Дневное светило опустилось за горизонт, и сразу, без сумерек, плотная мгла окутала землю.

Сверху низко нависала тяжелая пелена туч, закрывая звезды и делая ночь еще более непроглядной.

Порывистый ветер шумел в кронах исполинских деревьев густого леса, окружавшего небольшую поляну.

Воздух был влажным, с сильным запахом леса, цветов и гниющих растений. В глубине леса что-то тяжелое двигалось и с треском ломало деревья. Иногда раздавался низкий и густой рев, а за ним пронзительный вой. Немедленно отвечали другие такие же голоса, и поляна казалась окруженной со всех сторон огромными пастями, издававшими отвратительный воющий звук.

А когда смолкал вой, слышался ритмичный шелестящий шорох крыльев. На фоне мрачных туч мелькали черные контуры крылатых существ. Их было три. Стремительными зигзагами они носились над поляной, то опускаясь, то взмывая вверх.

Одно из них вдруг стремительно ринулось к земле, словно намереваясь со всего разгона врезаться в нее. Зеленым огнем горели два глаза. Размах перепончатых крыльев достигал четырех метров.

С земли поднялся человек. Навстречу зеленым глазам беззвучно прорезала темноту тонкая огненная нить.

С глухим шумом огромная птица упала на землю. Две другие метнулись в сторону и исчезли.

Человек снова опустился на траву. Раздался мягкий голос, произнесший на каллистянском языке:

— Четвертая!

Ему ответил другой мягкий и приятный голос:

— Если бы только они! А вдруг явятся те?.

— Они сюда не придут. Эта поляна находится в стороне от тех троп, по которым они ходят по ночам к реке.

— Если почуют нас, могут прийти.

— Будем надеяться, что этого не случится.

Разговор прекратился. Три человека сидели молча на земле, напряженно прислушиваясь к звукам леса. Еще двое лежали между ними.

Снова послышался приближающийся шорох. Над поляной замелькали две пары огромных крыльев.

— Вот упрямые! Они не успокоятся, пока мы не убьем последнюю.

— А потом явятся другие.

— Внимание! Атакуют обе.

Двое людей встали. Две крылатые тени с горящими точками зеленых глаз устремились на них. Две молнии поразили их на лету.

— Пока всё!

#doc2fb_image_02000020.jpg

— Будем ждать следующих.

#doc2fb_image_02000021.jpg

Треск упавшего дерева раздался совсем близко, чуть ли не рядом на опушке леса, находящейся в ста метрах. Люди услышали тяжелый топот громадных ног.

— Это уже не на тропе, — шепотом сказал один.

— Слушайте внимательнее! — также шепотом ответил другой. — В такой темноте он может подойти совсем близко.

Оглушительный рев наполнил всю поляну. Последовавший за ним вой был так пронзителен, что люди схватились руками за головы, закрывая уши, защищаясь от невыносимого, сверлящего мозг звука.

Земля вздрагивала под ногами громадного зверя, трещали ветви, звонко щелкали лопающиеся лианы.

— Кажется, не почуял.

Тяжелые шаги удалялись в сторону от поляны.

— Веселая ночь, — сказал человек, убивший первую птицу.

Он наклонился над теми, кто лежал на земле.

— Они без сознания, — сказал он. — Этот вой разбудил бы спящего. — В его голосе прозвучала тревога.

Двое других наклонились, всматриваясь в лица лежащих.

— Зажгите свет!

— Очень опасно.

— Надо! Зажгите!

В руках одного из каллистян белым светом вспыхнул маленький шарик. Все трое ближе подвинулись друг к другу, стараясь по возможности закрыть собой свет.

— Вы правы, — сказал человек, приказавший зажечь фонарь, — они потеряли сознание. Это очень плохо.

Он вынул из сумки склянку и по очереди поднес ко рту лежавших на земле без признаков жизни.

Черные лица с закрытыми глазами остались неподвижными.

— Но они живы?

— Пока еще живы, — ответил тот, кто, по-видимому, был врачом, подчеркивая слово «пока». — Применим более сильное средство. Бессознательное состояние для них — смерть.

