Таких фокусов не вытворял ни один из демонических «клиентов» Эдмонда за всю историю его работы в отделе разрешения межрасовых конфликтов. Почему-то он думал, что высший демон, являющийся своеобразной квинтэссенцией всего демонического, будет демонстрировать наиболее взрослое и ответственное поведение. Но все оказалось наоборот. Сильвия сочетала в себе обескураживающую прозорливость и странную, почти детскую инфантильность.

Они шли по пригородной дорожке, освещенной редкими фонарями. На почтовых ящиках, прикрепленных к заборам, красовались фамилии, заканчивающиеся на "-урис". Это был типичный демонический пригород. Все дома от крыльца до самой крыши были затянуты в плотные заросли плюща и прочей ползущей растительности. Это выглядело так, словно здания поглотило огромное лесное чудовище. На проглядывающих из-за заборов приусадебных участках не было и сантиметра свободного от кустов и декоративных деревьев пространства. Демоны тяготели к природе и любили окружать свои жилища подобием леса. За последние десятилетия они облюбовали человеческие дома, оценив их удобства. Только самые древние старики продолжали селиться в дуплах деревьев или просторных подземных катакомбах.

До дома семьи Тэнтоурисов шли молча. Эдмонд по-прежнему не мог оправиться от шока, не представляя себе, как будет выглядеть реакция демонов, которые ждут домой любимую дочурку, а вместо этого удостаиваются визита человека, сообщающего о ее страшном хулиганстве.

Сильвия отворила калитку, и Эдмонд с удивлением обнаружил, что немногочисленную растительность активно теснили разнообразные человеческие постройки, типа мангала, беседки и каких-то декоративных приспособлений. Но вспомнив профессию мистера Тэнтоуриса и ее более чем человеческие корни, он понял, что это, возможно, следы любви главы семейства к зодчеству.

Сильвия открыла дверь, и они оказались в очень милой прихожей. Повсюду царил идеальный порядок. Каждый ботинок стоял на своем месте, одежда висела ровными рядами. Стены дома были выкрашены в популярный у демонов кислотно-фиолетовый цвет, вновь намекая Эдмонду на существенную разницу в восприятии.

Последовав примеру Сильвии и сняв ботинки, Эдмонд, превозмогая волнение, направился за ней куда-то в глубины дома.

– Сильвия, ты сегодня позже обычного, – донесся до него властный высокий голос, являющийся полной противоположностью глубокого и низкого голоса Сильвии, – ужин почти остыл. Отец начал без тебя…

Голос оборвался, и Эдмонд понял, что причиной тому явилось его появление в просторной гостиной, совмещенной с кухней.

Миссис Тэнтоурис была подтянутой, аристократически выглядящей дамой. Возраст брал свое, и на лице в некоторых местах обосновались морщины. Их почти не имелось в уголках рта и глаз, в то время как высокий лоб был исчерчен глубокими бороздами, намекая на рассудительный и холодный нрав. Волосы были уложены в высокий строгий пучок. Даже в домашних условиях она держалась несколько по-деловому.

Вид мистера Тэнтоуриса сразу дал Эдмонду понять, от кого Сильвия унаследовала пронзительную черноту волос и яркую зелень во взгляде. Но красивым этого демона язык не поворачивался назвать. Классические демонические черты ушли, как это часто бывает, в уродливую простоту и делали его лицо словно вырубленным из дерева неумелым ваятелем. Сжатое, с низким лбом и резкими гранями подбородка и выдающихся скул, оно напоминало приплюснутую морду змеи.

Сейчас его несимпатичное лицо венчала растерянность, перемешанная с явным страхом во взгляде, когда он мельком посмотрел на жену. Миссис Тэнтоурис же очень быстро оправилась и воззрилась на гостя с явным отвращением.

– Если ты привела домой жениха, то советую выйти и зайти обратно одной, притворившись, что ничего не было, – язвительно изрекла миссис Тэнтоурис.

Эдмонд понял, от кого в семье Сильвия унаследовала чувство юмора. Однако, ему также стало очевидно, что такая грубая шутка являлась способом скрыть охватившую мать тревогу.

– А что в нем не так? – беспечно отозвалась дочь.

