Глава 296

О том, как возразила Тиранту Услада-Моей-Жизни .

Немало удивили меня притворные речи и темные замыслы, созревшие в вашем коварном уме: ужели вообразили вы, будто я не разглядела, что под личиною истинной дружбы таите вы самые низкие намерения и жаждете оскорблениями да хулою, порожденными безудержной злобой, обречь мою сеньору на бесчестье и вечный позор? Так не пытайтесь же провести меня и заставить хвалить постыдные слова и поддерживать низменные ваши помыслы — проще вам будет наполнить яму в песке морскою водой, черпая ее дырявым кувшином. Не только любовь внушаете вы людям, но и ненависть, а потому считайте, что все это вам привиделось во сне, я же позабыла уже слова ваши. А коли такое можете вы помыслить о моей госпоже и обо мне, вот что скажу я вам: сами вы, неблагодарный рыцарь, подвергли себя великой опасности. Ведь все, что вы видели в саду, — не более чем игра и шутка, дабы утешить и ободрить госпожу Принцессу, и устроила это Заскучавшая Вдова с теми одеяниями, что оставались от праздника Тела Христова, я же сама надела одежды нашего садовника.

И поведала ему Услада-Моей-Жизни все, что выше описано.

Поражен был Тирант таким рассказом и наотрез отказывался в него поверить, ибо собственными глазами видел все происходившее. Но Услада-Моей-Жизни лишь рассмеялась в ответ и так сказала:

Сеньор, я останусь здесь, вы же пошлите Ипполита в мою комнату, и если заглянет он под мою постель, найдет там одежды чернокожего садовника. И пусть сбросят меня со скалы в море, ежели не говорю я чистую правду.

Тирант согласился и велел Ипполиту взять ключи и немедля отправляться в комнату Услады-Моей-Жизни да тотчас возвращаться, поскольку на море начиналось сильное волнение. И исполнил Ипполит приказ Тиранта. Но когда вернулся он с одеждами негра-садовника, море уже так разыгралось, что не мог он подняться на галеру, а Услада-Моей-Жизни — сойти на берег. Тогда спустили в лодку веревку и подняли одежды садовника на борт. Как увидел Тирант маску и одежды, открылось ему страшное вероломство Заскучавшей Вдовы, и при всех поклялся он, что сожжет ее на костре в присутствии Императора, едва сможет сойти на берег, либо своими руками учинит с ней такую же расправу, какая постигла негра по ее вине. Затем принялся Тирант умолять Усладу-Моей-Жизни простить ему, что посмел подумать дурное о ней и о Принцессе, сам же пообещал вымолить прощение у ее высочества, лишь только ее увидит. И великодушно простила его девица, к обоюдному удовольствию и согласию.

Тем временем буквально за несколько минут буря разыгралась не на шутку, и все видевшие, как лодка Ипполита пытается добраться до берега, молили Бога, чтобы свирепые волны не утянули ее на дно. Однако угодно было Господу, чтобы, наполовину наполнившись водою и с промокшими насквозь людьми, достигла она берега. Меж тем налетел сильнейший ветер и обрушил на море страшный ливень, волны же вздымались все выше, пока не оборвали якорные цепи, которыми держались галеры, и пришлось им волей-неволей направиться в открытое море. И две из них немедля пошли ко дну, ударившись о скалы, — людям удалось спастись, однако ж корабли были потеряны безвозвратно. Три оставшихся вынесло в открытое море, объятое невиданной бурей, и сразу сломались на кораблях мачты и вместе с парусами сгинули в волнах. Одну из галер развернуло против ветра и понесло на скалы, но по воле Господа прибило ее к маленькому острову, где всем людям удалось спастись. Что до галеры Тиранта, ставшей по ветру, несло ее в противоположную сторону, штурвал и снасти были сломаны, корабль потерял управление, а борта его трещали под ударами волн. Последний же корабль постигла страшная участь — расколовшись пополам, в считанные мгновения скрылся он под водою и увлек за собой в гибельную пучину всех, кто был на нем.

А галеру Тиранта несло ветром к берегам Берберии, однако моряки уже потеряли всякую способность ориентироваться и даже не представляли, куда направляется их корабль. Все они громко рыдали и пребывали в великом горе — ставши на колени, принялись они петь Salve Regina, затем исповедались друг другу и попросили друг у друга прощения. Услада-Моей-Жизни меж тем лежала на постели ни жива ни мертва, а Тирант как мог утешал ее. Понял он, что дело принимает совсем дурной оборот, и, кляня тяжкую свою долю, обратил к небу такие горькие слова.

 

Глава 297

О том, как горько сетовал Тирант, плывя средь бурного моря .

О истинный Господи, всемогущий и милосердный! Скажи, отчего подвергает меня жестокая судьба столь суровым испытаниям и насылает адовы муки и напасти? Горе мне! Ужели дозволишь Ты, Всеблагий Боже, чтобы погиб я в свирепом море, сражаясь с рыбами? Уберег Ты меня в жарких битвах с турками, а теперь умру я, не в силах померяться с врагом? Отчего не погиб я, сражаясь с сеньором Вилезермесом, в тяжелом бою обретя конец презренной моей жизни! Пусть же воссияет слава Господня и исполнится воля Всевышнего, коли угодно Ему назначить мне жестокое и справедливое наказание за грехи. Не смерть страшна мне, презренному, но страшна та доля, что выпадет этой девице: по моей вине ждут ее муки, из-за меня пребывать ей в горе и безысходности! О Тирант, отвернулась ныне от тебя судьба и удача, не защитит тебя сила и отвага — думал ты, не сыскать на всем свете рыцаря, что тебя одолеет, а теперь стоишь на пороге смерти, не зная, кто и почему погубит тебя! О сеньора Принцесса, единственная во всем свете! Да угодно будет Господу привести вас сюда, дабы стали вы свидетельницей последних дней моей горестной жизни, а я молил бы вас простить меня за все обиды, хотя и нанес я их не по своей воле, но по вине ничтожных лгунов. О вероломная и подлая Вдова, молю я Божественное Провидение даровать мне еще немного жизни, для того только, чтобы вознаградить тебя достойно за гнуснейшие злодеяния, которые совершила ты, не убоявшись гнева людского и Божьего, ибо за твои грехи смертью отвечу я и мои люди, и по твоей вине падет корона Греческой империи! О славный и великодушный Император! Как сокрушаетесь вы обо мне и моей незавидной доле! О рыцари, родичи мои! Как же завершится наш поход, и кто придет вам на помощь и избавит от тяжкого плена? О светлейшая Принцесса, супруга моя, утешение и спасение моей жизни! Молю я Господа Бога и весь мир освободить вас из-под власти врагов, возвеличить честь вашу и славу, и да пошлет вам Господь другого Тиранта, дабы служил он вам столь же преданно.

Не в силах более выносить горестных речей Тиранта и его жалоб на судьбу, слабым голосом так возразила ему Услада-Моей-Жизни.

 

Глава 298

О том, как возразила Тиранту Услада-Моей-Жизни .

Напомнили вы мне крестьянина, что хотел пожать пшеницу, а пожал лишь пустые колосья. Не судьбу, а себя самого должно вам корить теперь, ибо не заставляла вас судьба ни любить, ни ненавидеть — не таков ее обычай, и бессильна она там, где властвует свободный выбор. Хотите ли вы знать, кто вас принудил? Собственное неразумие, затмившее разум и отдавшее его на откуп безудержным желаньям. Богатство, власть и почести — вот дары фортуны, но любить иль ненавидеть, достойно поступать иль подло, желать иль не желать, — свободны решать мы сами, здесь каждый себе господин.

И такую речь повел Тирант в ответ.

 

Глава 299

О том, что возразил Тирант Усладе-Моей-Жизни в ответ на ее слова, и о том, как его галера затерялась у берегов Берберии .

Коли я виновник моих несчастий, не больно мне умереть — сам я искал моей смерти, но горька мне твоя погибель, ибо по моей вине можешь ты принять ее. Да сжалится надо мной Святое Провидение, да поможет оно мне вырвать тебя из темных объятий смерти! И не сосчитать, сколько раз покорялся я злому року с той поры, как обречен я на муки по воле ее высочества сеньоры Принцессы, а потому не знаю, кто мне больший враг — любовь или судьба. Днем и ночью мыслю я о ее высочестве и вижу в мечтах моих ее облик. Однако не время теперь для пустых слов, ибо смерть преследует нас, — оставим рассуждения и вверим себя Господу, попросим защиты, уповая на милость Его, и да сжалится Господь над нашими душами.

Тут услышал Тирант вопли матросов и, повернувшись, увидел, что боцман, лучший моряк из команды, лежит на палубе с проломленной головою. Тяжелая снасть упала на него сверху, и он уже готовился отдать Богу душу. Тогда один из каторжников поднялся и, подошедши к Тиранту, сказал:

Сеньор, велите людям вычерпывать воду из галеры. Вот палка, возьмите ее и поднимите всех на корабле. Как узнали они о смерти боцмана, совсем пали духом — чуют близкую смерть. Встряхните же их, и, коли удастся нам миновать этот мыс, мы спасены. А из двух зол выберем меньшее: лучше уж попасть в плен к маврам, чем расстаться с жизнью.

Тирант взглянул вдаль и спросил:

В каких морях плывем мы?

Сеньор, — сказал каторжник, указывая рукой, — там море Сицилийское, а по эту сторону море, что омывает берега Туниса. Сокрушаюсь я о вас более, чем о себе, как есть вы доблестный сеньор, однако, видно, нам обоим суждено судьбой погибнуть у этих мрачных берберских берегов, попросив друг у друга прощения.

Немедля поднялся Тирант и, хотя страшные волны сильно раскачивали галеру, отправился исполнить все необходимое. Однако, увидев, что лот, трюм и каюту уже заливала вода, велел он принести ему лучшие одежды и облачился в них. Взявши кошель с тысячью дукатов, вложил в него Тирант такое письмо:

«Взывая к благородству, милосердию и любви к ближнему, молю я того, кто найдет мое тело, предать его могиле, как подобает. Зовусь я Тирант Белый, Маршал Греческой империи, происхожу из Бретани, из древнего рода, что прославлен победой у Соляной Скалы».

Меж тем перевалило за полдень, галера все более наполнялась водой, и все более росла тревога среди людей, ибо не надеялся уже никто на избавление.

Мавры с берега видели, что галера приближается как раз туда, где легче всего было расправиться с ней, а христиане понимали, что не избежать им плена и верной смерти. И тогда вновь обратился Тирант к Богоматери, Госпоже нашей, с такими словами:

О Матерь милостивая и милосердная, заступница! Ты, что зачала непорочно и непорочною осталась, разрешившись от бремени, за мою безмерную веру в Тебя, пощади мою грешную душу!

Как приблизилась галера к берегу, стали люди прыгать в воду, пытаясь спастись. А между тем совсем уже стемнело. Видел Тирант, что матросы покидают корабль, но не захотел последовать за ними. На галере не было уже ни лодок, ни весел, ни канатов, а потому оставалось Тиранту лишь надеяться на помощь двух верных матросов, поступивших в его команду еще в Бретани, и поручить их заботам Усладу-Моей-Жизни. И так он их упрашивал и уговаривал, что согласились матросы ему помочь, а тем временем вода совсем уже залила палубу. Тогда, снявши с Услады-Моей-Жизни все одежды, один из матросов взял пробковую доску и, обрезав кинжалом кусок веревки, привязал доску к своей груди, девица же схватилась за его плечи, а второй матрос помогал ей. Но в ту минуту огромная волна накрыла их и разметала в разные стороны, и тот, что привязывал доску, путаясь в веревке и пытаясь спасти девицу, сгинул в пучине, второй же матрос как мог помогал ей держаться на волнах, но вскоре и ему пришлось отпустить ее. По счастью, берег был совсем рядом, а темная ночь укрыла их от мавров, которые, испуская дикие вопли, пытались взять в плен как можно более христиан. Услада-Моей-Жизни уже могла ступать ногами по дну, но, оставшись совершенно одна, не решалась выйти из воды, однако волны то и дело накрывали ее с головой, а потому вскоре подошла она близко к берегу и брела вдоль него, отдаляясь от криков, что испускали мавры, чтобы не стать их добычей. Мавры же рубились меж собою за право взять больше пленных, и клинки их то и дело блистали в свете молний. Так брела она с превеликим трудом вдоль моря, окунаясь в волны, заслышав крики мавров, и выходила, лишь только голоса отдалялись.

Нагая и босая, окоченевшая от холода, непрестанно молила несчастная Пресвятую Деву ниспослать ей в этой мавританской стороне, куда закинула ее судьба, добрую душу. Пройдя с полмили, наткнулась она на рыбацкие лодки и хижину. Войдя туда, нашла она две бараньи шкуры, связала их и набросила на себя, дабы немного согреться, а потом уснула в изнеможении от борьбы с волнами.

Проснувшись же в полном одиночестве, запричитала девица и заплакала; ручьями текли из глаз ее горькие слезы, и голосом своим, совсем уже охрипшим, принялась она сетовать на злую свою судьбу, уготовившую ей ужасную долю, ибо всегда немилосердна судьба к тем, кто желает жить в мире и спокойствии. И говорила опечаленная девица, жалуясь сама себе:

О жестокая судьба, отчего обошлась ты со мной так немилосердно! Отчего обрекла меня на страшный мавританский плен? Лучше было бы мне найти свою могилу на дне моря в пасти морского чудища. Отныне ни во что не ставлю я те блага, что обманом ты отняла у меня, — не жалко людям терять то, что без любви получено. Одну лишь смерть призываю я теперь и знаю: совсем она близко, но боюсь, как бы не продлила судьба мои дни, наперекор моим желаниям. Отвернутся тогда от меня все святые, и принудит меня бесчестье надругаться над собою, но покончит смерть с моими муками, достойная смерть — вот спасение для моей невинности. Истинно, не опорочит молва конец тяжких моих дней, и наградой будет желанная смерть для моей девичьей чистоты, ибо лучше умереть тому, кто не ждет уже от жизни радости. О я несчастная! Оросили песок мои горькие слезы! О сеньора Принцесса, знаю, корите вы себя сейчас и плачете обо мне, ожидая, что вернусь я с ободряющей вестью! Но не придется мне утешить вас, верно, никогда уж не свидеться нам, на беду мою!

Пока так она кручинилась, перевалило за полдень. Вдруг услыхала девица, что приближается к ней некий мавр, что-то напевая, и поспешила укрыться на обочине дороги, дабы не быть замеченной. Но, увидав, что мавр был старик с седою бородой, подумала она, что может получить от него добрый совет, а потому без страха подошла к нему и пересказала все свои несчастия. А мавр, исполнившись жалости к молодой и любезной девице, так сказал ей:

Девица, вижу я, сурово обошлась с тобою судьба. Знай же, что сам я много лет провел в христианском плену в Испании, в селении, называемом Кадис. Случилось однажды, что сеньора, которой я, раб, преданно служил, чуть было не потеряла единственного своего сына, когда явились в дом их заклятые враги, желая убить его. И так бы оно и вышло, не случись я поблизости и не защити его своей рукою: выхватил я меч и укрыл сына хозяйки, простертого на земле, двух негодяев я ранил, а остальные в страхе разбежались. И за мою храбрость даровала мне сеньора свободу: велела она принести мне новые одежды и денег на пропитание, а потом отпустила, с тем чтобы поселился я в Гранаде, где захочу. Теперь настал мой черед отплатить за великодушие, что явила мне та сеньора, а потому найдешь ты приют в моем доме. И не сомневаюсь я, что дочь моя, вдова, станет тебе сестрою.

Услада-Моей-Жизни, услышав эти слова, упала на колени на твердую землю и от всей души поблагодарила мавра. Он же снял с себя аджуббу и отдал ее девице. А затем отправились они вдвоем в селение, что находилось возле Туниса и называлось Рафаль.

Как увидала дочь мавра молодую и благородную девицу в жалких лохмотьях, преисполнилась она к ней жалости. Мавр просил дочь свою позаботиться о гостье и так сказал:

Знай, дочь моя, что приходится эта девица дочерью той самой сеньоре, что была добра ко мне и милостива и отпустила меня на волю, а потому хочу я добром отплатить ей.

И дочь мавра, безмерно почитавшая своего отца, с распростертыми объятиями приняла несчастную и дала ей рубашку, алжубу и алкина, и в таком одеянии все принимали ее за мавританку.

Вернемся же теперь к Тиранту, который остался с одним матросом на тонущем корабле, поручив Усладу-Моей-Жизни двум другим. Видя, что галера уже залита водою и вот-вот пойдет ко дну, порешил Тирант бросаться в воду — надеялись они с матросом спастись, помогая друг другу. Однако ж не покидала его мысль о верной смерти, ведь ни на суше, ни на море не пощадили бы его мавры за все сокровища в мире, знай они, что перед ними — Тирант Белый, греческий Маршал, принесший им столько зла. Тем не менее угодно было Святому Провидению, чтобы Тирант и матрос выбрались на сушу целыми и невредимыми. Уже совсем стемнело. Стараясь не шуметь и низко пригнувшись, отправились они по песчаному берегу, отдаляясь от мавританских криков, а как отошли довольно, покинули берег и набрели на виноградник, увешанный спелыми гроздьями. Сказал тогда матрос:

Сеньор, ради Бога, сделаем привал возле этого чудного виноградника, пробудем здесь завтрашний день и осмотрим эти края. А как стемнеет, отправимся, куда прикажет ваша милость, ибо не оставлю я вас ни живого, ни мертвого.

И внял Тирант его просьбам. Насытившись виноградом, вошли они в пещеру, которую обнаружили неподалеку, и улеглись там спать. А проснулись оттого, что окоченели от холода, ибо были совершенно нагие. Тогда стали они таскать тяжелые камни, чтобы хоть как-то согреться. Наконец взошло солнце, и тут почувствовал Тирант сильную боль и понял, что так сильно изранены у него ноги, что вряд ли заживут они в скором времени.

И случилось так в ту пору, что король Тремисена отправил с посольством к королю Туниса одного из лучших своих рыцарей, которому более всех доверял. Был тот рыцарь главнокомандующий надо всеми войсками и называли его Эмиром Эмиров. Уже три месяца находился Эмир в этих землях: стоял он лагерем со своею свитою в чудном месте, что великолепно подходило для охоты, ибо водились там в изобилии дикие звери. И угодно было судьбе, чтобы в то самое утро выехал он поохотиться в свое удовольствие с соколами и борзыми. Затравили они зайца, и, спасаясь от борзых собак, прыгнул этот заяц как раз в ту самую пещеру, где находились Тирант и матрос. Один из охотников, увидев это, спешился у входа в пещеру и, войдя, увидел простертого на земле Тиранта, который не в силах был пошевелиться, матрос же помог охотнику поймать зайца. Охотник сразу отправился прямо к Эмиру и так сказал ему:

Господин, не могу я поверить глазам моим и тому, что может природа создать столь совершенное тело, верно, и самому искусному художнику не под силу запечатлеть его. О судьба, за что же так обошлась ты с этим юношей? Может, мне и привиделось, но хотя прекрасно лицо его, а глаза сияют, словно рубины, так он бледен, что походит более на мертвеца, чем на живого. На всем свете не сыскать смертного, что был бы столь великолепно сложен, однако, сдается мне, познал он в этой жизни страдания и муки.

Эмир спросил, где же находится этот прекрасный юноша. И сказал мавр:

Господин, пойдемте со мною, и я покажу его вам — лежит он в небольшой пещере возле того виноградника.

И посланник с великой радостью последовал за охотником. Матрос, увидев, что движется к пещере столько народу, оставил Тиранта, не сказав ему ни слова, и бежал, стараясь не попасться маврам на глаза.

Подошедши к пещере, долго глядел посланник на Тиранта. Проникнутый состраданием, с доброй улыбкой на лице, повел он такую речь.

 

Глава 300

О том, как ободрил посланник Тиранта .

Полнится сердце мое глубоким состраданием, видя в беде столь прекрасного юношу, но так уж устроен мир, что любой из нас, как бы ни был он велик иль богат, может оказаться в плену, коли на роду ему написано, или потерпит кораблекрушение, как тебе выпало. Но не должен ты предаваться отчаянию — хоть и безжалостна к тебе судьба, не смеешь ты усомниться в милосердии великого Аллаха, что правит этим миром, а потому, клянусь пророком Магометом, который спас тебя от беды и явил милость свою, приведя ко мне: есть у меня три сына, и быть тебе четвертым, ибо уверен я, что наградила тебя природа не только прекрасным телом, но и прочими великими достоинствами. — Позвал он второго сына и так сказал ему: — Почитай юношу этого как брата. — А потом вновь обратился к Тиранту: — Коли хочешь ты порадовать меня, расскажи мне о твоих невзгодах, очень желаю я узнать о них. Должен я теперь завершить посольство, от которого зависит судьба моего старшего сына — хотят злые люди разлучить их с его суженой, благороднейшей девицей и дочерью короля Тремисена, я же призван не допустить того. И ежели угодно будет Магомету, чтобы с честью завершил я сие посольство, озолочу я тебя, и позабудешь ты о своих горестях, как бы тяжелы они ни были. Но случится это, лишь когда возвращусь я домой и заключен будет тот брак, что осенен клятвою, но по воле жестокого рока пока еще не совершился. О христианин, вижу я, хочешь ты излить свою душу, слышу тяжкие твои вздохи. Прошу тебя, доверься мне и поведай твои печали ради твоего же блага.

Как закончил мавританский посланник говорить, с превеликим трудом приподнялся Тирант и слабым голосом повел такую речь.

 

Глава 301

О том, какие вымышленные истории из своей жизни поведал Тирант посланнику .

Воистину великодушен тот, кто являет к обездоленным жалость и сострадание, а потому за честь почитаю я оказаться в твоей власти, хотя я теперь твой пленник. Столь безмерно твое благородство и щедрость души, что обещают они мне восполнить то, чего заслуженно лишила меня сама судьба своею властью, ибо дано ей казнить и миловать, как она пожелает. И ежели твоя милость дозволяет мне поведать о моих злоключениях и просит меня о том, сделаю я это с радостью, ибо узнал твою доброту и великодушие, а для несчастного рассказать о своих невзгодах человеку верному и благочестивому — все равно, что сбросить камень с души. Узнай же, что происхожу я из благородного рода, хотя я не принц и не знатный вельможа. Как многие юноши, пустился я в странствия по белу свету в погоне за почестями и славой, и, оказавшись в восточной стороне, на беду свою, попался в сети к одной вдовушке, которая, заманив меня лживыми своими речами да дьявольскими кознями, средь бела дня заставила узреть в одном саду великое зло, ввергшее меня в такое страдание, какого душа моя и тело никогда дотоле не испытывали. И так непомерно было мое горе, что своею рукою жестоко отомстил я коварному врагу, искалечившему мою жизнь. В великой печали отправился я в Сирию, а оттуда к Святым местам Иерусалимским, дабы посетить Гроб Господень и покаяться в грехах, а возвращаясь, потерпел крушение на этой галере, как видит твоя милость: без одежд, совсем нагой, спасшись по воле Божьей из бурных волн морских, оказался я в Берберии и, припадая к ногам твоим, прошу принять меня под твое покровительство.

Отвечал ему посланник:

Доколе же будут люди пускаться в странствия по бурному морю на утлом суденышке? Но утешься, ибо я, Эмир Эмиров, владею многими землями и сокровищами, а потому можешь не сомневаться — как прибудем мы домой, получишь ты все, что пожелаешь. Но прошу тебя открыть мне твое имя, и, клянусь Магометом, богом моим, будешь ты мне как родной сын.

Хочу я, чтобы знал ты, — сказал Тирант, — что бесконечно я благодарен твоей милости за доброту, и стану молить Божественное Провидение не оставлять меня и далее. И не скрою я от твоей милости настоящее мое имя: узнай же, что называют меня Белый.

Отвечал Эмир отеческим тоном:

Благословенна мать, что нарекла тебя столь замечательным именем, как нельзя более подходит оно к твоему прекрасному обличью.

Сей же час сын Эмира отдал Тиранту свой халат, посадили его на круп коня и привезли в лагерь, где получил он красивые мавританские одежды.

А чтобы не прознал о Тиранте король Туниса, ибо в его землях полонили христианина, велел Эмир посадить Тиранта на мула, отправить в один из замков и стеречь там хорошенько.

Облачившись в одежды и выслушав радушные речи Эмира, почувствовал Тирант глубокое утешение. Поворотился он лицом к морю, возвел очи к небу и призывал Господа Бога и всех святых укротить свирепый морской нрав, ибо объединились ветер и море на людскую погибель, человек же не властен в борьбе со стихией и не скрыться ему от нее, как не найти дороги, что уведет прочь от верной смерти.

Порешили мавры выехать той же ночью, небо было безоблачным, а полная луна светила очень ярко, словно солнце в белый день. Как только стих ветер, немедля отправились они в путь. И сразу же за порогом споткнулся мул, а Тирант повалился наземь, раскинув руки. Сказали тогда мавры:

Дурной знак, что упал этот христианин, раскинув руки. Недолго ему жить.

Услышал Тирант эти слова и, тотчас поднявшись, так сказал:

Неверно толкуете вы, ибо имя мое — Белый, а луна нынче светлая, белая и прекрасная. И когда упал я, светила она ни сзади, ни сбоку, а прямо над моей головою, указуя мне верный путь. И раскрылись руки мои навстречу луне в знак того, что с помощью Божественного Провидения суждено мне покорить всю Берберию.

Громко посмеялись над ним мавры, приняв эти слова за шутку, и, продолжив свой путь, прибыли через несколько дней к хорошо укрепленному замку. Сын Эмира, что помолвлен был с дочерью короля Тремисена, находился в трех днях пути от того замка и, как только сообщили ему, что привез отец пленника-христианина, коего отличало благородство манер и прекрасный облик, повелел он заковать его в цепи да в кандалы и не спускать с него глаз, что немедля и было исполнено. Очень опечалился Тирант и вновь погрузился в горькие думы.

И случилось так, что спустя два месяца исполнил Эмир Эмиров свое посольство, — получив ответ от короля Туниса, поспешил он к господину своему, королю Тремисена. Воротившись домой, нашел он короля, жену его и детей в великом смятении от известия о том, что движется на них войной король Скариан со всем своим войском и с другими королями, уже выехавшими ему на подмогу. И был тот Скариан могущественный король, муж силы необыкновенной, телом и лицом черен, ростом же превосходил любого, а богатства и воинов было у него без счета. Король Туниса выступал на его стороне и потому так задержал с ответом Эмира, чтобы успел его союзник собрать всех своих людей.

Королевство, где правил Скариан, граничило с Тремисеном, и пожелал Скариан себе в жены дочь короля-соседа со всем богатым приданым, а после кончины ее отца досталось бы ему и все королевство. Король Тремисена, человек по природе трусливый, послал гонцов к соседу, дабы сообщить, что дочь его помолвлена уже с сыном Эмира, а потому негоже Скариану желать чужой жены. К тому же не скрывал король Тремисена, что уже носит его дочь дитя в своем чреве, и, коли женится на ней Скариан, придется ему кормить да растить чужое это дитя. Понимая, что Скариан позарился на богатое приданое, предложил король Тремисена отдать соседу часть своих сокровищ, лишь бы оставил он в покое его вместе с сыновьями. Но и слышать о том не захотел Скариан: велел он передать соседу, что любой ценой заполучит дочь его со всем приданым, а сыновьям тоже найдется место в его замке: посадят их в темницу.

Так и не договорились они, и вот уже подступал к границам Тремисена король Скариан со всей своей ратью из пятидесяти пяти тысяч пеших и конных воинов.

В Тремисене же не набралось бы и двадцати тысяч, а потому король, прознав, что приближается его противник, поднялся высоко в горы со своим войском и изготовился там к сражению. Скариану предстояло переправиться через бурную реку, и потерял он много людей на переправе, но, перейдя реку, поднялись воины его в горы и осадили врага в чудесной, плодородной долине, орошаемой горными реками, что звалась у мавров Долина Наслаждений. Стояло в долине три замка, окруженных селениями, и один из них был воистину неприступной крепостью, там-то обыкновенно и жил король с женой и детьми, в этой самой крепости и осадил его Скариан.

Два замка находились на одном берегу реки, а третий — на противоположном, а соединял берега большой каменный мост. Много раз брали приступом первый замок воины Скариана, пока не захватили его. Король Тремисена наблюдал за боем из своего неприступного замка, гораздо лучше укрепленного, однако он заранее считал, что проиграл сражение.

Тем временем Эмиру удалось бежать с поля битвы и, не желая укрыться в королевском замке, прибыл он к своему собственному, где находился в ту пору пленный Тирант. Прибыв туда, так сказал он своему сыну:

Лучше тебе теперь лишиться самой жизни, чем знатнейшей и высокородной невесты, а потому следуй моему приказу: немедля отправляйся к королю и, служа ему верно как добрый рыцарь, не опозорь своего рода, ибо тому, кто искусен в оружии, не пристало сидеть дома. Помни: лишь того высоко поднимет честь, кто сам изо всех сил стремится добыть славу. И ежели желаешь ты по доброй воле исполнить долг чести, немедля ступай к своему королю и будь рядом с ним. Я же постараюсь собрать нескольких принцев, дабы так или иначе попытаться снять эту проклятую осаду.

И так ответил сын:

Отец, с охотою стану я под знамена нашего славного короля и господина, и не оставлю я его ни живого, ни мертвого.

Поцеловав на прощание уста и руки отца, юноша повел такую речь.

 

Глава 302

О чем размышлял сын Эмира, покидая своего отца .

Никакие опасности и мучения не могут сбить храбрых и благоразумных мужей с пути, что указывает им рассудок, при любых невзгодах прислушиваться следует к голосу сердца и разума, доблесть же мужская только закаляется и крепнет в жестоких схватках с враждебною судьбой. А потому, отец мой, целую я ваши руки и премного благодарю за то, что как истинный славный рыцарь дали вы мне добрый совет и облегчили мои муки: нет мне жизни вдали от моей госпожи и лучше мне умереть, чем потерять ее. Однако ж, надеюсь я, не грозит ей опасность и не отнимут ее у меня, ибо неприступен замок, где она теперь укрылась, и готов к любой осаде. Да поможет мне святой наш пророк Магомет, простерши надо мною благодать свою, и да укроет меня от позора и просветит в том, что мне неведомо, а вам, отец мой, убережет жизнь, ибо направляет меня к славе и чести ваш светлый разум. Покидаю я теперь вашу милость, дабы отправиться прямиком к моему королю и к той, кого люблю больше всех на этом свете.

Оставив отца, пустился он в путь и по дороге услыхал шум битвы. Испугался рыцарь, подумав, что берут уже приступом замок, где находились король и его невеста, однако, поднявшись на высокий холм, увидал он, что идет бой на другом берегу. Возрадовался тогда рыцарь и в сопровождении пятнадцати конников въехал в ворота королевского замка.

Тем временем Эмир Эмиров добрался с великой осторожностью до замка, где оставил пленного Тиранта. Спешившись и обняв младшего сына, немедля справился он о Ти- ранте, и сообщили ему, что держат пленника в темнице под стражей. Разгневался Эмир, узнав такую новость, и припомнил, как, упавши наземь, сказал Тирант грозно, что завоюет берберские земли. Не раз приходили Эмиру на память эти слова христианина, который, должно быть, был весьма искусен во владении оружием. Тогда вошел Эмир в темницу к Тиранту, приветливо поздоровался и, признав, что есть у пленника все основания быть недовольным и печальным, обратился к нему с такою речью.

 

Глава 303

О том, как ободрил Элшр Тиранта .

Прошу тебя, отважный христианин, не падать духом и не винить сына моего за то, что плохо обошелся с тобою. И поверь, не было на то ни моей воли, ни моего приказа — и в мыслях не желал я обидеть тебя, напротив, все эти дни помышлял я лишь о том, что станешь ты мне сыном, а потому ободрись и возрадуйся, ибо надеюсь я, что через тебя и мне дано будет утешение. Прошу я у тебя прощения и знаю — по справедливости держишь ты зло на меня, но, клянусь рыцарской честью, отплачу я тебе сторицею, ежели жив буду, и останешься ты доволен. И не удивляйся, что рыцарь, оставивший поле битвы, просит тебя от имени короля: нет у меня сомнений, христианин, что искусен ты в бою, вижу — многие сражения оставили отметины на твоем теле, слова же, будто покоришь ты землю эту с помощью Бога твоего, что сказал ты, упавши наземь, подтверждают мою правоту. А впервые помыслил я так, увидев твое прекрасное обнаженное тело в пещере: подобно святому Себастьяну, пронзенному стрелами, был ты весь изранен безжалостной рукою, и вряд ли получил ты эти раны, когда спал или веселился. Довольно для меня этого, чтобы не сомневаться, что ты искусный воин и знаток ратного дела. Решай — стоит ли тебе искать другого отца? Стоит ли искать смерти, что быстрее приходит к тем, кто боится ее, чем к тем, кто ее желает? Забудь о муках своих, укрепи дух свой, оставь мрачные мысли и страдания, возрадуйся, дабы ободрить меня, — сердце мое мучится и обливается слезами, лишь помыслю о горьком нашем поражении и о тех, что полегли или получили раны в той тяжкой битве. Молю тебя теперь как сына — сжалься над моим несчастьем. Подумать страшно, что будет с моей честью, лишь только разнесет молва недобрую эту весть.

И на том закончил Эмир свою речь.

Тирант же, преисполненный сострадания, не помедлил с ответом и так сказал:

 

Глава 304

О том, что ответил Тирант Эмиру .

Господин Эмир, явили вы истинное благородство, освободив меня из темницы, и обязан я своей свободою не себе, но великой вашей отваге. В согласии пребывает высокий рыцарский дух ваш с высокими помыслами, противостоя военной опасности, хотя нередко враждебна к вам судьба. И поскольку страшные бедствия выпали на мою долю, сочувствую я вашим бедам и благодарю безмерно вашу милость за слова ободрения. Оказавшись теперь на свободе, забуду я прошлые напасти, уповая лишь на милость Всевышнего, что создал меня и вовек не оставит. И молю вас: не падайте духом, дабы не лишились благородных надежд подданные ваши и все, кто встанут под ваши знамена. Так уж суждено рыцарям — и побеждать в бою, и побежденным быть. Вспомните лучше о многих ваших добродетелях, от меня же никогда не увидите вы зла — ничего иного, кроме жизни, не прошу я у вашей милости и не желаю. А коли даруете вы мне жизнь, сделаю я все возможное, дабы облегчить ваши печали, и утешится тем душа моя, а в иных благах, никчемных и преходящих, поверьте, нет мне нужды. Питаю я к вам, господин мой, великую любовь, и, дабы не показаться неблагодарным, не скрою теперь от вас, что в Испании долгое время упражнялся в благородном ратном деле, а потому лучше иных могу быть советчиком и наставником, и, поверьте, не будет мне равных в смертельном бою. Простите мне хвастливые эти речи, однако готов я делом доказать, что не лгу. И пусть не печалит вас, что король Скариан держит в осаде замок вашего короля и господина — на то они и короли, чтобы воевать между собою. А ежели боитесь вы, что сокрушат замок вражеские бомбарды, стоит вашей милости только пожелать, устрою я так, что разлетятся эти орудия в щепы.

Очень утешили Эмира слова Тиранта, и велел он готовиться к отъезду, Тиранта же попросил сделать все необходимое, чтобы уничтожить вражеские бомбарды. И так отвечал Тирант:

Господин мой, говаривали в давние времена, что человеку надобно разбогатеть, дабы свершить благое дело, для которого потребны хитроумие и ловкость, а бедность тут помехой будет, ибо не вызволит из нужды тот, кто сам нуждается. Недаром утверждал царь Соломон, что бедность — самое большое богатство и высшее благо, ибо ничего более ей не нужно, кроме того, что дадено самой природой.

Тогда распорядился Эмир, чтобы доставили Тиранту лучшего коня, оружие и достаточно денег.

А Тирант купил хорошо настоявшейся китовой желчи, смешал ее с ртутью, селитрой, римским купоросом и отдал готовую смесь своему начальнику. Тайно, с большими предосторожностями выехали они за ворота, переправились через реку и той же ночью расположились в замке, отстоявшем от того места, где укрылся король Тре- мисена, на четверть мили. Осмотрев окрестности, заметил Тирант, что за каменным мостом посередь большого лута стоят лагерем множество неприятельских воинов и всякий, кто осмелится перейти мост, окажется их добычей. Тогда попросил он Эмира дать ему в подмогу мавра, человека верного и незнакомого неприятелю, а также двести баранов, что немедля и было сделано. Сам Тирант надел пастушеский плащ с капюшоном, дабы изображать слугу-мавра.

А король Скариан, вполне уверенный в победе своих многочисленных воинов и не помышляя о том, что может враг нанести ему какой-либо урон, велел палить по стенам замка одновременно из тридцати семи больших и малых пушек по три раза на дню, и вот уже половина замка лежала в руинах. Тогда повелел Скариан возвестить, что те, что доставят в его лагерь продовольствие, спокойно могут прибыть туда и уехать, не опасаясь за свою жизнь.

Тем временем Тирант и мавр прошли добрую милю, погоняя перед собою скот, и, миновав мост, подошли к лагерю. Увидев скотину, наперебой стали просить мавры продать баранов, и тогда заломил Тирант высокую цену, чтобы дольше пробыть в лагере, и удалось им остаться там на целых три дня. На третий день отогнали они оставшихся баранов к пушкам. Тогда Тирант, подошедши вплотную к орудиям, обмазал их заранее приготовленной смесью. А смесь эта обладала чудесным свойством всего за три часа разъедать любой самый прочный металл, так что ежели та пушка стреляла, в ту же минуту разрывало ее на куски.

На следующий день при первом же залпе разорвало все пушки и не осталось ни одной целой. Король Скариан был поражен, что разбиты все его орудия, и подумал, что это дурной знак. А Тирант и мавр тем временем вернулись в замок, где их ожидал Эмир.

Вскоре велел Тирант разобрать ближний пролет моста и соорудить на его месте деревянный подъемный мост. Как только сие было сделано, велел он построить бастион подле моста и огородить его частоколом, вбив в землю толстые бревна. Затем Тирант вооружился, оседлал коня и, взявши доброе копье, поскакал прямиком во вражеский стан. Завидев пятерых мавров, отдыхавших на солнце и принявших одинокого всадника за своего, ринулся он к ним на полном скаку и копьем своим убил всех пятерых, не дав им опомниться. Умирающие огласили все поле страшными криками, всполошились мавры и, быстро вооружившись, сели на коней. Тирант же рубил на скаку всех, кто попадался под его горячую руку. Увидев, что его преследуют вооруженные всадники, стал он отступать к бастиону, отбиваясь мечом. Возле частокола спешился Тирант, а воины спустились из замка ему на подмогу. И завязался тут знатный бой, и множество полегло народу. Столько вражеских воинов уже подоспело из лагеря, что решил Тирант отступить и поднять деревянный мост, однако успели враги разрушить частокол, и тогда приказал Тирант за ночь восстановить его. Вернулись утром мавры и увидели частокол на прежнем месте. Так бились они каждый день от зари до заката, и случались дни, когда все воинство вступало в бой, так что множество полегло народу с одной и с другой стороны. По приказу Тиранта вынесли из замка две пушки и установили на мосту, оттуда палили из них по лагерю, нанося врагу большой урон. И каждое утро, облачившись в доспехи, входил Тирант в бастион, поджидая там врага для битвы, и каждый день нещадно они бились.

Как-то раз сказал Тирант Эмиру:

Господин, желаете ли вы, чтобы по моей воле ваш король оказался бы вместе с вами здесь или в другой надежной крепости?

Отвечал Эмир:

Коли окажешь ты мне великую эту услугу и приведешь ко мне невестку и моего сына, можешь ты располагать всем моим богатством. А ежели позабудешь при том о короле, не стану я сильно огорчаться.

Тогда, господин мой, велите седлать двух коней и пришлите мне пажа, который будет знаком вашим людям. Пусть встанут они под той сосною, а другой паж пусть ждет их за полмили отсюда.

Немедля было сие исполнено. Как настал светлый день, вскочил Тирант на коня и велел сотне людей выехать из бастиона в полном вооружении и одновременно палить из обеих пушек. Завидев вооруженных воинов, в страхе решили воины Скари ана, что движется враг прямиком в их стан, как Тирант делал это прежде, а потому, быстро вооружившись, бросились им навстречу и бились, не щадя друг друга. Порешили они дать жестокий бой, чтобы отбить у Тиранта мост, а ежели овладеют они мостом, то недалеко и до замка, поэтому почти вся неприятельская рать покинула лагерь и ринулась к Тирантову бастиону. Увидев это, сказал Тирант Эми- ру:

Господин, встретьте здесь ваших врагов, я же отправлюсь туда, где должен теперь быть.

И, пришпорив коня что есть силы, поскакал он туда, где ожидал его паж. Подъехав к тому месту, увидал Тирант, что почти загнал коня, а потому спешился и сел на свежего доброго скакуна. Никем не замеченные, поехали они с пажом через луг в объезд неприятельского лагеря. Подъезжая к замку, пропустил Тирант вперед пажа, и уже возле самых стен признал сын Эмира в нем своего младшего брата и приказал, чтобы никто не стрелял по всадникам из орудий.

Как оказались они в замке, принял их король в главной зале с большими почестями.

Ваше величество, — сказал Тирант, — прошу я вас и вашу дочь сесть немедля на коня и следовать за мной. Отвезу я вас в надежное место.

Тогда король и сын Эмира сели вдвоем на лошадь пажа, Тирант же усадил на свою лошадь королевскую дочь, и так поскакали все четверо во весь опор, пока не очутились в миле от вражеского лагеря. Между тем спустилась ночь, тогда поехали они шагом. И король, которому земли эти были хорошо знакомы, направил коня к Тремисену — самому укрепленному замку своего королевства.

По дороге, любуясь прекрасным обликом Тиранта, пожелал король узнать, как забросила того судьба в здешние края, и повел такую речь.

 

Глава 305

О там, как поведал король Тиранту свою печаль .

Ежели не по нраву жестокому року длить мучительные мои дни, сурово отмстит он мне, предав позорной смерти. Больно теперь осознавать, что несть конца моим печалям, но и печалью наслажусь я, ибо ведомо будет людям, как страдаю я оттого, что проиграл эту битву, и горькая эта мука горше мне самой смерти. Открой же мне, рыцарь, отчего бросился ты навстречу опасностям, спасая гонимого судьбою горестного короля? Осветив мрак тяжких моих дум, заставил ты меня покинуть предел, где полагал я найти незавидный свой конец, но множит злая судьба мои беды и с новой силою, что выше воли моей, толкает меня в пучину несчастья. О злодейка-судьба! Неужто завидуешь ты моему счастью и терпеливо ожидаешь моей старости в надежде отпраздновать неминуемую победу? Но что толку мне теперь печалиться об этом? Юноша, я жив еще — угодно было Магомету, чтобы освободила меня твоя доблесть, а потому доверься мне и знай, что ждет тебя щедрая награда за твои славные подвиги.

На том закончил король свою речь.

Не помедлив, так ответил ему Тирант.

 

Глава 306

О том, что ответил Тирант королю Тремисена .

Узрит еще ваша милость слезы несчастья и услышит стоны пребывающего в унынии вашего народа, что денно и нощно о вас горюет. И поверьте, ваше величество, чудные эти лица, слезами омытые, смягчили мое сердце и внушили мне великую жалость, а несправедливые ваши злоключения вновь ранили душу, наполнив ее состраданием, лишь только узнал я о тяжких муках, что терпите вы по вине жестокосердных врагов-победителей. А в замок попал я по воле благосклонной судьбы и того, кого называю теперь моим господином, ибо оказался я пленником знаменитого рыцаря, что зовется Эмиром Эмиров. Таковы причины появления моего здесь, и только одно есть у меня ныне желание — служить вам, дабы позабыть о собственных горестях. Простите, что не столь яростно, как мог бы, крушил я вашего врага, которого недавно лишь узнал, а потому готов я доказать в любой час и в любом месте, где угодно будет вашей милости, что достоин я похвалы и того, чтобы зваться вашим подданным. Ради дивной красоты, любезности и ума вашей дочери стал я на путь, полный смертельных опасностей, положившись на благосклонность судьбы.

И, тяжело вздохнув, так отвечал король Тиранту.

 

Глава 307

О том, что ответил Тиранту король Тремисена .

Высоко ценить следует людей, прекрасный облик которых пребывает в согласии с их словами и деяниями. Явственно вижу я, что щедро одарила тебя природа, ничем не обделив. Нет сомнений, что ты, христианин, — бесстрашный рыцарь, и по всему заметно, что светел и гибок ум твой и силен дух, а потому не убоишься ты всего мавританского племени. Прошу тебя, доблестный рыцарь, яви сострадание ко мне и моей дочери, сам же будь осмотрителен и избегай опасностей, ибо хороша лишь та отвага, что подкреплена благоразумием. Что же до короля Скариана — так велика моя ненависть к нему, что хочу я умереть, лишь только заслышу его имя! О Магомет, отчего лишил ты меня всякой надежды?

И принялся Тирант как мог утешать короля. Так добрались они до города Тремисена, жители которого, вновь обретя своего короля, приняли их с распростертыми объятиями. Король же распорядился поместить Тиранта в лучшие покои и предоставить ему слуг и провизию. И прислал король в его покои щедрые дары, а все рыцари и прочий люд приходили приветствовать Тиранта, и сумел он всем понравиться.

Однажды пришел Тирант в королевский дворец, дабы просить короля отпустить его на службу к господину своему, Эмиру, которому поклялся он в верности. Узнав о том, так сказал король:

Доблестный христианин, прошу я тебя пока не покидать моего дворца. Послал я за господином твоим Эмиром, и не пройдет и десяти дней, как он сюда прибудет. Выбери город и установи в нем те порядки, что тебе по нраву, ибо даю я тебе слово коронованного короля, хоть и несчастного и оставленного судьбою, что отпущу тебя на волю.

Услышав сие, упал Тирант на колени и бесконечно благодарил короля, целуя его руку, и утешал его, вселяя добрые надежды.

Между тем королевской дочери по сердцу пришлись красота Тиранта и подвиги, что свершил он ради нее и короля, да похвалы и сладкие речи, что при всех расточал ей рыцарь, а потому желала она, чтобы забрал к себе Аллах ее жениха и смогла бы она стать женою Тиранта. И, оказавшись наедине с Тирантом, так сказала ему принцесса:

Счастливый христианин, именем Магомета прошу тебя о любезности: скажи мне, какого ты роду-племени и из каких краев, очень я желала бы о том узнать.

И так ответил ей Тирант:

Достойнейшая принцесса, коли хочет ваша милость узнать о моем несчастье, так скажу я: перед вами — рыцарь, который по воле враждебной судьбы потерял в морских волнах все имущество, утонувшее на галере. Предки мои были достойными воинами, и много жестоких королей приняли смерть от их рук. Был я господин, теперь я — раб и слута, привык я повелевать, теперь же я повинуюсь.

И более ничего не сказал о себе Тирант. Любезная принцесса, преисполнившись жалости, сказала, опустив очи долу:

Да примет Магомет к себе твою душу! Скажи же мне, ничего не тая, в какой стороне ты родился, чей ты сын и где умерли твои родители. И заклинаю тебя: говори чистую правду!

Отвечал Тирант:

О ты, затмившая всех на свете, меркнет свет в очах и сокрушается ум от несказанной твоей красы! Пребывать в раздоре из-за тебя маврам и христианам и прочему люду, ибо нигде не сыскать равной тебе и достойной тебя! Что нож острый для меня рассказ о моей жизни, но, коли так угодно вашей милости, скажу я всю правду. Родом я из Дальней Испании, отец мой — досточтимый рыцарь, славного и древнего рода, мать не менее знатна, даровала им судьба богатство и единственного сына, да только потеряли они его, ибо не знают, жив он или умер.

В ту минуту вошли в покой люди и застали Тиранта и королевскую дочь за сей беседой. Любезная принцесса осталась очень довольна речами Тиранта и похвалами, что расточал он всякий раз ее красоте. А поскольку не были в обычае у мавров столь красивые слова, порешила она, что не найти во всем свете более учтивого рыцаря.

Спустя несколько дней прибыл ко двору Эмир, в великой радости от того, что король, дочь его и ее жених спаслись от беды и находятся в безопасности. Поклонившись королю, пошел он к Тиранту и воздал ему всяческие почести. Король, успевший полюбить Тиранта, в разговоре с Эмиром принялся просить его даровать христианину свободу, Эмир же готов был уступить королевской просьбе и освободить пленника от данной им клятвы: не оставлять господина своего и его владений, пока трижды не скажет ему сам господин: «Уходи». И тогда, взявши Тиранта за волосы, трижды произнес Эмир: «Теперь отпускаю тебя на волю». Когда было это сделано, поцеловал Тирант королю руки и ноги, благодаря за великую милость, и так сказал:

Клянусь вам, господин мой, моею христианской верой, что до той поры не покину я вашу милость, пока не убью короля Скариана, либо возьму в плен, либо изгоню из земель ваших.

Король и весь двор остались очень довольны такими словами.

А Скариан, узнав о неожиданном исчезновении короля Тремисена, пришел в страшный гнев, ибо не мог уразуметь, как могло сие случиться. И тогда, в великой ярости оттого, что не смог он взять в плен соседа, порешил он завоевать и покорить все его королевство, ни перед чем не останавливаясь, и обрушился со всем войском на замки, города и селения Тремисена. Вел Скариан жестокую войну — что не хотели отдать ему, брал силою, головы рубил направо и налево безо всякой пощады.

Зная о том, часто собирал совет король Тремисена, дабы дать отпор врагу, и каждый день укрепляли они свой замок, и запаслись уже провиантом на целых пять лет, однако ж понимал король, что не выйти ему победителем, ибо недоставало ему людей, чтобы выдержать осаду. Как-то раз на королевском совете встал Тирант и так сказал:

Господин мой, окажите мне милость и отправьте с посольством к Скариану, а я посмотрю, готовы ли продолжать войну его люди и удастся ли нам как-нибудь с ними сладить.

И всем понравились эти слова, однако многие из тех, кто держал совет, опасались, не останется ли Тирант во вражеском стане, ибо всем людям победитель любезнее побежденного.

Тирант же отправился прямо к королю Скариану в сопровождении многих воинов. И, оказавшись перед королем, собрал он всю волю свою и так изложил свое посольство.

 

Глава 308

О том, как изложил Тирант свое посольство королю Скариану .

