Вашингтон. Пригород Спрингфилд. Было тепло, даже немного душновато, и мы открыли окно. Ведь из Южного полушария, где была зима, мы за сутки пере­местились в Северное полушарие, где лето было в са­мом разгаре.

Рядом с нашей кроватью стояли две кроватки до­черей. Американцы все предусмотрели. Едва мы раз­местили вещи, как в дверь постучал Гарри. Он пригла­сил нас поужинать. Как гостеприимный хозяин, он показал нам дом, состоявший из гостиной в двух уровнях с открытым камином посредине, над которым с потолка свисал медный кожух вытяжки; великолеп­ной кухни с электроплитой и посудомоечной машиной, прачечной с автоматической стиральной машиной и сушилкой. Дальше шла дверь в служебные помеще­ния, где размещалась охрана и, по-видимому, средства связи и аппаратура подслушивания.

Вместе с Гарри мы все сели за стол и поужинали холодной ветчиной с пивом, подогрели МОЛОКО ДЛЯ детей, съели мороженое, которое американцы обычно едят на ночь. Затем Гарри закурил свою трубку, рас­прощался с нами и прошел в служебную комнату, а Питер проводил нас до дверей спальни и пожелал спокойной ночи. Так началась наша новая жизнь.

Утром нас разбудил довольно сильный стук в дверь. Очевидно, мы долго не могли проснуться. Питер через дверь интересовался, не хотим ли мы позавтракать. Оказывается, было уже девять утра. По телефону, наверное, запрашивали о нашем состоянии. Мы быстро собрались и пошли на кухню завтракать.

Питер, худой, высокий молодой человек лет трид­цати, показал нам окрестности и определил примерные места прогулки. Кругом был сплошной лес. Когда мы подходили к дому, услышали громкий звонок, и через некоторое время по дорожке, покрытой гравием, зашу­ршали колеса приближавшейся машины. Позже мы выяснили, что на лесной дороге, ведущей к дому, имелось сигнальное устройство, оповещавшее охрану звонком о приближении машины.

Когда раздавался звонок, один из охранников вы­ходил встречать посетителей, остальные оставались в прикрытии. Оружия мы никогда у них не видели, хотя оно, несомненно, имелось.

После завтрака раздался звонок, и вскоре поя­вилась машина. Приехал Гарри (в английском про­изношении звучит как «Хэри»). Приветливый, энер­гичный, черноглазый, он был одет в серый деловой костюм, курил трубку.

—    Хэлло!— сказал он, переступив порог.— Как устроились?

—    Хорошо. Нам здесь нравится,— отвечала «Вес­та».— К тому же все удобства.

Наши дети пока дичились, вслушиваясь в незнако­мую речь. Не пройдет и месяца, как они освоятся и начнут быстро лопотать по-английски. Затем Гарри прошел в служебное помещение, куда нам запреща­лось входить. Там был телефон и, по-видимому, под­слушивающая аппаратура. Судя по типу телевизион­ных антенн, у них имелась и рация, но охранники в основном пользовались телефоном.

Дети смотрели телепрограмму, мы проводили в по­рядок нашу комнату, когда в дверь постучали.

—    Пойдемте побеседуем,— сказал Гарри.— Преж­де всего о режиме вашего пребывания здесь. Пока решится ваш вопрос (еще в Аргентине мы возбудили ходатайство о предоставлении нам политического убе­жища в США. Это нам посоветовал Густаво), вы буде­те жить здесь. Передвижение в пределах ста — двухсот метров свободное, режим — свободный, то есть може­те заниматься, чем хотите, по далеко от дома не уходите. У вас будет охрана, четыре человека. Нам бы хотелось приобщить вас к американскому образу жиз­ни, поэтому каждый день в сопровождении охранников вы можете отправляться на машине куда вам заблаго­рассудится. Я так понимаю, что вы — люди с доволь­но высоким уровнем культуры, поэтому вам, наверное, будет интересно ознакомиться с историей США, посе­тить музеи Вашингтона и его окрестности. Вас везде и всюду будут сопровождать наши сотрудники. Из ваших средств, вырученных от продажи квартиры в Буэнос-Айресе, машины, мебели и прочее, вам будут выделяться суммы, необходимые для приобретения тех или иных нужных вам и детям вещей. Расплачи­ваться будут охранники, вам же мы дадим немного денег на мелкие расходы. У вас будет масса свободно­го времени. Вы, Лэд,— обратился он ко мне,— имеете какое-нибудь хобби?

—    Ну, в общем-то люблю что-нибудь помасте­рить, постолярничать.

—   Сегодня же поедете в супермаркет и купите не­обходимые вам инструменты. Для начала хотя бы пилу, топор, гвозди, молоток. Для детей — образова­тельные книжки с картинками. Пусть приобщаются к английскому языку.

В прихожей снова раздался звонок, и у подъезда зашуршал гравий.

—   Это, наверно, Грэйс, наша повариха и экономка. Она будет закупать продукты и готовить для вас и для охранников ленч и обед. Грэйс, пройдите сюда, пожалуйста!

Вошла высокая худощавая (а в основном все амери­канки высокие и худые) американка лет сорока с лиш­ним в очках.

—    Грэйс, это Лэд и Ирма, наши нынешние по­стояльцы. А это их дети, Сабина и Али. Уже время ленча (было примерно час дня), может, мы что-нибудь перекусим?

Грэйс быстро накрыла стол. Пиво и кока-кола в бутылках, ветчина и копчености, сыры, молоко для детей, на десерт бананы, яблоки, апельсины, пас­тила.

Гарри перед ленчем выпил порцию мартини-драй (джин с лимоном), его излюбленный аперитив.

—   Лэд, здесь в баре в серванте неплохой выбор самых разнообразных спиртных напитков, а поскольку вы держали бар в Буэнос-Айресе, то вот вам книжечка по приготовлению коктейлей.— С этими словами он вручил мне брошюрку с рецептами наиболее по­пулярных американских коктейлей.— Фантазируйте, вам и карты в руки,— усмехнулся он, раскуривая свою трубку.

—    Скажите, Гарри, кроме экскурсий, какие еще у нас планы на будущее, какие перспективы? — спро­сила «Веста». (Мы-то знали, какая у нас перспектива: попытаться удрать вместе с детьми из этого райского уголка, и каждая наша поездка на экскурсию, в кино, в магазин будет иметь одну цель: изучить условия для организации побега, но так, чтобы была полная гарантия.)

—    Потерпите с недельку, и я вам все расскажу. Но по предварительной наметке мы вам дадим новые документы и поселим где-нибудь в Канаде, полагаю, что в городе Торонто. Остальное я вам расскажу по­том.

—   Грэйс,— позвал он,— покажите, пожалуйста, Ирме, как пользоваться электроплитой, кофеваркой, посудомоечной машиной, стиральным и сушильным агрегатом.

Грэйс ввела «Весту» в курс дела домашнего хо­зяйства. А Гарри тем временем откланялся и убыл восвояси. Он приезжал к нам почти каждое утро после завтрака, обедал с нами, а затем уезжал к себе на работу.

Бунгало, приземистое, вытянутое в длину и не­взрачное на вид строение, выкрашенное в коричневый цвет, имело отлично отделанный деревом интерьер. Все здесь было продумано до мелочей: камин с решет­кой для barbecue (подобие нашего шашлыка) представ­лял собой огороженное гранитными плитами про­странство примерно два на два метра. Вдоль стен — батареи электрического отопления. Хозяин был боль­шой умелец и все делал своими руками. Но несколько лет тому назад он умер, и вдова стала сдавать дом разного рода жильцам, одним из нанимателей оказа­лось ЦРУ. Поскольку дом стоял на косогоре, гостиная была выполнена в двух уровнях со ступеньками. Бе­тонный пол гостиной был выстлан серым ковровым покрытием. Несмотря на летнюю жару, в доме было прохладно, так как стены и плоская крыша обладали отличными теплоизоляционными свойствами. К дому примыкала большая открытая терраса. Он террасы вниз проложена тропа, переходившая местами в сту­пеньки. Тропка заканчивалась у пруда, где стояла просторная, рубленная из толстых бревен хижина с земляным полом и камином, сделанным из грубо отесанных валунов. По ту сторону пруда на пригорке возвышался дом соседей, выполненный в старинном колониальном стиле. Ни заборов, та оград. Здесь ува­жается право частной собственности, и каждый владе­лец отлично знает границы своих владений и никогда не вторгается на территорию соседей. Ниже по зарос­шей густым лесом долине каскадом располагались еще два таких же искусственных озера. На берегу самого нижнего из них стояла беседка, построенная в виде шалаша, украшенная резьбой по дереву и выкрашен­ная в красный цвет. Над ней, укрепленная на двух высоченных соснах, была оборудована небольшая платформа, с которой спускалась веревочная лестница.

