Вид руин Элина, покрытых густым снежным покровом, действовал удручающе. Местами из-под снега торчали обугленные остатки башен, похожие на почерневшие культи гигантского обезображенного тела, а в воздухе парили стервятники, высматривая трупы людей или животных, которыми они могли бы поживиться. Баладасте, тарбело, превратившийся в любимого военачальника короля фрей, решил до весны задержаться на берегу этой реки, потому что зимой продвигаться дальше на юг было слишком рискованно. По мере приближения к Илене возрастала опасность того, что метели и снегопады отрежут их от остального мира. Убогие крестьяне, обитающие в тех местах, наверняка уже прослышали об их присутствии в стране и ушли в горы, уводя с собой животных и увозя запасы продовольствия. Расстояние, отделявшее армию от комарки бигорра, было не таким уж значительным – каких-то два дня пути, но организовать переход такого многочисленного войска, как его армия, было задачей не из легких, кроме того, он никуда не спешил. Его повелитель рекомендовал ему взять под контроль горные дороги, чтобы предотвратить неожиданное появление гаута из Толя, но в зимние месяцы этого можно было не опасаться. Никто, находясь в здравом рассудке и трезвой памяти, не стал бы пытаться преодолеть эти непроходимые козьи тропы, скрытые под шестью футами снега. Поэтому в ожидании весны он велел возвести великолепную каменную хижину с комнатами, задрапированными портьерами, обставленными мебелью и устланными коврами. Все это он распорядился доставить из дворца повелителя Элина, прежде чем предать его огню. Подготовившись таким образом, он мог спокойно дожидаться весны.

У него уже очень давно не было передышек, позволявших насладиться преимуществами положения, полученного в обмен на предательство собственного народа, хотя он себя предателем не считал. Он всего лишь не видел смысла в том, чтобы оказать сопротивление и умереть в попытке одолеть гораздо более многочисленного и лучше вооруженного врага. Будучи человеком практичным, он понял это, едва увидел оружие и боевые машины фрей. Через земли тарбело проходили и другие захватчики, но они не были такими свирепыми и многочисленными. Сопротивление означало смерть. Это был бы, безусловно, акт героизма, по существу представляющий собой настоящее самоубийство. Он героем не был и становиться им не собирался. Бросив Коллегиум, он без оружия и одетый лишь в короткую тунику цвета охры поверх черных бриджей предстал перед губернатором фрей в Бурдине и предложил ему свои услуги. Губернатор местным жителям не доверял, считая их дикими язычниками. Но он распознал честолюбие молодого воина и во главе группы солдат послал его к кокота, соседям тарбело, которые восстали и отказались платить подати. Он не только подавил мятеж, но и доказал, что умеет быть неумолимым. Настигнув бежавших вожаков восстания, он арестовал их и казнил, после чего распорядился привязать тела к мулам и протащить по всем деревням как предостережение тем, кому вздумается восставать против власти фрей. Губернатор наградил его, снабдив рекомендательным письмом для короля, и с этого момента его карьера неуклонно шла в гору. Он был богат, очень богат. Гонтран заплатил за его преданность землями, виноградниками и великолепным домом на берегу реки Суконны, куда он намеревался уехать, уйдя на покой, в обществе прекрасной Талы. Вспомнив о ней, он мгновенно утратил интерес к беседе со своими капитанами, с которыми советовался о том, как следует организовать охоту. Он оборвал их на полуслове и отправился искать женщину, сопровождавшую его вот уже две зимы.

