принимать короля и всех остальных, кому понадобятся их услуги. Позднее, когда весть о возрождении Дельф разлетится по всему миру, денег хватит и на строительство нового храма. Панос очень хотел, чтобы развалины старого храма убрали, очистив место для постройки нового.

Но больше всего Панос жаждал услышать говор пифии. Он не сомневался, что уразумеет смысл речей, которые другим покажутся бессвязным лепетом. Тайный язык богов передавался в Ордене из поколения в поколение. Ему не обучались, как обычной речи, но постигали на уровне сокровенных чувств. Целых шестнадцать столетий, поколение за поколением, век за веком, Орден хранил сакральное учение и его секреты. Бывали времена, когда весь Орден состоял из одного-двух членов, но учение и секреты не умирали.

Панос не сомневался: боги надзирают за Орденом, направляют его членов, постоянно поддерживая их сознанием, что однажды оракул вернется в мир. Боги и судьба едины, возвращение пифии неизбежно. И вот, наконец, спустя века ожидания, настала заря новой эпохи.

В этот миг он увидел выходящую из хижины Дориану Белекамус, пифию. Застыв на месте, он проследил, как она вошла в храм и скрылась в тумане. Паносу хотелось кричать от радости. Он-то ломал голову над тем, как подвести Дориану к расщелине, чтобы убедить, что она настоящая пифия. А она сделала это сама, тем самым окончательно подтвердив, что все идет так, как и должно.

Он поспешил по каменным ступеням вниз; Григорис следовал за ним по пятам. Они уже спустились к первому ряду сидений, когда внизу показались еще два человека, устремившиеся за пифией.

– Они направляются в храм! – крикнул Григорис.

И не успел Панос велеть ему ждать и наблюдать, как Григорис окликнул Думаса. Стефанос и чужеземец остановились, обернувшись в сторону театра.

– Совсем не знаешь осторожности, – резко упрекнул сына Панос, понимая при этом, что Григорис прав. Хватит ждать, настало время действовать.

– Панос! – гаркнул Думас и отчаянно замахал руками.

Григорис устремился вперед, Панос старался не отставать. Когда они подбежали, Думас сообщил и без того очевидное: Белекамус ушла в туман и обратно не появлялась. Стоявший поодаль Джонс с любопытством наблюдал за ними. Если инцидент в таверне и напугал его, то виду американец не подал.

Григорис заступил ему дорогу к храму.

– Я присмотрю за ним, отец.

– Что это значит? – настоятельно поинтересовался Джонс.

– Не твое дело, – отрубил Думас. – Не забывай, что я тебе вчера говорил.

Григорис сделал шаг вперед, как бы подчеркивая, что это он напал на Джонса накануне.

Панос устремил взгляд на храм и принялся выяснять у Думаса, где именно расположен разлом. Тучный археолог вразвалку прошел вперед, указав границы трещины. И в этот миг из тумана донесся жуткий вопль. Панос ощутил, как по коже продрало морозом.

– Стойте здесь, ждите меня! – крикнул Панос, бросаясь к храму, перебрался через канат и устремился к едва заметному в тумане каменному валу. Он знал, что миазмы воздействуют лишь на предрасположенных к гипнотическим состояниям, а жрецам Ордена они не страшны. И все-таки, прежде чем взбираться наверх, он глубоко вдохнул и задержал дыхание.

Наверху Панос огляделся. Дорианы нигде не видно. Выпустив спертый воздух из легких, он осторожно принюхался. Ни запаха, ни какого-либо моментального воздействия. Шагнув вперед, он заглянул в разверстый зев пропасти. И вдруг внутри у него все оборвалось от мысли, что донесшийся из храма вопль был последним криком пифии, низринувшейся в небытие. Тогда возвращение не состоится, во всяком случае, при его жизни. Белекамус была избранной; заменить ее сейчас некому. Но как он мог допустить такую оплошность?

Внезапно он почувствовал головокружение, словно выпил пару стаканов рецины один за другим. Голова кружится, но мышление совершенно ясное. Панос ощутил, что сейчас что-то случится, и осторожно шагнул прочь от провала. И тут чья-то рука вцепилась ему в локоть. Он обернулся, вздрогнул и вырвался. Белекамус стояла перед ним, воздев руки, будто собралась сбросить его в пропасть. Но тут он увидел ее лицо – закатившиеся глаза, отвисшая челюсть, вывалившийся язык, – и охнул от изумления.

– Ты знаешь, кто ты?

Губы ее зашевелились, голова безвольно замоталась, но уста не проронили ни единого слова.

– Ты пифия. Понимаешь? Оракул возвращается, а ты – пифия.

Пошатываясь, она шагнула вперед. Рот Дорианы разевался, но не мог издать ни звука. Затем внезапный прилив буйных, необузданных сил заставил ее закружиться волчком, раскинув руки и балансируя на краю бездны. Она явно собиралась прыгнуть.

Панос, крепко обхватив ее за талию, оттащил прочь.

– Ты должна смириться, ты должна смириться!

Дориана раскачивалась в его руках взад-вперед. Затем где-то в глубине ее естества родился крик, прорываясь наружу воплем безмерной боли, мук рождения человека. Дориана неистово содрогнулась и рухнула наземь.

Панос поднял ее и в этот момент осознал, что миазмы рассеиваются. Он понес ее прочь, зная, что преображение свершилась. Дориана Белекамус стала пифией, и во время следующего выброса миазмов ее снова потянет сюда, а он будет ждать ее здесь, станет ее проводником, ее толкователем и ее обращенным к миру голосом.

 

13. Толкования

Дориана стояла рядом со скамейкой на плата, озирая долину. Вместо мешковатых брюк, которые она носила со дня прибытия в Дельфы, на ней было надето простое деревенское платье. Руки ее были скрещены на животе, охватывая ладонями бедра. Шагая через парк в ее сторону, Инди подумал, что Дориана напоминает греческую статую.

Задержавшись в нескольких шагах от нее, он откашлялся.

– Как ты чувствуешь себя сегодня?

– Гораздо лучше, – не оборачиваясь, откликнулась она. Пристальный взгляд Дорианы говорил, что она наблюдает нечто замечательное. Инди же видел просто пейзаж. Пейзаж, что и говорить, великолепный, но довольно заурядный.

– Что ты там видишь? – негромко спросил он.

– Историю… культуру… прошлое… – не задумываясь, откликнулась она тихим, каким -то далеким голосом.

Инди окинул долину взглядом. Прошло уже два дня с тех пор, как Панос вынес Дориану из храма. Она проспала одиннадцать часов, а когда проснулась, доктор осмотрел ее, не нашел никаких отклонений и сказал, что она перегрузила себя работой, переутомилась и теперь нуждается в отдыхе. Однако к полудню следующего же дня Дориана явилась в расположенную рядом с руинами мастерскую, и проработала там до девяти вечера.

С той поры она как-то отстранилась от всех, словно постоянно витала мыслями где-то далеко. Так в чем же дело – в усталости или воздействии миазмов? Инди много думал и решил, что и в том, и в другом. Ведь она уже много дней боролась с усталостью, а миазмы – или внушенная ими Дориане тревога – привели к резкому упадку сил и нервному срыву.

– Ну, Джонс, – наконец, оторвалась она от созерцания долины. – Не стоять же нам в парке весь день! Надо идти работать.

– Ты уверена, что в состоянии?

Она потянулась.

– Я прекрасно себя чувствую. Просто великолепно. Я чувствую себя просто великолепно.

Неожиданное перемена ее настроения и прилив энергии удивили Инди. Словно Дориана очнулась от грез.

– И что же мы будем делать?

Она посмотрела на Инди, будто он с Луны свалился.

– Ты разве не знаешь, что надо как можно быстрее извлечь доску из трещины? Мы и так потратили слишком много времени. Я хочу очистить и подготовить доску для демонстрации послезавтра – в день, когда нас посетит король.

– А не слишком ли ты спешишь? Мне казалось, что археологи – люди неторопливые и педантичные.

– Не спорю, – улыбнулась она, – но случай экстраординарный. Каждый лишний час увеличивает риск утратить находку из-за новых катаклизмов.

Дориана чуть ли не слово в слово повторяла аргументы Инди, высказанные перед ее походом в миазмы.

– Но зачем показывать ее королю? – не унимался он. – Может, он едет сюда из-за твоего возвращения?

– Ну и ну! – хмыкнула она.

– Что тут смешного?

– Пусть наш король – фигура опереточная, но даже такой монарх вряд ли изменит свои планы и внезапно отправится в поездку ради ничтожества вроде меня. Я вообще не уверена, знает ли он, что я здесь.

– По-твоему, враги твоей семьи уже не представляют никакой опасности?

– Нет, особенно в Дельфах. Не беспокойся. Мы в безопасности, а когда король увидит новую находку, то поймет, что даже от землетрясений бывает польза.

Внезапная спешка Дорианы с доской и ее благорасположение к королю озадачили Инди.

– И что же я должен сделать?

– В полдень спуститься в расщелину. Там уже заканчивают приготовления.

– А как же испарения?

Дориана тряхнула головой, отбросив свои густые черные волосы за спину.

– Я их учла. Утром был выброс в 9:03, через пять часов и тридцать пять минут после предыдущего. Интервал вырос на шесть минут. То есть, строго по графику.

Инди извлек свои карманные часы и принялся вычислять время следующего извержения. Дориана пару секунд смотрела на него молча, потом не удержалась:

– В 2:44. Времени у тебя достаточно. Ты всего-навсего должен натянуть сетку на доску и подкопать ее снизу.

– А если извержение начнется раньше?

Ему хотелось посмотреть на ее реакцию, ведь Дориана почти ни слова не проронила о своих ощущениях во время опыта.

– У нас нет повода сомневаться в регулярности извержений, – изрекла она, явно уклоняясь от прямого ответа.

Инди еще раз бросил взгляд на циферблат – 10:35. Интересно, а до полудня что делать?

– По-моему, мне следует немного отдохнуть. Ты идешь в гостиницу? – небрежно сообщил он. Но если Дориана и поняла тайный подтекст, то не подала виду.

– Я же сказала, Джонс, надо заняться делом. Пойдем в мастерскую, я хочу вместе с тобой проверить инструменты. – Дориана скорым шагом направилась к гостинице, где они оставили лошадей, потом остановилась и оглянулась через плечо. – Джонс, ты идешь?

Инди нахлобучил шляпу и потянулся следом.

– Да, а как быть с Думасом? – поинтересовался он, когда они сели на лошадей.

– В каком смысле? – нахмурилась Дориана.

– Я слышал, что он был против моего спуска в расщелину.

– Он уже не против, – махнула она рукой. – Дело в оскорбленном самолюбии.

Инди кивнул, но не мог выбросить из головы странную связь Думаса с Орденом пифий. Выезжая из деревни, он размышлял о том, стремится ли греческий археолог защитить Дориану от чужаков, как его соратники по Ордену. Если да – то спускаться в расщелину, пока кто-нибудь из них ошивается поблизости, опасно. Но, с другой стороны, Думасу дорога и таинственная доска; так что он вряд ли станет подвергать риску ценную находку.

Примерно на полпути к мастерской Инди заметил стоящего на обочине одинокого человека. Приблизившись, он узнал старика в матросской шапке, который разговаривал с ним в таверне – Чокнутый, что ли? После ночных событий Инди совершенно забыл о нем. Что же он говорил? Что-то о пифии. Якобы она проглотит Инди, вот что. Теперь эти слова показались Инди куда более осмысленными, чем в прошлый раз. Но может статься, старик действительно выжил из ума и несет всякую чушь.

Чокнутый пристально вглядывался в проезжающих.

– Ты его знаешь? – спросил Инди.

Судя по усмешке Дорианы, старик ей явно знаком.

– Не стоит обращать на него внимание.

– Я слышал, он член Ордена пифий и способен предсказывать будущее.

– Наверно, потому его и считают деревенским дурачком, – со смехом тряхнула головой Дориана. – Никто не принимает его всерьез.

И, словно желая положить разговору конец, пришпорила лошадь, галопом помчавшись вперед.

Инди пришлось догонять ее всю дорогу до конюшни, где они спешились, а затем прошли в мастерскую. Это деревянное строение внутри походило на пыльную, плохо освещенную библиотеку. Но вместо книг ряды полок заполняли ископаемые находки. Насколько Инди понимал, здешние драгоценности искателей сокровищ уж никак не привлекут. Ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней. Ни следа былых баснословных сокровищ. Только Крез преподнес святилищу за одно-единственное предсказание сто семнадцать слитков драгоценных металлов, золотого льва весом в пятьсот семьдесят фунтов, статую своего кондитера высотой в четыре с половиной фута и множество прочих ценностей. Все это достояние давным-давно исчезло. Один лишь Нерон вывез из Дельф пятьсот золотых статуй.

Ряд за рядом на полках стояли таблички размером с ладонь, покрытые древними письменами. Не меньше дюжины табличек лежало на длинном столе, за которым обычно работала Дориана.

– Увлекательное чтиво? – поинтересовался Инди, проводя кончиками пальцев по строчкам углубленного текста.

– Вчера я прочитала пару сотен таблиц, – сообщила Дориана.

– Зачем?

– Я не возвращалась к этим толкованиям уже несколько лет. Время от времени надо освежать их в памяти.

Инди взял первую попавшуюся табличку и пробежал глазами древнегреческий текст. Речь шла о совершенно мирских интересах – некий купец спрашивал совета по поводу продажи шестисот тюков шерсти новому покупателю. Оракул советовал ему не уступать в цене, а прямо перед тем, как ударить по рукам – слегка сбавить ее, что сулит прочные и выгодные отношения с этим покупателем на последующие годы.

Инди отложил табличку, гадая, чем же привлекает Дориану подобная литература. Быть может, таким способом она просто отвлекается после недавнего нервного истощения. Ему очень хотелось расспросить ее об ощущениях, но когда он затронул эту тему, Дориана отделалась околичными замечаниями, уклонившись от ответа.

Достав из шкафчика наплечную сумку, Дориана извлекла из нее и выложила на стол шесть миниатюрных кирочек различной длины, пояснив, что вначале они были одинаковыми, но от употребления сточились.

– Многие археологи предпочитают пользоваться совками – меньше риск повредить находку. Но я нахожу, что при аккуратном обращении ручная кирка куда удобнее. Выбирай, какая нравится.

Инди провел ладонью по лезвию инструмента.

– А я не попорчу доску?

– Нет, если только не будешь бить по ней. Не торопись, подкапывай снизу. Судя по выступающей части, она скрыта в земле на шесть-восемь дюймов. Не долби слишком близко к ней.

– А почему они писали то на маленьких табличках, то на целых досках? – поинтересовался он.

– Большинство толкований записывали на табличках. Но судьбоносные прорицания, важные не для отдельной личности, а для всех, иногда писали на больших таблицах или целых досках, вроде той, что тебе предстоит поднять.

Инди указал на набор кистей в ее сумке и спросил, не понадобится ли ему хоть одна. Дориана ответила отрицательным жестом.

– Чистить доску будем уже наверху.

Пошарив в сумке, она вытащила проволочную кисть.

– Возьми вот эту – на случай, если обнаружишь что-нибудь неожиданное. И еще, пока я не забыла – вот держатель для факела и колотушка, чтобы заколотить его в стену.

Пока Инди укладывал инструменты в рюкзак, Дориана осмотрелась, вспоминая, не забыла ли чего-нибудь.

– Стефанос, должно быть, уже приготовил веревки и сеть. На одной веревке спустишься ты, на другой мы подымем доску. Сначала набросишь на доску сеть, затем привяжешь крючки сети к петле на веревке. Ясно?

– Как-нибудь разберусь.

Ее нравоучительный тон раздражал Инди. Может, опыта у него и маловато, но он все -таки не слабоумный и знает, как привязывать крюк к веревке.

– Есть вопросы?

– Да вроде нет.

Дориана сжала губы, на лице ее застыло непроницаемое выражение.

– Конечно, задание кажется тебе элементарным, но я говорю тебе об этом не просто так. От правильности твоих действий зависит успех всего предприятия. Я не хочу, чтобы внизу ты не знал, что делать или, хуже того, сделал бы все неправильно.

– Сколько времени это займет?

– Болтаясь на конце веревки, долго не проработаешь. Мы вытащим тебя через сорок пять минут. Затем, если ты будешь настроен продолжать, отдохнешь пятнадцать минут и спустишься вновь.

– А если я закончу с первого раза?

– Не рассчитывай, – усмехнулась Дориана. – Работать в таком положении нелегко. Если не закончишь со второго захода, мы подождем, пока кончится извержение миазмов, и в три часа повторим попытку.

– Значит, миазмы все-таки опасны?

Она застегнула сумку.

– Просто работать в тумане будет трудновато, как ты думаешь?

«Опять увиливает от ответа», – отметил Инди про себя и сказал:

– Конечно. Особенно, если он опасен.

Дориана отнесла сумку к шкафчику и убрала ее внутрь. Пора немного надавить на нее.

– А что ты помнишь?

Она вернулась, остановившись перед ним.

– Что ты спросил?

– Ну, в миазмах. Что там произошло? Дориана отвела взгляд, словно вдруг заинтересовалась лежащими на столе табличками.

– Толком не знаю, Инди, – в ее голосе вдруг прорезалась безмерная усталость. – Пожалуй, я просто избегала думать об этом.

В первый раз после прибытия в Дельфы она назвала его по имени.

– Быть может, вспомнить все же стоило бы.

Она кивнула и медленно обернулась к нему лицом.

– Я помню, как вошла в туман, вдохнула и подумала, что никакие это не миазмы. Никакого зловония. Можно дышать без опаски. Более того, теперь я припоминаю, что почувствовала необыкновенную легкость. Давно мне не было так хорошо.

– Но потеряла сознание.

– Что было дальше, не помню.

– Может быть, так повлияло на тебя чувство облегчения от сознания, что туман безвреден, – предположил Инди. – Ты устала, переутомилась, вот и результат.

– Пожалуй, не исключено, но я не кисейная барышня, готовая сомлеть по любому поводу. Разумеется, может быть и другое объяснение – всему причиной миазмы.

Инди состроил кислую мину. Похоже, Дориана тоже склонна впадать в мистицизм, уже сгубивший его отца.

– Да нет, сама подумай – если испарения опасны, тогда и тот, кто тебя вынес, Панос, пострадал бы не меньше тебя. Он наверняка не задерживал дыхания, как Никос, – слишком уж долго он там был.

Позади скрипнула половица, и они обернулись. В дверном проеме стоял Думас.

– Скоро полдень, доктор Белекамус.

Дориана выпрямилась и кивнула.

– Да. Пожалуй, мы готовы.

* * *

Дориана наблюдала, как исчезает в разломе верхушка шляпы Джонса, по мере того, как Думас и двое его помощников медленно стравливают веревку. Скоро доска будет у них. Надпись может оказаться любопытной, хотя, скорее всего, ничего существенного.

Практически все более-менее значительное в Дельфах уже найдено. Новые находки лишь подтверждают известное ранее. Разумеется, Джонсу она об этом не говорила; он наивно последовал за ней сюда, полагая, что участвует в важнейшем открытии. Но Джонсу еще предстоит сыграть важную роль, и притом скоро. Он даже не догадывается, насколько важную.

Союзник Алекса при дворе проделал свою работу блестяще. Все вышло прямо-таки чудесно. Король позволил себя убедить. Тем не менее, такая стремительность действий изумила Дориану.

Вообще-то ей было нелегко сосредоточиться на задании Алекса. «Вот именно, – подумала она, – это задание Алекса, а не мое. Не совсем мое».

А миазмы все круто изменили. Когда она входила в них, тайна оракула занимала все ее мысли, что весьма странно уже само по себе. Ведь Дориана никогда не считала оракул чем-то таинственным. Для нее оракул оставался феноменом античности, донаучной эры. Теперь же узрела в нем нечто более значительное, достояние не только прошлого, но и будущего.

А может, все это глупости. Ну какая из нее пифия? Необходимо поговорить с Паносом. Крайне необходимо. Но только без свидетелей.

– Вам помочь?

Дориана резко оглянулась. Позади нее и чуть в стороне стоял молодой грек, уже встречавшийся ей в деревне.

– Что вам тут надо?

– Это сын Паноса, – пояснил Думас. – Иди сюда, Григорис, помоги с веревкой.

Дориана с подозрением следила за ним. Вдруг веревка провисла, и Думас окликнул Джонса.

– Должно быть, уже на месте, – предположила Дориана.

– Нет, – возразил Думас. – Он еще не настолько низко.

– Тогда выберите слабину! – прикрикнула она, решив, что Джонс застрял между стен. – Пошевеливайтесь!

Но Думас отреагировал не сразу; веревка резко дернулась и со звоном натянулась.

Дориана склонилась над расщелиной и позвала Джонса. Через миг донесся его ответ – мол, все в порядке, только он обронил факел. Второй факел быстро привязали к веревке, предназначенной для подъема доски, и спустили Джонсу.

Когда Джонс просигналил, что получил факел, Думас с остальными вновь принялись стравливать веревку.

– Только осторожно, – предупредила Дориана.

Вскоре Джонс сообщил, что заметил доску, и его медленно опустили до ее уровня.

Дориана нетерпеливо вышагивала вдоль трещины взад-вперед. Если Джонсу повезет, то он справится с заданием за полчаса. Многое зависит от сложности работы. Если бы для Дорианы так уж важна была доска, она ни за что не послала за ней Джонса. Хотя у него светлая голова, и он на удивление хорошо осведомлен в археологии, опыта ему явно не хватает. Разумеется, Думас прав – квалификация у Джонса не та. Но она выбрала именно его, понимая, что Джонсу необходимо пощекотать нервы и польстить его самолюбию, иначе интерес к археологии у него пропадет, и он в расстроенных чувствах вернется в Париж.

А этого Дориана допустить никак не могла. Во всяком случае, сейчас. Весь ее план строится фактически на нем.

Дориана находилась у дальнего конца разлома, когда Думас и остальные вдруг взволнованно загалдели. Вряд ли Джонс уже подкопал доску – слишком уж мало времени прошло. Разве что разбил ее или сломал. Но подойдя к Думасу, она увидела, что веревка у него в руках свободно мотается.

– Что случилось? – вскрикнула она.

– Доктор Белекамус, веревка не выдержала. Уж и не знаю, почему.

– Которая из двух?

– На которой был Джонс.

– Что?! Только не это!

Упав на колени, Дориана вглядывалась вниз, но видела лишь бездонную темень. Выхватив веревку из рук Думаса, она быстро вытянула ее на поверхность. Веревка выглядела так, словно ее подрезали, а потом испачкали разрез землей, чтобы выглядело, будто она сама перетерлась. Дориана встала, с видом обвинителя выставив лохматый кончик перед собой. Ублюдок Григорис ухмыльнулся; Дориана была готова присягнуть в этом, хоть лицо молодого грека оставалось невозмутимым, словно маска. А Думас? Тот переминался с ноги на ногу, словно никак не мог найти

устойчивое положение.

И тут Дориана вдруг вспомнила о второй веревке. Может, Джонс схватился за нее, когда лопнула первая. Она посмотрела на землю, но никакой веревки там не было.

– А где же другая? Где еще одна веревка?

Думас глянул на Григориса.

– Он уронил ее. От волнения.

И тут из расщелины донесся крик. Не веря своим ушам, Дориана упала на колени и сложила ладони рупором у рта.

– Инди! Ты меня слышишь?

– Ага! Слышу! – донесся издалека сдавленный голос.

– Ты в порядке?

– Не совсем, – донеслось после секундной паузы. – Киньте веревку. Скорее!

– Ладно! Где ты?

– Повис на доске, но не знаю, долго ли она выдержит.

Дориана через плечо глянула на Думаса.

– Стефанос, быстрее! Веревку!

Думас огляделся, словно веревка должна лежать где-нибудь поблизости.

– Придется вернуться. Она в конюшне.

– Ну, так пошевеливайся, черт побери! Быстрей!

– Сбегай в конюшню, Григорис, – проговорил Думас. – Быстро. Принеси веревку, которая висит на крюке у двери.

– Я разве его велела послать?! – вспылила Дориана, но Думас уже вперевалочку ковылял за быстроногим Григорисом. За ними по пятам спешили и его помощники. Ясное дело, никто не желает оставаться с ней. Интересно, почему бы это?

Встряхнув головой, она вновь повернулась к провалу.

– Сейчас, Джонс! Через пару минут.

Надо было сходить самой. Никому из них доверять нельзя.

Снизу не доносилось ни звука.

– Джонс! Как ты? – Вновь ни звука. – Инди, отвечай!

– Ага, – спустя бесконечное мгновение откликнулся слабый голос. – Поторопись!

 

14. Смертельная хватка

Инди оседлал доску верхом. Прижавшись к ней лицом, он крепко обхватил ее руками, чувствуя, под щекой рельефную надпись. Сколько еще ждать?

Он попытался отвлечься от тревог о своем бедственном положении, мысленно прокручивая события. Едва он дописал перевод, как волокна веревки начали лопаться. Он отчаянно полез вверх, но веревка оборвалась в тот самый миг, когда он схватился за нее выше разрыва. Не прошло и секунды, как веревку рывком дернули кверху, и она выскользнула из хватки Инди. Но свободной рукой он успел ухватиться за вторую веревку и соскользнул по ней на табличку. Он крикнул, и тут же веревка полетела вниз, едва не сбив его с этого ненадежного насеста.

Раздумья Инди были прерваны шорохом и поскрипыванием – доска под его весом потихоньку сползала. Угол ее наклона достиг сорока пяти градусов, держаться стало труднее.

Инди вдруг сообразил, что за спиной все еще висит рюкзак с инструментами, а это дополнительный вес, который ему совершенно ни к чему. Он осторожно выбрался из лямок – сначала освободил одно плечо, потом другое, и уже собирался сбросить рюкзак, как сообразил, что кирка может еще пригодиться. Сунул руку в рюкзак, нащупал острие кирки и вытащил ее. Затем бросил рюкзак. Через миг рюкзак брякнул, будто стукнувшись обо что-то твердое. Должно быть, ударился о выступ стены. Инди вслушивался, дожидаясь, когда же тот ударится о дно. Так ничего и не услышав, состроил гримасу.

– Дна нет. Потрясающе!

Заговорив вслух, он немного успокоился.

– Надо что -то делать. Но что?

Он почувствовал, как доска сдвинулась еще на дюйм и зажмурился. Вспомнил, как Дориана учила пользоваться киркой и привязывать доску. Лучше бы уж потрудилась последить за собой. Дьявол, она должна была проверить чертову веревку перед спуском. А Думас о чем думал? Впрочем, особо углубляться в размышления Инди было некогда – сейчас все его помыслы были направлены лишь на выживание.

Под ногами у него была сеть, и Инди прикинул, не отвязать ли веревку, чтобы уменьшить нагрузку. Нет, без сложных телодвижений этого не сделать. Один хороший толчок, и доска вывалится. Тем более, веревка весит куда меньше его.

– То-то и оно. Надо слезть с доски.

Если удастся выдолбить киркой ступени для ног и рук, можно удержаться на стене. Но вот долго ли?

– Лучше погибнуть, спасая собственную задницу, чем сложа руки дожидаться неизвестно чего, – пробормотал Инди.

Доска со стоном съехала еще чуть-чуть. Долго она не продержится. Инди медленно продвигался к стене. Еще пару дюймов. Терпение, только терпение. Наконец, до стены можно дотянуться рукой.

– Ну, только бы зацепиться.

Он занес руку над головой и ударил киркой в стену. К его удивлению, она на что-то наткнулась и вылетела из руки. Доска скрипнула, наклонившись еще больше. Он съехал дюймов на пять, прежде чем сумел затормозить падение.

Господи, да ведь это держатель факела! Инди напрочь забыл о нем. А держатель висит себе на стене, прибитый четырьмя колышками. Это последняя надежда. Надо опять подобраться к стене и ухватиться за держатель. Если распределить свой вес между основанием доски и держателем, еще есть шанс спастись.

Инди представил себя невесомым акробатом, скользящим вверх по доске и без труда удерживающим равновесие. Но доска вновь заскрипела, и об акробатических номерах пришлось забыть. Инди замер, но доска шаталась, и он сползал вниз. Проклятье! А кнут тем временем висит на стене в парижской квартире. Будь кнут здесь, можно было бы обвить его вокруг держателя легким движением кисти. В этот момент Инди поклялся, что, если доживет до следующих археологических раскопок, то с кнутом уже не расстанется.

Он соскользнул еще на несколько дюймов. И чем дальше он соскальзывал, тем больше доска выходила из стены. Скрип становился громче; доска грозила вот-вот рухнуть. Инди в отчаянии вскарабкался по доске и рванулся к стене. Слетевшая с головы шляпа канула во тьму, зато пальцы вцепились в держатель. Инди схватился за него сначала одной рукой, потом обеими, проверяя, насколько крепко сидит держатель. Удар кирки своротил его слегка набок, и колышки начали расшатываться.

– Просто замечательно!

Он осторожно встал на доску ногами, для равновесия опираясь на держатель и стену.

– Инди!… Ты в порядке? – голосу Дорианы вторило жутковатое эхо. – Инди!

– Нет!

– Веревку вот-вот принесут. Держись.

– Хороший совет, – буркнул он.

Она снова назвала его по имени. Что толку, если он того и гляди свалится. «Пифия проглотит тебя, как мышонка». Слова старика эхом отдались в его голове. Может, он говорил не о Дориане, а об этом мифическом змее, о том, как Инди болтается у него в утробе?

– Ненавижу змей, даже мифических, – неуютно поежился Инди.

Но мрачные мысли не отступали. Может быть, его первый профессиональный археологический опыт окажется и последним. Так сказать, стремительная карьера.

– Неплохая шутка, Инди. Так держать.

Он посмотрел вверх, на пятнышко света над головой.

– Поторопитесь там с веревкой!

Его мозг тупо сверлила еще одна тревожная мысль. А что, если с веревкой никто не явится? Если Дориана послала Думаса, тот может и не вернуться. Наверно, этот же ублюдок и перерезал веревку, а когда обнаружил, что Инди сумел уцепиться за вторую, то просто бросил ее. Что ж это еще – случайность, что ли? Вряд ли.

Кто-то уже спускался сюда и очистил доску. Вероятно, Думас. Поэтому он сначала противился спуску Инди. А потом передумал, сообразив, что может оградить пифию, избавившись от чужеземца.

Это мысль разозлила Инди. Думас еще узнает его! Надо непременно выбраться отсюда живым.

– Выберусь, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Падать я не собираюсь.

Черт, может, даже доску удастся спасти. Если веревку спустят – то есть, как только ее спустят – надо всего лишь взяться еще и за веревку, по-прежнему привязанную к доске. Достаточно дернуть за нее сверху, и доска выскочит из стены. Но сперва надо выбраться из этой чертовой дыры, а уж потом все остальное.

– Инди!

– Принесли? – обрадовался он.

– Нет. Я схожу, гляну, что их задерживает. Надо было идти самой. От Думаса толку никакого.

Грандиозно. Опять ждать.

Он попытался немного расслабиться, передвинув ноги. Это было ошибкой, но понял он это слишком поздно. Небольшого смещения центра тяжести оказалось достаточно, чтобы доска окончательно выскочила из стены. С громким хрустом она переломилась и, кувыркаясь, полетела вниз.

Инди лягнул воздух, всей тяжестью повиснув на держателе. Доска с грохотом разлетелась, ударившись обо что-то. Его ноги искали опору, но стена оказалась совершенно гладкой. Держатель кренился, колышки потихоньку расшатывались.

– Что за дерьмо!

Вот и все. Инди заскрежетал зубами; сердце грохотало, кровь трубила в ушах, а колышки выползали из стены.

И он упал. Опять.

* * *

Он летел сквозь тоннель к свету. Сияние становилось все ярче. Это смерть.

– Инди! Инди! – эхом грохотало вокруг.

Он прищурился. Слишком ярко. Словно огненный шар. Совсем рядом. И что будет, когда он доберется до этого света? Куда уйдет?

Он отвел глаза от огня и в его свете увидел свою шляпу, брошенный рюкзак, и осколки разбившейся доски. Память вернулось к нему. Он вспомнил. Он упал в пропасть. Колени его были прижаты к груди. Он ощутил пронизывающую боль.

И провалился в небытие.

* * *

Теперь болят все ребра. Правый рукав намок от крови, в плече пульсирует боль. Горло забито пылью, одно бедро будто молотом расплющили. Неужели смерть так болезненна? Неужели приходишь в себя с той же болью, с которой кончил жить? Инди пытался приподняться, но не мог. Он все приближался к пыланию света; от его яркости уже резало в глазах.

И тут Инди вдруг понял, что это факел. Обыкновенный факел, опускающийся на веревке вниз.

Это не смерть. Он жив и все еще торчит в этой Богом забытой дыре.

Инди скорчился, приняв сидячее положение. Почему он до сих жив?

Факел раскачивался в нескольких футах над головой; Инди разглядел, что сидит на выступающем из стены козырьке. Прищурившись, он посмотрел вверх. Отсюда не видно, где раньше была доска, но наверняка недалеко. Падение было довольно коротким – футов пятнадцать-двадцать. Под ним хрустели осколки разлетевшейся доски. Если бы не кожаная куртка, он пострадал бы гораздо сильнее.

Инди проводил взглядом опускающийся факел. Тот прошел мимо и скрылся внизу, озаряя стены слабым мерцанием. «Я должен был задержать его. А я прозевал».

– Инди! Ты меня слышишь?

– Дориана, мы опустили факел гораздо глубже доски, – сказал другой голос. – Он погиб. Надо смириться с этим.

Голос звучал куда тише, но расщелина усиливала звук, как рупор. Это Думас. Этот ублюдок уже распрощался с ним.

Вновь стало светлее – факел поднимался. Теперь Инди точно знал, что произошло. Его просто бросили на произвол судьбы. Надо что-то делать. Но он всем существом пребывал в каком-то странном оцепенении; мысли не имели никакой воли над телом. Надо действовать. Инди прокашлялся и с усилием крикнул:

– Дориана!

Из горла вырвался лишь слабый сип. Оно пересохло, словно его забили песком. Он попробовал снова. Вышло громче. Но вырвавшийся из груди замогильный стон все равно был чересчур тих.

Вот факел качнулся на уровне коленей, пояса, груди. Инди протянул руку и схватился за рукоятку. Ощутил рывок и потянул. Веревка ослабла, извиваясь как змея.

– Должно быть, зацепилась, – сказал Думас. Змея начала распрямляться, пока Инди не почувствовал, что факел вот-вот вырвут из рук, вцепился мертвой хваткой и дернул.

Пауза и снова сильный рывок, поднявший Инди на ноги. Все это смахивало на рыбалку, только вместо рыбы на крючок попался он.

– Что там? – спросила Дориана.

– Не знаю.

– Дай-ка мне. Инди!… Инди!

Инди наклонился за шляпой и обнаружил, что до края козырька каких-нибудь полшага.

– Инди! Пожалуйста, ответь!

Он попятился, увидел торчащий из стены камень конической формы и ухватился за него, чтобы удержаться. Потянув за веревку, дернул еще раз, и еще, и еще.

– Это он! Я чувствую. Он там, внизу. Инди, потяни еще раз, если слышишь!

Он потянул. Быстро выработали простой код. Один рывок – «да». Два рывка – «нет». «Ты сильно расшибся?» – Нет. – «Можешь обвязаться веревкой?» – Да. – «Вытравить веревку побольше?» – Да.

У его ног кольцами легли еще несколько футов веревки. Он присел и задумался, как лучше обвязаться. Ни вокруг пояса, ни вокруг груди не стоит – если ребра и не сломаны, то ушиблены наверняка. Может статься, с каждой стороны сломано по паре ребер. Инди принялся неловко возиться с веревкой; в руке пульсировала боль. Он прижал окровавленную кисть к животу, пытаясь унять кровотечение. Наконец, удалось кое-как завязать петлю и сметать в ней веревочные тенета. Покончив с этим, он шагнул в большую петлю. Теперь можно подниматься с комфортом, как в люльке.

Он уже собирался просигналить Дориане, что готов, когда еще раз глянул на камень, за который держался. Черный конус частично таился в стене. Поднеся к нему факел, Инди увидел, что поверхность камня изукрашена орнаментом, будто некогда он был оплетен бечевой, а затем она окаменела.

– Что это? – хрипло шепнул Инди. Схватив рюкзак, он вытащил проволочную кисть, очистил участок от забившей углубления земли и провел кончиками пальцев по грубой поверхности. Потом опустил факел пониже, чуть ли не касаясь конуса. Материал напоминал обсидиан или железо, а орнамент явно нанесла рука человека.

– Инди, у тебя все в порядке? – окликнула Дориана.

Он глянул вверх, затем один раз дернул за веревку.

– Готов?

На этот раз он дернул дважды.

– Не совсем.

Он потерял доску, зато может вытащить конус. Сам не зная, почему, Инди чувствовал, что это важная находка, и оставлять ее здесь нельзя.

Инди охватил конус ладонями – проверить, нельзя ли его вырвать Потянул и ощутил, как тот сдвинулся. Инди глубоко вдохнул и потянул снова. Вот. Идет, никаких сомнений. Инди привалился к конусу грудью, чтобы перевести дыхание. Он был измучен и чувствовал головокружение.

И тут он увидел кружащего в небесах орла.

Орла. Своего орла.

Тот прилетел на помощь.

Орел. Защитник и покровитель.

«Где ты был? Ты мне нужен». Инди слышал свои мысли, словно говорил вслух, но был уверен, что губы не двигаются. Орел взмывал все выше и выше. По коже бегали мурашки. Происходящее не было ни сном, ни явью.

Инди унесся мыслями в прошлое. Ему было четырнадцать лет, когда во время путешествия с отцом по пустыне он познакомился с индейцем племени навахо, звавшимся Изменяющимся Человеком. Индеец привязался к юному Инди и сказал, что они еще встретятся. Это казалось маловероятным, потому что несколько месяцев спустя Инди переехал в Чикаго. Закончив школу, Инди на лето вернулся на юго-запад США поработать на ранчо дяди, но к тому времени его встреча со старым индейцем превратилась в смутное воспоминание.

Однако как-то раз Инди зашел на торговый пост, чтобы пополнить запасы, и там оказался Изменяющийся Человек. Он не только вспомнил Инди, но и держал себя так, словно дожидался этой встречи. «Готов ли ты пуститься в духовное странствие?» – спросил он. Инди не знал, что тот имеет в виду, но старик-индеец возбудил его любопытство, и Инди сказал, что готов. На следующий день, на рассвете, они встретились с Изменяющимся Человеком у торгового поста и они вместе поднялись на гору с плоской вершиной. После заката Инди остался в одиночестве и без пищи на продуваемой ветрами площадке. Изменяющийся Человек велел ждать здесь до тех пор, пока не приблизится какое-нибудь животное; с этого времени оно станет его покровителем и духовным поводырем.

Через два дня Инди уже бредил от голода, и фляга его была почти пуста. Он понял, что допустил ошибку, непростительную ошибку.

Может, духовное странствие приводит к цели только индейцев; во всяком случае, ни одно животное им не заинтересовалось, – разве что потом кого-нибудь заинтересуют его останки. Он побрел прочь от собственноручно построенного каменного укрытия, надеясь, что хватит сил спуститься вниз, отыскать пищу и воду и вернуться на ранчо. Через несколько дней он вернется в Чикаго, где начнет учебу в колледже. Когда он добрался до края площадки, то услышал голос позади себя голос Изменяющегося Человека. Куда ты? Вздрогнув, Инди обернулся. Вокруг ни души. Это галлюцинации. Но он заколебался. Тропинка крута. Солнце садится. Чувствуя себя побежденным, он вернулся переночевать в укрытие. Придется ждать утра.

Внезапно на верхушку горы спланировал орел, приземлившись на стену укрытия. Инди замер, воззрившись на птицу, и услышал голос Изменяющегося Человека: Он всегда будет направлять тебя. Несмотря ни на что, а может именно благодаря этому, Инди все-таки обрел покровителя.

Инди вспомнилось все это, пока он наблюдал за парящим в высоте орлом. Он видел, как орел поворачивает голову, словно в поисках жертвы. А может, оглядывается на Инди. Орел крикнул. Что он хочет сказать? Орел исчез, но крик не умолкал.

– Инди, Инди! – отчаянно взывала Дориана. – Откликнись!

Он потянул веревку.

– Времени мало! Миазмы!

Миазмы. Боже! Он и забыл о них. Неужели он здесь так долго? Инди вытащил часы из внутреннего кармана. Часы уцелели при падении и продолжали ходить. 2:44. Инди встал и затянул петлю. Вряд ли испарения так уж опасны, но испытывать судьбу ни к чему.

Некогда заниматься конусом. Должно быть, Инди на минуточку отключился. «Но я вернусь за ним, обязательно вернусь», – поклялся он себе и дернул за веревку. Мгновение спустя он почувствовал, что его поднимают и раскачивают над усеянным обломками скальным козырьком. Инди не спускал глаз с черного предмета, застрявшего в стене. Затем конус поглотила тьма, и он затерялся в непроглядной бездне.

Инди выставил перед собой факел, высматривая то место, где находилась доска. Десять, пятнадцать, двадцать футов. Подъем продолжался. Дым факела стоял в воздухе, мешая смотреть. Вот оно, это место. Темная выщербина, а над ней – выщербина поменьше, от держателя факела. Невероятное везение. Люди падают с трех футов и ломают кости. А он упал с высоты третьего этажа, в кромешной тьме – и цел, хоть не обошлось без ссадин, синяков, а то и одного-двух сломанных ребер.

Где-то далеко внизу послышался глухой рокот, затем предвещающее выброс шипение. Инди понял, что миазмов не избежать. Подъем продолжался – медленно, рывками, но продолжался; и ускорить его было невозможно. Заметив в воздухе дымку, Инди покрутил факелом из стороны в сторону. Слишком уж плотная дымка, чтобы оказаться дымом от факела.

Он покрепче вцепился в веревку и глубоко вдохнул. От вдоха заболели ребра, и пришлось выпустить немного воздуха. Далеко ли еще до поверхности? Прошла минута. В конце концов, Инди медленно выдохнул остатки воздуха. Отравленного воздуха. Какой смысл задерживать дыхание, если все равно надышался?

Инди принюхался. Вроде бы никаких последствий, если не считать ощущения сонливости; но оно может объясняться падением и полученными травмами. Инди прижался лбом к веревке и закрыл глаза. Через несколько секунд он ощутил, что задремывает, задержавшись на границе между сном и бодрствованием.

Клюнув носом, Инди встрепенулся и вцепился в веревку. Должно быть, все-таки уснул. И тут же увидел окружившие его миазмы. Сколько он уже дышит ими? Он сосредоточился на веревке, стараясь удержать равновесие.

Только держись. Не засыпай. Старайся не дышать. Господи, какая мука.

Еще одна минута прошла – долгая, тягучая минута, длившаяся многие часы; наконец, он высунул голову над краем разлома и жадно втянул в себя прохладный воздух. Каменный вал уже накрыл туман, и рядом никого не было. Шатаясь и морщась от боли, Инди встал на ноги и почувствовал, как его тянут с насыпи.

– Инди, сюда!

Спотыкаясь, он по инерции двинулся вперед. Выставил ладони, пытаясь предотвратить падение. Вдруг чьи-то руки подхватили его. Начали стаскивать опутавшую грудь, плечи и руки веревку. Инди рухнул на колени и растянулся ничком. Кто-то перевернул его на спину.

– Его надо к доктору! – послышался голос Дорианы. – Несите его в фургон! Быстро!

Инди смутно видел вокруг себя какое-то движение, мелькание и силуэты. Почувствовал, что его снова подняли, и закрыл глаза.

– Что случилось внизу, Инди? – спрашивала Дориана. – Как тебе удалось уцелеть?

– Я нашел камень, черный камень, – пробормотал он.

– Какой камень? – вклинился голос Думаса.

– В виде конуса, с орнаментом.

– Ты сможешь его опять отыскать? – не унимался Думас.

Но Инди не ответил. Веки его смежились, и он провалился в небытие.

 

15. Козни

Услышав стук в дверь, Дориана отвела взгляд от стопки каменных табличек, разложенных на столе мастерской. Звук был так слаб, что наводил на мысль о проказах ветра. Затем стук повторился, но уже громче.

– Войдите!

Дверь медленно, со скрипом отворилась; в дверном проеме замаячил силуэт, затем Панос нерешительно перешагнул порог.

– Вот и хорошо, я ждала тебя.

Панос заколебался, разглядывая свои руки.

– Я ждал дольше, – проговорил он нехотя, словно исповедуясь в грехах. Затем подошел ближе и уставился на ряды каменных табличек. – Скоро для архива будет построено новое, современное здание, – окрепшим голосом с вызовом заявил он и пристально посмотрел на Дориану.

– Знаю.

– Правда? – Встретив ее взгляд, он снова отвел глаза, и Дориана поняла, что Панос явно смущен, а может быть, и потрясен.

– В нем будет нужда.

– Скажи, кто ты, – настойчиво попросил он, хотя по-прежнему не решался встретиться с ней глазами.

Дориана улыбнулась и без колебаний ответила:

– Пифия, разумеется.

Он кивнул.

– Итак, завеса приоткрылась. Я знал, что это произойдет.

Дориана взяла одну табличку и провела кончиками пальцев по рельефному тексту.

– Теперь я поняла, что оракул никогда не покидал нас. Последняя пифия всего лишь уложила его в колыбель, а теперь настал час пробудить его.

– Хорошо сказано.

– Странно, но лишь сейчас я осознала, что вся моя предыдущая жизнь была всего-навсего прелюдией к Возвращению. Неделю назад я расхохоталась бы над подобным предположением. Теперь же я знаю, что это действительно так.

Панос прошелся вдоль длинного стола, покрытого каменными табличками, поднял одну, быстро осмотрел и положил обратно. В этом жесте было нечто пренебрежительное, словно он заявляет права и на мастерскую, и на все прочее, олицетворяемое ею – на все, что придает Дориане смелости бросать ему вызов.

– Мой сын Григорис сказал, будто Джонс что-то нашел в расщелине. Что именно?

– Толком не знаю. Говорил о каком-то черном камне.

Панос повернулся на каблуках, оказавшись с ней лицом к лицу.

– Этот камень весьма важен для нас; а Думас не должен его даже пальцем коснуться, – отрывисто, с пылающими глазами отчеканил он. – Камень наш, и мы должны получить его.

Дориана была озадачена этой внезапной вспышка гнева и не понимала, о чем он говорит.

– Неужели ты не понимаешь? Он нашел Омфалос! Мы обязаны забрать его!

Омфалос – пожалуй, самый загадочный аспект легенды о Дельфийском оракуле, всегда ставивший Дориану в тупик. В легендах его представляли то камнем величиной с комнату, то маленьким и удобным для переноски конусом, – точь-в-точь по словам Джонса. Иногда и сами Дельфы отождествляли Омфалосом – «пупом земли». Дориане Омфалос всегда казался метафорой, а не реальным предметом; символом Дельф, а не реликвией, которую можно отыскать.

– А с чего ты взял, что это Омфалос?

– Оракул не может вернуться без Омфалоса, – ответил Панос.

– Почему, Панос?

– Тебе предстоит многое вспомнить, – нахмурился он. – Пифия должна знать великий секрет Дельф.

– Я, конечно, пифия, – усмехнулась она, – но я еще и Дориана Белекамус, которая не знает того, что ведает пифия. Расскажи мне об Омфалосе.

Панос помолчал, явно раздумывая, стоит ли говорить. Наконец, он решился:

– Все просто. Испарения лишь усиливают то, что создает Омфалос. Омфалос – вот настоящая сила Дельф.

– Да. Просто, – равнодушно согласилась она, словно это любопытный факт, не более. Однако ей ни разу за все годы учебы и работы не доводилось слышать ничего подобного. В ее представлении Омфалос был чем-то туманным и расплывчатым, а отнюдь не воплощал в себе могущество Дельф.

– Выходит, если заполучить Омфалос, то власть пифии будет простираться за пределы Дельф?

– Центр земли там, где находится Омфалос.

Дориана скрестила руки, прислонившись к столу.

– Панос, мне нужно многое вспомнить. Расскажи мне об Омфалосе побольше. Откуда он взялся?

– Это дар самого Аполлона, – воздел Панос указательный палец к небесам.

Дориана посмотрела в указанном направлении, словно ожидала увидеть обитающих на стропилах богов.

– Ты хочешь сказать, что Омфалос упал в Дельфах с небес?

Он добрую минуту разглядывал каменные таблички на столе, прежде чем проронить:

– Это еще одна тайна.

Она с нетерпением ждала продолжения.

– Мне хотелось бы сказать «да», но правда состоит в том, что он упал в другом месте, и посланец Аполлона принес его сюда, в это святилище, где газы поднимались из-под земли.

«Наверное, метеорит», – подумала Дориана. Естественно, подобный камень должны боготворить, и то, что упал он не там, где поднимаются испарения, делает этот факт более достоверным. Она уверенно улыбнулась.

– Мы получим Омфалос. Но сейчас следует подумать о приезде короля.

– Да. Ты должна поговорить с ним. Нужно, чтобы он понял, кто ты, и признал это.

Дориана торжественно кивнула.

– Я знаю, ты потрясешь его до глубины души, – Панос говорил тихо, спокойно, но в присутствии Дорианы по-прежнему чувствовал себя неловко и не решался поднять глаз.

– Да. Я уже чувствую, что скажет пифия.

Панос медленно поднял голову. Взгляд тотчас же выдал его надежду, что Дориана хотя бы намеком укажет на суть прорицания.

– Я расскажу уже известное мне, – начала она. – Скоро мир облетит весть, что Дельфийский оракул жив. Весь мир с надеждой обратит взоры к оракулу, и могущество Греции возрастет стократно.

– Пифия расскажет об этом королю, – расплылся в улыбке Панос.

– Да, и даже более того, – будто очнувшись, заморгала она. Взяв каменщика за руку, Дориана повела его к двери, шепотом поведав ему куда больше, чем он надеялся.

* * *

Прихлебывая рецину, Панос слушал Думаса. Только что миновал полдень, и в таверне, кроме них, почти никого не было. Они сидели в той же кабинке, что и перед стычкой с Джонсом; этот чужеземец не выходил у Паноса из головы. Он может стать помехой, и притом серьезной.

К сожалению, Думас не разделяет такого мнения. Этот заплывший жиром, брылястый интеллигент предпочитает рассуждать, а не действовать.

– Не знаю, что у Григориса на уме, но ты должен приглядеть за ним. Он едва не прикончил Джонса. Хуже того, Белекамус подозревает, что это вовсе не случайность.

Думас затряс своим двойным подбородком, напомнив своим видом перекормленного индюка. Панос уже хотел сказать, что Думас бесхребетный слизняк, раз не сумел разобраться с Джонсом, но вместо того изобразил удивление:

– Откуда ты знаешь?

– Она застала нас в конюшне, когда мы с Григорисом спорили. Он грозил мне ножом, запрещая брать веревку.

Панос долил себе рецины из стоявшей на столе бутылки.

– Она что, видела нож или слышала разговор?

– Вряд ли. Она очень торопилась. Но поняла, что мы спорим.

Панос бросил раздраженный взгляд на сидевших за соседним столиком иноземцев. Трое мужчин и женщина громко болтали по-английски. Пронзительный голос женщины резал слух. Хоть бы они ушли! Нечего им делать в дельфийской таверне. Во всяком случае, сейчас.

– И все-таки я не понимаю – если веревка оборвалась, почему Джонс жив?

– Повезло, – сердито отрезал Думас.

Панос на мгновение задумался, понимая, что должен пообещать Думасу присмотреть за Григорисом, но дело-то в том, что сын неуправляем. – Я поговорю с Григорисом. Он не должен был угрожать тебе. Он извинится, обещаю. – Думаса обещание как-то не удовлетворило. Скверно. – Ты лучше расскажи, что общего между Белекамус и Джонсом?

Думас лукаво улыбнулся – дескать, уж я-то знаю! – Ей нравятся молодые иностранцы. Больше мне сказать нечего.

Вот оно что. Теперь Панос окончательно убедился, что Джонса надо убрать как можно быстрее. От него одни неприятности; он может затормозить процесс преображения. Настала пора испытать Думаса.

– Так или иначе, о Джонсе надо позаботиться. Немедленно. Нельзя допустить, чтобы он мешал нашей работе

– Он и не помешает. Он прикован к постели и не выходит из номера. Я уверен, что до отъезда короля он не встанет. Кроме того, если с ним что-нибудь случится, Белекамус наверняка придет в ярость.

– Разве можно полагаться на то, что он останется в постели? Я ему не доверяю. Он просто не понимает, что такое Дельфы.

– Панос, ты чересчур беспокоишься. Ты же знаешь, о чем гласила надпись на доске. Теперь помешать Возвращению не сумеет ни Джонс, ни кто-либо иной. Оно неотвратимо, как восход солнца.

Панос сверкнул глазами. – Доска лишь подтвердила правильность плана. Но нам еще предстоит выполнить его.

Думас опустошил стакан и со стуком поставил его на стол.

– Да ты войди в мое положение! Я ведь ученый, археолог. Мне надо думать о своей репутации.

– О какой еще репутации, Стефанос? – хохотнул Панос. – Хранителя груды булыжников? Уйми дрожь, твои камни никуда не денутся, хоть ты тресни.

– Панос, чего тебе еще от меня надо? Я вытащил сюда Белекамус. Я спустился в пропасть и перевел текст на доске. Меня едва не убили. Чего тебе еще не хватает?

– Ты же хотел знать об Ордене пифий все, от начала и до конца. А теперь выполняй свой долг.

– Я не убийца. Это работа для Григориса.

Панос пулей взмыл со стула и сграбастал Думаса за грудки.

– Кому-кому, а не тебе о нем высказываться! – процедил он сквозь зубы. – Понял?! И слышать не желаю!

Опускаясь на стул, он заметил устремленные в свою сторону взгляды чужеземцев, не не обратил на них внимания.

– И не проси, чтобы я убил Джонса или кого-нибудь еще, – свирепо уставился на него Думас. – Даже не подумаю. Зато сообщу тебе нечто такое, чего ты не знаешь. Нечто важное.

Панос ответил ему таким же взглядом.

– Что?

– Я точно знаю, когда подымаются миазмы, – перегнувшись через стол, сообщил Думас. – Есть четкая закономерность, и если ничего не изменится, я смогу предсказать время извержения завтра, через неделю, через месяц – на многие годы вперед.

Панос пораскинул умом над словами Думаса. Изумившись, что Думасу известны подобные вещи, он все-таки постарался скрыть удивление.

– Ну-ну. Выкладывай.

Пока Думас говорил, Панос разглядывал через плечо археолога двух вошедших в таверну военных. Оглядевшись, те заняли столик. Лицо того, что повыше, казалось знакомым.

На время забыв о военных, Панос сосредоточился на словах Думаса.

– Молодец, что сказал. Хитрость в шести минутах.

Его взгляд снова метнулся к другому столику. Теперь Панос вспомнил, где видел этого человека. Белекамус встречалась с ним утром на Римской агоре. Судя по их поведению, они близки друг другу. Панос тогда еще подумал, что этот офицер может представлять потенциальную угрозу, и теперь его опасения подтвердились.

– А вот и новая проблема, – подбородком указал он на военных. Думас проследил за его взглядом.

– Военные. Наверно, из-за короля, – равнодушно скривил он губы; но глаза его хитро блеснули, и Панос понял, что Думас недоговаривает.

– Кто он, Стефанос? Я видел его с ней.

Думас вновь оглянулся, словно не разглядел того человека. И вновь перегнулся через стол.

– Полковник Александр Мандраки. Белекамус время от времени встречается с ним, уже не первый год. Они любовники.

– И что она в нем нашла? Он же урод! – нахмурился Панос.

– Разумеется, силу, – ухмыльнулся Думас. – Мог бы и сам понять.

Панос откинулся на спинку стула и скривил губы в скупой усмешке. В голове у него мало-помалу складывался план.

– Надо настроить его против Джонса, и он все сделает за нас.

Думас искоса бросил осторожный взгляд через плечо – проверить, не слышит ли их Мандраки.

– Пожалуй, не исключено.

– Потом Белекамус рассердится на него, а это нам тоже на руку.

– Но она привязана к Мандраки, – возразил Думас, – и не станет таить на него зла.

– Может быть. Но узнав, кто укокошил ее юного любовника, она хотя бы на время настроится против него. А нам и надо-то выграть всего несколько часов.

Думас сплел пальцы, хрустнув суставами.

– Одним выстрелом двух зайцев. Ты умен, Панос. Тебе бы стать политиком.

Панос оглядел встающих из-за стола чужеземцев. Когда преображение свершится, он и станет своего рода политиком – посредником власти для правителей мира, которые придут к нему просить доступа к пифии и Дельфийскому оракулу.

– Не стоит терять время, Стефанос.

– Ладно. Я расскажу ему о Джонсе.

– Нет, я сам. Вы, интеллигенты, совершенно не разбираетесь в человеческих чувствах. Мне нужна уверенность, что все пойдет как надо. Я доведу его до белого каления, и он перейдет к действовиям.

Панос отодвинул стул, и, ни слова не говоря, двинулся прочь.

Думас видел, как Панос склонился к Мандраки и что-то сказал тому. «Затевается нечто любопытное», – подумал Думас и наполнил свой стакан. Полковник кивнул и повернулся к своему спутнику. Солдат вдруг встал и отошел к бару. Мандраки жестом пригласил Паноса сесть и приготовился слушать. Коротышка-камнещик положил локоть на стол, и поднес ладонь рупором ко рту, как заговорщик.

Двое иностранцев вышли из таверны, и Думас проводил их взглядом. Он прекрасно догадывался, что Панос думает о нем. Для грубых, приземленных людей вроде каменщика избыточный вес – признак слабости. Панос видит в нем лишь неуклюжего, заучившегося стража развалин. Ну и прекрасно. Это как раз то, что нужно Думасу.

Он понимал, что Панос видит себя новым верховным жрецом оракула, но Панос круглый дурак, если надеется, что Дориана Белекамус запросто позволит манипулировать собой. У Белекамус свои цели. Даже если испарения и подействовали на нее так, как утверждает Панос, Дориана не всегда будет пребывать под их влиянием.

Панос совершенно не знает Белекамус, он знает лишь о ней. Он и понятия не имеет ни об одной из связанных с ней историй, известных всем и каждому на археологическом факультете. Даже Чокнутый, якобы осведомленный обо всем на свете, даже не догадывается о ее личной жизни. Зато Думасу Белекамус известна; он слышал эти истории и знает, что они правдивы.

Лицо Мандраки потемнело, он грозно сдвинул брови, опустив уголки рта книзу. Почесав подбородок, полковник кивнул и отмахнулся от Паноса, как от надоедливой мухи. Панос буквально подскочил, опрокинув свой стул.

Полковник презрительно усмехнулся и указал на дверь; Думас отчетливо услыхал, как он гневно рявкнул:

– Прочь с глаз моих, малака!

Панос поспешно ретировался. Спутник полковника вернулся к столу и поднял упавший стул. Мандраки махнул рукой, словно речь шла о каком-нибудь пустяке, затем дал знак солдату сесть и громко повторил:

– Малака!

Думас засмеялся под нос. Одно удовольствие видеть, как главу Ордена пифий, слишком много возомнившего о себе и ни в грош не ставящего Думаса, обозвали вонючей задницей и отослали будто нерасторопного лакея.

Будь Дориана обычной женщиной, она бы вела себя именно так, как предполагает Панос, и после убийства Джонса дала бы своему полковнику Алексу от ворот поворот. Но в глазах Белекамус Джонс уже давно покойник, тут и сомневаться нечего.

«Теперь все в моих руках», – решил Думас. Полковник не позволит Паносу пробыть рядом с Белекамус достаточно долго, чтобы отвести ее к расщелине, а если у Паноса ничего не получится, то и пророчество не сбудется. Шанс будет упущен. Панос, переживший крах дела всей своей жизни, вернется в Афины, к своим кирпичам, а несостоявшаяся пифия Дориана Белекамус уедет в Париж, к своим студентам.

Но этим не кончится. Прочитав перед приездом Белекамус высеченное на доске прорицание, Думас убедился, что Панос все-таки на верном пути. Однако прорицание оставляло открытым вопрос о том, кто должен стать новой пифией. Даже в пророчестве старика Чокнутого говорится, что пифия будет «из дорян», так что Дориана вовсе не обязана быть оракулом.

Несмотря на события у расщелины, Думас остался убежден, что она вовсе не пифия. Дориана слишком безжалостна и коварна, а эти черты ни в коем случае не могут быть присущи хорошей пифии. Верховный жрец еще имеет право на коварство, но пифия должна быть невинной и чистой крестьянкой, обратившейся в орудие прорицания.

Когда все разъедутся, Думас останется единоличным хозяином Дельф и потихоньку достанет черный камень Омфалос. Затем испытает всех деревенских девушек, и среди них может найтись истинная пифия. С каждым часом Думас все сильней проникался убеждением, что это ему, а не Паносу уготовано судьбой взрастить новую пифию. Это он будет толкователем и жрецом – тем самым, кто представит ее миру.

Власть достанется ему.

 

16. Королевский прием

Распахнув глаза, Инди не шелохнулся, даже затаил дыхание, ощутив в воздухе нечто посторонее, какое-то неведомое присутствие. Рядом кто-то есть. Тело Инди инстинктивно напружинилось. Он медленно повернул голову, охватывая комнату взглядом.

И тут ему в глаза бросился чей-то силуэт у окна, обрамленный сиянием полуденного солнца.

– О Господи, – пробормотал он, узнав орлиный нос и классические черты, – Никос! Что ты тут делаешь?

Парнишка стал прямо бельмом на глазу. Последние пару дней он заглядывал к Инди что ни час; последний раз они беседовали как раз перед тем, как Инди уснул.

– Извини. Я уже уходил, не хотел будить тебя. Я принес твой рюкзак. Он под кроватью.

– Быстро же ты.

– Ты спал почти четыре часа.

– Неужели? – Инди поморщился, усаживаясь, и пощупал бок. Во время последнего разговора он просил Никоса незаметно забрать рюкзак из мастерской. Инди протер глаза, прогоняя остатки сна. – Тебя никто не видел?

– Там никого не было, – тряхнул головой Никос. – Я залез через окно.

Взгляд Инди упал на прикроватную тумбочку. Он прищурился, пытаясь понять, что там такое. На тумбочке стояла глиняная миска с тремя головками чеснока, хвостики которых были сплетены в косичку.

– Это еще что такое?

Никос поднял свои черные глаза на Инди. – Моли. Это тебе поможет.

Инди вновь посмотрел на чеснок. – Моли. Боже, с детских лет не слыхал, чтобы так называли чеснок.

Никос приблизился на пару шагов. – Я и не знал, что в Америке есть моли. А что ты с ним делал в детстве?

– Это длинная история.

– Расскажи, – попросил он, садясь на постель в ногах Инди.

Инди закинул руки за голову, припоминая подробности того незабываемого происшествия. «Принеси-ка мне моли», – попросил как-то раз отец, а когда Инди признался, что не знает, о чем речь, отец заставил его съедать каждый день по дольке чеснока, пока Инди не узнает, что такое «моли». Этот вопрос мучил Инди две недели; за это время он потерял двух друзей, которые заявили, что от него воняет. В результате он больше времени уделял чтению Гомера – очередному заданию отца. Наконец, продираясь через одну из сцен «Одиссеи», Инди наткнулся на «моли», оказавшемуся разновидностью чеснока, якобы обладавшей магическими свойствами. Гермес дал его Одиссею для защиты от чар Цирцеи. После этого отец не заставлял его ни есть чеснок, ни называть его «моли».

– По-твоему, мне нужна защита, Никос?

– Да.

– Почему?

– Странные дела творятся.

– Например?

Инди был готов держать пари, что Никос вспомнит об Ордене пифий и сообщит, что Панос с Думасом сговорились убить его. Но ошибся.

– Когда я вернулся из мастерской, в гостиницу пришли два американца. Очень дружелюбные. Сказали, что знакомы с тобой и хотят тебя видеть.

– Что?!

– Да, но не успел я привести их сюда, как вошли трое солдат и увели их.

– Куда?

В ответ Никос развел руками.

– Ты узнал их имена? – озадаченно поинтересовался Инди.

– Они не назвались, но знаешь, я должен рассказать тебе еще кое-что.

– Ну, что еще? – Теперь-то он наверняка заговорит об Ордене. Но Инди вновь ошибся. – Насчет доктора Белекамус. Я думал, это неважно, но теперь уже не уверен.

Окончить он не успел: раздалось три четких, размеренных удара в дверь. Никос отскочил от постели, как ужаленный.

– Давай, открывай, – сказал Инди. За дверью стояла Дориана, одетая в белое платье. Выглядела она так, словно на бал собралась. Черные волосы блистали в лучах полуденного солнца делая ее красу просто ошеломительной. Дориана по очереди оглядел Инди и Никоса.

– Я не помешала?

– Нет. Заходи.

– Ну, мне пора, – заторопился Никос и, бросив на Инди многозначительный взгляд, скрылся за дверью.

Дориана подошла к постели.

– Как ты себя чувствуешь?

Инди пожал плечами. – Лучше. Рад тебя видеть, – в его голосе сквозил сарказм. После несчастного случая она лишь раз заглянула к нему, да и то на пару минут, чтобы извиниться за происшедшее.

Когда Инди осведомился о причинах насчастья, Дориана заявила, что понятия не имеет, но он не поверил. Она явно что-то скрывает – наверно, свои подозрения относительно Думаса.

– Я была занята, но думала о тебе. Я слышала, ты водишь компанию с Никосом. – Ее улыбка явно указывала, что Дориана находит дружбу Инди с мальчишкой просто смешной. – Это замечательно, но о чем тебе с ним говорить?

– О многом. К примеру, он только что рассказывал мне о двух американцах, которые пришли в гостиницу и искали меня.

– Ты их видел? – жизнерадостно поинтересовалась она.

– Нет. Никос сказал, что пришли солдаты и забрали их.

– Это их почетный эскорт, – пояснила Дориана. – Я встретилась с ними в таверне и пригласила на прием к королю нынче вечером. Очаровательная пара! Я зашла пригласить и тебя тоже.

– Но кто они? У меня в Греции никаких знакомых.

– Я кое-что узнала о твоем прошлом, – ехидно усмехнулась Дориана. – Это твоя прежняя возлюбленная, которую ты бросил в Париже.

– Мадлен?! – оторопел Инди.

– Вот именно. Она тут с англичанином по фамилии Брент. Весьма дружелюбный малый. Они были в Афинах, когда услышали, что король в Дельфах, и поехали прямо сюда.

– Просто ушам не верю! Их-то ты зачем пригласила?

– Ну, в общем-то, они сами весьма настойчиво напрашивались на приглашение. И когда я уступила, они пришли в неописуемый восторг.

– Могу себе представить! Они подходящие гости. У них громадный опыт по части приемов.

Дориана села на постель и похлопала его по бедру.

– Ты что, ревнуешь?

– Да нет, – издал он нервный смешок, – не ревную. Просто удивляюсь.

– Пожалуйста, поедем! Они наверняка будут рады повидаться с тобой.

– Наверно, я и сам не прочь с ними повидаться.

– Вот и хорошо! Должно быть, тебе уже получше.

– Пожалуй. Мне совершенно не по душе круглые сутки валяться в постели.

– Опять же, сможешь познакомиться с королем. Насколько я знаю, он уже слышал, что с тобой стряслось, и наверняка захочет с тобой познакомиться. А ты сможешь рассказать ему о сем приключении в самом сердце Дельф.

– A я думал, тебе это самой интересно. Ты даже не спросила меня о доске.

– А что спрашивать? – с недоумением вскинула ресницы Дориана. – Она ведь утрачена, не так ли?

– Кто-то побывал там до меня и очистил ее.

– Что?! – на ее лице отразилось недоверие. – Ты уверен?

– У меня даже было время перевести ее.

– Правда? И что же там сказано?

– Я прочту.

Инди свесил ноги с кровати и оправил ночную рубашку. Сунув руку под кровать, он заскрежетал зубами от яростной вспышки боли в боку, затем нашарил рюкзак и вытащил его.

– Как он у тебя оказался? – с подозрением спросила Дориана.

– Ну, я посылал за ним, – уклончиво пояснил Инди, сунул руку в боковой карман рюкзака и вытащил записную книжку.

Перевод был нацарапан такими каракулями, что Инди сам едва их разбирал. Ничего удивительного, ведь писать пришлось чуть ли не в полной темноте. Инди начал медленно читать перевод вслух. Надпись начиналась с вопроса, на который тут же давался ответ.

«Нам надобно знать, пребудет ли пифия вовеки?

Этот вопрос задает каждое поколение, и ответ всегда один и тот же. Велико могущество оракула Аполлона, но лишь до той поры, доколе остается вера. И в самом деле, день настанет, когда последняя из пифий покинет священные Дельфы. Лишь тогда угаснет великое могущество Аполлона и рассыплются прахом труды его приспешников».

Инди оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на погрузившуюся в тихие раздумья Дориану.

– Это еще не все.

Он открыл следующую страницу, где записал второй вопрос и ответ.

«О, пифия! Заклинаем почтить сии ветви, что мы с мольбою принесли в руках, и поведать нам нечто утешительное о будущем оракула. Иначе мы не покинем твоего святилища, но пребудем здесь до самой смерти. Изреченное истинно.

Лишь когда оракул

станет смутным воспоминанием,

надежда возвратится. Воспряньте же сердцем

и радостно ступайте по домам,

ибо с воскресением оракул возвратится,

и раскроется его великая тайна».

Дориана охватила горло рукой и пробормотала:

– Любопытно, весьма любопытно… – Встав, она ладонями разгладила складки платья и блекло улыбнулась. – Весьма жаль, что не удалось ее достать. Ну, собирайся, времени в обрез. Мой экипаж будет у гостиницы через двадцать минут.

– Через двадцать минут?! Ха, спасибо, что предупредила загодя.

Но Дориана не ответила; она уже исчезла за дверью. Морщась от боли, Инди натянул рубашку, затем осторожно влез в брюки. Особым разнообразием его походный гардероб не отличался, так что брюки цвета хаки, белая хлопчатобумажная рубашка и галстук вполне сойдут за вечерний костюм. Надев кожаную куртку и шляпу, Инди оглядел комнату и увидел моли. Взяв талисман из миски, Инди повертел его в ладони. Он никогда не считал себя суеверным. Моли – это чеснок, а чеснок – это всего лишь чеснок, и только. «Но, с другой стороны, если взять его с собой, вреда-то ведь тоже никакого», – решил Инди и сунул чеснок в карман куртки.

Великолепием вестибюль гостиницы «Дельфы» уж никак не блистал; скорее, поражал убогостью: на полу – истоптанный ковер, вдоль стен – знававший лучшие дни диван и пара кресел с прямыми спинками. Сбоку расположена стойка, а позади нее, под лестницей – раскладушка для портье. Когда Инди вышел, Никос как раз полулежал на ней. Увидев Инди, он проворно вскочил.

– Ты почему встал?

– Еду на прием к королю.

– Но…

Тут распахнулась входная дверь, и с улицы заглянула Дориана.

– А, вот и ты! Пойдем, экипаж ждет.

– Ладно, – Инди взглянул на Никоса и пожал плечами. – После поговорим.

Когда они выехали из деревни, и лошади зацокали копытами по идущей в гору дороге, Инди попытался устроиться поудобнее. Но его швыряло из стороны в сторону, ребра мучительно ныли. Он уже жалел, что не остался в постели, и чуть было не попросил Дориану повернуть назад.

– Когда же, наконец, тут появятся автомобили?

– Ты не в Чикаго, Инди. Тем более, что в «Модели Т» тут трясло бы ничуть не меньше.

– Наверно, ты права, – согласился он. – Кстати, ты-то зачем идешь на прием? Мало того, что тебя пригласили, ты еще и согласилась пойти!

– Ну-ну, Инди! Мы ведь не варвары. – Она положила ладонь ему на руку, но лишь на миг. – В конце концов, на дворе двадцатые годы. У нас такой же протокол, как у всех цивилизованных наций. Король оказывает мне уважение, а я отвечаю ему тем же. Мои политические взгляды обсуждаться не будут.

Инди испытывал искушение положить ладонь ей на колено и посмотреть, что будет, но вовремя одумался. Разумеется, ему хотелось, чтобы все пошло, как до приезда в Дельфы; но если здраво рассудить – пусть Дориана даже сменит гнев на милость, он не в состоянии этим воспользоваться. Во всяком случае, нынче вечером.

– Инди, я бы хотела, чтобы ты завтра утром присоединился к королевской свите, когда он посетит руины.

– Зачем?

– А почему бы и нет? Я думаю, это самый подходящий момент, чтобы рассказать ему о доске. Сегодня вечером он будет очень занят.

Минут пять спустя высоко вверху показалась королевская резиденция. Массивное строение из дикого камня казалось частью самой горы. Последние лучи заходящего солнца одинаково окрасили и здание, и гору в нежные оранжево-красные тона. Когда экипаж сворачивал на дорогу, ведущую к резиденции, Инди успел разглядеть на веранде крошечные человеческие фигурки, а затем дворец скрылся за поворотом. Они остановились у пропускного пункта; постовой сверил их имена со списком и сделал знак проезжать. Экипаж подкатил к парадному входу. Поднявшись по ступенькам, они обнаружили на входе еще одного стража. Тот, хмуро оглядев наряд Инди, неохотно позволил им пройти. Дориана не обратила на него внимания, а Инди смерил его не менее суровым взглядом.

– Поправь галстук, приятель!

Зал дворца был полон. Среди гостей сновали официанты в белых кителях, разнося напитки и закуски. В этом зале было никак не менее полудюжины каминов, и в каждом горел огонь.

– Ты бывала здесь раньше? – спросил Инди.

– Лишь однажды. Очаровательный дом.

– И большущий, держу пари.

– Тридцать четыре комнаты, в том числе пятнадцать спален. Я бы сказала, весьма средне для короля.

– Во всяком случае, масса мест, где можно полежать. Может, займем одно? В конце концов, на дворе двадцатые годы.

Наклонившись к нему, Дориана бросила:

– Не глупи и не настраивайся на игривый лад. Ни в коем случае не вздумай сморозить перед королем какую-нибудь глупость.

– По-моему, я в состоянии отвечать за себя.

Тут Инди заметил Думаса, пробиравшегося к ним сквозь толпу. Вот уж кого Инди меньше всего хотел видеть. Этот колобок то ли по глупости, то ли по злому умыслу спустил Инди в пропасть на перетертой веревке.

– Смотри-ка, кто идет, – сообщил он Дориане. – Мне что-то нехорошо.

– Джонс, ты уже на ногах? Чудесное исцеление! Я изумлен твоей живучестью.

Оказывается, они с Думасом добрые друзья. Великолепно.

– Я тоже.

– Так что ты там говорил о черном камне? – осведомился Думас, ни на минуту не прекращая жевать. В руках у него была полная тарелка разнообразнейших закусок.

– Я разве о нем говорил? – нахмурился Инди.

– Ну, помнишь, нет ли, а говорил, – сообщил Думас. – Когда мы вытащили тебя из расщелины, ты мямлил, что отыскал там конический камень, и порывался вернуться за ним.

– Неужели я такое сказал?

– Ну, ты был в беспамятстве. Но что же именно ты увидел? – не унимался Думас.

Глянув на Дориану, Инди заметил, что она напряженно ждет ответа.

– Именно то, что сказал. Конический камень, опутанный чем-то вроде окаменевшей бечевки. Я бы хотел спуститься за ним.

– Почему? – не выдержала Дориана.

Инди и сам не знал, почему, но никак не мог выбросить камень из головы.

– Просто мне кажется, что он стоит того. Тем более, что доски мы лишились.

– Ты сейчас не в форме для спуска, – возразил Думас. – Разве не так? Вы согласны, доктор Белекамус?

– Да и ты тоже, по-моему, – отрубила Дориана. – Я вообще не желаю, чтобы хоть кто-нибудь спускался без моего разрешения. Ясно, Стефанос?

– Конечно, но…

Ни слова не говоря, Дориана пошла прочь и затерялась в толпе.

– Сердится из-за веревки, – заметил Думас, подхватил со своей тарелки ломоть бисквита и откусил сразу половину.

Подобной откровенности Инди не ожидал.

– Это я должен сердиться. Кстати, как это приключилась, черт подери?!

– Веревка была гнилая. А затем в суматохе мы уронили и другую. Прости. Я собирался извиниться раньше, но не хотел тебя беспокоить.

Инди уже намеревался заявить собеседнику, что тот сам спускался в дыру и очистил табличку, но Думас склонился к его уху и горячо зашептал:

– На твоем месте, Джонс, сегодня вечером я бы поостерегся доктора Белекамус. Имей в виду, тут ее ухажер. Вон тот, в форме полковника. Насколько я знаю, ревнив.

Думас дохнул на него такой гнилью, что Инди чуть не стошнило. Он даже отступил. У человека, указанного Думасом, было багровое лицо и крупный ястребиный нос. На вид ему было лет за пятьдесят; любовник Дорианы оказался на двадцать лет старше ее.

– Спасибо, запомню, – бросил сбитый с толку Инди; то этот Думас пытается его прикончить, то предупреждает об опасности. Полнейшая бессмыслица. Опять же, как понимать реакцию Дорианы, когда она выслушала рассказ Инди о доске?

Дориана была потрясена, но не тем, что кто-то уже очистил доску, а прорицанием. Особенно поразили ее последние строки, вещавшие о возвращении оракула и разгадке великой тайны. «А ведь совпадений с пророчеством старика все больше, – подумал Инди. – Землетрясение произошло. Дориана объявилась. Король приехал. А теперь еще и прорицание подтверждает его слова. Дьявол, неудивительно, что в лице у нее не было ни кровинки! Наверно, Дориана начала подумывать, что ей действительно суждено стать пифией. Но ведь совпадения встречаются на каждом шагу. Кроме них, ничего таинственного во всем этом нет».

– Инди, вот ты где! – послышался за спиной знакомый визгливый голосок.

– Мадлен?

Она выглядела совершенно непринужденно, будто явилась всего-навсего на очередной bal musette.

– Мне говорили, что ты здесь, но мне как-то не верилось.

– Это великолепно! Я прямо влюбилась в Грецию, а ты?

– Чем дальше, тем больше.

– Твоя подруга Дориана сказала, что с тобой произошел несчастный случай. А по-моему, ты прекрасно выглядишь.

Инди уже собрался рассказать ей, что случилось, как вдруг ее небрежно брошенная фраза заставила его оцепенеть.

– А разве твой приятель Джек Шеннон не собирался прийти?

– Что ты! Шеннон в Париже.

– Да нет, он здесь. Мы с ним виделись сегодня в одной маленькой таверне. С ним был еще какой-то тип, который сказал, что тоже тебя знает.

– Ты видела его здесь?

– Я же сказала.

– А кто второй?

– Не помню. Джек представил его, но тут столько всякого стряслось! То ли Том, то ли Терри… А может, Ларри. Пожилой.

– Насколько пожилой?

– Лет тридцать пять-сорок. В общем, старый. И с бородой. По-моему, он канадец. Не знаю.

Инди ломал голову, кто из его знакомых носит бороду и может поехать с Шенноном в Грецию, но не мог припомнить ни одного пожилого человека.

– А ты уверена? Ты разговаривала с Шенноном?

– Конечно! Мы выпили вместе по стаканчику узо. Он говорил, что разыскивает тебя. Выглядел встревоженным, – она оглянулась. – Куда же запропастился Брент с моим коктейлем?

– Откуда Джек узнал, что я ранен?

– По-моему, он этого не знал. Они же только-только приехали, примерно за час до нас.

– С Дорианой ты знакома. С ними она разговаривала?

– Не знаю. – Мадлен явно надоели эти вопросы. Она озиралась по сторонам и вставала на цыпочки, чтобы оглядеть зал. Но Инди не отставал.

– Вы с Брентом приходили навестить меня, когда узнали, что я ранен?

– Ну, как-то случай не выпадал, – смущенно улыбнулась она и пожала ему руку. – Но раз ты здесь – значит, все в порядке.

– Ага. Просто высший класс.

В этот момент провозгласили о прибытии короля, и в зал вошел высокий седеющий человек. Он пожимал руки направо и налево, прихрамывающей походкой переходя от одного гостя к другому. Мадлен тотчас же ускользнула – то ли взглянуть на короля поближе, то ли разыскивать Брента с коктейлем. Инди заметил, что Дориана стоит рядом с полковником. Оба несомненно смотрели в его сторону. Больше всего Инди хотел расспросить ее о Шенноне и его спутнике, но воздержался, вспомнив слова Никоса, что обоих увели солдаты. Какое объяснение Дориана предложит на этот раз? И куда, черт побери, их забрали?

Наконец, Инди уже не мог сдерживаться. Он жаждал ответов. Двинувшись через зал, он внезапно оказался лицом к лицу с протянувшим руку королем. Пожимая монаршью длань, Инди быстро представился.

– Ах, да! Вы, должно быть, тот самый, кто свалился в ту яму.

Смущенный королевским вниманием Инди кивнул.

– Этого больше не случится.

Король засмеялся и похлопал его по плечу.

– Будем надеяться, что нет. Завтра утром я собираюсь посетить руины. Вы будете там?

– Да, конечно. – В данный момент Инди занимали совсем иные проблемы, но что еще тут сказать?

– Хорошо. Быть может, там вы мне и расскажете о происшествии. До встречи.

Инди отступил, а король отвернулся и завел разговор с кем-то еще. Ни Дорианы, ни полковника нигде не было. Инди побродил по залу и по веранде. Дориана не показывалась.

– Ты выглядишь потерянным, Инди, – раздался сзади голос Думаса.

– Ты не видел доктора Белекамус?

– Ее тут нет. Она уехала с полковником Мандраки минут пять назад.

 

17. У костра

Тихо выскользнув из дворца, Инди отправился на задний двор, где ожидали хозяев экипажи, и спросил, где экипаж Думаса. Его направили к вознице.

– Господин Думас велел вам отвезти меня в гостиницу, – с ходу заявил Инди. Кучер воззрился на него с недоверием.

– А это точно? Мне он велел ждать здесь.

– Он остается на ночь. – Инди склонился поближе. – Слишком много узо.

– Уже?

– Уже, – мрачно подтвердил Инди.

Возница кивнул и забрался на сиденье, а Инди запрыгнул в экипаж. В том, что он сказал, не было ни слова правды, но Инди не чувствовал за собой вины, оставляя Думаса в неловком положении.

Когда он вошел в гостиницу, Никос лежал на раскладушке, увлечено читая какую-то книгу.

– Ты не видел Дориану?

– Нет, она не возвращалась, – парнишка встал и пригладил ладонью свои коротко подстриженные волосы. – Что-то ты рано.

– Может быть, недостаточно рано. Кто такой этот полковник Мандраки?

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, когда она пришла. Это Алекс, ее дружок.

Неудивительно, что она так холодно держалась с Инди после прибытия в Дельфы.

– Он очень опасный человек, – продолжал Никос, – а когда он поблизости, то и доктор Белекамус, по-моему, тоже. Потому-то я и принес тебе моли. Для защиты.

– Спасибо. А теперь расскажи подробнее о тех американцах, что приходили повидать меня.

– Один был высокий и худой, с рыжими волосами и бородкой. – Никос погладил подбородок, изображая жидкую поросль. – Другой был пониже, с густой бородой. Вот, смотри. Тут кое-что для тебя. – Он сунул руку под стойку и вытащил свернутый кнут. – Твой долговязый приятель хотел, чтобы я передал это тебе, если он не увидится с тобой. Он уже собрался пойти к тебе в номер, когда вошли солдаты.

Инди взял кнут и погладил его ладонью. Ясное дело, Шеннон здесь, но вот личность другого по-прежнему неизвестна.

– Инди, у меня еще к тебе вопрос об Америке.

Инди не был настроен болтать.

– Вообще-то, это не самое лучшее время, но валяй.

– А правда, что американцы мажут на хлеб яблочное пюре?

– Ты о чем? – вытаращился в недоумении Инди. Никос приподнял книгу, которую читал. Это оказался потрепанный экземпляр «Семнадцати».

– Тут одна девочка именно так ест хлеб.

– Где ты взял эту книгу?

– Один из этих американцев дал мне ее. Тот, что пониже и с бородой.

Инди вспомнил встречу в парижском «Соборе», когда Тед Конрад рассказал о знакомстве с Бутом Таркингтоном и продемонстрировал потрепанную книжку. Взяв книгу, Инди открыл ее и на титульном листе прочел: «Теду. Наилучших успехов в творчестве. Бут Таркингтон».

Скажите-ка на милость – что тут делать экс-преподавателю истории Конраду, да еще в компании с Шенноном? Они ведь даже не были знакомы. И почему Мандраки их задержал?

– Смотри, что я в книге нашел, – прервал его размышления Никос. – Ты его знаешь?

Он протянул Инди фотографию красивого, улыбающегося юноши, ровесника Инди. Тот стоял рядом с какой-то греческой статуей на фоне каменных ступеней амфитеатра.

– Не видел ни разу в жизни, – Инди постучал ребром фотографии по стойке и нахмурился. – Ты сказал, что моих друзей забрали солдаты. Они вели себя вежливо, как почетный эскорт?

– Вовсе нет, – покачал головой Никос. – Их арестовали, как преступников, а командовал полковник Мандраки.

– Куда их увели?

– Не знаю, но ушли они в сторону руин.

– Это уже кое-что. Пойду поищу. Можно взять? – Инди указал на фотографию.

– Только вместе со мной.

Инди замялся.

– Мне не хотелось бы навлечь на тебя неприятности, Никос.

– Я помогу тебе отыскать друзей. Я знаю все потайные места в округе.

Инди сунул фотографию во внутренний карман куртки и повесил кнут на пояс.

– Ладно, но помни, что мы с солдатами не в прятки играем. Это дело серьезное.

– Понимаю. А моли с тобой?

– Ага, – улыбнулся Инди.

Три минуты спустя они уже оседлали лошадей. Инди потрогал ладонью ноющие ребра, затем дал лошади шенкеля и пустил ее в галоп. Подъезжая к руинам, Инди указал на мастерскую, и они повернули туда. Помещение казалось тихим и пустынным, но проверить все же стоило. Они спешились возле конюшни и осторожно двинулись к мастерской. Инди толкнул дверь. К его удивлению, дверь была не заперта, и он медленно отворил ее. На длинном столе горела керосиновая лампа.

Инди двинулся вдоль рядов полок, уставленных каменными табличками, заглядывая в каждый проход. Ни Дорианы, ни кого-нибудь другого. Уже направляясь обратно к двери, Инди вдруг заметил, что из одного шкафчика торчит кусок белой ткани. Присев на корточки, он ощупал материал и понял, что это такое. Распахнув дверцу, Инди убедился в своей правоте; это было платье Дорианы – то самое, в котором она была на приеме у короля. Итак, Дориана побывала здесь и переоделась. В гостиницу она заходить не стала – значит, они с Мандраки очень спешили.

Инди уже собирался прикрыть дверцу, когда заметил лист бумаги, приколотый к задней стенке шкафчика. На нем значились три колонки цифр:

 

1 | 16:23 | (3:05)

1 | 19:28 | (3:11)

Что это такое, сообразить было нетрудно. Цифра слева означает день; совершенно очевидно, что первым считается день приезда в Дельфы, когда начали наблюдения за миазмами. В центральной колонке время извержений, а справа показана длительность перерыва между ними.

Инди провел пальцем по колонкам и понял, что здесь расписание не только предыдущих извержений, но и будущих, на несколько дней вперед. Одна строка была подчеркнута. Там значилось:

9 | 11:41 | (6:53)

Инди подсчитал, сколько дней прошло со дня приезда. Сегодня восьмой. Завтра утром король должен посетить руины, а испарения начнут подниматься в 11:41. Надо запомнить, может пригодиться. На всякий случай Инди заучил времена извержений на ближайшие пару дней.

– Тут никого нет, – сообщил Никос.

– Знаю. Они заходили ненадолго и отправились туда, где Дориана не хотела ходить в платье.

– Может, боялась его испачкать.

– Не исключено, – согласился Инди. – Тут есть какое-нибудь грязное местечко, где они могут держать моих друзей?

Никос на мгновение задумался.

– Над руинами есть пещера…

– Ты думаешь, Дориана знает о ней?

– Я уверен.

– Почему? – не унимался Инди.

Никос внезапно смутился, потупив глаза и зашаркав подошвами по доскам пола.

– Видишь ли, однажды, когда мне было лет двенадцать, я совершил скверный поступок.

– Ну, дальше.

– Я проследил за доктором Белекамус и ее другом. Пролез за ними в пещеру и смотрел, как они занимались этим.

– С каким другом? Ты имеешь ввиду полковника?

– Нет. С другим. С помощником. Со студентом, вроде тебя.

«Итак, у нее уже вошло в привычку брать с собой старшекурсников, – подумал Инди. – Просто великолепно». Сам не понимая, почему, он ощутил ревность и почувствовал себя преданным.

– Пошли, надо посмотреть.

Они двинулись по ведущей к руинам тропинке и поднялись к старому стадиону, расположенному ниже театра. Отсюда Никос повел Инди через лес, кивнув в сторону громады горы.

– Вон там, прямо над нами.

Инди не видел ничего, кроме темных силуэтов деревьев на фоне небес. Это зрелище не сулило ничего хорошего, но выбора у них не было.

Тропинка круто поднималась, петляя среди валунов. Каждый шаг отдавался острой болью в ушибленных ребрах и бедре, но Инди продолжал шагать, подстегиваемый гневом на предательницу Дориану. Наконец, Никос остановился, указал на озаренный светом луны карниз шириной не более трех футов и прошептал:

– Чуть дальше.

Огибая выступ скалы, карниз сужался, круто обрываясь в каких-нибудь пяти дюймах от ног Инди. Он готов был возблагодарить темноту, скрывшую пропасть от взора. Если не видишь, сколько придется падать, то вроде и не так страшно.

– Стоп, – шепнул Никос и прижался к стене, скрывшись в тени.

Инди собирался спросить, что случилось, когда услышал шорох шагов впереди. Кто-то шел прямо на них, но скала скрывала его. Инди ничего не оставалось, как попытаться слиться с камнями. Он вжался в стену и тут же скрючился от пронзившей грудь боли, когда острый камень уткнулся ему в бок.

Шаги становились громче. В темноте замаячил неясный силуэт. Неизвестный остановился – должно быть, ощутив их присутствие. Они попались в ловушку.

Тут тьму прорезало жалобное, отчаянное блеяние, и Никос засмеялся.

– Это всего лишь коза с тремя козлятами.

– Откуда они здесь?

– Просто живут в горах. Дикие.

Никос тихо позвал козу, но животное упрямо стояло на месте.

– А другим путем пройти нельзя?

– Нет.

Инди огляделся и заметил толстую ветвь, нависающую над тропой. Отцепив кнут, Инди резким движением руки заставил его обвиться вокруг ветви. Затем, оттолкнувшись и зависнув на кнуте, перелетел над пропастью вокруг уступа, приземлившись позади коз.

– А ну, пошли! – прошипел он. Коза с козлятами засеменили прочь.

– Как тебе удалось? – изумился Никос.

– Наверно, повезло. Пошли!

Они осторожно продвигались вперед, пока не увидели вход в пещеру. Внутри мерцали отблески огня. В пещере кто-то был.

– Отличная работа! – Инди похлопал Никоса по плечу. – Ты был прав.

Они подкрались ближе.

Кое-где над тропой росли деревья, прикрывая ветвями вход. Неудивительно, что снизу свет костра не был виден. Подобравшись к самому входу, Инди услышал голоса. Сзади кашлянул Никос. Инди стремительно обернулся, прижав палец к губам, зато сам споткнулся о камень, и тот с шумом покатился вниз.

– Эй, вы слышали? – это был голос Дорианы. – Алекс, пойди, осмотрись.

Инди затаил дыхание. О, Господи! Если орел действительно покровительствует Инди, то самое время ему вмешаться.

– Я только что выходил, – рявкнул Мандраки. – Я же сказал, что это козы, пустоголовые дикие козы.

– Извини. Наверно, я чересчур разнервничалась.

Инди утер вмокший лоб и возблагодарил Господа, орла и всех на свете, кто помешал Мандраки выйти из пещеры. Потом осторожно двинулся вперед. Остановившись сбоку от входа, он опустился на колено и заглянул в пещеру. В ее центре горел костер, а дым уходил через невидимый дымоход. Вокруг костра расположилось несколько человек. Спиной ко входу сидела Дориана, рядом с ней Мандраки, а напротив – двое солдат с винтовками.

Когда глаза Инди привыкли к мерцающему свету, он разглядел позади костра двух человек. Они лежали на животах, со связанными за спиной руками. Поодаль зияли три неглубокие прямоугольные ямы, а на земле валялась лопата. Тут что, вели раскопки, о которых Инди не знал? Сомнительно. Ямы больше походили на могилы. Свежевырытые могилы для трех человек.

– Алекс! – подала голос Дориана.

– Что?

– Это ужасная ошибка. Не надо было их трогать.