Очевидно здесь когда-то играли дети. Лес состоял в основном из американских кленов, кроны которых, сходясь высоко над землей, создавали полумрак даже в самую ясную погоду. Перед домом со стороны тер­расы — большая лужайка, поросшая травой. Она ре­гулярно подстригалась кем-нибудь из охранников, привозивших с собой газонокосилку.

Вскоре во время поездок мы выяснили, что район нашего проживания называется Спрингфилд и распо­ложен в зеленом поясе Вашингтона, примерно в двад­цати пяти километрах от центральной его части. Рай­он этот, малолюдный, затерянный в лесах, являлся по сути пригородом Вашингтона, хотя принадлежал штату Вермонт, поскольку сама столица— Вашинг­тон — совершенно независимая единица: Федераль­ный округ Вашингтон, границей которого является кольцевая, шестиполосная автомагистраль, опоясыва­ющая город.

По другую сторону дома лес подступал почти вплотную к окнам, и в нашей спальне всегда царил зеленый полумрак, что создавало впечатление пребы­вания в огромном аквариуме. С торцевой стороны дома находилась усыпанная гравием площадка для автомашин. Здесь обычно стояли две-три машины аме­риканских марок. Машины были не служебные, а бра­лись напрокат. Водили их сами охранники. В Штатах детей уже с двенадцати лет сажают за руль, и машина здесь— неотъемлемая часть американского образа жизни. Брать напрокат абсолютно новую машину и использовать се для служебных целей здесь гораздо экономичнее, нежели содержать целый парк служебных автомашин с водителями, гаражами и прочим. Это, конечно, не значит, что в ЦРУ нет своих служебных машин, но в нашем случае использовались машины, взятые напрокат.

Конторы проката автомобилей здесь в каждом го­роде. Приехал в чужой город, взял машину напрокат и катайся сколько хочешь. Приехал на этой машине в другой город, машина тебе больше не нужна — агентство пришлет своего водителя, и он отгонит ма­шину обратно. Автомашину можно заказать по теле­фону из другого города и даже из другой страны.

Прилетаешь на самолете, а в аэропорту уже ждет машина. Оформляешь документы, получаешь ключи от сотрудника агентства, и машина в твоем полном распоряжении. Машины напрокат, как правило, новые или в очень хорошем состоянии. После десяти — двад­цати тысяч километров на спидометре агентство вы­ставляет машины на продажу.

Несколько дней ушло на акклиматизацию. Нам позволили гулять по окрестностям, вначале под до­вольно либеральным присмотром, затем — без каких- либо ограничений, поскольку на километры вокруг была лесная зона, а Вашингтон находился далеко. Лесистые долины здесь называются «сгеек». Они сплошь и рядом пересекают лес. Гуляя с детьми, мы постепенно осматривались, изучая окрестности. Свес­ти какое-либо знакомство с местными жителями, про­живающими в тех немногих домах, что находились по соседству, нам не удавалось. Да и эти дома к тому же использовались чаще всего как дачи, и люди там появ­лялись только в конце недели.

В доме по ту сторону пруда проводили лето боль­шая семья с детьми. Главой семьи был полковник американской армии, работавший в Пентагоне. От­туда часто слышались звонкие крики детей. Чаще всего они устраивали игры «под Тарзана»: привязав веревку к дереву, склонившемуся над прудом, девчонки и мальчишки, оттолкнувшись от берега, раскачивались на веревке и с большой высоты, отпустив веревку с воплем прыгали в озеро. Не раз мы слышали оттуда звонкий детский голос, который звал собак: «Doggy, come on!» [50]Собачка, иди сюда! (англ.)

Наши девочки, почти все время проводившие на лужайке перед домом, прислушивались к этим голо­сам, а потом тоже стали кричать «Догги, кам он». И вот однажды, после того как они несколько раз покричали, в лесной чаще послышался шум, треск, и на лужайку выскочил огромный черный лобастый пес, напоминавший русскую гончую. Один из охран­ников, которого звали Тай, объяснил нам, что эта порода собак довольно редкая, называется она «ла­брадор» и используется для охоты на водоплавающую дичь.

Выскочив на опушку леса, нес встал как вкопанный, не решаясь подойти поближе. Мы хотели угостить его куриным крылышком. Постояв немного, как будто решив что-то про себя, нес стал осторожно прибли­жаться к террасе. Угощение принял. На следующий день он снова пришел и на этот раз уже смело подошел к самому крыльцу. Он стал приходить к нам теперь каждый день и играть с детьми. Однажды он привел с собой свою подругу той же породы. Собаки оказа­лись на диво добродушными и терпеливыми, любили детей и позволяли проделывать с собой все, что забла­горассудится. Дети ложились на них, катались, купа­лись с ними... Но когда с той стороны озера их звали, оба пса немедленно срывались с места и мчались на зов хозяина.

С дачи у нижнего озера прибежал чудесный черный пуделек с красной ленточкой на шее, но хозяева у него были строгие, и вскоре за ним пришли. Откуда-то из дремучего леса появился однажды огненно-рыжий совершенно тощий кот. Дети встретили его с востор­гом.

«It's an american cat!» [51]Это американская кошка! (анг.).
— комментировал один из охранников, пожилой, добродушный Ларри, который целыми днями пропадал на озере с удочками.

Американский кот, который дичился вначале, вско­ре к нам привык. Мы его откормили, и он тоже стал нашим другом. В лесу обитало множество белок, кото­рых дети подкармливали и пытались приручить.

Поразительно быстро, практически за один месяц, девочки освоили совершенно новый для них язык и уже бойко болтали с охранниками и с нами тоже.

Уж что там планировало ЦРУ, но нас интенсивно приобщали к американскому образу жизни, делая все, чтобы мы и наши дети полюбили его. Период адап­тации в стране включал в себя и «Shopping» — поездки по супермаркетам. В сопровождении двух охранников на машине мы отправлялись за покупками в ближай­ший крупный супермаркет «Scar's». Это цепь больших однотипных магазинов— универсамов, выстроенных из светлого кирпича по периметру вашингтонской ко­льцевой автомагистрали.

Однажды мы заговорили с соседкой (ее дом тоже находился в лесу в километре от нашего) женщиной- пуэрториканкой, матерью шестерых детей. Старший сын имел машину, и мы уже тогда прикидывали, нель­зя ли использовать этого парня, чтобы «прокатиться» на его машине в сторону Центра. Однако в следующий раз, когда мы заговорили с этой женщиной, ее былое радушие сменилось вдруг холодной отчужденностью и разговаривать с нами она не стала. Мы поняли, что жители окрестностей, по-видимому, были в какой-то форме предупреждены полицией о нашем пребывании в этой зоне.

Я купил лучковую пилу, топорик, молоток, ручную дрель, бурав, гвозди и соорудил на лесной поляне детский городок. Мы с женой спилили несколько сухих кленов, они оказались превосходным строительным материалом. Отходы шли на дрова для камина. В лес­ной чащобе нашли брошенный пятнистый военный грузовой парашют, прочные нейлоновые стропы пошли на устройство качелей. Листы нержавейки, подобранные на лесной свалке, я использовал для сооружения горки, а из найденного колеса грузовика получилась отличней­шая карусель на двоих. Перехватывая кольцевой пору­чень, девочки лихо раскручивались на этой своеобраз­ной карусели на подшипниках. Вскоре к нам стали приходить дети из дальних окрестных домов. Наши охранники были не в восторге от этого. Через некоторое время охрана, по-видимому, как-то решила этот вопрос, и дети сразу же перестали к нам ходить, хотя мы хотели свести с ними знакомство, а через них — с их родителя­ми. Цель была одна — изучать возможности побега.

Завтрак, как правило, состоял из поджаренных на тостере хлебцев, апельсинового сока, приготовленного из замороженного концентрата, овсяных или пшенич­ных хлопьев с молоком, бекона с яйцами и кофе. Охранники питались отдельно, обычно в своей комна­те. Мы же завтракали попозже, на кухне. Ленч был в час дня, обед в шесть вечера. Перед сном — мороже­ное или хлопья с молоком, чай.

