Саманта растерялась, не зная, что ответить. В голову не приходило ни одной удачной мысли. Не могла же она просто сказать, что им с Эрин пришлось бы распрощаться с ранчо, если бы она не работала день и ночь. Но и солгать было невозможно: никакая ложь не смогла бы укрыться от проницательных глаз Каллена. Что же ей делать? Положение казалось безвыходным.

И в этот момент ей на помощь пришел рыцарь в сверкающих доспехах в образе Ноэля Бомона.

– Вот вы где, моя маленькая фея! – Француз подоспел как нельзя вовремя. – Вы обещали мне вальс – и я у ваших ног.

– Ах, да, конечно! Как же я могла забыть, – затараторила Саманта, не веря своему счастливому избавлению. – Я всегда считала, что обещания надо выполнять. – Она схватила за руку несколько удивленного такой спешкой Ноэля и потащила к танцующим. – Вы меня так выручили! Я буду благодарна вам за это всю жизнь, – пояснила она, когда они закружились по залу.

– Я очень польщен, – озадаченно пожал плечами Ноэль. – Но что сделал я такого особенного?

Саманта украдкой оглядела зал и с видом заговорщика призналась:

– Вы спасли меня от разглашения секретных сведений! Но о том, что это за сведения, я не могу сообщить даже вам.

– Ах, мисс Ларк, таинственная и загадочная! Надо отдать вам должное: вы никогда не раскрываете карты. Впрочем, сегодня вы слегка приоткрыли завесу таинственности и позволили увидеть часть ваших неоспоримых достоинств. Ваше платье просто великолепно.

– Спасибо, – поблагодарила Саманта, чувствуя себя под его взглядом раздетой. Ноэлю тоже нужно было отдать должное: он умел смотреть на женщин.

– Я же говорил, что женские хитрости принесут вам успех, – напомнил Ноэль и продолжил по-французски: – Ваша новая стратегия скорее поможет вам покорить сердце Каллена Маккензи, чем прежние попытки сделать это с помощью побед в игре в покер. Он весь вечер ходит с ошеломленным видом.

Саманта радостно рассмеялась.

– Я, кажется, перевернула его устоявшееся представление обо мне и очень этому рада. – Саманта тоже перешла на французский.

– Я давно подозревал, что за вашей внешней сдержанностью скрывается огонь. И мне было приятно в этом сегодня убедиться.

– Ноэль, вы снова начинаете петь дифирамбы, – нахмурилась Саманта.

– Но какой мужчина удержится от этого, когда перед ним само совершенство?

– Не увлекайтесь. Может быть, вы выпили лишнего?

– Вы обижаете меня! Всего один бокал шампанского.

– Извините, – усмехнулась Саманта, провожая глазами проплывавших мимо в вальсе Эрин и Кинана. – Просто вы явно переборщили со своими комплиментами. Неужели вы не замечаете мои недостатки?

– Напротив, но какой же джентльмен позволит себе говорить о подобных вещах с дамой, к которой неравнодушен?

– В таком случае разрешаю вам не быть джентльменом.

– Хорошо, – рассмеялся Ноэль. – Ваш главный недостаток в том, что вы не сознаете силы своих чар. Вы таите в себе свои трудности и не стремитесь обратиться за помощью и поддержкой к друзьям, а кроме того – вы плохо знаете свое сердце. К примеру, вы уверены, что ваш сегодняшний спектакль всего лишь игра, но на самом деле…

– Кто вам рассказал о Грандиозном Плане? – ахнула Саманта.

– Никто, – усмехнулся Бомон. – Но, зная актеров, мне нетрудно было догадаться о замысле пьесы. Он ведь состоял в том, чтобы заставить Уитни ревновать и поскорее принять предложение Каллена, не так ли? Но, дорогая моя, какой смысл помогать соединиться людям, которые не подходят друг другу?

– Уверяю вас, вы ошибаетесь. Уитни и Каллен – прекрасная пара.

– Я человек посторонний, а потому мне некоторые вещи видятся яснее, чем вам. Хотя мне не хочется вам противоречить, но все же позволю себе с вами не согласится.

– Вот как? – хитро усмехнулась Саманта. – А может быть, причина в том, что вам самому хочется заполучить Уитни, но вы боитесь, что не одолеете Каллена в соревновании на равных?

– Какое восхитительное сочетание наивности, ума и цинизма!

– Ну, положим, я далеко не наивна.

– Моя милая, вы совершенно себя не знаете.

Ноэль легко кружил ее по залу, и Саманта чувствовала себя грациозной, обаятельной и женственной. Танцуя с Калленом, она стремилась за шутками скрыть застенчивость. А в руках Ноэля впервые после долгого перерыва вновь ощутила себя привлекательной и желанной.

Когда музыка смолкла, Саманта опустилась в глубоком реверансе, Ноэль поднес ее руку к губам. В его темных глазах плясали смешинки.

– Ну ладно, Сэмми, хватит любезничать! – внезапно раздался голос Эрин. – У этого мужчины самомнение уже размером с гору.

– Ради благого дела почему бы и нет? – Ноэль лукаво улыбнулся и поцеловал обе руки Саманты.

– Для одного вечера вам и так уже досталось слишком много внимания моей сестры, – с решительным видом заявила Эрин, высвобождая руки Саманты. – Морочьте голову своей лестью кому-нибудь еще.

– Постой! – жалобным голосом взмолилась Саманта. – Я совсем не прочь, чтобы мне морочили голову…

– Ноэль Бомон никогда не льстит красивым женщинам! – высокопарно заявил француз. – Он говорит истинную правду.

– Ну, все! – напустив на себя суровый вид, проговорила Эрин. – Пленяйте своими влюбленными взорами Уитни или какую-нибудь другую доверчивую особу. А нам с Сэмми нужно немножко посекретничать.

– Вы будете говорить обо мне? – с шутливой надеждой поинтересовался Ноэль.

– Не обольщайтесь на этот счет, – поспешила разочаровать его Эрин.

– У вас каменное сердце, – с убитым видом вздохнул Бомон.

– Отправляйтесь!

Ноэль ушел, и Саманта тут же воинственно уперла руки в бока:

– В чем дело, скажи, пожалуйста!

– Как же ты не понимаешь? Я пытаюсь спасти ваш Грандиозный План. – Эрин тряхнула головой, и ее темные локоны задорно запрыгали. – Ты не сможешь никого убедить, что серьезно увлечена Калленом, если будешь слишком часто танцевать с Ноэлем, глядя на него влюбленными глазами.

– Ну и ну! – усмехнулась Саманта.