Эдмонд понял, что ждать нормального представления от Сильвии бесполезно, и уже было хотел внести ясность, но его отвлекла реакция на происходящее мистера Тэнтоуриса. Демон, по всей видимости, принял слова жены и дочери буквально и, сочтя творящееся началом большого скандала, углубился в поедание ужина. Эдмонд пораженно смотрел, как номинальный глава семейства уставился в тарелку, будто рядом с ним не происходит ровно ничего, заслуживающего хоть какого-то внимания. Эдмонд мог предположить только две причины такому неординарному поведению: либо мистер Тэнтоурис совершенно не понимал иронию, либо Сильвия была по-настоящему трудным ребенком, от которой родители могли ожидать чего угодно.

– Добрый вечер, господа. Извините, что нарушил вас покой, – начал Эдмонд, – меня зовут Эдмонд Палмер. Я старший инспектор отдела разрешения межрасовых конфликтов. Полагаю, ваша дочь забыла предупредить вас о моем визите…

Мистер Тэнтоурис оторвался от еды, сочтя открывшиеся подробности не такой плохой новостью, и одарил жену оптимистической, чуть робкой улыбкой, словно говорящей: "посмотри, дорогая, все же в порядке!".

Но миссис Тэнтоурис лишь смерила мужа презрительным взглядом и сухо спросила:

– Что она натворила?

По крайне мере хоть что-то шло по плану. Эдмонд и не ожидал радушных приветствий или хотя бы формальной вежливости.

– Ничего страшного, – доброжелательно ответил он, не теряя самообладания и уверенно вступая на привычную территорию межрасового общения. – Имел место небольшой конфликт, в ходе которого ваша дочь применила заклинание против человека…

– Он жив?

Эдмонд наконец услышал напряженный голос мистера Тэнтоуриса.

– Разумеется, жив…

– Не покалечен?

– Нет, нет. Он провел неделю в лазарете, но сейчас полностью здоров.

Мистер Тэнтоурис с облегчением протер вспотевший лоб. Миссис Тэнтоурис, напротив, тяжело вздохнула и сердито посмотрела на дочь.

– Не могу сказать, что рада познакомиться, – процедила она сквозь зубы. – Вельзевула Тэнтоурис. Мой муж – Алан. Думаю, нам лучше присесть и обсудить все это за столом. Извините, но я не готовила… человеческой еды.

– Ничего страшного, – вставила слово Сильвия, садясь за стол. – Господин Палмер обожает нашу еду.

– Если ты полагаешь, – в голосе матери зазвенела ярость, – что в присутствии инспектора Палмера я не устрою тебе хорошенькую взбучку, то сильно заблуждаешься. Оставь свои шутки до лучших времен.

Сильвия виновато поджала губы. Это выглядело так мило, что Эдмонд не смог сдержать улыбки.

– Не стоит волноваться. Я сыт и нахожусь здесь исключительно по рабочей необходимости, – сообщил он, садясь за стол. – Разве что, ваш грибной чай. Он великолепен!

Вельзевула едва заметно кивнула и принялась ставить на стол тарелки с едой. В это время Алан, как бы между делом, молча подошел к магическому морозильному шкафу и достал початую бутылку с какой-то желтоватой жидкостью. Он невозмутимо налил в свой бокал порядочную порцию напитка, который распространял крепкий аромат, однозначно свидетельствующий о его алкогольной природе. Мисс Тэнтоурис села за стол и наблюдала за безмолвными манипуляциями мужа, брезгливо поджав тонкие губы.

Она перевела взгляд на свою тарелку и тут же с досадой отодвинула от себя.

– Дорогой, ты не хочешь что-нибудь сказать?

Алан вздрогнул, поспешно опорожнил солидную часть налитого и произнес замогильным голосом:

– Прошу вас простить мою дочь. Это моя вина. От лица нашей семьи приношу институту магии и тому пострадавшему человеку искренние сожаления и прошу не выгонять Сильвию из института…

– Может для начала послушаем инспектора Палмера и разберемся, что именно произошло? – Вельзевула раздраженно перебила мужа.

Эдмонд заметил, что Сильвия принялась спокойно поглощать содержимое своей тарелки. Алан не стал садиться и вновь направился к морозильному шкафу, по пути для чего-то подойдя к кухонной плите.

