Когда начальник тюрьмы Лоренц пришел в Шелькопфскую башню в третьем часу дня, он услышал оглушительный храп стражников. Лоренц раздраженно стукнул кулаком по столешнице, и все кости разлетелись в разные стороны.

— Будьте вы прокляты, ленивое отродье! И это вы называете вахтой?! У вас из-под задниц табурет можно украсть, а вы и не заметите!

Стражники испуганно вскинулись. Увидев начальника тюрьмы, они вскочили и почтительно поприветствовали его.

— Мы заснули совсем недавно, — пробормотал младший стражник. — На улице было уже светло, могу поклясться.

— Да уже вечность, как рассвело, — фыркнул Лоренц. — В это время года рассветает в первом часу дня.

— Но все было спокойно, — заверил его старший стражник. — Только Мельхиор заходил проверить заключенного. Ему советники поручили.

— Палач приходил? — Лоренц недоуменно перевел взгляд с одного стражника на другого.

Он знал, что Мельхиор впал у городского совета в немилость. И его это не удивляло. Ему никогда не нравился этот немой подмастерье.

— Ну-ка, дайте сюда ключи, — протянул он руку. — Проверю, как там наш купец. И молитесь, чтобы все было в порядке.

Он поспешно спустился по лестнице. А что, если с виноторговцем что-то случилось? Эта мысль так его испугала, что он чуть не споткнулся на ступеньке.

Дверь в камеру была закрыта. Лоренц посмотрел в смотровое окошко, но в полумраке ничего не смог разглядеть. Позвякивая связкой, он принялся подбирать ключ и с третьей попытки открыл камеру. Пнув дверь ногой, Лоренц вошел внутрь. Камера была пуста.

— О Господи! — Он выбежал в коридор и сорвал со стены факел.

Начальник тюрьмы тщательно обыскал камеру, каждый уголок. Никаких следов.

Он пробежал по коридору к общей камере. Заключенные смерили его пустыми, ничего не выражающими взглядами. Лоренц поводил факелом налево-направо, но Венделя и тут не было.

Затем Лоренц обыскал пыточную, кладовую и вторую одиночную камеру. Тщетно. Купца и след простыл.

В нем волной поднялся страх. Если купец сбежал, именно его, начальника тюрьмы, обвинят в случившемся.

Он поплелся обратно в караулку.

— Пленник сбежал! Скорее всего, ему помог Мельхиор. А вы, два дурака, позволили мальчишке обвести вас вокруг пальца. — Он в ярости стукнул кулаком по столу. — Немедленно зови главу городского совета! — крикнул он старшему стражнику и повернулся к младшему: — А ты начинай молиться.

* * *

Мелисанде казалось, что сегодня солнце поднялось на небосклон быстрее обычного. Девушка прошла по тракту, протянувшемуся вдоль долины Неккара, не повстречав ни одной живой души. Но теперь впереди послышался стук копыт. Мелисанда оглянулась в поисках укрытия. Всадник скакал не из Эсслингена, а значит, ничего не знал о двух беглецах, но в столь ранний час одинокий путник на тракте мог вызвать подозрения. Тем более если это была женщина.

Мелисанда, недолго думая, спряталась в густых зарослях можжевельника. Ветки оцарапали ей лицо и руки, кайма платья, зацепившись за куст, едва не оторвалась. Затаив дыхание, Мелисанда ждала.

Топот приближался. Вскоре всадник поравнялся с ней. Не снижая скорости, он галопом пронесся мимо. И только когда стук копыт затих, Мелисанда решилась выглянуть из своего укрытия. У всадника, облаченного в форму королевского гонца, наверняка были дела поважнее, чем высматривать одинокую женщину на тракте.

Выбравшись из кустарника, Мелисанда отряхнула волосы, разгладила платье. Теперь нужно быть настороже. Таких всадников станет больше, вскоре на дороге будет полно путников: крестьян, везущих урожай на рынок в Эсслинген; торговцев на пути в Штутгарт или Ульм; паломников, направляющихся в Сантьяго-де-Компостела.

* * *

Конрад Земпах встретился с главой совета Иоганном Ремзером, судьей Хеннером Лангкопом, главой гильдии скорняков Карлом Шеделем и советником Герольдом фон Тюркхаймом перед Шелькопфской тюрьмой. Мужчины ожесточенно спорили. Земпах поспешно подошел к ним.

— Что случилось? Почему за нами послали? Этот проклятый стражник ничего не мог или не хотел говорить!

Мужчины продолжили спорить, и до советника донеслись обрывки разговора:

— …этот немой ублюдок…

— …договор с дьяволом…

— …мерзкие убийцы, они оба…

Земпах попытался понять, о чем идет речь. Голова у него раскалывалась, мысли текли лениво. Прошлой ночью он хорошо покутил в борделе. Там появилась новая шлюха, очень молодая и неопытная, совсем еще девчонка, — ему как раз такие нравились. И когда стражник разбудил его, Земпах, собственно, только уснул.

— Так что случилось? — повторил он. — Снова какие-то проблемы с палачом?

Ремзер посмотрел на него, отдуваясь, будто конь после забега.

— С Мельхиором? Именно. Купец сбежал. И палач был последним, кто заходил к нему в камеру. Среди ночи. Стражники вообще не должны были его впускать. — Он в ярости уставился на вход в башню.

В воротах тюрьмы стояли Лоренц и двое стражников. Все трое выглядели испуганными и подавленными.

— Проклятье, — пробормотал Земпах, мгновенно трезвея. — Кто-нибудь уже допросил его?

— Еще нет, — ответил ему Карл Шедель. — Мы собирались послать за ним стражника.

— Я пойду с ним, — заявил Земпах. — Так будет надежнее.

— Земпах прав, — согласился Хеннер Лангкоп. — Я тоже пойду.

— Ну хорошо, — кивнул Ремзер. — Тогда мы все вместе пойдем.

Дойдя до дома палача, Ремзер приказал стражнику постучать. Тот подошел к двери и заколотил в нее кулаком. В доме было тихо.

— Мельхиор, открывай! — Стражник опять постучал. — Глава совета хочет поговорить с тобой.

Ответом ему была тишина.

— Нужно выломать дверь, — чуть помедлив, сказал Ремзер.

Он тяжело дышал, лицо раскраснелось.

— Давайте сначала сходим к его подручным, — предложил Карл Шедель. — Может быть, Мельхиор сейчас работает, у него ведь много обязанностей в городе. Мы не должны наносить лишний ущерб.

Герольд фон Тюркхайм стукнул посохом о землю. Хотя он был на двадцать лет старше Ремзера, дорога по городу его не утомила.

— Ущерб, ущерб, — передразнил он Шеделя. — У нас сейчас заботы посерьезнее, чем дверь в доме палача. Давай, стражник, открой дверь и посмотри, нет ли там этой немой сволочи!

Покосившись на Ремзера, стражник пнул дверь ногой. Пары ударов хватило, чтобы дерево поддалось и дверь проломилась внутрь.

— Ну, осмотри там все! — приказал фон Тюркхайм.

— Но… дом осквернен, — пробормотал стражник.

— Да за кого ты себя принимаешь? За благородного графа?! Ты хочешь, чтобы я сам там все обыскал?! — рявкнул фон Тюркхайм. — Вперед, парень! И посмотри все тщательно! Мне еще долго ждать? — Он ткнул посохом во второго стражника, понуро стоявшего неподалеку. — И ты тоже. Немедленно обыщите дом!

Пока оба стражника с мрачными физиономиями обыскивали дом палача, советники ждали снаружи, на безопасном расстоянии.

Земпах поймал себя на мысли, что он был бы не против заглянуть в дом — Мельхиор, несомненно, хранил не одну мрачную тайну. Но и десять лошадей не перетащили бы его через порог дома палача. От одной мысли об этом его бросало в дрожь.

Наконец стражники вышли на крыльцо.

— Никаких следов Мельхиора, — сказал тот, который выламывал дверь. — В доме никого нет.

— Проклятый еретик! — Лицо Ремзера из красного сделалось темно-бордовым. — Это он помог купцу сбежать.

— Но зачем ему это? — удивленно спросил Карл Шедель.

В отличие от Ремзера он побледнел. И все время поглядывал на выломанную дверь.

— Чтобы спасти собственную шкуру, — спокойно объяснил Земпах. Ему все стало ясно. — Мельхиор позволил той шлюхе умереть. Из-за этого его ждало разбирательство. Он ушел из города, чтобы избежать справедливого наказания за свой проступок. Бегство палача доказывает его виновность в смерти девчонки. А купец родом из богатой семьи. Он, несомненно, пообещал Мельхиору кругленькую сумму за безопасный выход из города. После пыток сам он ни за что не справился бы.

Все помолчали.

— Пригрели змею на груди, — прошептал Лангкоп. — Значит, Мельхиор специально подстроил так, чтобы купец под пытками сразу потерял сознание. Он позаботился о состоянии купца, чтобы вывести его из города.

— Нужно немедленно отправить отряд на их поиски! — рявкнул Тюркхайм. — Подмастерье палача и виноторговец, только что перенесший пытки, не могли уйти далеко.

— Я прикажу отправить отряд, — сказал Ремзер. Его лицо уже приобрело нормальный оттенок. — И я опрошу ночную охрану на воротах. Кто-то же должен был выпустить их из города. — Он решительно повернулся к стражникам: — А вы тщательно обыщите дом. Если что-то покажется вам подозрительным, доложите мне. Все ясно?

Стражники, бросавшие на дом испуганные взгляды, подавленно кивнули.

— А потом задержите подручных палача и препроводите их в Шелькопфскую башню, — невозмутимо продолжил Ремзер. — Их тоже нужно допросить. С пристрастием, как и купца из Ройтлингена.

* * *

Тем временем настал полдень. Мелисанда продвигалась все медленнее, поскольку ей постоянно приходилось прятаться в кустах, росших на обочине дороги. К тому же от непривычно долгой ходьбы у нее болели ноги, а усталость от бессонной ночи тяжким грузом давила на плечи. Девушке хотелось улечься в кустарнике и поспать, но она не отошла от Эсслингена еще и на две мили с тех пор, как покинула город на рассвете. Позади остался городок Плохинген, впереди уже виднелись очертания Вендлингена. В этом месте Неккар поворачивал, и потому по прямой дороге до Эсслингена едва ли было больше мили.

Мелисанда думала о городе, в котором выросла. Городе, который она больше никогда не увидит. С каждым шагом все тяжелее наваливалось на нее одиночество, чувство страха перед неведомым будущим постепенно росло. Пускай в последние годы ей приходилось исполнять обязанности палача, которого никто не уважал, но у нее хотя бы было свое место в общине. Эсслинген был ее родиной, за прошедшие годы ей нигде не доводилось бывать. В последний раз она оказалась так далеко от церкви Священномученика Дионисия, когда ездила с семьей на свадьбу. То путешествие завершилось страшной трагедией, изменившей ее жизнь. Тогда они ехали не вдоль Неккара, а мимо Айха, чтобы срезать путь и добраться за один день. Может быть, в тот день все сложилось бы иначе, если бы отец решил остаться на тракте и переночевать в Вендлингене. Но раздумывать об этом не стоило.

Мелисанда отвлеклась от своих мыслей, услышав какой-то шум на дороге. В воздухе клубилась пыль — должно быть, из Эсслингена в эту сторону скакали всадники. А им навстречу приближался караван с тяжело груженными повозками. Мелисанда поспешно огляделась. Хорошего укрытия тут не было, оставалось прятаться в зарослях терна на берегу Неккара.

Она побежала вниз по склону. Топот копыт гремел в ушах. Всадники из Эсслингена наверняка ее заметили.

Поскольку кусты росли у самой воды, ей не оставалось ничего другого, как пробраться внутрь, — спрятаться за ними не получалось. Опять оцарапавшись, девушка улеглась на землю и затаила дыхание.

Наверху, всего в нескольких шагах от нее, всадники остановили караван купцов. Послышались голоса людей, скрип колес, фырканье лошадей.

— Что вам от нас нужно? — громко спросил кто-то, перекрывая глухой ропот. Человек говорил с каким-то незнакомым акцентом, такого Мелисанда еще не слышала.

Ей хотелось поднять голову и выглянуть из кустов, но она боялась, что ее увидят.

— Мы здесь по поручению городского совета Эсслингена, — ответил один из всадников. — Мы ищем двух беглецов. Вы не заметили по дороге ничего подозрительного? Первый беглец — купец из Ройтлингена, высокий, худощавый, волосы каштановые. Его подозревают в совершении убийства.

В караване опять поднялся гул, но всадника это не смутило.

— Второй — низкий и худощавый, у него ярко-рыжие волосы до плеч. Он немой и одет в наряд палача.

На этот раз гул стал громче.

Купцы и их сопровождающие загалдели.

— Эй, вы никого не видели, кто подходил бы под это описание? — спросил кто-то из каравана.

Все забормотали, мол, нет, никаких беглецов они не видели.

— Десятки таких повстречались нам в дороге! — крикнул какой-то купец. — Тракт так и кишит убийцами и палачами!

Все расхохотались.

— Вы не против, если мы проверим ваши повозки? — осведомился всадник из Эсслингена.

Мелисанда попыталась вспомнить, где уже слышала этот голос, но у нее ничего не получилось.

— Вы не имеете права нас обыскивать! — воскликнул кто-то из купцов. — Не хватало еще, чтобы вы совали свой нос в наши ткани и мешки с солью!

— Вы что-то скрываете, купцы?

Теперь Мелисанда узнала голос. Он принадлежал одному из парней, сидевших с Адальбертом в трактире, когда тот хвастался своими любовными победами. Ей стало тошно. Уж этому типу она точно не хотела бы попасться в руки.

— Ладно, давайте покажем им, что у нас в повозках, а то мы тут до вечера простоим, — уступил один из купцов.

Кое-кто еще возмущался, но, похоже, всадники увидели все, что хотели.

Когда проверка закончилась и купцы уже собирались продолжить путь, приятель Адальберта вдруг сказал:

— А где та женщина, которую я видел на тракте? Куда она подевалась?

У Мелисанды бешено заколотилось сердце.

— Женщина? Что еще за женщина? — спросил купец со странным акцентом. — Мы с собой женщин не везем. Если вам так приспичило, можете заглянуть в бордель. Там баб полным-полно.

