С трудом приходят на ум мысли о том, что события далекого прошлого некогда ожидались в будущем.

Ф. У. Мейтланд, английский философ и историк XIX в.

 

Глава 1. Я ИЗ ПРЕДЕЛОВ ЛЖИ РЕШИЛ СОКРЫТЬСЯ!

[313]

Привод Гитлера к власти был обусловлен не только геополитическими, политическими и идеологическими причинами. Колоссальнейшее значение имели и экономические причины. До 1932 г. в мире было четыре крупных промышленных района: Пенсильвания в США, Бирмингем в Великобритании, Рур в Германии и Донецкий (тогда находился в составе РСФСР) в Советском Союзе. В конце первой пятилетки к ним добавились Днепровский (на Украине) и Урало-Кузнецкий (в РСФСР). Сколько бы ни ругали за всякие перегибы первую пятилетку, но именно она стала причиной тектонического сдвига в расстановке глобальных экономических сил. А следовательно, обозначила и такой же по своей сути тектонический сдвиг в расстановке мировых геополитических сил. Ведь в мире стало не просто шесть промышленных районов. Просто шесть Запад как-нибудь да перенес. Ему стало невыносимо по иной причине. До 1932 г. три четверти промышленных районов мирового значения дислоцировались на Западе. С 1932 г. ровно половина индустриальных районов мирового уровня уже находилась на территории СССР! Казалось бы, до последней нитки ограбленная и едва ли не до потери пульса изнасилованная страна в течение всего-то пяти лет, преимущественно собственными силами не только свергла абсолютное и также вроде бы незыблемое превосходство Запада с пьедестала мирового экономического Олимпа, но и принципиально сравнялась с ним. А ведь не являлось секретом, что в ранее не освоенных регионах Советского Союза в ближайшем же будущем должны были появиться еще несколько крупных промышленных районов мирового уровня. Более чем одна треть самого крупного материка — Евразии — оказалась гигантской площадкой для создания, развития и успешной работы крупного индустриального производства. Ранее практически не тронутые богатства ее центральной части оказались не только доступны к разработке и использованию, но и попросту интенсивно вовлекались в активный хозяйственный оборот. Дотоле всего лишь географически, в основном через железнодорожный транспорт обязавшийся потенциал геополитической силы Советского Союза стал стремительно наполняться небывалой и неведомой Западу экономической мощью, трансформация которой также и во внушительную военную мощь была делом небольшого времени да, как говорится, техники.

Те, кого Раковский называл «Они», превосходно владели базисными принципами экономики. Потому прекрасно поняли, что такое столь быстро достигнутое фантастическое количество еще более быстрыми темпами трансформируется в такое же фантастическое качество, что Западу и впрямь придется выносить всех святых и сдаваться на милость созидающего социализма. И ведь ни на йоту не ошиблись. Накануне Мюнхенского сговора по объему товарной продукции СССР вышел с пятого места в мире и четвертого в Европе на второе в мире и первое в Европе. В 1938 г. СССР уже производил 13,7 % мировой продукции, в то время как Германия — 11,6 %, Англия — 9,3 %, Франция — 5,7 %!!! Впереди были только США — 41,9 %. А ведь начиналось-то все с отрицательных величин!

Вот почему «Они» и свернули «Ими» же устроенный мировой кризис, названный «Великой депрессией». Дальнейшее его затягивание было уже опасно для самого Запада. Одновременно и Гитлера привели к власти на рубеже завершения первой — начала второй пятилетки. Потому как с конца 1932 г. «Они» окончательно уяснили себе, что теперь «Им» и впрямь необходимо абсолютно гарантированное уничтожение России, хотя бы и Советской, причем и как государства, и особенно как страны, как единственной в мире единой трансконтинентальной евразийской державы. Дабы начисто исключить возрождение России, в том числе и ее влияния в будущем на Восточную Европу, овладение контролем над которой Запад считал ключом к грезившемуся ему мировому господству. О Востоке уж и не говорю. Иначе запланированной глобальной перегруппировки сил было бы не достичь. А этого можно было добиться только путем тотального геополитического, прежде всего территориального, ограбления России. О повторном финансово-экономическом обворовывании при одновременном нанесении на этот раз невосполнимого демографического урона не говорю — и так должно быть понятно. Это автоматически входило в планы Запада. Перед Гитлером была поставлена не допускавшая двойного толкования задача: СССР (в том числе и лично Сталин), но особенно же Россия как становой хребет советского государства должны были быть начисто уничтожены вплоть до состояния «РУССКОЙ ПУСТЫНИ»! Принципиальный сговор между Западом и Гитлером накануне его привода к власти в том и заключался, что он был допущен к ее кормилу лишь только после того, как поклялся всеми коричневыми «святыми», что на блюдечке преподнесет Западу «РУССКУЮ ПУСТЫНЮ»!

В этой связи обращает на себя внимание заявление Раковского о том, что было бы хорошо, чтобы Гитлеру предоставили возможность действовать. Очень любопытное заявление. Выходит, что в течение длительного времени «Они» не могли позволить Гитлеру напасть?! Именно так! Гитлер запаздывал в военно-экономических приготовлениях. Потому и не мог действовать. А «Они» не могли предоставить ему возможность действовать! Во-первых, потому, что до начала второй половины 30-х гг. сами еще не знали, когда лучше это осуществить. Во-вторых, даже у «Них» до указанного времени не было ни малейшего шанса предоставить Гитлеру возможность действовать на восточном азимуте. И вот этот один-единственный шанс «Им» дал заговор Тухачевского, о котором они знали.

Касаясь в своих мемуарах событий предвоенного периода, Черчилль отмечал: «В истории дипломатии западных держав, увлеченных западной демократией, легко проступает список сплошных преступлений, безумств и несчастий человечества…» Этот список сплошных преступлений Великобритания начала особо старательно прикрывать еще в самом конце Второй мировой войны. Доподлинно зная, что конкретно в своем безумно преступном стремлении разжечь Вторую мировую бойню и повернуть ее на Восток натворила Великобритания, самым последним — в мае 1945 г. — из правительств государств — лидеров антигитлеровской коалиции согласившаяся на проведение Международного суда над нацизмом и нацистскими военными преступниками, Правительство Их Британских Величеств самым первым выдвинуло жесткое требование о резких ограничениях на свободу слова для подсудимых Нюрнбергского трибунала! И знаете, чего оно опасалось больше всего?! «Обвинений против политики Великобритании вне зависимости от того, по какому разделу Обвинительного акта они возникают»! Но особенно британская сторона опасалась обвинений в адрес «так называемого британского империализма XIX века и в начале ХХ века»! Так оно и говорилось в английском правительственном меморандуме от 9 ноября 1945 г.! Ну, так ведь знали же, супостаты окаянные, что и когда натворили — потому-то так и боялись этих обвинений! Уж очень не хотелось Великобритании сидеть на одной скамье подсудимых вместе с главными нацистскими преступниками, хотя именно там ей и было бы самое место!

Особенно по обвинению в натравливании нацистской Германии на Советский Союз, потому как если хорошенько «пошерстить» анналы «тайной истории, где видны подлинные причины событий», то без особого труда любой может убедиться в том, что войны в 1941 г. и в самом-то деле не должно было быть! Сколько бы при этом ни талдычили о том, что-де «без тридцать седьмого года, возможно, не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел…». Потому что выбор 1941 г. сроком нападения на СССР действительно никак не был связан с «оценкой той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел». Согласно декабрьскому 1933 г. решению Гитлера первоначальное утроение численности сухопутных войск должно было произойти в течение пяти лет. То есть эта его программа должна была завершиться в 1938 г., а сухопутные войска достичь уровня всего 300 тысяч человек, или 21 дивизии. Чтобы довести их общее число до 36, а это решение появилось 16 марта 1935 г., предстояло создать еще 15 новых дивизий. Полностью же комплектование армии по этим планам должно было быть завершено в 1943 г. Флота и укреплений — в 1945 г. Альфред Йодль — один из главных военных преступников — после войны признал, что в 1937 г. германский генералитет откровенно предупредил Гитлера, что лично он может делать все, что ему угодно, однако они, вояки, «не в состоянии воевать раньше, чем через семь-восемь лет». То есть и по этим данным выходит, что не ранее 1944 — 1945 гг.

Кстати, и советская разведка в 1937 г. установила, что «рейхсвер в течение 1937 и 1938 гг. на военные авантюры по причине неподготовленности не пойдет, не останавливаясь ни перед саботажем, ни перед переворотом». Эти сведения были получены из высших военных кругов Германии.

Аналогичная ситуация имела место и в люфтваффе, в котором не было опытных офицеров, способных командовать эскадрильями и особенно более крупными авиасоединениями. Командовавший люфтваффе Г. Геринг на совещании в декабре 1936 г. прямо заявил, что для подготовки ВВС нацистской Германии к войне ему нужен срок не менее десяти лет. То есть и по этим данным опять-таки выходит, что война должна была состояться не ранее 1945 — 1946 гг.

Да и фюрер, хотя и болтал, что-де Германия является «острием западного мира, противостоящим большевизму и его атакам» и о необходимости победоносной войны против России, время начала такой войны именно против СССР указывать не рисковал. К примеру, в подписанном им меморандуме «Об экономической подготовке к войне» от 20 августа 1936 г. фюрер собственной рукой начертал: «Целью этого меморандума не является предсказание времени, когда нетерпимая ситуация в Европе перейдет в стадию открытой войны. Я хочу лишь выразить мое твердое убеждение, что этот кризис не преминет наступить»! То есть Гитлер и сам толком не знал, когда же можно будет начать войну.

Правда, тут следует сделать одно важное примечание. В тексте меморандума содержится такая постановка задачи: «через четыре года экономика Германии должна быть готова к войне». Прибавьте к 20 августа 1936 г. четыре года и получите конец 1940 — максимум начало 1941 г. Формально вроде бы все совпадает. Временной параметр потенциально возможного начала войны выполз на уровень 1941 г. Но только формально. Между принципиальной готовностью экономики к войне и принципиальной готовностью самого государства к войне — слишком принципиальная разница. Экономика-то может быть готова, но будут ли готовы вооруженные силы, будет ли готово само государство?! Так что с указанными в меморандуме четырьмя годами невозможно увязывать «оценку той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел». Но даже если вопреки элементарной логике и попытаться это сделать, то степень невозможности увязки с этой «оценкой» будет и вовсе оглушительной. Меморандум-то был подписан 20 августа 1936 г. Между тем то, что обычно именуют «разгромом военных кадров», началось только весной 1937 г., а завершилось в 1938 г. Как правило, Сталин достоверно знал, что планирует Гитлер, но вот фюрер никогда не знал, когда и в силу каких причин Сталин сделает то или иное.

Не просматривается подобная связь и в рамках того времени, которое последовало уже за периодом так называемого разгрома военных кадров. Так, из содержания сообщения от 4 мая 1939 г. одного из наиболее ценных в те времена агентов ГРУ — Арийца (Рудольф фон Шелия, советник посольства Германии в Польше) — четко видно, что после так называемого разгрома военных кадров в СССР Гитлер крайне опасался мощи Советского Союза. В его планы входило следующее: «после того, как с Польшей будет покончено, Германия обрушится всей своей мощью на западные демократии и одновременно определит Италии более скромную роль», и только после этого «будет осуществлено великое столкновение Германии с Россией, в результате которого окончательно будет обеспечено удовлетворение потребностей Германии в жизненном пространстве и сырье». Как видите, и тогда Гитлеру вовсе не приходило в голову устраивать «оценки той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел». Напротив, он всерьез был озабочен совсем иным. Фюрер ясно отдавал себе отчет в том, что без концентрации в своих руках — хотя бы и вооруженным путем — всей мощи военно-экономического потенциала Западной Европы нечего и думать о том, чтобы соваться на Восток. Тем более не имея соответствующего удобного плацдарма для нападения на Советский Союз. Более того. Это прямое свидетельство того, что даже тогда фюрером владел страх перед экономической и особенно военной мощью СССР (напоминаю, что от сотворения мира в понятие «военная мощь» неотъемлемой составной частью входят и качественные характеристики командного состава), и этот страх не давал ему покоя. Вот, собственно говоря, чем и была обусловлена такая поэтапность реализации его планов международного бандитизма.

До так называемого разгрома военных кадров в СССР Гитлер настолько не опасался его военной мощи, что открыто, едва ли не на всех углах брякал, что-де нацисты «готовы в любой момент напасть на Советский Союз»! Именно так он и заявил, к примеру, еще 18 сентября 1936 г. на очередном съезде нацистской партии! Вы только вдумайтесь в соотношение смысла сказанного с хронологией — ведь до начала так называемого разгрома военных кадров в СССР еще целых семь месяцев, а фюрер готов, видите ли, в любой момент напасть на Советский Союз! В то время Гитлер обладал плохо вооруженным и оснащенным всего-то 600-тысячным вермахтом, обремененным к тому же колоссальным количеством профессиональных проблем. Тем не менее ему, оказывается, наплевать на неразгромленные кадры наших «гениальных стратегов», под командованием которых в тот момент была по тем временам весьма прилично вооруженная и оснащенная РККА численностью в 1,2 млн. человек. Более того. Он не опасался их до такой степени, что той же осенью 1936 г. на командно-штабных стратегических играх уже «обкатывал» прототип будущего «Плана Барбаросса»!

Однако после так называемого разгрома военных кадров, особенно ликвидации верхушки заговора в лице «гениальных стратегов», настроение Гитлера резко изменилось. Обладавшего к тому моменту полуторамиллионным и по тем временам уже вполне сносно вооруженным и оснащенным вермахтом фюрера тем не менее вдруг почему-то охватил едва ли не до потери пульса доводивший его животный страх перед открыто проявлявшей готовность вмешаться в чехословацкий кризис 1938 г. Красной Армией?!

Спасибо послу Третьего рейха в СССР — Вернеру фон Шуленбургу, который оставил немало свидетельств о владевшем тогда Гитлером буквально животном страхе перед Красной Армией, в которой только что завершился так называемый разгром военных кадров — «блистательных», видите ли, «стратегов». Своими депешами из Москвы Шуленбург внес серьезный вклад в дело внушения Адольфу столь животного страха перед РККА. И их ценность беспрецедентна — потому как весь так называемый разгром военных кадров в СССР Шуленбург наблюдал глазами очень опытного и проницательного разведчика-дипломата. Именно он вдолбил Гитлеру мысль о том, что «участие Европейской России в этой войне будет самым большим и самым решающим событием».

Британский МИД также считал, что Гитлер опасается России. Заместитель главы дипломатического ведомства Великобритании — Александр Кадоган — 5 апреля 1938 г. заявил послу Чехословакии в Лондоне Масарику (сыну первого президента Чехословакии): «Несмотря на весь пыл Гитлера, Германия боится России».

В итоге получается, что, обладая в сравнении с РККА слабым по состоянию на сентябрь 1936 г. вермахтом, Гитлер совершенно не опасался наших «гениальных стратегов» и вообще «неразгромленных военных кадров» и, как «храбрый портняжка», нагло изъявлял решимость в любой момент напасть на СССР. Ради чего в самом конце 1936 г. на командно-штабных стратегических играх «обкатал» даже прототип будущего «Плана Барбаросса»! Но как только «разгром» произошел, а вермахт достаточно окреп, хотя и не до такой степени, в состоянии каковой он ринулся в агрессию против СССР, то Гитлером овладел животный страх перед PKKA?! Вот и попробуйте теперь хотя бы самим себе объяснить этот поразительный парадокс: почему, когда в РККА завершился «разгром военных кадров», Гитлером настолько овладел животный страх перед Красной Армией, что он самым отчаянным образом беспрерывно шантажировал Запад, требуя отдать ему на «съедение» Чехословакию так называемым мирным путем?! Что те и сделали, якобы уступая его пожеланиям. Но, даже получив так называемым мирным путем Чехословакию, Гитлер тем не менее не отделался от этого страха перед РККА.

Дело доходило в прямом смысле до «смешного». Обозленные бандерлоги «западной демократии» открыто обвинили Гитлера в… «клятвопреступлении»: мол, обещал после получения Чехословакии напасть на «врага западной цивилизации» — СССР, но, «подлюга коричневая», слова своего не сдержал?! Причем эти обвинения бросал лорд Галифакс — не столько министр иностранных дел Великобритании, сколько прежде всего член Комитета 300, и именно та самая «святая лиса» британской дипломатии и внешней политики тех времен, которая лично обтяпывала все делишки, связанные с подготовкой к Мюнхенскому сговору, не говоря уже о его реализации.

И что в итоге?! Беспрецедентный парадокс! До так называемого разгрома военных кадров в СССР Гитлеру было просто наплевать на то, есть ли в РККА «гениальные стратеги» и вообще «не разгромленные военные кадры». Он, видите ли, готов в любой момент напасть на Советский Союз?! А после «разгрома» он и в мыслях-то не только не держал оценивать произошедшее — как заговор Тухачевского, так и его ликвидация вообще оказались для него неожиданными, — но и хоть как-то воспользоваться результатами этого «разгрома»! Напротив, ему, а также его генералам пришло в голову совершенно иное. Как выяснилось только 24 февраля 1941 г. из данных Экстерна — проверенного агента берлинской резидентуры советской внешней разведки, вскоре после подписания советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. германский Генеральный штаб заказал известному белоэмигранту генералу П. Краснову аналитический обзор на тему «Поход Наполеона на Москву в 1812 году. Теоретический разбор вопроса о возможности такого похода в ХХ в. и возможные последствия подобной акции»! Им бы, супостатам окаянным, озаботиться «оценкой той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел», а их, вишь, куда понесло-то… — анализировать поход Наполеона на Москву, да еще и прикинуть возможные последствия такой акции в ХХ в.!

А все дело в том, что летом и осенью 1939 г. они увидели РККА не только в состоянии боевых действий на разных театрах военных действий, но и прежде всего после так называемого разгрома военных кадров. Причем в ходе Польской кампании вермахт в ряде случаев на своей шкуре испытал, что у «разгромленных военных кадров» «броня крепка и танки быстры», а артиллерия РККА даже в рамках договора о ненападении не без удовольствия может вести «убойно-дружественный» огонь по нацистам! Не менее впечатлял и разгром японцев на Халхин-Голе. Вот потому-то они и заказали П. Краснову такой аналитический разбор с акцентом на возможные последствия попытки повторения похода Наполеона на Москву в ХХ в. Ибо их интересовала не «та степень разгрома военных кадров, который у нас произошел», а взгляды пришедшего на смену «разгромленным военным кадрам» генералитета на оборону СССР.

Еще в начале 1934 г. Троцкий дал указание своим сторонникам готовить военное поражение Советского Союза в предстоящей войне с Германией. Как лидер военного крыла антисталинский оппозиции, Тухачевский с той поры стал разрабатывать и усиленно навязывать РККА так называемую концепцию «пограничных сражений», на которой впоследствии и был построен его «План поражения СССР в войне с Германией». Ее суть в следующем. В изложении автора книги «Маршал M.Н. Тухачевский» В. М. Иванова, выдвинутая М. Н. Тухачевским «новая концепция приграничного сражения исходила из идеи подготовленного ответного удара». Однако Тухачевский не выдвигал «новую концепцию приграничных сражений» — он выдвинул «новую концепцию пограничных сражений в начальный период войны», к тому же исходившую не просто из идеи подготовленного ответного удара, а заблаговременно подготовленного немедленного встречно-лобового ответного удара. В опубликованных им трудах использован термин «пограничное сражение», в том числе и в структуре названий отдельных статей. «М. Н. Тухачевский, — как отмечает В. М. Иванов, — предлагал развертывать основные группировки армий прикрытия, с учетом расположения приграничных укрепленных районов, так, чтобы они занимали фланговое положение по отношению к тем направлениям, где наиболее вероятны удары противника. Конечной целью армий прикрытия он считал овладение выгодным стратегическим рубежом для развертывания главных сил и ведения дальнейших операций. По его предположению, приграничное (правильно: пограничное. — А. М.) сражение, в отличие от Первой мировой войны, должно принять затяжной характер и продолжаться несколько недель». Суть вредоносности этой концепции состояла в следующем. Прикрытие методом немедленного встречно-лобового вторжения/контрблицкрига должно было реализовываться не только заранее созданными фланговыми группировками, но и прежде всего при ставке на статический фронт узкой лентой при сверхнизкой оперативной и линейной плотности сухопутных войск на остальной части границы. В таком случае войска находятся в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны и прикрытия границ. И малейший внезапный удар, тем более нанесенный концентрированными силами, автоматически приводит к невообразимо кровавой трагедии. Именно это-то и произошло 22 июня 1941 г. Почему «стратегу» взбрело в голову выдумать такое именно тогда?! В тот самый момент, когда Верховное командование наиболее вероятного тогда главного противника полностью перешло к тотальному исповедованию стратегии блицкрига?! О каком затяжном характере пограничных сражений было уместно, если вообще уместно, говорить в этом случае? Тем более «в отличие от Первой мировой войны»? Тем более ему, всю ту войну просидевшему в германском плену?

Тем более что и на фронт-то он попал только в 1915 г., когда война была уже в разгаре — что он мог видеть-то? Гитлерюги-то именно потому и взяли на вооружение стратегию блицкрига, что, во-первых, это молниеносный прорыв обороны противника на всю ее глубину в целях скорейшего захвата и оккупации территории намеченной жертвы всеми заранее отмобилизованными, сосредоточенными и развернутыми к нападению силами. Во-вторых, потому, что по тогдашним представлениям гитлеровских стратегов это был единственный шанс для сильно ограниченной ресурсами Германии избежать крайне опасной для нее войны на истощение. Мрачные воспоминания о Первой мировой войне весьма подстегивали такие настроения.

Сам постулат о «молниеносности войны» бродит в военных умах еще со времен Шлиффена, если не того ранее. А начиная с 20-х гг. ХХ в. он обрел как бы «второе дыхание». Тезис о «молниеносности» был всерьез подкреплен результатами бурного научно-технического прогресса, вызвавшего к активной военной жизни не столько даже собственно новые, более мощные виды оружия и боевой техники — это и так понятно, — сколько прежде всего фактор их исключительной для того времени мобильности. Военные получили уникальный сплав мобильности и мощи оружия. Еще в протоэмбриональном состоянии будущая вторая по счету Вторая мировая война даже в теории становилась особо маневренной, мобильной и особо разрушительной. К этим вопросам непрерывно обращались лучшие военные умы ведущих стран мира, а полемика между ними не сходила со страниц как специализированных журналов, так и книг по военной тематике, о чем Тухачевский прекрасно знал с. января 1926 г., что подтверждается 735 страницами документальных тому доказательств! Когда в последний раз в рамках негласного сотрудничества между РККА и рейхсвером под псевдонимом генерал Тургуев и во главе советской военной делегации он побывал в Германии на осенних 1932 г. маневрах во Франкфурте-на-Одере, то встречался там со многими представителями германского генералитета. А те еще с весны того же года восторженно обсуждали между собой блестящие, как им тогда казалось, перспективы стратегии блицкрига, якобы способной вернуть Германии былую славу мировой державы. Разговор между ними на эту тему даже физически не мог не состояться, к примеру, по такой простой причине. Еще 20 июня 1932 г. Тухачевский опубликовал в «Красной Звезде» статью о стратегии и тактике молниеносной войны при комплексном использовании ВВС и ВДВ совместно с бронетанковыми войсками в операциях быстротечной войны.

За год до этого германский военный атташе в СССР Кёстринг указывал, что взгляды и методы германского генералитета проходят красной нитью через все военные положения РККА. Соответственно выходит, что обе стороны прекрасно знали направленность и ход мыслей друг друга. И при встречах у них было что обсуждать между собой, тем более что у Тухачевского, в отличие от еще страдавших от версальских ограничений германских генералов, было куда больше возможностей проверять «свои идеи» на маневрах. Но из Германии генерал Тургуев, он же Тухачевский, возвратился с высокомерным мнением о том, что-де командованию рейхсвера не хватает, видите ли, понимания особенностей современной войны! Герры генералы ладошки уже поотбивали в восторженных аплодисментах стратегии блицкрига, ничем, к слову сказать, не отличавшейся, как увидим из дальнейшего, от взглядов и концепций Тухачевского и К°, а генерал Тургуев после столь сердечных приемов и банкетов, миль пардон, их мордой об стол?! Не хватает, видите ли, понимания современной войны?! Такое мнение Тухачевский письменно высказал в докладной на имя наркома обороны Ворошилова в октябре 1932 г. Кстати, после этой поездки в Германию буквально горохом посыпались сведения о подготавливаемом некоторыми советскими генералами военном заговоре против центральной власти, во главе которого стоит тот самый генерал Тургуев, мгновенно идентифицированный на Лубянке как Тухачевский. Почему все это должно было совпасть именно так, что практически не остается сомнений насчет того, что же на самом деле стояло за этим? К сожалению, ни Артузов, ни тем более Ягода — тогдашние руководители Лубянки — не сочли нужным выяснить это и «утопили» многочисленные сигналы о заговоре в недрах своего ведомства, хотя информация о формирующейся в СССР так называемой оппозиционно настроенной к центральной власти военной партии поступала с 1926 г.

А о том, что без заговора военное поражение точно не обошлось бы, свидетельствует, например, такой факт. С подачи подельника Тухачевского — командующего Белорусским военным округом Уборевича — весной 1936 г. в этом округе была создана небольшая и совершенно засекреченная штабная организация, прозванная почему-то инспекцией. Дело считалось настолько особо секретным, что инспекция не имела права писать кому-либо в войска или получать оттуда корреспонденцию. В случае войны эта структура должна была развернуться в штаб конно-механизированной армии. Но кто бы вразумительно объяснил следующее: кто дал право командующему всего лишь округом создавать особо секретную штабную структуру армейского уровня, если испокон веку абсолютная прерогатива в таких вопросах только у министра (тогда наркома) обороны и Генерального штаба?! К тому же только по решению правительства страны, так как за этим стоят вопросы материально-технического обеспечения, а они без него не решаются. Так вот и спрашивается, что за структуру создал Уборевич, если, обозвав ее инспекцией, запретил ей всякие сношения с внешним миром, но при этом поставил задачу в случае войны преобразоваться в штаб конно-механизированной армии?! «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека», — говорил всемирно известное светило военной науки К. Клаузевиц. Однако же попробуйте здравым умом понять, что за хреновину «изобрел» Уборевич?! Но если действительно здравым умом попытаться постичь смысл этого «изобретения», то никуда не деться от единственно возможного вывода: это была заблаговременно созданная заговорщиками подпольная структура управления войсками для мгновенного перехватывания командования ими в ситуации военного поражения! Потому что в ситуации ими же организовывавшегося военного поражения СССР в войне с Германией прежние структуры управления войсками стали бы непригодными! И не случайно, что в 1936 г. оба главных подельника Тухачевского, командующие важнейшими приграничными военными округами — Белорусским и Украинским — соответственно Уборевич и Якир наотрез отказывались от, казалось бы, лестных предложений о переводе в Москву с повышением до уровня заместителя наркома обороны СССР! Они полагались на успех заговора — потому и отказывались!

То, что эта структура была создана именно весной 1936 г., говорит об очень многом. Это не только время начала последней активизации заговора военных, но и то самое время, когда на весенних 1936 г. стратегических командно-штабных играх на картах в Генеральном штабе заговорщики за народные деньги проверяли «эффективность» плана поражения, разработанного ими с учетом привезенных Тухачевским из-за границы «рекомендаций» тевтонов. Последние же прекрасно знали как о «новой концепции пограничных сражений» Тухачевского, так и о разработанном им совместно с подельниками по заговору плане поражения.

Но германский генералитет знал и другое. Что в святцах российского Генерального штаба еще с 1812 г. лежат выдающиеся аналитические рекомендации стратегического характера, составленные по просьбе русской военной разведки одним из самых талантливейших аналитиков военной стратегии в начале XIX века, ближайшим советником Наполеона, а впоследствии генерал-майором русской армии, одним из основателей Военной академии Антуаном Жомини. Именно он разработал научные основы применения различных вариантов стратегической обороны в специфических условиях России. Именно там, в этих талантливых рекомендациях А. Жомини, содержалась замечательная мысль о том, что стратегическая оборона должна сопровождаться активными действиями сильных маневренных частей и соединений на растянутых коммуникациях противника, по которым осуществляется снабжение армии вторжения. И без того имеющая многовековое обоснование идея активной стратегической обороны настолько прочно вошла в плоть и в кровь российского оборонного мышления и планирования, что ее образ, дух и смысл запечатлен даже в поэзии:

А. С. Пушкин:

…Русь обняла кичливого врага,

И заревом московским озарились

Его полкам готовые снега.

А. Блок:

Хрустнет Ваш скелет

В тяжелых, нежных,

наших лапах.

К началу 30-х гг. Сталину пришлось осознать глобальность политических, экономических и особенно геополитических масштабов неизбежно грядущего столкновения с Западом. Именно осознание совокупности этих обстоятельств навело Сталина на мысль о необходимости рационального использования для защиты СССР бесценного опыта войны 1812 г. Все началось по-сталински, то есть с внешне неприметного факта. В 1931 г. в СССР была переиздана на русском языке — в рамках советского периода впервые издана — книга выдающегося военного теоретика-аналитика, знаменитого в истории русской военной разведки друга России, одного из основателей Военной академии России, генерал-майора русской армии А. Жомини — «Очерки военного искусствам в двух томах».

В начале 1934 г. Иосиф Виссарионович стал обозначать свое видение пространственных контуров будущей войны, в том числе и основного театра военных действий при нападении с Запада, намекая при этом и на наиболее целесообразный вариант обороны. В отчетном докладе ХVII съезду ВКП(б) Сталин впервые поставил вопрос о создании мощной базы для производства сельскохозяйственной продукции за Волгой, подчеркнув при этом, что сама постановка такой задачи обусловлена «всякими возможными осложнениями в области международных отношений». Тем самым он ясно дал понять, что руководство СССР вынужденно считается с тем, что европейская часть СССР, а западные границы Союза, к слову сказать, тогда были значительно восточнее, нежели в 1941 г., может стать театром активных военных действий. А в связи с этим, возможно, придется и отступать, но чтобы не было катастрофы, дублирующую базу по производству, в частности, продовольствия следует создавать уже сейчас и за Волгой. Точно такую же позицию он занимал и в вопросе о создании дублирующей промышленной базы.

В то время как Гитлер и присягнувший ему на верность генералитет полностью перешли на стратегию блицкрига, фактом постановки задачи создания дублирующей производственной базы за Волгой Сталин тонко обозначил не только свое видение пространственных контуров будущей войны. Одновременно, хотя и очень осторожно, он намекнул военным, какую систему обороны следует выбрать, чтобы в случае неизбежного столкновения «растворить» ударную мощь агрессора в пространстве. Кстати, столь же явно не случайно, что именно в это же время Троцкий дал своим сторонникам в СССР директиву готовить поражение Советского Союза в войне с Германией, потребовав от них разработать соответствующий план.

Когда же в марте 1935 г. разведка представила документальные свидетельства того, что Великобритания впервые выдала Гитлеру карт-бланш на агрессию в восточном направлении, Сталин решительным образом поддержал выдающегося отечественного историка Е. В. Тарле в его намерении написать глубокое исследование о Наполеоне. Именно с его подачи с конца марта 1935 г. Е. В. Тарле приступил к этой работе и, что называется, на одном дыхании, в течение нескольких месяцев сотворил блестящий труд — книгу «Наполеон», которая и поныне считается одним из шедевров в мировом наполеоноведении. Книга Е. В. Тарле сразу же была издана.

То есть когда стараниями Великобритании Гитлер превратился в угрожающий безопасности СССР фактор, то прямой поддержкой Е. В. Тарле в написании книги «Наполеон», а это обстоятельство, к слову сказать, специально не скрывалось, Сталин ясно показал, что в СССР прекрасно понимают глубинную суть геополитической подоплеки привода Гитлера к власти. И книга Тарле ясно напоминала, чем кончил Наполеон, напав на Россию. Она ясно показывала, что в Москве четко отдают себе отчет в исторических параллелях в вопросе о целях и методах действий Наполеона и Гитлера. Но одновременно то был намек и нашим военным — ведь «технология» нанесения поражения Наполеону не была секретом. Однако Сталин не был бы самим собой, если не развил бы ситуацию далее. В 1936 г. с его подачи было осуществлено очередное переиздание указанного выше труда А. Жомини. В связи с приближением (Мюнхенской) развязки чехословацкого кризиса Е. В. Тарле также в кратчайшие сроки написал и при содействии Сталина издал книгу «Нашествие Наполеона на Россию». По сути дела, это уже прямой ответ Москвы на Мюнхенскую сделку Запада с Гитлером. А в 1939 г. вновь были переизданы труды А. Жомини. Военному командованию все более внятно намекали, какую конкретно систему обороны необходимо избрать. По большей части именно намекали, ибо вслух говорить о варианте 1812 г. политически было нецелесообразно — потому Сталин и говорил о необходимости для армии научиться отступать, чтобы не подвергнуться разгрому, но внешне никак не связывал это с вариантом 1812 г.

В конце концов германский генералитет сообразил, что означают эти перемежающиеся публикации исследований о Наполеоне и трудов А. Жомини. Эти фигуры в мировой военной истории столь знаковые, что не понять, что сие означает, — весьма затруднительно. Потому как публикация исследований о Наполеоне в сочетании с трудами А. Жомини означала, что советское военно-политическое руководство откровенно разворачивается к бесценному опыту прошлого. Оно так и было.

Гитлеровский генералитет действительно попытался оценить последствия «разгрома военных кадров» в СССР, но только в режиме усилившегося животного страха перед Советским Союзом и мощью его вооруженных сил, противостоять которым в длительной войне Германия не могла. Прямое свидетельство тому — тематика заказанного П. Краснову аналитического обзора. А причина такого заказа, как это уже очевидно, проистекала из настойчивых, но осторожных попыток Сталина переориентировать новое поколение советских генералов на использование активной, маневренной стратегической обороны (в сочетании, естественно, с классической стратегической обороной) в противовес концепции так называемых пограничных сражений..Уже в начале 1938 г. Сталин стал обращать внимание генералитета на то, что армия, которая умеет наступать, но не умеет отступать, потерпит поражение. Концепция же «пограничных сражений» являлась не чем иным, как доктриной немедленного встречно-лобового контр-блицкрига, преступной дурью о котором «разгромленные военные кадры», особенно Тухачевский при деятельном содействии Уборевича, весьма долго и откровенно «пудрили мозги» всей РККА и высшему советскому руководству.

Вот истинная причина странного заказа германского Генштаба генералу Краснову — тевтонов интересовало изменение стратегических взглядов СССР на оборону!

Войны против СССР в 1941 г. не должно было быть — Гитлер действительно предполагал напасть на СССР в середине 40-х гг., не ранее 1942 — 1943 гг., причем с изначальным посылом вообще на 1943 — 1945 гг. и даже 1946 г. Правда, в какой-то момент он стал ориентироваться на 1200-летний юбилей со дня рождения наиболее почитаемого в Западной Европе ее главного бандита-основателя и императора Священной Римской империи Карла Великого, заложившего не только геополитические основы современного Запада, но и «Дранг-нах-Остен». Юбилей приходился на 1942 г., и, к слову сказать, гитлеровцы отметили его с колоссальной помпой. Однако юбилейные даты юбилейными датами, но в действительности Гитлер и предположить-то толком не мог, когда же он сможет приступить к главному делу своей жизни — войне. В чем собственноручно и расписался — в меморандуме «06 экономической подготовке к войне». Он был предназначен для высшего руководства рейха и «капитанов» германского ВПК и потому являлся особо секретным, что, однако, не помешало ему своевременно попасть на стол Сталина. Так что ни перед собой, ни перед ближайшим окружением, ни тем более перед воротилами германского ВПК Адольфу не было резона юлить — он действительно этого не знал. При всем колоссальнейшем значении как самого меморандума, так и означенного выше его постулата о сроке завершения этой подготовки сие вовсе не означает, что уже тогда война была именно же запланирована как обязательная именно на указанный срок, тем более против СССР. По планам Гитлера, сначала должна была произойти война с Польшей не только ради уничтожения этого «версальского ублюдка», но и прежде всего ради обретения необходимого плацдарма в Восточной Польше (на Западной Украине и в Западной Белоруссии) для последующей организации нападения на СССР. Затем должны были быть сокрушены пресловутые «западные демократии» — опять-таки не столько ради того, чтобы уничтожить эти символы якобы столь ненавистной Гитлеру «плутократии», сколько прежде всего в целях захвата и использования в интересах Третьего рейха всей экономической и военной мощи Западной Европы. И только потом — «великое столкновение с Россией». Если же учесть сезонную зависимость действий армий того времени, особенно в наступательных операциях, как раз и выходит, что при такой очередности Адольфу нужно было — от момента завершения исполнения плана по экономической подготовке к войне — не менее двух-трех лет, чтобы рискнуть на «великое столкновение с Россией». То есть не ранее 1942 — 1943 гг. (с изначальным посылом вообще на 1943 — 1945 гг.).

600-тысячный вермахт образца 1936 г., который даже самую первую, так называемую мирную, агрессию — реоккупацию Рейнской области — осуществлял в начале марта 1936 г. не то чтобы без боевых патронов, но и попросту с макетами винтовок, от 7,24-миллионного вермахта образца 1941 г. отделяла 12-кратная дистанция. Дистанция, которую прежде всего необходимо было осознать в принципе, затем не менее принципиально определить ее масштабы, потом разработать меры по ее преодолению и, наконец, еще и преодолеть ее на самом деле. К тому же с невиданным не только для того времени, но и попросту за всю историю человечества военно-экономическим ростом — исходя из размеров дистанции как минимум троекратным в год, чтобы поспеть к 22 июня 1941 г. При всей авантюристичности своих геополитических замыслов Гитлер тем не менее был жестким прагматиком и столь убойных планов ни перед собой, ни перед германским ВПК не ставил. Милитаризация Германии осуществлялась бурными темпами, однако отнюдь не в разы и уж тем более не троекратно в год. Из-за присущей Германии ограниченности в ресурсах экономическая подготовка рейха к войне стала буксовать едва ли не с самого начала. Даже невзирая на то, что в результате реоккупации Рейнской области в состав рейха, точнее в экономический оборот рейха, вновь были вовлечены 80 — 85 % добычи германского каменного угля, 80 % производства железа и стали, ранее отобранных у Германии по условиям Версальского «мирного» договора 1919 г.

И вдруг к 1 октября 1938 г. численность вермахта достигла уже 2 млн. 200 тыс. человек, хотя за девять месяцев до этого, т. е. на 1 января того же года, всего было 800 тыс. человек. Почти трехкратный рост. Причем в1937 г. его численность возросла по сравнению с 1936 г. всего на 200 тысяч: с 600 до 800 тыс. человек. И вдруг, подчеркиваю, такой взрывной рост при столь серьезнейших экономических трудностях. К 23 августа 1939 г. в вермахте числилось уже 4 млн. 233 тыс. человек, а в ноябре того же года и вовсе был преодолен 5-миллионный рубеж! О невероятно возросшей оснащенности оружием, боевой техникой, различной амуницией, боеприпасами уж и не говорю. Ну а достигшая к 22 июня 1941 г. рубежа в 7 млн. 240 тыс. человек численность вермахта означала, что Гитлер поставил под ружье фактически 10 % своего тогдашнего мобилизационного ресурса.

Так вот и спрашивается, что это за чудеса-то такие творились в Третьем рейхе при тогдашних серьезнейших экономических трудностях?! Особенно в начале этого мощного, взрывного рывка вперед. Ведь выходит-то, что всего-то за три года1936 — 1939 гг. — вермахт возрос в 7 раз (?), причем только за два из них 1938 — 1939 гг. — в ПЯТЬ PA3?! А мощь военно-промышленного комплекса Германии при всех прикладывавшихся для этого усилиях всего лишь на несколько десятков процентов. Более того, уже весной 1938 г. на волоске от краха висела и финансовая программа милитаризации рейха, больше смахивавшая, правда, на глобальную финансовую аферу. Единственный, кто в рейхе по-настоящему соображал в экономике и финансах, выдающийся финансовый гроссмейстер ХХ в. — Яльмар Шахт — из-за острых разногласий с фюрером и вовсе вскоре оказался не у дел!

Как же так?! Что за этим стоит?! По мановению какой волшебной палочки это произошло при таких-то, подчеркиваю, экономических трудностях рейха?! В чьих руках она находилась и кто ею дирижировал?! Кто в конце-то концов оказался тем самым воистину гениально ловким кудесником, что сотворил это мерзкое чудо на горе всему миру?! Германский историк Г. А. Якобсен еще в конце 50-х гг. прошлого столетия указывал: «…Необходимо разрушить одну все еще распространенную легенду: германское нападение на Советский Союз в 1941 г. (как об этом свидетельствуют результаты изучения документальных источников) не являлось превентивной войной. Решение Гитлера осуществить его было порождено отнюдь не глубокой тревогой перед грозящим Германии предстоящим советским нападением, а явилось конечным выражением той агрессивной политики, которая с 1938 г. становилась все более неприкрытой»!

Почему именно с 1938 г. агрессивная политика коричневого шакала становилась все более неприкрытой?! Ведь он же никогда не скрывал своих планов насчет «Дранг-нах-Остен», еще в «Майн Кампф» их описал, однако только с 1938 г. его агрессивная политика стала превращаться во все более неприкрытую?! Кто и что стали тому причиной? Вот в чем вопрос-то.

Массированное нарастание агрессивности Гитлера с 1938 г. полностью подтверждается и данными советской военной разведки, своевременно добывшей сведения о состоявшемся в августе 1933 г. в Ютебоге секретном совещании военного руководства нацистской Германии. По данным ГРУ, речь шла о переводе всего хозяйства Германии на службу военной политике и полной военизации страны», а также о том, что «Германии нужны колонии, но не в Африке, а на востоке Европы», что «ей нужны территории зерновой Украины» и что основная цель фюрера сформулирована как «борьба с Советами».

До этого он рассуждал, например, о тех же «территориях зерновой Украины» всего лишь в сослагательном наклонении — ах, если бы у Германии были такие территории, то рейх утопал бы в изобилии. Так он говорил еще осенью 1936 г. на очередном съезде нацистской партии. И вдруг всего-то через два года тон его заявлений резко изменился — от сослагательного наклонения ни хрена не осталось, появились категорические формулировки задач. Почему? Что произошло? Что послужило основанием для столь решительного изменения тона? Почему, если накануне Мюнхенского сговора он до крайности опасался непосредственного вмешательства в разрешение чехословацкого кризиса РККА, где только что произошел якобы «разгром военных кадров»? А едва только он начался в 1937 г., немецкая сторона стала зондировать возможности для «неожиданного улучшения» отношений между Германией и Советским Союзом, о чем, например, свидетельствовало заявление министра иностранных дел Константина фон Нейрата в беседе 7 июля 1937 г. с вновь назначенным в Берлин советским полпредом К. К. Юреневым?!

Небезынтересен и такой факт. Передавив после захвата власти наиболее ретивых астрологов и придавив более осторожных, нацисты вспомнили о них почему-то именно весной 1933 г. Под контролем СС 15 марта 1938 г. для них устроили секретную конференцию в старинном замке Вартбург, в ходе которой астрологи выработали свои прогнозы в отношении предполагаемых военных действий Германии, в том числе и в отношении СССР. Именно от астрологов Третьего рейха впервые прозвучал 1941 г. как наиболее удобный срок для нападения на Советский Союз. Причем было указано даже конкретное время — не позднее второй половины мая 1941 г.! Почему именно в марте 1938 г. на

цисты задумались об этом?! Почему именно тогда они сформулировали перед астрологами вопрос о наиболее благоприятном, по их оккультному мнению, времени нападения на СССР?! Как убедимся из содержания дальнейшего расследования, нацистское руководство хотело сверить предлагавшиеся Западом в преддверии скорого Мюнхенского сговора соблазны с данными астрологов, которым издавна очень сильно доверяло. А все дело заключалось в том, что Гитлер, как предстоит убедиться, еще с февраля 1937 г. в общих чертах уже знал условия будущей (Мюнхенской) сделки.

От реальной возможности пойти на риск серьезной войны, и особенно против СССР, Третий рейх отделяла не только 12-кратная дистанция от необходимой для этого численности вермахта, не говоря уже о его вооружении и оснащении и вообще степени готовности германского ВПК к войне. От этого его отделял громадный территориальный буфер в лице как непосредственно граничивших с СССР государств, к примеру Польши и стран Прибалтики, так и близко примыкавших к советским границам — например, Чехословакии. К тому же надо было иметь дело еще и с Польшей, Румынией, Венгрией и Финляндией, также являвшими собой определенный буфер. И этот колоссальный по своей совокупной площади буфер еще надо было как-то преодолеть. Причем так, чтобы не только не растерять своих сил, но и ни в коем случае ни с кем не делиться грезившейся Адольфу жирной добычей на Востоке. Подчеркиваю, ни с кем, даже с союзной тогда рейху Польшей, которую он называл «версальским ублюдком». Сколь неприятно то ни было бы, но невозможно не отдать должное Гитлеру и его генералам — к глубокому сожалению, они очень хорошо понимали негативное значение этого фактора для их агрессивных замыслов, но позитивное — для СССР.

Так, поздней осенью 1936 г. германский Генеральный штаб провел стратегические командно-штабные игры, во время которых «обкатывался» прототип будущего «Плана Барбаросса». Несмотря на фантастический по условиям того времени успех гитлеровских генералов в ходе этой, пока еще картографической, агрессии против СССР, к чему мы еще вернемся, вывод, который тогда сделали гитлерюги, был поразителен. Он гласил: «Ника кого точного решения относительно "Восточной кампании" не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше». Речь шла о входивших тогда в состав польского государства территориях Западной Белоруссии и Западной Украины. То есть понимать-то они понимали, что грезившийся им успех при нападении на Советский Союз напрямую связан с этим непосредственно примыкавшим тогда к границам СССР плацдармом, но вот как до него добраться — не знали. Соответственно никакого точного решения в отношении «Восточной кампании» принять не могли. Но одно дело даже очень хорошо понимать, и совсем иное — преодолеть такие препятствия!

Решение столь глобальных задач в высшей мировой политике, которую испокон веку вершат считанные единицы из числа государств, наиболее могущественных сил в мире, а также лиц, к ним причастных либо их олицетворяющих, под силу также лишь тем же считаным единицам, но уже из числа только что указанных выше. Это чрезвычайно узкий круг государств, сил и лиц. Так было (и есть!) всегда, в каждом веке, в каждой эпохе — высшими законами мироздания, мироустройства и тем более его переустройства, особенно насильственного, владеют лишь считанные единицы!

Ни нацизм как таковой, ни сам Адольф Гитлер, ни его ближайшие соратники к числу этих считаных единиц не принадлежали. По табелю о мировых рангах того времени они были всего лишь ведомыми «шестерками», хотя в чем-то частично и информированными. Правда, фюрер не без характерного для него позерства нередко с апломбом утверждал, что-де «для того, кто знает грядущий ход событий, случайностей не бывает». На самом же деле Гитлер не только ни хрена толком не знал, ничего правильно спрогнозировать не мог, но и зачастую вовсе не слишком-то и понимал происходившее в высшей мировой политике. Как истинно ведомый, он знал лишь то, что его ведущие дозволяли ему знать. Да и то далеко не всегда они были склонны информировать его, тем более в деталях. Хотя и косвенно, но Гитлер тем не менее неоднократно это признавал, даже и не понимая, кстати сказать, что же на самом-то деле он говорит. Так, 19 января 1939 г., то есть уже после Мюнхенской сделки, в беседе с министром иностранных дел фашиствовавшей тогда Венгрии Чаки фюрер ляпнул следующее: «Неслыханное достигнуто. Вы думаете, что я сам полгода назад считал возможным, что Чехословакия будет мне как бы преподнесена на блюдце ее друзьями?

Я не верил, что Англия и Франция вступят в войну, но я был убежден, что Чехословакия должна быть уничтожена военным путем; то, что произошло, может произойти лишь раз в истории». Как видите, фюрер однозначно признал, что он так и не понял суть произошедшего — того, что привело к Мюнхенской сделке. Не понимал он и того, как Западу вообще удалось довести дело до Мюнхенской сделки. Все это оказалось для него «неслыханным»! Безукоризненно прав он был и в том, что за полгода до Мюнхена, как, впрочем, и за год, и за два, и даже того ранее, он действительно ничего толком не знал, не предполагал и, в сущности-то, даже вычислить и то не мог. Это действительно было именно так. Хотя бы, например, потому, что о готовящейся сделке за счет Чехословакии — как о принципиально принятом решении Запада (Великобритании) — было известно почти за год до ее совершения. У. Черчилль, например, открыто и явно не без умысла проболтался об этом советскому послу в Англии — И. Майскому — еще 16 ноября 1937 г. Причем, и это вдвойне важнее, проболтался за сутки до начала официального визита в Германию министра иностранных дел Великобритании лорда Галифакса. Но раз это знал не занимавший в то время никаких официальных постов в правительстве У. Черчилль, то многочисленные британские друзья фюрера, которые окружали лорда Галифакса и тогдашнего премьер-министра Великобритании — Невилла Чемберлена, — тем более знали. Ведь «святая лиса» собралась в Германию с официальным визитом, детали которого были оговорены заранее. К тому же еще в самом начале февраля 1937 г. Гитлеру открыто намекали, что он получит практически все, что хочет. И все равно — для него все оказалось «неслыханным».

Особенностью геополитического восприятия мира Гитлером была безудержная готовность всенепременно нарушить Высший Закон Высшей Мировой Геополитики и Политики. Причем явно даже не подозревая о его существовании или, по меньшей-то мере, не предполагая тех невероятно катастрофических последствий для Германии и всего мира, которые таились в его безумно преступной готовности нарушить этот Закон. И эта пожиравшая его готовность заслоняла от его сознания все остальное. Собственно говоря, ведущие «овцеводы» англосаксонской политики потому и отобрали этого «барана» на роль «жертвенного козла», который должен был предварительно, нет, не увлечь за собой в Небытие десятки миллионов людей, а вымостить их костями магистральную дорогу к мировому господству англосаксов. Как у истинно ведомого, степень его посвящения не столько даже в суть этого Закона, сколько вообще в факт его существования, ограничивалась очень искусно инспирированными по итогам Первой мировой войны крайним национализмом и реваншизмом, едва ли не автоматически возобладавшими в Германии после вынужденного подписания ею Версальского так называемого мирного договора. Естественно, что извращенное подобными обстоятельствами сознание будущего фюрера было не в состоянии более или менее адекватно воспринимать те геополитические постулаты, которые через Р. Гесса, а также при личных встречах пытался ему вдолбить легендарный германский геополитик ХХ века Карл Хаусхофер. Рассуждая, к примеру, о последствиях Версальского «мирного» договора, К. Хаусхофер, имея в виду допущенные победителями крайне жестокие несправедливости в отношении Германии, указал, что «тому, кто помогает создавать и проводить противоречащие природе границы, должно быть ясно, что он тем самым развязывает шедшую на протяжении тысячелетий борьбу… Взрыв границ рано или поздно неотвратим».

Конечно, в определенном смысле он был прав — необъяснимое с точки зрения установления справедливости унизительно жестокое территориальное обрезание Германии в соответствии с решениями «версальских мудрецов» неминуемо привело бы к пересмотру ее послевоенных границ. Вопрос был лишь в том, каким образом должен был произойти этот пересмотр. А вот здесь необходимо отметить, что Карл Хаусхофер вовсе и не подразумевал «взрыв границ» именно и только в военном смысле, тем более на восточном азимуте. Он придерживался концепции «открытости Востоку», что означало не «оккупацию славянских земель», а установление совместными усилиями России и Германии «Нового Евразийского Порядка» и переструктурирование континентального пространства Евразии. При этом расширение немецкого жизненного пространства — Lebensraum — Хаусхофер видел не в форме, тем более кровавой, колонизации русских земель, а за счет в том числе и совместного освоения гигантских незаселенных азиатских пространств, а также реорганизации земель Восточной Европы. Что же до «взрыва границ», то более всего это относилось к фундаментальным основам европейского устройства. Дело в том, что по большей части Хаусхофер ориентировался, а заодно пытался сориентировать также и фюрера на ликвидацию последствий Версальского договора как прямого «наследника» Вестфальского мира 1648 г., который, как известно, не только закрепил немецкую раздробленность, но и пресек притязания Священной Римской империи германской нации на значительную часть Западной Европы. Впрочем, хрен редьки не слаще.

Мысль о «взрыве границ» будущий фюрер воспринял в буквальном смысле, и, что самое главное, прежде всего на восточном азимуте. Это очень четко проявилось уже в «Майн Кампф». Анализ геополитических положений «библии нацизма» свидетельствует о серьезных расхождениях во взглядах между Гитлером и Хаусхофером. Однако именно ориентация на «взрыв границ», подобно «философскому камню» в руках средневековых алхимиков, превратила никому не известного демагога-ефрейтора из мюнхенской пивной в того самого Адольфа Гитлера, который стал проклятием всего мира. И не случайно, что именно представители тех самых, и на Западе тоже считаных единиц, коим реально под силу было влиять на будущее мироустройство, на вопрос о том, где родился Гитлер, невозмутимо отвечали: «В Версале!» Там были заложены все необходимые предпосылки не только для Второй мировой войны, но и прежде всего для зарождения и быстрого организационного оформления нацизма. Гитлер, к слову сказать, и этого тоже толком не понимал.

Однако же предпосылки предпосылками, но вот шанса-то предоставить Гитлеру возможность действовать, то есть пойти на «взрыв границ», и позволить ему развязать войну, тем более напасть на Советский Союз, все еще не было. А сам «жертвенный козел» Запада предполагал такую возможность не ранее середины 40-х гг. К осени 1936 г. подобное положение дел окончательно перестало устраивать Запад, прежде всего Великобританию. Естественно, и «Их» тем более. В провале заговора Тухачевского, точнее в энергичном, но негласном содействии ускорению провала этого заговора, «Они» усмотрели единственный шанс одним махом решить громадный комплекс вопросов и задач подготовки Гитлера к уничтожению СССР:

— резко ускорить военно-экономическую подготовку нацистской Германии к нападению на СССР;

— вывести вермахт на ближайший во второй половине 30-х гг. ХХ в. к советским границам удобный плацдарм для нападения на Советский Союз;

— предотвратить свержение Гитлера генеральской оппозицией в Германии, о чем в Лондоне и в целом на Западе хорошо знали;

— ликвидировать даже прообраз системы коллективной безопасности в Европе, главным образом за счет полного дезавуирования Францией и Чехословакией ранее заключенных ими с СССР договоров о взаимопомощи в отражении агрессии;

— изолировать СССР в ситуации:

а) истечения даже пролонгированного срока действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г.;

б) один на один с выведенной вплотную к советским границам нацистской Германией и интенсивно создававшейся угрозы двухфронтового нападения на СССР, то есть с участием также и Японии;

в) причиненного его военной мощи ущерба;

— ликвидировать уже сложившийся к тому времени позитивный имидж Советского Союза в мире;

— не допустить проведения советским руководством ориентированной только на коренные интересы СССР (России) внешней политики;

— сформировать необходимые моральные и иные предпосылки для развязывания войны против СССР как якобы главной «империи зла» в мире и Европе.

Если еще проще, но с использованием основных констант британской внешнеполитической стратегии, то прежде всего суть сводилась к созданию контролируемого преимущественно Великобританией (а за кулисами этого процесса — и США тоже) превосходства консолидированных сил нацистской Германии и ее союзников для нападения на СССР. А в конечном-то счете — к контролируемому Великобританией (и США) конкретному акту агрессии против СССР, который первоначально как раз и планировался на 1938 г.!

 

Глава 2. ДЛЯ ТЕХ, КОМУ ПОЗНАНЬЕ ТАЙН ДАНО!

В отличие от Гитлера Сталин, напротив, прекрасно понимал исторически неизменный смысл геополитических устремлений Запада, особенно в отношении России, а также отводившуюся Германии роль не столько даже в антисоветских, хотя это и было очевидно, сколько именно же в антироссийских планах Запада, — роль ударной пешки, торящей дорогу для реализации глобальных планов по установлению мирового господства англосаксонского Запада. В конце ноября 1934 г. он уже знал о решении британского Кабинета министров от 21 ноября 1934 г. создать специальный секретный комитет по проблемам перевооружений Германии в составе премьер-министра, министров обороны, иностранных дел и по делам Индии. Комитету поручалось изучить «вопрос о перевооружении Германии, в частности, суммировать все доступные факты и цифры, связанные с этим перевооружением, и сделать определенные рекомендации кабинету относительно будущей политики (Великобритании. — А. М.), касающейся легализации перевооружения Германии». То есть вместо того, чтобы разработать эффективные меры по запрету перевооружения Германии, которое являлось прямым нарушением Версальского договора, британский Кабинет министров нацелился на его окончательную легализацию. И это при том, что 22 ноября 1934 г. правительство Великобритании получило подготовленный Адмиралтейством, военным министерством, имперским Генеральным штабом и британской разведкой специальный, особо секретный меморандум о масштабах и темпах перевооружения и милитаризации Германии.

Еще в тексте Версальского «мирного» договора 1919 г. «версальские мудрецы» тиснули такую идейку, что-де разоружение Германии должно явиться предпосылкой для общего ограничения вооружений всеми странами. Вплоть до конца 1925 г. Запад делал вид, что у него память отшибло и он, видите ли, ни хрена не помнит, что было прописано в договоре. Однако сразу после подписания в октябре 1925 г. Локарнских соглашений уже в декабре 1925 г. к Западу вдруг вернулась память. В результате была создана уникальная контора типа «Рога и копыта» — Подготовительная комиссия Лиги Наций по подготовке и проведению международной конференции по разоружению. На протяжении шести лег эта «контора» занималась неизвестно чем. Впрочем, будем объективны — комиссия откровенно прожирала громадные финансовые средства, отпускавшиеся Лигой Наций на ее существование. А в порядке «благородной отрыжки» с порога и начисто отметала любые предложения Советского Союза по разоружению и ограничению вооружений. Это и было ее основное занятие на протяжении этих шести лет. И вдруг на февраль 1932 г. эти «козлы» решили созвать международную конференцию по разоружению. При всей внешне безоговорочной целесообразности и полезности такого мероприятия подлинный его смысл заключался в обратном. Помните, как Раковский на допросе показал, что «Они» приняли решение повторить со Сталиным то, что уже было сделано с царем. То есть вновь ввергнуть Россию, пускай и в лице СССР, в войну. Однако, как он подчеркнул, «во всей Европе не было государства-агрессора. Ни одно из них не было расположено удобно в географическом отношении и не обладало армией, достаточной для того, чтобы атаковать Россию. Если такой страны не было, то "Они" должны были ее создать. Только одна Германия располагала соответствующим населением и позициями, удобными для нападения на СССР…». Вот «Они» и принялись создавать государство-агрессор — тернистый путь послевоенного восстановления Германии уже был пройден. Версаль, «гарантировавший» некое, как сказал французский маршал Ф. Фош, «перемирие на двадцать лет». План Дауэса (1923 г.), ставший «миной под Европой». Локарнские соглашения, выпустившие «дух войны» на свободу. Пакт Келлога-Бриана (1928 г.), из-под текста которого уже торчали пушки. План Юнга (1929 г.), резко снизивший размеры взимаемых с Германии репараций. Призывы римского папы к «просвещенному» Западу отправиться в крестовый поход против СССР. Мораторий Г. Гувера, фактически ликвидировавший само взимание репараций с Германии. В итоге к 1932 г. на повестке дня уже стоял вопрос о допуске Германии к вооружениям, а самая короткая на Западе дорога к вооружениям — через болтологию о разоружении. Вот и понадобилась международная конференция по разоружению. Открыть Германии дорогу к вооружениям необходимо было до привода тем же Западом Гитлера к власти. Иначе, при его людоедских планах, получилось бы, что эту дорогу открывают лично для него. Конференция-то проходила незадолго до очередных выборов в Германии. Расчет был прост: в тот момент Запад полагал, что нацистская партия: (она была на подъеме) легальным путем завоюет большинство в парламенте и соответственно легальным же путем сформирует свое правительство во главе с Гитлером либо он будет избран президентом. Гитлер, к слову сказать, сообразив это, соизволил, наконец, в феврале 1932 г. оформить германское гражданство. А на открывшейся конференции германской делегации было дозволено потребовать предоставления «равенства прав» в области вооружений. Но как? А очень просто. С прямого согласия Запада германская делегация пригрозила также, что уйдет с конференции, если не будут сокращены вооружения других государств или не будут сняты ограничения на ее собственные вооружения. Было очевидно, что это неприкрытый шантаж. Но в то же время все стороны прекрасно знали, кто их подталкивает как к шантажу, так и к благосклонному восприятию этого шантажа. Ведущие западные компании по производству вооружений уже откровенно сгорали от нетерпения вступить в прибыльную гонку вооружений. А «Им», в свою очередь, не терпелось приступить к очередному переделу мира. И тут внезапно возникло два серьезных препятствия. С одной стороны, это позиция Франции, которую сильно напугало требование «равенства прав в области вооружений». Париж в этой связи выдвинул лозунг — «сначала безопасность, потом разоружение и равенство прав». Франция не поверила своим западным партнерам и на всякий случай начала переговоры с Советским Союзом насчет заключения договора о ненападении, который был подписан в самом конце 1932 г. А это уже не понравилось западным «друзьям» Франции. И президента Думерга пристрелили. С другой стороны, оставалась проблема германского рейхсвера, который при всем своем страстном желании получить, наконец, доступ к вооружениям, тем не менее сохранял достаточно ярко выраженную просоветскую ориентацию. Учитывая же громадную в те времена роль рейхсвера в политической жизни Германии, предоставление последней равенства прав в вооружениях запросто могло создать, по мнению Запада, весьма неприятную для него геополитическую ситуацию: никак не контролируемый Советский Союз в альянсе с Германией, реваншистски настроенные вооруженные силы которой получили бы еще и «равенство прав» в вооружениях. Запад потому и тормозил ратификацию Германией протокола о пролонгирования срока действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. еще на пять лет. Ситуация с предоставлением Германии «равенства прав в вооружениях» грозила стать тупиковой.

В поисках выхода Великобритания активизировала своего давнего агента влияния в Италии… Бенито Муссолини, с которым британская разведка еще в 1917 г. установила доверительные отношения. Как выяснилось уже в 1933 г., премьер-министр Великобритании Р. Макдональд выдвинул идею создания небольшого по численности высшего совета из главных европейских держав, который взял бы на себя функции обычного Совета Лиги Наций и вершил бы европейскую, а значит, и мировую политику. Советскому Союзу, «естественно», там места не нашлось. Вот эту идею Муссолини и озвучил во время своего выступления в Турине осенью 1932 г. А к началу весны 1933 г. Великобритания передала ему проект «Политического пакта согласия и сотрудничества между четырьмя западными державами», который Муссолини озвучил также от своего имени. В проекте говорилось: «1. Четыре западные державы — Италия, Франция, Германия и Великобритания — принимают на себя обязательство во взаимоотношениях друг с другом осуществлять политику эффективного сотрудничества с целью поддержания мира… В области европейских отношений они обязуются действовать таким образом, чтобы эта политика мира, в случае необходимости, была также принята другими государствами. 2. Четыре Державы подтверждают, в соответствии с положениями Устава Лиги Наций, принцип пересмотра мирных договоров… 3. Италия, Франция и Великобритания заявляют, что в случае, если Конференция по разоружению приведет лишь к частичным результатам, равенство прав, признанное за Германией, должно получить эффективное применение… 4. Четыре Державы берут на себя обязательство проводить в тех пределах, в которых это окажется возможным, согласованный курс во всех политических, европейских и внеевропейских вопросах, а также в области колониальных проблем…» В состоявшейся 15 марта 1933 г. конфиденциальной беседе с германским послом в Риме Хасселем дуче разъяснил огромную выгоду этого пакта для Германии, где к власти уже был приведен Гитлер: «Благодаря обеспеченному таким путем спокойному периоду в 8 — 10 лет Германия сможет вооружаться на основе принципа равенства прав, причем Франция будет лишена предлога предпринять что-либо против этого. В то же время возможность ревизии будет впервые официально признана и будет сохраняться на протяжении упомянутого периода… Система мирных договоров будет, таким образом, практически ликвидирована…» Великобритания изо всех сил старалась обеспечить Германии возможность не только ускоренных вооружений, но и пробиться к западным границам СССР за счет полной ликвидации всех мирных договоров, которыми завершилась первая всемирная бойня ХХ в. Без этого все ставки на Гитлера были бы биты. В ноябре же 1933 г. из уст тогда министра иностранных дел Чехословакии Эдуарда Бенеша последовало убойное разоблачение, опубликованное затем на страницах французской газеты «Жур»: «Когда г. Муссолини предпринял дипломатическую акцию, связанную с "Пактом четырех", он имел в виду определенную идею, план, проект. Мир, по его представлению, должен быть обеспечен путем раздела всего земного шара. Этот раздел предусматривал, что Европа и ее колонии образуют четыре зоны влияния: Англия обладала империей, размеры которой огромны; Франция сохраняла свои колониальные владения и мандаты, Германия и Италия делили Восточную Европу на две большие зоны влияния — Германия устанавливала свое господство в Бельгии и России, а Италия получала сферу, включающую дунайские страны и Балканы. Италия и Германия полагали, что при этом большом разделе они легко договорятся с Польшей: она откажется от Коридора (имеется в виду Данцигский коридор. — А. М.) в обмен на часть Украины… Вы, наверное, помните в связи с этим заявление г. Гугенберга в Лондоне. Если вы теперь спросите меня, каковы были бы последствия этого широкого плана раздела мира, я вам сказал бы прямо, что этот широкий план, прежде чем он был бы осуществлен, вызвал бы ряд войн». Вот что конкретно стояло за тем британским поручением, которое с осени 1932 г. стал выполнять Муссолини.