Едва Эдмонд подумал, что Вельзевула то ли не расслышала, то просто проигнорировала его замечание насчет любви к чаю из травяных грибов, как вернувшийся к столу Алан поставил перед ним кружку с дымящимся отваром.

– Спасибо большое, – поблагодарил Эдмонд, наполняясь симпатией к демону. – Так вот, неделю назад между вашей дочерью и сотрудником по имени Ллойд Ворфстоун состоялась словесная перебранка, которая привела к его госпитализации…

– Кто начал? – оборвала его Вельзевула.

– Господин Ворфстоун. Ему показалось, что ваша дочь хочет выпить его кровь, – ответил Эдмонд и тут же поспешно добавил, – к сожалению, это распространенные страхи. Мне стыдно даже говорить о такой глупости…

– Показалось или хотела? – снова перебила мисс Тэнтоурис, но на этот раз, к изумлению Эдмонда, обратившись к дочери.

Сильвия не стала поднимать взгляда от ужина и промолчала.

– Ясно, – Вельзевула понимающе созерцала смущенную дочь, а затем встревожено обратилась к Эдмонду. – Но ведь он попал в больницу не из-за кровопотери?

Эдмонд приложил все моральные силы, чтобы удержать недавно склеенную маску невозмутимости в исходном состоянии.

– Нет, – ответил он медленно. – Господин Ворфстоун, движимый страхом, стал оскорблять вашу дочь, и это привело к применению ею деструктивного заклинания…

Услышав эти слова Вельзевула метнула быстрый, но многозначительный взгляд на мужа, который не ускользнул от внимательного Эдмонда.

– И что он говорил?

– Ну, довольно обидные для молодой девушки слова вроде чудовища, вампира и тому подобного.

Вельзевула молчала.

– Разумеется, это недопустимое поведение с его стороны. Но вашей дочери следовало бы обратиться с жалобой в дисциплинарный комитет. А теперь мне поручено проведение служебной проверки по факту нанесения демоном телесных повреждений человеку…

– Ясно, – спокойно кивнула Вельзевула. – И что требуется от нас с мужем? Принести извинения за ее поведение перед этим человеком? Оплатить его лечение?

Эдмонд внутренне оценил благородство миссис Тэнтоурис.

– Нет, этого не требуется. Ллойд готов снять все претензии и подписать мировую.

Брови миссис Тэнтоурис полезли на лоб.

– А вы, и впрямь, большой специалист в урегулировании конфликтов, инспектор, – уважительно заметила она.

Сильвия позволила себе усмешку, за что была мгновенно наказана тяжелым взглядом матери.

– Тогда в чем проблема? – нахмурилась Вельзевула.

– Существуют определенные правила в деле разрешения подобных ситуаций. Они требуют взаимного примирения. Ваша дочь не изъявила желания прощать обидчика. Я надеялся, что вы сумеете убедить ее в важности этого шага для ее карьеры. Ну, и в более крупном аспекте, в важности для поддержания баланса и мира…

– Да, да, да… – неуважительно пробурчала миссис Тэнтоурис.

Другой реакции на последнюю свою фразу, исполненную некоторого пафоса, Эдмонд и не ожидал. Демоны терпеть не могли громких и тенденциозных высказываний о всеобщем благе и прочих возвышенных вещах.

Она посмотрела на дочь, склонившуюся над тарелкой. Эдмонд заметил во взгляде матери печальную тень.

– Для этого требуется лишь подпись вашей дочери, – добавил он. – Необязательно лично встречаться с этим человеком. Для дисциплинарного комитета этого будет достаточно.

– Посмотри, дорогая, сколько институт прилагает сил, чтобы вы могли спокойно работать, – сказала Вельзевула, вооружившись строгим тоном. – Подпиши!

– Я не могу подписать ложь, – просто ответила Сильвия.

– Ложь?

– Я не простила этого человека. Он был очень груб.

– Он испугался, – повысила тон Вельзевула. – И ты знаешь, что у него для этого были все основания! Все могло кончиться гораздо хуже.

– Прошу, мама, – спокойно отозвалась Сильвия, – не говори так при инспекторе Палмере. Он не считает меня чудовищем.

Эдмонд почувствовал себя не в своей тарелке от этих слов, болезненно сжимающих сердце своей странной трогательностью.

