Серия «Непристойно» № 4
Название — «Filthy 4»/ «Непристойно — 4»
Автор — Megan D. Martin/ Меган Д. Мартин
Переводчик — Олеся Левина
Оформление — Наталия Павлова
Перевод выполнен для — http://vk.com/beautiful_translation
Серия «Непристойно» № 4
Название — «Filthy 4»/ «Непристойно — 4»
Автор — Megan D. Martin/ Меган Д. Мартин
Переводчик — Олеся Левина
Оформление — Наталия Павлова
Перевод выполнен для — http://vk.com/beautiful_translation
1
Ретт
Я уставился на него. Моего отца. Он стоял передо мной на его кухне, без рубашки — его тело почти в такой же хорошей форме, как и мое. Я пытался добраться до сути того, отчего только несколько минут назад ушел. Мой отец стоял над обнаженным телом Фей. Ее кожа растерзана сотнями поверхностных порезов. Черные круги под ее глазами, ее кожа белая, как у призрака. Но не такая белая, как порошок, который лежал на складке между его большим и указательным пальцами.
Это не произошло только что.
Но так и было. И я хотел ударить что-нибудь. Его. Я хотел вопить на него. Я хотел избить его лицо. Уничтожить его. Она была в его спальне. Почему она в его спальне? Он сказал, что пришел домой и обнаружил ее там. Он обнаружил ее, лежащую там, готовую трахнуться с ним, за кокаин. Готовая сделать все, что он захочет.
Я не хотел, чтобы это все было правдой. Было ли это неправильно? Было ли это настолько не правильно, что я хотел Фей для себя самого? Поэтому я должен был заставить себя держаться подальше от нее последний месяц. Поэтому я должен был физически удерживать себя от того, чтобы не приехать и не проверить ее. Она была проблемой для меня. Она заставила меня хотеть вещи, которые я никогда не хотел. И это было плохо.
Я знал, что папа позаботиться о ней. Он любил ее. В этом не было сомнений. Его сердце было больше разбито ее отъездом, чем Джессики, ее собственной матери.
— Объясни, что произошло, — я слышал, как я говорю, но звучал далеко, даже в моей собственной голове.
— Я уже рассказал тебе, сынок, — папа положил свои руки на темную, гранитную поверхность, разведя пальцы врозь. — Я пришел домой, а она была там. У нее были серьезные проблемы с наркотиками.
— Тогда почему ты, блять, не сказал мне? — я с силой сжал свои кулаки, удерживая себя от его уничтожения, его избиения. — Ты должен был позаботиться о ней. Если ты знал, что у нее есть такая проблема, поему ты не сказал мне? Ей нужна помощь, и давать ей больше того, что ранит ее, этим ей не помочь!
— Я знаю это, но я не хотел видеть, как она страдает, — его глаза просили меня, умоляли меня понять его позицию. Мы ничем не походили друг на друга, совсем. Я выглядел, как мама, по крайней мере так он сказал. Я не мог на самом деле вспомнить, как она выглядела. У него были голубые глаза с темными волосами, а у меня зеленые глаза и светлые волосы.
— Поэтому ты позволил ей просто вернуться на улицу.
— Я не знал, куда она собиралась, — он испустил глубокий вдох. — Почему ты не сказал мне, что она проститутка? — его слова были пронизаны злостью.
— Это не твое дело.
— Это охренеть какое мое дело.
Я нахмурился.
— Сейчас это не важно. Ей нужна помощь, — я вытащил телефон из кармана. Вид небольшого подсвеченного экрана успокоил меня. Я знал о нескольких местных реабилитационных центрах в Далласе. Я мог бы отвезти и проверить ее в одном из них сегодня. Цена не имеет значение. Я готов залезть в долбанные долги, чтобы оказать ей помощь, в которой она нуждается.
— Ей не нужна твоя помощь.
Я взглянул вверх, удивленный ядом в голосе отца.
— Да, ей нужна чья-нибудь помощь. Я собираюсь отвезти ее провериться в клинику.
— Нет, — отец яростно покачал головой. — Я способен помочь ей здесь, дома.
— Правда? Ты отлично постарался так быстро, папа. Она наверху не только голая в твоей постели, готовая трахнуться с тобой за кокаин, но и ее изуродованное тело на виду. Я заберу ее и окажу ей немного помощи, — я засунул свой телефон в карман, решив, что найду номер по пути, и направился обратно к лестнице.
— Нет, — отец шагнул передо мной. — Я могу справиться с этим.
Я уставился на него дикими глазами.
— Да ты издеваешься надо мной сейчас? Тебе охрененно повезло, что все, что тебе досталось — только рассечение под глазом, когда я ударил тебя, — кровь все еще стекала из поверхностной раны, и темно-фиолетовый синяк начал уже проявляться под его левым глазом.
Желание снова ударить его размножилось под моей кожей, как вирус. Он знал, что у нее есть проблемы и не сказал тебе. Даже все то время, что ты звонил ему, он уверял, что она в порядке. Он лгал тебе.
— Почему ты солгал мне?
— Солгал тебе? Что ты…
— Когда я звонил, ты сказал, что она в порядке. Хорошо. Это были твои точные слова. Почему ты солгал мне? — я сделал угрожающий шаг к нему.
— Она не хотела, чтобы ты знал. Она боялась, что ты рассердишься на нее, разочаруешься. Она умоляла меня не говорить тебе, — сказал он быстро. — Я просто уважал ее желания.
— С каких пор ты кого-то уважаешь? — папа пошутил, уверен, я люблю его, потому что он мой отец, но повсюду люди уважали его, потому что боялись. Он выходил в таком понимании, хорошим человеком на людях, но я знал его достаточно долго, чтобы уяснить, что он далеко не такой. Он коварный. Он не сделает ничего тому, кто хорошо ему служит, и он, я чертовски уверен, не будет защищать никого по доброте душевной. Так он стал влиятельным в строительном бизнесе. Он брался за задние двери, которые были покрыты грязными руками, но ни одна из них не была настолько грязной, как его собственные.
— Я уважаю Фей, потому что она моя дочь. Я поэтому ее защищаю. Потому что я люблю ее. Кое-чего ты не понимаешь.
Я закатил глаза.
— Какая разница. Мы обсудим это позже. Сейчас, я забираю Фей и отвезу ее туда, где ей окажут помощь.
Я оттолкнул его назад и направился вверх по лестнице.
— Она останется здесь, — он последовал за мной.
Почему он борется со мной из-за этого?
Я проигнорировал его и переступал через две ступеньки за раз, быстро двигаясь к спальне.
— Я говорю тебе, сынок. Она остается. Я не позволю ей пойти в какую-то клинику, где люди могут опустить ее и потенциально причинить ей боль похуже. Ей нужно быть со мной. С человеком, который любит ее.
Ее не было в спальне, где я видел ее в последний раз, съежившись на полу со слезами на глазах. Сам образ заставлял мое сердце подпрыгнуть в груди. Он заставлял меня испытывать боль, которая не имела смысла. Я не хотел причинить ей боль. Я хочу, чтобы она была счастлива. Я хотел, чтобы она увидела все хорошее, что может предложить жизнь, несмотря на все долбаное дерьмо, с которым она справлялась, когда сбежала. Но я не смог сдержаться, когда увидел ее в таком виде. Готовую трахнуть кого угодно, даже человека, который вырастил ее. Это заставило мой желудок перевернуться, застелило красным мой взгляд. Мне захотелось наброситься на нее и уничтожить ее. Разрушить ее, прежде чем у нее появиться возможность разрушить меня.
Я сразу направился к двери в ванную и постучал костяшками руки. Костяшками, которые все еще болели от удара моему отцу в лицо.
— Фей, это Ретт. Выходи, хорошо? Я просто хочу поговорить с тобой.
Но ответа не последовало.
— Теперь слушай, ты пришел и расстроил ее. Ты не помогаешь никому, находясь здесь.
Я бросил взгляд через плечо, перед тем как дернуть за ручку. К моему удивлению она поддалась, открылась.
— Фей… — но когда я распахнул дверь, остальные мои лова высосало из груди, как будто кто-то включил пылесос. Фей была на полу, ее тело скручено под неестественным углом. Рвота просочилась из ее полуоткрытых губ на белую плитку, и кровь была размазана вокруг нее, капая из толстого пореза на ее запястье.
Она умирает.
— Нет! Нет! — я упал на колени и прижал руку к ране. — Вызывай скорую! — заорал я отцу, но не сводил своих глаз нее. С Фей. Ее глаза были открыты, стеклянные и пустые. Она уставилась на меня, но не видела меня. Я знал, что не видела. Не так, как видел ее я.
Она не может умереть.
Сама мысль о такой возможности заставила что-то треснуть во мне. Я не мог сказать, что это было. Я не мог сосредоточиться ни на чем. Все, что я мог видеть — ее глаза, эти пустые, невидящие глаза. Я мог вспомнить, глядя в них, в их карие бассейны, и увидеть в них что-то. Что-то, что заставило меня хотеть большего, чем идиотская и жалкая версия моей жизни, которой я жил.
Она снова пыталась уйти. Сбежать. Скрыться. Как она сделала после того лета. Лета, в которое она умоляла заняться с ней сексом. Заняться любовью с ней. В то время я был шокирован, сидя там на диване напротив нее. Моей сводной сестры, которая была на половине пути, чтобы стать женщиной. Девушки, которая смеялась над всеми моими пошлыми шуточками и сделала лето стоящим. Заставила меня не скучать по моей новой подружке так сильно, по Саре. Я не спал с Фей, когда она меня попросила, но я должен был уехать вместо этого, и я сказал себе, что однажды, все будет по-другому. Она не будет несовершеннолетней. Она будет женщиной. И если она все еще будет чувствовать то же самое. Если она все еще будет думать, что мои дурацкие шутки смешные, тогда все будет по-другому. Но только тогда.
Но это так и не произошло. Она ушла, прежде чем я успел моргнуть. Эта невинная девушка. И когда я нашел ее снова, она была другой. Она была кем-то еще.
Кем-то, кто заставлял мою кровь кипеть. Кто заставил меня хотеть вещи, которые я думал, что не захочу снова. Вещи, которые проникли в мое безопасное, идеальное существование и заставили меня захотеть выйти из своей коробки, хоть и были мне отвратительны. Я хотел их. Я хотел ее.
И теперь мы здесь. На полу в ванной моего отца. Эти невинные глаза пустые и потерянные, кровь остывает на плитке на полу. Как мы сюда попали?
Я притянул ее в свои руки. Ее тело обмякло, ее дыхание замедлилось. Рвота и кровь капали на мой костюм, но мне было наплевать. Я прижался своим лбом к ее и посмотрел в эти пустые глаза и сделал то, что не делал годами.
Я молился.
2
Фей
Шум. Мягкие журчащие голоса. Они порхали вокруг меня. Проникая в мои уши своими мягкими, ритмичными нотками, обволакивая меня чем-то теплым. Мне нравился шум. Я хотела удержать его, наслаждаться этим моментом вечно. Но потом появилось что-то еще.
Боль.
Мягкое тепло журчащих голосов было уничтожено болью. Она не проникла в меня, но ударила по мне разом, от всей ее интенсивности я закричала. Пока я стала не только кричать, но и биться в конвульсиях и хрипеть. Моргнув от тусклого освещения, я увидела кровь. Пеленой застелило меня, пока я продолжала блевать.
— О, Господи! Скорее! Позовите медсестру!
Я знала этот голос, но не могла посмотреть на него. На Ретта. Все, что, казалось, я могла делать — это давиться и выбрасывать кровь из своего желудка. Боль была очень сильной. Слишком интенсивной. И я не могла остановиться.
Появилось больше рук, больше людей. Люди громко разговаривали. Их голоса давили внутри моего черепа, пока я не захотела расцарапать свои уши и заставить шум уйти. Я хотела, чтобы они исчезли, ушли навсегда.
Почему так много боли?
