В ночь с пятницы на субботу Эдмонд спал неважно. В его необычайно ярких и мучительно-прекрасных сновидениях снова появлялась Сильвия Тэнтоурис. Демоническая девушка исполняла роль жестокой древней богини, правящей в зачарованном лесу. Восхитительное тело было облачено в невесомое платье, сшитое из кроваво-красных лепестков роз. В волосы, достигающие пят, были вплетены ракушки и драгоценные камни. Спящий Эдмонд знал, что то был воплотившийся совершенный эрос, который мечтал уничтожить уродливый земной мир. Ее взгляд будил в инспекторе Палмере первобытный ужас и одновременно сводящее с ума желание обладать источником неописуемых восторгов. Ему неодолимо хотелось броситься в объятия темной богини, но он знал, что умрет от ее ласк… Сильвии служили злые духи, воплотившиеся в кошмарных звероподобных формах. Повсюду валялись отрубленные человеческие головы, и слышалась протяжная похоронная музыка. В один момент Эдмонд зачем-то выпил ее крови, которую Сильвия подала ему в хрустальном кубке, и превратился в чудовище, неотличимое от прочих отвратительных слуг. Он смутно помнил, как обретя могучие крылья и жажду убийства, носился по древнему лесу и исполнял леденящие душу поручения…

Последовавшие выходные не сумели развеять одновременно жуткий и влекущий морок сновидений. Из привычных занятий только отрезвляющая прогулка более или менее удалась, благо, инспектору Палмеру было над чем подумать. Попытка же углубиться в чтение исторических трудов в безлюдной и тихой библиотеке оказалась бесплодной. Эдмонд не мог сосредоточиться, мысли словно куда-то разбегались. Его ум неизменно вырывался из оков текста и, тоскуя по настоящим приключениям, возносился к образу Сильвии Тэнтоурис. Возле него он радостно замирал и, забывая про пыльные книги и бесконечные ряды полок, любовался томительным переплетением реальных воспоминаний и ночных фантазий. Содержание работ древних историков казались выдумками сухих и малодушных ученых, боящихся столкновения с непостижимой действительностью. Даже поход в баню не излечил смятение Эдмонда. Джон и Саймон, которые в присутствии Сильвии и Эльзы могли откровенничать и шутить на самые опасные темы, оставшись наедине со своим другом, лишь неловко молчали. Будто подчиняясь закону инерции, все смелые слова и двусмысленные шутки по поводу замены Анны на Сильвию или женитьбы на привидении налились неподъемной для произнесения вслух тяжестью. Стоило Эдмонду увидеть растерянные лица друзей, как он тотчас поймал себя на чувстве этакого морального похмелья. Вчера произошло слишком много такого, что для своего обсуждения требовало предельной откровенности, на которую у друзей попросту не хватило сил.

Все выходные Эдмонд напряженно осмыслял ту ситуацию, в которую его загнала причудливая игра судьбы. Он был заложником того блестящего алиби, которое, не помышляя о том, обеспечил ему председатель дисциплинарного комитета Карл Сомболион, и которое позволяло Эдмонду с головой нырять в опасную бездну демонического очарования Сильвии, не боясь быть уличенным в своих запретных чувствах.

Проходя в понедельник с утра по петляющим дорожкам институтского городка и старинным коридорам центрального корпуса, инспектор Палмер поймал себя на ощущении, что все встреченные сотрудники заглядываются на него, а миновав – начинают яростно обсуждать устроенное им в пятницу неслыханное представление. Эрик Дельмонт самолично зашел к нему в кабинет и поздравил с обретением славы автора и исполнителя самого сурового и странного поступка, который когда-либо совершал человек по отношению к демону в условиях мирной институтской жизни.

В последнее время Эдмонд получал значительно меньше конфликтных материалов в работу. Он подозревал, что Старик специально снимает с его плеч часть нагрузки, чтобы у него не было возможности оправдать свое бездействие загруженностью повседневными обязанностями. Инспектору было очевидно колоссальное желание Эрика проникнуть в тайну мисс Тэнтоурис и обрести особую власть, став обладателем столь интригующей информации. Эдмонд же, напротив, прилагал все усилия, чтобы не встречаться с Сильвией и даже не думать о ней после пятницы, но избыток свободного времени играл против него.

Тем не менее один мелкий конфликт Эдмонд все-таки получил, несказанно обрадовавшись, что на сегодня есть хоть какое-то занятие. Он уже собрался развить вокруг этого мелкого нарушения дисциплины демоном-студентом 3 курса бурную деятельность. Но тот был так напуган, попав в кабинет и узрев знаменитого мучителя демонов, что сразу полностью признал вину и согласился на любое наказание. Раздосадованный Эдмонд растягивал ненужные нравоучительные беседы, но даже его профессионализм не позволил ему продлить работу с пустяковым делом дольше трех часов.

