1

Такси, в котором ехал Каллен, свернуло на Маккензи-лейн. «Дворники», мерно шурша, сгоняли с ветрового стекла мелкую рябь нудного моросящего дождя. По обеим сторонам дороги выстроились в ряд могучие дубы. Потемневшие от дождя вековые деревья распростерли над дорогой свои ветви, образуя роскошный шатер, приглушающий звуки, что придавало окружающему оттенок таинственности.

Каллен не ожидал, что знакомый с детства путь способен так заворожить его. Он с какой-то необыкновенной яркостью и отчетливостью воспринимал все вокруг: каждую каплю дождя, каждую травинку на тянущихся вдоль дороги пастбищах, шуршание «дворников» о стекло. Что же могло так сильно обострить его чувства? Ведь он, как обычно, просто ехал домой.

И тут ему пришло в голову, что атмосфера Гонконга, насыщенная невообразимой смесью всевозможных запахов, неумолчным шумом огромного скопления людей, играла роль своеобразного щита, отгораживающего его от окружающего мира. На протяжении девяти месяцев, которые Каллен провел в этом людском муравейнике с гигантскими небоскребами и забитыми машинами тесными улицами, его мысли занимали только дела – и Уитни. Весь остальной мир для него просто не существовал.

Но теперь он оказался в волшебной стране приглушенных звуков и обостренных чувств, где ничто больше не ограничивало его восприятия действительности, и постепенно Каллена начало охватывать радостное волнение.

Впервые за десять лет он приехал домой летом. Каллен с искренним интересом вглядывался в мелькавшие за окном знакомые до боли пейзажи, ловя себя на мысли, что они кажутся ему совершенно новыми. Он с трудом удерживался, чтобы, как в детстве, не прижаться носом к стеклу. Пришлось даже сказать себе, что это не пристало тридцатилетнему преуспевающему бизнесмену.

Они ехали мимо земель, принадлежавших Баррисфордам. Породистые лошади мирно щипали сочную траву, из-за дождя их бархатистая кожа казалась совсем темной. Жеребята паслись рядом с матерями или стояли поодаль, словно раздумывая, не затеять ли игру. В Виргинии города тоже все заметнее теснили фермерские угодья, сокращая площади пастбищ. Тем больше радовал глаз этот благословенный тихий уголок.

Слева появились четкие контуры ограждения из белого чугуна, окружавшего ранчо «Скайларк». Каллен быстро пересел к левому окну и стал смотреть на проплывавшее мимо пастбище, принадлежавшее семейству Ларк. Их хозяйство представляло собой типичный образец английской фермы. Загоны разделяли не заборы, а настоящие живые изгороди, и это придавало окрестностям спокойную мягкость. Каллен всегда любил бывать в «Скайларке»: ранчо собственного отца казалось ему слишком функциональным. Там все делалось в расчете на быструю прибыль и вечно царила суета.

Машина прошла еще с полмили, когда Каллен попросил водителя остановиться: он увидел, как под моросящим дождем смелый наездник тренирует отличную гнедую лошадь, заставляя ее снова и снова прыгать через изгородь. Бородатый шофер-сикх послушно съехал на обочину, и Каллен некоторое время наблюдал из машины за безрассудным всадником, которым невозможно было не восхититься. Всадник словно слился с лошадью: ноги и руки согнуты под наиболее выгодным углом, прямая спина, тело наклонено вперед, к крепкой шее лошади.

Любой увидевший этого наездника наверняка принял бы его за мальчика-подростка. Сапоги, джинсы, небольшой рост, намокшая от дождя фиолетовая рубашка могли сбить с толку кого угодно, но только не Каллена. Он сразу понял, что это вовсе не подросток, а владелица и главный тренер ранчо «Скайларк» Саманта Фей Ларк собственной персоной. Хотя дождь мешал как следует ее разглядеть, а голову Саманты прикрывал шлем и не было видно привычной рыжей косы, Каллен узнал бы эту женщину везде и всегда.

– Я вернусь через несколько минут, – сказал он, открывая дверцу.

– Счетчик будет включен, – предупредил водитель.

– Да, конечно.

Каллен перешел дорогу, протиснулся сквозь прутья ограды, затем раскрыл черный зонт и по мокрой траве направился к всаднице, которая, казалось, совершенно его не замечала. Каллен усмехнулся: он был уверен, что Саманта его увидела и, должно быть, страшно удивлена, поскольку никто не ждал его раньше будущей недели. Хотя ему едва ли удастся пронаблюдать это удивление.

Саманта отличалась завидным хладнокровием и никогда не теряла присутствия духа, что помогало ей добиваться на скачках серьезных успехов. Благодаря этому же качеству она в юности обставляла его в покер, обычно выигрывая из пяти партий три.

Теперь Каллен уже мог хорошо ее разглядеть. Всякий раз, когда он смотрел на Саманту, ему казалось, что время повернуло назад. Сколько же ей лет? Если ему тридцать, ей никак не меньше двадцати восьми, но она осталась такой же, как в шестнадцать лет: озорным мальчишкой-сорванцом. Ни одна женщина в округе не умела так управляться с лошадьми, да и не всякий мужчина решился бы тягаться с нею.

Радость при виде Саманты теплой волной согрела душу Каллена, что несколько удивило его самого. Он и не подозревал, как ему не хватало ее все эти месяцы… точнее, годы. По сути дела, они последний раз виделись пять лет назад, на похоронах ее матери и на поминках. В тот день тоже шел дождь…

Каллен поскользнулся на мокрой траве и, снова взглянув на всадницу, забеспокоился. Она что, намеренно старается свернуть себе шею?

Саманта направила лошадь в его сторону и заставила взять препятствие под углом. Лошадь легко взвилась над изгородью, затратив ровно столько усилий, сколько было необходимо – ни больше ни меньше, – и преодолела преграду, едва коснувшись ее копытами. Саманта сразу же пустила лошадь шагом и, объехав вокруг Каллена, остановилась перед ним.

– О, кого я вижу! – с деланным удивлением проговорила она. – Что привело вашу светлость на мое скромное пастбище?

– Я заблудился, – в тон ей ответил Каллен, – мне нужно попасть в «Восточную красавицу». – Он назвал известное в округе увеселительное заведение весьма сомнительного характера.

– Две мили отсюда, потом поворот направо, – не моргнув глазом, ответила Саманта.

– Я рад тебя видеть, Сэм. Ты отлично выглядишь, только вот промокла вся. Плащ тебе бы не помешал.

– Какой-то идиот из бюро прогнозов обещал прекрасную погоду, а вообще-то мне все равно. Небольшой дождик никому не помешает, разве только Уитни. Для ее причесок, этих шедевров Стефано, дождь просто смертелен.

Каллен пропустил достаточно прозрачный намек мимо ушей. Он не желал показывать, что его могут задеть иронические замечания в адрес страстно любимой им женщины.

– А твоя лошадь отлично сложена, – заметил он, решив сменить тему. – Прекрасные пропорции: грудь широкая, голова небольшая, изящная и глаза выразительные. – Он обошел вокруг лошади, разглядывая ее с видом знатока. – Форма спины тоже отличная, мускулистый круп, пружинистые задние ноги… Прекрасная лошадь, мне нравится, – подвел он итог своему осмотру.

– Ну еще бы, это же Чародей!

– Чародей? – удивился Каллен.

Имя это ему ничего не сказало. Впрочем, он уже несколько лет не заглядывал на конюшню Саманты. Как правило, Каллен гостил дома недолго и почти все время проводил на ранчо отца или в доме Уитни Шеридан.

– Вижу, что твоя программа разведения лошадей дает плоды, – заметил он. – Зачем ты рискуешь погубить такое роскошное животное на мокрой траве?

– Чародей должен уметь брать препятствия и в более сложных условиях, – вздернув подбородок, проговорила Саманта. – Тебя, конечно, это мало интересует, но до соревнований по конному спорту осталось всего три месяца. Это будет для Чародея первое серьезное выступление, и я хочу, чтобы он был в хорошей форме.

– И ради этого ты готова рисковать собственной головой? Сейчас страшно скользко.

– Государственные дела определенно засушили тебе мозги, – с сожалением заметила Саманта. – В отличие от твоих фирменных итальянских башмаков у Чародея подковы с шипами. А все же, почему ты приехал так рано? Лорел говорила, что ты еще неделю проведешь в Гонконге.

– Удалось скорее, чем я думал, договориться с китайцами, – ответил Каллен.

– Но неужели у тебя не нашлось какого-нибудь важного дела в Лондоне или в Нью-Йорке?

– Единственное дело, которое меня по-настоящему интересует, находится здесь, в Виргинии.

– Думаешь, удастся выговорить для себя выгодные условия? – с наигранным простодушием спросила Саманта.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Каллен.

– Ты двенадцать лет этим занимался, а Уитни всю жизнь оттачивала свое мастерство, – рассмеялась Саманта. – Пора тебе проснуться и взглянуть правде в глаза. Условия будет ставить Уитни, и на твои она не согласится, можешь на это не рассчитывать. Впрочем, если такое положение тебя устраивает, тогда все в порядке.

Каллен глубоко вздохнул. Саманта вечно подтрунивала над ним, в то время как все окружающие давно уже относились к нему серьезно и с почтением. Но на Саманту деньги, очевидно, не производили ни малейшего впечатления – даже такой внушительный капитал, которым он располагал.

– Я всегда добивался своего, благодаря этому и сделал карьеру, – заявил Каллен, – не собираюсь и дальше отступать от своих принципов.

– Ваши сногсшибательные успехи, несомненно, укрепили в вас самомнение, мистер Маккензи. Но, надо сказать, это вам даже идет. – Ее глаза смотрели на него изучающе; они никогда ему не лгали, и Каллен ни разу не заметил в них и тени кокетства. – Ты хорошо выглядишь.

Он знал, что она говорит от души, и ему было приятно услышать эти слова. На сердце у него сразу стало легко.

– Ты совсем не изменилась, – искренне сказал Каллен, оглядывая ее с ног до головы.

– Надеюсь, что это комплимент, – вздохнула Саманта.

– А как поживает маленькая разбойница? – широко улыбнулся Каллен.

– Моя младшая сестричка сейчас в Риме и, кажется, дает всем прикурить. Судя по ее письмам, она не перестает праздновать свое назначение ведущей виолончелисткой Итальянского симфонического оркестра.

– Рад за нее. Ну а как Калида?

– Ах, Калида! – Саманта многозначительно улыбнулась. – Она все такая же заботливая и рассудительная – несмотря на свое Грандиозное Увлечение.

– Что еще за грандиозное увлечение? – удивился Каллен.

– У нее роман с Бобби Крейгом.

– Шутишь?

– Ничуть. Представь себе, между моим помощником и экономкой вспыхнула искра страсти, которая продолжает гореть со времени твоего последнего приезда. Они, разумеется, думают, что никто ничего не замечает… Вообще-то так оно и есть, об этом знаю только я, – улыбнулась Саманта.

– Не может быть. Мигель наверняка в курсе дела, что его сестра и Бобби неравнодушны друг к другу.

– А вот и ошибаешься. Мужчины такие невнимательные на этот счет…

– Неправда.

– Чистая правда! Если женщина не хочет, чтобы мужчина знал о ее чувствах, никто из вашего брата ничего не заметит, можешь мне поверить. – Саманта свысока посмотрела на Каллена.

– Ну, это какие-то женоненавистники.

– Нет. Обычные мужчины.

Каллен рассмеялся.

– А как поживает Уитни? – небрежным тоном поинтересовался он.

Однако его напускная небрежность не обманула Саманту. На губах ее появилась хитрая улыбка, в глазах запрыгали чертики.

– Она стала еще прекраснее, еще чувственнее, еще грациознее…

– Понял, понял, – проворчал Каллен. – Я не об этом тебя спрашиваю.

– Что же касается остального – должна тебя огорчить. Появился еще один претендент.

– Какой еще претендент? – выдохнул Каллен, чувствуя, как краски вокруг начинают тускнеть.

Саманта перекинула ногу через низкую луку седла и соскочила с лошади.

– Его зовут Ноэль Бомон. Ну, что тебе о нем сказать? Высокий, темноволосый, хорош собой, типичный француз, к тому же – очень богат. Хочет купить в Америке ранчо. Твой отец пригласил его у вас погостить и познакомиться с достопримечательностями Виргинии.

– Ты говоришь, Бомон? Надо же, какое совпадение! Он тезка двукратного олимпийского чемпиона и трехкратного чемпиона мира по конному спорту Ноэля Бомона.

– Никакого совпадения. Это он и есть.

Каллен в сердцах чертыхнулся, и Саманта рассмеялась:

– Ну зачем же так огорчаться? Ты же знаешь, что Уитни в мужчинах привлекают не успехи в конном спорте, а нечто совершенно иное.

– Надо сказать, Бомон привлекателен во многих отношениях. Я его неплохо знаю. Мне приходилось сталкиваться с ним.

– И чья же взяла?

– Успех мы разделили пополам.

– Думаю, что теперь такой расклад вряд ли возможен. Уитни рано или поздно выберет кого-то из вас. Во всяком случае, сейчас она определенно не скучает!

– Черт!

– Эх, Каллен, Каллен, – покачала головой Саманта. – И как ты можешь думать об Уитни, когда мы с тобой уже двадцать лет как помолвлены?

– Это звучит очень романтично, но ты прекрасно знаешь, что мы с тобой не помолвлены, – хмыкнул он. – И никогда помолвлены не были.

– А вот и неправда! Мы с тобой обо всем договорились в тот летний день двадцать лет назад. Не может быть, чтобы ты об этом забыл.

– Забудешь тут, как же, когда ты постоянно напоминаешь об этой детской чепухе и мне, и всем в округе. Постарайся наконец усвоить, крошка Ларк, я не собираюсь на тебе жениться.

– Неужели? – с убитым видом воскликнула Саманта. – Ты очень огорчил меня, Каллен.

Он от души рассмеялся, искренне радуясь встрече.

– Я скучал по тебе, Сэм. Правда.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась она в ответ. – Ты думал обо мне каждый день, когда не вспоминал об Уитни. А если считать, что она не выходит у тебя из головы триста шестьдесят пять дней в году, то мне остается…

– Ну хорошо, признаю. Но я научился справляться со своими чувствами.

– Надеюсь. А какие у тебя планы теперь?

– Планы у меня все те же. Я собираюсь ухаживать за Уитни и жениться на ней, о чем всегда мечтал.

– И ты рассчитываешь уложиться в одно лето? И это при том, что здесь Ноэль Бомон? Тогда ты определенно молодец.

– Сэм, можно было бы с большим уважением относиться к моему чувству.

– Ты забываешь, что я – заинтересованное лицо. Кроме того, я страшно любопытна, а здесь у нас так мало событий… Даже и не мечтай, что я откажусь понаблюдать за столь увлекательным зрелищем, как ваш поединок с Ноэлем Бомоном. А еще – мне просто по-человечески жаль тебя. «У кого не заняты сердце и руки и пуст взгляд, тем легче жить и проще умереть», – процитировала Саманта.

– Ты о чем?

– Это Вальтер Скотт, «Невеста Ламмермура». Эх ты, сухарь-бизнесмен! Раньше ты часами мог читать его наизусть. Или ты действительно поставил крест на том, что когда-то любил?

– Мне в последнее время было не до Скотта.

– «Расскажи об этом кому-либо другому, моряки не верят в подобную чушь», – снова цитатой ответила Саманта.

– «Красная перчатка», том второй. Ну как?

– Рада за тебя, еще не все потеряно, – усмехнулась Саманта.

С дороги посигналил таксист.

– Что-то я заболтался с тобой, а мне надо торопиться, – сказал Каллен, бросая на нее сердитый взгляд. – Я в конце концов еду домой.

– Давно пора, – невозмутимо заметила Саманта. – Скажи спасибо, что у Уитни такое ангельское терпение, а то бы она тебя на порог не пустила. – Она оглядела скрытые сеткой дождя окрестности. – «Тебе лучше продолжать путь, Айвенго».

Каллен не знал, показать ей язык или рассмеяться. Он ограничился тем, что помахал Саманте рукой и неторопливо двинулся к машине.

– «Привет вождю, шествующему с победой!» – полетела ему вслед еще одна цитата.

Снова Скотт. На этот раз «Дева озера». Каллен старался сдерживать смех, но это ему не удалось. Сэм всегда умудрялась заставить его посмеяться над собой и над окружающими. Она единственная, кому удавалось вызвать у него улыбку в первые несколько недель после гибели Тига… А уж смеяться над его приездом, успехами и намерениями жениться ей сам бог велел. Это вполне в ее стиле: Саманта Фей Ларк всегда ко всему относилась с иронией.

Когда Каллен вернулся к машине, дождь усилился. Он устроился на заднем сиденье и стал наблюдать, как быстро запотевают стекла, в то время как водитель выруливал на дорогу. Они продолжили путь к ранчо Маккензи. Все ближе дом, семья… И совсем скоро он увидит Уитни!

Каллен не сомневался, что эта златовласая красавица, милая, грациозная, уверенная в себе, – само совершенство. Казалось, он любил ее всю жизнь, хотя она любила его брата Тига. Он продолжал любить Уитни и после смерти брата, когда обрек себя на добровольную ссылку: в Нью-Йорке, Лондоне, Гонконге. Все его свершения на протяжении последних двенадцати лет были не чем иным, как подвигами во славу прекрасной дамы. И теперь он наконец считал себя достойным получить самую чудесную из наград – Уитни. Он не отступит, какие бы планы ни строил на этот счет Ноэль Бомон!

И все же Бомона нельзя было сбрасывать со счетов. Каллен достаточно хорошо его знал. В прошлом их пути пересекались не один раз, и он имел все основания считать, что с французом надо держать ухо востро. Но таким ли уж серьезным конкурентом он является или Сэм, по своему обыкновению, хотела его подразнить? Ему всегда было трудно понять, шутит она или говорит серьезно. Такой уж у нее своеобразный характер. А в способности высмеивать его ей не было равных. И все-таки что за невезение! Он был уверен, что путь к счастью свободен, и вот откуда ни возьмись появляется новое препятствие…

Перед глазами Каллена всплыло лицо Уитни, каким оно запечатлелось в его памяти, когда они расставались девять месяцев назад. Слезы солеными ручейками текли по этому милому нежному личику, на губах своих он ощущал жар поцелуя. Она так тесно прижалась к нему, словно желала слиться с ним воедино…

Каллен прерывисто вздохнул. Уитни была такой дорогой наградой, что ради нее стоило преодолеть любые препятствия.

Машина проехала выкрашенные зеленой краской, кованые ворота, поверху которых вязью шла надпись: «Маккензи». Плавно закругляющаяся аллея вела к внушительных размеров дому из красного кирпича, построенному в стиле восемнадцатого века. Дом стоял как раз на том месте, которое выбрал для своего жилища первый из рода Маккензи – Эйдан. Он прибыл в Виргинию в 1643 году, и с тех пор Маккензи хранили верность этой земле.

Автомобиль остановился у невысокого крыльца, ступени которого вели к широкой белой двери. У Каллена сильно забилось сердце. Он расплатился с водителем и вышел из машины. Необыкновенное волнение теснило грудь, хотя ему казалось, что для этого не должно быть оснований. Много лет назад, с гибелью Тига, часть его души как бы замерла и остыла, а любовь к этим местам в большой степени угасла. Но сейчас сердце его словно освободилось от мрачных воспоминаний.

– Я дома, снова дома! – прошептал Каллен, чувствуя, что радость переполняет его душу.

Однако когда он поднялся по ступеням и остановился у дверей, давнее беспокойство и неуверенность исподволь снова стали подбираться к нему, заставив внутренне напрячься. Он никак не мог решиться прикоснуться к двери. В его сознании она олицетворяла все то, от чего он старался скрыться все эти долгие двенадцать лет.

Усилием воли Каллен отогнал набежавшие тягостные воспоминания и, презирая себя за малодушие, решительно распахнул дверь родительского дома. Он вошел в знакомый с детства холл – огромный, вымощенный розовым итальянским мрамором. Вокруг царила тишина. Перед ним на изящном старинном столике, как всегда, сколько он себя помнил, стояла ваза с любовно выращенными матерью розами. Сегодня это были бледно-оранжевые красавицы. Его взгляд скользнул по величественной мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, к протянувшемуся над холлом легкому балкону.

Каллен знал, что в это время дня отец неизменно находится на конюшне, наблюдая за обучением своих чистокровных лошадей, а мать – в розарии. Этот распорядок сложился давным-давно, и Каллен уже собрался было пройти через западное крыло во двор, но до его слуха внезапно донеслись приглушенные голоса из гостиной.

Каллен пожал плечами, дивясь такому отступлению от традиций, толкнул отделанную дубовыми панелями дверь и провозгласил:

– Встречайте, ваш блудный сын явился.

Однако представшая его глазам картина лишила его на несколько мгновений дара речи. И было отчего онеметь: Уитни, любовь всей его жизни, сжимал в объятиях не кто иной, как Ноэль Бомон, которому Каллен в ту же секунду присвоил статус врага номер один.

– Репетируешь встречу со мной, Уитни? – притворно любезно осведомился он, когда наконец овладел собой.

– Каллен! – растерянно вскрикнула Уитни, торопливо высвобождаясь из объятий француза. – Ты уже здесь?! А мы ждем тебя не раньше будущей недели…

– Мне хотелось сделать тебе сюрприз, – грустно усмехнулся Каллен, шагнув навстречу красивейшей из женщин, когда-либо ступавших по земле. – И, должен сказать, мне это удалось.

Уитни гордо вскинула голову, на ее прекрасном лице не отразилось и тени смущения. Единственная дочь известного политика, сенатора Альберта Шеридана, знала себе цену. Глядя на нее, ни один мужчина не мог остаться равнодушным. Да и как было не восторгаться идеальным овалом прелестного лица, бездонной глубиной синих глаз, чувственным ртом… А если прибавить к этому умопомрачительно тонкую талию, пышную грудь и роскошные белокурые волосы, ниспадающие на плечи золотым водопадом, то приходилось только удивляться, что подобное обворожительное создание до сих пор никому не удалось повести под венец. И Каллен удивлялся, в глубине души надеясь, что все эти годы она ждала его и хранила ему верность. Однако, как он успел заметить, ей особенно скучать не приходилось: ее одиночество было кому скрасить.

– Удружил, нечего сказать! – капризно надула губы Уитни, подошла к Каллену, довольно холодно поцеловала его в щеку. – Я сбилась с ног, готовясь тебя встретить. Купила платье, какое мне хотелось, убедила Стефано, что, если он приедет ко мне и приведет в порядок мои волосы, с его салоном ничего не случится. И вот, пожалуйста! Появляешься ты и все портишь…

Каллен наконец смог оценить юмор ситуации и отдать должное выдержке Уитни, явно считавшей лучшим способом защиты – нападение. Подумать только, он застает ее в объятиях мужчины, а она умудряется сделать виноватым его!

– Извини, Уитни! – ответил Каллен, стараясь сохранять серьезный вид: Уитни не выносила шуток в свой адрес. – Мне только хотелось тебя удивить и обрадовать.

– Обрадовать? Таким скоропалительным приездом? Можно подумать, ты подарил мне браслет с бриллиантами или кольцо.

– Ну, кольцо у меня тоже есть. – На этот раз Каллен не мог сдержать улыбку.

– Это понятно, – вдруг произнес Ноэль Бомон, очевидно, решив наконец обратить на себя их внимание, – но вот будет ли у тебя шанс это кольцо пустить в ход?

Если Каллену и удалось вернуть себе приподнятое настроение, то в этот момент радостных чувств в нем сильно поубавилось. Он одарил Ноэля одним из тех выразительных взглядов, которыми ему неизменно удавалось приводить в чувство даже самых несговорчивых клиентов, но он зря старался. На Бомона его испепеляющий взгляд не произвел ровно никакого впечатления. Он лучезарно улыбнулся и как ни в чем не бывало поцеловал руку Уитни.

– Ты вторгся в чужие владения, Бомон, – процедил сквозь зубы Каллен, чувствуя, как неприязнь к французу перерастает в жгучую ненависть.

– Неужели? А мне показалось, что место владельца вакантно, – откликнулся Ноэль.

– И напрасно. – Каллен решительно шагнул к ним и взял Уитни под руку. – Пришел конец твоему благоденствию, придется тебе с этим смириться.

– А уж это решать несравненной Уитни, мой друг, – неотразимо улыбнулся Бомон. – Разве не так?

– Именно так, – подтвердила Уитни.

– Это что, бунт на корабле? – Каллен по-хозяйски привлек ее к себе и заглянул в широко раскрытые глаза. – Дорогая, зачем он нам в конце плавания?

– Что вы себе позволяете, Каллен Маккензи?! – начала Уитни, но он не дал ей договорить.

– Оставь, Уитни, я же приехал, – тихо проговорил он и поцеловал ее долгим, страстным поцелуем, вложив в него всю тоску, терзавшую его эти долгие месяцы разлуки с любимой женщиной.

Все девять месяцев в Гонконге не было дня, чтобы Каллен не мечтал об этой минуте. Манящее тепло ее податливого тела пьянило его; он отметил, что Уитни с готовностью откликнулась на его поцелуй, и почувствовал себя на седьмом небе. Каллен твердо решил, что никому не уступит женщину, которую он сжимал в своих объятиях. И никакой француз со всем его обаянием не сможет нарушить его планы.

– Каллен приехал! – услышал он радостный возглас и, обернувшись, увидел на пороге комнаты Лорел Маккензи.

С неохотой выпустив из рук свое сокровище, Каллен обнял мать – крепко, до хруста костей, как она любила.

– Чур, не кричать! – весело приговаривал он.

– Я мать и сама решаю, когда мне кричать или плакать, – ответила Лорел, смахивая со щеки предательскую слезинку.

Чтобы взглянуть на своего рослого сына, ей пришлось отступить назад и даже слегка откинуть голову. На протяжении многих лет Лорел жила заботами о семье, милом ее сердцу саде и чистокровных лошадях, которыми славилось их ранчо. У нее не оставалось времени, да и не было особого желания изнурять себя диетами и гимнастиками, поэтому при своем небольшом росте она была немного полновата. Однако при этом Лорел на слабость здоровья не жаловалась и так стиснула в объятиях сына, что у него чуть не хрустнули ребра.

– Как я рада, что ты приехал! – воскликнула она. – Ты выглядишь просто отлично!

– Спасибо, – с трудом выдохнул Каллен, – то же самое могу сказать и о тебе.

– И как хорошо, что наша милая Уитни здесь оказалась, – улыбаясь, затараторила Лорел. – Все сложилось очень удачно.

– Для кого как, – заметил Каллен, бросив выразительный взгляд в сторону Ноэля Бомона.

– Ну неужели ты станешь ревновать Уитни к Ноэлю? – пожурила сына Лорел. – Ведь он же для нас как член семьи.

– Мадам! – с жаром воскликнул француз. – Ваши слова тронули меня до глубины души.

– Если ты его усыновишь, я утоплюсь в нашем озере, – шутливо пригрозил Каллен, глядя в карие глаза матери.

Лорел рассмеялась, и в это время в гостиной появился глава семейства.

– Значит, Уильямсу не померещилось, – объявил Кинан Маккензи.

Он стоял на пороге, сунув руки в карманы, и, улыбаясь, смотрел на сына. Однако взгляд его синих глаз был таким пристальным и оценивающим, что от него невольно хотелось укрыться.

– Привет, папа. – Каллен протянул руку отцу. – Вот свалился как снег на голову.

Всякий раз при встрече с отцом у него возникало ощущение, что тот проверяет его на степень зрелости. Но он бы не мог точно сказать, в чем заключалась эта проверка.

– Добро пожаловать домой, сынок. – Кинан порывисто обнял сына и усмехнулся: – По твоей милости у меня весь день кувырком.

– Но неужели я того не стою?

– Разумеется, стоишь. Как и всякий из рода Маккензи, – рассмеялся Кинан.

– Ты на самом деле собираешься пробыть у нас все лето? – поинтересовалась Лорел.

Каллен улыбнулся, а когда перевел взгляд на Уитни, улыбка его стала еще шире.

– Да! Ведь это мой первый настоящий отпуск за десять лет, и у меня масса планов. – Он посмотрел на Ноэля и заметно помрачнел. – Но твое присутствие здесь, признаться, в мои планы не входило.

– Дальновидный военачальник всегда способен вносить поправки в свои планы, если меняются обстоятельства, разве не так? – не без сарказма осведомился Бомон с любезной улыбкой.

Каллен повернулся к отцу:

– Неужели вы так стеснены в средствах, что вам пришлось взять постояльца? И где же вы его поселили?

– Можешь не волноваться, – рассмеялся Кинан. – Твоя комната в целости и сохранности, никто на нее не посягал. Хотя мы и показали Ноэлю все твои призы и награды за участие в конных соревнованиях.

– Они произвели на меня сильное впечатление, – с готовностью откликнулся Ноэль.

Каллен поморщился, как от зубной боли. Он сознавал, что его юношеские трофеи выглядели достаточно бледно в сравнении с двумя золотыми олимпийскими медалями Бомона и трижды одержанной им победой в мировых чемпионатах. Однако надо было что-то ответить, и он пробормотал:

– Наше семейство славится своим умением развлекать гостей.

– Я неоднократно имел возможность в этом убедиться, – тут же нашелся Бомон, галантно поцеловав руку Лорел.

Каллен заметил, что его мать просто таяла от внимания француза.

– Папа, я думаю, тебе самое время крикнуть: «Руки прочь от моей жены!» – и пригрозить пистолетом, – подзадорил он отца.

– Что и говорить, наш постоялец, как настоящий француз, знает к женщинам подход, – добродушно хмыкнул Кинан. – Да и с лошадьми он тоже неплохо умеет управляться. Кстати, он решил принять участие в наших осенних конных состязаниях. Надеюсь, ты еще не забыл, что они проходят в конце сентября? Если у тебя появится желание встретится с Ноэлем в честном поединке, тебе на эти соревнования тоже путь не заказан.

– Ну уж нет! – решительно отказался Каллен.

– Но…

– Отец, лошади – твоя стихия, а не моя. Я – бизнесмен и достаточно в этом преуспел. С Бомоном мы можем соперничать в бизнесе или бороться за внимание Уитни, но участвовать в соревнованиях – уволь.

– Считаешь, всех уже обскакал?

– Нет, – возразил Каллен, – я просто давно отошел от этого и возвращаться не намерен.

– Хороши, нечего сказать! – напомнила о себе Уитни. – В комнате трое мужчин, и ни один не обращает внимания на меня.

Кинан с улыбкой обнял жену, а молодые соперники сразу же засуетились, наперебой стараясь загладить оплошность.

 

2

Саманта нежилась под душем, с наслаждением ощущая, как тугие струи воды смывают с ее тела остатки въевшейся грязи. Ей уже начинало казаться, что отмыться по-настоящему так и не удастся. И неудивительно: ведь она почти целый день провела под нудно сеющим дождиком.

С пяти часов Саманта уже была на ногах. С главным конюхом Бобби Крейгом и тренером Мигелем Торресом она проверяла, какие успехи сделала каждая из шестидесяти трех лошадей, выращенных на ранчо по разработанной ею программе.

Самых перспективных шестилеток Саманта обучала сама и уделяла по часу времени Флоре, Центральному, Чародею и Несси.

Потом она отправилась к жеребятам и, внимательно осматривая их, не забывала приласкать каждого, шепнуть ласковое слово. Саманта прекрасно знала, как отзывчивы лошади на доброту, и не сомневалась, что, когда придет пора заняться их обучением, они будут более доверчивыми и покладистыми.

Проведя все утро в седле, после ленча она почувствовала, что страшно устала, и отправилась понаблюдать, как идет работа с четырехлетками. Занятия с ними пришлось перенести в крытый манеж, потому что погода окончательно испортилась: надоедливый дождь перешел в настоящий ливень.

Теперь ей предстояло целый час корпеть над бухгалтерскими книгами – занятие, которое она ненавидела всей душой, – а еще надо было написать письмо сестре. По правде говоря, ей следовало сделать это еще два дня назад… Но о делах думать не хотелось. Саманта еще раз намылилась, с удовольствием вспоминая встречу с Калленом. Он выглядел очень неплохо, но главное – собирался пробыть дома все лето!

Мыло выскользнуло у нее из рук и шлепнулось на пол. Саманта подняла его, улыбаясь своим мыслям. Как все-таки здорово, что Каллен вернулся! Она, разумеется, сразу заметила его, когда он шел через луг к загону. И пока Каллен наблюдал за ее упражнениями с Чародеем, она не могла не чувствовать на себе его взгляда. Но тем не менее ей хотелось подольше притворяться, что она его не замечает, потому что иначе ее сразу же охватило бы странное чувство, которое овладевало ею всякий раз при встрече с ним. Стоило Саманте увидеть Каллена, она снова ощущала себя восьмилетней девочкой, восторженно глядящей на него, десятилетнего мальчишку, как на своего рыцаря и героя.

И она искусно продолжила притворяться, что не видит его – высокого широкоплечего мужчину, которого привыкла считать своим старшим братом. На нем прекрасно сидел дорогой серый костюм, большой купол черного зонта спасал его от надоедливого дождя. У нее потеплело на душе, когда их глаза наконец встретились, но Саманта ничем не выдала своей радости. Она давно уже привыкла держать при себе свои чувства, тем более не собиралась открывать их теперь.

Кроме того, ей доставляло удовольствие непринужденно болтать с Калленом, подтрунивая над ним, как в добрые старые времена. Ее веселили его старания как бы невзначай вывести разговор на Уитни.

Саманта рассмеялась и принялась намыливать шампунем голову. «Какая Уитни счастливая! – думала она. – Ее любят так нежно и так преданно». Ну а ей самой было достаточно, чтобы Каллен существовал где-то рядом. Если бы только ему удалось стряхнуть с себя груз прошлых переживаний, перестать мучить себя, он приезжал бы сюда почаще и жил бы подольше. Возможно, он мог бы тогда и совсем не уезжать…

Саманта вышла из душа, и в этот момент зазвонил телефон. Завернувшись в одно полотенце и обернув голову другим, она поспешила в спальню.

– Ресторан «Восточная красавица» к вашим услугам.

– Ну и выдумщица ты, Саманта Фей! – услышала она в трубке знакомый голос и смех Лорел Маккензи.

– Не буду отрицать этого, мадам. Как наш заморский гость?

– Жив, здоров и прилично выглядит, как ты сама могла убедиться. А звоню я тебе вот почему: приезжай сегодня к нам на ужин. Отметим как следует приезд Каллена.

– Обязательно приеду, – заверила Лорел Саманта. – Даже платье надену ради такого случая.

– Саманта, что я слышу?! Не помню, когда в последний раз видела тебя в юбке.

– Ну, не думаю, что мои ноги – такое уж привлекательное зрелище. А в котором часу ужин?

– В половине восьмого.

Саманта бросила взгляд на часы – было около семи.

– Спасибо, что вспомнили обо мне хотя бы в последнюю минуту.

Лорел заразительно рассмеялась:

– Мы с Кинаном все приставали к Каллену с расспросами и никак не могли наговориться. А когда спохватились, подошло уже время ужинать. И ты прекрасно знаешь, что, кроме тебя, мы никого приглашать не собираемся, так что брось прикидываться бедной родственницей и сейчас же приезжай.

– Слушаю и повинуюсь. Мне заехать за Уитни?

– А она уже у нас. Уитни, Ноэль и агент по недвижимости ездили смотреть одно ранчо и вернулись как раз перед приездом Каллена. Так все удачно сложилось.

– Не сомневаюсь.

Саманта представила себе физиономию Каллена, когда он увидел Уитни в обществе Ноэля. Вечер сулил много интересного, скучать ей точно не придется. Ей предстояло присутствовать на увлекательном спектакле, романтической драме, хотя первый акт она, к сожалению, пропустила.

– Думаю, вечер удастся на славу, – сказала она Лорел и повесила трубку, а потом по внутреннему телефону позвонила в кухню: – Алло, Калида?

– Не стоит так кричать, – последовал незамедлительный ответ. – Я все отлично слышу.

– Если ты занялась ужином, можешь не беспокоиться: меня пригласили Маккензи. Так что вечер в твоем распоряжении.

Весело напевая, Саманта вернулась в ванную. Она радовалась, что может очередной раз посодействовать влюбленным – в последнее время это стало ее любимым занятием.

– А ты превращаешься в старую деву, – сказала она своему отражению в зеркале, но почему-то совсем не испугалась.

Саманта высушила волосы феном, как обычно, заплела их в косу, потом надела прикрывающее колени темно-синее платье без рукавов, сунула ноги в туфли и отправилась на кухню. С самого завтрака у нее не было во рту маковой росинки, и она просто умирала от голода.

– Как замечательно пахнет, – заметила она, входя в уютную, сияющую чистотой кухню. – До завтра эта вкуснятина не испортится?

– Мое рагу на второй день еще вкуснее, – заявила Калида, пряча в холодильник внушительного размера кастрюлю.

Несмотря на свои более чем округлые формы, Калида Торрес в свои сорок два года была женщиной сильной и энергичной. В ней отлично уживались присущая филиппинкам материнская заботливость и командирские замашки армейского сержанта. Калида почти четверть века проработала в семье Ларк, Саманта помнила ее, сколько и себя, и всегда побаивалась. Что же касается вообще семейства Торрес, то оно служило Ларкам верой и правдой с тех давних пор, когда полковник Огастус Ларк помог им уехать из Манилы после вторжения туда американцев в далеком 1898 году.

За двадцать четыре года службы у Ларков Калида помогла встать на ноги четырем братьям и сестрам, включая Мигеля, оплатив их обучение в колледже, сама же она закончила только вечернюю школу. А недавно у нее завязался роман с немногословным главным конюхом ранчо.

Саманта подлетела к столу, запустила руку в вазочку с печеньем и, выбрав самое крупное, аппетитно захрустела.

– Каллен вернулся, – с набитым ртом сообщила она.

– Я слышала, – ответила Калида, сгребая в мусорное ведро очистки от овощей. – А Уитни знает?

– А как же! – Саманта снова залезла в вазочку: Калида пекла необыкновенно вкусное шоколадное печенье. – Она как раз оказалась у Маккензи, когда он приехал. Могу поспорить, что Уитни здорово на него разозлилась за неожиданный приезд, уж я-то ее хорошо знаю. Ей так и не удалось покрасоваться в новом платье, ай-яй-яй!

– Ну, для Каллена Уитни хороша в любом наряде, хоть в мешковине.

– Верно, когда дело касается Уитни, он становится до крайности близоруким, – согласилась Саманта.

Взгляд черных глаз Калиды на минуту задержался на Саманте, и она снова принялась вытирать стол.

– Я вижу, вы решились надеть платье.

– Сегодня, можно сказать, торжественный случай, – неопределенно пожала плечами Саманта.

– Не помню, чтобы за последние пять лет вы хоть раз появились не в брюках, – проворчала Калида.

– В юбке верхом не очень поскачешь.

Саманта потянулась за очередным печеньем, но Калида легонько шлепнула ее по руке.

– Не допущу, чтобы вы перебили аппетит, – заявила она решительным тоном. – Роз Стюарт отлично готовит, и вы должны оценить ее стряпню.

– Хорошо-хорошо, – покорно согласилась Саманта, отходя от стола – подальше от соблазна.

В это время дверь кухни распахнулась, и на пороге появился Бобби Крейг.

– Добрый вечер, Сэм, привет, Калида, – приветствовал он женщин.

Калида и бровью не повела: выдержка у нее была отменная.

– Привет, Бобби, с чем пожаловал? – поинтересовалась Саманта.

– Ой, да вы в платье?! – не удержавшись, воскликнул он.

– Это я уже слышала. Вы что, сговорились, что ли? – нахмурилась Саманта, но, заметив, как Калида и Бобби виновато переглянулись, едва удержалась от улыбки. Калида отвернулась: ей сразу вдруг понадобилось слить воду из раковины. – Так что же скажешь хорошенького, Бобби?

– Звонили из Калифорнии, с фермы Чэнсери. Том Харрис собирается купить еще пару наших чистокровных лошадок.

– Отлично! Этот парень мне всегда нравился.

– Но он предложил на шесть тысяч меньше нашей крайней цены.

– В таком случае шиш получит мистер Харрис, – решительно заявила Саманта.

– Я ему приблизительно так и сказал. Он обещал дать ответ завтра. Думаю, утром он позвонит, для порядка поторгуется, но на нашу цену согласится.

– Спасибо, Бобби, отличная работа.

– Всегда рад помочь.

Саманта оглядела своего помощника, разодетого, как на парад: накрахмаленная рубашка, безукоризненно отглаженные брюки, сверкающие туфли. Судя по всему, Бобби явился на кухню не затем, чтобы поболтать с ней. Саманта взглянула на часы и сокрушенно покачала головой:

– Уже опаздываю. К сожалению, должна вас оставить, но, надеюсь, у вас найдется о чем поговорить, кроме моего платья.

Усмехаясь украдкой, Саманта выплыла из кухни. Поощрять тайный роман, при этом не признаваясь влюбленным, что для нее их отношения давно не секрет, было очень приятно.

Саманта вошла в гараж, села в свой старенький черный «Ауди» и вырулила на дорогу, которая пролегала у подножия гор Блю-Ридж. Растущие по обочинам вековые дубы переплелись ветвями, образуя причудливый зеленый шатер. Эта дорога соединяла несколько наиболее крупных ранчо округа Лоудон. Соседями Саманты с юга были Баррисфорды – им принадлежала тысяча акров отличных земель, а на севере располагались Маккензи.

Небо постепенно освобождалось от облаков, и закатные лучи багряным светом заливали склоны Блю-Ридж. Воробьи, кардиналы и жаворонки стайками порхали с дерева на дерево или кружили над южным пастбищем Маккензи, на котором, грациозно склонив головы, чистокровные лошади невозмутимо щипали сочную траву среди разлитого вокруг покоя, время от времени помахивая хвостами, отгоняя особенно назойливых мух.

Саманта любила эти места с такой неистовой одержимостью, что боялась в этом кому-либо признаться. С тех пор, как себя помнила, она в своей ежевечерней молитве благодарила бога, что он надоумил Джереми Ларка приехать в Виргинию в 1636 году и поселиться в этих краях.

Въехав в зеленые ворота, Саманта направила машину к особняку, и губы ее непроизвольно растянулись в улыбке. В этом не было ничего необычного: любое свидетельство честолюбивых устремлений Маккензи неизменно забавляло ее. А этот дом как нельзя лучше отражал подобные устремления.

Когда-то на месте нынешнего особняка стояло два дома. Но потом Дуган Маккензи решил, что пришла пора заняться перестройкой. Он нанял архитектора-англичанина, под руководством которого в 1728 году и началось строительство. Теперь центральная часть здания поднималась на два этажа и заканчивалась крутой крышей со слуховыми окнами, а по бокам к ней примыкали два крыла в полтора этажа. Парадный вход обрамляли пилястры, над которыми шел барельеф, запечатлевший Дугана Маккензи верхом на любимой лошади.

В 1730 году владельцы плантации Уэстовер, расположенной в соседнем округе, также взялись за возведение особняка в георгианском стиле, причем во всеуслышание объявили, что Дуган Маккензи позаимствовал у них идею и переманил архитектора. Дуган сильно обиделся и предложил разрешить спор на конных соревнованиях, где присутствовало едва ли не все население колонии. Ему удалось одержать убедительную победу, обидчики были посрамлены, и с тех пор усадьба Маккензи значилась в туристических справочниках первой. Правда, Саманта связывала этот факт с простой алфавитной последовательностью, однако Маккензи ни в какую не желали с ней соглашаться.

Саманту встретила худая, как спица, экономка Маккензи Марджери Томпсон. Они прошли через холл, небольшую столовую, где в отделке преобладали цветочные мотивы, затем пересекли гостиную, подавлявшую обилием позолоты, и наконец вошли в комнату с большим камином, где обычно собиралась вся семья. Уютнее всего Саманта чувствовала себя именно здесь, так как в этой комнате теплота и радушие семейства ощущались особенно сильно. А главное – здесь не так заметно бросалось в глаза стремление Маккензи во что бы то ни стало оказаться в числе самых влиятельных и состоятельных семейств штата.

Камин находился как раз против двустворчатых дверей. По всей комнате были расставлены диваны и мягкие кресла, в цвете обивки преобладали зеленые и кремовые тона. Стены покрывали панели из дуба золотистого оттенка, потолок украшала лепнина в георгианском стиле. И повсюду стояли вазы с цветами – Лорел Маккензи славилась по всему штату как искусный цветовод.

Но Саманта не обратила внимания на цветы и убранство комнаты, ее больше занимала Уитни, восседавшая в кресле, как на троне. По одну сторону от нее сидел Каллен, не сводивший с Уитни влюбленных глаз, по другую – Ноэль. Саманта в душе подосадовала на то, что спектакль начался без нее, но быстро успокоилась: впереди весь вечер, и ей еще будет на что посмотреть.

– Ну наконец-то! – Лорел вскочила с дивана и от души расцеловала Саманту в обе щеки. – Дорогая, да ты и вправду надела платье! Это настоящее событие, я польщена.

Саманта только закатила глаза, но ответить не успела: к ней подошел Кинан, к которому она с детства была очень привязана.

– Как вечер? Скучать не приходится? – негромко поинтересовалась Саманта.

В голубых глазах Кинана запрыгали чертики.

– Ты же знаешь, жажда соперничества в крови у Маккензи.

– Жаль, вы не позвали меня раньше, – огорченно вздохнула Саманта.

– О, да, нам определенно недоставало вашего общества, – заявил возникший с ней рядом Ноэль и поцеловал ее руку с присущим французам изяществом. – В этом платье вы абсолютно неотразимы.

– Вы мне льстите. Разве я могу тягаться с этим розовым великолепием? – Саманта кивнула в сторону Уитни.

– Вам этот цвет больше к лицу, – уверил ее Бомон.

– Вы, я вижу, знаете толк в комплиментах, – улыбнулась Ноэлю Саманта, затем весело помахала парочке за его спиной, которая о чем-то шепталась. – Каллен, Уитни, привет! А теперь, когда обмен любезностями закончен, позвольте поинтересоваться: в этом доме будут кормить? Я просто умираю от голода.

Каллен слегка отстранился от Уитни и недовольно посмотрел на Саманту:

– Человек так долго не виделся с любимой женщиной, а ты портишь все очарование своими пошлыми разговорами о еде.

– Ничего не могу с собой поделать. Когда я вижу, что кто-то обнимается, мне почему-то сразу хочется есть. Так я могу надеяться? – повернулась она к Лорел.

– Терпение, моя милая, – улыбнулась Лорел. – За твоей спиной наш дворецкий уже делает мне знаки, что ужин готов. Я права, Уильямс?

– Да, мадам, – с самым серьезным видом ответил Уильямс, но в его глазах вспыхивали веселые искорки. Маккензи наняли его в Англии, и он славился не только прекрасной выучкой, но и чувством юмора.

– Вот и отлично, – проговорила Лорел, беря мужа под руку, – а вам, Ноэль, я доверяю отвести в столовую нашу бедняжку Саманту, а то она, чего доброго, и правда умрет с голоду.

– С огромным удовольствием, мадам, – учтиво поклонился француз.

Вся компания чинно направилась в столовую, отделанную красным деревом.

– Бедный Ноэль, – посочувствовала Саманта, – Каллен дома всего полдня, а вас уже понизили рангом, и вам приходится довольствоваться обществом чокнутой соседки.

– Напротив, с вами общаться – одно удовольствие, – решительно не согласился Ноэль. – Кроме того, я надеюсь, что для меня еще не все потеряно, – добавил он, и в его черных глазах зажглись огоньки.

Саманту с Ноэлем усадили против Каллена и Уитни, а Лорел с Кинаном сели по краям стола. Его небольшие размеры позволяли поддерживать общий разговор, так что Ноэль мог свободно переговариваться с Уитни, а Каллену оставалось только терпеть и бессильно скрипеть зубами.

Несмотря на восседавшую напротив неотразимую Уитни, Бомон не забывал и о Саманте – он умело говорил комплименты и развлекал ее очень успешно. Саманте не приходилось раньше встречать мужчину с такими безукоризненными манерами. Ей очень нравилась непринужденность Ноэля, а его мужское обаяние и обходительность не давали забыть, что она женщина.

И все же в этот вечер ей было гораздо интереснее наблюдать за турниром, в котором участвовали общепризнанные мастера. Все они были отлично знакомы с правилами игры, так что Саманта надеялась, что обойдется без жертв.

За столом говорили о многом: о ранчо, на которых побывал Ноэль, о жеребце Гордом, на которого Кинан возлагал большие надежды. На этого коня он делал основную ставку в предстоящих осенью конных соревнованиях, проводившихся на их ранчо. Речь шла также о делах Каллена в Гонконге, об успехах Лорел в цветоводстве и, конечно, об очередном триумфе Уитни на ежегодном благотворительном балу, который организовывал Красный Крест. Но главное – на протяжении всего ужина соперники состязались в умении привлечь внимание Уитни.

В ход пускались разные средства. Каллен умело использовал свое преимущество многолетнего знакомства с любимой женщиной, но ему противостояла мощь традиционного французского обаяния, которое в прошлом неизменно приносило Ноэлю успех. Да и как могла не произвести впечатление такая необыкновенная галантность? Что касается Уитни, она играла с обоими, как кошка с мышью. По всему было видно, что она не собиралась давать ни одному из мужчин повод обольщаться на свой счет.

Когда Уитни не говорила с Калленом, она кокетничала с сидевшим напротив Ноэлем. Тот, естественно, не оставался безучастным, но при этом успевал поинтересоваться мнением Саманты о ранчо, на которых ему удалось побывать. Был момент, когда Уитни демонстративно вырвала руку у Каллена, но вслед за этим уже угощала его со своей вилки спаржей.

Игра продолжалась, и глаза Каллена все больше напоминали небо перед грозой. Такой поворот событий его явно не устраивал. Совсем не так рисовал он в своем воображении встречу с любимой женщиной!

– И все-таки я не понимаю, почему тебе захотелось купить ранчо в Штатах, – заметил он, обращаясь в Бомону. – К чему нарушать покой наших мирных краев?

– Дело в том, что дела вынуждают меня подолгу жить в Америке, и я лишен возможности полноценно тренироваться, – любезно пояснил француз. – А имея здесь свое ранчо, я смогу чувствовать себя как дома.

– Жаль, что за две недели вам ничего не приглянулось в нашем округе, – сказал Кинан.

– Позволю себе не согласиться с хозяином этого гостеприимного дома. Кое-что меня здесь заинтересовало, и, надо признаться, очень сильно. – Ноэль многозначительно взглянул на Уитни, которая благосклонно улыбнулась ему. – А что касается ранчо, в этом вы правы: я действительно ничего для себя не подобрал. Меня может устроить только самое лучшее. Но вы же не согласитесь продать свою ферму!

– Ну уж нет, – самодовольно усмехнулся Кинан. – Я скорее соглашусь посмотреть один из этих дурацких сериалов.

– Ноэль, через две недели будет бал по случаю юбилея нашей свадьбы. – Лорел коснулась руки француза. – Надеюсь, вы останетесь?

– Мадам, как это любезно с вашей стороны! Так приятно встретить доброе отношение к себе и иметь возможность лицезреть такую красоту. – Ноэль повернулся к Уитни. – Я готов остаться здесь навсегда, если вы того пожелаете.

– Ну, на это можешь не рассчитывать, – поспешил вставить Каллен.

Бомон бросил быстрый взгляд на Каллена, но ничего не сказал, хотя глаза его весело поблескивали. Ситуация определенно забавляла француза.

– Уитни, могу я надеяться, что вы окажете мне честь и первый танец на балу отдадите мне?

– Уитни! – с нажимом произнес Каллен.

– Конечно, Ноэль, с радостью, – заявила Уитни: предостерегающий тон Каллена не произвел на нее никакого впечатления.

– Как быстро летит время, Лорел, – задумчиво заметил Кинан. – Мы с тобой женаты больше тридцати лет, а до сих пор не дожили до внуков. Признаться, мне бы очень хотелось в ближайшем будущем стать дедушкой.

– Я как раз собираюсь заняться этим вопросом, отец, – откликнулся Каллен.

– Но твоя ошибка в том, – вставила Саманта, – что ты сделал ставку не на ту женщину.

– Как вы можете говорить такое о своей лучшей подруге? – удивился Ноэль.

– Что же делать, если это правда, – усмехнулась Саманта. – Если бы Каллен женился на мне, как обещал, мистер и мисс Маккензи давно уже стали бы дедушкой и бабушкой.

– Сэм! – раздраженно протянул Каллен.

– Это несколько неожиданно. – Черные глаза Ноэля загорелись любопытством.

– Не такая уж это неожиданность, если со времени нашей помолвки прошел двадцать один год, – отрезала Саманта.

– А, детская влюбленность! Как мило и трогательно. Прошу, поведайте мне эту историю, – попросил Ноэль.

Саманта лучезарно улыбнулась ему и начала рассказ, не обращая внимания на сердитые взгляды Каллена.

– История, надо сказать, очень романтическая, – начала она. – Мне было тогда восемь лет, а Каллену десять. Я смотрела на него восторженными глазами, он мне казался просто божеством. Как-то летом он с друзьями прыгал в речку Бренди-Крик с Эссекского моста. Я, естественно, не хотела отставать, тоже прыгнула и стала тонуть. Так представьте, Каллен бросился в воду, вытащил меня и откачал!

– Очень впечатляет, – пробормотал Ноэль.

– Не правда ли? – улыбнулась Саманта. – Я тогда сразу решила раз и навсегда, что выйду замуж именно за Каллена. И немедленно сообщила ему об этом. Надо сказать, он отнесся к моему предложению весьма благосклонно, но уже через пару лет сделал вид, будто обо всем забыл. Конечно, чего еще можно ожидать от десятилетнего мальчишки? Однако с тех пор он продолжает относиться ко мне совершенно несерьезно, – добавила она, сурово взглянув на Каллена.

– Глупец, – подытожил Ноэль.

– Я тоже так считаю, но уверена, что скоро он образумится. Это откроет вам путь к Уитни, и мы все останемся друзьями.

– Перспектива заманчивая, – заметил Бомон. – Но как вы собираетесь наставить на путь истинный вашего героя?

– Я пробовала разные средства: обыгрывала его в покер, пыталась обойти во всех соревнованиях, в которых мы вместе участвовали…

– Ничего не вышло, – вставил Каллен.

– Пока что нет, – подтвердила Саманта. – Я уже начала подумывать, не нанять ли мне несколько крутых парней, чтобы они доходчиво объяснили ему, что нехорошо отказываться от своих обещаний.

– План неплохой, – одобрил Ноэль. – Но почему бы вам сначала не пустить в ход свои женские чары?

– Вы считаете, у меня получится? – заинтересовалась Саманта.

– Ни минуты в этом не сомневаюсь, – галантно заявил Бомон, касаясь губами ее руки.

– А ты, Бомон, я смотрю, разбрасываешься, – не мог не съязвить Каллен.

– Вот видите! – торжествовал Ноэль. – Он уже ревнует. Не волнуйтесь, совместными усилиями нам удастся образумить мистера Маккензи.

Уитни легонько погладила Каллена по подбородку своим тонким пальчиком и повернула его лицо к себе.

– Но захочет ли мистер Маккензи, чтобы его образумили, вот в чем вопрос, – томно прикрыв глаза, проворковала она. – Мне кажется, он уже сделал выбор много лет назад.

– Раунд и матч в целом закончился убедительной победой мисс Шеридан! – торжественно объявила Саманта, отметив про себя, что улыбка Каллена, адресованная Уитни, вполне могла бы растопить глыбу льда. Впрочем, ничего другого ожидать и не приходилось: не родился еще мужчина, способный устоять перед чарами Уитни.

Воздав должное торту с кокосовым кремом, все перешли в комнату с камином, чтобы там продолжить разговор за чашкой кофе. Кинан уселся рядом с Самантой и принялся расспрашивать ее о новом рационе кормления для жеребят, который она вводила на своем ранчо. Он собирался использовать ту же систему и у себя. В середине разговора Саманта поймала на себе взгляд Каллена. Он поспешно отвел глаза, но она успела заметить в них удивление и легкое замешательство.

Саманта отлично поняла значение этого взгляда. Она в этот момент выступала в той роли, которую когда-то намечал для себя Каллен. Мальчишкой он мечтал, что, когда вырастет, станет помощником отца, может быть – даже его консультантом. Он видел себя человеком, под руководством которого ранчо Маккензи, окрепшее и обновленное, вступит в двадцать первый век. Но он так и не осуществил эту мечту: не стал консультантом, не занимался развитием фермы, не искал новых подходов к тренировкам, не экспериментировал с кормами. В восемнадцать лет он покинул родительский дом, бежал от чувства вины, стараясь заглушить боль утраты. Каллен сделал себе карьеру на совершенно ином поприще, и жизнь его сложилась так, как могла бы сложиться у его брата, останься тот в живых. Каллен добился многого, пытаясь заменить собой Тига, даже невесту брата считал своей…

Саманта очень удивилась, когда Уитни вдруг оставила обоих поклонников и подошла к ней.

– Привет, пропащая душа, – с прохладцей обратилась к подруге гордая красавица, картинно прислонясь к камину.

– Перестань, Уитни, – поморщилась Саманта. – Мы виделись две недели назад.

– Дорогая моя, это было в прошлом месяце.

– Да что ты? – удивилась Саманта.

– Мне казалось, – Уитни с подчеркнутым вниманием принялась рассматривать свои длинные ногти, – что я заслуживаю больше внимания, чем какая-то лошадь.

– Во-первых, не лошадь, а лошади, почувствуй разницу. У меня их много, и внимание нужно всем, поэтому мне и приходится так перегружаться.

– А мне внимание не обязательно? – не отступала Уитни.

– Господи, ты просто бессовестная! – рассмеялась Саманта.

– Знаю, – усмехнулась Уитни, – потому и пользуюсь успехом. Сэм, я соскучилась по тебе.

– Извини, Уитни, но мне действительно было некогда повидаться с тобой. Совсем закрутилась с делами.

– Но неужели так трудно позвонить вечером? Мы бы с тобой посплетничали, как раньше. Или сходили бы в кино на какой-нибудь вестерн.

– Все, Уитни, обещаю скоро исправиться, – улыбнулась Саманта. – Конечно, подготовка к осенним соревнованиям потребует много сил и времени, но потом…

– Сэм, до них еще целых три месяца! – возмутилась Уитни. – Неужели за все это время ты и не вспомнишь о лучшей подруге?

– Ну что ты, Уитни! В ближайшие дни я тебе непременно позвоню. – Саманта сжала руку подруги. – Впрочем, я думаю, тебе самой будет не до меня, если этим летом ты намерена вскружить голову сразу двум влюбленным мужчинам.

– Пожалуй, ты права, – не смогла сдержать улыбки Уитни.

– Ну а если серьезно? Каллен вернулся, что ты решила?

– Конечно, я выйду за него замуж, – повела плечами Уитни, словно удивляясь вопросу. – Но ему придется потрудиться. Мужчина больше ценит жену, если добиться ее было нелегко.

Саманта недоуменно посмотрела на нее и вздохнула. Уитни всю жизнь оттачивала свое умение покорять мужчин. Она знала массу хитростей и уловок, это помогало ей одерживать победу за победой. В той азартной игре, которую вела Уитни, любые средства были хороши. Саманта в душе не позавидовала Каллену.

– А как же Ноэль Бомон? – поинтересовалась она. – Что ты собираешься делать с ним?

– С Бомоном приятно проводить время, он умеет ухаживать, но обольстить меня ему не удастся. Его интересуют только приключения, а вот у Каллена серьезные намерения.

Саманта не переставала удивляться, что Уитни при таком обилии поклонников никогда не теряла голову и всегда была способна трезво оценить, что ей сулят те или иные отношения.

– Значит, ты дашь Ноэлю отставку?

– Вовсе нет. Мне очень любопытно, как он будет пытаться меня соблазнить. Но единственное, чего он добьется, – это заставит Каллена ревновать.

– Ясно, – кивнула Саманта, – думаю, тебе всегда хотелось, чтобы из-за тебя дрались на дуэли.

– О, это было бы прекрасно! По-моему, большинство женщин мечтает именно об этом, – усмехнулась Уитни.

Саманта улыбнулась в ответ, хотя сама подобных взглядов абсолютно не разделяла. Ей вообще чужды были всякие хитрости и уловки, да и к любви она никогда не относилась, как к игре. А вот Уитни довела игру в любовь до уровня настоящего искусства… Саманта даже подумала, не стоит ли посоветовать Кинану спрятать подальше дуэльные пистолеты и шпаги из его коллекции старинного оружия. Пусть полежат в безопасном месте, пока Каллен не наденет наконец на палец Уитни обручальное кольцо.

– Ты знаешь, я очень рада, что Каллен вернулся, – призналась Уитни, задумчиво глядя в окно на мокрый сад. – Я бы точно сошла с ума, если бы пришлось прожить еще хоть год в этом царстве лошадей.

– Но согласись, здесь так красиво, – заметила Саманта.

– По-моему, настоящая красота – в больших городах. В Нью-Йорке, в Париже… А от этой зелени вокруг вполне можно самой позеленеть.

– Не могу с тобой согласиться. А тебе, наверное, действительно следовало бы родиться в другом месте. Послушай, может быть, тебя в детстве подменили?

– Глупости. Кстати, вспомни, как ты сама расписывала мне красоты Парижа, когда училась в Сорбонне.

– Это правда, но здесь все равно лучше.

– Не для всех.

– Вижу, что нынешний стиль жизни Каллена как раз в твоем вкусе. Ведь именно об этом ты всю жизнь мечтала? – улыбнулась Саманта.

– Да, Сэм, я много хочу! – взволновано заговорила Уитни. – Мне хочется общаться с интересными людьми, посещать театры и светские рауты, вообще быть в гуще жизни. Я знаю, моего отца уважают за высокие нравственные принципы, что при его положении достаточная редкость. Но наш счет в банке от этого не увеличивается.

– Уитни, но у него и так немаленькое состояние.

– Верно, и все-таки он не входит даже в десятку самых богатых людей Америки.

– А Каллен, ты считаешь, входит? – удивилась Саманта.

– Ты в своих конюшнях совсем отстала от жизни, – с сочувственным видом проговорила Уитни. – Да Каллен последние два года из пятерки не выходит! Вот так.

– Вот это да…

Саманта ошеломленно уставилась на своего друга детства, который оказался таким сказочно богатым. Семейство Ларк никогда не располагало большими деньгами, хотя их вполне хватало, чтобы жить не нуждаясь и занимать достойное положение в обществе. Однако если бы Саманта не получила права на полную стипендию, она бы не смогла учиться в Сорбонне. А ее путешествие по Европе после окончания университета стало возможным только потому, что она подрабатывала в каждой стране.

Каллен же, судя по всему, с лихвой воплотил в жизнь мечту своего брата Тига о богатстве и власти. И все-таки, глядя на него, Саманта не могла представить, что перед ней один из самых состоятельных людей Америки, который знаком не только с влиятельными бизнесменами и политиками, но и с президентами, и даже с королевскими особами. Он выглядел, как… как Каллен, которого она знала всю жизнь. Только вид у него был сейчас какой-то обеспокоенный.

– Так что же ты со мной время тратишь? Иди зааркань скорее этот симпатичный денежный мешок и тащи его к алтарю!

– Всему свое время, – хитро улыбнулась Уитни и направилась к Каллену и Ноэлю, чтобы дать старт новому этапу турнира.

Саманта со вздохом отвернулась, и взгляд ее упал на висевший над камином портрет двух братьев. Тигу на нем было четырнадцать лет, а Каллену – шестнадцать. Оба пошли в отца: светловолосые, голубоглазые, от матери же братья унаследовали заразительную улыбку. А еще им передалась жизнерадостность обоих родителей. От портрета так и веяло счастьем и радостью.

Но душу Саманты не грело это тепло. Она знала, что Каллен никогда не смотрел на этот портрет и старался избегать фотографий, где был изображен Тиг. А Лорел, как назло, расставила их по всему дому: все знакомые и близкие считали, что Каллен полностью оправился после потери младшего брата, которого обожал. Но все они заблуждались. Саманта слишком хорошо знала своего друга и чувствовала, что в его душе осталась незаживающая рана. Годы не смогли смягчить горечь утраты, и отголосок этой боли до сих пор она замечала в его серых глазах, которые казались всегда спокойными. Каллен считал себя виновным в гибели брата, и это чувство вины продолжало угнетать его, налагая отпечаток на все дела и мысли.

Саманта не сомневалась, что тень прошлого постоянно висит над ним. Да и как мог он уйти от воспоминаний, если каждое утро видел в зеркале серп шрама на своей щеке, как вечное клеймо? Оно не давало Каллену забыть тот страшный вечер двенадцатилетней давности, когда пьяный водитель протаранил машину, в которой ехали они с братом. Тиг погиб, а Каллен чудом остался жив, хотя и был ранен.

– Он изменился, – неожиданно прервал ее мысли Ноэль Бомон. Он подошел незаметно и теперь тоже смотрел на портрет над камином.

– Внешне – безусловно. Но по сути своей, надеюсь, он все же остался верен себе, – ответила Саманта.

– Если я не ошибаюсь, ваши семейства многое связывает, – помолчав, заметил Бомон.

– Вы правы. Мне всегда казалось, что все мы – одна большая семья. – Саманта оторвала взгляд от портрета и посмотрела на Кинана с Лорел, оживленно беседовавших о чем-то у вазы с лилиями. – Каллен, Тиг и я, как три мушкетера, носились верхом из конца в конец владений Ларков и Маккензи. Мы представляли себе, что преследуем жалких и трусливых негодяев, осмелившихся проникнуть на наши земли. И моя младшая сестра Эрин присоединялась к нам, когда нам удавалось оттащить ее от виолончели. Для нас не существовало никаких преград.

– А что Уитни?

– Что вы, Ноэль, как вы могли предположить, что мисс Шеридан могла носиться с нами по холмам как угорелая! Она чаще всего проводила время с Мисси Баррисфорд, залистывая до дыр журналы мод. Впрочем, иногда и она составляла нам компанию – когда мы отправлялись купаться на озеро Маккензи или устраивали пикник в дивном лесу, где росли вековые деревья. Маккензи владели им на протяжении нескольких поколений. А когда Тига не стало, – Саманта снова перевела взгляд на портрет, – я чувствовала себя так, как будто потеряла брата.

– А в него вы не были влюблены?

– Нет, – грустно улыбнулась Саманта, – я же говорила, что еще в детстве отдала свое сердце Каллену. Кроме того, Уитни сделала ставку на Тига, а мне, сами понимаете, соперничать с ней смысла не было. Ей всегда хотелось иметь только самое лучшее. Вот ее выбор и пал на Тига.

– Что и говорить, младший брат был очень хорош собой, – признал Ноэль.

– Не то слово, он был просто великолепен! – с чувством произнесла Саманта. – И, надо сказать, прекрасно это знал. К счастью, у родителей было достаточно здравого смысла, и они не позволяли ему слишком уж возомнить о себе.

– Очень милая семья. – Ноэль с улыбкой наблюдал, как Кинан что-то прошептал на ухо жене и Лорел весело засмеялась в ответ.

– Маккензи всегда стремятся к красоте.

– Не они одни, Саманта. Вот мне, например, очень приятно беседовать с вами.

– Месье, мне кажется, вы переусердствовали с вином, – проговорила Саманта на отличном французском, чем сильно удивила Ноэля. – Но где же моя неотразимая подруга?

– Каллен решил прогуляться с ней по саду и наконец побыть наедине: ему весь вечер не дают это сделать, – также по-французски ответил Ноэль.

– А вы переключились на меня вместо того, чтобы продолжить борьбу с Калленом за благосклонность Уитни? Как благородно с вашей стороны!