Что же касается рейхсвера, то эту задачу Великобритания решила еще проще. Гитлера привели к власти в качестве рейхсканцлера, и соответственно контроль над рейхсвером перешел к нацистам. Ведь военный министр входил в состав кабинета министров, который возглавил Гитлер. Не говоря уже о том, что и нацисты не были настроены сотрудничать с СССР, равно как и советские власти.

Но перед тем как это было сделано, Германии уже было гарантировано равенство прав в вооружениях. Сделано это было очень «оригинально» — чего только не выдумает «пытливая мысль» бандерлогов «западной дерьмократии»! В декабре 1932 г. США, Великобритания, Франция, Германия и Италия в порядке междусобойчика, но в рамках конференции по разоружению декларировали предоставление Германии равноправия «в рамках системы безопасности, одинаковой для всех стран». Выигрыш для рвавшихся к власти нацистов был очевиден — равноправие Германии было признано официально. Следовательно, рейхсвер может отказываться от сотрудничества с СССР и спокойно переходить под руководство Гитлера. Что же до «системы безопасности» — так ведь ее еще нужно создать. В итоге получалось, что если реально последовало бы всеобщее сокращение вооружений, то равенство прав Германии соответствовало бы провозглашенным целям. Но ведь никто этого и не собирался делать — вопрос открыто стоял о войне. Следовательно, откровенно намечалась гонка вооружений, в условиях которой «равноправие» означало вполне легитимное развертывание германских вооружений. Вот так Запад открывал магистральную дорогу для Второй мировой войны ХХ в.

Теперь вот о чем. По сию пору бродят легенды об отвергнутых Сталиным «гениальных» предложениях «стратега». Например, о производстве фантастически безумного количества танков и самолетов для РККА. Именно фантастически безумных, потому как предложения о производстве в год 122 500 самолетов и 100 000 танков иначе не назовешь. Тем более в период первой пятилетки. Особенно если учесть, что при таких масштабах военного производства Тухачевский предлагал иметь в строю в округленных цифрах всего от 35 до 40 тыс. самолетов и 50 000 танков! Однако фантастическое безумие этих предложений — лишь малая часть верхушки айсберга. Подлинная же — в тех самых поисках шанса для предоставления Германии «равенства прав в вооружениях». Дело в том, что упоминавшаяся выше Подготовительная комиссия Лиги Наций по подготовке и проведению международной конференции по разоружению искала хоть какую-нибудь лазейку, чтобы обеспечить Германии, на которую уже была сделана ставка как на ударную силу Запада в следующей войне, дабы втащить ее на легитимных основаниях в мир гонки вооружений. Ведь версальские ограничения по-прежнему действовали — это был один «шлагбаум» на этом пути. Другой «шлагбаум» воздвигла советская дипломатия — договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. В то же время еще в Локарно Запад выпустил на свободу «дух войны», а с 1926 г. и вовсе существовал план нападения на СССР консолидированными силами Запада под общим руководством Великобритании. Главная роль в нем отводилась вооруженным силам Германии. Так вот в том-то все дело и заключалось, что гладко было на бумаге, да забыли бритты про овраги. Германия ни с какого боку не могла дотянуться до столь желанных для нее вооружений. В этом смысле даже негласное военно-техническое сотрудничество с СССР не давало желаемого результата, потому как выгодо-приобретающей стороной в этой сфере со второй половины 20-х гг. стал Советский Союз, особенно с того момента, как Сталин взял его под плотный контроль. Единственный в то время шанс для Германии мог возникнуть лишь в том случае, если СССР, против которого Запад и выпустил в Локарно «дух войны», приступил бы к реализации какой-нибудь крупномасштабной программы милитаризации. Но СССР вовсе и не собирался этого делать, тем более в первой пятилетке. На тот период основная ставка в борьбе за безопасность Советского Союза была сделана не на военную силу, хотя армию, несмотря на ее 10-кратное сокращение, никто и не распускал, а на силы Коминтерна — за счет создания видимой угрозы тылу Запада, дабы отбить у него охоту к нападению на страну Советов. Отвечать же на коминтерновские угрозы предоставлением Германии «равенства право вооружениях» — это был бы нонсенс в абсолюте, потому как во многих странах коммунистические партии действовали не только легально, но и внешне никак не были связаны с Коминтерном (все проявления этой связи старательно скрывали по соображениям безопасности, хотя и не всегда удачно). Так что у Запада не было более или менее законных оснований предоставить Германии «равенство прав» в сфере вооружений. Вот тут-то Тухачевский и вылез со своими лишь только внешне фантастически безумными предложениями — прямо в начале 1930 г. В ситуации очередного серьезного обострения международной обстановки вокруг СССР его предложения о производстве 122 500 самолетов и 100 000 танков в год откровенно провоцировали правительство страны на принятие крупномасштабной военной программы. И, не дай-то бог, прими его предложения правительство СССР, то у Запада мгновенно появился бы уникальный по своей пробивной силе аргумент на законных основаниях предоставить Германии «равенство прав» в вооружениях. Не говоря уже о том, что и сами ведущие страны Запада с превеликим удовольствием и на аналогичных законных основаниях — как же, резко обострилась «русская (советская) угроза», — влезли бы в гонку вооружений. Задачи такого уровня поручаются, как правило, агентам стратегического военно-политического влияния, кем, собственно говоря, и был Тухачевский.

В этой связи очень характерно одно положение из опубликованного в газете «Правда» от 11 июня.1937 г. обвинительного заключения по делу о военно-троцкистском заговоре с целью свержения советского правительства и захвата власти, восстановления в СССР власти помещиков и капиталистов и отрыва от СССР части территории в пользу Германии и Японии. Там, в частности, было указано, что «следствием установлено, что обвиняемый Тухачевский передал во время германских маневров 1932 г. немецкому генералу… секретные сведения о размерах вооружения Красной Армии». Здесь самым важным является не фактор секретности переданных сведений, тем более о вооружении — это и так понятно и квалифицируется Уголовным кодексом только как шпионаж, — а фактор передачи секретных сведений именно же о размерах вооружений РККА. Именно осенью 1932 г. эти сведения и были крайне нужны Германии. Ведь после того как он побывал на военных маневрах в Германии осенью все того же 1932 г., резко активизировались попытки Германии, и Запада достичь желанного «равенства прав» в вооружениях! И что могло быть лучше, нежели сведения об истинных размерах вооружений РККА, если учесть все вышеуказанные дипломатические фокусы Запада, с помощью которых он пытался уравнять Германию в этом важнейшем вопросе международной безопасности того времени?! Ведь испокон веку любую свою подлость, любое свое преступление против мира и человечества эта старинная скотина по имени Запад мотивирует так называемой русской угрозой! Как же, у Советов столько-то пушек, пулеметов, самолетов и т. д. и т. п. — надо срочно Германию уравнять в правах на вооружение! Ну не твари ли?!

Совместными усилиями советских разведслужб в ноябре 1934 г. было отслежено содержание секретных переговоров министра иностранных дел Великобритании Саймона и лорда-хранителя печати Идена с прибывшим в Лондон представителем Гитлера — Риббентропом. Усиленно навязывая бриттам идею широкого англо-германского соглашения, взамен Риббентроп нахально требовал для Германии равенства в вооружениях. Выторговал-таки, сукин сын, — британское правительство дало, правда, неофициальное согласие на легализацию вооружений Германии. Британское правительство уже тогда прекрасно понимало, что открытое согласие на легализацию германских вооружений сильно повредит давно сгнившему имиджу «доброй, старой» сволочи по имени PERFIDIOUS ALBION. Пытаясь найти какой-либо приемлемый вариант, в январе 1935 г. в Берлин были отправлены личный друг тогдашнего премьера Макдональда — лорд Аллен Хартвуд, а также лорд Лотиан. Последний был известен своей пронацистской ориентацией и выступлениями в пользу сколачивания антисоветского блока, ядром которого должен был стать англо-германский союз. Советские разведслужбы отследили и этот визит. Было установлено, что Гитлер и Лотиан обсуждали проект Европейского пакта, в котором Германии отводилась роль «оплота, защитника Западной Европы от угрозы большевизма».

Информация же разведслужб о состоявшихся 1 — 3 февраля 1935 г. в Лондоне англо-французских переговорах на уровне премьер-министров и министров иностранных дел (Францию представляли Фланден и Лаваль, Англию — Макдональд и Саймон) зафиксировала интересный факт. Оказалось, что впервые с момента привода Гитлера к власти обе стороны стали видеть необходимость подписания региональных пактов в «непосредственном и эффективном сотрудничестве с Германией». Как показало дальнейшее развитие событий, это и был зародыш будущей идеи о Мюнхенском сговоре. К началу следующего, 1936-го, года зародыш уже стал приобретать конкретные черты.

В начале февраля 1936 г. среди доложенных Сталину документов разведки появилась представленная британскому Кабинету министров постоянным заместителем министра иностранных дел Робертом Ванситтартом особо секретная докладная записка от 3 февраля 1936 г. С нее, в общем-то, и началась британская прелюдия Мюнхенского сговора. Проанализировав различные донесения британской разведки и дипломатов и оттолкнувшись от тезиса, что «ускоренно вооружающаяся Германия становится все более опасной и потому требующей удовлетворения своих претензий», Ванситтарт сделал характерный для любого британского политического деятеля и дипломата вывод — «англо-французское урегулирование с Германией было бы наиболее эффективной гарантией против опасностей… русско-германского сотрудничества», и потому «было бы хорошо, если это возможно, договориться на определенных условиях с Германией», чтобы «сохранить ее в игре»! Судьбы мира высокопоставленный британский дипломат изволил именовать «игрой», для участия в которой сохранения был достоин именно Адольф Гитлер!

Через неделю эта идея получила не только дальнейшее развитие в особо секретном в то время меморандуме от 11 февраля 1936 г., подготовленном А. Иденом для МИДа Великобритании, но и определенную конкретизацию. В качестве едва ли не основной меры борьбы с возрастающей германской опасностью А. Иден предложил пойти на жертвы вплоть до серьезных уступок, в первую очередь территориальных, включая и возврат отобранных у Германии по итогам Первой мировой войны ряда земель и колоний. Именно это Иден и предложил рассматривать как залог облегчения «достижения соглашения с Германией».

Уяснив магистральный вектор развития англо-германских отношений в ближайшем будущем и прекрасно осознавая, что если кто на Западе и знает грядущий ход событий, так это в первую очередь Великобритания, Сталин потребовал от личной разведки сосредоточить максимум внимания на скрытых сторонах англо-германских отношений. И, как всегда, оказался прав. В начале мая 1936 г. был зафиксирован тайный визит в Берлин личного друга тогдашнего британского премьер-министра Стэн

ли Болдуина — Томаса Джонса. Как и любой иной британский премьер-министр, Стэнли Болдуин был известен своими зоологическими антисоветизмом и русофобией — отправляя Т. Джонса в Берлин, он напутствовал его следующими словами: «Если бы в Европе дело дошло до драки, то я хотел бы, чтобы это была драка между большевиками и нацистами». Во время состоявшихся между ним и Гитлером секретных переговоров формально обсуждался вопрос о необходимости дальнейшего сближения Великобритании и нацистской Германии, что, в сущности-то, и означало подготовку этой драки. Напоминаю, что еще в августе 1925 г. было известно, что английская политика в отношении СССР является политикой подготовки будущего столкновения руками Германии.

Вскоре стало ясно, каким образом PERFIDIOUS ALBION намерен подойти к решению этого вопроса. Свою роль сыграли агентурные данные об особо секретном отчетном докладе Томаса Джонса по итогам его тайного визита в Берлин и секретных переговорах с Гитлером и о содержании его же конфиденциального письма, коим он сопроводил свой отчет на имя премьер-министра. Эти данные были тщательна сверены со всеми разведывательными и иными секретными сведениями, что скапливались в особой папке МИДа Великобритании — «Германская опасность». Одновременно была выяснена и реакция самого С. Болдуина на доклад Т. Джонса, который был заслушан в загородной резиденции первого — Чекерсе — 22 мая 1936 г. В итоге было установлено, что наиболее благожелательную реакцию у главы британского правительства вызвали следующие пассажи Томаса Джонса. Обратив в своем докладе внимание премьер-министра на то, что Великобритании «предстоит выбрать между Россией и Германией», Томас Джонс указал, что «Гитлер не в состоянии в одиночку противостоять России» и именно поэтому фюрер «просит о заключении союза» с Великобританией «для того, чтобы создать бастион против распространения коммунизма». Исходя из этого, Томас Джонс просил в сопроводительном письме к отчетному докладу довести изложенную точку зрения как консолидированную позицию правящей британской элиты до являвшегося не меньшим нацистом, чем сам Гитлер, короля Эдуарда VIII! Т. Джонса, естественно, совершенно не заботил тот факт, что даже в секретном отчетном докладе на имя премьер-министра страны он брехал, как шелудивый пес. Во-первых, потому, что Великобритания давным-давно сделала свой выбор, приведя коричневого шакала к власти. Во-вторых, потому, что Россия, хотя бы и Советская, в то время, как, впрочем, и всегда, ничем, абсолютно ничем и никому не угрожала, в том числе и Германии. В отношениях между двумя государствами тогда действовал уже Гитлером пролонгированный договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г., а между территориями двух государств и в помине не было общей границы.

Тем не менее именно как консолидированная позиция правящей британской элиты указанная выше точка зрения действительно была доведена до короля, в чем, конечно же, ничего удивительного не было. Великобритания — «альмаматер» нацизма. Именно оттуда растут все корни нацизма.

Окончательное же оформление замысла будущего сговора с Гитлером произошло в самом начале февраля 1937 г. — в главном выводе составленного для руководящих членов британского Комитета имперской обороны документа высшей степени секретности. Тут уж совершенно отчетливо проглядывался сугубо антисоветский замысел. Потому как в нем указывалось, что именно СССР является важнейшим фактором «против вступления Германии в войну», поскольку, опираясь на свои громадные человеческие ресурсы и вооружения и при всей своей готовности к войне на два фронта — на Западе и на Востоке, Советский Союз выступает за мир, а «не за немедленную войну». Военная же готовность столь любезной сердцу британских политиков нацистской Германии была еще недостаточна для развязывания войны! В итоге выкристаллизовалась триада двуединых задач:

1. Необходимо на определенных условиях договориться с гитлеровской Германией ради предотвращения возможного урегулирования резко ухудшившихся после привода Гитлера к власти советско-германских отношений (особенно их торгово-экономической составляющей), дабы сохранить Гитлера в игре против СССР! Попросту говоря, для нападения на СССР — вся британская «игра» того времени в том и заключалась.

Едва только Великобритания привела Гитлера к власти, как тут же, несмотря на пролонгированный Гитлером еще на пять лет договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. (в апреле — мае 1933 г. состоялся обмен нотами о ратификации протокола о продлении от 1931 г.); началось резкое ухудшение германо-советских отношений. За 11 месяцев только 1933 г. советское посольство в Берлине направило МИДУ Германии 217 нот протеста. Иные посольства за всю историю своего существования не представляли ни одной такой ноты, а тут — целых 217 всего за одиннадцать месяцев одного года. То есть по 20 нот ежемесячно, а за вычетом выходных и праздничных дней обоих государств — едва ли не каждый день. Очень сильно пострадали торгово-экономические отношения между двумя государствами. Только за первую половину 1933 г. советский экспорт в Германию сократился на 44 %. То же самое происходило и далее, причем в еще больших размерах. Одновременно резко сократился и германский экспорт в СССР. Торговое соглашение между Германией и СССР от 2 мая 1932 г. было объявлено гитлеровским правительством недействительным. А ведь торгово-экономические отношения СССР с Германией были едва ли не стержнем всей системы внешнеэкономических связей Советского Союза того времени. В то же самое время на проходившей в Лондоне в мае 1933 г. под патронажем Великобритании международной экономической конференции представители Англии и Германии совершенно открыто обсуждали вопрос о разделе странами Запада, в первую очередь первыми двумя, «обширного рынка на Востоке», то есть СССР. Кстати сказать, организовывали конференцию наши старые «знакомые» — У. Буллит и представитель клана Уорбургов — Дж. П. Уорбург.

[Под прикрытием этого слета экономических «коршунов» западного мира обсуждались и глобальные политические вопросы. Во время секретной встречи главы внешнеполитического отдела нацистской партии Альфреда Розенберга с министром иностранных дел Великобритании Дж. Салмоном обе стороны увлеченно обсуждали «план избавления Европы от большевистского призрака», предусматривавший присоединение к Германии Австрии, Чехословакии, значительной части Польши, включая и пресловутый Данцигский коридор, Познани, Западной Украины, Западной Белоруссии, также Литвы, Латвии и Эстонии как плацдарма для германской экспансии на Восток. Обсуждение откровенно смахивало на нижайшее испрашивание вассалом разрешения на агрессию у своего сюзерена. Но каждая из сторон в качестве «камня» держала за пазухой так называемый русская козырь. Ведь обе стороны знали, что в СССР уже существует готовая на совершение государственного переворота «военная партия» во главе с Тухачевским, имеющая прогерманскую ориентацию и действующая под общим руководством Троцкого. ГРУ, к слову сказать, сообщало тогда, что, по мнению соответствующих германских кругов, «следует ожидать скорого изменения политического положения в России». Так дот, дело в том, что за этими словами стоит следующее: 1. Это мнение соответствующих германских кругов основывалось, судя по всему, в том числе и на данных, полученных Розенбергом в результате одной операции, санкционированный впоследствии также «невинной жертвой» сталинизма — А. Х. Артузовым. Глава Внешней разведки ОГПУ инициировал и санкционировал ее еще в 1931 г. Даже краткое фициальное описание этой операции, тем более в сочетании с иными двойственности ее характера. То есть что лишь внешне эта операция проводилась в интересах разведки. На самом же деле под прикрытием идеи об агентурном проникновении в ближайшее окружение одного из руководителей нацистской партии, по сути дела, была предпринята попытка установить прямой контакт с одним из лидеров нацистов — Альфредом Розенбергом. И в то же время, в рамках одной и той же операции, одновременно преследовалась цель подставы одного и того же агента советской разведки еще и британской разведке. Мягко выражаясь, это не столько малопонятные, сколько более чем труднообъяснимые цели. Потому как именно из-за этого немедленно возникают очень нелицеприятные вопросы. Дело в том, что и без того всегда и всерьез чреватые крупными негативными последствиями разного характера операции по подставе агентуры от сотворения мира имеют моноориентацию на конкретный объект. Потому как за двумя зайцами гоняться — ни одного не поймать.

Изначальное же планирование подставы одного и того же агента одной и той же разведки с одной и той же «легендой» не только разным, но и разнородным по своей сути объектам, а именно так и обстояло дело, больше смахивает на попытку установления политических контактов с указанными объектами. И тут же упираемся в вопросы: а от имени кого на самом деле устанавливались эти контакты, какая реально информация передавалась в обоих направлениях и, самое главное, какие цели преследовались? Впечатление о двойственности этой операции еще более усилится, если принять во внимание то обстоятельство, что о ее осуществлении не ставился в известность даже резидент ИНО ОГПУ в Берлине. Берлинская резидентура пребывала в неведении по этому вопросу. А ведь любые мероприятия по разработке одной из ведущих и тогда рвавшихся к власти политических партий Германии по определению должны были быть согласованы хотя бы с резидентом в Берлине. Но этого не было. Кстати говоря, ничего подобного не было предпринято и на английском направлении этой операции, хотя ее проводили через рижский плацдарм, где разворачивалась другая и столь же маловразумительная операция по подставе британской разведке советской агентуры — «Тарантелла».

Правда, благодаря своей агентуре в руководящих кругах нацистской партии берлинская резидентура не осталась в неведении относительно имевшей место попытки кого-то из «внутрисоветской оппозиции» выйти на А. Розенберга. И тут же последовал приказ Артузова прекратить проверку этих данных, а сама операция на немецком направлении немедленно была свернута (одновременно была свернута и работа на английском направлении). Хуже того. Сообщивший об этой попытке кого-то из «внутренних оппозиционеров» выйти на А. Розенберга агент почему-то очень быстро угодил под «колпак» нацистских спецслужб (тогда партийных), а вскоре и вовсе был ими ликвидирован. В сбою очередь, в следственном деле Артузоба содержатся глухие намеки на то, что этого агента нацистам «сдали» наши… Единственным серьезным следствием этих операций стало то, что британская разведка с того времени резко усилила свои усилия по добыванию информации об антисталинский оппозиции. И вот еще что. Во время следствия на Лубянке в 1937 г. бывший нарком внутренних дел Г. Г. Ягода, а также бывший глава разведки Лубянки А. Х. Артузов, не сговариваясь, однозначно подтвердили, что ими осуществлялись тайные переговоры как с Англией (а также с Францией), так и с Германией. То есть получается, что, во-первых, впечатление о двойственности этих операций отнюдь не беспочвенное. Парадоксально, но факт, что маловразумительная операция по внедрению агента в ближайшее окружение А. Розенберга с одновременной подставой под той же легендой этого же агента еще и британской разведке хронологически точно совпала с первой попыткой А. Розенберга установить контакт с британской разведкой. Среди его ближайших друзей в Берлине был барон Уильям дe Ропп. — выходец из аристократической прибалтийской семьи (насколько можно судить — из Литвы), который с 1910 г. проживал в Англии, где натурализовался, женился на англичанке и даже воевал в годы Первой мировой войны в составе Королевских военно-воздушных сил против кайзеровской Германии.

К удивлению многих знавших его по Англии, особенно бывших сослуживцев, барон дe Ропп переехал на постоянное место жительства в разрушенную войной Германию. И в кратчайшие роки стал ближайшим другом уже проявившего себя ярым германским националистом А. Розенберга. Судя по всему, в Германию барон де Ропп переехал по настоянию британской разведки, потому как в 1920 г. уже было очевидно, что вокруг яро националистического «Общества Туле» гуртуются бывшие остзейские (прибалтийские) аристократы и просто выходцы из Прибалтики, как правило, немцы по происхождению. Ситуация более чем выгодная для внедрения своего агента в руководящие круги как «Общества Туле», так и бистро набиравшей силу отпочковавшейся от него Национал-социалистической партии Германии. Однако все дело было еще и в том, что барон сохранил очень тесные дружественные связи со своим бывшим командиром Уильямом Фредериком Уинтерботэмом, который в 1930 г. был назначен руководителем нового для МИ-6 Сектора воздушной разведки (впоследствии преобразован в Отдел авиационной разведки). Уинтерботэм являлся членом Генерального штаба Королевских ВВС, был вхож в высшие круги истеблишмента Великобритании, в том числе и его военного крыла. Был убежденным сторонником англо-германского сотрудничества в целях борьбы с большевизмом. С его помощью барону де Роппу удалось организовать первый визит А. Розенберга в Лондон еще в 1931 году, то есть именно тогда, когда Артузов начал упоминавшуюся выше операцию. В конечном счете барон дe Ponn стал личным связником А. Розенберга в контактах с прогермански настроенными кругами Великобритании Но одновременно он стал, точнее, окончательно превратился в такого же личного связника одного из руководителей британской разведки — У. Ф. Уинтерботэма — в контактах с высшим руководством нацистской партии. Собственно говоря, давно начатая британской разведкой операция, па внедрению своего агента в ближайшее окружение высшего руководства нацистской партии вошла в апогей. Так что и, во-вторых, нет ничего удивительного в том, что при обсуждении в Лондоне уже в мае 1933 г. «скорых изменений в политическом положении в России» у каждой из сторон бил свой «скелет в шкафу». Ведь информация о попытке «представителя» антисталинский оппозиции войти в контакт с А. Розенбергом стала достоянием барона дe Роппа, а следовательно, и британской разведки.

2. Именно так. Потому что и до лондонской конференции британская разведка располагала серьезными данными не только о заговоре Тухачевского, но и в целом о заговоре антисталинский оппозиции. В прошлом известный российский политический деятель, один из главных виновников так называемой февральской революции — Александр Иванович Гучков — с давних пор сотрудничал с британской разведкой и с ее же подачи в эмиграции стал сотрудничать также и с германской разведкой Так вот, именно Гучков еще в 1932 г. сообщил бриттам, что германский Генштаб (формально его не существовало) располагает планом, суть которого «в необходимости переворота через колеблющиеся силы в ВКП(б), в правительственных кругах и высшем командном составе Красной Армии». Между прочим, как указывалось выше, осенью 1932 г. в Германии на осенних маневрах рейхсвера побывал Тухачевский, после чего оттуда едва ли не горохом посыпались сообщения о заговоре военных во главе с неким «генералом Тургуевым»/Тухачевским, который ориентирован на свержение центрального правительства. В конце весны 1933 г. Гучков подтвердил бриттам, что немцы по-прежнему осуществляют упомянутый выше план. Естественно, что бритты располагали и иной информацией, в частности, от упоминавшегося выше своего агента «Фила» — Адольфа Эрнста Хойзингера. А на информацию последнего легла и информация от барона де Роппа]

Образовавшийся вакуум в торгово-экономических отношениях Германии с СССР стремительно и целенаправленно заполняли Англия и США. В апреле 1933 г., а также 10 августа и 1 ноября 1934 г. были подписаны новые англо-германские соглашения — об угле, валютное, торговое и платежное. Последнее соглашение, кстати говоря, очень любопытно. Дело в том, что по нему Англия взяла на себя обязательство в ответ на каждые 55 фунтов стерлингов, затраченных Германией на покупку товаров Англии, покупать в Германии товаров на 100 фунтов стерлингов и оплачивать их валютой. Проще говоря, Англия стала усиленно накачивать гитлеровскую Германию, чтобы направить ее вооруженную экспансию на Восток, против СССР. А вскоре начались и массированные поставки продукции двойного назначения, в том числе вооружений. Однако все это «цветочки». «Ягодки» пошли чуть позже. Первым делом и в срочном же порядке из Германии, точнее с ее топливного рынка, вышибли СССР. На Западе уже давно поняли, что будущая война — «война моторов», а моторам требуются нефть и нефтепродукты. Так вот, если советско-германские смешанные общества «Дерунафт» (поставки нефти) и «Дероп» (поставки бензина и керосина) практически полностью покрывали потребности Германии в нефти и нефтепродуктах, то в какую сторону могли полететь германские самолеты, пусть даже и сделанные в Англии и США, и куда могли двинуть сделанные во Франции «германские» танки?! Причем без какого-либо влияния Кремля. До умопомрачения устрашая себя однозначным в ее понимании ответом на этот вопрос, Великобритания предприняла отчаянную акцию по вышибанию СССР с германского топливного рынка.

3 марта 1933 г. из советского посольства в Берлине в Москву поступила срочная телеграмма, в которой говорилось: Получены сведения об инспирации поджога рейхстага Детердингом, надеющимся в результате обострения борьбы с коммунизмом и СССР в Германии добиться изгнания "Дероп" и осуществления нефтяной монополии. Предполагаются участниками его агенты. Детердинг действовал совместно с Герингом. Это сообщение, по нашим сведениям, появится во французской и американской прессе». Итак, опять Детердинг. Но Детердинг, не просто сам по себе стремящийся к монополизации нефтяного рынка Германии. Это тот самый Детердинг — всемирно известный нефтяной «король», глава международного нефтяного концерна «Ройял Дач Шелл», который еще в 1926 г. пытался организовать вооруженное нападение на Советский Союз консолидированными силами Запада и всевозможной уголовной падали из числа эмигрантов. Это именно тот самый Генри Детердинг — член Комитета 300. Именно этот-то Детердинг и оказался настолько «способен взять на себя осуществление британской нефтяной политики», что устроил поджог рейхстага как прелюдию к антикоммунистическому погрому в Германии. Потому как это был единственный способ вышибить СССР с топливного рынка Германии. Ибо из-за неумных, мягко говоря, действий Коминтерна и советской бюрократии едва ли не на каждой бензоколонке Германии сидели дармоеды — постоянно вмешивавшиеся во внутренние дела Германии и сильно раздражавшие местную полицию агенты Коминтерна, не говоря уже о членах Компартии Германии. Спровоцировав в результате поджога рейхстага антикоммунистическую истерию в Германии, Детердинг добился того, что руками штурмовиков в кратчайшие сроки были разгромлены как «Дерунафт», так и «Дероп». Германский нефтяной рынок перешел под контроль западных монополистов, прежде всего «Ройял Дач Шелл». Чуть позже с третьих плацдармов подтянулись и американские «акулы» нефтяного бизнеса. В сущности-то, всеми сторонами выполнялся приказ Комитета 300. В результате проведенной Детердингом (Великобританией) крупномасштабной блицоперации по вышибанию СССР с нефтяного рынка Германии, PERFIDIOUS ALBION удалось решить глобальные задачи по предотвращению скорого выравнивания Советским Союзом своего платежного дисбаланса и перехода на положительное сальдо во внешнеторговом обороте с Германией.

Но самое главное, что тогда удалось сделать PERFIDIOUS ALBION, так это предотвратить дальнейшее тесное переплетение германской и советской экономик за счет практически полного подрыва нефтяной политики СССР в Германии, а тем самым и лишить Советы возможностей какого бы то ни было влияния на фюрера по торгово-экономическим каналам. Экономический союз СССР и Германии пугал Великобританию куда больше, чем и без того полностью иллюзорный призрак стратегического союза между двумя государствами. По настоянию Экономического отдела МИДа во главу угла была поставлена задача категорического недопущения опасного для Великобритании сближения Германии с Россией на почве торгово-экономического сотрудничества. В обычно именовавшихся «Экономический аспект внешней политики» докладах упомянутого отдела британского МИДа из года в год эта задача фигурировала не просто как приоритетная, а как основополагающая, что подчеркивалось в каждом документе. На языке МИДа Великобритании это называлось «экономическим умиротворением» Гитлера.

На передовые позиции в торгово-экономических отношениях Германии с внешним миром вышли Великобритания и США. Цель — в срочном порядке подготовить нацистскую Германию к вооруженной экспансии на Восток, против СССР. Сталин прекрасно это видел и понимал. И когда после успешных англо-германских переговоров в марте месяце 1935 г. в Москву пожаловал участвовавший в них лорд-хранитель печати Антони Иден, а Сталин, к слову сказать, документально точно знал, что там наобещала Гитлеру Великобритания, то, встретившись с ним, Иосиф Виссарионович достаточно резко «отстегал» бриттов. В ответ на ёрническое заявление Идена о том, что-де Англия совсем маленький остров, а соответственно от него мало что зависит, Сталин ответил следующее: «Да, маленький остров, но от него многое зависит. Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла — мир в Европе был бы обеспечен». В ответ Иден как воды набрал в рот. А что ему оставалось делать, — ведь Сталин был абсолютно прав. Иден это прекрасно понимал.

С описанной выше ситуацией в советско-германских торгово-экономических отношениях связано направление в Берлин на важный пост торгового представителя СССР старого приятеля Сталина — Давида Владимировича Канделаки. Как правило, банальной служебной командировке Канделаки навязывают таинственный смысл некой миссии в целях достижения некоего тайного сговора с Гитлером. Однако это полнейшая чушь. Если уж и усматривать в чем-то миссию, то реальный, без подделок и фальсификаций смысл лежит на поверхности — положить-таки начало нормализации торгово-экономических отношений между двумя государствами, ранее вполне неплохо сотрудничавшими на этой стезе. Потому-то Сталин и выбрал своего земляка и старого знакомого, чтобы в Берлине быстрее сообразили, что если торгпредом приехал человек Сталина, то, следовательно, все вопросы нормализации торгово-экономических отношений будут решаться по-сталински, в ударном темпе. В таком смысле Канделаки можно считать порт-паролем Сталина, то есть его неофициальным посредником в официальном статусе. Но в Берлине, к сожалению, этому дали совсем иную трактовку. Хуже того. Стали использовать это обстоятельство не только в антисоветских целях, но и даже в ущерб собственным же интересам. Более того. До сих пор с «миссией» Канделаки увязывают предысторию договора о ненападении от 23 августа 1939 г., выставляя ее как пролог к нему, а также как предтечу якобы незаконной расправы с Тухачевским.

«Секрет» же превращения командировки Канделаки в некую «тайную миссию» состоит в следующем. Во-первых, дело в том, что еще до того, как Берлин положительно ответил на агреман Москвы о назначении Канделаки новым торгпредом, все, что надо и не надо было, сообразила узкая каста советских дипломатов-германофилов, которая с давних времен занимала руководящие позиции в Наркомате иностранных дел. Причем эта каста была разделена на два лагеря: на ярых сторонников Троцкого — эту группу возглавлял заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский, и просто сторонников безоглядного германофильства без какой-либо политической ангажированности. Во-вторых, еще одну трактовку задач Канделаки «на-гора» выдала каста западников англофильской ориентации, хотя тут нечего было соображать. Сталин специально направил новым торгпредом своего земляка и давнего знакомого. Он должен был свежим, не замыленным старинным германофильством взглядом посмотреть на ситуацию. И, отметая как германофильство, так и характерное для англофильствовавшего наркома иностранных дел М. М. Литвинова злобное германофобство, по мере возможности определить, что и как можно сделать для улучшения торгово-экономических отношений между двумя странами. Ведь Канделаки был свободен от игравших тогда колоссальную роль этноидеологических наслоений. Как известно из истории, с первых дней советской власти и практически до начала мая 1939 г. в советских дипломатическом и внешнеторговом ведомствах работало большое количество евреев. Конечно, нет ничего плохого в том, что евреи были массово задействованы в этой сфере. Если уж начистоту, то у них действительно немалые таланты по этой части. Плохо было то, что их этнические соображения, к тому же нередко навеваемые извне, зачастую брали безальтернативный верх над государственными интересами. Прикрытые же еще и туфтой социалистической брехологии того времени, они практически не поддавались какой-либо нейтрализации, хотя, как известно, во внешней политике и внешней торговле нет и быть не может места этническим эмоциям. Иначе это не дипломатия и не внешняя торговля, а примитивный базар с беспрерывной руганью и оскорблениями.

Но каста есть каста. Потому и неудивительно, что при выработке политики СССР в отношении Германии, а ее стержнем в то время были торгово-экономические отношения, ибо в политическом плане сотрудничать с нацистами Сталин и так не собирался, в формально именовавшемся Максимом Максимовичем Литвинове практически всегда безальтернативно брал верх смотревший на эти проблемы с узкоместечковых позиций Мейер Баллах-Финкельштейн. А если учесть еще и его дореволюционные связи с англосаксонским Западом, в том числе и с некоторыми тайными структурами последнего, то нередко получалось, что он исполняет функции информирующего агента стратегического влияния Запада. Литвинов практически постоянно «сливал» на Запад всю информацию, касавшуюся советско-германских политических и особенно торгово-экономических отношений, причем зачастую не только конфиденциальную, но и секретную.

Это-то и дает больше всего оснований склоняться к выводу о том, что упоминавшегося выше ценнейшего агента британской разведки в СССР — Д-57 — следует идентифицировать именно с М. М. Литвиновым.

Немалую роль в превращении командировки Канделаки в некую тайную миссию сыграла и особая специфика поведения отечественных дипломатов. Она вообще не зависит от политического режима. Это сугубо профессиональная специфика. Речь идет о том, что нет причин удивляться немедленной реакции отторжения со стороны дипломатического состава советского полпредства и сотрудников торгпредства в Берлине. По указанию Сталина Канделаки опекали резидентуры НКВД и ГРУ, что было оправданно, ибо в противном случае он долго входил бы в курс дела. Кто хоть раз бывал в долгосрочной загранкомандировке хоть при Советах, хоть после, прекрасно знает, что за «любовь» царит между обычным персоналом загранучреждений и теми, кто находится под опекой разведывательных резидентур. А тут на это накладывался еще и факт того, что это человек Сталина. Поэтому неудивительно, что одним из «первоисточников» мифа о «тайной миссии» Канделаки стали сплетни в самом полпредстве СССР в Берлине. А уж как они дошли до ушей соответствующих инстанций того же нацистского руководства, и вовсе не секрет: в любом государстве мира контрразведка внимательно слушает, что болтают в посольствах и торгпредствах других стран, а уж гестапо-то тем более слушало. Правда, все эти отчеты о прослушивании своевременно попадали в руки советской разведки, так как ценный агент советской разведки Брайтенбах с давних пор аккуратно отслеживал всю ситуацию вокруг советской колонии в Берлине. Но за этим же внимательно следили и резидентуры британской и французской разведок.

Своим рождением миф о «тайной миссии» Канделаки в немалой степени обязан и не в меру длинному языку Н. И. Бухарина. Этот безмозглый и трусливый «ленинский гвардеец» решил, очевидно, «тряхнуть стариной» и встал на скользкий путь тривиального инициативного шпионажа. По свидетельству помощника американского посла в Москве (тогда им. был У. Буллит, вскоре переведенный в Париж) — Оффи — именно Коля Балаболкин (так Троцкий презрительно называл Бухарина) в 1935 г. сообщил американцам, что Сталин якобы ведет секретные переговоры с немцами и «тянет в сторону союза с Германией». Балаболкин в то время был лишен доступа к секретной информации и сам знал только с чьих-то третьих слов. Но он был настолько пустобрех, что попросту не понимал, что не надо было «изобретать велосипед». В наличии имелся пролонгированный до середины 1938 г. советско-германский договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. Но ведь это же был широко известный факт, а этому «козлу» Балаболкину надо было сделать перед американцами вид, что-де он хорошо информированный человек. Вот и набрехал «козел» с три короба. Даже не понимая простой истины, что, пока два государства ведут переговоры по каким-либо вопросам, информация о переговорах по определению закрыта. Это не обусловлено особенностями политических режимов в ведущих переговоры государствах. Это обычная, испокон веку существующая практика. И обусловлена она лишь одним — слишком много в мире желающих стать «третьим, вставляющим палки в колеса». Вот и все. Но разве «козлам» это может быть понятно?! Нет, естественно. Соответственно в следующем, 1936-м году Балаболкин вновь настучал американцам, а при выезде в Париж за архивом Маркса разболтался еще и в кругах русской эмиграции. А уж эта-то была нашпигована не только агентурой НКВД, но и всех основных разведок Европы, особенно английской, французской и германской. Трезвон пошел по всем разведывательным каналам. Ну не идиот ли?!

Однако наибольшее значение имеет то, что в-третьих. В этом третьем факторе в мгновение ока в единое целое слилось такое, что и вовсе не приходится удивляться появлению мифа о некой тайной миссии Канделаки. С одной стороны, в этом повинен непосредственно сам Генри Детердинг. Потирая руки в связи с практически полным изгнанием СССР с нефтяного рынка Германии, Детердинг в начале 1935 г. договорился с Гитлером о поставке нефтепродуктов производства «Ройял Дач Шелл» в объеме годового рейхспотребления! Вы только вдумайтесь, что он предложил и о чем договорился с фюрером! Вся и без того крайне резко ускоренными темпами милитаризировавшаяся экономика Германии, все ее вооруженные силы, в том числе даже еще и не созданные как таковые соединения и рода войск, сажались на британскую нефтяную «иглу»! Не надо быть ни политиком, ни экономистом, чтобы понять, что за этим последовало бы. Особенно для СССР. Управление всей агрессией Германии в эпоху «войны моторов» было бы сосредоточено в руках даже не самого PERFIDIOUS ALBION, что само по себе было бы уже очень плохо, а в руках именно же изрядно свихнувшегося на зоологических антисоветизме и русофобии члена Комитета 300 — Генри Детердинга! Немалую лепту внес и Английский банк — этот взялся гарантировать обеспечение нацистскому рейху кредитов на закупки стратегических материалов, в частности, меди, алюминия, никеля, хрома и марганца.

Это уже поставки сугубо стратегического сырья. Между тем глава Английского банка того времени — Норман Монтегю — также являлся членом Комитета 300.

Именно в этот момент масла в огонь подлили лично Гитлер и глава Рейхсбанка Яльмар Шахт. Да так, что вся Европа встревоженно загудела. Достаточно быстро Гитлер вынужден был осознать, что в такой ситуации вся его антиверсальская политика уже даже и не трещит по швам, а попросту лопнула. Ну, о какой антиверсальской политике он мог говорить, если экономика Германии держалась только на крупномасштабных экономических «инъекциях» версальского недруга Германии?! И сугубо по конъюнктурным соображениям Гитлер сделал вывод о том, что в своем антикоммунизме и антисоветизме он не только сильно перегнул палку. Односторонняя торгово-экономическая ориентация на версальских недругов ставила его в остро зависимое от унизивших Германию бывших победителей в Первой мировой войне положение. Гитлер протрубил конъюнктурный отбой. Уже 20 марта 1935 г. торговое представительство СССР и Рурский комитет германской экономики подписали соглашение об общих условиях поставок товаров из Германии в Советский Союз, 9 апреля было подписано и соглашение о кредите в 200 миллионов марок сроком на пять лет. Кредит предоставлялся на приобретение «оборудования фабрик, всевозможных машин, аппаратов, оборудования для нефтепромышленности и химической промышленности, продуктов электротехнической промышленности, судов, средств передвижения, транспортных средств, измерительных приборов, лабораторного оборудования, запасных частей». В обмен — поставки советского сырья, в том числе железной руды, нефти, марганца, некоторых цветных металлов и т. п. Едва только это кредитное соглашение было подписано и вступило в действие, Гитлер, судя по всему, решил пойти дальше и еще более сбалансировать торгово-экономические отношения Германии с внешним миром по географическому признаку. По поручению фюрера, во время одной из весенних (1935 г.,) встреч с Д. Канделаки Я. Шахт предложил, а чуть позже подтвердил свое предложение о готовности Германии предоставить СССР кредит в размере уже ОДНОГО МИЛЛИАРДА MAPОК!!! По тем временам просто неслыханный объем кредита, и в сравнении с нашими временами это, по своему принципиальному значению, примерно то же самое, что и кредит в 100 миллиардов марок! А если учесть, что кредит в таком объеме предлагался сроком на 10 (ДЕСЯТЬ) лет, то, очевидно, нет необходимости специально пояснять, что до 1945 г. войны точно не было бы! Но разве Запад, особенно PERFIDIOUS ALBION, был заинтересован в этом?!

Едва только предложение о МИЛЛИАРДНОМ КРЕДИТЕ поступило, Литвинов и К° немедленно перешли в контратаку и без преувеличения всеми силами стремились помешать его практической реализации. Литвинов устроил форменный разнос торгпреду СССР в Германии Канделаки и советскому послу в Берлине Якову Сурицу. В категорической форме потребовал прекратить всякую активность в этом направлении — в его инструкции по данному вопросу прямо говорилось: «От дальнейших разговоров на тему о кредитах уклониться и письменного подтверждения не добиваться»! Более того. Литвинов поступил как истинный информирующий агент стратегического влияния Запада. Во-первых, тут же «слил» информацию о предложении Шахта насчет миллиардного кредита французскому послу в Москве Альфану! А ведь это была секретная информация! И касалась она внешнеэкономических интересов СССР! Во-вторых, хуже того. В письме от 27 июня 1935 г. послу СССР в Чехословакии Александровскому Литвинов очень вежливо, но, по сути-то, приказал первому сообщить об этом президенту Чехословакии Э. Бенешу. Так и написал: «…Было бы полезно официально сообщить Бенешу о предложении германского правительства касательно предоставления нам финансового кредита в миллиард марок сроком на десять лет с тем, чтобы мы расплачивались рудой, нефтью и марганцем. К этому нужно добавить, что, заподозрив в этом предложении германский маневр и не нуждаясь в предлагаемом кредите, мы это предложение отклонили…» То есть Литвинов вторично разгласил секретную информацию и потребовал от посла в Чехословакии передать ее президенту этой страны. Да еще и попутно подчеркнуть, что-де СССР заподозрил что-то и отклонил это предложение. Однако нет никаких данных, что руководство СССР что-либо заподозрило. Нарком иностранных дел СССР Мейер Баллах-Финкельштейн, он же Максим Максимович Литвинов взял на себя слишком много. Ни в ЦК, ни в Политбюро этот вопрос не обсуждался. Следовательно, отказ от такого предложения — это сугубо его, узкоместечковая реакция агента стратегического влияния англосаксонского Запада. Ко всему прочему следует иметь в виду, что 5 мая 1935 г. Канделаки было передано одобренное Сталиным указание, как далее развивать тему об этом кредите. С учетом данного факта получается, что Литвинов противопоставлял себя не только трезвой политике Сталина, но и интересам СССР. Без санкции советского правительства сообщить такую, секретную информацию главам Франции и Чехословакии — значит сознательно разгласить ее перед всем Западом, а следовательно, преднамеренно нанести серьезный ущерб внешнеполитической и внешнеэкономической безопасности СССР! Ведь советский посол в Берлине — Яков Суриц — прямо писал ему, что «единственным средством смягчения антисоветского курса является заинтересованность Германии в установлении нормальных экономических отношений с нами.

Нам, по-видимому, ничего другого действительно не остается, как терпеливо выжидать и продолжать усиливать и развивать нашу экономическую работу. Усиление ее на базе последних предложений Шахта выгодно обеим сторонам. Этим и только этим объясняется благословение, данное Шахту Гитлером…» Как и Литвинов, Яков Суриц был евреем, но ведь совершенно же очевидно, что он мыслил и действовал как действительно компетентный и сознающий свою высокую ответственность посла человек и советский гражданин, озабоченный обеспечением интересов своей Родины. Литвинов же, напротив, действовал именно так, как будто постоянно получал зарплату и соответствующие инструкции по меньшей мере из Экономического отдела МИДа Великобритании. В таких условиях достичь своего «миттельшпиля» ситуация с Канделаки была не просто обязана, а именно же в кратчайшие сроки. Так оно и случилось.

Вот тут-то как раз и получилось, что факт недавнего вступления в должность нового советского торгпреда и сыграл свою роль, в чем непосредственно повинен уже Шахт. Намереваясь узнать, наконец, от Канделаки реакцию советского правительства на предложение о миллиардном кредите, Шахт, по сути дела, лично сгенерировал первый импульс, который мгновенно привел к возникновению мифа о некой тайной миссии Канделаки. Во время беседы с Канделаки на одном из приемов Шахт заявил, что он будет и впредь твердо держаться курса на углубление хозяйственных отношений с СССР, создав тем самым полностью ложное впечатление, что речь якобы идет о продолжении какого-то курса, хотя речь-то шла только о реакции на предложение об этом кредите, что было понятно обоим. Но не тем, кто это слышал. А раз непонятно, но речь идет о чем-то очень значительном, то, естественно, пойдут слухи. Вот как раз это-то и надо было Шахту.

Потому что он решил сыграть на сильных опасениях Великобритании, слегка пошантажировав ее возможным возобновлением экономического сотрудничества Германии и СССР и сбалансировать одностороннюю зависимость Германии от финансово-экономических инъекций Запада. Вполне естественно, что заявления Шахта не остались незамеченными, в том числе и со стороны британской разведки. Представленная тогда в Берлине лучшими своими асами, она зафиксировала как сам факт такой встречи и беседы, так и факт удивительных высказываний Шахта. Ну а после того, как с подачи Литвинова по Европе пошел трезвон насчет миллиардного кредита, бритты и вовсе стояли едва ли не в прямом смысле на ушах. Вот так и было положено начало мифу о якобы тайной миссии Канделаки.

Реакция со стороны Великобритании последовала незамедлительно — в мае 1935 г. в деловой прессе Великобритании прозвучал следующий мотив: «Без Англии в качестве платежного учреждения и без возможности продлить сроки кредитов Германия не смогла бы осуществить свои планы… Снова и снова Германия отказывается от своих обязательств, публичных и частных, но она продолжала покупать шерсть, хлопок, никель, каучук, нефть, пока ее потребности не были удовлетворены, а финансирование закупок проводилось прямо или косвенно через Лондон». Проще говоря, Берлину откровенно погрозили пальцем — мол, не дури, коричневая собака, коли столько имеешь от нас! Более того. Зафиксированный британской разведкой диалог между Шахтом и Канделаки произошел на фоне только что состоявшегося — 2 мая 1935 г. — подписания договора о взаимопомощи с Францией. В сочетании с пролонгированным два года назад советско-германским договором о нейтралитете и ненападении сложившаяся ситуация не могла не вызвать у Лондона подозрений в том, что происходит некая реанимация событий почти полуторадесятилетней давности. Рапалльскому договору 1922 г. предшествовало, к слову сказать, франко-германское Висбаденское соглашение, подписанное в октябре 1921 г. Тогда по факту все выглядело как создание некой не подконтрольной Великобритании геополитической конструкции, не укладывавшейся в рамки британских интересов. Тогда Ратенау из-за этого убили, а Ленина на редкость своевременно» хватила кондрашка. Аналогичная ситуация создалась и в мае 1935 г. — Великобритания всерьез заподозрила то же самое. Тем более что развитие этой ситуации дополнялось еще и подписанием сопряженного с франко-советским договором советско-чехословацкого договора от 16 мая 1935 г. Тут уж всякое лыко было в строку. Великобритания всерьез стала подозревать конструирование некоего трансъевропейского геополитического альянса с участием ведущих стран Западной, Центральной и Восточной Европы, в котором Великобритания уже не сможет играть привычной для нее роли суперарбитра в европейских делах.

В этот же момент подсуетился и Гитлер. 21 мая 1935 г. фюрер произнес свою пресловуто знаменитую речь о миролюбии, в которой предложил всем странам заключить с нацистской Германией договоры о ненападении. В той конкретной ситуации это могло способствовать только укреплению британских подозрений о том, что речь действительно идет о конструировании некоего трансъевропейского геополитического альянса с участием стран Западной, Центральной и Восточной Европы, в котором Великобритания не сможет играть привычной для нее роли суперарбитра в европейских делах. Как само собой разумеющееся, из подобных подозрений вытекал вывод о бесперспективности ее потуг по устроению Второй мировой войны! В результате и без того, в представлении Лондона, якобы небеспочвенные слухи о какой-то тайной миссии Канделаки сами собой стали приобретать некое якобы убеждающее-зловещее значение. Ну, а дальше произошло то, что и должно было произойти — при содействии британской разведки и дипломатии по всей Европе покатился тайфун различных домыслов, слухов, сплетен, догадок и т. п., которыми до беспредела были забиты все информационные каналы разведок и посольств. Короче говоря, все получилось прямо по Шекспиру: «Развесьте уши. К вам пришла Молва. А кто из вас не ловит жадно слухов?..»

Вот так родился и зажил собственной жизнью совершенно беспочвенный миф о некой тайной миссии Канделаки, на базе которого слепить миф о некоем тайном сговоре, при его же содействии, между Сталиным и Гитлером оказалось проще пареной репы. Британская разведка невероятный мастак на подобные штучки. А тогда она совместно с британским МИДом вовсю психовала, пытаясь предотвратить нормализацию советско-германских торгово-экономических отношений.

2. Необходимо пожертвовать какими-то территориями ради облегчения достижения соглашения с гитлеровской Германией и тем самым якобы предотвратить фашистскую агрессию на западном азимуте! Проще говоря, кинуть коричневому шакалу кость, которой он мог бы, по мнению лондонских «мудрецов», удовлетвориться.

3. Главное — безальтернативно исключить Советский Союз как предотвращающий «вступление Германии в войну» важнейший фактор не только европейского, но и мирового значения, но при этом обеспечить нацистской Германии возможность быстро достичь необходимого уровня военной и военно-экономической готовности для немедленного развязывания войны на восточном азимуте, для чего вывести его на ближайший во второй половине 30-х гг. к советским границам и удобный для нападения на СССР плацдарм!

Проще говоря, суть сводилась к тому, чтобы попросту подставить СССР под удар нацистской Германии, а самим остаться в стороне.

 

Глава 3. О НЕБО, ТЫ ДУШИ НЕ ЧАЕШЬ В ПОДЛЕЦАХ!

Однако подставить было невозможно. «Частокол» договоров о нейтралитете и ненападении, которыми Сталин огородил Советский Союз по периметру, особенно западных, границ, в сочетании с «частоколом» симметричных двусторонних и многосторонних договоров других европейских государств, в том числе и граничивших с ним, не позволяли даже на шаг приблизиться к советским границам.

В этом смысле очень характерно поведение предвоенной Польши. «Органически» сочетавшиеся в менталитете высшего польского руководства того времени зоологическая германофобия и круто замешанная на зверином антисоветизме такая же зоологическая русофобия, как это ни парадоксально, играли исключительно положительную роль. Особенно когда этих двух предвоенных шакалов Европы связал пакт о ненападении от 1934 г., поскольку он наложился на советско-польский пакт о ненападении от 1932 г., продленный в 1935 г. еще на три года, то есть до 1938 г. включительно. Именно благодаря совокупности этих обстоятельств Польша парадоксальным образом являла собой очень серьезный буфер, реально препятствовавший продвижению гитлеровской агрессии к западным границам Советского Союза.

Колоссальную роль в этом играла и трусливо-двойственная позиция Франции. Центральным объектом агрессивного реваншизма Гитлера была донельзя унизившая Германию по итогам Первой мировой войны Франция. И первым, кто особенно сильно вздрогнул в Европе после привода к власти Гитлера, была именно Франция. Но, сильно вздрогнув, Франция пошла по проторенной исторической дорожке — использования «русской карты» в диалоге с Германией. Всего через год после привода Гитлера к власти, весной 1934 г., на стол Сталина легла агентурная информация от источника, близкого к Министерству иностранных дел Франции. В ней говорилось, что «задачей Барту (министр иностранных дел Франции. — А. М.) является в настоящее время создание своего рода континентального блока держав из Франции, Бельгии, СССР, Малой Антанты, возможно, Болгарии, стоящих на французской точке зрения». В этой информации в первую очередь важно следующее — намерение Барту сконструировать новый континентальный блок при участии СССР, что являлось ключевым звеном в его замысле.

Импульс к сплачиванию против угрозы нацизма охватил многих в Европе. Даже в том же британском Министерстве иностранных дел у многих здравомыслящих сотрудников реакция на привод Гитлера к власти была не только крайне негативной, но и даже выходящей за рамки как дипломатического этикета, так и традиционной британской сдержанности. Британский делегат на женевских переговорах по разоружению весной 1933 г. — А. С. Темперли, — не выбирая выражений, заявил: «За границей снова завелся бешеный пес. И мы должны решительно сплотиться, чтобы или безоговорочно уничтожить его, или добиться, по крайней мере, его изоляции, пока болезнь не будет вылечена».

Все верно. Одни разводят за границей «бешеных псов», другие пытаются сплотиться ради того, чтобы безоговорочно их уничтожить, ну, а третьи, как свидетельствует вся история, мешают вторым, но поощряют первых. Вот так человечество и живет тысячелетиями — «героически» преодолевая последствия селекции бешеных псов».

Однако лишь частично хорошая идея мгновенно взбесила Великобританию. Ну не терпит эта сволочь — PERFIDIOUS ALBION — никаких континентальных блоков в Европе, исключающих даже тень намека на какое бы то ни было участие Великобритании. Хоть тресни, но не терпит. Даже сейчас, когда Великобритания превратилась всего лишь в послушного «пуделя» США. Взбесила еще и потому, что не для того Великобритания приложила столь много усилий для привода Гитлера к власти, чтобы какая-то там Франция, тем более в союзе с СССР и другими государствами, создала континентальный блок против Германии. И даже не столько против Германии во главе с «бешеным псом», сколько против планов англосаксонского Запада по установлению контроля над Восточной Европой. По непреклонным убеждениям верхушки британской правящей элиты, выразителем взглядов которой был легендарный британский геополитик Маккиндер: «Кто правит Восточной Европой, господствует над Хартлендом; кто правит Хартлендом, господствует над Мировым Островом; кто правит Мировым Островом, господствует над миром».

Именно поэтому-то даже гипотетически мысль о фактически полном контроле над Восточной Европой какой-то Францией, тем более в союзе с СССР, была в прямом смысле слова физически невыносима для Великобритании. За такие фокусы PERFIDIOUS ALBION в те времена удавил бы кого угодно! Ведь Гитлера-то приводили к власти, чтобы этот австрийский «баран» во главе тевтонов проторил дорогу к этому самому контролю над Восточной Европой. Чтобы уже PERFIDIOUS ALBION в союзе с США, а по сути-то, «Они» правили бы там ради господства не только над Хартлендом, но и над Мировым Островом и далее во всемирном масштабе! А тут, видите ли, союзная Великобритании Франция начинает мешать. Лично с Барту «разобрались» быстро — 9 октября 1934 г. министр иностранных дел Франции Луи Барту был убит в Марселе.

Всего за два года до убийства Л. Барту, в 1932 г., был убит также и президент Франции — Думерг, при котором велись переговоры о заключении советско-французского договора о ненападении. Тут следует иметь в виду то обстоятельство, что именно этот договор имел все шансы стать той самой скобой, что намертво скрепила бы «бронежилет» безопасности СССР, который методично ковал Сталин еще с середины 20-х гг. Потому как по условиям тех времен в континентальной Европе было всего два по-настоящему крупных игрока — СССР и Франция. И оба игрока имели разветвленную систему договоров о ненападении и о взаимопомощи, которые во многом перекрещивались, фактически делая невозможной любую агрессию в Европе. В целом контроль над Восточной Европой находился в руках Франции, что явилось итогом Первой мировой войны. Именно Франция стала главным военно-стратегическим партнером для Польши, Чехословакии и других стран Малой Антанты. Даже на Балканах Франция составляла громадную конкуренцию Великобритании.

Однако если с самим Барту «разобрались» быстро, то с высказанной им идеей Великобритании пришлось изрядно повозиться, чтобы уничтожить ее в корне. Дело в том, что договор о ненападении от 1932 г. был усилен еще и подписанием 2 мая 1935 г. франко-советского договора о взаимопомощи в отражении агрессии, в орбиту действия которого вошли также и аналогичные франко-чехословацкий бессрочный договор от 1924 г. и симметричный или советско-чехословацкий договор от 16 мая 1935 г. При наличии же советско-польского договора о ненападении от 1932 г. и с 20-х гг. действовавшего франко-польского договора о взаимопомощи в отражении агрессии, а также ряда иных аналогичных договоров Советского Союза с государствами по периметру его европейских границ ситуация сложилась тупиковая. Для PERFIDIOUS ALBION, естественно. В этой ситуации ни о каком установлении англосаксонского господства в Восточной Европе мечтать не приходилось, а Гитлер оставался всего лишь ничего не могущим сделать «бешеным псом», сидящим на цепи в своей тевтонской будке.

Великобритания предвидела такую ситуацию задолго до ее возникновения. Ее лидеры были твердо убеждены, что «никакие обязательства, французские или иные, не должны привести нас к войне на стороне русских». Исходя из этого, Великобритания мешала, как только могла, — на Францию был оказан беспрецедентный нажим, дабы не допустить заключения нового франко-советского договора. Давление Великобритании было столь сильным, что 17 февраля 1935 г. правительство СССР вынуждено было поручить своему послу в Англии — И. Майскому — сделать официальное представление британскому МИДу, в котором говорилось, что «советская общественность склонна считать Англию ответственной за упорное сопротивление Германии установлению системы безопасности на востоке Европы». Но Великобритания не была бы сама собой, если бы параллельно дипломатическим средствам давления не использовала и тайные. Она не только крайне резко протестовала против намерения Франции подписать с СССР такой договор, да еще и с такими довесками, но и пыталась всерьез напугать Париж, дабы воспрепятствовать его подписанию.

Как было установлено советской разведкой в 1935 г., британская разведка умышленно пустила по Европе слух о том, что-де якобы Тухачевский и Геринг тайно встретились в январе (1935 c.), чтобы совместно выработать план нападения на Францию! PERFIDIOUS AI LION было наплевать не только на то, что это была чистейшей воды фальшивка, которую в Париже запросто разоблачили, но и даже на то, что сие было форменным идиотизмом! Но чего только не сделает эта сволочь по имени PERFIDIOUS ALBION ради того, чтобы развязать руки Гитлеру и устроить-таки в Европе войну. Ведь нацистское руководство, к слову сказать, тоже мечтало помешать заключению этого договора. Геринг, например, в том же 1935 г. втолковывал Муссолини, что «если бы германской политике удалось разрубить узел, связывающий Париж и Москву, то это было бы, несомненно, большим успехом». И Лондон проявлял исключительно «нежную» заботу о реализации сокровенных мечтаний нацистов.

За два дня до подписания франко-советского договора, 30 апреля 1935 г., Великобритания открыто пригрозила войной… Франции — своему союзнику и партнеру! Причем в качестве мотивировки было избрано следующее: Англия «будет обязана, согласно Локарнскому соглашению, прийти на помощь Германии, если бы Франция совершила на нее нападение». И вот ведь что характерно — этот демарш Великобритания устроила не перед Францией, а перед Советским Союзом, вручив соответствующее письмо советскому полпредству в Лондоне. Ну не гнусь ли англосаксонская?! Ведь Франция вовсе и не собиралась нападать на Германию. Наоборот, она искала взаимопомощи в отражении германской агрессии. Хотя уже и тогда было видно, что Париж преследует также и подловатые цели. Во время встречи с Г. Герингом через две недели после заключения договора с СССР французский министр П. Лаваль заявил наци № 2, что «этот договор является ничего не значащим в международных делах документом, а его появление на свет было вызвано лишь внутренней необходимостью», то есть для обмана собственного населения. Уж что-что, но это-то в Лондоне понимали. Соответственно эта угроза означала, что в рамках своих полномочий по Локарнским соглашениям Великобритания готова к нападению на Францию, если та, в соответствии с уже подготовленным к подписанию франко-советским договором о взаимопомощи в отражении агрессии, посмеет прийти на помощь Советскому Союзу в случае, если Германия нападет на него?! Вот сколь «нежно» «добрая, старая» сволочь по имени PERFIDIOUS ALBION «заботилась» о том, чтобы гитлеровская Германия спокойно напала на Советский Союз!

Более того. Сугубо по географическим причинам реализация положений франко-советского договора напрямую зависела от позиции Польши, участие которой в, «Восточном пакте» также предполагалось. Чтобы прийти на помощь Франции, советские войска по условиям тех времен должны были пройти через территорию Польши. Иного короткого сухопутного пути не было. Прекрасно понимая это, высшее руководство Великобритании приказало разведке провести провокационную акцию в отношении Польши и СССР. По признанию известного польского разведчика того времени — начальника Русского отдела 2-го Бюро польского Генштаба Ричарда (Рышарда) Враги, польской разведке были подкинуты якобы особо секретные советские документы (протоколы Политбюро), будто свидетельствовавшие о намечаемом Советским Союзом и Германией «четвертом разделе» этой страны! Р. Врага лично занимался этим вопросом. И надо отдать ему должное — несмотря на то, что как истинный поляк, к тому же сотрудник спецслужбы, он неизлечимо страдал круто замешанной на зоологическом антисоветизме патологической русофобией, тем не менее даже у него хватило ума и проницательности, дабы тогда же сообразить, что это грязные фальшивки.