– Никакой ошибки нет. Если бы я позволил им переговорить с Джонсом, он скрылся бы, а завтра он нам нужен.

– Но теперь он понял, что что-то затевается, и не придет на руины, а будет искать своих друзей.

– С этой проблемой мы управимся, – заверил ее Мандраки.

Инди дал Никосу знак уходить. Оказавшись вне пределов слышимости, Инди негромко проговорил:

– Никос, я хочу, чтобы ты вернулся с гостиницу. Если меня будут спрашивать, скажи, что я вернулся рано и сразу лег.

– А что ты собираешься делать?

– Отыщу безопасное местечко для наблюдения. Рано или поздно Дориана и Мандраки уйдут. Тогда я и займусь делом.

Пока Никос спускался к руинам, Инди взобрался повыше, где обнаружил место, откуда мог видеть выходящих из пещеры – если только сумеет не уснуть. Он нагреб кучу листьев и уселся, привалившись спиной к дереву, потер ноющее бедро и поправил повязку на ребрах. Попытавшись расслабиться, он вновь задумался над тем, что делают Шеннон и Конрад в Дельфах, и почему Мандраки с Дорианой решили расправиться с ними. Но чем дольше он размышлял, тем больше запутывался.

Он закрыл глаза, впадая в дрему, уронил голову и оттого проснулся. Встав на ноги, Инди прошелся, чтобы отогнать сон. Едва он сел снова, как послышался какой-то шум, но не снизу, а сверху. Инди повернул голову и вслушался. Должно быть, козы.

Заметив внизу пляшущие тени, он склонился вперед, всматриваясь в темноту. Наконец, он сообразил, что это отсветы костра в пещере. Должно быть, просто подбросили дров. Попытавшись устроиться поудобнее, Инди присел на корточки у дерева, съежился и потер руки. Стало холодно и сыро. Если эти четверо в пещере собираются по очереди сторожить пленников, то ночь предстоит длинная.

Веки будто свинцом налились. Инди заморгал, потер щеки и вытаращился во тьму, представляя, как Дориана и Мандраки обнялись у источающего тепло костра, затем этот образ исчез, сменившись другим. Он и Дориана в постели, в поезде. Тепло, уютно. И тут возникло ощущение какой-то угрозы. На него в упор глядел светловолосый мужчина – тот самый, который в поезде последовал за Дорианой и исчез. Мужчина куда-то указывал, губы его шевелились, но невозможно было разобрать ни слова. Предупреждает о чем-то.

Инди вздрогнул, проснулся и тряхнул головой. «Всего лишь сон. Не спать!» Он потер ладони. Но спустя пару минут вновь задремал. Голоса! Кто-то мешает спать. Надо узнать, кто. Надо что-то делать. Но голоса спутались со сном, в котором Инди снова был в Чикаго. Голос Дорианы. Но Дориане не место в Чикаго. Инди заморгал, приходя в себя. «Я на горе. Жду. Чего?» И тут он все вспомнил.

Луна зашла за гору, но было еще достаточно светло, чтобы различить карниз. Там никого не было; из пещеры доносился мужской голос. Ему отвечал голос Дорианы – они спорили.

Как долго он спал? Глянув на часы, Инди понял, находится здесь больше двух часов.

– Я пошла, – сказала Дориана.

– Хорошо. Я иду с тобой, – ответил мужчина и негромко заговорил с кем-то еще, а Дориана вышла из пещеры.

Вскоре за ней последовал и Мандраки. Инди подождал, пока они скроются из виду и прислушался. Звук их шагов становился все слабее и вскоре совсем стих. Инди встал, положив руку на висящий у пояса кнут. Теперь пора!

Он принялся осторожно пробираться вдоль гребня, выискивая путь вниз. Свежий, прохладный воздух навевал сон. Где-то там кустарник непременно расступится, открывая дорогу вниз. Ладно, вот сюда. Инди уже собирался спуститься, как вдруг хруст сломавшейся позади ветки заставил его резко обернуться.

В первый момент он ничего не увидел. Затем мелькнула тень с занесенной для удара рукой, сверкнул клинок. Инди запястьем блокировал удар, двумя руками схватил нападавшего за предплечье и ударил его руку о колено. Нож выпал из разжавшейся ладони и канул во тьму.

Нападающий попытался вырваться, но Инди схватил его за шиворот и потянул назад. И тут разглядел, кто это.

– Ты? Ты, ублюдок!

Инди нанес мощный удар Григорису в челюсть, тот зашатался, врезался спиной в дерево и съехал вниз. Инди склонился над ним. Рука Григориса бесшумно скользнула по земле к ножу, но Инди перехватил нож и приставил острием к горлу противника.

– Ты мне очень не нравишься. Только пикни, и я укорочу тебе язык. Усек?

Обшарив карманы Григориса, Инди нашел носовой платок и воспользовался им в качестве кляпа.

– Очень любезно с твоей стороны. Не придется расставаться со своим платком. А теперь расшнуруй ботинки.

Григорис, не шевелясь, уставился на него. Инди пришлось слегка уколоть его острием ножа.

– Шевелись!

Когда Григорис сделал, что требуется, Инди забрал у него шнурки и связал их вместе. Затем заставил Григориса охватить руками ствол дерева за спиной и стянул запястья шнурками. Надолго его этим не задержишь, но какое-то время Гигорис надоедать не будет. А в следующий раз дважды подумает, прежде чем что-либо предпринять. Во всяком случае, Инди на это надеялся.

– Если еще раз увижу тебя сегодня ночью, – вставая, предупредил он, – то сброшу с горы. Усек?

Инди спустился на карниз, и подобрался ко входу в пещеру. Костер едва горел. Шеннон и Конрад лежали на прежнем месте. Неподалеку сидел охранник. Один. Куда же, к черту, подевался второй?

Вверху хрустнула ветка. Инди поднял голову, и в этот самый миг на него сверху обрушился второй страж, попытавшись врезать Инди прикладом по голове. Инди увернулся, головой ударил солдата в живот и попытался выхватить винтовку. Они вдвоем ввалились в пещеру. Вдруг Инди ощутил прижатую позади уха холодную сталь. Первый солдат пришел на помощь товарищу.

– Не шевелись, малака, или ты покойник.

 

18. Под стражей

Приближающийся рассвет уже подмыл темень на востоке, когда их повели по карнизу. Шеннон, следуя за одним из конвоиров, покачивался, подскакивал и размахивал конечностями, встряхивая буйными рыжими космами и эспаньолкой. За ним шагал Инди, далее следовал Конрад в изодранном, выпачканном суконном пальто; его бороду и лицо покрывал песок – пол в пещере оказался сырым. Хотя Инди и пролежал несколько часов рядом с ними, ему только сейчас удалось хорошенько их разглядеть. До этого у всех троих во ртах были кляпы, а на глазах повязки.

– Зига, зига, – подгонял их охранник, идущий сзади. – Зига, зига. – «Шагайте, но не слишком быстро».

От недосыпания Инди покачивался, все тело ныло, словно его побили камнями. Зато убивать их не собираются. Во всяком случае, пока. К счастью, конвойные не подозревали, что Инди понимает по-гречески, и свободно болтали. Тот, что шел сзади, был старше по званию и заявлял, что следует дождаться возвращения Мандраки, как тот приказал. Однако другой, спрыгнувший на Инди у входа в пещеру, настаивал, что Инди – важная персона, и его необходимо немедленно доставить к Мандраки. Тогда первый сказал, что сам доставит Джонса, поскольку он старше по чину. Так они спорили несколько часов, и наконец, сошлись в том, что если Мандраки не вернется до рассвета, они отконвоируют всех троих пленников к конюшне, а уж там старший по званию пойдет искать полковника.

Когда они дошли до конца карниза, Инди наконец удалось обменяться взглядами с Шенноном и Конрадом. Он не знал, о чем те думают, но в глазах у обоих застыл страх. Инди не порицал их. Должно быть, в его глазах застыло такое же выражение.

Когда они спустились по тропинке в долину, небо за горой на востоке из свинцово-серого стало сиреневым. Но окутанные туманом руины по-прежнему тонули в тени. Инди различал лишь колонны храма. Они казались призрачными, словно вот-вот исчезнут вместе с туманом. Если бы сейчас поднимались миазмы, их было бы невозможно отличить от тумана. Может быть, именно поэтому Дориане понадобился график извержений. Но если она пифия, какое это имеет отношение к нынешним событиям? Быть может, никакого. Быть может, полное.

К тому времени, когда они добрались до руин, Инди уже не мог понять, холодно ему или жарко – лоб покрывала испарина, а пальцы совсем окоченели. Они сошли с тропинки, миновали стадион, затем последовали вдоль осыпающихся стен амфитеатра. Туман рассеивался, и Инди надеялся, что кто-нибудь их заметит. Все-таки три связанных человека с кляпами во рту – зрелище не совсем обычное, пойдут разговоры. Кто-нибудь наверняка решит выяснить, в чем дело; особенно сегодня, когда король должен навестить руины.

Будто в ответ на его мысли, в лесу между конюшней и руинами замаячил неясный силуэт. Инди мысленно взмолился, чтобы это оказался кто-нибудь из свиты короля. Но тут он увидел, что это женщина. Дориана. Надежды пошли прахом. Подойдя ближе, она быстро оценила ситуацию:

– Хорошая работа. Мы его ищем, – она кивком указала на Инди, словно тот был овцой или коровой, сбежавшей из загона.

Когда охранники рассказали, куда вели пленников, она покачала головой.

– Там слишком много народу. Могут увидеть. Отведите их в хижину и выньте кляпы. И принесите им чего-нибудь поесть. – Она улыбнулась Инди. – Нам бы не хотелось морить тебя голодом перед встречей с королем. – Осмотрев его, она укоризненно покачала головой. – Тебе надо переодеться в чистое. И постарайся хоть немного отдохнуть.

«Она рехнулась, не иначе», – подумал Инди, когда их поволокли к хижине. Какого черта она настаивает на его встрече с королем? Если бы Инди сам не надышался миазмами, он бы решил, что они серьезно сказались на ее рассудке.

Перед хижиной охранники вытащили кляпы, знаками запретив разговаривать, и одного за другим втолкнули пленников внутрь. Внутри было темно, но они все-таки видели друг друга. Минуту-другую никто не нарушал молчания. Инди потер подбородок и огляделся. Стол и табуреты убрали, но в остальном хижина осталась такой же, какой он видел ее последний раз. Инди опустился на пол и привалился к стене. Из-под закрывшего вход полога виднелись черные солдатские сапоги.

Конрад тяжело опустился рядом с Инди.

– Мне надо было бы сказать, Инди, что я рад вас видеть, но в данной ситуации…

– Мне это не нравится, – заявил Шеннон, вышагивая из угла в угол. – Более того, мне это ужасно не нравится. В смысле, я чувствую себя не в своей тарелке. Я так больше не могу. Я хочу поиграть на корнете. Хочу послушать джаз, хоть какой, но джаз, пусть даже липовый, и выпить хочу, хотя бы этого дерьмового соснового сока, который они тут хлещут. Выпью, что дадут.

– Заткнись, Джек, – зашипел Инди. – Или нам опять заткнут глотку.

– Я никому не позволю заткнуть мне рот! Надо выбираться отсюда.

– Выберемся, Шеннон. Придумаем что-нибудь, – отозвался Конрад. – Но Инди прав, вам следует поутихнуть.

Инди переводил взгляд с одного на другого.

– Может, кто-нибудь наконец расскажет мне, какого черта вы здесь делаете? – Ответом ему было молчание. – Да говорите же, пока нам опять не заткнули рот. Но только не рассказывайте, что вы оба вдруг решили провести отпуск в Греции. Дьявол, я даже не догадывался, что вы знакомы.

Солдаты опять спорили – вероятно, о том, кому идти за едой для пленников. Конрад воспользовался моментом.

– Позвольте начать с того момента в «Соборе», когда вы познакомили меня с Белекамус. После того, как вы оба покинули ресторан, ко мне подошел некий английский джентльмен по имени Джеральд Фарнсуорт, которому было что порассказать о Белекамус. Я встревожился и сообщил ему, что вы завтра уезжаете с ней в Грецию, но не знал, где вы живете и как с вами связаться. Он сказал, что попытается попасть на поезд и сам вам все расскажет.

– Через день или два Фарнсуорт обещал телеграфировать, – продолжал Конрад. – Не дождавшись от него вестей, я связался с полицией, и оказалось, что его тело найдено на железнодорожном полотне. Его убили каким-то острым орудием вроде ледоруба.

У Инди перехватило дыхание, когда он сообразил, что человеком, вышедшим за Дорианой из вагона-ресторана, мог быть лишь Фарнсуорт. Инди еще раз глянул на дверь. Сапоги скрылись, а голоса спорящих отдалились. Конрад продолжал свой рассказ.

– В тот же вечер я отправился в «Джунгли» выпить. Едва я заказал третью порцию шотландского, как Шеннон признал во мне профессора из своей альма-матер. Я быстро уяснил, что Шеннон – ваш приятель по квартире, и что он тоже разговаривал с вами перед вашим отъездом в Грецию. Когда же я выложил Джеку, что узнал, он понял, что вы в опасности, и решил помочь.

Инди больше не мог сдерживаться.

– Так что же рассказал Фарнсуорт?

– Когда я сюда приехал, – нахмурился Конрад, – у меня с собой была фотография. Должно быть, я сунул ее куда-нибудь не туда. Во всяком случае…

– Одну минуту, – Инди сунул руку в карман и извлек ту самую фотографию, которую отдал ему Никос. Она помялась, и Инди старательно разгладил ее. – Вы имеете в виду вот эту?

– Да, – встрепенулся Конрад.

– Тише, – теперь уже Шеннон следил за громкостью. Все тревожно посмотрели на дверной проем и прислушались. Охранники по-прежнему переговаривались, но уже более сдержанно.

– Так кто же он? – Инди приподнял фотографию.

– Его зовут Ричард Фарнсуорт. Он младший брат Джеральда, бывший студент-старшекурсник археологического факультета Афинского университета, где некогда преподавала Белекамус. Он беесследно исчез два года назад. Итак, Джеральд Фарнсуорт принялся разыскивать брата. Он обнаружил, что Ричард и Дориана Белекамус были любовниками, но она была связана еще и с Мандраки. В тот день, когда Ричард исчез, полковника видели с Белекамус.

Инди ощутил, как вдоль хребта побежал холодок. Конрад продолжал говорить, но его слова доносились, словно из-под воды. Долгие гласные, краткие согласные, будто голос с пластинки на семьдесят восемь оборотов в минуту. Он потерся ухом о плечо, стараясь прийти в себя.

– Джеральд Фарнсуорт раскопал и еще одну историю, о другом ее старшекурснике, которого застрелили в его квартире годом ранее. Он тоже был ее любовником, подозрения даже пали на нее, но обвинения в убийстве никому так и не выставили. Затем, вскоре после исчезновения младшего Фарнсуорта, она оставила работу в университете. Предположительно, ее обвинили в непрофессиональном и предосудительном поведении со студентами.

– Чертовски предосудительном, – вставил Шеннон.

– Тогда-то она и перебралась из Греции в Париж.

– Мне она преподнесла свой отъезд из Греции совсем в ином свете, – бросил охваченный гневом и возмущением Инди. – Надо полагать, у нее аппетит на старшекурсников, а я всего лишь следующий на очереди. Но почему же тогда Никос, паренек из гостиницы, не узнал Фарнсуорта? Фотографию дал мне он.

– Потому что Фарнсуорт ни разу не был в Дельфах. Она крутила с ним роман в Афинах. Она избегала затевать интрижки здесь, где трудно их утаить.

«По крайней мере, один раз она этим правилом пренебрегла», – подумал Инди, припомнив историю, рассказанную Никосом. Ощущение холода прошло, вместо него в груди лежал тяжелый ком.

– А когда эти мальчики ей надоедали, она скармливала их своему дружку-убийце, – похватил Шеннон. – Но и это еще не все, дружище.

Инди не представлял, что еще можно добавить к истории с Фарнсуортом.

– У моей семьи в этом краю есть кое-какие контакты, – начал Шеннон. – Ты знаешь, о чем я. Люди со связями. С политическими связями. Информация на местах.

«То бишь, бандитские шайки, – отметил про себя Инди. – Шеннон уклончив, как обычно».

– И что же ты выяснил?

– Прежде всего, твоя профессорша, отправляясь сюда, имела на примете не только древнюю каменную доску. Ты знаешь, что ее отец – греческий диссидент, живущий в Италии?

– Об этом она мне все рассказала. Ее старик досадил королю. Не сошлись во мнениях.

– Тут не просто несходство мнений. Ее дружок Мандраки близок с ее отцом. Я слышал, он что-то затевает – наверно, государственный переворот, и Дориана Белекамус тоже замешана.

– Государственный переворот?

– Точно. Один мой знакомый влез в ее университетский кабинет и обнаружил там письмо от Мандраки, подтверждающее это предположение.

Инди пришло в голову, что этим «знакомым» был сам Шеннон.

– Но если все рассказанное тобой – правда, зачем Дориане потребовался я?

– Они собираются использовать тебя, – пояснил Шеннон. – Это имеет какое-то отношение к твоей сегодняшней встрече с королем. По-моему, они собираются укокошить его и свалить все на тебя. Эти ребятишки ничуть не лучше чикагских гангстеров. Наверно, даже похитрее.

– Мандраки грозился убить вас?

– А ты разве не разглядел могилы в пещере, пока тебе не завязали глаза? – осведомился Шеннон. – Они собираются сегодня же покончить с нами.

В этот момент дверной полог откинули, в хижину вошел охранник и знаками сердито приказал прекратить разговор. Его товарищ внес три тарелки, на которых было по куску черствого хлеба, вареная картошка и по ломтику овечьего сыра.

Пока все молча насыщались, Инди пришел к выводу, что Дориана способна на то, что предполагает Шеннон. Неизвестно, каким образом она собирается совершить покушение, но надо любым способом предупредить короля.

Покончив с трапезой, Инди подвинулся поближе к Шеннону.

– Извини, что я втянул в это дело еще и вас.

– Мы сами влезли.

Конрад отложил вилку.

– Не могу понять, каким образом они так быстро вычислили нас сразу же по приезде. Впрочем, Белекамус наверняка меня запомнила.

– Кстати, – оживился Шеннон, – какого черта здесь делает твоя писклявая подружка Мадлен? – Он впервые за это время рассмеялся. – Я просто потрясен! Не успеешь приехать, как натыкаешься на человека, которого нипочем не ждал здесь встретить.

В этот момент в хижину ворвались оба солдата и рывком подняли Шеннона и Конрада на ноги.

– В чем дело? – заорал Инди и вскочил, но его швырнули на пол и пнули ногой в живот. Когда он смог разогнуться, Шеннона и Конрада уже не было, а во рту у него торчал кляп.

– Ублюдки, – промычал он, перекатился на живот и посмотрел на вход. В щели под пологом виднелись каблуки сапог. Интересно, доведется ли еще свидеться с Шенноном и Конрадом? Инди думал о Шенноне, вспоминая совместные затеи в колледже, и как был огорчен, когда Конрад выдал его декану. Все это казалось очень далеким и милым по сравнению с нынешней ситуацией.

И навлекла ее на Инди его тяга к Дориане Белекамус. Он сердито пнул стену, и, как ни странно, пробил ее насквозь. Он понял, что ударил как раз по тому месту, где стена обгорела во время нечаянно устроенного Инди пожара, когда он наблюдал за миазмами. Выдернув ногу из дыры, Инди посмотрел на каблуки. Те не шелохнулись.

Он стал осторожно расширять отверстие, кусок за куском оббивая обугленные края, пока не образовалась дыра, в которую можно было протиснуться. Просунув ноги в дыру, он пополз, извиваясь на животе. Но бедра застряли, и его заклинило в стене.

Инди сжал ноги вместе и сделал еще одну попытку, скрежеща зубами от боли, когда ушибленное при падении бедро задело край отверстия. Попытка удалась, и теперь Инди по пояс находился на улице; правда, выше пояса он еще оставался внутри. Упираясь коленями в землю, он стал продвигаться дальше.

«Еще чуть-чуть», – подбодрил он себя, и тут его плечи застряли. Инди изворачивался вправо и влево, толкаясь туда и сюда, но ничего не помогало. Более того, он застрял еще крепче. Он выдохнул из легких весь воздух и уперся коленями изо всех сил, даже хижина содрогнулась. Но ловушка не отпускала. Инди поднял взгляд на вход. Каблуки пропали из виду.

«Вот дерьмо! И что теперь?»

Ответ не заставил себя долго ждать. Инди ощутил, как его схватили его за лодыжки и потащили на улицу; края дыры больно впились в плечи, Инди закряхтел, и тут его вытащили на свет.

Повернув голову, он обнаружил пару черных ботинок и поднял глаза. Но увидел не солдата, а Никоса. Тот быстро развязал Инди руки и вытащил кляп.

– А солдат? – прошептал Инди.

– Не волнуйся. Я позаботился о нем, – Никос продемонстрировал дубинку.

Инди поднялся на ноги и усмехнулся, отряхиваясь.

– А откуда ты узнал, что я здесь?

– Я и не знал, пока не обнаружил солдата у твоей двери. А отправился на поиски, когда увидел, что полковник Мандраки ввел твоих друзей через черный ход и повел наверх. Они сидят в номере под стражей.

И тут послышался щелчок взводимого курка револьвера. Инди поднял голову и увидел багровую физиономию Мандраки, с кривой ухмылкой целившего в него из револьвера.

– Вы куда-то собрались, Джонс?

Инди не сводил глаз с револьвера и хранил молчание. Ему совершенно не хотелось дразнить человека, способного нажать на курок, не раздумывая.

– Возвращайся в гостиницу и сиди там, – воззрившись на Никоса, процедил Мандраки сквозь зубы.

– Если проболтаешься хоть словом, я убью его, а потом приду за тобой.

Никос глянул на Инди и поспешил прочь.

– Я не люблю убивать детей, Джонс, но если приходится, то убиваю. К вашему сведению, это зависит от вас.

– Я не понимаю, о чем речь.

– Вы сделаете то, что я скажу, – Мандраки плотоядно ухмыльнулся, – или этот мальчонка и оба ваших друга – покойники.

– Что я должен сделать?

– Произойдет несчастный случай. Король упадет в расщелину, когда начнут подниматься пары. А вы чуть поможете ему легким толчком.

«Черта с два», – подумал Инди.

– А если он не захочет войти в туман?

– Захочет, поскольку вы расскажете о целительном действии миазмов на ваши раны и о своей уверенности, что они исцелят и его недуги. У него болит бедро. К каким только докторам по всему миру он ни обращался, облегчить его страданий не мог никто. Он неперменно испробует действие миазмов, я гарантирую.

Инди не знал, что сказать. Надо отыскать способ помешать Мандраки.

– А если вы попытаетесь предупредить короля, то будете убиты на месте. Помните об этом. Если же вы поможете нам, то вам и вашим друзьям будет позволено покинуть нашу страну точас же. Ясно?

Инди не поверил ему ни на секунду. Мандраки швырнул к ногам Инди полотняную сумку.

– Идите в хижину и переоденьтесь. Вы должны выглядеть перед королем пристойно. – Полковник осклабился и захохотал.

У Инди в голове пронеслось, что орел-покровитель сейчас явно занят чем-то не тем.

 

19. Чарующие байки

Заняв позицию на валуне у основания горы за храмом Апполона, Панос всматривался в группу людей, собравшихся на дороге возле руин. Король еще не прибыл, но его ожидали с минуты на минуту. Шел двенадцатый час, а испарения должны начаться в 11:41.

– Пойдем же, – не утрепел Григорис. – Можно подойти поближе.

– Времени у нас достаточно, – тряхнул головой Панос.

Григорис, как всегда, торопится. Но сегодня утром он еще и в дурном настроении. Когда Панос пришел сюда полчаса назад, Григорис выложил ему свои ночные злоключения. Панос выслушал, поглядел на расшнурованные ботинки сына, пожал плечами и сказал, мол, не имеет значения. Он имел в виду, что Джонс больше не имеет значения. Теперь уже не имеет. Он видел, как солдаты Мандраки вели с горы трех чужестранцев, так что те больше не доставят хлопот.

– Смотри, – Григорис указывал пальцем на дорогу.

Панос увидел, что там остановилась большая автомашина – прибыл король. С переднего сидения вылез человек во фраке и распахнул заднюю дверцу. Через миг с заднего сиденья с его помощью выбрался высокий седеющий мужчина, одетый в костюм-сафари, как и большинство приезжающих в Дельфы чужестранцев. Панос не сразу узнал его. Но, судя по оказываемой ему почтительности, это сам король. При одном лишь взгляде на правящего страной монарха Паноса охватило благоговение.

Он вспомнил, что говорила ему Белекамус, провожая из мастерской. Ее слова до сих пор ставили его в тупик – дескать, король в опасности, и опасность близка. Но принадлежат ли слова пифии, Белекамус или обеим сразу? – недоумевал Панос.

Сделав знак сыну, он двинулся вниз, остановившись у самых руин. Они притаились за поросшим деревьями бугром не далее пятидесяти шагов от колонн, не решаясь подойти ближе, и теперь смотрели на идущую к храму группу.

Панос неотрывно смотрел на короля, чувствуя, как колотится сердце. Вот-вот произойдет историческое событие. На сей раз история не ковыряется в прошлом. Здесь и сейчас свершится историческое событие, которое отзовется на судьбах всего мира. И Панос не просто узрит его, а станет его участником.

Белекамус шла по одну сторону от короля, Мандраки – по другую. Паносу не понравилось, что полковник ведет процессию, будто он здесь главный. И почему Думас тащится сзади, как дурак? Тут Панос увидел в группе Джонса и зашипел сквозь зубы. Что он там делает? Полнейшая галиматья.

Даже отсюда, издали, чувствовалась опасность, темной тучей нависшая над королем, леденящая душу. Должно быть, виной тому Джонс. Но если Джонс на свободе, значит так распорядился Мандраки. И вдруг Панос понял, что настоящая опасность исходит от полковника. Тот собирается убить короля, и Джонс ему зачем-то нужен.

Это не должно произойти! Тем более, именно сегодня. И притом здесь, в Дельфах. На карту поставлено слишком многое. Панос глянул на Григориса и заметил полыхающую в глазах сына ненависть – он тоже узнал Джонса.

– Отец, видишь…

– Да. Теперь слушай внимательно. Ничего не делай, пока я не скажу. Важно очень точно выбрать момент.

Не отрывая глаз от Джонса, Григорис медленно кивнул.

– Понял. Мы здесь, и этого достаточно, – без особой уверенности повторил он слова Паноса. Но теперь и сам Панос не был убежден в их правоте.

Думас тащился по руинам вслед за свитой, а Белекамус то злорадно вспоминала дни, когда она была главным археологом Дельф, то сетовала об ущербе, нанесенном Дельфам землетрясением. Больше никто не замечал ее злорадства, но для Думаса ее спесь была очевидна. Он-то прекрасно знает, что входит в сферу ее компетенции, а что не входит. Ничто не доставит ему такого удовольствия, как ее отъезд из Дельф на веки вечные или хотя бы до тех пор, пока он не перестанет здесь распоряжаться.

Уж он-то показал бы Дельфы королю совершенно иначе. Что может знать этот чертов Мандраки? Ему совершенно незачем идти рядом с королем. А еще этот Джонс. Наверно, он еще жив лишь потому, что король хотел его видеть, а Белекамус лишние расспросы не нужны.

Но выглядит Джонс прямо как лунатик – брюки слишком коротки, а рубашка висит мешком. Ботинки в грязи. В другом месте его бы и близко к королю не подпустили. И дело не только в одежде. Джонс еле тащит ноги, будто пару суток не спал. Черт побери, что он делал после бегства в чужом экипаже?

Подходя к храму, Белекамус заговорила о расщелине, сильно раздувая факт, что испарения похожи на исторические описания миазмов в храме оракула Аполлона. Дориана даже забралась в мифологию, упомянув пасоку, жизненную силу богов. Думас едва не расхохотался. Она еще ни разу не говорила о Дельфах в столь романтическом ключе. Должно быть, влияние Джонса.

– А как действуют испарения на тех, кто их вдыхает? – поинтересовался приволакивающий ногу король.

– Определенно можно сказать лишь одно: дурных последствий они не вызывают. Наоборот, самочувствие улучшается, но этот эффект может быть и чисто психологическим. Однако, следует признаться, господин Джонс считает иначе, и если вас это заинтересует, позже он поделиться своими мыслями. Ему кажется, что миазмы обладают целительнной силой.

«Весьма умно», – отметил Думас. Даже не упомянула о том, что произошло с ней самой. Вероятно, боится, что ее сочтут дилетанткой, если она сознается, что надышалась миазмов и пару дней ходила, как помешанная. Даже не призналась, что сама вдыхала их. Но при чем тут Джонс?

Теперь уже ясно – Белекамус не собирается заявлять, что она – пифия. Итак, Панос проиграл. Вопреки его надеждам, она не склонна ему помочь. Да и с какой стати? Каменщик ждал от нее помощи лишь по собственной идиотичности.

– Когда извергаются эти миазмы? – спросил король.

– Похоже, они начинаются и кончаются довольно нерегулярно. Разве не так, Стефанос?

Зачем она сказала это, заставляя соглашаться с заведомой ложью? Он прокашлялся.

– Ну, скажем, они с каждым разом происходят все реже и реже.

А следующее вот-вот начнется; и Белекамус не может не знать об этом. Может быть, из-за связанных с визитом короля хлопот она просто забыла? Думас ломал голову, стоит ли упомянуть об этом. А если он ошибается? Король решит, что он дурак. Думас рискует даже лишиться должности, если король решит подождать извержения, а оно не произойдет. Нет, не стоит рисковать.

Когда Белекамус повела короля мимо покосившихся колонн храма, Думас подошел к ней поближе и, улучив момент, напомнил о времени извержения, давая возможность исправиться. Но Дориана шла вперед, словно боялась задержаться, и сообщила королю, что с вершины вала будет видна расщелина.

– Господин Джонс, почему бы вам не рассказать Его Величеству о своих переживаниях? – предложила Белекамус, беря короля за руку и увлекая его на земляной вал. – Ведь вам известно об этом больше всех.

Думас не верил собственным ушам. Сперва дорогу указывает полковник, теперь вперед лезет ничуть не более квалифицированый Джонс. Надо держаться от них поодаль. Стефанос неохотно брел следом за остальными, остановившись на полпути к вершине вала, рядом с двумя адъютантами короля.

Король вглядывался в провал, а Джонс рассказывал о своем падении. Он описал доску, изумив Думаса точным пересказом значившегося на ней прорицания. Однако короля это не очень интересовало. Он выслушал описание падения на козырек и перебил Джонса вопросом, как именно на него подействовали испарения.

– По-моему, они обладают целительной силой, – не слишком уверенно заявил Инди. – Видите ли, во время падения я сильно расшибся, но очень быстро поправился.

– И никаких побочных эффектов?

Джонс отрицательно покачал головой. «А по виду не скажешь, что ты поправился», – мысленно возразил Думас.

– Я бы хотел испытать их на себе, – заметил король.

«Если б вы знали, как они повлияли на Белекамус, то вряд ли горели бы таким желаниеем», – подумал Думас, и внезапно понял, что Белекамус что-то затеяла. Король явно собирается посмотреть на миазмы, а то и подышать ими.

Теперь Белекамус заговорила о доске и о возвращении оракула.

– Надо сказать, что жители деревни верят в древнее пророчество о возвращении пифии после землетрясения, когда сюда приедет король.

Король улыбнулся.

– Неужели?

Думаса судорожно передохнул, осознав, что ошибался. Она все-таки собирается признаться.

И в этот миг, словно речь о миазмах вызвала их, снизу донесся пресловутый гул и шипение. Началось извержение. Она так и планировала. Быть может, она действительно пифия. Но когда испарения окутали их по щиколотку, Белекамус сошла вниз. Мандраки встал перед ней, преградив путь адъютантам короля, и приказал:

– Оставьте их.

– Ваше Величество, – позвал один из адъютантов, когда туман заклубился, скрыв короля по грудь.

Но король не обратил на него внимания. Внезапно Белекамус отвернулась от Мандраки и нырнула в туман, скрывший короля и Джонса. Все произошло так быстро, что Думас почти не обратил внимания на появившихся рядом Паноса и Григориса.

Внезапно в храме воцарился хаос. Панос рванулся на вал, но Мандраки отшвырнул его вниз. Адъютанты яростно пробивались к королю. Мандраки пытался их удержать, но тут на него грудью налетел Григорис.

Панос вновь устремился на вал и на этот раз скрылся в тумане. Мандраки, обиваясь от Григориса и обоих адъютантов, этого не заметил. Оцепеневший Думас с недоверием взирал на происходящее, и вдруг воздух пронзил жуткий, какой-то нечеловеческий вопль. Думас ощутил, как по спине побежали мурашки, – это Белекамус преображается в пифию. Это свершилось, именно так, как Панос и планировал. Послышался голос Паноса, провозглашающего приход пифии.

Нет! Надо остановить его! Надо отнять власть у Паноса. Думас принялся карабкаться по склону, спотыкаясь и оскальзываясь. Из тумана доносился невнятный лепет Дорианы и голос короля. Думас вскарабкался наверх, выпрямился и устрмился в туман в том же направлении, что и Панос.

* * *

Клубящееся облако скрыло остальных. Суматоха снаружи казалась далекой и несущественной. Даже король, стоявший рядом с Инди, выглядел призрачным, смутным силуэтом. Инди слышал, как король старается дышать поглубже, набирая полные легкие испарений.

– Сэр! Ваше Величество! – Как его положено называть? Король не обращал на него никакого внимания. – Извините, Ваше Величество!

Надо рассказать ему об опасности! Но как же тогда спасти Шеннона, Конрада, да и себя самого? Их жизни под угрозой, независимо от того, что будет с королем.

– Моя нога уже исцеляется, – в голосе короля сквозило ликование. – Это просто чудо.

Не успел Инди сказать ни слова, как в тумане закружился еще один силуэт. Это была Дориана. Волосы стояли дыбом, голова безвольно моталась из стороны в сторону, по подбородку стекала слюна, глаза выкатились из орбит, из груди рвался вой.

– Что с вами? – охнул король.

И тут из-за ее спины вынырнул Панос.

– Ваше Величество, пифия вернулась, – громогласно возгласил он. – О чем вы желаете спросить?

Король вытаращил глаза. Пифия приблизилась к нему вплотную и плотоядно уставилась на него, свесив язык.

– Изыди, отойди от меня! – взвизгнула пифия и вдруг залепетала. Из уст ее потоком полились лишенные смысла слова. Инди выхватывал то знакомое слово, то фразу. Латынь. Французский. Греческий. Английский. Полнейшая околесица.

– Пифия обращается к вам, Ваше Величество, – заявил Панос. – Она говорит, что это вы должны уйти отсюда. Вы в опасности. Кто-то рядом с вами хочет вашей смерти. Бегите отсюда, бегите ради собственного спасения. Но знайте, что скоро вновь взрастет слава Дельф, и изменится судьба нашей страны.

– Кто вы такой, чтобы говорить мне это? – строго спросил король.

– Это говорю не я, а пифия.

Король скептически оглядел Дориану. Ее голова поникла к плечу, глаза закрылись; она раскачивалась всем телом.

– Это она пифия?

Инди резко вскинул голову, заметив выскочившего из тумана Думаса. Толстяк растопырил руки, кинулся к Паносу и обхватил его за пояс. Дориану сбили с ног, и она сильно ударилась головой о землю. Инди хотел подскочить к ней, но тут в него врезались сцепившиеся Думас и Панос.

Инди отшатнулся, пытаясь удержать равновесие, но его ноги соскользнули с края расщелины. Он поехал на животе вниз, впиваясь пальцами в землю, пока не уцепился за камень, торчавший из земли у самого края бездны. Камень шатался.

О, Господи, нет! Я не хочу умирать! Да еще здесь, в подобной компании.

Инди подтянулся изо всех сил, навалившись грудью на край расщелины в тот самый момент, когда камень сорвался вниз. Болтая ногами над бездной, он мучительно продвигался вперед; потом занес ногу на край и перекатился на спину.

Он посмотрел вверх в тот самый миг, когда на его лицо едва не обрушилась чья-то подошва. Перехватив ее в последний момент, Инди оттолкнул ногу. И тут же увидел, что нога принадлежит Григорису. Тот хотел броситься на него снова, но Думас ухватил его за шиворот. Он держал отца и сына за шеи, гоняя их кругами в опасной близости от края. В любой момент они могут рухнуть, прихватив с собой и Инди.

Он попытался откатиться подальше от края, но в это время несколько ног споткнулись о него, и тела покатились к пропасти. Кто-то завопил, Инди увидел ладони, ощущие опоры. Протянув руку, он ухватился за запястье. Неизвестный качался над пропастью, всей тяжестью повиснув на руке Инди.

Раздался долгий пронзительный крик, когда кто-то канул в бездну. Вопль затихающим эхом заметался в расщелине, и вдруг сменился гробовым молчанием. Слева от Инди повис на краю Панос, а Григорис выволакивал его наверх.

Кто же упал – Думас? А кто же тогда уцепился за его руку? Собравшись с силами, Инди потянул, упираясь каблуками в рыхлую землю. Показалась рука, плечо… Затем над краем появилась голова короля. Король помогал себе свободной рукой, и вскоре сумел выбраться из расщелины.

Оба поднялись на ноги одновременно, и король посмотрел на Инди долгим взглядом.

– Этого я не забуду, – сказал он наконец. – Вы спасли мне жизнь.

И вдруг испарения рассеялись, столь же внезапно, как и появились, словно утренний туман под солнцем. Будто неведомая сила Дельф поглотила Думаса живьем и втянула свои неосязаемые щупальца.

К королю подскочили адъютанты и быстро увлекли его прочь из развалин храма.

– Он хотел убить меня, – сообщил король.

– Кто? – переспросил адъютант.

– Тучный археолог. Но меня предупредила пифия. Эта женщина – пифия.

Между тем Мандраки взял Дориану на руки, а Григорис помогал встать отцу.

– Самое время убираться отсюда, – пробормотал Инди и короткой дорогой проскочил за театром к тропинке, ведущей в конюшню.

Он бежал изо всех сил, хотя каждый шаг отдавался в ушибленном бедре болью. Чертовы миазмы ничем не помогли ни бедру, ни ребрам, если уж на то пошло. Тропинка кончилась у мастерской, а Инди проскочил заросший травой двор и оказался у конюшни.

Пройдя вдоль стойл, он выбрал лошадь, о которой Дориана говорила как о самой сильной и быстрой, закинул седло ей на спину, но лошадь встала на дыбы, сбросила седло и чуть не потоптала Инди.

Он быстренько ретировался.

– Как-нибудь в другой раз, дружок.

В следующем стойле было пусто, а через одно стоял конь, на котором Инди уже ездил. Инди быстро оседлал жеребца и уже собирался сесть верхом, когда заметил Мандраки, направляющегося в конюшню с Дорианой на руках. Можно попробовать проскочить мимо, но Мандраки наверняка вооружен.

Выругавшись про себя, Инди вернул коня в стойло, расседлал его и пригнулся. А через три секунды в конюшню тяжело ввалился Мандраки. «Держись подальше от этого стойла», – мысленно приказал ему Инди, услышал скрип двери и зажмурился. Но Мандраки открыл пустующее соседнее стойло и положил Дориану на устеленный сеном пол.

– Дориана, очнись! Надо уходить! – Послышался звук пощечины, затем другой. – Проклятье, Дориана! Да что с тобой?

Ощутив пощечину, затем другую, Дориана очнулась и заморгала, не понимая, куда попала. Потом увидела над собой лицо Алекса и огляделась.

– Как я оказалась в конюшне? О, моя голова! – она осторожно потрогала шишка у виска.

– Все пошло наперекосяк. Чего тебя понесло в туман? Мы с тобой должны были уйти.

– Я так и хотела, а потом на меня что-то нашло. Ничего не помню.

– В общем, король спасся и знает, что на его жизнь покушались, – бросил Мандраки. – Джонс пытался столкнуть его?

– Не знаю, – отозвалась Дориана. – Не видела. Я пыталась выбраться оттуда и не свалиться в эту дыру. Мы в беде?

– Нет. Он думает, что на него покушался Думас, а тот мертв. Свалился.

– Значит, мы в безопасности.

– Нет, пока не избавимся от всех хвостов, – возразил Мандраки. – Надо действовать быстро.

– В каком смысле?

Мандраки насупился, смущенный ее внезапным поглупением.

– Надо избавиться от Джонса и его друзей. Когда покончим с ними, я собственноручно разделаюсь с этими деревенскими идиотами, отцом и сыном. Ты не знаешь, что они там делали?

– Не знаю, – отвернувшись, сказала она.

– Накануне старший заявил мне, что Джонс приударяет за тобой. С чего бы такой интерес к моим делам? Или лучше сказать, к твоим?

Мандраки всегда терпимо относился к ее увлечению молодыми людьми, если только романы не затягивались слишком надолго. В противном случае он сам клал им конец своими методами. «Джонс не станет исключением», – поняла она. Но ей Инди нужен живым. Надо помешать Мандраки. У нее свои виды на Инди.

– Ты поезжай, Алекс. А я полежу здесь и отдохну.

– Тебе это необходимо?

И тут послышался чих.

– Это еще что? – встрепенулся Мандраки, встал и толкнул дверь стойла.

Сено и пыль щекотали ноздри Инди. В носу зачесалось; он задержал дыхание, изо всех сил стараясь не чихнуть. До Мандраки всего пару футов, он наверняка услышит. Не в силах больше сдерживаться, Инди непроизвольно дернул головой и сдавленно чихнул.

– Проклятье! – прошипел он под нос.

Скрипнула дверь соседнего стойла. Инди оцепенел. В поле зрения появилась рука, похлопав нос лошади над головой Инди. Если Мандраки откроет створку, то увидит его, как пить дать.

– Что случилось, малыш, простудился?

Слава Богу! Подумал, что это конь.

– Что-то ты неважно выглядишь, – Мандраки отошел от стойла и двинулся обратно.

Облегчение Инди было недолгим; желание чихнуть вернулось. «Поторопись же отсюда», – безмолвно воззвал он к Мандраки, седлающему лошадь в другом стойле. Наконец, спустя самую долгую минуту в жизни Инди, он услышал, как Мандраки выводит лошадь из стойла.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – осведомился полковник у Дорианы.

– Да. Я догоню тебя через пару минут.

Едва Мандраки отъехал, как Инди оглушительно чихнул и крякнул, ощутив такое блаженство, что даже улыбнулся. Но мгновение спустя улыбка сползла с его лица.

– Кто здесь?

Он так боялся Мандраки, что напрочь забыл о Дориане.

– Никого.

– Джонс! Это ты?

Выпрямившись, он потрогал пояс и пожалел, что солдаты отобрали у него кнут. К Дориане определенно надо приближаться с опаской. Инди открыл дверь стойла и пристально посмотрел на нее; у него было такое ощущение, словно он смотрит на ядовитого паука. Она лежала на боку, закинув руки за голову. Хотя при ней не было никакого оружия, терять бдительность не стоит.

Она села и пятреней расчесала волосы. На плечи посыпались соломинки.

– Заходи, – пригласила Дориана низким, грудным голосом. Пару дней назад этот голос заставил бы Инди потерять голову. Сегодня он казался змеиным шипением.

Инди не шелохнулся и не проронил ни слова. Ее глаза манили его.

– Ты слышал, что я сказала королю, когда мы находились в миазмах?

– Я слышал перевод.

– И что же я сказала? – распахнув черные глаза, она посмотрела на Инди в упор.

Он не был уверен, действительно ли она не знает или просто проверяет его, и повторил слова Паноса.

– Итак, я предупредила короля об опасности, – подытожила Дориана. – Видишь, я не подчинилась Алексу.

– Разве?

– Я спасла жизнь королю, Инди. Ведь ты хотел его убить.

– Этого хотел от меня твой приятель, – возразил Инди. – А теперь он хочет убить меня и моих друзей.

– Я могу помочь тебе.

– Я не верю тебе, Дориана, – покачал он головой. – Слишком много я о тебе знаю.

Она впилась в него взглядом.

– О чем это ты говоришь?

– О твоем старом приятеле, Фарнсуорте. Ты убила и его, и брата. И кто знает, скольких еще?

– Я не делала этого.

– Я пошел. – Инди вышел из стойла. Но пока он седлал коня, Дориана встала в дверях.

– Я не всегда была праведницей, Инди, – тихо проронила она. – Я позволяла Алексу манипулировать мною. Но с этим покончено. Клянусь. Я могу помочь твоим друзьям вырваться. Я хочу доказать тебе, что я не та, за кого ты меня принимаешь.

– Спасибо, сам справлюсь.

– Если ты появишься в гостинице, тебя убьют, – спокойно констатировала она. – Именно этого Алекс и ждет от тебя. Он не убьет их, пока не заполучит тебя. Они – его приманка. Так что если хочешь остаться в живых, спрячься до утра. А в половине девятого я приведу твоих друзей в храм.

Инди задумался. Насчет гостиницы она, пожалуй, права. У него практически нет шансов вырвать друзей из лап Мандраки, никем при этом не пожертвовав.

– Лучше пораньше.

– Нет. В половину девятого, не раньше. И не позже.

Инди знал из расписания в шкафчике Дорианы, что извержение должно начаться в 8:38. Что она задумала на этот раз? А есть ли у него выбор?

Вот до чего все дошло – менее всего на свете он склонен доверять Дориане, но в настоящий момент только на нее и можно положиться.

– Я приду.

 

20. Снова в тумане

Туман громоздился над развалинами, словно груды овечьей шерсти. Панос видел лишь неясный силуэт плетеной хижины, в которой провел ночь, и с отвращением отвел от нее взгляд. Несмотря на туман, он был уверен, что Белекамус – пифия – будет здесь через несколько минут. Она тянется к испарениям, как богатство и власть скоро потянутся в Дельфы, словно мухи на мед. Скоро Дельфы расцветут, как в древние времена. Сундуки оракула наполнятся, а на месте руин возвысится новый храм. И уже не будет места в Дельфах таким вот плетеным хижинам. Уж он-то об этом позаботится.

Думас пытался связать воедино прошлое и настоящее – но это лишь тоненькая ниточка по сравнению с потенциальной мощью Возвращения. Думас заблуждался. Он пытался постигнуть Орден пифий, как свои старые, разваливающиеся строения. Хотя его так и не приняли в Орден, он был посвящен во многие секреты. Но в конце концов Думас, очевидно, возревновал к власти, которую обретет жрец оракула. Как последний дурак, он пытался изменить ход истории и помешать неизбежному возвращению пифии.

Нет, вдруг понял Панос, вовсе не так. Думас просто возжелал власти. И потому набросился на Паноса, а не на пифию. Разумеется, он был обречен на неудачу, и бесславно закончил жизнь в пропасти. Панос избежал подобного конца лишь благодаря Григорису.

За два часа после пробуждения у Паноса во рту не было ни крошки. Он собирался поститься до окончания нынешнего извержения. Сегодня утром он должен спросить у пифии, как король отреагирует на вчерашнее, и скоро ли власть пифии будет признана повсеместно. Чем больше подробностей он будет знать, тем лучше сможет планировать свои действия.

Утром он более часа просидел на земляном полу хижины, высчитывая изменение интервала между извержениями через неделю, месяц, год. Вначале он был обескуражен скоростью нарастания перерыва между извержениями. Вскоре будет только одно извержение в день, а затем и раз в два дня. Но потом он понял, что чем длиннее период затишья, тем ниже скорость его роста. К тому времени, когда от извержания до извержения будет проходить целая неделя, время затишья

увеличится еще на час лишь через десять недель, а до восьми дней пауза увеличится только спустя двести сорок недель, то есть почти пять лет. А после этого рост интервала станет еще медленнее. Пройдут десятилетия, прежде чем перерыв растянется на две недели.

За хижиной послышался шум шагов. Панос знал, что это она. Но из тумана вынырнул Григорис.

– Что ты тут делаешь? Я же велел тебе сегодня утром держаться подальше отсюда.

– Они идут, отец. Я видел, как пифия вышла из гостиницы.

– Я и не сомневался, – отрубил Панос, но затем заставил себя улыбнуться. – Спасибо, что сказал.

Он не мог долго сердиться на Григориса, особенно после того, как сын спас его от падения в пропасть. Григорис всегда пытается делать то, что считает правильным; именно этому и учил его Панос. Но еще он учил его повиноваться приказам, а это давалось Григорису с большим трудом.

– Но я подумал, ты захочешь знать, что она не одна.

* * *

Инди избрал для ночлега такое место, где, как он надеялся, Мандраки и в голову не придет его искать – в пещере над руинами. И то, что он до сих пор жив, подтверждает правильность его выбора.

Теперь он медленно пробирался по карнизу. Из-за тумана он не видел даже собственных ног. Туман был намного гуще, чем вчера, делая эту прогулку особенно опасной. Один неверный шаг, и он скатится вниз. Словом, этот путь воплотил в себе нынешнее положение Инди. Одно неверное движение, и смерть.

Осторожно огибая валуны, он мысленно возвращался к первым дням своего пребывания в Дельфах, когда он сидел, дожидаясь извержений и отмечая их время. Тогда он ужасно скучал и не находил себе места. То ли дело сейчас. Борьба за выживание предельно отточила все его чувства, заставляя чутко прислушиваться и присматриваться ко всему, что происходит вокруг.

Наконец, он добрался до конца карниза и двинулся по тропе. В четверть девятого он все еще шел по склону горы в паре сотен футов над руинами. Но взглянув вниз, на древние Дельфы, Инди увидел лишь плотное белое облако, похожее на свежевыпавший снег.

Остаток пути он уже не старался прятаться; туман и так прятал его, как и любого другого. Дойдя до Священного Пути, Инди остановился и вгляделся в туман. Видно было футов на десять. Он двинулся дальше, озираясь на каждом шагу.

Ветер донес звук голосов. Инди прислушался. Точно, говор, напоминающий отдаленное журчанье воды. Но определить, откуда доносятся голоса и далеко ли до них, было невозможно. Инди вновь двинулся вперед, останавливаясь и прислушиваясь через каждые пару футов. Может, голоса ему почудились? Может быть, это хор бормочущих пифий, пришедших полюбоваться на священные Дельфы в тумане или поприветствовать новую пифию? А может, он и вовсе ничего не слышал.

Внезапно перед ним выросли колонны храма. Он вытащил часы. 8:33. Извержение начнется через пять минут. Инди осмотрелся, не зная, что делать дальше.

– Джонс, где ты?

Голос Дорианы эхом разнесся по храму. Значит, она все-таки здесь.

Пристально вглядевшись мимо покосившихся колонн в сторону расщелины, он крикнул:

– Тут!

– Поднимайся сюда. Немедленно, – распорядилась Дориана. – Твои друзья со мной. – Он медлил. – Быстрее! Я выполнила свою часть договора.

Инди вошел в храм и приблизился к земляному валу.

– А откуда мне знать, что это действително так?

– Скажи ему, – приказала Дориана.

– Мы здесь, с ней. И больше никого, – сообщил Шеннон, но Инди уловил в голосе друга напряжение.

– Поднимайся, Джонс!

Он остановился у подножия вала.

– А зачем подниматься?

– Из-за испарений, разумеется. Я хочу, чтобы ты увидел, что будет.

На полпути к вершине он разглядел в дымке три силуэта.

– А в чем смысл?

– Увидишь.

Продолжая взбираться, он разглядел картину подробнее. Шеннон и Конрад стояли сбоку от Дорианы. Руки у обоих свободны. Почему же они не пытаются удрать? В тут он увидел, почему.

Подняв револьвер, Дориана нацелила его на Инди.

– Извини, Инди, – проронил Шеннон. – Она приставила его мне к виску.

Позади послышался шум; Инди понял, случилось то, чего он все время боялся. Это ловушка.

Паносу пришлось не по вкусу ни то, что с ней два чужака, ни то, что Джонс присоединился к ним. Должно быть, она все же понимает, что они опасны, и поэтому вооружилась. Но зачем она привела их сюда, тем более сейчас?

Он полез на вал, Григорис устремился следом. Панос понимал, что ничего не может с ними поделать. Они здесь – значит, так тому и быть. Но ведь через считанные секунды Белекамус впадет в транс, и тогда командовать будет он.

Едва Панос смирился с присутствием чужаков, как оно внезапно наполнилось смыслом. Теперь он понял, зачем они здесь, и что пифия собирается сказать им. Он уже настроился с ней в унисон. Он знал ее слова еще до того, как они изречены. Так и положено жрецу оракула.

Увидев его и Григориса, Инди испугался, но заговорил чуть ли не с облегчением:

– Это вы, ребята! Дориана, а они что тут делают?

– А как по-твоему? Миазмы подымаются, – ответила пифия.

Настало время, и пифия припала на одно колено. Миазмы ничем не отличались от тумана, но пифия глубоко дышала, опустив голову. Волосы упали ей на лицо. Затем туман сгустился, и она пропала из виду.

Панос побрел сквозь туман, Григорис следовал по пятам. Пифия встала, покачиваясь из стороны в сторону. Панос посмотрел на ее руки, но пистолета не увидел. Она свесила голову на грудь, затем резко вскинула. Глаза пифии, в присутствии короля вылезавшие из орбит, сейчас превратились в узкие щелочки. Что-то в ней изменилось. Словно она что-то умалчивает. Пифия посмотрела на него, склонила голову к плечу и уставилась на остальных. Наконец, ее взгляд остановился на Джонсе. Она улыбнулась странной, кривой усмешкой, затем шагнула вперед и обняла его.

Джонс не ответил на ее объятья, оставаясь недвижным, как статуя. Она что-то бормотала себе под нос, Панос не мог разобрать ни звука. Да это и не важно, он и так знал, о чем она говорит.

– Пифия говорит, что вы сегодня же должны разъехаться по домам и рассказать всем знакомым весть о возращении пифии. Скоро здесь свершится много чудес, и мир должен узнать об этом!

Пифия пугающе хохотнула, будто кашлянула, и отступила от Джонса.

– А именно? – поинтересовался Джонс. – Какие такие чудеса?

– Руководство в грядущем. Знающий, чего ожидать, сильнее несведущего.

– Никто уже не верит в эту чушь, – заявил долговязый рыжий чужак.

– Ну и дурак, если не веришь, – Григорис шагнул вперед, словно бросая вызов.

– Какие чудеса предвидит пифия? – с вызовом спросил Джонс, внимательно взирая на нее. – Поделись чем -нибудь.

Пифия снова хихикнула и оклабилась.

Джонс глядел на нее с сомнением, и Панос уже собирался укорить его, когда снаружи, из-за пелены тумана, донесся голос Мандраки:

– Дориана, где ты?

– Не обращайте внимания, – велел Панос.

– Это уловка, – сказал один из чужаков.

– Я с ним разберусь, – бросил Григорис.

– Погоди! – крикнул Панос, но Григорис пропустил его приказ мимо ушей. А через миг раздался выстрел, и сын вскрикнул.

– Нет! Нет! – Панос ринулся из тумана; Григорис ничком лежал на склоне.

Панос, спотыкаясь, спустился по склону и упал на колени рядом с Григорисом. Голова сына была странно вывернута. Панос перевернул сына. Вместо лица у Григориса было кровавое месиво с осколками костей и мозга.

Панос в ужасе вскинул голову.

– Ты… ты!…

Он уставился в ледяные глаза полковника Мандраки, стоявшего у подножия вала, среди тающего тумана, с винтовкой в руках. Через плечо у него был перекинут патронташ.

– Ты убил моего сына!

Клацнул взводимый затвор, досылая патрон в патронник.

– Малака, – выругался Мандраки, прицелился Паносу в лоб и нажал на курок.

Едва раздался первый выстрел, как Инди распластался на земле. Конрад и Шеннон поступили точно так же. Но Дориана продолжала стоять.

Почему бы им не удрать отсюда, пока был шанс? Револьвер Дорианы исчез, а сама она хихикала, как старая ведьма. Ну почему, черт побери, эти миазмы так действуют на нее? А они вместо того торчали здесь, пялясь на пифию и слушая болтовню Паноса, а теперь подоспел Мандраки.

Грохнул еще один выстрел. Иисусе! Что там творится? В общем-то, Инди не стремился это выяснить. Он предпочел бы оказаться как можно дальше отсюда. Но теперь они в западне между Мандраки и расщелиной. Куда ни кинь – всюду смерть.

– Дориана, выходи, – позвал Мандраки.

Шеннон подполз к Инди.

– Инди, мы попались. Как только туман рассется, с нами будет покончено.

– Дориана, – вновь окликнул Мандраки.

Оставалось разве что обогнуть расщелину и спрыгнуть в ров, но это тоже никуда не годится. Там они тоже в ловушке, и смерть неизбежна.

Дориана шагнула вперед. Туман таял; Инди уже смутно различил фигуру Мандраки.

– Дориана, где ты? – не унимался Мандраки. – С тобой все трое?

Она хранила молчание. Пребывает ли она в образе пифии или уже где-то на полпути? И тут Инди увидел, что она достала из складок матерчатого пояса револьвер и подняла ствол к виску. Боже, она собирается покончить с собой!

– Алекс, – крикнула она. – Берегись!

Затем направила револьвер вперед, прицелилась и выстрелила.

Мандраки, запинаясь, попятился. Винтовка лязгнула о землю. Он закачался на пятках, схватившись за грудь, и затем рухнул, дополнив картину кровавой бойни.

 

21. Парижские приятели

– Я убила его в целях самозащиты, – спокойно сказала она. – Он собирался убить нас всех.

Инди уставился на трупы, распростернтые у подножия вала.

– Но зачем ему было убивать тебя?

– По многим причинам. В основном из ревности. Панос рассказал ему о нас с тобой. Кроме того, он был зол из-за того, что королю удалось спастись, и обвинял в этом меня.

Инди внимательно пригляделся к ней. Черты ее лица больше не были искажены гипнотическим забытьем. Она была невозмутима и, казалось, даже испытала облегчение, прикончив своего давнего любовника. Рука с револьвером безвольно повисла. Инди надеялся, что она выронит оружие, и готов был тут же подхватить его.

Посмотрев на стоявших рядом Конрада и Шеннона, Инди заметил, что они встревожены, как до извержения. Дориана ощутила их беспокойство.

– Да не смотрите вы так, словно я психопатка. Вы живы лишь благодаря мне.

– Что вы намерены делать? – спросил Конрад, шагнув к ней. Дориана приветливо улыбнулась.

– Я прекрасно знаю, что намерена сделать, и вы трое мне поможете.

Конрад приблизился еще на шаг и протянул руку.

– Это хорошо, Дориана. Я возьму револьвер. Вам он больше не нужен.

Она тут же напружинилась и направила револьвер на Конрада.

– Я не нуждаюсь в опеке, профессор. Я знаю, что делаю. Садитесь, все трое. Я собираюсь дать вам небольшой урок истории Дельф. Профессор, вы ведь любите историю, не так ли?

Она ухмыльнулась, и на мгновение Инди узнал в ней пифию. Озадаченный этим, он сел вслед за остальными, подчиняясь ее приказу.

– В древние времена Дельфы подобно магниту притягивали людей со всего Средиземноморья, – начала она.

Безумие какое-то! Позади нее лежат три трупа, а она читает лекцию, словно находится в аудитории Сорбонны. Инди испытывал искушение велеть ей заткнуться, но не сомневался, что Дориана пристрелит его с той же легкостью, что и Мандраки.

– Могущество пифии исходило не только от миазмов, но еще и от Омфалоса, таинственного черного камня конической формы. – Дориана оглядела аудиторию. – Он здесь, в расщелине, в пределах досягаемости. Инди нашел его, и я хочу его получить.

– И каким же образом? – поинтересовался Шеннон, играя роль заинтересованного студента.

– Вы с профессором опустите своего друга на веревке. У него есть возможность набраться опыта в археологии и извлечь на свет одну из ценнейших реликвий всех времен. – Она обернулась к Инди. – Ты согласен?

«Будто у меня есть выбор!» – подумал он и сказал:

– Что-то я не вижу никакой веревки.

– Ты ее принесешь. Ступай в мастерскую. Веревку и мои инструменты найдешь на столе. Поторопись, – в голос ее зазвенела сталь. – Если ты не вернешься через пятнадцать минут, твои друзья присоединяться к остальным. Ясно?

– Тебе незачем угрожать мне, Дориана.

Она улыбнулась, черты ее лица смягчились.

– Ты нравишься мне, Инди. Я сожалею, что приходится прибегать к подобным методам, но выбора у меня нет. Без оружия я не могу рассчитывать на ваше сотрудничество.

Инди проворно спустился мимо тел Паноса, Григориса и Мандраки и побежал между руин к деревянному тротуарчику, ведущему к мастерской. Надо рассказать кому-нибудь о случившемся, но нет времени бежать ни в деревню, ни куда-нибудь еще. Во что бы то ни стало надо взять инструменты и вернуться вовремя.

На столе был моток той самой веревки, на которой его вытаскивали из расщелины. Рядом лежал рюкзак Дорианы и ее археологическое снаряжение. Судя по аккуратности, с которой все было разложено, Дорина заплланировала это с самого начала. Выходит, она замыслила и убийство Мандраки. Да, эта женщина воистину Снежная Королева – хладнокровный убийца с ледяным сердцем.

Инди оглядел мастерскую. Все выглядит так же, как и во время его последнего визита сюда. Он подошел к шкафчику Дорианы и обнаружил, что график извержений по-прежнему приколот к задней стенке. Следующее должно состояться в 15:49. Масса времени, чтобы извлечь Омфалос, или как его там, из расщелины. Впрочем, испарения лишь досаждали Инди, и только. Он уже пару раз дышал этими миазмами и не ощутил ничего сверхъестественного. Это вроде прогулки в тумане, вот и все.

Король столь страстно хотел верить в целительную силу испарений, что боли в ноге временно утихли. Инди очень удивится, если боль не вернется. Так почему же реакция Дорианы на миазмы так отличается от реакции остальных? Почему пифией не может стать никто, кроме нее?

Он уже собирался захлопнуть дверцу, когда заметил на верхней полке что-то знакомое. Там лежал свернутый кольцами кнут. Наверно, она хотела оставить сувенир в память об очередном студенте-любовнике. Но у этого студента есть большое преимущество. Он знает об остальных и об их скорбной кончине.

Инди привесил кнут на пояс и вышел из мастерской, закинув на одно плечо рюкзак, а на другое – веревку. Но едва он переступил порог, как заметил приближение двух всадников. Ему везет. Можно попросить их привести помощь. Но по мере их приближения надежды его угасали, как вечерняя заря. Солдаты.

Опустив голову, Инди надвинул шляпу пониже и быстро зашагал прочь. Но едва он достиг ведущей к руинам тропы, как один из них окликнул его:

– Ты, там! Не видел полковника Мандраки?

Он отрицательно затряс головой, не замедляя шага.

– Давай осмотрим руины, – сказал солдат, и Инди узнал его голос. Тот самый ублюдок, который прыгнул на него у пещеры.

– Эй, погоди-ка. Не тот ли это парень, которого мы охраняли? – спросил другой.

Инди продолжал идти, искренне надеясь, что солдаты опять затеют спор. Едва свернув за поворот тропы и скрывшись из виду, он сорвался на бег. Но он не пробежал и дюжины ярдов, как услышал позади грохот копыт.

Отпрыгнув в сторону, он бросил веревку и рюкзак и выхватил кнут. Едва первый всадник оказался рядом, как Инди молниеносно щелкнул кнутом. Кнут развернулся плавной дугой и обвился вокруг шеи солдата. Инди быстрым рывком выдернул его из седла. Вторая лошадь шарахнулась от упавшего, взмыла на дыбы и сбросила своего наездника.

Инди подхватил упавшую у ног винтовку и направил ее на солдат.

– Поднимайтесь! Встаньте к дереву.

Они сделали, как велено, но едва Инди наклонился подобрать веревку, как один солдат ринулся на него. Инди перехватил винтовку и ударил солдата прикладом по голове. Тот сделал два заплетающихся шага, зашатался, упал на колени и рухнул ничком.

Тем временем другой солдат, сунув руку за голенище, вытащил нож. Стремительным взмахом руки он метнул нож прямо от лодыжки. Инди увернулся, и нож вонзился в ствол в дюйме от его головы. Инди глянул на клинок, затем на солдата. Тот уставился на Инди, не зная, что делать дальше. Затем, решив, что лучше всего ретироваться, повернулся и побежал.

Но Инди был готов к этому. Он сделал пару шагов и взмахнул кнутом, подсекая солдата за лодыжки, словно рыбу. Вот только его «улов» обратился против него – солдат тотчас же вскочил и нанес удар, но кулак лишь скользнул по плечу Инди. Зато Инди крепко врезал ему в челюсть. Солдат упал навзничь, ударившись головой о ствол и потеряв сознание.

В седельной сумке одной из лошадей нашлась веревка. Инди обвязал ею грудь одного из солдат, затем перекинул ее через толстую ветку и натянул, вздернув связанного на ноги, а другим концом веревки обвязал второго. Когда он закончил, оба человека сидели спиной к спине, удерживаемые веревкой и веткой.

– Я бы остался с вами поболтать, ребята, но у меня времени в обрез.

Инди опять прицепил кнут к поясу, схватил веревку, рюкзак, винтовку и вскочил на лошадь. Но, не рассчитав груз, не удержался и свалился с седла. Отряхиваясь, он бросил взгляд на все еще не пришедших в себя солдат.

– Молчите у меня!

На этот раз веревку и рюкзак он сунул в седельную сумку, затем снова вскочил в седло и погнал лошадь галопом. Времени оставалось мало, а испытывать терпение Дорианы он не хотел. Но теперь положение вещей изменится. Теперь он вооружен; надо лишь застать ее врасплох.

Домчавшись до руин, он натянул поводья. Туман рассеялся, но колонны храма закрывали обзор; никого не было видно. Инди спешился, взял рюкзак и винтовку и поспешил к храму, держа винтовку у ноги. Подобравшись к валу, он резко остановился. Никого. В храме пусто. Даже трупы исчезли.

– Что за дьявольщина?!

Инди заколебался, не зная, что делать дальше. Надо посмотреть в хижине. Он поспешил туда и остановился у входа. У дальней стены хижины стояли две лошади. Внутри бубнили голоса.

– По-твоему, эти копатели костей занимаются этим здесь на полу, Брент?

– Хм! Наверное, если кости…

– Невероятно, – пробормотал Инди и откинул полог. – Что вы тут делаете?

– Инди! Здрассь, старичок!

Для поездки Мадлен облачилась в галифе, свободную блузу, высокие ботинки и фетровую шляпу с фазаньим пером.

– Джонсик, ну, и видок у тебя, – заявил Брент, выходя вслед за ней из хижины и поглаживая свои тонкие усики. На нем был костюм-сафари. – Полный комплект археолога – веревка, рюкзак, даже винтовка. И грязь, конечно. Все, как положено.

– Кончай с этим, а?

Инди оглянулся в сторону вала, но ничего не изменилось. Никто не показывался.

– Мы сегодня уезжаем в Афины, и решили заехать попрощаться, – визгливо сообщила Мадлен. – Король, знаешь ли, уехал, так что тут скучновато.

– Скучновато – не то слово, – подхватил Брент, поправляя шейный платок.

– Слушайте, вы тут никого не видели?

– Ни души, – отозвалась Мадлен. – Я уж думала, и тебя не увидим. Так что тут у вас интересненького? Мы не виделись с королевского приема.

– Ничего особенного, – сухо бросил Инди.

– А где Шеннон? Мы не встречали его со дня приезда.

– Где-то тут.

Надо что-то делать. Необходимо позвать на помощь, но эта пара, скорее всего, приведет солдат, а солдатам Инди больше не доверял. Сунув руку в карман куртки, он нащупал головку чеснока, и тут ему в голову пришла идея.

– Послушайте, вы поедете в деревню перед отъездом?

– Ну, не поедем же мы в Афины верхом, – ухмыльнулся Брент. – Это уж будь уверен.

– Вы не откажете мне в любезности?

– Почему бы нет, – согласилась Мадлен. – Если это не займет много времени, и если Брент не против.

– Зайдите в мою гостиницу и скажите Никосу – это мальчишка-портье, – что я спускаюсь в расщелину и мне нужен моли.

– Кто нужен? – переспросила она.

– Он знает.

– А, ясно! Моли. Это такая археологическая штучка, – с видом знатока кивнул Брент. – Копалка или что-то в этом роде. По-моему, для бурения. Я прав, Джонсик, да?

– Именно. Пожалуйста, поторопитесь. Он нужен мне позарез.

– Хочешь, чтобы мы привезли его? – уточнила Мадлен.

– Нет. Никос сам управится. А мне пора. Счастливого пути.

– До встречи в Париже, Инди! – Она чмокнула его в щеку, взяла Брента под руку, и они вдвоем направились к лошадям.

Инди подхватил винтовку и устремил взор на вал. Должно быть, Дориана заметила Мадлен и Брента и решила спрятаться. Он отошел от хижины, пересек Священный Путь и остановился у колонны. Прислонив к ней винтовку, он вышел на открытое место.

– Дориана, где ты?

– За твоей спиной.

Услышав ее голос, он так и подскочил. Когда он обернулся, она стояла у колонны, одной рукой нацелив на него револьвер, а второй подхватив винтовку.

– Сюрприз!

Должно быть, она следила за ним из-за колонны. Впрочем, она была слишком далеко, чтобы подслушать разговор.

– Что ты сказал своим друзьям?

– Что я занят, и пожелал им доброго пути до Афин.

Она оглянулась на дорогу.

– А почему они поехали в деревню?

– Наверно, взять багаж и экипаж. Заехали попрощаться.

Она кивнула и внимательно посмотрела на него.

– Ты ведь на моей стороне, не правда ли?

Инди бросил взор на винтовку, а затем уставился на Дориану с самым искренним видом, на какой был способен.

– Разумеется! Если бы не ты, я был бы уже покойником.

– Если твои очаровательные друзья приведут солдат, то это кончится плохо для всех нас, знаешь ли.

– Не приведут. Кстати, можешь опустить пистолет.

Она слегка ткнула его стволом винтовки в бок.

– Я не дура, Инди. Где ты взял винтовку?

Он рассказал о стычке с солдатами.

– Если бы я не остановил их, то они в поисках Мандраки добрались бы сюда.

– Ну, здесь они его не найдут.

Он не понял, что она имеет в виду.

– А где Шеннон и Конрад? – направляясь к руинам, осведомился он.

– Джек и Тед? – Она глянула в направлении расщелины. – Сейчас найдем.

Итак, они уже Джек и Тед. «Лучше не шути со мной», – подумал он. Если они мертвы, то… Он не знал, что сделает, но Дориане явно несдобровать.

– А где трупы?

– Нету, – безмятежно отозвалась она.

«Нету, – отметил он, – как нету Ричарда Фарнсуорта и еще Бог знает скольких еще ее любовников. Что ж, подождем ее объяснений».

– Ты Алекса не встречал? – спросила она, добравшись до вершины вала.

– Что?

– Алекса не видел?

Она окончательно сошла с ума!

– Дориана, припомни, ты же его убила.

– Нет, не убила. – Она усмехнулась и повернулась к расщелине. – Все в порядке, ребята. Все ушли, а Инди вернулся.

О, Господи! Инди ощутил, как похолодело в груди. Должно быть, застрелила их и сбросила в пропасть. Отрицает все подряд, даже то, что убила Мандраки. Дело в испарениях. Они сказались на ее рассудке. Инди больше не мог держать язык за зубами.

– Дориана, что с тобой сделали миазмы? Не понимаю.

Она заглянула ему в глаза и засмеялась.

– Ты имеешь в виду, когда я была пифией? Не понимаешь, Инди, правда? Не знаешь, что я чувствовала в миазмах?

– Нет.

Она сделала шаг к нему.

Осторожно. Будь с ней настороже!

– То же самое, что и ты. Инди нахмурился, покачивая головой.

– В каком это смысле? Я что-то не уловил.

– Транса не было, – бросила она отрывисто. – Я просто притворялась.

– Как это?! То есть, ты же что-то лепетала, а Панос переводил.

– Панос так страстно хотел поверить, – усмехнулась Дориана, – что думал, будто переводит. На самом же деле он лишь следовал моим указаниям. За день до поддельного транса я сказала ему, что король в опасности. Панос знал, что ему должна поведать пифия.

Боже, да она куда изощреннее, чем он предполагал.

– Дориана, где они?! – сдавленным голосом спросил он. Инди хотелось схватить ее за плечи и хорошенько тряхнуть. – Где Джек? Где Тед?

Она указала в сторону противоположного края расщелины.

– Там.

Он оставил ее и бочком двинулся вокруг расщелины, стараясь не поворачиваться к ней спиной. Вал на той стороне походил на крепостную стену, с узким гребнем и крутыми склонами, обрывающимися с одной стороны в расщелину, а с другой – в ров. Инди сбоку заглянул в ров, и в первое мгновение ничего не увидел. Затем заметил обоих друзей в двадцати футах под собой; они сидели, привалившись спинами к земляной стенке.

– Парни, у вас все ладно?

– Лучше не бывает, – буркнул Шеннон.

– Брось им веревку, – приказала Дориана. – И поторопись, у нас еще масса работы.

Он уже хотел сказать, что обойдется кнутом, но вовремя прикусил язык. Дориана ничего не заметила – так и незачем привлекать ее внимание к кнуту.

Первым выбрался Шеннон; Конрад подталкивал его снизу.

– Вы заставили меня поволноваться, Джек, – Инди схватил Шеннона за руку. – Почему вы мне не отвечали?

Он снова бросил веревку вниз, и Конрад быстро взобрался по откосу.

– Она знала, где мы, – небрежно процедил Шеннон. – Сначала заставила нас сбросить трупы в пропасть, а затем спрыгнуть в яму.

– Только два трупа, – уточнил Конрад, отряхивая руки. – Мандраки жив. Она позволила ему уйти.

– Что?!

– Я же сказала, что не убивала его, – крикнула Дориана из-за расщелины. – Когда я увидела, что он встал и доблестно заковылял прочь, то не смогла нажать на курок, и позволила ему уйти.

– И знаешь еще что? – подхватил Шеннон. – Там, где он лежал, не было крови. Так что прикинь.

Инди ничего не мог прикинуть, зато его охватило зловещее предчувствие, что они с полковником Мандраки еще встретятся.

 

22. Омфалос

Инди спускался в темноту, одной рукой сжимая рукоять факела, а другой вцепившись в обвязанную вокруг пояса веревку. Несмотря на приключившееся во время прошлого спуска, он ощущал себя в полной безопасности. На сей раз он в добрых руках. Шеннон и Конрад сделают все, чтобы он остался в живых.

Они вытравливали веревку медленно и плавно; вскоре он разглядел выбоину на том месте, где раньше торчала доска. Уже недалеко. Он поднял факел, высматривая козырек. Чуть ниже. Еще чуть-чуть.

Инди вытянул руку с факелом, насколько мог, и стал вглядываться вниз. Мерцающие отсветы огня играли на стенах. Вот он, спасший Инди скальный козырек. Но там лежало еще что-то. Уж этого Инди никак не ожидал.

– О, Боже!

Его ступни коснулись выступа. Веревка ослабла. Дориана окликнула его; голос жутковатым эхом заметался в расщелине. Инди дважды дернул за веревку, давая знать, что прибыл на место; он ни на миг не отводил глаз от ужасного зрелища. Труп Паноса ничком лежал на каменистом ложе наискосок от края, одна нога свисала в пропасть. Правая рука обхватила черный конус. В смерти своей Панос все-таки обрел Омфалос.

Инди приблизился и опустился на колено. Потом осторожно приподнял запястье покойника с камня; тело тут же скользнуло к краю. Мгновение оно колебалось над бездной, затем Инди выпустил руку покойника. Труп канул в утробу Дельф. Подходящее место упокоения главы Ордена пифий. Тем более, что теперь он будет рядом с сыном.

Инди еще на миг задержал взгляд, устремленный в бездонную темень. Совершенно незачем сожалеть о смерти этих людей. Они причинили ему больше несчастий, нежели все остальные враги, вместе взятые. И все же смерть их тронула его, – хотя бы как напоминание, что жизнь неотделима от смерти, а он так же уязвим, как и всякий другой. Может быть, даже более. Может, он-то и станет следующим.

Инди отмахнулся от гнетущих мыслей и сосредоточил внимание на Омфалосе. Погладив ладонью шероховатую поверхность, Инди прикинул, насколько же глубоко камень сидит в стене. Сбросив рюкзак, он достал совок и стал ковырять камни и землю, удерживающие реликвию в стене. За пять минут он почти не продвинулся и понял, чтто нужна более массированная атака. Сменив совок на ручную кирку, Инди принялся долбить стену. Следующие полчаса он трудолюбиво окапывал черный камень, отбрасывая держащие его землю и камни.

Наконец, Инди охватил камень руками и проверил, крепко ли тот держится. Имей он дело с хрупкой керамикой, его попытка было бы верхом безрассудства. Но этот камень в прочности не уступал блоку цилиндров «Модели Т».

От толчков камень слегка раскачивался. Инди налег сильнее. Ладони соскользнули, он, запнувшись, попятился и плюхнулся на живот, ощутив, как нога сорвалась с края. Устремив взгляд в бездну, Инди погрозил себе пальцем.

– Осторожно, Инди. Осторожно.

Ползком отодвинувшись от края, он вновь принялся за работу.

– Инди! Как дела? – крикнула Дориана.

Просто великолепно. Лучше и быть не может. Он дважды дернул за веревку, давая знать, что еще не закончил.

Он копал, тащил и раскачивал камень, вновь копал и вновь тащил. Еще чуть-чуть – и все. Инди уперся ногой в стену, обхватил конус обеими руками и потянул что было сил. Ладони соскользнули, и он растянулся на спине.

Приподнявшись на локтях, Инди с отвращением уставился на камень и с яростью пнул его каблуком. Только этого и не хватало; камень вывалился. Инди проморгался от пыли, а затем, ухмыляясь, вытащил Омфалос из груды щебня. Положив реликвию на карниз, Инди обмахнул ее кистью. В длину Омфалос был около полутора футов; диаметр основания дюймов шесть-семь, кончик скруглен. Судя по весу, железный.

Теперь, как учила Дориана, методика требовала извлечь из рюкзака рулетку и блокнот, записать точные размеры находки и подробные обстоятельства обнаружения. Но учитывая условия, в которых ему приходилось работать, все это выглядело несколько нелепо. Инди громко рассмеялся. Какая ирония – профессор вооружен, и вытащив драгоценную находку на поверхность, Инди имеет реальный шанс получить в награду пулю. Вряд ли это соответствует общепринятой методике ведения раскопок.

Инди дернул за веревку и крикнул:

– Он у меня! Тащите!

Бросив факел на карниз, он ухватился за веревку и прижал конус к груди. Ощутив, как веревка пошла вверх, Инди попытался расслабиться. Ему не хотелось думать о том, что произойдет, когда он окажется на поверхности. Все равно поделать ничего нельзя. Во всяком случае, сейчас. А может, и после. Омфалос казался странно теплым. Это ощущение растекалось по его груди, наполняло теплом, погружая в дрему. Он закрыл глаза, уплывая…

Было светло, как днем. Инди видел орла, своего орла, сидящего на краю гнезда. В гнезде лежали яйца. Серебряные яйца. Инди спал и в то же время бодрствовал. Он чувствовал необыкновенный прилив сил, так хорошо он еще ни разу себя не чувствовал. Что происходит? Что означает это зрелище? Орел склонил голову – то ли хотел получше разглядеть Инди, то ли проверял, смотрит ли тот. Затем внезапным ударом клюва птица расколол одно яйцо.

Птица и гнездо исчезли, и Инди увидел себя рядом с королем в комнате, полной книг. Королевская библиотека. Король в голубом атласном халате и домашних туфлях. Странно, но Инди знал, что хотя король избежал покушения Мандраки, вскоре монарх будет изгнан; ощущение было такое, словно это уже случилось.

Король что-то держит в руках. Это Омфалос, король протягивает его Инди. И тут король исчез, так же внезапно, как и появился; Инди увидел Омфалос в музее. Рядом стоит хранитель, в котором Инди узнал Маркуса Броуди, старого друга Джонсов, порой заменявшего Инди отца. Тот гордо улыбался. Видение заколебалось, и довольство Инди сменилось ужасом. Стеклянная витрина разбита, Омфалос исчез. Он услышал голос Броуди: «Украли. Его украли».

Но возмущение оборвалось, как только вновь появился орел на гнезде. Он снова запрокинул голову и стукнул клювом по второму яйцу.

Инди разговаривал с Дорианой. Она взволнованно чего-то требовала от него. Надо что-то сделать. Быстро. Но что? Тут перед ним предстал Мандраки, поднял револьвер, целясь Инди в сердце. И выстрелил.

Вновь орел. И еще одно яйцо разбито, и на этот раз образы обрушились быстро и четко. Он разглядел элегантного усатого мужчину с трубкой в кабинете, уставленном книгами. Тот говорил властным голосом:

– Не смешивайте мифологию с археологией, или ваша диссертация будет отвергнута. Это две разные дисциплины. Если вы хотите сосредоточиться на греческом региое, то примите вызов линейного Би-образного. У вас прекрасное образование, вы можете попытаться распутать эту загадку.

И растворился в воздухе. Когда же уплотнился вновь, то уже в образе Мандраки. Полковник поднял револьвер и выстрелил.

Серебряные яйца. Осталось две штуки. Орлиный клюв яростно вонзился в одно из них, и когда оно разлетелось, Инди обнаружил, что говорит, стоя перед аудиторией. Слов он слышал, но знал, что читает лекцию по археологии. Внезапно аудитория исчезла; он находился в центре круга, образованного массивными камнями. Стоунхендж. Его обнимала какая-то женщина. Он не видел ее лица, но знал, что она ему ближе всех женщин земли.

Женщина исчезла. Вновь Мандраки. Прицел. Выстрел.

Последнее яйцо. Черный орлиный глаз пристально уставился на Инди. Затем клюв легонько тюкнул по яйцу. По скорлупе побежали трещины, она распалась. Инди увидел себя самого, но старше, на пике своей карьеры. Он выглядел очень энергичным, искателем приключений, а не ученым. Но и это видение исчезло, сменившись калейдоскопом образов – джунгли, пустыни, руины, мертвые города, следы былого величия. А вот и более зловещие образы: змеиное логово, крупным планом – знак черного, изломанного креста. Одна рука держит кинжал, но другая предлагает помощь. И над всем – голос:

– Немыслимые приключения, но не без серьезного риска. В конце концов воссоединение с отцом. Искомое да обретет.

Калейдоскоп видений окончился; в лицо ударил резкий свет. Инди услышал голоса. Снова руки. На сей раз его вытаскивают из пропасти. Он прищурился от яркого света. Он стоял на коленях, все еще сжимая в руках черный конус.

– Так вот он, Омфалос, – промолвила Дориана. Смятенный, ошеломленный Инди не мог говорить. Поморгав слезящимися глазами, он увидел, что Дориана откладывает винтовку. Не опуская револьвера, она взяла Омфалос из рук Инди. Камень оказался тяжелее, чем она ожидала, и ей пришлось прижать его к груди.

Голова Инди прояснилась. Сон, грезы – или что там случилось с ним – окончились. Он попытался сосредоточиться на настоящем, происходящем здесь и сейчас. Шеннон и Конрад склонились над ним, помогая снять рюкзак.

Внезапно Дориана втянула воздух сквозь зубы, на лице ее смятение мешалось с ужасом. Рука с револьвером покачивалась в нескольких дюймах от головы Инди. Дориана не шевелилась; черты ее лица застыли в изумлении.

Шеннон ловким движением проворно вырвал револьвер из ослабевшей руки, а Конрад схватил винтовку. Дориана никак не реагировала. Глаза ее расширились от безмерного ужаса, и она рухнула, цепко сжимая черный камень.

– Что такое? – недоумевал Шеннон.

– Не знаю, – Инди никак не мог опомниться после недавних переживаний. – Давайте отнесем ее в мастерскую.

– Я положу камень в рюкзак, – предложил Шеннон и попытался вытащить его из рук Дорианы, но та извивалась, гримасничая и визжа.

– Понесли так, – сказал Конрад.

Шеннон подхватил ее под мышки, а Инди ухватился за ноги, но Дориана лягалась, выворачивалась и стонала, задерживая продвижение. Когда они вышли из храма и направились к мастерской, Инди резко остановился.

– Подождите. Мастерская – не самое удачное место. Нести слишком тяжело, а мы не можем тратить на это целый день. Кроме того, я там наткнулся на солдат. – Он вкратце рассказал о своей стычке. – Как только их найдут, к нам пожалуют гости.

– Ты прав, – согласился Конрад. – Надо убираться отсюда. Может быть, просто оставить ее здесь?

Инди покачал головой.

– Отнесем ее в хижину, а там уж решим, что делать.

Не успели они на что-то решиться, как к развалинам галопом подлетел конь.

– Быстро! – зашипел Инди.

Они затолкали Дориану в хижину и опустили ее на пол. Инди тут же опустился на четвереньки и выглянул через рваную дыру в задней стенке.

– Держи, – Шеннон протянул ему револьвер Дорианы.

Инди разглядел только ноги. Кто-то бежал к хижине.

– Инди, где ты?

– О, Боже! Это всего лишь Никос, – Инди облегченно вздохнул и окликнул мальчика.

– Я получил твое сообщение. Что произошло? – спросил тот, переводя дыхание.

– Много всякого, – сказал Инди.

Узрев корчащуюся, гримасничающую Дориану, Никос даже рот разинул:

– Пифия!

– Никос, я не знаю, кто она, но Панос и Григорис мертвы, – отозвался Инди и рассказал, что произошло у расщелины.

– И что же вы собираетесь делать? Если полковник Мандраки жив, он придет за ней и за всеми вами.

– Нам надо убираться отсюда, и побыстрее, – заявил Конрад.

– Тут вы правы, – подхватил Шеннон. – Я ужасно соскучился по Парижу.

– Никос, ты можешь достать для нас экипаж? – спросил Инди.

– Экипаж? А если авто?

– А у тебя есть?

– У полковника Мандраки есть. Он оставил ключ на стойке в гостинице. Я могу его взять и пригнать машину сюда. Я умею водить.

– Не знаю, стоит ли красть машину, – осторожно заметил Инди.

– А почему бы и нет? – вмешался Шеннон. – Если она будет у нас, то не будет у него.

– Но Мандраки будет знать, что искать.

– Ну и что? – не унимался Шеннон. – Мы доберемся до Афин, там машину бросим и уберемся из этой страны как можно быстрее. И потом, не забывай, что он ранен. Он сейчас не в той форме, чтобы разъезжать по дорогам.

Конрад кивнул в сторону Дорианы; теперь казалось, что она спит.

– А с ней что?

– Здесь оставить, – заявил Шеннон. – Пусть Мандраки о ней позаботится. Она заслужила то, что получит.

Инди на мгновение задумался.

– Никос, тебя увидят, если ты приведешь автомобиль сюда?

– Меня все увидят, – выпятил грудь Никос. – Увидят, что я умею водить.

– Так я и думал – кивнул Инди и обернулся к Конраду. – Послушайте, пожалуй, мы с Джеком переоденемся в мундиры тех солдат, что я связал, поедем верхом в деревню и приведем оттуда автомобиль. Вы останетесь с Дорианой, а мы вас заберем.

– Вас вся деревня знает в лицо, – возразил Конрад. – Вы не сойдете за солдата. Лучше вы останьтесь здесь, а мы с Джеком приведем автомобиль.

– Хорошая мысль, – одобрил Шеннон. – Кроме того, мне начинает казаться, что неприятности так и липнут к тебе, Инди.

– Ладно. Ладно.

– Побегу готовить автомобиль, – Никос выскочил за дверь. Конрад взял винтовку, а Инди вернул револьвер Шеннону. В этот момент Дориана громко застонала и перевернулась, позволив Омфалосу выскользнуть на пол. Потом села и потерла лицо.

– Вы с ней справитесь? – озаботился Конрад.

– В лучшем виде.

Когда они ушли, Инди опустился рядом с Дорианой на колени и сунул Омфалос в рюкзак. Она внимательно следила за его действиями, но отмалчивалась.

– Так что произошло? – спросил он.

Она открыла рот, но заговорила не сразу.

– Я думала, что умерла.

– Почему?

– Я задыхалась, меня душила своими кольцами гигантская змея. Питон. Обвился вокруг меня. Ужасно! Я обоняла его холодное, ядовитое дыхание. – Она обхватила себя руками и задрожала. Ее темные волосы свисали на одну сторону лица. Она сидела как ребенок, поджав одну ногу под себя, а вторую вытянув перед собой. – Все было словно наяву.

Она не походила ни на профессора, ни на убийцу – беспомощная, потрясенная женщина. Инди не хотел жалеть ее, но не мог избавиться от этого чувства.

– Зачем ты имитировала транс, Дориана?

– А ты не понял, Инди? Ты не постиг власти пифии?

– Погоди минуточку. Ты же сказала, что пифии не было, что все это липа.

– Я не говорила, что пифии не было. Спроси у короля. Он видел и наверняка поверил.

– Но теперь, когда Панос мертв, ты лишилась жреца. Она подалась вперед и чарующая улыбка вновь заиграла на ее губах, приковывая взор Инди, притягивая его к Дориане.

– Паносу и не следовало быть моим жрецом. Он не подходил. Это ты, Инди. Ты будешь моим жрецом… и любовником.

Инди заставил себя отодвинуться от нее.

– Нет. Не думаю.

– Ты думаешь, что я не могу стать пифией, что мне никто не поверит? Ты же сам знаешь, что ее ответы почти всегда были двусмысленными, поддающимися либо одной трактовке, если случалось так, либо другой, если эдак. Это вопрос техники. Я научу тебя. Мы разработаем свой способ общения посредством жестов и нескольких ключевых слов. – Она взяла его за руку. – Ты только представь, мы будем вдвоем самыми могущественными людьми мира. Ты понимаешь это?

Инди отдернул руку и встал.

– Еще бы.

Она тоже встала и приблизилась к нему.

– Разве ты не хочешь меня, Инди? Я буду твоя. Ты не пожалеешь, я обещаю. Подумай.

Он вдыхал исходящий от нее терпкий аромат, вновь ощутив притяжение ее глаз. И сделал еще шаг назад.

– Даже если бы меня это заинтересовало, то все равно остается важный вопрос о доверии, Дориана. Ты привезла меня сюда с намерением использовать меня вместо мальчика для битья в безумном заговоре покушения на короля. И это для тебя уже не впервой.

– Нет, заговор – это не моих рук дело. Это игра Алекса. Как и с Ричардом Фарнсуортом. Он его убил, а не я.

Инди сжал кулаки. Щеки его пылали от гнева.

– Но ты тоже входила в игру. И не помешала.

– Я не могла. Он заставлял меня. И все-таки я пошла против него, сам знаешь. Я стреляла в него, помилуй меня Бог! Он должен был умереть. Чем я еще могу доказать чистоту своих намерений?

– Ты убила брата Фарнсуорта. Он был в том поезде до Бриндизи. Ты ударила его киркой, а затем сбросила с поезда, пока я ел мороженое.

– Нет. Все было не так. Он пытался убить меня. Я только защищалась.

У нее готов ответ на любой вопрос, и ответ правдоподобный. Прямо дар божий.

– Но есть еще одна вещь, которую я не могу понять. Если в испарениях ты всего лишь прикидывалась, то зачем была нужна та симуляция, которую ты устроила, забрав у меня Омфалос? С какой целью?

– Нет. Я не притворялась. Не знаю, что случилось, даже думать об этом не могу.

Теперь, когда она призналась в этом, Инди уже не мог просто так отмахнуться от собственных переживаний с Омфалосом, как от ничего не значащего сновидения.

В этот момент загудел автомобиль. Инди закинул рюкзак на плечо.

– До свиданья.

– Ты забираешь Омфалос?

– Да. Позабочусь, чтоб он попал в музей.

– Возьми меня с собой! Теперь я не могу здесь оставаться.

– Нет.

– Пожалуйста! – Она схватила его за руку. – Ты даже не представляешь, что сделает со мной Алекс.

Автомобиль вновь загудел.

– Хорошо. Но при одном условии. Я отвезу тебя к королю во дворец, а ты выложишь все о заговоре и выдашь Мандраки.

– Ладно. Я согласна. Все, что ты скажешь.

Они вышли из хижины и оба посмотрели в сторону храма Аполлона. Свободной рукой Инди достал из кармана часы.

– Без восьми минут четыре.

Извержение должно было начаться три минуты назад, но воздух был чист и прозрачен.

– Закономерность прервана, – тихо проронила Дориана.

 

23. Побег из Дельф

На подъезде к руинам стоял сияющий «Пирс-Эрроу»; Инди даже подумал, что машина принадлежит королю, но тут увидел за рулем Конрада.

– Это и есть автомобиль Мандраки?

– Один из них, – сообщила Дориана, устремляясь к машине.