Все опять расхохотались, но приятеля Адальберта это нисколько не смутило.

— Попридержи язык, купец! — угрожающе прошипел он. — Я видел на дороге женщину в голубом платье и белом чепце. Она была тут перед тем, как появился ваш караван. Если она путешествует не с вами, то идет одна. Далеко она уйти не могла. Наверное, где-то тут спряталась.

Стало очень тихо. Мелисанда не знала, заметят ли ее голубое платье в зелени терна. А может, ее уже увидели? Она вжалась в землю.

Затем один из купцов сказал:

— Мы не видели тут никакой женщины. Но вы можете обыскать берег реки, наверняка она где-то в кустах от вас спряталась. И, надо сказать, я ее прекрасно понимаю.

Все опять рассмеялись, кто-то даже шлепнул себя по ноге, заходясь от хохота.

— Но, к сожалению, мы не можем помочь вам в поисках. Нам предстоит долгий путь. Не соблаговолите ли освободить нам дорогу? Или хотите заплатить за наш ночлег?

— Ладно тебе, Утц, — сказал кто-то из всадников. — Поехали дальше. У нас есть дела поважнее, чем искать какую-то бабенку.

В ответ послышалось недовольное бормотание, но в конце концов Утц согласился, и всадники, пришпорив лошадей, помчались в сторону Вендлингена. Купеческий караван тоже сдвинулся с места и продолжил свой путь.

У Мелисанды затекли ноги, царапины на коже горели и чесались. Но она терпеливо дождалась, когда все вокруг утихло. В ветвях шумел ветер, тихо нес свои воды Неккар.

* * *

— Сохраняйте спокойствие, господа! — Глава городского совета Иоганн Ремзер стукнул судейским молотком по столу.

Гул постепенно стих.

— Что происходит? — воскликнул Вальдемар Гвиррили. — Есть новости? Беглецы пойманы?

— Новости действительно есть, — ответил Ремзер.

В зале мгновенно воцарилась тишина. Ремзер удовлетворенно откинулся на спинку стула и провел ладонью по животу.

Конрад Земпах удивленно вскинул брови. Насколько ему было известно, в поисках беглецов отряд пока не продвинулся ни на шаг. Что же за новости хотел сообщить совету Ремзер?

— К сожалению, нам пока что ничего неизвестно ни о Мельхиоре, ни о купце, — объявил глава совета. — Но я уверен, что мы их поймаем. Нам уже удалось выяснить, что оба покинули город через Верхние ворота в предутренний час. Купец был переодет в подручного палача. Не успел стражник на воротах опомниться, как Мельхиор ударил его по голове. Стражник потерял сознание.

— Вот тупица! — воскликнул Гвиррили.

— Но почему он не поднял тревогу, придя в себя? — спросил Эндерс фон ден Фильдерн.

— Он говорит, что от удара палача потерял память. Лишь позже воспоминания стали возвращаться к нему.

Хеннер Лангкоп презрительно фыркнул.

— Надо взглянуть на его кошель. Наверняка палач хорошо заплатил ему за «потерю памяти».

— А где был второй стражник? — осведомился Карл Шедель. — Ведь этот парень не один стоял у Верхних ворот, верно?

— Ходил по стене в дозоре. Он пришел позже, когда его товарищ лежал на посту. Как бы то ни было, стражник сказал нам, что купец едва мог идти, он хромал, опираясь на плечо Мельхиора. Так что они не могли уйти далеко. Вероятно, спрятались где-то в лесу. — Лицо Ремзера опять раскраснелось, он тяжело дышал.

Земпах не удивился бы, если бы его прямо сейчас хватил удар.

— Нам нужно поймать их, пока эта новость не дошла до Ройтлингена, — заявил Герольд фон Тюркхайм, сжимая руку в кулак.

— Или до герцога Ульриха, — согласился фон ден Фильдерн.

Фон Тюркхайм возмущенно хмыкнул.

— У нас достаточно людей?

Ремзер примирительно поднял руку.

— Сейчас их ищут три дюжины человек. Только что явились новые добровольцы. Они обыскивают улицы города, но готовы перевернуть каждый камень и в округе. Будьте уверены, беглецам далеко не уйти.

И вновь поднялся гул.

— Я же говорил, у меня есть новости. — Ремзер откашлялся. — При обыске дома палача нам удалось обнаружить один странный предмет. За сундуком в одной из спален мы нашли лист пергамента. — Помолчав, Ремзер обвел присутствующих взглядом.

Земпаху захотелось отпустить ему пощечину. Этот самодовольный болван с его драматическими паузами действовал ему на нервы.

— Стражники, конечно же, не умеют читать, — продолжил глава совета. — Но я понял всю важность этой находки, как только увидел документ. — Он достал свиток, развернул его и прищурился.

«Еще и слепой», — раздраженно подумал Земпах.

Откашлявшись, Ремзер начал монотонно читать:

— «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам».

Пару мгновений в зале было так тихо, словно само время остановилось. Все молчали, никто не шелохнулся.

— Это то, что я думаю? — спросил Герольд фон Тюркхайм. Его голос дрогнул. — Это слово Божье на профанном народном наречии?

— Я позвал аббата монастыря, чтобы удостовериться, — ответил Ремзер. — Да, это осквернение Священного Писания. Это ересь. Теперь у нас нет никаких сомнений: палач Эсслингена заключил договор с дьяволом.

В зале поднялся гвалт, все перекрикивали друг друга. Только спустя какое-то время Карлу Шеделю удалось восстановить порядок. Он так стучал молотком по столу, что столешница чуть не треснула.

— Я знаю, вы возмущены, советники! — воскликнул он. — И вы правы. Переводить Священное Писание на наш язык — нарушение заветов Церкви. Мельхиор совершил тяжкий грех. А палач-еретик — позор для Эсслингена. Меня только вот что настораживает. Мы уже не удивляемся тому, что Мельхиор, юноша столь низкого происхождения, умеет читать и писать. Но откуда ему знать латынь?

— Ему это и не нужно. У него же была еретическая Библия! — воскликнул Хеннер Лангкоп.

— Именно, — улыбнулся Вальдемар Гвиррили. — Если он не знает латынь, значит, перевод сделал кто-то другой.

— Нужно найти этого еретика! — рявкнул Лангкоп.

Земпах кашлянул. Такой возможностью грех было не воспользоваться.

— Я могу поспрашивать, не якшался ли кто с Мельхиором.

— С палачом? — прошипел Лангкоп. — Кто станет якшаться с палачом?

— Вы удивитесь, Лангкоп. Я слышал, что многие из уважаемых граждан этого города пользовались его услугами лекаря. — Земпах сложил руки на животе и хрустнул пальцами. — Конечно, нужно разрешение совета провести допрос этих горожан.

— Не нужно резких движений, — осадил его Карл Шедель. — Пергамент с еретическим переводом Мельхиор мог привезти со своей родины.

Но никто его не слушал.

— Мастер Генрих, пивовар! — воскликнул Гвиррили. — Моя жена рассказывала, что несколько лет назад Раймунд Магнус лечил его от гангрены.

— Разве не он сообщил нам о смерти Раймунда? — уточнил Эндерс фон ден Фильдерн. — Откуда он вообще об этом узнал?

— Ладно. — Иоганн Ремзер стукнул молотком по столу. — Земпах, проведите расследование касательно еретической Библии. Но действовать нужно осторожно. Аббат монастыря задолжал мне услугу, поэтому он пока что будет хранить молчание, но если об этом деле проведают доминиканцы, то мы и оглянуться не успеем, как в городе объявится инквизиция.

* * *

Мелисанда поплотнее завернулась в платье, но все равно было очень холодно. После захода солнца девушка устроилась на ночлег в лесу неподалеку от тракта. Наряд палача она расстелила на земле, а детское платье подложила под голову вместо подушки. Она допила воду из бурдюка, съела кусок хлеба и легла спать. Но сон все не шел. С того момента, как Мелисанда решила покинуть город, страх стал ее неизменным спутником и не давал ей покоя.

В кустах что-то зашуршало. Вскинувшись, Мелисанда уставилась на зайца. Зверек отвернулся и попрыгал по склону к реке. Он остановился на пустом тракте, залитом лунным светом, и навострил уши. Сбоку послышался какой-то шорох. «Беги, — мысленно произнесла она. — Беги!» Но заяц медлил. Словно из ниоткуда, сверху спланировала большая тень и метнулась к земле. Мелисанда вздрогнула от вскрика бедного зверька, а в небо взмыла большая сова, держа в когтях безжизненное тельце.

Мелисанда не могла пошевелиться. Сова и заяц. Как в ту ночь после резни, когда она вышла из пещеры. Но тогда зайцу удалось спастись.

Мелисанда встала. Ей все равно не уснуть. Ей угрожала страшная опасность. Теперь нужно быть начеку. Никто не узнает в ней палача Эсслингена, но что, если де Брюс до сих пор не прекратил поиски? Что, если он убежден, что Мелисанда жива и просто где-то прячется?

Теперь она будет вести другой образ жизни. Она станет женщиной… женщиной, чье сходство с бесследно исчезнувшей пять лет назад девочкой бросится в глаза каждому, кто знал Мелисанду Вильгельмис.

* * *

— Фон Закинген! — Оттмар де Брюс вбежал в соседнюю с его спальней комнату.

На столе стоял кувшин вина и бокал, рядом подрагивал огонек лампады. Фон Закинген, беспокойно метавшийся по комнате, резко остановился.

— Надеюсь, фон Закинген, у вас была веская причина сорвать меня с брачного ложа, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал де Брюс. — Я женат всего два дня, а вы уже лишаете меня наслаждения выполнять мой супружеский долг.

— Простите, граф. Но дело действительно срочное, — поклонился фон Закинген.

Де Брюс недовольно уставился на своего капитана. Сколько лет фон Закинген служит ему? Лет восемь. Пять лет — в должности капитана замковой стражи. Пять лет, как он стал правой рукой графа. Де Брюс знал его как никого другого в своей свите. Читал его, словно открытую книгу. Сегодня фон Закинген был бледен и испуган. А значит, новости были плохими. Очень плохими.

— Говорите, фон Закинген. Какие еще неприятности уготовила мне судьба?

Рыцарь опустил голову, но затем взглянул Оттмару в глаза.

— Вендель Фюгер бежал из городской тюрьмы Эсслингена.

— Что? — Де Брюсу с большим трудом удалось подавить желание схватить фон Закингена за грудки и хорошенько встряхнуть. — Как это могло случиться? — Он тяжело дышал, слова давались ему нелегко. — Я думал, что за Шелькопфской тюрьмой наблюдают день и ночь! Я думал, этим занимается ваш лучший человек!

— Мне пока неизвестны подробности. — Фон Закинген опять опустил голову. — Я только что сам узнал. Судя по всему, купцу помогли. Помог человек, которому и предстояло отправить его в мир иной.

— Ему помог сбежать палач? Вы сами-то понимаете, что говорите? В этом замешан проклятый рыжий пес?

Фон Закинген украдкой перекрестился. Де Брюса это разозлило. Неужели его капитан стал жалким святошей?

— Если ваш осведомитель все знал, почему он их не остановил?!

Де Брюс схватил со стола кувшин с вином и швырнул в стену. Глиняные осколки разлетелись во все стороны, красное вино потекло по каменной стене, точно кровь.

Граф подошел к фон Закингену, одной рукой схватил его за зеленый шелковый плащ-сюрко, вторую же опустил на рукоять меча.

— Я доверял вам, фон Закинген, — прошептал он, с наслаждением наблюдая, как лоб капитана покрывается каплями пота. — Вы дали мне слово чести.

Фон Закинген не сопротивлялся.

— Я привезу вам купца, граф, — пробормотал он. — Дайте мне неделю, и я найду его. На этот раз я возьмусь за дело сам. Все будет в порядке. Клянусь жизнью, ему не уйти от меня.

— Сейчас ваша жизнь не так дорого стоит, чтобы ею клясться, — холодно возразил де Брюс.

Фон Закинген вдруг стал ему отвратителен. И что только заставило его сделать этого труса своим приближенным? Граф оттолкнул фон Закингена, и рыцарь чуть не упал.

— Собственно, я должен был бы казнить вас на месте.

Фон Закинген опустился на колено.

— Простите меня, господин. Я разочаровал вас. Прошу, позвольте мне доказать, что я достоин вашего доверия.

— Нет! — рявкнул де Брюс. — У вас была такая возможность, но вы ею не воспользовались. О купце я позабочусь сам. Такую задачу нельзя поручать слабаку, а вы слабак. Но я позволю вам спасти вашу жалкую жизнь. Принесите мне голову того человека, который должен был следить за тюрьмой!

Фон Закинген встал, и граф с омерзением заметил, что у рыцаря дрожат руки.

— Считайте, что ваш приказ уже выполнен, граф. Я принесу вам голову этого неудачника на серебряном блюде.

Де Брюс отвернулся. Ему еще нужен был фон Закинген, поэтому он сохранил капитану жизнь. К счастью, в замке было полно баб, на которых можно сорвать злость. Да и жена у него есть. При мысли об Отилии, ждавшей его в соседней комнате, в душе графа опять разгорелась злость. Молодая жена разочаровала его, разозлив не меньше, чем капитан.

У двери он оглянулся.

— Не смейте показываться мне на глаза без вашего подарка, фон Закинген. — Граф поморщился. — И на сей раз постарайтесь, чтобы это был тот человек.

Когда фон Закинген удивленно вскинул брови, де Брюс расхохотался.

— Мы оба знаем, что тогда вы привезли мне не ту девчонку. Мелисанда Вильгельмис до сих пор жива.

— Но…

— Попридержите свой лживый язык и убирайтесь вон, пока я не передумал. И если вы подведете меня еще раз, я объявлю вас вне закона.

* * *

Вендель был в дороге уже почти два часа, и все это время он оглядывался, прислушиваясь, но никто его не преследовал. Парня мучила жажда, и у ручья он спешился. Правда, Вендель сразу же пожалел об этом: ноги горели, точно раскаленные угли. Фюгер жадно напился, отдохнул немного, а потом подвел лошадь к поваленному дереву, с которого можно было забраться в седло. Это удалось Венделю не с первого раза. Какое счастье, что кобыла оказалась покладистой и позволяла так с собой обращаться.