Но потом я вспомнила. Даже сквозь боль, я увидела это. Отражение, которое я видела в зеркале. Сломленная, отвратительная женщина, которая смотрела на меня. Меня.
Я умерла.
Мысль пришла ко мне, разрываясь в моей голове. А потом я услышала его голос. Голос Тейлора. И я знала, что это было правдой. Перед тем, как я отключилась, перед тем, как я позволила боли и крови увести меня обратно в темноту, я осознала, где я находилась.
В Аду.
* * *
Я моргнула, мои глаза под тусклым освещением. Боль стала не такой сильной сейчас. Я удивлена. Я полагала, что будет становиться только хуже. Такими были истории про ад, правда ведь? Я полагала, что буду гореть в вечном огне, но этого тоже, кажется, не случилось. Это делало ощущения реальными, ад должен быть для человека худшим опытом приумноженным на тысячу. И так я себя чувствовала раньше. Как бы давно это раньше не было.
— Думаю, она просыпается.
Я втянула воздух от звука этого голоса. Голоса Ретта. Я слышала его раньше. Почему он в моем аду?
Вероятно, чтобы заставить меня смотреть, как он трахает Сару, всю оставшуюся вечность.
— Фей?
Я моргнула несколько раз, пытаясь заставить размытую, серую комнату сфокусироваться. Но потом комната больше не была серой, потому что все, что я могла видеть, был Ретт. Он стоял надо мной. Что-то теплое коснулось моей руки.
Его зеленые глаза попали в фокус, его челюсть была покрыта щетиной.
— Ты так реально выглядишь? — мои слова прозвучали, как жужжание пчелы, едва различимо.
Он улыбнулся. Да, он на самом деле улыбнулся. Это была настоящая улыбка. Одна из тех улыбок, которую я никогда не видела. Ад позволил мне увидеть настоящую улыбку Ретта?
— Вот, — что-то ударилось о мои губы, и я посмотрела вниз, понимая, что это была белая соломинка в прозрачном, пластиковом стаканчике. Я быстро втянула ее в свой рот, практически простонала, когда холодная жидкость побежала вниз по моему горлу.
— Ты в порядке, — сказал он, когда убирал стаканчик. Он сидел на маленьком столике рядом с моей кроватью.
Моей кроватью? Я огляделась вокруг, вода внесла некоторую ясность, которой не было раньше. Я в кровати. В кровати в простой, серой комнате. Телевизор подвешен на стене напротив меня, показывая какое-то приглушенное шоу. Я взглянула на свои руки и обнаружила одну из них перевязанной толстым, белым бинтом. Из другой выходили трубки, по которым бежала прозрачная жидкость.
Я в больнице.
— Ретт прав. Ты будешь в порядке, — я подняла глаза и встретилась взглядом с Тейлором. Он сидел в кресле с другой стороны от места, где стоял Ретт. Он был близко. Достаточно близко, что, если он захотел бы потянуться и коснуться моей ноги, он смог бы.
— Я жива?
Что-то жестокое мелькнуло в чертах Тейлора, перед тем как его маска снова стала нейтральной.
— Да.
Страх разлился во мне. Это был такой же страх, который ощущала она. Женщина в зеркале. Женщина, которая решила убить себя. Я знала, что эта женщина была мной. Мы были связаны друг с другом, мы обе. Пустота между нами сократилась за секунду.
— Я должна была умереть, — мой голос надломился в конце.
— Шшш, — я подняла взгляд на Ретта. Он растирал вверх и вниз мою перевязанную руку. — Давай не будем говорить об этом прямо сейчас, — он выглядел озабоченным, встревоженным. Меня бы это утешило, если бы Тейлор не сидел только в нескольких метрах. Я могла ощущать, как его глаза сфокусировались на руке Ретта. На том, как он прикасался ко мне. Он был полон ненависти. Негодования.
Если я выберусь отсюда, он заставит меня пожалеть, что я не умерла.
Холодный пот покрыл мое тело с головы до кончиков пальцев, когда я посмотрела на него. Жужжащий звук был рядом со мной, но я не обратила внимания на него. Все, что я могла видеть, был Тейлор. Его голубые глаза. То, как он смотрел на меня. Все его эмоции. Все вещи, которые он хотел сделать со мной. Он хотел уничтожить меня. Он хотел сломить меня в нечто меньшее, чем я уже была.
Мне нечего терять.
Все. У меня есть все.
Боль возникла у меня между глаз, и я втянула сильно воздух, зажмурив глаза, пытаясь заглушить боль.
Руки Ретта растирали меня.
— Ты в порядке, ты потеряла много крови, вместе со всем остальным… — его голос задрожал. — Но теперь ты в порядке.
Я коснулась рукой головы, пытаясь стереть боль.
— Я должна была умереть, — мои слова были сильнее теперь. Горькими. Злоба просочилась в них. Я ничего не могла сделать правильно. Я даже не смогла себя убить. Я все испортила. Все.
— Но ты не умерла. И это хорошая новость, — голос Ретта был переполнен эмоциями, неузнаваемый звук. Я подняла взгляд, встретившись с его глазами. Я больше не видела ненависти, к которой привыкла. Это был просто он. Просто Ретт. Тот, о ком я мечтала.
Жужжание снова послышалось, и в этот раз я поняла, что оно исходит из кармана Ретта. Он потянулся внутрь и вытащил свой телефон.
— Черт возьми. Мне на самом деле нужно ответить, — он посмотрел на меня неопределенно, как будто он действительно не хотел уходить. — Я просто выйду. Я скоро вернусь, папа останется с тобой, — он погладил мою руку и отвернулся.
— Нет, — слово вылетело из моего рта, прежде чем я успела подумать об этом. Но он не услышал меня, прижав телефон к своему уху и выходя за дверь. — Нет, — я снова повторила, но он уже ушел, и я осталась одна. Наедине с ним. С Тейлором.
Паника вспыхнула под моей кожей. Она осветила все мои страхи, выделив их своим холодным свечением.
— Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет, — мои губы дрожали. Я не смотрела на него. Я не могла посмотреть на него. Я уставилась на мои руки. На повязку. На трубки, выходящие из другой. Если я не буду смотреть на него, может он исчезнет. Может это будет не по-настоящему. Да, так и будет! Это было единственным объяснением. Это могло бы быть реальным. Или может быть это ад.
Пузырь смеха покинул мои губы, когда я пошевелила своим запястьем, боль поползла вверх по руке.
— Нам нужно поговорить, малышка Фей.
Я подпрыгнула. Он был прямо рядом со мной. Каким-то образом он подошел незамеченным. Он стоял надо мной. Как Ретт, только с ним это было по-другому. Мне было некомфортно. Я не была наполнена желанием. Единственное, что я могла чувствовать, был страх.
— Нет! — я отклонилась, пока мое плечо не ударилось о перила кровати.
— Почему ты отодвигаешься? Я не собираюсь ничего делать, — он поднял руки вверх, показывая, что они были пустыми, перед тем как наклонился ко мне.
— Нет. Пожалуйста, — я закрыла глаза. — Не прикасайся ко мне.
— Не прикасаться к тебе? — его слова были враждебными.
— Я не могу сделать это. Я не могу сделать это. Я не могу сделать это, — вдруг я оказалась там. В его кровати. В кровати, которую он делил с моей матерью. В кровати, которая стала домом. В кровати, в которой я плакала. Где я кончала. Где я втягивала кокаин с руки Тейлора. Где я умоляла его спасти меня. Где я произносила слова любви, которые не имела в виду. Где он держал нож. Блестящий складной нож, который мерцал на свету, пока ничего не делал. Пока все не становилось красным. Пропитанным. Покрытым маленькими кусочками, которые он срезал с меня. — Не снова.
Я слышала себя, когда произносила слова. Как будто я была кем-то другим. Просто третьей стороной. Просто наблюдающей девушкой. Наблюдающей за этой грустной девушкой. За той, которую она видела в зеркале. За той, которая хотела умереть, но даже это не смогла сделать правильно. Я наблюдала за ней. За пропитанной ядом. Я смотрела, как она открыла свои глаза. Она смотрела на него. На человека, который вырезал ее ножом, пока ничего не осталось.
Эта девушка сорвала повязку со своей руки. Она даже не взглянула на свеже-зашитую рану. Рану, которая была достаточно глубокой, чтобы почти убить ее. Она вцепилась своими грязными ногтями именно к местам, где было зашито нитками, и разрывала свою кожу, пока они не раскрыли дыру. Это причинило ей боль. Я видела, как она морщилась. Эта девушка. Но он не видел. Он пытался остановить ее. Но не мог. Рана была широко раскрыта, кровь была повсюду в этот раз. И она дернула капельницу, вытаскивая проводки на свободу из ее руки.
И все это время ее губы шевелились. Снова и снова она произносила слова.
— Никогда снова.
3
Я проснулась, моя голова, руки и ноги болели. На самом деле было странно, что я это заметила. Никто на самом деле не думает, когда просыпается. Но я подумала. Сегодня я подумала об этом. Я не проснулась в той серой комнате с Тейлором, стоящим надо мной.
Я проснулась в одиночестве. В маленькой комнате были желтые стены, деревянный стол, стул, коричневая дверь с окошком, но из моего положения в кровати, я не могла видеть, что за ним скрывалось. Просто и пусто. Именно такой она и была. Я попыталась смахнуть волосы с лица, но не смогла. Мои руки были привязаны по бокам кровати каким-то материалом. Я моргнула от этого. От повязки на моей руке. Что случилось не пришло ко мне внезапно. Не в этот раз. Это уже было там. В моей голове. Я знала, почему меня связали. Это удержит меня от попыток сделать это снова. От попыток убить себя. Я снова пыталась. И снова провалилась.
Дверь открылась.
Я втянула воздух, когда Ретт появился в дверном проеме. Он стоял там, выглядел полностью таким же обычным, каким я и видела его в прошлый раз. Немного потрепаный. Джинсы на его ногах. Плотная футболка обтягивала его мышцы. Он был красивым. Обычным. Может быть, я, наконец-то, попала в рай?
— Ты проснулась, — он закрыл дверь позади себя и толкнул стул к кровати.
— Да, — я потянулась, чтобы отодвинуть волосы с лица, чтобы я смогла видеть его лучше, но снова материал помешал мне.
— Я сделаю это, — он пригладил прядки за мое ухо.
— Он здесь? — я не хотела спрашивать. Я не хотела разговаривать о нем. Но я должна была узнать.
— Кто? — он нахмурился.
Я сглотнула.
— Тейлор.
— Нет… — он смотрел на меня с беспокойством. — Я не позволю ему прийти. Врачи предложили ему держаться подальше.
Ощущение спокойствия накрыло меня, и я расслабилась, откинувшись на подушку.
— Почему?
— Почему что?
— Почему ты не хочешь, чтобы он был здесь? Почему ты сделала это снова? Почему… — он прижал свой кулак ко рту, как будто пытался заставить себя заткнуться. — Ты не должна отвечать. Они сказали мне, что я не должен спрашивать об этом. Они сказали, что это расстроит тебя. Они даже не хотели, чтобы я приходил, — он быстро проговорил. — Они собирались запретить мне. Они сказали, что я не могу. Что для тебя будет лучше проснуться в одиночестве. Но хрена с два. Я не мог позволить тебе просто проснуться одной здесь.
— Где это здесь?
Ретт испустил глубокий вздох.
— В Психиатрической больнице Лендвью.
— В месте для сумасшедших людей? — я не могла не захихикать. В этом был смысл, что я попала суда. В сумасшедший дом. Я была сумасшедшей, не так ли? Психически больной. Я должна была быть такой. Это было единственным выводом. Единственным ответом.
— Ты не сумасшедшая. Это только пока ты не поправишься. Пока твои мозги не вправятся. Они собираются посадить тебя на лекарства вскоре. Лекарства, которые помогут тебе с ломкой. Они собираются помочь тебе стать чище и лучше.