– Не беспокойся, – в свою очередь улыбнулась сестре Эрин, – ты еще ничего не успела испортить. Все уверены, что ты серьезно нацелилась на Каллена и он совсем не против. Жаль только, что это всего лишь блеф. Я была не прочь иметь Каллена своим родственником.

– Прошу прощения…

Женщины обернулись и увидели стоящего перед ними со смиренным видом Бомона.

– Вы еще здесь? – недовольно нахмурилась Эрин. – В чем дело?

– Мне пришло в голову, что я сегодня явно не на высоте. Чтобы исправиться, хочу пригласить на танец Фею Музыки.

– Это значит – тебя, – объявила Саманта. – Надеюсь, за тебя беспокоиться не придется?

– Абсолютно, – заверила ее Эрин. – На мне мой защитный корсет, так что французы мне не страшны.

– Какая радость, что у тебя под платьем хоть что-то есть, – усмехнулась Саманта.

– Радость, но не для всех, – заметил Ноэль, и обе женщины рассмеялись.

Эрин с Ноэлем ушли танцевать, а Саманта оглянулась по сторонам, размышляя, что делать дальше. Заметив идущего к ней Каллена, она подумала, что его белокурая грива наводит на мысль о скрытой в нем опасности и силе. Наверное, ей никогда не наскучит любоваться, как двигается этот человек… Слепая Уитни, что ли? Как она может не оценить такое совершенство?

– Мне кажется, настало время снова порадовать сплетников, – заявил Каллен, останавливаясь перед ней. – Можно тебя пригласить?

С минуту Саманта колебалась. Танцуя с Калленом, она постоянно чувствовала непонятное смущение, почти неловкость, как-то особенно остро ощущая собственное тело. Близость Каллена волновала, и это приводило ее в замешательство. В довершение всего оркестр исполнял медленную, томную мелодию. «Что же со мной происходит? – спрашивала себя Саманта. – Ведь это же Каллен, а не кто-нибудь! Нет ни малейшего основания опасаться его…»

– А я уже подумала, что ты больше никогда не решишься пригласить меня, – сказала она, снова удивляясь, как естественно легла ее рука на широкое плечо Каллена, когда они легко заскользили в такт неторопливо льющейся мелодии. – Надеюсь, тебе еще не надоело осуществлять наш Грандиозный План?

– Ничуть, мне это даже нравится. Кстати, за нами наблюдает Уитни, – шепнул он ей на ухо.

– Понятно, почему мне показалось, что в спину воткнулось не меньше десятка стрел, – ответила Саманта, теснее прижимаясь к нему.

Она чувствовала себя способной возбуждать и покорять, в ней снова, как когда-то, вспыхнул огонь. Она была опять полна жизни и ощущала себя неотразимой! Саманта приписала это шампанскому и влиянию Грандиозного Плана, но так или иначе на душе у нее было очень хорошо. Она казалась себе Золушкой, которая добилась оглушительного успеха на королевском балу. Какой восхитительный вечер! И Каллен сегодня необыкновенный. Весь мир как будто окутала дымка, обостряющая чувства и желания. Саманта улыбнулась своим мыслям и радостно отметила про себя, что глубоко вошла в образ и роль свою исполняет отлично.

 

* * *

Начинало светать, когда Саманта в сопровождении Эрин входила в дом, успев смириться с мыслью, что спать ей сегодня не придется.

– Люблю танцы до рассвета, – призналась Эрин и заразительно зевнула.

«Особенно если после этого можно лечь в постель!» – добавила про себя Саманта, но вслух ничего говорить не смогла. Ей не хотелось, чтобы Эрин думала, будто она ее в чем-то упрекает. В конце концов, у каждой из них была своя работа и своя жизнь…

– А все-таки ничто не придает женщине уверенности, как внимание и восторги мужчин! – улыбнулась Эрин.

– Уж чего-чего, а уверенности тебе никогда не приходилось занимать, – лукаво заметила Саманта. – По словам Ноэля, ты самая грозная из всех женщин, с которыми он был знаком.

– У нашего Ноэля очень развита интуиция понимать женщин, – подавив зевок, снова улыбнулась Эрин. – Спокойной ночи, Сэм. – И она направилась к себе в спальню.

Оказавшись в своей комнате, Саманта начала медленно раздеваться, с удовольствием ощущая нежность скользящего по коже шифона. Бал был превосходным. Может быть, ради такого случая позволить себе немного поспать?..

Отругав себя за слабость, Саманта наскоро приняла душ, заплела привычную косу, влезла в поношенные джинсы и натянула на ноги старые сапоги для верховой езды, еще больше ощущая себя Золушкой. Хорошо, хоть ей не надевать хрустальные башмачки – скорее всего очень неудобные!

Взяв видавший виды шлем, она спустилась вниз, вышла из дома и остановилась, чтобы насладиться красотой окружающего мира. В нескольких милях к востоку протекала река Потомак, на западе вырисовывались контуры гряды Блю-Ридж. А между рекой и горами богу было угодно поместить этот благословенный край, такой удобный для разведения лошадей…

Группа молодежи на отличных трехлетках проскакала мимо, направляясь на утреннюю разминку, и Саманта улыбнулась, почувствовав в них родственные души. В первую очередь она направилась в самый большой загон, чтобы провести немного времени с молодняком – нужно было постепенно приучать их к своему запаху и голосу. Она угощала жеребят сахаром, гладила их бархатистую кожу и, как всегда, восхищалась красотой этих прекрасных животных.

Вскоре к ней присоединились Бобби Крейг и Мигель Торрес, чтобы обсудить планы на день. Бобби говорил что-то о чередовании пастбищ, о небывалом урожае люцерны, а Мигель – о программе подготовки к промежуточным соревнованиям по конкуру и кроссу. Однако Саманта слушала невнимательно: она очень устала, да и мысли ее были заняты совсем другим.

Решив все вопросы с Бобби Крейгом, Саманта, подавляя зевоту, отправилась к центральной конюшне.

– А ты так и не ложилась?

Сэм вздрогнула и, обернувшись, увидела Каллена, который сидел на ограждении из толстых бревен. На нем были узкие черные джинсы, широкую грудь плотно обтягивала футболка.

– А ты откуда взялся? – нахмурилась Саманта: ей не понравилось, что сердце ее вдруг учащенно забилось.

– Но разве мы не договорились, что я буду помогать тебе? Так что жду ваших распоряжений, мэм. – Он спрыгнул с забора и зевнул во весь рот. – Господи, в такую рань нам следовало бы быть в постели.

– Это программой Грандиозного Плана не предусмотрено, – с ехидной улыбкой заметила она.

– Так ты действительно не ложилась? – продолжал допытываться Каллен.

