53

Портье пятизвездочного отеля «Стар Найл Хилтон» смущенно смотрел на высокого, элегантно одетого белого мужчину, стоящего по ту сторону стойки регистрации с кейсом в руках. Гость был одет в нетронутой белизны костюм, коричневые оксфордские броуги,[28]Уличные полуботинки, часто украшены накладками из кожи с декоративными дырочками и насечками.
белую рубашку и изящный узорчатый синий галстук. Багажа, похоже, не было. Он только что вошел в отель и потребовал себе лучший свободный номер.

— Прошу меня извинить, сэр, не могли бы вы произнести ваше имя по буквам?

— Ч-Е-К-О-В. Андрей Чеков.

Иван Безумов подтолкнул новенький российский загранпаспорт по мраморной стойке прямо к руке портье.

— Поторопитесь — мне некогда.

Солнце лилось через огромные окна, глядящие вниз на легендарную реку. В полном контрасте с шумом и зноем улицы в тиши необъятного мраморного атриума неслышно сновали прилежные официанты, доставляя прохладительные напитки туристам, сидящим в удобных креслах.

Портье нервно кашлянул:

— Да, сэр, простите, а как долго вы хотели бы остаться у нас, мистер Чеков?

— Ну… Скажем, дня на три для начала. Полагаю, этого будет достаточно.

— Могу я предложить вам номер с видом на Нил?

— Да, только, пожалуйста, побыстрее, ладно?

— Конечно, сэр. Пожалуйста, ваш ключ.

— Вот еще что. Мне нужна машина с водителем. Внедорожник. А водитель должен хорошо владеть русским и быть в моем распоряжении двадцать четыре часа в сутки. И прежде, чем вы поинтересуетесь: вопрос оплаты значения не имеет. Вот моя кредитка. Сейчас я поднимусь к себе на несколько часов. И пожалуйста, уж постарайтесь: когда я спущусь, чтобы водитель ожидал меня здесь.

Безумов развернулся и зашагал по мрамору к лифтам.

Высоко в небе над Средиземным морем Кэтрин и Рутерфорд вновь ощущали себя стремительно несущимися в неизвестность. И опять почувствовав легкий приступ клаустрофобии в переполненном салоне самолета — так скоро после недавнего полета, — Кэтрин закрыла глаза. Пытаясь компенсировать последствия обезвоживания в длительном перелете, она то и дело прикладывалась к бутылке с родниковой водой. После полудюжины добрых глотков она взглянула на Рутерфорда. Лицо его было сосредоточенным — Джеймс быстро, но внимательно читал книгу о иероглифах. Кэтрин откинула голову на спинку и, глубоко вздохнув, потерла уставшие глаза.

— Ох, я просто разбита… Но назад дороги нет. И знаешь, чувствую в себе столько решимости закончить дело, как никогда с начала нашего пути.

Рутерфорд — глаза его были красными от усталости — ответил твердо:

— Я тоже. Устал чертовски. Но чувствую, что, скорее всего, Египет — конечная точка нашего маршрута.

Кэтрин согласно кивнула.

«Как жаль, что я так мало знаю о Древнем Египте. Как жаль, что я вообще мало знаю… Уже который день я словно на интеллектуальных американских горках».

Она вновь открыла глаза и осторожно поводила головой из стороны в сторону.

— Джеймс?

Рутерфорд, не отрываясь от книги, откликнулся:

— Мм?

— Надеюсь, ты знаешь о местах, в которые мы летим, намного больше, чем я.

Рутерфорд неспешно закрыл книгу и сунул ее в карман спинки сиденья перед собой. Внимательно посмотрев на Кэтрин, он вымученно улыбнулся:

— Ну… Я, конечно, не великий эксперт. Но несколько раз бывать там приходилось. И чувствовать я себя буду увереннее, чем в Южной Америке: по крайней мере, общепризнанные суждения о Древнем Египте мне известны. Все дело в том, что после узнанного нами я начинаю сомневаться, стоило ли марать столько бумаги, чтобы зафиксировать те самые общепризнанные суждения.

— Да уж, — вздохнула Кэтрин. — Мне бы очень хотелось и там обнаружить природу странных аномалий. И убедиться, что за ними стоят прецессионные числа. Вот только сама-то я всего лишь новичок. И знаю только то, что рассказал мне ты об Осирисе, да еще кое-что вспоминается из школьной программы. Слишком много лет я читала только о звездах.

— Все узнать жизни не хватит… Кстати, без твоих «звездных» познаний мы бы здесь не сидели. Ведь можно годы убить на изучение материала, чтобы потом в один прекрасный день тебя осенило: все напрасно, все неправда…

— Ну ладно, с чего начнем? Может, если остались силы, введешь меня немножко в курс дела?

Рутерфорд сел прямо и резко повел плечами, будто сбрасывая остатки сна.

— Прежде чем перейти к истории, — начал он, — тебе надо знать два интересных факта из области географии. Во-первых, Гиза, где построены пирамиды и великая река Нил перед впадением в Средиземное море образует дельту, находится точно на тридцатом градусе северной широты. Это означает, что пирамиды находятся точно на трети пути между экватором и Северным полюсом. Никогда раньше не придавал значения этим цифрам, но из-за теории Безумова и, что более важно, благодаря открытой тобой «прецессионной» связи в расположении всех этих мировых памятников теперь я понимаю их значимость.

Его слова заинтриговали Кэтрин.

— Но это очень интересно. В смысле, это едва ли совпадение. А во-вторых?

— Во-вторых… Знаешь, прежде я как-то об этом не задумывался, но выходит, пирамиды расположены в самом центре суши на Земле.

Кэтрин нахмурилась.

— Это как? Разве середина суши планеты не где-то в сердце России или Северной Америки?

Рутерфорд покачала головой:

— Нет, я немного о другом. Если от Северного полюса провести меридиан, проходящий прямо через основание пирамиды Хеопса, он пройдет через большую зону суши, чем любой другой меридиан. Более того, если провести параллель, проходящую через пирамиды, она тоже пройдет через более засушливые земли, чем любая другая. Вот смотри.

Он отыскал карту мира, затем достал ручку и провел линию сверху вниз по карте через точку расположения Гизы. Следом — горизонтальную линию, с востока на запад пересекающую первую. Кэтрин смотрела на рисунок, затем вдруг оживилась:

— Ты думал о потопе?

Рутерфорд удивленно вскинул голову.

— Раз уж ты сказала — да. А конкретно подумал я вот о чем: чтобы добраться до пирамид, морям потребовалось преодолеть большие площади суши, чем в любом другом месте на планете.

— Значит, это место одним из первых освободилось от воды, когда океан начал отступать!

Рутерфорд рассмеялся.

— Конечно! А мне это в голову не пришло. — Он подумал немного и затем продолжил: — Предполагалось, что известный нам Древний Египет начался с фараона Менеса в трехтысячном году до нашей эры. Пирамиды, как и множество других важных памятников, были воздвигнуты предположительно в течение первых пятисот лет — до две тысячи пятисотого года до нашей эры. Также предполагается, что именно за этот период были высечены или нарисованы на различных строениях дошедшие до нас религиозные тексты.

Кэтрин задумалась над словами Рутерфорда.

— А что было в Египте до того — до Менеса?

— Предположительно — кучка мелких царств и княжеств. Эти крохотные государства никогда не добивались чего-то существенного и представляли собой по большей части примитивные сообщества: неолитические фермеры, населявшие берега Нила. Все, что мы знаем и ценим сегодня в великих достижениях египтян, пришло во времена фараонов, которые, в свою очередь, начались от Менеса.

— Звучит как будто знакомо. И очень напоминает мне то, как из истории были начисто стерты Виракочас.

Рутерфорд достал еще одну книгу из рюкзака.

— Согласен. Вот, почитай, пожалуйста. А я пока попытаюсь вздремнуть.

Он опустил повязку на глаза и устало откинул голову на подголовник.

Кэтрин испытывала беспокойство и в то же время облегчение, чувствуя, что их путешествие близится к концу, и надеясь, что они найдут решение где-то в песках древней пустыни.

Ей припомнились физиономии тех двоих, что охотились за ними, исходящие от них угроза и нечеловеческая жестокость. Это воспоминание напугало Кэтрин: они вынудили ее бежать, искать спасения — если оно вообще существовало, это спасение. Но Кэтрин знала, что должна закончить начатое, отыскать истину. Она покосилась на Рутерфорда и подумала, как же здорово, что он с ней, что в своих поисках она не одинока.

 

54

Через два часа после приземления в Каире и таможенного досмотра они во взятой напрокат машине тащились в плотном транспортном потоке. В какой-то момент Рутерфорд наконец увидел то, что высматривал давно. Вдали, над пригородами египетской столицы, маячили три крупнейшие пирамиды: Великая пирамида, или, как ее называют современные египтологи, пирамида Хеопса, вторая — пирамида Хефрена и, наконец, третья, много ниже первых двух, — пирамида Менкаура. Расположенные в пустыне далеко за пределами столицы, пирамиды так огромны, что даже на окраинах Каира кажется, будто они растут из самого города, грандиозным миражом вздымаясь над ним.

Рутерфорд прижался к обочине. Поток машин полз мимо.

— Смотри!

Кэтрин подалась к ветровому стеклу и через пропитанное выхлопными газами дрожащее марево вгляделась вперед. Увиденное потрясло ее. Рутерфорд едва не дрожал от возбуждения, показывая на самую большую из трех пирамид.

— Вот она, Великая пирамида. Грандиознейшее строение, созданное человеком.

— Да ладно! А небоскребы двадцатого столетия?

Рутерфорд рассмеялся:

— Детские игрушки по сравнению с ней! Пирамида Хеопса выступает в своей лиге. Подъедем поближе — увидишь, а когда войдем внутрь, почувствуешь все ее величие.

— Никто не говорил мне, насколько они захватывающе выглядят.

— Да уж… Впечатление усиливается, когда узнаешь, что пирамида Хеопса была вообще одним из первых зданий на Земле. Она появилась просто ниоткуда на заре истории — археологи подсчитали, что было это в две тысячи шестисотом году до нашей эры, — и построили ее с высочайшей технической точностью. А учитывая, что у строителей пирамид не было ни кранов, ни экскаваторов, ни приборов, это можно назвать настоящим чудом.

Кэтрин пристально посмотрела на Джеймса. Его взор был прикован к гигантскому строению.

«Он сейчас словно под воздействием чар пирамид».

— Тебе не кажется это странным?

Рутерфорд не отрывал взгляда от пирамид и, не глядя на Кэтрин, обронил:

— Что?

— Говоря образно, это как задумать построить первый автомобиль, а в результате сотворить «феррари» и потом довольствоваться тем, что штамповать малолитражки в течение тысяч лет, даже не пытаясь постараться сделать «феррари».

Рутерфорд напряженно слушал.

— Я считаю, — продолжила она, — что это с натяжкой можно назвать нормальной моделью развития. Я не сильна в истории архитектуры, но до того, как построили Уорикский замок в Англии или замки крестоносцев, люди соорудили великое множество сооружений куда более примитивных. Творчество шло по кривой обучения, монотонно: не вдруг в один прекрасный день в глубине веков люди проснулись и построили самый совершенный на все времена замок. Пирамида непостижима, она не вписывается в общую схему — она будто глядит с высоты на все, что появилось на земле после нее.

— Ты права. Мы с тобой, наверное, начинаем понимать, как несостоятельна официальная история. — Он нахмурился в тон своим черным мыслям, а затем повернулся к Кэтрин. — Сейчас я покажу тебе кое-что.

Рутерфорд включил передачу и вновь слился с плотным потоком движения. Они двигались по шоссе еще примерно милю, прежде чем свернуть и, миновав несколько боковых улочек, очутиться на краю пустыни. Далеко позади остались уродливые бетонные высотные дома центра Каира, исчезли даже убогие административные здания, тянувшиеся вдоль шоссе. Здесь были строения почти сельского вида — будто пригороды столицы, дойдя до порога пустыни, вдруг обессилели. Дороги были не асфальтированы, и поднятая колесами пыль висела в воздухе. Рутерфорд остановил машину. Пирамиды, казалось, нависли над учеными, хотя до них еще предстояло шагать через песчаные дюны.

— Приехали. Теперь пешком.

Был час пополудни, и солнце пекло немилосердно. Выбравшись на яркий солнечный свет, они зажмурились. Жар поднимался от раскаленного песка, было трудно дышать. Крепко пахло навозом, жужжали мухи. Плато Гизы было почти пустым. Один-два охранника уныло прохаживались вокруг основания пирамиды Хеопса: туристы в этот час сидели в отелях, прячась от полуденного солнца. С трудом протащившись через пески, ученые наконец добрались до цели.

Рутерфорд подошел к нижнему слою кладки. В лице его уже почти не осталось былой уверенности. Он похлопал ладонью по боку одного из массивных блоков — тот доходил ему до груди и весил по меньшей мере десяток тонн. Джеймс запрокинул голову, чтобы посмотреть на вершину. Кэтрин прикрыла ладонью, как козырьком, глаза и обвела взглядом обширное плато Гизы.

— Думаешь, мы здесь в безопасности? Идут они за нами или бросили?

Рутерфорд перевел беспокойный взгляд к горизонту. Вся панорама плато дрожала в знойном мареве.

— Не знаю. Но думаю, расслабляться не стоит. Скорее всего, они уже знают, каким рейсом мы вылетели. Надо торопиться.

Во рту у Кэтрин пересохло. Она закинула голову, но взгляду ее не удалось достичь вершины древней пирамиды.

— И Безумова надо найти. Он наверняка в Каире.

Рутерфорд покачал головой и посмотрел на Кэтрин:

— Одно известно точно: завтра, на рассвете дня весеннего равноденствия, мы должны быть здесь. Что делать с русским, я, честно говоря, не знаю. — Сощурившись, он вновь посмотрел на пирамиду. — А сейчас давай сосредоточимся на разгадке нашей тайны.

Он повернулся и опустил правую руку на край нижнего яруса кладки.

— Поразительное сооружение, правда? Изготовлено из двух с половиной миллионов каменных блоков, каждый весом от двух до пятнадцати тонн. Общий вес строения просто колоссален, ошибка в позиционировании хотя бы одного блока привела бы к неверному распределению массы, и строение просто развалилось бы. — Он погладил камни. — Изначально грани пирамиды покрывала облицовка из слоя камня, напоминающего белый мрамор, отчего эта пирамида и две соседние сверкали на солнце, как зеркала. Эффект, наверное, был потрясающим.

Кэтрин приблизилась к основанию и провела пальцами по поверхности камня.

— Откуда известно, что была облицовка? И куда она подевалась?

— Во-первых, — отвечал Рутерфорд, — имеются описания тех лет, оставленные древним греками, во-вторых, кое-где еще остались фрагменты отделки. Каждый из этих вот блоков весит примерно десять тонн, а стыки между ними такие, что лист бумаги не просунешь. Очень напоминает кладку в Перу, — добавил он.

Кэтрин отклонилась назад и попыталась разглядеть вершину. Это ей не удалось: насколько хватало глаз, ввысь уходила бесконечная лестница из каменных блоков. Рутерфорд отступил на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть.

— Только это еще не все. Обрати внимание: основание пирамиды представляет собой квадрат.

Кэтрин тоже отошла и стала рядом. Рутерфорд продолжил:

— Стороны этого квадрата предельно точно ориентированы по сторонам света, то есть северная сторона основания, на которую мы сейчас смотрим, ориентирована на север, восточная — на восток и так далее.

Кэтрин посмотрела направо, потом налево вдоль основания северной грани.

— Так уж и предельно точно?

Рутерфорд ответил:

— Ну, настолько точно, насколько это в силах человека при строительстве сооружения такого масштаба. Все пирамиды обмерялись экспертами, применявшими самые передовые приборы, и выяснилось, что погрешность составляет одну сотую процента.

— Ничего себе!

Рутерфорд с удовлетворением наблюдал за реакцией Кэтрин.

— Вот именно. Оттого и непонятно.

— Не то что непонятно — это просто абсурдно.

— Я бы так не сказал. Вернее, в такой точности необходимости не было. Человеческий глаз устроен так, что не в состоянии заметить погрешность в один процент. Современный строитель, например, особо не расстроится, зафиксировав погрешность даже в полтора процента. А еще более непостижимо: уменьшить этот показатель с процента до одной десятой — это просто чертовски трудно.

Кэтрин вновь изумилась:

— В таком случае чего ради они беспокоились?

Рутерфорд потер подбородок.

— К этому-то я и веду: никто не нашел объяснения. Как бы там ни было, мания точности здесь не заканчивается. Длины сторон квадрата также почти одинаковы. И все углы — насколько это было в человеческих силах — выстроены точно по девяносто градусов. Уму непостижимо.

«Сколько же стараний было вложено в эту древнюю конструкцию», — с восхищением подумала Кэтрин.

— Но как они добились такого технического великолепия?

Рутерфорд оторвал руку от подбородка и поднял указательный палец, будто желая подчеркнуть значение своих слов:

— А-а, тут еще одна проблема. Уровень мастерства до самого двадцатого века не достигал такой высоты. Никто до сих пор не объяснил, как такой точности можно было добиться без современных измерительных приборов. И даже применяя такие приборы, едва ли ее можно достичь. Вот еще одна головоломка для нас.

На выходе из отеля «Стар Найл Хилтон» швейцар-нубиец в красном тюрбане, красной униформе и белых перчатках распахнул створку стеклянных дверей, и Иван Безумов решительно шагнул за порог.

Когда он вышел на раскаленную полуденным солнцем улицу, водитель, нервно куривший в ожидании клиента в тени одной из пальм неподалеку от входа, мгновенно подобрался, отшвырнул сигарету и прыгнул в машину — внедорожник «тойота-лендкрузер», как и требовал Безумов.

Когда он повернул ключ зажигания, двигатель взревел. Безумов с нетерпением ждал, пока «лендкрузер» подъедет к центральному входу отеля. Не успел шофер выйти из машины и обежать ее, чтобы раскрыть перед пассажиром дверь, как Безумов уже вскочил на подножку.

— К пирамидам — гони!

 

55

Кэтрин пошла за Рутерфордом к углу Великой пирамиды. Дойдя до него, она встала так, чтобы были как можно лучше видны склоны северной и западной граней. А взгляд неумолимо притягивала вершина пирамиды. Кэтрин показалось, что на самом верху недостает нескольких рядов кладки.

— А что случилось с верхушкой?

Рутерфорд отошел немного назад и любовался видом на запад — на убегавшие к горизонту песчаные дюны.

— Никто толком не знает. В какой-то момент последних нескольких тысячелетий ее сняли. По меньшей мере две с половиной тысячи лет назад путешественники уже сообщали об отсутствии вершины и нескольких рядов кладки под ней.

— А что венчало пирамиду?

— Полагают, камень Бенбен.[29]Бенбен — таинственный камень предположительно конической формы и внеземного происхождения, играл в религиозных мировоззрениях древних египтян огромную роль.

— Какой камень?

— Бенбеном называли пирамидной, венчавший вершину пирамиды. По преданиям, в давние времена Атум, древнеегипетский бог первотворения, возник из изначального хаоса и стал прародителем других богов. Отступающий океан хаоса обнажил несколько пядей земли. На одной из них лежал камень Бенбен.