Он застал ее за расчесыванием волос и, схватив за руку, привел в постель. Его тело было покрыто шрамами, а левый глаз почти ослеп после полученной в бою раны, но всякий раз, оказываясь в постели с этой загадочной женщиной, которую нашел блуждающей по лесу возле разоренной деревни, он снова превращался в двадцатилетнего юношу. Она выглядела потерянной и, казалось, понятия не имеет, куда идти. Во всяком случае, тогда у него сложилось именно такое впечатление. Реальность оказалась совершенно иной, и он вскоре это понял. Выехав ей навстречу на закованной в латы лошади, он резко натянул поводья, предвкушая ужас в ее глазах. Но то, что он увидел в ее взгляде, ничуть не напоминало страх. Молодая женщина с густыми и длинными волосами странного цвета была одета в простую тунику из грубой ткани, подвязанную кожаным шнурком. И смотрела она на его выходку с таким же ироничным выражением, с каким бывалый боец наблюдает за новичком, еще не научившимся обращаться с мечом. При виде ее насмешливой улыбки Баладасте даже растерялся. Она была безвестной крестьянкой, дикаркой, которую он мог убить одним ударом, и тем не менее… в ее манере держаться, в горделивой осанке было нечто такое, что он ощутил неукротимое влечение. Нагнувшись, он схватил ее за талию, бросил поперек седла и галопом понесся в свой лагерь. Он овладел ею со страстью, которой давно не испытывал ни к одной женщине. Впрочем, как он ни старался, покорить ее ему не удалось. Хотя кто из смертных сумел бы подчинить себе ведьму? А она, вне всякого сомнения, ею являлась. Теперь Баладасте ощущал себя неуязвимым. Им всецело овладела странная и ранее неведомая уверенность в собственных силах. Он точно знал: никто и ничто не в состоянии его одолеть, пока она находится рядом. Он засыпал ее подарками, красивыми туниками и драгоценностями. Он даже подарил ей двух белых горных собак, которых по его требованию доставили с отрогов Илене. Теперь они кротко следовали за Талой по пятам, никому не позволяя к ней приближаться, пока она не кивнет им или не произнесет что-то на непонятном ему языке.

– На каком языке ты разговариваешь с собаками? – однажды поинтересовался он.

– На своем, – ответила она.

– Я никогда его не слышал.

– Ты очень многого не знаешь и никогда не узнаешь о своем собственном народе.

– Я знаю все, что мне необходимо знать, – оскорбился он.

Тала не ответила, но на ее лице снова появилось насмешливое выражение, которое так его раздражало и одновременно обезоруживало. После Гонтрана он был самым могущественным человеком на покоренных землях. От одного его взгляда бросало в дрожь самых суровых воинов. Одного знака было довольно, чтобы пленный лишился головы. Один щелчок пальцев – и все беспрекословно исполняли его приказ. Но с ней это все оказалось бесполезным. Она не сопротивлялась, но и не покорялась. Возможно, она просто выжидает возможности сбежать или, хуже того, убить его? – спрашивал себя Баладасте. Он знал об искусстве некоторых местных женщин исцелять посредством трав и также знал, что Тала из их числа. Она продемонстрировала это, вылечив травами Оргота, его правую руку, который едва не умер от болотной лихорадки. Впрочем, позже она заявила, что всего лишь сделала то же самое, что делали женщины ее деревни, когда кому-либо случалось заболеть. На всякий случай он приставил к ней двух человек, сопровождавших ее на протяжении всего дня и охранявших ночью. Прислуживавшие ей женщины были обязаны докладывать ему обо всех ее перемещениях. Она не имела права гулять в одиночестве и не имела доступа ни к еде, ни к напиткам. Изредка ему приходило в голову, что она его околдовала и что терзающая страсть оставила бы его раз и навсегда, если бы он распорядился ее казнить. Впрочем, эта мысль исчезала, когда он ею обладал, с изумлением обнаруживая, что она сохраняет свою девственность. Каждый раз он овладевал ею, как в первый раз, и упомянутое обстоятельство его несказанно тревожило, одновременно распаляя вожделение. С другой стороны, он был убежден, что если бы ему удалось ее сломить, ничто более не стояло бы между ним и его устремлением овладеть всеми землями Энды. Он понимал, что это очень трудная задача с учетом сложной местности и, прежде всего, неистового характера местных жителей, этих мятежных дикарей, одним из которых он и сам когда-то был. Он разрушил Элузу и Элин, покорил северные территории, уничтожил множество селений и посевов, увел у побежденных скот, а пленных заставил работать на расположенных неподалеку от побережья золотых приисках… но ничто их, похоже, не устрашало. И ее тоже.

– Сеньор!

Оргот окликнул его с обратной стороны двери, отделявшей спальню от остальной части дома.

– Входи, – отозвался он.

Оргот вошел и остановился в растерянности, увидев их в постели, укрытых теплым одеялом. Преодолев оцепенение, длившееся всего мгновение, он устремил взгляд в окошко, через которое в комнату проникали слабые лучи солнца и свежий воздух, и заговорил:

– Прибыл гонец от Унмарилуна Эланоа.

Баладасте быстрым движением откинул одеяло и вскочил с кровати.

– Помоги мне одеться! – скомандовал он.

