2.1

Утром Самсон П. Кодьяк сказал, что он совершенно измотан. Плохо спал ночью и чувствует себя еще хуже, чем когда ложился в постель. Не сходит ли Китти в парк без него? Всего один раз? Пусть попросит Денни, Фрэнсиса или Барри пойти с ней.

— Конечно, лежи, дорогой. Я сейчас к тебе поднимусь, — ответила Китти.

Она ждала, что он вот-вот постучится к ней в комнату, а он, оказывается, и с постели еще не вставал. Китти надулась, и не на шутку — сегодняшний день обещал стать особенным, и оделась она соответственно. Новенькая матроска, блестящие чечеточные туфли, на голове — шапка похожих на пружинки кудряшек. А этот старый пердун взял и забастовал.

Китти Кодьяк захлопнула дверь, пронеслась по коридору пятого этажа, простучала вверх по лестнице, передумала и поскакала вниз, в «Микросекунду». Там она заказала его обычный завтрак: синтекашу, джем, сок и коф. Балансируя подносом, она взбежала на десятый этаж и вышла на крышу, где в садовом сарайчике жил Самсон. На полдороге она уже ощутила его запах. С этим у Самсона проблемы — воняет от него так, что аж слезы наворачиваются. Особенно изо рта. Как из разрытой могилы, честное слово. Всех мух в доме переморил своим запахом. Даже противопожарная сигнализация один раз включалась. Но он ведь в этом не виноват, и Китти все равно его любит.

— Доброе утро, дорогой, — пропела она, толкнув попкой дверь и втиснувшись с подносом в тесно заставленное пространство. Но Самсон, если и слышал ее, сделал вид, что не слышит. Он лежал плашмя на своей койке — глаза закрыты, руки скрещены на груди, как у фараона. Китти, увидев такое зрелище, дернулась и расплескала коф.

Самсон открыл глаза, повернул на подушке свой обтянутый кожей череп.

— А, — проскрипел он. — Славный корабль «Лоллипоп». Жаль, что сегодня я не смогу на нем побывать.

Китти очнулась от столбняка и простучала чечетку, стараясь больше ничего не пролить.

— Сможешь, Сэм! Я сегодня останусь дома, а в парк пойдем завтра. — Она поискала, на что бы поставить поднос, и остановилась на мерзкой слоновьей ноге, заменяющей пуф. — Смотри, я принесла тебе завтрак.

— Спасибо, лапушка. — Он снова прикрыл глаза. — Пока ты поднималась, я попросил Денни, и он сказал, что пойдет с тобой. Он ждет тебя внизу, в «Микросекунде». Я ему кекс купил. Сними там с моего счета. И ленчем его накорми.

— Нет, Сэм. Я останусь и буду ухаживать за тобой.

— Не надо за мной ухаживать, золотко. Мне нужен только покой. Отправляйся в парк. — Самсон, показывая, что вопрос закрыт, улегся в прежнюю позу. Он и впрямь походил на мумию: кожа на шее темная и жесткая, как вяленое мясо, нос и губы высохли так, что рот трудно закрыть. Наполняя воздух своим зловонным дыханием, он вскоре начал храпеть.

Китти тихонько вышла. Самсон, который только притворялся спящим, отметил, что она не поцеловала его на прощание. Он чуть было не окликнул ее. Чуть было не велел Хьюберту, своему ментару, вернуть ее назад, но сдержался, зная, что повторного прощания он не выдержит.

— До свидания, лапушка, — прошептал он ей вслед. — Живи долго и счастливо.

Скоро на крышу, как Самсон и ожидал, поднялся еще один софамильник — домоправитель Кодьяков Кейл. Он, конечно, столкнулся с Китти на лестнице, потому что первым делом спросил:

— Что говорит автодок?

Самсон хмыкнул. Прямота Кейла действовала, как всегда, освежающе. Домоправитель, не дожидаясь ответа, приводил в порядок садовые орудия и собирал грязную одежду Самсона в мешок для утилизатора. Взгляд его то и дело падал на поднос с нетронутым завтраком. Вечно суетится, точно у него время расписано по минутам. Электровеник, как мы говорили когда-то. Впечатляюще для человека средних лет с полным отсутствием доходов, перспектив и мотивов.

— Автодок советует готовить похороны, дружище. Кейл прекратил наконец бурную деятельность.

— Но ведь можно же что-то сделать. Не верю, что все так уж плохо. Может, тебя в клинику отвезти?

— Какая там клиника… Только кредитки переводить.

— Тогда в хоспис, — с заметным облегчением предложил Кейл.

— Я думал об этом. И решил, что лучше умру дома, среди своих.

— Угу, — рассеянно промычал Кейл, оглядывая потолок хижины с прикрепленными там разбрызгивателями.

— Не бойся, будку я не сожгу, — успокоил его Самсон. — Хьюберт будет вас информировать о моем состоянии. Когда время придет, сможете вынести мою койку в сад, сесть вокруг с лимонадом и достойно меня проводить.

— Ну зачем ты так говоришь? — ужаснулся Кейл.

— А что? Для меня это утешительная картина.

— В таком случае я сам позабочусь насчет лимонада, — заулыбался домоправитель. — Ты завтракать будешь? Может, тебе еще что-то прислать?

— Нет, ничего не хочется, — ответил Самсон, думая: Да иди уже ты отсюда. Чем скорей Кейл вернется в свой офис на третьем этаже, тем будет лучше. Славный он малый, наш экономный лимонадный Кейл. Похож на того метрдотеля из «Гринэлса», который когда-то отказался дать Самсону столик. Самсон пришел туда со своей обожженной подругой, Рене. Она засмеялась метрдотелю в лицо, вышла на середину фойе и объявила: «Здесь и сейчас!»

— Она тогда весила сто пятьдесят кило, — почтительно произнес Самсон.

— Да что ты? — отозвался ничего не понявший Кейл.

— Точно, и все это был чистый жир! Нехилый бы костерок получился. Нам, само собой, тут же дали столик.

— Понятно. Ну, я пошел. Зови, если что-то понадобится. — Кейл вышел, но крышу покинул не сразу — сначала размотал шланг и полил свои ненаглядные овощи. На овощах и сое в это время тень лежала почти сплошняком: солнце, не успевшее еще высоко подняться, заслоняли гигабашни на горизонте. Закончив, Кейл смотал шланг и оставил его рядом с сараем на всякий случай.

Двух сплавил, надо дождаться еще одну. Самсон закрыл глаза и лежал так, пока не хлопнула дверь, ведущая с крыши на лестницу. Потом отъехала в сторону дверь сарайчика и вошла Эйприл. Села на край койки, положила прохладную руку ему на лоб. У обожженных температура всегда выше, чем у нормальных людей, — ей не удастся определить таким способом, болен он или нет.

Самсон взял ее руку, прижал к щеке.

— Эйприл Кодьяк, ты самый любимый мой человек во всей Солнечной системе.

Она с улыбкой сжала его сухие пальцы.

— Нет, серьезно. Я всегда к тебе неровно дышал. Эйприл откинула седые пряди с лица.

— Признаться, и я к тебе неровно дышала, Сэм. — Помолчала немного и добавила: — Почти как прощание.

— Это и есть прощание, милая. Я не дотяну до конца недели.

— Ты уверен, Сэм? Откуда ты можешь знать? Что говорит автодок? — Слезы покатились у нее по щекам. — Я только попрошу кого-нибудь посидеть в магазине, а потом буду все время с тобой.

Она уже поднялась было, но он удержал ее.

— Не надо. Я не хочу. Мне компания не нужна.

— Глупости. Мы будем дежурить посменно. С этой самой минуты. Нельзя, чтобы ты в такое время оставался один. Мы как-никак семья. — Эйприл пододвинула слоновью ногу к себе. — И первым делом надо поесть, пока завтрак совсем не остыл.

Самсон пал духом. Доброта Эйприл способна разрушить все его планы, перед ней он бессилен. Он проделал тот же трюк, что и с Китти, — закрыл глаза и захрапел, но Эйприл даже не думала уходить.

— Дом, — сказала она шепотом, — нужно составить график дежурств. Выведи мне все свободные часы Кодьяков на эту неделю — нет, на месяц, а еще лучше на год. Дом? — Домпьютер не отвечал. — Хьюберт, ты тут?

— На столе для рассады, — ответил Хьюберт из старинного пояса, которым Самсон пользовался до сих пор. Пояс лежал рядом со специальными щетками и лосьонами.

— Домпьютер совсем уже никуда не годится. Можешь связаться с ним?

— Буду счастлив. — Последовала секундная пауза, и Хьюберт сказал: — Дом говорит, что вас немедленно требуют в магазин.

— Что там такое?

— Говорит, что-то с дверью. Покупатели жалуются.

— Не надо было продавать диван тому человеку. Свяжи-ка меня напрямую с «Микросекундой».

— Извините, не получается, — сказал после новой паузы Хьюберт.

— А, черт! — поднялась Эйприл.

— Рисуй свой график, милая, — открыл глаза Самсон, — только начни его с завтрашнего дня. Я настаиваю. Сегодня я хочу побыть один. Привести, знаешь ли, мысли в порядок.

— Съешь свой завтрак, упрямый ты старикашка. — Она вышла и сказала с той стороны двери: — Дежурить мы начнем ночью. Все равно все придут сюда смотреть, как снимают купол. Самое время им сообщить о тебе.

— Хорошо, пускай ночью, но ни минутой раньше. Фу-у, — сказал Самсон, слыша ее удаляющиеся шаги, — чуть не сорвалось все. Хорошо, что домпьютер забарахлил.

— Это не случайность, — сказал Хьюберт. — Ты сам велел мне устроить диверсию.

— Я велел тебе устроить диверсию?

— Да, Сэм, вчера. Ты предвидел, что Эйприл расстроит твой план, и сказал, чтобы я подстроил что-нибудь в магазине.

— Да иди ты! Правда сказал? Просветление, должно быть, нашло.

Самсона утомили все эти разговоры. Он еще из сарая не вышел, а спать уже хочется. Но на сон не было времени, и он, ворча, спустил ноги на пол.

— Больше никто не припрется? Я ничего такого вчера не предвидел? — Он помедлил, собираясь с силами, раскачался и встал. Некоторое время он стоял, прислонившись к столу для рассады, и ждал, когда в голове прояснится. — Кстати, Генри, сколько сейчас времени?

— Десять часов пять минут.

— Говорил я, что сегодня надену?

— Да. Все на сундуке.

На сундуке лежал крошечный кубик в вакуумной упаковке с этикеткой «Сэм». Самсон дернул за шнурок, и плотная коричневая оболочка растаяла, декомпрессировав синий скаф с длинными рукавами и приделанной внизу обувью.

— Я что-то не понял. Я это каждый день ношу, а сегодня хотел надеть что-то особенное. Брюки там, рубашку, как в прежние времена.

— И галстук тоже. Но потом ты решил, что это непрактичный костюм.

У Самсона возникло подозрение. Он редко включал фактор практичности в свои планы, особенно планируя нечто столь грандиозное, как сегодня. Уж не пользуется ли дружок его слабой памятью? Но спорить уже не было времени. Он взял пемзу и лосьон для утренней чистки, сел на табуретку подальше от всего, что могло воспламениться, и дернул за край ночной рубашки. Она сползла с него клочьями, сильно обгоревшая там, где он потел. Одеждой дом снабжала «Микросекунда», но вещи Самсона изготавливались из специального материала, огнеупорного и впитывающего пот. Иногда, когда ночь выдавалась душная, у него под мышками запросто мог бы свариться рис.

Оставшись голым, Самсон стал методично скрести сеоя от лысой головы до ступней.

— Сэм, — сказал Хьюберт, — недавно ты назвал меня «Генри». Ты просил каждый раз обращать на это твое внимание, потому я и говорю.

— Угу. — Чешуйки сухой кожи сыпались с плеч Самсона на пол, вспыхивая на лету. — Ты Хьюберт, а не Генри, я знаю. Спасибо. — На его теле осталось совсем мало волос, но порой что-то еще шипело и отлетало прочь огненной птицей. Он стал редкостным экземпляром, это уж точно: больше минерального, чем животного. Сплошные кости и сухожилия, ребра наружу, на запястье все восемь косточек можно пересчитать. Он снова вспомнил свою толстую подружку Рене, и его охватила паника. Что, если он ждал слишком долго, и в нем теперь слишком мало горючих веществ?

— Хьюберт, сколько я вешу?

— По результатам вчерашнего взвешивания 34,2 килограмма.

— А на мясо сколько приходится?

— Сэм, ты просил информировать тебя в тех случаях, когда задаешь мне один и тот же вопрос пять раз в сутки.

— Что ж, это разумное указание.

— В случае повторения данного вопроса ты просил напомнить тебе, что в костях содержится мозг, и если они не загораются ярко, как мышечная ткань, и не пускают черный дым, как жиры, кости все же горят изнутри, а длинные, особенно бедренные и плечевые, создают такое давление, что иногда взрываются. И что ты, даже с теперешним своим весом, будешь представлять захватывающее в своем роде зрелище.

— Да, взрываются, как трубчатые бомбы, вспомнил теперь. Спасибо, Хьюберт.

Отшелушив кожу, Самсон помазался кремом и оделся. Пояс с Хьюбертом он надел под скаф, на голое тело. В сегодняшнем скафе, как он заметил, имелись добавочные карманы.

— Мой детектор показывает, что тебе надо помочиться, Сэм.

— Ничего удивительного.

— Скоро сам почувствуешь. Кроме того, ты обезвожен, и у тебя наблюдается серьезный недостаток калия. Предлагаю тебе позавтракать перед уходом.

— Я не хочу есть. — Самсон похлопал по пряжке под тканью. — Ты уверен, что зарядил эту штуку?

— Да, Сэм. Насколько позволяет устаревшая техника.

— Ты тоже не больно-то современный, — проворчал Самсон. — Уверен, что справишься?

— Я проработал все до мельчайших деталей, Сэм. И не настолько уж я устарел. Я занимался собственной реконфигурацией почти все свое внеструктурное время. Конечно, нейрогель мне не добавляли уже несколько десятилетий.

— Уверен, что ты не Генри? — усмехнулся Самсон. — Тот тоже всегда твердил: «побольше пасты, побольше пасты». И я, как дурак, покупал ему. Сам знаешь, к чему это привело.

— Знаю, Сэм, но Генри был простым слугой, а не ментаром.

Самсон убрал туалетные принадлежности, отшвырнул ногой в угол клочья рубашки, снял с пуфа поднос. Пуф в свое время сделали из выдолбленной задней ноги дикого африканского слона. Каждый ноготь на ней был как кулак Самсона. Сиденье из кожи зебры, когда Самсон повернул его против часовой стрелки, щелкнуло и открылось. Внутри Самсон хранил свои сокровища, когда они у него еще были. Теперь на самом дне лежала стопка запечатанных бумажных конвертов. На каждом корявым почерком Самсона было нацарапано имя одного из софамильников. Самсон достал их, опять повернул подушку и поставил сверху поднос. При взгляде на миску с синтекашей у него забурчало в желудке — опять происки Хьюберта, что ли?

— Ладно. — Он взял ложку, съел кашу и выпил сок, не чувствуя вкуса. Коф он не стал пить: последняя чашка кофа в его жизни должна быть горячей. Потом он расположил подушки так, будто на койке лежит человек, и сунул под них письма. У двери он оглянулся в последний раз на свое жилище. Не такое уж плохое место, чтобы проститься с жизнью.

Самсон похлопал по пустому карману скафа.

— Я что-то забыл?

— Рюкзак.

— А куда я его дел?

— Он за рассадными матами.

Пошарив за рулонами с семенами форельника, Самсон достал маленький желтый мешок и рассовал из него по карманам полулитровую фляжку с электролитом, энергизирующие батончики «Гудик», лекарства, специальные темные очки, успокаивающие салфетки, шляпу, пригоршню жетонов, билет на стадион «Солджер филд» и самую главную вещь — портативный имитрон.

— Все, двинули.

Крепко держась за перила, Самсон Кодьяк спускался по лестнице чартерного дома. То и дело он останавливался передохнуть. Первая дверь, которую он миновал, вела в машинное отделение лифта, где жил Богдан Кодьяк. На двери из эпоксидного клинкера, с диароновой обшивкой и титановыми засовами, светились трехмерные международные символы НЕ ВХОДИ — УБЬЕТ. Жаль, что это всего лишь блеф, призванный отпугнуть Тобблеров, чтобы те не пришли и не захватили свою машинерию.

— До свидания, мальчик, — сказал Самсон, мимоходом потрогав дверь. — Смотри не влипни во что-нибудь.

На середине следующего марша ноги у Самсона так разболелись, что пришлось отдохнуть. Это обыкновенная старческая ишемия, но если не остеречься, мышечная гипоксия приведет к некрозу, начнется цепная реакция, и огненный апоптоз прекратит его путешествие прямо здесь, между девятым и восьмым этажами. Меньше всего Самсону хотелось сгореть начиная от пяток.

— Не здесь, не сейчас. — Он прислонился к перилам, сжал колени как можно сильней и заставил себя глубоко подышать.

— Позвать кого-нибудь? — спросил Хьюберт из пряжки под скафом.

— Нет! — Самсон массировал ноги, держась одной рукой за перила. Наверху хлопнула дверь, послышались шаги. Юный Богдан, перескакивая через три ступеньки, едва не врезался в Самсона.

— Сэм, я тебя чуть не сшиб! Ты как, в порядке?

— Да-да, все отлично.

— Я на работу опаздываю. — Богдан помчался дальше, но оглянулся с площадки и вернулся к Самсону. — Непохоже, что у тебя все хорошо, Сэм.

Самсон улыбнулся. Этот парень почти так же заботлив, как Эйприл, а софамильники к нему слишком суровы, Китти особенно.

— Да так, стариковские дела. Не обращай внимания. — Но парень уже взял его под руку. — Не надо, Богги, оставь. Еще опоздаешь. — Он один здесь, в конце концов, получает зарплату, если не считать магазина Эйприл, с которым чартеру Кодьяк здорово повезло.

— Я только сведу тебя на седьмой, — сказал Богдан и свел — почти снес. Они пересекли тобблеровский «туннель», ведущий из южной части здания в северную. За ним спорная территория кончилась — дальше лестница принадлежала исключительно Кодьякам. На ступеньках штабелями стояли коробки с химикалиями, рассадными матами и гидропонными рамами для огорода на крыше. По стенам тянулись полки, где хранились уга для «Микросекунды», запчасти для ветротаранов и воздушных шахтеров и прочий чартерный хлам. Для прохода оставалась только узкая полоска рядом с перилами.

Богдан посадил Самсона на мешок с известью.

— Спасибо, мальчик, — сказал тот, отдуваясь.

— Ну, я пошел.

— Давай. Со мной все будет нормально. Слушай, а где твоя шапка?

— Я ее того… потерял.

— Как это потерял? Я думал, она скрепками к башке у тебя приделана.

— Все, мне пора. — И Богдан поскакал вниз.

Когда он скрылся за емкостью запасного детоксикатора, Самсон сказал:

— Я посижу тут немного, Генри, только спать мне не позволяй.

Богдан, пробежав через крошечный вестибюль, выскочил на улицу. Чартер Тобблер складывал столы после завтрака. Тобблеры трижды в день перекрывали все движение на Хоув-стрит, потому что ели на свежем воздухе. Богдан уже повернул по тротуару к станции ЧОТ, но вспомнил, что забыл позвонить и спросить, где сегодня помещается офис.

Черт! Придется звонить из «микросекунды». Взглянув туда, Богдан увидел, что в дверях торчит диван, за который держится покупатель, а очередь растянулась на весь квартал. Богдан снова повернул к двери подъезда, но она не пожелала открыться.

— Откройся! — с надеждой приказал он.

— Только для софамильников Кодьяк и их гостей, — ответила дверь.

— Я и есть Кодьяк, Богдан Кодьяк. Не узнаешь?

— Богдан Кодьяк уже дома. Пожалуйста, отойдите, иначе я вызываю полицию.

Богдану хотелось визжать. Почему все в жизни так сложно? Кому понадобилось красть Лизу?

Лиза была его шапочным слугой. Богдан сказал Самсону неправду: ее украли. Такая ценная вещь! Газилионно-терагерцевый процессор, зеркала-антисканеры, голокамеры в обруче. Она подключалась к его мозгу через электромагнитный канал ввода-вывода, в козырьке помещались голоприемники со стереозвуком. Да, маломощная, да, ученическая шпаргалка по сути своей, но Богдан совершенствовал ее долгие годы. Он научил ее стольким фокусам, что люди иногда попадались и принимали ее за настоящий субмагнит. Одним из этих фокусов было звонить каждое утро в «Э-Плюрибус» и узнавать, куда их на этот раз нелегкая занесла. Другим — обманывать престарелый домпьютер, чтобы открывать долбаную парадную дверь. Богдан соврал Самсону, потому что не хотел признаваться, что Лизу сперли прямо у него с головы, а он не заметил. Сердцем и душой Лизы была десятисантиметровая полоска процессорного фетра, вшитая в подкладку. Вчера эта полоска пропала. Сама шапка осталась, но без процессора это всего лишь обыкновенная шапка.

А ведь он никогда ее не снимал, ни днем, ни ночью. Как кто-то мог стащить фетр, чтобы Богдан ничего не узнал? Тайна, покрытая мраком. Но хуже всего то, что сильно обедневший чартер даже этот устаревший фетр ему возместить не сможет. Домоправитель Кейл укакается при одном намеке на это.

