Ожидать пришлось действительно недолго. Не прошло и пяти минут, как над их террасой появился воздушный экипаж. Он был в точности похож на «лодку», стоявшую у подножия лестницы, отличаясь от нее только короткими крыльями. Но когда, почти по вертикальной линии, он плавно опустился, крылья исчезли в пазах корпуса, и тогда тождество с их «лодкой» стало несомненным. Очевидно, олити предназначались не только для воздушных, но и для морских прогулок.

Широков и Синяев внимательно следили за посадкой. Олити Синьга не повисла в воздухе, как это было на острове, а легла на террасу.

— Очевидно, это старая конструкция, — сказал Синяев. — Это доказывает и наличие крыльев.

«Стеклянный» футляр поднялся на тонких металлических стержнях, Синьг поспешно вышел и прошел внутрь дома, не давая людям времени выйти навстречу.

— Вам надо как можно реже подвергать себя действию прямых лучей Рельоса, — сказал он, здороваясь с ними за руку, по-земному.

— Не можем же мы все три года сидеть в доме, — возразил Синяев.

— Этого и не надо. Но пока ваш организм не привыкнет, нужно быть очень осторожными.

— Мы хотим осмотреть Атилли.

— Это можно сделать из олити. Вы помните футляр над кораблем? Под его защитой вы можете находиться сколько угодно, ничего не опасаясь.

— А разве на олити такие же? — спросил Широков.

— Нет. Нам они не нужны.

— Ну, так как же?

— Здесь была допущена небольшая ошибка, — сказал Синьг. — Они подумали о футляре на корабле, но упустили из виду олити. Но все уже сделано. Ваша олити будет доставлена с минуты на минуту.

— Наша олити?

— Да, для вас. Футляр для нее уже готов.

— Скажите, Синьг, — сказал Синяев, — отношение к нам является исключением или это обычная норма поведения?

— Я вас не совсем понимаю.

— Если бы такой специальный футляр был нужен не нам, а кому-нибудь из каллистян, его так же бы изготовили?

— Разумеется. Теперь я вас понял. Не тревожьтесь! Мы относимся к вам так же, как и друг к другу. Я могу это доказать. Вот стоит моя олити. Такие аппараты уже вышли из употребления. Но я не умею управлять новыми, так же как все, кто летал на Землю. Мы отстали от жизни. И по нашей просьбе изготовили двенадцать олити старого типа.

— Но ведь мы прибыли на Каллисто только вчера.

— Что ж из этого? Изготовить такой аппарат недолго.

— Мне очень хочется познакомиться с вашими заводами, — сказал Синяев.

— Никто вам не мешает это сделать.

— Не будем спешить, — сказал Широков. — Всему свое время. На сегодня хватит познакомиться с городом и навестить Диегоня. Он здесь?

— Да, мы все поселились в Атилли.

— Скоро доставят нашу олити? — нетерпеливо спросил Синяев.

— Это можно узнать. Но я не советую вам выходить сейчас из дома. Самый полдень.

— Синьг прав, — сказал Широков, заметив недовольство на лице друга. — К чему рисковать зря? Какой-нибудь час пройдет быстро. У меня, например, много вопросов, которые можно задать и в доме. К тому же я голоден.

— Вы еще не завтракали?

— Попросту забыли об этом. Приготовьтесь, Синьг! Я задам вам столько вопросов, что вам будет много работы.

Каллистянин улыбнулся.

— Боюсь, — ответил он, — что буду плохим консультантом. За одиннадцать лет жизнь на Каллисто заметно изменилась. Многое мне самому непонятно. Советую позвать кого-нибудь из ваших новых знакомых.

— Кого же? — спросил Синяев. — Беспокоить Женьсиньга неудобно.

— Почему же? Если он свободен, то с радостью прилетит к вам. Но скорей всего он занят. Позовите Гесьяня: этот человек все знает. Или Вьега Диегоня.

— Гесьяня, — решил Синяев, — и Бьесьи.

— Это хорошо, — сказал Синьг. — Бьесьи опытный инженер.

