Мы распрощались с мужем на перекрестке дорог. «Кто знает, не навсегда ли?»— мелькнула мысль. Мы двинулись по лесной дороге в направлении видневшихся домов. Лабрадоры плелись за нами, словно чувствуя, что мы расстаемся навсегда. Они решили провожать нас до конца. Так мы и вошли в поселок: впереди старшая дочь, затем я с коляской, в которой сидела младшенькая, и два огромных, черных как смоль пса, шедших за нами след в след. Хозяин собак, полковник, уже однажды приезжал за ними и был на них здорово сердит за то, что проявили непослушание и совсем отбились от дома. Он посадил их в свой комби и уехал. Некоторое время собаки у нас не появлялись, по затем снова стали к нам приходить.
Мы шли по улочке поселка, круто спускавшейся вниз, когда нас обогнала машина, в которой сидело трое молодых людей. Все трое смотрели в нашу сторону. Сердце дрогнуло: «Неужели все?» Но потом поняла, что они засмотрелись не на нас, а на собак, поскольку лабрадор — это довольно редкая порода охотничьих собак.
— А где наш папа? — спрашивали девочки.— Куда это он направился? Почему он не с нами?
— Он пошел по своим делам, и скоро мы с ним встретимся.
Небольшая машина притормозила у тротуара. В машине сидели две девушки, одетые по-спортивному.
— Вас подвезти, мэм?— приветливо спросила та, что была за рулем.
— Хотя бы до торгового центра, если вы будете столь любезны.
— Нам как раз в ту сторону. Садитесь.
Одна из девушек вышла из машины, помогла сложить коляску и уложить ее в багажник.
— А как с собаками? — спросила она, оглядываясь на них.
— Это не наши собаки. Они — наши знакомые и увязались за нами в лесу во время прогулки. Не беспокойтесь, они найдут дорогу домой. Им это не впервой.
Оба пса стояли как вкопанные, глядя вслед удалявшейся машине, видимо не понимая, почему мы их покинули. Но нам уже было не до них.
Минут через десять мы были у торгового центра. Служащий бензозаправочной станции помог вызвать для нас такси. Прошло несколько минут, показавшихся вечностью. Мимо проносились машины. В любой из них мог быть кто-нибудь из наших «друзей». А вот и они! Сердце замерло: к нам медленно приближалась машина с тремя молодыми людьми. Проехали мимо.
Через площадь, улыбаясь и поигрывая резиновой дубинкой, к нам вразвалочку направляется полицейский. Через плечо у него висит постоянно бормочущая рация.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, мэм? — осведомился он. Очевидно, вид женщины с двумя маленькими детьми, без такого столь обычного и необходимого здесь транспортного средства как автомобиль, всегда вызывает желание помочь.
— Спасибо,— сказала я.— Нам вызвали такси.
— О'кей,— отвечал он.— А вот, наверное, и ваше такси,— махнул он дубинкой в сторону приближавшейся оранжевого цвета машины.
Полисмен помог уложить коляску в багажник и пожелал вам счастливого пути. «Моя полиция меня бережет»,— подумала я, перефразируя слова Маяковского.— Надеюсь, его пожелание сбудется и нам действительно повезет».
Машина мчалась в сторону центра Вашингтона, именуемого здесь down-town. Постоянно работала рация. Иногда водитель подключался и что-то говорил.
— А вам куда именно? — спросил он.
— Шестнадцатая улица, номер десять или двенадцать, точно не помню. Я потом скажу, где остановиться. (Хотя адрес посольства «Вест» выписал из телефонной книги.)
— О'кей, мэм, как вам будет угодно.
Машина еле двигалась в центральной части столицы, то и дело останавливаясь в общем потоке городского транспорта.
— Мы на Шестнадцатой улице,— сказал водитель.
И тут же справа, совсем близко, я увидела полицейский пост, а на воротах— ярко сияющую золотом надпись: «Посольство Союза Советских Социалистических Республик». Ажурные железные ворота были гостеприимно распахнуты. Конец рабочего дня, и из посольства то и дело выезжали машины.
— Остановитесь здесь, пожалуйста,— сказала я водителю.
Он притормозил у обочины. Деньги я держала наготове и расплатилась с ним, не выходя из машины.
Водитель помог мне вынуть из багажника коляску.