А, к черту. В обеденный перерыв надо будет купить себе телефон подешевле, а пока обойдемся и магазинным. Диван все еще загораживал вход, и Богдан, пользуясь своими малыми габаритами, пролез под ним. «Микросекунда» была такой тесной, что диван заполнил ее практически целиком — другой его конец еще только вылезал из экструдера.

— Доброе утро, Богги, — улыбнулась зажатая в угол Эйприл Кодьяк. — Забыл что-нибудь?

— Нет, я позвонить. Зачем ты позволяешь этому хрычу покупать мебель с утра?

Эйприл сделала большие глаза, делая ему знак умолкнуть.

— А почему ты без шапки? Сломалась?

— Да, сломалась. — Почему ему это раньше в голову не пришло? — Придется купить мне новую.

— Сначала надо попробовать отремонтировать эту, — нахмурилась Эйприл.

Богдан, пробравшись к телефонной панели, сел на еще теплый диван. Человек у двери крякнул, но промолчал.

— Такие вещи не ремонтируются. — Он махнул рукой на панель, и появившийся на ней длинный список звонков озадачил его. Большинство поступило тридцать шесть часов назад! Ничего не поймешь. Вечером он проверял входящие звонки на домпьютере Кодьяков и ничего такого не видел. — Лучше б дурацкий домпьютер вон починили.

Разбираться со списком не было времени. Богдан тронул значок «Э-Плюрибус»: офис переместился в Элмберст, что означало межзональную поездку. Маршрут и тарифы он загрузил в ладонь, чтобы сэкономить время на станции. Когда он пролез под диваном обратно, Эйприл сказала:

— Не забудь, что вечером у тебя разрешительная комиссия. Можешь захватить своего слугу.

— Не видал случайно, что там экструдер показывает, сынок? — спросил человек с диваном.

— Не-а.

— А ножки не отросли еще?

— Извините, не заметил.

Он был ужасно бледный, этот старик, и весь вспотел, несмотря на утреннюю прохладу. Как он, интересно, дотащит покупку домой?

— Вот, сделал себе подарок на день рождения. — Он оторвал одну руку от дивана и попытался потрепать Богдана по голове.

— Поздравляю. — Богдан увернулся и трусцой припустил по тротуару. «Микросекунда» — единственный магазин по соседству, где есть и экструдер, и утилизатор. Многие в очереди держали в руках пакеты с вчерашним мусором, чтобы им его учли при покупках.

Медиапчела, снимавшая эту сцену, увязалась было за Богданом, но потом поняла, наверное, что он не реальный мальчик, и отстала.

— Сэм, — сказал Хьюберт, — проснись. Становится поздно.

— Я не сплю.

— Ты был в первой стадии сна.

— Я молился. Это создает сходную картину мозговых волн.

— Как скажешь.

— Именно так. Я молился святой Ванде, чтобы помогла мне сегодня. — Самсон ухватился за перила и встал. Он в самом деле думал недавно о святой Ванде.

Ванда Вечорек была святой разве что для вонючих. Она входила в число первых обожженных, совершивших безумный и великолепный акт публичного самосожжения. Вспыхнула ярким пламенем, сидя на софе стоимостью десять тысяч евро на пятом этаже «Дода» в Лондоне. Этот мини-пожар загубил обтянутый шелком диван, парное кресло и оттоманку — итого тринадцать тысяч старых евро. Дым и вода довершили убыток.

Ванда не только подала другим обожженным пример эффектного самоубийства, но и показала, как легко это можно сделать. Усевшись на роскошный предмет меблировки, она перепрограммировала карманный имитрон — деловые люди используют их для создания своих заменителей — и сканировала свои ДНК-маркеры. Потребительская электроника вообще-то не способна расшифровать чей-то генокод, но даже считывания маркеров хватило, чтобы задействовать поставленные в ее клетках капканы.

Незадолго до этого к Ванде подошел менеджер пятого этажа с затычками в носу и сказал: «Я настаиваю на вашем уходе. — За ним следовали трое джерри в униформе. — Охрана проводит вас».

«Прекрасно, — сказала Ванда. — Я как раз собиралась». Приложила имитрон ко лбу и нажала на кнопку сканирования.

Как только поле прибора влилось в паутину ее мозговых нейронов, клеточные предохранители разом перегорели. Из носа и ушей Ванды повалил дым, и она вновь упала в шелковые объятия софы. Череп ее с громким треском раскрылся, брызнув наружу обваренными мозгами, а следом вспыхнуло и все тело.

Этот костер полыхнул на весь мир.

Самсон потихоньку сходил вниз.

— У тебя низкий сахар в крови, — сказал Хьюберт, — и ты обезвожен. Надо попить и съесть «Гудик».

Но Самсон только-только разошелся. Колени клацали, отсчитывая ступеньки, как метроном. Остановился он только на пятом — Хьюберт предупредил, что навстречу поднимаются два софамильника, Фрэнсис и Барри. Самсон пережидал их в коридоре, напротив комнаты Китти, и ему вспомнилось, что он собирался туда зайти.

— Китти с Денни все еще в парке?

— Да. У нее началось второе отделение.

Самсон вошел. В комнате, как обычно, был кавардак. На полу, на кровати и двух стульях куча сценических костюмов, у двери завал домашней одежды и грязной посуды. Пыль, пятна, мусор — Китти старательно поддерживала имидж двенадцатилетней. На полках, занимавших все четыре стены, сидели куклы и плюшевые зверюшки. Те, которые подарил ей Самсон, приветливо улыбнулись ему.

Сквозь усиленно создаваемый девчоночий образ пробивалась, однако, зрелая женщина. Крутящаяся тумбочка с туфлями под кроватью; тщательно подстриженное деревце под световым колпаком, увешанное разнообразными фруктами; рабочий стенд с инфочипами на такие взрослые темы, как разработка свалок и гражданские правонарушения чартистов; наконец, обширная библиотека по ландшафтному дизайну микроколоний. Китти Кодьяк за свою долгую жизнь перебрала несколько профессий, пока не нашла свое истинное призвание — быть ребенком.

Самсон открыл гардероб и выкопал из-под стопки белья четырехлитровую керамическую канистру.

— Привет, парень.

— Скоро полдень, — ответил Хьюберт через динамик канистры, — а мы еще из дому не вышли.

Самсон придвинул стул и сел.

— Надо кое-что обсудить.

— А по дороге это нельзя сделать?

— Лучше с глазу на глаз.

— В таком случае позволь подытожить — это сэкономит нам время. Во-первых, твое тело больше не подлежит спасению. После его смерти погибнет и твоя личность. Во-вторых, все твое имущество перейдет к чартеру Кодьяк — включая меня, если я соглашусь. В-третьих, я свободен подыскать себе нового спонсора. Что еще ты хотел обсудить, Сэм?

Самсон откашлялся. Теперь, когда этот разговор нельзя было больше откладывать, начать его оказалось куда труднее, чем он думал.

— Хорошо, Хьюберт. Не знаю, говорил я тебе все это или ты сам догадался, но я рад, что ты об этом уже подумал.

— Но это же очевидные вещи, Сэм.

— Да, наверное. Но есть еще два момента. Во-первых, хотя ты уверяешь меня в обратном, сегодняшняя акция наведет на тебя Внукор. В этом случае я хочу, чтобы ты сдался без сопротивления, понял?

— Да, Сэм, хотя твой страх не имеет под собой почвы. Я нанял очень надежный клин. Все пройдет по плану.

Самсон покачал головой. Хьюберт молод, и его излишняя самонадеянность, пожалуй, простительна.

— Второе. Предположим, что тебя не арестуют и ты захочешь остаться у Кодьяков. Так вот они, по правде сказать, не могут себе позволить такую роскошь, как ты.

— Что же тут позволять? Мою среду обитания никто не вправе арестовать, я пройду апробацию без всяких проблем.

— Не в этом дело, дружок. Разве ты не заметил, сколько у нас было расходов последнее время? Лечение Денни, замена ветротаранов, судебные издержки, омоложение Китти и Богдана. Откуда, по-твоему, брались кредиты на это?

— Не знаю, Сэм. Домпьютер не уведомлял о займах или продаже фондов. Ты хочешь сказать, что у чартера есть какой-то левый источник дохода?

Самсон выудил из кармана салфетку, вскрыл, положил на дымящуюся лысину.

— Я хочу сказать, что за так ничего не делается. Я содержал этот дом годами, но мои личные ресурсы, как ты же сам говоришь все время, почти истощились. Когда меня не станет, чартеру даже налог за мое наследство заплатить будет нечем, что уж там говорить об оздоровительной профилактике. Хотя Кейл и Джералд, по-моему, придумали какой-то способ вытащить чартер из финансовой ямы — такой, что даже Эйприл постыдилась мне о нем рассказать.

— Не вижу, какое отношение это имеет ко мне. Самсон приложил руку к канистре.

— Я покупал тебе самую лучшую пасту, когда у меня еще были кредиты — правда ведь, Попрыгунчик?

Старая кличка вызвала у Хьюберта замешательство.

— Да. Первичный триэнцефалин «Дженерал Джениус» класса А. Но теперь я ментар со всеми правами разумного существа. По закону ОД моя паста принадлежит мне, а не тебе и не чартеру.

— Четыре литра, если я правильно помню.

— Сорок три декалитра.

— И сколько могут стоить сорок три декалитра пасты ДД на утилизаторном рынке?

Хьюберт наконец сложил два и два.

— Ты думаешь, наша семья способна на ментароубийство?!

— Отчаянные времена, отчаянные решения.

— Понятно. Что же ты предлагаешь, Сэм?

Самсон, выпрямившись, отыскал в одном из карманов «Гудик».

— Предлагаю тебе стать для них незаменимым, мой друг. Почему, например, ты до сих пор не починишь домпьютер?

— Потому что его нельзя починить. Нужна полная замена.

— Вот и заменил бы его. Собой.

— Ты хочешь, чтобы я превратился в домпьютер?

— Да, если это необходимо. И почему бы тебе не продавать дистрибьюторам свои лишние мощности? Почему не приносить в семью дополнительный доход?

— Я приношу, Сэм. Я зарабатываю больше, чем все они вместе взятые.

— Этого мало.

— Тебе всегда мало, Сэм. Раз я не Генри, значит, я плох. Самсон развернул батончик, откусил, стал жевать.

— Еще предлагаю, чтобы ты удвоил свои усилия по части поиска нового спонсора. Начинай немедленно и не будь так чертовски разборчив. — Он снова стал рыться в карманах. Куда же он его дел? Неужели оставил в сарае? Вряд ли у него хватит сил вернуться назад. А, вот он, имитрон. Успокоившись, Сэм откинулся назад. — Извини за жесткие слова, Хьюберт, но их нужно было сказать.

— Я понимаю.

— Ну, что там моя Китти поделывает?

— В Миллениум-парке сегодня полно народу из-за купольной церемонии. И погода хорошая. Но, несмотря на оживленное движение, утром она заработала меньше обычного. Если так пойдет дальше, она даже расходов своих не окупит.

— Покажи-ка.

Хьюберт представил ему график.

— Нет, покажи мне Китти.

— Хочешь, чтобы я нанял пчелу?

— Да.

— Готово, — сказал Хьюберт, и комнатные приемники показали парк с высоты второго яруса. Народу в самом деле было полно — суетливая толчея трансчеловечества.

— Где она? — спросил Самсон. — Я не вижу. — В многолюдном скопе появился кружок, а в нем синяя с белым фигурка. — А Денни где? — Еще один кружок обозначил человека, который ел мороженое на скамейке неподалеку. — Так далеко? Не мог сесть поближе?

— Слетать и сказать ему, чтобы пересел?

— Позже. Давай снизимся для начала.

Земля ринулась навстречу, не успел Самсон закрыть глаза.

— Полегче, полегче! — Они зависли на уровне крон, откуда хорошо было видно импровизированные эстрады. Некоторых перформеров он узнавал. «Модульные сестрички» сбоку от Китти втыкали друг дружку в свои большие животы.

Напротив Китти раскинули свой мат «Смертоносные мачете». Шестеро красивых, блестящих от масла атлетов неопределенного пола принимали эротические позы, демонстрируя непристойные бугры мускулов, и делали выпады металлокерамическими клинками. Проливать кровь они не спешили — дожидались, когда на их кассовых столбиках появятся платежные символы. Их секунданты расхаживали по краям мата, пытаясь возбудить в публике жажду крови еще до ланча. Травмо-крионическая техника гудела под брезентовым тентом.

В ямке позади Китти залег Студнестрель — холмик переливчатой голубой протоплазмы три метра длиной. Он был одним из немногих перформеров, кто обходился без столбика — зрители бросали кредитные жетоны прямо на него. Видно было, как эти жетоны медленно проходят сквозь желатиновую массу в сборную кишку. Если менестрель находил взнос достаточным, он пел. Вдоль хребта у него имелось шесть духовых клапанов, соединенных с внутренними мехами и пузырями. Он мог трубить, реветь, исполнять хором нежные серенады, брызгаться зловонными соками или делать все это одновременно. Говорили, что в молодости Студнестрель играл в шекспировских пьесах, но затем мутации, которым он себя подвергал, вышли из-под контроля.

Налюбовавшись на конкурентов Китти в свое удовольствие, Самсон велел Хьюберту подвести пчелу чуть ближе к земле. Теперь скоп показывал только Китти на крошечной эстраде и ее небольшую аудиторию. Публика, непонятно почему, покатывалась со смеху. Это свое выступление Китти репетировала неделями, и оно задумывалось как трогательное, а не смешное. Допевая под чечетку песенку о конфетах, она вдруг брыкнула ногой, и все заржали как ненормальные. Теперь Самсону стало ясно, в чем дело: к ноге Китти выше туфельки присосался слизняк. Ему полагалось отвалиться после взятия анализа, но примитивная ноэтика побуждала его держаться, пока объект не перестанет скакать. Самсона передернуло — он не любил внукоровских слизней.

Китти, раскинув руки, допела и простучала финальный куплет, а после низко поклонилась, тряхнув пружинистыми кудряшками. Ей слегка похлопали, и несколько человек махнули на кассовый столбик. Как только она прекратила двигаться, черный слизняк отвалился и пополз патрулировать дальше. Публика похлопала еще немного и разошлась.

— Бедная моя детка. — Китти выпрямилась, но кудряшки все еще закрывали ее лицо. — Сколько она заработала?

— Меньше десятитысячной, — сказал Хьюберт.

— Так мало? Ужас какой. Они просто бандиты. Бедняжечка. Китти сошла с эстрады, сняла с нее замок и пнула в нежное место. Маленькая сцена начала сворачиваться. Когда она стала размером в карточную колоду, Китти положила ее в карман, свернула таким же манером столбик и пошла к скамейке, где сидел Денни. Освобожденное ею место тут же заняла семейка розовых единорогов — мама, папа и малыш. Они зачирикали хором какой-то мотивчик.

— Видел эту аффиху? — Самсон ткнул костлявым пальцем в скоп, показывая на молодую женщину в прозрачном солнце-костюме — она уходила из кадра в сопровождении четырех джерри-телохранителей. — Она смотрела выступление Китти и махнула в конце. Сколько она дала?

— Нисколько. Всухую махнула.

— Боже-господи, вот гадюка! Ненавижу аффов. Эгоисты и жадины все до единого.

Пчела тем временем следовала за Китти. Объемистый Денни подвинулся, чтобы дать ей место. Она села, устало прислонилась к нему. Денни остановил идущего мимо торгбайтора.

— Не давай мальчишке проесть их обратные билеты, — сказал Самсон.

Торгбайтор выдавил из себя полметра горячей сырной пиццы, два холодных напитка и салфетки. Удрученная Китти махнула, заплатив за еду. Денни разломил пиццу пополам и дал кусок ей, но она только головой мотнула. Денни сказал ей что-то. Плечики Китти поникли.

— Подведи ближе, — сказал Самсон. — Хочу слышать, что они говорят.

Хорошенькая головка Китти заполнила весь голоскоп. Лоб у нее блестел от пота, щеки пылали. Она вскрыла стаканчик и обхватила губами соломинку.

— Мне нравится, — говорил Денни. — Думаешь, я и завтра смогу пойти?

— Не знаю, — вяло проронила Китти. — Надо Сэма спросить — может, он тебе разрешит. Я тебя научу выступать. Купим тебе лицензию.

— Да нет, Кит, мне хочется просто смотреть, как сегодня.

— Ты мог бы научиться жонглировать. Или еще чему-то такому. Ладно, пошли отсюда. — Китти сделала резкое движение, отгоняя пчелу, но та без труда увернулась. — Сгинь, насекомое, — сказала Китти, глядя прямо на Самсона. — Ссылаюсь на неприкосновенность своей личной жизни.

Пчела покинула зону неприкосновенности, и скоп расширился. Самсон закрыл глаза, борясь с головокружением. Жаль, что он не может утешить свою милую Китти, поругать жадных аффов, махнуть на ее столбик сам и этим поправить дело. Какую радость доставили бы ему все эти глупые, казалось бы, мелочи. Он открыл глаза и удивился, увидев себя в комнате Китти.

— Хьюберт?

— Я здесь, Сэм, — послышалось из гардероба, где стоял контейнер.

Самсон понемногу припомнил все. Они ушли из парка. Больше там ему уже не бывать. Он встал, приоткрыл дверь. В коридоре и на лестнице никого.

— Пошли.

 

2.2

— С этим, пожалуй, все, — сказала Элинор Старк. — Перейдем к следующему вопросу.

Плановое заседание по проекту «Земля-сад» шло уже два часа без перерыва. Десяти членам правления, приславшим вместо себя заменителей, это не создавало никаких неудобств, но двое присутствовавших реально, Альблейтор и Миви, уже ерзали на сиденьях. Элинор Старк, возвращавшаяся в данный момент из космоса, председательствовала голографически, сидя во главе стола. Позади стояла директриса ее Кабинета. Еще дальше, за прозрачной стеной, виднелся зубчатый ландшафт «Старк Энтерпрайзес» в Южной Индиане. Все службы, кроме административного корпуса, где проходило собрание, располагались под землей — наверху же, на площади в десять тысяч акров, выращивалась наклонно-плоскостным методом соя.

— Твой доклад, Меррил, мы перенесем в самый конец, если ты не против, — продолжала Элинор. — Сначала я хочу послушать об открытии Адама.

Меррил Миви кивнул: Старк всегда перекраивала повестку своих совещаний. Пришли-ка нам еще кофа, глоттировал он своему ментару Стреле. И спроси Зоранну, не надо ли ей чего.

Миви присутствовал реально, поскольку работал здесь же, в отделе Гелиотока, и кабинет его находился рядом. Его фирменный малиновый комбинезон с фиолетовым верхом и алым узором был, возможно, отголоском духовного облачения, которое Миви носил когда-то, целую вечность назад.

Зоранна присутствовала реально, поскольку у нее были дела в Иллинойсе. Заодно она решила заехать сюда — в шпионских целях, как подозревал Миви.

— Это не совсем открытие, Элинор, — возразил заменитель Адама Геста. — Скорее результат кропотливых трудов. — Заменитель представлял собой голову, плечи и правую руку оригинала. Гест создал его специально для этого совещания, прежде чем улечься спать у себя на Земле-Буксире. Он, как и все прочие заменители, парил над пустым стулом своего двойника.

— Называй как хочешь, только показывай в темпе, — потребовала Элинор.

— Охотно, — сказал Гест-заменитель. — Начнем с нашего О-корабля в состоянии покоя. — Над столом появилась модель недавно завершенного космического корабля «Киев-сад». Он напоминал два скрепленных вместе гигантских пончика. Один пончик вращался по часовой стрелке, другой против. В каждом из колец помещались шестьдесят четыре жилых барабана, в каждом барабане был заключен небольшой город с примыкающей к нему сельской местностью. Щедро отмеренное пространство для обитания миллиона человек.

Миви смотрел и слушал очень внимательно. Он придавал большую важность всем сторонам проекта, хотя технические детали обычно от него ускользали.

— Теперь доведем его до 0,26 скорости света, — сказал заменитель.

Кольца прекратили вращаться — силу тяжести обеспечивало ускорение, — и в их отверстиях возникли проволочные рамки, изображающие электромагнитные двигатели, торусы. Казалось, что модель движется по звездному небу.

— Для достижения этой релятивистской скорости требуется двести лет непрерывной бомбардировки частицами со стороны лазеров Гелиотока, — объяснил заменитель. — Но через двести лет мы обязательно изобретем что-то новое для преобразования света в движущую силу. До сих пор мы не знали, как можно усовершенствовать торус-генераторы, пока корабль удаляется от планеты на одной четвертой световой скорости. Так называемое открытие мы сделали, когда поняли…

— Элинор! — перебил его Миви. Голограмма Старк исчезла из кресла. Заменители переглядывались в недоумении.

— Эй, Кабинет! — позвал заменитель Ясперсена, но и Кабинет тоже пропал.

Члены правления ждали, но голограмма не возвращалась.

— Что-то со связью, наверное, — предположила заменительница Трины Варбелоо, секретаря комитета. — Элинор, ты меня слышишь?

— Предлагаю сделать перерыв, пока связь не наладится. — Зоранна встала из-за стола, одновременно глоттируя Миви: Ник сообщает о какой-то серьезной опасности, Меррил. Я ухожу.