Он расстегнул красные воротники серых комбинезонов и положил на обнаженную шею лежавших два маленьких кубика. Находившаяся в них жидкость почти мгновенно исчезла. Через полминуты легкое движение век показало, что к ним вернулось сознание.

— Погасите свет!

Снова сомкнулся темный полог ночи. Люди с тревогой прислушивались, но было тихо.

— Если бы мы были на станции, — с тоской сказал молодой голос, принадлежащий, казалось, мальчику лет пятнадцати.

— Мы будем там завтра. Это последняя ночь в лесу. А послезавтра прилетит звездолет с Каллисто.

— Прилетит слишком поздно.

— Тише!

— Они не слышат. Теперь они крепко спят.

— Может быть, они доживут до прилета корабля?

— Нет! Самое позднее завтра днем все будет кончено.

— Неужели не могли вылететь сразу после нашего сообщения?

— Если не вылетели, — значит, не могли.

— Это так ужасно! Узнаем ли мы когда-нибудь, что послужило причиной взрыва?

— Достоверно не узнаем никогда, но инженеры найдут объяснение.

— Но от этого не легче. Неужели у вас, Ресьинь, нет никаких средств спасти их?

— Все погибло с нашим кораблем, — ответил врач. — На станции нашлась только эта сумка. В ней средства оказания первой помощи, но распространение изотопного ожога остановить нечем. Раны на ногах не опасны.

— Как долго нет сообщений от Линьга!.

— Ему нечего нам сообщить, и потому он молчит.

— Хорошо, что уцелели две пары крыльев. Что бы мы делали без них?

— Результат был бы тот же самый. Правда, пришлось бы поголодать, пока не добрались до станции, но для раненых нет разницы, послано сообщение вчера или было бы послано завтра.

— Разница есть, — сказал Ресьинь. — Они живы, а без этой сумки были бы уже мертвы.

— Не все ли равно, если спасти их нельзя.

Откуда-то издалека снова донесся рев и вой обитателей леса.

— Я не могу слышать этого ужасного воя, — сказал тот же самый молодой голос.

— Это нервы, а для путешественника по планетам нервы излишни. Я не знал, Дьеньи, что они у вас есть.

— Представьте себе, что есть. Все же я девушка.

— До сих пор я этого не замечал.

— Чего вы не замечали, Вьиньинь? Того, что Дьеньи девушка, или того, что у нее есть нервы?

Трое собеседников рассмеялись.

— Когда люди способны смеяться, — сказал Ресьинь, — положение не так уж плохо.

— Это верно, — грустно сказала Дьеньи. — Но мы смеемся сквозь слезы.

— Бедный Вьеньонь, — сказал Ресьинь. — Он так мечтал встретить звездолет Диегоня.

— Вы думаете, что он еще вернется? — с сомнением в голосе спросил Вьиньинь.

— Конечно, вернется.

— Вряд ли. Экспедиция к Мьеньи должна была вернуться девяносто два дня тому назад, но она не вернулась.

— Мне кажется, что они нашли населенную планету, — сказала Дьеньи, — и тогда, конечно, задержались, чтобы ознакомиться с нею.

— Такая задержка предвидена в их плане. Девяносто два дня тому назад истек последний срок их возвращения.

— Что значат девяносто два дня? Я верю, что они вернутся. Так хочется увидеть моего знаменитого деда.

— Да, я совсем забыл! Ведь вы внучка Диегоня.

— Я никогда не видела деда. Я родилась вскоре после того, как улетел звездолет. Через два года.

— Как вы еще молоды, Дьеньи!

Разговор снова прервался. Двое мужчин и девушка молча прислушивались, тревожно всматриваясь в темноту.

— Скорей бы рассвет!

Долгое время звери, бродящие по лесу, не подавали голоса. Тишину нарушал только шум деревьев, раскачивающихся под свирепыми порывами ветра. Громадные птицы, так недавно упорно нападавшие на путников, не появлялись больше.

На мгновение мелькнул и погас свет.

— До рассвета еще три часа, — сказал Вьиньинь.