Сталин знал об этих далеко не безобидных фокусах британской разведки. Об одном из них — о якобы имевшей место встрече Тухачевского с Герингом по поводу выработки плана совместного нападения на Францию — он умышленно упомянул во время встречи с лордом-хранителем печати Антони Иденом в конце марта 1935 г. Причем столь же умышленно сделал вид, что верует в то, что в распускании таких слухов повинны немцы, которых обвинил в проведении мелкотравчатой политики, хотя докладывавшиеся ему данные разведки четко свидетельствовали о том, что авторами этих слухов являются именно англичане. Иден прекрасно понял, кому адресовались это и другие обвинения Сталина. Обращаю особое внимание на этот факт, потому как он свидетельствует о том, что Сталин не только был прекрасно осведомлен обо всех или, по крайней мере, о многих порочивших СССР и его видных деятелей слухах, что циркулировали по Европе, но и относился к ним как к слухам. Тем более что в ряде случаев он точно знал, откуда дует ветер». В отечественной историографии широко распространена беспочвенная точка зрения о том, что-де на судьбу Тухачевского в немалой степени повлияли распространявшиеся в зарубежной прессе сплетни и слухи, что-де Сталин черпал компромат на маршала именно из таких источников. Как «черпал» — выше уже показано. Кто был источником такого «компромата» — тоже. Как Сталин относился к таким компрометирующим слухам — тем более очевидно.

Едва ли не в первую очередь Великобритании было необходимо в корне уничтожить хотя и хрупкий, но уже созданный вопреки ее массированному противодействию фундамент системы коллективной безопасности в Европе в виде заключенных между СССР, Францией и Чехословакией в мае 1935 года договоров о взаимопомощи в отражении агрессии. Потому что в орбиту их действия — при возникновении реальной угрозы войны — автоматически втягивалась и Великобритания, прежде всего как особо союзная Франции держава. В то время формально продолжали действовать подписанные в Локарно в конце 1925 г. одноименные соглашения. И рискни Германия на какую-нибудь самостоятельную, не санкционированную самим Западом (Великобританией) агрессию, то, в соответствии с положениями этих соглашений, она должна была бы нарваться на вооруженный ответ со стороны основных европейских игроков того времени, особенно Англии.

А триада договоров между СССР, Францией и Чехословакией о взаимопомощи в отражении любой агрессии (Германии в первую очередь) прямиком выводила на уровень последствий применения указанных положений Локарнских соглашений. В таком случае должна была бы вмешаться и Польша, еще с 20-х гг. также имевшая договор о взаимопомощи с Францией. Ликвидировать или хотя бы полностью дезавуировать такие препятствия, прежде всего Локарнские соглашения, было очень сложной задачей, тем более юридически не отрекаясь от них и не аннулируя их, поскольку на тот момент они еще являлись как бы краеугольным камнем западной системы коллективной безопасности в Европе. Решение столь сложных международно-правовых вопросов было не под силу бараньим мозгам фюрера — в таких делах надо обладать чисто британским коварством, а у Адольфа ума хватало в основном на грубый плагиат, да и то безрезультатный. К тому же он был ведомый, а следовательно, не знал, что и как планирует и намеревается сделать его ведущий, то есть Великобритания. По-любому выходило, что без Великобритании (и в целом Запада) Адольфу было «и не туды, и не сюды». Причем прежде всего в вопросах вооружения и стратегически удобного плацдарма для нападения на Советский Союз. Дело в том, что к 1935 г. Великобритания еле-еле смогла добиться для нацистской Германии всего лишь равенства в правах на вооружение.

Но от равенства прав до реальной вооруженности, тем более до уровня, достаточного для реализации идеи «Дранг-нах-Остен», особенно в форме блицкрига, — слишком большая дистанция. И преодолеть эту дистанцию Германия могла только при помощи Великобритании. Иного варианта в те времена просто не существовало. В марте 1935 г. личная разведка Сталина перехватила доклад германского посла в Лондоне, суть которого была сконцентрирована в следующих строках: «Сейчас достигнуто фактическое равенство прав Германии в вооружениях на суше, задача германского государственного руководства состоит в том, чтобы завершить это огромное достижение… Ключ к положительному решению находится в руках Англии». Германский посол был прав — ключ к положительному решению интересовавших Германию проблем находился в руках Англии. Но в том-то и была вся печаль Великобритании, что если она и далее продолжила бы политику открытой поддержки Гитлера во всех его агрессивных замыслах, особенно в гонке вооружений, то вскоре сама бы угодила на скамью подсудимых Нюрнбергского трибунала, где, собственно говоря, ей и было бы самое место. Однако не в практике PERFIDIOUS АLBION стремиться на скамью подсудимых и уж тем более в поте лица трудиться ради кого-то — в его практике на чужом горбу в рай въезжать, даже если и дорога туда будет вымощена костьми миллионов людей, сцементированными океанами их спекшейся крови.

В середине 30-х гг. особую сложность представляло решение задачи предоставления Гитлеру именно территориального «кредита» для нападения на СССР. Наиболее целесообразным с военной точки зрения было бы нападение через западные границы СССР. Западные же границы СССР в то время являли собой советско-польскую границу. Но, во-первых, Польша не раз и не два открыто и категорически заявляла, что ни при каких обстоятельствах не допустит пребывания иностранных войск на своей территории, даже кратковременного, в том числе и германских. Даже в том случае, если их цель будет заключаться в нападении на СССР. В этом Польша проявляла редкостную для себя принципиальность. Во-вторых, между Германией и Польшей в 1934 г. был заключен пакт о ненападении сроком на десять лет. Соответственно, вопрос о проходе германских войск через польскую территорию к советским границам подниматься не мог. Даже при гипотетических рассмотрениях, вариантов совместного германо-польского нападения на СССР Польша тем не менее и теоретически начисто исключала любую возможность вступления германских войск на свою территорию. Даже ради столь благостной для Польши тех лет цели, как совместное нападение на Советский Союз.

Аналогичный пакт у Польши был и с Советским Союзом. А у последнего — пролонгированный, вплоть до лета 1938 г., советско-германский договор о нейтралитете и ненападении от 1926 г. В связи с истечением в 1935 г. срока действия советско-польского договора о ненападении от 1932 г. СССР удалось «дожать» официальную Варшаву и вынудить ее пролонгировать этот договор еще на 3 года. То есть получился треугольник, ни с какого угла которого к советским границам подобраться было невозможно. Хотя, подчеркиваю это вновь, стратегически нападение через польскую территорию — наиболее оптимальный вариант для любого западного агрессора, тем более что он исторически является «традиционным». В-третьих, в пределах непосредственно восточноевропейского театра военных действий для Германии оставались практически только два варианта:

1. Либо через Прибалтику, что также было сложно, поскольку у этих лимитрофов тоже имелись договора о ненападении с СССР. Но в этом случае возникли бы еще более серьезные трудности, в частности с воинскими перевозками на большие расстояния, в том числе и через территорию Польши, а это упиралось в проблему «Данцигского коридора». А позиция Польши была известна. К тому же в военно-экономическом смысле Прибалтика не могла представлять для Германии хоть какой-либо интерес. Разве что по части снабжения вермахта беконом, из-за чего прибалтийских лимитрофов в Европе так и называли — «беконными республиками».

2. Либо через Чехословакию, с которой Германия граничила, но к которой, правда, имела серьезнейшие территориальные притязания из-за населенной немцами Судетской области. Но у Чехословакии, в свою очередь, с 25 января 1924 г. был действующий бессрочный франко-чехословацкий договор о взаимопомощи в отражении агрессии, усиленный в мае 1935 г. дуэтом советско-французского и: советско-чехословацкого договоров также о взаимопомощи в отражении агрессии, которые с 8 марта 1936 г. полностью вошли в силу. К тому же Чехословакия непосредственно не граничила с СССР. В сущности, получался все тот же треугольник неразрешимых проблем, ни с какого угла которого к советским границам невозможно было подобраться.

Сложив оба треугольника, Великобритания разглядела уникальную возможность извлечь из черной бездны, казалось бы, неразрешимых проблем феноменальный вариант их решения. Оказалось, что наиболее выгодно «сдать» Чехословакию. Во-первых, потому, что из всех международных договоров того времени только договора с Францией и Чехословакией превращали Советский Союз в важнейший фактор не только европейского, но и мирового уровня, который запросто мог предотвратить вступление Германии в войну. Дезавуировав же эти договора, а затем еще и негласно аннулировав их, можно было, выражаясь языком упоминавшегося выше меморандума британского Комитета имперской обороны, добиться полного исключения Советского Союза как предотвращающий «вступление Германии в войну» важнейший фактор. Во-вторых, потому, что, «сдав» Чехословакию, можно было осуществить фактически мгновенную и мощную военно-экономическую, в том числе и военно-техническую, накачку милитаристских мускулов нацистской Германии. Причем без прямого или, по меньшей мере, без прямого видимого участия британского (и вообще западного) капитала. Обратное во второй половине 30-х гг. было уже чрезвычайно опасно для международного имиджа «доброй, старой» сволочи по имени PERFIDIOUS ATH ION.

А сделать это Великобритания считала необходимым, так как любезный ее сердцу Гитлер опаздывал со своей милитаризацией. СССР же стремительно двигался вперед в своем экономическом и военном развитии. Великобритания прекрасно знала, что Чехословакия обладает одним из самых мощных и высокоразвитых ВПК во всей Европе и является одним из крупнейших в мире экспортеров оружия — на ее долю приходилось тогда свыше 40 % мирового экспорта оружия! Лондону было известно, что мощная (45 — 50 дивизий) для такой небольшой страны чехословацкая армия не только хорошо вооружена и технически оснащена, но и располагает громадными арсеналами. И если позволявшие вооружить до двух миллионов человек чехословацкие военные арсеналы, а британская разведка прекрасно это знала, «мирно сдать» Гитлеру, то, не напрягая собственную экономику, Адольф смог бы в кратчайшие сроки резко увеличить и численность вермахта, и его оснащенность, и пополнить собственные арсеналы и т. д. Более того, мощный военно-промышленный комплекс Чехословакии мог оказать фюреру неоценимую помощь в ускорении всех военных приготовлений. К слову сказать, оно так и вышло — только заводы знаменитого концерна «Шкода» к 1 сентября 1939 г. произвели оружия больше, чем вся военная промышленность Великобритании.

В-третьих, потому, что на тот момент это был единственный шанс прорубить Гитлеру проход непосредственно к границам СССР„чтобы фюрер начал столь желанный для Лондона «Дранг-нах-Остен». Проще говоря, это был единственный в то время шанс предоставить Гитлеру плацдарм для нападения на СССР в непосредственной близости от его границ.

Сталин предвидел принципиальный вариант такой сделки еще по состоянию на начало весны 1936 г. В состоявшейся 1 марта 1936 г. беседе с председателем американского газетного объединения «Скриппс-Говард Ньюспейперс» Роем Говардом, отвечая на вопросы последнего «Как в СССР представляют себе нападение со стороны Германии? С каких позиций, в каком направлении могут действовать германские войска?», Сталин заявил следующее: «История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Обычно агрессивное государство находит такие границы. Оно их находит либо при помощи силы, как это имело место в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу "в кредит", как это сделала Германия в отношении Латвии, скажем, в 1918 году, пытаясь через нее прорваться к Ленинграду. Я не знаю, какие именно границы может приспособить для своих целей Германия, но думаю, что охотники дать ей границу "в кредит" могут найтись».

В-четвертых, потому, что это был не просто единственный в тот момент шанс предоставить Гитлеру плацдарм для нападения на СССР, а именно же подконтрольный Западу плацдарм. К тому же с возможностью нанесения сокрушительных фланговых ударов по Германии. Блиц «Дранг-нах-Остен» -криг с чехословацкого плацдарма и частично из Восточной Пруссии оставлял оголенными как правые, так и левые фланги обоих направлений удара (в то время германские стратеги исходили из стратегии «клещей», то есть зажатия войск противника с двух сторон, о чем было известно британской разведке). Оголенным оставался и их тыл. Соответственно и Польша, и прибалтийские лимитрофы могли по сигналу из Лондона нанести соответствующие удары по вермахту, особенно по его растянутым коммуникациям, и перерезать их, в то время как Франция и Великобритания объединенными силами нанесли бы удар по самой Германии. К сожалению, приходится отдать должное сообразительности Адольфа. То ли до Мюнхена, то ли, что скорее всего, после Мюнхена, но он смекнул, чем может кончиться «любезность» англо-французских «друзей» — подельников по мюнхенской сделке. Упоминавшаяся выше поэтапность военных операций вермахта — сначала Польша, затем поворот на Запад и только потом нападение на СССР — проистекала именно из этого.

В-пятых, в отношении Чехословакии имелся сильный рычаг давления — проблема Судетской области, прогермански ориентированный сепаратизм немцев которой с момента привода Гитлера к власти в Германии расцвел махровым цветом.

Эта ситуация была запрограммирована Великобританией еще во время Версальской конференции 1919 г. У британской дипломатии есть одна филигранно отточенная за многие века подлая «традиция», суть которой в следующем. Если на крутых поворотах истории тоном Кассандры британская дипломатия начинает вещать о причинах будущих войн и в эти же переломные времена подписывает важные международные документы, закрепляющие эти причины как константу международных отношений лет на 20 — 25 вперед, то это означает, что PERFIDIOUS ALSION уже спланировал новую войну! И потому заранее готовит себе алиби, прежде всего за счет интернационализации текущей и грядущей ответственности за будущую войну. То есть растворяя личную ответственность в «интернациональной». Ни одно государство мира не умеет так делать, причем до сих пор. США, например, единственное, что могут, так это требовать международной резолюции, дающей право на бомбардировки — Ирака или Югославии. На большее у Белого дома ума просто не хватает. Но ведь только по факту, а не на перспективу. А Великобритания умеет это делать на дальнюю перспективу. Сознательно следуя этой «традиции», в основе которой старый принцип Ф. Бэкона — «всегда надо иметь поводы для того, чтобы начать войну», — еще 25 марта 1919 г. премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж направил участникам Версальской «мирной» конференции меморандум под названием «Некоторые соображения для сведения участников конференции перед тем, как будут выработаны окончательные условия». В нем, в частности, говорилось: «Вы можете лишить Германию ее колоний, превратить ее вооруженные силы в простую полицию, низвести ее военно-морской флот на уровень пятиступенной державы, однако, если в конце концов Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 г., она найдет средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения… Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты и прощены. По этим соображениям я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств, и нужно воспрепятствовать этому, насколько это практически возможно. Я не могу не усмотреть причину будущей войны в том, что германский народ, который проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружен рядом небольших государств. Народы многих из них никогда раньше не могли создать стабильных правительств для самих себя, а теперь в каждое из этих государств попадет масса немцев, требующих воссоединения со своей родиной». Это, между прочим, напрямую относилось к Чехословакии и Польше. Меморандум завершался категоричным выводом — такая политика должна «рано или поздно привести к новой войне на востоке Европы»!

Из тезисов его меморандума со временем получились аргументы для будущей программы будущей нацистской партии, условия для возникновения которой были подготовлены Великобританией также задолго до начала даже Первой мировой войны. Естественно, что Гитлер воспользовался великолепно сформулированными самим британским премьер-министром тезисами. За все время своего существования в качестве фюрера сначала нацистской партии, а затем и Германии Гитлер так и не смог выдумать ничего лучше. Великобритания периодически подсказывала Гитлеру «новые повороты» в старых тезисах в поисках «немедленного исправления самых вопиющих несправедливостей». В целом Лондон вполне цинично наплевал на Чехословакию задолго до привода Гитлера к власти и с тех же давних пор имел виды на Прагу как на разменную монету в своих интригах. Еще 24 сентября 1930 г. знаменитый «король» британской прессы, тесно связанный как с правящей верхушкой страны, так и с британской разведкой, член Комитета 300 — лорд Ротемир — в своей газете «Дейли мейл» писал: «Более вероятно, что с приходом к власти национал-социалистского правительства под энергичным руководством этой партии Германия сама найдет способ немедленного исправления самых вопиющих несправедливостей… В результате таких событий Чехословакия, которая систематически нарушала мирный договор как угнетением расовых меньшинств, так и уклонением от сокращения своих вооружений, может в одну ночь прекратить свое существование». За восемь лет до Мюнхена столь беспрецедентная прозорливость, когда даже Гитлер, не являясь гражданином Германии, был всего лишь главарем одной из политических партий Веймарской республики?! Категорически нет! Это преднамеренное разглашение незавидной судьбы Праги в корыстных комбинациях Лондона на мировой арене! Хуже того. Это умышленно заблаговременное наведение Гитлера на стезю так называемого решения чехословацкого вопроса через его Судетский аспект как на вариант прорубания одного из магистральных коридоров прохода к границам СССР. И Гитлер с тех же пор все отлично понял — вся его «аргументация» по этому вопросу чуть ли не слово в слово повторяла британские «изыски» на эту же тему.

О том, что высшее руководство Великобритании нацелилось на использование проблемы судетских немцев как на наиболее оптимальный вариант решения вышеуказанных проблем, свидетельствует и такой факт. Несмотря на то что сепаратизм судетских немцев давно оформился в мощное политическое движение, которое с приводом Гитлера к власти едва ли не буквально по часам набирало особую силу, британская разведка установила прямой контакт с лидером этого движения — Конрадом Генлейном — лишь в 1935 г. Причем контакт был установлен под прикрытием МИДа Великобритании, по линии которого К. Генлейна и пригласили в Лондон, где он подробно обрисовал ситуацию. Но самое интересное заключалось в его втором визите в Лондон — в 1937 г. Именно тогда ему выработали такую линию поведения в судетской проблеме, которая, по уже имевшемуся лондонскому сценарию, должна был завершиться (Мюнхенским) сговором с Гитлером.

Не менее интересна и позиция президента Чехословакии Бенеша. Убедившись в неизбежности трагической роли, которую движение судетских немцев сыграет в судьбе возглавлявшегося им государства, а произошло это еще в 1932 г., Бенеш отдал своим военным очень любопытный приказ — через четыре года быть готовыми к войне…

Таким образом, очевидно, что все упиралось в так называемое ненасильственное вынуждение Франции и Чехословакии к собственноручному, добровольному же дезавуированию подписанных ими в мае 1935 г. с Советским Союзом и вступивших в законную силу договоров о взаимопомощи в отражении агрессии. Потому как, намертво скрепив советский «бронежилет» безопасности, одновременно они трансформировали роль Советского Союза в обеспечении европейской безопасности в ключевую. Впервые после Первой мировой войны.

В добровольном (но без одностороннего аннулирования) дезавуировании этих договоров Францией и Чехословакией до крайности была заинтересована Великобритания! Потому что, к глубокому сожалению, эти же договора символизировали собой и центральный расшивной узел, позволявший одним ударом расковать не только «бронежилет» безопасности Советского Союза, но и, лишив его таким образом ключевой роли в решении вопросов европейской безопасности, изолировать Москву на мировой сцене. «Благодарить» за это надо, конечно, двух агентов стратегического влияния Запада — М. Литвинова и М. Розенберга. Действительно, трудно понять, чем они руководствовались, когда тихо согласились с поправкой президента Чехословакии, вследствие которой в тексте советско-чехословацкого договора о взаимопомощи появилась оговорка о том, что военная помощь Советского Союза Чехословакии может быть оказана лишь в том случае, если, в упреждение таковой; первой помощь Праге окажет Франция. Ведь эта оговорка создавала реальный шанс для полного дезавуирования франко-советского и советско-чехословацкого договоров одним лишь росчерком пера Генерального штаба Франции, что, собственно говоря, впоследствии и произошло!

«Стараниями» именно Литвинова и Розенберга внешнеполитическая безопасность СССР была поставлена в чреватую для державы односторонней зависимостью от прихоти даже не правительства, а Генерального штаба Франции. Достаточно было представить Советский Союз (крайне) ненадежным партнером — и столь желанные для Великобритании цели оказались достигнуты! А сделать это, как ни странно, было легко. Договора-то в значительной мере были завязаны на военную силу СССР. Соответственно, подвергнув массированной и всесторонней дискредитации международный имидж советской военной мощи, можно было полностью опорочить и международный авторитет Советского Союза в целом, а следовательно, полностью дезавуировать и сами договора ввиду несостоятельности и ненадежности партнера в организации отпора агрессии. А уж что-что, но очернять других Великобритания умеет как никто другой в мире.

В том числе и при полном отсутствии даже внешних признаков своей причастности к этому. Да и Париж большой «умелец» сваливать ответственность с больной головы на здоровую.

У Франции и Чехословакии особым «пунктиком» параноидального характера был неподдельный страх перед агрессивно позиционировавшим себя германским реваншизмом. С приводом Гитлера к власти этот страх резко усилился. И единственный шанс спровоцировать у них дальнейшее его резкое обострение и вызвать полное недоверие к военной силе СССР, на которую они вначале и рассчитывали, состоял в следующем. Необходимо было до смерти напугать их не контролируемым Кремлем развитием событий. А «нитью Ариадны», что позволила бы Великобритании вытянуть выгодное для нее решение всех ранее перечисленных задач, являлась проблема Судетской области Чехословакии, населенной немцами, из-за которой Гитлер предъявлял Праге серьезные территориальные претензии. Из всех формально на то способных сюжетов для таких серьезных интриг той поры реально на это была способна только указанная выше совокупность. Даже миф о «большевистской угрозе» не смог бы сыграть такой роли, потому как всем бандерлогам Запада прекрасно было известно, что это всего лишь миф. Это тем более был единственный комплексный сюжет и одновременно шанс — как говорится, «два в одном флаконе», — поскольку Западной Европе прекрасно было известно как о тесном политическом и торгово-экономическом, так и о тайном военном советско-германском сотрудничестве в догитлеровский период.

Причем пугать было необходимо только чем-то особенно конкретным, в немалой степени как бы очевидным, легко проверяемым всеми сторонами, на которые будет рассчитана соответствующая информация. Соответственно то, чем предполагалось пугать; должно было реально существовать в природе. Французская и чехословацкая военные разведки того времени очень высоко котировались в табели о рангах мира спецслужб. Этим туфту впарить было невозможно.

Тем более нельзя было показывать крайнюю заинтересованность Великобритании. Дикий испуг должны были спровоцировать не ее прямые действия как стороны, откровенно стремящейся к разрушению этой триады договоров. На это надо было подтолкнуть ту сторону, которая абсолютно не была заинтересована в их разрушении. Соответственно действия этой стороны должны были быть добровольными, предпринятыми по собственной инициативе. Они просто обязаны были быть именно такими. То, чем возможно было до смерти напугать Францию и Чехословакию, должно было не только всерьез, но именно же в первую очередь обеспокоить саму не заинтересованную в разрушении триады договоров сторону. Причем настолько, чтобы это беспокойство начисто перевесило бы любые опасения по поводу явно негативных международных последствий ликвидации источника такого беспокойства. Проще говоря, безальтернативно продиктовать средство для ликвидации источника такого беспокойства. Хуже того. Избранное средство для ликвидации источника беспокойства, в свою очередь, как бы исподволь, само по себе должно было спровоцировать возникновение ни от кого не зависящей собственной инерции развития.

Наконец, прежде чем пугать, необходимо было не только достоверно, в деталях знать то действительно реально существующее в природе, чем намеревались пугать, но и точно выбрать момент для начала такой операции с условным названием «Испуг». То есть необходим был еще и особый Момент Истины, когда достоверное знание реально существующего в природе начинает в резкой форме интенсифицировать потребность в реализации такого знания. Причем Момент Истины должен был быть осознан всеми практически одновременно. Так оно и случилось в действительности. Вошедший со второй половины 1936 г. в апогей заговор Тухачевского не только предоставил Великобритании (а также Франции и Чехословакии) все необходимые козыри, но и вынудил Сталина от словесных увещеваний перейти к ликвидации заговора. Чем и воспользовались Великобритания и Франция.

 

Глава 4. В НАШ ПОДЛЫЙ ВЕК НЕ ВЕРЕН ДРУГ ЛЮБОЙ!

Британская разведка внимательно следила за всеми шашнями германского и советского генералитетов и была полностью в курсе всех их перипетий, в том числе, естественно, и развития «двойного заговора». Однако, как использовать этот заговор в своих целях, британскую разведку и дипломатию по-настоящему осенило не ранее лета 1935 г. Толчком к этому послужило одно обстоятельство. К сожалению, оно известно только по советским данным. Однако, учитывая давнее сотрудничество британской и французской военных разведок, в том числе и обмен информацией между ними, можно абсолютно не сомневаться в том, что сведения, о которых ниже пойдет речь, попали также и в Лондон.

В декабре 1935 г. на стол Сталина лег доклад ГРУ под названием «Коалиция против CCCP». Доклад был подготовлен на основе добытых военной разведкой преимущественно агентурным путем различных разведывательных данных, в том числе и документальных. Стержневой основой доклада являлся составленный по заказу Генерального штаба Франции меморандум, автором которого был один из бывших белогвардейских офицеров.

2-е Бюро Генерального штаба Франции направило копию этого меморандума руководству чехословацкой военной разведки как союзной спецслужбе. А та, в свою очередь, в рамках уже действовавшего тогда соглашения о сотрудничестве с военной разведкой СССР — оно было подписано как секретное приложение к договору о взаимопомощи в отражении агрессии — ознакомила с его содержанием советских коллег. Цитируя в том числе и польские источники, свидетельствовавшие о попытках создания антисоветского блока в составе Германии, Польши, Японии и Финляндии, автор меморандума указывал, что Германией вынашиваются планы колонизации русской территории ради овладения ее природными ресурсами. Кроме того, в меморандуме подчеркивалось, что у германских и польских военных аналитиков сложилось очень невысокое мнение о советской оборонной промышленности и железнодорожном транспорте. В принципе эти положения меморандума, особенно в части, касавшейся агрессивных планов нацистской Германии, не являлись новостью для советского руководства. Куда более важным было иное.

Автор меморандума предрекал, что в грядущей войне коалиции в составе Германии, Японии, Польши и Финляндии против СССР — планы вооруженного нападения на Советский Союз действительно разрабатывались тогда на базе такого варианта, — первое в мире государство рабочих и крестьян непременно потерпит военное поражение, в результате чего в стране произойдет государственный переворот. Поражение предрекалось сразу же после начала войны — «с открытием военных действий, — на первых же порах Красная Армия потерпит серьезные неудачи, которые скоро приведут к полному военному разгрому и развалу армии», — говорилось и в меморандуме и в докладе ГРУ. Особо подчеркивалось, что это приведет к военному бунту и «дворцовому перевороту» силами военных. В отношении целей последнего указывался захват власти в стране в результате военного переворота «дворцового типа»), установление военной диктатуры и расчленение страны в пользу Германии и Японии в порядке компенсации за оказанное содействие. Были упомянуты также и «тайные связи», которые, несмотря на резкое охлаждение советско-германских отношений после привода Гитлера к власти, продолжали существовать между военными кругами нацистской Германии и Советского Союза. Назвал автор меморандума и главного закулисного «режиссера» грядущего переворота — Верховное командование Германии. И далее подчеркнул следующее. Благодаря «глубоко запрятанным нитям», связывавшим верхушку рейхсвера с политическими и военными кругами СССР, она, «дергая за нужные из них в нужное же время, вызовет внутренний взрыв в стране, который сметет существующий в Советском Союзе режим, в результате чего к власти должны прийти политические и военные деятели, с которыми антисоветская коалиция, и в особенности Германия, смогут легко прийти к соглашению».

Внимательно наблюдая за действиями антисталинский оппозиции, в том числе и ее военного крыла, а также, естественно, и за действиями находившегося за рубежом Троцкого, британская разведка давно обратила внимание, что заговор развивается именно в этом направлении. С момента привода Гитлера к власти она резко усилила сбор информации о военной оппозиции Сталину. Немалую лепту в ее осведомленность о заговоре и характере его развития внес и ее давний агент — упоминавшийся выше А. И. Гучков. По данным последнего, ей было известно, что заговорщики уже находятся в ближайшем окружении Сталина, о чем известно крайне узкому кругу лиц в руководстве нацистской партии. Не отставал, естественно, и агент британской разведки — Фил, он же Адольф Эрнст Хойзингер. Немалую роль, надо полагать, сыграл и давно англофильствовавший «деятель» — нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов. Если он «сливал» на Запад совершенно секретную информацию по вопросам внешней политики и внешнеэкономических связей СССР, особенно с Германией, то что ему стоило настучать и об этом. Тем более что сам он обладал отличным опытом подпольной конспиративной деятельности и располагал обширной информацией обо всем, что творилось оппозицией как за рубежом, так и тем более в СССР. Кроме того, в начале 30-х гг. у британской разведки появился еще один очень ценный агент в высшем эшелоне советского руководства. Это был сотрудник секретариата члена Политбюро ЦК ВКП(б) — Анастаса Микояна. Кстати говоря, в 1936 г. благодаря информации одного из блистательных агентов «кембриджской пятерки» — Дональда Маклина — органы госбезопасности СССР практически вышли на него, однако нарком внутренних дел Г. Г. Ягода «утопил» этот сигнал в недрах своего ведомства. Лишь в 1940 г. на этого агента повторно вышли — опять-таки благодаря «кембриджской пятерке», точнее Энтони Бланту — и только тогда агент наконец-то был разоблачен и поставлен к стенке.

Громадную роль сыграл и агент британской разведки, проходивший по ее ведомству под кодовым обозначением «№ 2 178» — тесно связанный с М. Литвиновым Дмитрий Сергеевич Навашин. В прошлом Навашин был высокопоставленным сотрудником советских внешне-экономических организаций во Франции, где и остался на постоянное жительство с ведома начальника советской разведки Артузова. С дореволюционных времен был влиятельным масоном, имел какие-то малопонятные контакты с британской разведкой. Оставшись во Франции, Навашин стал преуспевающим банкиром, вхожим во многие влиятельные круги Франции и ряда европейских стран, сохранив при этом и масонские связи и контакты. С 1930.г. стал финансовым агентом Троцкого — поступавшие в распоряжение «беса мировой революции» финансовые средства приходили в Париж на имя Навашина. Одновременно он поддерживал постоянную конспиративную связь как с советской разведкой, так и с оппозицией внутри страны. Не исключено, что значительную долю информации о заговоре оппозиции и особенно ее ориентации на Германию он получил именно от Литвинова (возможно, и опосредствованно — через М. Розенберга, который некоторое время был полпредом во Франции, а затем заместителем Генерального секретаря Лиги Наций в Женеве). Судя по всему, часть двойной игры оппозиции, о которой поведали на допросах Артузов и Ягода, то есть конфиденциальные контакты и переговоры с представителями Англии и Франции, в ходе которых обсуждались вопросы государственного переворота в СССР и его будущего, осуществлялись через него. Очевидно, он настолько был вовлечен в операции британской разведки по ликвидации заговора Тухачевского и вообще антисталинской оппозиции, что буквально накануне апогея в действиях британской разведки по его заваливанию — 25 января 1937 г. — Навашин был убит. Причем, и это очень характерно, его родственники начисто отметали все версии о причастности к убийству Навашина как гестапо и троцкистов, так и НКВД, заявляя в отношении последнего, что даже орудие убийства — «стилет — чисто европейское орудие убийства». На что они намекали — осталось загадкой. Кстати говоря, и завербовавший его сотрудник британской разведки Виктор Лич незадолго до убийства Навашина сам был убит в Монте-Карло. То есть, в сущности-то, все «концы в воду».

Немалую лепту в высочайший уровень осведомленности британской разведки о заговоре военных внесли и эмигранты, формально не числившиеся в списках ее агентуры. Таким, в частности, был один из блестящих политических умов русской эмиграции Евгений Васильевич Саблин, первый секретарь российского посольства в Лондоне в годы Первой мировой войны. Не приняв «октябрьского переворота», Саблин остался в Лондоне, и практически до самой смерти, последовавшей уже после Второй мировой, он являлся внештатным консультантом по российской политике и русской проблематике при МИДе Великобритании. В марте (6 и 27 числа) 1935 г. Е. В. Саблин передал в британский МИД аналитические записки, в которых прямо указывал, что «единственной реальной силой, которая может совершить переворот, является армия», что «в установлении военной диктатуры с помощью недовольных в армии лежит возможность быстрого и радикального переворота». Более того, акцентировал внимание адресата на фигуре Тухачевского. Конечно, Саблин не был в курсе, что его переписка контролируется советской разведкой. Так что эта информация ложилась на стол не только соответствующим лицам в британском МИДе, но и на Лубянке, а затем и в Кремле.

Что же касается степени информированности советских органов госбезопасности о заговоре, необходимо сказать, что приведенные в упомянутом выше меморандуме данные французской разведки, как говорится, с точностью до миллиметра совпали с данными Лубянки. Посудите сами:

— из показаний Тухачевского: «В 1933 — 1934 гг. ко мне зашел Ромм и передал, что он должен сообщить мне новое задание Троцкого. Троцкий указывал, что нельзя ограничиваться только вербовкой и организацией кадров, что нужна более действенная программа, что германский фашизм окажет троцкистам помощь в борьбе с руководством Сталина и что поэтому военный заговор должен снабжать данными германский Генеральный штаб, а также работающий с ним рука об руку японский Генеральный штаб, проводить вредительство в армии, готовить диверсии и террористические акты против членов правительства»,

— по агентурным данным советской разведки: «В июне — июле 1933 г. тот же агент («А-256». — А. М.) сообщил, что германское правительство не только связано, но и совместно работает со сформированным уже будущим русским правительством, что это правительство в ближайшее время произведет переворот в СССР… Агент сообщил, что Геббельс поддерживает "национал-большевистскую" группировку в русском контрреволюционном лагере. Она имеет значительное количество своих сторонников в крестьянстве, в Красной Армии и связана с видными работниками Кремля — оппозиционерами, которые добиваются экономических реформ (то есть реставрации капитализма. — А. М.) и падения Сталина»;

— по информации агента гестапо К. Виттига, которую он в 1934 г. сообщил своим кураторам в этой организации со ссылкой на генерала Людендорфа: после 1933 г. сотрудничество рейхсвера и Красной Армии продолжилось, причем «приобрело политический характер и было направлено против государств, подписавших Версальский договор»; Людендорф в это время занимал уникально тупую позицию. С одной стороны, стал ярым противником Гитлера и входил в круг антигитлеровски настроенных генералов, с другой — разработал для Гитлера концепцию тотальной войны в варианте блицкрига; имя Людендорфа всплывало в информации Лубянки в связи с контактами военного крыла антисталинский оппозиции с военными кругами Германии;

— из письма от 16 января 1937 г. советского разведчика в Берлине А. Климова, работавшего под «крышей» корреспондента газеты «Правда» (письмо адресовано главному редактору «Правды» A. Мехлису): «Мне стало известно, что среди высших офицерских кругов здесь довольно упорно говорят о связях и работе германских фашистов в верхушке командного состава Красной Армии. Этим делом по личному поручению Гитлера (тут неточность, Гитлер ничего не знал и потому ничего поручать не мог, в чем еще убедимся. — А. М.) занимается будто бы Розенберг. Речь идет о кружках в Кр. Ар., объединяющих антисемитски и религиозно настроенных людей. В этой связи называлось даже имя Тухачевского… Источник, на который сослался мой информатор: полковник воздушного министерства Линднер. Он монархически настроенный человек, не симпатизирует нац. -соц., был близок к Секту и принадлежит к тем кругам военных, которые стояли и стоят за соглашение с СССР»; во-первых, Линднер был сотрудником разведки ВВС Германии; во-вторых, судя по всему, он входил в антигитлеровски настроенную оппозиционную группу монархистов, возглавлявшуюся Р. Вулле (о нем см. ниже), который весной 1936 г. вышел на прямой контакт с советской разведкой с просьбой о поддержке антигитлеровского переворота в Германии; в-третьих, он контактировал и с агентом британской разведки Уильямом де Роппом, который был также и личным агентом А. Розенберга, а основные связи де Роппа в военных кругах Германии как раз и приходились на ВВС, так как он сам был известным летчиком;

— из выступления наркома обороны К.E. Ворошилова на открывшемся 23 февраля 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б): «Что собой представляют вскрытые НКВД в армии враги, представители фашистских японо-немецких, троцкистских банд (не обращайте внимания на идеологические штампы того времени. — А. М.)? Это в своем большинстве высший начсостав, это лица, занимающие высокие командные посты. Кроме этой сравнительно небольшой группы вредителей, вскрыты также отдельные, небольшие группы вредителей из среды старшего и низшего начсостава в разных звеньях военного аппарата… Какие цели и задачи ставила перед собой эта японо-немецкая, троцкистско-шпионская банда в отношении Красной Армии? Как военные люди, они ставили и стратегические, и тактические задачи. Стратегия их заключалась в том, чтобы, формируя троцкистские ячейки, вербуя отдельных лиц, консолидируя силы бывших троцкистов и всякие оппозиционные и недовольные элементы в армии, создавать свои кадры, сидеть до времени смирно и быть готовыми в случае войны действовать так, чтобы Красная Армия потерпела поражение, чтобы можно было повернуть оружие против своего правительства». Со ссылкой на показания Пятакова, Ворошилов далее говорит: «Пятаков… в своих показаниях по поводу планов Троцкого в отношении Красной Армии заявляет следующее: "Особенно важно, — подчеркивал Троцкий, — иметь связи в Красной Армии. Военное столкновение с капиталистическими государствами неизбежно. Я не сомневаюсь, что исход такого столкновения будет неблагоприятен для сталинского государства. Мы должны быть готовы в этот момент взять власть в свои руки. Затем Ворошилов перешел к цитированию показаний других арестованных: «А вот как о том же говорит расстрелянный террорист Пикель, бывший в свое время секретарем Зиновьева. "На допросе от 4 июля 1936 года вы показали о существовании военной организации, в которой принимали участие связанные с Дрейцером Путна и Шмидт. В чем должна была заключаться их работа?" — спрашивает Пикеля следователь. Пикель отвечает: "Все мероприятия троцкистско-зиновьевского центра сводились к организации крупного противогосударственного заговора. На военную организацию возлагалась задача путем глубокой нелегальной работы в армии подготовить к моменту успешного осуществления планов Зиновьева и Каменева немедленный переход части руководящего командного состава армии на сторону Троцкого, Зиновьева и Каменева и требования командного состава армии отстранить Ворошилова от руководства Красной Армией. Это предполагалось в том случае, если Дмитрию Шмидту до убийства Сталина не удастся убить Ворошилова". В своих показаниях Д. Шмидт… говорит примерно то же, что и Пикель: "Развивая передо мною задачи организации военных троцкистских ячеек в армии, Дрейцер информировал меня о наличии двух вариантов захвата власти: 1) предполагалось, что после совершения нескольких основных террористических актов над руководством партии и правительства удастся вызвать замешательство оставшегося руководства, благодаря чему троцкисты и зиновьевцы придут к власти; 2) в случае неудачи предполагалось, что троцкистско-зиновьевская организация прибегнет к помощи военной силы, организованной троцкистскими ячейками в армии"». И, наконец, подводя итог, Ворошилов заявил: «…Деятельности троцкистов в рядах Красной Армии Троцкий и центр блока придавали особо серьезное значение, исходя опять-таки из установок на пораженчество в грядущей войне СССР с фашистскими государствами. Как первый, так и второй центры троцкистско-зиновьевского блока прекрасно понимали, что троцкисты — командиры Красной Армии в мирных условиях ничего реального в смысле широкого или сколько-нибудь значительного выступления против правительства сделать не могут… Однако в случае поражения СССР в войне, из чего они главным образом исходили и на что рассчитывали, троцкисты — командиры Красной Армии могли бы даже отдельные проигранные бои использовать как доказательство якобы неправильной политики ЦК ВКП(б} вообще, бессмысленности и губительности данной войны. Они также могли бы, пользуясь такими неудачами и усталостью красноармейцев, призвать их бросить фронт и обратить оружие против правительства. Это дало бы возможность немецкой армии без боев занять оголенные участки и создать реальную угрозу разгрома всего фронта. В этих условиях наступающих немецких войск блок, опираясь уже на части, возглавляемые троцкистами-командирами, делает ставку на захват власти в свои руки, для того, чтобы после этого стать оборонцами»,

— из заявления И. Э. Якира на имя наркома ВД СССР Н. И. Ежова от 31 мая 1937 г.: «Еще осенью 1935 года при встрече моей и Уборевича с Тухачевским у него на квартире он развил перед нами вопрос о так называемом "дворцовом перевороте". Он указал на то, что рассчитывает на совместные действия по организации как чекистов, участвующих в охране Кремля, так и военной охраны, в первую очередь — на Кремлевскую школу (позднее — Московское высшее общевойсковое командное училище. — А. М.). По времени переворот и захват руководящих работников партии и правительства происходит тогда, когда в основном будет закончена подготовка Гитлера к войне. Ориентировочно это должен быть 1936 год. Как на непосредственных организаторов этого дела, он указывал на Енукидзе, Егорова — начальника Кремлевской школы и чекистов, фамилии которых не помню. Кажется, речь шла о Паукере. "Дворцовый переворот" должен был быть поддержан рядом выступлений организации в других крупных городах Советского Союза. Мною в Киеве для выполнения задачи была подготовлена бригада Шмидта, которая, будучи поднята по тревоге якобы с целью защиты украинского правительства в связи с восстанием в Москве, должна была обеспечить захват партийного и советского руководства Украины…»

— из показаний Тухачевского на допросе 9 июня 1937 г. у прокурора Союза ССР А. Я. Вышинского и помощника главного военного прокурора Субоцкого: «Свои показания, данные на предварительном следствии о своем руководящем участии в военно-троцкистском заговоре, о своих связях с немцами, о своем участии в прошлом в различных антисоветских группировках, я полностью подтверждаю. Я признаю себя виновным в том, что я сообщил германской разведке секретные сведения, касающиеся обороны СССР. Я подтверждаю также свои связи с Троцким и Домбалем. Задачи военного заговора состояли в проведении указаний троцкистов и правых, направленных к свержению советской власти. Я виновен также в подготовке поражения Красной Армии и СССР в войне, т. е. в совершении государственной измены. Мною был разработан план организации поражения в войне… Я признаю себя виновным в том, что я фактически после 1932 г. был агентом германской разведки. Также я виновен в контрреволюционных связях с Енукидзе в составе военно-троцкистского заговора. Кроме меня, были Якир, Уборевич, Эйдеман, Фельдман, С. С. Каменев и Гамарник. Близок к нему был и Примаков. Никаких претензий к следствию не имею. Тухачевский»;

— из заявления И. П. Уборевича от 9 июня 1937 г. на имя наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова: «Тухачевский начал разговор с темы о предстоящей войне, обрисовав мне внутреннее и внешнее положение Советского Союза как совершенно неустойчивое. Подчеркнул, что между тем германский фашизм изо дня в день крепнет и усиливается. Особый упор он делал на развертывание в Германии могущественной армии, на то, что на решающем Западном фронте немецкие войска будут превосходить Красную Армию в полуторном размере, поэтому разгром Красной Армии, по его мнению, неизбежен. Тогда же Тухачевский мне заявил, что мы не только должны ожидать поражения, но и готовиться к нему для организации государственного переворота и захвата власти в свои руки для реставрации капитализма. Прямо на карте Германии, Польши, Литвы и СССР Тухачевский рисовал варианты возможного развертывания германских армий… при этом он указал, что развертывание Красной Армии во время войны надо будет строить так, чтобы облегчить задачу ее поражения». По словам Уборевича, Тухачевский прекрасно отдавал себе отчет в том, что решающим станет именно Западный фронт (полоса компетенции Белорусского военного округа в то время), и, очевидно, знал по донесениям разведки, что именно Белорусское направление удара вермахта будет решающим, главным из главных. Тем не менее в «Плане поражения СССР в войне с Германией» Тухачевский собственной рукой написал, что Белорусское направление удара для планов Гитлера является фантастическим, потому как у фюрера, видите ли, нет намерений разгромить СССР! Попросту говоря, даже находясь под следствием, Тухачевский не говорил всей правды и, по мере возможности, стремился нанести ущерб обороноспособности СССР;

— из показаний А. Розенгольца на суде: «В отношении войны линия у Троцкого была на поражение. Стоял вопрос о желательности и необходимости осуществления военного переворота применительно к срокам возможного начала войны (в отношении сроков войны Розенгольц указал 1935 — 1936 гг. — A.М.)… Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевского. В связи с этим было совещание у меня на квартире… Это было в конце марта 1937 года… На этом совещании Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить»;

— из показаний Н. Крестинского на суде: «В феврале 1934 года я виделся и с Тухачевским, и с Рудзутаком… получил от обоих принципиальное подтверждение, признание линии на соглашение с иностранными государствами, на их военную помощь, на пораженческую установку, на создание внутренней объединенной организации… Переворот увязывался с нашей пораженческой ориентацией и приурочивался к началу войны, к нападению Германии на Советский Союз»;

— из показаний П. Буланова на суде: «Вооруженный переворот, по определению Ягоды, они приурочивали обязательно к войне… Ягода мне прямо сказал, что я — наивный человек, если думаю, что они, большие политики, пойдут на переворот, не сговорившись с вероятными и неизбежными противниками СССР в войне. Противниками назывались немцы и японцы. Он прямо говорил, что у них существует прямая договоренность, что в случае удачи переворота новое правительство, которое будет сконструировано, будет признано, и военные действия будут прекращены».

Когда в мае 1937 г. был разоблачен и ликвидирован заговор военных во главе с Тухачевским, преследовавший именно те цели, которые и были указаны в упомянутом выше меморандуме, то реакция Сталина была просто поразительна, особенно в следующем. Во-первых, при анализе текста подлинной, неправленой стенограммы речи Сталина на посвященном разоблачению заговора Тухачевского заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г. немедленно бросается в глаза следующее обстоятельство. Сталин упорно использовал всего три термина, особо выделяя прежде всего термин «германский рейхсвер» (или просто «рейхсвер»), правда, в увязке с термином «германские фашисты», иногда разбавляя свою речь также и термином «немецкий Генштаб». С формальной стороны такая связка объективна и справедлива — в Германии установлен нацистский режим, и вооруженные силы присягнули на верность Гитлеру, так как формально-то Гитлер был приведен к власти предусмотренными Конституцией Веймарской республики процедурами, а после смерти президента Гинденбурга присвоил себе также и функции президента. По конституции он стал главнокомандующим, хотя до 4 февраля 1938 г. и не бравировал этим.

Фанатичная приверженность Сталина к точности формулировок и используемых в них терминов вынуждает внимательней присмотреться к вызывающему легкую оторопь его упорству в использовании указанных выше терминов. Ведь с 15 марта 1935 г. Сталину прекрасно было известно как о реорганизации рейхсвера, так и его трансформации в вермахт. С какой такой стати до последнего дня своей жизни отличавшийся особой точностью формулировок Сталин упрямо настаивал на термине, который и в самой-то Германии был снят «с вооружения» два с лишним года назад?! Почему прекрасно знавший о тесном переплетении вооруженных сил и нацистских структур Германии Сталин тем не менее упрямо произносил термин «рейхсвер»?! Конечно, и Сталин мог быть подвержен влиянию инерции традиций. И все же это беспрецедентное для него упорствование на термине «германский рейхсвер» (или просто «рейхсвер») лишает возможности однозначно все списать только на «инерцию традиций». В поисках ответа на помощь приходит сам Сталин. Дело в том, что из насчитывающихся в тексте стенограммы 22 случаев использования термина «германский рейхсвер» или просто «рейхсвер» 11 фигурируют именно в абзаце, который объясняет суть заговора, а 6 — на подступах к нему. Это свидетельство того, что Сталин четко показывал, что он прекрасно знал, что именно «рейхсверовские» германские генералы являются партнерами заговора Тухачевского! Более того, он четко показывал, что отлично понимает то обстоятельство, что это давняя, корнями уходящая еще в догитлеровский период история!

[Любопытная деталь. 11 ноября 1935 г. новый германский военный атташе в Москве — Эрнст Кёстринг — отправил в Берлин депешу, в которой сообщил, что во время состоявшейся у него в тот день беседы с заместителем наркома обороны М. Н. Тухачевским последний «либо интересовался судьбой знакомых ему по прежним контактам немецких офицеров» и, по мнению атташе, «проявил интерес и симпатию к рейхсверу». Казалось бы, ну что тут такого? ! Ну, отписал он о встрече с Тухачевским, ну и что из этого? ! Военному атташе и так положено делать это. Э нет, не скажите. Эта деталь любопытна вот чем. Кёстринг прибыл в Москву представлять не рейхсвер, а вермахт Германии, ибо с середины марта 1935 г. вооруженные силы этой страны были переименованы. Как военный атташе, он просто физически не мог не знать об этом, а потому в его изложении эта деталь приобретает то же значение, каковое двумя годами позже вкладывал Сталин, чрезмерно упорствуя на терминах «германский рейхсвер» и «рейхсвер». К слову сказать, и выбор его кандидатуры на должность военного атташе Германии в СССР тоже весьма многозначителен. Высшее военное руководство Германии прекрасно знало, что оно делает и кого направляет в Советский Союз. ведь Э. Кёстринг был ближайшим помощником Г. фон Секта и стоял у истоков сотрудничества рейхсвера и РККА. Он в деталях знал все, что связано с этим сотрудничеством. Следовательно, Кёстринг умышленно использовал этот термин, дабы адресату было понятнее, о чем идет речь.]

Кроме того, Сталин с порога употребил термин «военно-политический заговор», намертво увязав его с «германским рейхсвером». Открыто назвал и его геополитическую суть — через пораженчество блокирование с Германией и Японией. Что и было на самом деле. В тот момент Сталин располагал едва ли не всей полнотой сведений о заговоре, включая и информацию о его целях. И по сути-то, воспроизвел формулировки из доклада ГРУ от декабря 1935г.!

Во-вторых, в собственноручно изложенных показаниях (143 страницы!) следствию Тухачевский подробно изложил все известные ему данные о заговоре, а также план военного поражения СССР в грядущей войне на начальной ее стадии. По всем основным параметрам и последствиям показания Тухачевского и его подельников совпадали с разведывательной информацией 1935 г., как, впрочем, и до 1935 г., а также последующего времени вплоть до их ареста. Тухачевский добровольно, по собственной инициативе согласился изложить все в письменной форме. Особо подчеркиваю, что все 143 страницы его собственноручных письменных показаний написаны ровным, четким почерком, с использованием всех знаков препинания и содержат такие подробности, которые ни один из следователей выдумать не смог бы даже при всем желании. Даже ярые антисталинисты не могут игнорировать эти показания Тухачевского, хотя и пытаются дезавуировать их, правда безуспешно.

Упомянутый выше доклад ГРУ тоже пытаются дезавуировать, представляя его неким «предвестником» тех сфабрикованных нацистами документов, которые якобы послужили предлогом для ареста в 1937 г. Тухачевского и других военачальников, обвиненных в подготовке военного заговора с целью захвата власти, установления военной диктатуры и расчленения страны в пользу нацистской Германии и милитаристской Японии!

Первыми начали это делать зарубежные «доброхоты» — несть числа этой, к глубокому сожалению, допущенной к секретным ранее архивам сволочи, только и способной, что активизировать в памяти одну из максим знаменитого Франсуа де Ларошфуко — «Можно вылечить от безрассудства, но нельзя выпрямить кривой ум»! Впрочем, не будем даже и пытаться делать ни того, ни другого — просто назовем факты. Во-первых, упомянутый выше меморандум был составлен для Генерального штаба Франции, 2-е Бюро которого и глава которого в период составления этого меморандума (в июле 1935 г.) — полковник Луи Риве — обладали исключительной на тот момент информированностью об агрессивных планах нацистов и их военных приготовлениях. В одном только абвере — военной разведке нацистской Германии — французская военная разведка имела к середине 30-х гг. примерно с десяток хорошо информированных агентов. При наличии столь информированной агентуры 2-е Бюро ни при каких обстоятельствах не позволило бы, тем более какому-то офицеру-белоэмигранту, «впаривать» себе туфту да еще и передавать ее союзной разведслужбе — чехословацкой разведке. Последняя, к слову сказать, тоже не лыком была шита, поскольку сама располагала превосходной агентурной сетью, в том числе и очень ценным агентом в абвере, который, как убедимся, сыграл одну из ключевых ролей в провале заговора Тухачевского. Несмотря на свою малочисленность, чехословацкая военная разведка считалась в те времена одной из сильнейших военных разведок в Европе, по крайней мере в Центральной; Восточной и Юго-Восточной Европе — точно. Во-вторых, лично у Луи Риве еще с начала 20-х гг. сложились прекрасные отношения с «фюрером» Польши — маршалом Пилсудским и. находившейся в его подчинении польской военной разведкой (2-е Бюро Генерального штаба Полыни). С 20-х гг. между двумя этими военными разведками существовала практика широкого обмена разведывательными данными (особенно об СССР), так как Франция и Польша были связаны соответствующими договорами о взаимопомощи. Так что в том, что автор меморандума цитировал польские источники, нет ничего удивительного. В-третьих, ничего удивительного в этом тем более не сыщется, если принять в расчет еще и то обстоятельство, что сконцентрировавшая максимум своего внимания на Германии польская военная разведка также считалась в те времена одной из лучших разведок в Европе.

Меморандум был подготовлен в июле 1935 г., а доклад ГРУ — в начале декабря того же года, однако едва ли французы так долго тянули с его передачей чехословацкой военной разведке, а та — советской. Обмен информацией произошел, скорее всего, не позднее осени 1935 г., и в оставшееся до декабря время ГРУ было занято проверкой и перепроверкой содержавшихся в этом меморандуме данных, при этом были задействованы возможности как самого ГРУ, так и разведки Лубянки.

ГРУ, к примеру, в тот период обладало сильной нелегальной агентурной группой в германском посольстве в Варшаве, которая могла успешно проверить цитировавшиеся в меморандуме польские источники. Тем более что к концу 1935 г. у этой группы появился и свой агент в германской разведке — капитан «К.», получивший в документации ГРУ цифровой псевдоним «18». Не говоря уже об иных агентурных возможностях двух советских разведок в самой Германии.

Что касается самой идеи о такой коалиции, то это действительно не было новостью для советского руководства. Начиная с середины 20-х гг. антисоветские планы Запада все время базировались на ней. Не стали исключением и 30е годы, причем как догитлеровский их период, так и после его привода к власти; Архивы как внешнеполитической, так и военной разведок СССР-России в буквальном смысле слова ломятся от таких данных, в том числе и документальных. Не являлись чем-то принципиально новым и указанные в меморандуме данные о возможности военного переворота в СССР, особенно в связке с нападением извне и нанесением Советскому Союзу военного поражения.

Упомянутый меморандум 2-го Бюро Генерального штаба Франции был передан также и британской разведке. Кстати говоря, аналог французской военной разведки — 2-е Бюро польского Генштаба — также вело аналогичный обмен с МИ-6. И чехословацкая военная разведка вела такой же обмен с британскими коллегами. В британской разведке данные этого меморандума органично слились как с собственной информацией, так и с данными дипломатической разведки МИДа Великобритании. Но едва только это произошло, случилось главное во всей этой истории — как своего рода «Архимедов рычаг», совокупность этих данных сдвинула с места всю лавину информации о заговоре. И она понесла постоянно сверявшиеся с позицией МИДа и указаниями высшего руководства Великобритании мысли британской разведки в традиционном направлении — в направлении составления «Заговора против Заговора». Осенью 1936 г. британский заговор против заговора Тухачевского окончательно созрел и перешел в стадию реализации.

Это точно совпало и с позицией Политбюро ЦК ВКП(б). 29 сентября 1936 г. Политбюро приняло решение: «Утвердить следующую директиву "Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам": а) До последнего времени ЦК ВКП(б) рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят, что эти господа скатились еще больше вниз, и их приходится теперь рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей — наемников фашистской буржуазии в Европе. В связи с этим необходима расправа с троцкистско-зиновьевскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных, вроде Муралова, Пятакова, Белобородова и других, дела которых еще не завершены, но и тех, которые были раньше высланы». Учитывая, что деятельность по негласному содействию ускорению провала заговора Тухачевского была инициирована британской разведкой осенью 1936 г., очень даже похоже, что об этой директиве она узнала при помощи своего агента в секретариате члена Политбюро А. И. Микояна. По-другому очень сложно объяснить такое хронологическое совпадение.

Нечто более всего удивительно, так это то, что «до ума» заговор против заговора довели лично… Адольф Гитлер и… «невинная жертва» сталинизма — Михаил Тухачевский. Главным образом, собственной глупостью и глубоким непониманием происходящего в мире. К тому же и проделали это на редкость незатейливо.

 

Глава 5. ЛИЦЕМЕРЫ, ЧТО ЖИЗНЬЮ КИЧАТСЯ СВЯТОЙ!

Гитлер, например, по осени 1936 г. влез в секретные переговоры консультативно-зондажного характера на предмет возможного решения особо острой проблемы в отношенияхмежду Германией и Чехословакией — проблемы населенной немцами Судетской области. «Гвоздем программы» было его предложение о том, что он, видите ли, готов уважать территориальную целостность Чехословакии в обмен на ее гарантии в том, что она останется нейтральной в случае германо-французской войны. Гитлер еще год назад пускал пробные шары на эту тему, но тогда Чехословакия сделала вид, что не слышит. Тогда у нее еще «преобладало» желание в союзе с Францией и СССР защититься от агрессивных притязаний гитлеровской Германии.

Объяснялось это вполне прозаично. Чехословацкая военная разведка знала, что на основании секретной директивы № WA 1186/35д K11 от 4 апреля 1935 г. военного министра Бломберга германский Генеральный штаб приступил к разработке плана нападения на Чехословакию. В Праге прекрасно отдавали себе отчет в том, что эта директива есть прямое следствие англо-германских переговоров, состоявшихся в конце марта 1935 г. Потому как тогда Великобритания впервые выдала Гитлеру карт-бланш на агрессию в восточном направлении.

Трудно сказать, что конкретно послужило причиной изменения позиции официальной Праги. То ли начавшиеся в СССР аресты оппозиционеров, в том числе и высокопоставленных военных, то ли традиционная проституированность Праги в вопросах внешней политики, то ли еще что-то. Однако, как свидетельствуют факты, скорее всего за этим определенная осведомленность высшего руководства Чехословакии о серьезном изменении позиции военного руководства Франции в вопросе о значимости военной мощи СССР.

Осенью 1936 г. французская военная делегация во главе с заместителем начальника Генштаба Виктором-Анри Швайсгутом (иногда пишут — Швейсгут) совместно с военными делегациями Чехословакии и Англии побывала на военных маневрах Белорусского военного округа, которыми командовал Уборевич. Все три делегации положительно оценили маневры. В том числе и генерал В. А. Швайсгут. Однако по возвращении в Париж генерал представил доклад, который разительно отличался и от его оценок на месте, и особенно от доклада его коллеги генерала Луазо, еще год назад побывавшего на аналогичных маневрах. Ссылаясь на увиденное и на беседы с наркомом обороны СССР К. Е. Ворошиловым, а также с его первым заместителем М. Н. Тухачевским, генерал В. А. Швайсгут весьма нелестно охарактеризовал Красную Армию. Назвал ее «кажущейся сильной, но недостаточно подготовленной к войне с крупной европейской державой», сделав акцент на то, что РККА не под силу осуществить длительное наступление. Вдобавок, дав извращенную оценку целям внешней политики Советского Союза, генерал сделал еще один нелицеприятный вывод. Что-де СССР делает ставку на войну между Францией и Германией, предпочитая, чтобы «гроза разразилась над Францией».

По его мнению, война между двумя европейскими державами была бы выгодна Советскому Союзу, так как якобы позволила ему, как и Америке в 1918 г., стать арбитром в истощенной Европе. На основании этого Швайсгут высказался против переговоров генеральных штабов, которые были запланированы еще год назад — в момент подписания франко-советского договора о взаимопомощи в отражении агрессии — и начать которые Советский Союз вновь предложил в сентябре 1936 г. Его точку зрения полностью поддержал резко отрицательно настроенный к идее военного сотрудничества с Советским Союзом военный министр Франции Эдуард Даладье — будущий подельник Гитлера по Мюнхенскому сговору. Именно его сопроводительная записка к отчету генерала Швайсгута явила собой поворотный пункт во франко-советских отношениях. Высшая военная бюрократия Франции фактически перешла в глухую оппозицию любым попыткам премьер-министра Франции Леона Блюма как-то наладить хотя бы подобие сотрудничества. Вплоть до того, что оказала серьезное сопротивление попыткам премьера открыть в ноябре 1936 г. под завесой строгой секретности переговоры с советским военным атташе в Париже, заполучить доклад Луазо для сравнения с отчетом Швайсгута и даже заблокировала выполнение советских заказов на военное оборудование, особенно военно-морского назначения. В результате Л. Блюм прекратил всякое давление на министерство обороны и Генеральный штаб, которое он ранее оказывал, стремясь придать франко-советскому союзу характер военной солидарности. Литвиновская политика коллективной безопасности со ставкой на Францию потерпела серьезное поражение. Это нашло свое выражение не только в оценках французских политических и военных деятелей. К примеру, известный политический деятель Франции Эдуард Эррио оценивал франко-советские отношения как «отравленные», коллеги Швайсгута, генералы А. Ж. Жорже, П. Э. Жеродиас и М. Е. Дебени считали франко-советский пакт утешением для простофиль и настаивали на том, чтобы отказаться от него. Это выливалось и в нелицеприятные для Литвинова оценки со стороны советских полпредов. Так, советский полпред в Берлине Я. Суриц открыто писал Литвинову, что «франко-советский пакт дышит на ладан. Тем более что и в самой Франции все меньше и меньше его сторонников, даже и среди партий Народного фронта (в частности, и в радикал-социалистической, и даже социалистической). В таком положении остается задача не укреплять и углублять его (об этом не может быть и речи), но просто лишь бы сохранить его хотя бы на бумаге». Даже министр иностранных дел Норвегии профессор Кут открыто предупреждал Литвинова о том, что «нельзя доверять французской политике военных союзов, порождающей напряженное состояние во всех странах мира. Французы просто не способны ни к чему другому из-за своей ограниченности и узости национального духа».

Обстоятельства резкого изменения позиции руководства ГШ Франции заслуживают особого внимания: Разгадка этого находится в событиях, произошедших непосредственно накануне смерти известного советского писателя Горького. Вице-президент российского ПЕН-клуба, известный писатель и публицист, свирепый антисталинист Аркадий Иосифович Ваксберг в 1999 г. издал книгу под названием «ГИБЕЛЬ БУРЕВЕСТНИКА. А. М. Горький: последние двадцать лет». Под конец этой почти 400-страничной книги Ваксберг всерьез озадачился странным поведением известного французского писателя Луи Арагона накануне смерти М. Горького. Незадолго до своей смерти Горький настоятельно просил своих приятелей — Луи Арагона и Андре Жида — прибыть в Москву и посетить его. Причем не вместе, а порознь. Что он хотел им сказать — теперь уже никогда не узнаем. Да и не в том суть. Она в том, как Луи Арагон впоследствии описал свой визит к умирающему Горькому. Телеграмма журналиста Михаила Кольцова с просьбой Горького ускорить приезд в Москву застала Луи Арагона в Лондоне. Поразительно, что, откликнувшись на эту просьбу, Л. Арагон избрал самый медленный для такого случая транспорт — пароход (с очень «подходящим» для данного случая названием — «Феликс Дзержинский»). Однако, прибыв в СССР 8 июня — 1936 г., Луи Арагон вовсе и не собирался поспешать к умирающему Горькому, а застрял в Ленинграде, где со своим мужем проживала родная сестра его жены — Эльзы Триоле. Но вот ведь вся квинтэссенция случившегося в том, что родная сестра его жены была не кем иным, как знаменитой Лилей Брик (урожденная Коган), а ее мужем — подельник Тухачевского по заговору, командующий Ленинградским военным округом комкор Виталий Примаков. По «странному» стечению обстоятельств именно в это время туда прибыл и Тухачевский. И вместо того, чтобы поспешать к Горькому — ведь с 6 июня 1936 г. публиковались бюллетени о его здоровье, один тревожнее другого, — восемь или десять дней кряду Луи Арагон провел в длительных, как правило, политических беседах с этими вояками.