Дома в Штатах можно купить подержанный автомобиль за двести восемьдесят долларов, а в рассрочку – за пять долларов в неделю, но такой элегантный «Пирс-Эрроу» мало кто может себе позволить. Но, несомненно, в Греции он стоит куда дороже.

– Должно быть, деньги у него есть.

– Куча.

– Поехали, – Конрад настороженно посмотрел на Дориану.

– А где же ваши мундиры?

– Солдаты исчезли. – Конрад переглянулся с Шенноном. – Мы едва прорвались. Джек попросил Никоса вернуться в гостиницу за его корнетом, и пока мы ждали, посмотреть на нас собралось полдеревни. Так что слухи, я думаю, уже пошли.

Инди бросил взгляд на уходящую вниз дорогу до деревни.

– Поехали к черту отсюда!

– А она что тут делает? – поинтересовался Шеннон.

– Я везу ее к королю.

– Что-что? – хмыкнул Шеннон.

– Она собирается сделать признание.

– Так я и поверил!

– Ну, не оставлять же ее здесь. Мандраки убьет ее, если жив.

– Я слышал, разговор двух солдат, – подал голос Никос с заднего сиденья. – Полковник в полном порядке. Пуля попала в патронташ.

– Отличный выстрел, – усмехнулся Инди Дориане. – Никос, вылезай. Нам пора ехать.

– Я хочу поехать с вами в Афины, – расплылся мальчишка в улыбке. – Отец разрешил.

– А он знает, как мы едем?

– Нет, конечно.

– Это может быть опасно.

– Правда? – с надеждой в голосе спросил мальчик.

Внезапно со стороны деревни показался военный грузовик. Конрад включил зажигание и изо всей силы нажал на газ. Мотор захлебнулся.

– Его залило, – завопил Шеннон.

Конрад предпринял еще одну попытку.

Грузовик приближался. Инди резко распахнул заднюю дверцу и схватил Дориану за руку.

– Залезай! Быстро!

Мотор с ревом ожил.

Но, к его изумлению, Дориана выдернула руку и побежала к грузовику.

– Дориана! – заорал Инди и выпрыгнул из автомобиля. Рюкзак зацепился за дверцу. Пока Инди освобождал его, было уже поздно. Она бежала навстречу грузовику, размахивая руками и окликая Мандраки. Грузовик затормозил.

«Она покойница», – решил Инди.

– Да залезай же ты, ради всего святого, – завопил Конрад, трогая машину. Инди рванул за автомобилем и прыгнул на подножку. Оглянувшись, он увидел, как Мандраки посреди дороги обнимает Дориану.

– Что за черт?! – воскликнул Инди.

Человек десять солдат выпрыгнули из кузова грузовика и открыли огонь. Конрад выжимал акселератор до отказа, а Шеннон отстреливался.

Инди распахнул дверцу, и уже собирался скользнуть на заднее сиденье, как что-то ударило его между лопаток, и он упал ничком.

Шеннон издал торжествующий клич – им удалось оторваться.

– Я продырявил им передние шины.

– Хорошо, – Инди пытался отдышаться. – По-моему, они продырявили меня.

Никос помог ему стянуть рюкзак. Инди замер в ожидании крови и боли.

– Ты не ранен, – сообщил Никос.

– Что?! – Он перевернулся и воззрился на Никоса, держащего рюкзак.

– Видишь, вот здесь дыра, но только сзади. Пуля ударила в ту штуку, которую ты нашел. Она и спасла тебя.

Инди открыл рюкзак и с недоверием уставился на Омфалос, даже хотел достать его и поискать отметину от пули, но раздумал.

– Вы живы? – окликнул его через плечо Конрад.

– Живее не бывает!

– Тебе повезло, как полковнику Мандраки, – сказал Никос.

– Не понимаю я Мандраки, – обернулся со своего сидения Шеннон. – Эта женщина едва не укокошила его, а он радуется ей, словно она спасла ему жизнь.

– Я тоже не понимаю, – покачал головой Инди.

* * *

Телеграфист в кузове грузовика закончил выстукивать сообщение, подождал подтверждения приема и кивнул Мандраки.

– Теперь они ни за что не доберутся до Афин, – Мандраки самодовольно улыбнулся Дориане.

– Хорошо, – заметила она. – Но нам не удастся скрыть их смерть. Слишком много свидетелей.

– Да, – нахмурился Мандраки. – Нам ни в коем случае нельзя выступить в роли убийц. Король воспользуется этим против меня.

– Расслабься, Алекс. С этим проблем не будет. Они украли автомобиль у офицера и реликвию, имеющую национальную ценность. Если они попытаются скрыться, то будут убиты в перестрелке. Просто-напросто.

– Ты непостижимая женщина, Дориана. Но мне нравятся твои простые решения. А теперь скажи мне, кто из них стрелял в меня.

* * *

Уже в сумерках они спустились с холмов к окраинам столицы. Внизу уже замигали огоньки афинских окон. Инди устал, его терзали голод и жажда, но больше всего его терзало желание добраться до резиденции монарха. Только там они смогут переночевать без риска для жизни. Если удастся миновать главные ворота.

– Если хотите знать мое мнение, то надо забыть о визите во дворец, катить прямиком в Пиреи и убираться отсюда с первым же судном, – провозгласил Шеннон. – Если повезет, уже завтра вечером мы будем в Париже.

– Это будет уже не везение. Это будет чудо, – поддел его Конрад. – Но может быть, это и хорошая мысль – убраться отсюда, если сумеем.

– Они будут поджидать нас в порту, – возразил Инди.

– Но они же отстали, – не сдавался Шеннон.

– Самого Мандраки там не будет, но его люди будут высматривать нас. Можешь на это рассчитывать.

– И порт не единственное место, где нас поджидают, – сообщил Конрад. – Гляньте-ка вперед.

– Проклятье! – скривился Инди. – Дорожная застава.

Никос наклонился вперед.

– Бьюсь об заклад, здесь нас ждут опасности.

– И не только здесь, – буркнул Инди импульсивному пареньку.

– Послушайте, – начал Конрад. – Давайте поговорим с ними. Объясним, что едем во дворец, что у нас важная информация для короля. Может, они лояльны.

Времени обсудить предложение Конрада у них не было. Он нажал на тормоз, и машина замедлилась. До заставы оставалось не больше полусотни ярдов, когда один из солдат указал в их сторону. Остальные вскинули винтовки. Раздался залп, ветровое стекло разлетелось вдребезги.

– По-моему, они не склонны к переговорам, – резюмировал Инди.

Конрад дал газу и резко вывернул руль, погнав машину по склону в объезд заграждений. Машина опасно накренилась, и пули зарикошетили от крыши. Дальнейшее, казалось, длилось лишь миг. Холм был слишком крут. Машина перевернулась и покатилась. Инди потерял представление, где верх, где низ; его швыряло во все стороны; наконец, автомобиль вновь оказался на колесах. Каким-то чудом они очутились на дороге, но уже по ту сторону заставы. Правда, теперь за рулем оказался Инди, Конрад справа от него, а Шеннон – на заднем сиденье.

– Эй, теперь я рулю! – Инди глянул в зеркало заднего вида и заметил, как солдаты произвели еще один залп. Пули забарабанили по багажнику. Погоня неизбежна, но пока «Пирс-Эрроу» не съедет с дороги, ни одному греческому военному автомобилю за ним не угнаться.

– Их выстрелы не достают до нас, – сказал он. – А город прямо перед носом. Прорвемся.

– Прорвемся? – переспросил Конрад, глядя прямо перед собой остекленевшим взором.

– Я никогда и не предполагал, что вы умеете так водить машину, Тед.

– Я и не вел. Я просто спрятался под руль.

Инди оглянулся через плечо.

– Эй, куда подевался Никос?!

– Друзьям не поверят, когда расскажу! – поднимаясь с пола, хмыкнул паренек.

– Джек, как дела?

– У меня такое ощущение, что мне свернули шею. И губа вспухла. Боюсь, сегодня вечером мне не исполнить королю даже мотивчик из трех нот.

– Кстати, о короле. Кто-нибудь знает, как проехать во дворец? – встрепенулся Инди.

– Я знаю, – откликнулся Никос. – Это у Нового Олимпийского стадиона.

– Как ехать от Акрополя?

– Я покажу.

Пока они разъезжали по городу, прохожие глазели на автомобиль.

– Видимо, наш «Пирс-Эрроу» производит впечатление.

Потом Инди увидел отражение машины в витрине магазина, и все понял. Крыша была сплющена, левый борт разбит напрочь, а весь кузов испещрен пулевыми отметинами.

– Мы просто чудом остались живы.

– Инди, вот плата Фломузон Гетер, – сообщил Никос, когда они пересекали какую-то площадь. – Помнишь, я рассказывал?

– Что это? – уточнил Шеннон.

– Это место, где расположены лучшие таверны города, – ответил Инди.

– Я бы не прочь выпить, – заметил Шеннон.

– А вон и стадион, – сказал Никос. – За ним налево.

Вдруг со стадиона на дорогу ринулись толпы солдат, перекрыв движение и размахивая оружием.

– Может, на этот раз они за нас, – с надеждой предположил Конрад.

И тут же в капот ударила пуля, а вторая пробила спинку переднего сиденья между Инди и Конрадом.

– По-моему, нет.

– Опять за старое, – проворчал Шеннон.

Инди повернул руль влево и быстро погнал авто по извилистой улочке, пока они не выехал к большому перекрестку.

Никос указал направо.

– Дворец там.

Там, куда указал Никос, уже толпились солдаты. Но Инди не стал поворачивать направо, а повел машину прямо в какой-то парк. Они покатили по дорожке, разгоняя прогуливающихся горожан; те, потрясая кулаками, осыпали их бранью.

– Где мы, Никос?

– Во дворцовом саду. Вон туда, – прокричал тот.

Инди повернул направо и поехал к бульвару, выходившему к дворцовым газонам. Инди свернул на бульвар, и дворец оказался справа.

– Доберемся, – оживился Конрад.

– Фантазер, – отрезал Шеннон.

Подъехав к главным воротам, Инди притормозил. Ворота охраняли две дюжины вооруженных солдат.

– Эти люди верны королю, – сказал Инди. – То есть, должны быть верны.

– Если хотите знать мое мнение, что они выглядят точно так же, как те, что стреляли по нам, – изрек Шеннон.

Теперь уже и Инди засомневался.

– Объеду-ка я вокруг. Должен быть и другой въезд.

Они объехали дворец кругом, нашли еще одни ворота, но те выглядели ничуть не гостеприимнее.

– А что это за курьезная машина у солдат? – с благоговением в голосе поинтересовался Никос.

– Она называется танком, – объяснил Конрад. – Их начали применять во время войны. Первая танковая битва произошла в 1917 году в Камбре.

– Всегда приятно иметь под рукой профессора истории, – заметил Инди. – Я бы попробовал через главные ворота. А вы как считаете, Тед?

– Терять нам нечего. Когда мы проезжали, никто в нас не стрелял.

– Весьма благоприятная примета, – Шеннон буквально источал сарказм.

– Смотрите, нам открывают! – Никос указал на центральные ворота.

Инди повернул руль. Наконец-то тихая гавань! И тут же ударил по тормозам. Ворота перегородил второй танк.

– Надеюсь, это почетный караул. – Инди осмотрелся, оценивая ситуацию. Он собирался сдать назад, но первый танк уже перекрыл путь к отступлению. Солдаты окружили потрепанный автомобиль.

– Что-то они выглядят не очень приветливо, – пробормотал Конрад.

Послышались возбужденные вопли, кто-то выкрикивал приказания. Солдаты дергали запертые дверцы автомобиля. Затем все отступили. Никто не стрелял. Солдаты уставились на автомобиль, словно тот был выставочным экспонатом.

– В чем дело? – забеспокоился Шеннон.

Солдаты убрались с дороги, и все стало ясно. Танки подъезжали с двух сторон. Секунду спустя слух резанул пронзительный скрежет сминаемого металла; один танк накатывал спереди, а второй ревел сзади.

– Черт побери! – завопил Шеннон, ударом распахивая дверь,

Они выпрыгнули из машины прямо в руки солдат. Инди схватили за руки и за ноги и потащили прочь, отобрав рюкзак.

– Эй, это мой рюкзак! Он мне нужен!

На его крики не обращали внимания. Позади танки крушили останки «Пирс-Эрроу».

* * *

– Ваше Величество, – настаивала Дориана, – этот человек опасен. Нам такие иностранные гости совершенно ни к чему. По-моему, его вместе с друзьями следует немедленно выслать.

Король откинулся на спинку своего мягкого кресла.

– Если то, что вы говорите – правда, то изгнание – слишком мягкое наказание для них. В конце концов, если кто-то крадет собственность нашего офицера, да еще стреляет в него, это не только вопрос законности, но и дело чести.

– Я понимаю ваши чувства, Ваше Величество. Однако, как вам известно, никто не пострадал.

Король погладил подбородок, раздумывая над ее словами.

– Почему вы защищаете его, доктор Белекамус?

Тебе нипочем не догадаться.

– Я чувствую себя отчасти виноватой. Этот человек – один из моих студентов. Кроме того, именно я привезла его сюда.

– Я уже знаком с господином Джонсом, как вы помните. Он мне показался слегка чудаковатым, хотя для американца он вполне нормален. Однако, по-моему, он не преступник, и потому я хотел бы выслушать его рассказ.

Как раз этого-то Дориана и стремилась избежать. Она глянула на Мандраки. Скажи что-нибудь, черт побери!

– Я полагаю, это не стоит таких хлопот, – заявил Мандраки. – Видите ли, из уважения к доктору Белекамус я не стану выдвигать обвинений ни против Джонса, ни против остальных.

Король кивнул и подозвал адьютанта.

– Подготовьте их выездные документы. Я хочу, чтобы завтра же утром они были на борту судна, идущего в Бриндизи.

Облегченно вздохнув, Дориана встала и протянула руку.

– Спасибо, Ваше Величество. Я признательна за вашу снисходительность и прошу прощения за доставленное вам беспокойство.

– Я с удовольствием позабочусь о них до отплытия судна, – предложил Мандраки.

Король пожал плечами, затем махнул рукой.

– Ничего страшного, если сегодня они переночуют здесь. Более того, так даже лучше. Я не желаю больше слышать ни о каких диких выходках.

По его решительному тону Дориана поняла, что спорить бессмысленно. Она уже собиралась встать, когда король вдруг сменил тему разговора:

– Кстати, что это за реликвия? Ведь вы преследовали Джонса и других именно из-за нее, не так ли? – Он глянул на Мандраки. – Конечно, помимо автомобиля.

– Да, Ваше Величество, из-за нее.

– Так не хотите ли забрать ее с собой?

Одна мысль об Омфалосе повергла Дориану в смятение. Ни за что на свете не хотела бы она взять его в руки вновь. Но не скажешь же такое королю!

– Лучше в другой раз. Через пару дней я пришлю за ним кого-нибудь.

– Что же представляет из себя этот Омфалос?

– Я полагаю, что это метеорит, подвергшийся обрезке и полировке, а затем обвязанный бечевкой, которая со временем окаменела. Во времена пифий он имел какую-то символическую ценность. Ныне представляет лишь научный интерес.

– Зачем же он был нужен Джонсу?

– Кто знает? – развела она руками. – По-моему, надышавшись испарений, он слегка тронулся рассудком. Пожалуй, я слишком поспешно заявила, что они не оказывают никакого воздействия. Видимо, их воздействие варьируется от случая к случаю. – Она скромно улыбнулась, как покорный слуга. – Я рада, Ваше Величество, что благодаря их воздействию мне удалось помочь вам. Я ничего не помню, но, насколько я понимаю, смогла предупредить вас о смертельной угрозе.

Король дотронулся до бедра. «Интересно, – подумала она, – верит ли он до сих пор в целительную силу испарений?»

– Да, я хотел поблагодарить вас. Ситуация была весьма щекотливой, и кто знает, что случилось бы, не предупреди вы меня заранее. – Он погладил подбородок и кивнул. – Ну, пожалуй, уже поздно.

Дориана пожелала спокойной ночи и подождала, пока Мандраки обменяется с королем рукопожатием. Услыхав, как король выражает сожаление о случившемся с автомобилем, она улыбнулась про себя. Выйдя с Мандраки из библиотеки, Дориана быстро заговорила вполголоса:

– По-моему, все прекрасно. Скоро он отправится в постель, а когда проснется, их уже не будет.

Мандраки не отвечал.

– Что-нибудь не так?

– Джонс меня больше не беспокоит, – отозвался он приглушенным голосом, шагая по широкому коридору. – Надо лишить этого ублюдка власти. Агора уже переполнена беженцами, и с каждым днем их становится все больше. Страна расползается по швам.

– Он заплатит за свои ошибки, – подхватила Дориана. – Мы позаботимся об этом, и на сей раз выберем удачный момент.

– И близкий, – добавил Мандраки.

 

24. Во дворце

Инди, запертый в камере где-то в подвалах дворца, балансировал на грани яви и сна. Он видел взмахи крыльев орла, парящего высоко над ним, затем орла заслонило лицо Мандраки. Полковник жестоко улыбнулся, поднял пистолет, и черный зрачок ствола уставился Инди в лицо.

Инди вздрогнул, просыпаясь, хлопнул ладонью по жесткому матрасу и перевернулся на другой бок. Он понимал, что все случившееся с ним в расщелине – не просто сон; но думать об этом не хотел, не хотел придавать увиденному значения, потому что видел только смерть, собственную смерть, перечеркивающую его будущее.

Он вновь повернулся, пытаясь избавиться от мыслей, но преуспел в этом лишь секунд на десять. Начал считать назад от ста. Девяносто девять, девяносто восемь… Дошел до восьмидесяти пяти, потом цифры стали путаться, и он уплыл в сон. Восемьдесят шесть, семьдесят восемь… Он спал.

Он заморгал, открыв глаза.

Что-то вырвало его из объятий сна.

Он прислушался.

Дыхание.

Шеннон и Конрад.

Но разбудил его другой звук. Вот, снова. Глухой, отдаленный рокот голосов.

Все ближе.

Эхо шагов в коридоре. Звяканье ключей. Один голос скрипит, второй хмыкает в ответ. Что на этот раз?

Дверь распахнулась. Тусклый свет из коридора озарил двух входящих в камеру охранников. Они осмотрелись. Один указал на Инди, другой тут же рывком поднял его с пола.

– В чем дело? – закричал Шеннон, когда Инди поволокли к двери.

– Куда вы его уводите? – Конрад вскочил, но его оттолкнули, и дверь с лязгом захлопнулась.

«Будем надеяться, что не к палачу», – подумал Инди.

– Уже утро? – спросил он по-гречески. Охранники не ответили. Узникам никто ничего не говорил.

Им дали суп, хлеб и воду, а также по одеялу и матрасу на каждого. Но просьбы о возможности переговорить с королем или хоть с кем-нибудь наталкивались на стену молчания. Неизвестно даже, куда подевался Никос. Они не видели его с того момента, как выскочили из машины. Инди надеялся, что в суматохе мальчишке удалось ускользнуть.

Они дошли до лестницы, и охранники буквально вознесли его по ступенькам.

– Эй, ребята, что за спешка?

Его ввели в коридор черного хода. Он мельком заглянул в огромную кухню, где люди в белых одеждах скребли пол. Повеяло слабым ароматом стряпни.

– А-а, уже пора завтракать? – Угрюмые лица охранников оставались непроницаемыми. – Пожалуй, еще нет.

Они продолжали идти и вскоре вступили в другой коридор, но уже богато украшенный, как положено дворцу. Ноги утопают в мягких коврах. Стены покрыты дубовыми панелями, а карнизы вызолочены. Никаких сомнений, Инди привели в главную часть дворца.

На полпути по коридору они остановились у двустворчатой двери, настолько высокой, что входящему в нее великану не пришлось бы даже пригибать голову. Конвойный легонько постучал, дверь тут же приоткрылась на пару дюймов. После короткого обмена репликами Инди ввели в библиотеку, уставленную книгами от пола до потолка.

Королевская библиотека, как в моем видении.

Рослый мускулистый мужчина во фраке указал на жесткое кресло. Инди сел и мрачно воззрился на здровяка, ожидая начала допроса. Но почему в библиотеке? Может, решили забить его до смерти книгами? Джойсовский «Улисс» мог бы убить Инди с одного удара.

– Привет, мистер Индиана Джонс!

Инди оглянулся и увидел короля. Тот был одет в голубой атласный халат и домашние туфли – точь-в-точь, как в видении – и при ходьбе слегка прихрамывал.

– Ваше Величество! – Инди вскочил, но телохранитель силком усадил его обратно.

Король опустился в рабочее кресло у камина.

– Я беседую с вами вопреки настояниям своих советников. Они считают, что я должен выслать вас из страны без единого слова.

– В самом деле? – Это была лучшая новость с момента их отъезда из Дельф. – Вне всяких сомнений, мы с друзьями искренне признательны. Но…

Король поднял руку, прерывая его.

– Я решил поговорить с вами лишь потому, что чувствую себя вашим должником. Вы спасли мне жизнь.

– Я чувствую себя счастливчиком. Я здесь, рядом с вами.

Король засмеялся.

– Вы действительно счастливчик, раз вы живы, да еще и во дворце. Если полученные мной сведения достоверны, удача действительно на вашей стороне.

Инди хотел ответить, но в горле у него пересохло, и голос надломился.

Король щелкнул пальцами и пробормотал что-то притаившемуся за книжными полками телохранителю. Инди огляделся, гадая, сколько еще человек в этой комнате. Через миг адъютант протянул Инди стакан воды.

– Ну, а теперь расскажите мне, зачем вы украли дельфийскую реликвию и автомобиль полковника Мандраки?

Инди одним глотком осушил стакан и прокашлялся.

– Мандраки хотел убить вас. То есть, он хотел, чтобы я убил вас.

– Подождите, – перебил король. – Начните сначала. Зачем вы приехали в Дельфы с Дорианой Белекамус?

Инди повел рассказ, начав с первого столкновения с Дорианой, выложив королю все – от ее замысла стать пифией до истории Ричарда Фарнсуорта. Он надеялся, что подробности сделают заявление о покушении более достоверным.

Король слушал внимательно, поражаясь двойной игре Белекамус.

– Неудивительно, что чудесные испарения не подействовали. Панацея не пережила новую пифию.

На вопрос о погибшем хранителе руин Инди рассказал, что Стефанос Думас имел отношение к Ордену пифий, а вовсе не к покушению.

– Итак, вы утверждаете, что неудавшееся покушение никак не связано с этим мистическим Орденом и объясняется военным заговором, возглавляемым полковником Мандраки?

Инди молча кивнул. Король озабоченно нахмурился.

– Я прекрасно осознаю, что число моих политических противников растет, и что все идет не так, как я рассчитывал. Но до сих пор никто не пытался меня убить. – Он с улыбкой поднял глаза на Инди. – Если вы сказали о Мандраки правду, я больше не буду огорчаться из -за уничтожения его автомобиля.

Король поднялся и захромал к камину. Погрев ладони над низким пламенем, он обернулся к Инди.

– Я хотел бы предложить вам и вашим друзьям выбор – остаться в моем дворце в качестве почетных гостей или уехать, как только пожелаете.

– Я полагаю, что могу говорить за друзей. Пожалуй, мы все трое готовы вернуться в Париж, – ответил Инди и осведомился о Никосе.

Король глянул в сторону, и рядом как из-под земли вырос адьютант, приносивший воду. Пока король что-то вполголоса втолковывал ему, адьютант поглядывал на Инди, что-то ответил королю, затем они обменялись еще парой фраз, и адьютант удалился.

– Прошу прощения, мистер Джонс, – сообщил король, – но о мальчике нам ничего не известно. Надеюсь, ему удалось выбраться из автомобиля.

– Вы хотите сказать, что он остался в машине?! – возвысил голос Инди, и стоявший у дверей телохранитель сделал пару шагов в его сторону, прежде чем король движением руки показал, что все в порядке.

– Я сказал, что не знаю. Если бы я знал, что он мертв, то сказал бы.

Адьютант вернулся с рюкзаком и отдал его королю, а тот, в свою очередь, протянул рюкзак Инди.

– По-моему, это ваше.

Невероятно. Он собирается отдать мне Омфалос! Видение продолжает сбываться.

– Нет, не мое, – возразил Инди. – Это Омфалос, он принадлежит всем.

– Похоже, этому камню уделяют больше внимания, чем он того заслуживает, – заметил король.

– По-моему, это не так, Ваше Величество.

Король сунул руку в рюкзак и вытащил конус.

– Доктор Белекамус, несмотря на все ее прегрешения, все-таки авторитетный специалист по Дельфам, а она сказала, что Омфалос – просто любопытная находка, обычный метеорит. Если бы он представлял огромную ценность, она бы ни за что не покинула дворец без него. Так что я хотел бы подарить его вам в память о путешествии.

– Ваше Величество, по-моему, вам лучше положить его обратно в рюкзак. Если держать его слишком долго, он может… вы можете… – Инди не знал, как объяснить это словами. Он и сам толком в это не верил, но что-то ведь случилось и с ним, и с Дорианой.

– Не вижу в нем ничего необычного, – король поднял камень и повертел его в руках. – Он кажется теплым. – Затем откинулся на спинку кресла. – Голова кружится…

Рюкзак упал на пол. На несколько секунд король застыл, крепко обхватив Омфалос. Затем его глаза расширились, лицо исказилось. Инди понял, что чары камня начали дейстовать, и рванулся вперед, но рослый телохранитель перехватил его раньше, чем он оказался рядом с королем.

– Да сделайте же что-нибудь, – рявкнул Инди. – Вы что, не видите – ему нужна помощь! Заберите камень!

Адьютант подошел сбоку к королю и спросил, все ли в порядке. Потом осторожно поднял Омфалос, поставил его на пол и гаркнул:

– Доктора! Быстро!

– Не надо, – поднял руку король. – Все хорошо.

Потом провел ладонями по лицу, будто умываясь.

– Отпустите его, – велел он охраннику, продолжавшему держать Инди.

– Извините, Ваше Величество. Я пытался предупредить вас.

Король уставился на стоящий на полу Омфалос.

– У меня было странное ощущение. Словно грезы, только наяву. Я был окружен ужасающей массой муравьев-солдат, и они все кусали меня, пытаясь утащить прочь. Инди кивнул, не зная, что сказать.

– Что же со мной произошло? – поинтересовался король.

– Не знаю, – проронил Инди. – По-моему, эта реликвия нуждается в тщательном изучении.

– Она нуждается в надежном замке, – откликнулся король. – А может быть, в том, чтобы ее опять потеряли. – Он уже пришел в себя. – Ладно, если вы собираетесь успеть на паром, то вам лучше собираться в путь.

Когда король провожал его до дверей, Инди заметил, что монарх неуловимо изменился, но не мог понять, в чем именно. Прощаясь, Инди поблагодарил короля за помощь.

– И вам спасибо, – отвечал тот. – Ну, мне еще предстоит с утра разобраться кое с какими муравьями-офицерами. – С этими словами король повернулся и удалился.

Как только дверь за Инди закрылась, он сообразил, что же изменилось в короле – он больше не хромал.

Когда они вышли из боковой двери дворца и направились в сторону улицы, город только-только начал пробуждаться. Зазвонил церковный колокол, прокричал петух. Цоканье лошадиных подков и громыхание колес экипажа резко контрастировали с урчанием автомобильного мотора.

– Не могу поверить, что мы выбрались из этого кошмара живыми, – сказал Шеннон.

Когда они дошли до улицы, к ним приблизился солдат с винтовкой.

– Ну, что еще? – устало буркнул Инди.

Солдат указал на новенький «Кадиллак», поджидающий у бордюра.

– Он довезет вас до порта.

Когда солдат почтительно закрыл за ними дверцу машины, Инди не мог удержаться от иронического замечания:

– Вчера этот парень наверняка готов был убить нас.

– Он лишь выполняет свою работу, – заметил Конрад.

– Ага, исполняет свою партию, – подхватил Шеннон.

– А мы что делаем? – спросил Инди.

– Импровизируем.

– Так не в пример интереснее.

– Кому как, – отозвался Конрад и уставился в окно, провожая дворец долгим взглядом. – Хорошо бы задержаться во дворце на несколько дней. Может быть, тут меня посетило бы вдохновение.

Инди смерил его взглядом.

– А события последних дней вас не вдохновляют?

– Жизненный опыт обманчив, Инди. Писатель куда лучше распоряжается материалом, исходящим из глубины сердца, нежели почерпнутым из путаных переживаний.

Инди поразмыслил над его словами.

– А я бы так сказал: это люди путаные, а не переживания.

Конрад не ответил, и каждый углубился в свои мысли. Когда они проезжали развалины библиотеки Адриана и мимо Римского форума, Инди всматривался в построенные среди руин лачуги беженцев. Над несколькими крышами вился дымок, напомнив ему испарения в храме Аполлона.

И тут он сквозь серый предрассветный сумрак увидел ее. Хотя ее длинные волосы были заплетены в косу, Инди ни на секунду не усомнился, что это Дориана Белекамус.

– Остановите!

– Ты что? – удивился Шеннон, когда Инди открыл дверцу. – Нам в Пиреи!

– Послушайте, подождите меня пять минут. Если я не вернусь, поезжайте. Встретимся на пароме. У меня еще одно дельце.

– У нас мало времени, – предупредил Конрад.

– Знаю я, знаю!

Не тратя слов, он хлопнул дверцей и поспешил мимо разнокалиберных лачуг. Она направилась в ту сторону, и он догадывался, куда лежит ее путь. Миновав древние ворота форума, Инди прошел чуть дальше и увидел башню Ветров. Дориана стояла у ее основания, устремив взор наверх.

Дориана пристально всматривалась в облик Липса, юго-западного ветра, попутного ветра мореплавателей. Джонс и остальные скоро уедут. Опасность миновала. И все-таки она чувствовала какую-то пустоту в душе.

Ей будет недоставать Джонса. Она по-настоящему к нему привязалась, хотя он бы никогда в это не поверил. Он не поймет всей сложности ее жизни, не поймет, что ее направляют силы, которым безразлична ее личная жизнь. Дориана понимала, что если бы ей даже удалось вырваться из-под влияния Мандраки и стать пифией, ничего бы не изменилось. Ею все равно движут те же политические силы, а ее мечты разделить власть с Джонсом рухнули.

Она даже не представляла, что ждет ее. Быть может, она вернется в Париж. А может быть, и нет. Ничего нельзя решить, пока Мандраки действует. Ее жизнь ей не принадлежит, хоть это Дориане и не по вкусу.

– Теперь-то я понимаю, почему это твой любимый монумент.

Она испуганно обернулась.

– Инди!

– Ты очень похожа на эту башню. Разные лица для разных ветров.

– Что ты здесь делаешь?

– Зашел по дороге в Париж сказать «адью».

Она огляделась. Мандраки где-то тут, изучает ситуацию с беженцами и может прийти сюда к ней в любую минуту.

– Тебе не следует здесь находиться. Уйди.

– Ну вот, теперь ты велишь мне уматывать, – засмеялся он. – А я не уйду, пока не удовлетворю свое любопытство. Почему Мандраки принял тебя обратно, после того, как ты стреляла в него? Всепрощение не в его характере.

Дориана поняла, что Инди не уйдет, пока не услышит ответ.

– Он не знал, кто в него стрелял. Из тумана видно лучше, чем снаружи. Он лишь слышал, как я окликнула его.

– Теперь сходится. Ты обманула его, как меня – а может, всех мужчин в своей жизни. А я одно время даже думал, что люблю тебя.

Она встретила его ледяной взор.

– Инди, я на самом деле не такая уж плохая. Я делаю то, что должна. Но ты мужчина, тебе этого не понять.

Он покачал головой.

– Пол не имеет к этому никакого отношения. Если бы все женщины были вроде тебя, мы все были бы в…

– Уходи. Пожалуйста.

Слишком поздно. Мандраки стоит всего в пяти футах от них, поднимая револьвер.

Револьвер двигался, как в замедленном кино. Этого не может быть. Видение оказалось лживым. Как же остальные приключения? Неужели все его будущее или отсутствие оного зависело всего лишь от того, покинет ли он автомобиль, чтобы последовать за Дорианой?

– Джонс, ты покойник.

– Нет! – вскрикнула Дориана и встала между ними.

– Прочь с дороги, Дориана. Ну!

– Нет. Ты не убьешь его.

– Уйди с дороги.

– Тогда сначала убей меня.

– Будь ты проклята, Дориана!

Револьвер выстрелил.

Инди подхватил рухнувшую Дориану, ощутил жар ее крови, просачивающейся сквозь его рубашку, услышал тихий жуткий хрип, когда она попыталась набрать воздуху в легкие. Мягко опуская Дориану на землю, он понимал, что Мандраки все еще тут, с револьвером. Инди приподнял голову Дорианы, чтобы она не захлебнулась кровью.

– Дориана! – взвыл Мандраки. – Я же не хотел! Просто револьвер выстрелил.

Она пыталась заговорить, но не смогла. Пыталась поднять руку, но не сумела и этого. Инди склонился над ней, погладив по щеке.

– Прочь от нее, – завопил Мандраки. – Это ты натворил! Ты убил ее! Теперь ты труп.

Инди посмотрел в зрачок ствола. Точь-в-точь, как в видении. Вот оно что.

Раздался выстрел.

Мандраки сделал два неуверенных шага.

– Малака, – выругался он и упал на землю.

Инди увидел телохранителя из королевской библиотеки, стоящего неподалеку. Едва телохранитель двинулся к ним, как Мандраки поднял пистолет и вновь прицелился в Инди.

Но телохранитель был наготове и всадил в полковника еще несколько пуль. Револьвер выпал из руки Мандраки, ртом хлынула кровь. На этот раз он уже не встанет.

Когда Инди вновь посмотрел на Дориану, та была уже мертва. Ее пустой взгляд был устремлен в голубое утреннее небо. Как ни странно, Инди чувствовал, что будет горевать о ней. Несмотря на свои недостатки, Дориана оказала сильное влияние на его жизнь. Он уже никогда не будет прежним. Инди понял, что отыскал дело всей своей жизни. Он провел ладонью по щеке Дорианы и опустил ей веки.

– Инди, ты цел?

– Никос?! Что ты здесь делаешь?

Никос озабоченно огляделся.

– Я всю ночь прятался в дворцовом саду, потом увидел, что вы уезжаете в автомобиле, поехал за вами на такси, потому что хотел попрощаться.

– Мне надо успеть на паром.

– Пошли! Такси ждет. Ты еще можешь успеть.

Инди еще раз глянул на застывшее лицо Дорианы и зашагал прочь.

* * *

Когда они прибыли в порт, паром уже давал гудок. Инди обменялся с Никосом рукопожатием и поблагодарил за помощь.

– Приезжай ко мне в Париж.

– В Америку я тоже хочу поехать, посмотреть на джаз-банд и на Гранд-Каньон! – крикнул ему вслед Никос.

– Почему бы и нет? – улыбнулся Инди и широкими шагами поднялся по трапу.

В последний раз взревел гудок, и трап подняли. Когда паром неторопливо отвалил от причала, Инди услышал еще гудок. Это Шеннон на свежем воздухе упражнялся на корнете. Инди пробрался к нему, кивнув Конраду. Шеннон выдул еще несколько блюзовых нот и опустил трубу.

– Ты поспел в последний момент, Инди. Какого черта ты там делал?

– После расскажу. Теперь у нас предостаточно времени на болтовню. А что это была за мелодия? По-моему, я ее еще ни разу не слыхал.

– Потому что видел только стихи. Называется «В Латинском квартале». По-прежнему нужна певица, но зато у меня появился новый куплет.

Он щелкнул пальцами, и начал выстукивать ритм на корнете.

В Грецию смотаюсь,

К морю голубому.

Но, Боже, как скучаю

По второму дому!

– Разделяю твои чувства, – сказал Инди.

– Тут вам кое-что прислали, – Конрад протянул Инди сверток. – Привезли прямо перед вашим прибытием.

– Что это? – Инди вскрыл конверт, прикрепленный к свертку, и увидел, что это записка от короля:

Дорогой господин Джонс! Надеюсь, вы передумаете и примете Омфалос. Можете утопить его в море, если пожелаете, но прошу вас, увезите его подальше от Греции и Дельф. Дни оракула Аполлона давно миновали, и нам, грекам, следует смотреть в будущее, а не пытаться возродить отдаленное прошлое. Благодарю вас.

– Что это? – поинтересовался Шеннон, когда паром уже был в открытом море.

– Наверно, осколок упавшей звезды. – Инди пристроил сверток на перилах.

– Что ты собираешься с ним делать?

Инди посмотрел вниз, в темно-синие воды.

– Не знаю. Надо подумать. Но мне знаком один хранитель музея в Чикаго, который с радостью примет его в греческую экспозицию…

 

«Raiders of the Lost Ark», перевод Т. Воробьева

 

Глава 1

Южная Америка

1936 год

Темная зелень джунглей, казалось, таила в себе угрозу. Солнечные лучи, пробиваясь через плотное сплетение ветвей и лиан, становились бледными и мутными. Воздух, густой и липкий, был насыщен влагой. Птицы пронзительно вскрикивали, будто пойманные в сети. Под ногами ползали блестящие насекомые, в листве пищали и бегали какие-то животные. Затерянный мир, которого нет на карте, почти конец света.

Восемь человек медленно двигались по узкой тропе, время от времени останавливаясь, чтобы прорубить себе путь через лианы и низко нависшие ветви. Во главе шел мужчина высокого роста, в кожаной куртке и помятой широкополой шляпе. За ним два перуанца, с опаской озиравшиеся по сторонам, и пятеро индейцев-кечуа, которые с трудом тащили за собой двух ослов, груженных мешками с провизией и другой поклажей.

Человека, шедшего впереди, звали Индиана Джонс. Фигурой он напоминал атлета в хорошей спортивной форме. Лицо его, обычно по-мужски красивое, теперь заросло грязной светлой щетиной, по нему темными струйками бежал пот. Вокруг глаз и рта залегли морщины, которые несколько портили внешность, зато показывали силу характера. Опыт, изменяя черты лица, медленно, но верно переделывал их по своему.

Инди Джонс двигался не так опасливо, как перуанцы, и можно было подумать, что это он уроженец здешних мест, а не они. Но свобода движений не мешала разумной осторожности. Время от времени он почти незаметно поглядывал по сторонам, каждую минуту ожидая от джунглей какой-нибудь неожиданности. Шелест ветки или треск гнилого дерева — за этим всем могла скрываться опасность. Иногда он останавливался, снимал шляпу и прикидывал, что его больше беспокоит — влажность или волнение индейцев. Они то и дело принимались быстро обсуждать что-то между собой на языке, напоминающем щебет птиц, обитателей этих джунглей.

Оглянувшись на перуанцев, которых звали Барранко и Сатипо, Инди подумал, что совсем им не доверяет, однако если он хочет добыть в этих джунглях то, зачем пришел сюда, значит, приходится полагаться на них.

Ничего себе команда! Два подозрительных перуанца, пятеро запуганных индейцев и два упрямых осла. И я в качестве предводителя!

Инди повернулся к Барранко и в который раз спросил, заранее зная ответ:

— О чем говорят индейцы?

Барранко откровенно злился.

— О чем они всегда говорят, сеньор Джонс? О проклятье, только о нем.

Взглянув на индейцев, Инди пожал плечами. Он понимал их предрассудки, их верования, он им даже сочувствовал. Проклятье, древнее проклятье Храма воинов из Чачапояна было частью жизни индейцев-кечуа, они знали о нем с детства.

Помолчав, он сказал:

— Скажи им, Барранко, пусть успокоятся, не будет им никакого вреда.

Инди и сам знал, что это просто слова. Он вел себя как знахарь, пробующий на больном неизвестное лекарство. Как, черт возьми, он может знать, будет им вред или нет?

Барранко внимательно посмотрел на Инди, потом повернулся к индейцам и что-то сказал. Те ненадолго замолчали, но видно было, что они просто скрывают страх. И опять Инди понял их: что значат любые успокаивающие слова против вековых предрассудков? Он снова надел шляпу и медленно пошел вперед по узкой тропе, вдыхая странные запахи джунглей — запах растений, тянущихся к солнцу и гниющих внизу, вонь от разлагающихся деревьев и животных, кишащих червями. Да, на свете есть места и получше и поприятнее здешних.

Потом он представил себе Форрестала, идущего этой же тропой много лет назад, вообразил, какая лихорадка волнения сжигала его по мере приближения к храму. Хорошим археологом был Форрестал, однако из этой экспедиции он не вернулся, и все секреты Храма остались не раскрытыми. Бедный Форрестал! Умереть в таком Богом забытом месте.Не хотел бы Инди себе такого конца.

Они продолжали путь по тропе, которая в этом месте спускалась в глубокий каньон, заросший густым лесом, оставляя в нем след, напоминающий старый шрам. От земли поднимался туман, который к вечеру станет еще гуще и плотнее. В самом каньоне туман лежал на деревьях, не рассеиваясь, целыми днями. Казалось, что деревья закуклились в нем, как в паутине.

Огромный попугай-макао, разноцветный и блестящий как радуга, вылетел из кустов, пронзительно вереща, и на секунду напугал путешественников. Индейцы опять возбужденно заговорили, жестикулируя и подталкивая друг друга. Барранко повернулся и резким окриком заставил их умолкнуть. Но Инди понимал: чем дальше, тем труднее будет держать их в подчинении. Он ощущал волнение индейцев почти физически, примерно так же, как всей кожей чувствовал влажность воздуха.

Однако основную опасность представляли собой не индейцы, а перуанцы. В особенности, Барранко. Инди очень доверял своему инстинкту. Интуитивное ощущение опасности сопровождало его всю экспедицию, но сейчас оно усилилось. Он знал наверняка, в случае чего, перуанцы перережут ему горло за малейший пустяк, за соленый орешек.

Мы уже недалеко от цели, подумал Инди про себя, осознав, что подобрался совсем близко к храму, к идолу из Чачапояна. Настолько близко, что ощутил бешеное биение крови в жилах: воплотилась мечта, исполнен обет, взятый на себя очень давно, когда он был еще новичком-археологом. К нему как будто вернулось острое чувство удивления, свойственное юности, жадное стремление понять и разгадать загадки истории, то есть все то, что привело его в археологию. Мечта, думал, он вот она воплощенная мечта, прежде неопределенная и бесформенная, а теперь принимающая реальные очертания. Теперь он всем существом чувствовал приближение Храма.

Инди остановился и прислушался к разговору индейцев. Да, они тоже знают. Они хорошо знают, где находятся. И очень боятся.

Инди двинулся вперед, туда, где между деревьями виднелся проход в стене каньона. Тропа заросла так, что ее почти не было видно за ползучими, вьющимися и свисающими растениями. Инди упорно прорубал себе путь ритмичными взмахами широкого ножа, который кромсал лианы, как будто это была папиросная бумага. Проклятые джунгли! Нельзя позволять природе, даже такой странной и чудовищной, взять над тобою верх. Инди стал мокрым от пота, мускулы болели, но он чувствовал удовлетворение от вида перерубленных корней и веток. Туман начал сгущаться, но это был не холодный туман севера, а густые испарения джунглей, напоминающие обильный пот. Он задержал дыхание и двинулся вперед.

Когда, наконец, он вышел на прогалину в конце тропы, у него захватило дух. Вот он! Вдали, за густыми деревьями виднелся Храм.

Инди охватило странное чувство, он ощутил непрерывность истории, ее протяженность, позволяющую ему, человеку по имени Индиана Джонс, в 1936 году созерцать в немом изумлении величественное сооружение, воздвигнутое две тысячи лет тому назад. Сооружение поразительное, подавляющее. Нет слов, чтобы описать его.

Некоторое время Инди смотрел на храм, как завороженный. Он не мог оторвать от него глаз, поражаясь титаническим усилиям, которые потребовались для сооружения такого здания в самом сердце безбрежных джунглей.

К действительности его вернули крики индейцев. Повернувшись, он увидел, что трое убегают, побросав и поклажу и ослов. Барранко выхватил пистолет, но Инди успел перехватить его руку и уверенным движением повернул его лицо к себе.

— Нет, — твердо сказал он.

Барранко ответил презрительным взглядом.

— Они трусы, сеньор Джонс.

— Тогда они нам не нужны. Но и убивать их тоже нет необходимости.

Перуанец опустил пистолет, взглянул на своего приятеля Сатипо, потом снова повернулся к Инди.

— Интересно, сеньор Джонс, а кто потащит тюки? Не думаете же, вы, что это будем мы с Сатипо? Такого в нашем договоре не было.

Инди заглянул ему в глаза, в глубине которых был только холод. Он даже представить себе не мог, чтобы Барранко когда-нибудь улыбался. Казалось, солнечный свет никогда не проникал в душу этого человека. Инди встречал такие глаза только у акул.

— Мы бросим тюки здесь. Как только добудем то, за чем мы сюда пришли, вернемся назад, к самолету, может быть, успеем сделать это до захода солнца. Запасы нам больше не понадобятся.

Барранко все еще не выпускал пистолета из рук.

Любит поиграть оружием, подумал Инди. Три мертвых индейца для него просто пустяки.

— Уберите пистолет совсем. Я терпеть не могу оружия, особенно если не я держу палец на спусковом крючке.

Барранко пожал плечами и переглянулся с Сатипо. Видно было, что они поняли друг друга. Они еще сделают свой ход, когда придет их час.

— Засунь-ка его за пояс, — посоветовал Инди и мельком взглянул на двух оставшихся индейцев, которых теперь стерег Сатипо. Они как будто находились в состоянии транса и больше напоминали зомби, чем живых людей.

Инди снова повернулся в сторону храма. Туман сгустился, во всем ощущалась тайная угроза. Джунгли не хотели раскрывать свои секреты пришельцам.

Сатипо наклонился и вытащил что-то из коры дерева, потом поднес на раскрытой ладони прямо к лицу археолога. Это был крошечный дротик.

— Индейцы — ховитос, — пояснил Сатипо. — Яд совсем свежий, не старше трех дней, сеньор Джонс. Я думаю, они за нами следят.

— Если бы они знали, что мы здесь, нас давно бы не было в живых, — спокойно ответил Джонс.

Он взял дротик, чтобы рассмотреть как следует: вещь примитивная, но действенная. Инди припомнил все, что знал о ховитос, их легендарную свирепость и преданность Храму, уходящую корнями в далекое прошлое. Древний ужас заставлял их держаться на расстоянии от него, но ховитос без колебания убивали каждого, кто пытался проникнуть в святилище.

— Вперед, — сказал Инди. — Надо довести дело до конца.

И опять они кромсали, рубили резали, пробивая себе дорогу через спутанные лианы, растущие и снизу и сверху. На минуту Инди остановился, бросив нож. С него лил пот. Краем глаза он увидел, как один из индейцев срубил и отбросил в сторону толстую ветку.

Отчаянный вопль заставил его опять схватить нож. Инди развернулся и бросился к тому месту, откуда со всех ног убегал в джунгли индеец-кечуа. За ним. Не разбирая дороги, как обезумевший слепец, через сплетение колючих ветвей кинулся и второй.

Инди приготовил нож и раздвинул ветви, чтобы посмотреть, что так напугало носильщиков.

Из клубящегося тумана на него смотрело лицо. Оно было вырезано из камня и походило на кошмарное ночное видение. Время не коснулось этого дьявола из Чачапояна, он так и остался вековым воплощением зла. Инди понял, что статую поставили сюда для защиты храма, чтобы отпугивать тех, кто захочет в него проникнуть. Настоящее произведение искусства. Интересно, подумал Инди, кто были его создатели, во что они верили, каковы были их религиозные воззрения, в результате которых появился этот ужасный идол. Он заставил себя поднять руку и коснуться плеча статуи.

Вдруг он понял, что его беспокоит куда больше, чем каменная скульптура. Вокруг стояла пугающая тишина. Жуткое, мертвое молчание. Ни звука. Ни птиц, ни насекомых, ни ветра, шумящего в вершинах. Как будто все звуки стерла чья-то страшная могущественная рука. Призраки кругом, это место населено призраками, мелькнуло в голове. Вокруг было молчание, которое царило во Вселенной до того, как Бог создал Землю.

Инди прошел мимо каменного идола, за ним последовали притихшие перуанцы.

— Скажите, ради Бога, кто это? — спросил Барранко.

— Да какой-то старинный божок. Что это может быть еще? В каждом доме индейцев из племени Чачапоян было такое изображение.

— Что-то вы очень легкомысленно к нему относитесь, сеньор Джонс, — мрачно заметил Барранко.

— А как еще можно к нему относиться?

Туман подкрадывался, накатывался волнами, цепляясь за все вокруг, стараясь не дать пришельцам подойти поближе. Но Инди упорно глядел вперед сквозь испарения, на вход в храм, украшенный примитивными, но искусно выполненными каменными барельефами. За долгие столетия они заросли зеленью, их опутали кустарники, вьющиеся растения. Но вход в храм, круглый и черный, как рот покойника, оставался свободным и притягивал взор. Инди представил себе Форрестала, входящего этот черный рот навстречу смерти. Бедняга!

Барранко тоже глядел в этом направлении.

— Как мы можем доверять вам, сеньор Джонс? Ведь отсюда никто еще не возвращался живым. Так почему мы должны верить вам?

Инди усмехнулся, глядя ему в глаза.

— Ах, Барранко. Барранко, пора бы вам знать, что и паршивые гринго иногда говорят правду.

Он достал из кармана рубашки сложенный в несколько раз кусок пергамента. На лицах перуанцев появилось такая неприкрытая жадность, что Инди подумалось: сколько же человек зарезали эти мерзавцы, чтобы добыть свою половину манускрипта.

— Ну что, Барранко, теперь веришь? — Инди расстелил пергамент на земле.

Сатипо достал из кармана точно такой же кусок, расправил его и положил рядом. Две части идеально подошли друг к другу. Некоторое время все молчали. Напряжение достигло предела. Но Инди предвидел и готовился к тому, что сейчас должно произойти.

— Так вот, amigos, теперь мы партнеры, — сказал он. — У нас есть общие интересы. Теперь мы вместе владеем подробным планом Храма. Такого не было ни у кого до нас. Если считать, что это угловая колонна…

Но прежде, чем он успел договорить, Инди увидел, как в замедленной съемке, руку Барранко, тянущуюся к пистолету. Он смотрел на худую коричневую лапку, хватающую серебристую рукоятку, и вдруг сделал молниеносное движение. Оно было настолько стремительным, что перуанцы даже не поняли, что произошло. Инди отступил от Барранко, одновременно доставая сзади из-под кожаной куртки скрученный хлыст. Его движения сделались уверенными и плавными, естественно и грациозно перетекая одно в другое. Рука и бич слились в единое целое, рассекая воздух, раскрутились, и вот уже хлыст плотно обмотал руку Барранко вокруг кисти. Потом Инди сильно дернул, и пистолет упал, выстрелив в землю. Перуанец на секунду замер. На лице его читались изумление, боль и ненависть. Видно было, что он оскорблен и напуган. Когда кольца, обмотавшие его руку, чуть-чуть ослабели, он вывернулся и кинулся бежать в джунгли, вслед за индейцами.

Инди повернулся к Сатипо. Тот поднял руки.

— Пожалуйста, сеньор! Я ничего не знал о его планах. Он совсем сумасшедший, совсем псих. Пожалуйста, сеньор, поверьте мне.

Инди молча посмотрел на него, потом кивнул и поднял с земли две половинки плана.

— Можешь опустить руки, Сатипо.

Перуанец облегченно вздохнул и неуверенно опустил руки.

— Чего мы ждем? У нас есть план. Вперед! — сказал Инди и повернулся лицом к храму.

Внутри храма царил запах веков, воздух, настоянный на столетиях тьмы и молчания, слегка разбавленный влажными ароматами джунглей. Просачиваясь через мхи, с потолка капала вода. Время от времени в коридорах слышалось шелестение пробегавших крыс. Воздух дышал холодом, в этом царстве теней его не согревал солнечный свет. Инди шел впереди, прислушиваясь к эху шагов. Эти звуки казались здесь неуместными, они беспокоили сон мертвых. Инди охватило ощущение, что ему совсем не следует здесь находиться, что он просто грабитель, мародер, который пришел нарушить покой, царивший здесь долгие столетия. Ему хорошо знакомо было это чувство, которое он так не любил. Он напоминал себе скучного, непрошенного гостя, зашедшего на веселую вечеринку.

Уходя все глубже внутрь храма, коридор сворачивал то влево, то вправо. Огонь факела в руках Сатипо отбрасывал странные тени. Время от времени Инди останавливался, чтобы взглянуть на карту и еще раз уточнить детали внутреннего расположения храма. Его мучила жажда, горло пересохло, язык стал сухим и шершавым, но он не хотел останавливаться. Как будто в голове без передышки тикали часы: ты должен спешить, у тебя нет времени..

Инди и Сатипо шли мимо полок, выбитых прямо в каменной стене, на которых стояло множество предметов. Иногда они задерживались, чтобы рассмотреть некоторые из них. Опытным взглядом археолога Инди сразу определял самые ценные вещи, которые можно было унести на себе: монеты, крошечные медальоны, глиняные статуэтки. Он хорошо знал, чего стоит каждый предмет. Но впереди его манило то, ради чего он пришел сюда, с чем не могло ничто сравниться: золотой идол.

Теперь Инди шел очень быстро, перуанец уже задыхался, едва поспевая за ним. И вдруг они резко стали на месте.

— Почему мы остановились? Что случилось? — Голос Сатипо звучал так, будто у него перехватило дыхание.

Инди молчал. Он замер, почти не дыша. Сатипо хотел было подойти, протянул руку, но рука замерла в воздухе.

Огромный черный паук-тарантул полз у Инди по спине. Он полз медленно, царапая колючими лапами голую шею. Прошло несколько секунд, показавшихся вечностью, пока паук не добрался до плеча. Инди видел, что Сатипо того гляди, запаникует, завопит и бросится бежать. Следовало действовать уверенно и быстро, чтобы перуанец не удрал. Стремительным движением Инди смахнул с плеча тарантула, и тот отлетел куда-то в угол. Он с облегчением приготовился идти дальше, но тут услышал, как Сатипо тихо вскрикнул. Повернувшись, Инди увидел еще двух пауков, ползущих у перуанца по руке. Почти инстинктивно Инди выхватил бич и молниеносным движением сбил их на землю, а потом раздавил башмаком.

Сатипо побледнел, видно было, что он близок к обмороку, но Инди его поддержал. Подождав, пока его спутник придет в себя, он указал вперед, где за просторным залом их ожидала небольшая комната-камера, освещенная одиноким лучом света, пробивающимся сквозь отверстие в потолке. Через эту камеру предстояло пройти. Тарантулы были тут же забыты. Инди знал, настоящие опасности подстерегают их впереди.

— Может быть, хватит, сеньор. Давайте вернемся, — выдохнул Сатипо.

Инди ничего не ответил. Он упорно глядел внутрь камеры, голова его лихорадочно работала, перебирая варианты. Он напрягал воображение, чтобы представить, что думали люди, строившие это сооружение много веков назад. Они хотели сберечь свое самое дорогое сокровище. Для этого они должны были соорудить заслоны, ловушки, капканы, чтобы сделать сердце Храма совершенно недоступным.

Подходя все ближе к входу в камеру, Инди двигался с инстинктивной осторожностью опытного охотника, который нюхом чует опасность еще до того, как увидел ее. Он наклонился и нащупал на земле какую-то палку, обломившийся ствол растения, неизвестно как попавшего сюда. Сначала отбросил ее, потом снова поднял и швырнул внутрь камеры.

Секунду все было спокойно. Потом раздался слабый скрежущий звук, стены камеры разомкнулись, и как челюсти невероятной акулы оттуда выехали ряды металлических копий, сомкнувшиеся в самом центре. Индиана только улыбнулся, оценив хитроумность выдумки строителей храма, поместивших здесь эту страшную западню. Перуанец тихо выругался, а потом перекрестился. Инди хотел что-то сказать, но тут увидел, что на копьях чернеет какой-то предмет. Не прошло и секунды, как он сообразил, что там висит. Это был Форрестал.

Полусгнивший остов. Лицо сохранилось благодаря постоянной температуре в камере. Его не изуродовали копья, и на нем застыло выражение боли и изумления. Труп несчастного как бы предостерегал всякого, кто осмелится переступить этот порог. Вот, он Форрестал, проткнутый копьями в грудь и в живот, с черными пятнами крови, засохшими на зеленом тропическом костюме.

Боже мой, — подумал Инди, — разве он заслужил такой смерти? И его охватила печаль.

Зачем ты только полез сюда, коллега? Твое место было не здесь, а в лекционном зале. На секунду Инди зажмурился, потом подошел к копьям и снял с них то, что осталось от Форрестала.

— Вы знали его? — спросил Сатипо.

— Да, знал.

Перуанец перекрестился.

— Знаете что, сеньор, нам не стоит ходить дальше.

— Неужели такие вещи могут лишить тебя мужества, Сатипо?

Инди помолчал. Он внимательно наблюдал за тем, как разъехались металлические копья, и ушли в стены. Он снова подивился простоте устройства — простоте и смертоносной точности.

Улыбнувшись перуанцу, Инди потрепал его по плечу. Тот был мокрый от пота и весь дрожал.

Инди очень осторожно вошел в камеру, все время помня о страшных наконечниках, торчащих из стен. Немного погодя за ним последовал перуанец, кряхтя и что-то нашептывая себе под нос. Они благополучно миновали камеру и оказались в просторном зале, примерно 15 метров в длину. В конце его была дверь, на которую откуда-то сверху падали яркие солнечные лучи.

— Мы уже совсем близко, — тихо сказал Инди.

Он внимательно рассмотрел карту, стараясь запомнить детали. Но и после этого он не спешил идти вперед, а стал озираться в поисках ловушек и замаскированных капканов.

— Все совершенно безопасно, — сказал Сатипо.

— Вот это меня и пугает, дружище.

— Не бойтесь, все в порядке, пошли!

И Сатипо с неожиданным энтузиазмом шагнул вперед. Вдруг нога его прошла сквозь пол. Он попытался удержаться, но с криком упал лицом вперед. Реакция Инди была мгновенной: он схватил перуанца за пояс и рывком вытащил обратно. Почти без чувств, Сатипо упал на пол.

Тогда Инди внимательно рассмотрел предательский пол. Он весь состоял из паутины, затянувшей яму плотной сетью, покрытой толстым слоем пыли. Что создавало иллюзию прочной поверхности. Инди взял камешек и бросил вниз, пробив паутину, но звука удара о дно так и не было.

— Да, глубоко, — задумчиво проговорил он.

Сатипо промолчал, он еще не пришел в себя.

Инди смотрел поверх пространства, затянутого паутиной, туда, где была залитая солнцем дверь.

Как же добраться до нее, как пересечь эту яму?

— Может, все-таки вернемся, сеньор?

— Нет, я думаю, надо идти вперед.

— Как? Полететь на крыльях? Этого вы хотите?

— Летают не только на крыльях, дружище.

Инди достал верный хлыст и поднял глаза к потолку. Крышу поддерживали балки разной длины и толщины. Возможно, они прогнили насквозь, а может статься, вполне способны выдержать вес человека. Так или иначе, надо попробовать. Если не выйдет, придется проститься с мечтой о золотом идоле.

Он размахнулся, хлыст свистнул и обмотался одним концом вокруг балки. Инди попробовал, подергал — хлыст держался крепко.

Сатипо только головой покачал.

— Вы сума сошли.

— Ты можешь придумать что-нибудь лучше? Нет?

— Но ведь бич не выдержит. Или балка треснет.

— Боже, спаси меня от пессимистов. И от тех, кто ни во что не верит. Лучше будет, если ты мне доверишься. Просто делай как я.

Крепко ухватив хлыст обеими руками, он еще раз подергал, а потом оттолкнулся и полетел на нем, как на качелях, прямо через черную яму, затянутую тонкой паутиной вместо пола. Он все время ждал, что балка треснет, а бич раскрутится, и тогда… Но додумывать не было времени, он полетел быстрее, в ушах зашумел ветер. Когда Инди почувствовал, что наверняка пересек предательскую пропасть, он прыгнул вниз, на твердую землю. Затем он качнул бич, и тот полетел назад к Сатипо. Перуанец бормотал на испанском какую-то молитву.

Интересно, есть ли в анналах Ватикана святой, покровительствующий тем, кто раскачивается на бичах?

Когда перуанец приземлился рядом, он спросил:

— Ну, что я говорил? Все нормально? Не хуже, чем на автобусе.

Сатипо не отвечал. Даже в полумраке видно было, как он побледнел.

Инди воткнул рукоять бича в стену.

— Обратно вернемся тем же путем. Я всегда возвращаюсь, Сатипо, запомни!

Перуанец только пожал плечами.

Через дверь, залитую солнцем, они вошли в зал с высоким сводчатым потолком, в котором виднелись световые люки. Солнечные лучи падали оттуда на пол, выложенный черно-белой плиткой. В противоположном конце, на возвышении, Инди увидел то, от чего у него перехватило дыхание, а сердце сжалось от благоговения и восторга.

ИДОЛ!

Он стоял на чем-то вроде алтаря. Сверкая в потоке света, падающего сверху. Отблески огня от факела добавляли сияния его лицу, прекрасному и зловещему одновременно.

Идол воинов из Чачапояна!

Инди охватило почти непреодолимое желание броситься через зал и коснуться этой красоты, окруженной страшными ловушками и преградами. Интересно, какой капкан они заготовили под конец? Что охраняет самого идола?

— Надо идти к нему, — сказал Инди.

Перуанец смотрел на идола, не отрывая глаз, и молчал. Лицо его выражало почти безумную алчность. Было ясно, он готов на все. Инди наблюдал за ним минуту, думая про себя: он увидел его, теперь ему нельзя верить.

Сатипо хотел переступить порог, но Инди остановил его.

— Забыл того, на копьях? Форрестала?

— Помню!

Они стали рассматривать сложный черно-белый узор на полу, удивляясь рисунку и точности выполнения. Рядом с дверью, в ржавых металлических укреплениях, торчали два факела. Инди потянулся и вытащил один, мысленно представляя себе того, кто последним держал его в руках. Его всегда поражала способность вещей, даже самых незначительных, благополучно существовать целые тысячелетия. Инди поджег факел, и, взглянув на Сатипо, присел и постучал рукояткой факела по одной из белых плиток пола. Звук был глухой, ни эха, ни отзвука. Под плиткой не было пустоты. Тогда он постучал по черной плитке.

И не успел он убрать руку, как в воздухе, что-то просвистело. Крошечный дротик воткнулся в рукоять факела рядом с рукой. Сатипо охнул и указал в глубь зала.

— Это оттуда! Видите отверстие в стене? Дротик вылетел оттуда.

— Да там целая сотня таких отверстий! — воскликнул Инди.

Все стены были испещрены ими, и в каждом отверстии таился дротик, готовый пронзить каждого, кто ступит на черную клетку.

— Стой тут, Сатипо!

Перуанец медленно повернулся к нему.

— Как скажете, сеньор.

Инди высоко поднял факел и осторожно ступил на белую плитку, а потом решительно зашагал вперед, избегая черных квадратов. Краем глаза он видел свою колеблющуюся тень на стенах, черные дыры в них. Где скрывались смертоносные дротики. Однако взгляд его постоянно притягивал идол, пронзительная красота которого, загадочное выражение лица, блеск золота становились все более явственными по мере приближения. Как странно, кусок золота, возрастом около двух тысяч лет, величиной всего в 15 сантиметров, статуэтка со страшным и странным лицом, скольких человек она свела с ума, а, сколько из-за нее погибло! Даже на него она действовала гипнотически. Инди старался не смотреть в ту сторону. Сосредоточься на плитах пола, сказал он сам себе, только на них и ни на чем больше. И не пренебрегай интуицией!

Прямо у него под ногами на белой плите лежала птица, пробитая дротиками. На секунду его охватила дурнота, — Инди понял, что тот, кто строил храм, задумывая все эти ловушки, не мог ограничиться одними черными плитками. Наверняка хотя бы одна белая таит смертельную опасность. Как минимум, одна? А если больше?

Пот тек у него по спине. Он почувствовал солнечный свет, льющийся сверху, из отверстия в потолке, и жар факела. Осторожно обойдя птицу, он осмотрел пространство, разделяющее его и золотого идола. Иногда одной осторожностью ничего не добьешься, думал он про себя. Предусмотрительность необходимо сочетать со способностью рискнуть. При этом надо чувствовать, когда удача на твоей стороне. И опять он ощутил, что идол притягивает его, завораживает. К тому же Инди не забывал о Сатипо, стоящем за дверью. Он ведь внимательно наблюдает и готовит свой предательский капкан.

Ну, давай, пора! Какого черта! Действуй, и наплевать на осторожность!

Инди двигался теперь с изяществом танцора, скользящего по лезвию бритвы. Перед ним было минное поле, где каждый квадрат мог скрывать смерть.

Он летел вперед, огибая черные плиты, ожидая каждую секунду, что следующий шаг может привести в ход невидимый механизм, и тогда в воздухе засвистят десятки дротиков. Однако он приближался к алтарю, к золотому идолу. К высшей награде, к торжеству — и к самой последней западне.

На секунду он замер, остановился, чтобы перевести дух. Сердце билось как сумасшедшее, кровь стучала в висках. Со лба лил пот, застилая глаза. Он вытер его тыльной стороной ладони. Ну, еще несколько шагов, всего несколько!

Он опять двинулся, высоко поднимая ноги и опуская их очень осторожно. Только бы не потерять равновесие! Казалось, идол наблюдает за ним, манит, подмигивает.

Еще один шаг, и еще.

Вот он вытянул носок и попробовал последнюю плиту перед алтарем.

Дело сделано!

Инди достал из кармана фляжку, открыл и сделал большой глоток. Ты заслужил эту награду, сказал он сам себе, и, убрав фляжку обратно в карман, снова уставился на идола. Какой же будет последняя ловушка, самая опасная?

Он думал довольно долго, еще раз пытаясь восстановить ход мысли тех, кто сооружал все западни и капканы. Вот явился пришелец, чтобы забрать божка. А это значит, что он должен снять его с отполированной каменной плиты.

А потом?

Некий механизм, расположенный под плитой, тут же зафиксирует отсутствие обычного веса и таким образом даст сигнал. Чему? Нет, тут будут уже не дротики, а что-нибудь посерьезнее. Верная смерть.

Инди напряженно думал, мысль его лихорадочно работала, нервы натянулись, как струна. Он наклонился и рассмотрел основание алтаря. Вокруг лежали камни, щебень, грязь, накопившаяся за столетия. Надо попробовать, может быть, выйдет.

Он достал из кармана кожаный кошель, стянутый тесьмой, вытряхнул из него мелочь и начал набивать камешками и песком. Взвесил на ладони, прикидывая, сможет ли он проделать все достаточно быстро. Если выполнить эту операцию молниеносно, то, видимо, можно обмануть механизм. В том случае, если вообще есть механизм.

Если, если, если~ слишком много предположений.

В других обстоятельствах он, пожалуй, развернулся бы и ушел, избежав, таким образом, многих неприятностей. Но сейчас это было невозможно. Инди выпрямился и еще раз подбросил мешочек на ладони, прикидывая вес и надеясь, что он окажется равным весу идола. Затем быстро подошел к алтарю, снял статуэтку и поставил на то же место кожаный мешочек.

Сначала была полная тишина.

Инди смотрел то на свой кошелек, то на идола, зажатого в руке. Потом он услышал далекий странный гул, похожий на рокотание огромного механизма, запущенного в действие. Казалось, сами предметы, погруженные в сон долгие годы, скрипя и грохоча, пробуждаются к жизни в просторных залах храма. Полированный каменный алтарь начал проваливаться куда-то вниз, шум стал сильнее, грохот оглушительнее. Стены задрожали, как будто заколебалось само их основание. Затрещали камни, дерево начало скрипеть и крошиться.

Инди повернулся и побежал в сторону дверей. Рокот, подобный грому, катился по переходам, залам и комнатам, отражаясь от стен. Инди бежал в сторону Сатипо, стоящего в дверях с выражением ужаса на лице.

Теперь уже дрожало все: падали кирпичи, украшения со стен, рушились сами стены. Добравшись до дверей, Инди обернулся и увидел, как огромный камень упал на черно-белый пол, приведя в действие скрытый механизм, и теперь дротики тучей летели через зал.

Сатипо, тяжело дыша, уже схватил рукоять бича, качнулся и прыгнул через черную пропасть, отделявшую их от выхода. Встав на ноги на другой стороне, он оглянулся и внимательно посмотрел на Инди.

Ну, вот и наступил момент, подумал тот про себя. Я же знал, я чувствовал, что должно произойти что-то в этом роде.

Он видел, как Сатипо сдернул конец хлыста, закрученный вокруг балки, и собрал его в руку.

— Выбирайте, сеньор, я меняю идола на хлыст. Вы бросаете мне идола, я вам хлыст.

Инди прислушивался к тому, что творилось у него за спиной, и смотрел на Сатипо.

— У вас нет выбора, сеньор Джонс, — продолжал перуанец.

— А если я выброшу идола в пропасть, тогда что? Все, что у тебя останется, это несчастный бич для коров.

— А что останется у вас, сеньор?

Инди только пожал плечами. Грохот за спиной все нарастал, начал дрожать пол под ногами. Весь храм заколебался.

Не могу же я вот просто бросить идола в эту яму, подумал Инди и крикнул:

— Ладно, Сатипо. Тебе — идол, мне — бич.

Он бросил идола, перуанец ловко поймал его, затолкал в карман, а потом разжал пальцы и уронил бич на землю.

— Очень сожалею, сеньор Джонс, но ничего не поделаешь Adios. Желаю удачи. — Перуанец улыбнулся. Потом развернулся на каблуках и пошел по коридору.

— Плевал я на твои сожаления, — закричал ему вслед Инди.

Тем временем все здание уже тряслось, как лесной колдун в припадке ярости. Слышался грохот падающих камней, рушащихся колонн.

Вот оно, проклятье идола, подумал Инди. Все это больше всего напоминало дневной субботний сеанс страшного фильма для детей.

Однако нужно было что-то делать. Выбора не было — придется прыгать. Надо собрать все силы и попытаться преодолеть эту преграду, надеясь, что на этот раз закон тяготения будет на твоей стороне. За спиной — кромешный ад, впереди чернеет жуткая бездна, поэтому нужно прыгать, перекрестясь и надеясь на удачу.

Ну, прыгай!

Инди набрал в грудь воздуха, напружинился и взлетел, вложив в прыжок се силы, какие у него были. Он летел и слышал, как свистит воздух вокруг него. Наверное, ему следовало бы прочесть молитву, чтобы Бог не дал черной бездне, зияющей внизу, поглотить его, но Инди был не из тех, кто полагается на молитву.

Вот уже началось падение, прыжок израсходовал силу толчка, и он стремительно полетел вниз. Инди продолжал надеяться, что приземлиться на другой стороне ямы.

Но нет, не вышло!

Он чувствовал, что летит в страшную темноту, насыщенную сырым запахом подполья, и выбросил вперед руки, чтобы хоть за что-нибудь зацепиться. Инди впился ногтями в самый край ямы, который начал осыпаться, оседать под его весом. Камешки посыпались из-под рук прямо вниз, в бездонную тьму. Инди извивался, цепляясь и руками, и ногами в поисках опоры, как рыба, выкинутая на берег. Он стонал, напрягая все силы, чтобы дотянуться до верха и вылезти. Не должен проклятый перуанец уйти безнаказанно и унести с собой идола! Инди искал хоть какую-нибудь опору, не важно какую. А храм продолжал рушиться, подобно жалкой соломенной хижине. Инди впился ногтями в землю, стараясь вылезти, и чувствовал, как они ломаются под непосильным грузом.

Напрягись, выложись, приказал он сам себе, ну, еще!

Инди медленно полз наверх, пот заливал глаза, казалось, что внутри сейчас что-то лопнет, и тогда ему придется узнать, что скрывается внизу, на дне пропасти. Он остановился, чтобы перевести дух, сгруппироваться, и, собрав все силы в кулак, снова стал преодолевать, сантиметр за сантиметром.

В конце концов, Инди удалось забросить ногу и перевалиться через край ямы, на пол. Но пол дрожал под ним, угрожая ежеминутно провалиться.

Поднявшись на трясущихся ногах, он поглядел в том направлении, куда по коридору ушел Сатипо. Перуанец пошел в ту сторону. Где они обнаружили останки Форрестала, в камеру с копьями. И вдруг Инди понял, какая судьба ждет его бывшего попутчика. Он понял это прежде, чем услышал лязг металла и страшный крик, эхом отозвавшийся в пустых залах. Инди схватился за свой верный бич и мигом помчался туда. Сатипо висел на копьях и походил на экспонат какой-то чудовищной коллекции, принадлежавшей сбрендившему собирателю бабочек.

— Adios, Сатипо, — сказал Инди и осторожно достал статуэтку из кармана мертвеца. Затем он проскользнул между копьями и заспешил по коридору к выходу.

Он уже видел впереди свет и густые заросли леса. Но грохот сзади все нарастал, отдаваясь дрожью во всем теле. Инди обернулся и остолбенел: сзади по узкому коридору на него катился огромный камень, набирая скорость с каждой минутой. Вот она, последняя ловушка, подумал Инди. Строители храма не хотели, чтобы незваный пришелец выбрался отсюда живым, даже если он преодолеет все остальные препятствия. Инди бросился бежать. Он скачками несся к выходу, а сзади его настигал камень. Он пулей вылетел наружу и упал в густую траву прежде, чем каменная глыба ударилась о выход, запечатав его навеки.

Обессиленный, Индиана Джонс лежал на земле и вяло думал, что нужно отойти от храма подальше, слишком близко к нему находиться нельзя — это опасно. Его непреодолимо клонило ко сну. Хотелось просто закрыть глаза, погрузиться во тьму и отдохнуть, заснуть без сновидений. Ведь там, откуда он только что вырвался, можно было умереть сто раз. За всю свою жизнь иной человек не переживал столько опасностей, сколько Инди за несколько часов. Тут он улыбнулся, сел и принялся вертеть в руках золотого идола.

Овчинка стоила выделки! — думал Инди. Конечно, стоила. Золотая статуэтка сверкала в лучах солнца.

Инди все еще рассматривал золотого божка, как откуда-то сверху на него упала тень.

Он опомнился и вскинул голову. Над ним стояли два воина-индейца из племени ховитос. На их лица была нанесена устрашающая боевая раскраска, длинные бамбуковые духовые ружья прижаты к бедрам. Но не индейцы пугали по-настоящему, а белый человек в костюме-сафари и пробковом шлеме. Некоторое время Инди молчал, осмысливая происходящее. Белый в пробковом шлеме улыбнулся ледяной ухмылкой, не обещавшей ничего хорошего.

— Беллок, это ты? — спросил Инди.

Черт возьми, его только не хватало, подумал он про себя, и, отведя глаза от своего коллеги-француза, снова посмотрел на золотого идола в руке.

Потом его взгляд скользнул поверх голов, в сторону опушки, где он увидел еще около 30 воинов-индейцев, а рядом с ними Барранко, на лице, которого читалось выражение одновременно тупое и алчное. Вдруг оно изменилось, мелькнуло сначала изумление, сменившееся затем бессмысленным, пустым ужасом, который всегда сопутствует смерти. Индейцы, которые держали Барранко сзади, отпустили руки, и он упал лицом вперед. Спина его была утыкана смертоносными дротиками.

— Доктор Джонс, у вас всегда была склонность водиться с дурной компанией, — сказал Беллок.

Инди ничего не ответил, он промолчал и тогда, когда Беллок забрал у него золотого божка и стал его внимательно и с удовольствием разглядывать. Сразу было видно знатока.

Беллок слегка поклонился, демонстрируя неуместную любезность.

— Вы, видно думали, что я отступил? Однако практика показывает, что нет ничего такого, чего я не смог бы у вас отнять.

Инди посмотрел на воинов ховитос.

— Они, наверное, думают, что вы отдадите идола им?

— Конечно.

Инди усмехнулся.

— Вот бедняги!

Беллок повернулся к индейцам и поднял золотого божка высоко над головой. Все воины как один упали на землю, как на хорошо отрепетированном спектакле, демонстрируя религиозное благоговение. Наступила полная тишина. Если бы не обстоятельства, интересно было бы остаться и посмотреть, подумал Инди.

Но обстоятельства совсем для этого не годились. Он медленно приподнялся, внимательно посмотрел на Беллока, стоявшего к нему спиной, бросил быстрый взгляд на распростертых на земле воинов и бросился бежать, что есть силы, в сторону леса. Он ждал ежесекундно, что индейцы поднимут головы, и тогда в воздухе засвистят тысячи дротиков, выпущенных из духовых ружей.

Беги, твердил он сам себе, беги, не останавливайся, даже если сил уже не осталось. Включай второе дыхание, но мчись со всех ног.

И тут он услышал свист дротиков.

Они летели тучей, рассекая воздух с тем характерным мелодичным пением. Которое называют песней смерти. Инди бежал, петляя между деревьями. Сзади он слышал треск ветвей: его нагоняли индейцы-ховитос. Инди как будто отделился от своего тела, он бежал, пренебрегая скудными физическими возможностями своего тела, его мускулов и жил. Он бежал автоматически, управляемый подкоркой. Краем уха он слышал, как время от времени дротик впивается в кору дерева у него за спиной, как испуганно вспархивает какая-нибудь птица или вскрикивает мелкое животное, удирая из-под ног индейцев-преследователей.

Беги, твердил себе Инди, беги, пока можешь, а потом беги еще. Не думай, не останавливайся.

Ну, Беллок, придет мое время! Только бы мне выбраться из этой передряги.

Он бежал уже очень долго, день начал угасать.

Инди остановился, посмотрел наверх, чтобы определить направление, и кинулся в сторону реки. Больше всего на свете он хотел сейчас услышать шум бегущей воды и увидеть ждущий его гидросамолет.

В эту минуту деревья расступились, он выбежал на опушку леса. Его стало видно со всех сторон. В это же мгновение Инди показалось, что в сгущающихся сумерках и в самом молчании леса скрывается угроза.

Но тут послышались крики индейцев, он повернулся и заметил в дальних кустах движение. Мимо него пронеслись и врезались в землю два копья. Тогда он опять побежал в сторону реки. Он бежал и думал, почему на отделении археологии в университете его не учили приемам выживания и не снабжали пособиями по этому предмету, вместе с разработками по технике проведения раскопок. И уж конечно, никто не предупредил его о том, что придется иметь дело с такими людьми, как этот француз Беллок.

Инди опять остановился, чтобы послушать, что делается у него за спиной, и вдруг понял, что к крикам индейцев примешивается еще один звук, который обрадовал его и вселил надежду. Это был шум бегущей воды. Река! Чтобы поточнее определить направление, он прислушался, и помчался на звук, чувствуя, как прибавилось силы. Теперь он бежал с удвоенной энергией. Звук становился все отчетливей, впереди была река.

Деревья расступились, и далеко внизу, среди густой, враждебной зелени стала видна река, а на ней, подпрыгивая на волнах, плавал самолет-амфибия. Более приятного зрелища Инди не мог себе даже представить. Он стал спускаться вниз по откосу и скоро понял, что это будет совсем не просто. Искать удобный спуск не было времени. Оставалось только добраться до того места, где над рекой нависает скалистый выступ, и прыгнуть с него. Ну что же, прыгнуть, так прыгнуть, не все ли равно!

Инди полез по склону, чтобы добраться до выступа, не упуская из виду силуэт человека, сидящего на крыле самолета далеко внизу. Когда он достиг той точки, которая находилась почти над самим самолетом, он зажмурил глаза, и, не давая себе времени испугаться, шагнул с края утеса.

Он ударился о теплую воду совсем рядом с крылом, нырнул, борясь с течением, которое потащило его в сторону, потом снова выскочил на поверхность и поплыл к самолету. Человек, сидевший на крыле, вскочил на ноги и вытащил его из воды.

— Джок заводи мотор! — Завопил Инди. — Заводи живо!

Джок все понял и побежал по крылу в кабину пилота, а он, почти бездыханный, упал поперек сиденья в кабине для пассажиров. Инди закрыл глаза, слушая, как застучали моторы, как забурлила внизу вода.

— Я не ожидал, что ты свалишься на меня так неожиданно, — пошутил Джок.

— Оставь меня со своими шуточками.

— Что парень, попал в переплет?

Инди ухмыльнулся.

— Ты мне напомни, я расскажу тебе как-нибудь при случае.

Он откинулся на сиденье и прикрыл глаза, надеясь задремать, но вдруг понял, что самолет не двигается с места. Он сел прямо и наклонился вперед, заглядывая к пилоту.

— Заело!

— Заело! Но почему?

Джок усмехнулся.

— Я умею только летать на этой чертовой штуковине. Все вы думаете, что если я шотландец, да еще и пилот, то я и механик тоже!

Через иллюминатор было видно, как индейцы-ховитос спускаются в реку на мелководье. Расстояние между ними и самолетом все сокращалось. Они напоминали духов реки, поднявшихся со дна, чтобы отомстить нарушителям спокойствия этих мест. Когда до самолета оставалось футов 20, они подняли руки, и в сторону фюзеляжа полетела туча копий.

— Джок, давай~

— Инди, я стараюсь изо всех сил, черт возьми!

На что Инди спокойно заметил:

— Значит, поднажми еще.

В это время на самолет обрушились два копья. Они загрохотали по крыльям и фюзеляжу как град невероятных размеров.

— Запустил! — воскликнул Джок.

Моторы заработали как раз в ту минуту, когда два индейца подплыли к самолету и начали карабкаться на крыло.

— Пошел! — закричал Джок. — Пошел!

Машина заскользила по воде вперед, а затем стала набирать высоту, неуклюжая как летающий ящер. Инди обернулся и увидел, как, кувыркаясь, упали в воду два воина-индейца, которым удалось забраться на крыло.

Самолет летел прямо над кронами, втер от винтов трепал ветки, вспугивая уже угомонившихся птиц, которые взлетали из темноты леса к последним лучам солнца. Инди облегченно засмеялся и закрыл глаза.

— Сказать тебе правду? Я ни черта не верил, что ты оттуда выберешься, — сказал пилот.

— А вот я ни на минуту не сомневался, что выберусь, — ответил ему Инди.

— Ладно, друг, расслабься и засни. Забудь эти проклятые джунгли.

Через минуту все в голове у Инди поплыло, он отдыхал. Боже, как хорошо! Наконец он может расслабить по-настоящему и надолго.

Но вдруг он почувствовал какое-то движение около бедра. Шевелилось что-то большое и тяжелое.

Открыв глаза, Инди увидел, что вокруг его ноги обвился удав. Он даже подскочил на месте и заорал:

— Джок!

Пилот повернулся к нему, широко улыбаясь.

— Не бойся, Инди. Он тебя не обидит. Это мой Регги, он в жизни не обидел и мухи.

— Забери его отсюда немедленно!

Пилот потянулся назад, погладил удава и утащил его к себе в кабину. Инди смотрел на гладкое тело змеи с непреодолимым отвращением. Некоторые испытывают подобные чувства к паукам, другие боятся крыс. Третьи терпеть не могут замкнутого пространства. А для него не было ничего противнее вида змеи и прикосновения ее отвратительного тела.

Инди вытер холодный пот со лба. Мокрая одежда остыла на ветру, его начало знобить.

— Держи своего удава при себе, — попросил он. — Терпеть не могу пресмыкающихся.

— Знаешь, открою тебе маленький секрет, — ответил Джок. — Любая змея гораздо лучше и приятнее человека.

— Очень может быть. Только не пускай его ко мне.

Вот так всегда — только почувствуешь себя в безопасности, и на тебе! Какой-то удав норовит расположиться на тебе со всеми удобствами. И все это происходит в течение одного рабочего дня!

Некоторое время он наблюдал, как темнота неумолимо окутывает ближайшие джунгли. Пусть они продолжают хранить свои тайны, я больше не буду им мешать, думал Инди.

Но прежде, чем уснуть под убаюкивающий шум моторов, Инди вспомнил француза Беллока и понадеялся, что пройдет, не очень много времени, и дороги их сойдутся вновь.

 

Глава 2

Берлин

Кабинет на Вильгельмштрассе. За столом сидит маленький важный человечек в черной форме офицера СС и разглядывает горы папок, разложенных перед ним в аккуратные стопки. Человечка зовут Эйдель, и его посетителю совершенно ясно, что эти папки помогают ему преодолевать комплексы и дают ощущение собственной значимости. Вот так везде, думал про себя посетитель, которого звали Дитрих. Важность человека теперь измеряют количеством бумаг на столе и печатей, которыми он распоряжается. Дитрих вздохнул про себя, полагая, что он сам является скорее деятелем, чем кабинетным служакой. Он ждал, когда Эйдель заговорит, но офицер молчал уже давно, полагая, очевидно, что даже молчание способно внушать уважение к его высокому положению.

Дитрих посмотрел на портрет фюрера на стене. Вот так и получается: не важно, что ты думаешь об Эйделе, этой надутой пустышке, сидящей на привязи в своем ничтожном кабинетике, несмотря на это, ты должен его уважать, потому что он принадлежит к тем, у кого есть прямой доступ к фюреру. Поэтому слушай, улыбайся и притворяйся, что ты относишься к нему с почтением. Ведь Эйдель вхож в число приближенных, он один из членов личной гвардии Гитлера.

Эйдель одернул китель, который выглядел свежевыстиранным и отутюженным и произнес:

— Надеюсь, вы понимаете всю важность этого дела, полковник?

Дитрих кивнул, он чувствовал себя не в своей тарелке, потому что терпеть не мог кабинеты.

Эйдель встал, потянулся, поднявшись на цыпочки, как это сделал бы человек, стараясь достать до высокой перекладины, заранее зная, что не дотянется. Потом он подошел к окну.

— Фюрер очень заинтересован, чтобы получить этот предмет. Вы понимаете, если он в чем-то действительно заинтересован…

Эйдель сделал паузу, повернулся и уставился на Дитриха, сделав жест руками, показывающий, как трудно простому смертному понять мысли фюрера.

— Я понимаю, — ответил Дитрих, слегка барабаня пальцами по портфелю.

— Весьма важно культовое значение предмета, продолжал Эйдель. — Естественно, к еврейским реликвиям, как таковым, фюрер не испытывает никакого особого интереса.

Тут он опять сделал паузу и странно захихикал, как будто эта мысль показалась ему очень забавной.

— Вы должны понимать, что его интересует символический смысл вещи, если вы знаете, что я имею в виду.

Дитриху показалось, что Эйдель неискренен с ним, что он что-то скрывает: трудно представить, что фюрера интересуют какие-то символические ценности. Он взглянул на телеграмму, которую Эйдель дал ему прочесть несколько минут назад, затем снова на портрет Гитлера — фюрер выглядел на нем суровым и мрачным.

Эйдель с важностью провинциального профессора продолжал:

— И тут мы сталкиваемся с вопросом подбора специалистов.

— Разумеется, — поддакнул Дитрих.

— Подбора специалистов-археологов.

Дитрих промолчал. Он понял, куда клонит Эйдель, что ему от него надо.

— Боюсь, я не смогу вам в этом помочь.

Эйдель усмехнулся.

— Насколько мне известно, у вас есть связи, причем с ведущими учеными в этой области. Разве не так?

— Можно поспорить.

— Спорить некогда. К тому же, меня никто не уполномочивал обсуждать с вами эти вещи, полковник. Существует приказ, который надо выполнять, поэтому мы с вами и ведем сейчас эту беседу.

— Можете не напоминать мне о дисциплине.

— Вот и отлично. — Эйдель облокотился на стол. — Ведь вы понимаете, что я говорю о вполне конкретном человеке, о вашем знакомом, чья помощь может оказаться для нас неоценимой.

— Француз.

— Разумеется.

С минуту Дитрих помолчал. С портрета на него осуждающе смотрел Гитлер, и полковнику стало немного не по себе.

— Француза трудно найти, Он человек вольный, служит, кому захочет, а местом работы считает для себя весь земной шар.

— Откуда в последний раз вы получали от него весточку?

Дитрих пожал плечами.

— Из Южной Америки, кажется.

Эйдель рассеянно разглядывал кисти своих рук — бледные, худые, и одновременно грубые; руки человека, который, вероятно, брал уроки музыки, но стать хорошим пианистом ему было явно не дано. Наконец, он произнес:

— Вам придется отыскать его. Вы понимаете меня? Вы понимаете, чей это приказ?

— Я постараюсь, — ответил Дитрих, — но предупреждаю…

— Меня можете не предупреждать, полковник.

У Дитриха пересохло во рту. Этот надутый болван начинал его бесить, ему захотелось придушить его, засунуть все эти папки ему в глотку. Чтобы сдох.

— Хорошо, я советую, вам обратить внимание на то, что француз берет за работу очень большие деньги.

— Не имеет значения, — ответил Эйдель.

— К тому же он не слишком надежный человек.

— Вот этим вы и займитесь. Вам, полковник Дитрих, придется найти его и доставить к фюреру. Но не откладывайте надолго. Это надо сделать, так сказать, вчера.

Дитрих рассеянно смотрел на оконные занавески и в который раз спрашивал себя, неужели фюрер не видит, кто его окружает, неужели он настолько не разбирается в людях, что не замечает, какие подхалимы и дураки собрались вокруг него.

Эйдель улыбнулся, словно прочел мысли Дитриха, и подивился его наивности. Затем продолжил:

— И поторопитесь. Мы не одни интересуемся историческими реликвиями. Уверен, что найдутся соперники, которые не служат интересам рейха. Ясно?

— Вполне.

Дитрих подумал о французе. Хотя он и не сказал Эйделю, ему точно было известно, что Беллок сейчас находится на юге Франции. Перспектива сотрудничества с ним ужасала немца. Под изысканной обтекаемостью француза скрывалась циничная безжалостность, эгоизм, презрение к философии, религии, политике. Если ему было нужно, он мог перешагнуть через кого угодно и что угодно.

— Вашими конкурентами, если таковые объявятся, мы займемся, — продолжал Эйдель. — Об этом можете не волноваться.

— Хорошо, не буду.

Эйдель покрутил в руках телеграмму.

— Разумеется, то, о чем мы сейчас с вами беседуем, не должно выйти из этих стен. Надеюсь, не надо вас предупреждать?

— Не надо. — Дитрих изо всех сил старался подавить бешенство.

Эйдель вернулся на место и поглядел на полковника поверх кипы папок. С секунду он помолчал, а затем, изобразив удивление, произнес:

— Как? Вы все еще здесь?

Дитрих схватил свой дипломат и поднялся. Ему стоило большого труда не обнаружить свою ненависть и презрение к этому одетому в черный мундир шуту. Ведет себя так, будто весь мир у него в кармане.

— Я как раз собирался уходить, — сказал он.

— Хайль Гитлер! — Эйдель, как автомат, выбросил вперед руку.

Подойдя к двери, Дитрих повернулся и тоже выбросил руку вперед.

 

Глава 3

Коннектикут

Индиана Джонс сидел в своем кабинете в колледже. Он только что прочел первую в этом году лекцию по археологии и чувствовал, что выступление прошло успешно. Впрочем, как и всегда. Ему нравилось преподавать, и он знал, что студенты с удовольствием посещают его занятия.

Однако сегодня удовлетворения не было, и он догадывался почему.

Инди закинул ноги на стол, не обращая внимания на свалившиеся книги, потом вновь вскочил со стула и зашагал по комнате. Сегодня кабинет не казался ему уютным уголком, убежищем, где так приятно побыть одному, сейчас все вокруг раздражало его.

Джонс, строго сказал он себе, Индиана Джонс, возьми себя в руки.

Окружающие его предметы на время потеряли всякий смысл; огромная карта Южной Америки превратилась просто в многокрасочное пятно, напоминавшее произведения дадаистов;. Глиняная копия идола стала выглядеть до уродливости глупо. Он взял фигурку в руки. И ради такой чепухи ты рисковал жизнью? — подумал он. У тебя, видно, шариков не хватает. И роликов тоже.

Он крутил в пальцах идола, рассеянно его разглядывая. Неожиданно страсть к старинным реликвиям показалась ему чем-то неестественным, даже неприличным. Это же безумие — до такой степени проникнуться духом истории, что желание прикоснуться к ней, почувствовать ее через предметы старины становиться почти непреодолимым: человека начинают преследовать лица давно умерших художников, ремесленников, чьи руки сотворили бесценные вещи и чьи пальцы, такие умелые и ловкие когда-то, ныне превратились в прах. И все же они не забыты, эти люди, пока в тебе бушует эта безумная страсть. Пока живы их произведения, они сами не могут кануть в забвение.

На какой-то момент прежние чувства охватили Инди с новой силой, прежнее волнение, знакомое еще со студенческих лет, вновь посетило его. Когда это началось? 15, 20 лет назад? Да какая разница. Он уже давно не воспринимал время так, как воспринимает его большинство людей. Время стало для него реальностью, с которой он постоянно сталкивался в своей работе, он обнаруживал его следы в древних храмах, руинах — повсюду. Время потеряло четкие границы, оно перестало делиться на прошлое и настоящее: все, что существовало раньше, неизбежно становилось настоящим, а это значит, что смерть также превращалась в бессмыслицу, ведь каждый человек также что-то оставлял после себя.

