§ 1. Перенос и контрперенос в консультировании

Огромное значение в процессе установления клиент-терапевтических отношений играют хорошо известные и достаточно подробно описанные феномены переноса и контрпереноса.

В настоящее время практически все теоретические направления в психотерапии и консультировании признают не только саму возможность наличия переноса в клиент-терапевтических отношениях, но и его значительное влияние на процесс установления отношений, на эффективность консультирования, на глубину контакта клиента и консультанта. Перенос присутствует во всех межличностных отношениях, однако в процессе консультирования он особенно интенсивен. Консультант говорит о себе меньше, чем клиент, оставаясь достаточно анонимным, и такая его позиция облегчает возникновение переноса. Следует сказать, что сам приход клиента на консультацию, с точки зрения многих практиков, имеет в некотором роде переносную основу. По своей сути зачастую это неосознанный поиск принятия и любви человеком, выросшим при их дефиците.

Перенос был открыт и описан как феномен З. Фрейдом. Хотя и до Фрейда некоторые проницательные люди замечали явление переноса на фигуру целителя. Психоаналитики определяют перенос как бессознательную склонность к смещению нашего эмоционального интереса на новых людей или на неодушевленные объекты в надежде оживить прошлое и добиться цели там, где мы раньше потерпели неудачу (Роут, 2002, с. 32). В психотерапии перенос обычно считают реакцией клиента на терапевта как на «родительскую фигуру», обусловленной его ранними эдиповыми отношениями{ Эдипов комплекс – понятие, введенное в психоанализ З. Фрейдом. В общем смысле эдиповы отношения – это имманентное универсальное бессознательное эротическое влечение ребенка к родителю.}. Более ясное определение дает Р. Кочюнас:

! «Считая перенос универсальным феноменом консультативного контакта, его можно определить как повторение в отношениях с консультантом чувств и установок, привычных в прошлом со значимыми людьми, прежде всего – с родителями » ( Кочюнас , 1999, с. 73).

Часть исследователей говорят о том, что любые отношения человека имеют в своей основе переносную природу, более или менее выраженную, а психотерапия просто является методом, который использует факторы и ситуации, вызывающие, поддерживающие и объясняющие перенос.

В консультировании и психотерапии перенос характеризуют следующие особенности.

1. Перенос является бессознательным процессом . При этом чувства клиента к консультанту могут им осознаваться, а сам факт того, что они привнесены в клиент-терапевтические отношения из более ранних отношений клиента, не осознается. Осознание переноса – важная часть психотерапевтического контакта, хотя в разных психотерапевтических направлениях имеет свои временные и технические особенности.

2. Перенос всегда ошибочен . Ошибка переноса – это, прежде всего, приписывание клиентом консультанту черт, свойственных другим людям в других обстоятельствах и в другое время. Часто ошибка переноса проявляется как наличие у клиента не соответствующих реальности ожиданий, идеалистического или, наоборот, беспричинно негативного представления о консультанте.

3. Возникновению переноса способствуют нейтральность и неопределенность консультанта . Ненавязывание клиенту собственных убеждений и ценностей, безоценочность, незнание клиентом особенностей жизни и личности консультанта создают психологическую атмосферу, в которой перенос легко возникает, полностью проявляется и усиливается.

4. Перенос чаще возникает в тех сферах и ситуациях жизни, где имеются неразрешенные детские конфликты со значимыми для клиента личностями . Чаще всего это отвержение и обесценивание эмоционально значимой фигурой, неотреагированная боль покинутого или брошенного, ситуации, связанные с невозможностью ребенка ответить на вербальную или физическую агрессию взрослого, психологическое давление со стороны взрослого, ожидание принятия и любви со стороны значимого взрослого, сексуальные домогательства или насилие и др.

5. Перенос бывает положительным и отрицательным . Модальность переноса не имеет никакого отношения к его полезности или бесполезности, отмечает Е. Емельянова (2004, с. 278). Перенос – это всегда материал для терапевтической работы с клиентом, и он может быть по-разному использован психотерапевтом. Модальность же представляет собой общую эмоциональную окраску отношения клиента к консультанту.

При положительном переносе клиент склонен идеализировать консультанта, видеть в нем человека более любящего, более сильного, более заботливого, чем он есть на самом деле. Часто перенос носит эротическую окраску, когда консультант становится объектом любви и поклонения для клиента. Перенос может проявляться в самых разнообразных формах и ситуациях:

● слова и высказывания консультанта становятся предметом восхищения и цитирования клиентом;

● клиент манипулирует консультантом при помощи молчания, вздохов, жалоб о том, что нечего сказать и «голова совсем пустая». Подобные манипуляции заставляют консультанта увеличивать собственную активность и брать на себя излишнюю ответственность за изменения в жизни и личности клиента;

● клиент конкурирует с другими клиентами из-за консультанта. Обычно такая конкуренция проявляется во фразах типа: «Я всегда долго обдумываю наши диалоги, не так, как другие ваши клиенты»; «Я выполнил ваше задание. Правда, я самый послушный ваш клиент?»; «Мне кажется, что у нас с вами особые отношения, не такие, как у вас с другими клиентами» и т. п.;

● клиент интересуется личной жизнью консультанта, его потребностями, желая помогать консультанту в решении его жизненных проблем. Может стремиться установить собственные отношения с близкими консультанта, особенно с детьми, пытаться подружиться с ними. Может звонить консультанту в любое время суток или домой, требуя поддержки и помощи;

● формой выражения чувств к консультанту также являются подарки. Они могут обозначать и «взятку», и демонстрацию «особых» отношений с консультантом, и неосознанное желание клиента ощутить превосходство над консультантом;

● забывание заплатить за консультацию свидетельствует о том, что клиент перестает разделять клиент-терапевтические и личные отношения. В таких случаях консультанту необходимо напомнить клиенту о гонораре и сделать ситуацию предметом обсуждения на последующих сессиях. Способом неосознанного наказания консультанта клиентом за разочарование в нем, за несоответствие реального человека его идеальным представлениям может стать накопление долгов за терапию. Все подобные ситуации также необходимо обсуждать с клиентом во время работы и даже вне ее.

Отрицательный перенос связан с отвержением консультанта и враждебностью по отношению к нему. Как правило, отрицательный перенос сначала встречается в групповой работе, когда какой-либо член группы сильно боится, раздражается или явно отвергает тренера или одного из ведущих группы. В таких случаях индивидуальная сессия в кругу именно с отвергаемым тренером может помочь клиенту осознать отрицательный перенос и увидеть, что все испытываемые им негативные чувства на самом деле обращены к другому человеку. Часто в индивидуальной работе удается прояснить, к кому именно. Это очень полезно для развития клиента и улучшения его отношений с людьми и миром.

Кроме того, в психотерапевтической работе может возникнуть плохо осознаваемый ситуативный отрицательный перенос клиента на консультанта. Его можно узнать по сильным отрицательным чувствам клиента, возникающим в ходе сессии, не соответствующим реальной ситуации и имеющимся клиент-терапевтическим отношениям. Как в таких случаях консультанту вести себя? Во-первых, не следует пугаться негативных чувств клиента. Во-вторых, консультанту следует рассказать клиенту о том, что сила его раздражения, гнева, агрессии не соответствует тому, что только что происходило в сессии, что со стороны консультанта не было ни отвержения, ни желания обидеть, ни каких-то разрушительных слов или действий. В-третьих, важно поисследовать, в каких жизненных ситуациях у клиента возникают похожие переживания, с каким человеком они в первую очередь связаны, какое самое раннее аналогичное переживание может вспомнить клиент. В-четвертых, следует помочь клиенту перенаправить свои негативные чувства на того человека, которому они на самом деле предназначены. Хорошо при этом использовать традиционные гештальттерапевтические техники, например «горячий стул».

К сожалению, в психотерапии не так часто удается помочь клиенту осознать отрицательный перенос. Часто клиенты избегают психотерапевтов, к которым чувствуют много негативных эмоций, даже не пытаясь осмыслить возможные причины этого. Если же клиент приходит к консультанту с агрессивным настроем, уже испытывая к нему сильное раздражение, то ему достаточно сложно удержаться с консультантом в отношениях до момента возникновения хорошего устойчивого терапевтического контакта. Подобные ситуации не так часто, но встречаются в терапевтической практике. Так может быть, например, если клиент приходит на консультирование по требованию кого-то из близких, или заочно знаком с консультантом через каких-то людей, или что-то слышал о нем, его позиции и взглядах, читал его статьи, книги и т. п. Р. Кочюнас, Е. Емельянова говорят о том, что если в ходе консультирования установка клиента по отношению к консультанту не меняется, то консультирование становится невозможным. Однако некоторые опытные психотерапевты, например Е. Калитеевская и А. Моховиков, говорят о том, что настоящая психотерапия начинается как раз с работы над отрицательным переносом.

Таким образом, можно предположить, что возможность работы над отрицательным переносом обусловлена несколькими причинами. Прежде всего – готовностью клиента встречаться с собственными сильными негативными чувствами, природа которых для него не ясна и которые кажутся ему опасными. Во-вторых, умением консультанта вносить в клиент-терапевтические отношения сложную тему переноса и работать с ней, устанавливать контакт при наличии сильного отвержения со стороны клиента, понимая его природу и не приписывая его своим словам и действиям.

И хотя обсуждение переноса практически всегда приводит к значительным внутриличностным изменениям, не во всех ситуациях рекомендуется в него углубляться. По мнению Р. Кочюнаса, обсуждать перенос не стоит в случаях:

● наличия искаженного восприятия действительности клиентом;

● нехватки времени для работы с переносом при краткосрочной терапии;

● отсутствия нормального рабочего альянса с клиентом;

● ослабления психологических защит клиента, обусловливающего невозможность выдерживать фрустрацию со стороны терапевта;

● наличия других целей консультирования (например, решение конкретных ситуативных задач).

Можно предположить, что значительная часть случаев резкого или неожиданного прекращения консультативного контакта является результатом непреодоленного или неозвученного переноса. Ситуация, когда остаются без обсуждения сильные позитивные или негативные чувства клиента к консультанту (интенсивная идеализация – любовь или сильное отвержение – ненависть), может привести к разочарованию не только в самом психотерапевте, но во всей психотерапии в целом. Поэтому чувства клиента к консультанту игнорировать нельзя. Психологу необходимо их распознавать, выдвигать гипотезы, проверять их и выносить на обсуждение. При этом глубину обсуждения консультант выбирает, опираясь на свою профессиональную интуицию.

Особенности своих взаимоотношений с консультантом важно понимать и самому клиенту. Задачей психотерапевта при этом становится максимально ясное и исчерпывающее объяснение клиенту как самого понятия переноса, так и форм его выражения в клиент-терапевтических отношениях и в повседневной жизни клиента. М. Кан называет три основные цели объяснения переносных реакций клиентам (Кан, 1997, с. 95).

Во-первых, такое объяснение помогает клиентам понять корни своих поступков и расширить понимание себя. Во-вторых, объяснение углубляет взаимопонимание консультанта и клиента, способствует развитию доверия, так как клиент видит, что консультант объясняет проблемы не его внутренней испорченностью, а опытом его жизни, начиная с раннего детства. В-третьих, объяснения консультанта и новое понимание клиента делают их «коллегами», партнерами; клиент получает знания и опыт и в дальнейшем способен сам проинтерпретировать свои реакции и поступки. При этом клиент получает в том числе и опыт выстраивания зрелых отношений.

Методы работы с переносом уходят своими корнями в психоанализ. Один из видных представителей этой психотерапевтической школы М. Гилл утверждает, что клиенту необходимо дать возможность заново пережить эмоции из своего прошлого в строго обозначенных условиях. К таким условиям относят:

● присутствие лица, на которого эти чувства теперь направлены (психотерапевт);

● прямое выражение испытываемых чувств тому лицу, на которое они направлены (психотерапевту);

● готовность этого лица (психотерапевта) обсуждать эти чувства и влечения клиента с интересом, объективно и без вовлечения психологических защит. Подобную уникальную возможность может обеспечить только психотерапевтическая сессия;

● поиск и обнаружение прошлого глубинного источника переживаемых чувств, перенаправление этих чувств первичному источнику переживаний (цит. по: Кан, 1997, с. 56–57).

Итак, консультант с уважением, пониманием и принятием должен относиться и к чувствам клиента, и к способам их выражения. Даже чувства клиентов, которые невозможно реализовать в жизни (например, влюбленность в терапевта, сексуальное влечение, желание жить рядом с терапевтом, стремление дружить с ним и т. п.), имеют право на существование. Сами клиенты зачастую переживают из-за возникших к терапевту чувств, оценивая их как «неправильные», т. е. не соответствующие их жизни или другим их отношениям, и сама возможность их переживания и выражения в ходе сессии делает консультирование, по словам Р. Кочюнаса, глубже и интенсивнее. Понимание табуированности определенных аспектов отношений с психотерапевтом (запрета на любовные, дружеские, сексуальные отношения) помогает клиенту осознавать, что в жизни существует ряд ограничений и невозможно удовлетворить все возникающие у человека желания.

Оборотной стороной консультативного контакта является другое универсальное явление – контрперенос. Само его существование обусловлено особенностями профессиональной деятельности консультанта. Каким бы зрелым и осознанным человеком ни был консультант, он не свободен от внутренних конфликтов и повседневных жизненных проблем.

! Классическое определение характеризует контрперенос как ответную реакцию психотерапевта на перенос клиента .

Некоторые авторы определяют контрперенос гораздо шире – как все эмоциональные реакции консультанта на клиента. Эти эмоциональные реакции могут быть вызваны самой личностью клиента, особенностями его поведения, его проблемами, его сильным переносом на консультанта, а также проецированием собственных проблем на ситуацию клиента. К последнему приводит недостаточное развитие навыка личностной и профессиональной рефлексии.