Вельзевула хотела что-то сказать и уже открыла рот, набрав в легкие побольше воздуха, но отчего-то передумала. За столом воцарилось неловкое молчание. Неизвестно, сколько бы оно еще продолжалось, потому что даже находчивый инспектор Палмер не знал, что сказать. Но в этот момент раздался звонок в дверь.

Миссис Тэнтоурис резко повернула голову и более чем тревожно посмотрела в сторону прихожей.

– Кто там? – почему-то спросила она у дочери.

Сильвия обернулась и, прищурившись так, будто можно было разглядеть ауру через несколько стен, сообщила виноватым голосом:

– Бабушка Аделаида.

Вельзевула ахнула, а у Алана из рук выпала вилка. Они оба посмотрели на человеческого инспектора так, словно увидели в нем любовника, которого нужно было срочно куда-нибудь спрятать.

– Алан, что ты сидишь, как пень? Открой же ей наконец!

Алан кивнул и, опорожнив бокал, направился в прихожую.

– Доигралась! – зло бросила миссис Тэнтоурис, смотря на дочь. – Сама будешь ей все объяснять!

Эдмонд в первый раз заметил в глазах Сильвии нечто похожее на испуг. Она отрицательно помотала головой, не соглашаясь с предложением матери.

Эдмонд хотел что-то сказать или сделать, но понятия не имел, что происходит, и как на все это реагировать.

Послышался шум открывающей двери и звук голосов, один из которых принадлежал Алану, а второй даже с такого расстояния раскрывал свой особенный колорит. Вельзевула поправила прическу, еще раз сердито оглядела человеческого инспектора и поспешила навстречу грозной бабушке Аделаиде.

Эдмонд вопросительно посмотрел на Сильвию. Та сидела в какой-то растерянной позе, запустив руки в волосы и обреченно уставившись в одну точку.

– Все в порядке? – нашел в себе силы осведомиться Эдмонд.

Сильвия молча покачала головой, но вдруг вперила в него оценивающий взгляд.

– Я могу попросить вас об одолжении, инспектор?

– Ну, да…

– Вы могли бы не говорить бабушке причину, по которой оказались здесь? Она может рассердиться и в лучшем случае просто испортить маме и без того дурное настроение, а в худшем… – она замялась.

– Да?

– В худшем – попытаться найти и наказать моего обидчика…

Эдмонд судорожно размышлял.

– Вы же считаете, что лгать плохо! – с укором возразил он.

– Я такого не говорила, – не моргнув глазом ответила Сильвия. – Я лишь сказала, что я не могу врать. Это разные вещи.

– Ах, вот оно как! – иронично отозвался Эдмонд. – Допустим, я так и поступлю. Но вы же не способны говорить неправду! Что же вы будете делать? Молчать?

Сильвия пожала плечами, словно намекая, что такое поведение является не самой глупой затеей.

Уже стал слышен звук шагов по коридору, сопровождаемый чересчур позитивным воркующим голоском миссис Тэнтоурис.

И тут Эдмонд увидел в изумрудных глазах мольбу. Оказавшись "запертым" в компании демонической девушки в странном подобии экстремальной ситуации, он почувствовал волнующую близость с ней. В этот миг ее взгляд пробудил в его душе какое-то пока трудно определимое, но необычайно нежное и трепетное чувство.

– Хорошо, – только и смог сказать Эдмонд.

– Что-то человечьим духом пахнет, – произнес за его спиной дребезжащий и донельзя гнусавый голос. – Хто это к вам пожаловал? Неушто женишок явился – не запылился? Ох, где мои года!

Эдмонд поднялся из-за стола и, обернувшись, увидел древнюю сгорбленную старуху, опирающуюся на потертую деревянную клюку. Бабушка Аделаида была одета в сарафан старинного покроя, какой Эдмонд видел только на иллюстрациях в хорошо знакомых ему трудах историков. Но самым примечательным в портрете было изрезанное глубокими морщинами лицо. На нем красовался длинный с горбинкой нос. Он был неестественно загнут вбок и вниз, напоминая поломанный клюв хищной птицы. Лицо словно свела судорога, ломая линию рта и перекашивая его набок. Жидкие седые волосы обтянули желтый череп. Но хуже всего выглядели глаза. Казалось они приняли на себя основной удар возраста и напоминали водянистые и недвижимые глаза трупа. Впрочем, Эдмонд мог ошибаться, ибо судьба пока не удостоила его сомнительной чести лицезреть наружность мертвеца.

