У него в голове беспрестанно повторялся какой-то звук. Один удар следовал за другим, и он пытался понять, откуда исходит этот грохот, но никак не удавалось найти этому объяснение, и в конце концов он открыл глаза. Несколько мгновений он непонимающим взглядом смотрел на сводчатый каменный потолок, выкрашенный в синий цвет, а затем все вспомнил. Он увидел себя самого, задыхающегося в руке гиганта, который держал его за горло, подняв высоко над полом, как если бы он был тряпичной куклой, и ощупал шею. Она все еще сильно болела, и он сел на постели, с ужасом глядя на гигантскую фигуру в противоположном конце зала. Великан стоял у неимоверно огромного очага и лупил молотом по железному пруту, лежащему на соответствующих размеров наковальне. Наблюдая за ним, он вспомнил истории, которые жаркими ночами рассказывали старики Турбы, рассевшись вокруг пылающего в центре деревни костра. Они утверждали, что великаны были первыми обитателями земель Энды, что это они научили людей сооружать жилища и пахать землю, засеивая ее зерном, а также изготавливать мельничные жернова, чтобы получать муку и печь хлеб. Старики уверяли, что между двумя народами царили гармония и согласие, пока люди не возгордились и, хуже того, не стали алчными и завистливыми. Они жаждали власти, золота, которое, по их мнению, было у великанов. Также они взалкали овадеть их самым главным сокровищем – секретом железа горен. Согласно легендам, это железо было несокрушимым, и все инструменты великанов были изготовлены из этого удивительного материала. Но людям оно нужно было не для того, чтобы делать колеса повозок или орудия для обрабатывания земли. Они мечтали о копьях и мечах для разжигания войн и убийства себе подобных. И тогда великаны покинули людей, укрывшись высоко в горах. Они больше не хотели иметь дело с теми, кто обратил их наставления во зло.

Влекомый любопытством, Ихабар выбрался из постели и, стараясь ступать как можно тише, подошел к великану. Ему хотелось убедиться в том, что раскаленный докрасна прут изготовлен из другого железа по сравнению с тем, которое использовал старик Сентони, кузнец Турбы, к которому он заглядывал очень часто, поскольку работа в кузне манила его, как мед медведя. Он часто думал, что не будь он воином, непременно стал бы кузнецом.

– Ты уже проснулся? – спросил великан, даже не обернувшись в его сторону.

Ихабар замер и быстро огляделся в поисках выхода.

– Ты что, язык проглотил?

На этот раз Осен, нахмурившись, посмотрел на него, и юноша инстинктивно закрыл горло рукой.

– Говори!

– Я не умер, – было единственным, что пришло в голову Ихабару.

– Ты и твой ишак этого заслуживали, войдя в мой дом без позволения.

Он совершенно забыл о лошади!

– Где Кокска?

– Я его съел.

Этот ответ поразил Ихабара в самое сердце. Плотно сжав губы, он пытался взглядом разыскать останки животного в рассыпанной вокруг очага золе.

– Твой осел там, карлик, – проворчал великан, махнув рукой в угол. – Я не стал бы есть этот шелудивый мешок с костями, даже если бы умирал с голоду!

Животное и в самом деле спокойно лежало на куче соломы и даже не удосужилось поднять голову, услышав свое имя.

– Что ты делаешь? – немного успокоившись, поинтересовался юноша.

– Железное копье.

– Для чего?

– А для чего нужны копья?

– Ты собираешься использовать его против нас?

– А ты думаешь, что для того, чтобы устроить охоту на шайку муравьев, мне необходимо оружие?

– Зачем тогда ты его делаешь?

– Я что, не могу в своем доме делать то, что мне хочется?

Великан вернулся к своему занятию, а Ихабар подошел ближе и, чтобы лучше видеть, даже взобрался на огромный, как ларь, табурет. Он как зачарованный наблюдал за тем, как молот раз за разом падает на конец прута, постепенно придавая ему форму длинного и гладкого наконечника. Закончив работу, великан взял копье щипцами и опустил его острие в бочонок с водой.

– А правда то, что о вас говорят? – решился спросить Ихабар.

– И что о нас говорят?

– Что ваше железо невозможно разбить или сломать.

– Тебе это следовало бы знать. Твой меч – это гарта, который я лично выковал для Ансо сто зим назад.

Эти слова так поразили юношу, что он долго не знал, что сказать.

– Ты выковал меч моего деда? – наконец спросил он.

– Именно так.

– И он на самом деле вечный?

Великан не ответил. Он вытащил все еще торчащий из стены меч гарту, положил его на наковальню таким образом, что половина повисла в воздухе, и, размахнувшись, ударил по нему дубиной. Меч задрожал, издавая странный звук, как будто осыпáлись разбитые кристаллы, но не сломался.

– Заржавел, – произнес он, после чего схватил какой-то камень и принялся полировать лезвие меча.