Самым обескураживающим было то, что Эдмонд сам не мог разобраться с тем, стоит ли ему продолжать работать с делом Сильвии Тэнтоурис. Как ему следует поступить? Послушаться Эрика и попытаться уяснить себе ее истинную природу? Или просто отказаться от расследования? Но в последнем случае, он очень переживал, что кто-то другой может не справиться. Он очень опасался, что с Сильвией случится что-то ужасное. В конце концов инспектор Палмер принял следующее решение. В четком соответствии с наставлениями дисциплинарного комитета он будет стараться перевоспитать Сильвию. Потому в последующие дни Эдмонд принялся разрабатывать комплекс мероприятий, состоящих в основном из посещения мисс Тэнтоурис всевозможных воспитательных лекций. Эти меры будут достаточны для создания внешнего эффекта и в то же время избавят его от необходимости проводить время вместе с демонической девушкой. В ее отсутствии голова инспектора могла соображать более менее ровно. Осмысляя сам факт пятничной вечеринки, Эдмонд четко осознал, что каждая встреча с Сильвией затуманивает его ум и приводит его к крайне безрассудным действиям. Потому Эдмонд поставил себе четкую цель видеться с Сильвией как можно реже и общаться с непростой "клиенткой" исключительно путем направления писем с требованием явиться на ту или иную нравоучительную лекцию, организуемую дружественным с их отделом управлением воспитательной работы.

В утро четверга инспектор Палмер проснулся на час раньше будильника. Сегодня, как и каждую ночь, его одолевали соблазнительные сны с участием Сильвии. Вынырнув из манящей своей недозволенностью сцены, Эдмонд неимоверным усилием запретил себе возвращаться в упоительно сладкую дрему и вынужден был начать свой день пораньше. Чтобы скоротать время до начала рабочего дня, он решился прогуляться по институтским паркам.

Неожиданно на скамейке, мимо которой он проходил, Эдмонд заметил проблему, о которой почти забыл. Он принял малодушное решение сделать вид, что не заметил пшеничных волос и длинных загорелых ног, и, ускорив шаг, почти миновал назревающий трудный разговор.

– Ты так и будешь бегать от меня, Эдмонд? – спросила Анна, нарушая его планы избежать совершенно ненужных сейчас разборок.

Эдмонд остановился и, не задумываясь, соврал:

– Я спешу на важное совещание. Так что мне некогда…

Анна встала и подошла к нему. Белое в голубую полоску платье сидело на фигуре своей хозяйки как всегда идеально. Густые золотистые локоны были уложены в длинную тяжелую косу, украшенную лентой в цвет платья. Эдмонд с тоской вспомнил, что очень любил в прежние времена, когда Анна носила такую прямо-таки сказочную косу. Увидев эту прическу в первый раз в самом начале их отношений, Эдмонд назвал тогда Анну "моей принцессой" и находил особое наслаждение, обращаясь к ней именно так. Но уже больше года его губы не произносили этих нежных слов.

– Я знаю тебя как свои пять пальцев. На важные совещания ты выходишь за пару часов до начала. Не все ли равно, где сидеть в нервическом ожидании: в кабинете или здесь?

Эдмонд встретился с опытным противником.

– Если ты ссылаешься на то, что якобы знаешь меня, то смею заметить, что перед совещанием я имею привычку основательно подготовиться и почитать текст доклада…

– Именно потому, что знаю тебя, могу биться об заклад, что ты выучил весь этот текст еще вчера, и наш разговор только поможет тебе отвлечься от нервических раздумий.

Эдмонд вздохнул.

– И о чем ты хочешь поговорить?

– Ну, во-первых, здравствуй, – Анна обворожительно улыбнулась.

Солнечные лучики, словно радуясь ее улыбке, игрались в карамельно-медовом море пленительных глаз.

– Доброе утро, – чинно поклонился Эдмонд, благоразумно направив взгляд на ее плечо.

– А во-вторых, я хотела лишь попросить тебя не сходить с ума и не устраивать этих сцен или целых спектаклей, один из которых ты продемонстрировал в пятницу.

Эдмонд ожидал услышать что-то подобное, как только заметил девушку на скамейке. Потому, нисколько не изменившись в лице, ответил сдержанно:

– Во-первых, тебя никто на этот спектакль не приглашал. А во-вторых, это было серьезное мероприятие, санкционированное дисциплинарным комитетом.

– Что за чушь? – она брезгливо наморщила лоб. – Сперва ты выдумываешь, что встречаешься с какой-то фигуристой брюнеткой, которая оказывается подозрительно похожа на высшего демона. Потом ведешь этого демона, пользуясь служебным положением, на вечеринку! Что ты хочешь доказать? Решил таким образом отомстить мне за разрыв наших отношений? Тогда было бы логичней завести настоящую девушку!

– Твой нарциссизм заставляет думать, что поступки всех людей имеют к тебе первоочередное отношение, – Эдмонд понемногу начинал терять терпение. – Но это не так. Ты здесь ни при чем! И о каком разрыве ты ведешь речь? Ты же просто бросила меня, разве не так?

Анна усмехнулась и раздраженно покачала головой.

– Ты так ничего и не понял, Эдмонд. Я тебя не бросала. Твой сверхмощный ум не способен увидеть, что виноват не тот, кто бросает. Ты вынудил меня прекратить все это!