Например, женщина-консультант, имеющая неразрешенные проблемы в отношениях с партнером, может неосознанно привносить в сессию свои личностные установки или защиты, независимо от того, с какой проблемой обратился к ней клиент. Так, запрос клиентки об отношениях с ребенком может быть перенаправлен консультантом в сторону прояснения супружеских отношений без достаточного на то основания. Клиент-мужчина в этой же ситуации может вызвать такие контрпереносные реакции, как раздражение, злость, обесценивание, обвинение и др.

Контрперенос может быть полезным или препятствующим. Полезный контрперенос тесно связан с эмпатией и включает в себя те чувства, которые консультанты испытывают в ходе сессии и озвучивают с пользой для клиента. М. Кан называет два основных условия полезного контрпереноса. Во-первых, это контрперенос, вызванный самим клиентом, а не внутренними конфликтами консультанта. Во-вторых, контрпереносное чувство становится психотерапевтичным только тогда, когда терапевт способен сохранять оптимальную дистанцию в чувстве. Это значит, что чувство осознается консультантом, но он не погружен в него целиком. Консультант умеет сохранять свои психологические границы, не сливается с переживаниями клиента, хорошо дифференцирует собственное чувство, как бы наблюдая за ним со стороны.

Например, на сессии клиентка рассказывает о своих сложных отношениях с матерью, об опыте отвержения со стороны матери, которая оставила маленького ребенка на воспитание бабушке, имея при этом возможность воспитывать ребенка в собственной семье. По мере рассказа клиентки психотерапевт начинает чувствовать раздражение по отношению к матери клиентки, постепенно переходящее в злость. Важно, что сама клиентка рассказывает об этом скорее равнодушно и беспристрастно. Когда психотерапевт замечает это, он привносит в сессию вопрос о том, позволяет ли клиентка себе злиться на мать за это ее решение. Та отвечает, что уже давно «отзлилась» и сейчас этого чувства не испытывает. Тогда психотерапевт предполагает, что испытываемая им злость на самом деле принадлежит клиентке, которая сильно отвергает это чувство, отделяя его от своего «Я». Во-первых, подобная рефлексия позволяет консультанту восстановить свои психологические границы во время работы, осознав и озвучив испытываемое чувство, а во-вторых, само озвучивание этого чувства перенаправляет его обратно к хозяину, т. е. к клиентке. После этого предположения консультанта клиентка вдруг осознала собственную злость к матери, и эта злость стала предметом дальнейшего обсуждения.

Препятствующий контрперенос является причиной сложностей и затруднений в построении консультативного контакта. Любое неконтролируемое и плохо осознаваемое чувство или стремление консультанта мешает объективности консультанта, делает невозможным безоценочное принятие клиента и значительно снижает терапевтический эффект. К причинам, вызывающим плохо осознаваемый, а значит – препятствующий контрперенос, Р. Кочюнас относит:

● стремление терапевта понравиться клиенту, быть принятым им и быть оцененным как хороший терапевт;

● наличие у консультанта страха потерять клиента из-за плохого отношения клиента к консультанту; наличие страха потерять те деньги, которые консультант получает от клиента;

● наличие эротических и сексуальных чувств консультанта по отношению к клиенту, сексуальных фантазий, связанных с клиентом;

● чрезмерная эмоциональная реакция на клиента, провоцирующего у консультанта чувства, актуальные в связи с его переживаниями и внутриличностными конфликтами;

● стремление консультанта занимать позицию «пророка» и давать клиенту советы о том, как ему жить (Кочюнас, 1999, с. 77–78).

Препятствующий контрперенос может создавать в процессе консультирования обстоятельства, опасные, нетерапевтичные для клиента и неэкологичные для консультанта. М. Кан описывает следующие пять типичных ситуаций, обусловленных неосознанным контрпереносом (Кан, 1997, с. 109–112).

1. Препятствующий контрперенос, делая консультанта нечувствительным к различным аспектам проблемы клиента, заставляет его сосредоточиться на тех сторонах ситуации клиента, которые напоминают собственные проблемы консультанта. Например, женщина-консультант может иметь проблемы в отношениях с родителями мужа – невысказанный гнев, неотреагированную обиду – и не понимать, что эти чувства оказывают свое влияние на восприятие ею ситуации клиентки. Сосредоточившись на чувствах клиентки по отношению к свекрови, консультант может пропустить ее вербальные и эмоциональные сигналы о высокой степени важности решения проблемы отношений с мужем, как бы «закрывая» фигуру клиента своей собственной.

2. Контрперенос может побуждать консультанта использовать клиента для самоудовлетворения. Например, склонный к доминированию консультант будет постоянно навязывать свою волю и свое видение проблемы клиенту. Склонный к созданию зависимых отношений консультант будет неадекватно опекать своих клиентов, брать за них ответственность и стремиться решать их жизненные проблемы. Наоборот, боящийся попасть в зависимость консультант может подталкивать клиентов с низким уровнем готовности к разводу, увольнению и т. п.

3. Контрперенос может приводить к неконгруэнтности консультанта. Например, вербально консультант выражает одобрение любых чувств клиента в свой адрес, но как только тот пытается выразить гнев, раздражение, агрессию, сразу либо останавливает его, либо игнорирует, либо переводит диалог в другое русло, либо невербально сигнализирует о том, что это ему неприятно. Подобное поведение обусловлено определенными неосознаваемыми причинами: стремлением понравиться клиенту, желанием получить одобрение, признание, восхищение со стороны клиента.

4. Контрперенос может обернуться вмешательством, противоречащим интересам клиента. Консультант довольно быстро обнаруживает болевые точки клиента, т. е. ситуации с очень глубокими и болезненными переживаниями. Неосознанно наказывая клиента за сопротивление или негативные чувства по отношению к себе, консультант может посредством диалога актуализировать эти переживания клиента, заставляя его снова и снова переживать боль. Другой стороной работы с глубокими переживаниями является чрезмерная поддержка клиента консультантом, которая может выражаться, например, в том, что консультант моментально бросается поддерживать плачущего клиента из «родительской» позиции, проецируя на него собственные плохо проработанные глубокие переживания, относящиеся к его детско-родительским отношениям. При этом, как ни парадоксально, снижается уровень эмпатийности консультанта, а клиент не получает возможности ассимилировать свой травматичный опыт, т. е., по сути, «повзрослеть».

5. Контрперенос может привести к принятию консультантом навязанных клиентом ролей. Клиент может даже влиять на консультанта, чтобы тот принял эти роли. Процесс влияния клиента на консультанта с целью заставить его принять определенные роли называется проективной идентификацией, подобный процесс со стороны консультанта – проективной контридентификацией. Например, клиент, склонный к принятию роли жертвы, может вызывать у консультанта чувство жалости и стремление «спасать» его. Даже не очень серьезные жизненные проблемы клиент в таком случае представляет как абсолютный крах всей своей жизни, обращаясь за помощью не только во время сессии, но и вне ее, иногда по несколько раз в неделю. Если же у клиента были сложные и конфликтные отношения с родительской фигурой, то он, наоборот, может совершать поступки и действия, за которые его обычно наказывали родители, и провоцировать тем самым консультанта на отвержение. Словом, если консультант начинает думать о клиенте чаще, чем обычно, беспокоиться о нем, пытаться помочь ему вне психотерапии, то это означает, что он принял роль, предложенную клиентом.

* * *

Итак, переносные и контрпереносные реакции являются в процессе консультирования естественными и неизбежными. Консультанту важно помнить, что, каким бы зрелым человеком он ни был, избежать переноса и контрпереноса и устранить их он не в силах. И его основная задача – научиться распознавать эти реакции как можно раньше, осознавать их и привносить в работу, углубляя и развивая таким образом клиент-терапевтические отношения.

§ 2. «Ловушки» консультирования

 

Проблема «ловушек» в консультировании и психотерапии достаточно мало изучена, хотя во многих пособиях можно встретить описание тех или иных ситуаций, возникающих в процессе сессий, которые авторы называют «ловушками». Однако не всегда авторам удается точно и емко определить этот феномен. Недостаточно хорошо описаны и попытки его классификации. Подавляющее большинство консультантов, говоря о «ловушках», в первую очередь имеют в виду «ловушку спасательства» (подробно о ней будет написано ниже). Возможно, она встречается чаще других, но она не единственная. При попытке дать определение понятию «ловушка» можно оттолкнуться от понимания того, что происходит с консультантом, в нее попавшим. Вот несколько примеров.

Клиентка на консультации рассказывает о своих сложных отношениях с мужем. Она горько плачет, описывая и свою тяжкую жизнь – отсутствие тепла и заботы в отношениях, вечную занятость и нелегкую ответственность за собственную семью, – и огромное количество обид на нерадивого мужа – на его лень и безразличие, жестокость и алкоголизм. Подобные рассказы можно услышать слишком часто. Консультант слушает такой рассказ и начинает замечать, что в его душе возникают «праведный гнев» в адрес «нехорошего» мужа клиентки и жалость к ней, обманутой и обиженной. Консультант может начать «помогать» своей клиентке – он вместе с ней ругает мужа, признает ее нелегкую судьбу, словом, перестает быть объективным, теряет свой отстраненный взгляд на эту ситуацию.

Другой пример. К терапевту обращается клиент. В ходе знакомства психолог узнает о том, что тот уже побывал не у одного психолога и каждый раз оставался разочарованным. «Я так много слышал о вас! Я хочу именно к вам на консультации! Мне говорили, что вы – самый сильный консультант в нашем городе!» – говорит клиент. А после сессии делится своим восхищением и самим психологом, и его работой: «Я хочу на терапию только к вам! Вы – мой терапевт!». Клиент уходит, а терапевт остается с разнообразными переживаниями. И одно из самых сильных – гордыня. «Вот я какой! Я круче даже имярек! Пусть знают наших!» – тешит свое самолюбие консультант. А когда этот клиент через некоторое время отправляется на поиски нового идеального «родителя», терапевт долго ругает себя за то, что «вовремя не разглядел» и «поддался искушению».

Еще одна ситуация. Консультант предлагает провести индивидуальную сессию в группе в кругу. Группа находится в «аквариуме». Молодая девушка, участник группы, вызывается побыть первым клиентом. Она садится в круг, начинает плакать и рассказывает о том, как она боится публичности, как сложно ей выступать перед аудиторией, как трудно при людях предъявлять свои переживания, как она немеет у доски и т. п. Консультант начинает сессию, исследует переживания своей клиентки, вместе с ней пытается понять, что опасного, страшного происходит с клиенткой во время публичных выступлений. Однако он совершенно упускает из виду, что вот здесь и сейчас клиентка уже находится в кругу людей, открывается им. Более того – она первой вызвалась на клиентскую работу и при этом говорит, что для нее невозможно то, что она, собственно, в тот момент и делает. Налицо противоречие между словами и действиями клиентки, но консультант, увлеченный стремлением помочь, не замечает его. Когда сессия заканчивается, в обратных связях предъявляется много раздражения, да и сам консультант чувствует какую-то растерянность и неудовлетворенность. «Я почему-то чувствую себя обманутым», – делится он после своими эмоциями.

Все подобные переживания, как правило, практикующие психологи и обозначают как «попадание в ловушку». Что же произошло в ходе этих сессий? Консультант во время работы под влиянием ситуации «потерял» некоторые из объективно необходимых профессиональных качеств, присоединился к чувствам клиента, занял позицию, предложенную ему клиентом. Все это – характеристики «ловушек» консультирования. Таким образом, «ловушки» консультирования можно первоначально определить как временную потерю или ослабление, т. е. неустойчивость профессиональной позиции консультанта.

Профессиональная позиция консультанта опирается на цели и принципы консультирования, на модель личности эффективного консультанта, включает в себя использование навыков консультирования, понимание консультативного процесса и его феноменов, осознание себя в процессе консультирования. Метафорически профессиональную позицию можно представить в виде фигурки человека, ноги которой будут являть собой цели и принципы консультативной работы, тело – модель личности эффективного консультанта, руки – навыки консультирования, а также процесс и феномены консультирования, а голова – осознание консультантом себя в ходе работы. И как человек, лишенный каких-то частей тела, не может быть целостным, так и профессиональная позиция не должна быть лишена ни одной из составляющих ее частей. Однако потеря далеко не каждой части может быть названа «ловушкой». Консультант может быть недостаточно эмпатийным, не очень внимательным, задавать лишние вопросы, но при этом сохранять профессиональную позицию. Как же тогда он попадает в «ловушку»? В представленных выше примерах видно, что клиент предлагает консультанту некую роль, а консультант принимает ее. Именно этот факт и предопределяет попадание профессионала в «ловушку».

! Таким образом , «ловушка» консультирования – это временная неустойчивость (которая может проявляться как потеря, ослабление, усиление и т. п.) профессиональной позиции консультанта, обусловленная принятием им роли, предложенной клиентом.

Анализ многолетней и разнообразной консультативной работы, рассмотрение особенностей терапевтического процесса позволяют на данном этапе определенным образом классифицировать «ловушки» консультирования (рис. 3).

Можно выделить два основных типа «ловушек»:

● «ловушки профессиональной роли», связанные с потерей или усилением профессиональной позиции;

● «технические ловушки», обусловленные нарушением контакта с реальностью.

Рисунок 3. «Ловушки» консультирования

 

«Ловушки профессиональной роли»

К «ловушкам профессиональной роли» можно отнести:

● потерю (ослабление) профессиональной позиции консультанта;

● усиление позиции консультанта;

● идентификацию с позицией консультанта.

Наиболее представленными и самыми распространенными из них являются «ловушки потери (ослабления) профессиональной позиции консультанта». К ним можно отнести:

● перенос;

● спасательство;

● тестирование.