Грейс вела хозяйство, закупала продукты. Ей помо­гала негритянка Мэри, которая приезжала на работу на красном подержанном «форде». Пассажирского транспорта здесь никакого не было, и добраться к нам можно было только на машине. Обе женщины жили далеко, за десять или двенадцать миль от нашего бунгало. Так что, не имея машины, они попросту не смогли бы здесь работать.

На ленч обычно приезжал Гарри. Никаких допро­сов или бесед относительно прошлого не проводилось. Лишь однажды он привез с собой психиатра, мужчину лет пятидесяти с лишним, могучего телосложения, с большими натруженными руками. Он побеседовал с нами около двух часов, затронув самые различные темы. Мы гак и не поняли, чего он хотел и зачем он вообще приезжал. Тематика вопросов была в довольно широком диапазоне: от марок автомобилей до обсуж­дения последних фильмов. Беседу психолог вел как-то вяло, неинтересно и, как нам показалось, бессистемно, поэтому мало что из этой встречи нам запомнилось. Но ЦРУ просто так психологов не присылает, и, про­анализировав все его вопросы, мы пришли к выводу, что ЦРУ просто интересует наше психическое состоя­ние после всех этих передряг. По-видимому, где-то наверху обсуждался вопрос о предоставлении нам по­литического убежища, и психическая уравновешен­ность кандидатов'— это то, что интересует прежде всего иммиграционные власти. А что касается профес­сионального интереса ЦРУ в отношении нас, то он, этот интерес, пока никак не проявлялся, если не счи­тать интенсивного приобщения нас к системе амери­канского образа жизни. Прощаясь, психолог объяснил цель своего визита обычной практикой выяснить пси­хическое состояние каждого, кто прибывает в Штаты на постоянное место жительства, особенно лиц нашей категории.

По сравнению с Аргентиной здесь все двигалось и кружило гораздо быстрее, люди с большим рвением относились к своей работе. Мы стали выезжать в го­род, где посещали различные места, связанные с ис­торией становления и развития Соединенных Штатов Америки. Побывали конечно же и на Washington

Memorial— памятник Джорджу Вашингтону, пред­ставляющий собой монументальный обелиск высотой более шестидесяти метров, окруженный пятьюдесятью флагштоками, на которых реяли американские наци­ональные флаги (по числу штатов). Джордж Вашинг­тон— первый американский президент, основатель столицы, названной его именем. На вершине обелиска оборудована закрытая смотровая площадка, откуда можно наблюдать панораму города: Белый дом, зда­ние Конгресса, Смитсоновский институт, Центр искус­ства имени Кеннеди, памятник Аврааму Линкольну, Пентагон, видневшийся вдали за Потомаком, Наци­ональная галерея и прочие строения, входящие в еди­ный ансамбль, окружающий огромную площадь, из­резанную асфальтовыми дорожками и обсаженную де­ревьями. Все покрыто изумрудным ковром газонов, по деревьям прыгают доверчивые белки. У подножия обелиска расположен длинный прямоугольный бас­сейн.

По воскресеньям мы в сопровождении эскорта из двух охранников отправлялись за город. Националь­ный парк на реке Потомак занимает сотни гектаров. Живописные долины, покрытые девственным лесом, грохочущие водопады Потомака, места для отдыха на аккуратно подстриженных лужайках, где установ­лены мангалы для barbecue, столы из толстых дубовых досок и бревен. По всему берегу реки водружены транспаранты с предупреждающей надписью: «Не ку­паться! Опасно для жизни!» Говорят, что вода в По­томаке настолько отравлена сбросами химических за­водов, расположенных выше по реке, что в нее опасно окунуть даже палец. В Национальном парке отдыхают целыми семьями. Часто попадаются взрослые и дети, одетые в майки с призывами в защиту окружающей среды. Движение «зеленых» в те годы еще только набирало силу.

В другой раз мы посетили карстовые пещеры непо­далеку от Вашингтона. Превосходно оборудованные подземные сооружения природы с гигантскими сталак­титовыми гротами, подземными озерами, мостика­ми — все это имеет подсветку при помощи неоновых светильников и прожекторов. В большом подземном зале, своды которого состоят сплошь из каменных сосулек, оборудован великолепный сталактитовый ор­ганный зал. Музыку здесь слушают стоя, так как сиде­ний нет. На каменном подиуме за пультом сидит органист и играет Баха, только музыка эта особенная, извлекаемая из камня: маленькие молоточки, установ­ленные всюду на свисающих с потолка огромных ста­лактитовых сосульках, при ударе по камню издают удивительные по своей красоте звуки, которые усили­ваются при помощи электроники. Орган может рабо­тать и в автоматическом режиме, и тогда им управляет компьютер. Ощущение невозможно передать. Каждую такую поездку, каждую экскурсию мы использовали в целях изучения города, транспорта, возможности затеряться во время подобных поездок. Однако охран­ники во время наших походов цепко держали нас в поле зрения, а когда мы листали какие-нибудь книги или журналы на полках супермаркетов, они старались выяснить, какие темы нас интересуют, и всегда один из них, как бы случайно, оказывался рядом. И чем боль­ше мы изучали и анализировали возможности незамет­ного отрыва от своего эскорта, тем больше убежда­лись, что с детьми это будет сделать невозможно. Мы прикидывали десятки вариантов, но ни один из них не давал гарантии успеха.

Гарри между тем составил план нашего закрепления в Северной Америке. В качестве места жительства была выбрана Канада. Предстояло уточнить район проживания. Была разработана легенда нашей новой биографии, освоением которой я начал усердно зани­маться. Я уже стал Питером Гендриксом албанского происхождения. В целях привыкания охранники стали обращаться к нам уже по новым именам: Питер и Лин­да. По легенде, требовалось знание греческого языка, поэтому я часами просиживал над лингафонным кур­сом и учебными текстами греческого языка, вспоминая этот давно забытый мною язык.

—    Почему албанец и почему греческий язык? — спросил я Гарри.

—    У наших документалыциков есть готовые до­кументы на албанца по имени Питер и его жену по имени Линда. Они проживали в той местности Алба­нии, которая примыкает к Греции, поэтому там поль­зуются греческим языком. А что, вам не нравится греческий язык?

—   Да нет, язык как будто хороший. А как моя жена?

—   О, по своим корням она так и останется немкой, поэтому язык ей изучать не надо.

—   А почему Канада, а не США? — спросила «Вес­та».

—   Ну, для нас так удобнее,— отвечал Гарри.— И для вас тоже.

—    А город какой?

—    Предположительно Торонто.

—    Чем же мы там будем заниматься? И на что будем жить?

—   На первых порах мы вам поможем. К тому же у нас примерно пять тысяч долларов из тех денег, что в Швейцарии, и средства, полученные от продажи квартиры, машины и имущества.

—   А вы не думаете, Гарри, что нас могут искать? Вы полагаете, у наших служб нет возможности выяс­нить, куда исчезла из Аргентины семья с двумя деть­ми? Как бы там ни было, а мы дома пока еще числим­ся советскими гражданами. А разве вы своих амери­канских граждан, да еще с детьми, не стали бы искать, если бы с ними такое случилось?

—    Еще как стали бы!

—    Ну вот. Так что вы думаете на этот счет?

—    Ну, чтобы вас не искали, мы можем устроить вам ложную автокатастрофу со смертельным исходом, и вы исчезнете навсегда. Вот вас и искать никто не будет,— сказал Гарри с улыбкой, и было трудно по­нять, шутит он или говорит это всерьез.

—   Это несерьезно, Гарри,— сказала «Веста».— Не нравятся мне все эти штучки.

—   Ну, тогда мы придумаем что-нибудь другое. Время у нас пока есть.

«Когда имеешь дело с ЦРУ,— думал я,— невольно забеспокоишься, как бы эта автокатастрофа не превра­тилась в подлинную».

Однажды в середине ноября Гарри сообщил, что со мной хотели бы побеседовать джентльмены из ФБР.

Я ответил, что не возражаю. (А с чего бы мне было возражать? Они здесь хозяева.)

Было промозглое осеннее утро. Сильные порывы ветра гнали волну на Потомаке, заставляя шумно трепыхаться флаги, установленные на высоких мачтах на набережной перед «Marriott Hotel». Вдвоем с Гарри мы вошли в бар отеля и заняли столик в углу зала. Пока пили кофе, к столу подошли два джентльмена. Представились просто: Джон и Боб. Отозвав старшего в сторонку, Гарри о чем-то с ним переговорил. Затем сказал, что заедет за мной через три часа.