— Я сейчас свяжусь с ними. — Широкову хотелось испытать экранную связь самому. — Чье же имя назвать?

— Безразлично.

— Кстати, я не знаю, как зовут Гесьяня.

— Его зовут Сьень.

— У нас на Земле есть имя Сеня, — сказал Синяев.

— Называйте его так, он будет очень доволен.

— Вы уверены?

— Совершенно уверен.

— Спроси все же у него самого, — посоветовал Широков.

Он подошел к экрану, нажал кнопку и громко произнес:

— Сьень Гесьянь.

Он ожидал, что экран, как и в первый раз, исчезнет из глаз, но он остался «на месте».

— Пока не нажата кнопка у вызываемого, — пояснил Синьг, — экраны не сработают.

— А если как раз в этот момент кто-нибудь захочет вызвать нас? — поинтересовался Синяев.

— Его экран на мгновение потемнеет, что означает: занято.

— Сложная техника.

— О, нет! Она очень проста.

Примерно через минуту или полторы экран «исчез». Перед ними появилась комната в доме, где жил Гесьянь. У экрана стояла Бьесьи.

Широков и Синяев с интересом ожидали появления еще одного каллистянского дома, его обстановки, но, увидя Бьесьи, моментально забыли обо всем. Оба смешались и покраснели, не зная, как выйти из этого, невозможного по их понятиям, положения.

На Бьесьи был светло-серый, абсолютно прозрачный костюм. Казалось, что тело каллистянки окружает тончайшая газовая пленка. Человеку трудно отрешиться от укоренившихся понятий. Убеждения людей, вложенные годами предыдущей жизни, сразу не могут смениться другими, пусть даже более совершенными. Разумеется, Бьесьи и в голову не приходило, что в ее костюме может быть что-нибудь «неладное». Она радостно приветствовала людей Земли.

— Как я рада вас видеть! Гесьянь сейчас придет, он в бассейне.

Широков и Синяев старались смотреть ей в лицо. Их смущения Бьесьи не заметила, она плохо знала людей и не умела разбираться в выражении их лиц.

Но Синьг заметил.

— Наши гости, — сказал он, — просят вас приехать к ним.

— С огромным удовольствием.

— Вы знаете, где они поселились?

— Конечно.

— Ну, так мы вас ждем, — и с этими словами Синьг выключил экран, вероятно к полному недоумению Бьесьи.

— В чем дело? — спросил он, повернувшись к Широкову. — Кровь бросилась вам в лицо. Отчего?

На такой прямой вопрос можно было ответить только так же прямо. Но не сочтет ли Синьг гостей Каллисто дикарями?

«Но ведь он знает жизнь на Земле, — подумал Широков. — К тому же он врач».

Синяев, как всегда, оказался решительнее своего друга. Он просто и откровенно объяснил Синьгу причину их смущения.

— Хорошо! — сказал каллистянин. — Это понятно, и мы должны были сами догадаться. Больше этого не повторится.

— Что вы хотите делать? — встревожившись, спросил Широков.

Очевидно, Синьг понял его мысль.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Каллистяне поймут как надо. Вы нас еще плохо знаете. Прошу вас выйти из комнаты на две минуты.

Широков и Синяев переглянулись. Одна и та же мысль возникла у обоих: не слишком ли многого они требуют от каллистян? Но ничего другого, как только исполнить просьбу Синьга, у них не оставалось.

— Получилось не совсем хорошо, — сказал Синяев, когда они оба прошли в соседнюю комнату. — Но я доволен, что так вышло. Если бы она явилась к нам в таком виде, было бы неприятно находиться в ее обществе.

Широков промолчал.

С кем говорил Синьг и что именно он сказал, осталось неизвестным, но такого костюма, какой был на Бьесьи, они больше никогда и ни на ком не видели.

Молодые супруги прилетели очень скоро. Широков и Синяев были рады увидеть Гесьяня, которого искренне полюбили за это время. Они сумели скрыть невольное смущение при виде Бьесьи, одетой на этот раз не в прозрачный, хотя и очень легкий, костюм. Что касается молодой каллистянки, то она, казалось, и не поняла, в чем заключался ее «промах».