Вендель измучился от усталости и непрекращающейся боли. Перед глазами все плыло, его преследовали странные видения: то на дороге перед ним вдруг возникал рыжий палач, то вблизи раздавался конский топот, хотя никого там не было.

«Если все это будет продолжаться, — подумал Вендель, — я просто сойду с ума. Или вывалюсь из седла от усталости и сломаю себе шею». Он углубился в лес, привязал кобылу к дереву, но остался в седле, только опустил голову на теплую мягкую шею лошади. Уснул Вендель мгновенно — и тут же, как ему показалось, проснулся. По положению солнца на небе он определил, что проспал часа три-четыре. Теперь юноша чувствовал себя заметно лучше, мысли прояснились. Но отдых стоил ему ценного времени, нужно было торопиться. Только в стенах родного города он будет в безопасности.

Вендель пришпорил коня и больше не останавливался, даже после того, как наступила ночь.

Когда в предутренних сумерках вдалеке показались знакомые очертания Ройтлингена, Вендель вначале подумал, что фантазия вновь сыграла с ним злую шутку.

Но городские стены и башни, возникшие перед его взором, не исчезли, не расплылись, превратившись в бесформенную серую массу. Они четко вырисовывались на фоне бледнеющего неба. На востоке вскоре встало солнце, его золотой свет залил церковную башню. Остановив коня, Вендель сложил руки в молитве.

— Господь наш Всемогущий! — произнес юноша. — Благодарю Тебя за то, что Ты послал мне помощь в лице нижайшего слуги Твоего, палача. С сегодняшнего дня я больше не буду обращать внимания на чины и сословия, ибо богатый знатный граф оказался грешником, а нечистый палач — орудием воли Господа. Прости меня, Боже, что я был слеп. Теперь же глаза мои открылись.

Подождав, пока солнце осветит подножие городской стены, Вендель поехал к воротам. Вход в город был еще закрыт, но юноша спешился. На душе вдруг сделалось легко, и даже боль в ногах, казалось, стала терпимее. Парень постучал в ворота.

Открылось смотровое окошко, стражник недоверчиво уставился на нежданного гостя.

— Вы пришли слишком рано. Ворота еще закрыты.

— Вендель Фюгер, сын Эрхарда Фюгера, срочно требует впустить его. — Вендель сам испугался своего голоса: он звучал хрипло и, казалось, принадлежал незнакомому человеку.

С той стороны ворот воцарилась тишина, но вскоре Венделю отворили.

Стражник, хорошо знавший юношу, ошеломленно смотрел на него.

— Господин, мы думали, вы в тюрьме в Эсслингене. В городе говорят, что вас арестовали по обвинению в убийстве. — Привратник осмотрел Венделя с головы до ног. — Святая Богородица, я вас едва узнал.

— Все это чушь, как видите. — Вендель попытался улыбнуться, но это не вполне ему удалось.

Подойдя к стражнику, парень стиснул зубы — радость от обретения свободы больше не спасала от боли в теле.

— А теперь пропустите поскорее, меня отец ждет.

— К вашим услугам, господин Вендель Фюгер. — Стражник распахнул ворота, чтобы Вендель мог провести в город лошадь.

Юноша взял кобылу под уздцы, хотел сесть в седло, но тут у него закружилась голова, подогнулись ноги. И тьма окутала его.

* * *

Конрад Земпах был в приподнятом настроении и не скрывал своей радости от предстоящего разоблачения. Он подал стражнику знак, и тот заколотил в дверь дома, где жил мастер-пивовар Генрих.

Земпах еще не бывал в этой роскошной башне и теперь с любопытством рассматривал фасад. Собственно, в каменных строениях жили только знатные люди. Да, у богатых горожан тоже были красивые дома, но обычно простые люди стремились сделать жилище удобным, а не впечатляющим. Дома ремесленников были приземистыми, с внутренними двориками, мастерскими, конюшнями и другими пристройками. Мастер Генрих варил пиво в длинном сооружении, примыкавшем к квадратной башне, где располагались жилые комнаты. Как посмел этот простой пивовар жить в доме, приличествующем благородным?! Герольд фон Тюркхайм прав: когда простые ремесленники и купцы заседают в городском совете и определяют судьбы города, это нарушает уготованный Господом порядок вещей. И все же было в этом и что-то хорошее. Нужно просто находить взаимопонимание с правильными людьми, тщательно продумывать свои поступки, тогда можно извлечь выгоду из удачных знакомств.

Земпах как раз собирался приказать стражнику постучать еще раз, когда дверь открылась. На незваных гостей недоуменно уставилась служанка.

— Сообщи своему господину, что городской советник Конрад Земпах желает поговорить с ним. Незамедлительно!

Девушка скрылась в башне, и вскоре к двери подошел сам мастер Генрих.

— Земпах, входите!

Пивовар провел его в свой кабинет. К досаде Земпаха комната выглядела как небольшой тронный зал: массивный дубовый стол, обитые кожей стулья, ковры на стенах и даже на полу — хотя обычно пол в домах горожан был устлан соломой. Тут было чисто, пахло хмелем и солодом. Служанка принесла свежий хлеб, сыр, ветчину и прохладное пенистое пиво. Как того требовали правила вежливости, они какое-то время поболтали о том о сем, а потом пивовар перешел к делу, и Земпах вынужден был признать, что мастер Генрих вел себя как хорошо воспитанный человек. Даже чересчур воспитанный.

— Чем я могу помочь вам, уважаемый господин Земпах? — Мастер Генрих откинулся на спинку стула.

Ничто в его лице не указывало на то, что он догадывается, зачем к нему пришел советник.

Но Земпах не дал сбить себя с толку. Он не доверял этому человеку. К тому же супруга Конрада подтвердила историю о ноге. Она тоже слышала, что Генриха лечил не мастер-хирург, а Раймунд. Палач.

— Насколько я понимаю, вы уже слышали о том, что виноторговец из Ройтлингена сбежал из тюрьмы? — начал он. — И что Мельхиор, палач, бесследно пропал той же ночью?

Мастер Генрих кивнул.

— Эти слухи дошли и до меня. Не думаю, что в Эсслингене остался хоть один человек, который не знал бы об этом. Разве что глухой или безумец. — Он улыбнулся. — Должно быть, вам это весьма неприятно.

— Неприятно?! — Земпах ударил кулаком по столу. — Неприятно?! Да это позор — не только для совета, но и для любого горожанина Эсслингена. Неужели вы не согласны со мной, дорогой мастер Генрих?

— Истинно так, — невозмутимо согласился Генрих. — В дальнейшем нам нужно осмотрительнее выбирать городского палача. И, безусловно, следить за ним. Горожане, и я в том числе, должны принять меры, чтобы ничего подобного больше не случалось. Но я все еще не понимаю, чем я-то могу вам помочь.

— Вам что-то известно об исчезновении палача? — Земпах подался вперед, впившись взглядом в лицо своего собеседника.

Но пивовар ничуть не смутился, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Нет, — равнодушно ответил Генрих. — Я ничего не знаю об исчезновении палача. Если бы знал, поверьте, ему не удалось бы сбежать. Или вы думаете иначе? — Он удивленно вскинул брови.

«Да, этот Генрих — скользкий тип», — подумал Земпах, но решил не отступать. Отпив пива, советник поставил кружку на стол и усмехнулся.

— Я думал, вам что-то известно, поскольку вы были с ним близко знакомы. Говорят, вы принимали его приемного отца у себя в доме.

К изумлению Земпаха, мастер Генрих рассмеялся.

— Так вот в чем дело! Вы слышали, что мастер Раймунд лечил мою ногу? Право же, я никогда не делал из этого тайны. — Пивовар встал и закатил штанину, демонстрируя ногу. По голени тянулся страшный шрам. — Видите, Земпах? Я бы умер, если бы не мастер Раймунд. Мастер-хирург залечил бы меня до смерти, и я был бы не первым в городе, кто умер по его вине. Раймунд Магнус, палач, был талантливым лекарем. И не только я обязан ему своей жизнью. — Хозяин дома вернулся за стол, уселся и поправил штаны. — Если вы будете подозревать в пособничестве любого, кого когда-то лечил Раймунд или его племянник Мельхиор, то вам придется половину города отправить в тюрьму. Вы пошли не по тому пути, советник.

Земпах прищурился. Что ж, он вынужден был согласиться с пивоваром. Но у него был припасен главный козырь, и пришло время разыграть его.

— Так, значит, вам ничего не известно о еретической Библии?

— Еретической Библии? — Мастер Генрих подался вперед и нахмурился, но Земпах увидел смятение, мелькнувшее в его глазах.

— Священное Писание на языке народа. Вы ведь знаете, что переводить Библию запрещено?

— Конечно, знаю, и я не потерпел бы подобное в своем доме, поскольку этот страшный грех, без сомнений, обрек бы меня на вечные страдания в преисподней, а на Страшном суде моя душа отправилась бы к дьяволу. Но как это связано с исчезновением палача?

— В его доме нашли лист пергамента. Может, именно его-то вы и не досчитались?

Мастер Генрих опять откинулся на спинку стула. От растерянности, мелькнувшей в его глазах минуту назад, не осталось и следа. Пивовар улыбнулся.

— Как я уже сказал, ничем подобным я не владею. Понимаю, что вы хотите выяснить, откуда у палача этот пергамент. Но я, увы, не могу помочь вам в этом. Скажите, я чем-то еще могу быть вам полезен? Если нет… — Он встал.

— Сейчас мне больше ничего не нужно. Простите, что отвлек вас от дел! — Земпах одним глотком допил восхитительное пиво.

Теперь он был уверен, что мастер Генрих прячет в своей роскошной башне другие свитки с запрещенным переводом. А если и не в башне, то где-то еще.

Такое знание можно было превратить в звонкую монету. Земпах еще не знал, как провернуть это дело с пивоваром, но был уверен, что он что-нибудь непременно придумает. Впрочем, действовать нужно было осторожно. Пускай вначале все успокоится. Торопиться некуда.

Он невольно потер руки.

— Благодарю вас за гостеприимство, мастер Генрих. Ваше пиво великолепно. Надеюсь, вскоре я вновь навещу вас.

— Мы всегда рады вам. — Лицо Генриха оставалось непроницаемым.

— Знаю. — Земпах с удовольствием провел рукой по круглому животу. — Знаю. — Он проследовал за пивоваром в коридор. — Всего доброго, мастер Генрих. Скоро увидимся. Очень скоро.

* * *

Дитрих Лис прислушался и принюхался. Запах медведя бил ему в нос, хрустнула ветка. В тот же миг луна выглянула из-за облаков и тень зверя упала на лужайку, куда Дитрих собирался выйти. Буровато-коричневый колосс повернул голову, держа нос по ветру. Дитрих замер на месте, опустив ладонь на рукоять меча. Он не был трусом, но знал, что сражаться с медведем опасно даже для опытного воина. Хозяин леса еще не заметил его, поскольку ветер дул Дитриху в лицо. Широким шагом Лис вышел на поляну и принялся топать и кричать. Медведь повернулся, увидел Дитриха и встал в полный рост. Мужчина отпрянул, но шуметь не прекратил. Ему повезло: косолапый понял намек, опустился на все четыре лапы и пошел в лес.

Подождав, пока затихнет хруст веток, Дитрих перевел дыхание и убрал руку с меча. Только сейчас он заметил, что пальцы свело судорогой, а ладонь стала влажной. На лбу у него выступили крупные капли пота. Дитрих вытер лоб рукавом. Медведь испугал его до смерти, но здесь было то, чего он боялся больше диких зверей. Несколько часов назад Лис узнал, что Эберхард фон Закинген назначил награду за его голову. Значит, Дитрих поступил правильно, когда сбежал из города после своей неудачи с ройтлингенским купцом. Лис надеялся, что фон Закинген даст ему шанс все исправить. Дитриху удалось выяснить, что палач накануне побега купил у местного крестьянина кобылу. Значит, один из беглецов был в седле и уже находился намного дальше от Эсслингена, чем все подозревали.

Дитрих собирался догнать его. Одинокого путника, по описанию походившего на купца, много раз видели на тракте между Вендлингеном и Нуртигеном. Таким образом, подозрения Дитриха подтвердились. Палач купил лошадь для арестанта, который подвергался пыткам и не смог бы пройти до Ройтлингена пешком.

Дитрих понимал, что с хорошим скакуном догнать купца не составило бы труда, но шанс был упущен.

Узнав о награде за собственную голову, он предпочел как можно быстрее залечь на дно. С того самого утра он шел на юг, но не по тракту, а через лес. Проклятье! Всего пары минут хватило, чтобы испортить ему всю жизнь. А все из-за этого проклятого палача. Ничего, эта мразь еще заплатит ему!

Ведомый яростью и ненавистью, Дитрих продирался сквозь лесные заросли. Внизу, в долине, поблескивали в лунном свете воды Неккара, на берегу темной лентой вилась дорога.

И вдруг Лис споткнулся.

Оказалось, он не заметил небольшую канаву на своем пути.

— Проклятье! — Дитриху удалось в последний момент сохранить равновесие и не упасть.

Он уже собирался идти дальше, когда обратил внимание на маленький клочок светлой ткани, лежавший в канаве. Лис нагнулся, поднял обрывок и ощупал землю. Принюхался. Да, кто-то лежал тут совсем недавно, человек, а не животное.

Дитрих задумчиво помял ткань в руках. Она была грубой и грязной, в лунном свете едва ли можно было разобрать ее цвет, но он был уверен, что ткань желтая. Желтый наряд. Наряд шлюх. При мысли о распутной молодой девице Дитрих возбудился. Слишком давно уже он не ходил к проституткам. Последней шлюхой, с которой он спал, была Мария, темноволосая толстушка, хихикавшая, когда он прятал лицо в ее пышных грудях. Треск ветки отвлек Дитриха от сладостных воспоминаний. Вздрогнув, он схватился за меч, но тут же с облегчением вздохнул, увидев в кустах барсука.

Затем мужчина вновь задумался. Не только шлюхи носили желтое. Кое-кто тоже разгуливал по улицам в ярком кричащем наряде, чтобы его можно было узнать издалека. Палач. Неужели этот рыжий ублюдок провел здесь ночь? Значит, он шел на юг.

Дитрих задумался. Если он поймает палача, то ему полагается вознаграждение. Достаточно денег, чтобы переехать, скажем, в Италию. Или еще куда-нибудь, где он будет в безопасности. К тому же так он отомстит Мельхиору и обведет вокруг пальца фон Закингена.