Втроем мы поднялись в один из номеров отеля. В небольшой комнате было две кровати, кресло, стул и тумбочка. На стене замысловатая картина на абст­рактную тему.

Старший из сотрудников, представившийся Джо­ном, был лысым и худым, речь неторопливая. Вто­рой — по имени Боб, полная противоположность свое­му шефу: розовощекий, улыбчивый, приветливый, речь быстрая. Если во взгляде Джона сквозило недоверие, то у Боба — просто явное любопытство.

Боб пододвинул к кровати тумбочку, расположился на кровати, я — на стуле, Джон — в кресле. Тусклый свет падал из окна, выходившего во внутренний дво­рик отеля. Боб включил верхний свет.

—    Мы рады с вами познакомиться,— сказал стар­ший, растягивая слова.— У нас к вам есть ряд воп­росов, но для разминки, так сказать, давайте-ка немно­го полистаем вот эти альбомы из нашей «коллекции». Прошу называть знакомых вам лиц, даже если вы их видели когда-либо мельком.

С этими словами он взял один из альбомов, раз­ложенных на кровати, и открыл первую страницу, полностью посвященную нашему разведчику Рудо­льфу Абелю: Абель, сидящий в кресле, Абель в про­филь и анфас, Абель на улице в Нью-Йорке, Абель в полосатой тюремной робе.

—    Вы знаете этого человека? — спросил Джон.

—   Знаю, конечно,— ответил я.— Это полковник Абель.

—    Откуда вы его знаете? Вам приходилось с ним встречаться?

—   Ну кто же его не знает! Все газеты и журналы мира одно время были заполнены его фотографиями.

—    А лично с ним вы не встречались?

—   Лично — нет.

С полковником Абелем мы встречались во время нашего отпуска в Союзе, в сентябре 1967 года, перед самым нашим отъездом. Встреча была организована по нашей просьбе. В предотъездной суете к нам домой приходило немало людей, каждый из которых считал своим долгом провести последний инструктаж по сво­ей линии. Особое внимание, разумеется, уделялось во­просам совершенствования связи, отступного варианта легенды и прочее. И вот однажды наш куратор этого периода Геннадий Савельевич привел к нам невысо­кого, худого, пожалуй, даже изможденного пожилого человека в свободном твидовом пиджаке и в черном берете. На вид ему было лет шестьдесят. Он был больше похож на художника, чем на ветерана развед­ки. Взгляд строгий, внимательный, изучающий сквозь очки в металлической оправе. Голос тихий, глухой. Мы сразу его узнали по фотографиям в зарубежной периодике.

—   Здравствуйте! — сказал он, войдя в скромную двухкомнатную квартиру родителей жены.— Рад с ва­ми познакомиться.

Мы смотрели во все глаза на этого человека, о ко­тором ходили легенды. Шеф ЦРУ Аллен Даллес сказал как-то о нем: «Я мог бы гордиться, если бы у меня были один-два таких разведчика». До сих пор ФБР так и не знает, кто был у Абеля на связи и какие секреты ему удалось добыть, а секреты эти касались американ­ских планов атомной войны против СССР.

Мы много говорили об организации прикрытия в США, о том, как лучше там обосноваться, как ис­пользовать уже имеющиеся у нас связи. Его познания по США были просто энциклопедическими, особенно по Нью-Йорку. Но он хорошо знал и Хьюстон, где мы предполагали поселиться.

Он пробыл у нас недолго, около часа.

—   А чем вы сейчас занимаетесь? — спросила «Вес­та».

—     Да вот, живу на даче зимой и летом, пишу пейзажи. А сейчас вот мне надо ехать купить мясо на конец недели.

Он произвел на нас впечатление очень уставшего, немногословного человека. В его глазах как бы скво­зил вопрос по поводу того, зачем он вообще к нам пришел. Мы навсегда запомнили его печальный, при­стальный взгляд, который, казалось, говорил: «Эх, ребята, и зачем вы только туда едете? Что вам дома-то не сидится? Знаете ли вы, что вас ожидает?»

Затем снова замелькали фотографии, в основном незнакомых людей, среди которых нет-нет да и встре­чались знакомые лица. Среди них был Олег Калугин и еще несколько знакомых ребят из числа тех, кто обучался в университете в Нью-Йорке, а также в 101-й школе. Поскольку я скрыл свое пребывание в развед­школе, а в Центре я никогда пе работал, то я фактичес­ки и не мог знать тех, кто был запечатлен на фотогра­фиях, чаще всего сделанных на улице агентами наруж­ного наблюдения.

Полистав еще два-три толстенных альбома, пого­ворив о том о сем, мы спустились в вестибюль отеля, где нас уже ждал Гарри с одним их охранников. Мы сели в машину и отправились в свой Спрингфилд, где нас ожидала Грейс с ленчем. По дороге мы с Гарри болтали о разном, но я чувствовал, что он вниматель­но на меня посматривал, пытаясь, по-видимому, оп­ределить, какое впечатление произвела на меня первая встреча с ФБР. А впечатление пока что было не вполне определенное. Альбомы, сотни фотографий и — ниче­го больше. Но... то ли еще будет, раз уж за меня взялось ФБР.

Справа от нас проплывало массивное приземистое здание Пентагона. Не шел из головы Олег Калугин. Я хорошо помнил его, когда он пришел на первый курс: тихий, скромный юноша с копной светлых вью­щихся волос, с мечтательным взглядом серых глаз и неизменной английской книжкой под мышкой, с ко­торой он, казалось, никогда не расставался. Калугин был курсом ниже, так что нам редко приходилось общаться, разве что на собраниях. От преподавателей нам было известно, что в английском языке он боль­шой дока. Пройдет время, и он превратится в опального генерала, который осмелится бросить вызов аж самому Генсеку и Президенту Союза ССР.

Однажды перед ленчем Гарри нашел нас в лесу на тропе, ведущей к дому.

—    Меня просили спросить у вас кое о чем,— ска­зал он, доставая из нагрудного кармана фотографию. Я мгновенно узнал его. Это был Володя 3., который учился на курс старше в нашем институте, затем в раз­ведшколе. Я знал, что по окончании 101-й школы он куда-то исчез. Краем уха слышал, что он пошел на нелегалку. И вот Володя 3. возмужавший, с усами, на фотографии с женой и двумя детьми. Фотография, по-видимому, была сделана для какого-то документа, возможно, на получение визы.

—   Да нет, не знаю я этого парня,— сказал я, разглядывая фотокарточку под пристальным взглядом Гарри.— А чем он вас так заинтересовал?

—   Странное дело, нигде раньше этот тип в дип­ломатических кругах не фигурировал и вдруг приезжа­ет к нам в страну работать в вашем представительстве с женой и двумя детьми.

—   Ну и что тут такого особенного?

—    Да ничего, если бы не его превосходное знание языка. В институте так выучить язык невозможно. Он, должно быть, прожил несколько лет в англоязычной стране. Мы подозреваем, что на нелегальной работе. Нам необходимо установить страну, где он прожил все эти годы до того, как попал к нам.

—   А что, и жена его владеет языком также хо­рошо?

—   Она совсем не знает языка. Никакого. Кроме русского, конечно. А вы его, случайно, не знаете? — обратился он к «Весте».

—   Ну, мне-то откуда его знать? — сказала «Веста», мельком взглянув на фотографию.

Наш разговор с Гарри на эту тему закончился, и больше мы к нему не возвращались.

—   А ты знаешь,— сказала мне потом «Веста».— Этот товарищ на фото встречался со мной в ГДР. Он приезжал туда с инспекционной миссией. Он тогда мне совсем не понравился.

—    Почему? Потому что приезжал тебя контро­лировать?

—   Нет, не поэтому. Уж слишком заносчиво он себя вел там, в ГДР.

—   Меня смущает вот что,— сказал я.— В разведке не бывает ничего случайного, просто так. Я думаю, что нам пора отсюда уходить. На фотографии то­варищ, с которым я учился. Кто-то там у них уверен, что я его, этого Володю 3., должен знать. Значит, не опознав его, я солгал? Я не удивлюсь, если вскоре он притащит еще какую-нибудь фотографию. Цэрэ­ушников, по-видимому, кто-то консультирует в от­ношении нас.