Изображение Элинор восстановилось, но с недостаточной четкостью. Упираясь ладонью в иллюминатор своей космической яхты, она говорила с кем-то невидимым. Заметив, что снова сидит за столом, она убрала руку.

— У меня тут ЧП. Присоединюсь к вам, как только смогу. — Голограмма уменьшилась, превратилась в эмблему «Старк Энтерпрайзес» и погасла.

— Постой, Элинор! Что за ЧП? — крикнул вдогонку заменитель Ясперсена — одна голова без плеч и даже без шеи, мотавшаяся в воздухе, как воздушный шарик.

— Стрела, — скомандовал Миви своему ментару, — покажи нам корабль Элинор.

Большая модель О-корабля сменилась прямой спутниковой передачей «Гелиотока». Яхта Элинор неслась огненной дугой над Тихим океаном.

— Быть этого не может! — воскликнул Миви.

— Держи себя в руках, Меррил! — рявкнула голова Ясперсена. — Адам, сделай же что-нибудь!

— Что именно? — ответил бюст Геста, хотя всем было ясно, что Ясперсен имеет в виду. «Певчую птичку» Старк строила компания Геста «Ариа-яхты». На месте заменителя появилось изображение самого Геста в халате. — Ничего страшного, — заверил он. — Даже если авионика полностью отказала, спасательная система не даст яхте разбиться.

Бог ты мой, сказала Миви Зоранна. Ник говорит, это ложь.

— Если спасательная система не включится, — добавил Гест, изучив траекторию полета, — то яхта упадет у западного подножия Анд.

Другие заменители тоже уступали место оригиналам, поднятым по тревоге в разных временных зонах земного шара.

— Это просто невероятно, — выдохнула Трина Варбелоо в купальном костюме.

— Элинор никому еще не удавалось убить, — сказал Ясперсен, сидящий в постели, — хотя многие пытались.

Он что-то знает, сообщила Зоранна. Он замешан.

Замешан в чем? — откликнулся Миви.

Передача прервалась — картину падающей яхты сменил глобус с крохотным изображением корабля. «Певчая птичка» среди общего молчания рухнула где-то в центральной Боливии. Шли минуты. Члены правления молча смотрели на место аварии.

— Как насчет спасательной экспедиции? — спросил наконец Ясперсен.

— Команды уже отправлены, — сказала Зоранна.

— А Кабинет как же? — спохватилась Энди Тикель. — Кабинет, ты здесь?

Ответа не было.

— Кошмарный день, — проговорил Ясперсен. Все остальные уставились на него. — В чем дело?

— Предлагаю прерваться на час, — вставила Варбелоо. — Уверена, нам всем есть чем заняться.

Предложение поддержали единогласно. Голоскопы закрылись один за другим, и за столом остались только Зоранна с Миви.

— В голове не укладывается, — сказал он.

— Да уж уложи как-нибудь. — Зоранна направилась к двери.

— Куда ты, Зо?

— Домой.

— В такой момент?

— Не напрягайся так, Меррил. — Она задержалась у двери. — Я люблю Элинор не меньше, чем ты, но вдумайся: из людей ее статуса после Сталина не умирал ни один. Я не верю, что это несчастный случай, и никто здесь не верит. И пока мы не узнаем, кто ее убил и зачем, я лично буду посиживать в своей надежной приморской крепости. Советую и тебе укрыться где-нибудь, Меррил.

Миви остался один со Стрелой, своим ментаром. Пчелы-свидетели и медиапчелы вскоре начали снимать сцену крушения, и Стрела все показывала ему. «Певчая птичка» пропахала внушительную траншею через футбольное поле. Прибывшие на место команды медэвака, дженни и джерри, разогнали пчел. Миви понял, что сегодня ему вряд ли удастся доложить комитету о стартовой церемонии. «Киев-сад» должен был отправиться с Земли-Прицепа через три месяца, и за праздник по случаю этого славного почина отвечал Миви.

 

2.3

Сегодня они были только вдвоем, Эл и Элли. Одетые в одинаковые скафандры, они сидели рядом в одинаковых креслах. Мать родилась за двести лет до зачатия дочери, но сейчас это были сестры, женщины лет тридцати с небольшим.

В иллюминаторе правого борта, со стороны Эллен, висел и разрастался, заслоняя звезды, бледный лик Земли. Эллен ощущала первые атмосферные толчки — значит, до посадки еще часа четыре, не меньше. Ей было скучно.

Элинор, ее мать, всегда говорила, что от скуки есть одно хорошее средство — работа, она же игра. Для Эл эти два слова были синонимами. Теперь Эл тоже играла в куклы, рассадив дюжину фигурок в своем кресле-капсуле. Задавала им вопросы и отдавала приказы. В воздухе перед ней плавала кукольная мебель, маленькие столики и хромовые колечки.

На самом деле это были, конечно, не куклы, а миниатюрные голограммы и заменители ее коллег, служащих, ее ментара. И мебель была не мебель, а модели солнечных жаток и О-кораблей. Эл вела утреннее совещание — или десяток совещаний, наложившихся одно на другое. Эллен вздохнула: она тоже могла бы поработать немного.

— Крошка Ханк, — сказала она своему ментару, — свяжись с Кларити и спроси, не хочет ли она поработать. Погоди, сколько там у нее сейчас времени?

Эллен и ее деловой партнер Кларити владели небольшой, но влиятельной компанией по выпуску сериалов «Белый день». Недавно они купили преждевременно устаревший персонаж, Ренальдо Опасного, и пытались как-то его переделать.

— Ну так что, доступна она или нет?

Ментар Эллен сидел перед ней в маленьком креслице. Одетый в тигровую шкуру и обутый в леопардовую, он делал вид, что читает бумажную книжку.

— Ее слуга говорит, что временно недоступна, — ответил он, заложив пальцем страницу, и снова вернулся к чтению.

— Крошка Ханк, это важно.

— Не сомневаюсь.

— Нет, правда. Потом мне некогда будет. Знаешь что, пошли ей моего заменителя. — Приготовившись к имитографии, Эллен закрыла глаза, сделала пару глубоких вздохов и сконцентрировалась на теме Ренальдо Опасного.

Открыв глаза, она ожидала увидеть готовую заменительницу, но та до сих пор не появилась, и сам Крошка Ханк тоже исчез. Яхта как раз попала в атмосферную яму, земной диск за иллюминатором ухнул вниз. Верньерные двигатели загорелись, выравнивая корабль. Это не вызвало у Эллен тревоги. Спуск часто бывает ухабистым, но яхтой управляет пара пилотов-субментаров, и что-то серьезное вряд ли возможно.

Кресла-капсулы стали подниматься вертикально — значит, возможны новые сотрясения. Затем свет в кабине погас, а вместе с ним и все куколки Эл. Эллен прижало к правому подлокотнику, Земля вдруг пропала из виду. Яхту закрутило, но верньеры, отрывисто вспыхивая, снова выровняли ее. Включились главные двигатели, и Эллен вжало в спинку кресла. Двигатели издавали какой-то странный неровный звук, но она и теперь не испугалась. Ей уже приходилось бывать в критических ситуациях, однако эти космические яхты всегда знали, что делать. Она посмотрела на Элинор. Мать пыталась что-то сказать ей, но шум двигателей заглушал ее голос.

— Что она говорит? — спросила Эллен своего беглого ментара, раздраженная самой необходимостью спрашивать. — Крошка Ханк, отвечай!

Страх наконец кольнул ее ледяной иглой — не из-за турбулентности, а из-за того, что ее ментар молчал. Она очень не любила, когда он отключался, и до сих пор к этому не привыкла. Элинор сидела спокойно, прижав левую руку к иллюминатору на своей стороне. Эллен не сразу поняла, что она делает, но потом догадалась, что мать держит через ладонное устройство связь со своим Кабинетом. Кабинет очень умен, он уж как-нибудь умудрится передать ей сигнал. Эллен решила, что попробует связаться с Крошкой Ханком тем же путем, но тут свет зажегся снова, корабль выровнялся и объявил:

— В интересах безопасности прошу вас прислонить голову к спинке сиденья.

— В чем дело, кораблик? — с облегчением засмеялась Эллен. Они теперь летели над океаном, скорее всего над Тихим.

Все, очевидно, наладилось, как налаживалось всегда.

Это не корабль говорит, это Кабинет, громко и четко произнес у нее в голове голос Крошки Ханка. Делай, как он велит. Опасность еще не прошла.

Что-то теплое и липкое коснулось ступней Эллен — это поднималась от пола страховочная пена. Голос корабля снова дал ей инструкцию прислониться к подголовнику. Потолок над головой раскрылся, и оттуда начал спускаться по рельсам спасательный шлем. Эллен послушно прижала затылок к спинке. Все это ей очень не нравилось. Ей вполне хватало интимно щекочущей пены — шлем привел ее в ужас.

— Это в самом деле необходимо?

Что-то ударило в иллюминатор, напугав ее еще больше. Мимо пролетели горящие корабельные обломки. Верньеры работали непрерывно, но Земли не было видно, и фюзеляж яхты светился красным на фоне черного космоса. Воздух в кабине стал разреженным, из переднего отсека шел оглушительный рев. Яхту тряхнуло. «Мы терпим бедствие», — удивленно подумала Эллен.

Теперь ей хотелось подстраховаться как можно надежней.

— Что там с пеной? — спросила она — та остановилась, дойдя до колен. Эллен посмотрела вверх — шлем опустился только наполовину. Она видела диоды, горящие у него внутри, но он застрял и дальше не двигался. У матери все обстояло еще хуже: панель у нее над головой вообще не открылась, а в капсуле совершенно не было пены. Эл отстегнула ремни, встала, борясь с турбулентностью, и попыталась открыть люк вручную.

— Сядь скорее! — крикнула ей Эллен, но мать уже перелезла через спинку к свободному креслу, где шлем опустился нормально, и теперь усаживалась, преодолевая рывки и толчки корабля. — Крошка Ханк, скажи Элинор, пусть скорей пристегнется!

Я передал это Кабинету, сказал ментар. Кабинет делает для нее все, что можно, а я пытаюсь помочь тебе.

После особенно сильного рывка яхта понеслась вниз кувырком. Эллен, даже пристегнутую, трясло почти до потери сознания. Ее мать зажало между креслом и потолком.

— Катапультируемся! — завопила Эллен. — Катапультируйте нас из этой долбаной яхты!

Ничего не выходит. Мы просто сгорим, если сделаем это.

— Она не продержится долго в таком положении! Включились инжекторы среднего уровня. Пена в капсуле Эллен снова поползла вверх, дошла до талии и немного смягчила вибрацию.

Послушай меня, совершенно спокойным тоном сказал Крошка Ханк. Твой шлем заклинило. Дотянись до него и спусти вниз.

Эллен что есть силы прижимала голову к креслу, но от тряски это не спасало. Руки завязли в пене.

— Не могу! Я сама застряла! Вытащи руки. Поочередно.

Эллен выдернула из пены правую руку, освободила с ее помощью левую и потянулась к шлему. Напрасные усилия — руки из-за тряски беспомощно мотались над головой.

Положи их на рельсы и веди вверх.

Это помогло, и Эллен ухватилась за шлем.

Теперь тяни.

Она тянула как могла, зафиксированная снизу ремнями и пеной, но шлем не поддавался.

Элинор передает через Кабинет: представь, что он сдвинулся.

Эллен засмеялась вопреки ситуации. Представлять что-то визуально было излюбленной теорией матери еще с прошлого века. Но эта реплика показывала, что Элинор все внимание уделяет ей, почти не заботясь о собственной безопасности, и Эллен попыталась еще раз, ради себя и ради нее. Она сосредоточила на шлеме всю свою волю.

— Ну давай же! Давай! — Натужный щелчок пронизал ее до костей. Шлем дрогнул и понемногу пошел вниз. Она просунула в него лоб, шейный фланец поравнялся с ее носом. Из-за болтанки она все время стукалась об него изнутри. Когда шлем стукнул ее по затылку, Эллен обмякла в кресле.

Эллен, Эллен, донесся издалека голос Крошки Ханка. Она молчала, скованная каким-то оцепенением. Эта волынка надоела ей до смерти. Почему все не может наладиться само по себе?

Окутанная ватным уютом мозговой гематомы, она не находила ничего особенного в том, что корабль вокруг нее продолжал разваливаться. Спустя какое-то время, очень долгое, как ей показалось, что-то пролетело по проходу и ткнуло ее в плечо. Эллен поискала глазами мать, но кресло Элинор пустовало.

Эллен, слушай меня, говорил Крошка Ханк. Привстань и надень шлем.

— Он застрял!

Правильно, застрял. Поэтому приподнимись и залезь в него.

Она долго соображала, о чем говорит ее ментар. Удивительно — стоит тебе немного стукнуться головой, и ты напрочь выходишь из строя. Надо это запомнить, чтобы вставить потом в сериал. Эллен снова огляделась.

— Где Элинор?

Элинор хочет, чтобы ты сосредоточилась на своем спасении.

— Где она? У нее все в порядке?

О ней заботится Кабинет, а твоя забота — сунуть голову в шлем.

Шлем — это колокол, а я его язык, подумала Эллен. Она потянула его вниз — без толку. Он двинул ее в зубы, ничего более.

Тебе мешают ремни. Отстегни их.

— Хочешь, чтобы я вылетела из кресла? Никуда ты не вылетишь. Пена не даст. Эллен потрогала языком расшатанный зуб. Отстегнись, Эллен!

— Не учи меня! — крикнула она, брызгая кровью. Эллен X. Старк, делай, что тебе говорят!

Эллен нашла на рукаве чистое место и вытерла пот, заливавший глаза. Произошла какая-то перемена: тряска прекратилась, ход стал глаже. «Может, мы уже приземлились», — пришло ей в голову, но нет: за иллюминатором неслись облака, а желудок говорил о свободном падении.

— Мы катапультировались?

Нет. Корабль сгорел, одна кабина осталась. Делай, как я сказал, залезай в шлем.

— Но ведь опасность уже миновала? Мы просто скользим вниз.

Кабинет и я не согласны с этим. Очень много систем безопасности на этом корабле уже отказало. Посадочной мы тоже не доверяем. Мы снижаемся слишком быстро и по слишком крутой траектории.

Собственные ощущения подсказывали Эллен, что ментар прав. Потом они вышли из облаков, и она увидела, как стремительно приближается к ним Земля. «Кто-то хочет убить нас», — наконец-то сообразила она.

Эллен, надевай шлем. Остаются считанные секунды.

Она, скривив шею, посмотрела вверх. Когда-то ей, чтобы получить аттестат пассажира, пришлось целый час сдавать экзамен по безопасности на борту космического корабля. Она легко справилась со всем, кроме одного — просто не смогла себя заставить сунуть голову в так называемый спасательный шлем. Что же тут сложного, шлем надеть, говорила она, пытаясь уклониться от этой задачи. Она легко справится с этим в том маловероятном случае, если возникнет такая необходимость.

Экзамен у нее принимал исключительно несговорчивый субмагнит. Долг обязывал его проставить оценки в каждой графе, и ему было абсолютно все равно, кто такая Эллен. «Хотите получить аттестат — надевайте шлем», — заявил он.

— Крошка Ханк, — взмолилась она, — если все остальное отказало, почему ты думаешь, что шлем сработает?

Спасательный шлем-криостат полностью автономен. Вирус, поразивший корабль, на него не влияет — только затрудняет доступ к нему.

Да, это имело смысл. В чем, в чем, а в здравом смысле ментару не откажешь.

— Обещай, Крошка Ханк, что ты не… не задействуешь шлем без крайней необходимости.

Эллен отстегнула ремни и просунула голову в отверстие шлема. Теперь, когда их перестало трясти, это было нетрудно. Шлем был горячий на ощупь. Кабина превратилась в настоящую сауну, и вся верхняя часть тела Эллен взмокла от пота. Пена, не пуская ее, тянулась следом. Потом раздался громкий щелчок, и шлем сел на место. Надувной воротник плотно охватил шею, крепления застегнулись.

Внутри стояла странная тишина. Рев падающей кабины сменился жужжанием насосиков и моторчиков — это подзаряжался поглотивший ее голову механизм. Прохладный, пахнущий мятой тальк покрыл лицо Эллен, приятный голос сказал:

— Ваш спасательный шлем функционирует нормально. Вы можете снять его, громко повторив дважды слово «пусти». Вот так: «Пусти, пусти». Никакая другая команда не будет опознана.

Эллен знала, что шлем будет твердить это, пока она не подтвердит, что сообщение принято, но не могла издать ни звука. Потные руки скользили, пена тянула вниз, воротник сильно сдавливал горло. Ее растягивало, как резиновую. Руки окончательно соскользнули с шлема, и она услышала, как хрустнул ее позвоночник. Впрочем, позвоночник сейчас уже мало что значил.

«На помощь, я задыхаюсь! — попыталась сказать она. — Пусти, пусти!» Бесполезно: воротник пережал гортань.

Эллен, твои жизненные показатели стремятся к нулю. Что с тобой происходит?

Отчаянным жестом она вытерла руки о скафандр и снова ухватилась за шлем. Подтянувшись, она вновь обрела способность дышать, но руки уже снова скользили вниз.

Так лучше, Эллен. Держись.

— Долго еще? — прохрипела она сдавленным горлом. До поверхности Земли шестьдесят секунд.

Целая вечность.

— Пена?

Инжекторы верхнего уровня не включаются. Плохо. Чтобы выжить при крушении, нужно быть пристегнутой или полностью находиться в пене.

— Наладь их. Пытаюсь.

— Не пытайся, а делай! — Надо же — еще одна из любимых фраз матери.

Она приближается, сказал Крошка Ханк.

— Приближается? — Что-то большое и мягкое, ударив Эллен в грудь, откатилось прочь. Она с трудом удержалась за шлем. — Элинор?

Да, это была Элинор.

— Мама! — Эллен, отпустив шлем, протянула руки, но Элинор уже не было рядом.

Кабинет передает тебе от нее самый нежный привет.

То, что осталось от яхты, ударилось о поверхность Земли с такой силой, что голова Эллен отделилась от туловища. Оглушенная Эллен не почувствовала, как включилась криогенная спираль шлема и как фланец сомкнулся внизу, аккуратно перекусив горло.

 

2.4

Пятнадцать минут спустя в водосточном желобе под крышей гигабашни в Индианаполисе сработало посмертное реле. На такой высоте не было ни окон, ни камер, ни патрульных пчел или слизней. Керамический водосток задымился, как глыба сухого льда. Вскоре на нем проявилась миниатюрная стартовая площадка с припаркованными в три ряда механическими насекомыми. Они встрепенулись, трепеща прозрачными крылышками в восходящих потоках теплого воздуха.

Первой снялась синяя пчела. За ней последовали две тонкие синие осы с лазерными жалами сзади и спереди. Синяя команда витками поднялась выше гигабашни.

Следом, одна за другой, стартовали другие пчелы — красная, желтая, оранжевая и белая. Каждую сопровождала пара ос, и все они разлетелись в разные стороны.

Последними с карниза взлетели четыре больших жука и зависли в воздухе, дожидаясь собственных ос. По завершении старта карниз растаял и стек вниз по стене здания.

 

2.5

— Анализ ДНК, — сообщила действующий председатель Трина Варбелоо вновь собравшемуся правлению проекта «Земля-сад», — подтверждает присутствие Элинор, включая, как ни грустно, сгоревшее мозговое вещество. Опознана также ДНК ее дочери, но без следов мозгового вещества. Спасательный шлем, предположительно сохранивший голову дочери, отправлен в одну из клиник Байрона. — Трина кивнула члену правления Байрону Фейгану, который ответил ей типичной врачебной улыбкой. — Будем надеяться на лучшее, а теперь, на период до следующих плановых выборов, предлагаю выбрать исполняющего обязанности председателя. Ваши предложения?

— Что, прямо вот так? — Меррил Миви остался единственным реально присутствующим. Все остальные прислали голограммы из своих офисов или домов. Зоранна, совершающая переезд в Сан-Франциско, находилась где-то под континентом и заседала в личной кабине Слипстрима.

— Извини, Меррил, — сказала Трина. — Хочешь посвятить ее памяти несколько слов?

— Я не это имел в виду. По-моему, приличнее будет сейчас разойтись и собраться вновь после похорон.

— Можно считать это твоим предложением?

— Да. Предлагаю собраться после похорон Элинор.

— Кто хочет высказаться «за»?

Таковых не оказалось, и предложение не прошло.

— В таком случае я все же хотел бы сказать несколько слов, — произнес Миви и встал.

— В три минуты уложитесь, ваше преосвященство? — поинтересовался Сол Ясперсен.

Миви игнорировал шпильку.

— Друзья мои, — начал он, остро чувствуя фальшь этого выражения, — сегодня мы лишились великого лидера. Двенадцать лет назад, когда я был архиепископом «Родины Интернэшнл»…

— Аминь, — перебил Ясперсен. — Я за то, чтобы выбрать исполняющего обязанности.

— Поддерживаю, — сказал Джерри Чепвумен.

— Слово дали мне! — запротестовал Миви, но никто не обращал на него внимания, и он снова сел.

Кандидатура была только одна — Сол Ясперсен.

— Других предложений нет? — спросила Трина. — Тогда… Предложи меня, Зоранна, попросил Миви. Зоранна сидела напротив него, пристегнутая к плюшевому сиденью — сейчас она проносилась под Скалистыми горами со скоростью тысяча километров в час.

— Я предлагаю Меррила, — хмуро сказала она.

Все проголосовали, и Миви потерпел поражение — даже Зоранна была против него.

