Храм майя в Петене (север Гватемалы), 2001 год
Николь оставалась спокойной. Она пристально смотрела на небольшое сооружение, практически неразличимое на фоне джунглей, которые, казалось, полностью завладели им. Хотя прогалина, на которой они находились, была вычищена человеческой рукой, сельва словно хотела сказать, что все это давно уже принадлежит ей и что вновь прибывшие — здесь только посетители, принятые, но не желанные.
Сооружение было построено из известняка, и его внешняя сторона была сильно повреждена. Входная дверь походила на черную тень, а крышу покрывали ветки и листья деревьев, растущих рядом со стенами. Но даже в таком состоянии это строение так зачаровывало девушку, что горло ее сжималось, а в голове мелькали картины прошлого. Каждый раз, когда Николь сталкивалась с каким-нибудь следом давних цивилизаций, с ней происходило то же самое. Даже почти не ставя перед собой такой цели, она была способна представить тех, кто много веков назад возводил то, чем она восхищалась, и она почти ощущала их присутствие, как будто кто-то из них остался тут, не поддаваясь воздействию времени.
Ее взгляд искал взгляд Жана, и она увидела, что молодой архитектор, как и она, отрешенно созерцает то, что в любом другом месте выглядело бы как полуразрушенная хижина. Затем жених взглянул на нее, как если бы она окликнула его по имени. То было словно шестое чувство, проснувшееся в них и подарившее им такое общение, при котором в словах не было необходимости. Оно обнаружилось немногим более года назад, ночью, когда они ехали в автомобиле в Париж, точно не зная, где именно находятся. Это случилось в начале лета. Они мчались по ночному шоссе, и у обоих внезапно появилось чувство, что какое-то время они «слушали» мысли друг друга, даже не двигая при этом губами. Конечно, было поздно, они устали, в головах у них все перепуталось, но когда они позже обсудили это, оказалось, что у обоих возникло одно и то же ощущение.
С тех пор было много случаев, когда проявлялась эта связь: телефон звонил тогда, когда кто-либо из них думал, что другой вот-вот позвонит; чувство внезапного дискомфорта, которое, как потом выяснялось, совпадало во времени с трудными моментами, пережитыми Николь или Жаном… Иногда один из них угадывал мысли другого, и тогда они, довольные, смотрели друг на друга, точно зная о случившемся, и в конце концов начинали смеяться от счастья.
В ответ Жан подмигнул Николь, и затем она стала искать глазами лица остальных членов экспедиции. Казалось, ни на кого больше храм майя не произвел такого впечатления. Хулио Ривера раздавал указания носильщикам по поводу того, как следует располагать лагерь, гватемалец Фабрисио сидел возле дерева и был очень увлечен тем, что набивал себе трубку, а работники телевидения осматривались по сторонам, выбирая место для установки своих аппаратов. Казалось, один лишь Ги Лаланд заинтересовался этим маленьким строением: сидя на корточках у входа, он проводил рукой по одной из боковых стенок.
— Кто-то здесь был. — Его голос прозвучал раздраженно, когда он повернулся, обращаясь к мексиканскому археологу. — Я оставил здесь несколько ниток, завязанных крест-накрест на двери, и они порваны.
Хулио Ривера пожал плечами.
— Надписи остались… я полагаю. В конце концов, отсюда выносить нечего.
— Дело не в том, что кто-то мог вынести отсюда что-нибудь физически, — холодно ответил Лаланд. — Я надеюсь, ты меня понимаешь. Очень важно сохранить все в секрете.
— Это могли быть сборщики сока сапотилового дерева, какое-нибудь животное… — Хулио Ривера обмахивался листами бумаги. — Забудь об этом.
— Николь! — Стан, один из работников Французского телевидения, подошел к ней, — Примерно через три часа у нас появится спутниковая связь. Когда ты будешь готова, мы снимем это место.
— Хорошо, дайте мне полчаса. А пока можете распланировать съемки. Вам придется наладить освещение и внутри.
— Нельзя передавать изображение надписей! — Ги Лаланд поднялся, возбужденный. — Есть люди, которые могут совершить убийство, узнав о них.