Не удивляйся, что не поздоровались мы с тобою прежде, чем начать говорить, — как есть ты наш смертный враг, а кто же врагу пожелает здравствовать? Прислал меня к тебе король Тремисена, много хорошего слыхал он о тебе и считает тебя мудрейшим из земных королей, а потому дивится, что пошел ты против него войною и не внятна ему причина жестокости твоей, ибо великодушному правителю пристало быть справедливым, иначе назовут его тираном. Ты же слывешь стражем закона и поступать должен по справедливости. А потому следует тебе рассудить, что к стыду, а не к чести покинул ты свои земли и вторгся в чужие, запятнал ты свое королевское величие страшным позором и бесчестьем, что продлится до скончания века. Восславят ли теперь твою справедливость? Нет, объявят тебя злодеем, завистником алчным и подлым, вероломным королем, что без всякой причины и предлога, безо всякого права и закона пожелал лишить соседа всех его владений. И ежели ты или кто из рыцарей твоих скажет, что движет тобою справедливость, а не подлость великая, с охотою предложу я свои услуги, дабы в смертельном бою доказать, что это ложь. А биться будем врукопашную и не на жизнь, а на смерть. Если же не примет никто мой вызов, знай, что господин мой велел передать тебе эти слова не от страха перед тобою и властью твоей, а потому обещаю тебе и клянусь, что достойно ты будешь наказан за все злодеяния. Знай — король Тремисена так сейчас гневается на тебя, что с помощью Всевышнего, который всегда защищает правого, двинется на твое королевство и в короткий срок разорит его, и станут вдовами жены воинов ваших, и оплакивать будут они смерть своих мужей. Однако желает король узнать причину вторжения этого и разбоя, дабы записать ее и в определенный час огласить на весь свет о том, как умерили твою спесь.

И на том закончил Тирант говорить.

Не помедлил король Скариан с ответом и повел такую речь.

 

Глава 309

[603]

О том, какой ответ дал Тиранту король Скариан .

Рыцарь, кто бы ты ни был, явил ты сейчас неслыханную дерзость, осмелившись безо всякого соизволения так оскорблять меня и столько бранных слов сказать мне в лицо. И не будь ты послом, которому дозволяется свободно говорить, укоротил бы я сейчас твой дерзкий язык. Хочу я, чтобы узнал твой король, что с полным правом напал я на него, ибо известно ему и всему свету, что знатнейшие мужи обоих королевств по обоюдному согласию оговорили уже брак между мною и его дочерью, и назначен был точный и окончательный день для свадьбы, однако ж взбрело в голову твоему господину передумать и тем самым меня опозорить. И смеешь ты сказать после этого, что без права и причины пошел я на него войною? Да не прожить мне теперь ни дня в радости и согласии, пока не предам я его жестокой смерти! К тому же случается, что сама судьба карает высокомерных, и дорого тогда платят они за свою гордыню, и коли судьба повинна будет в несчастье, не стану я печалиться, ибо немало мне выпало от нее напастей. Девица же, с которой желаю я по справедливости вступить в брак, зовется чудным именем Марагдина, достоинства ее еще чудеснее, и во всем белом свете не сыскать ей равной. Известно мне, что ты — христианин, а потому великое для меня утешение поведать тебе о ее достоинствах, и целый год подряд не устану я говорить о них. А ежели случалось тебе когда-нибудь любить что есть силы, вспомни свою любовную муку, и поймешь тогда, что творится со мною. Еще расскажу я тебе, что в моем детстве постоянно были при мне три монаха из ордена Святого Франциска, что учили меня теологии. Постоянно склоняли они меня к тому, чтобы принять христианскую веру, и так бы оно и случилось, — ибо известно мне, что закон христианский благороднее и выше нашего, — ежели бы не мать моя. День и ночь обливалась она горькими слезами, противясь этому, и, видя ее неутешное горе, покинули монахи наш дом. И еще вот что узнай: несравненная красота достославной госпожи моей так полонила мое сердце, что готов я саму смерть принять, лишь бы заполучить это сокровище. Пойми же теперь ты, которому известна ее великая и чудная красота, как оскорбил меня твой король, желая забрать у меня мою суженую. Знаю, что не было и нет равных ей на всем белом свете, хоть и наслышан я о многих женщинах достойных и прекрасных, таких как отважная Уриция, предводительница амазонок, к которой греческому царю Эврисфею пришлось послать непобедимого Геракла, дабы заставить отважную воительницу сложить оружие. Не менее славна и царица ассирийская Семирамида, ибо не только управляла она страною, но и покорила мидян и основала город Вавилон. Однажды, когда причесывали Семирамиду в ее покоях, сообщили ей о том, что в Вавилоне бунт. В ту минуту уложили царице одну лишь прядь волос, но, не дожидаясь, пока уложат вторую, в гневе схватила царица меч и во главе воинов отправилась осадить Вавилон. И лежал город у ног ее раньше, чем закончили ее прическу. В память о том отлили в Вавилоне бронзовую статую женщины: одна прядь ее волос была уложена, другая — развевалась по ветру, и установили ту статую на высоком месте. Смелостью беспримерной известна и скифская царица Томирис, убившая в бою, где бились двести тысяч персидских воинов, знаменитого и грозного Кира, царя Дакии, дабы отмстить за смерть своего сына. Велела она отрубить ему голову и положить ее в бурдюк, наполненный кровью, и так сказала подданным: «Вот могила того, кто досыта напился крови». А как не вспомнить о славнейшей Зенобии, прозванной Царицей Востока? Долго пришлось бы говорить о ее жизни, но деяния ее достойны долгой памяти. А когда в битве с нею одержал победу римский полководец Корнелий, так он праздновал и веселился, будто одолел самого могущественного на земле правителя! Известны мне также удивительные подвиги царицы амазонок Пентесилеи, свершенные ею во время Троянской войны, а также деяния Камиллы в Италии. А кто станет отрицать, что Минерва, покровительствуя искусствам и ремеслам, превзошла мужей греческих? И кто позабудет о той великой любви, что питала Гипсикратия к своему мужу, понтийскому царю Митридату? Она не только была с ним рядом в бесконечной и бессмысленной войне, но и когда был он повержен и брошен его людьми, осталась с ним и сопровождала мужа с оружием и на коне, бросив женское платье и навеки позабыв о несравненной красоте своей и прелести. Дочь Катона Порция так любила мужа, что, узнав о его смерти, поспешила последовать за ним, дабы не расставаться вовеки, и, не найдя рядом никакого оружия, лишила себя жизни, выпив с водою горячие угли. Не меньшую любовь питала Юлия, дочь Юлия Цезаря, к своему мужу Помпею. Не найдя мужа дома, неожиданно увидала она окровавленные его одежды и решила, что он мертв. С диким криком упала Юлия наземь без чувств, и в ту минуту умер ребенок, которого носила она в своем чреве. Нельзя не упомянуть и о трогательной любви царицы Артемисии к ее мужу Мавзолу: устроив ему пышные похороны, велела она сжечь тело его, а прах заключила в сосуд и выпила, ибо желала стать могилой для супруга. А Эмилия, жена Сципиона Африканского? Узнав, что изменяет ей муж с ее рабыней, не подала она и виду и никому не сказала, боясь, что может повредить мужу дурная молва. А сразу же как он умер, отпустила Эмилия ту рабыню на волю, выдав ее замуж. Должно быть, слыхал ты историю о Мирилье, сильном и доблестном рыцаре, который совершил убийство в храме Святого Иоанна Латеранского, за что заточен был и приговорен к голодной смерти? Едва дошла весть эта до его жены, стала она каждый день навещать мужа в темнице. Стражники строго следили, чтобы не приносила она с собой никакой пищи, во исполнение приговора, и тогда, дабы не дать мужу умереть, кормила она его молоком из собственной груди и долгое время спасала его от голода, а стражники так ничего и не заподозрили. Как только стало о том известно, простили Мирилью и помиловали. Женщины, о коих я поведал, известны великой душевной щедростью и ясным умом своим превосходят многих мужей, живших на этом свете, за что достойны всех почестей и славной молвы, ибо умением и старанием преуспели они в том, чем обделила их сама природа. А напомнил я тебе обо всем этом, дабы знал ты, что девица, которую я люблю и почитаю превыше всех на свете, превосходит достоинствами своими всех тех женщин, о коих шла речь. Из-за нее начал я эту войну и, лишь получив мою возлюбленную, эту войну закончу, и не бывать по-иному. Вот тебе мой ответ.

С тем повернулся король спиною к Тиранту и удалился, не захотев более ничего слушать, однако велел он отвести послу лучшие покои. А вечером решил Скариан испытать терпение Тиранта, дабы узнать, настоящий ли он рыцарь и благородных ли кровей. Пригласил он Тиранта отужинать и велел подать на стол множество разных блюд. Сам король сел во главе стола, а Тиранта усадил напротив. Среди многих яств, стоявших перед Тирантом, были особенно изысканные, и Тирант, знавший толк в еде, только их и отведал, а к иным и не притронулся. Как только они встали из-за стола, подали сладости на большом золотом блюде — лимонные цукаты, миндаль и кедровые орехи в сахарной пудре. И вновь взял Тирант самые вкусные и крупные сладости. Затем отвели его в огромный шатер, где горой лежали золотые дублоны и дукаты, а также серебро и серебряная посуда. Было там множество богатых одежд и драгоценностей, великолепных рыцарских доспехов и десяток лошадей под богатой упряжью, а в глубине на перекладине сидели три сокола. Как вошли они в шатер, сказал король:

Узнай же, посол, мой обычай: кто бы ни прибыл ко мне, будь то даже особы королевской крови, привожу я их сюда и прошу выбрать то, что им по нраву и сколько душа их пожелает. Возьми же то, что хочешь, и, чем более возьмешь ты, тем большую доставишь мне радость.

Узнав о желании Скариана, сказал Тирант, что готов взять что-либо в подарок, а ежели тем и прогневит своего господина, будет за то в ответе. И выбрал он сокола, того, что показался ему из трех лучшим. Поразило это короля, и порешил он, что Тирант — человек благородный и доблестный, ибо выбор его не оставлял в том сомнений. Отлично видел Скариан, что перед ним муж достославный, коему ни в чем не отказано природой, в жизни своей не встречал он столь прекрасного рыцаря, а потому дал себе слово, что будет Тирант служить при его дворе. Однако, судя по речам Тирантовым, нелегко было уговорить рыцаря оставить службу у своего господина, а потому до поры ничего не сказал ему Скариан.

А Тирант, получив ответ, о котором выше сказано, возвратился к своему господину, королю Тремисена, и со всеми подробностями поведал о том, что произошло во дворце Скариана. И спросил его король, много ли воинов у его врага.

Сдается мне, — сказал Тирант, — много у него людей, и каждый день прибывает к ним подкрепление. Всех вместе не удалось мне увидеть, но похоже, что в поле за стенами замка стоят лагерем более восьмидесяти тысяч.

Собрали тогда совет в Тремисене и порешили, что Эмир и Тирант возьмут под свое начало десять тысяч воинов — всех, что остались от войска, поскольку иные полегли в сражениях, а иные перебежали во вражеский стан. Отправились они под стены города Алинак, ибо никак нельзя было потерять этот город, а коли возьмет его враг — конец тогда всему королевству. Войско Скариана устремилось уже к Алина- ку, и, зная об этом, повелел Тирант укрепить город как можно лучше, использовав все свои познания и опыт в военном искусстве: на подступах к замку приказал он выстроить множество заграждений, чтобы встретить неприятеля огнем, а там, где стены были более уязвимы, вырыли глубокие рвы, дабы выбираться из крепости и возвращаться под землею, не открывая городских ворот.

Подивился Эмир, увидев столь хитроумные и умелые приготовления Тиранта, и понял, что не ошибся, считая его рыцарем, искуснейшим в ратном деле и во владении оружием. И так стали они ожидать появления вражеского войска.

Король же оставался в укрепленном и готовом к долгой осаде замке Тремисен, а враг тем временем одерживал победы одну за другой по всему королевству.

И случилось так, что некий очень богатый еврей, житель Тремисена, тайно бежал из города и, прибыв в стан короля Скариана, осторожно рассказал ему о своем злом умысле:

Господин, доколе твоя милость будет строить замки на песке? Все, что ты делаешь, — напрасный труд, пока не захватишь ты короля Тремисена, а как будет он в твоей власти, за два дня завоюешь ты все королевство и уж не станешь искать укромную тропу, но, ничего не опасаясь, выедешь вместе с твоими людьми на самую широкую дорогу. А ежели договоримся мы с тобою, сделаю я тебя победителем надо всеми врагами и доставлю прямо тебе в руки короля вместе с его дочерью.

Услышав такие речи, принял их Скариан за дурную шутку, и так ответил:

Да можно ли такое устроить? Однако, коли сослужишь мне эту службу, вот тебе мое королевское слово: станешь ты самым знатным вельможей в моем королевстве. Но не верю я, что способен ты совершить то, чем хвастаешь. Возвращайся лучше туда, откуда пришел, а то как бы злоба твоя и обида на моих врагов мне же не навредила бы. Должно, лихой и негодный ты человек, а потому вряд ли судьба говорит твоими устами. Не знаю, благосклонна она ко мне теперь или враждебна? Что, ежели отвернется она от меня за грехи мои и отдаст победу врагу?

Услышав эти слова, не помедлил еврей с ответом и так сказал.

 

Глава 310

О том, что ответил еврей королю Скариану .

Долго томит нас судьба, прежде чем исполнить заветные наши желанья, и всегда посылает неудачи прежде удач. Известно твоей милости, что в этом мире многое ей подвластно, особенно же исход войн и сражений, и никакому мудрецу не под силу предвидеть опасности и невзгоды, уготованные нам судьбою. Потому нередко в битвах слабые сильных побеждают, а малочисленное войско одолеть может великую рать — ибо самому всемогущему Адонаю угодно было встать на их защиту. Не послужит к чести и отваге рыцаря желание предусмотреть все опасности, что могут подстеречь его, не будет такому рыцарю почета, как не взойдет на вершину славы тот правитель, что в войнах побеждать умеет, но не велик душою. Ежели угодно будет твоей милости вникнуть в мои слова, поймешь ты, что не витаю я в облаках, но веду речь о деле надежном и верном. И дабы ты не сомневался, отдам я в твои руки трех моих сыновей, а коли изменю я слову — волен ты казнить их, предав мучительной смерти. Но помогу я тебе, коли окажешь мне одну услугу: есть у меня дочь, которую желал бы я выдать замуж за достойного человека, и даю я за ней приданого двенадцать тысяч дукатов. А в женихи ей выбрал я одного еврея, что приходит в твой лагерь продавать масло, он молод и хорош собою, состоит при начальнике стражи твоей милости. Коли поможет твоя милость мне выдать за него дочь, обещаю я провести людей твоих в город Тремисен, и вот каким образом: одна из дверей моего дома находится прямо в городской стене, за дверью этой я один слежу и один о ней знаю, через нее-то и впустим мы в город сотню тысяч воинов.

Услышав такую речь, задумался король и спросил:

Как же доставишь ты мне короля Тремисена и его дочь, если всем отлично известно, что стоит посередь города замок столь неприступный, что никому на свете туда не войти?

И ответил еврей:

Коли со вниманием выслушал ты мои слова, должно быть, заметил, что обещал я провести воинов не в замок, а в город, поскольку король более всего любит находиться во дворце, что построен в городе, а в замок прибывает лишь в случае крайней нужды. И можешь не сомневаться, господин, сумею я устроить это дело.

На том они сговорились, и еврей обещал принести щедрые подношения, коли устроится свадьба его дочери. Сей же час послал король за главным стражем, и, как прибыл тот пред королевские очи, спросил его Скариан:

Есть у тебя на службе еврей, что ходит в лагерь продавать масло?

Да, господин мой, — ответил страж, — служит он у меня, продает масло, а еще иногда чинит обувь.

Ступай и немедля приведи его ко мне.

Когда пришел молодой еврей, спросил его Скариан, из каких он будет краев.

Господин, — отвечал тот, — как говорил мне отец, с самых давних времен живем мы здесь, служа вашей милости, потому я — ваш верный подданный.

Слушай же, — сказал тогда король, — что скажу я тебе. Как есть ты мой подданный и слуга, а я желаю поощрять слуг моих, любить их и почитать выше других, вот что я задумал: быть свадьбе твоей и Иями, дочери Иакова — самого богатого купца-еврея во всей Берберии. Десять тысяч дукатов получишь ты за нее приданого, и я дам две тысячи — на золотые шпоры. И будь мне благодарен за то, что вспомнил о тебе.

А молодой еврей, притворяясь, что огорчен и разгневан королевскими словами, так отвечал, собравшись с духом:

Господин мой, известно мне великодушие вашей милости, знаю, что помните вы о подданных, заботитесь о них, возвышаете их. Мне же, человеку ничтожному, слишком много чести, что вспомнила обо мне ваша милость, за то целую я ваши руки и благодарю бесконечно. Но прошу я простить меня за то, что не смогу вступить в этот брак, даже если дадут за невестою вдесятеро больше. Давно уже добивается этой свадьбы отец девушки, но, как бы тяжко ни пришлось мне в жизни, не бывать этому. Лучше мне умереть, чем совершить такую ошибку.

Да о какой ошибке ты толкуешь? — сказал король. — Ты беден и ничтожен, а он — богат и пользуется уважением у всех евреев, что только населяют эти земли. Разве может тут выйти для тебя какое бесчестье или беда? Напротив - породнившись с ним, поднимешься ты высоко и станешь между господами, ибо нет ему равных в умении льстить важным людям и плести интриги. Одумайся и помысли, сколько может он для тебя сделать! Будешь потом на коленях целовать его ноги!

Да не допустит Бог, — сказал еврей, — чтобы в сердце моем поселилась подлость, да не отяготит навеки страшная эта ошибка мою душу! И дабы знала твоя сиятельнейшая милость, отчего я так упрямлюсь, и простила мне мои слова, расскажу я все по порядку. После того как схватили в великом городе Иерусалиме святого и справедливейшего из людей по имени Иисус, и связали его, и привязали к кресту, и на том кресте распяли, все евреи, что населяют этот мир, на три рода разделяются. Первые — это те, кто приговорил его к смерти: и сегодня легко их опознать в толпе — беспокойны они и суетливы, без конца пустословят и размахивают руками, нет им ни в чем веры и покоя, и неведом им стыд. Вторые — это те, что исполнили казнь, те, что били его, и связали, и распяли, и надели на голову его терновый венец. Те, что разыграли между собой одежды его, и хлестали его по щекам, и плевали в лицо ему. И их нетрудно отличить: никогда не смотрят они вам прямо в глаза, но тотчас отводят взгляд, и великого труда им стоит поднять глаза к небу, таков и тот, кто жаждет стать моим тестем. Третьи же ведут начало от царя Давида. И они были в тот день в Иерусалиме, но ни в чем не было их согласия, — исполнившись сострадания, собрались они в храме Соломоновом, дабы не видеть того ужасного злодеяния, что совершили над святым и справедливейшим из людей. И поскольку не было на то их согласия, сделали они все, что в их силах, дабы облегчить страшные его муки. Еще легче тебе будет отличить их: люди эти любезны и добросердечны, просты и покойны, любят ближнего своего и в разговоре никогда не отводят взгляда. И поскольку сам я принадлежу к этим последним, не след мне портить благородную кровь смешением с негодной кровью, которую вечное горе очернило, не хочу я запятнать род, что продолжат мои дети, — пусть наследуют они ту кровь, что дана мне от рождения. А дружбу водить с теми, кто к первым двум родам принадлежит, боюсь я больше смерти, и даже говорить с ними горько мне и стыдно.

Узнав о причине, по которой не хотел молодой еврей вступить в этот брак, порешил король не настаивать на своем, но все же попросил юношу дать отцу девицы благоприятный ответ. Тот ни в какую не соглашался. И тогда сказал король купцу, что согласен юноша вступить в брак, но только после того, как завоюют они Тремисен. Сам юноша при этом был нем как рыба и не дал никаких обещаний, но, поскольку разговор шел в его присутствии, поверил купец всему, что услышал.

После того сговорились Скариан и купец, что на семнадцатый день того месяца прибудут войска к Тремисену и в полночь, в полной темноте, войдут в город.

В назначенный день и час прибыл Скариан со своими воеводами под стены города. Еврей также не позабыл об обещании — велико было его желание выдать дочь свою замуж — и с большой осторожностью открыл дверь своего дома. Немедля вошел туда король, а за ним и все воины, и отправились они прямиком к королевскому дворцу. Здесь завязался жестокий бой, силой захватили они дворец, а войдя туда, поубивали всех, кого нашли — короля Тремисена, и сыновей его, и сына Эмира, что приходился женихом королевской дочери, и воинов, что встретились на пути, — никого не пощадил Скариан, кроме любезной его сердцу девицы. Затем попытался он взять штурмом замок, да не смог. И тогда, понимая, что опасно задерживаться в Тремисене, приказал Скариан людям своим остаться и охранять город, сам же вместе с девицею отправился прочь. Несчастная горько оплакивала смерть отца, жениха и братьев. Повелел Скариан заточить ее в неприступный замок, часть людей оставил у стен его, а остальных отправил в Тремисен на подмогу.

Страшная весть быстро дошла до Эмира и Тиранта. Овладело маврами глубокое уныние: порешили они, что все пропало, — большая часть королевства завоевана врагом, а король и господин их лежит в сырой земле. Потому поговаривали они меж собою, что лучше сдаться в плен Скариану, чем подвергать опасности свою жизнь, а коли придут они сами, пощадит их жестокий король.

Сказал тогда Тирант Эмиру:

Господин, неверно ваше решение. Стоит ли сдаваться в плен, когда не знаешь, какая от того польза? Коли сдастся ваша милость, совершит большую ошибку. Кто же тогда возглавит людей? Ведь есть у вас еще десять тысяч воинов, замки и крепости, что вам подвластны, не говоря уж об этом городе, в котором отлично сможем мы защищаться. А если решите вы, что нет другого пути, заключите с королем сделку: пусть вернет он вам все ваши земли в обмен на этот город и крепости, которые еще под вашей властью.

Подумал Эмир, что хорош совет Тиранта, однако ж не мог он оправиться от тяжелого удара — смерти короля и особенно своих сыновей. Между тем отправил Тирант в Тремисен своего человека, дабы разузнать, отчего так быстро, с такой жестокостью и безо всякой борьбы захвачен был город, в котором оставалось много воинов под началом храбрых и славных воевод. Эта мысль не давала покоя Тиранту, пока не прибыл к ним человек из Тремисена, спасшийся при захвате города, и не поведал о том, как убили семерых его сыновей у входа во дворец, разграбили дом и силой увели жену и дочерей. А еще рассказал он о том, как старый еврей предал Тремисен, и как повелел король Скариан забрать все добро его, а предателя схватить, раздеть и привязать к столбу, смазанному медом. А на следующий день исполнили королевский приговор: четвертовали того еврея, а останки бросили псам на съедение. И сказал тогда король: «Кто убережется от предателя?» Ведь так же, как одного господина своего, предаст он и другого, да и целый город, если хорошо ему заплатят.

Так узнал Тирант всю правду о том, как вошли Скариановы воины в Тремисен и заняли соседние селения, рассказали ему и о том, что увез Скариан королевскую дочь в неприступный замок Монт Тубер. Тогда выбрал Тирант десять человек, хорошо знающих окрестные земли, и, оседлав добрых скакунов, отправились они к тому замку. Заночевали они неподалеку в скиту, прозванном Старая Мечеть, устроив там засаду. Когда рассвело, взяли они в плен двух мавров из замка, дабы выпытать у них, где находятся королевские покои и как король проводит время. И рассказали мавры, что король с новой королевою живут в главной башне, и охраняют их покои шестьдесят рыцарей, в замке же множество стражников несут службу днем и ночью, а в городе, что окружает замок, стоит тысяча воинов. Узнав об этом, велел Тирант отпустить пленных, а сам вместе со своими воинами объехал замок, внимательно его осмотрев.

Вернувшись в город, велел Тирант сотне людей вооружиться кирками и мотыгами, привел их к мосту и приказал крушить его, едва завидят они врага. Воинам Скариана, без этого моста, пришлось бы идти целый день, добираясь до переправы, и день этот дорогого стоил, поскольку путь их шел через глубокие овраги, а также через города и селения, что были под властью Эмира. Город Тремисен лежал в трех днях пути от замка Монт Тубер, а Алинак, где стоял Тирант с войском, — в девяти милях. Тогда Тирант со всеми людьми прибыл под стены замка Монт Тубер. Завидев неприятеля, приказал Скариан всем вооружиться и выехал из замка, намереваясь дать сражение, однако Тирант и Эмир вовсе не собирались биться: объехали они вокруг города, захватили у жителей крупную и мелкую скотину и, погнав ее перед собою, вернулись в лагерь.

С тех пор часто наведывался Тирант с воинами под стены замка и даже оставался там по два-три дня, пока не кончался у них провиант. Однажды подъехал Тирант к воротам города, погруженный в горестные мысли: вспомнил он, что оставил в глубоком страдании Принцессу, а Усладу-Моей-Жизни — в бушующем море, и пришло на ум ему, что все, кто близок ему и дорог, как и сам он, — в мавританском плену, и бог весть, удастся ли вырваться из этого плена хоть когда-нибудь? Неужели так и не отпустят его мавры? Такие мрачные думы обуревали Тиранта, как вдруг увидел он, что вышел из городских ворот пленник-христианин, обливаясь слезами и испуская громкие стоны. Пленник этот был албанец, плакал же он оттого, что хозяин жестоко избил его кнутом, а теперь послал на огород в окрестностях города и велел перекопать его. Тиранту знаком был этот албанец, много раз приходилось ему говорить с ним, и казался он человеком надежным. Пожалел Тирант албанца и, подумав, что нужны ему теперь верные люди, позвал пленника и голосом, исполненным сострадания, повел такую речь.

 

Глава 311

О том, как пообещал Тирант пленнику отпустить его на волю .

Всегда враждебна жестокая судьба к несчастным, в особенности же к тем, у кого не хватает духу выносить напасти и страдания, что выпадают на их долю. Воспоминания о собственных моих муках наполняют душу жалостью к тебе, однако от тебя самого зависит, сможешь ли ты изменить к лучшему свою жизнь и заставить меня сменить жалость на уважение. По тому, как измучено твое тело, вижу я: человек ты сильный духом, ибо стремишься скрыть, как сильно страдаешь. А повстречался ты мне в минуту горьких раздумий о доле моей и укрепил меня в мысли о том, что сам я — всего лишь пленник. Неужто более боимся мы потерять то, что имеем, чем то, что надеемся приобрести, хотя, быть может, и не напрасно завлекает нас надежда? И, поразмыслив о том, ясно вижу я удел свой — неизбежную смерть, ибо давно уже нет со мною и, верно уж, не будет той, кому хотел бы служить; вижу я и тебя — истерзанным и униженным быть тебе в мавританском плену. Рвется на части и мучится сердце при виде твоих страданий. И ежели не уготована тебе казнь, то жизнь тебя ждет такая, что пострашнее самой смерти. А потому слушай: коли исполнишь ты то, о чем попрошу я, получишь свободу и станешь вольной птицей и будешь жить где захочешь. Но вот какое мое условие: позволишь ты отхлестать себя конской упряжью при всем честном народе, после чего подрежут тебе уши. А замыслил я все это, дабы с твоей помощью проникнуть в замок Монт Тубер, где находится сейчас король Скариан. И ежели удастся моя затея, станешь ты знатным господином, если ж нет — получишь свободу и славно заживешь, а уж я тебя не оставлю.

Не помедлив с ответом, так сказал пленный христианин.

 

Глава 312

О том, какой ответ дал пленник Тиранту .

Одному лишь Господу ведома воля моего сердца, слова же вашей милости так ободрили меня, что нет такого дела, что не исполнил бы я вам в угоду, в благодарность за милосердие и сострадание, что явили вы ко мне, презренному. Влачу я жалкую жизнь и ни перед чем не остановлюсь, дабы обрести отнятую у меня свободу, вас же глубоко я почитаю и одного лишь жду теперь — ваших приказаний. Знайте, что из-за любви пал я столь низко, ввергла меня она в великое искушение, и, коли не позабыл бы я обо всем на свете в любовных утехах, не терпел бы теперь такую муку. И потому кляну я эту проклятую любовь и мою наивность, что причиной явилась мучений, горя и слез, омрачающих мне жизнь. Но как бы то ни было, готов я вам подчиниться, не страшась опасностей и урона. У знал я вашу доблесть и благородство и готов не только служить вам, но и голову сложить ради вашей милости, не говоря уж о том, чтобы обрезать себе уши или понести любое другое увечье.

Поблагодарил Тирант пленника за эти слова и так сказал:

Клянусь честью рыцарской: не прикоснуться мне к еде до тех пор, пока не верну я тебе свободу.

Сей же час покинул Тирант пленника и отправился к Эмиру, дабы переговорить с ним, и выкупили они албанца за сотню дублонов, а на следующий день, как обычно, выехали из лагеря со всем войском и стали возле города, что окружал замок Монт Тубер. Между тем жители города, привыкнув к их постоянным наездам, не обращали на воинов никакого внимания, зная, что нет у них никаких орудий, ни пушек, ни бомбард, а коли задержатся они дольше обычного, тут же прибудет король со своими людьми. Потому многие жители города с разрешения короля и с согласия Эмира и Тиранта нередко приходили к ним в лагерь, ничего не боясь, и беседовали с воинами.

Однажды послал Скариан в неприятельский лагерь двух рыцарей с посольством, и передали они волю короля: ежели удастся сторонам договориться полюбовно, осыплет король Скариан милостями и щедро одарит Эмира и Тиранта. Однако же и Эмир и Тирант наотрез отказались от такой сделки, желая до конца мстить за смерть короля Тремисена и его сыновей. После переговоров, как обычно, предложили послам угощение, но в тот день, заранее сговорившись с албанцем, порешил Тирант осуществить свой тайный план, и вот что случилось.

После того как закончили трапезу, албанец незаметно подошел к тому месту, где хранили столовое серебро, и выкрал большой позолоченный кувшин. Но едва он попытался скрыться, страж, охранявший серебро, принялся вопить что есть силы, так что донеслись крики его до Тиранта, который в ту минуту беседовал с жителями города. Спросил Тирант, что за страшный переполох в лагере. И тут на глазах у всех пустился албанец наутек, но несколько воинов бросились ему вдогонку, схватили его и привели пред светлые очи Эмира и Тиранта. Страж, охранявший серебро, крепко держа албанца за волосы, так сказал:

Господин, прошу я вас назначить наказание для этого отъявленного вора, что посмел украсть у меня на глазах серебряный кувшин.

Попросил Тирант Эмира первым сказать свое слово, и сказал Эмир:

Вот мой приговор — повесить его.

Тирант же так возразил ему:

Господин мой, не время сейчас убивать людей, разве что врагов в смертельном бою. Прошу я вас смягчить приговор: пусть высекут его на глазах у всех и обрежут ему уши.

Так и поступили, и свидетелями тому были посланники Скариана. Как обрезали албанцу уши, повесили ему на шею украденный кувшин и повели по лагерю, и при этом нещадно хлестали его конской упряжью. А как повели его в третий раз, рванулся албанец и, развязав руки, бросился со всех ног под стены города. Альгвасил совсем было догнал его, но внезапно споткнулся и рухнул наземь, и в эту минуту люди, стоявшие на стенах, принялись палить из пушек, защищая беглеца, так что удалось ему вбежать в городские ворота. Жители города препроводили албанца в замок и, увидев нагого беглеца с обрезанными ушами, страшно избитого и истекающего кровью, король и королева преисполнились к нему жалости. Велели они принести албанцу рубашку и одежды, а король милостиво подарил ему украденный кувшин и оставил албанца при себе.

Тирант сделал вид, что страшно разгневан этим побегом, и просил передать Скариану, чтобы вернул ему вора, а коли не захочет король этого сделать, все воины Скариановы, что попадут в плен, будут убиты, а если и оставят им жизнь — обрубят руки или ноги, а может, нос и уши. И отвечал Скариан, что нипочем не отдаст албанца, а ежели угодно Тиранту начать жестокую войну, пусть только попадется он в плен — напомним мы ему об этом албанце и отделаем еще хлеще. Не стал Тирант более длить разговоры и вернулся со всем войском в город Алинак. А албанец, желая рассказать о себе, повел такую речь перед королем Скарианом.

 

Глава 313

О том, что поведал албанец королю Скариану .

Легче иных несчастных переношу я страдания, что выпали мне на долю, оттого что смутная надежда питает каждый день моей горькой жизни, и не смерти страшусь я, но боли душевной, ибо мутится рассудок, лишь помыслю, как изувечен я, обесчещен и опозорен. За тяжкие оскорбления и муки, за великий стыд поклялся я отомстить жестоко подлому и гнусному предателю Тиранту, который от жадности морил нас голодом. И, поверьте, коли виновен я в воровстве, лишь по крайней нужде совершил я его. Но если ваша светлейшая милость даст мне разрешение покидать замок и возвращаться, буду я доносить вам, о чем говорят, что замысливают и куда направляются ваши враги, дабы в один прекрасный день, когда отвернется от них судьба, могла бы ваша милость учинить над ними расправу, как над знатнейшим и светлейшим королем Тремисена.

И сказал тогда король:

Даю я на то согласие, можешь ты уходить и возвращаться, когда пожелаешь.

И приказал страже в любой час беспрепятственно пропускать албанца. Однако обуревали короля сомнения, решил он посоветоваться со своими рыцарями и рассказал им о разговоре с албанцем. И такой совет дали ему рыцари:

Господин, человека этого глубоко оскорбили свои же люди, и готов он сотворить что угодно, лишь бы отомстить им, разрушив их тело и душу, однако нелишне будет присматривать за ним.

Тем временем албанец, никем не замеченный, скрылся из замка через потайную дверь и, отправившись прямиком к Тиранту, рассказал ему о своем разговоре с королем. Тирант дал ему семь дублонов, три с половиной реала, немного серебряных монет, а также меч и корзину персиков. В городе нельзя было найти эти плоды, поскольку по приказу Тиранта опустошили все окрестные сады и вырубили плодовые деревья. Сказал Тирант албанцу:

Откроешь королю большую тайну, чтобы больше тебе доверяли. Скажешь, что велел я напечь много хлеба и через три-четыре дня прибуду с войском к городу.

Отправился албанец обратно в замок, король же принял его очень любезно. Албанец преподнес королеве корзину с персиками, и осталась королева довольна подарком, словно подарили ей целый город. Увидев сие, несказанно обрадовался Скариан, ведь с той поры, как оказалась королева во власти Скариана, ни разу не видал он, как она смеется, не видал даже улыбки на ее лице, а потому все чаще обращал он к ней такие слова.

 

Глава 314

О том, как утешал король свою даму .

О благородная госпожа! Несравненная красота и ясный ум твой великую любовь поселили в моем сердце. Не успел я ощутить даже благорасположения, что обыкновенно предшествует любви, ибо, лишь раз взглянув на тебя, увидел неоценимые твои достоинства и навеки попал к тебе в рабство. Нет мне больше жизни без благосклонности твоей, а потому молю тебя о милости: ты умна и благородна, осуши же слезы, возрадуйся и перестань мучить нас обоих, ибо король твой на все для тебя готов. Я молод, богат и могуществен, увенчаю я тебя королевской короною, дабы повелевала ты мною и множеством подданных, что припадут к руке твоей. А коли горюешь ты о смерти отца, братьев и жениха, утешься — так, видно, было им суждено, но знай, что не страшна твоя потеря, ибо жажду я быть отцом тебе, и братом, и мужем, и пленником твоим и еще всем, чем только пожелаешь. Вижу, нет тебе покоя ни днем, ни ночью, но поверь, что вечные слезы да муки — плохие спутницы для благородной королевы, а потому прошу тебя, госпожа моя: позабудь о страданиях, обрети утешение и покой, я же припадаю к ногам твоим и жду твоих приказаний.

Умолк король, в нетерпении ожидая ответа своей благородной госпожи. И немедля ответила ему опечаленная королева с покорностью и смирением.

 

Глава 315

О том, как горько печалилась королева , отвечая королю Скариану .

Что нож острый для меня твои утешения, ибо столько мук и страданий пришлось мне претерпеть в горькой моей доле, что оставила я всякую надежду на радостное избавление, и лишь рыдания облегчают мне душу, а потому выслушай простые мои слова, со слезами смешанные, и прими их на веру, ежели сможешь. А коли найдут в душе твоей отклик мои стенания, поймешь ты — недаром льются из глаз моих потоки слез, недаром нет мне покоя ни днем, ни ночью. Знаю, что могла бы ответить на любовь твою и жалость, но слишком тяжела теперь моя обида, потому прошу я: не обижай меня еще более и не лишай единственной отрады — должна я оплакать славного короля Тремисена, отца моего, чья жестокая смерть истерзала мою душу. И лишь тогда облегчу я мои страдания, когда не простыми слезами заплачу, но кровавыми. Сочли бы меня святою, последуй я за Ариадной или Федрой, Гипсипилой или Эноной, которые лишили себя жизни, положив тем самым конец своим мукам, — тогда поквиталась бы я с тобою, смертью своей отомстив за смерть отца. Но не хочу я множить примеры несчастья, ибо слишком много на свете обманутых и измученных женщин; не стану я кричать по всему свету о своей беде, да только жжет меня и мучит страшная боль, и не знаю, где тот клинок, которым убила бы я себя, коли могла бы тем самым воскресить отца! О несчастные братья, поглотила вас мрачная могила! Открылись все напасти бедным глазам моим, и нет мне без вас любви и счастья. К светлейшим и благороднейшим королям и принцам и к смиренным и верным служителям любви обращаю я горькую речь: полнится гневом душа, и нету мочи терпеть, не стихает боль, лишь растет с каждою минутой, оглашают темную ночь бесчисленные мои вздохи. Все потому, что чую я близкую смерть, потому что вопреки желанию моему должна я подчиниться тебе, потому что не справиться воле женской с мужскою силой. И как силою взял ты меня, сжалься теперь надо мною — пристало королям и правителям милосердными быть к несчастным и обездоленным, дабы явить благородство свое перед лицом Аллаха и перед всем светом.

И с теми словами ушла королева в свой покой, проливая обильные слезы и горько вздыхая.

Между тем албанец, преподнеся королеве свой подарок, показал королю Скариану деньги, полученные от Тиранта, и так сказал:

Господин, вот деньги, что удалось мне отобрать у одного из наших врагов, а коли часто буду я наведываться в их лагерь — еще и не такое смогу добыть. К тому же один из близких моих родичей состоит на службе при проклятом Тиранте и доносит мне обо всем, что тот делает. И вот о чем хочу я предупредить твою милость: как раз сегодня сообщил он, что велел Тирант испечь много хлеба и заготовить провиант, дабы в скором времени прибыть сюда. Есть еще у тебя время приготовиться, сбить его с толку и нанести смертельный удар, прибегни же к хитрости — немало пользы приносит она полководцам, всем известно, что ты славный король, а коли соединишь ты хитрость с отвагою, не будет тебе равных, и крепкою своей рукою сокрушишь ты всех врагов и станешь владыкой мира.

Весьма по душе пришлись Скариану эти слова, и так отвечал он албанцу:

Посмотрим, правду ли рассказал твой родич.

На третий день прибыл Тирант под стены города и расположился в обычном месте. У короля же не осталось сомнений в преданности албанца, и повелел он сделать его начальником караульного дозора, и дал ему в подчинение шесть верных людей, что давно служили в королевской охране. Когда пришла пора албанцу заступать на стражу со своим дозором, накупил он разных яств и вина и щедро угостил всех караульных. И так случалось каждый пятый день, когда наступал черед албанца и его караула охранять замок.

Через три дня Тирант вернулся в свой лагерь, затем вновь прибыл к замку, и наезжал он два месяца кряду, однако же не начинал сражения, зато постоянно вел переговоры с королем и как мог затягивал их, наперед зная, что никогда не суждено им сговориться. А Скариан не раз посылал албанца к Тиранту за фруктами и сладостями для королевы. И вот однажды албанец явился с окровавленным мечом в руке, гоня перед собою мула, груженного кувшинами с вином. Представ перед королем, так сказал он:

Господин, узнал я, что отправил Тирант в город много вина, дабы пополнить погреба, и решил это проверить. Выйдя на дорогу, увидал я, как отстал один погонщик, шедший за мулом. Тогда схватил я большой камень и ударил его так, что повалился он наземь, а потом палкой крепко отделал его, и, верно, навеки он остался на той дороге. А вот моя добыча — меч, мул да вино, подобного которому давненько я не пробовал. Молю тебя, господин, позволь мне держать здесь винный погреб и торговать этим вином, а как оно закончится, добуду я еще — куплю либо украду. И обещаю я, что понесет наш враг позор да бесчестье, будь уверен, все я для того сделаю.

Король остался тем доволен. Каждый день приходили мавры в погреб к албанцу, чтобы угоститься, а когда выпадало ему стоять в ночном карауле со своим дозором, велел он поднимать на сторожевую башню целый бочонок вина, и все стражники с большой охотою приходили к албанцу и пировали на славу.

Прошло уже довольно времени, с тех пор как начал Тирант наезжать к замку со своим войском и вести с королем переговоры, и наконец не осталось у Тиранта никаких сомнений в том, что албанец полностью вошел в доверие к Скариану. Тогда порешил Тирант, что настала пора отомстить, и выбрал для мести темную ночь, когда албанец и люди его стояли в карауле. Велел он изготовить железную коробку и положить туда горящие угли, а чтобы угли не остыли, проделали в коробке отверстия, куда задувал ветер. Тирант завернул коробку в кожаный лоскут, спрятал у себя на груди и вскоре передал албанцу, а тот, поднявшись на сторожевую башню, схоронил ее до поры до времени в углублении стены, воспользовавшись тем, что его товарищи распивали вино. Стражи тем временем сильно захмелели и принялись бить в большой тимбал и веселиться, и продолжалось так до самой полуночи. Но вскоре их начал одолевать сон, поскольку албанец подмешал в вино снотворное зелье. Напившись вдоволь, повалились стражники наземь и уснули как убитые. Увидев, что второй дозор уже прошел и что стражники спят крепким сном, албанец взял коробку с углями и, прикрывая огонь своим плащом, зажег от углей хворостину и трижды поднес ее к отверстию в стене, выходившей в сторону Тирантова лагеря.

Увидев условленный знак, сей же час отправился Тирант к замку с небольшим отрядом, остальные воины остались в лагере под началом Эмира и ожидали в полном вооружении и в боевом порядке. От башни, где находился албанец, Тиранта и его спутников отделял глубокий ров с водою, а потому пришлось им пройти мимо другой башни, двигаясь с великими предосторожностями — пока стражи мерно кричали: «Все спокойно, все спокойно», они успевали сделать десять—двенадцать шагов и останавливались до нового крика часовых, албанец тем временем бил в барабан.

К счастью, удалось Тиранту и спутникам его приблизиться к сторожевой башне незамеченными. Здесь велел Тирант своим людям остановиться, сам же, подобравшись к подножию башни, принялся искать веревку, которую по уговору должен был спустить со стены албанец. Другой конец веревки привязал албанец к своей ноге на случай, ежели, не дай Бог, случится ему заснуть, однако ж не заснул он ни на минуту, поскольку все это время не переставая бил в барабан, а как почувствовал, что кто- то тянет за веревку, сразу понял, что прибыл Тирант с отрядом, и сбросил со стены веревочную лестницу, закрепив ее за башенные зубцы. Тирант первым поднялся по лестнице и, увидев спящих стражей, так спросил:

Что будем делать с этими людьми?

Господин, — ответил албанец, — оставим их в покое, вряд ли сумеют они помешать нам.

Однако Тирант сам пожелал в том убедиться, но, подошедши поближе, обнаружил, что все шестеро лежат в собственной крови с отрубленными головами. Тогда велел он подняться на башню всем своим ста шестидесяти воинам, одного из них приставили к барабану, остальные же расположились по всей башне. Как только все это проделали, албанец, а за ним Тирант направились к покоям начальника стражи. Увидев вошедших, тот в чем был вскочил с постели и, взявшись за меч, принялся было сопротивляться, да только Тирант так ударил его по голове алебардой, что раскроил ему череп и мозги вытекли оттуда. Жена его заголосила изо всех сил, и тогда албанец, стоявший рядом, сделал с ней то же, что Тирант с ее мужем. Тем временем люди Тиранта быстро разошлись по всему замку и заперли снаружи все покои, а спящие обитатели замка ничего не услышали, поскольку на сторожевой башне не переставая бил барабан.

Когда воины Тиранта поднялись на другие башни, стоявшие там караульные подумали, что пришел сменный дозор, и ничего не заподозрили. Между тем люди Тиранта, не дав стражам опомниться, быстро приблизились и сбросили их со стены вниз головою. Только один из них спасся, хотя и испугался до полусмерти: упал он как раз на барбакан, а оттуда полетел прямиком в ров с водою. Опомнившись от ужаса, завопил бедняга что есть силы и криками своими разбудил всю округу. Новость о случившемся сей же час облетела весь город, а в замке между тем мирно спали, ни о чем не ведая. Один только рыбак, что жил у подножия замка и удил рыбу в предрассветный час, услыхал, как что-то упало в воду со стены. Побежал он к своему дому, прилегавшему к замковой стене, и, поняв, что творится в замке неладное, завопил во всю глотку, и тогда проснулись наконец обитатели замка. Бросились они к дверям, но напрасно — крепкие засовы были на всех покоях. Король же с королевою и ее служанкой заперлись в главной башне.

Наутро приказал Тирант водрузить над замком знамена, палить изо всех пушек и веселиться. Между тем все иноземцы, что находились в городе, спасались бегством, но тут Эмир, поняв, что замок взят, а враги бегут, ринулся с войском им вдогонку и многих взял в плен. Затем велел он одним людям расположиться на барбакане, другим — в городе и в окрестных садах, сам же отправился в замок. Увидев, что никто из людей его не убит и даже не изранен, подивился Эмир такому чуду и решил, что само небо покровительствует Тиранту, ибо ничего нет для него невозможного на этом свете. И, обратившись к Тиранту, повел Эмир такую речь.

 

Глава 316

О том, как Эмир произносил Тиранту хвалебные речи, дабы тот согласился исполнить его волю .

Истинно достоин великой хвалы тот, кому нет равных в доблестях! Не найти мне слов, дабы описать, сколь высоко ценю я твой боевой дух. О рыцарь, рожденный на небесах! Достойные деяния твои красноречиво говорят о доблести твоей настоящей и будущей, по милости небес все на свете этом тебе подвластно, я же — твой вечный должник, ибо избавил ты душу мою от великой тяжести и мрачных дум, и повернулась ныне судьба ко мне лицом: с твоею помощью исполнит она заветное мое желание, и покарает тогда достойная месть злодея, что жестокой рукою погубил славного короля Тремисена, а с ним моего сына и наследника. Великую любовь питаю я к тебе, а потому уповаю на помощь твою и согласие — ведь до той поры не придет конец тяжким моим мукам, пока не заставлю я душу злодея-короля отправиться прямиком в ад. А королеву, что должна была стать мне невесткой, предам я смерти, и ничто тогда не помешает мне получить корону Тремисена. У тебя же, знатный и благородный рыцарь, прошу я прощения: по невежеству не оказал я тебе почестей, коих достойны твоя доблесть и благородство. Лишь теперь ясно вижу я, что сбудется твое предсказание и исполнятся слова, что молвил ты, упавши наземь: завоюешь ты эту землю, ибо славные дела ты уже свершил, ждут же тебя великие подвиги. Сейчас лишь об одном прошу тебя: следуй моей воле и помоги мне скорее покончить с этой войной. Сурово обходилась с нами судьба, но вот теперь сама она раскрыла нам объятья — пробил наш час. Да свершится немедля наша воля, потом придумаем мы ей оправдание и объявим всему свету — ведь на то и дан человеку язык, чтобы разъяснять свои поступки и желания.

Не помедлил Тирант с ответом и так сказал Эмиру.

 

Глава 317

О том, что ответил Тирант Эмиру .

Будь рыцарь хоть самого захудалого рода, не пристало ему злом платить за зло, ибо не дозволяют того правила рыцарского служения. Воистину благороднее и доблестнее тот рыцарь, что прощает врага, а не тот, что его убивает, особенно ежели враг не меньшей доблестью известен и не виновен в том зле, что свершил в пылу битвы, как этот славный король, до сей поры являвший нам чудеса воинской храбрости. И пусть не ослепляет тебя смерть твоего короля и господина — погиб он от руки Скариана в войне честной и справедливой. Лишь о том твердишь ты, что принял смерть твой король, мне же иное ведомо: как отправился я послом к Скариану, долго позволил он мне говорить и был справедлив и милостив со мною. И знаю я теперь, что не без причины пошел он на вас войною. На все воля Божья, и, должно быть, получил король и господин твой по заслугам. А коли волею судьбы оказался у нас в руках его враг, коему всего-то двадцать два года от роду, неужто не явим мы милосердие и лишим его возможности продолжить свой славный путь? Не только подвиги ратные украшают рыцаря, но более того — добродетель, ибо ею одною и держится этот мир. И еще молю тебя, господин мой: ты, одержавший великую победу, не будь жестоким к той, в которой течет королевская кровь. Иной удел у женщин — неповинны они в войнах и расправах, и должно отважным мужам, что стремятся к славе и власти, ограждать их от страданий, и никому не дозволено предать женщину смерти, ежели только не уличили ее в прелюбодеянии, как нам повествует Ветхий Завет. Прекрасно известно твоей милости, что безвинна королева и не заслуживает смерти, а коли совершим мы такое злодейство, всему свету о том станет известно и до конца дней не смыть нам обоим бесчестья и позора. Да не допустит Господь, чтобы за любые блага и сокровища обагрил я руки в безвинной крови этой благородной женщины или даже потворствовал тому, ибо недостойно сие рыцаря, который стремится своими деяниями добыть честь и славу. Невозможно мне уразуметь, как может твоя милость — славный полководец, человек высокого рода, полный великих достоинств, желать подобного злодейства! Не послужит твоей рыцарской чести то, что ты замыслил, ибо доблестному рыцарю пристало с любовью и милосердием приступать к деяниям своим — лишь тогда пребудет он навеки во славе и почете.

Так убеждал Тирант Эмира, и понял тот, что чуть было не совершил страшную ошибку, и дорогой ценой заплатил бы он за нее, понеся великий позор для себя и своей рыцарской чести. Сказал тогда Тирант:

Лучшее, что можем мы теперь сделать — взять в плен короля с королевою, ибо все их придворные уже у нас в руках.

И направились они к главной башне. Между тем король Скариан был уверен в скорой расправе — ведь от его руки погиб король Тремисена. Ожидая жестокой мести, ни в какую не желал он сдаваться в плен, ежели только не пообещают ему сохранить его голову, и горько сетовал на судьбу.

Оставим его в покое до поры до времени, — сказал Тирант, — голод быстро вернет ему разум. А пока что возьмем под стражу его рыцарей.

Обошли они весь замок и обнаружили в нем множество съестных запасов: пшеницы, кукурузы и проса хватило бы на целых семь лет, а из скалы бил чистый источник, так что и воды было вдоволь.

Лишь только наступила ночь, исполнившись жалости к королеве, прокричал король в маленькое оконце, прорубленное в башенной стене:

Эй, кто-нибудь! Видно, не дождаться мне от вас жалости, потому оставляю я пороки и обращаюсь к добродетели. Есть ли среди вас рыцарь, которому могу я сдаться в плен?