Ноэль рассмеялся:

– Каллен так давно не был дома, ради такого случая я позволил себе уступить. Но только сегодня! Кроме того, мне приятно ваше общество, так что с моей стороны здесь нет никакой жертвы. Должен вам заметить, вы себя недооцениваете.

– Скажите, вы расточаете комплименты любой женщине, с которой случается познакомиться? – изумленно спросила Саманта.

– Я вовсе не стараюсь вам польстить, у меня и в мыслях нет ничего подобного. Я говорю чистую правду. Знаете, меня даже радует, что не удалось пока найти подходящее ранчо, потому что у меня будет время поближе познакомиться с вами и открыть для себя, какие сокровища вы скрываете.

– Тешу себя мыслью, что вы шутите.

– Саманта, достаточно одного вашего слова! – Бомон с французским изяществом поднес ее руку к губам.

– Думаю, мне лучше сразу сдаться на милость Уитни, иначе нам с вами несдобровать.

Бомон удивленно поднял брови:

– А мне казалось, что я пока еще вольный стрелок.

– Неужели за эти две недели вы не раскусили Уитни? – поразилась, в свою очередь, Саманта.

 

3

– Привет, Энди! – Саманта легко спрыгнула с седла. – Когда Чародей немного остынет, дай ему несколько морковок: мы с ним хорошо отработали кросс.

– Ты мой хороший. – Энди ласково похлопал по шее Чародея.

Конюх Саманты Энди Брим являл собой нечто среднее между панком и рокером и вид имел весьма причудливый. Однако дело свое он знал прекрасно, и под присмотром у него находилось целых шесть лошадей, хотя на любом другом ранчо каждый конюх ухаживал за тремя. Энди пристегнул повод к уздечке Чародея и передал Саманте поводья чалой кобылы Флоры.

– Флора разогрелась, – объявил он, – но немного нервничает. Сегодня ей работать не хочется, все вытанцовывает.

– Как не стыдно! Так нельзя, – строго сказала лошади Саманта.

Кобыла высокомерно взглянула на нее и презрительно фыркнула.

– Здесь, кажется, я командую, – вздохнула Саманта и подошла к лошади, чтобы проверить подпругу.

– А на меня, конечно, ноль внимания? Хорошенькое дело! Стоило ради этого лететь за тысячу миль!

Саманта вздрогнула от неожиданности и резко повернулась: на изгороди из бревен лихо восседала ее младшая сестра. Загорелая, смеющаяся, она очень эффектно смотрелась в белых облегающих брюках и открытой кофточке, ее длинные темные волосы были откинуты на спину.

– Эрин! – пронзительно закричала Саманта, забыв, что может испугать лучших своих лошадей. Она сдернула сестру вниз и чуть не задушила в объятиях, приговаривая: «Господи, я не верю своим глазам! Когда ты приехала? Нет, я не могу поверить, что ты здесь!»

Эрин довольно рассмеялась и, в свою очередь, крепко обняла сестру.

– Ну вот, это настоящая встреча!

– Как ты здесь оказалась? – снова спросила Саманта, слегка отстраняя от себя сестру. – Тебе, кажется, полагается быть в Риме. Я считала, что ты там веселишься на полную катушку и между делом поигрываешь на виолончели.

– Сэмми, это был только первый этап моего грандиозного плана, а теперь настало время перейти ко второму. Я тебе как-то говорила, что уже много лет в Вашингтоне идут разговоры о создании Национального симфонического оркестра. Так вот, от разговоров наконец удалось перейти к делу. Сейчас идет набор в оркестр. Я уже прошла два тура прослушиваний, а это значит, что меня почти наверняка примут. На следующей неделе – третий тур, тогда и будут распределяться должности.

– Не сомневаюсь, ты обязательно будешь самой лучшей! – Саманта снова порывисто обняла сестру.

– Конечно, и я так считаю, – лицо Эрин расплылось в улыбке, – хотя еще придется попотеть. Но, как бы там ни было, я дома и намерена надолго здесь обосноваться.

– Шутишь! – ошеломленно уставилась на сестру Саманта.

– Ничуть, все уже продумано. Так что тебе придется меня здесь терпеть, пока я не найду себе подходящего красавца – только непременно с мозгами. Вот выйду за него замуж, и ты от меня избавишься, но сомневаюсь, что это произойдет в обозримом будущем.

– У меня просто голова идет кругом, – призналась Саманта, смеясь от радости.

Эрин обхватила сестру за талию и повела к дому.

– Сейчас самое время выпить шампанского, – весело заявила она. – Повод вполне подходящий. Пойдем, отыщем бутылочку, а может, и две.

– Мисс Ларк, у меня есть свободный конюх, он займется с Флорой, – сказал им вслед Энди.

Саманта словно очнулась и, обернувшись, увидела, что Энди держит за поводья двух лошадей. Надо же, мысли о работе на целых две минуты выскочили у нее из головы! Конечно, дел было слишком много, чтобы позволять себе отдыхать, но… Разве каждый день в родной дом возвращается сестра?

– Спасибо, Энди, – благодарно крикнула Саманта и потащила Эрин к дому: – Пойдем скорее! Интересно, удастся ли нам хоть раз в жизни поразить Калиду?

Это им удалось. Хотя невозмутимая Калида не стала кричать, как Саманта, но все же тихо ахнула и с минуту бормотала что-то по-испански, пока не опомнилась. Разумеется, поторопилась взять себя в руки, но победа все-таки осталась за ними. Чрезвычайно довольные произведенным эффектом, Эрин с Самантой прихватили пару бокалов, бутылку шампанского и расположились в самой большой комнате на первом этаже. Эрин растянулась на большом диване, а Сэм устроилась в кресле рядом и разлила шампанское по бокалам.

– Будем здоровы! – провозгласила Эрин.

– Поехали, – традиционно откликнулась Саманта.

Они одним духом осушили бокалы, и Саманта сразу же снова их наполнила. На лице ее цвела улыбка: ее любимая сестра опять была дома.

Разница в возрасте между ними была только три года, но они мало походили друг на друга. Долгие годы Эрин оставалась для Саманты загадкой. В детстве Эрин предпочитала сидеть дома и слушать музыку или сама играть на виолончели. Ее не тянуло без устали носиться верхом, как это нравилось Саманте. Однако со временем Сэм поняла, что музыкальная одаренность не мешает сестре иметь твердый и решительный характер, а к этому она всегда относилась с уважением. Кроме того, Эрин обладала незаурядным чувством юмора, что очень украсило детство Саманты и годы ее юности. А в довершение всего Эрин отлично разбиралась в уловках донжуанов, и ее знания оказались Сэм очень кстати, когда она в Сорбонне решилась наконец выбраться из своего кокона затворницы.

– А я только вчера отослала тебе длиннющее письмо, на целых пять страниц, можешь себе представить?

– Жаль, что я его не получила. Но ничего, теперь ты можешь мне устно сообщить обо всем. Ну, давай же, скорей выкладывай новости! – заторопила сестру Эрин. – Особенно занятно послушать о любовном треугольнике. Твое прошлое послание я читала, как детектив, и теперь просто умираю от любопытства.

Саманта с сожалением покачала головой:

– Увы, ничего особенно захватывающего не происходит. Все идет как по нотам. Каллен завалил дом Уитни цветами всех мыслимых и немыслимых сортов и оттенков из сада своей матери. Прибавь к этому штабеля коробок с конфетами, горы побрякушек, армию кукол Барби в подвенечных нарядах и целый плюшевый зверинец. Ну а Ноэль ударился в сочинительство. И стихи, надо сказать, совсем неплохие. Он шлет ей соблазнительные приглашения на пикник, а вчера он нанял нескольких ирландцев-скрипачей и певцов, которые распевали ей весь вечер серенады.

Эрин смеялась до колик.

– Ох, как я рада, что вернулась домой! – призналась она, немного отдышавшись. – Нам надо сегодня же устроить вечеринку в честь моего приезда. А еще давай организуем прогулку верхом, всех пригласим. Мне не терпится понаблюдать, как развивается интрига.

Эрин никогда не бросала слов на ветер. Рассказывая сестре о своем триумфе в Италии (это относилось как к музыке, так и к сердечным делам), она одновременно успевала болтать по телефону. С особым удовольствием она говорила с Кинаном, которого с детства обожала. Ей не пришлось тратить много времени на уговоры: Маккензи, Ноэль Бомон, Шериданы и Баррисфорды дружно приняли приглашение. После этого Эрин принялась помогать Калиде готовить праздничный ужин, а Саманта отправилась в конюшни, радуясь приподнятому настроению сестры.

На следующий день состоялась задуманная накануне Эрин прогулка верхом. Саманта пустила Несси легким галопом, стараясь держаться рядом с сестрой, которая ехала на Ноктюрне – одной из самых смирных лошадей в ее конюшне. Саманта корила себя в душе, что решилась устроить такой длительный отдых, когда ее ждало столько дел. Но она пыталась оправдаться тем, что не прошло и суток после приезда Эрин и нужно было доставить сестре удовольствие. Ради этого стоило отложить работу.

На сочном зеленом лугу сестры перевели лошадей на шаг, чтобы не наступать на пятки Каллену и Ноэлю, которые ехали по обе стороны от Уитни. Каллен, Саманта и Эрин были одеты совсем просто: в джинсы и рубашки с короткими рукавами. А вот Уитни надела специальные бриджи для верховой езды. Она ездила верхом только в них, полагая, что они как нельзя лучше подчеркивают достоинства ее фигуры. И, надо сказать, она знала, что делала. Ноэль также отдал предпочтение бриджам, поскольку, как он сразу же объяснил Саманте и Эрин, в его намерения входило затмить соперника.

– А ведь все это всего лишь игра, искусная игра, – покачала головой Саманта, когда они с Эрин немного отстали.

Эрин пожала плечами:

– Ну, не знаю. Во всяком случае, не похоже, что Каллена эта ситуация забавляет. Вид у него не ахти. По-моему, им, как хочет, вертит Уитни. Да и Ноэлю похвастать нечем. Руку даю на отсечение, ему не удалось добиться от нее поцелуя, по крайней мере, за последние двенадцать часов.

– Да, выдержки ей не занимать, – рассмеялась Саманта. – Мало кто из женщин устоит, если Ноэль Бомон вознамерится их поцеловать.

– Мне кажется, дело здесь не в выдержке, – возразила Эрин. – Просто Уитни пораскинула мозгами и поняла, что Ноэль не из тех мужчин, на которых можно всерьез рассчитывать. Стоит ему добиться желаемого – и он охладевает. Конец охоте – конец любви. Он будет сохранять к ней интерес, только пока она не подпустит его к себе слишком близко.

– Вижу, ты уже раскусила гостя Маккензи. Быстро же тебе это удалось.

– А ты вспомни развеселое время в Сорбонне. Кто был у тебя советником по амурным делам?

– Я и забыла, что ты у нас дама светская, искушенная в любовных интригах, – притворно вздохнула Саманта. – Твой невинный вид совершенно сбивает с толку.

Эрин довольно рассмеялась:

– Считай меня волком в овечьей шкуре. Люблю захватывать мужчин врасплох! Мне вообще нравится их покорять. Да и ты, помнится, не отставала. Почему бы тебе, кстати, не заняться Ноэлем?

– Ноэлем? Мне? – Саманта была поражена до глубины души.

– А почему бы и нет? Я видела, что он поглядывает на тебя с явным интересом. Не упускай случая, встряхнись немного!

В это время Ноэль подъехал на своей гнедой лошади так близко к Уитни, что они соприкасались коленями.

– Опомнись, Эрин, – недовольно поморщилась Саманта. – Разве ты не видишь, что Ноэль нацелился на Уитни?

– По-моему, он из той породы мужчин, которые не прочь сменить колею, – не отступала Эрин. – И ты вполне способна увести его в сторону.

– Да ты с ума сошла!

– Ничего подобного. Просто я всегда считала, что моя старшая сестра неотразима. К тому же красотка Уитни меня совершенно не ослепляет – не то что тебя. Сэм, ты вполне можешь ее обставить.

– Глупости. Я вовсе не собираюсь соревноваться с Уитни.

Спустя полчаса Саманта передала Несси заботам конюха и попросила привести Флору. Вскочив в седло, она сразу вернулась мыслями к работе, и странное беспокойство внутри постепенно исчезло.

Было уже почти десять часов, когда Саманта отправилась в неблизкий путь от конюшен к дому. Этот дом с зелеными ставнями и крышей с крутыми скатами более трех веков служил кровом нескольким поколениям Ларков, с тех самых пор, как Джереми Ларк закрепил за собой и своим семейством эту землю.

Джереми был одним из первых поселенцев в этих краях, где позднее образовался округ Лоудон. Но он взял себе во владение только небольшой участок в восемь тысяч акров, который по разным причинам за прошедшие годы уменьшился до трех тысяч. Поколения Ларков и после Джереми не бредили честолюбивыми замыслами, предпочитая спокойно работать на своей земле, довольствуясь плодами собственного труда.

Мысли Саманты прервал шум автомобиля: открытый «БМВ», сердито урча, пронесся по дороге от владений Шериданов к ранчо Маккензи. Саманта вздохнула. Бедный Каллен! Уитни хорошо знала, на каких струнах играть…

Саманта прошла еще немного во влажной темноте ночи и увидела, что у дома стоит красный «Мерседес»: Уитни пожаловала в гости.

Она нашла свою подругу на веранде – Уитни сидела в кресле и потягивала чай со льдом, приготовленный Калидой.

– Привет, мисс Шеридан. – Саманта опустилась на верхнюю ступеньку крыльца, прислонившись спиной к столбу веранды.

– Добрый вечер, мисс Ларк, – лениво откликнулась Уитни.

– Чувствуй себя как дома.

– Стараюсь.

– Я видела, как от вас возвращался Каллен, вид у него был расстроенный.

– Расстроенный? Я думала, ты более наблюдательна. Каллен страшно разозлился. Он сделал мне предложение, а я отказала.

– Что?! – ужаснулась Саманта.

– Уж не думала ли ты, что я с первого раза приму его предложение? – небрежно обронила Уитни.

– С первого раза?.. А тебе не приходило в голову, что отказ выведет его из себя до такой степени, что второго раза может и не быть?

Уитни ответила ей мелодичным смехом.

– Ах, Сэм, ты совершенно не разбираешься в мужчинах. Он непременно снова предложит мне стать его женой – и будет просить меня об этом, пока я не соглашусь.

– Ты в своем уме? – У Саманты даже в глазах потемнело от ярости. – Как ты смеешь так обращаться с Калленом? – Уитни вздрогнула: она не ожидала от подруги такой вспышки гнева. – Для кого, как не для тебя, он старался все эти двенадцать лет, чтобы ты могла иметь все, что захочешь? Он заслуживает твоей любви и поддержки, ему не нужны эти бесконечные игры! Я не понимаю, зачем ты все усложняешь. Тебе хорошо известно, что Каллен лучше всех, кто тебе встречался. Зачем ты гонишь от себя свое счастье?

– Не тебе меня учить! – взорвалась Уитни. – Между прочим, Каллен и Ноэль эту игру принимают и отлично знают правила. А если бы им не хотелось в нее играть, они бы давно уже все бросили.

– Любовь – не игра!

– Именно игра, – нетерпеливо возразила Уитни. – И я собираюсь ее выиграть, чтобы потом диктовать свои условия. Вот Мисси Баррисфорд меня понимает; не знаю, почему ты не можешь. А если Каллен немного пострадает – ничего страшного, ему полезно. Подумать только, он заставил меня ждать его шесть лет, пока он решил, что готов на мне жениться. Шесть лет! С ума можно сойти! По его милости мне пришлось сидеть и смотреть, как все мои подруги вышли замуж. А Мисси успела даже и развестись. Но теперь моя очередь, и подождать придется Каллену. А тебе лучше не совать нос в мои дела!

Уитни в бешенстве бросилась к своей машине: прекрасная и своенравная богиня, кипящая благородным гневом.

Злость Саманты сразу прошла, она удрученно смотрела вслед своей подруге. Она редко ссорилась с Уитни, даже в детстве они прекрасно ладили. Что же случилось теперь, откуда такая ярость?

– Уже поздно, – пробормотала Саманта, поднимаясь. Это фразой она как бы хотела оправдать свою вспышку и одновременно ставила точку, не желая размышлять об этом дальше.

После влажной духоты ночи прохлада в холле казалась особенно приятной. Дверь за Самантой с шумом захлопнулась, и она заметила, как поспешно Бобби выпустил Калиду из своих жарких объятий. Саманта стиснула зубы. В этот теплый июньский вечер воздух было словно напоен любовью! Настроение у нее внезапно испортилось, она не могла понять почему.

– Добрый вечер, Сэм, – сказал Бобби.

– Добрый вечер, – откликнулась она.

– Вам надо поужинать, – как ни в чем не бывало заметила Калида, невозмутимо поправляя прическу.

– У меня есть еще кое-какие дела, – буркнула Саманта, направляясь в свой кабинет в западном крыле дома. – И есть я совсем не хочу, мне хватит бутерброда.

Саманта вошла в свой маленький кабинет и увидела сестру. Эрин лежала на зеленом диване и просматривала ноты.

– Кажется, над нами пронеслась гроза? Даже здесь было слышно, – проговорила она, не отрываясь от нот.

– Да уж! – Саманта с размаху уселась в кресло и уставилась в стол. – Представь себе, Каллен сделал Уитни предложение, и она ему отказала. Я не могу понять ее штучки, Эрин!

Эрин взглянула на сестру поверх нот:

– Тут все дело в системе ценностей. Ты ее не понимаешь, потому что считаешь важным другие вещи.

– Но я же знаю, что она хочет за него замуж!

– Видишь ли, – улыбнулась Эрин, явно довольная возможностью открыть глаза старшей сестре, – при всех своих хитростях и фокусах Уитни не способна никого повести за собой. Она судит о себе по тому, как ее оценивают другие. Ей кажется, что в замужестве она лучше всего сможет реализовать себя, но при условии, что сама будет устанавливать правила. Вот она и старается заручиться уверенностью, что Каллен будет ее слушаться. Твоя же самооценка не зависит от чужих мнений. Ты не думаешь, что замужество придаст тебе больше значимости. Тебе не понять Уитни, так как для тебя важно оставаться независимой, а она всегда и во всем зависит от других.

– Это ты об Уитни? Не смеши меня.

– Можешь, конечно, упрямиться и стоять на своем – кстати, в этом вы с ней сходитесь. Что-то ты сегодня поздно.

– Извини, пришлось закончить кое-какие дела. – Голос Саманты звучал виновато. – Мне бы очень хотелось поболтаться с тобой по магазинам, съездить куда-нибудь поужинать, но работа не ждет.

– Да, я знаю, что на ранчо всех дел никогда не переделать. Но не волнуйся, Сэмми, скучать мне будет определенно некогда. На следующей неделе окончательное прослушивание – надо не ударить в грязь лицом, так что мне не до веселья.

– Ох, уж эта мне одержимость семейства Ларков!

– Да, мы такие, – усмехнулась Эрин. – Скорее всего здесь влияют гены.

Они еще некоторое время поболтали, стараясь обходить острые углы. Наконец Эрин отправилась спать, а Саманта с тоской уставилась на черные корешки бухгалтерских книг. Как же ненавистна ей была вся эта писанина!

 

4

День выдался погожим. Воздух наполняли щебет птиц, стойкий запах земли и лошадей. Засунув руки в карманы, Каллен подошел к одному из трех открытых манежей. В центре круга, высокий и подтянутый, стоял Кинан, одетый, как всегда для работы, в коричневые брюки и белую рубашку с длинными рукавами. Отец занимался с Гордым. Вот он отдал команду, подкрепив ее резким щелчком кнута, и лошадь взбрыкнула – скорее от переполнявшей ее энергии, чем в знак протеста.

Каллен уселся на перила и с удовольствием наблюдал за движениями Гордого, полными грации и силы. Лошадь действительно была замечательная. Наконец Кинон обернулся и заметил его.

– Ты опять с утра работал? Не можешь ни дня прожить без этой суеты? – спросил он вместо приветствия.

Каллен не сдержал улыбки: отец всегда выражался предельно прямо.

– Да, целый час говорил с лондонским филиалом, теперь могу дух перевести.

– Да, жизнь у тебя суровая, сынок.

– По-разному бывает. Мама сказала, ты хотел меня видеть?

– Верно. А вообще-то мне хотелось тебя видеть последние девять лет и даже больше. Хорошо, что ты решил пожить с нами подольше, а не заскочил, как раньше, на несколько дней.

– Я тоже рад, что приехал домой.

Кинан умелым движением развернул Гордого и пустил его рысью. Лошадь навострила уши, словно стараясь предугадать, что потребуют от нее дальше.

– Конечно, ни я, ни мать не против того, что ты расширяешь семейный бизнес и приумножаешь состояние.

– Неужели? У меня просто гора с плеч свалилась! – усмехнулся Каллен.

Однако Кинан не принял шутку – в брошенном на сына мимолетном взгляде мелькнула досада.

– Но рано или поздно наступает момент, – продолжал он, – когда даже Маккензи следует остановить. Я просто хочу спросить, что нам с матерью делать со всеми деньгами, которые ты заработал? Мы не собираемся заказывать себе унитазы из золота, как какой-нибудь турецкий султан.

– Я никогда не сомневался в вашем отменном вкусе.

Кинан резко остановил Гордого и сверкнул глазами на Каллена:

– Нам, Маккензи, амбиций не занимать, но мы никогда не переступали границ разумного. А у тебя просто какая-то нездоровая одержимость! Мать это беспокоит, да и мне, положа руку на сердце, последние несколько лет это тоже не очень нравится. По-моему, тебе пора остановиться.

– Слушаюсь, сэр! – Каллен шутливо отдал честь.

– Не ерничай, я разговариваю с тобой серьезно и хочу тебе сказать, в жизни не все крутится вокруг денег, – жестко проговорил Кинан, не давая Каллену возразить. – И еще хотелось бы узнать, что у тебя на уме. Собираешься сиднем сидеть все лето или все же рискнешь хоть изредка помочь?

– Слушай, отец, у меня отпуск как-никак. Кроме того, ты же знаешь: моя главная задача сейчас – уговорить Уитни выйти за меня замуж. А это, оказывается, не так-то просто. Если я стану отвлекаться, тебе не скоро удастся стать дедушкой.

– А ты побольше хлопай ушами, – с досадой откликнулся Кинан, глядя, как Гордый нетерпеливо бьет копытом. – Мне известно, что в пятницу Мисси Баррисфорд увезла Уитни на выходные в Нью-Йорк, а тебе оставалось сидеть и локти кусать.

– Отец, послушай. На ранчо все отлично организовано твоими заботами. Каждая травинка на своем месте, за всеми лошадьми надлежащий уход. Я буду только мешать. – Каллен неожиданно почувствовал, как при этих словах у него больно сжалось сердце, даже перехватило дыхание. – Я стану обузой.

Кинан, нахмурившись, снова пустил Гордого рысью.

– Мы с матерью надеялись, что ты поселишься здесь, когда наконец женишься. Ведь это твой дом, сын.

– Да, здесь моя семья. Но жизнь моя протекает в больших городах. Почему это так сложно понять? Нам с Уитни придется большую часть времени проводить за границей. Ты ведь знаешь об этом.

– Признаться, мы думали, что этим летом ты пересмотришь свои взгляды…

– Боюсь, что в наших представительствах в Нью-Йорке, Лондоне и Гонконге этого не поймут. Об Уитни я уже и не говорю. Ты представляешь, что меня ждет, если я предложу ей остаться в Виргинии?

– Думаю, она тебя на куски разорвет.

– И я о том же.

– Поразительно! Ты не успел еще надеть ей кольцо на палец, а она, я смотрю, тебе кольцо, как быку, в нос вдела.

– Уж кто бы говорил! Если маме что-то не нравится, не ты ли сразу начинаешь колебаться?

– Так что я, по-твоему, безвольная тряпка? – оторопел Кинан.

– Только в том, что касается мамы, – лукаво улыбнулся Каллен, спрыгивая с перил. – Рад, что у нас получился такой разговор по душам, в духе отцов и детей.

Чрезвычайно довольный тем, что последнее слово осталось за ним – а это в разговорах с отцом случалось не часто, – Каллен прямиком отправился в гараж. Там он уселся в свой «БМВ» и отправился к Шериданам, которые жили в двух милях от ранчо Маккензи. Их дом представлял собой типичный образец особняка середины девятнадцатого столетия, что было редкостью для их округа. Его фасад украшали четыре белые колонны, а внутри имелся отличный танцевальный зал. Особый шарм придавали зданию декоративные решетки, увитые глициниями. Содержался дом в идеальном порядке – штат вышколенной прислуги превосходно справлялся со своими обязанностями. Сенатор Шеридан заботился о том, чтобы его жена и дочь не знали хлопот, пока он сам на Капитолийском холме излагал свое мнение по поводу повышения налогов или затрат на социальные нужды.

Когда Каллен въехал на вымощенную кирпичом подъездную аллею, Уитни у крыльца о чем-то оживленно разговаривала с Мисси Баррисфорд.

Мисси была на год старше Уитни и чуть ниже ростом. Хотя она и не могла похвастаться такой же роскошной фигурой, как у подруги, но была достаточно хорошо сложена и прекрасно знала свои достоинства. Мисси было трудно провести. В ее характере просматривалась авантюрная жилка. И в этом отношении она была совсем не похожа на остальных членов своей семьи. Баррисфорды славились практичностью и расчетливостью – фамильными чертами, благодаря которым они владели сетью элитных курортов, где собирались сливки общества.

– Великолепно прошли выходные, – услышал Каллен слова Уитни. – Я замечательно отдохнула.

– И мне понравилось, – томно отозвалась Мисси. – Нам с тобой надо почаще выезжать.

– Я с удовольствием, только скажи! – Уитни обняла подругу, и Каллену пришлось кашлянуть, чтобы она наконец заметила его. – Дорогой, ты так точен, а я, как всегда, задержалась. Но ничего, через пять минут я буду готова. До свидания, Мисси. – И она поспешно скрылась в доме.

– Чао! – крикнула ей вдогонку Мисси и с улыбкой повернулась к Каллену: – Сегодня ты первый вышел на сцену: Ноэль еще не появлялся.

– Я ему сахар в бензобак подсыпал – вот он, видимо, и застрял. Ты отлично выглядишь, Мисси.

– Приятно, когда это замечают. – Она медленно спустилась по ступенькам. Ее длинная пестрая юбка закрывала голенища высоких ботинок, тонкая золотая цепочка поблескивала на солнце. – Ты тоже смотришься неплохо. Золотой дождик явно идет тебе на пользу.

Каллен рассмеялся в ответ.

– Послушай, Мисси, – он по-дружески обнял ее за плечи, – не замолвишь за меня словечко перед Уитни, чтобы она настроилась на свадьбу?

– Едва ли она меня послушает. – Мисси со смехом повела плечами, стряхивая руку Каллена, и двинулась к своему золотистому «Мерседесу». – Я много лет пытаюсь ее убедить, что ты виснешь на ней мертвым грузом.

– Вот спасибо, так спасибо!

– Соседи всегда рады помочь друг другу, – крикнула уже из машины Мисси, и ее смех зазвенел во влажном воздухе.

Конечно, Уитни не уложилась в пять минут. Каллен прислонился к своей машине и принялся размышлять, как бы ему ухитриться использовать предстоящий поход по антикварным магазинам, чтобы повлиять на Уитни. Судя по всему, она собиралась тянуть со свадьбой до конца лета, а это его совсем не устраивало.

К тому времени, когда, блистая красотой, на пороге появилась Уитни в белых брюках от Келвина Кляйна и кофточке без рукавов, он уже успел наметить четкий план действий. Но, как он скоро смог убедиться, намерения Уитни отличались от его собственных.

Уитни с видом знатока рассматривала изящные настольные лампы, огромные роскошные кровати и другой антиквариат, но ни разу не заикнулась об их будущей совместной жизни. Вместо этого она без умолку болтала о выходных, проведенных в Нью-Йорке, и не переставала ими восхищаться. Ни чайные сервизы из серебра, ни бокалы XVIII века не навели Уитни на мысль о создании собственного гнездышка. Но зато она вспомнила весьма сомнительную историю, которую рассказала ей Мисси за обедом в шикарном французском ресторане Нью-Йорка. Уитни ни разу не поцеловала его и даже не пыталась кокетничать… Постепенно в душе Каллена начало накапливаться разочарование, граничащее с отчаянием.

Ближе к обеду Каллен привез Уитни в старинную таверну, известную своей давней историей и традициями. Она славилась отличной кухней и особенно – превосходными кондитерскими изделиями.

Как только они вошли в залитый солнцем зал, Каллен понял, какую серьезную ошибку совершил. За одним столиком в углу он сразу заметил Ноэля Бомона, флиртующего с Эрин и Самантой Ларк, и это им явно нравилось.

Каллен почувствовал, как его разочарование начинает медленно вытеснять гнев.

– Давай лучше поедем в другое место. – Он потянул Уитни за локоть.

– Что за глупости?! – возмутилась Уитни. – Мне здесь очень нравится.

– Особенно когда рядом Бомон? – съязвил Каллен.

Она повернулась к нему. Ее голубые глаза метали молнии.

– Хочу тебе заметить, Каллен Маккензи, я не позволю, чтобы мне указывали, с кем мне поддерживать дружбу, а с кем – нет. Запомни это раз и навсегда!

– А я не позволю превращать меня в мальчика для битья каждый раз, когда мы оказываемся в обществе Бомона!

Они оба вышли из себя и говорили слишком громко, не замечая, что привлекают внимание окружающих.

– Что-то мне это совсем не нравится, – отставила свой бокал Эрин.

– И мне тоже, – согласилась Саманта, глядя на спорящую парочку в центре зала. Каллена было трудно вывести из себя, но Уитни обладала редким даром доводить людей до белого каления.

– Каллен сам создает себе трудности и дает мне в руки козыри. Это так любезно с его стороны, – не сводя глаз с идущей к ним Уитни, заявил Бомон. – Уитни, вы сегодня просто обворожительны! – добавил он, вставая ей навстречу. – Прошу, присоединяйтесь к нам.

– Ах, Ноэль, какая встреча! – проворковала она и на глазах множества свидетелей наградила Бомона страстным поцелуем, прижавшись к нему всем телом.

Саманта похолодела от ужаса. Уитни явно стремилась продемонстрировать Каллену свою независимость и тем самым укрепить власть над ним. Но неужели она не могла найти для этого какой-нибудь более приличный способ?!

– Битва предстоит не на жизнь, а на смерть, – шепнула ей Эрин.

Саманта нахмурилась, услышав слова сестры, и покраснела от стыда за подругу. Она перевела взгляд на Каллена. Он тоже шел в их сторону; его лицо казалось маской, только серые глаза потемнели от гнева. Саманта понимала, что нужно срочно остановить Каллена, предотвратить взрыв, но она ничего не могла придумать.

– Привет, Эрин, привет, Сэм, – бесстрастно произнес Каллен.

– Привет, сосед, как делишки? – улыбнулась Эрин, но колючий взгляд Каллена сразу погасил ее улыбку. В этот момент Ноэль и Уитни слегка отстранились друг от друга, чтобы перевести дух.

– Каллен, прошу, не надо… – начала Саманта.

– Уитни, если ты и дальше намерена крепить франко-американские связи, – с ледяным спокойствием проговорил Каллен, когда его возлюбленная повернулась к нему, продолжая, однако, оставаться в объятиях Бомона, – у меня в Париже есть на примете один уголок, могу порекомендовать.

Уитни тихо ахнула, а потом влепила Каллену звонкую пощечину, прогремевшую как выстрел. В зале мгновенно воцарилась тишина.

Каллен расхохотался и этим только еще больше ухудшил дело: Уитни не прощала тех, кто посмел смеяться над ней. Щеки ее стали пунцовыми, она схватила со стоявшего рядом сервировочного столика блюдо с вишневым тортом и метнула его прямо в лицо Каллена.

Вокруг раздались веселые смешки, кто-то заахал. Уитни взяла Ноэля под руку и потянула к выходу, но Саманту они не интересовали. Она видела перед собой только Каллена и боль в его глазах, которую он пытался спрятать за вымученной улыбкой. Он вытирал лицо салфеткой, которую подала ему Эрин, и его страдальческий взгляд рвал на части сердце Саманты. «Господи, – думала она, – что же позволяет себе Уитни, как она может так мучить его?!»

Три часа спустя Саманта сидела у себя в кабинете и пыталась заполнять бухгалтерские книги. Однако это у нее получалось плохо. Наконец она отшвырнула ручку и в изнеможении откинулась на спинку кресла. Тяжелый вздох вырвался из ее груди. В нем соединились осуждение Уитни за ее выходки, обида за Каллена, ослепленного любовью, и досада на то, что люди собственными руками громоздят препятствия на пути любви.

– Вижу, занятия бухгалтерией тебя так же вдохновляют, как и меня, – внезапно раздался за ее спиной знакомый голос.

Саманта торопливо обернулась – на пороге стоял Каллен. Его ослепительно белая рубашка была расстегнута у ворота, черные джинсы сидели на нем как влитые, подчеркивая стройность фигуры. Сердце ее неожиданно сильно забилось, так что ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить свой обычный полусерьезный-полушутливый тон.

– Надо же, как хорошо ты отмылся! Никто не догадается, что совсем недавно тебе пришлось сыграть роль в дешевом водевиле.

Каллен рассмеялся.

– Спасибо, что оценила. – Он уселся на край ее стола.

– Рада, что ты опять в состоянии здраво рассуждать. Жаль, что несколько часов назад тебе выдержки не хватило.

– Да, я вел себя не лучшим образом, – поморщился Каллен. – Поддался минутному порыву гнева и спровоцировал Уитни на очередную выходку.

– По-моему, она к этому и стремилась, – заметила Саманта.

– Знаю, – со вздохом согласился Каллен. – Уитни, как колючка под седлом, любого способна довести до бешенства.

– Ты уже успел побывать у метательницы пирогов и вымолить прощение?

Каллен снова смущенно вздохнул:

– Ты угадала. Похоже, мне судьбой уготована такая участь. Уитни считает себя Снежной королевой, а меня – Каем.

– Да уж, мисс Шеридан вертит тобой, как хочет, – поморщилась Саманта.

– Это верно, – усмехнулся он. – Но, Сэм, разве она не стоит того?

– Может быть, – улыбнулась Саманта, радуясь, что из глаз его почти ушла боль. – Но ведь и ты достоен любви! «Ты в любви благороден, в сраженье – герой. Кто сравнится с тобой, Лохинвар молодой», – процитировала она.

Каллен рассмеялся, и шрам на его щеке стал почти незаметным.

– Знаю, знаю, это снова Вальтер Скотт. Но вот я уважения к себе что-то не вижу…

– Нет, постойте, ваша светлость, давайте не будем все валить в одну кучу. Хотя моего уважения вы действительно не заслуживаете, о самый твердолобый из бизнесменов. – Она покачала головой и негромко добавила: – Каллен, у Ноэля и Уитни нет ничего серьезного.

– Знаю. – Он улыбнулся, согревая ей душу теплом своей улыбки. – Да и Ноэль это понимает. Просто ему доставляет удовольствие позабавиться за чужой счет. Но я бы хотел, чтобы Уитни прекратила наконец свои игры и серьезно отнеслась ко мне.

– Она обязательно так и поступит, – заверила его Саманта, с удовольствием отправляя бухгалтерские книги в ящик стола. – Когда решит, что готова к этому.

– Спасибо, Сэм, приятно услышать умные речи.

– Мой долг служить истинной любви!

– Если так, то, может быть, тебе лучше сразу меня пристрелить и прекратить мои мучения?

– Ну, пристреливать тебя пока рано, – улыбнулась Саманта. – Конечно, ты дал маху сегодня в таверне, но трагедии в этом пока нет. Вот когда ты совершишь действительно ужасный поступок, например, забудешь преклонить колена, когда Уитни войдет в комнату, или что-либо в этом роде, тогда – другое дело.

– Колени я не преклоняю! – обиделся Каллен. – Возможно, я слишком сильно все это переживаю, но рабом еще не стал.

– Мужчины бывают так слепы, – огорченно вздохнула Саманта. – Твоя беда в том, что ты слишком сильно влюблен. Тебе не следует позволять Уитни так обращаться с тобой. Неужели ты не понимаешь, что она просто-напросто дразнит тебя?

– Конечно, понимаю, но дело подвигается к свадьбе так медленно, что мы подойдем к желанному финишу, когда я превращусь в дряхлого старика. Меня такая перспектива не прельщает, я хочу жениться сейчас. У меня уже достаточно средств, чтобы обеспечить Уитни такую жизнь, которую ей мог бы предложить Тиг. Что же ей еще нужно?

– Неужели не понимаешь, глупая ты голова? – рассмеялась Саманта. – Ей нужна полная и безраздельная власть над тобой.

– Этому не бывать, – решительно возразил Каллен. – Я всегда считал, что брак строится на равенстве. Слушай, Сэм, ты должна помочь мне что-то придумать, чтобы сбить с Уитни спесь и склонить ее к браку.

– Можно попробовать…

Они сидели некоторое время молча, мысленно перебирая возможные варианты действий. Наверху Эрин готовилась к заключительному туру конкурса. Глубокие и мягкие звуки виолончели служили приглушенным фоном для их размышлений.

– Я придумала! – неожиданно воскликнула Саманта, широко раскрытыми глазами глядя на Каллена.

– Что же?

– Ты должен воспользоваться ее же оружием! Тебя ведь гложет ревность? Думаю, и на нее это подействует.

– Идея мне нравится…

– От тебя требуется совсем немного, – с растущим воодушевлением принялась объяснять Саманта. – Надо, чтобы у Уитни появилась соперница. Кто-то должен притвориться, что серьезно тобой увлечен, и ты со своей стороны тоже начнешь проявлять интерес. Уитни непременно начнет ревновать, и это толкнет ее в твои объятия, так что ты сможешь добраться с ней до алтаря задолго до того, как превратишься в старую развалину.

– План блестящий, – одобрил Каллен.

Но тут Саманта спустилась с высот фантазии на грешную землю, и собственное предложение уже не показалось ей таким удачным.

– Весь вопрос в том, кто рискнет противостоять Уитни, – мрачно заметила она.

– Как – кто? – Серые глаза Каллена в упор смотрели на нее, ей стало даже трудно дышать.

– Я?!

– Сэм, мы с тобой дружим всю жизнь, – заговорил Каллен. – Ты просто обязана мне помочь.

Впервые в жизни Саманта по-настоящему растерялась.

– Но кто всерьез воспримет меня как соперницу Уитни?

– Еще как воспримут! – уверенно проговорил Каллен, окинув ее с ног до головы таким оценивающим взглядом, что Саманта вспыхнула. – Тебе нужно только немного почистить перышки, чтобы не выглядеть, как нечесаный сорванец.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вылезай временами из джинсов, вспомни, что есть и другая одежда, а главное – подстригись. Расстанься наконец с этой дурацкой косой. И тогда Уитни увидит в тебе реальную угрозу.

Совершенно внезапно – и непонятно, по какой причине, – перед Самантой возник образ стройного красавца Филлиппе Валентайна. Он являлся предметом вожделений половины студенток Сорбонны. Но она покорила его без особого труда и не осталась разочарована. Он стал ее первым любовником и оказался искусным наставником в премудростях любви. Кроме того, ему не было равных в словесных поединках. Саманта очень удивилась, что сейчас ей вспомнился Валентайн, о котором она уже давно и думать забыла.

– Соглашайся, Сэм! – продолжал настаивать Каллен. – Все равно последние двадцать лет ты не устаешь твердить, что собираешься выйти за меня замуж. А теперь это сыграет нам на руку: в глазах окружающих твое внимание ко мне будет выглядеть вполне обоснованным. Да и мой интерес покажется таким же естественным… особенно в том случае, если ты не начнешь бросаться вишневыми тортами.

– Все это так, но…

– Ну же, Сэм, это будет так занятно! – уговаривал Каллен с мальчишеским азартом. В детстве таким способом ему неизменно удавалось увлечь ее в очередную авантюру. Устоять перед улыбкой Каллена было свыше ее сил. Кроме того, при всем сумасбродстве этого плана у Саманты имелись и другие стимулы, побуждавшие ее согласиться с Калленом. Эта затея могла помочь образумить Уитни и уменьшить боль Каллена. Как бы то ни было, Саманта любила свою подругу и считала, что они с Калленом оба достойны счастья. И даже независимо от этого Каллен прав: будет очень забавно разыгрывать спектакль и притворяться, что она за ним охотится.

– Считай, что помощник у тебя уже есть, – протягивая ему руку, проговорила Саманта.

– Сэм, ты настоящий друг! – Каллен с чувством потряс ее протянутую руку.

– Нечего сказать, подходящие слова для роковой женщины, – саркастически заметила Саманта и вздохнула. – Так с чего и когда нам начать?

– Завтра мама с отцом созывают гостей на свой юбилей. Мне кажется, случай вполне подходящий.

– Но там же будет столько народу! – ахнула Саманта, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– В этом-то и вся соль, – принялся объяснять Каллен. – Чем больше будет свидетелей того, как ты со мной кокетничаешь, а я за тобой ухаживаю, тем больше это заденет Уитни.

– Да она просто взбесится, – поправила Саманта и, набравшись решимости, добавила: – Хорошо, завтра начинаем осуществлять наш Грандиозный План.

– Молодец! – обрадовался Каллен, и Саманта с удивлением увидела, что он достал из кармана рубашки записную книжку, взял со стола ручку и приготовился что-то записывать.

– Что ты собираешься делать?

– Для успеха важно не только начало, но и дальнейшая стратегия. Сейчас я хочу ее наметить. Чтобы Уитни нам поверила, мы с тобой должны чаще быть вместе. Я считаю, – он начал делать пометки, – что мне каждый день следует заезжать сюда обедать.

– Обедать? – ужаснулась Саманта.

Она знала, что, когда у них бывают гости, Калида подает обычно не менее четырех блюд, и будет удачей, если они смогут уложиться с обедом в два часа. К тому же за столом они будут не прочь поболтать, а она не могла позволить себе тратить столько времени.

– Но, Сэм, есть ведь все равно надо, – резонно заметил Каллен. – А самым лучшим мне представляется такой вариант: я буду приезжать с утра и оставаться до обеда. Можно еще устраивать пикники и вечерами выбираться куда-нибудь ужинать, а потом…

– Подожди, подожди! – перебила его Саманта, выхватывая записную книжку. – Ты упустил из виду маленькую деталь. Кое-кому надо на жизнь зарабатывать. Не у всех же отпуск, как у тебя. Я должна работать, тем более что осенние соревнования не за горами. Так что мне некогда с тобой прохлаждаться.

– Извини, – смутился Каллен, – я действительно несколько увлекся…

– Знаешь, я, кажется, кое-что придумала. Поскольку твой план будет занимать часть моего времени, ты должен мне его возместить. Думаю, это справедливо.

– Конечно, но как это сделать?

– Ты можешь помочь мне на ранчо. Возьми на себя часть дел, с которыми я не буду справляться.

– Например?

– Ну, не знаю, так сразу трудно сообразить… – Она поудобнее устроилась в кресле и закинула ногу на ногу. – Может быть, это будет утренняя тренировка на манеже – кросс и прыжки через препятствия. Это было бы чудесно.

– Ты в своем уме? – возмутился Каллен. – Предложила бы еще заняться твоей бухгалтерией.

– Нет, с этим ты, пожалуй, не справишься.

– Сэм, но я уже так много лет не занимался с лошадьми!

– Тем более пора к этому вернуться.

– Я потерял навык и боюсь, что только тебе напорчу.

Саманта заметила в глазах Каллена нечто похожее на страх. Его обязательно надо было ободрить.

– Каллен, – мягко начала она. – Ты – прирожденный ковбой, и в твоем сердце продолжает жить любовь к лошадям, хотя ты сейчас и большая шишка в бизнесе. Вспомни: в семнадцать лет ты уже считался одним из лучших наездников и тренеров. Эта страсть вошла в твою плоть и кровь, такие вещи не забываются. Уверяю тебя: ты быстро войдешь в колею. Выездку пока оставим, займемся кроссом и барьерами. Скоро промежуточные соревнования в Морвен-парке, и у меня заявлено четыре лошади. Я уже отрабатывала с ними кросс и конкур, так что для тебя это будет проще простого и все получится замечательно.

– Ну, если ты готова потягаться с Уитни, то и я, пожалуй, решусь потренировать парочку лошадей…

Неуверенная улыбка Каллена болью отозвалась в ее душе.

– Все будет как в старые добрые времена, не волнуйся. – Она накрыла его большую руку своей.

Он благодарно улыбнулся, и Саманта словно растворилась в этой улыбке. На секунду все вокруг исчезло, для нее существовали только серые глаза Каллена, стук собственного сердца и тепло его руки.

– Сэм, ты лучший друг, которого только можно пожелать!

Возвращение к реальности произошло слишком быстро.

– Вот и назови первенца моим именем, – невесело усмехнулась Саманта.

А уже через несколько минут она стояла у окна, провожая глазами идущего по дорожке к машине Каллена.

Ей всегда, с самого детства, нравилось наблюдать за ним, но она старалась делать это так, чтобы он ничего не замечал: самомнение у него и без того было чересчур высоким. Но когда появлялась возможность, Саманта с удовольствием смотрела, как легкий ветерок играет его густыми белокурыми волосами.

Ее взгляд скользнул по атлетической фигуре Каллена: широким крепким плечам, узким бедрам, длинным ногам в мягких кожаных туфлях. Эти туфли не мешали ей видеть в нем кельтского воина, от которого веяло скрытой грозной силой и который был наделен каким-то особым волнующе-эротичным шармом. Кельтские воины были бесстрашны, превосходно владели оружием, отважно сражались и не замечали ран… А ведь Каллен действительно был ранен, и ранен серьезно.

Но почему Уитни не понимает этого? Почему не хочет дать ему покой? Как же она может не чувствовать, что смерть Тига мрачной тенью легла на жизнь Каллена? Почему она не торопится подарить ему заслуженное счастье и любовь, зачем заставлять его так терзаться? Саманта любила свою подругу, но это не мешало ей осуждать Уитни за жестокость. Ноэлю нравилась игра, которую она затеяла, капризы и смена настроений Уитни его не трогали, развязка его мало занимала. Другое дело Каллен. Для него все было очень серьезно. Его сердце не смогло бы выдержать поражения.

Каллен исчез из вида, и Саманта с сожалением вздохнула. В детстве он казался ей божеством, но сейчас эти детские восторги вызывали у нее улыбку. Повзрослев, она перевела Каллена в разряд смертных, но все же он оставался лучшим из них – из всех, кого она знала. И у нее разрывалось сердце при виде того, как он страдает из-за гибели брата.

Когда Саманта узнала, что Каллен винит себя в смерти Тига, она испытала настоящее потрясение; перед ней раскрылась погруженная во мрак, истерзанная болью часть его души. Ей было в то время всего шестнадцать, и до этого ей не приходилось сталкиваться с темными сторонами человеческой натуры. Саманта вспомнила, как клялась себе, что, когда вырастет, обязательно найдет способ помочь Каллену, и эти воспоминания огнем обожгли ей щеки.

Она стала взрослой, но с горечью должна была признаться, что за долгие годы ей не удалось освободить Каллена от теней прошлого. Правда, он редко был рядом, но она не считала это оправданием для себя. Сейчас он здесь, и кто знает, может быть, их Грандиозный План – это второй шанс, данный ей судьбой, чтобы сдержать клятву.

Взгляд Саманты упал на телефон, и она почувствовала, что не может больше бездействовать. Воспоминания о Валентайне напомнили ей, что для успеха абсолютно необходимо должным образом подготовить почву. Она подняла трубку и решительно набрала номер Уитни.

– Ну как? Ноэль уже успел пролить бальзам на твои душевные раны? – поинтересовалась Саманта не без ехидства, когда Уитни сняла трубку.

– О да, он оказался на высоте – был так добр и внимателен…

– А вот ты с Калленом вела себя иначе.

– Неужели ты на его стороне? Сэм, ты же моя лучшая подруга! По-моему, это меня ты должна защищать – особенно после его кошмарной выходки в кабачке.

– Да, намек на «панель» был явной грубостью, – не могла не согласиться Саманта. – Но, мне кажется, ты сполна рассчиталась с ним при помощи торта. И теперь он смиренно ждет прощения у твоих ног. Не пора ли тебе перестать его мучить?

– Он слишком самоуверен, – заявила Уитни. – А я этого не люблю. Пусть Каллен не надеется, что я прибегу к нему, стоит ему только свистнуть.

– У него и в мыслях нет ничего подобного! Просто он верит тебе. Ты же сама ему сказала, что любишь его и выйдешь за него замуж.

– Верит? И напрасно. Мужчина всегда должен чувствовать легкую неуверенность, это ему только на пользу. Можешь поинтересоваться у Мисси.

– Ну что ж, – прищурилась Саманта, – в таком случае, если ты не прекратишь мучить Каллена, им займусь я. И разобьюсь в лепешку, но уведу его у тебя!

Ответом ей был мелодичный смех.

– Уж не надеешься ли ты, что Каллен действительно удостоит тебя вниманием? Ты же знаешь, у него совсем другие вкусы. Кроме того, он, судя по всему, однолюб.

– Если долго удерживать мужчину от того, к чему он стремится, он поневоле начнет искать желаемое в другом месте.

– Может быть, и так, но уж на кого на кого, а на тебя, Саманта, он точно не взглянет, – еще веселее рассмеялась Уитни. – Для него ты всегда была как сестра – и только.

– Очень скоро он начнет воспринимать меня иначе.

Саманта не смогла бы объяснить, почему слова Уитни так больно задели ее. Она изо всех сил стиснула трубку.

– Старые привычки очень живучи, и у тебя не те возможности, чтобы их победить, – ответила Уитни.

Саманта впервые так ясно осознала, что ее лучшая подруга смотрит на нее с чувством превосходства. Разумеется, Уитни всегда относилась к ней с оттенком снисхождения, считая, что Саманта как женщина не способна с ней сравниться. Но, оказывается, Уитни даже мысли не допускает, что Саманта в состоянии встать на ее пути.

Кровь бросилась Саманте в лицо.

– Ты упускаешь из вида одну немаловажную деталь, – отчеканила она без малейшего колебания. – Я люблю Каллена! И всегда любила, а молчала потому, что думала, будто ты тоже любишь его. Но я больше не собираюсь смотреть, как ты изводишь Каллена своими капризами. И если я смогу дать ему счастье, меня ничто не остановит!

– Желаю удачи, – язвительно пожелала Уитни. – Тебе она очень понадобится.

В трубке раздались гудки, а перед глазами Саманты вдруг возникла яркая картина: Каллен у ее ног с горящими страстью глазами, а Уитни задыхается от бессильной злобы.

Саманта швырнула трубку и с мрачным видом отправилась в спальню. Гнев душил ее, хотелось что-нибудь разбить вдребезги или растоптать, чтобы дать выход раздражению. Возможно, тогда у нее стало бы легче на душе.

Но ничего сокрушать Саманта не стала, а вместо этого включила запись Шопена. Она сняла джинсы и рубашку, с досадой бросила их на кресло в углу и, оставшись в трусиках и лифчике, принялась придирчиво разглядывать себя в зеркале.

Она все еще продолжала сердиться, но уже не на Уитни, а на Каллена – за то, что она казалась ему девчонкой-сорванцом, которой нужно позаботиться о своей внешности. А между тем у нее очень даже неплохая фигура. Сейчас, правда, она немного похудела, но это дело поправимое. Ведь нравилась же она когда-то мужчинам! Филлиппе Валентайн – самый убедительный тому пример.

Мелодии Шопена переплетались с воспоминаниями о годах, проведенных в Париже. Она тогда ощущала себя полной жизненных сил, хотелось так много сделать, все вокруг было ново и интересно. На веселых студенческих вечеринках рассуждали о музыке, философии, политике, спорили о путях развития цивилизации, но при этом не забывали танцевать и обсуждать пикантные подробности любовных романов. Кто знает, может, задуманный ими Грандиозный План поможет ей вернуть прежнюю бодрость и радость жизни?

Саманта открыла шкаф и задумчиво оглядела купленные в Европе наряды, ни один из которых ей здесь не пришлось надеть. Все вещи были просто великолепны – отлично сшитые и невероятно сексуальные. Семь лет назад она с большим удовольствием носила эти платья, ей нравилось ощущать кожей нежность шелка и мягкость кружев. Эта одежда обостряла и возбуждала ее чувства, она ловила на себе восхищенные взгляды мужчин.

Что, если завтра вечером она позволит себе выглядеть и чувствовать себя женщиной, а не только тренером лошадей? Не примут ли ее за полную идиотку? Как бы там ни было, завтра ей обязательно надо показать себя. Ведь успех их плана в большой степени зависит от того, удастся ли ей превзойти Уитни. Конечно, это сумасшедшая затея, но в то же время невероятно заманчивая! Никогда раньше Саманте не приходилось ни в чем соперничать с подругой – тем более из-за мужчины.

Губы Саманты сложились в коварную улыбку. Неплохо было бы хоть раз поставить Уитни на место. И еще хорошо бы показать Каллену, что она совсем не угловатая девчонка-сорванец.

– Вид у тебя решительный, – заметила с порога Эрин.

– У меня как раз такое настроение, – обернувшись к сестре, ответила Саманта.

– Что-то замышляешь, сестричка? – удивленно приподняла брови Эрин.

– Именно! Приготовься, сейчас мы с тобой займемся превращением гусеницы в бабочку. Поможешь своей сестре тряхнуть стариной?

– С удовольствием! – радостно потерла руки Эрин.

Саманта широко улыбнулась и заново осмотрела свои фирменные туалеты. Да, в таких нарядах никто не может показаться гадким утенком. Правда, все они были куплены семь лет назад… Она потрогала приятно поскрипывавший тонкий шелк. Не беда, для начального этапа эти платья прекрасно подойдут. Сначала она докажет им всем, что с ней следует считаться, а там видно будет.

 

5

Каллен застегивал галстук-бабочку, страшно довольный, что они с Самантой, как в детстве, снова вместе в дерзкой затее. Как много лет прошло с тех пор, когда их объединяла любовь к приключениям! Он надеялся, что авантюрная жилка сохранилась в Саманте и романтический дух в ней не угас. В этот вечер им предстояло начать первый этап Грандиозного Плана, успех которого целиком зависел от предприимчивости Саманты. Провести Уитни было не так уж просто.

Каллен вдел в петлицу бутон розы, затем расчесал волосы и, решив, что они у него чересчур длинные, закрепил их сзади в густой хвост. Он мельком оглядел себя в зеркале и поспешно отвернулся: шрам на щеке всякий раз будил слишком болезненные воспоминания. Однако видом своим Каллен остался доволен, да и вечер предстоял многообещающий. Каллен с интересом ждал развития интриги, а кроме того, как всегда, на подобных вечерах он мог рассчитывать на женское внимание. Но самое главное – Каллен надеялся пробудить в сердце Уитни искры ревности. Конечно, до свадьбы было по-прежнему далеко, но повод для оптимизма у него появился.

Каллен вышел из своей комнаты на балкон, который тянулся над холлом, и некоторое время наблюдал за прислугой, снующей внизу в лихорадке последних приготовлений к торжеству в честь годовщины свадьбы родителей. Было ясно, что вышел он слишком рано: гости начнут съезжаться только через час, и не раньше чем через полчаса появятся отец и мать. Однако нетерпение подгоняло его – он не знал, как убить время.

Каллен спустился вниз и прошел через холл в огромный зал, расположенный в глубине дома. Этот зал одновременно мог принять две сотни танцоров, в то время как еще добрая сотня гостей имела возможность угощаться а-ля фуршет или прогуливаться по саду, любуясь цветами.

У стены стоял стол с множеством всевозможных освежающих напитков. Экономка Маккензи Марджери Томпсон добавляла последние штрихи к украшающим стол цветочным композициям. Уильямс, не лишенный доли лукавства дворецкий, по узкой винтовой лестнице провожал музыкантов на расположенную над залом галерею.

Сверкающий лаком дубовый паркет отражал свет роскошных люстр восемнадцатого века, свисавших с потолка, отделанного резными панелями из дуба. Каллен глубоко вздохнул, проникаясь атмосферой изысканной красоты этого зала, и уже в который раз за прошедшие две недели поймал себя на мысли, что чувствует себя счастливым. И это после того, как он двенадцать лет тратил столько усилий, чтобы быть как можно дальше от родного дома!

Каллен заглянул в столовую. Там также полным ходом шли приготовления к банкету. Он был совсем не настроен окунаться в этот муравейник, поэтому предпочел удалиться в гостиную, где было тихо и спокойно. Эта отделанная позолотой комната никогда ему особенно не нравилась, но в этот вечер ее царственная красота соответствовала его настроению. Он даже подумал, что в торжественных приемах есть определенное очарование…

Все те дни, что Каллен проводил в родительском доме, он постоянно чувствовал, с какой любовью и теплотой относятся к нему отец и мать. Это особенно ощущалось во время их незатейливых разговоров за обеденным столом, когда он беззлобно поддразнивал родителей, а они – его. Каллен никак не ожидал, что люди, которых он так старательно избегал, настолько искренне будут радоваться его приезду. И, как ни странно, именно этот официальный прием дал ему по-настоящему почувствовать себя дома.

В прежние приезды Каллен не мог пробыть на ранчо дольше нескольких дней. Он постоянно ощущал незримое присутствие Тига и поспешно уезжал: сначала в Йель, а позднее – в Нью-Йорк или Гонконг, чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний. Именно по этой причине он на выпускном курсе колледжа объявил родителям, что намерен отделить семейный бизнес от дел ранчо и взять его на себя, освобождая тем самым Кинана от лишней нагрузки. Слишком многое на ранчо напоминало Каллену о счастливых днях до роковой аварии. Он с трудом даже гостил здесь, а управлять делами ранчо было выше его сил.

К счастью, отец не имел ничего против и счел предложение сына разумным, так как душа у него никогда не лежала к чистому бизнесу. И все же для родителей его решение покинуть Виргинию было чувствительным ударом. Но в итоге они смирились, и Каллен получил то, к чему стремился: освободил себя от постоянной боли и чувства вины. Он не смог бы этого сделать, если бы остался жить в доме, где в каждой комнате находил напоминание о невозвратных счастливых днях и несбывшихся надеждах.

Но теперь все удивительным образом изменилось. Пребывание в родном доме не угнетало его, как прежде, – возможно, потому, что ему удалось добиться всего, чего мог бы достичь Тиг. Женитьба на Уитни должна стать завершающим пунктом намеченной им жизненной программы. И, возможно, после этого он снова сможет радоваться жизни, как когда-то до гибели брата. Каллен был уверен: несмотря на свои капризы, Уитни обладает всем, что может сделать мужчину счастливым.

Каллен влюбился в нее в семнадцать лет. Ей было пятнадцать, но и тогда уже она была красива и отлично знала об этом. Каллен же казался себе неуклюжим и абсолютно терялся в ее присутствии. А еще – Уитни любила Тига. Тиг же был само совершенство: умен, красив, весел, добр и уверен в себе. Каллен не сомневался, что Тиг лучше всех на свете, но это не возбуждало в нем чувства ревности – напротив, любовь к младшему брату становилась еще сильней.

Как бы то ни было, Каллен решил, что два таких совершенных существа обязательно должны быть вместе, а поэтому не стал им мешать и сохранил в тайне свою любовь. Он разрешал себе только со стороны наблюдать, как брат ухаживает за девушкой, лучше которой, по его твердому убеждению, не было в мире.

Каллен считал, что так будет продолжаться всегда, но судьба распорядилась иначе. Этот красивый полудетский роман ждала трагическая развязка…

Каллен подошел к камину и в первый раз после смерти Тига разрешил себе посмотреть на семейные фотографии, заботливо расставленные матерью на полке. На всех снимках был Тиг: в шесть, девять, двенадцать лет. Такой красивый, веселый, полный жизни… Неудивительно, что его полюбила Уитни, а родители просто обожали. Даже Саманта и Эрин относились к нему, как к брату. Каллен взглянул в зеркало над камином и невольно содрогнулся, когда в очередной раз в глаза ему бросился тонкий шрам – его пожизненное клеймо. Он быстро открыл бар, налил себе виски в хрустальный стакан и одним глотком отпил половину.

Двенадцать долгих мучительных лет он без устали трудился, пытаясь восполнить семье потерю Тига. Все это время он как бы продолжал жизнь брата, но теперь настало время вернуться в жизнь собственную. Он женится на Уитни и увезет ее в тот сверкающий мир, который для нее построил. Они будут жить в Нью-Йорке, Лондоне, Гонконге. Год назад он купил островок в Карибском море и выстроил на нем виллу – для нее, для Уитни. На вершине нью-йоркского небоскреба, где размещалось отделение его корпорации, находились роскошные апартаменты, отделанные в ее вкусе. В получасе езды от Лондона Каллен приобрел пять тысяч акров земли со старинным замком, который отреставрировал и оборудовал по последнему слову техники. И это тоже для Уитни, чтобы она могла во время их пребывания в Англии наслаждаться одновременно и прелестями старины, и преимуществами современной жизни.

Все было готово, оставалось надеяться, что Саманте удастся сегодня разыграть убедительный спектакль и Уитни согласится наконец выйти за него замуж. Каллен даже в общих чертах познакомил с планом родителей, и они согласились ему подыграть, чтобы со своей стороны подогреть ревность Уитни. К спектаклю было все приготовлено, и Каллен с нетерпением ждал, когда же поднимется занавес.

– Что-то вид у тебя мрачноватый. Задумался об Уитни? – поинтересовалась с порога Эрин.

Каллен допил свой виски и с улыбкой повернулся к своей подруге детства, которую считал сестрой. Она выглядела превосходно в открытом бархатном платье, плотно облегавшем фигуру. Ее завитые темные волосы шелковистыми кольцами падали на обнаженные плечи.

– Привет, маленькая разбойница! – бодро откликнулся Каллен. – Вижу, что ты приготовилась к большой охоте.

– Будем считать, что это комплимент. – Она подошла ближе. – Да и ты при параде и выглядишь решительно. Думаю, Уитни не сможет не обратить на тебя внимания.

– Только и остается на это надеяться.

Эрин рассмеялась и звонко чмокнула Каллена в щеку.

– Да, скрутила она тебя в бараний рог… Неужели ты себя совсем не уважаешь? Будь же мужчиной, покажи характер! Устрой ей хорошую головомойку, она этого заслуживает.

– Ты же знаешь, что скорее она меня в гроб вгонит. Кстати, где же твоя сестра?

– Поджидает выгодного момента для своего появления и начала Грандиозной Игры.

– Надеюсь, она не в джинсах?

– Нет-нет, что ты! – хитро улыбнулась Эрин. – Я приехала пораньше, чтобы обеспечить ей моральную поддержку. Поставить на место Уитни – дело, бесспорно, благородное, но не совсем простое.

– Боюсь, убедить три сотни гостей в том, что Сэм – роковая женщина, будет не легче.

– Как знать! – Эрин улыбнулась еще загадочнее. – Не советую торопиться с выводами. Кстати, для того, чтобы у вас что-нибудь получилось, постарайся сейчас же избавиться от всех предубеждений.

– Что там еще затевает Сэм? – Каллен был по-настоящему заинтригован.

– Подожди немного, сам все увидишь, – просияла Эрин.

– Какое чудесное начало вечера! – в дверях улыбался Ноэль Бомон.

Каллен вздохнул. Высокий темноволосый француз в черном элегантном смокинге от Армани представлял серьезную угрозу. Не было на свете женщины, которая не нашла бы его привлекательным. Каллен понял, что удержать внимание Уитни ему будет непросто.

– Ах, моя милая фея музыки, – Ноэль галантно поцеловал руку Эрин, – вы сегодня волшебно прекрасны. Я преклоняюсь пред вашей красотой. Я у ваших ног.

– Ну, положим, ногами я особенно похвастаться не могу, – наморщила нос Эрин.

Бомон рассмеялся и покачал головой, в его черных глазах поблескивали искорки.

– Я восхищаюсь вами, а вы только отшучиваетесь. Как прикажете за вами ухаживать при такой несерьезности с вашей стороны?

– Но я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы вы за мной ухаживали.

– Но когда мужчина видит перед собой такое обаяние и красоту, что же еще ему остается делать?

– Вести себя, как разумный взрослый человек, – отрезала Эрин.

– Эрин, не проси невозможного, – напомнил о себе Каллен.

– Как, ты здесь? – Ноэль сделал удивленное лицо, словно впервые заметив соперника.

– Вот вы где, мои дорогие, – воскликнула Лорел Маккензи, неожиданно появляясь в дверях.

Широкая юбка ее платья цвета морской волны колыхалась, словно нежному атласу передалось волнение хозяйки.

– Эрин, спасибо, моя милая, что приехала пораньше. Ты моя надежда и опора. Уильямс меня только что «обрадовал»: подъехали Бартоны. Скучнее этой пары не найти во всей Виргинии. Кроме того, они всегда являются первыми и уезжают последними. Зато все – просто прелесть, приятно посмотреть. Эрин, если такое платье не поможет тебе найти мужа, можешь ставить на браке крест.

– Лорел, тридцать мне еще не завтра, так что у меня все впереди, – отшутилась Эрин, нежно целуя мать Каллена.

– Не надейся, что эта проблема так уж просто решается, – предупредила ее Лорел. – Каллен – яркий тому пример.

– Возможно, это его тактика, – не мог не вставить слово Ноэль. – Могу посоветовать кое-что, мой друг, – обратился он к Каллену.

– У меня, «мой друг», – передразнил его Каллен, – любовниц было достаточно. Теперь мне нужна жена.

– А вот это, по моему мнению, и есть твоя главная ошибка.

– Почему вы так настроены против брака? – удивленно спросила Лорел.

– Нет, мадам, уверяю вас, я не против брака, – возразил Ноэль. – Я только считаю, что в женщине нужно искать не жену, а любовницу. Брак двух любовников – это союз, скрепленный страстью; он дарит счастье и радость. А если в браке соединяются просто муж и жена, их ждет серая, бесцветная жизнь, которую не оживляет искра страсти. Вот вы прожили с мужем тридцать три года, но продолжаете оставаться союзом любовников, не правда ли? Не смущайтесь, только слепой может этого не заметить. Ваш сын, будь он повнимательнее, мог бы на вашем примере многому научиться.

В это время в дверь заглянул Кинан и громко зашептал, обращаясь к жене:

– Приехали Бартоны! Скорее спасай меня!

– Иду, дорогой, – ответила Лорел, награждая Ноэля лукавой улыбкой.

– Боже правый! – неожиданно ахнул Кинан. – Эрин, это ты?

– А то кто же? – Она повернулась к Кинану, давая возможность лучше себя рассмотреть.

– Да… – одобрительно протянул Кинан. – Сейчас же выходи за меня замуж!

– Я бы с радостью, но, боюсь, Лорел это не понравится.

– Еще как не понравится, – подтвердила Лорел.

– В таком случае оставь для меня второй танец, – заявил Кинан и взял Лорел под руку. – Сама понимаешь, первый танец приходится танцевать с женой.

– Именно, – поддакнула Лорел, напуская на себя строгий вид.

Кинан весело рассмеялся и повел ее из комнаты.

– Итак – в бой! – расправила плечи Эрин.

– Прошу. – Ноэль галантно предложил ей руку.

Через час зал был почти полон, вовсю гремела музыка. Каллен с бокалом шампанского в руках беседовал со своей дальней родственницей, чрезвычайно энергичной Хеленой Кармихель. Она входила в состав жюри конных соревнований на приз Маккензи. Второй собеседницей Каллена была старшая сестра Мисси Баррисфорд – Эмили, известная наездница. Естественно, разговор шел о лошадях, и, как всегда, больше всех говорила миссис Кармихель.