Через несколько дней Гарри показал мне для опоз­нания еще одного товарища, с которым я учился в раз­ведшколе. Сын крупного дипломата, он до развед­школы уже успел поработать за границей, в нем чув­ствовался заграничный лоск, он был интеллигентным парнем, приветливым и отзывчивым. Это он в 1956 году доказывал мне преимущества электробритвы, бывшей у нас в ту пору еще диковинкой.

Товарищ этот (имени я его не помню), также на фотографии был с женой и двумя детьми. Мой ответ был прежним: «Нигде с ним не встречался». Гарри не настаивал. Но я догадывался, что Гарри пытается уличить меня в неоткровенности и уже в чем-то преуспел.

Следующая встреча с ФБР произошла через неде­лю. Гарри привез меня в обусловленное место в горо­де, где я пересел в служебную машину ФБР, за рулем которой сидел Боб. Мы поехали на конспиративную квартиру, находившуюся в одном из домов жилого комплекса на окраине столицы. Машина внешне ничем не отличалась от других окружавших нас машин, но она была оборудована рацией, а в салоне имелась мигалка с магнитным основанием, которую в случае необходимости выставляли на крышу машины.

Вскоре мы въехали во двор, окруженный доброт­ными четырехэтажными жилыми домами. Вошли в один из подъездов, остановились у дверей квартиры на первом этаже. На звонок никто не отозвался. По­звонили еще раз.

— Наверное, она куда-нибудь ушла,— сказал Джон.— Боб, сходи-ка ты за привратником, пусть принесет ключи.

Вскоре пришел привратник со связкой ключей. Он сразу отыскал нужный ключ, открыл дверь, и мы вошли в квартиру, которая состояла из нескольких комнат, была уютной и содержалась в идеальной чис­тоте. Судя по фотографии на камине, по справочникам и книгам по дипломатии в книжном шкафу, квартира эта принадлежала, очевидно, отставному дипломату.

Разместившись за круглым столом в гостиной, мы приступили к беседе, содержание которой на этот раз записывалось на магнитофон, установленный тут же на столе. В это время стукнула входная дверь, и Джон вышел в прихожую, где поговорил о чем-то с пришедшей пожилой женщиной, вероятно, хозяйкой квартиры.

Сотрудники ФБР интересовались, как я попал на работу в органы госбезопасности, как проходила учеба в институте, как затем попал в разведку. Слово «КГБ» Джон произносил как-то особенно, с ненавистью, рас­тягивая слоги: «Кэй-Джи-Би» и мрачнея лицом. Чув­ствовалось, что целью всей его жизни была борьба с КГБ, и боролся он самоотверженно. Похоже, КГБ сидел у него глубоко в печенках. Они подробно рас­спрашивали об этапах подготовки к нелегальной рабо­те за рубежом, о быте и нравах русских, о моей работе в Аргентине. По характеру вопросов было ясно, что со мной работают сотрудники русского отдела ФБР. Это была обычная рутинная, довольно монотонная работа, к которой я уже изрядно привык за эти месяцы. Повто­рять все уже сказанное раньше, еще на допросах в Ар­гентине, было скучно и неинтересно.

Между тем вашингтонская осень уже полностью вступила в свои права. Склоны поросших лесом долин сияли золотом. В последний день октября отмечался примечательный американский праздник под названи­ем Halloween — канун Дня всех святых. Характерным символом этого праздника является маска, сделанная из зрелой тыквы, а тыквы в это время года здесь продают на каждом шагу. Через вырезанное в верхней части отверстие из тыквы вынимается все содержимое, после чего прорезаются глаза, нос, рот с парой тор­чащих зубов, так, чтобы все выглядело пострашнее, внутрь вставляется свеча. Вечером, когда стемнеет, свечу зажигают и устанавливают этот своеобразный жуткого вида фонарь в окне дома, либо в палисад­нике перед домом, либо под кустом или под деревом в саду, но так, чтобы обязательно было видно с ули­цы. На близлежащей ферме мы купили пару больших круглых оранжевых тыкв, из которых я сделал фо­нари, установив их на опушке леса перед домом. Зло­вещие светящиеся оранжевые маски в темноте ночи представляли собой довольно жуткое зрелище. Наши девочки отчаянно трусили, но тем не менее были в восторге. Вечером мы прокатились по Спрингфи­лду. Всюду в домах и в палисадниках светились эти зловещие оранжевые маски с беззубым оскалом бабы- яги. Накануне Дня всех святых люди гуляют всю ночь, шумом и гамом изгоняя из своих домов не­чистую силу.

Наступил ноябрь— пора дождей и листопадов. Дождями залило все вокруг, в том числе и сигнальное устройство, оповещавшее о приближающейся машине, и сигнал перестал поступать в комнату охраны. Поэ­тому однажды во время ленча внезапно распахнулась входная дверь со стороны леса, и в гостиную ввалился коренастый, лохматый, черный, как цыган, бородач. Одет он был крайне небрежно, но и на нищего не был похож. Охранники в это время находились на своей половине. Сидевший с нами Гарри нервно выскочил из-за стола и устремился навстречу пришельцу.

—   Что вам здесь нужно?! — спросил он вошедшего резким тоном.— Кто вы такой и что вы здесь делаете?

—    Вы меня извините, ради Бога,— ответил незна­комец вполне миролюбивым голосом.— Я, видите ли, художник, занимаюсь резьбой по дереву, и мне здесь обещали большой дубовый пень для работы.

—   Кто вам обещал?— продолжал допытываться Гарри, глядя на него с подозрением.— Какой еще пень?

—    Ну, хозяин этого дома. Могу я его видеть?

—   Он здесь сейчас не живет. И ни о каком пне мне ничего не известно. Так что ничем не могу помочь.

Потоптавшись у дверей, художник еще раз изви­нился и отправился восвояси, окинув нас любопытным взглядом черных глаз.

— Муж-жик какой-то, черт бы его побрал! — про­ворчал в сердцах Гарри, нервно раскуривая свою труб­ку. Слово «мужик» он произнес по-русски. Гарри был украинец по происхождению, родители его содержали ферму где-то в предгорьях Аппалачей, поэтому он знал много русских и украинских слов.— 1 Шляются тут всякие хипари бородатые.— Он все никак не мог ус­покоиться и вскоре отправился в комнату охранников. Сигнальное устройство на лесной дороге так никто и не починил. Но для нас это не имело ровным счетом никакого значения.

В декабре легкий морозец сковал землю. В лесу стоял сплошной шум от падавших листьев. Озера по­крылись тонким прозрачным льдом, который не вы­держивал лабрадоров, когда те бесстрашно бросались в воду и, проламывая грудью лед, самозабвенно пла­вали в ледяной купели. Такая уж это порода— лаб­радор, хлебом не корми, а дай поплавать.

Мы с «Вестой» недалеко от дома оборудовали во­лейбольную площадку, натянули сетку между двумя высоченными кленами и стали играть в волейбол, сначала вдвоем, просто перебрасывая мяч через сетку, затем к нам присоединились охранники, и вскоре уже стали играть вместе, мы и все четверо охранников. Однажды утром мы поленились убрать площадку от толстого слоя листвы, нападавшей за ночь, и решили играть прямо по листве. Игра шла оживленно, с азартом, но в какой-то момент «Веста» в прыжке, послав мяч по ту сторону сетки, послала туда вслед за ним и свое обручальное кольцо. Жаль, конечно. Искали все вместе, осторожно перебирая листья и складывая их на ровной площадке. И девочки тоже искали. А листвы была уйма, почти по щиколотку. Искали часа два, почти до самого ленча, и уже совсем было отчаялись, когда один из охранников, к нашей радости, нашел- таки колечко.

В декабре отметили сначала два года со дня рожде­ния младшей дочери, а затем— семь лет старшей. Родились в декабре с разницей в одну неделю. Для младшей испекли пирог, зажгли две свечки, которые она тут же задула. На десерт были бананы. Именин­ница, с ловкостью обезьяны очистив банан, тотчас сунула его в рот, а кожурой внезапно запустила прямо в лоб сидевшему напротив Гарри. Отскочив от его лба, кожура забавно повисла на его трубке, которую он в это время раскуривал. Все смеялись, и больше всех Гарри, хотя мы и сказали строго дочурке, что так делать нехорошо. После ужина наедине мы посмея­лись с «Вестой»: ребенок чувствует, кто наш против­ник, а противника бьют прямо в лоб, хотя бы и кожу­рой от банана.