— Ого, еще один миф о потопе.

— Вот-вот.

— Но если это миф, не является ли камень Бенбен просто символом или метафорой?

— Не уверен. Может, это был обломок метеорита — известны случаи обожествления древними таких объектов. Или просто обломок скалы, который люди объявили священным. Однако оснований утверждать, что он не существовал, нет. По-видимому, камень Бенбен помещался на вершине пирамиды, излучая божественный свет, который был виден отовсюду за многие мили. Даже ночью — когда отражал свет звезд.

— Из чего, интересно, он был изготовлен?

— Алмаз, полированный гранит, золото — кто ж знает… Поговаривают даже, в нем был глаз Гора — знаешь, этакое всевидящее око, как на той пирамиде, что на долларовой купюре. По легенде, Бенбен сняли верховные жрецы, когда поняли, что дни старой религии близятся к концу. Занималась эра христианства, они понимали, что Бенбен придется снимать, иначе рано или поздно кто-нибудь украдет его. И вот они сняли его и спрятали. Очередная загадка пирамид.

Кэтрин повернулась и посмотрела в пустыню.

«Пески, пески… — до самой Атлантики. Наверное, не много в этих краях найдется месторождений камня», — подумала она.

— Подумать только, Джеймс, как они умудрились все это построить? Как они доставляли гигантские каменные блоки через пустыню, а затем поднимали их и устанавливали с такой точностью?

Рутерфорд ожидал от нее этого вопроса и невольно улыбнулся.

— Ответ тебе не понравится, но я повторюсь: кто его знает…

Кэтрин пристально посмотрела на Рутерфорда. На лице ее было недоумение.

— Здесь два с половиной миллиона блоков, каждый весом не легче автомобиля. Как ты себе представляешь транспортировку и погрузку без помощи железного крана? — Кэтрин упорно не отводила глаз. — Я не египтолог и не инженер — я ничего в этом не понимаю. Какие есть на этот счет гипотезы?

— По-моему, самая распространенная — та, которую можно слышать на уроках истории в школе: блоки перетаскивали и поднимали, применяя грубую физическую силу. В строительстве участвовали сто тысяч человек и длилось оно два десятилетия.

Кэтрин подумала секунду.

— Уйма народу… Столько ртов надо было прокормить. Это были военнопленные?

— Нет, полагают, что крестьяне. На строительстве пирамид они трудились только три месяца в году, когда Нил выходил на максимальный уровень и в сельскохозяйственных работах наступали вынужденные каникулы.

Кэтрин принялась думать вслух.

— Ничего себе каникулы! Ну хорошо, если по три месяца двадцать лет — это шестьдесят месяцев. Допустим, работали они по двенадцать часов в день. В месяце тридцать дней — по двенадцать часов ежедневно это примерно в сумме двадцать тысяч часов. И если было два с половиной миллиона блоков каждый весом минимум пару тонн, им пришлось бы перемещать примерно сто двадцать блоков в час. Или, грубо говоря, два блока в минуту.

Рутерфорд изобразил на лице гримасу преувеличенного неверия.

— Честно говоря, два блока в минуту — это просто невероятно.

— Но что еще более невероятно: они не просто перемещали их с одного места на другое — они поднимали их в воздух на высоту сотен футов, опускали и укладывали с точностью нейрохирурга.

Рутерфорд рассмеялся и пожал плечами.

У Кэтрин на языке уже крутился другой вопрос:

— Ты мне так и не сказал, с какой целью вообще были построены пирамиды.

Рутерфорд неожиданно сник:

— Кэтрин, правда, я уже не знаю, что и думать. И подозреваю, что теория Безумова сейчас куда ближе к истине, чем общепринятая точка зрения.

Кэтрин наморщила лоб, попытавшись понять, что он имел в виду:

— Поясни.

— Египтологи утверждают, что пирамиды — это гробницы. Последнее место отдохновения фараонов. Я всегда соглашался с этим. Но теперь сомневаюсь.

Он поднял взгляд на громадину Великой пирамиды:

— Ибо это упрощенческий взгляд. Зачем было создавать себе столько проблем? Ну не укладывается у меня в голове, что пирамиды были всего лишь погребальными камерами для мертвых царей. Прости, я, наверное, не очень логичен, но это именно то, что я сейчас чувствую.

— А на основании каких доказательств археологи утверждают, что это гробницы?

Рутерфорд ответил не сразу, несколько мгновений собираясь с мыслями:

— Геродот, древнегреческий историк пятого века до нашей эры, первым предположил, что Великая пирамида была построена Хеопсом, что его брат Хафре построил вторую пирамиду, а сын Хафре — третью. Вот с тех пор египтологи согласны с его предположением и каждый раз, когда они натыкаются на косвенные подтверждения, принимают их за окончательные доказательства. Например, в районе Гизы были найдены различные надписи, ассоциирующие Великую пирамиду с Хеопсом. Но это не доказательство, ведь фараоны наследовали святыни своих предков. Когда открыли пирамиды, выяснилось, что внутри пусто: сокровищ не было, и только в третьей, самой маленькой, нашли кое-какие кости. Но даже они, как выяснилось, датированы приблизительно периодом Иисуса Христа, а пирамиды были построены намного раньше. Говорят, пирамиду Хеопса обчистили расхитители гробниц. Но подтверждений этому нет.

Кэтрин обдумала услышанное.

— Ага, по всему выходит, никто толком ничего не знает?

Рутерфорд смущенно улыбнулся.

— Выходит, так.

Рутерфорд вновь поднял взгляд на высоченную грань пирамиды.

— Это одна из загадок в стране загадок. Мы не знаем, для чего их построили, мы не понимаем, как их могли построить, и, положа руку на сердце, мы даже не знаем, когда это было. Так и стоят они тут с самого начала истории человечества, а вполне вероятно, что и того дольше. — Он сделал шаг назад и улыбнулся Кэтрин. — Ладно, пойдем посмотрим, что внутри.

 

56

На другом конце Каира доктор Ахмед Азиз возвращался в свой уютный кабинет после продолжительного обеда. Работая директором Службы древностей Египта, доктор Азиз также числился хранителем пирамиды Хеопса и заместителем директора Египетского музея. Он был моложав — на вид около сорока, с густыми черными усами, и сегодня был одет в элегантный темно-синий костюм. Ахмед уже начинал полнеть — вероятно, следствие официальных обедов и ужинов, в которых ему полагалось участвовать по чину всякий раз перед показом иностранным делегациям знаменитых красот Египта или после таких показов, но ранняя полнота не мешала ему буквально светиться здоровьем.

Как ему удалось столь стремительно взлететь на высокий пост в одной из известнейших сокровищниц в мире, оставалось загадкой для многих даже в правительстве Египта. Нельзя сказать, что он не был профессионалом: бесспорно Азиз являлся экспертом — например, по древнеегипетской керамике. Кроме того, после защиты кандидатской диссертации он работал в США. Однако получить продвижение в высшие круги директората в таком молодом возрасте было случаем беспрецедентным. Судьба благосклонно улыбалась ему.

Азиз взглянул на настенные часы. Полчетвертого дня. Обед продлился дольше, чем он рассчитывал, однако так частенько бывает, когда приходится ублажать нужных иностранных сановников.

Как только Азиз уселся в кресло, зазвонил городской телефон. Подняв трубку пухлой рукой с двумя массивными золотыми перстнями, он проговорил в нее:

— Салам алейкум.

— Азиз, это я, — раздался знакомый голос сенатора Куртца.

Лицо Азиза мгновенно изменилось. Умеренное раздражение и разочарование уступили выражению тревожной озабоченности.

Он покосился на оставшуюся открытой дверь кабинета: видна была приемная, где сидели секретарша и его помощник, мистер Поимандрес, низенький хрупкий шестидесятилетний копт.[30]Копты — египетские христиане, представители одной из самых древних ветвей христианства.
Оба были как будто очень заняты: секретарша печатала, а мистер Поимандрес говорил по телефону.

Но рисковать он не собирался — особенно это касалось Поимандреса. В обществе своего помощника Азиз всякий раз чувствовал дискомфорт. Возможно, оттого, что тот являлся представителем одной из старейших христианских церквей в мире, а Азиз — правоверным мусульманином. На протяжении двух тысяч лет копты были могущественной частицей египетского сообщества — кое-кто сказал бы, непропорционально могущественной. Не будь Поимандрес таким добросовестным помощником, Азиз давным-давно избавился бы от него.

В трубке было слышно нетерпеливое сопение сенатора.

— Минутку, сэр.

Азиз положил трубку на кожаную обложку блокнота на столе, подошел к двери и, заглянув в приемную, чтобы проверить, нет ли там посторонних, закрыл ее и защелкнул замок.

— Прошу вас, сэр, я вернулся.

— Слушайте меня, Азиз, очень внимательно. Если сегодня к вам на прием придут с вопросами или какими-то гипотезами о пирамидах — я хочу, чтоб вы ответили следующим образом… Вы слушаете?

— Да-да, сэр!

Последовала пауза.

— Так вот, скажете им, что их теории ошибочны. Что идеи их не новы, широко обсуждались публично и, как бы ни были интересны, ничего общего с действительностью не имеют. Разумеется, визитеры попытаются втянуть вас в дискуссию, однако вы не должны им этого позволить. Понятно? Не ввязываться. Не спорить. Просто сказать им, что их утверждения ошибочны.

— Я понял, сэр. Может, мне просто-напросто отказаться принять их?

— Не надо, это вызовет подозрения. Они вовсе не «ботаники», мы имеем дело с уважаемыми научными сотрудниками Оксфордского университета. Встретьтесь с ними, в дебаты не вступайте и опровергайте все, что бы они ни говорили. Вам все ясно?

— Да, сэр, предельно ясно, сэр.

— И пожалуйста, Азиз, если вы цените свой высокий пост, — никаких ошибок. Я скоро буду в Египте и лично позабочусь об этих двоих.

Азиз нервно сглотнул и промокнул вспотевший лоб носовым платком.

— Сэр, а вы… Вы летите в Египет?

На том конце отключились. Сердце Азиза колотилось так, будто он пробежал стометровку.

 

57

Кэтрин и Рутерфорд направились вдоль основания западной грани пирамиды, где примерно посередине была установлена современная конструкция, поддерживавшая ведущую ко входу лестницу. Когда они подошли ближе, Кэтрин огляделась вокруг, не идет ли кто за ними следом. Ее внимание привлек мужчина в арабском наряде, стоящий отдельно от группы туристов, но на нее он, похоже, не обращал никакого внимания. Затем она проследила взглядом за семьей, медленно бредущей по песку. Как будто все тихо, подумала Кэтрин, но перемениться может в одно мгновение, и перспектива оказаться в ловушке под землей совсем не радовала. Рано или поздно должен появиться Безумов, и она была твердо уверена, что встреча с ним не принесет ей радости.

Рутерфорд посмотрел на Кэтрин:

— Что с тобой? Пойдем, мы почти у цели.

Джеймс тоже беспокоился, и оба, торопливо взобравшись по ступеням и пригнув на входе головы, прошли внутрь. Они очутились в похожем на пещеру проходе. Кэтрин глянула через плечо на автомобильную парковку за полоской: машины приезжали и уезжали. Не успела она опустить ногу на каменный пол туннеля, как клаустрофобия вцепилась ей в горло.

Рутерфорд сделал шаг и, протянув руку, провел ладонью по неровной стене.

— На туннеле заострять внимание не стоит — это аберрация. Его прорубили арабские рабочие, но не те, что строили пирамиду, вот почему он выглядит так грубо. Он называется Мамунова дыра в честь египетского халифа, организовавшего проникновение в пирамиду и поиски в ней сокровищ.

В полной тишине они продвигались по слабо освещенному проходу до тех пор, пока не добрались до главного туннеля.

Коридор с заметным уклоном вел вниз, в темноту, и, несмотря на то что через равные промежутки в потолок были вмонтированы светильники, конец коридора разглядеть было невозможно. Сам коридор напоминал внутренность гигантского узла стального механизма. Каменные стены были зеркально гладкими. От этого зрелища у Кэтрин захватило дух.

«Просто чудо какое-то. Это не может быть просто гробница. Это какое-то устройство, механизм. От него за версту веет функциональным предназначением».

Рутерфорд с улыбкой посмотрел на нее.

— Так и знал, что это тебя впечатлит. Коридор уходит вниз на триста сорок девять футов под углом ровно двадцать шесть градусов, что составляет половину от пятидесяти двух градусов — угла наклона боковых сторон пирамиды. Но самое потрясающее, что он не отклоняется ни на долю дюйма на всем своем протяжении. Даже сегодня такой точности добиться просто нереально.

Рутерфорд повел Кэтрин вдоль прохода.

— Сейчас поднимемся в Галерею.

Когда они продолжили путь, Кэтрин огляделась, всматриваясь в сумрак. Их тени рисовали на стенах подвижные формы. Усиливаемый мрачноватой тишиной, был отчетливо слышен звук каждого шага. Тут ей почудилось, будто откуда-то сзади донеслось эхо шагов.

Однако ничего уже поделать нельзя, подумала Кэтрин, надо продолжать идти вперед. Она обратила внимание, что дыхание ее сделалось поверхностным, нервным, и попыталась успокоить себя. Перепрыгнув через пару современных ступеней, она очутилась в коридоре, также уходящем в темноту, но с уклоном вверх — почти зеркальное отражение нисходящего туннеля. Та же, напоминающая механизм, точность исполнения и почти непреодолимый угол наклона, только восходящий. Чувство клаустрофобии усилилось. Потолок нависал менее чем в четырех футах от пола, и было душно. Согнувшись пополам, ученые продолжили подъем.

Спустя несколько мучительных минут узкий проход внезапно перешел в довольно просторное помещение в 150 футов длиной и около 30 высотой с покатым сводчатым потолком. Рутерфорд выпрямился во весь рост и с облегчением потянулся.

— Уф, я уж было запаниковал.

Кэтрин вытерла лоб, ничего не говоря. Она не хотела признаваться в том, что ее страхи не отступили: возрастающее чувство, будто кто-то последовал за ними в пирамиду, чтобы совершить некую страшную месть, не отпускало. Пытаясь отбросить гнетущее предчувствие, она пригляделась к полу уходящего вверх туннеля.

— Господи, а это-то что? — она показала на борозду, бегущую по периметру всего помещения. — Очень напоминает направляющую для какого-то механизма или чего-то в этом роде. Только, пожалуйста, не повторяй своего «кто его знает».

Рутерфорд скорчил извиняющуюся мину. Кэтрин покачала головой, и они продолжили восхождение по большой галерее.

Миновав очередной проход, они очутились в большом, последнем на их пути помещении. Рутерфорд расправил плечи, потирая поясницу, и поправил рюкзак.

— Вот она, камера царя Большой пирамиды.

Стоя рядом с ним, Кэтрин подивилась угнетающей атмосфере помещения, сознавая, какая масса каменной кладки давит сверху. Ей чудилось, будто стены, сложенные из темных каменных блоков, неумолимо надвигаются на нее.

«Если кому-то придет в голову убить нас — это самое подходящее место: никто никогда не узнает…» Лицо Рутерфорда блестело от пота.

— Что это? — Кэтрин показала на каменную форму размером с человека, лежащую на полу у дальней стены.

— Гранитный саркофаг. Он пустой — пойдем посмотрим.

Подойдя к саркофагу, они внимательно рассматривали его. Рутерфорд, заглядывая в справочник, пробормотал вслух его размеры. А затем вдруг воскликнул:

— Бог ты мой! Имперские меры,[31]Стандартные единицы мер, принятые в Соединенном Королевстве.
употребляемые сегодня в Англии и Штатах, — дюймы и футы — соизмеримы с системой мер, применявшейся в строительстве пирамиды и изготовлении саркофага.

— Что?! Так, может, она послужила основой для нашей измерительной системы?

— Похоже, именно так. Никогда прежде я не задумывался о пирамиде в этом контексте, но сейчас чувствую, что она — буквально начало всему. Этот «ящик» здесь, наверное, с самого начала, поскольку чересчур велик, чтобы можно было протащить его по туннелю, по которому мы сюда попали. И что еще интересно: внутренние углы его почти идеально прямые. Просто непостижимо, как этого добились с использованием технологий, отличных от современных. Чтобы так выдолбить гранит, нужны колоссальное давление и алмазные буры.

Тут вдруг Кэтрин будто что-то подтолкнуло. Со страхом в голосе она спросила:

— Погоди-ка, а что именно за размеры ты там вычитал?

Удивившись ее вопросу, Рутерфорд несколько мгновений изучающе смотрел ей в лицо, затем опустил взгляд на справочник:

— Внутренняя длина — шесть футов шесть целых и шесть десятых дюйма…

— Вот, — перебила Кэтрин, — значит, я тогда не ослышалась. Это не случайность, учитывая все, что мы знаем об их мании к точности. Внутренняя длина древнего сундука, лежащего в самом сердце старейшего и самого загадочного строения, обозначена цифрами шестьсот шестьдесят шесть — числом дьявола.

Именно в этот момент освещение мигнуло, и на секунду камера погрузилась в полную темноту. У Кэтрин душа ушла в пятки. Рутерфорд почувствовал, как волна паники устремилась из области желудка к груди.

Затем свет включился. Джеймс будто постарел лет на десять.

— Думаю, задерживаться нам здесь без нужды не стоит ни минуты.

Кэтрин вновь обрела дыхание.

— Не стоит…

Свет больше не гас. Рутерфорд вытер рукавом лоб и заговорил — по голосу чувствовалось, как он нервничает:

— Вообще-то шестьсот шестьдесят шесть — это не число дьявола.

Кэтрин, беспокойно обводя взглядом жутковатое помещение, не поняла его.

— В смысле?

Рутерфорд, обильно потея, объяснил:

— В смысле, что оно гораздо древнее христианства. Это языческое обозначение Солнца или земной силы. Алхимики ассоциировали его с серой. В гематрии библейская фраза «theos eini epi gaia» — «я есть бог на земле» имеет цифровое значение шестьсот шестьдесят шесть. Поздние христиане, потерявшие связь с древними знаниями, стали испытывать страх перед этим числом и его символической силой.

Джеймс нервно вытер лоб тыльной стороной ладони и беспокойно огляделся.

— И это еще не все. Иди скорее сюда.

Рутерфорд подошел к южной стене. Кэтрин — за ним, каждую секунду со страхом ожидая, что свет опять выключат, и очень жалея, что у них нет с собой фонарика. Рутерфорд показал на небольшое отверстие.

— Вот эта шахта идет через кладку пирамиды наружу. Как и все здесь, шахта идеально прямая. Она проходит через середину кладки под углом точно сорок пять градусов. Тысячи тысяч блоков нужно было выдолбить специально так, чтобы сквозь них прошел ее ствол. Но это далеко не все. Если мысленно продлить ствол шахты в открытый космос, время от времени он будет пересекаться с меридиональной траекторией Пояса Ориона, священной областью неба в религии Древнего Египта. Аналогично в камере царицы ствол южной шахты направлен точно на Сириус. Иероглиф Сириуса составлен из звезды, пирамиды и камня Бенбен.

При упоминании о Сириусе у Кэтрин замерло сердце: она мысленно перенеслась в залитый солнцем лекторий колледжа Олл-Соулз, на свою лекцию о загадке племени догонов.