Разложив ее (а она почему-то никак не хотела раскладываться), я усадила туда младшенькую, взяла за руку старшую дочь, и — вперед! Мы двинулись прямо в распахнутые ворота, стараясь не глядеть на полисменов, которые в это время со своих постов равнодушно наблюдали за нами, жуя резинку и поигрывая резиновыми дубинками. Они, наверное, приняли нас за семью одного из работников посольства.
Мы не спеша пересекли двор (кусочек советской территории) и подошли к ступенькам парадного подъезда. Пятясь по ступенькам, я втащила коляску с девочкой на крыльцо, после чего мы вошли в вестибюль. Холл в этот момент был совершенно пуст. За столиком дежурного никого. Напротив поста дежурного светились телеэкраны мониторов, державших в поле зрения всю проезжую часть улицы и ворота. Мы стояли посреди большого вестибюля, терпеливо дожидаясь, пока на нас обратят внимание. Вот откуда-то сбоку вошел молодой человек, по-видимому, дежурный комендант.
— Вам кого? — спросил он, подходя к нам и глядя на нас с недоумением. Меня вдруг стала бить дрожь.
— Видите ли, у нас тут одно деликатное дело... Нам бы кого-нибудь из службы безопасности посольства.
Не говоря ни слова, он быстро подошел к своему столику, снял трубку внутреннего телефона и кого-то вызвал. Через минуту в вестибюль вошел коренастый мужчина лет тридцати и без лишних слов пригласил нас в комнату, прилегавшую к вестибюлю.
— Я — «Веста»,— сказала я, когда мы остались одни.— Мы с мужем находились на нелегальной работе в другой стране. Нас там арестовали и привезли сюда. Сегодня нам удалось уйти. Мы пошли разными путями. «Вест» пошел в болгарское посольство.
— Эх, зачем он только туда пошел?! — во вздохом произнес товарищ, представившийся Георгием.— Присаживайтесь и подождите меня. Я сейчас вернусь.
Вскоре он вернулся с другим товарищем, которого звали Вячеславом.
— Мы послали шифровку в Центр,— сказал Вячеслав.— Сейчас вот едем искать вашего мужа. Сначала поедем к болгарам, может, он уже там.
Прошло часа полтора, прежде чем снова появились Вячеслав и Георгий, с ними был муж. Радости нашей не было предела. Дети повисли у него на шее;
— Сейчас быстро собираемся и едем в посольский дом, где живут все наши. Там вы будете в относительной безопасности,— сказал Вячеслав.
Мы оделись, сели в машину и поехали. Позади шла
еще одна машина с дипломатическим номером.
* * *
Минут через двадцать мы въехали в широко открытые ворота нашего посольства на 16-й улице. Прошли в комнату, где я обнял жену и детей. Быстро оделись. Вместе с другими сотрудниками вышли из здания посольства и сели в большую черную машину, стоявшую у подъезда. Вслед за нами шла еще одна наша машина. Минут через десять въехали во дворик высокого жилого дома, окруженного железной оградой. Это был дом, в котором проживали сотрудники нашего посольства с семьями. На лифте поднялись на четвертый этаж и вошли в отведенную нам двухкомнатную квартиру.
Появился Георгий.
— Минут десять тому назад был отмечен всплеск активности в полицейском эфире. Появились машины с детьми в районе посольства и торгпредства. Кажется, мы только-только успели проскочить.
Пришел товарищ по имени Виктор, занимавший с женой и двенадцатилетней дочкой однокомнатную квартиру напротив. Вместе с Георгием они разъяснили нам, как вести себя в случае возникновения чрезвычайной ситуации: быстро перейти в квартиру Виктора. Виктор дал нам два газовых баллончика и показал, как с ними обращаться. Хотя я сомневался, чтобы они нам помогли в кризисной ситуации. Он показал нам потайную кнопку, которой можно было вызвать дежурного коменданта.
В холодильнике были кое-какие продукты. Кое-что принесла жена Виктора из своих запасов. Поужинав и уложив детей, мы сели за стол и написали текст радиограммы в Центр, в которой в сжатом виде изложили события, последовавшие после нашего ареста, а также версию о том, что арест произошел в результате предательства. Ночью почти не спали. По улице раза два промчались, завывая сиренами, пожарные машины. Потом полицейские машины с синими мигалками. Было тревожно. Дети спали. Мы же то и дело подходили к окну.