«Ловушка переноса». В предыдущем параграфе достаточно подробно были рассмотрены переносные и контрпереносные отношения. Почему их следует относить к «ловушкам»? Во-первых, перенос предполагает «перенесение» чувств, переживаний, особенностей поведения клиентом с одной (как правило, родительской) фигуры на другую – фигуру терапевта. Это «перенесение» чувств является «предложением» клиента терапевту «исполнить роль» его родителя – либо плохого, либо идеального. «Попадание под перенос», как отмечают многие консультанты, – распространенное явление в терапевтической практике{ Существует также точка зрения (особенно присущая глубинной психологии), что без переноса терапевтические отношения в принципе невозможны.}, и его следует замечать, осознавать, выносить на обсуждение; наконец, из-под переноса следует выходить. Во-вторых, поддержание переноса клиента в основном не является полезным. Это мало способствует его личностному росту, процессу сепарации / индивидуации{ В терминологии М. Малер сепарация – индивидуация представляет собой два взаимосвязанных процесса, постепенно разворачивающихся в ходе психического развития ребенка. Малер использовала данный термин прежде всего для описания «психологического рождения». Сепарация отражает процесс выхода из симбиотического единства с матерью и наряду с формированием представлений о матери «вне Самости» включает установление объектных отношений. Индивидуация подразумевает процессы различения и ограничения ребенком собственных свойств и особенностей, т. е. процессы дифференциации Самости и объекта и создание интрапсихического образа Самости в виде серии последовательных представлений (Малер, Пайн, Бергман, 2011).} и взрослению. «Ловушкой» консультирования можно называть такие переносные и контрпереносные отношения клиента и терапевта, которые не осознаются психотерапевтом, не обсуждаются в консультативной работе, неосознанно продолжаются консультантом вне терапевтических сессий (например, терапевт излишне беспокоится о своем клиенте{ Здесь ключевым является слово «излишне». Вообще, для терапевта нормально думать о своих клиентах, беспокоиться о них. Важно, чтобы это не перерастало в чрезмерную инфантилизирующую заботу.}, постоянно думает о возможностях решения его проблем, пытается помогать ему различными способами, удерживает клиента в терапевтических отношениях из-за эротического переноса и т. п.).

«Ловушка спасательства» является широко распространенной «ловушкой», описанной в психологической литературе. Стефан Карпман (цит. по: Мастерство психологического консультирования, 2006, с. 88–97), обобщая идеи Эрика Берна о многообразии ролей, которые играют люди, показал, что все роли могут быть сведены к трем основным: Спасатель, Преследователь, Жертва. Эти три роли объединяются в «драматический треугольник» («треугольник Карпмана»), по сути своей скорее являющийся замкнутым кругом.

У каждой из этих ролей есть свои функции, свои правила поведения, свои четкие и неизменные установки. Так, Спасатель всегда помогает, даже когда его не просят; чувствует вину, если не может помочь; разрешает Жертве неудачу и выполняет ее работу; утешает Жертву, смягчает проблемы, трудности, сложности для нее. Основные чувства Спасателя – благородный гнев на Преследователя и огромная жалость к Жертве. Жертва всегда бессильна, всегда раб ситуаций или обстоятельств. Она беспомощна, подавлена, может стыдиться своего бессилия. Она всегда нуждается в Спасателе, который ее защищает и служит ей. Основная установка Жертвы: «Бедный я, бедный! Несчастный я, несчастный! Почему мне так не везет?! Почему все шишки на меня одного валятся?! Почему все ко мне так несправедливы?!». Преследователь – всегда жестокий, нападающий, обвиняющий; жесткий и ригидный; злой и критикующий. Его установки по отношению к Жертве: «Ты один во всем виноват! Ты будешь наказан! Поделом тебе!». Внутри этого «треугольника», по мнению Карпмана, находится сердцевина проблемы, обращаться к которой избегают участники «треугольника» (рис. 4).

Рисунок 4. Треугольник Карпмана

Самое интересное в этом «драматическом треугольнике» – то, что человек никогда не находится постоянно в какой-то одной из ролей. Он переходит из одной в другую в зависимости от ситуаций или обстоятельств, никогда надолго не задерживаясь ни в одной из «вершин треугольника». По этой замкнутой траектории и движется попавший в «треугольник» человек. Обычно в «драматический треугольник» заключены какие-либо эмоционально заряженные отношения клиента. Это могут быть отношения с партнером, ребенком, родителями, начальником и даже с миром в целом. Двигаясь от одной роли к другой, клиент снова и снова находит кого-то либо что-то, приглашая их на то или иное освободившееся место. Как правило, консультант оказывается для этого очень подходящей фигурой.

Вот одна из ситуаций. Клиентка во время сессии горько плачет и жалуется на свою несчастную судьбу. По ее словам, ей не повезло в жизни. Ее не любят родители, она живет не там, где хочет, работает на ненавистной работе, мужчины пользуются ею и обманывают ее. Позиция клиентки – это позиция Жертвы. Она представляет в роли Преследователей и собственных родителей, и партнеров, и весь мир. А психолога приглашает на роль Спасателя.

Для того чтобы показать клиенту, что он находится в «драматическом треугольнике», консультант осознанно встает на позицию Преследователя. Сначала он нападает – говорит о том, как жестоки родители, как бессердечны мужчины, как глупы начальники. На некоторое время клиентка удовлетворена. Но ненадолго. Неожиданно ее радость от того, что психотерапевт присоединился к ее гневу на мир, исчезает. Она начинает защищать всех, кого только что обвинял терапевт. Она становится Спасателем. Родители оказываются не такими уж и злыми, мужчины – не такими уж и бессердечными, начальник – не таким уж и дураком. Но за то, что консультант «посмел» нападать на близких клиентке людей, ее гнев обращается на него. Теперь она – Преследователь, а терапевт – Жертва. Если терапевт останется в этой роли, согласится с тем, что он «виноват», то очень скоро клиентка сама переберется в роль Спасателя и начнет поддерживать консультанта, обращая гнев Преследователя уже на саму себя. Такое движение по замкнутому кругу, из роли в роль, как правило, характерно для любых отношений клиента, для самого образа его жизни. В ходе консультирования важно показать клиенту, как он движется по «драматическому треугольнику», как неосознанно переходит из роли в роль, последовательно то обвиняя, то жалея, то помогая порой одним и тем же людям. Это работа не одной сессии, она должна быть долгой и кропотливой. Слишком привычны для многих людей позиция «жертвы», вечный поиск «преследователя» и обращение за помощью к «спасателю».

Особенно ярко движение по «драматическому треугольнику» проявляется в зависимых и созависимых отношениях, например в семьях, где есть химически и эмоционально зависимые члены (мужья, жены, дети, родители). Вот где «треугольник» разворачивается во всей своей «ослепительной красоте». Сами явления алкоголизма, наркомании, игровой и компьютерной зависимости, эмоциональной и сексуальной привязанности играют в «треугольнике Карпмана» то одну, то другую роль. Например, водка в семье алкоголика может быть Преследователем: «Как я ее ненавижу! Она мне всю жизнь сломала!» – кричит женщина терапевту на консультации. И ей невозможно не верить. А дома – для того чтобы избежать оскорблений, обвинений, гнева и даже рукоприкладства со стороны жестокого трезвого мужа, женщина всегда имеет бутылочку про запас («Ведь все равно пойдет и купит! Так пусть уж я сама куплю и спрячу на всякий случай!») – так водка становится Спасателем. Причем «спасает» она и мужа от абстинентного синдрома, и жену – от мужа-Преследователя. А если вдруг случайно отыщется где-то дома недопитая бутылка, жены алкоголиков практически никогда не выливают содержимое – жалеют! Водка в таком случае становится Жертвой. Такой постоянной динамичной игрой заполнена вся жизнь зависимых и созависимых людей.

Стереотипы «спасательства» – определенные переживания, мысли, установки человека, которые заставляют его предпринимать по отношению к другим людям некие действия, о которых его не просят, – приводит М.Я. Соловейчик (Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 90):

● ощущение, что он должен «исправить» чувства другого человека или решить его проблему;

● желание облегчить решение какой-либо задачи, которая стоит перед другим человеком, помогая ему различными способами, например сделать за другого человека часть его работы;

● страх перед ответной реакцией другого человека на вопрос, просьбу, объяснение и пр. (гнев, печаль, стыд и т. п.) и попытка заставить другого человека чувствовать себя лучше (т. е. избегание интенсивных переживаний или конфликта);

● стремление убедить другого человека сделать «правильный выбор»;

● чувство вины за действия другого человека;

● быстрое переключение на решение проблемы, чтобы снизить неприемлемую для человека интенсивность переживаний или избежать их.

Несмотря на то что в жизни каждого бывают ситуации, когда другим людям требуются помощь, тепло, поддержка и их необходимо оказывать, в психотерапии все-таки следует избегать «спасательства». Ключевой фигурой при этом становится обсуждение уровня ответственности клиента за его собственную жизнь и распределение ответственности за изменения между терапевтом и клиентом в ходе психотерапевтического взаимодействия. Есть несколько важных правил, которые нужно соблюдать, чтобы избежать «спасательства»:

● никогда не помогать без контракта;

● никогда не верить в то, что человек беспомощен, кроме тех случаев, когда он без сознания;

● помогать людям, чувствующим себя беспомощными, обратиться к поиску собственных сил и учить пользоваться ими;

● не брать на себя более 50 % ответственности за решение проблем клиента. Требовать, чтобы он взял свои 50 % ответственности;

● не делать в терапии ничего, чего в действительности не хочется делать (Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 90).

Признаки того, что консультант попал в «ловушку спасательства»:

● первоначальное стремление терапевта помочь клиенту через какое-то время трансформируется в ощущение, что он тратит гораздо больше эмоциональных сил на работу с клиентом, чем получает от него (гонорар, признание и т. п.); что баланс «брать – давать» в терапевтической работе нарушен; замечает, что клиент «пользуется» ресурсами терапевта не только на терапии, но и вне ее (звонит в нерабочее время, ищет встреч, требует поддержки в любой момент и т. п.);

● консультант чувствует жалость к клиенту;

● консультант осознает свою высокую значимость для клиента и свою личную ответственность за помощь клиенту;

● консультант берет на себя большую часть работы и ответственности клиента, выполняет его обязательства и т. п.

В стремлении избежать «спасательства» психотерапевт может попасть и в другую крайность – превратиться в Преследователя. При этом он перестает давать клиенту тепло, поддержку, сочувствие даже необходимого уровня, перестает быть эмпатийным, избегает сопереживания. Понять, что консультант «провалился» в полярную «спасательству» позицию, поможет осознание раздражения и злости на клиента за то, что тот недостаточно активно работает над изменениями в собственной жизни, вкладывает мало сил в регулирование своего эмоционального состояния, продолжает жаловаться на невозможность выйти из роли Жертвы, отвергает усилия и помощь консультанта. Психотерапевт у важно осознавать свои переживания и чувства и отвечать за них; понимать уровень собственной ответственности за клиент-терапевтические отношения, не брать на себя чужую ответственность.

Одним из важнейших показателей того, что консультант умеет распознавать «ловушку спасательства», является отсутствие чувства жалости к клиенту или своевременное его осознание. Практикующие терапевты говорят о том, что только такой консультант, который умеет быстро распознавать «жертвенную» позицию клиента, не включается в игру, предложенную клиентом, трезво и адекватно распределяет ответственность, не испытывает жалости к клиенту, способен заключать ясный и определенный во времени контракт о психотерапевтическом взаимодействии, может эффективно работать с зависимыми и созависимыми отношениями.

Следует также помнить о том, что сопереживание, эмпатия, стремление помочь, дружелюбие консультанта не являются частью роли Спасателя. О попадании в «драматический треугольник» можно говорить в том случае, когда речь идет о стереотипах поведения и эмоциональных паттернах в отношениях с людьми.

«Ловушка тестирования» заключается в том, что клиент осуществляет в отношении консультанта процесс так называемого «тестирования». «Тестирование» – это особое исследование личности психолога, включающее в себя изучение особенностей его поведения и эмоционального реагирования, возможности доверять ему и довериться, соответствия или несоответствия личности психолога ожиданиям клиента, поиск его слабых и сильных мест, проверку его на честность и искренность, испытание его обманом, изучение его ценностей и целей. Психоаналитический подход считает «тестирование» своеобразным адаптационным механизмом к окружающему миру. «Путем тестирования человек исследует окружающий мир на предмет выявления его опасностей и предоставляемых им благоприятных возможностей, чтобы защититься от первых и воспользоваться вторыми», – отмечает Дж. Вайсс (1998, стр. 105). Значительная часть психологов считают, что в ходе консультирования клиент изучает своего психотерапевта как человека с первой и до последней сессии. Если консультант проходит «тесты» клиента, то доверие клиента к нему увеличивается. С другой стороны, после этого клиент может предлагать своему терапевту все более сложные и жесткие «тесты».

Распознать «тестирование» консультанту не просто, так как его конкретных признаков не существует. Обнаружить его можно скорее интуитивно, наблюдая за поведением клиента во время сессии, анализируя свои знания о нем и постоянно соотнося их и получаемую информацию. Клиент всегда неосознанно привносит свой жизненный опыт в терапевтические отношения, и все его поведение опирается на этот опыт и привычные для него жизненные ситуации. Однако, как правило, «тестирование» происходит достаточно интенсивно. Дж. Вайсс определяет следующие ситуации, в которых консультант может предполагать, что со стороны клиента происходит «тестирование»:

● клиент ведет себя таким образом, чтобы вызвать у психотерапевта сильные чувства, – провокационно, надоедливо, пренебрежительно или соблазняющее;

● клиент толкает психотерапевта на вмешательство. Для этого он может долгое время сохранять молчание, делать лживые или абсурдные заявления, забывать заплатить за отдельные сессии, чувствовать себя глубоко оскорбленным очевидно невинными словами психотерапевта, внезапно приходить в гневное состояние и угрожать прервать терапию, настойчиво требовать от психотерапевта выхода за пределы своей роли и т. д.;

● клиент использует провокационные преувеличения;

● клиент демонстрирует поведение, не согласующееся с обычным для него, например явно более глупое или саморазрушительное (Вайсс, 1998, с. 90).