[Впоследствии Луи Арагон утверждал, что-де он вел с Тухачевским беседы аж на английском, что, конечно же, бессмыслица. Тухачевский прекрасно знал французский, и заморскому писателю вовсе не было нужды напрягать свои знания в английском языке. Французы его не терпят. Кроме того, по его же утверждениям, в беседах затрагивались политические события в мифе, в процессе чего Тухачевский резко критиковал даже французскую Компартию, а Л. Aрагон защищал ее.]

В книге «Ненаписанные романы» ныне покойный Юлиан Семенов рассказывал о своем разговоре с Л. Брик, которая вспоминала о том времени следующими словами: «Весь тридцать шестой год я прожила в Ленинграде… И все это время я — чем дальше, тем больше — замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна. Может быть, они действительно хотели свалить тирана». Конечно, Л. Брик не рассказала охочему до сенсаций Ю. Семенову, что обо всем, что происходило в доме Примакова, она исправно докладывала органам госбезопасности. В те времена она и не могла этого сделать. Именно в такой ситуации к моменту прибытия Л. Арагона в Ленинград там появился и Тухачевский. То есть Луи Арагон был свидетелем всех этих вечерних посиделок высокопоставленных вояк-заговорщиков и, вполне возможно, принимал в них участие. Но, скорее всего, в первую очередь чутко улавливал то, что ему переводили его жена и ее сестра из разговоров вояк между собой. О Горьком никто даже и не вспоминал, хотя формально-то Арагон прибыл по просьбе умиравшего «буревестника революции». Дальнейшее поведение Л. Арагона А. И. Ваксберг описывает с явным недоумением — что-де, по словам самого Арагона, опубликованным в 1965 г., он вместе с женой прибыл в Москву то ли 16, то ли 17 июня 1936 г., когда уже было поздно. Еще большее недоумение у Ваксберга вызвали слова Арагона от 1977 г., которыми он обрисовал ситуацию так — что-де прибыл он в Москву только 18 июня и в полдень уже был в Горках. Ваксберг четко показывает, что это 100-процентная ложь, так как советские газеты сообщили о его прибытии в Москву 15 июня. То есть он и эти три дня был занят неизвестно чем и вовсе не собирался навещать находившегося на смертном одре Горького. Ваксберг задает вполне справедливый вопрос: «Кто, кому и зачем все-таки лгал?» Естественно, что ответа на этот вопрос у него и не могло быть. Его можно найти на стр. 374 интересной книги авторитетного специалиста по истории разведки и масонства Лоллия Замойского «Масонство и глобализм. Невидимая империя». С прямой ссылкой на офицера госбезопасности Л. Замойский сообщил в своей книге, что в числе уничтоженных по приказу Хрущева дел на Лубянке были и дела на масонов, среди которых фигурировало и досье на Луи Арагона и его жену Эльзу Триоле, в котором содержались сведения и в отношении Л. Брик.

Как у британской, так и у французской разведки издавна наблюдается склонность в особо щекотливых случаях прибегать к услугам не вызывающих подозрений известных писателей, масонов, в том числе и писателей-масонов, включая и прогрессивных. Более того, высшая иерархия французских военных и спецслужб издавна насквозь пронизана масонами. Если, приняв все это во внимание, проанализировать изложенное выше, то у нас появятся вполне серьезные основания усмотреть в «странном» визите Луи Арагона серьезную разведывательную миссию. Именно ту разведывательную миссию, целью которой было дотошное выяснение истинного положения дел в высшей советской военной иерархии, особенно в части, касавшейся подготавливавшегося ею в координации с германскими генералами заговора с целью переворота в СССР и захвата власти в стране. Это тем более не удивительно, если учесть еще и следующее. После подписания франко-советского договора о взаимопомощи в отражении агрессии у 2-го Бюро Генштаба Франции появился упоминавшийся выше меморандум со сведениями о готовящемся советскими генералами в координации с германскими «коллегами» заговоре против центральной власти. И вся суть его сводилась к тому, что именно в координации с германскими «коллегами» -заговорщиками советские генералы-заговорщики организуют военное поражение своей армии в войне с Германией, а затем на пораженческой волне устроят государственный переворот, захватят власть и заключат соглашение с Германией. Заполучив такие данные в ситуации, когда уже подписан договор о взаимопомощи в отражении агрессии с государством, высшие представители военной иерархии которого замышляют подобное против своей центральной власти, руководство любого государства и тем более руководство любой разведслужбы, исходя из соображений собственной безопасности, увы, априори обязаны досконально проверить такую информацию. Собственно говоря, именно этим-то, очевидно, и была вызвана почти годовая затяжка с ратификацией этого договора Францией, а также устроенная французскими военными руководителями волынка с переговорами на уровне генеральных штабов, которые были предусмотрены еще в момент подписания договора. Но ведь надо было знать еще глубже, еще точнее — речь-то шла о безопасности государства, в данном случае Франции. И вот Луи Арагона приглашают к предсмертному ложу Горького. Ну, куда более чем удобный случай в деталях все разведать. Луи Арагон хорошо был известен в СССР как якобы прогрессивный писатель и «друг» Советского Союза — кто его заподозрит. Предлог побывать в Ленинграде — вообще отменный: родная сестра жены там проживает со своим мужем, командующим Ленинградским военным округом. Просто идеальнейшая для любой разведки ситуация (советская, к слову сказать, поступила бы точно так же). И Луи Арагон, судя по всему, оправдал возлагавшиеся на его разведывательную миссию надежды. Потому что именно после его визита в СССР французский генералитет стал демонстративно воротить нос при одном только упоминании идеи о франко-советских переговорах на уровне генеральных штабов, а далее и вовсе о военном сотрудничестве с РККА! Вот почему уже по осени 1936 г. вся эта дурацкая затея Литвинова с договором о взаимопомощи в отражении агрессии лопнула как мыльный пузырь. Конечно, сразу французский генералитет не мог показать свое знание истинного положения дел — потому и стал брехать о «кажущейся сильной, но недостаточно подготовленной к войне с крупной европейской державой» РККА. Причем с акцентом на то, что-де РККА не под силу осуществить длительное наступление. Потому как оказание помощи Франции (и Чехословакии) в отражении агрессии Германии явилось бы для Красной Армии длительной наступательной операцией! Попутно генералы еще и попугали высшее руководство Франции тем, что-де СССР делает ставку на войну между Францией и Германией, предпочитая, чтобы «гроза разразилась над Францией». А чуть позже, уже в начале 1937 г., французский генералитет вообще отбросил всякие стратегические выверты и открытым текстом заговорил о том, что политически не доверяет советскому генералитету! Вот во что обходятся безумные интриги заговорщиков! Что же до Луи Арагона, то он прекрасно знал, зачем он ездил тогда в СССР, потому и лгал в своих последующих публикациях. Не мог же он открыто признать, что ездил туда по поручению французской военной разведки и руководства французского масонства. Вот и вся разгадка не только его визита в СССР, но и интересующих нас событий.

Упомянутые выше переговоры с германской стороны вели: Альбрехт Хаусхофер (старший сын Карла Хаусхофера) и граф Траутмансдорф — оба высокопоставленные сотрудники германского МИДа. С чехословацкой — сам президент Чехословацкой Республики Эдуард Бенеш, который вел их незаконно и подловато. В соответствии с вышеупоминавшимися договорами, уже только о самом факте предложения Германии начать такие переговоры он обязан был проинформировать Париж и Москву и предварительно проконсультироваться с ними, что было прямо предусмотрено статьей 1 советско-чехословацкого договора. Обсуждать же за спиной официального Парижа, пусть и не столь порядочного и верного, как, возможно, тогда и хотелось бы Праге союзника, такой «гвоздь» программы — прямое нарушение договора. За спиной Москвы, на помощь которой надеялась Прага, — тем более.

Об этих переговорах между Германией и Чехословакией знали: в Лондоне — благодаря активной деятельности регионального резидента СИС, настоящего волчары британской разведки со специализацией по СССР — майора Гибсона (шутливое прозвище — Гибби; кстати, именно он и завербовал агента в секретариате Микояна), в Париже — благодаря деятельности резидента 2-го Бюро Генштаба Франции, майора Анри Гаю, а в Москве — благодаря агентам внешнеполитической разведки в ближайшем окружении Бенеша: Людмиле Каспариковой и Яромиру Смутному.

Естественно, что все три стороны сделали свои выводы. Однако на данном этапе нашего расследования более всего нам важна реакция британской стороны. Официальный Лондон в буквальном смысле слова взбесился, едва только узнал об этих переговорах. Потому как старый агент влияния британской разведки, прожженный интриган-масон — президент Чехословакии Эдуард Бенеш — по-хамски обошелся с интересами Великобритании, обсуждая за ее спиной вопрос о ее будущей вовлеченности в вооруженное столкновение на европейском континенте из-за Франции. На этот счет позиция у Лондона была принципиальная — не дать себя втянуть в войну даже из-за союзной Англии Франции. Главное, чтобы в смертельной схватке сцепились гитлеровская Германия и сталинский СССР. А тут какой-то Бенеш нагло обсуждает такие вопросы и официально не ставит в известность об этом даже Париж, не говоря уже о Лондоне.

Не меньше взбесило Лондон и поведение фюрера, потому как выходило, что, с одной стороны, коричневый шакал все время просил об англо-германском союзе, а с другой-то — нагло действовал вопреки самой идее этого союза. И это несмотря на всю помощь, которую Великобритания оказывала Берлину. Более того. Поддайся Бенеш медовым речам гитлеровских посланников, то получилось бы, что контроль над Прагой перешел в руки Берлина. Со времен Бисмарка всей Европе хорошо известна формула «железного канцлера»: «Кто контролирует Прагу — тот контролирует Центральную Европу. Кто контролирует Центральную Европу — тот контролирует Восточную Европу». А ведь именно последний пункт и являлся опорной точкой (англосаксонских) британских, а также «Их» планов по установлению мирового господства, ибо «Кто контролирует Восточную Европу — тот господствует над Хартлендом. Кто господствует над Хартлендом — тот господствует над Мировым Островом. Кто господствует над Мировым Островом — тот господствует над миром». Вот тут-то терпение Лондона (скорее, даже «Их») окончательно лопнуло.

Оно и не могло не лопнуть. Глубокой осенью 1936 г. германский Генеральный штаб провел уже упоминавшиеся выше стратегические командно-штабные учения на картах, во время которых «обкатывался» прототип будущего «Плана Барбаросса». Тогда он назывался весьма просто — «Восточная кампания». В процессе этих игр на картах герры генералы умудрились взять столицу Советской Белоруссии — Минск — на 5-й день пока еще картографической агрессии. Да еще и при полном отсутствии какого-либо территориального соприкосновения с СССР, но при наличии громадного, отличавшегося непримиримой германофобией территориального буфера в лице «версальского ублюдка» — Польши. Не говоря уже о Чехословакии.

Подробная информация о невероятном «успехе» герров генералов в процессе пока еще картографической агрессии поступила в Лондон от разных агентов, двое из которых в настоящее время точно известны. Прежде всего, это упоминавшийся выше агент Фил — Адольф Эрнст Хойзингер, который участвовал в них как начальник оперативного отдела штаба 11-й пехотной дивизии вермахта, дислоцировавшейся в Алленштейне (Восточная Пруссия). Вторым был бывший царский офицер, штабс-капитан Александр Сергеевич Нелидов — двойной, англо-германский, агент, попавший в руки советских органов госбезопасности только в сентябре 1939 г. Вошедшие в Западную Украину советские войска обнаружили его в тюрьме г. Львова (тогда Лемберг). В кутузку он угодил по приговору польского суда за шпионаж в пользу Германии, так как перед нападением последней на Польшу был заслан в эту страну по личному распоряжению главы германского абвера — адмирала Канариса. Нелидов также лично участвовал в тех играх 1936 г. как представитель абвера и консультант по русскому театру военных действий. Пройдя через разные «сита» и «фильтры» советской контрразведки, в конце концов он оказался в руках самых выдающихся асов советской разведки того времени, и те вполне интеллигентно выпотрошили из него все, что он знал. И даже набросал картографический сценарий прототипа «Плана Барбаросса». Нелидов клятвенно уверял, что автором той невероятной прыти герров генералов был Вильгельм Кейтель, впоследствии начальник штаба Верховного главнокомандования Вооруженных сил Германии. А в момент проведения тех игр он был всего лишь начальником Управления вермахта, куда попал по протекции своего старого друга — военного министра Вернера фон Бломберга. Кейтель был вышколенной, исключительно исполнительной, но именно же штабной «крысой» вермахта. За что впоследствии и был прозван Лакейтелем. К касте военных стратегов Третьего рейха он никогда не принадлежал — его и поныне в различных мемуарах и исследованиях именуют не иначе как «кабинетный генерал».

К тому же он был лишен независимости суждений как в вопросах политики, так и стратегии. Образно говоря, «звезд с неба» не хватал — его невозможно поставить в один ряд с такими асами стратегического и оперативно-тактического искусства вермахта, как Э. фон Манштейн, Г. Гудериан, В; фон Лееб и другие. Даже по состоянию на то время, когда они были еще полковниками, а он уже генералом. Все это хорошо было известно британской разведке. Так что грешить на «гениальность» Кейтеля в СИС не стали. Там мгновенно поняли, откуда «ноги растут» у этой внешне никак не объяснимой стратегической «гениальности». В немалой степени высокий уровень информированности СИС об этих учениях следует отнести также и на счет барона Уильяма де Роппа. Непосредственно в этих играх он не участвовал, но как очень близкое к высшему руководству вермахта и особенно люфтваффе лицо, он достаточно был осведомлен о том, что и как произошло на этих играх. Потому как основное его задание от британской разведки сводилось прежде всего к сбору подробной разведывательной информации о состоянии и перспективах развития германских ВВС. А на этих играх прототип «Плана Барбаросса» «обкатывался» в режиме именно блицкрига, что автоматически подразумевает массированное использование авиации при нанесении первого удара.

Подробной информацией об этих играх располагали и советские разведслужбы. Они были добыты одним из руководителей советской разведки (НКВД) — Сергеем Михайловичем Шпигельглассом. Судя по всему, аналогичной информацией обладала и советская военная разведка. И вот что характерно. Добытые Шпигельглассом данные поступили в Москву в начале 1937 г. Судя по всему, они были практически аналогичны данным британской разведки. И едва только они поступили в Москву, как на февральско-мартовском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б) речь открыто зашла о врагах народа непосредственно в армии.

При ознакомлении с такими данными и далекому-то от военных дел человеку было понятно, что столь невероятная, хотя бы и на картах, прыть герров генералов была неспроста. За этим однозначно просматривались какие-то очень серьезные тайные договоренности между геррами и товарищами генералами. По меньшей мере, о наличии заговора, целью которого является военное поражение СССР в войне с Германией с последующим военным переворотом в Советском Союзе, захватом власти в гигантской стране прогермански ориентированной частью советского генералитета и установлением военной диктатуры. Естественно, что немедленно «всплыл» упоминавшийся выше меморандум 2-го Бюро Генерального штаба Франции. Вслед за ним — информация о результатах разведывательной миссии Луи Арагона, а также иные данные о заговоре и планирующемся военном перевороте в СССР в условиях организованного заговорщиками военного поражения в войне с Германией, которых у британской разведки было предостаточно. В такой ситуации уже всякое лыко было в строку. Их тоже было предостаточно, в связи с чем придется ограничиться наиболее важными из них.

1. Обстоятельства посещения командующим Белорусским военным округом, командармом 1-го ранга (генерал армии, если по-современному) Иеронимом Петровичем Уборевичем сентябрьских (1936 г.) маневров вермахта в Бад-Киссингене. Их необходимо разложить на три составные части — предшествовавшие, сопутствовавшие и последовавшие обстоятельства и события.

1.1. Предшествовавшие обстоятельства и события. В январе 1936 г. Уборевич был направлен в служебную командировку в Прагу и Париж. При выезде за рубеж во время кратковременной остановки в Варшаве, вопреки правилам военно-дипломатического этикета, почему-то встретился с помощником военного атташе, майором Эберхардом Кинцелем и в беседе с ним выразил настойчивое желание встретиться с кем-нибудь из высшего германского генералитета, в частности с военным министром Вернером фон Бломбергом. Тут же упираемся в ряд весьма неприятных вопросов:

— С какой стати командующий одним из важнейших в западной части тогдашнего СССР военных округов выбрал столь странный маршрут — в Прагу через Варшаву?! И в те времена можно было спокойно доехать до Праги прямо из Москвы.

— Почему на Варшавском вокзале его встречал помощник германского военного атташе?! Если не принимать в расчет ничего другого, то естественными для такого случая могли быть только встречи с польскими официальными военными представителями. Чай, не официальный же визит был, а всего лишь проездом. По протоколу только представители польского военного ведомства, да и то не очень высокого ранга, должны были присутствовать на вокзале. С какой стати, в нарушение военно-дипломатического протокола, там оказался помощник германского военного атташе?!

— Почему, в нарушение всех правил военно-дипломатического протокола, командующий одним из важнейших в западной части тогдашнего СССР военных округов стал напрашиваться на встречу с генералами государства, где уже три года господствует крайне недружественный СССР нацистский режим, да еще и для того, чтобы обсудить некие важные политические и военные вопросы?! Его ли это уровень — лезть с такими инициативами?! Испокон веку в любом государстве это прерогатива только высшего военного руководства, но никак не командующих округами.

В последние годы по поводу этой очень подозрительной инициативы Уборевича появились более чем странные объяснения весьма солидных авторов, пытающихся утверждать, что-де это не его рук дело, а инициатива Кремля (то есть Сталина), пытавшегося наращивать усилия для улучшения отношений с Германией, чтобы обезопасить западные рубежи. Несостоятельность этих утверждений очевидна даже и для невооруженного глаза. Во-первых, в начале 1936 г. Гитлер был еще весьма далек от советских границ и даже не знал, как к ним подступиться. К тому же продолжал действовать «частокол» различных договоров о нейтралитете и ненападении, в том числе и пролонгированный советско-германский договор. Именно поэтому-то Гитлер и не знал, как перешагнуть через этот «частокол». Во-вторых, если бы это были на самом деле усилия Кремля, то, извините, не надо держать Сталина за ничего не ведающего дурака — подобные вопросы куда легче было решить с благожелательно относившимся к Советскому Союзу германским послом в Москве Вернером фон Шуленбургом. Тем более что и решаются такие вопросы только так — официально обращаются к послу конкретной державы с просьбой посодействовать приему такого-то имярека такими-то высшими руководителями представляемой этим послом державы. Причем, и это абсолютно незыблемое правило, по своему служебному положению имярек должен соответствовать аналогичному статусу представителя иностранной державы, у которого испрашивается возможность аудиенции. Ни того, ни другого в данном случае не было. Уборевич нахально пытался получить аудиенцию аж у военного министра Германии — Бломберга?! Командующий всего лишь округом просит об аудиенции у военного министра иностранной державы?! Зачем?! На каком основании?! Неужели стоит опускаться до мысли о том, что Сталин не знал элементарных правил дипломатического, в том числе и военно-дипломатического, протокола?! Естественно, что нет.

Попытки этих же авторов объяснить данную ситуацию ссылкой на заявление В. М. Молотова в интервью французскому журналисту, в ходе которого он сказал, что правительство СССР считает возможным улучшение советско-германских отношений, тем более несостоятельны. Это обычное политическое заявление, без какого-либо двойного дна» и подвоха. Любить нацистский режим в Кремле никто не собирался, но значимость хотя бы просто нормальных межгосударственных отношений с одной из крупнейших держав в Европе, с которой, кстати говоря, нормальные дипломатические отношения в то время поддерживал весь мир, прекрасно понимали. Потому и делались такие заявления. Увы, они были безответны. К тому же заявление Молотова, на которое ссылаются эти авторы, имело место 19 марта 1936 г., а Уборевич вылез со своей инициативой в январе. Где же логика?! Хотя бы в хронологии. Кстати говоря, французский журналист, а им был известный в те времена корреспондент влиятельной газеты «Тан» Шастене, задал вопрос, что-де имеются сведения о том, что в рейхсвере есть группы, которые по чисто политическим соображениям стоят за сближение с Советским Союзом, а вот в СССР есть ли аналогичные встречные тенденции?! Отвечая именно на этот вопрос, Молотов и заявил вышеизложенное.

— Наконец, почему Уборевич был столь уверен в том, что Кинцель обязательно доведет до сведения соответствующих военных инстанций Германии его настойчивую просьбу?!

В результате столь странным и подозрительным образом проявленной Уборевичем инициативы он был приглашен главнокомандующим сухопутными войсками вермахта генералом Вернером Фричем на осенние (1936 г.) маневры в Бад-Киссингене. И опять упираемся в неприятные вопросы. Получается-то, что он напрашивался, к тому же неофициально?! Ведь так же?!

А пригласили-то его официально. Если же учесть, что начальник Управления внешних связей наркомата обороны — Анатолий Ильич Геккер (немец по национальности) — «загремел» по одному с Тухачевским и Уборевичем делу, то выходит, что это была заранее просчитанная операция. То есть в ответ на неофициальную просьбу Уборевича о встрече с кем-нибудь из высшего военного руководства Германии немцы направили официальное приглашение советским военным посетить осенние маневры вермахта, а Управление внешних связей НКО уже своей властью определило заранее запланированную кандидатуру — Уборевича. На маневрах-то в полуофициальной и даже неофициальной обстановке, в том числе и за «рюмкой чая», а именно этим-то сопровождаются и кончаются все маневры, переговорить легче всего.

Если все это суммировать, то выходит, что Э. Кинцель являлся своего рода «хотлайном» для экстренных случаев в целях передачи срочной информации и связи. Небеспочвенность такого предположения еще и удивительно пикантна. Дело в том, что посольство гитлеровской Германии в Польше находилось фактически «под колпаком» ГРУ. Там действовали ценные агенты советской военной разведки — Рудольф фон Шелия (Ариец), Ильзе Штёбе (Альта), Рудольф Гернштадт (Арбин), Герхард Кегель (тогда Курт, впоследствии ХВЦ; с начала 1935 г. работал непосредственно в посольстве), капитан «К» (в ГРУ числился под цифровым псевдонимом 18; сотрудник германской военной разведки в Польше). И при наличии такой агентуры — никаких данных о подозрительной встрече Уборевича с помощником атташе! Уж больно это смахивает на то, как в свое время Артузов и Ягода «утопили» в недрах лубянского ведомства сигналы о заговорщической деятельности Тухачевского. Между прочим, в указанное время Артузов являлся первым заместителем начальника военной разведки. А ведь за месяц до этого военная разведка докладывала Сталину о содержании упоминавшегося выше меморандума 2-го Бюро Генерального штаба Франции. Более того. Никаких данных не поступило и по линии контрразведки. А ведь по правилам тех времен Уборевич выехал за рубеж в сопровождении «соответствующих лиц в штатском», представлявших Лубянку, где еще командовал Ягода. Что, Ягода и в этом случае «утопил» сигналы своих же людей?! Так что же теперь прикажете думать в связи со всем вышеизложенным?!

Что же до британской разведки, то едва ли она не обратила внимания на столь подозрительное поведение Уборевича перед посещением Парижа. Тем более что польская разведка всегда, охотно делилась с британскими коллегами всем, что добывала о Советском Союзе. Впрочем, тут даже и добывать-то не надо было — в каждой стране военно-дипломатический корпус достаточно узок. А в узком кругу, как известно, новости очень быстро расходятся, тем более неординарные…

1.2. Сопутствовавшие события. Именно из-за присутствия Уборевича на этих маневрах Гитлер до такого остервенения разорался на своих генералов на сентябрьском 1936 г. съезде нацистской партии в Нюрнберге, что прилюдно обвинил их в том, что они за его спиной якшаются с красными и пьянствуют с ними. Более того, закатил истерику с крайне резкими антисоветскими заявлениями, которые повергли в шок германских генералов и офицеров, особенно тех, что вышли из рейхсвера и с симпатией помнили о годах сотрудничества. Уже 10 октября 1936 г. британская разведка получила от своего агента Фила подробный доклад, в котором описывались эти события, в том числе визит Уборевича, шок германского генералитета по поводу резких антисоветских заявлений Гитлера и, что, очевидно, особенно встревожило бриттов, — заметный всплеск открытых симпатий к РККА в вермахте.

Сразу же заметим, что упомянутая истерика Гитлера — одно из красноречиво убойных свидетельств того, что в реальности-то фюрер не был в курсе того, какие шашни с «товарищами генералами» за его спиной крутят его же «герры генералы». Тем более что они всегда с презрением относились к выскочке-ефрейтору и давно «точили зубы» на него.

Фил также сообщил, что между главнокомандующим сухопутными войсками вермахта генерал-полковником, бароном Вернером фон Фричем и советским военным атташе, комдивом А. Г. Орловым во время официального приема в Берлине состоялся обмен тостами, во время которого последний заявил, что «армия СССР готова хоть завтра сотрудничать с Гитлером, пусть лишь Гитлер, партия и германская внешняя политика совершат поворот на 180°, а союз с Францией отпадет. Это могло бы случиться, если бы, например, Сталин умер, а… Тухачевский и армия установили военную диктатуру».

1.3. Последовавшие события. По всем параметрам выходило, что «герры генералы» в своей невероятной прыти опирались на прямую подставу советских войск под разгром. Иначе это невозможно было объяснить. Потому что в сравнении с РККА именно в то время вермахт вообще был ничто. Как раз в августе 1936 г. главнокомандующий сухопутными войсками вермахта генерал-полковник Вернер фон Фрич распорядился о начале осуществления нового плана строительства германских вооруженных сил, подготовленного Генеральным штабом. Согласно этому плану армия должна была составить всего 36 дивизий, в том числе 4 моторизованные, 3 танковые, 3 легкие дивизии (уменьшенного состава), одну горнострелковую дивизию и одну кавалерийскую бригаду. Общая численность сухопутных войск согласно этому плану, включая и невооруженный персонал, должна была составить всего 793 410 человек, в том числе и 33 943 офицера. И вот этими-то, всего лишь только запланированными к формированию, вооруженными силами в мгновение ока преодолев столь трудный для него по тем временам польский буфер, немощный вермахт нанес бы сокрушительное поражение уже в то время могучей и солидно для того времени оснащенной, практически полуторамиллионной PKKA?!

И непосвященному было понятно, что таких успехов можно было достичь только в результате прямой подставы советских войск под разгром слабым вермахтом! Это высчитывалось как дважды два — четыре. Ведь незадолго до этих игр в гостях у «герров генералов» побывал командующий Белорусским военным округом Советского Союза И. П. Уборевич, все обстоятельства визита которого в Германию и так были на редкость подозрительны. Бритты мгновенно просчитали, что Уборевич-то и привез, а затем и согласовал план поражения СССР в возможной войне с Германией. А то, что из-за его присутствия на этих маневрах Гитлер разорался как сумасшедший, только укрепило британскую разведку во мнении, что и «герры генералы» за спиной фюрера водят остро противоречащие глобальным интересам PERFIDIOUS ALBION шашни с красными генералами. Тем более что СИС немедленно зафиксировала еще и сильный всплеск просоветских симпатий в вермахте, особенно в офицерском корпусе, прежде всего в той его части, которая помнила о нем еще со времен рейхсвера.

Агентура британской разведки сообщила и о том, что в рамках «двойного заговора» германские генералы получили от советских «коллег» разработанный ими «План поражения СССР в войне с Германией»! Это полностью совпало и с иной, собственной информацией британской разведки, а также с информацией военной разведки Генерального штаба Франции и многими другими сведениями. Одновременно британская разведка получила от своих агентов и сообщения о том, что по итогам этих учений высшее военное командование Германии сделало вывод о том, что «никакого точного решения в Восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в Восточной Польше». Автоматически, это означало, что Германия намерена самостоятельно решать этот вопрос, то есть не согласуя его с Великобританией. Хуже того. Как только в Лондоне стало известно еще и подробное содержание Плана поражения СССР в войне с Германией», там, очевидно, схватились за голову. Как минимум по двум причинам. В первую очередь из-за информации о пребывании Уборевича на сентябрьских (1936 г.) маневрах вермахта в Бад-Киссингене, о чем уже говорилось выше. За исключением одной существенной детали — эти маневры имели весьма подходящее для такого случая название: «Маневры Гинденбурга». Обращаю на это внимание, поскольку с рубежа 1917 — 1918 гг. за германским фельдмаршалом П. фон Гинденбургом числилась одна идея, которая, судя по всему, явно не без содействия Тухачевского не только была выведена на орбиту стратегического планирования военного командования СССР тех времен, но и стала активно витать там. Более того, она пронизала весь «фланговый синдром» Тухачевского, затем легла в его план поражения, который он собственноручно изложил на Лубянке. Дело в следующем. В самом конце 1917 г., когда начались обещанные Лениным брест-литовские переговоры с кайзеровской Германией, возглавлявший германскую делегацию генерал-фельдмаршал П. фон Гинденбург разработал и представил довольно широкую, по словам статс-секретаря иностранных дел империи Рихарда Кюльмана, программу территориальных аннексий у России, значительная часть которых приходилась на Северо-Запад бывшей Российской империи. На естественный вопрос Р. Кюльмана — все-таки дипломат-то он был профессиональный и потому прекрасно понимал, что если много потребовать, то ведь и подавиться-то недолго… — зачем это ему нужно, будущий президент вскоре поверженной Германии за одиннадцать месяцев до неминуемого краха еще в Первой мировой войне, с фельдмаршальской прямотой рубанул реваншистскую правду-матку: «Я хочу обеспечить пространство для передвижения германского левого крыла в следующей войне с Россией»! Не обращая внимания на то, что на пороге неминуемой катастрофы в одной войне Гинденбург заговорил о предпосылках для успеха в следующей, и даже на то, что с солдафонской прямотой он ляпнул именно о следующей, а не просто о будущей войне, отметим вот что. Вся суть того, что он ляпнул тогда, состояла в том, что операционно-то левое крыло германской армии при любом нападении на Россию по определению могло находиться только на прибалтийском, сиречь на северо-западном, направлении с охватом значительной части (прежде всего, севернее Бреста, а в целом севернее Припятских болот, разделяющих западный ТВД) белорусского, то есть западного, направления! «Обеспечить пространство для левого крыла германской армии в следующей войне с Россией» означало заблаговременный захват вышеуказанного плацдарма, с которого и должно было, по тогдашним представлениям германского Генштаба, развернуться стремительное наступление вглубь России по указанным выше направлениям.

Напрашивался вывод — германские генералы не случайно именно так назвали свои маневры в сентябре 1936 г. И как бы в подтверждение возникшей в штаб-квартире британской разведки догадки вскоре начинают поступать агентурные и иные данные о невероятном, пока еще картографическом успехе германских генералов во время стратегических командно-штабных игр на картах. И ведь невероятная прыть-то ими была продемонстрирована именно на этом направлении! Вывод мог быть только один — это заранее согласованная подстава! Напоминаю, что в «Плане поражения…» Тухачевский назвал Белорусское направление главного удара вермахта фантастическим для «миролюбивых» по отношению к СССР планов Гитлера, а Прибалтийское — максимум второстепенным по значению для тех же «миролюбивых» планов фюрера!

А вскоре пришли еще и известие о смерти в начале 1937 г. генерала Г. фон Секта, а также о его завещании, которое привело в сильное возбуждение все основные европейские разведки. Более всего всех взбудоражил генеральный вывод Г. фон Секта в этом завещании. Он был выдержан в духе самого Бисмарка — «на Востоке врага нет», и, следовательно, Германия должна держаться за Россию, хотя бы и Советскую. То есть то, чего проницательные британские дипломаты опасались еще в 1935 г.

Из донесения 7-го отдела ГУГБ НКВД СССР: «…VII Отделом ГУГБ НКВД получено от агента, связанного с германскими правительственными кругами, следующее агентурное сообщение: политическое и военное завещание генерала фон Секта было передано Гитлеру Бломбергом, причем в день похорон Секта. По условию Гитлер передал один экземпляр завещания Фричу. Завещание Секта держится якобы приблизительно в рамках его брошюр 1933 г. «Германия между Востоком и Западом». Сект заклинает в своем завещании Гитлера не относиться с предубеждением к русским вопросам и русским политическим и военным деятелям. Тогда, по твердому убеждению Секта, можно будет легко прийти к соглашению с Советским Союзом. Свою уверенность Сект обосновывает, между прочим, следующими тезисами:

1. У Германии нет общей границы с СССР;

2. СССР не имел ничего общего с Версальским мирным договором;

3. СССР не возражал против вооружения Германии, т. к. СССР в течение нескольких лет активно поддерживал германское вооружение;

4. СССР не требует от Германии никаких репараций;

5. СССР не является противником Германии в колон… (несмотря на то, что далее в документе пропуск, явно безошибочным будет вывод о том, что речь идет о колониях, то есть в том смысле, что СССР не является противником Германии в колониальной сфере. — А. М.);

6. Германия с внутриполитической. точки зрения в данный момент меньше чем когда-либо опасается большевизма;

7. И Германия и СССР автархичны, поэтому у них больше общего друг с другом, чем с демократией;

8. Взаимоотношения Турции с СССР доказывают возможность самых интимных и наилучших отношений между Германией и СССР;

9. В течение долгих лет СССР находится в дружественных отношениях с Италией.

Сект требует, чтобы немцы, как можно скорее, улучшили отношения с СССР с тем, чтобы освободить Германию не только, от опасности войны на два фронта, но и от опасности многофронтовой войны.

Эта опасность для Германии в данный момент неизмеримо актуальней, чем во времена Бисмарка и Шлиффена. Сект настойчиво предостерегает против союза с Японией, учитывая ее ненадежность, а также потому, что это повредит соглашению с Англией и Америкой и не даст завязать интимные отношения с Китаем. В кругах военного министерства содержание этого завещания встречено якобы почти с неограниченным одобрением».

Так уж объективно случилось, эти данные и у британской, и советской разведок появились не только на фоне резкого всплеска просоветских симпатий в вермахте. Одновременно поступила и информация (явно не первая) о том, что ряд германских генералов — Гаммерштейн-Экворд, Фрич, Рейхенау, Бек, Бломберг и другие принадлежат к той группе высокопоставленных германских военных, которые хотели бы «по-хорошему договориться с Красной Армией».

Судя по всему, за этим стояли не только, а возможно, и не столько якобы прежние симпатии к РККА, сколько сугубо прагматические соображения. Во всяком случае, у германского генералитета точно. Начальник Общевойскового управления генерал-майор Фромм 4 июня 1936 г. представил главнокомандующему сухопутными войсками генерал-полковнику Фричу доклад, в котором указывалось, что планы увеличения сухопутных войск встретят «серьезные трудности в области бронированных автомобилей и поставок боеприпасов, а при покрытии мобилизационной потребности в грузовых автомобилях и при непредвиденных обстоятельствах — в области сырья, машин и обученных рабочих». По расчетам Фромма получалось, что по сравнению с пока еще действовавшим планом настоятельно необходимо было увеличение военных расходов на гигантскую по тем временам сумму — почти на 22 млрд. марок. Особенно интересен вывод Фромма. Признав, что «формирование и снабжение требуемых сухопутных войск в мирное и военное время чисто теоретически можно обеспечить, если в распоряжение армии "своевременно" поступят требуемые денежные средства и валюта», Фромм — обращаю внимание на то, что свой вывод он сделал до подписания Гитлером меморандума «Об экономической подготовке к войне», — указал: «Вскоре после окончания периода вооружения (то есть в 1940 г. — А. М.) должен последовать ввод вермахта в действие. В противном случае надо добиваться улучшения ситуации, снизив требования к уровню боеготовности». В начале 1937 г. вновь зримо обозначилось серьезное отставание от запланированного темпа строительства вермахта. Как и прежде, оно было обусловлено не просто экономическими причинами, а конкретно острейшим дефицитом экономического потенциала Германии. В этой ситуации уже Фрич открыто предупредил военного министра Бломберга, что армия мирного времени может быть создана не ранее 1 октября 1940 г., армия же военного времени — лишь к 1 апреля 1943 г. А с фортификационным строительством и вовсе складывалась в прямом смысле катастрофическая ситуация — сроки окончания строительства укреплений были перенесены с 1942-го на 1948-й, а затем вообще на 1959 год! По всем данным — от первоначальных наметок и первых планов до принятия новых планов и поправок к ним — все сводилось к тому, что создание армии военного времени было возможно не ранее середины сороковых годов, а укреплений и того значительно позднее! По различным каналам советские разведслужбы добывали подобные данные, о чем частично уже говорилось выше. И по всем этим данным было четко видно, что у Гитлера нет шанса развязать войну раньше указанного срока. Да и создание армии военного времени еще не есть непосредственное начало войны. Прежде всего само создание должно стать свершившимся и не оспариваемым генералитетом фактом. Во-вторых, первоначально армию военного времени обкатывают на относительно слабом противнике, не исключено, что даже на двух-трех, и только потом рискуют развязывать войну против главного противника.

То есть у германского генералитета подобная ситуация реально могла стимулировать не просто всплеск почти угасших симпатий если и не к СССР как таковому, то по крайней мере к РККА, с которой долгое время сотрудничали в период «версальских заморозков». Она могла и явно стимулировала именно такой всплеск и именно таких симпатий, суть которых генерал Ганс фон Сект и его ближайшие помощники еще в начале 20-х гг. охарактеризовали следующими словами: «…Военная мощь измеряется не только числом, качеством, силой и вооружением воинских частей. Она складывается из географических, стратегических и экономических факторов в единое целое, которое зависит также от численности населения и обширности территории. Страна, численность населения которой втрое превосходит численность нашего, потенциальные ресурсы которой беспредельны, страна, которая простирается от Балтики до Тихого океана и от Черного моря до Северного Ледовитого океана, будет играть в будущей мировой войне важнейшую роль. Тот, кто будет действовать против нее, натолкнется на трудно преодолимые препятствия. Кто будет с ней — до бесконечности расширит свое поле действий и свои возможности выступления во всех уязвимых пунктах земного шара. Все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы в будущих реваншистских войнах СССР был нашим союзником. Если он не будет нашим союзником, то, прежде чем свести счеты с Францией, мы должны победить его, что потребует длительных и дорогостоящих усилий». Это было неудивительно, потому как внешнеполитическая концепция офицерского корпуса вермахта, особенно же рейхсверовского генералитета, была основана на принципах Бисмарка и Секта, подразумевала дружбу с СССР и Китаем, бдительный нейтралитет в отношении Великобритании и Франции на период перевооружения с последующим переходом к реализации реваншистских планов по мере усиления военной мощи. И поскольку вопрос о последней откровенно увяз в остром дефиците экономического потенциала Германии, всплеск симпатий к РККА преследовал именно же экономические цели — в расчете на то, что если в СССР произойдет военный переворот и заговорщики смогут захватить власть, то помимо сугубо военно-геополитического альянса реальным окажется и создание военно-экономического союза. Так оно и было в реальности. С подачи Троцкого заговорщики обещали тевтонам не только серьезные территориальные уступки, но и, прежде всего, экономические уступки. Если, например, обратиться к содержанию протокола допроса № 7 (от 26 мая 1937 г.) бывшего наркома внутренних дел Генриха Григорьевича Ягоды, то убедимся, что все обстояло именно так.

К примеру, говоря о двух вариантах соглашений оппозиции с тевтонами — «если центр заговора приходит к власти самостоятельно без помощи немцев; второй, если заговорщикам в их приходе к власти помогут немецкие штыки во время войны», — Ягода заявил следующее: «При первом варианте речь шла о следующих условиях: 1) разрыв СССР договоров о союзе с Францией и Чехословакией; 2) заключение военного и экономического союзов с Германией; 3) ликвидация Коминтерна; 4) предоставление Германии [права] на долголетние концессии источников химического сырья СССР (Кольского полуострова, нефтяных источников и прочее); 5) установление в СССР такого политического и экономического строя, который гарантирует германским фирмам полную возможность развития своей частной инициативы на территории СССР. При втором варианте, т. е. при приходе к власти в военное время при помощи немцев, оставались в силе те же условия, плюс… территориальные уступки…» То же самое на допросах показал и Артузов. Небольшое уточнение о «химическом сырье», То ли косноязычие тех времен, то ли просто неграмотность Ягоды сыграла, однако же под его термином «химическое сырье» следует однозначно понимать полезные ископаемые. Собственно говоря, это-то и вытекает из его слов. Более того. Именно в этом-то и была вся загвоздка в реализации планов военного строительства в Германии. Ее экономика, особенно же промышленность, прежде всего тяжелая, в первую очередь металлургия, не могли обеспечить потребности растущего вермахта ни сталью различных сортов, ни цветными металлами, ни иными материалами. Дефицит был столь острый, что генералы вынуждены были немедленно корректировать только что принятые планы строительства вермахта. Так что проявить симпатию к РККА именно по этой причине — для «герров генералов» было вполне естественно. Для западных военных вообще характерно экономическое мышление, и в этом смысле они не чета нашему генералитету, ни в какие времена не отдающему себе отчета в экономических возможностях страны.

То, что за этим всплеском симпатий к РККА, как, впрочем, и за всем заговором отчетливо проглядывались в том числе и экономические мотивы (наряду, «естественно», с военно-геополитическими), однозначно свидетельствует и политика Великобритании. Выше уже указывалось, что к середине 30-х гг. МИД Великобритании осью всей своей континентальной, в том числе и германской, политики сделал именно же недопущение возобновления прежде всего какого бы то ни было широкомасштабного экономического сотрудничества Германии с СССР. Как по линии официально урегулированных межгосударственных торгово-экономических отношений, так и в результате реализации заговора по свержению Сталина и советской власти. Как передовой отряд по реализации предписаний Комитета 300, высшее британское руководство прекрасно понимало, что если к Рурскому промышленному центру Германии любым образом добавить хотя бы уже имевшиеся к началу второй половины 30-х гг. промышленные центры в СССР, то абсолютный экономический перевес будет на стороне Германии. И в таком случае уже неважно, каким образом это будет достигнуто. Более того. Неважным окажется и то, с Гитлером ли Германия или без него. Особенно же бриттов страшил вариант захвата власти в Германии реваншистски настроенными генералами с прагматичной просоветской ориентацией. Тем более если они будут опираться еще и на военно-геополитический и военно-экономический альянсы с захватившими власть в пост-СССР военными. В таком случае «последний день англосаксов» настал бы точно.

Самые выдающиеся, высшего мирового уровня «гроссмейстеры финансово-экономических шахмат» вовсе и не собирались играть в подобные игры. В финансовых кругах Запада давно и полностью возобладало мнение о том, что «война между Советским Союзом и Германией лишь соответствовала бы их (то есть этих кругов. — А. М.) собственным интересам». Более того, они были просто фанатически убеждены в том, что «Россия неминуемо должна потерпеть поражение и это повлекло бы за собой крах большевизма». Для того и привели Гитлера к власти. Естественно, что никакие всплески просоветских симпатий в вермахте, тем более с такой их экономической подоплекой, не могли их обрадовать. Расправа с заговорщиками по обе стороны баррикад стала фатально неминуемой — все дело было только во времени и очередности. Первым «под раздачу» должен был попасть заговор советских генералов. Так оно и случилось.

Взбесил бриттов и основной вывод по итогам этих игр. Он гласил: «Никакого точного решения в восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в Восточной Польше». Вывод свидетельствовал о том, что германский генералитет отдает себе отчет в возможности такого успеха. Но только при наличии плацдарма для нападения на Советский Союз непосредственно на территории Восточной Польши. То есть, если по-нашему, в Западной Белоруссии и Западной Украине. Без этого самая идея блиц- «Дранг-нах-Остен» -крига — всего лишь мыльный пузырь. Просто так отдать такой плацдарм Гитлеру не входило в планы Великобритании. В ее планах Польша значилась не просто как особая «козырная карта», а как главный «архимедов рычаг» в решении вопроса о предоставлении Гитлеру возможности действовать.

Поразительно, но сразу после этих игр и такого вывода по их итогам германский посол в Лондоне — пресловутый И. фон Риббентроп — стал настойчиво вдалбливать наиболее влиятельным представителям британского истеблишмента, что «важнее, чтобы Англия предоставила Германии свободу рук на востоке Европы. Германии нужен лебенсраум… Поэтому она вынуждена поглотить Польшу и Данцигский коридор. Что касается Белоруссии и Украины, то эти территории абсолютно необходимы для обеспечения будущего существования германского рейха, насчитывающего свыше 70 миллионов душ. На меньшее согласиться нельзя».

Сообщая об этом в своих мемуарах, У. Черчилль особо подчеркнул, что его ответ на такие заявления Риббентропа базировался на утверждении, что Великобритания никогда не утратила бы интереса к судьбе континента настолько, чтобы позволить Германии установить свое господство над Центральной и Восточной Европой. Черчилль, естественно, не объяснил, что речь идет не о миролюбии Великобритании, что ей вообще наплевать на всех и вся, но ей отнюдь не наплевать на саму себя. Еще в статье «STOP IT NOW» («Остановить это сейчас») от 3 апреля 1936 г. он указывал, что «тот, кто готов ограничиться концепцией "западной безопасности", тот развязывает Германии руки не против большевизма (ибо СССР сейчас достаточно силен для того, чтобы отстоять себя от атаки со стороны Германии), а для создания "Серединной Европы" от Северного и Балтийского морей до Средиземного. "Серединная Европа" означала бы смерть для Британской империи».

Хотя ненависть Гитлера и германских генералов к Польше не была секретом для Запада, в том числе и для Великобритании, тем не менее их попытки самостоятельно, то есть за спиной Лондона, разобраться с ней взбесили PERFIDIOUS АLBION. Неожиданный удар Германии по Польше запросто мог вызвать и войну с Францией, а следовательно, автоматически пришлось бы втягиваться и Великобритании на стороне Франции, вслед за которой последовало бы и вступление в войну Чехословакии, а затем и СССР. И в таком случае война против СССР уже не получилась бы. Не говоря о том, что британская разведка в то время уже располагала вполне достоверными сведениями, гласившими, что Франция вообще не решится на войну и будет склоняться к миру, принуждая к этому и поляков. Чуть позже, когда бриттам стало известно и содержание привезенного Уборевичем плана поражения, они схватились за голову. Было от чего.

Во-первых, согласно этому плану не исключалось двухфронтовое нападение на Польшу — со стороны Германии и СССР. В таком случае участь Польши была предрешена — ее раздавили бы, как орех. Но самое главное было в том, что Франции пришлось бы все-таки выступить на защиту своего союзника в Восточной Европе, а следовательно, и Великобритании пришлось бы также втягиваться в войну. Причем при наличии безутешного выбора — или на стороне традиционно союзной Франции, или же против Франции, то есть на стороне Германии, как и угрожала Великобритания еще накануне подписания франко-советского договора о взаимной помощи в отражении агрессии. Ни то, ни другое никак не устраивало Великобританию. Ее устраивало лишь одно — чтобы Германия Гитлера сцепилась в смертельной схватке с Советским Союзом Сталина. А это было возможно лишь в том случае, если польский вопрос был бы решен по британскому сценарию. Мы еще вернемся к этому.

Никак не мог устроить Великобританию и такой, чисто реваншистский вариант начала войны, как удар Германии по Франции. Потому что в этом случае Гитлеру автоматически пришлось бы вступить в войну как с Польшей, так и с Чехословакией как непосредственными союзниками Франции. Великобритания понимала, что при таком сценарии развития событий Польше пришлось бы уступить настоятельным требованиям Франции и пропустить через свою территорию советские войска, как союзные для Франции. Не говоря уже о том, что советские войска, прежде всего ударные авиачасти СССР, оказались бы и на территории Чехословакии, которая также обязана была бы пропустить их в соответствии с многократно упоминавшимися выше договорами о взаимопомощи. И при таком развитии событий Великобритания не осталась бы в стороне — ей по-любому пришлось бы влезать в войну на стороне Франции, Чехословакии, Польши и, что более всего ее коробило, на стороне Советского Союза. Войны Германии против СССР и в этом случае не получилось бы. Зато было очевидно, что шансы на то, что Гитлера удавят едва ли не в колыбели, — огромны, если не вообще абсолютны.

Во-вторых, по этому же плану советских заговорщиков предусматривалась также и операция вторжения для уничтожения Чехословакии и прибалтийских государств в целях создания условий для прямого, географического блокирования германских и советских вооруженных сил, возглавляемых заговорщиками. Кстати говоря, уже в январе 1937 г. британская разведка получила достоверные сведения о том, что главнокомандующий сухопутными войсками вермахта генерал-полковник Вернер фон Фрич отдал распоряжение о разработке нового, детального плана нападения на Чехословакию в целях ее уничтожения. То есть получалось, что «герры» и «товарищи» генералы действительно вознамерились силовым путем реализовать идею геополитического альянса Берлин — Москва за счет встречных наступлений. И в таком случае Великобритании опять-таки было не избежать прямого участия в войне на стороне Франции. Потому как под угрозой оказались бы ее союзники — Польша и Чехословакия. И в случае их уничтожения мог реализоваться один из наиболее вожделенных для германского генералитета вариантов — вариант «Серединной Европы». В геополитическом смысле наиболее худший для самой Великобритании. Ведь «кто контролирует Прагу — контролирует Центральную Европу. Кто контролирует Центральную Европу — контролирует Восточную Европу. Кто господствует в Восточной Европе — господствует в Хартленде. Кто господствует в Хартленде — господствует над Мировым Островом. Кто господствует над Мировым Островом — господствует над миром».

Тщательно проанализировав все данные в контексте международной ситуации того времени, британская разведка пришла к выводу о необходимости немедленно начинать операцию по заваливанию заговора Тухачевского, а вместе с ним и всего заговора антисталинский оппозиции.

1. Прежде всего, потому, что с весны 1936 г. в политических кругах Западной и Центральной Европы уже широко были распространены небеспочвенные, а нередко и вполне аргументированные слухи об антисоветском «военном заговоре» в СССР. Европа откровенно жужжала о скором (военном) перевороте в СССР. А агентурные данные самой британской разведки свидетельствовали об очевидной небеспочвенности таких слухов. Поведение же Уборевича и особенно самого Тухачевского при выездах за рубеж безальтернативно убеждало бриттов в этой мысли. Так, известная в то время французская журналистка Женевьева Табуи, сотрудничавшая с советской разведкой (НКВД), впоследствии вспоминала: «B последний раз я видела Тухачевского на следующий день после похорон короля Георга V (то есть 28 января 1936 г.). На обеде в советском посольстве русский маршал много разговаривал с Политисом, Титулеску, Эррио и Бонкуром… Он только что побывал в Германии и рассыпался в пламенных похвалах нацистам. Сидя у меня и говоря о воздушном пакте между великими державами и Гитлером, он, не переставая, повторял: «Они уже непобедимы, мадам Табуи!»… Так или иначе, в тот вечер не я одна была встревожена его откровенным энтузиазмом. Один из гостей, крупный дипломат, проворчал мне на ухо, когда мы покидали посольство: "Надеюсь, что не все русские думают так"». То же самое повторилось и в Париже, где он находился проездом. Так, в беседе с румынским министром иностранных дел Н. Титулеску Тухачевский заметил: «Напрасно вы, господин министр, связываете свою карьеру и судьбу своей страны с судьбами таких старых, конченых государств, как Великобритания и Франция. Мы должны ориентироваться на новую Германию. Германии, по крайней мере в течение некоторого времени, будет принадлежать гегемония на Европейском континенте. Я уверен, что Гитлер означает спасение для нас всех».

Тухачевский откровенно лгал. Уж кому-кому, но ему-то по донесениям разведки прекрасно было известно обо всех трудностях Германии в сфере военного строительства. Более того. Он знал, что говорить о какой бы то ни было «непобедимости» тевтонов в тот момент не было даже иллюзорной тени оснований. Германия была слаба. Вермахт тоже. Военных действий германский вермахт не вел. Боевого опыта никакого. Тем не менее он откровенно пугал Запад. Зачем? В последние годы появилась малоубедительная версия о том, что-де он выполнял какое-то секретное поручение Сталина, преследовавшее цель «обострить отношения между Францией и Германией, подтолкнуть Францию к сближению и союзу с СССР и стимулировать интерес и активность Франции в создании системы коллективной безопасности. Во всяком случае, стабилизировать ситуацию на западных границах СССР в ожидании близкой войны на Дальнем Востоке». «В огороде бузина, да в Киеве дядька». Даже из самых благих побуждений не следует пытаться выставить Сталина едва ли не полным идиотом во внешнеполитической сфере. Как такой опытный политик, как Сталин, мог пойти на такой шаг — пугать ту же Францию и преследовать цель обострения отношений Франции с Германией, если ему прекрасно было известно, каких неимоверных трудов стоило достичь соглашения с той же Францией о взаимопомощи в отражении агрессии?! Если такая цель действительно была бы у Сталина, то в таком случае он пошел бы на то, чтобы поделиться с той же Францией какими-либо секретными сведениями о реально вынашивавшихся нацистским Берлином планах в отношении Франции. Но никак не пугать прилюдно, к тому же устами первого заместителя наркома (министра) обороны своего государства весь мир яро пронацистскими взглядами! С какой стати Сталин должен был санкционировать Тухачевскому право на такие высказывания?! Тем более такое, как, например, «Гитлер означает спасение для нас всех»?! Для кого спасение-то?! Для Сталина?! Для Советского Союза?! Который, не скрывая, Гитлер планировал уничтожить?! Что, Сталин не знал, что главной целью Гитлера является нападение на Советский Союз ради полного его уничтожения?! Право же, надо знать и меру! Какие основания могли быть у уважаемого коллеги в подтверждение такой, с позволения сказать, «версии» о якобы имевшем место секретном поручении Сталина Тухачевскому, чтобы ссылаться на тот факт, что-де после таких заявлений маршалу ничего не было?! Это бессмысленный аргумент. Во-первых, не следовало забывать, что в начале 1936 г. на посту наркома внутренних дел находился участвовавший в заговоре Г. Г. Ягода, который придерживал и не давал хода любой негативной информации о Тухачевском. Во-вторых, даже если та и появилась бы в западной прессе, Сталин все равно не поверил бы — потому, что он никогда не доверял сообщениям западной прессы. Выше уже говорилось об этом. Да и Тухачевский запросто отбрехался бы ссылками на то, что это козни западных журналистов. К слову сказать, не успев сойти с поезда в Париже, маршал на французском процитировал известный афоризм Альфреда Мюссе — «Владыка журнализм! Глупец, которому дано при помощи столбцов дурачить по утрам три тысячи глупцов!». Вот это и было его истинное отношение не столько даже к самой журналистской братии, сколько к тому, что она пишет.

Куда весомей иной аргумент. Тот, который впоследствии был зафиксирован британской разведкой в пьяном тосте военного атташе в Берлине А. Г. Орлова, а советскими органами госбезопасности — во время допросов Ягоды и Артузова. Ведь антисталинская оппозиция была крайне резко настроена против договоров о взаимопомощи с Францией и Чехословакией и планировала их разорвать. А Орлов — так и вовсе по пьянке ляпнул, что-де было бы хорошо, если бы эти договора отпали. Откровенно демонстрируя даже не германофильские, а именно пронацистские взгляды, Тухачевский, по сути дела, цинично подталкивал Францию к добровольному и одностороннему дезавуированию к тому времени уже парафированного договора. Этой же цели служило и его откровенное заявление начальнику Генерального штаба М. Гамелену, что он «поддерживает отношения с руководящими личностями немецкой армии». Разве такими заявлениями из уст Тухачевского Сталин мог преследовать цель укрепления союза перед лицом растущей агрессивности нацистской Германии?! Бросаю на весы решающий аргумент. В момент, когда Тухачевский «забавлялся» такими заявлениями, франко-советский договор о взаимопомощи в отражении агрессии от 2 мая 1935 г. еще не был ратифицирован французской стороной. Это произойдет лишь 27 февраля 1936 г., а в силу он вступит лишь 8 марта того же года. И разве можно было рассчитывать на то, что такими заявлениями столь высокопоставленного представителя советских вооруженных сил, на мощь которых и были завязаны как договор с Францией, так и симметричный договор с Чехословакией, удастся укрепить едва только наметившийся союз?! Разве можно было такими действиями добиться скорейшей ратификации этого договора той же Францией?! Напротив, этим можно было добиться сугубо обратного, негативного эффекта. Право же, не следует полагать, что Сталин вообще ничего не соображал во внешней политике и дипломатии в частности!

Тем не менее происходит какое-то упорное протаскивание, мягко говоря, более чем странной версии о некоем специальном секретном поручении Сталина, которое-де и выполнял Тухачевский в процессе той поездки за рубеж. Дело в том, что по пути в Лондон и обратно Тухачевский сделал кратковременные остановки в Берлине. Первый раз это произошло еще 26 января 1936 г. Согласно данным некоторых британских авторов, во время этой кратковременной остановки Тухачевский пытался встретиться с Гитлером, а также с военным министром Бломбергом, которого он знал и который весьма благосклонно относился к маршалу. Выше уже рассматривался практически аналогичный случай с Уборевичем. То, же самое и те же самые аргументы применимы и здесь. Только ранг этих аргументов будет выше. Если в такой встрече был бы заинтересован лично Сталин, то он это проделал бы куда проще — использовал бы естественные для такого случая дипломатические каналы, в частности, того же германского посла в Москве Шуленбурга. Тот отписал бы в Берлин просьбу Сталина принять Тухачевского, и все было бы не только по протоколу, а он в таких случаях всегда строго соблюдается, но и, если уж исходить из неких, якобы имевших место тайных намерений Сталина, все было бы также шито-крыто. Хотя бы Бломберг, но принял бы Тухачевского. В конце-то концов, нельзя забывать, что Бломберг был военным министром, официальным государственным лицом. И потому даже со своим старым знакомым, тем более неофициально находящимся в Германии — официальным лицом Тухачевский был только для Великобритании на период похоронных мероприятий, а в Берлине остановился проездом, — он ни при каких обстоятельствах не стал бы встречаться, исходя лишь из только на вокзале высказанной просьбы прибывшего. Тем более нельзя того же забывать и в отношении Гитлера. Кто бы и как бы к нему ни относился, но по состоянию на 26 января 1936 г. Адольф Гитлер был не только и даже не столько фюрером нацистской партии, сколько прежде всего рейхсканцлером и президентом Германии. И даже сама всего лишь на перроне берлинского вокзала высказанная просьба встретиться с главой одновременно государства и правительства — уже оскорбительна. На языке дипломатического протокола это называется, по меньшей мере, грубым проявлением неуважения к высшим государственным лицам страны пребывания, пускай даже и кратковременного. Но сколь бы плохи ни были советско-германские отношения того времени, даже такой ярый германофоб, как Литвинов, и то не посмел бы действовать подобным образом. Держался бы в рамках дипломатического политеса. Так вот, до какой же степени должен был дойти скрытый антисталинизм высказавшего упомянутую выше версию автора, что он даже не смог заметить столь элементарных вещей, однако не без удовольствия бросил бессмысленную, но жирную тень на Сталина?! Не понимаю, неужели так трудно сначала подумать, а потом писать?! Кому нужны такие «версии», только и способные, что окончательно запутать и без того крайне запутанную и донельзя сложнейшую подоплеку дела Тухачевского?! Кстати, и в отношении Тухачевского — это тоже оскорбление, как к нему лично ни относись. Что же, выходит, если он согласился пойти на такой шаг, то и вовсе не соображал, что это просто неприлично, едва сойдя со ступенек вагона, прямо на перроне просить аудиенции, подчеркиваю, одновременно у главы государства и правительства?! Право же, и в «версиях» меру-то пора бы знать…

Однако совсем иной поворот у этого же факта появился бы, если вместо очевидного своей неуместностью намека на некое тайное поручение Сталина тот же автор высказал бы иное, более реальное предположение. Что Тухачевский действительно предпринял такую попытку, исходя из соображений, которыми он руководствовался или, по меньшей мере, мог руководствоваться как лидер военного заговора. Особенно, как знавший от Троцкого о договоренностях последнего с нацистским руководством в отношении оказания помощи заговорщикам. Тогда странное поведение Тухачевского — имея в виду высказанные им просьбы о встрече с Гитлером и Бломбергом — обрело бы хоть какой-то смысл. В том плане, что он рассчитывал на аудиенцию, исходя из того, что предполагал осведомленность лиц, у которых просил встречи, что они знают о его высокой роли в заговоре. Учитывая, что во время августовского 1936 г. визита Германа Геринга в Польшу наци № 2 пришлось оправдываться по поводу остановки Тухачевского в Берлине и слухов о его встрече с Гитлером и Бломбергом, похоже, что не увенчавшаяся желаемым результатом попытка со стороны Тухачевского действительно имела указанный смысл. Однако самый ее факт тут же раздули в пропагандистских целях. А кому это могло быть выгодно в то время, особенно если учесть крайне нервную реакцию поляков на эти слухи?! Ответ один — Великобритании. К тому времени британская разведка уже сколько раз провоцировала поляков по схожим вопросам. Но это же будет означать и то, что британская разведка не только засекла попытку Тухачевского выпросить аудиенцию у Гитлера и Бломберга, но и всерьез всполошилась. И не зря.

И вот еще что. По словам Г. Геринга, Гитлер не только не принял Тухачевского лично, но и не позволил кому-либо из военных установить с ним какой-нибудь контакт. В свою очередь, это означает, что Гитлер ничего не знал о тех договоренностях Троцкого, которых «бес мировой революции» сумел достичь с кем-то из руководящих нацистских деятелей (на московских процессах всплывали имена Р. Гесса и А. Розенберга). Ибо если бы знал, то принял бы Тухачевского, чем вдребезги его скомпрометировал бы самым элементарным образом, не прибегая к различным сложным приемам, о которых вещает, к примеру, тупая «версия» бывшего шефа внешнеполитической разведки Третьего рейха В. Шелленберга, составленная через четыре года после что смерти. В этой связи стоило бы напомнить о следующем. Еще июне 1933 г. в ОГПУ поступили сообщения от агента А/256, как подчеркивалось, источника проверенного и осведомленного, о том, что в СССР существует подпольная организация, которая в контакте с немцами готовит правительственный переворот, что заговорщики существуют даже в окружении Сталина. В последующих донесениях от него же говорилось о том, что «в ближайшее время в СССР должен произойти переворот и провозглашение военной диктатуры…». Со ссылкой на членов германской делегации на сессии Лиги Наций — Хезельмайра, Веберштедта и фон Твардовски — от этого же агента в июле 1933 г. были получены данные о том, что в СССР с легкостью удалось завербовать нужных людей. Что эта связь доходит до Кремля, что это держится в строгой тайне, что очень немногие и абсолютно надежные лица из Национал-социалистической партии посвящены в эти дела. В конце концов, и НСДАП, как и партия Ленина при его жизни, о чем уже говорилось выше, была отнюдь не монолитной. Там тоже были всякие фракции, течения, «правый», «левый» и прочие уклоны. Правда, иначе называвшиеся — германская специфика обязана была проявиться. Естественно, что о многих своих действиях представители этих «уклонов» в НСДАП не ставили в известность «горячо обожаемого» фюрера.

Еще более интересна трактовка тем же автором факта второй остановки Тухачевского в Берлине — на обратном пути в Москву. Это произошло 18 — 19 февраля 1936 г. Опять со ссылкой на одного и того же британского автора уважаемый коллега сообщил, что в июле 1936 г. появились зарубежные агентурные данные о том, что М. Тухачевскому удалось наладить контакты с А. Розенбергом. Ну и что прикажете думать по этому поводу?! Выше уже говорилось, как в процессе весьма странной операции по подставе одного и того же агента с одной и той же легендой А. Розенбергу и британской разведке, по сути дела, в интересах именно оппозиции была установлена конфиденциальная связь с обеими сторонами. В таком случае получается, что если Тухачевскому и впрямь удалось наладить контакт с А. Розенбергом, следовательно, он шел по проторенной еще тем агентом дорожке. А ведь того агента направлял Артузов, который также «загремел» по делу о заговоре. Далее. Поскольку британский автор сам ссылался на «зарубежные агентурные данные», то, следовательно, сие означает, что эти сведения были добыты непосредственно британской разведкой. Когда он писал свою книгу, никакими иными данными он располагать не мог, тем более в 1962 г. Однако выше уже указывалось, что лично у Розенберга был прямой канал связи с британской разведкой в лице его близкого друга — барона Уильяма де Роппа. И если Тухачевский действительно вышел на Розенберга, то тот вполне мог затем по-дружески проговориться перед Роппом, ну, а последний, естественно, сообщить в Лондон. Однако история с контактом с Розенбергом этим не исчерпывается. Впоследствии было установлено, что конфиденциальную связь с Розенбергом поддерживал сам Карл Радек — контакты с нацистами он установил еще в 1923 г. и с тех пор не прерывал их.