Лис оглянулся. Неподалеку от канавы он заметил сломанные ветки.

— Я так и думал. Может, ты и хитрец, заплечных дел мастер, но правил охоты не знаешь. Вот это тебя и погубит. Я поймаю тебя быстрее, чем сова слепого зайца.

* * *

Ее побег длился уже три дня. Вечерело. Остановившись у холма, Мелисанда растерла опухшие ноги. Она наслаждалась отдыхом и легким ветерком, овевавшим ее разгоряченные ступни. Если она не успеет дойти до хутора, то придется опять искать себе место для ночлега. Скорее всего, хутор был где-то неподалеку, ведь примерно в миле отсюда находился Урах.

Вчера утром она ушла с оживленного берега Неккара и направилась по проселочной дороге на юг. Пройдя мимо небольших деревенек и хуторов, к вечеру девушка увидела на холме замок Шенфельс. Тут пять лет назад играли свадьбу, на которую пригласили ее семью. Там жил двоюродный брат ее матери, это к нему на свадьбу приехала семья Вильгельмисов. Мелисанда даже подумала, что будет, если она войдет в замок и попросит приюта у родни своей матери. Тогда ей больше не придется прятаться, она вновь станет Мелисандой Вильгельмис. Но сколь бы соблазнительна ни была эта мысль, девушка не могла на такое решиться. Новость о том, что дочь Конрада Вильгельмиса вернулась к родным целой и невредимой, распространится подобно лесному пожару. А как только Оттмар де Брюс узнает, что она жива, он тут же попытается заполучить ее. Кто бы ни пытался защитить Мелисанду, ей не избежать безграничной ненависти графа. И тогда ее жизнь была бы кончена.

Печально посмотрев на крепкие стены, девушка пошла дальше. Когда дорога свернула за холм и замок скрылся из виду, Мелисанда почувствовала себя одинокой как никогда. Девушка разрыдалась. Однажды, поклялась себе Мелисанда, она въедет в этот замок на белом коне и представится здешнему бургграфу. Однажды Оттмара де Брюса постигнет справедливая кара, ее семья будет отомщена, а самой Мелисанде больше нечего будет бояться.

И все же до этого дня было еще далеко. Сейчас нужно было бежать, ибо гнался за ней не только де Брюс, но и жители Эсслингена.

Мелисанда поморщилась, надевая обувь. Это были легкие кожаные ботинки, предназначенные для коротких прогулок по городу, а не для длительных переходов. В левом ботинке на подошве уже образовалась большая дыра. Встав, девушка наполнила в ручье бурдюк и вновь отправилась в путь.

Солнце уже почти село, когда Мелисанде повстречался крестьянин, косивший траву неподалеку от обочины. Вначале девушка хотела спрятаться, обойти этого человека окольной дорогой, но затем взяла себя в руки и подошла к старику.

— Добрый вечер, господин. Простите, что беспокою вас. Вы не знаете, далеко ли еще до хутора Пауля Вайгелина?

Старик поднял голову и смерил Мелисанду внимательным взглядом.

— Ты нездешняя. — В его устах это прозвучало как угроза.

Мелисанда заставила себя улыбнуться.

— Вы правы. Я иду на хутор Пауля Вайгелина. — На этот раз Мелисанда говорила громче, подумав, что, возможно, старик глуховат и не понял ее вопроса. — Вы знаете, как туда пройти?

Крестьянин по-прежнему смотрел на нее неодобрительно.

— Так, значит, ты идешь на хутор Пауля Вайгелина?

— Да. — Мелисанде отчаянно хотелось поскорее убраться отсюда.

В последние годы она так мало говорила, что собственный голос казался ей чужим. Чужим и опасным.

Старик пожал плечами.

— Ну, как хочешь. — Он указал на кромку леса. Проселочная дорога терялась среди могучих стволов. — Там от дороги отходит тропинка. Пройди по ней около полумили. Придешь прямо на хутор.

— Спасибо вам, и да благословит вас Господь. — Поклонившись, Мелисанда пошла к лесу.

Если поторопиться, то к ночи она уже будет на хуторе. Дойдя до тропинки, девушка оглянулась. Старик косил траву, и его, похоже, нисколько не интересовало, что какая-то незнакомая женщина идет на хутор.

Тропинка сильно заросла, и у девушки возникла мысль, что по ней уже давно никто не ходил. Но Мелисанда не останавливалась. Она была близка к цели, и это окрыляло ее.

Вскоре лес отступил, справа и слева показались раскинувшиеся поля, но, похоже, их никто не обрабатывал.

До этого Мелисанда думала, что основная дорога на хутор идет с другой стороны, от Ураха, теперь же ее охватили недобрые предчувствия.

Потом она увидела крышу большого здания. Мелисанда вздохнула с облегчением. Должно быть, это и есть хутор. Вдалеке виднелись и другие строения, обнесенные стеной в человеческий рост.

Мелисанда почти перешла на бег, но замерла на месте, рассмотрев первое здание. Крыша, казавшаяся столь крепкой и надежной, провалилась, фасад зарос вьюнком. Огромное мельничное колесо мокло в ручье, но не вращалось. Неподалеку от мельницы возвышалось другое полуразрушенное здание, за ним протянулась стена.

Мелисанда подошла к деревянным воротам. Обе створки были открыты. Во дворе было тихо и темно. Ни кур, ни коз, ни свиней. Ни людей.

Мелисанда прокралась мимо заброшенных домиков: она боялась, что ее услышат злые духи, населявшие это место. От многих зданий остались только камни. Доскам и соломе, из которых обычно делали стены и крышу, нашлось другое применение. И только каменные строения полностью сохранились. Плавильный горн в кузнице перевернулся, наковальни не было. Мелисанда вошла в пекарню. Тут пахло свежим хлебом, и в девушке вспыхнула надежда, что кто-то тут все-таки живет. В кожевенной мастерской тоже никого не было.

Наконец Мелисанда дошла до вытянутого здания. Она заглянула в дверь и обнаружила остатки виноградного пресса и несколько полусгнивших бочек. В углу лежала солома.

— Этого не может быть! Не может…

Разрыдавшись, Мелисанда принялась вытирать слезы. Письмо, которое она носила в рукаве платья, на время подарило ей веру в то, что она обретет новый дом, место, где можно будет отдохнуть, набраться сил, продумать планы на будущее. Но ей не суждено было получить даже незавидное место служанки.

Тем временем стемнело. Идти дальше не имело смысла. По крайней мере, эту ночь она сможет провести на хуторе, он был слишком далеко от тракта, и никто не забредет сюда случайно. Мелисанда устроилась на кучке соломы. «А пекарней, наверное, раз в неделю пользуются жители соседней деревни», — подумала она. Развязав сверток, девушка достала одежду палача, собираясь устроиться на ней, как на покрывале. Было в этом что-то утешающее. Этот наряд дарил ей воспоминания о Раймунде. Мелисанда невольно улыбнулась.

Она, Мелисанда Вильгельмис, которую все презирали, считая жалким подмастерьем палача, обвела вокруг пальца целый город, помогла сбежать приговоренному к смерти купцу, благодаря народной вере в волшебство вышла за стены города и оторвалась от всех преследователей. Да, сова кружила над землей, но заяц мог спрятаться.

Осторожно расстелив накидку, девушка устроилась поудобнее и достала остатки еды — кусок хлеба и малину, собранную по дороге.

Положив ягоду в рот, она раздавила сладкую мякоть языком и задумалась. Вспомнились счастливые летние дни: как они с Рудгером играли в лесу, строили плотину на ручье и пальцы мерзли в холодной воде, а руки и плечи обгорали под палящим солнцем. Мелисанда медленно ела ягоды, потом глотнула воды из бурдюка. Образы далекого детства исчезли.

Мелисанда вытерла навернувшиеся на глаза слезы. Девушку злила ее плаксивость. Сейчас бы выпить прохладного пива или пряного вина — вот лучшее лекарство от душевной боли и горя. Но в полуразвалившейся винодельне не было вина, и только запах прогорклого винограда слабо чувствовался в воздухе. Еще одна ягода опустилась на язык, вызвала новые сладкие воспоминания. Еще, и еще, и еще…

Очень скоро малины не осталось, и Мелисанду вновь объяла печаль. И одиночество. Только мысль о виноторговце из Ройтлингена утешала девушку: она спасла ни в чем не повинного человека, стала орудием Божьим. Все будет хорошо.

* * *

Дитрих поднялся на вершину холма и оглянулся. Ему повезло, этой ночью небо было безоблачным, ярко светила луна, сияли звезды. Можно было и не спать. Отдохнуть он успеет, когда выдаст жителям Эсслингена палача и получит вознаграждение. Внутренний голос подсказывал Лису, что жертва где-то рядом и он почти настиг ее. Ему не составило труда пройти по следам. Неподалеку от канавы, в которой спал палач, Дитрих нашел отпечатки ног, и они вели к небольшому ручейку. Следы сразу врезались ему в память: обувь у палача была дырявой — дырка на носке правого сапога и на пятке левого. Кроме того, и в канаве, и на берегу ручья Лис учуял странный запах. Пахло розами. Дитрих не понимал, почему палач так пахнет, но был уверен, что этот запах и следы приведут его к Мельхиору.

Он опять огляделся по сторонам. Глаза горели, все вокруг расплывалось. Может, действительно стоит поспать пару часов? На горизонте теснилась темная гряда грозовых туч. Скоро они затянут все небо, но дождь, который смоет следы палача, прольется чуть позже. На фоне облаков Дитрих заметил какие-то очертания. Вначале он подумал, что перед ним высохшее дерево, но потом догадался, что это здание, просто находится оно очень далеко. Направившись в ту сторону, он через некоторое время разглядел мельницу, а за ней — хуторские постройки. Он предпочел бы обойти селение стороной, но палач явно шел в ту сторону, а Лису не хотелось потерять его след.

Вскоре он с изумлением обнаружил, что ворота обнесенного частоколом хутора почему-то открыты. Все строения оказались заброшенными, от многих остались только руины.

Дитрих удовлетворенно хмыкнул. Идеальное место для ночлега. Он медленно обвел взглядом остатки домов, сараев и мастерских и выбрал строение, которое сохранилось лучше всего. Тут-то он и поспит часок-другой.

Лис прокрался вдоль частокола, стараясь не шуметь. Возможно, он был не единственным, кто решил остановиться здесь на ночь. Наверное, палач тоже где-то тут. Дитрих чуял его. Слабый запах роз. И страха. Завтра Лис поймает его, но вначале нужно набраться сил. Этот Мельхиор хоть и слабак, но его ловкость в обращении с мечом была известна даже за пределами Эсслингена. Лучше предстать перед ним отдохнувшим.

* * *

Ночью ветер переменился, на небе сгустились тучи, их подхватил ветер. И разверзлись хляби небесные. Дождь лил как из ведра, тугие струи падали на вершины Швабского Альба и стекали с гор, двигаясь в сторону Неккара, а оттуда — к Эсслингену. Черные тучи закрыли небо, и казалось, что солнце так и не взошло. Мрачными, как небо, были и лица членов городского совета, собравшихся за огромным столом в ратуше. Была суббота, а убийца из Ройтлингена и палач пропали еще в среду утром, и с тех пор о них никто ничего не слышал. Среди горожан уже поползли слухи о том, что исчезновение палача — дурной знак, что городские власти не справляются с поставленными перед ними задачами. Из уст в уста передавалась легенда о городе на севере, сгоревшем дотла после того, как оттуда ушел палач.

Иоганн Ремзер расправил плечи и громко кашлянул.

— Вчера вечером приехал гонец из Ройтлингена. Вендель Фюгер вернулся в родной город.

Никто особо не удивился, это вполне можно было предвидеть.

— Естественно, городской совет Ройтлингена отказывается выдать нам преступника, как того требует закон. Они утверждают, что обвинения против купца подделаны, он не совершил ничего плохого. По их заявлению, виноторговец стал жертвой заговора, а нам следует найти настоящего убийцу.

— Какая наглость! — воскликнул Герольд фон Тюркхайм.

— Ройтлинген позорит все свободные города! — поддержал его Вальдемар Гвиррили.

— Хватит это терпеть! — рявкнул Хеннер Лангкоп.

Глава совета поднял руку.

— Спокойно, спокойно, господа. То, что вы говорите, конечно, хорошо и правильно, но нам ничем не поможет. — Он вытер рукавом лоб. — К сожалению, купец так и не подписал признание. Поэтому нам трудно доказать, что убийство совершил именно он.

В зале вновь загалдели:

— Это все проклятый палач виноват!

— Подонок обвел нас вокруг пальца!

Ремзер стукнул судейским молотком по столу, и в зале воцарилась тишина.

— О Мельхиоре ничего не слышно? Никаких следов? — спросил Карл Шедель, глава гильдии скорняков.

Ремзер покачал головой.

— Он как сквозь землю провалился.

— Отправился в преисподнюю, где ему самое место! — вставил Гвиррили.

Ремзер недовольно покосился на него.

— Он не сможет долго прятаться, — возразил фон Тюркхайм. — У него нет ни друзей, ни родни в округе. У него мало денег, и никто не станет помогать палачу, хоть беглому, хоть нет. Никто не пустит палача в дом. Так что где-то же он должен быть.

— Вы правы, Тюркхайм, — кивнул Конрад Земпах. Он решил, что сейчас самое подходящее время перевести разговор в другое русло, затронув интересовавшую его тему. — По крайней мере, если мы считаем, что у Мельхиора нет друзей. Но что, если мы ошибаемся?

Все потрясенно уставились на него.

— Где-то в нашем городе живет еретик, — вкрадчиво, смакуя свои слова, продолжил Земпах. — Человек, который либо сам перевел Библию на немецкий, либо кому-то заказал такой перевод. Человек, отдавший свиток с богохульными словами палачу. — Конрад перекрестился. — Разве такой человек не мог бы предоставить приют заплечных дел мастеру? Я вам так скажу, уважаемые, кому бы ни принадлежала еретическая Библия, этот человек знает, где найти Мельхиора.

Иоганн Ремзер беспокойно покосился на монастырь, видневшийся вдалеке за окном.