— Чище? — боль под моей кожей была ничем новым, но она была там. Появилась и впилась в меня. — Я не могу стать чище, Ретт. Мне нужно это. Мне нужен кокс, — снова вспыхнула паника.
— Это ты только так думаешь. Они помогут тебе справиться и пройти через это.
— Нет, Ретт. Ты не понимаешь. Ты не понимаешь насколько это больно, — и как по команде стук в моей голове, кажется, стал хуже. — Я не могу остаться здесь. Без наркотиков. Они нужны мне, — сказала я в отчаянии, потянувшись к запястьям.
— Он сказал, что ты можешь сделать это. Что ты можешь умолять, — он потер свои виски. — Я просто не был готов к этому.
— Кто? Кто так сказал?
— Папа, — он взглянул на меня, и в его глазах была настоящая печаль. — Как все стало настолько плохо, Фей? Как я мог не заметить этого? Как я мог позволить тебе зайти так далеко, что ты захотела умереть?
Вот оно. Мой шанс. Моя возможность рассказать правду. Я могу рассказать ему, как все стало настолько плохо. Как я превратилась в долбаную незнакомку и принимала наркотики, чтобы стереть ощущение рук Тейлора на мне. Как я делала все это, чтобы приглушить боль прошлого. Потерю своего ребенка. Пытки.
Я уставилась в его глаза. Они были такие зеленые. Такие зеленые, что становились светлее к середине с небольшим намеком на медовый оттенок вокруг зрачка. Это были глаза мечтателя. Он однажды мечтал. Совершать различные вещи. Плавать в океане с ламантинами и акулами. Изучать их, как работу своей жизни. Этот блеск все еще был там, в надежде другого мира, другого исхода, лучшего завтра. Мне интересно, был ли у меня когда-то такой блеск, или я всегда была разбитой кучкой человека.
— Я не знаю, — слова вылетели, прежде чем я могла пересмотреть их. Они повисли между нами, и я поняла, что мой шанс упущен. Шанс рассказать правду. Я заменила ее словами, которые ничего не значат.
Он отвел взгляд, и я смогла увидеть это. Разочарование. Оно было написано на его лице. Но оно не сравниться с моим собственным разочарованием. Я просто не могла сформулировать слова. Я не могла произнести их. Если бы я сделала это, что бы я вообще сказала? Не знаю. Просто мысли произнесенные вслух, ощущались ложью. Выражение лица Тейлора превращали их в ложь. Его мягкий голос. Он всегда побеждал. Ему даже не нужно быть здесь, чтобы добиться своего.
Слезы давили мне на глаза.
— Как долго я здесь пробуду? — выдавила я.
— Я пока не знаю. Тебе просто потребуется время, чтобы стать лучше, здоровее. И когда это произойдет, я буду ждать тебя.
Я обдумала его слова.
— Они на самом деле смогут мне помочь стать лучше? — стук в моей голове, кажется, только становился все хуже с каждой минутой.
— Да. Перед моим отъездом врач придет и представит себя и несколько других людей, которые будут работать с тобой. Целая команда людей предназначена, чтобы помочь тебе стать лучше.
— А ты? — моя нижняя губа задрожала, когда я прошептала слова.
Взгляд, которым он наградил меня, сказал мне обо всем, что мне нужно было знать. Как будто его сердце разрывалось прямо здесь.
— Мне нельзя видеться тобой, пока ты не выпишешься. Это твой опыт. Поэтому ты можешь поправиться, не обремененная прошлым. Тебе не нужно беспокоиться ни о ком, кроме себя.
— Я хочу этого с тобой.
Он нахмурился.
— Ноя я…
— Это поднимет мне настроение. Я не хочу, чтобы приходил Тейлор.
Он медленно кивнул, удерживая взгляд на моем лице.
— Что-то произошло, Фей? С папой?
И вот снова. У меня есть возможность, шанс выпустить все и рассказать об этом.
— Нет, — я медленно покачала головой. — Ничего. Я просто не хочу его видеть.
— На самом деле я немного удивлен. Я думал, ты бы хотела, чтобы он был здесь.
Страх пополз по моей коже.
— Почему ты так думаешь?
Он смущенно улыбнулся.
— Это хороший знак, правда. Это доказывает, что ты поправишься.
Страх исчез.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что он давал тебе немного наркотиков весь прошлый месяц. Могло бы возникнуть ощущение, что ты попросишь его в надежде на это.
— Нет, — я хотела его. Я хотела немного кокаина, больше, чем что-либо другое, но не той ценой, какую бы Тейлор запросил. Раньше я бы отдала все что угодно за эту дозу, но не сейчас. Не после того, как Тейлор узнал о моей проституции. Не после того, как я пыталась убить себя дважды, чтобы сбежать от него. Пытки, которые он уготовил для меня, были бы ужасны — хуже смерти. Только мысль об этом, заставляет мои кулаки сжаться по бокам, встречая боль простреливающую по руке, которую я разорвала. Я с радостью разорву ее снова, прежде чем пойду куда угодно с Тейлором.
— Только ты.
Он смотрел на меня неуверенно, но медленно кивнул.
— Ты сможешь выбраться из этого. Ты сможешь поправиться, — его голос надломился в конце, как будто он боялся, что не прав. Как будто он не верил словам, не в действительности. Он просто сказал их, чтобы заставить почувствовать меня лучше или себя почувствовать лучше.
— Тебе не обязательно говорить это, — сказала я тихо. Он заерзал руками на коленях, ударяясь пальцами друг об друга.
— Ты должна поправиться.
— Я не больна.
— Нет, больна. Ты зависишь от наркотиков.
— Это не делает меня больной.
— Это делает тебя потерянной.
Я закусила губу. Он был прав. Потерянная — единственное, что была всю мою жизнь. Странствующая девушка, которую трахал ее отец, и которая хотела своего брата. Это я.
— Но любой может быть найден, — его слова были сильнее, более уверенными. Но глаза были стеклянными, как будто от сдерживаемых слез.
— Меня нельзя починить, Ретт, — это было первой правдой, которую я произнесла, после его прихода.
— Все сломанное можно починить.
Я покачала головой, а потом почувствовала их, слезы, мои собственные, угрожающие пролиться. Тейлор вспыхнул в моей голове. Стоящий надо мной. С ножом в руке, со зловещей улыбкой, искривляющей его губы. — Это не так просто, — прошептала я.
Ретт потянулся и коснулся повязки на моей руке. Рана болела под этой причудливой оберткой. Его пальцы едва коснулись белого материала, от чего его кожа показалась такой загорелой рядом с бледным, белым цветом. Россыпь золотистых волосков покрывала его руку. Я хотела сцепить его руку со своей и крепко держаться. Я хотела остановить этот момент навечно. Кажется это глупо. В этот раз здесь не было ничего, чтобы сделало это значимым. Я была просто кокаиновой наркоманкой, привязанная к кровати в сумасшедшем доме, раны от моей попытки самоубийства свежие и пульсирующие.
Но здесь был Ретт, который заставил все это исчезнуть. Его нежная рука на моей повязке. Я могла ощутить его прикосновение, но оно было, и на эти несколько минут его пальцы скользили вперед и назад, я была спокойна.
И впервые за годы я почувствовала это. Легкий проблеск надежды. Оно порхало где-то глубоко во мне, пока его сильные пальцы двигались вперед и назад. Может быть, все станет лучше? Даже если это будет только сейчас. В эти несколько украденных мгновений.
Я могла притвориться другой, и что все на самом деле в порядке. Что я не была ядом. Что мерзость моих грехов не разрушит все, что я любила.
Так было только несколько мгновений, но они изменили все.
4
Три месяца спустя.
Хотела бы я сказать, что стала полностью новым человеком. Что последние три месяца изменили меня полностью меня. Но это не так. У меня не было ни единой затяжки кокаином все это время. Я все еще здесь, в психиатрической больнице, прохожу лечение. Я чувствую себя лучше, это правда. Я больше не истощена или уставшая. Вялые, жалкие чары ушли со временем, но когда это произошло, я осталась еще с кое-чем. С ясностью.
Было легко притвориться, что мое прошлое было не настоящим, когда я была под наркотиками. Я была в состоянии пройти через жизнь, как в тумане. Каждая сцена проигрывалась под толстой, засаленной пленкой, покрывающей моменты, делая их далекими и нереальными. Просто размытая реальность, на которую мне было плевать.
Но сейчас размытость ушла. Вытерлась, как будто ее и не было. Мне не нравилась ясность. Эмоции, которые приходили вместе с ней, были почти невыносимыми.
— Расскажи мне другую историю, Фей.
Я взглянула на мужчину среднего возраста, сидящего напротив меня. Три месяца назад он был незнакомцем. Но не теперь. Он — Джордж Петрони, мой консультант. Медсестры называют его доктор Петрони, но он позволил мне называть его Джордж на наших встречах. Я не хотела разговаривать с ним. Не в первый раз. Что тут сказать? Ничего и все в то же время. Но каждый день становился немного другим. Каждый день я начала делиться немного большим. Я не хотела этого. Не по-настоящему. Но потом все просто начало выходить. Но истории, которые я ему рассказывала, не были моими. По крайней мере, я ему так сказала. Они были о девушке, которую я знала. О незнакомке.
— Думаю, у меня больше нет ни одной, — я завозилась с кончиками волос. Темные прядки были в волнистом беспорядке на моих плечах.
— Ой, ты говоришь так каждый день. Но всегда находишь одну.
Он держал маленький компьютер в своих руках, и я знала, что он использовал его для записи историй, которые я рассказывала о Незнакомке. Я приходила к нему, чтобы поделиться. Казалось, он не был против послушать, и не обвинял меня во лжи. Конечно, зачем ему? Это были просто истории. Просто сказки о незнакомке.
— Полагаю, у меня есть одна, — их было так много, танцующих в моей голове. От их полной точности выворачивало кишки.
Натянутая улыбка появилась на губах Джорджа. Я подозревала, что он когда-то был привлекательным мужчиной, но сейчас он располнел, его обручальное кольцо едва подходило на один из его пухлых пальцев. Его волосы были тонкими и слегка седыми.
— Она снова будет о Незнакомке, — спросил он.
Я кивнула и сглотнула, отпуская свои волосы тереться о мои руки вперед и назад на гладком материале, на котором я сидела.
— О Незнакомке и Любовнике, — я назвала Тейлора «Любовником», потому что это было первым словом, которое пришло мне на ум, когда я подумала о нем. Он так сильно меня любил. До того момента, пока не уничтожил нас обоих.
Джордж сидел в нескольких метрах в похожем на мое кресле. Нас окружали желтые стены его офиса.
— Она никогда по-настоящему не боялась Любовника. До того момента, как сын Любовника уехал тем летом. Ну, знаете, о котором я рассказывала в прошлый раз.
Он кивнул.
— Когда Сын уехал, ей стало грустно, потому что она ожидала, что он останется…. — и тогда я вернулась туда. Я была одна в своей комнате, уставилась на синие, цифровые часы на моей тумбочке. Я плакала с того момента, как попала в кровать. Ретт уехал ранее этим днем. Он не задержался даже на двадцать четыре часа, поле моего предложения, после того, как я умоляла его заняться сексом со мной. Он отклонил мое предложение и вылетел из гостиной. Он не разговаривал со мной, ну или не так много, как смотрел на меня. Даже не попрощался, когда уехал.
Смущение угрожало задушить меня. Он уехал из-за меня? Я настолько отвратительна? Вопросы заставляли меня только плакать сильнее.
Папочка тоже не приходил ко мне. С тех пор как Ретт вернулся домой. Это был первый раз за годы, когда я провела больше трех дней без его члена во мне. Я наслаждалась этим, временем вдали от него. Это было пространством, которое я не помнила, чтобы имела. Но теперь, когда Ретт уехал, это заставило меня засомневаться во всем. Папочка держался подальше, потому что тоже не хотел меня больше? Только мысль об этом, заставила чему-то вроде паники зародиться во мне. Что происходит? Что со мной не так?