А главным его конфидентом в поддержании тайной связи с Розенбергом был молодой профессор Кёнигсбергского университета, сотрудник внешнеполитического Бюро Розенберга при НСДАП — выражаясь по-современному, советолог Теодор Оберлендер, специализировавшийся на «восточном вопросе», особенно на межнациональных вопросах внутри СССР, в первую очередь в Закавказье. Т. Оберлендер часто приезжал в Советский Союз в первой половине 30-х гг., встречался с Радеком и Бухариным, в том числе и на территории германского посольства в СССР. При выездах же Радека за рубеж Т. Оберлендер всякий раз успевал встретиться с ним. Именно Радек вел до сих пор малоизвестные тайные переговоры с Розенбергом через Т. Оберлендера. В том числе, судя по всему, и об ускорении нападения Германии на СССР, об условиях организации поражения СССР в войне с Германией, снабжал его эксклюзивной информацией об осведомленности советского руководства в международных делах — Радек возглавлял Отдел международной информации в ЦК ВКП(б), а также о внутреннем положении в СССР. С 1935 г. Теодор Оберлендер уже официально работал в военной разведке Германии — Абвере, хотя и до этого неоднократно выполнял ее поручения.

Но и это еще далеко не все. По предположениям уважаемого коллеги, в Берлине Тухачевский тайно встретился с кем-то из представителей Российского общевоинского союза (РОВС), рассчитывая использовать их связи для установления контактов с германским политическим и военным руководством. Уже одно только это насмерть бьет вышеизложенную версию о некоем секретном сталинском поручении Тухачевскому. РОВС был не тем визави в столь интимных делах, чтобы Сталин хотя бы просто подумал об использовании его возможностей для установления контактов с германскими политическими и военными кругами. Но пойдем дальше. Коллега убежденно полагает, и, похоже, он прав в том, что наиболее вероятен контакт Тухачевского с известным в эмиграции бывшим офицером лейбгвардии Кавалергардского полка, генералом В. В. Бискупским (1878 — 1945 гг.). Бискупский действительно был очень близок с верхушкой руководства нацистской партии еще с первых лет ее существования, в том числе и с А. Розенбергом, оказывал нацистам немало услуг и даже прятал на своей квартире легко раненного Гитлера после провала «пивного путча». Похоже, что все было именно так — иначе британская разведка не получила бы сведений от своей зарубежной агентуры. Так что, во-первых, говорить о том, что Тухачевский тайно встретился с представителем РОВСа — нет никаких оснований. Его встреча была зафиксирована также и британской разведкой.

Тухачевский и в принципе-то не мог с кем-либо встретиться тайно, потому как находился за рубежом официально, а фигура его была настолько известна за рубежом и настолько привлекала к себе внимание всех и вся, что любая секретность встреч и контактов для него физически была недоступна. Не говоря уже о том, что и германская контрразведка зафиксировала все его контакты в Берлине. Это, как говорится, априори. [Кстати говоря, в тот период в Берлине активно работал один из самых выдающихся асов советской нелегальной разведки — легендарный Василий Михайлович Зарубин, у которого на связи был ценный сотрудник гестапо, который как раз тем и был занят по службе, что контрразведывательно обеспечивал германское военное ведомство и военно-промышленный комплекс, в связи с чем поддерживал также и тесные деловые контакты с коллегами из военной контрразведки абвера. Так что все, что делал Тухачевский в Берлине, было известно и советской разведке — через Брейтенбаха. И тот факт, что в любых трудах о Брайтенбахе самым тщательным образом обходится его причастность к освещению добывания Тухачевского в Берлине, — лучшее тому доказательство. Потому как признание обратного — донельзя неудобно для созданного вокруг имени Тухачевского имиджа «невинной жертвы» сталинизма. Между тем Брайтенбах был исключительно высококлассным, проверенным, очень авторитетным агентом, всегда представлявшим только первоклассную информацию. Более того, будучи прекрасным профессионалом в области разведки и контрразведки, он без особых указаний со стороны своих кураторов всегда сообщал только самую актуальную и проверенную информацию, ибо прекрасно знал толк в этом деле и понимал, что интересует его кураторов из советской разведки.] Во-вторых, В. В. Бискупский был связан с советской разведкой (НКВД) — с ним поддерживали прямую связь сотрудники резидентуры по работе с белой эмиграцией.

Но одновременно Бискупский пребывал и под негласным агентурным «колпаком» советской разведки — одной из ближайших его связей был агент советской разведки А/1 (он же Александр Дмитриевич Хомутов, бывший полковник лейбгвардии Измайловского полка, ставший в эмиграции правой рукой представителя великого князя Кирилла Владимировича в Германии — проживавшего в Мюнхене генерала Бискупского). Так что не только бритты узнали об этой встрече Тухачевского, но и советская разведка. К слову сказать, последняя узнала об этой встрече также и через германского коммуниста некоего Блимеля, который присутствовал на этой встрече. Разумеется, Блимель находился там не в качестве коммуниста и тем более агента советской разведки, а, по меньшей мере, в качестве старого и прорусски настроенного члена НСДАП из числа так называемых левых нацистов, идеологически близких к «национал-большевикам». Блимель немедленно сообщил о «конспиративных» контактах Тухачевского в советское посольство, резиденту советской разведки. Однако, судя по всему, Блимель одновременно был еще и агентом абвера, так как информация об этой встрече немедленно поступила и туда.

Общение Тухачевского с Бискупским привело к неожиданному повороту. Весной 1936 г. через того же А/1 на контакт с представителем советской разведки напросился один из наиболее оппозиционно настроенных и влиятельных политических деятелей Германии — лидер Народной национальной партии (ННП) Райнгольд Вулле. Во время встречи с резидентом советской разведки в Вене — В. П. Рощиным (за год до этого он работал в Берлине и был знаком с А/1) — Р. Вулле обратился с просьбой об оказании помощи со стороны Советского Союза представляемым им антигитлеровски настроенным силам Германии в целях свержения Гитлера. Для чего попросил даже финансовой помощи в размере 750 тыс. марок. Все бы ничего — в конце-то концов, не только же немцам устраивать перевороты в России, — если бы, как и всегда, не одно «но». Убедительно нарисовав картину антигитлеровской оппозиции в различных, в том числе и военных, кругах Германии и даже серьезно обосновав необходимость финансирования из-за границы действий по свержению нацистского режима, Р. Вулле заявил, что, желая заранее обеспечить поддержку со стороны великих держав, он уже зондировал почву также и в английских кругах.

Рощину не удалось выяснить, с какими конкретно английскими кругами контактировал Р. Вулле. Однако, исходя из тех данных, которые известны о нем, можно с уверенностью утверждать, что это могло произойти главным образом по двум направлениям. Вулле был пруссаком бисмарковского толка, ярым монархистом, поддерживал очень тесные связи с проживавшим в Голландии, в местечке Доорн, бывшим германским кайзером Вильгельмом II и его сыном — кронпринцем Фридрихом-Вильгельмом. Экс-венценосные особы в свою очередь действительно поддерживали тесную связь с соответствующими влиятельными, в том числе и монархическими, кругами Великобритании. Монарх, как известно, даже экс-монарху глаз не выклюет, если, конечно, оба они — люди Запада… Даже несмотря на то, что экс-венценосные германские особы одновременно держали связь и с промонархически настроенной военной оппозицией Гитлеру, которого, как им хорошо было известно, к власти в Германии привела именно Великобритания, монархи которой, в свою очередь, особенно Эдуард VIII, были не только германофилами, но и пронацистски настроенными. Между тем именно на Доорне замыкались многие линии связи антигитлеровски настроенных генералов. И в эту же среду оказался вхож также и резидент советской разведки, впоследствии беглый предатель Вальтер Германович Кривицкий, который вошел в контакт с представителями германской генеральской оппозиции и оказывал им помощь, на что не имел никакого права. Однако и, в свою очередь, вполне естественно, что этот маленький пятачок больших интриг с давних пор находился «под колпаком» британской разведки — экс-венценосных германских особ с давних пор «пас» не столько даже один из лучших британских разведчиков того времени, сколько прежде всего член Комитета 300 — уже упоминавшийся Роберт Брюс Локкарт. Соответственно даже тень намека на возможное объединение усилий антисталинской и антигитлеровской оппозиций в целях установления военных диктатур в Берлине и Москве с последующим созданием военно-геополитического альянса по оси Берлин — Москва никак не могла обрадовать PERFIDIOUS ALBION. Естественно, что на таком фоне бритты очень холодно восприняли попытку зондажа Р. Вулле. Более того. Сделали очень далеко идущие выводы. Ведь им же нужно было довести дело до смертельной драки между Германией и Советским Союзом. Что же до второго направления, то оно связано с ближайшим помощником P. Вулле — Гансом Церратом, крупным помещиком в Восточной Пруссии, обладавшим имением также и в Литве, прямо на границе с СССР. Г. Церрат, в свою очередь, хорошо знал Уильяма де Роппа — как-никак земляки. Естественно, что Церрату было ведомо о связях У. де Роппа с Великобританией. И если зондаж проводился и по этой линии тоже, то, что называется, на ловца и зверь бежит — британская разведка и в этом случае все узнала. Нельзя не упомянуть и о третьем, наиболее доступном для обеих сторон канале. В интересующие нас годы в Германии активно работал если и не штатный сотрудник британской разведки, то, по меньшей мере, очень тесно связанный с ней британский журналист Иан Колвин, являвшийся берлинским корреспондентом британской «Ньюс кроникл». Так вот, по словам У. Черчилля, Иан Колвин «глубоко проник в политическую жизнь Германии и завязал совершенно секретные связи с некоторыми видными германскими генералами, а также с несколькими независимыми представителями высших классов Германии…». На представителей именно таких кругов и ссылался Вулле, говоря о членах представляемой им оппозиции.

Более того. Горько об этом говорить, но «зверь» прибежал и с советской стороны. Во время следствия на Лубянке «загремевший», что называется, в «родные пенаты» по делу о заговоре бывший начальник советской внешней разведки и он же бывший первый заместитель начальника военной разведки — Артур Христианович Артузов — показал, что «переговоры были двоякими. С одной стороны, с Англией и Францией. Цель — восстановление военной группировки трех держав (Антанты). Задача — поставить Германию в положение довоенного окруженного государства и тем самым заставить ее отказаться от агрессивных планов. Цена соглашения — предоставление Англии и Франции исключительных привилегий в СССР: концессий в области сбыта товаров, вывоза сырья из СССР, а также отказ советского правительства от поддержки Коминтерна, вплоть до выдворения членов его организации за пределы СССР. С другой стороны, говорилось о соглашении с самим агрессором — Германией. Задача — удовлетворить германские потребности на Востоке в такой степени, чтобы Гитлер сам отказался от военных устремлений против СССР как не вызывавшихся необходимостью. (Речь шла о территориальных уступках.) Цена соглашения — предоставление немцам разных привилегий, а также отказ от поддержки Коминтерна». Приплыли! Начальник разведки и его подельники, выходит, даже на йоту не понимали, что ни на кой черт они не нужны со своими предложениями ни Англии, ни Франции, ни Германии, ни лично Гитлеру! Неужели так уж трудно было понять, что новая Антанта была не нужна, прежде всего Великобритании. Ведь если Антанта, то ей, Англии-то, пришлось бы влезать в мировую драку на стороне не столько Франции, сколько СССР! Ведь каждый день резидентуры сообщали информацию о том, как Великобритания противилась заключению франко-советского договора, а затем и как пыталась его дезавуировать! Как такое могло быть непонятно руководителю разведки?! Толчков одном случае. Если эта информация умышленно не воспринималась всерьез. Потому что только таким образом можно было «не понимать» того простого обстоятельства, что Гитлер был приведен к власти для того, чтобы развязать войну против Советского Союза. И что в этой связи Запад ни на какие превентивные сепаратные переговоры с заговорщиками не пойдет. Западу было нужно гарантированное уничтожение Советского Союза, причем не как Советской державы, а, в первую очередь, как единственной в мире единой трансконтинентальной евразийской державы. И что идеологический аспект в данном случае играл всего лишь роль ширмы: Но тогда спрашивается, а на кой же черт он все время пытался проводить какие-то операции по подставе советской агентуры то британской, то французской, то германской разведкам, то эмигрантским организациям?! Ведь эффекта-то от них не было — напротив, в колоссальном выигрыше почему-то оказывались именно эти разведки и эмигрантские организации, ибо их осведомленность о том, что творится в СССР, в том числе и прежде всего в высших сферах — просто ужасает. Даже отрывочные сведения на этот счет вгоняют не то чтобы в оторопь, а прямиком в кому.

Наконец, необходимо сказать и о попытках Тухачевского установить контакты с представителями РОВСа в Париже. Произошло это на обратном пути в Москву, когда маршал находился в Париже с 10 по 16 февраля 1936 г. Более или менее достоверно известно, что Тухачевский искал контакта именно с генералом Николаем Скоблиным — руководителем разведки и контрразведки РОВСа, которого шапочно знал еще с 1917 г. Встреча между ними состоялась в одном из домов на улице Сегюр в Париже. Есть немало убедительных доказательств, что эту встречу организовал бывший военный агент при Верховном Совете Антанты, знаменитый военный разведчик, генерал-майор царской армии, граф А. А. Игнатьев, работавший в то время в советском торгпредстве. А. А. Игнатьев был знаком с Тухачевским — в свое время именно он отправлял бежавшего из германского плена подпоручика Тухачевского обратно в Россию. Еще в 1924 г. граф перешел на сторону советской власти, передав Советскому Союзу как банковские счета, так и хранившиеся на них громадные денежные средства, которые находились в его ведении с царских времен, а также свою агентуру. [Игнатьев возвратился в СССР весной 1937 г. Несмотря на пенсионный возраст — 60 лет, — был зачислен на действительную военную службу, став инспектором по иностранным языкам Управления военно-учебных заведений наркомата обороны. Впоследствии, уже в 1943 г., то есть будучи в 60-летнем возрасте, был произведен в генерал-лейтенанты Советской Армии. В 2002 г. выяснилось, что после возражения в СССР был очень близок к Сталину.]

Однако «персонажем персонажей» в этой парижской истории был, конечно же, сам генерал Н. Скоблин — один из наиболее ценных агентов советской внешней разведки в кругах русской эмиграции, ранее числившийся под псевдонимом ЕЖ-13, впоследствии — Фермер. Именно он в подробностях сообщил советским органам госбезопасности о встречах с Тухачевским как в Лондоне (во время пребывания Тухачевского на похоронах английского короля Георга V в Лондоне находился и Скоблин), так и в Париже. Естественно, и о его попытке использовать возможности агента для выхода на германские политические и военные круги. Более того. Перед тем как между ними произошла парижская встреча, Тухачевский побывал на устроенном в его честь начальником Генерального штаба Франции генералом М. Гамеленом приеме. На нем присутствовал начальник французской контрразведки полковник Робьен, сидевший вместе с Тухачевским в одном лагере Ингольштадт в германском плену. Не исключено, что на этом же приеме присутствовал и упоминавшийся выше агент советской разведки в Генеральном штабе Франции, или, по меньшей мере, он затем узнал об этом приеме и проинформировал своего куратора из советской разведки. Робьен впоследствии вспоминал, что в разговоре между ним и Тухачевским (а маршал знал, что Робьен возглавляет французскую контрразведку) «было упомянуто и имя генерала Скоблина в связи с его контактами с германской разведкой». Судя по тексту воспоминаний Робьена, инициатива разговора о Скоблине принадлежала Тухачевскому. Однако же зачем ему понадобилось в беседе именно с начальником французской контрразведки упоминать Скоблина в такой связи?! Какую бы цель Тухачевский ни преследовал, в любом случае выходит, во-первых, что Сталин ко всему этому не имел ровным счетом никакого отношения. То была сугубо его, Тухачевского, инициатива. Потому как Скоблин — не уровень Сталина, чтобы через него пытаться выйти на германские политические и военные круги. Во-вторых, даже если Тухачевский всего лишь пытался удостовериться с помощью Робьена в том, что французская контрразведка располагает сведениями о контактах Скоблина с германскими спецслужбами, то по-любому выходит, что добился он всего лишь противоположного эффекта. Проще говоря, открыто спровоцировал у руководителя контрразведки государства, которое вот-вот должно будет ратифицировать договор с СССР о взаимопомощи в отражении (германской) агрессии, сильные подозрения. Прежде всего, в том, что высшая военная бюрократия Советского Союза недовольна наличием такого договора и потому ищет какие-то контакты с немцами ради не очень-то понятных, но грозящих Франции негативными последствиями целей. В любом случае это негативно отразилось на отношении французского военного руководства к идее военного сотрудничества с СССР, в частности, в вопросе о начале штабных переговоров — французы по-прежнему тянули волынку и так и не согласились начать эти переговоры.

Если вкратце подвести итог, особенно в свете ранее приводившегося мнения Молотова о том, что до 1935 г. Тухачевский тянул, а с 1936 г., главным образом со второй его половины, стал торопить с переворотом, в осуществлении которого ему не на кого было опереться, кроме как на немцев, то получится следующее. Тухачевский использовал свой выезд за рубеж в следующих целях:

1. Провоцирование Франции на отказ от ратификации франко-советского договора от 2 мая 1935 г. о взаимопомощи в отражении агрессии, заключением которого была недовольна вся антисталинская оппозиция. [Напоминаю, что оппозиция была крайне недовольна не только заключением этого договора. Она вообще была настроена крайне против самой идеи такого договора. Арестованный в рамках дела о заговоре бывший советский военный атташе во Франции С. И. Венцав-Кранц на допросе в НКВД показал, что перед выездом в Париж, наряду с иными подрывными задачами, Тухачевский лично поручил ему добиваться «принятия всех мер к торможению намечавшегося франко-советского сближения» и в обход высшего советского военно-политического руководства лично его «информировать о ходе франко-советских переговоров», «установить контакт с германским военным атташе в Париже и информировать его о ходе советско-французских переговоров». Такую же негативную позицию по отношении даже к идее такого договора занимали и так называемые гражданские участники антисталинский оппозиции. Так, еще да заключения догово0а главный редактор ведущей парижской газеты того семени — «Тан» — Шастенэ 16 марта 1935 г. взял интервью у заместителя наркома иностранных дел СССР Н. Н. Крестинского, в ходе которого задал прямой вопрос: «Каким образом Советский Союз окажет Франции военную помощь в случае нападения на нее Германии?» в ответ услышал уклончивое и маловразумительное: «Вопрос конкретно между генеральными штабами обеих стран еще не обсуждался, и, очевидно, при обсуждении они должны будут по этому поводу договориться. Конечно, для оказания помощи Франции нам пришлось бы согласовать свои действия с другими союзниками Франции в Европе. Мне кажется, однако, что на помочь Польши рассчитывать трудно». Шастенэ возразил Крестинскому, что тот «не учитывает того, что Польша, которую он недавно посетил и которая продолжает считать себя союзником Франции, в случае нападения Германии на Францию выступит против Германии». А потому его, журналиста, очень интересует, «как Советский Союз в этом случае сможет поддержать Польшу». Конечно, Шастенэ изрядно заблуждался — в предвоенной восточной Европе не было большей сволочи и проститутки, чем «Версальский ублюдок» в лице Польши (разве что Румыния еще?!). Но даже притом что вопрос-то был поставлен весьма уважительно по отношению к Варшаве, он опять ничего определенного от Крестинского не услышал. И в таком случае, хотя бы и ретроспективно, но резонно спросить: а на кой же черт Литвинобу и Розенбергу надо было прилагать усилия для заключения такого договора, если не решены и даже теоретически не проработаны вопросы исполнения обязательств такого договора?!]

Обратите внимание вот на что. По возвращении в СССР Тухачевский стал с особым упорством доказывать не столько неизбежность — она и так была понятна всем, — сколько именно же скорую близость войны с Германией и Польшей. Между тем никаких оснований для нагнетания истерии насчет скорой близости войны с Германией в тот момент не было. Подчеркиваю, что по донесениям разведки Тухачевский прекрасно знал, что германский вермахт еще очень слаб, что там тысячи разных проблем — начиная с кадров и кончая материально-техническим обеспечением и финансированием. Столь же прекрасно ему было известно и о том, что по-прежнему действуют договора о ненападении между СССР и Польшей — от 1932 г., пролонгированный до 1938 г., СССР и Германией — от 1926 г., пролонгированный до 1938 г., Германией и Польшей — от 1934 г., срок действия которого истекал аж в середине сороковых годов. Уже только одна эта триада договоров исключала возможность болтовни о скорой близости войны. На тот момент у Гитлера не было ни малейшего шанса хоть как-то подобраться к советским границам. Даже зоологический ненавидевшая СССР и Россию Польша ни при каких обстоятельствах не пропустила бы германские войска на свою территорию, даже для совместного нападения на Советский Союз. А что касается неизбежности как политико-исторической категории, так это, подчеркиваю вновь, и без Тухачевского всем было понятно. Тем не менее очень быстро от общих разговоров о скорой близости войны в том же 1936 г. Тухачевский вообще заговорил о войне уже в 1937 г. К слову сказать, впоследствии это точно совпало с выявившимися на судебном процессе по делу правотроцкистского центра (март 1938 г.) данными. Оказалось, что из-за резко усложнившейся с середины 1936 г. обстановки в СССР лидеры троцкистского подполья довели до сведения Троцкого просьбу: «соглашение, достигнутое троцкистами с германской Национал-социалистической партией по вопросу о возможности ускорения войны, облегчающей приход троцкистов к власти, должно быть форсировано во что бы то ни стало»! Дело в том, что с середины 1936 г. начались аресты видных деятелей антисоветского подполья, в том числе и причастных к военному заговору, а также из числа видных троцкистов. Крайне обеспокоенные тем, что органы госбезопасности начали серьезную охоту за ними, заговорщики и обратились к Троцкому с такой просьбой. А помочь в этом вопросе могли только военные. И не потому ли Тухачевский еще в начале 1936 г. столь упорно искал контактов с руководящими военными деятелями нацистской Германии — в том числе и для того, чтобы заранее договориться об ускорении войны?! Не потому ли по возвращении из зарубежного вояжа он совершенно на пустом месте заговорил о близости войны с Германией (и Польшей) — уже в 1937 г.?! Основные фигуранты процесса о правотроцкистском блоке прямо заявили, что; по данным Бухарина, принимались меры, «чтобы обязательно побудить в 1937 году к выступлению фашистские страны»! И Бухарин это подтвердил!

Кстати сказать, с 19 августа по 2 сентября 1936 г. во Франции с визитом находился еще и командующий Украинским военным округом И. Якир. По итогам его поездки тоже предостаточно и очень странного, и очень подозрительного. К примеру, Якир «привез» из Франции крайне пессимистическое мнение о французских вооруженных силах и, как следствие, аналогичный вывод о нецелесообразности военного сотрудничества с ними. Получается какая-то синхронность действий основных заговорщиков — хотя и по-разному, но они методично били в одну точку: мол, нецелесообразно военное сотрудничество с Францией, в том числе и потому, что-де слишком консервативно военное искусство французского Генштаба!

2. Установление (восстановление?!) контактов с влиятельными представителями германских политических и военных кругов, вплоть до попытки выйти на Гитлера и Бломберга, о чем уже говорилось выше. Обратите внимание также и на синхронность действий Тухачевского и Уборевича. Выехав в одно и то же время в зарубежные командировки, они действовали одинаково. Оба нахально напрашивались на аудиенции к Бломбергу, а Тухачевский — еще и к Гитлеру. А когда начались аресты видных заговорщиков, то на основании заблаговременно выбитого приглашения Уборевич умотал на маневры вермахта с планом поражения на руках. Вот, собственно говоря, откуда у германских генералов такая фантастическая прыть проявилась. Ведь их же просили ускорить войну, а они-то, в свою очередь, при том слабом состоянии вермахта могли ускорить ее только при опоре на составленный «стратегами» план поражения! Иначе даже подставленная под разгром РККА раздолбала бы слабый вермахт в пыль!

Упоминавшимся выше стратегическим командно-штабным играм на картах германского командования предшествовали… советские стратегические командно-штабные игры на картах, проведенные в Генеральном штабе нашей армии весной 1936 г. В свою очередь, последним предшествовали не только выезды за рубеж Тухачевского и Уборевича, но и, как выяснилось впоследствии в ходе судебного процесса по делу антисоветского троцкистского центра (23 — 30 января 1937 г.), повторная (письменная) директива Троцкого о необходимости организации поражения СССР в войне с Германией. В процессе судебного допроса на вечернем заседании суда 23 января подсудимый Пятаков показал: «Примерно к концу 1935 года Радек получил обстоятельное письмо-инструкцию от Троцкого. Троцкий в этой директиве поставил два варианта о возможности нашего прихода к власти. Первый вариант — это возможность прихода до войны, и второй вариант — во время войны. Первый вариант Троцкий представлял в результате, как он говорил, концентрированного террористического удара. Он имел в виду одновременное совершение террористических актов против ряда руководителей ВКП(б) и Советского государства и, конечно, в первую очередь против Сталина и ближайших помощников.

Второй вариант, который был, с точки зрения Троцкого, более вероятным, — это военное поражение. Так как война, по его словам, неизбежна, и притом в самое ближайшее время, война прежде всего с Германией, а возможно, с Японией, следовательно, речь идет о том, чтобы путем соответствующего соглашения с правительствами этих стран добиться благоприятного отношения к приходу блока к власти, а значит, рядом уступок этим странам на заранее договоренных условиях получить соответствующую поддержку, чтобы удержаться у власти. Троцкий не сомневается, что война приведет к поражению Советского Союза. Это поражение, писал он, создает реальную обстановку для прихода к власти блока, и из этого он делает вывод, что блок заинтересован в обострении столкновений». В ходе немедленно проведенных в процессе судебного следствия как перекрестного, так и раздельного допросов К. Радек полностью подтвердил эти показания Пятакова: «Одно письмо — в апреле 1934 г., второе — в декабре 1935 г.»

И вот кто бы теперь объяснил, почему должно было так уникально точно совпасть с этими данными поведение Тухачевского, который именно в декабре 1935 г. «предложил провести в Генеральном штабе большую стратегическую военную игру. Игра ставила своей задачей проработать меры и способы активного отражения нападения фашистской Германии на Советский Союз. Мысль эта не сразу встретила поддержку, и только в начале 1936 г. последовало решение о проведении такой игры на базе наших реальных оперативных предположений». Кто бы объяснил, почему принципиально здравая и нормальная, если полностью абстрагироваться от личности Тухачевского, идея по времени своего появления должна была столь жестко точно совпасть с директивой Троцкого?! Почему эта идея появилась точно в упреждение не скрывавшегося намерения советского руководства добиться-таки советско-французской конвенции, которая превратила бы отношения СССР с Францией в полноценный и надежный, как тогда представлялось (согласно навязывавшимся Литвиновым представлениям), военно-политический союз, в новую Антанту?! Ведь оппозиция-то была настроена крайне резко против советско-французского договора о взаимопомощи в отражении (германской) агрессии и также на упреждение, в момент, когда идея о таком договоре еще только витала в высоких сферах, попыталась изящно провокационно выступить против с применением тяжелой артиллерии марксизма» — использовав упоминавшуюся выше статью Энгельса?! Предложение же Тухачевского о проведении такой игры в точности копировало «логику» еще той попытки оппозиции — тоже в упреждение возможного заключения советско-французской военной конвенции. Кстати, высказанная им идея о проведении таких игр поначалу как раз и была отклонена в связи с тем, что советское руководство рассчитывало заключить эту конвенцию. Еще более того. Кто бы объяснил, почему эта игра ставила своей задачей проработать меры и способы именно активного отражения нападения фашистской Германии на Советский Союз?) Кто бы объяснил, почему такая формулировка задач игры должна была столь точно совпасть и с навязанной Тухачевским и Уборевичем «концепцией пограничных сражений»?! Дело в том, что именно она, как указывалось выше, предусматривала отражение агрессии активными операциями вторжения [на современном языке военных — стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями], вплоть до инициативного развязывания войны непосредственно Советским Союзом! Почему именно такой вариант?! Ведь они же прекрасно знали об особой ущербности операций вторжения! Сами же, правда, якобы предупреждали об этом Ворошилова. В начале февраля 1934 г. они написали в докладной записке на имя Ворошилова, что «опыт показывает… Та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации систематическими воздушными нападениями его железнодорожного транспорта, к нарушению его мобилизации и сосредоточения многочисленными авиадесантами, к уничтожению его складов горючего и боеприпасов, к разгрому неприятельских гарнизонов и эшелонов быстрыми действиями межсоединений… сама рискует подвергнуться поражению». Ведь суть вредоносности «концепции пограничных сражений» состояла в следующем. Прикрытие собственных границ методом немедленного встречно-лобового вторжения/контрблицкрига должно было реализовываться не только заранее созданными фланговыми группировками. Прежде всего оно должно было реализовываться при ставке на статический фронт узкой лентой при сверхнизкой оперативной и линейной плотности сухопутных войск на остальной, и ведь большей же, части границы! В таком случае большая часть войск находится, в прямом смысле слова, в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны и прикрытия границ. И малейший внезапный удар, тем более нанесенный концентрированными силами, автоматически привел бы к невообразимо кровавой трагедии. Содержание упомянутой записки не оставляет ни малейшего сомнения в том, что Тухачевский и Уборевич не только прекрасно понимали ущербность своей концепции, но и навязывали высшему военному руководству СССР идею инициативного начала войны, то есть чтобы СССР выступил в ипостаси агрессора?! То есть навязывали вариант не только немедленного встречно-лобового вторжения/контрблицкрига, сиречь по факту уже свершившегося нападения, но и превентивного вторжения на чужую территорию ради якобы упреждения мобилизации и последующего разгрома противника. При практически абсолютной аналогичности систем подготовки, что к превентивному вторжению/блицкригу, что к немедленному встречно-лобовому вторжению/контрблицкригу по факту уже свершившегося нападения, войска двух готовящихся к вооруженному столкновению государств находятся, еще раз особо подчеркиваю это, в состоянии крайней неустойчивости именно с точки зрения обороны. Потому как у обоих, при заранее созданных фланговых группировках, ярко выражена ставка на статический фронт узкой лентой, в том числе и при сверхнизкой оперативной и линейной плотности войск на большей части линии грядущего вооруженного столкновения. И в этом случае все зависит от того, кто первым нанесет удар. Но нанесший первым удар немедленно получает фактически тотальное стратегическое преимущество и имеет практически все шансы вдребезги раздолбать приграничную группировку противника, на которого напал (что и произошло у нас 22 июня 1941 г.). Вот и попробуйте теперь понять следующее. Почему «стратегу» взбрело в голову выдумать такое именно тогда?! И почему по времени это должно было точно совпасть не только с принятием Верховным командованием стратегии блицкрига, но и с первым директивным письмом Троцкого, которое, по характеристике того же К. Радека, «надо рассматривать как толчок для пораженческой тактики»?! Более того. Почему это должно было уложиться в канву письма, в котором, по словам все того же Радека, «по существу речь шла об ускорении войны, как желательном условии прихода к власти троцкистов»?! И, наконец, кто бы объяснил причину поразительно «нежной заботы» германского военного ведомства о советском маршале М. Н. Тухачевском?! 29 июня 1936 г. Министерство пропаганды Геббельса почему-то запросило у военного ведомства Третьего рейха материалы досье на бывшего военнопленного Первой мировой войны подпоручика Тухачевского. Судя по всему, Геббельс вознамерился провести какую-то пропагандистскую акцию по компрометации Тухачевского — в тот период времени высшее нацистское руководство билось в тисках неразрешимой задачи, «как бы разрушить едва только ратифицированный франко-советский договор о взаимопомощи в отражении агрессии, увязанный с симметричным советско-чехословацким договором». Военное министерство прекрасно поняло смысл запроса и 8 июля 1936 г. ответило следующее: «В связи со вновь вскрывшимися обстоятельствами штрафная карта лейтенанта Тухачевского выдана быть не может, поскольку персональные нападки на Тухачевского сейчас неуместны»! Что это за «вновь вскрывшиеся обстоятельства», почему «персональные нападки на Тухачевского», по мнению военного министерства, «сейчас неуместны»?! При этом следует иметь в виду, что военный министр Бломберг, санкционировавший такой ответ, во-первых, сам был настроен против Гитлера и входил в круг германских заговорщиков из числа генералов, а во-вторых, он еще с 1928 г. точно знал, что Тухачевского уже тогда «подозревали в руководстве движением по гос. перевороту». Надо полагать, что едва ли возникнут какие-либо препятствия для формулирования истинного ответа на поставленные вопросы.

Но это всего лишь прелюдия к тому, что произошло на весенних 1936 г. (19 — 25 апреля) стратегических играх в нашем Генеральном штабе. Отрабатывался якобы вариант отражения совместной германо-польской агрессии против Советского Союза. «Германской стороной» командовал Тухачевский, «армией буржуазной Польши» — Якир, а Уборевич — советским Западным фронтом. Как сами игры, так и поведение сторон — крайне странные, если не сказать, что вообще подозрительные. Почему-то Генеральный штаб исходил из того, что в тот момент Германия могла отмобилизовать до 100 дивизий! В то время в вермахте не было еще даже 36 дивизий, а информация о колоссальных трудностях в германском военном строительстве потоком шла от раз

ведки! С какой стати имели место столь беспрецедентно завышенные оценки противника на текущий тогда момент?! Хорошо, допустим, что они имели право на жизнь. В конце концов, игры для того и проводятся, чтобы рассмотреть даже и виртуальные варианты. Однако еще перед началом игр Тухачевский непонятно почему «выразил пожелание, чтобы еще до начала оперативного времени по игре он мог эти силы (германские) развернуть соответственно принятому им оперативному плану, дабы опередить "красную сторону" в сосредоточении и первым открыть военные действия. Он добивался, следовательно, такой обстановки, которая обеспечила бы противной стороне внезапность наступления»?! Непонятно вот что. Ему же хорошо было известно, что германскому вермахту попросту негде было разворачиваться в тот момент, не говоря уже о том, что нечего было разворачивать. Вермахта как такового, как армии, способной осуществить победоносное нападение, еще не было в наличии. Сама гитлеровская Германия территориально была отделена от Советского Союза буферами. Главный из них — Польша. Она и мысли-то о вхождении на свою территорию германских войск не допускала. Даже ради совместного нападения на Советский Союз. К тому же Гитлер, не стесняясь, предъявлял серьезные территориальные претензии, не говоря уже о том, что ставил под сомнение даже право на существование независимого польского государства. О каком же совместном нападении даже по условиям игры могла идти речь?! Но тогда спрашивается, какого же, миль пардон…. Тухачевский требовал себе таких приоритетных условий перед началом игры?! Чтобы проверить, что произойдет, если Германия внезапно нападет уже развернутыми силами с польского плацдарма, не задаваясь при этом вопросом, как она овладеет этим плацдармом?! Так, что ли?! Да, именно так! Особенно если вспомнить итоговый вывод «герров генералов» по итогам своей игры — «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше».

Своими требованиями Тухачевский предрешил не только указанный вывод «герров генералов». В сущности-то, он точно смоделировал неизбежность трагедии 22 июня 1941 г. и ее основные черты! Потому как лишь внезапный удар с этого плацдарма всеми заранее развернутыми силами реально мог принести успех! Хуже того. Перед этими играми Тухачевский упорно настаивал на том, что наиболее предпочтительное для германского военного командования направление главного удара — Украинское, начисто отрицая исторически сложившийся «основной маршрут» всех агрессоров с Запада — Белорусское. Вплоть до того, что впоследствии, в собственноручных показаниях следствию указал, что Белорусское направление как направление главного удара — вообще фантастика для Гитлера, ибо такое возможно лишь в том случае, если он «поставит перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву»?! Неужели никогда не слышал и не читал о том, что Гитлер спит и видит, когда он, наконец, сможет уничтожить СССР?! Почему это его упорство в выборе перед играми именно Украинского направления как якобы наиболее предпочтительного для вермахта ровно через год абсолютно точно совпало с его же собственноручными показаниями?! Ведь он же сам прямо так и указал, что во время встречи на похоронах английского короля с германским генералом Рундштедтом (входил в состав германской делегации) последний прямо сказал ему, что «главным театром военных действий, где надлежит готовить поражение красных армий, является Украина»! Почему именно такая переакцентировка в вопросе об определении направления главного удара вермахта? Ведь она же точно совпадает с главным выводом гитлеровских генералов — «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше»!

Такие совпадения не могли быть случайными. Ведь и за год до этого, будучи еще на свободе и даже еще в почете, Тухачевский проповедовал то же самое. То есть апрельские стратегические игры на картах он проводил, уже зная требования германских генералов по организации поражения. В частности, что необходимо сконцентрировать советские войска на Украинском направлении в ущерб обороне белорусского. Собственно говоря, именно поэтому-то во время игр Уборевич и получил мощный удар главными силами противника в свой левый фланг — аккурат на минском направлении. А ведь за «германскую сторону» во время этих игр командовал именно Тухачевский. Кстати говоря, не отсюда ли родом идея гитлеровских генштабистов раздвоить силы группы армий «Центр» — ведь в июне 1941 г. ГА «Центр» наступала по двум направлениям: севернее и южнее Бреста. Причем войскам ее левого фланга помогали соединения правого фланга ГА «Север», а частям правого — левофланговые подразделения ГА «Юг». Именно такой вариант и привел к тому, что Западный фронт СССР в июне 1941 г. рухнул уже на четвертые сутки, а Минск действительно был взят к исходу пятых — началу шестых суток агрессии. А пограничное сражение в принципе было проиграно Красной Армией в течение первых нескольких дней войны.

Если вкратце подвести итог тому, что они на самом-то деле осуществляли во время этих игр, то вывод будет такой. Призванные и поклявшиеся защищать свою Родину — Советский Союз, — они, высшие советские военачальники того времени, в действительности проверяли во время этих игр, как лучше подставить советские войска под скорый разгром германским вермахтом! Для чего четко определили и формулу поражения — чем круче переакцентировка усилий по направлениям (в смысле — кривозеркальном по отношению к истинным направлениям грядущего удара гитлеровцев, особенно главного направления), чем выше уровень задач и исполнителей безумно преступной идеи немедленного встречно-лобового вторжения/контрблицкрига, тем выше, шире и катастрофичней масштабы поражения и разгрома войск Первого стратегического эшелона именно в начальный период войны! Потому что в ходе различных игр они неоднократно убеждались в том, что в любом варианте исполнения «группы вторжения не в состоянии выполнить тех задач, которые на них возлагались на первом стратегическом этапе борьбы»!

На еще большие подозрения откровенно провоцирует у всех «адвокатов» Тухачевского вызывающая «телячий восторг» якобы проявленная им гениальность в подсчете необходимого гитлеровцам количества дивизий для успешного нападения на Советский Союз. Что-де он, оказывается, предвидел, какими силами Гитлер нападет на СССР в 1941 г.! В 1936 г. Тухачевский действительно выдвинул идею о том, что-де немцы смогут выставить до 200 дивизий. И это в то время, когда даже по скорректированным планам германского командования армия военного времени должна была насчитывать примерно 102 дивизии! Да и то не ранее начала сороковых годов. С какого потолка он взял цифру в 200 дивизий — даже трудно предположить. Но возможно иное — опереться на некоторые, испокон веку действующие в военном деле аксиомы. Едва ли не от сотворения мира хорошо известно, что максимальный мобилизационный ресурс любого государства ограничивается 10 % от численности его населения, естественно, мужского. Данные о численности населения в СССР в 1936 г. специально возьмем из вышедшей в 1980 г. в Нью-Йорке под названием «Портрет тирана» (С. 253 — 257) книги зоологического антисталиниста — «невинной жертвы» сталинизма и сына «невинной жертвы» сталинизма А. В. Антонова-Овсеенко. Так вот, убедительно демонстрирующий глубинные медицинские последствия зоологического антисталинизма, наследник «невинной жертвы» сталинизма указал, что в то время численность населения СССР была на уровне 156 млн.. человек (по официальным данным — 163,77 млн.. человек на 1 января 1937 г.). Допустим, хотя это и считается неправильным в демографических исследованиях, что ровно половина — мужское население. Допустим лишь для удобства иллюстративного подсчета. Следовательно, 10% — 7,8 млн.. человек мужского пола, которых может выставить СССР по мобилизации, хотя и это грубый подсчет, так как считать надо после вычета численности лиц мужского пола допризывного и непризывного возрастов. Но пусть будет так — всего лишь для облегчения восприятия цифровых данных. Что из этого вытекает?! А то, что для того, чтобы Германия хотя бы на равных вступила в войну с Советским Союзом, ей необходимо было поставить под ружье примерно такое же количество мужиков. Что, кстати говоря, она и сделала — непосредственно перед нападением на СССР германский вермахт, по немецким же данным, насчитывал свыше 7,24 млн.. человек. Так вот в том-то и был весь вопрос — откуда Германия смогла бы взять такое количество искренне желающих бесславно сложить свои дурные головы в борьбе с большевизмом, если численность населения самой Германии в тот период не превышала — даже если по максимуму — 65 млн.. человек?! Опять-таки, вернемся к аксиоме о 10% в специально упрощенном виде. Мужское население Германии — 32,5 млн. человек. Следовательно, 10% — 3,25 млн.. человек. Но ведь прокормить, обмундировать и вооружить (в том числе и всевозможной боевой техникой, а также боеприпасами) такую армию в середине 30-х гг. Германия не могла. Именно из-за этого-то «герры генералы» непрерывно корректировали свои же только что принятые планы военного строительства. А чтобы сравняться с возможностями СССР, Германии необходимо было, наряду с финансово-экономическими и материально-техническими проблемами, как-то решить и проблему демографических ресурсов.

Тухачевский и эту задачку умудрился решить за них. Во время этих игр рассматривался вариант нападения объединенными германо-польскими силами — примерно 160 германских дивизий, 30 — польских. Откровенно говоря, автору неведомо, кто и как в германском генералитете воспринял эту подсказку Тухачевского. Однако в 1941 г. в ход был пущена принципиальная схема именно этого варианта, правда, без польских дивизий, которые вермахт вдребезги разнес еще в первой половине сентября 1939 г. Были использованы дивизии фашиствовавших холуев-союзничков Германии. Но в 1936 г. до 1941 г. было еще далеко — целых пять лет. И необходимые для срочного укрепления вермахта глобальные выводы за Гитлера сделали… на Западе, но опираясь на выводы Тухачевского.

Как только в британской разведке проанализировали все данные об осенних 1936 г. стратегических командно-штабных играх «герров генералов», «рыцари плаща и кинжала» PERFIDIOUS ALBION сделали глобальное дополнение к своим уже вынашивавшимся на концептуальном уровне планам стратегического и военно-экономического «умиротворения» Гитлера. В них был включен еще и демографический аспект. Это окончательно предрешило начальный азимут Западом же «направлявшейся» так называемой мирной агрессии Гитлера — сначала Австрия, затем Чехословакия. Только там был действительно германский демографический ресурс, радостно изъявлявший желание бесславно сложить свои дурные головы за Третий рейх. Вот тут-то окончательно все сложилось и появилась долгожданная возможность одномоментно решить все, подчеркиваю, все без исключения проблемы, возникшие перед Гитлером и его генералами в подготовке новой войны. От сугубо экономических и финансовых до сырьевых, от территориальных до демографических. Очень скоро Великобритания их и решила в действительности.

3. Установление (восстановление?!) контактов с руководящими кругами русской антисоветской эмиграции, дабы заранее заручиться их поддержкой. После того как Тухачевский проделал первоначальную работу, на этом поприще его опять сменил советский военный атташе в Лондоне — комкор В. Путна. Пользуясь своим служебным положением, он вплоть до своего ареста в конце лета 1936 г. постоянно встречался с представителями белой эмиграции в Лондоне (в кафе «Ройяль»), пытаясь наладить с ними взаимопонимание и информируя их о скором военном перевороте в СССР и установлении военной диктатуры. [Кстати говоря, не только с ними, но и с германским военным атташе Лео Гейром фон Швенненбургом, с которым обсуждал полученные Тухачевским вопросы.] В середине июля 1936 г. Путна имел ставшую роковой для него встречу с Н. Скоблиным в доме графини Аттольской. Упоминавшийся выше бывший царский дипломат — Е. В. Саблин — впоследствии письменно подтвердил, что такая встреча действительно имела место, хотя графиня Аттольская наотрез отказывалась признать этот факт, заявляя, что-де она вообще не помнит Скоблина. Между тем генерал появился там как муж своей знаменитой жены — известной в эмиграции певицы Надежды Плевицкой, которая в это время выступила в Лондоне с двумя концертами. О содержании беседы Тухачевского со Скоблиным ничего не известно. Однако учитывая, что всего лишь через месяц — 20 августа 1936 г. — Путна был арестован уже в Москве, едва ли возможно отрицать, что за этим стоит очень серьезная информация, которую не смог «утопить» в недрах своего ведомства даже пока еще на тот момент — нарком внутренних дел Ягода. Кроме того, следует иметь в виду, что встречи Путны со Скоблиным не остались не замеченными британской разведкой. Прежде всего, потому, что как военный атташе СССР, Путна и так находился под неусыпным наблюдением британских спецслужб. Профессиональным разведчиком он не был, в связи с чем мог «засветиться» в мгновение ока. С другой стороны, британская аристократия издавна славится своей склонностью сотрудничать с разведкой. Это как бы норма поведения для британской аристократии. Ну и, наконец, сам Скоблин едва ли был обойден пристальным вниманием со стороны британских спецслужб — его фигура всегда привлекала внимание ведущих европейских разведок, и британская в этом смысле ничем не отличалась от других. Особенно, если учесть ее неподдельный интерес к делам русской эмиграции, в кругах которой Скоблин был очень заметной и влиятельной фигурой.

В данном контексте необходимо учитывать также и следующее. Ряд активных заговорщиков из числа гражданских лиц, используя свое служебное положение в системе Народного комиссариата иностранных дел, поддерживали конспиративные контакты с Троцким и представителями различных кругов Германии. Как правило, большей частью эти контакты осуществлялись почему-то через Чехословакию. Вследствие этого они оказывались под пристальным наблюдением сразу нескольких разведок. Интерес к ним проявляли обе советских, британская, французская, две германских, а также чехословацкая военная разведки и, кроме того, малоизвестная, но очень мощная эмигрантская разведывательная организация, базировавшаяся в чешском монастыре Святого Яна. Причем следует иметь в виду, что последняя активно сотрудничала со всеми указанными разведками, за исключением, естественно, советских. И пикантность этого характерного для любой эмигрантской организации явления состояла в том, что в любом случае советская разведка точно знала о той информации, которую разведывательная «монастырская братия» передавала своим патронам. К примеру, миновать чехословацкую разведку они не могли, так как статус этой «братии» напрямую зависел от высшего, в том числе и военного руководства Чехословакии. Любая же попытка обойти это обстоятельство, например сотрудничеством с абвером Канариса, автоматически завершалась тем, что вся информация попадала обратно чехословацкой разведке, а та делилась с советской. Потому что, с одной стороны, чехословацкая разведка имела ценнейшего агента в абвере, который сообщал едва ли не все, что касалось безопасности этого маленького государства, с другой — между разведками СССР и Чехословакии официально осуществлялись сотрудничество и информационный обмен по актуальным вопросам. В то время существовал объединенный советско-чехословацкий разведывательный центр ВОНАПО, впоследствии — ВОНАПО-2, который действовал достаточно автономно. Через эти же каналы чехословацкая разведка передавала также и информацию, полученную от британских и французских коллег, а нередко просто негласно ее добывала у них же. Под пристальное наблюдение сразу нескольких разведывательных «микроскопов» попал, в частности, поверенный в делах СССР в Германии Сергей Александрович Бессонов, который поддерживал связь с Трудовой крестьянской партией, с эмиссарами Троцкого и даже — с главой движения судетских немцев — К. Генлейном, которого, кстати говоря, в Германии курировал лично глава абвера адмирал Канарис. Между тем возглавлявший SUDETEN DEUTSCHE PARTEI — НЕМЕЦКУЮ ПАРТИЮ СУДЕТ — Конрад Генлейн одновременно являлся старым приятелем Карла Хаусхофера и доверенным лицом заместителя фюрера по партии — Рудольфа Гесса, также очень близкого Хаусхоферу. Именно Гесс осуществлял прямое финансирование движения судетских немцев. Имена Хаусхофера и Гесса всплывали на московских процессах. Так вот, подавляющую часть сведений о поездках Бессонова в Чехословакию, о его связях и контактах, содержании бесед с различными лицами советская разведка получила непосредственно от чехословацкой разведки, которая очень внимательно приглядывала, в частности, за судетскими сепаратистами. Как на следствии, так и в ходе судебного разбирательства Бессонов полностью подтвердил всю полученную по разведывательным каналам информацию. Кстати, как свидетельствовали старые чекисты, после смерти Сталина из дела на Тухачевского лично Хрущевым были вырваны многие документы, в том числе и приобщенные к материалам дела документы разведки об этих контактах Бессонова. Недобитый мерзавец-троцкист почему-то очень точно знал, что конкретно надо выдирать из этого дела… Ведь вырваны-то были материалы о поездках Бессонова именно в период, когда доверенное лицо Р. Гесса — Альбрехт Хаусхофер — вел переговоры в Праге. То есть выходит, что Бессонов контактировал с А. Хаусхофером. Более того. Бессонов контактировал и с лидером Трудовой крестьянской партии, бывшим эсером Масловым, которому обеспечил связь с Троцким. Маслов же в свою очередь был связан с лидером судетских сепаратистов Генлейном и проявил серьезную заинтересованность в консолидации всех оппозиционных сил, действующих в СССР, но ориентирующихся на соответствующие круги в Германии.

Под эти же «микроскопы» угодил и ближайший подельник Тухачевского — Иона Якир. Прежде чем отправиться в упоминавшийся выше вояж во Францию, Якир находился якобы на лечении в Чехословакии. А там, между прочим, чехословацкое руководство уже с апреля 1936 г., если не того ранее, получало информацию из белоэмигрантских кругов о заговоре «товарищей генералов». И не только оттуда.

Поразительно также и другое. Практически все, что говорилось на московских процессах, откровенно муссировалось в зарубежной, в том числе и в эмигрантской, прессе. В частности, преследовавшиеся ими политические и экономические цели, в том числе территориальное расчленение СССР, сдача природных ресурсов Советского Союза в концессию западным державам, реставрация капитализма, возврат к частному землевладению, военный переворот и т. п. Причем, и это самое главное, задолго до того, как заговор был разоблачен, задолго даже до первого московского процесса. Особенно характерны апрельские 1936 г. публикации в эмигрантской печати. Например, в журналах «Знамя России» (печатный орган Трудовой крестьянской партии), «Новая Россия», в «Возрождении». Списать на некую прозорливость зарубежных журналистов, в том числе и из числа эмигрантов, — не получится. Даже принимая в расчет то обстоятельство, что среди них действительно были прозорливые и обладавшие серьезными аналитическими способностями лица. Потому что они демонстрировали не столько свой ум и таланты, сколько точное знание, в том числе и полученное негласным путем. А ум и таланты использовали в основном для того, чтобы скрыть источники своей информации. Пресловутый А. Ф. Керенский, например, опубликовал практически все о программе заговорщиков, но их фамилии, а также автора их программы письменно назвал только после того, как были получены сведения об их расстреле. То есть выходит, что заговорщики реально имели сильные конспиративные связи с эмиграцией, с представителями различных кругов которой и обсуждали программные цели, планы заговора и свержения Сталина.

Наиболее вдумчивые и объективные исследователи уже давно обратили внимание на то, что «у зарубежных антикоммунистических организаций существовала какая-то своя агентура в СССР, и, судя по некоторым данным, агентура не слабая. Например, 23 — 29.6.37 г. в Кремле прошел пленум ЦК ВКП(б), и поскольку на нем решались вопросы репрессий против большой группы видных партийцев, то даже в архивах ЦК документы о нем оказались представлены в урезанном виде, а единственный экземпляр несокращенной стенограммы потом был найден в «особой папке» Сталина. Но в пражских архивах «Крестьянской России» (речь идет о Трудовой крестьянской партии. — А. М.) обнаружились полные данные о пленуме, где были перечислены и выступающие, и содержание выступлений. И даже кулуарные разговоры советских вождей, происходившие во время сверхзакрытого пленума! Аналогичные материалы имелись и в РОВСе (возможно, через «Крестьянскую Россию», которая в данный период с ним сотрудничала). В белогвардейские круги поступала исчерпывающая информация о терроре против коммунистических руководителей, — фамилии репрессированных, даты арестов, в чем обвиняются, расклады внутренних взаимоотношений в советской верхушке. В архиве В. И. Бурцева (известный еще с дореволюционных времен разоблачитель полицейской агентуры в рядах революционеров. — А. М.) оказался отражен и ход следствия над некоторыми высокопоставленными большевиками, вплоть до того, кто ведет дело, кто на кого дал показания, ссылка на номера документов. То есть белая разведка имела одного или нескольких агентов в самый верхушке советского руководства. Но кто это был, так и осталось тайной». Возьмем еще более острый, имеющий многоаспектное отношение к предмету нашего исследования пример. Со второй половины 20-х гг. под руководством Артузова была начата маловразумительная — по отношению к истинно государственным целям — операция «Тарантелла». Основной ее объект — некто Виктор Васильевич Богомолец, резидент агентурной группы (агент-групповод) британской разведки, сотрудничавший также и со спецслужбами Франции. В. Богомолец занимался сбором и анализом информации о внутренней и внешней политике СССР. Так вот, после всех чисток 1937 — 1938 гг. 4 мая 1939 г. В. В. Богомолец представил своим британским хозяевам очередную информационно-аналитическую записку, посвященную отставке Литвинова и перспективам советской внешней политики. Содержание этой записки повергает в шок. Богомолец, в частности, писал: «Окончательный и непоправимый удар положению Литвинова нанесло Мюнхенское соглашение… ИНО ГУГОБЕЗА, продолжающее питать Политбюро информацией о международном положении так же, как и Разведупр, наравне с нормальными советскими дипломатическими органами, сообщило через свою агентуру в Женеве, что Мюнхенское соглашение сопровождалось якобы "джентльмен агримент" между Гитлером и Чемберленом, согласно которому… Лондон давал Германии за себя и за Париж гарантию свободы рук на востоке Европы в отношении ее возможных планов, направленных против СССР. Это сообщение ИНО ГУГОБЕЗА (Разведупр вскоре прислал аналогичное сообщение) вызвало особое заседание Политбюро… На этом заседании Сталин резко и определенно заявил, что "вся информация нашего НКИД была попросту дезинформацией" и что "надо сменить головку этого органа, не оправдавшего наших надежд"»!

Какими же надо было обладать источниками информации, чтобы после всех чисток 1937 — 1938 гг. получить такую информацию непосредственно из Москвы?! Ведь здесь совершенно точно воспроизведено даже выражение Сталина — насчет «головки НКИД»! Советские граждане узнали об этом только из «Ста сорока бесед с Молотовым» Ф. Чуева в конце 80-х — начале 90-х гг. прошлого столетия. Так вот, кто бы теперь объяснил, что же сделал Артузов и его ближайшие помощники в разведке, если, замышляя операцию «Тарантелла», они исходили из того, что «надо попытаться имитировать создание агентурной сети Богомольца в СССР, по каналам которой можно было продвигать нужную нам информацию в Лондон», прекрасно понимая при этом, что «речь пойдет о серьезной политической и экономической информации», а кончилось это тем, что у Богомольца на связи были такие источники информации, что он даже после чисток 1937 — 1938 гг. мог спокойно воспроизводить даже выражения Сталина, сказанные на секретном заседании Политбюро?!

И в заключение следует отметить, что в конце 1936 г. советская внешнеполитическая разведка в очередной раз представила Сталину добытые материалы РОВСа (очевидно, через Н. Скоблина), в которых говорилось, что «в СССР группой высших командиров готовится государственный переворот, а во главе заговора стоит маршал Тухачевский».

К глубокому сожалению, информация из РОВСа уходила не только в Москву, но и, в частности, в Лондон… И уже 27 января 1937 г. тесно связанный с британской разведкой Черчилль в своем парижском заявлении прямо указал, что троцкисты действуют в тесной координации с германскими фашистами и даже финансируются ими. 28 января 1937 г. это выступление ярого недруга Советского Союза было опубликовано в центральных советских газетах.

[Для сведения. К указанному Времени У. Черчилль «создал соперничавшую с правительственной личную разведывательную сеть», центральной фигурой которой был майор Десмонд Мортон, глава нового отдела МИ-6 — Центра промышленной разведки (Industrial Intelligence Center). Снабжавшие Черчилля мощным потоком секретных данных «кроты» работали как в разведке, так и во многих правительственных департаментах, а также в вооруженных силах. К тому же за его спиной стояла очень мощная еврейская организация, имевшая странноватое название — «Фокус», в число членов которой входили резко антигермански настроенные видные и влиятельные деятели Великобритании, евреи по происхождению. Любопытно, что эта организация по своей инициативе предложила сотрудничество Черчиллю, и что более всего обращает на себя внимание, весной 1936 года (подробней об этом — чуть ниже). Черчилль знал, что говорил.]

1.1. Говоря о причинах, приведших британскую разведку к мысли о необходимости срочно завалить заговор Тухачевского, нельзя не упомянуть и об общей ее осведомленности о положении в СССР, в том числе и в руководящих кругах. С момента привода Гитлера к власти британская разведка крайне резко активизировала свою и без того весьма бурную деятельность против СССР. Круг ее интересов резко расширился. Теперь ее интересовало буквально все. От расстановки сил в высшем политическом руководстве СССР, состояния партийных дел (вплоть до фиксации приездов в Москву из провинции ответственных работников) до взаимоотношений Сталина с ближайшими соратниками. От оппозиционных течений и отношения к ним в партийных низах до сведений о возможных преемниках генсека ЦК ВКП(б). От информации о межнациональных отношениях в стране (с собым выделением украинского вопроса), позиции партийных работников по этому вопросу, в том числе и сепаратистски настроенных лидеров компартий союзных республик, до надежности органов госбезопасности и РККА. В заданиях агентуре на этот счет подчеркивалось, что «это очень важно». Вовсе неудивительно поэтому, что британская разведка едва ли не сразу проведала о том, что в СССР закручивается так называемое кремлевское дело.

Естественно, что в центре внимания были и вопросы внешней политики Советского Союза. Особенно британскую разведку интересовали различные аспекты американо-советских отношений, вопросы европейской политики США и отношение к ней Советского Союза — прошу особо это запомнить, так как впоследствии именно точное знание состояния советско-американских отношений и позволило Великобритании вырвать у США фактически санкцию на конвертацию провала заговора Тухачевского в сговор с Гитлером. В центре внимания британской разведки была и позиция СССР по всему кругу вопросов, связанных с Германией, в том числе и о предпринимаемых Советским Союзом мерах по предотвращению нагнетания угрозы войны в Европе. Особым приоритетом пользовались вопросы дальневосточной политики СССР. Задания по этой тематике передавались агентуре, как правило, с пометкой «это самое важное» и «нужны абсолютно все мелочи». Более всего интересовали данные о политике Советского Союза в китайском вопросе, прежде всего СИС почему-то была заинтересована в информации по проблемам Китайского Туркестана.

2. Колоссальную роль в принятии окончательного принципиального решения о необходимости срочного заваливания заговора Тухачевского сыграли испанские события, прежде всего тесно взаимосвязанные с ними и предпринятые на их же фоне, согласованные и санкционированные, судя по всему, лично Гитлером действия Ялмара Шахта. Огромное значение имела и оценка роли Советского Союза в испанских событиях на их начальном этапе, главным образом очевидного для Запада двойственного положения, в котором оказалось высшее советское руководство из-за этих событий.

2.1. Осенью 1936 г. Ялмар Шахт сделал удивительный «ход конем». Предложил Великобритании и Франции заключить с Германией широкое соглашение. А за основу взять колониальные и экономические уступки Франции в пользу Германии.

Момент для постановки такого вопроса был выбран на редкость удачно. На фоне «исполнения Германией долга перед западной цивилизацией», выразившегося в прямом пособничестве мятежу Франко в Испании вплоть до направления ему в помощь воинских контингентов и оружия. Разгоревшаяся при активном содействии Англии, Франции, Германии, Италии и других западных стран гражданская война в Испании с невероятной остротой обозначила целый комплекс глобальных проблем. Прежде всего, сам факт гражданской войны в Испании и тем более победа в ней Франко означали бы, что впервые с 1659 г. Франция может потерять всякие гарантии безопасности тыла, то есть со стороны Пиренейского полуострова. Автоматически это означало бы и начало утраты Францией как колониальной метрополией своих связей с колониями, а следовательно, и начало ее же извне ускоряемого падения и как великой державы, удерживающей в Европе «баланс сил» по-британски. Реальность угрозы такого развития событий в еще большей степени затрагивала и саму Великобританию, которая с 1704 г. привыкла господствовать на Гибралтаре. А одержи поддерживаемый Гитлером и Муссолини Франко победу, то сие означало бы, что под прямую угрозу будет поставлена свобода мореплавания для британского флота. Перспектива и впрямь мрачная, особенно если учесть, что в этом случае свобода прохода через важнейший в системе общемировых морских коммуникаций Гибралтарский пролив будет прямо зависеть от находящегося под влиянием Берлина Франко. Хуже того, это означало бы и катастрофическую угрозу для свободы мореплавания в Атлантике, так как именно атлантическое побережье Пиренейского полуострова в буквальном смысле слова идеальное место для базирования оперирующих в акватории этого океана военно-морских сил и авиации.

Небезынтересно в этой связи отметить, что приведенная выше позиция британского МИДа абсолютно точно совпадала и с мнением МИДа Германии, который именно так и рассуждал: «Заполнение военного и политического вакуума на Пиренейском полуострове означает коренное изменение в положении Франции. Связь Франции с ее колониальной империей станет проблематичной. Гибралтар потеряет свою цену, свобода прохода английского флота через пролив будет зависеть от Испании, не говоря уже о возможностях использовать Пиренейский полуостров для операций подводных лодок, легких морских сил, а также авиации. Европейский конфликт, в котором ось Берлин — Рим будет противостоять Англии и Франции, приобретет совершенно иной вид, если сильная Испания присоединится к оси Берлин — Рим».

Однако в Лондоне учитывали и возможные негативные последствия также и в случае победы республиканцев. В этом случае, при наличии в Испании правительства Народного фронта, поддерживаемого Москвой, получится, что фактически СССР контролирует этот важнейший в британском внешнеполитическом пасьянсе регион. Хуже того, «баланс сил» резко изменится, и ведущую роль в европейских делах будет играть Франция, которая поддерживается Москвой. Следовательно, это означает не только топор, приставленный к спине любимого Лондоном Гитлера, но и прощание с любыми надеждами на то, что выпестованный Лондоном фюрер когда-нибудь нападет на СССР. Но разве Гитлера привели к власти для того, чтобы потерять такие надежды?

Любой вариант исхода не на шутку разгоревшейся в Испании гражданской войны, если учитывать все задействованные в ней силы, сулил Великобритании преимущественно негативные, в том числе и очень серьезные последствия. В Лондоне прикинули все варианты и поняли, что ни от одного односторонней для него выгоды не будет. Потому как в случае победы франкистов при поддержке Гитлера и Муссолини каудильо вынужден будет плясать под их дудку, и тогда действительно получится ось Мадрид — Берлин — Рим, против которой Великобритании будет очень трудно устоять. Особенно в Средиземноморье, где проходили основные морские коммуникации, связывавшие Великобританию с ее основными же колониями. Влезать же в гражданскую войну на стороне красных — такое даже в кошмарном сне не снилось бриттам. Отдать же красным на откуп события в Испании — тоже нельзя. Выше уже были показаны британские страхи на этот счет.

В направленной Сталину и Ворошилову информации от 31 июля 1936 г. ГРУ указывало: «По сведениям, полученным из Лондона, британское правительство крайне озабочено событиями в Испании. Англичане одинаково опасаются и успеха сил единого фронта (возможность создания советской Испании), и сил фашистов, связанных с Римом — Берлином».