К тому времени мы уже почти отработали план побега. Во время поездок по городу у нас нередко возникали самые разнообразные варианты ухода, но всякий раз они отпадали по тем или иным причинам. Наши прогулки по окрестным лесам становились все более продолжительными. Охрана уже привыкла к то­му, что после ленча и перед ужином мы с детьми обычно отправлялись в лес. Младшенькая даже засы­пала в коляске, которую мы неизменно брали с собой при поездках в город, при посещении музеев или при гулянье в лесу. Колясочка была с утепленным конвер­том для ребенка, на четырех довольно больших коле­сиках, легко и быстро складывалась, занимая совсем немного места в багажнике автомашины.

Выезжали мы в город, как правило, утром, воз­вращаясь к ленчу. После ленча охранники — кто от­дыхал, кто смотрел телевизор, кто ходил на пробежку по лесным тропинкам, кто с упоением играл в дартс (метание металлических дротиков в мишень). А когда по телевизору давали спортивную передачу— аме­риканский футбол, хоккей, баскетбол или бейсбол, то от телевизора никого из них невозможно было отвлечь. Одним словом, с трех до шести вряд ли кто будет нас искать, что давало нам шанс оторваться от противника.

Однажды, когда мы уже заметно вернулись с про­гулки и собирались ужинать, негритянка Мэри спро­сила старшую дочь, когда та забежала на кухню: «И где же это укромное местечко, куда ты ходишь с па­пой и мамой?» Дочь нам передала разговор, мы поняли, что вскоре не сможем ходить без сопровожде­ния.

Встретили Рождество Христово, которое отмечает­ся здесь в ночь с 24 на 25 декабря. Затем— Новый, 1972 год. Мы планировали уход примерно на середину января. На исходе был пятнадцатый месяц нашего заточения. Однажды поздно вечером, убедившись, что охранники смотрят футбол в своей служебной ком­нате, я надел спортивный костюм, кроссовки и через окно спальни выбрался наружу. Пройдя в кромешной тьме через лес по знакомой тропинке, преодолев пару глубоких оврагов и лесной завал, я выбрался на шоссе, по которому изредка проходили автомашины. Под­ражая любителю бега трусцой, входившей в то время в моду, я не спеша затрусил к зданию колледжа, которое возвышалось на .пригорке по ту сторону до­лины километра за два от нашего бунгало. Здесь, рядом со школой, стояли телефоны-автоматы, где на кронштейнах закреплены толстенные телефонные справочники. Мы их приметили, проезжая однажды мимо на машине. Подсвечивая фонариком, полистал книги, отыскав адреса посольств и консульств нашего, Польши, Болгарии и Чехословакии. Записал также на всякий случай телефон приемной нашего посоль­ства. Затем тем же путем вернулся домой. Встречные машины ослепляли фарами. А вдруг знакомые? Ну что ж, захотелось перед сном пробежаться. Мало ли какие могут быть причуды у человека? Кто перед телевизором сидит до умопомрачения, а кто бегает но ночам трусцой. Хотя, как правило, здесь на за­городном шоссе пешего не увидишь. Здесь— царство машин. Нет даже пешеходной дорожки, не то что тротуара. Только шоссе. Машина — единственное средство передвижения. Велосипед тогда еще только- только входил в моду.

Дома было все в порядке. Дети спали. Охранники продолжали смотреть TV. Мое отсутствие осталось незамеченным. Так можно и до утра погулять, и никто не хватится. Но ночью никуда не добраться.

Утром 7-го января приехал Гарри. Мне предстояла очередная встреча с ФБР. Эта встреча ничем не от­личалась от предыдущих. А их уже было четыре или пять. На прощанье, как бы невзначай, Джон извлек из папки фотографию и показал ее мне. Это была неболь­шая фотография товарища, который курировал мою индивидуальную подготовку на самом начальном эта­пе, еще в 1957 году.

—    Вам знаком этот человек, не правда ли? — спро­сил Джон, вперившись в меня взглядом исподлобья. Боб в это время с добродушно-лукавой улыбкой на­блюдал за моей реакцией. Приятный тип этот Боб. Умный. Уже, наверное, стал каким-нибудь шефом в ФБР.

—    Нет, не знаком,— отвечал я.— А почему я его должен знать?

—   Странно, что вы его не знаете. Нам казалось, что он вам должен быть знаком.

—    И все же почему я должен его знать? Я не знаю этого человека.

—   А разве это не ваш первый куратор по нелегаль­ной подготовке по имени Василий Федорович?

(«Эко хватил! — подумал я.— В самую точку!»)

—    Моего первого куратора действительно звали Василий Федорович, об этом я уже говорил. Я вам давал описание того человека. Но ведь это же не он. (А почему я должен был его опознавать? Ведь до этого никого из товарищей я не «опознавал». А вдруг это во вред?)

—   Ну, ладно,— сказал Джон, насупив брови.— На сегодня достаточно. В следующий раз поговорим об этом.

Но следующего раза уже не было.

Во дворе в машине ждал Гарри.

Приехали домой. Пообедали.

—    Что-нибудь случилось? — спросила «Веста», ко­гда Гарри уехал. Девочки в это время смотрели по телевизору мультики. Мы прошли в ванную, включили воду. Я шепотом рассказал «Весте» о случае с фо­тографией.

—   Смотри-ка, что у нас получается,— сказал я.— Этот товарищ, мой бывший куратор, работал или работает в разведке. И тот парень, что на фотографии, которую приносил Гарри, тоже был оттуда. Он учился вместе со мной в институте и в разведшколе, и конечно же я не мог его не знать. И вторая фотография. Мне кажется, что те фотографии, которые приносил Гарри, и та, которую мне сегодня показывали — звенья одной цепи. Они каким-то образом вышли на моего первого куратора и показывали сегодня его фото, я его не опознал, но они знают, что я лгу. Если предатель засел в управлении «С» [52]Управление «С» в системе КГБ работало с нелегалами. О. Гордиевский в указанное время работал в Центре именно в этом управлении.
, то он, по-видимому, может под­сказать противнику, что я должен знать этих ребят. Хотят уличить меня во лжи, с тем чтобы после можно было с нами в конце концов как-то определиться. Нас, очевидно, в ближайшем будущем собираются слегка поприжать. А «крот» все-таки, похоже, есть и он про­должает давать информацию.

—   Надо уходить,— сказала «Веста», выслушав меня.

—    Когда?

—   Сейчас. Немедленно. Мы слишком засиделись в «гостях». Пора и честь знать.

—   Тогда иди и собирай детей, а я пойду посмотрю, где охранники.

На кухне Грейс мыла посуду. Я прошел в бельевую, где у нас сушилось белье. Уходим по последнему варианту. Сквозь приоткрытую дверь, ведущую в слу­жебное помещение, увидел, что трое охранников нахо­дились внутри комнаты: двое лежали, один сидел за столиком, потягивая виски со льдом. Через несколько минут должна была начаться трансляция матча амери­канского футбола на Кубок страны.

«Где же четвертый?»— подумал я. Вышел в лес, огляделся, решил пройтись немного по тропе к озе­ру. Через некоторое время из-за поворота показал­ся охранник, который, тяжело дыша, бежал трусцой в гору.

—   Слушай, Грег, ведь ты опаздываешь на футбол. Сейчас начинается.

—   Думаю, у меня еще есть время,— отвечал он, запыхавшись, и помчался в сторону дома.— Мне еще душ принимать!

Я вернулся в бунгало. Убедившись, что Грег прини­мает душ, я прошел в свою половину. Дети уже были готовы. В колясочку под матрасик мы уложили нор­ковую шубу, мой старый плащ, которым я здесь до этого никогда не пользовался, и маленький портфель­чик со слайдами детей — наше самое большое богат­ство. Одевшись как обычно для прогулки, мы направи­лись к выходу.

—   А как насчет спагетти с грейви [53]Мясная подлива.
на ужин? - - окликнула нас Грейс, выглянув из кухни.

—   Спагетти — это чудесно, Грейс, особенно с грей­ви, приготовленными вашими руками.

«Веста» пошла на кухню, чтобы взять печенье, мы всегда его брали для девочек, отправляясь на прогулку.

—    Грейс, мы пошли немного погулять,— сказала она.— Будем к ужину.