«Как же далеко мы зашли, если эти вопросы, перестав быть развлечением для преподавателей, превратились в вопросы жизни и смерти».

Рутерфорд продолжил:

— И в каждой камере имеется шахта, «глядящая» на определенную звезду. Обычно, когда шахта «смотрит» на звезду, остальные нацелены просто в космические пустоты. Но скорее всего, все четыре будут точно нацелены на свои объекты, если звездные часы открутить назад на две тысячи четыреста пятидесятый год до нашей эры.

Кэтрин наморщила лоб.

— Интересно, какой в этом смысл? Может, так они хотели увековечить день, когда им наконец удалось встать на ноги после хаоса потопа? Но в этой связи с Сириусом есть что-то такое… — Кэтрин не могла не вспомнить догонов и проговорила: — Может, просветители и к ним приходили…

— Что? — переспросил Рутерфорд, не понимая, о чем она.

Кэтрин оборвала себя:

— Нет, ничего. Просто странно. Но вовсе не случайно, что все шахты нацелены на звезды.

Рутерфорд обеспокоенно посмотрел на лампы, будто ожидая, что они вновь погаснут.

— Поговорим об этом, когда выйдем отсюда, хорошо? Тут со всех сторон так давит, просто не по себе…

Кэтрин уговаривать не пришлось:

— Да, пойдем скорее отсюда.

 

58

Дверь самолета распахнулась, и секретарь вышел на североафриканский зной — словно наткнулся на стену. Каирский аэропорт изнывал от жары. Двигатели самолета продолжали работать — белый шум делал немыслимой телефонную связь. Сильно пахло авиационным топливом.

С гримасой отвращения секретарь спустился по широкому трапу и ступил на взлетно-посадочную полосу, сопровождаемый двумя своими самыми надежными телохранителями. В то же мгновение четырехтонный грузовик с брезентовым верхом подкатил и встал в нескольких ярдах от самолета. Крепкого сложения европеец в «пустынном» камуфляже распахнул водительскую дверь и, соскочив вниз, спешно направился к лайнеру. Двигатели, постепенно замедляя вращение, продолжали шуметь, и ему пришлось кричать:

— Сэр, со мной шесть человек. Все вооружены и наготове, также в полной готовности наши агенты по всему Каиру. Что касается объектов наблюдения — три часа назад они прошли таможенный досмотр и сейчас находятся в Гизе.

Секретарь нахмурился:

— А человек в белом? Нашли его?

— Нет, сэр, на его след напасть опять не удалось. Глобальные операторы сообщают, что это бывший офицер российской армии, ученый-ренегат и шпион, — вероятно, поэтому мы упустили его. Пару лет назад он работал с профессором, сам же давно интересуется шапками полярных льдов.

Секретарь взглянул на своего подчиненного и, четко проговаривая слова, решительно изложил план:

— Необходимо предоставить объектов самим себе, брать будем чуть позже. Повторение случившегося в Ла-Пасе недопустимо. Соблюдать осторожность, действовать скрытно, но в Гизе наши люди должны находиться в полной боевой готовности. Что же до русского, пришло время прихлопнуть и его. На этом этапе рисковать мы не имеем права. Распространите его фото среди всех агентов и отдайте приказ стрелять без предупреждения.

Он замолчал и посмотрел в сторону здания аэропорта за взлетной полосой, где расплывались в мареве движущиеся человеческие фигурки. До наступления дня весеннего равноденствия оставались считанные часы. Он выглядел усталым и постаревшим, впервые взгляд его выдавал неуверенность и уязвимость — он едва не дрожал.

Секретарь перевел взгляд на двух своих телохранителей: в самолете он их проинструктировал. Опыта этим парням не занимать, а на их преданность можно вполне рассчитывать, когда придется иметь дело с сенатором, который будет полностью сосредоточен на планах грядущего дня. В случае неудачи ему меньше всего хотелось бы попасть под допрос кого-нибудь из своих.

 

59

Выбравшись из чрева Великой пирамиды, Кэтрин и Рутерфорд едва не ослепли от яркого солнца. Безоблачное синее небо раскинулось от края до края, и даже однообразие пустыни несло облегчение после испытанной в туннелях клаустрофобии.

Кэтрин прикрыла глаза левой рукой, одновременно правой отряхивая одежду от пыли.

— Ой, воздух! Чистый такой и — солнышко! Слава богу, выбрались. Я бы, наверное, с удовольствием и заночевала прямо тут.

Рутерфорд достал из рюкзака темные очки и вздохнул полной грудью:

— Согласен!

Кэтрин обернулась и бросила взгляд на громаду Великой пирамиды.

— В общем, ясно одно: это строили не примитивные люди. И была она не просто погребальной камерой. Если бы можно было сейчас поговорить здесь с профессором Кентом. Он бы точно знал, что делать…

Рутерфорд склонил голову и упрямо проговорил:

— Главное — не сдаваться и идти вперед. В конце концов мы это выясним.

Кэтрин подошла к Рутерфорду, обняла за плечи и молча прижалась к нему. Полминуты они стояли обнявшись, затем отступили друг от друга и забросили за плечи рюкзаки.

Они обогнули северный угол пирамиды, и перед глазами возник Некрополь Гизы.

— Вот он.

Рутерфорд показывал в юго-восточном направлении на плавно понижающееся каменистое плато, ведущее вниз, к сфинксу, лежащему там в вырубленном в скале углублении. Тело льва, голова человека — сфинкс лежал, вытянув перед собой передние лапы, мощным телом сливаясь воедино со скалой. Не счесть, сколько тысячелетий он терпеливо ждет здесь — много раз бывал целиком погребен неумолимо наступающими песками, но либо император, либо царь, либо другой правитель в конце концов находили его и откапывали.

— Он ведь на восток смотрит? — спросила Кэтрин.

— Да, точно на восток, прямо на восход солнца. На этот раз строители увековечили эру Льва,[32]Эра Льва охватывала период с 10 970-го по 8810 г. до н. э.
которая начиналась в десять тысяч девятьсот семидесятом и закончилась в восемь тысяч восемьсот десятом.

— Здорово: ведь это в точности соответствует датам, которыми обозначил фон Дехенд окончание последнего ледникового периода. Думаешь, они таким вот образам ставили «вехи», когда была уничтожена их цивилизация?

Рутерфорд даже не ответил. Они приближались к гигантскому сфинксу. Он был почти 60 футов в высоту и 240 в длину — величайшая скульптура в мире. Рутерфорд задрал голову.

— Смотри, какой он обветрившийся.

Кэтрин внимательно разглядывала огромные выбоины, сколы и трещины, покрывающие древний камень, из которого был высечен зверь. Местами он выглядел, словно исполинская оплывающая восковая кукла. Огромные трещины тянулись по камню сверху донизу.

— Не одна тысяча лет должна миновать, чтобы вызвать эрозию такой силы.

— А чем он вообще вызвана?

— Дожди, дожди и еще раз дожди. Сахара ведь относительно молодая пустыня. В этих краях не всегда царили пески: когда-то тут был зеленый, плодородный край. И уж точно лили дожди, долго и обильно.

— А что говорят — когда его сотворили?

— А это зависит от того, кого спрашивать.

Они подошли и встали перед грудью сфинкса и, подняв головы, смотрели на его древнее лицо.

— Эксперты по износу известняка пришли к заключению, что сфинкс мог быть высечен по меньшей мере девять тысяч лет назад, и заключение это традиционное. Он невероятно, просто непостижимо старый. И конечно же, общепринятая история утверждает, что приблизительно в то время мы все бегали в набедренных повязках из шкур и пользовались каменными орудиями труда.

Глядя на невозмутимое лицо сфинкса, Кэтрин подумала о великих людях, создавших это творение тысячелетия назад.

— Хорошо, — сказала она. — Что мы имеем: пирамиду построили в соответствии с техническими требованиями, до которых даже у НАСА еще нос не дорос. Конструкция пирамиды подразумевает знание астрономии и высшей математики, стоит на нее только взглянуть. Также в ней имеются вентиляционные шахты, каким-то образом ориентированные на звезды согласно их расположению в две тысячи четыреста пятидесятом году до нашей эры. Имеем сфинкса, возраст которого по меньшей мере девять тысяч лет — а может, и больше, — что явно указывает нам на эру Льва. А самое главное, мы имеем полное и дружное отрицание серии этих неопровержимых фактов всем историческим сообществом.

Кэтрин неторопливо обошла вокруг передних лап диковинного зверя.

— Вдобавок еще составители самих карт, подтолкнувшие нас к исследованию, считали это место центром мира. Дальше. Нам известно о существовании во всех уголках планеты мифов, описывающих отряд «просветителей», пришедших после Великого потопа возрождать погибшую цивилизацию. По гипотезе профессора Кента, в мифах также содержится обилие технической информации, имеющей отношение к катаклизму, вызвавшему подвижку земной коры. И наконец, благодаря доктору фон Дехенду мы смогли датировать этот катаклизм концом ледникового периода, то есть приблизительно одиннадцатитысячным годом до нашей эры. Значит, примерно с этого этапа можно вести отсчет времени, за которое беженцы из Антарктиды добирались до Египта, чтобы возродить свое сообщество и воздвигнуть сфинкса.

Рутерфорд посмотрел на Кэтрин и смущенно улыбнулся:

— Это еще не все.

Кэтрин нахмурилась, почуяв неладное:

— Что?

Рутерфорд глядел себе под ноги.

— Я забыл рассказать тебе о лодках.

 

60

Кэтрин почувствовала, что еще чуть-чуть — и голова пойдет кругом.

— Какие еще лодки? — осторожно спросила она.

Рутерфорд поднял глаза — ему было почти неловко оттого, что придется раскрыть еще одну тайну.

— Из песка рядом с пирамидами археологи выкопали несколько лодок. Большие, способные преодолеть океан посудины. Морские археологи пришли к выводу, что такие плавсредства могли быть построены только в результате длительной серии экспериментов в проектировании судов.

Запрокинув голову, Кэтрин рассмеялась и задала последний вопрос:

— А мы знаем, что древние египтяне говорили о своем происхождении?

— Знаем. И кстати, их собственная версия своего прошлого лучше стыкуется с фактами, чем версия общепризнанной истории. Это как раз то, что надо, — если мы хотим относиться к мифам с доверием.

— Поясни, пожалуйста.

— Взять, к примеру, Осириса — это один из древнеегипетских богов. Нетеру, как их называли, прибыли из своей таинственной родины, прямо как Кецалькоатль и его спутники или как Виракоча. Но если нетеру были из более «продвинутой» цивилизации, с мощным запасом технических и религиозных знаний, то неудивительно, что аборигены Египта обожествляли их.

Кэтрин была предельно сконцентрирована.

— Выходит, нетеру, которых египтологи отвергают как мифологических божеств, наверняка и были просветителями.

— Все указывает на это. Внутри пирамиды Унаса в Саккаре были найдены иероглифические надписи, датируемые примерно две тысячи четырехсотым годом до нашей эры.[33]Тексты пирамид — древнейшее произведение египетской религиозной и заупокойной литературы, дошедшее до нашего времени.
Они чрезвычайно интересны, потому что, как и пирамиды Гизы, возникли буквально из ниоткуда.

— В каком смысле?

— Понимаешь, до внезапного появления этих текстов не существовало даже примитивной письменности. Не существовало даже простых иероглифов для подсчета продовольствия или обозначения течения дней, как, например, в документах ранней клинописи из Вавилона; вместо этого вдруг и буквально ниоткуда в Египте появляются искусные иероглифы. И более того, предметы обсуждения в них — высокоинтеллектуальные абстрактные теологические и метафизические идеи, воплощаемые большой «труппой» верховных богов и богинь. Уоллис Бадж, величайший британский ученый-египтолог, как-то сказал, что ему кажется просто невероятным неожиданное возникновение такой развитой цивилизации. Это как если бы бушмены из Калахари дали рождение целой культуре и религии иудеев за временной отрезок всего в сто лет, одновременно соорудив величайшее строение в африканской пустыне.

Кэтрин сосредоточенно размышляла, какой шаг им следует предпринять дальше.

— А кто здесь самый главный по всем этим древним памятникам? У кого можно получить разрешение на изучение этих строений в плане проверки новых гипотез? Кто обладает властью опровергнуть полное ошибок ортодоксальное мнение?

Рутерфорд внимательно взглянул на Кэтрин:

— Доктор Ахмед Азиз, директор департамента древностей. Одним росчерком пера он способен испортить карьеру любого египтолога, отказав ему в доступе на территорию древних памятников или даже на территорию Египта. Обладает всей полнотой власти.

Кэтрин решительно кивнула.

— Хорошо, по крайней мере, теперь знаем, кто тут самый главный. Если он предпринимал попытки передатировать все, значит, это уже сделано. Если же он решил, что версия истории Египта не выдерживает никакой критики, то нам стоит попытаться помочь ему изменить ее.

Рутерфорд оглянулся на величественные пирамиды.

— Знаешь, для начала хорошо бы задаться вопросом, почему он еще не сделал этого. Кое о каких фактах ему точно известно. Возможно, он не дал хода пересмотру по причине давления религиозных кругов на правительство.

Кэтрин не удалось увидеть в его доводах логики.

— Ты считаешь это главным фактором?

Рутерфорд снял очки и запустил пятерню в волосы.

— Дело в том, что мусульмане-фундаменталисты — они в самом деле имеют сильное влияние на правительство Египта — не слишком отличаются в этом от христиан-фундаменталистов в Америке или же от ортодоксальных иудаистов. Они тоже имеют свой собственный взгляд на историю человечества, напоминающий мусульманскую версию христианского креационизма.[34]Креационизм — религиозная и метафизическая концепция, в рамках которой основные формы органического мира, человечество, наша планета, а также мир в целом рассматриваются как намеренно созданные неким сверхсуществом, или божеством.
Сомневаюсь, что им захочется быть вынужденными внезапно объяснять всему новому миру, что на самом деле ему предшествовало. Хотя… Кто их знает, я могу лишь гадать.

Кэтрин понимала, что в его словах есть доля истины.

— Я думаю, нам надо попробовать попасть к этому парню на прием. Ты что-нибудь о нем знаешь?

— Совсем мало. Виделись мы с ним, по-моему, только раз, много лет назад, точно не скажу — он читал нам лекцию в Оксфорде. Это было еще задолго до того, как его назначили директором. А его предшественник, кажется, погиб в автомобильной катастрофе. Помнится, назначение Азиза вызвало много шума, он ведь очень молод и учился в Штатах. — Рутерфорд помолчал. — Попытка не пытка. Безумова пока не видать, но до наступления дня весеннего равноденствия — двенадцать часов. Хотя совершенно непонятны его задумки: что такого можно сотворить из миллионов тонн камней? — Рутерфорд пожал плечами. — Ладно, пойдем к Азизу, послушаем, что он нам скажет о всех этих нестыковках.

Он задержал взгляд на неподвижном лице сфинкса и забросил рюкзак за плечо:

— Пошли к машине.

Кэтрин подняла голову и, посмотрев на лицо вечной скульптуры, пробормотала будто бы для себя:

— Не сомневайся, великий сфинкс, мы раскроем твою тайну.

Повернувшись на каблуках, она зашагала за Рутерфордом вверх по пологому склону плато Гизы.

— Стоп! — рявкнул Безумов.

Шофер резко затормозил у самой границы автостоянки Гизы. Машину догнало облако пыли.

Безумов не верил своим глазам: он заметил двух европейцев, бредущих по песку от сфинкса к автостоянке.

Лицо его исказилось от удивления и ярости. По мере того как две фигуры постепенно приближались, его подозрения обретали реальность. Он проследил за тем, как эти двое подошли к своей машине. Первой села в машину Донован, затем — этот бесящий его англичанин. Безумов в сердцах шлепнул ладонью по приборной панели.

Инстинктивно он запустил руку под пиджак к наплечной кобуре: пистолет был на месте. «Нет, только не здесь…» Машина выехала с парковки.

— Так, давай вон за той машиной. Из виду не терять ни на секунду!

 

61

По Каиру проехать не так легко. Многие улицы похожи друг на друга, дорожных знаков крайне мало. Движение сумасшедшее, и каирские водители трактуют дорожные правила в лучшем случае как общие рекомендации, в худшем же — как нечто абсолютно неуместное.

После множества неверных поворотов, наслушавшись до звона в ушах автомобильных гудков, Рутерфорд и Кэтрин наконец заехали на парковку за зданием департамента древностей Египта. Рутерфорд выглядел очень напряженным.

— Кошмар… Думал, мы никогда не найдем это место, казалось, что нас «ведут», пока до меня не дошло, что даже самый искушенный преступник в мире не управится с местным трафиком.

Джеймс выскочил из машины и, глядя на здание департамента, почувствовал, что ему как-то не по себе.

— Ты всерьез думаешь, что нам следует встречаться с Азизом? А если он даже не захочет принять нас?

Кэтрин громко хлопнула дверцей.

— Джеймс, наши методы пока срабатывали. Если вытянем пустышку, поедем поищем отель и попытаемся придумать другой план. Я просто хочу видеть его реакцию.

Охранник в мешковатой коричневой униформе и фуражке вышел из караульной будки и махнул им в сторону служебного входа в здание. Кэтрин и Рутерфорд подошли к нему.

— Салам алейкум. Паспорта, пожалуйста.

Ученые предъявили паспорта, и, заглянув в них для формальности, охранник махнул им — проходите.

Прямой коридор с затертым линолеумом вел — если верить табличке со стрелкой — к стойке информации. По обеим сторонам мрачного, слабо освещенного коридора тянулись закрытые двери, иногда от него отходили боковые коридорчики, ведущие неизвестно куда.

— Что скажешь? — спросила Кэтрин.

Нерешительно помедлив, он ответил:

— Не знаю… Пойдем к стойке информации.

Через несколько шагов Рутерфорд заметил табличку на английском и арабском, указывающую на коридор, отходящий вправо.

— Погоди-ка. — Он показал на табличку, на которой было написано: «К кабинету директора и конференц-залу». — По здравом размышлении почему бы нам не исключить привратника, а с ним — один из бюрократических барьеров: ведь посадит ждать целую вечность. Если наш друг директор захочет видеть нас, то увидит без посредников, если же не захочет — скажет нам это в лицо. Если только он сейчас не на ланче…

— …и не за границей, — договорила Кэтрин.

Дверь в кабинет директора располагалась посередине коридора. Рутерфорд собрался было постучать, но остановился и посмотрел на Кэтрин:

— Ну — с богом!

Он громко постучал.

Они ждали в тревожном нетерпении. Примерно через полминуты дверь приоткрылась, и молодая женщина в традиционном мусульманском головном платке с удивлением посмотрела на Рутерфорда и Кэтрин.

— Здравствуйте, чем могу помочь? — спросила она по-английски с заметным акцентом.

Глянув на Кэтрин, Рутерфорд ответил:

— Э-э… мы к доктору Азизу. Он на месте?

Секретарь с подозрением оглядела обоих.

— Вам назначено?