Утром зашел Виктор, спросил, как нам спалось па новом месте. Ответили, что неважно. Особенно когда у дома вдруг притормозили пожарные. Он сказал нам, что через окно с помощью мобильной пожарной лестницы к нам можно довольно легко проникнуть, но это вряд ли реально, учитывая сложившийся в это время уровень советско-американских отношений. Готовилась встреча на высшем уровне между лидерами двух крупнейших держав.
В полдень пришел Вячеслав, работавший по линии «С». Он принес шифрограмму из Центра. Центр поздравлял нас с удачным уходом от противника; по изложенной нами версии предательства принимаются меры; вопрос нашего возвращения домой обсуждается на правительственном уровне и вскоре будет решен.
Мы сели за отчет, отрабатывая перечень вопросов, интересовавших Центр: что, где, когда, как все это случилось.
На следующий день Вячеслав рассказал нам следующее. Вопрос о нашем возвращении домой был запущен в высокие инстанции. Посол А. Ф. Добрынин звонил Киссинджеру. Вот примерное содержание их разговора со слов Вячеслава.
— Господин Киссинджер, я звоню по поручению Председателя Президиума Верховного Совета СССР господина Подгорного. Он просит вашего содействия, чтобы переправить на Родину одну советскую семью: муж, жена и двое детей.
— Да? И что же это за семья?
— Вы знаете, я думаю, мистер Хелмс [55]Тогдашний директор ЦРУ Ричард Хелмс.
вас сможет лучше меня проинформировать по этому вопросу.
— Это что, ваши шпионы, что ли?
— Ну, зачем же так, господин Киссинджер? Мы этим не занимаемся, вы же знаете.
— Да, да, я совсем забыл. Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах.
— Буду вам весьма признателен.
Генри Киссинджер, человек, обладавший большим чувством юмора, после этого разговора, по-видимому, (опять же со слов Вячеслава), гут же поднял трубку и набрал номер директора ЦРУ Ричарда Хелмса. Между двумя высокими государственными мужами мог иметь место следующий разговор:
— Хэлло, Рич! Как поживаешь?
— Хорошо, Генри, твоими молитвами.
— Рич, ты мне ничего не хочешь сказать?
После паузы:
— Смотря что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду эту русскую парочку с двумя детьми, которую ты каким-то образом умудрился потерять.
— Ты хочешь сказать, что ты их нашел?
— Именно это я хочу тебе сказать, дорогой Рич. Только что звонил русский посол. Он просит содействия возвращению домой этой семьи, неизвестно как оказавшейся в нашей стране.
— Чем же я могу помочь?
— Не мешай переправить их домой вполне легальным путем. За них просит сам мистер Подгорный [56]Тогдашний Председатель Президиума Верховного Совета СССР.
— Но ты же должен понимать...
— Рич, никаких «но»! Я занят подготовкой важного визита нашего президента в Москву и не хочу, чтобы ты мне вставлял палки в колеса. Сегодня я буду у Никсона, и у нас будет разговор и на эту тему. Так как, Рич?
Пауза.
— О'кей, Генри. Пусть будет по-твоему.
— Спасибо, Рич. Другого ответа я от тебя и не ждал. Долг платежом красен. Бывай.
Разговор этот был, надо полагать, чистым вымыслом Вячеслава, а с другой стороны... кто знает?
Прошла неделя, затем вторая. Из квартиры мы никуда не выходили. Один только раз, в воскресенье, мы спустились в кинозал, расположенный в подвальном помещении. Там было много наших детей. Крутили «Бременских музыкантов» и первые серии «Ну, погоди!». Наши девочки были в восторге, хотя по- русски не понимали ни единого слова.
Нам выделили небольшую сумму денег, и наши товарищи купили кое-что из одежды, поскольку у нас было только то, в чем пришли. Некоторые покупки сделали в нашем магазине, расположенном в подвальном помещении. Купили также проигрыватель и несколько пластинок для детей с песенками и сказками на английском языке, так что девочки с утра до вечера слушали пластинки. Детские телевизионные программы в США идут с шести утра и до десяти вечера. Раннее утро. На улице еще темно, мы еще спим, а наши дети уже сидят перед телевизором и смотрят мультики.