– Да, признаю. Я отказался превращаться в фальшивого Эдмонда Палмера, который должен поступать только так, как ты хочешь. Отказался бросать интересную работу. Не выполнил приказа перестать общаться с моими странными друзьями, которые готовы принимать меня таким, какой я есть!

Эдмонд понял, что с момента расставания они так и не сказали друг другу все, что думают. Год назад все ограничилось феерическим скандалом, в котором каждый орал обидные ругательства, не сильно заботясь об обоснованности своих претензий.

К его удивлению вместо озлобленности в глазах Анны поселилась печаль.

– Ты так ничего и не понял… – повторила она тихо. – Настоящий Эдмонд… Интересная работа и понимающие друзья… Ты так привык всех обманывать, что тебе удалось обмануть самого себя. Все, о чем ты говоришь – лишь иллюзия. Твоим друзьям наплевать на то, какой ты настоящий. Они готовы принимать любую маску, которую ты им продемонстрируешь. Я же знаю тебя настоящего, Эдмонд! Ты уже забыл, – ее глаза увлажнились, предательски терзая сердце инспектора, – но ты любил меня! И ты много рассказывал о том, чем бы тебе хотелось заниматься.

Эдмонд не знал, что сказать.

– Ты же мечтал заниматься наукой. Сокрушался, что тебе пришлось завязать с древней историей, – продолжала она. – Ты называешь меня нарциссом, но ведь именно твое эго заставило тебя бросить то занятие, в котором ты не мог быть первым, по крайней мере, сразу. Фальшивый Палмер это тот, кто, имея блестящий талант, растрачивает его впустую, сидя в дурацком управлении безопасности! А твои товарищи не любят тебя настолько, чтобы ткнуть тебя носом в правду! И ты с каждым днем скатываешься все ниже. Джона уже не отличишь от нечисти. Саймон гордится своими спортивными успехами. Только вот они достигнуты в научно-исследовательском институте, и на большой простор он почему-то побаивается выйти. Они сами потеряли свои шансы и, конечно, обожают водить дружбу с человеком, который готов повторить их подвиги!

– Да, – повысил голос Эдмонд, – только ты являешься полнейшим идеалом! А мы все неудачники… Неудачники, на которых следует нажаловаться дяде и уволить их…

– Ты никак не можешь забыть этого?

– Не могу…

– Ты говорил, что любишь меня, Эдмонд. И я верю, что так и было… Но даже это чувство не помешало тебе целый год не разговаривать со мной только из-за того, что я хотела вырвать тебя из этого болота! Твоя работа и твои друзья любят фальшивого Эдмонда, который обречен быть нечастным, потому что зарывает свой талант в землю. А я… – она вдруг осеклась и сжала губы, словно боясь, что изо рта вылетит непозволительное слово, – знаю настоящего Эдмонда, у которого совсем другая судьба. И та ветреная стерва, какой с помощью своих приятелей ты меня рисуешь, как раз никогда бы не рассталась с тобой, потому что ей наплевать на тебя!

Эдмонд избегал встречаться с Анной взглядом и, нахмурившись, созерцал виднеющийся вдалеке Таинственный лес.

– Неужели ты не видишь, что твой ум и способности требуют от тебя чего-то иного? – продолжала увещевать Анна. – Ты не можешь развернуться в этом отделе конфликтов и начинаешь устраивать безумные эксперименты! Ты хочешь, чтобы на тебя, как на Джона, показывали пальцем?

В эту секунду нахлынувшие в последние дни заботы перестали волновать инспектора Палмера.

– К твоему сведению именно мне поручили это тяжелейшее дело с нападением на человека высшего демона. И вопрос сохранения расового баланса, в который я вношу посильный вклад, по своей значимости с легкостью переплюнет многие выдуманные проблемы, которые решает какой-нибудь математический факультет. Что касается Джона, то поверь мне, ценность одной его диссертации по исследованию леших переплюнет многие толстые монографии, написанные почтенными, но покрывшимися плесенью профессорами. Если ты разбираешься в пении, то не стоит делать вид, что тебе известно, чем наука отличается от пустого умствования.

Анна вытерла слезы и холодно посмотрела на него.

Эдмонд чувствовал, как к горлу подступает фраза, которую нельзя было произносить ни в коем случае. Но он не мог не озвучить ту боль, что жила в нем весь этот год.

– Ты поешь в хоре и занимаешься всякой культмассовой дребеденью, а не наукой. И подруги твои с трудом тянут даже на звание порядочных людей, не говоря уже о какой-то к тебе привязанности, связанной хоть с чем-то, кроме твоей популярности. Но ты могла бы работать хоть секретарем, поваром или… не знаю… кузнецом!.. Но я бы никогда не бросил бы тебя из-за стервозных подруг или какого-то мнения о твоей профессиональной судьбе!..

Он какое-то мгновение со смешанными чувствами смотрел в ее широко раскрытые глаза, на дне которых поселилась полная растерянность, и, не прощаясь, зашагал прочь.

Уже развернувшись и с бешенством вращая глазами, он заметил ворону, которая сидела на ветке и внимательно за ними наблюдала.