Господин, — сказал Тирант, — здесь сам Эмир Эмиров, доблестнейший рыцарь.

Нет, — сказал Скариан, — тебя хочу я посвятить в рыцари. Пусть никто не тронет меня до того времени, а как станешь ты рыцарем, сдамся я под твою власть.

Господин, — сказал Тирант, — своею рукой произвел меня в рыцари самый могущественный и достославный владыка, какой только есть в мире христианском, — король Англии. По всему свету гремит молва о его доблестях, ни в чем не сыскать ему равных, и, как луна сияет ярче звезд, так и этот король превосходит достоинствами всех христианских королей. А потому не стать мне второй раз рыцарем.

И тут признал король в Тиранте того посла, с которым некогда он долго беседовал, и так сказал:

Ты — тот самый рыцарь, что приезжал ко мне с посольством. Обещай же, что сохранят мне жизнь и смогу я поступать, как подобает рыцарю и коронованному королю.

И отвечал ему Тирант:

Будь уверен, что целый месяц с той поры, как окажешься ты в моей власти, не упадет с головы твоей ни один волос, даю тебе в том слово рыцаря.

Король с такой благодарностью принял слова Тиранта, словно отпускали его на волю. Спустившись с башни, остановился он на пороге ее, сжимая в руке меч, и, собрав все мужество, произнес такие слова.

 

Глава 318

О том, как король Скариан сдался в плен Эмиру .

Не виню я злодейку-судьбу за то, что принесла мне беду и несчастье, ибо наказан я за мои собственные грехи, но самого себя виню я, глупость свою и молодость — ведь позволил я незнакомцу и чужаку обвести себя вокруг пальца, и привело мое неразумие к позору и унижению. Разве не жалок рыцарь, убоявшийся смерти и позабывший о том, что самой природой назначено ему достойно умереть? Разве не подымет его во славе доблестная смерть над жалким этим миром? Ведь даже тому, кто победил во множестве сражений, приходит черед самому стать пленником. Теперь же, коли не хочешь ты, чтобы произвел я тебя в рыцари, пришли мне того мальчишку.

И указал он на кухаркиного сына — малое дитя пяти лет от роду. Когда мальчик приблизился к Скариану, поцеловал он его и вручил ему меч, отдавая себя во власть этого ребенка.

Теперь, — сказал король, — принадлежу я этому мальчишке, в вашей власти забрать меня у него и поступить со мной как вам заблагорассудится.

И сказал тогда Эмир:

Возьмите его, доблестный христианин, и заточите в надежную темницу.

Не будет угодно Господу, — отвечал Тирант, — чтобы своею рукою отобрал я короля у невинного дитя, попрекнут меня этим рыцари, превыше всего почитающие честь, душе же моей привычно покорять королей, но увольте меня от того, чтобы заключать их в темницу или убивать.

Да нет же! — воскликнул Эмир. — Сказал я это лишь затем, чтобы оказать вам честь и сделать любезность.

Позвольте, — сказал Тирант, — уступить честь эту вашему сыну, ежели только не прибережете вы ее для себя самого.

Эмир не стал более препираться и велел поместить короля в темницу и заковать в крепкие кандалы. Не по ираву пришлось это Тиранту, однако ж промолчал он, дабы не обидеть Эмира. Как заковали в кандалы Скариана, поднялись Эмир и Тирант в главную замковую башню и нашли опечаленную и горько плачущую королеву. Завидев обоих рыцарей, в ту же минуту признала их королева, и так велико было ее волнение, что потеряла она дар речи и долго не могла вымолвить ни слова. Наконец, придя в себя, со смирением и кротостью в голосе промолвила она такие горькие слова.

 

Глава 319

О том, как кручинилась королева, увидев Тиранта и Эмира . [624]

Появленье ваше — что ветер, раздувающий огонь в громадное пламя: чуть увидала я вас, накатила смертная мука, а в душе страшной болью отозвалась незажившая рана — и вновь стоят перед глазами славный мой отец, и братья, и суженый мой, которого я любила больше жизни. О, горе мне! Воскресни теперь бедный отец, вновь пришлось бы ему сложить голову! Отчего все беды да напасти, что только найдутся на этом свете, одному ему достаются, других же — будто стороной обходят? За что выпала мне такая доля? И чего еще желать мне, как не смерти? Положит она конец мучениям, дарует покой и отдохновение от презренного мира, полного слез и страданий, и повстречаюсь я вновь с теми, кого так любила, и вовек никто нас не разлучит! Ни за что я не пожелаю, чтобы воскресли мои близкие — возвратиться им в этот мир себе и вам на беду, а мне — на горе, ежели только бывает горе горше, чем то, что я терплю ныне. В тот страшный день, когда поняла я, что не увижу их боле, от великой печали потеряла я голос — ни говорить не могла, ни кричать, но, бия себя в грудь, исторгала плач и стенания. И знала: не услышат меня те, кто мне дорог, но слезы мои — мой прощальный привет, не суждено глазам моим их увидеть — но печалятся глаза, истекая реками слез, не достигнет их голос мой — но слезами моими молю я: услышьте! Сжальтесь же надо мною! Распустила я волосы, упали они мне на плечи, трауром одели мое тело. Тяжелы одежды, намокшие от горьких пролитых слез, дрожу я и гнусь к земле, словно тростинка на ветру. И молю я вас не о снисхождении, но об одной лишь милости: даруйте мне смерть, дабы скорее могла я повстречаться с отцом. Не томите меня мучительным ожиданием, приблизьте конец мой, ибо нет на свете другой женщины, что приняла бы столько мук. Так уж судила враждебная судьба — пришел теперь мой последний час и, испустив последний вздох, должна попрощаться я с жизнью.

Смолкла она и ничего больше не сказала. Увидев, как страдает горестная королева, принялись Эмир с Тирантом утешать ее.

Затем осмотрели они сокровища, что припрятал король Скариан в главной башне, и нашли там пятьдесят две тысячи марок золота, захваченные при взятии Тремисена и большей части королевства.

Тирант же велел привести к нему самых знатных женщин из города и отдал их королеве в услужение.

Тем временем король Скариан созвал воевод и, указав на дитя малое, которое произвел он в рыцари, сказал:

Коли так обошлась судьба со мною, узнайте мою волю: господин мой, которому сдался я в плен, беден, и ни гроша за душой у его родителей, а потому с вашего согласия охотно дарую я этому ребенку из моих сокровищ двадцать тысяч дублонов, и до конца дней жить ему припеваючи.

Прилюдно составил король о том письмо и вручил его двум алькальдам, а затем передал он в дар королеве Марагдине все свои земли и королевства.

Теперь, — сказал король, — исполнена последняя моя воля, а потому можете вы поступать со мною как вам заблагорассудится, я же спокоен буду в мой смертный час и с честью сойду в могилу. Однако прежде прошу вас: приведите ко мне хитрого злодея-албанца. От всей души прощу я его, ибо весьма он ловок и хитер, коли сумел повергнуть меня и лишить моего королевства.

Как привели к нему албанца, так сказал ему король:

Юноша, дорогого стоит верность твоя, и могуча твоя воля: без страха и пощады предал ты самого короля, и погубил его, и лишил всех богатств. Но неужто достоин я такого отступничества? Ведь и мне подло клялся ты в любви и верности, ответь же: что сталось с твоей клятвою, или не помнишь, как обещал ты, коварный христианин, преданно служить мне? А ведь я поверил тебе, не подозревая о жестокости твоей и низости. Увидел теперь твой воевода истинное твое лицо — нет тебе доверия, ведь, коли представится случай, предашь ты его, как предал меня, или учинишь что-нибудь похуже. Но что поделать, судьба всегда благосклонна к подлым злодеям. Я же прощаю тебя, ибо не сегодня завтра ждет меня верная смерть, однако ж, уповая на Магомета, наверное знаю я, что другой за меня отомстит, и не останется безнаказанным твое гнусное злодеяние.

Тирант остановил короля и так сказал ему:

Господин, пусть утешит тебя и ободрит добрая надежда. Война есть война, и тяжела доля воина: сегодня ты победитель, а назавтра — пленник. И более всех выпадают испытания на долю королей и знатных сеньоров, ибо дана им огромная власть, отбирают они добро у беззащитных и часто поступают несправедливо. Но справедлив Господь наш, и все ему ведомо, а потому лишь правому посылает он победу в битвах и войнах. Утешься же и не сетуй на злую судьбу — не ты первый, не ты и последний, кого она обманула.

Албанец же так отвечал королю:

Мой господин и полководец, не стоит длить ваши речи, ведь упрекает меня король в том, что другие поставили бы в заслугу — неужто не мог он уразуметь, что ничего, кроме зла да урона, не может желать христианин неверному? Я же ни о чем другом и помыслить не мог и на все готов был — лишь бы избавиться от тяжкого мавританского плена. К тому же ты, король, так скуп, что властью своею всю добычу военную забираешь себе без остатка, ни с кем не делясь. Посмотри, сколько золота добыл ты, грабя города и замки, — не от родителей твоих и не от родичей получил ты несметные сокровища, но присвоил то, что по праву принадлежало славному и доблестному королю Тремисена, которого против воли его лишил ты многих земель и владений, разграбил города, обесчестил девиц и женщин и безо всякой пощады предал жестокой смерти тех, кто не пожелал смириться с твоей подлостью. Берегись же, король, не угодны Господу подобные дела, и, коли помилуют тебя теперь воеводы, а ты не раскаешься в злодействе своем, недолго продлятся твои дни. Подумай же о том, что сам Господь направил меня, и пробудил мое сердце, и вложил в уста мои порицание великим твоим грехам, и был я орудием в Его руках, когда поверг тебя, отобрав владения и сокровища. Ежели только будет угодно Господу, готов я идти до конца и погубить тебя безвозвратно, и коли потребуется — всегда наготове мой меч, лезвие которого отточилось, снося головы подлых грабителей, не ведающих стыда. Скажи теперь, сколько золота ты нажил, облагая вассалов немыслимой данью, сколько получил ты, разорив селян? А воинам не платил ты ни гроша, заставляя их питаться манною небесной и приговаривая: «Воруйте и уносите все, что можете, больше мне нечем помочь вам». И ежели бы не великое милосердие Тиранта, из уст которого исходят лишь прощение да милость, гореть тебе теперь в адовом огне.

Тиранту стало жаль короля, который между тем спокойно выслушал тяжкие обвинения, произнесенные албанцем, Эмир же не проронил ни слова и дивился словам албанца. И тогда велел Тирант албанцу замолчать, дабы не мучить короля еще более.

Неужто, — воскликнул албанец, — не даст мне господин мой сказать истинную правду? Повинен этот король в трех смертных грехах и за каждый заслуживает смерти.

Каковы же эти грехи? — спросил Тирант.

Господин мой, — сказал албанец, — я скажу вам об этом. Первый грех — сладострастие, ибо взял он королеву силою, против ее воли. Второй грех — алчность, ибо это самый скупой из земных королей. А третий грех — зависть. И коли судить по строгости да справедливости — не сносить бы ему головы! Но судите вы по законам милосердия, потому только и жив еще этот король.

Тирант велел ему замолчать, дабы не усугублять страдания Скариана. Тогда албанец повел такую речь.

 

Глава 320

О том, как албанец умолял Тиранта произвести его в рыцари .

Истинное благо и слава мира заключены в рыцарстве, ибо тем мужам, что свершают великие рыцарские подвиги, достаются честь и почет, в страхе держат они врагов своих, побеждая в сражениях, завоевывают земли и королевства, подчиняя их своей власти, и, трепеща, склоняются пред ними народы, как перед Александром Великим, что славной рыцарской доблестью покорил большую часть мира. А потому молю я вашу милость, хоть и недостоин я этой чести, посвятить меня в рыцари, ибо уповаю я на милосердие Господа нашего — да позволит он мне свершить подвиги, которые загладят мою вину и добудут мне славу, доблесть же моя, не раз доказанная в боях, да устрашит врага. А коли решите вы, что свершу негодные дела, которых придется мне устыдиться, лишь на мою голову пусть падет позор. Прошу я вас решить дело в мою пользу и позволить мне принять рыцарский обет. Недаром говорил один великий философ: «Ежели рыцарь не помогает, священник не благословляет, еврей не дает в долг, а крестьянин не пашет, — грош им всем цена». Так помогите же мне, ваша милость, и да благословит вас за это небо.

Не помедлил Тирант с ответом и так сказал.

 

Глава 321

О том, что ответил Тирант албанцу .

Ни одно неправедное дело не остается безнаказанным — так поучают нас древние в своих книгах, а потому отвернется от тебя судьба, ибо уронил ты свою честь. Не по нраву мне укорять тебя да мучить, и нет мне охоты твердить о злодействах, что совершил ты своей кровавою рукой, но знай: не сотвори ты и сотой доли того, за что принял великий позор, и тогда отказал бы я тебе в просьбе, которую осмелился произнести твой язык. И закончим на этом наш разговор, не желаю я длить его.

Албанец же вновь обратился к Тиранту:

Мой господин, умоляю, объясните, чем же так я вас прогневал?

И отвечал тогда Тирант:

Албанец, служил ты мне верой и правдой, за что я тебе благодарен, и готов я щедро одарить тебя, но позабудь навеки об обете рыцарском — не желаю я сносить попреки от королей, герцогов, графов и маркизов и прочих именитых рыцарей. Что же до простодушной просьбы твоей — не снискать тебе славы и рыцарской чести, недостоин ты принять посвящение, ибо не каждый, кто пожелает, может служить высокому рыцарскому ордену, но лишь мужи благородные, тебя же всяк укорит тем, что осмелился ты оскорбить славного короля. Потому не стану я позорить мой орден, дабы не попрекали меня добрые рыцари. А согласись я на то — быть мне тогда сообщником в бесчестных твоих делах, тебе же вовек не загладить вину перед благородным королем. Поверь мне, лучше быть добрым оруженосцем, чем негодным рыцарем, и не гневить тех, кто и так завидует нашей счастливой доле. Вот тебе пятьдесят тысяч дублонов, ты их честно заработал.

И взял албанец золотые монеты, и отправился в свою родную Албанию.

После того велел Тирант переправить в Тунис двоюродному брату Эмира, который был наместником тунисского короля, сто тысяч дублонов, и просить его выкупить из плена сеньора д’Аграмуна и всех, кто прибыл с ним на галере. Наместник, в тайне ото всех, из любви к Эмиру, велел выкупить всех пленников у купцов и отправить к Тиранту. И когда повезли их невесть куда, потеряли несчастные всякую надежду оказаться на воле. А как увидали они своего Маршала Тиранта, не было конца их радости.

Тотчас же спросил Тирант сеньора д’Аграмуна, не знает ли тот, где Услада-Моей- Жизни, и услышал такой ответ:

Сеньор, ничего мне о ней не известно с того самого горестного дня, когда потеряли мы галеру из виду, должно быть, утонула девица в бурном море.

Сильно опечалился Тирант, и так сказал он:

Клянусь Богоматерью, все бы отдал я, лишь бы воскресить ее, и не пожалел бы я для нее всей крови своей.

Повелел Тирант одеть вновь прибывших в богатые одежды, дал им добрых скакунов и щедро одарил деньгами, им же казалось, что свершилось истинное чудо — будто воскресли они из мертвых. Между тем прослышали Тирант и Эмир о том, что люди Скариановы, бежавшие из Тремисена и окрестных селений, поспешают к замку Монт Тубер и стоят лагерем уже в шести милях от него, а родичам плененного короля разосланы послания по всей Берберии с просьбой прибыть к нему на подмогу. Узнав о том, велели Эмир и Тирант купцам доставить доспехи и лошадей, замок же укрепили пуще прежнего и снабдили провиантом.

И вот однажды на рассвете люди Скариана прибыли к городу, и завязался под стенами бой. Тирант, оставив Эмира и сеньора д’Аграмуна в замке охранять короля, выехал к городским воротам и велел отворить их, а возле самых ворот выстроить бастион. И еще приказал он держать ворота открытыми днем и ночью. Увидев, что вход в город свободен, бросились вперед воины Скариана, но тут встретили их защитники бастиона и столько врагов отдали богу душу, что мертвые тела закрыли вход в ворота. Великое множество нападавших осталось лежать на месте, у защитников же было довольно раненых, но мало убитых.

Мавры выстроились боевым порядком и каждый час возобновляли нападение — едва теряли силы воины, прибывала им подмога, и так до самой темноты. Ночью повелел Тирант привести в порядок рвы и бастион и изготовиться к новому сражению. Однако мавры, увидев, что не совладать им с защитниками замка и что потеряли они множество воинов, остановили бой, повелели собрать бомбарды по всему королевству и привезти их под стены города. Тирант между тем ранен был в ногу, как во многих других сражениях, и в голову — стрела пробила его забрало.

Почти на целый месяц утихли сражения под городскими стенами, а потому Тирант поднялся в замок для излечения ран, оставив воинов под началом сеньора д’Аграмуна. Тем временем мавры собрали по всему королевству и установили вкруг города более сотни бомбард. Принялись они что есть силы палить из них и убили многих защитников города. Тирант же не мог выехать из замка, дабы вмешаться в бой, однако ж придумал он, как заставить пушки замолчать: по его приказу схватили короля и его людей, крепко привязали к доскам и выставили на городской стене. Увидев это, многие мавры признали в пленниках своих родичей и стали требовать, чтобы огонь прекратили, другие же ни в какую не соглашались, и такой возник между ними раздор, что принялись они убивать друг друга. Тем временем король и пленники кричали со стены, взывая к милосердию, и именем Магомета заклинали не стрелять по ним. Тогда выбросили мавры белый флаг, а Тирант велел увести со стены короля и его людей. И порешили мавры отложить сражение, дабы не подвергать опасности жизнь короля, до приезда короля Бужии, приходившегося братом Скариану и шурином королю Туниса. И заключили они перемирие на два месяца, договорившись все это время неукоснительно соблюдать его.

И тогда многие родичи, рыцари и слуги принялись просить разрешения у Эмира и Тиранта войти в город и в замок, дабы переговорить с королем Скарианом. Те дали свое согласие, позволив пяти рыцарям каждый день беседовать с королем от восхода и до заката, а ночью возвращаться в свой лагерь. И узнали мавры, что множество королей прибывают им на подмогу: король Бужии, брат Скарианов, король Феса, король Менадор, король Персидский, король Таны, король Малой Индии, король Дамаска, король Жебера, король Гранады и король Африки. Все эти короли приходились Скариану родней, у каждого было воинов не менее сорока пяти тысяч, а король Беламерин примкнул с войском из восьмидесяти тысяч воинов к королю Туниса. И всей огромной ратью прибыли все помянутые короли под стены города и осадили его.

И случилось однажды, что послала королева за Тирантом и просила его прийти к ней в покои, дабы побеседовать с ним с глазу на глаз. Несмотря на незажившую рану, тотчас отправился к ней Тирант, не догадываясь, о чем поведет речь королева. Как только вошел Тирант в ее покои, усадила она его подле себя и с улыбкою на лице тихим голосом так заговорила.

 

Глава 322

[628]

О том, как королева открыла Тиранту свою любовь .

Вновь различают свет мои глаза, и обращается взор мой к тебе, о владыка мира, коему подвластны земля, и небо, и все, что создано великим Аллахом; истинно стать тебе надо всем рыцарством, ибо достоин ты повелевать даже теми, кто честь почитает превыше всего. О благословенный рыцарь, да пребудет в веках твоя слава! Ответь же, доблестный Маршал, что омрачило чудный взор, отчего так хмуро и уныло твое лицо, прежде дышавшее бодростью да свежестью? Отчего поникла благородная голова и ослабело тело? Прекрасные кудри, искусно завитые самой природой, безжизненно повисли, и погас свет глаз, сиявших словно предрассветные звезды. А ведь в тот день, когда освободил ты нас из страшной темницы, ослепили меня эти глаза, словно молнии, и не могла я боле видеть моего жениха — стал он мне ненавистен, лишь только узрела я необыкновенную твою стать и благородство, лишь ощутило мое доверчивое сердце великую к тебе благодарность. Позабыв о женихе, всю любовь отдала я тебе, прекраснейшему из людей. Знаю: нет награды, достойной того благодеяния, что свершил ты для меня, а потому молю я Магомета одарить тебя свыше, ибо я могу дать тебе лишь саму себя, хоть и понимаю, что заслуживаешь ты большего. Умоляю, господин мой, соблаговоли принять эти земли и твою верную рабу в благодарность за великие труды твои. Лучше для меня стать твоей слугой, чем самой владычицею мира, ибо столь безмерны твоя доблесть и благородство, что более достоин ты всех благ и почестей, чем увенчанные короной принцы и государи, славе же твоей могут они лишь позавидовать. Пусть не прогневят тебя слова недостойной рабы: изо всех мужчин на свете одного лишь тебя хотела бы я видеть мужем и господином. И не будь я ныне пленницей, не убоявшись позора, на край света пошла бы за тобою. А коли не защитит меня твое благородство, где искать мне пристанища и кто положит конец моим страданиям? В тебе — моя надежда, в тебе либо в смерти, что покончит с моими муками.

Подивился Тирант признанию королевы и так отвечал ей.

 

Глава 323

О том, что сказал Тирант [629] королеве в ответ на ее любовное признание .

Коли был бы я свободен в чувствах, не посмел бы я отвергнуть такое признание, ибо дорогого стоят чудные эти слова и звучат они безмерной любовью, за которую готов я помогать вам, и служить, и почитать вас, как родную дочь. Но не властен я дать вам то, что уже отдано другой и ей лишь принадлежит, а потому немедля сознается ваш верный слуга в своем грехе: давно уже люблю я одну прекрасную девицу, она же отвечает мне взаимностью, и коли пришлось бы мне подло обмануть чувства той, что была со мною честна и благородна, не простил бы я себе такого злодейства. Лучше умереть, нежели совершить подобную низость, а коли сама мысль о том придет мне в голову, пусть Господь разверзнет землю подо мною и поглотит меня страшная могила. Велик ум ваш, госпожа моя, и известна любовь вашему сердцу, а потому не пожелаете вы для других того, чего не желаете для себя самой. И молю вас не обижаться на мои речи, ибо столь высоки достоинства ваши, что не сыскать вам равной во всем свете, и самые доблестные рыцари и принцы за великую честь и счастье почтут обладать вами и вашей красотою. И как слово истины усмиряет страсти, так ваши непобедимые и мудрые речи рассеяли мрак моего сердца, пребывавшего в невежестве, и проповедь ваша осветила ясным лучом мой разум и укрепила волю: отныне я верный и преданный слуга вашей милости и ради вашего блага не пощажу и самой жизни. Признался я в своем грехе, и от всей души должны вы простить меня, ведь сам Господь повелел мне хранить верность той, которая безмерно любит меня и чьи достоинства ничем не измерить. Обливается кровью мое сердце, и нет ему ни покоя, ни радости, пока не повстречается с той, что навеки его пленила. Даже совершенства вашей милости не в силах совладать с силой моей любви, и хотя всегда стремится любовь к одной лишь вожделенной цели, поверьте, лишь о том буду помышлять я, видя красоту вашу, ум и любезность, чтобы верно служить вам до скончания дней, и ни о чем ином. И дабы не впасть в заблуждение, не стану я больше рассказывать о моих чувствах, хотя и сильнее они тех страданий, что довелось мне претерпеть, но, как сказал один великий поэт, страдание гонит прочь мысли о любви. И еще одна есть причина, о которой не след нам забывать: ваша милость — мавританка, я же — христианин, а потому никогда не будет законным наш брак. Однако ж, госпожа моя, несмотря на эти речи, не теряйте веры в меня: пока душа пребывает в моем теле, буду я служить вам и, где бы ни был я, несравненная госпожа, подле вас иль вдали от вас, буду я помнить о моем долге.

И вот что отвечала ему королева со слезами на глазах.

 

Глава 324

[630]

О том, что отвечала королева Тиранту .

Не в силах я поверить, что рыцарь, исполненный благородства и всяческих достоинств, жестоко отвергнет такую великую любовь, ведь знаешь ты, в какой опасности моя жизнь, стало быть, повелевает тебе долг чести немедля прийти мне на помощь. Денно и нощно гнетет меня мысль о том, сколь одинока я в целом свете, даже сотой доли моих страданий не могу открыть я теперь, душа же моя терзается страшною мукой — долго таила я любовь к тебе, ибо в великом страхе пребывало мое сердце, боясь признаться, что один лишь ты владеешь им безраздельно. Так знай, благоразумный рыцарь: коли не внемлешь ты этим словам, недолго продлятся мои дни, и скорая смерть моя станет наградой твоему неверию, а ежели не найду я в тебе утешения, жить мне в пределах небесных, утешаясь надеждой на то, что предназначены мы друг другу и в раю иль в аду суждено нам соединиться. А коли не убедит тебя искренность моих речей, помысли, сколь велика любовь, подобные слова породившая. Не нужно тебе смотреться в зеркало — не расскажет оно обо всех твоих достоинствах, взгляни лучше на свое отражение в глазах моих и поймешь тогда: как самого Аллаха тебя я почитаю, не боясь за то порицания единоверцев. Один лишь недостаток у такой любви — столь она безгранична, что все достоинства на свете соединила в одном тебе, а потому себя не мыслю я достойной любви моего господина. Но нет иной цели у любви, кроме наслаждения и счастья, а потому, как не надеюсь я на них, должны угаснуть мои чувства. Однако ж не отчаюсь я и тем лишь буду довольна, что до той поры, пока длятся мои дни, всю себя отдам я служению тебе и беззаветной твоей доблести, тебя почитая превыше всего на свете и тебе поклоняясь, ибо не дано мне отныне иного бога. Боишься ты, что не будет законным брак мавританки и христианина? Что ж, есть средство все уладить — примешь ты мавританскую веру, и быть тогда по-моему, а ежели не пожелаешь ты и скажешь, что выше христианский закон моей веры, буду я с тем согласна и многократно повторю эти слова перед всем миром, и сможешь ты испытать верность мою и любовь, как только пожелаешь. Потому, доблестный рыцарь, открой глаза и загляни в свое сердце, я же ни на миг не отступлюсь от моего обещания. Что же до любезной твоему сердцу девицы, сдается мне, выдумал ты ее, оттого что не люба я тебе и не хочешь ты меня в жены. Но даже если это правда, по гроб жизни не перестану я благодарить тебя за благодеяния, ибо как благородный и славный рыцарь берешь ты меня под защиту и покровительство в великой беде и несчастии. По законам рыцарским не должен ты оставлять попавших в беду, однако принимаю я помощь твою, как приняла бы от отца или господина, зная, что не можешь поступить иначе, ибо великодушен ты и благороден, за что целую я твои руки.

Тирант меж тем задумался о добром намерении королевы стать христианкою, и возрадовался он, и предстал перед его мысленным взором верный путь, по которому пойти должно, дабы прославить христианскую веру. И, желая направить на сей истинный путь королеву, порешил Тирант выказать любовь к ней, при этом ни в чем не уронив своей любви к Принцессе. Просияло от радости его лицо, и с любезною улыбкой так отвечал он королеве.

 

Глава 325

[631]

О том, что ответил Тирант королеве .

За стенами нашего тела, глубоко в темнице воли нашей, за семью печатями таятся слова, и лишь Господу ведомо их значение, вырываются же они оттуда, дабы выразить намерения наши. Открою я вам, достославная сеньора, что люблю вас истинною любовью и желаю служить вам, но не так, как угодно вашей милости — чиста любовь моя, и чужды ей страсть и вожделенье, и проникнута она милосердием. И хотя влечет меня тот путь, где кипят страсти, ибо крепкие корни пустила любовь в моем сердце, но ни счастье, ни ожидание блаженства не заставят меня свернуть с пути истинного, что ведет к единой цели и высшему благу, а преграды и трудности, словно брызги, упавшие на раскаленные угли, лишь распаляют мое стремление, и там, где больному и испорченному вкусу чудится лишь сладость, я сразу распознаю горечь, ибо не дает мне рассудок забыться, и всегда помню я о данной клятве. Не суждено вам владеть мною, но в ваших руках все мои сокровища и моя воля, я же приумножу честь вашу и славу великими деяниями. И свершу я их с доблестью, свойственной мужам благоразумным, в отличие от множества глупцов, что не умеют прислушаться к голосу рассудка, ведь не след достойной женщине, что дни свои желает провести достойно, подвергать жизнь свою глупым опасностям. Да возжелают все люди достоинства и добродетели, и, достигнув их, станут они лучше. Тот же, кто ступил на путь добродетели, да не возжелает смерти, но возлюбит самого себя и достоинство свое больше жизни. Потому молю я вашу милость принять святое крещение в святой и истинной христианской вере, и да пребудет Господь с вами, и с Божией помощью, ежели жив я буду, сделаю я вас хозяйкой вашего королевства и дам вам в мужья молодого и доблестного короля. Не солгал я — не стать мне вашим супругом, ибо есть у меня суженая, лишь другом вашим могу я зваться, к тому же иного — лучшего супруга достойна ваша милость. И с Божией помощью, сеньора, исполню я свое обещание и дам вам в мужья достойнейшего человека, ведь затмили вы красотою и добродетелями всех женщин и девиц на свете, и на всей земле не найти рыцаря, что за высшее счастье не счел бы вашу любовь. Поверьте же, сеньора: коли суждено мне погибнуть в этой войне и оставить вас вдовою, в великой скорби и тоске пребывать вам и не найти ни в чем покоя и утешения. Потому лучше взять вам другого в мужья, ибо на роду ему написано жить дольше, чем мне, ведь жизнь моя — в ратном поле, а недаром говорят: кто на войну идет, однажды не вернется. И хоть сегодня, глядя на меня, печалятся ваши прекрасные глаза и проливают слезы любви, недалек день, когда засмеются они при виде какого-нибудь любезного рыцаря.

И на том закончил Тирант. Королева же утерла слезы и с легким вздохом так отвечала.

 

Глава 326

О том, что отвечала королева Тиранту .

О рыцарь, в столь юные годы стяжал ты славу по всему свету, и желала бы я стать твоей слугою и рабынею, дабы день и ночь глаза мои, иссушенные слезами безумной любви, могли лицезреть тебя, восхищаясь твоим благородством, ибо знаю, что доблесть твоя честь и победу искала и нашла в суровых битвах, а не богатство. А твои благоразумные речи столь убедительны, что немедля объявлю я тебе свою волю — истинно считаю я себя обязанной последовать за тобою. От многого, что выберет человек, может он отказаться безо всякого стыда, прежде чем станет о том известно, но, коли дал ты обещание, не отречешься, не понеся страшного позора. Потому, славный Маршал, готова я принять от тебя святое крещение, ибо ты есть цвет крещеного народа.

Узнавши добрую волю королевы, сей же час повелел Тирант принести ему золотую чашу и кувшин из сокровищ Скариана. Попросил он королеву снять с головы накидку, и рассыпались по плечам ее волосы, столь прекрасные, что, казалось, обрамляют они лицо ангела, а не земной женщины. Затем велел Тирант королеве стать на колени и, окропив голову ее водою из кувшина, так сказал:

Марагдина, крещу я тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа.

И с той поры стала Марагдина почитать себя доброй христианкой. Следом за нею четыре женщины, служившие ей, приняли святое крещение, и вели они жизнь святую и праведную.

Прознав о том, что приняла королева крещение, король Скариан попросил Тиранта прийти к нему и обратился к нему с такою речью.

 

Глава 327

[632]

О том, как попросил Скариан Тиранта сделать его христианином .

Ведомо мне, что беды и напасти лишь укрепляют высокий дух и закаляют волю, а потому уверен я, что бесконечные муки и потери ниспосланы мне Аллахом, дабы испытать мое терпение и упрочить мою честь и славу. Что же до неудач в любви, многих мужей воспламеняют они и побуждают к еще более решительному натиску, и коли теперь не найти мне, благородному королю, защитника и покровителя в столь справедливых моих любовных притязаниях, истинно перевернулся мир и исчезли в нем славные рыцари. Доблестный Маршал, в руках твоих — державная мирская власть, меч и щит, коими защищаешь ты святую христианскую веру, и вот с какой просьбой обращаюсь я к тебе: видя, что приняла крещение моя госпожа и королева, желаю я последовать славному ее примеру и прошу тебя крестить меня в святой вере христианской, быть мне братом по оружию до той поры, пока живем мы оба на этом свете, и пусть друг твой мне станет другом, а враг — врагом. Коли по душе тебе мои слова, велика будет моя радость. Но прежде чем перейти в вашу веру, желал бы я получить наставления о христианском законе и узнать, что есть Святая Троица, дабы с истинным благочестием принять таинство крещения, потому расскажи мне все, что знаешь об этом. Однако, судя по твоим великим подвигам, более разбираешься ты в рыцарском искусстве и в ратном деле, чем в Священном Писании.

И так отвечал Тирант:

Ваша правда, господин, не слишком много знаю я об этом, однако расскажу я вам то главное, что понял еще ребенком: не угодно святой христианской Церкви и нет ей нужды в том, чтобы истинные католики объясняли христианский закон либо доказывали его правоту, ибо на веру должно принимать его. Недоступен он рассудку, и, чем более о нем мыслишь, тем меньше знаешь, и лишь тот в силах постигнуть его, кого сам милостивый Господь просвещает свыше. И хотя жизнь мою посвятил я ратному делу, следует мне разбираться не только в мирских делах, но и в небесных, однако ж не столь велика моя ученость, чтобы позволил я себе рассуждать о Святой Троице, ибо высока она и недоступна разуму и, как ни напрягай его, не постигнуть до конца сей небесной премудрости.

Однако, в меру своего разумения, принялся объяснять Тирант королю все, что знал о христианской вере, так как понимал ее правоверный и благочестивый рыцарь, король же весьма остался доволен его рассказом: проникнувшись истинным благочестием перед таинством святого крещения, с благодатной помощью Святого Духа так сумел он постигнуть законы христианской веры, как если бы с младенчества был в ней воспитан. И сказал он с беспредельной радостью:

Славный Маршал, не мог я и помыслить, что под силу рыцарю подобный рассказ о Святой Троице, поражен я твоим тонким умом и возвышенною речью, и более открыл ты мне в вашей вере, чем те монахи, что жили в моем дворце. Теперь с Божьей помощью многое знаю я о Святой Троице, а потому прошу тебя объяснить, что есть на свете высшее благо, и, как станет мне это ведомо, немедля приму я христианскую веру.

Узнав о воле короля, вот что поведал Тирант.

 

Глава 328

О том, что есть на свете высшее благо . [633]

Не было согласия меж древними философами в том, что есть на свете высшее благо. Иные полагали его в богатстве и говорили, что более всего богатство почитается людьми, а богатые удостаиваются славы и почета. Так считал Вергилий, написавший книги о том, как достичь богатства, а также Цезарь, помышлявший обрести все золото мира. Другие видели высшее благо в рыцарстве, ибо по всему свету свершают рыцари славные подвиги. Так полагал Лукан, немало писавший о том в своих сочинениях. Некоторые утверждали, что прежде всего должно сохранять здоровье, ибо оно продлевает человеческую жизнь. Среди таких был Гален, много наставлений оставивший на страницах своих книг о том, как заботиться о здоровье, а также император Константин, который готов был пожертвовать всей своей империей, лишь бы почувствовать себя в полном здравии. Многие полагали, что любовь есть высшее благо на свете, ибо дарует она человеку радость и веселье, так писал Овидий в своих книгах о любви, а также мессер Джованни Боккаччо, описавший любовь Троила и Гризельды, а также Париса и Елены. Иные почитали выше всего добрые привычки и нравы, ибо они способны облагородить и возвысить даже человека презренного, таково было мнение Катона, оставившего нам сочинения о добрых обычаях. И многие восхваляли мудрость, ибо через нее дано человеку познать Господа, и самого себя, и мир, сотворенный Господом. Так писал Аристотель в своих трудах о мудрости, а царь Соломон, которого угодно было Господу просветить великой мудростью, однажды так сказал: «Благословенна мудрость, ибо она есть свет души, и стар и млад почитает ее, она дает мне хитроумие, дабы судить на глазах властителей тех, кто того заслуживает, и награждает меня беспредельной памятью, и истинное удовольствие дарует мне, позволяя направлять народы мои в их помыслах». Мудрость — вот к чему надлежит стремиться человеку, и дороже она золота, и серебра, и драгоценных камней. Многие тщатся достичь мудрости, но не все с одинаковой целью: те, что желают показать, будто лучше всех на свете, одержимы грехом гордыни, они алчут знаний, дабы возвысить самих себя, потому пуста и высокомерна их мудрость. Другие стремятся к мудрости, чтобы с ее помощью обогатиться, и движет ими иной грех — жадность. Пристало им заниматься врачеванием, дабы достичь всех мирских благ. Некоторые добиваются мудрости ради громких похвал, движет ими тщеславие, и изучают они то, что ближе их природе — устройство небосвода и движение планет, свойства элементов и прочие подобные материи. Но есть и иные — те, кто жаждет мудрости, дабы познать самих себя, и простерта над ними благодать Господня, и светел их ум, и приобретают они знания ради благой жизни во славу Господа, они есть цвет и плоды мудрости, уготована им слава небесная, а имя им — мудрецы. Вот и все, господин мой, что могу я поведать в ответ на ваш вопрос, а знай я более того, с охотою рассказал бы. Теперь молю вас принять святое крещение, я же намереваюсь служить вам и быть вашим братом по оружию.

И отвечал король, что весьма тем доволен и что ничего иного не желает он на свете с такою силой, как стать христианином, и молил он как можно скорее обратить его в христианскую веру. Тирант же так сказал ему:

Господин, прежде прошу я вас принести клятву в братстве по оружию, обратившись лицом к Мекке, как принято у мавров, но помните, что поклянетесь вы в другой раз, как только станете христианином.

И согласился король сделать все так, как его просили. Тогда, дабы испытать волю короля, спросил его Тирант:

Господин, угодно вам креститься при всем народе или тайно?

Неужто, — отвечал король, — думаешь ты, что хочу я обмануть самого Бога? Желаю я стать христианином на глазах всех моих людей, дабы подвигло их мое крещение к тому, чтобы последовать за мною. И прошу тебя немедля передать им это.

Тирант, понимая, какую пользу для святой христианской веры сие может принести, проявил необыкновенную сметливость и не мешкая отправил гонца-мавра к Скариановым воеводам, дабы передать его волю: приказывает король верным подданным своим сей же час прибыть к нему со всем войском. Мавры же довольны были исполнить королевский приказ, поскольку велел Скариан явиться к нему не для войны и без оружия, что они и сделали.

 

Глава 329

О том, как крестился король Скариан .

После того как королева приняла крещение, Тирант освободил Скариана из темницы и доставил в город, поскольку согласился тот немедля креститься. На самой красивой городской площади по приказу Тиранта возвели помост и богато украсили его парчою и атласом, и король в прекрасных одеждах взошел на него и сел в красивое кресло, обитое парчою, как подобает королю. В углу помоста стояла приготовленная для случая серебряная чаша с водою. И еще велел Тирант соорудить широкую лестницу, по которой могли подняться на помост те, кто желал принять крещение.

Воеводы Скарианова войска, стоявшего поблизости, тем временем покинули лагерь со всеми воинами и прибыли в город пешими и без оружия. У самых ворот воины пропустили вперед рыцарей и воевод, а сами вошли в город вслед за ними. Оказавшись на площади, где возвели помост, отвесили воеводы королю глубокий поклон и спросили, зачем угодно было ему позвать их. Король же громким голосом повел такую речь:

Приветствую вас, мои вассалы, родичи и братья. Узнайте же, что снизошло на меня милосердие Господне и снизойдет оно на вас, коли пожелаете. Просветило оно мою душу и разум, за что безмерно я благодарен этому доблестному полководцу- христианину, ибо вывел он меня из темницы на свободу и наставил на истинный путь святой христианской веры, потому знаю я теперь наверняка, что секта Магометова — лжива и порочна, а всех, кто верит в него, ждет верная погибель и вечное проклятье. Призываю я вас и приказываю, как есть вы мои добрые вассалы и братья, последуйте моему примеру и креститесь немедля. Доверьтесь же мне: обещаю я вам и клянусь, что, приняв святое крещение, спасете вы ваши души. Пусть те, кто последует за мною, останутся на месте, те же, кто не желает креститься, пусть уйдут, дабы дать место другим.

И, сказав сие, разделся король донага при всем народе, Тирант же подвел его к чаше и там крестил его, окропив голову его водою из кувшина, со словами:

Король Скариан, крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Следом окрестил Тирант почти всех пленников, что приходились королю близкими родичами. Затем пришел черед двух воевод, происходивших из знатных родов Абенсеррах и Капсани, а вместе с ними приняла крещение вся их родня. Всего же в тот день окрестил Тирант своей рукою более шести тысяч мавров, другие крестились назавтра и в другие дни, пока почти все мавры не перешли в христианскую веру, и лишь немногие покинули город, не пожелавши принять крещение, и были то люди презренные и жалкие.

И тогда сказал Тирант королю:

Господин, когда ваша милость были мусульманином и врагом святой христианской веры, поклялись вы по обычаю мавританскому стать мне братом по оружию, потому прошу я вас теперь: поклянитесь мне в том же, как истинный христианин, дабы успокоить мою душу.

И согласился на то король. Тогда Тирант своею рукою написал на листе бумаги названия Евангелий, составленных четырьмя евангелистами, и положил его перед королем. Скариан же произнес такую клятву.

 

Глава 330

О том, какую клятву принес Тиранту король Скариан .

Я, Скариан, милостью Божьей король великой Эфиопии, как истый христианин и ревностный католик, положа руку на четыре святых Евангелия, клянусь тебе, Тирант Белый, быть твоим братом по оружию до тех самых пор, пока живем мы оба на этом свете, и обещаю, что другом буду друзьям твоим и врагом — твоим врагам. И даю тебе слово брата: все, что есть у меня иль окажется в моих руках, делить с тобою поровну, а ежели пошлет тебе суровые испытания враждебная судьба, дабы помочь тебе, не пожалею я никаких сокровищ и даже самой жизни. Да будет так, и пусть всегда пребудет со мной эта клятва, обещаю я свято исполнять то, чего требуют законы истинного и верного братства.

И Тирант дал подобную клятву, хотя, после того как поклялся Скариан по мусульманскому обычаю, уже принес Тирант клятву в первый раз. Затем обнялись они крепко и расцеловались, и все, кто после них становились братьями по оружию, делали сие, следуя их примеру.

Следом за тем вновь принялся Тирант крестить мавров, и так велико было число жаждущих принять новую веру, что недоставало Тиранту ни дня, ни ночи, чтобы окрестить их, пока не прибыл ему на подмогу из города Туниса один монах ордена Святой Мерсе. Монах тот приплыл на торговом корабле, дабы выручить из плена христиан.

Родом он был из Ближней Испании, из города Валенсии, а город этот процветал, и гремела молва о нем по свету, населяли его храбрейшие рыцари, и всего там было вдоволь, а для полного изобилия недоставало лишь пряностей, остальных же товаров столько отправлялось по всему свету, что любой другой город мог позавидовать. Населяли Валенсию люди мирного, доброго нрава и приятные в общении, а тамошние женщины, не отличаясь особой красотою, очарованием своим, миловидностью и изяществом, а также приятными речами так пленяли мужчин, что с кем угодно могли поспорить в этом искусстве. Однако ж со временем предстояло Валенсии пережить страшный упадок, а причиной тому — великое зло, что поселится в ее обитателях, ибо будет она заселена многими разными народами, и, перемешавшись между собою, породят они лихое племя, и пойдет тогда брат на брата, сын на отца, а отец — на сына. Три бедствия предвещают этому городу пророчества Илии: первое придет от евреев, второе — от мавров, третье же — от новообращенных христиан, от них и претерпит Валенсия самую страшную беду и разрушение. И еще говорит Илия: оттого этот край благословен и благодатен, что солнечный диск, упираясь в рай земной, отраженным светом озаряет город и королевство Валенсию, что располагается прямо против рая, и доносит до него небесную благодать и изобилие.

Однако вернемся к вышепомянутому монаху. Прознав, что христианский полководец Тирант взял в плен Скариана и выкупил пленников, спасшихся после крушения галеры, поспешил он к Тиранту и принялся Христом Богом просить его отпустить с ним пленников-валенсийцев, дабы вернулись домой как можно больше жителей города. Увидев монаха, почувствовал себя Тирант счастливейшим из смертных и упросил его окрестить оставшихся мавров. И приняли тогда святое крещение сорок четыре тысячи триста двадцать семь мужчин и женщин, вступивших на путь спасения своих душ.

Прочие же, узнав, что перешел их король в иную веру, покинули его, с королем же остались только новообращенные христиане.

Молва об этом событии быстро облетела всю Берберию, и дошла она до слуха королей, что направлялись на подмогу Скариану. Пришли они в великий гнев и поспешили захватить большую часть Скарианова королевства, а сделав сие, отдали они те земли сыну короля Персии и немедля провозгласили его правителем и увенчали короною.

Тем временем каждый день гонцы приносили Скариану дурные вести о том, что теряет он свои земли и города один за другим, пока не осталось у него всего три замка. Вся вражья сила стояла под стенами этих замков, однако не желали их защитники сдаваться.

Едва принял Скариан новую веру, сразу стал просить его Тирант вернуть земли и города, принадлежавшие королю Тремисена, королеве Марагдине, владевшей ими по праву, и дал Скариан свое милостивое согласие, однако взамен просил он Тиранта отдать ему королеву в жены.

Господин, — сказал Тирант, — не внове мне ваша просьба, доверьте же мне это дело, и буду я терпеливо молить о том королеву, пока не согласится она, ибо наши законы не допускают, чтобы насильно склоняли кого-либо к браку.

Затем, оседлав коней, отбыли они из замка, оставив там сеньора д’Аграмуна. И был с ними Эмир, немало дивившийся тому, как удалось Тиранту окрестить столько мавров, которые почитали его за короля, и во всем слушались, и внимали вольным и ярким речам его более, чем словам короля и Эмира. И попросил Эмир Тиранта сохранить ему возможность быть мусульманином до той поры, пока сам он не ощутит потребность обратиться в новую веру. Тирант согласился, ибо старался всегда оказывать Эмиру почести и возвышать его, и ежели приходилось держать совет, сразу после короля предоставлял ему слово.

Скариан тем временем порешил отправиться в город Тремисен и возвратил тот город вместе с другими городами и замками Марагдине, провозгласив ее тремисенской королевой. А жители королевства почти все обратились в новую веру, и монах- валенсиец наставлял их в том, как жить по законам христианской веры.

И вот однажды, когда осознала королева, что владеет безраздельно землями и богатствами своего королевства, вновь решила она испытать Тиранта, посулив ему королевскую корону, для чего так с ним заговорила.

 

Глава 331

О том, как новоявленная королева молила Тиранта взять ее в жены .

Лишь ты один владеешь моими помыслами, потому не в силах я противиться себе самой: пришла пора открыться и поведать, с какою силой мучит меня любовь, что наполняет жизнь мою. Пусть донесут до тебя живые и правдивые эти слова нестерпимую боль, живущую в душе, которой нигде от любви нет спасенья. Неужто не понял ты, что сгину я со свету, коли помедлишь и не поможешь мне? Страшно и помыслить о том, что сызнова услышу я твой отказ, и вот что скажу тебе: и сотой доли моих страданий не открыла я, и полнится болью душа оттого, что не станет у меня воли рассказать о них, ибо горький привкус у любовных моих дум — не жду я от любви иной награды, кроме скорой смерти иль краткой жизни. Но не долго длиться моим мукам — рядом с тобою и во всем на тебя полагаясь достигну я вершин блаженства, а коли откажешь ты мне — на вечную тоску обречешь меня, и сгинуть мне тогда в пучине несчастья. Потому свята для меня эта просьба, ибо истинна она и справедлива. И не след нам страшиться гнева короля — во всем превосходит победитель побежденного, к тому ж не забывай, что для любви — не писаны законы, никто не указ ей, вольна она нарушить узы дружбы и даже веления неба. Иль не ведомо тебе, что ничего на свете нет сильнее любви, и все-то ей подвластно: мудрецов делает она глупцами, старикам возвращает молодость, богатых обращает в нищих, а скупцов — в расточителей, печальным возвращает смех и веселье, а беззаботных ввергает в уныние, навевая тоску? И так страшна ее сила, что случается отцу воспылать любовью к дочери, а брату — к сестре. Ты же можешь любить меня, никому не причиняя зла, ибо твоею волей и рукою стала я свободной и благодаря тебе владею моим королевством. Так уж повелось от века, что лишь к тем приходит любовь, чьи чувства чисты, а разум светел, и, не угасая, горит в них любовный пыл, а толстокожему пристала любовь ослиная — способен он любить лишь то, что зримо и телесно. Потому, благородный рыцарь, как силой чувств и светлым разумом всех ты превосходишь, заключаю я, что больше в тебе любви, чем во всех рыцарях, что живут на этом свете. А коли так полон ты любовью, молю тебя излить на меня хоть малую толику ее, ибо не желаю я на земле иного счастья и блаженства, как только почитать тебя и служить тебе, господин мой.

И замолчала она, и не произнесла более ни слова. Подумав, так отвечал ей Тирант:

 

Глава 332

О том, что ответил Тирант королеве .

Госпожа, вот что отвечу я: даже самый крепкий замок рухнет, коли выстроен он на песке. Столь заняты любовью ваши помыслы, что позабыли вы о давнем моем признании: не волен я отдать вам то, о чем просите, ибо другая владеет моим сердцем. Известно вашей милости, что истинная любовь не смотрит по сторонам, а взглянув на вас, оскорблю я смертельно ту, которая почитает меня больше жизни. Молю я ваше величество открыть глаза и ясным умом осознать, что не след страсти затмевать рассудок, а потому пусть питает ваше сердце новая надежда, ибо только с надеждой можно и должно жить. Не держите зла за эти слова — делами искуплю я жестокость речей, а верностью заменю вам отца и брата. Милостиво прошу я вас взять в мужья и спутники доблестного короля Скариана, поверьте — лучше быть женою того, кто без памяти вас любит, чем отдать свое сердце другому, не зная, пробудится ли он когда-либо для любви. Доставьте же радость мне и великую службу сослужите королю, и да пребудет в покое и благоденствии ваше королевство.

Видя, что не изменит Тирант своему слову и что не удалась ее уловка, так отвечала ему королева со слезами на глазах.

 

Глава 333

О том, что ответила королева Тиранту .