Но потом я услышала это. Скрип моей двери. Знакомые шаги Папочки. Теперь, когда он был здесь, я мечтала, чтобы его не было. Моя паника быть нежеланной сменилась чем-то еще, чем-то, что я никогда прежде не чувствовала с ним. Ужасом. Не тогда, когда мой отказ Реттом все еще был свежим и чувствительным.
Я пыталась успокоить свое дыхание. Может он подумает, что я сплю, и просто уйдет.
— Я знаю, что ты не спишь. Я слышал твои жалкие рыдания в низу в холле.
Я втянула с силой воздух и повернулась лицом к нему. Кого я обманывала? Я знала, что он не уйдет. Он даже ни разу не сомневался, чтобы разбудить меня. Он получал то, что хотел независимо от места и времени.
Он взял меня за покупками прямо перед нашей поездкой в Канкун несколько месяцев назад. Мы искали новые купальники для меня. К тому времени, когда я примеряла третий, он нагнул меня в примерочной и вколачивался сзади. Я не хотела этого там. Кто-нибудь мог поймать нас…и что бы тогда произошло? Я знала тогда, что наши отношения были извращенными и неправильными. Мне еще даже пятнадцати не было, в то время до моего дня рождения оставалось около месяца. Но я не сказала ему нет. Отказ мог разозлить его, и я не хотела этого больше. Поэтому я позволила ему трахнуть себя в той примерочной. Верх от купальника свободно болтался на моей шее. Его руки на моей груди, пока он вколачивался в меня сзади.
Хоть мне это даже не нравилось, я все равно кончала. Что-то было в Папочке, что делало все другим. Меня не волновало, как он ко мне прикасался или где. Он всегда заставлял меня дрожать от экстаза, даже если я этого не хотела. Он зажимал мне руками рот, пока я содрогалась на нем. Но это оставляло ощущение грязи на мне. Грязнее, чем я привыкла.
— Почему ты плачешь? — я дернулась взглядом, чтобы встретиться с его. Было темно в моей комнате, поэтому я едва могла разглядеть его глаза.
— Я просто устала.
— Не лги мне, — он быстро переместился, вжимая меня в кровать.
— Я не лгу, — прошептала я.
— Он поимел тебя? — проорал он.
Я втянула воздух, когда паника затопила мой живот.
— Что? Кто?
Жалящая боль от его ладони на моей щеке сбила мое дыхание. Папочка никогда не бил меня раньше.
— Он трахнул тебя?
Я покачала головой туда и обратно в отчаянии, глотая воздух.
— Ты маленькая сучка. Не лги мне, — он встал и начал расстегивать свой ремень.
— Папочка, нет…
— Ты все еще лжешь, — мягкая кожа выскользнула из его брюк цвета хаки с шорохом по мягкой ткани.
Я села у изголовья кровати, бороздки прижались к моей спине. Последовал вздох облегчения. Я знала, он уронит свой ремень на пол, потом последуют его штаны. Его толстый, эрегированный член выпрыгнет вперед, и я обхвачу его губами, как и всегда. Все будет хорошо. Всегда все было хорошо.
Но стука ремня, падающего на пол, не последовало. Вместо этого он обернул кожу вокруг совей руки.
— Ч-что ты делаешь?
Он сделал шаг ко мне, щелкая пуговицей на своих штанах.
— Скажи мне правду.
— Правду о чем? — он не мог знать о том, что я сказала Ретту. Он не мог знать, о чем я попросила его. Но просто не мог.
Он расстегнул пуговицы на своей рубашке. Его руки методично и медленно расстегивали каждую. Ремень все еще был обернут вокруг его правой руки. Пряжка тихонько позвякивала.
Не заняло много времени, чтобы он оказался голым, стоящим передо мной во всей своей красе. Но все, что я могла видеть, — ремень. Мою щеку все еще жалила его пощечина.
Что он собирается сделать сейчас?
— Правду о тебе и Ретте, — теперь он был надо мной, стягивал мою ночнушку, сдергивая мое нижнее белье, пока, как и он, я не оказалась обнаженной и раскрытой.
— Ничего не произошло с Реттом, Папочка.
Он провел руками вверх и вниз по моему лицу, прохладная кожа ремня коснулась моей кожи, пряжка двигалась у моей ключицы.
— Я слышал тебя. Прошлой ночью, — он был всего в дюйме от моего лица. — Я слышал, как ты умоляла его трахнуть тебя.
— Нет.
— Да! — заорал он. Мягкое поглаживание его рукой по моему виску закончилось. Он прижал ремень к моей щеке. Пряжка болталась у моей шеи. — Я, блять, слышал это. Я слышал, как ты сильно хотела этого. Как ты хотела, чтобы он занялся любовью с тобой, — его дыхание было беспорядочным. — Ты никогда не хотела заниматься любовью со мной. Ты никогда не умоляла меня.
— Папочка, я…
— Просто заткнись нахрен, — он дернулся от меня. — Повернись.
— Но…
— Сейчас.
Мои руки тряслись, когда я поворачивалась. Это было плохо. Он никогда не был злым. Не таким. Никогда со мной.
— Вот так, — он с силой ударил свободной рукой по моей заднице, и я поморщилась. — Все будет по другому хотя бы сегодня, — он встал позади меня, и я почувствовала его твердый член рядом с моей ногой. — Сегодня ты будешь меня умолять.
Я раскрыла свой рот, чтобы сказать ему, что я не знала. Я никогда не знала до этого, потому что жгучая боль на моей заднице заставила меня закричать. Я пыталась выпрыгнуть из кровати, но он остановил меня, прижавшись рукой между моих лопаток. Теперь я знала, для чего был ремень.
— Ты моя, малышка Фей. Ты это понимаешь?
— Да, да, пожалуйста, Папочка, просто не бей меня больше.
Он хмыкнул. Это был первый раз, когда я услышала этот его сухой смешок, но он не стал последним. Он стал саундтреком к ужасу, который происходил со мной каждый раз весь следующий год моей жизни. Он воспроизводился снова и снова, пока он издевался надо мной. Он только два раза ударил меня ремнем в ту ночь прежде, чем я начала умолять его, говорить, делать все что угодно, чтобы он прекратил. Я чувствовала, как теплые струйки моей крови скользят вниз по ногам.
Но мольбы не имели значения. Мой голос становился хриплым, глаза опухали, а моя попа становилась чувствительной и окровавленной прежде, чем он останавливался. Прежде чем он сдавался и занимался любовью со мной. Но это не было любовью, хоть он и утверждал обратное. Даже если он и целовал меня после всего этого и рассказывал, как он любит меня. Даже если держал в объятиях, пока я плакала.
Я плакала от боли, не веря, что Папочка делает со мной такое. Но я плакала еще и потому, что была рада, что все закончилось. Если все могло бы вернуться к тому, как было раньше, я бы принимала это настолько долго, насколько бы смогла вытерпеть снова.
Но я ошибалась. Я не имела представления, что следующий год принесет мне. Я не знала, было ли это только началом. Та Папочкина ненависть, которую он питал ко мне, и то, что сделала я, стало чем-то, что никогда невозможно будет исправить. Потому что некоторые вещи остаются навсегда сломанными, даже с маленькими трещинками, склеенными вместе, некоторые вещи никогда не починить, не имеет значения как бы сильно вы этого хотели. Время разрушит клей, который сдерживает весь этот фарс снаружи, пока долбаные трещины не начнут становиться больше, больше, чем раньше.
— И об этом подумала Незнакомка, когда не смогла починить Любовника, но она хотела этого?
Я моргнула, голос Джорджа выдернул меня из воспоминаний. Мы все еще сидели в его офисе, окруженные желтыми стенами.
— Она хотела починить его, чтобы он не причинил ей больше боль, — ответила я.
— Потому что она любила его?
Я нахмурилась. Любила ли она? Любила ли я?
— Когда любовь настолько кровавая, как эта, — трудно вспомнить, какой любовь может на самом деле быть.
Джордж быстро записал.
— Мне нравится, Фей. Очень поэтично, — он на мгновение замолчал. — Но ты когда-нибудь задумывалась о том, что может это не Незнакомка сломала Любовника. Что он уже был сломан задолго до того, как они встретились.
— Я не знаю, — сказала я тихо. У Тейлора было все и не разберешься в этом. Там было что-то еще, что очевидно становилось еще более заметным. Тейлор всегда побеждал. Не имело значения, что я скажу или сделаю, он всегда побеждал. От этого ужас скручивается в моем животе. Однажды я выйду отсюда. Однажды мне придется столкнуться с ним. Одна только мысль об этом заставляет меня страстно хотеть дозу кокаина, которая ударяется в лоб моего подсознания. Что-то, что окутает меня туманом, в котором я так долго жила. Я постучала пальцами о подлокотники кресла. Они двигались методично. Короткие, бледные ногти щелкали по коже. Они были чистыми, не такими грязными, к каким я привыкла. Если бы кто-нибудь увидел их, они могли бы подумать, что это были руки женщины, которая не заботилась о маникюре. Щелканье ее ногтей ничего не значит. Они не узнают, что эти руки принадлежат женщине, которая мечтает о том, чтобы втянуть дозу, чтобы сбежать от своего прошлого.
— Незнакомка виделась с ним снова?
— Да? — я дернула головой вверх, встречаясь с его добрыми глазами.
— Незнакомка виделась с ним снова, с Любовником? Она все еще в опасности из-за него?
Он задает мне один и тот же вопрос каждый день. И каждый день я хочу рассказать ему правду. Что Незнакомка не в безопасности из-за него, я не в безопасности.
— Нет. Он уехал, — и каждый день я лгу.
Он медленно кивнул.
— Ты на самом деле хорошо справляешься, Фей. Это все на сегодня, — он поставил компьютер на маленький столик около его кресла.
Я встала, когда он сделал это, потому что именно это мы и делали каждый день.
Он не прикасался ко мне. Странная новая реальность для меня. Никто не прикасался ко мне здесь. Это было странной, но и освежающей частью моей новоприобретенной ясности.
— Это не займет теперь много времени, Фей. Ты прекрасно справляешься.
Подобные слова я слышала около недели, и они только способствовали страху. Я отталкивала чувства, желая, чтобы они исчезли. Я погладила рукой по толстому шраму на моем левом запястье. Они сказали, что он станет лучше со временем, что станет менее ужасно-красного оттенка и будет лучше сочетаться, но я не возражала. Не сильно. Это напоминало мне, что у меня был выбор. Что, если все дойдет до этого, я смогу повторить все снова.
И в следующий раз, я запру дверь и закончу начатое.
5
Четыре недели спустя.
Я стояла перед местом, которое стало моим домом в последние четыре месяца. Учреждение для психопатов и душевно больных. Я уезжала сегодня, и чувство потери, которое прицепилось к мое коже, конкурировало с тем, о чем я мечтала, что смогу забыть. Когда я была моложе, я была бы шокирована, когда мне кто-нибудь сказал бы, что единственным домом, по которому я буду скучать в возрасте девятнадцати лет, станет такое место как это. Но сейчас это была моя горькая реальность и мне стало грустно.
— О, вот и он, — Джордж заговорил рядом со мной, и мой взгляд зацепился за подъезжающий черный внедорожник. Двор был зеленым, несмотря на прохладный воздух. Листья желтого и золотого оттенков были на высоких, высоких деревьях.
Первой я увидела Сару, когда машина припарковалась. Ее рыжие волосы были того же цвета, что и листья, которые кружились у моих ног. Я забыла, насколько красивой она была. Как я могла забыть об этом? Ее волосы были немного длиннее теперь, обрамляя ее сердцевидное лицо. Несколько веснушек были рассыпаны по ее носу. Как я не заметила их раньше? Когда ее зеленые глаза встретились с моими, они сверкнули и улыбка надломилась на ее лице.
— Фей, так рада тебя видеть, — она подошла ко мне медленно, и я почувствовала, как она вынуждает себя приближаться ко мне с осторожностью, как будто я была лошадью, которую легко спугнуть, готовую сбежать от одного простого движения.