В основе процесса «тестирования» клиентом консультанта, прежде всего, лежит его травматический опыт детско-родительских отношений (т. е., по сути, переносные реакции). Бессознательно клиент переносит свой опыт отношений в клиент-терапевтическое пространство, занимая пассивную либо активную позицию. Пассивная позиция связана с привнесением в отношения с психотерапевтом своих детских эмоциональных и поведенческих паттернов: клиент ведет себя так, как вел себя в детстве с родителями, или провоцирует консультанта на поведение, аналогичное поведению его родителей. Когда же клиент меняет пассивную позицию на активную, он, наоборот, принимает на себя роль причиняющего боль и страдания родителя, обращаясь к терапевту как к себе-ребенку.

Можно описать значительное количество ситуаций травмирующего характера, которые с психологической точки зрения способствуют невротизации ребенка, а впоследствии ярко проявляются в бессознательных переносных реакциях в клиент-терапевтических отношениях.

● Если родители отвергают ребенка, он делает вывод, что заслуживает отвержения; его самооценка падает; он убеждается в том, что никто никогда не сможет любить его.

● Если родители предстают в восприятии ребенка подавленными или не приспособленными к жизни, он может взять на себя ответственность за них, прикладывать усилия, для того чтобы осчастливить их, и казнить себя, если это не удается.

● Если родители не заботятся о ребенке, но требуют любви и уважения, он может прийти к выводу о том, что его судьба – много давать, но при этом мало получать. Он может протестовать против этого, болезненно воспринимая любые просьбы о заботе и помощи.

● Если родители постоянно ругают своего ребенка за различные черты его характера, то он может на сознательном уровне отвергать эту критику, а бессознательно соглашаться с ней. На глубинном уровне у него формируется представление о себе как об очень плохом человеке.

● Если кто-то из родителей – алкоголик, ребенок может чувствовать беспокойство за него; и одновременно – отвержение со стороны непьющего родителя. Это вызывает внутренний конфликт, следствием которого становится чувство стыда за себя и своих родителей.

● Если в семье отрицают наличие некоторых актуальных проблем, то у ребенка может появиться недоверие к собственным чувствам, развиться представление о себе как о не способном воспринимать адекватно окружающий мир.

● Если ребенок ощущает, что его родители противоречивы и непостоянны, если их вспышки гнева внезапно сменяются приступами нежности, у него развивается постоянное ощущение небезопасности и, как следствие, сверхбдительность.

● Если родители не помогают ребенку, не защищают его, то у него формируется убеждение в том, что он не заслуживает помощи и защиты. Он замыкается в себе, становится тревожным, склонным к панике.

● Если родители отрицают факты жестокости и насилия по отношению к ребенку, он может сделать вывод о том, что не должен этого помнить. В то же время помнить об этом важно, чтобы снова не спровоцировать родителей. В таком случае может произойти расщепление личности.

● Если ребенок подвержен сексуальным домогательствам или насилию со стороны родителей или родственников, он обвиняет в этом себя и испытывает к себе чувства стыда и отвращения.

● Если ребенку кажется, что его стыдятся родители, он тоже будет стыдиться себя и поверит в собственную неполноценность.

● Если кто-то из родителей ушел из семьи, то ребенок может взять вину на себя и затем считать, что от него всегда будут уходить любимые люди.

● Если в семье нет счастья, то ребенок обучается соответствующему эмоциональному состоянию. И даже став взрослым, он будет поддерживать в себе эмоциональный уровень несчастья, к которому он привык в детстве.

● Если в семье не умеют получать удовольствие от жизни, то ребенок тоже привыкнет считать, что не должен испытывать удовольствие и недостоин его. Он может впадать в депрессию или соматизироваться{ Соматизация считается одним из механизмов психологической защиты, при котором эмоции, которые не могут быть выражены из-за их табуированности, переходят в телесные симптомы. Если же запрещенная эмоция все-таки была выражена, то при помощи симптома человек может наказывать себя за это.} всякий раз, когда позволит себе радоваться жизни (Емельянова, 2004, с. 281–282).

Знание истории жизни своего клиента, подобных ситуаций из его опыта должно помочь консультанту выстраивать терапевтические гипотезы о тех или иных особенностях поведения клиента и таким образом избежать возможного попадания в «ловушку тестирования». Можно считать, что терапевт «прошел тест» клиента, если его реакция не соответствует принятым в родительской семье клиента реакциям. Если же соответствующей реакции избежать не удалось, то это означает, что консультант «не прошел тестирование», и в этом случае клиент может быть разочарован.

Например, на одной из первых сессий клиентка рассказала о своих непростых отношениях с молодым человеком. Она поделилась своим страхом перед тем, чтобы быть с партнером и строить с ним долгосрочные отношения, загадочным голосом сообщая консультанту о том, что у ее друга есть какая-то страшная тайна. Она выдержала паузу, во время которой, скорее всего, ожидала от консультанта расспросов. Однако тот не проявил никакого любопытства; как потом оказалось, так всегда поступали родители клиентки. Она еще несколько раз повторяла свой рассказ, говорила о том, как иногда ей страшно, что «это» произойдет еще раз; о том, что не понимает, может ли она доверять партнеру после «этого»; о том, как ужасно оказалось для нее узнать про «это». В то же время клиентка обратила внимание на то, что ей страшно доверить эту тайну терапевту. Консультант поддержал ее опасения и заметил, что она может не рассказывать, если чего-то опасается, предполагая при этом, что клиентка пытается манипулировать им. Клиентка так и не рассказала на сессии эту загадочную историю.

Позже выяснилось, что родители этой женщины мало интересовались своей дочерью, она выросла в ситуации эмоционального отвержения как со стороны матери, так и со стороны отца. Отсутствие интереса к ней было для нее привычным явлением, а манипулирование – обычным способом привлечения к себе внимания родителей. Консультант избежал манипуляции со стороны клиентки, оказал ей необходимую поддержку, но тем не менее отсутствие любопытства со стороны значимой фигуры было расценено ею как привычное отвержение – терапевт не справился с «тестированием». Клиентка была разочарована и через некоторое время прервала терапию.

В других случаях клиент бессознательно меняет пассивную позицию на активную. При этом он использует свой детский травматичный опыт, для того чтобы неосознанно поставить и консультанта в положение, соответствующее его детскому опыту. Вайсс указывает на то, что такое поведение клиента всегда вызвано необходимостью научиться противостоять родительским фигурам, а также освоить новый оптимальный способ поведения в прежде травмирующей ситуации (Вайсс, 1998). Таким образом, задача консультанта – выстоять перед натиском клиента, спокойно выдержать обвинения, найти наилучший способ реагирования в данных обстоятельствах.

Активная «тестирующая» позиция клиента может проявляться в оскорблениях консультанта, неправильном толковании его слов, в обидах, угрозах самоубийства, отказе платить за якобы неэффективную терапию, в угрозах судебным преследованием, в обесценивании всего процесса психотерапии, несмотря на явные улучшения в самочувствии и повышение качества жизни клиента. В таких ситуациях консультант невольно испытывает чувство вины, предполагает, что совершил серьезные ошибки. Дж. Вайсс советует не вести более одного-двух таких клиентов одновременно. В любом случае, если клиент начинает причинять терапевту беспокойство, следует рассматривать его поведение как смену пассивной позиции на активную. «Психотерапевт, который осознает, что беспокойство и неприятности, доставляемые ему “неудобным” клиентом, связаны с его неосознаваемым “тестированием”, находится в лучшем положении, чем консультант, считающий, что клиент совершает разрушительные, несносные, недопустимые действия просто для собственного удовольствия. В первом случае консультанту легче уважать клиента и сочувствовать ему» (Вайсс, 1998, с. 127). Консультанту следует быть очень внимательным к работе с такими клиентами, а в случае возникновения значительных трудностей либо проходить супервизию, либо передавать клиентов более опытным консультантам.

В психотерапевтическом взаимодействии с таким клиентом консультанту следует попытаться понять метод «тестирования». Опираясь на историю жизни своего клиента, на сведения о поведении его родителей по отношению к нему и его поведении по отношению к родителям, консультант может понять, как ему лучше использовать собственный аффективный опыт, возникающий в процессе терапевтической работы. «Часто психотерапевт может понять, как пациент чувствовал себя с родителями, по тому, как он сам чувствует себя с пациентом», – отмечает Дж. Вайсс (1988, с. 127). К примеру, консультант может чувствовать беспокойство, беспомощность, излишнюю ответственность, вину или зависть, сильную тревогу, поражение, бессилие перед непреодолимостью проблем, ощущать себя брошенным (при прерывании консультирования) и т. п.

Как вести при этом консультативную работу? В первую очередь при активном «тестировании» со стороны клиента консультант должен продемонстрировать клиенту другой способ поведения, отличный от прежнего (т. е. детского) способа поведения клиента. И только во вторую очередь следует предлагать клиенту интерпретации и гипотезы о его подобном поведении.

Например, на одной из сессий на третьем году терапии клиентка, плача, стала обвинять консультанта в неэффективности всей его работы. «Зачем только я хожу к вам?! Какой в этом смысл?! Чем мне помогает консультирование?! Что оно изменило в моей жизни?!» – требовательно и жестко повторяла она. Консультант выдержал этот натиск и спокойно и мягко рассказал женщине о том, какие произошедшие за время консультирования изменения он видит в ее жизни. А за это время у клиентки существенно улучшились отношения с матерью, она стала жить отдельно, переехав в собственную квартиру, организовала жизненное пространство по своему желанию и могла выдерживать интервенции со стороны близких, у нее стабилизировалось эмоциональное состояние, уменьшилось количество приступов гнева, она стала значительно меньше болеть, с ней перестали происходить несчастные случаи, она сменила работу, у нее появились удовлетворяющие ее близкие партнерские отношения. Такое вдумчивое обоснование произошедших изменений действительно вернуло клиентке спокойствие. Она согласилась с консультантом. После этого консультант продолжил работу, сказав, что почувствовал вину в тот момент, когда она задавала эти вопросы, и спросил, перед кем она чувствует себя виноватой, кто и в чем часто обвиняет ее. После этого консультирование вышло на более глубокий уровень понимания клиенткой ее отношений с матерью, начался поиск более конструктивных способов реагирования клиентки на авторитарное воздействие матери.

Итак, если консультант успешно проходит «тесты» клиента, то последний становится сильнее, благополучнее, способен переживать инсайты. Наоборот, подавленность и растущая слабость клиента могут свидетельствовать о том, что психотерапевт не проходит «тесты» клиента. Кроме того, клиент при этом может перестать активно работать над собой и начать ждать прямых советов и указаний от консультанта, а иногда вообще отказываться от решения той или иной проблемы. Ошибаться могут и начинающие, и опытные консультанты. Вайсс считает, что небольшие ошибки исправить можно, а вот более грубые – уже вряд ли возможно (Вайсс, 1998). Замеченную ошибку необходимо объяснить клиенту, используя при этом полученную от него информацию, выстроенные гипотезы о его неосознаваемых целях и убеждениях.

Например, в первой из описанных выше ситуаций консультант мог бы сказать следующее: «Когда вы говорили о секрете, которым одновременно боялись и хотели бы поделиться, вы хотели, чтобы я помог вам осознать ваше право желать одновременно и поделиться секретом, и сохранить его в тайне. Наверное, поэтому вы были разочарованы, когда я отказался разделить с вами этот секрет. Похоже, вы поняли это так, как будто я не интересуюсь вами и мне не интересны ваши переживания…».

Таким образом, для того чтобы преодолевать «ловушки тестирования», уже за несколько первых сессий психотерапевт должен сформулировать рабочую гипотезу относительно данного клиента. При этом консультант опирается на известный ему следующий материал клиента:

● утверждения самого клиента о его проблемах и целях;

● данные о детских травмах клиента;

● собственные эмоциональные реакции на клиента;

● реакции клиента на подход и интервенции психотерапевта (Вайсс, 1998).

Постоянное обобщение представлений о клиенте, непрерывная проверка и уточнение рабочих гипотез в ходе клиент-терапевтического взаимодействия помогут консультанту успешно справиться с «ловушками тестирования».

К «ловушкам усиления профессиональной позиции консультанта» можно отнести:

● бессознательную зависимость клиента от консультанта;

● «учительскую» позицию консультанта.

Бессознательная зависимость клиента от консультанта возникает в случаях, когда в результате переноса клиент неосознанно полностью или частично передает консультанту функции своих родительских фигур. При этом он начинает подчиняться психотерапевту. Подчинение это имеет, как правило, бессознательный характер, но всегда доставляет клиенту удовольствие. В основе такого поведения лежит представление об «идеальном родителе» – любящем, принимающем, заботящемся, ответственном, опекающем, поддерживающем, утешающем, прощающем и т. п. В реальности у клиента могут быть совсем другие родители. И в течение жизни в неосознанном стремлении иметь именно «идеальных родителей» клиенты ведут активный поиск таких родительских фигур. Разумеется, консультант – весьма подходящая для подобного переноса кандидатура.

Сложность работы с такого рода клиентами заключается в том, что они неосознанно идут на всевозможные ухищрения, для того чтобы заслужить внимание, уважение и любовь консультанта. В первую очередь это проявляется в их поведении и переживаниях. Плохо дифференцируя собственные чувства, они могут считать, что испытывают только те чувства, которые приятны терапевту, и не испытывают тех, которые могут ему не понравиться. Такие клиенты могут продемонстрировать прогресс или изменения, если чувствуют, что консультант ожидает от них этого. Они никогда не спорят с гипотезами и интерпретациями консультанта, даже если не вполне с ними согласны. Психотерапевт для них всегда «более знающий и понимающий» профессионал. Безусловно, различение такого поведения и переживаний бывает сложным для психологов. Важно не только при помощи внимательного наблюдения и анализа определять чувства клиента и разбираться с ними, но и пытаться понять психологические основы убеждений клиента и его желания подчиняться консультанту. Подобная зависимость может быть вызвана различными причинами. К примеру, это может быть жесточайший авторитаризм родителей, нетерпимых к любому несогласию, или их крайняя ранимость, болезненное реагирование на мнения, не совпадающие с их собственными. Работу при этом следует направлять и на понимание клиентом природы своей зависимости, и на осознание им собственных чувств, мыслей, желаний, целей, и на принятие их и развитие должного уважения к ним.