Он вспомнил Шампольона, расшифровавшего надпись на Розеттском камне. Шлимана, нашедшего Трою. Флиндерса Питри, откопавшего древнейшие захоронения в Ногаде. Вулли, обнаружившего царское захоронение в Уре. Картера и лорда Карнарвона, открывших гробницу Тутанхамона.

Вот тогда все и началось. Цепь открытий дала пищу уму и воображению. Казалось, что с помощью археологии можно путешествовать по эпохам, как на машине времени, и устанавливать связь с прошлым — такое не снилось и фантастам.

Копия идола все еще лежала у него на ладони, и он смотрел на нее так, будто это был его заклятый враг. Нет, подумал он, самый большой твой враг — ты сам, Джонс. Ты помчался на край света, только потому, что обнаружил в бумагах Форресталла карты, и как дурак доверился двум проходимцам, у которых была другая половинка.

Бестолочь, вот ты кто.

А Беллок — тот себе на уме. Хитрый малый, знает, как ухватить случай за хвост. Подкрадывается неслышно, словно змея, и всегда норовит хитростью заполучить то, что принадлежит другим.

В его памяти всплыл образ француза — худощавое, красивое лицо, выразительные темные глаза, улыбка, под которой скрывается коварство.

Он вспомнил, как еще в студенческие годы Беллок, правдами и неправдами добивавшийся награды археологического общества, поставил на конкурс свою работу по стратиграфии, в основе которой лежали мысли, позаимствованные у Инди. Его исследование было чистейшим плагиатом, но как француз сумел получить доступ к его бумагам, осталось для Инди загадкой. Ничего доказать было нельзя, никто и слушать бы не стал: сказали бы, что в нем говорит зависть, что зелен виноград — и все.

А 1934 год? Он вспомнил события того лета.

Инди много месяцев разрабатывал план раскопок в пустыне Руб-ал-Хали, в Саудовской Аравии. Месяцы каторжного труда, подготовительные работы, поиски денег, улаживание конфликтов, пламенные уверения, что его инстинкт не может ошибиться: в этом месте должны сохраниться остатки культуры кочевников, предшествующей эпохе Христа — и что в результате?

Он закрыл глаза.

Воспоминание пробудило умолкнувшее было чувство горечи.

Беллок опередил его. Беллок первым начал раскопки. Правда, ничего стоящего он не нашел, но разве в этом дело?

Беллок вновь украл его идею, вот что бесило Инди, и снова, как и в случае с работой по стратиграфии, он ничего не сумел доказать.

А теперь этот идол.

Дверь его кабинета медленно отворилась, и Инди, пробудившись от воспоминаний, вздрогнул.

В дверях появился Маркус Броди, директор национального музея и его лучший друг. Как всегда, Броди выглядел чем-то озабоченным.

— Индиана, — мягко позвал он.

Инди еще раз посмотрел на копию идола, Лежащую на ладони, затем швырнул фигурку в мусорную корзину.

— Ведь я держал в руках подлинник, Маркус. Подлинник! — Он откинулся на стуле, закрыл глаза и прикрыл пальцами веки, массируя их.

— Ты мне рассказывал, Инди. Ты мне уже все рассказал, — ответил Броди. — Когда вернулся, помнишь?

— Но идола можно вернуть, Маркус. Я уже все рассчитал. Беллок, конечно, продаст фигурку, правильно? Но где, вот в чем вопрос? Как ты думаешь, что это будет за место?

— Не знаю, Индиана.

— Маракеш. Маракеш, я уверен в этом. — Инди вскочил на ноги и показал на различные безделушки стоящие у него на столе. Это были вещицы, которые он забрал с собой из храма. Он сгреб их и протянул Броди.

— Посмотри. Ведь они чего-нибудь стоят, Маркус? Думаю, достаточно, чтобы мне отправиться в Маракеш.

Едва взглянув на фигурки, Броди дружеским жестом положил руку на плечо Инди.

— Разумеется, музей их купит, можешь не сомневаться. Но об идоле — потом. Сейчас я хочу, чтобы ты поговорил кое с кем, Индиана. Эти люди приехали издалека.

— Люди? Какие люди?

— Они прибыли из Вашингтона. Специально, чтобы повидать тебя.

— Кто они такие? — без особого энтузиазма спросил Инди.

— Из военной разведки.

— Из военной — чего? Они что, думают, я шпион?

— Ну что ты! Наоборот, им, кажется, необходима твоя помощь.

— Мне тоже необходима помощь: хочу собрать денег, чтобы уехать в Маракеш. Так ты говоришь, эти фигурки кое-чего стоят?

— Об этом поговорим позже, Индиана. Позже. Сначала ты должен встретиться с ними.

Инди остановился у карты Южной Америки.

— Хорошо, если для тебя это так много значит, я, конечно, с ними поговорю.

— Они ждут тебя в лекционном зале, — сказал Броди, и друзья вышли в коридор.

Они не сделали и двух шагов, как заметили идущую им навстречу хорошенькую девушку. Она тащила громадную стопку книг и, казалось, изо всех сил старалась выглядеть прилежной и добросовестной студенткой. Увидев ее, Инди просиял.

— Профессор Джонс, — начала она.

— Да?

— Вы обещали, что дадите мне консультацию, -робко продолжала она, взглянув на Маркуса Броди.

— Конечно, конечно, Сьюзан, я помню.

Броди прервал его:

— Только не сейчас, Индиана. — Он повернулся к девушке: — У профессора уже намечена наиважнейшая консультация, деточка. Так что зайди попозже.

— Да-да, — пробормотал Инди, — к 12 я освобожусь.

Девушка разочарованно улыбнулась и, повернувшись, пошла назад. Инди провожал ее взглядом, любуясь стройными ножками, округлыми икрами, изящными тонкими щиколотками. Броди потянул его за рукав.

— Красотка. И волне в твоем духе, Индиана. Но займешься ей потом, хорошо?

— Хорошо. — Инди неохотно отвел глаза от удаляющейся студентки.

Броди толкнул дверь, и они вошли в лекционный зал. Рядом с кафедрой сидели два одетых в военную форму офицера, которые одновременно повернули голову в их сторону.

— Если насчет военной службы, тоя свое уже отслужил, — пробормотал Инди.

Броди подвел его к мужчинам и сказал:

— Индиана, позволь представить тебе полковника Масгрова и майора Итона. Они приехали из Вашингтона поговорить с тобой.

Итон выступил вперед.

— Рад познакомиться. Я много о вас слышал, профессор Джонс. Вы доктор археологии, знаток оккультизма, владелец редких антикварных ценностей.

— Можно сказать и так, — заметил Инди.

— Впрочем, “владелец ценностей” звучит двусмысленно, вы не находите? — продолжал майор.

Инди взглянул на Броди, который тут же пояснил.

— То, что делает профессор Джонс для нашего музея, всегда находиться в рамках закона. Он ни разу не нарушил Международного соглашения по охране предметов старины.

— О. Нисколько не сомневаюсь, — поторопился сказать майор Итон.

— Вы, по-видимому, талантливый человек, — вступил в разговор Масгров.

Инди махнул рукой. Интересно, что им от него надо?

— Вы, насколько я помню, были учеником профессора Равенвуда из Чикагского университета?

— Да.

— А вы не знаете, где профессор может находиться сейчас?

Равенвуд. Его имя с такой отчетливостью напомнило Инди прошлое, что он даже поежился.

— Ходили слухи, что он где-то в Азии, но точно не знаю.

— Кажется, одно время вы были очень дружны с ним?

— Да. — Инди потер подбородок. — Очень. Но вот уже много лет мы не разговариваем. Мы, если можно так сказать, поссорились. — Ничего себе — поссорились, скорее, чуть глотки друг другу не перегрызли. И он сразу вспомнил Марион, образ которой всплыл из самых глубинных слоев его памяти. Марион Равенвуд — девушка с прекрасными глазами.

Военные о чем-то шепотом совещались. Затем Итон повернулся к нему и торжественно произнес:

— То, что я сейчас вам сообщу, должно остаться между нами.

— Разумеется, — ответил Инди. Равенвуд — интересно, причем здесь этот старик? И когда, наконец, эти парни перейдут к делу?

— Вчера, — сказал Масгров, — одна из наших специальных станций в Европе перехватила немецкую радиограмму, посланную из Каира в Берлин. Сведения, которые там сообщаются, фашистский агент в Египте, по-видимому, считает очень важными. — Масгров взглянул на Итона, ожидая, что тот продолжит рассказ, как будто каждый из них имел право сообщить лишь часть информации.

Итон понял намек и продолжал:

— Не думаю, профессор Джонс, что я открою вам что-то новое, если скажу, что нацисты за последние два года наводнили мир своими специалистами-археологами…

— Я это заметил.

— Конечно. Они лихорадочно разыскивают различные реликвии и религиозные святыни. Гитлер, согласно сведениям нашей разведки, помешан на оккультных предметах. Говорят, у него даже есть собственный предсказатель. И как раз сейчас, в обстановке строжайшей секретности, немцы начали проводить раскопки в пустыне недалеко от Каира.

Инди кивал головой — чтобы не заснуть. Он уже давно знал о болезненном интересе фюрера к ясновидению, алхимии, философскому камню, эликсиру жизни — словом, ко всему, что выходит за рамки обычных явлений.

Масгров достал из портфеля листок бумаги и, держа его в руке, произнес:

— Перехваченное сообщение содержит информацию, имеющую отношение к раскопкам в Египте, но разобрать, что к чему, мы не можем. Мы рассчитываем, что вы нам поможете. — И он протянул листок Инди.

Сообщение гласило: РАБОТЫ В ТАНИСЕ. НЕОБХОДИМЫ ДИСК, ЖЕЗЛ РА, АБНЕР РАВЕНВУД, США.

Инди еще раз прочел текст, на этот раз предельно внимательно, потом взглянул на Броди и воскликнул:

— Невероятно! Немцы нашли Тунис.

Маркус сидел с мрачным видом.

— А теперь объясните мне, что это за Тунис? — сказал Итон.

Инди подошел к окну, открыл его и вдохнул в себя свежий, приятно бодрящий утренний воздух. Тунис. Жезл Ра. Равенвуд. В памяти всплыли древние легенды и предания. Накопленная за долгие годы информация потоком хлынула в мозг. Нет, так не пойдет, сказал он себе. Надо медленно и доступно растолковать все этим парням. Так, чтобы они поняли. Он повернулся к военным.

— Многие вещи, возможно, покажутся вам трудными для восприятия. Я не знаю. Все будет зависеть от вашего личного опыта и от ваших убеждений. Об этом я хотел предупредить заранее.

Он замолчал и поглядел на их ничего не выражающие лица.

— Тунис — это город, в котором, возможно, хранится Ковчег.

— Ноев ковчег? — перебил его Масгров.

Инди отрицательно покачал головой.

— Я говорю о Ковчеге завета, ящике, в котором евреи носили 10 заповедей.

— Одну секундочку. Какие, те самые 10 заповедей7

— Я имею в виду каменные скрижали с заповедями, которые Моисей получил на горе Синай и которые впоследствии, как говорят, разбил, посчитав евреев недостойными их: ведь пока он общался на горе Синай с Богом и тот давал ему законы, остальные устраивали оргии и поклонялись идолам. Моисей был взбешен, ну и, конечно, разбил таблички.

Лица военных остались бесстрастными. Инди был разочарован. Ему казалось, он говорил достаточно красноречиво, чтобы пробудить в них хоть каплю энтузиазма, который испытывал сам.

— Затем израильтяне сложили обломки в Ковчег и везде носили его с собой. А когда осели в Ханаане, то Ковчег поместили в храме Соломона, и он оставался там долгие годы.. а потом исчез.

— Куда? — спросил Масгров.

— Никто не знает, кто взял его и куда увез.

Броди терпеливо и спокойно объяснил:

— Египетский фараон Шешонк завоевал Иерусалим в 926 году до нашей эры. Возможно, он увез Ковчег обратно в Тунис…

Инди перебил:

— Где спрятал в секретном месте, которое называется Колодец душ.

Все помолчали, затем Инди продолжил:

— Так гласит легенда. Кроме того, в предании упоминается, что со всеми, кто пытался не по праву завладеть Ковчегом, случались разные несчастья. Вскоре после того, как Шешонк вернулся в Египет, над Тунисом песчаная буря, которая длилась целый год.

— Непременное проклятье, — с усмешкой заметил Итон.

— Назовите хоть так, — сказал Инди, стараясь не повышать голоса, хотя скептицизм военного его покоробил. — Во время Иерихонской битвы иудейские священники 7 дней носили Ковчег вокруг города, прежде чем стены пали. А когда, как говорят, этой святыней завладели филистимляне, то какие только беды им на голову не посыпались, даже моровая язва и мышиная чума.

— Все это очень интересно, — перебил его Итон, — но я не понимаю, почему в радиограмме упоминается какой-то американец.

— Он занимался Тунисом всю свою жизнь. Тунис — его страсть, он даже собрал кое-какие предметы, связанные с этим городом, но сам город так и не нашел.

— И зачем Равенвуд вдруг понадобился фашистам? — спросил Масгров.

Инди на минуту задумался.

— Мне кажется, что они хотят найти диск, венчающий жезл Ра, и думают, что он у Абнера.

— Жезл Ра, — повторил Итон. — Как-то все непонятно.

Масгров, которого рассказ Инди, казалось, заинтересовал, наклонился к нему и спросил:

— Что такое жезл Ра, профессор Джонс?

— Сейчас нарисую.

Инди подошел к доске и быстро сделал набросок, не переставая объяснять:

— Жезл Ра, скорее всего, является ключом к местонахождению Ковчега. И очень хитроумным ключом. Первоначально это была длинная палка, футов 6 в высоту, точно никто не знает. А сверху на нее надевался медальон в виде солнца, с хрусталиком посередине. Вы слушаете? Так вот, надо было принести этот жезл в зал, где хранится макет города — миниатюрная копия Туниса, и в определенное время дня вставить конец жезла в нужное углубление. Солнце при этом попадало на хрусталик в медальоне, и луч ложился как раз на то место, где находился Колодец душ..

— И где находится Ковчег, — закончил за него Масгров.

— Правильно. Для этого немцам и понадобился этот солнечный диск с хрусталиком. Теперь ясно, почему в послании упомянут Равенвуд.

Итон вскочил и начал нетерпеливо расхаживать туда и обратно.

— А как он выглядит, этот Ковчег?

— Сейчас покажу.

Инди прошел в дальний конец зала, взял какую-то книгу и, полистав, нашел нужную иллюстрацию, затем показал военным. Они молча принялись ее разглядывать. Там была изображена библейская битва. Армия израильтян обращала в бегство врагов. На переднем плане были нарисованы два человека, несшие Ковчег завета — прямоугольный ящик, покрытый золотом с 2 золотыми херувимами по краям. Ящик поднимался с помощью шестов, вставленных в кольца, специально приделанные по углам. Вся вещь была завораживающие красива — но еще большее впечатление производили ослепительные струи света и пламени, бьющие из крыльев херувимов. Этот свет быль направлен в сторону отступающих врагов, сея панику и ужас в их рядах.

Масгров, на которого иллюстрация явно произвела впечатление, спросил:

— Что это за свет, исходящий из крыльев?

Инди пожал плечами:

— Кто знает? Молнии. Божественный огонь. Называйте, как хотите; видимо, это та самая сила, которая могла сравнивать горы с землей и опустошать целые области. Согласно Моисею, армия, впереди которой несли Ковчег, становилась непобедимой.

Инди взглянул на Итона, которого его рассказ ничуть не тронул. Он лишь пожал плечами, продолжая рассматривать иллюстрацию. Этого парня ничем не удивишь, подумал Инди. Воображения — ноль.

Масгров вновь спросил:

— А что вы сами, профессор, думаете об этой, так сказать, мощи Ковчега?

— Я уже говорил, все зависит от того, допускаете вы, что в этих легендах скрыта крупица правды, или нет.

— И все же вы не ответили. — Масгров улыбнулся.

— Я пока сам не решил.

Итон, подняв глаза от иллюстрации, заметил:

— Однако придурок вроде Гитлера…Он действительно может верить во всю эту чушь.

— Может, — ответил Инди.

Тунис. Колодец душ. Ковчег. Он повторял про себя названия, чувствуя, как его все сильнее охватывает волнение, как кровь все быстрее струится по жилам. Эти слова звучали для Инди так же завораживающе, как пение сирен.

— Он, наверное, считает, что Ковчег сделает его армию непобедимой, — произнес Итон, ник кому конкретно не обращаясь. — Если Гитлер действительно воспринимает эти сказки всерьез, то психологическое преимущество ему обеспечено.

— И еще, обратите внимание, — заметил Инди. — Согласно легенде, Ковчег найдут незадолго до того, как на землю придет новый мессия.

— И, конечно же, Гитлер уверен, что истинный мессия — это он, — заключил Итон.

Все замолчали. Инди еще раз взглянул на картинку, поражаясь неистовству света, вырывающегося из крыльев херувимов и бьющего в поверженных врагов. Ни с чем не сравнимая безграничная мощь. Он на секунду прикрыл глаза. А если это правда? Что, если эта сила действительно существует? Хорошо, хорошо, спустимся на землю и будем считать как Итон, что это не более чем выдумка еврейских фанатиков, тактика запугивания противника, своего рода психологическое оружие. И все же… что-то мешало Инди так думать.

Раздался голос Масгрова, и он открыл глаза.

— Вы нам очень помогли, Джонс. Надеюсь, вы не против, чтобы мы навестили вас еще раз, если понадобится?

— Пожалуйста, в любое время.

Все пожали друг другу руки, и Броди пошел провожать офицеров. Оставшись один в лекционном зале, Инди захлопнул книгу. Его возбуждение все еще не улеглось, хотя он и приказывал себе успокоиться. Немцы нашли Тунис, повторял он про себя. Немцы нашли Тунис!

— Надеюсь, я не поставила тебя в неловкое положение там в коридоре, когда ты был с Броди, — сказала Сьюзан. — Мне кажется, все было так …явно.

— Ничего явного не было, — ответил Инди.

Они сидели в гостиной, в небольшом домике Инди. Комната была до потолка завалена разными сувенирами, приобретенными в поездках, предметами, найденными на раскопках, склеенными глиняными горшками, крошечными статуэтками, черепками, географическими картами, бумажками — словом, разным барахлом.

Девушка подтянула колени к подбородку, обняла их руками. Словно киска, решил Инди.

— Мне нравится эта комната, — сказала она. — То есть дом мне тоже нравится, но эта комната — особенно.

Инди поднялся с дивана и, засунув руки в карманы, прошелся по гостиной. Почему-то сегодня девушка казалась ему помехой. Когда она говорила, он слышал лишь звук ее голоса, не задумываясь над словами. Плеснув себе в стакан немного виски, он отхлебнул и почувствовал, что в груди приятно потеплело, словно внутри зажглось маленькое солнышко.

— Ты какой-то не такой сегодня, Инди. Ходишь с отсутствующим видом.

— С отсутствующим?

— Как будто тебя что-то заботит или волнует, не знаю. — Она пожала плечами.

Инди подошел к радио и включил его, слушая в полуха, как кто-то расхваливает на все лады магазины Максвелла. Девушка нашла другую станцию, и в комнату ворвались танцевальные ритмы. С отсутствующим видом, повторял он про себя. Еще бы! Его мысли были очень далеко — за морями, за горами, и даже в другой эпохе. Неожиданно он вновь вспомнил Равенвуда, свой последний разговор со стариком, как тот негодовал и бушевал. Он принялся ворошить воспоминания, и постепенно его охватывало чувство горечи и стыда за прошлое: ему доверяли, в него верили, а он…

Марион увлеклась тобой, и ты эти воспользовался…

Тебе уже 28, взрослый мужчина, и ты в своих интересах воспользовался неопытностью девушки, которая вообразила, что влюблена в тебя.

Голос Сьюзан вернул его к действительности.

— Если мне лучше уйти, то так и скажи. Я не обижусь, я понимаю.

— Нет-нет, останься, правда.

В дверь постучали, на крыльце раздались шаги.

Инди вышел в прихожую и увидел, что это Маркус. На лице у Броди играла заговорщицкая улыбка, словно он пришел сообщить другу что-то важное, и еле сдерживался, чтобы сразу все не выложить.

— Маркус, я тебя не ждал.

— А я думал, что ждал.

— Пройдем в кабинет, — пригласил Инди.

— Почему не в гостиную?

— У меня там гости.

— В самом деле?

Они вошли в кабинет.

— Что случилось? — спросил Инди.

Броди улыбнулся.

— Они хотят, чтобы ты опередил немцев и первым добыл Ковчег.

У Инди на минуту перехватило дыхание. Внутри все заликовало. Ковчег.

— Всю свою жизнь я ждал чего-нибудь в этом роде, — наконец произнес он.

— Они посовещались со своими людьми в Вашингтоне, — продолжал Броди, — затем со мной, и решили, что ты именно тот человек, который нужен.

Инди сел за стол и обвел глазами комнату. Странное чувство охватило его; он вдруг понял, что ни книги, ни статьи, ни карты, ни философские рассуждения так и не смогли заменить ему реальную жизнь. И вот случай дает ему возможность соприкоснуться с исторической реальностью напрямую.

— Конечно, — продолжал Броди, -в таинственную силу Ковчега они не поверили, это люди военные, и кругозор у них соответствующий. Мифология — не их область, они считают себя последовательными реалистами. Ковчег им нужен потому, что — цитирую — он обладает культурной и исторической ценностью, а также такая бесценная вещь не должна попасть в руки фашистов. Может быть не слово в слово, но что-то в этом роде.

— По правде, говоря, их мотивы меня не волнуют, — ответил Инди.

— К тому же они хорошо заплатят…

— Да не в этом дело, Маркус. — Инди сделал рукой неопределенный жест. — Поиски Ковчега представляют для меня как бы смысл археологии. История тщательно охраняет свои секреты, а мы, находя старинные реликвии, вырываем у нее эти тайны. При чем здесь деньги. — И он снова махнул рукой.

Броди кивнул.

— Ковчег, конечно, должен попасть в музей…

— Разумеется.

— …если он вообще существует. — Броди помолчал, потом добавил: — Слишком полагаться на то, что это правда, тоже нельзя.

Инди поднялся.

— Сначала надо найти Абнера. Если медальон от жезла Ра у него, то нужно опередить немцев и первым встретиться со стариком. Без медальона Ковчег нам не отыскать. Но где может быть Абнер, вот вопрос? — Он подумал с минуту. — Я думаю…

Броди перебил его.

— Прошло много времени, Индиана. Все изменилось.

Инди молча уставился на друга. Что он имеет в виду: все изменилось. Потом до него дошло, что Броди вспомнил о Марион.

— Конечно, за эти годы он мог уже простить тебя, — продолжал Броди. — Но возможно, и нет. В этом случае, он вряд ли отдаст тебе медальон. Если тот вообще у него есть.

— Будем надеяться на лучшее.

— Ты, как обычно, полон оптимизма?

— Почему как обычно, — возразил Инди. — Иногда оптимизм может только все испортить.

Броди не ответил, взял в руки книгу, полистал.

— Будь осторожен, Индиана, — сказал он.

— Я всегда осторожен.

— Ты прекрасно знаешь, что бываешь иногда безрассуден, а поиски Ковчега — это опасное дело. — Броди решительным жестом захлопнул книгу. — Я не скептик, как эти военные. Я уверен, что Ковчег полон загадок и тайн, и это — опасные тайны.

Инди, не любивший мелодраматических сцен, уже собирался обратить все в шутку, но, увидев серьезные глаза друга, осекся.

— Я не хочу потерять тебя, Индиана, — продолжал тот. — Ты понимаешь меня?

— Конечно, — сказал Инди, и они пожали друг другу руки.

Инди долго не мог успокоиться. Было уже поздно, но спать ему не хотелось. Он бродил из комнаты в комнату, задавая себе все тот же вопрос — поможет ли ему Равенвуд? Прошло уже столько лет, простил ли он его? А Марион? Что с ней, где она?

Он вернулся в кабинет, уселся за стол, закинув наверх ноги, и на минуту закрыл глаза. Затем встал, подошел к книжной полке и достал один из журналов Равенвуда, который старик подарил ему, когда они еще были дружны. Инди листал страницы, содержащие отчеты об экспедициях, которые так и не оправдали надежд. Неудачи следовали одна за другой, и это несмотря на титанические усилия, прилагаемые ученым, несмотря на его поразительную целеустремленность. И все же Инди понимал преданность Равенвуда своей мечте, которая вела его по всему свету. Однако, вопреки ожиданию, о медальоне, венчающем жезл Ра, в работах ничего не было. Ни слова.

На последних страницах журнала упоминался Непал — предположительно, следующее место раскопок. Гималаи, подумал Инди, самое высокое место на земле. Далековато от Египта, где сейчас работают немцы. Но, может быть, именно в Непале Равенвуд наткнулся на новые сведения о Ковчеге. Возможно, прежняя информация о Тунисе была неверна. Все может быть.

Непал. Вот откуда надо начинать поиск.

Он поставил журнал на место. Интересно, как встретит его Абнер Равенвуд?

И что скажет Марион?

 

Глава 4

Берхтесгаден. Германия

Рядом с Рене Беллоком Дитрих всегда чувствовал себя неуютно. И не только потому. Что не доверял ему и считал способным на любую подлость; скорее, его тревожило другое — необъяснимое обаяние француза, то, что, вопреки всем доводам рассудка, Беллок притягивал к себе людей, как бы заставляя себя любить.

Они сидели в приемной в Берхтесгадене — горной резиденции фюрера. Дитрих никогда прежде здесь не бывал, и это место вызывало в нем восторженное благоговение. Беллок, напротив, казалось, чувствовал себя как дома. Он развалился на стуле, вытянув вперед ноги, будто сидел в какой-нибудь дешевой забегаловке, вроде той, в Марселе, где несколько дней назад Дитрих отыскал его. Никакого уважения, подумал немец. Цинизм француза невероятно раздражал его и злил.

Раздался негромкий бой часов. Беллок вздохнул и, взглянув на наручные часы, спросил: — Чего мы ждем, Дитрих?

Дитрих, непроизвольно понизив голос, ответил:

— Как только фюрер освободится, он примет нас, Беллок. Или ты думаешь, что ему больше делать нечего, как вести с тобой беседу о каких-то музейных безделушках?

— Музейных безделушках, — с явным презрением повторил Беллок, глядя на немца. Неучи, подумал он. Как же мало они понимают историю! Верят во всякую чепуху; возводят свои монументальные арки, маршируют на парадах, не понимая простой вещи — величие истории заключается не в этом. Его нельзя создать. Никакие грандиозные мероприятия тут не помогут. Вот Ковчег — другое дело. Одна мысль о нем приводила француза в трепет.

Необходимость сидеть и ждать, пока этот немецкий замухрышка снизойдет до разговора с ним, раздражала Беллока. Ведь раскопки в Египте идут уже полным ходом. И потом, что важного может сообщить ему Гитлер? Абсолютно ничего. Скорее всего, разразится речью, как обычно. Что-нибудь о величии третьего рейха и о том, что Ковчег должен по праву принадлежать Германии.

Чушь какая! Ковчег никому не принадлежит. Если он действительно обладает какой-то силой, то тем более нельзя, чтобы он попал в руки к этому маньяку, а значит, он, Беллок, должен быть тем человеком, который первым вскроет эту святыню.

Он вздохнул и нетерпеливо поерзал на стуле. Затем встал, подошел к окну и бросил рассеянный взгляд на горы, думая о своем. Он представлял себе, как откинет крышку, заглянет внутрь, увидит остатки каменных скрижалей, которые Моисей получил на горе Синай.

И тогда исполнится мечта всей его жизни: не может быть более высокой награды, чем Ковчег завета.

Он отвернулся от окна и увидел, что Дитрих пристально рассматривает его.

Немец заметил странный блеск в глазах Беллока, легкую презрительную улыбку на губах, словно что-то развеселило француза, какая-то забавная мысль, понятная ему одному. Этому человеку нельзя доверять, решил он, но это дело Гитлера. Фюреру нужны лучшие из лучших, а значит, ему требуется Рене Беллок.

Часы пробили четверть. В коридоре, ведущем в глубь резиденции, раздались шаги. Беллок с надеждой повернулся к двери, но шаги удалились от их комнаты и затихли. Француз негромко выругался.

— Сколько еще ждать? — спросил он.

Дитрих пожал плечами.

— Можешь не отвечать, — продолжал Беллок. — У фюрера такое чувство времени, которое нам, простым смертным, недоступно, я правильно понимаю? Он живет по собственным внутренним часам, так? Время течет для него по другим законам? — Беллок сделал рукой неопределенный жест и усмехнулся.

Дитрих смущенно поерзал на стуле, уверенный, что комната прослушивается и Гитлер слышит весь этот бред.

— Для тебя, по-видимому, нет ничего святого, Беллок?

— Я бы ответил тебе, но боюсь, не поймешь?

Они замолчали. Беллок вновь повернулся к окну, досадуя, что столько времени потеряно даром. Ему давно уже надо быть в Египте, на раскопках. Новости распространяются быстро, скоро все будут знать о том. Что немцы ведут раскопки недалеко от Каира.

Он взглянул на Дитриха.

— Ты так и не объяснил мне, кстати, как ты собираешься добыть медальон от жезла Ра. Не мешало бы и мне знать.

— Об этом позаботятся, — ответил Дитрих. — Мы послали людей.

— Каких людей? Там есть хоть один археолог?

— Нет, но…

— Опять твои головорезы, Дитрих?

— Они профессионалы.

— А как твои профессионалы, не будучи археологами, узнают, что они отыскали подлинный диск, а не подделку?

Дитрих улыбнулся.

— Главное — знать, где искать. Тогда вопрос — что искать, отпадает сам собой.

— Равенвуд не из тех людей, кого легко запугать.

— Кто говорит о запугивании?

— Никто, — отрезал Беллок, — но лично я вовсе не против решительных мер, если это действительно требуется. Я не брезгливый человек, скорее наоборот.

Дитрих кивнул. В коридоре опять раздались шаги, дверь открылась, и на пороге появился адъютант в черном мундире, который Дитрих, в глубине души, недолюбливал. Вошедший ничего не сказал, лишь кивком головы пригласил следовать за собой.

Беллок направился к двери. Что ж, посетим святая святых резиденции этого жалкого замухрышки, возомнившего себя исторической личностью. Интересно, когда-нибудь до него дойдет, что реальная история пребывает не здесь, а лежит, схороненная, в египетских песках?

Дитрих тоже двинулся к двери. Нервничает, даже побелел весь, заметил француз, и такой важный, будто собрался на собственные похороны.

Беллок презрительно усмехнулся.

 

Глава 5

Непал

Самолет летел над заснеженными склонами гор, то, исчезая в молочных полосах глухого тумана, то вновь выныривая из скопления густых облаков, укутывающих вершины горных хребтов белым морозным покрывалом, настолько плотным и неподвижным, что даже зимние ветра не могли его развеять.

Запутанный маршрут, решил Инди, выглядывая в окно, — и довольно утомительный: через всю Америку в Сан-Франциско, потом самолетом Пан Американ до Гонконга, оттуда на какой-то летающей этажерке до Шанхая, и, наконец, теперь путь лежит в Катманду.

Инди представил себе застывшую ледяную мрачность Гималаев и зябко поежился. Неприступные скалы, неизведанные пропасти и обрывы, вечный снег, скрывающий все вокруг — казалось бы, невозможное место для обитания, однако люди там живут, работают, любят. Он захлопнул журнал Абнера Равенвуда, который читал во время полета, и, бросив вокруг взгляд, дотронулся рукой до внутреннего кармана куртки, нащупав внушительную пачку денег — аванс от военных США, переданный ему Маркусом

Броди. Там было более 5 тысяч долларов. Если Абнер его так и не простил, эта сумма здорово пригодится — придется подкупить старика. Равенвуд, скорее всего, сидит без денег, так как уже многие 7годы нигде официально не преподает, а чтобы чиновники от науки выделили фонды на проведение исследований и раскопок, требуется непрестанно трясти своей нищенской сумой перед их глазами, чего Абнер, конечно, не делает. 5 тысяч — таких денег Равенвуд и в руках никогда не держал. Целое состояние, подумал Инди, у даже стало не по себе: обычно он с деньгами не очень-то церемонился, получил — истратил, а тут такая сумма.

Он прикрыл глаза. Интересно, Марион все еще живет с отцом? Вряд ли, решил он. Она уже выросла и, скорее всего, уехала куда-нибудь, возможно, даже вышла замуж и переселилась в Америку. А если нет? А если она все еще там, что тогда? И неожиданно он поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется глядеть Равенвуду в глаза.

Впрочем, прошло столько лет. Все изменилось.

Однако Абнер такой упрямец. К тому же, если твой коллега, вернее даже, твой ученик, соблазняет твою дочь — то это нешуточное оскорбление, и забыть его нелегко. Инди вздохнул. Ну почему он не может противостоять своей слабости? Крутить любовь с ребенком. Но, по правде говоря, она тогда совсем не выглядела ребенком, скорее маленькой женщиной. Ни взглядом, ни внешностью она никак не напоминала подростка.

Ладно, забудем об этом.

Сейчас и так забот хватает. Непал — это только первый шаг на пути в Египет.

Первый, и очень ответственный.

Самолет начал снижаться, вначале едва заметно, затем — резко пошел вниз. Уже стали видны среди заснеженного безмолвия неясные огоньки города. Колеса, наконец, коснулись земли, и машина покатилась по взлетно-посадочной полосе. Завизжали тормоза, и через минуту они остановились у местного аэровокзала — длинного барака, который, судя по всему, еще совсем недавно был простым ангаром. Инди встал, собрал бумаги и книги, вытащил из-под сиденья сумку и двинулся к выходу.

Он не заметил человека в плаще, последовавшего за ним. Этот пассажир сел в самолет в Шанхае и всю дорогу не отрывал от Инди взгляда.

Всем, всем любителям Индианы Джонса. Хотите почитать книги никогда не выпускавшиеся на русском языке на этом сайте? Пришлите сколько можете. E-mail: [email protected]. Всего необходимо 3тыс. руб. для заказа книг из Америки.

Едва Инди вышел на улицу, как на него обрушился обжигающе холодный ветер, пронизывающий насквозь. Наклонив голову, он поспешил к ангару, одной рукой придерживая на голове старую фетровую шляпу, а другой, прижимая к себе полотняную сумку. Внутри здания было лишь немногим теплее, по-видимому, единственное, что обогревало ангар, были тела пассажиров. Он быстро покончил с таможенной процедурой, но тут его окружили нищие, калеки, слепые, паралитики… Они хватали его за одежду, клянча подаяние, однако, много путешествуя, Инди уже выучил все их приемы и поэтому, не обращая внимания, постарался быстрее миновать попрошаек.

Внутри ангара жизнь била ключом: к удивлению Инди этот аэропорт больше всего напоминал базар. Все было уставлено прилавками с товарами, вокруг бродили животные, кто-то жарил на открытой жаровне потроха, рядом мужчины играли в игру, отдаленно напоминающую кости, другие торговались из-за ослов — худых, облезлых животных, привязанных тут же. Нищие все еще не отставали от Инди, поэтому он, не мешкая, двинулся вперед мимо лавок, где сидели менялы, и мимо лотков, заваленных неизвестными овощами и фруктами. Тут же продавали ковры, шали, одежду, выделанную из шкуры яков. От прилавков, где прилавков, где были выставлены напитки и еда, до него донеслись ароматы различных экзотических пряностей и подгорелого жира.

Неожиданно он услышал, как кто-то позвал его по имени, и, отогнав от себя сумкой попрошаек, обернулся. Он сразу узнал Лин Су, хотя они виделись в последний раз много лет назад. Друзья крепко пожали друг другу руки. Китаец, улыбаясь беззубой улыбкой, взял Инди под локоть и вывел на улицу, где по-прежнему свирепствовал дующий с гор ветер, словно хотел в отместку за что-то сравнять городок с землей.

— Рад снова встретиться с тобой, — сказал Лин Су по-английски, но со странным акцентом, показывающим, что он давно не пользовался эти языком. — Мы не виделись много лет.

— Очень много, — согласился Инди. — 12? 13?

— Ты прав, 12 … — Лин Су замолчал и поглядел вокруг. — Я получил твою телеграмму. — Голос китайца неожиданно затих, что-то отвлекло его внимание от разговора, какая-то неясная тень, прошмыгнувшая вслед за ними.

— Извини меня за вопрос, мой друг, но за тобой никто не следит?

Инди ошарашено уставился на него.

— Не знаю, не заметил.

— Возможно, мне показалось.

Инди оглядел улицу и не увидел ничего примечательного: обшарпанные фасады крошечных магазинчиков, тусклый свет, падающий из открытой двери бара…

Помолчав, китаец продолжал:

— Я навел справки, как ты просил.

— Ну и?

— В такой стране, как эта, очень трудно быстро получить нужную информацию, это ты, кончено, понимаешь. При здешнем климате почти невозможно наладить систему связи: мешает снег. Так что даже телефон, если он вообще есть, не очень помогает. — Лин Су засмеялся. — Но все же я узнал, что последний раз Абнера. Равенвуда видели в районе Патана. Эти сведения — точные, все остальное — лишь слухи, так что не стоит их и обсуждать.

— В районе Патана? А как давно?

— Трудно сказать. Года три назад. — Лин Су пожал плечами. — Мне жаль, мой друг, что я не смог больше ничего выяснить.

— Ты отлично справился, — уверил его Инди. — Интересно, Равенвуд все еще там?

— Никто не видел, чтобы он покидал страну. — Лин Су поежился и поднял воротник пальто.

— Отлично, — сказал Инди.

— Естественно, мне хотелось бы сделать для тебя больше. Я не забыл, как ты помог мне, когда я в последний раз был в твоей великой стране.

— Да я всего-навсего замолвил за тебя слово в иммиграционной службе, Лин Су.

— Вот именно. Ты сказал им, что я работаю в твоем музее, хотя я не работал там.

— Ложь во спасение, — уверил его Инди.

— А что такое дружба. Как не мелкие взаимные услуги?

— Наверное, ты прав, — согласился Инди. Обычно его раздражали азиатские пошлые афоризмы, почерпнутые, видимо, из произведений доморощенных Конфуциев, но

Лин Су всегда отлично справлялся со своими, точно зная, чего ждут от него европейцы.

— Как мне добраться до Патана?

Лин Су поднял вверх палец.

— В этом я могу тебе помочь. По правде говоря, я уже все устроил. Пошли.

Инди последовал за китайцем. Через несколько шагов Лин Су остановился и с гордостью указал другу на черный автомобиль загадочной марки, припаркованный у обочины.

— Можешь ехать на моей машине. Внутри лежит карта, на которой помечен твой маршрут.

— Я тронут. Спасибо.

— Не за что.

Инди обошел машину кругом, заглянул в окно. В глаза ему бросилась порванная кожаная обивка, кое-где наружу торчали пружины.

— Какая это марка? — с удивлением спросил он.

— Помесь. Ее собрал один механик из Китая и за небольшую плату, морем, отправил ко мне. Частично это Форд, частично — Ситроен. Подозреваю, что присутствует кое-что от Морриса.

— А как, черт побери, ты ее чинишь?

— Без проблем. Просто каждый вечер молюсь, чтобы не сломалась. — Китаец засмеялся и протянул Инди ключи. — Пока помогает. Не бойся, надежная вещь. На другой здесь особенно не поездишь.

— А какие дороги в Патане?

— Отвратительные. Но если повезет, может, и не увязнешь в снегу. Главное, следуй маршрутом, который я указал на карте, тогда не пропадешь.

— Огромное спасибо тебе за все, — сказал Инди.

— Ты отправляешься прямо сейчас?

— Да, сейчас.

Лин Су засмеялся.

— Тебя… как это у вас говорят… поджимают сроки?

— Ты прав.

— Американцев всегда сначала поджимают сроки, а потом мучает язва желудка.

— К счастью, меня пока не мучает.

Инди дернул на себя дверцу машины, и та с душераздирающим скрипом отворилась.

— Сцепление барахлит, — сообщил Лин Су. — Руль заклинивает, но главное, она отвезет тебя в Патан и доставит обратно.

Инди швырнул сумку на сиденье.

— А мне больше ничего и не надо.

— Счастливо, Ин Ди Ана, — пожелал ему Лин Су, произнеся его имя на китайский манер.

Они пожали друг другу руки, Инди захлопнул дверцу, повернул ключ, и машина тронулась с места. Он помахал китайцу, который со счастливой улыбкой и сознанием выполненного долга, уже направился вниз по улице. Инди взглянул на карту и помолился в душе, чтобы в ней не было ошибок, так как на дорожные указатели в этом захолустье рассчитывать не приходилось.

Он уже несколько часов ехал по разбитым ухабистым дорогам, которые Лин Су указал в маршруте. Стемнело, вокруг словно призраки вставали неясные и очертания гор. Он был рад, что не видит обрывов и ущелий, мимо которых проходила дорога. В отдельных местах, там, где проезжая часть была полностью завалена снегом, ему приходилось вылезать из машины и расчищать себе путь. Забытое Богом место. Унылая, суровая страна, где, казалось, стоит вечная зима. Как можно здесь жить, поражался Инди. Крыша мира, так ее называют. Возможно, так и есть, только уж слишком тоскливо здесь, на этой крыше. Правда, Лин Су вроде бы доволен, но китайца, видимо, привлекают в Непале неограниченные возможности для бизнеса, большей частью сомнительного. Через Непал проходит почти всю мировая контрабанда, начиная с произведений искусства и кончая наркотиками. Здесь власти предпочитают не замечать преступлений такого рода. При условии, конечно, что их хорошо вознаградят за частичную потерю зрения.

Инди продолжал свой путь. Ему очень хотелось спать, и, зевая, он жалел, что негде выпить чашечку кофе. Многие мили дороги уже остались позади, в течение нескольких часов он слышал лишь однообразный скрежет рессор своего драндулета да хруст снега под колесами машины. Как вдруг заметил, что въехал на окраину какого-то городка, какого, понять было нельзя: указателей на дороге не было. Ему пришлось съехать на обочину и свериться с картой. Должно быть, это и был Патан, так как других населенных пунктов в этом районе не было.

Он медленно и осторожно двинулся вперед, по временам бросая взгляд в окно, на беспорядочно разбросанные там и сям глиняные лачуги без окон, которыми была застроена окраина городка. Дорога привела его к главной улице, шириной чуть больше проулка, от которой в темноту отходили еще более узкие проезды. Он остановил машину и огляделся. Вокруг стояла гробовая тишина.

Неожиданно Инди заметил еще одну машину, которая следовала за ним. Она объехала его драндулет и, набирая скорость, исчезла в темноте. Только тут Инди осознал, что это был первый автомобиль, который он увидел на всем своем пути. Ужасное захолустье, подумал он, пытаясь представить себе, как может Абнер Равенвуд жить здесь. Как вообще хоть кто-нибудь может здесь жить?

По улице кто-то шел в его сторону. Он пригляделся и заметил здорового парня в меховой куртке, который, видимо, здорово выпил, так как едва держался на ногах. Инди вылез из машины и подождал, пока тот подойдет поближе. От мужчины так несло спиртным, что Инди пришлось отвернуться.

При виде Инди мужчина, словно боясь, что на него нападут, отступил в сторону. Инди протянул вперед руку, показывая, что безоружен, но человек не двинулся с места, угрюмо оглядывая незнакомца. Определить его национальность было нелегко. Разрез глаз указывал на восточное происхождение, а широкие скулы говорили, что, возможно, там не обошлось и без капли славянской крови. Интересно, подумал Инди, какой язык кроме местного они здесь понимают. Попробуем для начала английский.

— Я ищу Равенвуда, сказал он и в глубине души рассмеялся: глухой ночью в Непале он спрашивает какого-то парня на языке, который тот явно не понимает, о человеке, которого тот, скорее всего не знает. Абсурд! — Равенвуд, повторил он однако.

Мужчина таращился на него открыв рот.

— Вы. Не. Знаете. Человека. По. Имени. Равенвуд? — спросил он медленно, словно обращаясь к идиоту.

— Равен. Вуд?

— Ну, слава Богу, понял.

— Равен. Вуд. — повторял абориген, обсасывая звуки как конфетку.

— Правильно. Теперь он, кажется, будет бормотать всю ночь, — устало сказал Инди.

— Равенвуд. — Мужчина улыбнулся, повернул голову и указал куда-то дальше по улице. Инди увидел там слабый свет. Парень сложил ладонь горсткой и поднес ко рту, показывая, что как бы выпивает.

— Равенвуд, — вновь и вновь повторял он, указывая туда и яростно качая головой.

— Большое спасибо, — сказал Инди, уразумев, в каком направлении двигаться.

— Равенвуд, — ответил парень.

— Да-да, спасибо. — И Инди вернулся к машине.

Он проехал немного дальше по улице и остановился около дома, откуда лился неясный, тусклый свет. Это была забегаловка, которую почему-то назвали по-английски. На вывеске значилось: Равен-Ворон. Парень, разумеется, просто ошибся. Но как бы там ни было, этот Ворон был, по-видимому, единственным кабаком на всю округу, где можно остановиться, закусить и что-нибудь разведать. Он выбрался из машины. Из забегаловки до него донесся нестройный гул голосов, показывающий, что местные пьянчужки еще не разошлись по домам отсыпаться. Настроение у Инди сразу улучшилось: он любил такого рода веселье и с удовольствием присоединился бы к компании, но дело есть дело. Ты приехал сюда не для того, чтобы нагрузиться в первом попавшемся кабаке, напомнил он себе. Ты приехал с определенной целью.

Он открыл дверь. Да, Индиана, ты был в разных местах, но такого еще не видел. Внутри сидели люди самых различных национальностей. Казалось, будто кто-то хорошо перемешал все этнические типы, а потом, зачерпнув, разбрызгал вокруг в этом диком, Богом забытом месте. Вот уж действительно — винегрет, рассмеялся Инди. Тут были проводники-шерпы, местные непальцы, монголы, китайцы, индийцы, бородатые альпинисты, которые выглядели так, будто только что свалились с горы и еще не пришли в себя, и какие-то пропойцы, этническую принадлежность которых нельзя было определить, как ни старайся. Это же Непал, вспомнил он, а эти люди — представители международного наркобизнеса, контрабандисты и бандиты. Инди закрыл за собой дверь. Его взгляд упал на огромное чучело ворона, раскинувшего свои крылья за длинной стойкой. Выглядит зловеще, подумал он и впервые поразился необъяснимому сходству между названием забегаловки и фамилией Абнера. Что это? Совпадение?

Он двинулся в сторону стойки, где толпилось большинство клиентов. Помещение было заполнено табачным дымом и алкогольными испарениями, а из одного угла тянуло гашишем.

Он подошел к прилавку, на котором стояла целая батарея рюмок, и понял, что здесь происходит соревнование — кто кого перепьет. Громадный парень, горланящий что-то с австралийским акцентом, нетвердой рукой пытался опрокинуть в себя очередной стакан.

Инди подошел ближе, стараясь разглядеть противника австралийца. Когда, наконец, ему это удалось, его чуть удар не хватил: он стоял, ничего не соображая и ощущая сильную колющую боль в груди. Время остановилось — время пошло вспять. Что это— видение, мираж? Он потряс головой, пытаясь вернуться в настоящее…

Марион. Не может быть. Марион!

Ее темные волосы шелковистыми волнами укутывали плечи; огромные умные глаза смотрели на мир все с той же, знакомой ему насмешливостью, глаза, которые, казалось, глядели внутрь тебя, достигая самых тайных уголков души; рот — вот рот изменился, стал жестче, а сама Марион несколько пополнела. Но это была она, девушка, которую он так и не смог забыть.

И вот она здесь, пьет на спор с каким-то австралийским медведем. Непостижимо! Они стоял, боясь шевельнуться. Мужчины у стойки делали ставки, и, хотя трудно было предположить, что эта невысокая, немногим больше 5 футов, женщина может победить громадного австралийца, тем не менее, девушка и не думала сдаваться, поглощая стакан за стаканом.

Какое-то нежное, теплое чувство поднялось внутри Инди. Ему захотелось увести ее отсюда, вырвать из этого безумия. Нет, так не пойдет. Она не ребенок больше, и не дочка Абнера, а взрослая красивая женщина. И сама себе хозяйка. Посмотреть только, как спокойно она держит себя посреди этой пестрой толпы, состоящей из пьяниц и бандитов. Она опрокинула еще один стакан— все взревели от восторга, на стойку посыпались деньги. Австралиец потянулся за следующей порцией, не удержался и как подкошенный повалился на спину. Инди с удивлением смотрел, как Марион откинула назад волосы, собрала деньги и крикнула что-то по-непальски, и хотя он не знал языка, по ее тону было ясно, что на сегодня развлечения закончены. Однако на стойке остался еще один стакан, и толпа в надежде не расходилась.

Девушка презрительно оглядела их, затем, под восторженные вопли, выпила и его. Недовольно бормоча что-то, люди начали расходиться. Бармен, высокий непалец, орудую топорищем, выдворял их на улицу. В таком кабаке, как этот, подумал Инди, чтобы закрыть заведение, топорища маловато.

Но забегаловка быстро опустела.

Марион зашла за стойку, подняла голову и, увидев Инди, рявкнула:

— Эй, не слышал меня? Глухой? Закрываемся, понял? Байрра чух кайхо?

Она двинулась в его сторону, но вдруг остановилась, видимо, узнав.

— Привет, Марион.

Она не ответила, просто стояла, не сводя с него глаз.

Он постарался преодолеть гнет воспоминаний и увидеть ее такой, какой она стала сейчас, но ничего не вышло. Он почувствовал комок в горле и вновь сказал:

— Привет.

Потом сел за стойку.

На секунду ему показалось, он увидел в ее глазах искру прежнего чувства, что-то глубоко запрятанное там, внутри. Но через мгновение, к его невероятному удивлению, она размахнулась и твердым, как сталь кулаком заехала ему в зубы. Инди не удержался и, свалившись со стула, растянулся на полу. Потом поглядел на девушку снизу вверх.

— Спасибо, я тоже рад тебя видеть, сказал он, усмехаясь и потирая челюсть.

— Поднимайся и выметайся.

— Подожди, Марион.

— Я могу повторить, — рявкнула девушка, сжимая руку в кулак.

— Не сомневаюсь. — Он поднялся на колени. Челюсть болела И где это она научилась так драться? И столько пить? Вот уж не ожидал, подумал он. Девочка выросла и превратилась в какой-то кошмар.

— Мне нечего тебе сказать.

Он встал и начал счищать грязь с одежды.

— Ладно, — ответил он, — возможно, ты не хочешь говорить со мной, я понимаю…

— Какая проницательность!

Она произнесла это с такой горечью, что Инди удивился. Неужели я заслужил это?Да, наверное.

— Я приехал повидать твоего отца.

— Опоздал на два года.

Инди заметил, что бармен-непалец, с угрожающим видом стоит рядом, сжимая в руке топорище.

— Все в порядке, Мохан. Я с ним сама справлюсь. — Она презрительно кивнула в сторону Инди. — Можешь идти.

Мохан положил топорище на стойку, пожал плечами и вышел.

— Что ты имеешь в виду — опоздал на два года? — медленно произнес Инди. — Что случилось с Абнером?

Впервые с начала разговора глаза Марион смягчились. Она вздохнула, в ее голосе зазвучала все еще неизжитая печаль:

— Что я имею в виду? То, что он погиб под лавиной, вот что. Всю жизнь рылся в земле, что-то выкапывал, так что вполне закономерный конец. Насколько мне известно, он все еще там, на склоне горы, погребен под снегом.

Она отвернулась и плеснула себе что-то в стакан. Инди вновь подсел к стойке. Абнер мертв. Невероятно! Это был настоящий удар.

— Он вбил себе в голову, что его любимый Ковчег спрятан где-то на склоне. — Марион отхлебнула из стакана. Инди заметил, что в разговоре об отце ее суровость и жесткость несколько смягчились, но она, по-прежнему. Не хотела проявлять свою слабость.

— Он таскал меня на раскопки по всему свету. А потом вдруг взял, да помер, не оставив ни гроша. Догадываешься, как я жила, Джонс? Работала здесь. И не только официанткой, понял?

Инди смотрел на нее, удивляясь той гамме чувств, которую вызвал в нем рассказ девушки. Это были чувства, ранее незнакомые ему. Она вдруг показалась такой беззащитной, и одновременно такой красивой.

— Парень, хозяин этой забегаловки, сошел с ума. Здесь все так кончают, раньше или позже. Так что, когда его увезли, догадываешься? Кабак остался за мной — до конца дней. Худшего проклятия и не придумаешь, да?

Инди больше не мог спокойно слушать ее рассказ, он хотел посочувствовать девушке, утешить ее, но нужные слова не приходили.

— Мне очень жаль, — наконец произнес он.

— Нужна мне твоя жалость!

— Нет, мне действительно очень жаль, что так получилось.

— Я любила тебя, и посмотри, что вышло.

— Я не хотел этого, поверь.

— Я была всего-навсего ребенок!

— Повторяю, мне очень жаль.

— Ты виноват, Индиана Джонс, сам знаешь.

Инди промолчал, удивляясь, что можно еще сказать, если поправить все равно ничего нельзя.

— Если бы я мог вернуться в прошлое и исправить зло, которое причинил тебе, я бы сделал это.

— Я знала, что когда-нибудь ты войдешь в эту дверь. Не спрашивай почему. Просто знала и все, — сказала Марион.

Он положил руки на стойку.

— Почему ты не вернешься в Америку?

— А деньги откуда? К тому же, я не хочу возвращаться нищей.

— Может быть, я смогу тебе помочь?

— Ты за этим приехал?

Он покачал головой.

— Нет, мне нужен один предмет, принадлежавший твоему отцу.

Марион вновь замахнулась, но Инди на этот раз был наготове и ловко схватил ее за запястье.

— Подонок, — прошипела она. — Оставь старика в покое хотя бы на том свете. Достаточно ты помучил его при жизни.

— Я заплачу, — предложил Инди.

— Сколько?

— Достаточно, чтобы не нищей вернуться в Америку.

— Ах так! Только, знаешь, я все продала. Все его барахло. Он всю свою жизнь потратил на барахло.

— Как? Ты продала все?

— Разочарован? Ну и как, приятно чувствовать разочарование, мистер Джонс?

Она произнесла это с таким злорадным торжеством, что Инди улыбнулся. Но говорила — ли она правду. Утверждая, что продала все вещи Абнера? Зачем, если, по ее словам, они ничего не стоили?

— Мне нравится, когда у тебя потерянный вид, — произнесла девушка. — Что хочешь выпить? Я плачу.

— Сельтерской, — сказал он вздохнув.

— Сельтерской, да ну? Ты, смотрю, переменился, Индиана. А я предпочитаю скотч. Но могу пить и виски, и водку, и джин. Только бренди не люблю.

— Ты стала совсем бой-бабой.

Она вновь улыбнулась.

— Жизнь заставит.

Он потер челюсть. Словесный поединок начал ему надоедать.

— Сколько раз мне повторять, что я извиняюсь?

Она подтолкнула к нему стакан с сельтерской. Он взял его и, поморщившись, отхлебнул. Девушка облокотилась на стойку.

— Ты заплатишь наличными?

— Разумеется.

— Так скажи мне, что именно тебя интересует. Может, я вспомню, кому я продала эту вещь.

— Бронзовый диск в виде солнца. В середине — дырка, немного не по центру. Внутрь вставлен красноватый хрусталик. Это медальон, венчающий жезл Ра. Тебе знакома эта вещь.

— Может быть. Сколько?

— 3 тысячи долларов.

— Маловато.

— Хорошо, я могу заплатить 5, и получишь еще, когда вернешься в Штаты.

— Это что-то важное?

— Возможно.

— Тебе можно верить?

Инди кивнул.

— Ты меня однажды уже кормил обещаниями, помнишь? Когда мы виделись в последний раз, ты обещал вернуться.

— Вот и вернулся.

— Ну и подонок же ты!

Она молча обошла стойку и встала рядом с ним.

— Давай мне 5 штук и придешь завтра.

— Почему завтра?

— Потому что я так хочу. Потому что с тобой надо держать ухо востро, это я уже поняла.

Он вынул деньги и отдал ей.

— Хорошо, я верю тебе.

— Ну и дурак.

— Да, он вздохнул. — Это точно.

Он направился к выходу, размышляя, где проведет ночь. В сугробе, скорее всего.

— Можно тебя кое о чем попросить, — донесся до него ее голос.

Он обернулся.

— Поцелуй меня.

— Что?

— Поцелуй меня. Хочу вспомнить прошлое.

— А если я не хочу его вспоминать?

— Тогда завтра можешь не приходить.

Он засмеялся и, наклонившись, прикоснулся к ее рту. Ответный поцелуй поразил его: она жадно впилась в него губами, ее язык с силой прорвался сквозь его зубы и коснулся неба, руки судорожно ласкали волосы. Неумелые детские поцелуи остались лишь воспоминанием, теперь перед ним была страстная, опытная женщина.

Она оторвалась от его губ, улыбнулась и, потянувшись за стаканом, устало произнесла:

— А теперь, пошел ко всем чертям.

Поняв, что спорить бессмысленно, Инди направился к выходу и захлопнул за собой дверь. Какое-то время Марион продолжала сидеть, не шевелясь, затем принялась разматывать шарф, завязанный вокруг шеи. Блеснула цепочка. Девушка потянула за нее, и на конце показался медальон в виде солнца с хрусталиком посередине. Она задумчиво потерла его большим пальцем.

Дрожа от холода, Инди подошел к машине и залез внутрь. Что ему теперь делать? Кататься по этому захолустью до утра? Вряд ли он сможет найти в Патане приличную гостиницу, перспектива провести ночь в своем драндулете его тоже не привлекала — к утру он превратиться в сосульку. Может, подождать немного, Марион смягчится, и он вернется в пивную. Должна же в ней быть хоть капля гостеприимства. Он подышал на пальцы, чтобы хоть немного их согреть, — руль был такой холодный. Что страшно было к нему прикоснуться, — и он завел мотор. Затем медленно отъехал от входа, не заметив, как на другой стороне улицы проскользнула тень мужчины в плаще, того самого, который не сводил с него глаз в самолете. Инди не знал, что этот человек, по имени Тохт, был специально откомандирован в Патан Обществом древностей третьего рейха.

Тохт пересек улицу. За ним следовали помощники — немец с повязкой на глазу, непалец в меховой куртке и монгол с автоматом, готовый в любой момент пустить оружие в ход.

Они остановились у дверей в пивную, подождали, пока автомобиль Инди, мигнув красными огоньками, не отъедет, и вошли внутрь.

Марион в задумчивости стояла перед камином, сжимая в руке кочергу. Она потыкала в затухающие угли и неожиданно, не сдержавшись, разрыдалась. Черт побери этого Джонса. 10 лет собаке под хвост, целых 10 лет, и вот он опять заявился со своими обещаниями и посулами. Перед ее глазами вновь встало прошлое, как будто она полистала страницы прочитанной книги. Ей тогда было 15, и она уверила себя, что без ума от этого красавца археолога. А ведь отец предупреждал: Он принесет тебе одни несчастья, лучше забудь его поскорее. Первое сбылось полностью, но вот отцовского пожелания она не смогла исполнить. Неужели все эти бабьи сплетни о том, что первый мужчина и первая любовь запоминаются навсегда, верны? Во всяком случае, она так и не забыла его объятий, ни томительного ожидания его поцелуев, ни самих поцелуев, ни этого, ни с чем не сравнимого чувства легкости, невесомости, которое охватывало ее тогда. По временам ей даже казалось, что тело ее становилось почти прозрачным.

Наконец, она утерла слезы, решив, что плакать из-за этого подонка просто глупо. Черт с ним, главное, чтобы деньги дал.

Марион подошла к бару, сняла с шеи цепочку с медальоном и положила на стойку. Затем собрала деньги, которые оставил Инди, и запрятала в деревянный ящичек. Она все еще разглядывала медальон, когда вдруг до ее слуха донеслась какая-то возня у входа. Она резко обернулась: в пивную вошли четверо, и девушка сразу почувствовала, что ей грозит опасность и что виной всему — все тот же Индиана Джонс. Во что он меня опять втянул? — удивилась она.

— Извините, мы уже закрыли.

Мужчина в плаще, лицо которого напоминало лезвие бритвы, улыбнулся.

— Мы пришли не за тем, чтобы выпить.

Он говорил с сильным немецким акцентом. Вошедшие вместе с ним непалец и монгол с автоматом разбрелись по помещению, заглядывая во все углы. Она вспомнила о медальоне, который оставила на стойке; немец с повязкой на глазу прошел совсем близко от него.

— Что вам надо? — спросила девушка.

— То же самое, что и вашему другу Индиане Джонсу, — ответил немец. — Уверен, что он сообщил вам.

— Нет, очень сожалею.

— Ах, так! Значит, он уже получил, что хотел?

— Я вас не понимаю.

Подтянув наверх плащ, мужчина уселся.

— Простите, что не представился. Тохт. Арнольд Тохт. Джонс просил у вас медальон, если не ошибаюсь?

— Может и просил… — ответила она, думая о пистолете, который был спрятан за чучелом ворона.

— Пожалуйста, оставьте свои глупые игры, — сказал Тохт.

— Ладно. Джонс вернется завтра. Приходите вместе с ним, и мы устроим аукцион, если вам действительно так необходима эта вещица.

Тохт покачал головой.

— Не пойдет. Медальон мне нужен сегодня, фройляйн.

Он поднялся, подошел к огню и, наклонившись, поднял кочергу.

Марион сделала вид, что зевает.

— Да нет его у меня. Приходите завтра, я устала.

— Устали? Мне очень жаль, однако… — Он сделал движение головой, и монгол, подкравшись к Марион сзади, заломил ей назад руки. Тохт в это время взял раскаленную кочергу и направился к девушке.

— Мне кажется, я вас поняла, — сказала она.

— Надеюсь, — Тохт вздохнул, как человек, уставший от насилия, но кочерги из рук не выпустил. Он подошел к Марион, девушка почувствовала жар раскаленного метала и отвернула лицо, пытаясь вырваться из крепких рук монгола.

— Подождите, я покажу вам, где медальон.

— Ты уже упустила свой шанс, дорогуша.

Садист старой закалки, решила она. Плевал он на медальон, ему бы тыкнуть кочергой мне в лицо. Она вновь попыталась вырваться, но тщетно. Жизнь и так все у тебя отняла, подумала девушка, пусть забирает и красоту. Она взглянула на кочергу, которая была уже в нескольких дюймах от ее лица и, отчаявшись выбраться, укусила монгола за руку. Но и это не помогло, тот лишь ударил ее, но рук не разжал.

Раскаленный металл был уже дюймах в 5 от нее, в 4, в 3-х…

Она ощущала его тошнотворный запах.

И вдруг…

Вдруг все пришло в движение, замелькало, смешалось в какое-то размытое пятно, словно сделанный чернилами рисунок попал под дождь. Раздался треск, затем оглушительный грохот, рука Тохта взметнулась вверх, кочерга, выскользнув, перелетела через всю комнату и угодила в занавеску. От неожиданности монгол разжал руки и выпустил ее. Девушка бросилась прочь, еще не понимая, что произошло, взглянула на дверь и увидела, что на пороге стоит Индиана Джонс с неизменным хлыстом в одной руке и пистолетом в другой. В самый последний момент, подумала Марион, как кавалерийский эскадрон. Как ты догадался вернуться? — хотела крикнуть она, но вести разговоры было некогда — все внутри стало вверх дном, словно вихрь промчался по помещению. Марион метнулась к стойке, в это время Тохт выстрелил в нее, и она, нырнув за прилавок, угодила в кучу разбитого стекла. Стрельба совершенно оглушила девушку, однако она успела заметить, что монгол возится с автоматом, пытаясь нацелить его на Инди. Чем бы его ударить? Она схватила топорище и со всего маху стукнула монгола по голове. Он сел на пол. Но в это время кто-то еще ворвался в пивную, вышибив дверь, как если бы та была сделана из картона. Она выглянула из-за прилавка и увидела шерпа. Этот здоровый малый, один из местных, был готов служить любому, кто угостит его парой стаканчиков. Он вломился внутрь и, набросившись сзади на Инди, повалил его на пол.

Тохт заорал:

— Стреляй, стреляй в обоих!

Мужчина с повязкой на глазу, услышав приказ Тохта, выхватил пистолет и навел на дерущихся. Марион похолодела от ужаса. Однако в этот момент Инди и шерп прекратили единоборство, рванулись к валявшемуся на полу оружию, схватили его и, нацелив на одноглазого немца, вдвоем спустили курок. Пуля угодила мужчине в горло, удар был таким сильным, что его отбросило в другой конец комнаты. Он сделал пару неверных шагов назад и шлепнулся, приткнувшись спиной к стойке. На лице его застыло совершенно потерянное выражение.

А Инди и шерп тем временем возобновили схватку: неожиданное перемирие закончилось, оружие выскользнуло из их рук, и они, пытаясь дотянуться до него, катались по полу, вцепившись друг в друга. Инди представлял собой отличную мишень для Тохта. Надо было как-то помешать немцу выстрелить. Марион подняла с пола автомат, свалившийся у монгола сплеча, и постаралась понять, как тот действует. Впрочем, чего тут думать, надо просто нажать на спусковой крючок — и она открыла огонь. Однако оружие так неистово прыгало у нее в руках, что все пули летели мимо Тохта. Затем ее внимание отвлекли языки пламени: загорелись занавески, в которые угодила раскаленная кочерга. Огонь быстро распространялся по помещению. Кажется, в этой битве победителей не будет, решила Марион.

Краем глаза она увидела, как Тохт скрючился у стойки, пытаясь уклониться от бушующего огня. Он видит его, поняла вдруг девушка, он заметил медальон. Его рука скользнула к диску, на лице заиграла удовлетворенная улыбка, но тут же раздался душераздирающий вопль — раскаленный медальон опалил его ладонь, оставив на ней свои очертания и замысловатый узор из древних слов, выбитых в бронзе. Боль от ожога была невыносимой. Тохт выпустил медальон и бросился к двери, прижимая к груди обоженную руку.

Инди все еще продолжал сражаться с шерпом, а непалец бегал вокруг, пытаясь выстрелить в Инди, но так, чтобы не попасть в его противника. В автомате у Марион уже закончились патроны, и она вновь вспомнила о пистолете, спрятанном за чучело ворона. Сквозь языки пламени и невыносимый жар она бросилась туда Вокруг, словно противотанковые гранаты, взрывались бутылки с алкоголем. Она схватила оружие. Хоть бы попасть, молила девушка.

Дым слепил глаза, она задыхалась.

В этот момент Инди ударил ногой шерпа и откатился от него на несколько футов. Теперь он был отличной мишенью для непальца.

Торопись! Медлить нельзя!

Она спустила курок. Непалец дернулся — Марион не промахнулась. Сквозь дым и волны жара она увидела благодарную улыбку на лице Инди.

Он схватил хлыст, нахлобучил шляпу и заорал:

— Сматываемся!

— А про медальон забыл?

— А он здесь?

Марион отпихнула ногой пылающий стул. Уже начали рушиться перекрытия. Подняв в воздух сноп искр, вниз рухнула потолочная балка.

— Да Бог с ним! — крикнул Инди. — Надо выбираться отсюда.

Но Марион, не слушая его, бросилась к тому месту, где Тохт выронил медальон. Кашляя и утирая слезящиеся от дыма глаза, он наклонилась и шарфом, который по-прежнему был намотан вокруг шеи, взяла раскаленный диск. Затем заглянула в деревянный ящичек, где хранились деньги.

Невероятно! Одна зола! Все 5 тысяч вылетели в трубу.

Инди схватил ее за руку и потянул к двери.

— Пошли! Пошли! — вопил он.

Они выскочили на улицу и побежали прочь от полыхающего дома. Пламя с дикой яростью пожирало остов строения. Вверх столбом подымался дым, а огненные языки, оставляя за собой мерцающие угли и жирную копоть, пробив крышу, уже лизали ночное небо.

С другой стороны улицы Марион и Инди смотрели, как догорает пивная. Он все еще держал девушку за руку, и его прикосновение вновь напоминало ей прошлое, которое она так стремилась забыть. Она высвободила руку и отодвинулась от него.

Здание уже догорало, но бревна еще потрескивали. Девушка молча смотрела на пожар, потом сказала:

— Мне кажется, ты у меня в долгу.

— Неплохо для начала.

— Для начала у меня есть вот это. — Она протянула ему медальон. — Теперь мы с тобой партнеры, мистер. Эта штучка — моя собственность.

— Партнеры? — он обалдел.

— Да, черт побери.

Они снова уставились на пожар, ни один из них не заметил, как в темный проулок, отходящий от главной улицы, проскользнул Арнольд Тохт.

Уже сидя в машине Марион спросила:

— И что же теперь?

Инди помолчал, потом ответил:

— Египет.

— Египет? — Марион подняла на него глаза. — Ты возишь меня по самым экзотическим странам.

Облака несколько рассеялись, и на ночном небе всплыла бледная луна, оттенив мрачные силуэты гор. Сердце Инди сжалось от недобрых предчувствий.

Марион неожиданно рассмеялась.

— Что случилось?

— Вспомнила. Тебя и твой хлыст.

— Между прочим, он спас тебе жизнь.

— Я глазам не поверила, когда увидела тебя в дверях, а о твоем хлысте я давно забыла. — Она снова засмеялась. — Сейчас вспомнила, как раньше ты упражнялся с ним, поставив к стене целую батарею из бутылок.

Он увлекся кнутом после того, как однажды в цирке, — ему тогда было 7 лет, не больше, — увидел, как мастерски владеет им один из артистов. Он вытворял с хлыстом такие чудеса, что все были поражены. Инди тоже начал тренироваться, час за часом, день за днем, и эти упражнения увлекли его не на шутку.

— Ты хоть когда-нибудь с ним расстаешься? — спросила девушка.

— Когда читаю лекции.

— Но спишь точно с ним.

— Бывает.

Она замолчала, бросив взгляд в окно, затем спросила:

— Бывает — что?

— Сама догадайся.

— Уже догадалась.

Он взглянул на нее, но тут же опять уставился на дорогу.

 

Глава 6

Тунис, раскопки. Египет

Раскаленное солнце не щадило пустыню — от одного горизонта до другого расстилался только выжженный песок. Славное местечко, решил Беллок, такое впечатление, что находишься на погибшей планете — ни деревца, ни кустика, ни зданий, ни людей. Ни людей. Вот это, пожалуйста. Без людей он вполне мог обойтись. Он уже давно понял, что предательство среди людей — самое обычное дело, и платил им той же монетой. А если не предательство, то грубая сила. Он прикрыл глаза рукой и двинулся вперед, наблюдая как проводятся раскопки. Не плохо они здесь все оборудовали, но немцы это любят — побольше шума, побольше помпы. Он засунул руки в карманы и начал разглядывать грузовики и бульдозеры, арабских землекопов и немецких специалистов. И этого дурака Дитриха, который мнил себя здесь царем и господином, носился вокруг так, будто за ним гонится смерч, и тявкал на всех не переставая.

Он остановился и уставился перед собой невидящим взглядом. Ему вспомнилась встреча с фюрером и обильные комплименты, которые тот расточал. Вы всемирно известный специалист в данном вопросе, насколько я знаю, а мне как раз нужны только лучшие из лучших. Льстивый неуч. За неумеренными похвалами последовал какой-то исторический бред о тысячелетнем рейхе, о грандиозных планах, которые могли зародиться только в голове у помешанного. Беллок перестал его слушать, он просто в удивлении смотрел на фюрера, пораженный, что судьба целой страны может стать игрушкой в руках такого идиота. И, разумеется, мне нужен Ковчег. Ковчег принадлежит рейху. Такая священная реликвия, естественно должна принадлежать Германии.

Беллок прикрыл глаза, утомленные ярким светом. Посторонний шум, выкрики немцев и арабов перестали существовать для него. Ковчег, думал он, нет, никому он и ничему не принадлежит, ни каком-то человеку, ни месту, ни времени. А вот его секреты, если они существуют, будут принадлежать мне. Он открыл глаз и вновь уставился на раскопки, на выкопанные в песке огромные кратеры, и неожиданно понял, что Ковчег близко, рядом, уже ощущал его силу, слышал тихий шепот, который вскоре перерастет в оглушительный рев. Он вытащил руки из карманов и ставился на лежащий на ладони медальон. И чем дольше смотрел, тем яснее понимал, что идея Ковчега затягивает, порабощает его, он испугался, что в конце концов может поддаться, уступить этому безумию. Если долго стремиться к чему-то, как он всю жизнь стремился к обладанию Ковчегом, то наступает момент, когда трудно провести грань между безумным и…

Божественным.

Возможно, именно таким было безумие религиозных фанатиков и святых, когда видения так поглощали их, что реальность — исчезала. Наступает состояние, когда человек, охваченный грандиозным космическим чувством, разрывает тонкую ткань реального мира и, растворяется в пространстве, начиная, наравне с Богом, понимать скрытую, таинственную суть вещей.

Возможно, все так и будет. Беллок улыбнулся.

Он двинулся в обход территории раскопок, огибая грузовики и бульдозеры. В его руке, по-прежнему был зажат медальон. Он подумал о том, как эти головорезы Дитриха, которых тот направил в Непал, загубили все дело, и скривился от отвращения.

Хорошо еще, что благодаря этому болвану Тохту, поездка не оказалась совсем бессмысленной: Тохт, жалобно скуля, показал Беллоку обоженную ладонь, рассчитывая на сочувствие. Дурак даже не понял, что на его руке осталась точная копия предмета. Который он так и не смог достать.

Он веселился от всей души, наблюдая, как беспокойно ерзает на месте Тохт, пока он, Беллок, час за часом и день за днем старательно срисовывал у него с ладони узор. Он работал очень тщательно, пытаясь как можно точнее воспроизвести оригинал. И все же это было не то. Конечно, для расчетов сгодиться и копия, но кто знает, что скрывает реальный медальон, какие тайны.

Беллок засунул диск обратно в карман и. Заметив Дитриха. Подошел к нему. Довольно долго он простоял рядом, не делая попытки заговорить и откровенно радуясь тому, что его присутствие выводит немца из себя. Наконец Дитрих сказал:

— Все идет хорошо, как ты думаешь?

Беллок кивнул и вновь прикрыл глаза рукой. Сейчас он уже размышлял о другом, о том, что его взволновало: один из подхалимов Дитриха, вернувшись из Непала, рассказывал, что видел там Индиану Джонса.

Конечно, было ясно, что рано или поздно Джонс снова объявится и как всегда принесет собой массу неприятностей. Правда, Индиана так никогда и не смог одержать верх над ним, ему для этого не хватает хитрости. И интуиции. И решимости идти до конца.

Однако недавно его заметили в Каире с дочкой Равенвуда.

Дитрих повернулся к нему и спросил:

— Ты уже обдумал то, о чем мы говорили?

— Обдумал.

— Я надеюсь, решение — положительное?

— Случается, надежды не сбываются.

Дитрих молча смотрел на француза.

Беллок улыбнулся.

— Однако на этот раз ты прав.

— Ты хочешь, чтоб этим занялся я?

Беллок кивнул.

— Уверен, что ты справишься.

— Не сомневаюсь, — ответил Дитрих.

 

Глава 7

Каир

Стояла теплая душная ночь. Воздух, почти лишенный кислорода, был настолько сухим, что казалось, дневной зной выпил из него всю влагу. Инди сидел с Марион в кофейне, лишь по временам отрывая взгляд от входной двери. Вот уже много часов они скитались по каким-то закоулкам, избегая людных мест, и все же чувство, что за ними следят, не оставляло его. Марион выглядела усталой и разбитой, ее длинные волосы стали влажными от пота. Инди чувствовал, что терпение девушки на исходе: она подносила к губам чашечку с кофе и поверх нее бросала на Инди взгляды, полные укоризны. Он не отрывал глаз от входа, внимательно разглядывая всех входящих и выходящих посетителей, и время от времени подставлял лицо под слабое дуновение скрипящего над головой вентилятора.

— Ты мог бы, по крайней мере, сообщить мне, как долго нам еще прятаться по углам, — сказала Марион.

— А мы еще прячемся по углам?

— Слепому ясно, что мы от кого-то скрываемся, Джонс. Я начинаю сожалеть, что уехала из Непала. Не забудь, у меня там было прибыльное дело, то самое, которое ты спалил.

Он с улыбкой посмотрел на нее и подумал, что рассерженный вид ей очень к лицу, потом перегнулся через столик и накрыл ладонью ее руку.

— Мы скрываемся от типов вроде тех, с которыми пришлось иметь дело в Непале.

— Хорошо, поверим. И до каких пор?

— Пока я не почувствую, что мы в безопасности и можем идти дальше.

— Можем идти — куда? Что ты задумал?

— Видишь ли, я не один на свете, у меня полно друзей.

Она вздохнула и, сделав последний глоток, откинулась с закрытыми глазами на спинку стула.

— Разбудишь меня, когда соберешься в путь.

Инди поднялся и потянул ее за руку.

— Пора, — сказал он. — Уходим.

— Вот так всегда, — пробормотала она. — Как только решишь немного соснуть…

Они вышли из кофейни и очутились в темном безлюдном переулке. Инди остановился и поглядел по сторонам, затем взял ее за руку и двинулся вперед.

— Хоть бы намекнул, куда мы направляемся.

— В гости к Салле.

— И кто такой этот Салла?

— Лучший землекоп в Египте.

Он очень рассчитывал на то, что Салла живет там же, где и раньше, и кроме того в глубине души надеялся, что он, возможно, принимает участие в раскопках в Тунисе.

На углу, где две узенькие улочки расходились в разные стороны, Инди остановился.

— Сюда, — произнес он наконец и потянул Марион за собой. Она вздохнула, потом зевнула и двинулась за ним.

В темноте мелькнул чей-то неясный силуэт, кто-то или что-то метнулось за ними следом, бесшумно скользя по земле и не отставая ни на шаг.

Салла так встретил своего друга, словно со дня их последнего свидания прошло не больше двух недель. А ведь прошли годы. Впрочем, Салла почти не изменился — те же умные глаза на загорелом лице, тот же бьющий через край оптимизм и то же радушное гостеприимство. Как только Файя, жена Саллы, провела гостей в дом, хозяин бросился им навстречу и горячо обнял.

Этот теплый прием тронул Инди до глубины души — здесь он чувствовал себя как дома. Когда они уселись за стол и принялись за еду, которую Файя умудрилась приготовить с непостижимой быстротой, Инди бросил взгляд напротив, где за отдельным столиком сидело многочисленное потомство Саллы.

— Кое-что все же изменилось, — сказал Инди и, положив в рот кусочек баранины, кивнул в сторону ребятишек.

— Да, — ответил Салла, а его жена с гордым видом улыбнулась. — Прошлый раз их было значительно меньше.

— Я помню троих, — вставил Инди.

— А сейчас-9.

— 9! — Инди в изумлении потряс головой.

Марион встала из-за стола и подошла к детям. Она поговорила с каждым, погладила и приласкала их, поиграла немного и затем снова вернулась к столу. Инди показалось, что он заметил, как она и Файя обменялись понимающими улыбками, еле заметными, но безусловно имеющими отношение к детям. Сам Инди воспринимал детей лишь как обузу, у него никогда не хватало времени на них.

— Мы решили остановиться на девяти, — сообщил Салла.

— Мудрое решение.

Хозяин положил в рот финик и какое-то время молча жевал его, потом произнес:

— Я рад снова видеть тебя, Индиана. Я очень часто о тебе вспоминал и даже подумывал написать, но письма мне плохо удаются. И мне кажется, тебе тоже было не до писем.

— Тебе правильно кажется. — Инди также взял финик — сочный и аппетитный — и засунул его в рот.

Салла улыбнулся.

— Я не хочу быть назойливым, но у меня такое впечатление, что ты приехал в Каир не только для того, чтобы повидаться со мной. Правильно?

— Правильно.

— И я могу поспорить, что знаю, зачем ты здесь.

Инди уставился на своего друга, потом улыбнулся, но ничего не ответил.

— За столом о делах не говорят, — важно заметила Файя.

— Поговорим позже, — сказал Инди, взглянув на Марион, у которой слипались глаза.

— Да, позже, когда все угомоняться, — добавил Салла.

С минуту в комнате стояла тишина, и вдруг будто что-то взорвалось за столиком, где сидели дети.

Файя обернулась и попыталась утихомирить развеселившуюся ребятню. Но дети ее не слушали, что-то полностью захватило их внимание. Мать поднялась и строго заметила:

— Как вы ведете себя, ведь у нас гости.

Однако это их не успокоило. Тогда она подошла к столику и только тут поняла причину неожиданного веселья — среди тарелок сидела на корточках маленькая обезьянка и жевала кусочек хлеба.

— Кто принес сюда эту малышку? Кто это сделал?

Все молчали. Обезьянка взяла в передние лапки корку и начала важно расхаживать с ней по столу. Дети с восторгом наблюдали за ее проделками. Неожиданно обезьянка сделала кувырок и продемонстрировала стойку на руках. Потом она соскользнула со стола и прямиком бросилась к Марион, прыгнула ей на руки и нежно поцеловала в щеку. Девушка рассмеялась.

— Так ты умеешь целоваться? — спросила она.

Файя удивилась.

— Как же она сюда попала?

Дети молчали, затем один из них — Инди вспомнил, что он был старшим — произнес:

— Мы не знаем. Она сама пришла.

Файя недоверчиво посмотрела на свой выводок.

— Если вы не хотите иметь дома животное, — начала Марион, но Файя перебила:

— Раз она тебе нравится, то все в порядке.

Марион еще с минуту подержала обезьянку, прежде чем спустить ее на пол, однако та, сверкнув глазами, тут же снова забралась к ней на руки.

— Любовь с первого взгляда, — констатировал Инди.

Животные интересовали его не больше детей, к тому же он находил их еще менее забавными.

Марион обняла малышку и нежно прижала к себе. Инди с удивлением смотрел на эту картину. Лобызаться с какой-то мартышкой? Он взглянул на Саллу, который как раз вставал из-за стола.

— Пошли, выйдем во двор, — предложил хозяин и направился к двери. Инди двинулся следом.

На улице стояла невыносимая духота, стена, ограждающая дворик, не допускала внутрь и дуновения свежего воздуха. Инди почувствовал, что засыпает, однако время для отдыха еще не наступило.

Салла указал ему на плетеное кресло, и Инди сел.

— Ты хочешь поговорить со мной о Тунисе, — сказал Салла.

— Точно.

— Я так и думал.

— Значит, ты там работаешь?

Салла ответил не сразу, устремив взгляд в черное небо.

— Инди, — произнес он наконец, — сегодня я проник в тот зал в Тунисе, где находится макет города.

Хотя он и ожидал чего-то подобного, эта новость все же потрясла его. На какое-то время он даже растерялся, все мысли, воспоминания, намерения, казалось, скользнули в пустоту. Легендарный зал в Тунисе, содержащий миниатюрный макет города! Затем на ум ему пришел Абнер Равенвуд, человек, который всю жизнь положил на поиски Ковчега и так и умер, сойдя с ума, одержимый все ой же идеей. Неожиданно Инди осознал, что его охватывает необъяснимое чувство ревности, словно это он должен был первым проникнуть в этот зал, как если бы это было его законное право, непостижимым образом переданное ему Равенвудом. Безумие какое-то, сказал он себе и взглянул на Саллу.

— И как у них идут дела?

— Ты знаешь фашистов с их дисциплиной.

— Да, исполнять приказы — это их любимое дело.

— Кроме того, у них работает один француз.

— Француз?

— Беллок.

Инди застыл в кресле. Беллок. Снова этот ублюдок. Шастает по всему свету, будь он неладен.Инди почувствовал, как его охватывает злоба, но затем какое-то новое чувство зашевелилось внутри. А неплохо будет помериться с ним силами и отомстить за прошлое поражение. Он улыбнулся. Ну что ж, Беллок, ты у меня получишь, произнес он мысленно и сам поразился своей решимости.

Он достал из кармана медальон и протянул его Салле.

— Хоть они и нашли зал с макетом города. Без этой штуки им далеко не уехать.

— Я так понимаю, это солнечный диск, венчающий жезл Ра.

— Точно. Но что написано на нем, я понять не могу, а ты?

Салла покачал головой.

— Я тоже. Правда, тут есть один человек, завтра я отведу тебя к нему.

— Это будет неплохо, — заметил Инди. Он взял у Саллы медальон и засунул в карман. Тут он в сохранности, а Беллок без него как без рук, подумал он с удовлетворением. Я обошел тебя, Рене. Если бы можно было так же просто решить проблему с фашистами.

— Сколько немцев занято на раскопках? — спросил он вслух.

— Что-то около сотни. Я так и думал. — Инди закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Он чувствовал, как постепенно его охватывает дремота. Я должен что-то придумать, сказал он себе. И как можно скорее.

— Меня тревожит одна вещь, — донесся до него голос Саллы. Инди встрепенулся.

— Какая вещь?

— Ковчег. Если он действительно в Тунисе…— Салла умолк, его лицо болезненно искривилось. — В общем, лучше бы его не трогать. За ним по пятам всегда следовала смерть. Всегда. Он не принадлежит этому миру, ты понимаешь меня?

— Понимаю.

— И потом этот француз… Он просто помешался на реликвии. Я заглянул ему в глаза и увидел там такое… я даже объяснить тебе не могу. Да и немцы его недолюбливают. Впрочем, ему плевать. Ему вообще на все плевать. Ковчег— это единственное, что его интересует. А видел бы ты, как он все разглядывает, ничего не упустит. Когда он вошел в зал, где хранится макет города, то лицо у него приняло такое странное выражение, словно он вдруг переместился куда-то. Не хотел бы я там оказаться.

Неожиданно из душной темноты до них донесся порыв ветра, поднял в воздух песок и пыль и так же внезапно утих.

— А сейчас тебе пора спать, — заявил Салла. — Мой дом-твой дом.

— Спасибо, Салла, — поблагодарил Инди, и приятели вошли в дом.

Было тихо. Подойдя к дверям комнаты, где спала Марион, Инди остановился и прислушался к ее ровному дыханию. Спит как младенец, подумал он, и в памяти возник образ Марион, какой она была много лет назад, во время их непродолжительного романа. Однако желание, охватившее его, относилось уже к теперешней, взрослой женщине.

Это чувство почему-то его обрадовало.

Он осторожно двинулся дальше по коридору, Салла шел за ним следом.

Ребенка больше нет, есть женщина.

— Борешься с искушениями, Инди? — спросил Салла.

— А ты не знал о моих пуританских наклонностях?

Салла пожал плечами и загадочно усмехнулся. Войдя в комнату для гостей, Инди прикрыл за собой дверь и улегся на постель. В глубине коридора были еще слышны шаги Саллы, наконец они затихли, и дом погрузился в тишину. Инди закрыл глаза, рассчитывая тут же уснуть, но к его удивлению сон не приходил, оставаясь где-то за гранью его утомленного сознания.

Он беспокойно ворочался в постели. Почему же он не может заснуть? Борешься с искушениями, Инди? Он закрыл глаза руками, снова несколько раз перевернулся с боку на бок, но образ безмятежно спящей в своей комнате Марион не отступал. Он вылез из кровати и открыл дверь. Оправляйся-ка лучше в постель, посоветовал он себе. А то сам не знаешь, что делаешь.

Он выскользнул в коридор и на цыпочках, словно вор, прокрался к комнате девушки. У дверей он остановился, помедлил, повернул, было назад, но потом надавил на дверную ручку и вошел в спальню. Она лежала, не шевелясь, поверх покрывала, вся в лунном свете, словно укутанная прозрачным серебристым крылом ночной бабочки, руки прижаты к груди, лицо нежное и юное… Она казалась такой красивой, беззащитной. Спящая женщина, залитая лунным сиянием — у него захватило дыхание. Он подошел к постели и сел на самый краешек, не сводя с нее глаз. Потом легко коснулся кончиками пальцев щеки девушки. Она тут же открыла глаза — огромные, темные, но ничего не казала. Инди приложил палец к ее губам.

— Хочешь спросить, почему я здесь?

— Теряюсь в догадках, — насмешливо ответила она. — Наверное, решил объяснить мне все тонкости реформ Рузвельта? Или ожидал, что я тут же в обморок грохнусь?

— Ничего я не ожидал.

Она засмеялась.

— Все чего-то ждут, это я за свою жизнь уже успела понять.

Он взял ее за руку и почувствовал, что она дрожит, потом наклонился и поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, но вяло и бесстрастно. Он выпрямился и пристально посмотрел на нее. Марион села в постели и натянула на себя простыню, прикрывая упругую, совсем не детскую грудь, просвечивающую сквозь тонкую ночную рубашку.

— Можно попросить тебя уйти? — сказала она наконец.

— Почему?

— Мне непременно надо что-то объяснять?

Инди вздохнул.

— Ты меня так сильно ненавидишь?

Она взглянула в окно.

— Какая красивая луна.

— Я задал тебе вопрос.

— Тебе не удастся снова ворваться в мою жизнь, Инди. Не удастся выбить у меня опору из-под ног и заставить собирать осколки прошлого. Понимаешь меня?

— Да.

— А теперь я хочу спать.

Он медленно поднялся на ноги, а когда был уже у двери, услышал ее голос.

— Я тоже хочу тебя, но дай мне какое-то время, хорошо? Посмотрим, что получится.

— Хорошо, — И он вышел в коридор, тщетно пытаясь заглушить в себе чувство острого разочарования. Луна светила сквозь окно в дальнем конце прохода, бросая на пол причудливые тени. Его желание стало ослабевать, и он с горечью подумал, что вел себя как осел. Впрочем, не в первый раз.

После того как Инди ушел, Марион не могла заснуть. Она села у окна и принялась разглядывать ночной город: купола, минареты, плоские крыши домов. Почему он не дал ей возможность прийти в себя? Жизнь так и не научила его терпению, такой же безрассудный в делах любви, как и во всем остальном. Неужели он не понимает, что людям нужно время, которое, конечно, не Бог весть какой целитель, но все же… Не может же она выхватить себя из прошлого и швырнуть в грубые объятия настоящего. Такие вещи надо делать как-то не так — осторожнее, тактичней…

Если вообще стоит их делать.

Быстрая тень мелькнула в гардеробной, где Инди и Марион оставили свои чемоданы. Существо двигалось с поразительной осторожностью, открывало сумки, перебирало одежду, поднимало даже крошечные клочки бумаги, тщательно все разглядывая. Но, видимо, то, что было нужно, не попадалось. Требовалось, чтобы предмет был определенной формы, рисунок или вещь — не имело значения, главное— форма. Ничего не обнаружив, существо поняло, что хозяин рассердиться, а это значит, что вкусной еды не будет. Возможно, даже накажут. Существо вновь постаралось вспомнить, как должен выглядеть нужный предмет— медальон в виде солнца с дыркой посередине, и какие-то знаки вокруг — и снова принялось за поиски.

Опять — ничего.

Обезьянка бесшумно выскользнула в коридор, подобрала остатки еды со стола, где она играла с милой женщиной, и, прыгнув в окно, растворилась в темноте.

 

Глава 8

Каир

Наступил день, такой солнечный и ясный, что небо казалось ярким до белизны. Все вокруг сверкало и слепило глаза: стены и ткани, одежда и посуда.

— Зачем тебе понадобилась эта обезьяна? — спросил Инди, кивнув в сторону мартышки, когда он и Марион оказались на улице, запруженной галдящими людьми и суетливыми торговцами.

— Она сама увязалась за мной, я ее не брала.

— Ты ей понравилась

— Дело не во мне. Она решила, что ты ее папочка — вы определенно похожи.

— Внешне, возможно, но духовный мир у нее явно твой.

Марион помолчала, потом неожиданно спросила:

— Почему ты не нашел себе какую-нибудь милую женщину и не завел с ней 9 детей?

— А почему ты решила, что не нашел?

Она удивленно посмотрела на него, и он с удовлетворением подумал, что вид у нее ошарашенный. Ему оказалось, что он даже заметил во взгляде что-то похожее на ревность. Наконец она произнесла:

— Ты слишком безответственный для такого дела. Мой папа сразу раскусил тебя, Инди. Он всегда говорил, что ты бездельник.

— Как мило с его стороны.

— Самый талантливый бездельник из всех его учеников. Но лентяй — он лентяй и есть. И все-таки, знаешь, он тебя любил. Тебе надо было сильно постараться. Чтобы он изменил свое отношение к тебе.

Инди вздохнул.

— Мне не хочется возвращаться к этому, Марион.

— Мне тоже. Но время от времени не мешает напоминать тебе кое о чем.

— Чтобы уколоть мое самолюбие?

— Вот именно. Чтобы не забывался.

Инди ускорил шаг. Иногда, несмотря на кажущуюся непроницаемость, ей все же удавалось задеть его за живое. Вроде того неожиданного приступа желания вчера ночью. Мне же это не нужно, вновь решил он. Это может стать только помехой. Любовь всегда предполагает какой-то внутренний порядок, а я привык к хаосу, я в нем, как рыба в оде.