Душа Эдмонда содрогалась от клокочущей в ней бури негодования, пока он шел по аллеям просыпающегося института. Аргументы Анны ударили его в самое сердце. Во многом она была права, но он не мог простить ее за предательство. Он помнил, сколько обидных слов наговорил ей, когда узнал про ее бесцеремонные попытки «отсечь» от него друзей, как пораженную гангреной ногу. Тогда он высказал Анне все, что он думает о ее пустых увлечениях и лживых подругах. Теперь он мучился от непозволительной мысли: а что если Анна была права? Что если любовь, стремящаяся изменить объект привязанности во благо, много ценнее, чем та, что принимает его таким, какой он есть? Конечно, он так был покорен и околдован ее очарованием, что изливал перед Анной всю свою душу. Ни Джон, ни Саймон и понятия не имели о его терзаниях, связанных с желанием вернуться в науку. Ему вспомнились слова Сильвии о том, что его друзья плохо знают его, раз думают, что Анна больше не важна для него. Наверное, этот высший демон способен чувствовать гораздо больше страха и полового влечения. Поразительным образом она угадала то, в чем сам Эдмонд не мог себе признаться.

Эдмонд поспешно одернул себя, словно стоял на отвесном крае бездонной пропасти. Если так и дальше пойдет, то после парочки подобных откровенных разговоров, у него не найдется ни одного препятствия, чтобы вновь не кинуться в ее объятия.

А с другой стороны… Что в этом плохого? Внутренний голос, произнесший эту фразу, заставил Эдмонда окончательно растеряться. Что означало вернуться к Анне? Почему он так страшился этого? Ведь он так истосковался по ней за этот год. И та встреча в столовой незамедлительно продемонстрировала ему, что ее красота по-прежнему способна пробудить его чувства. Они не умерли. Даже не спали. Лишь легонько дремали, всегда готовые вскочить и закружить его разум в отчаянном хороводе.

"Может быть, ты боишься, что придется поддаться ее уговорам и позволить выйти на свободу настоящему Палмеру?" – спросил бесцеремонный внутренний голос, подчиняясь лихому духу безвластия, воцарившегося в его голове после волнующей беседы.

Вечером того же дня инспектор Палмер сидел на одной из скамеек площади Озарений. Вроде бы даже на той самой, на которой они с Сильвией совсем недавно обсуждали разницу в восприятии людей и демонов. Похожий сумрак начал опускаться на площадь.

Эдмонд закрыл лицо руками и постарался хотя бы на несколько мгновений мысленно исчезнуть из этого мира в наивной надежде, что откуда-то из нестройных пределов космоса придет спасительная идея, как ему разобраться с нахлынувшими проблемами. Весь день он мучился от скуки, которая была худшим помощником в ситуации, когда надо было отвлечься и выбросить из головы и Сильвию Тэнтоурис с ее чудовищностью, и Анну Гранцвальд с ее мнимой добродетельностью.

– Что случилось, Эдмонд? – услышал он рядом знакомый глубокий голос. – Мир, созданный сумерками, оказался для вас слишком пугающим?

Эдмонд опустил ладони и увидел Сильвию, которая насмешливо смотрела на него. При виде высшего демона, скрывающего в себе по мнению Эрика Дельмонта, настоящее чудовище, Эдмонд не смог сдержать радостной улыбки.

– Нет, просто трудный день. Но я рад вас видеть, Сильвия. Прошу вас, садитесь.

Она по обыкновению пожала плечами и села рядом.

– С некоторых пор я не могу ослушаться ваших просьб, инспектор.

– Перестаньте…

– Я даже удивилась, что ваш изобретательный ум не нашел для меня новых наказаний и неприятных воспитательных мер за время, прошедшее со знакомства с вашими друзьями, – она помолчала. – Хотя, насколько я успела вас изучить, вы просто готовите что-то по-настоящему ужасное, ведь так?

Эдмонд неопределенно покачал головой.

– Думаю, я правильно угадала причину моего временного спокойствия. Но сегодня вы выглядите совсем усталым. Мне неловко доставлять вам столько хлопот…

– Дело не в вас. Просто навалились проблемы.

Она приподняла бровь.

– То есть до этого дня у вас не было забот? Так, мелочи…

– Если вы намекаете на ваше…– он понизил голос, -… непозволительное поведение, то надеюсь, что ситуация исчерпана.

Она широко улыбнулась и снова пожала плечами. Эдмонд не совсем понял смысл этого жеста, но вдруг вспомнил утреннее происшествие.

– Кстати, вы случаем не были той самой вороной, что подслушивала мой разговор с Анной этим утром? – спросил он прямо.

– Довольно невежливо задавать такой провокационный вопрос высшему демону, который не может вам соврать.

– Но может просто избежать ответа, так? – усмехнулся Эдмонд. – И потом, я не знаю точно, можете вы соврать или нет. Думаю, никто не знает.

– Могу. Но мне это… неприятно.

Эдмонд замолчал, не решаясь повторить вопрос.

– Да, я наблюдала за вашей беседой, – вдруг произнесла Сильвия, смотря ему в глаза.

И вдруг до Эдмонда дошла поразительная мысль. Сильвия же способна улавливать то, что на самом деле скрывала жаркая речь Анны.