Я хотела улыбнуться ей. Я на самом деле хотела. Я не ненавидела Сару. Я не могла ненавидеть ее. Не думаю, что у нее есть главная кость в ее теле, но она мне не нравилась. Она не могла понравиться мне. Потому что она и Ретт, занимающиеся сексом, навсегда будут выжжены в моей памяти.
Она остановилась в нескольких шагах передо мной, руки висели по бокам.
— Ты прекрасно выглядишь, — она произнесла слова именно тогда, когда Ретт обошел водительскую сторону, и я покраснела до кончиков волос. Я знала, что это неправда. Я не красивая. В лучшем случае я выглядела прилично. У меня больше не было мешков под глазами, но ясность пришла с реальностью. Я не выгляжу, как счастливая девятнадцатилетняя девушка, у которой была вся жизнь впереди. Вместо этого, я выглядела, будто жизнь утащила меня на дно, пока от меня не осталось ничего, кроме бывшей наркоманки и шлюхи.
Это именно то, кем я являюсь.
Ретт тоже выглядел по-другому. Он ничего не сказал, едва даже взглянул на меня, когда забрал мой чемодан и загрузил его в багажник внедорожника. Я также ничего не сказала. Но я уставилась на него. Он был свежее, чем я помнила, хоть у кого-то было немного этого. Его светло-голубая костюмная рубашка была гладкой и без складок, каждая перламутровая пуговица блестела на холодно ноябрьском солнце. Его брюки цвета хаки тоже были гладкими. Его светлые волосы безупречны, как у модели, а его короткая борода идеально подстрижена.
— Мы будем скучать по тебе, — я взглянула на Джорджа, который стоял с двумя медсестрами и моим врачом. Мне на самом деле нравилось находиться рядом с ними последние четыре месяца.
— Ты береги себя сейчас, ладно, — сказала медсестра по имени Минди. Ее глаза блестели от слез, когда она подошла и притянула меня в быстрые объятия. Другая медсестра сделала тоже самое. Оба, Джордж и мой врач, пожали мою руку, стиснув ее, сопровождая ободряющими словами.
И когда сидела в машине, я смотрела в заднее окно на огромное, разросшееся здание, которое я называла своим домом. Ужас в моем животе, с тех пор как я проснулась четыре месяца назад, казалось, все рос и гнил. Все закончилось. Я вышла. Я стала чистой. Я должна была быть счастлива о того, что уезжаю из этого места, чтобы закрыть эту главу моей жизни. Но я не была. Я знала к чему это приведет. Назад туда, где я не хотела находиться. К Тейлору.
Разноцветные листья кружились вдоль асфальта, когда мы отъезжали, и я закрыла глаза, не в состоянии смотреть на них.
6
Одну неделю спустя.
— Ты готова?
Я бросила взгляд на дверь в моей комнате, я знала, что Сара ждала меня с другой стороны. Я опустила взгляд на джинсы и черную футболку, которые надела, но я не была готова. Я не хотела выходить в мир сегодня с ней. Мне было хорошо всю неделю находиться в квартире, в своей комнате. И это была моя комната. Когда я вернулась из больницы, то обнаружила гостевую спальню Сары и Ретта полностью переделанной. Здесь была новая королевских размеров кровать. Новые простыни, новый плоский телевизор, висящий на стене. Комод переполнен одеждой, а шкаф еще больше. Это странно и успокаивающе и достаточно безумно, но я ощущала себя, как дома.
Я медленно открыла дверь.
— Не думаю, что хочу идти.
Сара одарила меня одним из своих знаменитых выражений, — наполовину-улыбающаяся, наполовину-нахмуренная, отчего ее лицо перекашивало забавным образом. Я привыкла к этому за прошлую неделю, поскольку она находилась дома со мной. Она совсем не ходила на работу, и ее присутствие было неизменным. Я могла бы назвать его раздражающим, но я просто не могла заставить чувствовать себя по-другому. Она готовила мне завтрак каждое утро. Готовила или заказывала ланч, и иногда даже заставляла выйти в гостиную, чтобы посмотреть марафон «Офиса» на Netflix. Я вела себя натянуто, но на самом деле не возражала проводить с ней время. Она казалась искренней в своей заботе и хотела проводить время со мной. Это было мило.
— Будет весело. Нам нужно найти для тебя что-нибудь на сегодняшний вечер.
— Но я и туда тоже не хочу идти, — я прислонилась к дверному косяку.
— Ой, да ладно! Будет так весело! Ретт действительно хочет, чтобы ты пошла.
Я сильно сомневалась в правдивости этого заявления. Если присутствие Сары было неизменным, то Ретт вообще отсутствовал. Я едва видела его за всю неделю, за исключением нескольких минут вечером, и то, когда он приходил домой, проходил от входной двери к их спальне и хлопал дверью. Он едва со мной разговаривал, едва смотрел на меня. Это разочаровывало. Хотя и не знала, чего ожидала. В прошлый раз, когда я видела его в маленькой, желтой комнате в психиатрической больнице, он, казалось, выглядел, как будто ему больно, но и обеспокоенным. Казалось, он искренне хотел, чтобы я поправилась, чтобы стала лучше. Но теперь он так не выглядел, совсем. Он держался на расстоянии, хотя несколько раз я ловила на себе его взгляды, я не видела в них больше ненависти. Просто грустное любопытство и это было практически хуже ненависти.
— Все с его работы придут туда. Это их большая вечеринка года, на самом деле, она даже больше, чем любая другая, которая у них была. Один из их крупных клиентов устраивает ее для них в Главном бальном зале отеля Хилтон в деловой части города, в качестве благодарности за победу над их делом.
Я вздохнула, хоть и улыбка изогнула уголок рта.
— Я знаю, Сара. Ты говорила мне об этом раз десять.
— Я знаю, но, думаю, для тебя будет хорошо выбраться куда-нибудь. Я даже позвонила и поговорила с Джорджем об этом, и он тоже думает, что это хорошая идея. Я или Ретт будем с тобой все время. Мы не бросим тебя на съедение волкам. Я обещаю.
Я сглотнула, паника вспыхнула под моей кожей от одной мысли остаться одной, по-настоящему одной, на длительное время.
— Кто там будет?
Я не хотела показывать и говорить об этом, просто спросив, придет ли Тейлор. Я боялась, что это прозвучит очень красноречиво.
— Только люди с его работы и несколько крупных клиентов, — она медлила, внимательно меня разглядывая. — Тейлора там не будет.
Я вздрогнула от звука его имени.
— Почему ты говоришь мне об этом?
Она потерла свои губы.
— Я знаю, что он снабжал тебя кокаином. Ретт рассказал мне, — она замолчала. — Это было ошибкой с его стороны, Фей. Ретт знает это, и я знаю. Тейлор тоже знает об этом. Но он не придет. Ретт не позволит ему, и Тейлор это тоже прекрасно знает, хорошо?
Я рассеянно кивнула и попыталась представить, как Ретт говорит Тейлору держаться подальше. Я могла только представить его ярость, и как бы она тлела. Как бы она размножилась, пока не закипела, и он не набросился. Но прошла неделя, черт, если бы я опустилась до этого, то это бы произошло в течении четырех месяцев. Тейлор не врывался ко мне в больницу, пока я была там, не пытался прийти сюда, с тех пор как я приехала.
И впервые я позволила надежде расцвести внутри меня. Может быть, Тейлор действительно отпустил все это? Может быть, когда он увидел меня в больнице в тот день, когда я разрывала свою рану, он осознал, что не хотел этого. Что он на самом деле не любит меня, что я слишком испорчена для него. Может быть, он двигается дальше. Я почти улыбнулась от этой мысли, но я сжала зубы вместе, не хотела, чтобы Сара увидела.
— Слушай, Фей, если тебе не по себе от этого, ты не обязана идти. Я все пойму и не буду пытаться давить на тебя, чтобы ты вышла из своей зоны комфорта. Мы можем остаться дома и смотреть следующий сезон «Офиса». Я вполне справлюсь с…
— Нет, — я оборвала ее. — Я хочу пойти, — слова ощущались хорошо, правильно.
— Правда? — она практически подпрыгивала от волнения. — Ты уверена?
Я не смогла сдержать улыбку изогнувшую мои губы. Я хотела остановить это, но не могла. Я буквально ощущала это. Счастье. Надежду. Две эмоции кружились внутри меня, чуждые и незнакомые.
Может быть, это действительно новое начало?
* * *
Я стояла в своей ванной, уставившись на себя. День пролетел незаметно. Первое, что я могла вспомнить, что на самом деле чувствовала себя беззаботно. Сара отвезла меня как минимум в шесть разных магазинов, в поисках платья для сегодняшней вечеринки. Я перемерила сотни, ну, по крайней мере, было такое ощущение. Так продолжалось, пока я не нашла одно. Плотное, бирюзового цвета, которое обтягивало меня сейчас, на котором мы прекратили поиски. Маленькие, сверкающие, бирюзовые бусинки, пришитые по всей длине платья, заставляли меня сиять в флуоресцентном освещении ванны. Сара уложила мои волосы своей плойкой, и темные локоны спадали тяжелыми кудрями по моим плечам. Она также сделала мне макияж, способом, который она называла «смоки айз» с намеком на бирюзу в темных уголках. Оттенок сделал мои большие карие глаза заметнее, а темно-красная помада придавала мне определенное очарование, от чего я не переставала таращиться в зеркало.
Я не узнала женщину в зеркале, и впервые незнакомка, уставившаяся на меня в отражении, не оттолкнула меня. Она не выглядела израненной или сломленной, хоть такой и являлась. Она выглядела, как женщина, которая взяла себя в руки, которая нашла себя. Которая по-настоящему становилась женщиной. Мне понравилась незнакомка в зеркале, и я надеялась, что буду видеть ее намного чаще.
— Эй, Фей, ты готова? — позвала Сара из-за двери моей спальни. Я оглядела женщину в зеркале в последний раз, от кудрей на ее голове до серебряных туфель на ее ногах прежде, чем выключить свет и выйти. Я шагнула в коридор, чтобы встретиться с визгом от восторга.
— О, Боже мой, платье выглядит еще лучше на тебе с прической!
Я улыбнулась Саре. Она уложила мои волосы и сделала макияж заранее, до того, как я оделась, и потом она ушла в свою комнату, чтобы собраться, оставляя меня одеваться самостоятельно.
— Ты тоже великолепно выглядишь, Сара.
Она была одета в платье цвета шампанского, которое идеально дополняло ее рыжие волосы. Они были скручены в причудливую прическу, а в ушах висели длинные, сверкающие серьги. Это самые милые вещи, которые я видела, чтобы она носила, в отличие от мягкой, угловатой одежды, которую она выбирала прежде.
— Спасибо, дорогая, — она повернулась и взглянула на спальню, которую они делили с Реттом. — Пошли, малыш!
Всего несколько секунд прошло, прежде чем он вышел из их комнаты, но они, казалось, тянулись вечность. Я не знаю почему, но это не имеет значения. Во что он был одет, не имело значения. Что он подумает о том, во что одета я, также не имело значения. Но все равно я задержала дыхание, представляя, как на нем будет сидеть костюм. Представляя, что он подумает о платье, которое облегало меня, как перчатка, и в котором я сияла, как бриллиант.
Когда он переступил порог, его глаза в первую очередь нашли мои, и он неловко остановился, наполовину в спальне, наполовину в коридоре. Я не пропустила то, как его губы приоткрылись, пока его взгляд бродил по мне, то, как его ноздри раздувались, пока он вбирал каждый мой дюйм. Под наркотиками я хорошо читала мужчин, но без них даже лучше. Это не должно было иметь значения, но имело. Ретт смотрел на меня, как будто я была самой прекрасной женщиной на свете. Хоть я и стояла рядом с Сарой, которая была даже больше великолепна. Я теперь была в этом уверена. Это было не только в ее внешнем виде, а в ее личности. Она ярко сияла, как никто другой. Что-то похожее на вину зарылось под мою кожу.