Олити Гесьяня, так же как раньше Синьга, опустилась на террасу, а не осталась висеть в воздухе, хотя сразу было видно, что она совсем другой конструкции. Синяев сейчас же спросил о причине.

— О, это просто из экономии, — ответила Бьесьи. — Я выключила поле. Мы собираемся провести с вами долгое время, если вы не возражаете. Как ни мало тратится энергии, но все же тратится. И потом может быть ветер… я не помню точно.

Эти слова напомнили обоим людям, что на Каллисто погода действует по расписанию. Бьесьи не помнила, назначен на сегодня ветер или его не будет.

— А чем помешает вам ветер? — спросил Синяев.

— Если оставить олити висеть в воздухе без присмотра, ветер может угнать ее, — смеясь ответила Бьесьи. — Такой случай со мной был однажды.

— Был, как же! — подхватил Гесьянь. — И мне пришлось долго искать нашу олити. Мы с Бьесьи были в лесу. Выходим на опушку — нет! Исчезла. Что такое! Спрашиваю: «Не забыли выключить поле?». — «Кажется, нет». Как вам это нравится? Олити нашлась на расстоянии трех километров. Спасибо, пролетал кто-то. Снизился и спрашивает: «Это не ваша олити летает без управления вон там?». Дело в том, что с включенным полем олити весит ровно столько, чтобы не подниматься под давлением воздуха. Практически она ничего не весит. Ветер погнал ее, как пушинку.

Синьг смеялся. Широков и Синяев слушали серьезно. Этот шутливый рассказ многое говорил им о повседневной, будничной жизни каллистян. Как не похожа была эта жизнь на земную!

— Позавтракайте с нами, — предложил Широков.

— С удовольствием, — одновременно ответил Гесьянь и Бьесьи.

— Нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы нам доставили наши вещи? — попросил Синяев. — Я хочу переодеться.

— Это очень легко, — сказал Синьг.

Он подошел к экрану. Вскоре появилась комната, не имевшая ничего общего с теми, которые они видели до сих пор. На ее стенах было много экранов, гораздо меньших размеров, чем их экран. Посредине стоял стол с наклонной верхней доской, а перед ним кресло. Больше ничего в комнате не было. В кресле сидел молодой каллистянин.

— Я еще не давал сигнала вызова, — сказал Синьг. — Он нас не видит.

— Кто он такой?

— Дежурный по сектору. Вы видите перед собой оперативный пост. Отсюда осуществляется координация всех работ, ведущихся в данном секторе. Таких секторов в Атилли восемь. Есть еще центральный городской пост, объединяющий работу секторных. Там несколько дежурных. Центральные посты городов согласовывают свою деятельность с постами урьить. Это приблизительно то же, что ваши «области». А посты урьить, в свою очередь, постоянно связаны с постом «Каллисто», который является центральным для всей планете. Так у нас достигается необходимый порядок в работе.

— Эта система устарела, — вмешался Гесьянь. — Необходима ее замена на какую-то другую. Пост «Каллисто» когда-то находился в прямом подчинении совету планеты, и такая система имела смысл. Теперь совета фактически не существует. Но, как видите, старая система существует. Консервативность мышления, — прибавил он, пожав плечами.

Широков улыбнулся. Все на свете относительно, и Гесьянь, конечно, прав. Но странно было слышать слово «консерватизм» в применении к каллистянам. Все, что Широков и Синяев знали о них, не позволяло допустить наличие косности и приверженности к старому, отжившему.

— Кто же мешает ввести новую систему? — спросил Синяев.

— Привычка, — ответил Гесьянь. — Многие считают, что и старая система вполне отвечает своему назначению.

— Вы сказали, что совета планеты больше не существует. Кто же должен сказать решающее слово?

— Кто угодно, хотя бы я. Но ведь не скажешь, если знаешь, что не все согласны.

— А как это узнать?

— Каждый десятый день проводится обсуждение. Каждый может предложить свое, новое. Если возражений нет, предложение проводится в жизнь.