—   Счастливо,— крикнула Грейс нам вслед.— Смотрите не задерживайтесь!

Мы вышли из дома, усадили младшую дочь в ко­ляску и направились по лесной тропе вниз к нижнему озеру. Маршрут нами был отработан уже давно, время просчитано до минуты. Оба черных пса увязались за нами. Перейдя через небольшую плотину, мы пересек­ли ручей. Вдруг из-под ног выскочил заяц и помчался прочь от нас огромными прыжками. Лабрадоры ус­тремились за ним и вскоре исчезли из поля зрения. Треск сучьев стих вдали, и наступила тишина.

—   А молодец он, этот заяц,— сказал я.— Побежал туда, куда и нам надо.

Мы пересекли овраг, затем второй и спустились в долину. Местами коляску с дочкой приходилось нести на руках, так как никакой дороги не было. Выйдя на тропу, мы поставили наконец коляску на землю и зашагали вдоль ручья. Через час подошли к месту, где тропа пересекалась с покрытым щебнем просел­ком. Мы остановились, чтобы оглядеться. Позади нас в дымке лежала долина, по которой мы только что шли. Долина хорошо просматривалась на несколько километров и была совершенно пустынной, только две черные точки стремительно приближались к нам. Это были наши друзья-лабрадоры. Запыхавшись и высунув языки, собаки подбежали и сели рядом, очень доволь­ные собой. Мы отдали им все наше печенье, уговари­вая вернуться домой, но бессловесные четвероногие друзья не хотели уходить.

Это было именно то место, где нам предстояло расстаться (точка расставания была в маршруте), что­бы дальше идти разными путями в расчете на то, что кто-нибудь из нас доберется до своих. Мы считали, что информация, которую мы несем (о предполагаемом предателе), является важной. Я снял свою куртку и спрятал ее под кучей валежника. Оба пса озадаченно наблюдали за моими действиями. Я облачился в свет­лый плащ, который вынул из коляски, надел очки. Мы простились. «Веста» с детьми пошла по направлению к видневшимся в конце просеки домам. Собаки после некоторого колебания поплелись за ними. Я же пошел дальше вверх по долине. Все эти маршруты нами предварительно были изучены, поэтому мы точно зна­ли, куда выйдем. Место было безлюдное. По пути я встретил всего лишь одну женщину с собачкой. Но вот, вскарабкавшись по крутой тропе, вившейся по склону оврага, и перепрыгнув через ручей, я вышел в конец какой-то улочки. Здесь была небольшая пло­щадка, на которой в этот момент разворачивался длинный желтого цвета школьный автобус. На таких автобусах во всех Штатах развозят по школам детей. За рулем сидел паренек лет двадцати.

—    Послушай, ты не подбросишь меня до торгово­го центра? — спросил я его.

—   Отчего бы и нет? — ответил приветливо води­тель.— Садись. Только сначала развезем по домам детишек.

В салоне автобуса находилось несколько мальчуга­нов, которых мы доставили домой, после чего автобус помчался в сторону торгового центра Спрингфилда. Когда подъехали к торговому центру, я хотел было расплатиться, но водитель деньги брать не захотел. Высадив меня напротив входа в диспетчерскую такси, он тотчас укатил. Я вошел в диспетчерскую. Пока все шло по плану.

—    Мне нужно добраться до центра Вашингтона,— сказал я дежурному диспетчеру.

—    Подождите немного,— сказала девушка-диспет­чер.— Сейчас я вызову машину.— Усевшись на диван­чик, я стал машинально листать лежавшие на журналь­ном столике газеты. В комнате, кроме меня, никого не было. Я думал о своих. Удастся ли им добраться до нашего посольства?

В диспетчерскую вошел пожилой, грузный мужчи­на.

—    Это вы едете в Washington-down town? [54]Центр Вашингтона.
— спро­сил он меня.

—    Да, я.

—    Тогда поехали, я водитель такси.

Мы вышли. Я оглядел площадь. Как будто все нормально.

—   Куда поедем?— спросил он, когда мы сели в машину.

—    В министерство финансов,— ответил я.

Желтое такси помчалось по автостраде в сторону

столицы. Сидя на заднем сиденье, я прислушивался к разговору, который таксист вел по радиотелефону со своим диспетчером. На город уже опускались су­мерки, когда мы миновали Пентагон, который све­тился окнами. Было начало пятого, и у нас еще был приличный запас времени. Раньше чем через два часа нас вряд ли хватятся. Затем еще часа полтора-два будут искать в лесу, прежде чем объявят тревогу и перекроют все дороги.

Проехали мост через Потомак. Вот и министерство финансов. Отпустив такси, я направился в торговую зону центра, где в небольшом магазине купил шляпу с короткими полями и дешевую пластмассовую труб­ку. Надо же было хоть как-то изменить внешность. Когда вышел из магазина, было совсем темно. В шля­пе, в очках и в плаще (ни то, ни другое, ни третье я никогда здесь не носил), в сумеречном уличном освещении меня не так просто было узнать. После таких покупок в кармане осталось долларов пять с ме­лочью. Государственные учреждения и частные кон­торы заканчивали свой рабочий день, и улицы столицы были полны пароду, что благоприятствовало моему замыслу. Я шел на остановку автобуса, который дол­жен был подвезти меня в район расположения посоль­ства Болгарии. Маршрут автобуса я нашел на туристи­ческом плане города, который мы приобрели для проведения экскурсий. Почему я выбрал именно это посольство? Я считал (и, как оказалось, совершенно напрасно), что с исторической точки зрения они наши самые верные друзья и союзники. К тому же мы ведь их в свое время освободили от турецкого ига, так неужто не помогут русскому, попавшему в беду? Воз­можно, мне удалось бы проскочить прямо в наше посольство, полицейские могут и не задержать.

Я вскочил в подошедший автобус и проехал нес­колько остановок. В одном из тихих переулков отыс­кал особняк посольства Болгарии. Улица была без- людпой. Даже полицейского не было видно, хотя он должен был, по идее, находиться где-то поблизости.

Нажал на кнопку звонка. Открыла миловидная де­вушка в белой блузке и джинсовой юбке.

—    Добрый вечер,— сказал я по-английски.

—   Чем могу быть полезна? — спросила она с при­ветливой улыбкой.

—    Разрешите войти,— сказал я.— У меня возник­ла небольшая проблема, и я думаю, что вы мне сможе­те помочь.

Она пропустила меня внутрь, закрыла дверь и пред­ложила присесть на диван из черной кожи, стоявший в небольшом вестибюле. Ее черные глаза смотрели на меня с вежливым любопытством. Я знал, что я рискую, поскольку вестибюль мог прослушиваться Местными спецслужбами, но у меня не было другого выхода.

—   Видите ли, моя проблема несколько деликат­ного порядка. Я — советский гражданин, попал в сложную ситуацию, и мне необходимо, чтобы вы сообщили обо мне в службу безопасности Советского посольства. Это дело срочное. Только и всего. (Все это было продумано мной заранее и, как оказалось, не совсем удачно).

—   Сейчас я позову дежурного, думаю, он поможет разрешить вашу проблему.

Она позвонила по внутреннему телефону и сказала, что дежурный сейчас придет.

Между тем мы перешли на русский, которым де­вушка владела в совершенстве. Она поведала мне о том, что училась в Москве и что у нее самые добрые воспоминания о нашей стране.

Через несколько минут с верхнего этажа по бе­лоснежной лестнице спустился холеный сорокалетний, склонный к полноте мужчина среднего роста. Он мне сразу почему-то не понравился. Не дойдя несколько ступенек, облокотившись на перила, он выслушал мою просьбу.

—    А почему бы вам самому не пойти в Советское посольство и найти, кого вам нужно? — спросил он.

—    Видите ли, я не могу этого сделать, так как мне могут помешать.

—    Кто это вам может помешать?

—    Полиция.

—   Ах полиция! Вы что, не в ладах с американской полицией? Вы что-нибудь натворили?

—   Да нет, ничего я не натворил, но я прошу, чтобы вы мне помогли.

—    А я считаю, что вы провокатор, и прошу вас немедленно покинуть помещение посольства.

—    Но я не могу этого сделать. Я считаю, что...

—    В таком случае я вызываю полицию.

—    У вас будут неприятности.

—    Прошу мне не угрожать! Я знаю, что делаю! Убирайтесь вон, иначе я вызываю полицию!