– Видишь ли, я всю ночь протанцевала на королевском балу в хрустальных туфельках и только утром вспомнила, что я как-никак хозяйка ранчо. А на ранчо…

– Знаю, знаю, – досадливо поморщился Каллен. – На ранчо надо работать. Но неужели обязательно начинать так рано?

– К сожалению, лошадям нравится именно такой режим. Надо сказать, я и сама люблю чувствовать по утрам запах свежего сена и лошадей… Ну пойдем, я тебя со всеми познакомлю.

Когда они вступили в прохладу конюшни, лошади приветствовали Саманту мягким пофыркиванием, и ей это было очень приятно.

В этой конюшне содержались лошади в возрасте от четырех до шести лет, полученные при скрещивании пород. Саманта и Каллен ряд за рядом обходили стойла, угощали животных кусочками яблок, гладили их гладкие умные морды, говорили добрые слова.

– Для начала займись Центральным. – Саманта открыла дверцу и подтолкнула Каллена к лошади золотисто-серой масти с полосками на ногах. – Я буду рядом, – предупредила она, закрывая за ним дверцу.

Саманта вошла в загон к Чародею, опытным глазом определив, что Энди Брим уже отлично вычистил его. Она с удовольствием погладила лоснящуюся бархатистую кожу, в который раз отметив, как прекрасно сложена лошадь. Чародей унаследовал лучшие качества пород родителей – американской и немецкой. Саманта считала, что ее эксперимент удался: в результате скрещивания получились отличные лошади – горячие, но хорошо поддающиеся обучению. Они отличались на каждом соревновании, потому что по наследству к ним перешло замечательное свойство – умение избегать неприятностей. Занимаясь с ними кроссом и прыжками, Саманта всякий раз завидовала им: это качество бы очень пригодилось…

Тщательно осмотрев Чародея, Саманта с удовольствием убедилась, что за ночь у него не появилось порезов, растяжений или каких-нибудь признаков болезни. Лошадь, как всегда, не имела изъянов. Каждое утро Саманта начинала с занятий с Чародеем. Сначала нужно было его разогреть, потом поработать с ним на манеже, перейти к выездке, а после этого заняться конкуром и кроссом. Затем Чародей возвращался в стойло, а она повторяла всю процедуру с его сводной сестрой Флорой. Дальше по плану шел Центральный, и завершала утро тренировка с Несси. Дневной график был еще плотнее.

Саманта прекрасно понимала, что это работа на износ, но безнадежность положения не позволяла ей щадить себя. Она была очень благодарна Каллену за предложение помочь: это хотя бы компенсирует время, которое придется потратить на осуществление их Грандиозного Плана. А кроме того, необыкновенно приятно оказалось ощущать, как ослабеет бремя забот, когда можно их с кем-то разделить.

– Центральный просто красавец, – похвалил Каллен, подводя лошадь к загону Чародея.

– И я так думаю, – ответила Саманта, надевая на Чародея сбрую.

– Я заметил, что твое новое поголовье все стандартного роста. Ты специально этого добивалась?

– Глаз у тебя по-прежнему меткий, – улыбнулась Саманта, подтягивая подпругу. – Для гольштейнцев они низковаты, но выше чистокровных морганов. Я этого и хотела, когда подбирала жеребцов и кобылиц на племя. Ведь если лошадь высокая, то на соревнованиях это может обернуться травмой. А мои – как раз то, что нужно. Вот увидишь, они отлично покажут себя в скачках с препятствиями. И в многоборье тоже отличатся. Кроме того, – Саманта с гордостью посмотрела на Чародея, – они изумительно смотрятся.

– Что правда, то правда, – согласился Каллен, когда она вывела Чародея из стойла.

Прихватив шлемы и кнуты, Саманта и Каллен вышли на тренировочный круг. Она пристегнула к уздечке Чародея шлею и отправилась в дальнюю часть манежа, краем глаза наблюдая за Калленом, который начал работать с Центральным. Он казался ей несколько скованным, и Саманта вспомнила растерянность, промелькнувшую в его глазах, когда она в первый раз предложила ему помочь ей с тренировками. Ее тогда это удивило. Для Каллена, которого она знала, бояться занятий с лошадьми было бы так же нелепо, как для рыбы бояться воды. Но сейчас ей пришло в голову, что он двенадцать лет жил жизнью Тига. И может ли она теперь с уверенностью говорить, что знает Каллена?

– Расслабься, – подбодрила она его. – Это как езда на велосипеде: невозможно разучиться.

Однако вскоре Саманта заметила, что скованность Каллена прошла. Он общался с Центральным легко и непринужденно, и лошадь беспрекословно выполняла все команды. Саманта вздохнула с облегчением. Значит, она не ошиблась: стержень натуры Каллена остался прежним.

Они разогрели лошадей и уже через полчаса скакали в сторону гор.

– Начнем с установочного аллюра, потом перейдем к кроссу и закончим конкуром, – наметила Саманта план занятий. – А Центральный, кажется, успел с тобой освоиться.

– Мы с ним лучшие друзья. – Каллен с улыбкой похлопал лошадь по шее. – Я начинаю понимать, почему ты так увлечена выведением новой породы. А откуда вообще у тебя появилась эта мысль?

Саманта удивилась, услышав такой вопрос. С тех пор, как Каллен уехал в колледж, он старался избегать тем, касающихся лошадей.

– Тебе правда интересно?

– Конечно.

– Видишь ли, после Сорбонны я год путешествовала по Европе. Изъездила всю Францию, побывала в Австрии, Италии, Бельгии, Германии… И везде я изучала методы разведения и обучения лошадей – самых лучших в мире. Конечно, – она хитро улыбнулась, – для девушки в двадцать один год более естественно было бы осматривать достопримечательности и развлекаться. Но я предпочитала часами разговаривать с ведущими специалистами о том, к чему больше всего лежит у меня душа: о лошадях. А если говорить точнее, то на мысль о собственной программе меня навел Каспар Рейнхарт.

– Я когда-то в ранней юности встречался с ним на соревнованиях. Очень серьезный соперник. Ты его хорошо знаешь?

– В известном смысле – да, – скромно призналась Саманта.

– Саманта?!

– Да, ты правильно понял, – расхохоталась она. – Он был последним из моей тройки европейских любовников. Так вот, во время нашего бурного романа Каспар пригласил меня в свое родовое гнездо. Ты, наверное, слышал о конефермах в Шлезвиг-Гольштейне?

– Очень мало.

Каллен все еще находился под впечатлением от нового откровения Саманты. Как же ей нравилось разрушать его установившиеся представления о ней!