Ночь становилась холоднее. Для каллистян, привыкших к теплу, она была слишком холодной.

Дьеньи задремала, приникнув к плечу Ресьиня. Он старался не шевелиться, чутко прислушиваясь к дыханию раненых. На сердце врача было тоскливо. Он знал, что пройдет еще несколько часов и это прерывистое дыхание прекратится навсегда. Помочь он не мог, но, хорошо зная, что смерть неизбежна, был готов в любую минуту сделать все, чтобы хоть ненамного, но продлить жизнь.

Все события страшного дня неотступно стояли в его памяти.

Еще не прошло и тридцати часов после катастрофы, а она казалась уже далекой, так много пришлось пережить после нее.

* * *

Вместе с Линьгом — командиром звездолета — и Дьеньи Ресьинь ушел в то утро далеко от места стоянки корабля в лес, намереваясь пересечь его и выйти к горам, откуда брала начало небольшая речка, текущая возле их лагеря. Они хотели походить по горам и не взяли с собой крыльев.

Они шли по берегу, внимательно следя, не появится ли где-нибудь одно из тех гигантских животных, которые водились на Сетито. Линьг мечтал убить такое чудовище, сжечь его тушу, а скелет захватить с собой на Каллисто. До сих пор все попытки охоты на кетьра кончались неудачей.

Они отошли километров на восемь, когда случилось это.

День был безоблачный. Ярко сиял Рельос. И вот, затмевая блеск солнца, вся местность осветилась странным зелено-синим светом. Его источник был позади них.

Потом донесся гремящий гул взрыва.

Обернувшись, они увидели над лесом, в той стороне, где был корабль, громадное разноцветное облако, которое быстро поднималось, похожее на исполинский зонт.

Несколько секунд они стояли, еще ничего не понимая, но смутно чувствуя, что случилось страшное.

— Звездолет! — отчаянным голосом крикнул Линьг и бросился бежать назад, словно мог пробежать восемь километров, отделявшие их от лагеря.

Ресьинь и Дьеньи побежали за ним.

…Полтора часа они то шли, то бежали мучимые страхом неизвестности. Действительность оказалась хуже самых мрачных предположений.

В двух километрах от лагеря они встретили Вьиньиня. Штурман звездолета быстро шел навстречу, неся в руках крылья.

— Я знал, куда вы пошли, — задыхаясь, сказал он. — Я пошел навстречу, чтобы предупредить — дальше идти нельзя.

— Что случилось? — спросил Линьг, и по его лицу было видно, что он знал, какой последует ответ.

— Звездолета больше не существует, — ответил Вьиньинь.

Линьг сжал голову руками. Но через минуту он овладел собой и обычным голосом спросил:

— Где вы были в это время?

— В двадцати пяти километрах к югу от корабля. Я летел к нему на значительной высоте и все видел. Не могу понять, как я не ослеп от вспышки. Корабль взорвался. От него ничего не осталось, так же как и от лагеря.

— Ничего не осталось, — повторил Линьг.

Ресьинь и Дьеньи не могли произнести ни одного слова от ужаса.

— А Льетьи, Вьеньонь, Синьянь? — спросил Линьг. — Они погибли?

— Синьянь вылетел на крыльях одновременно со мной, только в другую сторону, — ответил штурман. — А Вьеньонь ушел к большой реке. На корабле остался один Льетьи. Он говорил мне, что собирается проверить подачу в центральный двигатель.

— Отчего же произошел взрыв? — Линьг задумался. — Надо найти Синьяня и Вьеньоня, — сказал он.

— Я поищу их. — Вьиньинь надел крылья. — Не подходите к месту, где стоял корабль, излучения еще сильны.

— Мы будем ожидать вас на этом месте.

Штурман вернулся через час. Все это время трое каллистян молчали. Охватившее их горе было так сильно, что они не могли говорить. Гибель товарища и неизвестность об участи двух других вытеснили из их сознания факт гибели звездолета и того тяжелого положения, в котором они сами очутились.

Вьиньинь сообщил, что нашел обоих членов экипажа в разных местах, но на одном и том же расстоянии от уничтоженного взрывом лагеря.