Рутерфорд замялся, не зная, что ответить, и в этот момент инициативу перехватила Кэтрин. Припустив благородного негодования в голос, она перешла в наступление:

— Извини-ка. — Она вышла из-за спины Рутерфорда. — Да, нам было назначено. Сообщите, пожалуйста, доктору Азизу, что Кэтрин Донован и Джеймс Рутерфорд из Оксфордского университета хотят его видеть. И будьте так любезны открыть дверь — я не люблю, когда меня заставляют ждать в коридоре, особенно после длительного перелета.

Это подействовало. Секретарша тут же распахнула дверь в просторную приемную кабинета Ахмеда Азиза и жестом пригласила их войти. В помещении были широкие окна с видом на ухоженный египетский сад и вторая дверь, которая, как подумала Кэтрин, вела в личный кабинет директора. Здесь же стояли два больших дивана зеленой кожи с трубками кальяна по бокам и, когда взгляд Кэтрин обежал комнату, она заметила еще одного человека — невысокого роста хрупкого мужчину, занимающего второй стол. Он улыбнулся ей, в темных глазах сверкнули огоньки. Обеспокоенная секретарша подвела ученых к одному из диванов:

— Прошу вас, присаживайтесь. Мистер Рутерфорд и мисс Донован — правильно?

— Вообще-то доктор Рутерфорд и доктор Донован. Благодарю, — язвительно поправила Кэтрин.

Еще раз обеспокоенно взглянув на гостей, секретарша обошла свой стол и уселась за него. Она подняла трубку телефона и набрала номер. Рутерфорд следил за каждым ее движением.

Быстро проговорив что-то на арабском, секретарша повесила трубку.

— Доктор Азиз скоро примет вас.

Кэтрин заговорщически улыбнулась Рутерфорду. Минуту спустя дверь в кабинет доктора Азиза распахнулась и на пороге появился хозяин.

— Здравствуйте. Добро пожаловать в Каир. Входите, пожалуйста, — прошу, прошу…

Кэтрин и Рутерфорд, слегка озадаченные сердечностью встречи, последовали за ним. Ведь добиться встречи с человеком, занимающим такой пост, в любой стране крайне сложно. «Очень странно», — подумал Рутерфорд. Он ожидал отпора, в лучшем случае велят прийти на следующий день или через день. А их сразу же, без лишних вопросов приняли.

В кабинете Азиза были роскошные турецкие ковры и обитые кожей кресла. Стены украшали постеры Министерства по туризму Египта с изображениями достопримечательностей страны, а на его столе красовалось пресс-папье: пятидюймовый камень, видимо, изображающий Бенбен в миниатюре.

Азиз жестом предложил вошедшим садиться, сам устроился за столом и заговорил; египетский акцент имел место, но в целом его английский был хорош, однако тон — снисходительный и, подумала Кэтрин, чуть-чуть небрежный.

— Ну что ж, примите мои извинения. Очевидно, моя секретарь куда-то подевала ваше приглашение.

Азиз лениво откинулся на спинку кресла, одну руку опустив на подлокотник, и улыбнулся им. Похоже, он никуда не спешил.

— Кофе, чай с мятой?

Рутерфорд все гадал, с какой стати директор так дружелюбен. Кэтрин чуть подалась вперед:

— Причина нашего визита в том, что мы хотели бы задать вам несколько вопросов… Вопросов о датировании пирамид и сфинкса.

Азиз качнулся вперед и положил руки на стол, сжав ладони вместе.

— Ну, что ж… Кое-что мне известно об этом.

Он захихикал над собственной шуткой. Рутерфорд решил, что пора переходить к делу.

— Геологи располагают фактами, на наш взгляд, убедительными, свидетельствующими о том, что сфинкс на тысячи лет старше, чем принято считать. Мы всего лишь хотели узнать ваше мнение об этом.

Выражение лица Азиза тотчас переменилось. Директор посерьезнел. Прежнего его обаяния как не бывало. Тон сделался чуть ли не агрессивным.

— Разумеется, я слышал об этой гипотезе. Наши геологи исследовали сфинкса и отвергли эти утверждения. Даже не верится, что двое ученых из такого престижного заведения, как Оксфордский университет, приняли всерьез эти смехотворные заявления. Сотни лет научной работы ушли на создание правильной хронологии прошлого нашей страны. Сотни! Множество выдающихся экспертов со всех стран мира посвятили себя этому величайшему труду, и многие из них были вашими соотечественниками. — Он посмотрел на них, глаза его горели. — Ваши инсинуации абсурдны и оскорбительны не только по отношению ко мне, но ко всей египетской цивилизации. Я потрясен.

В свою очередь и Кэтрин была потрясена неожиданной агрессивностью ответа. Азиз откинулся на спинку кресла и холодно смотрел на них.

— Рекомендую вам сходить в какую-нибудь библиотеку — может быть, даже в свою, оксфордскую, — и провести тщательное исследование, прежде чем вновь решиться побеспокоить кого-либо на моем уровне. И еще, — он понизил голос. — Я советовал бы вам ради сохранения вашей профессиональной репутации особо не распространяться о подобных глупостях. Репутация ученого складывается годами, а развеять ее в прах так легко…

Кэтрин посмотрела на Рутерфорда. Джеймс в недоумении выгнул брови и покачал головой: они зря сюда пришли. Он встал:

— Большое спасибо, доктор Азиз, за приятную беседу. На этом поприще мы всего лишь любители. Если мы чем-то обидели вас, простите великодушно.

Азиз поднялся, подошел к двери и широко распахнул ее. С неприступным видом он молчал, давая понять, что дальнейшие вопросы или реплики неуместны. Кэтрин и Рутерфорд вышли в приемную. Из-за их спин донесся голос Азиза:

— Поимандрес, проводите, пожалуйста, наших гостей.

Обратившись на прощание к двум ученым, Азиз пожелал им всего хорошего небрежным тоном, с лицом, начисто лишенным теплоты.

— Доброго вам дня, доктор Донован, доктор Рутерфорд, рад был встрече с вами.

Смуглый копт поднялся из-за стола и улыбнулся им.

 

62

Кэтрин с недоверием глядела на гладкую панель двери директорского кабинета: закрыв ее за собой, Азиз словно поставил точку в своей прощальной фразе.

— Здравствуйте, позвольте представиться: мистер Поимандрес, помощник доктора Азиза.

Миниатюрный копт протянул руку Кэтрин. Застигнутая врасплох, она пожала ее:

— Рада познакомиться, мистер Поимандрес, я Кэтрин Донован, а это Джеймс Рутерфорд.

Рутерфорд поздоровался за руку с Поимандресом.

— Привет, рад встрече. Это вам поручено удостовериться, что мы покинули помещение?

Поимандрес улыбнулся Рутерфорду. У него было худое, открытое лицо монаха-аскета.

— Можно сказать и так. Прошу вас, следуйте за мной.

Рутерфорд улыбнулся. Было в этом маленьком смуглом человеке что-то утонченное и в то же время загадочное. По сравнению с враждебным высокомерным Азизом Поимандрес, казалось, излучал доброту и спокойствие. Он миновал секретаршу, притихшую за своим столом, и вышел из приемной. Как только все трое ступили на линолеум мрачного безмолвного коридора, Поимандрес захлопнул дверь в приемную, а затем быстро посмотрел сначала в один конец коридора, потом — в другой, словно желая убедиться, что он пуст.

— Вы пришли спросить у доктора Азиза об истоках цивилизации Египта?

Кэтрин метнула взгляд на Рутерфорда — Джеймс тоже был явно огорошен вопросом.

— Видите ли, просто у нас имеется несколько гипотез и мы хотели побеседовать о них с доктором Азизом. К сожалению, у него не нашлось для этого времени.

Поимандрес продолжил разведку:

— Доктор Азиз оказался в трудном положении. Он не имеет права теоретизировать.

Слова Поимандреса заинтриговали Рутерфорда. Почувствовав, что маленький копт говорит им это неспроста, он спросил:

— Мистер Поимандрес, а вы считаете тематику наших вопросов резонной?

Медленно-медленно взгляд темных глаз копта поднялся и сфокусировался на лице Рутерфорда.

— Доктор Рутерфорд, это напрямую зависит от того, с какой целью вы спрашиваете.

— А что означает ваше «с какой целью вы спрашиваете»? — перебила Кэтрин.

— Каковы ваши мотивы? Вы ищите славы ученого или… — Копт помедлил секунду. Сверкнув, его глаза скользнули по лицу Кэтрин, будто сканируя ее мозг: какой будет следующая реакция. — Или чего-то другого?

По этому проницательному взгляду Кэтрин почувствовала, что в их поиске настал критический момент. Она не понимала, что происходит, но инстинктивно чувствовала, что ее ответ на вопрос копта может все кардинально изменить. «Он понимает. Он на нашей стороне».

Кэтрин чувствовала: Поимандрес ждет. Мысленный взор ее вдруг выхватил изображение из частенько публикуемых иероглифических текстов пирамид. Это был зал суда Осириса. Осирису, сидящему во всем своем великолепии на троне, приводят душу недавно усопшего. В руках перед собой он держит весы. На одну чашу он кладет сердце человека, на другую — перо, символизирующее гармонию и искренность. Чисто ли его сердце? Заглянув в глаза Поимандресу, Кэтрин приняла решение:

— Мы считаем, что человечество в опасности. Мы думаем, что имела место сознательная попытка исказить исторические записи и скрыть правду о прошлом. Знания, накопленные цивилизацией древних, намеренно скрываются от человечества, но эти знания — единственное, что может его спасти. Если мы не откроем, что знали древние, мы погибнем, как погибли они сами: в результате страшного природного катаклизма. Пирамиды за две с половиной тысячи лет до нашей эры построили не фараоны — это памятники, возведенные людьми, выжившими после Великого потопа.

Поимандрес опустил глаза. И прошептал:

— Прошу вас… Вы должны поехать со мной в Гизу. Но сначала…

Он провел их через дверь из коридора в подсобку. Среди инструментов, банок с краской и прочего была одежда рабочих-египтян.

— Вот, надевайте эти джелабы. — Поимандрес вручил каждому по халату до пят с капюшоном.

Кэтрин и Рутерфорд переглянулись и облачились в похожую на плащи одежду. С капюшонами на головах узнать их было невозможно.

Поимандрес открыл дверь в коридор и вновь осмотрелся:

— За мной.

 

63

На другой стороне улицы напротив департамента древностей стоял белый «лендкрузер». Сумерки пали на Каир, но Безумов, как всегда, пребывал в полной готовности, терпеливо дожидаясь малейшего признака активности. И тут, когда ему уже стало казаться, что миновали часы, кое-что привлекло его внимание.

«Ну-ка, что там такое?»

Безумов был человеком действия: ожидание раздражало его, терпение таяло. Он увидел хрупкого мужчину в белой джелабе, осторожно вышедшего из здания: судя по вытянувшемуся охраннику, то был явно кто-то из руководства. Старческой походкой человек поспешил прочь, а следом за ним на пороге показались двое в старых длинных плащах с накинутыми капюшонами. Безумов покосился на водителя и, увидев, что тот дремлет, ударил его по руке.

В тот момент, когда Кэтрин сделала шаг, в слабом свете открытой двери Безумов разглядел ее модные, явно не восточные туфли, мелькнувшие из-под края длинного плаща.

«Они!»

 

64

Уже в полной темноте джип Поимандреса подъехал к основанию Великой пирамиды. Еще в пути копт по телефону договорился с ночными сторожами — и сейчас ему только махнули: проезжай. Миновав автостоянку, джип заехал прямо на территорию памятника.

Рутерфорд и Кэтрин молча переглянулись и выбрались из машины. В ясной североафриканской ночи изумительно сверкала звездная россыпь. Кэтрин захлопнула дверцу, задрав голову, взглянула на громадину пирамиды, а затем перевела взгляд на Поимандреса, терпеливо дожидавшегося их у края пандуса.

Едва слышно она проговорила:

— Ладно, посмотрим, что он нам скажет. Гляди в оба — не прозевай Безумова.

Охранник, что привез их сюда, остался ждать неподалеку, в пределах слышимости, у «лендровера». Поимандрес внимательно вгляделся в лица ученых, склонил голову и заговорил:

— Постройка Великой пирамиды была последней попыткой умирающей цивилизации сберечь древнюю мудрость. Если я не ошибаюсь, вам об этом уже известно. Именно поэтому вы здесь и именно поэтому приходили к Азизу.

Кэтрин и Рутерфорд осторожно кивнули.

— Так же вы правы, считая, что человечество в опасности. Не знаю, откуда вам стало об этом известно, да мне это и не надо. Судьба привела вас ко мне, потому что вы чисты сердцем. Моя обязанность — помогать каждому, кто ищет истину. Я открою вам тайны Великой пирамиды, чтобы помочь вам в вашем поиске. Ведь мы давно, очень давно ждем вас.

Поимандрес повернулся лицом к пирамиде Хеопса. Она тускло отсвечивала желтым в свете прожектора, установленного где-то неподалеку от поста охраны. Большинство туристов давно уехали, и жутковатая тишина окутала плато. Песчаные дюны катились к Атлантическому океану, лежащему в тысячах миль отсюда. Ландшафт был сродни апокалипсическому: фантастически красивый и в то же время зловещий — ландшафт, в котором не было места жизни и любви. На худом, с ввалившимися щеками лице Поимандреса глаза казались неестественно глубоко посаженными. Голос его был мягким, но даже в ровном тоне чувствовалась тревога.

— Великая пирамида была построена с целью сохранить древнее знание на века так, чтобы даже в случае гибели построившей ее цивилизации будущие поколения имели возможность узнать правду. Соотношения ее размеров содержат все математические формулы, управляющие Вселенной. Пирамида — это своеобразный научный «глиф»,[35]Визуальное представление, образ, графический элемент.
при созерцании которого и при глубоком размышлении посвященному раскрываются тайны мироздания. Расположение небесного свода указано позиционированием блоков пирамиды. Пирамида — это послание, предназначенное быть прочитанным в будущем, и одновременно — это в полном объеме функционирующий накопитель, способный притягивать и использовать энергию чудовищной силы. Но прежде чем объяснить суть этих секретов, я хочу убедиться в том, что вы полностью сознаете факт существования миров и цивилизаций до нашей. Каков будет ваш ответ?

Кэтрин кивнула:

— Да, мы видели слишком много доказательств, чтобы думать иначе.

— Сомнений никаких, — добавил Рутерфорд.

Поимандрес задумался на секунду, а затем приступил к обстоятельному разъяснению.

— Предыдущая великая цивилизация составила карты Земли. Были аккуратно вычислены и задокументированы все размеры и координаты…

Кэтрин вновь кивнула:

— Мы видели эти карты, привязанные к постройкам древних во всех частях света.

Копт обвел их взглядом, проверяя, следят ли ученые за ходом его мысли:

— Глобальная сеть энергетических линий планеты, которую в Англии вы называете лей-линиями, является одним из примеров их деятельности. Катаклизм, уничтоживший предыдущую цивилизацию, был такой чудовищной силы, что вызвал смещение континентов, до неузнаваемости преобразившее облик планеты, навсегда изменившее структуру солнечной и земной энергии и, соответственно, систему лей-линий. Горстка мужчин и женщин, которым удалось пережить катаклизм, осталась без крова и источника энергии. А ведь на знании и понимании этих энергий держалась вся цивилизация. В отчаянной попытке спасти мир они отыскали место для размещения нового энергетического центра — здесь, на плато Гизы, — и приступили к восстановлению цивилизации, начав со своей священной технологии: Великой пирамиды.

Поимандрес повернулся, чтобы взглянуть на пирамиду — ее вершина подсвечивалась электричеством.

— Представьте себе шар, покрытый мехом, или же волосы на голове человека. Где-то на поверхности шара или на голове один единственный волосок вдруг выпрямится — а за ним следом выпрямятся и остальные волоски. Так же точно происходит и с магнитным и энергетическим полями нашей планеты.

Рутерфорд подумал об Иване Безумове. «Русский был прав, как и подозревал профессор Кент».

Поимандрес отошел и, сказав что-то по-арабски охраннику, вернулся к ним:

— Дело в том, что здесь небезопасно. Мы должны спуститься в «бир» — в переводе с арабского это «колодец». Только там я смогу раскрыть вам секреты пирамиды и объяснить, почему мир в опасности. Пожалуйста, идите за мной.

В темноте Поимандрес подвел их к пандусу, протянувшемуся в восточном направлении от Второй пирамиды, или пирамиды Хафре, вниз, к сфинксу. Последние туристы покидали плато, охрана готовилась к вечернему обходу: не пытается ли кто забраться на пирамиду.

По пандусу они направились к боку сфинкса. На полпути Поимандрес остановился. Сказав несколько слов водителю и затем жестом пригласив Кэтрин и Рутерфорду следовать за ним, он спрыгнул с пандуса на песок. Водитель остался стоять на том месте, где ему велели. «Поставил «часового»», — решил Рутерфорд.

Вслед за Поимандресом они спрыгнули на песок и, к своему удивлению, очутились перед зевом туннеля, уходящего вниз под огромные известняковые блоки, составляющие основание пандуса. Футов в шести от начала туннеля путь преграждали массивные решетчатые ворота. Из кармана джелабы Поимандрес выудил связку больших ключей. Взмахом руки он предложил им войти в арку туннеля, чтобы скрыться от взглядов туристов или охранников.

Копт открыл замок ворот и провел их в помещение, напоминающее небольшую пещеру. Нагнувшись к полу, он включил слабенький электрический светильник — в углу пещеры оказался колодец с железной лестницей, уходящей в его жерло. Поимандрес запер ворота.

— Я буду спускаться первым, вы — за мной. И пожалуйста, осторожнее: там очень скользко.

Кэтрин и Рутерфорд удивленно переглянулись. Поимандрес хотел, чтобы они последовали за ним под землю. Когда голова копта скрылась в темноте, Рутерфорд вздохнул:

— До рассвета всего пять часов, обратного пути нет. Хочешь первой?

Кэтрин собралась с духом и крепко ухватилась за железные поручни лестницы.

— Ну — до встречи на дне…

«Если оно есть — это дно», — подумал Рутерфорд, когда Кэтрин скрылась из виду.

 

65

Секретарь Миллер и два его телохранителя выбрались из машины у вертолетного ангара. Три крепких европейца в черных очках, черных футболках и с автоматами в руках охраняли вход. Секретарь причесался; он почувствовал себя неуместным и уязвимым здесь в своем запылившемся деловом костюме. И вдруг остро ощутил прилив решимости. Сейчас — или никогда. Правая рука его потянулась, чтобы коснуться рукояти пистолета в заплечной кобуре, а затем, резко кивнув своим телохранителям, он шагнул в узкую щель между двумя огромными дверями гофрированного железного ангара.

Но как только глаза его привыкли к полумраку помещения, он понял, что обречен. Не успев сделать и пары шагов, Миллер почувствовал холодный металл ствола пистолета, прижатого к его лбу. В следующее мгновение в ангаре вспыхнул свет, явив весь масштаб ошибки, которую он допустил. Перед ним выстроилась дюжина крепких парней — каждый с оружием наготове.

Секретарю Миллеру и двум его телохранителям не оставили времени на раздумья. Резко прозвучала команда:

— Так, вы двое сзади — на пол, лицом вниз, быстро!

Оба телохранителя переглянулись и, повинуясь, распластались на холодном бетоне.