— Думаю, до этого не дойдет, Ги. — Николь почувствовала, как у нее участилось дыхание, но она заставила себя говорить спокойно. — И хочу напомнить тебе две вещи. Первое: эта экспедиция была профинансирована именно благодаря тайне, окутывающей то, что находится внутри этого здания. И второе: я тоже археолог, как и ты, и хорошо знаю, что значит сохранять секретность в нашей профессии. И если мне в точности не известно, что можно показывать, а что нет, — это лишь из-за того, что вы не рассказали мне всего, что следует. А время уже пришло.
Николь услышала смешок, раздавшийся за ее спиной. Она повернулась, и ее взгляд встретился со взглядом Хулио Риверы. Мексиканский археолог подмигнул ей, продолжая улыбаться. Аугусто Фабрисио все еще сидел возле дерева, но он забыл о своей трубке и с интересом следил за разговором. Девушка снова повернулась к Лаланду.
— Поэтому давай договоримся так: ты мне скажешь, какую часть надписей мы можем снимать сегодня, — она поняла, что должна оставить путь к отступлению своему коллеге из Лувра, — но взамен вечером ты расскажешь мне как можно больше о них. Согласен? — закончила она улыбнувшись.
Ги Лаланд не улыбнулся ей в ответ, его взгляд оставался холодным, но все же в конце концов он склонил голову в знак согласия.
— А сейчас, — Николь постаралась, чтобы ее голос звучал весело, — как насчет того, чтобы показать нам эти замечательные надписи?
Два костра разгоняли ночной мрак, царивший в сельве, в то время как несколько газовых ламп освещали периметр лагеря, словно они находились на праздничном пикнике. Возле одного из костров сидели Николь, Жан и три археолога. Работники телевидения поднялись и ушли за несколько минут до этого, когда поняли, что они здесь лишние. Девушка начала разговор о надписях, а Ги Лаланд напряженно посмотрел на Стана и Пьера. «Мы пойдем проветримся», — сказал Стан, толкая при этом локтем своего товарища. Жан тоже хотел было подняться, но Николь твердо положила руку ему на ногу.
— Смелее, кто из вас начнет? — обратилась она к окружающим.
Неожиданно для нее Аугусто Фабрисио откашлялся, доставая при этом какие-то бумаги из папки, лежащей возле него.
— Николь, — его маленькие глаза заблестели, а усы поднялись, показывая, что его губы тоже растянулись в улыбке, — ты уже видела надписи, и тебе будет легче понять то, что я тебе расскажу.
В тот день Жан и Николь действительно вошли в храм в сопровождении все еще серьезного Ги Лаланда, хотя выражение лица французского археолога изменилось, когда газовая лампа, которую он нес в руке, осветила стены древней постройки. Как отец, с гордостью показывающий гостям своего сына, он повернулся к молодым людям с особым блеском в глазах.
— Разве они не чудесны? — спросил он.
Хотя Николь уже видела снимки надписей, рот ее невольно приоткрылся в изумлении. Возможно, ее потряс контраст между этими четкими цветами и разрушенными стенами, возможно, ее взволновали тени, отбрасываемые лампой, а возможно, она пришла в такое состояние без всякой причины, лишь потому, что она находилась перед следом прошлого, окутанного тайнами. Она почувствовала, как знакомые эмоции охватывают ее.
Внутренняя часть храма сохранилась невероятно хорошо, особенно по сравнению с внешней. Маленький алтарь прилегал к задней стенке, но он буквально терялся на фоне взрывов пестрых красок на стенах. Едва заметные трещинки проходили по штукатурке, покрывавшей их, однако, казалось, они не затронули основную часть рисунков. На них цвет охры смешивался с синим, красный — с зеленым или черным… Николь поняла, что фотографии, которые она видела в Лувре, демонстрировали только меньшую часть того, чем сейчас любовались ее глаза.
— Да, они чудесны. Восхитительны! — Николь посмотрела на Ги Лаланда, и оба улыбнулись, счастливые, забыв о своем споре.