Более того. Опасаясь активной реанимации торгово-экономического сотрудничества между СССР и Германией, как якобы некоего фактора, который может повернуть Гитлера против Запада, Великобритания активно мешала любым попыткам хоть как-то нормализовать советско-германские торгово-экономические отношения и вернуть их к прежнему, догитлеровскому уровню. Но и Шахт прекрасно понимал, что, лишившись не только традиционного партнера, но и одного из важнейших каналов получения сырья и материалов, Германия буквально задохнется, в том числе и в области военного строительства.

Был и еще один аспект британских страхов, о котором Шахт в то время, возможно, и не знал в полном объеме, но очень скоро, в самом начале 1937 г., оценил в полной мере. Как указывалось выше, руководство Великобритании по донесениям своей разведки прекрасно знало, что в СССР готовится военный переворот в целях установления военной диктатуры. Более того, ему прекрасно было известно; что переворот готовится в рамках двойного заговора — то есть в тесной координации с антигитлеровски настроенными генералами. Хуже того. Было известно, что этот заговор имеет и японскую ветвь, что вообще ужасало бриттов. Причем наличие японской ветви ужасало в любом варианте — что в красном или посткрасном, что при сохранении Гитлера и Муссолини. Дело в том, что в это же время между Берлином и Токио шли интенсивные переговоры о заключении Антикоминтерновского пакта, о чем в Лондоне знали. Руководство Великобритании ужасалось при одной только мысли о любом из этих вариантов. В самом деле, ну что хорошего мог сулить PERFIDIOUS ALBION вариант оси, например, по извилистой дуге Мадрид — Париж — Берлин — Рим — Москва — Токио?! Причем в любом исполнении — что в красном, что в посткрасном, что коричнево-красном, что черно-коричнево-красном/ посткрасном, что с добавлением японской специфики, короче говоря, действительно в любой вариации. По-любому выходило, что Великобританию отправят на помойку истории, потому как в любом из этих вариантов ей, как «владычице морей» и якобы арбитру в европейских делах, места нет.

Шахт блестяще учел весь этот «пасьянс» британских страхов и пустился во все тяжкие со своим предложением, которое было поддержано Гитлером. В тот период времени Шахт считал самым важным получить доступ к источникам стратегического сырья, ибо как специалист он видел, что ВПК Германии задыхается без этого — даже реоккупация Рейнской зоны (операция «Винтерюбинг») в этом смысле мало что дала.

В результате этой смирной» агрессии Германии Гитлер смог вернуть в хозяйственный оборот германского государства производство 2,67 млн. т чугуна, 3,23 млн. т стали, 20,2 млн. т каменного угля. Кроме того, этот регион отличался высокоразвитым сельским хозяйством. К этому шагу Гитлера подтолкнула непосредственно Великобритания — французская разведка уже тогда точно установила, что именно Великобритания порекомендовала Гитлеру срочно пойти на реоккупацию Рейнской зоны. Дело в том, что 8 марта 1936 г. в законную силу должны были войти многократно упоминавшиеся выше франко-советский и советско-чехословацкий договора о взаимопомощи в отражении агрессии. При условии, что еще действовали Локарнские соглашения, то в случае любой попытки Германии влезть в Рейнскую зону, по совокупности своих международных обязательств Великобритания, как главнейший гарант соблюдения Локарнских соглашений и союзник Франции, неизбежно оказывалась обязанной предпринять прямые, в том числе и военные, контрмеры против Германии. Нотой от 3 марта 1936 г. Франция официально известила Великобританию, что в случае попытки Германии реоккупировать Рейнскую зону Франция ответит серьезными военными мерами. Официальный Лондон, прекрасно знавший о том, как и чему он «научил» Гитлера, проинформировал Францию, что ответ даст не ранее 9 марта. А «научил» он фюрера следующему: сначала в одностороннем порядке аннулировать германские обязательства по Локарнским соглашениям, желательно непосредственно накануне вхождения в силу тех договоров, и в тот же день ввести свои войска в Рейнскую зону. То есть поставить мир перед свершившимся фактом. Что Гитлер и сделал 7 марта 1936 г. Франция же, в ожидании ответа Лондона, не привела свои войска в боевую готовность. Соответственно по факту все стороны развели руками и стали «мириться» со сложившейся обстановкой. Тем более что Великобритании хорошо было известно, что Франция в принципе не желает даже и думать о войне с Германией. Уведомление же Гитлера о полностью безнаказанной возможности осуществления такого агрессивного акта тогда произошло по линии: британский король Эдуард VIII — его германские кузены Филипп Гессенский и Карл Эдуард герцог Саксен-Кобург-Готский — Гитлер, а также по линии связи Уинтерботэм — де Ропп — Розенберг — Гитлер (был и еще один канал, о котором скажем чуть ниже).

Почти весь день 7 марта Гитлер пребывал в трансе, опасаясь тяжелых последствий операции «Винтерюбинг». Во второй половине дня ему доставили срочную телеграмму за подписью германского посла в Лондоне Леопольда фон Гоша, прочтя которую фюрер с облегчением выдохнул: «Наконец-то! Король Англии не будет вмешиваться. Он держит свое слово». Вы только вдумайтесь, что же на самом-то деле ляпнул Гитлер! Не Англия не будет вмешиваться, а король Англии не будет вмешиваться! Он, видите ли, держит свое слово! «Джентльмен», мать его… Значит, все договоренности насчет этой первой «мирной» агрессии Гитлера были достигнуты именно с королем Эдуардом VIII! Даже не с правительством, а именно же с королем! Он лично дал слово Гитлеру, что никаких, тем более военных, санкций в отношении Германии не последует! И сдержал свое слово! А Гитлер с потрохами его выдал!

Надо отдать должное профессионалам из британского МИДа — они всерьез призадумались над тем, почему и зачем Шахт вышел с таким предложением. Причина настороженности проистекала из того обстоятельства, что в Форин Оффисе прекрасно помнили, что, когда Гитлера приводили к власти, он заявлял: «Дайте мне четыре года, и я буду готов к войне». Но прошло почти четыре года, и коричневый шакал принимает новую программу экономической подготовки к войне, рассчитанную также на четыре года. Естественно, встал вопрос не только о том, что задумал Гитлер, но и более принципиальный для Запада, в том числе и для Великобритании, — когда же этот коричневый шакал будет готов к нападению на CCCP?! Ведь Запад видел, что он не успевает, в то время как Советский Союз на всех парах стремится вперед и вверх.

Все это в совокупности составило одну из решающе ключевых мотиваций, приведших руководство Великобритании к окончательному выводу о необходимости срочного заваливания заговора Тухачевского как фактически единственного шанса избавиться от мучивших официальный Лондон страхов. А параллельно решить и весь комплекс вопросов и проблем, связанных с подготовкой Германии к войне против Советского Союза. Более того. Это же явилось главным импульсом к тому, что провал заговора Тухачевского был конвертирован в Мюнхенский сговор с Гитлером чисто экономическим образом. Об этом свидетельствует суть и поныне малоизвестного предмюнхенского сговора с Гитлером, о чем речь еще впереди. Фактически Шахт этим предложением подтолкнул Великобританию действовать именно в этом направлении. И вовсе не случайно, что, пока профессиональные дипломаты настороженно молчали, неожиданно восторженный интерес к этому предложению Шахта проявил формально далекий в тот момент от внешнеполитических дел канцлер казначейства, то есть министр финансов, а в скором будущем еще и премьер-министр Великобритании, и главный виновник Мюнхенского сговора — Невилл Чемберлен. А его активно поддержал главный в тот момент специалист по «экономическому умиротворению» — глава экономического отдела МИДа Великобритании Ф. Лейт-Росс.

Оба настояли не просто на встрече с Шахтом, а именно на неофициальной встрече для обсуждения его предложения. Восторженный интерес к этому предложению Шахта неожиданно проявил также и военный министр Франции, а в недалеком будущем также премьер-министр и соучастник Мюнхенской сделки с Гитлером — Эдуард Даладье. Даладье даже стал напрашиваться на эту встречу.

Самое интересное состоит в том, что в указанный момент Даладье уже знал о заговоре советских военных и готовящемся военном перевороте и потому вместе с французским Генштабом отчаянно противился даже тени намека на попытку инициировать переговоры между Генштабами СССР и Франции. Кстати, знал он не только от французской разведки. Как еще убедимся, именно в декабре 1936 г. президент Чехословакии Бенеш проинформировал об этом сына премьер-министра Франции Леона Блюма, а тот — отца, который соответственно проинформировал Даладье как военного министра, коль скоро речь шла о заговоре военных в государстве, с которым у Франции был заключен договор о взаимопомощи в отражении агрессии. И этот же Даладье 17 декабря 1936 г. на заседании Комиссии по военным делам сената Франции как военный министр высказал слишком уж многозначительное замечание. Приняв участие в обсуждении вопроса о новой военной доктрине стран, в том числе и о роли нового тогда рода войск — танковых, будущий мюнхенский подельник Н. Чемберлена и Гитлера заявил следующее: «…Никто никогда не видел, как действуют в боевых условиях пресловутые германские бронированные дивизии… Я допускаю, что этот вид оружия создан для ведения подвижной войны в равнинной местности. Возможно, при этом имелись в виду Украина, Польша, Чехословакия…» Комментарии, надо полагать, излишни.

2.2. Что касается роли Советского Союза в испанских событиях на их начальном этапе и главным образом очевидного для Запада двойственного положения, в котором оказалось высшее советское руководство из-за этих событий, то речь вот о чем.

В течение августа 1936 г. «выяснилось, что положение республиканского правительства действительно катастрофическое. Испания нуждалась буквально во всем: в продуктах питания, нефти, медикаментах, товарах широкого потребления. Армии, если ее еще можно было называть армией, требовались оружие, боеприпасы, самолеты, танки, даже летчики и танкисты. Поэтому в самом начале сентября перед советским руководством встала острейшая необходимость принять очень сложное, но крайне нужное решение, не терпящее ни малейшего отлагательства. Следует ли отказаться от невмешательства и срочно оказывать помощь республиканцам всем тем, в чем они испытывали нужду, или же остаться, как Франция и Великобритания, на принципах декларации 23 августа (о невмешательстве в испанские события. — А. М.).

Сущность дилеммы, вернее — задачи, казалось, не имевшей решения, заключалась в следующем. Придерживаться взятых ранее обязательств однозначно означало предать народный фронт в самую трудную для того минуту и обречь его на неминуемое и близкое поражение. Тем самым заодно дискредитировать ту самую идею народного фронта, выработать и отстоять которую как принципиально новую стратегию Коминтерна ВКП(б) и СССР стоило группе Сталина немалых усилий. Отстранившись от республиканского правительства Испании, узкое руководство лишь подтвердило бы правоту своих оппонентов — тех, кто решительно выступал против создания «внеклассовых» народных фронтов, настойчиво утверждал с конца 1934 г., что лишь пролетарская революция сможет остановить наступление фашизма, предотвратить новую мировую войну. Следовательно, оставшись на позиции невмешательства, Сталину, Молотову, Литвинову пришлось бы очень скоро открыто признать: ошибались они, а их идеологические противники — Троцкий, Зиновьев, Каменев — оказались правы. После вполне предсказуемого поражения испанских республиканцев группе Сталина пришлось бы признать и то, что именно она, несмотря на критику, выработала и провела в жизнь в корне неверный, даже преступный курс: и во внешней политике — борьбу за создание народных фронтов, заключение союзных договоров с Францией и Чехословакией, и во внутренней — прежде всего разработку проекта новой конституции. Предавая Испанскую республику, группа Сталина совершила бы политическое самоубийство. Но то же для нее означало и поступать, следуя примеру Италии, Германии, Португалии. В таком случае узкому руководству пришлось бы открыто вернуться на позиции пролетарского интернационализма, революционной солидарности, признать, опять же перед всем миром и собственной оппозицией, что прежняя политика Кремля фактически была обманом, всего лишь тактическим маневром, призванным ввести в заблуждение «доверчивые» демократические страны. И официально дезавуировать все прежние заявления… Любое из двух возможных решений не предвещало ничего хорошего и грозило неизбежной — пусть далеко не сразу — полной сменой руководства. Разумеется, узкого. И все же либо Сталину одному, либо вместе с кем-либо (может быть, с проводящим вместе с ним отпуск Ждановым) удалось найти единственно приемлемое в данном случае решение… при котором оказывалась возможной помощь республиканской Испании и одновременно сохранение властных полномочий узкого руководства. Мало того, найденное решение позволяло продолжить дальнейшую борьбу за политические реформы». 29 сентября 1936 г. было принято сверхсекретное решение Политбюро ЦК ВКП(б) — об оказании всесторонней помощи Испанской республике через третьи страны, в том числе и о реэкспорте через третьи страны оружия, боеприпасов и боевой техники без советской маркировки, а также о направлении в Испанию добровольцев.

Беда заключалась в том, что об этом решении достаточно быстро узнала британская разведка. Как уже указывалось выше, в секретариате члена Политбюро А. И. Микояна действовал ценный агент британской разведки, который, к слову сказать, передавал в основном информацию мобилизационного характера. Не говоря уже о том, что и по каналам белоэмигрантских разведок информация также «уплыла» за границу. Хуже того. По сию пору многие из так называемых демократических историков без устали ёрничают по поводу того, что бывшему начальнику знаменитого на Лубянке Спецотдела Глебу Бокию при аресте в 1937 г. предъявили необоснованное обвинение, в том числе и о выдаче британской разведке секретных кодов НКВД и ГШ РККА. Однако ёрничать надо над самими этими бандерлогами тупого, зоологического антисталинизма. Потому как в анналах истории мирового радиоэлектронного шпионажа сохранился смертельный для их идиотских сказок факт: начиная с 1937 г. британская разведка не без удовольствия читала едва ли не всю шифропереписку между Москвой и республиканским правительством Испании. Получить же доступ к шифропереписке такого уровня можно было, только предварительно заполучив агентурным путем шифры, которыми обслуживалась переписка центрального руководства. Прямой доступ к этим шифрам имел только Бокий — именно в его руках находилась вся эта система. И именно ему, Бокию, подчеркиваю, было предъявлено обвинение в выдаче секретных кодов НКВД и ГШ РККА британскому разведчику Ярдли. Так что свою пулю он получил вполне заслуженно. И нечего тут ёрничать.

Для Великобритании настал своего рода Момент Истины. Любой из вариантов решения советским руководством упомянутой выше дилеммы автоматически означал реализацию на практике тех негативных прогнозов, которые и так родились у британских аналитиков. Хуже того. Появился еще и третий вариант этих негативных прогнозов, поскольку в Лондоне были хорошо осведомлены о действиях антисталинский оппозиции. В представлении Лондона это был наихудший сценарий развития событий. Если внутренняя антисталинская оппозиция, прежде всего ее военное крыло в лице заговора Тухачевского и К°, осуществила бы в такой ситуации военный переворот и захватила бы власть в СССР, то, учитывая, что вся оппозиция действовала под идейным руководством и по директивам Троцкого, сторонники которого с невероятным «революционным энтузиазмом» стали бузить и в Испании, то получился бы одновременный захват власти троцкистами и в СССР, и в Испании. Соответственно оценки западных экспертов свидетельствовали, что такой сценарий развития событий грозит еще большими негативными геополитическими последствиями для Запада, прежде всего для Великобритании. Проще говоря, в таком случае угроза подобных негативных последствий возросла бы на порядки. В итоге выходило, что и по этим соображениям завалить заговор Тухачевского представлялось для Лондона делом первоочередной важности.

3. Роль своеобразного хлыста, сильно подстегнувшего принятие окончательного принципиального решения о необходимости срочного заваливания заговора Тухачевского, сыграли некоторые события и в целом ситуация на Дальнем Востоке, прежде всего на японском азимуте.

Особое значение в этой связи приобрел подписанный 25 ноября 1936 г. между Германией и Японией Антикоминтерновский пакт. Официальной целью этого пакта объявлялось сотрудничество в борьбе против Коминтерна. Пакт состоял из трех статей, «Протокола подписания» и секретного приложения. Стороны обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести борьбу против него и приглашали третьи государства «принять оборонительные меры в духе этого соглашения или присоединиться к настоящему пакту». «Протокол подписания», в свою очередь, обязывал стороны принимать суровые меры… против тех, кто внутри или вне страны прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала. Казалось бы, все однозначно — соглашение направлено против Коминтерна, под чьим именем все однозначно должны понимать СССР. В целом оно так и было понято в мире, в том числе и в СССР. Во всяком случае, внешне все мировые силы демонстрировали именно такое понимание. Тем более что все знали о конкретной антисоветской направленности секретного приложения.

Однако слишком явное «в этом мире бушующем», как правило, несущественно, ибо тайная сущность вещей действительно не видна. Так оно и было в действительности. Под вывеской антикокоминтерновской направленности скрывалась истинная, англосаксонская ориентированность. Это не стало секретом ни для Лондона, ни для Вашингтона. Тем более это не было секретом для Москвы. 0 Берлине и Токио уж и говорить не стоит — эти и так знали, что и против кого делают.

При обмене нотами, в связи с парафированием Антикоминтерновского пакта, как германская, так и японская стороны начисто дезавуировали якобы очевидный антисоветский смысл только что подписанного документа. В представленной за подписью И. Риббентропа японскому послу германской ноте, например, говорилось: «B связи с подписанием Дополнительного секретного соглашения к Соглашению против Коммунистического Интернационала я имею честь сообщить Вам, Ваше превосходительство, что германское правительство рассматривает договора, существующие между германским рейхом и Союзом Советских Социалистических Республик, в частности, Рапалльский договор 1922 г. и Пакт о нейтралитете 1926 г., как не утратившие силу и не противоречащие духу этого соглашения и вытекающих из него обязательств». Японской же нотой, врученной Риббентропу послом Японии в Берлине, германское правительство было поставлено в известность о сохранении в силе ранее подписанных японо-советских договоров и соглашений.

То есть этими нотами обе стороны фактически де-юре дезавуировали антисоветский характер и самого пакта, и секретного приложения к нему. Но одновременно не только четко обозначили и так уже выпиравшую антианглосаксонскую направленность пакта, но и, походя, бросили жирную тень на Москву. Потому как такие реверансы в ее сторону, сделанные к тому же в дипломатической переписке не с ней, а между собой, давали обильные основания для серьезных подозрений. В том числе и в том, что подобное было осуществлено чуть ли не с ведома либо самой Москвы, либо лидеров антисталинский оппозиции, попросивших учесть их готовность ликвидировать Коминтерн. Естественно, что в Лондоне и Вашингтоне быстро узнали как о самом факте обмена такими нотами, так и об их содержании. Заключение Антикоминтерновского пакта было воспринято руководством британской дипломатии с явным неудовольствием.

Оформленный как Антикоминтерновский пакт, геополитический альянс между Германией и Японией действительно не был неожиданностью для Великобритании. Сознавая огромную роль идей Карла Хаусхофера в геополитическом пасьянсе Гитлера, официальный Лондон в принципе давно ожидал подобного поворота событий. Более того. В какой-то мере Лондон даже подталкивал такое развертывание событий. Потому как в планы Великобритании входило уничтожение Советского Союза в рамках сценария двухфронтового нападения — то есть руками Германии и Японии. Ибо ни Германия, ни Япония в одиночку не справились бы с гигантом на Востоке. Именно поэтому-то один из высокопоставленных британских подонков — лорд Ллойд, — совершенно не стесняясь в выражениях, заявил: «Мы предоставим Японии свободу действий против СССР. Пусть она расширит корейско-маньчжурскую границу вплоть до Ледовитого океана и присоединит к себе дальневосточную часть Сибири. Мы откроем Германии дорогу на Восток и тем обеспечим столь необходимую ей возможность экспансии на Восток». Не скрывая, он подчеркнул, что такая стратегия призвана отвлечь Японию и Германию от Великобритании, но держать СССР под постоянной угрозой вооруженного нападения.

Однако все это британских планов «громадье» вдруг наткнулось на вдохновляемый Троцким военно-геополитический заговор антисталинский оппозиции, лидеры которого уже сговорились со своими конфидентами в Германии и Японии о территориально-экономических уступках в пользу последних в обмен на поддержку усилий заговорщиков по захвату власти в Советском Союзе. В том числе и в ситуации ими же организованного военного поражения. Бешенству Великобритании просто не было предела. Выходило, что вдохновляемая вконец «сошедшим со всяких катушек» от зоологического антисталинизма Троцким оппозиция в СССР откровенно угрожала глобальным интересам PERFIDIOUS ALBION! Прежде всего, по стравливанию СССР и Германии (при поддержке Японии) в смертельной схватке на взаимное уничтожение! Да еще и пыталась вести двойную игру, заигрывая одновременно и с западными «демократиями», и со своими конфидентами в Германии и Японии! Причем и там, и там подсовывая одну и ту же программу, в которой непременно фигурировал и пункт о ликвидации Коминтерна! Можно только догадываться о том, что предполагали аналитики британской разведки, обратив внимание на такое совпадение. Ведь Троцкий тоже на всех углах вопил о необходимости роспуска Коминтерна. Ведь он же создал свой, IV, Интернационал.

Своим заговором оппозиция подрывала саму идею укрепления и расширения британского (англосаксонского) мирового господства. Ведь лорды-то планировали впоследствии раздавить Германию и Японию после того, как они измотают и ослабят себя в борьбе с СССР, чтобы нахапанное ими, особенно территориальные «приобретения», присвоить себе в порядке «законного трофея» и тем самым укрепить и расширить свое мировое господство. Но о чем можно было мечтать, если оппозиция столь лихо раздает территориально-экономические уступки британским «шестеркам»?! Деля при этом шкуру не столько даже неубитого медведя, сколько то, на что уже давно положил свой алчный глаз Запад. Запад никому не прощает такого.

В негодование Великобританию и в целом англосаксонский Запад ввергли еще и такие, как предшествовавшие заключению Антикоминтерновского пакта, так и сразу последовавшие за ним, события.

Под конец 1936 г. в Японии резко активизировались евразийские силы, группировавшиеся вокруг принца Фумимаро Коноэ — ярого противника англосаксов, но убежденного сторонника проповедовавшейся Карлом Хаусхофером идеи «континентального блока», сиречь геополитического альянса Берлин — Москва — Токио. Отличительной особенностью евразийских взглядов Коноэ было то, что он ориентировался на союз с СССР не как со «страной Коминтерна», а как с ориентированной против Великобритании и США континентальной данностью евразийства. Именно такой подход он считал одним из наиважнейших залогов успеха в создании «единой сферы сопроцветания Великой Восточной Азии» — главной тогда геополитической цели японской империи. Во внутренней же политике Коноэ был сторонником гомогенизации (приведения в однородное состояние) политической структуры Японии вокруг одной вертикали, фактически на грани известного по европейской ситуации того времени принципа «один народ — один рейх — один фюрер». И вот для интеллектуального обслуживания действий по прорыву во власть такого политического деятеля Японии в том же самом ноябре 1936 г. было создано «Общество Сёва Кэнкюкай» (Исследовательская ассоциация Сёва). Своего рода «мозговой трест» группировавшихся вокруг Коноэ японских евразийцев. Только один этот факт уже вызывал серьезные подозрения. Ведь несколькими месяцами ранее, после подавления в Японии февральского (1936 г.) мятежа молодых офицеров, уже тогда всеми оценивавшегося как очевидно способный консолидировать все политические силы страны, Коноэ наотрез отказался возглавить правительство Японии, осмелясь пренебречь пожеланием самого императора, что в Стране восходящего солнца вообще не принято. Естественно, что эксперты британской разведки задались вопросом: почему за несколько месяцев до этого Коноэ отказался от лестного предложения императора, но как только был подписан Антикоминтерновский пакт, вдруг стал столь интенсивно готовиться к броску во власть, что даже создал при себе специальную Исследовательскую ассоциацию?! Британские эксперты обратили внимание также и на такие обстоятельства. Во-первых, на то, что это совпало и с резкой активизацией внутри СССР антисталинского заговора, лидеры которого при пособничестве Троцкого вступили в конфиденциальные отношения как с представителями Германии, так и Японии, обещая им ряд желанных уступок. Для англосаксов это было принципиально. Коноэ был убежденным сторонником южного направления японской экспансии. А это означало удар по британским позициям в Азии. В условиях международной ситуации второй половины 1936 г. это не предвещало ничего хорошего. Возьмите, к примеру, географически далекие от Японии испанские события во всей многоаспектности их негативных последствий, о чем говорилось выше. Приплюсуйте к ним оформленную в виде Антикоминтерновского пакта антианглосаксонского характера ось Берлин — Токио, за месяц до которой была создана еще и ось Берлин — Рим. Затем приплюсуйте реальную угрозу превращения последней в трио — Берлин — Мадрид — Рим. Добавьте вытекающую из этого серьезную угрозу столкнуться с целой группой осей. От дуэта Берлин — Рим и Берлин — Токио и трио Берлин — Мадрид — Рим до реальной угрозы скорой трансформации в расширенный континентальный блок по дуге Мадрид — Берлин — Рим — Москва — Токио. Складывавшееся таким образом геополитическое уравнение было не просто сложным для Великобритании. Оно отчетливо грозило испокон веку страшившим Великобританию итогом — превращением в третьестепенный островок где-то на задворках Европы. Когда подобная ситуация случилась в первый раз, то Великобритания психанула, что называется, по полной программе. Тогда психоз вызвала последовательно складывавшаяся ситуация с заключением франко-германского (Висбаденского) соглашения 1921 г., советско-германского (Рапалльского) договора 1922 г., советско-китайского (Пекинского) договора 1924 г., советско-японского договора 1925 г. В конце концов, она стала смахивать на некую неподконтрольную Великобритании геополитическую конструкцию. Уже тогда Великобритания устрашала себя призраком будущего сговора Берлина, Москвы и Токио, чему очень способствовало издание книги британского журналиста Э. Гаррисона «Красная камарилья». Естественно, что она занялась проблемой глобального противодействия складывавшемуся, как ей не к месту грезилось, континентальному блоку Германии, СССР и Японии. Так появились выпустившие на свободу «дух войны» Локарнские соглашения. В ответ Советский Союз заключил с Германией договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г.

Парируя действия СССР, Великобритания уже тогда стала подталкивать наиболее горячие головы в Европе к вооруженному нападению на СССР консолидированными под британской эгидой силами, пытаясь завлечь в реализацию таких планов в том числе и недружественно настроенные по отношению к Советам силы внутри Германии. Наивысшей тогда точки психоз Великобритании стал достигать в тот момент, когда, начиная с весны 1926 г., поползли слухи о возможном заключении некоего континентального блока между Германией, СССР, Китаем и Японией. А окончательно в апогей психоз выскочил, когда с такой же идеей в 1927 г. вышел и влиятельнейший политический деятель Японии того времени мэр Токио, виконт Гото Симпей.

Очередной ответ Великобритании был внушителен. Это и резкое обострение обстановки вокруг СССР — 1927 г. так и вошел в историю советского государства как год военной тревоги (при одновременной резкой активизации внутренней оппозиции, вплоть до попытки государственного переворота). Это и не без содействия британской разведки устроенная в Китае руками Чан Кайши резня коммунистов. А предварительно был устроен налет китайской полиции на советское консульство в Харбине. И это еще и так называемый меморандум Танаки, в котором якобы четко были обозначены агрессивные планы Японии в отношении СССР. Только в наши дни специалистам по истории Японии удалось, наконец, достоверно доказать, что этот документ — фальшивка. Конечно, с абсолютной уверенностью утверждать, что это дело рук британской разведки, — пока еще затруднительно. «Старая лиса» настолько изворотлива, что крайне редко оставляет даже косвенные следы. Тем не менее следует отметить, что именно в то время — начиная с конца 1926 г. — послом Великобритании по особым поручениям в Китае был уже упоминавшийся ранее заместитель британского министра иностранных дел по разведке Майлз Локкер-Лэмпсон. И уж если он приложил руки к провоцированию Чан Кайши на резню коммунистов, то что ему стоило пойти на документальную провокацию ради столь желанного для Лондона резкого обострения отношений между Москвой и Токио?! Дабы более не возникала столь страшившая PERFIDIOUS ALBION идея континентального блока Германии, России (хоть советской, хоть не советской) и Японии?! А чтобы не возникал и китайский аспект этой идеи, в 1929 г. был спровоцирован еще и вооруженный конфликт Китая с СССР (на КВЖД).

События конца 1936 г. убеждали бриттов, что происходит нечто аналогичное, но требующее еще более массированного ответа.

Во-вторых, внимание привлекло и то, что изложенное выше произошло на фоне резкого всплеска просоветских симпатий в вермахте, тем более что они последовали после упоминавшегося выше пребывания Уборевича на военных маневрах в Бад-Киссингене. Не обошли вниманием британские аналитики разведки и тот факт, что вскоре после тех маневров в германском Генеральном штабе состоялись уже упоминавшиеся выше стратегические командно-штабные игры на картах. Естественно, что их внимание привлек и тот факт, что для участия в маневрах и играх в Германию был вызван ее военный атташе в Японии — полковник Ойген Отт, наблюдение за которым в Токио показало, что он тесно связан с хорошо известным британской разведке Рихардом Зорге. И вот тут мы сталкиваемся с одной из крупнейших загадок ХХ в. — ролью Зорге в мировом раскладе сил, в том числе и тройственном заговоре. Говорить об этом очень сложно, но необходимо. Потому что именно его неоднозначная во всем фигура, с одной стороны, в немалой степени вызывала приступы психоза Великобритании насчет континентального блока; а с другой — провоцировала серьезное недоверие Москвы к результатам его деятельности как разведчика. Увы, но оснований для этого предостаточно. И все они в основном кроются в контрразведывательной составляющей разведывательной миссии P. Зорге в Японии. Обычно такие детали не учитывают. Куда приятней рассуждать о непонятом и незаслуженно игнорировавшемся легендарном разведчике, геополитике, выдающемся ученом-японисте (кстати, и синологе тоже). Никто и не собирается покушаться на выдающиеся таланты этого незаурядного человека. Однако спустя шестьдесят с лишним лет со дня его гибели в японских застенках, очевидно, пора уже трезво посмотреть и на теневые стороны его разведывательной деятельности. А они, к глубокому сожалению, таковы, что, еще не придя в советскую военную разведку, Р. Зорге уже был на примете… в британской разведке. Впервые с британскими спецслужбами он «познакомился» еще в 1929 г. во время пребывания в Англии по линии Коминтерна, где контактировал с представителями Англо-русского комитета профсоюзов, который, как известно, весной 1929 г. провел всеобщую забастовку протеста против политики правительства. Зорге был задержан британской полицией. «Это сыграло решающую роль, и после двукратного откладывания решения о том, где ему надлежит работать, 16 августа 1929 г. его исключили из списка работников Западно-Европейского бюро Коминтерна и откомандировали в распоряжение ЦК ВКП(б). Именно в это время он оказывается в советской военной разведке. Свыше сорока лет считалось, что в том заслуга тогдашнего шефа ГРУ — Я. Берзина. Сейчас с документальной точностью установлено, наконец, что в советскую военную разведку Зорге напросился сам, причем с конкретной программой деятельности… по Китаю! Причем будучи еще в Англии, где при помощи своей первой жены — Кристины — познакомился с резидентом ГРУ в Германии Константином Михайловичем Басовым. Письмами от 9 и 16 сентября 1929 г. Басов сообщил в Центр не только о необходимости привлечения Зорге к разведывательной работе, но и изложил целую программу его использования в Китае, автором которой был сам Р. Зорге. Предложение было принято, и вскоре Зорге уже в Китае. И едва ли не с порога опять попал если и не полностью «под колпак» британской разведки, то, по крайней мере, под пристальное ее наблюдение. Среди его ближайших друзей в Китае была знаменитая в те годы левая по своим взглядам американская журналистка — Агнесс Смедли. Именно она в немалой степени способствовала разведывательным успехам Зорге в Китае. Причем, и это надо прямо указать, на знакомство и установление с ней дружественных отношений Зорге был ориентирован непосредственно руководством ГРУ.

Агнесс Смедли давно находилась под очень пристальным вниманием британской разведки — как центрального аппарата, так и регионального подразделения в лице ее Индийского бюро. Потому что она была сильно замешана в левых интригах с индийскими националистами в Германии, где многие из них искали не только сочувствия, но и поддержки. А Смедли, наряду с сотрудничеством с американскими печатными СМИ, работала и на ряд германских газет. Под конец 20-х гг. интересы А. Смедли сместились на Китай, где она также установила серьезные связи с антиколониальным подпольем, в том числе ив зоне британского влияния. И опять угодила под пристальное внимание резидентуры британской разведки. В одной из своих первых корреспонденций из Китая она описала ситуацию вокруг нее, как ей четко объяснили ее же коллеги-журналисты: «На юге (Китая. — А.M.) особенно сильна британская разведка. Можете быть уверены, что ей точно известно, когда вы прибыли в Китай, и все остальное о вас тоже, вплоть до того, как часто вы меняете нижнее белье». У британской разведки в Китае действительно были колоссальные возможности, и все, что было связано с А. Смедли, плотным потоком оседало в досье на нее. Зорге же быстро установил тесные отношения с А. Смедли в Китае и, абсолютно не скрываясь, контактировал с ней. Британская разведка имела все основания усматривать за этим не только творческим союзом двух талантливых журналистов некое проявление германо-американского содействия Советам в антибританской деятельности на китайском плацдарме. В данном случае следует иметь в виду, что и А. Смедли, и Р. Зорге уже тогда активно сотрудничали со знаменитым журналом «Zeitschrift for Geopolitik» К. Хаусхофера. К тому же Зорге работал под своим настоящим именем, и, следовательно, установить, что ранее задерживавшийся в Англии известный функционер Коминтерна и активист германской компартии Рихард Зорге и германский журналист в Китае Рихард Зорге — одно и то же лицо, не представляло особого труда. В Германии у британской разведки также была нехилая агентура, особенно в полицейских органах, тем более что из-за своей деятельности в Коминтерне Зорге стал объектом особого внимания и полиции Веймарской Германии. В силу этих обстоятельств уже в период китайской командировки Зорге находился под пристальным наблюдением британской разведки. Между тем Великобритания крайне нервозно воспринимала любые шаги СССР, Коминтерна и США на китайском направлении и вообще на азиатском азимуте. А Зорге, кстати сказать, несмотря на то, что дистанцировался от Коминтерна, один раз в Китае все же был вовлечен в деятельность бывших соратников по партийному подполью в связи с делом Ноуленса (Рудника), что поставило его на грань провала, тем более что даже руководство службы безопасности компартии Китая и то проведало о его разведывательной миссии и даже о статусе резидента!? Более того. Бросалось в глаза британской разведке и такое обстоятельство. Ее данные свидетельствовали, что на китайском плацдарме сосредотачиваются как громадные силы Коминтерна, советской разведки и дипломатии, так и просоветски настроенные представители Германии. Особую тревогу вызывали данные о том, что это представители ее военных кругов во главе с генералом Гансом фон Сектом, который в то время являлся германским военным советником у Чан Кайши.

В свете упоминавшихся геополитических страхов Великобритании насчет континентального блока, в том числе и с участием Китая, нетрудно представить себе те далеко идущие выводы, которые, очевидно, и сделала британская разведка из этих фактов. Она тем более не могла не сделать далеко идущих выводов, если учесть, что в Китае Зорге появился под руководством лица, издавна хорошо знакомого как британским спецслужбам, так и впоследствии контрразведкам многих стран, в том числе и нанкинского правительства, — Улановского Александра Петровича (настоящие Ф. И. О. — Хаскелевич Израиль). Бывший анархист Хаскелевич еще до революции бежал из ссылки в Туруханском крае за границу и более двух лет провел в Англии, Франции и Германии. В начале 20-х гг. работал разведчиком-нелегалом в Германии. Затем вплоть до 1928 г. в Профинтерне, в качестве представителя которого побывал в командировках в Германии и Китае, и везде «засветился». С 1928 г. вновь в военной разведке. При выезде в Китай в качестве резидента и куратора Зорге очень быстро в очередной раз провалился и вынужден был покинуть страну уже в 1930 г. В том же году был направлен резидентом в Германию, где также быстро провалился. Хаскелевич очень хорошо был известен британским спецслужбам. И в период работы Зорге в Японии, куда он уезжал, обреченно зная, что бритты «сидят» у него «на хвосте», Хаскелевич в очередной раз, но на этот раз уже по-крупному «засветил» Зорге во время своего очередного провала в Дании, вошедшего в историю ГРУ как копенгагенский.

Когда Зорге в срочном порядке был отозван из Китая, он выдвинул новую идею — направить его в Японию в качестве журналиста и опять под своим же именем. Почему?! Почему эта его идея должна была совпасть с началом попыток Троцкого установить контакты как с приведенными к власти в Германии нацистами, так и с представителями Японии?! Почему эта идея должна была совпасть с первыми попытками отца и сына Хаусхоферов установить союзнические отношения между Германией и Японией теперь уже на государственном уровне?! Ведь дорогу к будущей оси «Берлин — Токио» еще в 1933 г. стал торить именно сын Хаусхофера Альбрехт, с которым Зорге был знаком. Но вот ведь какое дело: с одной стороны, А. Хаусхофер был доверенным лицом самого Рудольфа Гесса. С другой же — Альбрехт Хаусхофер был активистом оппозиционной Гитлеру группировки Mittwochgesellschaft, в которую входили многие высшие правительственные чиновники, дипломаты, генералы (в частности, генерал Бек), представители научной интеллигенции и клерикальных, преимущественно католических, кругов. [Кроме того, британская разdедка, которая держала Хаусхоферов, особенно Альбрехта, под плотным наблюдением, знала также, что, например, последний находился в постоянном контакте и с левой антигитлеровской оппозицией, вошедшей в историю под обобщенным названием «Красная Капелла».] Именно на эти силы, в том числе и на Р. Гесса, и пыталась выйти вдохновляемая Троцким антисталинская оппозиция.

К слову сказать, еще с коминтерновских времен Зорге был весьма близок с некоторыми ее лидерами, в частности с Бухариным и Радеком. Почему при таких обстоятельствах при выезде в Японию Зорге был остро сориентирован на установление отношений с формально малоизвестным помощником военного атташе Германии Ойгеном Оттом?! Ведь в тот период Отт мог представлять интерес не столько в указанной выше ипостаси, сколько как ближайший помощник последнего догитлеровского рейхсканцлера генерала К. фон Шлейхера, выполнявший в недавнем тогда прошлом функции особо доверенного связника между Шлейхером и Гитлером. Более того. В свое время Ойген Отт был одним из ближайших помощников генерала Ганса фон Секта, при котором и начиналось сотрудничество двух армий. Почему Зорге добивался получения рекомендательного письма именно к нему, в чем ему помог друг Отта — ведущий автор германской газеты «Englische Rundschau» д-р У. Зеллер, о чем и о ком еще надо было знать, чтобы обратиться с такой просьбой?! Прежде всего, откуда это знание?! Более того, после того как Шлейхер вынужден был уйти в отставку с поста рейхсканцлера, Отта попросту сослали в Японию на очень незавидную должность, и в таком случае спрашивается, зачем он мог понадобиться до такой степени, что Зорге добивался у д-ра Зеллера рекомендательного письма лично к Oттy?!

Прибыв в Японию под своим именем, Зорге опять оказался под пристальным вниманием британской разведки, тем более что одним из его близких друзей стал британский военный атташе в Японии, генерал-майор британской армии Фрэнсис Стюарт Пигготт. Кроме того, Зорге продолжил интенсивное сотрудничество со знаменитым и влиятельным в международных кругах журналом «Zeitschrift fbr Geopolitik», где публиковал свои статьи о Японии, вызывавшие серьезный интерес во всем мире. Как корреспондент самого К. Хаусхофера и его журнала «Zeitschrift fbr Geopolitik», Зорге тем более привлек внимание к своей персоне. Самым главным агентом Зорге в Японии стал Ходзуми Одзаки, который ранее также «засветился» перед британской разведкой своей близостью с Агнесс Смедли еще в Китае (не исключено, что не без содействия бриттов Одзаки еще в Китае арестовывался японскими спецслужбами). В Японии Ходзуми Одзаки достаточно быстро сблизился с принцем Коноэ, как авторитетный специалист по Китаю. А когда было создано Общество Сёва — стал одним из его членов. В 1935 г. в Копенгагене в очередной раз с колоссальным треском провалился Хаскелевич-Улановский. Датской контрразведке он, естественно, и даром был не нужен — арестовали, промурыжили, выгнали и все. Однако все дело в том, что Дания — это старинная, еще со времен Первой мировой войны «вотчина» британской разведки. И уж она-то на этом провале поживилась, тем более что попался ее старый знакомый — Хаскелевич. Естественно, в силу жестких законов разведки Центр принял решение об отзыве Зорге из Японии. Обычно его приезд в СССР в 1935 г. представляют как вызов для отчета о проделанной на первом этапе легализации работе, а также для знакомства с новым шефом военной разведки — Соломоном Урицким. Внешне все оно так и выглядело, но действительная причина его отзыва — это очередной грандиозный провал хорошо знавшего Зорге Хаскелевича. Он провалился 19 февраля 1935 г., а к лету Р. Зорге окружным путем прибыл в Москву. Однако вызов Зорге в Москву после провала Хаскелевича стал фактическим подтверждением того, что старый знакомый британской разведки — Р. Зорге — находится в Японии по заданию советской разведки. При всем том, что его отъезд, естественно, был соответствующе легендирован, тем не менее совпадение по времени да при условии, что бритты его знали, автоматически давало серьезные основания для убежденности в том, что он отозван по указанию из Москвы из-за провала Улановского-Хаскелевича. И точно так же возвращение Зорге в Японию вызвало у британской разведки очередной прилив подозрений, что советская военная разведка далеко не спроста и не только ради разведывательных целей вертится в Японии вокруг германского посольства (кстати, в это время послом Германии в Японии был Дирксен, занимавший перед этим назначением аналогичный пост в Москве), военного атташе Германии и советника самого принца Коноэ. Именно неспроста, потому как в это время британская разведка по нарастающей получала агентурную и иную информацию о шашнях внутренней антисталинский оппозиции как с представителями Германии, так и Японии. Естественно, что ход мыслей в ее выводах был предрешен — она откровенно усмотрела в этом попытку под вывеской разведывательной деятельности реализовать основной замысел военно-геополитического тройственного заговора. К этому британскую разведку обязывала и информация, которая поступала из Голландии, где под ее «колпаком» оказался резидент советской разведки — уже упоминавшийся выше Кривицкий, который вошел в тесный контакт с германскими заговорщиками в кругу приближенных к бывшему германскому кайзеру. Ни одна разведка не рассматривает такие данные как случайность тем более британская. Потому как получалось, что на плечевых концах тройственного заговора, грозившего трансформироваться в страшивший Великобританию континентальный блок, плотно висела советская военная разведка. Если вкратце резюмировать вышеизложенное, то выходит, что фигура хорошо известного британской разведке Рихарда Зорге стала чем-то вроде «меченого атома». Особенно это стало характерно, когда и британская разведка пронюхала о ведущихся между Берлином и Токио секретных переговорах насчет заключения Антикоминтерновского пакта.

В этой связи есть немалый резон обратиться к следующему факту. 10 августа 1937 г. Сталину, Молотову, Ворошилову и Ежову было доложено редко упоминаемое в литературе сообщение военной разведки. В нем сообщалось о наличии в Германии антигитлеровской просоветской офицерской группы, часть которой, в количестве 60 человек, во главе с полковником ВВС фон Бентхаймом была арестована гестапо. По их заданию работавший в Москве германский журналист Клаус Менерт вел переговоры с Тухачевским и комкором Эйдеманом. Но вот ведь какое дело. К. Менерт с детства был хорошо знаком и даже дружен с упоминавшимся выше военным атташе, а затем и послом Германии в. Токио Ойгеном Оттом, который, в свою очередь, был ближайшим другом Р. Зорге в Японии. При этом еще раз хочу обратить внимание на то обстоятельство, что перед выездом в Японию Зорге целенаправленно искал выход на О. Отта. Согласно утверждениям К. Менерта, впервые он пересекся с Р. Зорге только в начале 1936 г. Но куда тогда деть те несколько лет, которые К. Менерт проработал в Советском Союзе в качестве корреспондента ряда германских изданий? Ведь и Зорге находился в СССР в самом конце 1932 — начале 1933 г., а затем еще и летом 1935 г.

Предположим, что К. Менерт написал правду в своих мемуарах. Но кто бы в таком случае объяснил, желательно вразумительно, какого черта корреспондента ряда германских изданий в СССР понесло в начале 1936 г. в Японию?! Что ему, корреспонденту ряда германских изданий в Советском Союзе, было делать в Японии в краткосрочной командировке?! Для составления репортажей об СССР ему и всей жизни не хватило бы, а он, видите ли, в Японию махнул?! И ведь не просто в начале.1936 г., а фактически после известного в истории Японии февральского 1936 г. мятежа молодых офицеров. Как корреспондент ряда германских изданий, он там был нужен ровно настолько, насколько рыбе нужен зонтик, а телеге пятое колесо. Один Р. Зорге практически полностью удовлетворял все потребности германской и даже части западноевропейской прессы в информации о Японии.

Несколько слов об этом мятеже. Наиболее точный и всесторонний анализ этого мятежа, его причин, движущих сил и последствий в обрамлении японской специфики первым во всем мире дал именно Рихард Зорге — и как журналист, и как разведчик. Им было опубликовано несколько статей на эту тему в различных печатных изданиях Германии, с которыми он по прикрытию имел соответствующие контракты. Подписанная инициалами «R. S.» статья «Армейский мятеж в Токио» была опубликована в марте 1936 г. в журнале Хаусхофера «Цайтшрифт фюр геополитик» — это была наиболее подробная статья. В берлинской «Борзен Цайтунг», а также во «Франкфуртер Цайтунг» в апреле 1936 г. были опубликованы примерно аналогичные статьи. С подачи К. Радека публикация в журнале Хаусхофера в начале апреля 1936 г. оказалась частично воспроизведенной на страницах «Правды», а 15 апреля того же года «Известия» (главный редактор Н. И. Бухарин) перепечатали статью из «Борзен Цайтунг». Казалось бы, совершенно невинное дело, наподобие того, что в свое время делал очень популярный еженедельник «За рубежом». Однако ни Бухарин, ни тем более Радек — отнюдь не те персонажи, чтобы просто так, в порядке ознакомления читателей с событиями за рубежом, что-то опубликовать. В то время оба были в активной оппозиции Сталину. К тому же, как руководящие в прошлом деятели Коминтерна, они прекрасно знали Р. Зорге, особенно Радек. В том числе, естественно, и о факте перехода Зорге на работу в военную разведку — Радек, в частности, принимал некоторое участие в общей одготовке Зорге к выезду в Японию. Но это одна сторона медали. Вторая же заключается в том, что и мировая пресса, и сообщения дипломатов, да и сам Зорге не обошли вниманием японскую специфику этого мятежа, в числе главных элементов которой были следующие:

— «явление "гекокийо"», то есть свержение старших младшими, высших низшими» — ведь мятеж осуществили «молодые офицеры»;

— погодные обстоятельства февральского мятежа (26 февраля), вызвавшие в Японии, а соответственно и в мировых СМИ, сообщениях дипломатов и разведчиков широкую ассоциацию с легендарным в японской истории актом мести в Уэдо (старое название Токио) в XVII веке. Суть этой истории такова: сорок семь ронинов одного, подло убитого господина в течение длительного времени притворялись пассивными, выслеживая убийцу своего господина, а затем, во время снегопада, напали на него и отсеченную голову убийцы принесли на надгробье своего господина, после чего сдались властям (те приговорили их к самоубийству). Так вот, мятеж 26 февраля проходил в условиях обильного снегопада, что у чувствительных к подобным вещам японцев не могло не вызвать соответствующих аналогий ассоциативного порядка.

Если теперь все сопоставить, то получится следующее. В это время оппозиция Сталину резко активизировалась. Уже шли разговоры о том, когда же найдется тот, кто выстрелит в него, чтобы якобы вернуться к Ленину, а на самом деле к привычному разбою под лозунгом «Даешь мировую революцию!». Активно готовился государственный переворот. Генералы плели свой заговор, не гнушаясь союзом не только с Троцким и его сторонниками внутри СССР, но и с германскими и даже японскими коллегами. В апреле прошли стратегические игры в Генштабе, где военные обговорили детали заговора и вредительско-пораженческие действия, и тут на тебе — перепечатка о токийском мятеже. Да еще и с такой подоплекой, как «гекокийо» и история о мести ронинов. «Гениальный авантюрист» Радек действительно обладал «хитрейшей головой», ориентированной на феноменально провокационные подстрекательства. Ведь, по существу, эти перепечатки были не чем иным, как тонко завуалированным призывом к умышленно притихшей на некоторое время оппозиции начать-таки активные действия.

Перепечатки статей Р. Зорге на страницах центральной советской прессы, тем более перепечатка из журнала Хаусхофера, не могли остаться без внимания Менерта — впоследствии он признал, что читал практически все статьи Зорге, опубликованные в «Цайтшрифт фюр геополитик». А ведь Менерт прекрасно знал и русский язык. И вот на фоне всего этого К. Менерта — человека, который вел переговоры с лидерами военного заговора в СССР, понесло в Японию прямо из CCCP?! Ну, что же, наверное, самое время вспомнить, что, по данным известного в прошлом и специализировавшегося на раскрытии тайн Третьего рейха ныне покойного германского историка-публициста Юлиуса Мадера, Клаус Менерт являлся сотрудником абвера, что соответствует сведениям разоблачившей его контрразведки ВМФ США.

Так вот и спрашивается, во-первых, а не понесло ли Менерта в Токио по заданию абвера?! Вплоть до того, что даже по личному заданию Канариса?! Во-вторых, и не по заданию ли абвера он позиционировал себя в Москве в качестве представителя некой, но вполне реальной группы оппозиционно настроенных германских офицеров?! Ведь Канарис хорошо знал оппозиционные настроения в германском офицерском корпусе, особенно среди генералов, со многими был близко знаком и, уж если говорить принципиально, негласно, с помощью своего абвера контролировал внутригерманской заговор. Это рутинная практика деятельности любой спецслужбы, тем более что в структуре контрразведки абвера функционировал специальный отдел по контролю за офицерским корпусом вермахта (что также является рутинной практикой спецслужб). Завалить их Канарис не мог. Ему это было не с руки — как-никак, но как бывший фронтовик и военно-морской офицер, он недолюбливал Гитлера, нацистов, особенно СС, терпеть не мог, но сдать своих же на расправу гестапо не мог. Однако с помощью этих же связей выяснить характер взаимоотношений германских генералов с их советскими коллегами, а затем окружным путем, к примеру через ту же британскую разведку, нанести удар по последним — это вполне во вкусе адмирала. Он обожал подобные, круто закрученные комбинации. Тем более что это удар по Герингу, которого он тоже не жаловал. Да и результат предвиделся неплохой — Геринг-то взъелся на Гиммлера.

Что же до Менерта, то уж больно странно выходит. От имени антигитлеровские настроенной группы офицеров он вел переговоры с Тухачевским и Эйдеманом, гестапо сцапало 60 человек из этой группы, а сам Менерт, знай себе, разъезжает по белу свету. В 1941 г. он вновь оказался в Токио, где опять встречался с Зорге. В общем, до чертиков запутанная история, явно не с одним «дном». Одно только ясно — прикрыть Менерта мог только Канарис.

4. Практически аналогичную роль сыграла и полученная под конец 1936 г. британской разведкой информация о новом раунде попыток Д. Канделаки прозондировать в Берлине возможности улучшения советско-германских отношений.

На этот раз Канделаки зондировал возможность улучшения именно межгосударственных отношений. Потому как в конце 1936 г. уже было не за горами истечение срока действия пролонгированного до лета 1938 г. советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. В соответствии же с протоколом о пролонгации дальнейшую судьбу договора стороны должны были определить за год до истечения срока его действия. Естественно, что советское руководство (Сталин) взяло курс на дальнейшее продление этого договора. А то, что эти попытки предпринимал именно Канделаки, свидетельствовало о том, что, не доверяя закоренелым германофилам и их противникам в Наркомате иностранных дел, Сталин дал ему четкое указание и поручил увязать попытку нормализации межгосударственных отношений с нормализацией торгово-экономических связей. Однако, как уже неоднократно указывалось выше, именно этого-то и не нужно было Великобритании. Она последовательно добивалась дальнейшего ухудшения советско-германских отношений по всем азимутам.

5. Немалую роль сыграл и «еврейский фактор», на который практически никогда не обращают внимания.

Еще в начале книги говорилось о программе установления «нового мирового порядка». Напомним, что она состояла из трех разделов, каждый из которых предусматривал мировую войну. В ходе Первой мировой предусматривалось тотальное уничтожение царской России. В результате второй в Палестине должно было появиться еврейское государство — Израиль. Так вот — уже только двойной заговор (не говоря о трипартитном) категорически мешал достижению этой цели. А она-то относилась к разряду высших, так как жестко соответствовала принципам Высшей Мировой Геополитики и Политики. Контроль над одним из ключевых регионов мира, где переплетаются практически все коммуникации по всем азимутам — над Ближним Востоком, — в сочетании с уже тогда имевшим колоссальное значение нефтяным фактором и есть самая что ни на есть Высшая Мировая Геополитика и Политика. И тут уже действовал испокон веку не знающий ни малейшей жалости Высший Закон Высшей Мировой Геополитики и Политики. Заговорщики; прежде всего советские, и на этом азимуте незаметно для себя оказались жертвами его молоха. Главным образом из-за того, что некоторые из них были тесно связаны как с лидерами мирового сионизма, так и с высшими иерархами мирового масонства, в том числе этнородственными узами. И в первую очередь здесь следует назвать (Янкеля) Яна Гамарника, который был женат на сестре (по имени Блюма) не столько основоположника современной израильской поэзии Хаима Бялика, сколько одного из лидеров могущественной всемирной еврейской масонской ложи «Бнай-Брит» — «Сыны Завета». Я. Гамарник являлся не только заместителем председателя РВС, а затем и заместителем наркома обороны (который, напоминаю, курировал также и военную разведку), членом ЦК ВКП(б), но и прежде всего одним из главных подельников Тухачевского. В свою очередь одна из сестер Троцкого была замужем за видным деятелем мирового сионистского движения Владимиром (Зеевом) Жаботинским. Сестра одного из видных оппозиционеров в Коминтерне — Бела Куна (еврей по национальности)— была замужем за одним из «некоронованных королей» США — Ф. Ла Гуардией. Этот же был не столько вице-мэром, а затем еще и мэром Нью-Йорка, сколько масоном очень высокой степени посвящения и входил в круг особо избранных в США. В этом же ряду следует учитывать и зарубежные связи Раковского, Радека, Бухарина; Каменева, Зиновьева и многих других. А чего, например, стоит визит Луи Арагона с Эльзой Триоле (урожденной Коган) якобы к смертному ложу Горького, а в действительности непосредственно в самое логово заговорщиков, жена одного из которых — Примакова — была не столько Лилей Брик, сколько родной сестрой Э. Триоле. Выше об этом уже говорилось. Так что информация о заговоре утекала за рубеж едва ли не «полноводной рекой». В том числе и в руководящие сионистские и масонские круги зарубежья. И совершенно не случайно вся Европа откровенно жужжала насчет заговора.

«Трагедия» же заговорщиков как еврейской, так и нееврейской национальности состояла в том, что точно так же, как и их патрон Троцкий, они даже и на йоту не предполагали существования того особого плана по созданию еврейского государства в результате Второй мировой войны и действовали вопреки не только коренным интересам безопасности Советского Союза и планам Запада, но и мирового сионистского движения, лидер которого — Хаим Вейцман — уже тогда являлся членом Комитета 300. Между тем с конца двадцатых годов хорошо было известно, какие громадные средства вбухивались еврейскими банкирами в нацизм и Гитлера. В 30-х же годах сионистские организации вообще одарили Гитлера 126 млн. долларов, что по современным меркам значительно больше миллиарда тех же зеленых. И трудно понять, почему заговорщикам не пришла в голову мысль о том, что просто так такие колоссальные средства в зоологического юдофоба не вкладываются?! Скорее всего, это произошло из-за того, что, будучи контролируемым американским финансовым капиталом, в том числе и в лице его еврейского отряда, Троцкий по привычке сориентировался именно на его интересы. И, полагая, что грядет нечто аналогичное 1917 году, радостно активизировал свою заговорщическую деятельность, втягивая в нее всех своих явных и неявных сторонников в Советском Союзе. При всей мощи своего интеллекта, «бес мировой революции» оказался не способен разглядеть подводные рифы тайной мировой политики. Хотя не так уж и трудно было сообразить, что лидеры мирового сионизма преследуют какую-то свою, отличную от общезападных, цель. В конце концов наиболее влиятельные круги мирового еврейства даже и не скрывали, в чем суть дела. Еще в 20-х гг. знаменитая лондонская еврейская газета «Jewish Chronicle» в № 2950 опубликовала статью, в которой описывался следующий страх лондонских евреев: «Цель американских финансистов в настоящее время — разрушить Британскую империю». Нетрудно догадаться, о каких конкретно — по этническому признаку — американских финансистах писала газета английских евреев. Однако к середине 30-х гг. сложилась совсем иная ситуация, суть которой в том, что ни одна из дислоцировавшихся на англосаксонском Западе сил мирового еврейства, тем более сионизма, не могла игнорировать глобальные интересы англосаксонского Запада, преследовавшего цель физического уничтожения России в лице СССР до состояния «Русской пустыни». И они были вынуждены подкорректировать свою тактику под общезападные цели. Им также оказался нужен Гитлер, которого сионизм рассматривал как мессию.

Небезынтересно отметить, что предложение о сотрудничестве упоминавшаяся выше группа «Фокус» выдвинула У. Черчиллю аккурат весной 1936 г. То есть тогда, когда началось нарастание потока информации об активизации заговора антисталинский оппозиции. Прежде всего ее военного крыла в лице заговора Тухачевского и К°, после всех «странностей» зарубежных поездок Тухачевского и Уборевича в начале 1936 г. и фактически после весенних (1936 г.) стратегических игр; проведенных в советском Генштабе. Именно с тех пор и по нарастающей Черчилль стал крыть Троцкого за сотрудничество с нацистами и высказываться в пользу укрепления военной мощи СССР. Если исходить из современного уровня знаний, то за изрыгавшимися Черчиллем проклятиями в адрес Троцкого четко проглядывалось как знание о готовящемся военном перевороте в СССР, так и откровенное желание без помех стравить Германию и СССР в очередной смертельной схватке на уничтожение. Таким Черчилль и остался до конца Второй мировой войны!

И в то же время лидеры мирового сионизма не могли игнорировать свои собственные интересы по созданию государства Израиль. Хотя бы и вопреки интересам той же Великобритании, которая вовсе и не намеревалась выдавать санкцию не только на создание государства Израиль, но и даже на значительное расширение масштабов миграции евреев из Германии в Палестину. И единственный их шанс заключался в Гитлере, которого они рассматривали как своего рода мессию, зоологическая юдофобия которого всерьез облегчит им достижение поставленных целей. В этом плане их интересы принципиально полностью совпадали с глобальными интересами, например, той же Великобритании — в том смысле, что обеим сторонам был нужен Гитлер, хотя и для достижения разных целей.

6. Не меньшую роль в заваливании вдохновлявшегося Троцким заговора сыграло и мировое масонство.

Основываясь на глубоком знании, О. Ф. Соловьев прямо указал, что «…в глазах мондеалистских организаций их ставленник (то есть Троцкий. — А. М.), видимо, уже выполнил поставленные задания и не представлял былой ценности, поскольку по большому счету активность его на новом этапе лишь мешала осуществлению стратегических целей по стравливанию Германии и СССР». Именно вследствие этого, считает О. Ф. Соловьев, они попросту «сдали» Троцкого. При этом Соловьев обращает внимание на фигуру одного из секретарей Троцкого — масона Фреда Целлера, на которого, как он считает, была возложена миссия следить за деятельностью Троцкого для доклада своим неведомым шефам. Фред Целлер работал секретарем у Троцкого еще в Европе и вместе с ним последовал в Мексику. Впоследствии он явно не случайно занял в 1971 — 1973 гг. пост великого мастера «Великого Востока Франции».

7. Большую роль сыграли и политические события в Советском Союзе.

На конец 1936 г. в СССР было назначено принятие новой Конституции Союза Советских Социалистических Республик. Между тем еще только от ее проекта Запад вдрызг рассвирепел потому, что это была лучшая в то время демократическая конституция в мире — в ней закреплялись беспрецедентные даже для западных демократий свободы для всех без каких-либо исключений граждан СССР. Более того, новая Конституция СССР полностью и безоговорочно дезавуировала один крайне досадный, принятый, в безумии «революционного» экстаза пассаж из Декларации об образовании СССР — о создании «Всемирной Советской Социалистической Республики». Новая Конституция жестко сосредоточилась на интересах только самого Союза Советских Социалистических Республик. Казалось бы, весьма приятный для уставшего отбиваться от Коминтерна Запада момент. Так-то оно так, но не тут-то было — Запад же, миль пардон…

Ведь в сочетании с колоссальными экономическими успехами новая конституция превращала Советский Союз в реально главенствующий над всем миром центр такой неодолимой и авторитетной силы, перед которым, прежде всего перед экономической и политической мощью которого, Запад безальтернативно вынужден был бы склонить голову! И если такая конституция будет принята и войдет в силу, то пропадет главное обоснование необходимости устроения войны против Советского Союза. Конституция-то юридически снимала вопрос о коммунистической экспансии в мировом масштабе! И как тогда подставить Советский Союз под вооруженное нападение гитлеровской Германии, ополоумевший фюрер которой бил копытами в стойле, требуя предоставления возможности для нападения на CCCP?! Ведь он же должен был на блюдечке преподнести Западу «РУССКУЮ ПУСТЫНЮ», чтобы Западу не пришлось склонять голову перед СССР.

Едва ли нужно пояснять, что на безопасность СССР Великобритании (как, впрочем, и всему Западу) было наплевать — даже накануне нападения гитлеровской Германии на Советский Союз она, не стесняясь, заявляла, что абсолютно не заинтересована в сохранении Советского Союза даже номинально, причем даже в официальных дипломатических документах, представлявшихся Правительству СССР. Однако Великобритания не могла наплевать на то обстоятельство, что заговор антисталинский оппозиции, в том числе и заговор Тухачевского и К° — прежде всего как ключевое звено глобального (тройственного) заговора, — представлял колоссальную угрозу ее собственным геополитическим интересам и имперской безопасности. Ведь в ставшие известными Великобритании планы антисталинский оппозиции (включая и ее военное крыло) входили не только полная реставрация капитализма и расчленение постсоветской территории. Планировалось превращение пост-СССР в богатую неисчерпаемыми природными и иными ресурсами «дойную корову», опираясь на возможности которой и используя территорию которой для военного маневрирования силами, антизападно (антианглосаксонски) настроенные оппозиционные силы Германии и Японии намеревались повести свою борьбу за мировое господство. Такова была заранее оговоренная, истинная плата заговорщиков за поддержку их антигосударственного бандитизма со стороны соответствующих сил Германии и Японии.

И потому должно быть вполне понятно, что как Великобритании, так и в целом Атлантическому центру силы, особенно его англосаксонскому ядру, совершенно не улыбалось столкнуться, тем более в открытом противоборстве, с решительно настроенными к глобальным мировым разборкам военными диктатурами Германии и Японии, опирающимися к тому же на бесконечные ресурсы постсоветской России. Ведь в таком случае превосходство сил было бы на их стороне. Однако же именно этого-то как раз и не допускает (категорически) без малого пять веков кряду исповедуемый Великобританией принцип «баланса сил» («равновесия сил»). Иначе Англия не будет Англией. Весь raison d'etre «баланса сил» в требовании превосходства, означающего акт агрессии. Исходя из этого заговор антисталинский оппозиции, в том числе и прежде всего заговор Тухачевского, был фатально, безальтернативно обречен.

О том, как происходило выкорчевывание заговора антисталинский оппозиции, в том числе и заговора Тухачевского, безупречно аргументированно написано в блестящей книге Е. А. Прудниковой и А. И. Колпакиди «Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий» (М., 2006). Со своей стороны осмелюсь дополнить их труд уникальными данными.