Истинно узнала я твое достоинство, и даже муки любви теперь мне в радость, ибо понимаю, сколь чист и прямодушен тот, кого я люблю. Твоя же любовь так высока, что пристала святому, а не смертному. Но не подумай, что успокоюсь я теперь, ведь суждено мне до самой смерти любить тебя, благоразумный и благородный рыцарь. И коли уготована мне печальная судьба и не стать мне твоей женой и рабою, буду я почитать тебя как отца, хоть и вовек не отплатить дочери за величайшие твои благодеяния. Потому молю я Господа Бога нашего, взывая к безграничной доброте Его, ниспослать тебе великие почести и благоденствие, коих не принял бы ты от меня, да и не в силах я дать тому, кто по праву может владеть всем миром, кому даже служить я недостойна, кто с помощью Божией спас меня от верной смерти. Теперь же, полагаясь на твое благородство, вверяю я тебе всю себя и мои владения, и готова я исполнить, ежели то в моих силах, любое твое желание.

Тирант, услышав любезные речи королевы, упал на колени на твердую землю и от всего сердца поблагодарил ее. И сей же час послал он за королем и за монахом, и на глазах у всего честного народа повенчали Марагдину и Скариана. А на следующий день отправились они к мессе, как подобает истинным христианам. После пышной королевской свадьбы Скариан на правах супруга Марагдины вступил во владения всем Тремисенским королевством, она же довольна была исполнить волю Тиранта. Скариан выше всех на свете ставил Тиранта и как мог старался угодить ему, а Тирант питал искреннюю привязанность к молодым супругам.

Между тем во время больших празднеств, устроенных по случаю свадьбы, вновь принесли гонцы дурные вести: страшную беду готовили мавританские короли Скариану, ибо порешили они, лишь только окажутся в их власти три последних замка, всей силою своею пойти на Скариана и на его христиан, дабы предать их жестокой смерти. Узнав о том, сказал Тирант:

Господин, время нам подумать, как спасти наши жизни. Посмотрим, сколько есть у нас воинов, способных принять бой.

Неужто, — воскликнул Эмир, — так высоко вознеслись вы, что возомнили себя владыкой мира? Довольно вам и того, что полонили вы этого благородного короля! Возвращайтесь на родину, а нам дайте жить в нашей вере. Те же, кто стал иноверцем, быстро позабудут о крещении, что называете вы святым, ведь, ежели явятся сюда мавританские короли со всею ратью, не пощадят они христиан. Нет нам другого путн, как вернуться к мусульманской вере — тогда лишь сохранят наши жизни.

Пришел король от этих слов в великий гнев и, выхватив свой меч, такой силы удар обрушил на голову Эмира, что вытек оттуда мозг и залил пол в королевском покое. И сказал Скариан:

Собачье отродье, рожденное в порочной вере! Получи награду за свою низость!

Тирант очень недоволен остался смертью Эмира и затаил обиду, однако же сдержался и ничего не сказал королю, дабы не разгневать его еще более. Кому-то в радость была гибель Эмира, кому-то нет, но всех заставила она крепко призадуматься.

Тогда велел Тирант людям выстроиться, дабы оценить силы войска, и насчитал восемнадцать тысяч двести тридцать вооруженных всадников и сорок тысяч пеших воинов. Распорядился Тирант всем выдать жалованье и сказал королю:

Господин, надобно нам огласить некий указ, дабы привлечь в войско побольше народу.

Король же, сознавая свою вину за смерть Эмира, повел такую речь.

 

Глава 334

О том, как просил король прощения у Тиранта, дабы загладить свою вину, и как они помирились .

Угодно было судьбе, чтобы совершил я тяжкий проступок, за который лишусь теперь любви и дружбы моего брата и господина! Поверь мне, доблестный брат, ежели не заслужу я твоего прощения, не жить мне на этом свете. Не вели же казнить меня, но смилуйся, прости ради дружбы и братства нашего, винюсь я в жестокой этой смерти, винюсь, что не сумел сдержать свой лютый гнев. Как услыхал я его глупые слова, помутился мой разум и, помимо воли, принесла рука моя беду. Жестоко кляну я себя за то, что оскорбил тебя этой выходкой.

И много подобных слов говорил Скариан со слезами на глазах, раскаиваясь в содеянном, ведь отлично понимал он, сколь велика обида Тиранта, питавшего истинную любовь к Эмиру. В конце концов так сказал король:

Брат мой и господин, повелевай мною и моими людьми, исполним мы все, что ни прикажешь.

Обрадовали душу Тиранта покорные и жалобные речи короля, подошел он к нему, обнял и расцеловал многократно. И братство их стало крепче прежнего, ибо искренне любили они друг друга, король же не только любил Тиранта, но и побаивался.

Лишь только восстановлена была дружба между ними, велел Тирант огласить указ, о котором говорил ранее, и касался тот указ титулов и привилегий. Перво-наперво приказал Тирант, чтобы всякий, у кого есть лошадь и оружие, именовался дворянином, а тот, у кого пара лошадей, мог называться дворянином знатного рода, а ежели кто имел трех лошадей, зваться ему дворянином и благородным рыцарем. И последние свободны были от королевских податей и ничего не платили за пользование своими землями, хуторами и усадьбами. И едва указ огласили, со всей Берберии начали стекаться благородные воины, и собралось их числом более двадцати пяти тысяч. То были люди, закаленные в суровых сражениях, отважно защищавшие в битвах свою свободу, многим помогли они завоевать земли и королевства, а потому возник между ними великий раздор и, как были они на лошадях и в полном вооружении, принялись биться да убивать друг друга.

Увидев сие, издал Тирант другой указ, и вот что гласил он: всякий знатный и благородный дворянин иль рыцарь, что убьет или ранит другого либо нарушит привилегии и указы, схвачен будет немедля, и безо всякого снисхождения и жалости отрубят ему голову. А коли удастся ему бежать, низко падет весь род его, а потомки лишатся дворянского звания и всех привилегий и почитаться будут как пленники либо простолюдины. И, убоявшись потерять свои привилегии, заключили воины мир между собою, и настал конец распрям и раздорам, а коли возникали они, то разрешались, как и подобает, по справедливости. И пришлось сие всем по нраву, и люди, населявшие королевство, как мужчины, так и женщины, души не чаяли в Тиранте и почитали его, словно короля, а когда проезжал он по дороге, кричали: «Слава тебе, благородный христианский Маршал!»

И вот, когда собралось уже довольно воинов, велел Тирант доставить в его стан лошадей из Туниса. Тех лошадей привезли на кораблях из Сицилии, как и сбрую и защитные доспехи, всего же числом их было четыреста сорок, и с этими добрыми и хорошо снаряженными скакунами мог Тирант и его воины безо всякого страха броситься в гущу вражеских всадников, коих насчитывалось более трех тысяч.

Однажды король и Тирант с отрядом покинули Тремисен и отправились в сторону вражьего лагеря, дабы посмотреть, много ли воинов движется на них и возможно ли обезопасить границы королевства. И, поднявшись на гору, что находилась в трех милях оттуда, при свете дня как на ладони увидали они вражескую рать. И разбили христиане лагерь на той горе в виду своих врагов. Те же послали людей с посольством к Скариану и Тиранту, и потребовали послы, чтобы немедля обратились все христиане в Магометову веру, а иначе не миновать им жестокой смерти. Тирант же, услышав такие речи, лишь рассмеялся. Не дождались от него послы другого ответа и затаили на него зло.

Тем временем все королевство Скариана уже находилось под властью мавров, и двинулись они на Тремисен. Сказал тогда Тирант:

Господин, покинул враг лагерь и назавтра в этот час уже будет здесь. Будьте в городе с половиною наших людей, я же с остальными выеду навстречу и проверю, идет ли враг боевым порядком, и, коли это не так, ждите меня с победою.

Тирант, брат мой! Негоже мне прятаться за стенами, пойду я вместе с тобою — подле тебя я желаю сражаться и умереть. А в городе оставим мы сеньора д’Аграмуна, дав ему все распоряжения.

Обрадовался Тирант такому желанию короля, и назначая главным в городе сеньора д’Аграмуна, так сказал ему:

Ожидайте моего сигнала в полном вооружении и лошадей держите под седлом, а как увидите на том холме возле реки красный штандарт с моими гербами, сразу ударьте со всей силы с правой стороны: там, на берегу, разобьют мавры лагерь, а река эта глубока, здесь-то и найдут они свой конец, однако ни за что не выступайте из города, пока не увидите мой штандарт.

Чтобы подойти к городу, должны были мавры перевалить через высокую гору, по которой струились быстрые реки. За ночь обошел Тирант со своими людьми вокруг горы и наутро завидел вдали вражеские полчища. С великой осторожностью завел Тирант своих воинов в густой лес и велел им спешиться и отдохнуть, сам же взобрался на высокую сосну. Оттуда наблюдал он за тем, как поднимались враги по склону горы и стали лагерем на берегу реки. С рассвета и до заката продвинулись мавры всего на две мили, а от их лагеря до города была одна миля путн по плоской равнине.

Увидев, что поднялись передовые отряды на гору и стали там лагерем, ехавшие позади всадники порешили остаться у подножия и расположились у ручья, протекавшего по чудесной долине. И было их числом сорок тысяч, а в случае опасности быстро подоспела бы подмога.

Тирант дождался, пока они спешатся, и, поняв, что половина вражьего войска не готова к бою, ворвался вместе с королем и всадниками прямо в людскую гущу, и так яростно рубили они мавров, что вся земля покрылась мертвыми телами, и, если бы не спустилась ночь и не сменили бы солнце звезды, поубивали бы они всех врагов до единого, однако в темноте многим из них удалось скрыться. Воины, стоявшие на горе, услыхали крики в долине, но и помыслить не могли, что осмелятся христиане на такую дерзость и подойдут к их лагерю.

Наутро, лишь только взошло солнце, король Менадор спустился с горы и увидел в долине незнакомцев. Не заподозрив в них людей Скариана и Тиранта, порешил он, что некие воришки-христиане промышляют вблизи лагеря, и послал к ним трубача. Трубач же передал королевский наказ: коли немедля не примут все, кто тут есть, мусульманскую веру, именем Магомета схватят их и сей же час повесят. И отвечал Тирант трубачу:

Скажи своему господину, что недосуг мне отвечать на его глупые речи. А коли он и в самом деле король и хватит у него духу спуститься с людьми в эту долину, покажу я ему, кого хотел он повесить, и до дна придется испить ему чашу страданий, о коих и не слыхивал он за всю свою жизнь.

Передал трубач ответ королю, тот же, придя в дикую ярость, что есть силы пришпорил коня и со всеми воинами бросился вперед. И завязался жестокий, тяжкий и кровавый бой, и долго длился он, и много полегло народу с одной и с другой стороны. Тогда отступил Менадор к горе и послал за своим братом, королем Малой Индии, прося его о помощи. А как прибыл брат, сказал ему Менадор:

Брат мой и господин, здесь в долине — крещеные христиане, и, поверь мне, не встречал я в жизни столь отважных воинов: весь день сегодня мы с ними рубились, и не удалось мне заставить их отступить, зато потерял я лучших людей и получил небольшую рану. Но не быть мне рыцарем, коли не убью я подлого предателя, их главаря. Отличишь ты его по зеленой камковой тунике, посередь которой есть герб с тремя звездами. На груди эти звезды золотые, а на спине — серебряные, а на шее носит он золотой талисман с бородатым христианским богом, что переходит реку, неся на плечах младенца, должно быть своего сына, верно, этот маленький божок и помогает им в сражениях.

И сказал король Малой Индии кичливо:

Покажи мне его, и, клянусь, отомщу я за тебя, и пусть повесит он себе на брюхо десять божков, не спасут они его.

И, повернувшись к своим воинам, так заговорил он.

 

Глава 335

О том, как обратился король Малой Индии к своим воинам .

Друзья мои и братья, никому не сравниться с вами в рыцарской доблести! Всего дороже на свете честь, а потому прошу я вас всех последовать в этот час за мною, дабы смог я отомстить за позор, учиненный моему брату презренными христианами. Вопиют сердца и души наши против бесчестья, и нипочем не сладить с нами врагу. Тех, кого сражу я моею рукой, отдаю я вам, но не сумеете вы подобрать все мертвые тела, стольких христиан сегодня лишу я жизни.

Облачились мавры в золотом расшитые алжубы, сверкавшие на солнце, вскочили на коней и, спустившись с горы, с дикими криками ринулись на христиан. Жестокий завязался бой, и вскоре много лошадей скакало по полю без всадников. У Тиранта сломалось копье, тогда выхватил он топорик и принялся ударять направо и налево, убивая и калеча всех, кто попадался на путн. И тут два мавританских короля так приблизились к Тираиту, что один из них ранил его острием меча. И, почувствовав боль, сказал Тирант:

Король, похоже, смертельно ранил ты меня, страшной болью болит моя рана, но прежде чем попасть в ад, тебя отправлю я туда, а уж ты мне откроешь ворота!

С теми словами ударил его Тирант топориком по голове и пополам раскроил ему череп. Упал король под копыта скачущих коней, и, увидев сие, со всех ног бросились мавры подбирать его тело. И был то король Малой Индии, что накануне так хвастал своею силой.

Король Менадор, видевший смерть брата, отчаянно рубился и поубивал немало христиан, мавров же полегло меньше, однако многие из них уцелели оттого лишь, что изранен был Тирант и не мог биться во всю силу. Немедля после гибели короля Малой Индии известили о том других королей, и в первую очередь короля Бужии, ибо его почитали за главного и всеми он верховодил. Получив такое известие, все короли свернули шатры, отправились к месту сражения и темной ночью разбили лагерь у подножия горы.

Увидев огромную мавританскую рать, стали христиане держать совет. И решили они уйти под покровом ночи, поскольку Тирант мучился от тяжелой раны и не мог, как обычно, являть в сражении чудеса храбрости, подавая пример всем остальным. И покинули христиане долину, не замеченные маврами. Наутро мавры изготовились было к сражению, но не нашли врага. По лошадиному следу пустились они вдогонку христианам и скакали, пока не достигли города, где те укрылись.

Тогда приказал Тирант сеньору д’Аграмуну выступить им навстречу с половиной войска, и бросились они на врага, и много народу пало с обеих сторон. Однако маврам удалось взять верх, и стали они теснить христиан, те же отступали, отражая удары, до самого города, пока не укрылись за стенами и не заперли ворота. А мавры, оказавшись у закрытых ворот, принялись колотить в них наконечниками своих копий.

Теперь уже воинами в городе командовал король Скариан, умело распоряжался он людьми, и с великой отвагою защищали они город. На следующий день сам он выехал из ворот во главе отряда и смело пошел на врага. Долго длился тот бой, и многих поубивали, и вновь пришлось христианам отступить и вернуться в город. Тирант же очень страдал оттого, что не может сражаться вместе со всеми, и, видя, что каждый день теряют они людей, сказал королю:

Господин, сдается мне, что негоже так часто биться, никакого от этого проку, кроме смерти наших людей.

И решили не начинать более сражений, пока не излечится Тирант.

И вот едва Тиранту стало легче, стал он рваться в бой, хотя не до конца излечился от ран. Узнав о том, так укорил его Скариан.

 

Глава 336

О том, как укорил король Скариан Тиранта из любви к нему .

Неведомо мне, чего еще желает всесильная твоя рука, и, верно, впереди ожидает тебя главная победа, которую сам Господь ниспошлет своей милостью, однако вижу я: не терпится тебе немедля сразиться в бою. Но взгляни на небо — укрыто оно мрачными тучами, что предвещают бурю, губительную для земли: снега и ливни, град, и гром, и вселяющие ужас молнии. Лишь тот, кто ни во что не ставит свою жизнь, решится выходить на бой в такую непогоду. А потому, сделай милость, как не излечены еще твои раны и не покинула болезнь твое тело, подожди, пока минует ненастье, и в ясный день спокойно выйдешь ты на поле брани, дабы, по обыкновению, свершать ратные подвиги. А коли нет тебе нужды в моих советах, поступай как знаешь, однако ж долг мой — молить тебя избежать этого. Но, смирившись с печальной моей участью, буду я терпеливо ожидать, когда вернешься ты с победой, ибо одному лишь Господу ведомо, что станется со мною без тебя. А ежели случится с тобою то, что не угодно Господу, лучше умереть и мне, потому как жизнь моя обратится в муку.

И такими словами отвечал ему Тирант.

 

Глава 337

О том , что ответил Тирант королю Скариану .

Нет мне охоты говорить длинные речи и перечислять мои подвиги — не пристало рыцарям, наделенным умом, трубить о своих победах, однако не хотел бы я и приуменьшить мои ратные заслуги, ибо не ведает страха моя рука. Господу на небесах нет дела до малости людской, но не оставит он нас своей милостью и с его помощью вознаграждена будет наша доблесть.

И немедля велел Тирант принести ему доспехи и оружие, сел на коня и с большей частью воинов выехал на поле. С криками бросились им навстречу мавры, и завязался бой. И скажу вам, тот день и последующие плохими выдались для Тиранта. Увидев, что бегут его воины и нет силы вернуть их к бою, остановился он у реки, и как раз в ту минуту выехал на противоположный берег король Африки. Шлем его украшала золотая корона с драгоценными каменьями, седло на лошади было из серебра, шпоры золотые, а алжуба — из красного шелка и расшита крупным жемчугом, что добывают на Востоке.

Увидев Тиранта прямо напротив себя, подъехал король Африки к самому берегу и спросил:

Ты и есть тот самый Маршал-христианин?

Тирант же не отвечал ему, потому что не отрываясь смотрел он на свое войско, и предстало взорам его поле, усеянное мертвыми телами, штандартами рыцарей и знаменами христианскими, ибо отвернулась в тот день от них удача.

И громко крикнул Тирант, чтобы слышали его и мавры, и раненые христиане:

Трусы! И зачем только взяли вы в руки оружие? Жалкие горе-воины, покрыли вы себя позором и умрете ничтожной смертью, удел ваш — муки да бесчестье, никогда не помянут вас добрым словом!

Затем поворотился он лицом на восток, возвел глаза к небу и, сложив руки, так сказал:

О Господь всемогущий и милосердный! Неужто столь велики грехи мои, что в трудную минуту оставил Ты милостью своей верного слугу, что все силы кладет, дабы возвеличить святую веру Христову? Совсем один я, и никого нет со мною, с болью в сердце гляжу я на землю, покрытую мертвыми телами христиан и нашими знаменами. Что же станется со мною, грешным? Неужели я — виновник этого великого несчастья? Пошли же мне смерть, дабы не достигли ушей моих слова позора, ибо нет у меня другого ггутн, кроме смерти либо мавританского плена, коли отвернулся Ты от меня.

Как услышал король Африки горькие эти слова, сказал он своим людям:

Перейду я реку вброд и возьму в плен этого христианского пса либо убью его. А коли кликну я вас, придите мне на подмогу.

Переправившись через реку, с копьем наперевес во весь опор поскакал он на Тиранта и такой силы удар обрушил на него, что его собственный конь упал на колени. И пробило копье наручи Тиранта и нагрудник, а железное острие ранило его в грудь. Тирант лишь в ту минуту заметил короля, поскольку сильно горевал о смерти воинов и думами своими возносился к Принцессе. Вынул он тогда меч, поскольку давно уже сломалось его копье. Долго они бились, и храбро сражался король, но наконец заметил Тирант, что выдохся его противник, и тогда замахнулся для страшного удара, однако в это мгновение повернулся под ним конь, и не достиг удар цели, зато меч Тирантов напрочь снес королевскому коню голову, и повалился тот наземь вместе с всадником. Немедля люди короля бросились ему на подмогу и, как ни старался Тирант помешать им, подняли его с земли и усадили на другого коня.

Видя, что упустил он короля, сцепился Тирант с мавром, что находился возле него, выхватил у него копье и принялся разить им направо и налево: ранил он одного война, затем другого, третьего и повалил их наземь, потом достал он копьем четвертого, и пятого, и шестого, и всех их выбросил из седла, показав, сколь он искусен в битве. А как сломалось копье, вынул Тирант топорик и столь могучий удар обрушил на какого-то мавра, что всадил ему голову в плечи.

Увидев, что один воин явил такие чудеса доблести и столько людей убил своей рукою, подивились мавры и сказали:

О Магомет! Кто же этот христианин, что обратил в бегство весь наш лагерь? Не позавидуешь тому, кто на себе испытает его удар!

А в ту минуту сеньор д’Аграмун выглянул в окно замка и признал Тиранта по гербу на его тунике. Заметив, что бьется Тирант в одиночку с кучей мавров, громко закричал он:

Сеньоры, поспешите на помощь Маршалу, не то не быть ему живому.

И тогда выехал из замка король Скариан с немногими людьми, однако не успели они выручить Тиранта: преследуемый маврами, он отступал до самых городских ворот, хоть и не по своей воле — три раны получил он сам, а конь его сильно был исколот копьями.

Злая судьба преследовала христиан — не было им удачи в битвах, и проигрывали они одно сражение за другим, мавры же праздновали победу. И приуныли христиане, видя, как радуется враг их напастям. И сказал тогда Тирант:

По праву ликуют они, ибо обратили нас в бегство и заставили спрятаться за городскими стенами. Но более всего мучит мою душу, что не принял я смерть от рук славных рыцарей. Хоть и жив я теперь, да жалок и ничтожен, ведь ни один из вас так и не пришел мне на подмогу. И пусть все знают, что не долго продлится мой век, ибо не жить мне, коли перед глазами — полчища моих врагов.

Решил Скариан ободрить безутешного Тиранта и так сказал.

 

Глава 338

О том, как ободрил Скариан Тиранта

Великим мудрецам порой недостает ума, и потому утверждают они, что лишь божественному разуму доступно грядущее. Те же, кому недостало смелости, мучатся одним лишь предчувствием будущих мук, не заботясь о том, как предотвратить несчастье. Лучше меня знаешь ты: война есть война, и теряешь ты людей и терпишь поражения, однако ж потом вновь приходит твой час. Как истинный и верный христианин, более других должен ты уповать на помощь Господа, поскольку ниспослана тебе великая милость быть проводником святой веры христианской. Положись же на благоволение Господне, вернет он тебе утраченные силы и излечит, ибо никогда не оставляет щедротами верных слуг своих. А благородство твое и величайшая доблесть известны и нам, и нашим врагам, ни на минуту не усомнились мы в твоей славной победе, ведь доказал ты всем и повсеместно, что нет тебе равных в храбрости и чести и достоин ты владеть и повелевать целой империей. Окажи же милость и яви нам стойкий дух и рыцарскую отвагу, и доблесть твоя да придаст всем нам силы, и как есть ты ясное солнце, всех нас озарившее своим светом, с твоею помощью одолеем мы врага и одержим славную победу.

По сердцу пришлись Тиранту ободряющие слова короля, и так он отвечал ему.

 

Глава 339

О том, что ответил Тирант королю Скариану .

О достойнейший из смертных! Пусть не удивляется твоя милость, что кляну я свое несчастье, — не оттого я страдаю, что боюсь врага, но оттого, что из-за ран немедля не могу отомстить ему. Как брату моему и господину благодарен я тебе безмерно за ободряющие речи, и за величайшую преданность, и вдвойне благодарен за то, что хотел ты вернуть меня к жизни, ведь те деяния заслуживают самой высокой награды, к коим нас подвигла добродетель. А потому во всем располагай мною, жизнью моей и свободой — однажды потерявши, обрел я их благодаря тебе, и тебе принадлежат они, я же принимаю их в залог будущей славной победы, не за себя радуясь, но за тебя, ибо еще больше воссияет твоя слава и могущество, когда безраздельно будешь владеть ты тем, что более всего ценишь.

И пока так говорил Тирант, вошли в его покой три лекаря и сняли с него доспехи, и нашли у него множество ран, три из которых были очень опасные.

Между тем мавры поняли, что христиане скрылись за городскими стенами, и тогда снялись они с места и переправились на другой берег реки. И пригнали они с собою великое множество быков и верблюдов. Эта животные очень досаждали христианам, затрудняя их вылазки из города, поскольку лошади боялись быков, и трудно было въезжать и выезжать из ворот.

И однажды догадался Тирант, что готовят враги подкоп под замок, и, узнав о том, король и все остальные пришли в смятение. Тогда решил Тирант готовить ответный подкоп и приказал во всех нижних комнатах замка поставить медные тазы, дабы определить, где роют подземный ход, и вот каким образом: когда копают землю недалеко от пола или стен, звук ударов кирки о землю отдается в тазах, а ежели поставить их много, звон стоит очень громкий. И как только все устроили, стали ждать сигнала, чтобы рыть ответный подкоп.

И вот спустя несколько дней после того, как излечился Тирант от ран и мог уже носить оружие, одна девица, что жила в замке и помогала по хозяйству, замешивая тесто, вдруг услыхала, что тазы подрагивают и звенят. Тотчас бросилась она со всех ног к своей госпоже со словами:

Я не знаю, отчего они звенят, но, говорят, это не к добру: видно, быть беде и прольется чья-то кровь.

А госпожа ее была жена начальника замковой стражи и немедля пересказала это мужу, он же предупредил короля и Тиранта.

Тайно и стараясь не шуметь, направились они в комнату и убедились, что девица сказала правду. Тогда быстро вооружились защитники замка и устроили засаду по соседству, и не прошло и часа, как увидали они просвет. Мавры, что находились внутри прорытого ими подкопа, ничего не заподозрив, расширили образовавшийся лаз и стали выбираться через него в комнату. Дождавшись, пока наберется их человек шестьдесят, неожиданно ворвались туда воины и жестоко убили мавров, растерзав их тела. Между тем под землею находились еще люди, не подозревавшие о том, что их обнаружили, и велел Тирант закидать проход ядрами и поджечь запалы, и взрывали те ядра, пока не погибли все мавры, что находились внутри подземного хода.

К тому времени провизия в замке была на исходе и люди слабели от голода. Тогда решил Тирант дать сражение и так сказал королю:

Господин, я возьму половину оставшихся людей, а ваша милость возьмет остальных. И отправлюсь я вон в тот лес, а вы, едва взойдет солнце, выводите людей из Тремисенских ворот и, объехав вокруг города, смело атакуйте лагерь. Я же зайду с другой стороны, и увидим тогда, чья возьмет. И не сомневался бы я в нашей победе, ежели бы не быки — как ни проезжаем мы мимо них, всегда пугают они наших лошадей.

И тут вышел некий генуэзец по имени Алмедишер, один из каторжников, спасшихся с затонувшей галеры Тиранта, благоразумный и бывалый воин, и так сказал:

Господин наш и полководец, желаете вы, чтобы разбежались все быки, да так, что не остановить их ни сигналом, ни окриком? Мавры же бросятся вслед за ними, тут-то, сдается мне, и настанет час напасть на их лагерь.

Коли тебе, — ответил Тирант, — под силу так устроить и увести прочь отсюда всю скотину, клянусь именем Кармезины, сделаю я тебя знатным сеньором и пожалую города, и замки, и такие сокровища, что тебе и не снились.

А король сказал Тиранту:

Брат мой и господин, коли желает этот генуэзец устроить так, как говорит, дайте мне возможность в день, вами определенный, самому отправиться в лес с моими людьми, и, как увижу я, что поднимете вы знамя на самой высокой замковой башне, сразу же атакую лагерь.

Согласился Тирант и велел воинам подковать и седлать коней.

А генуэзец попросил принести ему козлиные бороды, и поместил их в казаны, и там перемешал с бараньим салом, и заготовил он таких казанов целых шестьдесят. Когда же было все готово к отъезду короля и его отряда, собрал Тирант людей на большой площади, взошел на высокий помост вместе с королем и перед всеми держал такую речь.

 

Глава 340

О том, как Тирант держал речь перед воинами, прежде чем отправились они на бой .

Благородные бароны и рыцари! Наступит завтра день, когда величайшей славой покроем мы себя и добудем великую честь, а потому обращаюсь я к вам, господин мой, и ко всем воинам с просьбою и напутствием: пусть каждый сердце свое и волю целиком отдаст во исполнение долга чести и доблести, ради свершения не слыханных доселе рыцарских подвигов, как и подобает мужам славным и достойным, и ежели дарует нам Господь свое благословение и с первой минуты потесним мы мавров — за нами останется поле битвы. Нескончаемая слава пойдет о нас по свету, коли удастся нам столь малой силою разбить многих королей и одолеть огромную орду нечестивцев! Что же до пеших мавританских воинов, не след нам их опасаться, ибо привели их сюда против воли. Станем же уповать на то, что не оставляет Господь своей помощью истинных поборников и защитников веры христианской, когда на их стороне право и справедливость. Потому призываю я: пусть высок будет ваш рыцарский дух во время сражения, и не оставите вы поле битвы, убоявшись смерти, ибо лучше умереть как истинному христианину, защищая свою честь и славу, чем жить в плену у неверных, терпя зло и бесчестье. Отбросьте же страх и направьте помыслы на то, чтобы вершить великие дела и храбро сражаться, и, ежели со смирением примете вы свою участь, ставши мучениками святой христианской веры, венчает вас Господь небесной славою, и пребывать вам в раю рядом со святыми ангелами.

Услышав из уст Тиранта такие слова, прослезился король и все воины слезами невыразимой радости, и наполнились души их надеждой и решимостью доблестно биться и самое смерть принять во имя святой христианской Церкви, как подобает добрым христианам.

В полночь отбыл король со своими людьми и расположился в лесу, не замеченный маврами. А еще до рассвета Алмедишер собрал все казаны с бараньим салом, приготовленные накануне, вынес их с первыми лучами солнца за городские ворота и поджег. И расставил он казаны в ряд, да так, чтобы ветер понес дым именно туда, где находились быки. Учуяв сильный запах, пришли быки в великую ярость и понеслись по полю прямо на мавританский лагерь, сшибая на своем пути палатки, калеча воинов и лошадей, будто гнались за ними полчища чертей, покинувших ад; к тому же бросались животные друг на друга, так что не осталось среди быков и верблюдов ни одного непокалеченного. Мавры, пораженные тем, что быки так разъярились, пытались пешими и на лошадях усмирить их и догнать. И не подумайте, что Тирант тому не удивлялся — никогда в жизни ни он, ни воины его ни о чем подобном не слыхивали. Мавры же очень огорчились большому урону, нанесенному быками, к тому же они нуждались в быках, верблюдах и буйволах, коих было более ста тысяч, чтобы перевозить орудия и повозки с провиантом, прибывшие для подкрепления войска.

Как только быки промчались, велел Тирант поднять над замком белый с зеленым флаг. Увидев это, выехал из-за леса король Скариан со своими людьми и поскакал прямо на вражий лагерь с громким криком:

Да здравствует народ христианский!

Тирант же и воины его, как и было договорено, ворвались во вражеский стан с другой стороны: и сошлись они в бою жестоком и тяжком, и всяк, кто мог видеть тот бой, рассказал бы, что яростно рубились противники мечами и ударяли копьями, не щадя друг друга, и скоро не стало видно земли — покрылась она мертвыми телами добрых рыцарей. Смешались в кучу мавры, христиане и лошади, и такой гул стоял вокруг, что казалось, немедля провалится все в преисподнюю. Тирант будто вихрь носился по полю: срывал он шлемы с голов и разбивал щиты, разил и убивал врагов, огнем разливалась ярость по жилам его, заставляя свершать немыслимые подвиги. И король Скариан славно бился, ведь был он добрый рыцарь, молодой и горячий. Среди мавров же немало нашлось храбрейших рыцарей, особенно отличался король Африки — разгневанный смертью брата, разил он христиан с жестокостью дикой, — а также король Бужии, отважнейший рыцарь. Лютый и страшный был тот бой, не знали противники жалости друг к другу, и лишь восхищения достойно их мужество. Что же до сеньора д’Аграмуна, так отважно он сражался, что одним видом внушал врагам ужас.

И случилось, что король Африки узнал Тиранта по его гербам и направил к нему коня, и сшиблись их кони так сильно, что от удара повалились наземь оба всадника. Однако Тирант оказался более проворным и первым поднялся, поскольку не желал умереть, и, подошедши к королю, который пытался встать, хотел было перерезать завязки его шлема, да не успел: бросилось на них множество мавров, и чудом не убили они Тиранта, ибо дважды оттаскивали его от короля и со всей силы швыряли на землю. К счастью, сеньор д’Аграмун, заметив, что Тирант в великой опасности, поспешил ему на помощь, и как раз вовремя: один мавр, бывший начальником лагеря, изготовился, дабы нанести Тиранту смертельный удар. Схватился с ним сеньор д’Аграмун, и принялись они рубиться, нанося друг другу страшные удары, один пытаясь защитить Тиранта, другой дабы убить его, притом оба были страшно изранены. И тут Алмедишер, сам едва державшийся на ногах от ран, увидев Тиранта и сеньора д’Аграмуна на волосок от смерти, завопил что есть силы:

Скорее на помощь, не то погибнет у всех на глазах славный Маршал, цвет и слава рыцарства!

И один из недавно крещенных мавров, не в силах более держать в руках оружие, так был он изранен, бросил меч и поспешил туда, где сражался король Скариан, и так сказал ему:

Господин, придите же на помощь Маршалу и вашему брату по оружию, на беду свою, попал он в гущу неверных, и удивлюсь я, коли удастся ему вырваться живым. Пусть спасет его ваша милость, ведь, коли погибнет он, конец нам всем настанет без его отваги и доблести.

И король Скариан, как истинный христианин, воззвал к своим воинам и с ними вместе великим усилием пробился сквозь ряды врагов к Тиранту. И в эту минуту увидел он, как король Бужии занес над Тирантом меч, намереваясь отрубить ему голову. Тот король приходился братом Скариану, и немедля признал его Скариан по гербам и по золотому нашлемнику в виде обезьяны, украшенному драгоценными каменьями. Поняв, какая опасность грозит Тиранту, сжал Скариан в руке копье и, рванувшись вперед, со всей силы ударил брату своему в спину, так что пробило копье доспехи и, пройдя сквозь сердце, вышло из груди рыцаря, и замертво рухнул тот наземь. С превеликим трудом удалось маврам подобрать тело короля. Превозмогая боль, вновь сели на коней раненые рыцари, и закипел бой жарче прежнего, и много воинов полегло с одной и с другой стороны.

И целый день бились они без устали и остановились, лишь когда наступила ночь, поскольку не различали друг друга в кромешной тьме. Христиане возвратились в город в великой радости — ведь за ними осталось поле битвы. И все знали, что в тот день настигла смерть трех королей: короля Бужии, павшего от руки своего брата, короля Жебера и короля Гранады, а король Дамаска и король Таны были ранены.

Ночью хорошо отдохнули воины и лошади, и еще до рассвета все христиане уже вооружились и ожидали в полной готовности к бою, и поразились мавры, что хотят христиане сразиться, ибо не успели еще предать погибших земле. И на второй день завязался бой кровавый и жестокий, и мавров полегло бесчисленное множество, да и христиан немало, однако на одного погибшего христианина приходилась мавров целая сотня, и вот почему: уступали мавры в оружии, к тому же выносливее были лошади христиан и укрыты защитными доспехами. Пять дней подряд шло сражение, и вот наконец, не в силах выносить смрад, исходивший от трупов, направили мавры послов к христианам с просьбой о перемирии. Король Скариан и Тирант рады были тому и согласились с охотою.

Каждый день по велению Тиранта служили мессу, и просил он короля и воинов всем сердцем внимать слову Божьему. И лишь только объявили о перемирии, Тирант стал на колени и сотворил такую молитву: смиренно молил он Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятую Богоматерь, заступницу нашу, ниспослать ему милость, несмотря на великие грехи его, и помочь распознать христиан среди множества мертвых тел, что остались лежать на поле брани, дабы достойно предать могиле этих святых мучеников веры, отдавших за нее свои жизни, как подобает истинным христианам. И услышал Господь сию молитву, сотворенную ради столь верной и благородной цели, и явил благодать свою: повернулись все христиане, лежавшие на поле, лицом к небу, и скрестились на груди их руки, и не исходило от них смрада, мавры же все повернулись лицом к земле, и тела их смердели, точно падаль. Узрев такое необыкновенное чудо, просил Тирант преподобного монаха записать сие для потомков, дабы узнали они о том, что уготован рай Господень всем погибшим во имя святой христианской веры. Павших воинов торжественно предали земле, а в том месте, где более всего сошлось и полегло народу, возвели на поле храм в честь апостола святого Иоанна.

Мавры же побросали своих покойников в реку, дабы отнесло их течением в родные земли, и к каждому телу привязали метку с именем, по которой смогли бы родичи опознать их и похоронить. Однако такое множество было мертвых тел, что перекрыли они реку, и пробили себе воды другое русло, чтобы продолжить свой путь по долине.

Затем поднялись мавры на гору, христиане же оставались в городе. И случилось так, что во время перемирия известили Тиранта о приезде маркиза Лусаны, состоявшего при дворе французского короля. Прослышав о том, что находится Тирант в Берберии, маркиз переоделся купцом, сел на галеру в порту Айгвес Мортес и отплыл на остров Мальорка, а оттуда переправился в Тунис. И тут рассказали ему о славных победах Тиранта и о том, что завоевал тот много земель, и порешил маркиз отправиться к нему. По пути узнал он о заключенном в ту пору перемирии и, остановившись в городке Сафра, послал к Тиранту с просьбой дать ему людей для сопровождения.

По приказу Тиранта выехала к маркизу тысяча вооруженных воинов во главе с Алмедишером. Мавры же заметили вооруженный отряд, и вослед ему отправили лазутчиков, которые донесли, что возвращаются в город маркиз и Алмедишер. Тогда по дороге устроили мавры засаду из целых десяти тысяч всадников, укрывшихся в лесу под началом короля Африки. Завидев христиан, выехали они из леса, и на полном скаку ринулись на отряд, и многих поубивали и взяли в плен, а те, кому удалось спастись, прискакали в город и пересказали все случившееся королю Скариану и Тиранту. И, услышав столь ужасную весть, дал Тирант следующий обет.

 

Глава 341

О том, как дал Тирант обет в том, что не заключит впредь мира и не даст врагу передышки .

Одного лишь себя кляну я за то, что по молодости и неразумию отдал приказ, не прислушавшись к голосу рассудка, и дал передышку неверным, когда подходила война к концу и уже держали мы в руках победу! Глупец, как мог я дать обмануть себя и поверить врагам, когда наперед было ясно, что не кончится это добром? Теперь же нестерпима мне одна мысль о том, что маркиз де Лусана в плену у неверных, а я тому виною. Согласился я на это горькое перемирие, в угоду вашим неразумным желаниям, против моей воли, ибо отлично понимал, сколько зла и урона сие может принести: всякий день прибывают к маврам пешие и конники на подмогу, и втрое теперь больше заклятых врагов, чем в те дни, когда столь близка была наша победа. И ныне не удивлюсь я, коли вновь наступят для нас тяжелые времена, ведь хуже нам потерять одного воина, чем маврам лишиться целой тысячи. А потому даю я торжественный обет: пока живу я на этой земле, ни с кем не заключать мира, не давать отдыха врагу, а ежели кто сделает это против моей воли, немедля покину я поле брани.

Король Скариан был сильно огорчен словами Тиранта, ибо знал за собой вину, и, со смирением в голосе, так отвечал Тиранту.

 

Глава 342

О том, что ответил король Скариан Тиранту .

Не так страшит меня смерть, что всех нас караулит, как мучит душу мою раскаяние за несчастье, случившееся по моей вине, и еще боле гнетут меня обида и гнев, что звучат в твоих речах. Об одной лишь милости прошу: пусть не услышу я из уст моего брата ничего, кроме слов любезных да приветливых, к которым приучил ты нас, я же знаю тяжелую вину за собою и молю тебя, господин мой и брат по оружию, простить мою слепоту. Ведомо мне, сколь ты благоразумен, и никогда боле не ослушаюсь я твоего совета, ибо все мы, сколько есть здесь нас, ничего не стоим без твоей доблести, и не под силу нам свершить благое и достойное дело без тебя. А потому взываю я к твоему благородству: будь же к нам милостив и не лишай своей защиты.

Услышав такие смиренные и благие мольбы, смягчился Тирант, наполнилась душа его сочувствием, и, желая утешить короля, обратился он к нему с такой любезной речью.

 

Глава 343

О том, что ответил Тирант королю Скариану .

Не в моих правилах быть жестоким с друзьями, даже врагов, нанесших мне тяжкую обиду, привык я прощать, когда взывают они к милосердию, так неужто не прощу я тому, кого почитаю более всех на свете, кому желаю служить верой и правдой? И будьте уверены, ваша милость, если не заберет Господь меня к себе, будет рядом с вами брат ваш, пока не завоюем мы Берберию, а коли имел бы я сотню жизней, все отдал бы, не убоявшись смерти, дабы с честью для вас завершился этот поход. И не стану я боле предаваться унынию, но вернусь в мыслях к ратным победам, что мне привычны. А поскольку потеряли мы много воинов и вдесятеро враги нас превосходят, добьюсь я победы, прибегнув к хитрости, ни в чем не уронив рыцарской чести.

Король Скариан доволен остался любезными словами Тиранта, и бесконечно благодарил его, и готов был следовать за ним в огонь и в воду.

Господин мой, — сказал Тирант, — поступим же так, чтобы не пострадала наша честь. Ваша милость отправится сегодня из города во главе четырнадцати тысяч конников туда, где находится королева. Пути туда шесть миль, и по дороге соберете вы всех мулов, ослов и ослиц и прочей вьючной скотины, какую только найдете, а также всех мужчин, женщин и детей. Оставьте в домах лишь убогих, рожениц, глубоких стариков да калек, остальных же — от шести годов и до восьмидесяти пяти — заставьте прийти сюда. И каждому мужчине и женщине дайте мула, осла или ослицу, и пусть каждый сошьет чепрак из белого сукна, а коли не хватит на всех скотины, пусть останутся без нее самые никчемные, а коли недостанет сукна, шейте чепраки из полотна либо из одеял любого цвета. А поверх алжубы пусть все наденут белую рубаху, и все женщины и дети, ежели таковые там будут, пусть соберут тыкв как можно больше, обернут их в белое полотно и несут высоко над головою.

Отдавши такой наказ, принялся Тирант уговаривать Скариана привести в город королеву, зная, что, лишь только она согласится, остальных женщин не придется долго упрашивать.

Немедля отбыл Скариан выполнять распоряжение Тиранта и со всеми предосторожностями покинул город, никем не замеченный. Тирант же отправил к маврам посла, наказав ему передать следующее: нарушили мавры перемирие тем, что взяли в плен маркиза и многих других христианских рыцарей, посему должно освободить их и вернуть по законам мирного договора:

Всех освободить до единого, а коли не захотите — на десятый день готовьтесь к бою.

Затем велел Тирант вырыть узкий и глубокий ров. И в назначенный день явился

король, которому удалось собрать сорок тысяч мужчин и женщин. Одетые все, как один, в белое, вошли они в город средь бела дня, дабы увидели их мавры, весьма подивившиеся тому, что столько народу прибыло к христианам.

И вот на десятый день явились мавры под стены города и дали сражение. Тирант сражался вместе со всеми, ни на минуту не выпуская из рук оружия. Расставил он на стенах и башнях четыре сотни вооруженных воинов для защиты города, король же с остальными конниками, надевшими на лошадей белые чепраки, выехали из задних ворот, обогнули стену и неожиданно ударили по врагу с тыла, да так, что множество мавров осталось лежать на месте. Женщин же увели из города под охраной двух сотен воинов, и выстроились они в ряд вдоль вырытого рва, и каждая держала в руке толстую палку, издали напоминавшую меч.

А под стенами кипел жестокий и страшный бой, и вскоре бесчисленное множество мертвых и раненых покрыло землю. Тирант бился коротким и толстым копьем1, разило оно без промаха, и не сладко приходилось тем маврам, кого доставали его удары. Долгий выдался бой в тот день, и великое множество неверных отправились в ад. До того как покинуть город, велел Тирант двум сотням лучших своих воинов оставаться на месте и не вступать в битву. И, увидев, что множество пало народу с одной и другой стороны и что король Скариан и сеньор д’Аграмун славно бьются, оставил Тирант поле битвы и поскакал туда, где ожидали его двести воинов. С ними вместе ринулся он в атаку на вражий лагерь и, ворвавшись туда на скаку, завопили воины что есть мочи:

Маркиз де Лусана, коли здесь вы, выходите немедля — идет вам в руки удача, ибо сам Тирант Белый пришел освободить вас!

Услышав такой призыв, подумал Алмедишер, что этот чудный глас раздался с небес. Собрали они с маркизом все свои силы, яростно превозмогая боль, и как были в кандалах, выбрались из палатки и направились к Тиранту. Немедля признал Тирант маркиза и приказал одному из людей своих посадить его в седло прямо в кандалах, а Алмедишера усадил на круп собственной лошади и отвез их в город, где сняли с них кандалы и дали доспехи и оружие. Сам же Тирант немедля возвратился в лагерь, принялся поджигать его с разных сторон и велел людям своим помогать ему. Когда весь лагерь объяло огромное пламя, вернулся Тирант на поле битвы и отважно бросился выручать короля и сеньора д’Аграмуна, нанося врагам смертельные удары, и никто не мог остановить его в стремлении к славной победе. Мавры бросили в бой всех воинов, дабы противостоять христианам, и чем дольше длился бой, тем жарче и страшнее становился, и вот уже целые горы мертвых тел мешали воинам биться. И в ту минуту, как поняли мавританские короли и воеводы, сколь мало осталось у них воинов, а лагерь полыхает огнем, увидали они христианских женщин, недвижимыми рядами стоящих вдали, ибо до той минуты не замечали их в пылу сражения. Сказал тогда король Туниса:

Сдается мне, что не с христианами мы бьемся, а с крещеными дьяволами, а может, сам Магомет наш перешел в христианскую веру — не верят глаза мои, что горстка людей так храбро и доблестно сражается целый день без передышки, и огромная наша рать не может с ними сладить! К тому же подожгли они наш лагерь, и полыхает он теперь огнем. А те воины, что стоят вдали, только и ждут, пока обессилит наше войско, чтобы броситься на нас с тыла и растерзать на куски. Думаю, нужно нам отступить, да не в лагерь, а за ту гору. Опасаюсь я не воинов, что бьются на поле, а тех дьяволов в белых доспехах — взгляните какого росту их всадники, в жизни не видывал я подобных великанов.

А думал он так оттого, что женщины держали над головами тыквы и казались огромного роста. И тут же отвечал король Африки, собравшись с духом.

 

Глава 344

О том, как заявил король Африки о своем намерении .

Нет мне нужды доказывать правоту моих слов, а потому поверь мне, король Туниса: страшная мука терзает душу мою и тело, и сильнее эта мука самого страха смерти. Известен ты здравым своим умом, а потому прошу тебя, объясни всем прочим, что снисходительно следует отнестись к моим речам, ибо исходят они из уст того, кто потерял брата в бою и ни о чем ином не помышляет, кроме мести. Ведь только убив знаменитого Маршала, доставит мне моя рука не меньшую славу, чем та, что сам он стяжал на моих глазах. И коли поможешь ты мне избавиться от него — освободишь душу мою от страшной этой тяжести. Но только теперь, немедля, без раздумий и сомнений! Забудь о том, что оскорбим мы тем самым других королей, ведь все силы мои сковало непомерное горе с того самого дня, как лишился я любимого брата, и назначено мне судьбою последовать за ним, ибо готовит она мне суровый удел, а потому чураюсь я отныне мирских наслаждений, и поверь, говорю я чистую правду, ведь умереть — значит воскреснуть во славе и величии.

На том закончил он свою речь, пришпорил коня и на полном скаку яростно ворвался в гущу сражающихся воинов. И случилось так, что лицом к лицу столкнулся он с маркизом де Лусана и с размаху ударил его, и так могуч был его удар, что повалился маркиз на землю вместе с конем, и быть бы ему убиту, если бы не сеньор д’Аграмун, случившийся поблизости. И в эту минуту появился на ратном поле христианский знаменосец, высоко над собою неся знамя, и ринулись христиане на врага, нанося ему страшный урон. Никто на свете не видывал столь яростных сражений — великие ратные подвиги свершали в тот день все воины, мавры также весьма отличались в бою, ибо много было меж них великолепных рыцарей, кои сражались и умирали с именем Магомета на устах. И множество коней носилось по полю, потерявши всадников, земля же укрылась телами мертвецов и раненых.

Уже перевалило за полдень, а бой все не прекращался, и прошло еще два часа, но так и не могли противники понять, чья возьмет. Между тем король Туниса, на голове которого был золотой шлем с изображением Магомета, узнал Тиранта по звездам на его тунике и сказал другим королям:

Хотите вырвать победу в этом бою? Идемте же все против того рыцаря, что так дерзко бьется, и убьем его, тогда все эти христиане у нас в руках.

И, собравшись вместе, поскакали короли к Тиранту, сверкая доспехами и дорогими украшениями. Как увидел Тирант, что окружают его короли, точно раненый лев бросился он им навстречу: еще не сломалось его копье, а потому ударил им Тирант короля Таны прямо в грудь с такою силой, что не помогли тому доспехи и замертво рухнул он на землю, а вслед за тем достал Тирант копьем короля Туниса и, пробив ему руку, свалил с коня. Оказавшись на земле, воскликнул король:

Дорого плачу я за твою глупость, король Африки, видно, конец пришел и бою, и жизням нашим — ничего, кроме смерти, не ждать нам от победителей.

И подъехали к тому месту король Скариан, маркиз и Алмедишер, и так доблестно и с такой отвагою они сражались, что удалось им отбить у мавров раненого короля Туниса и увезти его в город. Тирант же, на свою беду, выронил копье, и немедля мавры подхватили его, тогда достал он топор из седельной луки и хватил им по голове какого-то мавра, да так, что по самую грудь вонзил острие топора в тело. И сдается, не обладали таким ударом даже знаменитые рыцари былых времен, такие как Геркулес или Ахилл, Троил или Гектор, прекрасный Парис, Самсон или Иуда Маккавей, Гавейн, Ланселот, Тристан или отважный Тесей. Поражены были мавры силой удара, и, увидев, что у большинства из них сломаны копья, повернули коней, затрубили в рожок и закончили на том бой. И стали они отступать на гору, а христиане рады были завершить бой, поскольку нуждались в отдыхе, однако ж гнали врагов до самой горы, дабы показать, кто вышел победителем в том сражении. И в первых рядах преследователей скакал Тирант, и бросался он именно туда, где таилась опасность, в неустанных поисках воинской славы.

Когда поднялись мавры на вершину горы, христиане вернулись в город, и весь народ — и мужчины, и женщины — так славил Тиранта:

Слава благородному рыцарю Тиранту! Благословен день, когда появился ты на свет, благословен тот час, когда ступил ты на эту землю, благословен тот день, когда дал ты нам святое крещение! Да угодно будет Господу, чтобы повелевал ты всем людом мавританским!

И с величайшими почестями и ликованием проводили его до самого замка. Там находился и король Туниса, раны которого уже заживали, и увидел тот король, как прибыла в замок королева Марагдина, а вместе с нею и множество женщин на лошадях, мулах и ослицах и с тыквами, обернутыми в полотно. И, прознав о великом обмане, учиненном Тирантом, пришел король Туниса в такое отчаяние, что своими руками сорвал повязки с заживших было ран и не позволил лекарям лечить их, ибо решил он умереть. И перед смертью так горевал король Туниса.

 

Глава 345

О том, как горевал король Туниса перед смертью .