— Разве она не выглядит фантастически? — спросила она.
— Да, — он подошел ближе, и я уставилась на свои ноги. — Ты проделала великолепную работу.
Я подняла глаза, понимая, что он разговаривал с Сарой. Его руки обнимали ее за талию. Он прижал ее к своему боку и поцеловал в лоб. Нежный жест, который выпотрошил меня, перехватив мое дыхание прямо в груди.
Он похвалил ее за то, как я выглядела. Ну, она уложила твои волосы и сделала макияж.
Я хотела закричать подсознательно, но не стала. Вместо этого, я просто приняла все. Сара уложила мои волосы и сделала мне макияж. Он выбрала платье и туфли для меня. Она заслужила похвалу за то, как я выглядела. Но это не ослабило боль, которая извивалась под моей кожей.
Всю дорогу я просидела молча на заднем сидении, пока Сара болтала спереди, рассказывая о платьях и магазинах, в которых мы были сегодня. Она сияла, как никогда прежде, была счастлива. Ретт тоже много не говорил, хоть я и ощущала его взгляд на мне время от времени в зеркале заднего вида. Я не смотрела на него в ответ. И я ничего не могла поделать с чувством вины, которое, казалось, распространялось все больше и больше с каждой секундой.
Они не держались за руки, пока он вел машину, и я не могла ничего поделать с радостью, которая смешалась с чувством вины. Также не помогало, что Ретт выглядел невероятно. Черный костюм сидел на нем, как будто был сшит на заказ, а белая рубашка и черный галстук придавали ему классический вид, от которого мой рот наполнялся слюной, а моя киска становилась мокрой.
— Мы на месте, — раздался его голос тяжелым, низким гулом в машине.
Я посмотрела на большой отель перед нами. Парковка была заполнена большим количеством машин. Страх забурлил во мне вместе со всем остальным, что я чувствовала. Я должна была сыграть роль. Я хорошо притворялась тем, кем не являлась. Я практиковалась каждый день годами, но сейчас все по-другому. Я буду стоять в помещении перед большим количеством людей. Людей, которые были успешными и богатыми. Людей, которые преследуют таких, как я, и садят их в тюрьму на всю жизнь, или дают им умереть при помощи смертельной инъекции. И я буду стоять перед ними, жать их руки и притворяться, что не трахалась с сотнями незнакомцев. Что меня не трахал мой отчим снова и снова, что мне не нравилось. Что я не кончала на его член, даже, когда он причинял мне боль.
Я должна была сыграть роль младшей сестренки, которая не была под кайфом. Женщины, которая не изголодалась по дозе кокаина. Но я изголодалась. Хоть мое время в доме вместе с Сарой прошло достаточно прилично, но он не остановило тягу. Она была там под поверхностью, от чего мою кожу покалывало, подготавливало, отчаянно нуждаясь в большем. Я не хотела этого, не на самом деле. Я не хотела такой жизни снова. Той, которая связана с наркотиками, но я ничего не могла поделать с этим. Я не стремилась к такой жизни. Я хотела тех моментов экстаза, когда можно притвориться, что прошлое не реально, где я проживаю один момент за другим одна.
Я зажевала свою нижнюю губу, сильно прикусывая плоть под ней, пока медный привкус крови не наполнил мой рот.
— Ты готова? — Сара обернулась ко мне.
Я отпустила свою губу и провела по ней тыльной стороной руки.
Готова ли я? Нет. Я не хотела ничего больше, как затеряться в простом экстазе от затяжки кокаином, который давал мне это.
— Да, — я услышала слово и поняла, что произнесла его. Я была сильнее моей зависимости. Я. Я пыталась вспомнить о свободе, которой я наслаждалась, когда ходила по магазинам с Сарой. О подавляющей эйфории от начала новой жизни. О небольшом счастье, которое возвращалось назад, не все, но небольшая часть.
Я могу сделать это.
7
Сказать, что я была не в своей тарелке, было бы преуменьшением, но, кажется, этого никто не замечал.
Разве они не замечают яд внутри меня? Грязь, которая прилипла к моей коже?
Но если они и заметили, то никто ничего не сказал. Меня представили толпе людей, которых я никогда не вспомню. Людям, которые с радостью брали мою руку и жали ее, делая комплименты моей красоте, как будто я была каким-то внеземным созданием. Мне никогда не делали столько комплиментов и не льстили за мою жизнь, особенно мужчины в костюмах и женщины в дизайнерских платьях, попивающие дорогое шампанское.
— А кто это прекрасная леди, могу я узнать?
Я улыбнулась мужчине передо мной. Он стол рядом с Реттом, но был его полной противоположностью. С темными волосами, оливковой кожей, глаза практически черного цвета, но так же в них еще был блеск.
— Это моя сестра Фей. Фей, это один из партнеров из юридической фирмы, Роджер.
Глаза Роджера сверкнули, когда он взял меня за руку.
— Вау, я не думал, что у кого-то настолько уродливого, как Ретт, может быть такая прекрасная сестра, — он поцеловал мою руку, и я хихикнула. Я действительно, блять, хихикнула. Кто я?
— Они сводные брат с сестрой, — вмешалась Сара.
— Ах, ну это все объясняет, — Роджер подмигнул мне и отпустил мою руку.
Медленная кантри-песня, которую я никогда прежде не слышала, начала играть.
— Ой, Ретт! Это наша песня! Мы должны пойти танцевать.
Ретт взглянул на меня, а потом обратно на Сару.
— Не думаю, что это хорошая идея.
Сара тоже на меня посмотрела, прежде чем кивнуть.
— Ох, да, ты прав.
— Вы не обязаны нянчиться со мной, — сказала я быстро. — Я буду стоять прямо здесь. Я буду в порядке.
— Ты уверена? — спросила Сара.
Я кивнула.
— Не думаю, что это хорошая идея, — взгляд Ретта был на мне, более того он был на мне с тех пор, как мы приехали. Я знала это выражение, одно из тех, которое кружилось позади его зеленых зрачков. Оно расплавило что-то во мне.
— Я останусь с ней, — сказал Роджер.
Взгляд Ретта метался между нами с покровительственным выражением.
— Все в порядке, — сказала я.
— Ты уверена? — спросила Сара.
— Да, идите, — я подарила им небольшую улыбку. Она не была искренней. Она была далеко от искренней, насколько возможно, но они ничего не сказали. Я не хотела, чтобы они танцевали вместе. Я хотела, чтобы Ретт был со мной, не имеет значения насколько Сара замечательная.
Ретт одарил Роджера суровым взглядом перед тем, как позволил Саре увести его на танцопол. Я наблюдала за тем, как они двигались. Они были синхронны, двигаясь так, как будто знали, что другой будет делать. Остальные пары танцевали вокруг них, но никто даже близко не сравниться с ними. Мерцающие, желтые огни осветили их жемчужным сиянием. Сара улыбнулась Ретту, и я могла заметить ее любовь к нему. Она была ярче, чем все, что я когда-либо видела. Казалось, что она сочилась из каждой ее поры, окружая их и каждого в этой комнате.
Я ненавидела ревность, которая окружила меня.
— Ты в порядке?
Я взглянула на Роджера, который разглядывал меня с любопытством.
— Да, — я быстро кивнула.
— Я даже не знал, что у Ретта есть сестра, до сегодняшнего вечера.
Это застало меня в расплох. Я могла только предположить, что Ретт рассказал всем о том, что я сделала.
— Я просто недавно вернулась сюда.
— Ясно. Откуда ты приехала? — он улыбнулся мне. Его взгляд был невинным, его намерения были простыми и добрыми. Я могла видеть это в его лице. Но что-то внутри меня треснуло, как ничего не подозревающая веточка.
— Я проститутка.
Он нахмурился.
— Что?
— Шлюха, — я наблюдала, как выражение его лица менялось, в его глазах мелькали сотни вопросов. Я ждала этого, отвращения, которое незамедлительно придет. Ненависть. Я ожидала этого каждую проходящую секунду. Если у меня больше не было ненависти Ретта, тогда я могла получить ее от кого-то другого. Я почти могла попробовать ее, то, как отвращение, заставило бы меня чувствовать.
Но ненависть не пришла. Ослепительно-красивая улыбка появилась вместо этого.
— Я не ожидал честности.
— Ты знал?
— Только потому, что ему требовалась помощь в заполнении некоторых бумаг в больнице, в которую ты поступила, — улыбка ни разу не покинула его лица. — Я работаю юристом на добрых пять лет больше Ретта.
Я уставилась на него ошарашено. Он знает кто я, и все еще обращается со мной, как с леди?
— Не надо выглядеть такой удивленной.
— Ох, это было так весело! Ваша очередь!
Голос Сары вынудил меня подпрыгнуть, и я повернулась, чтобы увидеть ее румяное, улыбающееся лицо.
— Ох, нет…
Но потом Ретт встал передо мной, протягивая свою руку.
— В смысле, я и…
— Да, — ответил он, его взгляд неизменно оставался на моем лице, его рука ждала меня. Это было самое большое, что он сказал мне, после того как я выписалась неделю назад.
Я хотела расспросить его, но как, не знала. Каким-то образом я вложила свою руку в его и позволила отвести меня на танцпол. Я не хотела ощущать теплое покалывание, которое распространялось вверх по моей руке от его прикосновения. Я не могла припомнить такое ощущение, когда он касался меня раньше, и быстро сравнила это с кокаином. И в первый раз за весь вечер, я не хотела дозу, так долго, как могла ощущать восторженный трепет на моей коже.
Он взял обе мои руки в свои, когда мы добрались до танцпола. Люди рассыпались вокруг нас, уже танцуя под новую, медленную мелодию.
— Ты когда-нибудь танцевала бальный танец?
Я уставилась на него тем, что как я знала, было пустым взглядом.
Улыбка изогнула уголки его губ.
— Я научу тебя. Иди сюда, — он подошел ближе, пока наши груди практически не соприкоснулись, и опустил руку на мою поясницу. — Позволь я поведу, хорошо?
— Хорошо, — сказал я, внезапно занервничав. Я не предполагала, что танцевать будет сложно. Когда Сара и Ретт танцевали, казалось легко.
— Ты делаешь два шага вперед, потом один назад, — я последовала за ним, двигаясь неуклюже, практически спотыкаясь на каждом шагу. — Осторожно. Просто следуй за мной, — он прижал меня к себе крепче, впадина между моих бедер прижалась к одной из его ног. — Чувствуешь мое бедро? Следуй за ним.
Мое дыхание стало поверхностным, когда я подняла взгляд на него. Раньше я никогда не была настолько близко к нему. Только в моменты ненависти, когда она кружилась вокруг нас, смешиваясь с похотью, что становилось таким плотным и, казалось, задушит нас. Но никогда так, одетые в дорогую одежду рядом с улыбающимися парами, которые кружились рядом с нами. Я думала, что только от его ненависти я могу почувствовать себя так. За время, проведенное в больнице, я стала в этом уверена. Я убедила себя, что я расцвету от ненависти Ретта так же, как я расцветала от Тейлора. Это стало моей целью, смыслом.
Но теперь не было ненависти. Никакой злости между нами. Его взгляд встретился с моим, его зеленые глаза искрились радостью, чего я не ожидала. Но это была не только радость, там было что-то еще. Что-то, что я не могла понять. Я запнулась о свою собственную ногу прежде, чем успела понять что это было, и пошла спотыкаясь вперед. Ретт остановил меня прежде, чем я упала на пол, и на мгновение мы застряли в странном подвешенном состоянии, — его руки вокруг моей спины, я смотрела на него.
Смешок сорвался с моих губ. Это просто мое везение, что я шла и споткнулась именно тогда, когда у меня был один из этих моментов. Моментов, которые остаются с тобой навсегда. Одни из тех, на которые ты оглядываешься назад и думаешь, насколько идеальными они были. Что ты не изменила бы в них ничего.