1. О конкретной попытке Тухачевского действительно устроить государственный переворот силами военных. Реальная попытка государственного переворота силами военных Тухачевским все-таки была предпринята. 10 мая 1937 г. он обратился к начальнику военной разведки комдиву А. Г. Орлову — тому самому, который, будучи военным атташе в Берлине, в пьяном виде наболтал лишку генералу Фричу, — и приказал срочно прислать к нему ответственного работника, занимающегося германским направлением. К маршалу немедленно был направлен капитан Николай Григорьевич Ляхтерев, которому Тухачевский заявил, что готовится большая стратегическая игра и потому к 11.00 11 мая ему нужны последние данные о состоянии вооруженных сил Германии. По плану игры, со слов Тухачевского, предусматривалось, что немцы могут включить в свою группировку до 16 танковых и моторизированных дивизий СС. И не посвященному в тайны военных игр человеку ясно, что за один день игры с участием высшего военного руководства не готовятся. Тем более они не готовятся по указанию заместителя наркома (министра) обороны. Испокон веку прерогатива в этом у министра (тогда наркома) обороны либо у начальника Генерального штаба, но, как правило, они совместно принимают такое решение. Тем не менее ровно в 11.00 11 мая 1937 г. капитан Ляхтерев прибыл в приемную Тухачевского со всеми материалами на руках. И там, в приемной, узнал, что маршал только что получил назначение на пост командующего Приволжским военным округом и немедленно отбыл к месту новой службы в Горький (на самом деле это не совсем так, ибо 13 мая Сталин принял Тухачевского в Кремле)! Что следует сказать по поводу этих фактов? Во-первых, различные источники, в том числе и данные судебных процессов 1937 — 1938 гг., прямо сходятся именно на этой дате (иногда упоминается еще и 15 мая, но, как правило, в таком сочетании — «переворот должен был состояться до 15 мая»). Это уже очень серьезно. Чуть ранее Тухачевский уже показал, что он готов, ни на кого не оглядываясь, устроить-таки военный переворот. Произошло это после отвода его кандидатуры от поездки в Англию. Когда это случилось, то 4 мая 1937 г. на квартире наркома внешней торговли А. Розенгольца (активного троцкиста и не менее активного заговорщика) Тухачевский, стуча кулаком по столу, орал: «Вы, что, ждете, когда нас к стенке поставят, как Зиновьева, я пятого начинаю переворот!» Естественно, что запись этого разговора немедленно попала на стол Сталина. И надо отдать должное его нечеловеческой выдержке в условиях смертельной опасности — никаких репрессивных мер в отношении Тухачевского он тогда не предпринял, отлично понимая разницу между словами и конкретными преступными действиями.

8 мая пришло досье от Бенеша, и опять ничего в отношении Тухачевского не было предпринято. Судя по всему, Сталин до последней секунды тянул с его арестом. И только тогда, когда стало известно, что Тухачевский в срочном порядке объявил военные маневры на 12 мая 1937 г., только тогда Сталин окончательно убедился, что заговор — смертельная реальность. Более медлить было нельзя. 11 мая Тухачевский был снят с поста замнаркома обороны и назначен командующим Приволжским военным округом с приказом немедленно отбыть к месту новой службы. И опять Сталин пошел на смертельный для себя риск — 13 мая он дал-таки 45-минутную (с 17.05 до 17.50) аудиенцию Тухачевскому. А ведь кандидат в «бонапарты» запросто мог пронести маленький пистолет, ибо его, как маршала, даже охрана Сталина не могла обыскать.

До 24 мая шла еще одна проверка — на этот раз материалов досье Бенеша. Лишь после того как все точки над «i» были расставлены, когда наступила абсолютная ясность, только тогда из Кремля последовал приказ об аресте Тухачевского. 25 мая он был арестован. Во-вторых, комдив Орлов А. Г. был одним из участников заговора. В-третьих, особое недоумение вызывает формулировка сил противника в задаче стратегической игры. Речь идет об SS Verfugungstruppe — эсэсовских формированиях особого назначения. Однако по состоянию на май 1937 г. они не располагали такими силами, чтобы выводить в авангард наступления до 16 танковых и моторизованных дивизий. В 1937 г. в составе SS Verfiigungstruppe насчитывалось всего три штандарта (полка), саперный штурмбанн и штурмбанн связи. Моторизированные дивизии появились в СС только перед нападением на СССР, и то их было всего четыре. Говорить же о предвидении Тухачевского не приходится. Ему хорошо была известно, что, как главнокомандующий сухопутными войсками вермахта, генерал-полковник Фрич был категорическим противником этих подразделений SS Verfiigungstruppe и не считал нужным даже планировать их участие в боевых действиях вермахта, тем более в авангарде наступления. Так с какой такой стати Тухачевский выдумал такую формулировку для определения характера сил противника в стратегической игре?! С военной точки зрения это трудно понять. А вот с политической, заговорщической — вполне объяснимо. Раз такие отборные войска, да еще и танковые и механизированные дивизии СС, то, естественно, и противопоставить им надо равнозначные войска. То есть такие же отборные танковые и механизированные соединения РККА, причем как минимум в том же количестве. А вот это и есть то самое, что надо для успешного переворота, — уж с 16 как минимум, если по «логике задачи игры», танковыми и механизированными дивизиями власть точно можно захватить, тем более что их командиры — все его ставленники. Ленин и вовсе с одной дивизией латышских бандитов удержался у власти, а тут — целых 16. Танковый сценарий государственного переворота почему-то прижился и впоследствии неоднократно применялся. В 1953 г. — маршалом Жуковым и Хрущевым. В 1991 г. — печальной памяти ГКЧП. В октябре 1993 г. — ярым врагом России — Ельциным.

2. Об агентах и сотрудниках разведки, которые внесли весомый вклад в разгром заговора военных. 2.1. Австрийская графиня и коммунистка Рут фон Майенбург из военной разведки. В период с 1934 по 1938 г. выполнила серию ответственных заданий ГРУ в Европе. К 1938 г. уже была полковником РККА (всего за четыре года!). Рут фон Майенбург сумела внедриться в оппозиционно настроенные круги вермахта, прежде всего благодаря близкой дружбе с генералом фон Гаммерштейн-Эквордом. Ценность добывавшейся «красной графиней» информации была настолько велика, что она удостоилась личной благодарности наркома обороны Ворошилова. Да и сам факт того, что за четыре года она «доросла» до звания полковника, — тоже о многом говорит. Запросто так в разведке звания не присваивают, тем более тогда! 2.2. Дочери самого генерала фон Гаммерштейн-Экворда: Хельга и Мария Луиза. Вначале были информаторами разведывательного аппарата компартии Германии, а затем стали сотрудничать и с советской разведкой. 2.3. Информатор разведаппарата КПГ — саксонский аристократ, бывший офицер, сохранивший связи в военных кругах Арнольд Фит фон Гольсенау (впоследствии стал известен как писатель Людвиг Ренн). 2.4. Агент ГРУ под псевдонимом Эльза, работавший в Германии и Австрии. Идентифицировать ее имя по литературе не представилось возможным. Известно, что добывавшаяся ею ценнейшая информация наверх «почему-то» не докладывалась. Самый последний доклад Эльзы, представленный буквально накануне разгрома и ареста руководителей заговора, не был доложен ни Ворошилову, ни Сталину, а с самой Эльзой почти на год «потеряли» связь, хотя она находилась в Москве. 2.5. Дочь американского посла в Берлине — Марта Додд, агентурный псевдоним Лиза. Ценность Лизы с точки зрения разоблачения заговора была двоякой. С одной стороны, она имела очень широкие, в том числе и интимные, связи среди политической, промышленной и военной верхушки нацистской Германии, многие представители которой были ее любовниками (одним из них был знаменитый германский летчик, генерал Эрнст Удет, заместитель Г. Геринга в министерстве авиации). С другой стороны, ее отец — посол США в нацистской Германии Уильям Додд, к бумагам которого (а также к документации посольства) она имела прямой доступ, — поддерживал близкие личные отношения с ближайшим соратником Гитлера Эрнстом Ханфштенглем по кличке Путци, впоследствии эмигрировавшим в США и ставшим советником президента Рузвельта. Кстати говоря, эмигрировал он именно же после начала провала заговора военных. Как выяснилось из зарубежных материалов, обвинение, которое бросил Сталин в адрес Тухачевского в связи с тем, что тот передал немцам мобилизационный план, было связано именно с Ханфштенглем. Надо обратить внимание на следующее обстоятельство. Сталин заявил об этом 2 июня 1937 г. на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны. А о том, что именно через Ханфштенгля заговорщики передали советский мобилизационный план, за рубежом широко стало известно только из опубликованной в газете «Эко де Пари» 30 августа 1937 г. статьи «Что же происходит в России?». Между тем ушедшему на Запад 17 июля 1937 г. предателю И. Рейссу еще тогда, когда он вроде был еще на посту, уже давалось задание изыскать возможность для вступления в контакт с Ханфштенглем на территории третьей страны. Значит, у Сталина были данные о том, что факт передачи советского мобилизационного плана немцам имел место. Более того, njn afrn, что сам Сталин имени Ханфштенгля в своем выступлении не назвал и к тому же все списал на рейхсвер, фактически свидетельствует в пользу того, что у него действительно были серьезные агентурные данные, которые он вынужден был зашифровывать. Кроме того, если учесть, что Рейссу давалось поручение изыскать возможность для вступления в контакт с Ханфштенглем, то, помимо возможности для вполне обоснованного утверждения о том, что источником первоначальной информации на эту тему была именно же Марта Додд, это еще и основание для такого вывода. Во-первых, одновременно с «Планом поражения СССР в войне с Германией» был выдан и мобилизационный план на 1936/37 г. Во-вторых, именно с фактом наличия у германских генералов этих документов и связаны те самые «удивительные» по своей «результативности» командно-штабные учения вермахта. А с августа 1937 г. новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников вынужден был немедленно заняться разработкой нового мобилизационного плана. 2.6. Ныне широко известный «наш человек в гестапо» — блестящий агент Брайтенбах, он же Вилли Леман, и выдающийся ас советской нелегальной разведки, впоследствии генерал-майор Василий Михайлович Зарубин, у которого Брайтенбах был на связи. Этот аспект их совместной деятельности никак, даже вполслова? не упоминается ни в одной из публикаций. Брайтенбах был одним из ценнейших агентов советской разведки в Германии того времени. Его информация всегда охватывала столь широчайший круг вопросов — от проблем внешней политики, милитаризации, новых видов вооружений до чисто разведывательных и контрразведывательных вопросов, — что такое явное умолчание вклада этого агента в разгром заговора наводит на серьезные размышления. И вот почему. Когда в марте 1935 г. по разведывательным каналам промелькнул слух о возможном возвращении знаменитого Вальтера Николаи в абвер, то едва только принявший Брайтенбаха на связь Зарубин первым делом поставил ему задачу срочной проверки реальности этого слуха. Не надо быть профессионалом разведки, чтобы уяснить простую истину, что при всей своей важности этот слух по сравнению со слухами и просто данными о назревающем заговоре не более чем мелочь. И что же, Брайтенбаха никак не использовали в проверке данных о заговоре, тем более если учесть его высокое положение именно в том отделе IV управления РСХА, которое отвечало за контрразведывательное обеспечение ВПК и военного руководства Германии, не говоря уже о его широких дружеских связях в Абвере?! Это исключено, потому как таких агентов как раз и используют в подобных делах.

Не говоря уже о том, что сам Брайтенбах был великолепным асом, чтобы понимать, что интересует Москву. Более того, В. М. Зарубин выехал из Германии в конце марта 1937 г., а уже в мае того же года был награжден орденом Красного Знамени, не так уж и часто в те годы выдававшимся, тем более разведчикам. Нет никаких сомнений, что легендарный разведчик, патриот своей Родины — Василий Михайлович Зарубин — заслуженно получил эту высокую награду. Но исходя из широко известных фактов — его работы в Германии с марта 1935 по март 1937 г., кураторства над агентом Брайтенбах, отъезда из Германии в марте 1937 г., его награждения высокой правительственной наградой в мае 1937 г., — получается, что реляция к награде в значительной мере была обусловлена его (вместе с Брайтенбахом) вкладом в разгром заговора военных! 2.7. Злостно опороченный генерал Николай Скоблин, он же Фермер (ранее ЕЖ-13) — руководитель разведки и контрразведки Российского общевоинского союза (РОВС). 2.8. Агент А-270 — австрийский барон Курт фон Позаннер, профессиональный разведчик, руководящий сотрудник разведки НСДАП, одним из первых сообщивший о заговоре. 2.9. Агент Сюрприз — австрийский военный разведчик Адольф Хайровски, которого курировал А-270. 2.10. Винцент Антонович Илинич, также одним из первых сообщивший о заговоре. 2.11. Генерал П. П. Дьяконов, имевший прямые выходы на высшее руководство вооруженных сил и спецслужб Франции, особенно 2-го Бюро Генштаба, а также располагавший широкими связями в русской эмиграции в Европе, особенно среди бывших военнослужащих царской армии. 2.12. Агенты советской разведки в ближайшем окружении президента Чехословакии Э. Бенеша — Людмила Каспарикова и Яромир Смутный. 2.13. Доблестный представитель «кембриджской пятерки» — Дональд Маклин, имевший прямой допуск ко многим материалам британского МИДа, в том числе и по германской тематике. 2.14. И многие другие агенты и сотрудники советской разведки, своевременно добывавшие и передававшие в Москву сведения о заговоре. 2.15. Агентура контрразведывательных органов госбезопасности СССР, о которой в принципе достаточно известно из ряда публикаций. Конечно, как бы ни хотелось рассказать обо всех, но в рамках одной книги сделать это нереально. Однако на фигуре одного из тех, чье имя вообще никогда не увязывалось с разоблачением заговора военных, хотелось бы задержать внимание. Речь идет о выдающемся патриоте России, знаменитом военном разведчике еще с царских времен, Генерального штаба генерал-майоре (с 15.07.1916), генерал-лейтенанте Советской Армии — графе Алексее Алексеевиче Игнатьеве, до октября 1917 г. являвшемся военным агентом (атташе) России во Франции. Алексей Алексеевич и его младший брат, также профессиональный разведчик Павел Алексеевич, по личному приказу Николая II с 1915 г. занимались тщательным расследованием обстоятельств активно инспирировавшихся за рубежом слухов о сепаратных переговорах между Германией и Россией, о готовящемся «дворцовом перевороте» прогерманского толка, о грядущей революции под германским патронажем и т. п. Как истинные патриоты России, братья Игнатьевы проделали тогда огромную работу и очень многое смогли установить достоверно. И не их вина, что добытая ими информация не пошла на пользу России, которая, к слову сказать, могла быть немалая. Ведь они, особенно Павел Алексеевич, первыми в русской разведке еще в 1916 г. смогли достоверно установить факт прямой причастности германской разведки и ее агентуры к работе с Лениным и К°. У Павла Алексеевича была компактная, но очень эффективная нелегальная резидентура с отличным агентурным аппаратом, действовавшая на территории Швейцарии. К сожалению, подлый удар по его резидентуре и агентурному аппарату нанес предатель интересов России П. Милюков в своей на редкость провокационной речи с трибуны Госдумы 1 ноября 1916 г., после чего о некоторых агентах П. А. Игнатьева стало широко известно. Однако в целом его резидентура сумела выдержать удар и сохранить основные позиции, и как знать, не этой ли резидентуры в том числе, наряду с резидентурой, возглавлявшейся официальным военным агентом генерал-майором С. А. Голованем, опасались германские хозяева Тухачевского и он сам. Ведь проболтавшись почти месяц в Швейцарии, он так и не удосужился появиться перед официальным военным агентом России, отправившись прямиком в Париж к А. А. Игнатьеву, у которого из-за перегруженности делами по координации военных и разведывательных действий России и Франции просто не было времени на проверку сбежавшего из плена подпоручика Тухачевского. Но что интересно — после октябрьского переворота Алексей Алексеевич перешел на сторону большевиков. В 1924 г. — обратите внимание, после смерти Ленина — передал в распоряжение СССР все банковские счета и лежавшие на них немалые валютные средства, а сам остался работать в советском торгпредстве в Париже. Павел Алексеевич и вовсе остался жить в эмиграции (умер в 1930 г.). Однако в руках у братьев остались практически все нити агентурных и иных оперативных контактов и связей для негласного наблюдения за действиями германской разведки и тайных обществ, а также их агентуры против России. В 1937 г. Алексей Алексеевич возвратился в СССР и, несмотря на 60-летний возраст, из сотрудников торгпредства был зачислен на действительную военную службу инспектором по иностранным языкам Управления военно-учебных заведений РККА. Почему именно в 1937 г. он возвратился в СССР? Не боясь, хотя за рубежом уже в массовом порядке гуляли всевозможные слухи и сплетни об арестах в Москве? Почему, за какие конкретно заслуги его, уже достигшего 60-летнего возраста, зачислили на действительную военную службу, в то время когда из РККА увольняли молодых? Из одной радиопередачи от 9 мая 2002 г. по случаю Дня Победы выяснилось, что А. А. Игнатьев был очень близок к Сталину и мог обращаться к нему напрямую. Так что же столько лет после революции делали высокопрофессиональные русские разведчики Алексей и Павел Игнатьевы, особенно Алексей? Судя по всему, они по-прежнему занимались разведывательной деятельностью, причем явно минуя все разведслужбы СССР, выходя прямиком на Сталина. Об обоих братьях длительное время сохранялся своеобразный заговор молчания. В лучшем случае о них, в основном об Алексее Алексеевиче, вспоминали только в связи с передачей им всех банковских счетов. Но именно факт умолчания — один из самых верных признаков, что они сыграли значительную роль в разоблачении заговора военных. Потому как подобный прием — негласное использование бывших сотрудников бывших спецслужб бывшего государства — вообще очень характерен для мира разведок, а для личной разведки Сталина — особенно. И вот еще что. Архив А. А. Игнатьева до сих пор находится в Париже, на хранении у французского государства. Почему? Почему его хотя бы сейчас не заберут в Россию? Ведь Россия в порядке реституции отдала Франции десятки тонн архивных материалов масонских лож и 2-го Бюро Генштаба. Неужели нельзя поставить вопрос о возврате архива выдающегося патриота России? Ведь не глядя, кто и чем достославен, тащим в Россию всякие, отнюдь не святые мощи всевозможных почивших в бозе в эмиграции деятелей! А может, все дело в том, что эти архивы крайне нежелательны для «демократии»? Похоже на то, потому что если посмотреть, как «оригинально» в России переиздается знаменитая книга А. А. Игнатьева «50 лет в строю», то поневоле придешь к такому выводу. При Сталине это было невозможно, так как не было соответствующей правовой базы для осуществления такого возврата. Но сейчас-то это возможно!]

Едва только все компоненты сложились, тут же последовала реакция не только со стороны Сталина, но и в чем-то даже на его опережение со стороны Великобритании в лице ее разведки и иных заинтересованных структур. И как вы думаете, что же сделала Великобритания?! Не поверите! Первым делом Великобритания вышибла из Европы… «беса мировой революции» — Льва Давидовича Троцкого-Бронштейна!

По сию пору и, как правило, в экстазе начисто отупляющего зоологического антисталинизма авторство в деле вышибания Троцкого из Европы приписывают Сталину. Мол, он инспирировал в Норвегии, где проживал Троцкий, соответствующую кампанию давления на норвежские власти, и те вынудили «беса» умотать за океан… в Мексику?! Между тем правда такова. Решение о высылке Троцкого из Норвегии принималось под давлением ее короля. Воздействовать на него Сталин не мог. На него мог воздействовать только английский король. Ибо оба они являлись членами Комитета 300. И английский король Эдуард VIII до своего отречения в декабре 1936 г. успел-таки повлиять на норвежского «коллегу». Кроме того, по каналам Комитета 300 было оказано массированное давление на подконтрольного американским масонам президента Мексики Ласаро Карденаса, который был масоном высокой степени посвящения, и эта страна, прославившаяся такой же разнузданно-кровавой масонской революцией, согласилась «гостеприимно» принять Троцкого. В декабре 1936 г. без какого-либо почета «бес» был «отгружен» и месяц кряду «пилил» на каком-то тихоходном грузовом судне в Мексику, куда прибыл в январе 1937 г. Еще раз обращаю внимание на то обстоятельство, что еще в ноябре 1936 г. в руководящих кругах РОВСа в Париже циркулировала информация о скором свершении государственного переворота в СССР силами военных во главе с маршалом Тухачевским. То есть Троцкого вышибли из Европы, откуда легче было поддерживать связь со своими сторонниками в Советском Союзе, буквально в канун грядущей в самом ближайшем будущем попытки государственного переворота.

Второе, что сделала Великобритания — в лице своей разведки, — еще интересней. Британская разведка дала ясную «отмашку» на начало операции по негласному «сливу» информации о заговоре через Чехословакию Сталину. Заметая впоследствии следы прямой причастности Великобритании к этой операции, У. Черчилль описал ее в своих мемуарах следующим образом.

Сославшись на беседу с экс-президентом Чехословакии Э. Бенешом в 1944 г. в Марракеше (Марокко), Черчилль указал, что «осенью 1936 г. Бенешу из высокопоставленного военного источника в Германии передали, что если он хочет воспользоваться предложением Гитлера, то должен спешить, потому что в скором времени в России произойдут события, которые сделают несущественной его возможную помощь Германии».

Речь шла о том, что фюрер выразил готовность уважать целостность Чехословакии в обмен на гарантии, что она останется нейтральной в случае германо-французской войны, однако в действительности это была весьма неуклюжая попытка Адольфа хоть как-то нейтрализовать неоднократно упоминавшиеся выше договора между СССР, Чехословакией и Францией о взаимопомощи в отражении агрессии.

Этим «высокопоставленным военным источником в Германии» был самый ценный агент чехословацкой военной разведки А-54, он же Пауль Тюммель, майор (впоследствии полковник), глава дрезденского отдела абвера. Именно через него был осуществлен «слив» полностью достоверного и легко проверяемого компромата на Тухачевского и иных заговорщиков. Причем сначала президенту Чехословакии Бенешу, который, убедившись в том, что доложенная ему информация подлинная и легко проверяемая, сообщил ее Сталину в виде часто упоминаемого в литературе так называемого досье Бенеша!

Пауль Тюммель — член НСДАП с 1928 г. С 1933 г. сотрудник штаба абвера в Берлине. В 1934 г. был переведен в отдел абвера в Дрездене, который занимался Чехословакией. Под псевдонимом «доктор Хольм» возглавлял разведывательные сети абвера НЕТЦ-1 и НЕТЦ-2. 10 февраля 1936 г. под псевдонимом Карл инициативно подставился чехословацкой военной разведке и фактически с первой же встречи с ее главой — полковником Ф. Моравцем — пошел на вербовку. Вплоть до провала передавал стратегически важную достоверную информацию о военных и военно-политических планах Гитлера и его окружения, а также о деятельности германской военной разведки. Информация автоматически становилась достоянием не только чехословацкого, но и британского правительства. С первых же дней о факте его сотрудничества стало известно также и британской разведке, региональный резидент которой в Праге майор Гарольд Гибсон был ознакомлен с материалами Тюммеля. Вплоть до начала реализации Мюнхенского сговора, то есть до 1 октября 1938 г., А-54 являлся фактически ключевым агентом, на информации которого большей частью и основывалась система мер военной безопасности Чехословакии. С 1939 г. А-54 фактически стал агентом также и британской разведки под псевдонимами Франта, Рене, Евы, хотя оперативное руководство по-прежнему осуществлялось по нелегальным каналам чехословацкой военной разведки. До своего провала в 1942 г. Пауль Тюммель являлся одним из ключевых агентов МИ-6 в Центральной и Юго-Восточной Европе. Провал произошел в результате целенаправленных поисков гестапо, которое внедрило свою агентуру в чешское движение Сопротивления.

К информации А-54, поступавшей в Лондон в годы войны, прямой доступ имели и выдающиеся агенты советской внешней разведки Энтони Блант и Ким Филби. Однако советская военная разведка знала о Пауле Тюммеле — как об агенте А-54 (без раскрытия имени) — еще в начале второй половины 30-х годов. Как указывалось выше, параллельно с советско-чехословацким договором о взаимопомощи в отражении агрессии, в том же 1935 г. было подписано и соглашение о сотрудничестве между военными разведками СССР и Чехословакии. А с 27 мая 1936 г. в Праге начал действовать совместный разведывательный центр ВОНАПО, переименованный впоследствии в ВОНАПО-2. Центр занимался различными видами разведывательной деятельности и постоянным обменом разведывательной информацией. Чехословацкая военная разведка неоднократно представляла советским коллегам информацию, в том числе и от А-54 — о германском шпионаже против Советского Союза с территории сопредельных с ним государств, которая неизменно подтверждалась. К глубокому сожалению, как о самом факте сотрудничества между чехословацкой и советской военными разведками, так и тем более о налаженном между ними обмене разведывательной информацией по Германии хорошо было известно британской разведке. В том числе и о том, что советской стороне часто передается информация А-54. В смысле политической проституции глава чехословацкой военной разведки Франтишек Моравец ничем не отличался от президента своей страны — Эдуарда Бенеша.

Уинстон Черчилль не только прекрасно знал о существовании А-54, но и не раз читал его информацию. После начала Второй мировой войны Тюммель активно сотрудничал также и с британской разведкой, сообщая в Лондон подробные планы различных операций («Морской лев» — против Англии, «Барбаросса» — против СССР, «Марита» — против Греции) и многое другое. Поэтому, приведя слова Бенеша в своих, еще в 1951 г. изданных мемуарах, Черчилль отдавал себе отчет, о каком конкретно «высокопоставленном военном источнике в Германии» он пишет. Однако он не назвал ни имени, ни даже псевдонима этого агента.

«Отмычкой» к разгадке этой тайны является история убийства шефа Главного управления имперской безопасности (PCXA) Третьего рейха — Райнхарда Гейдриха. Гейдрих был убит по жесточайшему настоянию именно британской разведки. Операцию «Антропоид» — убийство Гейдриха в Чехословакии в 1942 г. — боевики нелегальной резидентуры чехословацкой военной разведки осуществили под очень сильным нажимом Лондона. Получив задание подготовить убийство Гейдриха и трезво оценив негативные последствия для мирного населения, они — как граждане и сотрудники союзной Великобритании страны и разведки, — обратились к находившемуся в Лондоне своему начальству, а через него и к главе британской разведки — Стюарту Мензису — с просьбой отменить его. Свою просьбу они обосновали тем, что выполнение задания неизбежно повлечет неминуемое развязывание кровавого террора против мирного населения Чехословакии. Однако в самой грубой и недвусмысленной форме Лондон категорически ответил, что операция «Антропоид» должна быть проведена во что бы то ни стало.

Несмотря на ряд препятствий, в том числе и предательство, операцию «Антропоид» чехословацкие разведчики-боевики все-таки провели, однако она не достигла цели. Хотя Гейдрих и был тяжело ранен, но не смертельно, а испустил дух лишь в результате сепсиса. Оккупационные власти в долгу, «естественно», не остались. Однако всемирно известная трагедия сожженной вместе со всем населением чешской деревушки Лидице на совести не только нацистов, но и лично тогдашнего главы британской разведки Стюарта Мензиса. Не говоря уже о Бенеше, который был крайне заинтересован в осуществлении этой операции, дабы показать всему миру, что Чехословакия сопротивляется Гитлеру, чего в действительности не было. «Братский» чехословацкий народ исправно клепал военную технику для вермахта и взбрыкивал лишь изредка, когда урезали пивную пайку. Так во имя чего (или кого) столь беспрецедентно жестким требованием безусловного уничтожения Гейдриха Стюарт Мензис сознательно подставил под неминуемую зверскую расправу не только ни в чем не повинных людей, но ведь и не имевших к этому делу никакого отношения граждан хотя и союзного, но тем не менее иностранного государства?!

Ответ на этот вопрос, причем из уст самого Стюарта Мензиса, еще в 1942 г. сумел получить выдающийся советский разведчик Ким Филби. Дело в том, что Мензис поддерживал личную связь с главой абвера — адмиралом Канарисом и даже периодически встречался с ним в Швейцарии и Швеции (кстати говоря, за связной Канариса в Швейцарии — женой погибшего польского военного атташе в Германии Галиной Шимански, — судя по всему, «присматривала» и советская разведка). После одной из таких встреч Мензис и отдал приказ о подготовке убийства Гейдриха руками боевиков чехословацкой военной разведки. формально приказ о ликвидации Гейдриха в первую очередь был увязан с тем, что он лично разработал и провел через утверждение Гитлера план «окончательного решения еврейского вопроса» в оккупированной Европе, обсуждавшийся на Ванзейской конференции в конце января 1942 г. Ким Филби был среди тех, кого приказ об уничтожении Р. Гейдриха касался в первую очередь. Он предложил ликвидировать заодно и самого Канариса — мысль вполне уместная во время такой войны. Однако в ответ услышал жесткие слова С. Мензиса: «Я не хочу, чтобы против адмирала предпринимались какие-либо действия». В итоге Мензис фактически признал наличие негласной связи между ним и Канарисом и, более того, что вопрос об уничтожении Гейдриха именно в Чехии возник явно по инициативе самого Канариса, а он, Стюарт Мензис, глава британской разведки, гарантировал ему удовлетворение его необычной просьбы. Конечно, из этого не следует спешить с выводом о том, что Канарис был тривиальным агентом МИ-6. Не тот случай и не тот ранг, да и сами англичане искушенные профессионалы, чтобы не требовать с адмирала подписку о сотрудничестве. Исходя из того, что написано в зарубежной и нашей литературе, статус Канариса в спарке с Мензисом можно с полной уверенностью охарактеризовать, как «инициативно информирующего в порядке консультирования инициативного агента инициативного же влияния», разумеется, прозападного, точнее, в формате прозападного антинацизма. Немного длинно, зато соответствует действительности.

Побудившая Канариса обратиться к Мензису с просьбой о такой услуге причина заключалась в том, что старинный враг адмирала — глава РСХА Райнхард Гейдрих — буквально «висел» у него на «хвосте», совершенно обоснованно, едва ли не с первых же дней пребывания Канариса на посту главы абвера, подозревая его в связях с британской разведкой. Отличный контрразведчик Р. Гейдрих издавна ненавидел Канариса и потому быстро собрал объемистое досье компромата на «хитроумного левантинца». В нем были сконцентрированы многочисленные данные, свидетельствовавшие о том, что Канарис едва ли не с января 1935 года, когда был назначен на пост главы абвера, состоял в оперативном контакте с британской разведкой.

Собранные Гейдрихом материалы убедительно свидетельствовали о том, что как сам лично, так и через сеть специально подставленных СИС сотрудников и агентов абвера Канарис передает англичанам важнейшую информацию. Прекрасно зная не только правила нацистского «политеса», но и волчьи законы спецслужб Третьего рейха, Канарис не менее быстро собрал объемистое досье на самого Гейдриха, Оно якобы уличало главу РСХА в неарийском происхождении — якобы среди его предков были евреи (что не соответствовало действительности). Это означало не только автоматический вылет Гейдриха из нацистской партии и со всех постов в СС, но и неминуемое его водворение в концлагерь, если не вообще тайный расстрел.

К началу 40-х гг. обоюдная вражда достигла невиданного размаха — Гейдрих как настоящая гончая шел по следу Канариса. И когда Гейдрих отправился в Прагу, Канарис понял, что это конец. Гейдрих именно потому направился в Прагу, что совершенно обоснованно искал там абсолютно неопровержимое доказательство связи Канариса с британской разведкой. Потому что именно в Чехии находился и активно действовал через каналы чехословацкой военной разведки к тому времени весьма высокопоставленный сотрудник абвера — Пауль Тюммель, он же А-54. Провал произошел в результате целенаправленных поисков гестапо, которое внедрило свою агентуру в не отличавшееся активностью чешское движение Сопротивления. Как только «выплыла» фамилия А-54 — Пауль Тюммель, — в РСХА случился своего рода переполох. Дело в том, что он с давних пор являлся личным другом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и, в частности, на работу в отдел абвера в Дрездене был направлен именно по его распоряжению. Учитывая это обстоятельство, контрразведывательную разработку П. Тюммеля по обвинению в шпионаже возглавил лично Р. Гейдрих. Конечно, личная близость с Гиммлером даже для не посвященного в тайны специфики разведдеятельности — момент чрезвычайно настораживающий. Однако он быстро нейтрализуется тем, что с первого и до последнего дня работы на чехословацкую, а затем еще и на британскую разведку П. Тюммель всегда поставлял беспрецедентно достоверную, секретную, а потому и наиценнейшую информацию. Специально подставленный в дезинформационных целях агент рано или поздно, но обязательно начинает передавать дезинформацию — его для того и подставляют. А этого у А-54 за все время сотрудничества ни разу не было отмечено. Именно из-за него, П. Тюммеля, Канарис и попросил Стюарта Мензиса срочно организовать убийство Р. Гейдриха. Если бы глава РСХА схватил Тюммеля, то уж он-то выпотрошил бы его полностью, и висеть бы Канарису на том же железном крюке за ребро в подвале гестапо еще в 1942 г.

Судя по всему, П. Тюммель был личным, особо доверенным представителем Канариса, и именно по его указанию он подставился чехам. В пользу такого вывода говорит «почерк» работы самого Канариса: во-первых, абсолютное отсутствие материальной основы сотрудничества А-54 с британской разведкой — Канарис был чрезвычайно щепетилен в этих вопросах в работе на Запад. Во-вторых, исключительная достоверность секретнейшей информации, поставлявшейся А-54 на протяжении всего периода его сотрудничества и с чехами, и с англичанами, причем без единого подозрения на дезинформацию, что также чрезвычайно характерно для «почерка» работы Канариса на Запад. В-третьих, изощренное коварство самого адмирала в выборе кандидата на такую роль. Очевиден прямой расчет Канариса на то, что в случае угрозы провала он сможет «умыть руки», свалив все на Гиммлера как на друга и покровителя Тюммеля. Это обыденная в мире спецслужб практика — подставлять друг друга, особенно перед высшим руководством своего государства, тем более с помощью знаковых фигур или событий. В-четвертых, точный расчет Канариса на то, что британская разведка, тем более в условиях войны, не будет копаться в причинах сотрудничества Тюммеля с «врагом». Вполне достаточно будет как бы само собой подразумевавшегося неприятия нацистского режима. И, наконец, в-пятых: несмотря на то что РСХА шло буквально по «горячим следам», довольно долгое время П. Тюммелю удавалось ускользать из лап гестапо. В первую очередь это следует объяснять не только и не столько его личным профессионализмом, хотя он и налицо, а прямым покровительством Канариса — ведь в руках адмирала была и военная контрразведка, которая не только очень часто переходила дорогу гестапо, но и очень искусно подставляла гестаповцев под критику его же начальства. Канарис был профессионалом очень высокого класса и свои ходы рассчитывал очень точно.

В принципе сама эта история вряд ли является новостью. Как под собственным именем, так и под псевдонимом А-54 Пауль Тюммель достаточно широко представлен в различных трудах по истории Второй мировой войны. Но никто никогда не обращал внимания на то, что именно через этого агента и была осуществлена передача достоверной и полностью проверяемой информации о заговоре советских военных чехословацкой военной разведке, которая, естественно, доложила об этом своему президенту — Бенешу, а тот, убедившись в том, что это правда, — Сталину.

И все дело тут заключалось в том, что П. Тюммель (А-54) являлся одной из двух ключевых фигур в созданной Канарисом двухканальной системе круговорота самой секретной информации и заочных секретных консультаций. Она была остро целенаправленно сориентирована на высшее руководство британской разведки — лично на Стюарта Мензиса, который практически одновременно с назначением адмирала на пост главы абвера стал первым заместителем руководителя СИС, а чуть позже и шефом британской разведки. Одновременно с Тюммелем, даже чуть раньше, Канарис ввел в поле зрения Мензиса другого своего агента — Роберта фон Треека вместе с супругой Виолеттой фон Шредер (немкой чилийского происхождения). Фон Треек открыто был подведен к Мензису — стал его соседом по загородному поместью в местечке Лакингтон (графство Уилшир), что к западу от Лондона. Осуществляя эту операцию, Канарис прекрасно отдавал себе отчет в том, что на фон Треека есть достаточно пухлое досье в британской разведке — на том, собственно говоря, и строился весь расчет адмирала. Ибо главная задача Роберта фон Треека в том и заключалась, чтобы выйти, в том числе и с помощью того же Мензиса, на высшие круги британской элиты, причем так, чтобы та изначально знала и понимала, с кем имеет дело. Мензис, надо отметить, мгновенно установил, что за сосед у него появился, и вполне лояльно отнесся к этому факту, причем настолько, что систематически подтрунивал над фон Треском, выкрикивая при его виде слова из песни «Германия» — «Дойчланд, Дойчланд юбер алес». Знаток истории британских спецслужб Алан Браун прямо указывал, что фон Треек был направлен в Англию «для установления контактов с британской ветвью "Синего Интернационала" — небольшой, тесно связанной между собой группой политической и торговой аристократии, в руках которой находилась подлинная власть в Европе». Свою задачу Роберт фон Треек выполнил блестяще — даже стал постоянным участником знаменитой «охоты Бофора», проходившей под руководством шталмейстера Букингемского дворца герцога Бофора, охоты для британской высшей знати. Именно об этих, собиравших сливки высшей британской элиты, охотничьих забавах герцога Бофора Алан Браун с тончайшим знанием сути дела написал, что вся эта «охота Бофора представляла собой в такой же степени политический заговор, как и спорт». Сутью же отношений Роберта фон Треека с Мензисом было как поддержание непосредственного личного контакта с ним, так и, как отмечал тот же Браун, «обсуждение в таких вопросах, которые будут представлять интерес для нас обоих» — именно так представитель Канариса и заявил своему визави по охоте. Как для Мензиса, особенно для стоявших за ним могущественнейших сил Британской империи, с одной стороны, так и для Канариса и тех оппозиционных Гитлеру, но прозападно настроенных сил, которые с беспрецедентной осторожностью адмирал пытался представлять. К тому моменту, когда фон Треек как бы раскрыл свое истинное лицо перед Мензисом, а также суть и цели своей миссии в Англии, тот уже прекрасно знал, кто перед ним. Он располагал достоверной информацией как о фон Трееке, так и о том, что Канарис фактически перешел в оппозицию к нацизму. В оппозицию сугубо прозападного толка, то есть полностью разделял геополитическую русофобию Запада, а также мнение последнего о необходимости уничтожения Советского Союза. Более того, Мензису было известно и о том, что адмирал начал готовить почву для создания широкой заграничной антигитлеровской сети.

Созданная Канарисом двухканальная система негласной связи с руководством британской разведки просуществовала до начала Второй мировой войны (при первых же ее залпах фон Треек скрылся из Англии в неизвестном направлении). В 30-х гг. ХХ века каждая более или менее заметная фигура Третьего рейха почитала делом особой чести иметь собственный канал нелегальной связи с представителями различных кругов правящей элиты Великобритании. Гитлер, Геринг, Гиммлер, Розенберг, Риббентроп, Гейдрих и другие располагали собственными каналами выхода на руководящие круги PERFIDIOUS ALBION. Канарис действовал как высококлассный профессионал — свою систему он создал, четко сориентировавшись не просто на высший уровень, а именно на высший уровень закулисья Британской империи. Одновременно эта система функционировала для передачи информации и получения консультаций, не создавая в то же время угрозы провала для самого адмирала, если бы, конечно, не «висевший на хвосте» у Канариса Гейдрих. По каналу А-54 Канарис запускал информацию, в том числе и зондажного типа, а по каналу фон Треека получал реакцию руководства британской разведки и адекватно ей координировал свои действия как внутри рейха; так и за его пределами. Чисто с профессиональной точки зрения Канарису нельзя не отдать должное — в создании такой системы очевиден колоссальный, оправдавший себя расчет. Адмирал прекрасно понимал, что в 30-х гг. самой британской разведке такой агент, как Пауль Тюммель, еще не был нужен, во всяком случае так остро, как во время войны. В 30-х гг. передаваемая А-54 достоверная информация могла не только привести к провалу, но и просто вывести на самого Канариса, действуй он прямолинейно на британскую разведку. Кстати говоря, с того момента, как А-54 стал действовать на англичан, оно так и случилось — Гейдрих именно тогда-то плотно и «сел на хвост» Канарису.

А вот чехам такой агент, как А-54, был нужен. В Европе, прежде всего в самой Праге, мало кто сомневался, что первой жертвой Гитлера будет именно Чехословакия. При создании этого канала Канарис исходил из того, что, во-первых, сам Бенеш, на которого как на главу государства и главнокомандующего замыкалась чехословацкая военная разведка, был давним, еще со времен Первой мировой войны агентом влияния британской разведки, который так или иначе, но обладал определенным авторитетом у своих хозяев в Лондоне. Не случайно в его окружении постоянно находились лучшие британские разведчики в Центральной Европе — Локкарт, Никольсон, Гибсон и другие. Расчет Канариса строился на том, что Бенеш, либо шеф чехословацкой военной разведки, либо они оба, но обязательно будут постоянно сообщать своим британским коллегам получаемую от А-54 информацию, особенно по стратегическим вопросам. Адмирал прекрасно понимал, что Бенешу жизненно важно повлиять на британские представления о нацистской Германии, убедить Лондон в том, что Германия представляет серьезную опасность, а заодно нейтрализовать то благоприятное впечатление, которое лидер судетских немцев Генлейн произвел в Англии. Конечно, это не означает превращение Канариса «из Савла в Павла». Все значительно проще. В судетском вопросе в непримиримой схватке адмирал схлестнулся с Гейдрихом. Канарис поддерживал Генлейна, выступал за самоопределение судетских немцев и их вступление в рейх, но не ценой войны. Что, к слову сказать, точно соответствовало и планам Великобритании. Гейдрих же поддерживал ультрарадикальное крыло судетских сепаратистов во главе с Карлом Германом Франком, цель которого состояла не только в достижении самоопределения судетских немцев, но и в полном физическом уничтожении чехов как народа, что автоматически привело бы к войне Германии на два фронта. Причем с заведомо понятным и плачевным для нее итогом. В своей поддержке Гейдрих пошел настолько далеко, что во всеуслышание объявил Генлейна агентом британской разведки. Судетский же вопрос был одним из решающе ключевых вопросов европейской безопасности того времени. И адмирал решил создать специальный агентурный канал для доведения до сведения Лондона, но руками Бенеша и чехословацкой военной разведки, достоверной информации о политике поддерживаемого Гейдрихом руководства ультрарадикального крыла судетских сепаратистов. Принципиальная цель адмирала в данном случае практически на все 100 % совпадала с британскими чаяниями. Ибо он стремился избавить Германию от такого сценария войны, в котором против Германии на двух фронтах выступят одновременно Великобритания и Франция в тесном сотрудничестве с Советским Союзом и Чехословакией. С абсолютной точностью это совпадало и с подлинными намерениями Великобритании. Проще говоря, как и Лондон, адмирал предпочитал вариант войны непосредственно против СССР, но никак не с Западом. При этом и, во-вторых, адмирал исходил из того, что чехословацкая военная разведка находится под полным контролем британской, региональный резидент которой, майор Гарольд Гибсон, был близким другом главы первой — Франтишека Моравеца. И вовсе не случайно, что к осуществлению операции по подставе П. Тюммеля Канарис приступил именно в начале 1936 г. К этому времени он уже точно знал, что между Г. Гибсоном и Ф. Моравцом установилась прочная рабочая связь. Адмирал бил прямо в точку. Расчет Канариса был также и на то, что со временем эти обстоятельства приведут к безоговорочному доверию британской разведки к А-54 и поставляемой им информации в случае возникновения войны. В-третьих, расчетливо учел Канарис и то обстоятельство, что Бенеш был еще и опытным, обладавшим колоссальными связями в мире масонского закулисья высокопоставленным масоном — он являлся мастером пражской ложи «PRAVDA VIYEZI», входившей в систему «Великого Востока Франции». С этим обстоятельством связана одна тонкость в расчетах Канариса. Как опытный разведчик, адмирал прекрасно понимал, какое непреодолимое для Германии препятствие представляют многократно упоминавшиеся договора СССР с Францией и Чехословакией. Естественно, что, так же как и высшее нацистское руководство, он тоже стремился разрушить это опасное для Германии трио, понимая, что оно может обернуться войной на два фронта. В этом его намерения полностью соответствовали планам Великобритании. Однако иметь дело с французской разведкой Канарис не желал, даже негласно. Хотя знал, что в той же Праге находится резидент 2-го Бюро французского Генштаба — майор Анри Гаю, а глава чехословацкой военной разведки регулярно встречается с шефом последнего. Знал он и об обмене разведданными по Германии между французской и чехословацкой разведками. Тем не менее Канарис пошел на то, чтобы исподволь задействовать именно масонский статус Бенеша для передачи информации А-54 в Париж. Адмирал прекрасно знал силу и возможности французских масонов в плане оказания влияния на политику Франции. Вовсе не случайно, что операцию с подставой П. Тюммеля адмирал начал именно тогда, когда правительство Франции возглавил не столько левый социалист, сколько тайный «брат» ложи «L'action socialiste», входившей в систему «Великого Востока Франции», — Леон Блюм. Передавая через А-54 достоверную информацию о вооружениях и планах Германии, адмирал прекрасно осознавал, что она будет доведена до сведения французского руководства в основном по масонским каналам, что придаст ей большую весомость и сильней повлияет на формирование у руководства Франции нежелания продолжать сотрудничество с СССР и Чехословакией. «Удивительным» образом и в этом совпавший с. самыми сокровенными чаяниями Великобритании расчет Канариса в итоге также оправдался. В-четвертых, при создании канала А-54 адмирал четко ориентировался на главу чехословацкой военной контрразведки майора Бартика как на гарантию от провала на первом же этапе операции — что-что, но агентурные возможности своего же абвера в Чехословакии Канарис знал блестяще, не говоря уже о возможностях Гейдриха. Потому-то первый сигнал от П. Тюммеля о его готовности сотрудничать с чехами и поступил на имя Бартика, а Ф. Моравец подключился чуть позже.. В-пятых, Канарис учел и фактор наличия соглашения о сотрудничестве между советской и чехословацкой военными разведками. Совершенно не случайно организация канала А-54 началась именно с 10 февраля 1936 г., то есть фактически за месяц до вступления в силу этого договора. И с этим тоже связана очередная тонкость. Дело в том, что в прямом подчинении Канариса находилась также и военная контрразведка, в структуре которой функционировал специальный отдел по наблюдению за офицерским корпусом Германии, в том числе и за генералитетом, о просоветских симпатиях которого он прекрасно знал. Как, впрочем, и о тайных шашнях ряда германских генералов с советскими коллегами. Не исключено, что адмиралу не все было известно о двойном заговоре, хотя, если честно, едва ли. Потому как он не только хорошо знал настроения генеральской оппозиции, но и был достаточно близок (но осторожен) с некоторыми из ее представителей. Более того. Едва только в Испании разгорелась гражданская война, стало известно и о сотрудничестве руководящего троцкистского отребья за рубежом с абвером. Так что Канарис и по этому каналу мог знать о действиях троцкистского подполья в СССР. В то же время нельзя не отдать должное, по меньшей мере, его сильной интуиции высококлассного профессионального разведчика — ведь операцию по подставе П. Tиммеля он начал осуществлять как раз после тех самых, во всем более чем подозрительных зарубежных вояжей Тухачевского и Уборевича, о чем много говорилось выше.

А при гаком количестве совпадений и при условии, что речь идет об очень сильном профессиональном разведчике мирового уровня, в части, касающейся главного предмета нашего расследования, вывод может быть только один. Глава абвера — адмирал Канарис — пошел на создание канала А-54 также и для того, чтобы предотвратить возможное сближение Германии и СССР, в том числе и за счет одновременного военного переворота в двух государствах. Ему же хорошо были известны настроения германских генералов, открыто угрожавших переворотом в случае, если Гитлер будет настаивать на скором развязывании войны при полной неготовности вермахта. И в этой связи тем более не случайно, что начало операции по «сливу» достоверной, но откровенно направленной на испуг Праги (а также Парижа) информации о действиях советских заговорщиков Канарис начал именно тогда, когда, во-первых, в вермахте произошел зафиксированный британской разведкой сильный всплеск просоветских симпатий. А во-вторых, после тех самых стратегических командно-штабных учений, в ходе которых «герры генералы» без подсказок абвера показали невероятную прыть в картографической агрессии. И тот факт, что первым делом в упоминавшейся выше информации от А-54 прозвучал именно глухой намек на грядущие в скором будущем изменения в Советском Союзе, означает, что Канарис не только, знал о заговоре советских генералов и их поддержке со стороны германских коллег, но и согласовал свои действия с британской разведкой. Потому как начало операции по «сливу» угрожающей безопасности Чехословакии информации о заговоре советских генералов на редкость точно совпало также и с действиями британской разведки и дипломатии. Как раз именно в это время Великобритания была занята не только тем, что в европейском масштабе усиленно разжигала ажиотаж подозрений о якобы грядущем альянсе между Гитлером и Сталиным, которого в ходе своей якобы «тайной миссии» добивается Давид Канделаки, но и разворачивала свои негласные действия по безусловному заваливанию заговора. Адмирал прекрасно понимал, что информация «А-54» автоматически расползется по многим адресатам как на Западе, так и на Востоке. Так оно и вышло в действительности. Получив эту информацию, Бенеш передал ее суть в Париж, где уже к концу 1936 г. точно знали о заговоре Тухачевского и под этим предлогом отказались от военного сотрудничества с Советским Союзом. В свою очередь глава чехословацкой военной разведки Ф. Моравец передал ее резиденту британской разведки Г. Гибсону, а тот, естественно, в Лондон, где всю информацию по германскому направлению курировал лично С. Мензис. А вскоре по каналу Роберта фон Треека Канарис получил от бриттов и дополнительную отмашку — а передачу чехословацкой военной разведке документальных данных о заговоре советских и германских генералов в таком виде и такой ужасающей, но легко проверяемой достоверности, чтобы связанный соглашением о сотрудничестве разведок Э. Бенеш вынужден был передать полученные материалы Сталину.

Однако самым важным шагом на пути к безусловному заваливанию заговора Тухачевского как обязательному прологу к уже запланированному сговору с Гитлером за счет Чехословакии стал третий шаг Великобритании, занявший «достойное» место в списке сплошных преступлений западных «демократий» перед человечеством. По инициативе Лондона произошел малоизвестный англо-американский предмюнхенский сговор. Уже в середине 30-х гг. высшее руководство Великобритании прекрасно понимало, что мировое лидерство постепенно переходит к непрерывно набирающим невиданную экономическую мощь Соединенным Штатам Америки, без участия которых запланированная Вторая мировая война не обойдется.

В процессе этого малоизвестного сговора лидеры англосаксонского Запада договорились между собой о том, по какой конкретно «технологии» они безальтернативно исключат Советский Союз как предотвращающий «вступление Германии в войну» важнейший фактор не только европейского, но и мирового значения! Причем при одновременном обеспечении нацистской Германии возможности быстрого достижения необходимого уровня военной и военно-экономической готовности, а также стратегического плацдарма для немедленного развязывания войны на восточном азимуте! Свидетельствует добытая нелегальной резидентурой советской разведки в США агентурная информация о состоявшемся 29 января 1937 г. обмене мнениями между президентом США Ф. Д. Рузвельтом и специальным представителем британского Кабинета министров С. Болдуина — Рэнсименом.

От имени США Рузвельт заявил на этих переговорах следующую позицию: «Если произойдет вооруженный конфликт между демократией и фашизмом, Америка выполнит свой долг. Если же вопрос будет стоять о войне, которую вызовет Германия или СССР, то она будет придерживаться другой позиции, и по настоянию Рузвельта Америка сохранит свой нейтралитет. Но если СССР окажется под угрозой германских, чисто империалистических, т. е. территориальных, стремлений, тогда должны будут вмешаться европейские государства, и Америка станет на их сторону»!

В ответ на это Рузвельт услышал от Рэнсимена пассаж о том, что-де «в основе каждого нападения фашистов или их вассалов на СССР будут лежать империалистические мотивы»!

Однако по состоянию на начало 1937 г. непосредственной, прямой угрозы для СССР со стороны гитлеровской Германии не было. Гитлер не только был еще весьма далек от советских границ и даже не знал, как к ним подобраться, но и слаб в военно-экономическом отношении. В то же время была очевидная серьезная общая угроза миру и безопасности в Европе в связи с воцарившимся в Германии нацистским режимом. Естественно, что такого же характера угроза существовала и для СССР. Отсюда и вопрос — а что же тогда на самом-то деле обсуждали Рузвельт и Рэнсимен? !

Под прикрытием внешне красивых рассуждений о «демократии» в тот момент обсуждалась стержневая, краеугольная часть уже существовавшего у Великобритании преступного замысла по сговору с Гитлером! Потому что, как тогда же документально точно было установлено советской разведкой, накануне их встречи британский посол в США Линдсей через госсекретаря Хэлла официально проинформировал высшее американское руководство о том, что между Лондоном и Парижем достигнуто соглашение о «совместном общем плане действий (так в документе. — А. М.) Англии и Франции». Первый пункт составленного, кстати говоря, А. Иденом и министром иностранных дел Франции Дельбосом плана, по словам Линдсея, гласил: «1. Будет сделана новая попытка достигнуть соглашения с Берлином»!

В беседе с госсекретарем Хэллом Линдсей затронул и вопрос о неготовности Гитлера к войне, обратив при этом особое внимание, что Гитлер испытывает более острый дефицит сырья, нежели о том известно. За признанием этого факта отчетливо проглядывается подлинный страх Великобритании по поводу возможного комплексного урегулирования советско-германских отношений, стержнем чего, в силу исторически сложившейся традиции, станет урегулирование торгово-экономических отношений между СССР и Германией. Потому что Лондон до белого каления был взбешен:

— официальными контактами Д. Канделаки в попытках хоть как-то нормализовать советско-германские отношения — как торгово-экономические, так и межгосударственные;

— интенсивными попытками Советского Союза предотвратить нарастание угрозы гитлеровской агрессии не только в Европе, но и прежде всего против самого себя.

Проще говоря, Рузвельт и Рэнсимен обсуждали вопрос о том, как наиболее эффективно подставить СССР под «угрозу германских, чисто империалистических, то есть территориальных, стремлений», дабы змеиное «предвидение» Лондоном войны не позднее 1938 г. свершилось! Да так, чтобы у англосаксов появился законный повод вмешаться в ход событий и «на плечах» реализующей якобы свои экспансионистские планы нацистской Германии ворваться в Восточную Европу и особенно на оккупированную в таком случае территорию СССР, сыграть, точнее, сымитировать роль (непрошеного!) «освободителя» и в итоге утвердить там свое господство! Вот что на самом-то деле тогда обсуждалось! А если еще проще сказать, то Великобритания попросту испрашивала у экономически более сильных Соединенных Штатов согласие на будущий (Мюнхенский) сговор с Гитлером, включая и отдельный предварительный сговор с фюрером!

Вот это и была «технология» безальтернативного исключения Советского Союза как предотвращающего «вступление Германии в войну» важнейшего фактора не только европейского, но и мирового значения. При одновременном обеспечении нацистской Германии возможности быстрого достижения необходимого уровня военной и военно-экономической готовности, а также стратегического плацдарма для немедленного развязывания войны на восточном азимуте. Потому что главным камнем преткновения в устроении новой мировой войны действительно было именно это обстоятельство! После этого у советских заговорщиков не осталось даже гипотетического шанса на выживание, ибо описанная выше ситуация означала, что в абсолютно плотное соприкосновение между собой вступили испокон веку не ведающие ни малейшей жалости жернова Высшего Закона Высшей Мировой Геополитики и Политики.

Сговор между США и Великобританией, а также между последней и Францией — насчет новой попытки достигнуть нового соглашения с Германией — произошел на фоне первого московского процесса, в ходе которого К. Радек впервые упомянул имя Тухачевского, а значительная часть подельников Тухачевского уже была арестована. К тому же это произошло в канун февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП(б), о котором было объявлено заранее. То есть Запад четко ориентировался на действия Сталина по выкорчевыванию заговора оппозиции, в том числе и ее военного крыла.

Едва только сговор между США и Великобританией произошел, как уже в начале февраля 1937 г. в Баденвейлере состоялась встреча тет-а-тет между Шахтом и ЛейтРоссом. И именно после этого Гитлер:

— полностью отмел представленные Канделаки через того же Шахта предложения советского правительства о комплексной нормализации советско-германских отношений!

29 января 1937 г. Канделаки передал Шахту официальные предложения советского правительства приступить к широкому обсуждению всех актуальных вопросов нормализации германо-советских межгосударственных отношений. Значение Шахта в деловом и финансовом мире Германии в МИДе и разведке Великобритании понимали очень хорошо. И если нормализацией межгосударственных отношений СССР и Германии займется Шахт, то это будет означать прежде всего серьезное усиление торгово-экономического сотрудничества между двумя государствами. А политическое оформление такого сотрудничества тем более будет крепко на государственном уровне Германии, что его будут подпирать капитаны германского делового мира, мнение которых Гитлер был обязан и слушать, и слышать.

— стал заявлять, что-де получил из России вести о грядущем перевороте!

— внезапно прервал германо-чехословацкие зондажные переговоры и более к ним не возвращался.

Более того. Именно после этой встречи Шахта с Лейт-Россом, письменно сообщая первому о сделанном Гитлеру докладе по итогам этой встречи, министр иностранных дел Германии Константин фон Нейрат написал: «Если делам суждено развиваться к установлению абсолютного деспотизма, опирающегося на военных, то в этом случае мы, конечно, не должны упустить нужный момент, чтобы снова заиметь сторонников в России»!

В другом варианте перевода того же самого текста это звучит так — «совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться дальше в направлении абсолютного деспотизма на военной основе… в этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией»!

Все это свидетельствует о том, что до встречи Лейт-Росса с Шахтом высшее нацистское руководство ничего не ведало о заговоре советских генералов и уж тем более не знало о причастности к нему некоторых германских генералов. Иначе Гитлер не стал бы заявлять о том, что он получил вести из России о грядущем перевороте! В свою очередь министр иностранных дел Германии К. фон Нейтрат ни при каких обстоятельствах не написал бы того, что он написал Шахту в личном письме. Цитата из его письма убедительно свидетельствует о том, что он обратился к Шахту как к лицу, не только знающему о факте возможного и скорого военного переворота в СССР, а прежде всего как первому проинформировавшему об этом факте того же Нейрата лицу. А тот соответственно Гитлера. Потому-то, как само собой разумеющееся в личной переписке с человеком, который первым сообщил об этой сногсшибательной новости, Нейрат и позволил себе такие обороты, как «если делам суждено развиваться к установлению абсолютного деспотизма, опирающегося на военных» («совсем другое дело, если ситуация в России будет развиваться в направлении абсолютного деспотизма военных»). Так можно было писать только лицу, которое действительно не только знает, что к чему, но и с которым уже имелся предварительный разговор на эту же тему. А ведь Шахт отчитывался перед Нейратом за все свои встречи — хоть с Канделаки, хоть с Лейт-Россом. Это абсолютно точно. То обстоятельство, что нацистская верхушка действительно ничего не знала об этом заговоре, особо оттеняет концовка письма Нейрата: «…то в этом случае мы, конечно, не должны упустить нужный момент, чтобы снова заиметь сторонников в России» («в этом случае мы, конечно, не упустим случая снова вступить в контакт с Россией»). Переписка личная, конфиденциальная, ни Нейрату, ни Шахту опасаться некого и нечего. Нейрат употребляет местоимение «мы» — это означает, что в момент написания письма он мыслил от имени всего тогдашнего руководства Германии, в первую очередь, естественно, и от имени самого Гитлера, не зная, правда, тайных помыслов некоторых оппозиционно настроенных германских генералов. Использованные им выражения четко свидетельствуют о том, что это было суперновостью для нацистского руководства.

И это была сущая правда. Отвечая на недоуменные вопросы посла Чехословакии в Берлине В. Мастны о причинах внезапного прекращения переговоров, член германской делегации граф Траутмансдорф ответил, что фюрер получил известие из Советского Союза о плане устранения Сталина и установления военной диктатуры. Он подчеркнул, что в случае претворения этого плана в жизнь фюрер полностью изменит свое отношение к России и одновременно будет готов уладить все разногласия как в Восточной, так и в Западной Европе. Все логично стыкуется — и содержание письма Нейрата Шахту, и точка зрения фюрера на «известие из Советского Союза». Сходится все и по времени: письмо (точнее, меморандум) Нейрата датирован 6 февраля, заявление Траутмансдорфа (изложенное в срочном донесении Мастны в Прагу) — 9 февраля 19З7 г. Все произошло сразу после того, как Лейт-Росс тет-а-тет встретился Шахтом.

Сутью же «новой попытки достигнуть полного соглашения с Берлином» являлся санкционированный США сознательно злоумышленный предварительный сговор Лондона с Гитлером против мира и безопасности в Европе! Потому как, реконструировав по «результатам» встречи Шахта с Лейт-Россом общий ход торга, можно констатировать следующее:

1. От имени правительства Великобритании Лейт-Росс ясно дал понять (Гитлеру), что нет никакой необходимости требовать решения вопроса о колониальных и экономических уступках, чем в то время был занят фюрер. Если, конечно, он согласится с британским предложением о том, что в порядке компенсации Великобритания (при участии Франции) поможет Берлину выгодным для него образом урегулировать проблему Судет и получить прямой доступ к развитой индустриальной базе ВПК Чехословакии, ее богатейшим арсеналам вооружений, мощной военно-инженерной инфраструктуре в непосредственной близости от границ СССР. Проще говоря, Гитлеру предлагалось снять все колониальные и экономические претензии, взамен чего, через некоторое время, он обязательно получит Чехословакию со всем ее демографическим, экономическим, военно-экономическим, военно-техническим и иным «приданым» в качестве плацдарма для нападения на СССР. Поскольку торг шел между опытнейшими специалистами в области экономики и финансов, то и главный лейтмотив торга был чисто финансово-экономический, чего, как правило, при анализе предыстории Мюнхенского сговора не учитывают.

2. Аналогичным образом фюреру дали понять, что западные демократии — Лондон и Париж — ожидают от него серьезного аванса в знак согласия с «дельным» предложением. А в качестве аванса западные демократии готовы зачесть ему немедленное прекращение даже зондажных контактов:

— с СССР — в формате Шахт — Канделаки;

Лондон всерьез опасался, что в преддверии истечения срока действия советско-германского Договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. зондажные контакты в формате Шахт — Канделаки к чему-нибудь крайне нежелательному для него да приведут.

— с Чехословакией — в формате А. Хаусхофер — Траутмансдорф — Э. Бенеш..

Гитлеру дали понять, что такой аванс не так уж и труден для него, особенно если он:

а) примет во внимание, что, по данным, которыми располагает Великобритания, в СССР вот-вот произойдет военный переворот и Сталина свергнут, а следовательно, нет никакого резона разыгрывать переговорный фарс с представителем Сталина — Канделаки!

б) учтет, во-первых, что в любом случае — удастся ли переворот или нет — у Чехословакии не останется ни малейшего шанса на получение какой-либо помощи со стороны Москвы. Во-вторых, что основной гарант безопасности Чехословакии — Франция и вовсе не намерена затевать военное сотрудничество с большевиками в условиях надвигающейся непредсказуемой политической ситуации в СССР!

Опираясь на данные агента А-54, а также иные сведения, президент Чехословакии Э. Бенеш еще в декабре 1936 г. проинформировал о заговоре. советских военных сына Леона Блюма — премьер-министра Франции. Не самого A. Блюма, а почему-то именно его сына. Как президент, Бенеш должен был обратиться лично к премьеру союзной Праге Франции, а не к его отпрыску. С точки зрения протокола это более чем странно. Но факт остается фактом, что и подтвердили агенты советской разведки в окружении Бенеша — Яромир Смутный и Людмила Каспарикова, а затем и агент в секретариате президента Франции. А в январе 1937 г. Генеральный штаб Франции по указанию будущего соавтора Мюнхенской сделки, а тогда военного министра Франции — Эдуарда Даладье — вдруг запросил Советский Союз о его возможной помощи Франции, в случае если на нее нападет Германия. Именно вдруг, потому как почти два года ГШ Франции, невзирая на майское 1935 г. согласие французского руководства уже тогда начать переговоры между генштабами двух стран, даже и не вспоминал об этом. Не вспоминал даже после того, как советско-французский договор о взаимопомощи в отражении агрессии был ратифицирован. И вдруг — здрасьте, а чем изволите помочь?! Запрос был странным и, откровенно говоря, беспричинным. Дело в том, что в тот момент видимых для него причин формально не было. Советская разведка документально точно знала, что официальный Париж не менее точно знает, что Гитлер к войне пока не готов, о чем, кстати говоря, Париж на пару с Лондоном и докладывали президенту США Ф. Д. Рузвельту в том же январе 1937 г.