– Я с первого взгляда влюбилась в чемпиона-гольштейнца, принадлежавшего семье Рейнхарт. Каспар даже уговорил меня принять участие в соревнованиях на Гран-при в Гамбурге. Мы с Каспаром оба вышли в финал. И представь себе, на последнем этапе я его обошла! Но он на меня не обиделся, а, напротив, радовался моей победе и помог мне ее отметить. – Саманта, однако, не стала распространяться о том, как он это делал. – Выигранных денег хватило на продолжение моих странствий по Европе и еще осталось на пополнение гардероба.

– Что и говорить, ты даром время не теряла…

– Мне кажется, то лето было самым счастливым в моей жизни. – Она неожиданно ощутила приступ горечи и поспешно отвела глаза от Каллена, который в этот момент спешился, чтобы открыть ворота загона. – Но все хорошее быстро заканчивается, – прибавила она с грустью.

– Тебе здесь одиноко? – тихо спросил Каллен.

Саманта не стала притворяться:

– Каждое утро, когда я вхожу в кухню, мне кажется, что я увижу там маму с отцом, которые пьют кофе и весело переговариваются.

– И со мной та же история. Я просыпаюсь – и у меня в ушах голос Тига: он всегда что-нибудь напевал, когда одевался.

Снова тени прошлого напомнили о себе. Саманте захотелось протянуть руку и коснуться Каллена, чтобы как-то ободрить его, снять боль, освободить из цепких объятий воспоминаний.

– Неужели ты так никогда и не позволишь себе расслабиться? Ведь авария случилась не по твоей вине.

– Мне лучше знать. – Лицо его стало непроницаемым.

Каллен снова вскочил в седло. Слезы подступили к глазам Саманты. Такой замечательный человек собирается до конца дней терзать себя за то, что не смог предотвратить роковое столкновение!

– Лорел с Кинаном страшно рады, что ты приехал, – заметила она, не зная, чем его утешить.

– Ну еще бы! Я – мечта всех родителей, – язвительно проговорил Каллен. – Старший сын, преуспевший в жизни. Теперь прочность семейного гнезда обеспечена, труд родителей не пропал даром.

– Прекрати! – оборвала его Саманта. – Ты прекрасно знаешь, что для них не важны те деньги, которые ты заработал. Они любят тебя самого, Каллен Маккензи, а не твои достижения. Неужели ты еще не понял, что сам по себе ты – личность и тебе вовсе не нужно притворяться кем-то другим? То, что все эти годы ты жил жизнью Тига…

– Есть вещи, которые тебе не понять, – отрезал Каллен.

– Не смотри, пожалуйста, на меня свысока!

Некоторое время они ехали молча, и он еще сильнее напомнил ей разгневанного кельтского воина.

– Я причастен к тому, что мои родители и Уитни потеряли Тига, – наконец заговорил Каллен. – Мне важно возместить им потерю, насколько это возможно и в моих силах. Мне от этого становится легче.

– Но они-то от тебя ждут не этого! – Саманта стиснула руку Каллена, чтобы заставить его повернуться к ней. – Ты ведь не потрудился спросить их мнение? Не подумал узнать, что нужно им?

– Уитни нужна жизнь, которую я теперь в состоянии ей обеспечить, – отдергивая руку, ответил Каллен.

– Уитни нужен ты, – возразила Саманта. – Разница большая, даже, можно сказать, – огромная.

– Нет, – с упрямой настойчивостью стоял на своем Каллен. – Для Уитни одно неотделимо от другого. Все эти шесть лет она как бы подталкивала меня, заставляла двигаться вперед. А вы все пытались меня убедить свернуть с дороги, которую я выбрал, и вернуться домой. Уитни поддерживала меня во всех моих начинаниях, и я очень благодарен ей. Я добился большего, чем предполагал.

– Но почему ты решил, что сам по себе недостоен счастья?

Взгляд его серых глаз стал жестким.

– Тот человек, которым я когда-то был, не мог сравниться с Тигом. А Уитни любила именно его.

– Но с тех пор прошло так много времени! – Саманта явственно ощущала, как колотится сердце у нее в груди. – Это всего лишь тени прошлого. Нельзя всю жизнь прожить с чувством вины. Это страшное чувство, оно губит человека. Если его не преодолеть…

– Что ты можешь знать об этом? – В глазах Каллена появилось удивление.

Саманта с трудом держалась, чтобы не сказать ему правду. Но ей не хотелось нарушать свой жизненный принцип и раскрывать душу.

– Я просто наблюдательная девушка и способна учиться на ошибках других.

Мимо них проехала группа всадников, которую Саманта встретила утром. Очевидно, они закончили тренировочную прогулку и теперь возвращались домой, чтобы поставить лошадей в конюшню.

– Ты начала мне рассказывать о своей программе, – напомнил Каллен.

– Да, верно. – Вздохнув, Саманта заставила себя перестроиться. – Так вот, некоторое время я работала с гольштейнцами и восхищаюсь ими. Это были прекрасные лошади, меня поражало, как свободно они берут почти двухметровый барьер. У них был единственный недостаток – слишком высокий рост. И меня вдруг осенило. Последующие два месяца я вынашивала эту идею и не могла думать ни о чем другом. Я советовалась с Каспаром, а попутно вела переговоры с ранчо Риджбека в Америке о покупке лошадей породы морган. И только когда я убедилась, что смогу получить лучших морганских жеребцов и гольштейнских кобыл, я позвонила домой.

– И как к этому отнесся Руфус? – с понимающей улыбкой спросил Каллен.

Саманте стоило больших усилий улыбнуться в ответ. Слишком живы были воспоминания о последовавших за этим разговором событиях.

– Конечно, сначала он встретил мое предложение в штыки. Мне потребовался не один час, чтобы доказать отцу разумность моей программы. Я убеждала его, что выведенная нами порода даст чемпионов в соревнованиях на Гран-при, в скачках с препятствиями и многоборье. А самым трудным оказалось убедить отца, что нам нужно целых двенадцать гольштейнских кобыл и три морганских жеребца – иначе нет смысла запускать программу.

Теперь Саманта уже ничего не могла поделать с воспоминаниями, которые подхватили ее могучим потоком и понесли в прошлое. Она вспомнила, как Руфус в конце концов согласился с ее доводами: он доверял ее знаниям и рассудительности. Правда, его беспокоили расходы. Но и здесь она его уговорила.

За пятнадцать лошадей пришлось выложить три четверти миллиона долларов – потому что ей были нужны самые лучшие производители и кобылы-рекордсменки. Она сама сопровождала гольштейнских красавиц через Атлантику, а морганские жеребцы уже ждали их прибытия.