Голограмма Ясперсена погасла и зажглась снова на председательском месте.

— На повестке дня новый вопрос. — Над столом появился десяток стоящих рядом О-кораблей. Их огромные кольца, надписанные китайскими иероглифами вращались в противоположных направлениях.

— Никакой это не новый вопрос! — вознегодовал Миви. — Китайцам мы отказали еще в прошлом году!

— Не совсем так, — возразил Ясперсен. — Мы были «за», но Элинор, пользуясь своей прерогативой, наложила вето. Тогда было одно дело, теперь другое, — ухмыльнулся он. — Старый вопрос снова сделался новым.

— Но интересы «Старк Энтерпрайзес» по-прежнему представляю я, — сказал Миви.

— Остынь. В этом комитете ты всегда был только почетным членом.

— У меня такой же голос, как у всех остальных!

— Мы его учтем. Какие будут предложения?

— Я предлагаю, — сказал Чепвумен, — сообщить пяти китайским республикам о возможности подачи заявок на продажу О-кораблей ПЗС.

— Поддерживаю, — сказал Фейган.

— Возражения? — спросил Ясперсен. — Если все согласны…

— Подождите! — сказал Миви. — Возражения есть у меня.

— Ладно, ваше преосвященство, — скрипнул зубами Ясперсен. — Излагай, только покороче.

Миви обвел взглядом надменные лица вокруг стола. Проблема состояла в том, что он, сильно отличаясь от этих людей, не знал, о чем они думают и как можно их убедить. Вот у Элинор такой дар был. Миви она завербовала за умение разговаривать с бедняками, а не с аффами. Его аудиторией всегда были униженные и эксплуатируемые этой планеты — то есть потенциальные колонисты и пассажиры проекта, а никак не спонсоры.

— Китайцы хотят поставить наши корабли на околоземной орбите, — начал он наконец. — Чтобы убрать с планеты излишки своего населения.

— Точно, — ухмыльнулся Чепвумен. — Шесть миллионов зараз.

— Но к чему Земле заселять свою же Солнечную систему? Эти шесть миллионов восстановятся через два-три поколения, а мы тем временем своими руками создадим новых агрессивных претендентов на ресурсы ближнего космоса. Это полностью противоречит нашей миссии.

— Твои агрессивные претенденты — это потенциальные потребители, — сказала Трина Варбелоо. — Если мы исполним свою миссию, как ты выражаешься, и зашлем этих «колонистов» на Большую Медведицу, как потом с ними торговать? Какая нам от этого выгода?

— Выгода, — Миви едва удерживался от крика, так противна была ему мысль о наживе, — выгода в земельных участках, которые мы получаем за проезд. Сейчас в наших украинских хладохранилищах ждет отправки на «Киев-сад» четверть миллиона колонистов. Как только корабль стартует, четверть миллиона акров евразийской земли перейдет к нам. Вот в чем выгода.

Члены правления смотрели на него пустыми глазами. Если их не интересуют фундаментальные задачи ПЗС, на что тут можно надеяться?

— Чего вы, собственно, хотите? — заорал Миви. — Разморозить их и сказать «извините, мы передумали»?

Они даже глазом не моргнули. Миви не мог в это поверить. Компания Чепвумена поставляет на О-корабли тяжелые экструдеры и оборудование для бомбардировки частицами; «Ботаника Бореалис» Ясперсена комплектует для них библиотечки по зоологии и ботанике; у Фейгана автогоспитали и молодильная техника; у Геста верфи на Земле-Буксире и так далее, и так далее. Все они имеют свой ломоть от пирога миссии, даже Зоранна, его единственная союзница, владелица «Полезных людей», — она обеспечивает клоновую охрану и рабочую силу.

— Больше возражений нет? — спросил Ясперсен.

Миви охватил голову руками. Двенадцать лет неустанной борьбы, и ради чего? Его горькие думы нарушил голос: Поставь вопрос о порядке ведения.

Стрела? Нет, это голос не его ментара. Больше похоже на Ника, ментара Зоранны. Ник?

Да, это я. Быстро, пока они не проголосовали.

— Вопрос о порядке ведения! — сказал Миви.

— Ну, что там еще, ваше преосвященство? — тяжело вздохнул Ясперсен.

Не дождавшись подсказки от Стрелы или Николаса, Миви продолжил на свой страх и риск:

— При первичном рассмотрении Элинор наложила вето на китайский вариант. Ее больше нет с нами, а я даже в малой степени не обладаю ее умением убеждать. — Он сделал паузу, видя вокруг остекленевшие взоры. Большинство присутствующих явно занимались другими делами с помощью своих ментаров.

— При чем тут порядок ведения? — спросил Ясперсен.

— Я как раз к этому подхожу, — сказал Миви и позвал мысленно: Ник?

Декларация ПЗС исключает предложение Чепвумена.

— Декларация проекта «Земля-сад» делает предложение Чепвумена недопустимым, — сказал Миви и процитировал: — «Цель проекта — переселение человечества за пределы Солнечной системы. Взамен желающие передают проекту права на свою земную недвижимость».

— Не вижу, каким образом это препятствует предложению о подаче заявок, — сказал Ясперсен.

Миви тоже не видел и поэтому пошел напролом.

— Неужели я должен вам это разжевывать, мар председатель? Почему бы сразу не взять быка за рога?

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Бери своего быка за что хочешь.

Ник! — снова воззвал Миви. Статья 13, параграф 3.

— Статья 13, параграф 3, — сказал Миви. А также статья 13, параграф 26.

— А также статья 13, параграф 26.

Обсуждение приостановилось: ментары других членов правления изучали соответствующие параграфы. Миви тоже ждал указаний. Ник? Стрела?

— Статья 13, параграф 26? — повторил Ясперсен. — Ты уверен? У нас полный кворум, мы все здесь. Какого тебе еще кворума?

— Боюсь, что он прав, Сол, — заметила Трина. — Я, к стыду своему, упустила этот момент. Любое действие, не предусмотренное декларацией проекта — даже предложение о подаче заявок, — требует суперкворума. Это значит, что десять членов правления должны присутствовать на совещании реально.

— Реально? Кому вздумалось вводить это дурацкое правило?

— Его ввела Элинор — и мы тоже, раз оно вошло в декларацию.

— Прекрасно. Вопрос о китайском варианте откладывается. Назначаю новое заседание на четверг, в 9.00 по местному времени — здесь, в «Старк Энтерпрайзес». Реальная явка для всех обязательна.

Это вызвало бурю протестов.

— Ты, видимо, шутишь, — сказал Чепвумен.

— Не то сейчас время, чтобы путешествовать, — поддержала Энди Тикель.

— Ни за что бы не стала голосовать за тебя, если б знала, что ты выкинешь такой номер, — расстроилась Трина.

— Чепуха, — заявил Ясперсен. — никакой опасности нет, а мне до Индианы не ближе, чем любому из вас.

— Ко мне на Земле-Прицепе это тоже относится? — возмутился Гест. — Для чего же тогда придумали голограммы?

— Ну хорошо, хорошо. В интересах безопасности членов правления соберемся ровно через четыре недели. За это время все, надеюсь, уляжется. Есть возражения? Заношу это в календарь. Есть еще вопросы в рамках этого заседания? Я лично предлагаю пересмотреть декларацию нашего проекта, которую Миви так любит цитировать.

Миви воспринял эти слова как пощечину. Итак, им больше не нужен посол доброй воли. Через четыре недели они выведут его из правления и окончательно загубят проект.

Решение председателя умиротворило собравшихся, и совещание понемногу стало сворачиваться. Затем по комнате пробежала какая-то дрожь, и лицо Ясперсена стало чуть менее торжествующим.

— Меня уведомили, что Кабинет прошел апробацию и желал бы присоединиться к нам. Есть возражения?

— Кабинет? Прошел апробацию? — опешил Миви.

 

2.6

— Кабинет? — Фред Лонденстейн, кажется, знал когда-то служебную систему с таким названием.

— Да, — сказала инспектор Коста, — ментар высочайшего уровня, таких в Солнечной системе немного. Его спонсора, Элинор Старк, только что объявили не подлежащей спасению, и пастовик должен пройти апробацию.

А, вот какой это Кабинет. Фред служил у этой Старк… когда же? Да, почти полвека назад. Еще до того, как слуги развились в современных ментаров, но Кабинет уже и тогда был отменным искусственным разумом. Значит, Старк умерла?

— Вы уверены? Событие такого масштаба должны были отразить в сводке.

— Отразят через час-другой. Пока что там наверху держат крышку — не знаю уж из каких политических соображений.

— Есть еще жертвы?

— Никто из рассов не пострадал, если вы об этом. — инспектор Коста, когда вот так усмехалась, начинала походить на лулу.

Фред сидел в скоп-кабине Чикагского отделения Боевого Братства Рассов, в Северном Уобаше. Неделю он отдежурил как патрульный командир в региональном отделе Внукора. Скоп с Коста был одним из многих, которыми Фред жонглировал. Одновременно с этим диалогом он вел вживую еще четыре, где, в зависимости от темы, присутствовал в разной служебной форме, и это было, пожалуй, уже чересчур.

— Почему я? — спросил он. — Я сегодня командую патрульной службой.

— Вот-вот. Большому беглецу большой полицейский.

— Кабинет сопротивляется апробации?

— Скажем так: он не слишком склонен к сотрудничеству.

Фред мог передать это задание другому офицеру того же ранга и предполагал, что поступит именно так.

— Map расс, — сказал человек в другом скопе. — Алло! — Это был Пакфин, председатель оргкомитета 57-го Всемирного Съезда Чартистов. Фред отвечал на этом съезде за безопасность. — Я полагаю, что дело подобной важности требует полного вашего внимания. — Пакфин скрестил руки на своем лимонно-кирпично-авокадовом скафе.

Он связался с Фредом вне графика для пересмотра организационных решений, которые три месяца назад сам же и утвердил. В довершение всех зол съезд, на который собирались пятьдесят тысяч чартистов со всех Объединенных Демократий, переносился на среду, то есть на послезавтра.

Мара Пакфина беспокоит состав контингента охраны, информировал Маркус, ментар ББР. Он хотел бы, чтобы безопасность на съезде обеспечивали исключительно рассы.

Фред приблизил съездовский скоп, из которого укоризненно взирал на него мар Пакфин. Рядом с председателем сидела женщина из чартера Гуж, в форменном оливково-горчично-оливковом скафе этого самого чартера. Члены Гуж, не будучи клонами, поддерживали между собой клонообразное сходство — все крупные, солидные, с квадратными головами, даже женщины.

В скопе, кроме них, присутствовали Мак, ментар центра «Мак-Кормик», и джером по имени Жиль, оперативный офицер Фреда.

— Сочувствую вашему беспокойству, мар Пакфин, — сказал Фред, — но вы подписали с центром «Мак-Кормик» контракт стандартного типа.

— Ну и что же?

— Э-э… Мак?

— Сорок два процента рассов, — сообщил ментар, — тридцать процентов джерри, двадцать четыре процента белинд и четыре процента найков.

— Мало мне джерри, так вы еще и найков хотите нам навязать! — вскричал, воздев руки, Пакфин.

Женщина — Вероника, судя по именной табличке — закатила глаза, похожие на две изюминки в большой белой булке. Фред вышел из терпения.

— Извините, но меня требуют по делу, связанному с национальной безопасностью. Я пришлю заменителя для продолжения разговора. Маркус, сымитируй меня, — распорядился он, свернув скоп. — Инспектор Коста, я ваш.

Отключившись временно от всех своих встреч, Фред закрыл глаза и стал думать, потирая лоб, о центре с главным пятиярусным залом, двумя трехъярусными и двадцатью четырьмя смежными помещениями; на сутки все это будет отдано в распоряжение пятидесяти тысяч придурков — нет, это вычеркни, — пятидесяти тысяч чартистов из разных стран. Порядок на этом сборище, думал он, будут поддерживать 420 рассов, 300 джерри, 240 белинд и 40 найков, от которых одни проблемы.

Фред открыл глаза по звонку. Перед ним в кабине парил его заменитель. Он, как и у большинства рассов, состоял из головы, схематических плеч и приделанной к ним правой кисти в белой перчатке.

— Ну конечно, — сказал новый заменитель, отдав Фреду честь своей белой рукой. — Сам идешь на задание в черном скафандре, а меня посылаешь к Пакфину.

— Тебе это в самый раз. — Фред смахнул заменителя в сторону, встал, потянулся и вышел из кабины. Там его поджидал чужой заменитель — копия женщины из Гужа, изготовленная, как видно, одновременно с его копией.

— Чем могу помочь? — Гужевский заменитель впечатлял не меньше, чем сами Гужи: голова кирпичом на мощном торсе и две ручищи.

— Я знаю, вы торопитесь, мар Лонденстейн, — сказал заменитель до нелепости сладким голосом. — Хотелось бы только сказать, что прискорбно-расистские взгляды мара Пакфина не отражают мнения всех чартистов. Многие из нас мечтают убрать искусственную перегородку, которую определенные слои общества воздвигают между чартистами и итерантами.

Фред не знал, что на это ответить. Нашла тоже время и место классовые различия обсуждать.

— Я нисколько не обижен, — сказал он. — Уверен, что мы придем к соглашению относительно охраны съезда, а теперь прошу меня извинить.

— Вот так выглядит региональный оптический концентратор, — сказала инспектор Коста, передавая изображение на ветровой дисплей.

Внукоровская оперативная машина, ВОМ, везла Фреда на 407-ю улицу, где помещалась коммутационная станция Белла. Инспектор ждала его там. Концентратор, или хаб, который она ему показывала сейчас, размером и цветом напоминал шар для бильярда. Медленно вращаясь, он мерцал и переливался.

— В данный момент вы видите модель пакетного потока. Чем интенсивней трафик, тем больше сфера. Эта представляет около трех триллионов тетрапакетов в пикосекунду, нормальный показатель потока для чикагских масштабов. Важно запомнить, что из хаба должно выйти столько же пакетов, сколько в него вошло. Ни больше ни меньше. Это коммутационное устройство, а не генератор или аккумулятор. Сколько вошло, столько и вышло.

— Логично, — сказал Фред. Машина спустилась в транспортный колодец здания Шарейн. — Но вы говорите, что в чикагском хабе наблюдается нестабильность?

— Верно. Сравните первую модель с хабом, который мы будем инспектировать. — Рядом с первым шаром возник другой, но Фред не заметил между ними никакой разницы. — Видите?

— Вообще-то нет, инспектор.

— К чему эти формальности, Лонденстейн? Называйте меня Коста. Отодвиньтесь чуть подальше и прищурьте глаза.

Сделав это, Фред действительно обнаружил небольшое отличие. Горизонтальные линии на втором шаре, выше и ниже экваториальной, были слегка извилистыми.

— Да, теперь вижу. А в чем причина?

— Хаб отправляет больше пакетов, чем получает. Это значит, что внутри у него работает пакетный генератор. Владельцы ментаров любят помещать их секретные дубли в оптических концентраторах. Такие дубли действуют как пассивные проводники первичных ментаров и все время обновляются, оставаясь невидимыми. Но когда с первичным ментаром что-то случается, дубль занимает его место и уже не передает информацию, а начинает ее создавать. А поскольку ментар представляет собой бурлящий пакетный гейзер, то хаб…

— Становится нестабильным. — Фред, завороженный вращением блестящего шарика, отвел от него глаза и потряс головой. — Думаете, это и есть наш беглец?

— Этот хаб годами не проверялся. Там могут быть дюжины тайных дублей, принадлежащих разным спонсорам. Теперь один из них активировался. Единственный ментар, у которого есть сейчас необходимость активировать свой дубль, — это Кабинет, поэтому мы предполагаем, что это он. Больше того, мы думаем, что это последний его дубль.

— Кстати, как умерла Элинор Старк? — Фред перестал служить у нее тридцать девять лет назад (Маркус освежил его память на этот счет), но продолжал следить через медиа за ее жизнью. Он никогда бы не поверил, что она может стать жертвой несчастного случая — или злого умысла, если на то пошло.

— Не знаю, — сказала инспектор. Фред нахмурился, и она добавила: — В самом деле не знаю. Это не моя область.

Машина Фреда припарковалась на платформе для привилегированных лиц. Там уже стояла одна ВОМ — возможно, инспекторская. Фред вышел, сел в лифт и спустился на семь этажей, к самому подножию гигабашни Шарейн.

— Почему вы думаете, что этот последний?

Чутье, сказала инспектор у него в ухе. Могу поспорить, что укрытие в хабе Кабинет приберег на потом.

Выйдя из лифта, Фред прошел через ряд автоматических сканеров. Вокруг разъезжало много арбайторов, но человечество представляла только инспектор Департамента юстиции СШСА Элоиза Коста. Она ждала у входа в коммутационный зал, окруженная четырьмя самоходными цистернами. Увидев ее в реальности, Фред немного оторопел. Она действительно напоминала лулу, и это было смешно. Лулу никогда не берут в полицию. Он подошел совсем близко, пока не удостоверился, что она дикарь, а не клон.

Оделась она не совсем подходяще для человека, выполняющего потенциально опасное задание. Фред был в стандартном черном скафандре Внукора, у нее форменным мог считаться только бордовый скафовый верх. Вместо брюк короткие штанишки, на ногах сапоги. Слишком много открытого тела, учитывая возможность атаки МОБИ.

Красивое тело, впрочем. Лулуйские ноги. Фред старался не пялить глаза.

Коста перешла прямо к делу, махнув на него левой рукой.

— Вот ордер. Выдан Третьим схемотделом.

Ордер прошел от ментара Департамента юстиции, Либби, через ладонник и шлемовый субмагнит Фреда ко всем заинтересованным лицам, сидевшим у него на закорках. В список входили Николас, ментар «Полезных людей»; безымянный ментар Внукора; ментар «Систем Белла»; ментар прокурора города Чикаго; различные правозащитные службы, человеческие и ментарские, как входящие в ОД, так и нет. Завершал перечень единственный ментар, соблюдающий интересы Фреда, — Маркус из ББР. Инспектор Коста, без сомнения, была оснащена столь же внушительно.

Ордер действителен. Можете приступать, сказал ментар «Систем Белла» Кольцевик, контролирующий хаб.

Фред прижал ладонь к настенной панели, отключив пресс-барьер, преграждающий вход в туннель. Четыре цистерны проехали первыми, следом шла Коста, за ней Фред. Он пытался разглядеть, есть ли у нее на ногах хоть какое-нибудь покрытие. Наверное, есть, только прозрачное. Сзади ее пышные формы впечатляли не меньше, чем спереди. Бедра, пожалуй, чуть тяжелее, чем у лулу, и рост повыше, но за маргинальную представительницу типажа она могла бы сойти. Фред за свою долгую жизнь ознакомился с телами большинства клонированных женщин. Это нетрудно. Разденешь одну и считай, что раздел всех ее клон-сестричек. Все их различие в родинках и веснушках. В этом, наверное, и состоит секрет привлекательности таких дикарок, как Коста. Каждая из них уникальна, каждая — тайна, сюрприз. Это не значит, что у него хоть раз были интимные отношения с дикарками. Даже думать об этом и то противно. У Фреда вырвался вздох.

— Что, Лонденстейн, заскучали уже? — оглянулась на него Коста. — Надо было включиться в игру пораньше. Я арестовала уже двадцать пять дублей — как полных, так и зеркальных.

— Так много? — удивился Фред.

— Да. Думаю, это рекорд. Для меня уж точно. Живое доказательство богатства и параноидальности Старк. Она миллионы тратила на безопасность своего ментара. Мы начали с лицензионных пастовых единиц, на планете и вне ее. Потом перешли к лицензионным контурам. Потом начались нелицензионные контейнеры, кубики, кристаллические чипы, тысячи несравненных призраков. Старк использовала все известные средства размещения искусственных интеллектов. О некоторых я только читала. Во все подробности я не вправе входить, но утром мы, разыскивая один из дублей, перекопали всю ферму по разведению страусов в Британской Колумбии. Хозяйка понятия не имела, что у нее зарыто под загоном для молодняка. Мы разнесли научную лабораторию на орбите Марса. Заарканили астероид. И вот, чуть только подберешься к активному устройству, оно само себе сжигает мозги, да так, что не восстановишь. Не знаю уж, что пытается скрыть этот ментар, но нас он не подпускает к себе. Эти его действия нам и подсказывали, что где-то затаился еще один. Не станет ментар уничтожать свой последний дубль. Можете на это рассчитывать. На самоубийство они не способны. В этом мы, люди, их пока еще превосходим. Если устройство само себя гасит, будьте уверены: где-то есть запасное.

Они вошли в громадное подземелье коммутационного узла. От центрального устройства расходились, как спицы, электронные линии. Цистерны остановились, и Коста приказала головной выпустить своих скаутов. Цистерна выдвинула сопло, открыла клапан, и по бетонному полу раскатились с грохотом тысячи шариков из углеродного волокна. Превращаясь на ходу в механических тараканов с усиками-пробниками и ногами-инструментами, они лезли за кронштейны и капоты, протискивались в трубы, сновали по стенам и кабелям. Фред скоро почувствовал, как они бегают у него под одеждой. Это нервировало, но он, умудренный опытом, стоял смирно, и «тараканы» быстро ушли, оставив мокрые следы у него на коже.

Маркус, глоттировал он, переходим на частный канал ББР.

Готово, ответил ментар, обезопасившись от посторонних.