— Кем?

— То есть как это «кем»? Теми, которых это касается.

— Неясно, — сказал Синяев. — Предположим, я внесу предложение выстроить башню. Мне кажется, что она украсит город. Предположим, никто возражать не будет. А что дальше? Кто составит технический проект, кто даст материал и рабочую силу? К кому обращаться?

Трое каллистян переглянулись. Казалось, они не знали, что ответить на неожиданный для них вопрос Синяева. Широков с интересом ждал ответа.

— Теперь я могу повторить за вами, — сказал Гесьянь, — неясно! Предложение внесено, возражений нет. Значит, оно понравилось. Теперь не вы один хотите построить эту башню. Одинаково с вами думают многие. На Каллисто много архитекторов, машин, строительных материалов. В чем же дело? Башня будет строиться.

— Кем? — настойчиво спросил Синяев.

Широков видел, что Гесьянь просто не понимает его друга.

— Георгий спрашивает, — сказал он, — кто внесет работу в текущий план. Кто объявит о начале работ? Определит место постройки и, наконец, кто именно будет составлять проект? Ведь может случиться, что работать над проектом башни начнут сразу несколько человек.

— Это постоянно случается. Редко бывает один проект.

— Кто решит, который лучше всех?

— Сами архитекторы. Они покажут друг другу свои работы и выберут.

— И не будет споров?

— Почему? Всегда бывают. Но то, что лучше, говорит само за себя. Если я сделал лучше, чем вы, то не можете же вы этого не признать.

Синяев посмотрел на Широкова.

— Бесполезный разговор, — сказал он по-русски.

— Когда проект готов, — продолжал Гесьянь, — его внесут в план работ сектора, если работа мелкая, урьить, если она крупнее, или поста «Каллисто», если она имеет общепланетный характер. Остальное идет обычным путем.

— Кто может работать дежурным на посту? — спросил Широков, меняя тему. — Это, вероятно, очень сложный труд?

— Не такой уж сложный. К нему надо просто привыкнуть. Дежурным может быть каждый, у кого имеется склонность к такого рода работе. Например, я не согласился бы работать дежурным, это не в моем характере. Но многие любят и даже увлекаются. Случается, что дежурный отказывается уступить свое место другому, когда кончается его срок. Желающий занять его место, а таких всегда больше, чем нужно, вынужден иногда обратиться к дежурному центрального поста за помощью. — Гесьянь засмеялся. — Впрочем, такие случаи не только у дежурных, а всюду.

— Какой срок работы?

— Обычный. Четыре часа. Этого мало, чтобы удовлетворить человека, когда он хочет работать. Но здесь уже ничего не поделаешь. В вопросах продолжительности рабочего дня решающее слово принадлежит медицине. А мы, медики, считаем, что четыре часа вполне достаточно. Потребность труда удовлетворена, а организм не испытывает вредной усталости. Очень часто вносятся предложения об увеличении рабочего дня, но мы не сдаемся.

Пока шел этот разговор, дежурный по сектору несколько раз связывался с различными пунктами города. Они видели, как он поднимал голову, очевидно привлеченный звуком сигнала, и нажимал одну из кнопок на наклонном столе. Тотчас же «исчезал» один из экранов и появлялась внутренность дома, каюта корабля или какое-нибудь непонятное помещение, возможно заводской цех. Какие-то каллистяне что-то говорили дежурному, а он вызывал других и говорил с ними. Один раз на одном из экранов они увидели второй такой же пост и другого дежурного.

Широков и Синяев не спускали глаз с этой картины. Рабочая жизнь Каллисто проходила перед их глазами на экранах, которые они видели на своем экране. Так иногда на экране кино виден другой кинозал с демонстрирующейся в нем другой кинокартиной.

— Почему мы видим дежурный пост, а оттуда нас не видно? — спросил Синяев.

— Экран включен односторонне. Когда мы дадим сигнал, дежурный присоединит нас к одному из своих экранов. Это делается для того, чтобы не мешать его работе. Если желающий говорить видит, что дежурный занят, то подождет, пока он освободится.