Оргот помог ему надеть штаны и сорочку, тунику и кольчугу, шерстяные чулки и кожаные ботинки. Затем накинул ему на плечи толстый плащ из медвежьей шкуры, застегнув его у горла брошью размером с ладонь, изготовленной из золота и драгоценных камней. Баладасте был высоким и крупным мужчиной. Одетый с ног до головы во все черное, не считая белых прядей в меховой накидке и блеска броши, он, несомненно, являл собой зрелище внушительное и даже пугающее. Прежде чем выйти вслед за своим хозяином, Оргот не удержался и бросил взгляд на постель, на которой продолжала лежать Тала. Встретившись с ней взглядом, он содрогнулся всем телом. На краткое мгновение воин представил себе, что это он, а не дож, пользуется благосклонностью этой красивой женщины, даже не попытавшейся прикрыть свою наготу после того, как любовник сбросил с нее покрывало.

Посланец Унмарилуна Эланоа склонился перед дожем, отдавая почести человеку, чья воинская доблесть порождала в его душе в равной степени страх и восхищение.

– Мой господин просит тебя встретиться с ним в Башне Айры, – произнес он, не осмеливаясь взглянуть ему в лицо.

– Могу я узнать, почему он не пожелал утруждать себя и вместо того, чтобы присылать тебя, не прибыл сюда лично?

Едва заметная дрожь охватила тело посланца, услышавшего гнев в голосе могущественного собеседника.

– Его мучает боль в ноге.

На следующее утро дож отправился в путешествие в Айру в сопровождении Оргота и еще полудюжины самых отважных воинов. Он выбрал дорогу вдоль линии оборонительных сооружений фрей, возведением которых руководил лично. Тала тоже ехала с ним, хотя он долго колебался, не решаясь взять ее с собой. В местности, населенной атур, в окружении своих людей, она могла изыскать способ бежать. Но он не знал, сколько времени займет поездка, и слишком привык к тому, что она всегда находится под рукой. Он уже и представить себе не мог, что может быть иначе. Он не сообщил ей, куда они едут, а она не стала спрашивать. С виду ее больше заботили бегущие рядом овчарки. Тем не менее он знал, что цель путешествия Тале известна. Об этом говорил блеск ее глаз, который разгорался все ярче по мере того, как они приближались к территориям племени атур.

С вершины холма неприступная Башня Айры походила на гигантскую палицу, которую вонзила в землю рука великана. Узкая и высокая, лишенная каких-либо отверстий в стенах, она расширялась в своей самой высокой части, из бойниц которой ее защитники могли отразить любую атаку без малейшего для себя урона. Вместо снега, затруднявшего продвижение всего несколькими милями ранее, здесь шел дождь, а мгла, казалось, поднимающаяся из вод реки, окутывала башню плотной пеленой, придавая ей вид угрюмый и зловещий.

В каких-то ста футах от башни отряд внезапно оказался в окружении черных, неизвестно откуда возникших всадников.

– Дорогу дожу Баладасте, генералу короля Гонтрана! – рявкнул Оргот.

Всадники растворились в тумане так же быстро, как и появились. Спустя несколько минут дож и Тала вошли в зал, освещенный закрепленными на стенах факелами. Тут они увидели Унмарилуна Эланоа, восседающего в резном кресле, достойном повелителя города, а не простого вождя небольшого клана. Определить возраст хозяина башни было сложно, но тарбело вспомнил, что он уже славился своей отвагой, а также жестокостью, когда сам Баладасте был всего лишь юным учеником Коллегиума в Элузе. Своей длинной белой бородой, в которой виднелись серые пряди и которая, возможно, была призвана компенсировать плешивость ее хозяина, крючковатым носом и бегающим взглядом он напоминал коршуна, готовящегося камнем упасть на жертву, что и снискало ему его прозвище Эланоа. Его босая левая нога покоилась на подушке, в свою очередь лежащей на скамеечке. Зрелище было несколько комичным – с учетом того, что речь шла о человеке, наводящем такой ужас на окружающих, что собственное племя, барето, изгнало его за жестокость. Однако жесткие черты и взгляд хищника у кого угодно отбили бы охоту насмехаться над его положением.

– Тебе придется извинить меня за то, что не могу встать навстречу, чтобы оказать достойный тебя прием, – вместо приветствия произнес он.

В его голосе не слышалось ни следа покорности. Скорее можно было предположить, что он принимает человека рангом значительно ниже себя. Баладасте не ответил, а один из слуг поспешил поставить для него стул перед троном своего господина.

– Сожалею о твоей болезни, – произнес генерал, расположившись на стуле.

– Я тоже. Время от времени со мной это случается, и, смею тебя заверить, я тебе такого не пожелаю. Боль временами просто невыносима, как будто меня режут изнутри острым ножом.