Человек, приставивший пистолет ко лбу секретаря, просунул руку в его наплечную кобуру и вытащил оружие. Затем, ткнув ствол своего пистолета ему под ребра, велел шагать вперед, к единственной двери в дальней стене ангара.

Охваченный ужасом и невыносимой тоской, секретарь шел к далекой двери. Напоминающие динозавров в зоологическом музее, остовы дюжины безмолвных вертолетов горбатились там и тут под крышей похожего на пещеру ангара, отбрасывая причудливые тени.

Неуверенной походкой он приближался к двери — жутким эхом разлетались по огромному помещению звуки его шагов. Сердцебиение его учащалось с каждым шагом, чувства были на пределе. Что, что делать, что говорить?..

В полумраке у дальней стены ангара возник лучик света, увеличившись затем до размеров освещенного дверного проема. Секретарь ускорил шаг, но затем вновь замедлил, когда подошел к двери. Струящийся из нее свет был таким ярким, что ослепил Миллера — словно в лицо ему заглянул параллельный мир. Он знал, что должен переступить порог и, оглянувшись через плечо на простор ангара, почувствовал волну странного сожаления. А затем шагнул в свет.

Он увидел предангарную бетонированную площадку и бледно-желтые дюны, а прямо перед ним темнел какой-то странный летательный аппарат. Он был черным, размером примерно с бомбардировщик «стелс». Однако своими обтекаемыми формами аппарат напоминал округлую глубоководную рыбу, развившуюся в процессе эволюции так, чтобы выдерживать колоссальное давление у океанского дна. Густая черная окраска фюзеляжа, казалось, поглощает свет — аппарат был зловеще красив. А еще он будто лучился ужасающей мощью. Из-под брюха торчал опущенный трап, у нижней ступеньки стоял сенатор Куртц с двумя своими людьми. Кровь застыла в жилах секретаря. Сенатор Куртц с абсолютно бесстрастным лицом поднял правую руку с пистолетом и прицелился секретарю в лоб.

Охваченный паникой, секретарь Миллер проговорил, запинаясь:

— Нет! Прошу вас, не надо…

Даже не моргнув, сенатор Куртц спустил курок. Голову секретаря разнесло вдребезги, а тело упало на землю, как тряпичная кукла. Сенатор спокойно подошел, взглянул на неподвижное тело и покачал головой:

— Покойся с миром, грешник. Может, Господь смилуется над тобой в грядущий Судный день.

Он резко развернулся, убрал пистолет в наплечную кобуру и неспешно направился к диковинному самолету.

 

66

Через тридцать футов спуска лестница уперлась в площадку. Из карманов плаща Поимандрес достал три маленьких фонарика.

— Берите. Внизу освещения нет совсем.

Кэтрин и Рутерфорд опустили фонарики в карманы.

С противоположной стороны площадки уходила отвесно вниз вторая лестница. Света пока было достаточно, чтобы разглядеть, что шахты первого и второго колодцев рукотворные, а не просто скальные разломы.

Рутерфорд провел пальцем по стене — влажная.

«Сколько же этому колодцу?» — подумал он.

Голова Поимандреса скрылась в темноте под краем площадки. Кэтрин ухватилась руками за верх лестницы и отчаянно взмолилась про себя: «Прошу, не дай нам застрять здесь!»

В тридцати футах внизу лестница заканчивалась в углу сырой рукотворной пещеры. Поимандрес сразу же включил свой фонарик. Его слабого света хватало рассмотреть размеры помещения: футов 40 на 20 и высотой около 10 футов.

Когда глаза Кэтрин привыкли к полумраку, она вдруг заметила два гранитных саркофага по обе стороны темной пещеры.

— А они здесь зачем?

Рутерфорд закончил спуск и встал рядом с ней:

— Бог ты мой, саркофаги.

Поимандрес показал в угол пещеры: там чернел следующий «бир», ведущий куда-то вглубь.

— Мы еще не на месте. Давайте за мной.

Молча они подошли к черной дыре шахты. Поимандрес выключил фонарик, опустил его в карман плаща и, ухватившись за ступени лестницы, стал спускаться в чернильную темень. Покачав головой, Кэтрин последовала за ним. Рутерфорд, с трудом веря в то, что они это делают, обвел напоследок взглядом пещеру, прежде чем окунуться в неизведанное.

В сорока футах внизу Рутерфорд очутился в просторном помещении. Кэтрин уже завороженно озиралась, водя из стороны в сторону фонариком. Площадь комнаты, истинные размеры которой скрывал полумрак, была приблизительно шестьдесят квадратных футов. Низко нависал потолок, по стенам стекала вода. Рутерфорд направил луч фонарика к центру. Там виднелось нечто напоминающее островок, окруженный рвом футов десяти шириной. На островке он разглядел каменные обломки — вероятно, в прежние времена бывшие частью некоего сооружения, впоследствии разобранного или разрушенного.

Поимандрес дождался, пока Рутерфорд и Кэтрин осмотрелись, и заговорил:

— Ну вот мы и на дне. Впрочем, еще не на самом дне — плато Гизы испещрено туннелями и подземными камерами.

Кэтрин не верила своим ушам:

— Значит, существуют еще такие же пещеры?

— Кэтрин, эта пещера — ничто. Внизу, под нами, обширные подземелья. Гигантские «подвалы», содержащие огромные библиотеки древних знаний. И среди них главная, самая важная, — зал Памяти Времен: хранилище всех знаний до Великого потопа.

Рутерфорд стоял, не в силах вымолвить ни слова. Всю жизнь он посвятил изучению древних мифов и религий в попытке воссоздать прошлое, и вот здесь, сейчас, они стоят глубоко под землей и им говорят, что все тайны истории были записаны, а до записей этих рукой подать.

— Погодите, Поимандрес, но почему от людей скрывают Память Времен? Вы видели этот зал? А Азиз видел?

Поимандрес торжественно покачал головой.

— Нет. Хватило бы пальцев двух рук, чтобы пересчитать людей, которым было дозволено видеть этот зал.

Кэтрин не поняла:

— Но почему вы или Азиз не расскажете об этом людям?

Лицо Поимандреса было исполнено мрачной суровости.

— Азиз знает лишь о существовании помещения. Но о Памяти Времен не ведает, хотя узнай он — думаю, попытается сначала попасть в него, а затем замуровать или уничтожить зал… Азиз не хочет больше никаких находок. А точнее, находок не хотят его хозяева. Они боятся пирамиды и тайн, которые она хранит. Причем боятся смертельно. И не хотят, чтобы люди прознали о находящемся здесь, внизу, чтобы кто-либо даже интересовался этим, и уж конечно, чтобы здесь проводили исследования.

— Но почему? — изумился Рутерфорд. — И кто они, эти «хозяева» Азиза?

— Существует некая организация, называемая Корпорацией. Те, кто считает, что управляют Корпорацией, на самом деле являются ее рабами. Они уверены, что, управляя другими людьми и окружающим миром, они принесут благо человечеству. Однако результат будет иным: мир окажется под их господством. И они впрямую заинтересованы поддерживать веру человечества в традиционную версию его истории. — Поимандрес сделал паузу и серьезно взглянул на ученых. — Если правда выйдет наружу, всему человечеству придется кардинально переменить свое мировоззрение. Самое страшное в том, что верования и убеждения, составляющие основу современного мира, охваченного безумной гонкой развития, явят людям свое истинное предназначение — хищническое разграбление мировых ресурсов, неизбежно ведущее нас к новому катаклизму. Если правда выйдет наружу, общественность будет уже не в состоянии мириться с менталитетом «прогресса любой ценой» и скрывающимися за ним невероятной жадностью и корыстью, которые неумолимо ведут нас к гибели.

Кэтрин потрясенно молчала. Затем повернулась к Рутерфорду.

— Похоже, убийства профессора Кента и Мигеля Флореса — на совести этой Корпорации. — Она покачала головой, пытаясь справиться с услышанным. Рутерфорд положил ей на плечо руку и повернулся к Поимандресу.

— Мне по-прежнему кажется невероятным, что до сих пор никто не ведал о существовании подземных камер и зала Памяти Времен.

Уверенный взгляд копта резко контрастировал с потрясением на лицах двух ученых.

— Мне известно лишь то, что Азиз и страшные люди, на которых он работает, не хотят, чтобы кто-либо узнал правду о древних.

Рутерфорд продолжал недоумевать.

— Но — опять: почему? Почему вы не расскажете обо всем людям?

— Знание в руках невежественных и неблагоразумных смертельно — примеров этому по всему миру не счесть. Люди абсолютно не готовы к восприятию такого рода знаний: они недостаточно мудры и только навредят себе. Мы вынуждены ждать — ждать той поры, когда людям можно будет доверять в том, что они не злоупотребят теми силами, какие дает древнее знание. Те, кто стоят за спиной Корпорации, безумны, но они характерны для нашего темного времени. Вообразите, что бы они попытались сделать, овладев силой древних. Так что, сами понимаете, и в наших интересах, и интересах Азиза держать язык за зубами.

Рутерфорд едва верил своим ушам. Кладезь драгоценных знаний, подлинные документы древних просветителей — вот они, достаточно лишь протянуть руку, но люди, ведающие о его существовании, делают все, чтобы это знание не досталось человечеству.

— Но что, если угроза катаклизма реально существует? Что, если человечество погибнет, не успев приготовиться к нему?

— Мы вынуждены рисковать. В конце концов народится и вырастет новый мир, как это уже было с нашим после потопа. Мы можем только надеяться, что новый мир будет развиваться более гармонично и будущие народы станут более достойными преемниками древней мудрости.

Поимандрес направился к кромке воды.

— Идемте. Сюда, на остров.

В темноте было невозможно определить глубину маслянисто-черной воды, однако Поимандрес ни мгновения не колебался. Он шагнул прямо в воду, спокойно пошел дальше по мелководью — и через пять шагов достиг островка.

— Ступайте там, где шел я, — там брод, глубина всего полдюйма.

Кэтрин глянула на Рутерфорда и подошла к кромке в том месте, где в воду ступил Поимандрес. Задержав дыхание, она вытянула вперед правую ногу.

Как только подошва туфли разорвала поверхность воды, Кэтрин почувствовала надежную твердыню камня — как и обещал Поимандрес. С опаской она перешла к острову. Сжав зубы, Рутерфорд проследовал за ней. Среди больших каменных блоков, в беспорядке разбросанных по островку, виднелся каменный пьедестал. Поимандрес поставил на него шесть свечей, затем пошел меж блоков, устанавливая на них зажженные свечи, пока островные мегалиты не осветились яркими точечками горящих свечей. В сумерках его напряженное лицо с впалыми щеками и выпуклым лбом казалось страшно истощенным, как у мумии.

— Я принадлежу к старейшей христианской египетской церкви — коптской. Автор Евангелия святой Марк прибыл в Александрию на египетском побережье в сорок пятом году нашей эры и стал проповедовать слово Иисуса. Именно от него мы ведем отсчет нашего христианства. Но, будучи коптским христианином, я также являюсь гностиком, гностиком-искателем. «Гносис» в переводе с древнегреческого — «знание». Мы, гностики, считаем себя наследниками самых последних остатков духовной традиции, пришедшей к нам из древнейших, еще до потопа, времен. Праотцы создателей пирамид, пришедшие когда-то в Гизу, знали, что души бессмертны и что все мы — частички общего сознания. Мы — значит все люди, все растения, все вещества, то есть все, что наличествует в пространственно-временном континууме. Это знание мы унаследовали от древних людей, живших до потопа, и скрывали его, зашифровывая в текстах Евангелий. Истинное христианство — это всего-навсего продолжение, преемственность знания древних. Разумеется, как и все ранние христиане, святой Марк был гностиком.

Однако в наши дни люди не сознают этого. Вместо этого они воспринимают сюжет Евангелий буквально, они читают и другие книги, претендующие называться христианскими, как, например, писания святого Павла. Но святой Павел и другие писатели, пришедшие после появления Евангелий, не были гностиками, а значит, их книги не содержат древнего знания, сокрытого в текстах. Церковь похитила и присвоила христианство. Было придумано и создано духовенство, правду сделали завуалированной, смутной, и суть послания древних была утеряна. Вместо того чтобы являться проводником истины, церковь стала аппаратом власти и подавления. И дошло в конце концов до того, что нынче, в наше время, западное общество отвергло церковь. Единственное, что осталось, — жажда власти да мечта поработить природу и каждого из нас.

Поимандрес покачал головой и продолжил:

— В последние несколько лет новая опасность стала угрожать миру. Подняла голову радикальная церковь, исповедующая «буквальную» правду Библии. Эта церковь пытается уничтожить все свидетельства, противоречащие библейскому объяснению сотворения мира, включая свидетельства существования мира, предшествовавшего нашему. Но, что еще хуже, она твердо намерена привнести в реальную жизнь ужасающие картины Апокалипсиса. Даже сейчас, когда мы с вами стоим тут, они неустанно работают, пытаясь приблизить последний Армагеддон. Мы опасаемся, что, если им удастся внедриться в Корпорацию, мы будем обречены, поскольку в этом случае они получат доступ к беспредельному богатству Корпорации и земным ресурсам. Эта новая церковь — финальное воплощение отрицания древнего знания: вместо того чтобы переключиться на космос и воспринимать всю природу как единое целое, новая церковь пытается уничтожить материальную вселенную с целью якобы воссоединения ее последователей с Богом. Они не понимают, что Бог — это все мы.

Старик горестно вздохнул.

— Мы, гностики, люди мирные. Мы не можем подняться с оружием против наших врагов, поскольку это противоречит древнему знанию и учению Христа. Жестокость ведет к еще большей жестокости, и власть растлевает любого, кто стремится к ней. Так что никогда мы не раскроем тайны древнего знания этим людям и не поведаем им, что покоится под пирамидами.

Рутерфорд слушал, боясь пошевелиться. Он знал о существовании гностиков и их древней традиции, однако считал, что их уже давно не существует.

Поимандрес вернулся к сути:

— Выжившие после самого последнего потопа люди были разбросаны изолированными группами по всему свету. Человечество катастрофически уменьшилось, но уничтожено не было. Древние пришли в Гизу и в некоторые другие места планеты в попытке возродить свой мир, построить новое общество из остатков человечества. Когда они прибыли в эти края, здесь повсюду была зелень, природное изобилие, а аборигены были восприимчивы к знаниям и быстро учились сельскому хозяйству и азам техники. И что самое важное, древние принесли понимание вселенской сути Бога. Эта истина существовала за тысячелетия до того, как Пифагор, прародитель западной науки, пришел в Египет. Возвратившись в Грецию, он принес с собой эти знания, и они легли в основу греческих философии и науки. Вскоре после этого наши предки, первые христиане-гностики, предприняли попытки дать эти знания иудеям — так были написаны Евангелия. Сын плотника из Назарета, продукт непорочного зачатия, был представлен иудеям как собирательный образ, символ Осириса и Диониса.

Рутерфорд уже был не в силах сдержаться:

— Что? Иисус был всего лишь символом Осириса и Диониса? Вы хотите сказать, он на самом деле не существовал?

— И да и нет. Он реально существовал, в то же время являясь образом. Все они — образы одной и той же идеи. Осирис умер и был воскрешен, то же самое произошло и с Дионисом, и с Иисусом. Все трое были рождены от девственниц. У всех троих было по двенадцать учеников. Каждый из них родился под звездой. Все они — богочеловеки, сознательно позволившие подвергнуть себя преследованиям… Все погибли за грехи наши и воскресли, так что мы тоже можем возродиться — как они… Все проповедовали одну веру: если тебя ударили по щеке — подставь другую, Бог един… Гностики хотели передать древнюю истину иудеям, которые были в ту пору заблудшими язычниками. История Христа и была попыткой сделать это. Мы хотели передать древнее знание, прежде чем будем уничтожены.

Внезапно Поимандрес умолк.

— Но — довольно. У нас совсем мало времени. Я должен показать вам секреты пирамиды… Лишь через понимание гармонии чисел можно постичь гармонию Вселенной. Современная западная наука рассматривает числа всего лишь как инструменты выражения количества, предыдущая цивилизация — как взаимосвязанные компоненты космологической мозаики. — Он соединил ладони, будто в молитве. — Верное понимание чисел и соотношений — путь к познанию естественных законов Вселенной как таковой. Божественные числа — это те, которые то и дело проявляются во всех возможных сферах нашей жизни: в музыкальной гамме, в электромагнитном спектре, в движениях звезд… Каждое усилие прежней цивилизации строилось на этих управляющих числах и формулах, и, разумеется, именно эти цифры и формулы были скрыты в священных текстах с применением гематрических кодов.

Слушая удивительные объяснения Поимандреса, Кэтрин почувствовала знакомое щекочущее чувство возбуждения.

— Аналогичным образом буквально каждое священное здание античности возводилось так, чтобы его размеры имели определенное значение с точки зрения гематрии. Даже своим дизайном оно могло сообщать небесные пропорции. Искусство гематрии придумали не греки, оно было известно египтянам — те сохранили его после краха древней цивилизации.

Поимандрес посмотрел вверх — он, казалось, излучал терпение и мудрость.

— В прошлое ведет много дверей. Они не на виду, они просто вне пределов досягаемости, если только не знать, чего ты ищешь. Великая пирамида представляет собой такую дверь — это один из материальных памятников, дающих прямую связь с цивилизацией, существовавшей перед потопом. Чтобы понять секреты пирамиды, давайте для начала рассмотрим ее как физический объект. Известны ли вам размеры пирамиды Хеопса?

— Да, думаю, известны, — быстро ответила Кэтрин и повернулась к Рутерфорду. — Джеймс?

— Длина каждой стороны основания — семьсот пятьдесят пять футов, следовательно, периметр основания составляет три тысячи двадцать футов. Высота пирамиды — четыреста восемьдесят с половиной футов, или двести семьдесят пять египетских кьюбитов.[36]Кьюбит — локоть. Мера длины, равная примерно 18–22 дюймам, или 45,7-55,9 см.

— Верно. А что вы знаете о гематрии?

Вновь Кэтрин посмотрела на Джеймса.

— Совсем немного.

Поимандрес выждал минуту, будто подбирая слова.

— Что ж, семьсот пятьдесят пять — длина стороны основания пирамиды — соответствует значению слова «о petros», что в переводе означает «скала».

Обойдя платформу, он подошел к ученым поближе и продолжил осторожно, словно боясь, что собьет их с толку, если поторопится с объяснениями:

— Итак. Иисус говорил, что его ученик Петр — это скала, на которой он воздвигнет церковь: «Petros», так же как и слово «rоск», в переводе с греческого тоже «скала». Помните, я сказал, что мы, гностики, в отличие от большинства христиан не воспринимаем Новый Завет буквально, поскольку не забываем, что он написан с применением гематрического кода: это способ передачи древнего знания при помощи повествования, рассказа о жизни, смерти и воскресении Христа. Петр, скала, есть древнее знание предков, материализованное в Великой пирамиде Гизы. Иисус строил свою новую церковь на базе древнего знания, и вот оно, прямо здесь, а видеть его может тот, кто ведает, как надо видеть.

Рутерфорд слушал, затаив дыхание. Специалист с мировым именем по мифам и религиям, он сознавал, что Поимандрес уводит его в абсолютно неизвестные науке области и сейчас они стоят на пороге раскрытия тайн, бдительно охраняемых тысячелетиями.