— И мы можем таким способом заглянуть внутрь любого дома?

— Конечно нет. Такая связь существует только с постами, да еще с дежурными медицинскими пунктами.

Синьг вторично нажал левую кнопку. Они увидели, как дежурный протянул руку к пульту.

В следующую секунду комната поста мгновенно «повернулась» на экране. Они увидели ее уже с другой стороны и поняли, что их присоединили к экрану, расположенному на противоположной стене.

Спокойное выражение лица молодого каллистянина сменилось изумлением и радостью. Он вскочил с кресла и подбежал, казалось, прямо к ним.

— Люди Земли! — воскликнул он. — Наши гости!

— Здравствуйте! — сказал Широков.

— Я знал, что вы поселились в моем секторе, но не надеялся, что вы соединитесь со мной. Я так рад вас видеть!

— У наших гостей есть к вам дело, — сказал Синьг.

— Готов выполнить все!

Дежурный, не отрываясь смотрел на Широкова и Синяева. На его молодом лице был такой восторг, что они невольно засмеялись.

— Вы нас еще не видели? — спросил Синяев.

— Видел два раза. У себя дома, когда вы выступали на острове Неба, а затем здесь, в Атилли. Но этого так мало!

— Наши гости просят доставить их вещи, которые остались на корабле, — сказал Синьг.

— Все?

— Нет, их слишком много. Пока только два… — Синяев запнулся, не зная, как сказать слово «чемодан», оно не переводилось на каллистянский язык. — Два коричневых ящика с ручками и металлическими застежками.

Синьг, понимая, о чем идет речь, пояснил более подробно.

— Сейчас будет сделано, — сказал дежурный.

Он вернулся к пульту и произвел нужное включение. «Исчез» один из экранов, и появилось знакомое им помещение рулевой рубки их корабля. Они увидели командира судна, который сразу заметил их и приветствовал жестами рук. Дежурный ясно и толково передал просьбу гостей. Широков и Синяев слышали каждое слово.

— Люди Земли поселились в четвертом секторе, 4472.

— Как жаль, что я не могу сам выполнить их просьбу, — сказал моряк. — Но я сейчас пришлю вещи.

Дежурный выключил экран корабля и снова подошел к ним.

— К сожалению, — сказал он, — я вынужден прекратить наш разговор. Уже несколько раз меня вызывали. Правда, те, кто соединялся со мной, видели, с кем я говорю, но все же…

— Увидимся в другой раз, — сказал Широков. Синьг выключил экран.

— Ваши вещи сейчас будут доставлены, — сказал он.

— Право, я сожалею о своей просьбе, — сказал Синяев. — Не лучше ли было нам самим слетать на корабль?

— Не думайте об этом. Каждый каллистянин с радостью исполнит любое ваше желание. Вы гости не отдельного лица, а всей планеты.

— Кому же будет поручена доставка? — спросил Широков.

— Любому, кто в этот момент ничем не занят.

— А если такого не найдется?

— Людей всегда много.

Не прошло и пятнадцати минут, как на террасе опустилась олити. Из нее вышел каллистянин и вынул два чемодана.

— Надо поблагодарить его, — сказал Синяев.

Они вышли на террасу. Каллистянин приветствовал их радостно, но не так восторженно, как дежурный по сектору.

— Мы вам очень благодарны за вашу услугу, — сказал Широков. — Можно узнать ваше имя?

— Меня зовут Жьесь Дньинь. Я рад случаю увидеть вас вблизи.

— Мы вам не помешали тем, что попросили доставить вещи?

— Вы меня об этом не просили. Но я с удовольствием исполнил ваше желание. Не нужно ли вам еще что-нибудь?

— Нет, спасибо, ничего не нужно.

— В таком случае я полечу дальше. Желаю вам хорошо поработать на Каллисто.

— Знаете, кто это такой? — спросил Гесьянь, когда олити скрылась. Это крупнейший геолог. Он очень известный ученый.

— Так почему же именно ему поручили тащить наши вещи? — с возмущением спросил Широков. — Или не знали, кто он такой?