– Какой женишок, бабушка? – процедила Вельзевула, – присмотрись повнимательнее – это же человек!

– Я вижу, не слепая пока! – с обидой отозвалась старуха, презрительно фыркая. – Не надо бабушку ругать. Поди не знаешь, сколько мне годков? Бывает, что забываю, какие нынче порядки у вас. Всякое бывало! То женись, то не женись. То вари в котле, то не вари в котле…

– Бабушка! – предостерегающе повысила голос Вельзевула.

– Ладноуэ, ладноуэ, – запричитала она. – Тады, сказывай, мил человек, кем будешь и пошто пришел?

Она оперлась на клюку и повернула ухо к Эдмонду, по всей видимости, настроенная основательно выслушать его.

Эдмонд заметил в глазах Алана просьбу, копирующую недавно виденную им в глазах его дочери. Миссис Тэнтоурис не снизошла до подобного, а ограничилась лишь опасливо поджатыми губами.

– Это… коллега Сильвии. Работает вместе с ней в институте, – сообщила она, не глядя не Эдмонда.

Эдмонд к всеобщему облегчению кивнул.

– Рад знакомству, бабушка. Меня зовут Эдмонд Палмер.

– Аделаида. Можешь звать бабушка Адель. Меня все так зовут.

– Эд-монд, – неуверенно протянула Вельзевула, – уже уходит…

– И что, даже не посидит – не развлечет старуху? – с вызовом поинтересовалась Аделаида. – Куда спешить-то? Садись, мил человек. Слушай старших. Они поумнее молодых будут. А я много пожила… Не каждый столько увидит. Давай, садись.

Эдмонд поглядел на растерянные лица семьи Тэнтоурисов и послушно сел обратно. Аделаида проковыляла к месту во главе стола и тоже с кряхтением приземлилась на скрипнувший от резкого маневра стул. Алан, Вельзевула и Сильвия переглянулись и последовали их с Эдмондом примеру.

Аделаида метнула хищный взор в сторону пустого стола перед Эдмондом.

– Во молодежь дает! – сокрушенно произнесла она. – Дожили! Война за войной. Не знают, чем человека накормить! Ну надо же… Сейчас, вьюноша, сейчас дорогой, я тебя накормлю.

– Бабушка!.. – Вельзевула хотела что-то сказать, но получила такой взгляд, что умолкла.

– Право, не стоит утруждать себя, – Эдмонд почувствовал неловкость.

– Ничего, ничего. Утружу, не помру!

Она поднялась и стала звенеть кастрюлями.

– Пусть этой девчонке будет стыдно, что за нее бабушка работает, – бубнила Аделаида, копаясь в морозильном шкафу, – ноги длиннющие отрастила, волосы, что воронья спина в черную ночь, глаза сверкают, как сундук с сокровищами – я тоже такой была! Но без умения накормить после трудного дня далеко не уедешь, внучка.

– Мы вроде определились… – проскрипела Вельзевула.

– Им определяться – не тебе, – словно себе под нос откликнулась Аделаида.

Алан погрузился в чтение добытого где-то журнала. Эдмонд не видел за обложкой лица демона, но явственно слышал, как тот жадно пьет свою настойку.

– Сильвия, – Вельзевула надела кривую улыбку, – я сегодня столкнулась с одной проблемой. Может ты подскажешь, как ее решить. Я не так хорошо разбираюсь с подземными излучениями гамма-типа…

За двадцать минут, пока Вельзевула с дочерью вели какое-то совершенно непонятное по сути, но очевидное по отвлекающему назначению обсуждение, Аделаида вернулась к столу. Она поставила перед Эдмондом тарелку с внушительной порцией чего-то визуально отталкивающего, но приятно пахнущего. Точно то же самое она положила и себе.

– Кушай, мил человек, не бойся. Аделаида не отравит.

Эдмонд неуверенно улыбнулся и посмотрел на Сильвию. Та едва заметно кивнула.

– Спасибо. Ого! Очень вкусно!

– А то! – хмыкнула Аделаида, довольно раскрыв беззубый рот. – Ты тоже поди ученый, раз в ентом инстетуте работаешь?