— Говорите тише, когда речь идет о ересях, — прошептал он. — Было бы лучше, если бы монахи, следующие учению святого Доминика, ничего об этом не узнали. Не зря же их называют «псами Господними». Вы ведь знаете, как они рьяны в своей вере, а я не хочу, чтобы мы сменили наши кресла советников на костер инквизиции. Им только стоит почуять кровь… — Ремзер осекся и обвел присутствующих выразительным взглядом.

Но Земпаха это нисколько не смутило. Им-то чего бояться? Пусть ведьмы и еретики дрожат в страхе перед праведным гневом инквизиции. Впрочем, в чем-то он вынужден был согласиться с Ремзером. Конрад как-то слышал, что и невиновные оказывались на костре доминиканцев. Но тут ничего не поделаешь, как говорят в народе, лес рубят — щепки летят. Что ж, тем лучше для него. Пусть это дело не получит широкой огласки.

Герольд фон Тюркхайм подался вперед.

— Вам что-то удалось узнать о происхождении той еретической Библии, Земпах? — шепотом спросил он.

— Не вполне. У меня есть кое-какие подозрения, но мне не хотелось бы о них говорить, пока они не получат подтверждения. Вы же сами понимаете… — Конрад выдержал паузу, но никто ему не возразил. — Тем не менее я уверен в своей правоте. Кара Господня настигнет виновного, это лишь вопрос времени.

Глава совета вздохнул и опять вытер рукавом лоб.

— Хотел бы я позабыть обо всем этом, — слабо сказал он. — Наши потуги бессмысленны. Нужно найти нового палача, и дело с концом. Вся эта история плохо сказывается на репутации города.

Земпах пристально посмотрел на него.

— При всем уважении к вам мы не можем так поступить. Ересь — тяжкий грех. Кроме того, нельзя спускать такое с рук. Мельхиор должен быть наказан. Мы обязаны восстановить честь Эсслингена. Конечно, при этом нужно позаботиться о том, чтобы никто не пострадал.

— Я согласен с Земпахом. Нам следует продолжить расследование! — воскликнул Хеннер Лангкоп, встал и подошел к Конраду.

— Я тоже согласен, — хором произнесли Вальдемар Гвиррили и Куниберт фон Энгерн, пододвигаясь к Земпаху.

Ремзер побарабанил пальцами по столешнице, покачал головой.

— Ну хорошо. Если вы настаиваете. Земпах, даю вам два месяца, чтобы найти еретика. Но предупреждаю, действуйте осторожно, иначе я лишу вас этого права. Послушайте, что говорят в городе, может, что и выйдет. Но эти, — он указал пальцем на монастырь, — ни о чем не должны прознать. Нам и без них хватает неприятностей.

Земпах поклонился.

— Вы, как и всегда, правы, господин Ремзер, и я заверяю вас, что не наделаю шума своими поисками.

Ремзер закатил глаза и в последний раз стукнул молотком по столу.

— Заседание объявляется закрытым. Всего доброго. — Он проводил советников взглядом. — А вы, Земпах, задержитесь ненадолго.

Советники, шумно обсуждая предложение Земпаха, покинули зал, а тот остался на своем месте, удивленно подняв брови. Если бы он был главой городского совета, то ни за что не допустил бы подобного. Никто бы и пикнуть не смел. Решения принимались бы быстро. И выполнялись бы. А если кому-то такое не понравилось бы — сразу оказался бы в тюрьме.

— Земпах… — Ремзер вздохнул. — Я представляю, что творится у вас в голове. Вы хотите занять мое место.

Конрад промолчал, только вежливо улыбнулся.

— Может быть, когда-нибудь вам это и удастся. Но до тех пор решения здесь принимаю я. И если вы призовете в город доминиканских стервятников, то вам самому придется несладко. Мы друг друга поняли?

В эту минуту Земпаху хотелось надеть на Ремзера крысиный шлем. Но пришлось взять себя в руки.

— Я бы не осмелился действовать против ваших распоряжений, — заявил он. — Я знаю свое место, а «псы» мне любы не больше вашего, особенно если они действительно делают все то, что о них говорят.

— Хорошо, Земпах, хорошо. А теперь оставьте меня. Мне нужно подумать.

Земпах кивнул, повернулся и вышел из ратуши, довольно потирая руки. Два месяца. Этого времени более чем достаточно, чтобы набросить мастеру Генриху удавку на шею. И найти этого дрянного палача.

* * *

И вновь Мелисанде приснился кошмар. Де Брюс приставил к ее горлу нож и угрожал зарезать. Чувство было настолько сильным, что Мелисанда боялась пошевелиться. Или это и правда был не сон, а явь? Не открывая глаз, девушка ущипнула себя за бок. Стало больно — значит, она не спала. Но все еще чувствовала лезвие, касающееся ее шеи.

Снаружи доносился мерный стук дождя.

А потом Мелисанда услышала чье-то дыхание. Это был не сон!

Девушка хотела встать, но замерла, почувствовав, что боль стала сильнее. Она приоткрыла глаза. Над ней нависла чья-то тень. Человек держал в руках какое-то оружие. Незнакомец сопел, от него пахло кислым. Вода стекала с его одежды и волос и капала на Мелисанду.

От страха девушку едва не стошнило. Но она заставила себя открыть глаза и присмотреться внимательнее. Видно было плохо, потому что незнакомец стоял на фоне дверного проема, не давая свету проникнуть внутрь, а крошечное окно заросло вьюнком.

— Ты кто такая? — хрипло осведомился незнакомец.

«Слава Богу, это не де Брюс, — подумала Мелисанда. — И не его приспешник фон Закинген».

— Ну говори! Или дара речи лишилась?

— Ме…

И тут Мелисанда поняла, что так и не придумала, какое имя назовет на хуторе.

— Что? Ну же, малявка, отвечай!

— Мехтильда. — Мелисанда возблагодарила Господа за то, что тот ниспослал ей озарение. — Мехтильда из Эсслингена. Меня прислала сюда супруга мастера-пивовара Генриха, она сестра Пауля Вайгелина. Я хотела устроиться к ее брату на хутор служанкой. Она дала мне подорожную, могу вам показать. Я не воровка.

Лезвие впивалось в кожу Мелисанды, девушке было больно говорить. Вскоре ее глаза приспособились к полумраку и она разглядела, что незнакомец приставил к ее горлу вилы.

— Так, значит, ты пришла к Паулю Вайгелину? Ты опоздала. — Мужчина презрительно фыркнул. — Откуда мне знать, что ты говоришь правду? Может, ты и не воровка, а шлюха. Или ведьма. С такими-то волосами. Рыжая — значит, ведьма. Вечно тут какой-то сброд ошивается.

— Я могу показать вам подорожную, — прохрипела Мелисанда.

Мужчина сплюнул на пол.

— Этим делу не поможешь, малявка. Я всю эту писанину всяких там благородных не разбираю. И моя Ида тоже.

— Вы живете тут, на хуторе?

Мелисанда вдруг поняла, что этот мужчина ничуть не опасен. Просто он сам боится. Наверное, ему уже не раз приходилось сталкиваться со всяким отребьем. Нужно было его переубедить.

— Да, всю жизнь и живем. Как остальные ушли, я остался. Жить тут непросто, но лучше, чем ехать неведомо куда.

— А почему ушли остальные?

Мужчина не ответил. Мелисанда захрипела, и это подействовало. Он убрал вилы от ее горла, но все еще держал их в руке.

— Пожалуйста, позвольте мне встать. Неужели я выгляжу так, будто способна причинить вам вред?

Мужчина заглянул ей в глаза, а потом опустил вилы.

— Вставай, Мехтильда. Твоя история кажется мне правдивой. У господина действительно была сестра в Эсслингене. — Он смерил ее взглядом. — Господи, ну ты и худосочная. Тростиночка, да и только. Пойдем, детка, Ида тебя накормит, а потом уйдешь.

Мелисанда с трудом поднялась на ноги, все тело у нее затекло. Она поспешно собрала вещи, прежде чем мужчина заметил, что ее накидка — это на самом деле плащ палача.

Она вышла за ним на улицу. Глаза ей застила тугая пелена дождя. Едва видя, что происходит вокруг, Мелисанда последовала за мужчиной в небольшое каменное сооружение. Над каминной трубой вилась струйка дыма.

— Ты поймал этих воришек?

У плиты стояла пожилая женщина и что-то мешала в горшке.

— Одну привел с собой, — улыбнулся ее муж.

— Герман! — Женщина испуганно обернулась, увидела Мелисанду и удивленно подняла брови. — Ты кто, детка?

— Это Мехтильда. Сестра Вайгелина прислала ее сюда служанкой. Она, должно быть, не знала, что тут случилось.

Старушка покачала головой, седая прядь выбилась у нее из-под чепца.

— Тебе придется вернуться в город, детка, — мягко произнесла она. — Тут нет работы для служанки. На весь хутор остались только мы с Германом, а заработка едва хватает на двоих. Ты можешь поесть с нами, чтобы подкрепиться перед дорогой. — Женщина указала на стол. — Присаживайся.

У стола стояли два грубо сколоченных стула, в комнате бродили две худосочные коричневые курицы, выискивая в сене на полу крошки.

— А что там с воришкой? — спросила она у Германа. — Ты его поймал?

Мужчина покачал головой. Теперь, когда Мелисанда разглядела его при свете, она поняла, что Герман уже совсем стар. Наверное, она даже сумела бы выбить вилы у него из рук.

— Тот парень убежал. Забрал три яйца и кусок ветчины. Я его поймал на пороге винодельни. Может, надеялся разжиться винцом, но, увидев меня, рванул так, что аж пятки засверкали. — Старик недоверчиво уставился на Мелисанду. — А может, он и не винцо там искал… а свою подельницу. Ты же не с ним пришла, а?

— Нет, я шла сюда одна.

Герман задумчиво прищурился. Похоже, слова Мелисанды его не убедили, и он уже собирался спросить что-то еще, но его жена поставила горшок на стол, и Герман начал молиться.

Каша была слипшейся и безвкусной, но Мелисанда набросилась на еду с таким аппетитом, будто ее угостили жареным фазаном. Уже через несколько мгновений ее миска была пуста. Мелисанда с сожалением посмотрела на ложку, но удержалась и не стала облизывать ее.

— Что тут случилось? Почему все ушли?

— Тут было много горя, девочка, — с горечью сказала Ида. — Некоторые говорят, что хутор Вайгелина проклят.

— Это чушь, жена. Зачем зазря языком-то молоть? — проворчал Герман, скрестив руки на груди.

— Горе есть горе. Я говорю только то, что сама знаю.

— Ох, как хочешь, — буркнул Герман. — Только меня этим не донимай. Пойду шкуры проверю. Хорошо, что этот воришка их не нашел. — Он встал и вышел под дождь. На крыльце он оглянулся. — А когда вернусь, тебя тут уже быть не должно, Мехтильда, или как там тебя зовут. Таким, как ты, у нас делать нечего. Девчонка сама по дорогам ходит, это ж надо было удумать.

Мелисанда понурилась.

Старушка потрепала ее по руке.

— Не расстраивайся, детка. Он не со зла. Он ворчит, потому что жизнь у нас нелегкая. Раньше Герман был всеми уважаемым кожевенником, работал тут, на хуторе, делал седла, уздечки, сапоги шил. А я служанкой в доме у господ была. — Она вздохнула. — Все началось с того, что малыш Вайгелина в старый колодец упал. Никто не видел, как это случилось, мы его три дня искали. А как нашли, он уже мертв был. Его отец, Пауль, с ума сошел от горя. Семь лет мальцу было, единственный сын. А следующей зимой мор начался. Половину людей на хуторе выкосил. Весной некому было поля обрабатывать, за скотиной смотреть. А потом пришла засуха. Вот весь урожай и пропал. Люди с хутора начали уходить, работать было некому. А однажды господина мертвым нашли. Никто не знал, почему он умер, так в постели его и нашли. Тогда-то все и побежали. Все хутор покинули. Только мы с Германом тут остались. Да и куда нам податься было? В нашем возрасте нам работу не найти. У нас тут огород есть, две курицы, коза… Прожить можно. Герман зайцев стреляет, кожу выделывает. Шкурки продает скорнякам в Урахе, ему на рынке торговать нельзя, потому что он не в гильдии. Но немного денег все же зарабатывает, мы на них запасы на зиму покупаем и ткань для одежки. — Женщина встала. — Ну, мне пора за работу.

— Я могла бы вам помочь, — предложила Мелисанда.

Ида покачала головой.

— Нам самим не хватает, мы три рта не прокормим.

Помедлив, Мелисанда вытащила из кошеля пару монет и положила на стол.

— Я собрала немного денег. Заплачу вам за жилье. Поверьте, я привыкла к тяжелой работе, хотя по мне, может быть, этого и не видно. Кроме того, я разбираюсь в целительстве. Прошу вас, не отсылайте меня прочь!

* * *

Город Урах раскинулся у подножия горы. Ливень прекратился, но еще моросило. Мимо величественных городских стен нес на север свои воды Эрмс, вспенившийся от дождя.

Скрытый низко нависшими тучами, над городом возвышался замок Хоэнурах. Замок, город, река — все это казалось ненастоящим, как старый гобелен с поблекшим от времени рисунком.

Дитрих встряхнулся. Он продрог, одежда вымокла, холод подбирался все ближе. Лису хотелось спуститься в долину, устроиться поудобнее в какой-нибудь таверне, развеяться за кувшином вина, позабавиться с прелестницей-служанкой.

Он раздраженно сплюнул на землю. Проклятый дождь размыл следы палача по ту сторону заброшенного хутора. Когда Дитрих проснулся утром, уже лило как из ведра. Несмотря на это, он тщательно обыскал окрестности. Вскоре он понял, что на заброшенном хуторе живут старики — пожилая супружеская пара. Вначале Лис подумал, не перерезать ли им горло, чтобы они невзначай не выдали его преследователям, но потом решил, что такая резня привлечет слишком много внимания. В конце концов, старики не видели его лица, а воришек в округе хватает. А вот лицо Лиса они ни с каким другим не спутали бы. Дитрих невольно провел кончиками пальцев по страшному шраму, тянувшемуся через все лицо.

Некоторое время он наблюдал за хутором из леса — хотел удостовериться, что там живет только эта пара, ведь старик выгнал его до того, как Лис завершил свои поиски.