Гремит по свету молва о благородстве и доблести славного рыцаря Тиранта Белого, и с этой минуты все берберские короли и рыцари низко склонятся перед ним — достигнет он высшей власти и повелевать будет целой империей, ибо сама судьба благоволит ему за высокий рыцарский дух и за необыкновенное хитроумие, а потому никому не дано превзойти его. Однако ж сегодня в этой битве были мы сильнее и сражались отважно, а победу над нами одержал Тирант не силою своей, но обманом и хитростью, переодев воинами своих женщин. Ведь в первом бою, потерявши короля, не потеряли мы мужества, а потому победили, второй же печальный бой проиграли лишь по недомыслию. А коли так мало смыслю я в ратном деле и по моей вине и по воле безжалостных христиан не вернулись сыновья к своим матерям, а мужья к женам, не заслужил я ничего, кроме смерти, и даже останки мои недостойны погребения. Не могу я видеть жестокость, творимую по моей вине, пусть лучше умру я, найдя конец моих славных дней, чем жить в мучениях, ибо ясно мне, что недолго осталось нам воевать. Воины Тирантовы послушны умелой его руке и искусны в бою необыкновенно, а воеводами ставит он лишь тех, кто умудрен годами, и никому из людей его в голову не придет скрыться с поля битвы, ибо надеются они не на проворство ног, но на силу рук своих, и вступают в бой с уверенностью в победе — ведь с ними рядом бьется сам славный Тирант! Но не скажу я того же о наших воинах, а потому повержены мы теперь и опозорены. Тирант, сумел ты победить ловкостью да хитростью в бою жарком, жестоком и кровавом; сумел измыслить обман и подучить других, удалось тебе спалить наш лагерь и одолеть огромную рать с помощью женщин, и пали духом наши воины и, растерявши все свое мужество, не решились даже вернуться в спаленный лагерь, но отступили незнамо куда. Знай же, Тирант: слышишь ты слова эти из уст того, кто всегда был несгибаем в бою и неподкупен.

Тирант преисполнился жалости к королю, видя его отчаяние, и молил его излечить раны, которые были вовсе не смертельны. Но сказал ему король:

Оставьте меня здесь этой ночью, посмотрим, удастся ли мне совладать с моим гневом, и пусть решит судьба — победитель я иль побежденный. И ежели преодолею я гнев мой — излечу мои раны, а коли нет — гореть мне в аду, где, должно быть, уже ждет меня наш Магомет, раз не помог он своим воинам одолеть христиан.

И собрал король всю кровь, что вытекала из его ран, и в полночь выпил ее разом, и так сказал:

Не в золотой могиле почить мне, но на сырой земле в могиле кровавой. Пусть же эта кровь станет последней каплей мрачной и горькой моей жизни.

С теми словами повернулся он лицом к земле и испустил дух, и унес душу его тот, кому отныне она принадлежала.

Немедля после смерти короля Туниса попросил Алмедишер Тиранта отдать ему тело покойного, и Тирант согласился. Тогда Алмедишер оповестил мавров о том, что умер король Туниса, и велел им прийти за его телом. Получив такое известие, горько оплакали мавры смерть короля, как не оплакивали доселе ни одного правителя, и послали в город пятьдесят своих лучших рыцарей. Прибыв к Тиранту, умолили его рыцари показать им тело короля, и велел Тирант Алмедишеру положить покойного в главной зале на возвышении и укрыть его красивым златотканым покрывалом, а подле него выставить караул из сотни рыцарей с обнаженными мечами. Затем впустили в залу мавританских рыцарей, и, подошедши к телу, сняли они с него покрывало. Узнали мавры своего короля и господина, и старший из них, собравшись с духом, повел такую речь.

 

Глава 346

О том, что поведал яшвританский рыцарь Тиранту .

Прочна великая слава, что стяжал ты во всем свете. Но истинную хвалу, выше которой нет награды на земле и на небе, услышишь ты лишь из уст людей добрых и непорочных, ибо чисты их помыслы и никаким злом не обременена совесть, и движет ими добродетель. О великий Маршал, лучший из достойнейших, выслушай же меня. Ты есть сияние во тьме и свет истины, великому владыке пристали твои деяния; ты просветил берберийских мавров и подвигнул их к тому, чтобы принять святое крещение, неизмеримо твое благородство, а достоинства столь высоки, что заслуживаешь ты высшей славы, и вовек не оскудеет она, коли продолжишь ты путь свой так, как начал. И чем больше заслуженных почестей оказываешь ты нашему покойному господину, тем выше милосердие твое и добродетель, ибо, почитая его, чтишь ты и самого себя, ведь того сопровождает честь по жизни, кто умеет оказывать ее другим. А сей великодушный и отважный король всей своей жизнию и деяниями явил нам пример великого мужества и силы духа, так же как и ты благородными начинаниями своими возвысил знатный свой род, и это такая же истинная правда, как и то, что все лучшее в мире зовется добродетелью, а все худшее — пороком. Отвернулась судьба от славного нашего короля и бросила его в плен, но, будучи крепок духом, не пожелал он доставить врагу удовольствие видеть его на коленях и порешил уйти из жизни, дабы избежать позора. Истинно королевские были достоинство его и стать, на роду написано было ему побеждать в суровых и жестоких битвах, покорять народы и стать владыкою надо всеми христианами, в Риме — назначать Папу, а в Вавилоне — султана, и железною рукою подчинить себе всю Азию, Африку и Европу, и достигнуть бы ему небывалого величия, не оборвись его жизнь так рано. О смерть-злодейка, жестокая и беспощадная! Как подло подкралась ты и повергла этого отважного короля! А ведь без него погибель ожидает и весь мавританский люд. Посему, друзья мои и братья, призываю я вас оплакать смерть нашего господина, а вместе с нею и страшную беду, что не замедлит пасть на наши головы.

И, ставши на колени на твердую землю, целовали они ноги короля и проливали обильные слезы, кляня великое свое несчастье. А как выплакали они все слезы, поднялся с колен старый рыцарь и сказал такие горькие слова.

 

Глава 347

О том, как горевал Мавританский рыцарь на глазах у Тиранта .

О Аллах, великий и могущественный, создавший небеса и землю! Как мог ты позволить, чтобы во цвете лет погиб несравненный наш король и доблестный рыцарь, достойный завоевать целый мир? Отдавал он все свои силы во имя святой веры мусульманской и пророка Магомета, коего чтит множество народов, и позволил ты полонить его тому человеку, что обманом, да хитростью, да дьявольскими кознями совратил стольких людей, заставив их перейти в порочную христианскую веру, и умертвил столько наших королей и воинов мавританских поубивал без счета? Помогите же мне, рыцари и товарищи мои, оплакать нашего короля, пусть прозвучат теперь ваши горькие слова и тяжкие вздохи, пусть леденеют души от страшных стонов, коими сопроводите вы в последний путь принявшего суровую смерть вашего господина, что надеждою был всего мавританского рыцарства. О святой пророк Магомет, защитник свободы нашей, сжалься и смилуйся над нами, не отдай нас христианам на поругание! Неужто не довольно судьбе, что проиграли мы жестокий бой и потеряли множество воинов, так пожелала она лишить нас того, кто опорой был всей Берберии! О король Туниса, Аллах да простит тебя и укажет тебе истинный путь, и да стать тебе надо всеми там, где окажется душа твоя и души твоих родичей!

И, повернувшись к Тиранту, так сказал он:

Полководец, глубокий траур сопровождает нас в беде, и мучит великий смрад, исходящий от мертвых тел, не преданных земле: объят им весь лагерь и полны им наши шатры, а пролитая мавританская кровь вопиет о славном короле Туниса. И куда ни кинешь взор — всюду плач и боль, и доносят уста один и тот же слух — о королях ли, о простых ли воинах: «Погиб... убит... изувечен...» Должно, уродился ты на планете Сатурн, проклятый христианин, не ведающий страха Божьего и человеческого. Сколько людей полегло по твоей прихоти, сколько крови королевской пролила твоя рука! Будь проклят тот день, когда ступил ты на эту землю, будь проклята галера, на которой занесло тебя сюда, и почему не пошла она ко дну в Саталлийском заливе вместе с тобою и твоими людьми!

Рассмеялся Тирант в ответ на глупые слова мавра и так ответил ему:

Рыцарь, позабавили меня твои хулительные речи. Не стану я отвечать на безумные слова, что осмелился ты сказать мне в лицо в моем собственном замке, ибо ясно вижу, что помутился от гнева твой разум. И хотя заслужил ты, чтобы сбросили тебя с крепостной стены вниз головою вместе с твоими спутниками, не пойду я против своей чести и совести, ибо обещал вам жизнь, и не желаю, чтобы потерпели вы урон от христиан. А потому покиньте сей же час замок, пока не приключилось с вами худого.

И, не сказав более ни слова, вышел Тирант из залы и уединился в своем покое. Тогда мавры потребовали тело своего короля, дабы унести его с собою, Алмедишер же отвечал им, что за нечестивые их речи отдадут тело на съедение псам, коли не выкупят его мавры за двадцать тысяч дублонов. И согласились мавританские рыцари, поскольку желали предать покойного земле. А когда принесли тело короля в лагерь, от великого горя зажглись сердца мавров жестоким гневом, в единый миг схватились они за оружие, повскакали в седла и в ярости ринулись к городским стенам, оглашая поле гиканьем и дикими воплями. И сливались слова их в едином крике: «Смерть гнусному предателю, проклятому полководцу мерзких христиан, что стремится покорить наши земли!» Великие дела вершит согласие, а несогласие — губит дела благие, и страшная сила заключена в единении, и никакому врагу не устоять перед ним.

Вышел тогда вперед король Дамаска и повел такую речь.

 

Глава 348

О том, как изложил король Дамаска свое намерение .

Хорошо известно мне, что не приводят к добру безумные порывы, ибо неведом им голос рассудка. А ведь только рассудок уберегает мудрецов от грозных опасностей, принося с собою уверенность и покой. Разве не знают ваши милости, сколь часто низвергало безумие с трона великих правителей и бросало их в бездну несчастья? Сей Маршал, алчущий мавританской крови, жестокой своей рукою погубил людей наших более восьмидесяти тысяч с помощью предателей мусульманской веры, и каждый день зачинает кровавую бойню. Так станем теперь держать совет и обдумаем, как сладить с ним, вместо того чтобы немедля бросаться в бой. Не дадим же безрассудной ярости ослепить нас, не пойдем на врага наобум, ведь, даже если на нашей стороне будет великий Аллах, не покрыть нам себя победной славою, ибо кто в беспорядке вступает в бой — с позором отступает. А коли сумеем мы построить как должно наших воинов, сомкнув ряды двинемся на врага и, озаренные светом величайшего благородства и беспримерной отваги, сокрушим христиан и повергнем в прах, тогда покроем мы себя славою, если же поступим иначе — не миновать нам позора.

Но никто не одобрил намерения короля Дамаска, и даже слов его не дослушали до конца. И тогда заговорил король Тремисена, и вот что сказал он.

 

Глава 349

О том, как держал речь король Тремисена .

Легче легкого все, что таким невозможным и трудным всем нам видится, и яснее ясного то, что тщимся мы уразуметь и осмыслить: дадим мы бой и войдем в город, где засели жестокие враги, и вожделея мести, безжалостно предадим смерти проклятого короля Скариана, что восстал против Магомета и, отступившись от святой и справедливой секты его, принял нечестивую христианскую веру. А вслед за ним придет черед великого Маршала, знатного воина, и приговор ему все вы одобрите, ибо истинно воздастся ему по заслугам: до тех пор будут бить его железным прутом, пока мертвым не упадет он навзничь, целуя нашу благодатную землю!

Затем повернулся он лицом к городу и так сказал:

О проклятый город, полный высокомерия, прибежище гнусного Тиранта! Настал конец твоему благоденствию, и не знать тебе больше радости — содрогнешься ты от страшного разора, что сегодня тебя ожидает!

И тогда, собравши все воинское мужество, ринулись мавры на город, и завязался жестокий, яростный и лютый бой, бились они, не щадя себя, и неистово крушили все вокруг, словно дьяволы, покинувшие преисподнюю для страшной битвы. Тирант же, оглядев огромную мавританскую рать, старался предвидеть, куда ударит враг, строил воинов боевым порядком и расставлял на стенах так, чтобы сподручнее им было защищать город.

Между тем королева и другие женщины сели на лошадей и, как обычно, стали за рвом. И едва начался бой, выехал вперед король Скариан и бросился прямо в гущу вражеских воинов. Безо всякой жалости крушил он тех, кто попадался на пути его, и так отчаянно продвигался вперед, оставляя далеко позади своих людей, что вскоре оказался один в окружении мавров. И когда убили мавры под ним коня, упавши на землю, сотворил Скариан такую молитву:

О Пресвятая Дева, матерь Иисусова, носила Ты свое дитя в скинии целомудренного чрева и непорочною разрешилась от бремени! На Тебя лишь уповаю, как есть Ты заступница грешников, моли же Сына своего хранить меня, ибо возлюбил я Его и желаю служить Ему, как истинный православный христианин. О Господь милостивый и милосердный, смилуйся над нами, по доброй воле приняли мы святое крещение, дабы служить Тебе на благо святой христианской веры, ибо Ты, Господи всемогущий, все видишь, смотри же, в какой опасности ныне верные Твои слуги!

И случилось, что невдалеке сражались сеньор д’Аграмуи и Алмедишер, и увидали они стремительно несущийся вперед отряд воинов под синим знаменем, на котором изображен был рой золотых пчел. И, порешив, что желают эти люди убить самого Маршала, ринулись ему на подмогу сеньор д’Аграмун и Алмедишер, и чудом удалось им спасти короля Скариана от верной смерти — не появись они вовремя, несдобровать бы ему. Что же до рыцаря Алмедишера, весьма отличился он в том бою: своим копьем пробил он насквозь кольчугу одного мавра и замертво повалил его наземь, затем ранил второго, третьего, четвертого и пятого, и то же с ними проделал, что и с первым. Тирант же бился на другом краю поля. И вот подъехал к нему королевский слуга и громко крикнул:

Господин наш и Маршал! Отчего не поможешь ты лучшему другу своему королю Скариану, не ровен час, погибнет он от рук мавров!

Безо всяких расспросов повернул Тирант коня и, взявши часть людей, поскакал к королю. И нашел он его пешим, поскольку не давали ему мавры сесть на коня. Ударил Тирант и воины его по мавританским конникам и многих повалили наземь и убили, и горькая доля ждала тех матерей, чьи сыновья попались им под горячую руку.

А тем временем под стены подступали шестьдесят тысяч конников, и развевалось над ними красное знамя с изображением орлов. И велел тогда Тирант выехать на поле воинам, что давно стояли у ворот, но не вступали в сражение, ожидая его приказа. Красивый был тот бой и страшный. Король Тремисена сражался с храбрейшим и доблестным христианским рыцарем, долго бились они, и никто не мог взять верх. Увидел король Персии, как яростно они бьются, и бросился выручать короля Тремисена. Но не повезло ему — христианский рыцарь, звали которого Мельхиседек, всадил острие меча прямо ему в левый глаз. Застонав от страшной боли, упал король Персии на землю и так сказал:

О король Тремисена, возомнил ты себя великим правителем и мечтал покорить весь мир, но не по твоему велению творятся дела, а по воле Аллаха! Мне же дорого обошлась моя доверчивость. Горе мне! Найдется ли на свете другой правитель, которому выпало столько несчастий: на глазах моих погибли отец, и сын, и брат, и верных воинов моих без счета, а сам я повержен и даже не тешу себя надеждой, что явится кто-нибудь мне на подмогу.

Кровавый и жестокий бой кипел с рассвета до самой ночи, и лишь глубокая тьма развела врагов. Поутру осмотрели они поле и нашли на земле тридцать тысяч семьдесят два воина, и большинство из них уже испустили дух, а тех, кто еще дышал, коли были они христиане, исповедовали перед смертью, дабы могли они отдать душу Господу нашему Иисусу, мусульмане же молились над умирающими, дабы принял их души Магомет.

И достойна удивления снисходительность к врагу, что явил в тот день Тирант: как побежали мавры толпою в сторону своего лагеря, не велел он их преследовать и милостиво позволил добраться до своих шатров.

Подсчитав свои великие потери и поняв, что с каждым днем множатся их несчастья, держали мавры совет, а затем отправили к Тиранту послов с просьбой заключить перемирие на три месяца. И не желал Тирант соглашаться, однако король Скариан, сеньор д’Аграмун, Алмедишер и Мельхиседек сами заключили перемирие, поскольку много было раненых среди христиан. И сразу вышли на поле женщины, дабы собрать тела мертвых христиан и с почестями предать их могиле. И, увидев их из своего шатра, так сказал король Тремисена:

Что делают среди стольких мужчин эти женщины? Давно следует позабыть старый обычай и обращаться с ними как с врагами, сурово и безо всякой жалости.

А однажды ночью порешили мавры уйти, не дождавшись конца перемирия, и в предрассветный час, дабы никто не заметил, свернули лагерь и направились в сторону Фесских гор, чтобы отсидеться там и набраться сил для нового похода.

На рассвете дозорные со всех ног примчались к городским воротам и принялись колотить в них что есть силы, дабы известить Маршала о том, как в большой спешке покинули мавры лагерь. Тогда велел он людям своим вооружиться, и, едва солнце рассеяло ночной мрак, выступили христиане вдогонку, отправив впереди себя лазутчиков. И лазутчики догнали мавританские повозки и нескольких мавров убили. Тогда короли, спасавшиеся бегством, послали гонцов к Тиранту и вот что велели передать ему: посмели люди Тирантовы убить мавританских воинов, несмотря на добрый мир, что был заключен на тридцать дней, а потому надлежит ему искупить вину и расплатиться за убиенных воинов и за украденную одежду, а коли не пожелает он — уповая на Магомета, ославят его мавританские короли по всем городам и весям, по всем королевским дворам, дабы все правители, императоры, короли, графы и маркизы узнали о том, что король Скариан и Тирант Белый, христианский Маршал, совершили великое злодеяние, нарушив свое слово.

Узнав, о чем было мавританское посольство, призадумался Тирант о данном обещании, и порешил, не подвергая свою честь испытаниям, дожидаться конца перемирия, хотя, по здравому рассуждению, первыми нарушили его мавры, тайно покинув лагерь в неурочный час. Тогда велел Тирант расплатиться с маврами за одежду, а потом расплатился он и за воинов: за каждого убитого в тот день по десять пленных мавров выпустили на свободу. Очень обрадовались мавры и называли Тиранта лучшим из христиан, самым справедливым и благородным, ибо милосердны деяния его, а коли не совершает человек добрых дел, не кончатся добром его дни.

И немедля отправились мавры дальше и перевалили через суровые Фесские горы. Как увидел Тирант, что преодолели они перевал, принялся он завоевывать земли и королевства, что лежали по эту сторону гор. И как-то раз, когда немало дней уже миновало с той поры, сказал сеньор д’Аграмун Тиранту:

Сеньор, сдается мне, что сумеем мы быстро завершить наш поход. Велите мне с моими людьми отправиться за перевал и завоевать города, замки и селения, что лежат по ту сторону гор. Вы же, покончив с маврами здесь, двинетесь мне навстречу, и без особых трудов завладеем мы всей Берберией.

По душе пришлись Тиранту слова сеньора д’Аграмуиа, стал он держать о том совет с королем Скарианом, и порешили они немедля отправить войско в путь. И выступил сеньор д’Аграмун с десятью тысячами конников в полном боевом вооружении и восемнадцатью тысячами пеших воинов. Когда же перевалили они через горы, сообщили ему, что мавританские короли разъехались в разные стороны — каждый вернулся в свои земли. И, увидев, сколь мало воинов встречается на пути, стал он завоевывать один за другим города и замки — одни брал он силою, другие же сдавались ему добровольно. Был сеньор д’Аграмун могучий и отважный рыцарь, христиане же бились под его началом храбро и отчаянно во имя славы их правоверного Маршала, ибо знали, что дойдет молва об их воинской доблести до Тиранта.

Так с победами достигли они города, что назывался Монтагата, коим правила дочь короля Беламерина, погибшего в самом начале похода, со своим женихом. Прознавши, что приближается войско христиан, держали совет все жители и порешили передать сеньору д’Аграмуну ключи от города. И благодарно принял он ключи и пообещал маврам все, о чем те просили. Однако как подступили христиане под самые стены, одумалась королевская дочь и жених ее и передали они сеньору д’Аграмуну, что скорее готовы умереть, чем сдаться.

Узнав, что сыграли с ним злую шутку, велел сеньор д’Аграмуи осадить город со всех сторон. И однажды решил он дать бой, и был тот бой жаркий и неизмеримо жестокий. Тяжелую рану получил в бою сам сеньор д’Аграмун: как подъехал он к городской стене, стрела из арбалета угодила ему прямо в рот и вышла из затылка. Увидав, как раненый упал на землю, подумали христиане, что убит их славный рыцарь, на щите отнесли его в шатер, и в тот день прекратили бой. Придя в себя, сеньор д’Аграмуи поклялся отомстить за учиненный ему великий обман и за нанесенную рану и дал обет Господу и святым апостолам, что до той поры не снимет осаду, пока не завладеет городом, а все жители — и мужчины, и женщины, и стар и млад — не понесут кару от его меча. И немедля отправил гонцов к Тиранту, прося его прислать свои боевые орудия.

Тирант же, прознав, что его двоюродный брат серьезно ранен, велел отправить к нему на подмогу все орудия, и сам выехал во главе войска, и через некоторое время прибыл к осажденному городу. И, даже не сойдя с коня, велел он дать жестокий бой, и в том бою овладели они высокой башней, что служила минаретом и прилегала к городской стене. Но тут настала ночь, и приказал Тирант остановить бой до рассвета. А утром прислали мавры гонцов, дабы передать Тиранту от имени королевы и всех жителей, что готовы они сдаться, коли сохранят им жизни и позволят остаться в своей вере. И обещали они платить Тиранту дани тридцать тысяч золотых каждый год и отдавать ему всех пленников. Отвечал Тирант, что лишь его двоюродный брат решит их участь, ибо учинили ему великий обман, но, когда предстали гонцы перед сеньором д’Аграмуном, был тот непреклонен и ни в чем не пожелал уступить им. Тогда жители города отправили к нему королевскую дочь со множеством девиц, дабы уломать его, ведь известно, что любая просьба иначе звучит в устах женщины.

И здесь прервется наш рассказ, чтобы поведать о том, что произошло с Усладой- Моей-Жизни.

 

Глава 350

О том, как узнала Услада-Моей-Жизни о благоденствии Тиранта .

Как мы уже рассказывали, великою милостью Господней спасена была Услада- Моей-Жизни с затонувшей галеры и оказалась в городе Тунисе, где жила в доме дочери рыбака. Через два года та вышла замуж, поселилась невдалеке от Туниса и взяла с собой пленницу-христианку, которая вела жизнь благочестивую и тихую и проводила время за шитьем, поскольку, как и все греческие девушки, была обучена искусству вышивать шелком и золотом. И случилось так, что хозяйка поехала в город Монтагату за покупками, оставив дом на попечение Услады-Моей-Жизни. В городе она присмотрела какой-то товар, а потом явилась к дочери короля и так ей сказала:

Госпожа, привело меня к тебе известие о твоей скорой свадьбе, с которой я тебя поздравляю от всей души. Слыхала я, будто для приданого твоего вышивают мастерицы шелком да золотом рубашки и прочие вещи, что потребны девицам. У меня же есть молодая и смышленая рабыня, которую еще в детстве обучила я искусно вышивать. Взгляни, вот пример ее рукоделия. И коли заплатишь ты за нее двести дублонов, готова я расстаться с той, на кого потратила столько сил и времени.

Королевна, взглянув на вышивку, пожелала заполучить мастерицу и немедля обещала двести дублонов. Но сказала ей тогда рыбацкая дочь:

За эту цену охотно отдам я свою рабыню, но только умоляю твою милость об одном условии: скажи, что одолжила я ее всего на пару месяцев, ибо прониклась она ко мне большой любовью и, коли узнает, что продала я ее, иссохнет от тоски и отчаяния.

Так Услада-Моей-Жизни оказалась у королевской дочери и стала почитать новую госпожу. Вскоре после того осадили христиане город, и много появилось там пленников, взятых в сражениях, и в одном из них признала Услада-Моей-Жизни гребца, сидевшего на веслах на Тирантовой галере, когда разбилась она и потонула. И спросила его девица:

Не с той ли ты галеры, что потерпела крушение возле самого Туниса?

Верно, сеньора, — ответил пленник, — был я там и, уж поверьте, натерпелся страха и ужаса и думал помру, да выбросило меня волной на берег. А потом били меня нещадно, и продавали, и покупали, и принял я тогда немалую муку.

А что знаешь ты о Тиранте? — спросила Услада-Моей-Жизни. — Где умер он?

Господи помилуй! — воскликнул пленник. — Да он жив и невредим, стал он великим полководцем и храбро сражается, чтобы завоевать эти земли.

И тотчас рассказал он ей о том, что сеньор д’Аграмуи недавно был серьезно ранен. Она же спросила его:

А что же сталось с Усладой-Моей-Жизни?

Эта девица, — отвечал пленник, — о которой вы спросили, утонула в волнах, и в великом трауре пребывал по ней наш Маршал.

Услышав такие вести, решила Услада-Моей-Жизни устроить всем христианским пленникам побег, ведь Тирант был жив и находился так близко, что ни о чем ином не могла она и думать — только о побеге. Бедняжке не приходило в голову, что христианский Маршал, столь знаменитый славными победами, и есть Тирант, которого уж не числила она в живых, потому великой радостью она обрадовалась, узнавши, что именно Тирант своей рыцарской доблестью покорил столько земель в Берберии. И, упавши на колени, простерла Услада-Моей-Жизни руки к небу и вознесла хвалу и благодарность Господу за великое благоволение к Тиранту и к новообращенным христианам, отважно сражавшимся с врагами веры Христовой. И наполнилась душа ее уверенностью в скором избавлении от мавританского плена, и все перенесенные страдания в один миг обратились в ничто, едва появилась у нее надежда вновь увидеть Тиранта.

В тот самый день, когда королевна собралась идти к Тиранту, Услада-Моей-Жизни переоделась так, чтобы не быть узнанной. Когда госпожа ее предстала перед Тирантом в сопровождении пятидесяти девиц, не пожелал Маршал слушать ее, но велел отправляться к сеньору д’Аграмуну. Тот же обошелся с королевною еще хуже, чем с послами-горожанами. И, потерявши всякую надежду, пустились они в обратный путь, плача и горюя. И всю ночь все жители города, и мужчины и женщины, вздыхали и печалились.

А наутро Услада-Моей-Жизни попросила у королевны и знатных горожан разрешения выйти из города и самой отправиться к Маршалу, ибо такое могла сказать ему, что ни в чем не будет ей отказа. И так сумела она всех убедить, что согласились они отпустить девицу, к тому же никакой другой надежды не оставалось, а на размышления был у мавров всего один день. Нарядилась Услада-Моей-Жизни, как достойная мавританка, и подвела сурьмою глаза и брови, чтобы не быть узнанной. Ровно в полдень вышла она вместе с тридцатью богато одетыми девицами из города и увидала Тиранта подле его шатра. Но не стал говорить с ними Тирант и, завидев женщин, велел передать им, чтобы отправлялись к сеньору д’Аграмуну, поскольку сам он ничего не в силах поделать, и лишь во власти его брата решить казнить их иль миловать. И так отвечала Услада-Моей-Жизни:

Скажите господину вашему, что не след ему лишать нас счастья лицезреть его, а пуще того — слушать его речи, ибо прозовут его за то Маршал безжалостный и несправедливый. Ведь он же рыцарь, а мы женщины и девицы, а по законам рыцарского ордена надлежит ему заботиться о нас и помогать нам словом и делом.

Немедля передал Тирантов спальничий эти слова своему господину и добавил:

Ей-богу, господин, есть среди этих мавританок одна любезная девица, что прекрасно говорит на альхамии, и, коли желает ваша милость отблагодарить меня за верную службу, как только возьмем мы город, велите окрестить ее и отдайте мне в жены.

Ступай, — сказал Тирант, — и приведи их всех ко мне.

Представ перед Тирантом, женщины низко поклонились, а Услада-Моей-Жизни с улыбкою повела такую речь.

 

Глава 351

О том, как Услада-Моей-Жизни изложила Тиранту свое посольство .

Не можешь ты, славный Маршал, ослушаться веления своего благородного и великодушного сердца, ибо полно милосердия и щедрости твое величие, а потому не затаишь ты зла на невежественных обитателей сего испуганного города, которые на коленях и с надеждою тянут к тебе руки, и целуют ноги твои, моля о милости. Ведомо тебе, что сам Господь Вседержитель простер длани свои и раскрыл объятия для грешников, дабы простить им прегрешения и проступки, как бы велики они ни были, а как есть ты в этих землях наместник Господень, не отвергай же смиренной мольбы презренных, что постоянно взывают к милости Его и к твоей великой добродетели. Ибо самая страшная месть, что учинить может рыцарь врагу — поставить его на колени и заставить молить о пощаде. И надлежит простить того врага, как бы ни велика была обида, и тогда большей чести добьется рыцарь, чем ежели сто раз убьет обидчика. Да не оскорбят твою милость мои речи! Угодно судьбе, дабы вспомнила я о величайших твоих деяниях, славной молвы достойных, ибо твой отважный дух поверг и уничтожил великие тысячи турок в Греции, а затем, потерпев кораблекрушение, оказался ты в этом королевстве, ступив на землю Берберии дважды побежденным и дважды избежавшим смерти. Достойно защитил ты в наших землях честь свою и вместе с королем Скарианом преследовал постыдно бегущих трусливых королей, разбитых твоею победоносною рукою, что без устали сеет смерть среди мавров. Молю я твою высочайшую милость: во имя чувства, что питаешь ты к светлейшей девице, которую любишь и почитаешь, смилуйся же и пожалей владелицу этого города и всех его жителей, да не допустит великодушие твое, чтобы лишилась она всех благ и наследства, ибо знаю: милость твоя столь велика, что и помыслить невозможно, чтобы поступил ты иначе. Коли так высоки достоинства твои и добродетель и желаешь ты достичь монаршей власти, прикажи же сеньору д’Аграмуну заключить мир — так благоволит тебе судьба, что все, что ни прикажешь ты, исполняется на земле или на небе, ибо ты есть верный слуга Господень и хранитель святой христианской веры.

Не позволил Тирант ей больше говорить, гневом запылало его лицо, и так отвечал он девице.

 

Глава 352

О том, что ответил Тирант Усладе-Моей-Жизни .

Искушенная судьба стремится склонить души людские к жестокости, а не к милосердию, а потому нет доверия тем властителям, что не желают взглянуть в глаза истине. Невозможно простить обиду, что нанесли вы нашим людям, ибо все еще не могут они подняться, страдая от жестоких ран и мучительной боли. Двоюродный брат мой, сеньор д’Аграмун, был послан мною в эти земли, вы же, учинив великое злодейство и предательство, невыразимой болью наполнили его сердце; по вашей вине устлано поле брани телами молодых наших воинов. Как же смеете вы молить о милосердии, коли вам самим оно неведомо? Считайте же часы, дарованные вам судьбою, не за горами ваш смертный час, торопитесь проститься с жизнью — никому не сохранят ее, лишь старикам девяностопятилетним да неразумным детям, не достигшим трех лет от роду. А теперь подите с глаз моих и не толкуйте о милосердии, ибо пробил час гнева: сурово накажут вас, и пусть послужит сие славным примером и назиданием потомкам, город же очистят от всякой скверны, ибо сами жители его презрели собственную честь.

И ничего больше не сказал он.

В страшную тревогу повергли Усладу-Моей-Жизни жестокие слова Тиранта, и, собравшись с духом, так возразила она ему.

 

Глава 353

О том, что возразила Тиранту Услада-Моей-Жизни .

Вся жизнь Ганнибала и Александра, стремившихся к всемирному господству, отравлена была ядом страшной гордыни, и умерли они плохой смертью. Навуходоносор, царь Вавилонский, не по праву занял престол, ибо происходил не из царского рода, но был незаконнорожденный сын без роду и племени. И как жаждешь ты разрушить этот, лежащий у ног твоих, город, так разорил он Иерусалим и сжег храм Соломонов, вывез из города всех иудеев и убил их и много еще совершил злодеяний, подобно тем, что ты ныне замыслил. Но в один миг распростился он с властью своей и величием. И тебя ожидает та же участь, коли будешь упорствовать в жестокости своей и в несправедливом желании лишить нас всех благ, а королеву — ее наследства. Не отступишься ты от страшного своего намерения? А ведь царь Вавилонский сменил жестокость на доброту и целых семь лет провел в пустыне, в созерцании и умиротворении, раскаявшись в своих прегрешениях, но не последуешь ты его примеру, ибо одного лишь жаждешь — жестокостью насадить собственную власть, хоть и не подобает сие тому, кто стремится завоевать весь мир. Скажи мне, безжалостный Маршал, какие права имеешь ты на этот город? Может, получил ты их в наследство от твоего отца? Да будет тебе известно, что король, дочерью которому приходится наша госпожа, отвоевав город этот, заново отстроил его, ты же пришел сюда сеять насилие, как узурпатор права, тебе не принадлежащего. Думаешь, неведомо мавританке, что недостойно сие рыцаря? Думаешь, не знаю я, что сказал Господь ваш Иисус: «Блаженны миротворцы, ибо будут наречены сынами Божьими»? А еще знаю я: в рождественскую ночь, когда родился Иисус, вот как пели ангелы на небе: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение!» А ежели ты христианин, отчего же идешь ты против велений Бога своего? Нам же ничего иного не надобно, кроме славного мира, в мире видят женщины особую радость. И хотя есть у нас грозные защитники и каждый день рвутся в бой за нас умелые воины и славные рыцари, но не хотим мы еще больше зла принести твоим воинам, довольно и того, что мы натворили. Не пристало людям желать смерти себе подобным и проливать человеческую кровь, ибо тонки те нити, из которых соткана наша жизнь. И сдается мне по речам твоим, что более мыслишь ты о мирской славе, чем о небесной, а напрасно — ведь средство, продляющее жизнь, составлено из разных снадобий, но, лишь соединившись вместе, укрепят они нашу душу и возвысят. А вот что сказал святой по имени Августин, коего все вы почитаете за ученость и мудрость: недалек от греха тот, кто чужому греху потворствует. Угодны Господу мир и дружба, и достойно украшают они тех, кто исповедует любовь и добрую волю. И еще хочу я напомнить тебе слова святого апостола Иакова о том, что сердце рыцаря всегда должно склоняться к милосердию, но не к жестокости. А Сенека провозгласил, что должен быть правитель благороден, коли достойно желает править государством. Так будь же благороден с нами, на коленях молящими тебя, ибо прослывешь ты тираном, ежели не совладаешь с жаждой насилия, овладевшей тобою и твоими людьми. Город этот стоит у последнего предела отчаяния, презрели вы его и отравили ненавистью и оскорблениями, теперь же хотите предать страшным мучениям, лишить всех благ и ввергнуть в прежнюю нищету. Но помни: долго улыбалось тебе счастье и баловала судьба, но однажды отвернется от тебя удача, и несдобровать тогда тебе и сгинуть навеки, приняв неизмеримую муку, что выпадет на твою долю. Вот тебе совет мой: хоть велико искушение и прочна надежда одолеть этот несчастный город, оставь ненависть и заключи мир. А если настоящая опасность не страшит тебя, подумай об опасностях грядущих и прекрати войну, к тому ж негоже рыцарю идти с мечом против женщин. Знай же: лишь великим трудом добывают истинную славу, а потому громкая молва, что ходит о тебе по свету, возвысит тебя еще более, коли поступишь ты с нами благородно.

На том закончила она свою речь.

Не помедлил Тирант с ответом и вот что сказал.

 

Глава 354

О том, что ответил Тирант Усладе-Моей-Жизни .

Девица, знай — не покаяться тому, кто, укравши коня, возвратил уздечку, не видать ему прощения. Возможно ли, чтобы мавританка, не знающая веры и закона, желала наставить меня на путь истинный, указуя мне, как поступать? И как смеют уста твои произносить слова наших святых, когда неведом тебе Господь и святые угодники и таинства алтаря? И коли не знаешь ты, не принявшая крещения, догматов христианской веры, что могу я разъяснить тебе? Одно лишь скажу вслед за святым Бернаром: да осудят того, кто грешит по доброй воле, уповая на милосердие Господне. Сам я великий грешник, и горько мне, что порою совершаю зло, потому каюсь я в грехах моих, и молю о прощении Господа нашего Иисуса Христа, и следую заповедям его, и верю свято в то, во что святая матерь-Церковь верует, и за то дарована мне будет жизнь вечная, вас же ожидает вечное проклятие, ибо свою драгоценную кровь пролил Господь на кресте во имя искупления грехов и спасения душ тех, кто принял святое крещение. Вера христианская истинно славна пребудет, ибо распятие Христово смыло первородный грех прародителя Адама, и одной лишь капли чудесной крови Спасителя нашего достало, дабы спасти тысячи миров. И нету в том никакого сомнения, ибо и святой Петр, что отрекся от Господа, и святой Павел, огнем и мечом преследовавший и губивший христиан, и мытарь святой Матфей, и многие другие, коих иначе не назовешь, как великие грешники, чистосердечным и смиренным покаянием заслужили святое прощение и вечную райскую славу. И ты покаялась бы в грехах своих, коли приняла бы христианство, раз столько известно тебе о высокой и истинной вере. Что же до иных, то и Иуда, предавший Иисуса, и Люцифер, желавший стать равным Богу, и многие другие злодеи, погрязшие в пороке, не уповавшие на милосердие Господне, влачат страшную жизнь, не видя лика Божьего, и прибежище их — ад кромешный. Знай, девица, что и сам я раз в году умоляю о прощении Господа, создателя нашего, и исповедуюсь в грехах, и простит мне Господь, ибо каюсь я, вы же никогда не совершаете ничего подобного, и не посещает вас мысль о покаянии. А потому, покорив Берберию, все силы отдам я, дабы обратить вас на истинный путь, чтобы не было вам вечного проклятия, ибо не угодно Владыке Небесному посылать проклятие, никогда не карает несправедливо великая Его милость. А знаешь ли ты почему? Оттого, что разум и справедливость и есть воля Господня, никогда безвинно не осудит она крещеных христиан. В печали пребываете вы ныне, и причина ее — не зло, совершенное вами, но ужас перед тем, что вас ожидает, ведь близка расплата за раны сеньора д’Аграмуна, за убиенных воинов и за страшный обман, который вы учинили. И не нужно мне дани, вами обещанной, ибо славу ратную почитаю выше богатства, я — Тирант Белый из рода Соляной Скалы, рыцарь, а не купец, и никогда не забываю о том, что отдавать пристало рыцарю, а не брать. А коли хотите вы пленников ваших, по совести получите их в дар от меня и объясните же вашим рыцарям, что все милости, коими их осыпали, проистекают от моей природной доброты, а не от вашего заступничества. Не радуюсь я вашим бедам, но всего лишь желаю повергнуть моих врагов. А побеждать девиц привык я не на поле боя, но лишь в опочивальне, благоухающей мускусом и благовониями. Коли желаете вы мира и благоволения, ступайте к сеньору д’Аграмуну и подчинитесь его воле, послушание ваше да положит конец завоеванию сего королевства — назначен уже день для битвы, и быть ей назавтра. Готовьтесь же к ней, хоть и жаждете вы мира, что так надобен вам и жителям города, вот моя воля: достойны вы наказания, а не чести и награды, ибо всему свету известно, что сами вы нарушили соглашения, и договоры, и клятвы, похоронив всякую надежду на добрый мир. Но тот самый Бог, презираемый вами, одинаково наказывает всех за грехи их. Известно вам, чем завершилась первая война, таким же будет исход завтрашнего боя.

Немедля отвечала ему Услада-Моей-Жизни решительным голосом.

 

Глава 355

О том, что Услада-Моей-Жизни отвечала Тиранту .

Человеку свойственно соболезновать удрученным, в особенности тем, кто знавал лучшие славные времена, и утешать тех несчастных, что сами когда-то, познавши беду и невзгоду, нуждались в утешении и нашли его. Коли захочешь ты отыскать такого человека, не трудись понапрасну, ибо он — перед тобою. Столь благоразумному рыцарю, как ты, пристало пожалеть меня, вспомнив о тех, кто в былые времена тебе самому сослужил добрую службу. Однако ж вижу, ничего не желаешь ты видеть вокруг и вручаешь воле непредвиденного случая свершение больших и благородных дел, подвергая жизнь нашу великой опасности, и нет тебе заботы о том, что в единый миг рухнуть может то, что процвело годами. Ни от кого на свете не услышишь ты лучшего совета: замедли бег благоволящей к тебе судьбы и отврати опасность, тебе грозящую, ибо мудрый да не искусит судьбу, когда скользит она по ровному пути, ясна и благосклонна, и не станет понукать ее, ведь стоит отпустить поводья — полетишь в пропасть вниз головою. Долго и много могла бы укорять я тебя да наставлять, и не думай, что нет у меня ответа на твои упреки, — не из тех я, кто плачется в рукав да утирает слезы: я одна заклинала госпожу предстать перед твоей милостью вместе с девицами, дабы мольбами склонить к поддержке твой дух и усмирить жажду воителя. Коли станешь ты противиться, обращусь я с мольбою к Аллаху, услышит он меня и явит волю свою — и никогда тебе, негодному рыцарю, и всем людям твоим не удостоиться высшей милости и не узреть рая небесного. Коли не изменишь ты своего решения и, позабыв о рыцарском благородстве, предашь нас насилию, изгнанницею пойду я по свету, жалуясь на твою жестокость, и донесу плач мой до пределов Италии, Испании, Франции и Германии. И исполнится тогда воля моя: коли есть у вас, у христиан, закон, вернут нам свободу и не будут люди терпеть страдания из-за чьей-то неуемной гордыни, а сильные мужи с честью отправятся на смерть, защищая нас. Все повелители Востока, не в пример тебе, покрыли себя неувядаемой славою в честных боях и поединках. Вот как сказал о том поэт наш по имени Жебер: баловень судьбы, привыкший к громкой славе, покинул полководец Помпей свою землю вместе с лучшими воинами, но не выпало ему с триумфом вернуться обратно: стал он искушать судьбу и дал волю неуемной жажде победы, а потому предан был хуле и позору и низвергнут с высоты величия в пучину презрения, а коли не гнался бы он взапуски с судьбою, не погубил бы навеки своей славы. А вот что говорит пророк Исайя: в землях Берберии фортуна благосклонна и льстива, но мудрый держаться будет с ней настороже, не касаясь даже края ее одежды и не веря сладким ее обещаниям. Аристотель же так сказал: нельзя доверять изменчивой фортуне, что денно и нощно крутит быстрое свое колесо, и не в том беда, что слепа она, но в том, что ослепляет всех, кто попадается на ее пути, и выбирает стоящих на пьедестале высшей славы, дабы, преподнеся лживые свои дары, низвергнуть их в бездну мучений. И говорит Соломон в притчах своих: яд обладает сладостью меда, а смерть — это чаша, испить которую придется каждому. Потому молю вас, славный Маршал, как есть вы добрый христианин: достойною жизнию заслужите достойную смерть, ибо только смерть истинна, жизнь же — преходяща. И помните о смерти, а уж она о вас не позабудет, хотя и говорит Вергилий, что следует человеку любить жизнь и не страшиться смерти, а честь и слава явится по воле Божьей, как незваный гость иль вор, что не через двери входит в дом, но ищет потайную дверцу и через нее же ускользает, так уж устроен мир — ведь, где ни пей морскую воду, повсюду она солона. Оттого, великодушный и доблестный рыцарь, обо всем этом я толкую, что забочусь о душе твоей и не хочу, чтобы подобно Гектору, Ганнибалу и Александру и иным славным полководцам обрек ты себя на вечную муку. Однако вижу, не внемлешь ты моим речам и впустую трачу я силы, возражая тебе, упорно жаждешь ты явить страшную неблагодарность. Но вспомни, как поют в псалмах: «Горе рыцарю, что не ведает щедрости, и вдвойне наказан будет он, ежели позабудет о службе, что ему сослужили» — ведь о тебе сие сказано. Черной неблагодарностью платишь ты судьбе! И хоть обливается кровью мое сердце, смиренно буду молить я светлейшего короля Скариана, что выказал куда большую любовь к королеве, супруге своей, чем ты к светлейшей Принцессе. Слушай же меня, славный Маршал, ибо устами моими говорит теперь с тобою вещая пророчица. Помнишь ли тот день, когда покрыл ты себя славою рыцарской на празднествах при процветающем английском дворе? Как отважно ты бился, и одолел двух именитых королей и двух герцогов, достойных долгой памяти, и насмерть сразил знаменитого рыцаря сеньора Вилезермеса в честном поединке без обмана и уловок — завоевал ты в том бою великую честь, а он нашел печальную могилу. Помнишь ли, как в грозных схватках поверг ты Куролеса Мунтальбанского и брата его? Кого же на тех великих празднествах признали лучшим из лучших, кто вышел во всех боях славным победителем, как не твоя доблестная милость? А Филиппа, сына короля Французского, усадила на трон Сицилии великая твоя мудрость, и ныне он обладатель короны, королевства и прекрасной супруги — королевской дочери. Не позабуду я упомянуть и о том, как спасен был твоею милостью орден рыцарей Родоса, ибо, истощенные голодом, должны были сдаться жители острова в вечный плен великому султану, но причалил к острову твой корабль, и свершил ты рыцарские чудеса, не убоявшись опасностей, дабы спасти этот орден. О Тирант, господин наш, да продлит Господь жизнь твою, и увеличит твои богатства и знатность, и дарует тебе после смерти вечный рай, ибо достоин ты славы земной и небесной! Сам великий Император, что превосходит всех владык земных, едва донеслась до слуха его молва о твоей доблести, послал тебе письмо, пригласив в стольный град его Константинополь, и державной милостью своей вручил тебе маршальский жезл, и явил ты тогда перед вражеской турецкою ордою боевой дух и силу, и множество побед одержала над врагом твоя рыцарская отвага и мужество. Теперь скажи мне, славный Маршал, помнишь ли ту светлейшую Принцессу, краше и достойнее которой не сыскать во всем свете, что должна была наследовать корону Греческой империи после смерти своего отца? И помнишь ли родича своего, достойного рыцаря по имени Диафеб, которому милостиво пожаловал ты графство Сант-Анжел, а потом сделал его герцогом Македонским и дал ему в жены Эстефанию, императорскую племянницу? О род Соляной Скалы, по всему свету снискавший славу своей доблестью! Что сталось теперь со светлыми твоими сынами? Приняли они муку и горе и великую жестокость терпят в страшном плену у неверных, а Тирант Белый, что был им учителем, родичем и другом, цел и невредим стоит сейчас передо мною, но позабыл он обо всех и нет ему до них заботы. О, рыцари благородного рода Соляной Скалы, добрые родичи герцога Бретонского! Кто поможет вам и вызволит из плена? Отыщется ли избавитель, что освободит вас из неволи и дарует свободу? Но знайте: тот, за кого несете вы лишения, потеряв свое добро и наследство, предал вас забвению, потому — лишь смерть одна, что всех нас уравняет, будет вашей заступницей. Мне же, простой мавританке, ниспослан дар угадывать судьбу, и вот что чует сердце мое, обливаясь кровавыми слезами: вынесут на щите вперед ногами, точно мертвых после битвы, добрых и несравненных рыцарей, потерявших надежду и сгинувших в страшных лишениях. Горе вам! Плачьте и печальтесь, ибо позабыл о вас Тирант Белый! И не удивлюсь я, коли отвернется он от вас, ведь уже отверг он ту, чье имя я не открою, да только нет выше и достойнее ее на весь крещеный мир, и позабыл он о ней ради того, чтобы покорить эту проклятую землю, а вслед за тем позабыл он и о вас.

Поражен был Тирант услышанным и стал любезно просить мавританку открыть ему, откуда столько ей известно о его жизни, и вот как он ее расспрашивал.

 

Глава 356

О том, как расспрашивал Тирант Усладу-Моей-Жизни .

Растревожили мысли мои и ранили душу слова, что сказала ты, девица, и не верится мне, что ты — создание земное, ибо слишком много известно тебе о моей жизни. Может, ты — призрак кого-то из моих родичей? А может быть, злой дух, оборотившийся девицей, дабы уговорить меня пощадить сей город и его обитателей, что служат и поклоняются дьяволу, тогда как мое праведное намерение — заселить его истинными христианами, дабы воссияло здесь в благой славе и почиталось имя Господа нашего Иисуса Христа. Как бы то ни было, узнай, что прослыл бы я невеждой или слабоумным, коли позволил бы неведомой девице лживыми речами и пересказами поэтов, философов и мудрецов затмить мне разум и заставить изменить святому и доброму моему намерению. Придется тебе открыть свою тайну и рассказать, кто ты такая и откуда столько знаешь о моей жизни, дабы поверил я твоим словам, иначе и не жди, что отступлюсь я от задуманного. Рассказом о родичах разбередила ты в душе моей рану, что постоянно зудит и ноет, но нету правды в твоих словах — постоянно я о них помню и, уповая на безмерную доброту Господа, надеюсь и жду, что скоро направит он меня по пути, на который уже ступил я, и с Божьей помощью удастся мне вызволить их из плена. На том закончу я изливать мою боль, ибо не время теперь для того и не место, не расскажу я и о тех муках, что сам терплю, дабы поскорее стать свободным, хотя и кажется иным, будто это мне в радость. И хотя глубоко в душе сокрыта моя боль, не означает сие, что позабыл я о светлейшей Принцессе, — и не вспомню я о ней с упреком или укором, ибо даже страдания мои обратила она в счастье. Тебе же, девица, вот что скажу: велик твой ум и познания в нашей вере, одного лишь тебе недостает — святого крещения. Христом Богом заклинаю тебя — соблаговоли же поведать, откуда известна тебе моя жизнь. Предстала ты передо мной будто призрак и наполнила душу предчувствием, но не ужасным, а приятным и любезным сердцу, а потому жажду я узнать, что принесет мне твое появление.

Услада-Моей-Жизни, отбросив показной гнев, улыбнулась и, открыв лицо, так отвечала.

 

Глава 357

О том, что отвечала Услада-Моей-Жизни на расспросы Тиранта .