Ситуация попадания терапевта в «учительскую» позицию представляется наиболее опасной и даже разрушительной для клиента. С одной стороны, попадание терапевта в эту «ловушку» может быть спровоцировано чрезмерной зависимостью клиента, с другой стороны, причиной может быть недостаточная «проработанность» консультанта. Если консультант склонен к доминированию и контролю, стремится к власти над клиентом, плохо осознает свою авторитарную часть, действительно считает свое мнение абсолютно верным и единственным, то в работе он может «продавливать» клиента, «воспитывать» его из позиции «сверху», т. е. из позиции человека с более высоким статусом, внушая ему свои установки, цели, требуя от клиента послушания и подчинения. Чем более зависимым становится клиент, тем более авторитарным может становиться терапевт. Разумеется, подобное взаимодействие не совместимо с эффективной клиент-терапевтической работой.

Особенно такой позиции следует остерегаться в случаях, когда запрос клиента содержит явно выраженный моральный аспект. Консультант может иметь жесткую позицию по тем или иным этически-нравственным вопросам, не сформировав у себя толерантного отношения к различным моральным проблемам. Например, будучи твердым противником абортов, консультант может «продавливать» клиентку, сомневающуюся в желании оставить незапланированную беременность, по сути навязывая ей собственную точку зрения. Или, отвергая наркотики, консультант также жестко будет отвергать и принимающего наркотики клиента, демонстрируя ему свое неприятие. В подобных случаях задачи консультанта заключаются в своевременном осознании своего стремления к власти и доминированию, авторитарности, желания подчинять, ригидности; личной терапевтической работе с этими своими особенностями; выработке ценностного отношения к ситуациям и проблемам морального характера. Задачей же в рамках клиент-терапевтического взаимодействия должно стать прояснение психологических причин стремления клиента к зависимости, к тому, чтобы его поучали, нежелания брать на себя ответственность за принятие решений в собственной жизни.

Последняя «ловушка профессиональной роли» – идентификация консультанта со своей профессиональной позицией. Об идентификации с позицией консультанта следует говорить, когда происходит смещение или нарушение личностной идентификации в пользу профессиональной. «Профессиональная идентичность, – указывает Л.Б. Шнейдер, – психологическая категория, которая относится к осознанию своей принадлежности к определенной профессии и определенному профессиональному сообществу. Профидентичность детерминирована профессиональным общением и профессиональным опытом, репрезентируется посредством речевых средств через образ “Я”» (Шнейдер, 2003, с. 53). И если в общем виде идентичность рассматривают как самореферентность{ Самореферентность понимается как способность системы ссылаться на саму себя, как сообщение, несущее в себе ценностное и эмоциональное значение.}, то профессиональную идентичность можно понимать как результат процессов профессионального самоопределения, персонализации и самоорганизации, проявляющийся в осознании себя представителем определенной профессии и профессионального сообщества. Л.Б. Шнейдер выделяет четыре вида самоопределения консультанта: личностное, ситуативное, парадигмальное, инструментальное. Личностное самоопределение связано с выраженностью профессионально важных личностных качеств. Ситуативное самоопределение опирается на осознание профессиональной ситуации контакта психолога с клиентом, принесшим проблему для совместного обсуждения с профессионалом. Парадигмальное самоопределение опирается на персональную теорию консультирования психотерапевта. Инструментальное самоопределение включает технический инструментарий, используемый в клиент-терапевтическом взаимодействии.

Недостаточный уровень личностного самоопределения, недоразвитие таких профессионально важных комплексов качеств, как гуманность и инициативность (Шнейдер, 2003), будут отражаться на целостной стилистике профессиональной деятельности консультанта. Незрелость персональной теории консультирования, недостаточное осознавание собственной картины мира, нецелостность личной философии будут свидетельствовать о недоразвитии парадигмального самоопределения. Низкий уровень развития умений и навыков терапевтического взаимодействия (как индивидуального, так и группового) будет отражать несформированность инструментального самоопределения. Ошибки в структуре профессиональной ситуации консультирования будут являться нарушением ситуативного самоопределения.

Схематично ситуацию консультирования можно представить как сочетание трех элементов: консультант – проблема (запрос) – клиент. Реальность заключается в том, что эти три момента связаны только наличной ситуацией клиент-терапевтических отношений. Это значит, что для того чтобы консультант был ситуативно профессионально самоопределен, должны быть в наличии клиент, осознающий ситуацию консультирования, и заявленная им проблема или запрос. Если какой-то из этих двух компонентов отсутствует в конкретной ситуации, нельзя говорить о ситуативном самоопределении консультанта. Нарушения ситуативного самоопределения консультанта всегда связаны с ошибочным восприятием реальности, и их можно рассматривать как «ловушки» консультирования. Например, консультант не находится в ситуации клиент-терапевтических отношений, однако воспринимает другого человека как клиента, навязывая ему при этом свою профессиональную помощь. Это «болезнь роста» многих начинающих консультантов в период становления профессиональной идентичности. «Я понимаю, откуда это и что с этим делать, а человек не хочет, чтобы я ему помогал!» – горько сетуют они на супервизорских группах. С другой стороны, в среде коллег любая попытка кого-то из консультантов поделиться своими переживаниями и проблемами также начинает восприниматься как клиентский запрос, и его начинают засыпать профессиональными вопросами и гипотезами, тогда как он на самом деле может нуждаться всего лишь в тепле и поддержке. Такое временное нарушение ситуативного самоопределения, как правило, носит непостоянный характер и по мере углубления образования и получения опыта постепенно проходит. Однако многие профессионалы признаются, сколько конфликтов, ситуаций выяснения отношений, ссор и даже разрывов отношений в связи с этим произошло в их жизни. А если по каким-то причинам подобная «болезнь роста» становится постоянной и затягивается на несколько лет, то можно предполагать, что произошла идентификация с профессиональной позицией консультанта. В таком случае уже нет оснований говорить о «ловушке» консультирования – скорее здесь имеет место изменение или нарушение профессиональной самоидентичности.

В отличие от профессиональной идентичности психолога-практика, для которой достаточным является овладение профессиональными знаниями и умениями, профессиональная самоидентичность детерминируется положительным отношением к себе как к консультанту, осознанием собственной профессиональной позиции, осмыслением личной философии, реализацией себя на выбранном профессиональном поприще, сильной мотивационной готовностью к постоянному самоисследованию и развитию своей личности. Л.Б. Шнейдер достаточно жестко подчеркивает, что сформировать профессиональную самоидентичность нельзя, можно лишь создать условия для ее обретения (Шнейдер, 2003, с. 55).

§ 3. Индивидуальный стиль консультирования

Любого консультанта всегда будет отличать его собственный неповторимый индивидуальный стиль консультирования. Один и тот же метод, одна и та же техника, один и тот же прием будут по-разному использованы разными психотерапевтами, окрашены особенностями их личности и мировоззрения. Но на практике существует склонность сравнивать и противопоставлять не столько индивидуальный консультативный стиль, сколько метод или даже целое направление психотерапии. Описание различных психотерапевтических подходов, основных техник и упражнений встречается во многих книгах и пособиях по психологическому консультированию. Но, к сожалению, чрезвычайно мало внимания исследователи уделяют изучению собственных стилей консультирования психологов-консультантов и еще более скудно их описывают. Тем не менее проведенный за рубежом целый ряд эмпирических исследований показывает, что эффективность психотерапии и консультирования в первую очередь обусловлена не методом, не количеством использованных техник, а самой личностью психотерапевта. И к этой личности, как пазл, должен подходить и метод, используемый консультантом. Такое совпадение на глубинном уровне метода и особенностей личности психотерапевта и определяет эффективность построения пространства терапевтических отношений.

Интересное и заслуживающее внимания описание клиент-терапевтических отношений в пространственных категориях предложил канадский психотерапевт Карл Томм (см.: Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 66). В контексте терапевтического пространства он выделил два основных континуума, своеобразную систему координат из двух осей – «осознавание» и «свобода».

Первая ось координат представлена осознаванием клиентом происходящих с ним изменений в ходе психотерапии или консультирования. Втора я – свободой выбора клиентом действий, поступков, от ношений, переживаний в процессе консультирования или терапии. А.А. Бадхен (Мастерство психологического консультирования, 2007) объясняет, что эта система координат определяется тем, что как бы человек ни пытался осознать собственный опыт, значительная его часть остается вне пределов осознания. Но и попытки обесценивать консультативный процесс и препятствовать осознанию все равно приводят к тому, что часть опыта оказывается осознанной. То же самое происходит и со свободой. Как бы ни ограничивал тот или иной подход поведение клиента, у него все же останется какая-то степень свободы, пусть и небольшая. При этом даже максимальная степень свободы все равно сохранит определенные ограничения поведения. Пересечение двух этих осей делит систему координат на четыре квадранта (рис. 5).

Рисунок 5. Пространство клиент-терапевтических отношений{ Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 66.}

Пространство левого верхнего квадранта иллюстрирует терапевтические усилия, направленные как на уменьшение тенденции осознавания изменений клиентом, так и на снижение уровня свободы выбора его поведения, переживаний и т. п. Этот квадрант можно назвать пространством манипуляции. Верхний правый квадрант будет иллюстрировать позицию консультанта, направленную на снижение уровня свободы выбора клиента, но при этом на усиление тенденции к осознаванию происходящих с ним изменений. Этот квадрант называется пространством конфронтации. Левый нижний квадрант иллюстрирует ситуацию, в которой усилия терапевта будут направлены на повышение уровня свободы выбора при сохранении тенденции к уменьшению осознаваемости изменений. Это пространство опеки. Наконец, нижний правый квадрант, названный пространством вдохновения и роста, описывает ситуацию, в которой усилия терапевта ведут как к увеличению осознаваемости изменений, так и к повышению уровня свободы выбора.

Более пристальное рассмотрение дихотомии «осознанность – свобода выбора» позволяет соотносить ее со спецификой терапевтической позиции. Стремление консультанта уменьшить свободу выбора клиента можно назвать терапевтическим насилием. Наоборот, стремление увеличить свободу выбора клиента – терапевтическим принятием. Усилия, направленные на осознавание клиентом происходящих с ним изменений, обусловлены открытой терапевтической позицией. Полярная позиция – терапевтическая закрытость – связана с тенденцией к отсутствию у клиента осознавания происходящих изменений.

А.А. Бадхен отмечает, что в каждом из этих пространств клиент будет восприниматься консультантом по-разному, что определит и перспективы развития клиента. Так, в пространстве манипуляции клиент будет видеться упрямым, сопротивляющимся, «непробиваемым», а в перспективе своего развития должен становиться послушным и зависимым. В пространстве конфронтации консультант будет встречаться с неуправляемым, «неправильным», даже ненормальным клиентом, который в перспективе обязан стать уступчивым и смиренным. В пространстве опеки клиент будет представляться наивным, глупым, слепым и двигаться в сторону послушания. Наконец, в пространстве вдохновения клиент будет несвободным, подавляемым, сдерживаемым, а развитие его будет направлено в сторону освобождения, увеличения степени самостоятельности и независимости.

А.А. Бадхен совершенно справедливо указывает на то, что описанные выше пространства есть не что иное, как этические позиции консультанта. Специалисту важно помнить о том, что ни техники, ни методы, ни даже подходы не укладываются в рамки какого-то одного квадранта. Это просто невозможно. Опытные консультанты говорят о том, что во время работы с клиентом они могут находиться в любой из этих плоскостей. Приведенные выше характеристики клиентов могут стать своеобразными «метками», по которым психотерапевт может понимать, в каком из пространств он сейчас находится, и при этом осознанно двигаться в тот из квадрантов, который в данной ситуации наиболее полезен именно для этого клиента. Тем не менее следует помнить о том, что возможность развиваться, становясь более осознанным и свободным, согласно принципам гуманистической философии и психотерапии, все-таки дает человеку пространство вдохновения и роста.

Этическая позиция консультанта и индивидуальный стиль консультирования не являются тождественными и даже синонимичными понятиями. Это две различные категории. Совершенно ясно, что консультативный стиль каждого психотерапевта уникален, поэтому описать их все не представляется возможным. Но индивидуальный стиль консультанта все-таки можно охарактеризовать, так как складывается он из определенных компонентов.

Компонентами индивидуального стиля консультанта являются:

● особенности понимания цели консультирования;

● уровень поддержки и фрустрации;

● количество присутствия и общий уровень креативности консультанта.

В зависимости от особенностей понимания целей консультирования выделяют два типа целей. Первый – решение конкретной ситуативной задачи или проблемы. Второй – достижение клиентом понимания всей сложности своей жизненной ситуации и осознания необходимости изменения различных непродуктивных эмоциональных и поведенческих паттернов, жизненного стиля, сценария, а также изменения и развития личности. Консультирование, соответствующее первому типу, ориентировано на проблему, соответствующее второму типу – на личность клиента. Каждый из них имеет право на существование в рамках психотерапии и может быть использован в работе с клиентом. Однако, вероятнее всего, разные консультанты будут склоняться в своей практике к тому или иному типу, предпочитая его в своей работе.

Уровень поддержки и фрустрации в индивидуальной работе может быть различным (от низкого до высокого). Особенности видения личности клиента в персональной теории консультирования определяют, насколько консультант будет «подталкивать» клиента. Если консультант имеет представление о личности клиента как самостоятельной и независимой, то он будет минимально «подталкивать» клиента и больше стимулировать его проявление себя. Если же консультант представляет личность клиента как недостаточно зрелую, растущую, то он будет провоцировать клиента на изменение поведения.