— Как вы увидите, — французский археолог обращался и к Жану, — надписи сочетают пояснительные рисунки и глифы, что странно для культуры майя. Кажется довольно необычным и прекрасное состояние, в котором они сохранились…
— …великолепно сохранились, и они необычайно красивы, — вмешался в разговор Аугусто Фабрисио, которого переменчивый свет костра делал похожим на шаловливого дьяволенка. — Перевод надписей майя обычно прилагается, к сожалению, в различных вариантах, но, похоже, в этом случае автор особенно постарался, чтобы избежать путаницы. Однако это не означает, что мы не запутались, — добавил он тише, как будто извиняясь. — Я полагаю, что Ги уже говорил с вами о концепции этих рисунков. Ничего похожего на то, что мы знали до сего момента. Каждый из них независим от последующих, их границы обозначены точно. Можно сравнить их с картинками комикса. Каждая из них даже пронумерована, чтобы избежать возможной ошибки. Не кажется случайным, что их всего двадцать, ведь именно это число майя использовали при счете как базовое. Хулио, Ги и я пришли к соглашению о значении каждой картинки. И я приготовил по копии для каждого из вас. — Его маленькие глазки остановились на Жане, который ему с благодарностью улыбнулся. — Прочитайте ее, пока мы пьем кофе, а потом мы продолжим беседу.
Николь и Жан взяли листы бумаги, протянутые археологом, и склонились к костру, чтобы рассмотреть их при свете. Почерк Фабрисио был аккуратным и ясным; Николь вспомнились уроки каллиграфии в колледже.
Но все это ушло в сторону, когда ее мозг начал анализировать послание, которое кто-то давным-давно запечатлел на стенах маленького храма.
1. Нефритовая маска скроется.
2. Ее власть сохранится в ней [в маске].
3. Она останется спящей [скрытой], пока не пройдет 1 867 895 дней [по счислению майя 11.13.9.14.15] от создания мира.
4. Чан К’у [бог Неба], Каб К’у [бог Земли] и Ун Симиль [бог Преисподней] так решили.
5. Тот, кто попытается овладеть даром богов [маской]…
6. Должен будет внимательно [по порядку] ознакомиться со значением [толкованием]…
7. Глифов [рассказов], нарисованных в этом храме.
После пробела следовала запись Аугусто Фабрисио:
Здесь, похоже, автор устанавливает разделение между седьмой и восьмой картинками. Мы думаем, что первые семь являются введением, а с восьмой начинается рассказ, на который указывает седьмая картинка… Кроме того, с восьмого номера многие из картинок становятся двойными, что характерно для глифов на стелах майя.
8. В храме / Солнца в зимнее солнцестояние.
9. Чан К’у, Каб К’у и Ун Симиль [три бога] положат нефритовую маску.
10. Человек идет [по направлению к] / северной Венере [крайнее положение Венеры в Северном полушарии].
11. Человек [речь может идти об одном и том же] / восходит на вершину пирамиды / в городе Караколь.
12. В городе Уашактун / в пирамиде Солнца.
13. Чан К’у, Каб К’у и Ун Симиль [три бога] / преподносят Ицамне [богу-создателю] нефритовую маску.
14. Оба идущих встречаются и приветствуют друг друга.
15. Оба идущих созерцают / стелу празднования Наранхо.
16. Чан К’у, Каб К’у и Ун Симиль [три бога] / собираются вместе, чтобы поговорить.
17. Пройдет 1 867 895 дней [по счислению майя 11.13.9.14.15] от создания мира.
18. Человеческое существо получит доступ к дару богов.
19. Человек идет [по направлению к] / солнцу в летнее солнцестояние.
20. И он завладеет нефритовой маской.
Николь понадобилось некоторое время, чтобы дважды медленно прочитать текст, переданный ей Фабрисио, и после этого она вынуждена была признать, что ничего не поняла. В какой-то момент она ощутила волнение при мысли, что разгадка может заключаться в числах майя, представляющих эти без малого два миллиона дней — 11.13.9.14.15. Казалось, это всего лишь ничего не значащее совпадение, на которое археологи не обращали внимания, сосредоточившись на том, что они называли второй частью надписей. Но прочитав текст пяти картинок, на которые могли ссылаться эти числа, сначала слева направо, а потом наоборот, она поняла, что в результате получился еще более бессмысленный текст. То же самое, наверное, чувствовал и Жан, поскольку его взгляд, встретившийся с ее взглядом, выражал недоумение.