Ах, Тирант, хромает милосердие твое, а ведь выше милосердие самой справедливости! Следуй за королями-беглецами и разбей их, и воцарятся тебе на радость мир и согласие во всей Берберии, завоеванной тобою, нас же оставь жить в благодатном покое. Не возмути, храбрейший Маршал, того, чьей великой добротою высоко вознесся ты во славе и достоинстве, кто, взирая с небес на землю, видит грешников и знает о злодействе, которое подло и безжалостно стремишься учинить ты тем, кто любит тебя. Что до меня, то не демон я и не порождение ада, но творение Господне и желаю служить тебе, однако прежде хочу поведать о твоих заблуждениях всем повсеместно, дабы вновь не вспыхнула меж нами война, порожденная твоей монаршией гордыней, и не пришлось бы мне краснеть, рассказывая о твоих ратных подвигах. О, как желаю я, чтобы мой рассказ достиг ушей всех иноземцев по всему свету и жало моего языка вонзилось прямо в твое сердце, а острый меч моего гнева изранил твое тело! Скажи, не тот ли ты принц из рода Соляной Скалы, что некоей чудесной ночью сразился в замке Малвеи со светлейшею Принцессой, прекрасной Карме- зиной? И коли я еще в своем уме и память мне не изменяет, слыхала я, что ее высочество желала уступить твоим любезным просьбам и мольбам и, презрев святейшую свою невинность, оскорбив тем самым своих отца и мать, позволила тебе в неурочный час войти в ее опочивальню, и объявила тебя господином на веки вечные, и увенчала короною отца, короной Греческой империи! Случилось же все это не без помощи злополучной девицы по имени Услада-Моей-Жизни. Однако ныне ни во что не ставишь ты ни ту, ни другую, будто никогда судьба вас вместе не сводила, а ведь позабытая тобою светлейшая Принцесса добровольно заточила себя теперь в монастырь Святой Клары; полумертвая от горя, день и ночь повторяет она, точно заклинание, имя славного Тиранта, ибо в нем одном вся ее надежда. О Тирант, где же растерял ты свое благородство? Ведь известно, что турки завоевали всю Грецию и лишь осталось им покорить Константинополь и полонить Императора, и супругу его, и дочь — несчастную Принцессу, твою жену, которой обещал ты верность. Как же поступишь ты, малодушный рыцарь? Ужели допустишь, чтобы попала она в руки мавров? Пока покоряешь ты земли, населенные неверными, покорят турки всю империю и жену твою! А знаешь, что сказал Тит Ливий? Четыре вещи дороже всего на свете: имущество, честь, жена и жизнь. Дабы спасти честь — отдай жизнь и богатство, дабы уберечь имущество от расхитителей — отдай богатство, жену и жизнь; за жизнь свою отдай богатство, а за жену — не пожалей ни богатства, ни жизни, ни чести. Смотри же, несчастный, чего достиг ты: мавры покушаются на невинность твоей Принцессы и на всю империю, что могла бы быть твоею, но не за великие твои заслуги, а по воле небесной доброты той, что отвергла стольких принцев и королей, достоинством и знатностью превосходящих тебя, презренного рыцаря, потерявшего честь вместе с войском. А коли хочешь ты поправить дело, докажи свое превосходство и, как добрые предки твои, ради большого оставь малое, минутную выгоду оставь ради высокой чести. Разверни знамена африканские на Восток и увидишь, что благословен будет твой путь. И ежели просвещен ты мудростью, помысли ныне о превратностях судьбы, бросающей нас из радости в беду, из счастья в горе, а из почестей и славы — в отчаяние. Ведь знаю, что, покорив эту несчастную землю, отдашь ты ее во владение другому, ибо так высоко твое сердце, что не довольствуется оно малым. А если дарует тебе судьба счастье победы над этим городом, пропоют ли тебе славу, победитель побежденных? Пусть услышаны будут мои слова, и вот как скажу я: ты — неблагодарнейший из рыцарей на свете, и за черную твою неблагодарность пусть не пожелает тебя ни одна девица для услады, любви и утешения и избегать тебя будет до той поры, пока не изранено будет горечью твое сердце, и гнев отца и матери падет на тебя вместе с проклятием фараона, лишь ненависть питать к тебе будут женщины и девицы и не удостоят даже словом, после же смерти не видать тебе рая небесного. Ступай же теперь и вызволи многих родичей, томящихся в неволе, а свекра своего и несчастную Кармезину избавь от мук, голода и нищеты.

Услышав такие слова, ощутил Тирант голос любви в своей душе, и из самой глубины ее со всею силою вырвался отчаянный и горький вздох, ибо вспомнил он о той, которую любил больше жизни, и так велико было его смятение, что без чувств и без памяти рухнул он наземь. Увидев, что Тирант в столь жалком виде, а глаза его укрылись пеленою, порешили люди, что готов он отдать Богу душу, а тело земле.

И не на шутку разъярился король Скариан, от отчаяния полились из глаз его горькие слезы, и голосом, прерываемым рыданиями, так укорял он девицу.

 

Глава 358

О том, как король Скариан укорял Усладу-Моей-Жизни .

Девица, истинно достойна ты сурового наказания, в недобрый час явилась ты сюда со своими спутницами. Знай же, ежели умрет теперь этот рыцарь от твоей хулы, предадут тебя и всех с тобою пришедших жестокой, страшной и столь безжалостной смерти, какую только сумею я измыслить. О дитя скверны и изъяна, вошла ты в этот шатер, брызжа ядом, и отправится душа твоя в ад! Вместо того чтобы речами добрыми и мирными склонить Маршала к тому, что тебе надобно, на славу позлословила ты и сотворила великое злодейство, под мирным флагом пряча личину заклятого врага. А потому скоро и безо всякого промедления понесешь ты кару, достойную твоего преступления, по справедливости накажут тебя, ибо дала ты волю ненависти и гневу, желая любым способом извести Тиранта, словно кузнец, который если искрой не прожжет одежду, то дымом вытравит глаза. Неужто столь юная девица, явившись в наш лагерь, нас же повергла без боя, не копьем и не мечом — лишь ядом собственного языка? Скажи, должно быть, ты колдунья-отравительница?

Тут подоспели лекари и так сказали:

Маршал наш очень плох, и, сдается, недалек его конец.

И немедля повелел Скариан схватить девицу и крепко связать. Гневом засверкали глаза Услады-Моей-Жизни от такого обращения, и, пытаясь вырваться, так она заговорила.

 

Глава 359

О том, как укорила Скариана Услада-Моей-Жизни .

Не пристала жестокость королевскому достоинству, удел королей — не карать, но являть милость и добросердечие. Ты же молод годами и беден добродетелью, а как ты есть король и рыцарь, не подобает тебе быть жестоким мясником, в особенности коли речь идет о девице: честь рыцарская обязывает поддерживать и защищать девиц и проявлять к нам милосердие. Ни во что не ставлю я обиды, что вы мне теперь учиняете, ибо пробьет час — раскается в содеянном твоя милость и загладить захочет свою вину. Но дайте мне сначала приблизиться к Тиранту и положить голову его к себе на колени, как поступала я прежде, ограждая его от напастей, в те далекие времена, когда ты о нем и не слыхивал, и найду я средство воскресить его, ибо вижу, что не под силу сие вашим невеждам-знахарям. Потом может твоя милость поступать со мною как заблагорассудится: не страшна мне самая жестокая смерть, ведь одержала я славную победу, одолев простыми словами непобедимого рыцаря, подобного которому не сыскать во всем свете. Подтвердят великий султан и Великий Турок, что рыцарь этот могучею своей рукою поверг несметные тысячи воинов, чьих имен и не упомнить. Твоей же милости о том неведомо, но я-то знаю, что мог он стать властителем всей Греческой империи.

И тотчас села девица на землю, разодрала на своей груди алжубу и рубашку и, положив голову Тиранта себе на колени, склонилась обнаженной грудью над лицом его и голосом нежным и смиренным так заговорила.

 

Глава 360

О том, какую мольбу вознесла Услада-Моей-Жизни .

О неотвратимый, немилосердный и неизбежный рок, неумолимо вершащий людские судьбы! Отчего подвергаешь ты многострадальную мою душу и слабое женское тело таким тяжким мукам? Лучше окончить мне горькую жизнь, ибо нет у меня сил спасти несчастных жителей и владелицу многострадального этого города. Открой же глаза, великодушный Маршал и непобедимый рыцарь Тирант, и да будет твой взор милосердным, и да услышат твои уши мольбы несчастной девицы, что всем сердцем молит тебя смиренно и истово: вспомни, каким ты был, и пусть лучше от тебя приму я смерть, чем другой спасет мне жизнь.

В одном из ушей у Тиранта была незаживающая язва — напоминание о страшной битве с сеньором Вилезермесом, — прикосновение к которой вызывало у него нестерпимую боль, и, когда лишался он сил и терял сознание, немедля приходил в себя, едва кто-нибудь дотрагивался до его уха, что и сделала Услада-Моей-Жизни. Увидев, что Тирант открыл глаза и горько вздохнул, обрадовалась девица и с улыбкою обратила к нему приветливые слова.

Господин мой и Маршал, знаю, что мысли твоей милости теперь не здесь, но на далеком острове Раздумий, а желания бьются в душе, не находя выхода, но нет среди них жажды радости и наслажденья. Молю тебя, господин мой, не иди против своей природы и нрава, ибо свойственно тебе прощать и миловать, ты же в длительной осаде держишь наши жизни и от зари до зари бьешься под стенами города. Не хочу я, чтобы подвергал ты себя столь тяжким мучениям, и немедля помогу тебе прекратить их — начни прямо с меня. Взгляни: перед тобою беззащитная девица, чего же ждешь ты? Возьми острый меч, докажи силу могучей твоей руки и омой сталь в крови той, кто после Бога служить желает одному тебе. И не вспоминай о прошлом, недаром говорит Овидий: мимолетна любовь и нет в ней постоянства, мгновенно погаснув, с великим трудом она возгорится. А поэт Тобий сказал иначе: лучше грубая добродетель изысканного порока. Перед тобою неразумная девица, что говорит нелепости, а потому пусть искушенный дух твой определит мою вину.

И отвечал на это Тирант, собравшись с силами.

 

Глава 361

О том, что Тирант ответил Усладе-Моей-Жизни .

Девица, подобна ты пчеле, скрывающей в медоточивом рту ядовитое жало. Речи твои повергли меня в великое изумление, и желаю я немедля узнать, откуда известно тебе то, что приключилось со светлейшей Принцессою. Будь же милосердна, открой мне эту тайну, и, дабы лицезреть ее высочество, готов я сменить гнев к вам на милость, и останетесь вы мною довольны.

Великой радостью обрадовалась Услада-Моей-Жизни, услышав такой добрый ответ, и, желая открыть имя свое Тиранту, любезно ему отвечала.

 

Глава 362

О том, что отвечала Услада-Моей-Жизни Тиранту .

Всем известны правдивые слова великого философа Аристотеля: лучше проливать кровь измученного тобою врага, чем слезы собственного позора. И недаром сказал святой Иоанн Златоуст: нет любви истинной у того, кто не дарует ее страждущему. Ведь лишь тогда уверены мы твердо, что любимы, когда любезный друг печалится о нашем горе. Порадуй же нас теперь, Маршал, и пусть радость развеет печаль, и позабудем мы о всех напастях, выпавших на нашу долю. А чтобы немедля постигнуть силу, коей обладает любовь, вспомни же о тех, что, полны смутных сомнений о грядущей жизни, избрали смерть, лишь во имя любви приносящей великую славу. И не только избрали они смерть, но собственной рукою, не терзаясь, лишили себя жизни, ибо в любви и в пришедшей вослед славе познали они наслаждение, затмившее скорбный ужас смерти. О господин наш Тирант! На коленях молю тебя, ради любви и благоговения пред Господом, которого любишь ты и почитаешь, сжалься над сокрушающимся этим людом, вспомни о греках, помянутых мною, и пусть пройдет пред светлым ликом твоим множество их, из беды спасенных твоею помощью, твоим велением. На тебя лишь уповаем, отец наш и защитник, вознесенный на трон милосердия и благости, исполни же обещание — любя, почитая и склоняясь перед светлейшей принцессой Кармезиной, чей образ стоит перед твоим взором, даруй во имя любви прощение свое всем тем, кто отныне будет благоговейно твердить имя ее. Поступи, господин мой, согласно своей природе, ибо к милосердию склоняет тебя твое благородство. И славно пусть закончится рассказ о доблести великого Маршала, чье великодушие так вознесло меня, что удостоилась я счастья прижать к своей груди того, кто, словно святой пророк наш Магомет, излил на меня небесную доброту.

Но в эту минуту в шатер ворвался сеньор д’Аграмун с обнаженным мечом в руке. Пребывал он в страшном смятении, ибо узнал от короля Скариана, что Тирант будто бы уже умер на руках у девицы. Увидев Тиранта на коленях Услады-Моей-Жизни, не стал он разбираться, жив ли Маршал, и вскричал вне себя от ярости и дикого гнева.

 

Глава 363

О том, как сеньор д’Аграмун решил убить Усладу-Моей-Жизни .

Что делает здесь эта колдунья, это дьявольское отродье? Кто допустил ее сюда? Не вы ли, что называете себя друзьями и слугами Тиранта? Недорого же ценили вы жизнь своего Маршала, коли нечестивая мавританка на ваших глазах убила его своими заклинаниями, а вы до сих пор не перерезали ей горло! Найдется ли жестокое наказание, достойное такой непоправимой беды? Но коли не хотите вы отомстить ей, сам я сделаю то, что мне не пристало, не посчитавшись с рыцарскими законами.

И, схвативши девицу за волосы, безжалостно пригнул он голову ее к земле и приставил меч к горлу, дабы лишить ее жизни. И тут Тирант, лежавший на коленях девицы, услышав ее жалостный стон, сжал лезвие меча обеими руками. Сеньор д’Аграмун, подумав, что меч уперся в тело девицы, вонзил его что есть силы и нанес Тиранту глубокие раны, так что едва не остался тот без рук, как сказали потом лекари.

Увидев, что родич обошелся с ним столь непочтительно и бесчестно, пришел Тирант в ярость и так сказал ему.

 

Глава 364

О том, что сказал Тирант сеньору д’Аграмуну, когда тот ранил его .

Жалкий рыцарь, уронивший свою честь! По малому разумению и великому невежеству своему совершил ты проступок, что не простится тебе до конца дней. Позволил ты страшной гордыне и спеси верховодить тобою, нанес мне тяжкое оскорбление и будешь за то сурово наказан. Вижу, получив свободу, стал ты не в меру расторопен, а потому молю я Господа ниспослать мне терпения, дабы выносить подле себя такого безмозглого рыцаря. Не постыдился ты ни меня, ни людей: нечего сказать, любезно обошелся ты с девицею и великое почтение оказал Маршалу. И коли не загладишь ты свою вину, занесу я над тобою меч моего гнева. Недаром отмечали люди, что главное твое достоинство — дремучее невежество, истинно это так, но помни, что судят о людях по их делам, дела же твои плохи и заслуживают наказания. И дабы долго не осквернять рот злословием, одно скажу тебе: будь проклят тот день, когда родился ты, ничтожный, позор нашего рода. Дурной умысел всегда чреват изъяном: и если бы позор, заслуженный в боях, назывался честью, покрыл бы ты себя рыцарской славою, а коли б честь добытая звалась стыдом, никто тебя не пристыдил бы.

Король Скариан велел сеньору д’Аграмуну немедля уйти прочь, и тот с охотою согласился: не поднимая глаз от стыда, поклонился он королю и Тиранту и поспешно покинул шатер, всем видом своим выказывая раскаяние в совершенном проступке, чем весьма смягчил Тиранта, который уж готов был сменить гнев на милость.

Тогда король Скариан, желая примирить родичей, обратил к Тиранту такую речь.

 

Глава 365

О том, как король Скариан просил Тиранта простить сеньора д’Аграмуна .

Высокое твое благородство, брат мой и господин, дает мне смелость просить тебя об одной милости: не суди строго досадный проступок сеньора д’Аграмуна — ярость помутила его разум, и страшно наказан он уж тем, что осознал свою вину и принял великий позор, а потому, думаю, не скоро отважится взглянуть тебе в лицо. Умоляю тебя простить его, ибо по недомыслию, а не со зла, противился он тебе, достойнейший. Испытай теперь же мою верность и прикажи совершить все, чего душа твоя желает, там и тогда, где тебе угодно будет, дабы, вознося хвалы тебе по всему свету, увеличил я число твоих подданных. Моей болью болят твои раны, ибо и беду твою, и радость почитаю я своими, а потому мучится ныне моя душа, зная, что близкий твой родич достоин твоего прощения.

Уступая мольбам короля Скариана, смягчил Тирант свой гнев и просветлел лицом и, приписав вину невежеству сеньора д’Аграмуна, с охотою простил его.

Затем повернулся он к девице и любезно просил ее поведать, была ли она пленницей в Константинополе, если ж нет, от кого узнала она о судьбе госпожи Принцессы. И так отвечала ему Услада-Моей-Жизни.

 

Глава 366

О том, как молодая мавританка открыла Тиранту, что она и есть Услада-Моей-Жизни .

Злосчастная судьба привела меня к концу моих дней, и истинно — не в силах я противостоять безмерной твоей воле. Делай же со мной, что душа твоя пожелает, коли хочешь — убей иль сделай рабынею, все в твоей власти. Но к чему тратить пустые слова, лучше обрадую я твою милость.

И, упавши на колени на твердую землю, так она сказала:

Господин мой и Маршал, придите же в себя и взгляните хорошенько! Верно говорят и справедливо: где нет любви, не будет и памяти. Ужели не узнаете несчастную и измученную Усладу-Моей-Жизни, что ради вашей милости перенесла столько страданий, боли и горя и сам мавританский плен?

И тогда будто пелена спала с глаз Тиранта, не дал он больше говорить девице, признав в ней Усладу-Моей-Жизни, и, ставши рядом на колени, обнял ее и многажды поцеловал прямо в уста, в знак истинной любви и благодарности.

И когда они нарадовались встрече, распорядился Тирант устроить у входа в шатер высокий помост и устлать его парчою, а вкруг него постелить на земле красивые атласные покрывала. Услада-Моей-Жизни воссела на самом верху, в красной парчовой накидке, подбитой горностаем, которую велел Тирант принести ей, поскольку ее алжуба была вся порвана. А королевну усадили на нижней ступеньке, и все девицы из свиты ее расселись у ног ее на атласных покрывалах. Что же до Услады-Моей- Жизни, восседала она точно настоящая королева.

Тирант снял с нее алкина, и волосы ее рассыпались по плечам. И все вокруг прочили девицу ему в жены, такие высочайшие почести он ей оказывал. И кликнули по его приказу клич по лагерю, что каждый под страхом смерти обязан явиться к шатру, дабы поцеловать руку Усладе-Моей-Жизни. Затем велел Тирант кликнуть другой клич, дабы оповестить жителей города, и мужчин и женщин, о том, что дарует всем прощение и дозволяет жить в той вере, какую каждый выберет. И обещал Тирант, что под страхом смерти ни один воин из христианского лагеря и пальцем не тронет жителей города и не посягнет на их добро. Вскоре принесли обильное угощение и пригласили к столам всех, кто пожелает. И велел Тирант привести всех менестрелей и трубачей из лагеря и из города, и такой пир устроили они, какого никто и никогда не видывал в военном лагере, и длился тот пир восемь дней.

Уже на празднествах стало известно сеньору д’Аграмуну, что та, на чью жизнь он покушался, была Услада-Моей-Жизни, и от такой вести огорчился он еще больше своему проступку. И решился он просить у короля Скариана и королевы, которая ни на минуту не расставалась с Усладою-Моей-Жизни, совета и заступничества перед Тирантом, они же согласились с охотою. Тогда приблизился сеньор д’Аграмун к Тиранту в сопровождении короля и королевы. Раскаяние и боль были на лице его и в голосе, и вот что сказал он.

 

Глава 367

О том, как сеньор д’Аграмун умолял Тиранта простить его .

Ежели бы сие угодно было Господу, смерть предпочел бы я теперь: ведь сама судьба уготовила испытание моей доблести, я же не выдержал его и потерпел величайший позор, оскорбив вашу милость. И эдакая доблесть заслужила единственную награду — смерть, ибо любезней мне она жизни, отравленной воспоминаниями о моем низком поступке. И, зная, что хочет ваша милость наказать меня, одновременно вашего прощения умоляю и приговора. И как не пристало мне ничего скрывать от вашей милости, к стыду своему, вот в чем признаюсь: не ведал я, что предо мною Услада-Моей-Жизни, потому и совершила рука моя невиданное оскорбление — так заслужило мне недомыслие мое жестокую кару, победа же принесла лишь боль да горе и тоску. Потому хочу, чтобы знали вы: коли откажет мне в прощении ваша милость, намерен я отправиться на Запад, где смерть будет рядом со мною, и недолго продлятся мои дни, ибо там найдет меня мрачная могила, о коей теперь я мечтаю. Однако ж лелею я надежду, что не изгладится из вашей памяти великая любовь, что всегда питал я к вам, и, чем больше корю я себя за содеянное и каюсь в своем грехе, тем больше хочу доказать вам любовь мою, ибо связывают нас узы крови, а кровь — не водица. Ожидаю я решения — в вашей власти простить меня иль отпустить навстречу верной смерти.

Пока говорил сеньор д’Аграмун, ничем не выдал Тирант своих мыслей, однако же просветлело его лицо, ибо в душе благородство взяло верх над гневом, а любовь и щедрость сердца воззвали к милосердию, потому великой тревогой зазвучал голос Тиранта, полный сострадания, и вот как отвечал он.

 

Глава 368

О том, как помирились Тирант и сеньор д’Аграмун .

Неизмерима доброта Господа, прощает Он совершивших тяжкие грехи, и даже тем дарует великодушное прощение, кто пошел против Него, но покаялся. Что же говорить обо мне, великом грешнике? Ведь Господь не простит мне, коли не прощу я тебя! И вот как скажу я, брат мой: тебе следует жить, а мой удел — смерть, а коли порадуют благую душу твою мои речи, знай: одолела мой гнев твоя доброта. Коли не нуждался бы ты сейчас в утешении, утешал бы ты меня, ведь больно мне видеть в опасности кровные узы да дружбу. Но не хочу, чтоб кто-нибудь сказал, что из-за проступка перестал я любить тебя, и делами своими докажу я, что с каждым днем крепнет моя любовь к тебе на радость тем, кто желает тебе добра и чести. А потому открой глаза своего разума и одумайся, пусть рассудок движет тобою, пусть обуздает он дикое желание отправиться в иные страны — здесь свершишь ты рыцарские подвиги, что возвеличат твое положение, честь и славу. Не пристало тебе и не послужит твоей чести замысленное бегство, даже если ждет тебя вдали несметное богатство. Не след тебе бежать, коли хранишь ты верность истинной дружбе, а коли поступишь по-своему — пропадешь навеки.

Тут король и королева принялись просить Тиранта и сеньора д’Аграмуна примириться и жить в мире, дружбе и согласии. Так они и сделали, после чего все торжественно отправились к шатру Тиранта, подле которого на помосте сидела Услада- Моей-Жизни, и сеньор д’Аграмун обратил к ней такие слова.

 

Глава 369

О том, как сеньор д’Аграмун просил прощения у Услады-Моей-Жизни .

Когда взирает всесильный Господь с небес на дела людские, никого не минует Его справедливый суд: и грешнику и праведнику воздаст Он по заслугам. И хоть не сразу поразит Господь злодея, но рано или поздно падет кара на его голову. Одно лишь оправдание найду я великому моему проступку: угодно было враждебной судьбе ослепить меня собственным моим гневом, помутился рассудок мой, и не признал я вас, благородная девица, и тем отчасти могу я объяснить то, что случилось. Но ежели не простит меня высокое ваше благородство, во что не хочется мне верить, нищим бродягою отправлюсь я по свету, взывая всякий час о милости, и поставит меня чрезмерная любовь перед лицом безмерного страдания или скорой смерти, но не побоюсь я подвергнуть опасности мою жизнь. Однако ж поверьте: не по нраву мне, никакой обиды от вас не видавшего, знать, что после моей смерти назовут вас ее виновницей, но, коли не удалось мне хоть немного оправдаться в ваших глазах и заслужить прощение, ничего иного мне не остается, как отправиться навстречу смерти, обрекая вас на позднее раскаяние и на горький урок. Каюсь, не узнал я вас, но ведь самой судьбе так было угодно, а потому разве не заслуживаю я снисхождения? Пусть же простит меня неоценимая ваша добродетель еще и за то, что готов служить вам верой и правдой, ибо грядущие подвиги мои, ради вас свершенные, загладят мою вину, и, ежели могла бы ваша милость провидеть их ныне, не было бы у вас в том сомнения. Явились вы из вражеского стана, однако ж не жестокость являл я к врагу, но снисходительность. Суровы законы бога Марса, потому всего себя отдал я кровавым сечам, и, пролив свою кровь на африканских просторах, как истинный воин, добыл честь и рыцарскую славу. Обманом же, подобному тому, за который жители этого города поплатились своими надеждами, никогда и никого не оскорбил я. И если не вызовут у вас жалости справедливые мои извинения — притворитесь, что жалеете меня, ибо пристало милосердие вашей милости, спасшей жителей целого города, что лежит теперь у ваших ног, на вас одну уповая. Безраздельно владеете вы моей волей, и ради любви к вам больше никогда не оскорблю я сей город и жителей его, а узнав о вашем ко мне снисхождении, простят они мне мою жестокость и подлость. И не стыдно сказать мне, что возвысился я теперь в собственных глазах, ибо повергла меня высокая милость той, что без оружия сразила самого непобедимого рыцаря.

Не помедлила с ответом Услада-Моей-Жизни и так сказала.

 

Глава 370

О том, что отвечала Услада-Моей-Жизни сеньору д’Аграмуну .

Не пристали достойным и уважающим себя женщинам жестокость и жажда мести, и не угодно было Всевышнему наделить сим изъяном сердца гречанок, что же до вашей милости — хоть и желали вы убить меня, не держу я за вами большой вины, ведь вы меня не узнали. Лишь Маршалу, которому вверила я в ту минуту свою жизнь, нанесли вы оскорбление. Но признаюсь, коли удалось бы вам совершить задуманное, не устрашила бы меня смерть от руки храбрейшего из рыцарей, и за фобом ждала бы меня награда — венок мученицы за истинную католическую веру, ибо о том молила я Господа и, как вижу, суждено тому свершиться. Вам же не в чем виниться, никак вы меня не оскорбили, а если бы и случилось так, охотно бы я вас простила: сама готова я склониться перед великим вашим милосердием и доблестью, что позволили мне вымолить прощение для любимой моей госпожи и ее подданных. Готовы вы исполнить мои желания и утешить меня? Тогда лишь об одном просить я буду: отриньте печаль-тоску, откройте душу надежде и радости, ибо дарует вам скоро Господь любовь, о которой вы мечтаете. Сама же пока что я не знаю, на что решиться: стоять ли на своем и быть тем довольной или проявить благосклонность к вашим просьбам, дабы порадовать вас. Однако я стыжусь теперь того, что совершила, а потому вверяю себя вашему великодушию и надеюсь, что внемлете вы моим справедливым мольбам, как и обещали.

На том умолкла Услада-Моей-Жизни, увидев, что приближаются к ним Тирант и король Скариан. И сразу вслед за тем устроен был праздник, на котором мавры пели и танцевали и весь люд веселился на славу.

Когда прошел десятый день празднеств, жители Монтагаты во главе с правительницей-королевной преподнесли Тиранту ключи от города, отдавая себя в полное его распоряжение. Тирант же немедля передал ключи Усладе-Моей-Жизни, объявив ее хозяйкой города. Тогда с великими почестями усадили ее на коня и под звуки музыки и в сопровождении множества народа торжественно препроводили к королевскому дворцу и приняли там истинно по-королевски. А прежняя владелица покинула город вместе со свитою. Тирант же окружил Усладу-Моей-Жизни слугами, дал женщин и девиц в услужение, и целых восемь дней была она полноправною хозяйкой дворца, и города, и многих замков и городов, находившихся под ее властью.

На девятый день призвала к себе Услада-Моей-Жизни королевну и со светлой улыбкою на любезном лице возвратила ей все имущество. И вот как сказала она об этом.

 

Глава 371

О том, как Услада-Моей-Жизни вернула королевне город вместе со всем имуществом .

Великая добродетель, любовь и благородство, что явила ты, госпожа, к пленнице, истинно заслуживают награды, потому почитаю я своим долгом сделать для тебя все, что в моих силах. Надеюсь, оценила ты, как я трудилась с опасностью для жизни, дабы отвратить от твоей милости и жителей города жестокую и немилосердную кару, — и услышал Господь мои упорные молитвы, и помог мне. Не за позор, а за счастье почитаю я то, что была твоею рабыней, ибо истинно благородна ты, госпожа моя, и достойна великих почестей. И не подумай, будто возрадовалась бывшая раба, что в единый миг вознесшаяся на королевский трон: известно мне, что блага, коими меня одарили, были отняты у тебя, как случается на войне. Но тому я рада больше жизни, что своею рукою и от всей души вернуть могу то, чем завладела: протяни же ко мне руки и возьми ключи от этого города и от иных замков и крепостей, обрети свое наследство и власть — вновь всему здесь будь хозяйкой. Хоть и угодно было Господу, чтобы попала я в плен и стала рабыней, не думай, что ниже я тебя родом и происхождением. Посмотрим же теперь, отплатит ли той же монетой бывшей христианской пленнице благородная мавританская королевна: вернула я тебе все блага, что ты потеряла, порадуй же теперь мою душу и обратись в истинную веру вместе с твоими подданными, и знай: одна надежда видеть твою милость христианкой большей радостью полнит мою душу, чем ежели бы сделали меня властительницей всей Берберии.

И с этими словами Услада-Моей-Жизни вложила ей в руку ключи от города.

Видя такую любезность и щедрость, упала королевна на колени, заплакала обильными слезами и в порыве благодарности хотела было поцеловать ноги бывшей рабыне, но остановила ее Услада-Моей-Жизни и сама стала рядом на колени. При виде такого почтения смиренно заговорила королевна:

Нет нужды словами доказывать свое происхождение, ибо дела человека говорят сами за себя, а поскольку в делах явила ты великое благородство и щедрость, ведомо мне, кто ты и чего стоишь. Безмерно благодарю я тебя, госпожа, за любовь твою и милость, но нипочем не приму я от тебя ключи от города, ведь более меня достойна ты владеть им, я же всем тебе обязана, даже самой жизнию, а потому готова служить тебе столько, сколько ты мне служила, и за великое счастье почту быть твоей рабой до самой смерти. А коли хочешь, чтобы перешла я в твою веру — да будет на то твоя воля, по первому твоему зову с благоговением и любовью приму я святое крещение.

И так отвечала ей Услада-Моей-Жизни:

Госпожа моя, должно тебе взять ключи и власть, коих ты заслуживаешь. И, как согласна твоя милость принять крещение, отныне стану я почитать тебя как сестру. Молю тебя не отказываться более от власти твоей, коли не хочешь ты обидеть меня, все равно возвратится тебе то, чем ты владеешь по праву.

С покорностью приняла королевна ключи, дабы угодить девице, и возвратилась в свой дворец. Тем временем Услада-Моей-Жизни покинула город и отправилась прямиком в лагерь, где принял ее Тирант и все христиане с большими почестями. И рассказала она Тиранту, как вернула королевне за ее добродетель город и власть, Тирант же остался доволен, ибо довольна была сама Услада-Моей-Жизни.

Однако сеньор д’Аграмун, услышав новость, так сказал:

Не худо было бы меня спроситься! Дал я святой обет, так как же быть мне теперь?

И вот что отвечала ему Услада-Моей-Жизни.

 

Глава 372

О том, что отвечала Услада-Моей-Жизни сеньору д’Аграмуну .

О, ловкая обманщица судьба! Видно, искушает она тебя славою твоего отца, одержавшего великие победы во Франции над жестокосердными англичанами, приберегая лавровый венок для сына, пред одним именем которого трепещет враг, потому жаждешь ты теперь новых побед и удачи. Однако ж природа и положение обязывают держать слово — можешь ты обвинить и осудить, но не в силах пойти на попятный иль откреститься, вспомни же сказанное тобою: уже отпустил ты вину этому городу и отступился от зла, что хотел принести ему. Чего же ты теперь хочешь? После бурной радости и счастья прийти с карающим мечом? Думаю, недостойно сие такого рыцаря, как ты, всеми любимого, и тем самым совершишь ты еще больший проступок. Вспомни, что сказал Аристотель: удивителен союз любви и милосердия, ибо сообщает он должное величие достоинству мужчин и доброте женщин. Заглуши же гнев твой, ведь все жители города — друзья твои и слуги. Знай, что сказал царь Давид: злодею не дано благодарить, но вдвойне злодей тот, кто забывает о полученной награде, а добрый друг подобен запертому ларцу с пряностями — хоть и не попробуешь его содержимого, зато всегда насладишься ароматом. Но к чему множить назидания? По доброй воле простил ты врага, и этого довольно, я же, не в пример тебе, желаю жить по чести и совести, и не отобрать у меня чести, ибо достойно я трудилась, и не отобрать совести, потому что она чиста. Пусть другие судят иначе, но моими устами глаголет истина. Так чего же ты хочешь? И какой же обет ты дал? Что занесешь свой меч над каждым жителем этого города? Что ж, довольны будут горожане помочь тебе, дабы смягчить гнев твой, потешить волю и освободить совесть от презренной клятвы. И вот как поступим: сиятельный король возьмет меч твой за рукоять, а великий Маршал возьмет за острие, и пройдут под твоим мечом все жители города. И тогда будешь ты освобожден от обета, и простятся тебе вины, и снимется с тебя бремя, я же специально приму сан, дабы благословить тебя и отпустить с миром.

На этих последних словах девицы все вокруг рассмеялись. И, не мешкая, поступили так, как сказала Услада-Моей-Жизни: все жители города прошли под мечом сеньора д’Аграмуна во исполнение его обета. Вслед за тем спросила Услада-Моей-Жизни королевну, не хочет ли она немедля креститься, как и обещала, на что та, не раздумывая, согласилась и сей же час благоговейно приняла она святое крещение, а вслед за ней еще тысяча триста мавров. Вскоре вся провинция стала христианской, а монах, приезжавший прежде за пленными, теперь по просьбе Тиранта прибыл в Берберию уже как папский легат, и все вокруг — и мавры, и новообращенные христиане называли его не иначе, как «христианский падре».

Прежде чем покинуть город, порешил Тирант выдать королевну замуж за Мельхиседека. А звали королевну мавританским именем Жуста, но после крещения не захотела она принять другое имя. И Услада-Моей-Жизни по просьбе Тиранта принялась уговаривать королевну согласиться на брак, и все прочие также ее молили, и в конце концов она уступила и дала свое согласие. И велел тогда Тирант устроить грандиозные празднества, приличествующие такому случаю. Надо сказать, что Жуста была величайшая праведница, достойная в делах и скромная в речах, бесконечно почитавшая Пресвятую Деву Марию. По велению благочестивой правительницы построены были в землях ее мужские и женские монастыри, сама же она отличалась великой добродетельностью, помогая страждущим и давая приют нищим скитальцам.

Лишь только закончились пышные свадебные празднества, Тирант вместе с королем Скарианом отправились на завоевание соседней провинции, принадлежащей брату тремисенского короля, и взяли они с собой Усладу-Моей-Жизни. Укрепив свою власть в той провинции, поставил Тирант правителем и военачальником храбрейшего рыцаря по имени Антиох, весьма отличившегося в сражениях. Антиох же был большим другом Мельхиседека, который теперь правил в Монтагате, и поскольку они проживали всего в трех милях друг от друга, нередко навещали друг друга, и оттого еще более окрепла их дружба.

Тиранту в радость и в удовольствие были беседы с Усладой-Моей-Жизни, и случилось, что однажды зашла у них речь о Принцессе и том положении, в каком пребывал Император. И укорила девица Тиранта тем, что, покоряя Берберию, в ратном пылу позабыл об обещании прийти на помощь Императору и его дочери. Тирант же отвечал, что, прежде чем двинуть войска, желал бы получить точные известия о том, что творится в империи, и попросил он тогда Усладу-Моей-Жизни рассказать, как сложилась судьба ее после того, как выбросило ее волною на берег с тонущей галеры, и какие несчастья пришлось ей претерпеть. И тут припомнила девица все муки и напасти, выпавшие на ее долю, и от жалости к себе самой горько заплакала, но вскоре осушила она свои слезы и так отвечала Тиранту.

 

Глава 373

О том, как поведала Услада-Моей-Жизни о своих злоключениях .

Не найти мне слов, чтобы передать те страхи и сомнения, терзавшие измученную мою душу, когда, нагая и босая, закоченевшая от невыразимого холода, оказалась я на берегу свирепого ревущего моря, изнемогши от борьбы с огромными волнами, что смыли меня с галеры. Одно лишь спасло меня: поминутно возносила я молитвы, уповая на милость великую Пресвятой Богоматери, зная, что никогда не оставляет Она в беде того, кто благоговейно чтит Ее. Ибо великая скорбь и страх сковали мою душу, и уж виделась мне моя могила, и вороны да грифы иль иные хищные птицы летали надо мною, дабы полакомиться мертвечиною, ведь, кабы не темная ночь — спасительница девиц да женщин, страшно подумать, какая беда могла со мной приключиться. В полном отчаянии, ниоткуда не ожидая помощи, брела я, озираясь по сторонам, в поисках какого-нибудь уголка, где могла бы укрыться, и, к счастью, несмотря на непроглядную ночь, увидала рыбацкую хижину. Войдя туда, нашла я две бараньи шкуры, связала их веревкою и надела на себя, дабы спастись от смертельного холода. И всю- то ночь не могла я сомкнуть глаз, кляня злую судьбу. Но прошу вас, сеньор Тирант, не бередите мои раны и не заставляйте воскрешать мои страдания: едва вспомню я о том, что вынесла по вине вашей милости, бьет меня дрожь и кажется, сто раз лучше принять мне смерть, чем вновь пережить все это. А известно вам, что гнев склоняет людей к жестокости, любовь пробуждает милосердие, терпение же усмиряет гнев. Потому лучше мне умолкнуть, чем вспоминать злоключения мои да напасти, и так уже изнемогли от них моя душа и тело.

Услышав такие горькие слова, опечалился Тирант и не дал ей дальше говорить, сам же постарался ласковыми речами успокоить девицу и порадовать, поскольку весьма сожалел о том, что пришлось ей претерпеть по его вине. И когда утешилась немного Услада-Моей-Жизни, такие слова сказал ей Тирант.

 

Глава 374

О том, как утешал Тирант Усладу-Моей-Жизни .

Неблагодарная судьба мучит твой разум, тоскою полня его и горькими раздумьями; неожиданно обрушивает она страшные напасти и насылает беды, нарушающие мирный поток дней и гнетущие нас. И хоть могла бы наша воля великим усилием отвратить сии удары, да только не дано человеческой мудрости их провидеть. И могла бы добродетель славных мужей разумными поступками рассеять мрачную тревогу, дабы уступила она место иным проявлениям духа, да только идет впереди лицемерная надежда — не спросясь является она к нам и приносит с собою мрак и несчастье. В глубине же ее таится отчаяние — побуждает оно нас к нечестивым поступкам, обрекая на ужасное и вечное проклятие. Так храни же душу свою и не позволяй поселиться в ней гневу, порождающему ненависть и ненасытную жажду мести; укроти и обуздай жестокие и вредоносные порывы, кои не только терзают душу, но безжалостными огненными языками своими сжигают твою плоть, в плен берут твой высокий и благородный разум, лишая его способности мыслить. Сей слепой и суетный гнев происходит от алчного и неуемного желания познать и обрести то, что находится во власти и велении самой судьбы и недоступно людскому разумению и воле. Потому оставь опасные стремления постичь непостижимое, ибо в страхе суждено жить тому, в ком поселилось сомнение, а те, кто стремится проникнуть в тайну, навеки распростятся со свободой помыслов своих и дум — в вечном плену и рабстве у страха пребудет их разум. Древние философы сторонились благ судьбы, свободна и чиста была их мысль, ибо суетным и тщетным полагали они само желание спорить с судьбою и получить то, чем лишь она безраздельно владеет. Недаром сказал один философ: великая глупость поднимать оружие на врага, не надеясь на победу над ним. Многим являет судьба свой радостный лик, пряча за лестью западню превратностей, дабы неожиданно бросить свою жертву в безбрежное море бедствий, где кет места надежде и неоткуда ждать помощи. И ни от кого не узнаете вы о том, чтобы когда-либо ниспослала судьба благодеяние, одарив счастливца сполна и навеки. По велению природы нагим выходит человек из чрева матери, а звери появляются на свет в одежде из шерсти, и этим же одеянием пользуются люди, дабы прикрыть свою жалкую наготу. Природа наделяет нас потаенными богатствами души, а открытые взору тленные земные блага дарует нам судьба, и здесь она вольна поступать по своему усмотрению, являя вечное непостоянство умысла. Мудрый Сенека в одном из писем сказал: все то излишне и ненужно, что приобретает человек, следуя своей воле и желанию, — преходящи эти блага и чужды нашей природе, ибо не являются дарами ее. И лишь тогда достигнем мы желанной гавани покоя и достойно преуспеем на всех поприщах, будь то мораль, политика иль теология, когда потребность в занятиях будет исходить из глубин души нашей, и тогда ощутим мы счастие, которое суть блаженство, ниспосланное свыше, ожидающее нас за пределами этой никчемной и горькой жизни. Говорит Боэций в своей книге «Об утешении»: не отыскать блаженства, которое дарует сам Господь, но заслужить его должно добродетелью, как заслужили его праведники, уверенные в том, что обрели его навеки. Всё суета — говорит Соломон в книге, называемой Екклезиаст, и сказано сие о дарах судьбы, ибо пусты они и скоротечны. Надеюсь, дорогая сестра, внемлешь ты словам моим, а потому молю тебя: не давай волю яростному и нетерпеливому гневу, ибо все, что ты потеряла, забрала у тебя судьба, но не была она к тебе несправедлива, а лишь исполнила свой обычай: отнятое у тебя передала она другим, дабы владели им, как некогда ты владела. И не подумай, что навек она их одарила: нет на свете человека, мудреца иль глупца, ученого иль невежды, кто владел бы дарами судьбы без ее благоволения. Но если гнев твой так силен, что не в силах ты усмирить его, посоветую я тебе, как излечиться от сего недуга: одно лишь есть тут снадобье — забвенье, лишь оно смягчит волнения рассудка и снимет камень с души, ибо, как говорил мудрый Катон в своих писаньях, покалеченная душа не различает истины. Так осуши же слезы, и сдержи рыдания, и обрети то, что на самом деле потеряла, — себя саму; победи злобу терпением, а гнев — великодушием; берегись отчаяния, дабы не потерять свою душу, — ни за какие сокровища не обрести ее вновь; убоявшись Господа, уповай на благую надежду и победишь гнев свой и боль, а воля твоя пусть в согласии пребудет с милосердием и добротерпением. Ведь говорит аббат Симеон: всяк должен приучить себя к терпению и быть начеку с судьбою, дабы в случае несчастья не поддаться тоске и отчаянию. Говорит святой Григорий: глуп тот, кто сам не в силах выносить невзгоды, учит других, будто нет в мире справедливости, ибо переполнен он нетерпением. Давид же сказал, что, если терпеливо сносит человек мучения, воздаст ему Господь и получит он утешение, соразмерное тем страданиям, что послала ему судьба. Подумай, нет на свете человека, не претерпевавшего в жизни великие напасти и беды, будь то короли или Папы, великие мужи и знатные женщины. Да будет дух твой стойким и добротерпимым, ибо хоть жалкая человеческая природа нетерпеливо стремится обойти превратности судьбы, достанет одной доблести для того, чтобы одолеть неуверенность и страх. А коли скажешь ты, что создала тебя природа женщиной — слабой и робкой, пусть дух твой будет сильным и мужественным, напоминая о благородстве твоего рода. Невзгоды, насылаемые судьбою, закаляют человека, ибо изрек Соломон: кто не страдал и не терпел — ничего не стоит. А один поэт так писал: благоволит судьба к стойким и отважным, но ненавидит и лишает милости своей малодушных и боязливых. Наша жизнь — служение или вечная битва, утверждал святой Иов. Нет человека, на земле рожденного, что избегнет превратностей судьбы. Говорит славный апостол святой Павел: «Много раз я был в опасностях». Ежели бурное море таким испытаниям и мучениям подвергло тебя, не думай, что мне удалось избежать их: был я схвачен и закован в кандалы и много раз смотрел в лицо смерти в бесчисленных опасностях — взгляни, сколько отметин и ран на моем теле. Не в силах я перечислить все мои горькие злоключения, но страшнее всех бед — разлука со светлейшей сеньорой, той, которую люблю я больше всего на свете, — вот в чем страшная мука, невыносимая моя боль! В ничто обратились бы все страдания, ежели б только мог я лицезреть госпожу мою и несравненную ее красу! Однако не менее страдает мой разум от мысли, что по моей вине в мрачной тоске пребывает твоя душа, но знай — осмотрительность неподвластна слепой судьбе, сумеет она поправить прошлые несчастья и предотвратить будущие. Потому даю слово рыцаря, обещаю и клянусь вечным и славным Господом нашим Иисусом и тем крестом, что поцеловал я, принимая рыцарский сан, вернуть тебе все, что ты потеряла, и вдвое больше того, и приложу я к тому великое старание и усердие, ибо многим тебе обязан, а коли поступлю я иначе, проявлю величайшую неблагодарность, какой свет не видывал. А сердечная привязанность, что во мне ты пробудила, ускорит мои старания и приведет меня к цели. Любовь и заботы побеждают жестокость и немилосердность судьбы, мудрость же постигает обманные ее ходы и, неотвратимо отводя от разума гнев и мрачные помыслы, а также глупые и бесполезные выдумки, дарует ему покой и отдохновение.

Услада-Моей-Жизни подняла к Тиранту глаза, все еще мокрые от пролитых слез, и тихим голосом так ему отвечала.

 

Глава 375

О том, что Услада-Моей-Жизни отвечала Тиранту .

О страшная и горькая моя судьбина! На слезы да стенания и тяжкие раздумья обрекла ты меня, подвергнув невыразимым мучениям! Ни жестокий и безжалостный Плутон, бог вечной тьмы и ужаса, ни Мегера с Прозерпиною и прочими адскими фуриями не мучили и не истязали так свирепо мою душу, как неблагодарная фортуна. К кому же обращу теперь глас мой, взывающий о справедливости? Ведь служила я судьбе верно и преданно и, с почтением склонившись перед нею, в надежде ожидала справедливой награды за свои муки и достойной платы за верную службу и усердие. Отплатила мне она черной неблагодарностью и вдобавок стала непримиримым врагом, ибо не так страшно было мне умереть, как лишиться чести и положения. Вот самое дикое разорение, что приносит смертному гнев судьбы, от которого нигде нет спасения — оказалась я на чужбине среди дикарей, вдали от родины, от друзей и родичей, а города мои, и замки, и все мое имущество разграблено жестокими неверными, ненасытными и свирепыми. О смерть, печальную память оставляешь ты по себе в сердцах людей, но прошу тебя, не пощади меня теперь! Ты есть венец всех несчастий этой мучительной и никчемной жизни, так положи же конец нестерпимой моей боли и невыносимой агонии! Кто же тот немилосердный и бесчеловечный, кто так безжалостно распоряжается молодой моей жизнию?

И когда говорила Услада-Моей-Жизни эти слова, душили ее слезы и рыдания, смешанные со стонами, и сердце готово было выскочить из груди, так сильно оно билось. Увидел Тирант, что готова девица проститься с жизнью, нежно обнял он ее и велел плеснуть водою ей в лицо и растереть руки, дабы привести ее в чувство. Девица склонила голову на грудь Тиранта, и было лицо ее грустным, бледным и безжизненным. Тирант же, не в силах сдержать горьких слез, тихим голосом повел такую речь.

 

Глава 376

О том, что сказал Тирант Усладе-Моей-Жизни .

Горестные речи страждущих пробуждают в сердцах наших жалость, ибо человеку свойственно плакать вместе с теми, кто плачет, и сострадать тем, кто влачит дни свои в муках. Едва появившись, эта боль сопереживания смущает наши души и затемняет разум, а потому ослабевшая воля не может усмирить самые низменные порывы человеческой природы, которые рвутся наружу вопреки рассудку. В эти минуты путаются мысли, сплетая вымысел с явью, мукой терзаются сердца, и, сбиваясь с праведного пути, оступаемся мы и падаем столь низко, что лишь сам Господь может помочь нам подняться. А потому потребно, чтобы высокая мудрость и рассудительность, природою заложенные в нас, сдерживали пустые и глупые намерения и укрощали страсти, и низменное побеждалось бы возвышенным, а не наоборот, ведь в доме воцарится хаос, коли служанка будет приказывать госпоже! И если бы силы, управляющие нами и нашими душами, пребывали в согласии и порядке, не стали бы люди приписывать судьбе огромную власть над человеческой жизнью. А в несчастьях, выпадающих на нашу долю, не слепую Фортуну следовало бы обвинять, но себя самих, свои ошибки и неразумие, как пишет мудрый Катон. Поступками людей движет божественная Мудрость, а воля наша истинно пребывает в полном согласии с Небесным Промыслом, рассудок же считает напасти или удачи перстом судьбы, наказанием за грехи или платой за творимое добро. Не следует сгибаться под ударами судьбы — их направляет высший разум, ибо все мы во власти Божественного Провидения. О, извечная людская глупость! С ненавистью и гневом, впадая в великую тревогу, встречаем мы злоключения и напасти. А ведь человеческие судьбы и жизни есть совокупность наших собственных поступков, зависящих от расположения звезд на небе и от движения планет, а также от быстротекущего времени. Вращение перводвигателя определяет наши поступки, время же, сопрягаясь с величинами высшего порядка, влияет на наши судьбы. Но свободная человеческая воля, направляемая глубинной мудростью и знанием, не зависит от звезд и планет, а потому, усмиряя пустые и нелепые страсти, способна благоразумно облегчить превратности изменчивой судьбы. Даже если судьба еще не улыбнулась тебе и враждебен ее лик, благодарно склонись пред тем, что она предлагает. Великий император Александр говорил, что всегда принимал любые дары судьбы с охотою, потому и завоевал всю Азию и покорил многие города и земли. Благоразумия и упорства довольно, чтобы расположить к себе фортуну, в игре с изменчивой судьбой можно потерять многое, но выигрыш порою превосходит все ожидания. Господь невозмутимо взирал на твои невзгоды и мучения, ибо после того, как приняла ты их, суждено тебе было стать королевою двух королевств. Так не теряй же надежду обрести все твои земли и замки, занятые неверными, скоро станешь ты супругою доблестного короля и храбрейшего рыцаря, моего родича из знатного бретонского дома Соляной Скалы. И мужеством своим победит он жестоких неверных, врагов наших, и вернет тебе города, замки и все твое имущество. Я же обещаю вам обоим мое покровительство, и сколь необходимо располагайте мною, моими людьми и всем, что есть у меня. Недалек час, когда мы породнимся, тебя буду Л любить как сестру, а супруга твоего как брата. Оставь же вздохи и рыдания, дай отдых измученной душе, и пусть не будет места гневу в твоем сердце, ибо после тернистого пути, полного опасностей, вывела тебя суровая судьба на ясную и спокойную дорогу.