Улыбка надломилась на его лице, когда он поднял меня. Я подумала, что это было оно, что я была слишком неосторожна в качестве танцевального партнера. Но рука Ретта нашла мою талию, а другая обхватила мою ладонь.
— Давай попробуем снова, ладно? — он усмехнулся, и что-то внутри меня расплавилось, от чего слезы навернулись на глаза. Было глупо, что я хотела заплакать из-за этого? Я смогла сдержать их, сосредоточившись на наших движениях и стараясь не споткнуться снова. В этот раз я была успешнее, и мы двигались среди толпы, как пара нормальных танцоров, хоть и неуклюжих.
Каждую минуту я была уверена, что прижимаюсь к нему сильнее. Я знала, что песня закончится, но я не хотела этого.
— Я рад, что ты пришла, — прошептал он мне на ухо. Дрожь прошла по моему позвоночнику.
Я смогла только кивнуть. У меня не было слов. Я хотела спросить, почему его не было дома всю неделю. Почему он не смотрел на меня столько же, сколько сегодня. Почему он отдал всю заслугу за то, как я выглядела, Саре? Разве он не считает, что я привлекательная потому что это я? Не потому что Сара добавила немного для меня, а потому что я была просто Фей. Но я не произнесла ничего из этого. Я просто смотрела на него с удивлением.
Он тоже ничего не сказал мне, но он пел. Нежная мелодия порхала вокруг нас. Стихи шептали в мое ухо. И я позволила себе притвориться, что это и есть моя реальность. Где у него нет Сары, которая ждет его менее, чем в сотне футов. И это было волшебно. Эти несколько мгновений, где были только он и я.
Но потом все кончилось. Не потому что песня закончилась. Не потому что я споткнулась снова. Это было из-за голоса. Руки. Она касалась моей руки. Голос, глубокий тенор, который я знала лучше других.
— Не возражаете, если я вмешаюсь?
И потом я посмотрела на него. Момент, драгоценный, идеальный момент, разрушен, уничтожен, разорван в клочья…Тейлором.
8
— Пап? Ты не должен здесь находиться.
Голос Ретта был далеко. Все, что я могла видеть, — это Тейлор. Я могла почувствовать его. Его рука на моей, его взгляд проникал в меня.
— Я просто хочу потанцевать.
— Это не было частью соглашения. Мы договорились, что ты дашь Фей время. Прошла только неделя.
— Ты потанцуешь со мной, Фей? — и потом я увидела это. Это не было ненавистью. Это было чем-то еще. Любовью. Я знала это лучше, чем свои собственные мысли, во что было теперь сложно поверить. Тейлор смотрел на меня так множество раз, чем смотрел с ненавистью, но я привыкла к ненависти. Прошли годы с тех пор, как он смотрел на меня так. Даже за месяц, который я провела с ним, я не видела этой любви. Это было чем-то, что заставило мое сердце пропустить удар. Это был взгляд, который заставлял меня отдаваться ему все эти годы. Взгляд, который заставлял меня упасть в нашу извращенную любовь.
— Да, — слово перехватило дыхание, и было неловким на моих губах.
— Не думаю, что это хорошая идея. Пап, ты должен уйти, — Ретт внезапно встал между нами, и я больше не могла видеть лицо Тейлора, но мне это было необходимо. Мне нужно было видеть это. Его. Мне нужно было видеть эту любовь. Это было единственной, настоящей любовью, которую я знала. Если я смогла бы вернуть все к тому, как было раньше, я бы приняла это. В этот момент, я отдала бы все за это.
— Нет, Ретт. Я потанцую с ним, — каким-то образом я произнесла слова, не выкрикивая их, не выкрикивая их в его спину.
— Ты уверена?
Но я уже обошла его и вложила свою руку в руку Тейлора. Он уже уводил меня от ворчащего позади нас Ретта. Но я не слушала. Любовь была здесь, вернулась в его глаза. Я не видела ее так долго, я не была уверена в том, что она реальна. Мы начали двигаться под музыку, его рука на моей спине, другая держит мою. Позиция такая же, какая была у нас с Реттом. Но все было по-другому. Я не почувствовала теплого, ошеломляющего покалывания.
— Я скучал по тебе, малышка Фей.
Мы двигались под музыку, и он провел вниз по моей руке, касаясь уродливого, красного шрама.
— Почему, малышка Фей, почему ты это сделала? — от боли в его голосе что-то скрутилось во мне.
— Я не могла больше справляться с этим.
— Справляться с чем? Я любил тебя. Я все еще люблю тебя.
Хоть я и видела любовь в его глазах, но его слова прозвучали ровно, и я не поверила им. Отчаяние его любви внезапно обрушилось, когда реальность вернулась ко мне. Причина шрама. Я не забыла, но была ослеплена знакомым комфортом, который он мог обеспечить.
— Я не должна быть здесь, — я перестала двигаться и попыталась отойти от него, но он не позволил.
— Шшш, не говори так. Нет. Ты не это имела в виду.
— Это, — но я не пыталась снова отойти. Я просто стояла безвольно.
— Я был таким потерянным, — сказал он через несколько мгновений. Его взгляд затуманился и стал далеким. — Я не знал, что делать, когда они забрали тебя. Они забрали тебя и запретили мне видеться с тобой.
— Я была в психиатрической больнице. Никому нельзя было видеться со мной, — сказала я, двигая ногами снова, позволяя ему вести.
— Я мог бы быть поблизости. Забрать тебя оттуда. Но я не мог. Из-за Ретта. Он оформил судебный иск против меня. Подал ограничивающий судебный ордер, по которому я не мог приходить увидеться с тобой, не попав в тюрьму.
Я втянула воздух.
— Что? Но…
— Он ревнует, — слова Тейлора были горькими, и я заметила это. Ненависть. Она поплыла к поверхности сквозь дымку любви. Она пробралась сквозь барьер с силой, заглушая все остальное. — Он хочет тебя для себя. Он всегда хотел. Я видел, как он смотрел на тебя, — взгляд Тейлора пронзил меня. — Как он держал тебя.
— Ничего подобного, Тейлор. Он хочет, чтобы мне стало лучше.
Холодный смех сорвался с его губ, заставляя людей, танцующих вокруг нас, оглянуться.
— Стало лучше? Нет. Он эгоист. Он просто хочет тебя на своих условиях. Он поместил тебя в психиатрическую больницу только, чтобы забрать от меня. Это единственная причина. Это не имеет ничего общего с твоим здоровьем и с тем, чтобы тебе стало лучше. Он хочет трахнуть тебя, — он потер своей рукой по моей спине вверх и вниз. — Или уже трахнул?
— Нет, — паника размножилась под моей кожей. Меня не должно быть здесь. Как я сюда попала? Почему согласилась на это? Мои ранние рассуждения всплыли на поверхность, и их нелепость повергла меня в страх.
— Но ты все еще хочешь его.
— Нет, — я попыталась сделать шаг назад, но он удерживал меня крепко, его пальцы впились в мою спину и руку. — Ты не сможешь сбежать, малышка Фей. Не сегодня, — он наклонился ближе, его лицо прямо у моего уха. — Никогда.
Ужас обрушился на меня, утягивая за собой вниз в своих удушающих волнах. Я снова была там. С Тейлором, стоящим надо мной. Я едва провела дома два дня, после аборта, он и моя мать заставили меня сделать его. Я не переставала истекать кровью с того времени. Было слишком много крови. Я была в бреду и холодная. Я умирала. Я знала это. Я знала, что умру. Но мне было плевать. Все, чего я хотела, — моего ребенка. Ребенка, чьи движения давали мне ощущение порхающих бабочек в животе. Крохотные пинающиеся ножки. Моего малыша.
Они прождали слишком долго, и хороший врач не захотел меня принимать. Не хотел делать аборт, которого они хотели от меня так сильно. Человек, который делал это, причинил мне боль. Он забрал моего ребенка и много чего еще. Разорвал меня на части, пока от меня не осталось ничего. Пока я не оказалась дома, слишком сильно истекающая кровью.
Они спорили из-за меня. Кричали друг на друга. Голос моей матери был похож на визг в конце моей кровати. Я не знала, о чем они разговаривали. Я не могла разобрать. Я не хотела разбирать. Они были монстрами. Единственные два человека в моей жизни, которым я поверила, что они любили меня, но это не так. Они наслаждались своими пытками и смеялись, когда моего ребенка убили. Моего ребенка.
Но потом почувствовался вес на моей кровати, и я посмотрела вверх, чтобы увидеть Тейлора, нависающего надо мной. Моя мать толкала его в грудь, все еще визжала, звук пузырился в моих ушах. Она пыталась остановить его? Пыталась спасти меня? Но было слишком поздно. Я уже умирала. Истекала кровью. Мой ребенок умер, и его больше нет. Она не пыталась спасти меня все остальное время. Время, когда она наблюдала, как он пытал меня. Резал меня и трахал, пока я не начинала умолять его остановиться. Она не пыталась спасти меня тогда. Так почему она пыталась сейчас? Потому что я умирала? Потому что она поняла, что все это было неправильно?
Я хотела рассмеяться, но смеха не было во мне. Она не могла остановить его. И он оказался во мне. Но мне не было больно. Не так, как в другие разы. Он трахал меня жестко, но я не чувствовала этого. Я онемела. Потерялась где-то во тьме. Он трахал мое бесчувственное и умирающее тело, пока моя мать визжала, пока она царапала его грудь.
— Ты убиваешь ее! Ты убиваешь ее!
Это было все, что она повторяла. Снова и снова. Он истекал кровью от ее ногтей. Она капала с его груди, но казалось, его это не волновало. И я надеялась на смерть в тот момент, когда посмотрела в его глаза. Я молила, чтобы она пришла, и все это закончилось.
— Нет, — я дернулась от него, отталкивая ужасы подальше. Я не вспоминала о той ночи длительное время. Я спрятала ее подальше. Я даже Джорджу не рассказывала об этом. Это было слишком хреново. Слишком.
А потом я побежала, торопясь через танцующие пары, окружающие меня. Мое лицо было мокрым, но я не вытирала слезы. Мне было плевать, что они размыли мое зрение. Я просто хотела сбежать. Сбежать от Тейлора. Сбежать от прошлого.
Каким-то образом я нашла дорогу к женскому туалету и распахнула дверь, открывая маленькую, темную комнатку с двумя кабинками и одинокой раковиной. Он был пустой, и я бросилась в самую большую кабинку, захлопнув дверь и закрыв ее на замок.
Слезы потекли сильнее, скатываясь волнами по моему лицу. Визг все еще снова и снова воспроизводился в моих ушах.
Ты убиваешь ее! Ты убиваешь ее! Ты убиваешь ее!
— Нет! — я закричала. — Нет! — я не могла больше выносить это. Я не хотела слышать его. Я не хотела пережить это. Не снова. Одного раза было достаточно. Но потом я увидела это. Тейлора ворчащего, кончающего в меня и выходящего из меня. Было так много крови на нем, как будто он был мясником. Она покрывала его член, его бедра. Она была повсюду. Моя кровь.
— Нет!
— Ты убиваешь ее!
Я зажала свои уши.
— Хватит! Просто прекратите! — кричала я.
Хлопок двери туалета ошарашил меня, но не было вздоха облегчения, встретившего меня. Тейлор стоял надо мной. Его темные волосы были приглажены назад. Его глаза переполнены знакомой тошнотворной ненавистью. Я действительно желала этой ненависти раньше? Как я на самом деле хотела этого?
— Нет! — я замотала головой и попыталась подняться на ноги, но каблук моих туфель зацепился за платье, и я рухнула на пол.
Он отвернулся от меня, и в этот момент я подумала, что он уйдет. Просто оставит меня здесь. И на крохотное мгновение я надеялась. Но потом все это смылось, когда он схватил большую корзину для мусора и подсунул под ручку двери.
— Как ты могла так поступить со мной, малышка Фей? — теперь он был на коленях передо мной. Его глаза молили, вводили в заблуждение, мерцая ненавистью.
— Я ничего не сделала.