— Ты мне так и не сообщил, куда мы направляемся, — наконец сказала Марион.

— Встретимся с Саллой, он отведет нас к одному специалисту.

— И не надоело тебе таскать меня повсюду. Совсем как мой отец. Тот тоже таскал меня по всему свету, словно старую тряпку.

Они дошли до места, где улица разветвлялась. Неожиданно обезьяна вырвалась из рук Марион и вприпрыжку помчалась прочь сквозь толпу.

— Эй! Вернись! — закричала Марион.

— Да пусть бежит. — Инди облегченно вздохнул.

— Я привязалась к ней.

Инди сверкнул на нее глазами, схватил за руку и поволок за собой.

Обезьянка стремительно неслась вперед, лавируя среди прохожих и ловко увертываясь от людей, старающихся ее поймать. Неожиданно она завернула за угол, влетела в распахнутую дверь и прямиком прыгнула на руки своему хозяину. Человек прижал малышку к себе, засунул ей в рот конфету, затем вышел из дома. Дрессировать мартышку намного выгоднее, чем натаскивать собаку — она во сто раз умнее, подумал он.

Мужчина оглядел узкую улочку, потом, запрокинув голову, помахал кому-то на крыше. Ему помахали в ответ.

Он погладил обезьянку: она хорошо справилась с заданием — выследила двоих, которых надо убить, причем сделала это не менее ловко, чем опытный сыщик, не вызвав и тени подозрения.

Отлично, подумал мужчина, отлично.

Инди и Марион свернули в сторону небольшой площади, уставленной лавками уличных торговцев и битком набитой покупателями. Внезапно Инди остановился. Знакомое покалывание в затылке предупреждало его о надвигающейся опасности. Что-то должно случиться.

Он оглядел толпу. Но что именно?

— Почему мы остановились? — спросила Марион.

Инди не ответил.

Толпа. Тут сам черт не разберется, с какой стороны ждать нападения. Он сунул руку под куртку и нащупал рукоять хлыста, потом вновь обвел глазами море людей вокруг. Наконец его взгляд остановился на группе мужчин, которые двигались в его сторону, причем более целеустремленно, ем кто-то другой.

Несколько арабов и пара европейцев.

Через секунду Инди увидел, как блеснуло на солнце что-то металлическое. Кинжал, мелькнуло у него в голове. В руке приближающегося к ним араба вновь сверкнуло оружие. Инди быстро выхватил хлыст и замахнулся. Угрожающе просвистев в воздухе, хлыст обвился вокруг запястья араба, и кинжал выскользнул из его руки. Но тут Инди увидел, что еще какие-то люди обступают их с Марион со всех сторон.

— Выбирайся отсюда. — сказал он девушке, подтолкнув в спину. — Беги!

Но Марион не тронулась с места. Вместо этого она схватила метлу с ближайшего прилавка и сунула в лицо другому арабу, который тут же упали покатился по земле.

— Уходи, — настаивал Инди. — Уходи же!

— Черта с два.

Их слишком много, подумал Инди, лишком много даже на двоих. Краем глаза он заметил широкое лезвие топорика, нацеленное на него, и снова замахнулся хлыстом, обвил шею нападавшего, потянул на себя. Издав стон, араб рухнул на землю. Но тут на него набросился один из европейцев, пытаясь вырвать хлыст из рук. Инди со всего маху ударил его ногой под дых. Схватившись за живот, противник упал навзничь на лоток с фруктами, раздавив весь товар, так что прилавок стал походить на какой-то авангардистский натюрморт. Повернув голову, Инди заметил в стене открытую дверь. Он схватил Марион за руку, пихнул ее внутрь и задвинул засов. Девушка бурно протестовала, но выбраться наружу не могла.

Инди тем временем оглядел площадь и, работая хлыстом, принялся крушить прилавки: хаос и неразбериха — вот что сейчас его спасет. Прямо рядом с его ухом просвистел нож, он еле успел уклониться, но не растерялся и метким ударом хлыста обвил щиколотку нападавшего араба. Под истошные вопли торговцев противник шлепнулся в груду черепков от разбитых ваз и горшков.

Инди озирал произведенный им разгром. Интересно, сколько их еще на него одного. Его боевой дух разыгрался.

Однако нападавших больше не было, по площади сновали одни торговцы, ругавшие на чем свет стоит полоумного с хлыстом, который уничтожил весь их товар Инди начал пятиться в сторону двери в стене, откуда до него доносились крики Марион, она не переставая барабанила кулаками по дереву. Он уже протянул руку к задвижке, как вдруг перед ним вырос одетый в бурнус араб с огромным ножом. Инди закрылся от удара, потом схватил араба за запястье, пытаясь вырвать нож.

Марион тем временем оставила дверь в покое и огляделась, надеясь обнаружить еще один выход на площадь. Черт бы побрал этого Инди, думала она, тоже мне рыцарь выискался! Дикость средневековая! Я, слава Богу, сама могу за себя постоять. Она повернулась и двинулась вперед по узкому проулку — но тут же остановилась: прямо на нее с угождающим видом надвигался какой-то араб. Она метнулась в ближайший проход, незнакомец побежал следом.

Тупик.

Впереди-стена.

Она вскарабкалась наверх, прислушалась — араб догонял ее, уже слышалось его неровное дыхание. Она спрыгнула с другой стороны стены и затаилась в нише между двумя домами. Через минуту Марион осторожно выглянула наружу. Араб возвращался, и не один. Рядом с ним вышагивал один из европейцев, которого она уже видела на площади. Марион вжалась в нишу, стараясь не дышать и как-то приглушить колотящееся сердце. Что нужно делать в таких ситуациях? — думала она. Спрятаться и сидеть тихо, как мышь. Она забилась еще глубже в нишу, в самую тень, как вдруг ее взгляд упал на высокую плетеную корзину. Вот и отлично, почувствую себя ненадолго в шкуре одного из 40 разбойников. Она влезла в корзину, захлопнула крышку и затихла. Сквозь отверстие между прутьями до нее доходили голоса преследователей, но разобрать слова было нелегко, они говорили на таком ужасном английском, что даже если бы она находилась совсем близко от них, и то вряд ли смогла бы все понять.

Посмотри здесь.

Здесь я уже смотрел.

Марион сидела, затаив дыхание.

Однако она не видела — и не могла видеть, — что на стену прямо напротив ниши вскарабкалась обезьянка. Неожиданно до слуха девушки донеслось ее невразумительное бормотание. Марион вздрогнула и, наконец, поняла — мартышка, она следовала за мной. Ах ты, маленькая предательница! Она почувствовала, как корзину подняли и, выглянув в щель, увидела, что араб и европеец, вскинув на плечи, потащили ее куда-то словно мусор. Марион закричала, забарабанила по крышке, но та была теперь намертво закреплена.

А на рыночной площади Инди продолжал сражаться с арабом в бурнусе. Наконец ему удалось отпихнуть нападавшего, и он попятился к двери, шаря рукой в поисках задвижки. Площадь к этому моменту стала напоминать встревоженный пчелиный улей: обозленные торговцы носились вокруг, размахивая руками и тыча пальцами в полоумного с хлыстом. Инди вновь увидел нацеленный на него нож. Ногой отбросив противника в сторону толпы, он открыл дверь и оказался в проулке, посмотрел направо, налево — никого. Лишь в дальнем конце двое парней волокли какую-то корзину.

Куда же делась Марион?

И вдруг откуда-то до него донесся ее голос, она звала его. Жутковатое, приглушенное эхо разнеслось по проулку.

Корзина!

Двое мужчин уже заворачивали за угол, но он успел заметить, как дернулась сверху крышка. Вдруг неясное бормотание отвлекло его внимание, он посмотрел наверх — на стене сидела обезьянка и, казалось, презрительно усмехалась. Почему-то у Инди возникло желание достать пистолет и уложить ее на месте одним метким выстрелом. Но вместо этого, подавив неприязнь, он бросился следом за двумя парнями, уносившими корзину. Он тоже завернул за угол, подивившись, как быстро они продвигаются вперед. Ведь это не шутка тащить Марион. Он бежал налегке, но догнать их не мог — они всегда опережали его на один поворот. Он мчался следом по запруженным людьми и торговцами улицам, где ему приходилось отчаянно работать локтями, чтобы проложить себе дорогу Он не имел права упустить их с этой корзиной, дать им похитить Марион. Он пихался и толкался, не обращая внимания на протесты пешеходов. Вперед, как можно скорее, только не упустить их из виду.

Неожиданно до его слуха донеслись какие-то странные звуки — неясная, тягучая мелодия, приглушенная и печальная. Он остановился, пытаясь понять, что это. Только на секунду он отвел глаза от похитителей, но когда через мгновение бросился следом — их уже не было. Корзина исчезла.

Инди вновь принялся проталкиваться через толпу. Жалобные звуки, поразившие его минуту назад, становились все громче, все пронзительней.

Он завернул за угол и остановился.

Прямо перед собой он увидел двух арабов, тащивших большую плетеную корзину.

В мгновение ока он выхватил хлыст, Инди подсек одного, затем другого. Мягкая кожа словно змея обвила ноги противника. Корзина опрокинулась, он бросился к ней.

Марион там не было.

Совершенно обалдевший, Инди глядел на вывалившиеся предметы.

Ружья, винтовки, патроны…

Не та корзина.

Он вынырнул из переулка и вновь помчался по главной рыночной улице. Печальное завывание становилось все слышнее.

Он выскочил на огромную площадь и стал, пораженный открывшейся перед ним картиной ужасающей нищеты: все место кишело нищими, калеками, слепыми, убогими…Они протягивали к нему обрубки рук и ног в безумной надежде получить помощь. Пахло потом, мочой, испражнениями. Воздух, насыщенный зловониями, был таким густым, что трудно было дышать.

Стараясь никого не задеть, он пересек площадь.

И остановился.

Теперь он понял, да неслись эти печальные звуки.

В дальнем конце площади двигалась похоронная процессия. Людей было много, видимо, хоронили какое-то важное лицо. Лошади тянули катафалк, священнослужители нараспев читали суры из Корана, плачущие и причитающие женщины, с платками на головах, шли впереди процессии, слуги — сзади, а в самом конце, замыкая ее, ковыляло жертвенное животное.

С минуту Инди смотрел на людей, раздумывая, как ему пробраться сквозь вереницу скорбящих.

Он взглянул на гроб — дорогой, богато оформленный — и неожиданно в просвете между людьми заметил двух мужчин, которые волочили плетеную корзину к крытому грузовику, стоящему в самом дальнем конце. И хотя плач и рыдания траурной процессии заглушали все вокруг, ему все же показалось, что он слышит из корзины голос Марион.

Он уже был готов растолкать скорбящих и ринуться следом, но тут случилось непредвиденное.

С грузовика по людям открыли пулеметный огонь, который разметал все вокруг. Участники процессии и толпы нищих разбежались, только священнослужители продолжали распевать свои молитвы, пока одна из пулеметных очередей не угодила в крышку гроба. Щепки полетели во все стороны, и забальзамированный покойник скользнул на землю. Женщины завопили и запричитали еще оглушительнее. Кидаясь из стороны в сторону, Инди добежал до колодца в дальнем конце площади и, сделав по грузовику пару выстрелов, укрылся там. Через секунду он выглянул и увидел, что плетеную корзину закинули в кузов. Уголком глаза он заметил, что как раз в этот момент на противоположном конце площади с места тронулся черный Седан. Грузовик тоже начал двигаться в сторону одной из боковых улочек.

Прежде чем он успел скрыться из виду, Инди поднял пистолет, тщательно — очень тщательно — прицелился и спустил курок. Водитель грузовика ткнулся носом в руль, машину развернуло, она врезалась в стену и перевернулась. Инди бросился к ней. Но тут же в ужасе остановился.

Никогда еще такое отчаяние не охватывало его, никогда еще он не испытывал такой душевной муки, такого горя и чувства безысходности.

Прямо у него на глазах грузовик взорвался. В небо взметнулись языки пламени, посыпались детали и покореженные куски металла. Только теперь он понял, что корзину закинули в кузов, груженный боеприпасами.

Марион мертва. И это он, убил ее.

Оглушенный, потерянный, стоял он, закрыв глаза, сознание словно отключилось.

Как же так могло случиться?

Бог знает сколько времени он бесцельно бродил по улицам, ничего не соображая, постоянно возвращаясь в мыслях к тому моменту, когда он навел пистолет на водителя грузовика и выстрелил. Зачем? Как же ему не пришло в голову, что в грузовике может находиться что-то взрывоопасное?

Ты разрушил ее жизнь, когда она была еще девочкой. Теперь, когда она выросла, ты убил ее.

Он брел узким кривым улочкам, заполненным людьми, и снова, в который раз, обвинял себя в смерти девушки. Чувство вины перед ней не покидало его ни на миг, заставляя невыносимо страдать. Лекарство могло быть только одно — забыться, хотя бы на какое-то время.

Ноги сами принесли его к дверям бара. Где до этого они договаривались встретиться с Саллой. Теперь та жизнь казалась далеки прошлым, другим миром, да и сам он казался себе другим человеком.

Он вошел внутрь захудалой забегаловки, в нос ударил запах перегара, все помещение было заполнено едким табачным дымом. Он подсел к стойке, заказал виски и начал поглощать стакан за стаканом, удивляясь по ходу дела, почему так происходит, что одним везет, а другим — хоть в петлю лезь. Он раз сто прокрутил этот вопрос в своем затуманенном мозгу, пока тот не потерял всякий смысл и не превратился в некое подобие Летучего голландца, плавающего в океане алкоголя.

Он потянулся за следующим стаканом, когда вдруг что-то коснулось его руки. С трудом повернув голову, он увидел сидящую на стойке обезьянку, ту самую маленькую глупышку, которая так полюбилась Марион. Он вспомнил, как это идиотское создание даже целовалось с девушкой. Хорошо, если ты понравилась Марион, можешь сидеть здесь.

— Хочешь выпить, ты, макака?

Обезьянка, склонив голову набок, не отрывала от него глаз. И не только она. Инди увидел, что его пристально разглядывает бармен, как если бы он был буйнопомешанным, сбежавшим из соседнего приюта для слабоумных. Потом он заметил еще кое-что: трое мужчин европейского вида, судя по акценту — немцы, окружили его со всех сторон.

— С вами хотят поговорить, — произнес один из них.

— Извините, занят. Пью на брудершафт со своим лучшим другом.

Обезьянка заерзала на стойке.

— Вас никто не спрашивает, заняты вы или нет, мистер Джонс, — сказал немец. Он стащил Инди со стула и пихнул в сторону подсобного помещения. Бормоча что-то и попискивая, обезьянка метнулась следом. В комнате было так накурено, что ум Инди сразу заслезились глаза.

В противоположном конце за столом сидел мужчина, и Инди понял, что эта встреча была давно запланирована и избежать ее невозможно.

Рене Беллок потягивал из стакана вино и крутил в руке цепочку с часами.

— Мартышка? — удивился он, взглянув на обезьянку. — Ты по-прежнему выбираешь себе замечательных друзей, как я погляжу.

— Смотри не лопни от остроумия, Беллок.

Француз поморщился.

— Ну и чувство юмора у тебя. Оно меня ужасало еще в студенческие годы. Твоим остротам всегда не хватало блеска.

— Мне что, тебя прямо сейчас придушить?

— Я понимаю твое состояние. Но видишь ли, не я втянул мисс Равенвуд в это грязное дело. Тебя гложет совесть, сознание, что ты всему виной, разве я не прав?

Инди шлепнулся на стул напротив Беллока. Тот наклонился к нему и произнес:

— Ты зол на меня за то, что я вижу тебя насквозь. Но знаешь, мне это нетрудно, ведь мы с тобой схожи.

Уставившись на француза налитыми кровью глазами, Инди отрезал:

— Попрошу без оскорблений.

— Посуди сам, — продолжал Беллок. — И для тебя и для меня археология всегда была чем-то вроде религии, и мы оба, без сомнения, часто отклонялись от проторенных путей. Мы с тобой склонны к неожиданностям… авантюрам. Да и методы у нас похожие, хоть ты и не согласишься со мной. В каком-то смысле, я твой двойник. Не так уж много требуется, чтобы ты стал таким же, как я, а. профессор? Немного больше решимости? Способность идти до конца и не гнушаться ничем, даже, скажем, убийством?

Инди молчал. Слова Беллока доходили до него как сквозь туман. Конечно, тот несет чушь, абсолютную чепуху, но произнесенная с французским акцентом, любая белиберда начинает звучать веско и убедительно.

Только не для меня, подумал Инди. Ему речь француза напоминало шипение змеи.

— Ты сомневаешься, Джонс? Но послушай, что привело тебя сюда? Желание добыть Ковчег, я прав? Мечты об антикварных редкостях, исторических реликвиях — ты заражен этим вирусом, жаждой поиска, желанием приобщиться к прошлому. — Беллок усмехнулся, продолжая раскачивать на цепочке часы. — Посмотри хотя бы на эти часы. Дешевка. Пустяк. А закопай их где-нибудь в пустыне на тысячу лет, и они станут бесценными. Люди — вроде тебя и меня — друг другу будут глотки резать из-за них. Конечно, Ковчег— это нечто другое. Тут дело не в выгоде, мы ведь понимаем это, и ты, и я. Но наша ненасытность всегда с нами, мой друг. Это наш общий порок.

Француз умолк, на его губах по-прежнему играла улыбка. Остекленевшие глаза уставились в пустоту, видимо, он продолжал беседу уже нес только с Инди, сколько сам с собой.

— Ты понимаешь, что такое Ковчег? Это же нечто вроде радиопередатчика, с помощью которого человек может общаться с Богом. И я очень близок к тому, чтобы завладеть им. Очень близок. Я ждал долгие годы. То, о чем я сейчас говорю, не имеет отношения к выгоде, это не жажда наживы. Я хочу не просто завладеть Ковчегом, а той силой, что заключена в нем.

— Ты собираешься подкупить сверхъестественное, Беллок? Заполучить власть?

Беллок откинулся на спинку стула, его лицо скривилось. Он медленно соединил вместе кончики пальцев.

— А ты разве нет?

Инди пожал плечами.

— Вот видишь, и ты не уверен. Даже ты. — Беллок понизил голос. — А я уверен, Джонс. У меня нет ни малейших сомнений. Мои поиски всегда вели меня в этом направлении. И теперь — я знаю.

— Совсем спятил, — пробормотал Инди.

— Жаль, но сейчас нам придется расстаться,, — продолжал Беллок. — Иногда ты был для меня неплохим стимулом, а в современном мире это не шуточное достоинство.

— Я в восторге от того, что ты так высоко меня ценишь, Беллок.

— Я рад. Нет, в самом деле. Но, боюсь, всему хорошему когда-то приходит конец.

— А не слишком ли многолюдно здесь для сведения счетов?

— Чепуха. Арабы не будут вмешиваться в дела белых людей. Они и пальцем не шевельнут, даже если мы сейчас начнем убивать друг друга. — Улыбнувшись и кивнув в сторону Инди, Беллок поднялся.

Инди, пытаясь протянуть время, обратился к нему:

— Надеюсь, твои предстоящие переговоры с Богом научат тебя чему-нибудь.

— Не сомневаюсь.

Инди попытался собраться с мыслями. Достать пистолет он, конечно, не успеет, о хлысте и говорить не приходится — его убийцы сидели прямо перед ним.

Беллок взглянул на часы.

— Кто знает, Джонс. Возможно, на том свете есть такое местечко, где наши души вновь встретятся. Как приятно мне будет обдурить там тебя еще пару раз.

Снаружи донесся шум— смех, веселое детское щебетание — звуки, которые Инди всегда ассоциировал с рождественскими праздниками и которые никак не подходили для камеры смертника.

Беллок удивленно уставился на дверь: в комнату ворвались все 9 детей Саллы, радостно вопя и зовя Инди, который ошарашено смотрел на них. Дети окружили его живым кольцом, малыши вскарабкались на колени, а кто посмелее даже залез на спину. Один из мальчиков взгромоздился ему на шею, другой увлеченно тянул за ногу.

Беллок нахмурился.

— Решил, что выкрутишься? Думаешь эта мелюзга тебя защити?

— Ничего я не думаю.

— Вот тут ты прав, с мыслительным процессом у тебя туго.

Дети тянули Инди к выходу. Они льнули и жались к нему, ни на секунду не оставляя без прикрытия. Салла. Ужаснулся Инди, это он придумал этот опасный план, как спасти друга. Но как в голову ему могла прийти мысль так рисковать собственными детьми?

Беллок вновь уселся на стул и сложил руки. Он походил на недовольного отца семейства, которого заставили присутствовать на детском утреннике. Осуждающе покачав головой, он наконец произнес:

— На следующем заседании Международного археологического общества я поведаю коллегам о том, как ты нарушаешь законодательство, запрещающее эксплуатировать детей, Джонс.

— Ты не являешься его членом.

Беллок улыбнулся, потом нахмурился. Он еще раз посмотрел на детей, и, видимо, придя к какому-то решению, повернулся к своим помощникам и поднял руку, показывая, что надо убрать оружие.

— У меня нежное сердце — питаю слабость к собакам и детям, Джонс. Можешь не благодарить. Но следующий раз малютки тебя не спасут.

Инди, все еще окруженный детьми, которые вцепились в него как в любимую игрушку, вышел из комнаты. Прямо у входа в бар он заметил грузовик Саллы и облегченно вздохнул: за весь этот страшный день он впервые почувствовал нечто, отдаленно напоминающее радость.

Беллок допил вино. С улицы до него донесся шум отъезжающего автомобиля. Когда звук замер вдали, француз вдруг подумал, — и эта мысль удивила его самого, — что он не был готов расправиться с Инди. Время еще не наступило. И дело было совсем не в детях — их вторжение мало что меняло, — а в том, что где-то в отдаленном уголке сознания, он и сам не мог определить, где точно, ему не хотелось убивать противника. Пусть поживет еще. В конце концов, есть вещи и пострашнее смерти.

И он принялся рисовать в своем воображении то мучения и страдания, которые ожидают Инди. Во-первых, конечно, девчонка— это уже неплохое наказание, настоящая пытка. А как приятно будет потом посмотреть на его физиономию, когда этот дурак поймет, что Ковчег ускользнул у него между пальцев.

Беллок откинул назад голову и расхохотался. Стоящие рядом немцы, его помощники раздосадованные тем, что убийство так и не состоялось, обалдело уставились на него.

— У твоих детей такая оперативность, даже морской пехоте США до них далеко, — Сказал Инди уже сидя в машине.

— Я понял, что-то случилось, и решил действовать, — ответил Салла.

Инди уставился на дорогу: уже стемнело. Миом них проносились неяркие огни, мелькали в сумерках силуэты прохожих. Дети в кузове смеялись и распевали песни. Эти радостные звуки вновь напомнили Инди то, что он хотел забыть.

— Марион…

— Я знаю, — сказал Салла. — Здесь новости быстро распространяются. Мне очень жаль, что так произошло. Я ужасно огорчен. Что я могу сделать для тебя, чем помочь?

— Ничем.

Салла кивнул.

— Понимаю.

— Но ты сможешь помочь мне в другом — прижать хвост этим ублюдкам.

— Я всегда в твоем распоряжении, ты же знаешь. — И Салла умолк. Они подъезжали к дому. Через минуту он продолжал: — Мне надо кое-что сообщить тебе о Ковчеге. Плохие новости.

— Давай, добивай.

— Позже, когда будем дома. А потом, если хочешь, мы можем пойти к Имаму, специалисту, о котором я тебе говорил, чтобы он объяснил знаки на диске.

Инди не ответил. Последствия попойки давали себя знать, в голове что-то колотилось и жужжало. Но если бы алкоголь не притупил его наблюдательности, то он бы заметил, что от самой двери бара за ними на мотоцикле следовал мужчина. Правда, узнать его он все равно бы не смог. Это был человек, занимающийся дрессировкой обезьян.

Когда всех детей водворили обратно в дом, целыми и невредимыми, Салла И Инди вышли во дворик, обнесенный со всех сторон стеной. Салла, несколько раз пройдясь взад и вперед, наконец, остановился у стены и произнес:

— У Беллока есть медальон.

— Что? — Инди сразу же засунул руку в карман, и его пальцы коснулись диска. — Ты ошибаешься.

— У него копия, такой же диск, как у тебя, в центре — хрусталик. И такие же знаки, как на твоем.

— Как же так? Я никогда не слышал, что где-то есть его изображение или копия. Ничего не понимаю.

— И еще кое-что, Инди, — продолжал Салла.

— Я слушаю.

— Сегодня утром Беллок вошел в зал, где находится макет города, а потом показал нам, где мы должны копать. Совершенно новое место, никак не связанное с предыдущими раскопками.

— Колодец душ, — произнес Инди обреченно.

— Думаю, что так. Наверное, он произвел расчеты, пользуясь картой города.

Инди в волнении начал похлопывать одной рукой о другую, потом повернулся к Салле и достал из кармана медальон.

— Ты уверен, что он выглядел именно так?

— Я видел его.

— Посмотри еще раз, Салла.

Египтянин пожал плечами и, взяв в руки диск, несколько минут внимательно его разглядывал. Наконец он сказал:

— Возможно, разница все же есть.

— Какая?

— Мне кажется, что на медальоне Беллока знаки изображены только с одной стороны.

— Ты уверен?

— Да, пожалуй, уверен.

— Теперь осталось узнать, что означают эти знаки.

— Тогда нечего медлить, идем к Имаму.

Инди не ответил. Они пересекли дворик, и вышли на улицу. Инди был полон решимости действовать. Впрочем, Ковчег был теперь не единственным стимулом. Он должен раньше Беллока найти Колодец душ ради Марион, чтобы доказать, что она погибла не зря.

Никогда он этого не докажет, тут же с горечью подумал он.

Они влезли в грузовик, и неожиданно сзади Инди опять увидел обезьянку. Он уставился на нее. Что это она снова за ним увязалась? Глядишь, скоро научится говорить и станет звать его папочкой. Сердце его сжалось, он вспомнил шутку Марион о том, что малышка похожа на него.

Обезьянка верещала что-то и потирала передние лапки. Грузовик отъехал, и тут же из темноты появился мотоцикл и двинулся за ним следом.

Имам жил на самой окраине Каира. Его дом, расположенный на небольшом пригорке, имел очень необычный вид, немного напоминая обсерваторию. И действительно, когда они с Саллой, и в сопровождении обезьянки, подходили к дому, то заметили отверстие в крыше, откуда выглядывала труба телескопа.

— У Имама очень разносторонние интересы, Инди, — сообщил Салла. — Он и священник, и ученый, и астроном. Если уж кто-то и сможет нам помочь, то только он.

Входная дверь была распахнута, а на пороге стоял мальчик и кивал им головой.

— Добрый вечер, Абу, — поприветствовал его Салла. — это— Индиана Джонс, — представил он друга. — Абу, ученик Имама.

Инди тоже кивнул и улыбнулся. Он сгорал от нетерпения увидеть знаменитого ученого, который в этот самый момент появился в конце коридора. Это был старик в поношенной одежде, руки с узловатыми пальцами покрыты коричневыми старческими пятнами, однако глаза все еще полны жизни и огня. Он склонил голову в молчаливом приветствии и подал им знак следовать за собой. Они прошли в кабинет — просторную комнату, заваленную рукописями, картами, старинными документами. Во всем здесь ощущалась увлеченность хозяина наукой, везде было заметно его преклонение перед знаниями.

Инди передал Имаму медальон. Тот молча взял его и понес к маленькому столику в конце кабинета, освященному настольной лампой. Он сел и принялся внимательно разглядывать вещицу, в то время как Инди и Салла, а так же и обезьянка, опустились на пол на подушки.

Воцарилась тишина.

Старик сделал глоток вина, потом быстро что-то набросал на клочке бумаги. Инди нетерпеливо ерзал на месте. Ему казалось, что Имама позабыл о них и о времени.

— Терпение, = произнес Салла.

Поторопись, подумал Инди.

Мужчина спрыгнул с мотоцикла и оставил его недалеко от входа в дом. Затем, бесшумно скользя вдоль стены, он обогнул дом, по пути заглядывая во все окна, пока, наконец, не добрался до кухни. Он вжался в стену и стал наблюдать за Абу— тот мыл в раковине финики. Мужчина замер. Абу сложил финики в миску и поставил на стол, потом взял графин с вином, несколько стаканов и, расположив их на подносе, вышел из кухни. Выскользнув из укрытия, мужчина достал из кармана бутылочку, открыл ее и, воровато оглядевшись, вылил немного жидкости на финики. С минуту он помешкал, а затем, услыхав звук шагов — этот возвращался Абу, — быстро и так же бесшумно, как и прежде, растаял в темноте.

Имам все еще молчал. Инди время от времени бросал взгляд на Саллу. Тот сидел с видом человека, привыкшего к долгому ожиданию, его лицо— само терпение. Открылась дверь. Вошел Абу и поставил на стол графин с вином и стаканы. Инди мучила жажда, но он не шелохнулся. В комнате царила напряженная тишина. Мальчик вышел, но скоро вернулся, неся тарелку с сыром, фрукты, миску с финиками. Салла рассеянно взял кусочек сыра и начал глубокомысленно его жевать. Финики выглядели очень аппетитно, но Инди не был голоден. Увидев еду, обезьянка покинула из и перебралась поближе к столу. Никто не проронил ни слова. Инди наклонился и взял финик. Он подбросил его в воздух и, закинув голову, попытался поймать ртом, однако промахнулся: финик ударился о подбородок и отлетел на пол. Абу как-то странно взглянул на американца — его поведение, по-видимому, казалось мальчику верхом идиотизма, — потом поднял финик и бросил в мусор.

Черт, подумал Инди. Моя координация никуда не годится.

— Подойдите поближе и посмотрите, — раздался, наконец, голос имама, хрипловатый и властный, такому голосу люди обычно подчиняются, не раздумывая.

Инди и Салла подошли и заглянули Имаму через плечо.

— Это предупреждение, — сказал он, указывая на выгравированные знаки. — Нельзя безнаказанно тревожить Ковчег завета.

— Это как раз то, что мне надо, — пробормотал Инди. Он склонился над ученым, почти касаясь его хрупких плеч.

— А вот эта надпись говорит о высоте жезла Ра, к которому сверху надо прикрепить медальон, ведь без жезла, сам по себе, он не многого стоит. — Старик облизнул пересохшие губы.

— Так значит Беллок знает о высоте жезла из этой надписи? — спросил Инди у Саллы.

Тот кивнул.

— И чему она равна?

— Здесь указана старинная мера длины — 6 кадамов.

— Около 72 дюймов, — пояснил Салла.

Инди услыхал шум и, повернувшись,, увидел, как обезьянка хозяйничает на столе, отбирая себе лучшие кусочки. Он подошел поближе и быстро взял один финик, прежде чем до него добралась прожорливая малышка.

— Я не закончил, — сказал Имам, — На другой стороне медальона — еще одна надпись. Я прочту ее вам. “И пожертвуйте один кадам еврейскому Богу, которому принадлежал Ковчег.”

Инди не донес финик до рта.

— Ты уверен, что медальон Беллока имел знаки только с одной стороны? — спросил он у Саллы.

— Абсолютно.

Инди расхохотался.

— Так, значит, жезл Беллока на 12 дюймов длиннее! Они копают в неверном месте!

Салла тоже рассмеялся. Друзья обнялись. Имам спокойно наблюдал за ними, затем произнес:

— Я не знаю, кто такой Беллок, но хочу обратить ваше внимание на предупреждение— тот, кто откроет Ковчег и высвободит скрытую в нем силу, умрет, если взглянет на нее, если окажется с ней лицом к лицу. Не забудьте об этом, друзья.

Конечно, ему надо было бы отнестись серьезнее к словам старика, но Инди так обрадовался, когда узнал об ошибке француза, что практически пропустил его предупреждение миом ушей. Вот она, удача! — подумал он. Чудесно. Посмотреть бы на этого ублюдка, когда он так и не найдет Колодец душ.Он вновь подбросил финик в воздух и открыл рот.

Теперь-то уж не промахнусь.

Неожиданно Салла протянул руку и поймал финик, который так и не долетел до рта Инди.

— Эй!

Салла молча указал на пол, под стол, где скрючившись лежала обезьянка, а вокруг валялись финиковые косточки. Неожиданно лапки ее дернулись, задрожали, несчастное животное медленно закрыло глаза и уже больше не шевелилось.

Инди повернулся к Салле.

Египтянин пожал плечами и коротко бросил:

— Отравилась финиками.

 

Глава 9

Тунис, раскопки. Египет

Пустыня ослепительно сверкала в лучах утреннего солнца, волнистыми полосами искрился песок. Ничего удивительного, подумал Инди, что люди так часто видят миражи в здешних местах. Их грузовик громыхал по дороге, а он глядел на небо, на расстилающийся вокруг пустынный пейзаж. На нем был бурнус, позаимствованный у Саллы. Эта одежда доставляла Инди массу неудобств, к тому же он совсем не был уверен, что сойдет в ней за араба, но чем черт не шутит. Время от времени он поворачивал голову и бросал взгляд на грузовик, следовавший за ними, который вел друг Саллы — Омар. В его кузове сидело 6 землекопов — арабов, и еще 3 в их грузовике. Салла утверждал, что все они верные люди, и Инди очень хотелось в это верить.

— Что-то я нервничаю, — признался Салла.

— Брось, не стоит.

— Ты сильно рискуешь, Инди.

— Игра стоит свеч. — Он снова взглянул на небо. Утреннее солнце немилосердно палило песок.

Салла вздохнул.

— Надеюсь, мы не ошиблись, отмеряя длину жезла.

— Не бойся, все в порядке. — Инди подумал о лежащей в кузове палке 6 футов в длину, которую они строгали несколько часов накануне вечером и на которую сверху приладили солнечный диск. Инди вспомнил странное чувство, овладевавшее им, когда он надевал на палку медальон— ощущение близости прошлого. Много веков назад другие руки проделывали то же самое, что теперь делал он.

Наконец грузовик остановился. Инди выскочил из кабины и подошел ко второй машине, которую вел Омар. Араб спустился вниз, поднял руку в знак приветствия, а потом, указав в сторону, где местность была чуть более холмистой, и виднелись песчаные дюны, произнес:

— Мы будем ждать вас там.

Инди вытер губы тыльной стороной руки.

— Удачи вам, — добавил араб

Омар снова сел за руль, и грузовик, подняв в воздух клубы пыли, уехал. Посмотрев ему вслед, Инди вернулся в свою машину. Они двинулись вперед и, бросившись на землю, принялись разглядывать картину, открывшуюся перед ними.

Раскопки Туниса, так вот как они выглядят. Обширная, прекрасно оборудованная территория. По количеству техники, по числу рабочих было ясно — чтобы добыть Ковчег, фюрер не остановиться ни перед чем. Внизу сновали грузовики, ползали бульдозеры, в стороне были установлены палатки. Не меньше сотни арабских землекопов работали там, и столько же немецких специалистов, одетых в форму, словно специально рассчитанную на то, чтобы сделать жизнь в пустыне невыносимой. Вся земля вокруг была изрыта и перелопачена, откопанные основания и фундаменты зданий оставлены, проходы — заброшены. А за основной территорией раскопок было нечто, отдаленно напоминающее взлетно-посадочную полосу.

— Никогда ничего похожего не видел, пробормотал Инди.

Салла ткнул пальцем куда-то в центр, в сторону песчаной насыпи, указывая на дыру в самой ее середине, которую окружала веревка, зацепленная за два столбика.

— Зал с макетом города находится там, — сказал он.

— Когда туда попадают солнечные лучи?

— Сразу после 8.

— У нас осталось совсем мало времени. — Инди посмотрел на наручные часы, взятые у Саллы. — А где немцы пытаются отрыть Колодец душ?

Салла указал какую-то точку, вдали от основных раскопок. Там, в дюнах, виднелись несколько грузовиков и бульдозер. С минуту Инди разглядывал их, затем встал.

— У тебя есть веревка?

— Разумеется.

— Тогда, пошли.

Один из арабских помощников сел за руль и очень медленно повел грузовик по направлению к раскопкам. Среди палаток Инди и Салла спрыгнули на землю и, крадучись, стали пробираться в сторону насыпи. Инди нес жезл и хотел только одного — чтобы никто не обратил внимание на длиннющую палку у него в руках. Однако те несколько немцев, мимо которых они прошли, и головы не повернули в их сторону. Они стояли группами, курили и болтали. Друзья прокрались еще немного вперед, и тут Салла подал знак остановиться: они были у самого отверстия. Инди быстро огляделся и затем небрежной походкой направился к дыре — это был потолок зала. Он заглянул внутрь, и у него перехватило дыхание. Он снова взглянул на Саллу. Тот достал откуда-то из-под одежд моток веревки и обвязал один конец вокруг железной бочки с горючим, стоящей неподалеку. Инди спустил жезл в дыру, улыбнулся Салле и ухватился за конец веревки. Лицо Саллы стало напряженным, даже суровым, и сразу покрылось потом. Инди начал медленно спускаться в таинственный зал.

Священное место Туниса, подумал он. В любое другое время одна мысль о том, где он находится, привела бы его в трепет: возможно, он бы остановился, осмотрелся — но только не сейчас. Он спрыгнул на пол и дернул за веревку, которая тут же исчезла в потолочном отверстии. В таком месте, решил он, чертовски трудно не ошалеть от восторга. Он огляделся: сверху лился мягкий солнечный свет, озаряя изысканные фрески на стенах священного зала. Он двинулся в сторону знаменитого макета города: это была миниатюрная модель Туниса, вырезанная из камня. Она была так безупречно сделана, что, казалось, в этих домиках действительно живут крохотные человечки. Инди был поражен мастерством древних умельцев, их неистощимым терпением, необходимым, чтобы сотворить такое.

Рядом с моделью проходила полоска, выложенная мозаичными плитками с равномерно расположенными в них ячейками. Каждая ячейка была помечена символом, означающим время года. Инди догадался, что эти углубления были вырезаны специально, чтобы служить опорой для основания жезла. Он вытащил диск, который был спрятан у него в одежде, и взял в руки жезл. Солнечный луч, падающий сверху, уже заскользил по миниатюрному городу, лежащему у ног Инди.

Было без десяти восемь. Ждать оставалось недолго.

Салла собрал веревку и направился к бочке с горючим. Он не слышал шума подъехавшего джипа, поэтому голос немца, неожиданно прозвучавший рядом, напугал его.

— Эй! Ты!

Салла попытался тупо улыбнуться.

— Да, именно ты, — продолжал немец. — Что ты делаешь?

— Ничего, ничего. — Салла склонил голову, демонстрируя полную покорность.

— А ну-ка дай сюда веревку, — скомандовал немец, — а то джип застрял.

Салла с минуту помешкал, потом отвязал веревку и понес ее к джипу. В это время к ним подъехал грузовик и остановился в нескольких футах от автомобиля.

— Привяжи один конец к джипу, а другой к грузовику! — снова скомандовал немец.

Обливаясь потом, Салла исполнил приказ. Неужели, подумал он, драгоценная веревка так и уплывет у него из рук. Машины завели мотор, колеса джипа забуксовали в песке, потом веревка натянулась. Как же он вытянет Инди из зала без веревки?Джип сдвинулся с места, Салла побежал за ним, не заметив, что оказался у костра, на котором готовилась пища для немецких солдат, сидящих тут же, неподалеку, за столом. Один из них крикнул Салле, чтобы тот подавал на стол. Салла обалдело поглядел на немца.

— Ты что, оглох?

Тогда он, услужливо поклонившись, схватил тяжеленный котел и потащил к столу. Все его мысли, однако, были заняты Инди, оказавшемся в ловушке, и тем, как ему теперь без веревки вызволить друга.

Не обращая внимания на грубости солдат, Салла принялся подавать на стол. Очень торопясь, он выплеснул часть супа и тут же получил затрещину.

— Недотепа! Погляди, что ты наделал. Всю мою рубашку заляпал.

Салла склони голову, делая вид, что очень расстроен.

— А ну принеси воды! Живо!

И он умчался искать воду.

Инди взял диск и аккуратно нацепил его сверху на жезл, конец которого установил в одну из ячеек. Дерево со стуком опустилось на древнюю плитку. Солнечный луч упал на диск, проходя почти у самой дырочки в хрусталике. Инди ждал. Сверху до него доносились какие-то голоса, окрики. Он старался не обращать внимания. Позже, если надо будет, он займется немцами, но не сейчас.

Наконец, солнечный луч пронзил хрусталик и упал на макет города. Яркая полоска света разбилась о призму и, высветив крошечные здания и улицы, легла на одно определенное место. Один маленький домик, словно по волшебству, начал светиться изнутри красным светом. В удивлении Инди глядел на это еще одно проявление величайшего мастерства древних, их необыкновенных познаний. Неожиданно на соседних зданиях он заметил совсем свежине метки, нанесенные красной краской. Расчеты Беллока! Вернее, его просчеты: дом, выхваченный лучом из хрусталика, отстоял дюймов на 18 от последней красной черты, оставленной французом.

Инди был в восторге. Ничего лучшего он и ожидать не смел. Он опустился на колени перед крошечным городом и, достав спрятанную в одежде рулетку, измерил расстояние от светившегося здания до меток Беллока, затем занялся расчетами в своем блокноте. По лицу у него градом катил пот.

Салла не пошел за водой. Он скрылся среди палаток, молясь в душе, чтобы не наткнуться больше на немцев. Его мысли занимала только веревка, и как назло он не мог найти ни одной. Он метался туда и сюда, чуть не падая на скользком песке и надеясь, что никто из немцев не обратит внимания на его странное поведение и не пристанет вновь с какой-нибудь чепухой. Что же ему делать, чтобы вызволить Инди?

Он помедлил, посмотрело вокруг. Среди палаток валялось несколько больших корзин для белья с открытыми крышками. Если нет веревки, решил он, то используем то, что есть. Немного инициативы не помешает.

Он оглянулся и, увидев, что никто за ним не наблюдает, прямиком направился к корзинам.

Инди разломил жезл надвое, предварительно сняв с него медальон, который он снова спрятал в карман. Деревянные обломки он отнес в дальний конец зала, а затем подошел к отверстию в потолке и, запрокинув голову, взглянул на небо — сияющее, ослепительно голубое.

— Салла, — позвал он не очень громко. Никого.

— Салла! Никакого ответа.

Он огляделся, надеясь обнаружить еще один способ выбраться наружу, но другого пути не было. Где же может быть Салла?

— Салла! Молчание.

Он смотрел в дыру в потолке, щурясь от резкого света, и ждал.

Наконец он услышал наверху какое-то движение, следом за тем в отверстие упало нечто, что он принял вначале за веревку. Однако это была не веревка, а на скорую руку связанные друг с другом предметы одежды— рубахи, гимнастерки, штаны, накидки и даже фашистский флаг со свастикой.

Инди ухватился за эту сымпровизированную веревку, потянул, проверяя прочность, и начал карабкаться наверх. Выбравшись наружу, он распластался на животе, пока Салла вытягивал свое изобретение из дыры и засовывал внутрь канистры с горючим. Инди улыбнулся, Вскочил на ноги, и они с Саллой стремительно двинулись прочь от палаток.

Торопясь уйти подальше, они не заметили немца, шагающего, с выражением крайнего раздражения на лице, туда и обратно. Увидев Саллу, он тут же заорал:

— Эй ты! Когда принесешь воды, сколько мне еще ждать?

Салла с виноватым видом развел руками.

— А ты, ленивый ублюдок, почему не копаешь? — Немец повернулся к Инди.

Салла сделал шаг в сторону фашиста, в то время как Инди, услужливо кланяясь, торопливо направился в другом направлении.

Он шел очень быстро, путаясь в складках своего бурнуса. Немец, видимо, заподозрив неладное, кричал ему вслед: Подожди! Вернись! Сейчас вернусь, как же, жди, немецкий солдафон. Он метался между палаток, с одной стороны, боясь вызвать подозрение, а с другой — горя желанием тут же заняться поисками Колодца душ, как вдруг впереди него, словно из-под земли, выросли два немецких офицера. Черт! — воскликнул он про себя и остановился. Немцы тоже остановились и, продолжая беседовать, закурили. Инди оказался в тупике.

Он проскользнул за палатки, пытаясь, насколько это, возможно, укрыться в тени. Неожиданно он заметил чернеющий вход в одну из палаток, пробрался внутрь и затаился. Он сможет подождать здесь несколько минут, пока фашисты не уйдут. Не могут же эти два колбасника весь день стоять там и курить.

Он смахнул пот со лба и вытер влажные ладони об одежду. Впервые, с тех пор как он оказался на раскопках, Инди задумался о таинственном зале с каменным планом города: он вновь вспомнил то чувство бесконечности, которое охватило его в священном месте, и странное ощущение невесомости, словно сам он вдруг сделался реликвией, прекрасно сохранившейся под колпаком истории.

Макет Туниса. Ему казалось, что это сказка вдруг сделалась былью, легенда ожила у него на глазах. Он размышлял об этом историческом чуде с неподдельным трепетом: на улице 1936 год, самолеты, радио, современная военная техника, и вот перед ним древний миниатюрный макет города, доступный — и одновременно таинственный, простой — и изысканный, а если на него падает луч солнца под определенным углом, то одно здание вдруг начинает светиться. Что это? Алхимия, волшебство, чародейство? Проходят века, но чувство таинственного, мистического не исчезает в человеке.

Сейчас он находился совсем близко от Колодца душ. И от Ковчега.

Он снова промокнул лоб и выглянул в щелку. Немцы не ушли, они все еще стояли там, курили и разговаривали. Когда же, черт побери, они уберутся?

Он принялся раздумывать, как бы ему выскользнуть отсюда незамеченным, как вдруг из дальнего угла палатки до его слуха донесся какой-то шум. Странный приглушенный хрип. Неужели в палатке кто-то есть?Он быстро обернулся и взглянул туда.

На какой-то момент ему показалось, что сердце его захлебнулось и остановилось. Он не верил своим глазам.

Девушка была привязана веревками к стулу, а рот крепко затянут носовым платком. Она сидела там, бросая на него умоляющие взгляды и стараясь сказать что-то сквозь впивающиеся в губы складки платка. Он подбежал к ней и сдернул платок со рта, а затем поцеловал ее. Поцелуй затянулся. Наконец он оторвался от ее губ и приложил ладонь к щеке девушки.

Запинающимся голосом она произнесла.

— У них было две корзины… две корзины… специально, чтобы запутать тебя. Ты думал, что я в грузовике, а я была в Седане…

— Я решил, что убил тебя, — сказал он, охваченный странным, необъяснимым чувством: огромное облегчение, сознание своей невиновности, радость, благодарность за то, что она жива — все смешалось в его душе.

— Как видишь, жива — здорова.

— Они с тобой грубо обращались?

Казалось, девушка пыталась преодолеть скрытое волнение.

— Да нет,… не грубо. Просто расспрашивали о тебе, хотели выведать, что ты знаешь.

Инди потер подбородок, удивленный, что ее голос звучит так неуверенно. Но долго размышлять не было времени, к тому же он был слишком возбужден для того, чтобы спокойно что-то обдумывать.

— Инди, пожалуйста, забери меня отсюда. Я его боюсь…

— Кого?

— Француза.

Он уже начал было распускать веревки, но, услыхав ее слова, остановился.

— Что случилось? — спросила она.

— Послушай, тебе, наверное, не понять меня. Я не смогу объяснить. Единственное, о чем я прошу, верь мне. Я должен сейчас сделать кое-что… ну, в общем, то, что я не хочу делать.

— Развяжи же меня, Инди. Пожалуйста.

— Об этом и речь. Если я освобожу тебя, они здесь весь песок перелопатят и достанут нас хоть из-под земли. А мне бы этого не хотелось. Я ведь узнал, где находится Ковчег, и мне очень важно попасть туда раньше них, а потом я вернусь за тобой.

— Инди, нет, не оставляй меня!

— Тебе придется еще совсем немного посидеть здесь связанной…

— Ах ты, подонок. А ну развяжи!

Он снова затянул ей рот носовым платком, поцеловал еще раз, в лоб, не обращая внимания на ее немой протест, затем выпрямился и произнес:

— Сиди тихо, я вернусь.

Я вернусь, подумал он. Однажды, 10 лет назад, он уже обещал это, наверное, поэтому сейчас ее взгляд был полон недоверия. Он вновь поцеловал девушку и заторопился к выходу.

Немцы уже ушли, путь был свободен. Инди вышел из палатки и почувствовал, что зной стал еще более нестерпимым.

Настроение у него было приподнятым. Жива, Марион жива, крутилось у него в мозгу. Никем не замеченный, он миновал палатки и бросился бежать прочь от места раскопок, в сторону песчаных дюн, где его должны были ждать Омар и остальные землекопы.

Он вытащил из кузова грузовика прибор для проведения съемки на местности и установил на дюнах. Затем, наведя его на то место, где находился зал, и, сверившись со своими расчетами, он, наконец, обнаружил искомую точку в пустыне, всего в нескольких милях от них, немного ближе того места, где Беллок пытался отрыть Колодец душ.

Там, в этих нетронутых песках, вот где надо искать его.

— Я нашел! — сказал он, убирая прибор обратно в кузов грузовика. К счастью, нужное им место было скрыто за одной из дюн, так что они могли вести раскопки спокойно, не боясь быть кем-либо замеченными.

Инди уже залез в грузовик, когда вдруг увидел, что в их сторону быстро идет какой=то мужчина. Он подошел поближе, и все разглядели, что это Салла.

— Я уже боялся, что ты не придешь, — сказал Инди.

— Я тоже этого боялся, — ответил Салла, залезая в грузовик.

— Поехали! — крикнул Инди водителю.

Они доехали до дюн и вылезли из грузовика, оглядываясь вокруг. Неужели Ковчег действительно был спрятан здесь, в таком прозаическом месте. У них над головами по-прежнему пылал раскаленный диск, казалось, еще минута, и солнце, не выдержав напряжения, взорвется.

Они подошли к участку, где, по расчетам Инди, находился Ковчег. Инди еще раз посмотрел вокруг — песок, один песок. Даже представить себе невозможно, что эта земля может хранить что-либо столь ценное, как Ковчег завета.

Он вернулся к грузовику и достал лопату. Землекопы стояли рядом, готовые начать раскопки, их лица были черны от загара. Как им удается существовать в таком пекле! — поразился Инди.

К нему подошел Салла, в руке он держал лопату.

— Они сюда могут заявиться только в случае, если Беллок поймет, что роет не в том месте. Иначе, чего им тут делать?

— Фашисты всегда найдут, чего делать.

Салла улыбнулся. Он повернулся и посмотрел вдаль: перед ним на многие мили расстилалась голая пустыня.

— Может быть, но только не в таком Богом забытом месте, как это.

Инди воткнул лопату в песок.

— Наверное, ты прав. К тому же, Беллоку потребуется официальное распоряжение в трех экземплярах, подписанное в Берлине. — Он взглянул на землекопов. Приступим!

Они принялись с энтузиазмом копать, выгребая песок и отрываясь только затем, чтобы напиться теплой воды из бурдюка. Так они работали до наступления темноты, пока небо над их головами не погасло. Однако и потом прохладнее не стало, от песка по-прежнему шел жар.

Беллок сидел в своей палатке, барабаня пальцами по столу, заваленному картами, рисунками Ковчега и бумагами с расчетами. Он был в мрачном настроении, в глубине души предчувствуя неудачу. Особенно раздражало его присутствие Дитриха со своим подхалимом Гоблером. Беллок поднялся, подошел к умывальнику и плеснул в лицо воды.

— Пропавший день, — сказал Дитрих. — Пропавший день…

Беллок вытер лицо полотенцем и налил себе в стакан глоток коньяка. Он взглянул на Дитриха, затем на Гоблера, эту мелкую сошку, бегающую за Дитрихом словно собачка.

Дитрих, воспользовавшись его молчанием, продолжал:

— Мои люди работали как проклятые весь день — и для чего? Скажи мне, ради чего?

Беллок отхлебнул коньяк и ответил:

— Если основываться на данных, которые я имею в своем распоряжении, то расчеты верны. Но археология— это не точная наука, Дитрих. Мне кажется, ты не совсем это понимаешь. Может так случиться, что мы найдем Ковчег в соседнем зале. Но, возможно, мы до сих пор не обладаем какой-то важной информацией.

Он пожал плечами и допил коньяк. Ему всегда были противны немцы с их мышиной возней, и его невероятно раздражало то, как они вились вокруг него, словно ожидая от него каких-то чудес. Сейчас, однако, он понимал их настроение.

— Фюрер требует, чтобы мы постоянно докладывали ему об успехах, — сказал Дитрих. — Он не отличается терпением.

— Могу напомнить тебе о нашем разговоре с фюрером, Дитрих. Разве я давал какие-нибудь обещания? Я просто сказал, что мы, вероятно, можем рассчитывать на успех, больше ничего.

Никто ему не ответил. Гоблер поднялся со своего места. В свете керосиновой лампы его тень показалась Беллоку неожиданно грозной. Гоблер сказал:

— Девчонка может нам помочь. В конце концов, эта штука была у нее много лет.

— Точно, — согласился Дитрих.

— Сомневаюсь, что она что-то знает, — возразил Беллок.

— Можно попробовать, — настаивал Гоблер.

Беллок сам себе поразился. Почему их угроза расправиться с девушкой вызывает у него такое неприятие? Они вели себя с ней как подонки — пугали пытками, хотя ему было ясно, что она ничего не знает. Откуда у него эта слабость к ней, удивился он, потом взглянул на Дитриха. Как они все трепещут перед своим замухрышкой фюрером, наверное, во сне только его и видят; хотя, еще вопрос, видят ли они вообще сны, ведь воображение у них отсутствует начисто.

— Если ты не хочешь заняться девчонкой, Беллок, то у меня есть кое-кто на примете. Он сразу выяснит, что она знает.

Беллок, не желавший демонстрировать свои слабости, промолчал. Дитрих подошел к выходу, позвал кого-то и через минуту в палатке появился Арнольд Тохт. Он вошел и выбросил вперед руку в фашистском приветствии. В центре его ладони виднелся след от ожога в виде солнечного диска.

— Эта женщина…— начал Дитрих. — Мне кажется, ты знаешь ее, Тохт.

— Да, — ответил тот. — На этот раз мы узнаем ее планы.

— И отмстим за старые раны, неожиданно срифмовал Беллок, глядя на след от ожога.

Тохт смутился и быстро опустил руку.

Только когда стемнело и бледная луна взошла над горизонтом, оттенив густую синеву ночи, Инди со своими помощниками закончили работу. Они зажгли факелы. Диск луны слегка затуманился, на него стали наползать тени облаков; в небе вспыхнули молнии, электрические разряды зигзагами пронзали небо, появляясь словно бы ниоткуда.

Землекопы вырыли глубокую яму, и неожиданно на дне ее показалась тяжелая каменная дверь. Какое-то время все молчали. Потом принесли из грузовика инструменты и, кряхтя и сопя — работа была не легкой, — принялись ее открывать. Когда дверь наконец-то поддалась, за ней они обнаружили подземный зал. Колодец душ. В глубину он был футов 30, стены покрывала резьба и загадочные иероглифы. Потолок поддерживался огромными статуями— хранителями этого священного места. Все сооружение вызывало благоговейный трепет, в свете факелов оно выглядело бездонным, и в этой бездне, как в ловушке, была заключена сама история.

Они приблизили факелы к отверстию и заглянули вниз.

Свет достиг дальнего конца зала, где находился каменный алтарь, на котором стоял каменный же ларец. Пол был покрыт каким-то странным темным ковром.

— В ларце должен находиться Ковчег, — сказал Инди. — Но я не могу понять, что лежит на полу.

Вспыхнула молния, своим светом озарив дно Колодца. Инди вздрогнул и выронил факел из рук, который упал вниз. И сразу же из глубины донеслось шипение потревоженных змей.

Огонь испугал их, и со зловещим свистом они поползли прочь от горящего факела; сотни, тысячи змей — египетские гадюки — извивались на полу, сплетаясь в кольца и вытягиваясь в скользкие ленты. В мерцающем свете факелов пол зала казался ожившим. Только каменный алтарь был свободен от змей, только его они не смогли завоевать.

— Ну почему это должны быть именно змеи? — спрашивал Инди. — Я, кажется, смог бы вынести что угодно, но змеи…

— Гадюки, — уточнил Салла. — Очень ядовитые.

— Спасибо за разъяснение, Салла.

— Ты заметил, как они шарахаются от пламени?

Не время распускать нюни, сказал себе Инди. Ты сейчас находишься так близко от Ковчега, что можешь уже чувствовать его, так что преодолей свое отвращение и начинай действовать. Тысяча змей — ну и что с того?

Кишащий гадами пол был для Инди ожившим ночным кошмаром: змеи часто преследовали его во сне, гнездясь в самых тайных уголках его сознания и вызывая неосознанные страхи. Он повернулся к землекопам.

— Все в порядке. Все отлично. Тут змеи. Уйма. Мне нужны факелы. И масло. Хочу соорудить себе посадочную полосу.

Помощники зажгли факелы и швырнули в Колодец. Змеи заскользили прочь, и на освободившееся место арабы бросили канистры с маслом, а после этого стали на веревках спускать в отверстие большой деревянный ящик. Инди наблюдал за ними, раздумывая про себя, что ему делать со своими детскими страхами, и нельзя ли просто проигнорировать их, как приступы кишечных колик или несварение желудка. Несмотря на то, что он был полон решимости довести дело до конца, одна мысль о том, что придется спускаться вниз, в это змеиное логово, заставляла его содрогаться. Гадюки, свиваясь в клубки и вытягиваясь в ленты, наполняли темноту угрожающим шипением: Инди никогда в своей жизни не слышал ничего более омерзительного. Наконец спустили веревку. Он выпрямился, судорожно сглотнул и, ухватившись за нее, скользнул вниз. Через секунду за ним последовал Салла. На границе света, отбрасываемого факелами, копошились и извивались змеи, скручиваясь в скользкие клубки и переплетаясь в кольца. Тысячи змей…

Инди качался на веревке, не решаясь спрыгнуть, а Салла висел прямо над его головой.

— Это судьба, — произнес, наконец, Инди.

Всем, всем любителям Индианы Джонса. Хотите почитать книги никогда не выпускавшиеся на русском языке, на этом сайте? Пришлите сколько можете, E-mail: [email protected]. Всего необходимо 3тыс. руб. для заказа книг из Америки.

В палатку, где сидела Марион, вошел Беллок. Он неторопливо приблизился к девушке, и долгое время молча изучал ее, не делая попытки развязать носовой платок, стягивающий ей рот. Что было такое в этом мужчине? Почему каждый раз, когда она видела его, внутри у нее что-то обрывалось? И сейчас она чувствовала, как бешено колотится сердце. Она смотрела на него, злясь, что не может закрыть глаза и отвернуться. Во время их первой встречи, когда ее только поймали, он почти не разговаривал с ней; он лишь пристально изучал ее, так же, как делал это теперь. У него был ледяной взгляд, и все же она была уверена, хотя и не понимала почему, что его глаза могут быть очень нежными. Он выглядел как человек, умудренный опытом, который много испытал и понял в жизни, приобщился к ее тайнам, и, в конце концов — разочаровался. Он был по-своему красив, напоминая ей романтических героев из европейских журналов, тех, что носят белые костюмы и распивают экзотические напитки на террасах своих вилл. Но не это привлекало Марион. Что-то другое. Что-то, о чем она страшилась даже подумать.

Она закрыла глаза. Сколько еще он собирается глазеть на нее, рассматривать и оценивать так, словно она — археологическая находка, черепушка от разбитого древнего кувшина, бездушная вещь, на которую требуется навесить ярлык.

Беллок шевельнулся, и она сразу открыла глаза.

Но он продолжал молчать, и ее смущение росло. Он подошел к ней совсем близко, затем медленно, словно бы нехотя, протянул руку и стянул платок с ее губ, его движения мягкие и, как показалось ей, насмешливые. Неожиданно в мозгу у нее сверкнула картина— картина, которая ужаснула ее саму, — как эта же рука нежно ласкает ее. Ну, уж нет, подумала она. Чепуха. Однако образ прочно засел в голове. Беллок, с самоуверенностью удачливого любовника, ласково спустил платок ей на подбородок и принялся развязывать узел; он не торопился, не мельтешил, действуя с небрежностью обольстителя, который, словно хищник, почуял покорность своей жертвы.

Она отвернула от него лицо, желая только одного — выкинуть из головы эти мысли, но тщетно. Я вовсе не нахожу этого мужчину привлекательным, уверяла она себя. Я не хочу, чтобы он меня касался. Но когда он ласково провел пальцами по ее щеке и начал нежно поглаживать шею, она сдалась. Главное, чтобы он не прочел это в моих глазах, подумала она. И на лице тоже. Однако вопреки ее решению, воображение принялось рисовать ей картину, как его руки — неожиданно ласковые, заботливые, приятно возбуждающие — гладят ее, путешествуя по всему телу. И вдруг она поняла, что этот мужчина был бы необыкновенным любовником, в его власти доставить ей такое наслаждение, о котором она и не мечтала.

И он тоже понимает, ужаснулась она. Он тоже это понимает.

Он приблизил к ней лицо, и она почувствовала его дыхание на своей щеке. Нет, нет, нет, повторяла она про себя, но вслух ничего не сказала. Не отдавая себе отчета, она потянулась к нему, ожидая поцелуя; в голове был сумбур, охватившее желание полностью поработило ее. Однако поцелуя не последовало. Вместо этого он наклонился и принялся распускать на ней веревки, двигаясь, все с той же кошачьей грацией, словно это были не обычные веревки, ас самые интимные предметы ее туалета.

Он по-прежнему не проронил ни слова, хотя и не сводил с нее глаз. Ей показалось, что во взгляде у него что-то блеснуло, какая-то почти неуловимая нежность, но было ли это искренним чувством, или одной из его уловок, частью игры в кошки-мышки — она не могла понять.

Наконец он произнес:

— А ты красива.

Она покачала головой.

— Пожалуйста…

Она теперь и сама не могла решить, чего хочет: чтобы он оставил ее в покое, или чтобы поцеловал; никогда еще ее чувства не были в таком хаосе. Ах, Инди, почему ты не забрал меня с собой? Какое право ты имел оставить меня здесь?

Ненависть и любовь — ну почему нельзя раз и навсегда провести между ними границу, чтобы человек точно знал: вот здесь я люблю, а здесь терпеть не могу. В ее душе все смешалось, она видела противоречие, но ничего не могла поделать. С ужасом она поняла, что охотно бы стала его любовницей, покорно бы отдала себя в его руки, а ведь вместе с тем она сознавала, что этот мужчина может быть очень жесток, однако заранее все прощала.

Он вновь приблизил к ней лицо, она взглянула на его губы, глаза, в которых прочла такое понимание, которого никогда раньше не видела на лице мужчины. Он еще и не поцеловал ее ни разу, а она уже чувствовала, что он знает и видит ее насквозь. Ей казалось, что она сидит перед ним голая, но ее беззащитность не пугала, а наоборот, скорее возбуждала. Она хотела вновь отвернуть лицо, но не смогла, и он поцеловал ее.

Марион закрыла глаза, и вся отдалась поцелую, так ее еще никогда не целовали. Казалось, они не просто коснулись друг друга губами, языком, поцелуй проник в каждую клетку, разлившись по ее телу огненными струями. В глазах вспыхнули искры, потом красочные пятна — желтые и голубые, золотые и серебряные — засияли вокруг, словно она стала свидетельницей какого-то необыкновенного солнечного заката.

Медленный нежный поцелуй. Она не почувствовала в нем ни капли эгоизма. Никто никогда прежде не касался ее так губами. Никто, даже Инди.

Когда он наконец оторвался от ее губ, она заметила, что крепко прижимает его к себе, почти впиваясь ногтями в его тело. Она очнулась — недовольная, пристыженная — и отдвинулась от него.

— Пожалуйста, хватит.

Он улыбнулся.

— Они хотят тебя пытать, — произнес он ровным голосом, словно поцелуя никогда не было. Она почувствовала себя так, будто летя над облаками, вдруг рухнула в воздушную яму.

— Я убедил их дать мне немного времени поговорить с тобой с глазу на глаз, моя дорогая. В конце концов, ты такая привлекательная женщина, мне бы не хотелось, чтобы они мучили тебя. Они — варвары.

Он снова подошел к ней. Нет, хвати, молча взмолилась она.

— Ты должна мне что-нибудь сообщить, чтобы утихомирить этих вандалов. Какие-нибудь сведения.

— Но я ничего не знаю… сколько раз мне надо это повторять? — У нее кружилась голова, она хотела отдохнуть. Почему же он не поцеловал ее еще раз?

— А о Джонсе?

— Повторяю, я ничего не знаю.

— Твоя верность восхитительна. Но тебе все же лучше рассказать мне, что знает Джонс.

Словно в тумане в ее мозгу всплыл образ Инди.

— Он не принес мне ничего, кроме горя…

— Согласен, — сказал Беллок. Он сжал ее лицо в ладонях и заглянул в глаза.

— Я верю, что ты ничего не знаешь, но я не смогу спасти тебя от немцев.

— Не разрешай им пытать меня.

Беллок пожал плечами.

— Тогда тебе следует рассказать мне хоть что-нибудь!

Марион услышала какой-то шум у входа в палатку и, подняв глаза, увидела, что там стоит Арнольд Тохт, а за ним еще двое немцев — Дитрих и Гоблер. ЕЕ охватил животный страх.

— Прости, — сказал Беллок.

Она словно окаменела и не сводила глаз с Тохта, вспоминая, как у него руки чесались в Непале искалечить ее раскаленной кочергой.

— Фройляйн, — сказал Тохт, — мы, кажется, уже встречались с вами?

Она сделала шаг назад и в страхе затрясла головой.

Тохт подошел к ней. Она бросила умоляющий взгляд на Беллока, но тот уже выходил из палатки.

На улице Беллок остановился. Странно, что его так привлекает эта женщина. Он не мог не сознаться себе, что хотел ее ради нее самой, а не только из желания выведать нудные сведения… Засунув руки в карманы, он в раздумьях стоял рядом с палаткой, намереваясь уже вернуться и остановить этих подонков, как вдруг его внимание привлекло ночное небо.

Молнии — в небе засверкали молнии, но не везде, а только в одном определенном месте, как будто их направляла чья-то рука. Целые снопы молний, пучки огненных стрел — и все в одном месте. Он закусил губу и задумался, потом вошел в палатку.

Инди двинулся в сторону алтаря. Он пытался не обращать внимания на шипение змей— этот зловещий звук, который причудливые тени, отбрасываемые факелами, делали еще более грозным. Он выплеснул на пол масло из канистр и поджег его, огонь разогнал змей, и перед Инди образовался узкий проход. Языки пламени поднимались выше головы, своим светом затмевая даже молнии, рвущие небо на части.

Салла не отставал от друга. Вдвоем они сдвинули каменную крышку с ларца, и под ней их глазам открылся Ковчег, такой прекрасный, что захватило дыхание.

Какое-то время они не могли пошевельнуться. Инди смотрел на ничуть не потускневшее золото, покрывающее дерево, на херувимов, глядящих друг на друга поверх крышки. Четыре литых золотых кольца на углах Ковчега мерцали в свете факелов. Он взглянул на Саллу, тот тоже в благоговейном молчании рассматривал Ковчег. Как хотелось сейчас Инди протянуть руку и коснуться этой святыни — но он сдержал себя. Неожиданно он увидел, что рука Саллы приближается к Ковчегу.

— Не трогай! — воскликнул он. — Не прикасайся к нему.

Салла отдернул руку. Они вернулись к тому месту, где стоял деревянный ящик, и вынули из него шесты, которые продели в кольца по сторонам Ковчега. Затем, с помощью шестов они вынули святыню из каменного ларца и опустили в деревянный ящик. Факелы уже почти догорели, и змеи оживились, вновь раздалось их угрожающее шипение, и целые полчища скользких тварей устремились к алтарю.

— Скорее, — торопил Инди.

Они снова обвязали ящик веревками, потом Инди подергал за одну из них, и ящик вытянули наверх, через отверстие в потолке Колодца. Настала очередь Саллы. Он ухватился за свисающий вниз канат и быстро вскарабкался наверх. Но когда Инди протянул руку к веревке и потянул на себя, проверяя, насколько прочно она закреплена, та вдруг упала на пол, свившись кольцом, словно змея.

— Какого черта…

Сверху донесся голос француза, который Инди сразу узнал.

— Что это вы там делаете, доктор Джонс, в таком мрачном месте?

Раздался смех.

— Ты в своем репертуаре, Беллок, — сказал Инди.

Шипение змей раздавалось совсем близко. Он уже слышал, как они ползают по полу вокруг него.

— Согласен, — ответил Беллок, заглядывая вниз. — Мне очень жаль, мой добрый друг, но ты мне больше не нужен. Ты и так стал чем-то вроде непременной нагрузки к Ковчегу.

— Как смешно, умереть можно, — прокричал Инди.

Он продолжал озираться вокруг, в надежде найти еще один выход,…как вдруг у края отверстия увидел Марион: девушку толкнули в спину, и она полетела вниз. Инди мгновенно среагировал: он бросился к ней и смягчил удар, они покатились по полу. Марион прильнула к нему, сверху донесся недовольный голос Беллока, разговаривающего с немцами:

— Я же просил не трогать ее!

— Больше она нам не нужна, Беллок. Сейчас имеет значение только наша миссия.

— Но у меня были планы на ее счет!

— Все наши планы связаны с Берлином, — отрезал Дитрих.

Наверху замолчали. Затем лицо Беллока появилось в отверстии.

— Я не хотел этого, — произнес он тихим низким голосом, обращаясь к Марион. Потом кивнул Инди: — Прощай, Индиана Джонс!

Каменная дверь над их головами захлопнулась, доступ воздуха в Колодец прекратился, и почти все факелы погасли. В темноте снова закопошились змеи.

Марион вцепилась в Инди. Он высвободился из ее рук, поднял два факела, которые все еще слабо тлели, и подал один девушке.

— Размахивай им, если что-то зашевелится, — сказал он.

— Здесь все шевелится, — возразила она. — Все так и кишит живностью.

— Можешь не напоминать мне.

Он пошарил руками в темноте, нащупал канистру с маслом и, плеснув на стену, поджег. Затем, закинув голову, уставился на одну из статуй.

— Что ты делаешь? — спросила Марион.

Он вылил остатки масла вокруг себя и девушки и снова поджег его.

— Подожди здесь.

— Зачем? Что ты собираешься делать?

— Сейчас вернусь. А ты не зевай и приготовься, если надо будет бежать.

— Куда бежать?

Но Инди уже спиной прошел сквозь пламя и двинулся к центру зала, размахивая по пути факелом, чтобы разогнать змей. Он подошел к статуе, которая упиралась в потолок, и, достав из-под одежды хлыст, взмахнул им и обвил ее основание. Потом потянул на себя, проверяя, прочно ли он закреплен, и начал карабкаться вверх, помогая себе одной рукой, так как другой все еще держал факел.

Сверху он бросил взгляд на Марион, стоящую в центре затухающего огненного кольца. Она казалась беззащитной и потерянной.

Инди добрался до самого верха и тут увидел, что на голове статуи сидит змея, шипя прямо ему в лицо. Он ткнул в нее горящий факел, сразу запахло паленым, и омерзительная рептилия соскользнула с гладкого камня и полетела вниз.

Он с трудом встал на ноги, втиснувшись между стеной и статуей, которую со всех сторон обвивали змеи. Размахивая факелом, он подумал, что надолго огня не хватит. Внезапно факел выскользнул у него из рук, упал на пол и погас. Вот так всегда, решил он, как только тебе нужен огонь, он гаснет.

В темноте что-то проползло по его руке.

В ужасе он завопил. Неожиданно статуя покачнулась, дрогнула и, оторвавшись от постамента, наклонилась. Инди вцепился в нее, изо всех сил стараясь удержать, но тщетно: статуя полетела вниз. Инди не отпускал ее, вместе они покувыркались в воздухе, пронеслись мимо Марион, стоящей посреди затухающих языков пламени, пробили дно Колодца душ и рухнули в темноту. Полет закончился. Инди, оглушенный ударом, соскользнул со статуи и потер ушибленную голову. Сверху, сквозь пробитую в полу Колодца дыру, он видел слабый свет. Раздался голос Марион:

— Инди, где ты? — и она заглянула в отверстие.

— Послушайся моего совета, — сказал он, — никогда не катайся на статуе.

— Приму к сведению.

Он протянул руку и помог ей спуститься. Она подняла вверх свой факел, и в его тусклом пламени они увидели, что находятся внутри лабиринта переплетающихся туннелей, проходящих подл Холодцом душ и напоминающих катакомбы.

— Где мы?

— Можем только гадать. Возможно, по какой-то причине древние соорудили Колодец над этими катакомбами. Не знаю, трудно сказать. Но все же это лучше, чем змеи.

Целая стая потревоженных летучих мышей пронеслась мимо них в темноте, хлопая крыльями рядом с их лицами. Они пригнули головы и быстро перешли в другое помещение. Марион размахивала руками, чтобы отогнать мышей, и кричала.

— Прекрати, — сказал Инди. — Мне и так страшно.

— А мне, думаешь, не страшно?

Они переходили из помещения в помещение.

— Здесь должен быть какой-то выход, — заметил Инди. — Летучие мыши — хороший знак. Они, в поисках еды, наверняка выбираются на поверхность.

Еще одно помещение, и они зажали себе носы: такая жуткая вонь стояла там. Марион подняла факел.

Перед ними лежали разлагающиеся мумии с остатками бинтов, гниющая плоть кусками свисала с пожелтелых повязок, рядом были навалены груды черепков, костей, на которых кое-где еще сохранилось мясо. А вся стена была покрыта червями.

— Не могу выносить этот запах, простонала Марион.

— Ты жалуешься?

— Кажется, меня сейчас вырвет.

— Чудесно! Достойное завершение сегодняшнего дня.

Марион вздохнула.

— В жизни не видела ничего гнуснее.

— Ну, нет, тамбыло гнусней.

— Но знаешь, Инди, если уж быть здесь с кем-нибудь…

— Ловлю тебя на слове.

— Вот именно, — сказала она и поцеловала его в губы.

Ее нежность удивила Инди. Он нагнулся, чтобы тоже поцеловать девушку, но она уже не смотрела на него, взволнованно указывая рукой куда-то в сторону. Он повернулся и вдалеке увидел, как в катакомбы пробивается свет — яркие, ослепительные лучи утреннего солнца, сулящие им свободу.

— Слава Богу, — прошептала она.

— Слава кому хочешь. Однако впереди у нас масса дел.

 

Глава 10

Тунис, раскопки. Египет

Они пересекли территорию раскопок, работы на которых ужу были приостановлены, и приблизились к взлетно-посадочной полосе, сооруженной в пустыне немцами. Сейчас фашисты пригнали сюда два грузовика с горючим. Неподалеку был сооружен склад запасных палаток. У края полосы, упершись руками в бедра, стоял мужчина, судя по комбинезону, скорее всего механик, и, закинув голову, рассматривал что-то в небе. К нему подошли двое, Марион сразу их узнала — это были Дитрих и его помощник Гоблер.

В это время в небе, у них над головой, раздался шум, и вскоре из своего укрытия Инди и Марион увидели, как ко взлетно-посадочной полосе приближается самолет.

Гоблер крикнул механику:

— Заправь его как можно скорее! Он должен вылететь с очень важным грузом.

Самолет сел и, подпрыгивая, покатился по полосе.

— Они хотят отправить на нем Ковчег, — догадался Инди.

— Ну и что мы можем сделать? Помахать ручкой?

— Нет. Мы первые проберемся в самолет. Когда они погрузят Ковчег, мы уже будем там.

Она насмешливо посмотрела на него.

— Ничего себе план!

— Если уж мы зашли так далеко — отступать я не намерен.

Они выскочили из укрытия и спрятались за складом палаток. Механик тем временем уже поставил колодки под колеса самолета и тянул к нему шланг для заправки горючим. Пропеллеры машины вращались, оглушительно ревел мотор.

Они подобрались еще ближе к полосе, но никто из них не заметил, что сзади к ним приблизился еще один немец — светловолосый парень с татуировкой на руках. Он осторожно подкрался и уже занес гаечный ключ над головой Инди. Марион первая увидела его тень, которая неясным пятном расплылась у нее под ногами, и вскрикнула. Инди резко обернулся, и как раз вовремя: ключ начал опускаться на его затылок. Он вскочил на ноги, схватил нападающего за руку и повалил на землю, а Марион метнулась прочь и спряталась за грудой ящиков, наблюдая оттуда за схваткой и размышляя, чем бы помочь Инди.

Инди и светловолосый парень, сцепившись, выкатились на посадочную полосу. К ним подбежал первый механик, он стоял рядом с дерущимися и ждал момента, когда можно будет лягнуть Инди — но Инди неожиданно вскочил, повернулся к нему и ударом кулака свалил на землю. Однако парень с татуировкой пока не думал сдаваться, он вновь сцепился с Инди. Нанося друг другу удары, они оказались в опасной близости от самолета: пропеллер работал на полную мощность.

Эта мясорубка за секунду из тебя фарш сделает, подумал Инди.

Он чувствовал, как проклятые лопасти, словно кинжалы, со свистом разрезали воздух рядом с ним, и постарался оттащить парня от пропеллера, но тот оказался довольно сильным. Хрипя, Инди схватил его за горло и сжал, немец вывернулся и набросился на него с удвоенной яростью. Марион выглянула из-за ящиков и увидела, как из самолета вылез летчик, вытащил пистолет и нацелил на Инди. Она бросилась к самолету, выхватила из-под колес одну из колодок и стукнула летчика по голове. Он сразу обмяк и шлепнулся обратно в кабину, задев при этом рычаг управления, так что мотор взревел пуще прежнего.

Так как Марион вытащила колодку только с одной стороны, самолет начал медленно поворачиваться. Чтобы не упасть, девушка ухватилась рукой за край кабины, наклонилась и попыталась спихнуть пилота с рычага управления.

Ничего не вышло, он был слишком тяжелым. Самолет, никем не управляемый, продолжал вращаться, грозя опрокинуться и раздавить Инди, или, что еще ужаснее, порубить его лопастями на мелкие кусочки. Тщетно пытаясь что-нибудь придумать, Марион забралась в кабину, задев при этом фонарь из плексигласа, который скользнул над ее головой и захлопнулся. Самолет не остановился, его крыло оказалось в опасной близости от того места, где Инди продолжал бороться с немцем. С ужасом глядела девушка на их схватку. Вот Инди повалил парня, но тот тут же вскочил и снова бросился на противника. На этот раз Инди пихнул его…

Прямо в сторону пропеллера.

Марион зажмурилась, но не сразу, успев увидеть, как лопасти рассекли парня и как брызнула кровь. Самолет, по-прежнему, двигался. Она открыла глаза и попыталась выбраться из кабины, и только тут поняла, что колпак ей не открыть. Она забарабанила по нему кулаками. Сначала корзина, теперь кабина самолета. Когда же все это кончится?!

Инди огляделся и увидел, что Марион в ловушке. Он бросился к самолету, который, не прекращая движения, подкатился к грузовику с горючим и рассек цистерну с хладнокровием и опытностью профессионального хирурга. Бензин рекой хлынул на полосу. Инди еле удержался на скользком покрытии, потом снова поскользнулся, упал, поднялся и вновь побежал. Он вскарабкался на крыло, добрался до кабины пилота и крикнул:

— Выбирайся оттуда, самолет сейчас взорвется.

Потом нашел замок и принялся возиться с ним, пытаясь открыть фонарь снаружи. От едкого запаха бензина кружилась голова.

Из кабины на него глядели умоляющие глаза Марион.

Деревянный ящик, под охраной трех солдат, стоял у входа в палатку Дитриха, где немцы в спешке укладывали бумаги, сворачивали карты и разбирали радиопередатчик. Беллок с рассеянным видом наблюдал за сборами. Его мысли целиком и полностью были заняты предметом, находящимся в ящике, он не мог дождаться, когда наконец, сможет приступить к его изучению. Ему было все труднее сдерживать свое нетерпение. Он вновь вспомнил о ритуальных действиях, которые необходимо совершить перед тем, как открыть Ковчег. Много лет он готовил себя к этому моменту и сейчас поразился, насколько близкими и понятными стали для него эти священные заклинания. Немцы, конечно, встанут на дыбы, но когда он закончит, пусть делают с Ковчегом, что пожелают. Наверное, понавесят ярлыков и засунут в один из своих гнусных музеев, но это уже не его забота.

Еврейские заклинания— немцы в обморок грохнутся, когда узнают, подумал он и усмехнулся. Однако эта мысль долго его не занимала, он вновь принялся размышлять о Ковчеге. Если все, что он узнал о нем — правда, если древние легенды не врут, то он будет первым из людей, кто сможет установить прямой контакт с силами, лежащими за границей человеческого существования.

Беллок вышел из палатки.

Вдалеке он увидел, как в небо взметнулся столб пламени. Или это небесный огонь поразил землю? — со страхом подумал он, но тут же понял, что взрыв произошел на взлетно-посадочной полосе. С нехорошим предчувствием он помчался туда.

За ним побежали Дитрих и Гоблер, которые только что вернулись с аэродрома.

Взорвался грузовик с горючим, Пламя уже пожирало самолет.

— Диверсия! — завопил Дитрих. — Но кто?

— Джонс, — ответил Беллок.

— Джонс? — ошарашено переспросил Дитрих.

— Этот парень живучее кошки. Но когда-нибудь его живучесть иссякнет.

Они молча смотрели на горящий самолет.

— Нам надо срочно увезти отсюда Ковчег, -0 сказал Беллок. — Мы можем доехать до Каира на грузовике, а оттуда полетим самолетом.

Беллок еще с минуту смотрел на произведенные Инди разрушения, поражаясь его целеустремленности и способности к выживанию. Этим трудно было не восхищаться, ведь требовались недюжинные мужество и ловкость, чтобы выпутаться из сложнейшей ситуации, в которой Инди оказался благодаря Беллоку. Кажется, я недооценил противника, подумал он.

— И не забудь об охране, Дитрих, — обратился он к немцу.

— Конечно, я все устрою.

Беллок отвернулся. Разумеется, его разговоры насчет того, что они вылетят из Каира — сплошной блеф; он уже без ведома Дитриха послал на остров радиограмму с инструкциями. Самое главное — вскрыть Ковчег до того, как он будет отправлен в Берлин.

В лагере немцев царила страшная неразбериха. Солдаты в беспорядке носились между аэродромом и палатками, еще одна группа вооруженных немцев, с покрытыми копотью лицами, поднимала Ковчег в крытый грузовик. Руководил погрузкой Дитрих. Он визгливым голосом выкрикивал команды, мечтая только об одном, чтобы этот чертов ящик как можно скорее оказался в Берлине. Беллоку он больше не доверял, так как заметил в глазах француза странный блеск, словно тот был поглощен какой-то маниакальной идеей, уводящей его прочь от реального мира. Он выглядит как безумец, с тревогой подумал Дитрих, и тут же вспомнил, что точно такое же лицо было у Гитлера, когда тот разговаривал с Беллоком в Баварии. А может быть, они похожи, этот француз и Адольф Гитлер? Может быть, их сила, так же как их безумие, это как раз то, что отличает их от обычных людей? Дитрих терялся в догадках. Он взглянул на деревянный ящик, который его люди в этот момент поднимали в грузовик и вспомнил Джонса. Ну, этот парень, конечно, мертв, заживо похоронен в жутком подземном зале. Почему же француз нес что-то о том, что диверсия— это его рук дело? А Может, эта враждебность и их соперничество — еще один показатель безумия Беллока. Возможно.

У него больше не было времени размышлять о состоянии головы француза, ему еще предстоял путь в Каир, и он не был уверен, что не будет новых попыток диверсии. Весь в поту, ненавидя все вокруг — пустыню, жару, солнце, песок — он снова принялся отдавать команды своим людям, в глубине души сочувствуя им: ведь они тоже были вдали от родного сердцу Фатерланда.

А Марион и Инди тем временем притаились за какими-то бочками, наблюдая за арабами, которые в беспорядке носились туда и сюда, и за немцами, грузившими ящик с Ковчегом. Их лица были черные от копоти, но даже под слоем сажи было заметно, что Марион очень бледна и выглядит уставшей.

— Ты провозился с этим фонарем чертову уйму времени, — пожаловалась она.

— Но ведь я все же вытащил тебя оттуда.

— В последний момент, — упрекнула она. — Ты все делаешь в последний момент.

Он взглянул на нее и дотронулся пальцами до ее щеки: пальцы тут же стали черными. Затем снова посмотрел на грузовик.

— Они куда-то увозят Ковчег. Хотел бы я знать — куда.

Мимо них промчалась группа арабов, среди которых, к своему удивлению, Инди заметил Саллу. Он выставил ногу, египтянин споткнулся и упал. Когда он встал, на его губах играла радостная улыбка.

— Инди! Марион! Я уже боялся, что потерял вас.

— Мы тоже, — ответил Инди. — Что случилось?

— Они не обращают на арабов внимания, мой друг, считают, что мы дураки, круглые идиоты; к тому же, я думаю, они с трудом различают нас. Я просто удрал, никто и не заметил.

Тяжело дыша, он скользнул за бочку.

— Уверен, что взрыв— это твоя работа.

— Разумеется.

— Ты, наверное, еще не знаешь, они собираются увезти Ковчег в Каир на грузовике.

— В Каир?

— А из Каира в Берлин.

— Насчет Берлина я не уверен, — сказал Инди. — Не думаю, что Беллок даст им отправить Ковчег в Германию до того, как сам исследует его.

Рядом с грузовиком остановился открытый автомобиль, в который сели Беллок с Дитрихом и вооруженная охрана. Послышался громкий топот— это около десятка солдат забрались в кузов грузовика, где был ящик с Ковчегом.

— Безнадежно, — вздохнула Марион.

Инди не ответил. Смотри и думай, приказал он себе. Думай. Он заметил еще один служебный автомобиль, тоже без верха, на котором сзади был установлен пулемет, там же он увидел стрелка. За рулем этого автомобиля был Гоблер, рядом сидел Арнольд Тохт.

Увидев Тохта, Марион задохнулась от ярости.

— Он — чудовище!

— Остальные не лучше, — возразил Салла.

— Кто бы он ни был, — сказала Марион, — ситуация выглядит все более безнадежной.

Пулемет, вооруженные солдаты, подумал Инди. Но, может быть, все же есть выход, и не стоит пока оставлять надежду.

Машины тронулись с места.

— Мы не должны упустить их.

— И что же нам делать? Бежать за ними вприпрыжку? — спросила Марион.

— Зачем, у меня есть план получше. — Инди поднялся. — Вы, двое, как можно скорее возвращайтесь в Каир и пытайтесь договориться с кем-нибудь, чтобы нас доставили в Англию. Самолетом или кораблем, значения не имеет.

— А почему в Англию? — спросила Марион.

— Там нет фашистов и отсутствует языковой барьер, — ответил Инди и взглянул на Саллу. — Где мы встретимся в Каире?

Салла задумался.

— Ты знаешь, где гараж Омара? — спросил он наконец. — На Змеиной площади.

— Звучит ужасно, зато этого адреса я уж никак не позабуду.

— В старом городе.

— Хорошо, буду там.

Марион встала.

— А ты уверен, что доберешься туда целым и невредимым?

— Не сомневайся, — ответил он, целуя ее.

Она поймала его за руку и спросила:

— Доживу ли я до того времени, когда ты перестанешь наконец бегать от меня?

Но Инди уже умчался, лавируя между бочками.

— Мы можем отправиться на моем грузовике, — предложил Салла. — Доедем медленно, но верно.

Марион не ответила. Она думала об Инди, стараясь понять, что ее привлекает в нем. Нежным любовником его не назовешь, да и вообще, какой он любовник, просто прыгает по ее жизни, словно кузнечик. Так в чем же дело? На некоторые вопросы трудно найти ответ, решила она, лучше и не пытаться.

Когда они с Марион следили за самолетом, Инди обратил внимание, что в одном месте, между взлетно-посадочной полосой и раскопками, к столбам были привязаны несколько лошадей, а две из них — белый арабский скакун и черный — стояли в тени под зеленым тентом. Теперь, расставшись с Марион и Саллой, Инди направился в сторону коней, рассчитывая, что они все еще там. Так и оказалось. Удачный день, решил он.

Осторожно приблизившись к ним, он остановился. Ему уже много лет не приходилось ездить верхом, и сейчас он размышлял о том, верно ли, что если ты научился ездить на лошади, или на велосипеде, то уже никогда не разучишься. Ему хотелось в это верить. Он подошел к черному арабскому жеребцу, тот попятился, фыркая и вздымая копытом песок; белый конь, наоборот, прореагировал на него довольно спокойно. Выбор был сделан, он вскочил на белого жеребца, потянул его за гриву. Конь привстал на дыбы и послушно пошел в ту сторону, куда направил его Инди. Они выехали из-под тента, Инди пришпорил пятками скакуна, и тот понесся через дюны, то опускаясь в ложбины, то переваливая через песчаные хребты. Конь скакал красивым галопом, повинуясь малейшему движению наездника. Инди решил, что нагонит машину на горной дороге, на полпути к Каиру. А потом— потом видно будет.

Неожиданность — великая вещь, решил он и весь отдался погоне.

Караван из машин все выше взбирался по узкой горной дороге, которая петляла среди скал, в отдельных местах подходя к самому краю бездонной пропасти. Не слезая с лошади, Инди сверху наблюдал, как они медленно и упорно ползут вперед. Он старался не забывать об осторожности: у парней в грузовике — этих зомби, одетых в форму — есть винтовки, а с вооруженными людьми всегда необходимо считаться, особенно, если их много, целая маленькая армия, а ты — несмотря на всю свою безрассудную смелость — один, не считая арабского жеребца.

Он направил коня вниз по глинистому склону, покрытому низкорослым кустарником — из-под копыт лошади посыпались камешки, — и выбрался на дорогу как раз за замыкающим колонну автомобилем, очень надеясь, что его не заметят. Пустые надежды.

Его заметили, и сразу же заработал пулемет, пули зарывались в землю прямо у ног его скакуна. Инди направлял коня то в одну, то в другую сторону, издали казалось, что тот исполняет какой-то безумный танец. Горное эхо вторило выстрелам. Инди пришпорил жеребца, заставляя бедное животное идти на пределе возможного, и обогнал автомобиль, успев разглядеть удивленные лица немцев. Стрелок развернул орудие, но пулемет лишь дернулся пару раз и тут же захлебнулся: закончились патроны, а пулеметчик так и не смог попасть во всадника на лошади. Тохт, сидящий рядом с Гоблером, вытащил пистолет, но Инди уже скрылся за едущим впереди грузовиком и скакал рядом с кабиной. Тохт все же выстрелил, и пуля пробила матерчатый верх грузовика.

Сейчас, парень, главное не зевай, сказал себе Инди. Он прыгнул с лошади, перелетел разделяющее их расстояние, ухватился за край грузовика и рванул на себя дверь как раз в тот момент, когда сидящий рядом с водителем охранник попытался вскинуть винтовку. Однако ему это не удалось. Инди бросился на него и начал вырывать оружие из рук; немец отчаянно сопротивлялся, борясь за винтовку, которой так и не смог воспользоваться. Инди резко вывернул ему руку, послышался хруст — он сломал охраннику кисть, тот закричал от боли, и, воспользовавшись этим, Инди выпихнул немца из кабины на дорогу.

Остался водитель.

Это был плотный мужчина с золотыми зубами. Инди набросился на него, немец выпустил руль из рук, грузовик развернуло и швырнуло к пропасти. Инди поспешно схватился за руль и вырулил обратно на дорогу. В это время водитель со всего маху ударил его в лицо.

Несколько секунд Инди сидел, ничего не соображая. Водитель, заметив это, нажал на тормоз, но Инди, придя в себя, сбросил его ногу с педали. Они вновь сцепились, бросив руль. Грузовик начало мотать из стороны в сторону. Гоблер, ехавший за ними, делал все возможное, чтобы не врезаться в их машину; он так резко поворачивал вправо и влево, что на одном из виражей стрелок, сидевший рядом с пулеметом, не удержался и, перелетев через борт автомобиля, свалился в пропасть. На какой-то момент он словно воздушный змей, завис в воздухе с распростертыми руками, затем, оглушительно крича, рухнул вниз. В горах долго не умолкало эхо.

Беллок, сидящий в первом автомобиле, повернулся, чтобы узнать, что произошло. Джонс, не иначе, решил он. Не хочет смириться с тем. Что упустил Ковчег. Придется смириться, мой друг, подумал он и вновь оглянулся назад, однако слепящее солнце мешало рассмотреть, что происходит в кабине следовавшего за ними грузовика.

— Мне кажется, там что-то случилось, — наконец произнес он.

Они достигли места, где дорога делала крутой поворот, и водитель резко заложил руль, ненароком помяв непрочный направляющий рельс на краю дороги. Он тут же выровнял машину, и сопровождавший их охранник, сидевший на заднем сиденье, вытащил автомат и нацелил его на кабину грузовика.