И его ожидания оправдались: на хуторе была еще какая-то девка с ярко-рыжими волосами, наверное дочка тех стариков. При виде нее у Дитриха аж слюнки потекли. Правда, немного худощавая, как на его вкус, но зато личико ангельское. Ему даже захотелось еще раз прокрасться на хутор, чтобы посмотреть на рыженькую красотку поближе. Но потом он решил перенести эту затею на будущее.

* * *

Конрад Земпах удрученно смотрел на улицу. Ливень не прекращался. Ну и толку теперь от того, что он получил разрешение на расследование? Вместо того чтобы провести приятный вечер в бане, хорошенько попариться, потом принять ароматную ванну с целебными травами и позабавиться с банщицей, придется идти за городскую стену. Конечно же, аббат монастыря доминиканцев очень быстро прознал о том, что в доме палача нашли еретическую Библию. Но вины Земпаха тут не было. Аббат сам позвал его и допросил. К счастью, старику не пришло в голову, что у мастера Раймунда или его племянника Мельхиора могли быть сообщники в городе. Поэтому он не назначил расследование и «охота на ведьм», которой все так боялись, не состоялась. Но аббат хотел покарать уже умершего еретика, изгнать дьявола из его бренных останков. Земпаху было на это наплевать, пускай доминиканец делает свою работу, раз уж считает изгнание дьявола необходимым. Но Конраду, как представителю города, нужно было присутствовать при ритуале. И ему это совсем не нравилось. Вздохнув, он набросил на плечи плащ и вышел из дома.

На рыночной площади его уже ждали. Аббат монастыря доминиканцев, несколько монахов, два стражника, подручные палача и целая толпа зевак, которые, несмотря на мерзкую погоду, собрались поглазеть на столь необычное действо.

С аббатом во главе процессия двинулась за город.

Уже у ворот Земпаху показалось, что он промок до нитки. Только этого не хватало — заболеть из-за какого-то жалкого палача! Надвинув на лицо капюшон, Конрад тихо ругнулся. На конном рынке воняло хуже, чем в других районах города. Шельцторские ворота вот уже в третий раз за неделю открыли в неположенное время: вначале за ними хоронили детоубийцу и ее бастарда, потом палача, а теперь… Теперь предстояло откопать похороненное тело. Могильщики уже раскопали могилу Раймунда. Подручные палача должны были достать тело. Земпах поморщился. После конного рынка он не думал, что где-то может стоять такая вонь. Наверное, этот еретик пропах серой из преисподней. Отфыркиваясь, подручные вытащили труп и уложили на размокшую от дождя землю. Земпах подал им знак развернуть саван. Совершенно спокойно, как ему показалось, парни сняли грязный слой коровьей кожи, потом — белый саван. Наверное, работа сделала этих мужчин совершенно невосприимчивыми ко всяким мерзостям.

Земпах удовлетворенно хмыкнул. Он всегда побаивался Раймунда Магнуса, даже когда тот уже был прикован к постели болезнью. Но теперь, когда тело палача, обнаженное, безжизненное, лежало на земле, в нем не было ничего демонического. Мертвый морщинистый старик с ввалившимися щеками, уже изъеденный червями.

Стражники сгрузили с телеги дрова и хворост и разложили большой погребальный костер. Затем подручные палача подняли труп и бросили его на сложенные дрова.

Аббат подошел поближе и, подняв деревянное распятие, произнес:

— Princeps gloriosissime caelestis militiae, sancte Michael Archangele, defende nos in praelio adversus principes et potestates, adversus mundi rectores tenebrarum harum, contra spiritualia nequitiae, in caelestibus!

Толпа, собравшаяся у костра, почтительно молчала. Земпаха познабливало. Аббат проводил обряд экзорцизма. Казалось, этому не будет конца, но в какой-то момент стражники облили костер смолой и поднесли зажженные факелы. Хворост сразу же вспыхнул, в толпе возбужденно зашушукались. Договорив молитву, аббат развернулся и пошел прочь.

Дождь почти прекратился. Зеваки начали расходиться, и в конце остались только подручные палача. Они развеют прах Раймунда, когда догорит костер, чтобы от еретика не осталось и следа на земле.

Следуя за толпой к Шельцторским воротам, Земпах старался держаться подальше от зевак. Уже у стены он оглянулся. Огонь погас, кострище тлело, отливая багровым. Что ж, теперь нужно было найти племянника Раймунда. Его кончина будет не такой мирной, как его дяди. Мельхиора сожгут заживо, и Земпах уже предвкушал, как вопли мальчишки будут разноситься над полями Фильдерна.

* * *

— Откуда у тебя деньги? — недоверчиво осведомился Герман, глядя на монеты, которые она положила на стол.

Три крейцера. Недельное жалованье подмастерья.

Мелисанда нервно заломила руки. Она долго думала, что рассказать старикам. Нужно было уговорить их оставить ее на хуторе — для этого стоило поведать часть своей истории, но не слишком много, чтобы не вызвать у них подозрений.

Три крейцера. Двенадцать пфеннигов. Да, столько простая служанка могла скопить.

— Я их откладывала.

— Моя Ида работала служанкой в доме у госпожи за обед, кружку разведенного вина и геллер в день. Геллер в день — это три пфеннига в неделю. Как можно что-то откладывать с таким жалованьем?

— Я подрабатывала, помогая больным. Я же говорила, что умею лечить раны и разбираюсь в целительстве, — поспешно объяснила Мелисанда.

Ида взяла мужа за руку.

— Прислушайся к своему сердцу, Герман. Мы не можем выгнать девочку на улицу в такую погоду. Льет не переставая. Она ведь сразу вымокнет. Ты хочешь, чтобы она из-за тебя заболела и умерла?

— Ну, когда-то же дождь закончится, — проворчал Герман, не глядя на жену.

Мелисанда с надеждой посмотрела на Иду. Женщина, улыбнувшись, подмигнула ей.

— Милый мой, если не дождь ее убьет, так кто-то из разбойников. Ты же знаешь, сколько отребья на тракте. Подумай о том воришке, которого ты прогнал со двора. Неужели наша Мехтильда должна попасть им в лапы?

— Ну конечно же, нет. — Герман посмотрел на Иду, на Мелисанду. Вздохнул. — Ну ладно.

Он все еще не был уверен в своем окончательном решении, но монеты забрал.

— Можешь остаться, пока деньги не закончатся. А работать начинай сразу же. Я поймал пару белок и лису. Пойдем, их нужно освежевать.

— Лису? — Ида испуганно зажала рот рукой. — Ты что, охотился в лесу? Это опасно. А что, если тебя примут за вора?

— Не волнуйся, никто меня не видел. Кроме того, я поймал лису у мельницы. Это земля хутора, а не графа. Егерю не в чем меня обвинить.

Мелисанда уже собиралась последовать за ним, когда снаружи послышался топот копыт.

Мелисанда, Герман и Ида испуганно уставились друг на друга.

— Эй! Есть кто дома?

Мелисанда поспешно убрала волосы под чепец и вышла за стариками на крыльцо. Она пыталась спрятаться за ними, потому что узнала этот голос. Утц, приятель Адальберта. Во дворе они увидели трех всадников: молодого, крепко сбитого парня с раскрасневшимся лицом и двух мужчин постарше. Все трое были в простой, но добротной одежде. По накидкам стекали крупные капли. Дождь уже почти прекратился, но эта троица так вымокла, что было ясно: они в пути с самого утра.

— Добрый день, — поклонился Герман. — Чем могу помочь, господа?

— Что это за хутор? Где все остальные? — спросил парень, обводя взглядом заброшенные постройки.

Это, наверное, и был Утц. Хотя парень казался младше своих спутников, именно он руководил отрядом.

— Все разъехались или умерли. На хуторе был мор, потом неурожай. Только мы и остались.

— Это твоя жена и дочь? — спросил Утц.

Мелисанда не решалась посмотреть на него. Если Герман скажет, что она только что пришла сюда, мужчины начнут допрашивать ее. Краем глаза она увидела, как Герман неопределенно мотнул головой, — всадники приняли это за кивок. А еще она увидела, как жена сжала его руку.

Утцу этого было достаточно.

— Мы ищем беглого преступника, — уже спокойнее сказал он.

У Мелисанды сперло дыхание. Только одного? Что случилось с Венделем? Неужели его схватили? Или он успел добраться до Ройтлингена?

— Худощавого парня, — продолжил Утц. — С ярко-рыжими волосами.

Ида покосилась на Мелисанду, но всадники этого не заметили.

— А что он натворил? — спросил Герман.

— Его разыскивают за то, что он покинул город без разрешения, — объяснил Утц. — Его обвиняют в ереси.

— Вы ищете еретика? — Герман потрясенно наморщил лоб.

Большинство горожан предпочли бы не помогать инквизиции искать еретиков. Напротив, некоторых особенно рьяных инквизиторов всегда подстерегала опасность. Ходили слухи, что одного такого инквизитора, Конрада из Марбурга, забили прямо на улице.

Утц вскинул подбородок.

— Речь идет о палаче свободного города Эсслинген. Этот человек опасен и способен на любое злодеяние. Он заключил договор с дьяволом и помог сбежать убийце. Любого, кто приютит его у себя, сочтут соучастником этого преступления.

Конь Утца заржал, точно подтверждая его слова.

Ида зажала рот ладонью. Герман, нахмурившись, украдкой посмотрел на Мелисанду.

Она задержала дыхание. Пестрая накидка! Видел ли старик, как она прятала накидку Раймунда в свою сумку?

Но затем Герман повернулся к Утцу и развел руками.

— Тут нет никого, кроме нас троих, господин. Можете все осмотреть.

Утц подал своим спутникам знак, и они разошлись по хутору, заглядывая в окна заброшенных строений. Утц остался во дворе.

— А вы почему не уехали? — спросил он у Германа. — Как же ваша красавица-дочь найдет себе мужа в такой глуши? — Он оценивающе уставился на Мелисанду. — Почему ты в чепце, девочка? Ты ведь еще не замужем, верно?

Мелисанда потупилась.

— Мой муж умер, — прошептала она. — Во время мора.

Она взмолилась Господу, чтобы старики не опровергли ее ложь.

Утц прищелкнул языком. У Мелисанды на лбу выступили капли пота. Ее еще никто так бесстыдно не разглядывал. Никто не разговаривал с ней с такой наглостью, ведь раньше она была заплечных дел мастером, палачом, которого все боялись и презирали одновременно.

Вскоре вернулись остальные.

— Тут никого нет, — сообщили они. — Большинство построек разрушено. Старик говорит правду.

Утц кивнул. Он наконец-то перестал глазеть на Мелисанду и повернулся к Герману:

— Если увидишь палача, дай знать в Урахе. Парень одержим дьяволом. Ему место на костре.

В последний раз взглянув на Мелисанду, он запрыгнул в седло и, не попрощавшись, ускакал. Его спутники последовали за ним.

Герман посмотрел им вслед, а потом обратился к Мелисанде. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Ты кто такая?

Мелисанда шагнула ему навстречу и заглянула в глаза.

— Прошу, не вынуждайте меня рассказывать мою историю. Но клянусь моими убитыми родными, что я не замышляю ничего плохого.

Помолчав, Герман опустил глаза.

— Что бы ты ни скрывала, девочка, твое лицо кажется мне искренним, я не вижу в нем лжи. Но если ты навлечешь на нас беду, то я задушу тебя собственными руками.

* * *

Вендель очнулся от сна. За окном было светло. Юноша удивленно огляделся, а потом узнал стены родительского дома. Он с облегчением откинулся на подушки. Кровать в его комнате. Ройтлинген. Он в безопасности. Вендель устало провел ладонью по мокрому от пота лбу. С тех пор как он потерял сознание у городских ворот, юноша страдал от сильного жара. Каждый день в дом приходил мастер-медикус и делал ему кровопускание. Мать давала больному горячий чай, заваренный на травах, а отец сидел у его кровати и держал сына за руку.

Но сейчас Вендель был в комнате один, и это его радовало. Было неприятно осознавать, что он доставил своим близким столько хлопот. Вендель чувствовал себя виноватым. Да, он не совершил убийство, в котором его обвинили, и все же повел себя как глупый мальчишка. Он был неосторожен, позволил обвести себя вокруг пальца. И его наибольшей ошибкой было то, что он отправил в Ройтлинген Антония. Нет, свою самую большую ошибку он допустил, доверившись Оттмару де Брюсу. Что же такого он сделал этому графу? За что тот так жестоко отомстил ему? Неужели он в чем-то помешал этому могущественному человеку?

Вот уже несколько дней Вендель пытался вспомнить, что же он сделал не так во время смотра невест и на следующее утро. Временами перед его внутренним взором возникали какие-то образы, не связанные ни с чем, о чем он помнил: крутая лестница, слабо освещенная факелами, длинный ряд бочек, странные горшки и тигли.

Может быть, память сыграла с ним дурную шутку и воспоминания о замке перепутались с образами тюрьмы и пыточной? За последнюю неделю столько всего произошло. В сознании Венделя Адлербург превратился в тюрьму Эсслингена, пыточная в Шелькопфской башне — в спальню Оттмара де Брюса, а палач — в рыжеволосую девушку в белом платье, которая протягивала к нему окровавленные руки.

Когда Вендель вспоминал о тюрьме, его прошибал пот, ноги подгибались, к горлу подступала тошнота. Пару раз его даже вырвало. И в то же время он забыл почти все, что случилось с ним в те несколько дней.

Образы в его сознании расплывались, казались искаженными. Вендель даже не помнил лицо палача, хотя эти черты должны были бы навсегда врезаться в его память. Мастер-медикус обработал рану на его руке и осмотрел ноги.

— Не волнуйтесь, Вендель, — сказал он. — Вы поправитесь. Вскоре будете бегать, как молодая лань.

Вендель ему не поверил. Сама мысль о ходьбе вызывала адскую боль. Хромая к уборной, чтобы облегчиться, юноша чувствовал, как ноют ступни, будто он ходил по иглам. Каждый шаг отдавался болью, но Вендель не позволял никому помогать себе.

В дверь постучали, и в комнату вошла мать. В руках она несла поднос.

— Ты проснулся, сынок! — воскликнула она и тихо рассмеялась.

Катерина Фюгер поставила поднос, села на край кровати и погладила сына по голове, запустив пальцы в каштановые вихры.