Однажды хмурым зимним днем, оставив детей на попечение семьи Виктора, мы с «Вестой» отправились в Госдепартамент США. Нас сопровождали два сотрудника консульского отдела нашего посольства. Необходимо было выполнить одну формальность. В просторном вестибюле Госдепа, где были выставлены государственные флаги всех стран, с которыми Штаты поддерживают дипломатические отношения, нас встретил сотрудник Госдепа мистер Кеннет, который проводил нас в небольшую комнату. Через несколько минут сюда вошли два человека. Один из них представился сотрудником консульского управления. Второй не представился никак и в основном помалкивал, внимательно рассматривая нас. Мы предположили, что он был из ЦРУ.
Минут пять болтали на тривиальные темы, шутили о том о сем. Обстановка была довольно непринужденной. Американцы и наши дипломаты были старыми знакомыми. В комнату вошел мужчина лет пятидесяти с кожаной папкой в руках. Суровое, неприступное выражение лица. Он представился старшим инспектором иммиграционной службы и, по-видимому, был главным действующим лицом во всей этой процедуре.
Все встали. Для начала инспектор удостоверился, под какой фамилией мы здесь находимся. Ответили, что под фамилией Мартыновы. Затем он задал нам ряд вопросов примерно следующего характера:
—^ Вы совершенно добровольно пришли в Советское посольство?
— Да, это так. В Советское посольство мы пришли добровольно.
— Вас никто к этому не принуждал?
— Нет, никто.
— Вы отказываетесь от возможности получить политическое убежище в США?
— Да, отказываемся.
— А ваше прежнее ходатайство?
— Мы отказываемся от него. Оно было вынужденным, и поэтому просим его аннулировать.
— Вы утверждаете, что совершенно добровольно покидаете территорию Соединенных Штатов Америки?
— Да, утверждаем. Именно так.
— Вы подтверждаете, что делаете это без какого- либо принуждения со стороны ваших сограждан?
— Да, подтверждаем.
— Имеете ли вы претензии к каким-либо государственным органам США?
— Нет, не имеем. Никаких претензий.
Отвечали по очереди: сначала «Веста», затем — я.
Еще несколько вопросов и ответов, и беседа была
закончена. Инспектор церемонно раскланялся и покинул помещение. Оставшиеся обменялись с нами рукопожатием, пожелали нам счастливого возвращения на Родину. Все тот же мистер Кеннет проводил нас и наших провожатых до дверей и распрощался с ними, блеснув ослепительной улыбкой. Он производил впечатление очень добродушного человека. (Перед тем как распрощаться с нами, цэрэушник, потрогав рукав шубы, сказал с улыбкой «Весте»: «Хорошая шуба, не правда ли?»— «Да, неплохая»,— лукаво улыбаясь, отвечала «Веста». Но это была не норка.)
Второго февраля 1972 года, в день отъезда, выпал снег. Рано утром мы вышли вместе со всеми детьми нашего дома, сели в автобус, который отвозил их в школу. По пути мы заехали в посольство. Подошли товарищи, следовавшие за нами на машине. Они помогли нам внести багаж. Пока мы жили в посольском доме, Виктор с женой купили необходимы вещи для нас и детей, ведь у нас было лишь то, в чем пришли. Не забыли даже игрушки для детей, книжки и детские пластинки с проигрывателем: Центр выделил 2500 долларов на указанные расходы. В посольстве нам была выделена небольшая комнатка, где мы и расположились. Вскоре вошла служащая посольства, она занялась детьми, а нас с «Вестой» проводили в кабинет посла.
Посол Анатолий Федорович Добрынин уделил нам несколько минут, в течение которых мы успели поговорить и о семье, и о нашем положении, и о многом другом. Анатолий Федорович обладал необыкновенным чувством юмора. Нам приятно было сознавать, что интересы нашей страны здесь представляет такая личность. В заключение посол Добрынин поздравил меня с сорокалетием, вручив по этому случаю кассетную магнитолу «Хитачи» и пожелал нам счастливого возвращения на Родину.
Затем нас пригласили в небольшую гостиную с камином, где был накрыт стол с закусками.