Впрочем, Каллен ничего не имел против. Ему трудно было бы сейчас уделять много внимания миссис Кармихель и Эмили: слишком нетерпеливо он ждал появления Уитни и Саманты. Непонятное волнение не отпускало его. Каллену казалось, что в этот вечер суждено произойти чему-то важному. И когда Уитни вошла в зал, он понял, что волновался не напрасно.

Каллен услышал, как кто-то восторженно ахнул. И было отчего: появившаяся в дверях Уитни выглядела так, что захватывало дух. Белокурые волосы, собранные в пышную прическу, открывали ее молочно-белые плечи. Узкий лиф отливающего золотом шелкового платья едва прикрывал соблазнительную грудь, плотно охватывал тонкую талию, переходя в широкую юбку, ниспадающую до золотистых, в тон платья, туфель.

Уитни приветливо поздоровалась с Кинаном и Лорел, затем оглядела зал и встретилась глазами с Калленом. К его удивлению, она не отвела взгляд, а даже улыбнулась теплой, очаровательной улыбкой, сразу согревшей и осветившей его душу.

– Извините, – сказал Каллен миссис Кармихель и Эмили и медленно двинулся навстречу Уитни.

– Ты сегодня необыкновенно красива, – признал он.

Уитни удовлетворенно улыбнулась:

– Ах, что ты, это платье давно устарело. Оно как-то затерялось в моем гардеробе, а тут я на него наткнулась и рискнула надеть.

– Я не имел в виду платье, я говорил о тебе. Ты такая…

Он не успел закончить: в зал торжественно вступила Саманта Фей Ларк.

Обычно Саманту вполне можно было принять за мальчишку-подростка, но только не в этот вечер. Ее распущенные волосы с медным отливом огненной рекой сбегали на плечи. Тончайший изумрудный шифон, чуть охватывая грудь, мягкими складками струился вдоль тела, обвиваясь вокруг стройных ног. Ткань была так тонка, что больше открывала, чем скрывала. Обнаженные плечи и спина усиливали это впечатление.

Вот, значит, как, по-мнению Саманты, должна выглядеть роковая женщина! Бог услышал его мольбы: она попала в точку. Каллен был настолько поражен необыкновенно преобразившейся Самантой, что не сразу заметил, как помрачнела стоявшая с ним рядом Уитни. С ней такое случалось всегда, когда она переставала быть центром внимания. А сейчас происходило именно это: глаза всех присутствующих в зале были прикованы к Саманте. Изумление было всеобщим: никто раньше не видел Саманту такой, какой она предстала перед многочисленными восхищенными взорами в этот вечер. Каллен растерялся – он просто не знал, куда смотреть.

– Впечатляющее превращение, – заметил Ноэль, и Каллен подумал, что француз выразил общее мнение. – А я уже давно подозревал, что возможно нечто подобное, и рад, что не ошибся.

– Жаль, что ты не поделился со мной своими предположениями, – совершенно искренне посетовал Каллен.

Ноэль рассмеялся:

– Друг мой, ты бы мне все равно не поверил. А теперь прошу меня извинить. Хочу поторопиться: сейчас у ее ног будет столпотворение.

Каллен в немом изумлении наблюдал, как большинство находившихся в зале холостяков дружно устремились к Саманте. К Саманте! Кто бы мог подумать?! Ноэль, конечно, оказался первым, и очень скоро стена черных смокингов скрывала Саманту от глаз Каллена.

– Где она умудрилась достать это… это платье? – спросила оправившаяся от потрясения Уитни.

– Ты первый раз его видишь? – Каллен удивленно взглянул на любимую женщину.

– Разумеется, в первый! Она же не вылезала из своих джинсов. Что это вдруг на нее нашло?

– Как бы там ни было, но она настроена решительно, – заметил Каллен и мысленно дал себе слово никогда больше не считать, что хорошо знает Саманту Фей Ларк.

В следующие полчаса – и впервые за тринадцать лет – Каллен ловил себя на том, что его внимание то и дело переключается на Саманту. Он испытывал постоянное желание следить, как она, не торопясь, движется по залу, невинно кокетничая с каждым мужчиной, который вступал с ней в разговор. Каллен с удивлением почувствовал, что повышенное внимание мужчин к Саманте странным образом раздражает его. В особенности его задевала каждая улыбка, подаренная Самантой Ноэлю Бомону, а этот шустрый француз ни на шаг не отставал от нее.

– Я хочу шампанского! – очевидно, уже не в первый раз повторила Уитни звенящим голосом.

– А? Да, конечно. – Каллен словно очнулся, с трудом отводя глаза от волнующе прозрачного шифона. – Извини, Уитни, одну минуту. – Но он не успел сделать и шага, поскольку как раз в этот момент на середину зала вышли его родители. Подтянутый жизнерадостный Кинан отлично выглядел в элегантном смокинге; рядом с ним стояла сияющая счастьем Лорел, ей очень шло платье цвета морской волны.

– Леди и джентльмены! – обратился к гостям Кинан. И сразу же шум вокруг стал стихать. – Мы с женой хотим поблагодарить всех, кто пришел сюда, чтобы вместе с нами отпраздновать тридцатитрехлетний юбилей нашей свадьбы. Надеюсь, вы еще столько же лет сможете составлять нам компанию. Мы хотим открыть этот бал вальсом, который танцевали на нашей свадьбе. Маэстро, прошу! – И он сделал знак музыкантам на галерее.

По залу поплыли дивные звуки венского вальса. Кинан подхватил Лорел и закружил ее в танце, к ним начали присоединяться веселые пары.

– Что же ты меня не приглашаешь? – недовольно спросила Уитни, поворачиваясь к Каллену. – Мне кажется, это наш танец.

– Нет, моя дорогая, этот танец – мой! – Рядом с ними как из-под земли вырос Ноэль под руку с Самантой. – Вы обещали первый танец мне. И свидетели у меня есть. Так что на несколько минут вы – моя!

Саманта поспешно схватила Каллена за руку и притянула к себе.

– Каллен пригласил на первый танец меня, – беспечно заявила она. – Разве ты забыла, что отказала ему?

Уитни мгновение колебалась, но затем решила использовать ситуацию в своих целях. Улыбнувшись Каллену одной из своих самых обворожительных улыбок, она взяла Ноэля под руку и, тесно прижавшись к нему, направилась с ним в круг танцующих.

– Смотреть противно, – пробормотал Каллен.

– И не надо, смотри на меня, – посоветовала Саманта.

Каллен повернулся и окинул ее оценивающим взглядом с ног до головы.

– А ты здорово почистила перышки, – заметил он.

– Пришлось нанять бригаду специалистов, – улыбнулась она в ответ, и щеки ее чуть тронул румянец.

– Твое появление произвело фурор, – сказал Каллен, с явным удовольствием разглядывая Саманту. Вблизи она казалась еще привлекательнее.

– Я нарочно отсиживалась в засаде, чтобы появиться перед публикой после Уитни. Ну что, приступим к нашему плану? Надо дать сплетникам повод посудачить.

– Ты своим эффектным появлением уже дала пищу для разговоров, – усмехнулся Каллен и повел Саманту к танцующим. – Как тебе удалось так измениться? Встретила Волшебницу-крестную, как Золушка?

– Ты сам сказал, что я должна затмить Уитни. Вот я и стараюсь по мере сил и возможностей. Это мои робкие попытки соответствовать выбранной роли.

– Ничего себе робкие попытки!

Каллен обнял Саманту, закружил ее под звуки вальса, и у него появилось странное ощущение. Последние годы он танцевал только с Уитни. Теперь же, вальсируя с Самантой, он чувствовал себя совсем иначе. Саманта была значительно ниже своей подруги, и ее фигура не отличалась волнующей пышностью форм. Но пластичность и грация Саманты поразили Каллена – раньше он замечал в ней эти черты, только когда видел верхом. Но более того, во всем ее облике чувствовалось что-то новое… казалось, она наконец вернулась домой после долгого отсутствия.

Каллен улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и она чуть заметно поежилась. Ее лицо было таким знакомым и в то же время каким-то иным.

– Ты сегодня не перестаешь меня удивлять.

– Я решила действовать, как призывал герой бессмертного Вальтера Скотта Мармион: «Вперед, и только вперед!» – Она решительно тряхнула головой, ее медные волосы плавно колыхнулись, и Каллену вдруг захотелось прикоснуться к этому пылающему шелку. – Мне кажется, это самая сумасшедшая затея из всех, в которых мне когда-либо приходилось участвовать.

– Ты говорила то же самое перед тем, как мы забрались ночью в сад миссис Баррисфорд и выкопали лучший куст роз, чтобы приз достался маме. И еще раньше, когда мы вкрутили красную лампочку в фонарь у дома Бартонов.

Саманта рассмеялась.

– Посмотреть на тебя сейчас: такой франт с прекрасными манерами. И никогда не догадаться, что ты был способен на такие штучки. Ты в высшей степени непредсказуемый человек. Может быть, в этом кроется причина твоего оглушительного успеха в бизнесе? Твои конкуренты не в состоянии предугадать твой следующий шаг.

– Ноэлю Бомону раз или два это удалось, – заметил Каллен.

– Серьезно? Должна сказать, он начинает мне нравится все больше и больше.

– Ну, раз он тебе так по душе, предлагаю продумать запасной вариант. Если Грандиозный План не сработает, ты можешь переключиться на Ноэля, соблазнить его и тем самым расчистить мне путь к Уитни.

– Знаешь, как называют мужчин, которые предлагают такие варианты?

– Наверное, изобретательными?

– Ошибаешься! Их называют сутенерами.

Каллен смущенно пожал плечами и поспешил сменить тему:

– Ну хорошо, а как продвигаются дела с подготовкой к соревнованиям? – живо поинтересовался он. – Думаю, у тебя есть кого выставить на наших соревнованиях осенью?

– У меня четыре перспективных шестилетки, и еще восемь тоже неплохо себя показывают.

– Четыре лошади? Ты серьезно собираешься заявить на соревнованиях четырех лошадей?

– А почему бы и нет? Число «четыре» совсем неплохое.

– Ты в своем уме? Собираешься на серьезных соревнованиях по полной программе выступать на четырех неопытных молодых лошадях? Это безумие. Самоубийство. Добром это не кончится, мисс Ларк.

– Нет, зачем же так мрачно? Я на многое не претендую. Мне будет достаточно, если они войдут в тридцатку, – беззаботно улыбнулась Саманта.

– Знаешь, как называют таких женщин, как ты?

– Отчаянными?

– Нет, подумай еще.

– Самоуверенными? Может быть, легкомысленными?

– Нет, чокнутыми.

– А, – усмехнулась Саманта, – я думаю, ты скажешь что-нибудь новое. Впрочем, второе определение мне, пожалуй, тоже подходит.

– Сэм, ты сегодня уже и так разрушила почти все мои представления о тебе. Оставь хоть что-нибудь!

– Извини. – Саманта улыбнулась еще шире. – И не пугайся: не такая уж я легкомысленная. Разве что в Европе моя жизнь была немножко беспорядочной.

– Ты что, совсем добить меня хочешь? – взмолился Каллен.

– Хотя, – покусывая губу, продолжала она, – три любовника за четыре года – это не слишком беспорядочная жизнь.

– Любовники? Что это значит?..

– Ну, как бы тебе объяснить… Это мужчины, с которыми я спала, – услужливо подсказала Саманта. – Для чего, по-твоему, я покорила Филлиппе Валентайна?

– Это еще кто такой? – с дрожью в голосе спросил Каллен.

– Филлиппе Валентайн? Это была моя первая попытка соблазнить мужчину. И, надо сказать, она оказалась очень удачной.

– Послушай, кто ты такая? И куда ты девала Саманту Ларк? – Каллен с изумлением смотрел на стоявшую перед ним женщину. Он с трудом верил своим ушам.

Саманта рассмеялась, и он сразу понял, как ей удалось покорить Валентайна.

– Что, похожа я на девчонку-сорванца?

– Сейчас – ничуть. Но ведь это я сказал, что ты сможешь соперничать с Уитни!

– Однако, когда я вошла в зал, у тебя была такая физиономия, как будто тебя как следует лягнула лошадь.

В этот момент танец закончился, Саманта приподнялась на цыпочки и поцеловала Каллена в щеку. Мягкое тепло ее поцелуя проникло в него, как капли дождя в рыхлую землю.

– Вызволяй свое сокровище, – сказала она. – А мне еще предстоит потрудиться: надо убедить половину штата, что нас с тобой связывает нечто большее, чем детская привязанность.

Каллен ошеломленно смотрел ей вслед. Тонкий шифон достаточно четко обозначил линии ее тела, и ему стало не по себе, когда он вдруг осознал, что невольно мысленно раздевает подругу своего детства. Возможно, Грандиозный План был не такой уж блестящей затеей?

Каллен смотрел, как Сэм легко двигается по залу, переходя от одной группы гостей к другой, непринужденно вступая в разговор. Он не сводил с нее глаз, когда она два раза танцевала с Ноэлем, потом с наследником нефтяного магната Эриком Лэнгтоном и, наконец, с Донованом Страйком, архитектором с мировым именем. Ему и в голову не могло прийти, что она способна так великолепно сыграть роль царицы бала! Мало того, Саманта играла эту роль по-своему. Соревнуясь с Уитни, она не стремилась ей подражать ни в манерах, ни в одежде. Казалось, она наконец сняла маску, под которой долгое время скрывала свое настоящее лицо. Теперь она стала самой собой, и это явилось ключом к ее успеху. А в том, что успех был необыкновенный, Каллен не сомневался: об этом говорили особые взгляды, которые бросали на нее гости, внимание, с которым все прислушивались к ее словам. А лучшим подтверждением успеха Саманты было растущее беспокойство Уитни.

Задолго до полуночи поражение Уитни стало очевидным. Куда только делся ее царственный вид! Когда Ноэль пригласил ее на танец, Каллен буркнул себе под нос:

– Кажется, лед тронулся.

– Мужчинам не к лицу самодовольство, – услышал он за своей спиной и, обернувшись, увидел Саманту. Как же она была хороша!

– Это не самодовольство, а гордость за отличную работу, – усмехнулся Каллен. – Грандиозный План уже приносит свои плоды: Уитни явно задета за живое.

Саманта не сдержалась и громко фыркнула от смеха.

– Нам и правда кое-что удалось, если Уитни повесила нос, когда вокруг полным-полно восторженных поклонников. А теперь, – она взяла его под руку так естественно и свободно, как будто проделывала это тысячу раз, – теперь надо показать, что наш роман бурно развивается. Идем, плеснем маслица в огонь.

Они направились к центру зала. Оркестр играл медленную румбу. Каллен не замечал ничего вокруг – он видел только Саманту, ее обаятельную улыбку, пламя ее шелковистых волос, лучистые глаза.

– Публику я подогрела, так что начинаем спектакль! – тихо скомандовала она и спокойно положила руку ему на плечо.

Они поплыли под звуки румбы. Теперь Саманта говорила достаточно громко, давая возможность соседним парам слышать, как она пустилась в воспоминания о городах Европы и модных курортах, которые они якобы вместе посетили. Но Каллен слушал плохо. Его занимало другое. Саманта отлично знала, как держать себя в обществе. Она двигалась удивительно естественно и свободно. И когда Сэм научилась всем этим премудростям? Откуда у нее эта способность так обольстительно улыбаться, очаровывать и пленять? Как случилось, что подруга его детских игр вдруг предстала перед ним такой женственной, желанной и милой?

– Каллен, проснись! – донесся до него горячий шепот Саманты.

– Что? – Он словно очнулся и поспешно взял себя в руки. – Извини, Сэм, о чем это мы?

– Я только что сказала, что ты отличный танцор. Теперь твой ход.

Каллен широко улыбнулся, решив, что напрасно беспокоился: Грандиозный План оказался не так уж сложно выполнить.

– Берегитесь, мисс Ларк! Если вы и дальше будете продолжать так танцевать, можете свободно угодить в тюрьму, – сказал он несколько громче, чем следовало, чтобы его могло услышать побольше народу.

– И за что же?

– Видите ли, глядя на вас, можно с уверенностью сказать: «Эта женщина знает, что делать, оставшись с мужчиной наедине».

– За это не сажают в тюрьму. Я больше не девочка из вашего золотого детства, мистер Маккензи, я успела вырасти.

– И, надо отдать вам должное, вы отлично с этим справились.

– Мистер Маккензи, вы мне льстите!

– Ни в коем случае, я говорю истинную правду.

– Вы стали похожи на Ноэля.

– Зачем же меня обижать таким сравнением?

Саманта заразительно рассмеялась, смешинки плясали в ее сияющих глазах, и у Каллена почему-то вдруг замерло сердце.

– Знаешь, Каллен, тебе пора перестать думать, что Ноэль может в чем-то сравниться с тобой. Я всегда утверждала, что ты – самый лучший человек в Виргинии.

– А ты в этом платье вполне можешь считать себя непобедимой.

Саманта так призывно улыбнулась, что у него даже захватило дух.

– Ну, тебя-то мне победить вряд ли удастся. Помню, я однажды уже пыталась это сделать, засунув тебе за шиворот лягушку…

– О, мисс Ларк, если бы вы опять принялись за старое, вас бы ждал сюрприз. Так что лучше скажите сразу, где лягушка?

– Не надо беспокоиться, – рассмеялась Саманта. – Я научилась выказывать свое расположение более надежным способом. – Внезапно она остановилась и сделала неожиданный выпад вперед, заставив его отклониться назад. – Шевелись! Ведь мы же танцуем румбу!

– Ты с ума сошла! Моя спина вот-вот сломается, – задыхаясь, выдавил из себя Каллен.

Танцующие вокруг пары весело смеялись, искренне дивясь их чудачествам. И Каллен тоже смеялся. Он почувствовал в эту минуту, что ему по-настоящему хорошо и весело, и не мог вспомнить, когда был так же доволен.

Танец закончился, и оркестр сразу же заиграл мелодию в стиле танго. Саманта положила руку на плечо Каллену и заскользила вокруг него, чувственно изгибаясь. Движения ее завораживали. Что и говорить, она превосходно исполняла свою роль, просто превосходно. Мир снова как будто сжался, и Каллен опять видел перед собой только ее одну.

– Итак? – Теперь она стояла перед ним, положив руки ему на плечи.

Время остановилось. Каллен не сводит глаз с ее лица. Он взял ладонь Саманты в свою, а другой рукой провел по обнаженной спине, с удовольствием ощущая тепло ее тела, его чуть заметную дрожь. Они танцевали, соприкасаясь бедрами, и Каллен восхищался ее гибкостью. В ней соединялись огненная живость и изящество, легкомыслие и сила духа. Ему доставляло удовольствие смотреть в ее темные глаза, и она не отводила взгляд.

Внезапно Саманта протянула руку и развязала шнурок, который стягивал его волосы.

– Мне всегда хотелось это сделать, – чуть слышно призналась она.

Каллен не знал, играет она или на этот раз говорит правду. Но окружавшее их пространство показалось ему каким-то магическим кругом. Он живо ощущал рядом с собой ее тело, видел манящую улыбку, с особой остротой чувствовал ее прикосновение. Почему-то эти ощущения казались ему странно знакомыми, словно они танцевали вместе тысячу раз. На самом деле до этого вечера им никогда вместе танцевать не приходилось, хотя они были знакомы всю жизнь.

На торжественных приемах и вечерах, которые устраивали его родители, Каллен обычно танцевал с Уитни или, в знак любезности, с дочерями знакомых своих родителей. С Самантой же они болтали, смеялись, пили шампанское, но не танцевали. Никогда. Новые ощущения доставляли ему радость – пожалуй, слишком большую радость…

Каллен закончил танец, заставив Сэм эффектно прогнуться. Когда она со смехом выпрямилась, он тоже весело рассмеялся, чувствуя, что давно не был так счастлив. Вечер оказался просто великолепным.

– Надеюсь, вы наконец закончили корчить из себя клоунов? – ворвался в их смех ледяной голос. Рядом с Самантой стояла Уитни, обжигая Каллена гневным взглядом. – И сделай одолжение, Сэм, прекрати болтаться по залу и изображать неизвестно что. Ты ведешь себя как шлюха!

Каллен вздрогнул, но Саманта и бровью не повела. Она не возмутилась, а улыбнулась.

– Я просто танцевала и не пыталась ничего изображать. И потом, разве я интересовалась твоим мнением? – Она коснулась кончиками пальцев щеки Каллена. – Мистер Маккензи, а вам танец понравился?

– Сэм, это уже слишком! – зашипела Уитни. Ее слова отвлекли Каллена, и он уже не так сильно чувствовал, как горит щека. – Порядочная женщина не станет посягать на чужого мужчину.

– Уитни, на твоем пальце нет кольца, и что-то мне не попадались на глаза сообщения о твоей помолвке, – подчеркнуто вежливо произнесла Саманта. – Поэтому Каллен пока ничей. Верно, Каллен?

– Я всегда стою за справедливость. – Он искоса взглянул на Уитни, опасаясь, как бы она не лопнула от злости.

– Сейчас же прекрати притворяться, что тебя интересует Каллен! Слышишь? Сейчас же!

– А я и не притворяюсь, – спокойно возразила Саманта. – Я же тебя предупреждала, Уитни: если ты не перестанешь мучить Каллена, я сама им займусь. Вот и сдержала слово.

– За что я ей невероятно благодарен, – решительно заявил Каллен.

– Кажется, тебе придется искать другую жертву, Уитни. – Саманта взяла Каллена под руку и тесно прижалась к нему.

– Прекрати! – прошипела Уитни; казалось, от ее золотистого платья сейчас посыплются искры. – Это какая-то глупая игра. Ты ее сочинила, а Каллен, как мальчишка, тебе подыгрывает. Может быть, потому, что ревнует меня к Ноэлю?

– Уитни, Саманта права, – вмешался Каллен. – На твоем пальце нет обручального кольца. У тебя полная свобода выбора: можешь проводить время с тем мужчиной, который тебе нравится. Так же и я могу выбирать общество той женщины, с которой мне приятно находиться рядом. И я выбираю Саманту.

– Где же твой хваленый вкус и высокие требования? – В голосе Уитни звучала насмешка.

Каллен услышал прерывистый вздох Саманты, и ему стало жаль ее. Ведь это из-за него она вынуждена была терпеть оскорбления.

– Мои требования остались высокими, и вкус хуже не стал. В Саманте больше доброты, участия и преданности, чем в ком-либо другом. И уж во всяком случае – в тебе.

Уитни тихо ахнула от потрясения, но потом гневно вспыхнула:

– Если это твоя благодарность за те шесть лет, что я тебя прождала, тогда развлекайся на здоровье с этим гермафродитом!

Она круто повернулась и, гордо подняв голову, двинулась навстречу Ноэлю Бомону, который уже спешил к ней.

– Обмен любезностями состоялся, – бодро заметила Саманта. – Конечно, приятного мало, но необходимый эффект достигнут. Только ты, по-моему, перепутал текст. Как вышло, что ты заступился за меня, а не принял сторону Уитни?

– Я уже говорил, что для меня важна справедливость, – жестко ответил Каллен.

У него не укладывалось в голове, как могла Уитни быть такой жестокой к своей лучшей подруге? А ведь это он во всем виноват. Вот что происходит, когда человек чересчур погружен в собственные дела! Когда он уговаривал Сэм участвовать в Грандиозном Плане, мысли его были заняты только Уитни. Он и не подумал, что этим превращает Саманту в объект нападок. И теперь Уитни своими резкостями наверняка испортила ей все удовольствие от вечера…

– Эй! – Саманта настойчиво дергала его за рукав. – Эй, – повторила она, и на этот раз ей удалось привлечь его внимание. Взглянув на нее, Каллен с удивлением увидел в ее глазах участие вперемешку с лукавой насмешкой. – Ты хоть сознаешь, что только что одержал внушительную победу? Уитни рвет и мечет. Я не видела ее такой разъяренной уже очень давно. Она у тебя на крючке. Теперь тебе надо постараться не замечать ее до конца вечера – и скоро все мы будем веселиться на вашей свадьбе.

– Сэм, мне страшно неловко. Я не ожидал, что она так набросится на тебя…

– Обо мне не беспокойся. Я прекрасно понимала, на что шла. Тебе ведь не приходилось видеть, как она выходит из себя, если не считать того вишневого пирога? Ну а я была готова к чему-то подобному.

– А тебе знакомы такие ее вспышки? – Он смотрел на Саманту с удивлением и любопытством.

– Время от времени бывали случаи. Мы же подруги, в конце концов, а подруги иногда ссорятся. Но Уитни давным-давно взяла за правило не показывать свой характер перспективным женихам. Сегодня она это правило нарушила. Я считаю это признаком того, что мне пора подыскивать платье, как подружке невесты. Пожалуй, что-нибудь из розового атласа – юбка колокольчиком и везде уйма бантиков…

– Ты – настоящий друг, Саманта! – с чувством произнес Каллен.

– Не сомневаюсь. А теперь давай побродим среди гостей: нужно развивать наш успех.

Каллен последовал ее совету. Он разговаривал с приятелями, но мысли его были заняты Самантой, за ней же неотступно следовали его глаза, когда она перемещалась по залу, то весело болтая, то кружась в танце. Она была милой, обаятельной и в то же время невероятно сексуальной. Пожалуй, никогда в жизни Каллен так не удивлялся, как теперь, видя волшебное превращение Саманты.

Неожиданно он заметил рядом вальсирующих родителей.

– Привет, сын, – улыбнулся Кинан.

Каллен улыбнулся в ответ и помахал ему рукой.

– Какой замечательный вечер! Мне никогда не было так хорошо, – объявила Лорел. – А ты доволен, Каллен?

– Чрезвычайно.

– Я очень рада за тебя, – ответила Лорел, и Кинан увлек ее дальше.

Каллен смотрел на танцующих родителей, и на него вдруг нахлынули воспоминания. Он видел себя восьмилетнего и родителей, весело подтрунивающих друг над другом. Еще ему вспомнилось, как мать с отцом обнимались на диване, когда ему было одиннадцать. В четырнадцать он уже прислушивался к их разговорам о политике, а однажды, когда ему исполнилось семнадцать, он видел, как они танцевали вдвоем во дворе под звездами. А еще он не мог забыть, как скорбели родители о гибели Тига, ему в то время было восемнадцать…

И вот он снова видит их, как они танцуют, а любовь и нежность переполняет их даже после тридцати трех прожитых вместе лет. Глядя на них, можно было понять, что такое счастливый брак. Это союз, который заключался для того, чтобы любить неустанно, трудиться и вместе переживать радости и печали. Вот его родители сумели выстоять в тяжелые времена, они прошли через все испытания и сохранили способность любить и быть счастливыми.

Может быть, и ему посчастливилось унаследовать такую способность? Каллен оглянулся, ища глазами Уитни, но увидел Саманту: живой огонь в обрамлении зеленого шифона. Очевидно, собеседница сказала ей что-то приятное, потому что она весело рассмеялась. Перед ним была женщина, которую он знал всю жизнь, и все же такой, как в этот вечер, он не видел ее никогда.

Небольшой оркестр на балконе снова заиграл. Большинство гостей осталось танцевать, но кое-кто решил заглянуть в столовую, некоторые вернулись в гостиную, а иным захотелось прогуляться по саду. Уитни потянула Ноэля в круг танцующих, сверкнув глазами в сторону Каллена. Их взгляды на мгновение встретились, и он понял, что Саманта оказалась права: Уитни действительно была готова рвать и метать.

– А теперь выясним, как продвигается наш план, – с улыбкой пробормотал Каллен.

Он подошел к родителям, которые разговаривали с Самантой, потягивая шампанское. Каллен поздравил мать и отца с юбилеем, поцеловал и пожелал им всего хорошего.

– Мы должны поблагодарить вас с Самантой, – сказал Кинан и весело подмигнул сыну. – Благодаря вам этот вечер запомнится надолго.

– Мне кажется, Уитни скоро сдастся, – лукаво поблескивая глазами, заговорила Лорел. – Если же нет, ты, мой дорогой, можешь объявить о своей помолвке с Самантой Фей Ларк. Думаю, никто не удивится – особенно после того спектакля, что вы здесь сегодня разыграли.

– У нас неплохо получилось, правда? – радостно спросила Саманта.

– Просто замечательно. Все только о вас и говорят, – ответила Лорел.

– Весь округ затаил дыхание и ждет, как Сэм и Уитни бросятся в драку из-за тебя, сынок! – добавил Кинан.

– Ах, женщины! – с шутливым пафосом воскликнул Каллен, прижимая руку к сердцу. – Как же они меня любят!

– Не обольщайся особенно и не воображай о себе слишком много, – охладила его восторги Саманта. – Любят они больше твои денежки, можешь не сомневаться.

– Я убит! Врача! – трагически простонал Каллен, делая вид, что вытаскивает пронзившую грудь стрелу.

Саманта расхохоталась.

– Слава нашему Грандиозному Плану! Давно мне не приходилось так веселиться. – Она с трудом перевела дух.

– А почему, кстати?

– Ну, ты же меня знаешь, – неопределенно пожала плечами Саманта, – я не люблю давать себе расслабляться…

– Это я знаю. – Каллен с удивлением уловил незримую перемену в настроении Саманты. – Вот мне бы и хотелось понять – почему?

 

6

 

Саманта растерялась, не зная, что ответить. В голову не приходило ни одной удачной мысли. Не могла же она просто сказать, что им с Эрин пришлось бы распрощаться с ранчо, если бы она не работала день и ночь. Но и солгать было невозможно: никакая ложь не смогла бы укрыться от проницательных глаз Каллена. Что же ей делать? Положение казалось безвыходным.

И в этот момент ей на помощь пришел рыцарь в сверкающих доспехах в образе Ноэля Бомона.

– Вот вы где, моя маленькая фея! – Француз подоспел как нельзя вовремя. – Вы обещали мне вальс – и я у ваших ног.

– Ах, да, конечно! Как же я могла забыть, – затараторила Саманта, не веря своему счастливому избавлению. – Я всегда считала, что обещания надо выполнять. – Она схватила за руку несколько удивленного такой спешкой Ноэля и потащила к танцующим. – Вы меня так выручили! Я буду благодарна вам за это всю жизнь, – пояснила она, когда они закружились по залу.

– Я очень польщен, – озадаченно пожал плечами Ноэль. – Но что сделал я такого особенного?

Саманта украдкой оглядела зал и с видом заговорщика призналась:

– Вы спасли меня от разглашения секретных сведений! Но о том, что это за сведения, я не могу сообщить даже вам.

– Ах, мисс Ларк, таинственная и загадочная! Надо отдать вам должное: вы никогда не раскрываете карты. Впрочем, сегодня вы слегка приоткрыли завесу таинственности и позволили увидеть часть ваших неоспоримых достоинств. Ваше платье просто великолепно.

– Спасибо, – поблагодарила Саманта, чувствуя себя под его взглядом раздетой. Ноэлю тоже нужно было отдать должное: он умел смотреть на женщин.

– Я же говорил, что женские хитрости принесут вам успех, – напомнил Ноэль и продолжил по-французски: – Ваша новая стратегия скорее поможет вам покорить сердце Каллена Маккензи, чем прежние попытки сделать это с помощью побед в игре в покер. Он весь вечер ходит с ошеломленным видом.

Саманта радостно рассмеялась.

– Я, кажется, перевернула его устоявшееся представление обо мне и очень этому рада. – Саманта тоже перешла на французский.

– Я давно подозревал, что за вашей внешней сдержанностью скрывается огонь. И мне было приятно в этом сегодня убедиться.

– Ноэль, вы снова начинаете петь дифирамбы, – нахмурилась Саманта.

– Но какой мужчина удержится от этого, когда перед ним само совершенство?

– Не увлекайтесь. Может быть, вы выпили лишнего?

– Вы обижаете меня! Всего один бокал шампанского.

– Извините, – усмехнулась Саманта, провожая глазами проплывавших мимо в вальсе Эрин и Кинана. – Просто вы явно переборщили со своими комплиментами. Неужели вы не замечаете мои недостатки?

– Напротив, но какой же джентльмен позволит себе говорить о подобных вещах с дамой, к которой неравнодушен?

– В таком случае разрешаю вам не быть джентльменом.

– Хорошо, – рассмеялся Ноэль. – Ваш главный недостаток в том, что вы не сознаете силы своих чар. Вы таите в себе свои трудности и не стремитесь обратиться за помощью и поддержкой к друзьям, а кроме того – вы плохо знаете свое сердце. К примеру, вы уверены, что ваш сегодняшний спектакль всего лишь игра, но на самом деле…

– Кто вам рассказал о Грандиозном Плане? – ахнула Саманта.

– Никто, – усмехнулся Бомон. – Но, зная актеров, мне нетрудно было догадаться о замысле пьесы. Он ведь состоял в том, чтобы заставить Уитни ревновать и поскорее принять предложение Каллена, не так ли? Но, дорогая моя, какой смысл помогать соединиться людям, которые не подходят друг другу?

– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Уитни и Каллен – прекрасная пара.

– Я человек посторонний, а потому мне некоторые вещи видятся яснее, чем вам. Хотя мне не хочется вам противоречить, но все же позволю себе с вами не согласится.

– Вот как? – хитро усмехнулась Саманта. – А может быть, причина в том, что вам самому хочется заполучить Уитни, но вы боитесь, что не одолеете Каллена в соревновании на равных?

– Какое восхитительное сочетание наивности, ума и цинизма!

– Ну, положим, я далеко не наивна.

– Моя милая, вы совершенно себя не знаете.

Ноэль легко кружил ее по залу, и Саманта чувствовала себя грациозной, обаятельной и женственной. Танцуя с Калленом, она стремилась за шутками скрыть застенчивость. А в руках Ноэля впервые после долгого перерыва вновь ощутила себя привлекательной и желанной.

Когда музыка смолкла, Саманта опустилась в глубоком реверансе, Ноэль поднес ее руку к губам. В его темных глазах плясали смешинки.

– Ну ладно, Сэмми, хватит любезничать! – внезапно раздался голос Эрин. – У этого мужчины самомнение уже размером с гору.

– Ради благого дела почему бы и нет? – Ноэль лукаво улыбнулся и поцеловал обе руки Саманты.

– Для одного вечера вам и так уже досталось слишком много внимания моей сестры, – с решительным видом заявила Эрин, высвобождая руки Саманты. – Морочьте голову своей лестью кому-нибудь еще.

– Постой! – жалобным голосом взмолилась Саманта. – Я совсем не прочь, чтобы мне морочили голову…

– Ноэль Бомон никогда не льстит красивым женщинам! – высокопарно заявил француз. – Он говорит истинную правду.

– Ну, все! – напустив на себя суровый вид, проговорила Эрин. – Пленяйте своими влюбленными взорами Уитни или какую-нибудь другую доверчивую особу. А нам с Сэмми нужно немножко посекретничать.

– Вы будете говорить обо мне? – с шутливой надеждой поинтересовался Ноэль.

– Не обольщайтесь на этот счет, – поспешила разочаровать его Эрин.

– У вас каменное сердце, – с убитым видом вздохнул Бомон.

– Отправляйтесь!

Ноэль ушел, и Саманта тут же воинственно уперла руки в бока:

– В чем дело, скажи, пожалуйста!

– Как же ты не понимаешь? Я пытаюсь спасти ваш Грандиозный План. – Эрин тряхнула головой, и ее темные локоны задорно запрыгали. – Ты не сможешь никого убедить, что серьезно увлечена Калленом, если будешь слишком часто танцевать с Ноэлем, глядя на него влюбленными глазами.

– Ну и ну! – усмехнулась Саманта.

– Не беспокойся, – в свою очередь улыбнулась сестре Эрин, – ты еще ничего не успела испортить. Все уверены, что ты серьезно нацелилась на Каллена и он совсем не против. Жаль только, что это всего лишь блеф. Я была не прочь иметь Каллена своим родственником.

– Прошу прощения…

Женщины обернулись и увидели стоящего перед ними со смиренным видом Бомона.

– Вы еще здесь? – недовольно нахмурилась Эрин. – В чем дело?

– Мне пришло в голову, что я сегодня явно не на высоте. Чтобы исправиться, хочу пригласить на танец Фею Музыки.

– Это значит – тебя, – объявила Саманта. – Надеюсь, за тебя беспокоиться не придется?

– Абсолютно, – заверила ее Эрин. – На мне мой защитный корсет, так что французы мне не страшны.

– Какая радость, что у тебя под платьем хоть что-то есть, – усмехнулась Саманта.

– Радость, но не для всех, – заметил Ноэль, и обе женщины рассмеялись.

Эрин с Ноэлем ушли танцевать, а Саманта оглянулась по сторонам, размышляя, что делать дальше. Заметив идущего к ней Каллена, она подумала, что его белокурая грива наводит на мысль о скрытой в нем опасности и силе. Наверное, ей никогда не наскучит любоваться, как двигается этот человек… Слепая Уитни, что ли? Как она может не оценить такое совершенство?

– Мне кажется, настало время снова порадовать сплетников, – заявил Каллен, останавливаясь перед ней. – Можно тебя пригласить?

С минуту Саманта колебалась. Танцуя с Калленом, она постоянно чувствовала непонятное смущение, почти неловкость, как-то особенно остро ощущая собственное тело. Близость Каллена волновала, и это приводило ее в замешательство. В довершение всего оркестр исполнял медленную, томную мелодию. «Что же со мной происходит? – спрашивала себя Саманта. – Ведь это же Каллен, а не кто-нибудь! Нет ни малейшего основания опасаться его…»

– А я уже подумала, что ты больше никогда не решишься пригласить меня, – сказала она, снова удивляясь, как естественно легла ее рука на широкое плечо Каллена, когда они легко заскользили в такт неторопливо льющейся мелодии. – Надеюсь, тебе еще не надоело осуществлять наш Грандиозный План?

– Ничуть, мне это даже нравится. Кстати, за нами наблюдает Уитни, – шепнул он ей на ухо.

– Понятно, почему мне показалось, что в спину воткнулось не меньше десятка стрел, – ответила Саманта, теснее прижимаясь к нему.

Она чувствовала себя способной возбуждать и покорять, в ней снова, как когда-то, вспыхнул огонь. Она была опять полна жизни и ощущала себя неотразимой! Саманта приписала это шампанскому и влиянию Грандиозного Плана, но так или иначе на душе у нее было очень хорошо. Она казалась себе Золушкой, которая добилась оглушительного успеха на королевском балу. Какой восхитительный вечер! И Каллен сегодня необыкновенный. Весь мир как будто окутала дымка, обостряющая чувства и желания. Саманта улыбнулась своим мыслям и радостно отметила про себя, что глубоко вошла в образ и роль свою исполняет отлично.

 

* * *

Начинало светать, когда Саманта в сопровождении Эрин входила в дом, успев смириться с мыслью, что спать ей сегодня не придется.

– Люблю танцы до рассвета, – призналась Эрин и заразительно зевнула.

«Особенно если после этого можно лечь в постель!» – добавила про себя Саманта, но вслух ничего говорить не смогла. Ей не хотелось, чтобы Эрин думала, будто она ее в чем-то упрекает. В конце концов, у каждой из них была своя работа и своя жизнь…

– А все-таки ничто не придает женщине уверенности, как внимание и восторги мужчин! – улыбнулась Эрин.

– Уж чего-чего, а уверенности тебе никогда не приходилось занимать, – лукаво заметила Саманта. – По словам Ноэля, ты самая грозная из всех женщин, с которыми он был знаком.

– У нашего Ноэля очень развита интуиция понимать женщин, – подавив зевок, снова улыбнулась Эрин. – Спокойной ночи, Сэм. – И она направилась к себе в спальню.

Оказавшись в своей комнате, Саманта начала медленно раздеваться, с удовольствием ощущая нежность скользящего по коже шифона. Бал был превосходным. Может быть, ради такого случая позволить себе немного поспать?..

Отругав себя за слабость, Саманта наскоро приняла душ, заплела привычную косу, влезла в поношенные джинсы и натянула на ноги старые сапоги для верховой езды, еще больше ощущая себя Золушкой. Хорошо, хоть ей не надевать хрустальные башмачки – скорее всего очень неудобные!

Взяв видавший виды шлем, она спустилась вниз, вышла из дома и остановилась, чтобы насладиться красотой окружающего мира. В нескольких милях к востоку протекала река Потомак, на западе вырисовывались контуры гряды Блю-Ридж. А между рекой и горами богу было угодно поместить этот благословенный край, такой удобный для разведения лошадей…

Группа молодежи на отличных трехлетках проскакала мимо, направляясь на утреннюю разминку, и Саманта улыбнулась, почувствовав в них родственные души. В первую очередь она направилась в самый большой загон, чтобы провести немного времени с молодняком – нужно было постепенно приучать их к своему запаху и голосу. Она угощала жеребят сахаром, гладила их бархатистую кожу и, как всегда, восхищалась красотой этих прекрасных животных.

Вскоре к ней присоединились Бобби Крейг и Мигель Торрес, чтобы обсудить планы на день. Бобби говорил что-то о чередовании пастбищ, о небывалом урожае люцерны, а Мигель – о программе подготовки к промежуточным соревнованиям по конкуру и кроссу. Однако Саманта слушала невнимательно: она очень устала, да и мысли ее были заняты совсем другим.

Решив все вопросы с Бобби Крейгом, Саманта, подавляя зевоту, отправилась к центральной конюшне.

– А ты так и не ложилась?

Сэм вздрогнула и, обернувшись, увидела Каллена, который сидел на ограждении из толстых бревен. На нем были узкие черные джинсы, широкую грудь плотно обтягивала футболка.

– А ты откуда взялся? – нахмурилась Саманта: ей не понравилось, что сердце ее вдруг учащенно забилось.

– Но разве мы не договорились, что я буду помогать тебе? Так что жду ваших распоряжений, мэм. – Он спрыгнул с забора и зевнул во весь рот. – Господи, в такую рань нам следовало бы быть в постели.

– Это программой Грандиозного Плана не предусмотрено, – с ехидной улыбкой заметила она.

– Так ты действительно не ложилась? – продолжал допытываться Каллен.

– Видишь ли, я всю ночь протанцевала на королевском балу в хрустальных туфельках и только утром вспомнила, что я как-никак хозяйка ранчо. А на ранчо…

– Знаю, знаю, – досадливо поморщился Каллен. – На ранчо надо работать. Но неужели обязательно начинать так рано?

– К сожалению, лошадям нравится именно такой режим. Надо сказать, я и сама люблю чувствовать по утрам запах свежего сена и лошадей… Ну пойдем, я тебя со всеми познакомлю.

Когда они вступили в прохладу конюшни, лошади приветствовали Саманту мягким пофыркиванием, и ей это было очень приятно.

В этой конюшне содержались лошади в возрасте от четырех до шести лет, полученные при скрещивании пород. Саманта и Каллен ряд за рядом обходили стойла, угощали животных кусочками яблок, гладили их гладкие умные морды, говорили добрые слова.

– Для начала займись Центральным. – Саманта открыла дверцу и подтолкнула Каллена к лошади золотисто-серой масти с полосками на ногах. – Я буду рядом, – предупредила она, закрывая за ним дверцу.

Саманта вошла в загон к Чародею, опытным глазом определив, что Энди Брим уже отлично вычистил его. Она с удовольствием погладила лоснящуюся бархатистую кожу, в который раз отметив, как прекрасно сложена лошадь. Чародей унаследовал лучшие качества пород родителей – американской и немецкой. Саманта считала, что ее эксперимент удался: в результате скрещивания получились отличные лошади – горячие, но хорошо поддающиеся обучению. Они отличались на каждом соревновании, потому что по наследству к ним перешло замечательное свойство – умение избегать неприятностей. Занимаясь с ними кроссом и прыжками, Саманта всякий раз завидовала им: это качество бы очень пригодилось…

Тщательно осмотрев Чародея, Саманта с удовольствием убедилась, что за ночь у него не появилось порезов, растяжений или каких-нибудь признаков болезни. Лошадь, как всегда, не имела изъянов. Каждое утро Саманта начинала с занятий с Чародеем. Сначала нужно было его разогреть, потом поработать с ним на манеже, перейти к выездке, а после этого заняться конкуром и кроссом. Затем Чародей возвращался в стойло, а она повторяла всю процедуру с его сводной сестрой Флорой. Дальше по плану шел Центральный, и завершала утро тренировка с Несси. Дневной график был еще плотнее.

Саманта прекрасно понимала, что это работа на износ, но безнадежность положения не позволяла ей щадить себя. Она была очень благодарна Каллену за предложение помочь: это хотя бы компенсирует время, которое придется потратить на осуществление их Грандиозного Плана. А кроме того, необыкновенно приятно оказалось ощущать, как ослабеет бремя забот, когда можно их с кем-то разделить.

– Центральный просто красавец, – похвалил Каллен, подводя лошадь к загону Чародея.

– И я так думаю, – ответила Саманта, надевая на Чародея сбрую.

– Я заметил, что твое новое поголовье все стандартного роста. Ты специально этого добивалась?

– Глаз у тебя по-прежнему меткий, – улыбнулась Саманта, подтягивая подпругу. – Для гольштейнцев они низковаты, но выше чистокровных морганов. Я этого и хотела, когда подбирала жеребцов и кобылиц на племя. Ведь если лошадь высокая, то на соревнованиях это может обернуться травмой. А мои – как раз то, что нужно. Вот увидишь, они отлично покажут себя в скачках с препятствиями. И в многоборье тоже отличатся. Кроме того, – Саманта с гордостью посмотрела на Чародея, – они изумительно смотрятся.

– Что правда, то правда, – согласился Каллен, когда она вывела Чародея из стойла.

Прихватив шлемы и кнуты, Саманта и Каллен вышли на тренировочный круг. Она пристегнула к уздечке Чародея шлею и отправилась в дальнюю часть манежа, краем глаза наблюдая за Калленом, который начал работать с Центральным. Он казался ей несколько скованным, и Саманта вспомнила растерянность, промелькнувшую в его глазах, когда она в первый раз предложила ему помочь ей с тренировками. Ее тогда это удивило. Для Каллена, которого она знала, бояться занятий с лошадьми было бы так же нелепо, как для рыбы бояться воды. Но сейчас ей пришло в голову, что он двенадцать лет жил жизнью Тига. И может ли она теперь с уверенностью говорить, что знает Каллена?

– Расслабься, – подбодрила она его. – Это как езда на велосипеде: невозможно разучиться.

Однако вскоре Саманта заметила, что скованность Каллена прошла. Он общался с Центральным легко и непринужденно, и лошадь беспрекословно выполняла все команды. Саманта вздохнула с облегчением. Значит, она не ошиблась: стержень натуры Каллена остался прежним.

Они разогрели лошадей и уже через полчаса скакали в сторону гор.

– Начнем с установочного аллюра, потом перейдем к кроссу и закончим конкуром, – наметила Саманта план занятий. – А Центральный, кажется, успел с тобой освоиться.

– Мы с ним лучшие друзья. – Каллен с улыбкой похлопал лошадь по шее. – Я начинаю понимать, почему ты так увлечена выведением новой породы. А откуда вообще у тебя появилась эта мысль?

Саманта удивилась, услышав такой вопрос. С тех пор, как Каллен уехал в колледж, он старался избегать тем, касающихся лошадей.

– Тебе правда интересно?

– Конечно.

– Видишь ли, после Сорбонны я год путешествовала по Европе. Изъездила всю Францию, побывала в Австрии, Италии, Бельгии, Германии… И везде я изучала методы разведения и обучения лошадей – самых лучших в мире. Конечно, – она хитро улыбнулась, – для девушки в двадцать один год более естественно было бы осматривать достопримечательности и развлекаться. Но я предпочитала часами разговаривать с ведущими специалистами о том, к чему больше всего лежит у меня душа: о лошадях. А если говорить точнее, то на мысль о собственной программе меня навел Каспар Рейнхарт.

– Я когда-то в ранней юности встречался с ним на соревнованиях. Очень серьезный соперник. Ты его хорошо знаешь?

– В известном смысле – да, – скромно призналась Саманта.

– Саманта?!

– Да, ты правильно понял, – расхохоталась она. – Он был последним из моей тройки европейских любовников. Так вот, во время нашего бурного романа Каспар пригласил меня в свое родовое гнездо. Ты, наверное, слышал о конефермах в Шлезвиг-Гольштейне?

– Очень мало.

Каллен все еще находился под впечатлением от нового откровения Саманты. Как же ей нравилось разрушать его установившиеся представления о ней!

– Я с первого взгляда влюбилась в чемпиона-гольштейнца, принадлежавшего семье Рейнхарт. Каспар даже уговорил меня принять участие в соревнованиях на Гран-при в Гамбурге. Мы с Каспаром оба вышли в финал. И представь себе, на последнем этапе я его обошла! Но он на меня не обиделся, а, напротив, радовался моей победе и помог мне ее отметить. – Саманта, однако, не стала распространяться о том, как он это делал. – Выигранных денег хватило на продолжение моих странствий по Европе и еще осталось на пополнение гардероба.

– Что и говорить, ты даром время не теряла…

– Мне кажется, то лето было самым счастливым в моей жизни. – Она неожиданно ощутила приступ горечи и поспешно отвела глаза от Каллена, который в этот момент спешился, чтобы открыть ворота загона. – Но все хорошее быстро заканчивается, – прибавила она с грустью.

– Тебе здесь одиноко? – тихо спросил Каллен.

Саманта не стала притворяться:

– Каждое утро, когда я вхожу в кухню, мне кажется, что я увижу там маму с отцом, которые пьют кофе и весело переговариваются.

– И со мной та же история. Я просыпаюсь – и у меня в ушах голос Тига: он всегда что-нибудь напевал, когда одевался.

Снова тени прошлого напомнили о себе. Саманте захотелось протянуть руку и коснуться Каллена, чтобы как-то ободрить его, снять боль, освободить из цепких объятий воспоминаний.

– Неужели ты так никогда и не позволишь себе расслабиться? Ведь авария случилась не по твоей вине.

– Мне лучше знать. – Лицо его стало непроницаемым.

Каллен снова вскочил в седло. Слезы подступили к глазам Саманты. Такой замечательный человек собирается до конца дней терзать себя за то, что не смог предотвратить роковое столкновение!

– Лорел с Кинаном страшно рады, что ты приехал, – заметила она, не зная, чем его утешить.

– Ну еще бы! Я – мечта всех родителей, – язвительно проговорил Каллен. – Старший сын, преуспевший в жизни. Теперь прочность семейного гнезда обеспечена, труд родителей не пропал даром.

– Прекрати! – оборвала его Саманта. – Ты прекрасно знаешь, что для них не важны те деньги, которые ты заработал. Они любят тебя самого, Каллен Маккензи, а не твои достижения. Неужели ты еще не понял, что сам по себе ты – личность и тебе вовсе не нужно притворяться кем-то другим? То, что все эти годы ты жил жизнью Тига…

– Есть вещи, которые тебе не понять, – отрезал Каллен.

– Не смотри, пожалуйста, на меня свысока!

Некоторое время они ехали молча, и он еще сильнее напомнил ей разгневанного кельтского воина.

– Я причастен к тому, что мои родители и Уитни потеряли Тига, – наконец заговорил Каллен. – Мне важно возместить им потерю, насколько это возможно и в моих силах. Мне от этого становится легче.

– Но они-то от тебя ждут не этого! – Саманта стиснула руку Каллена, чтобы заставить его повернуться к ней. – Ты ведь не потрудился спросить их мнение? Не подумал узнать, что нужно им?

– Уитни нужна жизнь, которую я теперь в состоянии ей обеспечить, – отдергивая руку, ответил Каллен.

– Уитни нужен ты, – возразила Саманта. – Разница большая, даже, можно сказать, – огромная.

– Нет, – с упрямой настойчивостью стоял на своем Каллен. – Для Уитни одно неотделимо от другого. Все эти шесть лет она как бы подталкивала меня, заставляла двигаться вперед. А вы все пытались меня убедить свернуть с дороги, которую я выбрал, и вернуться домой. Уитни поддерживала меня во всех моих начинаниях, и я очень благодарен ей. Я добился большего, чем предполагал.

– Но почему ты решил, что сам по себе недостоен счастья?

Взгляд его серых глаз стал жестким.

– Тот человек, которым я когда-то был, не мог сравниться с Тигом. А Уитни любила именно его.

– Но с тех пор прошло так много времени! – Саманта явственно ощущала, как колотится сердце у нее в груди. – Это всего лишь тени прошлого. Нельзя всю жизнь прожить с чувством вины. Это страшное чувство, оно губит человека. Если его не преодолеть…

– Что ты можешь знать об этом? – В глазах Каллена появилось удивление.

Саманта с трудом держалась, чтобы не сказать ему правду. Но ей не хотелось нарушать свой жизненный принцип и раскрывать душу.

– Я просто наблюдательная девушка и способна учиться на ошибках других.

Мимо них проехала группа всадников, которую Саманта встретила утром. Очевидно, они закончили тренировочную прогулку и теперь возвращались домой, чтобы поставить лошадей в конюшню.

– Ты начала мне рассказывать о своей программе, – напомнил Каллен.

– Да, верно. – Вздохнув, Саманта заставила себя перестроиться. – Так вот, некоторое время я работала с гольштейнцами и восхищаюсь ими. Это были прекрасные лошади, меня поражало, как свободно они берут почти двухметровый барьер. У них был единственный недостаток – слишком высокий рост. И меня вдруг осенило. Последующие два месяца я вынашивала эту идею и не могла думать ни о чем другом. Я советовалась с Каспаром, а попутно вела переговоры с ранчо Риджбека в Америке о покупке лошадей породы морган. И только когда я убедилась, что смогу получить лучших морганских жеребцов и гольштейнских кобыл, я позвонила домой.

– И как к этому отнесся Руфус? – с понимающей улыбкой спросил Каллен.

Саманте стоило больших усилий улыбнуться в ответ. Слишком живы были воспоминания о последовавших за этим разговором событиях.

– Конечно, сначала он встретил мое предложение в штыки. Мне потребовался не один час, чтобы доказать отцу разумность моей программы. Я убеждала его, что выведенная нами порода даст чемпионов в соревнованиях на Гран-при, в скачках с препятствиями и многоборье. А самым трудным оказалось убедить отца, что нам нужно целых двенадцать гольштейнских кобыл и три морганских жеребца – иначе нет смысла запускать программу.

Теперь Саманта уже ничего не могла поделать с воспоминаниями, которые подхватили ее могучим потоком и понесли в прошлое. Она вспомнила, как Руфус в конце концов согласился с ее доводами: он доверял ее знаниям и рассудительности. Правда, его беспокоили расходы. Но и здесь она его уговорила.

За пятнадцать лошадей пришлось выложить три четверти миллиона долларов – потому что ей были нужны самые лучшие производители и кобылы-рекордсменки. Она сама сопровождала гольштейнских красавиц через Атлантику, а морганские жеребцы уже ждали их прибытия.

Саманта не была дома четыре года, и первое лето показалось ей волшебным сном. Программа была запущена, они с отцом строили планы на будущее, мечтали о том, как вырастят чемпионов. Удар постиг их, когда первое поколение не достигло и года. На лошадей напала какая-то непонятная болезнь, и из двенадцати жеребят в живых осталось четверо. Руфус Ларк не смог этого пережить. У него произошло кровоизлияние в мозг, и месяц, когда он угасал, стал для Саманты самым черным в жизни. После смерти отца она начала разбираться с делами ранчо, и тут ее постиг новый удар: оказалось, что еще задолго до покупки нового поголовья их финансы были доведены до самого плачевного состояния.

Ни о чем подобном Саманта не подозревала, хотя ей бы следовало об этом догадаться. Руфус Ларк всегда был мечтателем, а уж никак не расчетливым бизнесменом. Все его планы нажить деньги неизменно терпели крах – из-за недостатка знаний, неумения организовать дело и слабости характера. Результаты его ошибок не замедлили сказаться на положении ранчо: заем под закладную не смог покрыть расходы на прожекты Руфуса, пришлось взять еще несколько ссуд в банке и множество кредитов. Кроме того, денег требовал собственный замысел Саманты. Было отчего схватиться за голову…

Сэм вспомнила, как пять лет назад, после похорон отца, она сидела над бухгалтерскими книгами, холодея от ужаса. Она поняла, что свело отца в могилу. День за днем, месяц за месяцем на него давил непомерный груз долгов, а тут еще она навязала ему свою программу. Гибель лошадей явилась последней каплей, и логическим следствием стал постигший отца удар. Значит, это она убила его…

Саманта знала, что до конца дней не простит себе этого – тем более что вскоре после отца умерла ее мать. Руфус и Джин не могли жить друг без друга: они составляли как бы единое целое. На похоронах отца Саманта с ужасом поняла, что мать скоро последует за ним. Так и случилось. Джин пережила мужа всего на четыре месяца. Без него у нее не было ни сил, ни желания жить. Хотя официально причиной ее смерти считалась сердечная недостаточность, но Саманта решила, что это она отняла у матери волю к жизни.

Груз был непомерным, но Саманта не могла себе позволить поддаваться ему. У нее была сестра, за обучение которой в музыкальном колледже требовалось платить, а еще ее не оставляла в покое толпа кредиторов.

Платить по долгам было нечем. Все, что у нее имелось, это несколько дорогих чистокровных лошадей и унаследованное от отца умение убеждать, которое она нещадно эксплуатировала, чтобы избежать катастрофы. Саманта уволила бухгалтера, советовавшего все продать, и как можно быстрее. Она отправилась в самый крупный банк Виргинии, добилась приема у первого вице-президента и спустя семь часов вышла из банка, получив крупную ссуду, позволившую рассчитаться со всеми долгами. Теперь ее единственным кредитором остался этот банк, но шансов расплатиться с ним у нее все равно не было.

Два дня Саманта ходила по ранчо, которое любила больше всего на свете, и напряженно думала. Наконец мучительно трудное решение было принято. Она сократила штат наполовину, продала большую часть старого поголовья – чистокровных лошадей, которых помогала растить и обучать, которые приносили ей победы на соревнованиях. Вырученные деньги и предельная экономия позволяли ей в течение пяти лет выплачивать часть ссуды и рассчитываться с немногочисленными работниками, а также продолжать работу над программой.

Пять лет… Это был последний рубеж: срок кредита истекал. Саманта понимала – чтобы сохранить ранчо, ей придется сократить сроки подготовки первого поколения выведенных лошадей и вывести их на соревнования по полной программе уже в пятилетнем возрасте. Это само по себе было безумием, но еще большим безумием было надеяться на высокие результаты, зная, с какими соперниками им придется встретиться. И тем не менее сейчас все зависело от успеха этих шестилеток, которым предстояло состязаться с опытными двенадцатилетними лошадьми, управляемыми наездниками мирового класса. Если ее четверка хорошо себя покажет в своем первом соревновании, это привлечет внимание к ее питомцам, у нее появятся покупатели, а вместе с ними – возможность сохранить ранчо. Она знала: это ее единственный шанс, на карту поставлено все. Соревнования на приз Маккензи, проходившие осенью, должны были стать пробным камнем.

«Господи, как все сложно!» – думала Саманта, переводя свою лошадь с галопа на шаг. Все пять лет она жила в постоянном страхе, тщательно его скрывая. Все должны были видеть ее всегда только сильной и бодрой. Никому нельзя было позволить догадаться об истинном положении дел с финансами. Если бы кто-то пронюхал о бедах Саманты, за ее лошадей стали бы предлагать оптовую цену, что означало верную гибель для ранчо. Так что ей приходилось держать в неведении всех, кроме главного конюха Бобби Крейга. Только он один знал о причинах такой бешеной спешки в тренировках. Без его помощи она бы ничего сделать не могла.

Саманта скрыла все даже от сестры. Во-первых, потому, что Эрин могла проговориться, во-вторых – все из-за того же проклятого чувства вины. В конце концов, это по ее вине Эрин лишилась родителей, а теперь могла лишиться еще и дома.

Опасаясь, что тайное станет явным и сестра заметит ее душевное состояние, Саманта поощряла стремление Эрин идти своим путем, самоутверждаясь в Европе. Эрин сначала играла в оркестре Берлинской филармонии, затем в Риме. Саманте становилось немного легче на душе, когда она думала о том, как успешно Эрин делает карьеру, оставаясь в неведении о финансовых трудностях. На протяжении последних пяти лет это было для Саманты единственным утешением.

И все эти пять лет Саманте постоянно твердили о состоятельности Маккензи. Как правило, два-три раза в год Бобби Крейг советовал ей попросить ссуду у Маккензи: он прекрасно знал – как, впрочем, и она, – что они дадут ей денег, не задумываясь.

Но Саманта не соглашалась. Не могла. Она сама поставила свое ранчо на грань краха, из-за нее родители последние два года своей жизни провели в постоянном напряжении и страхе. Она стала их пусть невольной, но убийцей. Во всем случившемся была ее вина. И каждый раз, когда Бобби заводил разговор о том, чтобы занять денег у Маккензи, Саманта напоминала ему, что она придерживается старомодных взглядов: за каждый неверный шаг следует расплата. Это ее крест, ей его и нести.

Когда Саманта очнулась от горьких воспоминаний, они уже доехали до трассы.

– Дадим Чародею с Центральным минут десять отдохнуть, а потом немного попрыгаем, – сказала она Каллену, останавливая лошадь.

– Вот это хорошо, но мне кажется, ты чересчур торопишься, – неуверенно заметил он. – Хоть я, конечно, за двенадцать лет мог и позабыть некоторые тонкости.

– Кому ты это говоришь? – Саманта внутренне содрогнулась. – Я сама постоянно об этом думаю. Разумеется, очень опасно перегнуть палку. Нельзя допустить растянутых сухожилий и тому подобных неприятностей. С другой стороны, мне нужно как можно лучше их подготовить. Мне пришлось выпустить их в прошлом году на предварительные соревнования, чтобы заработать очки для участия в состязаниях на приз твоего отца. Хотя я прекрасно понимаю, что они еще слишком молоды.

– А что, если они не покажут себя?

Саманта окинула его снисходительным взглядом:

– Разве ты сам не чувствуешь, какие под нами лошади? В прошлом году они не оставили другим никаких шансов.

– Они в самом деле так хороши?

– Да, и это еще не предел, – с уверенностью проговорила Саманта. – Надеюсь, что промежуточные соревнования станут для них хорошей школой и на основных состязаниях они не закапризничают.

Саманта сознавала, что это самое главное, и потому старалась использовать для тренировок каждую свободную минуту. А поскольку времени оставалось мало, ей приходилось урезать и без того короткие часы своего отдыха.

– Все эти планы отдают безрассудством. – Каллен как-то особенно пристально посмотрел на нее, и Саманте стало не по себе.

– Просто обычное нетерпение. – Она заставила себя беззаботно улыбнуться. – Пора маленьким бестиям начать окупать себя!

Они подъехали к началу трассы кросса. Саманта объяснила Каллену подробно каждый этап, потом они прошли пешком по всей дистанции, предоставляя лошадям пощипать сочную травку, и наконец снова вскочили в седла.

– Готов? – спросила Саманта.

– Приступим, – откликнулся Каллен без особого энтузиазма, хотя и с решительным видом.

Саманта сознавала, как много он потерял за двенадцать лет, и решила начать с легкого галопа. Каллен следовал за ней, стараясь держаться достаточно близко, чтобы в случае необходимости можно было попросить друг у друга помощи. Однако все шло хорошо. Каллен проходил дистанцию с такой легкостью, словно и не существовало этого двенадцатилетнего перерыва в его занятиях конным спортом. Убедившись, что беспокоиться о нем не стоит, Саманта сосредоточилась на другом.

Теперь все ее внимание было отдано Чародею и трассе. Она с удовольствием отмечала, что гнедой преодолевает препятствия уверенно и легко. Они спустились по крутому правому берегу Бренди-Крик, где было прибежище окуней, зубаток, черепах и саламандр, пересекли неширокий водный поток и стали взбираться на левый берег.

Саманта направила Чародея к следующему препятствию: деревянному забору. В неподвижном воздухе флажки по его краям бессильно обвисли. Она бросила взгляд на часы – три четверти дистанции были пройдены за неполные пять минут. Чародей ни разу не отказался прыгать, не испугался. Возможно, к нему наконец приходит зрелость? Может быть… Она заставила себя сосредоточиться на маршруте: Чародей нуждался в ее внимании, ему ни к чему ее надежды, граничащие с отчаянием.

Лошадь свободно взяла последний барьер, и Саманта пустила ее шагом, с удовольствием отмечая, что Чародей и после дистанции с тридцатью препятствиями был бодрым и сильным. Сила, выносливость, живость, ум – именно к этим качествам она стремилась, когда семь лет назад ее увлекла идея создания новой породы.

Саманта рассмеялась, когда конь затряс головой, недовольный переходом на шаг. Ему хотелось еще побегать; резвость молодости требовала выхода.

– Это было просто замечательно! – переводя дух, воскликнул Каллен. – Давай повторим.

– Пожалуйста, предоставляю тебе проделать то же самое на Несси, – улыбнулась Саманта.

– Я и забыл, какое это удовольствие, – признался Каллен.

– Чтобы ты – и вдруг забыл? – Саманта с притворным изумлением взглянула на своего друга. – Ни за что не поверю!

Каллен неопределенно пожал плечами:

– Я езжу верхом только здесь, а так как мои приезды, прямо скажем, не слишком часты, то и практики у меня в последнее время было маловато. Ты только подумай, Сэм, за это лето я только второй раз в седле!

– Грандиозный План скоро все исправит: тебе ведь придется много времени проводить со мной.

– Да, конечно…

На лице его отразилась внутренняя борьба. Было заметно, что он радуется возможным переменам, но боится признаться в этом даже самому себе.

Все утро Каллен и Саманта трудились вместе легко и с удовольствием. Они отъездили очень удачно: обошлось без сбоев и падений.

В жаркий полдень они возвращались в конюшни. Сэм ехал на Достойном, а Каллен – на Дездемоне, сестре Чародея. У конюшни Саманта соскочила с седла, и навстречу сразу заторопилась молодая работница Мерибет Хилл. Она ухаживала за Достойным, Центральным, Несси и еще тремя лошадьми.

– Давайте мне его, мисс Ларк, я им займусь, – сказала она.

– Спасибо, Мерибет. Только пусть он хорошенько остынет: у него выдался напряженный день. Угости его от меня яблоком.

– Хорошо, мэм, – улыбнулась девушка, уводя лошадь.

– Энди, выведи Зигфреду, – крикнула Саманта.

Одетый в живописно изодранные джинсы, Энди с готовностью отправился выполнять указание. Его панковский белокурый гребень покачивал легкий ветерок, серьга в носу поблескивала на солнце. Он вернулся с грузной гнедой кобылой и подвел ее к Саманте и Каллену.

– Какая гора! – поразился Каллен, поглаживая лошадь по раздувшемуся животу. – Когда у нее срок?

– Два дня назад, – усмехнулась Саманта. – Ну, как дела, моя красавица? – Она с нежностью погладила свою любимую племенную кобылу по шелковистой морде.

– Все в порядке, – отрапортовал Энди. – Мы с ней даже немного размялись.

– Да, это настоящий подвиг с ее стороны, – улыбнулся Каллен.

– Ты дама решительная, правда, Зигфреда? – Саманта погладила лошадь по голове. – Бобби ее осматривал?

– Да, – ответил Энди. – Похоже, все идет как надо. Только вот она с жеребенком никак не может договориться о сроках.

– Набрось на нее одеяло, когда закончишь чистить, – распорядилась Саманта. – Моей лучшей племенной кобыле нужно повышенное внимание.

– Хорошо, мэм.

– Где ты откопала это чудо? – спросил Каллен, когда Энди с Зигфредой ушли.