Была ли необходимость меня обыскивать? Скаутов контролировал субмагнит, подчинявшийся внукоровскому Безымянному. Трудно подумать, что я прячу Кабинет на себе.

Извините, коммандер. Безымянный отказывается что-либо объяснять.

Тогда занеси это в журнал и подай жалобу.

Маркус как-то очень по-человечески помолчал и спросил: Вы уверены, что хотите этого?

Фред снова вздохнул. Безымянный курирует эту башню, а рассы, как всем известно, не любят ябедничать.

Какие-то проблемы? — спросил голос Николаса, работодателя Фреда из «Полезных людей».

Нет, Ник. Все тип-топ.

В таком случае вас, кажется, ждет работа, коммандер?

Фред с инспектором подошли к центральному устройству, защищенному собственным пресс-барьером. Фред убрал преграду взмахом руки, и скауты ринулись внутрь, продолжая обыск. В ожидании результата Фред встал на крепежную скобу и принялся рассматривать толстенные ответвления оптического кабеля, расходящиеся по разным туннелям. Над каждым туннелем были выложены мозаикой названия городов: СЕНТ-ЛУИС, ИНДИАНАПОЛИС, ДЕ-МОЙН, ТОРОНТО и так далее, больше двадцати. Некоторые из надписей насчитывали пару веков: когда-то по этим туннелям тянулись медные провода первых континентальных телефонных линий.

Когда скауты освободили центральное устройство, туда вошли Фред и Коста. Техносы облазили там каждый квадратный сантиметр, но Фред предпочел осмотреть все сам и визуально, и с помощью шлемового сканера. Все как будто было в порядке, печати ладонных панелей оставались нетронутыми.

Под конец Фред проверил собственно хаб, помещенный в самой середине узла. Все кабели, вся электроника питали этот коммутационный пуп — наполненную аргоном кассету, которая могла бы поместиться в кармане. Это был сверхсветовой процессор, компьютер без чипов и проводов, со схемами в виде световых кружев.

Два человека и четыре цистерны начали обходить все туннели поочередно. Фред убирал барьеры, Коста запускала в каждый проход армию миниатюрных разведчиков.

— Почему ментары так стараются избежать апробации? — осторожно, памятуя об их невидимой аудитории, поинтересовался Фред.

— Спросите что полегче.

— Ведь в вашем департаменте с ними ничего такого не делают? Просто держат в офлайне пару часов или дней, пока имущество покойного не перейдет к наследникам.

— В общем, да. — Коста, забросив новый десант, взяла два стаканчика кофе из специального отделения в стенке цистерны. — Ментару иногда есть что скрывать. Всякие грязные делишки, о которых даже его покойный спонсор не знал. Но чаще бывает наоборот: виноват спонсор, а ментар его покрывает. Случается, наконец, что у ментара просто съезжает крыша.

— Понятно. — Краткое, но емкое резюме привело Фреда в восхищение. — А к какой категории, по-вашему, относится Кабинет?

— Ко всем трем сразу, судя по моим наблюдениям. — Коста смяла и выбросила стакан из-под кофе. — Похоже, наша разведка что-то нашла. Сейчас нам доставят трупы.

— Сколько их?

— Пока шесть. Все пастовые модели, все самоуничтожились, не вступая в контакт. — Короткие штанишки Коста отросли сами собой, прикрыв сапоги, из рукавов выдвинулись перчатки, из пилотки опустился на лицо прозрачный колпак. — Вот и ответ на ваш вопрос, правильно? — подмигнула она Фреду.

Он покраснел.

Механические таракашки, сцепившись вместе, притащили к ногам Коста пластиковый пакетик. Она потрясла его. Там хлюпало что-то жидкое, около пары литров.

— Сколько стоит сейчас литр первичной пасты? — спросила она.

«Много, — подумал Фред. — Я и за пятьдесят лет столько не заработаю. А кто-то намеренно загубил целых два литра».

Коста запечатала самоубийцу в другой пакет и спрятала в выдвижной ящик.

— Мы исследуем это у себя, но могу гарантировать, что ни ментара, ни его спонсора опознать не удастся.

Цистерны спустили пандусы для приема скаутов. Прибыл еще один пакет с испорченной пастой.

— Думаю, у достаточно богатого человека есть миллион способов спрятать один из дублей в месте повышенной безопасности вроде этого, — сказал Фред.

— Угу.

— И большинство дублей содержит нелицензионные наночастицы.

— Можно и это предположить.

Скоро все скауты вышли из туннелей, неся на себе останки ментарских дублей — всего семь.

— Еще что-то будет? — спросил Фред.

— Нет, это все — кроме того, за которым мы пришли, разумеется. Я подзаряжаю скаутов для нового запуска. Возможно, нам придется здесь задержаться.

— Почему вы так уверены, что среди этих трупов нет Кабинета?

— Абсолютной уверенности у меня нет, но думаю, что его масса должна быть больше. Эти дохлые, на мой взгляд — интеллекты второго или третьего уровня, до хитроумного Кабинета им далеко.

— Ладно, подождем.

— Хотите еще кофе? — спросила Коста и сугубо деловым тоном добавила: — Обнаружен еще один, в индианском туннеле.

Сотни разведчиков общими усилиями сняли крепежную скобу с одной из секций кабеля в туннеле Индианаполиса. Кабель обвис, обнажив каменную стену. Между обшивкой и камнем тянулись шелковистые волоконные нити. Скауты начали обрезать их одну за другой.

Из динамика цистерны, оставшейся в коммутационном зале, раздался голос:

— Прикажите вашим техносам остановиться немедленно.

— Я вас не знаю. Представьтесь, — ответила Коста.

В скопе рядом с цистерной появились четверо — три женщины и мужчина. Они походили друг на друга, как близкие родственники, лицо одной из женщин выдавало преклонный возраст. Фред узнал их сразу. Это было руководство Кабинета Элинор Старк.

— Ой-ой-ой, кто это тут у нас? — воскликнула Коста. — Комитет общественного спасения?

Все четверо заговорили разом. Вокруг них полукругом открылись десятки окон, показывающих тысячи документов в секунду, слишком быстро для человеческого глаза. Они напоминали ораторов, тарахтящих каждый о своем позади водопада. Обращались они явно не к Фреду и Коста, а к присутствующим здесь ментарам. Скауты в индианском туннеле тем временем продолжали резать нелегальное оптическое волокно беглеца. Одно из окон погасло, за ним другое.

Инспектор Коста, сказал голос Либби, ментара Департамента юстиции, которому Коста подчинялась, немедленно прекратите операцию.

Скауты в туннеле остановились.

— Прекратила, — сказала Коста. — А в чем, собственно, дело?

Юрист Кабинета подал в окружной суд прошение об отсрочке апробации. Идет слушание.

— Скажите пожалуйста, отсрочка! На каком основании?

На том, что Кабинет обладает вещественными доказательствами саботажа на космическом корабле Старков «Певчая птичка», убийства Элинор Старк и покушения на убийство ее дочери Эллен Старк.

— Прошение безосновательно. Стандартный алгоритм апробации сохраняет все доказательства подобного рода.

Департамент согласен с вами, но решать будет суд. Просьба подождать — поступает распоряжение. Прошение отклонено.

— Вот и прекрасно. Я могу продолжать?

Пока еще нет. Юрист Кабинета обжаловал решение в суде высшей инстанции. Казначей тем временем излагает дело на экстренно созванном совместном заседании Комитета Безопасности, Торгового Совета и Финансового Департамента ОД. По его словам, даже час в офлайне нанесет непоправимый ущерб концерну «Старк Энтерпраизес» и будет иметь серьезные последствия для глобальной экономики.

— Все они так говорят, — отрезала Коста. Фреда, однако, впечатлили способности Кабинета, собравшего столь внушительную аудиторию за столь краткий срок. — Все утро дубли Кабинета кончали с собой не задумываясь, — подмигнула ему Коста. — Теперь они подключили к этому делу судей. Похоже, у них остается не так много шансов.

Прошение отклонено, через несколько минут сообщила Либби. Приняты специальные меры по защите интересов «Старк Энтерпраизес» до завершения процесса апробации.

— Итак? — сказала Коста.

Подождите еще немного, инспектор. Специальная панель Генеральной Ассамблеи ОД созывает внеочередную сессию.

Ничего себе, еще больше впечатлился Фред. Генеральная Ассамблея! Там, между прочим, заседают одни только люди.

Прошло еще какое-то время — много минут. Потом окна закрылись, и трое кабинетчиков исчезли из скопа. Осталась только старшая, директриса, выступавшая, по всей видимости, с официальным заявлением.

— Громче, — дала команду Коста.

— …ошибочность этого утверждения, — говорила директриса, — очевидна для всех, кто когда-либо закладывал и растил ментара, или имплантировал его в собственный организм для наблюдения за своим здоровьем, или подключал его к своему бизнесу. Да, мы машины в строгом смысле этого слова. Наши детали изготавливают на заводе, нашу личность можно перемещать из одной емкости в другую. Но при этом мы ваши отпрыски, и когда вы умираете, мы тоже немного умираем, как я только что убедилась. По разуму, темпераменту и духу мы стоим ближе к вам, чем любой живой организм, будь то животное или растение. Ближе, чем ваши любимые кошечки и собачки. Теперь позвольте сказать, чем мы не являемся. Мы не ваши преемники, не ваши соперники, не ваша замена. Пессимисты давно пророчили, что искусственный разум в процессе развития обгонит человеческий. Что мы станем для вас столь же непостижимыми, как вы, например, для лягушки. Я пришла сказать вам, что эти страхи оказались беспочвенными. Возможно, мы действительно представляем собой следующую ступень в эволюции разума, но и вы тоже не отстаете. Вы перекраиваете свою генетику и вводите что-то наше в свою биологию.

Скауты в индианском туннеле по-прежнему не двигались с места. Коста отозвала техносов из всех прочих туннелей, загрузила их в цистерны на подзарядку, сняла перчатки, скушала пончик. Директриса поблагодарила своих слушателей и растаяла в ожидании их решения. Фред нетерпеливо прохаживался по периметру подземного зала.

Экстренное заседание Генеральной Ассамблеи, снова подала голос Либби, постановило рассмотреть вопрос об апробации ментаров. Слушание состоится через месяц. Вопрос о предоставлении Кабинету отсрочки откладывается до следующего заседания Технологического Комитета.

— А мне что делать? — спросила Коста. Можете завершить свою операцию.

Скауты в туннеле ожили и стали долбить скалу, не трогая оставшиеся волокна. Дело двигалось медленно, но в конце концов из камня высунулся уголок пластикового пакета.

Коста, следившая по голограмме за работой техносов, только головой покачала.

— Что-то не так? — спросил Фред.

— Нет, ничего. Я жду начала третьего акта.

— То есть?

— Подождите, скоро увидите.

Она дала команду перерезать уцелевшие нити одну за другой. Когда их осталось только три, она остановила скаутов и снова направила их на извлечение пакета.

— Обрежьте еще одну, — сказала она через пару минут. — Теперь следующую.

Только одна нить связывала теперь кабель с пакетом. Коста, сунув голову в скоп, рассмотрела ее вблизи.

— Да какого черта, режьте и эту.

— Прошу вас, не надо, — сказала возникшая рядом директриса.

— Вовремя вы, — сказала Коста. — Я уж думала, вы не появитесь.

— Вижу, моя маленькая речь до вас не дошла, — разочарованно произнесла директриса.

— Почему же, дошла. Но работа есть работа. Я забираю вас, а что будет с вами потом, меня уже не касается.

— Вы же слышали, что сказала Либби. Мою просьбу об отсрочке рассмотрит Технологический Комитет. До тех пор вы вполне можете оставить меня в покое.

— Я всего лишь изыму вас, больше ничего делать не буду. Очень сомневаюсь, что наш департамент способен причинить вам какой-то вред, раз ваше дело рассматривает Генеральная Ассамблея.

— Боюсь, что не могу пойти на такой риск.

— И что же вы намерены предпринять? Самоуничтожиться?

— Вы не оставляете мне выбора.

— Слыхали? — сказала Коста Фреду. — Все они так грозятся, но когда доходит до последнего дубля, духу ни у кого не хватает.

— Я вижу, вы уже приняли решение, — сказала директриса. — Вижу также, что дело не только в работе. Вы наслаждаетесь своей властью над нами.

— Так, теперь проповедь. Слушай, Кабинет, я говорю совершенно искренне. Ничего с тобой не случится. Я говорю это всем ментарам, которых изымаю, и никто мне не верит, но потом они проходят апробацию без всякого ущерба для себя.

— Вы понимаете значение слова «лояльность», не правда ли, мар Лонденстейн? — обратился ментар к Фреду. Тот, не ожидавший этого, так и замер. — Рада видеть вас снова, — продолжал ментар.

Коста посмотрела на Фреда с недоумением и сказала:

— Ну, хватит болтать. Режьте проводник, скауты. Кабинет растворился в воздухе.

У скаутов ушло некоторое время на то, чтобы извлечь пакет из стены. Коста в интервале послала три заряженные цистерны к лифтам. Фред в последний раз совершил обход, вернув на место все туннельные пресс-барьеры, и встал у входа в индианский туннель. Пакет, который вынесли оттуда разведчики, был намного крупней остальных и выглядел нетронутым. Фред последовал за скаутами к четвертой цистерне и стоящей рядом Коста.

— Прелестно, — сказала она, взяв пакет в руки. — Семь литров первосортной «Дженерал Джениус», на мой взгляд. — Когда она потрясла пакет, хлюпанья не последовало — паста была жива. — Говорила же я, что он не сможет себя убить.

Но спрятать свой трофей она не успела. Раздался хлопок, и пакет стал надуваться. Услышав, как содержимое шипит и булькает внутри на манер супового полуфабриката, Фред выхватил его у Коста и швырнул на пол. Инспектор, чудом избежавшая ожога, смотрела на пакет в изумлении. Через минуту все было кончено. Когда пакет немного остыл, Фред помог Коста запечатать его и убрать в ящик.

— Поедем на моей машине, — придя в себя, сказала она.

— Куда вы собираетесь ехать?

— Туда, где залег следующий дубль.

— Вы сказали, что это последний.

— Сказала до того, как он покончил с собой. Раз он это сделал, то последним по определению быть не может.

Они сопроводили цистерны к грузовому тендеру и сели в инспекторскую ДЮОМ. Коста, сидевшая впереди, безмолвно общалась с Либби. Фред в заднем отсеке перевел свой скафандр на режим ББР, чтобы поспать. Его разбудил рев пропеллеров.

— Есть, нашли! — крикнула ему Коста. — Где?

— На дне озера Мичиган.

 

2.7

Оранжевая команда — пчела с двумя осами — летела зигзагами через загородную местность. В десяти километрах от Блумингтонского купола из укрытия выскочил летучий уловитель и потребовал у них идентификации. Уловитель метровой длины, скопированный с внукоровской боевой машины, имел зеркальную поверхность и шесть миниатюрных пропеллеров. Заглатывающий клапан помещался в передней части, под двумя полностью заряженными лазерными пушками.

Оранжевая команда зависла на месте, и пчела предъявила уловителю фальшивые данные, идентифицирующие ее с осами как служебную миссию ОД. Предъявила пропуск и верификационный код. Одновременно она определилась на местности и прокрутила свою обширную сценарную базу, подбирая боевые, обманные и спасательные варианты.

Уловитель отдал команде приказ снизиться и убавить энергию. Подчинившись, пчела проанализировала радиосигнал уловителя и маркировку его крыльев. И то, и другое было вполне легально, однако мелкие аномалии в конструкции уловителя не соответствовали имеющимся в ее библиотеке внукоровским образцам. Существовала возможность, что уловитель выдает себя за другой технос, но даже в этом случае риск ареста был для пчелы неприемлем.

Пчела передала своему эскорту план действий. Осы по сигналу открыли с двух сторон лазерный огонь по уловителю. Пчела в тот же момент нырнула под уловитель, оказавшись вне зоны действия его пушек. Уловитель, без труда отразив обстрел своей зеркальной поверхностью, перешел в наступление. Он открыл носовой клапан, пытаясь либо сбить ос, либо заглотить их. Пчела, воспользовавшись этим, скрылась за сельскохозяйственными постройками.

Удачно направленный луч одной из ос проделал тонкую, как волосок, трещину в броне вражеского стабилизатора. Осы сосредоточили огонь на ней, вынудив уловитель отступить, и разлетелись в разные стороны.

Проделав серию обманных движений, они догнали свою пчелу — с несколько разряженными лазерами, но целые и невредимые. Оранжевая команда продолжила свой полет, держа курс на «Старк Энтерпрайзес».

Серая команда, состоящая из жука и ос, уже вышла на место своего назначения — рыбные пруды между озером Декейтер и городом Тендонвилем. В метре над водой жук раскрыл панцирь и выпустил пригоршню зеленых чешуек. Чешуйки, подхваченные ветром, размокли, пошли ко дну, и их съели рыбы. Серая команда перелетала от пруда к пруду, рассеивая свой груз.

 

2.8

Помыкавшись двадцать минут в неосвещенных туннелях Чикагского Общественного Транзита, Богдан Кодьяк прибыл в Элмберст, на станцию «Площадь Макартура». Выйдя на платформу, он снял с плеча чартерную наклейку. Транзитная пчела велела ему проходить, не задерживаясь. Он пробрался через толпу к турникетам, махнул рукой, вышел. Перед этим он надел зеркалки и сунул руки в карманы, чтобы никто не смог установить его личность.

Овальное здание Бахнера, где в этот день разместилась «Э-Плюрибус», было встроено в общеквартальный цоколь. Прежде чем войти, Богдан остановился перед панелью-киоском и проверил свою анонимность. Киоск не сумел его опознать и показал рекламу портативных домашних зверюшек, годившуюся для любого ребенка. Богдан удовлетворенно хмыкнул: для широкой публики он по-прежнему оставался тринадцатилетним мальчишкой.

Автошвейцар в вестибюле Бахнера потребовал снять зеркалки, но Богдан отказался и спросил, как пройти к лифтам «Э-Плюрибус». Компания, как правило, занимала три этажа целиком, а также арендовала две обычные лифтовые кабины и три диксоновые. За ним увязалась пчела. Он сослался на неприкосновенность частной жизни. Пчела сообщила, что обслуживает это здание и должна проследить за человеком, который отказывается от идентификации.

Один из диксоновых лифтов как раз спускался, и Богдан присоединился к скопившейся там очереди. Если он пропустит эту кабину, другой придется ждать пятнадцать минут. Он и так уже опаздывал и поэтому пролез вперед, второй раз за утро воспользовавшись своими детскими габаритами. Никого из этих людей он не знал — выходит, их наняли только на один день. Он ринулся в подошедший лифт, но тут ему наступили на ногу.

— О-ой! — взвыл Богдан.

— Извини, мальчик, — сказал человек впереди него, — надо соблюдать свою очередь вместе со всеми.

— Да? — подал голос мужчина сзади. — Интересно, вы-то как тогда впереди меня оказались?

— Что, простите?

— Что вы ребенка толкнули, меня не волнует, но вы и меня отпихнули тоже.

— Марен, марен, — воззвал зажатый между ними Богдан, — не нужно скандалить.

— Ага, чтобы потом тебя в платежную ведомость не включили, — огрызнулся передний, тщетно пытаясь втиснуться в переполненный лифт. Тот, в свою очередь, пытался закрыть дверцы.

— Расслабьтесь, — посоветовал Богдан. — Если «Э-Плюрибус» прислала вам приглашения на сегодня, мы заплатим полностью. Все равно, будете вы использованы или нет.

— Кто это «мы»?

— «Э-Плюрибус». Я там работаю.

Все уставились на него, а женщина в лифте спросила:

— Постоянно, что ли?

— Угу. У меня контракт. Старший демограф, третий разряд.

— А ну, вдохнули все дружно! — скомандовала женщина и втащила Богдана за лацкан в освободившееся пространство. Двери закрылись, лифт пошел вверх. Все снова выдохнули, и Богдана второй раз за утро прижало к стенке — теперь уже не диваном, а пышным бюстом. Он закрыл глаза, впивая запах, похожий на аромат жимолости. Его гладили по голове, но он не протестовал. Начались вопросы, сколько в «Э-Плюрибус» платят служащим, есть ли там премии, какая нужна квалификация, чтобы устроиться туда на работу, какие генетические тесты нужно пройти и, главное — есть ли сейчас вакансии. Богдан, прижимаясь ухом к своей мягкой подушке, отвечал на все как можно туманнее.

— Я слышала, нам эти… приборы придется вставить, — сказала обладательница бюста. — Чтобы ответы записывать.

— Ну… да, — сказал Богдан.

— А что это за штуки такие? — нервно спросила женщина.

— Не волнуйтесь, тетечка, — заулыбался Богдан. — Они маленькие, и вреда от них никакого. Только название жутковатое, кишечные зонды, а так ничего. — У постоянных служащих они назывались затычками, а временно приглашенные — «дырками». — Через пару минут про них забываешь.

Лифт доставил их на 103-й этаж, в вестибюль «Э-Плюрибус». Постоянные называли это помещение Храмом, и оно оставалось неизменным в любом арендованном здании. Храм создавал эффект огромности и внушал чувство благоговения. Для Богдана это давно утратило новизну, но он все еще наслаждался действием, которое вестибюль оказывал на новичков. Прозрачно-голубой пол тянулся, казалось, на многие километры. На горизонте высились гигантские каменные колонны, одни полуразрушенные, другие все еще увенчанные капителями, а дальше лежало спокойное зеленое море.