— Да, ты сделала.
— Нет, — я покачала головой. — Ты сделал. Ты забрал моего ребенка, — это был первый раз, когда я произнесла эти слова вслух, после того как они забрали его. Моего маленького мальчика, о котором я говорила.
— Он был и моим ребенком, Фей. Я не хотел отдавать его, но твоя мать заставила меня. Она заставила нас. Она сделала это с нами, — его глаза были стеклянными, как будто его убивали мысли об этом. Мысли о потере ребенка, которого он вложил в меня.
— Тебе плевать на ребенка. Тебе плевать на меня, — я не повелась на его ложь. Я знала его лучше, чем кто-либо другой. Он был тем человеком, который трахал меня, даже когда я умирала от зверского аборта. Человеком, который входил в меня, пока моя мать умоляла его остановиться.
Ты убиваешь ее!
— Я всегда любил тебя, малышка Фей. Но ты сбежала от меня.
— У меня не было другого выбора, — слезы струились по моему лицу. — Ты не дал мне никакого выбора.
— Я хотел заботиться о тебе вечно. Я хотел дать тебе другого ребенка.
— Но я не могу больше иметь детей после этого. Ты забрал у меня это! — я заорала. Это был первый раз, когда я повысила на него голос. Я всегда слишком боялась, была слишком напугана. Но чего было теперь бояться? У меня ничего нет. Ничего. Больше не было ничего, что он мог бы забрать у меня. Он забрал мое детство, мою невинность. Мою веру в любовь. Моего ребенка. Моих будущих детей. Все.
— Ты заставила меня забрать это у тебя! — он зарычал, перед тем как его кулак ударил меня с боку по лицу. Боль взорвалась в моей голове, когда я резко ударилась об стену. — Ты заставила меня делать все те вещи. Ты заставила меня причинить тебе боль! Я не хотел этого. Я не хотел причинять тебе боль. Ты единственный человек, которого я когда-либо, блять, любил, Фей.
Я моргнула от боли, но его кулак ударил по мне снова, от чего я завалилась на бок.
— Нет!
— Заткнись!
— Нет! — кричала я, пока медный привкус крови наполнял мой рот. Я закрутилась в попытке убраться от него, но потом я услышала звук его молнии. И тогда все изменилось. Я всю свою жизнь была здесь, в этом месте. В этой темной, опустошенной темнице, где существовали только я и Тейлор, Любовник и Незнакомка. Я поняла, что не смогу победить. Я не смогу никогда победить, когда дело касалось Тейлора. Он всегда доминировал, но так было, потому что я ему позволяла. Я позволяла себе потеряться в темноте, в нем. Я позволила поверить себе, что была сломлена. И может быть, я и была, но только потому, что позволила ему сломать меня. Не было другого выбора.
— Я ненавижу тебя! — я закричала ему в лицо, заплевывая кровью его безупречное лицо.
— Пошла нахрен, — в этот раз я увидела его кулак, приближающийся ко мне, но моя голова все еще кружилась, и я не смогла избежать этого. Я услышала треск моей скулы, перед пришедшей болью. Звук раздался эхом в моей голове. И потом она оказалась там. Всепоглощающая боль, которая ошеломила меня, пока я лежала без чувств у стены. Мир затянуло красным перед моими глазами.
— Почему ты заставляешь меня делать это с тобой, малышка Фей? — лицо Тейлора появилось в поле зрения. Лицо, которое я привыкла любить. Лицо, которое принадлежало человеку, который причинял мне боль снова и снова, чему не был конца. Влага капала на мое лицо, смешиваясь с моей кровью. Его слезы. — Почему ты заставляешь меня причинять тебе боль? Все чего я хочу — любить тебя. Это все чего я когда-либо хотел, — он передвинул меня пока говорил, грубо перекладывая мои ноги, раздвигая их в стороны, разрывая мое платье для лучшего доступа. Он спустил вниз свои штаны.
— Ты не любишь меня, — мои слова были искаженными и хриплыми.
— Да, люблю. Именно поэтому я принес тебе это, — он потряс маленьким, пластиковым пакетиком перед моим лицом, белый порошок двигался внутри.
Я не хотела этого. Я больше не хотела, чтобы Тейлор трахал меня. Но я знала, что это произойдет. Он высыпал порошок на свою руку, между большим и указательным пальцами. Я наблюдала за тем, как он поднес ее к моему носу. Но мой нос был весь в соплях, и я не могла вдохнуть. Я пыталась. Но не хотела этого. Не по-настоящему. Но это было мне необходимо.
— Втяни его!
Но я не могла. Мой нос не мог работать правильно, а моя голова все еще кружилась.
— Втяни, блять, его, — он сунул свою руку к моему носу, его большой палец коснулся моей сломанной щеки.
Я застонала от боли, и он воспользовался возможностью забросить кокаин мне в рот. Вкус вызвал у меня рвотный рефлекс, смешиваясь с медным привкусом крови.
— Ты моя, — он вынудил мою челюсть закрыться своей рукой, заставляя меня проглотить. — Навсегда.
А потом он начал толкаться в меня. Чувство было знакомым и незнакомым одновременно. Но впервые в жизни, я не молчала, пока он трахал меня, чтобы остальные не услышали. Не будет так, как было в тот раз, в примерочной, когда я не хотела этого, но слишком боялась отказать ему.
Я закричала, когда он грубо двигался во мне. Я кричала для Ретта, для Сары, для моей матери, которая никогда больше не услышит мои крики снова. Я кричала для своего мальчика. Для всех тех вещей, которых не могла никогда иметь. Я кричала для него. Для Тейлора. Для всех тех способов, которыми он сломал меня, за все те крохотные частички его, из-за которых я не могла прийти в себя. Я кричала для хороших времен, для плохих. Я кричала, пока кулаки избивали мое лицо. Пока единственным звуками, которые я могла издавать, стали жалкие, всхлипывающие стоны.
Но потом все закончилось. Вес Тейлора исчез. Кто-то возвышался надо мной. Злые, полные ненависти голоса. Но это не имело значения. Я позволила тяжелому, плотному одеялу боли накрыть меня… и унести меня далеко.
9
Ретт
Это не реально. Этого не может быть. Мой отец не возвышается над Фей. Он не избивает ее красивое лицо своими кулаками. Он не трахает ее на полу в туалете.
Это не он.
Это не может быть он.
Она застонала, ее крики лишь булькающий звук.
— Я люблю тебя, малышка Фей. Я люблю тебя, — папа застонал, пока вколачивался своими бедрами.
И тогда все встало на свои места, и я начал двигаться, вцепившись руками в его пиджак, выдергивая его подальше от нее. Его член болтался, и тогда все стало реальным.
Он насиловал ее.
— Какого хрена? — я впечатал его спиной в стену.
— Она моя, Ретт! — его глаза дикие. — Ты ее не получишь ее! Я не позволю тебе! — он боролся со мной, пытаясь ударить меня по лицу, но я увернулся.
— Что значит она твоя?
— Она всегда была моей, — прошипел он.
— Почему ты это делаешь?
— Потому что она моя! — и потом он начал хохотать, это был отвратительный смех, который я никогда не слышал прежде. — Не имеет значения, как сильно ты ее хочешь, или сколько раз ты ее поимел. Она навсегда будет моей, Ретт! Он толкнул меня в плечо, и я отступил назад, прежде чем выровняться. — Я первый ее поимел. Раньше, чем кто-либо еще. Она моя! — он снова заржал.
Я посмотрел на Фей. Она была без сознания, кровь стекала по ее лицу и изо рта. Ее платье разорвано, ужасные красные следы на ее бедрах в том месте, где их вынудили раскрыться. И это поразило меня.
Выражение на лице Фей, когда я оставил ее наедине с отцом в больничной палате. Она паниковала, но это не имело смысла. Она не хотела оставаться там одна. Он должен был остаться с ней там. Я думал, что так было из-за наркотиков, именно так я это воспринял, но это тоже не имело абсолютно никакого смысла. Почему она попыталась убить себя снова? Почему она пыталась сделать это в первый раз?
Некоторым вещам просто не суждено быть, Ретт.
Ее слова в тот день у врача, как раз после того, как я нашел ее в первый раз, она рассказала мне, что не может иметь детей. Я не мог понять этого. Как у нее удалили матку, а я ничего об этом не знал. Я просто был там, в доме, и она была в порядке тем летом.
Но теперь все имело смысл.
— Ты изнасиловал ее, когда она была всего лишь подростком, — я чуть не подавился словами, когда они слетели с моего языка.
— Это никогда не было насилием. Она любила меня! Она всегда будет любить меня! С тех пор, как ей исполнилось девять лет, она была моей! Моей!
— Нет, — я покачал головой. — Ты не сделал этого. Ты не сделал этого! — я заорал. Образы пробежали в моей голове. Образы Фей, маленькой девочки. Невинной маленькой девочки.
— Она любит меня! Она всегда любила меня, пока ты не приехал тем летом, — папа тяжело дышал. — Я не знаю, что ты сделал с ней, но ты изменил ее любовь, — он сжал свои окровавленные кулаки. Ее кровью. — Но мне пришлось наказать ее.
— Мне было пятнадцать лет на протяжении всего года после этого, — ее ответ, когда я спросил, как это могло произойти, как я не понял.
— Ты хренов монстр, — я кинулся на него всем, что у меня было, вбивая его в стену. От его головы откололась штукатурка на стене, мой кулак замахнулся, зацепив его щеку. Все, что я мог видеть — Фей в спальне в тот день, перед тем как она попыталась покончить с собой. Выражение на ее лице, когда я сказал, что она проститутка. Он тогда трахал ее, давал ей наркотики и трахал ее. Но она не знала, что он мог сделать, когда выяснит правду о том, кем она является. Я никогда не говорил ему. До того дня. Страх на ее лице не имел смысла для меня. Но теперь все имело смысл. — Ты должен был защищать ее! Она была ребенком!
Я увидел ее, бегущую ко мне маленькой девочкой, ее руки раскрыты, ее улыбающееся лицо, счастливая. Я увидел, как она сидела передо мной, пятнадцатилетняя девочка, умоляющая меня заняться с ней любовью. Это не имело смысла, почему она добивалась этого от меня? Но теперь это имело смысл. Это блять имело смысл. Казалось, мои кулаки двигались по своей собственной воле, ударяя моего отца снова и снова, пока руки не оттянули меня назад, голоса окружили меня. Пока все, о чем я мог думать, — Фей, и то, что она была не прикрыта. Что она лежала на полу в крови и избита, ее ноги раздвинуты, ее самые интимные части открыты на всеобщее обозрение.
Я высвободился от них и упал на колени, подползая к ней. Ее лицо теперь было багровым, ее щеки опухли, кровь сочилась из ее рта и брови. Я одернул ее разорванное платье, прикрывая ее. Голоса были позади меня, громкие и болтающие. Кто-то кричал. Кто-то пытался оттянуть меня, но я не позволил бы им.
Я притянул Фей в свои объятия.
Как мы здесь оказались?
Но теперь я понимал. Я знал, почему она была здесь. Почему она лежала на полу в туалете. Ее красивое платье разорвано, ее тело изнасиловано и избито. Все потому что я был настолько глуп, что не замечал правду. Она была передо мной все это время. Как я упустил это? Взгляды, какими он смотрел на нее? Способы защиты, которые он применял к ней, всю ее жизнь?
— Ей необходимо остаться со мной. С человеком, который любит ее.
Он произнес эти слова как раз до того, как я нашел ее в ванной, умирающую.
— Блять! — заорал я, пока держал, защищая ее, около себя.
Я думал, все потому что он любил ее, как отец должен любить. Но не так. Никогда так.
Но я был неправ, и теперь мы здесь. В туалете, на полу. Фей избита, истекает кровью. Правда наконец-то всплыла на поверхность. Я потер рукой по своему лицу, размазывая кровь, кровь моего отца.
Это не реально.
Но это реально. И нет ничего, что я мог бы сделать, чтобы изменить это.