Саманта не была дома четыре года, и первое лето показалось ей волшебным сном. Программа была запущена, они с отцом строили планы на будущее, мечтали о том, как вырастят чемпионов. Удар постиг их, когда первое поколение не достигло и года. На лошадей напала какая-то непонятная болезнь, и из двенадцати жеребят в живых осталось четверо. Руфус Ларк не смог этого пережить. У него произошло кровоизлияние в мозг, и месяц, когда он угасал, стал для Саманты самым черным в жизни. После смерти отца она начала разбираться с делами ранчо, и тут ее постиг новый удар: оказалось, что еще задолго до покупки нового поголовья их финансы были доведены до самого плачевного состояния.

Ни о чем подобном Саманта не подозревала, хотя ей бы следовало об этом догадаться. Руфус Ларк всегда был мечтателем, а уж никак не расчетливым бизнесменом. Все его планы нажить деньги неизменно терпели крах – из-за недостатка знаний, неумения организовать дело и слабости характера. Результаты его ошибок не замедлили сказаться на положении ранчо: заем под закладную не смог покрыть расходы на прожекты Руфуса, пришлось взять еще несколько ссуд в банке и множество кредитов. Кроме того, денег требовал собственный замысел Саманты. Было отчего схватиться за голову…

Сэм вспомнила, как пять лет назад, после похорон отца, она сидела над бухгалтерскими книгами, холодея от ужаса. Она поняла, что свело отца в могилу. День за днем, месяц за месяцем на него давил непомерный груз долгов, а тут еще она навязала ему свою программу. Гибель лошадей явилась последней каплей, и логическим следствием стал постигший отца удар. Значит, это она убила его…

Саманта знала, что до конца дней не простит себе этого – тем более что вскоре после отца умерла ее мать. Руфус и Джин не могли жить друг без друга: они составляли как бы единое целое. На похоронах отца Саманта с ужасом поняла, что мать скоро последует за ним. Так и случилось. Джин пережила мужа всего на четыре месяца. Без него у нее не было ни сил, ни желания жить. Хотя официально причиной ее смерти считалась сердечная недостаточность, но Саманта решила, что это она отняла у матери волю к жизни.

Груз был непомерным, но Саманта не могла себе позволить поддаваться ему. У нее была сестра, за обучение которой в музыкальном колледже требовалось платить, а еще ее не оставляла в покое толпа кредиторов.

Платить по долгам было нечем. Все, что у нее имелось, это несколько дорогих чистокровных лошадей и унаследованное от отца умение убеждать, которое она нещадно эксплуатировала, чтобы избежать катастрофы. Саманта уволила бухгалтера, советовавшего все продать, и как можно быстрее. Она отправилась в самый крупный банк Виргинии, добилась приема у первого вице-президента и спустя семь часов вышла из банка, получив крупную ссуду, позволившую рассчитаться со всеми долгами. Теперь ее единственным кредитором остался этот банк, но шансов расплатиться с ним у нее все равно не было.

Два дня Саманта ходила по ранчо, которое любила больше всего на свете, и напряженно думала. Наконец мучительно трудное решение было принято. Она сократила штат наполовину, продала большую часть старого поголовья – чистокровных лошадей, которых помогала растить и обучать, которые приносили ей победы на соревнованиях. Вырученные деньги и предельная экономия позволяли ей в течение пяти лет выплачивать часть ссуды и рассчитываться с немногочисленными работниками, а также продолжать работу над программой.

Пять лет… Это был последний рубеж: срок кредита истекал. Саманта понимала – чтобы сохранить ранчо, ей придется сократить сроки подготовки первого поколения выведенных лошадей и вывести их на соревнования по полной программе уже в пятилетнем возрасте. Это само по себе было безумием, но еще большим безумием было надеяться на высокие результаты, зная, с какими соперниками им придется встретиться. И тем не менее сейчас все зависело от успеха этих шестилеток, которым предстояло состязаться с опытными двенадцатилетними лошадьми, управляемыми наездниками мирового класса. Если ее четверка хорошо себя покажет в своем первом соревновании, это привлечет внимание к ее питомцам, у нее появятся покупатели, а вместе с ними – возможность сохранить ранчо. Она знала: это ее единственный шанс, на карту поставлено все. Соревнования на приз Маккензи, проходившие осенью, должны были стать пробным камнем.

«Господи, как все сложно!» – думала Саманта, переводя свою лошадь с галопа на шаг. Все пять лет она жила в постоянном страхе, тщательно его скрывая. Все должны были видеть ее всегда только сильной и бодрой. Никому нельзя было позволить догадаться об истинном положении дел с финансами. Если бы кто-то пронюхал о бедах Саманты, за ее лошадей стали бы предлагать оптовую цену, что означало верную гибель для ранчо. Так что ей приходилось держать в неведении всех, кроме главного конюха Бобби Крейга. Только он один знал о причинах такой бешеной спешки в тренировках. Без его помощи она бы ничего сделать не могла.

Саманта скрыла все даже от сестры. Во-первых, потому, что Эрин могла проговориться, во-вторых – все из-за того же проклятого чувства вины. В конце концов, это по ее вине Эрин лишилась родителей, а теперь могла лишиться еще и дома.

Опасаясь, что тайное станет явным и сестра заметит ее душевное состояние, Саманта поощряла стремление Эрин идти своим путем, самоутверждаясь в Европе. Эрин сначала играла в оркестре Берлинской филармонии, затем в Риме. Саманте становилось немного легче на душе, когда она думала о том, как успешно Эрин делает карьеру, оставаясь в неведении о финансовых трудностях. На протяжении последних пяти лет это было для Саманты единственным утешением.

И все эти пять лет Саманте постоянно твердили о состоятельности Маккензи. Как правило, два-три раза в год Бобби Крейг советовал ей попросить ссуду у Маккензи: он прекрасно знал – как, впрочем, и она, – что они дадут ей денег, не задумываясь.

Но Саманта не соглашалась. Не могла. Она сама поставила свое ранчо на грань краха, из-за нее родители последние два года своей жизни провели в постоянном напряжении и страхе. Она стала их пусть невольной, но убийцей. Во всем случившемся была ее вина. И каждый раз, когда Бобби заводил разговор о том, чтобы занять денег у Маккензи, Саманта напоминала ему, что она придерживается старомодных взглядов: за каждый неверный шаг следует расплата. Это ее крест, ей его и нести.

Когда Саманта очнулась от горьких воспоминаний, они уже доехали до трассы.

– Дадим Чародею с Центральным минут десять отдохнуть, а потом немного попрыгаем, – сказала она Каллену, останавливая лошадь.