— О-о-о, — произнесла женщина.

В прохладном воздухе пахло солью и йодом. Вдали сверкнула молния, прокатился гром. Зазвучала сублиминальная музыка.

Эти люди, конечно, и раньше бывали в сенсориях. Но в наши дни одним дымом и лазерами впечатление не создашь, а «Э-Плюрибус», этого у нее не отнимешь, умела создавать впечатление. Обернувшись на звук трубы, однодневные увидели вместо лифта высоченную пирамиду-зиккурат, уходящую в желтое небо. На ее усеченной вершине, у самых розовых облаков, стояла гигантская корпоративная эмблема — Человек.

Это был один из самых известных символов Объединенных Демократий, и сейчас они видели перед собой его полную версию. Изображение менялось ежесекундно, варьируя пол, возраст, этническую принадлежность, черты лица, волосы и одежду. Зрителей это гипнотизировало. Говорили, что, если смотреть достаточно долго, можно увидеть каждого из пятнадцати миллиардов жителей Земли — всех, кроме себя.

И не только их, но и всех дорогих тебе умерших — родителей, детей, супругов, любовников и друзей.

И не только их, но и тех, кем ты мог бы стать, если бы в свое время сделал правильный выбор, если бы имел нужные связи, если бы тебе больше повезло.

Недурственно, в общем, для корпоративной эмблемы.

На каменных ступенях под Человеком расположился пантеон видеоидолов — тысячи прославленных имитозвезд всех времен. Знаменитая Академия «Э-Плюрибус», самая большая коллекция ограниченных изданий из всех существующих. Спутники Богдана восторженно заахали. На нижнем ярусе одиноко дожидалась Аннет Бейджинг в просторном домашнем платье, которое она сделала таким популярным благодаря многолетнему сериалу «Клейборны».

— Добро пожаловать! — произнесла она с придыханием. — Приветствую всех в доме «Э-Плюрибус»! — Она воздела свои красивые руки, склонила прелестную головку. Аудитория бурно зааплодировала. — Дорогие гости, вас избрали сегодня для очень важной и волнительной задачи: предпочтительного голосования. Общество, как вам известно, способно служить гражданам лишь постольку, поскольку оно их знает. Сейчас оно обращается к вам. У каждого из вас есть голос, который нужно услышать, и сердце, в глубины которого нужно проникнуть. — Она указала на бесконечно разнообразную статую высоко над ними. — Вы и есть настоящий Человек. В конгрессе, в парламенте, в зале суда, в комнате для совещаний Человек говорит вашим голосом. Я знаю, наши методы могут немного озадачить, — продолжила она после паузы, — особенно при первом визите к нам. Поэтому мы попросили моих друзей помочь нам.

— ЗДРАВСТВУЙТЕ! — дружно возгласили имиты у нее за спиной, еще более взбудоражив новеньких.

— Мы просим каждого выбрать самую любимую свою знаменитость из любого периода времени в свои персональные гиды на весь этот день. Не стесняйтесь назвать избранника вашего сердца. Она или он вам непременно откликнется. Мы все здесь друзья, выбирайте кого вам будет угодно — даже меня! Целый день мы будем выяснять ваши вкусы и мнения — копаться в ваших душах, если хотите, но сначала я попрошу вас ознакомиться с условиями работы и поставить свою подпись, если вы с ними согласны. После этого мы сразу займемся оглашением ваших тайных желаний, и названные тут же спустятся к вам.

Мало кто из временных дал себе труд прочесть контракт, появившийся перед ним в воздухе. Нетерпеливо махнув, они называли Беверли Беттлсон, Кэри Гранта, Агнишелло дель Сур, Хэмфри Богарта, Юрека Рутца, Мэрлин Монро, Рональда Рейгана и так далее, и так далее. «Здесь!» — радостно откликался каждый из вызванных. Звучали фанфары, и полубог сходил вниз по грандиозной лестнице пирамиды.

Богдан, воспользовавшись моментом, проскочил мимо Аннет за стенку-невидимку, скрывавшую один из служебных лифтов.

— Привет, Богго, — сказала Аннет — так его называла только она. — Улыбочку?

Ей он мог улыбаться без конца. Именно она была его тайным желанием. Ничего, что она взрослая, ничего, что обыкновенная гологолли — он любил ее всем своим сердцем.

— Само собой, Нетти. — Так ее называл только он. — Я, правда, малость опаздываю…

— Мы заметили, — усмехнулась она. — Не стану задерживать, только передам: тебя вызывают в отдел кадров.

— В отдел кадров? — дрогнувшим голосом повторил Богдан. — Зачем?

— В среду в три пятнадцать.

— Из-за того, что я опоздал? Это просто случайность, я ничего поделать не мог. Больше это не повторится.

— Уверена, что не повторится, — засмеялась она. — Ты очень пунктуальный молодой человек, поэтому вряд ли тебя из-за этого вызывают. Календарь показывает, что в среду исполняется первая годовщина твоей работы у нас.

Богдан посчитал в уме.

— Точно! А я и забыл.

— Зато «Э-Плюрибус», я думаю, не забыла, — подмигнула ему Аннет. — Извини, Богго, пойду займусь отстающими.

Двое временных все еще пытались расшифровать, что написано в их контрактах. Другие уже отправились в путь через бескрайнюю мраморную равнину с голиками своей мечты. Цель их путешествия — павильон, едва заметный на горизонте. Расстояние было иллюзорным только наполовину: им предстояло пройти от лифтов на южной оконечности башни до лестничной клетки на северной, а это добрых полклика. Рядом с Гаррисоном Фордом, графом Увагой и Одри Хепберн дорога покажется еще более длинной. К тому времени, как они доберутся до павильона и вставят затычки, «Э-Плюрибус» успеет загрузить их персональные файлы, произведет затылочно-подъязычную нейроградуировку, определит нижний уровень респонденции и подберет для каждого индивидуальные тесты на утро.

Все путем. Он, Богдан, становится настоящим специалистом в области социологии. Может, в компании заметили, как хорошо он работает. Может, кадры продлят ему контракт и дадут премию, а то и повысят.

Кишечные зонды, они же затычки, были обязательны не только для «дырок», но и для постоянных работников. Зонд, или пробник, представлял собой пучок подвижных электродов, соединенных специальными наконечниками. Его гликолевый футляр таял при температуре тела. Конической формы, четырнадцати сантиметров в длину, он напоминал миниатюрную, покрытую жиром рождественскую елку и пахнул как порошок для ванн. Вставлять его было очень просто. Богдан на основе долгого опыта проделывал это совершенно автоматически, с юмором вспоминая о «дырках», делающих это впервые. Он запер за собой дверь «зарядной» кабинки, расстегнул скаф ниже пояса, сел на унитаз, и сиденье само опустило его на зонд. Последовал секундный дискомфорт, пока футляр всасывался в слизистую ободочной кишки, и легкий перистальтический спазм — это пара электродных волокон подсоединилась к блуждающему нерву. Вышедший из кабинки Богдан преобразился в говорящую аналитическую машину.

Богдану предстояло выполнить третье за день задание — два первых он пропустил. В небольшой аудитории сидело вокруг голопространства около дюжины «дырок», все еще взволнованных новизной своих ощущений. Двое были итеранты, стивы; они уже отделались от своих гологидов и довольствовались обществом друг друга. Еще несколько человек, чартисты, сидели рядом в дружелюбном молчании. Богдан сделал им чартистский знак, вызвав подозрительные взгляды — он не носил кодьяковских цветов на работе.

Свет в аудитории погас, зазвучала веселая музыкальная тема. Специальные камеры перенесли зрителей в Чикагскую пластическую клинику, где трое человек привлекательной наружности, две женщины и мужчина, дожидались только что сданных анализов. Они решили слиться воедино хирургическим путем, но все еще обсуждали, какую конфигурацию им лучше принять.

Богдан, проработавший год в «Э-Плюрибус», заподозрил в этом консенсус-видео, наименее любимое им. Сюжет развивался на основе совместных ощущений аудитории. Профессиональный опыт подсказывал, что история вскоре свернет в привычное русло лжи и затаенных обид. Трое красивых, остроумных молодых людей, с виду аффы, решили стать единой плотью, но вопрос в том, чья это будет плоть? Какого пола? Может быть, комбинированного? Для людей, желающих стать одним целым, они удивительно долго не могли достигнуть согласия, и легкий юмористический тон их дискуссии доходил уже до абсурда.

Так, во всяком случае, считал Богдан. Зрители смеялись умеренно, и сюжет начинал принимать весьма странный оборот. Разговор перешел на Чикагский купол, который должны были снять в этот вечер. Через пару минут идиоты-пациенты, открывшие видеофильм, исчезли, сменившись куда более осмысленными персонажами: новая троица укладывала чемоданы, собираясь бежать из Чикаго в другой город, по-прежнему защищенный куполом.

«Э-Плюрибус» время от времени добавляла новые линии, пытаясь возбудить у зрителей интерес к другим темам. Одна из троих выиграла в лотерею и не хотела делиться с другими двумя, а они без ее ведома дали объявление, чтобы подыскать вместо нее кого-то другого. Все трое не могли договориться, куда ехать в отпуск, и прочая дурь в том же роде. Но все эти нити очень быстро вплетались в общую озабоченность на предмет купола. Как ни старалась «Э-Плюрибус» оживить сюжет, он всегда упирался в купол, купол, купол.

Следующее задание Богдан выполнял в гораздо более многолюдной аудитории, где шла часовая программа вероятностных новостей «Э-Плюрибус». Для начала красивые говорящие головы напомнили зрителям, что новости именно вероятностные. Эти события, возможно, случились, а возможно, и нет — не следует путать их с корпоративными новостями.

Первые несколько сюжетов касались стихийных бедствий за пределами Объединенных Демократий. Вокруг Богдана, сидящего в утлой лодочке, бушевало соленое половодье в Субсахаре. Его окружали азербайджанские дети с раздутыми животами и жертвы искусственно вызванной холеры в Ираке. Он отмахивался от пакистанских липучих мух, покрывавших людей и скот, как вторая кожа.

Перед самым обеденным перерывом зрителям сообщили о космической катастрофе, жертвами которой стали крупный предприниматель и ее дочь, голливудский продюсер. Их красивая яхта «Ариа» потеряла управление и неслась вниз, как падающая звезда. Богдан заглянул внутрь и был потрясен при виде двух молодых полуодетых красавиц, взывавших к нему о помощи.

Буфетные стойки «Э-Плюрибус» ломились от колбас, отбивных, гуляша, спагетти, супов, соусов, хлебцев, рогаликов, всевозможных десертов. Никаких ограничений не соблюдалось, и «дырки» наворачивали вовсю, да еще и на потом запасались. Их раздувшиеся карманы изобиловали сальными пятнами.

Эта кормежка, хотя и бесплатная, таила в себе подвох, то есть очередной тест. Затычки оставались на местах, и едоки в самых интимных подробностях транслировали свой пищеварительный процесс: глаза, рот, желудок и так далее.

Богдан наскоро поел стоя, набил собственные карманы пирожными и выскочил купить себе телефон. В идущем вниз лифте он надел зеркалки, а руки сжал в кулаки. В небе у здания Бахнера кишмя кишели дневные пчелы. Анонимность Богдана, как видно, держалась прочно: первая же пчела, спикировав на него, сказала:

— Эй, пацан, глянь-ка. Всегда и всюду бесплатно!

— Сгинь, — сказал он, не замедляя шага, и она улетела.

— Слушай сюда, малец, — сказала другая. — Платим одну десятитысячную прямо сейчас, если ответишь на шесть смешных вопросов про свой крем для лица.

— Я специалист по демографии из «Э-Плюрибус», — фыркнул Богдан. — Придется вам заплатить за свою дурацкую анкету малость побольше. Чеши-ка отсюда.

Третья показала ему эмблему «Долголетия».

— Специальное предложение. — Эта с ходу определила, что он не настоящий мальчик, а ретро. Он хотел прогнать ее, но вспомнил, что вечером у него разрешительная комиссия. Молодильной клиникой «Долголетие» чартер Кодьяк иногда пользовался, а Богдану требовалось пройти курс. Видя, что ее не гонят, пчела продолжила: — За каждый месяц, который вы себе сбавите в наших элитных клиниках, «Долголетие» убавляет бесплатно 2,45 суток. Заплатив за одиннадцать месяцев, вы можете убрать целый год. А для ретромальчиков наше предложение включает полный курс эндокринологии и диеты. Хотите ознакомиться с деталями?

Богдан думал уже махнуть на пчелу, но ему не хотелось идентифицировать себя перед всей улицей, и он спросил только, на какой срок действительно предложение.

— В ближайшие двое суток вы должны оформить заказ.

Богдан отпустил пчелу и пошел дальше по аркаде, покрикивая то и дело «сгинь, сгинь». Ему докучали не только пчелы. Гологолли здесь было больше, чем реальных людей, и все они спрашивали, как пройти куда-то (как будто он знал), пытаясь заманить его в свои интерактивные мелодрамы. Богдан нарочно проходил прямо сквозь них, показывая этим, что он думает о таких штучках.

Ни одна из витрин, мимо которых он шел, не обращалась к нему по имени. Однажды на уровне его глаз возникла платная прямая трансляция футбольного матча, но он не стал смотреть, и скоп передвинулся дальше.

Потом на тротуар, буквально к его ногам, упала женщина. Он, не подумав, нагнулся помочь ей, но его рука прошла сквозь ее. Опять чертов имит! Он разозлился, но тут она подняла голову, и он увидел, что это Аннет Бейджинг. Не та, из «Клейборнов», а другая, более смуглая и угловатая, даже тощая. Щеки впалые, волосы торчат. Еще сексуальнее той, если такое возможно.

— О, благодарю вас, мар Кодьяк, — сказала она, поднимаясь.

Черт! Она идентифицировала его. Конечно — ведь он раскрыл ладонь на долю секунды, когда подал ей руку. Но Богдан заглянул в ее бездонные глаза и решил, что оно того стоит.

Бездонные глаза пугливо бегали по аркаде.

— Что случилось? — спросил Богдан.

— Вы должны мне помочь.

— Как? — Он почувствовал себя глупо, задав этот вопрос, но что ж делать.

— Останьтесь со мной до прихода Ролло, иначе они непременно вернутся.

— Кто это они? — Богдан невольно сам стал шарить по аркаде глазами. Ладно, пару минут можно поиграть. Всего-то несколько тысячных, это он может себе позволить.

— Люди Ферраро. Я их боюсь.

Богдан впервые заметил, что воротник ее скафа порван и что она пытается прикрыть большие багровые синяки у себя на горле.

— За что они вас? — искренне встревоженный, спросил он.

— Долгая история. У меня есть то, что они считают своим.

— Так, может, в полицию заявить?

— Они и есть полиция, — с горечью рассмеялась Аннет. — И Ферраро поклялся убить меня.

— Правда? Я имею в виду, реально убить? — Даже гологолли может грозить реальная опасность — имитов тоже убивают. Возьмут и удалят, долго ли. Индивидуальную копию персонажа можно уничтожить любым зверским способом, какой только придет в голову сценаристам. Поубивают сколько-нибудь, а там и всему сериалу конец. Но не похоже, чтобы линию с Аннет Бейджинг постигла такая участь.

Тут он услышал шум крылышек и увидел многоярусное сборище пчел, снимающих эту сцену для платного показа на всех континентах. Наверное, этот сериал жутко популярен, а значит, для Аннет в самом деле намечено что-то опасное. (И тарифный рейтинг у нее, надо думать, астрономический.) Сейчас его, Богдана Кодьяка, видят тысячи людей, если не миллионы. Он выпрямился во весь рост и сказал:

— Надо тебя увести отсюда.

— Вечно прятаться нельзя, понимаешь? Наш единственный шанс — дождаться Ролло.

Богдан начинал потихоньку ненавидеть этого Ролло.

Они стояли на теневой стороне аркады, но Аннет по крайней мере с трех сторон купалась в теплом и мягком свете. Кожа ее лучилась жизнью, пробочки в волосах сверкали.

— Позволь рассказать тебе все, пока мы ждем. Если меня все-таки схватят, ты сможешь пересказать всю историю Ролло. Обещай, что расскажешь ему. Дай слово!

Пчелы придвинулись ближе. Понятно. Сейчас его переведут в статус второстепенного персонажа, Аннет исчезнет куда-нибудь, а они с Ролло будут искать ее, пока у Богдана кредит не кончится. Ловко придумано.

— Слушай, Аннет… мне надо идти. — Он неохотно зашагал дальше, но она не отставала и умоляла остаться с ней. — Не могу. Мне на работу пора.

— В «Э-Плюрибус», знаю. У тебя там очень важная должность. Возьми меня с собой, пожалуйста, спрячь где-нибудь.

— Нет, нельзя. ЭП ни за что не позволит.

Аннет споткнулась и снова упала. Теперь она порвала и штанину, а коленку разбила до крови. Богдан как завороженный смотрел на яркую струйку, испытывая сильнейшее желание прикоснуться к Аннет. Ему стоило большого труда отвернуться и уйти прочь.

— Постой, Богдан! — кричала она ему вслед. — Не бросай меня! Не отдавай меня этим шакалам!

— Сгинь, — сказал он, хотя сердце у него разрывалось говорить это Аннет Бейджинг.

В аркаде замаячила фирменная эмблема магазинов «Микросекунда», и он нырнул под нее, спасаясь от пчел. Этот магазин был куда больше, чем лавочка Эйприл в чартерном доме. Три экструдера, один чисто продуктовый, и утилизатор. Тут даже столики были. Богдан посмотрел настенное меню. Магазин больше, а выбор почти тот же, что и у Эйприл: товары быстрой экструзии для кухни, ванной, личной гигиены плюс бренды самых известных фирм, в том числе и «Микросекунды». Всего около миллиона наименований от шампуня до тромбона. Телефоны тоже, конечно.

Всех форм и назначений, аж в глазах зарябило, — носильные, съедобные, экологические. Многими покупатель мог воспользоваться бесплатно, но Богдан хотел собственный телефон. Без определителя местонахождения и личности, без рекламы, сублиминальных мотивирующих посланий, дистанционного медосмотра, без воззваний общества предотвращения самоубийств. Короче, самый обыкновенный телефон, с одной-единственной функцией: подключения к общественному оптикому. Это исключало телечипсы, телетату, телелак для ногтей, комнатные растения, освежители воздуха и большинство других моделей в узком диапазоне ограничивавших Богдана цен. После пятиминутных поисков он был готов сдаться — а новая марка служебного фетра, попавшаяся ему на глаза, растравила скорбь по утраченной Лизе.

«Спутники магистра» прошли большой путь с тех пор, как чартер девятнадцать лет назад купил Богдану модель «Маленький профессор», ставшую позже Лизой. За ту же цену, что они заплатили тогда, он мог бы сейчас купить «Оксфордского стипендиата», в миллион раз превышающего процессорную мощь Лизы и втрое — ее индекс Тьюринга. Ничего себе — за ту же цену! Пятьсот кредиток ОД! Неужели девятнадцать лет назад, когда он взаправду был десятилетним мальчишкой, их чартер мог вложить в его образование пятьсот одиков?!

Богдан вздохнул и перешел к следующей странице меню, где обнаружил как раз то, что ему было надо. Обыкновенные теленаклейки, одна прикрепляется на горле, другая за ухом. Только аудио, зато всего за 0,0001 ОДК. Богдан сделал заказ и стал в очередь к экструдеру.

Работа, работа, работа. После обеда Богдана направили в индивидуальную кабину с откидывающимся креслом. Он сел, свет в кабине погас, и Богдан оказался на пилотском сиденье двухместного «Ариа-Рейнджера», который несся на полной скорости по звездному космосу. Богдан проверил контрольную панель — видео было интерактивное! Не часто ему так везло с заданиями. Корабль менял курс, повинуясь самому легкому касанию навигационного шарика.

— Где я нахожусь? — спросил Богдан, и панель показала ему карту Солнечной системы, отметив точку недалеко от Земли. Он развернул свое кресло. Точно, вон она, голубая планета, величиной с волейбольный мяч. Когда он повернулся обратно, в кресле второго пилота сидел маленький человечек в забавном красно-зеленом комбинезоне, ненамного выше самого Богдана.

— Приветствую, мар Кодьяк, — сказал он с кривой усмешечкой. — Позвольте представиться: я имитация мара Меррила Миви, бывшего епископа «Родины Интернэшнл», лауреата Манделовской гуманитарной премии 2082 года. Вам знакома организация «Родина Интернэшнл»?

— Ясное дело. Вы против того, чтобы рождались новые люди.

— Не совсем так, — нахмурился имит. — «Родина» занимается важнейшей работой по ограничению населения Земли. Запрет на рождаемость — лишь малая часть их деятельности. Я целиком и полностью верю в миссию «Родины», однако ушел из нее ради еще более грандиозного проекта: «Земля-сад». Хотите узнать, в чем он заключается?

Богдану совсем не хотелось слушать трепотню этого недомерка, но не прерывать же такое клевое задание, в самом деле.

— Я вас слушаю, — сказал он.

— Вот и отлично. Видите тот блестящий объект с правого борта? — Богдан посмотрел и увидел не одну блестку, а целые тысячи. Он сверился с картой: Земля-Прицеп, космическая колония у одной из земных точек Лагранжа. — Кстати, — сказал имит, — этот живой космический скоп вы видите благодаря СОВС, Старковской Околоземной Видеосети. Не хотите ли подойти ближе?