— Оба получили ожоги, — сказал он, — так как в момент взрыва находились не дальше полукилометра от корабля. У Синьяня сломаны ноги. Он упал, сброшенный на землю взрывной волной; хорошо еще, что летел низко. У Вьеньоня тоже ранена нога. Оба ничего не видят.

— Где они? — поспешно спросил Ресьинь.

— Синьянь в километре отсюда, на опушке леса. Вьеньонь километрах в пяти, тоже на опушке.

— Давайте сюда ваши крылья, — сказал Ресьинь. — Я полечу к ним, а вы идите за мной.

Он быстро нашел пострадавших товарищей и оказал им первую помощь. В его кармане лежал футляр с необходимыми средствами, с которыми он никогда не расставался.

Оба каллистянина ослепли. Но не это встревожило Ресьиня. На Каллисто давно исчезло самое понятие о слепом человеке, медицина возвращала зрение в любом случае. Опасность заключалась в другом. Обследовав ожоги, врач убедился, что они грозят скорой смертью. Но с теми средствами, которые находились в его распоряжении, ничего нельзя было сделать. Он занялся ногами пострадавших.

Оба звездоплавателя лежали на значительном расстоянии друг от друга, и врачу пришлось несколько раз перелетать от одного к другому.

Когда подошли Линьг, Вьиньинь и Дьеньи, они перенесли Синьяня к месту, где лежал Вьеньонь, и стали обсуждать, что делать дальше.

Оставаться здесь не было никакого смысла. Лагеря, состоявшего из пяти палаток, где помещались научные приборы, больше не существовало. В полутора километрах они видели черную обгорелую яму. Никаких следов огромного космического корабля…Казалось, что звездолет полностью испарился. Никто из них не сомневался, что корабль был уничтожен в результате соприкосновения изотопных материалов с антиизотопными вне двигателя. Ничто другое не могло бесследно уничтожить звездолет и лагерь. Но как могло произойти это соприкосновение? На этот вопрос мог ответить только инженер Льетьи, но он погиб.

Было решено идти к станции, построенной на Сетито одной из предыдущих экспедиций. По прямой линии до нее было километров двадцать, но путь этот шел через лес, в котором водились огромные хищные животные.

Дорога была опасной, но другого выхода не было. Приходилось рисковать. Только со станции можно было сообщить на Каллисто о катастрофе и вызвать помощь. Там находилась установка межпланетной связи — бьеньета.

Вьеньонь мог идти сам, если его поддерживали под руку, но Синьяня пришлось нести.

— Быстрее! — торопил Линьг. — Как можно скорее надо уйти отсюда. Местность может быть заражена в результате взрыва.

Бросив последний взгляд на место гибели товарища, пятеро каллистян, неся на руках Синьяня, углубились в лес.

Им предстояло продираться через непроходимую чащу не менее двух суток. У них ничего не было для расчистки пути, даже ножей, одни только голые руки.

Вьеньонь вскоре почувствовал себя так плохо, что не смог идти. Сделали вторые носилки из веток и понесли обоих раненых. Уже через два часа пришлось остановиться на отдых. Прошли всего полтора километра.

— Положение из рук вон плохо, — резюмировал результаты короткого совещания Линьг. — Таким темпом мы не дойдем и в двое суток. Ночью идти нельзя, а день на Сетито короток. Надо лететь на станцию. Может быть, там найдется что-нибудь для расчистки пути. И продукты надо взять.

— А главное, сообщить на Каллисто, — добавил Вьиньинь.

Решили, что двое останутся на месте с ранеными, а двое других слетают на станцию, что не должно было занять много времени.

Полетел Линьг и Ресьинь(крылья Синьяня, по счастью, не пострадали при падении).

Когда они поднялись над лесом и товарищи не могли больше их слышать, Ресьинь сообщил командиру звездолета об истинном положении раненых. До сих пор он скрывал страшную правду главным образом из-за Дьеньи. Изотопный ожог распространялся в организме, и только быстрая помощь могла предотвратить смерть.