Пока великан не закончил, они больше не произнесли ни слова. Один сосредоточился на своей работе, а второй сидел, устремив взгляд на языки пламени, отражавшиеся в сверкающем лезвии меча по мере того, как с него исчезала ржавчина. Похожие чувства Ихабар испытывал, когда был еще ребенком и отец брал его на охоту. Его беспокоил странный зуд в ладонях, который возникал всегда, когда его охватывало нетерпение. Наконец великан закончил чистить меч, вымыл его, вытер насухо и в заключение протер лоскутом ткани, пропитанным маслом. Юноше хотелось лично проделать последние операции с мечом своего деда, но он сжал кулаки и терпеливо ждал, не желая еще больше разозлить хозяина крепости.

– Держи, – наконец произнес великан, протягивая ему меч.

– Он великолепен! Великолепен!

– Это верно, – не скрывая гордости, подтвердил великан.

– И что означают эти знаки, вырезанные на рукояти?

– Это слова на древнем языке великанов: сила, мужество и память.

– Память о чем?

Сила и мужество ему были понятны, но память…

– Народ без памяти вымирает.

– Значит… этот меч непобедим? – спросил Ихабар, которого больше интересовало его оружие, чем философские размышления великана.

– Никто и ничто не бывает непобедимым. Уже рассвело, и тебя наверняка будут искать.

Он был прав. Лучи зимнего солнца и холодный воздух проникали в отверстия, заменявшие окна. Бигорра наверняка уже проснулись. Каждое утро Атта раздавал поручения, и Ихабар знал, что на этот раз ему не избежать хорошей взбучки. Разумеется, если он вернется не один, а предстанет перед соплеменниками в обществе великана, последнего из хозяев Хентилхара, все раскроют рты от изумления и вынуждены будут признать, что он проявил незаурядную смелость, войдя в запретную башню.

– Ты пойдешь со мной? – рискнул спросить он.

– Куда? – проворчал Осен.

– Разве ты не хочешь познакомиться с сыном своего друга Ансо? Говорят, что он как две капли воды похож на своего отца. Ему было бы приятно приветствовать тебя и поблагодарить за позволение провести какое-то время в твоей крепости…

Он уже много зим провел в полном одиночестве. Слишком много. С тех пор, как это случилось… Боль воспоминаний обрушилась с такой силой, что он не сдержал протяжный крик, эхом отразившийся от стен огромного зала. Несколько мгновений Ихабару казалось, что башня вот-вот обрушится. Вскочив с табурета, он упал на пол, закрыв голову руками, а Кокска поднялся с соломы и встревоженно заржал.

– Идем! – скомандовал великан.

В два прыжка он оказался у огромной двери и, распахнув ее настежь, вышел наружу, чего не делал с момента появления незваных гостей. Он всей грудью вдохнул холодный воздух, окинул взглядом укрытую снегом землю, простирающуюся вдаль, сколько видел глаз, и широкими шагами направился ко второй башне. Юноша и лошадь поспешили за ним.

Жалобный вопль великана разбудил Атту, который немедленно заметил отсутствие Ихабара. Он всегда, едва успев открыть глаза, искал его взглядом – с того самого дня, когда совсем еще крохотный сынишка сбежал из хижины, и он застал его на краю деревенского колодца. Поэтому для него всегда было важно убедиться, что с неугомонным парнишкой все в порядке. Сегодня он вскочил и бросился к загороди с лошадьми искать Кокска. Увидев, что животного в башне тоже нет, он досадливо прищелкнул языком. Куда, черт возьми, он мог податься на этот раз? Что, если он уехал сражаться с фрей? Неужели он мог решиться на это в одиночку?

– А вы? Вы-то что делали? – набросился он на часовых у дверей. – Ваша обязанность – никого не выпускать из башни без моего разрешения! А мы еще полагались на вашу бдительность!

Провинившимся воинам нечего было сказать в свое оправдание. Они стояли, понурив голову, пока вождь отчитывал их перед всем племенем.

– Клянусь Мраком Ингумы, пусть только появится, я переломаю ему все кости! Проклятье! Я заберу у него мула и пошлю его собирать помёт! Это ты во всем виновата, женщина! – принялся он бранить проснувшуюся от крика Эрхе. – Твой сын такой же упрямый, как и ты!

– Наверное, он чему-то научился и у тебя! – в тон ему отвечала Эрхе. – Или тебе неизвестно, что за несговорчивость люди прозвали тебя Упертым Аттой? И к твоему сведению, я умоляла Амари, чтобы ребенок, которого я ношу в своем чреве, оказался девочкой! Потому что у меня больше сил нет готовить еду для тебя и твоих сыновей!

Это всех насмешило, и испуганные резким пробуждением люди немного расслабились. Если они в чем-то и были уверены, так это в нерушимости союза их вождя и его спутницы. Поэтому всякий раз, когда они начинали ссориться, все понимали, что это игра на публику. В эту же секунду дверь башни отворилась, и вошел Ихабар. За ним вошла лошадь.