 

67

Собравшись с мыслями, Поимандрес продолжил:

— Вам предстоит убедиться, что у Великой пирамиды отсутствует вершина. Верхние пять египетских кьюбитов строения были сняты в давние времена — еще до того, как пришла в упадок сила древнего знания. С тех пор высота пирамиды без вершины составляет двести семьдесят пять египетских кьюбитов. Или пять греческих кьюбитов, потому что один большой кьюбит равен пятидесяти пяти египетским кьюбитам. Конечно же, это не случайное совпадение: пять — число созидания и возрождения. Пентагональная симметрия — ключ к жизни. Это квинтэссенция: пять частей, составляющих единое целое: земля, воздух, огонь, вода плюс пятый элемент — божественная искра, возрождающая жизнь из перечисленных четырех. Пятьдесят пять — это также число самой пирамиды: вход в пирамиду находится на пятьдесят пятом уровне кладки.

Кэтрин и Рутерфорд стояли не шевелясь, будто прикованные к месту словами Поимандреса.

— Снятая вершина тоже представляла собой пирамиду. Ее высота — я не удивлю вас — равнялась пяти египетским кьюбитам. Главным принципом древних, или просветителей, как называете их вы, было «сколько сверху, столько и снизу». Те же принципы, что управляют ростом одной человеческой клетки, управляют и движениями галактик.

Он пошел назад, к гранитному пьедесталу.

— Так вот, эта вторая, маленькая пирамида, которую сняли с Великой пирамиды, также имела вершину. Ею являлся камень Бенбен, объем которого составлял ровно пять кубических дюймов, — он свободно может разместиться на ладони… Тысячи тысяч лет люди гадали, что же стало с камнем Бенбен: кто снял его, где спрятали, что он на самом деле такое…

Повернувшись к ним спиной, Поимандрес склонился над пьедесталом.

— А Бенбен-камень — вот он.

Копт повернулся. На ладони его вытянутой правой руке покоилась красивая, блестящая золотом пирамидка в несколько дюймов высотой. Вершину ее украшал кристалл, сверкавший в зареве свечей и отбрасывавший на потолок и стены пещеры мириады искр света.

Кэтрин и Рутерфорд оба ахнули.

— А что это — на вершине? — спросила она.

— Алмаз. «Горчичное зерно», «Kikkos sinapeos» по-гречески. Его значение в гематрии — тысяча семьсот сорок шесть. Круг с длиной окружности тысяча семьсот сорок шесть имеет диаметр пятьсот пятьдесят пять. Мы вновь вернулись к «пятеркам».

У Рутерфорда отвисла челюсть. Он не мог вымолвить ни слова. Вся структура вдруг начала обретать четкий изумительный смысл: наполняя каскады космического совершенства, стремительно плыли вверх и вниз числа.

Поимандрес продолжал:

— Таким же образом число Солнца — шестьсот шестьдесят шесть, а Луны — тысяча восемьдесят. Как вы, вероятно, знаете, алхимики считали, что жизнь произошла от слияния серы и ртути: сера — это Солнце, ртуть — Луна. Все на Земле питает Солнце: все живое, даже вращательное движение Земли, в прямой зависимости от гравитационного поля Солнца. Ртуть, божественная искра, соединяется с серой, чтобы сотворить жизнь.

Поимандрес посмотрел на ученых с мрачной торжественностью.

— Энергию пирамид можно использовать в мирных целях вечно, но попади эта энергия не в те руки — и она может стать источником неисчислимых бед. К управлению ее силой нельзя подпускать недостаточно обученных и тех, чьи души не полностью чисты. Вот почему наши праотцы демонтировали вершину пирамиды: зная, что грядущие темные времена несут упадок древнего знания, они решили снять камень Бенбен и пять верхних слоев кладки, дабы никто не смог запустить механизм.

Рутерфорд мгновенно припомнил Безумова.

— Так это механизм!

Копт поднял глаза на него — серьезное лицо Поимандреса напоминало маску.

— Верно: пирамида представляет собой величайший механизм, когда-либо построенный в этом мире. Ее масса и объем продуманы так, чтобы она могла накапливать энергию космоса. И при выборе места ее расположения учитывалось, что энергию, предназначенную для использования на Земле, пирамида будет, как в воронку, собирать, концентрировать, а затем передавать в другие места по всему земному шару. Как только камень Бенбен увенчает вершину пирамиды, механизм проснется к жизни. Энергия, что движет им, в наши дни называется магнитным полем и по-прежнему является малопонятной и малоизученной силой.

Поимандрес повернулся и осторожно опустил Бенбен на пьедестал. Камень, казалось, лучился внутренним светом, хотя это, конечно, была иллюзия. Его изумительная простота и сила притягивала Кэтрин.

— В недрах нашей планеты, в самом ее центре, располагается твердое железное ядро такого же размера, как Луна. Оно подвешено в кипящей жидкости из расплавленного железа, которое, в свою очередь, окружено слоем кипящей лавы в несколько тысяч миль толщиной — все это заключено в литосферу. Массивный железный шар ядра вращается чуть быстрее, чем окружающая его оболочка планеты. Возможно, благодаря этому и возникает магнитная энергия, точно никто не знает, поскольку знание это утеряно. А древние знали, как можно накапливать магнитную энергию и управлять ею. Как вы уже убедились, они могли создавать огромные строения, они могли добывать и обрабатывать материалы много тверже камня, а еще они могли контролировать и подстраивать движение нашей планеты по орбите.

Кэтрин вспомнила о зашифрованной записке.

— Поимандрес… Я должна спросить у вас кое-что.

— Спрашивайте.

— Цель нашего исследования — выяснить, что явилось причиной последнего катаклизма и как мы можем предотвратить повторение подобного. Теперь мы знаем, что катаклизм был вызван одновременной подвижкой всей литосферы, также знаем, что это было связано с прецессией и движением планеты по орбите. Но нам абсолютно непонятно, почему все должно повториться.

Поимандрес медленно кивнул. С понимающей улыбкой он обратился к Кэтрин:

— Вы проделали большой путь. Я могу помочь вам сделать последние шаги. Вы правы: человечество предостерегают. Мы прямиком движемся к очередному апокалипсису. С каждым годом все слабее древнее знание; тех, кто постиг его, все меньше, а силы врагов все растут. Хозяева Корпорации нынче сильны как никогда. Их стремление править материальным миром, подчинить себе природу и поработить народы ведет нас прямым ходом к пропасти. Их машины убивают природу, и костер, в который они подбрасывают все больше ее составляющих, ширится с каждым днем… Они почти в прямом смысле слова поджигают планету.

На лицо Поимандреса легла глубокая печаль, словно он только что потерял последнюю надежду.

— Чем больше неразумные подливают масла в огонь, тем интенсивнее тают полярные шапки. Чем больше они раскочегаривают топку своей жадности, тем быстрее растет температура окружающей среды, тем быстрее плавятся ледники.

Соглашаясь с ним, Кэтрин кивнула. Она чувствовала, что из уст хрупкого копта она узнает о судьбе человечества.

— Положение литосферы нашей красавицы планеты определяется распределением веса по ее поверхности. Несмотря на то что форма Земли представляет собой тело, близкое по форме к сфере, вес по поверхности земной коры распределен неравномерно. Например, в регионах с гористой сушей слой литосферы толстый и тяжелый. Южный полюс укрывает ледник в милю толщиной и весом в миллиарды тонн; его масса, создавая колоссальное давление на океаническую кору, как и миллионы тонн ледников на Северном полюсе, уравновешивает центробежные силы.

Этот ледяной покров нарастал в течение тысячелетия, и, если бы природе было дозволено развиваться своим путем, он оставался бы на месте до момента, когда прецессия земного шара не переместила бы Антарктиду ближе к Солнцу. И только тогда, по истечении следующего тысячелетия, он начал бы таять. Вот как должно было произойти «по плану», заложенному в природе. В этом суть секретного послания. Вот что древние гении пытаются донести до нас, и это одна из причин, по которой они построили «всемирную сеть»: затем, чтобы самим корректировать процесс прецессии и спасти нас от неминуемой судьбы. Но слишком мало было их — выживших после «своего» катаклизма. Спустя несколько поколений ушли и они, оставив нам лишь руины своей технологии и зашифрованное в преданиях послание.

— И все-таки не возьму в толк, — в смятении проговорила Кэтрин, — что нам угрожает сегодня? Это точно, что прецессия вызовет новый потоп через тысячу лет? Может, процесс этот и регулярный, но крайне медленный.

Старый копт печально посмотрел на нее.

— Земля наших дней сбалансирована, земная кора находится в наиболее оптимальном с точки зрения распределения массы положении, и подвижки ее совсем незначительны. Однако если льды начнут таять, а ледники — уменьшаться, как это происходило в конце последнего ледникового периода, — их колоссальную массу примут океаны. Чтобы не нарушилось вращательное движение Земли, последует вынужденное перераспределение литосферных плит — все, как в последний ледниковый период. А мы знаем, что в результате глобальной подвижки последует глобальная катастрофа и жизнь на Земле погибнет… То, чему мы сегодня являемся свидетелями, — рукотворное начало этого неизбежного процесса. И нет нужды дожидаться замедления процесса прецессии: мы сами плавим ледники. Вот этого древние никак не предвидели. Им и в голову не приходило, что мы сознательно бросимся навстречу своей гибели.

Глаза Кэтрин расширились от ужаса — услышанное совсем не напоминало фантастику.

— Скажите, Поимандрес, неужели все пропало? Можем мы остановить приближение катастрофы?

Но прежде чем копт успел ответить, со стороны ствола колодца вдруг донесся легкий шум: по железному трапу кто-то осторожно спускался.

 

68

Из темноты колодца показался Иван Безумов и с нескрываемым сарказмом спросил:

— Виноват, не потревожил?

В сумраке подземной пещеры в своем белом костюме он напоминал призрак.

Безумов запустил руку под полу пиджака и вытащил что-то — в темноте Кэтрин не удалось разглядеть. Ее сердце упало.

— Безумов — что это у вас?

— Это пистолет, Кэтрин. Если быть точным — «хеклер и кох».

С ловкостью опытного стрелка русский взвел курок. Кэтрин, Рутерфорд и копт замерли.

— Безумов, вы в своем уме? Уберите пистолет!

— В своем, Кэтрин, в своем я уме. Только боюсь, пистолет я убирать не стану. А вот вы все быстренько отойдите от камня — вон туда. И прошу, как говорят в боевиках, без опрометчивых поступков. В людей мне стрелять приходилось — вы будете не первыми и, скорее всего, не последними.

Рутерфорд отважился спросить:

— Зачем вы это делаете, Безумов?

Обманчиво небрежно держа револьвер, Безумов откинул назад голову и презрительно рассмеялся.

— Ну наконец-то умный вопрос, доктор Рутерфорд. А то меня уж начинала доставать ваша тупость в астрономии. Сейчас я расскажу, с какой целью держу вас на мушке. Пришло время преподать урок великим теоретикам Оксфорда.

Махнув стволом пистолета, он велел им перейти от центра острова к дальнему его краю.

— А делаю я это оттого, что легендарный научно-исследовательский агрегат ждет не дождется, чтобы его вновь запустили.

Продолжая держать их под прицелом, Безумов присел на корточки, сгреб в пригоршню несколько камней и, поднявшись, приблизился к кромке воды. Затем бросил веером камни в воду. Упавшие в то место, где находился брод, остались видны. Безумов двинулся к острову.

— Агрегат сей — настоящий шедевр технологии, когда-либо созданный руками человека. Конструкция его необычайно точна и сложна: корректируя движение Земли вокруг Солнца, он тем самым оберегает планету. Современные теории добычи энергии в сравнении с этим механизмом — жалкий примитив. Вы правы, Кэтрин, этот механизм — памятник прецессии, но вдобавок к этому он предназначен для того, чтобы ее контролировать и корректировать. А энергией вращения Земли можно управлять.

Криво ухмыляющегося Безумова теперь отделяло от камня лишь несколько футов. Кэтрин отчетливо видела его глаза — они казались пустыми, словно этим человеком, полностью поглощенным своими мыслями, управлял автопилот.

— Теперь, когда у меня наконец есть камень Бенбен, я верну его на место, на вершину Великой пирамиды, и невидимые потоки энергии космоса вновь будут служить человечеству.

Кэтрин была не в силах сдерживаться, и остановить ее не мог бы даже пистолет:

— Нет! Безумов, ты совершаешь страшную ошибку. Древние ведь не просто так сняли Бенбен, ты не ведаешь, что творишь!

Не обращая на нее внимания, Безумов пошел прямо на худенького копта.

— Мистер Поимандрес, благодарю за лекцию: я послушал с большим интересом, но она лишь подтвердила, что мои поиски были не напрасны. А сейчас будьте добры, отдайте камень Бенбен. — Нехорошо улыбнувшись, русский сделал еще один шаг вперед. — Я так переживал: успею ли найти его к сроку, не успею…

Поимандрес прижал камень к груди:

— Никогда! Только через мой труп…

Подняв правую руку и тщательно прицелившись в грудь копта, русский сухо проговорил:

— Я не ожидал услышать другого. Если вы так настаиваете…

Грохот выстрела в замкнутом пространстве пещеры был таким, что Кэтрин показалось, будто лопнули барабанные перепонки. Инстинктивно она резко присела на корточки и обхватила голову руками. Когда способность воспринимать окружающее вернулась, она заметила, что Рутерфорд тоже пригнулся, чуть согнув ноги в коленях, готовый к прыжку. Неловко упав, в стороне лежал Поимандрес, и не видно было, дышит он или нет. Выстрел был в упор, и Кэтрин решила, что копт умер. Затем Кэтрин вдруг почувствовала, что ее охватывает ярость. Прав был профессор: как слаба мудрость перед одним-единственным актом безумной жестокости. В воздухе стояла пороховая вонь, по щекам Кэтрин текли слезы, и она сжала зубы, изо всех сдерживая себя, чтобы не завыть и не броситься на злодея-русского.

Безумов заговорил снова, голос его был спокоен:

— Вы двое — ни с места. У меня нет особого желания причинить кому-то вред без причины.

Слезы продолжали бежать из глаз Кэтрин: она не могла оторвать взгляда от неподвижного тела Поимандреса, из-под которого на каменный пол вытекала кровь. Ради Поимандреса, ради профессора и всех тех хранителей древнего знания, что были последним оплотом мудрости перед сумасшествием Безумова и еще более страшной Корпорации, она обязана была что-то предпринять.

— Безумов, то, что вы творите, сумасшествие. — От волнения голос ее был слаб.

— Чушь! Я единственный, кто способен взять штурвал в руки и рулить этим миром по пути в светлое будущее. Только я в состоянии понять эту уникальную машину. Если я не добьюсь своей цели, Земля будет уничтожена.

Безумов взвесил на ладони камень Бенбен. Глаза его сверкали, лицо пылало — весь он будто излучал маниакальную энергию. Голос его был предельно серьезным — и понизился почти до шепота.

— Пять тысяч лет мы существовали в довольно мирных отношениях с экологией планеты. Однако это заблуждение. Совсем скоро мир превратится в настоящий ад — это его нормальное состояние — и все мы будем уничтожены. Можете вы себе представить, что нас ждет, когда проснутся супервулканы — а именно так оно в один прекрасный день и будет? Это всегда было нормальным явлением в жизни нашей планеты, и мы знаем точно — это будет. А когда случится — тушите свет! Как в древние времена, слои пепла и пыли заволокут небеса и закроют солнце. Урожай погибнет, промышленность и все блага цивилизации исчезнут в мгновение ока, воцарится хаос. Может, вы сомневаетесь? Может, вы считаете, что сценарий будет другим? Вы и вправду думаете, что я брежу? История прошлого — это и история будущего. Даже мистер Поимандрес согласился бы в этом со мной. События прошлого и события будущего — звенья одной цепи. И изменить нельзя ничего, если только я не запущу эту машину и не поведу нас к спасению.

Кэтрин с ужасом смотрела на Безумова — его страшные пророчества казались вполне реальными, вот только сам он выглядел окончательно выжившим из ума. Его надо было остановить.

— Безумов, вы ошибаетесь. Вы все уничтожите.

Зубы Безумова сверкнули, когда он улыбнулся ей. Казалось, в полумраке пещеры его самоуверенность приняла материальные формы.

— Я не собираюсь, подобно жалкому ученому, разводить здесь дискуссию. Слишком много дел предстоит.

С этими словами он развернулся и пошел через брод к шахте колодца — словно призрак по водной глади. Перед тем как исчезнуть в шахте, он обратился к ученым:

— Не пытайтесь преследовать меня. Если полезете за мной по трапу, подстрелю не раздумывая. Наверху люк в колодец я запру. Не дергайтесь, смерть от удушья вам не грозит, а может, вам повезет и вас освободят до того, как вы умрете от голода и жажды. Бывайте!

Щелкнул выключатель фонарика, и русский растворился во мраке.

 

69

Кэтрин бросилась к Поимандресу. Он лежал на спине рядом с пьедесталом. Правой рукой копт сжимал пропитанную кровью ткань белой джелабы в том месте, куда попала пуля. Левая рука была вытянута вдоль тела. Кэтрин опустилась рядом на корточки, коснулась его щеки, а затем попыталась нащупать пульс.

— Джеймс, он еще жив!

Рутерфорд стоял над ними.

— Его срочно надо к врачу. Я попробую выбраться.

Кэтрин повернулась и подняла к нему лицо:

— Нельзя. Ты же слышал слова Безумова.

На лице Рутерфорда было отчаяние.

— Ну а что делать-то? Мы же не можем просто отсиживаться здесь, дожидаясь, пока Поимандрес умрет, а Безумов запустит механизм.

Кэтрин взглянула на часы:

— До восхода всего час.

Она поднялась на ноги и, качая головой, торопливо заговорила:

— Ну хорошо, попытайся, проверь, но, Джеймс, прошу тебя, будь осторожен. У меня в голове не укладывается, что мы проделали такой путь только для того, чтобы вот так вот взять и отдать Безумову камень Бенбен.

Рутерфорд развернулся, с плеском пробежал по воде и поспешил к трапу. Кэтрин вновь обратила свое внимание к Поимандресу. Опустившись рядом, она осторожно переложила его голову себе на колени и тихонько заговорила с лежащим без сознания коптом:

— Пожалуйста, не сдавайтесь, Поимандрес, держитесь…

Иван Безумов выбрался из колодца в грот под пандусом. После плотной темноты подземных помещений проникающий сюда свет звезд нес облегчение. Теперь даже без фонаря Безумов мог разглядеть очертания тела водителя, лежащего ничком на земле. Безумов отряхнул костюм от пыли, а затем, опустив стальную крышку люка над шахтой колодца, навесил тяжелый замок и защелкнул его. Перешагнув через охранника, он выскользнул из ворот и запер их за собой. Приближалась буря: разгулявшийся ветер гонял облака песка по плато Гизы, а на горизонте черное небо клубилось тучами. Отдаленный гром катился над древней песчаной равниной.

Через несколько секунд Безумов уже вышагивал по пандусу к Великой пирамиде. Жутко завывавший ветер холодной пустыни был его единственным спутником.