Е. Невис выделил и описал два основных стиля консультирования в зависимости от набора этих компонентов: провоцирующий и пробуждающий (см.: Мастерство психологического консультирования, 2008, с. 73–74).

Инструментом провоцирующего стиля является «подталкивание», задача которого – спровоцировать ответные действия клиента, незнакомые, новые, трудные для него. Подобные провокации помогают клиенту испытать новые переживания и обучиться новому поведению в рамках терапевтических отношений, которые затем могут встраиваться в жизнь клиента вне терапии. Е. Невис характеризует провоцирующий стиль как активное направленное воздействие, осознанно запланированное консультантом, препятствующее привычному способу реагирования клиента и вынуждающее его что-либо делать в ответ на поведение психотерапевта. Это, как правило, действия, нарушающие понимание, ожидания, даже контракт и иные договоренности в клиент-терапевтическом взаимодействии.

Пробуждающий стиль направлен на появление у клиента интереса к самому себе, к тому, что с ним происходит. Его основная установка – изменение отношения клиента к тому, что происходит. При этом консультант демонстрирует поведение, способствующее возникновению доверия, ощущения безопасности, наличия перспективы роста, поддерживающее в клиенте интерес к себе и веру в свои возможности. Психотерапевт во время работы спонтанен, ненавязчиво демонстрирует свои ценности, не нарушая функционирования клиента. Проявление клиентом себя позволяет ему принять свою жизнь, свои личностные особенности, изменить отношение к ситуации, видение проблемы.

Немного другую модель индивидуального стиля консультирования предлагает А.А. Бадхен (Мастерство психологического консультирования, 2007). Он выделяет два основных компонента стиля, уровень выраженности которых определяет его особенности, и располагает их по осям координат. Это ось поддержки, от низкого до высокого уровня, и ось «подталкивания», также от низкого до высокого уровня. Пересечение этих осей образует четыре квадранта, описывающих четыре возможных стиля консультирования. Консультирование с низкими уровнями поддержки и «подталкивания» будет очень спокойным, достаточно холодным и отстраненным, отчасти равнодушным. Низкий уровень поддержки и высокий уровень «подталкивания» сделают сессию в некотором роде опасной, фрустрирующей, провокационной. Сессия с низким уровнем «подталкивания» и высоким уровнем поддержки станет безопасной, монотонной и даже скучной. Наконец, работа на высоких уровнях поддержки и «подталкивания» окажется интересной, в некоторой степени тревожной, продуктивной и насыщенной.

Однако часть психологов-практиков обращают внимание на то, что уровни поддержки и фрустрации не являются устойчивыми характеристиками индивидуального стиля консультанта. Эффективные психотерапевты интуитивно чувствуют необходимость давать тот или иной уровень поддержки или фрустрации в работе с каждым клиентом в разных ситуациях. Причем эти уровни могут существенно варьироваться в зависимости от эмоционального состояния клиента, его запроса или особенностей его жизненной ситуации. Так, клиент, проходящий долгосрочную психотерапию, уже умеющий опираться на собственные ресурсы, может неожиданно оказаться в травматичной ситуации, где ем у будет нужно намного большее количество поддержки, чем он получал до этого. Задача консультанта – почувствовать эту необходимость и повысить уровень поддержки клиента. То же самое происходит и с фрустрацией. Есть темы и ситуации, в отношении которых клиент может выдерживать высокий уровень фрустрации, но есть и настолько травматичные темы, фрустрация в отношении которых будет выглядеть не просто нетерапевтичной, но даже жестокой и разрушительной для клиента. Тогда задачей консультанта становится снижение уровня фрустрации и повышение уровня внимания к своему клиенту.

Более устойчивыми, с точки зрения автора, являются такие характеристики индивидуального стиля, как присутствие и креативность. Их можно также расположить на осях координат, обозначив уровни от низкого к высокому (рис. 6).

Рисунок 6. Индивидуальные стили психологического консультирования

В этом случае под «присутствием» понимают уровень привнесения себя, своей личности, своих переживаний в процесс консультирования. Консультант с низким уровнем присутствия не делится собственным опытом, не привносит своих переживаний в клиент-терапевтические отношения, оставаясь для клиента достаточно закрытой фигурой. Однако это не мешает ему быть внимательным, эмпатийным и поддерживающим. Высокий уровень присутствия будет проявляться в обозначении во время сессии консультантом его чувств, в рассказе о собственном опыте, в высокой личностной включенности психолога в процесс консультирования.

Уровень креативности в индивидуальном стиле проявляется в опоре на интуицию, экспериментировании, неожиданных вопросах и поворотах в ходе сессии, в спонтанности и эмоциональности психотерапевта, в использовании юмора, шуток, метафор, сюжетов и образов из прозы, поэзии, музыки, живописи, архитектуры, мифов, кино и театра и т. д. Соответственно, применение широкого спектра описанных выше приемов будет свидетельствовать о высоком уровне креативности, а их отсутствие – о низком уровне креативности.

Таким образом, в данном пространстве можно выделить и описать четыре возможных индивидуальных стиля консультирования. Низкий уровень креативности и низкий уровень присутствия образуют стиль, названный «зеркальным» , так как консультант здесь является своеобразным «зеркалом», в котором «отражаются» эмоциональные и поведенческие паттерны клиента. Личность терапевта присутствует лишь для того, чтобы клиент, как под увеличительным стеклом, мог лучше рассмотреть свои установки, потребности, ценности, интересы, проблемы и трудности. Стиль с высоким уровнем креативности, но низким уровнем присутствия можно назвать «театральным» . Психотерапевта здесь можно охарактеризовать как «актера», а его работу – как «игру на сцене». Он не просто «отражает» клиента, он делает это талантливо, творчески, необычно, экспериментируя, используя разнообразные, техники, метафоры. Низкий уровень креативности и высокий уровень присутствия характерны для «учительского» стиля. В такой работе будет много реальности, отношений «здесь и теперь», отработки навыков и ломки паттернов. Наконец, высокий уровень креативности и высокий уровень присутствия делают клиент-терапевтическое взаимодействие «сотворческим» . При этом в сессии будет много творческих экспериментов и реальных клиент-терапевтических отношений, а личность психотерапевта будет активно включенной в этот процесс.

Однако можно предположить, что и эти компоненты индивидуального стиля не являются застывшими, жестко запрограммированными. Скорее всего, по мере получения профессионального опыта, роста личностной «проработанности», продолжения обучения и развития консультанта эти характеристики будут изменяться.

§ 4. Креативность и мастерство консультанта

Следует еще раз подчеркнуть, что индивидуальный стиль консультирования не оказывает решающего влияния на его эффективность, которая, прежде всего, определяется особенностями личности психотерапевта. Тем не менее развитие творческого потенциала консультанта (его автор и имеет в виду под креативностью), несомненно, оказывает позитивное влияние как на его личность, так и на особенности его профессиональной деятельности. Особое место исследование и развитие терапевтической креативности получило в гештальтподходе.

Выделяют два типа трудностей терапевта, связанных с его креативностью. Первая группа трудностей связана с ситуациями, в которых консультант жестко привязан к рамкам, техникам, ограничениям какого-либо метода. Подобная ограниченность зачастую делает консультанта не просто строгим последователем метода, а даже ригидным и формальным. Вторая группа трудностей консультантов обусловлена их неправильным пониманием самого понятия «креативность». Зинкер (цит. по: Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 76–77) указывает на то, что естественно-научное образование нередко имеет в качестве последствий заблуждения терапевтов о «несовместимости науки и искусства», стереотипы о «рассудительном и дисциплинированном ученом» и «хаотичном и безрассудном художнике». Кроме того, само понятие креативности может вызывать у терапевтов страхи, тревогу, робость, поскольку многие считают ее неким особым талантом и не признают у себя ее наличие. Обращая внимание на внутреннее сопротивление, которое возникает в консультанте при попытках творчески решать профессиональные задачи, Дж. Зинкер вслед за Эдом и Соней Невис использует понятие «блоки креативности» (т. е. различные явления, эмоции или особенности, которые блокируют креативность консультанта). Авторы отмечают: «Выделение блоков… происходило на основе сравнительного анализа существующей в этой области литературы и синтеза имеющихся методик и упражнений, направленных на развитие творческого потенциала. В результате мы получили четырнадцать блоков, которые не только не являются независимыми друг от друга, но на взаимосвязь которых мы хотели бы специально обратить внимание читателя. Было бы неверно утверждать, что описанные блоки являются единственными препятствиями для проявления креативности, однако мы бы хотели специально подчеркнуть, что все они в той или иной степени упоминаются в литературе, посвященной креативному поведению, разрешению задач и психологии личности. Кроме того, выделенные блоки имеют практическое значение и помогают человеку в анализе собственного поведения» (цит. по: Мастерство психологического консультирования, 2007, с. 77).

Итак, можно назвать следующие «блоки креативности».

1. Страх неудачи . Заранее отступая перед возможной неудачей или даже просто пугая ею себя, консультант занимает совершенно безопасную позицию по отношению к клиенту. Стремясь к слиянию в клиент-терапевтических отношениях, он оказывает излишнюю поддержку, не использует фрустрацию, не озвучивает непроизнесенные мысли клиента, не подталкивает его к важным и серьезным решениям. Основные неосознаваемые чувства консультанта при этом – страх перед отвержением, стыд за ошибку или неудачу.

2. Нерасположенность к легкости, к игре . Излишне серьезное отношение к жизни, гиперболизация проблем делают консультанта не только строгим и серьезным, но и негибким, жестким и даже ригидным во взглядах, позициях и поведении.

3. Неспособность разглядеть имеющиеся ресурсы . Консультант может быть окружен значительным количеством предметов, которые могли бы стать ресурсами как для клиент-терапевтической работы, так и для самоподдержки консультанта, однако излишняя рациональность и когнитивность мешают ему обратиться к ним. Он ригиден, ограничен в восприятии различных предметов и ситуаций, хотя они могли бы дать информацию о тех или иных проекциях клиента. Так, даже цветочный горшок с подоконника может во время сессии стать частью «Я» клиента, а произнесенный от имени горшка монолог многое может рассказать психологу о переживаниях, мыслях и психологическом пространстве клиента. Но здесь консультант неспособен воспользоваться этим ресурсом.

4. Непоколебимая уверенность . Обычно она выражена в жесткой приверженности какому-то направлению консультирования, часто достаточно узкому, а также в использовании ограниченного набора техник и методов работы, зачастую в ущерб потребностям клиентов.

5. Избегание фрустрации . В процессе работы могут возникать ситуации, в которых консультант может испытывать определенное напряжение (от небольшого до очень значимого), начиная от попадания в неосознаваемые собственные проблемные области – «слабые места» (например, страх перед сильными переживаниями; темы, связанные с сексуальностью, и т. д.) и заканчивая «тестированием» со стороны клиента или даже его прямой агрессией по отношению к консультанту. Стремление избежать столкновения с трудностями в терапевтической работе может быть неосознанным или плохо осознаваемым, но всегда приводит к движению работы в ту сторону, где консультант чувствует себя более уверенно. При этом определенно останавливается развитие личности консультанта.

6. Зависимость от традиций . Консультант может преувеличивать значение традиционных направлений и методов работы, ограничивать личный терапевтический стиль и интуицию, долго и тщательно копировать своих учителей и терапевтов в ущерб развитию собственного индивидуального стиля работы.

7. Бедность воображения . Недоверие к собственному миру фантазий, пренебрежение им, даже отрицание его, а также мира снов и фантазий клиента приводит терапевта к чрезмерной сосредоточенности на практических или ситуативных проблемах в ущерб более широкому видению и пониманию жизни клиента, способов его функционирования в мире, исследованию и коррекции его взглядов на прошлое, настоящее и будущее.

8. Страх перед неизвестностью . В реальной работе результаты сессии никогда не могут быть ни продуманы заранее, ни предсказаны. Попытки избежать неясности, предусмотреть возможные варианты развития событий, отказ от экспериментирования бывают вызваны недостаточным развитием устойчивости консультанта к ситуациям неопределенности. Нужно всегда понимать и помнить, что клиента, как и любого другого человека, окружает тайна, которую консультант, по известному выражению Дж. Бьюдженталя, должен встретить и принять (Бьюдженталь, 2005).

9. Потребность в равновесии и порядке . Психологическое пространство клиента зачастую наполнено случайными, запутанными, даже хаотичными чувствами, мыслями, ситуациями. Когда клиент «вываливает» сразу весь этот хаос на консультанта в ходе сессии, это, с одной стороны, осложняет работу терапевта за счет резкого увеличения одновременно присутствующих проблем и вопросов; но, с другой стороны, – именно эти темы могут оказаться более важными для клиента, чем те, которые казались основными поначалу.

10. Боязнь оказать влияние . В стремлении быть «идеальным родителем» – понимающим, принимающим, добрым, безоценочным, любящим – консультант может отказывать себе в попытках настоять, уговорить, доказать, заставить, в том, чтобы рассердиться, возмутиться и т. п. При этом консультант лишает себя возможности продемонстрировать клиенту собственные ценности и запрещает себе влиять на клиента.

11. Боязнь ослабить напряжение, дать возможность процессу разворачиваться в собственном темпе . Недостаточный уровень личностной зрелости консультанта может проявиться в невозможности переносить внутренний конфликт клиента, в излишнем форсировании его развития задолго до появления готовности клиента позволить это. Консультант должен учиться доверять процессу работы и той скорости изменений, с которой движется сам клиент, даже если консультанту кажется, что все происходит чересчур медленно.