Беллок остановил его.

— Вы можете убить водителя, и тогда египетская вещица, столь милая сердцу вашего фюрера, скорее всего, свалится в пропасть. И что мы скажем в Берлине?

Дитрих мрачно кивнул в ответ.

— Думаете, это новые подвиги вашего американского друга, Беллок?

— Без сомнения, но вот на что он надеется при таких неравных шансах, этого я не понимаю, — сказал Беллок. — Не понимаю и боюсь.

— Если что-то случится с Ковчегом…— Дитрих не закончил фразы, но его слова прозвучали так, как если бы он провел пальцем по горлу.

— Да ничего с ним не случится, — возразил Беллок.

Инди в это время сжимал руками шею водителя; грузовик, вновь оказавшийся без управления, подъехал к покореженному направляющему рельсу, ударил его и поднял в воздух облако пыли. Инди, однако, ухитрился в последний момент поймать руль и отвести машину от пропасти. Поднятая ими пыль совершенно ослепила Гоблера и Тохта, ехавших следом. Гоблер закашлялся и попытался протереть глаза, но было слишком поздно: последнее, что он увидел, был покореженный рельс, а последнее, что слышал, — ужасающий вопль Тохта. Машину поволокло к краю обрыва, словно железные опилки к магниту, она проскочила сквозь разбитое ограждение, зависла на секунду над пропастью, как будто желая бросить вызов закону тяготения, наконец, рухнула и взорвалась.

Черт, подумал Инди. Ему никак не удавалось справиться с водителем: как только он нападал на него, грузовик сразу терял управление и грозил кувыркнуться с обрыва. К тому же, парень за рулем был настоящий силач: сплошные мускулы, твердые как железо. Краем глаза Инди заметил и еще кое-что: он кинул взгляд на боковое зеркальце и увидел, что по бокам грузовика к кабине водителя пробираются солдаты. Новая опасность придала ему силы: отпихнув водителя, он одним рывком открыл дверь и вышвырнул его из машины. Мужчина, размахивая руками и крича, шлепнулся в пыль.

Извини, подумал Инди.

Он схватил руль и, нажав на газ, начал догонять идущий впереди автомобиль. Неожиданно он увидел перед собой чернеющее отверстие — в скале был прорублен недлинный туннель. Он влетел в темноту и принялся бросать грузовик из стороны в сторону, так что бока машины задевали стенки туннеля. Раздались крики — это солдаты. Прижатые к стенам, падали с грузовика. Интересно, сколько их там еще осталось, подумал Инди. Он выскочил из туннеля на свет. Грузовик уже догнал штабной автомобиль. Он прибавил скорость и стукнул его сзади. Охранник на заднем сиденье неожиданно поднял руку и показал вверх — он показывал на крышу грузовика.

Ах так, подумал Инди. Если там солдаты, то ты, парень, провалило все дело. Береженного Бог бережет, сказал он себе и резко нажал на тормоз; грузовик стал как вкопанный. В тот же момент он увидел, как с крыши грузовика свалились два солдата.

Он вновь двинулся вперед. Они уже выезжали из горной местности, приближаясь к равнине. Инди снова нажал на газ и ударил сзади автомобиль; в глубине души он ликовал, будучи уверен, что они не осмелятся сейчас убить его из страха повредить ценный груз. Он наслаждался чувством безнаказанности, продолжая вновь и вновь наносить удары по заднему бамперу, и смотрел, как дергаются при этом Беллок и его немецкие друзья. Теперь надо было вырваться вперед, он должен обогнать их до того, как они прибудут в Каир.

Дорога наконец вышла на равнину, и вдалеке уже показались неясные очертания города. Инди сознавал, что это самый опасный участок пути: в горах они боялись причинить ему вред, грузовик мог соскользнуть в пропасть, и тогда — прощай Ковче; но здесь их ничего не сдерживало и, безусловно, они попытаются его убить, или хотя бы спихнуть с дороги.

Словно прочтя его мысли, охранник открыл огонь. Пули со свистом проносились мимо, одна попала в стекло, другая пробила матерчатый верх. Инди инстинктивно пригнул голову. Во что бы то ни стало надо обогнать их. Дорога по-прежнему петляла, и впереди он заметил крутой поворот. Ну, держись, скомандовал он себе. Он прибавил скорость. И, сделав рывок, поравнялся с автомобилем, затем ударил его в бок и спихнул с дороги. Машина съехала в кювет.

Дело сделано. Однако он понимал, что они уже через минуту выедут на дорогу и вновь помчатся за ним следом. Он взглянул в боковое зеркальце — ну, конечно же, задом машина поднялась вверх по склону, они въехали на дорогу и, развернувшись, бросились догонять его. Инди нажал на газ. Скорее, давай же, про себя умолял он грузовик. И вот уже окраина города. Автомобиль с немцами следовал за ним по пятам. Однако город— это не горы, здесь совсем другие правила игры.

Узкие улицы Каира. Он мчался по ним, разгоняя в разные стороны людей и животных, опрокидывая прилавки и корзины с фруктами, лавируя между торговцами и нищими. Испуганные прохожие в страхе жались к стенам. Наконец он въехал в старый город, где находился гараж Омара. Здесь улицы и переулки стали еще уже. Он едва не сшиб слепого нищего. К счастью, тот неожиданно прозрел — великое чудо! — и отскочил в сторону, рассыпав при этом милостыню, потом приподнял черные очки и с удивлением поглядел вслед грузовику.

Инди еще прибавил скорость, одновременно стараясь оживить в памяти план Каира. Машина с немцами не отставала.

Он свернул в переулок, и чуть не наехал на ослика, еле успевшего отпрыгнуть в сторону. Кто-то от испуга свалился со стремянки, в руках у женщины заплакал ребенок… Простите, бормотал Инди, простите. Конечно, надо бы остановиться и лично принести извинения, но только не сейчас: немцы не отставали.

И вот наконец он на Змеиной площади. Дверь в гараж Омара стояла распахнутой, и он направил грузовик прямиком внутрь. Машина остановилась, и дверь гаража мгновенно захлопнулась. Тут же несколько арабских мальчишек с метлами в руках начали подметать улицу, уничтожая следы покрышек, пока Инди совершенно обессиленный сидел в кабине и сам с трудом верил в свою удачу.

Автомобиль немцев тоже выскочил на площадь, Беллок и Дитрих с потерянным видом оглядывались вокруг, но грузовик как сквозь землю провалился.

А в это время в кузове грузовика из ящика с Ковчегом раздался тихий, почти неслышный гул. Казалось, самопроизвольно включился какой-то механизм и заработал. Никто не услышал этого звука.

Уже стемнело, когда Салла и Марион появились в гараже. Инди успел немного поспать на койке, которую ему уступил Омар, и теперь, проснувшись, лежал в темноте, голодный и злой. Неожиданно вспыхнул свет, Инди протер глаза: перед ним стояла Марион. Она умудрилась где-то помыть голову и причесаться и выглядела, как показалось Инди, совершенно сногсшибательно.

— Тебе здорово досталось, — сказала она ему.

— Пустяки, несколько царапин, — ответил он и сел в постели, при этом его тело пронзила такая боль, что он застонал.

В комнату вошел Салла, Инди встрепенулся и тут же забыл об усталости.

— Мы договорились насчет корабля, сообщил Салла.

— Надежные люди?

— Пираты. Им можно верить. Их капитан, Катанга, честный человек, несмотря на его занятие.

— Они согласны взять на борт и нас и наш груз?

Салла кивнул.

— За соответствующее вознаграждение.

— Теперь, — Инди, превозмогая усталость, поднялся, — надо отвести грузовик в порт.

Он посмотрел на Марион и добавил:

— Боюсь, что наши приключения на сегодня не закончились.

Дитрих и Беллок сидели в комнате посла. Немецкое посольство располагалось в роскошно украшенном здании в центре Каира. Посол был очень любезен с ними. Профессиональный дипломат, переживший чистки Гитлера, он был рад услужить режиму и охотно предоставил свой кабинет в их распоряжение. Какое-то время они сидели молча, Беллок рассеянно разглядывал портрет фюрера, Дитрих курил египетские сигары.

Время от времени в комнате звонил телефон. Дитрих брал трубку, слушал, отвечал и, качая головой, клало на место.

— Если мы упустим Ковчег…— он закурил новую сигарету.

Беллок встал, прошелся по комнате, затем махнул рукой.

— Я и думать об этом не хочу, Дитрих. Кстати, что случилось с отлаженной работой твоей шпионской сети в Египте? Почему они до сих пор ничего не нашли?

— Найдут. Я уверен.

— Мне бы твою уверенность.

Дитрих прикрыл глаза. Беллок, с его ехидством, надоел ему до смерти, к тому же его страшила перспектива вернуться в Берлин с пустыми руками.

— Где ваш хваленый профессионализм, — продолжал Беллок. — Как могло получиться, что один человек — один! — умудрился вывести из строя всех охранников и к тому же исчезнуть. Абсурд какой-то. Поверить не могу.

— Я это уже слышал, — устало ответил Дитрих.

Беллок подошел к окну и уставился в темноту. Где-то там, во мраке египетской ночи, скрывается Джонс, и у него — Ковчег. Черт побери, Ковчег упускать нельзя. Одна мысль, что он может потерять его, заставила Беллока похолодеть.

Вновь зазвонил телефон. Дитрих поднял трубку, послушал, и его поведение сразу изменилось. Он бросил на француза взгляд, полный злорадства.

— Я же говорил, что мои люди все уладят.

— Вот как?

— Один мой человек узнал в порту, что египтянин по имени Салла зафрахтовал грузовой пароход “Банту Винд”.

— Возможно, уловка.

— Возможно, но проверить не мешает.

— Все равно делать нечего, — сказал Беллок.

— Тогда, идем.

Они торопливо покинули посольство, быстро добрались до порта и узнали, что “Банту Винд” уплыл час назад в неизвестном направлении.

 

Глава 11

Средиземное море

На борту “Банту Винд”, в каюте капитана сидел Инди, раздетый до пояса, а Марион, стоя рядом, перевязывала ему раны и мазала царапины йодом. Он разглядывал ее: она переоделась и теперь была в белом с высоким горлом платье, несколько чопорном. Однако он находил, что оно ей к лицу.

— Где ты его достала?

— В чулане, там всего полно. Догадываюсь, что я не первая женщина, путешествующая с этими пиратами.

— Мне оно нравится.

— Я чувствую себя в нем — хм — девственницей.

— Да и выглядишь тоже.

Она с минуту серьезно смотрела на него, не забывая, впрочем, прижигать йодом ссадины. Затем произнесла:

— Девственность, мой друг, ненадежная вещь. Была — и нет, и не жди обратно.

Она покончила с царапинами и ранами, села и налила себе немного рому, отхлебнула, насмешливо глядя на него поверх стакана.

— Не помню, я уже извинялся за то, что сжег твою забегаловку в Непале? — спросил Инди.

— Пока нет. А я поблагодарила тебя за то, что ты вытащил меня из горящего самолета?

Он отрицательно покачал головой.

— Что ж, мы квиты. Может, тогда поставим крест на прошлом?

Марион не ответила.

— Где у тебя болит? — вдруг спросила она.

— Везде.

Она нежно поцеловала его в плечо.

— Здесь?

Инди подскочил от неожиданности.

— Да, здесь.

Марион склонилась ниже.

— А где не болит? — Она поцеловала его в локоть. — Здесь?

Он кивнул. Она поцеловала ему макушку. Он указал на шею — она поцеловала там, потом кончик носа, глаза. Он дотронулся до своего рта, и она нежно прикоснулась к нему губами.

Как она изменилась, стала совсем другой.Это поведение никак не напоминало ее дикие выходки в Непале.

Что-то смягчило ее, но что?

Перемена в девушке поразила Инди.

Ковчег находился в трюме корабля, и корабельные крысы это сразу учуяли: они как безумные носились взад и вперед, дрожа и топорща усы. Тот же самый тихий гул доносился из ящика, но только крысы своим сверхчутким ухом воспринимали его, и было ясно, что он их очень пугает.

Когда неясный свет утренней зари осветил небо, капитан Катанга вышел на мостик и закурил трубку. Он пристально разглядывал поверхность моря, словно пытался взглядом исследовать подводные глубины. Соленые морские капли били его по лицу, а утреннее солнце высушивало их, оставляя на лице беловатый налет. Однако капитан не обращал на это внимания. Он чувствовал, под водой что-то неладно, что — то не так. Он прищурил глаза, но так ничего и не увидел. По-прежнему до его слуха доносился негромкий равномерный шум корабельного двигателя — старая штуковина, несмотря на почтенный возраст, все еще работала без перебоев. Он подумал об Инди и его спутнице, они оба понравились ему, и кроме того, ведь это друзья Саллы.

Но вот ящик — их груз — почему-то сразу насторожил его. Он и сам не мог объяснить себе, что вызвало тревогу, однако чутье подсказывало: чем скорее он избавится от него, тем лучше. Странно, но сейчас, глядя на спокойную поверхность моря, он испытывал то же тревожное чувство. Он чуял опасность с такой же определенностью, с какой его нос вдыхал соленый морской воздух.

Капитан застыл на мостике, не сводя глаз с воды. Он походил на прыгуна с трамплина, которому предстоит опасный и ответственный прыжок.

Инди проснулся и какое-то время разглядывал спящую Марион. Она лежала, слегка повернув набок голову, ее губы немного приоткрылись, а на лице застыло все то же выражение невинности. Инди потер зудящие под повязками раны, которые уже начали подживать. Салла в последний момент вспомнил о его одежде, так что он смог, наконец, переодеться. Он проверил, на месте ли хлыст, потом надел сверху кожаную куртку и повертел в руках видавшую виды фетровую шляпу.

Она всегда приносила мне удачу, подумал он. Без нее — я все равно, что голый.

Марион повернулась и открыла глаза.

— Как мило ты выглядишь, — проворковала она.

— Зато чувствую себя совсем не мило.

Она взглянула на повязки и заметила:

— Ты всегда умудряешься попадать в переделки.

Затем села, пригладила волосы и оглядела каюту.

— Хорошо, что ты переоделся. Несмотря на бурнус, на араба ты все равно не был похож.

— Я старался, как мог.

Она зевнула, потянулась и встала. Ее движения показались Инди обворожительными; хотя он и не отдавал себе отчета, грациозность всегда производила на него большое впечатление. Она взяла его за руку и поцеловала запястье.

— Как ты думаешь, как долго нам еще плыть? — спросила девушка.

— Пока не приплывем. — Он улыбнулся и вдруг насторожился: что-то было не так, как обычно. Он прислушался и, наконец, понял— перестал работать двигатель, судно остановилось.

Он вскочил на ноги и бросился к двери, выбрался на палубу и добрался до капитанского мостика, где стоял Катанга с незажженной трубкой в зубах. Лицо капитана было серьезным и суровым.

— Кажется, у вас очень влиятельные друзья, мистер Джонс.

Инди уставился на море — и поначалу ничего там не заметил. Но затем, посмотрев туда, куда указывал рукой капитан, увидел, что “Банту Винд” был со всех сторон окружен немецкими подводными лодками. Словно молодая красотка ухажерами.

— Вот дерьмо вонючее, — сказал он.

— Вы точно выразили мои чувства, — произнес Катанга. — А теперь вы и ваша девушка срочно прячьтесь. У нас найдется местечко в трюме. Живо! Тащите сюда девушку!

Но было уже поздно: 5 плотов с вооруженными солдатами окружили пароход, уже несколько фашистов начали карабкаться вверх по веревочным лестницам. Он повернулся и побежал, думая только о Марион, о том, что он должен добраться до девушки раньше немцев. Слишком поздно — раздался топот солдатских сапог, послышалась гортанная немецкая речь. Он увидел, как два солдата вытащили Марион из каюты. Остальные, захватив судно, согнали команду на палубу и выстроили там матросов, нацелив на них винтовки. Инди, словно тень, скользнув в дверной проем, растворился в лабиринте корабельных ходов.

Но прежде чем исчезнуть, он услышал, как Марион на чем свет стоит поносит фашистов, и, несмотря на отчаянность ситуации, улыбнулся. Ну что за девушка, подумал он с восхищением. Ничем ее не запугаешь.

Он не мог не удивляться ей, не мог не любить ее.

Дитрих, в сопровождении Беллока, поднялся на палубу. Капитан уже подал команде приказ не оказывать сопротивления. Моряки горели желанием ринуться в бой, но шансы были слишком неравны. Поэтому они хмуро стояли под дулами немецких автоматов, в то время как Беллок и Дитрих выкрикивали команды, приказывая солдатам обыскать корабль.

Беллок подошел к Марион. Как и прежде, внутри у девушки сразу что-то оборвалось, однако на этот раз она твердо решила бороться с этим чувством и ни на минуту не поддаваться влиянию этого человека.

— Моя дорогая, — обратился к ней Беллок, — ты должна поведать мне историю — или это будет эпическая поэма? — как вам удалось выбраться из Колодца. Хотя, об этом позже.

Марион не ответила. Неужели эта цепь событий никогда не прервется? У Инди, кажется, просто талант провоцировать несчастья. Она посмотрела на Беллока, который взял ее за подбородок. Девушка отвернулась, он улыбнулся.

— Потом поговорим, — сказал он и подошел к Катанге. Он собирался что-то сказать, но услышал шум и обернулся: солдаты поднимали из трюма ящик с Ковчегом. Беллок еле справился с нетерпением, досадуя, что как всегда реальность со своей суетой мешает исполнению его желаний. Медленно, неохотно он отвел глаза от ящика; Дитрих приказал доставить Ковчег на борт одной из подводных лодок.

Беллок взглянул на Катангу.

— Где Джонс?

— Мертв.

— Мертв? — переспросил Беллок.

— А зачем он был нам нужен? Мы с ним быстро покончили— бросили за борт. Девчонка — другое дело, это ценный товар на рынке, где я веду свои дела. А Джонс — зачем он нам? Если вам нужен его груз — берите, а девчонку оставьте, это наша добыча.

— Бросьте, неужели вы думаете, что я поверю в то, что Джонс мертв?

— Хотите верьте, хотите нет. Я лишь прошу оставить нас в покое, чтобы мы продолжили плавание.

Подошел Дитрих.

— Вы ни о чем не можете нас просить, капитан. Мы сами решим, что делать — взорвать вашу старую посудину или нет.

— Девушка едет со мной, — сказал Беллок.

Дитрих покачал головой.

Беллок продолжал:

— Считайте ее частью моего вознаграждения. А так как мы добыли Ковчег, Дитрих, то, думаю, фюрер согласится с моим предложением.

Дитрих заколебался.

— А если она не сумеет меня ублажить, разрешаю вам скормить ее акулам, мне плевать.

— Хорошо, — согласился Дитрих и, заметив на лице Беллока тень сомнения, быстро скомандовал, кивнув в сторону Марион:

— Доставьте на подводную лодку.

Инди наблюдал за происходящим из своего укрытия— отверстия вентилятора, где он сидел весь скрючившись. Сапоги топали по палубе в опасной близости от его лица, но его не заметили. Вранье Катанги показалось ему малоубедительным, но, как ни странно, оно сработало, немцы, кажется, поверили. Инди в раздумье разглядывал палубу. Ему надо было попасть на подводную лодку, туда, где Марион, где Ковчег. Но как?

Беллок снова взглянул на капитана.

— А как мне знать, что вы говорите правду о Джонсе?

Катанга пожал плечами.

— Зачем мне врать? — И он уставился на Беллока. Француз ему явно не понравился, и он посочувствовал Инди, что у него такие враги.

— Разве ваши люди нашли его здесь? — спросил он.

Беллок задумался, а Дитрих покачал головой. Затем немец произнес:

— Пошли. Ковчег у нас, и жив Джонс или мертв, уже не имеет значения.

Беллок весь напрягся, но через минуту расслабился и последовал за Дитрихом. Они покинули пароход.

Инди слышал, как их плоты отошли от “Банту Винд”. Он выскочил из укрытия и помчался по палубе.

Беллок вошел в радиорубку на борту лодки, надел на голову наушники, взял микрофон и назвал позывные. Через некоторое время сквозь помехи до него донесся голос. Говорили по-немецки.

— Капитан Молер? Это Беллок.

Голос в наушниках был едва слышен.

— Все подготовлено в соответствии с вашими распоряжениями, Беллок.

— Отлично. — Беллок снял наушники и вышел из радиорубки. Он направился к небольшой каюте в носовой части лодки, куда они поместили Марион. Девушка с мрачным видом сидела на койке и даже не подняла головы. Он протянул руку, взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Какие красивые глаза, зачем же их прятать?

Она резко отдернула голову.

Он улыбнулся.

— Мы можем продолжить наше знакомство.

Она встала и отошла в другой конец каюты.

— Нам нечего продолжать.

— Я так не думаю, — сказал он и попытался взять ее за руку, но девушка решительно выдернула ее.

— Ты против? Раньше, моя дорогая, ты не сопротивлялась. Отчего же такая перемена?

— Обстоятельства изменились.

С минуту он молча ее разглядывал. Затем спросил:

— Все дело в Джонсе, я прав?

Она не смотрела на него, уставя взгляд в пустоту.

— Бедный Джонс, — сказал Беллок. — Боюсь, теперь ему уже никого не победить.

— Что это значит?

Беллок подошел к двери. Уже выходя из каюты, он повернулся и бросил:

— Ты ведь даже не знаешь, моя дорогая, жив он или нет.

Он закрыл дверь и двинулся вперед по узкому проходу.

Навстречу ему шли несколько матросов, а за ними — Дитрих. Немец был чем-то взбешен. Беллок насмешливо смотрел на него: в гневе Дитрих выглядел презабавно, словно разбушевавшийся учитель, который не смеет наказать упрямого ученика.

— Может, объясните мне, что происходит, Беллок?

— Что я должен объяснять?

Дитрих, казалось, боролся с искушением ударить француза.

— Вы отдали капитану лодки приказ направиться к какой-то запасной базе, расположенной на острове у берегов Африки. Я полагал, что мы возвращаемся в Каир и оттуда первым же рейсом везем Ковчег в Берлин. Как вы посмели нарушить план, Беллок? Вы что, вообразили себя немецким адмиралом? У вас, должно быть, мания величия.

— Мания величия, — повторил Беллок, наслаждаясь сценой. — Не думаю. Просто мне кажется, что лучше открыть Ковчег до того, как мы доставим его в Берлин. Разве не ужасно будет, мой друг, если фюрер откроет Ковчег, а он — пуст. Представь себе разочарованное лицо Адольфа!

Дитрих уставился на француза, его гнев прошел, и на лице появилось выражение недоверия.

— Я тебе не верю, Беллок. Я никогда тебе не доверял.

— Благодарю.

Дитрих помолчал, потом продолжал:

— А почему надо везти Ковчег на какой-то там остров, не проще ли доставить его в Каир? Почему, я спрашиваю, нельзя открыть эту чертову коробку в Египте, Беллок?

— Потому что нельзя.

— Может, объяснишь?

— Объяснить я могу, только ты все равно не поймешь.

Дитрих выглядел взбешенным, он чувствовал, что его авторитету нанесен еще один удар. Но у француза в союзниках сам фюрер. Что он может поделать в такой ситуации?

Немец резко повернулся и пошел прочь. Беллок глядел ему вслед, но думал уже не о Дитрихе, а предвкушал событие, которое ожидало его на острове. Конечно, Ковчег можно открыть где угодно, в этом Дитрих прав. Но все же очень важно, чтобы его вскрыли именно там, на острове, в историческом месте, где даже воздух пропитан прошлым. Да, именно там, подумал Беллок. Его надо открыть в подходящем окружении, обстановка должна быть под стать этой священной реликвии.

Он направился в грузовой отсек, где в небольшой каюте хранился ящик с Ковчегом.

Какое-то время он смотрел на него. Какие секреты ты скрываешь, что сможешь мне поведать? Он протянул руку и коснулся ящика. Ему показалось или он действительно почувствовал, что ящик вибрирует? Не снимая руки с деревянной поверхности, он закрыл глаза. Охваченный священным трепетом Беллок вдруг словно скользнул в пустоту, в бесконечную тьму, а где-то там впереди виднелась грань, за которой лежал загадочный мир, существующий вне времени и пространства. Он ощутил покалывание в кончиках пальцев и открыл глаза. Скоро, сказал он себе. Скоро.

Море было холодным. Подводная лодка шла вперед, вспенивая воду и образуя небольшие водовороты; Инди цеплялся за палубные поручни, его мышцы сводило от напряжения, а разбухший в соленой воде хлыст, который он обвязал вокруг себя, впивался в тело. Так и утонуть недолго, подумал он, и стал вспоминать все, что знал об утопленниках. Впрочем, еще неизвестно, что лучше — захлебнуться или вот так висеть, уцепившись за поручень субмарины, которая каждый момент может начать погружение.

Он подтянулся на руках и перебросил себя через поручень на палубу. И вдруг спохватился — а где же шляпа! Ее не было.

Неужели ты веришь в предрассудки, сказал он себе. Сейчас не время оплакивать потерянный талисман.

И тут лодка начала погружаться. Словно гигантская металлическая рыба, она медленно уходила под воду. Инди бросился бежать по палубе — вода уже доходила ему до пояса, — с трудом добрался до боевой рубки и принялся карабкаться вверх по лестнице. Забравшись на рубку, он глянул вниз: лодка, по-прежнему, погружалась. Вздымаясь пенистыми волнами, вода приближалась к нему. Вот уже исчезла боевая рубка, а за ней и радиомачта. Барахтаясь в воде, Инди добрался до перископа и ухватился за него. Однако судно все продолжало погружаться, и перископ все глубже опускался под воду. Пожалуйста, пожалуйста, остановись, молил он подводную лодку.

Замерзший, дрожащий, он из последних сил цеплялся за перископ. Вот как бывает с теми, думал он, кто пытается покататься на немецкой субмарине. Здесь хлебом-солью не встречают.

И вдруг, словно устыдившись, — или это море вняло его мольбам? — лодка перестала погружаться. Перископ высовывался из воды всего фута на 3, но Инди был благодарен и за это: для того, чтобы выжить, 3 футов ему было более чем достаточно. Главное, глубже не ныряй, попросил он и неожиданно понял, что разговаривает с этой немецкой жестянкой вслух. Наверное, в других обстоятельствах он бы рассмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Я, должно быть, рехнулся.

Он достал хлыст и привязал себя к перископу, надеясь, что если заснет, то проснется не на морском дне и не в желудке у акулы.

Холод пробирал его до костей. Он постарался не стучать зубами и не обращать вынимания на боль от впивающегося в тело хлыста. Лишь бы не заснуть, Бог знает, что еще может случиться. Но он так устал, что бороться со сном становилось все труднее.

Инди закрыл глаза и решил думать о чем-нибудь, чтобы не задремать, но это было нелегко. Он поразмышлял о том, куда направляется лодка, спел про себя пару песенок, повторил все известные ему телефонные номера, вспомнил Риту, на которой в свое время чуть не женился, и порадовался, что так легко отделался. Мысли его стали путаться, воспоминания сплелись в неясный клубок — и, несмотря на холод и неудобную позу, он заснул.

Когда Инди проснулся, было светло, и он так и не понял, сколько проспал — возможно, целые сутки. Тело совершенно задеревенело, кожа разбухла от соленой воды, а на пальцах побелела. Он поправил хлыст и кинул взгляд вокруг. Впереди виднелся остров — субтропический рай с сочной зеленой листвой, — куда лодка держала курс. Они подплыли и нырнули в какую-то пещеру, где немцы устроили подземный склад и базу для подводных лодок. А на пристани он заметил такое количество фашистов, какое не увидишь и во время нацистских Нюрнбергских сборищ.

Как же ему не дать им себя поймать?

Он высвободился, быстро скользнул в воду и только тут заметил, что не отвязал хлыст от перископа. Хлыст и шляпа — многовато потерь для одного дня. Стараясь оставаться под водой как можно дольше, он поплыл в сторону острова. Лодка в это время уже всплыла и приближалась к пристани.

Наконец он достиг берега и с радостью почувствовал под ногами твердую землю, — хоть бы и принадлежащую фашистам, — потом пересек песчаную полосу и взобрался на дюну, откуда была хорошо видна пристань. С лодки как раз выгружали ящик с Ковчегом. Беллок, наблюдавший за работой, ни на шаг не отходил от солдат, словно опасался, что они могут уронить дорогую его сердцу святыню.

Потом Инди увидел Марион. Девушка сошла на берег, и несколько фашистов в форме погнали ее куда-то.

Он сидел на песке, скрытый от всех зарослями камыша, и думал.

Вдохновение — вот что мне сейчас требуется, наконец, решил он. Вдохновение — и удача.

 

Глава 12

Беллок встретился с Молером только во второй половине дня. Он был очень недоволен тем, что Дитрих присутствовал при разговоре: этот умник, конечно же, сразу начнет задавать вопросы и дергаться по каждому поводу, выводя этим всех из себя.

— Все подготовлено согласно вашим инструкциям, Беллок, — сказал капитан Молер.

— Ничего не забыли?

— Ничего.

— Тогда немедленно доставьте туда Ковчег.

Молер, бросив быстрый взгляд на Дитриха, повернулся к солдатам, грузившим ящик в джип, и начал отдавать приказания.

Дитрих, молчавший во время разговора Беллока с Молером, вдруг взорвался:

— О чем это он тут говорил? Какие такие приготовления?

— Это тебя не касается.

— Меня касается все, что так или иначе связано с Ковчегом.

— Я хочу открыть Ковчег, — сказал Беллок. — Но необходимы определенные…определенные, так сказать, условия.

— Условия? Какие?

— Не волнуйся об этом, мой друг, ты и так сильно занят. Я не хочу, чтобы по моей вине ты подорвал свое драгоценное здоровье.

— Оставь сарказм при себе, Беллок. Боюсь, ты забываешь, кто здесь главный.

С минуту Беллок глядел на ящик.

— Видишь ли, Дитрих, нам не обойтись без своеобразного ритуала, ведь мы не ящик с ручными гранатами открывать собираемся. Требуется создать подходящие условия…

— Какого еще ритуала?

— Увидишь, увидишь, не волнуйся.

— Если что-то случится с Ковчегом, Беллок, хоть что-нибудь, я тебя лично, вот этими руками, задушу. Понял?

Беллок кивнул.

— Какая трогательная забота! Да не суетись ты, ничего с ним не случится, доставят в Берлин в целости и сохранности, чтобы твой фюрер присоединил его к своей чудо коллекции.

— Надеюсь, что так и будет.

— Не сомневайся.

Беллок еще раз взглянул на ящик с Ковчегом, потом перевел взгляд на зеленеющий тропический лес, расстилающийся вдали, за пристанью. Оно там, это место, где он откроет Ковчег.

— И еще, эта девчонка, — напомнил Дитрих. — Не люблю лишних свидетелей. Что нам с ней делать?

— Оставляю на твое усмотрение, — ответил Беллок. — Она меня больше не интересует.

И все остальное тоже; ничего не интересует, кроме Ковчега. Сейчас ему было непонятно, чего ради он так расчувствовался тогда, даже решил защищать девушку, охранять ее. Чепуха! Что значат человеческие симпатии в сравнении с Ковчегом? Да и вся человеческая жизнь? Будет она жить или умрет, его больше это не волновало.

Радостное предчувствие вновь охватило Беллока, он с трудом отвел глаза от ящика, который солдаты уже погрузили в джип.

Скоро я узнаю, что за секреты ты скрываешь, подумал он. Скоро, очень скоро я все узнаю.

Инди прятался среди деревьев, рядом с пристанью. Он видел, как фашисты затолкали Марион в автомобиль и повезли куда-то в сторону леса. Затем Беллок и немец залезли в другой джип и двинулись в ту же сторону, следуя за машиной, в которой везли ящик с Ковчегом. Куда это они все отправились? Скрываясь за деревьями, Инди начал пробираться в том направлении.

И тут прямо перед ним, словно из-под земли, вырос немец. Увидев Инди, он потянулся к кобуре, но достать пистолет не успел: Инди схватил в руки толстый обрубок сухой ветки и стукнул парня по шее. У того из горла хлынула кровь, и, закатив глаза, он медленно опустился на колени. Инди еще пару раз стукнул его по голове — и немец распластался на земле. Что же теперь с ним делать? — недоумевал Инди.

И тут ему в голову пришла идея. А почему бы и нет? Отличная мысль!

Автомобиль, в котором сидели Белок и Дитрих, медленно двигался сквозь ущелье.

— Не нравится мне этот ритуал, — сказал немец.

Скоро он тебе еще больше не понравится, подумал Беллок. Боюсь, эта процедура, которую ты так прозаично называешь ритуалом, последние мозги у тебя отшибет, мой друг.

— Он очень важен?

— Да.

Дитрих молча уставился на едущий перед ними джип с Ковчегом.

— Успокойся, завтра Ковчег уже будет ум фюрера.

Дитрих вздохнул.

Француз, кончено, спятил, теперь он в этом не сомневался, рехнулся на почве Ковчега. Достаточно посмотреть ему в глаза, чтобы это понять, или послушать, как он говорит — в последнее время его речь стала отрывистой и неестественной. А его движения! Весь дергается, словно на шарнирах.

Скорее бы все закончилось, чтобы вернуться домой, в Берлин!

Джип выехал на открытое пространство. Кругом виднелись палатки, замаскированные укрытия, какие-то сараи, машины, радиомачты; туда и обратно сновали солдаты, кипела работа. Дитрих с удовлетворением рассматривал образцово-показательную немецкую базу, но Беллок, казалось, ничего не замечал. Его взгляд был прикован к каменному возвышению на другой стороне площадки. Это была остроконечная скала с плоской плитой на вершине. Вверх вели ступени, вырубленные, по-видимому, еще в те далекие времена, когда остров населяли представители какой-то древней, давно вымершей цивилизации. Все сооружение напоминало алтарь— это как раз и привлекло к нему внимание Беллока. Где же еще вскрывать Ковчег завета, как не в этом месте, словно специально предназначенном для такого ритуала.

На какой-то момент он потерял дар речи, не отрывая взгляда от жертвенника, пока, наконец, к нему не подошел капитан Молер и не похлопал по плечу.

— Можно начинать?

Беллок кивнул, и последовал за немцем в палатку, по дороге размышляя об исчезнувшем племени, вырубившем в скале ступени и оставившем на острове другие святыни— обломки статуй и различные предметы культа, — и о том, что он очень правильно поступил, остановив свой выбор на этом острове: священное место — достойное священной реликвии.

— Палатка из белого шелка, — произнес Беллок, протянув руку и коснувшись нежной ткани.

— Как вы приказали, — ответил Молер.

— Отлично, отлично. — И Беллок вошел внутрь. Посреди палатки на полу стоял сундук. Беллок откинул крышку и посмотрел на роскошно украшенные ритуальные одежды, лежащие внутри. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть их, затем взглянул на Молера.

— Вы очень точно выполнили все мои распоряжения. Я доволен.

Немец протянул ему инкрустированный жезл из слоновой кости, около 5 футов в длину.

— Чудесно, — вновь похвалил Беллок. — Согласно священным обрядам, Ковчег надо открывать жезлом из слоновой кости, а человек должен быть облачен в подобные одежды, — объяснил он. — Вы все сделали очень хорошо.

Немец улыбнулся.

— Вы не забудете о нашем уговоре?

— Ни за что, — ответил Беллок. — Когда мы вернемся в Берлин, я поговорю о вас с фюрером и представлю в самом выгодном свете.

— Благодарю вас.

— Это я вас благодарю, — сказал Беллок.

Немец с минуту разглядывал роскошные парчовые одежды.

— В них есть что-то еврейское.

— Так и должно быть. Это еврейский наряд.

— Вы не боитесь, что здесь на вас поглядят не слишком благосклонно.

— Зрители меня не волнуют, Молер, — ответил Беллок и начал одеваться.

Молер смотрел на него с удивлением: прямо у него на глазах Беллок неузнаваемо изменился, казалось, в нем появилось даже что-то от святого. И чего только не бывает на свете, поразился Молер. Впрочем, даже если француз и безумен, это не мешает ему водить дружбу с Гитлером, а больше Молеру ничего и не требуется.

— Уже стемнело? — спросил Беллок.

Он чувствовал какую-то странную отстраненность от своего я, словно его личность вдруг начла распадаться, а душа и тело больше не представляли единого целого.

— Скоро стемнеет, — ответил немец.

— Начнем на закате, это важно.

— Ковчег уже подняли на скалу, как вы и просили, Беллок.

— Хорошо.

Он коснулся одежд, проведя пальцами по выпуклому узору на ткани. Беллок — даже имя вдруг стало чужим. Какая-то неземная, нереальная сила начала поглощать его, и, подчиняясь ей, он готов был покинуть свою оболочку. Это чувство — острое и одновременно неясное — напоминало наркотическое опьянение.

Он взял в руки жезл и покинул шелковую палатку.

Немцы мгновенно оставили все свои дела и уставились на него. Он почувствовал волну ненависти и враждебности, которую вызвал его наряд. Но Беллок, по-прежнему воспринимал происходящее словно во сне. К нему подбежал Дитрих и в бешенстве что-то затявкал. С трудом заставив себя сконцентрироваться, Беллок наконец разобрал, что он говорит.

— Еврейский ритуал? Ты в своем уме, парень?

Беллок не ответил. Он медленно двинулся к подножью скалы; над горизонтом, в красочном неистовстве вечернего неба, нависало солнце, бросая на окружающие предметы багровые, желтые и оранжевые отсветы.

Он подошел к нижней ступеньке. Скала, каменная плита и Ковчег освещались снизу сильными прожекторами. Беллок поднял голову, взглянул на Ковчег и вновь услышал тихий неясный гул. Ему показалось, что на этот раз он также заметил сияние, исходящее от священной реликвии. Но вдруг что-то произошло, что-то отвлекло его внимание, вернуло обратно на землю: то ли неясное движение, то ли скользнувшая тень — он не мог понять. Он обернулся и увидел, что один из солдат очень странно ведет себя. Парень шел, сгорбившись и надвинув каску низко на глаза, так что невозможно было разглядеть его лицо. Но не это насторожило Беллока — что-то знакомое почудилось ему в фигуре немца.

Что? Не может быть!В руках у солдата он вдруг заметил гранатомет, который не сразу разглядел в затухающем свете дня. Тревожное чувство не оставляло Беллока, он попытался понять, что происходит, но тут солдат снял каску и нацелил гранатомет на Ковчег, который уже вынули из ящика и поставили на каменную плиту.

— Стоять! — заорал Инди. — Одно движение, и я отправлю эту штуку обратно к Моисею.

— Джонс, ты меня удивляешь. Поразительное упрямство для жалкого наемника вроде тебя, — сказал Беллок.

Дитрих перебил его:

— Доктор Джонс, было бы нелепо рассчитывать на то, что вам удастся ускользнуть с этого острова.

— Все зависит от нашего с вами здравого смысла. Мне нужна девушка. Ковчег будет у нас только до тех пор, пока мы не сможем отплыть в Англию. Затем — забирайте его себе.

— А если мы откажемся? — полюбопытствовал Дитрих.

— Тогда Ковчег, а вместе с ним и кое-кто из нас, взлетят на воздух. Боюсь, Гитлеру это не понравится, — сказал Инди и начал пробираться поближе к Марион, которая в это время пыталась сбросить с себя веревки.

— Тебе очень идет немецкая форма, Джонс, — заметил Беллок.

— Тебе еврейские одежды тоже к лицу.

В этот момент что-то промелькнуло у Инди за спиной, Марион закричала, но поздно: капитан Молер набросился на него сзади, выбил оружие из рук и повалил на землю. Джонс — безрассудный смельчак, подумал Беллок — бросился на немца с кулаками, потом ударил его в пах. Капитан застонал и покатился по земле, но Инди уже окружили солдаты, и хотя он отчаянно сражался, противников было слишком много. Беллок покачал головой и слабо улыбнулся. Он взглянул на Инди, которого солдатам наконец удалось скрутить.

— Смелая попытка, Джонс.

Подошел Дитрих.

— Какая глупость, чудовищное безрассудство, — заявил он.

— Уж какое есть, — ответил Инди, все еще пытаясь вырваться из рук державших его солдат.

— Не бойся, я тебя быстро вылечу, — улыбаясь сказал Дитрих, вынимая из кобуры пистолет.

Инди взглянул на оружие, потом на Марион: девушка, зажмурившись, истерично всхлипывала.

Дитрих поднял пистолет и прицелился.

— Подожди! — грозно прозвучал голос Беллока, его лицо — зловещая маска в ярком свете прожекторов. Дитрих покорно опустил оружие.

— Этот человек много лет не давал мне спокойно жить, полковник Дитрих, хотя, признаюсь, иногда он меня забавлял. Я не против того, чтобы вы его отправили на тот свет, но до этого пусть испытает еще одно поражение — пусть поживет еще немного и увидит, как я вскрою Ковчег завета. Что бы там ни лежало, ему не дано будет узнать, никто ему не покажет, а ведь он мечтал об этом всю жизнь! Это будет достойная месть. А теперь привяжите его рядом с девчонкой. После того как я открою Ковчег, их обоих можно будет убрать. — Беллок засмеялся, и его смех зловеще разнесся в темноте.

Инди поволокли к статуе и привязали плечом к плечу с Марион.

— Инди, мне страшно, — прошептала она.

— Ничего удивительного, мне тоже.

Ковчег вновь тихо загудел. Инди увидел, как Беллок начал карабкаться вверх по ступеням, к алтарю. Почему-то его раздражала мысль о том, что этот полоумный француз коснется Ковчега, откроет его. А он? Неужели так и не узнает, что внутри? Человек всегда живет надеждой достичь заветной цели, и вот теперь, когда цель близка, на его долю пришлась только горечь поражения. Беллок, разодетый словно средневековый раввин, поднимался по ступеням к Ковчегу, а ему оставалось только смотреть.

— Если ты ничего сейчас не придумаешь, боюсь, нам придется умереть, — напомнила ему Марион.

Инди не ответил, что-то другое захватило его внимание: он вдруг услыхал гул — тихий, но вполне отчетливый, который казалось, шел от Ковчега. Что это могло быть? Он продолжал смотреть на Беллока, поднимавшегося все выше к каменной плите.

— Как же нам выбраться отсюда? — вновь задала вопрос Марион.

— Спроси у Бога.

— Ты считаешь, что сейчас подходящее время для твоих идиотских шуток? — Она повернула к нему усталые глаза. — И все же я люблю тебя.

— Любишь меня? — удивился Инди.

— Вот именно.

— Должен тебе сказать, что это взаимная любовь, — сообщил Инди, поражаясь самому себе.

— И обреченная, — добавила Марион.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Беллок тихим, монотонным голосом начал распевать древнее иудейское заклинание, которое он вычитал когда-то в одном старинном пергаменте. Он поднимался все выше, и ему казалось, что Ковчег вторит его молитве. Гул становился ощутимей, слышней, постепенно заполняя собой темноту. Мощь Ковчега, безграничная мощь этой священной реликвии пронизывала Беллока, порабощая и подчиняя его себе. На верхних ступенях он помедлил, гул стал настолько сильным, что он больше не слышал своего голоса: только голос святыни звучал в тишине ночи, пронзая ее насквозь. Он взобрался на самый верх скалы и взглянул на Ковчег. Несмотря на древность, несмотря на пыль веков, он был прекрасен. И чем дольше Беллок смотрел на него, тем ярче становилось сияние, разливавшееся вокруг. Он стоял, не в силах оторвать от него взгляд, рассматривая херувимов, сверкающую золотую поверхность, и прислушиваясь к его голосу, который, отдаваясь внутри Беллока, заставлял вибрировать все его тело. Беллоку казалось, что он сейчас распадется на атомы и пространство поглотит его. Однако пространства не было, как не было и времени — существовал только Ковчег, вся его жизнь теперь зависела от этой принадлежащей Богу святыни.

Ответь мне. Открой мне свои тайны, поведай о смысле бытия.

Его собственный голос, казалось, шел не изо рта, а истекал из каждой клетки тела, а сам он как бы поднимался, парил над реальным миром, бросая вызов человеческой логике и презирая законы вселенной. Ответь мне. Говори со мной.Он поднял жезл из слоновой кости, всунул под крышку и надавил на него. Гул стал слышнее, Беллок уже не слышал, как взорвались внизу прожекторы, осыпав всех дождем битого стекла. Ответь мне. Ответь мне. Он все еще возился с крышкой, как вдруг почувствовал, что реальность исчезла, словно он никогда и не существовал раньше, до этого момента. Испарилось прошлое, ушли воспоминания, он слился с тишиной ночи, восстановив утраченную когда-то связь со вселенной: почувствовал, как плывут, расширяются и сжимаются небесные тела в самых отдаленных уголках космоса, как взрываются звезды и вращаются планеты, почувствовал таинственную непознаваемость бесконечности. Он перестал существовать. Беллока не стало, он слился с гулом, идущим из Ковчега, с голосом Бога.

— Он собирается открыть его, — сказал Инди.

— Этот шум, мне бы хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать его. Что это?

— Ковчег.

— Ковчег?

Инди молчал. Какая-то мысль крутилась в его мозгу, что-то важное, что непременно надо было вспомнить. Но что? Относящееся к Ковчегу — это точно, но что именно, он не знал.

На верхних ступенях каменной лестницы Беллок возился с крышкой. Лампы, вспыхнув, перегорели, даже диск луны, казалось, был готов распасться на части. Напряжение росло, ночная мгла — словно огромная бомба — грозила взорваться в любой момент.

Охваченный тревогой, Инди задавал себе все тот же вопрос.

Что? Что я должен вспомнить?

Крышка почти поддалась.

Взмокший в своих тяжелых одеждах, покрытый испариной, Беллок не выпускал из рук жезла, продолжая распевать заклинания, которые к этому моменту совсем потонули в грозном гуле Ковчега. Время настало, момент истины был близок — момент божественного откровения. Приложив последнее, решающее усилие, он наконец откинул крышку, и тут же яркий сноп света, вырвавшийся из Ковчега, ослепил его. Но Беллок не отпрянул, не бросился бежать, он даже не шелохнулся. Свет подействовал на него так же завораживающе, как раньше действовал гул. Все тело Беллока окаменело, и он застыл, словно изваяние. Откинутая крышка была последним, что он увидел.

Потому что в этот самый момент в небо из Ковчега взметнулся столб пламени, снопы искр пронзили ночную тьму; поднимаясь все выше, огненные языки уже грозили опалить небеса. Вокруг острова светящимся кольцом вспыхнуло сияние, море замерцало, заискрились водяные брызги, поднятые в воздух таинственной силой — силой света!

Ибо это был свет рождения вселенной; свет, только что созданный Богом — свет первого дня творенья!

Он словно молния пронзил Беллока, проникнув в самое его сердце с холодной безжалостностью алмаза. Как страшное неизвестное оружие, он пронесся по его телу, зажигая невиданной по мощности энергией каждую клетку организма. В этом электрическом шквале, Беллок стал сначала белым, потом оранжевым, голубым.

Он улыбался. То, о чем он мечтал, — сбылось. На какое-то время он сам сделался частью этой силы, слился с ней. Затем, внезапно, все закончилось, энергия поглотила человека: глаза потухли, оставив пустые черные глазницы; кожа, чернея и съеживаясь, словно опаленная огнем, начала кусками сползать с него. Однако он продолжал улыбаться. Улыбка не сходила с его лица даже тогда, когда само лицо стало терять человеческие очертания. Еще немного, и, сраженный гневом Господним, он превратился в горсть праха.

Когда пламя вырвалось наружу из Ковчега и устремилось к небу, Инди непроизвольно закрыл глаза, ослепленный этой силой. И неожиданно он вспомнил то, что все это время крутилось у него в голове — слова Имама: тот, кто откроет Ковчег и высвободит его мощь, не должен смотреть на нее, иначе он умрет… И сквозь оглушительный грохот слепящего фейерверка, который затмил и луну и звезды, Инди прокричал Марион: Не гляди! Закрой глаза!

Она отвернула лицо в сторону при первых вспышках пламени, охваченная благоговейным ужасом. И хотя ей очень хотелось взглянуть на божественный небесный огонь, на безумие взорвавшейся ночи, она послушалась и крепко зажмурила глаза.

Не гляди!Повторял он опять и опять. Не гляди! Не гляди!

Зависнув над островом, словно грозная божественная тень— тень, представляющая собой ясный чистый свет, — огненный смерч продолжал выполнять свою разрушительную миссию. Это было прекрасно… и жутко! Пламя ослепило всех, кто смотрел на него, безжалостно расплавив им глаза; оно превратило солдат в груду костей, в скелеты, одетые в фашистскую форму, выжгло землю и покрыло пепелище человеческими останками. Оно сожгло деревья, перевернуло лодки и уничтожило пристань. Огонь и свет не знали пощады. Божественное пламя опалило статую, к которой были привязаны Инди и Марион, и та рассыпалась в прах…

А затем крышка Ковчега вдруг захлопнулась, и опять воцарилась ночь, вдали замолкло море, вокруг разлилась тишина. Однако Инди еще долго не осмеливался открыть глаза. Наконец, он поднял голову.

Ковчег стоял все там же, на вершине скалы, распространяя сияние, в котором, казалось, таилось предостережение, смешанное с угрозой.

Инди взглянул на Марион.

Девушка безмолвно озиралась, разглядывая произведенные Ковчегом разрушения и не находя слов, чтобы выразить свои чувства.

Что тут можно было сказать?

Земля вокруг них не была сожжена, это был единственный уцелевший пятачок. Марион подняла голову, посмотрела на Ковчег, затем крепко сжала руку Инди.

Эпилог. Вашингтон, Округ Колумбия.

Кабинет полковника Масгрова был весь залит солнечным светом. Стояло ясное летнее утро, в одно виднелся кусок чистого бледно-голубого неба, лужайка с сочной зеленой травой, несколько вишневых деревьев. Масгров сидел за столом, Итон рядом, а у стены стоял какой-то мужчина, не проронивший ни слова. У него был настолько безликий вид, что признать в нем ответственного чиновника не представляло труда. Слуга народа, не иначе, подумал Инди.

— Мы очень ценим все, что вы сделали, — проговорил Масгров. — Надеюсь, денежное вознаграждение вы сочли достаточным?

Инди кивнул, взглянул на Марион, потом перевел взгляд на Маркуса Броди, который неожиданно спросил:

— а почему все же нельзя выставить Ковчег в нашем музее?

— Он сейчас хранится в надежном месте — уклончиво ответил Итон.

— Он обладает чудовищной силой, его надо исследовать. Поймите, это не игрушка.

Масгров кивнул.

— Сейчас им занимаются лучшие специалисты.

— Кто именно? — спросил Инди.

— По соображениям безопасности, я не могу их вам назвать.

— Мы договаривались, что Ковчег поместят в музей, а вы теперь болтаете о каких-то специалистах. Вот Маркус Броди — это же лучший специалист в этой области, почему вы его не привлекаете к работе?

— Инди, — прервал его Броди. — Перестань, не надо.

— Почему это? Я на этом деле, между прочем сильно пострадал— потерял мою любимую шляпу.

— Уверяю вас, Джонс, с Ковчегом все в порядке. Его мощь, — а мы приняли к сведению ваше описание, — в свое время будет всесторонне изучена.

— В свое время и всесторонне? Очень обнадеживает, ничего не скажешь, — фыркнул Инди.

— Послушайте, -голос Броди звучал несколько натянуто, -все, чего мы добиваемся, это поместить Ковчег музей. И, конечно, нам необходимы гарантии, что он не будет поврежден, пока находится в вашем ведомстве.

— Гарантии — пожалуйста, — перебил его Итон, — а вот насчет музея.. Боюсь, мы пересмотрели свои планы.

Воцарилось молчание. Ответственный чиновник вертел в руках запонки.

— Вы не очень хорошо представляете себе, с чем имеете дело, — произнес, наконец, Инди спокойным голосом.

Он поднялся и подал руку Марион.

— Мы будем держать вас в курсе, — сказал Итон. — Очень мило, что вы пришли. Мы высоко ценим ваши заслуги.

Они вышли на улицу, и Марион взяла Инди за руку. Броди тащился следом.

— Ничего они тебе не расскажут, — сделала вывод Марион, — так что лучше забудь о Ковчеге и займись своей личной жизнью, Джонс.

Инди взглянул на Маркуса, тот выглядел разочарованным.

— Я так понимаю, — сказал Броди, — у них есть причины, чтобы не выпускать Ковчег из рук, но, согласись, для нас это сильный удар.

Марион остановилась и повернулась к Инди.

— Ты можешь думать о чем-нибудь другом?

— Например.

— Например, об этом, — сказала она и поцеловала его.

— Это не Ковчег, — заметил он, — но тоже неплохо.

Деревянный ящик со стандартной надписью сбоку “Секретно Разведка 9906753. не вскрывать” стоял на тележке, которую толкал перед собой грузчик. На ящик он не обращал никакого внимания. Работая на складе, ему всю жизнь приходилось иметь дело с такими предметами, и все они были также грозно помечены. Числа, секретные цифры, коды — вся эта китайская грамота давно перестала его впечатлять. Это был сгорбленный старик, которого в жизни занимало не так уж много вещей. Ящики в круг его интересов не входили. На складе их были сотни, и, насколько он помнил, никто никогда их не вскрывал. Их просто складывали один на другой и спокойно оставляли пылиться и покрываться паутиной. Старик толкнул тележку и вздохнул. Вот и еще один. Он нашел для него место, поставил, затем неожиданно сунул палец в ухо. Черт, надо проверить слух.

Он готов был поклясться, что рядом с ним вдруг что-то тихо, но отчетливо загудело.

 

Перевод с английского Александр Филонов

Если ты хочешь украсить могилу убитых мужей отменно прочным сооружением, пошли к Хороводу Великанов…

Гальфрид Монмутский, «История бриттов» [1]

За плечами Мерлина стоит уходящая в туманное прошлое цепь друидов, а ей предшествуют шаманские культы раннего палеолита, простирающиеся во тьму на двадцать-тридцать тысячелетий. Но и здесь не найдем мы начала; правду сказать, кажется, будто нет здесь ни начала, ни конца, а лишь безграничная Тайна…

Николай Толстой, «В поисках Мерлина»

 

1. Коробка с сюрпризом

Лето 1925 года

Куда бы он ни устремил свой взор – повсюду были мрачные фигуры, облаченные в просторные, полощущиеся на ветру черные балахоны; лица их тонули в густой тени накинутых на головы капюшонов. Воздух рокотал от монотонных, ритмичных песнопений, накатывающихся мерным прибоем – бесконечно, неумолчно, доводя до помешательства.

Он вглядывался сквозь серую пелену, пытаясь угадать, куда же его занесло. Заря – но вот утренняя или вечерняя? Закат сейчас или рассвет? Эта неопределенность встревожила его. Ясно только, что дело происходит в каком-то подобии храма – круглого, лишенного крыши, чьи колоссальные колоны почти касаются низко нависших свинцовых небес.

Он был здесь явно не на месте и не к месту. Он на голову возвышался над всеми и единственный не был облачен в балахон. Опустив глаза, он увидел, что раздет донага, и тут же понял, что стоит на плоском камне, потому-то и возвышается над другими.

Но зачем он здесь?! И как тут очутился?

Теперь все обратили взгляды к нему. Речитатив нарастал, всеохватный рокот сотрясал грудь… Зачем они надвигаются? Почему он не может шевельнуть ни рукой, ни ногой? Отчего все тело будто налито свинцом?

Человек, стоявший впереди всех, указал на него.

– Джонс, мы знаем, что ты идешь. Знаем, что ты идешь.

Вот оно! Слова речитатива!

И они хлынули на Инди черным потоком; края метущих землю одежд развевались у щиколоток. Он затравлено озирался в поисках хоть какого-то пути к бегству. Руки молотили воздух, ноги мелькали с невероятной быстротой, но не могли унести его с места. Должно быть, его чем-то опоили – но кто они такие?!

Он молниеносно оглянулся. Настигают! Бежать! Бежать! Скорей! Легкие лихорадочно впивали рвущийся из груди воздух. Перед ним замаячило плотоядно оскаленное лицо, небо накренилось, колонны обрушились…

И тут он проснулся, конвульсивно дергая руками, лягаясь и сдерживая готовый сорваться с языка вопль.

Инди судорожно передохнул и огляделся, все еще слыша гудящий в ушах неумолчный речитатив. Поморгав глазами, он мало-помалу сориентировался. Поезд. Ну конечно! Стук вагонных колес навеял мысль о мерном речитативе; а еще кто-то колотит в дверь купе. Сев, Инди провел рукой по взмокшему лбу.

– Кто там?

Стук прекратился. Дверь открылась, и в нее заглянул щуплый седой англичанин в костюме кондуктора.

– Мистер Джонс? Извините, что побеспокоил.

– Ничего страшного. – Инди потер лицо. – А в чем дело?

– Это передали для вас на последней станции. – Кондуктор протянул пакет.

– А вы уверены, что именно мне? – Инди осмотрел плоскую четырехугольную коробку, обернутую в белую бумагу, с подсунутым под тесьму конвертом. На конверте значилось: «Инди Джонсу». – Да, пожалуй, второго такого здесь не сыщешь.

Он поблагодарил кондуктора. Тот блекло улыбнулся, кивнул и удалился.

Инди повертел пакет так и эдак. Вроде бы коробка конфет. Если потрясти, внутри что-то гремит. Поднеся ее к носу, Инди учуял слабый запах шоколада. «И кому же, интересно, пришло в голову прислать мне шоколадные конфеты?» – гадал он, вытаскивая из конверта листок с машинописным текстом:

Приятного путешествия и успехов на новой работе.

Генри Джонс-старший

Инди недоуменно заморгал и перечитал записку. Что за чертовщина?! Откуда отцу знать, что он едет именно этим поездом? И с каких это пор отец надумал слать ему телеграфом сладости? За последние два года они и словом не перемолвились – с той самой поры, как Инди его проинформировал, что отказался от изучения лингвистики в пользу археологии – а тот обозвал этот шаг безрассудным вероломством.

И тут нахмуренный лоб Инди разгладился, на губах заиграла улыбка. Ясное дело, это Шеннон, больше некому! Джеку Шеннону известно об отношениях старшего и младшего Джонсов, а посылка – идиотская шутка, как раз под стать Шенноновскому извращенному чувству юмора. Покачав головой, Инди положил листок на коробку.

Устремив взгляд за окно, где проплывали нескончаемые, унылые до серости сельские пейзажи, он погрузился в воспоминания о последней ночи в Париже. В воздухе ночного клуба висело синеватое табачное марево, а на подмостках, раскачиваясь в такт музыке, пела негритянка. И ее глубокий, бархатный голос, и аккомпанирующий из полумрака в глубине сцены нежный корнет-а-пистон сливались в идеальном согласии. Едва отзвучали последние ноты песни, сменившиеся аплодисментами зрителей, как рослый, нескладный, украшенный копной растрепанных волос и козлиной бородкой корнетист покинул подмостки. Пробираясь между столиками он пожимал руки, кивал и улыбался на все стороны. В конце концов он завершил свой путь, опустившись в кресло у столика в самом дальнем от сцены углу.

– Джек, ты сегодня просто великолепен! Ты и Луиза, – сказал Инди.

– Спасибо. За последние полгода мы сработались по-настоящему.

– Я буду скучать без вашей музыки.

Шеннон внимательно пригляделся к нему.

– Я не в претензии, что ты хочешь уехать. Жизнь тут стала чересчур суматошной. Все переменилось. – Он подался вперед, чтобы прикурить от стоящей на столе свечи. – Порой оглядишься – а в «Джунглях» ни одного парижанина, сплошные туристы. Что ни ночь, то новые посетители. Завсегдатаи появляются в самую последнюю очередь – если вообще рискуют сюда заглядывать.

– Не забывай, что я в любое время встречу тебя с распростертыми объятьями, – Инди надел свою любимую фетровую шляпу.

– Не исключено, что я решу поймать тебя на слове. С удовольствием снова повидаю Лондон.

* * *

Инди очнулся от грез наяву и встряхнулся, сосредоточившись на окружающей обстановке. Сельские пейзажи сменились закопченными стенами фабрик и чадящими заводскими трубами; еще полчаса, и поезд прибудет на вокзал Виктория. Покинув Париж в начале недели, Джонс пару дней провел в Бретани, изучая местные мегалитические [2] руины. А сегодня утром пересек на пароме пролив и сел на поезд.

Сорвав оберточную бумагу, Инди увидел коробку французских конфет из Парижа.

– Неплохо сработано, Шеннон!

И уж хотел было поднять крышку, чтобы снять пробу, как поезд неожиданно затормозил у полустанка, и на пол с сиденья соскользнула книга. Инди наклонился, чтобы поднять ее. При падении книга распахнулась, открыв взору эпиграф, отпечатанный на первой станице: «Felix qui potuit rerum cognoscere causas».

– Счастлив, кому дано познать внутренний смысл вещей, – вслух произнес Инди и закрыл книгу и тут же рассмеялся про себя: написанный в восемнадцатом столетии фолиант был озаглавлен «Choir Gaur, Великий оррерий древних друидов, в просторечии именуемый Стоунхенджем» [3]. Вот и незачем искать разгадку смысла кошмара – перед тем как уснуть, Инди как раз читал эту книгу. Единственное, что его озадачило – почему плащи были черными? Он был совершенно убежден, что друиды ходили в белом. Но есть ли смысл требовать от снов исторической достоверности?

Поезд снова тронулся. Инди побарабанил пальцами по коробке, приподнял крышку и потянулся за конфетой. Лишь через миг до его сознания дошла неординарность того, что видят глаза и осязают пальцы. Вверх по кисти руки ползло нечто черное, мохнатое и отнюдь не шоколадное. Он вскрикнул, яростно затряс рукой и вытаращился на коробку. Конфет там было раз-два и обчелся, зато все свободные ячейки занимали огромные, с грецкий орех, пауки.

Колени Инди непроизвольно дернулись, наподдав коробку. Та взмыла в воздух, щедро осыпав его конфетами и пауками. Смахнув их с себя, он вскочил и затопал, давя без разбору и пауков, и конфеты. Размахивая руками и ногами, чтобы освободиться от ползавших повсюду жутких тварей, Инди старался не вспоминать, как едва не попробовал одну из них на зуб.

Наконец, осмотрев диван, он сел, но тут же ощутил, что одно насекомое заползло в штанину, а второе забралось за шиворот. Снова вскочив, он лягал воздух, пока паук не выпал, и расплющил его подошвой; потом аккуратно сунул руку за воротник и обмахнул шею.

Увидев упавшую на пол конфету, Инди издал нервный смешок. С облегчением вздохнув, он снова сел и снова ощутил щекотку в районе голени. Закатив штанину, Инди узрел десятки свежевылупившихся паучат, суетившихся на ноге.

– Уф… уф!… – содрогнувшись, залязгал он зубами, смахнул паучат и прихлопнул их свернутой в трубку газетой. Потом осмотрел ногу, чтобы убедиться, что избавился от всех до единого.

Покончив с этим, Инди взялся за коробку. Внимательный осмотр показал, что пауки вовсе не собирались поселиться среди конфет; кто-то намеренно сунул их туда.

– Шеннон? – вслух спросил себя Инди. Пустился бы тот во все тяжкие ради вульгарного розыгрыша, исхода которого даже не увидит? Не исключено, но только никакой это не розыгрыш.

Взглянув на записку, Инди прикинул, не отец ли это все-таки? Нет, никак этого быть не может. Не в его характере. Кроме того, посылка была адресована Инди Джонсу, а отец нипочем бы так его не назвал, и Шеннон прекрасно знал об этом. Если бы он и затеял розыгрыш, то непременно адресовал письмо Генри Джонсу-младшему, как всегда надписывал письма отец. Учась вместе в чикагском колледже, Шеннон и Инди делили комнату, так что тот не раз видел эти письма.

Тут раздался осторожный стук в дверь.

– Да!

Заглянул кондуктор.

– Простите, мне надо проверить ваш билет.

Инди не без опаски сунул руку в карман пальто, пошарил там и протянул вынутый билет кондуктору.

– Вы не возражаете, если я доеду в другом купе? А то здесь пауки.

– Какие пауки?!

Задергав плечами, проводник обвел купе взглядом. Указывая на ползущее вдоль подоконника мохнатое чудище Инди прекрасно понимал ошарашенного железнодорожника. Вернув Инди билет, кондуктор попятился в коридор.

– Сюда, пожалуйста!

Кондуктор подхватил багаж, а Инди быстро собрал книги, в последний момент надумав захватить с собой пустую коробку и обертку – в надежде, что они как-нибудь укажут, откуда исходит так называемый «подарок». Устроившись на новом месте, он поинтересовался у кондуктора, нельзя ли выяснить, откуда пришла посылка.

– Это просто, сэр! Только поглядите на номер в углу обертки.

– Двенадцать, – разгладив обертку, сообщил Инди.

– Да-да. На пакетах всегда ставят номер, чтобы уведомить отправителя о доставке, если тот поинтересуется.

– И где же находится номер двенадцать?

– Это просто, – улыбнулся кондуктор. – Посылка пришла из Лондона.

 

2. Учебный процесс

Входя в ворота университета, Инди оглянулся через плечо и заметил идущего следом высокого темноволосого человека. Тот преследовал его уже третье утро подряд. Инди оглянулся снова, но преследователь уже затерялся в толпе студентов. Быть может, он просто ходит в университет той же дорогой.

Хотя с начала учебного года прошло уже шесть недель, Инди никак не мог выкинуть из головы инцидент с пауками. Хотелось бы верить, что это чистейшая случайность, что конфетная коробка предназначалась вовсе не ему. Увы, он не сомневался, что никакой путаницы не было, шутка разыграна ради него; только не знал, почему именно. Он все ждал каких-нибудь дальнейших событий, которые разъяснили бы тайный смысл содержимого коробки, но ничего не происходило.

Несмотря на свои усилия, Инди так и не удалось установить происхождение посылки. Шеннон клялся, что понятия о ней не имеет, чему Инди был склонен верить. Неведомый отправитель на совесть постарался замести следы.

Но Инди был чересчур занят, чтобы очень уж ломать голову над этой загадкой. Ежедневно приходя в университетский городок к восьми утра, он просматривал в своем кабинете подготовленный конспект, в девять читал двухчасовую лекцию, а потом еще одну – в час. И хотя лекции заканчивались к трем, настоящая работа после этого только начиналась. Захватив учебный план курса, он уходил в кабинет или в библиотеку, открывал книги и принимался готовиться к следующей лекции.

Войдя в Петри-Холл, он зевнул. Изрядная часть учебного материала была Инди в новинку, так что он был и учителем, и учеником одновременно. В лучшем случае удавалось обгонять своих студентов на неделю, а иногда и меньше. Чаще всего Инди был благодарен плану занятий, позволявшему в общих чертах обозреть материал; но иногда рамки плана казались ему чересчур тесными. Уже сейчас Инди видел, как можно существенно улучшить курс, если начать читать его заново – но представится ли такая возможность, пока неясно. Только через две недели, с окончанием летней сессии, Инди узнает, будет ли преподавать нынче осенью.

Получение этой должности почти тотчас же после степени доктора философии стало для него немалым сюрпризом. Правду сказать, он бы с удовольствием остался в Париже и подыскал работу в каком-нибудь из тамошних университетов, продолжая трудиться вечерами в археологической лаборатории Сорбонны. Но Маркус Броуди, старый друг семьи, урожденный лондонец и куратор Нью-йоркского музея, подтолкнул его на эту работу. В его телеграмме говорилось, что один из коллег в Лондонском университете сообщил об открывшейся вакансии: преподавать археологию в летний период, с перспективой получения постоянной должности осенью.

Не питая особых надежд на получение места, Инди все-таки подал заявление – главным образом, чтобы продемонстрировать Броуди признательность за помощь. Хотя преподавать следовало всего лишь вводный курс, особый акцент в нем ставился на британские мегалитические памятники, а Инди ознакомился с ними лишь мимоходом. Но через неделю его пригласили в Лондон для собеседования, а несколько дней спустя прибыло письмо, извещавшее, что Генри Джонс принят на должность. Собеседование прошло хорошо, но Инди все-таки заключил, что мнение Броуди ценится среди профессоров куда больше, чем он полагал.

Войдя в аудиторию, Инди подошел к доске и большими буквами выписал два слова: «ОСМОТР МЕСТНОСТИ», затем взошел на кафедру и раскрыл блокнот. Вдоль стен комнаты выстроились деревянные стеллажи, на которых были аккуратно разложены для обозрения глиняные черепки, обломки костей и пяток черепов. На столе у кафедры громоздились стопки справочной литературы и наставлений по изыскательским работам; позади, по обе стороны от классной доски, было развешано множество фотографий, запечатлевших открытия, методику и этапы проведения раскопок.

Поздоровавшись со студентами, Инди взглядом обежал аудиторию. Вот блондинка, вечно чавкающая жевательной резинкой, вот серьезный юноша в шерстяном костюме и галстуке, вот стайка чем-то схожих между собой барышень в свитерках – даже волосы у них одинаково собраны в «хвостики» и украшены яркими лентами. На мгновение взгляд его задержался на рыжеволосой девушке, сидевшей посередине первого ряда. Она привлекала Инди больше всех, но она же и держала его на взводе. Она часто, даже чересчур, заговаривала во время лекций, перебивая его вопросом или комментарием, а то и отвечая на вопрос, заданный всей аудитории, будто кроме нее ответить некому. Но Инди опасался ее не только из-за этого. Звали ее Дейрдрой Кемпбелл, и она приходилась дочерью доктору Джоанне Кемпбелл, главе факультета и начальнику Джонса.

Инди раскрыл блокнот, отыскав подготовленный позавчера конспект.

– Археология, – начал он, – это единственная профессия, объединяющая увеселительные прогулки по сельской местности и работу. У нас даже имеется название для таких прогулок. Их называют осмотром местности.

Инди обвел взглядом ряды склонившихся к конспектам голов. Одно лишь Дейрдра сидела, откинувшись на спинку сиденья и пристально за ним наблюдая. Инди рассказывал, что осмотр местности подразумевает поиски ненормальностей естественного ландшафта. Небольшое углубление может говорить об остатках древнего рва или местонахождении средневековой деревушки. Другим признаком служит изменение цвета почвы или плотности растительного покрова. Если межа пашни изгибается без всякой видимой причины или берег водоема идет строго по прямой, это может означать наличие древней стены.

Подняв голову, он увидел поднятую руку. Быстро же она начала!

– Да, мисс Кемпбелл?

– А как насчет Стоунхенджа?

Говорила она с легкой шотландской напевностью, и название у нее прозвучало как «Стоонхеэндж». Инди с недоумением уставился на нее.

– А что насчет него?

– Ну, осмотр местности, – она сказала: «осмоутр меэстности», – там как-то не пошел. Люди прогуливались по Стоунхенджу и вокруг него, и не видели никаких изменений в ландшафте, потому что были слишком близко от них.

Слава Богу, он знал, о чем она говорит. В учебном плане ни слова не говорилось об использовании аэрофотосъемки, но Инди готовился к грядущей лекции по Стоунхенджу и прочел о фотографиях руин.

– Хорошее замечание, – кивнул он и быстро объяснил, что она имела в виду. Ближе к концу войны невдалеке от руин построили военный аэродром, и на фотографиях окрестностей, сделанных эскадрильей Королевских Военно-воздушных Сил летом 1921 года, проявились кое-какие любопытные подробности. Было обнаружено, что песок в прилегающем к сооружению районе темнее, чем везде, но с земли эту разницу увидеть было невозможно. – Кто-нибудь знает, чем вызвана эта разница?

Ну, конечно же, Дейрдра!

– Она показывает, что в более темных районах землю копали, а корни растений не смогли пробиться сквозь залегающие под поверхностью плотные слои мела.

– Верно, – кивнул Инди. – В сентябре двадцать третьего года Кроуфорд и Пассамор начали изучать темные участки, руководствуясь в работе лишь снимками. Они нашли точный вход в сооружение и прямую дорогу, доходившую почти до расположенного в восьми милях севернее Солсбери. Должно быть, Стоунхендж – первый в мире археологический объект, продемонстрировавший преимущества аэрофотосъемки. Я уверен, что в грядущем мы станем свидетелями более активного ее применения. Но уже сейчас можно поблагодарить Королевские Военно-воздушные Силы за углубление наших познаний о Стоунхендже.

Дейрдра опять тянула руку. Инди не сомневался, что большинство преподавателей только порадовались бы, если бы их лекции посещало с дюжину светлых голов вроде Дейрдры, но она действовала ему на нервы.

– А как насчет перепалки с военными чинами? – спросила она.

Даже задавая вопрос, Дейрдра неизменно подавала его так, будто подчеркивала, что заранее знает ответ. Какого черта, она что, устраивает ему проверку от имени матери? На сей раз сказать Инди было просто нечего. Хоть он и тратил на подготовку к лекциям почти все свое время, в знаниях его хватало пробелов, и это – один из них.

– Извините, но боюсь, не представляю, о чем это вы.

– Это вполне понятно, – тоном всезнайки констатировала Дейрдра. – Вы давно не бывали в Англии, а как я слыхала, ваши газеты не очень-то углублялись в британские дела. У нас тут поднялась порядочная буча. Под конец войны военные хотели развалить Стоунхендж, потому что подозревали, что камни представляют угрозу для низколетящих аэропланов.

– Вы шутите!

– Ничуточки. Вонь стояла изрядная.

Инди заметил, что несколько человек кивнули в знак согласия.

– Что ж, надо мне будет поглядеть материалы.

Он снова прочистил горло, чувствуя и смущение, и досаду на Дейрдру одновременно. Ведет себя так, будто лектор тут она! Надо поставить ее на место, и побыстрее.

Должно быть, Дейрдра ощутила его беспокойство, потому что угомонилась и подавала реплики лишь дважды. Под конец Инди заявил, что следующее занятие посвятит Стоунхенджу.

– Мы уже говорили о менгирах [4] и дольменах [5], а сейчас можете добавить к своему словарю и трилиты [6]. Дома вы должны прочесть все статьи полковника Уильяма Хаулея, озаглавленные «Раскопки в Стоунхендже» и публиковавшиеся в «Археологическом вестнике», начиная с двадцатого года. Хаулей, как вам известно, является археологом, стоящим во главе нынешних работ в Стоунхендже. Мы поговорим о его находках и их значении. Кстати, кто-нибудь знает, что он отыскал под так называемым алтарным камнем?

Пару секунд спустя руку подняла Дейрдра, но лишь до уровня плеча. Инди подождал других желающих ответить, но таковых не нашлось.

– Давайте, мисс Кемпбелл.

– Он отыскал каменные орудия и глиняные черепки, а также наконечники из оленьего рога, но, по-моему, вы имели в виду бутылку портвейна, оставленную там сто двадцать лет назад другим археологом, Уильямом Каннигтоном [7].

Все рассмеялись.

– Очень хорошо. Вы похитили эту шутку у меня с языка. Если вы не против, мисс Кемпбелл, я бы хотел поговорить с вами после занятий. Все свободны. И хочу напомнить всем, кто ждал до последнего – а таких немало: завтра последний день для утверждения тем ваших курсовых работ.

Пока студенты покидали аудиторию, Инди собирал свои пометки и ломал голову, с чего начать разговор. Когда аудиторию покинули все, кроме Дейрдры, он остался за кафедрой, будто собирался читать лекцию для единственного человека. Она подошла к кафедре, скрестив руки и прижимая к груди тетрадку. Ростом она была совсем невелика – пять футов и дюйм-два. Длинные каштаново-рыжие кудри плавными волнами ниспадали на плечи. По сравнению с бледной кожей вересково-синие глаза казались особенно яркими. Косметикой Дейрдра почти не пользовалась. Во всем ее облике было нечто противоречивое: хрупкая – но живая, невинная – но умудренная. При взгляде на нее Инди почему-то припоминался оксюморон [8], который отец любил повторять, когда мать восторгалась чем-то, казавшимся отцу банальным: «О, тяжелая легкость, серьезная тщетность!»

– Вы шотландка, мисс Кемпбелл? – начал Инди.

– Да.

– Я тоже. Ну, я хотел сказать, мой отец шотландец, то есть, был. Родился в Шотландии. – Скверное начало.

Дейрдра с вызовом уставилась прямо ему в глаза, на губах ее играла легкая улыбка.

– Так вот почему вы просили меня задержаться после занятий – чтобы обсудить наших предков?

Инди прочистил горло. Что-то он разнервничался, хотя беспокоиться-то как раз следовало бы ей.

– Я хотел попросить, если вы…

– Да?

Инди уткнулся взглядом в кафедру.

– …если вы не против… Мисс Кемпбелл, зачем вам мои лекции? То есть, сдается мне, материал вы знаете, а ваша мать наверняка осведомлена в британской археологии куда лучше моего.

– Но ведь курс-то читаете вы, а не она! Родственные связи мне диплома не обеспечат.

Инди понимал, что если рассердит ее, Дейрдра может заявиться к матери – и прости-прощай, продление контракта на осень! Но молчать тоже нельзя.

– Мисс Кемпбелл…

– Можете звать меня Дейрдрой.

– Дейрдра, послушайте, – он встретился с ней взглядом, – я был бы вам искренне признателен, если бы во время лекции вы давали возможность высказаться и другим студентам.

– То есть, как это? – она быстро-быстро заморгала.

– По-моему, вы их подавляете.

– Да-а? С чего бы это? Они вольны говорить, что только вздумается.

– Ага, – Инди снова уставился в кафедру, будто конспект мог подкинуть какую-нибудь дельную мысль.

– Профессор, можно я кое-что скажу?

Что еще она замыслила?

– Слушаю.

– По-моему, подавленным чувствуете себя вы.

– Не подавленным, – пожал он плечами, – а несколько раздраженным.

– А почему?

– Послушайте, это моя первая преподавательская работа. Я ни разу не занимался полевыми изысканиями в Англии. Я не англичанин [9].

– Вам незачем извиняться в неанглийском происхождении передо мной. Не забывайте, я тоже не англичанка.

Инди не разделял ее веселья.

– К тому же, ваша мать – мой начальник.

– Только не ставьте мне это в вину. Если хотите знать, я в восторге от ваших лекций. По-моему, вы потрясающий лектор. Я так и сказала Джоанне, то есть, маме.

– Ну что ж, спасибо на добром слове.

– Она подтрунивает надо мной на ваш счет, – Дейрдра растерянно улыбнулась и залилась румянцем. – Я лучше пойду.

Инди проводил ее взглядом, улыбаясь себе под нос. «Да уж, в эксцентричности ей не откажешь!» – подумал он и решил, что она ему нравится. Впрочем, это Инди понимал с первого же дня занятий.

 

3. Однокашник

– Я уверен, что это где-то здесь. Я ведь обедал там только на прошлой неделе, – сказал Инди, останавливаясь в середине квартала в самом сердце Сохо [10].

Джек Шеннон сунул руки в карманы и огляделся.

– Да не беспокойся. Я готов подкрепиться где угодно. Голоден, как собака.

Шеннон явился как снег на голову пару дней назад, решив принять приглашение, высказанное Инди перед отъездом из Парижа. Но из-за плотного графика Инди за эти два дня они виделись лишь от случая к случаю. Сегодня вечером они впервые смогут спокойно, без спешки побеседовать.

– А-а, вон, на той стороне! – обрадовался Инди. – Пошли.

– С виду он как-то не очень, – фыркнул Шеннон, переходя улицу.

– Так что же? Зато кухня не уступает парижской. Ну, почти не уступает.

В том, что Инди отыскал французский ресторанчик, напомнивший ему парижские бистро, не было ничего удивительного. Для Сохо это в порядке вещей. В конце семнадцатого столетия здесь осели тысячи французских гугенотов, а за ними последовали шведы, итальянцы, китайцы, индийцы и прочие. На здешних улицах царила шумная суета и сутолока; рынки и магазинчики предлагали все чудеса света, виденные Марко Поло во время его дальних странствий, и даже более того. И хотя главной приманкой Сохо оставались недорогие заморские блюда в местных ресторанчиках, поздно вечером на некоторых улицах вспыхивали вывески, сулящие удовлетворение совсем иных аппетитов.

Официант провел их к столику, и Инди заказал бутылку вина.

– Сегодня за обед плачу я. Устроим себе праздник.

Шеннон улыбнулся и погладил свою рыжую бородку клинышком.

– Меня радует подобное отношение ко мне. Надеюсь, я тебе не в тягость. В том смысле, что я могу найти себе комнату.

– Не волнуйся. Я почти не бываю дома, а если ты будешь путаться у меня под ногами, я непременно дам тебе знать. А теперь расскажи, как ты нашел эту работу?

– Иду себе просто так по Оксфорд-стрит с трубой под мышкой, и тут вижу распахнутую дверь этого самого клуба. Думаю, чем черт не шутит – взял, да и зашел. Мы мило поболтали с владельцем о родном южном Чикаго, потом я сыграл ему пару мотивчиков, и не успел отдышаться, как уже сидел в компании пары ребят из тамошнего оркестра. Вот, собственно, и все. Мне сказали, что можно приступать сегодня вечером.

– Великолепно! А как же Париж и «Джунгли»?

– А что им сделается? Я уже сидел на чемоданах, Инди. Оркестр замечательно обойдется и без меня. И потом, теперь я даю шанс играть на трубе еще одному человечку. Приехал мужик Луизы из Нового Орлеана. Играл с Кингом Оливером и заскочил к нам. Классный музыкант!

Принесли вино, друзья подняли тосты за свое будущее и за Лондон. Инди с надеждой говорил о возможности остаться в Лондоне еще на год. Город пришелся ему по вкусу, а отсюда можно попасть куда угодно – англичане активно ведут археологические раскопки по всему миру, от Гватемалы до Египта.

– Знаешь ли, тут действительно центр мира.

Шеннон отхлебнул вина и с кислым видом оглядел Инди.

– Пуп земли. Похоже, эти бритты запудрили тебе мозги. Осталось тебе только заговорить о счастливом детстве в прелестных старых колониях.

– Джек, я просто высказывал мнение. Лондон – эпицентр событий, он космополитичен.

– Что-то я не знаю такого слова. Как это будет по-французски?

Инди рассмеялся.

– А ты уверен, что хочешь здесь работать?

– Какое-то время, – пожал плечами Шеннон. – По-моему, уровень моего исполнения повысится. В «Джунглях» я себя исчерпал. Пора внести в тему вариации.

«Шеннон, как всегда, выглядит разочарованным, – подумал Инди. – То же самое было и в Чикаго, и почти всегда – в Париже. Будто джаз-культура требует этакого въедливого отношения к жизни. Диссонанса, что ли. Синкопированного ритма, с намеренно поставленным не к месту акцентом».

Они успели покончить с сосисками и уже принесли основное блюдо, когда Шеннон вернулся к теме, которую Инди старательно пытался стереть из памяти.

– Так ты больше не слыхал о сопляке, приславшем тебе коробку с пауками?

– Нет. Ни словечка.

– Получив твое письмо, я сперва думал, что это шутка.

Инди отведал жареной трески.

– Я тоже так думал, пока не открыл коробку.

Шеннон скроил гримасу и покачал головой.

– Пауки, надо же! Случись со мной такое, я бы, наверно, прямо рехнулся. Но какого черта и кто это сделал?

– Не имею понятия. Но кто бы то ни был, у него дерьмовое чувство юмора. Пауки были черными вдовами [11], и если бы меня укусила хоть одна вдовушка, я бы вряд ли сейчас говорил с тобой.

Шеннон вонзил вилку в изрядную горку зеленой стручковой фасоли, высившуюся возле ростбифа.

– А откуда ты знаешь, что это черные вдовы?

– С картинки в энциклопедии.

– Интересно, где в Лондоне можно раздобыть черных вдов? – пробормотал Шеннон.

– Не знаю. Будь у меня время, поискал бы.

– Адски теплый прием, – задумчиво кивнул Шеннон. – Будь Белекамус где-нибудь неподалеку, я бы решил, что за этим стоит она.

– Но ее тут нет, – отрубил Инди, подводя черту под разговором. Дориана Белекамус была его первым профессором археологии в Сорбонне, и завлекла его в качестве ассистента в Дельфы. В Греции она дала Инди познать не только вкус экспедиционной жизни, но и предательства – использовала его в заговоре против греческого царя, что едва не стоило Инди жизни.

Зато в Дельфах он сделал значительное открытие: отыскал и извлек на свет древнюю священную реликвию, оракул, известный под названием «Омфалос», находящийся теперь в Нью-йоркском археологическом музее под опекой Маркуса Броуди. Несмотря на вероломство Белекамус и ее трагическую участь, которой и сам Инди едва избежал, полученные впечатления убедили его, что ему на роду написано стать археологом [12].

– Ну, и как рыба? – поинтересовался Шеннон.

– Отличная. А тебе-то обед понравился? Ты не проронил об этом ни слова.

– Приемлемый. Мясо сыровато, но соус ничего.

– Джек, ростбиф и должен быть таким! Если его пережарить, он станет совсем безвкусным. Кстати, с каких это пор ты записался в гурманы?

– Какого черта?! – положил вилку Шеннон. – Что с тобой стряслось? То где-то витаешь весь вечер, то спускаешь на меня всех собак.

– Со мной ничего такого.

– Что-то у тебя на уме. Давай, угадаю! Женщина, верно?

Инди отхлебнул воды.

– Я сегодня получил письмо от Лиланда Милфорда.

– Боже, от этого чокнутого старого простофили? Как он поживает?

– Наверно, хорошо. И вовсе он не чокнутый. Просто чуточку эксцентричный.

– Ага! – рассмеялся Шеннон. – Самую малость!

Милфорд, профессор на пенсии, прославленный специалист по староанглийскому, дружил с отцом Индианы. Шеннон встречался с ним, когда они с Инди во время учебы в колледже занимали одну комнату, а Милфорд заехал в Чикаго, чтобы дать публичную лекцию. Джеку он показался чудаковатым из-за того, что во время обеда дважды забывал, кто такой Шеннон – первый раз, когда Джек вернулся к столу с кофе, а второй – когда достал корнет. Инди всякий раз приходилось представлять его заново.

– И чего ж он пишет – или ты еще не разобрал его свинскую латынь? – спросил Шеннон.

– Это не свинская латынь, а староанглийский. К тому же, письмо он написал на современном. – Помимо хронической рассеянности, Милфорд имел скверную привычку во время разговора переходить на староанглийский, даже если тема разговора никак не касалась единственного предмета его интересов. – Пишет, что папа никак не может простить моего ухода в археологию. Считает, что я попусту растрачиваю жизнь и все, чему он меня учил. Словом, ничего нового.

– А что ж тебе еще оставалось? Ты сам должен был выбрать свой путь.

– Попытайся объяснить это моему отцу. Кстати, письмо пришло в самое время. Милфорд приезжает завтра и хочет свидеться со мной.

– Вот повезло! Ты не против, если на сей раз я уклонюсь?

– Так я и предполагал, – рассмеялся Инди. – Я собираюсь встретить его на вокзале, а потом мы отправимся на ленч или что-нибудь в этом роде.

– Подзубри свой староанглийский перед встречей с этим ученым мужем.

Инди не ответил; взгляд его был устремлен ко входу в ресторан, где метрдотель сопровождал к угловому столику двух женщин – Джоанну Кемпбелл и Дейрдру. Взор Инди был прикован к девушке. Даже издали она казалась сияющей. На ней было свободное платье цвета морской волны с большим белым матросским воротником и бантом спереди. Юбка плотно облегала ее бедра и ниспадала книзу свободными складками, достигая середины икр, а по нижнему краю шла белая кайма. Голову Дейрдры покрывала мягкая широкополая шляпка того же цвета с опущенными полями, а медные пряди струились по плечам.

Заметив его взгляд, Шеннон обернулся в ту же сторону.

– Ты ее знаешь?

– Обеих. Это моя начальница и ее дочь. Надо пойти поприветствовать их.

– Жду тебя на улице.

Дейрдра заметила его первой.

– Профессор Джонс? Вот так сюрприз!

Она протянула руку, и их ладони встретились в мимолетном пожатии. Ее окружал какой-то непонятный мистический ореол, нечто скрытое, усиливающее обаяние ее красоты, источник ее силы. Инди пришлось чуть ли не силой заставить себя отвести глаза, когда она легонько пожала ему руку.

Доктор Кемпбелл элегантно протянула вялую ладонь. В ее черных волосах поблескивала серебряная проседь. Тонкими резными чертами лица она походила на дочь. Выглядела Джоанна, как всегда, изысканно, но сегодня вечером еще и чуточку таинственно в своем черном платье, пелерине и красном шелковом шарфе, опускавшемся ниже пояса.

Пока они обменивались ничего не значащими замечаниями о ресторане и окружающих, Инди приходилось сосредотачиваться, чтобы проявлять интерес к словам доктора Кемпбелл. Казалось, его неудержимо влечет к Дейрдре некая магнетическая сила, приковывая к ней и его взор, и его мысли. Он гадал, о чем она думает и что скажет в следующий раз.

– Итак? – спросила доктор Кемпбелл.

– Простите, я что-то прослушал.

Профессор улыбнулась, бросила взгляд на дочь, потом снова на Инди.

– Я спрашивала, как вы находите британскую археологию по сравнению с греческой?

– Полагаю, это чем-то смахивает на разницу в языках. Но если вы бегло владеете обоими, то легко переходите с одного на другой.

– А вы бегло владеете, как вы изволили выразиться, британским диалектом?

Интересно, много ли Дейрдра сказала матери о его лекциях, и упоминала ли о выговоре, полученном за то, что взяла над ним верх во время лекции?

– Я тружусь над его освоением.

– Вот честный ответ на нечестный вопрос, – констатировала доктор Кемпбелл. – Во всяком случае, с моей стороны было нечестно его задавать.

– В общем-то, не так уж нечестно, – отозвался Инди, ломая голову в поисках какой-нибудь фразы, которая позволила бы ему изящно удалиться.

– Кстати, – склонившись к нему, сказала она, – до меня доходили слухи, что с людьми, держащими Омфалос, происходит нечто невероятное. Настолько невероятное, что к нему больше не позволяют притрагиваться. А с вами случилось что-нибудь этакое, когда вы нашли камень в Дельфах?

Инди улыбнулся и пожал плечами.

– Воображение выкидывает с людьми удивительнейшие вещи, знаете ли. Стоит им притронуться к Дельфийскому Оракулу или к тому, что они принимают за оракул – и, пожалуйста, фантазия разыгралась.

Он устремил невидящий взгляд в пространство. По собственному опыту и по признаниям других Инди знал, что человек, взявший Омфалос, претерпевает некое преображение мыслей и чувств. Лично он увидел собственное будущее, словно быстро прокрученную в синематографе пленку – или прожив его во много раз быстрее; и кое-что из увиденного уже случилось.

Несмотря на удивительные откровения, ему больше не хотелось брать Омфалос в руки. Во-первых, подобное просто не должно происходить, а во-вторых – и во время видений, и сразу после Инди казалось, что он теряет рассудок. А уж с Джоанной-то Кемпбелл он и вовсе не собирался обсуждать свои переживания.

– Профессор Джонс, вам плохо? – встревожилась Дейрдра, и Инди стряхнул с себя задумчивость.

– Простите. Честно говоря, пытался припомнить, что я тогда почувствовал, но так ничего толком и не вспомнилось.

– Ну, это вполне понятно, – согласилась доктор Кемпбелл, – особенно учитывая тогдашнюю ситуацию. – Она обернулась к дочери. – Как раз в это время в Дельфах произошла попытка свержения греческого царя, и, как я понимаю, в ней был замешан один из греческих археологов. Разве не так?

– Да, пару раз пришлось пережить весьма мучительные мгновения. Ну что ж, мне пора, а то друг ждет. – Он встал, кивнув сначала доктору Кемпбелл, потом Дейрдре.

– Профессор Джонс, – подала голос начальница, прежде чем он успел уйти, – еще одно. Известно ли вам, что общего между Древней Грецией и античностью нашего острова?

– Я не совсем понял, о чем вы, доктор Кемпбелл, – с беспокойством улыбнулся Инди.

– Подумайте об этом, Джонс, – пристально на него взглянув, отозвалась та. – Уверена, что вам это известно. Вы с этим сталкивались. Рада была повидаться.

– Увидимся завтра, – сказала Дейрдра, одарив его ослепительной улыбкой.

– Правда? А, ну да, на лекции! Ну конечно!

Он снова кивнул обеим женщинам, попятился и направился к двери.

Шеннон дожидался у входа.

– Я уж думал, ты решил отобедать по второму разу.

– Извини. Пошли отсюда.

И они зашагали по широкому проспекту, прокладывая себе путь в толпе на углу, где все до единого гомонили по-итальянски. Улицы Сохо бурлили жизнью в любой час дня и ночи; казалось даже, что каждая улица говорит на своем языке. Минуту спустя Джонс и Шеннон миновали Греческую улицу; Инди был немало удивлен, не услышав ни одного греческого слова.

Шеннон же тем временем парил мыслями где-то в иных пространствах, прищелкивая пальцами через шаг, будто подыгрывал звучавшему в голове мотиву.

– А она настоящая милашка.