– Я привез с собой кое-кого, кто, возможно, сможет тебе помочь.

Дож, не оборачиваясь, сделал жест рукой, и Тала приблизилась к ним. Хищные глаза Унмарилуна вспыхнули удивленно и вопросительно, когда она появилась из мрака подобно призраку из потустороннего мира. Укутанная в меховую накидку, с распущенными волосами, на лбу перехваченными лентой, с горделивой осанкой и раскрасневшимися от холода щеками, она показалась барето самой красивой и желанной из когда-либо виденных им женщин.

– Великолепный подарок! Хотя этой кобылке придется обождать, прежде чем я смогу ее объездить! – не стесняясь в выражениях, воскликнул он.

– Она моя, – холодно ответил тарбело.

Свирепый вождь мгновенно понял свою нелепую ошибку. Однако ни единый мускул не дрогнул на его лице, и, сделав знак, чтобы им подали горячего вина, он поднял кубок.

– Ты счастливый человек. Выпьем за твое здоровье. И как же сможет помочь мне твоя госпожа? – продолжил он, отпив немного.

– Она разбирается в целебных зельях.

– А она случайно не колдунья?

– А тебе не все равно, если она сможет облегчить твои страдания?

– Не доверяю я ведьмам. Они с одинаковым успехом могут вылечить или убить…

– Отлично, продолжай мучиться дальше.

С этими словами Баладасте пнул его в большой палец больной ноги. Унмарилун взвыл и разразился проклятиями, мечтая приказать убить дожа на месте, чего он, разумеется, не сделал. Проклятый тарбело обезглавил бы его прежде, чем кто-то из его людей успел сделать хоть один шаг. С одной стороны, он признавал его превосходство, а с другой – Гонтран лично приказал бы казнить его и всех его людей, прослышав, что они убили его самого ценного генерала. Кроме всего прочего, он заслужил подобное обращение, оскорбив его женщину.

– Я буду благодарен твоей госпоже за помощь, – произнес он, переведя дух. – А сейчас позволь ей удалиться в комнату, которую я для тебя приготовил. Нам надо поговорить.

– Иди.

Тала покинула зал вслед за слугой, который шел впереди, показывая дорогу. Прежде чем начать разговор, Баладасте и Унмарилун дождались, пока все слуги и солдаты также выйдут и закроют за собой железную дверь, отгораживающую помещение от внешнего мира.

– Я исполнил твой приказ и уничтожил всех Хранителей. – Барето стиснул губы, пережидая новый приступ боли. – Хотя…

– Что?

– Я не уверен в том, что один из них не остался в живых.

Он рассказал ему о том, что произошло в Ущелье, и о смерти двенадцати своих людей, чьи полузанесенные снегом тела обнаружили лишь много дней спустя.

– Один человек не смог бы оказать сопротивление дюжине твоих воинов и остаться в живых.

– Я тоже так подумал. Мои всадники – великолепные воины, но мне сообщили, что там нет и следа других тел.

– Возможно, он умер от полученных ран, укрывшись в одной из многочисленных пещер в скалах Ущелья.

– В таком случае придется дождаться оттепели и сделать вылазку вглубь Ущелья. В любом случае, один Хранитель не сможет помешать нашим планам…

– Нашим?

– Твоим планам, дож, – уточнил Унмарилун.