12. Бедность эмоциональной жизни . Недооценка или даже обесценивание человеческих эмоций, их роли в достижении как личных, так и групповых психотерапевтических целей, может привести консультанта не просто к избеганию усиления и углубления переживаемого клиентом опыта, но и к остановке, даже блокированию разнообразных интенсивных чувств клиента. При этом сам психотерапевт будет избегать и собственных глубинных эмоциональных переживаний.

13. Недостаточная интеграция мужского и женского начал . Жесткая внутренняя конфронтация мужского и женского начал в личности самого консультанта оборачивается ригидностью его представлений о мире и других людях. Есть риск того, что такой консультант будет поддерживать только какую-то одну полярность клиента в ущерб другой и не будет способен помочь ни себе, ни своему клиенту в достижении большей интеграции.

14. Сенсорная тупость . Наличие лишь частичного контакта с собой, неумение и боязнь пользоваться всеми органами чувств для восприятия мира и клиента часто приводят к тому, что консультант в основном вербален. Он хорошо разъясняет, задает уместные и глубокие вопросы. Однако «здесь и сейчас» он может быть не способен ни увидеть, ни услышать проявления человечности своего клиента – его усталый голос, потухшие глаза или, наоборот, новую нарядную кофточку, яркую губную помаду, сверкающую улыбку. В этом случае обобщенное понимание человеческой природы встречается с неумением консультанта увидеть конкретного живого человека в его актуальном состоянии.

Ряд исследователей объединяют описанные выше «блоки креативности» и некоторые другие в группы по определенным критериям. Так, профессор Джерри Бэнкс (США) (Бэнкс, 1994, эл. рес.) выделяет пять групп «блоков креативности»:

● блоки восприятия;

● эмоциональные блоки;

● культурные блоки;

● блоки, обусловленные социальной средой;

● интеллектуальные блоки.

Все блоки выполняют важную функцию – играют роль психологических защит. Наличие блоков и их неосознанное использование сохраняет и упрочивает безопасность индивида, так как креативность всегда так или иначе связана с нарушением гомеостаза и определенной степенью новизны. В свою очередь, отсутствие новизны и ее как объективной (т. е. другими людьми), так и субъективной (т. е. собственной) оценки предотвращает возникновение у человека проблем с удовлетворением потребности в признании. Если человеком ничего не создано, то и оценивать ни ему, ни другим нечего, следовательно, проблемы с неудовлетворенным признанием тоже не будет.

Проблема креативности консультанта или психотерапевта также связана с особенностями использования в работе определенных методов, приемов и техник, в частности:

● эксперимента;

● игры;

● юмора;

● метафор;

● сюжетов и образов из прозы, поэзии, музыки, живописи, архитектуры, мифов, кино и театра.

Эксперименту принадлежит основная роль. Разработанный и широко используемый в гештальтподходе, эксперимент (как осуществление чего-то нового) незаслуженно редко используется в консультировании. А ведь его возможности велики. Использование смысловой линии клиента, метафорическое или экспериментальное представление опыта клиента позволяют уловить его глобальную стратегию и затем ярко ее проиллюстрировать.

Например, консультант просит клиентку, жалующуюся на недостаток близости с мужем, рассказать (или показать) метафорически, как она выстраивает с ним отношения. Клиентка рассказывает: «Я разбегаюсь, ввинчиваюсь головой в живот мужа, а потом поворачиваюсь к нему задом и быстро убегаю!». Затем, после некоторой паузы, возникшей от ее растерянности, она заливается смехом. В этом случае консультанту уже не обязательно задавать вопросы о том, как и зачем она это делает, что чувствует по этому поводу. Стратегия ее отношений ясна. Ее можно интерпретировать как неожиданную резкую интервенцию, за которой следует бегство от отношений. Дальше работа может идти над тем, как метафорически изменить этот процесс, сделать его комфортным для обоих партнеров.

Любое действие, чувство, переживание во время сессии может быть усилено, акцентировано, метафорически окрашено. Эксперимент может также охватывать фантазии и сны клиента, его страхи и ожидания, застывшие и незавершенные ситуации, его прошлое и будущее. «Усиль это движение руки!» – просит консультант. И оно превращается в «удары киркой каменотеса». Дальнейшая работа приводит к пониманию клиентом истоков своего трудоголизма. Ожившие предметы из снов клиента (лесная дорога, ягоды земляники, кишащий жизнью муравейник и т. п.) рассказывают устами клиента о его неосознанных или плохо осознаваемых желаниях, мыслях, чувствах. А просьба консультанта: «Представьте, что вам 70 лет. Опишите один день из вашей жизни» – впервые погружает клиента в образ такого будущего, которого он жаждет или страшится. Ответы клиента на вопрос: «Что сегодня я делаю, чтобы это произошло (не произошло) в моей жизни?» – позволяют планировать, строить собственное будущее, меняя свой сегодняшний день.

Гештальттерапевты подчеркивают: не бывает «неправильных» экспериментов, любой эксперимент – «правильный». Консультанту важно понимать, что всякие ограничения его экспериментирования лежат не вовне, а внутри его собственных «блоков креативности». Использование эксперимента в психотерапии регламентируется следующими правилами: консультант самостоятельно выбирает стратегию эксперимента, исходя из наличной ситуации клиент-терапевтических отношений, но клиент обязательно должен знать, что эксперимент либо состоится, либо уже состоялся. Психотерапевт спрашивает или предупреждает клиента о том, что эксперимент состоится, или сразу после его спонтанного проведения разъясняет клиенту, что состоялся эксперимент, и обсуждает с ним то, что в это время произошло, объясняя, какие цели были им поставлены.

Тесно соприкасается с экспериментом игра, своеобразная психодрама, в процессе которой клиент самостоятельно или при помощи группы разыгрывает различные жизненные ситуации, решая личностные проблемы. В условиях сессии вполне допустимы и участие в игре самого консультанта, и обмен ролями между клиентом и консультантом. Так, консультант может попросить клиента озвучить те слова, которые он желает сказать своей матери. Затем, поменявшись местами с клиентом, он повторит услышанные слова, предоставив клиенту возможность ответить из роли своей матери. Они продолжают вести диалог, снова и снова меняясь местами. Таким образом клиент получает возможность «поговорить с матерью», «быть услышанным ею» и «самому услышать ее». Такой диалог может способствовать изменению реальных отношений между клиентом и его матерью – во-первых, потому что клиенту становятся более ясны его чувства, во-вторых, потому что он начинает лучше понимать чувства матери, на месте которой оказался и переживания и мысли которой почувствовал и озвучил. Кроме того, высказанные клиентом в ходе терапии потребности часто бывают затем обозначены им в реальной жизни.

Особое место в терапевтическом процессе принадлежит юмору. К сожалению, роль и возможности использования юмора в психологическом консультировании недостаточно описаны, разработаны и оценены. Более того, некоторые психотерапевты считают, что смех во время сессии свидетельствует о потере контакта, выходе из клиент-терапевтических отношений. Согласиться с подобной точкой зрения трудно. Основатель провокативной психотерапии Фрэнк Фаррелли отмечает: «Рассматривая теоретические аспекты юмора с межличностной точки зрения, следует упомянуть еще одно качество: юмор неотразим и действенен. Он дает встряску, толчок. Он меняет мышление человека. Подозреваем, что его неотразимость происходит из глубоко парадоксальной природы нашего существования. Люди более податливы во время “оргазма” смеха. Мы полагаем, что юмористическое заявление так же легко запомнить, как и серьезное. Юмор продолжает оказывать влияние на нас и по прошествии времени. Это мощный инструмент межличностного общения» (Фаррелли, Брандсма, 1996, с. 60).

Фаррелли выделяет семь различных форм юмора, которые использует в своей работе:

● преувеличение;

● уподобление (мимикрия);

● высмеивание;

● искажение (передергивание);

● сарказм;

● ирония;

● шутки.

Каждый из этих приемов позволяет соотнести взгляды, идеи, чувства, переживания, установки, ожидания клиента с существующей реальностью. Задачей психотерапевта в этом случае является нахождение смешного в том, что говорит, делает или чувствует клиент, и своеобразная гиперболизация, доведение этого до абсурда, с тем чтобы сам клиент явственно обнаружил собственные заблуждения, ошибки, неуместное поведение или переживания. Фаррелли отмечает: «В терапии юмор часто является тем кусочком сахара, которым подслащивают горькую пилюлю. Юмор может смягчить и уравновесить жестокие психологические уроки, которые необходимо пережить в ходе лечения» (Фаррелли, Брандсма, с. 70). Однако использование юмора надо отличать от злоупотребления им, когда он превращается в «жесткий стеб» над клиентом, отвержение и даже унижение его. Критерием, отличающим юмор, который может быть полезен, является смех не над клиентом, а над его заблуждениями, иллюзиями, поступками, действиями и т. п. Ни на минуту при этом клиент не должен терять ощущения того, что консультант относится к нему с любовью. Потеря клиентом этого ощущения будет свидетельствовать о том, что консультант высмеивает самого клиента, а шутки при этом могут оказывать травматическое и даже разрушающее влияние.

Было бы неправильным утверждать, что смех и юмор уместны только в провокативной психотерапии и что использование этих приемов неуместно при работе с тяжелыми жизненными ситуациями, печалью и потерями. Порой юмор становится незаменимым помощником именно в этих случаях – тогда, когда клиент не в состоянии без слез говорить о своей проблеме, потому что она для него болезненна и ужасна. Хорошая шутка в такой ситуации позволяет в некоторой степени отделить проблему от личности клиента, рассмотреть ее более объективно, вне сильных переживаний. Исследователи смеха пишут о том, что смех стимулирует выделение организмом эндорфинов, которые обладают специфическими свойствами, притупляющими ощущения физической и душевной боли. В данном случае этот процесс выполняет защитную роль: не случайно смех с успехом применяется в лечении, а также при оказании психологической помощи тяжело или неизлечимо больным. «Прибытие в город хорошего клоуна принесет больше пользы здоровью его жителей, чем двадцать ослов, нагруженных лекарствами», – говорил Т. Сиденхам, известный в XVII в. врач (цит. по: Дмитриев, Сычев, 2005, с. 236).

Такую же защитную роль выполняет и «черный юмор», связывающий смех и смерть. Анекдоты, «чернушки» (четверостишия), комические истории и стихи являются мощными средствами решения проблем. Облеченная в подобную гротескную форму проблемная ситуация становится не просто смешной. Сама проблема уменьшается, практически исчезает на глазах у изумленного клиента. То, что волновало, мучило, терзало на протяжении определенного времени, вдруг становится маленьким, не стоящим переживаний, разрешенным, если представить его в комической форме, и после этого становится невозможно дальше снова волноваться по поводу проблемы. Клиент, как правило, успокаивается, а проблема уходит сама собой.

Одной из характеристик индивидуального стиля консультирования служит использование в работе метафор – это еще один метод, широко используемый терапевтами. Под метафорой в психотерапии понимают, прежде всего, сообщение в виде истории или образного выражения, использующего сравнение. В более узком значении термин «метафора» используется для обозначения оборота речи, в котором слова и выражения употребляются в переносном смысле – на основе какой-то аналогии, сходства, сравнения. Удачная талантливая метафора не только украшает клиент-терапевтический диалог, но и дает клиенту дополнительное понимание ситуации, ее образное видение, расширяет границы его сознания, воплощая уникальное восприятие ситуации психотерапевтом, особенности его мышления и образа мира.

Использование метафор в психотерапии имеет множество оснований, которые коренятся в их семиотической{ Под семиотической природой метафоры понимают присущее ей определенное значение, смысл, понятие, с которым согласны и которое понимают все участники коммуникативного акта.} природе. Н.Д. Арутюнова (1990) перечисляет следующие свойства метафоры: слияние в ней образа и смысла; контраст с обыденным называнием или обозначением сущности предмета; категориальный сдвиг; актуализация случайных связей (ассоциаций, коннотативных (дополнительных) значений и смыслов); несводимость к буквальному перефразированию; синтетичность и размытость, диффузность значения: допущение различных интерпретаций, отсутствие или необязательность мотивации; апелляция к воображению или интуиции, а не к знанию и логике; выбор кратчайшего пути к сущности объекта. Все эти характеристики находят применение в той спонтанной, почти неуловимой и одновременно целесообразной игре личностных смыслов и значений, которая и составляет динамику психотерапевтического процесса. Консультант может рассказать или сочинить вместе с клиентом метафорическую историю о его жизненной ситуации, попросить его представить и описать свои проблемы, отношения, своих близких при помощи символических объектов (дома, пейзажа, автомобиля, дерева, стихии и т. п.), обсудить возникшее у консультанта метафорическое представление о ситуации клиента.

Психотерапевтическую метафору определяют как способ решения психологической проблемы с помощью терминов, принадлежащих к другой области. Таким образом, это своеобразный новеллистический{ Новеллистический – здесь: представляющий собой совокупность коротких рассказов, по форме восходящих к притчам или поучительным иносказаниям.} способ презентации психологических затруднений и способов их разрешения. Конец метафорической истории в большей степени представляет собой побуждение к решению проблемы, чем способ решения проблемы, и одновременно формирует оптимистический взгляд на наличие самой возможности преодоления ситуации. Этим терапевтическая метафора значительно отличается от совета, который содержит рекомендации по разрешению ситуации с позиции опыта самого психотерапевта.

Метафора в психотерапии – одно из основных средств обобщения и структурирования опыта. Клиент, рассказывая о своей проблеме, зачастую описывает множество разрозненных впечатлений, чувств, фактов, оценок и выводов. Большое желание выразить сложность и многоаспектность жизненной ситуации часто превращает рассказ в нагромождение фактов и ненужных повторений. Метафора же представляет собой словесную формулировку реальности во всем ее многообразии, воспринимаемом как сложная, но упорядоченная совокупность свойств. Слияние образа и смысла в метафоре приводит к осознанию клиентом собственных переживаний по поводу ситуации, ее когнитивного и ценностно-смыслового значений для личности.