Все взгляды тотчас уперлись в него.

– Не совсем. Я сотрудник отдела по разрешению конфликтов.

Мертвые глаза старухи прояснились и наполнились уважением.

– Миротворец?

– Ну, можно и так сказать…

– Нет дела важнее этого! – она потрясла костлявой рукой. – Я сама была когда-то миротворцем. На войне. Пока дураки губили друг друга почем зря, я тех, которых могла, по кусочкам-то и собирала. Не всем это нравилось.

– Не всем? – не удержавшись спросил Эдмонд.

– Да, – грустно покачала Аделаида головой. – Мне лет много – столько не живут… Уже в последнюю войну старая была. Видела плохо – не различала, где демон, а где – человек…

Эдмонд заворожено слушал, не веря своим ушам.

– Ну, сейчас, слава богам, мирное время, – сказал он. – Потому моя работа гораздо скромнее.

– А что ругаться-то? Что выяснять? Вроде уже все выяснили. И не раз! Сколько же мертвецов я повидала за свою жизнь… В инстетуте, поди, все культурные. У тебя времени много свободного остается… – мысль бабки резко перескакивала с темы на тему.

– Ну, случаются конфликты. В основном на расовой почве. Но вы правы – это так, мелочь.

Аделаида покачала головой.

– Моя внучка каких-то безобразных духов под землей ищет, а ты вспыльчивых сотрудников усмиряешь, так? Вроде разные вещи. Стало быть, вы друзья?

Эдмонд подумал, что несмотря на фантастический возраст, о числовом выражении которого можно было только догадываться, Аделаида соображала неплохо. Он беспомощно взглянул на Сильвию, но та смотрела куда-то в окошко.

– И правильно, – старуха избавила его от необходимости отвечать. – Хорошо, что у нее есть такой друг. Миротворец. Вижу, что ты благородный и добрый человек. Не дашь ее никому в обиду.

Эдмонд не знал, как можно прокомментировать подобное заявление. Но видя, что старуха ест и, вроде, не особо ожидает от него ответа, просто кивнул.

– У нее мало друзей, – продолжала Аделаида, не поднимая головы от тарелки. – Одни завидуют, другие боятся. Обзывали ее в детстве по-всякому. Но теперь-то реже. И со мной так было… А одиночество никого лучше не делает. Уж я-то знаю. Давным-давно одна-одинешенька коротаю дни…

– Как, кстати, добралась? – перебила Вельзевула, который, явно, было не по душе то направление, куда заходил разговор.

Стоило Эдмонду посмотреть на отвернувшуюся Сильвию, которая накручивала прядь волос на палец, он немедленно встал. Разгоревшееся любопытство мгновенно обледенело от мерзкого чувства, будто он копается в чужом белье. Слова старухи со всей определенностью дали Эдмонду понять, что Ллойд правильно вспомнил то самое оскорбительное ругательство, которое заставило Сильвию применить силу. Чужая. Даже для своих высший демон был посторонним. Но почему-то инспектор не почувствовал обычного удовлетворения от проникновения в занимавшую его тайну.

– К сожалению, я должен идти. Очень много… дел осталось на работе. Спасибо большое за замечательный ужин, бабушка Адель.

– Канешна, канешна, мил человек. Извини, что заставила тебя со скучной старухой время проводить. Вы молодые. Каждый день полон до краев… Подойди-ка напоследок к бабке.

Эдмонд мгновение колебался, видя настороженные взгляды Алана и Вельзевулы. Но делать было нечего. Он обошел стол и встал перед старухой.

Она с кряхтением поднялась и, опершись о клюку, внимательно посмотрела на него.

Вдруг она удивительно проворным движением вцепилась в его руку. Эдмонд поразился тому, насколько крепким было ее рукопожатие. Ему показалось, будто на его запястье сошлись не костлявые пальцы, а железные пруты.

Аделаида подняла глаза, и те ожили, наполнившись клубящейся силой. Это не был взгляд человека или демона. Что-то бесконечно древнее, как природа, непостижимое, как запредельная чернота ночного неба, смотрело с их далекого дна.

– Никому не давай ее в обиду, – произнесла старуха отчетливым голосом, налившимся пугающими интонациями, – раз ты миротворец и ее друг. Обещай мне… чтобы не случилось… не позволишь ей попасть в беду. Обещай!