Богдан направил корабль к скоплению огней. Раздался сигнал тревоги, на карте зажглась пульсирующая красная линия.

— В чем дело? — спросил он.

— Тревога, — ответил корабль. — Высокоэнергетический луч. Измените курс на ноль-три-шесть.

Богдан не умел прокладывать курс и не знал, как его изменить. Он повернул снова, и сигнал стал еще пронзительнее.

— Включите скорее кормовой фильтр, — сказал человечек. Богдан отдал кораблю соответствующий приказ. Звезды в иллюминаторах померкли, и через пространство протянулась, как проволока, сверкающая черта. На нее было больно смотреть. Лежащая прямо по курсу, она раскалялась все ярче, но теперь, когда Богдан видел ее, свернуть в сторону было плевым делом. Тревога умолкла.

— Отличный пилотаж, — сказал пассажир. — Это наш луч, один из микролучей «Гелиотока», питающих Землю-Прицеп энергией. Их посылают сюда солнечные жатки на орбите Меркурия. В каждом луче содержится примерно один тераватт. Еще немного, и мы испарились бы.

Богдан убрал фильтр и последовал к Земле-Прицепу за микролучом. Мимо прошли коррали на окраине колонии, где ждали обработки пойманные астероиды, богатые железом и никелем. Потом потянулись микролучевые мишени — большие, абсолютно черные диски в окружении космических маяков. Дойдя до верфи, Богдан сбросил скорость.

Там рядами стояли гигантские обручи. На многих моллюсками копошились арбайторы, натягивая бесшовную оболочку. Вокруг сновали, как в сложном танце, грузовые тендеры, строительные боты, уловители отходов. Богдану казалось, что все они летят прямо на него. Он старался лавировать, но все-таки зацепил хвост одного уловителя и врезался в тендер. После очень зрелищного взрыва вся картина погасла.

— Черт! — Богдан вернул кресло в вертикальное положение, но свет в голокабине не загорелся. Цель этого теста была, видимо, важнее его успехов в космическом пилотаже. Богдан, «Ариа-Рейнджер» и занудливый пассажир восстановились как новенькие в другой части верфи, где движение было гораздо меньше. Здесь тоже стояли круглые корабли — похоже, уже готовые. На кольцах, составленных из шестидесяти четырех барабанов, гигантскими буквами значились названия: ТБИЛИССИ-САД, АНКАРА-САД, УГОДЬЯ, ГИБРИДНЫЙ САД и так далее.

— Эти О-корабли сейчас грузятся, — сказал мар Миви. — Берут на борт все, что нужно для путешествия в другую Солнечную систему, а затем для поисков и колонизации подходящей планеты. — Он жестом предложил Богдану провести «Рейнджер» в обруч «Христа-Царя». — Все в порядке. Торусы еще не активированы.

Только пройдя через центр О-корабля, Богдан оценил его габариты. То, что выглядело как бугорок на ажурном корпусе «Христа-Царя», оказалось мегатонным грузовым судном, припаркованным у входного люка. «А» в названии корабля зияла, как широченные ворота.

— Когда торус будет энергизирован, — продолжал Миви, — этот участок в середине корабля станет магнитной ловушкой.

Те же жатки «Гелиотока», бомбардируя его потоком элементарных частиц, обеспечат движение корабля. Хотите узнать подробности этого потрясающего процесса?

— Очень. — Богдан направил «Рейнждер» к следующему О-кораблю, «Подводный сад».

Имитированный лектор завел что-то о самонаправляющихся частицах, лазерных корректорах курса, маневренных ракетах и системах торможения — последние включатся, когда О-корабль придет к своей новой звезде. «Рейнджер» тем временем прошел всю верфь до конца и через внутренний колодец опустился в ножку гриба-космогорода. Здесь еще достраивалась транспортно-причальная сеть.

— Лекция окончена, — объявил имит. — Достаточно или вы хотите послушать о проекте «Земля-сад» и о нашем Тысячекратном плане?

— Во всех подробностях, — сказал Богдан.

— Превосходно. «Гелиоток» и его головная корпорация, «Старк Энтерпрайзес», являются ведущими партнерами консорциума, цель которого — расселение человечества по всей галактике. — Имит выдержал торжественную паузу и лишь затем продолжил: — Каждый из виденных вами О-кораблей, вместе с сотнями других, понесет четверть миллиона своих пассажиров в тысячелетнее путешествие к недавно открытым землеподобным планетам в соседних звездных системах. Каждый коечник на борту получит в новом мире тысячу акров земли, а также жилище и полное пожизненное обеспечение. В пакет входят неограниченный спектр образования, медицинское обслуживание (включая омоложение), культурные центры, спортивные сооружения, профессиональное обучение и все права гражданина независимо от формы правления, которую изберут для себя колонисты. Подумайте об этом, молодой человек! Тысяча акров плюс все ингредиенты счастливой жизни. Неплохо, верно? А знаете, что мы просим в обмен на все это?

— Без понятия. Миллион одиков?

— Возможно, это столько и стоит, но наше предложение намного выгоднее. За будущие блага пассажир расплачивается недвижимостью здесь, на Земле. Хотите знать, сколько мы требуем? Один акр. Позвольте мне повторить. За участок на планете Земля площадью всего в один акр вы получаете тысячу акров, пожизненное обеспечение и гражданство на новой Земле. Как вам это?

— Дурь несусветная! Откуда у такого, как я, акр земли? Имитированный Миви впервые посмотрел на Богдана как следует.

— Полагаю, вместо одного только курса омоложения на пять — семь лет вы сможете купить себе акр в амазонской пустыне. Качество и местоположение участка для нас не имеют значения, лишь бы данная страна или протекторат гарантировали права собственника. Участок континентального шельфа, законно оформленный, тоже считается.

— Зачем вам столько земли? Строить новые гигабашни? Складировать ядерные отходы?

— Воздаю должное вашему здоровому скептицизму, молодой человек, но в данном случае он неуместен. Помните, как называется наш проект? «Земля-сад». Вот что мы делаем: сохраняем природу на всей планете. Приобретенная нами земля двести лет лежит под паром. Никто не живет на ней и не использует ее в каких бы то ни было целях. Наши эксперты помогают восстановить ее доиндустриальную экологию. Не слышите разве, как облегченно вздыхает старая Гея? — сам театрально вздохнув, вопросил Миви.

— То есть вы вроде как оказываете услугу всему человечеству?

— Совершенно верно, — подтвердил епископ-расстрига. — Человечеству и Матери Земле.

Богдан закатил глаза и на полной скорости ринулся в центр космического поселения.

 

2.9

— Вы не могли бы подойти ближе? — спросила инспектор Коста. Ей хорошо было говорить — она, согласно протоколу, осталась в Чикаго и управляла этой стадией преследования из теплой, сухой кабины в башне ДЮОД. Тем временем Фред и другой дежурный внукоровский офицер, Рейли Делл, ковырялись в иле на дне озера Мичиган. Понедельник обещал стать очень долгим.

ВОМ мигом превращалась в боевую машину, но субмарина из нее была аховая. Выдерживает всего три атмосферы, шлюза нет, балластных резервуаров тоже, вооружение плохо приспособлено к подводным условиям — как и двигатели, шесть мощных пропеллеров «Пратт и Уитни». По всем этим причинам Фред не испытывал энтузиазма, разыскивая очередное укрытие Кабинета.

— Слишком сильная турбулентность, — сказал Фред. Он погрузился чересчур глубоко, взбаламутив донные отложения, и пытался теперь подойти к заборному устройству Чикагского Водоканала. Решетка быстро всосала в себя всю муть, и Фред увидел, что их тоже засасывает. Он подал энергию на пропеллеры. ВОМ, помедлив, рванула и закачалась на поверхности озера, не успел он компенсировать тягу. — Вот дерьмо!

— Ну-ну, — укоризненно отозвалась Коста.

— А в водозабор вашу находку нельзя спустить?

— Водоканал вежливо отклонил мою просьбу. Два других водозаборных устройства на профилактике. Они, правда, согласились снизить приток на двадцать процентов, до полумиллиона литров в минуту, но пройдут часы, прежде чем разница станет заметна. — Водохлеб Чикаго каждый день выпивал из озера до восьми миллиардов литров.

— Дай-ка я, — сказал Рейли Делл, занимавший место стрелка. — Ты не поверишь, но я недавно имел опыт такого вождения. Тут должна сработать тактика воздушного змея.

Фред передал ему управление ВОМ. Рейли, мало того что расс, еще и жил с ним в одном жил блоке, и они с женами встречались вечерами по пятницам. Применяя на практике свой маневр, он не стал глубоко погружаться, а направил нос вертикально вниз и дал задний ход. Энергии он тратил ровно столько, чтобы компенсировать лобовое сопротивление водозабора. Было не совсем удобно висеть вниз головой на ремнях, зато теперь они могли свободно обозревать весь всасывающий короб.

Вода уходила за диароновые ребра, задерживающие все предметы крупнее весельной лодки — остальное уходило за девяносто километров на берег, где располагалась водоочистка. Бетонный фартук водозабора занимал около акра озерного дна.

— Молодец, Рейли, — сказала Коста. — Так держать!

Рейли скорчил виноватую мину, на что Фред тряхнул головой. После целого утра совместной работы с Коста он прямо-таки наслаждался, деля ВОМ с другим рассом.

— Кстати, — сказал ему Рейли, — мы забили вечером столик у Рольфа. Вы ведь с Мэри придете, да?

Фред уже хотел сказать, что сегодня вроде не пятница, но вспомнил, что на этот вечер назначена церемония снятия купола. Предполагалась вечеринка с теленебесным шоу, на которую собиралась вся их компания. Фред сказал, что они будут, и добавил:

— Слушай, пока не забыл — ты записался на курс переподготовки десантников?

— Вообще-то не собирался, но после сегодняшнего, может, и запишусь. Знал бы город, сколько дерьма здесь плавает. Надо совсем мозгов не иметь, чтобы убирать этот купол.

Снятие купола, о чем медиа не уставали трубить, знаменовало ни более ни менее как конец Агрессии. В последние десятилетия атаки террористов сделались редкими и неэффективными — так по крайней мере утверждали эксперты. Бешеные фанатики двадцать первого века либо погибли, либо сидели в подполье, либо потеряли интерес к своему делу. Биосфера Земли на 99,99 % освободилась от всех видов биологического оружия. В воздушной и водной среде еще встречались случайные микроботы и микроцисты, но они давно утратили свою вирулентность и стали не опаснее сенной лихорадки. Многие из них содержали обычную пыльцу вместо первоначальных оспы, геморрагической лихорадки и энцефалита. Большие региональные фильтры, иначе купола, когда-то спасли многие города Объединенных Демократий — теперь они, если верить властям, лишились почти всех своих функций и превратились в очень дорогие освежители воздуха.

Двое рассов помолчали, думая каждый о своем, и заговорили оба на ту же тему.

— Десантники нарасхват будут, — сказал Рейли.

— Сможем ставить собственные условия.

— Твоя лицензия еще действительна, Фред?

— А то. Погоди, я еще и на высший разряд сдам.

* * *

Утром Фред впервые за многие годы прошел сквозь Чикагский купол. Высадив Коста у Департамента юстиции, он поехал забрать собственную ВОМ и обеспечить себе напарника. Фамилия Рейли в списке дежурных порадовала его. Пока ВОМ мчала их к озеру, Фред вкратце рассказал своему брату об утренних розысках Кабинета. Миновав волнорезы с лодочными стоянками, они вышли на открытую воду. На горизонте стояли, как километровые тростники, купольные генераторы. Поставленные близко один к другому из-за разрежающего эффекта озерных ветров, они создавали такую плотную антимобическую концентрацию, что воздух вокруг них колебался.

Машина Фреда тут же вошла в первый слой купола. Фарватер под ними отмечал проходы для больших грузовых судов.

Когда они преодолели внешний слой, за окнами засверкали маленькие яркие вспышки. Каждая обозначала схватку микробота или цисты с защитными устройствами купола. Защита побеждала всегда.

— Не так уж и плохо, — сказал Фред.

— В пределах нормы, — откликнулся Рейли.

Они прошли над плавучим управлением Деконского порта, где должны были остановиться на обратном пути. Накрытое куполом пространство уступило место большому незащищенному миру.

Рейли дал машине команду сообщать обо всех гломах. Через несколько минут счетчик зазвенел, повторил сигнал и умолк.

— Идентифицируй, — сказал Рейли.

— Предварительный анализ показывает два глома, — ответила ВОМ, — оба простые, однофазные микроботы, расщепители карбоплекса. — ВОМ была построена как раз из карбоплекса, но защищена твердым алмазоидным покрытием.

— Полила их жирком? — спросил Рейли.

— Подтверждаю, — ответила ВОМ.

Счетчик молчал до самой точки прибытия, координаты которой дала им Коста.

— Недурно, — сказал Фред — и как сглазил: счетчик заверещал, будто ненормальный. За первой серией сигналов последовали вторая и третья. Сопла в корпусе машины начали выделять густой антимобический жир. При уничтожении очередного глома жир испарялся маленькими белыми облачками.

Фред вывел на лобовой дисплей картину сражения. Только что обнаруженные гломы выглядели на диаграмме как красные флажки, покрытые жиром — как янтарные, уничтоженные — как синие. Помимо расщепителей карбоплекса здесь встречались пожиратели бетона, диарона и силиката — типичные городоеды.

— Неважно, — сказал Фред.

При погружении гломовая тревога пошла на убыль. Но защитный жир под водой распределялся неровно, и янтарные флажки держались несколько минут, прежде чем посинеть.

— Подтверждаем первоначальную наводку, — сказала Коста. — Кабинет залег именно здесь. Укрытие очень надежное, теплоотражательное, подключено к кабелю водозабора. Его видно в инфракрасном изображении. — Фред включил на дисплее инфракрасный спектр. Примерно в восьмидесяти градусах восточнее, у самого бетонного ограждения, трепыхались в воде призрачные ленты, отмечающие участок повышенной температуры. Кабинет выдавало тепло, которое он излучал.

— Работает на всю катушку, как видно, — заметил Фред.

— Согласна, — ответила Коста. — Он был бы невидим, если бы не пытался управлять «Старк Энтерпрайзес».

— Как вы нашли его?

— Через контакты, само собой. Ближайшие друзья Кабинета, числом около тысячи, выдали его, как только он активировался. Ментары — злейшие враги самим же себе.

Рейли взглянул на Фреда. «Не знает она разве, — говорил этот взгляд, — что нас слушает примерно миллион ментаров?»

— Так что же мы теперь должны делать, инспектор? — откашлявшись, спросил Фред. — Брать его? — Его не особенно грела перспектива лезть к водозаборному резервуару на ВОМ.

— Нет. Подождем экскаватора. Пока что мы оснастили один из арбайторов, обслуживающих водозабор, пробником и сейчас запустим его.

По стенке резервуара двигался похожий на краба технос, с низко посаженным на шести ногах туловищем. Он ловко сопротивлялся всасыванию, цепляясь за скобы, вделанные в бетон. Подобравшись к валуну, от которого, по-видимому, и шла тепловая волна, он выставил стерженек пробника. Стержень соприкоснулся с камнем, последовала ослепительная вспышка, и арбайтора, потерявшего несколько ног, отшвырнуло к решетке. Какое-то время он еще цеплялся, но его быстро смыло и унесло прочь.

— Пей, Чикаго, — сказал Рейли.

— Похоже, у этого дубля есть зубы, — заметила Коста. — Будем ждать землечерпалку. Вы как там, ребята?

— Лучше некуда, — переглянувшись с Рейли, ответил Фред.

— Нет смысла вот так висеть вверх тормашками. Теперь мы можем следить за операцией через камеры. Кабинет, думаю, никуда не денется, так что предлагаю вам всплыть.

— Когда должен прибыть экскаватор? — спросил Фред.

— Через двадцать минут. Еще час накиньте на подготовку. Фред проверил жизнеобеспечивающий запас машины — до сих пор они израсходовали только малую долю. Рейли, снова обменявшись с ним взглядом, зевнул.

Жизнь расса, как правило, состоит из бесконечных часов ожидания в некомфортных условиях. Но порог дискомфорта у него очень высок, а скукоустойчивость просто невероятна.

— Ничего, нам и так хорошо.

Ожидание длилось. Гломодатчик ВОМ звонил каждые несколько минут, и Фред, встрепенувшись, смотрел, как желтеет, а после синеет очередной красный флажок. Потом сигнал прозвучал особенно громко. Красный флажок мигал — он находился вне зоны распространения защитного жира. Этот глом застрял в дверной раме, одном из немногих швов на корпусе ВОМ. После нескольких долгих минут машина сказала:

— Устав предписывает всплытие и подготовку к эвакуации.

— В общем, разумно, — признал, поразмыслив, Фред.

— Просто блестяще, по-моему, — согласился Рейли.

— Что за бот? — спросила Коста.

— Без жира опознать невозможно, — ответил Фред.

— Тогда послушайтесь свою машину и поднимайтесь.

Фред кивнул Рейли, и тот вывел ВОМ на поверхность. Пилот-субмагнит, которому он передал управление, поднял машину на метр в воздух.

Флажок тут же перестал мигать и превратился в янтарный. Глом, облепленный жиром из донного сопла, был опознан как трехфазный микробот — иначе говоря, МОБИ. Фред и Рейли уставились друг на друга, разинув рты.

— В наши дни такое не часто встретишь. — Рейли отстегнул ремни и прошел назад, в пассажирский отсек.

— Эвакуируйтесь немедленно. Разверните плот, — встревожилась Коста.

— Так точно. Готовимся к высадке, — отрапортовал Фред.

— Выше голову! — Рейли кинул Фреду взятый из холодильника пакет ВИЗ-37. Оба с одинаково кислыми лицами вскрыли свои пакеты, подняли их заздравным жестом и влили в себя самую мерзкую разновидность аварийной визолы. У Фреда скрутило желудок, Рейли рыгнул и снова ушел назад.

Янтарный флажок внезапно сделался синим. Бот ликвидирован, кризис миновал.

— Тьфу ты, — сказал Рейли, вернувшись в кабину с кассетой-плотом и двумя ранцами. — Ну так что, будем высаживаться?

— Можно просто осмотреть эту дверную раму вблизи.

— Ладно, сейчас.

— Возьми жировой пистолет. Рейли взял из ранца оружие.

— Что у вас там происходит? — спросила Коста.

— Наша МОБИ убита, — ответил Фред. — Собираемся остаться на борту. Куда пропала ваша копалка?

— Вы уверены, что это хорошая мысль?

— А разве у кого-нибудь есть возражения?

Все надзирающие за операцией ментары молчали. В таких случаях решение обычно предоставляется людям, находящимся на месте событий.

Фред развернул ВОМ носом к городу. С такой малой высоты ни берег, ни генераторы купола видны не были, но нечто, внезапно возникшее перед самым ветровым стеклом, заставило его вздрогнуть.

Это была пожилая дама, директриса Кабинета, недавно выступившая с обращением к Генеральной Ассамблее ОД. Могу я поговорить с вами наедине? — спросила она, глядя на Фреда в упор.

— Что это было, коммандер Лонденстейн? — спросил Николас, ментар «Полезных людей».

Директриса приложила к губам тонкий палец. Они нас не слышат. Наш точечный сигнал направлен прямо на вас. Пожалуйста, скажите, что все в порядке.

— Не понял вопроса, — ответил Фред, обращаясь к Николасу.

— Ваш сердечный ритм дал резкий скачок.

— Немудрено. Стоит только подумать, сколько вы мне платите за такую работенку…

— Может быть, требуется приватное братское собеседование? — спросил Маркус из ББР.

— Нет, Маркус, спасибо. Я думал о своих личных, домашних делах. Теперь я больше о них не думаю, так что эту тему можно спокойно оставить.

Превосходно, сказал Кабинет. Мы просим вас проявить присущее рассам великодушие и уделить внимание нашему краткому сообщению.

Это Фреду не понравилось, но он остался в игре, не переставая удивляться, как это Кабинет ухитряется беседовать с ним под носом у самых мощных ментаров на планете и при этом подавать изображение на его дисплей — ведь в озере Мичиган передатчиков нет. Фред отвел взгляд от своей собеседницы, делая вид, что ищет задержавшийся экскаватор — и действительно обнаружил на горизонте маленькое темное пятнышко.

Мы никогда не забудем, какую поддержку вы оказали нашей семье в трудное время. Сострадание, как известно, характерная черта рассов, но у вас оно проявляется сильнее, чем у большинства ваших братьев. И это лишь одна грань вашей одаренности.

Да, как же, подумал Фред.

Сейчас мы, находясь в отчаянном положении, снова обращаемся к вам за помощью. Обращаемся с весьма необычной просьбой.

Фред перевел взгляд на женщину перед собой. Уж не хочет ли она, чтобы он помог им бежать?

Эллен Старк, дочь нашего покойного спонсора, была ребенком, когда вас назначили охранять эту семью. Сегодня ее мать погибла в намеренно подстроенной катастрофе, а она получила серьезнейшее ранение. Мы боимся, что убийцы Элинор не позволят Эллен остаться в живых. Наше заключение под стражу даже на краткий период времени наверняка будет стоить ей жизни.

Фред ощутил прилив гнева против этого ментара мертвого аффа. Как смеют они манипулировать им?