— Я вижу, что вы находитесь там же, где и мы, — теперь вмешался Хулио Ривера. — И тут нет ничего странного: мы трое потратили недели, ходя вокруг да около… и ничего. Но я хотя бы могу сделать для вас некоторые уточнения, чтобы вы знали, куда двигаться. Во-первых, — продолжал мексиканец, — скажу вам, что это огромное количество дней соответствует 5114 астрономическим годам и одному месяцу. Мы уже обсуждали это однажды, и ты сегодня же скажешь об этом по телевидению, Николь, что майя считали, будто мир, в котором мы живем, был создан в августе 3114 года до нашей эры, таким образом, предсказание отсылает нас к…
— К 2000 году! — воскликнули Жан и Николь одновременно.
— Так и есть, в конец 2000 года; я думаю, что не случайно мы получили известие об этой могущественной маске в начале 2001 года, когда исполнился срок, указанный богами. Можно подумать, что они имеют какое-то отношение…
— Здесь указаны несколько мест, которые нам вполне знакомы, — взял слово Ги. — Наранхо был могущественным городом майя, и в нем есть, что вполне естественно, королевский дворец, который сейчас лежит в руинах. Уашактун — еще один анклав майя, находящийся недалеко отсюда и от Наранхо. Почти наверняка пирамида Солнца, о которой говорится в надписях, является той, которая находится на площади Пирамид в Уашактуне. В археологической классификации она называется E-VII-B. Если посмотреть с ее вершины на восток, можно увидеть три храма. Прямая линия, проведенная через крайнюю точку каждого из них, точно соответствует точке восхода солнца во время двух солнцестояний, а прямая линия, проведенная через центр, указывает на восход солнца во время равноденствий. Не похоже, чтобы подобное расположение было случайным, а тем более — в текстах нашего храма, также указывающих на астрономические события: на восход солнца во время двух солнцестояний и на планету Венера в ее крайнем северном положении. Девятнадцатая картинка говорит о храме Солнца и летнем солнцестоянии; возможно, имеется в виду самый южный из трех храмов Уашактуна. В конце упоминается Каана. Это название большой пирамиды Караколя, еще одного города майя, тоже близко расположенного, — пирамиды, сохранившейся в неплохом состоянии.
— Три города, находящиеся рядом друг с другом, каждый с каким-то конкретным памятником, три астрономических направления и одно число майя — 11.13.9.14.15, которое повторяется дважды, — подвела итог Николь. — Похоже, что в этом числе и заключается разгадка…
— Конечно, конечно, — Аутусто Фабрисио одобрительно кивнул, — прежде всего потому, что в первой части указано, чтобы мы читали по порядку или внимательно последующие глифы. И похоже, что этот порядок и мог бы позволить нам разгадать значение данного числа. Все было бы прекрасно, если бы… мы опять не вернулись к самому началу.
— Эй, послушай, ну не до такой же степени, Аугусто! — На лице Хулио Риверы не было и следа серьезности. — По крайней мере, мы уже можем отбросить те версии, которые ни к чему нас не привели. И помни, что исследования зачастую и заключаются в том, чтобы отвергать различные вероятности.
Глазки гватемальца весело блестели.
— Тоже верно, мой дорогой Хулио, но уверяю тебя, что мне бы больше пришлось по вкусу, если бы хоть одна из этих вероятностей открыла нам дверь, пусть самую маленькую.
— Я пропустил вторую группу виньеток через очень сложную программу лингвистического анализа в Школе информатики в Париже в поисках порядка, который бы имел смысл. — Ги Лаланд попытался вернуть их к сути вопроса. — К сожалению, то, что получилось, имело смысл для вычислительной машины… но не для нас.
— Мы также попытались сделать это с тремя городами и тремя направлениями, учитывая, что эти последние несколько варьируются в зависимости от того, где мы находимся. Думаем, что, возможно, есть какая-то комбинация, при которой они сошлись бы в одной точке. Еще одна замечательная компьютерная программа и еще один крупный провал. — Хулио Ривера беспомощно развел руками.