 

70

Рутерфорд соскочил с трапа на землю и перебежал на остров, со лба его струился пот. Задыхаясь, он выпалил:

— Он запер люк! Я просто не знаю, что делать.

Кэтрин проводила по лбу копта носовым платком, смоченным холодной подземной водой. Она подняла взгляд на Рутерфорда, с несчастным видом маячившего над ней. Глаза Поимандреса как будто чуть приоткрылись, и Кэтрин тут же сказала:

— Поимандрес! Держитесь, мы обязательно вытащим вас отсюда.

Кэтрин беспомощно посмотрела на Джеймса, со страхом глядящего вниз на умирающего копта. Продолжая гладить его лоб, она обратилась к своему пациенту очень спокойным голосом, изо всех сил стараясь скрыть эмоции, готовые вот-вот захлестнуть ее:

— Поимандрес, есть отсюда другой выход? Ну, ход какой-нибудь потайной?

Он открыл рот, закрыл его, а потом с неимоверным усилием прошептал:

— Под водой…

Рутерфорд резко опустился на одно колено:

— Где?

Поимандрес тихо застонал, а затем снова заговорил — голос его был не громче шелеста. Кэтрин нагнулась к нему, чтобы не пропустить ни слова:

— Под водой потайной туннель, за пьедесталом. Если нырнуть и проплыть по нему, можно попасть в священные комнаты. Что бы ни случилось — ни в коем случае не входите в зал Памяти Времен. Если вам посчастливится выжить — никому не рассказывайте, что вы видели. Обещайте мне, молю вас…

С этими словами он закрыл глаза. Рутерфорд поднялся на ноги и взглянул на фонарик — батарея почти совсем села. Он обошел платформу и ступил на край черного рва. Ров был в три метра шириной, и на той стороне глухая каменная стена упиралась в свод пещеры. Вода была маслянисто-черной и непрозрачной — невозможно было разглядеть, что таилось в ее глубине.

Кэтрин осторожно переложила голову копта со своих колен на скатанную джелабу и прошептала:

— Поимандрес, я обещаю вам… Держитесь…

Рутерфорд вышагивал по краю рва, светя в воду фонариком и тщетно пытаясь разглядеть, что под поверхностью воды. Кэтрин подошла к нему.

— Ну, высмотрел что-нибудь?

— Ничего. Без толку.

Кэтрин оглянулась на Поимандреса и перевела взгляд на воду.

— Выбора нет, поэтому будем искать, иначе мы застрянем здесь, Безумов получит свое, а Поимандрес умрет.

Держась за руку Джеймса, она скинула туфли и шагнула к кромке. Дно круто обрывалось. Кэтрин села на край рва и осторожно сползла в воду. Вода была ледяная — Кэтрин показалось, будто через каждую частичку ее тела пропустили электрический ток. Хватая ртом воздух, она принялась грести руками и ногами, чтобы удержаться на поверхности. Затем, ухватившись за край рва, Кэтрин подняла голову, посмотрела на Джеймса и, справившись с дыханием, спросила:

— Идешь?

Ни слова не говоря, тот снял обувь и скользнул в ледяную воду — глаза его расширились от ужаса:

— Ничего себе… Ладно, посмотрим, что там, внизу…

Он набрал полную грудь воздуха и скрылся под водой: темень, безмолвие и холод. Рутерфорд устремился вниз — и через мгновение коснулся скалы другого берега. Он стал ощупывать камень руками — поверхность была грубой и бугристой. Воздуха уже не хватало, и он с трудом удерживался на глубине. Рутерфорд стал двигаться вдоль стены на ощупь, как слепой, и вдруг — вот оно! Внизу справа стена исчезала — туннель. Он ощупал границы отверстия: вход широкий, почти ярд в поперечнике. Вполне достаточно. Джеймс выдохнул и с шумом вырвался на поверхность.

— Нашел!

Он подплыл к краю — к дрожащей от холода Кэтрин.

— Сначала я, потом ты. Если воздуха не хватит — выныривай обратно.

Оба глубоко вдохнули и окунулись в ледяную черноту.

Рутерфорду удалось сразу попасть в зев туннеля. Перед тем как ринуться в неизведанное, он секунду помедлил. Затем сделал три энергичных гребка — туннель не кончался. Легким стало не хватать воздуха. Кэтрин — прекрасная пловчиха — шла сразу же за ним, чувствуя завихрения воды от ног Джеймса. Она уговаривала себя не трусить. Еще один гребок… Еще один. В тот момент, когда появились первые признаки паники, Рутерфорд вдруг разглядел перед собой свои руки: впереди был свет.

С облегчением он рванулся вперед и вверх; Кэтрин не отставала. Едва не столкнувшись, они вырвались на поверхность — и барахтались бок о бок, жадно хватая воздух, не в состоянии понять, куда попали.

— Где это мы? — отплевываясь, выдавил Рутерфорд.

Они очутились в тесном бассейне площадью в два квадратных ярда. Борта бассейна были выложены из гранита аккуратной отделки. Бассейн находился в небольшом помещении — по площади примерно в два раза больше самого бассейна и ярда в полтора высотой. Две безупречно высеченные каменные ступени вели из бассейна ко входу в темный туннель. Стены самой комнаты были идеально гладкими, как в камере царя, и украшены иероглифами, нанесенными какой-то золотистой краской и потому тускло отсвечивающими в полумраке. Потолок маленькой комнаты тоже отсвечивал. Он был покрыт тысячами крошечных точек света. От этой красоты у Кэтрин перехватило дыхание:

— Чудо какое! Это же звезды! Ой, смотри, вон там созвездие Ориона.

Рутерфорд вскарабкался на ступени и помог выбраться Кэтрин. Минуту оба стояли, завороженные удивительной игрой света. Медленно озираясь вокруг, Рутерфорд с благоговением проговорил:

— Эти иероглифы… В жизни таких не видел, ни единого… Совершенно незнакомые символы. Кто бы знал, что здесь начертано…

Кэтрин вглядывалась в темноту за дверным проемом:

— Как думаешь, что там? — Приблизившись к порогу, оба всматривались в черный зев туннеля.

— Понятия не имею… — Он по-прежнему крутил головой, не в силах оторвать глаз от таинственно поблескивающих на стенах иероглифов.

Кэтрин шагнула в туннель — он был не таким темным, как это поначалу казалось: здесь, как и в комнате, разгоняла мрак звездная россыпь на потолке. С колотящимся сердцем она осторожно двинулась в глубь туннеля. Рутерфорд, бросив последний взгляд на удивительные письмена, повернулся и последовал за ней.

Когда Безумов достиг нижней кладки южной грани Великой пирамиды, над плато Гизы прогремел первый выстрел. Ветер принес голоса — кричали не на арабском, а на английском. Значит, его все-таки засекли. Прижав камень Бенбен к груди, он свободной рукой помог себе взобраться на первый ярус и почувствовал себя лилипутом в стране великанов: массивные десятитонные блоки доходили ему почти до шеи. Он развернулся лицом к пустыне, прижавшись спиной к камням кладки второго яруса. Вокруг не было ни души — в кого тогда стреляли? И кто?

Внезапно высоко в ночном небе близ вершины пирамиды ослепительным шаром расцвела осветительная ракета.

«Ага, значит пока не засекли…»

Осторожно развернувшись на узком уступе, он вновь поднял руки и подтянулся на следующий уровень. Ракету, на мгновение залившую светом южную грань пирамиды, отнесло ветром на сумасшедшей скорости в пустыню. Спасительная темнота вновь окутала его.

С яростным упорством Безумов продолжал подъем — каждый уровень требовал колоссальных усилий. Текли минуты; вспыхнула еще одна ракета. Он съежился, вжался в камень, изо всех сил пытаясь быть незаметным. Полпути к вершине уже позади. От взгляда вниз кружилась голова. Он видел фигурки людей, бегущих к основанию пирамиды. Вторую ракету тут же смыло в пустыню свирепым порывом: ветер поднимал песок с дюн и нес его в крутящихся облаках. Выходит, они знают, что он полез на пирамиду? Безумов повернулся к холодному камню и продолжил подъем: спрятаться здесь негде, а путь лишь один — вверх. К его огромному облегчению, чем выше он поднимался, тем меньше становились каменные блоки. Он ускорил подъем и тут же с ужасом увидел, что по вытянутой правой руке прополз луч света. Танцующий светлый круг лизнул широкий бок пирамиды и желтым призраком метнулся вправо, затем влево. Безумов вновь замер. Он находился недалеко от вершины. Посмотрев вниз, возле южной грани прямо под собой он разглядел только четверых людей, один из них держал фонарь. В отчаянии Безумов посмотрел вправо, затем влево от линии направления своего подъема. Вершина совсем рядом, и до угла южной и западной граней оставалось около десяти ярдов. Стараясь еще плотнее прижиматься к камню, он двинулся вдоль кромки. Луч фонаря описал круг по кладке, не задев его. Оставалось каких-то два-три ярда. И в этот момент луч нашел, что искал: он уткнулся в Безумова, вырвал из темноты абрис его головы и груди — будто ангела в ночи.

Почти сразу же прилетели звуки выстрелов и следом — отвратительные шлепки пуль, слева и справа расплющивающихся о камень. В панике он дернулся к углу, едва не потеряв равновесие, и отчаянным усилием перетянул себя на западную грань пирамиды. На все про все — лишь несколько секунд. Безумов посмотрел вверх: лезть осталось немного. Он осторожно положил камень Бенбен на уступ следующей кладки, достал револьвер и, применяя весь многолетний опыт службы в Советской армии, начал стрелять.

 

71

Рука об руку Кэтрин и Рутерфорд осторожно, на цыпочках направились в загадочный сумрак. Непостижимо, думали оба, каким образом это место осталось не открытым. Также было совершенно непонятно, когда оно было построено, за исключением разве того факта, что высочайшее мастерство строителей было под стать исполнению отделки внутренних камер самой пирамиды Хеопса. Не в силах скрыть изумление, Рутерфорд восторженно прошептал:

— Кэтрин — это оно самое! Тайна нашего происхождения — человечество когда-то на самом деле было великим. Тот, прежний, мир на самом деле существовал. И это — последний памятник ему.

Кэтрин, изумленная не меньше его, с открытым ртом вглядывалась в темноту:

— Смотри: он соединяется с другим туннелем.

Было отчетливо видно, как в пятнадцати ярдах впереди коридор упирается в Т-образный перекресток. Второй коридор был сложен из таких же тщательно пригнанных гранитных плит, швы между ними были не толще человеческого волоса, а поверхности — как и усеянные звездами потолочные плиты — отполированы до ледяной гладкости.

Уходящий вправо коридор шел под уклон, сужаясь и теряясь в темноте, а уходящий влево шел с незначительным уклоном вверх, и через 30–40 ярдов его заливало золотом странного, зовущего и успокаивающего света — Рутерфорд отпустил руку Кэтрин и невольно залюбовался им.

— Боже мой, ничего подобного в жизни не видел…

Кэтрин остановилась подле Джеймса: и ее лицо озарял таинственный свет.

— Что это? Что там может быть?

Они переглянулись, а затем Кэтрин ухватила Рутерфорда за руку и крепко сжала ее.

— Помнишь, Поимандрес велел нам повернуть направо?

Рутерфорд, не мигая, смотрел на Кэтрин, едва слыша.

— Мы просто обязаны заглянуть туда — грех упускать такой шанс!

Кэтрин разрывали сомнения: золотистый свет так манил, но рассудок сопротивлялся, напоминая о просьбе Поимандреса и об их обещании. Как завороженные, оба двинулись по коридору, не в силах ни оторвать глаз от зарева, ни повернуть обратно.

Когда они приблизились к источнику света, коридор совершенно неожиданным и удивительным образом оборвался на пороге высокого и просторного — сотни ярдов длиной — зала, напоминающего внутреннее помещение собора. Таинственная красота, да еще так глубоко под землей, не могла привидеться им в самых фантастических снах. Коридор вывел ученых на гранитный бордюр, что тянулся примерно по середине стены на высоте восьмидесяти ярдов от пола: они стояли на краю пропасти, не дыша, потрясенные увиденным. А внизу поднимались с земли более трех десятков пирамид, их верхушки достигали футов сорока: грани каждой были отделаны красивым белым камнем, а верхушки изготовлены из какого-то белого металла. Завораживающий голубоватый электрический свет ритмично перескакивал от одной вершины к другой, словно язык таинственного неземного пламени. Вся конструкция издавала низкий гул, и, когда язык голубого света длиной в двадцать ярдов опоясывал комнату, перелетая с одной вершины на другую, раздавался звук, напоминающий потрескивание сухих поленьев в камине.

Кэтрин смотрела на все это с ужасом и восхищением.

— Господи, что ж это здесь такое?

Рутерфорд, не менее потрясенный увиденным, проговорил:

— Понятия не имею… Думается мне, что перед нами некая форма технологии использования природных ресурсов, лежащая далеко за пределами нашего понимания.

Он был прав: все то время, пока Кэтрин восхищенно любовалась невероятным зрелищем, она не могла отделаться от мысли, что перед ней сердце какого-то механизма. Уступ, на котором они стояли, тянулся по периметру всего помещения. С интервалами примерно в пятнадцать ярдов от уступа вниз сбегали каменные лестницы от выходов пробитых в скале коридоров, подобных тому, что привел их сюда. Взгляд Рутерфорда из восторженного стал настороженным, он обернулся к Кэтрин:

— Идем скорее — вон туда, смотри!

Он вытянул руку в направлении противоположной стены огромного зала, прямо напротив того места, где они стояли: залитый светом широкий портал, а над ним — надпись из незнакомых, красиво светящихся гигантских иероглифов.

— Зал Память Времен! — Рутерфорду не удавалось сдержать восхищение. — Точно. На все сто — это он. Только руку протянуть… Можно дойти прямо по этому карнизу. Пойдем!

Кэтрин в ужасе смотрела на него.

— Нет Джеймс, мы возвращаемся. Я ведь дала слово Поимандресу. Может, это была его предсмертная просьба! К тому же нам надо остановить Безумова — он ведь именно об этом твердил, именно этот механизм он хотел запустить. А мы даже не в курсе, что он сейчас делает. Надо остановить его — немедленно!

Рутерфорд посмотрел на Кэтрин — в его глазах застыло отчаяние. Поведя рукой, он показал на таинственную комнату:

— Да как же можно вот так просто уйти…

Кэтрин взяла его руки в свои, заглянула ему в глаза, словно пытаясь вырвать из чар страшной машины, и тихо проговорила:

— Мы же всегда сможем вернуться. Она никуда не денется. Сейчас необходимо покончить с делами в реальном, сегодняшнем, мире, а миром наших предков займемся потом. Пойдем. Поспешим — пока не поздно…

Рутерфорд оглянулся на огромный зал — взгляд его тут же нашел светящийся портал. Он помотал головой и опустил глаза.

— Но ведь мы видели его, Кэтрин? Он не пригрезился нам?

Кэтрин посмотрела на Джеймса, затем обвела взглядом удивительный зал с пирамидами, раскинувшийся у них под ногами, глубоко под плато Гизы.

— Нет, не пригрезился. Теперь мы точно знаем: могучая цивилизация с высочайшей технологией предшествовала нашей и погибла так же, как суждено погибнуть нам. — Она вновь посмотрела на него. — Джеймс, у нас совсем не осталось времени. Нам не нужна Память Времен. То, что надо знать на данном этапе, мы знаем, неужели ты не понимаешь? Больше не осталось тайн. Надо остановить Безумова и Корпорацию. А человечеству пора менять образ жизни — именно это всегда говорил профессор Кент. Только я не хочу, чтобы Поимандрес умер, брошенный всеми, как профессор Кент. Я хочу спасти его, чего бы это ни стоило. Слишком мало таких, как он, осталось на свете, они очень нужны людям.

Рутерфорд слушал, не перебивая, а затем, повернувшись к ней, медленно кивнул:

— Ты права, Кэтрин.

Она потянулась к нему и поцеловала в щеку, а затем, повернувшись, потянула Джеймса за собой в коридор, по которому они пришли сюда. Бегом они пустились в обратный путь, мимо поворота в комнату с бассейном, прямо по коридору, по которому велел им идти Поимандрес. С каждым шагом становилось темнее. Коридор стал заворачивать вправо, и вскоре, оглядываясь назад, они уже больше не могли видеть выхода в зал с пирамидами. Наконец, ярдов через пятьдесят, кладка коридора стала иной: идеально ровные полированные гранитные плиты уступили грубому необработанному камню, а потолок сделался на несколько футов ниже, вынудив ученых пригибаться. Через следующую сотню ярдов коридор резко оборвался, уткнувшись в кучу камней и песка, вывалившихся из большой, полуметровой ширины горизонтальной трещины в скале.

Рутерфорд в смятении проговорил:

— Завал. Как же выбираться-то?..

Кэтрин забралась по камням к расщелине:

— Ползком.

Она чуть приподнялась и протиснулась в расщелину, чувствуя себя так, словно кладет голову в пасть льву: скала в любую минуту могла раздавить ее. Запретив себе думать об этом, она поползла на животе, подтягиваясь на руках. Судя по звукам, Рутерфорд последовал за ней.

Через десять минут каторжных усилий, когда пот уже заливал ей лицо, лаз оказался перекрытым осыпавшимся песком. В ярости от неожиданной преграды к спасению она принялась неистово грести песок.

«Нет, это еще не конец, только не сейчас, пожалуйста…»

Из последних сил Кэтрин гребла и гребла, и тут, совершенно неожиданно, в лицо дохнул прохладный воздух пустынного плато, сыпанув в лицо мелким песком и будто придав ей новых сил. Лихорадочно работая руками, Кэтрин наконец преодолела завал — лицо ее оказалось на свежем воздухе, и рев штормового ветра, разгулявшегося над пустыней, показался благословенной песней.

— Джеймс, мы спасены!

Извиваясь всем телом, она буквально выдралась из плена камней и песка и без сил рухнула на бок. Мгновением позже показалась голова Рутерфорда, затем весь он, так же продравшись из завала, рухнул обессиленный и остался лежать, распростертый под штормовыми облаками и звездами… Небо на востоке стало сереть. Несколько секунд они лежали рядом, пытаясь отдышаться, затем Рутерфорд перекатился на спину, сел и огляделся. Ярдах в двухстах высилась западная грань Великой пирамиды — и там, подле ее основания, он заметил несколько движущихся людских фигур. Разглядеть их он не успел: раздались выстрелы. Инстинктивно оба ученых припали к песку.

— Кто это? Они стреляют в нас?

В ответ на выстрелы прогремела автоматная очередь.

— Нет, стреляют с пирамиды.

Затем темноту разорвала яркая вспышка, и ракета осветила песок. Рутерфорд подполз к гребню дюны, на которой они лежали. И не поверил своим глазам:

— Боже мой, смотри! Это же Безумов, он почти на самой вершине.

Кэтрин подползла к Рутерфорду и смахнула волосы с лица. На вершине пирамиды, не добравшись до макушки всего несколько уровней кладки, виднелся Безумов. Сначала вспышка ракеты, а затем луч фонаря очертили контур его фигуры, кажущийся чуждым на фоне величественного каменного сооружения. Безумов напоминал самоубийцу, задумавшего прыгнуть с высотного здания: с упорством маньяка он, как краб, полз к вершине. Пули выбивали каменную крошку вокруг русского, однако он терпеливо и ловко, как бывалый скалолаз, карабкался по каменным блокам, перебираясь за раз через один блок, — все выше и выше.