– И как вам кажется, кто был прав? – осторожно поинтересовался он.

– Не знаю.

– Но вы полагаете, Анна говорила правду?

– Как мило, что вы хотите использовать меня в качестве детектора лжи, Эдмонд. Это так по-человечески благородно и одновременно прагматично. Но это слишком сложные и противоречивые эмоции, чтобы разобраться в них. К тому же я демон, и мне не так-то легко понять вас.

– Значит, этот урок прошел для вас даром? – усмехнулся Эдмонд невесело.

– Ни в коем случае. Я узнала о вас то, что неизвестно другим. Даже вашим друзьям. Тогда в трактире я только это почувствовала, а теперь знаю наверняка.

– О чем вы говорите? – озадаченно спросил Эдмонд.

– Вы любите эту девушку. И вы хотите совсем другую жизнь, но боитесь потерять свое амплуа самого лучшего специалиста, пусть и среди дураков.

Эдмонд сглотнул.

– Я ее не люблю, – вяло возразил он. – Все в прошлом. А что касается второго, то это лишь ее выдумки. Выражаясь вашими же словами, не думаю, что высший демон может так легко уловить столь сложные чувства.

Ее рот расплылся в удивительно ласковой улыбке, словно сказанные Эдмондом слова доставили ей неземное блаженство.

– Тот факт, что вы отрицаете эти желания и страхи, только подтверждает, что они для вас носят характер чего-то сокровенного. Таким образом, я владею двумя вашими тайнами.

– И зачем они вам сдались? – уточнил Эдмонд, чувствуя, как по спине прокатился холодок.

– Для баланса. Вы знаете одну мою тайну. Но мне в данный момент известно много больше о вас: кроме только что упомянутых тайн, вы совершили серьезный должностной проступок, скрыв преступление, совершенное высшим демоном. Итого: три против одного.

Эдмонду, несмотря на наличие рядом с ним этой бесподобной демонической девицы, снова захотелось закрыть лицо руками.

– Вы хотите шантажировать меня и добиться отмены вашего наказания? – грустно произнес он. – Надо было догадаться, что оно вас заденет…

Она засмеялась и одарила его снисходительной улыбкой.

– Вы придаете слишком много внимания внешнему. Анна была права – вы заврались настолько, что обманули себя самого. По этой причине демоны и не жалуют ложь. Рано или поздно она оборачивается против своего хозяина.

– О чем вы?

– Разумеется, мне нет никакого дела до всей этой чепухи.

Сильвия запустила руку в волосы. Эдмонд не мог отвести взгляда от того, как ее длинные тонкие пальцы грациозно погружаются в шелковистое море и разрезают его иссиня-черные волны.

– Но чего вы тогда добиваетесь?

– А чего добивались вы, когда скрыли мой приступ вампиризма и простили мне вашу кровь? Какой цели хотели достичь, когда повели меня на эту вечеринку? И чего продолжаете добиваться, когда планируете эти наказания, способные одурачить лишь косную общественность нашего института?

– Вы переоцениваете свою прозорливость, – твердо сказал Эдмонд, понимая, что ни в коем случае нельзя показать и намека на слабость. – Я лишь стремлюсь сохранить расовый баланс, который пошатнулся бы, не делай я всего вами перечисленного. И да – люди способны прощать. И еще, если вы не знали, нам свойственно сочувствие и жалость. Извините, что не нашел в себе сил, чтобы поступить с вами жестче. Вы, верно, хотели увольнения и жития в лесу тем самым монстром, наподобие вашей бабушки? Я не хочу ни для вас, ни для кого-либо другого такой судьбы.

Он выдержал изнуряющий взгляд, проникающий сквозь пафос его слов, и ожидал, что Сильвия разозлится и станет спорить с этой убийственной аргументацией. Но тогда эта своенравная девица лишь увязнет в его безупречной логике, каким бы могущественным демоном она не была. Инспектор Палмер не просто так все эти годы оттачивал свой блестящий ум в бесчисленных беседах с ее соплеменниками и давно почившими авторами мудрых книг.

Но Сильвия не спешила нырять в споры. Она с задумчивым выражением лица продолжала расчесывать волосы, уже собрав из найденных вороньих перышек небольшую кучку у себя на коленях.

– Вы не желаете проводить меня до дома? – спросила она, словно всего предыдущего разговора и не было.

– Я, конечно, могу это сделать, – сразу обмяк Эдмонд, – но…

– Всем остальным мы скажем, что вы сочли нужным проводить опасного демона до дверей его дома, чтобы он ни на кого не напал по дороге. Ведь приближается полнолуние.

– Вы играете со мной?

– Не больше, чем вы со мной…

Эдмонд не знал, что сказать. Конечно, ему со страшной силой хотелось побыть с ней еще какое-то время. Но он чувствовал, что теперь мисс Тэнтоурис умудрялась манипулировать им уже в открытую.

Сильвия встала.

– Я просто дала вам пример. Вы можете сказать, что пошли провожать меня потому, что боялись за количество крови в одиноком прохожем или решили дополнительно проучить меня за дерзость. Всем вам поверят. Может быть, даже вы сами. Но вы хотите проводить меня по другой причине.