Услышав эти слова, так отвечала Услада-Моей-Жизни.

 

Глава 377

О том, что ответила Услада-Моей-Жизни .

Вожделения, терзающие сердце, не дают отдыха душе и покоя мыслям. Неуемные желания смущают разум, и, оказавшись во власти гнева или страсти, заблуждаются наши души, сердца же стремятся к дурному, презирая добро под влиянием пагубных инстинктов, к коим мы склонны с ранней юности. И тогда не различаем мы истину и ложь и, ступив на путь греха, становимся орудием мрака и тьмы, рассудок же наш молчит, не в силах спорить с телесной оболочкой. А все это лишь потому, что недостает человеку мудрости. И ежели даже мужчины, сильные и разумные, не могут противиться искушениям, что же говорить о женщине, которую сам Господь создал слабой и беззащитной? Но боль, сжигающая душу, тогда лишь стихает, когда прорвется потоком горючих слез, и, коли удастся мне теперь прервать мои рыдания и заглушить стоны, одержу я победу над женской слабостью. Не моя воля победит ее, но бесконечное доверие к обещанным вашей милостью благам. Высокое благородство и щедрость явили вы, преподнеся мне этот дар, и, хотя о нем я не просила, принимаю его теперь, низко склонившись в благодарном поклоне пред вашей милостью, ибо отвергнуть такой дар — значит глубоко оскорбить дарящего.

И, сказав сие, Услада-Моей-Жизни опустилась на колени перед Тирантом и хотела было поцеловать его руку, однако Тирант не позволил этого: поднял он девицу с земли и поцеловал ее в губы. Затем, усадив ее подле себя, так ответил Тирант.

 

Глава 378

О том, что сказал Тирант Усладе-Моей-Жизни .

Любовь не знает границ, и все на свете ей подвластно. Без любви нет добродетели, лишь вместе с любовью приходит добродетель к человеку. Любовь рождена умом, и с той поры, как рассудок поселил ее в человеческом сердце, невозможно любить непознанное. Но истинна лишь та любовь, что восходит к милосердию, и это есть любовь к Господу и к ближнему своему. Добрая дружба способна породить любовь: верный друг — настоящее сокровище, ни в чем не следует ему отказывать, и само желание помочь другу есть высшее проявление дружбы, как безвозмездный дар, с радостным нетерпением принесенный ближнему, ибо тот любезен Господу, кто дарует с охотою и удовольствием. Опыт жизни открывает нам, что существует в мире глубоко спрятанная любовь или неприязнь. А святой Павел в Послании к Римлянам говорит, что любовь сильнее смерти, ибо позволяет она смиренно переносить любые невзгоды, позабыв о страдании. Добродетель подчиняется любви, ибо сама любовь и добрая воля проявляются в радении и благородных поступках. О славная девица! Нелегко мне вознаградить тебя за те мучения, напасти и беды, что выпали на твою долю по моей вине, стоишь ты больше, чем я могу предложить. Но молю тебя принять благосклонно мои дары — королевства Фес и Бужию. Хотя и отвоеваны они у врага, не править тебе там спокойно и мирно, ибо неусыпно желание неверных вернуть эти земли обратно. Потому разумно и необходимо, чтобы вступила ты в брак с храбрейшим и доблестным рыцарем, дабы помог он тебе достойно владеть твоими землями. Крутит свое колесо коварная Фортуна: уготовила она тебе три страшных года в плену и рабстве, чтобы теперь поднять так высоко, как и подобает столь благородной и достойной девице. Но помни: не будь неблагодарной, легко принимай дары Фортуны, дабы не вызвать ее гнев. Сказал мудрец — всему приходит свой час, и, если ныне угодно року вознести тебя, не отвергай даров судьбы, ибо не предложит она их вновь.

На том закончил Тирант.

И едва он замолчал, Услада-Моей-Жизни бросилась к нему, желая поцеловать его ноги, но Тирант не позволил этого. Взял он девицу на руки и принялся утешать, вновь сетуя на то, что не может достойно вознаградить ее за принятые муки. Однако ж, не в силах предложить девице большее, обещал Тирант до конца жизни не оставить ее своими заботами, ибо питал к ней великую любовь.

Не помедлив, так отвечала ему Услада-Моей-Жизни.

 

Глава 379

О том, что ответила Тиранту Услада-Моей-Жизни .

Великодушие сердца укрощает всесильную фортуну, а безмерная щедрость возвеличивает мужественные сердца. Великодушие есть высшая из добродетелей сильных мира сего, оно побеждает жестокие напасти и властвует над слабостью и трусостью, ибо даже жестокой судьбе не одолеть добродетельное сердце. О Тирант, не в силах мой неразумный язык описать и превознести великодушие вашей благородной души и мудрость, которой просветил вас Господь! Эта мудрость развеяла мои пустые и глупые сомнения и успокоила мучительные раздумья. Сказано в Евангелии: «Всякое дерево доброе приносит и плоды добрые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое плоды добрые». Добрые деяния есть проявление доброты души, а речи мудрецов способны рассеять мрак невежества. Мудрость распознает зло и отринет его, дабы не принесло оно вреда людям. Мудрец не совершит поступка, достойного наказания. Молю вас, сеньор, и уповаю на то, что светлый ум вашей милости не возмутится моими речами, ведь ничего на этом свете я не желаю, как только служить вам и повиноваться.

Не помедлил Тирант с ответом и так сказал.

 

Глава 380

О том, что сказал Тирант Усладе-Моей-Жизни .

Не так страшно гореть в адовом огне, как терзаться муками любви, коли сама судьба насылает их. Но мукам ада вовек не будет конца, любовные же терзания могут завершиться счастием и обретением долгожданного рая. Кто смеет сгибаться под ударами судьбы и не верить во спасение? Ты, Услада-Моей-Жизни, призывала смерть как высшее блаженство, а жизнь свою считала чередой злоключений, но вспомнишь ли ты о них ныне, проснувшись для желаний и радостей? Я же, Тирант, потому жив еще, что по воле Господа не остается зло безнаказанным, в несчастьях наступает передышка, а муки сменяются блаженством. Оттого, должно быть, угодны Богу моя удача и процветание, что за тоской и мраком непременно приходит веселие. День сменяет ночь, из-за туч выглядывает яркое солнце, и после трехлетнего плена воссияла твоя свобода. Не страшно тебе потерять богатство, ведь могла ты владеть Монтагатой, но вернула город хозяйке, хотя и была ее пленницей. Верно, достойна ты высокого положения, и слава о твоей доблести и благородстве тем больше, чем ревностнее служишь ты святой христианской вере. Потеряла ты своих родичей: судьба, что дала их, теперь забрала обратно, но и после смерти души их неустанно бьются за истинную веру, а потому не будет им осуждения и забвения. Возрадуйся же, смелая девица, и позабудь об опасностях, ибо обещаю я тебе отплатить сторицею за все страдания, выпавшие на твою долю: получишь ты любовь, имущество, положение и имя, породнившись с родом Соляной Скалы, и изо всех женщин Бретани стать тебе королевою. Знай же — пока со мною жизнь, богатство, сила, душа и честь, ты — их полноправная хозяйка, ибо не покидала ты меня в дни самых тяжких моих мучений.

Не успел Тирант закончить эти слова, в порыве благодарности склонилась к нему Услада-Моей-Жизни, дабы поцеловать его руки. Слезы стояли у нее в глазах, и вот что она вымолвила.

 

Глава 381

О том, что ответила Тиранту Услада-Моей-Жизни .

Желала бы я служить тебе вечно, ибо благородство и нежные твои слова пробудили в душе моей такую любовь, что даже жизни не пожалела бы я для тебя, Тирант, ведь достоин ты, господин мой, править не королевством или империей, но властвовать над миром, и склоняются пред тобою не только смертные, но и моря, и ветер, и сама судьба. Я же рада теперь тем мукам и несчастьям, что пришлось мне претерпеть. Они — ничто в сравнении с твоими, однако ж заслужили мне твое снисхождение. Всему свету известно высокое благородство Тиранта, меня же повсюду сопровождали твоя любовь и щедрость, так позволь, господин мой, припасть к твоим ногам, дабы поблагодарить за оказанные мне, недостойной, честь и почет. Хочешь ты породниться со мною, смешав мою кровь с кровью древнего рода Соляной Скалы, мне же довольно до конца дней рабою быть твоей и твоих родичей. Милостивые речи благородного Тиранта утешили мое исстрадавшееся сердце, однако ж молю освободить меня от замужества, ибо не в силах подчиниться законам брака, желаю я навек остаться с тобою, дабы исполнять твои желания, служа моему господину верно и преданно.

Долго убеждал Тирант Усладу-Моей-Жизни стать женой сеньора д’Аграмуна, подтверждая правоту своих слов назидательными примерами, и вскоре, поверив речам Тиранта, уступила девица его уговорам и так отвечала.

 

Глава 382

О том, как Услада-Моей-Жизни и сеньор д’Аграмун дали Тиранту согласие на брак .

Сокройтесь от меня — невинность, благоразумный стыд и страхи, ибо слух мой внимает словам Тиранта, сердце мое послушно приказам Тиранта, так возможно ли отказать ему в том, что принесет Усладе-Моей-Жизни высокую честь и истинное благо? Готова, сеньор Тирант, твоя раба и во всем послушна твоей воле.

И пока так говорила Услада-Моей-Жизни, снял Тирант с себя богатую цепь и надел ее на шею девице в знак предстоящей помолвки. Затем велел он принести парчовые одежды, шитые золотом, и одели девицу точно королеву.

Тогда послал Тирант за сеньором д’Аграмуном и просил его не отказать в просьбе, поскольку сам Тирант уже дал обещание. На что ответил сеньор д’Аграмун:

Сеньор Тирант, воистину удивлен я просьбой вашей милости, довольно было бы мне вашего приказа, нет вам нужды о чем-либо просить меня, прикажите же — и сделаю я все, что вам угодно.

Сказал тогда Тирант:

Брат мой, намерен я поставить вас королем в Фесе и Бужии и дать вам в жены Усладу-Моей-Жизни. Известно, что славный нашый род в долгу перед нею за страдания, которые она перенесла по нашей вине, и за искреннюю любовь, что она к нам питает, к тому же наделила ее природа великим умом и примерной скромностью. Истинно подойдете вы друг другу, ибо и так уже соединяет вас добрая дружба.

И отвечал тогда сеньор д’Аграмун:

Брат мой и господин, не было у меня намерения жениться, однако ж слишком много чести для меня, коли просит ваша милость о том, о чем я сам должен молить вас, и позвольте за то поцеловать руки ваши и ноги.

Встал сеньор д’Аграмун на колени, дабы сделать это, но не позволил ему Тирант: поднял он брата, взявши его за руку, и поцеловал в губы. И сеньор д’Аграмун долго благодарил Тиранта за пожалованные королевства и за будущую супругу.

 

Глава 383

О том, как состоялась помолвка Услады-Моей-Жизни и сеньора д’Аграмуна .

Весьма доволен был Тирант тем, что устроилась помолвка, и больше радовался ей, чем завоеванию всей Берберии. Велел он богато украсить королевский дворец в Монтагате расшитыми золотом и шелком полотнищами, и приказал явиться во дворец всем, что только найдутся в берберийских землях музыкантам, играющим на всевозможных инструментах. И еще распорядился Тирант доставить разных сладостей да изысканных вин для пышного празднества. Услада-Моей-Жизни появилась в великолепных одеждах и истинно походила на королеву. Ее торжественно препроводили в главную залу, где уже ожидали король Скариан, Тирант и много знатных рыцарей и баронов, а вместе с Усладой-Моей-Жизни появилась в зале и королева Марагдина в сопровождении многих женщин и девиц ее свиты. И устроили в честь помолвки грандиозные празднества с разными танцами и великолепным угощением. И все дни, что длились празднества, по распоряжению Тиранта всяк, кто ни прибывал во дворец, ел и пил в свое удовольствие, и восемь дней кряду не иссякали роскошь и веселье.

Лишь окончились празднества, повелел~ Тирант снарядить огромный корабль и нагрузить его пшеницей, дабы отправить в Константинополь на подмогу Императору. И, призвав к себе Мельхиседека, правителя Монтагаты, приказал ему отплыть на этом корабле в Константинополь с посольством и возвратиться с точными известиями о том, что сталось с Императором и империей и со светлейшею Принцессой. Объяснив, как должно действовать, дал ему Тирант верительные грамоты, богатые одежды и свиту. И, поднявши паруса, отплыли они в добрый путь при попутном ветре.

 

Глава 384

О том, как Тирант со всем воинствам отправился осадить некий город, где укрылись три короля .

Отправив корабль в Константинополь, доблестный Тирант отдал приказ сворачивать лагерь, поднять воинов и седлать лошадей, а затем распорядился грузить на повозки провиант и все прочее, потребное для похода, а также все орудия для обстрела городов, замков и крепостей, коих в лагере было великое множество: часть пушек оставалась от королей-беглецов, а другую привез с собою король Скариан для скорейшего покорения здешних земель. И отправился Тирант со всем воинством в сторону города, носившего имя Карамен, что находился на самом краю Берберии на границе с племенами чернокожих, которыми правил король Борно. Отдал Тирант такой приказ, едва стало ему известно, что в городе укрылись трое из повергнутых королей-беглецов, тогда как остальные вернулись в свои земли. И двинулась в дальний поход Тирантова рать — множество пеших и конных воинов, по дороге покоряя города, замки и селения: какие брали силой, а какие добровольно сдавались под власть короля Скариана и Тиранта, вручая ключи и умоляя о милосердии. И охопгно и благодушно принимали они ключи, уверяя жителей, что не понесут те никакого урона, и не учинят над ними насилия, имуществу же их ничего не угрожает. Покоренному люду давались большие привилегии и освобождение от податей, а потому множество пеших и конников следовало за Скарианом и Тирантом. И, видя щедрость Тиранта, немало людей перешло в христианскую веру, тех же, кто желал остаться в вере мусульманской, не принуждали креститься и не чинили никаких препятствий, а потому молва народная повсеместно доносила о Тиранте, что он самый великодушный правитель на всем белом свете.

И так добрались они до помянутого города, где укрылись три короля. Приблизившись на расстояние двух пушечных выстрелов, христиане стали лагерем и осадили город, окружив его со всех сторон. Огромный этот город был прекрасно укреплен, окружен высокими стенами и глубокими рвами, провианта внутри имелось в изобилии, так же как и добрых всадников.

Едва разбили лагерь, призвал Тирант в свой шатер короля Скариана, сеньора д’Аграмуна, маркиза де Лисану, виконта де Бранша и многих других баронов и рыцарей, что прибыли с ним. Собравшись, стали они держать совет и со всеобщего согласия порешили отправить к королям посольство, выбрав послом некоего испанца, родом из города Ориолы. Звали его моссен Рокафорт, попал он в плен, когда мавры из Орана захватили его галеру, и позже был освобожден Тирантом. Сей рыцарь отличался большим умом и хитростью и некогда долгое время плавал на пиратском корабле. Велели ему внимательно осмотреть город, оценить, сколько там воинов и готовы ли они к сражению, и дали подробный наказ о том, что и как следует говорить и делать.

 

Глава 385

О том, как посол Тиранта изложил королям свое посольство .

Когда закончился совет, рыцарь приготовился исполнить свое посольство, оставил оружие, прежде велев снять его всем сопровождавшим его людям, и облачился в богатые одежды. Тогда отправили в город трубача, дабы просить охранную грамоту, и, немедленно получив ее, вернулся трубач в лагерь. Сей же час вошел посол со свитою в город и направился прямиком к замку, где ожидали короли. И были там король Феса, король Менадор Персидский и король Тремисена, выбранный после того, как его предшественник был убит королем Скарианом. Новый король Тремисена приходился прежнему племянником, остальные же короли полегли на полях сражений.

Представ перед королями, которые собрались, дабы выслушать посольство, не поклонившись и не поприветствовав их, так сказал рыцарь:

К вам, что некогда были могущественными правителями, прибыл я с посольством от светлейшего и христианнейшего короля Скариана и великодушного Маршала Тиранта Белого, победителя многих сражений, дабы изложить их сиятельную волю: желают их милости, чтобы в течение трех дней оставили вы город Карамен и пределы Берберии, а иначе через три дня дано вам будет сражение, в коем, вне всякого сомнения, разобьют вас насмерть во имя процветания святой христианской веры. И коли хотите вы, чтобы продлилась ваша слава и почитали вас мудрыми королями, следуйте этому приказу. Помните же имя Тиранта, ненавистное вашему слуху, помните удар руки его, ненавистный врагам христианской веры, и не забывайте, что король Скариан велик и могуществен, а потому внемлите его воле, сжалившись над вашими народами, а за послушание сохранят вам жизнь.

 

Глава 386

О том, какой ответ дали короли послу .

Когда изложил рыцарь свое посольство, Менадор Персидский так ответил ему от имени всех троих королей:

Не думай, рыцарь, что, потерявши земли наши и людей, потеряли мы мужество и силу духа, ибо уповаем мы на пророка Магомета, который великой властью своею поможет нам и поддержит. И лишь оттого до сей поры не сделал он этого, чтобы прийти к нам на помощь в час суровых испытаний, явив великую святость и милосердие. На вас же падет ужасный гнев его, сурово осуждены и наказаны будете вы за несправедливую битву, ибо воюете в землях и королевствах, вам не принадлежащих. Передай же, рыцарь, предателю и отступнику королю Скариану, врагу Магомета и нашему, а также приспешнику его, Тиранту Белому, что из-за них не оставим мы этот город, а тем более нашу Берберию, но защитим ее от них и от всех тех, кто встанет на нашем пути. И что бы они ни делали, с помощью святого нашего пророка Магомета отплатим мы за учиненное нам великое злодейство, а всех этих сеньоров насильно вышвырнем из наших земель, поскольку нет за ними никакого права, ни закона. В любой час мы готовы к битве, и, дабы знали вы, какова наша власть и сила, завтра же ожидайте боя, ибо сами мы выйдем из города, вам на беду.

Как только произнес король Менадор эти слова, повернулся посол к нему спиною и, не попрощавшись, отправился в лагерь. Представ перед королем Скарианом и Тирантом, слово в слово передал он ответ короля Менадора, и тогда, не мешкая, собрал Тирант всех баронов, рыцарей и военачальников над пешими воинами и конниками. Когда все были в сборе, оповестил Тирант о том, что готовит враг битву назавтра, и велел на рассвете всем быть в седле и при оружии. И в ту же ночь приказал Тирант двум тысячам всадников стать вкруг лагеря и охранять его до полуночи, а двум другим тысячам сменить их после полуночи и до рассвета, дабы не застал их враг врасплох.

Едва рассвело, повелел Тирант взбодрить воинов, дать овса лошадям и распорядился выстроить отряды всадников боевым порядком. Командовать головным отрядом поставил он рыцаря моссена Рокафорта, дав ему шесть тысяч воинов. Вторым на поле выстроился отряд доблестного Алмедишера, и было в нем восемь тысяч воинов. Третьим выстроился отряд из десяти тысяч под водительством маркиза де

Лисаны. Командовать четвертым отрядом поставил Тирант сеньора д’Аграмуна, дав ему десять тысяч воинов. Пятым поставил он виконта де Бранша с десятью тысячами, а шестым с пятнадцатью тысячами воинов — короля Скариана. Седьмой, и последний, отряд стоял в запасе под началом Тиранта, и порешил он оставить там двадцать тысяч воинов. Так стали конники боевым порядком, ожидая, когда ударит враг.

Затем приказал Тирант выстроить пехотинцев и распределил отряды по тем краям поля, где должны они были вступить в бой. И в ожидании мавров такую речь держал Тирант перед воинами.

 

Глава 387

О том, какую речь держал Тирант перед воинами .

Готовы уже лавровые венки — близок и неизбежен миг нашей победы. Отважные рыцари! Лучшее ваше оружие — благородная воля и храбрость, а мечи и копья грозно наставлены на врага и повергают его одним видом своим. Великой радостью возрадуемся все мы, объединенные общим делом и усилием ратного духа, когда достигнем цели, ради которой и умереть не жалко! Вспомните же о славных предках своих, вспомните собственные бранные подвиги, гоните страх из груди, ежели в ком он поселился, ибо не угодно будет святому Провидению и не допустит оно, чтобы дрогнули ваши благородные сердца. В этой презренной жизни ценим ли мы что-нибудь больше, чем время, нам отпущенное? Так потратим же его на дела достойные, ведь тому, чей корабль прибило в заводь трусости, не достичь порта славы. Устремите же ввысь помыслы, ибо за честь сражаетесь вы, и нет ничего дороже в этой жизни; сражаетесь вы за наше благо и процветание, за свободу, славу и, что превыше всего, за святую христианскую веру, она же возвеличивает тех, кто ее восславил, защищает тех, кто ее защитил, и тех хранит, кто охраняет ее честь и покой. Пусть же длинной станет для вас короткая эта ночь, что полнится жаждой победы и отвагой, и закалится ваше благородство во вдохновенном бою, и не станете вы упиваться слабостью и страданиями врага, приняв их как должное.

Тем временем мавры с раннего утра выстроились боевым порядком, назначив своих военачальников. На переднем крае стал отряд в десять тысяч конников под водительством короля Тремисена, отважного рыцаря и смелого воеводы. Вслед за ним выстроились семь отрядов по десять тысяч конников каждый. А последний отряд из двадцати тысяч конников стоял в запасе под началом короля Менадора Персидского. Пеших воинов расположили по всему краю поля и назначили сотников и десятников.

Таким боевым порядком выстроились мавры на прекрасном поле возле города, и так двинулись они в сторону христианского лагеря, и сразу Тирантов лазутчик увидел их и донес эту весть Маршалу. Тогда приказал Тирант всем своим воинам — и пешим, и конным, — ожидавшим сигнала в полной готовности, двигаться навстречу врагу, дабы не отдать ему чести войти в христианский лагерь.

Едва два войска приблизились и стали в виду друг друга, неистово затрубили рога и трубы и такими криками огласилось поле, что, казалось, небеса обрушатся на землю. Тогда Тирант бросил в бой головной отряд, и так отважно ринулся вперед добрый рыцарь Рокафорт со своими воинами, что любо было глядеть.

А навстречу в первых рядах выехал король Тремисена, славно и отчаянно он бился, как истинный рыцарь. Отряд его начал было теснить христиан, и уж казалось, близка победа мавров. Смертельные удары обрушивал на головы врагов король Тремисена, никто не отваживался к нему приблизиться, и вот выехал он прямо на рыцаря Рокафорта, сильным ударом меча выбил его из седла и пронесся мимо. Едва успели воины подхватить упавшего рыцаря и усадить его на коня — так наседали на них мавры, и быть бы Рокафорту убиту, кабы не приказал Тирант ударить второму отряду: видя, что дело плохо, пустил он в бой Алмедишера и его людей. С невиданной мощью набросились они на мавров и заставили их немного отступить. Но тут второй отряд мавров вступил в сражение с дикой яростью — и скрестились мечи, поломались щиты и копья, пали наземь кони и всадники, земля же укрылась мертвыми телами мавров и христиан. Истинно два мавританских короля, что бились впереди всех — король Тремисена и король Феса, — были храбрейшими рыцарями, рубились они яростно, никого не щадя на своем пути, и поубивали многих христиан.

Увидел Тирант, что изменяет ему удача, а два мавританских короля, убивая его людей, рвутся вперед, вклиниваясь в ряды христиан. Все отряды уже сражались на поле, кроме отряда самого Тиранта, и тогда со всей силы ударил Тирант по врагу, и, прежде чем опомнились мавры, многие из них мертвыми остались лежать на земле.

Король Скариан бился с королем Феса. Со страшной силою сшиблись грудью их кони, и оба всадника упали наземь, но, тут же вскочив, схватились с дикой яростью, словно раненые львы. Едва лишь падал один из них, бросались к своему королю воины, дабы помочь, и завязался вокруг того места жаркий бой, и много полегло народу. Но случились там храбрейшие рыцари, сеньор д’Аграмун и маркиз де Лисана, и, к неудовольствию мавров, усадили на коня короля Скариана, мавры же увезли короля Феса. Тем временем, увидев, что побеждают христиане, мавры всей ратью ринулись в бой.

Выехал против них Тирант со своим войском, и смешалось все в пылу жаркой битвы, и послушали бы вы, как вопили мавры, не в силах сладить с христианским воинством! Король Менадор Персидский как бешеный пес ринулся в бой в своей отливающей золотом алжубе. Увидев Тиранта, направил он к нему коня и обрушил сильный удар ему на шлем — чуть не упал Тирант с коня наземь, но удержался, припав головою к конской шее. Поднял тогда Тирант голову и сказал:

Кабы не мой добрый шлем, убил бы ты меня. Но, клянусь Богом, никогда больше не поднимешь ты на меня руку!

Высоко поднял он меч и с размаху страшным ударом напрочь срубил королю плечо, так что замертво рухнул тот наземь.

Увидев, что король Персидский убит, отчаянно рванулись вперед мавры, и закипел жестокий бой, и вновь укрыли землю мертвые тела. И множество народу пало от руки Тиранта: с первого удара убивал он либо калечил всякого, кто попадался на его пути.

Угодно было судьбе, чтобы столкнулся Тирант лицом к лицу с королем Тремисена, с размаху ударил он его по голове и сшиб с коня, и, ежели бы не крепкий шлем, быть бы королю убиту. Увидев врага на земле, поскакал Тирант дальше, мавры же подхватили своего еле живого короля, посадили на круп лошади одного из воинов и отправили в город для излечения.

Долго длился бой, и, как ни старались мавры, все сильнее теснили их христиане, пока не обратили в бегство. Увидев, что враг бежит, крикнул Тирант:

Пробил наш час, храбрейшие рыцари! За нами победа, смерть неверным!

И бросились христиане вдогонку маврам, те же поспешили укрыться в городе. Как бы то ни было, в тот день полегло мавров на поле более сорока тысяч. Едва мавры добрались до города, велел Тирант вернуться в лагерь, чтобы не потерпеть урона от вражеских бомбард.

Как закончился бой, собрал Тирант людей и покинули они поле, где одержали славную победу, и вернулись в лагерь в великой радости, вознося хвалы Господу. В последующие ночи и дни распорядился Тирант выставлять усиленный дозор, дабы не напали враги неожиданно, а лазутчики зорко следили за всеми, кто выходит из города. Мавры же каждый день устраивали воинские состязания за частоколом, окружавшим городские стены. Тогда Тирант велел построить много стенобитных машин и расставить бомбарды, чтобы стрелять по городу.

Как только Тирант одержал эту победу, велел он снарядить галеру в порту Онэ и назначил капитаном рыцаря по имени Эсперциус, родом из Тремисена, доброго христианина, человека пытливого и сведущего в торговых делах. И наказал ему Тирант посетить Геную, Венецию, Пизу и Мальорку, на которой пересекалось тогда много торговых путей, дабы нанять столько кораблей, галер, и каравелл, и иных судов, сколько потребно для размещения множества народу; найти людей, посулив им хорошее годовое жалованье, и отправить на кораблях в порт Контестина, что в королевстве Тунис. Выслушав все подробнейшие распоряжения, немедля собрался рыцарь Эсперцнус в путь и отплыл на галере.

И здесь прерывается рассказ о ратных подвигах, кон многие дни свершал Тирант и его воины под стенами города, дабы вернуться к посольству Мельхиседека, которого отправил Тирант в Константинополь.

 

Глава 388

О том, как посол Тиранта прибыл в Константинополь .

За считанные дни добрался посол Мельхиседек от берберских берегов до Константинополя на своей галере, поскольку погода и попутный ветер благоприятствовали путешествию. Едва вошла в порт его галера, сообщили о том Императору, и немедля отослал он одного из рыцарей разузнать, чей корабль прибыл, с какой целью и что везет он. Рыцарь отправился в порт и, ступив на корабль, побеседовал с Мельхиседеком. Узнавши все новости, вернулся он во дворец и подробно рассказал Императору о том, что галера приплыла из Берберии и по приказу Тиранта привезла пшеницу его величеству, а также рыцаря, прибывшего от Маршала с посольством.

Несказанно обрадовался Император такой вести, ибо находился он и люди его в крайней нужде, и вознес хвалу Господу за то, что не забыл его. Немедля повелел Император всем рыцарям, придворным и городским управителям отправиться в порт и сопроводить к нему гостя. Тотчас исполнили они приказание и прибыли к кораблю, дабы встретить Тирантова посла.

Мельхиседек сошел на берег в богатом парчовом одеянии, расшитом золотом и подбитом соболями, и в парчовой тунике, а на шее у него была толстая золотая цепь. Много людей сопровождало его, и все они были богато одеты. На берегу повстречали посла рыцари из императорской свиты, воздавая ему всевозможные почести, ибо все они только и мечтали, что о приезде Тиранта. После того торжественно препроводили посла во дворец прямо в покой Императора, где тот принял его вместе с Императрицею. Мельхиседек отвесил Императору глубокий поклон, поцеловал ногу его и руку, затем поцеловал руку Императрице. Они же приняли его очень учтиво, и лица их светились от радости лицезреть столь дорогого гостя. Мельхиседек вручил Императору верительную грамоту, тот же передал ее секретарю и велел прочесть. И вот о чем в ней говорилось.

 

Глава 389

О том, что говорилось в верительной грамоте, переданной Тирантом Императору .

«Ваше святейшее Величество! Податель сего на словах дополнит краткое мое послание. Соблаговолите же оказать ему доверие и прием, ибо перед вами рыцарь, достойный всяческих почестей, умудренный опытом и прославленный своею доблестью».

Едва прочли письмо, повелел Император отвести послу достойные покои и передать ему все, что тот ни пожелает. А на следующий день созвал Император на совет всю свиту и рыцарей, городских управителей и знатных горожан. Как только собрались они все в главной дворцовой зале, послал император за Мельхиседеком, и тот явился в дорогих и красивых одеждах: в новом парчовом одеянии, подбитом горностаем, и с огромным золотым ожерельем, богато украшенным эмалью. Посол в совершенстве владел искусством красноречия, был человеком мудрым, и не было такого языка, на котором не мог бы он изъясняться. Войдя в залу, он поклонился Императору, тот же просил его сесть напротив, чтобы лучше слышать его слова. И едва воцарилось молчание, велел Император Мельхиседеку изложить свое посольство. Тогда посол поднялся и, вновь поклонившись, так заговорил.

 

Глава 390

О том, как посол Тиранта изложил свое посольство .

Светлейший господин мой, несомненно помнит Ваше Величество, как Тирант, по распоряжению вашей милости, снарядил галеры и отплыл отсюда с тем, чтобы силой оружия освободить рыцарей, попавших в плен к султану и к Великому Турку, и как помешала ему судьба исполнить вашу волю. И, должно быть, помнит Ваше Величество, как разыгрался на море ужасный шторм и не по своей воле пришлось выйти кораблям в открытое море. Целых шесть дней и шесть ночей боролись они с волнами бурлящего моря, пока не раскидало все корабли и не потеряли они друг друга из виду. Что же до галеры Тиранта, по воле небес прибило ее к берберским берегам в землях короля Туниса, и прямо возле берега, разбившись о скалы, затонула она, а вместе с нею и большая часть команды, те же, кому удалось спастись, немедля попали в плен. По счастью, Тирант оказался в плену у некоего рыцаря по имени Эмир Эмиров, прибывшего с посольством от короля Тремисена к королю Туниса. Охотясь в той местности, случайно набрел рыцарь на пещеру, где лежал Тирант, и, узрев необыкновенную красоту его и стать, увез его в свои земли и такой проникся к нему любовью, что сделал своим спутником и наставником на войне, которую вели тогда король

Скариан с королем Тремисена. И за величайшие рыцарские подвиги, совершенные Тирантом в той войне, даровали ему свободу и поставили командовать всею армией. Хитроумием своим Тирант взял в плен короля Скариана, а затем обратил его в нашу веру, и стали они братьями по оружию. Тирант дал ему в жены дочь короля Тремисена, тоже принявшую святое крещение, и ныне правит тот король Скариан и Тунисом, и Тремисеном. Да будет известно Вашему Величеству, что покорил Тирант всю Берберию, и, когда отплыл я с посольством, лишь один город еще не был под властью его, но, едва завоюет Маршал этот город, сей же час намерен он отправиться сюда со всеми своими воинами — двести пятьдесят тысяч бойцов готовы прибыть к вам из Берберии. С другой стороны, поддержит вас и король Сицилии всей своею силою, и уже отдал он приказ снаряжать корабли с провиантом, дабы прислать их в помощь Вашему Величеству. Об одном теперь молю я вашу милость: соблаговолите не гневаться за то, что так поздно идет к вам эта подмога, и поверьте — нет в том вины Тиранта. И пусть ободрится дух ваш и возрадуется, ибо поможет Тиранту милостивый Господь свершить великие подвиги, благодаря которым скоро исполнятся заветные желания Вашего Величества.

 

Глава 391

О том, как посол получил разрешение Императора отправиться к Принцессе .

Как только закончил посол свою речь, Император и весь его совет подивились и порадовались великой удаче Тиранта, который от пленника вознесся до властителя всей Берберии. Бесконечно восхищаясь его рыцарскими подвигами, так судили они: на всем свете не сыскать рыцаря, что сравниться бы мог с Тирантом в доблести и славе. Известия о Тиранте весьма всех ободрили и вселили надежду на то, что поможет Маршал одолеть турок.

Тогда посол, ставши пред Императором на колени, испросил у него разрешения пойти поклониться его дочери. Император дал свое согласие и велел Ипполиту сопроводить посла к Принцессе, которая, не имея никаких известий о Тиранте и не зная, жив он или умер, от горя заточила себя в стенах монастыря Святой Клары. Не приняв пострига, соблюдала она строгие монастырские правила, как простая монахиня, и носила холщовые одежды.

Подойдя к воротам монастыря, Ипполит и Мельхиседек справились о Принцессе. И немедля сообщили ей монахини, что Тирант жив и что прибыл посол с вестями от него. Тогда Принцесса, сняв с лица монашеское покрывало, бросилась к воротам. Посол, увидев ее, отвесил глубокий поклон и поцеловал ее руку, Принцесса же, не помня себя от радости, припала к нему, и так велико было ее счастье, что рыдания стали у ней в горле, слезы хлынули из глаз, и долго не могла она вымолвить ни слова.

Наконец пришла она в себя и справилась у посла о том, что же сталось с Тирантом. Посол отвечал, что Тирант уповает на ее милость и благосклонность, что он в добром здравии и одного лишь желает — поскорее увидеть ее высочество, а потом добавил:

И передает он вам это письмо.

Взяла Принцесса письмо и прочла его, и вот о чем там говорилось.

 

Глава 392

О том, какое письмо передал Тирант Принцессе .

«Разлука, враг намерений влюбленных, подвергла линя испытаниям более тяжким, чем те сражения, что принял я от иных моих врагов, коих было нелюло. Едва исчезнул из виду чудный облик вашего высочества, такие бедствия обрушились на мою голову, что лишь благодаря усердным вашим молитвам удалось мне одолеть страшные напасти. Потому лишь вам и достоинствам вашим обязан я, недостойный, славою и нынешним моим процветанием, и принял я их как дар, ниспосланный вами. И ежели разлука обиду принесла с собою, поверьте, - не я тому виною, но лишь злая судьба, которую кляну я беспощадно. Ибо денно и нощно в несметных испытаниях, выпавших на мою долю, стоял передо мною ваш образ и лишь ваше имя произносил мой язык. Сколько сомнительных опасностей искушали взор побежденного! Но с честью я отразил их, ибо сам навеки сражен вашей любовью, чему свидетельство - это мое послание, а коли не написал я вам прежде, так только потому, что не волен был в своих поступках, однако ж не теряю я надежды на то, что смогу сделать все, насколько это в моих силах, дабы отблагодарить вас за справедливые молитвы, как заслуживают того великие ваши достоинства».

Принцесса осталась очень довольна таким письмом и, прочтя его, принялась расспрашивать посла, как идет завоевание Берберии. Тогда вновь изложил ей Мельхиседек свое посольство со всеми подробностями, как уже сделал он перед Императором. Велика же была радость Принцессы, когда узнала она о деяниях Тиранта и о славных его рыцарских подвигах, и ясно поняла она тогда, что лишь одному ему под силу вернуть Греческой империи былое величие и освободить жителей ее от страха и притеснений, нынешних и будущих. И, еще более обрадовавшись от мысли, что скоро прибудет Тирант, справилась Принцесса о том, жива ли Услада-Моей-Жизни. И поведал тогда посол о судьбе девицы, сказавши, что жива она и здорова и замужем за сеньором д’Аграмуном и что Тирант воздал ей величайшие почести и даже обещал короновать, как истинную королеву.

Всеми этими вестями Принцесса осталась очень довольна, ибо иного и не ожидала от Тиранта, зная, что поступать он может лишь согласно своей натуре, а в добродетелях нет ему равных на всем свете. Тогда рассказал посол и о том, как Услада-Моей-Жизни была рабыней его жены и как Тирант, уступив мольбам девицы, простил его жену и всех жителей принадлежавшего ей города Монтагаты, тогда как сеньор д’Аграмун готов был разорвать их на куски, и лишь ум да великая скромность Услады-Моей-Жизни спасли их всех от расправы.

Закончив свой рассказ, попрощался посол с Принцессой и отправился в свои покои.

 

Глава 393

О том, как посол Тиранта возвратился с ответом Императора и Принцессы .

Спустя несколько дней после того, как Император получил вести от Тиранта, порешил он, что следует отбыть послу немедля, и велел составить ответное письмо, где подробно описывалось то бедственное положение, в котором оказался сам Император и вся его империя.

Призвав к себе посла, вручил он ему письмо, а затем любезно наказал почаще напоминать Тиранту о нем, дабы вызвать сострадание к его сединам и к народам империи, пребывающим в страшной опасности, ибо заставят их враги отступиться от святой веры христианской; и дабы не забыл Маршал о стольких женщинах и девицах, коим грозит насилие и позор, а потому уповают они лишь на Господа да на помощь Тиранта. Получив такие наставления Его императорского Величества, испросил посол разрешения отбыть и удалился, почтительно поцеловав руку и ногу Императора, а затем и Императрицы.

Затем направился посол в монастырь, где находилась Принцесса, и сказал ей, что готов отбыть с разрешения Императора и желает узнать, не угодно ли будет ее высочеству отдать какое-либо распоряжение. Принцесса отвечала, что рада скорому отъезду Мельхиседека, ибо его доброта и благородство призваны склонить Тиранта к немедленному походу, который освободит их от крайней нужды и опасности. И просила Принцесса, чтобы свершилось сие как можно быстрее, ибо призывает к тому рыцарский долг, и дала послу письмо для Тиранта.

Окончив беседу, посол поцеловал руку Принцессе и попрощался, она же обняла его, оказав ему высокие почести. И, исполнив все, что повелел ему Тирант, взошел посол на корабль и велел поднять паруса и тронуться в обратный путь.

И здесь прерывается рассказ об Императоре, дабы вернуться к тому, что происходит с Тирантом.

 

Глава 394

О том, как Тирант покорил город Карамен силой оружия .

Отослав Мельхиседека послом в Константинополь, Тирант безуспешно пытался взять осажденный город и что только не придумывал для этого, и каждый день стреляли тяжелыми ядрами и метали камни из трабуциума по толстым городским стенам, однако защитники города в мгновение ока заделывали все бреши и проломы. Ночью и днем вел Тирант на приступ своих воинов, но не удавалось ему прорваться в город, ибо осажденные короли были мужами отважными и мудрыми и великими знатоками ратного дела, а их конникам не было равных в бою: всякий раз, как совершали они вылазки из города, завязывалась под стенами жестокая стычка и гибло в ней множество народу с обеих сторон. Тем не менее мавры не осмеливались дать Тиранту сражение, поскольку армия противника как пешими воинами, так и конниками вдвое превосходила их силы. И вот уже целый год минул с тех пор, как начал Тирант безуспешную осаду.

Как-то раз решил Тирант держать рыцарский совет, и были на том совете король Скариан, сеньор д’Аграмун и многие другие рыцари и военачальники. И повел Тирант такую речь:

Сеньоры и братья, великий позор мы терпим и выказываем великую слабость: вот уж год, как мы держим в осаде этот город и не можем с ним справиться. Думаю, пришел час покорить его либо умереть.

И все согласились, зная, сколь сильно разгневан Тирант: ведь, не взяв города, не мог он отправиться на подмогу Императору и своей Принцессе. К тому же Услада-Моей-Жизни не упускала возможности попенять ему на это, упрекая в том, что его любовь к Принцессе слабеет с каждым днем.

За время осады в большой тайне повелел Тирант вырыть подкоп под город, и рыли его долго и с большим трудом, поскольку город, хоть и стоял на равнине, выстроен был на каменистой почве. И едва закончили подкоп, выбрал Тирант тысячу лучших воинов и поставил над ними моссена Рокафорта, славного и храброго рыцаря, к тому же ловкого и умелого, а оставшихся в лагере людей разделил на десять отрядов, назначив для каждого своего воеводу.

Выстроив всех воинов, приказал Тирант за час до рассвета идти на штурм города в десяти разных местах. Так и поступили: бросились бойцы на штурм, взбираясь по лестницам на стены, мавры же храбро защищались, и много христиан пало в тот день. Пока кипел бой, рыцарь Рокафорт направился в подземный ход с тысячей бойцов, и, никем не замеченные, вышли они из-под земли внутри города прямо возле ворот и поспешили открыть их как раз в ту минуту, когда прямо у того места сражался Тирант со своим отрядом. Увидев открытые ворота, немедля въехал Тирант в город, а тысяча моссена Рокафорта поспешила открыть другие ворота, через которые проник в город король Скариан со своими людьми.

Дикий гвалт и крик стояли в городе, воины Рокафорта спешили уже открыть следующие ворота, и новые отряды христиан ворвались в город, и смешались враги в жарком бою. Два мавританских короля выехали из замка верхом и бросились прямо в гущу битвы, а между тем воины рыцаря Рокафорта открыли уже все ворота, и множество христиан бились с врагом в городе.

Храбрый король Тремисена, видя, как истребляют его людей, отчаянно прорывался туда, где кипел жаркий бой и гибли мавры, — понимая, что не сможет ничем помочь, спешил он навстречу верной смерти, дабы не видеть мучений и позора, и в дикой ярости рубил мечом своим всех подряд. И добровольно сдался он в плен славному рыцарю Алмедишеру, не желая бежать с поля битвы, тот же, снявши с его головы корону, украсил ею острие своего меча.

Однако и после того, как взяли в плен их короля, не бросили мавры оружия и отчаянно сражались с врагом, от которого не ждали никакой пощады. Исчезла у них всякая надежда на победу, а потому не защищались они, но нападали, в смерти видя свое предназначение: кидались они вперед, словно разъяренные львы, и с удвоенной силой крушила врага их правая рука, так что многие христиане пали и были изранены. За каждую улицу шел отчаянный бой, и град камней сыпался на воинов Тирантовых с крыш и башен.

Рыцарь Рокафорт вскарабкался на одну из башен по обломкам разрушенной в боях стены и водрузил на ней штандарт короля Скариана и флажок с гербами славного Маршала Тиранта. Едва увидел это король Феса, бившийся в окружении своих воинов, немедля отправился туда, дабы избавить взор свой от такого оскорбления, но, когда взобрался он на башню, встретил его маркиз де Лисана и сбросил с высоты наземь. Так закончил свою горестную жизнь король Феса. Увидев, что убит их король, страшным воплем огласили мавры город, отовсюду бросились к телу короля мавританские воины и, сбившись в кучу, отчаянно бились, словно пытаясь отмстить за смерть короля и отдать ему последние почести.

Но тут подоспел Тирант и король Скариан с людьми и, вклинившись в гущу воинов, безжалостно стали рубить врагов: не переставая бились они, пока не убили последнего, кто держал в руках оружие.

Тем временем виконт де Бранш покинул жаркую битву — не от страха перед опасностью, но видя явную победу христиан — и вместе со своими людьми решил объехать весь город, дабы выбить оставшихся врагов из домов и укрепленных башен. По своему усмотрению врывались туда воины, зажигали факелы, водружали христианские знамена и штандарты и оглашали город такими криками: «Да здравствует великий Маршал, да здравствует удачливый король Скариан, да здравствует благородный гнев, да здравствует народ христианский, что во хвалу и во славу Божию и ради святой веры христианской празднует славную и чудесную победу!»

 

Глава 395

О том, как посол Тиранта прибыл к нему из Константинополя .

Покорив город и предав смерти двух вражеских королей, в великой радости пребывал Тирант и чувствовал себя счастливейшим из смертных, ибо достиг того, чего так желал. С величайшей благодарностью вознес он хвалы и благодарения Господу нашему Иисусу Христу за ниспосланную победу и избавление от многих опасностей, затем повелел привести в порядок город после сражений, после чего все воины, что стояли вокруг лагерем, переселились туда и пребывали в большом довольстве, ибо этот город полон был всяческого провианта. А жители окрестных замков, городов и селений все, как один, вручили ключи Тираиту, умоляя его о милости, и все готовы были обратиться в христианскую веру и подчиняться приказам Маршала. Он же принял ключи с благодарностью и великодушием, позволил креститься тем, кто желал того, и даровал жителям многие привилегии и освобождение от податей, они же отвечали Тираиту любовью, ибо ничего, кроме щедрости, от него не видали.

И, пребывая в радости и покое, получил Тирант известие о том, что посол его, отправленный в Константинополь, живым и невредимым пристал на корабле к берегу в порту Стора. Несказанно обрадовался Тирант такой доброй вести, а через несколько дней сам посол прибыл в город и явился к Тиранту, который радушно принял его. Поклонившись, передал посол письмо Императора, и немедля прочел его Тирант, и вот о чем там говорилось.

 

Глава 396

О том, какое письмо прислал Император Тиранту .

«До того самого дня, когда успокоили истомленное мое сердце славные и радостные вести, привезенные вашим послом, пребывало оно в немалом изумлении и смутной тревоге. Ваш же разум более печалился о превратностях собственной судьбы и урона для рыцарской чести, чем о горестях наших и напастях, посланных этой зелие, освобожденной великодушием вашего сердца и вновь ожидающей от него освобождения. Весть о вашем исчезновении развязала руки врагам, без страха пришедшим сюда, а коли доииа бы до нас весть о вашей смерти - отправиться тогда и нам в мир иной. Но не угодно было божественному Провидению позволить, чтобы свершилось такое страшное зло, хотя за грехи наши подверглись мы тяжким невзгодам: каждый день приносит потери, турки грабят богатства, принадлежащие империи, а под властью светлейшей короны остались лишь Константинополь и Пера да некоторые замки, что лежат по эту сторону реки, а потому не взяты еще врагом. Столь велика нужда наша в провианте и так мучительна вражеская осада, что нет сомнений в скорой нашей погибели, ежели только милосердие Господне не приведет пред очи наши славного Тиранта - последнюю нашу надежду. Не счесть, скольких достойных людей мы потеряли, а те, кому удалось выжить, не могут радоваться, ибо, павши духом, влачат жалкую жизнь в вечном плену у неверных. И дабы вызволить их из позора, и отмстить за смерть покойных, и ободрить живых, взываем мы к вам, Маршал милостью Божией, почитаемый нами как сын, и ради любви и чести, в коей пребывать вам вовеки, заклинаем вас именем распятого Иисуса: не оставьте же нас в великой нужде и муках. Вместе с нами взывает к вам драгоценнейшая наша дочь, с уст которой не сходит имя Тиранта, и вторит ей весь народ, ибо после Господа вы - единственная его надежда. А потому в сомнении и тревоге наш разум, ибо не знаем ныне, как пробудить вашу память, дабы сей же час привела она вас сюда. Плененные родичи и друзья ваши взывают к вам и требуют вас немедля, а те, кого прислал нам на подмогу магистр Родоса и король Сицилии, ожидают только, чтобы вызволили вы их из тяжкой неволи всем на радость. Завоеванная вами Африка да отпустит своего завоевателя, дабы смог он вернуть себе потерянную Империю, ибо ожидают вас деяния не менее важные, чем те, что вы уже свершили, хотя ничего не стоит вам завоевать весь мир, поверженный ниц пред вашим величием. Дрожит Великий Турок, в страхе пребывает Великий султан оттого, что ходит Тирант по этой зелие. Так последуйте зову вашего сердца и не мешкая придите к нам, ежели только жива в груди вашей прежняя любовь».

 

Глава 397

О том, как расспрашивал Тирант посла .

Прочтя письмо, проникся Тирант глубоким состраданием к Императору. Слезы навернулись ему на глаза от мысли, в какой страшной тоске тот пребывает, и вспомнил он о герцоге Македонском и о других родичах и друзьях, томящихся в плену у неверных, уповая лишь на его помощь. И еще подумал он о том, что долго и с огромным трудом завоевывал Греческую империю, а потерял — в одночасье, и предстояло ему потерять еще больше.

И просил он посла рассказать подробно обо всем увиденном, что тот и сделал. Справился Тирант о Принцессе, посол же поведал ему, как встретился с нею в монастыре Святой Клары и о том, что в разлуке с Тирантом посвятила она себя служению Господу, носит монашеские одежды и не снимает с лица покрывала в знак того, что ведет святую жизнь:

И, расспросив о том, что сталось с вашей милостью и о победах ваших, молила она меня, дабы не раз и не два призвал я вас не забывать о ней, особенно теперь, когда грозит им всем страшная опасность — неволя и мавританский плен. А коли когда-нибудь оскорбила она вашу милость, молила простить ей и не пенять на то, ведь ежели ваша милость милосердны и милостивы с врагами, то с нею, вам принадлежащей всем существом своим, поступите согласно натуре вашей, и, хотя она этого и не заслуживает, однако ж не ждет от вас иного, как есть вы оба одна плоть, и, коли немедля вы явитесь, она и все, кто с нею, припадут к ногам вашим и почитать будут как господина.

И многие другие слова ее передал посол, которые опущены в нашем рассказе. Затем передал он письмо Принцессы, и прочел его Тирант, и вот о чем там говорилось.

 

Глава 398.

О том, какое письмо послала Принцесса Тиранту Белому .

