Зеркальной комнаты осколки

Мартовский Сергей

О книге и о себе

 

 

Поэтической строке, как художественному воплощению состояния души и мысли человеческой, выход в свет, то есть движение и свобода, необходимы жизненно.

Стихи, накопившиеся и слежавшиеся в авторских рукописях, с годами уподобляются болезненным узникам — отрезанные от внешнего мира, оторванные от своего времени… И, если малоизвестные, сухие и беспристрастные исторические архивные документы срок забвения делает только весомее, то для стихотворений (а они — смею утверждать — существа живые!) принудительное молчание зачастую ущербно и особенно — для творческой эволюции их здравствующего автора.

И, тем не менее, говоря об этой книге, я не сетую на заточенческую судьбу давних своих писаний, хотя бы потому, что выдержка временем отнюдь не убедила меня в их полной несостоятельности… Другое дело — разговор о «знаке качества» и о «сроке годности» данных стихов…

Временной диапазон их написания охватывает двадцатипятилетие моего возрастного и географического пути — пути многодорожного, порой тупикового… Отсюда — неравнозначный художественный показатель, неровность и «нехарактерность» некоторых произведений.

Волею жизненных обстоятельств входить в литературу и издавать книги мне пришлось в достаточно позднем для поэта возрасте — в тридцать девять лет. Многое из написанного за время творческой жизни увидело мир в предыдущих моих основных авторских книгах «Весны разноверстные» и «Трудное небо», в которых так же отчетливо прослеживается раздробленность «материала». Что-то из неопубликованного мне еще предстоит просмотреть и подготовить для будущих книг. Но многое из всех стихотворных осколков разбитой «зеркальной комнаты», из строк и строф, не вошедших ни в располовиненное «Трудное небо», ни в разрозненные «Весны разноверстные», навсегда останется в сумрачном писательском архиве, как тот жизнедающий почвенный сор, из коего «растут стихи, не ведая стыда…».

 

«В зеркальной комнате тревог…»

В зеркальной комнате тревог Я жил, судьбою заключен. Там был зеркальным потолок И в нем сиял зеркальный пол! Там стены были из зеркал… И вместо окон — зеркала… Там в мир заветный — на замке Мне дверь зеркальная была! И в затхлой бездности зеркал Я зрел — един и многолик; Безвестный «гений» — созерцал Безликость образов своих! В аквариуме возрастов, Из зова призрачных глубин — Из множеств «я», из зорких стекл Мне зрил — один! и злил — один… В зеркальной комнате стихов Я глох без солнечных небес, Но в зыби строк, в забвенье строф — Призывы вещие познал! И в час прозрения — я сам В осколки комнату разбил! И каждый, зеркальцем упав, Мне жизнью небо отразил! И в каждом — я…

 

«Плоть ли теперь возвращается в земь…»

Плоть ли теперь возвращается в земь — Тает, как снег, на весенних ветрах? Все невесомое и́зо дня в день Слышу себя в шагах. Звезды ль призывней? И мозга объем Свет заполняет, очистивший Мысль? И воздымает воздушным шаром Память и грезы — ввысь! Но почему сиротливую грусть, Кровью и Разумом разделена , Знает Душа — из Сознанья и Чувств Сотворена?..

 

«Нет! Не глухо в моем сердце, не глухо!..»

Нет! Не глухо в моем сердце, не глухо! И в твои неразделенные сны Возвращаюсь я — по кругу, по кругу! — Даже если и… скорблю от вины. Но бывает так в природе, бывает! И далось мне — не из книжных страстей: Если в будущее жизнь убывает, Значит, прежде, — не в стихи, а в детей! Большелобые!.. Пусть очень не судят, Пусть себя по нашим судьбам прочтут… Ведь и песен о любви не избудет, Если юноши под небом растут! Нет, не глухо в моем сердце, не глухо! Лишь за тайное пыланье прости… Я приду к тебе — по кругу, по кругу! — Даже если и погасну в пути…

 

Раннеэпитафное

Взгрезилось мне в молодой мечте Вспомнить прискорбный адрес… И на разбитой дочесть плите Стертую Жизнью НАДПИСЬ: «…ОН, разрывавшийся на куски Временем и сознаньем, ОН, переполненный до тоски Гневом и состраданьем, — Был ОН — безгласен, и был — поющ! Но, отражавший долю. Люди! ОН — зеркало ваших душ, Треснувшее от боли…»

 

«И вновь, как в памятные миги…»

И вновь, как в памятные миги Дремучих дедовских веков, Увидеть доблестные блики Кольчужной ряби озерков Дорожных луж… И отразиться В дрожании веселых слез На бурых веточках-ресницах Родимых мартовских берез. И вслед — в восторге вдохновенья, Услышать таянье снегов И чувствовать прикосновенья Голубоватых ветерков. И с трепетом благоговенья, Как в давнем будущем , прозреть, Что мир — оазис возрожденья, Где невозможно умереть!