Линьг выслушал его внешне спокойно.

— Сколько времени они могут прожить? — спросил он.

— Если на станции найдется хоть что-нибудь из тех средств, которые нужны в этом случае, — ответил Ресьинь, — то все равно не более сорока восьми часов.

— Так быстро от Каллисто до Сетито не долететь, — с горечью сказал Линьг.

Станция межпланетной связи представляла собой небольшой домик, над которым возвышались огромные металлические кольца, вложенные друг в друга. Линьг знал, что на станции Каллисто всегда находится дежурный.

Он послал бьеньету и через сорок минут получил ответ.

Он был таким, как и ожидал Линьг. Помощь могла прийти только через сто восемьдесят часов.

Это означало, что Синьянь и Вьеньонь обречены на неминуемую смерть.

На станции не нашлось никаких орудий, годных для расчистки пути по лесу. Захватив с собой сумку с медикаментами, продукты и маленькую переносную бьеньету и договорившись с Каллисто о времени следующей связи, Линьг и Ресьинь полетели обратно и вскоре присоединились к товарищам.

За оставшиеся часы дня прошли еще пять километров. С наступлением темноты расположились на отдых. Все были измучены, но о сне не могло быть и речи. Все время нужно было находиться в готовности отразить нападение зверей и гигантских птиц.

Как только взошел Рельос, тронулись дальше.

Идти было невероятно трудно, да еще с носилками. Попаленные деревья, кустарник и перепутанные лианы на каждом шагу преграждали дорогу. Приходилось обходить их, а иногда возвращаться назад и искать другой путь. К ночи прошли еще семь километров. Примерно столько же осталось до станции.

Если бы не Ресьинь и его средства, они выбились бы из сил, особенно Дьеньи. Три раза в день врач звездолета давал всем какие-то темные таблетки и заставлял глотать их. Таблетки были совершенно безвкусными, но хорошо поддерживали силы и разгоняли сон.

Вторую ночь в лесу, на случайно встретившейся обширной поляне, с ними не было Линьга. Он улетел на станцию, чтобы следить за сигналами летящего с Каллисто звездолета.

Они все еще надеялись, что помощь каким-то образом придет вовремя.

Раненым становилось все хуже. Ресьиню было ясно, что конец близок.

* * *

Ночь была на исходе. Рассвет на экваторе планеты наступал быстро.

Рев и вой кетьров прекратился к утру. Птицы больше не появлялись. Шесть штук было убито ночью.

Находясь на Сетито, каллистяне не расставались с кью-дьелями. Это давало им надежную защиту от птиц, но будет ли действенно их оружие против гигантских кетьров, еще не было проверено на практике. Пока еще ни один зверь не напал на путников.

В течение ночи Линьг несколько раз говорил с товарищами по бьеньетосвязи. Он сообщил им, что экипаж летящего на помощь корабля довел ускорение до максимально возможного предела, но все же раньше чем к утру следующего дня не мог достигнуть Сетито.

— Они напрасно рискуют, — сказал Ресьинь. — Все равно будет поздно.

Предутренний холод становился сильнее.

Ночью, из осторожности, не разжигали костра, но теперь, когда звери и птицы не появлялись больше и не были слышны, Вьиньинь, оставшийся в отсутствие Линьга старшим, разрешил развести огонь.

Сучьев было сколько угодно, и скоро пламя весело заиграло на поляне.

— Вот уж не думала, что мне придется когда-нибудь отогреваться теплом огня, — сказала Дьеньи. — О кострах я только читала в книгах.

— Скоро прилетит Линьг, — сказал Вьиньинь. — И мы пойдем дальше, в последний переход.

— Это еще вопрос, будет ли он последним, — отозвался Ресьинь. — Кто может знать, каков лес впереди.

Раздалось мелодичное гудение. Экран портативной бьеньеты замерцал синеватым светом. Появилось уменьшенное, но отчетливо видное лицо Линьга. Все сразу заметили, что их командир чем-то сильно возбужден.

— Друзья! — сказал Линьг, и его голос звучал взволнованно и радостно. — Я только что говорил с Диегонем!