Забыв об осторожности, Кэтрин и Рутерфорд поднялись на ноги. На их глазах Безумов ускользал и становился недосягаемым. Заря готова была вот-вот разродиться. Остановить его казалось уже делом немыслимым. Неужели они напрасно проделали такой путь?

 

72

Последним нечеловеческим усилием Безумов втянул себя на вершину Великой пирамиды — площадку примерно семь на семь ярдов. Ветер рвал одежду и норовил сбросить пришельца вниз. Он заполз за угол, уйдя таким образом с линии стреляющих снизу, под защиту миллионов тонн камня, и расхохотался.

— Ага, все, не достанете! Я на месте! Теперь я всему миру докажу, насколько был прав!

Безумов выпрямился во весь рост, держа в руках перед собой камень Бенбен как бесценный бриллиант. Напряженным взглядом он впился в горизонт в поисках краешка солнечной сферы — занимающейся зари, но штормовое небо было так плотно укутано тучами, что это ему не удалось. И тут вдруг раздался страшный шум, перекрывший даже рев бури, — будто одновременно стартовала тысяча реактивных двигателей. В растерянности Безумов начал озираться, прижав камень к груди. Лицо его исказила паника, удары ветра и непроницаемая ночная тьма не давали сориентироваться. Но затем он увидел: в каких-то десяти футах от него из темноты выплыл большой черный самолет и завис прямо напротив, словно чудовищных размеров ископаемое насекомое. Его огромный округлый приплюснутый фюзеляж был в диаметре около двадцати ярдов, а две антенны в носовой части будто копья нацелились на русского. Между антеннами виднелось черное стекло колпака кабины. Безумов только раз взглянул на самолет — и тут же обратил лицо к востоку. Там, разжижая ночную темень, явно затеплилась заря. Крутанувшись на пятках, Безумов крикнул в угасающую ночь:

— Черта с два! Теперь ничто не остановит меня! Опоздали!

Он твердо поставил ноги в центре площадки и воздел к темному небу руки с зажатым в них камнем. Словно она только и ждала этого мгновения, грянула гроза. Буквально отовсюду, пронзая облака, во всех направлениях полетели голубые молнии — как божественный огонь.

Хотя Кэтрин и Рутерфорд находились в сотнях метров от пирамиды, они невольно попятились в тот момент, когда все полыхавшие в небе молнии будто по команде устремились к Великой пирамиде, чтобы обрушиться на нее в едином ослепительном сполохе. Раздался оглушительный удар грома, а затем — вспышка мощного взрыва, в сотни раз ярче, чем недавно выпущенные осветительные ракеты. Кэтрин и Рутерфорд попытались отвернуться, однако мощная взрывная волна сбила их с ног. За первым взрывом последовал второй, еще громче первого. Это взорвался тот странный самолет: по-видимому, его ударил поток молний и он вспыхнул в одно мгновение. На сотни метров во всех направлениях полетели металлические обломки. Кэтрин свернулась в клубок, а Рутерфорд обнял ее, заслонив собой и молясь, чтобы ни один из раскаленных кусков не задел их.

Последние осколки ударились о землю. Стало тихо. Даже буря как будто улеглась, унесенная могучим взрывом. Кэтрин отважилась на осторожный взгляд сквозь пальцы прижатых к лицу ладоней. Пирамида была на месте. За ее могучим силуэтом таяла ночь — вставало солнце. Занималось утро дня весеннего равноденствия, и, казалось, все вокруг оставалось таким же, как и в любой день прошедших десяти тысяч лет: величие пирамид пребывало безмолвным свидетелем неосмотрительности человечества. Кэтрин поползла на гребень дюны. Беспорядочно разбросанные, горели на песке обломки фюзеляжа. Ближе к пирамиде в свете нарождающейся зари она смогла разглядеть на земле несколько неподвижных тел. Подполз на гребень и Рутерфорд; в состоянии полного шока оба смотрели на до странности тихую картину и не находили слов. Затем стали прибывать автомобили египетской полиции: испуганные полицейские осторожно выбирались из машин и с опаской пинали еще дымящиеся у подножия пирамиды обломки. И тут Рутерфорд заметил что-то блестящее в песке ярдах в двадцати впереди.

— О, смотри, что это?

— Господи, не может быть… — ахнула Кэтрин.

Скатившись по склону дюны, она обернулась и крикнула Джеймсу:

— Он! Камень Бенбен!

Рутерфорд догнал ее, и оба на четвереньках осторожно приблизились к камню: абсолютно невредимые, его идеально гладкие золотые грани тепло светились в ночи, а алмаз сверкал, как звезда. Кэтрин потянулась, чтобы подобрать его.

— Поразительно. Да как же ему удалось сохраниться? Ой! — Едва взяв в руки, она выронила камень. — Горячий какой!

Рутерфорд оторвал рукав от своей все еще мокрой рубашки и натянул его на вершину сверкающей находки. Затем осторожно поднял ее и обернул рукав вокруг металла, полностью укрыв.

— Порядок. — Он бросил взгляд через плато в сторону пандуса — туда, где находился вход в колодец. Там суетились и кричали полицейские.

— Кэтрин, смотри: они, наверное, нашли труп охранника. И это хорошо: теперь они точно спустятся в колодец и найдут Поимандреса. — Он внимательно оглядел плато, ища путь к скрытному отступлению.

Противным визгом наполнили воздух полицейские сирены, заметались лучи прожекторов, обычно используемых для «son et lumiere»,[37]«Звук и свет» (фр.) — светозвукоспектакль; подсветка исторического памятника с одновременной передачей музыки и стихов, посвященных данной эпохе.
помогая просыпающемуся солнцу освещать все четыре грани пирамиды и выплескивая на песок отраженный свет. Рутерфорд схватил руку Кэтрин:

— Вот самый подходящий для нас момент. Бежим.

Они повернулись и побежали обратно к дюнам, в спасительный покой пустыни.

 

73

В тот же день некоторое время спустя Рутерфорд проснулся на хрустящей простыне в чистой, обставленной без излишеств комнате. В окна с голубого, без единого облачка неба лился солнечный свет, теплый ветер шелестел прозрачными занавесками.

В то же мгновение на него потоком обрушились воспоминания минувшей ночи. Он повернул гудящую от усталости голову и увидел рядом крепко спящую Кэтрин. Выходит, это был не сон.

Взгляд его обежал гостиничный номер и наткнулся на оторванный лоскут рубашки на сиденье стула напротив. Быстро глянув на Кэтрин и двигаясь как можно осторожнее, чтобы не разбудить ее, он схватил рубашку и сверток, аккуратно положил на кровать и бережно развернул. Во всей красе перед ним предстал камень Бенбен. В этот момент Кэтрин перекатилась на бок и открыла глаза.

— Джеймс! А где это мы?

Он нежно улыбнулся ей, наклонился и поцеловал в губы:

— Мы в гостинице, на которую набрели ночью где-то в пригороде Каира. И я не имею ни малейшего представления, который час.

Кэтрин перевела взгляд на камень:

— Неужели мы унесли его? Значит, это был не ночной кошмар? А Безумова…

Рутерфорд договорил за нее:

— …А Безумова больше нет. Как нет, похоже, и боссов Корпорации. По всей видимости, они находились в том странном самолете, который разнесло взрывом. Все кончено — и нам больше ничто не угрожает. Смотри! — Он с радостной улыбкой повернулся к окну. — День-то какой чудный.

Кэтрин приподнялась на локте и посмотрела на безоблачное мирное небо.

— Да, а Поимандрес? Надо проверить, как он.

Рутерфорд встал.

— Схожу к портье, попрошу позвонить в больницу в Гизе, узнать, поступал ли он к ним. Надо нам с тобой его навестить.

Кэтрин рассматривала изящные очертания камня Бенбен. Затем осторожно погладила его.

— Обязательно. А еще надо выяснить, как вернуть на место этот уникальный предмет.

Рутерфорд натянул рубашку, надел туфли и завязал шнурки.

— Ты можешь пока принять душ и привести себя в порядок, минут через десять я вернусь — и пойдем, хорошо?

В ответ Кэтрин подарила ему улыбку; лицо ее озаряло солнце, когда ветерок, врываясь в открытое окно, отводил чуть в сторону штору.

— Джеймс!

Он повернулся, рука его уже лежала на ручке двери.

— Что?

Ее лицо вновь осветилось счастливой улыбкой:

— Спасибо тебе за все.

Поимандрес недвижимо лежал на больничной койке, укрытый накрахмаленной простыней под самый подбородок. Теплый солнечный свет сочился сквозь жалюзи.

Суровое изможденное лицо копта как никогда напоминало маску древнего фараона. Сестра обошла кровать и тихонько коснулась его плеча. Затем пригнулась и что-то прошептала на ухо. Тут же Поимандрес открыл глаза. Мгновение он выглядел растерянным, взгляд его заметался по комнате, но, увидев двух своих гостей, копт улыбнулся.

Улыбка привнесла оживление в его лицо и придала ему теплых красок. Кэтрин обошла кровать и села на стул рядом. Рутерфорд остался стоять у изножья. Сестра кивнула Кэтрин и вышла. Кэтрин наклонилась к Поимандресу. С чего начать, она не знала, до сих пор с трудом сознавая все произошедшее с ней.

— Мистер Поимандрес, все хорошо. Камень Бенбен у нас, удалось спасти его после ночного взрыва. — Кэтрин подняла с пола свою сумочку и положила себе на колени. — Как нам вернуть его?

Она обвела взглядом палату. Кровать Поимандреса была отделена от других пациентов ширмой. Для такого артефакта место явно неподходящее. Поимандрес открыл и закрыл рот. Губы дрогнули в слабой, но заметной улыбке. Затем, собрав все силы, он заговорил:

— Не стоит ломать голову. Камень Бенбен сам по себе не так значителен.

Он заметил выражение удивления и шока на лицах ученых. Слабо покашляв, копт заговорил вновь, отчаянно пытаясь донести свою мысль:

— Ценности он не представляет. Это всего лишь символ.

Кэтрин не верила своим ушам:

— Вы хотите сказать, он «не работает»? Но мы же сами видели… этой ночью его…

Поимандрес снова закашлялся.

— Нет, он «работает». Но он, так сказать, не уникален. Бенбен — это компонент механизма. Тот, кто знает, может запросто изготовить другой такой же. А знают это, к счастью, очень немногие.

Рутерфорд усмехнулся про себя: «Нормально. Стоило ради этого рисковать жизнью».

Поимандрес поднял глаза на него.

— Лучше, наверное, будет просто выбросить его. Так безопаснее.

Рутерфорд согласно кивнул. Облизав сухие губы, Поимандрес продолжил:

— Мы с вами уже смотрели смерти в лицо, и спасло нас чудо. Человека в белом остановили. Не дали Корпорации узнать об энергии пирамид. Кто-то из их руководства погиб вместе с самолетом, и на какой-то срок их зловещие планы отложены.

Кэтрин нахмурилась.

— Только они по-прежнему продолжают уничтожать планету. Мы остановили их всего на день. Но теперь, когда мы знаем, что таяние льдов приведет к подвижке литосферы, — что мы можем сделать?

Рутерфорд посмотрел — нет ли рядом медсестры.

— Может, мы сами придумаем, как своими силами запустить механизм? Мы можем использовать энергию пирамиды и отвести человечество от пропасти. Может, идея-то у Безумова была неплоха в отличие от методики…

Его прервал резкий сухой кашель Поимандреса.

— Увы, Джеймс. Нет пока на Земле человека, способного управлять этой силой. Необходимо противостоять искушению использовать эту машину или открыть зал Памяти Времен. Вы и так уже поняли достаточно. Если попытаетесь силой бороться с Корпорацией, либо вас она раздавит, либо вас развратит сила — так же точно, как тех, кто считает себя владыками Корпорации. А победить ее можно только одним способом.

— Каким? — спросила Кэтрин.

— Элементарным. Людям надо разъяснять правду. И взгляды людей должны меняться по их воле, нельзя принуждать их к этому, иначе в итоге вы сами превратитесь в Корпорацию. Помните: правда есть самая могущественная сила во Вселенной. — Поимандрес улыбнулся. — Мы на пороге новой эры. Корпорация кажется сильной как никогда, однако это и в самом деле только кажется: мы тоже как никогда близки к победе над ней. Людей достаточно научить видеть правду — и они поймут, что современные пути, средства «развития», экономический рост — это, по сути, тяжелые заболевания, ведущие только к порабощению. Нам достаточно лишь одного поколения — чтобы оно обрело веру и привило ее своим детям. Тогда мы станем свободными от хватки Корпорации и предотвратим катаклизм. Я верю, это нам по силам. Мы просто обязаны сделать это. В противном случае нет смысла спасать наш биологический вид… Вот видите, как все просто.

Поимандрес остановился перевести дыхание.

— Теперь понимаете, почему нынче не так важны Память Времен и какое-либо другое тайное знание. Мы должны добровольно отказаться от стремления к власти и богатству, потому что только через такие желания Корпорация способна управлять нами. Если мы найдем в себе силы повернуться спиной к этим формам материализма, тогда Корпорация и ее коррумпированные филиалы явят людям свое истинное лицо — кратчайший путь к гибели. Но для этого необходимо колоссальное общее усилие. А теперь ступайте. Возвращайтесь каждый к себе на родину и несите истину. Настоящее пока еще принадлежит им, но будущее — будущее в наших руках…

С последними словами Поимандрес разразился сухим кашлем. Вернулась сестра и строго взглянула на Кэтрин и Рутерфорда. Копт предпринял последнюю попытку заговорить:

— Теперь вам ничто не угрожает.

— Но как же взрыв? — с тревогой спросил Рутерфорд. — Разве он не привлек внимание египетской полиции и прессы? И что с обломками этого странного летающего блюдца?

Собрав последние силы, Поимандрес ответил:

— Правительство Египта замнет все. В Гизе случается много странностей. Вам нечего опасаться. Сосредоточьтесь на заботах о будущем.

Сестра подошла к постели копта и хмуро посмотрела на двух ученых.

— Вам пора уходить — мистер Поимандрес еще очень слаб, долгие разговоры утомляют его.

Кэтрин поднялась:

— Да, конечно, простите…

Она склонилась так, чтобы копт слышал ее, не напрягаясь.

— Мы сделаем, как вы просите. Мы предупредим людей и убедим их изменить свой образ жизни. Мы принесем им правду. Обещаем.

 

74

Когда они вышли из больницы на солнце, Кэтрин неожиданно осознала, что впервые за долгое время она не озирается инстинктивно, находясь в людном месте. В ней не было напряженности впервые с тех пор, как она узнала о смерти профессора. Она глубоко вздохнула.

— Ну что ж, в ближайшее время нам будет чем заняться. Но прежде всего надо отдохнуть — мы ведь заслужили, правда? Может, махнем в аэропорт, посмотрим — вдруг успеем на лондонский рейс?

Рутерфорд улыбнулся в ответ:

— Да уж, для одной турпоездки мы насмотрелись и узнали достаточно. Домой явно пора.

Кэтрин зажмурилась, с наслаждением подставив лицо солнцу. Когда она открыла глаза, Джеймса рядом не было. Она беспокойно огляделась и увидела его возле двери в простенький сувенирный магазин.

— Я только на минутку, хочу купить кое-что на память о Египте.

Рутерфорд широко улыбался. Заинтригованная, Кэтрин пристально глянула на него:

— Джеймс! Ты что задумал?

— Постой минутку, я мигом.

Лавируя между пешеходами на тротуаре, Рутерфорд исчез в лавке. Внутри она смахивала на пещеру Аладдина, изобилующую безделушками: кожаные сумки, сувенирные верблюды из прессованной кожи, персидские ковры, кальяны и широкие подносы с ювелирными изделиями — кольцами, ожерельями и серьгами из различных материалов, на некоторых была гравировка с египетской символикой. Рутерфорд пригляделся к украшениям. На одном маленьком столике он заметил кусочек поролона с приколотыми к нему несколькими дюжинами колец. Все кольца были серебряными с яркими, но не драгоценными камнями в простенькой оправе. Внимательно рассмотрев все, Рутерфорд вытянул одно. Откуда-то из темноты подсобки появился старик, хозяин лавки, и шаркающей походкой подошел к Джеймсу с удивленным лицом: сегодня он явно не ожидал покупателей. Рутерфорд повернулся к нему и улыбнулся.

— Я хотел бы купить это кольцо.

— Сто египетских фунтов, — пробурчал хозяин.

Рутерфорд не собирался торговаться:

— По рукам. Только я хотел бы попросить вас вытащить камень.

Старик поднял на него непонимающий взгляд. Рутерфорд жестами показал, что ему надо. Старик смутился.

— Вытащить камень? Все равно сто фунтов. Без камня цена та же.

Рутерфорд кивнул:

— Понял. Не волнуйтесь, я заплачу сколько просите. Вот деньги.

Старик покачал головой и улыбнулся: «Сумасшедшие туристы!» Он побрел назад, в подсобку, и принялся рыться в коробках. Рутерфорд оглянулся, чтобы посмотреть через стеклянную дверь магазинчика: Кэтрин стояла на тротуаре, разглядывая прохожих. Увидев ее, он почувствовал, как радостно забилось сердце. Старик тронул его за локоть:

— Давайте сюда.

Рутерфорд протянул ему кольцо.

Умело действуя щипчиками, старик разогнул державший камень металлический зажим. Затем, перевернув кольцо, постучал им по ладони — камень выпал, и старик протянул его Рутерфорду. Джеймс улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Оставьте себе. А теперь я попрошу вас сделать вот что…

Из кармана Рутерфорд достал камень Бенбен. Глаза старика расширились при виде алмаза, приделанного к вершине маленькой пирамидки. Рутерфорд рукой показал, что надо переставить алмаз с пирамиды в держатель кольца.

— А-а…

Старик понял, чего от него хотят. Он радостно улыбнулся Рутерфорду и, взяв из его руки Бенбен, суетливо направился в подсобку и вновь стал рыться в коробках. Затем, бормоча что-то под нос, поколдовал с различными инструментами и немного погодя издал радостный возглас.

Вернувшись к прилавку, старик предъявил алмаз Рутерфорду, а затем принялся осторожно вставлять его в зажим кольца. Минуту спустя, завершив последние штрихи, он протянул кольцо Рутерфорду.

— Подарок! — гордо объявил египтянин.

— Точно! — усмехнулся Рутерфорд, расплатился и, толкнув стеклянную дверь, вышел на улицу.

Подойдя к двери, польщенный старик смотрел вслед странному покупателю.

Джеймс глубоко вздохнул и направился прямо к изумленной Кэтрин.

— Что ты сделал с камнем?

С лукавинкой во взгляде Рутерфорд ответил:

— Украсил им обручальное кольцо.

Миловидное лицо Кэтрин зарделось, обратив щеки в две чудные розы. Она улыбнулась так, как никогда прежде: не колеблясь, она взяла кольцо, надела его на палец и упала в нежные объятия сильных рук возлюбленного.