– Вот это хорошо, но мне кажется, ты чересчур торопишься, – неуверенно заметил он. – Хоть я, конечно, за двенадцать лет мог и позабыть некоторые тонкости.

– Кому ты это говоришь? – Саманта внутренне содрогнулась. – Я сама постоянно об этом думаю. Разумеется, очень опасно перегнуть палку. Нельзя допустить растянутых сухожилий и тому подобных неприятностей. С другой стороны, мне нужно как можно лучше их подготовить. Мне пришлось выпустить их в прошлом году на предварительные соревнования, чтобы заработать очки для участия в состязаниях на приз твоего отца. Хотя я прекрасно понимаю, что они еще слишком молоды.

– А что, если они не покажут себя?

Саманта окинула его снисходительным взглядом:

– Разве ты сам не чувствуешь, какие под нами лошади? В прошлом году они не оставили другим никаких шансов.

– Они в самом деле так хороши?

– Да, и это еще не предел, – с уверенностью проговорила Саманта. – Надеюсь, что промежуточные соревнования станут для них хорошей школой и на основных состязаниях они не закапризничают.

Саманта сознавала, что это самое главное, и потому старалась использовать для тренировок каждую свободную минуту. А поскольку времени оставалось мало, ей приходилось урезать и без того короткие часы своего отдыха.

– Все эти планы отдают безрассудством. – Каллен как-то особенно пристально посмотрел на нее, и Саманте стало не по себе.

– Просто обычное нетерпение. – Она заставила себя беззаботно улыбнуться. – Пора маленьким бестиям начать окупать себя!

Они подъехали к началу трассы кросса. Саманта объяснила Каллену подробно каждый этап, потом они прошли пешком по всей дистанции, предоставляя лошадям пощипать сочную травку, и наконец снова вскочили в седла.

– Готов? – спросила Саманта.

– Приступим, – откликнулся Каллен без особого энтузиазма, хотя и с решительным видом.

Саманта сознавала, как много он потерял за двенадцать лет, и решила начать с легкого галопа. Каллен следовал за ней, стараясь держаться достаточно близко, чтобы в случае необходимости можно было попросить друг у друга помощи. Однако все шло хорошо. Каллен проходил дистанцию с такой легкостью, словно и не существовало этого двенадцатилетнего перерыва в его занятиях конным спортом. Убедившись, что беспокоиться о нем не стоит, Саманта сосредоточилась на другом.

Теперь все ее внимание было отдано Чародею и трассе. Она с удовольствием отмечала, что гнедой преодолевает препятствия уверенно и легко. Они спустились по крутому правому берегу Бренди-Крик, где было прибежище окуней, зубаток, черепах и саламандр, пересекли неширокий водный поток и стали взбираться на левый берег.

Саманта направила Чародея к следующему препятствию: деревянному забору. В неподвижном воздухе флажки по его краям бессильно обвисли. Она бросила взгляд на часы – три четверти дистанции были пройдены за неполные пять минут. Чародей ни разу не отказался прыгать, не испугался. Возможно, к нему наконец приходит зрелость? Может быть… Она заставила себя сосредоточиться на маршруте: Чародей нуждался в ее внимании, ему ни к чему ее надежды, граничащие с отчаянием.

Лошадь свободно взяла последний барьер, и Саманта пустила ее шагом, с удовольствием отмечая, что Чародей и после дистанции с тридцатью препятствиями был бодрым и сильным. Сила, выносливость, живость, ум – именно к этим качествам она стремилась, когда семь лет назад ее увлекла идея создания новой породы.

Саманта рассмеялась, когда конь затряс головой, недовольный переходом на шаг. Ему хотелось еще побегать; резвость молодости требовала выхода.

– Это было просто замечательно! – переводя дух, воскликнул Каллен. – Давай повторим.

– Пожалуйста, предоставляю тебе проделать то же самое на Несси, – улыбнулась Саманта.

– Я и забыл, какое это удовольствие, – признался Каллен.

– Чтобы ты – и вдруг забыл? – Саманта с притворным изумлением взглянула на своего друга. – Ни за что не поверю!

Каллен неопределенно пожал плечами:

– Я езжу верхом только здесь, а так как мои приезды, прямо скажем, не слишком часты, то и практики у меня в последнее время было маловато. Ты только подумай, Сэм, за это лето я только второй раз в седле!

– Грандиозный План скоро все исправит: тебе ведь придется много времени проводить со мной.

– Да, конечно…

На лице его отразилась внутренняя борьба. Было заметно, что он радуется возможным переменам, но боится признаться в этом даже самому себе.

Все утро Каллен и Саманта трудились вместе легко и с удовольствием. Они отъездили очень удачно: обошлось без сбоев и падений.

В жаркий полдень они возвращались в конюшни. Сэм ехал на Достойном, а Каллен – на Дездемоне, сестре Чародея. У конюшни Саманта соскочила с седла, и навстречу сразу заторопилась молодая работница Мерибет Хилл. Она ухаживала за Достойным, Центральным, Несси и еще тремя лошадьми.

– Давайте мне его, мисс Ларк, я им займусь, – сказала она.

– Спасибо, Мерибет. Только пусть он хорошенько остынет: у него выдался напряженный день. Угости его от меня яблоком.

– Хорошо, мэм, – улыбнулась девушка, уводя лошадь.

– Энди, выведи Зигфреду, – крикнула Саманта.

Одетый в живописно изодранные джинсы, Энди с готовностью отправился выполнять указание. Его панковский белокурый гребень покачивал легкий ветерок, серьга в носу поблескивала на солнце. Он вернулся с грузной гнедой кобылой и подвел ее к Саманте и Каллену.

– Какая гора! – поразился Каллен, поглаживая лошадь по раздувшемуся животу. – Когда у нее срок?

– Два дня назад, – усмехнулась Саманта. – Ну, как дела, моя красавица? – Она с нежностью погладила свою любимую племенную кобылу по шелковистой морде.

– Все в порядке, – отрапортовал Энди. – Мы с ней даже немного размялись.

– Да, это настоящий подвиг с ее стороны, – улыбнулся Каллен.

– Ты дама решительная, правда, Зигфреда? – Саманта погладила лошадь по голове. – Бобби ее осматривал?

– Да, – ответил Энди. – Похоже, все идет как надо. Только вот она с жеребенком никак не может договориться о сроках.

– Набрось на нее одеяло, когда закончишь чистить, – распорядилась Саманта. – Моей лучшей племенной кобыле нужно повышенное внимание.

– Хорошо, мэм.

– Где ты откопала это чудо? – спросил Каллен, когда Энди с Зигфредой ушли.