Эдмонд почувствовал, как его душу раздирают два непохожих чувства – смущение от невероятной нелепости ситуации и суеверный ужас, исходящий от старухи.

– Обещаю, – промолвил он.

– Вот и славно, – обычным голосом прошамкала бабушка Адель, отпуская его руку, – заходи еще.

– Хорошо…

– Внученька, проводи Эдмунда, – в приказном порядке потребовала она.

Сильвия молча встала.

– До свидания, бабушка Адель. До свидания, господа, – сумбурно попрощался Эдмонд.

Вельзевула процедила что-то неразборчивое. Алан продемонстрировал из-за журнала широкую, чуть виноватую улыбку.

Оказавшись в прихожей, Эдмонд стал молча надевать ботинки.

Сильвия прислонилась к стене и внимательно наблюдала, как он чуть дрожащими руками завязывает шнурки. Эдмонд пытался успокоиться, но разговор со старухой полностью вывел его из равновесия. Таких демонов он еще не встречал.

– После такого представления вы обязаны еще раз попросить меня подписать ваши документы о принесении извинений, – сказала она.

– Я обещал вашей бабушке, что не дам вас в обиду, а я уже сообразил, что эти просьбы вас оскорбляют. Так что, что-нибудь придумаю… – пробурчал он, поднимаясь.

– Она не моя бабушка. Она просто очень старый высший демон, который может прийти в любой дом, потому что пользуется всеобщим уважением.

– И сколько же ей лет?

– Не знаю, – Сильвия простодушно пожала плечами. – Двести-триста…

Эдмонд потерял дар речи, переваривая сказанное.

– И вам совсем необязательно исполнять это обещание. Все это выглядело, как настоящая древняя магия. Но бабушка Адель просто производит такой эффект на тех, кто ее видит в первый раз. Тем более на человека. Не беспокойтесь, вы не связаны какими-то неразрывными духовными узами, сплетенными из темной магии…

– Спасибо за вашу откровенность, – Эдмонд постарался, чтобы его голос звучал максимально беззаботно, хотя на самом деле он испытал адское облегчение. – На самом деле я хорошо провел время. Узнал много нового.

– Например, что у высших демонов нет друзей? – голос Сильвии обдал Эдмонда холодом.

– Не поймите, будто я намерен кому-либо сообщать детали вашей личной жизни и тому подобное, – Эдмонд приложил руку к груди и с неимоверным трудом произнес следующую фразу, не особо понимая, зачем это делает. – К тому же, разве мы с вами не друзья? Так сказала ваша бабушка! – словно извиняясь, выпалил он.

Эдмонд почувствовал себя полным идиотом после этих слов, произнесенных нарочито легкомысленным тоном. Усугубляло состояние дикой неловкости то обстоятельство, что демоническая девушка не отвечала, а молча буравила Эдмонда изучающим взглядом. Он физически ощущал, как из ее глаз выходит некая сила, проникающая за его знаменитую маску.

– И потом, Ллойд первым начал, – поспешил добавить Эдмонд. – Я не считаю, что страх является в его случае оправданием…

– Значит, ситуацию можно считать исчерпанной? – Сильвия недоверчиво прищурилась.

– Думаю, что в понедельник напишу справку, где укажу, что все в порядке.

Сильвия помолчала, посмотрев в пол.

– Спасибо вам, инспектор Палмер. Сожалею, что доставила вам столько проблем, – наконец произнесла она.

– Что вы, не стоит…

Сильвия подошла к двери и выпустила Эдмонда на улицу.

– Мисс Тэнтоурис, – неуверенно сказал инспектор Палмер, спустившись по ступенькам и обернувшись, – в следующий раз, если вас кто-нибудь обидит, вы сразу приходите ко мне в кабинет. Будем решать все мирно.

– Хорошо. До свидания, – отозвалась она и закрыла дверь.

– До… свидания… – ответил Эдмонд бессловесному дверному полотну.

Он развернулся и пошел к станции. И к шуму ветра, играющего в кронах деревьев, вместе с вечерним концертом радостно поющих птиц примешивалась тоскливая, но прекрасная мелодия, которая аккорд за аккордом заполняла сердце рассудительного инспектора Палмера.