Девушка округлившимися глазами сочувственно смотрела на меня. Но она не могла вступать в спор с барственным дипломатическим бюрократом.

—    Но куда же я пойду? Меня ведь наверняка уже ищут.

—    На все четыре стороны,— ответил он резко.

—    Здесь неподалеку советское торгпредство,— по­дала голос девушка из-за стойки.

—    Да, торгпредство здесь рядом, туда и идите! — сказал господин.

—    Вы мне можете дать его адрес?

—   Дай ему адрес, и чтоб ноги его здесь не было! — буркнул дежурный, презрительно оттопыривая ниж­нюю губу. «Ну и противная же рожа»,— подумал я. Поднявшись по ступенькам до середины лестницы, он взирал на меня оттуда с такой откровенной неприяз­нью, как будто это не наш Скобелев освобождал его страну от ига, а наоборот. Уже потом, много лет спустя, я подумал, что, может, по-своему он был в ка­кой-то степени прав.

Девушка дала мне листочек бумаги с адресом и те­лефоном торгпредства и в нескольких словах объяс­нила, как туда пройти, начертив схему прилегающих улиц. Ей было неудобно, и она прятала глаза. «Союз­ник» продолжал торчать на лестнице, молча наблюдая за нами. Я попрощался с девушкой, поблагодарил ее за отзывчивость и, не удостоив взглядом «союзника- предателя», вышел в ночь. Было уже начало седьмого. Опасное время. Наша «фора» подошла к концу, и нас уже, очевидно, начали искать в лесу. Мне даже чуди­лись их крики.

Проклиная на чем свет стоит «липовых» союзни­ков, я шел вдоль плохо освещенных кварталов, состо­явших из невысоких домов с палисадниками. Попада­лись редкие прохожие, в основном негры. Проходили редкие машины. В конце улочки показался худощавый стройный негр с густой шапкой волос, одетый в длин­ное модное демисезонное пальто, на левом лацкане которого поблескивал большой круглый значок. «А ведь это же Джо!»— мелькнула мысль. По спине у меня пробежали мурашки, и мне вдруг стало жарко. Негр этот был как две капли воды похож на Джо, одного из наших охранников, дежуривших на прошлой неделе. Он шел мне навстречу и задумчиво улыбался, думая, наверное, о чем-то совсем. Мне же показалось, что он меня узнал и улыбался мне. Я уже заготовил было ответ на его возможный вопрос. «Привет, Джо! Как поживаешь? Мы тут с ребятами прогуливаемся. Они меня ждут в машине, а мне тут надо посетить кое-кого». (Ведь он давно у нас не был и не мог знать о том, изменился ли мой статус.) И лишь когда «Джо» был уже совсем близко, я понял, что обознался. По­дойдя к стоявшей на перекрестке бензоколонке, я спро­сил у коренастого негра средних лет в шляпе, шедшего мне навстречу, как пройти к советскому торгпредству.

—    Не знаю,— пробормотал он.

—    Вам нужно советское торгпредство?— послышался откуда-то сверху низкий женский голос. Прямо над бензоколонкой в открытое окно высовывалась толстая негритянка средних лет, очевидно владелица бензоколонки.

—    О, сэр, они часто у меня заправляются, эти русские, я их хорошо знаю. Они мои хорошие клиенты.

Женщина довольно толково объяснила, как пройти к нашему торгпредству.

Пройдя еще несколько кварталов, я свернул в уз­кую улочку, сплошь застроенную особняками. Напро­тив одного из них по улице прогуливался здоровенный полицейский в форменном бушлате. Улица была слабо освещена, и вывески на торгпредстве я вначале не заметил, поэтому пришлось обратиться к полицейско­му, охранявшему торгпредство.

—    Прошу прощения,— сказал я, вынимая трубку изо рта,— где-то здесь находится советское торгпред­ство.

—    Вот оно,— бросил он небрежно, глянув на меня с высоты своего роста, показывая на особняк рукой, затянутой в черную кожаную перчатку.

Подойдя к массивной двери, я разглядел отсвечи­вавшую бронзой табличку с надписью «Торговое пред­ставительство Союза Советских Социалистических Республик». Нажал на кнопку звонка. Тишина улочки нарушалась лишь тихим шелестом шин проезжавших по дальней магистрали автомобилей. На полицейского я не оглядывался, но затылком чувствовал, что он за мной наблюдает.

Дверь приоткрылась. На пороге стоя худощавый черноволосый парень лет тридцати в белой рубашке и черных брюках.

—    Привет,— сказал я, когда он пропустил меня в прихожую. Он смотрел с недоумением на незнакомо­го ему человека. Я отлично знал, что в советских представительствах работают на таких должностях только советские граждане, тем более в Штатах.— У меня к тебе небольшое дело,— продолжал я, приса­живаясь на диван к журнальному столику.— Дай-ка мне бумагу и не бойся, я свой в доску.— Жестами показал ему, что нас могут подслушивать, имея в виду американские спецслужбы. Он принес бумагу и ка­рандаш, и я написал следующее: «Прошу срочно, но не по телефону, сообщить в службу безопасности посольства, что «Вест» находится здесь и срочно про­сит о помощи».

Молодой человек прочитал записку, внимательно посмотрел на меня. Меня стало знобить так, что зуб на зуб не попадал. На улице было жарко, а теперь вдруг бросило в дрожь. Я добавил: «В посольство пошла жена с двумя малыми детьми, и я беспокоюсь, дошли ли они».

Он жестом показал, что все будет в порядке. Потом куда-то ушел и вскоре вернулся, поставив передо мной на столик полстакана водки и маленький бутерброд — черный хлеб с острым сыром. Благодарно кивнув ему, я выпил. Полегчало.

«Сейчас должны подъехать из посольства,— напи­сал он на бумажке.— Там уже знают, что вы здесь».

Как он сообщил так быстро обо мне в посольство, я не знаю, но в стране главного противника имеются свои четко отработанные средства связи. Возможно, это был условный телефонный звонок. Возможно — радиосигнал. Скорей всего, кто-то съездил в посольст­во на машине.

Парень проводил меня в гостиную с камином и ос­тавил одного. На журнальном столике лежали совет­ские газеты и журналы. Я присел на диван и стал машинально их просматривать. Прошло полчаса. В дверь заглянул тот же дежурный.

—   Звонили, что уже выехали,— сказал он.— Ми­нут через пятьдесят будут здесь.

Часы уже показывали половину восьмого. Сейчас поиски в лесу, наверное, уже прекратились и, по-види­мому, приступили к поискам в городе. Могут перехва­тить по пути в посольство. В прихожей послышались шаги. В комнату вошли двое. Они, очевидно, прочита­ли в моих глазах немой вопрос.

—    Обошлись без потерь,— сказал один из них, улыбаясь.— Твои у нас в посольстве. Очень волнуются за тебя. Мы уже послали шифровку в Центр.

Моя до предела напряженная нервная система не­ожиданно вдруг резко дала сбой. Я еле успел выта­щить из кармана платок, как из глаз неожиданно для меня самого брызнули слезы. Отвернувшись, я отошел к камину. Платок красного цвета с вышивкой латин­ской буквой «Д» от слова «daddy» (папа), подарок детей, сразу стал мокрым. Было очень неловко, но я ничего не мог с собой поделать. Я был у своих. Мои — в безопасности.

Преодолев минутную слабость, я повернулся к то­варищам, с молчаливым пониманием ждавшим, пока я приду в себя. «Главное сделано,— думал я.— Мы у своих».

—   Тебе надо будет переодеться во что-то другое (обращались на «ты», по-свойски, как коммунисты между собой),— сказал старший,— и мы поедем в по­сольство. Здесь оставаться нельзя ни минуты.

—   А нас не перехватят по дороге? — спросил я.

—   Могут, конечно, но пока признаков тревоги нет. Мы следим за эфиром, пока все тихо. Да и здесь, на улице, все чисто. Поехали.

Я надел темно-серое демисезонное пальто, которое снял с себя один из приехавших. Другой отдал мне свою кепку, надев на голову мою шляпу. Медлить было нельзя. Я попрощался с дежурным, и мы втроем вышли на улицу. Машина стояла у подъезда. Води­тель, увидев нас, сразу запустил двигатель. Один из товарищей сел рядом с водителем, другой — рядом со мной на заднем сиденье. Машина тронулась. Мы по­дышали на боковые стекла, чтобы трудней было раз­глядеть, кто находится внутри.