– Кого из них ты имеешь в виду? – хмыкнула Саманта. – Если Энди, то это действительно фигура живописная. Достопримечательность штата, можно сказать. Года четыре назад я приметила его на Национальной выставке лошадей. Потом он стал появляться на выставках каждый год. Я с ним заговорила, и выяснилось, что парень просто помешан на лошадях. Энди работает у меня около года. Он, конечно, со странностями, но лошадей чувствует прекрасно. Может быть, из него получится тренер или наездник. Бобби взял его под свое крыло, чтобы помочь парню определиться.

– Все возможно в этом мире, – глубокомысленно изрек Каллен. В этот момент его желудок громко и настойчиво потребовал к себе внимания. – Срочно нужна заправка! Поможешь? – Он весело взглянул на Саманту.

– Услуга за услугу, – рассмеялась она и взяла его под руку. – Идем обедать. Только вот я не предупредила Калиду, что у нас будут гости… Остается надеяться, что у нее найдется для тебя лишний кусок.

– Сэм, не смеши меня. Калиде достаточно пяти минут, чтобы накрыть на стол хоть для президента.

Он был совершенно прав. Стоило Саманте просунуть голову в дверь кухни и сообщить, что у них обедает Каллен, – и Калида уже через пять минут подавала им суп, салат с курицей, свежий хлеб и еще теплый пирог с персиками.

– Приятно видеть, что вы хоть раз нормально пообедаете, – удовлетворенно сказала она Саманте, водружая на стол кувшин с лимонадом. И, взглянув на Каллена, добавила: – Вам надо приходить почаще.

– Именно это я и собираюсь делать, – улыбнулся Каллен, а когда Калида, одобрительно кивнув, торжественно удалилась, подмигнул Саманте: – Серьезная дама!

– Да, она любит покомандовать, – мрачно признала Саманта, намазывая хлеб маслом. Она сердилась на Калиду за то, что та при Каллене сделала ей замечание.

– Ты что, действительно плохо ешь?

– Ерунда. Но ты же знаешь Калиду: для нее обед не обед, если он не состоит по крайней мере из четырех блюд.

Каллен вдруг как-то очень серьезно посмотрел на нее:

– Да-а… Отец говорит, что я одержимый, но я вижу, что с тобой мне не сравниться.

– У нас у всех свои причины и цели, – неопределенно ответила Саманта, чувствуя, что сердце ее на секунду остановилось.

– Эй, чур, без меня не начинать! – Эрин быстро сбежала вниз по лестнице и присоединилась к ним. – Я сейчас, наверное, умру от голода.

– Как идут занятия? – улыбнулась Саманта, подавая сестре салат.

– Отлично, спасибо.

– Когда заключительное прослушивание? – поинтересовался Каллен.

– Завтра, – вздохнула Эрин и потянулась к супнице. – Терпеть не могу все эти прослушивания! Чувствуешь себя, как на рабовладельческом рынке.

Снова появилась Калида. Она сунула в руки пораженной Саманте букет роз на длинных стеблях и молча удалилась.

– Это еще что такое? – немного придя в себя, спросила Саманта.

– Это цветы, и они для тебя, – пояснил Каллен.

– Что?

– Я хотел поблагодарить тебя за блистательное начало нашего заговора и велел доставить сюда эти цветы.

Щеки Саманты порозовели от удовольствия.

– И, естественно, это еще одна шпилька Уитни, – добавил Каллен.

Сэм тут же словно обрушилась с небес на землю и заторопилась скрыть разочарование:

– Что, отыскали хрустальные туфельки?

Каллен рассмеялся, и все они принялись вспоминать, как прекрасно прошел вечер, как остались им довольны гости и каким удачным было начало их Грандиозного Плана.

– Сэмми вчера просто блистала! – В голосе Эрин звучала гордость.

– Ну, Каллен тоже неплохо подыграл, – заметила Саманта.

– Его вдохновляла ты, – уточнила Эрин, после чего она серьезно занялась пирогом и ей стало не до разговоров.

А Саманта и Каллен продолжали говорить. Естественно, речь шла о лошадях – Ларков, Маккензи, Баррисфордов. Добрались они и до лошадей Ноэля, которому с его фермы во Франции доставили двух чемпионов. Они говорили, и Саманте казалось, что не было двенадцати лет, когда Каллен настойчиво избегал любых тем, касающихся лошадей.

– Кстати, о нашем плане… – начал Каллен, когда дошла очередь до пирога.

– А что наш план? – поинтересовалась Саманта. – Ты хочешь внести какие-нибудь коррективы?

– Да нет, пока все идет неплохо. Но чтобы закрепить успех, нам нужно устроить еще один спектакль на публике. Поэтому я подбросил родителям идею организовать в ближайшие выходные пикник у озера Маккензи. Соберутся друзья, покатаемся верхом, будет купание, угощение… Обстановка вполне романтическая.

Сэм внутренне похолодела: потеря нескольких часов значила для нее очень много. Но она заставила себя улыбнуться:

– Я согласна.

– Но есть один нюанс…

– А именно?

– Видишь ли, наши отношения должны развиваться, так что, я думаю, нам с тобой придется поцеловаться.

– Да?

– На пикнике, на глазах у Уитни и остальной публики.

– То-то взовьется Уитни! – Эрин весело фыркнула.

– Именно, – усмехнулся Каллен.

– Да, это ее серьезно разозлит, – согласилась Саманта. – Но нужно продумать, каким должен быть этот поцелуй, чтобы нам вернее попасть в цель.

– Я что-то не совсем понимаю, – признался Каллен.

– Ну, целоваться ведь можно по-разному: страстно или робко, стоя, сидя или лежа…

Каллен хмыкнул и принял важный вид:

– Целоваться будем стоя, и поцелуй должен быть долгим и пылким.

– Прекрасно! – рассмеялась Саманта. – Только, боюсь, у меня ничего не получится. Как это я ни с того ни с сего начну целовать тебя? Нам никто не поверит.

– Верно, – согласился Каллен и после минутного раздумья предложил: – Надо прорепетировать.

– Хорошая мысль, – одобрила Саманта. – Право, репетировать в последний раз мне приходилось еще в школе. Но это даже интересно.

– А я буду публикой, – заявила Эрин, усаживаясь поудобнее. – Итак, занавес поднимается! – объявила она. – Сцена представляет собой залитую солнцем уютную поляну. Раздаются аплодисменты. – Она бурно захлопала.

Каллен и Саманта встали друг против друга, не очень представляя себе, что делать дальше.

– Мне кажется, сначала мы должны непринужденно беседовать, предварительно убедившись, что нас видят.

– А мне кажется, лучше притвориться, что мы о чем-то бурно спорим в нашем развивающемся романе, – взволнованно предложила Саманта. – А потом, в знак примирения, можно поцеловаться. Это будет выглядеть вполне естественно.

– Отлично! Давай попробуем. Так подойдет? – Каллен обнял Саманту, заставив ее прогнуться назад, и стал покрывать поцелуями ее щеки, шею и плечи, при этом громко чмокая губами.

– Нет, так не пойдет! – задыхаясь от смеха, запротестовала Саманта.

– Да, так никуда не годится, – подтвердила Эрин.

– Тогда попробуем по-другому. – Он обхватил Саманту обеими руками за плечи, делая вид, что собирается поцеловать.

– Чушь, не то!

– Совсем не то, – подхватила Эрин.

– На вас не угодишь, – вздохнул Каллен.

– Ну, держись, Ромео! Тогда я сама тебя поцелую, – заявила Саманта. – Я схвачу тебя за голову, – она продемонстрировала, как это проделает, – загляну в глаза, поднимусь на цыпочки – мне кажется, ты бы мог немного наклониться – и вопьюсь в твои губы.

– О, звучит захватывающе, – улыбнулся Каллен, глядя в ее смеющиеся глаза.

– Прекратите сейчас же! Вы уже перешли все границы!

Не разжимая объятий, они обернулись и увидели на пороге Уитни, которая смотрела на них с удивлением и ужасом, щеки ее постепенно багровели.

– Не смей ее целовать, Каллен Маккензи! Вы же не дети, сколько можно играть?!

– А почему бы и нет? – усмехнулся Каллен.

Его улыбка стала еще шире, когда Саманта картинно прижалась к нему: Эрин поспешно отвернулась, чтобы не расхохотаться.

– Ты знаешь почему? – злобно прошипела Уитни. – Потому что она из тех, кто может вообразить, будто ты это всерьез! Сэм, ты же не подросток, прекрати изображать пылкую влюбленность и отцепись от него.

– Слушаюсь, мэм. – Саманта с притворной покорностью отпустила Каллена.

– Кстати, что ты тут делаешь? – Сверкая глазами, Уитни направилась к Каллену.

– Саманта пригласила меня на обед, – невинно ответил он.

– Мы с Калленом, кажется, уже сто лет не сидели вместе и не разговаривали, – безмятежно улыбнулась Саманта, что еще сильнее разъярило Уитни. – Вчера вечером я вдруг поняла, что прошли годы, и мы теперь почти не знаем друг друга. Каллен видел во мне прежнюю девчонку, ходившую за ним хвостом пятнадцать лет назад. Ты можешь себе это представить?

– Уверена, что вчера вечером он имел основания переменить свое мнение, – съязвила Уитни.

– О, да! И до сих пор Саманта преподносит мне сюрприз за сюрпризом, – вмешался в разговор Каллен.

– Да, я заметила, – натянуто улыбаясь, проговорила Уитни. – Но я тоже припасла для тебя несколько сюрпризов. – Она шагнула к Каллену и обвила руками его шею. – Я хочу сегодня пригласить тебя на ужин. Согласен? За правильный ответ – приз!

Каллен заглянул в ее манящие глаза, ловя себя на мысли, что рассудительное молчание Саманты ему больше по душе, чем неожиданный порыв Уитни. Ее наигранная попытка обольстить его не принесла ему никакого удовлетворения.

– Нет необходимости меня подкупать, Уитни. Я и без того с удовольствием поужинаю с тобой.

– Замечательно. – Она на секунду приложилась к его губам своим чувственным ртом и тут же отстранилась. – А теперь проводи меня до машины. Надеюсь, Сэм, на этом у тебя с ним все?

– Пока – да, – невозмутимо откликнулась Саманта.

Уитни зло прищурилась, но заставила себя рассмеяться, увлекая Каллена к двери.

– Куда же вы, вернитесь! – притворно сокрушалась Эрин.

– До завтра, Каллен! – бодро крикнула им вслед Саманта.

Уитни резко остановилась, словно споткнувшись, и Каллен в очередной раз подивился умению Саманты точно рассчитать удар.

– Что это значит? – требовательно спросила Уитни.

– Я помогаю Саманте готовить лошадей к соревнованиям, – объяснил Каллен, выходя с ней во двор, где их встретил обжигающим дыханием знойный полдень.

– Ах, лошади! – В голосе Уитни чувствовалось явное облегчение.

Каллен добрался до постели только за полночь. Он был уверен, что уснет как убитый после такого напряженного дня. С утра – работа с лошадьми, потом обед у Саманты, а вечером – ужин с Уитни.

Но он ошибался: уснуть сразу ему не удалось.

Перед его глазами снова проходили события прошедшего дня, в ушах продолжал звучать смех Саманты во время их «репетиции поцелуя». А как глубокомысленно она молчала, когда появилась Уитни! Потом он вспомнил, с какой любовью и нежностью смотрела Саманта на своих лошадей, и губы его сами собой сложились в улыбку. Он был счастлив, если бы увидел в обращенных на него глазах Уитни хотя бы половину такой любви и ласки. Интересно, смотрела ли Саманта с такой любовью на Филлиппе Валентайна? А на Каспара Рейнхарта? И на того третьего, неизвестного ему любовника, когда была с ними в постели?

Эти мысли вызвали у него неприятную досаду. Каллен перевернулся на живот и сунул руки под подушку. Как до удивительного мало знал он о взрослой жизни Саманты, хотя они никогда не прекращали знакомства! За двенадцать часов он узнал о ней такое, о чем еще накануне утром и не догадывался. Подруга его детских игр превратилась в красивую, чувственную женщину, одержимую своей идеей.

Каллен не мог понять одного: чем вызвана такая одержимость? Тщеславием Саманта никогда не отличалась и, наверное, смеялась бы до слез, предположи он такое. Но, может быть, он ошибается, и это совсем не одержимость на грани отчаяния, а просто она так сильно увлечена своей работой? Во всяком случае, именно в этом она и пыталась его убедить. Но Каллена не оставляло смутное беспокойство: в глубине души он сомневался, что все объясняется так просто…

Мысли Каллена продолжали вертеться вокруг Саманты, по мере того как он начинал медленно погружаться в сон. Каллен чувствовал сильную усталость, но ощущение было приятным, потому что усталость эта возникла от напряжения мускулов. За день он ни разу не присел к письменному столу, не притронулся к телефону.

Совсем уже засыпая, Каллен сказал себе, что этот день был одним из лучших в его жизни, и ему вдруг представилась длинная вереница лошадей, прыгающих через спокойную гладь Бренди-Крик…

 

7

Июльский день щедро одаривал мир своим светом и теплом. Кавалькада из двадцати шести всадников, не торопясь, направлялась через луг с сочной травой к спокойному зеркалу озера Маккензи. Его голубую гладь окаймляли миртовые деревья в полном цвету и группы белоствольных берез: берега поросли мятликом, в густой траве голубели глазки лобелии.

Саманта умело направила Центрального, и он занял место рядом с Калленом. Она не сомневалась, что Уитни ни за что не подъедет с другой стороны, так как это бы означало, что она соревнуется с подругой за его внимание. Опуститься до такого Уитни никогда бы себе не позволила.

Саманта оглянулась и поняла, что была права. Уитни попыталась пристроиться к Ноэлю, но Эрин, как и обещала сестре, уже прочно завладела его вниманием. Раздосадованной Уитни ничего не оставалось, как присоединиться в Мисси Баррисфорд, которой она и принялась изливать душу. Она жаловалась подруге на непостоянство мужчин, глупое соперничество женщин и на отвратительную паутину сплетен, которая начинала постепенно ее оплетать. В конце концов Мисси не выдержала и посоветовала ей не выходить из себя, проявить терпение и сменить тактику. Уитни безропотно слушала свою давнюю подругу.

Тем временем Саманта радовалась жизни, несмотря на то что на ранчо ее ждало огромное количество дел. Она благодарила бога за посланную ей идею Грандиозного Плана. Благодаря этой затее она вспомнила, что тоже способна беспечно веселиться. Саманта болтала с Калленом, вспоминая детские приключения у этого озера и изо всех сил притворяясь, что кокетничает с ним. Оказалось, что она прекрасно помнит всевозможные уловки и хитрости, которыми в течение многих лет пользовалась Уитни, и это ей очень помогало. Заметив понимание в смеющихся глазах Каллена, Саманта улыбалась. Оказывается, он не был так уж слеп, как она полагала, и игры Уитни не оставались им не замеченными.

Они поднялись на зеленый пригорок, теперь перед ними во всей красе лежало озеро Маккензи. Ничто не волновало его спокойную голубизну.

Под умелым руководством Кинана Маккензи за пятнадцать минут был сооружен загон для лошадей. Одна его сторона, выходящая на озеро, осталась открытой, так что животные были обеспечены кормом и питьем, а люди могли заняться своими делами. Специально предназначенную для костра яму, обложенную внутри камнем, заполнили древесным углем, и скоро в ней весело вспыхнул огонь.

Уитни наконец удалось завладеть Калленом. Она увела его поближе к воде, где под деревом заранее расстелила одеяло, и Саманта получила передышку. Она помогала непринужденно болтающим участникам пикника устраивать временный лагерь, и мысли ее сразу же вернулись к повседневным заботам. На следующее утро ей предстояло выступать на каждой лошади из четверки шестилеток в первом из отборочных состязаний. Ее питомцам нужно было набрать необходимые баллы для участия в соревнованиях на приз Маккензи. А с Чародеем еще надо было отработать команды. Несси вдруг невзлюбила водные препятствия, Зигфреда с минуты на минуту могла разродиться…

Неожиданно лошади отошли на второй план: внимание Саманты привлекла небольшая группа, которая раздевалась, собираясь купаться.

Каллен был необыкновенно хорош. Его широкие плечи, узкие бедра, ровные, красивой формы ноги не могли не притягивать взгляд. Светлые волосы густым пушистым облаком покрывали грудь и золотистым ручейком сбегали вниз, скрываясь за белыми плавками. Его атлетическая фигура являла собой образец мужественной красоты и силы. Саманта смотрела на него и ловила себя на том, что в голове ее возникает целый рой чувственных образов. Она живо представила, как ее обнаженное тело скользит по шелковистому ковру волос на его груди, опускаясь все ниже и ниже…

Истина своей неумолимой, жесткой прямотой ударила ее так больно, что у нее даже перехватило дыхание. Ей стало до боли очевидно, что она страстно желает этого мужчину! Он притягивал ее, как магнит, и она всем своим существом тянулась к нему. По правде говоря, ее влекло к нему всегда, только до последнего момента она не позволяла себе этого сознавать, чтобы не ставить под угрозу их дружбу. Кроме того, он уже много лет бредил Уитни. Так зачем же признавать то, что для нее навсегда останется недосягаемым?

К сожалению, с Грандиозным Планом пришло озарение. Она чувствовала, что вполне смогла бы уложить его с собой в постель – притом в мгновение ока. Разумеется, если бы Каллен не умер со смеху, узнав о ее желании…

Боже, боже! Как все перепуталось и осложнилось! Она пообещала Каллену помочь переупрямить Уитни, а это означало, что ей и дальше придется кокетничать с ним, прижиматься к нему, разрешать ему к ней прикасаться. И одновременно она должна гасить в себе жгучее желание, какого еще не испытывала ни к одному мужчине…

Каллен, вероятно, почувствовал ее взгляд и обернулся. Его гладкая кожа влажно поблескивала на солнце.

– Ты прямо ешь меня глазами, – усмехнулся он.

«Господи, неужели он все понял?» – пронеслось в голове у Саманты, и она постаралась спасти положение.

– Я же играю роль, разве ты забыл наш план? – торопливо заговорила она. – У нас с тобой развивается роман, а значит, я должна смотреть на тебя влюбленными глазами.

– Верно, – улыбнулся Каллен.

Ее вдруг бросило в жар, но солнце здесь было ни при чем. Мысленно проклинала она себя за то, что ввязалась в эту затею. Надо было продолжать крутиться в своем бешеном четырнадцатичасовом рабочем ритме – и пусть бы Каллен нашел кого-то другого для осуществления своего плана. Впервые Саманта чувствовала смущение и неловкость рядом с мужчиной и не знала, как с этим бороться. Ведь никто – и в первую очередь Каллен – не должен был заметить, что ее игра все больше становится похожей на правду!

– Почему ты вдруг выбрал белые плавки? – спросила она с некоторым усилием.

Каллен улыбнулся во весь рот:

– Я вспомнил, как на трибунах неистовствовали женщины, когда на Олимпиаде один из их кумиров-пловцов вышел в белых плавках. Вот я и подумал, что надо использовать любую возможность, чтобы повлиять на Уитни. Как ты думаешь, это поможет?

– Я перестану считать ее женщиной, если сегодня же она не потащит тебя венчаться!

– Сейчас посмотрим, удастся ли нам вписать еще одну главу в летопись нашего заговора, – прошептал Каллен, заметив, что Уитни направляется к нему.

Ее черное бикини так плотно облегало фигуру, что, казалось, вот-вот треснет по швам. Подойдя к Каллену, она эффектно прислонилась к нему, и он обнял ее за талию. Его бронзовая от загара рука прекрасно оттеняла белизну ее кожи.

– Миленький костюмчик, – натянуто улыбнулась она Саманте.

Сэм приказала себе не краснеть. Она знала, что ее темно-синий купальный костюм сидит достаточно хорошо, хотя он и не был таким откровенным, как у Уитни, а главное – прикрывал не такие роскошные формы.

– Действительно, потрясающий костюм, – похвалил Каллен, и в его глазах отразилось восхищение.

У Саманты все-таки порозовели щеки. Интересно, ему в самом деле понравился костюм или это тоже дань их плану?

Она мысленно обругала себя за эти мысли – ведь ей должно быть все равно, – но не могла избавиться от некоторой растерянности. Как продолжать осуществлять их план, если внутреннее смятение мешало ей сосредоточиться?

Поскольку Саманта молчала, Уитни решила воспользоваться заминкой и потянула Каллена к озеру.

– Пойдем купаться, милый, – с многозначительным видом проговорила она.

Беспомощно наблюдая, как Уитни увлекает за собой Каллена, а он откровенно любуется ею, Саманта почувствовала, будто что-то кольнуло ее в сердце. И это что-то подозрительно напоминало ревность…

– Ну, это просто конец всему! – пробормотала она себе под нос, уперев руки в бока и мрачно глядя, как Уитни со знанием дела обольщает Каллена. – Я стою тут, как приклеенная, со своими бредовыми мыслями. Меня можно ловить, как бабочку.

– А вот и я!

Саманта обернулась и увидела перед собой сияющего улыбкой Ноэля. Под загорелой кожей его прикрытого лишь крошечными плавками тела играли могучие мускулы – результат упорных занятий на тренажерах. Его подтянутый живот впечатлял упругостью мышц, а бедра – своими четкими очертаниями. От улыбки Бомона растаяли бы льды Антарктиды, упавший на лоб темный завиток словно просил, чтобы женские пальчики отправили его на место. Микеланджело ни за что не прошел бы мимо такой натуры! Ноэля с полным основанием можно было назвать самым сексуальным мужчиной в мире. Любая женщина в радиусе ста миль свалилась бы без чувств к его стройным ногам.

Но сердце Саманты даже не дрогнуло.

– Ах, Ноэль, я просто ненормальная! – воскликнула она, бросаясь ему на грудь.

– В чем дело, моя милая? – Ноэль был явно сбит с толку.

– Вы меня совсем не волнуете, – в отчаянии призналась она.

– Что?

– Меня совершенно не тянет лечь с вами в постель.

– Неужели? В таком случае с вами действительно что-то не так.

– Я знаю, – вырвалось у Саманты.

– Здесь нужны радикальные меры! – Ноэль подхватил ее на руки и понес к озеру.

– Сейчас же отпустите меня! Что вы такое придумали? – забеспокоилась Саманта.

– Собираюсь вас утопить, – радостно сообщил Ноэль.

– Нет, Ноэль, нет! – смеясь, выкрикивала Саманта, изо всех сил пытаясь вырваться. Она извивалась всем телом, но Бомон не привык легко выпускать женщин из рук. Саманте казалось, что она связана по рукам и ногам. – Может быть, останемся друзьями, – задыхаясь от хохота, предложила она.

– Извините, моя милая, но мне нужно восстановить репутацию.

– Ах так? Ну, тогда берегись. Каллен, на помощь! – призывно крикнула Саманта, когда они поравнялись с виновником ее душевного смятения.

И Каллен рванулся ей на помощь – с энергией, достойной пера Вальтера Скотта, его порыв был таким стремительным, что Уитни, приготовившаяся в этот момент одарить его поцелуем, не удержалась на ногах и плюхнулась в воду. Каллен метнулся к Ноэлю и ловко подставил ему подножку. Все трое скрылись под водой, но Каллен тут же поднялся и выдернул из воды Саманту, ухватив ее за руку. Ноэль оказался на коленях.

– Вот тебе! – по-мальчишески выкрикнул Каллен.

– Мой герой! – откашлявшись, воскликнула Саманта. – Ты бросился меня спасать, как лев, а то, что чуть не утопил, так это мелочь.

– Рад служить.

Ноэль отфыркивался и совсем не романтично прыгал на одной ноге, пытаясь вытряхнуть воду из ушей.

– Каллен, ты просто чудовище! – выпрямившись, крикнула Уитни, намокшие волосы облепили ей лицо.

– Уитни смотрит на нас, – шепнул Каллен, обнимая Саманту. – Нам надо срочно что-то изобразить.

– Верно, – так же тихо ответила Саманта, обхватывая руками его широкую спину и с трудом подавляя дрожь. Сердце ее гулко стучало. – Ради успеха Грандиозного Плана я готова на все.

Однако ее ощущения мало походили на притворство. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу. Она необыкновенно остро чувствовала кожей спины прикосновение его пальцев, явственно ощущала каждый вздох Каллена. Даже капельки воды, скользившие между их животами, отпечатывались в ее сознании. Сердце Саманты колотилось все сильнее, соски напряглись, тонкая ткань купальника не мешала ей чувствовать шелковистую мягкость золотистых волос на его груди.

– Мне кажется, сейчас самый подходящий момент, чтобы поцеловаться, – шепнул Каллен, и рука его легла ей на затылок.

Как ей хотелось этого поцелуя! Даже дышать, казалось, было не так важно. Она жаждала, чтобы его влажный язык раздвинул ей губы, чтобы эти ласковые прикосновения постепенно довели ее до исступления…

Его серые глаза завораживали. Прятавшийся в их бездонных глубинах неизведанный мир стал медленно вырисовываться за призрачной дымкой. Лицо Каллена становилось все ближе и ближе, ее рот полуоткрылся в ожидании первого прикосновения его губ.

– Обед готов, все сюда!

Оглушительный звон колокольчиков вмиг разметал окутавший их волшебный туман. Чары рассеялись, и Саманта очнулась от наваждения. Над головой по-прежнему светило июльское солнце, вокруг плескались и смеялись люди, в нескольких шагах от них кипела злобой Уитни. Заметив неподдельное удивление и легкую растерянность в глазах Каллена, Саманта подумала, что никогда еще ей не приходилось так живо ощущать незримую связь с другим человеком. И это ее очень испугало.

– Да здравствует обед! – воскликнула она, поспешно высвобождаясь из его объятий, и добавила притворно слабым голосом: – Умираю, есть хочу.

– Да, – согласился Каллен, наблюдая, как вокруг очага начинает собираться народ. – Я тоже не прочь перекусить.

– Нам стоит поторопиться, иначе ничего не достанется, – рассудительно заметила Саманта, направляясь к берегу. А про себя она беспрестанно повторяла: «Слава богу! Слава богу!»

Слава богу, им помешали. Слишком жадно ждала она этого поцелуя. Каллен далеко не глуп, он бы мгновенно понял, что поцелуй не был для нее игрой. Ему бы стали понятны тайные движения ее души, о которых она сама только-только начинала узнавать, и в один миг от их дружбы длиною в целую жизнь не осталось бы камня на камне.

Саманта чувствовала, что ей нужно срочно что-то накинуть на себя, чтобы защититься от понимающих взглядов – особенно от проницательных глаз Каллена. Она схватила лежавшую на одеяле кофточку, затем так же поспешно натянула прямо на мокрый купальник джинсы. Теперь она чувствовала себя немного увереннее и смогла перевести дух.

Украдкой оглянувшись, она увидела, что Каллен стоит по щиколотку в воде рядом с кипящей от злости Уитни.

– Посмотри, во что ты превратил мою прическу! – шипела она, задыхаясь от ярости. Грудь ее высоко вздымалась, грозя разорвать намокший лифчик.

– Но ты же все равно собиралась купаться, – удивленно заметил Каллен.

– Да, но я не собиралась мочить волосы, – зло отчеканила Уитни. – А по твоей милости я просто свалилась лицом в воду. По-твоему, это купание?

Мокрые белокурые волосы Каллена были откинуты назад, могучее тело блестело на солнце. Не глядя в сторону Саманты, он рассыпался в извинениях перед Уитни, стараясь загладить оплошность, и очень скоро в этом преуспел. Уитни сменила гнев на милость и не только позволила ему себя обнять, но даже обвила руками его шею и одарила улыбкой.

Саманта внимательно следила за ними и ничего не пропустила. Она знала: ей следовало бы радоваться, что в романе Каллена и Уитни наметилась счастливая перемена. Но она также отдавала себе отчет в том, что не чувствует намека на радость. Каллен обнимал Уитни совсем так, как за несколько минут до этого обнимал ее! Сердце Саманты болезненно сжалось от досады и горечи.

Она отвернулась от поглощенной друг другом парочки и стала обуваться. В интересах Грандиозного Плана ей надо было бы вмешаться, но она понимала, что сейчас для нее самое главное – соблюдать осторожность. Только об этом стоило заботиться. А значит, на этот раз разумнее было уступить и оставить поле битвы за Уитни. Саманта не переставая твердила себе, что ей необходимо успокоиться и подождать. Со временем ее разум и сердце обязательно вспомнят, что все это только игра, часть их сумасбродной затеи, и нет смысла питать иллюзии.

Саманта огляделась, лихорадочно пытаясь отыскать Ноэля. Вот кто мог помочь ей отвлечься. Француза она заметила рядом с сестрой. Эрин сушила полотенцем волосы, а Бомон развлекал ее разговорами. Саманта двинулась к этому островку безопасности, усилием воли заставляя себя не смотреть в сторону Каллена и Уитни. Осторожность прежде всего!

Последующие два дня Саманта была занята на отборочных соревнованиях в Морвен-парке, так что ей, на счастье, не приходилось встречаться с Калленом. Все четыре лошади – Чародей, Несси, Флора и Центральный – прекрасно себя показали, и Саманта в очередной раз имела возможность убедиться в отменных качествах выведенных ею животных. Результаты соревнований доказали, что ее каторжный труд и жертвы оказались не напрасны. А как раз в этом она нуждалась сейчас больше всего: в уверенности, что правильно выбрала путь.

Чтобы держаться на безопасном расстоянии от Каллена, Саманта в среду построила работу таким образом, чтобы их занятия не совпадали. В то время как она работала на манеже с Чародеем, Каллен трудился с Центральным на новом, усложненном маршруте кросса и отрабатывал прыжки по схеме, составленной Бобби Крейгом. Затем они поменялись лошадями и продолжили занятия.

Ее тактика оправдала себя: за обедом они говорили исключительно о лошадях, не вспоминая о пикнике. Речь также не заходила о необходимости новой инсценировки Рокового Поцелуя.

Каллен не возражал против ее тактики, и Саманта была благодарна ему за это. Конечно, такое отношение ее несколько удивляло, но, вполне возможно, он просто не заметил ее стараний или ему было это совершенно безразлично. Она снова и снова повторяла себе, что ее это не должно волновать. И, казалось, ей удалось себя убедить.

К концу обеда она уже настолько взяла себя в руки, что почти полностью восстановила душевное равновесие. Какая глупость! Она едва не потеряла голову из-за какого-то поцелуя, которого даже не было. Конечно, Каллен привлекательный мужчина, способный взволновать любую женщину. Значит, в ее возбуждении не было ничего особенного, а потому и нет причин для беспокойства. В Европе ей нравились многие мужчины, но она прекрасно справлялась со своими чувствами. И в этом случае все скоро встанет на свои места.

В конце концов, все объяснимо: на озере кровь у нее взыграла потому, что за шесть лет она впервые оказалась в объятиях мужчины. Только и всего, все очень просто. Грандиозный План заставил ее вспомнить, что она женщина, и далеко не бесчувственная. И это было совсем неплохо: ее чувства дремали слишком долго. Но сейчас она очнулась, и ей доставляет удовольствие ощущать бодрящее движение разогретой крови. Она снова во всеоружии и готова следовать Грандиозному Плану на предстоящем ужине в доме Уитни!

Достойный с легкостью перелетел последний барьер на усложненном маршруте, и Саманта ласково похлопала его по шее. Он сможет участвовать в соревнованиях только через год, но она чувствовала его силу и возможности покорить дистанцию. Какая радость! Иногда ей казалось, что ее программа скоро покорит весь мир.

Саманта спрыгнула с седла и передала лошадь заботам конюха. Она сильно опаздывала, и нужно было поторапливаться. Но за полчаса Саманта успела добраться до дома, принять душ и облачиться в короткое голубое платье. Она оставила волосы распущенными, вспомнив о скептических высказываниях Каллена по поводу ее косы, припудрила тени под глазами и, на этом закончив макияж, направилась к машине.

Саманта уже давно взяла за правило пораньше приезжать на вечера, которые устраивала Уитни, чтобы морально поддержать подругу. Уитни всегда очень волновалась: для нее была важна каждая деталь вечера.

Горничная открыла дверь, и Саманта вошла в особняк Шериданов, построенный в середине XIX века. Она пересекла холл, где пол напоминал шахматную доску, и вошла в отделанную дубовыми панелями столовую, оформленную в духе викторианской эпохи.

Уитни ходила вокруг стола, проверяя, все ли в порядке. В этот вечер она отдала предпочтение черному шелку, ее белокурые волосы ниспадали на плечи пышными локонами. Она бросила взгляд на подругу и сразу же сердито прищурилась. Саманту в душе не мог не порадовать этот взгляд. Он говорил о многом. Уитни смотрела на нее, как на опасную соперницу! Это убеждало Саманту в том, что выглядит она хорошо, хотя у нее был минимум времени, чтобы привести себя в порядок.

– Отлично, Уитни, все прекрасно подготовлено, – похвалила она.

– Спасибо, – холодно поблагодарила Уитни, продолжая осматривать стол. – Удивительно, как ты выкроила время, чтобы приехать. Ты ведь всегда так занята…

Атмосфера в комнате постепенно накалялась.

– Я никогда не пропускала твоих вечеров, – миролюбиво заметила Саманта. – И теперь не собираюсь этого делать.

– Но твои лошади и Каллен для тебя важнее давней подруги.

– Уитни!

– Как ты можешь, Сэм? – Уитни повернулась, и Саманта поразилась, заметив дрожавшие на ее ресницах слезы. – Ты месяцами не виделась со мной, поскольку лошади были тебе дороже, чем я. Но тут возвращается Каллен, и у тебя находится для него время, а для меня – нет!

У Саманты стало скверно на душе. Она мысленно повторяла, что Грандиозный План был задуман на благо Уитни и Каллена, он должен был им помочь. Но собственные доводы уже не казались ей убедительными.

– Уитни, дорогая, я не хотела тебя обидеть…

– И тем не менее ты это сделала! – надула губы Уитни. – Я никогда не думала, что ты позволишь какому-нибудь мужчине встать между нами.

– Я и не позволю, – горячо заговорила Саманта. – Если бы сейчас вошел Каллен и надел тебе на палец кольцо, я бы безропотно отошла в сторону, клянусь!

– Ну, если так… – Уитни задумчиво чертила на скатерти круги. В эту минуту у дверей раздался звонок. – О боже, это гости пришли! – всполошилась Уитни. – А я совсем не в форме.

– Все отлично, – искренне сказала Саманта, обнимая подругу за тонкую талию. – Ты выглядишь замечательно, стол накрыт безукоризненно, и твоя кухарка, я уверена, тебя не подведет. А самых скучных гостей я беру на себя – так что тебе не о чем беспокоиться.

– Как ты можешь судить? Ведь ты ни разу не собирала гостей с тех пор, как ваши родители умерли.

– Я могу сказать только одно: ты уже битый час слоняешься по дому, в сотый раз все перепроверяешь и наверняка довела всю прислугу до белого каления.

– Не надо напоминать, как хорошо ты меня знаешь, – улыбнулась Уитни.

Она, видимо, решила сменить гнев на милость, взяла подругу под руку, и они вместе вышли из столовой.

– Уитни, это гости? – поинтересовался сенатор Шеридан – он как раз спускался вниз под руку с женой.

Сенатору было шестьдесят два года, пышная седая шевелюра очень украшала его, а крючковатый нос обожали мастера политической карикатуры. Оливии Шеридан на вид никак нельзя было дать более тридцати пяти, хотя ей уже исполнилось сорок семь. И все это благодаря неустанным заботам массажистов, косметологов, частных тренеров и разумному использованию достижений пластической хирургии. В восемнадцать лет она осуществила свою заветную мечту – вышла замуж за самого перспективного жениха во всем штате – и ни разу потом не пожалела о своем выборе.

– Думаю, это они, папа, – ответила Уитни.

– Ах, Саманта, это ты? – как всегда сдержанно спросила Оливия – это была ее обычная манера говорить.

– Как видите, – усмехнулась Саманта. – У вас очень красивое платье.

– Оно от Версаче, – снисходительно улыбнулась миссис Шеридан и любовно погладила шелк цвета персика.

Первыми, к огорчению Уитни, приехали жгучие брюнеты близнецы Хенли, затем – наследник нефтяного магната Эрик Лэнгтон вместе с Эрин. Их появление мало обрадовало Уитни, и Саманта с Эрин обменялись понимающими улыбками. Но, к счастью, вскоре появились архитектор Донован Стрейк, Гэррик Дженнингс – крупная фигура в авиаперевозках, – а вслед за ним прибыли Маккензи и Ноэль Бомон. Теперь Уитни не могла пожаловаться на недостаток внимания. Она кокетничала со всеми, намеренно не замечая Каллена.

Каллен многозначительно взглянул на Саманту, и она пожала плечами. Уитни явно не собиралась сдаваться.

Все общество направилось в гостиную, где царствовал белый цвет. Белым было все: от мозаичного пола до мебели и прозрачных штор на окнах. Оживляли комнату лишь цветы в нескольких вазах и яркие наряды гостей.

Не дождавшись внимания от женщины своей мечты, Каллен подошел к Саманте. Даже в смокинге он казался ей кельтским воином; его шрам резко контрастировал с изысканным единообразием комнаты.

Саманта могла поспорить, что Уитни стиснула зубы, заметив, как Каллен улыбнулся ей. А еще она почувствовала, как предательски напрягается тело…

– Вижу, в свой узкий круг Уитни тебя не допустила, – торопливо констатировала Саманта.

– Она вовсю старается заставить меня ревновать, – объяснил Каллен. Внезапно он коснулся щеки Саманты, и ей показалось, что ее словно опалило огнем. – Я решил отплатить Уитни той же монетой, но ты должна мне помочь. Засмейся погромче, чтобы Уитни услышала. Сделай вид, что я сказал что-то чрезвычайно удачное.

Саманта послушно рассмеялась. Ее смех прозвучал так непривычно обольстительно, что Каллен был поражен.

– Отлично! – восхитился он. – Где ты научилась так смеяться?

– В Париже, естественно, – ответила Саманта, с трудом приходя в себя после мгновенной вспышки возбуждения, которую вызвало его прикосновение.

– Что и говорить, теперь ты совсем не тот сорванец, которого я знал.

Она свысока посмотрела на него и снисходительно улыбнулась.

– А Эрин просто светится от счастья, – заметил Каллен, глядя, как сидящая на маленьком диванчике Эрин весело болтает с Эриком Лэнгтоном. Мимо них с бокалом вина проходил Ноэль Бомон. Он наклонился, что-то шепнул на ухо Эрин, и она от души расхохоталась.

– Да, она не перестает светиться с тех пор, как ее назначили ведущей виолончелисткой в оркестре Национальной оперы. Все-таки моя сестра – поразительная женщина! Если бы ее энергию собрать и продавать, мы бы вмиг разбогатели.

– Ты тоже себя неплохо показала. Только и говорят, что о твоих успехах в Морвен-парке.

– Да, мои лошадки отлично смотрелись.

– А я начинаю верить, что на осенних соревнованиях с тобой будет трудно соперничать.

– Дорогой мой, я намереваюсь на этих состязаниях затмить всех! – заносчиво ответила Саманта.

– Ни секунды не сомневаюсь в вашем успехе, моя милая мисс Ларк, вы всегда и везде ослепительны.

– Вот это да! – удивилась Саманта. – Лесть – вещь приятная, можешь продолжать.

Каллен рассмеялся, и она увидела, что давняя боль отступила куда-то далеко в глубину его глаз.

– Ты так удивилась, будто мужчины никогда не говорили тебе комплименты.

– Если не считать Ноэля, с которым в этом деле мало кто сравнится, должна признаться, что мне уже давно приходится обходится без комплиментов в свой адрес. Дошло до того, что я забыла, как это приятно. Давай начинай хвалить мои глаза.

– Ах! – воскликнул Каллен, сжимая Саманту в объятиях. – Твои глаза напоминают два освещенных изнутри маленьких озерка какао.

– Поэт из тебя неважный. – Саманта не удержалась и прыснула.

– «…но сердцем я предан и смел!» – торжественно процитировал Каллен, разжимая объятия.

– Оказывается, ты еще помнишь кое-что из Вальтера Скотта.

– Стал перечитывать в последнее время, а то ты меня совсем затравила.

– Интересно, чем еще из своих прежних пристрастий ты пожертвовал в угоду большому бизнесу? – Она пристально смотрела на него, склонив голову набок.

– Кажется, ничем.

– А вот и неправда! Во-первых, из твоей жизни исчезли лошади. – Она принялась методично загибать пальцы. – Потом – Скотт; а еще – семья, друзья, дом… Ну, а караоке ты хотя бы помнишь?

– Солидным бизнесменам некогда петь караоке, – хмуро заметил Каллен.

– Тогда скажи, пожалуйста, часто ли ты играл в бейсбол? Ты, гордость школьной команды!

– Ни разу.

– Может быть, ты позволяешь себе иногда побродить пешком по окрестностям?

– Признаться, нет.

– Но ты хотя бы купался в Тихом океане?

– Тоже нет, – озадаченно признался Каллен. – Я был занят только работой, устраивал бессчетное количество деловых обедов и ужинов… Ну, и, конечно, думал об Уитни.

– Ты был за последние десять лет хоть один раз в театре?

– Должно быть, был… – Он подумал немного и растерянно взглянул на Саманту. – Нет, точно не был. Вот ужас!

– Да, ты прав, это ужас, – тихо согласилась она. – Ты так рвался осуществить мечту Тига и построить жизнь, к которой стремится Уитни, что совершенно обеднил свою собственную жизнь, лишил ее радости. А ведь ты не Тиг, ты Каллен, и тебе нужно совсем другое. Ты уверен, что должен и дальше существовать без всего того, что тебе дорого?

Хотя целый рой кавалеров расточал Уитни комплименты, она не сводила глаз с Каллена. Он так увлекся разговором с Самантой, что ни разу не взглянул в ее сторону! С досады Уитни разогнала всех поклонников и теперь пыталась найти утешение, изливая душу Мисси Баррисфорд за бокалом вина.

– Какой дешевый спектакль! – возмущалась она.

Мисси очень шел брючный костюм из панбархата цвета бордо. Она проследила за взглядом подруги и увидела Каллена и Саманту, которые о чем-то оживленно беседовали.

– Перестань, Уитни, – успокаивающе проговорила она, – ты же не станешь выходить из себя из-за Саманты?

– При чем здесь она? Дело в Каллене! Ты только посмотри, как он на нее смотрит: как кот на сметану. Я в жизни еще так не злилась. Какое унижение! Как он смеет пренебрегать мною на глазах у всех?! Ведь я же люблю его!

Мисси весело рассмеялась:

– Чушь, Уитни. Ты прекрасно знаешь, что всю жизнь любила исключительно себя. А сейчас тебе досадно, что уязвили твое самолюбие.

– Что ты такое говоришь, Мисси? – У Уитни на глазах показались слезы. – Все эти годы я рассказывала тебе обо всем, ничего не скрывала, и у тебя поворачивается язык сказать обо мне такое!

– Я слишком хорошо тебя знаю, – с нежностью улыбнулась Мисси. – Поэтому я предпочитаю больше доверять твоим чувствам, чем словам.

Слова подруги смутили Уитни, и, чтобы справиться с замешательством, она решила действовать. Уитни грациозно поплыла через зал к Каллену и попыталась отвлечь его внимание от Саманты. Однако дело продвигалось туго. Только минут через десять ей показалось, что желанная цель близка, но в этот момент объявили, что ужин подан.

«Как не вовремя!» – скрипнула зубами Уитни. Ее заранее составленный план грозил бесславно провалиться. А ведь она так тщательно все продумала, чтобы заставить Каллена ревновать! Договорилась с Ноэлем, что он проводит ее к столу, и места распределила с дальним прицелом. Ей хотелось наказать Каллена за то, что он посмел притвориться, будто увлечен другой женщиной. Поэтому Ноэля она усадила по левую руку от себя, справа оставила место для Гэррика Дженнингса, а вот Каллена сослала на противоположный конец стола. И хотя она намеренно посадила его подальше от Саманты, это было слабым утешением: желанного преимущества ей добиться так и не удалось.

За ужином Ноэль был, как всегда, любезен, Гэррик изо всех сил старался очаровать Уитни, но вот Каллен… Он обращал внимание исключительно на мать и Эрин, между которыми сидел. На протяжении всего ужина он ни разу не посмотрел в ее сторону! И впервые за долгие годы их романа Уитни почувствовала, как в глубине души ее шевельнулся страх…

Однако она посчитала недостойным для себя менять стратегию. После ужина, окружив себя своей восторженной гвардией, Уитни целиком и полностью игнорировала Каллена.

– Бедный Каллен! – со вздохом посочувствовала Саманта, стоя рядом с ним у ведущей в сад раскрытой двери веранды. – Уитни рядом, только руку протяни, а ты целый вечер вынужден тратить на меня.

– Не надо меня жалеть, – с улыбкой возразил он. – Меня вполне устраивает твое общество.

– Ты все-таки очень хороший человек, Каллен. Какая же Уитни глупая!

– Неужели процесс ухаживания всегда сопровождается столкновением характеров? – вздохнул Каллен.

– Ну что ты, конечно, нет! По крайней мере, так быть не должно. – Саманта нахмурилась, кусая губу, и Каллен взглянул на ее рот со смутным беспокойством. – Мне кажется, когда двое встречаются, их задача – получше узнать друг друга, выяснить, что кому нравится, что нет. Ухаживание – вещь полезная. Оно позволяет обнаружить, нет ли у любимого человека каких-нибудь отвратительных привычек, понять, не опасно ли быть с ним откровенным, определить границы доверия… При этом выясняется также, как относится к роману семья, рада она или нет возможности сбыть вас с рук. В большинстве случаев во время ухаживания любовь растет и крепнет, пока не станет достаточно сильной, чтобы привести влюбленную пару к алтарю. А если не было длительного романа, у кого-нибудь из них в последнюю минуту могут возникнуть сомнения и желание бросить все и бежать куда глаза глядят. А вообще-то из того, что мне приходилось наблюдать, могу сделать вывод: свадьба – серьезное испытание любви. Чтобы его пройти, любовь должна быть очень прочной.

Каллен с улыбкой провел рукой по ее шелковистым волосам.

– Мне нравится, как ты ведешь свою роль в нашем предполагаемом романе. Видно, что у тебя все хорошо продумано.

– Двадцать лет – срок приличный. За это время можно много всякого придумать, – ответила Саманта внезапно севшим голосом.

– Ты самая милая женщина из всех, кого мне приходилось встречать.

Так и не убрав руку с ее волос, Каллен наклонился, собираясь поцеловать ее в лоб. Но так уж случилось, что в этот момент Саманта подняла голову, и его губы коснулись ее рта. Ощущение приятного тепла и нежности охватило Каллена. Он несколько раз прикоснулся к ее губам, а затем прижался к ним в долгом поцелуе. Пьянящее тепло медленно кружило голову, туманило разум. Саманта запустила руку ему в волосы, еще теснее притягивая к себе его голову. Он почувствовал дурманящую сладость ее губ, жадно тянущихся к нему, и его охватило желание оказаться с ней в постели и часами, не отрываясь, пить из этого упоительного источника…

 

8

Каллен почувствовал, как тело Саманты сладострастно изгибается ему навстречу. Он устремился в нее, с радостью ощущая силу ее пальцев, впившихся в спину. Ему передалось наслаждение, которое ей доставляло его движение внутри ее. И ее стон завершился жарким требовательным: «Да!»

Каллен резко проснулся и рывком сел на постели в своей погруженной во тьму спальне. Сердце его бешено колотилось. Какого черта ему снятся такие сны? Почему он видит рядом с собой Сэм, а не Уитни? Он все чаще чувствовал нежность ее губ, а ее тело мягко изгибалось, притягивая его все сильнее и сильнее…

Каллен в замешательстве провел обеими руками по волосам. Во сне он ласкал девушку, с которой его связывала дружба с детских лет! Кто бы мог подумать, что один поцелуй способен перевернуть мир?

Но, с другой стороны, кто бы мог сказать, что Сэм может так целоваться?..

Каллен так бы и целовал ее, не отрываясь, если бы не звон разлетевшегося вдребезги бокала. Этот бокал выскользнул из рук Уитни, когда она увидела, что он целует Саманту. Они в ту же минуту отпрянули друг от друга, а Уитни гордо удалилась, высоко подняв голову.

Каллен чувствовал, что никогда в жизни не испытывал большего разочарования. Ему было невероятно досадно, что им помешали, и эта мысль отрезвила его. Он с ужасом заглянул в широко раскрытые глаза Саманты и поспешил, насколько мог, исправить положение.

– Я знал, что наш план заработает, если мы приложим все силы, – пробовал пошутить он. – Уитни, кажется, готова нас убить.

– Я готова была поцеловать тебя ради успеха нашей затеи, но расставаться ради тебя с жизнью мне что-то не хочется, – отшутилась Саманта. – Пожалуй, я отправлюсь под защиту Лорел и Кинана, а ты уж отбивайся сам.

И она действительно устроилась на диване рядом с его родителями, с которыми и провела остаток вечера.

Когда Уитни с застывшим лицом вышла из гостиной на веранду, Каллен уже совершенно пришел в себя. Он последовал за ней и взял за руку.

– Уитни…

– Как ты мог? – Она резко обернулась, в ее голубых глазах блестели слезы. – Как ты мог целоваться на виду у всех моих гостей? Да еще с кем? С Самантой! Ты поставил меня в совершенно идиотское положение.

– Ну, положим, я по твоей милости регулярно оказываюсь в таком положении. Весь прошедший месяц тому пример. Терпение мужчин небезгранично, Уитни. В конце концов они начинают искать сочувствие и понимание в другом месте.

– Но ты же знаешь о моих чувствах к тебе.

– И что же ты ко мне испытываешь?

– Я люблю тебя, кретин несчастный! – выкрикнула Уитни.

– Так почему ты отказываешься выйти за меня замуж?

– Я выйду за тебя…

– Значит, ты принимаешь мое предложение? – решил на всякий случай уточнить Каллен.

Уитни слегка побледнела, и ему показалось, что в глазах ее мелькнула растерянность.

– Советую запомнить, Каллен Маккензи: пока я не буду готова, не надо стараться заманить меня разными уловками!

Она бросилась в свою комнату, и Каллен поспешил за ней в надежде закрепить успех. Сначала ему досталась пощечина, потом Уитни разрыдалась. Потребовалось не менее десяти минут, чтобы успокоить ее, но его усилия не пропали даром. Он услышал от Уитни слова любви и ревности. Ему даже удалось уговорить ее съездить на следующий день в Центр исполнительских искусств имени Кеннеди. Это была одна из помпезных премьер, которые Каллен не терпел, но готов был пойти на жертву. Он знал, что Уитни получит удовольствие и сменит гнев на милость. А это существенно продвинет вперед Грандиозный План, который определенно обещал принести скорый успех.

Кто бы мог подумать, что один испепеляющий поцелуй может дать так много! Каллен застонал от досады. Снова мысленно вернулся к другой женщине и, не одеваясь, прошел в маленькую гостиную, примыкающую к его спальне, нащупал в полутьме бар с дверцами из красного дерева и налил себе немного виски.

Одним глотком осушив стакан, он вернулся в постель, убеждая себя, что ничего страшного не произошло. Просто последние недели Уитни держала его в напряжении, и это не могло не сказаться на его нервах. Предыдущий вечер оказался слишком насыщенным, но он уже восстановил душевное равновесие. Теперь надо лечь, и ему приснится Уитни, а не Саманта. Должно быть именно так, а не иначе!

Но остаток ночи Каллен видел себя в команде конников, выступающих на Олимпиаде. И наутро он проснулся с не меньшим раздражением, чем если бы видел во сне Сэм…

Каллен сел в постели, обхватив колени, и задумался. Ему становилось все яснее и яснее, насколько опасна Саманта Фей Ларк. И дело было не только в ее умопомрачительном поцелуе. По милости Саманты он все отчетливее сознавал, как сильно стосковался по лошадям за долгие двенадцать лет.

Помогая ей изо дня в день тренировать Чародея, Несси и других, Каллен считал это частью Грандиозного Плана: его работа с Самантой должна была разжечь ревность Уитни. Но теперь, спустя месяц, он уже не думал об Уитни и всей затее, когда брал с Флорой барьер или прыгал на Центральном через очередное препятствие. Его занимала только одна мысль: как можно лучше выполнить упражнение. Мчась по склону Блюграсс, он пьянел от радости, ощущая свое единение с прекрасным животным; его переполняла в этот момент любовь не к Уитни, а к несущей его лошади.

Даже когда Каллен просто водил лошадь по кругу, его не оставляло ощущение, что он разрывает какую-то очень важную нить сотканного за прошедшие годы полотна своей жизни – и эта незримая ткань начинает распускаться.

Он должен положить этому конец! Пора остановиться. Не следует позволять страсти к лошадям взять верх – ведь он целых двенадцать лет старательно подавлял ее. Конечно, было бы разумнее всего поговорить с Самантой, объяснить, что вынужден расторгнуть их сделку. А после этого обходить ранчо «Скайларк» стороной и избегать этих чудо-коней, как чумы…

Но он дал слово, Саманта нуждалась в его помощи, и ему доставляло удовольствие это сознавать. В конце концов, его мир, с таким трудом построенный, совсем не обязательно должен рухнуть из-за того, что он немного позанимается с лошадьми. В конце лета он отправится в Нью-Йорк, Лондон или Гонконг. Нужно только наконец жениться на Уитни, и тогда все встанет на свои места.

Но исподволь его начинали точить сомнения. Если в конце лета Уитни станет его женой и они уедут вместе, сможет ли он отвернуться от дома, от семьи, вычеркнуть из своей жизни лошадей? Сможет ли опять обречь себя на добровольное затворничество в кабинете и проводить там по десять-двенадцать часов, не чувствуя при этом ни малейшего движения души?

– Дьявольщина! – пробормотал Каллен.

Он встал с постели и подошел к окну. Перед его глазами по пастбищу вышагивали длинноногие чистокровные лошади, которые первые восемнадцать лет его жизни наполняли ее смыслом.

– Это больше не моя жизнь! – как заклинание, произнес Каллен, сжав руки в кулаки.

Он сделал верный выбор и шел верной дорогой. Ему удалось достичь всего, что он желал, и больше ничего не нужно. Лошади, соревнования, программы выведения новых пород – это уже не для него. Он перерос свои прежние пристрастия, они потеряли для него свое значение.

«Выходит, что нет», – подумал Каллен и выругался себе под нос. А потом пошел в ванную, чтобы попытаться смыть зародившиеся сомнения.

На следующее утро он пришел к манежу, Саманта вела себя как обычно: шутила, подбадривала его, не позволяя ничему помешать таинству тренировки ее великолепных лошадей. Каллен не заметил в ней ни малейших признаков того, что ее мучили беспокойные сны. Земля продолжала вертеться как ни в чем не бывало; землетрясение, судя по всему, тряхнуло только его…

Каллен окончательно убедился, что все встало на свои места, когда они с Самантой отправились обедать и обнаружили в доме Уитни. Она приехала без приглашения, решив, очевидно, перейти наконец к активным действиям и отвадить окончательно от своей не в меру влюбчивой подруги Каллена.

За столом Уитни то поглаживала его по руке, то ласково убирала со лба непокорную прядь, то прижималась ногой к его ноге. Она соблазнительно наклонялась к нему и, не переставая улыбаться, расспрашивала его о разветвленной сети семейного бизнеса, которым он руководил. Она интересовалась его последней поездкой в Гонконг, с радостью говорила о предстоящем посещении театра и пригласила его на следующий день поиграть с ней в теннис в загородном клубе.

Каллен чувствовал, что она перестала обращаться с ним как с игрушкой, переведя на роль возлюбленного. Его радовала и волновала эта перемена, но, как бы ни был он поглощен Уитни, от него не укрылось, что Саманта едва притронулась к еде. Эрин по-прежнему сияла и искрилась, Уитни ворковала, а Сэм сидела тихонько, вяло ковыряя вилкой в тарелке. Казалось, она целиком погрузилась в свои мысли и прочно отгородилась от всех. Что-то явно не давало ей покоя. Каллен не мог понять, что ее так огорчило. Может быть, что-то не в порядке с лошадьми? Но тогда почему она не поделится с ним? Почему ее не радует столь очевидный успех их Грандиозного Плана? А главное – почему, черт возьми, мысли его постоянно вертятся вокруг Саманты, а не Уитни?

Каллен так и не смог найти разумного объяснения. Они с Уитни едва только приступили к десерту, а Саманта уже ушла, сославшись на дела. Эрин тоже отправилась наверх упражняться на виолончели.

– Я не могла дождаться, когда они уйдут, – заявила Уитни и, к удивлению Каллена, устроилась у него на коленях. Каллен не успел рта раскрыть, как она прижалась к его губам своими теплыми и мягкими губами.

Уитни никогда не признавала долгих и пылких поцелуев, в которых был хотя бы намек на страстность. Каллен давно привык к этому и знал, как расшевелить свою капризную невесту. На этот раз вкус ее поцелуя был каким-то иным, в нем словно чего-то недоставало. Каллен не мог объяснить, что было не так. В некоторой растерянности он решил усилить эффект, обнял Уитни за талию и с большим жаром стал целовать ее.

Но она сразу же отстранилась и встала, удовлетворенно улыбаясь.

– Не забывайся, веди себя прилично! – пропела она, погладив его по подбородку. – Мы все-таки в чужом доме. Не стоит торопиться.

Каллен заглянул в голубые глаза, так много обещавшие, но Уитни никогда не спешила эти обещания выполнять. Он прекрасно знал, что никто не может сравниться с его невестой в искусстве кокетства, и не сомневался, что она всего лишь несколько сменила тактику, но от своих правил игры отступать не собиралась.

Каллен с некоторым усилием улыбнулся и попытался убедить себя, что радуется предстоящему вечеру с Уитни. Он представил, как будет сидеть рядом с ней в полутьме зрительного зала… Чего еще желать? Ведь, в конце концов, Грандиозный План и был задуман именно ради этого!

Но все оказалось далеко не так просто. Каллен никак не мог понять, что с ним происходит. Рядом было само обаяние, само совершенство. Уитни легко и непринужденно болтала с многочисленными знакомыми среди публики и заразительно смеялась. Раньше он не сводил бы с нее восторженных глаз, позабыв обо всем на свете, считая ее самой прекрасной женщиной в мире. Но теперь он с тревогой сознавал, что не чувствует себя счастливым.

В антракте почти половина присутствующих в зале мужчин собрались вокруг Уитни. Она благосклонно внимала всем, но давала понять, что предпочитает Каллена. Было совершенно очевидно, что Уитни надоела роль желанной, но недоступной Прекрасной Елены. Она стояла в толпе поклонников – обычная красивая женщина из плоти и крови, – Каллен держал ее за талию. А когда после спектакля и позднего ужина он отвез ее домой, она даже позволила ему провести с ней целых полчаса.

Все это должно было его совершенно осчастливить, но неудовлетворенность не проходила. Для Каллена не остались незамеченными старания Уитни доказать всем, как они преданы друг другу.

На следующий день Уитни пригласила его в клуб поиграть в теннис, в субботу уговорила поехать в гости к Бартонам, где за чашкой чая собирались посплетничать самые состоятельные люди округа. Короче говоря, она последовательно заполняла собой все его дни и вечера. Они танцевали до закрытия в самых престижных ночных клубах, посещали благотворительные вечера, присутствовали на открытии картинной галереи. Каллен почти все время проводил с Уитни, но это не радовало его так, как он когда-то надеялся.

Что же с ним произошло? Он добился всего, что хотел, но где же тогда счастье, о котором он так долго мечтал?

Каллен продолжал помогать по утрам Саманте и каждый день обедал вместе с ней и Эрин, продолжая поддерживать их план, чтобы Уитни не заподозрила подвоха. Но она не стала утруждать себя раздумьями и подозрениями, а просто-напросто старалась не пропускать ни одного обеда и вмешивалась во все разговоры.

Спустя неделю после памятного поцелуя, так ощутимо изменившего его жизнь, Каллен, как обычно, сидел за обеденным столом в доме Саманты. Он в который уже раз бросал взгляд на пустой стул справа от себя и переводил взгляд на часы. В это утро ему нужно было переговорить со своими агентами в Лондоне и Гонконге, и он предупредил Сэм, что не сможет ей помочь. Однако они договорились встретиться за обедом.

– Где же она? – нетерпеливо спросил Каллен.

– Ты же знаешь Сэм, – в голосе Уитни чувствовалось легкое раздражение. – Возится, наверное, как всегда, со своими драгоценными лошадьми. Может быть, она еще на час с ними застрянет. Перестань беспокоиться, и давайте есть. У этой запеканки такой аппетитный вид!

– Саманта обещала прийти, а она обычно свое слово держит. Не могу понять, куда она пропала.

– Сэм в конюшне для молодняка с Бобби Крейгом и доктором Маклареном, – пояснила Эрин, накладывая салат. – Насколько мне известно, она там с середины ночи и до сих пор не приходила.

– Эта женщина – просто раба своего ранчо, – скучающим тоном заметила Уитни. – Жаль, что в жизни для нее важнее всего работа. Ведь вокруг столько интересного!

– Наверное, возникли какие-то осложнения, – озадаченно сказал Каллен и поднялся со стула. – Пойду узнаю.

– Каллен, оставь это! – надула губы Уитни. – Тебе совершенно не нужно туда идти.

– Нет, нужно, – твердо ответил Каллен.

Его вдруг поразила простая истина. Он поступал так не ради Грандиозного Плана. Он шел к Саманте, которая, наверное, сидела сейчас рядом с жеребящейся кобылой, потому что действительно хотел этого. Потому что ему было небезразлично, что происходило в этот момент в конюшне, а еще потому, что готовая разродиться лошадь была для него… важнее Уитни!

Каллен вздрогнул от этой нелепой мысли, но решил, что подумает обо всем позднее, а теперь ему нужно было идти.

– Я скоро, – ободряюще улыбнулся он Уитни и, выйдя из дома, направился к строению, примыкавшему к главной конюшне.

Помещение для новорожденных жеребят было невелико, имело свой выгул в три акра и отделялось от других стойл, чтобы жеребята и их матери не испытывали беспокойства. Каллен с самого начала почувствовал неладное, и его опасения подтвердились: через несколько мгновений раздался полный муки душераздирающий стон. Ему уже приходилось слышать такое, и он понял: лошадь умирает.

Он толкнул дверь и вошел в прохладную полутьму. Откуда-то из глубины доносились приглушенные голоса. У четвертого бокса Каллен остановился и заглянул в маленькое окошко в двери.

На толстом слое соломы лежала лошадь, в которой он сразу узнал Зигфреду. Ее раздувшиеся бока беспрерывно вздрагивали, с морды струилась пена. Вокруг лежащей лошади суетились три человека. Напряженные, залитые потом глаза Бобби Крейга выражали крайнюю тревогу. Доктор Макларен, погрузив руки в перчатках в чрево лошади, пытался развернуть идущего задом жеребенка.

– Черт! – в сердцах выругался врач. – Он опять выскользнул.

Саманта стояла на коленях, обхватив руками голову Зигфреды. Обычно при родах голову лошади прижимали к полу, чтобы не дать ей подняться, но об этом сейчас речь не шла. Зигфреда, казалось, больше не поднимется никогда. Саманта смотрела в огромные потускневшие от боли и усталости глаза лошади и словно старалась влить в нее свои жизненные силы.

– Ну же, не подведи меня! – горячо шептала Саманта. – Нельзя сдаваться, ты ведь такая умница. Продержись еще немножко, Зигфреда, миленькая! Клянусь, тебе больше не придется проходить через это. Не оставляй меня, моя хорошая. Ты не можешь сейчас умереть. Твоему жеребенку нужен шанс, ему нужна ты. Ну же, живи, заклинаю тебя!

Каллен проскользнул в загон и закрыл за собой дверь.

– Чем помочь? – тихо спросил он. Но Саманта едва ли расслышала его: она не отрываясь смотрела в исстрадавшиеся глаза Зигфреды.

– Хорошо, что вы пришли, Каллен, – откликнулся доктор Макларен. – Ваша помощь очень нужна. Вымойте руки карболовым мылом. Времени терять нельзя. Если мне и на этот раз не удастся повернуть жеребенка, придется делать кесарево сечение, и притом быстро.

Десять минут старания – и Макларен со вздохом облегчения выпрямился. Бобби подал ему ампулу и шприц, и ветеринар сделал укол, чтобы стимулировать схватки. Почти сразу же показались копытца передних ножек, а дальше все шло, как и следовало: одна ножка, за ней другая, затем голова, и, наконец, весь жеребенок выскользнул из чрева.

Каллен помог вскрыть оставшуюся целой водную оболочку, ветеринар поднял голову жеребенка, промокнул ему ноздри и рот, затем приложил к его груди стетоскоп.

– Надо же, дышит, и сердце бьется ровно, – поразился он. – Чудо, да и только!

– Я займусь малышом, – сказал Бобби. – А вы посмотрите, как там Зигфреда.

Голова лошади лежала на коленях Саманты, которая гладила ее и нашептывала ласковые слова, уговаривая не уходить, когда все самое тяжелое осталось позади. Ветеринар ввел антибиотики, послушал сердце и стал обтирать Зигфреду, чтобы не допустить простуды.

Каллен принялся помогать Бобби – не потому, что тот не справлялся, просто он не мог спокойно стоять и смотреть на все это, ничего не делая. А еще ему невыносимо было видеть, как Сэм из последних сил старается поддержать в Зигфриде еле теплящуюся жизнь. Перед Калленом впервые предстала незащищенная душа Саманты, которую она обычно скрывала за шутками и бравадой. Он отчетливо видел ее страх, гнев и крайнюю усталость. Ему казалось, что на балу в доме его родителей Саманта полностью раскрылась, но теперь он понял, что по-прежнему совершенно не знает ее. Она никогда не поворачивалась к нему уязвимой стороной своей души.

Пока они растирали жеребенка, чтобы согреть его и стимулировать кровообращение, Бобби рассказал Каллену о долгих и тяжелых родах, продолжавшихся восемь часов. А уже через полчаса жеребенок попытался встать на дрожащие ножки и оборвал пуповину. Ноги плохо слушались его, но третья попытка оказалась удачной. Это тоже было чудом, если учесть, что появление его на свет оказалось таким трудным.

– Так-то лучше! – отчетливо прозвучали в тишине слова доктора.

– Что вы сказали? – словно очнулась Саманта. Голова лошади по-прежнему лежала у нее на коленях.

Доктор наклонился над Зигфредой.

– Сердце бьется четче, и глаза немного ожили, – заключил он. – Пусть несколько минут отдохнет, а потом попробуем использовать жеребенка – может быть, он поможет ей подняться.

– Вы считаете, что она выкарабкается? – Голос Саманты дрогнул.

– Ничего обещать не могу, – осторожно ответил Макларен. – Но за последние два часа у меня появилась надежда.

Саманта снова перевела взгляд на лошадь.

– Ну же, давай, Зигфреда, я знаю, ты сможешь! – уговаривала она.

Ветеринар принялся массировать тело лошади от шеи до хвоста, тоже приговаривая что-то ласковое, и Каллен мысленно присоединился к этому дуэту. Когда они с Бобби медленно повели жеребенка к матери, она учуяла его запах, навострила уши, и голова ее дернулась.

– Хорошо, девочка, – подбодрил его Макларен. – Теперь отпусти ее, Саманта: не нужно, чтобы лежать ей было приятно и удобно.

Саманта с трудом поднялась. Бобби с Калленом обвели жеребенка вокруг матери, и четыре больших копыта слабо задвигались по соломе.

– Постарайся еще, Зигфреда! – не отступала Саманта. – Не ленись, у тебя теперь много забот.