— А какая разница? — удивилась Бьесьи. — Если он мог это сделать.

Широков и Синяев ничего не сказали. Обращение к знаменитому ученому с просьбой сыграть роль носильщика казалось им очень странным. Но каллистяне явно не видели тут ничего особенного. Человек мог сделать данную работу, этого было, по их понятиям, вполне достаточно, чтобы обратиться к нему.

— Почему он не остался и не поговорил с нами?

— Потому, что вы не выразили такого желания, — ответил Синьг. — Ваши вопросы странны для нас. Я вас понимаю, потому что привык к вам за годы, которые мы провели вместе. Другие не поймут. На Каллисто иные понятия, чем на Земле.

— Мы это видим, — вздохнул Синяев.

Чемоданы перенесли в комнату, в которой Широков и Синяев провели ночь. Она оказалась тщательно убранной, но постели остались нетронутыми. Широков рассказал о виденном ими механическом уборщике и спросил, каждая ли комната имеет такого андроида.

— Каждая, — ответил Гесьянь. — Кроме домашних, существуют машины, приводящие в порядок улицы и сады. «Аньдьрьоидь», как вы ее называете, привел в порядок комнату, но не тронул постелей потому, что не умеет этого делать. Здесь, очевидно, не спали. Сегодня в этом доме будут переделки. Укажите, где вы хотите спать в дальнейшем, и там поставят машину, которая будет убирать и постели.

— Кстати, почему мы спали именно здесь?

— Потому, что в этой комнате холоднее, чем в других. В доме сделано специально для вас искусственное охлаждение, но оказалось, что оно недостаточно. Его усилят.

— Сколько хлопот! — сказал Синяев.

— Конечно, вы на особом положении, — сказала Бьесьи, — но и любой каллистянин может попросить сделать изменения в своем доме. Это обычное явление.

— А как узнают, что где-то требуются услуги?

Широков и Синяев непрерывно задавали вопросы. Их возникало все больше и больше, на каждом шагу. При внешнем сходстве жизнь на Каллисто и на Земле резко отличалась одна от другой по внутреннему содержанию. И причиной этого являлась не только более развитая техника. Основное различие заключалось в психологии каллистян, их отношении к труду и друг к другу. При полном отсутствии какого бы то ни было государственного аппарата это различие имело решающее значение, определяло собой весь уклад жизни. Насилия, пусть даже самого малого, никогда и нигде не применялось. Все делалось добровольно, основывалось на личном желании каждого каллистянина принять участие в общей работе. Общественный строй на Каллисто представлял собой коллектив, объединяющий все население планеты, и каждый член этого многомиллионного коллектива отдавал все свои силы и знания на достижение общей цели, ставя ее выше личного. Эта цель заключалась в том, чтобы сделать жизнь еще лучше и полнее, чем она была в данный момент, двигать вперед искусство и науку, открывая и заставляя служить себе все новые и новые силы природы. Прекрасный и бесконечный путь!

Людям Земли хотелось узнать как можно больше и как можно скорее решительно все. Синьг, Гесьянь и Бьесьи отвечали с видимым желанием. Это поощряло Широкова и Синяева, и они не стеснялись.

Петр Аркадьевич вспомнил, как сами каллистяне на Земле осаждали его бесконечными вопросами и как трудно ему приходилось тогда из-за плохого знания языка. Что ж! Это в порядке вещей. Во всяком случае, каллистянам легче, чем было ему.

— Для этого, — ответила Бьесьи, — существуют дежурные на постах. Вот видите этот небольшой аппарат? — Она подошла к стене, на которой они увидели ящичек, похожий на динамик радиотрансляции, но сделанный из «хрусталя», как и пульт «телефона». — Он принимает сообщения дежурного поста о потребности в рабочей силе. Когда вы хотите работать («хотите», а не «должны», отметил про себя Широков), то включаете его и выбираете то, что вам подходит, после чего сообщаете дежурному, и работа исключается из дальнейших сообщений как выполненная.