— Тебе уже лучше?

Вендель пожал плечами.

— Мне кажется, жар спал.

Женщина коснулась ладонью его лба.

— Да, тебя больше не лихорадит. Отец будет рад услышать, что ты поправляешься.

— Папа, наверное, злится на меня. — Вендель потупился.

Мать взяла его за подбородок и посмотрела в глаза.

— Глупости, мальчик мой. Он очень рад, что ты вернулся домой живой.

— Жители Эсслингена будут настаивать на том, чтобы привлечь меня к ответственности.

Теперь потупилась Катерина.

— Вчера оттуда приехал гонец. Совет Эсслингена требует немедленно выдать тебя им.

Вендель знал, насколько болезненно воспринимает мать всю эту ситуацию. Катерина Фюгер родила восьмерых детей, и только Вендель дожил до юности. Все его братья и сестры умерли в первые дни после рождения. Почти все. Элизабета, родившаяся через два года после него, умерла на третьем году жизни.

Вендель вцепился в покрывало.

— Что теперь будет?

Катерина погладила его по щеке.

— Не знаю, малыш. — Она взяла с подноса кружку. — Вначале тебе нужно выздороветь. Пей.

Вендель взял у нее кружку и с наслаждением отпил горячий сладкий напиток.

На лестнице послышались шаги, и в комнату вошел отец.

— Вендель, как я рад, что тебе стало лучше. Жар спал?

Вендель слабо улыбнулся.

— Я чувствую себя неплохо, но в таком состоянии в Урах не поехал бы.

Эрхард Фюгер хлопнул себя по коленке.

— Ну вот, пожалуйста. — Он обеими руками указал на сына. — Раз он начал шутить, то, считай, и в самом деле выздоравливает. А новости от нашего совета быстро поставят его на ноги. — Эрхард замолчал.

Вендель закатил глаза.

— Совет единогласно постановил, что не станет выдавать тебя эсслингенцам. Мы проведем собственное расследование. Но уже сейчас никто не верит в то, что ты как-то связан со смертью того бедняги. Все считают, что ты слишком умен, чтобы бросить свой нож рядом с телом.

Вендель зажмурился. Да, это были хорошие новости. Но ведь дело на этом не кончится. Случившееся означало, что Вендель стал пленником в Ройтлингене. Ни жители Эсслингена, ни де Брюс не оставят его в покое и схватят, как только он покинет пределы города. Зачем выздоравливать, если его ждет пожизненное заточение в родном городе?

Ему во что бы то ни стало нужно вспомнить, что же тогда случилось в Адлербурге!

* * *

«Хорошо-то как!» — думал Конрад Земпах, сидя на постоялом дворе «У колодца» и наслаждаясь пивом. После своеобычного воскресного обеда в кругу семьи — приходилось сидеть за одним столом с супругой, тремя малолетними дочерьми, глуховатой тещей и слугой — Конрад с головой погрузился в разнузданное веселье трактира. Здесь он был среди настоящих мужчин. И хотя не все принадлежали к высшему сословию, тут смеялись над одними и теми же шутками, радовались вкусу пива, ароматной пище, красоткам-служанкам.

— Эй, девица! Ты-то мне и нужна! — Земпах шлепнул пробегавшую мимо служанку по заду и взял у нее с подноса еще одну кружку пива.

Девчонка чуть не потеряла равновесие от неожиданности, и все в трактире расхохотались.

Земпах поднес кружку к губам, но замер, увидев вошедшего в зал Иоганна Ремзера. Ну почему именно сейчас?! Проклятье, неужели этот Ремзер не мог подождать? Сосед Земпаха только что намекнул, что заинтересован кое в каком дельце, связанном со скоропортящимся товаром. При этом он так выразительно посмотрел на молоденькую служанку, подавшую ему кружку вина, что Земпах, естественно, тут же оживился. Но сделка сорвалась — глава совета шел прямо к нему. Его сопровождал Эндерс фон ден Фильдерн, у которого было такое выражение лица, точно вюртембержцы только что захватили Шелькопфскую башню.

— На пару слов, Земпах, — сказал Ремзер, останавливаясь у стола.

Это был дурной знак. По этикету полагалось сесть за стол, заказать себе еду и выпивку, поболтать о том о сем, а потом уже переходить к делу. Но предстоящий разговор с главой совета скорее напоминал допрос.

Новый знакомый Земпаха сразу понял намек и пересел за другой стол. Помедлив, Ремзер и фон ден Фильдерн уселись на лавку.

— Есть новости, — без экивоков начал Ремзер. — Плохие новости. Прибыл гонец из Ульма.

Земпах удивленно вскинул брови.

— Из Ульма? Ну и что?

Глава совета кивнул и подал Эндерсу знак. Фон ден Фильдерн вытащил из рукава свиток, но прежде чем он начал читать, к столу подошла служанка.

— Что будете заказывать, господа?

— Не сейчас! — рявкнул Ремзер, отгоняя ее взмахом руки.

Фон ден Фильдерн откашлялся, потер узловатые пальцы и начал тихо читать:

— «Уважаемый глава совета, уважаемые члены городского совета свободного города Эсслинген! От имени судейской коллегии свободного города Ульм хотим сообщить вам следующее: в прошлый четверг, 10 июня, трактирщик на одном из постоялых дворов в городе обратил внимание на некоего мужчину. Трактирщик услышал, как незнакомец хвастает, будто совершил в Эсслингене убийство, за которое, однако, повесят другого. Вышеупомянутый трактирщик повел себя как достойный гражданин нашего города и сразу же позвал стражника. Кроме того, он слышал, что за поимку беглого убийцы в вашем городе объявлена награда. Подозреваемого препроводили в тюрьму, и наш палач допросил его с пристрастием. Симон Брехт, подмастерье каменщика, сознался в том, что ночью 7 июня убил Бенедикта Ренгерта, сына винодела Йоста Ренгерта. Нанеся жертве многочисленные удары ножом, он оставил рядом с телом орудие убийства, зная, что вышеупомянутый нож ранее принадлежал некоему Венделю Фюгеру. Неизвестный нанял Симона Брехта для совершения данного преступления, от него же убийца получил и нож. По словам обвиняемого, лицо сего неизвестного изуродовано приметным шрамом. Таково было его признание. Исходя из вышеизложенного, мы просим городской совет Эсслингена и его главу сообщить нам, как надлежит поступить с преступником. С глубоким уважением, Фридхольд Видмер, судья в свободном городе Ульм».

Нечасто случалось, чтобы Конрад Земпах терял дар речи. Обычно, когда он молчал, у него имелась веская причина. Но сейчас его мысли неслись с такой скоростью, что Конрад при всем желании не смог бы их озвучить. Итак, купец невиновен. Святая Дева Мария и Христос! Все это ставило совет Эсслингена в крайне невыгодное положение. Кроме того, истинный виновник преступления не был найден жителями Эсслингена, потребовалась помощь другого города. Какое унижение! При этом в Эсслингене даже не было палача, чтобы казнить убийцу. Но почему глава не созвал городской совет?

— Как видите, ситуация складывается отвратительная, — угрюмо заключил Иоганн Ремзер.

Его лицо раскраснелось, и Земпах понял, что глава совета вот-вот потеряет самообладание.

— Именно так, — согласился Конрад.

— Мы не хотим портить отношения с герцогом Ульрихом и Ройтлингеном, вы ведь понимаете это, Земпах? — Ремзер прищурился.

— Это было бы опасно, учитывая сложившиеся обстоятельства. Сейчас нельзя наживать себе столь могущественных врагов, — осторожно подтвердил Земпах.

Знать бы только, к чему ведет этот интриган Ремзер! Похоже, он намекал на что-то весьма неприятное, у Земпаха на этот счет не осталось никаких сомнений.

— Я посоветовался с моим другом Эндерсом фон ден Фильдерном. — Ремзер покосился на старика. — Мы считаем, что есть только один выход из столь неприятной ситуации. Мы должны извиниться перед купцом за нашу ошибку. — Помолчав, он посмотрел на свои ногти. — Однако же мне представляется бессмысленным подставлять под удар весь городской совет. Едва ли это поспособствует укреплению репутации нашего славного города. Пожалуй, у всех сложится более благоприятное впечатление, если мы опишем случившееся как ошибку отдельно взятого человека.

На лбу Конрада проступил пот. Не нужно было особо разбираться в интригах, чтобы понять, о чем говорит Ремзер. Конрад Земпах должен был взять на себя ответственность за ошибку, допущенную членами городского совета, и выставить себя на всеобщее посмешище.

— Видите ли, Земпах, — продолжил Ремзер, — поскольку вы всегда присутствовали при допросах с пристрастием и известны своими связями с Мельхиором, кажется уместным, чтобы именно вы взяли на себя эту задачу. Вы согласны? Или нам стоит подумать кое о чем другом?

В Земпахе вспыхнула ярость. Да что этот осел себе позволяет? И что это за намеки? Какие еще связи с Мельхиором? И что значит «подумать кое о чем другом»?! Неужели Ремзер намекает на то, что Земпах как-то связан с ересью?

— И как вы себе это представляете? — выдавил Конрад.

Ремзер с облегчением улыбнулся. Похоже, он ожидал жаркой дискуссии. Покосившись на Эндерса фон ден Фильдерна, глава совета жестом подозвал служанку, и та сразу протянула ему поднос с пивом. Ремзер взял себе кружку, Эндерс последовал его примеру, и каждый сделал по глотку.

— Очень просто, — заявил Ремзер, вытирая рот. — Вы напишете небольшое письмо Венделю Фюгеру, его семье и городскому совету Ройтлингена, в котором принесете свои извинения за проявленное в этом деле рвение. Напишите, что вам хотелось отомстить за подлое преступление против несчастного юноши и покарать коварного убийцу, что вы упустили из виду важные улики, свидетельствовавшие о невиновности купца. Скажите, что вам удалось убедить городской совет Эсслингена в своей точке зрения и что советникам не оставалось ничего другого, кроме как последовать вашим рекомендациям. Подчеркните, что вы сожалеете о случившемся, извинитесь по всей форме за причиненные неудобства, вызванные вашей ошибкой. В конце письма можете указать, что городской совет Эсслингена с учетом сложившихся обстоятельств, безусловно, не станет выдвигать против Венделя Фюгера обвинения в побеге из тюрьмы. — Ремзер потер руки. — Завтра утром прочитаете письмо в ратуше. Если советники его одобрят, то мы сразу же отправим его с гонцом.

Поджав губы, Земпах кивнул.

— Хорошо.

Пока что глава совета был в выигрышном положении. Но он горько пожалеет об этой подлости.

Иоганн Ремзер жестом подозвал служанку:

— Принеси нам еще пива, жаркое и хлеб!

Когда перед ними выставили кружки с холодным пивом, Ремзер произнес тост:

— За удачу!

Фон ден Фильдерн его поддержал, да и Земпах, стиснув зубы, чокнулся с ними. Они выпили до дна, а затем стукнули кружками по столу.

Ремзер подмигнул Земпаху.

— Не жалейте о том, что поможете нам, — сказал он. — В нужный момент я вспомню об этом.

Фон ден Фильдерн энергично кивнул.

— Это лучшее решение. Свободные города должны держаться вместе. В борьбе с могущественным Вюртембергом Ройтлинген — наш союзник. И только это имеет значение.

— Это верно, — согласился с ним Ремзер.

— Но что будет с настоящим убийцей? Этим Симоном Брехтом? — перебил его Земпах.

— Мы попросим Ульм привезти его сюда, — заявил Ремзер. Он уже успокоился и теперь самодовольно усмехался. — И пускай пришлют нам своего палача. Он проведет казнь.

* * *

Стеклянный бокал, полетевший в стену, разбился вдребезги. Крестьянская семья могла бы год прожить на деньги, вырученные от продажи такого бокала, но Оттмара де Брюса это не интересовало. Напротив, его ярость усилилась. Оглянувшись, граф решил расколотить еще и стул. Схватив его обеими руками, Оттмар выбросил стул в окно. Во дворе раздался грохот. Выглянув наружу, де Брюс увидел, как зеваки, с любопытством глазевшие на окна его комнаты и прислушивавшиеся к шуму, разбежались в стороны. При других обстоятельствах он наказал бы лентяев, но сейчас у него были другие заботы.

Он отошел к столу, где лежало только что полученное письмо. И за что ему такая кара? Почему его окружают одни идиоты, не способные уничтожить одного-единственного человека? Швырнув пергамент на пол, де Брюс растоптал его, а потом бросил в камин. Впрочем, огонь там не горел, и пергамент так и остался лежать в пепле. Затем Оттмар пнул сундук, так что дерево жалобно скрипнуло, и осушил еще один бокал вина. Постепенно пожар гнева в его душе утих. Осторожно достав пергамент из камина, де Брюс прочитал его еще раз. Он просто не мог в это поверить. Они схватили настоящего убийцу! Проклятье! Фон Закингена нужно было четвертовать, а потом поджарить на медленном огне, чтобы его жалкая душонка отправилась в преисподнюю. Нет, будет лучше, если он убьет его собственноручно, заколет родовым клинком!

Хваленый осведомитель фон Закингена оказался идиотом, более того, он нанял убийцу, которому достаточно нос пощекотать — и он готов был во всем сознаться. Свора неудачников, да и только!

Де Брюс потер покрытую шрамами руку. Теперь еще придется заплатить вознаграждение — ведь он пообещал награду за поимку Венделя. Если он не заплатит, поскольку поймали не Венделя, а настоящего убийцу, то пойдут слухи. Хорошо, что люди не знают, кто назначил награду за голову убийцы. Завтра же утром де Брюс пошлет гонца к трактирщику в Ульме и этот вопрос будет улажен.

Оставался Вендель. Проклятый спекулянт! Он избежал медленной и мучительной смерти и вряд ли попадет в такую ловушку во второй раз. А де Брюс так надеялся отомстить…

Но купцу не избежать кары за содеянное. Этот Вендель Фюгер должен умереть. И на этот раз Оттмар де Брюс лично позаботится о том, чтобы план сработал. Де Брюсу очень хотелось порезать себе руку, но он заставил себя опустить рукав рубашки. Сзади открылась дверь спальни.

— Вы не вернетесь в постель, муж мой? — нежно проворковала Отилия.

— Не сейчас, — отрезал де Брюс. — У меня срочное дело.