– Кто? – Инди оглянулся.

– Рыжая, кто ж еще?

– А, Дейрдра? Не просто милашка, Джек. Она моя студентка, и на голову превосходит остальных. Правду сказать, она будто соревнуется со мной на глазах у всей аудитории.

– Как это?

– Ну, как тебе сказать… Ведет себя так, будто знает не меньше моего, если не больше.

– А может, так оно и есть.

– Спасибо тебе большое, ты настоящий друг!

Шеннон ткнул его кулаком в плечо.

– Я просто пошутил! Но раз она такая ученая, чего ходит на лекции?

– Представь себе, я уже поинтересовался. Говорит, что хочет честно получить диплом. Но я вот гадаю, не шпионит ли она за мной?

– И для кого бы это? – Шеннон сделал шаг в сторону, чтобы обойти человека в коверкотовом пальто и котелке, тайком подававшего зазывные знаки прислонившейся к стене женщине. На ней было коротенькое, увешанное побрякушками платьице, а глаза были подведены так, что занимали чуть ли не пол-лица.

Стоявшая неподалеку вторая проститутка двинулась в сторону Инди. Он бросил на нее мимолетный взгляд и отвернулся.

– Для матери, разумеется. У меня ведь испытательный срок. Я лишь в сентябре узнаю, возьмут ли меня на полную ставку.

– По-моему, тебя просто заносит твоя неуемная фантазия. Наверно, девочка – просто хорошая студентка. С той поры, как ты поцапался с Дорианой Белекамус, ты просто не доверяешь ни одной женщине.

– Неправда! И хватит размахивать передо мной ее именем, будто красной тряпкой перед быком!

– Знаешь, что тебе надо сделать? – Шеннон не обратил на гневную вспышку Инди никакого внимания.

– Что?

– Покорить ее. Узнать ее получше. Она может замолвить за тебя словцо. Черт, раз она ходит в ресторан со своей матерью – наверно, у нее никого нет.

– Джек, Бог с тобой, хуже этого ничего и не выдумаешь! Если я начну ухаживать за собственной студенткой, то все воспримут это так, что я решил поставить на кон шансы получения должности.

Шеннона это вроде бы не убедило. Дальше они шли в молчании, каждый погрузившись в собственные мысли. Инди старательно уклонялся от раздумий о Дейрдре. Вместо того он ломал голову над загадкой, предложенной доктором Кемпбелл перед самым его уходом. Он даже толком не представлял, идет ли речь о кельтах или их предшественниках, а уж тем более не имел ни малейшего понятия, при чем тут древние греки. Еще один пробел в его познаниях. Но с какой целью она задавала вопрос? Проверяет? Может, это нечто важное, и ему следует об этом знать? Надо непременно выяснить.

Интересно, не она ли знакомый профессор Маркуса Броуди, не она ли ему сказала об открытии преподавательской вакансии. Фактически, это ведь именно доктор Кемпбелл приняла окончательное решение о найме Джонса. Как ни странно, поворотным моментом собеседования стал разговор о его имени.

– Инди Джонс, – сказала она тогда и улыбнулась. Двое других профессоров хмыкнули, и один поинтересовался, не приходится ли он родственником И-ниго?

«И его? Кого его?» – едва не спросил он, но вовремя прикусил язык. За несколько дней до собеседования Инди массу времени провел в библиотеке, изучая материалы по древним руинам Британии, и теперь вспомнил, что читал об Иниго Джонсе, главном архитекторе королей Якова I и Карла I.

– Ну-у, вряд ли. Нас, Джонсов, не так уж мало, но никто из моей родни даже мысли не допустит, что Стоунхендж построен римлянами. Разумеется, дело было триста лет назад, и наши познания о древних с той поры сильно продвинулись.

Должно быть, этот комментарий-то и пришелся по вкусу доктору Кемпбелл, – решил Инди, – и окончательно склонил чашу весов в его пользу.

Наконец, они дошли до клуба. Провести вечер в атмосфере джаза – как раз то, чего сейчас не хватало Инди. Это будет первый подобный вечер со дня приезда в Лондон. Как все переменилось с той поры, когда они с Шенноном были студентами последнего курса Чикагского университета! Они тогда так увлеклись подпольным миром джаза, внезапно расцветшего в Чикаго, что оба едва не бросили учебу. У Инди в результате пробудилась страсть к приключениям, а вот для Шеннона это стало более серьезным испытанием, необратимо преобразившим его самого и решившим его судьбу. Он бросил надежную работу в роли бухгалтера растущей транспортной фирмы, без оглядки отдавшись на волю переменчивой судьбы джаз-музыканта.

Спускаясь по ступеням в полуподвальный ночной клуб, Инди лопатками ощутил чей-то пристальный взгляд и искоса оглянулся через плечо. На глаза ему попался приближающийся по тротуару мужчина – высокий и щуплый, с аккуратно зачесанными назад темными волосами и близко посаженными глазами, он мог бы приходиться Инди ровесником. Именно этот человек и преследовал его в университете. Миновав вход в клуб, темноволосый двинулся дальше, даже не оглянувшись.

– Видал этого парня? – открывая дверь, спросил Шеннон.

Из распахнувшейся двери тотчас же потянуло спертым запахом кислого пива и табачного перегара. Застыв на пороге, Инди услышал звон стаканов и гул голосов.

– А что?

– Я засек его на улице у ресторана, пока дожидался тебя, а еще он наверняка болтался по Рассел-сквайр возле нашей квартиры.

Инди проводил исчезающего во тьме мужчину пытливым взглядом и, пожав плечами, бросил:

– Наверно, совпадение, и только.

Но сам не поверил в это ни на миг.

 

4. В книжном лабиринте

Все утро Инди клял себя за то, что вчера засиделся допоздна. Хотя лекций на сегодня не запланировано, ему пришлось принимать студентов в своем кабинете. Учебный план предписывал, чтобы Инди заранее одобрил тему курсовой работы каждого студента, и теперь ему уже в течение двух часов приходилось выслушивать их одного за другим. Несмотря на трехнедельные уговоры профессора Джонса явиться к нему как можно раньше, почти половина слушателей тянула с темами курсовых до последнего.

Инди поднял глаза на стоящего перед ним долговязого парня.

– Стоунхендж, – поведал тот.

– Что Стоунхендж?

– Моя тема.

– Садитесь, – терпеливо отозвался Инди. – Нельзя просто написать о Стоунхендже. Надо найти более конкретную тему.

– Ладно, – парень уставился на Инди. – Я напишу о его первых исследователях.

– Все равно чересчур расплывчато. Уточните столетие.

– Семнадцатое.

– Ладно. А теперь выберите двух исследователей из этого столетия и найдите в их умозаключениях сходства и противоречия.

– А обязательно выбирать их сейчас? – заныл студент. – Мне надо пораскинуть умом.

Инди усмехнулся и потер шею. Яснее ясного, парнишка не помнит ни одной фамилии.

– Только первым делом убедитесь, что оба выбранных вами исследователя жили в одном веке.

– Усек, – долговязый вскочил и быстренько ретировался из кабинета.

Пользуясь передышкой, Инди потер виски.

– Следующий! – крикнул он, потом перегнулся через стол, выворачивая шею, чтобы заглянуть в приемную. Не увидев никого, Инди откинулся на спинку кресла и пробормотал под нос: – Ура.

Бросив взгляд на стенные часы, он увидел, что времени на дорогу в обрез. До вокзала Кингз-Кросс, куда прибудет поезд Лиланда Милфорда, можно доехать подземкой. Застегнув портфель, Инди встал и уже хотел было выйти, когда на пороге показалась Дейрдра Кемпбелл.

– Надеюсь, я не опоздала и успею обсудить с вами тему курсовой, – так и лучилась она улыбкой.

Инди рухнул в кресло, отчаянно жалея в душе, что не успел ускользнуть. И все-таки ему было приятно, что причиной задержки послужила именно Дейрдра.

– Садитесь, я вас слушаю.

От ее присутствия в комнате стало как-то уютней, словно белая кожа девушки и блестящие медовые волосы источали тепло и свет. А может, причина таилась в ясном уме девушки. Выслушав подряд нескольких недотеп, вроде долговязого парня, старавшихся сдать курс ценой минимальных усилий, Инди ощутил, как приход Дейрдры вносит приятное разнообразие. Ему был по душе ее энтузиазм, и он уже начал жалеть, что велел Дейрдре держаться в строгих рамках.

– Благодарю вас, – она опустилась на стул напротив него. – Вчерашняя встреча была для меня сюрпризом.

– Ага, сюрпризом, – отозвался Инди.

– Я передала матери наш вчерашний разговор после занятий, – устремив взгляд на собственные руки, сообщила Дейрдра, – и она вас поддержала. Пожалуй, я вела себя, как воображала и выскочка. Она велела мне чуток угомониться в классе.

– Как это?

– Ну, вести себя поскромней.

Инди оглядел ее поверх очков в металлической оправе.

– Понимаю.

– Может, я и говорила-то слишком много потому, что некоторые англичане смотрят на шотландцев свысока; дескать, эти выходцы с севера – темные неучи. – Она подняла лицо и улыбнулась. – Опять же, наверно, мне хотелось произвести на вас впечатление.

Это негромкое признание настолько обезоружило Инди, что он не мог отвести от нее глаз. Она раскрывалась перед ним, как белая лилия, да при том еще и просила прощения за то, что столь блистательна.

– Насчет впечатления не беспокойтесь, – отозвался он. – Вы его произвели.

Она вскинула глаза на него, и взгляды их встретились. Ему хотелось протянуть руки, прижать ее к себе и утонуть в сиянии этих фиалковых глаз, познать вкус ее губ и тепло объятий.

«Эгей, поостынь, парнишка, – велел ему внутренний голос. – Хочешь ты получить эту работу или нет?»

– Итак, позвольте мне угадать, – он прочистил горло, чтобы настроиться на деловой лад. – Вы пишете о Стоунхендже, как и большинство остальных.

– Вовсе нет. Я пишу о пещере Ниниана в Шотландии.

Инди повторил название пещеры.

– Что-то я не припоминаю, чтобы говорил о ней на лекциях. И что же вас в ней привлекло?

– Там похоронен Мерлин.

Инди сцепил пальцы на затылке и улыбнулся.

– В самом деле?

– Да. – Похоже, она вовсе не собиралась шутить.

– Мерлин, сиречь советник короля Артура?

– Вот именно.

– Мерлин – персонаж мифический, Дейрдра. Я преподаю не мифологию, а археологию.

– У меня есть доказательства.

– Правда? И что же это за доказательства?

– Прочтете у меня в курсовой, – застенчиво улыбнулась она. – По-моему, это вас заинтересует.

– Если вы меня не обманываете, то я уже более чем заинтересован. Скорее, даже изумлен.

– Так вы одобряете мой замысел?

– То, что вы предлагаете, Дейрдра, – ухмыльнулся он, – это не просто курсовая работа. Это трамплин в будущее. Если вам удастся доказать, что Мерлин жил на самом деле, то карьера вам обеспечена. Вы добьетесь такого признания, какое большинству археологов и не снилось.

Она грациозно поднялась со стула.

– Я примусь за работу, не откладывая.

Инди проводил ее взглядом. Пожалуй, она не настолько талантлива, как он думал. У любого другого студента он бы не раздумывая поставил на такой теме крест – она выходит далеко за рамки курсовой работы первокурсника. Такое исследование тянет на дипломную работу по соисканию звания доктора философии, и притом с претензией. Пока доказать существования Мерлина не удалось никому – значит, Дейрдре известно нечто настолько существенное, чтобы переубедить ученый свет. Интересно, что бы это могло быть?

Но когда Инди покинул кабинет и торопливо шагал в сторону подземки, ему в голову пришла весьма обескураживающая мысль. Дейрдра наверняка скажет матери о так называемом доказательстве существования Мерлина; чем бы оно ни было, Джоанна Кемпбелл вряд ли согласится с дочерью. Инди даже замутило от ощущения, что он может ни с того, ни с сего оказаться в самом пылу выяснения отношений между матерью и дочерью. Потрясающе! Только этого для полного счастья и не хватало.

* * *

Поезд из Портсмута, доставивший в Лондон Лиланда Милфорда, пришел вовремя, а вот Инди опоздал. Когда он добрался до платформы, пассажиров в вагонах почти не оставалось. Инди проводил взглядом молодую супружескую пару с двумя детьми, мужчину в килте [13] и стайку школьниц в форме. Затем углядел Милфорда, с кожаными саквояжами в обеих руках шагавшего вдоль платформы.

Одет он был явно не по сезону – в длинное черное пальто. Недостаток волос на голове, увенчанной двумя седыми кустиками над ушами, с лихвой покрывался пышными белыми усами, густой щеткой торчавшими над верхней губой и достававшими чуть ли не до подбородка. Взгляд блекло-голубых глаз профессора казался совершенно бесстрастным.

Инди, прекрасно знавший профессора, мог сказать о его характере лишь одно – что престарелый ученый совершенно непредсказуем. Откровенное дружелюбие в один миг может смениться сварливостью и озлоблением. Увидев, что губы Милфорда шевелятся, Инди улыбнулся: должно быть, высказывается по случаю его опоздания. Но подойдя поближе, он явственно расслышал, как Милфорд произнес:

– Чертов поезд! Уж быстрее на велосипеде. So whylome wont. – И прошел мимо. Просто пошел вперед, не обращая внимания не встречающего юношу.

– Доктор Милфорд! – рысцой припустил Инди следом. – Добрый день, доктор Милфорд! Это я, Инди!

Милфорд остановился и медленно развернулся, сосредоточено нахмурившись.

– А-а, Инди! Вот так сюрприз! – он тряхнул руку Инди, но совершенно без энтузиазма. – Что ты здесь делаешь?

– Я получил ваше письмо.

– Получил?

– Помните, в письме вы просили меня встретить вас на вокзале.

– Ну-у, если ты так говоришь… – Милфорд явно был сбит с толку.

Инди предложил взять один из саквояжей, но профессор лишь отмахнулся.

– Я в отличной форме, молодой человек. Аще хощеши путем ходити, морем али посуху, не бери ноши, коя самому непосильна есть. То есть, so whylome wont.

– Я запомню.

So whylome wont – любимая средневековая английская поговорка Милфорда. Инди уже давным-давно выяснил, что означает она «так говорят». Однако Милфорд использовал ее в разговоре к месту и не к месту, никогда не поясняя смысла.

Тем временем они успели выйти в город, Инди подозвал такси, и они забрались на заднее сиденье.

– Куда же вы сейчас направитесь, доктор Милфорд? Из письма это осталось не совсем ясно.

– У меня есть кое-какие дела, – профессор подался вперед и постучал водителя по плечу. – В библиотеку Британского музея, добрый человек. Седлай свои борзые комони и несися пуще ветру буйнаго!

Водитель обернулся, переводя взгляд с Инди на Милфорда.

– Вы откудова будете, сэр? С Ньюфаундленда, что ль?

– Пришпоривай лошадей, приятель, – отозвался Инди и обернулся к спутнику. – Вы действительно не хотите перекусить перед визитом в музей?

– Уже откушавши. Сверх того, воистину я алчу не пропитания, но знания.

– Да, библиотека там хорошая, – кивнул Инди.

– Лучшая библиотека подобного рода в мире, клянусь Господом! – провозгласил Милфорд. – Там есть все, что опубликовано в Великобритании с 1757 года. Несколько миллионов томов, десятки тысяч рукописей и древних папирусов. Лучшее собрание средневековых рукописей. Там есть практически все об истории Британии, о чем только можно помыслить.

Его панегирик библиотеке навел Инди на мысль о загадке Джоанны Кемпбелл.

– Доктор Милфорд, вы не знаете, что общего между древними греками и тогдашними обитателями Британских островов?

Милфорд на мгновение задумался.

– Это было еще до меня.

– Я так и думал, – улыбнулся Инди. На самом-то деле слова седоусого профессора означали всего-навсего, что вопрос относится к периоду до Средних веков, на которых специализировался Милфорд.

– Однако я припоминаю речь одного коллеги, толковавшего как раз на сей предмет… э-э… лет двадцать назад, – он поскреб лысый череп указательным пальцем. – Чего-чего только человеку не запоминается, прямо смех берет; но забывать еще смешнее.

– Что он вам говорил?

– Кто?

– Ваш коллега, – хмыкнул Инди. – Тот, который рассказывал о взаимосвязи древних греков и бриттов.

Водитель остановил такси у обочины перед библиотекой.

– А-а, ну, если хочешь это знать, то сможешь найти нужные сведения как раз за этой дверью.

Инди оплатил проезд и поспешил за подымавшимся по ступеням библиотеки профессором.

– Может, хоть намекнете?

– Всегда лучше найти ответ самостоятельно, нежели получить готовый, – поведал старик, продолжая восхождение.

– Папа тоже всегда так говорит, – мрачно отозвался Инди.

Дойдя до верхней площадки лестницы, Милфорд остановился, опустил саквояжи на землю, встретился взглядом с Инди и ласково сказал:

– Он всегда проявлял чрезмерную строгость к тебе. Я тебе дам намек; посмотри труды Гекатея [14]. – Он снова подхватил саквояжи; Инди поспешил распахнуть перед ним дверь. – Но учти, ни один из его трудов не дошел до наших дней.

Инди нахмурился, глядя вслед заковылявшему в фойе профессору.

– Тогда как же их смотреть?

– Подумай, мальчик мой, пораскинь умом, – оглянулся через плечо Милфорд. – Труды Гекатея известны нам по цитатам у других писателей. Таким образом, он из разряда авторов переходит в индекс.

Урок в употреблении библиотечного каталога. Инди насильно заставил себя улыбнуться.

– Ладно, погляжу.

– А вы где будете? – спросил он чуть позже, войдя вслед за Милфордом в исполинский чашеобразный зал, от которого во все стороны лучами расходились коридоры.

Милфорд нахмурился, прижал палец к губам и отвернулся.

Инди покачал головой и пошел своей дорогой, чтобы начать поиски в этом обширном хранилище знаний. Быть может, Милфорд просто заговаривается и взял имя с потолка. А может, просто что-нибудь спутал.

Итак, что же нам известно о Гекатее? Инди это имя запомнилось в связи с Гекатой – богиней земли, луны и преисподней, отождествлявшейся с колдовством. Гекатей писал о древних греках и их взаимоотношениях с загадочным народом гиперборейцев; этот термин в греческой мифологии означал «северный народ». Некоторые ученые считали его ссылкой на народ Атлантиды. Но больше Инди ничего припомнить не мог.

Общий каталог располагался по периметру чашеобразного зала. Каталог вмещал в себя полный список фондов библиотеки и занимал дюжину томов по пятьсот страниц каждый. В конце концов, Инди удалось отыскать Гекатея в индексном разделе каталога; далее следовала ссылка на «Историческую библиотеку» Диодора Сицилийского [15]. Вот так шутка! Диодор, по рождению грек, приходившийся современником Цезарю и Августу, прожил изрядную часть жизни в Риме; «Историческая библиотека» отняла у него тридцать лет жизни и заняла полных сорок томов. К счастью, поскольку Инди искал именно Гекатея, в каталоге были указаны нужный том и номера страниц.

Инди подошел к расположенному рядом столу дежурного библиотекаря, и тот направил его в другой зал. Тамошний библиотекарь нашел древнюю книгу, хмуро оглядел Инди и предупредил, что книга старинная, ценная, и обращаться с ней следует предельно осмотрительно.

Читая строки Гекатея, переписанные Диодором из ныне утраченной книги «Землеописание», Инди понял, что описание острова гиперборейцев куда более подробно, нежели ему казалось. Край гиперборейцев был больше Сицилии и располагался напротив Галлии. Более всего под описание подходила Англия, но с некоторой натяжкой легендарным краем мог оказаться любой из Скандинавских островов. Но тут Инди прочел, что на острове имелся обширный круглый храм, и переменил свое мнение: уж больно этот храм смахивал на Стоунхендж! Следовательно, «гиперборейцы» – древнее название обитателей Британских островов.

Кроме того, Гекатей поведал о добрых отношениях между гиперборейцами и греками, и сообщил, что некие греки посетили остров гиперборейцев и оставили там священные фетиши с надписями по-гречески. Но этим дело еще не кончалось. Предполагалось, что дочь гигантов Латона, давшая жизнь Аполлону, родилась именно на острове гиперборейцев. Именно поэтому гиперборейцы поклонялись Аполлону, и их круглый храм был посвящен именно ему. Сказывали, он посещал храм каждые девятнадцать лет ради великого празднества, на котором самолично плясал в толпе священнодействующих, играя на кифаре. Его приход отождествлялся также с девятнадцатилетним циклом, за время которого звезды совершали полный круг, возвращаясь к исходной точке небосвода.

«Аполлон и там, и тут, – подумал Инди. – Вот оно, общее!» Закрывая книгу, он припомнил слова Джоанны Кемпбелл: «Уверена, что вам это известно. Вы с этим сталкивались».

Инди в самом деле знал миф об Аполлоне во всех подробностях, особенно в связи с Дельфами; вот только не соотносил остров гиперборейцев с Британскими островами. На Олимпе Аполлон все время путался не в свои дела и каждый год проводил какое-то время «за северным ветром». Теперь, разрешив загадку доктора Кемпбелл, Инди стал ломать голову, с какой целью начальница ее загадывала – проверяла его познания или имела в виду некие далеко идущие цели.

Он потер лицо. Надо пойти домой и выспаться. Инди уже готов был встать из-за стола, когда заметил пару блестящих глаз, следивших за ним сквозь просвет в стеллаже. Стараясь вести себя как ни в чем не бывало, он опять пошелестел страницами и потянулся, словно от усталости. Глаза были на прежнем месте.

Может, просто библиотекарь следит, чтобы Инди не повредил старинную книгу. Но все-таки в этих близко посаженных глазах было нечто знакомое – уж больно они напоминали глаза давешнего преследователя.

И вдруг, будто спринтер по сигналу пистолета, Инди вскочил со стула и рванулся к торцу стеллажа. Огибая его, Инди заметил высокого мужчину, торопливо пересекшего проход и скрывшегося в другом ряду стеллажей. Узкоглазый явно пытался уклониться от встречи, а Джонс повторял его замысловатые маневры в книжном лабиринте.

Инди крадучись пробирался среди стеллажей, осторожно выглядывая из-за книжных рядов, пока не оказался в следующем проходе. Поглядев в обе стороны, он повернул направо. В следующий раз неожиданно для себя превратившийся в дичь преследователь показался в холле, когда проскакивал в исполинский чашеобразный читальный зал.

Остановившись в дверях, Инди охватил взглядом все помещение, но от Узкоглазого не было ни слуху, ни духу. Инди как раз ломал голову, куда же тот мог подеваться, когда услышал невнятный звук, будто сдерживаемый кашель. Стремительно обернувшись направо, он увидел, как Узкоглазый пытается втиснуться в стену всего в десяти футах от двери.

Увидев, что обнаружен, Узкоглазый бросился на Инди, опрокинув его в проход. Упав на пол, они покатились. Посередине прохода Узкоглазый решил, что достаточно, вывернулся из хватки Инди, вскочил и рванул обратно. К тому моменту все присутствующие уже следили за безмолвной погоней.

Узкоглазый почти добрался до дверей, когда Инди ухватил его за рубашку и повалил. Они опять покатились, наткнувшись на ножку стола. Сидевший за столом мужчина поспешно вскочил.

– Что сие за вакханалия беззакония?! Или я оказался в компании безумия и безумца?

При звуках знакомого голоса Инди выпустил рубашку Узкоглазого.

– Доктор Милфорд, я… Я не могу сейчас разговаривать.

Узкоглазый прополз под столом Милфорда в следующий проход.

– Извините, – бросил Инди, перескакивая через стол, но Узкоглазого не увидел. Потом обнаружил, что тот ползет под столами в третий проход. Опустившись на четвереньки, Инди пополз следом. Кто-то пнул его в бок; раздались крики о помощи.

«Боже мой, – терзался Инди, – что я устроил?! Я всего-то и хотел – в том зале перехватить этого молодчика и выяснить, с какой стати он за мной следит?»

Увидев, что Инди отрезал ему путь к отступлению, Узкоглазый помчался к центру зала, увиливая от столов и библиотекарей. Инди рванулся следом и, наконец, получил возможность схватить противника – прыгнул животом на стол и вцепился тому в поясной ремень.

– Ты лежишь на моем столе, сынок, – сказала старушка и дважды съездила Инди свернутой газетой по голове, а Узкоглазый вырвался на свободу.

Инди тотчас же вскочил и поспешил следом. Но тот был почти в центре зала, направляясь к двери. Инди уже готов был отказаться от преследования, когда Узкоглазый рухнул ничком от чьей-то подножки.

– Пади ниц, на лице твое, супостате! – воскликнул Милфорд.

Инди ринулся на поверженного врага, пригвоздив его к полу. Потом ухватил его за ворот и поднял кулак.

– Итак, кто ты такой, черт побери? Зачем за мной ходишь?

Тот лишь зарычал; его близко посаженные темные глаза пылали, как два черных угля. Но вот взгляд их сосредоточился на чем-то у Инди за спиной. И тут же Инди ощутил удар книгой по голове. Узкоглазый оттолкнул его и припустил прочь.

Инди обернулся и узрел старушку, по столу которой только что прокатился.

– Мэм, вы недопоняли!…

– Ты чертовски прав сынок, не поняла! – охотно откликнулась она и ткнула ему в глаз тупым концом карандаша, немного смягченным ластиком.

Инди завопил от боли и закрыл лицо. И тут он впервые услышал голос Узкоглазого:

– Джонс, слушай меня!

Инди поднял голову и здоровым глазом увидел застывшего на пороге противника.

– Предупреждаю: держись подальше от Дейрдры Кемпбелл!

– Вот именно! Держись от нее подальше! – подхватила старушка и снова подняла книгу над головой, но Милфорд внезапно остановил ее.

– Прекратите его бить. Я сам все улажу. Он со мной.

«Потрясающе, – подумал Инди, – просто потрясающе! Избит старой дамой. Спасен доктором Милфордом. И все из-за Дейрдры и ее ревнивого дружка!»

 

5. Тауэр

Назавтра лекция состоялась, как обычно.

– Если мы хотим понять, какой точности добивались древние строители, наши погрешности в оценке их работы должны быть ничтожны и несущественны по сравнению с погрешностями древних, – прочел Инди по конспекту. – Если им удалось подобраться к одной сотой дюйма, то наша задача – добраться до тысячной, иначе нам не постигнуть их представления о точности.

Он прервался, чтобы отхлебнуть воды. После инцидента в библиотеке левый глаз совершенно заплыл; Инди пришлось прикрыть его черной повязкой. Студентам он сказал, что стал жертвой несчастного случая, и доктор порекомендовал походить недельку в повязке.

Здоровым глазом он оглядел аудиторию. Одни студенты с интересом смотрели на него, ожидая дальнейших слов, другие яростно строчили в тетрадках. Сидящая в переднем ряду Дейрдра, откинувшись на спинку сиденья, нервно сплетала и расплетала пальцы. Сегодня на ней было длинное, до щиколоток, платье – будто аллегорическое воплощение ее стремления что-то скрыть. Тетрадь Дейрдры была закрыта, губы надуты. Перед лекцией она поинтересовалась, что случилось, а Инди брюзгливо велел ей сесть на место. Пожалуй, он повел себя чересчур грубо – но, в конце концов, надо же было вернуть должок! Она наверняка сказала своему узколобому дружку – или кто он такой? – нечто, пробудившее его ревность. Она использовала его в своих целях; не исключено, что использует их обоих. Но Инди не намерен никоим образом участвовать в чужих затеях.

– Кстати, только не приписывайте это утверждение мне, – продолжал он. – Это слова сэра Флиндерса Питри, прославленного египтолога, изучавшего также некоторые из девяти каменных колец Британских островов, в том числе и Стоунхендж. Во время проходивших в 1877 году исследований он произвел чрезвычайно точные обмеры этого монументального сооружения и нарисовал подробный план, который был опубликован в масштабе один к двумстам. Возможно, те из вас, кто пишет курсовую работу по Стоунхенджу, уже знакомы с книгой Питри «Стоунхендж: план, описание и теории».

Инди разъяснил, что Питри завоевал славу одного из наиболее уважаемых авторитетов в области исследований Стоунхенджа за то, что избегал беспочвенных домыслов. Стоунхендж тем и коварен, что так и манит отдаться на волю фантазии.

– И в доказательство этого я приведу вам ряд нелепых теорий, выдвинутых за последние несколько веков.

Взглянем на труд исследователя Джона Смита, жившего в восемнадцатом столетии. Он первым заметил, что если стоять в центре Стоунхенджа на рассвете в день летнего солнцестояния, солнце восходит прямо над так называемым Пяточным, или Кланяющимся камнем [16], расположенным вне каменного кольца. Отличное наблюдение! Но при этом он полагал, что Стоунхендж построили друиды.

Правду сказать, это мнение стало самым распространенным заблуждением в отношении Стоунхенджа. Друиды были кельтами, а кельтская культура возникла спустя две тысячи лет после завершения начальной стадии строительства, датируемой приблизительно 1900 годом до нашей эры. Даже очередная стадия, в которую входят сарсеновое [17] кольцо и пять отдельных трилитовых арок внутри круга, завершена около 1550 года до нашей эры, что по-прежнему слишком рано для друидов.

Дейрдра подняла руку впервые за всю лекцию. Инди мельком взглянул на нее и вернулся к своим записям.

– Однако на протяжении пары столетий антиквары – так называли в те дни археологов – сохраняли убеждение…

– Профессор Джонс!

– Мисс Кемпбелл, на вопросы я буду отвечать после лекции, – отрезал он. – Если я стану прерываться всякий раз, когда кто-нибудь поднимет руку, то ни за что не успею изложить материал.

– Извините, – она потерянно села. Инди заметил, что некоторые студенты захихикали; они явно думали, что давно пора поставить Дейрдру на место.

– Как я говорил, несколько веков антиквары полагали, будто Стоунхендж построен друидами. Но это не так уж и удивительно. Правду сказать, самым охраняемым секретом археологии является следующий: мы почти всегда заблуждаемся. Отступите на столетие в прошлое, и почти все, вчера казавшееся нам святой истиной, сегодня окажется вздором. История археологии строится на ложных сведениях, романтических бреднях и притянутых за уши гипотезах; ярче всего это проявилось в исследованиях Стоунхенджа, самого знаменитого из древнейших сооружений в этой стране. – Инди надеялся, что в его устах это звучит достаточно внушительно. На самом же деле он просто-напросто вольно цитировал заявление одного французского профессора-египтолога, работавшего с Флиндерсом Питри. – Мы можем быть уверены лишь в том, что Стоунхендж по масштабам свершения может сравниться лишь с великими пирамидами Египта, наиболее внушительными сооружениями древности, дожившими до наших дней. Он был предметом ученых дебатов с шестнадцатого века, и по очереди считался то погребальным сооружением, то пантеоном, то храмом для человеческих жертвоприношений. Одни заявляли, что он построен друидами, другие – что римлянами, а третьи приписывали постройку викингам.

Тут один из студентов поднял руку.

– Можно задать вопрос, или надо подождать?

– Вы его уже задали, – вздохнул Инди. – Слушаю.

– А как же все эти друиды, что время от времени собираются в Стоунхендже, будто это чертово сооружение принадлежит им?

– Они просто заморочившие себе голову мистики, – рассмеялся Инди. – Утверждают, что Стоунхендж – их святыня, и глубоко заблуждаются.

Когда лекция подошла к концу, Инди взял с кафедры свои карманные часы и сунул их в карман.

– Не забудьте, курсовые работы надо сдать в понедельник!

Приготовившись уйти, он собрал свои книги и конспекты – они с Милфордом договорились встретиться в час дня возле Тауэра. После инцидента в библиотеке Инди сопроводил пожилого профессора в клуб, где тот остановился, и тамошний врач осмотрел его пострадавший глаз. Милфорд был и напуган, и озадачен устроенной Инди дракой с незнакомцем, да притом еще в библиотеке. Несмотря на все усилия юноши развеять его опасения, профессор был свято убежден, что Инди страдает психическим расстройством, причиной которого послужил разрыв с отцом. В конце концов, старик предложил встретиться для продолжения разговора в Тауэре.

– Профессор Джонс!

Подняв глаза, Инди увидел остановившуюся перед кафедрой Дейрдру. Ее фиалковые глаза просили объяснений.

– Чем могу служить? – резким тоном спросил он. – Я тороплюсь.

– За что вы на меня рассердились? Я сегодня не сыпала вопросами, а вы гневались еще до начала лекции.

– К вашим вопросам это отношения не имеет. Причиной ваше поведение вне аудитории.

Она недоверчиво покачала головой и, запинаясь, проронила:

– О чем это вы?

– Спросите у своего ухажера.

Это совершенно сбило ее с толку. Уверенное выражение совершенно покинуло ее – теперь Дейрдра выглядела наивно-удивленным хрупким ребенком.

– Я даже не представляю, о чем вы говорите, профессор Джонс.

– Я имею в виду следующее: какой-то молодчик повсюду преследует меня, а вчера, во время небольшой перебранки, он велел мне держаться от вас подальше. Вот только не представляю, с какой стати он этого от меня требует. А вы?

– Простите. Увы, представляю. Только вот ухажера у меня нет! – Она резко развернулась и заспешила прочь из аудитории.

– Ага, всенепременно. – Инди бросил взгляд на часы. – Опять опоздал!

* * *

Инди вышел со станции подземки «Тауэр-Хилл» на пять минут позже назначенного Милфордом срока. Лондонский Тауэр был возведен в одиннадцатом столетии, Вильгельм Завоеватель таким образом увековечил победу в битве при Гастингсе [18]. По мере приближения к Тауэру Инди начало казаться, что он нисходит в глубь времен. Башни возносились в небеса, флаги развевались на ветру. Теперь древний ров мешал взобраться на крепостные стены не врагам, а туристам, и пройти внутрь можно было лишь по откидному мосту.

Милфорда нигде не было видно, так что Инди остановился послушать одного из гидов, сопровождавшего группу туристов.

– Белая башня, – объяснял тот, – построена не только для того, чтобы защитить город от нападения; она предназначалась также для надзора за порядком движения судов по Темзе и для внушения горожанам благоговения пред мощью Вильгельма Завоевателя. Строительство начато в 1078 и завершено в 1100 году Рэнальфом Флембардом, епископом Даремским, по иронии судьбы ставшим первым узником, заточенным в стенах Тауэра.

– За ним последовали многие другие, и список блистательных арестантов производит внушительное впечатление, – продолжал гид, посыпав именами коронованных особ: – Король Давид II Шотландский, король Иоанн Добрый Французский, король Яков I Шотландский, Карл, герцог Орлеанский и принцесса Елизавета, позднее ставшая королевой Елизаветой I. В число казненных и убитых в Тауэре входят: Генрих VI, Эдуард V и его брат, герцог Йоркский, сэр Томас Мор, жены Генриха VIII Анна Болейн и Екатерина Хауард, Томас Кромвель и герцог Монмутский. По мере роста известности Тауэра росли и его размеры. Шли века, и мало-помалу число башен Тауэра достигло тринадцати. Позднее их окружили стеной еще с шестью башнями.

– Я всегда здесь бываю во время визитов в Лондон, – подходя к Инди сзади, сказал Милфорд. – Здесь запечатлена в камне монументальная история, здесь монархи отрекались от престола и встречали свою кончину, здесь творились темные дела. Монументальная история.

– Добрый день, доктор Милфорд!

Несмотря на теплую погоду – день выдался даже более-менее солнечный, Милфорд был облачен в свое черное пальто.

– Как твой глаз сегодня? – профессор оглядел Инди, поглаживая свои усы. – У тебя такой вид, будто ты играешь в пиратов.

– Идея принадлежит врачу. Через пару дней я буду как огурчик.

– Похвальная бодрость духа! – одобрил Милфорд, переходя ров и направляясь к одной из башен. – Похоже, ты быстро оправляешься от своего вчерашнего умопомешательства.

Инди понимал, что доказывать Милфорду собственную вменяемость бессмысленно.

– Просто в библиотеке я утратил контроль над событиями, – уклончиво ответил он. – Но я прекрасно себя чувствую.

– Гм, надеюсь.

– А что вы имели в виду под монументальной историей?

– Послушай-ка, – Милфорд кивнул на гида.

– Перед вами Колокольная башня, задуманная Ричардом I около 1190 года и завершенная в тринадцатом веке. На крепостном валу, идущем на север от башни Бошом, находится место прогулок принцессы Елизаветы. Ее высочество является одной из счастливых узниц Тауэра. Несмотря на то, что ее держали в заточении несколько месяцев, позднее она стала королевой Елизаветой I.

А теперь давайте взглянем на Кровавую башню, начатую Генрихом III, заключенным которой досталась не столь завидная участь, как принцессе Елизавете. В числе прочих там были убиты Эдуард V и герцог Йоркский. Далее проследуем в башню Уэйкфилд, где был убит Генрих VI, но если посмотреть на нее в более радужном свете, то в ней до сих пор хранятся сокровища Короны.

– Вот она, монументальная история, Инди, – сказал Милфорд, когда группа последовала своей дорогой. – Нам известно, что эти люди жили и умерли. Так записано. Эти факты никто не оспаривает. Вот это мне по вкусу. Но отступи в прошлое на пять сотен лет до строительства этой башни, и монументальная история становится расплывчатой и неясной. Легенды запросто сливаются с фактами. Граница между реальностью и фантазией становится весьма смутной. – Он помолчал, пристально глядя на Инди. – Как сказал два века назад Семюэл Джонсон [19]: «Все, что нам действительно известно об истории Британии, уместится на нескольких страницах».

– Весьма верно, – кивнул Инди. Сегодня Милфорд казался куда более спокойным и благодушным, и как следствие – куда менее рассеянным. Он гораздо реже терял нить разговора и не так часто перескакивал на староанглийский. – Очень жаль, что у нас нет каталогов истории для мест вроде Стоунхенджа, вроде имеющегося для лондонского Тауэра.

– Тогда археологам не удалось бы творить доисторического прошлого, – рассмеялся Милфорд. – Им пришлось бы просто-напросто охотиться за сокровищами, за которые, я полагаю, ни один из них не дал бы и ломаного гроша.

– Сейчас вы мне очень напоминаете папу. Значит, вы тоже настроены против археологии?

Милфорд остановился и оглядел Белую башню, воздвигнутую первой и ставшую центром комплекса башен.

– Может, я отстал от жизни, Инди, но когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, истинные ученые считали, что разумнее всего тратить время на изучение древних манускриптов, уже имеющихся в наших библиотеках. Охотиться за новыми предоставили второразрядным ученым, не удовлетворяющим требованиям настоящей науки. Это их ссылали пачкать руки и сердца, пускаясь на всяческие низменные авантюры.

– Времена изменились, доктор Милфорд. Археология давным-давно выбралась из девятнадцатого века.

– So whylome wont. Может статься, ты и прав. Наш друг Маркус Броуди поддержал бы тебя. – Милфорд жестом пригласил войти в башню.

– Вы с ним давно не виделись? – поинтересовался Инди.

Милфорд задержался перед самым входом. Его водянисто-голубые глазки встретились с взглядом Инди. Усы профессора зашевелились.

– Виделся перед самым отъездом, знаешь ли, и он хотел, чтобы я что-то тебе передал. – Он пожал плечами и распахнул дверь. – Ничего, вспомню рано или поздно.

Они начали подниматься по лестнице четырехэтажной норманнской башни. На третьем этаже Милфорд внимательно оглядел коллекцию средневекового оружия и доспехов.

– Очень жаль, что у них тут нету Экскалибура [20], – заметил Инди, в надежде, что легенда об Артуре подтолкнет Милфорда к более прямому изъявлению своих мыслей.

– Легенды обманчивы, Инди. – Милфорд провел ладонью по лезвию меча.

– Согласно одной из них, Стоунхендж выстроен Мерлином.

Милфорд направил клинок Инди в грудь.

– Если ты хочешь украсить могилу убитых мужей отменно прочным сооружением, пошли к…

– Гальфрид Монмутский, – перебил его Инди. – «Historia Regum Britanniae» [21].

– Очень хорошо. Ты прекрасно усвоил литературу Средних веков.

– Так себе.

«История бриттов» в детстве была настольной книгой Инди. Она стала источником большинства легенд о короле Артуре, и, несмотря на архаичный язык, отец настаивал, чтобы Инди читал ее и понимал все до последнего слова.

– А это ты знаешь? – Милфорд отложил меч, прочистил горло и процитировал:

Единым словом мог с небес призвать

Луну и солнце, будто верных слуг,

Пучинам и хребтам повелевать

И ясным полднем сделать ночи мглу…

– По-моему, нет, – покачал головой Инди.

– Эдмунд Спенсер [22], шестнадцатый век, – улыбнулся Милфорд.

– Так вы думаете, что Мерлин был на самом деле, доктор Милфорд?

– Если и был, то поклонялся богу солнца, а не сыну Бога; для Англии шестнадцатого века такое мировоззрение было, разумеется, неприемлемо. Язычники обратились в вымирающее племя. Их время прошло. Относится ли Мерлин к области легенд или фактов, христиане нарекли его сыном дьявола.

Они медленно спускались по каменным ступеням, и голосу Инди откликалось жутковатое эхо.

– Как вы думаете, можно ли доказать, что Мерлин был реальным историческим лицом?

– Инди, не один ученый муж потратил целую жизнь, чтобы доказать именно это. Но им не удалось отыскать убедительного аргумента. Боюсь, Мерлин так и не выйдет из разряда изящных умопостроений.

– Быть может, археологам все-таки удастся найти доказательства его существования.

Выйдя на улицу, они остановились у Белой башни. Задрав голову, старый профессор устремил взор на ее верхушку.

– Если такое когда-нибудь произойдет, я пересмотрю свои представления и об археологии, и о Мерлине. А заодно начну верить в драконов.

Инди рассмеялся. Он был рад, что согласился встретиться с Милфордом. Когда старик чувствовал себя отдохнувшим, он по-прежнему был очарователен и остроумен, как в прежние дни. Инди вспомнился вечер несколько лет назад, во время визита Инди в Нью-Йорк на Рождественские каникулы, проведенный в компании отца, Милфорда и Маркуса Броуди. Они вместе отмечали назначение Броуди директором музея и связанный с этим переезд из Чикаго в Нью-Йорк.

Милфорд предложил Броуди ознаменовать вступление в новую должность экспозицией скелетов первых американских президентов. При этом он интимным шепотом добавил, что знает местонахождение нескольких штук, причем отнюдь не под могильными камнями. Броуди одарил Милфорда неуверенным взглядом, будто толком не знал, шутит он или нет, потом промямлил что-то насчет своих сомнений, примет ли американская публика подобную экспозицию.

– Вот если бы это были индейские вожди – дело другое, – фыркнув, добавил Джонс-старший. – Верно, Маркус?

Броуди не отвечал. Он все еще обдумывал слова Милфорда, и совершенно деловым тоном поинтересовался, где же те спрятаны. Милфорд всем телом подался в кресле вперед, приложил ладонь рупором ко рту и прошептал:

– В гардеробах Белого дома. У каждого президента был припрятан в шкафу собственный скелет.

Инди внезапно очнулся от собственных мыслей, заметив молодую женщину, глядевшую в их сторону с дорожки прогулок принцессы Елизаветы. На ней было длинное платье, а волосы рассыпались по плечам. С такого расстояния ее можно было принять за призрак принцессы, явившийся навестить место своего заточения. Стоило им подойти поближе, как она отступила в тень и буквально вплыла в открытую дверь башни.

– Инди, ты ее видел?

– Да.

– Говорят, тут водятся призраки, – вполголоса сообщил Милфорд. – Однако до сегодняшнего дня мне их видеть не доводилось.

Инди в знак согласия кивнул. Может, в Тауэре и водятся призраки, но это явление было отнюдь не эфирным. Он узнал и платье, и его обладательницу. Никаких сомнений, Дейрдра следовала за ним, и Джонсу очень хотелось знать, зачем.

 

6. Ошибка Дейрдры

Дейрдра поднялась с улицы по знакомым ступеням, распахнула железную калитку и пошла по дорожке к дому своей матери в Ноттинг-Хилле. Она продолжала считать старинный родовой дом материнским, хотя сама прожила в нем чуть ли не всю жизнь. В нем настолько ошеломительно чувствовалась личность матери, что Дейрдра иногда начинала ощущать себя гостьей, а вовсе не членом семьи.

Дом был полон китайской мебели, изрядную часть которой приобрел дед Дейрдры, служивший послом Англии в Китае. Низенькие столики, высокие вазы, дубовые стулья с высокими спинками, складные ширмы, огромные бумажные веера – все было красным или черным, обитым блестящим атласом или отполированным до зеркального блеска. Дейрдра ненавидела эту обстановку, но Джоанна провела первые двенадцать лет жизни в Китае, и мебель воплощала для нее прошлое. Дейрдре Восток казался неведомым краем – таинственным и отталкивающим одновременно. И, несмотря на любовь к матери, Дейрдра находила некоторые ее черты характера столь же загадочными, как эта обстановка.

Единственным убежищем Дейрдры оставалась собственная комната, где она была вольна творить, что пожелает. Стены там украшали написанные Дейрдрой спокойные английские пейзажи, акварельные натюрморты и изображения древних руин. Но ни одна из картин не украшала стен за порогом этой комнаты. Джоанна сказала, что они чересчур современны, и не подходят под восточный колорит.

– Дейрдра, это ты? – крикнула Джоанна из своего кабинета.

– Я, кто ж еще!

Дейрдра пошла наверх. Когда-нибудь она обзаведется собственной квартирой, и уж там-то обставит все на свой вкус – если вздумается бросить плащ на диван или на обеденный стол, на час или на сутки, то она не станет противиться этому желанию. Пройдя в свою комнату, Дейрдра плюхнулась прямо на кровать. В данный момент причиной ее дурного расположения духа были отнюдь не пустяковые домашние неурядицы.

Виноват Адриан. Она уж и не знала, как с ним быть. Он отнимал у нее и силу, и душевный покой. Он держал в руках жизнь Дейрдры, разрушая ее.

Раздался стук в дверь.

– Дейрдра, милая, что стряслось?

– Ничего, – она перевернулась и зарылась лицом в подушку.

Дверь скрипнула, отворяясь.

– Ты даже не поздоровалась со мной. У тебя был тяжелый день, дорогая?

Дейрдра промолчала.

Взвизгнули пружины – Джоанна присела на краешек кровати.

– Что случилось? Ну пожалуйста, поделись со мной!

– О, мама Джоанна! – Дейрдре было пятнадцать, когда умер ее отец, и с той поры мать предложила называть себя по имени, чтобы стать не только матерью, но и подругой. Поначалу Дейрдре казалось это непристойным, и она прибегала к компромиссному «мама Джоанна». Сейчас этим выражением Дейрдра пользовалась лишь в минуты особой близости, когда речь шла о чем-то глубоко личном. – Это все из-за Адриана.

– Что именно? – в голосе Джоанны проскользнули нотки напряженности. Разговоры об Адриане были не по вкусу им обеим. – Что он еще натворил?

– Не хочет оставить меня в покое. Я собиралась тебе сказать, но не хотела огорчать.

– Что он натворил? – повторила вопрос Джоанна.

– Он приставил кого-то следить за мной, а теперь шпик начал гоняться за профессором Джонсом.

– Откуда ты знаешь? – отрывисто бросила Джоанна.

– Просто сегодня после лекций он мне сказал, что ему кто-то велел держаться от меня подальше. По-моему, они подрались, потому что у профессора Джонса на глазу повязка.

Ответила Джоанна не сразу.

– Я не слишком удивлена, Дейрдра. Я ведь знаю Адриана куда лучше, чем ты.

– Я бы предпочла не знать его вовсе!

Они с Адрианом встретились случайно, когда Дейрдра раньше срока вернулась из поездки в родную Шотландию и застала у Джоанны прием, в котором участвовало с десяток гостей, и Адриан в числе прочих. Он был старше Дейрдры, лучше знал свет, и она неизбежно попала под впечатление его обходительности, познаний и знакомств. Когда он попросил новой встречи, Дейрдра ощутила себя лишь польщенной. Адриан открывал доступ в мир богатства и могущества, превосходившего самые смелые ее мечты; в этот мир так хотелось заглянуть хоть одним глазком!

– Ну… – ровным голосом произнесла Джоанна. Она редко критиковала Дейрдру, обычно комментируя промахи дочери одним-единственным словом.

– Ладно, признаю, ты была права на его счет с самого начала, – отозвалась Дейрдра. Джоанна отговаривала ее от встреч с Адрианом, когда узнала, что тот пригласил ее на ленч. – Но ты же знаешь, что я встретилась с ним всего-навсего три раза, и между нами ничего не было. – И мысленно уточнила: «Ничего особенного».

– На три раза больше, чем надо, – заметила Джоанна.

– Но я же понятия не имела, что он такой. Он знает, что я не хочу с ним видеться, так что ж не оставит меня в покое?

– С возрастом ты научишься быстро отличать людей искренних и достойных от тех, кто беспокоится лишь о себе и своих прихотях.

Спокойствие Джоанны всегда восхищало Дейрдру. Если бы она всегда поступала так, как советовала мать, то наверняка избегла бы множества терзаний и душевных мук. Но вместо того упрямилась, стремясь настоять на своем. Ей все надо было выяснить самостоятельно. Надо отдать Джоанне должное – она никогда не винила дочь за своенравие.

– Что еще сказал профессор Джонс?

– Не захотел даже говорить со мной.

Обе хранили полное молчание настолько долго, что Дейрдра даже подняла голову – посмотреть, не покинула ли мать комнату. Тут она наконец заметила, что на той шелковый восточный халат, и волосы ее свободно рассыпаны по плечам. Джоанна разглядывала один из написанных Дейрдрой в пятнадцать лет морских пейзажей – волна разбивается о камень у основания скалы, а над брызгами зияет черное устье пещеры. Если вглядеться попристальнее, прибой образует лицо бородатого старика. Это полотно – любимая картина Джоанны – называлось «Пещера Мерлина».

Дейрдра встала и расправила складки своего длинного платья.

– Ладно, лучше займусь делом. Мне сдавать курсовую в понедельник.

– Профессору Джонсу?

– Да. И, кстати, я вняла твоему предложению.

– О-о? И как он отреагировал? – с любопытством спросила Джоанна.

Дейрдра пожала плечами, потом не удержалась от улыбки.

– С интересом. С большим интересом.

– Ничуть не удивительно, – отозвалась Джоанна. Дейрдра обняла ее.

– Спасибо, что выслушала меня, мама Джоанна.

– А насчет Адриана не терзайся, толку от этого все равно не будет. Просто забудь о нем, словно его и на свете не было.

– Попытаюсь.

Джоанна хотела было выйти, но на пороге задержалась.

– Если тебе потребуется помощь в работе, ты только скажи.

Дейрдра смерила мать оценивающим взглядом.

– Это на тебя не похоже.

Джоанна никогда не давала ей готовых ответов на вопросы и не помогала с домашними заданиями. Советы давать она не отказывалась, но всегда заставляла дочь работать самостоятельно.

Джоанна улыбнулась, взяла Дейрдру за руку и похлопала по ней ладонью.

– А может, я хочу, чтобы ты произвела на профессора Джонса впечатление.

– По-моему, мне это уже удалось, – бросила на нее угрюмый взгляд Дейрдра. – Благодаря Адриану.

– Не волнуйся, – сжала ее руку Джоанна. – Все образуется.

* * *

Впервые за время преподавательской деятельности Джонса Дейрдра сидела не посередине первого ряда. Сегодня она заняла место в третьем ряду сбоку. Тем самым она давала профессору понять, что послушалась просьбы держаться от него подальше. А заодно надеялась, что он ощутит, насколько она оскорблена несправедливыми упреками.

Сидевший перед ней парень, осклабившись, обернулся.

– Ты чего это сюда перебралась, шотландочка? Болонку учителя сослали на псарню?

– Заткнись, хватит пялить зенки!

– Ох ты, на какой мы короткой ноге с однокашниками! – бросил он, отворачиваясь.

Друзьями среди сокурсников Дейрдра действительно не обзавелась, но ее это не беспокоило. Во всяком случае, пока профессор Джонс не проникся к ней неприязнью.

– Да не слушай ты его! – сказала ей сидевшая рядом девушка и улыбнулась.

– Спасибо, не буду.

По крайней мере, не все настроены против нее.

Тут Джонс вошел в аудиторию и поздоровался со студентами. Один его глаз по-прежнему закрывала повязка, и взгляд здорового глаза на мгновение задержался на пустом сиденье в первом ряду, потом обшарил комнату, пока не наткнулся на Дейрдру. Профессор тут же отвел взгляд, но недостаточно быстро. Заметил. Это хорошо.

Глядя, как он приступает к лекции, Дейрдра ощущала сосущую пустоту внутри. Все в профессоре обладало притягательной силой – и простота манер, и открытость, и живость речи – все-все, вплоть до своеобразного грубоватого очарования и умных карих глаз.

Она кляла себя за показуху на лекциях. Ну, неужели нельзя было чуточку попридержать себя, позволить Джонсу мало-помалу открыть ее широкие познания, а не изливать на него свое всезнайство водопадом? Надо было заранее понять, что молодой профессор, читающий свой первый курс лекций, будет опасаться студентки, демонстрирующей избыток осведомленности, а не радоваться ей.

Прежде чем позволить Дейрдре присоединиться к проводимым каждое лето раскопкам, Джоанна требовала, чтобы дочь изучила те же книги, что и старшекурсники. Дейрдре не хотелось ударить в грязь лицом перед взрослыми студентами, и с помощью матери в учении не уступала лучшим из материнских учеников. Курс Джонса она решила прослушать, во-первых, чтобы сделать приятное рекомендовавшей его Джоанне, а во-вторых, ради получения зачетов.

– Сегодня я уклонюсь от плановой темы, – начал Джонс, – и поговорю о предмете, имеющем отношение к археологии. Одних археологов этот предмет вдохновляет, других же, напротив, отпугивает.

Джонс никогда не торопился приступить к изложению материала. Он начинал издалека, будто разогреваясь перед переходом к главному. Постепенно энтузиазм его возрастал, пока молодой профессор не проникался такой страстью, что Дейрдра не могла удержаться и вмешивалась с вопросом или комментарием. Как ни странно, остальные слушатели не разделяли ее восторгов. Они вели себя так же, как на занудных лекциях введения в психологию, где профессор Махоуни вечно бубнил об историях болезни и психоанализе по Фрейду. Словом, впечатление такое, будто их в аудитории и было-то лишь двое – она да Инди. То есть, так казалось, пока не вмешался Адриан.

– А говорю я о мифах и легендах, двух взаимосвязанных, а зачастую и смешиваемых предметах псевдоистории. В худшем случае легенды и мифы являют собой слухи и враки, ибо порождаются невежественным и суеверным народом. Вот почему многие археологи стараются не приближаться к ним на расстояние пушечного выстрела, даже если те напрямую относятся к их работе.

Его глаз осмотрел сидящих, миновав, однако, Дейрдру. Девушка тем временем гадала, заметил ли ее Джонс в Тауэре, куда она отправилась вслед за ним, в надежде углядеть приставленного Адрианом шпика. Ей хотелось передать через шпика Адриану сообщение, что если хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь станет следить за ней или за Джонсом, то Дейрдра сообщит в полицию. Но шпика нигде не было видно.

– Хотя не следует слепо принимать мифы в качестве объяснения событий прошлого, для археолога было бы не только разумно, но уместно и необходимо изучить те, которые относятся к исследуемой культуре. Практически в любом мифе содержится крупица истины, сокрытый смысл или ниточка, ведущая археолога в нужном направлении.

Один из студентов поднял руку.

– В учебном плане эта тема не указана, профессор Джонс.

– И не должна. Я сам ее добавил.

– А ее надо будет сдавать? – поинтересовался еще кто-то.

Джонс поглядел куда-то в дальний угол, будто его отвлек шум в коридоре. Дейрдра почти физически ощутила, как он огорчен столь банальными вопросами, и посочувствовала ему. Наверно, он даже не хотел их слышать.

– На экзамене вам будет дан дополнительный вопрос для письменного ответа. А теперь, раз мне позволено продолжить, я хотел бы поведать вам историю. Притом весьма старую.

Дейрдра откинулась на спинку стула, заслушавшись, как Джонс излагает древнегреческую легенду о людях, живущих «за северным ветром». Рассказ был ей хорошо знаком, но вот интересно, куда клонит профессор?

– Судя по описанию Гекатея, этот остров почти наверняка является Британскими островами, – закончив рассказ, сообщил он. – Хотя мы, несомненно, должны поставить под вопрос заявления, будто женщина по имени Латона была рождена на этом острове от великанов и позднее дала рождение бессмертному богу – рассказ этот недвусмысленно свидетельствует, что древние греки и отдаленные предшественники кельтов знали друг о друге. Итак, что же можно заключить об этих легендарных гиперборейцах?

Дейрдра заметила ожидание в его направленном в ее сторону взгляде. Но, имея прекрасный ответ на вопрос, она даже не шевельнула скрещенными на парте руками. В конце концов, Джонс указал на юношу в последнем ряду.

– Быть может, гиперборейцы совершили путешествие на юг и могли посетить Дельфы, где царил культ Аполлона, – сказал тот. – Потом привезли домой рассказы об этом боге, переходившие из поколения в поколение.

– Ладно, – ответил Джонс. – Но не забывайте, что миф – греческого происхождения. Откуда было грекам знать, что Аполлон навещал остров гиперборейцев каждые девятнадцать лет?

Кто-то еще поднял руку.

– Возможно, греки как-то раз навестили берега Британии и обнаружили, что здесь, как и у них на родине, поклоняются богу солнца. Так что они лишь додумали, будто это Аполлон, что он навещал остров и что его мать родилась тут.

– Такое возможно, – кивнул Джонс. – Но греки, несмотря на все свои достижения в архитектуре и скульптуре, математике и астрономии, в географии были не сильны. Они не вошли в историю, как великие путешественники, под стать финикийцам, египтянам или тем же кельтам. Но отдельные греки могли тронуться в путь на свой страх и риск, и путешествовать вдоль караванных путей, проложенных другими.

Взгляд Джонса снова задержался на Дейрдре. Она понимала, что он буквально умоляет ее принять участие в дискуссии, но замялась.

– А теперь давайте рассмотрим легенду Стоунхенджа.

На этот раз Джонс поведал рассказ, даже более знакомый Дейрдре, нежели легенда о гиперборейцах. Дело произошло около 460 года, после отплытия римских легионеров из Британии. То был период великой смуты, когда саксонцы под предводительством Хенгиста не прекращали нападений на бриттов, которыми правил Вортегирн.

– В конце концов, между соперниками должны были состояться мирные переговоры, и решено было сойтись без оружия. Но Хенгист велел своим людям спрятать мечи под одежду, и мирные переговоры обратились в кровавую бойню, во время которой полегли сотни британских знатных мужей. Вскоре после того Аврелий Амброзий, взращенный в британском изгнании, отплатил за убийство Вортигерна, короля Англии, и Хенгист был лишен власти. Амброзий решил увековечить массовое побоище, возведя на месте кровопролития памятник.

Амброзию хотелось, чтобы памятник стоял до скончания времен, так что он обратился за помощью к волшебнику Мерлину. – Джонс бросил взгляд в конспект. – На это Мерлин ответил: «Если ты хочешь украсить могилу убитых мужей отменно прочным сооружением, пошли к Хороводу Великанов, который находится на горе Килларао в Ибернии [23]. Оно выложено камнями, с которыми никто из людей нашего времени не мог бы управиться, не подчинив искусства уму. Камни огромны, и нет никого, чья сила могла бы их сдвинуть. И если расположить камни вокруг площадки, где покоятся тела убиенных, так же, как это сделано там, они тут встанут навеки».

– Простите, профессор Джонс, – подала голос одна студентка, – но какое отношение этот рассказ имеет к археологии? То есть, мы ведь знаем, что Стоунхендж выстроен задолго до тех времен.

– Вы, разумеется, правы. Но позвольте мне закончить, и надеюсь, связь между мифом и наукой будет вам ясна.

Амброзий собрал войско, отправившееся в Ирландию под предводительством Утерпендрагона и сопровождавшего его Мерлина. Поразив ирландскую армию, защищавшую исполинские камни, они все же не смогли сдвинуть огромные плиты, пока Мерлин не прибег к волшебству. После этого солдаты играючи доставили их на корабли и вернулись в Англию. Там, снова под руководством Мерлина, их расставили точно так же, как на горе Килларао. – Джонс умолк и посмотрел на студентку, задавшую последний вопрос. – Несомненно, это вымысел. Сооружение воздвигнуто намного раньше пятого века; ученые полагают, что камни взяты где-то неподалеку.

Было совершенно очевидно, что профессор готовит аудиторию к чему-то неожиданному. Дейрдра была захвачена; она даже не догадывалась, куда он клонит.

– А теперь позвольте мне сослаться на статью, не так уж давно опубликованную в «Археологическом вестнике», а если точнее, то в июле 1923 года. Статья доктора Герберта Томаса озаглавлена «Происхождение камней Стоунхенджа». Этот выдающийся ученый-геолог приводит недвусмысленные доводы, что серые валуны, использованные в первоначальном строительстве, не могли быть взяты из долины Солсбери, куда чаще всего их приписывают. Вместо этого Томас представляет убедительные доказательства, что происходят они с гор Преселли в Южном Уэльсе, что составляет сто тридцать пять миль от Стоунхенджа.

Джонс сошел с кафедры и начал вышагивать перед аудиторией.

– Ну разумеется, Уэльс далековато от Ирландии. И, тем не менее, новые сведения вроде бы частично подтверждают рассказ Гальфрида Монмутского о транспортировке камней строителями Стоунхенджа на огромное расстояние, в том числе и по воде. Как видите, миф все-таки содержал крупицу истины, и это тем более потрясает воображение, если вспомнить о реальном возрасте Стоунхенджа, потому что, насколько нам известно, четыре тысячи лет назад колеса еще не знали.

Дейрдра не только порадовалась на диво уместной концовке, но и была польщена, что Джонс извлек на свет Мерлина. Скоро он узнает о древнем чародее куда больше.

По окончании лекции студенты потянулись к столу Джонса, один за другим складывая свои курсовые работы. Он пообещал вернуть их к концу недели, перед последним экзаменом. Когда подошла Дейрдра, Джонс сказал:

– Спасибо, мисс Кемпбелл. Мне не терпится прочесть.

Она улыбнулась, и хотела было промолчать, но решила, что безмолвие ничуть не умнее, чем прежняя словоохотливость.

– Мне не терпится узнать ваше мнение, – ответила она и быстро вышла.

 

7. Скорпионы в Лондоне

Сжимая под мышкой стопку студенческих работ, Инди извлек из кармана связку ключей от своей квартиры на Рассел-сквайр. Сунув ключ в замочную скважину, он с первого раза промахнулся. Со второго и третьего – тоже. На четвертый ключи выскользнули из пальцев и со стуком упали на деревянный пол.

– Проклятье! – Инди согнулся, пристроив бумаги на колене, и начал шарить ладонью по пыльному, усыпанном песком полу. Ключей не было. – Ну же, куда вы запропастились?

Если бы он сделал над собой усилие чуть пораньше, то сейчас с проверкой работ было бы уже покончено. Но он ухитрился просмотреть не более половины, а вернуть их надо завтра, к началу последнего экзамена.

Высунув голову из-за стопки работ, он начал озираться, высматривая в тусклом свете коридорных ламп, не блеснет ли где металл. Связка оказалась возле каблука. Прижав бумаги подбородком, Инди протянул руку между ног. Ему удалось ухватить ключи кончиками пальцев, но стопка опасно выпучилась посередке, угрожая рассыпать бумаги по всему коридору. Инди, как мог, выровнял ее и встал, перебирая ключи, пока не нашел нужный. Но стоило ему снова потянуться к замку, как ручка двери повернулась, и дверь со скрипом приоткрылась на пару дюймов.

– Джек, слышь, помоги дотащить бумаги, а?

Со времени получения Шенноном работы в клубе они почти не виделись. Когда Инди утром уходил, Джек еще спал, а когда возвращался вечером – тот уже успевал уйти. Но сегодня утром Шеннон не спал и обещал быть вечером дома.

– Джек!

Инди попятился в комнату. В тот самый момент, когда он хотел развернуться, ему дали подсечку. Инди рухнул на пол, и бумаги разлетелись во все стороны.

– Шеннон, черт тебя дери! – заорал он, оттолкнувшись руками от пола. – Какого черта ты…

Что-то тяжелое врезалось ему в основание черепа. Мир вспыхнул, тело пронзила боль, и он провалился в небытие.

* * *

Инди сморщил нос. Его что-то щекотало. Первым делом он подумал, что проспал и опаздывает на лекцию, потом обнаружил, что лежит на рассыпанных по полу листах бумаги. А в нескольких дюймах от лица красовалась пара ног в гетрах.

– Не шевелись, – раздался голос, явно принадлежащий Шеннону.

Инди ощутил, как что-то шевелится у щеки. Скосив здоровый глаз, он попытался разглядеть источник щекотки, но это ничего не дало. Приподняв голову, он увидел присевшего на четвереньки Шеннона.

– Да не шевелись! – снова зашипел тот.

Рука Джека была вознесена, словно он собирался шлепнуть Инди тыльной стороной ладони. Потом Шеннон молниеносным движением смахнул что-то с плеча Инди, вделал два стремительных шага и сильно топнул. Раздался хруст, будто сломалась сухая ветка.

– Что там? – Инди поднял голову.

– Скорпион.

– Что?!

– Сам слышал. Его хвост крутился у твоей щеки, будто он собирается ужалить.

Инди встал и поглядел на остатки четырехдюймового чудища возле ноги Шеннона. Раздавленная тварь оказалась как раз на титульном листе курсовой работы. Инди пересек усыпанную курсовыми работами комнату и потрогал скорпиона носком ботинка, поежившись от побежавших вдоль хребта холодных мурашек.

– Боже, – только и смог он сказать.

– Ты живой? – поинтересовался Шеннон.

Инди потрогал шею.

– Ага, кажется, жив пока.

– Что случилось? – Шеннон оглядел его с головы до ног, будто предполагал отыскать еще парочку скорпиончиков.

– Понятия не имею. – Инди обвел взглядом раскиданные по комнате курсовые, покачал головой и поморщился от пульсирующей в шее и правом плече боли. – Ну и бардак!

Шеннон двинулся в обход комнаты, тщательно осматривая углы, промежутки между стопками книг и стенки за мебелью.

– Давай резберемся. Ты пришел домой и не успел закрыть дверь, как споткнулся, рассыпал свои бумаги, грохнулся и отключился. Тогда на твое плечо забрался этот скорпион.

– Так, да не совсем.

– По-моему, я прав.

– Тут кто-то был. Врезал мне по шее, прежде чем я успел его разглядеть.

Вытащив из кармана часы, Инди увидел, что со времени возвращения домой прошло минут двадцать.

– По-моему, ничего не пропало. Вроде бы все в полном порядке. Никаких признаков воровства.

– Да тут и брать-то нечего. – Переступая через курсовые, Инди прошел в ванную, намочил полотенце и приложил его к шее. И тут же узрел кое-что. – Эй, Джек! Иди-ка сюда!

На краю унитаза сидел еще один скорпион. Взяв полотенце, Инди начал аккуратно подталкивать насекомое вперед, пока то не свалилось внутрь. Он тут же дернул за ручку, и жуткое создание отправилось путешествовать по канализации.

– И какие же будут выводы? – оглянулся он на Шеннона.

– Понятия не имею. Но если пускаться в догадки, я бы сказал, что между черными вдовами и скорпионами есть связь. Более того, я даже готов спорить на деньги.

– Что-то не уловил.

– Слушай, ты бы прилег, а я пока все осмотрю. Где два, там может быть и сотня.

Инди прошел в спальню и осторожно откинул простыни. Убедившись, что скорпионов между ними нет, он улегся и закрыл глаза.

Дрема уже охватывала его, когда под ухом раздалось какое-то шуршание. Инди медленно повернулся и поднял подушку.

– О-у! – он едва удержался от вопля, потом пробормотал: – Вот тут и сидите, – и скатился с кровати.

В комнату вошел Шеннон.

– Ты что-то сказал?

– Еще четверо, под подушкой. Так что лучше проверь и свою постель.

– Давай сперва разберемся с этими ребятишками.

Шеннон удалился, чтобы вернуться секунд через пять с деревянным ящичком и метлой. Пока Инди держал ящичек, Джек быстро смахнул скорпионов туда и захлопнул крышку.

– Э, да мы с тобой становимся спецами по этой части! – рассмеялся Шеннон. – Пожалуй, нам стоит открыть контору по истреблению скорпионов. Похоже, в здешних краях от них не продохнуть.

– Ужасно весело, Джек. Давай обыщем квартиру, а уж потом все остальное.

Следующие полчаса они тщательно осматривали все подряд, начиная от верхних полок и оконных карнизов и кончая темными щелями под шкафами. Шеннон обнаружил еще парочку скорпионов, уютно устроившихся в туфлях Инди. Эти отправились следом за остальными.

– По-моему, мы уже везде заглянули, – сказал наконец Инди, неся стопку курсовых к своему столу-секретеру, и уже хотел их положить, как увидел очередного скорпиона, выглядывающего из укрытия в столе. Курсовые снова полетели из его ослабевших рук на пол. – Ну, все! Я отсюда сматываюсь. Позову фараонов.

– Нет, нам нельзя! – Шеннон прихлопнул скорпиона книгой. – У меня нет вида на жительство. Меня вышвырнут.

– Я скажу, что ты турист.

– Нет. Если кто-нибудь увидит меня в клубе, тебе тоже дадут под зад коленкой, за укрывательство.

Инди поглядел на стол.

– Но нельзя же сделать вид, будто ничего и не было! Вот они, доказательства, – он указал на ящичек.

Шеннон отнес ящичек на кухню, распахнул окно, глядевшее в глухую стену дома напротив, и высыпал скорпионов.

– Эй, ты это зачем? – Инди выглянул из окна, но скорпионы уже исчезли в темном переулке двумя этажами ниже.

– Предоставь это мне. Я хочу выяснить, в чем дело.

– И как ты намерен за это взяться? – буркнул Инди.

– У меня есть связи, – глядя в сторону, сообщил Шеннон. – Раскопаю все до дна.

Инди вроде бы и знал Шеннона, но все-таки не до конца. Об этой стороне его жизни они почти не заговаривали. Отец, дядья и братья Шеннона были членами ирландской мафии в Чикаго, и хотя сам он этот бизнес отверг, оставалось впечатление, будто Джек никогда и нигде не мог до конца от него отделаться. Родные не выпускали его из-под крылышка благодаря европейским деловым партнерам. Инди понимал, что Шеннон не погнушается обратиться за помощью к этим партнерам.

– Не знаю, – с беспокойством сказал Инди. – Я бы не хотел нажить новых неприятностей.

– Успокойся. Я ведь не говорю, что для кого-то это кончится перебитыми пальцами, руками или чем-нибудь в том же роде. Мы просто выясним личность любезного поставщика ядовитых бестий, и узнаем, чем ты ему не угодил. Мне кажется, все вертится вокруг ухажера доченьки твоей начальницы.

Инди уселся на пол и сгреб курсовые работы в груду.

– Нет, навряд ли.

– Почему это?

– Потому что пауков в конфетной коробке мне подсунули еще до встречи с Дейрдрой.

Шеннон помолчал, вертя это в голове то так, то эдак.

– Дельная мысль, – наконец сказал он. – Но знаешь ли что?

– Что?

– Мне все равно кажется, что какая-то связь тут есть. Просто нутром чую.

– Ага, лады, но ночевать я буду в своем кабинете. Мой предшественник оставил в шкафу раскладушку.

– Господи, Инди, да пошел бы просто в гостиницу!

– Нет уж, – Инди подхватил стопку работ. – Иначе я просто не закончу к сроку.

 

8. Эсплюмуар

Было уже почти два часа ночи. Последние три часа Инди провел над курсовыми работами. Закинув ноги на стол, он зевнул и нацарапал краткий отзыв на титульном листе только что прочитанной работы, поставив в конце B [24] с минусом, потом швырнул ее в общую кучу.

Шею саднило, и он потер больное место ладонью. В только что прочитанной курсовой, как и в большинстве других, не содержалось ни одной оригинальной мысли. Ни рассуждений, ни плодов собственных размышлений, ни попытки свержения авторитетов – если только более современные авторы уже не сделали этого. В общем и целом, курсовые являлись перепевами того, что разжевал студентам Инди. Сплошная зубрежка. А чего ж еще ждать? Курс-то вводный, и должен заложить фундамент знаний, а не выстроить нечто новое.

Инди намеренно откладывал чтение работы Дейрдры на потом. Ее-то работа выпадет из общего числа, тут и сомневаться нечего. Она, скорее всего, пустится в рассуждения. Но вот попытка действительно доказать существование Мерлина выходит за рамки курса настолько далеко, что сейчас Инди усомнился в ее словах, прозвучавших на предварительной беседе.

Взяв работу со стола, он ощутил ее вес. Целых двадцать пять страниц, раза в три больше, чем у остальных. И название такое, что на одном дыхании и не выговоришь: «Мерлин и Эсплюмуар: доказательство в пользу того, что мифический чародей являлся реальной исторической личностью». Работа начиналась с того, что отделить жизнь Мерлина от вымысла практически невозможно, однако, скоро представится возможность доказать, что сам Мерлин вымыслом не является. Затем, не пролив света на природу имеющихся доказательств, начала биографический очерк.

«Был ли Мерлин личностью исторической или мифической, но жил он во второй половине шестого столетия в Шотландской низменности, когда в Британии христианство только-только укоренилось, а язычество угасало. Он являлся друидом, пророком и фокусником, жившим в языческом анклаве», – писала Дейрдра. Весь ее рассказ основывался на трудах, созданных в более позднее время, и материал был прекрасно известен Инди. Он быстро пробежал глазами этот кусок, в одном месте пометив, что имеются доводы в пользу того, что легенда о Мерлине позаимствована у валлийского барда по имени Мирддин Эмбрейс, жившего столетием раньше.

Далее Дейрдра перешла к рассказу о смерти Мерлина, поскольку тот имеет отношение к задаче данной работы. Хотя Мерлин широко известен в роли советника Артура и еще двух предшествовавших тому обладателей английского престола, рассказ о том, что случилось с великим кудесником в последние годы его жизни, является наиболее загадочным местом легенды. В нем сказано, что Мерлин повстречал непорочную деву Вивьен и влюбился в нее. Она поклялась выйти за него замуж, но при условии, что Мерлин научит ее словам, способным подстроить человеку такую ловушку, что тот уже не вырвется из заточения.

Девушка так вскружила Мерлину голову, что он удовлетворил ее просьбу. Однако Вивьен только и злоумышляла против него ради самозащиты, и не замедлила воспользоваться заклинанием против самого же Мерлина, заточив его в гроте. С того дня Мерлина уже никто не видел, хотя в лесу часто слышны были его крики, доносящиеся из глубины темницы.

Впрочем, по другой версии, имеющейся в древнем тексте, называемом Дидо-«Персевалем», чародей добровольно удалился от жизни, а его последние слова были таковы: «Ныне же отойду в свой Эсплюмуар, и отныне скроюсь от глаз».

«Быть может, – рассуждала Дейрдра, – Мерлин с самого начала знал, что Вивьен замыслила против него недоброе. Он ведь был могучим колдуном, прекрасно знающим и мужские, и женские уловки. Лишившись надежд, впав в отчаяние он просто подыграл ее желаниям. Это наводит нас на вопрос: что же такое Эсплюмуар, и где он находится?»

Инди прервал чтение и откинулся на спинку кресла. Дейрдра далеко обогнала большинство студентов – хотя бы потому, что привела два несовпадающих источника мифа и задумалась над смыслом различий. Разумеется, подобная работа потянет разве что на предисловие к диссертации на звание доктора философии. Инди буквально слышал, как его старые профессора атакуют ее со всех сторон. Прежде всего, она легкомысленно предположила, что миф является искаженным пересказом реальных событий. Далее, она проглядела еще один существенный момент: если Мерлин решил уйти от жизни добровольно – почему же кричал из узилища?

Переворачивая страницу, Инди очень надеялся, что доказательство не окажется всего-навсего выдержкой из очередного мифа. Далее шло подробное разъяснение происхождения и смысл слова «эсплюмуар». «В сущности, – писала она, – происхождение слова является загадочным, но, очевидно, восходит оно к корням plumae (перья) и mutare (менять). Буквальное прочтение слова отсылает нас к процессу линьки птиц. Однако если считать его метафорой, оно означает процесс преображения».

Инди взял красный карандаш, обвел слово mutare и поставил на полях знак вопроса. Его собственное знакомство со словообразованием было отнюдь не поверхностным, так что данный корень казался Инди сомнительным. Кроме того, он видел иной вариант истолкования слова и потому приписал: «Оно может быть образовано от латинского глагола ex-plumae – ощипывать». Разница невелика, но пройти мимо нее Инди не мог.

«Ученые, ломавшие голову над значением слова «эсплюмуар», – продолжала она, – неизменно воспринимали его в качестве образного описания перехода от жизни к смерти.

Но ведь «эсплюмуар» может являться и реальным местом; местом, куда Мерлин удалился, дабы описать собственную жизнь при помощи отточенного пера. Я утверждаю, что это место – Эсплюмуар – находится в пещере, расположенной невдалеке от селения Уиторн в западной Шотландии. Это предположение поддерживается новым свидетельством в виде письма, написанного в пятнадцатом веке неким монахом. Письмо было найдено в архивах приходской церкви Уиторна. Ниже приводится перевод с латинского языка, на котором написано само письмо».

«Вот и добрались, – подумал Инди. – Что ж, поглядим, что она раскопала».

Письмо датировалось седьмым апреля 1496 года и адресовалось папе Александру VI.

«Пишу Вам по поводу, весьма не терпящему отлагательства. Девять месяцев назад меня отрядили обследовать развалины церкви Кандида Каса, первой христианской церкви в Шотландии, основанной в деревне Уиторн святым Нинианом в последние годы четвертого века Господа нашего. Там я недавно совершил открытие весьма необычайного свойства. Сие есть золотой свиток с письменами, каковые гласят, дескать, написано сие легендарным чародеем, неким Мерлином. Уже сие тревожит, если учесть, где свиток найден, но куда тревожней существо написанного в свитке. Дабы не переносить нечестивые слова на бумагу, посылаю сей свиток Вашему вниманию.

Должно также уведомить Вас, что невдалеке от Уиторна имеется пещера, каковая носит не только имя основателя храма Кандида Каса, но также, среди местного народца, именуется пещерой Мерлина, каковой, по утверждению многих – сын Диавола, якобы провел последние годы в тамошней келье, тем самым осквернив святое место. Довожу до Вашего внимания не только потому, что полагаю весьма вероятной истинность утверждения автора сказанного свитка, но и считаю необходимым очистить пещеру от человекодиавола, ибо его дух может таиться в ее укромных углах.

Ваш нижайший слуга, О. Джеймс Томас Матерс».

Письмо настолько заинтересовало Инди, что он захотел выяснить о нем побольше. Но на этом работа почти заканчивалась. Дейрдра еще раз изложила свои выводы, но не упомянула, кто нашел письмо и когда, и проверялась ли его подлинность. Насколько он понимал, письмо – ничто иное, как мистификация. Черт, ведь Дейрдра могла сама подделать письмо! А может, письмо подсунула ей мать – только для того, чтобы посмотреть, попадется ли он на крючок без дальнейших доказательств. Если первокурсница пишет такую работу по вводному курсу – тут уж может быть что угодно.

Он даже не знал, ставить A или F, или и то, и другое сразу. Письмо, пожалуй, подложное, но Дейрдра может оказаться ни при чем. Он как раз ломал голову над оценкой, когда услышал неясный шум – словно скрипнула дверь. Инди вскинул голову. Он-то был уверен, что совершенно один на всем этаже. Когда он пришел, комнаты кафедры археологии были заперты и темны.

Шаги. Кто-то здесь есть. Инди ждал. Шаги все громче. Прекратились. Должно быть, шедший заметил свет под дверью. Инди представился Узкоглазый, стоящий в коридоре с полным ведром скорпионов, черных вдов, а то и гремучих змей, предназначенных для кабинета профессора Джонса. Теперь несчастный профессор сетовал на свою замедленную реакцию; просто надо было вовремя выключить свет.

Раздался стук в дверь.

«Сделай же что-нибудь!» – приказал себе Инди и взревел:

– Кто там?

– Джоанна Кемпбелл. Это вы, профессор Джонс?

Инди подскочил с кресла, жалея, что говорил столь грубо, и заспешил к двери.

– Входите. Простите, я ведь не знал, кто тут.

Он впервые увидел доктора Кемпбелл с распущенными волосами. Вид этих длинных, струящихся по плечам серебряных волос, и черный плащ с капюшоном показались Инди каким-то диковатыми. Сейчас она больше напоминала кудесницу, чем профессора археологии. Быть может, последняя прочитанная работа сказалась на направлении его мыслей.

– Я заметила у вас свет, – входя в кабинет и озираясь по сторонам, сказала она. Взгляд ее на мгновение задержался на раскрытой раскладушке. – Что-то вы припозднились.

– Выставлял оценки за курсовые работы.

Инди ждал неизбежного замечания о том, что он тянул с проверкой до последней минуты, но замечания не последовало. Если она и подумала так, то ничего не сказала.

– Иную ночь мне трудно уснуть, вот я и прихожу, чтобы уладить кое-какие административные вопросы. Обнаружила, что когда никого поблизости нет, можно сделать гораздо больше.

– Я вас прекрасно понимаю, – Инди нервно забарабанил пальцами по работе Дейрдры, гадая, надо ли что-нибудь о ней сказать. – Надеюсь, я вас не потревожил своим присутствием.

Джоанна Кемпбелл прошла дальше в кабинет, повернулась к его хозяину спиной и оглядела корешки стоящих на полке книг.

– Нет-нет, ни чуточки. Правду сказать, пора нам уже потолковать, – она искоса оглянулась на Инди. – По-моему, это вполне можно сделать здесь и сейчас. То есть, конечно, если вы не против.

– Ни в малейшей степени. – «О чем нам еще говорить?» – Если хотите, присядьте в мое кресло. – Он сделал приглашающий жест. – Или предпочтете перейти в свой кабинет?

– Чепуха. Садитесь. Меня прекрасно устроит стул. – Она улыбнулась, положив ладони на спинку жесткого деревянного стула для посетителей, но не села.

Инди опустился в кресло и беспокойно заерзал, ожидая начала разговора.

– Вам здесь нравится?

– Я в восторге.

Она кивнула.

– Мне говорили, что вы не всегда следуете учебному плану, которым я вас снабдила.

Так вот оно что! Чего он и боялся. Дейрдра все выложила. Тут уж никак не скроешь, что было на лекции.

– Ну, я старался, но порой мне казалось важным некоторые темы чуточку развить.

– В нашем университете не принято, чтобы начинающий преподаватель отклонялся от учебного плана, особенно если данный преподаватель обладает столь незначительным опытом в британской археологии.

– Знаю, но порой бывает важно изложить собственные мысли. Я полагаю, для начинающего профессора это не менее верно, чем для опытного.

– Несомненно, и, насколько я понимаю, вы излагаете материал весьма увлекательно, что является существенным шагом вперед по сравнению с вашим педантичным предшественником. – Она снова бросила взгляд на раскладушку. Казалось, это ее забавляет. – Все считали его очень преданным делу, потому что он проводил в своем кабинете массу времени. На самом же деле он держал в одном из ящиков стола бутылку виски и до самого ухода читал бульварные романы. Естественно, не по теме занятий. Хотя, не исключено, все к лучшему.

– До меня доходили слухи о его литературных пристрастиях. – Откровенность доктора Кемпбелл заставила Инди почувствовать себя уверенней, но лишь на миг.

– Впрочем, должна вам признаться, что мне несколько не по себе, когда у кого-либо из нашего преподавательского состава не хватает опыта полевой работы на Британских островах, особенно у преподавателей вроде вас, чей курс непосредственно касается наших античных памятников.

– Это вполне понятно, но ведь курс-то всего-навсего вводный, – быстро уточнил он. – Как только представится возможность, я с удовольствием приму участие в экспедиции. Более того, я уже говорил с профессором Стоттлмором на предмет его грядущих раскопок вдоль берегового вала крепости близ Херфордширского маяка. Похоже, он весьма заинтересован в моем участии.

– Это интересный участок, чудесное место для прогулок, но вы сам не захотите работать со Стоттлмором. Он припишет себе все новые идеи и все, что вы раскопаете. А крепость на холме у маяка определенно его территория.

– Ну, – пожал плечами Инди, – я лишь искал возможность поработать и…

– Джонс, это замечательно. Но вам давным-давно следовало сказать об этом мне.

– Я не хотел проявлять самонадеянность, потому что не был уверен, что задержусь тут до осени.

– Не волнуйтесь, – отмахнулась она. – Ваша работа достойна похвалы. Вы утвердились на должности. То есть, если она вам по вкусу.

– Ну конечно же, да!

– Хорошо. Тогда нам осталось лишь обсудить вопрос о полевых работах.

От испытанного облегчения у Инди внезапно закружилась голова. Он остается в Англии, и все пауки и скорпионы Лондона не в силах ему помешать! Более того, доктор Кемпбелл хочет поговорить с ним о полевых работах.

– У вас есть какие-нибудь предложения? Начинаются ли какие-нибудь новые раскопки?

– Фактически говоря, да. Я лично собираюсь возглавить раскопки в Уиторне, Шотландия.

– В Уиторне? – Инди уставился на курсовую работу Дейрдры, потом перевел взгляд обратно на доктора Кемпбелл. – Я только что прочел работу вашей дочери о…

– Мне все о ней известно. Дейрдра отправится туда в роли моего ассистента. Надеюсь, вы к нам присоединитесь.

– Да. Разумеется, но… – Он взял в руки курсовую работу Дейрдры. – Имеет ли эта работа о Мерлине какое-либо отношение к цели раскопок?

– Конечно. Самое непосредственное.

 

9. «Крук»

В эфире звучал полный достоинства, явно принадлежащий представителю британской аристократии голос:

– Крайне важно, чтобы мыслящие члены Парламента сплотились в борьбе с угрозой, известной под названием Содружества. Если этот план проведут в жизнь, он станет первым шагом к разрушению Британской империи, а мы не можем позволить, чтобы это случилось у нас на глазах.

– Спасибо вам, мистер Пауэлл, – отозвался другой радиоголос. – А теперь, прежде чем мы продолжим разговор, я хотел бы у вас спросить…

– Джек, да выключи ты эту чертову говорилку, а? – крикнул Инди. В ответ из гостиной донесся щелчок выключателя радиоприемника.

– Тебе помочь? – спросил Шеннон.

Инди укладывал свою дорожную сумку, и его вещи были разбросаны по всей кровати.

– По-моему, я вполне в состоянии управиться с укладкой собственной сумки.

– Эй, а может тебе надеть свою повязку обратно на глаз? – предложил Шеннон.

– Чего это ради?

– С ней ты выглядишь угрюмее. Очень под стать твоему мерзостному расположению духа.

– Извини, но я не спал уже трое суток. То и дело подскакиваю – все время кажется, что проклятые скорпионы ползают по моей шее.

– Инди, у нас чисто, я гарантирую.

– Знаю, но все-таки…

Шеннон прислонился к серванту, положив свою длинную костлявую руку на его верх.

– И когда же ты вернешься?

– Осенний триместр начинается через три недели. Я должен быть здесь хотя бы за пару дней до этого.

– Если я узнаю что-нибудь о любителе насекомых, пошлю тебе весточку. Не забывай по утрам просматривать почту.

– Я только и мечтаю забыть об этом, – Инди запихнул в сумку пару носок. – Может, они гонялись за кем-то другим и попали не в ту квартиру.

– Может быть, хотя лично я сомневаюсь. Я по-прежнему убежден, что пауки и скорпионы как-то взаимосвязаны.

Инди промолчал. Уложив в сумку пару брюк цвета хаки и пару фуфаек, он застегнул ее и прикинул на вес.

– А ты не говорил о скорпионах своей подружке? – не унимался Шеннон.

– Нет, ей я ничего не говорил, и вовсе она не моя подружка, а студентка.

– Именно так, – Шеннон отделился от серванта и хлопнул Инди по плечу. – Готов биться об заклад, что вернувшись из Шотландии, ты запоешь по-другому.

– Джек, там же будет и ее мать.

– Тогда остерегайся обеих.

– Слушай, завязывай, а?

– Прости, я пошутил. Но девушка-то тебе нравится, разве нет?

– Несомненно, – пожал плечами Инди. – Только не упоминай о Дориане Белекамус, потому что Дейрдра ничуть на нее не похожа. Это земля и небо. Я собирался с ней потолковать об ухажере, или бывшем ухажере, или кем он ей приходится. Просто как-то не успел.

– Да уж, земля и небо, – задумчиво проговорил Шеннон. – Она миловидна, умна и чуточку загадочна. Ну ни чуточки не похожа на Белекамус!

В чем-то он был прав. Но у Дейрдры совершенно иной склад характера.

– Пусть она мне не рассказывала историю своей жизни, но зато никого не водит за нос. Она полна юной свежести и невинности. Я знаю, что могу ей доверять.

– Любовь слепа, Инди.

Инди старательно складывал майку.

– Шеннон, знаешь что? Ты самая подозрительная личность на свете.

– Может, оно и так. Но я хотя бы не живу в башне из слоновой кости.

Инди швырнул майку на кровать и обернулся к приятелю лицом.

– А-а, тебя колышет, чем я занимаюсь? Так, что ли?

– Не-а, – поднял руки Шеннон. – Ничуть не колышет. А вот твой характер… Ты слишком доверчив. Тебе бы малость житейской мудрости.

– Значит, ты думаешь, что можешь поделиться ею со мной и вколотить в мою башку прямо сейчас?

– Это ты так думаешь, разве нет? – ухмыльнулся Шеннон.

– Знаешь, что я тебе скажу? Может, я и не величайший знаток женщин, но Дейрдра – девушка что надо. Я уверен.

– Ты будешь долго удивляться, но я с тобой совершенно согласен. Она так же наивна, как ты.

«Как будто он ее знает», – подумал Инди, но спорить не стал, а вместо того глянул на стенные часы.

– Ладно, я собираюсь попрощаться с Милфордом. Ты уверен, что не хочешь составить мне компанию?

– Определенно, – рассмеялся Шеннон. – Он меня и не вспомнит.

– На самом деле тебя ждет сюрприз. Он может и вспомнить. Он вроде бы забывает лишь недавние события, а прошлое помнит блестяще.

– Предпочту поверить тебе на слово. – Шеннон проследовал за Инди до двери. – Значит, собираешься вернуться к четырем, так?

– Я же сказал, в четыре, – распахнув дверь, Инди обернулся. – С каких это пор ты так печешься о моем приходе и уходе?

– Эй, я только хотел с тобой распрощаться перед уходом в клуб, вот и все, – вскинул руки Шеннон.

– Знаешь что – если я тебя не застану, то зайду туда выпить.

– Просто возвращайся к четырем, лады?

* * *

Инди мягко ступал по толстому ковру вестибюля «Эмпайр-Клуба», где остановился Лиланд Милфорд. Стены были увешаны портретами в пышных золоченых рамах; некоторые изображения строго взирали на зрителя сквозь монокли. Вся тяжеловесная здешняя мебель была изготовлена исключительно из дуба. У сидевшего за стойкой худого, угловатого портье были тоненькие, будто нарисованные, усики. Когда Инди поинтересовался, как пройти в комнату Милфорда, тот разгладил усики кончиками пальцев и переспросил чванливым, как вся здешняя обстановка, голосом:

– Доктор Милфорд? А ему известно о вашем приходе?

– Да. Он меня ждет.

Выражение лица портье стало вопиюще-чопорным.

– Простите, сэр, он ушел. Мне кажется, он упомянул, что отправится к мадам Тюссо.

– В самом деле? – передразнивая его интонации, сказал Инди. – Пожалуй, тогда мне пора в путь-дорогу.

Инди развернулся и зашагал к ближайшей станции подземки. Десять минут спустя он нашел Милфорда в музее восковых фигур. Тот совершенно неподвижно стоял сбоку от Генриха VIII и его шестерых жен, держась за лацканы своего пальто и очень напоминая восковую фигуру, которую поставили не в то столетие.

– Точное воспроизведение, не правда ли? – сказал Инди.

Милфорд медленно обратил лицо к нему. Его блекло-голубые глазки уставились на Инди, а усы зашевелились.

– Да, но позволь мне показать тебе кое-что еще.

Направляясь вслед за престарелым профессором в другой зал, Инди лишь головой покачал. Ни намека на удивление его появлению здесь! «Скверный признак», – подумал Инди. Он-то думал, что сегодня Милфорд будет в норме. Вернувшись в свой кабинет пятницу утром, в день последнего экзамена, Инди застал там Милфорда. Тот пребывал в полнейшем замешательстве, твердил, что должен передать Инди нечто важное, а когда не вспомнил, что именно, то заявил, будто уже сказал это.