Ласковый, но настойчивый голос Саманты и бьющий в ноздри запах жеребенка сделали свое дело. Зигфреда тяжело приподнялась и некоторое время неуклюже ворочалась на мокрой соломе. Ее попытки казались абсолютно беспомощными, но в конце концов увенчались успехом. Она стояла на дрожащих ногах и тяжело дышала.

– О, моя прелесть! Моя мужественная девочка! – приговаривала Саманта, обхватив шею лошади. Макларен укрыл Зигфреду попоной, а Каллен с Бобби подвели к ее голове жеребенка. Зигфреда сначала слабо, потом со все большим интересом обнюхала своего сына, едва не погубившего ее, и принялась облизывать его. Каллен почувствовал, что ему хочется кричать от радости.

Еще минут через пятнадцать жеребенок жадно сосал мать, задорно помахивая хвостиком.

– Хоть с этим проблем нет, – буркнул Бобби, ставя перед Зигфредой миску с мешанкой из отрубей, заправленных льняным маслом.

Лошадь задумчиво понюхала угощение и принялась за еду, а Саманта гладила ее по шее и тихонько говорила ласковые слова.

– Это ее первенец? – спросил Каллен.

– В том-то и дело, что четвертый! Те три раза все шло как по маслу. Мы и представить не могли, что такое может случиться.

– А ведь все могло кончиться гораздо хуже. – Макларен опустил рукава и надел пиджак. – Я повторяю, что произошло чудо. Сегодня вечером зайду проверить, как идут дела, – пообещал он, поднимая саквояж.

– Люблю, когда все хорошо заканчивается, – сказал Каллен Крейгу, когда ветеринар с улыбкой кивнул им и вышел. Они стояли и смотрели, как Саманта что-то счастливо нашептывает лошади и жеребенку. – Только я не понял, почему доктор все твердил о чуде.

– Дело в том, что на счастливый конец мы уже не рассчитывали. Эта лошадь могла умереть в любой момент: причин было предостаточно, – объяснил Крейг. – Если бы не Саманта… Мне кажется, она буквально поделилась с ней своей силой и помогла удержаться в этом мире.

– Саманта всегда была стойкой и сильной, – заметил Каллен, глядя, как она гладит Зигфреду.

– Да, но гибель этой лошади могла бы ее окончательно подкосить.

– А что, есть еще проблемы? – удивился Каллен, увидев, как посуровел его взгляд.

– Не без этого, – дипломатично ответил Крейг.

Каллен понял, что проблемы есть, и нешуточные. Но почему она доверила их только Бобби? Чувство, очень похожее на ревность, шевельнулось в душе Каллена. Почему Саманта не обратилась к нему? И тут же он сам ответил на свой вопрос: его же не было с ней рядом, чтобы она могла рассказать ему о своих трудностях.

«Вот у меня и еще один повод винить себя», – с горечью подумал Каллен.

Когда жеребенок насытился, они все вместе перевели Зигфреду с сыном в просторное чистое стойло.

– Я останусь с ними, – сказала Саманта. – А ты, Бобби, иди, отдохни, ты устал.

– Ну уж нет, – возразил Крейг. – Я вас здесь не оставлю. У вас вид не лучше, чем у жеребенка час назад. Макларен ушел, а это значит, что не о чем беспокоиться. – Он жестом остановил готовую запротестовать Саманту: – Здесь подежурит Мигель. Вы ведь доверяете Мигелю, поэтому спокойно отправляйтесь отдыхать.

Саманта все же пыталась возражать, но Каллен схватил ее за руку и потянул к двери.

– Пойдем же, Сэм, Бобби прав, и ты это прекрасно знаешь. Тебе надо принять душ и лечь спать.

– Ничего подобного! – упиралась Саманта. Она изо всех сил старалась освободиться, но безуспешно. – Я отвечаю за это ранчо, а теперь еще на моих руках полуживая кобыла. Как же я могу…

– Очень просто, – решительно перебил Каллен и почти насильно повел ее к дому. – Ты сейчас же ляжешь в постель и уснешь, даже если мне для этого придется привязать тебя к кровати.

– Каллен, мне кажется, ты слишком увлекся. Наш Грандиозный План вовсе не предполагает…

– Грандиозный План тут ни при чем. Ты не должна все тащить на себе. На ранчо достаточно знающих людей, которые прекрасно справятся и без тебя, – говорил Каллен, проталкивая Саманту в дом. Их сражение шло под аккомпанемент виолончели Эрин, упражнявшейся наверху. – Ты сейчас же пойдешь к себе, или я тебя туда отнесу.

– Не посмеешь!

– Уверена?

Саманта отступила на шаг и произнесла тоненьким голосом, умоляюще сложив руки:

– Папочка, пожалуйста, разреши мне посмотреть передачу о животных! – В этот момент она действительно напоминала семилетнего ребенка, обожающего телепередачи.

– Хватит разговаривать и отправляйся в постель! – с трудом сдерживая улыбку, проговорил Каллен.

– Могу поспорить, тебе хотелось сказать это Уитни миллион раз.

В другой раз Сэм обязательно принялась бы развивать эту тему, но сейчас она даже не обернулась, когда он подтолкнул ее к лестнице, и это особенно встревожило Каллена. Он понял, насколько она вымоталась. Саманта поднималась по лестнице, и ее поддерживали только гордость и сила воли. Что же все-таки заставляет ее работать с такой одержимостью? Каллен искал и не находил ответа.

– А вы, я вижу, умеете общаться с женщинами.

Каллен обернулся и увидел на пороге кухни Калиду.

– Можешь мне поверить, – улыбнулся он, – если бы она так сильно не измучилась, я бы мог остаться со сломанным носом. И в довершение всего меня бы отлучили от дома.

– И все же вам не так повезло, как вы думаете.

– А что такое?

– Вы проиграли Уитни последний раунд. Вы заставили ее ждать два часа, а она ни одного мужчину не ждет больше минуты. Думаю, теперь вам несдобровать.

– Я был занят, – нахмурился Каллен и только сейчас заметил кровь, пот и грязь на своей одежде. Что и говорить, последние два часа он далеко не бездельничал.

– Как они?

Темные глаза Калиды смотрели на Каллена с живым интересом. Пояснять она ничего не стала: когда на ранчо должна жеребиться кобыла, такой вопрос понятен всем.

– У них все будет хорошо.

– Слава богу! Хотите есть?

Каллен почувствовал, что напряжение последних часов, проведенных в конюшне, внезапно спало, и голод давал о себе знать.

– Очень хочу, – ответил он.

– Пойдемте на кухню, я держу для вас все теплое.

После обеда Каллен снова отправился в конюшни: Саманта спала беспробудным сном, а лошадей надо было тренировать. И какая разница, что это не имело отношения к Грандиозному Плану.

Каллену пришлось изрядно потрудиться, но к тому времени, когда они вечером входили в дом Баррисфордов, Уитни уже простила его за то, что он заставил ее обедать в одиночестве.

Каллену всегда нравилось семейство Баррисфорд – за исключением, пожалуй, Мисси. Они никогда не важничали, не старались продемонстрировать свое превосходство. А еще – в этой семье по-настоящему любили лошадей. Нет, Баррисфорды не интересовались их разведением. Они предпочитали их покупать, тренировать и ездить на них, при этом добиваясь значительных успехов. Представители каждого из трех поколений Баррисфордов в разное время входили в олимпийскую сборную. О том же когда-то втайне мечтал и Каллен, но это было давно, до гибели Тига.

К собственному удивлению, Каллен обнаружил, что ему и сейчас есть о чем поговорить с Баррисфордами, пока Уитни обсуждала с Мисси преимущества французской моды перед итальянской. На вечере были Эрин с Ноэлем, но Саманта не приехала, хотя ее тоже пригласили. Она отговорилась тем, что у нее остались неотложные дела, хотя Каллен очень помог ей в этот день.

Однако о Саманте не забыли. Каллен даже не ожидал, что Баррисфорды будут с такой охотой говорить о ней – или, по крайней мере, о ее лошадях.

– Я говорил Руфусу Ларку, что он делает глупость, собираясь истратить кучу денег на новое поголовье, – говорил Мэтью Баррисфорд, старейшина рода, которому уже перевалило за восемьдесят. – Но теперь вижу, что он мог бы сейчас надо мной посмеяться. Южные пастбища Ларков примыкают к нашим землям, так что я частенько смотрю на подрастающих жеребят и любуюсь ими. К ним перешли лучшие черты пород морган и гольштейн. Посмотрим, как они покажут себя через годик-другой. Может быть, я даже куплю несколько лошадок для своих правнуков, если окажется, что Саманта не зря их расхваливает.

– Если хотите остаться в выигрыше, вам стоит поторопиться, – посоветовал Каллен. – На осенних соревнованиях Саманта выставляет несколько шестилеток. Я их видел и могу сказать, что они наверняка привлекут к себе внимание.

– Она собирается выставлять шестилеток в многоборье? Эта девица, должно быть, совсем спятила. Самой молодой лошади, на которой когда-либо выступали Баррисфорды, было семь лет. И ничего хорошего из этого не получилось. Бедное животное было так напугано, что упрямилось перед каждым препятствием.

– Не надо недооценивать Саманту, – заметил Каллен. – Это очень решительная и настойчивая женщина, и работает она с великолепными животными.

Мэтью задумался, пожевав губами:

– Я собирался в сентябре погостить у внука в Сиэтле, но, пожалуй, отложу поездку и посмотрю соревнования.

– Уверен, что жалеть вам не придется, – улыбнулся Каллен. – Вы можете стать свидетелем утверждения новой американской породы!

– Значит, вот что на уме у Саманты? – Кустистые брови Баррисфорда поползли вверх.

– Именно! Она считает, что, если это удалось Джастину Моргану, почему бы и ей не попробовать. И, насколько я могу судить, ей это вполне по плечу. Мне приходилось ездить на ее шестилетках. Их всех отличают сила, красота и спокойный нрав. Сэм закладывает хорошую основу.

Уитни, очевидно, надоело их слушать, и она, нахмурив брови, перевела разговор на тему, более ей близкую. Каллен поморщился, досадуя на себя за то, что опять увлекся и забылся. Остальную часть вечера он посвятил исключительно Уитни.

Было уже за полночь, когда Каллен подвез Уитни к ее дому. По дороге они поговорили об изменениях, произошедших в Гонконге после передачи его под юрисдикцию Китая. Это была вполне нейтральная тема. О лошадях, Саманте и свадьбе они говорить избегали.

– Может быть, хочешь что-нибудь выпить? – предложила Уитни, когда он распахнул перед ней дверцу «БМВ».

– Не откажусь.

Они рука об руку вошли в дом и прошли в гостиную, где дожидалась своего часа в огромном буфете красного дерева масса всевозможных графинчиков.

– Бренди будешь?

– Да, – ответил Каллен и без всякого перехода добавил: – Меня беспокоит Сэм, она слишком много работает.

– Ерунда, – отмахнулась Уитни, наливая бренди в два стаканчика. – Сэм работает ничуть не больше обычного.

– Если это считать обычным, то у нее действительно серьезные проблемы.

– Не преувеличивай, Сэм много работает, потому что ей это нравится.

Каллен взял из рук Уитни стакан и стал задумчиво разглядывать его.

– Мне кажется, она чего-то боится, – негромко произнес он.

– Кто, Сэм? Да это просто смешно! Сэм никогда и ничего не боится. Она делает то, что ей нравится. Кстати, не последовать ли нам ее примеру? – Уитни обняла его за шею и поцеловала. На этот раз ее поцелуй был долгим и нежным. – Вот, что нравится делать мне! – отстраняясь, объявила она.

Каллен смотрел на нее в замешательстве. В его памяти вдруг ожил поцелуй Саманты, и он явственно осознал: то, что произошло сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем обжигающим незабываемым поцелуем. Нахмурившись, он машинально одним глотком осушил свой стакан.

– Поцелуй с привкусом бренди? Что ж, это мне тоже нравится. – Уитни снова поцеловала его, а потом повернулась к буфету: – Еще налить?

Каллен некоторое время тупо смотрел на стакан: он не помнил, как выпил бренди. Затем он с испугом взглянул на женщину, которую любил:

– Нет, спасибо, Уитни, мне пора. Завтра рано вставать. Утром нужно позвонить в Лондон и Гонконг.

– Тогда увидимся за обедом.

Она подошла к нему, подставляя губы для поцелуя, и Каллен с ужасом почувствовал, что впервые за эти тринадцать лет ему не хотелось целовать Уитни. Он знал, что не должен сравнивать ее с той, другой женщиной, и все-таки сравнивал. Воспоминания о поцелуе Саманты были слишком яркими и живыми, они лишали его рассудка.

– Спокойной ночи, Уитни, – поспешно сказал Каллен, целуя ей руку, и заторопился прочь, пока еще не утратил остатки благоразумия.

 

9

Саманта застонала во сне. Она знала, что должна проснуться, – и не могла. В который раз она видела одно и то же! Сколько же ей еще терпеть? Каждую ночь этот сон возвращался, и ей не было спасения.

Вот они стоят друг против друга. Она отчетливо видит его прекрасные глаза, серпик шрама на щеке, четко очерченный рот. Они не касаются друг друга, но и без того она отлично чувствует жар его такого сильного, крепкого тела.

Взгляд его манит с неудержимой силой, завораживает. Сердце бешено колотится у нее в груди. Вспыхнувшее желание постепенно перерастает в пылающий костер, наполняет ее пьянящей радостью. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Ее давнее влечение к Валентайну или Каспару Рейнхарту кажется детской забавой в сравнении с этим безжалостным огненным вихрем. «Но ведь это же Каллен! – твердит она себе. – Он друг моего детства, меня не может так тянуть к нему!»

Однако все это мало помогает. Саманта беспомощно оглядывается в поисках защиты, и ее взгляд задерживается на Уитни. «Я просто помогаю подруге выйти замуж», – пытается она убедить себя, снова и снова повторяя эти слова, как заклинание. А в это время пальцы Каллена касаются ее волос. Боже, как безумно приятно ей это прикосновение!

– Ты самая очаровательная из женщин, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Однако в этот момент Саманта подняла голову, губы его скользнули ниже, и она почувствовала, что погибла.

Она не была готова ни к чему подобному и оказалась совершенно беззащитной перед неумолимой силой, которая затягивала ее в губительную воронку смерча, все теснее прижимавшего ее к Каллену. Стены комнаты как будто растворились, исчезли пол и потолок. Осталась только безумная радость, когда Каллен с жадностью приник к ее губам, как изголодавшийся путник, попавший на роскошный пир. Саманта попала в плен окончательно и бесповоротно. Он, казалось, был не в силах оторваться от нее, и она не могла насытиться этим томительным и туманящим разум поцелуем. Вся жизнь сейчас сосредоточилась для нее в Каллене.

Звон разбившегося бокала привел ее в чувство, оттолкнул от мужчины, обнимать которого было для нее так удивительно естественно и легко.

Саманта проснулась. Губы ее горели, груди болезненно налились, кровь пульсировала сильными толчками.

– О, черт! – застонала она, неистово колотя кулаками по подушке.

Почти каждую ночь одно и то же! Неужто она обречена всю жизнь видеть во сне этот несчастный поцелуй? Он превращал сон в мучительный кошмар, а днем она никак не могла сосредоточиться. Ей все труднее становилось оставаться благоразумной, когда рядом находился Каллен.

– Но ведь это был всего лишь один поцелуй! – вслух сказала Саманта.

Да, это был просто поцелуй, но какой! От него замерло сердце, затуманился разум, тело пронзила дрожь. Никогда еще ее так не целовали…

– Ну хватит!

Саманта с досадой отбросила одеяло и выскользнула из постели. Часы показывали половину пятого. В ее распоряжении оставалось полчаса, чтобы принять душ и попытаться погасить настойчиво заявлявшее о себе желание. А потом она займется работой, успокоится и возьмет себя в руки. Нужно успеть спрятаться под привычной маской, до того как появится Каллен, чтобы помочь ей с тренировками.

Саманта чувствовала, что эти совместные утренние занятия разрывают ее душу на части. С одной стороны, она нуждалась в его помощи и была благодарна ему за нее. Но день за днем ее все неудержимее влекло к нему. Страсть жила в ней и крепла, методично подтачивая маску безразличия, которая должна была скрыть от Каллена разгорающееся в ее сердце пламя. Он должен быть уверен, что для нее тот поцелуй был всего лишь частью их Грандиозного Плана, что за ним не стояло ничего серьезного.

Стоя под струями душа, Саманта изо всех сил гнала от себя мысли о Каллене. Но стоило ей подумать о лошадях, сердце сжалось от других тревог и забот. Приближался сентябрь, а с ним и соревнования. И постепенно прежняя уверенность начала уступать место сомнениям и страху.

Она излишне форсирует тренировки, требует от Чародея, Флоры, Несси и Центрального слишком много. Что, если они провалятся на соревнованиях, и никто не оценит их красоты, силы и возможностей? Ранчо пойдет с молотка, и ей не останется ничего другого, как довольствоваться местом у конвейера или в какой-нибудь конторе. Никто из уважающих себя владельцев конеферм не доверит ей тренировать своих лошадей, если она с треском провалится на осенних соревнованиях…

Одеваясь и причесываясь, Саманта старалась выбросить из головы мрачные мысли, но у нее ничего не получалось. Очень уж уязвим был ее план. Возможно, она допускала ошибки, о которых и не догадывалась. Сейчас ей казалось, что она вообще ничего не знает и ни на что не способна. А это было хуже всего.

Саманта осторожно прошла через полутемный дом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Эрин, и вышла во двор. Занимался рассвет, и прозрачная небесная лазурь наполнила ее душу светлой радостью. Так бывало всегда – даже тогда, когда ее угнетали тяжелые думы.

С Крейгом и Мигелем Саманта обошла все ранчо. Они побывали на полях, осмотрели изгороди, выгулы и, конечно, каждую из шестидесяти трех лошадей, в том числе и Зигфреду с ее непоседливым жеребенком.

Потом приехал Каллен. Его светлые волосы поблескивали на солнце, он улыбнулся Саманте, и улыбка сделала незаметным шрам на его лице. В вырезе ворота его плотно облегавшей грудь темно-бордовой рубашки виднелись светлые завитки, которые, казалось, только и ждали, чтобы их коснулись пальцы Саманты…

«Ну почему Уитни не сдается?! Они бы поженились – и конец моим мучениям!» – с тоской подумала Саманта.

– Ну что, готова потрудиться? – спросил Каллен.

– Как всегда, – неестественно бодро ответила она, стараясь не смотреть на неудержимо манивший ее рот. – Хочу начать с пятилеток, а шестилетками займемся ближе к полудню, когда станет жарче и будет выше влажность. Они должны привыкнуть к любым условиям.

– Ты права, – согласился Каллен и пошел с Самантой к главной конюшне, приноравливаясь к ее шагу.

Саманта остро ощущала исходящее от него тепло, слышала его дыхание. «Спасите!» – беззвучно взмолилась она, обращаясь неизвестно к кому.

Как всегда, спасительной соломинкой для нее оказалась работа с лошадьми. Ей приходилось отдавать им все свое внимание, и другим мыслям места просто не оставалось – даже мысли о Каллене. И когда они скакали рядом по склону, дружно брали барьеры, она думала только о препятствии, которое предстояло преодолеть, о правильной посадке в седле, о состоянии грунта. В эти минуты она испытывала облегчение. Как все-таки хорошо, что у нее такая тяжелая работа!

Когда после полудня они вместе отправились в дом, обсуждая результаты утренних занятий, Саманта чувствовала себя почти спокойно, ведь на этот раз им предстояло обойтись без общества Уитни. Семейство Шеридан устраивало званый обед, на котором должны были присутствовать некоторые из наиболее влиятельных сторонников сенатора. К счастью, по субботам у Эрин не было репетиций в оркестре, и она обедала дома. Саманта надеялась, что ей удастся расслабиться: ведь в отсутствие Уитни не было необходимости постоянно помнить о Грандиозном Плане. Ей не придется кокетничать с Калленом, он не будет прикасаться к ней, бросать взгляды, от которых кружилась голова и замирало сердце…

Можно рассчитывать на спокойный обед без ненужных переживаний и волнений, что для разнообразия было совсем неплохо.

Но, к несчастью, о покое ей мечтать не приходилось: было предостаточно других оснований для беспокойства. Гора счетов неумолимо росла, состав соперников на соревнованиях внушал все большие опасения, упряжь износилась и требовала замены. На следующей неделе предстояло внести в банк очередную часть ссуды. Ко всему этому, внезапно захромала одна из наиболее перспективных четырехлеток…

Саманта тряхнула головой и прислушалась к тому, о чем рассказывала сидящая напротив Эрин. На ней был коротенький полосатый комбинезончик, темные волосы собраны в хвост.

– Представляете, премьера у нас еще только через два месяца, но симпатичные парни из охраны постоянно крутятся в зале. На премьере соберется вся президентская администрация, вот их и приставили к нам. Бедный дирижер пытается вернуть нас к Пятой сонате Бетховена, но ему это плохо удается. Половина оркестра – женщины, еще четверть – геи, так что три четверти музыкантов просто едят глазами симпатичных секьюрити.

– А женщин в охране нет? – поинтересовался Каллен.

– Скорее всего есть, но я их как-то не заметила. Когда видишь таких аппетитных крепышей в форме, ни на что другое внимания обращать не хочется.

– Эрин, будь осторожна, – предупредила Саманта, внезапно вспомнив об обязанностях старшей сестры. – Смотреть на них – смотри, но не более того. Эти парни присягнут умереть за своих патронов. И мой тебе совет: не встречайся с парнями, которые с легкостью готовы умереть.

– Это кто меня поучает? Затворница с ранчо «Скайларк»?

– Целомудрие – главная добродетель женщины, – глубокомысленно изрек Каллен.

– Целомудрие слишком переоценивают, уж поверьте мне!

Саманта сама не понимала, как вырвались у нее эти слова. Она мысленно отругала себя, что не смогла удержать язык за зубами, но было поздно. Каллен присмотрелся к ней повнимательнее, и улыбка медленно сползла с его лица.

– Слушай, что случилось? – мягко спросил он. – Вид у тебя какой-то потерянный. – Он приподнял ее лицо за подбородок, и Саманта почувствовала, что мучительно краснеет. – У тебя синяки под глазами, и держатся они уже давно. Кроме того, ты страшно худая, хотя Калида замечательно готовит. Что с тобой?

– Просто я веду двойную жизнь, – попробовала отшутиться она, высвобождая подбородок. – Утром и днем тренирую лошадей, а по вечерам подрабатываю в «Восточной красавице».

– Сэм!

– По вторникам у нас особенно весело. Заходи, останешься доволен.

– Выдумщица, – усмехнулся Каллен. – Но я вижу, что ты регулярно недосыпаешь, недоедаешь и работаешь как каторжная. И я хочу знать, что происходит. Только не надо шутить и уходить от ответа. Я хочу знать правду – и прямо сейчас.

– Пожалуйста, не дави на меня. Со мной этот номер не пройдет.

– Сэм…

– Ты видишь этот пирог с черникой? Так вот, мне ничего не стоит запустить им в тебя!

Сверкнув глазами, Саманта схватила блюдо с пирогом. Эрин растерянно смотрела на сестру и молчала.

– Сэм, у тебя неприятности? – Выражение его лица смягчилось, но своим вопросом он застал ее врасплох.

– Нет! – Она поспешно вернула пирог на место и принялась с преувеличенным вниманием тыкать вилкой в кусок жареной курицы.

– Ты говоришь неправду, Сэм.

– Ничего подобного.

Каллен накрыл своей большой и теплой ладонью ее сжатые в кулак пальцы.

– Послушай, мы с тобой! Мы дружим всю жизнь. – Он заставил ее посмотреть ему в глаза. – Почему ты мне не доверяешь? Почему не попросишь помочь, если это в моих силах?

Она посмотрела в его серые глаза, чувствуя, что ей передается тепло его рук. Как заманчиво было бы переложить на кого-то хотя бы часть давившего на нее груза забот, почувствовать надежную поддержку! Но она не могла себе этого позволить! У Каллена много родственников, стоит ему проговориться – и ее плачевное положение станет достоянием всего штата.

Саманта осторожно высвободила руку и, стараясь, чтобы она не дрогнула, взяла стакан с охлажденным чаем.

– У тебя просто разыгралось воображение. Ничего страшного не происходит. – Она пыталась говорить как можно убедительнее. – Я действительно немного устала: ведь скоро соревнования. А после них я снова войду в норму.

Каллен откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел не нее:

– Знаешь, одно дело работать с лошадьми на знакомых маршрутах и совсем иное – выводить молодняк на серьезные соревнования. Я боюсь, что ты переоцениваешь возможности своих питомцев.

– Мои лошади вполне могут с этим справиться! – отрезала Саманта. Она посмотрела в окно на дальний луг, где племенные кобылы со своим новым потомством мирно щипали сочную траву. – Они должны справиться…

Каллен собирался что-то спросить, но передумал.

– Будем надеяться, что твои усилия не пропадут даром и на соревнованиях ты добьешься такого же успеха, как и при выполнении Грандиозного Плана. Надо сказать, роль роковой женщины тебе удалась на славу.

– Ты мне льстишь. Вот наша Эрин – настоящая роковая женщина. – Саманта в душе порадовалась возможности перейти на менее опасную тему.

– Вы еще меня плохо знаете, – усмехнулась Эрин. – Только захочу – весь мир будет мой!

– Как я поняла из ее писем, – продолжала Саманта, – вся Европа пришла в восторг, стоило ей там появиться.

– Полный успех, маленькая разбойница?

– Мне всегда удавались такие игры, – пожала плечами Эрин, лукаво глядя на него.

– Вы обе разрушаете мою веру в чистоту и непорочность женской половины рода Ларк! – притворно посетовал Каллен.

– Каллен, опомнись, стыдно не знать, что женщины нашего рода всегда отличались горячей кровью, – пожурила его Саманта. – Об этом известно не только в нашем округе, но и во всем штате.

– И мы должны поддерживать традиции. – Эрин выразительно посмотрела на сестру. – По-моему, тебе тоже пора подключаться. Ваш Грандиозный План – это, конечно, прекрасно, но нельзя на нем зацикливаться.

– Обязательно, Эрин, – кивнула Саманта, избегая смотреть на Каллена.

В тот же вечер около восьми часов, полумертвая от усталости, Саманта вернулась домой. Ей еще предстояло заняться бухгалтерией, так что было от чего упасть духом. Хватит ли денег продержаться до сентября? Эта мысль неотступно преследовала ее. Сезон подошел к концу, и доходы от племенных жеребцов поступать не будут. Она уже продала в Коннектикут последних чистокровных лошадей, исчерпав тем самым все источники дохода. Больше нечего было продать или заложить: мебель и антиквариат, приобретенные поколениями Ларков, Саманта считала неприкосновенными, она старалась сохранить наследство, а не распродавать его. Если дела пойдут совсем плохо, ей придется просить Бобби, Калиду и Мигеля подождать жалованья, хотя ей это было мучительно стыдно. А еще ей оставалось молиться, чтобы ее лошади хорошо показали себя и заявки на них покрыли расходы…

– Вот и вы, – наконец приветствовала Саманту Калида. – Идите скорее на кухню, ужин еще теплый.

– Спасибо, а где Эрин?

– Она поужинала час назад.

– А… – виновато протянула Саманта. В последнее время ей удавалось видеться с сестрой только за обедом, да и то по выходным, когда у Эрин не было репетиций. – Я, пожалуй, тогда поужинаю в кабинете.

Саманта толкнула дверь кабинета – и за столом в своем потертом кресле увидела Эрин, листавшую бухгалтерские книги.

У Саманты ноги подкосились.

– Что… что ты делаешь? – запинаясь, выдавила она.

Эрин аккуратно отложила книгу и повернулась к сестре.

– Пытаюсь раскрыть тайну, на которую натолкнулся Каллен. – Она с укором смотрела на сестру. – Если бы я не была так занята в оркестре и мы бы виделись чаще, я бы раньше до всего докопалась.

– Эрин…

– Теперь я понимаю, почему ты так спешила выпихнуть меня в Европу, как только я закончила консерваторию! Ты не хотела, чтобы я увидела, как плохи наши дела, не так ли? Тебе не хотелось показывать, что ты отказываешь себе даже в таких мелочах, как новые джинсы. Ты оберегала меня, не желала, чтобы я видела, как тебе приходится распродавать все, что можно, чтобы свести концы с концами. Ты не хотела, чтобы я видела, как ты убиваешь себя работой. Это, конечно, очень благородно, Сэм, но тебе не приходило в голову, что я уже взрослая и должна помогать тебе?

– Что ты можешь сделать? – с сомнением пожала плечами Саманта.

– Я скопила немного денег…

– Нет! Это мой крест, и мне его нести.

– Но «Скайларк» и мой дом, не забывай об этом! – Эрин обхватила сестру за плечи и легонько встряхнула. – Сэм, мне уже двадцать пять, и я в состоянии кое-что сделать.

– Эрин, не надо так волноваться. Вот увидишь, все наладится после соревнований. Чародей, Флора и другие покажут себя, на нас посыплются заказы, и мы сможем раз и навсегда покончить с долгами.

– А если нет?

– Они это сделают, должны сделать! – с горячностью воскликнула Саманта. – Мы наверняка выкрутимся.

– Если ты раньше времени не загонишь себя в гроб, – рассудительно заметила Эрин. – Каллен прав: ты так переутомилась, что с трудом соображаешь. Конечно, я не умею тренировать лошадей, но думаю, что и для меня на ранчо найдется занятие, и я смогу снять часть забот с твоих плеч. К примеру, я могла бы взять на себя бухгалтерию.

– Эрин…

– А еще я могу оплатить счета за корма и услуги ветеринара.

– Правда можешь? – Голос Саманты предательски дрогнул.

– Пообещай мне, что до соревнований забудешь о счетах, – сказала Эрин, крепко прижимая к себе сестру.

– Это будет нелегко…

– А ты постарайся.

– Хорошо, – пообещала Саманта. Она слегка отстранилась и продолжала, глядя в серьезное, как никогда, лицо сестры: – А ты поклянись, что ни словом не обмолвишься никому о наших трудностях. Особенно надо скрывать это от Каллена. В курсе дела только Бобби, и этого достаточно. Нам меньше всего нужно, чтобы вокруг наших лошадей крутились любители скупать все по дешевке.

– Можешь на меня положиться.

Вошла Калида с подносом.

– Поставить на стол? – спросила она Саманту.

– Нет-нет, – ответила за сестру Эрин, перехватывая поднос у Калиды. – Сэмми будет ужинать по-человечески, за столом, и я с ней за компанию что-нибудь перекушу.

– Эрин, не надо мной командовать… – попыталась протестовать Саманта.

– Вперед! – Эрин подтолкнула сестру с подносом, не пускаясь в пререкания.

Саманта послушно отправилась вниз: уж лучше подчиниться, чем разреветься на плече у сестры. Она только теперь осознала, как ужасала ее лавина счетов. Возможность на ближайшие несколько недель избавиться от этой пытки казалась невероятным блаженством.

– Ты самая лучшая сестра в мире! – объявила Саманта, усаживаясь за стол.

– По-моему, я просто святая, – скромно согласилась Эрин, ставя поднос перед Самантой. – Ешь.

Благодаря Эрин нервный спазм, сжимавший желудок, прошел: Саманта смогла нормально поесть и даже попросила еще.

Когда около десяти часов она наконец доползла до постели, ей казалось, что она не меньше трех суток провела на ногах. Как она мечтала с наслаждением опуститься на мягкий матрац! Ей представлялось, что сон придет, как только голова ее коснется подушки.

Но не тут-то было. Стоило ей закрыть глаза, в памяти снова возникали привычные до боли, волнующие воспоминания. Они снова танцевали с Калленом и чему-то весело смеялись. Она помнила согревающий душу взгляд его серых глаз, не могла забыть блаженное чувство, когда за обедом он накрыл ее руку своей. Она снова ощущала себя в его объятиях, чувствовала жар его губ…

Саманта вдруг услышала стон и даже не сразу поняла, что стонет она. Заснуть ей с трудом удалось только через час.

На рассвете следующего дня Каллен стоял у окна своей спальни, устремив невидящий взгляд на зеленеющие пастбища, простиравшиеся до горизонта. Мысли его были далеко. Он думал о бесконечных званых обедах, благотворительных вечерах, телефонных переговорах, и ему казалось, что он сходит с ума.

«Один час жизни, отданный славным делам и благородному риску, стоит года, проведенного в дурманящей скуке бесцветного существования». Это сказал Вальтер Скотт устами графа Роберта Парижского. Каллен теперь понимал, что так привлекало его в этом писателе, почему он зачитывался его книгами. Скотту были отлично известны кое-какие очень важные истины…

Каллен достал из кармана маленький бархатный футляр, который уже несколько недель носил с собой как талисман. Он открыл крышечку и стал задумчиво смотреть на обручальное кольцо с крупными бриллиантами, которое купил для Уитни в Гонконге. Он не сомневался, что ей кольцо понравится. А вот Саманта, наверное, предпочла бы что-нибудь поменьше, более изящное. Может быть, ей бы подошли изумруды или…

Каллен нахмурился, поймав себя на мысли, что снова думает о другой женщине. Да что, в конце концов, с ним такое? Почему именно сейчас, когда их Грандиозный План достиг успеха и Уитни фактически согласилась принять его предложение? Это было несправедливо. И все же всякий раз, встречая Саманту, он неизменно принимался сравнивать ее с Уитни…

Хотя какое же тут могло быть сравнение?! Уитни всегда была женщиной его мечты, и она ничуть не изменилась с тех пор, как он полюбил ее в семнадцать лет.

– Уитни – именно та женщина, которая мне нужна. Я буду счастлив только с ней, – с глухим упрямством проговорил Каллен и стиснул в кулаке хрупкий футляр.

Ослепительно красивая, соблазнительная, своенравная, Уитни не потерпит и намека на равнодушие к себе. «Она заставит меня постоянно держаться в форме, – подумал Каллен и улыбнулся. – И скучать мне тоже не придется: уж Уитни не пропустит ни одного коктейля или благотворительного бала».

Так что же его волнует и беспокоит? Откуда в душе это странное чувство, подозрительно напоминающее сожаление? Ведь в его жизни все хорошо! Уитни уже готова сказать «да», дела в компании идут отлично, даже Ноэль больше не досаждает, поскольку ему пришлось срочно выехать во Францию.

Каллен поймал себя на том, что мерит шагами комнату, и понял, что не может больше оставаться в доме.

До ранчо «Скайларк» он добрался к семи часам, и один из конюхов направил его к манежу за дальней конюшней. Вдали он заметил группу всадников – это молодежь с ранчо вывела на разминку своих подопечных. Каллен вспомнил себя в восемнадцать лет, и на него вновь нахлынули чувства, которые с недавнего времени прочно обосновались в его душе. Пришлось приложить недюжинное усилие, чтобы их подавить. Но он твердо сказал себе, что ни за что не позволит этим чувствам победить.

Каллен перелез через ограждение, примостился на верхней перекладине и стал наблюдать, как Саманта работает на манеже с длинноногой чалой лошадью, превращая занятия в настоящий балет. Лошадь откликалась на каждое слово и прикосновение, ее глаза живо блестели, каждый мускул играл. Несмотря на юный возраст, она двигалась очень ритмично и грациозно, отлично сохраняя равновесие. Безукоризненно чисто выполнив неполный пируэт, она сделала шесть шагов вперед, остановилась, отошла на четыре шага и перешла на легкий галоп.

Каллен поймал себя на том, что следит уже не за движениями лошади, а за Самантой. Гибкая и грациозная, она словно сливалась с животным и была необыкновенно хороша.

И почему все эти годы его представления о ней были такими однобокими? Он видел ее только с одной стороны, привык к этому и не хотел больше ничего замечать. Но в это жаркое летнее утро Каллен словно прозрел, и для него стало очевидно, что Саманта Фей Ларк – прелестная, привлекательная женщина с массой талантов. Почему же она не сознает собственных достоинств? Он не находил этому объяснения. Руфус и Джин Ларк любили свою дочь и не уставали повторять, что она может стать кем хочет и добьется всего, что ей захочется. Саманта так и поступила, но сама в это не очень верила.

И все-таки должна быть какая-то причина. Накануне за обедом он заглянул в ее внезапно потемневшие глаза и заметил в них тревогу. Откуда она взялась, осталось для него загадкой, но ясно было одно: ее что-то мучает, и она не желает ему об этом говорить.

Каллен затаил дыхание, с восхищением наблюдая, как, выполняя команду Сэм, лошадь четко сменила ногу. Блестяще! Саманта вообще неподражаема – и в седле, и просто в жизни. Каким же он казался глупцом, что не заметил этого раньше!

Саманта остановила чалую в нескольких шагах от него и заставила ее сделать поклон, как будто он был в жюри на соревнованиях.

– У тебя усталый вид, – заметила она. – Тебе нужен отпуск.

– А я как раз в отпуске – кстати, первом за двенадцать лет. И тебе бы отпуск не помешал.

– Для меня лучший отдых – работа на ранчо «Скайларк»! – беззаботно ответила она. – Открой-ка мне лучше ворота.

Каллен улыбнулся и, спрыгнув с перил, выполнил ее просьбу. Саманта выехала из манежа и спешилась.

– Гваделупе! – позвала она.

Из дверей конюшни появилась высокая женщина – почти полная копия Калиды, только моложе и стройнее. Каллен узнал в ней одну из представительниц многочисленного семейства Торрес.

– Я здесь, мисс Ларк, – сказала она.

– Пожалуйста, не дайте Ракете остыть: я продолжу с ней через несколько минут.

– Хорошо. – Гваделупе увела лошадь.

– Разве мы не будем сегодня работать с шестилетками? – удивился Каллен.

– Будем, только сначала объясни, что с тобой?

– Со мной все в порядке, – нахмурился Каллен и, отведя глаза, стал смотреть, как садовник у дома возится с глициниями.

– Как будто я не вижу!

Каллен тяжело вздохнул. Разве он мог поделиться своими тревогами с Самантой?

– Снова Уитни закапризничала? – не отставала Саманта.

– Нет, с Уитни все отлично. Думаю, что могу скоро рассчитывать на ее согласие.

– Но это же прекрасно! – Саманта схватила его руку, но тут же выпустила, словно обожглась, и поспешно спрятала руки в карманы брюк. – Тогда почему у тебя такой кислый вид?

– Совсем нет…

Она смотрела на него с иронией.

– Я не помню тебя таким унылым с тех пор, как ты в семнадцать лет вторым пришел на кубок Виргинии. Так что же тебя мучает? Может быть, кто-то посягнут на твою корпорацию?

Каллен обреченно вздохнул. От Саманты ничего не могло укрыться. Даже через несколько лет после гибели Тига она видела смятение его души, хотя ему удалось убедить родителей, что он оправился от пережитого ужаса. Каллен вспомнил, как она тогда давала ему возможность выговориться, а сама слушала. Именно в этом он в то время больше всего нуждался: чтобы его выслушали. Может быть, и сейчас ему необходимо то же самое? Даже если она не поймет его, он, по крайней мере, будет спокоен, что о его секретах никто не узнает.

– Видишь ли, я сам не могу понять, что со мной творится, – взволнованно заговорил Каллен, когда они подошли к лужайке у дома Ларков и сели на скамью, опоясывающую вековой дуб. – Я только вижу, что все идет не так, как следовало бы. Я стал по-другому думать и чувствовать, в этом-то и беда! Внешне все выглядит вполне благополучно: я удачливый бизнесмен и горжусь тем, чего достиг; меня радует, что такая женщина, как Уитни, любит меня. Но… я не чувствую себя счастливым. И меня это страшно раздражает. Ведь я добился всего, что от меня ждали родители и Уитни. Да что говорить, я добился гораздо большего! Мне надо бы только радоваться, а вместо этого… – Он недоуменно покачал головой. – Вместо этого в душе моей целая буря противоречивых чувств, и я не знаю, как их утихомирить.

– Это сказываются годы неудовлетворенности, которую ты скрывал даже от себя, – вздохнула Саманта.

– Но чем-же я, по-твоему, был неудовлетворен?

Она улыбнулась ему доброй и понимающей улыбкой.

– Тебя все не устраивало и не удовлетворяло! Как же ты не можешь этого понять? Я пыталась тебе втолковать, что нельзя жить чужой жизнью, ничего хорошего это не принесет. А ты двенадцать лет жил, пытаясь задушить свое собственное «я», отказываясь от того, что было для тебя важно и дорого. Рано или поздно эти чувства должны были заявить о себе.

– Но в бизнесе дела у меня идут прекрасно, – упрямо возразил Каллен.

– Ах, да при чем здесь это? – нетерпеливо махнула рукой Саманта. – Разумеется, ты способный бизнесмен, но в тебе живет наездник и тренер. И эту сторону своей натуры ты старательно подавлял.

– Ты что же, хочешь сказать, что я схожу с ума из-за лошадей? – насмешливо прищурился Каллен.

– В этом нет ничего смешного, – нахмурилась Саманта. – Я убеждена: лошади такая же важная часть твоей жизни, как и моей. Это родилось вместе с тобой и никуда не исчезло. Господи, если бы у меня вдруг отобрали ранчо, я бы зачахла и умерла. А ты двенадцать лет, как от чумы, бежал от того, что тебе дорого. Вот большая часть твоей души и стала угасать, а могла и вовсе погибнуть. Но когда ты приехал сюда надолго, ты растревожил свою душу, как будто разворошил осиное гнездо.

– Ты несешь полную чушь! – Каллен вскочил и заходил взад и вперед: он был не в силах сидеть и выслушивать явные глупости. – Может быть, возиться с лошадьми и приятно, но это детские забавы. А я давно уже не мальчик и занят серьезными, важными делами. Для того чтобы заботиться о процветании ранчо, вовсе не обязательно целые дни проводить в седле. Кто-то должен…

– Каллен, – мягко прервала его Саманта, – тебе пора окончательно освободиться от чувства вины за гибель Тига. Ты достаточно изводил себя и ломал свою жизнь. Ты ведь и сейчас говоришь словами своего брата, а каждый должен жить той жизнью, для которой был рожден.

Каллену вдруг стало страшно. Он почувствовал растерянность и, очевидно, поэтому перешел в наступление:

– А ты хочешь сказать, что довольна своей жизнью? Ты с утра до вечера возишься с лошадьми – и ради чего? Чтобы они одержали победу на соревнованиях и удовлетворили твое непомерное честолюбие? Какую пользу приносит твоя работа? Какое вообще влияние имеют эти новые породы на окружающий мир? Все это абсолютно несущественно! А вот моя работа и работа моей компании затрагивает жизнь тысяч людей каждый день, и это что-то да значит!

Каллен так увлекся, что не заметил, как застыла Саманта, сжав кулаки, как напряглось ее лицо, какая ярость отразилась в ее глазах.

– Убирайся с моей земли, – сдавленно проговорила она.

– Что? – переспросил Каллен, решив, что ослышался.

– Убирайся вон! – Она уперлась руками ему в грудь и с силой оттолкнула.

– Сэм… – Он потрясенно умолк, поняв, что она не шутит.

– Послушай-ка ты, безмозглый, жалкий денежный мешок! – Она снова толкнула его. – Ты не в состоянии увидеть истину, даже если она у тебя под носом. Я занимаюсь лошадьми, потому что они живут на моей земле. А земля – это все! Эта самое главное, что есть у тебя, у меня и у всех, кто ее имеет. Она важнее твоих банков, фирм и бирж, важнее тебя самого. Раньше ты это понимал и любил так же, как и я. Но ты отвернулся от земли, от семьи, своей мечты, от меня, черт возьми!

– О чем ты?

– И ты это сделал не потому, что стал взрослым, – с горечью передразнила она его, – а потому, что ты трус, занятый только собой!

– Послушай…

– Земля, которую ты оскверняешь своим присутствием, – это мое наследство, мое достояние. За ней триста пятьдесят лет истории моего рода. Я – ее хранитель и отвечаю за каждый цветок и травинку, не говоря уже о двух десятках людей, которым земля дает средство к существованию. – Она опять толкнула его. – И если бы ты перестал думать только о себе, ты бы вспомнил, что и для тебя земля когда-то была дорога. А еще бы ты понял, что лошади – это часть нас, они приносят радость многим людям. Как же радость может быть не нужна? А теперь убирайся с моей земли!

Каллен был растерян и потрясен. Он медленно попятился. Потом повернулся и пошел к машине. Чувствуя затылком обжигающий взгляд Саманты, он сел за руль, включил зажигание и дал полный газ. Каллен не собирался принимать ее безрассудную логику. Стоит поддаться сомнениям, зародившимся в его душе, и он предаст двенадцать лет своей жизни, изменит Тигу.

Конечно, его жизнь была неполной, но это потому, что он до сих пор не женился на Уитни. Его глупая тревога не имела отношения ни к земле, ни к лошадям. Все дело в браке. Скоро они поженятся, и он наконец обретет долгожданное счастье. Уитни давно пора войти в тот мир, который он для нее построил.

Каллен сбавил скорость и свернул на дорогу, ведущую к ранчо Маккензи. Накануне звонил из Парижа Ноэль и сообщил, что намерен вернуться в конце следующей недели. А поскольку его родители радовались любой возможности повеселиться, они решили устроить вечер в честь приезда Бомона. Каллен подумал, что у него достаточно времени, чтобы устранить последние преграды, воздвигнутые Уитни. После вечера снова – можно надеяться, в последний раз – сделает ей предложение и наконец заживет той жизнью, о которой всегда мечтал. И к чертям Саманту Ларк.

Все еще злясь, Каллен резко затормозил у парадного входа, выключил мотор и вылез из машины. Он бы сейчас с большим удовольствием с кем-нибудь подрался – даже жалко, что Ноэля нет рядом.

Но тут ему пришло в голову, что теперь он больше не сможет появляться на ранчо «Скайларк» и не станет помогать Саманте готовиться к предстоящим соревнованиям. А это значит, что ей придется снова взвалить на себя непосильную работу.

– Она сама меня выгнала – ей же хуже, – буркнул Каллен себе под нос. Но это не помогло. Он чувствовал себя предателем.

В залитой светом золотой гостиной в доме Маккензи, которая с детства нравилась Эрин, царило веселое оживление. Дворецкий Уильямс без тени улыбки важно прохаживался с подносом по залу, угощая гостей последними изобретениями Роз Стюарт. Эрин потягивала поданное в честь Ноэля французское шампанское и наблюдала за Уитни, сидевшей с Мисси на маленьком диванчике в окружении дюжины поклонников. Но Каллена среди них не было.

Обведя глазами гостиную, Эрин наконец обнаружила его: он в глубокой задумчивости стоял у витрины со старинным оружием. Уже неделю его что-то сильно беспокоило. Эрин сначала приписала вину Уитни, но потом поняла, что на этот раз дело вовсе не в белокурой красотке. Вероятнее всего, причина скрывалась в неожиданной ссоре между Калленом и Самантой. Они уже не разговаривали – и это несмотря на то, что их связывали высокие цели Грандиозного Плана!

Эрин слегка нахмурилась, увидев сестру в обществе сутулого старого Мэтью Баррисфорда. Они о чем-то увлеченно беседовали, не обращая ни на кого внимания. На Саманте был бледно-лиловый брючный костюм от Шанель, пиджак украшала затейливая вышивка. Зачесанные назад волосы свободно падали на плечи, косметика довольно успешно скрывала тени под глазами и другие следы крайней усталости.

Эрин хмурилась еще и потому, что Саманта весь вечер избегала всех Маккензи. Это было так не похоже на Саманту! И еще эта ее странная ссора с Калленом… Эрин чувствовала, что со старшей сестрой что-то происходит. Ее что-то постоянно тревожило, и состояние финансов к этому не имело отношения. Хуже всего было то, что Саманта все носила в себе. Ссылаясь на дела, она упорно отказывалась от предложений Эрин съездить куда-нибудь развеяться и не желала отвечать ни на какие вопросы относительно ее самочувствия и настроения. До прошлой недели Эрин не видела повода для беспокойства, но теперь ей стало ясно, что сестра переживает какой-то тяжелый душевный кризис. И ничего хорошего это не предвещало.

Уговоры и запугивания не возымели действия. Эрин понимала, что нужно воспользоваться каким-то более веским аргументом, но пока ничего не могла придумать.

Ее внимание привлек мелодичный смех, и Эрин недовольно поморщилась, заметив, как Уитни подошла к Каллену и прильнула к нему. Она и сама не могла бы объяснить, почему всю эту неделю Уитни так раздражает ее.

– Красивой женщине не годится пить шампанское в одиночестве!

Обернувшись, Эрин заметила рядом с собой Ноэля. Во фраке от Армани он выглядел еще эффектнее, чем обычно, и почему-то напомнил Эрин черного жеребца Уолтера Фарли: холеного, сильного и опасного. Она улыбнулась – да и трудно не улыбнуться такому элегантному мужчине.

– Все кавалеры были заняты.

– Да, Уитни умеет привлекать внимание, – вздохнул Ноэль.

– Не прибедняйтесь. В этом зале не она одна на это способна.

– Боже мой! – Черные брови француза взлетели вверх. – Неужели после стольких недель безразличия вы наконец оценили мои выдающиеся достоинства?

Эрин рассмеялась, качая головой. Ноэлю всегда удавалось ее рассмешить.

– Мне нет необходимости превозносить ваши достоинства: ваше самомнение и без того непомерно раздуто. И вид у вас очень довольный.

– Я рад за Уитни. С ней вообще приятно общаться, когда она в хорошем настроении. А она всегда в хорошем настроении, если ей удается успешно вести игру.

Эрин не ожидала услышать от Ноэля такие слова.

– Но если вы знаете, что с вами ведут игру, зачем подыгрывать?

– Игра развлекает, – с чисто французской непоследовательностью ответил Ноэль, пожимая плечами. – Правда, теперь она не приносит мне прежнего удовольствия, поскольку Каллен отказался от своей самоубийственной склонности все прощать.

– Каллен – размазня! – вынесла приговор Эрин.

– Потому что не вызывает меня на поединок?

– Нет. Потому что он уже столько лет гоняется за Уитни.

– Вы не одобряете его выбор? – осведомился Ноэль, изящно играя бокалом шампанского.

– Это еще мягко сказано! Меня поражают люди, которых обманывает красота. Сэм с Калленом – не исключение. Они почему-то уверены, что внешняя красота предполагает красоту внутреннюю.

– А разве это не так? – прищурился Ноэль.

– Разумеется, нет! – решительно проговорила Эрин. Она чувствовала, что Ноэль вполне способен разглядеть истину, особенно теперь, когда его интерес к царственной красавице заметно пошел на убыль. – И мне не верится, что она может любить Каллена, да и вообще кого бы то ни было. Однако это делает ее еще более желанной. Ну как же! Ни один мужчина не устоит перед соблазном поухаживать за недосягаемой женщиной.

– Пожалуй, вы правы, – не стал спорить Ноэль. – Но должен признаться, вы меня удивили. Я и не подозревал у вас такой глубокой неприязни к Уитни.

Эрин неопределенно пожала плечами:

– Просто я ее слишком хорошо знаю. Уитни всю жизнь оттачивала свое искусство вертеть людьми, как захочет. Она притворялась нежным цветком, чтобы не обременять себя трудом и оберегать себя от суровой правды жизни. Она и с Самантой когда-то играла, пользуясь ее преданностью. Но больше всего Уитни любит сталкивать своих поклонников. Вот сейчас вернулся Каллен, вы тоже вовсю расточаете ей комплименты… Все идет как ей хочется, и она чувствует себя как рыба в воде. Любой здравомыслящий человек бросил бы ее. Или спился. – Эрин залпом допила шампанское, чем снова сильно удивила Ноэля.

– Я тоже не считаю, что она подходит Каллену, – заметил он.

– Ну, это скорее всего потому, что вы не привыкли проигрывать. Особенно когда дело касается женского внимания.

– Нет, вы ошибаетесь, – спокойно возразил Ноэль. – У меня нет корыстных побуждений. Конечно, меня привлекает Уитни: ее красота не может не волновать. Но мне наскучило притворяться, что я верю в возможность покорить ее. Думаю, мне стоит поискать более увлекательную игру. – Он бросил выразительный взгляд на Саманту, которая в этот момент рассмеялась в ответ на какую-то фразу Мэтью Баррисфорда.

– Это было бы прекрасно! – с жаром воскликнула Эрин.

– Правда? – изумился Ноэль.

– Конечно! Сэмми необходимо как следует встряхнуться. Ее надо как-то увлечь, чтобы она пришла в себя. Пожалуйста, поухаживайте за ней, ведь вам это ничего не стоит.

– А вы не боитесь, что сердце вашей сестры будет разбито? Неужели вам все равно? – ужаснулся Ноэль.

– О нет, Сэмми достаточно благоразумна, чтобы в вас влюбиться, – успокоила его Эрин.

– А мое сердце ничего не значит? – оскорбился Бомон. – Очень легко полюбить такую женщину, как Саманта. Я уже наполовину влюблен в нее.

– Ноэль, я подозреваю, что вы были наполовину влюблены в большую часть женщин Европы и Америки, – не без иронии заметила Эрин, положив руку на широкое плечо Бомона.

– Ах, эти расчетливые американцы! – В голосе Ноэля звучала грусть. Он взял руку Эрин и приложил к своей груди.

– Неужели вы считаете, что я не способен по-настоящему полюбить?

– Возможно, это случится лет через десять-двадцать, когда ухаживание вас перестанет развлекать.

– Уверяю вас, развлечения – это далеко не все, что мне нужно от жизни, – глядя в глаза Эрин, сказал Ноэль и поцеловал ее руку.

– Кинан! Что с тобой? – неожиданно вскрикнула Лорел Маккензи.

В зале мгновенно наступила тишина. Все обернулись на крик – Лорел пыталась удержать бессильно сползающего на пол мужа.

– Кинан!

Каллен и Ноэль подбежали одновременно.

– Он не дышит! – Слезы ручьем текли по щекам Лорел. – Каллен, он не дышит!

– Я вызову службу спасения. – Саманта ринулась к телефону.

– Отец, отец! – звал Каллен, заглядывая в неподвижные глаза Кинана.

Эрин обняла Лорел. Ноэль прижал ухо к груди Кинана, его пальцы одновременно пытались нащупать пульс.

– Не слышу сердцебиения и пульс найти не могу.

Каллен бережно уложил Кинана на пол.

– С реанимацией знаком? – коротко спросил он Ноэля.

– Да.

– Делай массаж, а я займусь искусственным дыханием.

Обнимая рыдающую Лорел, Эрин с бешено колотящимся сердцем как будто издалека смотрела, как Ноэль скрещенными руками ритмично надавливает на неподвижную грудь Кинана. Каллен зажал отцу ноздри и дважды вдохнул воздух ему в рот, потом Ноэль продолжил массаж.

– Врачи едут! – объявила Саманта. – Уильямс их встретит.

– Поздно, – шепнула Эрин; слезы неудержимо текли у нее из глаз. – Слишком поздно…

 

10

Каллен сидел в приемном отделении «Скорой помощи». Более неудобный стул, чем тот, что находился под ним, трудно было отыскать, но он не замечал подобные мелочи. Рядом с ним совсем юная мать, почти девочка, с плачущим ребенком на руках, ожидала приговора врачей: выживет ли ее не менее юный супруг, попавший на мотоцикле в аварию. Пожилой мужчина дожидался известий о состоянии жены, которая свалилась с лестницы и сломала бедро. Однако Каллен видел их как-то смутно и вообще не слишком отчетливо воспринимал окружающее. Очень трудно на чем-то сосредоточиться, когда всего в нескольких шагах за закрытой дверью врачи стараются спасти жизнь твоему отцу. Чисто машинально он успокаивал Уитни. Она сидела с ним рядом и не переставала твердить, что терпеть не может больницы. С другой стороны от него сидела Эрин, в ее лице не было ни кровинки. Ноэль держал Эрин за руку. Напротив Саманта обнимала его мать, укачивая, как ребенка; она гладила Лорел по голове и что-то шептала. Их в згляды встретились на секунду, и Каллен почувствовал, что к нему вернулась способность на что-то реагировать.

– Безобразие, я так не могу! – наконец заявила Уитни. – Почему они нас держат в напряжении? Могли бы сказать что-нибудь.

– Когда им будет что сказать, они так и сделают, – ответил Каллен.

– Но я не выдержу! На меня всегда плохо действовали потрясения.

– Ты сильнее, чем думаешь, Уитни.

– Все так ужасно! – Она вздрогнула. – Я вспоминаю ту страшную аварию, когда погиб Тиг, а ты остался жив. Я потом несколько месяцев держалась на успокоительных.

– Тебе не придется сидеть на лекарствах. Вот увидишь. Отец обязательно поправится.

– Какая несправедливость, – пожаловалась Уитни. – Все шло так хорошо… и почему это случилось?

Каллен не отвечал: он заметил, как из палаты, где лежал его отец, вышла молодая угловатая женщина, одетая во что-то зеленое, как заведено в хирургии. Она подошла к Лорел:

– Вы миссис Маккензи? Я доктор Деверье.

Саманта помогла Лорел подняться.

– Мой муж… жив? – Голос Лорел дрогнул.

– Нам удалось стабилизировать его состояние, – ответила врач. – У мистера Маккензи тяжелый сердечный приступ. Нам нужно установить причину этого приступа, и тогда мы сможем лечить его дальше. Надеюсь вскоре сказать вам что-то более конкретное. Но это произойдет не раньше чем через через два часа.

– Какие у него шансы? – быстро спросил Каллен.

– Он вполне мог умереть двадцать минут назад, – мягко ответила ему доктор Деверье. – Но ваш отец – настоящий борец, мистер Маккензи, и для своего возраста он в прекрасной форме. А это очень важно. Однако он перенес коронаротромбоз, и поэтому рано делать какие бы то ни было прогнозы. Я не знаю, как пойдет дело дальше. Если он проживет эти два часа… я смогу сказать вам что-то более обнадеживающее.

– Могу я его увидеть? – чуть слышно спросила Лорел.

– К сожалению, нет, миссис Маккензи. Он сейчас без сознания. Мы переводим его в кардиологию, там наши лучшие специалисты. Не будем им мешать.

– Но вы сообщите нам?

– Как только что-либо узнаю, – пообещала доктор Деверье. Она кивнула Каллену и остальным и вышла.

– Я была бы благодарна, если бы меня сейчас огрели дубиной – чтобы можно было отключиться на несколько часов. Ждать так томительно, – вздохнула Эрин и снова села рядом с Ноэлем.

– Это самая ужасная ночь в моей жизни, – призналась Уитни. Она потянула за руку Каллена, и он снова сел рядом с ней.

– Не надо унывать, – подала голос Саманта. – Кинан сильный и упрямый. Он не позволит такой мелочи, как какой-то тромбоз, взять над ним верх. И мы не позволим. У нас два часа впереди, так давайте используем их на пользу Кинану. Конечно, мы можем только молиться, но я верю, что наша любовь поможет ему.

Каллен благодарно улыбнулся ей.

– Саманта права, – сказал он. – Отец не сдался, он продолжает бороться, и нам не надо падать духом. Мама, я думаю, он был бы недоволен, если бы узнал, что ты так раскисла.

Вздохнув, Лорел вытерла слезы и постаралась расправить плечи. Когда она заговорила, голос ее почти не дрожал:

– Ты прав, Каллен, нам с ним приходилось переживать и худшее. Я всегда верила в твоего отца и сейчас верю. Маккензи никогда не умирали раньше восьмидесяти, а вы знаете, как Кинан чтит традиции.

– Верно, – подтвердила Эрин. – Он еще лет двадцать-тридцать будет вами командовать. Уж он своего не упустит.

– А мне он всегда говорил, что обязательно научит внуков ездить верхом, – прибавил Ноэль. – Он так легко не откажется от своей мечты.

Следующие три часа они по очереди подбадривали друг друга и молились о том, чтобы Кинан прожил еще не один десяток лет.

Наконец появилась доктор Деверье. Все поднялись ей навстречу.

– Он жив, – предупреждая их вопрос, сообщила она.

– Слава богу! – откликнулась Лорел.

– Мы установили причину, создавшую проблему. – Врач сняла со своих коротко остриженных каштановых волос зеленую шапочку. – Мы обнаружили врожденный дефект клапана аорты. В какой-то момент он перестал работать, это и привело к остановке сердца. Необходима операция, чтобы устранить деффект и последствия приступа. Надеюсь, вы не будете возражать. Другого выхода все равно нет.

– Но Кинан ни разу в жизни не жаловался на сердце, – удивилась Лорел. – И медицинские осмотры тоже ничего не показывали…

– Это тот случай, когда болезнь может установить только специалист-кардиолог, – объяснила доктор Деверье. – Так что не надо спешить предъявлять претензии вашему домашнему врачу.

– Он выдержит операцию? – с сильно бьющимся сердцем спросил Каллен, чувствуя, как весь холодеет в ожидании ответа.

– Я могу поделиться с вами только нашими предположениями. На этом этапе его шанс пережить операцию – около тридцати процентов.

– Боже! – простонала Лорел.

– Не нужно впадать в отчаяние, – ободряюще улыбнулась врач. – Когда мистер Маккензи к нам поступил, всего два процента было за то, что он выживет. В сравнении с этим тридцать процентов можно считать заметным прогрессом.

– Вы правы, извините, – согласилась Лорел.

– Вы беспокоитесь, и это вполне понятно. Я вам могу сказать следующее: если мистер Маккензи продержится еще двенадцать часов, можно будет с большей уверенностью говорить о том, что все закончится благополучно.

– Опять ждать? – недовольно протянула Уитни.

– Боюсь, что так, – ответила Деверье. – Если операция закончится успешно, мистера Маккензи переведут на четвертый этаж, в отделение реанимации. У них там есть специальная комната ожидания, очень удобная. Советую вам перейти туда.

– Спасибо, доктор, – поблагодарил Каллен.

– Жаль, что не могу вам сказать ничего более обнадеживающего, – сочувственно улыбнулась врач.

– Вы уже нас обнадежили, – сказала Саманта. – Во всяком случае, нам всем стало легче.

Обитые темно-синим бархатом кресла и диваны в отделении реанимации оказались действительно очень удобными. И все-таки Каллен с замиранием сердца думал о предстоящих часах ожидания, которые наверняка будут казаться вечностью. Он ненавидел больницы еще сильнее, чем Уитни: у него были на то особые основания. Он не был в больнице ни разу после смерти Тига, и, стоило ему оказаться здесь, на него сразу же обрушилась лавина тяжелых воспоминаний.

Каллен вдруг почувствовал, что у него нет сил спокойно сидеть.

– Я сейчас вернусь, – пробормотал он и, спрятав предательски трясущиеся руки в карманы, поспешил в туалет.

Закрыв за собой дверь, Каллен без сил привалился к ней, не в состоянии унять бившую его дрожь. Немного придя в себя, он добрел до раковины, открыл кран и ополоснул лицо холодной водой, а потом заставил себя взглянуть в висевшее над раковиной зеркало. И тут же его глаза наткнулись на серп шрама – печать его вины…

Тиг умер в такой же ясный солнечный день, как и тот, что теперь сиял за окном разноцветными красками. Каллену было восемнадцать лет, и он упросил отца дать ему ключи от его любимого «Ягуара», чтобы съездить с Тигом в город повеселиться.

Они отлично провели время: погоняли на «Ягуаре» по проселочным дорогам, наелись до отвала всякой всячины, от которой их кухарку бросило бы в холодный пот. Потом побродили по торговому центру, поглазели на кроссовки, джинсы в обтяжку и мини-плавки, которые ни один из них ни за что не решился бы надеть. Они даже познакомились с двумя девчонками и пригласили их в кино на фильм с Клинтом Иствудом.

По дороге домой они болтали о семейных делах, обсуждали будущую карьеру, сплетничали о далеко не блестящей репутации школьной бейсбольной команды…

Но добраться до дома им было не суждено. Им оставалось ехать больше трех миль, когда Каллен остановился у светофора. Зажегся зеленый свет, и они уже почти миновали перекресток, но тут их ударил в бок пикап – с той стороны, где сидел Тиг.

Удар оглушил и ослепил Каллена. Голова раскалывалась от боли, он не мог пошевелить правой ногой и не чувствовал левую руку. Кровь заливала лицо, мешая смотреть. Ревела сирена пикапа. Первое, о чем он подумал, был брат.

– Тиг, – позвал Каллен, с трудом переворачивая гудящую колоколом голову. – Как ты?

Потом он увидел перед пикапа на месте дверцы «Ягуара». А под смятой дверцей, весь в крови, лежал Тиг.

– Тиг! – закричал Каллен.

– Каллен… – шепнул Тиг.

Губы плохо слушались его, но он был жив. Его брат был жив!

– Я здесь! Тиг, я здесь!

– Ох, Каллен, какая страшная боль… – снова прошептал Тиг; слезы струились по его лицу, смешиваясь с кровью.

Каллен попытался протянуть руку, но от удара салон машины деформировался, и он не смог пошевелиться.

– Держись, Тиг, мне кажется, я слышу сирену. Сейчас приедет «Скорая», и нас отвезут в больницу.

– Очень больно… – шептал Тиг, теряя сознание.

– Не смей умирать! – в отчаянии кричал Каллен. – Не бросай меня, брат! Потерпи еще немного. Все будет хорошо, мы выкарабкаемся…

Но этого не случилось, хотя уже через пять минут возле них стояли две «Скорые», машина службы спасения и три полицейских автомобиля. «Ягуар» был так сильно искорежен, что еще десять минут было потрачено на то, чтобы вырезать часть металла и извлечь из машины Каллена и Тига. И эти десять минут оказались роковыми.

Ревели сирены, кричали люди. Каллен, сам изнемогая от боли, с ужасом смотрел, как умирает Тиг, и был не в силах ему помочь. Он всю жизнь опекал брата, но в эти страшные минуты не мог ничего сделать, чтобы спасти его!

Их отвезли в больницу: Тига в морг, а Каллена сначала осмотрели в отделении неотложной помощи, затем отправили в неврологию для проведения компьютерной томографии. После этого его перевели в хирургию, где ему загипсовали сломанное бедро и левую руку, а на глубокую рану на щеке наложили швы.

Каллен был в шоке. Он повторял, что все это не нужно, но его, разумеется, никто не слушал. А он и в самом деле не видел смысла жить без Тига, который погиб по его вине. Если бы он был внимательнее и лучше смотрел за дорогой, то обязательно заметил бы этот злосчастный пикап с пьяным водителем! Тогда Тиг был бы жив и здоров! Но он предал всех: брата, родителей и себя.

Каллен пробыл в больнице неделю, и все это время он мечтал умереть. Домой он вернулся как раз перед похоронами Тига.

Каллен содрогнулся, вспоминая ужас тех дней. Неужели ему суждено потерять и отца? А ведь он мог и не допустить этого, если бы не бросил родителей одних после смерти Тига. Только сейчас ему впервые пришло в голову, как тосковали его отец и мать, лишившись практически обоих сыновей.

Каллен винил себя за годы, проведенные вдали от отца. Как много он потерял, живя в Нью-Йорке, Лондоне, Гонконге, в безумном стремлении осуществить мечты Тига! Внезапно Каллену вспомнились вещие слова Саманты. Неделю назад она сказала ему, что годы, прожитые чужой жизнью, еще скажутся на нем. И вот пришел час расплаты…

Он услышал, как открылась дверь.

– Сейчас же прекрати! – раздался знакомый голос.

На пороге стояла Саманта Ларк в своем шикарном костюме и гневно смотрела на него.

– Это мужской туалет, – заметил Каллен.

– И в нем ты устроил маленький ад, где потихоньку истязаешь себя? Не надейся, будто сможешь скрыть от меня, что творится в твоих куриных мозгах! Я все отлично знаю. Тебе недостаточно казниться за аварию, которую ты якобы мог предотвратить. Теперь ты наверняка пытаешься обвинить себя и в этом злосчастном сердечном приступе.