Эдмонд молчал, не решаясь вступить в спор.

– Но я нисколько не обижаюсь на вас, – к его удивлению Сильвия лучезарно улыбнулась. – Я не обижаюсь на вас, потому что такова ваша природа. Я признаю ее и считаюсь с ней в лучших традициях обожаемой всеми нами расовой толерантности. Вы ведь не обижаетесь на меня за то, что я пригубила вашей крови. В конце концов я же заплатила вам за понесенные потери поцелуем. Разве не так?

– Мы… эээ… просто говорим о разных вещах… – пробормотал Эдмонд, на всякий случай посмотрев по сторонам, не подслушивает ли кто их беседу.

– Так вы проводите меня?

– Разве ваше предложение не было лишь примером?

В изумрудных глазах заиграли озорные искорки.

– Он еще не закончился.

– Вам нравится иметь в друзьях высшего демона? – весело спросила Сильвия, когда их вагон проносился сквозь чернеющий коридор, составленный из вросших в землю косматых обитателей Таинственного леса.

– Даже без вашего дара чувствовать эмоции собеседника, вы бы великолепно справились с работой в нашем отделе, – отозвался Эдмонд. – Вы замечательно умеете задавать неудобные вопросы…

– Думаю, что да, справилась бы. Но, исходя из вашего разговора с Анной, мне показалось, что работа в отделе по разрешению межрасовых конфликтов вообще не требует серьезной квалификации. Вот вы бы вряд ли смогли исследовать подземных духов.

– Моя работа, несомненно, уступает вашей по сложности, – сухо ответил Эдмонд.

Сильвия подняла с плеч пару вездесущих перышек и протянула Эдмонду.

– Вот, возьмите. Не сердитесь на меня, Эдмонд. Вы ведь все еще их собираете, правда?

– Я не сержусь. И нет, спасибо, я не коллекционирую ваши перья.

Она прыснула.

– Вы очень веселы сегодня, – он с тревогой посмотрел на Сильвию.

– Мне весело от того, что у меня есть такой друг, как вы, Эдмонд.

– Так это моя заслуга… – пробормотал Эдмонд, гадая, к чему может привести ее повышенная эмоциональность.

"Может быть, – подумал он, – Сильвия не просто так просила проводить ее дома? Стесняется или не решается признаться, что находится на грани очередного приступа?"

Он с опаской смотрел, как демоническая девушка остервенело жевала нижнюю губу и беспрестанно перебирала в руках перышки, пока ее глаза жадно впивались в проносящуюся за окном темноту.

Не смея нарушить ее сосредоточенность, Эдмонд хранил молчание всю оставшуюся до Омегатона дорогу.

Они вышли со станции и уже знакомым инспектору Палмеру путем направились к жилищу семьи Тэнтоурисов.

Возле калитки Сильвия резко остановилась. Эдмонд не ожидал столь внезапного маневра и чуть не врезался в мисс Тэнтоурис. Он почувствовал на лице легкое, вызвавшее щекотку прикосновение кончиков ее волос, взметнувшихся в воздух пронзительно-черным облаком.

Сильвия спросила нетерпеливо:

– Вы не зайдете?

– Боюсь, что и так доставил вашим родителям множество хлопот, – пробормотал Эдмонд. – Вновь являться к ним без предупреждения представляется мне верхом невежливости…

– Не стоит беспокоиться. Папа уехал на месяц в командировку в Примаглориум. А мама сегодня дежурит по факультету. Есть в Королевской Академии такая древняя традиция. Так что… никого нет дома.

До Эдмонда стала доходить причина необычного оживления Сильвии. Сияние ее глаз не только затмевало свет единственного фонаря, но и могло сравниться с яркостью растущей, наполняющейся силой луны, застывшей над ними. Лицо девушки, как в ту ночь, вновь обрело мраморную бледность, а губы окрасились багровым.

– Ммм, мне кажется, что неплохой идеей будет вам в эту ночь запереться дома… от греха подальше. Как вам кажется?

– Полностью с вами согласна. Но проблема состоит в том, что меня некому запереть… Вы не поможете мне? Вы же обещали бабушке присматривать за мной!

Последнюю фразу она произнесла со странным выражением. В ней соединились очаровательная беспомощность и в то же время по-детски эгоцентрическая требовательность.

– Я сомневаюсь, что если вы дадите мне ключ от входной двери, и я ее закрою, то вы не найдете способ выбраться…

– Разумеется! – просияла Сильвия. – Вы должны посидеть со мной и проконтролировать, чтобы никто не пострадал.

Она взяла Эдмонда за руку и потянула к двери.

– Но постойте, Сильвия! – он придал голосу интонации строгого родителя. – Возьмите себя в руки. Я не смогу удержать вас от… чего-то плохого. Вы переоцениваете мои силы. Если бы я мог сделать это, то не допустил бы того… происшествия.

– Нет, – заговорила она возбужденно. – Только вы и сможете! Ну, пойдемте же!..

Эдмонд не смог отказать, и они вошли в дом.

Сильвия одним движением скинула сапоги и нетерпеливо смотрела, как он снимает обувь.