– Кого из них ты имеешь в виду? – хмыкнула Саманта. – Если Энди, то это действительно фигура живописная. Достопримечательность штата, можно сказать. Года четыре назад я приметила его на Национальной выставке лошадей. Потом он стал появляться на выставках каждый год. Я с ним заговорила, и выяснилось, что парень просто помешан на лошадях. Энди работает у меня около года. Он, конечно, со странностями, но лошадей чувствует прекрасно. Может быть, из него получится тренер или наездник. Бобби взял его под свое крыло, чтобы помочь парню определиться.

– Все возможно в этом мире, – глубокомысленно изрек Каллен. В этот момент его желудок громко и настойчиво потребовал к себе внимания. – Срочно нужна заправка! Поможешь? – Он весело взглянул на Саманту.

– Услуга за услугу, – рассмеялась она и взяла его под руку. – Идем обедать. Только вот я не предупредила Калиду, что у нас будут гости… Остается надеяться, что у нее найдется для тебя лишний кусок.

– Сэм, не смеши меня. Калиде достаточно пяти минут, чтобы накрыть на стол хоть для президента.

Он был совершенно прав. Стоило Саманте просунуть голову в дверь кухни и сообщить, что у них обедает Каллен, – и Калида уже через пять минут подавала им суп, салат с курицей, свежий хлеб и еще теплый пирог с персиками.

– Приятно видеть, что вы хоть раз нормально пообедаете, – удовлетворенно сказала она Саманте, водружая на стол кувшин с лимонадом. И, взглянув на Каллена, добавила: – Вам надо приходить почаще.

– Именно это я и собираюсь делать, – улыбнулся Каллен, а когда Калида, одобрительно кивнув, торжественно удалилась, подмигнул Саманте: – Серьезная дама!

– Да, она любит покомандовать, – мрачно признала Саманта, намазывая хлеб маслом. Она сердилась на Калиду за то, что та при Каллене сделала ей замечание.

– Ты что, действительно плохо ешь?

– Ерунда. Но ты же знаешь Калиду: для нее обед не обед, если он не состоит по крайней мере из четырех блюд.

Каллен вдруг как-то очень серьезно посмотрел на нее:

– Да-а… Отец говорит, что я одержимый, но я вижу, что с тобой мне не сравниться.

– У нас у всех свои причины и цели, – неопределенно ответила Саманта, чувствуя, что сердце ее на секунду остановилось.

– Эй, чур, без меня не начинать! – Эрин быстро сбежала вниз по лестнице и присоединилась к ним. – Я сейчас, наверное, умру от голода.

– Как идут занятия? – улыбнулась Саманта, подавая сестре салат.

– Отлично, спасибо.

– Когда заключительное прослушивание? – поинтересовался Каллен.

– Завтра, – вздохнула Эрин и потянулась к супнице. – Терпеть не могу все эти прослушивания! Чувствуешь себя, как на рабовладельческом рынке.

Снова появилась Калида. Она сунула в руки пораженной Саманте букет роз на длинных стеблях и молча удалилась.

– Это еще что такое? – немного придя в себя, спросила Саманта.

– Это цветы, и они для тебя, – пояснил Каллен.

– Что?

– Я хотел поблагодарить тебя за блистательное начало нашего заговора и велел доставить сюда эти цветы.

Щеки Саманты порозовели от удовольствия.

– И, естественно, это еще одна шпилька Уитни, – добавил Каллен.

Сэм тут же словно обрушилась с небес на землю и заторопилась скрыть разочарование:

– Что, отыскали хрустальные туфельки?

Каллен рассмеялся, и все они принялись вспоминать, как прекрасно прошел вечер, как остались им довольны гости и каким удачным было начало их Грандиозного Плана.

– Сэмми вчера просто блистала! – В голосе Эрин звучала гордость.

– Ну, Каллен тоже неплохо подыграл, – заметила Саманта.

– Его вдохновляла ты, – уточнила Эрин, после чего она серьезно занялась пирогом и ей стало не до разговоров.

А Саманта и Каллен продолжали говорить. Естественно, речь шла о лошадях – Ларков, Маккензи, Баррисфордов. Добрались они и до лошадей Ноэля, которому с его фермы во Франции доставили двух чемпионов. Они говорили, и Саманте казалось, что не было двенадцати лет, когда Каллен настойчиво избегал любых тем, касающихся лошадей.

– Кстати, о нашем плане… – начал Каллен, когда дошла очередь до пирога.

– А что наш план? – поинтересовалась Саманта. – Ты хочешь внести какие-нибудь коррективы?

– Да нет, пока все идет неплохо. Но чтобы закрепить успех, нам нужно устроить еще один спектакль на публике. Поэтому я подбросил родителям идею организовать в ближайшие выходные пикник у озера Маккензи. Соберутся друзья, покатаемся верхом, будет купание, угощение… Обстановка вполне романтическая.

Сэм внутренне похолодела: потеря нескольких часов значила для нее очень много. Но она заставила себя улыбнуться:

– Я согласна.

– Но есть один нюанс…

– А именно?

– Видишь ли, наши отношения должны развиваться, так что, я думаю, нам с тобой придется поцеловаться.

– Да?

– На пикнике, на глазах у Уитни и остальной публики.

– То-то взовьется Уитни! – Эрин весело фыркнула.

– Именно, – усмехнулся Каллен.

– Да, это ее серьезно разозлит, – согласилась Саманта. – Но нужно продумать, каким должен быть этот поцелуй, чтобы нам вернее попасть в цель.

– Я что-то не совсем понимаю, – признался Каллен.

– Ну, целоваться ведь можно по-разному: страстно или робко, стоя, сидя или лежа…

Каллен хмыкнул и принял важный вид:

– Целоваться будем стоя, и поцелуй должен быть долгим и пылким.

– Прекрасно! – рассмеялась Саманта. – Только, боюсь, у меня ничего не получится. Как это я ни с того ни с сего начну целовать тебя? Нам никто не поверит.

– Верно, – согласился Каллен и после минутного раздумья предложил: – Надо прорепетировать.

– Хорошая мысль, – одобрила Саманта. – Право, репетировать в последний раз мне приходилось еще в школе. Но это даже интересно.

– А я буду публикой, – заявила Эрин, усаживаясь поудобнее. – Итак, занавес поднимается! – объявила она. – Сцена представляет собой залитую солнцем уютную поляну. Раздаются аплодисменты. – Она бурно захлопала.

Каллен и Саманта встали друг против друга, не очень представляя себе, что делать дальше.

– Мне кажется, сначала мы должны непринужденно беседовать, предварительно убедившись, что нас видят.