– А вот и ты! – угрожающе произнес Атта, ткнув в его сторону указательным пальцем.

В башне повисло напряженное молчание. Все взгляды обратились в сторону юноши, который остановился как вкопанный, не решаясь сделать больше ни шагу.

– Где ты был? Или ты не знаешь, что я запретил выходить из башни без моего позволения?

Не давая Ихабару возможности ответить, отец продолжал бранить его за непослушание, напоминая о сложном положении клана бигорра, о необходимости постоянно держаться вместе, о недопустимости своеволия и своенравия, о том, что их сила в единстве, а не в поступках, совершаемых на свой страх и риск. К упрекам присоединились и часовые, чье прегрешение заключалось в том, что они заснули на посту. Эрхе возмущенно смотрела на него, впрочем, как и все остальные матери, считавшие его поведение плохим примером для своих детей.

– Отныне и навсегда…

Атта онемел, увидев на пороге огромную фигуру великана, заслонившего дневной свет. Бигорра в испуге попятились при виде существа, которое многие считали плодом воображения стариков, либо не существовавшим никогда, либо исчезнувшим много зим назад.

– Познакомьтесь с Осеном, сыном Эская, из клана горен, – с улыбкой произнес юноша, довольный впечатлением, которое произвело на его соплеменников появление великана. – Осен, это Атта, сын Ансо, наш вождь и мой отец.

В этот день все привычные дела племени были отложены в сторону. Сидя вокруг огромного костра, бигорра в молчании слушали беседу между членами Совета и хозяином Хентилхара. Даже самые маленькие притихли и в изумлении смотрели на этого гиганта, последнего великана Хентилхара, чей клан ушел отсюда сто зим назад в поисках места, недоступного для людей, животных и… чудовищ. По словам Осена, он не захотел покидать дом своих предков.

– А почему ты разрешил остаться в твоей крепости нам? – спросил Атта. – Тебе было одиноко?

– Нет. Мы, великаны, обязаны следовать древнему закону гостеприимства. Судя по всему, существовала и другая причина, но я узнал о ней только этой ночью, когда в Северной Башне появился твой сын с гартой, который я выковал для твоего отца.

Вождь бигорра бросил на сына очередной возмущенный взгляд, вспомнив о его непослушании, но юноша ответил широкой улыбкой от уха до уха и, к удивлению отца, поднял свой сверкающий меч.

– Тебе известно, почему мы появились в твоих владениях? – спросил Атта.

– Ветер донес до меня слухи о том, что варвары снова вторглись на Землю Энды.

– Ты позволил бы остаться в Хентилхаре нашим женщинам, детям и старикам, пока все способные держать оружие мужчины будут оказывать сопротивление врагу?

– У вас почти нет оружия, а то, которое есть, ломается от малейшего удара. – Великан кивнул на кучу мечей и копий неподалеку от костра. – Даже дураку ясно, что если вы хотите победить варваров, то вам необходимо как следует вооружиться. Но прежде следует договориться со всеми остальными племенами, а это, насколько я понимаю, задача не из простых, с учетом того, как плохо ладят между собой люди.

– Зато отваги нам не занимать! – воскликнул Атта, уязвленный справедливым замечанием их гостеприимного хозяина.

– Отвага – это хорошо, но ее недостаточно, когда враг значительно превосходит в числе и вооружении. Но я мог бы вам помочь…

Бигорра затаили дыхание. Кто осмелился бы на них напасть, располагай они поддержкой такого могущественного существа? Прочитав их мысли, Осен расхохотался, и дети спрятались на груди матерей, перепуганные этим рокотом.

– Нет, я не смогу сражаться на вашей стороне, – объяснил он им. – Нам, великанам, не позволено вмешиваться в дела людей, но я могу научить вас делать новое оружие из нашего железа горен. За этот металл клан кузнецов алио отдал бы все на свете. Также я открою наши амбары, чтобы вы могли не беспокоиться о еде. Зерна там хватит, даже будь вас в тысячу раз больше, чем сейчас.

Атта не верил своим ушам. Все это время он ломал голову над тем, как прокормить свой народ, а также где добыть оружие, которое им, вне всякого сомнения, понадобится, когда придет время выступить против фрей. И обе эти проблемы решались без всяких усилий с его стороны!

– Не знаю, как мне тебя отблагодарить…

– Не надо меня благодарить, это договор. Я вам помогаю, а в обмен вы даете мне то, что я попрошу.

– И что же мы сможем тебе дать, если у нас ничего нет?

– Ты можешь дать мне его. Мне нужен он.

Осен ткнул пальцем в сторону Ихабара. Юноша в это время ел суп из миски, которую подала ему мать. После бессонной ночи глаза у него слипались, и ему стоило больших усилий не заснуть прямо с едой в руках. Он не обратил внимания на последние слова великана, но, почувствовав, что все смотрят на него, удивленно поднял глаза.

– Что случилось? – спросил он.