— Так поздно? Сегодня же воскресенье. День Господа. Разве дела не могут подождать до завтра? — Отилия подошла к де Брюсу со спины и обняла его. Она была полностью обнажена — на ней был только белый чепец, символизировавший статус замужней женщины.

При других обстоятельствах де Брюс не устоял бы перед таким искушением, но сейчас ему было не до женщин. Кроме того, распутное поведение Отилии отталкивало графа. Ему были противны женщины, с готовностью раздвигавшие ножки. Намного соблазнительнее, если женщину приходится брать силой, когда она кричит от страха. Отилия оказалась не благопристойной женушкой, как он ожидал, а, напротив, распутницей. Если бы де Брюс в первую брачную ночь не удостоверился в том, что его жена была девственницей, он поднял бы скандал и с позором отправил бы ее к родителям за такой разврат.

— Любимый, что случилось? Я тебе не нравлюсь?

Отпустив его, Отилия вышла вперед и принялась поглаживать кончиками пальцев набухшие соски, а потом ее рука скользнула к лону.

Де Брюс схватил ее за запястье и толкнул к двери.

— Не сейчас, я сказал! Уйди наконец, дура!

Отилия обиженно поджала губки, тряхнула черными волосами и пошла в спальню. В дверном проеме она оглянулась и промурлыкала:

— Я жду тебя.

Де Брюс, вконец раздраженный, вышел из комнаты.

Сбежав по лестнице, он поспешно покинул дом. В пристройке рядом с главной башней находился вход в винный погреб. Ключи от этого погреба были только у него и виночерпия.

Все еще дрожа от злости, де Брюс провернул ключ в замке и вошел внутрь. Зажег факел. Тщательно закрыл за собой дверь. Глубоко вздохнул.

Покой. Наконец-то. Можно отвлечься от этих неприятностей с купцом из Ройтлингена, отвлечься от домашних, которые постоянно путались под ногами, обманывали его и цепенели от страха, стоило ему повысить голос. А главное, отвлечься от Отилии, этого распутного чудовища в облике молодой женщины.

Он медленно спустился по лестнице и очутился в вытянутом погребе, где хранились огромные бочки с вином. Де Брюс нежно погладил их округлые бока, осторожно простучал доски, точно бочки могли лопнуть от легчайшего прикосновения. Опустив ладонь на бочку, он сделал глубокий вдох. Невероятно, сколько денег можно заработать, если умело подойти к торговле вином! А главное — если позаботиться о приобретении правильного товара…

Оттмар обошел погреб — две дюжины шагов до массивной, обитой железом двери. От нее не было ключа даже у виночерпия. Никто, кроме него, не входил в эту комнату. То была его святая святых. Его сокровищница. Лаборатория алхимика. Тут вино превращалось в золото.

* * *

— Мехтильда!

Мелисанда не сразу поняла, кого же это зовут. Кто такая Мехтильда? Девушка приподняла голову, и сено, на котором она спала, зашуршало.

— Мехтильда, солнце скоро встанет, уже посерело небо. Нужно вставать.

Мелисанда вспомнила. Ах да, служанка Мехтильда — это она сама.

— Сейчас приду, Ида. — Девушка потянулась.

Она отлично выспалась, никаких кошмаров. Выглянув в окно, Мелисанда увидела алую полоску на горизонте. Перед приходом зимы нужно будет утеплить ставни, иначе она тут замерзнет, когда подуют холодные ветры.

Дождь наконец-то прекратился, день будет сухим и солнечным. Мелисанда облегченно вздохнула. Все ее страхи, страдания, тяготы, казалось, остались в прошлом. Последние два дня девушка тяжело работала: помогала Герману обрабатывать шкуры, пекла хлеб, ухаживала за козами. От многочасового труда у нее болели руки, от печного дыма слезились глаза. Когда Мелисанда доила коз, животные постоянно взбрыкивали, и теперь у нее все руки были в синяках. Но Мелисанда не огорчалась, главное — она обрела внутренний покой. Все, что она делала, имело смысл и приносило пользу. Ей больше не приходилось мучить ближнего своего. Только сейчас Мелисанда начала понимать, каким чудовищным грузом было для нее ремесло палача, как оно разрывало ее душу, давило на сознание. Слишком уж часто она сталкивалась с темной стороной жизни. Но сейчас… сейчас Мелисанда наслаждалась простой жизнью на хуторе.

Вчера они с Идой ходили в поле за целебными травами, и старушка с изумлением поняла, что Мелисанда действительно разбирается во врачевании, знает о растениях и их воздействии на человека гораздо больше, чем она сама.

У Германа Мелисанда училась кожевенному делу. Старик показал ей, как укладывать шкуры в творило для извести, как их потом промывать и обрабатывать. Он показал ей две выложенные досками ямы возле небольшого ручья — раньше он обрабатывал тут шкуры крупных животных, используя дубильную кору. Нужно было держать их в яме несколько месяцев, чтобы привести в надлежащий вид. Но теперь, когда Герман работал только со шкурами мелкого зверя, он пользовался бочками — нагревал их и переворачивал, чтобы дубильная кора подействовала. Будучи хуторским дубильщиком, Герман обычно ждал, пока шкуры немного подсохнут, проветрятся на свежем воздухе, а потом развешивал их для окончательной просушки в дубильне. Но здание давно уже развалилось, остался только подвал, поэтому сейчас Герман развешивал шкурки в доме, где раньше жил хозяин хутора. Мелисанда помогала ему, да так ловко, что вскоре вся недоверчивость старика развеялась. Вечерами Мелисанда приводила в порядок бывшую кузницу, домик, стоявший рядом с главным сооружением хутора и домом, где жили Ида и Герман, — именно кузница сохранилась лучше всего. Мелисанда починила дверь, подмела пол и посыпала его свежей соломой, поставила ставни на окна. В углу она соорудила для себя соломенную лежанку, в другом углу поставила небольшой стол и стул, найденные в старом хозяйском доме. Из досок, оставшихся от виноградного пресса, девушка сделала сундук для своих пожитков. Правда, у сундука не было ни крышки, ни замка, а если бы и были, все равно не стоило хранить там то, что не предназначено для посторонних. И Мелисанда решила при первой же возможности сделать тайник в лесу — пока что она прятала такие вещи на старой мельнице.

Ида предупредила ее, что вскоре они отправятся в долину, в Урах, чтобы кое-что купить на рынке. Наверное, пожилой женщине не терпелось похвастаться новой служанкой. Мелисанде становилось не по себе от этой мысли — чем меньше она будет привлекать к себе внимания, тем лучше. С другой стороны, поход в город давал отличную возможность узнать последние новости.

Девушка подошла к бочке для умывания, окропила лицо водой, а потом переоделась. У колодца стояли ведра — нужно было набрать воды. Мелисанда принялась за работу. Справившись с этим делом, девушка потянулась. А потом прислушалась. Только что пели птицы, но вдруг на поля опустилась тишина. Мелисанда уже собралась унести ведра, когда послышался приглушенный топот, а потом — возгласы и лошадиное ржание. Девушка испуганно замерла на месте. Неужели еще один поисковый отряд из Эсслингена? Впрочем, теперь она была готова к этому. Конечно, Утц вызвал в ней неприятные воспоминания, но по сути отряд был безобиден. Наемники или разбойники наверняка бы ограбили их, а потом убили.

Вскоре у ворот показались всадники. Мелисанда насчитала пять человек. Она поспешно оглянулась в поисках Германа, но старик, наверное, работал на дубильне. Накануне вечером он сказал Мелисанде, что завтра утром вывесит шкуры для просушки.

Мужчины осадили коней и медленно въехали во двор. Легкие доспехи поблескивали в лучах утреннего солнца. Отряд возглавлял высокий статный мужчина со светлыми волосами и рублеными чертами лица. Когда он подъехал поближе, Мелисанда чуть не вскрикнула от испуга. Она знала этого человека, знала даже, как его зовут: Эберхард фон Закинген, капитан замковой стражи графа Оттмара де Брюса. Что ему тут нужно?

— Эй, девочка! — позвал фон Закинген. — Еще кто-то дома есть?

— Есть, — пробормотала Мелисанда. — Я не одна. Остальные работают.

Рыцарь молча смотрел на нее.

— Я всего лишь служанка, — поспешно добавила Мелисанда. Ее испугало молчание всадника. — Мне позвать хозяина?

— Служанка, значит. — Фон Закинген не сводил с нее взгляда. — Почему же вы, барышня, не одеты как служанка, а?

Мелисанда потупилась. Фон Закинген был первым, кто заметил ее неподходящий наряд. Он был умен, и его не удовлетворят пустые отговорки. Нужно отвлечь его. Она уже хотела перевести его замечание в шутку, но фон Закинген отмахнулся, жестом показывая, что ответ на этот вопрос его не интересует.

— Мы тут ищем одного мужчину, — объяснил он. — У него приметный шрам, обезображивающий лицо. Вы видели кого-нибудь похожего?

Мелисанда покачала головой.

— Я никого не видела.

— И тем не менее?.. — Фон Закинген внимательно смотрел на нее, ожидая продолжения.

Мелисанду не оставляло чувство, будто рыцаря скорее интересует она сама, чем ее слова. Но кого он видел в ней? Эсслингенского палача? Девочку, чью семью он помог убить пять лет назад? Или просто девушку, показавшуюся ему привлекательной?

Странно, но Мелисанда не испытывала страха. Только внизу живота как-то сладко заныло.

— Мехтильда, где вода? — послышался голос Иды. — Поторопись, девочка, у нас не так много времени!

— Сейчас приду! — крикнула Мелисанда. Повернувшись к фон Закингену, она сделала книксен: — Господин, я могу для вас еще что-то сделать?

Фон Закинген покачал головой. Он встряхнулся, словно отгоняя наваждение, и хмуро улыбнулся.

— Обыщите двор, и если найдете его, то приведите ко мне живым! — приказал он своим людям, по-прежнему глядя на Мелисанду. — Посмотрим, чего стоят слова этой рыжеволосой барышни.

Всадники поскакали по хутору. В отличие от поискового отряда из Эсслингена, они оставили после себя следы разрушения: выбили двери, взрезали простыню, которую Ида утром повесила сушиться, ворвались в дом стариков, разбили кувшины и тарелки, рассыпали по полу припасы.

Мелисанда обняла рыдающую Иду, стараясь не смотреть на фон Закингена. Эберхард не собирался усмирять своих ребят.

— Что здесь происходит? — прошептал Герман. Услышав, как плачет его жена, он выбежал из дубильни. — Кто эти люди?

— Они кого-то ищут, — тихо ответила Мелисанда. — Какого-то мужчину со шрамом через все лицо.

— Почему сюда в последнее время постоянно кто-то заявляется и кого-то ищет?! — в ярости прошипел Герман. — Что вообще творится? Мы жили себе спокойно много месяцев, и вдруг сюда приезжает одна банда за другой. Что за напасть!

— Они все разбили! — рыдала Ида.

У Мелисанды от жалости разрывалось сердце.

— Масленку разбили, молоко разлили, кувшины и стаканы разбросали!

Жалость Мелисанды переросла в ярость. Еще сегодня утром она ощущала внутренний покой, но теперь этот преступник Эберхард фон Закинген все разрушил. Если кто и заслуживал поцелуя Нерты, так это он!

Но сейчас Мелисанда была бессильна. Даже будь у нее в руке меч, ей не справиться с этими варварами. Во-первых, их было пятеро. Во-вторых, все они опытные воины. Одного-двух она еще одолела бы, но какой в этом толк? Она лишь обрекла бы себя на погибель. Заяц! Нужно вспомнить о зайце! Одно неосторожное движение, одно необдуманное слово — и она попадет в когти хищной птицы. Ей следует сохранять спокойствие и держать себя в руках, несмотря ни на что. И не высовываться из укрытия, пока она сама не превратится в хищника, способного вонзить когти в жертву.

— Смотрите, что я нашел! — воскликнул один из мужчин, осматривавший дальнюю часть хутора.

Мелисанда вспомнила о своих пожитках, спрятанных на мельнице. Страх перед разоблачением заставил ее окаменеть.

— Лисья шкурка!

От облегчения, которое девушка испытала в следующее мгновение, она чуть не всхлипнула.

Подогнав коня, парень помахал шкуркой, точно флагом.

— С каких это пор крестьянам позволено охотиться на лис? Нам стоит отрубить нахалу руку, как думаете?

Ида истошно завопила, Герман оцепенел. Но у Мелисанды вдруг стало спокойно на душе. Какая-то мысль шевельнулась на задворках ее сознания, девушка не могла ухватить ее за хвостик, но эта мысль почему-то дарила покой и придавала сил.

— Успокойся, мы же не судьи, — осадил излишне ретивого парня фон Закинген. — И никто не запрещает крестьянам убивать лис, если те забираются в курятник, дубина. Забери шкуру себе — и дело с концом.

Спутник фон Закингена с довольным видом сунул шкурку за пояс, а Мелисанда вцепилась в руку старика, чтобы Герман не бросился на вора. Подняв голову, она спокойно посмотрела фон Закингену в глаза. На мгновение воцарилась тишина, а потом рыцарь отвернулся и рявкнул, отдавая приказ к отступлению. Его отряд пришпорил коней, и вскоре всадники скрылись из виду. А Мелисанда, Герман и Ида остались во дворе. Обнявшись, они плакали. Но слезы Мелисанды были уже не те, что прежде.

* * *

Конрад Земпах утратил аппетит. Недавно он даже представить себе не мог, что такое возможно. Но с тех пор как Ремзер заставил его написать письмо с извинениями, Земпах почти перестал есть. Он даже вино пить не мог. В животе урчало, кишки сводило. Земпаху уже давно не было так плохо. Даже его страсть к молоденьким девицам угасла, да и выбор сейчас был жалок — у Земпаха не хватало сил запустить свое предприятие.

В дверь постучали.

— Да? — Конрад с отвращением опустил чашку травяного чая на стол. Этот напиток посоветовал ему мастер-медикус, но пойло по вкусу напоминало жидкое дерьмо.

— Гонец, за которым вы посылали, господин.

— Пускай войдет.

Земпах взглянул на сложенное и уже запечатанное письмо. Он написал его не на пергаменте, а на бумаге, странном новомодном изделии из далекой Валенсии, — удивительно, но бумагу делали из тряпья.