– Сэм…

– Прекрати сейчас же эти глупости, слышишь? – Саманта подошла к нему, кипя от возмущения. – Я не собираюсь смотреть, как мой друг терзает себя ложными обвинениями. Подумать только! Потратить двенадцать лет, стараясь убедить себя, что достоин любви семьи, которая и не переставала любить тебя! А сколько усилий ты потратил на то, чтобы доказать, что заслуживаешь любви Уитни! Хотя с самого начала было ясно, что достоин. – В голосе Саманты звучало осуждение. – Трудно придумать большую глупость. Ты хороший человек, Каллен, всегда им был и таким останешься. Поэтому хватит заниматься ерундой, я этого не потреплю. Я не позволю тебе изводить себя напрасно угрызениями совести. Твоему отцу нужна твоя сила и любовь, и ты не должен его подводить.

– Ты закончила?

– Еще нет! На этот раз я решила сказать тебе все.

– А разве был случай, когда бы ты не высказала свое мнение?

– Заткнись! – огрызнулась Саманта и ткнула его пальцем в грудь. – Ты когда-нибудь спрашивал Кинана и Лорел, винят ли они тебя в гибели Тига? Конечно, нет. Получается, я знаю их лучше, чем ты, потому что была с ними рядом в отличие от тебя. И я убеждена, Каллен Маккензи, что они не считают тебя виновником и никогда не считали. Они, как и все, винят водителя пикапа, который сел пьяным за руль, не остановился у перекрестка и врезался в вас.

– Но я должен был заметить его! Ему бы я…

– Ты же умный парень, Каллен. Так подумай обо всем этом хоть раз беспристрастно. Ты был пьян? Нет. Ты остановился на перекрестке? Да. Ты посмотрел в обе стороны? Да. Мог ты заметить машину, летевшую на скорости сто миль? Нет. Полиция провела все необходимые эксперименты и доказала это. Так что перестань себя терзать и для разнообразия поживи нормальной счастливой жизнью. Неужели ты не понимаешь, что именно это нужно от тебя Кинану и Лорел? Выброси из головы гамлетовские вопросы, стань наконец самим собой и опорой для других.

– Теперь выговорилась?

– Да! – ответила она, сверкнув глазами.

– Хорошо. Спасибо за то, что прочистила мозги – как будто дубиной по голове огрела. – Он поцеловал ее в лоб и вышел из туалетной комнаты.

Саманта изумленно смотрела ему вслед. Она и не представляла, как радикально может помочь дубина, если пройтись ею по тупой голове твердолобого Маккензи…

Каллен вернулся к матери, сел рядом с ней и обнял за плечи. Держа в руках ее руку, он начал отвлекать Лорел разговорами о том, как все будет хорошо, когда отец поправится.

Прошло полчаса.

– А сейчас мы все поедим, – заявила Саманта. – Кто откажется, будет иметь дело со мной.

Каллен поднял голову и увидел ее с подносом в руках. Он и не знал, что она ходила за добычей. Определенно, самообладанию этой женщины можно было позавидовать! Саманта раздавала кофе, чай, бутерброды, печенье, яблоки. Каллену она протянула пластиковый стакан с шоколадным пудингом, который он больше всего любил.

– Спасибо. – Каллен был тронут. – Ты не забыла?

– В детстве у вас в доме я всегда ела его. Как же я могла забыть? – ответила Саманта. Она уселась в кресло напротив дивана, на котором он сидел рядом с Уитни. – Я позвонила домой и рассказала всем, как идут дела. Роз Стюарт укладывает провизию, так что через час у нас будет возможность поесть по-настоящему. А пока я решила, что надо что-то поклевать, чтобы продержаться этот час.

– Спасибо, Саманта Фей, это чудесно, – поблагодарила Лорел. Она пила чай, сидя в кресле рядом с Ноэлем.

– Для больничной пищи почти съедобно, – похвалил Ноэль, откусывая бутерброд с курицей.

– Я же не садистка! – возмутилась Саманта. – Я купила все в кафе напротив.

– Прошу прощения, в таком случае – очень даже неплохо для американской забегаловки, – поправился Бомон.

Поскольку его словам улыбнулась даже Лорел, он решил закрепить успех и стал рассказывать невероятную историю о том, как несколько лет назад на соревнованиях в Техасе он сильно расшибся и попал в больницу. Туда ему присылали разные вкусные вещи, а в итоге он набрал несколько лишних фунтов и у него появились две любовницы-медсестры, страшно ревнивые.

Каллен повернулся к Уитни и обнаружил, что она, уютно свернувшись, спит на диване рядом с ним.

– У нее прекрасные способности к выживанию, – прокомментировала Саманта. – Можно сэкономить кучу нервов, если проспать критические моменты. Помню, она проспала двое суток, когда ты вовремя не позвонил, чтобы попросить разрешения сопровождать ее на выпускной бал.

– Ты тоже неплохо умеешь справляться с кризисами, – улыбнулся Каллен.

– Просто у меня другой метод. Я не могу сидеть сложа руки и ждать. Мне надо действовать. Выпустите меня на шоссе, предоставьте свободу маневра – и я счастлива, как улитка в своей раковине.

– А почему не как жаворонок в небе?

– Ну, не хочется брать избитые сравнения.

– Ты неисправима!

– Да, однажды в полицейском протоколе так и было сказано…

Каллен улыбнулся:

– Между прочим, тебе тоже поесть не мешало бы.

– Верно.

Саманта послушно откусила кусочек бутерброда и тут же начала рассказывать, как недавно прочла в «Уолл-стрит джорнэл» статью о Каллене и его компании. Она старалась выискивать смешные моменты, так что в итоге он стал выглядеть как нечто среднее между акулой бизнеса и китайским мандарином.

Каллен прекрасно понимал ее затею: она пыталась ободрить его, поднять настроение. И Сэм это удалось, за что он был ей невероятно благодарен. Каллен вспомнил далекие времена, когда после гибели Тига он приезжал из колледжа на каникулы или выходные. В то время Саманте было лет семнадцать, но и тогда воля у нее была ничуть не слабее. Она уводила его из дома в горы или на пастбища, в прекрасный мир, который он так любил и в котором удержался благодаря ей.

Только с Самантой он мог говорить о том, как мучает его чувство вины, о той боли, что со временем не утихала, а продолжала расти. Она слушала его, и хотя сама говорила мало, но при этом умудрялась облегчить его душу. Когда он возвращался к вечеру домой, ему уже было не так тяжело. Каллен был благодарен ей и позднее, когда ненадолго приезжал на родное ранчо. Она тогда тоже находила нужные слова, и его боль притуплялась…

Каллен взглянул на мирно спящую Уитни, которая во сне казалась особенно прелестной, и червячок сомнения, давно уже поселившийся в его душе, вдруг начал обретать четкие формы. Сейчас, когда отец боролся со смертью, Каллен наконец решился задать себе давно мучивший его вопрос. Почему Сэм, а не Уитни всякий раз оказывалась рядом с ним, когда ему было особенно плохо? Почему Уитни никогда не догадывалась, что за маской спокойствия и уверенности, которой он обманывал публику, скрывается страдающая душа? Если она его действительно любила, то почему не могла разглядеть его тревоги?

Каллен на секунду закрыл лицо руками, чтобы восстановить подобие спокойствия, потом посмотрел на мать. Ведь удавалось же ему все эти годы обманывать родителей. Вполне возможно, что и Уитни приняла его притворство за чистую монету… Но тогда почему же Саманта распознала его обман?

Каллен внезапно почувствовал, как его щеки коснулись тонкие пальцы. Он повернулся и встретился глазами с Самантой.

– Твой отец выберется, Каллен. Не теряй надежды.

Он прижал ее руку к губам:

– Прости меня, Сэм. Мы на днях поспорили, и я наговорил тебе массу глупостей.

Ее огромные глаза засветились, и их свет словно пролился ему в душу. Каллену сразу стало гораздо легче.

– Ты тоже меня прости, – мягко проговорила она. – Я в последнее время все чаще выхожу из себя, а это совершенно недопустимо.

– Ты просто работаешь слишком много, а в нашей ссоре я сам виноват.

– Мир? – спросила она.

– Мир, – подтвердил он, погладив ее по щеке.

Губы Саманты дрогнули в улыбке, и она принялась вспоминать, как в начальной школе между ними целую неделю шла война. Когда она пошла в школу, Каллен уже считал себя почти старшеклассником и не замечал «первоклашку», хотя и знал ее всю жизнь. Чтобы доказать, что они знакомы, Саманта развешивала по всей школе плакаты, где перечисляла его привычки и склонности. Дело кончилось тем, что их вызвали к директрисе, и та пристыдила обоих, прочитав им целую лекцию о том, как следует и как не следует вести себя детям двух самых уважаемых семейств в округе.

Через несколько часов их навестила доктор Деверье и объявила, что операция прошла успешно и Кинана уже перевели в палату. Хотя состояние его продолжало оставаться критическим, все немного приободрились. Ноэль, Саманта и Эрин поочередно занимали Лорел и Каллена, не давая тревожным мыслям теснить надежду.

Невероятно длинная ночь подходила к концу. Утром приехала Роз Стюарт с полной корзиной всякой всячины. С ней прибыл Уильямс – он привез туалетные принадлежности и одежду для всех, в том числе для Уитни, Саманты и Эрин. Это было очень кстати: все уже устали от вчерашних платьев и смокингов.

Пока они с аппетитом уплетали круассаны Роз и запивали их крепким кофе, Саманта рассказывала разные забавные истории из жизни Кинана, например, она вспомнила случай, когда он появился у Ларков на Хэллоуин в розовом криналине с оборками. Потом Ноэль принялся делиться сплетнями о европейских знаменитостях, так что время медленно, но все же шло.

Незадолго до полудня в комнату вошла доктор Деверье вместе с коренастым мужчиной средних лет.

– Это доктор Мэрлок, – представила она его. – Он заведует у нас кардиологией и расскажет вам о состоянии мистера Маккензи.

Каллен почувствовал, как все мгновенно напряглись, и сжал руку матери.

– Я рад подтвердить то, что слышал раньше о Кинане Маккензи, – начал врач. – Он – крепкий орешек. Я только что вычеркнул его из списка критических больных.

– Он будет жить? – дрогнувшим голосом спросила Лорел.

– Если не последуют осложнения – будет.

Комната взорвалась радостными возгласами и смехом. Все заговорили одновременно, перебивая друг друга. Лорел, не удержавшись, бросилась обнимать доктора Мэрлока, затем доктора Деверье. Ноэль обнимал Эрин, Каллен – Саманту, а она – его.

– Слава богу, слава богу! – лихорадочно твердил он.

Внезапно Каллен осознал, что снова оказался рядом не с той женщиной, и отступил, смутившись. Надо было срочно исправлять положение. Он поцеловал Уитни и сказал, что очень благодарен ей: ведь она в трудную минуту была с ним рядом.

– Я очень рада, что все позади, – сказала Уитни и положила голову ему на плечо. Однако у Каллена на душе по-прежнему было неспокойно. Он знал, как коварны сердечные приступы, и понимал, что до благополучного исхода еще очень далеко.

Когда все немного успокоились, доктор Мэрлок снова заговорил:

– Мистер Маккензи потерял много сил, перенес сложную операцию, поэтому восстановительный период будет достаточно долгим. Возможно, он продлится полгода. После клиники мистеру Маккензи потребуется тщательный квалифицированный медицинский уход – по меньшей мере в течение первых нескольких месяцев. Важно также соблюдать диету, не переутомляться и выполнять необходимые упражнения. Насколько я понимаю, мистер Маккензи невероятно энергичный и деятельный человек. Он может не выдержать такой курс лечения.

– Он выдержит, доктор, – пообещала Лорел. – Я уж постараюсь.

Доктор Мэрлок посмотрел на нее оценивающе и удовлетворенно кивнул: очевидно, он что-то понял в этой женщине.

– Если за дело беретесь вы, миссис Маккензи, я думаю, можно не беспокоиться, что ваш муж снова попадет ко мне на операционный стол.

– Доктор, мы могли бы его увидеть? – спросила Лорел.

– Пожалуй, да. Он уже пришел в себя. – Увидев, что все приготовились ринуться к двери, доктор Мэрлок едва успел их остановить. – Но учтите: я даю вам всего несколько минут.

Присутствующие торжественно пообещали не задерживаться и устремились к выходу, чуть не сбив маленького доктора с ног.

Войдя в палату, Каллен внезапно почувствовал, что боится посмотреть на отца. Кинан всегда казался ему могучим великаном, который может все. Конечно, это было детское представление, но оно, как выяснилось, продолжало жить в его душе.

Каллен услышал ровное попискивание приборов, взглянул на установленную у постели капельницу и только после этого решился перевести взгляд на отца. Рука его судорожно сжала плечо матери: он был потрясен тем, как за шестнадцать часов изменился отец. Кинан выглядел измученным и беспомощным, бескровное лицо сливалось с белоснежной подушкой, глаза были закрыты.

– С тобой не соскучишься! Ты нас до полусмерти напугал, а сам лежит и спокойненько отдыхает, – бодро проговорила Лорел. Она подошла к мужу, поцеловала в лоб и взяла его руки в свои.

Кинан открыл глаза и слабо улыбнулся. Он вдруг перестал казаться изнуренным и беспомощным: прежняя сила и лукавство отразились в его голубых глазах.

– Дорогая, должен извиниться, что испортил тебе вечер. – Голос его звучал еле слышно, но в нем тем не менее чувствовалось ехидство.

– Не стоит расстраиваться, отец. – Каллен наклонился и тоже поцеловал Кинана в лоб. – Это же был всего лишь вечер в честь Ноэля. Ничего особенного.

Подошла Эрин, погладила Кинана по плечу и пообещала, что на недостаток внимания ему жаловаться не придется.

– Перспектива обнадеживает, – с оттенком досады хмыкнул Кинан.

– Любовь и забота не могут причинить вреда, – заметила Саманта, стоявшая в ногах кровати. – Вы их наверняка оцените, потому что понимаете, как дороги всем и как рады все вам помочь.

– А чего же еще желать, когда рядом такая заботливая и милая сиделка, как миссис Маккензи? – объявил Ноэль.

– Сэр, вы большой плут, – объявил Кинан.

– Но не такой обаятельный, как вы, сэр, – уточнила стоявшая рядом с Калленом Уитни.

Против этого замечания не устоял даже Кинан, и губы его тронула улыбка. Саманта тем временем тихонько увела из комнаты Ноэля, Эрин и Уитни, чтобы Маккензи могли побыть несколько минут своей семьей. Каллен подумал, что она настоящий друг, с которым не так страшны тяжелые испытания.

Когда они с Лорел вернулись в комнату ожидания, Уитни о чем-то оживленно болтала с Ноэлем и Эрин. Каллен не сразу заметил Саманту. Она стояла у окна, отвернувшись от всех, обхватив себя руками за плечи, и Каллен в первый раз после происшествия с Кинаном подумал не об отце и не о Тиге. Он отчетливо осознал, что у Саманты и Эрин тоже были основания сторониться больниц. У них уже был печальный опыт дневных и ночных бдений – сначала у постели Руфуса, потом рядом с Джин.

Почувствовав состояние Саманты, Каллен двинулся к ней, желая ободрить и поддержать, но она уже обернулась к нему со своей обычной спокойной улыбкой. Мрачные воспоминания и тревоги снова были где-то в дальних уголках ее души.

Каллен в который раз подумал, что за тайны Сэм старается сохранить от него.

Все разговоры затихли, когда в комнату вошли доктор Деверье, доктор Мэрлок и старшая сестра отделения. Они собирались более подробно рассказать о состоянии Кинана и о том, как нужно будет ухаживать за ним после выхода из больницы.

– Каллен, я больше не могу об этом слышать! – внезапно заявила Уитни. – Мне кажется, я просидела в этой клетке уже несколько недель. Мы отдежурили свое. С Кинаном все будет нормально, так что мы все можем спокойно отправиться домой, принять душ, поесть что-нибудь существенное и наконец выспаться.

– Уитни, я не могу уехать, – растерялся Каллен. – Ты ведь слышала, врачи хотят поговорить с нами…

– А я хочу, чтобы ты отвез меня домой! – Непреклонный взгляд голубых глаз, казалось, сейчас пронзит его насквозь. – Здесь прекрасно обойдутся без тебя.

– В самом деле, Каллен, – поддержала Уитни Лорен. – Ты вполне можешь ехать, а я подежурю у отца. – Доктор, нельзя ли поставить для меня кровать в палате Кинана?

– Мама, я не могу оставить тебя одну, – нахмурился Каллен.

– Давай я побуду с Лорен, – предложила Эрин.

– В таком случае и я собираюсь здесь обосноваться, – поддержал общий порыв Ноэль.

– Но нет никакого смысла оставаться здесь, – рассудительно заметил доктор Мэрлок.

– Всем остаться нельзя, – подтвердила доктор Деверье. – Вполне достаточно, если с мистером Маккензи побудет кто-то один.

– У нас есть складные кровати, мы ставим их иногда для супругов наших пациентов, – объяснила Лорен медсестра.

Поднялся невообразимый шум. Началось бурное обсуждение, кто должен остаться и что нужно Кинану. Все говорили одновременно, перебивая друг друга, стараясь доказать свою правоту.

Внезапно шум голосов перекрыл резкий свист. Все ошеломленно замерли, глядя на Саманту, которая стояла на стуле, уперев руки в бока.

– Так как я здесь единственный человек, способный здраво рассуждать, я скажу, что всем нам следует делать, – объявила она тоном, не терпящим возражений. – Если здесь будет толкаться куча родственников и друзей, Кинану это пользы не принесет. Нам всем хочется быть рядом с ним, поэтому надо дежурить по очереди. У Лорел, как у жены, преимущество. Она дежурит первая, а я останусь и помогу ей устроиться. Каллен, Уитни совершенно права: всем нужен отдых и нормальная еда. Так что остальные должны сейчас ехать домой, к тебе это тоже относится. Ты и Эрин можете дежурить в следующую смену – скажем, часов с четырех. К десяти снова подъедет Лорел и останется на ночь.

– Я могу привозить и отвозить женщин и тоже, когда нужно, посижу с Кинаном, – предложил Ноэль.

– Отлично, – подытожила Саманта. – Значит, все решено. Каллен везет Уитни домой, Ноэль – Эрин, а Лорел отправляется к мужу. Доктор Мэрлок, если можно, расскажите мне, что потребуется Кинану в первые несколько недель. Я все подробно запишу, так что семья и друзья будут знать, какой уход ему необходим.

Не прошло и получаса, как Каллен был уже дома, не переставая удивляться самообладанию и рассудительности Саманты. Разумеется, уснуть в полупустом доме, когда в голове роем вились беспокойные мысли о тяжело больном отце, он не мог. Бесцельно послонявшись из угла в угол по своей комнате, Каллен сбросил одежду и отправился в ванную.

Стоять под горячим душем оказалось чрезвычайно приятно. Ему казалось, что вода смывает с него не только больничные запахи, но и тяжелые воспоминания. Чувствуя себя приятно освеженным, Каллен надел джинсы и спортивную майку с эмблемой Йельской школы бизнеса. Когда он собирал с кровати брошенную одежду, то наткнулся на футляр с перстнем, который накануне вечером так заботливо спрятал в карман фрака.

Достав коробочку, Каллен открыл крышку и некоторое время задумчиво смотрел на поблескивающее бриллиантами кольцо. Как неожиданно завершился этот вечер! Разве мог кто-нибудь предположить, что произойдет такое?..

Каллен решительно захлопнул крышку и засунул футляр в ящик стола. Главное сейчас – отец, и не время думать о женитьбе. Он сделает все, чтобы отец поправился, чего бы это ему ни стоило.

Оглядев залитую солнцем спальню, Каллен вдруг понял, что не может ни минуты в ней оставаться: ему необходимо было хоть чем-нибудь себя занять. Он решил, что сначала прогуляется, а потом позвонит в Нью-Йорк – узнать, как идут дела, не наметились ли какие-нибудь осложнения за эти страшные часы.

Спустившись вниз, Каллен встретил в коридоре Уильямса.

– Сэр, в столовой вас ждет обед. Должен заметить, мисс Стюарт сегодня особенно постаралась.

– Я не голоден, – нахмурился Каллен и тут же удивленно поднял брови, поскольку Уильямс неожиданно преградил ему дорогу.

– Возьму на себя смелость сказать, сэр, – заговорил дворецкий, – что если в это трудное время вы хотите принести семье пользу, то от еды отказываться не следует.

Каллен сердито прищурился:

– Уж не собираешься ли ты указывать мне, что делать?

– Именно так, сэр.

Сначала Уитни, потом Саманта, а теперь еще и Уильямс! Только этого не хватало. Каллен давно привык к тому, что указания раздает он, а все беспрекословно подчиняются. Однако глупо было бы не прислушаться к разумному совету.

– Сдаюсь – но только потому, что ты прав, – вздохнул Каллен и отправился в столовую.

Там уже сидел Ноэль и угощался французским пирогом с заварным кремом.

– И тебе не спится? – спросил он, поднимая глаза.

– Может быть, вечером смогу, – усаживаясь напротив, ответил Каллен. – Как Эрин?

– Не успел я уехать, как она уже крепко спала. Эрин, мой друг, из всех самая благоразумная.

– Да, я это заметил. – Каллен отрезал себе пирога, положил салат и придвинул чашку с луковым супом – тоже французским блюдом. Не приходилось сомневаться, что Бомон покорил сердце Роз Стюарт. – Кстати, насчет тебя я тоже кое-что заметил. Ты, кажется, посматриваешь в ее сторону. Смотри, если что, я тебя в клочья разорву! Она мне как сестра.

– Учту. – Ноэль улыбнулся так обезоруживающе, что Каллен не смог не улыбнуться в ответ.

– Ты настоящий друг, Ноэль. Просто не знаю, как тебя благодарить. Ты так много сделал для нашей семьи…

– Что здесь особенного? – скромно пожал плечами Ноэль. – Друзья всегда рядом в трудную минуту, разве не так?

– Друзья бывают разные, – вздохнул Каллен – он подумал об Уитни, но сразу же прогнал прочь предательскую мысль. – Просто удивительно, ты мне стал нравиться.

– Пусть это тебя не мучит, – успокоил его Бомон. – Скоро все пройдет.

Каллен рассмеялся, и остаток обеда они провели, непринужденно беседуя о бизнесе, путешествиях, лошадях.

Без четверти четыре Каллен снова входил в больницу, стараясь не обращать внимания на специфический запах и вообще не смотреть по сторонам. Однако, выходя из лифта, он сразу увидел Саманту, которая шла по коридору ему навстречу. Она остановилась, заметив его, и улыбнулась так тепло, что у Каллена защемило сердце. Ему вдруг нестерпимо захотелось сжать ее в объятиях, почувствовать, как она обнимает его… Сильно смущенный и даже слегка испуганный, он все же заставил себя улыбнуться и пошел ей навстречу.

– Как отец?

– Он проспал почти весь день, но сейчас проснулся, – ответила Саманта. – Знаешь, по-моему, он даже стал лучше выглядеть. И все благодаря Лорел.

– Ей это всегда удавалось. – И они улыбнулись друг другу.

Каллен смотрел на ее осунувшееся лицо, на усталые глаза, в которых сейчас отражалось невероятное облегчение и любовь к его родителям, и думал, что пять лет назад она выглядела не так.

После приступа Руфус прожил еще месяц. Каллен прилетел на похороны из Лондона. Неприветливое свинцовое небо сочилось дождем; он вспомнил ряды черных зонтов, которые не помогали загородиться от ужасной потери. Руфус всегда был таким энергичным, полным жизни, и его смерть, казалось, лишила мир красок. Эрин и Джин были близки к истерике, Саманта тоже не скрывала горя. Правда, она не кричала и не рыдала, но не переставала плакать – как когда-то на похоронах Тига. Когда гроб опускали в могилу, он увидел отчаяние в ее карих глазах и боль, которая, казалось, навсегда врезалась ей в душу. Однако на поминках она рассказывала милые смешные истории из жизни отца, чтобы ободрить убитых горем родных и друзей и напомнить впавшим в уныние работникам фермы о добрых временах. Каллен подумал, что уже тогда Сэм во многих отношениях оставалась для него загадкой.

А через четыре месяца произошло новое несчастье. В такой же дождливый день они хоронили Джин. Вот тогда Саманта уже не пыталась подбадривать окружающих, стараясь смягчить новый жестокий удар. Она словно окаменела и, казалось, не замечала ничего вокруг. Ее состояние показалось Каллену похожим на его собственное после смерти Тига. Он только не понимал, в чем Саманта может себя винить.

А что, если и нынешняя ее одержимость в работе объясняется желанием загладить какую-то загадочную вину?

Каллен окинул Саманту изучающим взглядом. Она стояла перед ним в бежевых брюках и такого же цвета кофточке, бледная с черными тенями под глазами. Любой здравомыслящий человек ее саму уложил бы в больницу и продержал там не меньше месяца, пока она не придет в норму.

– Ты совсем измучилась. – Он ласково поправил выбившуюся из-под белой шапочки медную прядь, с удовольствием ощущая ее шелковистость. – Смена прибыла, отправляйся домой и не вздумай здесь появляться до завтрашнего утра.

– Но Эрин еще не приехала, – запротестовала она.

– Ноэль сейчас ее привезет, он же отвезет домой маму. Сэм, ты не поможешь отцу, если будешь и дальше не жалеть себя.

– Хорошо, – подозрительно легко согласилась Саманта, и это его удивило. Судя по всему, действительно вымоталась окончательно. – Я только скажу Кинану «до свидания».

– Э, нет! – Каллен обхватил ее за плечи и потянул к лифту. – Я тебя знаю слишком хорошо. Твое «до свидания» растянется на час. Сейчас же иди домой отдыхать.

– Тиран! – бросила она.

– Точно. Но я прав, и ты это знаешь.

Каллен вызвал лифт и решил его дождаться: ему хотелось быть уверенным, что Саманта уехала домой. Она выглядела такой измученной, как Кинан утром, и Каллен просто не мог этого вынести. Он обнял ее и прижал к себе, стараясь вобрать в себя ее усталость и влить в нее часть своих сил. Интересно, сознавала ли Саманта, какая она замечательная?

– Только попробуй сегодня или завтра работать, я с тобой разберусь! – шутливо пригрозил он.

– Слушаюсь, сэр, – буркнула она и внезапно уткнулась лицом в его плечо.

Каллен замер, пораженный: Сэм никогда не делала ничего подобного. Подошел лифт, из него вышли двое санитаров.

– Иди. – Он слегка подтолкнул ее – не потому, что она в этом нуждалась, а потому, что ему самому слишком не хотелось с нею расставаться. Саманта вошла в лифт и повернулась к нему лицом.

– Спасибо тебе, Сэм, – сказал он.

Двери закрылись. Каллен постоял немного неподвижно, глядя перед собой, потом пошел к отцу. На этот раз страха у него не было.

Кинан лежал в том же положении, головой на белоснежной подушке. Лорел сидела на стуле рядом, держала его за руку и что-то рассказывала. Очевидно, это было нечто очень личное, касающееся только их двоих, потому что глаза обоих сияли, а щеки были тронуты румянцем.

– Привет, папа! Все еще валяешься в постели? – приветствовал отца Каллен.

Кинан откликнулся добродушным хмыканьем:

– Правильно, можешь считать, что мои болячки – сущий пустяк, я не возражаю.

Каллен с улыбкой поцеловал отца.

– Если еще раз меня так напугаешь, можешь распрощаться со своими сапогами для верховой езды. Я их изрублю, как капусту.

– Сын, да ты просто тиран!

– Мне уже это говорили.

– И от кого у тебя такие замашки? Понятия не имею.

– Еще бы, – усмехнулся Каллен. – Мама, Эрин сейчас подъедет, ты можешь собираться.

– Я пойду поговорю с сестрами насчет диеты. Сейчас вернусь. – Она сжала руку мужа и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

– Тебе не кажется, что наша мама хорошеет с каждым часом? – проговорил Кинан, и Каллен отметил, что голос отца звучал бодрее.

– У нее уникальные способности восстанавливать силы, – сказал он, усаживаясь на стул Лорел. – Будем надеяться, что у тебя это получится не хуже.

– Еще бы. Ведь я – Маккензи, а это что-то значит! Шесть месяцев, придумали тоже… – с досадой проворчал Кинан. – Представь себе, этот доктор сказал, что мне придется полгода валяться в постели и с меня будут пылинки сдувать. А твоя мать еще поддакивает!

– Мама всегда рассуждает здраво.

– Да я не выдержу и двух недель, с ума сойду от безделья! Ты же меня знаешь. – Кинан смотрел на сына сердитыми глазами.

– Да, дело непростое, – согласился Каллен. – Но я думаю, мы найдем способ, чтобы не дать тебе скучать, не отступая от программы реабилитации доктора Мэрлока.

– Шесть месяцев! – снова буркнул Кинан – было ясно, что он никак не может с этим смириться. Потом его глаза впились в Каллена. – Мне понадобится твоя помощь, сынок.

– Сделаю все, что могу, ты же знаешь. – Каллен порывисто сжал руку отца.

– Даже если я попрошу тебя взять на себя ранчо на эти шесть месяцев?

– О чем разговор!

В глазах Кинана мелькнуло удивление: он явно не ожидал, что сын так легко согласится.

– Но как же твои дела?

– А связь на что? Я сейчас как раз этим и занимаюсь. Техника – великая вещь, отец! Приобрету компьютер, факс, модем и буду в курсе всех дел. Мне только придется летать в Нью-Йорк на совет директоров раз в квартал, а остальное время буду надоедать тебе здесь.

– Но…

– Отец, – с улыбкой прервал его Каллен, – это же отличная возможность наконец завладеть рычагами власти, потеснив Патриарха Маккензи, и при этом остаться целым и невредимым!

Кинан улыбнулся:

– Можешь полагаться на Тома Пратта. У него, правда, еще опыта маловато, но человек он хороший, и еще на Фрэнка Толланда. Только учти: я не собираюсь совсем устраняться, поэтому…

– Не волнуйся, ради бога. Вот увидишь, все будет хорошо. Тебе, может быть, даже понравится относиться ко всему спокойнее.

– Выдумал тоже!

– Извините, отец, – усмехнулся Каллен.

– И еще вот что. – Кинан сжал руку сына. – Я хочу, чтобы ты участвовал вместо меня в осенних соревнованиях.

Каллен осторожно высвободил руку:

– Вот тут, отец, ты промахнулся.

Кинан нахмурился:

– Маккензи всегда участвовали в этих соревнованиях. Такова традиция.

– Отец, я не выступал уже двенадцать лет. А среди участников – Дэвид и Каррен O'Коннар, Брюс Дэвидсон, Арианна Шепард… Почти вся сборная страны соберется! Да еще представители Великобритании, Франции, Германии. Я стану просто-напросто посмешищем, да и лошадь жалко.

– Каллен, – взгляд отца был неприклонным, – у тебя за спиной много лет тренировок, а такие вещи не забываются. Но главное – ты имеешь талант! Фрэнк Толланд поможет тебе подготовится, и Саманта тоже.

– У Саманты и без того хватает забот. У нее нет времени для меня.

– Постараюсь выкроить, – раздался у двери знакомый голос.

Каллен обернулся – в палату входила Саманта.

– Ты слишком поспешил выставить меня, я даже вещи не успела захватить, – торопливо проговорила она, предвосхищая его упреки, и взяла со стула в углу сумку. – А насчет подготовки – будь уверен: от меня ты не отделаешься. До свидания, Кинан, до завтра. – Она наклонилась и быстро поцеловала Кинана в щеку.

– Ты милая девочка, Саманта, – сказал Кинан.

– Понятно? – Она с вызовом взглянула на Каллена. – И прошу заметить: я ухожу через минуту, а не через час!

Она послала Кинану воздушный поцелуй и гордо удалилась.

– Эта женщина считает свои физические возможности бесконечными, – буркнул Каллен.

– Она самая мужественная женщина из всех, кого я встречал, – ответил Кинан. – Я уверен: у нее все будет в порядке. И у тебя тоже. Сумеешь войти в первую пятерку – и я буду доволен.

Каллен опешил:

– Всего лишь в первую пятерку? Может быть, хотя бы в тройку?

– Я здравомыслящий человек, ты же знаешь.

– Ну еще бы, конечно, – усмехнулся Каллен.

Когда вернулась Лорел, Каллен тактично вышел, чтобы дать им попрощаться наедине. В коридоре он прислонился к стене, скрестил руки на груди и задумался. Ему казалось, что он совершает самую большую глупость в своей жизни.

Он только что пообещал на шесть месяцев круто изменить свое существование, вернуться в тот мир, от которого так долго и так отчаянно пытался отгородиться.

Он дал слово – и не кому-нибудь, а отцу! – что делало обещание вдвойне серьезным. Он просто-напросто загнал себя в капкан. Каллен с раздражением тряхнул головой. Кинан, даже если бы попытался, не смог бы придумать ничего лучше.

Как он будет одновременно заниматься ранчо и делами компании? Пока он обходился факсом и телефонными переговорами, но скорее всего ему потребуется настоящий офис. Возможно, придется даже перевести из Нью-Йорка своего помощника…

И все-таки Каллен недаром привык гордиться своей деловитостью и практичностью. Видя перед собой задачу, он сразу начинал прикидывать, как она может быть решена с наибольшим эффектом. Он уже принялся мысленно прорабатывать планы, когда его пронзила внезапная мысль: Уитни!

Что он скажет Уитни?

 

11

Хотя Каллен становился во главе ранчо временно, тем не менее он решил позаимствовать рабочий график Саманты. Он вставал до рассвета и обходил конюшни с Томом Праттом и тренером Фрэнком Толландом, перенимая у них все, чему они могли его научить. Затем Каллен занимался с лошадьми: ездил верхом, чтобы познакомиться с ними поближе. Два часа он уделял переговорам с Нью-Йорком, Лондоном и Гонконгом, а затем проводил четыре часа в больнице с отцом. Кинан на глазах свежел, к нему медленно возвращались силы. Они обсуждали дела на ранчо, и Кинан с удовольствием давал сыну советы.

Потом Каллен возвращался на ранчо и работал с чистокровным красавцем Гордым, на котором ему предстояло выступать в осенних состязаниях. В тренировках ему помогал Фрэнк Толланд, делился своим опытом и Ноэль. От напряжения болели мышцы, но радостное чувство не оставляло его: он снова тренировался. На ранчо у Сэм он всего лишь помогал ей, а сейчас ему следовало выработать свою линию, свои приемы, чтобы не провалиться на соревнованиях.

Саманта помогала ему, как и обещала, но в основном советами. В первую неделю они занимались стратегией, а со второй начали работать над выездкой: на соревнованиях по многоборью больше всего штрафных очков выставлялось именно в этом виде.

В шесть часов Каллен ужинал в больнице с отцом и матерью; Лорел оставалась, а Каллен отправлялся домой. Сначала он заглядывал в южную гостиную на первом этаже, которую переоборудовали в новую спальню для родителей. За ходом работ следил Ноэль. Затем Каллен занимался бухгалтерией и составлял планы на следующий день с Томом Праттом.

Часто вечерами, покончив со всеми делами, Каллен сидел с Ноэлем за стаканом бренди. Хотя Каллену и не хотелось себе в этом признаваться, он привязывался к французу все больше и больше.

Дней через десять после того, как у Кинана случился приступ, Каллен вышел утром на широкое крыльцо. Светало. Многочисленные обитатели ближайших лесов – малиновки, кардиналы, жаворонки и ласточки – уже начинали свой концерт, на разные голоса приветствуя наступление нового дня. Прозрачную небесную лазурь осветили первые лучи восходящего солнца. «Я вновь в родных краях, и имя мне Маккензи», – перефразировал Каллен слова Вальтера Скотта.

Он уже успел забыть, как любил когда-то рассветные часы. Забыл эту удивительную чистоту воздуха и волшебную прозрачность света. Каллен окинул взглядом окрестные пастбища. Это было его достояние, земля его предков. Он смотрел на манежи, арены для прыжков, красные крыши конюшен; на дальних пастбищах темными облаками ходили лошади, пощипывали траву, тонконогие жеребята затевали игры друг с другом. За пастбищами виднелись зубцы леса, где росли вековые дубы и сосны. В детстве под их тенью они с Тигом, Самантой и Эрин играли в индейцев, первых поселенцев и пиратов…

«А ведь Сэм говорила правду перед тем, как прогнать меня с ранчо», – подумал Каллен. Он смотрел на мир вокруг, озаренный первыми лучами солнца, и сердце его переполняла чистая и светлая любовь.

Стоило Каллену вспомнить эти стихи, болезненно сжалось сердце его. Ему теперь казалось непостижимым, что он двенадцать лет день за днем пытался вытравить из сердца любовь, которая сейчас так согревала его.

Каллену казалось, что это о нем двести лет назад писал Скотт свою балладу. Ему удалось так точно и живо передать взлеты и падения Каллена, возвышение и смерть его души, как будто писатель жил с ним бок о бок.

А ведь Саманта когда-то пыталась втолковать ему это, но он был слишком погружен в себя и остался глух к ее словам. Однако теперь Каллен сердцем понял истину. Ему был дорог этот край, это ранчо, лошади, эта земля. Он любил их больше жизни. И никогда не переставал любить. Глухота и слепота, которые были его спутниками долгие годы, пока он копил свои «богатства», исчезли. К нему вернулась прежняя острота чувств и давние мечты: ему снова хотелось участвовать в Олимпиаде, хотелось добиться еще большего процветания ранчо…

Саманта оказалась права: он жил не своей жизнью, а жизнью Тига. И только теперь, едва не потеряв отца, Каллен понял, что должен идти своей дорогой, которую так долго избегал. Ему доставляло радость ощущать, как тело вспоминает умения, полученные в детстве и юности. Он испытывал удивительное удовлетворение, когда обходил с Томом Праттом ранчо, заглядывал в каждый уголок. У него перехватывало горло, когда он гладил своих лошадей, разговаривал с ними.

С не меньшим удовольствием Каллен обнаружил, что техника действительно делает возможным управлять компанией, не покидая ранчо. А главное – он перестал считать бизнес мерилом своей значимости. Работа, которой он занимался сейчас, приносила ему настоящее удовлетворение и радость. Никогда еще в своей жизни Каллен не чувствовал такого подъема, не решал столько задач одновременно и не был так доволен собой. У него едва хватало времени, чтобы уделять внимание всем друзьям, которые оказывали поддержку их семье. В палате Кинана ежедневно появлялись многочисленные букеты цветов, друзья звонили ему, приезжали в дом, чтобы предложить помощь, ободрить, выразить надежду на полное выздоровление Кинана.

Ноэль держал слово. Он возил Эрин и Лорел в больницу и обратно, выполнял различные поручения, а во время своих дежурств у Кинана выигрывал у него по три партии в шахматы из пяти. Он говорил, что Кинану полезно немножко посердиться – так он скорее поправится.

Даже Саманта, и без того загруженная на своем ранчо, умудрялась выкраивать время, чтобы подежурить у Кинана, хотя все уверяли ее, что в этом нет необходимости. Она только отшучивалась и заводила с Кинаном разговор о лошадях, смотрела с ним по телевизору соревнования на Гран-при или играла в карты.

Каллен был бесконечно благодарен своим друзьям, отец быстро поправлялся, дела шли прекрасно, и все-таки счастье его не было полным. Каллена болезненно задевало, что Уитни так и не появилась ни разу у Кинана. Она объясняла это своей неприязнью к больницам, а также пережитым ужасом шестнадцатичасового ожидания. Чтобы постоянно не думать об этом и не спрашивать себя, как лучше сообщить Уитни о своих изменившихся планах, Каллен целиком отдался работе на ранчо, тренировкам, руководству компанией и заботам об отце.

Кинан вернулся домой через две недели, и по этому случаю был устроен праздник. Чтобы Кинан не отступал от реабилитационной программы, Лорел сама подобрала сиделку – настоящую мегеру, которая свое дело знала и, несмотря ни на какие уловки Кинана, не позволяла ему оставаться на ногах больше часа. Но он тем не менее был очень рад и счастлив полулежать в своем кресле в окружении семьи и друзей.

Кинана завалили подарками. Саманта, например, специально для него собрала пластиковую модель сердца, а Ноэль преподнес серебряный колокольчик, чтобы Кинан мог в любое время позвать кого-либо из членов семьи или прислугу. Роз Стюарт подала торт и яблочный сидр, поскольку Кинану запретили спиртное. Гости веселились вовсю: рассказывали забавные истории, шутили, смеялись и бессчетное число раз повторяли, как хорошо Кинан выглядит. Наконец непреклонная сестра Морган укатила кресло с героем вечера, несмотря на его громкие протесты и заверения, что он совсем не устал и не прочь еще повеселиться.

Гости постепенно разъехались, остались только сестры Ларк и Уитни. Саманта разговаривала с Лорел, Эрин с Ноэлем, а Уитни схватила Каллена за руку и утащила в сад: ей захотелось прогуляться среди чудесных роз – гордости Лорел.

Тесно прижавшись друг к другу, они шли мимо благоухающих розовых кустов.

– Мы так давно не были вместе, – вздохнула Уитни. – Я соскучилась.

– Последние две недели были нелегкими. – Каллен чувствовал, что даже сейчас его мысли упорно возвращаются к работе.

– Настоящий кошмар! – воскликнула Уитни. – Лорел почти не бывала дома, Ноэль превратился в заправского строителя и нигде не появлялся, Саманта, говорят, вообще забыла о сне… И тебя тоже совсем не видно. Ты даже пропустил день рождения Мэтью Баррисфорда и фестиваль камерной музыки!

– Надеюсь, ты там повеселилась за нас двоих, – усмехнулся Каллен.

– Как я могла веселиться, когда тебя не было рядом? Но теперь, слава богу, Кинан дома, и можно вернуться к нормальной жизни.

– Не совсем так…

Каллену было не по себе: он знал, что нужно как-то подготовить Уитни к переменам в его жизни, и чем скорее – тем лучше.

– Что ты хочешь сказать? – Он почувствовал, как Уитни сразу напряглась.

– Я имею в виду, что теперь нормальная жизнь будет означать не то, что прежде. – Он неопределенно пожал плечами. – Уитни, так, как сейчас, я буду жить еще по крайней мере полгода. Я обещал отцу заниматься ранчо, пока он полностью не поправится, и участвовать вместо него в осенних соревнованиях. Кроме того, мне надо продолжить руководить семейным бизнесом, а это занимает несколько часов в день. Так что я загружен до предела. Но, надеюсь, после соревнований станет немного полегче.

– Все станет легче немедленно! – сверкнула глазами Уитни. – У Тома Пратта и Фрэнка Толланда достаточно опыта, чтобы заниматься ранчо; к тому же Кинан уже дома, Каллен, ты вовсе не обязан становиться мучеником!

– Уитни, дорогая, – он положил руки ей на плечи, – ты не понимаешь. Я совсем не мученик. Я наконец занимаюсь тем, чем всегда втайне мечтал заниматься. Я делаю то, что люблю. И больше не хочу расставаться с этим.

– Да ты с ума сошел! А как же наши планы? Я не позволю тебе разрушить их только из-за того, что тебе захотелось поиграть в фермера! – Уитни изо всех сил старалась держать себя в руках, но у нее это плохо получалось. – А как насчет тех обещаний, которыми ты меня засыпал все эти шесть лет? О них ты забыл? Мы же собирались путешествовать, знакомиться с новыми городами и людьми…

– Все это будет, Уитни, – уверял Каллен. Он хотел ее обнять, но она резко отшатнулась. – Дорогая, обещаю, что мы будем выезжать отсюда три-четыре раза в год. Мы успеем посмотреть мир, но пока…

– Мне не нужны экскурсии, Каллен Маккензи! – раздраженно говорила Уитни. – Я собираюсь жить за границей, среди людей, умеющих ценить искусство, разбирающихся в моде. Хочу, чтобы моими знакомыми были люди с богатой родословной, а генеалогия лошадей меня нисколько не интересует. Я хочу быть среди тех, кто способен меня оценить! Согласиться навещать это сонное царство несколько раз в году я еще могу. Но в остальное время я собираюсь жить в Европе или на Карибах – и ни о чем другом речи быть не может!

– Уитни…

– Каллен, тебе сейчас все видится как в тумане. – Голос ее немного смягчился, она положила руку ему на грудь. – Болезнь Кинана очень сильно на тебя подействовала, у тебя все мысли перемешались. Но я могу мыслить вполне трезво и хорошо знаю, что нужно делать.

– Что же, по-твоему, нужно делать?

– Я считаю, что самым верным решением будет продать ранчо Ноэлю Бомону, – заявила она.

– Что?! – Каллен был потрясен.

– Только не надо сразу вставать на дыбы, – спокойно улыбнулась Уитни. – Если ты как следует подумаешь, то согласишься, что продажа ранчо – благо для всех. Кинан быстрее поправится, если ему не придется беспокоиться о ранчо, да и Лорел перестанет волноваться. Ноэль тоже будет очень рад: он получит ранчо, о котором давно мечтал. И для тебя это будет лучше. Ты сможешь вернуться в тот мир, где действительно твое место, и сдержишь наконец обещания, которые дал мне.

Каллену показалось, что холодный и тяжелый камень лег ему на сердце.

– Неужели тебе безразлично, чего хочу я? – медленно проговорил он.

 

12

– Добрый вечер, мисс Ларк! – В комнату вплыла Уитни затянутая в черный шифон, золотая цепочка, которую подарил ей Каллен в начале лета, охватывала нежную шею. Сэм все труднее стало выбираться к подруге, зато Уитни в последнее время зачастила на ранчо «Скайларк».

– Располагайся, – пригласила Саманта и с наслаждением растянулась на диване.

– Спасибо.

Уитни уселась в кресло напротив. В комнату вошла Калида и поставила на столик рядом с диваном поднос.

– Поздновато для ужина, – заметила Уитни.

– Засиделась в кабинете, – объяснила Саманта, садясь к столу.

– В жизни существует не только работа. Я всегда повторяла это и буду повторять. Кстати, Каллен случайно не советовался с тобой?

– О чем?

– Как о чем? О том, как лучше извиниться передо мной, – пояснила Уитни.

– Он не станет извиняться, – устало ответила Саманта, отхлебывая лимонад.

– Еще как извинится! Хотя он, несомненно, самый большой упрямец в штате.

– Это не упрямство, – ответила Саманта. – Просто он знает, что прав.

– Вы всегда заодно! – обиженно проговорила Уитни, скрещивая свои красивые ноги. – Сэм, поверь мне, в жизни есть множество вещей, гораздо более интересных, чем твои лошади. И когда ты наконец поймешь, что для человека, сиявшего в лучах славы, трудно быть счастливым в этой глуши? Каллену всегда будет не хватать блеска и ярких красок большого мира. И поэтому он будет мне благодарен за то, что я вернула его туда. Разве тебе это не ясно? Я спасаю Каллена от него же самого и от этой дурацкой идеи о чувстве долга перед землей предков.

– Но ведь это его наследие, его семья! Он не может вот так просто взять и все продать. Как ты только могла предложить ему такое?!

– Это самое разумное решение всех проблем, – стояла на своем Уитни.

– А по-моему, самое дикое. И ты бы поняла это сама, если бы была способна видеть дальше своего носа.

– Значит, по-твоему, я эгоистка? – возмутилась Уитни.

Саманта чувствовала себя как выжатый лимон. Гнев и ревность ушли. Сил спорить с подругой у нее не осталось, а в последнее время они спорили все чаще и чаще.

– Я просто считаю, что ты плохо представляешь себе всю картину, – примирительно сказала она.

Саманта намазывала маслом хлеб, предоставив Уитни возможность с восторгом рассказывать о замечательном обеде у Мисси Баррисфорд. Однако слушала она краем уха, поскольку в последнее время могла думать только о Каллене. Ее так непреодолимо влекло к нему, что с каждым днем становилось все труднее скрывать это от него и от других. Хуже всего было то, что они тренировались вместе и встречались каждый день. А поскольку изнурительная работа и сон урывками окончательно подточили ее силы, она больше не могла сопротивляться желанию ни на минуту не расставаться с человеком, любившим ее лучшую подругу.

А Каллен между тем считал ее своим доверенным лицом, и она вынуждена была постоянно выслушивать, какие противоречивые чувства раздирают душу. Каллен то злился на Уитни, то мучился угрызениями совести, и это делало его глубоко несчастным. В такие моменты Саманта с огромным трудом удерживалась, чтобы не обнять и не поцеловать его, но знала, что не может этого себе позволить.

Скрепя сердце, Саманта пыталась уверить Каллена, что они с Уитни подходят друг другу, что Уитни скоро образумится и у них все будет хорошо. Но она сама все меньше верила в справедливость своих слов. Уитни жаждала жизни, которая долгие годы отнимала у Каллена радость. А его нынешний образ жизни она принять категорически отказывалась. Саманта чувствовала себя между двух огней: она желала счастья обоим, но как могли они быть счастливы вместе? И кто осмелился бы с уверенностью сказать, что они будут счастливы врозь?

Появился Бобби Крейг в костюме с галстуком и во все глаза уставился на Калиду, которая вышла из кухни.

– Дорогая, ты готова? – спросил он.

Уже неделю Бобби и Калида перестала делать тайну из своего романа.

Калида сняла фартук и повесила его на стул.

– Готова, – сияя, ответила она.

Бобби взял под руку свою подругу, кивнул Саманте с Уитни, и счастливая парочка удалилась.

– Они очень подходят друг к другу, – с веселым удивлением сообщила Уитни.

– Да, – буркнула Саманта и подумала: «Замечательно, что они так влюблены, но зачем постоянно демонстрировать это мне?»

– А где Эрин? – поинтересовалась Уитни.

– Спит. Репетиция продолжалась больше десяти часов. Она совсем вымоталась.

– Ну хорошо. – Уитни встала и потянулась, как большая сытая и довольная кошка. – Пожалуй, я последую ее разумному примеру и отправлюсь спать. И тебе советую.

– Обязательно.

– Я имею в виду не вообще, а сейчас же!

– Хорошо, возьму твое предложение на заметку, – криво улыбнулась Саманта.

– Послушай, ты что вытворяешь? Это новая форма самоубийства? – Уитни сердито смотрела на Саманту, уперев руки в бока.

– До соревнований осталась всего неделя, – стала объяснять Саманта. – После них я смогу уменьшить темп.

Она не сомневалась, что у нее действительно убавится работы вне зависимости от итога: либо удастся рассчитаться с долгами, либо ранчо отберет банк.

– Тебе еще надо дотянуть до них, – заметила Уитни. – Ты же просто какой-то труп ходячий!

– Спасибо, успокоила.

– Кто еще скажет тебе правду, если не лучшая подруга?

– Да кто угодно! Эрин, Бобби, Калида, Кинан, Лорел, Ноэль, сестра Морган…

– Картина мне ясна, – рассмеялась Уитни. – Но если у нас у всех одно мнение, это значит, что мы не ошибаемся.

– Я этого и не говорила…

Уитни склонила голову набок, пристально вглядываясь в Саманту.

– Так ты согласна, что губишь себя этой безумной работой?

– Конечно, согласна. Если я одержима своей идеей, это еще не значит, что я не могу трезво мыслить.

– Тогда иди спать.

– Сию минуту отправляюсь.

Уитни вздохнула, безнадежно махнула рукой и ушла, а Саманта уставилась на поднос с едой. Кусок не лез ей в горло, не было сил. Но как же тогда она сможет выдержать эту неделю? Сумеет ли продолжать хранить в тайне свои секреты и по-прежнему спокойно давать советы Каллену?

Саманта встала, несколько раз качнулась на каблуках и медленно побрела наверх. Ей нужно перетерпеть только неделю. Потом – конец безумию. Она сможет справиться. Должна. Ничего другого ей просто не осталось.

Спустя два дня Саманта, закончив тренировку, очень довольная спрыгнула с седла. Несси всю неделю показывала отличные результаты, сила и выносливость лошади достигла пика. У нее были неплохие шансы занять на соревнованиях высокое место.

– Кажется, у Гордого появился серьезный конкурент.

Саманта вскинула голову и в нескольких шагах от себя увидела Каллена на высоком могучем чалом коне. Яркое солнце заставило его щуриться, из-под шлема выбивались белокурые волосы, рубашка прилипла к телу и подчеркивала широкие плечи и грудь. Господи, как же ее тянуло к нему!

Чтобы скрыть блеск в глазах, Саманта отвернулась к Несси и начала ее расседлывать.

– Да, у нее хорошие задатки.

– Сэм, у нее масса достоинств, ты же знаешь. Она может стать основой новой американской породы скаковых лошадей.

– Так и задумывалось…

– Господи, помилуй! – изумился Каллен. – Неужели в Ларках проснулось честолюбие? Не иначе, все твои предки в гробу перевернулись.

Саманта показала ему язык:

– Я – не ты и не собираюсь завоевывать весь мир. Мне много не нужно, я всего лишь хочу разводить хороших лошадей. Это у Маккензи всегда были грандиозные планы.

– Ерунда! Просто мы, Маккензи, гордимся преимуществами наших чистокровных лошадей. Ты же не будешь спорить, что они лучше всех своих, с позволения сказать, родственников, выращенных и у тебя, и за границей.

– Положим, мне известно несколько конезаводчиков Кентукки, Великобритании и даже Австралии, которые готовы поспорить с этим.

– Клевета! – воскликнул Каллен с притворным ужасом, театральным жестом закрывая лицо.

– Маккензи никогда не нравились конкуренты, – улыбнулась Саманта. – Разве твой прадедушка Струтер не создал пиратскую флотилию, чтобы не допустить соперников в Америку?

Каллен улыбнулся в ответ:

– Между прочим, он сам занялся перевозками и преуспел в этом. Должен сказать, его пример меня вдохновляет весьма. Ну что, пройдем кросс? Ты готова? Кстати, Роз Стюарт будет ждать нас к обеду, она обещала приготовить ореховый пирог.

Саманта хотела было отказаться, сославшись на неотложные дела, но не смогла удержаться от соблазна.

– Мерибет! – позвала она. – Возьми у меня Несси, ей надо остыть. А где Флора?

– Она здесь, мисс Ларк. – Энди подвел к ней чалую кобылу. – Я уже разогрел ее, и она готова скакать.

Энди подставил руки, и Саманта взлетела в седло.

– Ты просто рыцарь, Энди, – улыбнулась она.

– Мне нетрудно. А как вы думаете, я бы смог выступить на Флоре на следующий год? – спросил он, и глаза его загорелись.

– Это зависит от того, что скажет Бобби, – снова улыбнулась Саманта. – По его словам, из тебя получается неплохой наездник.

Энди радостно подпрыгнул и заторопился в конюшню.

Они пошли к началу маршрута кросса, который Бобби подготовил для них накануне.

– Неужели ты рискнешь выпустить неопытного наездника?

Саманта пожала плечами: сейчас она могла думать только о трассе, которую утром прошла пешком от начала и до конца. Она в уме рассчитывала количество шагов до препятствия, прикидывая, под каким углом его лучше брать, и выискивала взглядом рытвины, опасные как для лошади, так и для всадника. Конечно, у нее была для этого специальная команда, но ей не хотелось испытывать судьбу.

– Энди к следующим соревнованиям станет опытным наездником, сам увидишь.

– И тогда твое ранчо станет еще и школой подготовки наездников?

– Так далеко я не загадываю. Кстати, ты получил доступ к соревнованиям?

– Конечно. Отец нажал на все педали. А кроме того, я ведь все-таки занял десятое место на соревнованиях в Феач-Хилле.

– Ты неплохо выступил, – сдержанно похвалила Саманта.

На самом деле она считала его выступление отличным – ведь Каллен не участвовал в скачках двенадцать лет, – но не собиралась говорить ему этого. Она была твердо уверена, что друзья не должны льстить друг другу. И ее новое отношение к Каллену ничего не меняло.

– Ты не очень щедра на похвалу, – заметил Каллен.

Саманта только пожала плечами:

– Ну что же, начнем?

– Только после вас, мисс Ларк.

Саманта пустила Флору в легкий галоп. Маршрут протяженностью две с половиной мили огибал ранчо «Скайларк» и переходил на земли Маккензи – надо было только преодолеть изгородь. Трасса заканчивалась в четверти мили от конюшен Маккензи, а там уже было рукой подать до пирога Роз Стюарт.

Для Флоры маршрут был новым. Саманта постоянно меняла маршруты, чтобы воспитывать у лошадей выносливость и поддерживать в них интерес к занятиям: она прекрасно знала, что от этого многое зависит.

Каллен вышел на трассу минуту спустя, сохраняя дистанцию, чтобы не врезаться в Саманту, но держался достаточно близко, чтобы перенимать у нее разные хитрости. А она знала их немало: у нее накопился большой опыт, и многочисленные награды подтверждали это. Правда, у Саманты не было возможности участвовать во всех соревнованиях, и она поэтому ни разу не становилась наездницей года. Но ее знали все и отдавали должное ее таланту.

Первое препятствие в виде палатки Флора прошла хорошо, потом начался спуск. Лошадь заторопилась, и Саманта осадила ее. Теперь у них на пути была сложная конфигурация из нескольких бревенчатых заборов разной высоты, а затем на подъеме шел каменный барьер. Бобби окрестил эту группу препятствий Холмом Соломона, потому что каждый шаг и прыжок таили опасность и требовали обдуманного подхода.

Саманта помнила, что после лабиринта шел спуск к неглубокому пруду, в который следовало прыгнуть, затем пересечь его, преодолеть еще один барьер, а затем за ним в нескольких ярдах находилась изгородь, отделяющая земли Ларков от земель Маккензи.

Саманта утром добрые полчаса тщательно изучала Холм Соломона, чтобы пройти его как можно лучше. Держа в уме утренние наблюдения, она направила Флору к входу в лабиринт. Перед первым прыжком лошадь заволновалась, но Саманте удалось успокоить ее. Они благополучно преодолели второе препятствие, третье, и наконец лабиринт остался позади. Флора собиралась заартачиться перед прыжком в пруд, однако Саманта не дала ей остановиться, и пруд чалая пересекла спокойно.

Поднимая брызги, они добрались до противоположного берега. Флора выскочила на берег немного неловко, но устояла. Они поднялись по небольшому склону и поскакали к выкрашенной в желтый цвет изгороди с высокими воротами. Флора шла легко и, навострив уши, ловила слова команд. Однако перед самыми воротами она внезапно остановилась как вкопанная. Саманта не ожидала подвоха и перелетела через барьер.

Многолетний опыт помог ей сгруппироваться в воздухе, она приземлилась, сделала кувырок, но осталась лежать на спине, глядя в затянутое облаками небо: у нее перехватило дыхание. Кобыла взирала на нее через ворота с удивлением, словно хотела спросить: «Что ты там делаешь?»

– Саманта! – вскрикнул Каллен, который как раз пересекал на Гордом пруд. – Ты жива?

Она не могла ответить, просто лежала и ждала, пока пройдет спазм.

Держа поводья в руке, Каллен опустился рядом с ней на колени.

– Не можешь дышать? – В его серых глазах застыла тревога.

Саманта с усилием покачала головой.

– Так я и думал!

Каллен надавил ей на диафрагму, отпустил, потом надавил еще. Постепенно ее легкие наполнились воздухом.

– Спасибо, – с трудом выдавила она.

– Не за что. Полежи немного.

Но Саманта только несколько раз вздохнула и благополучно села. Каллен сразу почувствовал огромное облегчение.

– Вот это был полет! – съязвил он. – У тебя определенно есть чему поучиться.

– Всегда рада помочь, – откликнулась Саманта.

– Жаль видеокамеры не было, – посетовал Каллен. – Могли бы потом внукам показывать. «Выдающийся прыжок Сэм Ларк!»

– Ты здорово меня подбодрил, – сердито проговорила Саманта, вставая. – Вот если бы Уитни свалилась с лошади, Каллен бы не шутил, а собрал бы кучу докторов и извелся от волнения. Я так не падала уже больше трех лет, – с вызовом сказала она.

– Значит, к этому шло, – пожал плечами Каллен и тоже поднялся. – Может быть, ты решила включить падение в сегодняшнюю программу, чтобы на соревнованиях не отвлекаться?

– Слава богу, догадался, – буркнула Саманта, перебираясь через ворота. – Помоги, – попросила она, забрасывая поводья на голову Флоре.

Каллен перепрыгнул барьер и помог Саманте сесть в седло.

– Дерек ди Грази придумал что-то в этом духе для сентябрьских скачек.

– Я слышала. Поэтому Бобби и сооружил эту чертову штуку. Вперед! – Она повернула Флору обратно к пруду. – Давай повторим?

– Все сначала?

– Конечно.

– Но мы только что прошли лабиринт целыми и невредимыми. Почему бы нам не начать с пруда?

– Потому что именно сочетание барьеров с водной преградой представляет основную сложность. Ну давай, Каллен!

Со вздохом Каллен прыгнул в седло и последовал за Самантой через пруд к лабиринту.

– Уж лучше бы я отсидел на десяти заседаниях совета, – проворчал он, глядя на Холм Соломона.

– И лишил бы себя такого удовольствия? Чушь! – отрезала Саманта и направила Флору к бревенчатым барьерам.

Чалая на этот раз отнеслась к ним с большим доверием. Она даже не упрямилась перед прудом и легко выбралась на противоположный берег. Перед желтыми воротами Саманта почувствовала колебания Флоры и послала ее вперед, не дожидаясь, пока она передумает.

Последний участок трассы они прошли благополучно, хотя Флора сбила перекладину на разновысоком барьере – самом легком препятствии на маршруте. Саманта подавила вздох и отметила про себя, что ей придется пересмотреть свой рабочий график: с Флорой надо будет проходить дистанцию утром и вечером. Она чувствовала, что не может пока целиком положиться на Флору, а чтобы успешно пройти многоборье, всадник и лошадь должны безраздельно доверять друг другу.

Когда Каллен пересек финишную линию, Саманта уже спешилась и ослабляла подпругу на Флоре. Он спрыгнул на землю в нескольких шагах от Саманты.

– Совсем, совсем неплохо! Не боюсь себя похвалить, – сказал Каллен, перебрасывая поводья через голову Гордого.

Почти касаясь друг друга, они пошли по зеленому лугу к конюшням; рядом брели лошади.

– Мне бы чувствовать усталость, – заметил Каллен, – но я мог бы, кажется, скакать так целый день. Мне нравится кросс.

Саманта весело рассмеялась, радуясь его бодрому настроению.

– Вид у тебя жизнерадостный, – подтвердила она.

– Именно так я себя и чувствую, – усмехнулся он. – Я наконец обрел форму и заново ощутил прелесть подготовки к соревнованиям. Отец поправляется, дела на ранчо идут хорошо, я с удовольствием этим занимаюсь… Чего еще желать? Кроме всего прочего, выяснилось, что можно отлично всем руководить, не уезжая с ранчо. Почему бы мне не радоваться жизни?

– Но как быть с Уитни? – напомнила Саманта, хотя ей и не хотелось омрачать его радость.

– Верно, – со вздохом проговорил Каллен. – Есть еще Уитни…

Саманта скосила на него глаза. Ну почему ему суждено так сильно любить Уитни и так мучиться? Она была уверена, что Каллен не заслуживает этого.

– По-моему, тебе нужно с ней поговорить.

– Я пытался, но мы каждый раз приходим к одному и тому же. Я понимаю, чего ей хочется. Но, черт возьми, почему она не желает понять, что нравится мне? Почему она не видит, как много значит для меня ранчо?

– Она поймет, – успокаивала Каллена Саманта. – Уитни образумится и увидит, что жизнь, которая тебя удовлетворяет, хороша для вас обоих. Ты на ней женишься, и я еще повеселюсь на вашей свадьбе.

– Ты такая милая, Сэм…

Каллен внезапно протянул руку, погладил ее по щеке, и это легкое прикосновение затуманило разум Саманты. Ей почудилось, что Каллен хочет ее поцеловать, а она так устала, что защитный панцирь еле держался… Саманта качнулась к нему и едва не поцеловала его сама – но вовремя остановилась. Он вовсе не собирался ее целовать! Это была лишь ее фантазия. Ей просто слишком хотелось этого… Саманта побледнела, шагнула в сторону и налетела на Флору.

– Господи, Сэм, да ты вымоталась окончательно! – воскликнул Каллен, решив, что ее качает от усталости. – Я не могу тебя видеть такой. Скажи, что тебя тревожит. Скажи, Сэм.

Он снова погладил ее по щеке, и Саманта почувствовала, что совершенно обезоружена этой простой лаской. Она уже не могла рассуждать здраво, у нее не было больше сил и дальше нести в себе весь груз волнений и тревог. Кончилось тем, что она рассказала Каллену все. И о долге, который накопил ее отец, и о том, как она навязала ему свою программу, которую он оказался не в силах выдержать. Она рассказала о кредиторах, требующих денег, о договоре с банком и о том, что ее единственная надежда связана с осенними соревнованиями. На карту было поставлено все.

Каллен слушал ее, не перебивая, сжав губы и сдвинув брови. Наконец он взорвался.

– Ты сошла с ума! – Его крик испугал лошадей. – Ты медленно убивала себя все эти пять лет, а мне бы понадобилось десять секунд, чтобы выписать чек – и не было бы этого безумия!

– Как ты смеешь так говорить? – Саманта возмутилась до глубины души. – Все эти пять лет я одна вела дела, я так гордилась собой… А ты хочешь все перечеркнуть каким-то чеком?

– Сэм…

– Нет! Я не Уитни, мне не нужно, чтобы меня спасал рыцарь на белом коне. Так что давай задний ход, Каллен.

– Я не собираюсь тебя спасать… хотя, конечно, был бы не прочь. Это будет просто ссуда – беспроцентная в отличие от той, что предложил тебе банк. Ты вернешь мне эти деньги, когда сможешь, а пока хоть немного придешь в себя, вздохнешь спокойно. Тебе не придется больше медленно, но верно убивать себя работой. Ты снова заживешь по-человечески…

– Нет, я должна это сделать сама.

– Но почему?

В сердце Саманты смешались горечь, боль утраты, чувство вины.

– Как же ты не понимаешь? Ведь я во всем виновата сама! Это у меня родилась «блестящая» идея вывести новую породу. Я, а никто другой, целый месяц уговаривала отца, хотя и видела, что он не в восторге. Это я настояла на покупке лучших племенных жеребцов и кобыл. Я повесила на ранчо долг в четверть миллиона – в добавление ко всем долгам отца. Я едва не оставила нас с Эрин без наследства. Это по моей вине жизнь у родителей превратилась в кошмар. Это я их убила, Каллен! И теперь я сама должна вытащить «Скайларк» из долгов. Это мое дело, и касается только меня.

– В жизни не видел таких упрямых женщин! – с досадой бросил Каллен и схватил ее за руку, заставив остановиться. – Ты виновата в случившемся меньше, чем кто бы то ни было. Ты же знаешь, у Руфуса была масса планов, но в бизнесе он разбирался слабо. И задолго до твоей программы он успел накопить непомерный долг, который целиком на его совести, а не на твоей. В отличие от тебя он-то был в курсе дел. А ты разъезжала по Европе и думала, что дома все в полном порядке. Разве не так?

– Да, но…

– В этом все и дело! Как ты могла избежать новых осложнений, не зная истинного положения дел? Неужели это не ясно? – Он взял ее за руки и повернул к себе. – Руфус должен был твердо сказать тебе, что следует отложить программу, пока не удастся поправить дела. Ведь в то время ответственность за ранчо нес он, а не ты. Но он не подумал об этом, хотя хорошо знал свое финансовое положение. Твой отец, как всегда, принял рискованное решение – и это был прямой путь к банкротству. Он сам загнал себя в ловушку и чуть было не оставил детей без наследства. Я люблю Руфуса, Сэм, и вовсе не хочу упрекать его: он уже поплатился за свои ошибки. Я хочу другого – ты должена понять, что ни в чем не виновата.