Разгадка этого «вдруг» заключалась именно в тех словах Бенеша, которые впоследствии Черчилль воспроизвел в своих мемуарах. В сущности-то, они означали, что через А-54 и Канариса британская разведка фактически подталкивала Бенеша к собственноручному дезавуированию всей триады франко-советско-чехословацких договоров о взаимопомощи в отражении агрессии. Намек был более чем прозрачен — мол, нечего надеяться на Россию, так как перемены, которые там грядут, и так аннулируют эти договора. Бенеш не был дураком, а всего лишь очень опытным, прожженным политиканом-интриганом, который сразу же понял, что единственное событие, которое может аннулировать советско-чехословацкий договор («сделать несущественной помощь Чехословакии Германии»), — это свержение Сталина. Тем более что он и так еще с весны 1936 г. получал все более тревожную информацию на этот счет. Именно эту-то информацию А-54 Бенеш и сообщил премьер-министру Франции A. Блюму.

Вот одна из первопричин появления внезапного запроса ГШ Франции. Вторая же проистекала из «совместного общего плана действий Англии и Франции», в котором говорилось, что «будет сделана новая попытка достигнуть полного соглашения с Берлином». Проще говоря, по согласованию с Великобританией Франция, прежде чем окончательно отвергнуть идею военного сотрудничества с СССР, решила сделать хорошую мину при плохой игре. Ведь самому-то Генштабу Франции прекрасно было понятно, что оказание прямой военной помощи СССР связано с большими географическими и политическими трудностями, особенно при сухопутном варианте. Между Советским Союзом и Германией находился злобно враждебный обоим «версальский ублюдок — Польша, которая ни при каких обстоятельствах не пропустила бы советские войска на помощь даже своей союзнице Франции. Более того, прикрылась бы тем, что-де у нее есть пакт о ненападении с Германией. Так что запрашивать надо было не Москву, а Варшаву, и даже не запрашивать, а, поскольку позиция Польши хорошо была известна, требовать, чтобы она пропустила советские войска в помощь Франции.

Вместо этого Лондон, Париж и даже Вашингтон предприняли бешеную атаку на Варшаву, от которой требовали объяснений насчет того, есть ли у нее какие-либо соглашения с СССР, позволяющие ей в случае возникновения войны на Западе пропустить советские войска и авиацию на помощь Франции. Причем, как это было документально установлено, все запросы Варшаве подспудно носили угрожающий ей смысл — мол, смотри, Варшава, не приведи господь, если есть хоть малейший шанс для этого. Но у Варшавы в то время не было ничего, кроме договора о ненападении с СССР и плана нападения на СССР совместно с Германией. И хотя она слегка и обалдела от натиска западных союзников, но ответила быстро — нет, не имеется. Это был единственный случай в предвоенной истории «версальского ублюдка», когда он честно ответил.

Сталин знал об этом, и тем не менее в советский ответ польский вариант был включен нарочно — посмотреть, как отреагируют на Западе. 17 февраля Советский Союз дал официальный ответ на запрос ГШ Франции, указав в нем те силы, которые он смог бы выставить, а также варианты маршрутов оказания этой помощи: 1. Через территорию Польши и Румынии (как союзных Франции государств. — А. М.); 2. Морским путем. Дело в том, что в запросе французского Генштаба содержалась просьба пояснить, каким конкретно путем Москва планирует оказать помощь Парижу в случае необходимости. В советском ответе содержались и иные предложения Франции, главным из которых было начать все-таки переговоры между генштабами. Кстати говоря, запрос ГШ Франции был согласован с Генштабом Чехословакии, где вся военная верхушка в то время находилась под полным контролем самого Бенеша как Верховного главнокомандующего.

В течение целого месяца — с 17 февраля по 17 марта 1937 г. — французский Генеральный штаб был нем как рыба. Лишь 17 марта начальник Генштаба Франции генерал М. Гамелен изволил сообщить, что-де «альянс с Россией в трудно предсказуемых условиях представляется нежелательным»! Так вот и ляпнул! Однако еще накануне смысл этих «трудно предсказуемых условий», из-за которых, видите ли, «нежелателен альянс с Россией», прояснился как никогда. Сталину была доложена телеграмма советского полпреда во Франции Потемкина от 16 марта 1937 г., содержание которой гласило: «Даладье, пригласивший меня к себе, сообщил следующее: 1) Из якобы серьезного французского источника он недавно узнал о расчетах германских кругов подготовить в СССР государственный переворот при содействии враждебных нынешнему советскому строю элементов из командного состава Красной Армии. После смены режима в СССР Германия заключит с Россией военный союз против Франции. 0б этих планах знает будто бы и Муссолини, сочувственно относящийся к такому замыслу, сулящему поражение Франции и возможность расширения владений итальянской империи за счет бывших французских земель. Даладье добавил, что те же сведения о замыслах Германии получены военным министерством из русских эмигрантских кругов, в которых имеются по данному вопросу две позиции. Непримиримые белогвардейцы готовы поддержать германский план, оборонцы же резко высказываются против. Даладье пояснил, что более конкретными сведениями он пока не располагает, но он считает "долгом дружбы" передать нам свою информацию, которая, быть может, для нас небесполезна… Если получит более точные данные, он немедленно мне их сообщит. Он-де все же не исключает возможности, что в Красной Армии имеются остатки троцкистов». Поразительно, что «враждебные нынешнему советскому строю элементы из командного состава Красной Армии» Даладье лично идентифицировал как троцкистов. Какое, собственно говоря, ему-то могло быть дело, есть ли в РККА остатки троцкистов или нет?! По большому-то счету ему и вовсе незачем было знать, есть ли такие силы, как троцкисты, или нет, и вообще, что это такое. Любопытно, что он произнес эти слова уже после того, как прошел первый московский процесс, и было очевидно, что борьба со сторонниками Троцкого в СССР резко набирает обороты. Более того, он фактически развил мысль Черчилля, который почти за два месяца до Даладье стал прилюдно чихвостить тех же троцкистов. То есть Даладье вполне сознательно перстом указал на то, что заговор военных вдохновляется Троцким. Хотя это и было сущей правдой, тем не менее «не царское это дело» для столь высокопоставленного государственного деятеля перстом тыкать во врагов Сталина. Чай, в Кремле и без него соображали, что к чему. Тем более что Даладье, по его же словам, не располагал более подробной информацией. Но ведь ему же надо было, чтобы Сталин всенепременно круто обошелся с заговорщиками. Потому что только в этом случае подталкиваемая Великобританией Франция смогла дезавуировать свои обязательства по упоминавшемуся выше договору с СССР и вообще наотрез отказаться от идеи военного сотрудничества с Советским Союзом. Оно так и вышло — во второй половине июня 1937 г. тот же Генштаб Франции вообще поставил точку в этом вопросе: «Всякое новое сближение Франции с Москвой привело бы с точки зрения безопасности к нулевому или даже отрицательному результату». 12 июня 1937 г. было опубликовано сообщение о состоявшемся суде над Тухачевским и К°, вынесенном приговоре и о немедленном приведении его в исполнение.

Лейт-Росс ясно дал понять: если Гитлер воспримет эти предложения, то Великобритания вполне реально может поспособствовать «мирному» получению Берлином столь прекрасного для нападения на СССР плацдарма с богатейшими арсеналами вооружений и прекрасной военно-инженерной инфраструктурой! Естественно, что Гитлер «понял», и в итоге круг замкнулся именно там, где и должен был, по расчетам Лондона, замкнуться — все на той же стезе военно-экономического умиротворения!

Вот как в действительности и был высечен подлинный пролог к мюнхенской подлости, которым, в свою очередь, как топором, была прорублена прямая магистраль ко Второй мировой войне ХХ века!

А прямым прологом к Мюнхену стало негласное содействие Лондона и Бенеша провалу заговора советских военных, ибо только так можно было обвалить систему перекрещивавшихся советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимопомощи.

Согласно показаниям Раковского, требовалось одно — предоставить Гитлеру возможность действовать, для чего не было ни малейшего шанса. И вот надо же было такому случиться, что этот проклятый шанс «Им» дал заговор Тухачевского. Всерьез, но негласно посодействовав его провалу, «Они» автоматически получили уникальную свободу маневра, вследствие чего обеспечили Гитлеру как едва ли не мгновенную военно-экономическую накачку милитаристских мускулов нацистской Германии; так и возможность действовать на восточном азимуте! Проще говоря, за счет конвертации неизбежного провала заговора Тухачевского в сговор с Гитлером Великобритания решила практически все поставленные задачи:

— резкого ускорения военно-экономической подготовки нацистской Германии к нападению на СССР;

— выведения гитлеровского вермахта на ближайший во второй половине 30-х гг. ХХ века к советским границам удобный плацдарм для нападения на Советский Союз;

— предотвращения свержения Гитлера генеральской оппозицией в Германии, о чем в Лондоне и в целом на Западе хорошо знали;

— ликвидации и без того хрупкой системы коллективной безопасности в Европе, главным образом, за счет полного дезавуирования Францией и Чехословакией ранее заключенных ими с СССР договоров о взаимопомощи в отражении агрессии;

— изоляции СССР в ситуации:

а} истечения даже пролонгированного срока действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г.;

б) один на один с выведенной вплотную к советским границам нацистской Германией и интенсивно создававшейся угрозы двухфронтового нападения на СССР, то есть с участием также и Японии;

в) причиненного ущерба его военной мощи;

— ликвидации уже сложившегося к тому времени позитивного имиджа Советского Союза в мире;

— недопущения проведения советским руководством ориентированной только на коренные интересы СССР (России) внешней политики;

— формирования необходимых моральных и иных предпосылок для развязывания войны против СССР как якобы главной «империи зла» в мире и Европе.

В конечном счете это и означало контролируемый Великобританией (и США) конкретный акт агрессии против СССР, который первоначально как раз и планировался на 1938 г.!

За предшествовавшие Мюнхенской сделке и оккупации гитлеровцами Судетской области Чехословакии полгода Советский Союз ДЕСЯТЬ РАЗ на весь мир заявлял, что он выполнит свои обязанности по договору о взаимопомощи в отражении агрессии от 16 мая 1935 г. Советский Союз ЧЕТЫРЕЖДЫ конфиденциально сообщил об этом Франции, ЧЕТЫРЕЖДЫ — Чехословакии, ТРИЖДЫ — Великобритании. Советский Союз прямо заявил, что готов выполнить свои обязательства по договору с Чехословакией, даже если Франция откажется от своих обязательств. Советский Союз и вовсе пошел на неординарный шаг — открыто заявил о своей готовности вступить в войну с Германией, Польшей и Румынией, даже если воевать придется в союзе с одной только Чехословакией. В военном отношении Чехословакия по состоянию на осень 1938 г. была одним из сильнейших государств в Центральной Европе и потому даже в одиночку могла раздавить еще только формировавшийся тогда гитлеровский вермахт. Но все оказалось тщетно! И именно же из-за заговора Тухачевского. Несмотря на его ликвидацию, правительства Великобритании, Франции и Чехословакии, а также их генеральные штабы демонстративно наотрез отказались иметь дело с СССР под тем предлогом, что-де невозможно доверять его вооруженным силам, высшее командование которых устраивает заговоры против центральной власти, да еще и в пользу Германии! Кстати, воротить носы они стали еще за несколько месяцев до ликвидации заговора!

 

Глава 6

.

ВСМОТРИСЬ-КА ЛУЧШЕ — ВРАГ. ПЕРЕД ТОБОЙ!

Прежде чем окончательно поставить все точки над «i», вновь пройдемся по всей интересующей нас теме.

Итак, кто же ждал войны не позднее 1938 r.?

Великобритания (с санкции США).

Почему Великобритания ждала и жаждала войны не позднее этого года?

Во-первых, потому что дальнейшее промедление с войной против Советского Союза при условии системного запаздывания Гитлера с военно-экономической подготовкой к «Дранг-нах-Остен» даже саму идею об уничтожении СССР военным путем привело бы к полному краху. На глазах у всего Запада Советский Союз в буквальном смысле слова скоростными темпами превращался в едва ли не абсолютно неприступную крепость, напасть на которую не осмелился бы даже самый последний сумасшедший.

Во-вторых, потому что существовала нешуточная угроза осуществления двойного (тройственного) заговора германских и советских генералов (в рамках которого существовала серьезная угроза свержения Гитлера оппозиционно настроенными генералами) при активном участии милитаристски настроенных японских евразийцев.

В-третьих, в начале 1938 г. в Третьем рейхе состоялась коренная реорганизация системы военного управления — произошло изгнание из вермахта военного министра, фельдмаршала Вернера фон Бломберга — под предлогом того, что-де он женился на проститутке, и главнокомандующего сухопутными войсками генерала Вернера фон Фрича — по обвинению в гомосексуализме. В принципе все это давно и хорошо известно. Правда, за исключением самого главного в этой истории. Изгнание оппозиционно настроенных военных состоялось после того, как в Германии с визитами побывали экс-король Эдуард VIII и министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс. Никто не хочет обращать внимание на то, что, в сущности, это произошло по сценарию британского принципа «баланса сил» — сначала жестко был завален заговор Тухачевского, а потом «бархатным образом» была ликвидирована верхушка генеральской оппозиции в Германии. По данным американского биографа Гитлера Д. Толанда, вместе с Бломбергом и Фричем из вермахта были уволены также и 16 поддерживавших их генералов, а 44 — сняты со своих должностей. По другим сведениям, «бархатные разборки» Гитлера с вермахтом привели к увольнению до тысячи офицеров!

В-четвертых, потому что в начале лета 1938 г. истекал даже пролонгированный срок действия договора о нейтралитете и ненападении между СССР и Германией от 24 апреля 1926 г. В первую очередь именно это и позволяло Великобритании толкать Гитлера на Восток, для чего она и привела коричневого шакала к власти в Германии.

Что должно было стать той самой «искрой», из которой по расчетам Лондона должно было возгореться пожарище именно Великобританией ожидавшейся не позднее 1938 г. войны?

Агрессивные территориальные притязания гитлеровской Германии на Судетскую область Чехословакии, которую сами же Великобритания и Франция еще на Версальской «мирной» конференции едва ли не насильно впихнули в состав вновь образованного по итогам Первой мировой войны государства под названием Чехословакия.

Почему именно из этой «искры» должно было возгореться пожарище именно Великобританией ожидавшейся не позднее 1938 г. войны?

Да потому, что, во-первых, в ответ на наглое требование Гитлера «ликвидировать договор между Россией и Чехословакией» премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен открыто гарантировал фюреру, что «Чехословакия будет освобождена от своих обязанностей по отношению к России»! Проще говоря, гарантировал Гитлеру, что как Чехословакия, так и Франция будут освобождены от своих обязанностей по договорам 1935 года! А Германия, в свою очередь и во-вторых, естественным путем освободится от своих обязательств по договору о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. Ведь даже в пролонгированном виде его срок как раз и истекал к лету 1938 г. В конечном счете это означало полную международную изоляцию Советского Союза на европейской сцене. Так что нападай на него все кому не лень!

Спустя много лет после войны в исторической литературе появилась брехня начальника военной разведки Франции генерала Гоше насчет посуточного графика гитлеровской агрессии в Европе. Формально 2-му Бюро Генштаба Франции удалось агентурным путем добыть очень важный документ — копию «Директивы о единой подготовке вермахта к войне», подписанной военным министром фон Бломбергом 24 июня 1937 г. В ней рассматривались пять вариантов войны:

1. «Операция Рот» — «война на два фронта с центром тяжести на Западе». То есть против Франции.

2. «Операция Грюн» — «война на два фронта с центром тяжести на Востоке». Из текста директивы вытекает, что речь шла о Чехословакии и, возможно, СССР.

3. «Особая операция Отто» — «вооруженная интервенция против Австрии». Аншлюс Австрии Германией предусматривался Великобританией еще в 1916 г.!

4. «Особая операция Рихард» — «военные операции в Красной Испании». Подразумевалось использование контингента германских сухопутных войск в этой стране.

5. «Особая операция Рот — Грюн с дополнением» — «Англия, Польша и Литва участвуют в войне против нас». То есть против Германии; в этом пункте речь шла о войне на два фронта — против Франции и Чехословакии.

На тот момент все варианты носили всего лишь концептуальный характер (хотя и это уже было опасно) и соответственно никакого посуточного, помесячного, поквартального или даже погодового и вообще никакого графика военных действий в директиве не было и быть не могло. К тому же директива была подписана 24 июня 1937 г., и у генерала Гоше не было никаких оснований намекать в своих мемуарах на этот документ. Он получил его лишь осенью 1937 г.! На рубеже же 1936 — 1937 гг. и даже в начале 1937 г. французская военная разведка не могла им располагать, ибо его еще попросту не существовало. Максимум, что она могла узнать, так это о том, что главнокомандующий сухопутными войсками вермахта генерал Фрич дал указание о разработке нового плана нападения на Чехословакию. Впрочем, оставим Гоше. Ну, наврал он в мемуарах — что из этого?! Кто не врет в мемуарах, тем более когда речь заходит о событиях всемирно-исторического значения, например, о войне?!

Настоящая «изюминка» этой директивы в ее пункте «6», гласившем: «Быть в состоянии использовать для войны создающиеся благоприятные политические возможности. Это должно быть учтено при подготовке вермахта к возможной войне в мобилизационный период 1937/38 г.». А, в свою очередь, центр тяжести самой этой «изюминки» был сосредоточен в следующем пассаже: «Война на Востоке может начаться путем неожиданных немецких операций против Чехословакии. Предварительно для этого должны быть созданы политические и международно-правовые предпосылки»!

Именно это и означает, что сговор британского правительства с Гитлером, осуществленный в рамках конфиденциальной встречи Лейт-Росса с Шахтом, действительно состоялся на основе именно британского предложения и что Гитлер принял все условия Великобритании, а также то, что обе стороны начали реализовывать достигнутые конфиденциальные договоренности!

Иначе откуда бы взяться таким словам в тексте директивы, как, например, «создающиеся благоприятные политические возможност»?! Дело в том, что при сопоставлении всех деталей этой директивы формально получается, что военный министр нес чушь — сначала прямо говорит об агрессии (то есть что война может начаться путем неожиданных немецких действий против Чехословакии), но тут же добавляет, что для этого еще «должны быть созданы политические и международно-правовые предпосылки». Но где вы видели откровенно склонного к внезапному и вероломному нападению агрессора, который нуждался бы в создании именно «международно-правовых предпосылок»? Тем более чтобы этим был озабочен непосредственно военный министр?! В пропагандистском обосновании — да, с этого начинаются все войны, но при чем тут «международно-правовые предпосылки», тем более, подчеркиваю, в трактовке военного министра?! Такое могло произойти только под влиянием Гитлера, который, очевидно, довел до сведения своего военного министра и командующего сухопутными войсками суть достигнутых между Шахтом и Лейт-Россом конфиденциальных договоренностей. Причем без указания на факт конфиденциальной встречи Шахта с представителем Великобритании. Просто приказал разработать новую директиву, и все.

И в этой связи необходимо обратить внимание на то, как Великобритания прикрывала этот факт уже во время Нюрнбергского процесса. Речь пойдет о хорошо знакомом всем историкам «протоколе Хосбаха», ссылками на который обычно и расписывают кровожадные планы Гитлера. Протокол описывает содержание совещания высшего военно-политического руководства Германии 5 ноября 1937 г., во время которого Гитлер выступил с пространной речью о своих планах мировой войны. В тексте этого протокола есть один примечательный факт. В ответ на реплику министра иностранных дел К. фон Нейрата о том, что в ближайшем будущем в Европе вроде бы не предвидится никаких военных конфликтов, Гитлер с невероятным апломбом безапелляционно заявил: «Такая ситуация возникнет летом 1938 года!»

В меморандуме «Об экономической подготовке к войне» от 20 августа 1936 г. он четко показал, что и сам-то не знает, когда можно будет начать войну! До этого так и вовсе умолял Великобританию подсобить! А 5 ноября 1937 г. с таким воинственным апломбом заявил, что-де подобная ситуация точно сложится летом 1938 г.?! Экий «прозорливый», не в меру, однако… Чего там было предвидеть, если бритты откровенно ткнули его мордой в тот факт, что в июне 1938 г. истекает пролонгированный срок действия советско-германского договора о нейтралитете и ненападении от 1926 г.?! Сам-то он последствий этого обстоятельства для своих планов даже и не понимал.

Но если мы сопоставим суть «изюминки» директивы Бломберга от 24 июня 1937 г. с этим заявлением фюрера, то тут же придем к следующему выводу. Именно о таком развертывании событий Гитлер знал еще в первой половине 1937 г.! Иначе не появились бы в тексте директивы те пассажи, которые пришлось детально разбирать. Хуже того, для бриттов, естественно. Сопоставим еще и такие факты. Британский представитель Рэнсимен на переговорах с Рузвельтом еще в январе 1937 г. заявил о неизбежности войны именно в 1938 г. И в директиве от 24 июня 1937 г. Бломберг с одобрения Гитлера удостоверил возможность войны в период 1937/38 г.

Проще говоря, проанализированный пассаж из текста директивы означает, что Гитлер уже в первой половине 1937 г. знал, что возможно войну придется начинать в мобилизационный период 1937 — 1938 гг. Потому как сговор между Лейт-Россом и Шахтом уже состоялся, и он полностью одобрил его результаты. Потому что в тексте директивы речь шла именно о. тех предпосылках политического и международно-правового характера, которые в период 1937 — 1938 гг. должны были быть созданы, главным образом, самой Великобританией. Прежде всего, за счет негласного содействия ускорению провала заговора военных во главе с Тухачевским. Впоследствии все это оказалось подтвержденным и данными шефа абвера Канариса, который, как выяснилось, располагал безупречной информацией о том, что самое позднее к лету 1937 г. у Гитлера уже сложилось убеждение, что нет оснований опасаться противодействия «походу на Восток со стороны западных держав, что он может идти на любой риск.

А ведь после не в меру «прозорливого», по состоянию на лето 1937 г., «предвидения» одобренной коричневым шакалом директивы состоялся еще и частный визит в октябре 1937 г. экс-короля Великобритании Эдуарда VIII — герцога Виндзорского. Как стало известно только в наше время, экс-король, по свидетельству ознакомившихся со сверхсекретными британскими документами американских разведчиков, подтвердил свои прежние заверения Гитлеру. Это не только воодушевило Гитлера на дальнейшее продвижение к (Мюнхенскому) сговору, но и прежде всего означало, что сменивший Эдуарда VIII король Георг VI и тогдашнее правительство Н. Чемберлена однозначно продолжили его курс на сговор с фюрером. Потому как подтверждать прежние заверения в качестве частного лица он мог только в одном случае — если имел на то прямое указание и разрешение со стороны нового короля и нового правительства, что и было в действительности. А ведь Эдуард VIII подтвердил не просто какие-то там заверения в дружбе, а, как уже отмечалось выше со ссылкой на американского профессора Джона Лофтуса, обещания фюреру, что британское правительство закроет глаза на аннексию Германией Австрии и Чехословакии! А заодно и на германское продвижение на Балканы в ущерб интересам Франции!

В свою очередь, подтверждение прежних заверений экс-короля оказалось подкреплено еще и министром иностранных дел Великобритании лордом Галифаксом в ходе его ноябрьского 1937 г. визита в Берлин. Проще говоря, подкреплены официальным лицом от имени правительства Великобритании и нового короля — Георга VI.

Обо всем этом в Москве знали как по итогам частного визита экс-короля, так и еще до самого визита Галифакса в Берлин. Об этом позаботился сам Уинстон Черчилль. Накануне визита Галифакса в Берлин он с потрохами выдал цель его вояжа. Прекрасно зная, зачем ездил в Берлин экс-король, а Галифакс вот-вот поедет, прямо во время большого дворцового приема в Букингемском дворце 16 ноября 1937 г. — то есть за три дня до начала визита Галифакса — У. Черчилль открыто «слил» советскому послу информацию об основной цели визита британского министра иностранных дел в Германию! Так прямо и сказал, что речь идет о предательстве Чехословакии и развязывании Гитлеру рук на Востоке!!!. Чтобы не было сомнений, приведу выдержку из телеграммы И. Майского в НКИД СССР от 16 ноября 1937 г. «Я спросил Черчилля, что он думает о предстоящей поездке Галифакса в Берлин? Черчилль скрючил гримасу и ответил, что считает эту поездку ошибкой. Толку никакого не получится, а немцы только еще больше задерут нос и расценят визит как признак слабости Англии. Это невыгодно ни для самой Англии, ни для дела мира. Хорошо еще что Галифакс честный человек и не пойдет ни на какие "бесчестные" комбинации вроде предательства ЧС или предоставления Германии свободы рук на Востоке».

Черчилль был опытнейшим волчарой в политике. И потому умышленно избрал оригинальную масонскую формулу утверждения правды от противного. По-другому просто нельзя было. В высшей мировой политике только так и «сливают» информацию. Тут расчет на то, что «имеющий уши — да услышит»! И если бы Его Величество король Георг VI не помешал, то Черчилль еще чего-нибудь интересного рассказал. Увы, король буквально оттащил словоохотливого сэра от советского посла. Тоже, кстати сказать, многозначительный факт.

Так что бритты не зря состряпали фальшивку, получившую название «Протокол Хосбаха», в которой воинственный апломб Гитлера умышленно был перенесен на 5 ноября 1937 г. То есть на две недели раньше визита Галифакса. Только так можно было последовательно скрыть сначала сговор между США и Великобританией, факт и суть сговора Лейт-Росса с Шахтом, а также предмюнхенские договоренности с Гитлером, которых достигли экс-король и лорд Галифакс. Только так. можно было скрыть или, по меньшей мере, не привлекать внимания к частному визиту экс-короля к Гитлеру. И, самое главное, скрыть суть договоренностей между Галифаксом и Гитлером. Ведь сам факт его визита в Берлин скрыть было невозможно.

Потому-то «Протокол Хосбаха» и выплыл» на Нюрнбергском процессе в виде «микрофильма с копии». Копия же, кстати говоря, не была подписана. Ни оригинала этого протокола, ни более или менее внушающей доверие копии с оригинала в природе не существует. Во всяком случае, за минувшие с тех пор шесть десятилетий никто ничего не предъявил. А то, что встречается в литературе не внушает доверия. Несмотря на это, тогда эту фальшивку почему-то восприняли всерьез, а среди историков, специализирующихся на истории Второй мировой войны, и сегодня особым шиком почитается ссылка на этот якобы документ, который, к несчастью, с 1950 г. официально фигурирует даже в германских архивах. Не будь состряпана эта фальшивка — «Протокол Хосбаха», — британские уши в организации и провоцировании Второй мировой войны уж так повылезали бы изо всех щелей непосредственно во время Нюрнбергского процесса, что не приведи их англиканский бог! Да еще и с королевской короной! И сидеть бы Великобритании на одной с главными нацистскими преступниками скамье подсудимых, где, собственно говоря, ей и было бы самое место.

Потому что за полтора месяца до Мюнхенского сговора Великобритания завалила последнюю, судорожную попытку оппозиционно настроенных германских генералов переломить ситуацию и предотвратить гибельную для Германии войну. 17 августа 1938 г. они направили в Англию представителя прусских староконсерваторов и главу германских монархистов Эвальда фон Клейст-Шменцина. От имени антигитлеровской оппозиции он должен был добиться от руководящих деятелей Великобритании открытого заявления о том, что в случае вторжения германских войск в Чехословакию Англия совместно с Францией выступит войной против Германии. Отправляя Клейста в Англию, генерал Бек напутствовал его словами: «Если вы достанете мне в Лондоне позитивное доказательство того, что англичане объявят войну в случае вторжения в Чехословакию, я покончу с этим режимом». На вопрос Клейста, какое доказательство он хотел бы иметь, Бек ответил: «Публичное обещание оказать помощь Чехословакии в случае войны». Впоследствии этот факт подтвердил и Аллен Даллес: «Бек проинформировал англичан о гитлеровских планах и настаивал на том, чтобы Англия выступила с твердой декларацией, что любое нарушение чешского нейтралитета будет означать войну». В Лондоне Клейст встретился с постоянным заместителем министра иностранных дел Великобритании Ванситтартом (который, кстати говоря, курировал британскую разведку) и с Черчиллем, которые передали содержание своих бесед Чемберлену и Галифаксу. Естественно, что предложение антигитлеровской оппозиции были встречены холодно. Ни оппозиция, ни, особенно, германский генералитет, судя по всему, даже и не понимали того простого обстоятельства, что Великобритании была нужна война. Война, развязанная руками Германии. Война прежде всего против Советского Союза. Они не понимали, почему произошел провал заговора Тухачевского как ключевого звена их двойного/трипартитного заговора. Но особенно они не понимали того, кто за этим стоит и какие цели преследует. А ведь все было очевидно. Великобритании была нужна война Германии именно против Советского Союза. Именно ради этого она негласно содействовала Сталину в ликвидации заговора Тухачевского. Потому что только таким образом можно было, обвалив всю систему европейской безопасности, сдать Чехословакию «в аренду» Гитлеру и тем самым резко ускорить военно-экономическую подготовку Германии к войне, вплоть до вывода на наиболее выгодный в то время плацдарм для нападения на Советский Союз! И чтобы после всех усилий на этом поприще поддаться каким-то мольбам ни хрена не соображавших что к чему германских генералов?! Да ни в жисть! Великобритания не зря без малого три века носит «почетную» кликуху PERFIDI0US ALBI0N!

После этого в действие был введен пресловутый «План Z», который заблаговременно был разработан для безусловного обеспечения уже официального сговора с Гитлером за счет Чехословакии. Когда в 1968 г. в связи с истечением срока давности был рассекречен архив премьер-министра Н. Чемберлена, то в его досье был обнаружен документ от 30 августа 1938 г., из содержания которого четко видно, что «План Х» был разработан именно же заблаговременно. Судя по всему, он существовал уже в 1937 г. и был известен только премьер-министру, министру финансов, министру иностранных дел, сэру Невилю Гендерсону (посол Великобритании в Германии. — А. М.) и доверенному лицу Н. Чемберлена Х. Вильсону.

В нем, в частности, говорилось: «Вышеупомянутый план должен вступить в силу только при определенных обстоятельствах… Успех плана, если он будет выполняться, зависит от полной его неожиданности, и поэтому исключительно важно, чтобы о нем ничего не говорилось (вот это и есть конкретное проявление одного из ключевых принципов британской политики — решающего удара в ключевой момент. — А. М.). Суть плана сводилась к следующему: воспользовавшись острой ситуацией, под видом «спасения мира» в последнюю минуту лично отправиться на переговоры к Гитлеру. И выдав ему Чехословакию, наконец, достигнуть столь желанного в Лондоне сближения» с Германией».

Обратите внимание на то обстоятельство, что этот документ был извлечен фактически сразу после того, как в Англии побывал представитель, напутствованный германскими генералами и антигитлеровской оппозицией Эвальд фон Клейст-Шменцин. Из переданных им мольб антигитлеровской оппозиции британское руководство сделало всего лишь один вывод — генеральская антигитлеровская оппозиция находится буквально на грани свержения Гитлера, и потому надо торопиться. То есть отдать, наконец, Чехословакию под гарантии фюрера о скором нападении на Советский Союз. Если этого не сделать, то фюреру явно свернут шею. И тогда — прощай все планы по устроению очередной кровавой бани России, хотя бы и Советской.

Проще «говоря, «План Z» был извлечен именно в тот момент, чтобы завершить ту самую сделку, предварительный сговор о которой состоялся еще во время конфиденциальной встречи тет-а-тет Лейт-Росса с Шахтом. Причем завершить именно же на глазах и под контролем общественного мнения на Западе. То есть откровенно втянуть мир и прежде всего Советский Союз в мировую войну, начисто «интернационализировав», то есть «растворив», ответственность Великобритании за это преступление перед миром и человечеством не столько даже в широком кругу участников сговора, сколько в расплывчатом понятии «под контролем общественного мнения Запада». Об этой специфически подлой особенности британской дипломатии выше уже говорилось. Остается добавить лишь следующее. По данным председателя Британской Королевской коллегии врачей барона Чарльза Мак-Морана Вильсона (он же лорд Моран), который лично наблюдал главу британского правительства, тогдашний премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен был попросту сошедшим с ума человеком! Более того, ко всему прочему он был еще и дуб дубом в вопросах внешней политики, причем настолько, что когда его назначили премьер-министром, то его старший сводный брат — уже упоминавшийся выше лауреат Нобелевской премии мира 1925 г. за разжигание первых искр будущей Второй мировой войны в ее укоренившемся в истории сценарии Остин Чемберлен «поздравил» его телеграммой следующего содержания: «Невилл, ты должен помнить, что ничего не понимаешь в делах внешней политики»! Собственно говоря, прежде всего именно из-за этих двух качеств этого старого идиота и назначили 10 мая 1937 г. премьер-министром великой державы — Великобритании (кстати говоря, обратите внимание, что назначили прямо в канун завершения операции советской контрразведки по ликвидации заговора Тухачевского. Однако было еще и третье обстоятельство, в силу которого он и «залетел» в премьерское кресло. Н. Чемберлен принадлежал к упоминавшейся еще в первой главе британской ветви «Синего Интернационала», или, по-другому, британской ветви «Европейской Черной Аристократии», то есть к наиболее могущественной ветви Комитета 300. На политической сцене Великобритании того времени она находила внешнее выражение в так называемой Кливлендской группировке во главе с представителем Комитета 300 — Нэнси Астор. «Кливлендцы» тем и отличались, что придерживались не просто прогерманской, а именно пронацистской ориентации, в основе которой лежал «прагматический» взгляд на нацизм как на «инструмент», предназначенный для того, чтобы во имя британских интересов «задушить Россию», в чем и была особенно заинтересована верхушка правящей элиты PERFIDI0US ALBI0N. «Кливлендцы» и Комитет 300 именно потому и протащили этого старого, натурального идиота на пост премьер-министра, дабы он, не умничая, но на основе их предписаний, одним из которых и был пресловутый «План Х», предоставил бы Гитлеру возможность действовать. Он так и сделал, ввергнув в пучину очередной всемирной бойни не только Великобританию. Если все ограничилось бы только этим, так и черт бы с ней, пускай расхлебывала бы свое же дерьмо. Трагедия была в том, что в силу обширности своей империи, а также громадного значения самой Великобритании как великой державы в пучину новой кровавой бойни был ввергнут практически весь мир. В первую очередь Советский Союз. Американский исследователь истории британской разведки Ч. Уайтинг прямо указывал, что «СИС преднамеренно вмешивалась в дела Чехословакии накануне войны, с тем чтобы расколоть страну и втянуть Германию, в конечном счете, в конфликт с Советской Россией».

Теперь обратимся к вопросу о том, почему в своих показаниях Раковский сам же особо подчеркивал, что было бы хорошо, чтобы Гитлеру «позволили» напасть на Сталина, и что от «Них» якобы ничего не требуется за исключением одного — предоставить Гитлеру возможность действовать. Вся хитрость этого «предоставления Гитлеру возможности действовать» заключалась в следующем феномене европейской политики.

Европейское равновесие исторически сложилось так, что вслед за любыми договорами о дружбе и сотрудничестве или ненападении и нейтралитете какого бы то ни было государства с Германией в самые же кратчайшие сроки со стороны посчитавшего себя ущемленным государства последует адекватная реакция в виде аналогичных же договоров все с той же Германией! Это не было секретом и в те времена.

За примерами далеко ходить не надо — взять хотя бы только начало ХХ столетия. Россия сепаратно вышла из Первой мировой войны по Брест-Литовскому договору от 3 марта 1918 г. — по факту своей победы в этой войне Запад силой принудил Германию подписать унизительный Версальский мир в 1919 г., согласно которому Германия не просто территориально урезалась, а урезалась с одной целью — развести ее и Россию как можно дальше географически. В 1922 г. Советская Россия и Веймарская Германия подписали знаменитый Рапалльский договор. И тогда же Запад начал первые предлокарнские маневры. И в конце концов ответил подписанием в октябре 1925 г. пресловутых Локарнских соглашений, суть которых сводилась к Пакту о ненападении между Западом и Германией. В ответ 24 апреля 1926 г. СССР заключил с Германией двухсторонний договор о нейтралитете и ненападении. Запад, в свою очередь, с 1926 по 1932 г. последовательно осуществлял целую серию мероприятий по максимальной нейтрализации просоветской ориентации Германии. Втащил ее в Лигу Наций. Полностью снял военный контроль. Привлек ее к участию в пресловутом Пакте Кэллога — Бриана (своего рода глобальное подобие Локарнских соглашений). В соответствии с принятым «планом Юнга» резко ослабил бремя репарационных платежей для Германии. Одновременно попытался втянуть Германию в организацию нового антисоветского похода на Восток. В ответ весной 1931 г. СССР добился пролонгации договора от 1926 г. еще на пять лет. Запад, в свою очередь, предпринял максимум усилий, чтобы не допустить ратификации протокола о пролонгации (как указывалось выше, он был ратифицирован только в мае 1933 г., то есть уже после привода Гитлера к власти). СССР избрал тактику подписания двухсторонних договоров о ненападении со всеми странами, граничащими с ним, дабы перекрыть любые лазейки для организации агрессии против себя с Запада, и добился очень значительных успехов на этом направлении. В ответ Запад привел к власти в Германии Гитлера, который немедленно начал рвать всю ткань международных отношений в Европе, в том числе и систему двухсторонних договоров о ненападении, пытаясь прорваться к границам СССР. Советский Союз в свою очередь, начав с идеи Восточного пакта, довел дело до подписания в 1935 г. с Францией и Чехословакией перекрещивающихся договоров о взаимопомощи в отражении агрессии. Запад тут же перешел к тактике целенаправленного их дезавуирования и одновременно к политике «экономического умиротворения» Гитлера. Цель — в кратчайшие сроки экономически поднакачать Германию и толкнуть ее на Восток. СССР попытался реанимировать резко ухудшившиеся с приходом Гитлера межгосударственные отношения Германии и СССР, в основном за счет активизации торгово-экономических связей — Запад активно противодействовал этому всеми силами, и в конце концов в повестку дня выдвинулся принцип будущей Мюнхенской сделки.

Потому что «предоставить Гитлеру возможность действовать» в переводе на язык геополитических реалий того времени означало предоставить ему территориальный «кредит» для нападения на СССР. Причем именно такой, который обеспечил бы возникновение ситуации непосредственного территориального соприкосновения между Германией и Советским Союзом!

Так вот, вся хитрость заявления Раковского состояла в том, что он за восемь месяцев до Мюнхена заговорил о якобы настоятельной необходимости для Советского Союза заключить с Германией новый договор о ненападении и разделить если не Чехословакию, то уж обязательно Польшу! Даже находясь под следствием, Раковский по-прежнему выполнял задания от «Них»!

Потому что это предложение означало, что, приняв его еще тогда, до Мюнхена, Советский Союз по собственной инициативе и собственной же рукой вывел бы Германию на свою же границу, пускай и новую. Не говоря уже о том, что непосредственно Советским Союзом была бы спровоцирована война и, совместно с той же Германией, весь Запад дружно накинулся бы на СССР. Помните, как британская разведка насторожилась, когда получила сведения об итогах стратегических командно-штабных игр на картах, главный вывод из которых звучал так: «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы в самой Восточной Польше»?!

Так в том-то все и дело, что предоставить Гитлеру такую базу в Восточной Польше Запад собственноручно не мог. Это было за пределами его возможности — преодолеть иррационально бешеное упрямство поляков не под силу даже Западу. Даже в тех случаях, когда речь идет об организации нападения на Россию (СССР). Поэтому первоначально была сделана попытка спровоцировать Сталина на такой шаг еще до Мюнхена. Когда же он не поддался на эту провокацию, то уже Мюнхенская сделка стала провоцирующим неизбежность заключения нового договора о ненападении между СССР и Германией фактором. Потому что и до Мюнхенского сговора — еще в 1937 г. — Великобритания прекрасно знала, что Гитлер при любых обстоятельствах нападет на Польшу (к слову сказать, Сталин знал об этом еще с 1935 г.). Однако поскольку последняя непосредственно граничила с Советским Союзом, то Москва вынуждена будет пойти на новое соглашение с Берлином, дабы обезопасить свои западные границы. А поскольку со времен спровоцированной все той же Великобританией советско-польской войны 1920 г. СССР был территориально ущемлен аннексией исконно русских земель Западной Украины и Западной Белоруссии в пользу Польши, то новое соглашение между Москвой и Берлином всенепременно затронет и эти проблемы. Это высчитывалось, как дважды два — четыре. И тогда ответственными за начало войны станут как Гитлер, так и Сталин. И при этом не Запад, а именно Сталин станет виноватым в том, что Гитлер окажется непосредственно у него на границе! Ведь самым главным «искусством» в британской дипломатии является не сотворение подлости — на это внимания там не обращают, ибо она и так вся построена на подлости, — а сотворение подлости чужими руками, то есть при полном отсутствии каких бы то ни было следов британской дипломатии! Причем высшим пилотажем в этом «искусстве» британской дипломатии считается сотворение подлости для противника Великобритании руками самого же этого противника Великобритании! Проще говоря, когда противник ставится в столь безвыходную ситуацию, что единственный выход из нее становится наиболее желанным для Великобритании! Вот почему до поры до времени Польшу не использовали в торге между Гитлером и Западом. Хотя еще с 1925 г. было прекрасно известно, что в своей политике подготовки будущего столкновения Германии с СССР Великобритания изыскивает базу в Польше. Но ведь не для себя же, а для того, чтобы выгодно сдать эту базу агрессору, то есть Германии.

Гитлер не сразу понял, какую аферу затеял Запад. И в какой-то момент после Мюнхена стал готовиться к нападению на западные страны. Британская разведка практически мгновенно зафиксировала эти его намерения, и уже в самом конце 1938 — начале 1939 г. лорд Галифакс проинформировал об этом правительство Великобритании. Уже 25 января 1939 г. Галифакс сообщил Кабинету министров информацию британской разведки, в которой говорилось, что «до конца 1938 г. Гитлер, как можно было судить, намеревался двигаться на Восток. К сожалению, в конце прошлого года и в текущем месяце мы начали получать сведения, что мысли руководителей Германии обращены теперь в другую, опасную для нас сторону». Агентура британской разведки сообщала, что фюрер планирует на январь — февраль 1939 г. новый кризис. В информации фигурировали Голландия, Бельгия и Франция. Нападение Германии на эти страны означало бы войну Великобритании с Германией, не говоря уже о возможности возникновения серьезной угрозы воздушных налетов на Британские острова. И вот тут-то было решено реанимировать «польский вариант» провоцирования войны. Великобритания, а вслед за ней и Франция полезли со своими непрошеными гарантиями безопасности Польше и Румынии, заведомо зная, что эти гарантии только спровоцируют взрыв на восточном азимуте. Уж кого-кого, но Гитлера они знали хорошо — свой ведь «сукин сын» был.

Известный современный ученый-историк — Наталья Алексеевна Нарочницкая — в недавно изданных книгах «За что и с кем мы воевали» и «Россия и русские в современном мире» отмечает: «Британия рассчитывала вовсе не умиротворить Гитлера, но подтолкнуть его к дальнейшей экспансии, и в принципе англосаксонский расчет на необузданность амбиций и дурман нацистской идеологии был точным. Но Британии нужно было направить агрессию только на Восток, что дало бы повод вмешаться и войти в Восточную Европу для ее защиты и довершить геополитические проекты, то есть изъять Восточную Европу из-под контроля как Германии, так и СССР». «Вряд ли Британия и западноевропейские страны рассчитывали вообще избежать войны, но для них наименьшие издержки сулило вступление в войну по собственному решению уже после того, как Гитлер пошел бы на СССР, на Украину через Прибалтику, которая имела в то время в их глазах куда меньшую ценность по сравнению с антисоветской Польшей, на которую с Версаля поставила Антанта. Вряд ли Британия предполагала, что Гитлер обойдет Польшу, и она готовилась к тому, чтобы выступить в ее защиту, что и сделала в 1939 году. Но она явно рассчитывала, что Германия нападет на нее в одном походе на Восток, ввязавшись в обреченную на взаимное истощение войну с СССР, что обещало сохранение Западной Европы относительно малой кровью, а также сулило вход в Восточную Европу для ее защиты».

Действительно, так называемые гарантии безопасности Польше были выданы Великобританией лишь с одной целью — «гарантии были наиболее верным способом ускорить взрыв и мировую войну… подстрекали Гитлера», отмечал известный английский историк Б. Лиддел-Гарт. К слову сказать, это четко подтверждается и добытыми личной разведкой Сталина документальными данными, которые однозначно свидетельствуют, что ни Великобритания, ни Франция вовсе и не собирались хоть как-то защищать ту же Польшу. Свидетельствуют уникальные документы.

1. Секретный меморандум британского МИДа от 22 мая 1939 г., направленный правительству Франции. В меморандуме открыто признавалась нецелесообразность заключения тройственного пакта о помощи между Великобританией, Францией и СССР, зато совершенно четко было прописано, что «в случае войны важно попытаться вовлечь в нее Советский Союз».

2. Секретный доклад британского министра по координации обороны лорда Чэтфилда от 27 мая 1939 г. об итогах проходивших в апреле — мае 1939 г. секретных англо-французских штабных переговорах (на уровне Генштабов). В этом докладе черным по белому и с невероятной же циничностью англо-французские генштабовские ублюдки откровенно показали, как они намерены похерить свои же гарантии безопасности Польши: «Если Германия предпримет нападение на Польшу, то французские вооруженные силы займут оборону по линии Мажино и будут сосредотачивать силы для наступления на… Италию». Что же касается Англии, то она, видите ли, «сможет осуществить эффективное воздушное наступление, в случае… если в войну вступит Бельгия». То есть совершенно открыто расписались, что выданные ранее гарантии безопасности Польше являлись преднамеренным обманом последней! Зато «в случае войны важно попытаться вовлечь в нее Советский Союз»! Они, значит, будут отсиживаться и сосредотачиваться хрен знает для чего, а СССР — иди и отдувайся за этих подонков!

3. Запись секретной беседы от 29 июля 1939 г. политического деятеля Великобритании Родена Бакстона с влиятельным германским дипломатом — сотрудником службы дипломатической разведки германского МИДа Т. Кордтом. Содержание этой беседы свидетельствовало о том, что Англия намеревалась осуществить польский вариант Мюнхенской сделки с Гитлером. То есть сдать ему «в аренду» территорию Польши для нападения на СССР в обмен на очередной пакт о ненападении с Германией, ради чего Р. Бакстон от имени правительства Англии наобещал прекратить ведшиеся в то время переговоры о заключении пакта о взаимопомощи с СССР, начатые под давлением Москвы. Проще говоря, Великобритания намеревалась по аналогии с Мюнхенской сделкой отдать Гитлеру Восточную Польшу, дабы тот заимел наконец столь желанный для него плацдарм для нападения на СССР — плацдарм, с которым фюрер и его генералы еще на рубеже 1936 — 1937 гг. открыто увязывали грезившийся им успех в блиц«Дранг-нах-Остен» -криге. Одновременно такой же вариант готовился и для прибалтийских лимитрофов.

Кому же наиболее выгодно было сохранение живой германофильствующей высокопоставленной агентуры в высшей советской военной иерархии?

Только Германии, потому что германский вермахт даже после захвата Чехословакии еще не был тем самым мобильным, вышколенным, прекрасно обученным и оснащенным вермахтом, который известен по истории Второй мировой войны. Тогда его могла раздавить даже чехословацкая армия, имевшая 42 — 45 дивизий, а уж при поддержке СССР от гитлеровской Германии не осталось бы даже и мокрого места. И чтобы этого не произошло, Германии и нужно было, чтобы германофильствовавшая высокопоставленная агентура влияния в высшей советской военной иерархии осталась бы живой.

Кому же в таком случае особенно мешала германофильствующая высокопоставленная агентура в высшей советской военной иерархии?

Только Великобритании (у СССР были совершенно иные резоны ликвидировать этот заговор). Потому что германофильствующая военная верхушка СССР (да еще и с потугами на «мировую революцию») плюс русофильствовавшая военная верхушка Германии стремились к военно-геополитическому альянсу Берлин — Москва на основе военных диктатур с немедленным подсоединением к нему Рима и особенно Токио. И тогда верная смерть как для самой Великобритании, так и для ее империи, и вообще для всего англосаксонского Запада. А если, как предполагали в Лондоне, к этому «квартету» подсоединяется еще Мадрид и Лиссабон (то есть Франко и Салазар), то тогда практически мгновенная смерть. Потому как в сферу деятельности этого секстета диктатур попало бы практически 100 % основных морских и железнодорожных коммуникаций, связывавших метрополию с ее колониями, особенно в Азии, без которых Англия — всего лишь туманный Альбион. И вовсе не случайно, что во время англо-германских переговоров в ноябре 1937 г. лорд Галифакс выразил готовность присоединиться к разросшейся к тому моменту до тройственного союза Берлин — Рим — Токио оси. Ибо это однозначно свидетельствует, что лорд использовал зеркальную копию основополагающего замысла двойного/трипартитного заговора! То есть Лондон был полностью в курсе истинных замыслов заговорщиков, иначе использование зеркальной копии было бы невозможно!

В послевоенный период в ответ на откровенно хамские выпады Великобритании и США в адрес СССР с обвинениями в том, что-де именно СССР виноват в разжигании Второй мировой войны, МИД СССР по прямому указанию Сталина подготовил и опубликовал в 1951 г. историческую справку под названием «Фальсификаторы истории», в которой со ссылкой на захваченные архивы германского МИДа были опубликованы разведывательные данные 1937 г. о визите Галифакса в Берлин. Они свидетельствовали о том, что план, о котором говорил Рузвельту Линдсей и в силу которого Рэнсимен уверял главу Белого дома, что Лондон ждет войны не позднее 1938 г., заключался также и в следующем: Англия, а под ее нажимом и Франция тоже присоединятся к оси Берлин — Рим (которая к тому времени разрослась до треугольника Берлин — Рим — Токио) с целью создания единого фронта против СССР, участвовать в котором приглашали и США! Высказать такое мнение Галифакс мог только в одном случае — при наличии заваленного в своей основе двойного/трипартитного заговора по цепи Берлин — Москва — Токио и при точном знании его геополитической сути. Потому что вместо континентального германо-советского соглашения, ориентированного против Великобритании и вообще англосаксов, в намерении достижения которого западноевропейская, особенно британская, пресса обвиняла Тухачевского, и даже вместо трансконтинентального тройственного соглашения антианглосаксонской направленности, лорд открытым текстом высказал намерение соучаствовать в создании также трансконтинентального, но сугубо русофобского, антисоветского характера альянса! Подчеркиваю, что высказать такое намерение о присоединении к оси Берлин — Рим, а по факту-то к оси Берлин — Рим — Токио, Галифакс мог только в том случае, если он твердо знал, что до смерти пугавший Лондон военно-геополитический тройственный заговор завален полностью!

И в то же время это обстоятельство означает, что именно в тот момент, как, впрочем, и до этого, сам Гитлер даже и не помышлял о заключении с Советским Союзом нового договора о ненападении. Во-первых, потому что еще действовал прежний договор от 1926 г. Во-вторых, он сильно опасался вмешательства СССР в чехословацкий кризис. А старый договор от 1926 г. являл собой некую гарантию того, что Советский Союз не вмешается в этот кризис. Или, по крайней мере, для Советского Союза окажется весьма затруднительным вмешаться в этот кризис, ибо для обратного пришлось бы пойти на нарушение этого договора. И соответственно, в-третьих, это означает, что фюреру не было никакого смысла, имей, а точнее, знай он о такой германофильствовавшей агентуре, как расстрелянные военные, сдавать ее на расправу Сталину. Ведь Тухачевский и К° были против договоров СССР с Францией и Чехословакией. И, оставаясь живыми, они принесли бы куда больше пользы, потому как могли бы сыграть роль сдерживающего вмешательство СССР в чехословацкий кризис фактора. Тесно связанная с британской разведкой влиятельная газета «Ньюс хроникл» отнюдь не случайно обвинила Тухачевского в организации втягивания Германии в войну с одним из европейских государств при сохранении со стороны СССР строгого нейтралитета.

«Доброй, старой» сволочи по имени PERFIDIOUS ALBION была нужна война — война на Востоке Европы, война между Германией и СССР. Но вот влезать в нее Великобритания не намеревалась. Именно поэтому-то Галифакс и выразил готовность Великобритании и Франции подсоединиться ко всем этим агрессивным осям. Потому что планировалось создание превосходства сил на стороне Запада, что в конечном счете и означало контролируемый Великобританией (и США) конкретный акт агрессии против СССР, который первоначально как раз и планировался на 1938 г.!

И тот факт, что в числе готовых присоединиться к этим агрессивным осям лорд назвал также и Францию, означало фактический отказ Парижа даже от видимости соблюдения договоров 1935 г. А это, в свою очередь, могло быть достигнуто только путем ликвидации смертельно опасного для Великобритании заговора за счет нанесения упреждающего удара по ключевому его звену — советской части. Что в результате и обеспечивало Лондону простор для глобального маневра. Потому что:

— Вооруженные силы СССР в таком случае неминуемо неизбежно ослабнут, ибо даже вынужденный и справедливый удар по высшему командному звену равносилен едва ли не тотальной деморализации личного состава, что немедленно скажется на уровне боеспособности и боеготовности Вооруженных сил;

— у Чехословакии пропадет последний шанс надеяться на помощь Москвы, так как Париж немедленно проигнорирует свои обязательства по договору 1935 г. под предлогом того, что нет оснований доверять Вооруженным силам СССР;

— следовательно, Великобритания полностью свободна от необходимости оказывать помощь Франции и соответственно влезать в разжигавшуюся Лондоном общеевропейскую войну, а следовательно, может сосредоточиться на обеспечении безопасности Британской империи.

Все произошло в соответствии с этим сценарием. В мае 1938 г. британская пресса кричала: «Нам нет дела до чехов!», а британский ас психологической войны — лорд Ротермир — разыграл свою «партию» строго по определенным нотам. Статья с таким хамским названием вышла 6 мая 1938 г., однако накануне лорд Ротермир показал гранки этой статьи германскому послу в Лондоне Дирксену, который немедленно отбил соответствующую депешу в Берлин. И было из-за чего — Лондон открыто говорил Берлину, что не намерен конфликтовать из-за Чехословакии. Французы, к слову сказать, не отставали.

Только объявленная в Чехословакии всеобщая мобилизация и предупреждение СССР о готовности оказать Праге помощь даже в одностороннем порядке сорвали не столько реализацию «Операции Грюн», сколько возникновение европейской войны уже в мае 1938 г.! Вот тогда-то Лондон и ввел в действие пресловутый «План Z», который и привел к Мюнхенской сделке.

Если за счет негласного содействия по каналам чехословацкой военной разведки и лично через Бенеша ускорить (законную) ликвидацию заговора германофильствовавших советских военных как ключевого звена двойного/тройственного заговора, то в выигрыше останется «добрая, старая» сволочь по имени PERFIDIOUS ALBION, а «на бобах» — Сталин и СССР!

Ведь договор о нейтралитете и ненападении от 1926 г. истек окончательно, а высший командный состав перерезан. Авторитет в мире подорван. Доверие к советской военной мощи — тоже. Франция полностью дезавуировала свои обязательства по договору 1935 г., Чехословакия сдана Гитлеру «в аренду». Следовательно, путь к войне против ослабленного СССР в условиях его полной международной изоляции открыт!

Все именно так и должно было произойти. Уезжая из Мюнхена навсегда обесчещенным невиданным даже в грязной истории британской дипломатии позором сделки с Гитлером, премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен, стоя у трапа самолета, прямо призвал Гитлера к нападению на СССР: «Для нападения на СССР у вас достаточно самолетов, тем более что уже нет опасности базирования советских самолетов на чехословацких аэродромах». В тот же день об этом знал Сталин.

А чуть позже — 6 декабря 1938 г; — не столько министр иностранных дел Франции, сколько «верная собака бошей» Боннэ откровенно заявит нацистским главарям: «Оставьте нам нашу колониальную империю, и тогда Украина будет вашей».

Потому что обе державы — Великобритания и Франция — прикрылись фактически пактами о ненападении: Лондон — с 30 сентября 1938 г., Париж — с 6 декабря 1938 г. У них есть, у Москвы — нет. Война тогда не началась лишь по той простой причине, что даже у Гитлера хватило ума сообразить, что между 170 советскими и 42 германскими дивизиями есть разница. За что, кстати говоря, тот же Галифакс чуть позже обозвал его клятвопреступником — обещал, мол, получив Чехословакию, напасть на СССР, но слова не сдержал! Да еще и косо стал посматривать в сторону Запада!

Срочным розыгрышем «польской карты» PERFIDIOUS ALBION вновь развернул коричневого шакала на восточный азимут. Ибо только так возможно было «предоставить Гитлеру возможность действовать», то есть начать-таки войну против СССР. И в той ситуации Сталину уже физически не оставалось никакой иной возможности, кроме как пойти на подписание договора о ненападении, прекрасно понимая, что в результате получится факт возникновения общей советско-германской границы, с рубежа которой Гитлер и начнет свою атаку. Руководствуясь высшими интересами национальной безопасности Советского Союза, Сталин и принял решение о том, что поскольку война и так неизбежна — об этом, подчеркиваю, он прекрасно знал еще с конца 1925 г., — то уж пусть она начнется с дальнего рубежа. В итоге незаконно отторгнутые еще в 1920 г. исконно русские территории Западной Украины и Западной Белоруссия были возвращены в состав Российского государства, пускай и называвшегося тогда СССР. А чуть позже были возвращены Бессарабия и прибалтийские территории. Советская логика заключения договора о ненападении от 23 августа 1939 г. была очень простой, но в высшей степени справедливой:

СССР с Германией ровно настолько, насколько западные демократии не столько не с СССР, сколько против него, но не более того, чтобы тем самым как минимум на какое-то время оттянуть фатально неминуемое столкновение с Германией, неизбежность которого предрешало постоянное и целенаправленное провоцирование Западом Германии к нападению на Советский Союз! Это понимал и открыто признавал даже такой отъявленный враг СССР и России, как У. Черчилль.

Так что договор о ненападении от 23 августа 1939 г. совершенно не случайно демонизируется с особым бешенством. Прежде всего потому, что он являет собой исторически беспрецедентный символ всей глубины провала не только британской, но и всей политики и дипломатии Запада за весь ХХ век.

Вновь обращаю внимание на то, что логика европейского равновесия такова, а в то время особенно, что 23 августа 1939 г. было абсолютно предсказуемым шагом Кремля. Вслед за Мюнхенской сделкой, целью которой было открыть магистральную дорогу Гитлеру на Восток, должен был последовать и адекватный угрозе оборонительный шаг со стороны Москвы. Из истории тех лет хорошо известно, что еще до Мюнхена послы и разведки практически всех европейских государств, а также США забрасывали свои правительства телеграммами, в которых указывали, что (Мюнхенский) сговор Запада с Гитлером в очень короткое время приведет к неизбежному заключению соответствующего договора о ненападении между СССР и Германией. Более того. Открыто предупреждали, что любая попытка изолировать СССР на международной арене, особенно в Европе, в той ситуации также неминуемо приведет к заключению нового соглашения между Берлином и Москвой.

Демонизация этого договора осуществляется с целью сокрытия главного преступления Великобритании и всего Запада в ХХ веке — Мюнхенского сговора с Гитлером. Прежде всего того, каким образом Великобритании удалось организовать эту позорную и подлую сделку. Именно поэтому-то в упреждающем по отношению к самому факту подписания договора режиме особо рьяно демонизируется факт ликвидации заговора Тухачевского! В том смысле, что-де ликвидация. «гениальных стратегов» понадобилась Сталину как основополагающий шаг на пути подготавливавшегося им сговора с Гитлером, в качестве которого и выставляется договор о ненападении. Это единственный способ отвести от Великобритании справедливые обвинения в злостно злоумышленном, но негласном содействии закономерному провалу заговора Тухачевского ради последующей конвертации его неизбежных международных последствий негативного характера в сговор с Гитлером.

Вновь особо подчеркиваю, что успех заговора Тухачевского ни при каких обстоятельствах не явился бы благом для Советского Союза. Потому как означал бы все ту же мировую войну, но войну со всем Западом во главе с Атлантическим центром силы (прежде всего, с Великобританией и США во главе), роль СССР (России) в которой была наподобие «шестнадцатого номера». Потому что Германия и Япония намеревались, опираясь на необозримые экономические, главным образом ресурсные, возможности СССР (России) и его уникальную по своему стратегическому значению территорию, обеспечивающую полную свободу континентального маневра, повести свою ожесточенно свирепую борьбу за мировое господство.

Вся подлость этого заговора в том, что он предоставил Западу уникальнейший шанс одномоментно решить практически все глобальные задачи, без положительного разрешения которых невозможно было спровоцировать войну Германии против Советского Союза. А для этого необходимо было прежде всего взломать мощнейший «бронежилет» безопасности, которым Сталин старательно «укутывал» Советский Союз по периметру его границ, особенно на западном направлении. Не будь этого проклятого, инспирированного «бесом мировой революции» заговора, не было бы у Запада ни малейшего шанса на устроение Мюнхенского сговора! Не было бы даже гипотетического шанса для едва ли не мгновенной военно-экономической накачки нацистской Германии и выведения вермахта на ближайший к советским границам в конце 30-х гг. ХХ в. плацдарм — Чехословакию. И уж тем более не было бы ни малейшего шанса на провоцирование мировой войны против Советского Союза ранее тех сроков, которые Гитлер сам же и планировал.

Ведь войны в 1941 г. и в самом-то деле не должно было быть! Гитлер-то планировал ее на середину 40-х гг.! И лишь заговор Тухачевского дал Западу уникальный шанс резко ускорить этот процесс. Потому что резкая активизация заговора Тухачевского как ударной военизированной силы общего заговора оппозиции в связи с принятием новой конституции СССР вынудила Сталина перейти от словесных увещеваний к адекватным и решительным действиям. Более медлить он не мог — на кону стояла не только безопасность Советского Союза и его народов. На кону стояло будущее Великой Державы и ее великих народов.

Неизбежные негативные последствия ликвидации заговора военных, мириться с которым Сталин более не мог, Запад мгновенно трансформировал в положительные для себя. Он давно уже был готов к этому. Сговор между США и Великобританией о том, как лучше подставить Советский Союз под «угрозу германских, чисто империалистических территориальных стремлений», а также сговор между Лейт-Россом и Шахтом уже были в наличии. Запад использовал единственный шанс обрушить и без того хрупкую в своей основе систему коллективной безопасности в Европе, которую символизировали собой заключенные между СССР, Францией и Чехословакией в 1935 г. договора о взаимопомощи в отражении агрессии. А этот единственный шанс и дал заговор Тухачевского.

Та страшная война разбойно украла у нашего народа 27 миллионов полных сил и светлых помыслов наших сограждан в основном выросших уже при советской власти. Это была беспрецедентно разбойная кража самого бесценнейшего Золотого Фонда Союза Советских Социалистических Республик — взращенных советской властью Созидателей Нового, Счастливого Будущего! После войны Сталин с горечью произнес: «В этой войне мы потеряли самых лучших. И это еще непременно скажется!» Оно и сказалось, едва только Сталин был убит бандитской кликой Хрущева и К°!..

Павшие смертью храбрых в боях за нашу Великую Родину самые лучшие не знали и даже не догадывались, какую наиподлейшую роль в их гибели сыграл инспирированный проклятым «бесом перманентной революции» заговор Тухачевского. Из-за которого Западу удалось-таки привести войну непосредственно к порогу Советского Союза в укороченные даже против гитлеровских планов сроки!