«Как узнала я о вашем письме и прочла его, безмерную радость и огролтое счастие ощутило исстрадавшееся мое сердце, слова ваши воскресили меня и заставили позабыть обо всем на свете. Едва не помрачился мой рассудок от великого утешения, слезы же текли бесконечною рекою, словно приключилась со мною беда, а не радость, кровь отлила от слабеющего сердца, силы оставили меня, и казалось всем, что готова я отойти в мир иной. Немало времени прошло, пока смогла я прийти в себя и возвратиться к жизни, чтобы послать вам в письме сей первый вздох моих уст, и, не в силах ничего объяснить вопрошавшим о моем состоянии, вновь вернулась я в ту келью, где заперла себя, дабы покаяться в проступках, которые вам так навредили. Величайшее отдохновение, радость и утешение пришли ко мне, когда, потерявши вас навеки, смогла я вновь возвратиться в этих смущенных строках к вашей милости, чья есть и пребуду тайная раба, вечно благодарная вам за мучения, из-за нее принятые, из коих избавили вас не мои недостойные молитвы, но ваше всепобеждающее мужество и доблесть. Не проклятия, но восхваления и восторга достойна судьба, приносящая благоденствие, а потому да будут благословенны те несчастия, что ведут к счастию. Наименьшее благо для вас, славный Тирант, - мое имя, ставшее причиной стольких мук, о коих вы мне написали. Но ежели любовь или крайность побеждаются благоволением, подчинитесь благой воле, я же прощаю вам, что поверили вы в лживые измышления обо мне, но с одним условием: немедля покинете вы африканскую зелию. И хотя эта пустынная зелия, как и я, осиротеет и иссохнет без вашей милости, перенеситесь же мыслями к короне Греческой империи, которая вас ожидает. На мою невинность, которую вы так желали похитить, посягают проклятые неверные, и быть мне, супруге вашей, их пленницею. Вспомните о почестях, которые оказала вам империя, и сам Император, и я, а потому прослыть вам неблагодарньш и бесчестньш, коли немедля не исполните вы то, что ожидает от вас христианский мир, - освободите нас от плена силой оружия. Будьте великодушны, в любви и чести явите милосердие и сострадание. Придите на помощь тем, кто, пребывая в невыразимых муках, готов отрешиться от веры Христовой. Не позабудьте о храбром рыцаре Диафебе и герцоге Македонском и о других родичах и друзьях ваших, томящихся в страшной темнице оттого, что пришли к вам на подмогу. Мне же что сказать вам, как доказать свою любовь? Поведать ли о том, как обманывала я себя и утешалась, любуясь вещицами, которые некогда вам принадлежали? Как думала, входя в свои покои: “Здесь сидел мой Тирант, здесь он спал, здесь он обнимал и целовал меня, на этой постели лежала я обнаженной в его объятиях”. И в этих мыслях быстрее миновали мучительные ночи и нескончаемые дни. Довольно теперь бессмысленных мечтаний - приди же, Тирант, и принеси с собою истинное утешение, и облегчи мои муки, и защити народ христианский».

 

Глава 399

О том, как Тирант впал в бесчувствие от великой любви и муки .

Едва прочел Тирант письмо Принцессы, охватило его глубокое отчаяние — так велики были боль и сострадание, которые испытывал он к Императору и Принцессе, изливавшей в письме свою скорбь; в тот самый миг перед глазами его промелькнули страшные и горькие бедствия, выпавшие на их долю, и увидел Тирант своего двоюродного брата, герцога Македонского, и других родичей и друзей и, не выдержав этой муки, лишился он чувств и словно мертвец рухнул наземь.

Страшный слух, что Тирант при смерти, пронесся по дворцу. Услада-Моей-Жизни, узнав о том, немедля бросилась к нему и, войдя в его покои, увидала его на постели. Тогда плеснула она в лицо ему розовой водою и дотронулась до язвы в ухе, и тут же открыл Тирант глаза, но долго еще не мог он вымолвить ни слова, ибо обычно заклятые враги — любовь и горе — на сей раз заключили союз и вместе истязали его сердце, ведь истинно великой любовью любил он Принцессу и не менее того родичей своих и друзей. Наконец, обретя дар речи, так воскликнул Тирант.

 

Глава 400

О том, что сказал Тирант .

О вы, что чрез муки и страдания бредете по торной дороге любви: услышьте меня и скажите, ведома ли вам та боль, коею сейчас терзаюсь? Смертельно ранено несчастное мое сердце, одно только лекарство и один лишь лекарь может спасти его — та, что всех на свете милее, однако ж далека она от меня и сама теперь в страшной беде, а потому обоим нам грозит смертельная опасность. Не довольно было судьбе увести меня оттуда, где покрыл я себя великой славою: явив суровый нрав свой, пытается она подобраться к приюту моей жизни, лишив меня последнего утешения! О Император, как Бога почитаю я вашу милость, превозношу и люблю безмерно! О Императрица, носившая в чреве своем ту, что дороже мне самой жизни ! О Принцесса, чудное творение небесного Мастера! Ангел, сошедший на землю, весь я в твоей власти, ты — прибежище моего покоя и счастья! Ты — единственная и великая награда за мои муки. Кто же защитит тебя от притеснений и страха, ежели нет меня рядом? А тебе, Тирант, кто даст два легких крыла, дабы отправиться туда, где, должно быть, обретается безутешная твоя душа? Спуститесь же, облака небесные, подберите недвижное мое тело и унесите с собою, дабы окончить мне дни мои вместе с той, что владеет моей жизнью. А вы, бессмертные боги, коих призывают высокой речью: помогите мне и не оставьте своим покровительством, просветите и укажите дорогу скудному моему разуму, дабы верно направил он мою волю. О Господь мой, создатель и искупитель! Подъемлю я очи к небу и, простерши руки, на коленях молю Тебя смиренно: вечное и бесконечное Твое могущество да остановит врагов Твоей славы, дабы я, раб Твой, не оставленный Твоим величием, направляемый милосердной рукою Твоей, уповая на великую и всепобеждающую Твою силу, и с именем Твоим на устах, сумел бы защитить империю и союз христианский, а затем вместе с теми, кого спасет милосердие Твое, вознесу я, недостойный столь великой милости, хвалы Тебе, Господи, и деяниями своими преподнесем мы святости Твоей тот дар, что ожидаешь Ты от открытых Тебе душ наших.

 

Глава 401

О том, как Тирант пожаловал королевства Фес и Бужия сеньору д’Аграмуну и Усладе-Моей-Жизни .

Сказавши эти горькие слова, Тирант оповестил короля Скариана о том, что они отправляются в поход и пройдут через Тунис, дабы покорить Тунисское королевство. И перед отъездом пожаловал Тирант королевства Фес и Бужия сеньору д’Аграмуну и Усладе-Моей-Жизни. Затем велел он войску готовиться к походу и направился во главе множества конников к городу Тунису.

Едва лишь прознали жители Туниса, что движется на них король Скариан и Маршал Тирант с огромной ратью, послали они гонцов, дабы сообщить, что согласны стать их вассалами, ибо недавно лишились господина своего, а потому готовы во всем повиноваться христианским владыкам, лишь бы не понести от них урона. Довольны остались Скариан и Тирант такой новостью и мирно въехали в город, жители которого оказали им величайшие почести. И заставил их Тирант поклясться в верности королю Скариану, и отдал ему все города, замки и селения этого королевства.

И когда пребывали они в таком добром настроении, дошли до Тиранта вести о том, что в порт Контестина прибыло шесть больших генуэзских кораблей. Сей же час Тирант отправил туда Мельхиседека, снабдив его деньгами, и приказал оплатить провоз, нагрузить все шесть кораблей пшеницею и не мешкая отправить в Константинополь.

Мельхиседек отбыл, дабы срочно исполнить все приказания Тиранта, и уже через несколько дней груженные пшеницей корабли вышли под парусом в открытое море. Сразу после того, как по приказу Тиранта шесть кораблей отплыли к Императору, дабы пополнить запасы Константинополя, король Скариан вступил во владение королевством Тунис, и поклялись вассалы в верности королю своему и сеньору, как ранее произошло в королевстве Тремисен.

И когда, к великому удовольствию Тиранта, все это случилось, попросил он короля Скариана поддержать его и отправиться с ним и со всем войском, дабы отвоевать Греческую империю, покоренную и занятую султаном и Великим Турком. И с охотою согласился король Скариан, сказавши, что исполнит любую волю Тиранта и последует за ним куда угодно.

Затем велел Тирант сеньору д’Аграмуну — королю Феса и Бужии — отправиться в свои земли и собрать людей столько, сколько сможет, для этого похода. И с охотою немедля отбыл сеньор д’Аграмун в свои владения уже как король, облеченной властью. А король Скариан велел разослать письма всем рыцарям и воеводам, что только найдутся в королевствах Тремисен и Тунис, дабы явились они в назначенный день по его повелению в порт Контестина в полном вооружении и со всем, потребным для войны. Получив такие послания, немедленно и со всей поспешностью стали рыцари собираться в дорогу, и уже через три месяца прибыли они все в порт Контестина. Из королевств Тремисен и Тунис собралось сорок четыре тысячи конников и сто тысяч пеших воинов. Затем появился король Феса и Бужии — сеньор д’Аграмун, с двадцатью тысячами конников и пятьюдесятью тысячами пехотинцев, превосходно снаряженными для войны.

И пока собиралось воинство, вошла в порт галера рыцаря Эсперциуса, а за нею множество кораблей, галер и шхун, которые он нанял в Испании, Геиуе, Венеции и Пизе; и много еще других кораблей должны были прибыть позже. Эсперциус, сойдя на берег, отправился поклониться Тиранту и доложить о том, что удачно исполнил поручение: удалось ему нанять триста больших парусников, двести галер и множество мелких шхун. И весьма остался Тирант им доволен.

И сразу же приказал снарядить другую галеру, дабы отправился на ней Эсперциус с посольством к королю Сицилии, и согласился рыцарь с охотою, Тирант же дал ему наставления о том, что следует сказать королю. Тогда рыцарь взошел на корабль и отплыл в Сицилию.

А через несколько дней все корабли, и большие и малые, собрались в порту Контестина. Видя, что даже больше их, чем потребно для похода, призвал Тирант всех хозяев и заплатил им за год вперед, а затем тут же у берегов Берберии велел загрузить пшеницею и другим провиантом тридцать кораблей. А как только это сделали, собрал Тирант на чудесном лугу возле города Контестина всех своих воинов — и пеших и конных, — всех жителей города и весь прочий люд королевства, прибывший туда для своего удовольствия. По приказу Маршала посередь того луга возвели очень высокий помост, и взошли на него Тирант и король Скариан, король Феса и многие бароны и рыцари, так что не осталось на помосте места. Все прочие расположились вкруг помоста, и тогда, попросив всех умолкнуть, держал Тирант такую речь.

 

Глава 402

О том, какую речь держал Тирант перед воинами .

Прямо к опасному порту славы стремится корабль желаний, утопая в волнах бурного моря любви, ибо плыть по нему — великая мука, но погибнуть в нем — истинное блаженство для всякого смертного. Вас же, могущественные короли, стойкие рыцари и добродетельнейший люд, благородный нрав и сама натура ваша склоняет к великим деяниям. Поднимите же якорь и отправьтесь в чудесное плавание, во всем блеске вашей короны и славы: и еще более засверкает и прогремит на весь мир знатность рода вашего, и в ореоле прошлых ваших подвигов как знамя пронесете вы над собою надежду на верную победу, ведь ваши руки не ранить привыкли, но побеждать, глаза же потухнут, коли не вспыхнет в них боле ярость при виде кровавой сечи. А великое мужество ваше, алмазной скале подобное, не допустит слабости и не позволит повернуться к врагу спиною. Ободритесь же, и пусть всех нас укрепит единый дух и воля, ибо обещают они счастливый исход, желанную гавань и славные почести. С одной лишь целью говорит слова сии тот, кто вашу честь и благо почитает как свои — прошу я вас, молю и напутствую: пусть мысли и чувства ваши проникнутся важностью нашей миссии, ибо в великой опасности вера христианская, защищать и возвеличивать которую мы призваны. А сколь высока и бесконечна награда за сию защиту, откроется вам со всею праведной ясностью, когда услышите вы проповедь прибывшего к нам преподобного отца.

И, закончив свою речь, попросил Тирант подняться на амвон, устроенный посреди помоста, каталонского монаха из ордена Святой Мерсе, что был родом из Льейды и звался Жуан Ферре. Прибыв как папский легат по просьбе Тиранта, он прекрасно изъяснялся на языке мавров и был великим знатоком теологии. И прочел он маврам такую необыкновенную проповедь.

 

Глава 403

О том, какую проповедь прочли маврам по велению Тиранта .

Высокородные и доблестные короли, и вы, знатные и благородные бароны, и все, кто собрался здесь во имя истинной христианской веры, выслушайте же сейчас мои слова, плод долгих моих размышлений. Всякое разумное создание не в силах прожить без веры, ибо создал нас Господь, дабы узнали мы высшее благо и вкусили райского блаженства, однако не достигнуть его и не ощутить тому, кто не соединит себя прочными узами навеки с истинною верой, облачившись в ее одежды. Никто и ничто, кроме веры, не освободит человека от тлена и страшного первородного греха. И говорит нам о том великий Аврелий Августин в послании Ad Obtatum: Nemo, inquit, liberatur a damnatione qui facta est per Adam nisi per fidem Jesti Christi, что означает: «Никак иначе не освободиться от проклятия, в которое вверг нас Адамов грех, как чрез веру Христову». Как и мы, ею одной спасались далекие предки наши, ибо древний закон никому не обещал вечной жизни, а потому те, кто жил во времена ветхозаветные, лишь уверовав, что Иисус был распят и умер, и на третий день воскрес, спасали свои души, свято веря в эти и в иные догматы, тогда лишь появившиеся, кои для нас существуют от века. И дабы не потерять великое благо — дарованное нам райское блаженство, которое глаза наши не могут узреть, уши услышать, а рассудок осмыслить, должны вы хранить одежды истинной веры как зеницу ока. А вы, замаранные магометанской сектой, готовьтесь к тому, чтобы отречься от нее и принять христианскую веру, ибо после отречения быть вам среди святых. Пусть же мерзость и бесчестье, творимые этой сектой, помогут принять такое решение. Есть ли что-нибудь более позорное и постыдное для человека, чем променять вечное блаженство на жизнь, проведенную в чревоугодии и похоти? А ведь именно такое блаженство обещает эта гнусная свинья, ваш пророк Магомет, против всякого здравого смысла, ибо чревоугодие и похоть суть свойства грубой и безмозглой скотины, а не человека. Лишь человек может достигнуть блаженства, как пишет Философ в главе первой и десятой Eticorum и Лактанций в книге третьей и главе десятой Divinarum Institutionem , ибо тем человек и отличается от грубого животного. А поскольку похоть и чревоугодие свойственны могут быть и человеку и животному, не может в них быть заключено человеческое блаженство. Потому нет сомнения, что Магомет бесчестно вводит вас в обман, и зваться ему за это покровителем лжи и предательства. Однако истинная вера, которую олицетворяет Иисус Христос, король надо всеми королями и сеньор надо всеми сеньорами, заклеймив недостойные поступки, ведет христиан путем заповедей Господних, и лишь вера есть истинная дорога к Господу, ибо как говорит Давид: Viam mandatorum tuorum cucurri, что означает: «Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое». А еще читаем мы у Екклезиаста: Nihil Dulcius quam respicere in mandata Domini, что означает: «Нет ничего сладостнее, как внимать заповедям Господним». О душа! Скажи, ведомо ли тебе большее блаженство, чем то, что заключено в словах Евангелия: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, а ближнего, как самого себя». В сих словах — вся высота веры христианской, которая должна пылать как огонь в сердцах верующих, ибо говорит Иисус в Евангелии от Иоанна: Ignem veni mittere in terram, et quid volo nisi ut ardeat, что означает: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!». Потому христианина каждую минуту должна освещать любовь к Богу и к ближнему. Магометанская же секта не знает заповедей Господних, коим более всего должно следовать человеку, посему все те, кто слепо верит в законы Магометовы, идут прямой дорогою в ад, и лишь христианам, просветленным истинной верою, уготовано райское блаженство. По трем причинам христианская вера названа светом человеческого разума. Во-первых, рождена она от великого солнца, имя которому — Иисус. И как свет исходит от солнца, исходит от Иисуса вера, которая есть Бог, ибо, как говорит святой Павел в Первом послании к Коринфянам: hides nostra non est in sapientia hominum, sed in virtute Dei, что означает: «Чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией». Во-вторых, вера христианская освещает человеческий разум, разгоняя греховный мрак, ибо говорит Мудрец в главе шестой книги Proverbiorum: Per f idem et penitemtiam purgantur peccata, что означает: «Верой и покаянием побеждаются пороки». И ежели вы, мавры, ныне примете святое крещение, будьте уверены, что в ту минуту, как омоются тела ваши святой водою, с совести вашей смыты будут все грехи, что до этой минуты вы совершили. А ежели, облачившись в одежды истинной веры, решите вы сопровождать моего сеньора Тиранта в его святом походе на Константинополь, который он готовит с благословения Императора и Принцессы, будьте уверены, что одно из двух вам удастся: коли погибнете вы в битве с Турком или султаном, уготован вам рай Господень. А коли выйдете победителями и спасете свою жизнь — на весь мир прогремит ваша слава. А вот и третья причина, по которой вера есть свет разума: освещает она то, что сокрыто от глаз, ибо являет христианам все догматы и многие другие тайны Господни, кои никаким сектам не ведомы. А потому все мы, здесь собравшиеся перед святым походом, возносимся в помыслах к светочу нашей веры Иисусу Христу, что ведет нас за собою, и выступим мы под флагом того, кто не проигрывает в битвах, и, без сомнения, под его водительством ожидает нас победа над султаном и Турком, и возвратим мы себе Греческую империю, занятую тиранами, и завоюем королевства Тунис, Тремисен, Фес и Бужия. И не только Господь на небесах возрадуется нашей победе, но по всему миру прославят ее те, кто о ней узнает.

И, сказав эти слова, закончил Жуан Ферре свою проповедь.

 

Глава 404

О том, как окрестили триста тридцать четыре тысячи неверных .

Едва закончилась проповедь, все те мавры, что не приняли еще христианскую веру, криками изъявили свое желание креститься. И повелел тогда Тирант принести на площадь большие кувшины с водою, а также чаши и иные сосуды, и созвал туда всех монахов и капелланов, какие только нашлись в округе, а было их немало, поскольку Тирант возвел множество монастырей и храмов в завоеванных землях и распорядился, чтобы со всего христианского мира прибыли туда капелланы и монахи. Тогда приняли святое крещение все те, кто отправлялся в поход, и те, кто оставался, всего же через три дня крестились триста тридцать четыре тысячи мавров — мужчин, женщин и детей.

После того как свершили этот обряд, отправился Тирант к королю Скариану и так сказал ему:

Господин мой и брат, вот о чем я подумал: коли согласны вы, прошу вас не плыть со мною по морю, но вернуться в ваше королевство Эфиопию и там собрать конников и пехотинцев, сколько сможете. А в Константинополь отправитесь вы по суше, я же подойду с моря со всеми этими воинами, и, ударив султана и Турка с двух сторон, устроим мы им побоище.

И отвечал король Скариан, что его горячее желание было отправиться вместе с Тнрантом, однако же согласен он вернуться, ибо понимает, какую огромную подмогу может собрать в своем королевстве.

Рассказ наш повествует о том, что был король Скариан очень высокого росту, крепок, силен и храбр необычайно, а лицом и телом черен, ибо являлся правителем негритянских племен Эфиопии, которые называли его Джамджам. Власть и могущество его простирались далеко, владел он людьми и сокровищами, подданные же любили его великою любовью. Королевство его было таким огромным, что граничило с Берберией и Тремисеном, а с другой стороны — с Индией и с землями пресвитера Иоанна, по которым течет река Тигр.

Узнавши волю Тиранта, король Скариан собрался в дорогу и велел седлать пятьсот скакунов и отбыть с ним пятистам конникам. Затем попрощался он с Тирантом, с королевою, с королем Феса и его супругою, а также с другими баронами и рыцарями и отправился в путь. Тирант добрую милю провожал его, а потом вернулся в город Контестина и отдал приказ седлать коней и готовить войско в поход.

И здесь кончается рассказ о Тнранте, который собирает людей и вооружение, дабы вернуться к послу Эсперциусу, направляющемуся на остров Сицилия.

 

Глава 405

О том, как посол Эсперциус прибыл на остров Сицилия .

Отплыв из порта Контестина, всего за несколько дней достиг Эсперциус на своем корабле берегов Сицилии, поскольку ветер и погода ему благоприятствовали. Узнал он, что сицилийский король находился в городе Мессина, и немедля отправился туда. Надев богатое парчовое платье и толстую золотую цепь, сошел он на берег в сопровождении красиво одетой свиты и направился к королевскому дворцу.

Оказавшись перед королем, склонился рыцарь в подобающем поклоне, король же, оказав ему почести, любезно справился о причине его приезда. И так ответил ему рыцарь:

Светлейший господин мой, прибыл я с посольством от Тиранта Белого.

И передал королю верительные грамоты. Едва прочитал король грамоты, распорядился он предоставить послу прекрасные покои и обеспечить всем, что ни пожелает, а затем велел отвезти на корабль говяжьего и свиного мяса и много свежего хлеба, дабы взбодрить команду.

Наутро, сразу же после мессы, собрал король совет в главной зале и попросил посла изложить свое посольство. Поднялся рыцарь и отвесил поклон, однако ж король попросил его сесть. И тогда так заговорил посол.

 

Глава 406

О том, как посол Тиранта изложил свое посольство .

Светлейший господин мой, известно вашей милости, что Тнрант Белый вел войну по велению Императора Константинопольского против султана и Великого Турка, и, должно быть, вы знаете, что собирался он выйти в море на десяти галерах, дабы направиться к городу Святой Георгий, где стояли лагерем его воеводы. Но угодно было судьбе, чтобы разыгрался шторм, и пришлось галерам выйти в бурное море раньше времени, ветер же дул в сторону Африки, потому отнесло их к берберскому берегу. Вскоре расшвыряло их волнами в разные стороны, а галера Тиранта затонула неподалеку от города Туниса. Здесь Тнрант попал в плен к воеводе тремисенского короля, но вскоре за великие рыцарские подвиги даровал ему свободу сам король Тремисена, и стал Тирант воевать на его стороне. Покорил он и завоевал всю Берберию, убил в сражениях восемь мавританских королей, а славного властителя огромной провинции чернокожих Эфиопии, самого могучего из королей — Скариана, взял в плен, обратил в христианскую веру и сделал братом своим по оружию и товарищем в битвах и отдал ему королевства Тунис и Тремисен. Когда же сообщили Тиранту, что султан и Великий Турок отняли у Императора все земли, им завоеванные, вознамерился он со всею ратью идти на Константинополь. Собрал Тнрант лучших воинов Берберии и вскоре отплывает на множестве кораблей. И умоляет он ваше величество присоединиться к нему со всем вашим войском, дабы помочь в завоевании Греческой империи, и нижайше просит он о такой милости, ибо питает к вам великое доверие, сам же он скоро будет здесь.

На том закончил посол. И немедля так отвечал ему король:

Рыцарь, несказанно обрадован я благоденствием брата моего Тиранта. Доволен я и счастлив предложить ему все, чем обладаю, и самого себя, коли послужит это ко благу его и к его славе.

Посол встал и сердечно поблагодарил короля. Закончив совет, велел король разослать письма баронам и рыцарям Сицилии, а также всей знати городов и селений королевства, дабы в определенный день прислали они своих поверенных в город Палермо, ибо решил он держать там общий совет.

И когда в назначенный день король и все им вызванные прибыли в Палермо и сошлись на совете, обратился король к собравшимся: просил он о подмоге сначала все королевство, а затем каждого в отдельности, и все с радостью согласились помочь, многие же готовы были немедля отправиться вместе с королем. Как закончился совет, эти последние сразу стали готовиться к походу, и в короткий срок собрались под началом короля четыре тысячи всадников на красивых скакунах, укрытых доспехами, к тому ж по королевскому приказу снарядили немало кораблей и заготовили провианта в избытке.

И здесь рассказ о короле Сицилии, по приказу которого снаряжают флот, готовят провиант, лошадей, доспехи и оружие, прерывается, дабы вернуться к шести кораблям с пшеницею, посланных Тирантом в Константинополь.

 

Глава 407

О том, как шесть кораблей с пшеницею , посланные Тирантом в Константинополь, в целости и сохранности достигли порта Валона .

Отплыв из порта Контестина с попутным ветром, всего за несколько дней достигли шесть кораблей порта Валона, что находится в Греции неподалеку от Константинополя, и здесь узнали люди Тиранта о том, что султан и Турок, отправившись на многих кораблях и галерах из Александрии и Турции, прошли пролив Святого Георгия и осадили город Константинополь, ставши лагерем прямо под стенами его, кораблями же угрожая ему с моря. Император пребывал в глубоком унынии, а жители Константинополя бесконечно возносили молитвы Господу, моля прислать поскорее Тиранта и избавить их от плена. На Маршала возлагали они все свои надежды, прознав, что движется рать его под стены города.

Принцесса вернулась в императорский дворец, дабы поддержать отца, и призывала его ободриться духом и уповать на помощь Господню. Между тем защищали христиане город, насколько это было в их силах.

Главнокомандующим Император назначил Ипполита, который каждый день свершал все новые рыцарские подвиги, и кабы не он, взял бы Турок город еще до прибытия Тиранта.

Когда капитаны шести кораблей узнали, что флот султана стоит возле Константинополя, не решились они двигаться дальше и послали к Императору гонца с письмом, где извещали, что их корабли стоят на якоре в порту Валона, но не могут продолжить плавание, опасаясь флота султана, однако ж не замедлит явиться Тирант, который отплыл уже из порта Контестина и на всех парусах движется в Константинополь на подмогу Императору и, Бог даст, скоро будет вместе с ним. Затем снарядили они бригантину к Тиранту, дабы предупредить его о том, что осадили Константинополь войска султана и Турка.

Немедля отплыла бригантина на Сицилию и при благоприятной погоде за несколько дней достигла острова и вошла в порт Палермо.

 

Глава 408

О том, как Тирант отплыл со вселл своим флотом из порта Контестина .

Сразу после отъезда короля Скариана из Контестины распорядился Тирант собрать всех лошадей, доспехи и оружие, а также провиант, воинам же наказал готовиться к походу. Затем отдал он приказ грузиться на тридцать уже снаряженных кораблей с пшеницею, а сам взошел на борт вместе с королем Феса, королевой Усладой-Моей-Жизни и всеми рыцарями. Едва погрузились они на корабли, велел он поднять паруса, дабы отплыть в сторону Сицилии, и с попутным ветром скоро достигли они берегов острова.

Когда на бригантине, прибывшей из Валоны, увидали, что приближается флот Тирантов, вышел капитан ее из гавани, направился к кораблям и спросил, где же корабль Маршала. Поравнявшись с галерой, на которую ему указали, поднялся капитан бригантины на борт и поведал о том, что шесть кораблей с пшеницею не достигли Константинополя, опасаясь турецкого флота, а также об осаде, в которой находился город. Очень разгневали Тиранта такие новости. Однако направился он в порт Палермо и увидел там флот короля Сицилии, который начал палить изо всех пушек и трубить во все трубы при виде Тирантовых кораблей. Приказал Тирант сделать то же самое, и такой грохот раздался над морем, что казалось, небо низвергнется в морскую пучину.

Едва вошел в гавань флот Тиранта и стал на якорь, поднялся на корабль Маршала король Сицилии, и здесь, обрадованные встречей, обнялись они и расцеловались, затем король оказал почести всем баронам и рыцарям, находившимся на корабле, поцеловал и обнял короля Феса, и все вместе сошли они на берег. Тирант же отдал распоряжение своим воинам оставаться на кораблях, ибо назавтра собирался сняться с якоря. Было девять утра, когда сошли они на берег, и король Сицилии велел королеве прибыть прямо в порт — радушно приветствовала она Тиранта, короля Феса и особенно королеву, прознав, что та служила у достославной Принцессы. Из порта отправились все прямо во дворец в сопровождении множества девиц, женщин и прочего люда.

Во дворце ожидал их парадный обед. Король Сицилии взял Тиранта за руку, за другую взял его король Феса, а королева сицилийская взяла за руку Усладу-Моей-Жизни, и так вошли они в главную залу, богато украшенную шелками, золотым шитьем и устланную прекрасными коврами. В зале стоял большой буфет, полный до краев золотой и серебряной посудою, которую король Филипп, будучи человеком скуповатым, усердно собирал для своего дворца. Как вошли они в зал, хотел было король усадить первым и во главе стола Тиранта, однако ж тот не принял такой чести, и усадили первым короля Феса, а рядом с ним короля Сицилии, Тирант же сел против него, королева Феса рядом с ним, а подле нее — королева Сицилии. Заиграли тут трубачи и менестрели, и принялись гости обедать с большим удовольствием, вкушая великолепные и обильные яства.

Когда же унесли столы, Тнрант удалился вместе с королем Сицилии в его покои, а король Феса и обе королевы остались в зале и вместе с другими дамами и кавалерами стали танцевать и веселиться. Тем временем Тирант и король Сицилии решили обсудить дела.

Тирант поведал королю обо всех невзгодах, преследовавших его, и о том, как смилостивился над ним Господь и превознес его и ниспослал ему благоденствие, подарив великие победы, а также о том, как покорена была вся Берберия. Затем рассказал Тирант, в каком бедственном положении оказался Император, и предложил немедля выступить ему на подмогу. И так отвечал король Сицилии:

Брат мой, приготовил я уже все для того потребное, ждут своего часа лошади, доспехи и оружие, и, стоит только кликнуть клич — все конники будут здесь через два часа.

И так сказал Тирант:

Брат, прошу вас немедля кликнуть сей клич, и пусть под страхом смерти прибудут воины для молитвы, ибо нынче же ночью прошу я вас сняться с якоря.

Тут же призвал король своего камердинера, а тот велел трубачам идти в город, дабы собрать тех, кто должен был отправиться в поход, и все они вскоре прибыли. Между тем Тирант и король Сицилии вернулись в залу к королеве, дабы немного поразвлечься.

А королева Сицилии, уединившись с королевой Феса, повела с нею ласковый и доверительный разговор и принялась расспрашивать о Принцессе: о красоте ее и характере и о любви к Тиранту. И много рассказала ей королева Феса, не переставая превознося великие достоинства ее высочества, однако ж о любви Принцессы и Тиранта упомянула лишь вскользь с присущим ей благородством и скромностью. И дабы перевести разговор на другой предмет, стала она льстить королеве Сицилии, — а это уж она умела, — говоря, что после ее высочества Принцессы не встречала на свете дамы такой красоты и тонкого ума, как ее величество, и что она очарована ею и ее изысканными манерами, и много всякого такого сказала еще королева Феса, чем доставила королеве Сицилии огромное удовольствие.

После того как окончились танцы и веселье, наступило время ужина, отужинали они с великим удовольствием, а едва поднялись из-за стола, попросил Тирант короля Сицилии отправиться в путь не откладывая, и с охотою тот согласился. Тогда попрощались все с королевой и ее свитою. А король Сицилии назначил вице-королем двоюродного брата своей супруги, герцога Мессинского, славного и доблестного рыцаря, поручив его заботам королевство, королеву и свой дворец. И, покончив со всем необходимым, король, Тирант и все прочие поднялись на корабли, а как наступило время первой стражи, подняли паруса флот Тиранта и короля Сицилии и снялись с якоря. Господь послал им попутный ветер, и очень скоро приблизились они к Валоне, где стояли шесть кораблей, груженных пшеницею. И несказанно обрадовались люди на тех кораблях, завидев Тирантов флот.

Тнрант направил к ним бригантину, дабы передать такой приказ: немедля поднять паруса всем шести кораблям и идти вслед за флотом Тиранта. И тотчас сие было исполнено.

И здесь прерывается рассказ о флоте Тиранта, дабы вернуться к королю Скариану.

 

Глава 409

[716]

О том, как король Скариан заставил креститься всех людей своего королевства .

Попрощавшись с Тирантом, отправился король Скариан в путь вместе с королевою, и вскоре достигли они своих земель — королевства Эфиопии, где подданные устроили своему повелителю торжественную встречу, королеве же воздали величайшие почести и преподнесли богатые дары. Не могли нарадоваться подданные Скариана тому, что король возвратился во славе побед, покорив множество земель.

Отдохнув несколько дней, призвал Скариан всех баронов и рыцарей своего королевства в Трогодиту, самый главный и большой город Эфиопии. И когда все собрались, объявил король общий совет и вот что предложил:

Бароны, собрал я вас, дабы поведать обо всем со мной случившемся, ведь известно мне, что в радость вам благоденствие наше. Знает ваша мудрость, как я, на беду мою, оказался в плену. Но полонил меня великий христианский Маршал Тирант Белый, доблестнейший и великодушный рыцарь, лучший и храбрейший из рыцарей, что только рождались на этот свет, ибо даровал он мне свободу и сделал своим братом по оружию и товарищем в битвах, а еще дал мне в жены дочь тремисенского короля с королевством в придачу, за что благодарен я ему больше, чем ежели бы сделал он меня владыкой мира. К тому ж пожаловал он мне королевство Тунис, и за это очень я ему обязан. Ныне же предстоит ему отправиться на завоевание Греческой империи для Императора Константинопольского, коего лишили власти Великий Турок и султан. И просил Маршал меня, как брата и слугу его, поддержать и прийти к нему с подмогою, а потому обращаюсь я ко всем вам: кто может, пусть отправится со мною на Константинополь, со своей стороны обещаю я плату и вознаграждение.

И все, как один, отвечали согласием, ибо за славную доблесть любили короля своего великой любовью и готовы были принять смерть за честь его, а для того отправились бы не только в Константинополь, но и на край света. Скариан от всей души поблагодарил подданных за явленную добрую волю и велел им возвращаться в свои земли, дабы готовиться к походу, а в назначенный день прибыть в тот же город и получить жалованье. К тому ж приказал он кликнуть такой клич по всем городам и селениям королевства: все пехотинцы и конники, все жители королевства и чужестранцы, что желают получить хорошее жалованье, прибудут пусть в город Трогодита.

И пока собирались в город воины, королева, будучи доброй и добродетельной христианкой, порешила сделать все возможное в своем королевстве для возвышения христианской веры. Еще отправляясь в путь из Контестины, взяла она с собою многих монахов и капелланов, а также двух епископов, замыслив возвести в своих землях церкви и монастыри, а потому, едва прибыв в город Трогодита, велела она проповедовать и обращать людей в новую веру, и многие жители — кто из преданности королю и королеве, а кто и проникнувшись благочестием, принимали святое крещение. Тогда королева повелела построить множество монастырей и возвести храмы, а короля убедила дать им хорошую ренту — так появились в том городе и в других христианские церкви, освященные епископами, а многие местные жители стали жить в монастырях, приняв святой обет, и увеличилось число монахов и капелланов, а епископы получили большие епископства и хорошую ренту, и всем, кто способен был на то, наказала королева странствовать по королевству, проповедуя святую христианскую веру и давая святое крещение всем, кто попросит.

В те времена жители Эфиопии не знали, что такое брак, женщины у них были общие, потому их дети знали мать свою, но не знали отца, и были они самым презренным народом на свете. Но с тех пор, как прибыла к ним королева, супруга Скариана, и обратила их в новую веру, стали они заключать браки между собою, и были то законные браки, освященные Церковью.

В землях Скариана, далеко на юге возле самого моря, есть одна высокая гора, которая беспрестанно извергает огромное пламя — и днем и ночью. Еще же в королевстве Эфиопия есть гигантские необитаемые пустыни, что простираются до самой Аравии, гранича с океаном.

Тем временем собрались все воины в городе, и распорядился Скариан выдать жалованье тем, кто попросит, ибо иные согласны были идти в поход безо всяких денег. Надо сказать, король Скариан владел несметными сокровищами, что собирали в его подземных рудниках, и множеством конных воинов, ибо после Великого Хана был Скариан самым богатым владыкой, и насчитал он вскоре двести двадцать тысяч конников, сильных и искусных в бою.

И вот король Скариан, будучи человеком во всем осмотрительным, отдал все необходимые распоряжения: назначил достойных управителей в королевстве, а также воевод и военачальников для отрядов конников и пехотинцев, кои также в немалом количестве собрались в городе, хотя и не было о них ранее упоминания, и, как было это сделано, определил он день, когда надлежало войску выступить в поход. Затем распорядился он приготовить множество повозок и вьючных животных, дабы перевозить провиант, палатки и орудия и все прочее, потребное для войны, а также быков и прочую скотину, чтобы прокормить войска в походе. Не менее его готовилась и королева: собрала она множество богатых нарядов, а также украшений из жемчуга и драгоценных камней, коих у нее было несметное количество, а также расшитые золотом одеяния. И велела готовиться в дорогу многим белым девицам и женщинам — уроженкам Туниса, а также чернокожим эфиопкам. Наряды же нужны были королеве, поскольку пообещала она Тиранту прибыть в Константинополь на свадьбу его с Принцессою, а также на свадьбу Услады-Моей-Жизни с сеньором д’Аграмуном, королем Феса, назначенную на тот же день.

И когда собрался весь народ, отправился король Скариан со своим войском из города Трогодита, и путь его пролегал по всему королевству до самой дальней границы его, пока не достигли они города Серас, что располагался возле земли пресвитера Иоанна. Там отдохнул король и войско несколько дней, и встречали их с большой радостью и великими почестями, ибо никогда прежде не видали жители тех мест своего короля, ведь от города Трогодита до города Серас было пятьдесят дней пути.

И здесь прерывается рассказ о короле Скариане, который с войском своим движется к Константинополю, дабы вернуться к рыцарю Эсперциусу, отправившемуся с посольством от Тиранта к королю Сицилии.

 

Глава 410

[719]

О том, как улыбнулась удача рыцарю Эсперциусу .

После того как рыцарь Эсперциус получил ответ от короля Сицилии и увидел его приготовления к походу, попросил он разрешения отбыть и, попрощавшись с королем, отплыл на своей галере к порту Контестина.

Через несколько дней прибыл в Палермо Тирантов флот, однако ж угодно было судьбе, чтобы разминулся с ним Эсперциус: пристал он к берегу в Контестине спустя много дней, после того как отплыл Тирант, который к тому времени уже был возле берегов Сицилии. Расстроила Эсперциуса такая новость, и вновь снялся он с якоря и направил галеру в обратный путь. Однако ж в Палермо не нашел он никого, ибо за пятнадцать дней до того покинул город флот Тиранта. Узнав об этом, отплыл Эсперциус в порт Валона, но и здесь уже не застал он кораблей.

После того направил рыцарь свою галеру в Романский пролив, и там настигла его страшная буря, и волнами отнесло его к острову Ланго, возле которого затонула галера, а вместе с нею и большая часть команды. К счастью, Эсперциусу и десяти людям его удалось спастись, и побрели они по острову, надеясь отыскать какое-нибудь поселение, дабы отдохнуть и восстановить там силы.

Набрели они на старого пастуха, пасшего небольшое стадо, и спросили его, где найти селение. Пастух отвечал, что на всем острове нет никаких селений, кроме маленького хутора, где обитают четверо семейных пар, сосланных сюда с острова Родос за свои грехи, и живут они в страшной нищете, ибо остров этот заколдован и ничего на нем не раздобудешь. Тогда взмолился Эсперциус и просил Христа ради дать им что-нибудь поесть, поскольку весь прошлый день и все утро маковой росинки не было у них во рту, а за это обещал он помочь старику, чем только сможет. Пожалел их старик и пообещал разделить с ними свою нищету. Погнал он впереди свое стадо, и, приведши незнакомцев домой, поделился с ними чем Бог послал. Едва утолили они голод, принялся Эсперциус расспрашивать хозяина о том, кто же заколдовал этот великолепный остров и сделал его необитаемым.

Старик отвечал, что обо всем поведает, ибо показался ему рыцарь человеком добрым, и вот что рассказал он:

Господин, наверное, известно вам, что в давние времена этим островом Ланго, а также островом Крит владел правитель Гиппокрас, у которого была дочь необыкновенной красоты, которая и по сей день живет на этом острове в образе змеи-дракона семи локтей в длину, и, поверьте, много раз я ее видел. Называют ее Владычицей Островов, а обитает она в сводчатом подземелье старинного замка, что высится вон на той горе, различимой отсюда. Показывается она два-три раза в году и, ежели не рассердить ее, не сделает вам ничего дурного. А заколдовала ее, превратив из прекрасной и благородной девицы в змею, богиня Диана, и лишь тот храбрый рыцарь, что решится поцеловать страшную змею прямо в уста, разрушит колдовские чары и возвратит девице прежний прекрасный облик. И вот однажды явился на остров рыцарь из Ордена Родосского, и был это отважный рыцарь, пришедший с твердым намерением поцеловать Владычицу Островов. Сошедши с коня, отправился он прямиком в замок, спустился в подвал, но, как увидал страшную змеиную голову, к нему склоненную, точно безумный бросился бежать со всех ног, змея же погналась за ним. Вскочил рыцарь на коня и попытался скрыться от ужасной змеи, однако ж, на беду, конь принес его к высокой скале, и упал он оттуда в море и сгинул в морской пучине. И случилось так, что другой юноша, ничего не слыхавший об этой истории, сошел с корабля на остров, дабы отдохнуть здесь и развлечься. Набрел он на замок, стал его осматривать и нашел в подземелье странный покой, где увидал некую девицу, что расчесывала волосы перед зеркалом, а вкруг нее по всей комнате лежали сокровища. Порешил юноша, что перед ним либо безумная, либо продажная женщина, развлекающая мужчин, которые приезжают на остров. Тут по тени на полу заметила девица юношу и спросила его, чего он желает. Отвечал ей юноша: «Сеньора, ежели вам угодно, желаю я служить вам». Тогда спросила девица, рыцарь ли он, и, узнав, что нет, так сказала: «Коли вы не рыцарь, не станете вы моим господином, вернитесь же к вашим товарищам, и пусть посвятят вас в рыцари, а завтра утром выйду я из подземелья и буду ждать вас у входа, и тогда поцелуете вы меня прямо в губы. Только ни в чем не сомневайтесь и не бойтесь, я не причиню вам зла, хотя и страшен будет завтра мой вид, однако ж я такая, какой теперь вы меня видите, но из-за колдовских чар явлюсь я перед вами в облике змеи. И ежели поцелуете вы меня, станете вы моим супругом и будете владеть всеми сокровищами и этими островами». Тогда вернулся юноша на корабль к своим товарищам, и произвели они его в рыцари. Наутро отправился он к замку, дабы поцеловать девицу, но едва увидел, как навстречу ему выползла страшная и уродливая гадина, объятый безумным страхом, со всех ног побежал к кораблю, и до самого берега гналась змея за ним. Когда же увидела она, что юноша уже на корабле и никогда не вернется, закричала она истошно, как человек кричит от горя, и вернулась в замок. Юноша же умер в ту же минуту. И всех рыцарей, что потом здесь появлялись, ожидала та же участь, однако ж, коли явится тот, кто решится поцеловать ее, нипочем не умрет он, но станет владыкою этих земель.

Задумался храбрый рыцарь Эсперциус, выслушав рассказ старика, и так спросил его:

Скажите мне, добрый человек, ужели все это правда?

И отвечал старик:

Сеньор, не сомневайтесь, рассказ мой — чистая правда, ведь все то, о чем я поведал, и еще более того, приключилось на моих глазах, да и ни за что на свете не солгал бы я вам.

Ничего не ответил Эсперцнус и вновь впал в глубокую задумчивость, и порешил он, что стоит попытать судьбу, ибо недаром занесло его на этот остров по воле Господа, к тому же не было у него другого выхода и возможности покинуть проклятое место, дабы вернуться к Тиранту. И замыслил он втайне от всех отправиться ночью в драконово подземелье, друзей же своих решил не посвящать в свой план, дабы не пошли они вместе с ним и не разубедили его, ибо был он отважный рыцарь, а потому желал испытать удачу либо умереть. Скрыл он свои намерения от товарищей и от старика, однако ж расспросил его, как пройти в замок, дабы не заблудиться, а затем вместе со всеми устроился на ночлег.

Эсперциус поспал совсем немного, а перед рассветом вышел из дому, сказавши, что хочет справить иужду, товарищи же его, ничего не заподозрив, вновь усиули. Взяв в руки крепкую палку, ибо не было при нем оружия, осторожно, стараясь не выходить на открытое место, отправился он в путь, чтобы товарищи, коли хватятся его, не увидели, куда он пошел, и так добрался он до подножия замка.

Солнце тем временем вышло и осветило ярким светом вход в подземелье. Увидев его, упал рыцарь на колени и благоговейно вознес молитву, взывая к безмерной благодати Господней и умоляя Господа не оставить его своим бесконечным милосердием и милостью, и охранить ото всяческого зла, и дать силы и отвагу, дабы не убояться дракона и спасти от страданий душу девицы, возвратив ее святой христианской вере.

Закончив молитву, осенил он себя крестным знамением и, поручив душу свою Господу, двинулся прямо в подземелье. Шел он вперед, пока глаза его различали свет, и, остановившись, громко закричал, дабы змея услыхала его. Тогда на звук человеческого голоса выползла змея с диким шипеньем. Едва услышал рыцарь страшный шум, объятый сильнейшим страхом, упал он на колени и принялся читать молитву. Но когда змея приблизилась к нему и увидал он прямо перед собою страшную гадину, едва не лишившись чувств, закрыл он глаза, чтобы не видеть ужасающего зрелища, и так стоял он на коленях, ни жив ни мертв, не в силах двинуться с места.

Тогда змея, увидев, что рыцарь недвижим и в ожидании, мягко и осторожно подползла к нему и поцеловала его прямо в губы, и тут же упал рыцарь наземь без чувств, а змея немедля превратилась в красивейшую девицу. Положила она голову рыцаря к себе на колени, стала растирать ему руки и так сказала:

Славный рыцарь, оставьте ваш страх, откройте глаза и взгляните, какое счастье пришло к вам.

Но рыцарь Эсперциус почти час не мог прийти в себя, и казалось, будто он при смерти, однако любезная девица растирала ему запястья и покрывала лицо его поцелуями, и через час вернулось к нему сознание — открыл рыцарь глаза и увидел, что покрывает лицо его поцелуями девица несказанной красоты. Тогда с великим усилием поднялся он на ноги и дрогнувшим голосом повел такую речь.

 

Глава 411

О том, как рыцарь признался в любви девице .

Так велики достоинства и совершенства, безупречно соединенные в столь прелестном созданье, что не в состоянии мой бедный язык описать даже малую их толику: полностью покорилась воле вашей моя душа и в блаженстве теперь пребывает, плененная этой красотою. Пламя истинной любви опалило мой разум с той самой минуты, как оказался я на этом острове и узнал о великой вашей красоте. Вместе с высокими добродетелями и достоинствами вашими укрепила эта красота дух мой, а любовь придала сил и отваги, дабы прийти сюда и свершить то, о чем вам известно. Ибо в тот миг, когда рассказали мне о змее, в душе узрел я лик ваш, явленный любовью, и так решил: умру, но избавлю вас от страшного наказания. Теперь же, узнавши я вас и ваше великое благородство, отдаю я вам себя полностью, ибо открыл в вас такие несравненные совершенства, каких до сей поры не знал ни в одной из женщин. Отныне желаю я вечно служить вам: и умоляю — повелевайте мною и всем, что есть у меня, и скажите, довольны ли вы тем, что я сделал? Ведь одна лишь красота ваша дарует мне жизнь во славе, а коли такую милость ниспослал мне Господь, есть ли на свете кто-нибудь счастливее меня? Бедны слова любви, и нет нужды повторять вам, что люблю я вас больше и сильнее, чем любой другой мужчина любил когда-нибудь женщину, и всегда будет так, пока презренная жизнь моя теплится в этом теле, и за пределами этой жизни, если только там есть такая же любовь. И знайте — всегда и везде исполню я ваши веленья. Впрочем, не нужно вам слов, ибо способны вы прочесть на лице моем и в глазах все, чего я жажду, но не могу сказать, а потому я умолкаю в надежде, что, сжалившись надо мною, одарите вы меня бесконечным счастьем.

И не успел прозвучать последний звук влюбленной речи Эсперциуса, так отвечала ему девица.

 

Глава 412

О том, какой ответ дала девица рыцарю Эсперциусу .

Доблестный рыцарь, вечности не хватит мне, дабы выразить словами мою великую благодарность за ваше благодеяние, а потому дополнит быстрый ваш разум то, о чем я умолчу. Однако ж сделаю я все, что мне под силу, дабы, служа вам верно и преданно, вознаградить вас за невиданный подвиг и беспримерное мужество, ибо подвергли вы опасности свою жизнь, чтобы избавить меня от невыносимой муки. И как известно мне теперь, сколь велики ваши достоинства и высока добродетель, вверяю я всю себя вашей воле, бесконечно благодаря Господа за то, что милостью его попала я в руки того, кому нет равных в доблести. И знайте: любовь моя к вам так велика, что превосходит все пределы, в земной жизни дозволенные, и подвигло меня к ней высокое благородство вашей натуры, так положитесь же во всем на меня, и заживете в счастье и блаженстве.

И, взявши рыцаря за руку, повела его девица в подземелье, в тот самый чудесный покой, где она жила. И был тот покой богато украшен, и было там сокровищ несметное множество. И предложила девица рыцарю все эти сокровища, а вместе с ними и себя.

Рыцарь же очень обрадовался таким дарам и, принимая их, не переставал благодарить девицу — обнял он ее и покрыл тысячей поцелуев. И, не желая тратить более времени на слова, взял рыцарь девицу на руки и положил на кровать, где и познали они истинный предел радостей любви.

 

Глава 413

О том, как рыцарь Эсперциус вернулся к своим товарищам вместе с благородной дамой, сердце которой он завоевал .

Немалую радость испытал удачливый рыцарь, завоевав сердце девицы. Утром, поднявшись с постели, вышли они из подземелья и рука об руку отправились к дому, где оставил рыцарь своих товарищей. Те же, подивившись, что видят его вместе с такой прекрасной незнакомкой, рады были уже и тому, что жив он и здоров, ибо опасались, что с ним что-нибудь стряслось. Но еще более обрадовались они, увидев, что ведет он за руку девицу редкой красоты. Приблизились к ней товарищи Эсперциуса и низко поклонились, ибо весь вид ее говорил о высоком происхождении и благородстве. И возблагодарили они милосердие Господне за дарованную ей милость. А любезная дама обняла их и оказала им большие почести.

Вошли они в дом пастуха, и здесь любезно поздоровалась девица с пастухом и женой его, и посулила им самые разные блага, и пребывали все в большой радости и в удовольствии. И велела она принести из подземелья одежду и сокровища, чтобы богато украсить дом пастуха.

Через некоторое время пристали к острову корабли, нанятые и посланные людьми из других краев, дабы заселить остров, и случилось это очень быстро. Построен здесь был пышный город, который назвали Эспертина, и много других городов, селений и замков. А еще возвели на острове множество церквей и храмов в честь, во хвалу и во славу Господа нашего и Пресвятой Богоматери, и дали всем храмам большую ренту, ради процветания служителей Господних. Что же до рыцаря Эсперциуса, жил он здесь со своею супругой и долго владел этим островом и прочими, поблизости находившимися. И родились у них наследники — сыновья и дочери, кои пребывали в достатке и благоденствии.

И здесь, дабы не быть многословными, прервем рассказ о рыцаре Эсперциусе и вернемся ко флоту Тиранта Белого, который направляется в Константинополь.