— И какие у вас планы? Или, скажем лучше, какие у нас планы?
— Сначала закончим картографическую съемку этого места. В предыдущей экспедиции мы остановились на полдороге. Кроме храма тут раскопали и другие небольшие строения. И изучим окрестности, чтобы убедиться, что мы ничего не упустили. Возможно, мы здесь же и найдем решение. А потом, если ничего нам не придет в голову, будем искать в одном из трех городов. Уашактун кажется наиболее многообещающим…
Николь улыбнулась всем троим археологам, смотревшим теперь на нее выжидающе, как будто она могла немедленно разгадать эту загадку.
— Мы сделаем все, что в наших силах, хотя я уверена: вы что-нибудь откроете. В конце концов, вы же лучшие…
Лагерь спал, хотя Николь и не смыкала глаз. Небо казалось чистым, а звезд на нем было больше, чем она когда-либо видела в своей жизни. Даже Млечный Путь, который в Париже едва показывался на небе, здесь сиял, словно нарисованный белой кистью. Были моменты, когда девушка чувствовала себя полностью растворившейся в окружающей ее Вселенной.
Рядом с ней висел гамак Жана, и Николь искала взглядом лицо, которое она так хорошо знала. Она не удивилась тому, что его глаза были открыты и смотрели на нее, а его губы улыбались ей. За мгновение до этого она различила ощущение, предупредившее о том, что внимание жениха направлено на нее.
— Каким далеким кажется Париж, правда же? — Николь посмотрела на Жана с любовью. — Я имею в виду не только километры, отделяющие нас от него. Иной раз я думаю, что цивилизация, которую мы создали и которой мы так кичимся, является ужасной ошибкой.
— Не знаю. Мне она нравится… Вряд ли мне захотелось бы сменить ее на цивилизацию майя более чем тысячелетней давности. — Лицо Жана оставалось серьезным, но тон его голоса говорил об обратном. — Однако… кто знает… если бы меня сделали королем, пожалуй, я был бы о ней лучшего мнения.
— Жан, я не шучу. — Николь попыталась сказать это твердо, но потерпела поражение. — Мы находимся в чудесном месте, среди погибшей цивилизации, в поисках дара богов, а ты заявляешь, что хочешь стать королем.
— Однако… тогда ты смогла бы стать королевой.
Николь не смогла сдержать улыбки.
— Жан, ты помнишь тот осколок керамики, который привел меня к могиле Сети и к открытию статуэтки Меретсегер? Я не могу перестать думать о том, что надписи в храме по большому счету очень похожи. Они заключают в себе тайну, которую нам предстоит раскрыть. И мне кажется, что ты сможешь нам помочь, — девушка повернулась, чтобы посмотреть на него, — если, конечно, сосредоточишься и тебе что-нибудь придет в голову.
— Я убежден, что разгадка заключается в этом числе, которое повторяется дважды. Разумеется, не так трудно прийти к этому выводу, потому что он кажется единственным, который в состоянии открыть эту дверь, как говорит Фабрисио. И я также убежден, что есть нечто, что от нас ускользает. Я говорю все это, предполагая, что перевод наших ученых друзей верен…
— Да. — Николь кивнула в темноте. — Дело в том, что они ставят слишком много условий. Я помню, что тогда я увидела осколок во сне, и на следующее утро все мне показалось более ясным. Возможно, часть нашего мозга работает только тогда, когда мы спим, и она гораздо сообразительнее, чем та, которая включена в течение дня. Поэтому предлагаю тебе поспать.
— А вдруг наш мозг откроется, когда мы спим, и даст возможность богам поговорить с нами? В том случае это, наверное, была Меретсегер или, может быть, дух Сети… Возможно, сегодня нас посетят эти три бога… Ты помнишь их имена?
— Не помню. Они заканчиваются на «к’у»… или что-то похожее, за исключением того, из потустороннего мира, которого зовут Ун Симиль. Его имя я все-таки запомнила. И признаюсь тебе, Жан, — слова Николь уже звучали как во сне, — что этот бог меня немного пугает…