Они прошли мимо гостиной и стали подниматься по узкой лестнице на второй этаж.

– Вы и представить себе не можете, как мне одиноко в такие дни, Эдмонд. А вам бывает одиноко?

– Да, бывает, – сдержанно отозвался он, наблюдая, как Сильвия открывает перед ним дверь, ведущую во тьму.

Мисс Тэнтоурис включила свет, и Эдмонд догадался, что попал в ее комнату.

Он ожидал чего-то из ряда вон выходящего, но не обнаружил ничего такого, что кардинально отличало бы обстановку помещения от комнаты человеческой девушки. Обычного вида кровать, стол, небольшой диван и книжный шкаф, содержание которого сразу привлекло внимание Эдмонда. Единственное, что с порога бросалось в глаза, это поразительная чистота. Кровать была аккуратно застелена. Каждый предмет лежал на своем месте и был лишен и намека на пыль.

– Вы ожидали, что попадете в имитацию пещеры с летучими змеями и прочими гадостями?

– Нет, – соврал Эдмонд. – Ничего такого я не ожидал. У вас очень мило.

– Это вынужденная мера, – она забавно нахмурилась.

– Родители заставляют? – понимающе уточнил Эдмонд.

Она улыбнулась и чуть снисходительно посмотрела на него.

– Нет, просто это помогает быть собранной, помогает держать себя в руках, понимаете?

Эдмонд отрицательно помотал головой.

– Мы с папой в самом детстве играли в армию. Теперь я понимаю, что он делал это для того, чтобы научить меня самоконтролю. Он объяснял, что все эти погоны, мундиры, обязанность вставать и приветствовать старшего могут казаться сущей глупостью. Но эти меры через внешние ограничения позволяют прорасти настоящей дисциплине внутри. Через внутреннее – к внешнему!

– Привычка содержать комнату в идеальной чистоте помогает вам контролировать… нежелательные демонические импульсы? – заинтересованно уточнил Эдмонд.

– Да. Но не только это. Второму важному компоненту меня научила бабушка Адель.

– И что же это за компонент?

– Может быть вам лучше присесть? – она указала на диван.

Эдмонд сел. В то же мгновение рядом с ним плюхнулась Сильвия. Она села совсем рядом и повернулась к нему вполоборота, насмешливо смотря на немного смущенное лицо инспектора.

– А вы не догадываетесь?

– Нет…

– Это то, почему вы здесь. То, что вынудило вас забыть про ваше хваленое благоразумие и рассудительность.

– Я немного не понимаю.

– Ну как же!? – воскликнула она, широко раскрыв глаза от удивления, – неужели вы так не догадливы? Второй элемент – это красота!

Эдмонд непонимающе нахмурился.

– Вы, в отличие от Ллойда и прочих, не признали во мне монстра не только по причине душевного благородства. Просто вы очень тонко чувствуете прекрасное. Ваш друг Саймон верно подметил вашу особенность терять голову от женской красоты. Кто-то способен уловить те музыкальные тональности и переходы, которые обычное ухо не слышит. Кто-то в состоянии выделить из картины окружающего мира не сотни цветов и оттенков, а – тысячи тысяч. Первый становится композитором, второй – художником. А вы обладаете талантом воспринимать визуальное совершенство форм и восхищаться утонченностью пропорций, как никто другой. Думаю, за эту вашу способность вас и полюбила Анна. Она увидела, что вы смотрите на нее не с обычным плотским вожделением, но как на нечто большее, на богиню, на совершенное воплощение красоты. Когда в первую нашу встречу я посмотрела вам в глаза, я почувствовала тоже самое. Я представила себя произведением искусства, порожденным гением, который нашел своего ценителя. Я-то могу почувствовать, сколько мало было в вашей одержимости примитивной похоти…

Эдмонд поражено смотрел на это произведение искусства, созданное злыми духами для поражения человеческого разума, и не знал, что сказать.

– Вы льстите мне… – наконец молвил он. – И себе тоже… То есть вы, несомненно, привлекательная особа и все такое… Но при чем тут ваши усилия?

– Вы все-таки ничегошеньки не знаете о высших демонах, Эдмонд. Моя красота – это отражение моей внутренней чудовищности. И она существует только для того, чтобы этой чудовищности было… ммм… неловко выходить наружу и портить впечатление… Здесь работает ваш человеческий принцип самообмана, который вы так хорошо знаете. Я обманываю свою ужасную природу миленькой внешностью.

Эдмонд снова лишился дара речи.

– И это очень эффективная мера! Впрочем, пожалуйста, забудьте все те глупости, что я на вас вывалила! – она вперилась в него обеспокоенным взором. – Мне тяжело сдерживать сегодня свою болтливость… Давайте, я пойду и приготовлю вам чай. А вы пока посмотрите мою библиотеку! Вы же любите книги, не так ли?

Она снова взяла его за руку, увлекла к книжному шкафу и исчезла из комнаты.

Эдмонд смахнул со лба выступивший от волнения пот. В кои-то веки он совершенно не мог увлечься бумажными хранителями мудрости. Он снова отметил, как легко удавалось Сильвии выводить его из равновесия. Почему ее слова так подействовали на него? И чем были они на самом деле? Правдой или все тем же сонным мороком, проникающим со дна ее бесподобных глаз даже наяву?