Долго, слишком долго сдерживаемые слезы потекли по лицу Саманты. Она увидела удивление на лице Каллена, а потом он обнял ее и начал утешать, поглаживая по спине.

– Но ты не понимаешь! – рыдала она. – Первые неудачи с моей программой разрушили последнюю надежду отца снова встать на ноги. Он не смог выдержать груза, который я на него взвалила. Я его убила, Каллен, и маму тоже! Ты же не можешь не понимать, что это так…

– Я ничего такого не понимаю. – Голос его звучал мягко, но руки сжимали ее все сильнее. – Ты взваливаешь на себя чужую вину, Сэм. Ты не больше виновата в смерти родителей, чем я в… – Каллен запнулся. Она подняла голову и удивилась, увидев на его лице грустную улыбку. – Ты так же не виновата, как и я в гибели брата. Руфус совершил роковую ошибку, солгав тебе. Он забыл о том, что для вас с Эрин важнее всего – дом, эта земля. Верни вину тому, кто действительно виноват. Он теперь может с этим справиться.

Саманта заплакала еще горше. А что, если прав Каллен? Может быть, действительно отец предал ее, а не наоборот, как считала она? Ответа не было. Рыдая, она все теснее прижималась к Каллену; ей казалось, сердце ее вот-вот разорвется.

 

13

Они сидели друг против друга за обеденным столом в доме Маккензи. Теперь между ними не было недомолвок и тайн, слезы Саманты смыли все маски. Они говорили и никак не могли наговориться. Они вспоминали Руфуса, Джин и Тига, рассказывали друг другу, как заглушали боль работой, как старались за делами спрятаться от жизни. Оказалось, что их заставили страдать схожие горести и печали, и это было так странно… Каллен смотрел на Саманту и удивлялся. Почему он никогда раньше не замечал, как много между ними общего и как хорошо они могут понимать друг друга? Сколько же он потерял за эти годы, не общаясь с ней!

Зато теперь он с легкостью размышлял вслух, почему этот его приезд так отличается от предыдущих. Может быть, дело в том, что он прожил дома дольше обычного? А может, он сам изменился в последний год, хотя и не замечал этого? Или это Саманта открыла ему глаза на его место в жизни? Как бы то ни было, его покинуло стремление оставить дом, родителей, ему не хотелось больше бежать от воспоминаний.

– Я так рад, Сэм! – тепло улыбнулся Каллен, накрывая ее руку своей. – Скажи, а тебя никогда не тянуло за эти пять лет уехать куда-нибудь подальше? – спросил он.

– Иногда бывало, – с грустью призналась она. – Но я не могла уехать. На мне лежала ответственность. Но, я думаю, важнее было то, что я не боялась любви к земле, к лошадям. В отличие от тебя я опиралась на эту любовь, и она давала мне силы.

– А я испытывал судьбу…

– Ты все время чувствовал себя несчастным?

Каллен откинулся на спинку и сунул руки в карманы.

– Я бы этого не сказал, – задумчиво проговорил он. – Мне нравилось решать задачи и добиваться успеха. Я видел результаты своего труда, они доказывали, что я умею вести дела, и это ободряло. Но невозможно жить одной работой. И тяжело работать без любви. Это меня угнетало.

– Успех стоил тебе дорого, – подытожила Саманта.

– Я до сих пор еще не могу оценить, сколько именно, – вздохнул Каллен. – Но в то же время я многому научился. И это достаточно важно.

– А что ты думаешь о своей жизни сейчас? – спросила она.

– Жизнь моя пока немного сумбурная, но все встало на свои места. Конечно, соединить снова ранчо и бизнес совсем непросто, нужно время. Однако мне уже многое удалось сделать, хотя до полного порядка еще далеко. Главное – я счастлив, и поэтому меня не огорчает, что не все пока идет гладко. Кстати, я так и не поблагодарил тебя.

– За что? – искренне удивилась Саманта.

– Ты все лето вдалбливала мне простые истины, а я отказывался слушать. Но твои старания не пропали даром. Эти истины снова приобрели для меня смысл.

– Я рада, что помогла тебе, готова продолжать и дальше. Ведь друзья для того и существуют.

Они завершили затянувшийся обед и пошли к конюшням. Оба молчали, погруженные в свои мысли, но молчание не было тягостным. Они это чувствовали и радовались, что не нужно занимать друг друга разговорами.

Каллен вдруг подумал, что ему всегда было легко с Сэм. Никаких хитростей, никаких уловок: все просто и естественно. Он мог говорить с ней о том, что по-настоящему интересовало и волновало его. Даже если она не соглашалась с ним, он никогда на нее не обижался. Их отношения так отличались от его отношений с Уитни!

Уитни…

Каллен не переставал думать о ней с того дня, когда они поссорились на вечере по случаю возвращения из больницы отца. Сколько раз с тех пор он собирался позвонить ей! Но так и не решился. Он не знал, что ей сказать, не понимал, что чувствует к ней.

Каллену было неприятно, что со дня его приезда Уитни играла с ним в какую-то странную игру; он не мог забыть, что она ни разу не навестила в больнице его отца, ссылаясь на свою неприязнь к больницам. Его угнетала мысль, что Уитни не могла понять, как важно ему остаться здесь и руководить ранчо, пока болен отец. Но главное было даже не в этом. Он знал, что Уитни планировала жить в Нью-Йорке, Лондоне или Париже, а зиму проводить на Карибах или Средиземном море. И это в то время, когда он заново обрел дом и вернулся к жизни, которую любил!

Пожилой конюх подвел Флору. Каллен подставил руки и подсадил Саманту в седло.

– Спасибо за обед и за жилетку, в которую я так от души выплакалась.

– На здоровье, и всегда готов служить, – улыбнулся он. – До завтра.

Саманта помахала ему на прощание и пустила Флору легким галопом по разделяющей выгулы грунтовой дороге. Каллен проводил ее глазами, а потом обвел взглядом волнующиеся под легким ветерком нивы, пастбища с чистокровными лошадями – заботой и гордостью семьи. Затем он не торопясь прошел в главную конюшню и двинулся между рядами стойл. У загона с Гордым Каллен остановился.

– Привет, парень, – поздоровался он с конем, доставая из кармана половинку морковки. Мягкие нежные губы лошади прикоснулись к его руке – и угощения как не бывало. – Хорошо быть дома! – тихо, почти про себя произнес Каллен, поглаживая по шее деловито хрустящего морковкой коня.

«Неужели родной дом мне дороже, чем Уитни?» – неожиданно подумал он. При этой мысли рука его непроизвольно сжалась; и Гордый протестующе тряхнул головой.

– Извини, я не хотел. – Каллен погладил коня, а беспокойная мысль так из головы и не шла.

Пожалуй, впервые за двенадцать лет он взглянул на любимую женщину трезво и понял, что все это время любовь застила ему глаза. Уитни была красива и умна, но для Каллена стало очевидно, что ее представление о женском счастье унаследовано от каких-то давних предков. Она ждала рыцаря на белом коне, чтобы он спас ее от томительно скучной жизни, но сама даже не пыталась построить приемлемое для себя существование. Ей хотелось жить в Европе. И что же? Почему она туда не уехала? Уитни получила отличное образование, ее способности и красота обеспечили бы успех любым ее начинаниям. Но ей уже двадцать восемь, а она продолжает растрачивать силы на бесконечных вечерах, благотворительных балах, в теннисных клубах. Она ждала, чтобы он дал ей все, хотя вполне могла добиться всего сама.

Несмотря на свою красоту и обаяние, Уитни вовсе не была таким совершенством, каким представлялась Каллену всего несколько месяцев назад. Наоборот, она вдруг стала казаться ему ограниченной и даже пустой…

Каллен знал, что, стоит ему найти удачные слова примирения, это снова сблизит его с Уитни. Но как раз теперь он начал сознавать, что не хочет этого сближения!

– Господи, что же мне делать? – пробормотал Каллен.

Он стоял некоторое время, уставясь в бетонный пол. Затем взгляд его скользнул вдоль прохода, и в раскрытую дверь конюшни он увидел пригорок. Там начиналось семейное кладбище, где покоились все Маккензи, начиная с главы рода – Эйдана.

Двенадцать лет он не был там – сама мысль о посещении этого места болью отзывалась в душе. Но теперь он с удивлением почувствовал, что в сердце его нет прежней острой тоски.

Каллен шел по щиколотку в траве. Приятно грело солнце, слабый влажный ветерок ерошил волосы, ласковое тепло наполняло легкие, проникало в каждый мускул, каждую частицу его тела. Он дышал легко и свободно, ему казалось, что он наконец вырвался на волю из тесной и душной клетки, в которую добровольно себя заключил.

Когда он отворил зеленую чугунную калитку, сердце его забилось, но лишь немного быстрее, чем обычно. Садовники поддерживали кладбище в идеальном порядке: трава была аккуратно подстрижена, на каждой могиле стояли цветы. Массивные монументы, мраморные ангелы, простые надгробия складывались в определенный рисунок. Здесь была история его рода, в которой переплелись самые разные судьбы. Рядом с генералом войск Конфедерации Брэди Маккензи покоился его сын Райн, капитан армии северян. Оба погибли в сражении при Аппоматтоксе. Чуть дальше располагались могилы основателя империи морских перевозок и покровителя пиратов Струтера Маккензи и его жены Таллии.

Похороненная рядом с ними их дочь Алана была женщиной незаурядной. Она отличалась необыкновенной красотой, но замуж выходить не пожелала, предпочитая вести разгульную жизнь. Она поддерживала движение женщин за свои права и устраивала спиритические сеансы для своих друзей. Алана выступала на сцене, позировала обнаженной для Пикассо. Две написанные ею книги изобиловали скабрезностями и не допускались ни в одну из библиотек штата. Ее любовниками перебывало множество мужчин и не меньшее количество женщин. Она даже сама составила себе эпитафию: «Я жила, как мне хотелось, и была довольна своей жизнью».

Каллен не сдержал улыбки, глядя на венчающую надгробие скульптуру, где была запечатлена Алана, позирующая Пикассо. Она немного не дотянула до ста и всегда вызывала у Каллена симпатию.

Взгляд его обратился на противоположную сторону кладбища, и улыбка сразу сошла с губ. Там было много детей, в том числе два первых сына Эйдана, которые умерли в раннем возрасте. Каллен перевел взгляд на могилы дедушки и бабушки, которых он почти не помнил.

А последней была могила Тига.

Каллен вздохнул и заставил себя подойти к надгробию. Родители выбрали для него большую мраморную плиту, где, кроме имени и дат, было выбито: «Горячо любимому». Каллен провел рукой по надписи.

– Здравствуй, брат, – мягко проговорил он.

Стоя у надгробия, Каллен думал о Тиге и своей жизни – не только о последних двенадцати годах, но о всех тридцати – и сознавал, что смотрит на все другими глазами. Он уже не ощущал себя восемнадцатилетним юношей, которого мучит сознание собственной вины. Его чувства отличались от тех, что определяли его жизнь последние двенадцать лет. Может быть, его представления стали иными, потому что изменился он сам? Очевидно, убеждая Саманту, он по-другому стал смотреть и на свою собственную жизнь…

Каллен простоял у могилы брата больше часа, мысленно делясь с ним открывшимися ему истинами. Домой он возвращался, шагая широко и уверенно, не чувствуя на душе тяжести, угнетавшей его долгие годы.

На следующее утро в семь часов Каллен был уже на ранчо Саманты. Когда Саманта, расставшись с Мигелем Торресом и Бобби Крейгом, направилась в конюшню, он встретил ее верхом на Центральном.

Увидев Каллена, она в удивлении остановилась:

– Что это ты задумал?

– Я же обещал, что мы сегодня увидимся.

– Но это днем, когда будем готовиться к соревнованиям.

– Поскольку ты отказалась от денег, я решил помочь делом.

– Но ты так занят…

– А ты, можно подумать, была свободна, когда навещала отца в больнице.

– Но…

– Никаких «но»! Я такой же упрямый, как и ты, Саманта Ларк, и твердо решил помочь. Так что пошевеливайся. Садись на Чародея – и вперед!

Ее губы тронула улыбка.

– Ты ненормальный, Каллен, но все равно замечательный. Энди! – крикнула она. – Чародея ко мне!

Конные соревнования на приз Маккензи проводились в конце сентября, когда спадала летняя жара. Они открывали серию осенних состязаний. За день до открытия Маккензи традиционно устраивали прием на открытом воздухе для всех участников. Некоторые шутливо обвиняли Маккензи в коварстве: говорили, что они специально соблазняют претендентов всевозможными лакомствами, чтобы заставить участвовать в состязаниях и тем самым повысить их престиж. И действительно, никто не мог устоять перед кулинарным искусством Роз Стюарт.

В джинсах и широкой белой рубашке, которую он называл «пиратской» в честь двоюродного дедушки Струтера, Каллен бродил по мощеному дворику. Лужайку перед домом украшали беседки с фонтанами, привезенными из Италии больше ста лет назад. Вечер был теплый, но все же прохладнее, чем вечера недавно ушедшего лета. Десятки гостей, одетых подчеркнуто неофициально, расположились небольшими группами на широкой лужайке. Ранние сумерки оживлял свет бумажных фонариков, группа музыкантов повышала настроение присутствующих своими задорными мелодиями. Столы заполняли разнообразные блюда, жарившееся мясо источало божественный аромат.

Каллен узнал лишь некоторых гостей: одних он помнил по соревнованиям, в которых участвовал сам, других видел на скачках в телевизионных трансляциях. Но друг с другом здесь все были хорошо знакомы: их связывали турниры и общая страсть – лошади.

Тем не менее Каллен чувствовал себя на своем месте. Однако его приподнятое настроение несколько омрачилось, когда он увидел рядом с Самантой знаменитого немецкого наездника Каспара Рейнхарта. Они стояли у фонтана, почти касаясь друг друга, и Каллен скрипнул зубами от досады. «Что себе позволяет этот Рейнхарт?! – злился он. – Какое право он имеет завладевать вниманием Саманты? И что она в нем нашла? Гора мышц и отличные зубы – а больше ничего особенного».

Конечно, Каллен прекрасно знал, что Рейнхарт – лучший наездник в Германии и выращивает гольштейнцев-чемпионов. Но его почему-то страшно задевало, что семь лет назад Сэм не устояла перед ним.

Каллен стиснул зубы, наблюдая, как Саманта смеется и краснеет, слушая назойливого немца. А когда она ласково откинула прядь волос со лба «белокурой бестии», у Каллена сами собой сжались кулаки.

И тут он заметил Уитни.

Ее соблазнительные формы обтягивал костюм из серебристой ткани с отделкой цвета морской волны в тон глаз. Разрезы на юбке были такими глубокими, что наверняка вызвали бы осуждение у поборников морали. Как обычно, Уитни окружала толпа поклонников. Рядом с ней стояла Мисси Баррисфорд в коротком платье из золотистого муслина. Уитни то и дело посматривала в сторону Каллена, чтобы убедиться, что он оценил, какое восхищение она вызывает у мужчин.

Они помирились – и инициатива принадлежала Уитни. В первый раз за все время их знакомства не он, а она искала примирения!

Что ж, очевидно, они оба изменились. Но если у него не находилось слов, чтобы перекинуть мостик через пропасть, разверзшуюся между ними, Уитни нашла такие слова. И даже очень много. Она предлагала новое решение всех проблем: жить половину года на ранчо в Виргинии, а другую проводить в Европе. Она уверяла, что такой компромиссный вариант удовлетворит их обоих.

Однако Каллен совсем не был доволен. С недавних пор он твердо знал, что его место здесь, тогда как Уитни жизнь на ранчо всегда казалась тягостной. За полгода она стоскуется по благотворительным балам, коктейлям и обедам в клубах. В последнее время Каллен все яснее сознавал, что Уитни создана для шумного блеска больших городов, где она будет сиять, неизменно притягивая к себе внимание. Так зачем же обманывать его и себя? Однако Каллен так и не решился сказать ей об этом. Он чувствовал, что Уитни подталкивал к примирению какой-то непонятный страх, но не мог догадаться, в чем его причина.

– Почему мой друг так мрачен? – Ноэль хлопнул его по спине, улыбаясь во весь рот. – Боишься, что завтра я тебя обскачу?

– Нет, это я его обставлю завтра, – заявила Саманта, подходя к ним. – Между прочим, и вас тоже, месье.

– Ах, бедняжка! Вы живете в мире фантазий, – ласково коснувшись ее подбородка, сказал Ноэль.

– Кто это живет в мире фантазий? – поинтересовалась Эрин, присоединившись к их маленькой группе.

– Вообще-то мы обсуждаем способы, как умерить мужское самомнение, – усмехнулась Саманта.

– О, это моя любимая тема! – оживилась Эрин.

– Мне это доподлинно известно, – грустно признался Ноэль.

– Что, тяжело тебе приходится? – посочувствовал Каллен.

– Не то слово, – вздохнул Ноэль.

– Молодец, так и надо, – похвалила Саманта сестру, обнимая ее за талию. – Эрин во всех схватках первая, и у нее всегда больше всего пленных.

– Да, я такая, – призналась Эрин, скромно разглаживая платье.

– Ну еще бы! – воскликнул Ноэль. – Ведь для нее отношения с мужчиной – всего лишь развлечение, захватывающий спорт.

– Не без этого, – усмехнулась Эрин.

– Но вообще-то она у нас очень рассудительная и благоразумная женщина, – заметила Саманта.

– Она благоразумная? Как же! – сердито возразил Бомон. – Должен тебе заметить, друг мой, – обратился он к Каллену, – Эрин Ларк – самая неразумная женщина из всех, кого я знал.

– Это означает только одно: она устояла перед твоими чарами.

– Ты предатель мужского племени! – мрачно изрек Ноэль.

– Истина дороже всего, – улыбнулся Каллен.

– Пойду поищу более чуткую компанию. Братья Хенли как раз подойдут. – И Ноэль гордо удалился.

– Э, нет, так не годится, – заявила Эрин. – Кто-то же должен проследить, чтобы этот джентльмен не переусердствовал. А то Каллен в результате останется без достойного соперника, который бы заставил его поддерживать форму.

Кивнув обоим, она поспешила за Ноэлем.

– Неужели недостаточно того, что в состязаниях буду участвовать я? – притворно возмутилась Саманта.

– Это только предлог, чтобы сбежать, – усмехнулся Каллен. – Кстати, о мужчинах… – начал он, но Саманта резко перебила его:

– Самая скучная тема. Тебе бы лучше подумать о том, как вернуть свою прекрасную принцессу и наконец устроить счастливую жизнь. А меня ждут.

Она ушла, и Каллен некоторое время смотрел ей вслед с удивлением и разочарованием. Однако ему ничего не оставалось, как послушно последовать ее совету. Найдя глазами Уитни, он медленно двинулся к ней сквозь толпу поклонников и пригласил ее на танец. Но, даже танцуя с женщиной, которую любил двенадцать лет, он постоянно ловил себя на том, что следит, где находится Саманта и нет ли рядом с ней Рейнхарта…

Каллен провел с Уитни целый час. Они стояли у фонтана и говорили о перевыборной кампании сенатора Шеридана. Большинство гостей танцевали. В белой беседке Кинан, сидя в своем кресле, рассказывал благодарным слушателям об истории соревнований на приз Маккензи. На подлокотнике его кресла примостилась Лорел; потягивая пиво, она периодически вносила дополнения в обстоятельный рассказ мужа.

Каллен снова отыскал глазами Саманту и нахмурился: к ней с решительным видом приближался Рейнхарт.

– Слушай, Уитни, – торопливо заговорил он, – я плохой хозяин: еще ни разу сегодня не пригласил танцевать Сэм. Что обо мне подумают?! Я скоро вернусь.

Каллен поспешно направился к Саманте, не заметив, какой убийственный взгляд бросила на него Уитни. Он думал только о том, как бы на несколько шагов опередить немца, и это ему удалось.

– Пойдем потанцуем, – предложил он.

Саманта посмотрела на него и отвела глаза.

– Вообще-то я не собиралась танцевать… – начала она, но Каллен настойчиво потянул ее за руку.

– Пойдем!

– Хорошо. – Она послушно поднялась. В желтом свете фонарей лицо ее казалось бледным. Некоторое время они молча стояли, не двигаясь с места.

– Ты такая красивая, – чуть слышно выдохнул Каллен.

Рейнхарт уже вылетел у него из головы, ему было очень приятно держать ее руку в своей.

– М… музыка заиграла, – запнувшись, проговорила Саманта и побледнела еще больше.

Словно очнувшись, Каллен обнял ее за талию и увлек в круг танцующих. Только теперь он почувствовал, что вечер по-настоящему удался. Они принялись весело отплясывать зажигательный танец, и на щеки Саманты сразу вернулся румянец. Они рассмеялись, счастливо избежав столкновения с другой парой.

– Осторожно! – воскликнула Саманта: они снова чуть не врезались в Дэвида и Карен О'Коннор – двух серьезных претендентов на победу в скачках.

Но, уклонившись от одного столкновения, Каллен не смог уйти от другого. Они влетели в пышную Хелену Кармихель, танцующую со своим очередным, пятым по счету, мужем.

– Ну держись! Завтра я с тебя глаз не спущу, – пригрозила Хелена.

– Что ты наделал?! – помрачнела Саманта. – Она же член жюри и завтра начнет придираться к нам.

– Чепуха, – беззаботно отмахнулся Каллен. – Кузина Хелена – честнейший человек. Кроме того, я постараюсь ее задобрить увесистой коробкой конфет.

– Ты – мой герой! – с воодушевлением объявила Саманта, и он рассмеялся.

Каллен смотрел в ее смеющиеся глаза и чувствовал, как для него естественно и легко держать в объятиях Саманту. Надо сказать, ему это очень нравилось. Он с удовольствием узнавал настоящую Саманту – ту, что так долго скрывалась за шутками и маской невозмутимого спокойствия. Он радовался, что стал свидетелем того, как в течение лета истончилась и исчезла ее броня, за которой она пыталась скрыть свою чувственность, одержимость, страхи, чувство вины, мрачные воспоминания и душевную боль. А еще – страстную любовь к своему ранчо и к лошадям. Только теперь ему открылась ее преданность и необыкновенная стойкость. А главное – ее неистовая жажда жизни нашла отклик и в его душе. Она помогла ему освободиться от бремени ложной вины и снова обрести себя.

Каллен внезапно почувствовал, что сердце его сильно заколотилось, а голову начал окутывать туман. Он вспомнил пьянящий поцелуй Саманты на вечере у Уитни, и ему безумно захотелось снова поцеловать ее.

В следующую минуту музыка закончилась. Не дожидаясь, когда окончательно потеряет голову, Каллен извинился и благоразумно поспешил подальше от Саманты и остальных гостей. Он нашел убежище в дальнем углу дворика и постарался унять возбуждение. Ему казалось, мир перевернулся с ног на голову.

Неужели он такой же развращенный, как Бомон? Он желал Саманту больше, чем когда-нибудь желал Уитни!

Каллен с трудом переводил дыхание. Как все так могло измениться за одно лето? Может быть, он сошел с ума или просто пьян? «Наверное, у меня нервный срыв», – подумал он и тут же понял, что это не так. Дело в том, что этим летом он, как и Саманта, освободился от сковывавшей его брони и стал по-другому смотреть на свою жизнь и на все, что его окружало.

– Вид у тебя не лучший, явно не помешает что-нибудь выпить. – Перед ним появился Ноэль Бомон в черных брюках и того же цвета рубашке с короткими рукавами.

– Спасибо. – Каллен с благодарностью взял предложенный стакан виски.

Он отпил половину в надежде утолить мучительную жажду, но не смог обмануть себя: желание его только разгорелось.

– В чем дело, мой друг? Ты на себя не похож.

Каллен пристально смотрел на Бомона:

– Кажется, я близок к тому, чтобы изменить Уитни…

– Если дело в этом, то беспокоиться не стоит, – успокоил его Ноэль. – Нельзя изменить, если нет любви. А Уитни ты не любишь.

– Ну, ты и скажешь! – обиженно протянул Каллен. – Извини, пожалуйста, но мне лучше знать.

– Ты всего лишь увлечен ею, – уверенно заявил Ноэль. – А это очень разные вещи.

– Да как ты можешь…

– Поверь мне, мой друг, – сказал Ноэль, жестом прерывая Каллена. – У меня достаточно опыта в таких делах, и я давно научился отличать одно от другого. Невозможно изменить увлечению, потому что оно – лишь обманчивый туман. Поэтому не беспокойся ни о чем и возвращайся к гостям.

– Временами мне кажется, что на двух континентах не найти большего циника, чем ты, – сказал Каллен, озадаченно глядя на Ноэля.

– Если мне не веришь, спроси свое сердце, – сказал Ноэль, положив руку на плечо Каллена. – А если оно не откликнется, обратись к Саманте Ларк.

 

14

На следующее утро Уитни спустилась в гостиную в коричневых брюках и того же цвета жакете, оставлявшем открытой значительную часть груди.

– Ну, как тебе? – спросила она взволнованно.

– Как всегда – бесподобно! – ответила Мисси из кресла у двери.

Конечно, они опаздывали, но Мисси не горела особым желанием попасть на открытие соревнований. Конные состязания всегда оставляли ее равнодушной.

– Я стараюсь изо всех сил, но Каллен в последнее время какой-то странный. Я не знаю даже, чего он от меня хочет.

– Очень возможно, что ничего, – глубокомысленно заметила Мисси, лениво листая журнал мод.

– Не говори так! – возмутилась Уитни. – Не напрасно же я шесть лет ждала, когда он сможет наконец устроить для нас ту жизнь, которая мне нужна. Я слишком долго на него рассчитывала, чтобы теперь отступиться. Если он будет молчать, я сама сделаю ему предложение. Я припру его к стенке и заставлю на мне жениться!

– Он человек порядочный и, возможно, позволит загнать себя в капкан. – Мисси отложила журнал и встала. – Но подумай, Уитни, стоит ли тебе выходить замуж за человека, которого ты не любишь, и который, возможно, уже разлюбил тебя.

– Ничего подобного, Каллен продолжает меня любить! Он просто немного растерян, поскольку ему стало ясно, что я готова сказать «да». Все мужчины теряются, когда дело доходит до алтаря.

– Но ты промолчала, когда я предположила, что ты его не любишь. Это странно. – Мисси, прислонясь к двери, с лукавой усмешкой внимательно смотрела на подругу.

Уитни придирчиво оглядела себя в зеркале, висевшем над столом.

– Ты как-то сказала, что я никогда никого по-настоящему не любила. Наверное, это так и есть. Но Каллен мне нравится больше других – кроме Тига, конечно. Он богат, великодушен, готов сделать для меня все, что я захочу… По-моему, он мне вполне подходит.

– Но есть и другие способы получить то, что ты хочешь. Для этого не обязательно выходить замуж за Каллена.

– Но я не из тех, кто делает карьеру! – Уитни обернулась и с вызовом взглянула на подругу. – И роль любовницы меня тоже не прельщает. Что же мне остается? Закладывать драгоценности?

Мисси протянула руку, ласково погладила распущенные волосы Уитни и поцеловала ее тем поцелуем, о котором мечтала с шестого класса.

– Дорогая, нам нужно поговорить.

В первый день состязаний на приз Маккензи погода обещала быть хорошей. Белые кучевые облака плыли в голубом небе, к которому скоро должны были взлететь десятки воздушных шаров. Звук заполнявшего шелковую оболочку воздуха смешивался с пением птиц, шумом подъезжавших машин и фургонов и приглушенным гулом голосов все прибывающих зрителей. В первый день их ожидалось около пятнадцати тысяч, а в последующие дни – до тридцати.

На соревнования съехалось столько участников, что все гостиницы в радиусе пятидесяти миль оказались забитыми до отказа. Были полны все стойла, выстроенные дедушкой Каллена за основной конюшней специально для этого случая.

Всевозможного размера и расцветки трейлеры с лошадьми запрудили дороги, ведущие к ферме Маккензи. В специальных фургонах продавалось что угодно: от горячих сосисок и пива до футболок и кепок с эмблемами состязаний. К западу от дома раскинули огромный шатер, где были расставлены столы и стулья. Там можно было перекусить более обстоятельно.

Уже были установлены телевизионные камеры, чтобы транслировать первый этап.

Кинан сидел в своем кресле на веранде и с довольным видом посматривал вокруг.

– Вот мы и снова все устроили.

Лорел хотела было сказать, что это дело рук ее и еще восьмерых помощников, но благоразумно промолчала. А Кинан удовлетворенно заметил:

– Слава богу, английская корона в свое время верила в будущее крупных хозяйств.

– Слава богу, Эйдан Маккензи оказался честолюбивым малым, – поправил отца Каллен. Он стоял рядом с ним и с не меньшим удовольствием оглядывал радующую глаз картину.

– И это верно, – весело фыркнул Кинан.

– Интересно, представлял ли себе дедушка, во что выльется его затея, когда учреждал эти соревнования шестьдесят семь лет назад?

– Думаю, все это лучше представляла себе твоя бабушка, – с иронией заметила Лорел, сжимая руку Кинана. – Сколько раз она повторяла мне, что у Дарби была только общая идея, а вытаскивать все досталось ей.

– Смотрите, вон Саманта. – Кинан указал в сторону дороги.

Каллен повернулся и увидел Сэм, ведущую в поводу Чародея. В отличие от нарядной публики она была в джинсах и изумрудного цвета рубашке с закатанными до локтя рукавами. Медные волосы ее были собраны в пучок на затылке, и Каллену почему-то пришло в голову, что в такой же пучок были сжаты ее нервы все эти пять лет.

Чародея, очевидно, волновало обилие лошадей, людей и царившая вокруг суета. Каллен заметил, как Саманта погладила лошадь по шее и прошептала ей на ухо что-то ободряющее. Потом она посмотрела на собравшихся на веранде Маккензи и, широко улыбнувшись, приветственно махнула рукой.

Каллена удивило, что Сэм выглядит такой бодрой и веселой. Пять лет волнений и тревог как не бывало. «Возможно, это потому, что она занимается любимым делом», – подумал он. Ему вдруг стало ясно, что Саманта олицетворяет все то, от чего он пытался бежать на протяжении двенадцати лет. Она венчала собой трехсотпятидесятилетнюю историю рода. В ней жила яростная любовь к земле ее предков – и к лошадям. Она жила той жизнью, которая ей предназначалась, и, наверное, именно поэтому Каллен в последние годы старался ее избегать. Саманта служила ему постоянным напоминанием о том, что сам он живет не своей жизнью.

Теперь Каллену было не страшно признаться себе, что, спасаясь от чувства вины, от боли, он создал искусственный мир, отчаянно цепляясь за фантазии о будущем с Уитни. Ему не хотелось ни о чем задумываться и ни о чем вспоминать. Чувство самосохранения или самообмана заставляло его отгораживаться от Саманты: если бы он остался, она бы пробудила слишком много чувств в его душе…

Каллен тряхнул головой и снова посмотрел на дорогу. За Самантой следовали Бобби Крейг с Центральным, Энди с Флорой и Мерибет – с Несси. Мигель Торрес с Калидой проехали на голубом пикапе в сторону стоянки.

– А где Уитни? – поинтересовался Кинан.

– Ее привезет Мисси Баррисфорд, – нарочито спокойно ответил Каллен. Однако перед самим собой притворяться было бесполезно. Каждый день его неотвязно преследовала мысль: как ему поступить с Уитни.

– Не могу поверить, что Саманта Ларк собралась выступать на четырех лошадях, – нахмурилась Лорел, когда Саманта со своими спутниками проследовала мимо. – Это же самоубийство!

– Ничего особенного она не делает, – успокоил жену Кинан. – В прошлом году так же поступила Арианна Шепард и стала лучшей наездницей года. Есть о чем задуматься. – Он выразительно посмотрел на сына.

– Конечно, отец, – улыбнулся Каллен. – А что, если я выступлю неважно? Ведь это мои первые серьезные соревнования за двенадцать лет.

– Ну уж нет! – возмутился Кинан. – Ты должен войти в первую пятерку – и больше не будем об этом.

– Слушаюсь, сэр.

– А мне будет достаточно, если ты просто останешься жив, – сказала Лорел, целуя сына.

Каллен хотел еще что-то сказать, но промолчал, увидев неприятную картину: Каспар Рейнхарт при полном параде подошел к Саманте и поцеловал ее в губы. Каллена возмутила до глубины души наглость немца. Он едва сдержался, чтобы не вспылить, но вовремя взял себя в руки и взглянул на часы.

– Отец, через двадцать минут твое интервью для телевидения. Нам надо продвигаться к главной арене.

Каллен покатил кресло Кинана по дорожке, и они влились в поток наездников, лошадей и зрителей. Все радостно приветствовали Кинана – ведь он был устроителем и многолетним участником этих состязаний. Он знал всех по именам, помнил, кто на какой лошади выступает, и для каждого у него находились добрые слова, Кинан походил на короля, приветствующего своих подданных.

Оставив отца в окружении телевизионщиков и репортеров, Каллен отправился в конюшню седлать Гордого. До начала соревнований оставалось еще добрых сорок минут, трибуна, где должна была сидеть Уитни с Баррисфордами, была заполнена лишь на три четверти. Поскольку Каллену предстояло стартовать только через полтора часа, он собирался переодеться и как следует разогреть Гордого.

Каллен в черном сюртуке, коричневых бриджах и отполированных до блеска черных сапогах вошел в конюшню. Дополняли костюм перчатки и цилиндр. Волосы его были заплетены в короткую косичку. В дальнем конце конюшни он увидел Саманту, усаживающуюся на Чародея. На правах старых друзей Ларки во время соревнований всегда размещали своих лошадей в конюшне Маккензи.

Саманта тоже успела переодеться. На ней был черный сюртук и ослепительно белые бриджи. Ее новые сапоги с короткими шпорами блестели даже в полутьме конюшни, волосы были убраны под черный цилиндр. Саманта выглядела как настоящий профессионал. Впрочем, она им и была. Однако, подойдя ближе, Каллен заметил, что она очень бледна, а губы ее плотно сжаты. Саманта рассеянно слушала Бобби и согласно кивала.

– Расслабиться пробовала? – спросил он вместо приветствия.

Она взглянула на него удивленно.

– Если ты в таком напряжении выедешь на арену, то сослужишь Чародею плохую службу, – объяснил Каллен.

– Я это прекрасно знаю, – поморщилась Саманта.

– Ты ела хоть что-нибудь?

– Выпила чай… Не хмурься, утром в меня ничего не лезло. Мутит, как только подумаю о еде. Может быть, смогу что-нибудь проглотить после пары выходов.

– Саманта, – он положил руку на ее полусогнутое колено, – вот увидишь, сегодня ты выступишь отлично и всех нас оставишь позади.

Она улыбнулась, и взгляд ее потеплел.

– Понимаю, что ты просто хочешь меня подбодрить, но все равно приятно.

Он рассмеялся:

– Ты выглядишь отлично, Сэм. Немного напряженно, но все равно отлично.

– В костюме для выездки я могу затмить кого угодно! Даже саму Уитни.

– Вот и молодец, а теперь наклонись на секунду.

Саманта наклонилась, заинтригованная. Каллен достал из кармана тонкую золотую цепочку с крошечной подковкой и надел ей на шею.

– Носи на счастье.

– Спасибо, – тихо проговорила она и улыбнулась. От этой улыбки у Каллена перехватило дыхание.

– Пожалуйста. А теперь отправляйся и покажи класс.

Первый день в соревнованиях по многоборью был отдан выездке. Проверялись физические качества лошади, ее способности, слаженность действий лошади и всадника. Судьи придирчиво оценивали нрав лошади, свободу движений, гибкость, качество выездки. Набор фигур был для всех одинаков, но искусство наездника состояло в умении руководить лошадью незаметно, создавая впечатление, что она движется по своей воле. Учитывалась также и посадка наездника, и многое другое. Судьи штрафными очками отмечали любой сбой, любое отступление от программы. Если количество штрафов не превышало полусотни баллов, выступление считалось блестящим.

Когда был подведен итог, оказалось, что все четыре лошади Саманты – среди первых двадцати пяти участников. Для таких молодых лошадей успех был неслыханным, посмотреть на чудесных животных приходили толпы наездников и владельцев ранчо.

– Для гибридов они очень грациозны, этого у них не отнять, – в тот же вечер за ужином заявил Саманте Мэтью Баррисфорд.

По давно сложившейся традиции Маккензи, Ларки и Баррисфорды в первый день соревнований ужинали вместе. Была и Уитни. Необычно молчаливая, она сидела рядом с Калленом напротив Мисси.

– Иначе и быть не могло: ведь с ними работал такой одаренный тренер! – Ноэль поднял свой бокал за Саманту.

– Хотелось бы надеяться, что система разведения тоже кое-что значит, – не без иронии ответила Саманта.

Каллен взглянул на нее и улыбнулся. Разумеется, она страшно устала, но выглядела гораздо лучше, чем утром: успех окрылил ее. Волосы Сэм, не собранные в чопорный пучок, струились по плечам, поблескивая живым огнем в свете люстры.

– Тебе бы все хотелось отнести на счет программы разведения. Но мы должны отдавать должное и искусству наездника.

– Интересно, что бы ты говорил, если бы не занял третье место?

– То же самое! Но я и в самом деле сегодня отлично отработал. – Каллен с достоинством поклонился.

– Это верно, – подтвердил сидящий во главе стола Кинан. – Но Ноэль все-таки обошел тебя: у него первая и четвертая позиции в рейтинге. А вообще-то должен сказать, что следить за вами было одно удовольствие.

– Вы очень любезны, мой друг, – без ложного смущения поблагодарил Бомон.

– Но тебе надо иметь в виду Арианну Шепард, – предупредила Эрин. – Она выступает весь год очень мощно. Сейчас она на втором месте и наступает тебе на пятки, так что не стоит успокаиваться.

– Мы с ней встречались на многих соревнованиях, мне нравится такая борьба, – признался Ноэль.

– И мою внучку не надо сбрасывать со счетов, – вмешался Мэтью Баррисфорд. – Шестое место – очень неплохо, даже по меркам Баррисфордов.

– Спасибо за заботу, дедушка, – улыбнулась своему ворчливому родственнику Эмили.

Ей было всего тридцать, но за последние пять лет она дважды добивалась звания лучшего наездника года. Эмили выступала на двух лошадях и чувствовала себя достаточно уверенно.

Каллен через стол взглянул на Саманту. Ее тонкие пальцы теребили пуговицу голубого платья, было ясно, что напряжение еще не совсем прошло. Но к ней уже вернулась прежняя уверенность в себе, а это было немало.

Когда взгляды встретились и она улыбнулась ему, Каллен вдруг почувствовал, что не может больше спокойно сидеть на своем месте и поддерживать разговор. Как только Уильямс принялся разливать кофе, он выскользнул в спасительный теплый мрак ночи. Над его головой ярко горели звезды, пофыркивали лошади, пасущиеся в отдалении. Каллен сознавал, что его мир меняет орбиту и пришло время определить свое отношение к этому.

Саманта сидела в гостиной Маккензи и пила кофе в обществе близких ей людей. Все они так же, как и она, были влюблены в свою землю и лошадей; общение с ними приносило ей ни с чем не сравнимое удовлетворение. «Семь лет каторжного труда ради каких-то трех дней!» – усмехнулась она про себя. И тем не менее Саманта чувствовала: ее страхи и напряжение действительно куда-то ушли. Она ощущала только радость, выступая на своих лучших лошадях. А еще она испытывала гордость за то, что сама вывела такую замечательную породу.

Саманта обвела взглядом гостиную. Старшие Маккензи увлеченно беседовали с Баррисфордами, Ноэль флиртовал с Эрин, Уитни о чем-то с серьезным видом разговаривала с Мисси. Но где же «король бизнеса» и ее кумир? Каллена в комнате не было, и это удивило Саманту. А кроме того, ей вдруг сразу стало скучно.

Встав с кресла, Саманта подошла к балконной двери и принялась вглядываться в темный бархат ночи. Внезапно она различила какое-то движение: что-то белое мелькнуло в глубине сада.

Подчиняясь душевному порыву, Саманта тихонько открыла дверь и незаметно выскользнула на веранду. Ощутив нежную ласку теплого ветерка, она подумала, что по крайней мере на несколько дней отодвинула от себя все заботы. Мир снова стал волшебным царством, и она наслаждалась его чарующей красотой.

Саманта шла через лужайку вслед за маячившим впереди белым пятном. Дорогу ей освещала почти полная луна. Подойдя к загонам, где дремали лошади, она увидела Каллена. Его волосы серебрились в лунном свете, он осторожно, чтобы не вспугнуть лошадей, переходил от одной к другой, ласково поглаживая черные морды и лоснящиеся шеи. Он так гармонично вписывался в окружающий его волшебный мир, что Саманта поняла: это прежний Каллен, душу которого больше не тяготят тени прошлого. Наконец-то Каллен по-настоящему вернулся!

Саманта смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Сердце ее переполнила радость.

– Эй, там, привет! – окликнул ее Каллен, и Саманта чуть не подпрыгнула от неожиданности: она не подозревала, что он видит ее.

– И тебе привет, – сумела выдавить она и впервые подумала: неужели Каллен не замечает, как она на самом деле к нему относится.

– С каких это пор ты начала шпионить за мной?

Саманта залилась краской от корней волос до кончиков пальцев.

– Много чести! У тебя всегда было непомерно раздутое самомнение.

– Тебе палец в рот не клади, – хмыкнул Каллен. – Неудивительно, что ты до сих пор не замужем.

– Могу то же самое сказать и о вас, сэр.

– Да, я действительно наказание для родни, – покорно признался Каллен.

– Ну, в этом ты сам виноват.

– Тоже верно, – улыбнулся он. – Пойдем, пока Уитни не выслала нам вслед двух крепышей, чтобы они нам кости переломали. – Он легко перескочил через перила.

– Что ты, это слишком грубо для мисс Шеридан! Думаю, ей больше по душе стрихнин или мышьяк.

Каллен рассмеялся и, взяв ее за руку, повел к дому.

– А ты какое оружие предпочитаешь?

– Я – простая женщина из народа. Такие сложности не для меня. Меня вполне устроит удавка, охотничий нож или пистолет.

Каллен ошарашенно уставился на нее:

– Наверное, я медленно соображаю, но сейчас до меня наконец дошло, что ты не «простая», а очень опасная женщина.

– О, ты даже не представляешь насколько!

– Так просвети меня.

Саманта заглянула в его глаза, казавшиеся почти черными в темноте, и ответила, стараясь заглушить стук сердца:

– Извини, но ты не в моем вкусе.

 

15

Второй день соревнований почти целиком занимал кросс. Здесь проверялись выносливость лошади, ее умение преодолевать препятствия и выдерживать определенный темп. Штрафные очки начислялись как за опоздание, так и за опережение графика. Штрафом наказывалось также нежелание лошади брать преграду или падение наездника. Если же падала лошадь, команда снималась с соревнований.

Многие наездники с мировым именем считали самой трудной трассу в английском Бадминтоне. На последних соревнованиях из восьмидесяти шести участников только сорок пять чисто выполнили прыжки, а без штрафного времени финишировали всего шестнадцать наездников. Мечтой Кинана было поднять соревнования на приз Маккензи на такой же высокий уровень.

Накануне участники состязаний познакомились с маршрутом и назвали его создателя Дерека ди Грази исчадием ада. На счастье, ассоциация конного спорта выступала против излишнего усложнения трассы, поэтому на маршруте насчитывалось всего тридцать два препятствия. Однако в них входило преодоление водной преграды – реки Бренди-Крик.

Перед каждым этапом состязаний и после него доктор Макларен тщательно осматривал лошадей, и при малейших признаках плохого самочувствия, растяжений или чрезмерной усталости лошадь снималась с соревнований. Некоторые наездники еще до осмотра врача сами отзывали свои заявки: для них здоровье их лошадей было дороже призов и баллов.

Утром в пятницу Саманта стартовала четвертой. Она легким галопом вывела Чародея на трассу; на ней были коричневые бриджи, изумрудного цвета трикотажная рубашка, шлем, защитный жилет, а на шее цепочка – подарок Каллена. Он должен был идти двенадцатым и стоял у линии старта рядом с Эрин, держа поводья Гордого.

– Сэм сегодня выглядит бодрее, – заметил Каллен, когда Чародей легко взял первые препятствия и они скрылись за деревьями.

– Геракл – мальчишка по сравнению с моей сестрой!

На Эрин были джинсы и просторная желтая блуза. Сейчас она следила глазами за Ноэлем, ушедшим на трассу на своей серой кобыле по кличке Аннамария. Она шла уверенно и упруго, как и положено лошади чемпиона мира.

– Надо отдать ему должное, смотрится он великолепно, – похвалила Эрин.

– А я что, хуже?

– И ты очень хорош, – ободрила его Эрин.

– Благодарю, – сказал Каллен, опуская стремена: ему предстояло стартовать через десять минут.

– Постарайся не убиться, сосед.

– Приложу все усилия, подруга, – улыбнулся он.

– Удачи! – Эрин послала ему воздушный поцелуй.

– Скрести пальцы.

Каллен подъехал к беседке, где в своем кресле сидел отец. Кинан слушал передаваемые с трассы сообщения и следил за тем, что происходит, по небольшому телевизору, который стоял перед ним. В глазах его светился молодой задор. Рядом, грозно сдвинув брови, несла вахту сестра Морган, недовольная нарушением предписанного доктором Мэрлоком режима.

– Задай им как следует, сынок! – напутствовал Кинан подъехавшего к нему Каллена.

– Слушаюсь, сэр.

– На старте дай Гордому на минуту свободу, пусть почувствует это прекрасное утро и землю под ногами. А потом натяни поводья и аккуратно иди на маршрут. Выносливости в нем на две трассы хватит, но ты должен умело использовать его возможности.

– Хорошо, отец. – Каллен едва сдержал улыбку: все это отец говорил ему накануне дважды, это был уже третий раз.

– Саманта прошла двенадцатый номер, – сообщил Кинан. – Она хорошо сегодня работает с Чародеем.

– Я ничего другого и не ожидал.

Каллен не стал пренебрегать советом отца. Он слегка отпустил поводья на подъезде к первому препятствию, но перед барьером взял Гордого под строгий контроль. Так же он поступил и перед вторым препятствием. В свежей прохладе утра чувствовалось дыхание осени. Каллен с наслаждением вдыхал запахи земли, ощущая свое единение с лошадью. Сердце его радостно билось. «Господи, как же мне всего этого недоставало!» – думал он.

Гордый взял следующие барьеры даже с некоторым презрением – словно считая их слишком легкими, недостойными его. Каллену несколько раз приходилось натягивать поводья, чтобы сдерживать коня: они должны были идти точно по графику.

Пока все шло хорошо. Каллен слышал стук копыт Гордого, скрип седла, крики зрителей, которые стояли за ограждением у каждого препятствия.

Публика аплодисментами встречала всадника, приветствовала удачные прыжки, огорченно охала в случае неудачи. Судьи отмечали ошибки, следили, чтобы поврежденные препятствия вовремя приводились в порядок. Уитни должна была вместе с Баррисфордами наблюдать за соревнованиями с небольшого пригорка у пятнадцатого барьера – оттуда было хорошо видно четверть маршрута.

Но до этого было еще далеко. Перед стартом Каллен слышал, что наибольшие трудности вызывала восьмая преграда, затем шестнадцатая – лабиринт, напоминавший творение Бобби Крейга, – и двадцать вторая, где надо было преодолеть штабель бревен и пересечь Бренди-Крик.

Пока же он находился почти в начале пути. Третье препятствие далось легко. Четвертое – сложная комбинация столбов и перекладин – вызвала у Гордого легкое беспокойство, но Каллен не дал коню заупрямиться, пришпорив его. Он непроизвольно сжался, услышав, как задние копыта Гордого чиркнули по перекладине. Однако перекладина удержалась на месте, и Каллен вздохнул с облегчением.

Но впереди, всего в нескольких секундах, ждало новое испытание: вертикальные перекладины над рвом – одно из самых коварных препятствий. И Каллен сосредоточил свое внимание на нем, не думая о тех, что ждали впереди.

Вторая половина дистанции шла параллельно первой, и Каллен заметил впереди и чуть сбоку всадника, который вышел на маршрут за Самантой. Каллен ехал к четырнадцатому препятствию через луг Мэгги, названный в честь жены Эйдана Маккензи. Внезапно до него долетели встревоженные крики зрителей, стоявших у двадцать второй преграды. Сердце его бешено заколотилось. «Неужели что-нибудь с Самантой?! – промелькнула у него мысль. – Может быть, Чародей заартачился или свалился в реку? Не пострадала ли Сэм?»

Ничего узнать в этот момент он не мог: после серии прыжков они приблизились к лабиринту. До него снова донесся взволнованный гул – что-то случилось с всадником и лошадью, идущими впереди. Но раздумывать было некогда, и Каллен увидел, что произошло, как раз перед тем, как Гордый собирался прыгнуть в воду: лошадь сбросила всадника прямо под ноги коню Каллена. Испугаться Каллен не успел – Гордый взвился в воздух и перелетел неожиданное препятствие, не задев ни лошади, ни всадника. Он благополучно опустился в воду, подняв фонтан брызг, и, оказавшись на противоположном берегу, с легкостью преодолел еще один барьер.

– Молодец! Покажи им всем, как надо работать! – Каллен ободряюще похлопал лошадь по шее.

Он промок с головы до ног, но душ пришелся очень кстати: им с Гордым как раз не мешало охладиться. Каллен сверил время – тридцать секунд опережения. Он перевел коня на легкий галоп.

– Не спеши, парень, береги силы.

Но Гордый, казалось, с каждым препятствием становился сильнее. У Каллена кровь стучала в висках, ему сейчас все было по плечу. Они дышали с Гордым одним дыханием и двигались как единое целое. Гордый легко оставил позади двадцатый барьер и двинулся дальше. Каллен ликовал. И как можно было предпочесть этой радости душные кабинеты Нью-Йорка, Лондона и Гонконга?!

Наконец последнее препятствие было пройдено, и Каллен понесся к финишной черте, не замечая ничего, кроме топота копыт и ударов собственного сердца. Он пересек линию финиша с победным криком и с неохотой пустил Гордого шагом. И конь, и всадник тяжело дышали.

– Ну что, повторим! – подмигнул Каллен хронометристке.

– Сожалею, мистер Маккензи, – улыбнулась девушка, – но у каждого наездника одна попытка. Однако вам не о чем беспокоиться: вы пока на первом месте.

– Но на маршруте еще достаточно наездников, – с довольной улыбкой заметил Каллен, – поглаживая Гордого по сильной шее. «Саманта!» – вдруг вспомнил он. – А как Саманта Ларк? У нее все в порядке?

– О да, у нее все замечательно, – ответила хронометристка, следя глазами за следующим всадником, заканчивавшим дистанцию. Это был тот, который свалился в пруд.

– Но у двадцать второго препятствия я слышал какой-то шум…

– А, это Джэмисон Портер, – сказала девушка, заглянув в свои записи. – Он шел перед Самантой Ларк. Ему крупно не повезло: сломал ногу. А лошадь не пострадала.

– Слава богу! – воскликнул Каллен, думая, естественно, о Саманте, а не о лошади Портера.

Спешившись, он повел Гордого на осмотр к доктору Макларену и, получив допуск на следующий этап, отправился к родителям.

– Это было зрелище! – Кинан казался очень довольным.

– Спасибо, отец. – Каллен улыбнулся во весь рот: это была наивысшая похвала, которую он мог услышать из уст отца.

– Ну и вид у тебя, – заметила Лорел.

– Но я первый!

– За тобой идут еще около десятка наездников, – несколько охладил его пыл Кинан.

Каллен пожал плечами:

– Согласен, но тем не менее хочу воспользоваться случаем и кое о чем тебя попросить. Отец, подари мне на день рождения Гордого. Я бы с ним серьезно занялся.

– Если к финалу останешься в первой пятерке, он – твой. В другом случае можешь о нем и не мечтать.

– Слушаюсь, сэр. – Каллен рассмеялся от переполнявшей его радости: он выступил отлично, день выдался прекрасный, и рядом была его семья.

Спустя полчаса после того, как Чародей без единого штрафного очка завершил маршрут, Саманта уже направляла Флору к первому рубежу. Когда она приближалась к пятому препятствию, Каллен, передав Гордого заботам конюха, в приподнятом настроении вновь присоединился к родителям, чтобы вместе с ними понаблюдать, как идут дела у Саманты.

Когда она добралась до опасного места – водной преграды, – к ним подошла Эрин.

– Ну, как она?

– Отлично, – ответил Каллен, скосив на нее глаза. – А где ты была?

– Пожелала удачи Ноэлю. Кому-то же надо было это сделать!

– Предательница! – изрек Каллен.

– Такое уж у меня доброе сердце, – вздохнула Эрин.

Каллен видел на экране, как Саманта направила Флору к лабиринту. Он задержал дыхание, следя, как лошадь прыгнула в пруд, пересекла его в положенные три прыжка и выскочила на берег. Сердце у Каллена замерло, но Флора безукоризненно преодолела барьер.

– Умница! – воскликнул он, с облегчением переведя дух.

После двадцатого препятствия Флора едва не села на задние ноги, но Саманта смогла ее удержать.

– Молодец, – одобрил Кинан.

– Ой! – внезапно вскрикнула Эрин, и Каллен только тогда осознал, что изо всех сил стиснул ее руку, глядя, как Саманта выправляет Флору.

– Извини, пожалуйста. – Он поспешно выпустил тонкие пальцы.

– Каллен! – сверкнула глазами Эрин. – С музыкантами шутки плохи. Если бы ты повредил мне руку…

– Извини, я не нарочно.

– Нас только тронь, крупно пожалеешь!

– Я это учту, – сказал Каллен, целуя ей пальцы.

– Вот и она! – объявила Лорел.

Все одновременно повернули головы и увидели, как Саманта с Флорой, чисто преодолев последний барьер, галопом приближаются к финишу.

– Время? – спросил Каллен у отца.

– Без штрафных очков, – улыбнулся Кинан. – Все выполнено чисто.

– Слава всем богам, покровителям конников! – пробормотал Каллен и снова схватил Эрин за руку, но уже не так сильно. – Пойдем к ней!

Когда они подошли к Саманте, Энди уводил Флору. Он был просто неотразим: весь в черной коже, с выкрашенными в честь торжественного случая в бирюзовый цвет волосами.

– Ты красиво шла, – похвалил Каллен.

– Иногда я просто не выношу лошадей, – криво улыбнулась Саманта. – Они чертовски непредсказуемы! Я знала, что лошади и всадники стабильно падают на восьмом, шестнадцатом и двадцать втором номерах. Она же их прошла блестяще – и вдруг поскользнулась на траве!

– Но ты же ее выправила. – Эрин с улыбкой обняла сестру. – Мы видели, как это у тебя здорово получилось.

– Я до того разозлилась, что готова была ее на себе перетащить!

Каллен улыбнулся. Ему было знакомо это желание – в юности он не раз чувствовал на соревнованиях то же самое.

– Когда твой следующий заезд?

– Не раньше часа дня.

– Повезло, – поморщился он. – Самая жара! Растаешь, как свечка.

– Ничего мне не сделается, я здесь родилась и выросла, – возразила Саманта.

– Все равно, если не будешь осторожна, заработаешь солнечный удар. – Он обнял ее за плечи и настойчиво развернул в сторону дома. – Тебе необходимо принять душ, отдохнуть и поесть. Надеюсь, ты еще не совсем забыла, что такое еда?

– Я завтракала, – обиделась Саманта.

– Бутерброды – не завтрак. – Каллен энергично пробирался сквозь толпу зрителей и наездников, таща за собой Саманту. – Пойдем, Роз Стюарт испекла специально для тебя пирог с орехами.

– Но Калида будет ревновать…

– Думаю, Бобби Крейг сумеет ее отвлечь.

– Вижу, моя сестра в надежных руках, – заметила Эрин. – Пойду, пожалуй, встречу на финише нашего француза.

Она быстро ушла, а Каллен повел Саманту в дом, несмотря на ее непрекращающиеся протесты и заявления, что она вполне способна сама позаботиться о себе. Но Каллен был настроен решительно и не собирался позволить женским капризам помешать его благородной миссии.

В час дня Саманта, отдохнувшая и накормленная, вышла на дистанцию на Центральном. Каллен, которого в конце концов все-таки потеснил на второе место Ноэль Бомон, вместе с Эрин и семейством Маккензи с интересом наблюдал за тем, что происходит на трассе.

– Эмили Баррисфорд прошла шестнадцатое препятствие! – объявил Кинан. – Вполне может обойти вас в рейтинге, – обратился он к Ноэлю.

– Трасса сложная, и ее надо пройти без ошибок, – ответил Бомон, пожимая плечами.

– Не сомневаюсь, что Эмили все сделает прекрасно, – усмехнулась Эрин. – Ведь она знает, что за ней наблюдает Мэтью.

– Черт! – внезапно выругался Кинан.

– Что такое? – воскликнули все в один голос.

– Упала, – нахмурился Кинан, глядя на экран.

– Кто, Эмили? – спросила Лорел.

– Нет, Саманта.

– Как?! – завопил Каллен, выхватывая у отца маленький переносной телевизор.

Он увидел Центрального, который в изумлении уставился на разрушенное им восьмое препятствие. Саманта сидела на земле, встряхивая головой. Она попыталась подняться, но не смогла, и Каллен выругался.

– Она ушиблась, – определил он.

– Сильно? – испуганно спросила Эрин. Вглядываясь в экран, она дрожала всем телом.

– Не могу понять. – Каллен видел, что Саманта снова попыталась встать, и наконец ей это удалось. Сильно хромая, она подошла к Центральному и перебросила поводья ему через голову. – У нее что-то с лодыжкой. Вывих или перелом.

– Она же не сможет ехать в таком состоянии! – воскликнула Эрин.

– И между тем собирается, – мрачно заметил Каллен, глядя, как судья у барьера помогает Саманте сесть в седло. Он болезненно поморщился, когда увидел, как она вдела раненую ногу в стремя. Саманта развернула Центрального и снова направила его на препятствие. Лошадь как ни в чем не бывало взяла его. – Ненормальная! – сквозь зубы процедил Каллен. – Впереди двадцать четыре препятствия, а ей наверняка каждый шаг причиняет боль.

Саманта продолжала проходить дистанцию, как будто ничего не случилось. Было ясно, что она старается ради Центрального: любое изменение в ее посадке или движения ног сбило бы с толку неопытную лошадь.

На трассе царила напряженная тишина: все молча ждали развязки. Центральный попытался заартачиться перед пятнадцатым препятствием – зигзагообразным забором с планками разной высоты, – но Саманта заставила его идти вперед. Лабиринт конь прошел шутя, не обратив внимания, что Саманта едва не упала, когда Центральный прыгнул в пруд. Барьер на противоположном берегу Центральный тоже взял легко, хотя Саманта прижалась к его шее, чтобы не упасть.

– Не могу больше на это смотреть, – призналась Эрин.

– Она хорошо закончит маршрут, вот увидишь. – Ноэль обнял ее за талию.

Саманта оправдала их надежды. Она пересекла линию финиша, имея всего сто девять штрафных очков: двадцать за то, что Центральный не смог взять одно препятствие, шестьдесят пять за свое падение и двадцать четыре очка за минуту опоздания. По всем меркам, результат был хорошим, некоторые ветераны выступили хуже. Однако теперь только удачное выступление в конкуре могло позволить Саманте остаться в первой тридцатке.

Каллен подошел к Саманте, опередив двух конюхов с фермы Ларк и Бобби Крейга. Он осторожно спустил ее с седла и подхватил на руки.

– Что ты делаешь?! – попыталась воспротивиться она, но Каллен был непреклонен.

– Будешь надоедать мне разговорами, что можешь идти сама, завяжу тебе рот, – пообещал он.

Каллен пронес Саманту мимо судей, наездников и зрителей прямо к беседке Маккензи. Там он решительно подошел к отцу и усадил ее к нему на колени.

– Ну, привет, с прибытием, – улыбнулся Кинан, обнимая Саманту за талию.

– Отпустите! – запротестовала она.

– Нужно, чтобы тебя кто-то держал: сейчас будет больно, – мрачно пояснил Каллен. – Кроме того, другие стулья для тебя недостаточно устойчивы.

Он опустился на колени и одним плавным движением стянул с ее ноги сапог. Саманта закусила губу, чтобы не закричать. Если бы Кинан не держал ее, она не усидела бы на месте.

Врач соревнований был занят: его позвали к другому наезднику, который сломал запястье. Каллену пришлось самому ощупать ногу Саманты, чувствуя, как она вздрагивает при каждом прикосновении.

– Ну что? – с тревогой спросила Эрин.

– Мне кажется, перелома нет. А как по-вашему? – обратился Каллен к сестре Морган.

Пока суровая сестра тщательно обследовала ногу Саманты, она сидела, зажмурившись и изо всех сил сжав зубы. Каллен знал, как это болезненно: в шестнадцать лет он вывихнул ногу в скачках с препятствиями.

– Конечно, некоторые связки порваны, – наконец заявила сестра Морган, – но не думаю, что есть перелом. Хотя все же настоятельно рекомендую сделать рентген.

– Не сейчас, – отрезала Саманта и обернулась к Бобби Крейгу. – Бинтуй! – скомандовала она.

– Я знал, что вы это скажете, – вздохнул Крейг и, опустившись на колени, раскрыл аптечку.

– Как это «бинтуй»?! – взорвался Каллен. – Не собираешься же ты еще ехать сегодня?

– Конечно, собираюсь, – спокойно ответила Саманта.

– Сэм, подумай, ты ведь приехала еле живая! – пыталась отговорить сестру Эрин.

– С забинтованной ногой все будет нормально, – решительно заявила Саманта.

– Послушай, сумасшедшая! – Каллен схватил ее за плечи. – Выступление на трех лошадях – такое же достижение, как и на четырех, уверяю тебя. Тебе нужен врач, рентген и профессионально сделанная повязка, не в обиду Бобби будет сказано. А еще тебе нужны лекарства – много лекарств, если ты надеешься завтра сесть в седло.

– Я могу дать ей болеутоляющее, – предложила сестра Морган.

– Ничего сильнее аспирина не приму! – Голос Саманты звучал решительно, несмотря на боль, которую причинял ей Бобби, бинтуя лодыжку. – Я не могу подвести Несси – она обязательно должна выступить.

– Я не позволю тебе сесть в седло! – заявил Каллен, приблизив к ней лицо.

– Ты не имеешь права указывать, что мне делать! – Саманта наградила его убийственным взглядом. – Если я решу ехать еще на десяти лошадях, ты меня не остановишь. Семь лет назад в Германии я вывихнула плечо и все равно пришла первой. Через полчаса я смогу сесть на Несси. Я знаю, на что способна, Каллен Маккензи, так что отстань от меня!

Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Все с большим интересом следили за их перепалкой.

– Я привяжу тебя к перилам, – пообещал Каллен.

– Только попробуй! – с угрозой проговорила Саманта.

Он сердито посмотрел на нее, потом рассмеялся, разряжая обстановку:

– С тобой бесполезно спорить, Саманта Ларк.

Спустя полчаса Саманта уже скакала на Несси к первому препятствию.

– Если она свернет себе шею, я ей этого никогда не прощу, – мрачно пошутила Эрин.

Она старалась не смотреть, как идет Саманта, но удержаться не могла.

– Я бы на всякий случай вызвал «Скорую помощь», – шепнул Каллен матери.

– Ничего, ничего, Саманта Ларк сильнее, чем ты думаешь, – тихо ответила Лорел.

– Может быть… – задумчиво проговорил Каллен. – Но она не такая сильная, какой себя считает.

Не проронив больше ни слова, они с замиранием сердца смотрели на экран и слушали сообщения с трассы. Саманта теряла драгоценные секунды, выбирая наиболее простые подходы и прыжки, зато выполняла их безукоризненно.

Казалось, маршруту не будет конца. Все затаили дыхание, когда Саманта повела Несси через коварный лабиринт. Когда лошадь прыгала в пруд, больная нога Саманты выскочила из стремени. Лишь каким-то чудом она удержалась в седле, а Несси на удивление четко преодолела преграду. На подходе к следующему препятствию Саманте удалось нащупать стремя и вдеть в него ногу. Она успела выпрямиться как раз перед тем, как лошадь прыгнула.

– Наверное, я забинтовал ногу слишком туго, – предположил Бобби.

– Нет, – успокоил его Каллен, положив руку ему на плечо. – Просто ей больно пошевелить ногой, поэтому пришлось поправлять стремя рукой.

Каллен чувствовал, как удары сердца больно отдаются в его груди. Ему было мучительно страшно за Саманту. Но она уверенно шла вперед, и постепенно его страх сменило восхищение. Ему еще не приходилось видеть такого умения управлять лошадью. Казалось, Саманта держала под контролем даже дыхание Несси. Она выбирала аллюры, позволявшие ей самой двигаться как можно меньше, но в отличие от других всадников и их лошадей Саманта с Несси представляли собой образец невозмутимого спокойствия. Они набирали штрафные очки за нарушения графика, но значительно меньше, чем можно было ожидать.

Несси пришла к финишу с небольшим превышением. После соревнований по выездке она занимала тринадцатое место, но теперь могла даже подняться выше.

– Рад, что мы с Самантой встречаемся в соревнованиях достаточно редко. Иначе по итогам года у меня было бы значительно меньше баллов, – негромко заметил Ноэль.

Каллен не услышал слов Бомона: работая локтями, он устремился сквозь толпу; Бобби Крейг и Эрин не отставали от него. Бобби схватил поводья у Саманты, а она вдруг стала медленно валиться с седла.

– Саманта!

Каллен рванулся к ней и успел вовремя. Он не дал ей упасть и осторожно спустил с лошади.

– Какое превышение? – чуть слышно шепнула она.

– Меньше пяти, глупая твоя голова, – ответил Каллен и понес ее к дому.

Саманта вдруг изогнулась и посмотрела назад.

– А где Несси? Как она?

– Ее увел Бобби. – Каллен нахмурился: он понял, что Саманта не видела Крейга, находясь на грани обморока.

– С Несси все в порядке? – настаивала Саманта.

– Все замечательно. Тебе из-за нее прохода давать не будут.

– Да, сэр, – послушно шепнула она, чем напугала Каллена еще сильнее.

К ним подошел врач соревнований – высокий человек лет пятидесяти. Богатая шевелюра придавала ему сходство со львом.

– Давайте, я осмотрю ее, – предложил он.

– Спасибо, доктор, ваша помощь может понадобится кому-нибудь еще, – остановил его Каллен. – А мы уже знаем, с чем имеем дело.

– Если потребуется, вызывайте меня, – любезно сказал врач и ушел.

– Неси ее в комнату для гостей, – распорядилась Лорел, а сама заторопилась к дому.

– Тебе помочь? – участливо спросил Ноэль.

– Справлюсь, – угрюмо буркнул Каллен.

– Быстрее, мисс, быстрее! – нетерпеливо подгонял Кинан сестру Морган, катившую к дому его кресло.

Каллен чувствовал, что Саманта дрожит. Он посмотрел на нее и увидел белое, залитое слезами лицо. Отбросив всякую браваду, она обхватила его за шею и уткнулась ему в плечо.

– Как же больно, Каллен… – прошептала она.

– Знаю, милая, знаю, – мягко ответил он. – Потерпи еще немного.

Неподалеку от дома к ним бросилась Уитни в белом летнем платье.

– Что с тобой, Сэм? – Ей приходилось почти бежать, чтобы успевать за Калленом.

– Ничего серьезного, не беспокойся, – насколько могла спокойно ответила Саманта.