Обычно, овладев Талой, Баладасте в изнеможении откидывался на подушки и тут же засыпал. Но в эту ночь сон к нему не шел. Его будоражили мысли о том, что до власти единственного повелителя Энды ему рукой подать. Эта цель манила его к себе с того самого момента, когда десять зим назад король фрей назначил его первым генералом своих войск. Власть была самым мощным из всех наркотиков, и ему это было отлично известно, потому что он был знаком с воздействием грибов и корней, которые у некоторых вызывали различные видения, хотя лично его всего лишь приводили в состояние неописуемой эйфории. Он не принимал отвар дьявольского гриба с тех пор, как стал дожем, и уж подавно он ему стал не нужен после того, как он разделил ложе с Талой. Мысль подчинить своей власти племена по обе стороны Илене по мере роста его могущества обретала все более отчетливую форму. Каждая одержанная им победа, каждый покоренный народ повышали и утверждали его влияние и преданность его солдат, часть которых была людьми без роду и племени, часть – выпущенными из тюрем преступниками. Тем не менее все они с готовностью служили вождю, лишенному таких качеств, как подобострастие и алчность, толкающих членов королевских семей на предательства и убийства собственных родственников. Он мечтал о создании новой, свободной и могущественной территории, расположенной между двумя великими реками, с которой пришлось бы считаться как фрей, так и гаута. Пока же главной его задачей была осторожность и недоверчивость. Он прекрасно осознавал, что у Гонтрана имеются свои информаторы и что малейшего подозрения будет достаточно, чтобы он уничтожил его без всяких колебаний. Лишь Унмарилун Эланоа был посвящен в его замысел, хотя и не до конца и лишь потому, что он в нем нуждался, при этом не доверяя ему ни капли. Этот барето был настолько беспринципен, что от него отреклось собственное племя. Тем не менее он располагал воинами, равных которым не было во всей Энде, к тому же преданными, как собаки. Грабители, убийцы, насильники, люди без малейшего представления о чести и совести становились под его знамя, чтобы дать волю своим самым низменным инстинктам либо просто потому, что им надоело блуждать по дорогам, как овцам без пастуха. Как бы то ни было, пока что это сотрудничество себя оправдывало, и Баладасте намеревался продолжать пользоваться им, пока оно не исчерпает себя до конца, а уж потом изыскать способ избавиться от него и его псов. Он вспомнил о Хранителе, которому, возможно, удалось ускользнуть от Койра, всадников Унмарилуна, и у него вырвалось ругательство. Кем бы он ни был, он был не единственным из Хранителей. Он лично знал еще одного. Баладасте уснул, поглаживая золотой медальон с четырьмя объединенными полыми сферами, с которым никогда не расставался.

Наконец-то барето смог отдохнуть, избавившись от мучительной боли, вот уже много ночей не позволявшей ему сомкнуть глаз. Тала долго прикладывала к его больной ноге холодные компрессы из глины, которые сама месила и меняла, как только они высыхали. Как ни странно, но даже когда она прикладывала и снимала компрессы, он почти не ощущал боли – возможно, потому, что под ее туникой из плотного шелка отчетливо угадывалась грудь, или потому, что, когда она на него смотрела, он встречался взглядом с глазами цвета крови раненого дерева. Ему понадобилось некоторое время, чтобы с содроганием узнать в них взгляд Исаки, как называли это существо старики из Лиги, селения, в котором он родился. О нем говорили, что оно сильное, как медведь, хитрое, как рысь, и свирепое, как самка, защищающая свое потомство. А также, что оно в два раза выше самого высокого мужчины, что оно способно изменяться, принимая любой облик, что временами оно появляется объятое языками пламени, а порой превращается в ледяную глыбу. Много зим назад, когда его еще не изгнали из клана, он пытался охотиться на Исаки в лесах Ларро. Некоторые уверяли, что это существо служит Богине, и на протяжении многих веков люди не оставляли попыток его поймать, потому что было поверье, будто его кровь возвращает к жизни умерших, а живых наделяет бессмертием. Впрочем, охотники неизменно возвращались с ужасными ранами или не возвращались вовсе. Вначале он насмехался над тем, что считал деревенскими суевериями, но вид почти оторванной кисти охотника, который, истекая кровью, вернулся в селение и поклялся, что на него напала Исаки, побудил его отправиться на ее поиски, чтобы доказать всем, что он является лучшим охотником и следопытом в округе. Он целыми днями безуспешно искал ее в горах, ущельях и лесах, пока однажды утром, проснувшись в пещере неподалеку от Священной Горы, не увидел ее прямо перед собой. Кровь застыла у него в жилах, потому что Исаки стояла в нескольких шагах, не сводя с него глаз. Он лежал на земле, а его меч был прислонен к скале, и ему нечем было даже защититься от этого существа, наблюдающего за ним с высоты своего роста. Он не понял, ни какого оно пола, ни как выглядит, потому что как зачарованный смотрел ему в глаза, не в силах отвести взгляд. Оно на него не нападало, а лишь предупреждало, что следует отказаться от дальнейшего преследования, если он не хочет попрощаться с жизнью. Унмарилун навсегда запомнил этот холодный взгляд цвета янтаря, в точности такой же, как у этой женщины, которой удалось унять его боль.

– Глупости! – громко воскликнул он.

Красавица Тала даже отдаленно не напоминала то ужасное существо, но он был убежден, что его первое впечатление было правильным, и он должен быть начеку, потому что она наверняка колдунья. Хотя, если начистоту, он не отказался бы от ее помощи, чтобы занять место дожа после того, как ему удастся установить свою власть над всеми землями Энды.