Существует, однако, точка зрения, заключающаяся в том, что метафоры часто бывают слишком субъективными; что, описывая представление о клиенте, образ его проблемы или ситуации посредством метафоры, психотерапевт рискует навязать клиенту собственное видение. Есть также опасность того, что клиент воспримет метафору буквально, сужая ее образ и недостаточно хорошо понимая ее смысл. Задача консультанта при этом – не просто привнесение метафоры в диалог, но и исследование уровня понимания ее клиентом. И это не только психотерапевтическая работа, это и развитие личности клиента, его интеллекта, расширение кругозора, мировосприятия.

Еще одной составляющей консультативного процесса является использование в диалоге сюжетов и образов из прозы, поэзии, музыки, живописи, архитектуры, мифов, кино и театра. Границы использования таких сюжетов и образов в психотерапии определяются кругозором консультанта, уровнем знания им зарубежного и отечественного древнего, классического и современного искусства. Эти образы, кроме содержательной нагруженности, всегда ситуативно окрашены (первая встреча с героем, памятные ассоциации, похожесть на самого клиента или кого-то из его близких и т. п.), наполнены порой глубокими и даже противоречивыми переживаниями, включают в себя ценности и смыслы личности, мечты, фантазии и надежды.

«Меня не покидает ощущение, что вы хотите походить на Анну Каренину!» – восклицает консультант. В ответ клиентка начинает рассказывать о том, как всегда восхищалась этой героиней, как мечтала о такой же захватывающей страсти, как рыдала над страницами, описывающими гибель Анны. В ходе дальнейшего обсуждения жизни самой клиентки, стратегии ее отношений с мужчинами, ее семейной жизни вдруг выявляются несколько параллелей. Но умирать, как героиня Льва Толстого, женщина не хочет. И только осознание того, что вся стратегия ее жизни направлена на разрушение и собственную гибель, заставляет клиентку по-новому взглянуть и на Анну Каренину, и на поступки этой героини, а также на собственное понимание семьи, отношений и любви.

Еще один пример. На одной из сессий в беседе с клиенткой, зрелой женщиной, уже много лет назад пережившей развод и мечтающей о новых отношениях, которые почему-то никак не получалось начать, речь зашла о ее представлениях о любви и идеальных отношениях с мужчиной. «Кто ваша любимая героиня?» – спросил терапевт. «Это Кончита из оперы “Юнона и Авось”, – поделилась она. – Вот где настоящая любовь, верность и преданность! Я восхищаюсь этой героиней! Хочу быть на нее похожей!» Консультант поддержал клиентку: «О да! Это чудесная печальная романтическая история, в которой жизнь этой молодой красивой женщины была положена на алтарь ее иллюзии о любви. Тридцать лет молчания в монашеской келье – вот что представляли собой еe отношения с мужчиной. “Хороший” образец для подражания!» – печально заметил терапевт. Последовала долгая пауза, после которой клиентка решительно сказала: «Нет! Не хочу! Не буду! Я как-то не вдумывалась в то, что происходило в жизни Кончиты после встречи с Резановым. Я всегда думала только об одном дне – дне их встречи. Нет, не хочу так!». На следующей сессии она призналась, что этот диалог перевернул ее сознание, заставил по-другому взглянуть на себя и свои отношения с партнерами, увидеть, где и как она «жертвовала собой» во имя иллюзии отношений.

Вовремя замеченная психотерапевтом параллель ситуации или проблемы клиента с каким-либо образом из книги или произведения искусства привносит в сессию широчайший пласт культуры, демонстрирует клиенту одновременно и типичность, и уникальность его ситуации, позволяя ему тем самым идентифицироваться с образом, прожить этот миф и обнаружить собственный выход из ситуации. А если вдруг образ, привнесенный консультантом, незнаком клиенту, то это становится стимулом для чтения книги, просмотра фильма, прослушивания музыки. В результате личность клиента развивается, расширяется его кругозор, углубляется его понимание мира. Без использования внешних ресурсов терапевт не смог бы добиться такого эффекта. Поэтому одно из важнейших требований к личности консультанта – постоянное развитие его круга интересов, в том числе в сферах философии и культуры, знакомство с искусством во всем его многообразии.

* * *

Таким образом, мастерство консультанта проявляется в его возможностях объединить в психотерапевтической деятельности свои профессиональные знания и навыки, личностную креативность, свой культурный уровень и собственную интуицию. Из этих и множества других компонентов складывается индивидуальный стиль деятельности психолога-психотерапевта, отражающий уникальность его личности.

Творческие задания к главе 6

1. По стенограмме собственной учебной сессии составьте таблицу, в которой отразите реплики клиента и свои реплики, сопровождая их описанием ваших мыслей и чувств. Проанализируйте и интерпретируйте особенности переноса и контрпереноса в клиент-терапевтических отношениях. Например, таблица может быть следующей.

Обсудите особенности контрпереноса и переноса в супервизорских тройках.

2. Прочитайте истории клиентов. Рассмотрите их с точки зрения «треугольника Карпмана». Составьте вопросы, при помощи которых можно показать клиенту, что он находится в «треугольнике». Покажите ему, каким образом он перемещается по вершинам «треугольника». Как меняются его роли Спасателя, Жертвы, Преследователя в треугольнике? Кто при этом находится в других вершинах?

● Леля (Елена). Мне 24 года, я замужем. Я младшая в семье, мы с братом погодки, но «синдром младшего ребенка» крепко держит меня, хотя я вроде бы самостоятельная… На меня бесконечно все пытаются давить, и я периодически устраиваю «бунты», на что в ответ получаю: «Когда же ты повзрослеешь?». Моя мать боялась рожать меня, я была незапланированной, а брат был для нее всем. Родители в разводе, и мне всегда говорили, что я похожа на отца, а мой брат – на мать. Я ненавижу свою внешность, ненавижу себя. Я как паршивая овца, от меня одни неприятности. При мне мать и брат могут попросить моего мужа «повоспитывать» меня. Недавно купила себе пальто. Чего только не услышала от матери: и цвет не тот, и сидит оно не так. Чувствую себя как нашкодившая собачонка. А мужа своего я все время тираню, придираюсь к нему, обижаю. Пытаюсь сделать его младшим братом. Как он меня терпит? Сегодня мать позвонила мне на работу и в очередной раз отчитала. Я разревелась. Почему они могут так легко достать ребенка из моей души, почему я поддаюсь, почему живу только с оглядкой на них? Что мне делать, как обрести уверенность? Уехать в другой город, чтобы быть подальше от них?

● Оля. Мне очень больно. У меня проблема, которую я никак не могу решить… Мне 29 лет, я шесть лет замужем за хорошим, интересным человеком. Детей пока нет. Я была счастлива. Мой муж – настоящий друг, заботится обо мне, поддерживает, бережет. Но два года назад угораздило меня влюбиться в сослуживца. Не безответно (хотя я в этом сомневаюсь, решительных объяснений не было). Этот человек (назову его «другим») мне очень нравится. Он совсем не похож на моего мужа. Он яркий, дерзкий, «мачо», любимец женщин. Я рядом с ним вся горю. Но бросить мужа я не могу! Не из-за денег или благополучия. Во мне самой «стопор», который, возможно, вбили в меня мои родители. Мне стыдно, страшно, больно бросить живого человека как вещь. Не представляю, как сказать друзьям, знакомым – вот был у меня муж, а теперь я с «другим». Я не могу, мне стыдно… Я застряла. Наверное, я слабохарактерная. Мне надоело изменять тайком, это противно. А сказать мужу все как на духу – страшно. Я обижу такого хорошего человека. Что меня держит? Трусость? Боязнь чужих оценок? Боязнь стать взрослой? Но умение причинять зло, предать, растоптать и перешагнуть через человека – разве это характеризует взрослого? Постоянно чувствую себя виноватой: перед мужем – за то, что думаю о «другом»; перед «другим» – за то, что продолжаю жить с мужем… Помогите советом.

● Татьяна. У меня случилось крушение в жизни. Муж встретил женщину, которая на 10 лет младше меня. Он с ней ходит по ресторанам, ездит в санатории. А у нас двое детей. Пыталась поговорить с этой женщиной. Думала: если она умная и душой красивая, значит, бояться нечего. Может быть, когда муж создаст другую семью, он будет счастлив и не забудет детей. Но она оказалась жесткой, холодной, циничной. Говорит: «Меня в этой ситуации все устраивает. Отдавать место под солнцем не собираюсь. Муж тебе всю жизнь изменяет, ты чего задергалась? Или, может, раньше не замечала? Да не нужен он мне, не собираюсь я за него замуж, он же слабак, тряпка…». Я была потрясена. Захватчица, разрушительница, врет она все! Ждет развода и подталкивает события. Я решила воевать, биться за моего мужа, за счастье моих детей… Но как?! Мне очень хочется, чтобы муж был счастлив. Он прекрасный человек. Он сейчас просто одержим ею, как наркоман. Если я его не отпущу к ней, буду давить на долг, то этим рискую убить его. Когда пытаюсь отпустить, чувствую, что убиваю себя и детей… Что же мне делать? Ведь есть же случаи, похожие на мой…

Наталья. Мне 38 лет. У меня есть муж и сын-подросток. Воспитанием больше я занимаюсь. Сейчас просто дошли до тупика. Выпускной класс, ему в институт надо поступать, а он только «из-под палки» занимается. Да еще влюбился в какую-то девушку. Я ему говорю: «Не время сейчас. Сиди решай задачи по физике». А он молчит. Не спорит, но и не делает ничего, застывает над тетрадями. Я спрашиваю: «Может, ты не хочешь поступать?». А он: «Хочу». Отец уже тоже не выдерживает: «Перестань с ним возиться! Совсем из него маменькина сынка сделала! Не поступит – в армию пойдет». А я в ужасе. В армии сейчас людей калечат. Может, муж не понимает, но я-то знаю, что ему нельзя в армию. Что делать, как повлиять на него? Я же мать. А у него тело теленка, а сердце ребенка.

Надежда Михайловна. Мне 60 лет. 40 лет заведую детским садом. Мужа нет, есть взрослый сын. Живем вместе в трехкомнатной квартире. Четыре года назад сын женился. Нашел себе «лимитчицу», с Украины. А та, не будь дурой, сразу и родила. Я сыну сказала, что я ее в свою квартиру не пропишу никогда. Видели бы вы ее! Хамка, хабалка, а мой сын – дурачок, попался на эту удочку. Как-то слышала ее разговор с мамочкой: плакала, жаловалась на меня, говорила, что домой хочет. А что я ей сделала? Я с ней очень вежливо разговариваю, на «Вы», советую ей, как внука воспитывать правильно, а она бесится. Пусть видит, что ее раскусили, что не с ее рылом в калашный ряд… Год назад эта сказала, что больше не может терпеть, что уезжает на Украину и сына, внука моего, с собой берет. Они все в комнате заперлись, потом вышел мой сын и сказал, что они будут снимать квартиру. Через месяц они уехали… А я стала просто задыхаться в этой пустоте. Приду в пустую квартиру – тишина… Невестке позвоню – с внуком погулять. Она: «Пожалуйста». Но домой не зовет. Стало у меня сердце прихватывать. Один раз так сильно прихватило, сын приехал, ночевал у меня. Так хорошо было, как раньше. Но и испугалась: вдруг сына к себе так и буду зазывать, используя болезни. Неправильно это. Я много думаю ночами. Скоро уйду я с работы, совсем одна останусь. Не хочу быть обузой, но одной тоже очень тяжело. Всегда знала, как жить… А сейчас запуталась, потерялась.

3. Как, в каких фразах, вопросах, утверждениях в момент «тестирования» клиентом терапевта может быть отражена детско-родительская травмирующая ситуация клиента, если:

1) родители всегда отвергали ребенка в моменты его сильных переживаний;

2) ребенок пережил много физического и вербального насилия;

3) ребенок, будучи старшим сиблингом в семье, нес ответственность за младших – их учебу, быт, питание, здоровье, интересы;

4) мать всегда демонстрировала собственную уязвимость в моменты переживаний ребенка;

5) родители всегда требовали от ребенка лучших оценок, лучшего поведения и отвергали его за ошибки и промахи;

6) ребенок был передан матерью на воспитание бабушке без объективных на то причин;

7) любые попытки ребенка быть самостоятельным и независимым пресекались родителями на корню;

8) ребенок подвергался наказанию за любое непослушание;

9) любые интересы ребенка отвергались и обесценивались родителями.

4. Обсудите с коллегами особенности индивидуального стиля консультирования как феномена. Опишите возможные проявления различных индивидуальных стилей в клиент-терапевтических отношениях. Выделите несколько критериев, по которым (кроме уже названных в параграфе 3 данной главы осей координат) можно сравнить индивидуальные стили. Определите степень выраженности данных критериев в различных стилях. Оцените также уровни эмоциональности, авторитарности, толерантности в тех или иных индивидуальных стилях.

5. Обсудите с коллегами «блоки креативности». В супервизорских тройках поисследуйте, какие из них и каким образом проявляются в вашей консультативной работе. Составьте индивидуальный корректирующий план для развития терапевтической креативности. Обсудите его на индивидуальной психотерапии.

6. Составьте список художественных книг, фильмов, исторических имен, которые важно знать психологу-консультанту. Обсудите список с коллегами. Сравните ваши списки. Какие пункты из этих списков уже вам знакомы? Какие – еще нет? Составьте индивидуальный план развития собственного литературно-художественного кругозора. Определите, сколько времени вам понадобится на реализацию этого плана. Не забывайте постоянно вносить в этот список-план новые интересные для вас произведения.

7. Просмотрите видеозаписи консультативных и терапевтических сессий известных психотерапевтов. Проанализируйте их с точки зрения индивидуального стиля консультирования и креативности. Обсудите ваши результаты с коллегами. Выделите общие для вас критерии определения индивидуального стиля. Какие креативные приемы используют мастера? Какие при этом задачи ставят и решают?