Они бессмысленно препирались пару минут, а потом Инди пора было отправляться на лекцию. Они быстро уговорились о совместном ленче в клубе; Инди надеялся что Милфорд вспомнит, что же столь важное хотел сказать. Разговор так подействовал Инди на нервы, что он забыл проверенные курсовые в кабинете и вынужден был возвращаться за ними.

– Погляди на Робеспьера и Марата, – подходя к восковым фигурам лидеров французской Революции, сказал Милфорд. – Вот этих двоих воспроизвели с особой точностью.

– Почему это?

– Потому что моделями мадам Тюссо послужили их собственные головы тотчас же после гильотины.

Инди поперхнулся.

– Вот так ловко! Пожалуй, их не пришлось просить посидеть смирно.

– Пожалуй, что нет, – рассмеялся Милфорд. – К счастью, их избавили от обозрения своих обезглавленных тел, так что в их выражении отсутствует примесь ужаса.

– В каком это смысле? Если кого-то лишили головы, то откуда ему знать, как выглядит тело?

– Ну, видишь ли, некогда существовала такая практика: палач хватал отрубленную голову сразу же после падения ножа гильотины и поворачивал ее лицом к телу. Поскольку в мозгу еще оставались кровь и кислород, считалось, что сознание сохраняется еще секунд тридцать.

– Это правда?

– Судя по описаниям выпучивающихся глаз и шевелящихся ртов, можно думать и так. Но может быть, это лишь бездумные конвульсии.

– Да, но все-таки сама мысль… – голос Инди упал до шепота и смолк.

– Да, просто занимательно, чего-чего только мы не делаем друг с другом, – немного помолчав, снова заговорил Милфорд. – Мы привыкли считать прошлое временами варварства, но погляди-ка на наш собственный век! Тысячи и тысячи человек пожертвовали собой в Великой войне. Симпатичные французские деревушки завалены трупами. Поля обильно политы кровью. Если хочешь знать мое мнение, никакая она не великая.

Они бродили по музею около часа. Инди даже не потрудился спросить, вспомнил ли Милфорд, что собирался сказать. Очевидно, сегодня не самый подходящий день для поверки краткосрочной памяти пожилого профессора. В конце концов, Инди удалось убедить Милфорда выпить с ним чаю в ресторанчике у музея. Когда они уселись, а официант принес чай и бисквиты, Инди заговорил о своей поездке в Шотландию. Объяснил, что поведет раскопки в отшельнической келье святого Ниниана, пещере, некогда использовавшейся ранними христианами для созерцательных размышлений, и ставшей, согласно мифу, последним приютом Мерлина. «Быть может, пещера является его эсплюмуаром», – добавил он в конце, пристально следя за выражением лица Милфорда при упоминании «эсплюмуара», но старик-профессор лишь поглаживал совершенно седые усы и хмуро глазел в окно. Инди даже обернулся посмотреть, что его там настолько заинтересовало, но профессор просто ушел в собственные мысли.

Заметив, наконец, что Инди замолчал, профессор заморгал и заглянул в свою чашку.

– Проклятье, Инди, я ведь хотел тебе что-то сказать. Ну-ка, погоди. Я что, уже говорил?

Инди попытался сохранить учтивость, но был слишком раздражен.

– Доктор Милфорд, давайте не затевать это по новой. Вы мне сказали лишь то, что хотите мне что-то сказать.

– Ну, – Милфорд почесал ухо, – если я еще не сказал, то оно наверняка всплывет. А что ты там говорил насчет Шотландии?

Инди повторил свой рассказ.

– Значит, решили откопать Мерлина, а?

– Ну, не совсем Мерлина, но…

– Знаешь ли, – Милфорд почесал подбородок и потрогал усы, – похоже, я недавно уже толковал с кем-то на тот же предмет.

– Со мной.

– Да-а?

– Вы говорили со мной, когда мы вместе были в Тауэре. У вас имелись серьезные сомнения по поводу возможности доказать его существование.

– Да-да, конечно!

Инди откусил кусочек бисквита и хлебнул чаю.

– Кстати, вам ничего не известно об «эсплюмуаре» Мерлина?

Милфорд повторил слово вслух и пробормотал:

– Да-да-да. Это одно из тех слов.

– Что вы хотите сказать?

– Одно из тех слов, которые были неправильно поняты при многократном переводе с французского на английский и обратно. – Он с огорченным видом помахал ладонью в воздухе. – Ужасная путаница. Можно целую жизнь посвятить изучению этих слов, пытаясь привести все в порядок.

Именно такой жизни Инди и старался избежать, променяв лингвистику на археологию. Но слова Милфорда его заинтересовали, и он попросил объяснений.

– Об этом «эсплюмуаре» я почти ничего не знаю, но дам тебе еще один пример по поводу твоего приятеля Мерлина. Ты знаешь, что такое курган?

– Разумеется, – Инди отхлебнул чаю. – Я ведь уже пару месяцев, как стал археологом. Это груда земли или камней над могилой. Их даже называют могильниками. Британия буквально покрыта курганами.

– Довольно верно, и если Мерлин был реальной личностью, то похоронен в одном из них.

Решительный, даже самоуверенный тон Милфорда удивил Инди.

– А почему вы так решили?

– Тебе наверняка известен рассказ о «Le Cri de Merlin», крике Мерлина из могилы. – Инди кивнул. – Так вот, это ошибка, – Милфорд медленно помешивал чай.

– В каком это смысле?

– Ошибка переводчика, впервые появившаяся во французских текстах, позднее перешедшая в английские. Исходным словом было «крук», староанглийское название кургана, а его перевели как «cri». Далее Гальфрид Монмутский берет французское «cri» и переводит его как «крик». – Профессор лучезарно улыбнулся Инди. В данный момент он пребывал в родной стихии, и еще не закончил речь. – Например, если вернуться к вопросу об отсечении головы: когда Элдол снес Хенгисту голову, то «поднял над ней великий крик» [25], пишет Гальфрид Монмутский. Разумеется, следует полагать, что он возвел над ней великий курган. Так по обычаю хоронили саксонских вождей.

– В самом деле? – Инди отодвинул чашку в сторону.

– Да, конечно. Мы с твоим отцом спорили на эту тему много лет.

– Значит, вы утверждаете, будто Мерлин похоронен в кургане, а не в пещере…

– Вот именно! Тем более, что рассказ о ставшей ловушкой пещере просто лишен смысла. С какой это стати умудренный опытом волшебник вроде Мерлина позволит юной девушке обвести себя вокруг пальца? Он был слишком мудр для подобного.

«Интересно, – подумал Инди, – последний комментарий Милфорда более-менее совпадает с выводами работы Дейрдры».

– Так что же по поводу его последних слов? Он сказал, что намерен удалиться в свой Эсплюмуар.

– Как я и сказал. Это слово мне толком не знакомо. Но мне припоминается, поговаривали, будто «эсплюмуаром» он эдак метафорично заявлял, что собирается умереть – сменить оперение, так сказать. Или so whylome wont. Меня бы ничуть не удивило, если бы это обозначало нечто совершенно иное. Не забывай, в те дни писали птичьими перьями. Взгляни на корень слова. Валлийское «plufawr», «перья», восходит к латинскому «pluma». Вероятно, оно означает, что он удаляется от активной жизни в некое весьма уединенное место, дабы взять в руки перо для письма.

* * *

Проводив Милфорда обратно в клуб, Инди вернулся в квартиру на Рассел-сквайр в начале пятого. Он так устал, что решил прилечь на пару минут. Отдых в компании Милфорда обращался в тяжкий труд; быть может, оттого, что постоянно приходилось быть начеку, не зная, какой номер старый чудак выкинет в следующий раз – не перейдет ли на староанглийский, не начнет ли бессвязно бормотать себе под нос, не разъярится ли без всякой причины. Несмотря на рассеянность, Милфорд как-то умудрялся обходиться без посторонней помощи и никогда не забывал – по крайней мере, надолго – чем именно сейчас занимается.

– Джек, ты дома? – захлопывая дверь, крикнул Инди. Молчание. Значит, ушел. Теперь придется тащиться куда-то вечером, хотя рано утром уезжать. Инди запоздало захотелось взять свое обещание назад; впрочем, после отдыха настрой может измениться.

Осматривая письменный стол – вдруг Шеннон ставил записку – Инди услышал неясный шум, похожий на сдерживаемый кашель. Повернув голову, он обнаружил, что дверь спальни закрыта. Когда Инди уходил, то оставил дверь открытой. Он никогда ее не закрывал.

Неужели новые неприятности? Только не сейчас! Инди прикинул, не выйти ли из дома, чтобы позвать полицию. Но кто знает, что он там найдет, вернувшись обратно? Сделав пару осторожных шагов к двери, он потянулся к ручке.

И в этот момент дверь распахнулась, и оттуда с воплями и визгами ринулись люди, окружившие его со всех сторон.

– Сюрприз!!!

Инди озадаченно огляделся. Какую-то долю секунды он не узнавал их – вроде бы знакомые, но…

…конечно же, его собственные студенты!

– Профессор Джонс! – Из окружающей его толпы выдвинулась Дейрдра. – Надеюсь, вы не против. Всем хотелось попрощаться с вами и пожелать успешных раскопок.

– Нет, – рассмеялся он. – Пожалуй, я не против. Черт, да вы тут все до единого!

Под потолком подпрыгивали красные, синие и зеленые шарики, будто ниоткуда материализовались бумажные флажки и потоки серпантина, а одна из студенток держала торт. Сверху на нем глазурью было выведено «Счастливых раскопок», а пониже надписи – мужчина и женщина, вооруженные киркой и лопатой и взявшиеся за руки.

– Что это? – Дейрдра воззрилась на рисунок, прижавшись плечом к его руке, и с чувством сказала: – Я тут ни при чем!

Инди нравились шотландские переливы ее голоса, даже когда она его возвышала.

Толпа дружно рассмеялась, а несколько студентов выкрикнули добродушные колкости. Совершенно очевидно, все убеждены, будто между ними что-то происходит, а если нет – то еще произойдет.

Инди покраснел и старался не смотреть на Дейрдру. Потом поглядел поверх голов и в противоположном углу увидел прислонившегося к стене Шеннона. Руки музыканта были скрещены на груди, на лице блуждала улыбка.

– Джек, ты тут замешан?

– Я?! – ударил себя в грудь Шеннон, высоко задрав брови. – Я только дверь открыл, а так ни при чем.

– А вот и нет, – крикнул кто-то, – очень даже при чем!

– С самого начала! – задорно подхватил другой голос.

– Я так и знал! – заявил Инди. – Потому-то ты и настаивал, чтобы я вернулся к четырем.

Из рук в руки уже начали передавать стаканы с легкими напитками и вином.

– Порежьте торт, – предложил кто-то.

Вперед, держа нож, выступил долговязый юноша, который должен был написать в курсовой работе о воззрениях на Стоунхендж в семнадцатом столетии.

– Резать должен я! – провозгласил он. – Я написал курсовик о Стоунхендже, сравнив взгляды архитектора Иниго Джонса с мнением профессора Инди Джонса.

– И ухитрился заработать положительную отметку! – вставил Инди.

– Давайте сперва поставим его на стол, – сказала девушка, державшая торт, и направилась в кухню в сопровождении круговорота сокурсников. Инди огляделся и увидел Дейрдру, державшуюся чуть поодаль от всех. Подойдя к ней, он легонько притронулся к ее талии.

– Спасибо. Искренне признателен. Я и понятия не имел.

– Понятия о чем? – поинтересовалась она.

– Что это случится, – улыбнулся Инди.

– Я и сама была не очень уверена, – подняла на него глаза Дейрдра. Они словно говорили не только о вечеринке.

– Мне не терпится оказаться в Шотландии.

– Мне тоже. Приятно вернуться на родину.

– Вы из того же района Шотландии? – поинтересовался он, внезапно осознав, как мало, в сущности, знает о ней.

– Из Уиторна. Я там выросла.

– Ого! – удивился Инди. – А я и не догадывался.

Раздался стук в дверь, Инди обернулся и увидел, что Шеннон уже открывает. За дверью оказалась Джоанна Кемпбелл.

– Джоанна?! – воскликнула Дейрдра и двинулась навстречу матери. – Ты-то что здесь делаешь?

«Сюрприз за сюрпризом», – двинувшись следом, подумал Инди. Он деликатно остановился в отдалении, чтобы дать матери возможность переговорить с дочерью. Они быстро обменялись несколькими словами, потом доктор Кемпбелл обернулась к Инди и улыбнулась. Он подошел, и она легонько коснулась его запястья.

– Надеюсь, своим вторжением я не нарушила ваш покой. Очень уж студенты настаивали. Вы, наверно, самый популярный профессор среди всех моих подчиненных. Впервые слышу из студенческих уст столько восторженных слов о преподавателе.

Ее комплимент ошарашил его.

– Э-э, спасибо, доктор Кемпбелл. Судя по написанной во время лекций скуке на лицах, я бы ни за что не догадался.

– Перейдем на «ты». В излишней официальности вовсе нет нужды.

– Хорошо. Позвольте… Позволь предложить стакан вина, или предпочтешь что-нибудь другое? А еще у нас есть торт. – Инди в душе порадовался, что торт уже разрезан, и не придется объясняться по поводу картинки.

– Нет, мне ничего не надо. Я ненадолго. – Подавшись вперед, Джоанна доверительно сообщила: – На самом-то деле меня никто официально не приглашал. Боюсь, мой приход смутил Дейрдру. – Она искоса оглянулась на дочь.

– Нет, неправда! – запротестовала та.

Джоанна на мгновение улыбнулась, то тут же снова стала серьезной.

– Именно по этой причине я и пришла с тобой повидаться. Дейрдра, ты тоже послушай.

– Слушаю. – В голосе Дейрдры прозвучал сарказм, но и любопытство тоже.

– Боюсь, мои планы несколько переменились. Мне придется задержаться в Лондоне еще денька на три.

– Но, Джоанна, ты же обещала…

– Позволь мне закончить, Дейрдра, – вскинула она руку. – Не думаю, что стоит из-за этого нарушать наши планы. Я хочу, чтобы вы оба отправились в Уиторн без меня, а я подключусь к вам, как только смогу.

– Но нам-то что делать? – в голосе Дейрдры прозвучало отчаяние.

– Все снаряжение собрано. Ты хорошо знаешь этот район, а профессор Джонс – квалифицированный археолог. – Она повернулась к Инди. – Я подготовила для вас в качестве руководства письменные инструкции. Вам потребуется нанять пару местных жителей. В этом вам поможет Дейрдра. Она там со всеми знакома, в том числе и с моими прежними работниками. Тем более, что когда вы начнете, я, скорее всего, буду уже с вами. Вы не против такого оборота?

У Инди даже закружилась голова. Все случилось чересчур стремительно, но более приятного оборота событий он и вообразить не мог.

– Пожалуй, до твоего приезда мы как-нибудь справимся.

– Я тоже так думаю, – уверенно кивнула она.

Инди проводил ее до двери.

– Меня занимает еще одна мысль, – сказал он, открывая дверь. – Насколько я понимаю, раскопки проводятся с намерением отыскать золотой свиток, упомянутый в письме монаха?

– Конечно, – улыбнулась Джоанна.

– Ну, такое дело… Не вижу, как ты заключила из письма, что свиток захоронен в пещере.

– Я рада, что ты упомянул об этом. Я была так занята, что даже не хватило времени поговорить о предпосылках.

Они вышли в коридор. Инди прикрыл за собой дверь, чтобы заглушить шум.

– Видишь ли, когда я прочла письмо, – продолжала Джоанна, – то связалась со своим другом, у которого имеются отличные связи с Ватиканом. Он выяснил, что ни подобного письма, ни свитка там не получали, и не поступало требований провести экзорцизм [26] в пещере Ниниана.

– Меня как раз ставило в тупик, что письмо нашли в Уиторне.

– Точно. Его просто не отправляли. Как и свиток. Далее я выяснила, что отец Матерс оставался в Уиторне, где и скончался пять лет спустя. По моей гипотезе, раз свиток не был отослан, то захоронен в пещере.

– Быть может, золото просто переплавили.

– Маловероятно, – покачала она головой. – На сей счет имелась установленная процедура, которой надо было следовать. Сохранились бы записи, а таковые отсутствуют.

– И все равно, вывод представляется взятым с потолка.

На губах ее мелькнула тень грустной улыбки.

– У меня просто сильное интуитивное ощущение, Джонс. Очень сильное. Не могу объяснить. Просто у меня такое чувство, что раскопки окажутся результативными.

– Надеюсь, ты права. Кстати, теперь я испытываю смешанные чувства по поводу курсовой работы Дейрдры. В том смысле, что…

– Не я ли ее писала? Разумеется, нет. Но тему предложила я. Надеялась, что ее работа соблазнит тебя подключиться к нам.

– Пробудить мое любопытство оказалось проще простого. Мне не терпится приступить.

Джоанна встретилась с ним глазами.

– Я ценю твой энтузиазм. Но учти, я также ожидаю, что в компании моей дочери ты будешь держаться с профессиональной корректностью.

– А-а, ну конечно…

 

10. Теплый прием

Юго-западное побережье Шотландии оказалось диким лесным краем, где гребни холмов перемежались с такими восхитительными озерами и тесными горными долинами, что просто дух захватывало. «Волшебная страна», – думал Инди, верхом возвращаясь в селение среди угасающего сияния закатного неба. Ему трудно было сравнить этот край со скалистыми пустынями американского Юго-запада, где прошло его детство. Там все было проникнуто ощущением беспредельности. Здесь же все было каким-то уменьшенным, зато разнообразным; словно природа понимала, что располагает куда меньшими масштабами, и надо все соответственно уменьшить, подгоняя в размер.

Они приехали вчера поздно вечером, и сегодня с утра начали подготовку к раскопкам. Встретились с меcтным старостой, давним другом Джоанны, и Инди вкратце посвятил его в свои планы. Затем нашли двух плотников, работавших с Джоанной во время последних раскопок в пещере, и договорились, чтобы те начинали работу завтра же.

Поехать к пещере удалось лишь под вечер. Устье пещеры Ниниана было всего несколько футов шириной, но футах в двадцати от входа открывался просторный зал. Дейрдра вернулась в селение, чтобы собрать необходимые припасы, а Инди сразу же приступил к работе, начав обмер пещеры и составляя план разбивки ее на участки работ.

После того, как Джоанна пригласила его принять участие в раскопках, Инди перечитал все, что сумел найти, о Кандида Каса и Ниниановой пещере. Доклад Королевской комиссии по древним памятникам Шотландии за 1914 год описывал небольшие резные каменные плитки и фрагменты двух христианских крестов, находившиеся под слоем земли у входа в пещеру. Археологом, руководившим раскопками, оказалась Джоанна Кемпбелл. В докладе не упоминался ни Эсплюмуар, ни золотой свиток; Инди подозревал, что либо работы проводились до находки письма, либо до того, как она решила, что свиток захоронен в пещере.

Спешившись у конюшни, Инди направился к очаровательному старинному постоялому двору, где они с Дейрдрой остановились. Современность почти не коснулась возведенной в восемнадцатом веке трехэтажной каменной постройки. В нее лишь провели электричество, водопровод и канализацию. Инди прошел через просторную трапезную и поднялся по лестнице на третий этаж, где располагалась его комната. Хозяйка говорила, что комната у него особенная, потому что ванна есть только в ней. Инди предлагал комнату Дейрдре, но она предпочла более просторную угловую комнату по соседству. Закрыв за собой дверь, Инди включил свет и тут же услышал стук в стенку из смежной комнаты. Улыбнувшись, он подошел к стене и воспроизвел тот же ритм. Несомненно, Дейрдра готовится к обеду; самое время и ему заняться тем же самым.

Моясь и переодеваясь, он жалел, что не может пообедать сегодня с Дейрдрой наедине. Отношениях у них как-то не ладились. Инди хотелось с ней переговорить, чтобы перекинуть мостик через открывшуюся пропасть. И хотя ему не терпелось остаться с Дейрдрой наедине, прощальные слова Джоанны не выходили у него из головы, и он намеренно сохранял дистанцию. Работа в университете теперь гарантирована, но Инди понимал, что Джоанна может взять свои слова обратно, если он переступит невидимую грань в отношениях с ее дочерью. Однако сейчас ему хотелось дать Дейрдре понять, что он держал себя в поезде холодно не потому, что не испытывает к ней чувств. Он толком не знал, как подойти к разговору, но что-нибудь придумает.

Сегодняшний обед станет для местных жителей событием. В их честь в здешней харчевне устраивается целый прием, и придут многие старые друзья Дейрдры. Поправив перед зеркалом галстук, Инди вышел и постучался в соседнюю комнату. Надо получше воспользоваться временем наедине с Дейрдрой.

– Инди, это вы? – спросила она, приоткрыв дверь на пару дюймов и глядя на него, но дальше открывать не стала. – Сейчас выйду. Я почти готова.

Дверь закрылась у него перед носом. Инди не шевелился несколько секунд, отчасти надеясь, что девушка откроет и впустит его. Но этого не произошло, и он, отступив, прислонился к стене тускло освещенного коридора. Выходит, теперь она решила проявить холодность. Просто великолепно! Как, черт побери, они будут вместе работать в пещере?

Наконец, дверь распахнулась, и они вдвоем направились в холл. На Дейрдре была клечатая юбка из шотландки и белая свободная блуза, волосы были собраны в тугой узел, и лишь несколько выбившихся прядей падали на плечи.

– Сегодня вы выглядите… очень по-шотландски, – сказал Инди, когда они подошли к лестнице.

– Зато вы, профессор Джонс, вылядите настоящим денди.

– В самом деле? – У Инди имелись два твидовых костюма – в них он чаще всего появлялся на лекциях, и темно-синий шерстяной пиджак, который Инди надел сегодня с белой рубашкой и синим галстуком. Спускаясь по ступенькам, он заметил, что ее взгляд устремлен на его ботинки – единственную обувь, которую он прихватил с собой. – Туфли я забыл дома.

«Те самые, что дали приют скопионам», – подумал он про себя.

– На сей счет не волнуйтесь. Вы в Уиторне, а не в Лондоне. Никто и не заметит, а если и заметит, то не обратит внимания. – Она заливисто рассмеялась, и от этого ему еще сильней захотелось сломать разделяющий их барьер. – Более того, им это будет даже по душе.

– Прияно слышать.

Шагая по улице, Инди изо всех сил старался направить разговор на обоюдные взаимоотношения, точнее, на их отсутствие.

– Вы когда-нибудь прежде путешествовали в одиночку? – начал он.

– По-моему, я была не одна.

– Я в том смысле, что без матери.

– Ну, если вы ставите вопрос так, то мне не привыкать ездить самостоятельно и подолгу быть вдали от Джоанны. Она хорошая мать, но очень занятая, много разъезжает – посещает конференции и симпозиумы, ездит на раскопки. – Дейрдра пожала плечами. – Уж такова жизнь археолога.

– По-моему, со времени отъезда я как-то отдалился от вас.

– Неужели? – Она устремила взгляд в сторону. – Я как-то не заметила.

Он откашлялся и сказал:

– Ваша мать велела мне быть поострожнее с вами.

– В самом деле? – рассмеялась Дейрдра. – Я что, так опасна?

– Нет, по-моему, она считает опасным меня.

– Неудивительно, что вы вели себя так, будто я вот-вот укушу вас.

– Но вы можете войти в мое положение, не так ли?

– Не волнуйтесь, и нам будет вместе намного проще.

Да уж, «не волнутесь»! Да разве рядом с ней можно не волноваться?

В харчевне их с порога встретили ароматы стряпни и гомон веселых голосов. «У меня на родине, – подумал он, – городская забегаловка была бы самым непоходящим местом для приема в чью-то честь, особенно в честь молодой дамы. Но атмосфера здешних харчевен куда более настроена на домашний лад, нежели атмосфера их американских сородичей». Харчевня была полна местных жителей, и с первого же взгляда было ясно, что здесь собралось не меньше трех поколений жителей Уиторна.

– А вот и она, – раздался мужской голос. – Вот она, милашка Дейрдра!

Из другого угла отозвался женский голос:

– А поглядите-ка на ее парня!

Все умолкли, разглядывая пришельца.

– Вас-то они примут, – пробормотал Инди, – а вот насчет меня пока неясно.

Затем староста – розовощекий здоровяк с редеющими волосами – встал и жестом пригласил их сесть рядом с собой у длинного стола в центре харчевни. На нем был надет килт и украшенная кисточками кожаная сумка у пояса, непременный атрибут шотландского костюма. Рядом со старостой сидела почтенная дама, которую он представил, как свою жену Марлис, и отец Филлип Бирн, пожилой седовласый проповедник в черной сутане. Кроме них, за столом находились несколько девушек, и Дейрдра представила их, как своих старых подружек. Они все приходились ей ровесницами и были одеты в такие же одеяния, как у нее.

Несмотря на объяснения Дейрдры, кто такой Инди, все переглядывались и пересмеивались с понимающим видом: дескать, мы-то прекрасно знаем, что это влюбленная парочка! При взгляде на них брови пастора зашевелились, будто он решал, нет ли тут супружеской измены. Инди тут же вообразил, как пастор отводит приехавшую Джоанну в сторонку и увещевает сделать что-нибудь с неудержимой взаимной тягой молодых археологов.

Пришел официант и налил Инди и Дейрдре по стопке шотландского виски местной перегонки. Инди сделал слишком большой глоток, ощутил, как в желудок катится огненный шар, и закашлялся в кулак.

– Доброе питье, а? Как по-вашему, профессор Джонс? – подняв свой стакан, спросил староста.

– Замечательное! – просипел Инди. Ему больше всего хотелось хорошенько проветрить пылающий рот.

– Очень жаль, что твоя мать не смогла присутствовать, – сказал отец Бирн Дейрдре.

– Она приедет денька через три, отец, и можете быть спокойны – она непременно навестит вас.

Седые брови пастора сдвинулись к переносице; Инди показалось, что на лице его промелькнула озабоченность – то ли по поводу отсутствия Джоанны, то ли по поводу грядущего ее приезда. Интересно, а знает ли пастор о золотом свитке, раз письмо монаха исходит из архивов его церкви? Инди уж собирался спросить, как Бирн пустился в рассказ о детстве Дейрдры.

В возрасте двенадцати лет она организовала танцевальную группу из приходских девочек, и однажды, после того как они плясали на свадьбе, приглашенный на свадьбу хореограф из Эдинбурга пригласил группу выступить в Эдинбурге.

– Девочки очень разволновались, когда узнали, что будут плясать перед самим королем Георгом [27]. Бедняжка Дейрдра так беспокоилась, что за несколько дней до представления совсем не могла есть. Я боялся, что она сомлеет прямо на подмостках. Но, разумеется, все прошло весьма успешно, и, говорят, король очень хорошо отозвался о девочках.

Дейрдра, болтавшая с одной из девушек, только отмахнулась.

– Ох, да мы были всего лишь одним из нескольких танцевальных ансамблей, плясавших для короля!

Бирн кивнул в сторону остальных девушек.

– Знаете ли, они все входили в группу.

Когда обед наконец-то подали, Инди обнаружил, что главным блюдом является «хаггис» – овечьи кишки, фаршированные телячьим рубцом с овсом.

– Как вам это нравится? – поинтересовался Бирн, указывая на тарелку Инди.

– Вкусно, очень вкусно. – Он вовсе не врал, хотя и думал, что тут не место высказывать свое мнение об идее набивать желудок овечьими кишками. Но все-таки ел. Черт, да он едал и куда худшие блюда! А после пары глотков, это блюдо в самом деле не такое уж скверное.

– Так каковы же ваши планы по поводу раскопок, профессор Джонс? – спросил Бирн.

– Ну, мы собираемся поработать в пещере. Ищем золотой свиток – тот, что упоминался в письме монаха, найденном…

– Да-да, знаю. Я сам нашел это письмо в архивах.

– А, так может быть, вы можете рассказать мне о нем еще что-нибудь?

– Да тут не о чем рассказывать, – пожал плечами Бирн. – А почему вы решили, что свиток в пещере?

– Не знаю, там ли он. Но доктор Кемпбелл вроде бы убеждена, что мы найдем его там. Это ведь Мерлинова пещера, а не только Нинианова. Верно?

Выражение лица Бирна изменилось – его черты обрели суровость человека, всю жизнь несшего на плечах тяжкий груз ответственности за духовное благополучие своих прихожан.

– Это пещера святого Ниниана, – твердо сказал он. – А с теми, кто зовет ее Мерлиновой, встречаться не стоит.

– О-о, почему бы это?

Похоже, Бирна эта тема тревожила, и он быстро увел разговор в сторону.

– Быть может, как-нибудь после мы об этом потолкуем.

Инди задумчиво жевал хаггис, ломая голову над скрытностью Бирна.

– А вы не знаете, почему отец Матерс не отослал письмо в Ватикан?

– Я же сказал, мы потолкуем об этом после.

И тут, спасая их от неловкого молчания, встал староста. Он произнес традиционную приветственную речь в адрес Дейрдры и ее матери, об их вкладе в жизнь общины, и как их тут не хватало. Затем представил всем Инди и преподнес ему килт. Держа подарок в руках, староста с широкой ухмылкой медленно развернулся, показывая его всем присутствующим. Инди услышал раздавшиеся за соседними столами смешки, увидел, как зрители склоняют головы друг к другу и, прикрыв рты ладонями, обмениваются репликами. Он рассмеялся вместе со всеми, толком не зная, что же тут смешного.

– Этот килт, профессор Джонс – дар жителей Уиторна; так уж получилось, что это шотландка клана Кемпбеллов, – пояснил староста.

– Благодарю вас, – Инди принял килт. – Не знаю точно, на что намекает его узор, но догадываюсь. – Все снова рассмеялись, а Инди бросил взгляд на Дейрдру. Она улыбалась, но лицо ее было совершенно пунцовым от смущения. – Однако на вид он очень симпатичен. Поначалу я не был уверен, что это мне пойдет, но чем больше я на него смотрю, тем больше он мне нравится.

– Вот эта речь нам по душе, – отозвался староста. – Примерьте его ради нас, а?

– Вы шутите! – поморщился Инди.

– Да ты не робей, – сказал дородный бородатый здоровяк за соседним столом и встал. Инди увидел, что на нем тоже килт. – Пойдем, парнишка. Я проведу тебя в заднюю комнату, и ты сможешь там переодеться.

Инди взглянул на Дейрдру – она ободряюще кивнула. Пожав плечами, он двинулся вслед за бородатым. Переодевшись, Инди оглядел себя в зеркале, приподнял килт, открыв свои волосатые ляжки и недоверчиво покачал головой.

– Неужто я на это решился?

Когда он вернулся в общий зал, все подняли головы, чтобы оглядеть его. К удивлению Инди, Дейрдра встала с места, подошла и взяла его под руку. Толпа радостно приветствовала возвращающуюся к столу парочку.

– Теперь мы одеты, как двойняшки, – пробормотал он.

– Теперь вы похожи на настоящего мужчину, профессор Джонс, – повернувшись к нему, на ухо прошептала Дейрдра.

– Приятно слышать. Может, вы меня дурачите? – сказал он, садясь. – Перейдем на «ты», а? Зови меня просто Инди.

– Инди, – сказала она, будто пробуя имя на вкус.

И вдруг харчевня наполнилась звуками волынок – в дверь промаршировал целый отряд волынщиков в килтах. Среди них Инди узнал двух братьев, Карла и Ричарда, нанятых для работы в пещере.

– Спасибо, что ты не отмахнулся от местных обычаев, – сказала Дейрдра.

Глаза их встретились, и он ощутил, как над пропастью лег мост. И тут к волынщикам присоединилось полдюжины девочек, начавших отплясывать национальный шотландский танец. Инди коснулся тыльной стороны ладони Дейрдры и кивнул в сторону танцующих.

– Вот этим ты занималась прежде?

– В каком это смысле «прежде»?

Она буквально взмыла со стула, сделав знак подружкам, и они присоединились к танцующим девочкам.

Инди смотрел, как Дейрдра, положив руки на бедра, подняв колено одной ноги и подскакивая на другой, выкидывает коленца и кружится под одуряющий звук волынок. От нее невозможно было отвести глаз. Инди чувствовал безрассудную влюбленность мальчишки. То ли ему в голову ударило шотландское, то ли буйные трубные звуки волынок, то ли красота Дейрдры – то ли все вместе взятое.

 

11. Мерлинова пещера

– Чаю, профессор Джонс?

Инди поднял глаза на Лили, владелицу постоялого двора, и кивнул. Он бы предпочел к завтраку кофе, но знал, что эта роскошь недоступна. Тут дело как с остальным – тосты поджарены лишь с одной стороны, печеные яйца с одного боку крутые, а с другого – всмятку. Или надо принимать все, как есть, или затевать дискуссию о кулинарии, а в семь утра это куда глупее, чем съесть все таким, как подано.

Он проследил взглядом, как эта плохо одетая пожилая женщина, вечно выхаживающая в халате и папильотках, налила ему полчашки чаю, дополнила ее доверху молоком и пододвинула миску с коричневатыми кубиками сахара.

– Спасибо.

Он взял один кубик, но стоило Лили отойти, как Инди положил сахар обратно. Он привык пить чай без молока и сахара, но путешествия научили его следовать одному правилу: лучше привыкнуть к местной пище и обычаям, чем пытаться перекроить их под себя. Это все упрощает, а сегодня, в первый день раскопок, Инди хотел, чтобы все шло ровно и гладко.

Минуты через три по лестнице спустилась Дейрдра.

– Доброе утро, Инди!

Одетая в бежевые брюки и мешковатую клетчатую ковбойку Дейрдра заплела свои рыжие волосы в косичку и спрятала их под косынку. Из заднего кармана ее брюк торчала пара перчаток.

– Привет. Будешь завтракать?

– Я уже спускалась, – покачала она головой, – и успела выпить свой чай с лепешками.

Инди отодвинулся от стола.

– Ну, вид у тебя такой, будто ты действительно намерена откопать золото, – с ухмылкой сказал он.

– А ты действительно думаешь, что золотой свиток в пещере? Ты же знаешь, что монах нашел его среди руин старого монастыря.

– Я полагаю, что монах мог спрятать свиток где угодно, но твоя мать вроде бы свято убеждена, что мы отыщем его в пещере.

Лицо Дейрдры приобрело отсутствующее выражение. Глаза ее стали нежными лиловыми озерками, от взгляда в которые у Инди подкашивались ноги.

– Пожалуй, Джоанна права. Если свиток в Уиторне, то логичнее всего искать его в пещере.

– Попытаться стоит. Встречаемся у крыльца через десять минут.

– Хорошо, – кивнула она.

Вернувшись в свою комнату, Инди натянул кожаную куртку, надел шляпу и уже хотел было выйти, как вспомнил еще об одном. Открыв сумку, он извлек оттуда свернутый кнут и погладил его ладонями. Может, и глупо таскать кнут за собой повсюду, но пару лет назад, в Греции, Инди поклялся себе, что на раскопках не будет с ним расставаться. Приладив кнут на поясе, Инди пожал плечами. Черт побери, а почему бы и нет?! Если даже кнут окажется ни к чему, то сойдет за талисман. Уж такое-то суеверие Инди мог себе позволить.

Дейрдра ждала его на дороге перед домом, держа в руках поводья двух лошадей. Вышедшего на порог Инди она не заметила, и он глядел на нее некоторое время, стоя в проеме двери. Поглаживая морду лошади, Дейрдра ласково с ней разговаривала. Ничего удивительного, что Инди забывает получить внятное разъяснение ситуации с ее прежним ухажером. Вполне понятно. Дейрдра во всех отношениях как раз такая, как надо. Она привлекательна и умна; у них с Инди даже интересы совпадают. Все женщины, с которыми он сталкивался в Париже за последние пару лет, были лишены хоть одного из нужных качеств.

Когда Инди сошел на дорогу, взгляд его был обращен к небу. Утро выдалось хмурым и ветреным; тучи плыли так низко, что буквально наваливались на крыши домов. Может, чувство беспокойства вызвано лишь контрастом со вчерашним ясным небом и ярким солнцем. А может, его растущий интерес к Дейрдре смешивается с озабоченностью – что будет, если его желания осуществятся.

– Сдается мне, будет дождь, – задумчиво произнес Инди.

Дейрдра подняла голову, будто увидела пасмурное небо впервые.

– Дождем здесь никого не удивишь – это просто неотъемлемая часть жизни.

– Я вырос в пустыне, где дождю все удивлялись, – отозвался он.

Когда Дейрдра садилась верхом, губы ее как бы сами собой сложились в спокойную улыбку, столь же неотделимую от Дейрдры, как и шотландская напевность речи.

– Мне не терпится откопать что-нибудь удивительное. Надеюсь, скоро! – с этими словами она дала лошади шенкеля и галопом помчалась прочь. Инди быстро вскочил на своего коня и понесся вдогонку, не отрывая взгляда от миниатюрной фигурки Дейрдры.

Они миновали рощу исполинских буков, орешник, вытянутые овальные холмы и морены, заросли папоротника и дрока, болотного мирта и чертополоха [28] – но все промелькнуло в бешеном ритме скачки. Трехмильный отрезок дороги от селения до пещеры вошел в историю и сам по себе. Он был известен в качестве дороги пилигримов, потому что христиане, в том числе и первые шотландские короли, посещали пещеру после поклонения в часовне святого Ниниана в Уиторне. Инди читал во французской рукописи, что дорога известна под названием «королевского выезда», по которому проехал король Артур, навещавший пещеру после смерти Мерлина. Писатели, излагавшие рассказы об Артуре и Мерлине, однозначно сходились в том, что пещера стала местом смерти Мерлина, но никто не называл ее Эсплюмуаром.

Инди и Дейрдра не сбавляли аллюра до самого Уиторнова острова – на самом же деле оказавшегося полуостровом. Они рысью трусили по тропе, пока не подъехали к основанию утеса, где спешились и привязали поводья к ветви дерева.

– Ты хорошо держишься в седле, – сказал Инди.

– Спасибо. Я как-нибудь покажу тебе свои призы за верховую езду.

«Вот и еще сюрприз», – подумал он, направляясь вместе с Дейрдрой к занятым разгрузкой леса Карлу и Ричарду. Плотники прибыли несколько раньше на телеге, груженой инструментами и материалами. Они должны были смастерить рабочий стол и шкафчики для хранения снаряжения. Поскольку удаленную от населенных пунктов пещеру навещали довольно редко, Инди считал вероятность кражи довольно незначительной. Однако Джоанна настояла не только на том, чтобы в шкафчиках были сделаны замки, но и на необходимости нанять кого-нибудь для охраны пещеры по ночам. Пока что им не удалось подыскать желающих заработать подобным образом.

– Ваше снаряжение уже дожидается в пещере, – сообщил Ричард, подымая с братом несколько толстых досок. – Мы развесили там факелы.

– Замечательно. Похоже, доктор Кемпбелл выучила вас на славу.

– Мы с доктором Кемпбелл работали добрых полдюжины раз на раскопках по всей Шотландии. Видите ли, мы состоим в Шотландской лиге археологов-любителей.

– Великолепно, – кивнул Инди.

Они взобрались по петляющей тропке, ведущей к расположенной на порядочной высоте пещере. Оказавшись возле ее устья, Инди остановился и с высоты утеса оглядел море. Над водой кружила чайка, которую все время сносило ветром. Свинцово-серое море вздымалось тяжелыми валами; хребты волн венчали белопенные гривы, резко контрастировавшие с пасмурным небом и угрюмой водой. Ветер едва не сорвал с головы Инди шляпу, и ему пришлось резко ухватиться за нее.

– Какое счастье, что сейчас лето, – бросил он. – Не хотел бы я очутиться тут зимой!

– Правду сказать, в самой пещере разница почти не ощущается. В ней круглый год около шестидесяти градусов по Фаренгейту.

– Приятно слышать, – он отошел от обрыва. – Хотя бы стоику-монаху тут было не так уж скверно.

– И Мерлину, – подхватила Дейрдра.

– И Мерлину, – со смехом согласился Инди. – Но для него-то температура могла и не играть никакой роли.

Они вошли в подземный зал.

– Твоя мать проводила какие-нибудь работы внутри пещеры во время предыдущих раскопок?

– Почти никаких. – В мерцающем свете факелов кожа Дейрдры приобрела жуткий оранжевый оттенок. Но стоило ей повернуть голову, как на лицо упала густая тень. – Она сделала несколько пробных траншей, но еще до того, как отец Бирн показал ей письмо.

Инди знал, что участки у входа в пещеры всегда были любимыми местами работы археологов, особенно на стоянках древнего человека. Именно там попадаются следы повседневной человеческой жизни – разбитая посуда, кости животных, сломанные орудия – выброшенные за ненадобностью. В данном случае нашли остатки каменных крестов. Однако здесь весьма подходящее место для поисков свитка или чего-нибудь иного, спрятанного намеренно.

– А почему Бирн показал ей письмо? Похоже, разговоры о Мерлине ему не очень-то по вкусу.

– Джоанна и сама не возьмет в толк, – рассмеялась Дейрдра. – Она считает, что он хотел знать, стоит ли принимать письмо всерьез. Не знал, как с ним быть. Впрочем, по-моему, он не предполагал, что она начнет искать свиток.

– А что он говорит об этом теперь?

– О, не хочет даже разговаривать на эту тему. Джоанна считает, что он мог даже уничтожить письмо, а это стало бы большой утратой.

– Очень скверно, если это правда. У меня такое чувство, что он не в восторге от наших работ, судя по его словам за обедом.

– Он какой-то странный. Насколько я понимаю, его весьма тревожат друиды. Но почему – не знаю.

«Так вот оно что, – подумал Инди. – Их-то Бирн и подразумевал в своем замечании о тех, кто зовет пещеру Мерлиновой. Пастора беспокоят язычники».

– Ты знаешь, многие из местных даже не решаются в нее заходить, – сказала Дейрдра. – Говорят, тут происходят странные вещи, которые могут навлечь беду.

– А как же Карл и Ричард? Их это вроде бы не очень заботит.

– Они не местные, просто прожили тут лет пять.

– Ладно, если мы отыщем свиток – может, народ перестанет бояться. Пора браться за работу.

Все утро они вбивали колышки и протягивали между ними шпагат, чтобы образовать сетку, при помощи которой будут ориентироваться во время работ. По рекомендации Джоанны пристальное внимание следовало уделить дальнему залу, достигавшему двадцати восьми футов в ширину и пятнадцати – в высоту; у входа стены разделяло всего шесть футов.

Уже перевалило за полдень, когда они, наконец, привязали шпагат к последним колышкам в глубине пещеры. Отсюда вход казался едва заметным светлым отверстием. Закрепленный над головой Инди факел освещал пол пещеры.

– Ну, вроде все! – Инди встал и оглядел результаты работы.

– Не пора ли устроить перерыв, как ты думаешь? – Дейрдра подошла к нему поближе.

Инди подумалось, что сверкнувший в ее глазах огонек не имеет никакого отношения ни к пещере, ни к археологии, ни к Мерлину. Едва она развязала косынку, как Инди выронил перчатки на пол. Дейрдра тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам. В свете факелов она казалась ослепительно красивой. Инди протянул руку и отвел непослушную прядь, упавшую ей на щеку.

Пещера окутывала их со всех сторон, отрезая от окружающего мира, и всякое беспокойство о приличиях отпало. Слова были не нужны; их сердца бились в унисон. Руки Инди легли на тонкую талию Дейрдры. Девушка подняла голову, чуть приоткрыв рот, Инди склонился к ней, и губы их на мгновение встретились.

Но Дейрдра тут же отпрянула.

– А Карл и Ричард?

– Они ушли на ленч четверть часа назад, – ухмыльнулся он.

Дейрдра провела кончиками пальцев по бровям, скулам, подбородку Инди, коснулась его широких плеч и груди.

– Инди, я хотела, чтобы это случилось. Не знала только, хочешь ли этого ты – до вчерашнего вечера в харчевне.

Он легонько провел ладонями по ее бокам, и его большие пальцы слегка погладили выпуклости ее маленьких грудей.

– У тебя сердце прямо колотится, – шепнул он.

Язычок Дейрдры скользнул между его губ. Она словно выпила из легких Инди весь воздух. Его пальцы погрузились в ее волосы, гладили плечи, спину. Он притянул Дейрдру к себе, ощутив ее упругий живот своим. Объятья становились все теснее, и вдруг мир взорвался; земля содрогнулась.

Земля тряслась, тряслась на самом деле!

Долю секунды грохот и вибрация под ногами казались естественными, просто продолжением их чувств, порожденным неистовой силой и страстью неутоленного чувства, затем ударная волна швырнула их на землю, и грохот тысячи громов обрушился на барабанные перепонки. Пещера наполнилась пылью. Инди услышал кашель упавшей рядом Дейрдры.

– Что случилось? – пытаясь отдышаться, спросила она и подползла поближе, снова оказавшись в поле зрения Инди.

«Землетрясение? Обвал? Взрыв?»

– Не знаю. Ты цела?

– Ты прикусил мне язык.

– Извини. Давай выбираться отсюда.

Он помог Дейрдре встать на ноги, и они успели вместе сделать два-три шага, как пещера вновь содрогнулась. Они бросились на пол и прикрыли головы от посыпавшихся градом комьев земли.

Дейрдра закашлялась.

– Я едва дышу. Что творится?

Инди медленно поднял голову. Обоняние подсказывало ответ на вопрос.

– Порох. Кто-то подорвал вход.

 

12. Удушье

Задыхаясь от пыли, Инди торопливо разгребал завал. Перчатки он потерял, и за четверть часа стер пальцы в кровь. Тупая пульсирующая боль в висках понемногу высасывала его силы. Перемазанная землей Дейрдра работала бок о бок с ним, оттаскивая прочь камни.

– При таком темпе нам потребуется неделя, – сказал он.

– Сюда соберутся все местные жители. Она нас тут не бросят. – Дейрдра произнесла это с такой убежденностью, что Инди невольно поверил. Но работу не оставил, хватая камень за камнем и отшвыривая их в сторону.

Дейрдра хотела взяться за очередной валун, но села на землю и потерла висок.

– Что-то меня крутит. Голова болит. – Наверно, надо погасить факел. Меня начинает тревожить воздух.

Дейрдра нахмурилась и огляделась.

– Но должен же воздух как-то поступать!

Инди принюхался.

– Я чую кое-что.

– Что?! – в голосе ее прозвучало отчаяние.

– Вонь. От нее-то у нас головы и болят. Сюда поступает подземный газ. – Инди схватил ближайший факел и сунул его в груду земли, погасив огонь; потом проделал то же самое со следующим.

– Оставь один, – сказала Дейрдра, – а то ничего не будет видно.

– Дельная мысль. – Он взял Дейрдру за руку и повел вглубь пещеры. – Держись у самой земли. Дыши как можно медленнее, и неглубоко.

Лоб Инди покрылся липкой холодной испариной, на зубах скрипел песок, но в глубине пещеры головная боль несколько поутихла. Запнувшись о кирку, он остановился, поднял ее и повертел в руках. Потом закрепил факел и вонзил кирку в землю.

– Что ты делаешь?

– Может, газ легче воздуха. Выроем пару ямок. Если будем дышать воздухом ниже уровня пола, продержимся дольше.

Инди вгонял острие кирки в землю с такой яростью, что комья градом летели во все стороны. Он прекрасно понимал, что даже если газ действительно легче воздуха, то заработанная отсрочка окажется совсем короткой. Интересно, где Ричард и Карл? А что, если они уже вернулись и напоролись прямиком на тех, кто устроил взрыв? Кроме них, хватиться о двух приезжих больше некому. Это будет означать отсрочку на несколько часов, а то и дней.

Кончив копать вторую ямку для Дейрдры, Инди лег на живот и опустил лицо в ямку. Дейрдра поступила точно так же.

– Чертовски скверно тут умирать, Инди.

– Знаю. Вот и не станем.

Он встал и начал выгребать осыпавшуюся землю из ямки, увеличивая углубление. Потом растер землю между пальцами и поднес руку к свету факела.

– Что там? – спросила Дейрдра.

– Зола. Здесь был очаг.

– Инди, неподходящее ты выбрал время для археологических изысканий.

Он запрокинул голову, глядя в потолок пещеры, находящийся в двенадцати футах над ним.

– Для изысканий – нет, а вот для поисков выхода – самое подходящее.

Очаг в глубине пещеры означает, что должен быть и дымоход. Инди встал и попросил Дейрдру подержать факел. Сперва он видел лишь грубую поверхность камня без каких-либо намеков на отверстие. Затем понял, что прямо над головой видно какое-то углубление. Отверстие перекрыто, но какой оно ширины?

Дейрдра проследила направление его взгляда.

– Дымоход?

– Вот именно.

– Но как нам туда добраться?

Инди подобрал колотушку и пару лишних металлических колышков.

– По стене.

Приходилось спешить. Инди вбивал колышки в стену через каждые пару футов и, держа факел в одной руке, быстро поднимался по стене. Теперь дымоход стал виден лучше. Углубление в его основании около трех футов в поперечнике, но быстро сужается и закрывается. Может быть, Инди сумел бы вклиниться в этот проем и поработать в висячем положении. Проблема состоит лишь в том, что проем находится в пяти футах от стены.

Инди спустился.

– Не получится!

– Я могла сказать это заранее, – теперь голос Дейрдры был полон безысходности, и винить ее тут не за что. Она посмотрела в сторону входа в пещеру. – Может, нам удастся откопать принесенные плотниками доски и построить лестницу?

– Слишком опасно, – покачал он головой. – Газ доконает нас еще до того, как мы доберемся до первого бруса. У меня есть идея получше.

Он закрепил факел в держателе на стене, собрал оставшиеся колышки и двинулся к стене напротив той, на которую уже взбирался. Там он принялся быстро вбивать колышки примерно на тех же уровнях. Затем взял новый моток шпагата и принялся его разматывать. Привязав конец шнура к нижнему колышку, Инди двинулся к противоположной стене. Шпагата хватало, так что резать его Инди не стал, а вместо того, обвязав вокруг колышка, направился обратно. Так он и ходил от стены к стене, понемногу взбираясь наверх, пока не сделал веревочные тенета, достигающие потолка.

– Инди, надо поторопиться. Опять появился запах газа. Усиливается.

– Знаю, – в висках у Инди снова пульсировала боль.

Схватив лежавшую на полу кирку, он зажал рукоятку в зубах и осторожно ступил на нижнюю веревку. Под его весом она натянулась, опустившись почти до пола, но не лопнула. Подняв свободную ногу, он поставил ее на вторую ступеньку, потом на третью. Подошва соскользнула, и он зацепился за шпагат коленом. Шнур, за который он держался рукой, опасно натянулся. Внезапно один колышек вылетел из стены, и Инди обрушился на стоявшую внизу Дейрдру, свалив ее на землю.

Инди поспешно вынул кирку изо рта; ее острый конец порвал ему рубашку и ободрал грудь. По животу побежала струйка крови. Инди перекатился на бок и спросил:

– Ты цела?

– Порядок. А ты?

– Прекрасно, просто прекрасно.

Он опять взялся за дело. Отыскав выскочивший колышек, вогнал его в стену до самого конца, повторив ту же операцию со всеми колышками на обеих стенах, потом начал второе восхождение к дымоходу.

– Только не стой теперь подо мной.

– Поторопись, пожалуйста, – Дейрдра закашлялась.

Несмотря на ее просьбу, Инди не спешил, аккуратно взбираясь по веревочной паутине, пока его голова не оказалась в дымоходе.

– Проклятье! Я забыл кирку.

– Я брошу ее тебе, – предложила Дейрдра.

Инди представил, как тянется за киркой, и все веревочные тенета рвутся. «Или такое, – подумал он, – или кирка воткнется мне в спину». Ему в голову пришел иной план.

– Нет, пока просто подержи ее.

Он взобрался повыше, развернулся и сумел прижаться лопатками к стенке дымохода. Потом, затаив дыхание, медленно приподнял правую ногу и потянулся к противоположной стенке. Если шпагат лопнет сейчас, то придется пролететь двенадцать футов и грохнуться на спину. Вот стенки коснулись пальцы ноги, потом вся подошва. Инди быстрым движением подтянул левую ногу, изо всех сил упираясь спиной в стену дымохода. Потом начал извиваться, продвигая лопатки вверх, пока вся спина не уперлась в стенку.

Облегченно вздохнув и чувствуя себя более уверенно, он взялся за кнут, по-прежнему висевший у пояса, и отвязал его. – Привяжи кирку к концу, – распорядился Инди, разматывая кнут.

Дожидаясь, пока Дейрдра закончит возиться с киркой, Инди ощупал потолок отверстия и обнаружил, что оно перекрыто тремя камнями размером с баскетбольный мяч. Нанесенная ветром и дождем за многие годы земля забила промежутки между камнями. Задачка предстояла не такая уж и простая.

Вытащив кирку, он привязал кнут обратно к поясу и начал подкапывать один камень. В тесном дымоходе негде было замахнуться; для удара оставалось каких-нибудь шесть дюймов. Комья земли сыпались Инди на лицо и на грудь, от пыли слезились глаза.

Сделав пару дюжин ударов, он прервался. Камень по-прежнему прочно сидел на своем месте. Даже если удастся подкопать один из камней, тот свалится на Инди и выбьет его с этого неудобного насеста. Инди уже охватывало отчаяние, когда из щели между камнями вывалился изрядный ком грязи, и в отверстие начал просачиваться лучик света. Свет принес надежду, и Инди с удвоенной силой возобновил атаку на камни. Когда он, наконец, остановился, чтобы отдышаться, то был покрыт землей с головы до ног, но дело с мертвой точки почти не сдвинулось.

– Инди, есть идея! – крикнула снизу Дейрдра.

– Какая?

– Ты можешь вколотить там в дымоходе еще пару колышков?

– Наверное. А что?

– Если ты вобьешь их возле бедер, то будет за что ухватиться. Тогда ты сможешь вытолкнуть камни ногами.

Инди мог бы перечислить целый ряд доводов против этого предложения: колышки могут выскочить; угол окажется слишком острым и не даст нужной опоры; на все про все может уйти слишком много времени. Но споры ни к чему не приведут.

– Надо попробовать, – заключил он раздумья, снова развернул кнут, а Дейрдра привязала к его концу пару колышков и колотушку. Вбивать колышки в ту же стену, к которой прижимаешься спиной, ужасно неудобно. Инди не видел, что делает, и раз пять съездил себе по пальцам. Но в конце концов, после огромного множества ударов, колышки сидели на месте. Инди испытал их, крепко ухватившись за колышки, повиснув всем телом на руках и опустив ноги вниз.

Убедившись, что колышки держат его вес, Инди начал переступать по противоположной стенке ногами, пока не скорчился в клубок, уперев ноги в потолок. Колени вдавились ему в грудь. Ну все, можно начинать! Он сосредоточил усилия на одном из камней, ударяя его то каблуками, то подошвами ботинок. Камень крепко сидел на месте. Инди осыпал его градом ударов, сверху обильно посыпалась земля. Во рту было сухо, на зубах скрипел песок, глаза заволокло слезами.

Камень и не шелохнулся.

– Дейрдра! – позвал Инди, остановившись, чтобы отдышаться.

Ответа не последовало.

Опустив ноги, он поглядел вниз, но девушки нигде не было видно.

– Дейрдра! – изо всей мочи крикнул он.

– Профессор Джонс? Где вы?

Инди в недоумении огляделся. Голос принадлежал мужчине, а уж никак не Дейрдре. И доносился приглушенно, непонятно откуда. И тут голос раздался снова. Инди поднял голову.

– Я тут!

– Где?

Он снял кирку с пояса и постучал по камням.

– Карл, я их нашел! Вот тут.

Слава Богу, плотники!

– Я тут! – снова заорал Инди.

Внезапно на него обрушился новый град земли. Один из камней зашевелился. Инди начал подталкивать его подошвами, и ощутил, как камень выкатился из отверстия. В глаза ударил ослепительный дневной свет. Инди опустил ноги и посмотрел вниз, но ничего не мог разглядеть.

– Дейрдра, ты меня слышишь?

Он опустился вниз, повиснув на вытянутых руках. Здесь запах газа ощущался сильнее. В голове будто молоты стучали; он ощутил дурноту. Затем увидел распростертую на полу Дейрдру. Из отверстия над его головой сочился свежий ветерок. Инди подтянулся, набрал полные легкие чистого воздуха, задержал дыхание и снова повис на руках. Покачавшись секунду в шести футах от пола, он отпустил колышки. Веревочных тенет он больше не видел; падая, зацепился правой лодыжкой за какой-то из нижних шнуров и рухнул на землю, сильно ударившись боком.

Скривившись от боли, он чертыхнулся и пополз на четвереньках к Дейрдре. Перевернул ее и поднес ухо ко рту девушки. Она дышала едва-едва слышно. Долго ей не продержаться, как, впрочем, и ему. Хоть Инди и задержал дыхание, едкий запах газа уже щекотал ноздри. Не теряя времени, он вытащил нож и быстро отрезал три куска шпагата, свил их вместе, завязал один конец у Дейрдры под мышками, а второй взял в зубы. Хотел подтащить ее прямо под отверстие, но вовремя одумался.

Запрокинув голову, Инди с прищуром поглядел на дымоход. Глаза уже приспособились к свету, и он разглядел руки, вытаскивающие из отверстия еще один камень. Сняв кнут с пояса, Инди резко и коротко взмахнул рукой – кончик кнута несколько раз обвился вокруг одного из колышков в дымоходе. Медленно выпустив из разрывающихся легких воздух, Инди начал взбираться по кнуту, пытаясь опираться ногами на остатки тенет, но ступни то и дело соскальзывали.

Он был уже на полпути к дымоходу, когда услышал шорох и хруст. Поглядев вверх, он увидел вываливающийся камень. Плотники пытались его подхватить, несколько секунд удерживали, но оба оставшихся в дымоходе камня выскользнули у них из рук и одновременно рухнули. Один едва не задел левый бок Инди, второй лишь ободрал ему правый локоть.

Но радоваться своей удачливости у Инди времени не было. Колышек, на который навился кнут, понемногу выползал из стены. Инди вот-вот грозило падение спиной на пол, когда один из плотников уцепился за кнут.

Они вдвоем заглянули в отверстие и начали вытягивать кнут, пока не смогли ухватить Инди за запястье. Через секунду его уже вытащили на свет. Инди вдохнул пьянящего свежего воздуха и вырвал из сцепленных зубов скрученный шпагат.

– Вытащите ее скорей! Газ!

Он попытался сесть и помочь им, но без сил рухнул обратно на мягкое вересковое ложе. Он бы выжат до последней капли, и мог лишь полной грудью вдыхать самый лучший на свете воздух.

Когда он пришел в себя, Дейрдра лежала в паре футов от него, а оба плотника суетились возле нее.

– Надо побыстрей везти ее прямиком к доктору, – сказал один.

– Не знаю, дотянет ли она, Ричард, – откликнулся второй. – Едва дышит.

 

13. Такие разные гости

Дейрдра открыла глаза, силясь понять, что именно ее разбудило. Она лежала на покрытом чистыми простынями матрасе под шерстяным одеялом; голова ее покоилась на пуховой подушке. Дейрдра совершенно не представляла, ни как попала сюда, ни сколько здесь пробыла, ни даже где находится.

Раздался стук в дверь.

– Кто там?

– Дейрдра, это я.

– Инди?

– Кто-кто?

Какой вкрадчивый, слащавый голос! Это не Инди. Холодный ужас охватил ее, когда дверь распахнулась; Дейрдра была не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. В комнату ворвался клин мертвенно-белого света, в центре которого обрисовался темный силуэт. Даже не видя скрытого тенью лица, Дейрдра поняла, что это Адриан. Его присутствие было буквально обоняемым. Он вечно распространял вокруг себя аромат дорогого французского одеколона, собственной кожи и улыбки. Да-да, даже его улыбка обладала собственным запахом!

– Что ты тут делаешь? – Дейрдра пыталась придать голосу властные нотки, но он предательски дрогнул. Она поняла, что Адриан не пропустил этого мимо ушей.

– Услыхал, что случилось. – Теперь он стоял у кровати, сверкая белозубой улыбкой, от которой ямочка на подбородке проступила еще отчетливее. Волнистые волосы, как всегда, были идеально причесаны. Он выглядел точь-в-точь как на недавно виденном Дейрдрой газетном фото. – Хотел убедиться, что с тобой ничего дурного не стряслось.

– Я знаю, это твоих рук дело. – Она натянула одеяло до самого подбородка, надеясь, что Адриан уйдет, но он не трогался с места, лишь смахнул с лацкана модного пиджака невидимую пылинку.

– Вовсе не моих, дорогая.

– Ты всегда делаешь свои грязные делишки чужими руками, так ведь?

– Ах, Дейрдра! – хмыкнул он. – Уж тебе-то следовало бы знать, что если бы я хотел твоей смерти, ты была бы уже мертва.

Он подошел ближе. От его присутствия в комнате похолодало, и Дейрдра потерла озябшие предплечья ладонями. И его аккуратно набриолиненная прическа, и его ослепительная улыбка вызывали у нее лишь тошноту.

– Я же тебе говорила, что не желаю иметь с тобой ничего общего. Оставь меня в покое.

– Сейчас это уже невозможно. Арахна знает слишком много.

– Кто?

Тут он расхохотался своим звучным гортанным смехом и отступил от постели.

– Оставь меня в покое! – закричала она.

Он снова рассмеялся и начал таять в воздухе. Вот уже сквозь него виден дверной косяк, стена…

Дейрдра резко села, протирая глаза; казалось, смех Адриана еще витает в воздухе. Взгляд ее обежал стены цвета абрикоса, семейный портрет – лица казались смутно знакомыми, – пейзаж с замком и полотно с поднявшим руку в жесте благословения Иисусом, чье сердце ало пламенело в груди.

Ощутив слабость и головокружение, Дейрдра откинулась назад, опираясь на локти. Горло и легкие пылали, будто в огне. Увидев свой чемодан рядом с кроватью, она все равно не смогла сориентироваться. Это вовсе не постоялый двор; и все-таки что-то в этой комнате казалось знакомым. Поглядев сквозь приоткрытые занавески, Дейрдра увидела хребет теряющихся в голубой дымке дальних холмов. И тут же узнала до боли знакомый пейзаж. Она в своей старой комнате. Стены перекрасили, и картины принадлежат не ей, но это ее собственная в комната в доме, где она выросла.

Дверь со скрипом приоткрылась; в проеме показалось похожее на луну, круглое и бледное лицо Марлис, почтенной жены старосты. Ну конечно! – когда Дейрдра с родителями перебрались в Лондон, дом приобрел староста.

– Дейрдра, как ты себя чувствуешь? – Марлис переступила порог. – Ты что-то кричала.

Дейрдра с усилием улыбнулась.

– Наверно, приснилось что-нибудь.

«Адриан, что-то про Адриана», – подумала она, а вслух спросила:

– Давно я здесь?

– Уже почти два дня. А разве ты не помнишь? Ты пару раз приходила в себя.

Дейрдре смутно припомнилось, как она с кем-то разговаривала – то ли с доктором, то ли с Адрианом. Мысли ее путались.

– Мы очень за тебя волновались, – продолжала Марлис. – Все ужасно обрадовались, когда доктор сказал, что ты поправишься. Дай-ка я его приведу. Он хотел тебя осмотреть, как только ты придешь в себя.

– Погодите, – остановила Дейрдра собравшуюся закрыть дверь хозяйку. – Джоанна, моя мать…

– Мы послали телеграмму в Лондон. Ждем ее приезда с минуты на минуту.

Дейрдра поблагодарила жену старосты и, оставшись одна, устроилась поудобнее. Глаза ее опять слипались, и приход доктора пробудил девушку от легкой дремоты. Доктор – тихий пожилой человек – знал Дейрдру с тех времен, когда она была еще несмышленым ребенком. Послушав ее сердце, осмотрев глаза и горло, доктор сделал какие-то пометки в извлеченном из саквояжа черном блокнотике и прописал ей постельный режим, пояснив:

– Жжение в легких постепенно пройдет, по мере вывода яда из твоего организма.

– И сколько это продлится?

Доктор задумчиво постучал ручкой по блокноту.

– Ну, от пары дней до недели. Заранее не угадаешь. Тебе очень повезло, Дейрдра. Надышись ты газом чуточку сильнее – и серьезных проблем не избежать. Будь ты поближе к его источнику или пробудь в пещере подольше, и дело могло обернуться совершенно иначе.

– А почему я так много сплю?

– Тебе нужен был отдых, и когда я увидел, что ты вне опасности, то дал тебе успокоительное.

– По-моему, у меня провалы в памяти. Почти ничего не помню.

– Это не страшно. Временное явление. Пройдет, когда действие лекарства прекратится.

Уже собираясь выйти, он улыбнулся и сказал, что к ней гость, но остаться ему можно лишь минут на пять, и чтобы она постаралась не волноваться.

– Кто это? – подозрительно поинтересовалась Дейрдра.

– Профессор Джонс.

– Спасибо, доктор. Попросите его дать мне пару минут.

Стоило доктору закрыть за собой дверь, как Дейрдра медленно спустила ноги с кровати и полезла в чемодан за расческой. Собственное тело казалось ей совершенно чужим. Когда раздался стук в дверь, Дейрдра уже успела причесаться, почистить зубы и сесть в кровать.

– Войдите.

– Как я рад снова видеть тебя с открытыми глазами! – сказал Инди, входя в комнату. Озабоченность на его лице мешалась с радостью.

– Я тоже рада тебя видеть. Ты опять там, правда?

Его одежда была испачкана землей, на лице подсохли полоски грязи, будто он так и не переоделся после обвала.

– Помогаю Карлу и Ричарду расчистить вход от камней, – он оглядел свою одежду. – Когда Марлис сказала, что ты пришла в себя, меня охватило желание увидеться с тобой тотчас же. Всякий раз, когда я наведывался, ты спала.

Измазанные лоб и щеки придавали ему сходство с малолетним мальчишкой.

– По-моему, ты и так хорош, Инди. Я так счастлива, что ты здесь!

– Ты не представляешь, как я беспокоился, – он присел на краешек кровати.

Его красноречивый взгляд заставил Дейрдру вспомнить о мгновениях, предшествовавших обвалу. Теперь они казались дивным сном, грубо прерванным звонком будильника. Быть может, он тоже об этом думает. Потом она вспомнила рассказы Марлис и доктора о том, как Инди спас ее.

– Спасибо, что вытащил меня оттуда. Мне рассказали про тебя.

– Лучше поблагодари заодно Карла и Ричарда. Если бы они вовремя не подоспели, нас бы с тобой уже не было.

– Они видели, кто это сделал?

Он покачал головой.

– Надеемся, разобрав осыпь, наткнуться на какие-нибудь доказательства, что причиной обвала послужил взрыв.

– Разумеется, взрыв, а что ж еще?

– Доказательств пока нет. Вид такой, будто просто не выдержал свод пещеры.

– Но с газом-то как? – Дейрдра села в кровати.

– На сей раз ни следа.

– Инди, но я уверена…

Он остановил ее движением ладони.

– Разумеется, газ был. Нам это известно обоим.

Она уже хотела требовать разговора с констеблем, выясняющим причины инцидента, как раздался стук в дверь.

– Дейрдра, к тебе еще один гость.

Не успела девушка проронить ни слова, как Марлис распахнула дверь и отступила в сторону. Вихрем влетевшая в комнату Джоанна кинулась обнимать дочь.

– Я примчалась, как только узнала, – она оглядела Дейрдру, отстранив ее от себя на вытянутую руку, потом уселась на кровать. – Марлис сказала, что ты поправляешься. Как я рада! – И повернулась к Инди. – Так что же именно произошло? Я хочу выслушать все от и до.

Когда Джоанна вошла, Инди встал. Теперь же он уселся на стул у кровати и старательно изложил все от начала и до конца, опустив лишь вопрос о том, чем они с Дейрдрой занимались, когда взрыв свалил их на землю.

– Не знаю, может, кто-то хочет нас отпугнуть, – он пятерней расчесал волосы. – Кого могут беспокоить наши раскопки в пещере?

Взгляд Джоанны был устремлен к синеющим за окном холмам.

– Есть и такие, кому наши действия могут показаться преступными, – уклончиво отозвалась она. Потом, помолчав, добавила: – Старые обычаи умерли в Шотландии не до конца.

– Ты имеешь в виду этих дурацких друидов? – нахмурилась Дейрдра.

– А что, здесь есть друиды? – приподнял брови Инди.

– Здесь вечно ходят слухи о шабашах, – спокойно, как о само собой разумеющемся, сообщила Джоанна. – Однако, по-моему, они наезжают сюда лишь время от времени.

– Но раз они так трясутся над этой чертовой пещерой, чего ж подняли ее на воздух? – не удержался Инди.

– Может, они больше трясутся из-за нас. Хотят выпроводить нас отсюда. – Джоанна встала. – Мне следовало просить вас не распространяться насчет свитка. Я старалась не дать этой вести проникнуть в академические круги, пока мы не соберем побольше данных, но не представляла, что тут это тоже имеет значение.

– Но с какой стати в нас видят угрозу? – спросила Дейрдра. – Просто в голове не укладывается.

– Фанатикам мерещатся угрозы там, где никому и в голову не придет, – ответила Джоанна.

– И что же нам делать? – не унималась Дейрдра.

– По-моему, тебе следует вернуться в Лондон. Так безопаснее.

«Чего и следовало ожидать», – подумала Дейрдра. Джоанна вечно старалась оградить ее от всевозможных опасностей.

– А ты? Что будешь делать ты?

– Мы с профессором Джонсом возобновим раскопки, как только будет разобран завал. Для присмотра за пещерой я найму вооруженную охрану. Вызову сюда пару-тройку своих студентов и две недели будем трудиться, не покладая рук.

– Джоанна, я тоже остаюсь.

– Дейрдра, пожалуйста, поезжай. Ты не в состоянии работать. Я хочу, чтобы в Лондоне тебя осмотрел специалист.

– И не подумаю. Я здесь выросла, здесь моя родина. Разве в Лондоне меньше опасностей? – В поисках поддержки Дейрдра устремила взгляд на Инди, но он отвел глаза в сторону, будто не хотел встревать в отношения матери с дочерью.

– Дейрдра, только не втягивай профессора Джонса. Это наше с тобой дело.

– Если вы не возражаете, я пойду умоюсь. – Инди пошел к двери, но на пороге обернулся. – Я понимаю, Джоанна, что это не мое дело, но мне кажется, что Дейрдре безопаснее остаться с нами, чем возвращаться в одиночку.

– Вот видишь, Джоанна!

Джоанна надула губы, и слегка ссутулившись, вздохнула.

– Ладно. Можешь остаться, но, пожалуйста, не блуждай где попало в одиночку. Ты даже не представляешь, с кем мы столкнулись.

– А ты?

– По-моему, догадываюсь.

* * *

Чуть позже, когда Дейрдра снова осталась одна, Марлис принесла поднос с большой миской супа. Присев на край постели и прихлебывая суп, Дейрдра вспомнила обрывки разговора с Адрианом во сне. Он упомянул имя «Арахна», и Дейрдру поставило это в тупик. Пещеру взорвали не друиды, а Адриан. Но почему она ничего не сказала Джоанне?

Дейрдра бросила ложку в миску. Нет, Адриана тут не было. Это был лишь сон, потому-то она ничего и не сказала. Все это лишь пригрезилось, хотя выглядело настолько реальным; дело разыгралось не среди воображаемого пейзажа, где все лишено смысла, а прямо здесь. Адриан вошел в дверь, стоял у кровати и разговаривал с ней. Но тут Дейрдра вспомнила, что он не ушел, а просто растаял – значит, дело разыгралось все-таки во сне.

Услышав стук в дверь, она оцепенела, устремив взгляд на дверь и страстно желая, чтобы неведомый посетитель ушел. Ей даже не хотелось знать, кто это. Затем дверь приоткрылась на несколько дюймов и в щель просунулась голова Марлис.

– Дейрдра, ты не спишь?

Девушка потерла виски.

– Нет. Суп я съела. Спасибо, Марлис.

– Пришел отец Бирн. Может, сказать ему, что ты устала и не можешь его сейчас принять?

Дейрдра на миг задумалась.

– Нет, пусть войдет.

Она откинулась на подушку, и Марлис поправила ей одеяло.

– Я скажу ему, чтобы не засиживался, потому что ты устала, – сказала жена старосты, забирая поднос.

– Добрый вечер, – входя в комнату, поздоровался Бирн. – Надеюсь, я тебя не слишком потревожил.

– Нет. Спасибо, что пришли.

Он уселся на стул рядом с кроватью и спросил, как она себя чувствует. Дейрдра хотела уж сказать, что чувствует себя лучше, но внезапно ударилась в слезы. Словно дитя в исповедальне, она выложила проповеднику все-все об Адриане – от первой встречи с ним и неподчинения предостережениям матери, и до того, что за этим последовало. А под конец рассказала сегодняшний сон.

Слушая ее, Бирн склонил голову, спрятав лицо в подставленные ладони. Его поведение показалось Дейрдре странным, но, быть может, он всегда выслушивает исповеди именно так. Закончив рассказ, девушка принялась разглаживать ладонями простыни.

– Простите, отец. Я просто не знаю, как быть дальше.

Он поднял лицо и заморгал. Уголки его глаз покраснели – Дейрдре подумалось, что это просто от возраста, а не от реакции на ее рассказ.

– Хорошо, что ты мне все рассказала. – Голос пастора звучал утешительно. – Тебе надо было излить душу.

– Но что же мне делать?

Бирн откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

– Как ты относишься к профессору Джонсу?

– Ну, я…

– Причина в том, девушка, что если ты будешь держаться от него подальше, этот Адриан может оставить тебя в покое.

– Нет, я не могу ему позволить так поступить со мной. Инди… Я люблю его, отец.

– Ладно, девушка, – поднял Бирн ладонь, – это я и хотел услышать. А как профессор Джонс относится к тебе?

– По-моему, точно так же.

– Он безумец, если не разделяет твоих чувств, – улыбнулся Бирн. – По-моему, лучше всего тебе как можно быстрей уехать из Уиторна вместе с профессором Джонсом и матерью.

– Джоанна решительно настроилась на раскопки. Она не уедет.

– Но это не значит, что вы с профессором Джонсом обязаны оставаться. Я уверен, что Джоанну тревожит твоя безопасность, и она поступит, как лучше.

– А как быть с Инди? По-вашему, я должна рассказать ему об Адриане?

– Ну, не стоит отпугивать человека, которого любишь.

– Знаю. Но он достоин получить объяснения.

– Не беспокойся. Все образуется, вот увидишь. А теперь отдохни. Здесь ты в безопасности.

Дейрдра проводила взглядом заковылявшего к двери старого проповедника. Хотелось бы ей разделять его веру.

 

14. Арахна

Инди пробирался сквозь завал, откатывая камни и лопатой набрасывая землю и гравий в тачку. Свод пещеры у входа от взрыва обрушился, и земля вперемешку с камнями заблокировала проход во внутренний зал. Они с Джоанной обсудили возможность начать раскопки, используя в качестве входа дыру в потолке, но быстро отвергли этот вариант. Пещера завалена, а в дымоход поступает слишком мало свежего воздуха.

Джоанна ушла час назад, когда они наконец-то расчистили проход. Ей не терпелось возобновить раскопки завтра же, а Дейрдра уже готова к ним присоединиться. Преданные Джоанне всей душой Ричард с Карлом разбили палатку прямо у пещеры и ночами по очереди несли вахту. Как раз сейчас плотники были заняты тем, что откапывали и собирали остатки досок и выискивали погребенные обвалом инструменты. Инди, со своей стороны, старался откопать кое-какие интересующие его предметы; до сих пор не нашлось никаких следов взрыва или источника газа.

На глаза ему попалась груда земли сбоку от пещеры, которую он проглядел прежде. Инди раскидал землю и мелкие камешки носком ботинка и наткнулся на что-то твердое. Опустившись на колени, он одетыми в перчатки руками отгреб еще немного земли и в сердцах отшвырнул горсть грязи.

– Потрясающе! Очередной булыжник.

Инди огорченно наподдал камешек. Ведь должна же найтись хоть какая-нибудь ниточка, ведущая к разгадке причины взрыва, а то и к его организаторам. Джоанна по-прежнему была убеждена, что всему виной некие защищающие Мерлина язычники, друиды, пытающиеся воспрепятствовать археологам начать раскопки в пещере. Но Инди в глубине души все время помнил о пауках и скорпионах. А еще о стычке с ухажером Дейрдры. Быть может, и на сей раз он просто вляпался в очередное дерьмо. Инди просто не знал, что и думать.

– Инди! – раздался голос Карла.

Обернувшись, Инди увидел, как Карл разгребает землю руками, и поспешил к плотнику, работавшему рядом с внутренним краем затронутого взрывом участка. Перед ним лежал полузасыпанный темно-зеленый цилиндр. Наклонившись, Инди понюхал и сморщил нос.

– Оно самое! Ты нашел его, Карл.

Опустившись на колени, Инди начал осторожно окапывать цилиндр с боков. Затем они вдвоем с Карлом подняли находку, вытащили из дыры и установили на груду камней.

Карл поднял глаза на подошедшего брата.

– Видал, Ричард? Хлорный баллон, то есть бывший.

Инди наклонился и осмотрел цилиндр еще раз.

– Карл, а откуда ты знаешь?

– Такие же использовали на войне.

– Вам с Дейрдрой просто повезло, что вы остались в живых, – заметил Ричард. – Должно быть, его положили сюда, открыли, а потом подорвали заряд, чтобы перекрыть выход. Только не догадались, что заряд достаточно сильный, чтобы похоронить заодно и баллон.

– Мы отнесем его констеблю, профессор, – постучал Карл костяшками пальцев по зеленому металлическому боку. – Думаю, ему будет интересно взглянуть на эту штуковину. Может, теперь он что-нибудь сделает.

– Как вы думаете, откуда его взяли?

Братья-плотники переглянулись.

– Мне кажется, со старого склада армейской амуниции. До него пару миль от селения.

– Кто имеет туда доступ?

– Насколько я знаю, только расквартированные там солдаты.

Инди направился обратно в селение. Приехав на постоялый двор, он направился прямо в комнату Дейрдры – очень уж не терпелось рассказать об открытии; но на полдороге передумал, решив, что лучше сперва принять ванну.

В своей комнате он включил воду, сбросил одежду и полез в ванну. В комнате Дейрдры слышался шум. Что она там, мебель двигает, что ли? Улегшись в ванне, Инди дважды стукнул в стену. Ему показалось странным, что Дейрдра не ответила на стук, но задуматься над причиной этого Инди не успел – дверь комнаты внезапно распахнулась, и в нее ворвались двое мужчин.

На обоих были закрывающие лица черные колпаки с дырками для глаз, носа и рта. Стоило Инди увидеть их, и он тут же вскочил, но оказавшийся ближе бандит бросился на него, схватил за плечи и опрокинул в ванну, расплескав воду во все стороны. Инди пытался вырваться, но пришелец оказался сильнее. Его большие пальцы вдавились Инди под кадык, погружая молодого профессора все глубже и глубже. Инди удалось упереться основанием ладони в подбородок нападающего, заставив его откинуть голову; на мгновение перед глазами мелькнул шрам у того на горле – и тут же глаза Инди залила вода. Размытое видение головы в дырявом капюшоне маячило перед ним, будто гигантский спрут, своими щупальцами высасывающий из него жизнь.

Забулькал вырывающийся из губ воздух. Инди пытался бороться, но втуне. Пальцы нападающего впивались все крепче и крепче. Свет в глазах Инди померк. Он вдруг узрел себя ребенком, сидящим на коленях у матери, потом оказался рядом с отцом у края ее могилы, ломая голову, что такое смерть. Теперь он больше не сомневался, что снова свидится с матерью. Она ждет его.

Инди готов был потерять сознание, когда расслышал громкие удары. «Сердце, – шевельнулась вялая мысль. – Сердце захлебывается в предсмертной агонии». Тут давление на кадык чуть-чуть ослабло; Инди не замедлил этим воспользоваться. Лягнув босой ногой воздух, он попал нападающему в челюсть. Тот отлетел на шаг, выпустив шею жертвы. Инди ракетой вылетел из-под воды, взахлеб впивая воздух, и вцепился в нападавшего. Но еще был настолько слаб, что совладать с головорезом не мог; тот загонял его под воду.

И тут стук раздался снова. Кто-то колотил в дверь. Вместо крика о помощи Инди сумел издать лишь слабый полузадушенный хрип. В отчаянии он снова лягнулся. Пятка уперлась в грудь нападающего, Инди внутренне собрался и толкнул его что было мочи. Тот опрокинулся на спину, Инди полез из ванны и еще стоял в ней одной ногой, когда убийца опять налетел на него, швырнув о стену.

Вскинув руки, Инди сорвал со стены картину с натюрмортом и разбил ее о закрытую капюшоном голову. И тут дверь резко открылась, едва не слетев с петель, и кто-то крикнул:

– Эй, какого черта?! Что тут такое?

Инди узнал Джека Шеннона, но не успел предостерегающе выкрикнуть, как второй головорез выскочил откуда-то сзади Шеннона, ударил его кулаком в живот, а потом наподдал ногой в бок.

– Мотаем отсюдова! – крикнул он своему напарнику, все еще украшенному рамой картины. Тот еще раз ударил Инди о стену и отпустил.

Инди медленно съехал в ванну и чуть-чуть отдышался. Потом, ухватившись за края, кое-как привстал, выбрался из ванны и на четвереньках пополз к комоду. Шеннон цеплялся за стену, пытаясь подняться на ноги, тихонько постанывая и держась за больной бок.

– Джек, ты в порядке?

– Спроси об этом на будущей неделе.

Инди стащил с крючка халат, кое-как распрямился и влез в рукава. Потом едва успел добраться до раковины, как его стошнило. Когда же наконец оглянулся, то увидел, что Шеннон беседует с выглядывающей из дверного проема Лили.

– Я позову доктора Кемпбелл, – сказала она и скрылась.

– Ты продолжаешь водить дурные знакомства, Инди, – отворачиваясь от двери, заметил Шеннон.

– Смахивает на то. В комнате царил полнейший разгром. Ящики комода были вывернуты, содержимое их раскидано. Матрас свешивался с кровати на пол. Тут Инди внезапно припомнил шум, доносившийся из комнаты Дейрдры и заковылял в коридор, все еще чувствуя тошноту. Шеннон потащился следом.

– Ты куда?

Инди открыл дверь комнаты Дейрдры и увидел, что там все перевернуто вверх дном с тем же варварством, что и у него.

– Черт, что они выискивали? – спросил Шеннон.

Инди приподнял за угол вывороченный ящик комода. Под ним обнаружилась груда одежды.

– По-моему, золотой свиток.

– Золотой?!

– Ага, – Инди обернулся. – Кстати, а какого черта здесь делаешь ты?

Не успел Шеннон ответить, как их прервал звук раздавшихся в коридоре голосов.

– Инди!

В дверях стояла Дейрдра, а за ее спиной виднелись Джоанна и Лили. Дейрдра огляделась, изумленно распахнув глаза и разинув рот, словно приведенная в беспорядок мебель и одежда сбили ее с толку, сделала пару неверных шажков в комнату; Инди поспешил к ней навстречу и едва успел подхватить в тот самый момент, когда она рухнула без сознания.

С помощью хозяйки Шеннон установил матрас на раму кровати, а Инди уложил Дейрдру.

– Я в порядке, – промямлила она. – Я в порядке. Просто хотела чуток отдышаться.

– Вы видели, кто это сделал? – спросила Джоанна.

– Он видел, уж будьте покойны, – отозвался Шеннон. – Они его едва не укокошили.

– А вы кто такой? – подозрительно поинтересовалась Джоанна.

– Мой старый друг, товарищ по комнате в колледже, – пояснил Инди и поглядел на Шеннона. – Наверно, просто заехал в гости.

– Так что же случилось?

Инди рассказал ей о нападении и о том, как появление Шеннона спасло его от верной смерти.

– Это были два здоровых головореза в черных масках.

– Вы их видели? – обернулась Джоанна к Лили.

– Не видела, чтобы кто-нибудь приходил или уходил.

– Простите, я на минуточку, – сказала Джоанна и вышла.

Инди, нахмурившись, снова повернулся к Лили.

– Так вы абсолютно убеждены, что никого не видели?

– Ну, в общем, я ненадолго отошла, и они могли прошмыгнуть в дом, но не представляю, как они удрали. Как ваш друг приехал, так я все время была внизу.

– Это означает… – Инди на мгновение задумался. – Это означает лишь одно – они спрятались в другой комнате.

Выйдя в коридор, он направился к комнате Джоанны. Когда он подошел, Джоанна стояла на пороге; Инди успел бросить внутрь лишь мимолетный взгляд, прежде чем она захлопнула за собой дверь.

– Ко мне они тоже наведались, – сообщила Джоанна. – Должно быть, только что ушли. Дверь была нараспашку, а когда я выходила, то закрыла ее за собой.

– Что-нибудь исчезло?

– По-моему, никто из нас на сей счет может не беспокоиться. Это не заурядные воришки. Они искали свиток.

– Свиток? – переспросил Шеннон. – А мне послышалось – слиток.

– Не придавай значения. Пойдем лучше посмотрим внизу.

Сбежав по лестнице, они обыскали второй этаж. На поверхностный взгляд все было в порядке, и никого поблизости не было.

– Я позову констебля, – сказала Лили. Инди кивнул.

– Если что – мы наверху.

* * *

– Так что же именно ты тут делаешь? – шагая с Шенноном в сторону харчевни, поинтересовался Инди. У них только что кончился разговор с констеблем.

– Хотел послать тебе письмо, но чем больше думал, тем явственней понимал, что оно может прийти слишком поздно. Похоже, я не ошибся. – Шеннон осторожно пощупал бок.

– И о чем же ты хотел написать?

– Для начала – о том, что пауки и скорпионы явно состоят в родстве.

– Угу, как же.

– А так, – улыбнулся Шеннон, – скорпионы – паукообразные, или арахниды. У тех и других по восемь ног.

– Ты что же, добирался до самого Уиторна, чтобы дать мне урок биологии?

– Не совсем. Инди, их название тебе ничего не напоминает?

– Напоминает. Паучьи образины.

– Нет, я о втором.

– Арахниды, что ли?

– Ты же знаток греческой мифологии. Давай, Инди! – подзуживал его Шеннон.

Долго думать Инди не пришлось.

– А, так это в честь Арахны! Она вызвала Афину на соревнования ткачей, за что и превращена в паука.

– Верно.

– Давай угадаю, Джек. Ты считаешь Джоанну владычицей пауков.

– Так ты уже знаешь?

– Я знаю лишь то, что успел заглянуть в комнату Джоанны, прежде чем она захлопнула дверь у меня перед носом. Там царил ужасный разгром, а на висящем над комодом зеркале черными корявыми буквами было выписано одно-единственное слово.

– Арахна?

– В самую точку!

– Тут чем дальше, тем интереснее – а ведь я едва-едва приехал, – входя в харчевню, заметил Шеннон.

В битком набитой харчевне стоял неумолчный гам людских голосов; друзьям все-таки удалось отыскать свободный столик в углу. Устроившись, они заказали по кружке эля и по тарелке жареной рыбы с картошкой.

– Джек, лучше скажи что-нибудь такое, чего я не знаю.

– О, такого добра у меня навалом! Но сперва введи меня в курс, что я прозевал.

Инди вкратце изложил все, что случилось со дня его приезда, прервавшись лишь однажды, чтобы наполнить кружки. Пригубив эля, он досказал о взрыве и его последствиях. Шеннон слушал, не перебивая. Если рассказ его и удивил, то виду Джек не подал.

– Значит, хлор, да? Сдается мне, высокопоставленной особе с хорошими связями не так уж сложно наложить лапу на баллончик-другой.

– Еще бы! – Инди никак не мог взять в толк, куда Шеннон клонит.

Наконец, принесли заказанную рыбу.

– Ладно, Джек, теперь твоя очередь трепать языком

Шеннон отведал рыбы.

– Ну, прежде всего выяснилось, что наши восьминогие друзья ведут свою родословную из экзотического зоомагазинчика под Лондоном. Тебе нипочем не угадать, кто его владелец.

– Выкладывай, – беспокойно отозвался Инди и впился зубами в кусок пропитанного уксусом жареного картофеля.

– Владельца зовут Адрианом Пауэллом. При этом он еще и парламентарий.

– Член Парламента?

– Именно! Молодой восходящий политик, член консервативной партии. Его козырная карта – противостояние плану Содружества Британских наций, и он разглагольствует об этом при всяком удобном случае. Считает, что план поставит на Британской империи крест.

– По-моему, я о нем слышал. Но, Господи Боже, откуда у него время заниматься зоомагазином?

– А он и не занимается. Это делают другие.

– А какого черта он прицепился именно ко мне?

– Дай мне договорить. Видишь ли, он приобрел зоомагазин у Джоанны Кемпбелл. До того магазин принадлежал ее покойному мужу – умершему, кстати, прямо там же, от укуса коралловой змейки.

– Шикарная смерть.

– Ну-ка, отгадай, почем Пауэлл купил магазин.

– Понятия не имею, – покачал головой Инди.

– За один-единственный дерьмовый фунт! – Шеннон сделал изрядный глоток и опустил кружку на стол.

– И что отсюда вытекает?

– Не знаю, только это еще не все.

– Я почему-то так и думал, – мрачно буркнул Инди. – Валяй дальше!

– Пауэлл испытывает сильный интерес к твоей подружке Дейрдре. Они несколько раз виделись, пока она его не отшила. Смахивает на то, будто Джоанна не хотела, чтобы ее дочь якшалась с Пауэллом.

– Это по-прежнему не объясняет, зачем он послал мне пауков вместо конфет, когда я и в Лондоне-то еще не поселился.

Шеннон подергал себя за рыжую бородку.

– Вот тут полный тупик. Должна быть какая-то связь, которую мы просто не видим. Разве что он делал это просто назло Джоанне.

Инди это предположение показалось совершенно лишенным смысла.

– В результате чертовски разозлился я, а не Джоанна. Если она так не любит Пауэлла, зачем же отдала ему магазин?

– Может, ее отношение к нему круто переменилось.

– А как этот Пауэлл выглядит?

Шеннон полез в карман, вытащил сложенную газетную вырезку и протянул Инди. Тот развернул ее – на фотографии был изображен человек лет тридцати, с волнистыми волосами и улыбкой победителя.

– Это не тот, что был в библиотеке, – покачал головой Инди.

Забирая у него вырезку, Шеннон рассмеялся.

– А ты думал, член Британского парламента будет гоняться за тобой по библиотеке Британского музея? Вряд ли.

– Это я за ним гонялся! – отрубил Инди.

– Ты гонялся за парнем, которого он нанял следить за тобой.

– И все равно, как-то не верится, – Инди отставил кружку. – Я еще не знал Дейрдру и мне с высокой горки плевать на это Содружество.

– Может, плевать-то тебе и не следовало, – снова рассмеялся Шеннон. – Знаешь ли, я готов биться об заклад, что у Пауэлла имеются хорошие связи в военных кругах, дающие ему доступ к химическому оружию.

Инди потер шею.

– Ага, несомненно.

– А как у тебя дела с Дейрдрой? Я не мог не заметить, как она сомлела в твоих объятьях.

– Не уверен, что она сомлела именно от этого, но можно сказать, что наши отношения продвигаются. То есть, продвигались, пока потолок не обрушился нам на головы.

– Я считаю, она чудесная девушка, – ухмыльнулся Шеннон. – Вряд ли я одобрю, если ты ее огорчишь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, знаешь ли – нынче здесь, завтра там. Ты всегда пользовался репутацией ловеласа.

– На сей раз все обстоит иначе. По-моему, я люблю ее. Она действительно очень редкая девушка.

– Это уж точно!

– Не знаю, что тут и как, Джек, но она не выходит у меня из головы. Не представляю, чтобы кто-нибудь мог ее заменить.

– Боже мой, неужели я слышу свадебные колокола?

Инди хотел сказать, что уж не настолько потерял от Дейрдры голову, но прикусил язык. Вместо того он расплывчато сообщил:

– Мне надо поговорить с ней насчет Пауэлла.

– Не верю своим ушам! Неужто ты собрался вот так вот сложить оружие? На тебя это непохоже.

Инди вонзил вилку в кусок картошки.

– Джек, твои замашки не принесут тебе добра.

– Ага, не исключено, – Шеннон обвел харчевню взглядом. – Пожалуй, сегодня я настроен плюхнуться на кровать пораньше. Денек выдался нелегкий.

– Схожу узнаю, как дела у Дейрдры.

– Как это ни смешно, я не удивлен. Только не теряй бдительности с матушкой Джоанной. Совершенно неясно, что затеяла она.

– Я к ней присмотрюсь.

Они собрались уходить.

– Кстати, – спохватился Шеннон, – перед тем, как сегодня отойти ко сну, очень тщательно осмотри постель.

– Из-за чего это вдруг?

– Из-за клещей. Они тоже паукообразные.

– Потрясающе! – Инди невольно передернулся.