– Каллен, с ней будет все в порядке?

– Не знаю, – проворчал Каллен.

К тому времени, как он внес Саманту в дом, Лорел с экономкой Марджери Томпсон уже приготовили постель, опустили шторы и ждали их с несколькими мисками льда. Когда Каллен осторожно опустил Саманту на кровать, из ее груди вырвалось рыдание, но она немедленно овладела собой.

– Не надо мне льда, налейте лучше чистого виски и стакан не забудьте побольше, – попыталась она пошутить.

Но Каллен не обратил внимания на ее слова.

– Нога сильно распухла, – озабоченно сказал он. – Надо разрезать сапог. Сейчас схожу за ножницами.

– Вот, держи. – Лорел протянула ему специальные ножницы, которыми подстригала розовые кусты. – Я прожила всю жизнь среди лошадников, – улыбнулась она, отвечая на немой вопрос сына, – поэтому знаю, что́ может понадобиться.

– Спасибо, мама. – Каллен перевел взгляд на Саманту. – Когда начну резать, будет больно.

– Знаю, режь. – Она покрепче стиснула зубы.

Лорел села на постель и прижала к себе Саманту, словно стараясь взять на себя хоть часть ее боли.

– Лучше бы тебе отключиться, чтобы меньше терпеть, – бормотал Каллен, разрезая сапог.

– Черт тебя дери, Каллен Маккензи! Женщины из рода Ларков в обморок не падают! – крикнула Саманта. – Даже затягиваясь в корсет, мы не делали таких глупостей. – Она уткнулась в пухлое плечо Лорел. Чтобы не застонать.

– Я не могу на это смотреть, – прошептала Уитни и вышла из комнаты, зажимая рот рукой.

– Вот и все, – перевел дух Каллен, когда сапог наконец упал на пол. Он быстро разбинтовал ногу и с ужасом уставился на раздувшуюся багровую лодыжку. – Скорее лед! – скомандовал он.

Ноэль и Марджери Томпсон поспешно обложили лодыжку Саманты со всех сторон льдом. Саманта вздрагивала от холода и боли, но терпела. В этот момент сестра Морган вкатила в комнату кресло с Кинаном.

– Как она? – отрывисто спросил старший Маккензи.

– В сознании, – коротко ответил Каллен.

– Ненормальная!

– Я ей сказал то же самое.

– Если бы хватило духу, я бы пристрелил эту чертову лошадь! – в сердцах воскликнул Кинан.

– Центральный ни в чем не виноват, – вступилась за лошадь Саманта. Она благодарно сжала руку Лорел и откинулась на подушки. – Я просто не подготовила его к прыжку как следует.

– А вот и подкрепление! – объявила Эрин, появляясь в комнате в сопровождении необычного вида мужчины лет тридцати, в джинсах и безрукавке. Его длинные, до пояса, волосы были перехвачены кожаным шнурком.

– Это еще кто? – сдвинул брови Кинан.

– Рекомендую, Джошуа Грант, – с улыбкой представила его Эрин. – Мистер Грант – наш местный чародей-иглотерапевт.

– Иглотерапевт?! – изумился Ноэль.

– Лучше пристрелите меня – и конец мучениям! – простонала Саманта.

– Тихо, – оборвала ее Эрин. – Джошуа действительно творит чудеса. Он за два дня поставил на ноги Эмили Баррисфорд, когда она вывихнула колено. А врачи даже поговаривали об операции. В любом случае он – твоя единственная надежда, если ты хочешь завтра сесть в седло.

Саманта с трудом приподнялась на локте.

– Если вы мне поможете, обещаю вам в жертву своего первенца!

– Гонорара и рекомендаций мне будет вполне достаточно, – лукаво улыбнулся мистер Грант. – Позвольте, я пощупаю пульс, а затем взгляну на вашу ногу. – И он приступил к делу.

Чтобы не мешать очередному доктору, все, кроме Лорел, отошли от кровати.

– Не знал, что вы такая поклонница иглотерапии, – заметил Ноэль. – Какие еще тайны вы от меня скрываете?

– О, у меня масса тайн! Еще я верю в мануальную терапию и лечение массажем, – ответила Эрин, во все глаза следя за Джошуа.

– На меня она никогда не смотрит с таким вниманием, – пожаловался Ноэль Каллену.

– Это потому, что ты никогда не держал в руках будущее ее сестры, – неожиданно серьезно ответил Каллен.

– Неужели для Саманты так важен успех в этих соревнованиях? – Ноэль удивленно поднял брови.

– Да.

– И, естественно, она ни за что не примет помощь тех, кто больше всего переживает за нее?

– Решительно – нет, – ответил Каллен, отметив про себя проницательность француза.

– Тогда нам надо только радоваться, что Саманта согласилась воспользоваться услугами мистера Гранта, – вздохнул Ноэль.

– Ты прав. Остается надеяться, что Эрин его не перехвалила.

Джошуа Грант действительно знал свое дело. На следующее утро около восьми часов Каллен уже помогал Саманте садиться в седло. Нога и лодыжка были по-прежнему забинтованы, но опухоль спала, и Саманта даже смогла неплохо выспаться в комнате для гостей в доме Маккензи. Оставалось только удивляться и преклоняться перед искусством иглоукалывателя.

Костюмы Каллена и Саманты, за небольшим исключением, повторяли друг друга: блестящие коричневые сапоги, белые бриджи, белые рубашки, канареечного цвета жилеты. Только сюртук у Сэм был черный, а у Каллена – алый. В вырезе рубашки Саманты виднелась цепочка с золотой подковкой; волосы ее были заплетены в косу.

– Эрин проследит, чтобы после каждого выступления тебя осматривал Джошуа, – сообщил Каллен.

– Странные вы люди: почему-то считаете, что я совсем о себе не забочусь, – обиженно проговорила Саманта, беря в руки поводья.

– Что-то я не замечал этого за тобой в последние месяцы, – нахмурился Каллен. – Так что советую смириться, а то будешь иметь дело с Эрин, мамой, отцом… не говоря уже обо мне.

– Ох, Каллен, занялся бы ты делом! Тебе ведь надо еще разогреть лошадь.

– Я не шучу. – Каллен погрозил ей пальцем.

– Ладно-ладно. Перестань наконец беспокоиться обо мне и подумай о собственном выступлении. Ты на третьем месте. Надеюсь, расслабляться не собираешься?

– Нет, конечно. Я еще обскачу Бомона, вот увидишь. Такая лошадь, как моя, ему и не снилась.

– И почему это мужчины так любят хвастаться? – с осуждением покачала головой Саманта.

– Кто бы об этом говорил! – рассмеялся Каллен.

Саманта тоже засмеялась, но несколько смущенно. Неожиданно она наклонилась и приложила руку к его щеке:

– Спасибо тебе за все, Каллен.

Она поехала к выходу из конюшни, а он все еще чувствовал тепло ее ладони…

У выхода Саманту остановила неизвестно откуда появившаяся Уитни в шикарном сиреневом костюме.

– Сэм, может быть, тебе не стоит ехать?

– Все в порядке, Уитни, – успокоила ее Саманта. – Не волнуйся.

– Ты уверена?

– Еще бы! Возвращайся на трибуну – и ты увидишь, на что способны Ларки в искусстве верховой езды.

Она поехала дальше; Уитни, качая головой, смотрела ей вслед.

– Твоя забота не может не растрогать, – съязвила Эрин.

Уитни обернулась, сверкнув глазами.

– Если мы по-разному видим счастье Каллена, это еще не означает, что я не люблю ее и не желаю успеха!

– Тогда почему же ты так поздно пришла? Ты же знала, что она выступает одной из первых.

– Ах ты, змея! – прошипела Уитни, щеки ее порозовели от злости. – Сэм – моя лучшая подруга. Я люблю ее, и она это знает. И мне совершенно наплевать, веришь ты мне или нет! – Она повернулась на каблуках и гордо удалилась.

– Ну и дела… – пробормотала Эрин.

– Что такое? – спросил подошедший Каллен, обнимая ее за плечи.

– Я как-нибудь не сдержусь и отлуплю нашу богиню! – сердито объявила Эрин.

– У всех у нас свой крест, – хмыкнул Каллен.

И они двинулись вслед за мечущей громы и молнии Уитни.

Конкур недаром стоял последним в соревнованиях по многоборью – многие считали его самым сложным испытанием, хотя маршрут включал пятнадцать препятствий. В конкуре оценивалось все: способность лошади хорошо прыгать, умение наездника ею управлять, а главное – на прохождение препятствий отводилось не более девяноста секунд. Кроме всего прочего, штрафные баллы в конкуре раздавались очень щедро. Штрафовалась любая ошибка: если лошадь касалась копытом водной преграды или заступала за ограничительную черту, если она на лишнюю секунду задерживалась у какого-либо препятствия. Если же лошадь три раза отказывалась брать барьер, она снималась с соревнований.

Каждая из пятнадцати преград в конкуре имела свои каверзы. Например, одно из препятствий представляло собой пирамиду ящиков, которые рассыпались, стоило лошади задеть их копытом. Еще одна преграда, деревянная, но выкрашенная под кирпичную кладку, возникала перед всадником и лошадью неожиданно из-за поворота, и у лошади было только три шага, чтобы его преодолеть.

Все утро шли соревнования, и из девяноста девяти лошадей только восемь отпрыгали чисто. Они составляли группу для показательных выступлений, в ходе которых должно было решиться, кто же станет чемпионом состязаний на приз Маккензи. Саманта тоже вошла в эту группу с двумя лошадьми.

Для показательных прыжков число препятствий сократили с пятнадцати до одиннадцати, но высота и ширина некоторых была увеличена. Время прохождения дистанции уменьшилось до семидесяти секунд.

Восемь наездников стояли на линии старта, мысленно двигаясь по новому маршруту, по которому только что прошли пешком. Они примерялись, где можно срезать углы, чтобы выиграть время, рассчитывали шаги между препятствиями.

– Дело дрянь, – высказалась Эмили Баррисфорд, вызвав у всех улыбку: она очень точно обрисовала ситуацию.

– Что за садисты эти американцы! – усаживаясь в седло, посетовал Ноэль.

– Если мне не изменяет память, маркиз де Сад был французом, – заметил сидящий на Гордом Каллен.

– Это не считается, – парировал Ноэль. – Его никто не назвал бы хорошим наездником.

– К тому же он чересчур любил кнут, – добавил Каллен.

– Может быть, вы наконец уйметесь? – рассмеялась Саманта. – Вы не даете мне сосредоточиться.

– Мы просто стараемся немного снять напряжение, – улыбнулся Ноэль.

– Ох, уж эти мне мужчины! – сердито изрекла Саманта и направила Несси к выходу на арену.

Ей выпало выступать первой, а это очень усложняло задачу. Она не имела возможности учитывать ошибки других, зато все остальные, наоборот, могли учиться на ее промахах.

Несси отпрыгала чисто, хотя и получила штраф за сбой в графике. Но Саманта знала, что это ерунда: лошадь слушалась ее беспрекословно, чему были свидетелями все присутствующие.

Когда закончил выступление седьмой участник, Саманта вскочила на Чародея.

– Ну, малыш, покажи, на что ты способен! – Она ласково потрепала коня по сильной шее. – Посмотрим, верно ли я выбрала тебе имя.

Чародей четко взял все препятствия и завершил дистанцию на четыре секунды раньше предельного срока. На трибунах стоял оглушительный шум от аплодисментов и приветственных криков. Саманту переполняла радость. Ей было не важно, окажется Чародей первым или восьмым. Главное – он оправдал ее надежды, и все, кого интересуют лошади, узнают об этом. Какое счастье!

Победителя должны были объявить через несколько минут, но уже не вызывало сомнений, что первой стала Арианна Шепард, обошедшая всех на две секунды. Однако одержать победу в конкуре было недостаточно: в многоборье учитывались результаты трех дней состязаний.

Наконец Кинан Маккензи, которому ради такого случая разрешено было подняться со своего кресла, призвал всех к тишине. Он торжественно объявил, что в общем зачете на первое место вышла серебряная медалистка Олимпиады Карен О'Коннор. Каллен прочно занял второе место, а Ноэль оказался третьим. Саманта на Чародее стала четвертой, а на Несси шестой, Эмили Баррисфорд – пятой, Арианна Шепард – седьмой, а Дэвид, муж Карен О'Коннор, завершил восьмерку победителей.

– Сегодня день чудес, – сказал Каллен Ноэлю после того, как зачитали результаты. – Второе место! И как я умудрился на нем оказаться после двенадцатилетнего перерыва?

– Если ты хочешь знать мое мнение, я считаю, что заслуга целиком принадлежит коню, – пошутил Ноэль. – Кроме того, как известно, дома и стены помогают, так что у тебя было преимущество. Вот приезжай весной в Париж – там посмотрим, кто кого!

– Можешь считать, что ты проиграл, – улыбнулся Каллен.

Ему понадобилось не меньше часа, чтобы пройти сквозь толпу друзей и родных, окруживших его и Гордого. Поздравления сыпались со всех сторон. Но наконец восторги немного улеглись, и толпа стала редеть. Эрин совещалась о чем-то с кудесником Джошуа Грантом, Лорел с Кинаном заторопились в дом руководить подготовкой к торжественному ужину, Ноэль по своей привычке пустил коня галопом вокруг арены, отмечая успешное выступление в турнире.

– Спасибо, Джон, я позабочусь о Гордом, – сказал Каллен своему конюху, собравшемуся принять у него поводья. – А ты иди, выпей шампанского.

– Хорошо, сэр, – с улыбкой отозвался Джон.

Каллен привел Гордого в стойло, снял с него седло, а затем уздечку с прикрепленной к ней лентой – символом второго места. Он с гордостью посмотрел на нее, потом отнес сбрую в комнату, где хранилась упряжь, а когда вернулся обратно, захватив ящик с набором щеток, вдруг с удивлением услышал неподалеку чей-то плач.

Опустив ящик на пол, Каллен, прислушиваясь, пошел по проходу и в одном из стойл увидел Саманту, которая так и не переоделась. Обхватив Чародея за шею, она горько рыдала, как будто сердце ее разрывалось. Каллен открыл дверцу и вошел.

– Саманта, милая, что случилось? – встревоженно спросил он.

Она подняла к нему залитое слезами лицо, но не произнесла ни слова.

– У тебя нет причин горевать, – говорил Каллен, вытирая ей слезы своим платком. – Ты за эти три дня сделала невозможное. В таких серьезных соревнованиях твои молодые лошади заняли призовые места. Никто в целом мире не способен на такой подвиг!

– Каллен, я же плачу не потому, что мне грустно…

– Правда?

– Конечно, нет! – Она взяла у него платок, высморкалась и спрятала платок себе в карман. – Я плачу от радости, от неимоверного счастья. Я победила! Четыре мои лошади вошли в тридцатку лучших, это же настоящее чудо! – Саманта всхлипнула и понизила голос, потому что Чародей забеспокоился: – Большего и желать нельзя! Заказы сыплются, как из мешка, Бобби не успевает их принимать, а Мэтью Баррисфорд, не моргнув глазом, выписал чек. Ты представляешь, что это значит? Конец всем тревогам! Я смогу уже в следующем месяце рассчитаться с банком!

Каллен издал победный клич, схватил Саманту в охапку и закружил ее. Она держалась руками за его шею, смеялась от радости… и неожиданно снова разрыдалась.

Каллен отпустил ее и встревоженно заглянул в лицо.

– Как он только мог?! – всхлипывала Саманта, и Каллен не сразу понял, о ком она говорит. – Как он мог толкнуть меня в этот ад, где я пробыла целых пять лет? И это сделал мой родной отец! Как мог он отдать «Скайларк» на съедение кредиторам?! Ведь это же земля наших предков, с ней столько связано… и почему мама не отговорила его? Я знаю, она имела на него виляние, достаточно было одного ее слова – и ранчо не оказалось бы в такой опасности. А главное – почему они оба не сказали мне правду? Как они смели поступить так со мной?!

– Но теперь все хорошо, Сэм… – попытался он ее успокоить.

– Нет, не все! – крикнула она. – Я не должна злиться на своих родителей! Ведь их же нет в живых…

– Но если их нет в живых, это не значит, что они не могли быть не правы.

Саманта вздрогнула и обхватила себя руками за плечи.

– Ребенком я мечтала, как буду сама управлять ранчо. А они превратили мою мечту в кошмар. Мои родители! Я не заслужила такого наследства…

– Знаю. – Он нежно взял в ладони ее лицо. – Но своим детям ты оставишь другое наследство – а это важнее всего. Ты сделала все возможное и невозможное – и победила. Теперь этот кошмар позади, и у тебя все будет хорошо.

– Извини, – сквозь рыдания проговорила Саманта, – просто я не могу остановиться…

Каллен с шумом вздохнул, притянул ее к себе и крепко обнял.

– Ну давай! – сказал он. – Выплачь все до конца – и станет легче.

– Я так страшно боялась… – всхлипывая, пробормотала она.

– Знаю, – тихо проговорил он, – знаю.

Каллен гладил ее по медным волосам, по спине, а она все плакала. Он не удивлялся: после стольких лет натянутых нервов и адской работы Саманта впервые по-настоящему расслабилась. Сейчас ей уже не надо было сдерживаться, прятаться за напускной бодростью и вечными шутками. Спавшее напряжение освободило чувства. Она прижималась к нему, а он шептал ей ласковые слова и целовал уши, виски, щеки…

Как-то совершенно случайно Каллен коснулся губами ее губ и удивился, что они такие теплые, мягкие, чуть солоноватые от пролитых слез. Он в жизни своей не чувствовал ничего приятнее. Однако Саманта вдруг резко отстранилась, и когда Каллен увидел ее глаза, в которых смешались испуг и желание, он понял все. Голова у него пошла кругом. Он жадно впился в ее губы – со страстью, по которой истосковалась его душа.

Эхом откликнувшись на его стон, Саманта чувственно изогнулась и крепко прижалась к нему всем телом, обвив шею руками. Ее губы горели и так же настойчиво искали его рот. Каллен погрузил язык в жар ее губ и снова застонал от наслаждения, ощутив нежность ее языка. Прижимая Саманту к себе, он чувствовал, как она дрожит от возбуждения. Какие-то обрывки слов вертелись у него в мозгу; он не мог их соединить, но ощущал их важность. Ему надо было так много ей сказать…

Внезапно Саманта рывком высвободилась из его рук. Грудь ее высоко вздымалась, она прижимала к губам тыльную сторону ладони.

– Из… извини, – заикаясь, проговорила она. – Я не должна была этого делать. Сама не понимаю, как такое могло произойти…

– Саманта!

Он шагнул к ней, но она поспешно отступила к двери.

– Я хочу сказать… жаль, нет Уитни и она не может полюбоваться на наше представление, – сумбурно говорила она. – Пожалуйста, не смотри на меня так! Мне и без того плохо. Положение – глупее не придумаешь. Извини, Каллен…

Она выскочила в коридор и бросилась бежать.

– Саманта! – крикнул Каллен, но она не остановилась. Забыв о разорванных связках, она бежала от него прочь так быстро, как только могла.

Каллен еще долго стоял в прохладе конюшни, задумчиво глядя ей вслед.

 

16

Проводимые семейством Маккензи соревнования, как правило, приходились на среду, четверг и пятницу – это позволяло начинать праздновать с вечера и продолжать веселиться в субботу и воскресенье. Саманта всегда очень любила эти праздники после соревнований, но сейчас готова была проклинать Маккензи за их страсть к увеселениям. Ведь у нее не было возможности избежать встречи с Калленом!

В пятницу из-за больной лодыжки ей пришлось целый вечер просидеть на диване, но она старалась, чтобы кто-то постоянно находился с ней рядом. Эрин, Уитни, Эмили Баррисфорд, Ноэль, Каспар Рейнхарт сменяли друг друга, и таким образом ей удавалось избегать разговора с Калленом наедине.

В субботу с утра Саманта скрывалась в своем кабинете, обсуждая с Бобби заявки на лошадей, а потом пряталась в спальне, сославшись на усталость. Вечером она уже могла передвигаться, опираясь на костыль, и, как воробей, скакала от одной группы гостей к другой, успешно избегая Каллена. Домой она вернулась в полном изнеможении, но с относительно спокойной душой.

В воскресенье Саманта использовала в качестве щита Каспара Рейнхарта, занявшего одиннадцатое место. Они вспоминали былые времена, и Саманта притворялась, что ей очень интересно, но при этом постоянно чувствовала неотступно преследующий ее взгляд Каллена. Неожиданно Каспар извинился и ушел: ему делала выразительные знаки Эмили Баррисфорд. Саманта оглянулась вокруг и с изумлением обнаружила, что все гости куда-то исчезли. Она оказалась без надежного прикрытия и растерялась. Отступать было поздно: она собралась уйти, когда Каллен преградил ей дорогу.

– Нам надо поговорить, – сказал он с мрачным видом, пресекая все ее попытки ускользнуть.

Саманта почувствовала, что во рту у нее пересохло; сердце колотилось, как бешеное, в голове не было ни одной мысли. Спасение пришло, откуда она его меньше всего ожидала.

– Леди и джентльмены, прошу внимания! – торжественно объявил Ноэль, стремительно входя в комнату. На нем неизвестно почему был фрак. – Ваше присутствие весьма желательно в другом месте.

– Извини, Каллен. – Саманта с облегчением вздохнула. – Мне надо идти.

– Ничего не выйдет!

Каллен хотел схватить ее за руку, но Ноэль поспешно встал между ними:

– Пойдемте, друзья мои! Уверяю вас, вы рискуете пропустить что-то очень интересное.

– Бомон, ты нам мешаешь! – с угрозой в голосе произнес Каллен.

– То, что ты намерен сказать очаровательной Саманте, скажешь потом. – Ноэль решительно взял их обоих за руки и потащил в гостиную. – А это событие не может ждать. Прошу сюда. – Он усадил Каллена на диванчик рядом с Лорел. – А вас, дорогая Саманта, прошу сюда. – Он проводил ее к изящному белому с золотом креслу рядом с Уитни.

Саманта оглядела комнату. Неподалеку от нее сидели Баррисфорды, остальные тридцать гостей расположились по всей комнате: на диванчиках, креслах и больших диванах. Присутствовали даже Калида, Бобби и Мигель, что чрезвычайно удивило Саманту.

– Ноэль, что здесь происходит? – спросила она.

На лице Ноэля была написана сама кротость.

– Я собираюсь жениться на вашей сестре и, естественно, предположил, что вам захочется присутствовать на нашей свадьбе.

Поднялся невообразимый шум. Какое-то подобие тишины установилось только тогда, когда в комнату скользнула Эрин в облегающем платье из белого атласа. Ее каштановые волосы были уложены на затылке в красивый пучок.

– Судья уже здесь, так что представление можно начинать! – радостно объявила она.

– Эрин, ты правда собираешься выйти за Ноэля? – Саманта не могла прийти в себя от изумления.

– Конечно, – немного обиженно ответила Эрин. – Не думаешь ли ты, что я влезла в это платье шутки ради? Входите, судья Паркер. Надеюсь, вы знакомы с большинством актеров нашего спектакля.

Судья оказался весьма миловидной молодой женщиной.

– Конечно, – подтвердила она. Ей явно доставляло удовольствие участвовать в этом импровизированном представлении и к тому же играть в нем центральную роль. – Рада вас видеть, мистер Маккензи, вы хорошо выглядите. Не беспокойтесь, миссис Маккензи, комната очаровательная и не нуждается ни в каких дополнениях. Позвольте мне заверить вас, мисс Ларк, что я провожу самые торжественные гражданские церемонии в Виргинии.

– Главное, чтобы даваемые клятвы не нарушались, – заметил Ноэль, сопровождая судью на самое видное место.

– О, господи! – жалобно взмолился Каллен. – Неужели мне суждено иметь этого человека своим соседом?!

– Сэмми, надеюсь, ты не откажешься играть роль подружки невесты? – спросила Эрин.

– Хороша подружка! – откликнулась Саманта и заковыляла к Эрин в своем шелковом платье цвета персика.

– Кинан, мне бы очень хотелось, чтобы вы меня сопровождали.

– Сочту за честь, моя дорогая. – Кинан с улыбкой покатил свое кресло к Эрин. – Представляю себе заголовки в газетах: «Два калеки и невеста».

Эрин от души расхохоталась.

– Перестаньте меня смешить! В этом платье и так трудно дышать. Лорел, надо, чтобы хоть кто-нибудь поплакал обо мне.

– С этим проблем не будет. – Лорел промокнула повлажневшие глаза.

– Музыка! Нужна же музыка! – воскликнул кто-то.

– Вопрос решен. – Уитни уселась за рояль, стоящий в углу комнаты.

– Будешь у меня шафером? – Ноэль хлопнул Каллена по плечу. Обещаю отплатить тем же.

– Я рад, что ты признал мои достоинства, – усмехнулся Каллен. – И, конечно, не оставлю тебя в трудную минуту, раз ты решил сделать этот безумный шаг.

– Но-но! – возмутилась Эрин. – Женитьба на мне – самый разумный шаг, который может сделать мужчина.

– Но я об этом подумал первым, – напомнил ей Ноэль.

– И ты действительно считаешь, что он годится в мужья? – допытывалась у сестры Саманта.

– По крайней мере, он старался меня в этом уверить, – пожала плечами Эрин.

– И каким же требованиям я должен соответствовать? – заинтересовался Ноэль.

– Это наши женские дела. – Саманта коснулась его щеки, и Ноэль поцеловал ей руку.

– Я рад, что буду иметь такую сестру.

– Смотри же, не разочаруй ее, – улыбнулась Саманта.

– Об этом не может быть и речи!

– Ну, теперь моя душа спокойна, – сказала Эрин. – Можно начинать?

Кинан важно кивнул, и Эрин сделала знак Уитни:

– Давай!

Уитни грянула Свадебный марш, который в ее исполнении больше смахивал на буги-вуги, отчего все, в том числе и жених с невестой, смеялись до изнеможения. Судья Паркер буквально за десять минут провела церемонию, которая завершилась поцелуем молодоженов, длившимся ничуть не меньше. Уильямс, Роз Стюарт и Джери Томпсон оказались на высоте: они уже катили тележки с шампанским и закусками, хотя на подготовку у них было всего несколько минут.

Саманта счастливым взглядом обвела комнату. Калида, Бобби и Мигель поздравляли молодую чету, Лорел плакала, Каллен грозил Ноэлю всеми смертными карами, если он чем-либо обидит Эрин, Кинан старался втиснуть бокал с шампанским в руку непреклонной сестры Морган. Каспар Рейнхарт в окружении недавних соперников по состязаниям рассказывал историю собственной женитьбы. Уитни и Мисси о чем-то шептались, сидя голова к голове, – скорее всего обсуждали платье Эрин. В комнате царила атмосфера радости и веселья, все громко говорили, смеялись – на всех действовало шампанское и то счастье, которое излучали Эрин и Ноэль.

– Шампанское, мисс Ларк? – предложил Уильямс, пряча улыбку.

– А как же! – Саманта взяла с подноса полный бокал и озорно подмигнула ему.

Уильямс ответил ей тем же и отправился дальше, искушать других гостей.

Саманта снова оглядела комнату, и, когда ее взгляд остановился на Уитни, она вздрогнула от неожиданности. На красивом лице подруги отражалось настоящее потрясение. Неужели на нее так сильно подействовало отступничество одного из самых восторженных поклонников? Саманта была уверена, что причина именно в этом. Свадьба Эрин больно задела самолюбие Уитни, подорвала ее уверенность в себе; никогда она не казалась такой уязвимой…

Саманта сразу вспомнила, как виновата перед подругой. А ведь она разработала целый Грандиозный План, чтобы помочь Уитни выйти замуж! И чем же все кончилось? Как она могла хоть на минуту забыть, что Каллен любит Уитни, желает ее?

Но, может быть, еще не поздно? Сейчас, когда Уитни так уязвлена, достаточно одного удачного тактического хода – и она станет преданной женой. Нужно только снова пустить в ход Грандиозный План, и тогда Уитни сама бросится на шею Каллену.

Саманта не сомневалась, что поступает правильно. Почти не хромая, она подошла к семейству Маккензи и Бомону, о чем-то оживленно беседующим.

– Но все это так неожиданно, – сокрушалась Лорел.

– Да, правда. – Ноэль с нежностью посмотрел на жену, сидевшую на подлокотнике кресла Кинана. – Любовь с первого взгляда явилась для меня полной неожиданностью. Ничего не оставалось, как попытаться уговорить Эрин выйти за меня замуж. А это оказалось нелегко.

– Представляю, как тебе пришлось попотеть, – посочувствовал Каллен.

– Я был наслышан, что женщины из семейства Ларк – крепкие орешки, – вздохнул Ноэль. – Мою любовь и поцелуи она принимала благосклонно, но предложение руки и сердца неизменно отклоняла.

– И что же смягчило твое сердце? – поинтересовалась у сестры Саманта.

– Мой муж умеет быть очень убедительным, – многозначительно улыбнулась Эрин, заставив Ноэля покраснеть.

– А где вы намерены жить? – спросил Кинан, по-отечески обнимая Эрин за талию, но глядя при этом на ее мужа. – Ведь у Эрин здесь работа, сестра, наконец…

– Я уже об этом подумал, – ответил Ноэль. – Недавно я купил ранчо «Кормак-парк» по соседству с владением Баррисфордов. Во время концертного сезона мы будем жить здесь, а остальную часть года – во Франции.

– Замечательно! – обрадовалась Саманта. – Мне бы так не хотелось расставаться с тобой, сестричка!

– Можешь не волноваться, – пообещала Эрин. – Я намерена всерьез заняться тобой. Но вот сегодня мы улетаем во Францию, – добавила она. – Там мы проведем две недели, и я познакомлюсь с семьей Ноэля.

– К тому времени здешний дом будет обставлен по нашему вкусу. Я уже обо всем договорился. Начнется концертный сезон, и наша семейная жизнь потечет ровно и спокойно, – обрисовал картину Ноэль.

– Я чувствую, что готов тебя снова возненавидеть, – пожаловался Каллен. – Почему у тебя все идет так гладко, а вот у меня…

– Ты считаешь это гладким? – воскликнул Ноэль. – Она отвергала меня девять раз! Девять!

– Я думала, что он ухаживает за мной из спортивного интереса, но все равно это мне нравилось, – объяснила Эрин. – Я решила, что его интерес надо поддерживать.

– Она знала, что делает! – заявил Ноэль, крепко обнимая жену.

– Что верно, то верно, – счастливо улыбнулась она в ответ.

– Замечательная свадьба, – похвалила Лорел. – Жаль только, что мне не пришлось участвовать в ее организации. Я так люблю все планировать…

– Кстати, о планах. – Саманта поймала на себе взгляд Уитни и решила, что пора действовать. Она обхватила Каллена за шею и крепко прижалась к нему. – По-моему, уже настало время и нам строить планы относительно свадьбы. Думаю, на свежем воздухе устроить праздник лучше всего. Будет больше места для гостей и…

Такой реакции Каллена Саманта не ожидала. Он резко отстранился от нее, как от прокаженной, а потом схватил за руку и, торопливо извинившись, потащил из комнаты.

– Каллен, стой! Отпусти, мне больно… – пыталась освободиться она, но он как будто ее не слышал.

Втолкнув Саманту в свой кабинет, Каллен тщательно запер дверь и обернулся к ней, грозно нахмурив брови.

– Что ты там устроила? – раздраженно бросил он.

– Неужели ты не понял? Я просто решила немного оживить наш Грандиозный План.

– Что?!

– Каллен, видел бы ты лицо Уитни! Мне кажется, эта свадьба ее окончательно доконала. Это лучшая возможность заставить ее принять наконец твое предложение. Ее только нужно слегка подтолкнуть, что я и пыталась сделать. Укол ревности – и она твоя!

– Ясно, – сказал Каллен, медленно приближаясь к ней.

Внезапно он показался Саманте огромным и опасным. Впервые в жизни она боялась Каллена!

– Прошу тебя в будущем обсуждать со мной свои планы, – сказал он, останавливаясь перед ней.

Саманта чувствовала, что сердце ее готово выскочить из груди, было трудно дышать, мысли путались.

– Извини… меня, – прошептала она чуть слышно.

Никогда раньше она так остро, всем существом не ощущала рядом другого человека. Она чувствовала тепло, исходящее от его тела, запах его лосьона. До нее доносилось отрывистое дыхание Каллена, ей было видно, как двигаются мускулы под его рубашкой.

– Я всего лишь хотела помочь тебе, – пробормотала она.

– Есть другие способы мне помочь.

Саманта смотрела в его сверкающие глаза, с головой погружаясь в их бездонную глубину. Внезапно она с невероятной ясностью осознала яростную силу собственных чувств. Правда, до боли простая правда пульсировала в каждой капле ее крови, в каждом вздохе, в каждом ударе сердца. Все внутри у нее пело и кричало: «Я люблю тебя, люблю тебя, люблю!» Но лишь одно слово сорвалось с ее губ:

– Каллен…

Саманта услышала свой голос как бы со стороны. Сладкий дурман окутывал голову. Она, как в омут, упала в его объятия, жадно потянулась к его губам. Яростный пламень неутоленной страсти, безжалостно обжигая ее, заставлял все теснее и теснее прижиматься к нему. Прикосновение к его языку дрожью отозвалось во всем теле, а Каллен все ласкал и ласкал ее губы, пока Саманту не охватило нестерпимое возбуждение.

Она языком провела по серпу шрама на его щеке и скорее почувствовала, чем услышала, как он прошептал ее имя. Когда же ее горячие губы снова приблизились к его рту, Каллен застонал, руки его скользнули вниз по ее спине, и он крепко прижал Саманту к своему наливающемуся желанием телу.

Это трудно было вынести. Она вскрикнула, чувствуя, как где-то внутри появилась и начала расти томительная боль, опустошая и обволакивая ее. Только когда ее руки ощутили мягкий шелк волос на его груди, она осознала, что разорвала на нем рубашку. Забыв обо всем, Саманта нащупала губами его плотный сосок. Каллен снова застонал, и опять его стон отозвался во всем ее теле.

Как ей хотелось капля за каплей впитать его жар, его запах, его вкус и заполнить холодившую душу пустоту! Для нее весь мир исчез, осталась только эта комната и мужчина, которого она любила до самозабвения. Саманта коснулась губами другого соска и почувствовала, как задрожали его пальцы, запутавшиеся в ее волосах.

Внезапно Каллен притянул ее к себе и буквально впился в ее губы. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Его порыв был яростным, обжигающим, он словно хотел вобрать ее в себя. Его язык вонзался в ее губы ритмично и резко – и так же ритмично двигались его бедра. Ей страстно захотелось, чтобы он вошел в нее, однако Каллен не спешил. Он медленно расстегнул застежку ее платья, и, когда его рука скользнула по ее обнаженной спине, Саманта почувствовала, что не может больше терпеть. Она сама расстегнула ему ремень и помогла освободиться от брюк.

Теперь ласкала его она. Ее руки скользили по его горячему телу, и Каллен вздрагивал и постанывал от каждого прикосновения. Но Саманте было этого мало. Ее губы жаждали его плоти, и Каллен резко вскрикнул, когда она опустилась на колени и начала с наслаждением вбирать в себя его жар.

Она все никак не могла насытиться, не могла оторваться от него и, когда Каллен вдруг резко поднял ее, испытала разочарование. Но это длилось всего мгновение. Он сбросил бретельки с ее плеч, и Саманта удовлетворенно вздохнула. Платье скользнуло к ее ногам, на ней остались только трусики. Ее почти обнаженное тело словно слилось с его телом; тесно прижавшись друг к другу, они двигались в едином ритме. Саманта слышала, как гулко бьется его сердце. Руки Каллена ласкали ее, губы шептали, как она ему нужна, и Саманта уже не в силах была сдерживать желание, сводившее ее с ума. Она просила взять ее скорее и не отпускать, пока они не дойдут до исступления и не попросят друг у друга пощады, пока их не испепелит бушевавший в них огонь.

– Хорошо. – Каллен опустил ее на устилавший пол китайский ковер и лег рядом, ласково покусывая ей ухо. – Хорошо, – повторил он. – Я так давно хотел попросить тебя об этом!

Его рука заскользила по ее телу, сжала напрягшуюся грудь, и Саманта застонала. Он стал ласкать ее грудь губами, его влажный язык гладил ее сосок. Когда Кален вобрал сосок в себя, ее тело пружинисто изогнулось, она сдавленно вскрикнула и запустила пальцы в его длинные волосы. Пальцы ее то лихорадочно сжимались, то разжимались. Она притянула к себе его голову. От нарастающего возбуждения ее била дрожь.

Каллен поднял голову и улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Учти: пощады не будет, – предупредил он.

В ответ Саманта только чувственно застонала.

Его руки и губы ласкали ее грудь, потом начали опускаться все ниже.

– Ты такая худенькая, тебе надо здесь немного прибавить, – он поцеловал ее бедро, – и здесь тоже, – он погладил ее подтянутый живот, – а еще здесь, – и он поцеловал ее ногу в самом верху.

– Все, что угодно! – обещала она и заметалась по ковру, когда Каллен освободил ее от трусиков.

Он не спеша снял с ее ног туфли и отбросил их в сторону, потом принялся жадно целовать пальцы на забинтованной ноге, это было почему-то необыкновенно приятно.

Но вот его губы скользнули по ноге вверх, коснулись ее влажной плоти, лаская нежные складки, и Саманта тихо ахнула от непередаваемого ощущения.

Каллен стал вбирать ее в себя – яростно и беспощадно, как и обещал. Она содрогалась всем телом, ее сотрясал взрыв за взрывом, пока сознание не затуманилось и она не почувствовала себя абсолютно беспомощной. Тогда Саманта притянула к себе его голову и прижалась губами к его губам, раздвинув их языком. Ей казалось сейчас, что они – частицы одного целого, слившиеся наконец воедино.

Оторвавшись от ее губ, Каллен с улыбкой заглянул ей в глаза:

– Это была просьба о пощаде?

Саманта медленно покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Просто мне этого мало. Я хочу, чтобы ты освободил меня от боли, которая разрастается во мне.

– Покажи, где болит, – усмехнулся он.

– Ах так? Ты смеешься надо мной?

Саманта обхватила его руками и резко опрокинула на себя. Все ее тело раскрылось навстречу ему. Она видела только, как потемнели его глаза, слышала прерывистое дыхание, которое сливалось с ее собственным.

– О боже! – простонала она, принимая его в себя.

– Теперь лучше? – Каллен погладил ее по щеке, пальцы его слегка подрагивали.

– Намного. – Губы ее тронула улыбка.

Он почти вышел из нее затем снова медленно вошел.

– А сейчас?

– Ты на верном пути. – Кровь гулко стучала у нее в висках.

– Я просто хотел убедиться в этом, – сказал он, снова отстраняясь, а когда она потянулась к нему, с улыбкой покачал головой: – Такое лечение требует постепенности, иначе можно все испортить. – На этот раз он вошел в нее так резко и глубоко, что она вскрикнула и чуть не рыдала от счастья. – Вот теперь действительно лучше.

Это и в самом деле было так! Саманта чувствовала, как он движется в ней ровно и мощно. У нее захватило дух, ей казалось, что она сейчас лишится рассудка. Она тонула в его взгляде, словно заглядывая к нему в душу и открывая то, что прежде было скрыто. Каждый раз, принимая его в себя, она чувствовала, как рушится стена, которую она долго возводила между ними. И ей нестерпимо хотелось, чтобы эта преграда наконец пала и она смогла бы обрести то, что таилось за ней. А в ответ она отдала бы ему всю себя…

Внезапно Каллен, не отпуская ее, перевернулся на спину. Оказавшись сверху, Саманта растерянно охнула от неожиданности, но тут же инстинктивно вцепилась в его плечи.

– Теперь твоя очередь, – сказал он, и Саманта со стоном приникла к его рту.

Она начала двигаться плавными толчками, вбирая его в себя, а Каллен приподнял голову и жадно впился в ее грудь. Саманта готова была кричать от невыразимого наслаждения. Страсть вспыхнула в ней с новой силой. Она с неистовой, ненасытной жадностью влекла его в себя, словно хотела заставить его проникнуть в самую глубину ее души.

В конце концов Саманте стало казаться, что ей это удалось. Преграда в ее душе рухнула, рассыпалась на части, и на нее обрушился поток света, радости и покоя. Каллен отдавал ей все, о чем только можно было мечтать, хотя, наверное, даже сам не догадывался об этом.

Она словно приросла к нему, чувствуя силу обнимающих ее рук. Все вокруг куда-то исчезло, она видела лишь Каллена, его ставшие почти черными глаза, его пылающее лицо, которое казалось ей восхитительным.

– Да! – пронзительно вскрикнула Саманта, когда он опять ворвался в нее. Она не ощущала ничего, кроме ни с чем не сравнимого удовольствия. – О боже, – почти рыдала она, а он не сводил с нее глаз, снова и снова погружаясь в ее лоно.

Страсть Каллена не знала жалости. Он был свиреп, как ураган, сметающий все на своем пути, и Саманта отдавалась ему с такой же неистовой силой.

– Еще, еще! – повторяла она, смеясь и рыдая от счастья.

Каллен открывал ей какие-то неведомые истины, вздымая на вершину блаженства. Ей казалось, что в ее душе забил крохотный родник, который постепенно набрал силу, превратившись в бешеный поток, и от него не было спасения…

Потом Каллен еще долго обнимал и целовал ее, нашептывая ласковые слова, которые она уже едва слышала: сон раскрывал им свои объятия.

Первое, что Саманта ощутила, когда очнулась, было тепло и несказанное блаженство. Однако в следующее мгновение она чуть не закричала от ужаса. Каллен держал ее в объятиях! Она только что в этой комнате любила Каллена, а Уитни была совсем рядом!

Ее первым побуждением было вскочить, схватить одежду и бежать прочь, но она побоялась, что Каллен проснется и начнет останавливать ее. Холодея от страха, оглушенная стуком собственного сердца, Саманта медленно и осторожно начала высвобождаться из его объятий, отодвигаясь от его такого маняще теплого, великолепного тела. Она даже задержала дыхание, боясь звуком или неловким движением разбудить его.

При этом она смотрела не отрываясь на его прекрасное, спокойное лицо и чуть не рыдала. Боже, что же она наделала?!

Выскользнув наконец из его рук, Саманта замерла, проверяя, не почувствовал ли он, что его больше не греет ее тепло. Но Каллен не пошевелился. Тогда она осторожно встала, чувствуя тупую боль в ноге, и, стараясь двигаться бесшумно, начала торопливо одеваться. В эту минуту она ругала себя самыми последними словами, которые знала.

– Сэм? – сонно позвал Каллен. – Сэм…

Господи! Как же ей это вынести?!

– Д-давай считать, что это моя вина, я очень жалею, больше такое не повторится. Я ничего не скажу Уитни, если ты будешь молчать. – Она выпалила все это на одном дыхании, пятясь к двери.

– О чем ты говоришь? – Каллен вскочил и помотал головой, чтобы как следует проснуться. – И куда ты собралась?

– Это была самая ужасная ошибка в моей жизни! – Саманте все-таки не удалось сдержать слез. – Просто не знаю, как это получилось, раньше я никогда никого не соблазняла…

– Ты называешь ошибкой то, что мы сейчас вместе пережили?

– Конечно! – Она смотрела на него сквозь слезы. – Я ведь знала, что ты любишь Уитни, а она любит тебя. Мне не следовало все портить.

– Саманта…

Но она не слушала его, ей казалось, будто что-то в ней надломилось.

– Как я могла предать Уитни? Как я могла предать тебя?! Ты доверял мне, а я воспользовалась этим и соблазнила тебя… Я падшая, развратная женщина. Ведь я же знала, что ты хочешь совсем другого!

– Как ты можешь говорить за меня? Да я наслаждался каждой минутой…

Но она упрямо трясла головой, запрещая себе думать, что ей стоит протянуть руку – и она сможет коснуться его.

– То, что тебе понравилось со мной, не имеет никакого значения. Все равно во всем виновата я. – Слезы струились по ее лицу, мешая ясно видеть. – Я подтолкнула тебя к этому. Я первая тебя поцеловала, я сама сняла с тебя одежду… Я тебя предала! Боже, какое же я чудовище, если поступила так с теми, кого люблю!

– Саманта, ты не чудовище. – Каллен нежно взял в ладони ее лицо.

Она до сих пор чувствовала его поцелуи на своих губах, в ее ушах еще звучали его страстные слова… Его прикосновение разрывало ей сердце. Ведь о нем и только о нем она мечтала столько лет – и вот теперь навсегда отталкивает!

– Клянусь, Каллен, я обязательно все исправлю. Я постараюсь образумить Уитни, чтобы вы как можно скорее предстали перед судьей Паркер.

– Я не понимаю…

– Конечно, если тебе больше нравится свадебная церемония в церкви, прекрасно, – торопливо говорила она. – Уитни все равно, для нее главное – надеть умопомрачительное платье. Она составила целую коллекцию из вырезок со свадебными нарядами. Ей наверняка захочется пригласить массу гостей…

– Саманта, любимая, замолчи. – Он приложил палец к ее губам. – Я вовсе не хочу жениться на Уитни. Мне нужна ты!

Но она поспешно высвободилась из его рук и вытерла слезы.

– Не надо глупостей, – решительно заявила она. – Это было обыкновенное влечение, мы с тобой просто не сдержались. Ты ничего мне не должен. А теперь пора вернуться к реальной жизни. Ты любишь Уитни – и ты на ней женишься, как всегда хотел.

– Ты ошибаешься, – ответил Каллен, и Саманта отвела взгляд: нежность в его глазах совершенно обезоруживала ее. – Я всегда любил только тебя.

– Каллен, – она старалась говорить убедительно, – ты двенадцать лет мечтал об Уитни, поэтому меня любить не мог.

– Я действительно мечтал о ней, но это была только игра воображения. А ты открыла для меня правду. – Он ласково погладил ее по щеке, она даже не успела отстраниться. – Я люблю тебя, Саманта, и всегда любил. Для меня нет никого лучше тебя. Поверь, я тебя не разочарую, если ты дашь мне шанс. Я хочу, чтобы ты навсегда вошла в мою жизнь.

– Нет! – От волнения она никак не могла открыть замок. – Постарайся понять: на нас нашло затмение, мы потеряли голову. Поэтому все, что случилось, ничего не значит, и забудем об этом. Ты женишься на Уитни, вы отправитесь в свадебное путешествие, а когда вернетесь, я останусь для тебя просто соседкой. И жизнь снова войдет в свое нормальное русло.

– Сэм…

Ей наконец удалось распахнуть дверь, и она вылетела в коридор. Каллен попытался ее удержать и схватил за руку, но она вырвалась. Ей хотелось только одного: бежать, бежать из этого дома, от Каллена как можно дальше – пока у нее еще хватало сил не сдаться, не поверить в то, что он говорил.

Саманта шла по коридору, все ускоряя шаги, хотя и уговаривала себя не торопиться: Каллен едва ли отважился бы пуститься за ней вдогонку раздетым. Но все-таки она не хотела рисковать и мраморный холл пересекла почти бегом – на ее счастье, там никого не было.

Выскочив наружу, она осознала это только после того, как солнце ослепило ее. Кроме того, глаза ей застилали слезы, так что она с трудом добралась до своей машины. Руки у нее дрожали, и она довольно долго провозилась с замком, при этом лихорадочно соображая, сколько времени необходимо вышедшему из себя мужчине, чтобы одеться.

Усевшись наконец на сиденье, Саманта оглянулась, но Каллена видно не было. Мысленно благодаря бога, она завела машину, подала назад, едва не врезавшись в «Мерседес» Баррисфордов, и на бешеной скорости помчалась прочь.

 

17

Каллен поспешно натягивал одежду, испытывая одновременно ярость, страх и ликование. Когда он выскочил на крыльцо, черный автомобиль Ларков уже исчез за поворотом, и Каллен выругался от досады. Он стоял, щурясь на солнце, все еще чувствуя на губах вкус Саманты; тепло ее тела до сих пор согревало его.

Второй раз она ускользнула от него! Но третьего раза не будет. Сэм ошибалась, когда в начале лета убеждала его, что женщина может скрывать от мужчины свои чувства. Теперь он знал правду. Она любила его – он читал это в ее глазах, ее голос говорил об этом. Он не сомневался в ее любви – так же, как в своей собственной. Нет, он не позволит ей больше таиться от него!

Каллен пошел в гостиную, нетерпеливо поглядывая на часы. Еще несколько минут – и Саманта должна была появиться дома. Когда он наконец набрал номер, трубку сняла горничная.

– Это Каллен Маккензи. – Он старался говорить спокойно. – Саманта вернулась?

– Нет, – ответила девушка. – В доме никого, кроме меня.

– Черт! Спасибо.

Каллен повесил трубку, дрожа от разочарования. Саманта была способна умчаться куда угодно, а он не мог отправиться искать ее в разгар праздника! Они и так уединились слишком надолго. Каллен живо вообразил себе, что стоит ему появиться в зале, как все мужчины и большинство женщин сразу поймут, в чем дело. Может быть, уже и сейчас многие шепчутся, что он занимался любовью с Самантой. Он хотел только одного – обнимать Саманту, но знал, что ему надо принять душ и продолжать разыгрывать из себя радушного хозяина.

Через четверть часа Каллен вошел в гостиную, взял предложенное Уильямсом шампанское и окинул взглядом зал. Ему казалось, что он смотрит на мир другими глазами. И себя он тоже оценивал по-другому. Ему нравились эти изменения – вот только бегство Саманты огорчало.

Впрочем, что-то еще было не так… Каллен почувствовал на себе чей-то взгляд и, оглянувшись, увидел Уитни. Она, как обычно, была в обществе Мисси Баррисфорд, но держалась как-то странно напряженно, и в ее голубых глазах, обращенных на него, он прочел страх. Ему показалось, что Уитни стоит на краю пропасти, изо всех сил стараясь удержаться. Каллен чувствовал, что может спасти ее, но не понимал – от чего. А главное, он не был уверен, хотелось ли ей, чтобы ее спасали…

– Как дела? – приветливо спросил он, подойдя к Уитни. В этот вечер она казалась ему какой-то особенно хрупкой.

– Все прекрасно. А как хорошо Эрин хранила секрет! – с деланным оживлением проговорила Уитни. – Кто-нибудь из вас догадывался?

Каллен понял, что тоже смотрит на нее другими глазами. Уитни по-прежнему была красива – но не более того; он видел в ней всего лишь старую приятельницу. Каллен едва не рассмеялся. Каким же он был дураком!

– Нет, я и подумать не мог, – ответил он.

– Надо отдать должное Эрин, – заметила Мисси. – Это одна из немногих свадеб, которые доставили мне удовольствие.

– А мне всегда нравились свадьбы, – грустно сказала Уитни. – Торжественная церемония, много гостей, цветы, семья… – Ее глаза вдруг наполнились слезами. – Лорел все время плакала.

Мисси ласково обняла ее за плечи.

– Счастье у всех разное, Уитни.

– Я знаю, – ответила она, смахивая слезы. – Я хочу еще шампанского!

– Будет исполнено.

Каллен отправился за шампанским, размышляя, почему Саманта винила во всем себя. Чудовищем был он! Это он твердил Уитни о вечной любви. Он обещал дать ей все блага мира, но нарушил клятву, сжимая в своих объятиях Саманту…

Каллен принес Уитни шампанское, а потом вызвался отвезти Ноэля и Эрин в аэропорт. Он стремился уйти от веселящихся в свое удовольствие гостей, а еще ему хотелось укрыться от беспокоящих его глаз Уитни.

– Каллен, ты сегодня какой-то рассеянный, – заметила Эрин, когда они стояли у ворот терминала среди обычной суеты аэропорта. – О чем задумался?

Каллен заставил себя собраться.

– Я представил себе, что пожизненно обречен на соседство с Ноэлем, – попытался пошутить он.

– Мне показалось, Саманта уехала очень рано, – с наивным видом проговорил Ноэль. – Вы случайно не поссорились?

– Мы действительно немного поспорили, – сверкнул на него глазами Каллен, проклиная в душе проницательность француза.

– И о чем же? – наседал Ноэль.

– Что еще за спор? – возмутилась Эрин. – И это в день моей свадьбы! Так поэтому вы вдвоем куда-то пропали так надолго? Знаешь, как это называется?

– Обещаю в самое ближайшее время помириться с ней.

– Я уверен, что так и будет, – сладко улыбнулся Ноэль.

– Улетел бы ты скорей и дал мне заняться своей жизнью! – не выдержал Каллен.

– До свидания, братец, желаю удачи, – рассмеялся Ноэль и, взяв под руку жену, повел ее к самолету.

– Почему это ты так его назвал? – удивилась Эрин.

– Когда будем над Атлантикой, я все тебе объясню, любовь моя, – пообещал Ноэль.

Каллен вышел из аэропорта мрачнее тучи. Не обращая внимание на гул самолетов, он с горечью думал о потерянных годах. Он видел перед собой только живые карие глаза, никогда не лгавшие ему, и волосы, ярким пламенем горевшие на китайском ковре…

Неожиданно Каллен подумал, что именно о Саманте Ларк писал Скотт в своей «Песне менестреля». Как прав он был, когда говорил, что «туманных грез пленительный обман исчезнет без следа» и «лишь любовь одна поможет сердцам понять друг друга»! Каллен корил себя за то, что не смог оценить мудрость давно ушедшего поэта. Ему бы не пришлось двенадцать лет подряд жить в плену «пленительного обмана», и сейчас он не был бы одинок…

Каллен сознавал, что слишком много времени потратил в погоне за призрачным счастьем. Стремясь завладеть невестой Тига, он не заметил невесту, предназначенную ему свыше, – и вот теперь пожинает плоды. Женщина, которая его не любит, готова его принять, а та, которая любит, – отвергает. Он мог бы от души посмеяться, но слишком больно было об этом думать.

Как талисман, хранил он воспоминания о ночи, проведенной с Самантой. В ее объятиях он по-настоящему обрел себя, ему открылись волшебные глубины любви, его душа узнала покой. Все это стоило той душевной боли, что мучила его теперь. И он знал: его не остановят преграды, которые Саманта пыталась воздвигнуть между ними.

Каллен ехал в плотном потоке машин в ярком свете дня и думал, как расчистить путь к счастью. Он был уверен, что достигнет цели, как бы ни противилась Саманта. Пусть даже это станет ударом для Уитни.

Он обрел свой дом. У него было любимое дело. Давно настала пора найти в своей жизни место любимой женщине.

Время близилось к полудню. Саманта соскочила с седла, передала конюху поводья Ракеты и проследила взглядом, как лошадь уводят в конюшню. Со вздохом она повернулась и пошла к дому, недоумевая, почему чувствует себя такой несчастной. Ее дому, ее лошадям, ее земле больше ничто не угрожало. В отчаянной борьбе за них ей пришлось вынести немало, и все-таки она победила. Но этого было недостаточно! Они не могли защитить ее от мучительной душевной боли…

Саманта торопливо смахнула слезы и вошла в дом. Теперь ее рабочий день продолжался восемь часов, и она даже могла позволить себе двухчасовой перерыв на обед. Но совершенно неожиданно оказалось, что она не знает, чем себя занять! Что бы она ни делала – скакала верхом, говорила по телефону с потенциальными покупателями или отдыхала – все мысли ее были о Каллене. Воспоминания о близости с ним не оставляли ее ни на минуту.

Она любила его, любила всегда, ей не приходилось притворяться перед Уитни, когда они с Калленом осуществляли свой Грандиозный План. Двадцать лет она шутила, что хочет выйти за него замуж, но это было чистейшей правдой. Просто она не желала признаться в этом даже себе самой. Во всяком случае, так было до вчерашнего вечера…

Саманта подумала о трех своих бывших любовниках, и ей стало ясно, как никогда, что они были лишь бледной копией мужчины, с которым ей хотелось связать свою жизнь. А еще она поняла, что убивала себя работой эти пять лет не только для того, чтобы вытащить ранчо из долгов. Рядом с ней не было Каллена – и эту боль она так неистово старалась заглушить.

Но теперь работа не могла больше спасти ее. Жизнь теряла смысл. Она бы с радостью снова с головой ушла в работу, только бы не терпеть этих душевных мук. Однако теперь, когда она знала правду о самой себе, это было бесполезно.

Саманта вошла в дом и остановилась в раздумье.

– Обед готов, – высунула из кухни голову Калида.

– Я сейчас, – ответила Саманта и хотела пройти к себе, но Калида преградила ей дорогу:

– У вас такой вид, словно вы потеряли ранчо.

– Нет, с ранчо все в порядке.

– Но такой печальной я не видела вас с похорон ваших родителей! – Калида подошла ближе. – Что случилось?

– Ничего. – Саманта вздохнула и покорно побрела к столу. – Что на обед?

– На обед у нас сегодня правда. – Калида стояла перед ней, скрестив руки на груди.

– Не очень сытно, надо сказать, – усмехнулась Саманта.

Однако Калида не собиралась оставлять ее в покое.

– Лучше вам сказать мне, в чем дело, мисс. Я ведь все равно не отстану.

– Черт! – Глаза Саманты наполнились слезами, хотя она запретила себе плакать. – Я люблю его…

– А вы сказали об этом Каллену?

– Конечно же, нет! – Она умолкла и с ужасом посмотрела на Калиду. – А как ты догадалась, что это Каллен?

– Я уже много лет знаю правду. – Калида вдруг наклонилась и погладила ее по щеке. – И что же вы решили делать?

– Ничего, – сказала Саманта, внутренне сжавшись. – Не забывай: он приехал, чтобы жениться на Уитни.

– На вас это не похоже. Вы же не привыкли сдаваться. Вам нужно бороться за свою любовь!

– Нет, – покачала головой Саманта. – На это я никогда не пойду. Совесть не даст мне покоя до конца дней.

Калида сердито нахмурилась:

– Вам вредно много работать – вы перестаете здраво рассуждать. Неужели вы хотите, чтобы люди, которые вам дороги, соединили свои судьбы без любви? Неужели вам так хочется принести свое сердце в жертву детской фантазии, которой давно пора улетучиться?

– Но…

– Если бы вы действительно стояли у нее на пути, Уитни давно прихлопнула бы вас, как муху.

– Как ты можешь такое говорить?! – возмутилась Саманта, хотя в душе понимала, что Калида права. – Впрочем, мне, пожалуй, в любом случае стоит съездить повидаться с Уитни.

Она встала и решительно направилась к двери.

– Вот и молодец, – одобрила Калида. – Пообедать сможете и потом.

Саманта распахнула входную дверь – и остолбенела: на пороге стояла Уитни.

– Привет. – Саманта совершенно растерялась, весь ее задор мгновенно улетучился.

– Привет, – ответила Уитни. Красивая, как всегда, в этот раз она была неестественно бледной, даже яркий костюм в цветочек не оживлял ее лица. – Можно войти?

– Конечно! – Сэм поспешно отступила в дом. – Я как раз сама к тебе собиралась.

Уитни прошла в гостиную и села на диван, но тут же встала.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. – Лицо ее постепенно становилось пунцовым, и это окончательно сбило Саманту с толку: ей никогда не приходилось видеть, чтобы Уитни краснела. – Через несколько часов я уезжаю в Европу.

У Саманты потемнело в глазах.

– С Калленом? – страшась услышать ответ, спросила она.

– Нет. – Уитни водила пальцем по резному подлокотнику дивана, руки ее заметно дрожали. – С Мисси…

– С Мисси?!

– Да.

– Но как же Каллен?

– С ним остаются его лошади, – слабо улыбнулась Уитни. – У него все будет хорошо.

Саманта схватила Уитни за плечи и впилась в нее взглядом, силясь понять, что происходит.

– Тебе не нужен Каллен?

– Сэм, мне больно! – пожаловалась Уитни.

– Так тебе не нужен Каллен?

– Нет, – подтвердила Уитни, освобождаясь.

– Но…

– Я знаю, ты удивлена, – заговорила Уитни, губы ее дрожали. – Мне самой трудно в это поверить. Я столько лет думала, что люблю его… Честное слово, в этом была не только корысть! Но оказалось, что я сама себя обманывала. Я так поступала всякий раз, когда хотела уйти от реальности, которая меня не устраивала. Но обо мне ты можешь не беспокоиться. Мисси обещала дать мне все, о чем я мечтала, и даже больше.

Саманта с минуту молча смотрела на подругу, пока до ее сознания доходил смысл слов Уитни. Потом она упала в кресло и неожиданно расхохоталась.

– Этого не может быть! – Она задыхалась от смеха. – Так не бывает…

– Не смей смеяться надо мной!

– Я смеюсь не над тобой, а над собой. Глупее меня нет никого на свете! – Внезапно она стала серьезной. – Но ты уверена, что будешь счастлива, Уитни?

– Знаешь, когда мне объяснили, по какой причине я хранила верность Каллену целых двенадцать лет, для меня это был настоящий удар. Но именно эта причина не позволяла мне изменить себе и связать жизнь с мужчиной. Сэм, я ужасно напугана, но тем не менее – счастлива.

– Ты хочешь сказать, что… любишь Мисси Баррисфорд?

Лицо Уитни оставалось бледным, но голос звучал решительно.

– Я никого никогда не любила, кроме Мисси и тебя. Но ты – не в счет.

Саманта тихо ахнула.

– Ну, ты же понимаешь, что я имею в виду, – нахмурилась Уитни.

Саманта снова рассмеялась и уверила подругу, что поняла ее как надо.

Уитни некоторое время мрачно молчала, не сводя глаз с Саманты, потом выражение ее лица смягчилось.

– Признаться, я боялась другой реакции.

Саманта вскочила с кресла, бросилась к Уитни и так стиснула в объятиях, что та чуть не задохнулась.

– Уитни, неужели ты думала, что я могу не порадоваться за тебя, когда ты нашла свою истинную любовь? Я очень надеюсь, что ты будешь счастлива. Только не забывай присылать мне открытки! Передай Мисси привет и скажи, что я вечно благодарна ей. – Калида! – крикнула она, торопясь к выходу. – Принеси Уитни бутылку нашего лучшего шампанского!

Саманта пулей вылетела за дверь, сердце ее от счастья готово было выскочить из груди. У нее было дело, которое не терпело отлагательств.

Она была почти у ворот гаража, когда заметила Мерибет, прогуливающую Несси.

– Мерибет! – не своим голосом крикнула Саманта. – Подожди!

Мерибет остановилась.

– Я беру Несси. – Она выхватила из рук опешившей Мерибет поводья. – Помоги сесть.

Мерибет молча подставила руки. Саманта пустила Несси галопом, не успев как следует усесться на ее спине.

– Вперед, моя девочка! – крикнула она.

Только первоклассные тормоза «БМВ» и удивительная способность Несси в нужный момент останавливаться как вкопанная не дали им столкнуться на повороте лоб в лоб.

– Сэм, ты что, с ума сошла?! – закричал Каллен, выскакивая из машины.

– Каллен! – Саманту как ветром сдуло с лошади.

– Ты могла погибнуть! – Он схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.

– Не преувеличивай. Мы с Несси перескочили бы через машину, если бы это было нужно. Но сейчас не в этом дело – нам надо поговорить.

– Чур, я первый. Дай мне руку! – Каллен схватил ее за запястье и надел ей на палец кольцо с тонкой серебряной полоской и маленькой жемчужиной. – Видишь? Это значит, что мы обручены. Я люблю тебя, Сэм, и женюсь на тебе, а не на Уитни. И это решено!

– А ты не хотел бы спросить, согласна ли я? – поинтересовалась Саманта, пряча торжествующую улыбку.

– Только попробуй сказать, что не согласна! – нахмурился Каллен, но в глазах его мелькнуло беспокойство.

Саманта рассмеялась.

– Я согласна на все! – Она крепко обняла его и пылко поцеловала.

Он не ожидал от нее такого порыва, но не стал вдаваться в расспросы, а просто целовал ее, пока у Саманты не закружилась голова. Он целовал ее так долго, что Несси это наскучило, и она побрела через дорогу на луг пощипать травку.

– Что случилось, не могу понять, – пробормотал Каллен, когда они наконец смогли оторваться друг от друга.

– Я тебя поцеловала. – Саманта расплылась в блаженной улыбке: теперь она могла себе позволить не скрывать своих чувств.

– Это я понял. Но сначала ты что-то сказала…

– Я согласилась выйти за тебя замуж.

– Но почему?!

Саманта не знала, смеяться ей или плакать от счастья. Она взяла в ладони дорогое лицо, смотрела на него и не могла насмотреться. Она была в восторге от того, что теперь вправе делать это.

– Потому что я люблю тебя, Каллен Маккензи! Потому что ты подходишь мне, и я постараюсь не разочаровать тебя.

Каллен закрыл глаза и судорожно глотнул.

– Мне нравится, когда я оказываюсь прав. Но как же Уитни? Ты больше не боишься предать ее доверие? – подозрительно спросил он.

– Как выяснилось, я напрасно переживала. Представь себе, Уитни обнаружила, что влюблена в Мисси Баррисфорд! И, очевидно, Мисси тоже любит ее, так что…

– Шутишь! – не поверил Каллен.

– Ничуть.

– Вот это да! – Каллен прислонился к машине, не выпуская из объятий Саманту. – До меня доходили кое-какие слухи о Мисси, но такое… Неудивительно, что Уитни вчера выглядела такой испуганной: она, оказывается, готовилась изменить всю свою жизнь.

– Ты, кажется, не очень расстроился, – заметила Саманта.

– Признаюсь, нет, – улыбнулся он. – А я-то ломал голову, как смягчить для нее удар!

– Да, жаль, что мы сколько усилий потратили впустую.

– Мне, может быть, все-таки стоит с ней поговорить?

– Позднее. Калида сейчас поит ее шампанским.

– Что ж, шампанское в этом случае не повредит, – одобрил Каллен. – Ну, теперь давай поговорим о том, что действительно важно. Я очень долго выбирал это кольцо. Тебе нравится?

Саманта посмотрела на руку и засмеялась от счастья.

– Чудесное! – ответила она.

– Это хорошо, – улыбнулся он в ответ. – Тебе ведь придется носить его не одну неделю. Как насчет свадьбы в октябре?

– Принято, – ответила она с такой готовностью, что он снова поцеловал ее.

– Думаю, мама захочет участвовать в подготовке. Ты не против?

– Что ты! Я буду очень рада.

– Поразительно! У меня просто полоса удач. Наверное, стоит подумать об олимпийской сборной.

Саманта несколько секунд молча смотрела ему в глаза, потом улыбнулась:

– Ты помог мне осуществить мои фантазии – теперь я буду счастлива помочь тебе осуществить твои.

– Я же говорил, что мы с тобой отличная пара!

Каллен крепко прижал ее к себе и начал покрывать поцелуями лицо, шею, плечи.

– Каллен, подожди! – выдохнула Саманта, когда он оторвался от ее губ.

– Да?

– Я не согласна заниматься с тобой любовью посреди дороги.

Он поднял голову и так посмотрел на нее, что у нее сладко заныло сердце.

– Тогда поедем к тебе. Или ко мне?

– Мне не хотелось бы сейчас никого видеть.

– Пожалуй, ты права. Он на секунду задумался. – Если Несси не будет возражать против двух седоков, мы могли бы поискать укромное местечко. Только больше не убегай! – Он шутливо погрозил ей пальцем.

– О, мистер Маккензи, об этом можете не волноваться, – засмеялась Саманта. – Я приклеюсь к вам не хуже липучки.

– Я согласен.

Саманта положила голову ему на плечо.

– А ведь я двадцать лет твердила тебе, что ты должен на мне жениться!

– Тебе не повезло: именно двадцать лет мне понадобилось, чтобы понять это. – Он поцеловал ее в шею.

– Ничего, тебя стоило подождать, – улыбнулась Саманта.