– А мне кажется, лучше притвориться, что мы о чем-то бурно спорим в нашем развивающемся романе, – взволнованно предложила Саманта. – А потом, в знак примирения, можно поцеловаться. Это будет выглядеть вполне естественно.

– Отлично! Давай попробуем. Так подойдет? – Каллен обнял Саманту, заставив ее прогнуться назад, и стал покрывать поцелуями ее щеки, шею и плечи, при этом громко чмокая губами.

– Нет, так не пойдет! – задыхаясь от смеха, запротестовала Саманта.

– Да, так никуда не годится, – подтвердила Эрин.

– Тогда попробуем по-другому. – Он обхватил Саманту обеими руками за плечи, делая вид, что собирается поцеловать.

– Чушь, не то!

– Совсем не то, – подхватила Эрин.

– На вас не угодишь, – вздохнул Каллен.

– Ну, держись, Ромео! Тогда я сама тебя поцелую, – заявила Саманта. – Я схвачу тебя за голову, – она продемонстрировала, как это проделает, – загляну в глаза, поднимусь на цыпочки – мне кажется, ты бы мог немного наклониться – и вопьюсь в твои губы.

– О, звучит захватывающе, – улыбнулся Каллен, глядя в ее смеющиеся глаза.

– Прекратите сейчас же! Вы уже перешли все границы!

Не разжимая объятий, они обернулись и увидели на пороге Уитни, которая смотрела на них с удивлением и ужасом, щеки ее постепенно багровели.

– Не смей ее целовать, Каллен Маккензи! Вы же не дети, сколько можно играть?!

– А почему бы и нет? – усмехнулся Каллен.

Его улыбка стала еще шире, когда Саманта картинно прижалась к нему: Эрин поспешно отвернулась, чтобы не расхохотаться.

– Ты знаешь почему? – злобно прошипела Уитни. – Потому что она из тех, кто может вообразить, будто ты это всерьез! Сэм, ты же не подросток, прекрати изображать пылкую влюбленность и отцепись от него.

– Слушаюсь, мэм. – Саманта с притворной покорностью отпустила Каллена.

– Кстати, что ты тут делаешь? – Сверкая глазами, Уитни направилась к Каллену.

– Саманта пригласила меня на обед, – невинно ответил он.

– Мы с Калленом, кажется, уже сто лет не сидели вместе и не разговаривали, – безмятежно улыбнулась Саманта, что еще сильнее разъярило Уитни. – Вчера вечером я вдруг поняла, что прошли годы, и мы теперь почти не знаем друг друга. Каллен видел во мне прежнюю девчонку, ходившую за ним хвостом пятнадцать лет назад. Ты можешь себе это представить?

– Уверена, что вчера вечером он имел основания переменить свое мнение, – съязвила Уитни.

– О, да! И до сих пор Саманта преподносит мне сюрприз за сюрпризом, – вмешался в разговор Каллен.

– Да, я заметила, – натянуто улыбаясь, проговорила Уитни. – Но я тоже припасла для тебя несколько сюрпризов. – Она шагнула к Каллену и обвила руками его шею. – Я хочу сегодня пригласить тебя на ужин. Согласен? За правильный ответ – приз!

Каллен заглянул в ее манящие глаза, ловя себя на мысли, что рассудительное молчание Саманты ему больше по душе, чем неожиданный порыв Уитни. Ее наигранная попытка обольстить его не принесла ему никакого удовлетворения.

– Нет необходимости меня подкупать, Уитни. Я и без того с удовольствием поужинаю с тобой.

– Замечательно. – Она на секунду приложилась к его губам своим чувственным ртом и тут же отстранилась. – А теперь проводи меня до машины. Надеюсь, Сэм, на этом у тебя с ним все?

– Пока – да, – невозмутимо откликнулась Саманта.

Уитни зло прищурилась, но заставила себя рассмеяться, увлекая Каллена к двери.

– Куда же вы, вернитесь! – притворно сокрушалась Эрин.

– До завтра, Каллен! – бодро крикнула им вслед Саманта.

Уитни резко остановилась, словно споткнувшись, и Каллен в очередной раз подивился умению Саманты точно рассчитать удар.

– Что это значит? – требовательно спросила Уитни.

– Я помогаю Саманте готовить лошадей к соревнованиям, – объяснил Каллен, выходя с ней во двор, где их встретил обжигающим дыханием знойный полдень.

– Ах, лошади! – В голосе Уитни чувствовалось явное облегчение.

Каллен добрался до постели только за полночь. Он был уверен, что уснет как убитый после такого напряженного дня. С утра – работа с лошадьми, потом обед у Саманты, а вечером – ужин с Уитни.

Но он ошибался: уснуть сразу ему не удалось.

Перед его глазами снова проходили события прошедшего дня, в ушах продолжал звучать смех Саманты во время их «репетиции поцелуя». А как глубокомысленно она молчала, когда появилась Уитни! Потом он вспомнил, с какой любовью и нежностью смотрела Саманта на своих лошадей, и губы его сами собой сложились в улыбку. Он был счастлив, если бы увидел в обращенных на него глазах Уитни хотя бы половину такой любви и ласки. Интересно, смотрела ли Саманта с такой любовью на Филлиппе Валентайна? А на Каспара Рейнхарта? И на того третьего, неизвестного ему любовника, когда была с ними в постели?

Эти мысли вызвали у него неприятную досаду. Каллен перевернулся на живот и сунул руки под подушку. Как до удивительного мало знал он о взрослой жизни Саманты, хотя они никогда не прекращали знакомства! За двенадцать часов он узнал о ней такое, о чем еще накануне утром и не догадывался. Подруга его детских игр превратилась в красивую, чувственную женщину, одержимую своей идеей.

Каллен не мог понять одного: чем вызвана такая одержимость? Тщеславием Саманта никогда не отличалась и, наверное, смеялась бы до слез, предположи он такое. Но, может быть, он ошибается, и это совсем не одержимость на грани отчаяния, а просто она так сильно увлечена своей работой? Во всяком случае, именно в этом она и пыталась его убедить. Но Каллена не оставляло смутное беспокойство: в глубине души он сомневался, что все объясняется так просто…

Мысли Каллена продолжали вертеться вокруг Саманты, по мере того как он начинал медленно погружаться в сон. Каллен чувствовал сильную усталость, но ощущение было приятным, потому что усталость эта возникла от напряжения мускулов. За день он ни разу не присел к письменному столу, не притронулся к телефону.

Совсем уже засыпая, Каллен сказал себе, что этот день был одним из лучших в его жизни, и ему вдруг представилась длинная вереница лошадей, прыгающих через спокойную гладь Бренди-Крик…