Советник посла Юлий Воронцов поднял тост за наше благополучное возвращение домой и, главное, чтобы дома не было проблем. Умнейший и прозорливый дипломат, занимающий ныне высокий пост в ООН, он слишком хорошо знал нашу систему, чтобы не предвидеть, что дома нас ожидают осложнения. Потом мы не раз вспоминали его слова. Он также сказал нам, что с болгарами был разговор по поводу моего столь неудачного визита в их посольство.
После приема мы забрали детей и спустились в вестибюль, где нас ждали товарищи.
Выпавший за ночь обильный снег бурно таял, с деревьев и проводов падали большие хлопья. По улицам текли ручьи. У подъезда посольства стоял микроавтобус, в котором уже сидело несколько человек. Двое из них с детьми. Это были советские граждане, которые ехали в Нью-Йорк. Нас сопровождала машина с консульскими работниками.
По дороге в Нью-Йорк, откуда вылетал самолет на Москву, мы один раз останавливались на бензозаправочной станции, чтобы размяться и заправиться. В пути все угощались жареными пирожками, предусмотрительно захваченными в буфете посольства, и пили кока-колу. Уже совсем стемнело, когда показались неоновые огни Нью-Йорка. Долго ехали по набережным, пересекали мосты. Аэропорт Кеннеди. Масса пассажиров. Огромные залы ожидания. Все в движении. До посадки еще два часа. Около нас все время находятся товарищи из консульства. В самом аэропорту подошли еще несколько наших работников, сотрудников ООН. Мы все время среди своих.
Объявили посадку. Небольшая остановка в туннеле перед выходом к самолету.
— А вот и паши друзья из ФБР,— сказал нам Вячеслав, указывая глазами туда, где стояла группа из нескольких мужчин.— Тоже пришла вас проводить, чтобы все было в порядке.
Джона и Била среди них не было.
«Ил-62» стоял почти у самого выхода из аэровокзала. Поднялись по трапу в первый класс и устроились с детьми почти рядом с кабиной пилотов. Дети все спрашивали, куда мы едем, для них все было в новинку, хотя старшая уже летала на самолете. Позади нас расположился Вячеслав и еще один незнакомый мне товарищ, работавший в Нью-Йорке под прикрытием ООН. В соседнем ряду — дипкурьеры. Этим же классом летели еще два молодых человека спортивного вида, очевидно их охраны системы Аэрофлота. В салон, пригибаясь, один за другим входили парни двухметрового роста, с объемистыми спортивными сумками на плечах: домой возвращалась сборная СССР по баскетболу.
Взлетели. Где-то сбоку проплыли ярко-желтые неоновые огни Манхэттена. Самолет набирал высоту. Отчего-то болела голова. Рассвет встретили над океаном. В разрывах облаков внизу чернели какие-то острова, обрамленные белой пеной прибоя. Атлантику штормило. Затем острова пошли сплошной чередой. Самолет пошел на снижение. Туманный Альбион полностью соответствовал своему названию— все было затянуто пеленой тумана, что не помешало, однако, совершить посадку.
Лондонский аэропорт Хитроу. Многие пассажиры вышли поразмяться. Мы же продолжали сидеть. С нами Вячеслав. На борт поднялся худощавый, средних лет англичанин в очках и в форменной фуражке с малиновым верхом.
— Это что еще за кондуктор? — спросил Вячеслав.
Мы все дружно рассмеялись.
Остановившись в проходе, «кондуктор» цепким взглядом окинул салон. Затем в течение нескольких секунд он стоял уставившись на нас, веселых, смеющихся. Не разделяя нашего настроения, он резко повернулся и покинул самолет.
— Это он вас пришел посмотреть,— сказал Вячеслав.— По-моему, он вас даже скрытно сфотографировал,
— А зачем это им?
— Наверное, на память о том, как выглядят русские чудаки, добровольно возвращающиеся из капиталистического рая в нашу родину матушку-Россию.
Снова острова под крылом самолета. Пролетели Западную Европу. Летим над советской территорией. Внизу наша родная земля. Все затянуто густой пеленой облаков. Земли не видно. Самолет, снижаясь, делает круги, повинуясь командам диспетчера. Внизу замелькали заснеженные поля и леса Подмосковья. Заходим на посадку. Один за другим внизу мелькают ряды рубиновых огней глиссады. «Ил-62», подрулив к огромному бетонному грибу Шереметьевского аэропорта, заглушил двигатели.