Он автоматически пробежался взглядом по корешкам переплетов. Ни одного научного труда. Взяв пару книг и пролистав, он с удивлением обнаружил, что то были приключенческие романы. Он стал одну за одной вынимать книги. Очень скоро стало ясно, что ничего интересного для Эдмонда в этой библиотеке нет – только истории об опасных путешествиях в далекие края. Но впечатлял тот факт, что весь шкаф был забит книгами исключительно указанной тематики. Он взял одну из историй под названием "Сквозь сто морей" смутно известного Эдмонду Артуро Диесиса и снова сел на диван.

Сильвия пришла с подносом, на котором разместились чайник, две чашки и тарелка с печеньем. Содержимое подноса слегка подрагивало, выдавая волнение гостеприимной хозяйки.

Сильвия чуть не бросила поднос на пол, когда увидела обложку книги, которая обосновалась у Эдмонда в руках.

– О, это замечательная история!

Эдмонд даже не уловил, как она оказалась рядом.

– Вы любите приключения? – снисходительно поинтересовался Эдмонд.

– Обожаю! Мне очень нравится читать про то, как герой уплывает из родного края за тридевять земель и встречает там совсем другую жизнь.

– Вы хотите уехать с Годзо?

Она усмехнулась.

– А вы, надо думать, увлекаетесь чтением истории, потому что мечтаете попасть в прошлое?

– Не знаю. Мне просто кажется, что прошлое может многому научить. И главная ценность исторической литературы состоит в том, что все это было на самом деле. Это никто не выдумал.

– Это неправда, – заявила она безапелляционно. – Вы любите историю совсем по иной причине!

– Вы снова знаете о том, что происходит в моей голове, лучше меня?

– В этом нет ничего сложного. Все ценное в вашей жизни сперва завернуто в оболочку лжи. Полагаю, что вам нравится история потому, что она превращает реальную, постоянно текучую и изменяющуюся жизнь в череду последовательных картин, связанных четкой причинно-следственной связью. Этот ход позволяет вам посмотреть на наш мир взглядом ученого, который упростил сложное уравнение с помощью особых приемов. Этого требует ваше чувство красоты и упорядоченности. Но очевидно, что попади вы в прошлое, все стало бы гораздо сложнее и менее предсказуемым…

Эдмонд осмыслял сказанное.

– Если мы сегодня играем в игру "пойми смысл действий другого", – раздраженно заметил он, – то могу предположить, что ваш интерес к приключенческим романам связан с навязчивым стремлением вырваться не из географического измерения, а из собственной природы.

Она тоскливо улыбнулась.

– Очень хочется убежать от себя… И потом отвлекаешься, когда читаешь про захватывающие приключения. А вы не любите художественную литературу?

– Детективы порой читаю, – с неохотой признался Эдмонд. – Но только те, где нельзя предугадать концовку. Такое, правда, редко случается.

Сильвия встала и протянула ему чай.

Эдмонд сделал глоток и вытаращился.

– Но это обычный чай?!

– Я купила его специально для вас. Даже заварила и на себя тоже.

Она пригубила горячий напиток и карикатурно поморщилась.

– Мерзость! – Сильвия заливисто рассмеялась.

– Надо было положить пару ложек сахара.

Сильвия с недоверием прищурилась, и Эдмонд понял, что сладость вряд ли исправит разницу во вкусах.

– Прошу вас, Эдмонд, почитайте мне! – с мольбой в голосе обратилась к нему Сильвия.

Она легла головой ему на колени и зажмурилась, сладко улыбнувшись.

– Папа всегда читал мне в детстве, чтобы отвлечь меня от просыпающегося вампиризма.

– Хорошо, – пробормотал Эдмонд, боясь пошевелиться и стряхнуть приникшее к нему чудо.

– И погладьте меня по голове. Представьте, что я кошка. Я могу превратиться, но боюсь что… не смогу контролировать себя.

Эдмонд неуверенно провел рукой по ее волосам и почувствовал, как ее тело снова наполняется вибрацией, как в тот раз.

– "В этот вечер Сервентус дольше обычного всматривался в закатное солнце, тонущее в океане, словно предчувствуя грядущие испытания…"

Эдмонд слышал свой голос словно со стороны. Чей-то чужой голос читал предложение за предложением, и чья-то чужая рука нежно гладила голову Сильвии. Сам Эдмонд углубился внутрь повествования, словно был тем самым Сервентусом, жадным до приключений. Он не знал, почему стал заложником столь непривычного ощущения. Может быть оттого, что инспектор Палмер никогда не читал никому вслух? Но почему тогда он словно уплыл далеко-далеко вместе с храбрым Сервентусом? Не потому ли, что дух Сильвии, бесконечно сильный в своей слабости, увлек и его фантазию в неизведанное путешествие?

Эдмонд читал и читал. Он не заметил, как заснула Сильвия. А потом и сам задремал, мягко соскользнув в сновидный мир, который превратил его в Сервентуса, плывущего куда-то в туманную, заоблачную даль.