Она повернула крохотную ручку, и ящичек заговорил громко и отчетливо:

— На центральном складе «В» четвертого сектора нужны два человека для переделки учетной машины типа «Гьирь». Корабль «Вьерьи» нуждается в пяти членах экипажа, плывет в Кусуди. В домах 289 и 2387 второго сектора надо переключить приемные экраны на имена новых жильцов…

Голос смолк, так как Бьесьи выключила аппарат.

— Это мелкие сообщения, — сказала она. — Они передаются непрерывно, по мере поступления заявок. Вечером сообщается о крупных работах, намеченных на завтрашний день.

— Те работы, которых мы только что слышали, вероятно, уже заняты? — спросил Синяев.

— Безусловно. Сообщений никогда не приходится повторять. Но тот, кто хочет взять на себя объявленную работу, должен очень торопиться.

— Почему?

— Перехватят другие.

— Разве работ мало?

— В сравнении с числом населения Атилли очень мало. Ведь это мелкие, не плановые работы. Они выполняются между прочим, вне обычного рабочего времени.

Гесьянь рассмеялся.

— Здесь проявляется нежелание каллистян подчиниться требованиям медицины, — сказал он. — Они уверяют, что эти мелкие работы служат развлечением. Приходится делать уступку.

— Но более крупных, плановых работ хватает для всех?

Гесьянь поморщился.

— В общем хватает. Но иногда приходится выдумывать работу.

— Отчего возникло такое положение?

— Автоматизация. Основная масса работ ведется без участия людей.

— Что же будет дальше?

— Я думаю, что положение не изменится. Уже сейчас половина населения Каллисто — это работники науки и искусства. В дальнейшем, при еще большем развитии техники и увеличении автоматики, число занятых чисто умственным трудом увеличится — и только.

— Выходит, что у вас еще есть разница между умственным и физическим трудом, — сказал Широков. — В чем же заключается физический труд?

— В управлении машинами и автоматами. Они могут работать самостоятельно, но не во всех случаях. Требуется известный уход и настройка. Ну еще мелкие работы, о которых мы только что говорили.

— Ну, это совсем не то, — улыбнулся Широков. — Я имел в виду другой физический труд.

— Вы говорили, — сказал Синяев, — что половина населения — это работники науки и искусства. Чем же занята вторая половина?

— Мне кажется, — удивленно ответил Гесьянь, — что я уже ответил на этот вопрос. Кроме ученых и людей искусства, обществу нужны врачи, инженеры и много других специальностей. У нас очень много различных заводов, на них работают люди. Изобилие не создается само собой, оно — результат большого труда. Автоматизация делает этот труд незаметным, но он существует. Кстати, вы удивлялись, что доставкой ваших вещей занялся ученый. В большинстве случаев мелкие работы выполняются именно работниками науки и искусства.

— Но почему?

— Во-первых, потому что людям необходим физический труд, одного спорта недостаточно. А во-вторых, работникам умственного труда больше, чем кому бы то ни было, необходимо время от времени отвлекаться от своих занятий, быть в гуще жизни. Многие занимаются повседневным трудом в часы творческих сомнений и неудач.

— У меня создается впечатление, что каждый каллистянин получает универсальное образование, — заметил Синяев.

— Отчасти это верно, но существует специализация. Я, например, как вам известно, врач, но знаю устройство всех машин настолько, что могу работать везде.

— Сколько лет учатся дети?

— Для получения общего образования — два с половиной года. Изучение выбранной специальности длится неопределенное время, но обычно от двух до трех лет.

— А с какого возраста начинается обучение?

— С трех лет.

В переводе на земное время это означало, что каллистяне заканчивали высшее образование к семнадцати годам. Молодость Гесьяня и Дьеньи, бывших уже учеными, стала понятна.

— Нам не терпится своими глазами увидеть все, о чем вы рассказываете, — сказал Синяев.

— Времени у вас хватит, — ответил Синьг. — Сегодня только второй день вашего пребывания на Каллисто. Впереди полтора года — три, по-вашему.

— Однако мы снова забыли о завтраке, — сказал Широков. — Так можно умереть с голоду на вашей планете.