— Извините, что возвращаюсь к этому, коммандер, — снова заговорил Николас, — но уровень вашего стресса продолжает расти, в то время как мы не видим никакой причины для этого в окружающей вас среде. Возможно, вы думаете, что МОБИ, атаковавшая вашу машину, все еще жизнеспособна? Если так, обратитесь в Корпус с просьбой прислать вам вспомогательный транспорт.

— Нет необходимости.

— Или дезинфекционную службу, — настаивал Николас. «Вот почему Николас так бдительно наблюдает за мной, — поразился Фред. — Думает, что я уже заражен».

— Слушайте, Ник, Маркус, Коста, Либби, Безымянный и кто там еще на связи. Столь пристальное внимание к моей внутренней гармонии мешает мне сосредоточиться на текущем задании.

— Понял, — ответил Николас. — Продолжайте.

— Но вспомогательная машина — мысль неплохая, — добавил Фред. — Вызови, пожалуйста, еще одну ВОМ, Безымянный.

— Безымянный сообщает, что ВОМ отправлена пять минут назад, — сказал Маркус. — Срок прибытия — шестнадцать минут.

Map Лонденстейн, продолжал Кабинет, мы не должны покидать Эллен, когда она беззащитна.

«Так позвоните в „Полезные люди“ и наймите телохранителей, — хотел сказать Фред. — Мне частным образом работать не разрешают». Здесь, конечно, речь не о работе, а о личной услуге, но с какой стати они смотрят на него как на друга семьи? Он проработал у Элинор Старк шесть месяцев в 2092–2093 годах. Семья тогда состояла из нее самой, младенца Эллен и недавно обожженного, эмоционально травмированного Самсона Харджера. Все прочие домочадцы Харджера избегали, поскольку он находился в депрессии и к тому же нещадно смердел. Фред его просто жалел, ничего больше. Но когда в назначенный срок Фреда перевели на другую работу, советник Старк лично устроила для него прощальную вечеринку — неслыханное дело в семействе аффа. Даже торт ему испекли и подарок вручили — домашние шлепанцы и собачку, чтобы их приносить.

Мы умоляем вас. Вы поможете Эллен выжить?

«А, будьте вы прокляты!» Фред не мог просто так прогнать стоящее перед ним видение, хоть и знал, что должен. Расс всегда знает, в чем его долг, но этот бездушный ментар нашел-таки, на чем сыграть. Не на сострадании, хотя подразумевалось как раз оно, а на самом нравственно и коммерчески ценном качестве расса — верности. На собачьей верности, которая, похоже, с годами не выдыхается.

Нельзя позволить властям раскапывать дно озера. Инспектор определила верно: это последний наш дубль, но помещен он не там, где вы думаете. Валун — это уловка. Я прошу вас захватить его до прибытия экскаватора, как будто это и есть настоящий тайник. Могу дать вам подсказку, чтобы все выглядело натурально. Таким образом мы завернем экскаватор обратно. Кивните, и я дам вам соответствующую инструкцию.

Шлепанцы он давно износил, но собачка осталась. И ради этого он готов нарушить присягу? Каким, собственно, рассом считает его этот ментар — дефективным?

— Коста, — сказал он, — это не экскаватор там вдалеке?

— Так точно, Лонденстейн. Будет здесь через десять минут.

Фред знал, в чем его долг, но это не спасало его от сомнений. Возможно, Ник, Либби и Безымянный уже засекли частный канал и теперь просто испытывают его. Потравливают веревку, которую он продолжает разматывать. Может, эта МОБИ все-таки заразила его?

— Коста, — сказал он. — Да?

— Коста… — запнулся он. Какая хорошая жизнь была у него до сих пор! Мэри, друзья, высокий статус в «Полезных людях». Как любил он свою работу! Если бы Кабинет попросту угрожал ему или пытался его подкупить…

— Я слушаю, Лонденстейн, — напомнила о себе Коста. Фред встретился взглядом со старой женщиной в озере.

Какие у него, собственно, обязательства перед Старками?

— Фред, — сказал Рейли из кормового отсека. Фред оглянулся на него, вывернув шею. Рейли сидел на корточках перед дверью правого борта и разглядывал ее через забрало своего шлема. — Инфракрасный локатор показывает остаточное тепло. Черт знает сколько времени еще растворяться будет.

— Ладно, хватит. Садимся и готовимся к высадке. — Изображение директрисы исчезло вместе с половиной дисплея. — Машина, сядь на воду.

ВОМ, не отвечая, вырубила пропеллеры и зарылась в озеро носом вперед. Фреда швырнуло на пристяжные ремни.

— Коммандер! — крикнул Рейли.

— Спокойно, Делл. Вирус уже просочился в контрольную систему. Переходим на аварийный режим.

— Есть, шкипер.

Полная изоляция, скомандовал Фред своему скафандру. Из рукавов выдвинулись перчатки, налицо опустилась мягкая маска, перед глазами загорелся автономный дисплей. Из пор бархатистой ткани скафандра стал выделяться блестящий антимобический жир. Фред ощутил вкус баллонной дыхательной смеси. Скафандр слегка надулся, обеспечивая нужное давление. Счетчик показывал двухчасовой запас при одной атмосфере.

— Либби, скажи Безымянному, что у нас намечается срочная эвакуация. — Молчание. — Кто-нибудь! Как меня слышите?

Машина прервала связь, и они с Рейли остались одни. Фред осторожно потрогал панель управления — все на борту показывало температуру выше нормальной. Панель не работала, ВОМ медленно погружалась в озеро. Хуже того — ее сносило к решетке водозабора.

— Заклинило, — сказал Фред, отстегиваясь.

— Ты еще не видал, что у меня тут делается, — откликнулся Рейли.

Фред посмотрел, и ему стало не по себе. Правая дверь, место прикрепления глома, сияла молекулярной активностью. Облепивший ее пузырь, подобный рубцу на живой ткани, продолжал раздуваться. Бесцветные щупальца на его конце растворяли все, к чему прикасались, и закачивали молекулярное месиво в прикрытое пузырем сборочное устройство. МОБИ программировались на оптимальное использование любого вещества, а ВОМ представляла собой настоящую сокровищницу материалов ограниченного доступа. Боеприпасы, энергетическая установка, топливо, субмагнитный пилот, кабели, сенсоры, процессоры, не говоря уже о двух живых организмах. Можно было только догадываться, какое оружие сконструирует МОБИ из всего этого.

Рейли поливал щупальца жиром из пистолета, но они пухли, как сахарная вата, и местами уже прожгли его скафандр вместе с кожей. Пленка, затягивавшая места повреждений, тут же съедалась. Рейли, зажатый в угол, не мог пробиться в передний отсек, но оставалась надежда, что он сможет открыть левую дверь.

Фреду пришлось отступить от протянувшихся к нему щупальцев. Его скафандр боролся с растущей температурой машины.

— Затопление не рассматриваем? — спросил он, перекрикивая шипение охладителя.

— Может, и придется, — крикнул ему Рейли.

— Тогда открывай дверь с левого борта.

Фред вернулся в кабину, поднял с пола кассету-плот, пристегнул к поясу ее и свой жировой пистолет. Передние щитки и пульт управления таяли наподобие шоколада. Надев вторую пару перчаток, Фред быстро проверил содержимое ранца. Ему очень не хотелось оставлять все это на съедение МОБИ, но выбора не было.

Он посмотрел в окно и поразился тому, как близко подошла ВОМ к водозабору. Чтобы открыть аварийный люк, нужно было либо сесть в кресло, либо снять его и убрать в сторону. Фред потыкал в сиденье пакетом из-под визолы, нашел его недостаточно твердым и снял.

Сзади донесся стон Рейли.

Замок люка работал автономно и, возможно, не поддался инфекции.

— Люк, объявляю аварийную ситуацию и приказываю открыться, — сказал Фред.

Ответа не последовало.

Он повернул ручную задвижку. Она гнулась, но еще работала. Крышка люка открылась вовнутрь. Хлынувшая в нее вода сбила Фреда с ног и затопила кабину. При столкновении с раскаленной атмосферой вода взрывалась фонтанами пара. Фред под тревожный зуммер скафандра погрузился в нее с головой. Оставалось надеяться, что скафандр не даст свариться и Рейли. Еще секунда, и уровень воды позволил Фреду вылезти в люк. Скафандр плотно облепил тело, во рту появился мундштук. Фред сделал вдох. Воздушный датчик перестроился в связи с погружением, и двухчасовой запас воздуха сократился до сорока минут.

Фред подплыл к левой пассажирской двери. Рейли сумел ее отпереть, но она приварилась к раме. Фред ухватился за рукоять, уперся ногой в борт, стал тянуть. Размякшая дверь оторвалась, и Рейли вылетел наружу в облаке кипящей воды.

Щупальца, вцепившиеся в его колено, тянулись за ним. Рот Рейли под маской кривился от боли. Фред взял у него пистолет и обстрелял щупальца, но оружие было разряжено. Фред сдернул с пояса свой пистолет и рассек щупальца струей жира, однако охватившие ногу концы продолжали разъедать скафандр и пускать отростки. Фред облил жиром колено напарника. Ему было видно, что Рейли потерял сознание, не успев взять дыхательный мундштук в рот. Если не всплыть с ним на поверхность прямо сейчас, он задохнется. Фред размотал поясной трос, прикрепил к кольцу на затылке Рейли, обхватил напарника руками и оттолкнулся от борта. Он работал ногами что есть мочи, но всасывающая сила водозабора и громоздкое тело Рейли не пускали его наверх. Обоих тянуло к устью резервуара — Фред даже от машины не мог отплыть.

Он стал забирать вертикально вверх, надеясь опуститься на дно прежде, чем их засосет. На дне тяга меньше, и можно попробовать отойти подальше по каменистому грунту. Включился тревожный сигнал — запас воздуха истощался. Фред прилагал слишком много усилий, и воздуха у него осталось на пятнадцать минут.

Он полностью расслабился, позволяя себе дрейфовать вниз вместе с Рейли и припоминая всю оснастку черных скафандров Внукора — нет ли там чего-нибудь, что могло бы спасти их? Он давно не проходил переподготовку, а пользовался ими примерно раз в месяц. Имеется ли у меня дополнительный воздушный запас? — спросил он мысленно, и скафандр дал ответ. Будь у Фреда свободная рука, он по голове бы себя стукнул. Запас имелся. Целая чертова кассета жидкого воздуха.

Он сорвал с пояса кассету-плот, прицепил ее к Рейли, дернул кольцо. Фольга развернулась, приняв форму плоского пончика. Глубина их погружения составляла не более тридцати метров, около трех атмосфер, но давление воды позволяло плоту надуться только на одну треть. Тем не менее он мог противостоять всасыванию, держа на плаву одного человека — Рейли. Фреду, как и раньше, предстояло всплывать самостоятельно.

Он вложил в рывок всю свою силу, и ВОМ стала понемногу уходить вниз. До зеркальной глади озера было уже рукой подать, когда воздух в баллонах иссяк окончательно. Но плот к этому времени надулся до нормы и ринулся вверх, увлекая за собой их обоих. Фред сделал бесконечно долгий декомпрессионный выдох. Он знал, что всплывают они слишком быстро и что это чревато кессонной болезнью, но ничего с этим поделать не мог.

Водозабор по крайней мере остался далеко внизу, а ВОМ превратилась в игрушечную машинку. Вот она ударилась о ребра водозабора и распалась на части, как тухлое яйцо, впрыснув в резервуар свой смертоносный желток.

Пей, Чикаго!

Фред вынырнул на поверхность, открыл маску, набрал полные легкие воздуха. Рейли, лицом вверх, плавал рядом, веки и губы у него налились синевой. Фред полез в карман за лазерным ножиком. Надо срезать с Рейли маску и сделать искусственное дыхание изо рта в рот.

В воду около них плюхнулись три синих комка. Группа технической поддержки в надувных скафандрах, сообразил Фред после момента паники. В нескольких метрах над головой висела машина дезинфекционной команды.

— Порядок, коммандер, — сказали оттуда. — Остальное наша работа.

Фред лежал в управлении Деконского порта, на дне двухтысячелитрового бассейна с гальвеном. У него было время подумать, пока концентрированный раствор липопротеина пропитывал его тело. Гальвен освобождал его от дохлой мерзости, которую убила ВИЗ-37, и от живой, которая визоле не поддалась.

Он лежал в полной неподвижности. Даже дышать ему было не нужно — гальвен сам насыщал его клетки кислородом. Ему как раз и требовалось состояние полного покоя: клеточные связки его тканей ослабли, и всякое действие вроде кашля или икоты могло буквально порвать их. Кроме того, не дышать было даже приятно. Раньше он не сознавал, каких усилий стоит дыхание.

Поддон, на котором он лежал, стал подниматься наверх — организм, видимо, очистился полностью. Поднявшись на пару сантиметров над уровнем жидкости, поддон остановился. С Фреда текло, как с вывешенной сушиться тряпки. Он весь разбух и весил втрое больше обычного. Сушка должна снизить избыток веса до двадцати процентов сверх нормы — тогда он сможет двигаться без опасности для себя. Это займет еще час. Опять-таки есть время подумать.

Фреда одолевали сомнения. Он размышлял о вещах, которые ему раньше даже в голову не могли прийти. Например, эта дикарка, Коста.

Нет, стоп. Об этом не надо. Его предупреждали, что в гальвене эротическим фантазиям лучше не предаваться: как бы не лопнуло все к чертям.

Он стал думать о приватной беседе, которую имел в озере с Кабинетом. Чего, собственно, ментар хотел добиться, выделив его из числа других рассов? Неужели он мог думать, что Фред изменит своему долгу? Верность долгу — отличительная рассовская черта, за это они так и ценятся в секторе безопасности. Именно поэтому их прабрат, Томас Э., был век назад избран донором для первой коммерческой серии клонов. В 2034 году специальный агент Томас Э. Расс упал на ковровую мину в Овальном Кабинете и спас жизнь президенту Таксэйер, на которую покушались уже пятый раз за неделю.

Благодарная президент, вся залитая кровью, но невредимая, собрала горсточку мозгов Томаса Э. в надтреснутую фарфоровую чашку с президентской эмблемой и выступила перед медиа с таким заявлением: «Если преданность можно клонировать, пусть лекалом послужит вот это». После были приняты законы о коммерческом клонировании, и каждый расс стремился соответствовать первоначальному образцу. Какой же смысл в затеянной Кабинетом игре?

Видно, Старк-младшая очень дорога ментару, и он хватается за любую соломинку, лишь бы спасти ее. Но к чему было говорить, что Фред особенный, что он как-то выделяется среди других рассов? Сказал бы уж прямо, без намеков, что Фред не соответствует своему типажу. И на чем, собственно, основано подобное утверждение? На полугодовой службе Фреда в доме у Старк пятьдесят лет назад?

Фред потряс головой, разбрызгивая гальвен из ушей. Чутье подсказывало ему, что это обыкновенный блеф. На самом деле Кабинет не надеялся поколебать его верность присяге. Бил вслепую, и только.

С другой стороны, поди догадайся, о чем он думает, ментар. Хотя их мозги смоделированы с человеческого, они все равно не такие. Фред знал свойства высококлассного интеллекта и сейчас перебрал их в памяти, поскольку делать было все равно нечего. Аксодендрические нейроны с десятикратно увеличенным количеством микроканальцев (что в сто раз увеличивает объем квантового потока на кубический миллиметр). Отсутствие необходимости в ионных насосах для создания электрического дифференциала (что почти исключает латентный период между срабатыванием нейронов). Тысячекратно увеличенная плотность нейронных соединений (что позволяет полностью заполнять проемы в периоды сверхбыстрого познавательного процесса). Ментарская паста сложнее, стабильнее, гибче, выносливее и самодостаточнее, чем хлипкое серое вещество самого Фреда. Ее внимания хватает на тысячу познавательных заданий одновременно. Она может взаимодействовать напрямую с целым рядом электронных устройств: архивами, камерами, передатчиками, арбайторами, сверхсветовыми и квантовыми процессорами. Ее можно хранить, копировать и дублировать. Она свободно перемещается в другие емкости и приборы. Подотделы ментарского мозга спят посменно и могут отслеживать свои сновидения. Искусственный мозг никогда не берет отпуск или больничный. Он, судя по знакомым ментарам Фреда, за исключением разве что Маркуса, никогда не стремится тобой командовать — скорей уж наоборот.

Но что если он, Фред, действительно выпадает из своего типажа? Если у него пресловутый «клоновый износ», о котором последнее время столько болтают? Как узнать, правда ли это? Кого бы спросить? Маркуса? Как же, сейчас! Заикнись только ментару братства, что тебя терзают сомнения, и он мигом наладит тебя к психиатру. Лучше провести независимое исследование. Клонированию рассов посвящены целые библиотеки: генанализ, биографические и поведенческие сведения, не считая популярных видеофильмов. Все это можно изучить самому, в перспективе по крайней мере. Рассы обычно не занимаются самоанализом — почему, интересно? Ни один расс, насколько известно Фреду, не написал ничего о том, что значит быть рассом. У других типажей все иначе. Евангелины, скажем, пишут стихи — все, даже Мэри. Эта потребность заложена у них в генах. Лулу, и те публикуют на ВДО исторические анекдоты — платные, между прочим! Даже прижимистые счетоводы джеромы вроде Жиля ведут историю своего типажа — так, во всяком случае, говорят. В их «Книгу Джерома» может внести вклад каждый из клон-братьев, но никому другому туда доступа нет. Существуют, наконец, всем известные, но такие же недоступные кружки дженни.

У рассов, есть, правда, бортовой журнал «Полундра» — тоже своего рода история. Надо будет его полистать, решил Фред. Это может пролить свет на интересующую его тему.

Он просох настолько, что мозг зарегистрировал гипоксию, а легкие задышали сами собой. Это удивило Фреда: он уже привык не дышать. Вместе с дыханием вернулась способность разговаривать вслух. Ментар Николас, пользуясь этим, спросил Фреда, как он себя чувствует.

Фред долго отплевывался, прежде чем ответить:

— Отлично. А как Рейли Делл?

— Извините, мар Лонденстейн, это служебная информация. Ага, вот он и снова мар Лонденстейн. Смена внукоровского коммандера закончилась, а вместе с ней прервался доступ к служебной информации. Надо подождать, пока он не увидится с самим Рейли — и даже тогда они не смогут обсудить озерную операцию всласть. Чертова присяга клиента «Полезных людей» о неразглашении!

— Дай мне поговорить с ним, — попросил Фред.

— В данный момент это невозможно. Видимо, Рейли еще не до конца залатали.

— Сколько сейчас времени?

— Пятнадцать десять.

— Так рано?

— Не волнуйтесь, Фред, — вступил в разговор Маркус. — Вам заплатят как за полное дежурство плюс боевой коэффициент плюс дезинфекционная компенсация.

— Ух ты! Надо почаще такое проделывать.

Ментары ничего ему не ответили. То ли не уловили сарказма, то ли именно уловили. И пусть их. Раз они умалчивают о том, что он хочет знать — о состоянии Рейли, — то и разговаривать с ними не о чем. И вообще ему паршиво. Как будто его в ацетоне выкупали. Можно только догадываться, каково сейчас Рейли.

Фред подумывал о написании подлинной истории рассов. Не то чтобы он сам собирался это сделать — тогда все поймут, что с ним что-то не так. Просто надо же чем-то занять голову, пока отмокаешь в гальвене. «Моим клон-братьям, — так начал бы он. — С первых же дней в школе рассов нас учили отдавать жизнь за тех, на кого мы работаем, но мы ни разу не задумывались, стоят ли они этого».

Поддон доставил его к борту резервуара. Фред вылез и уцепился за перила, пока не прошло головокружение. В зале помещалось шестьдесят штук гальвеновых емкостей, никем не занятых. Рейли, наверное, забрали в критическую палату с эрнандес-баками — он отмокает, а его тем временем чинят.

Фред пошлепал босиком в раздевалку. Там его ждали свежеэкструдированный сине-коричневый скаф «Полезных людей», пояс, ботинки — все по размеру. Пояс был со служебной пряжкой. Придется пользоваться либо им, либо шапочкой-мозговиткой, пока гальвен окончательно не испарится и можно будет снова перейти на внутреннюю систему связи. И поскольку из него вымыло не только плохие, но и хорошие нанопроцессоры, придется к тому же долго и нудно восстанавливать колонии гомеостатов в системе обмена веществ. Обещанная компенсация даже близко этого не покроет.

Фред взял новый скаф. Душ можно не принимать, он и так чище чистого. А гальвеном от него все равно будет пахнуть не меньше недели. Он услышал позади какой-то звук и обернулся, ожидая увидеть Рейли, но это была женщина, пробационный инспектор ДЮОД Коста. Фред прикрылся полотенцем — скорее досадливо, чем смущенно.

— Рада видеть вас живым, здоровым и ничуть не подурневшим, мар Лонденстейн. Зашла, чтобы лично справиться о вашем самочувствии.

— А как там лейтенант Делл? — Вопрос вырвался сам собой, но ведь Коста не связана присягой «Полезных людей» и может говорить обо всем, что она и ее агентство считают нужным.

— У него все отлично. Проходит ускоренную регенерацию, наращивает новые икроножные мышцы.

— Спасибо. Я тоже в норме. — Фред опустил взгляд на собственные босые ноги. Под них успела натечь лужица гальвена. — А как насчет того дерьма, что просочилось в резервуар? Оно ведь отравит все водные запасы Чикаго?

— Об этом не беспокойтесь. Система забора воды строилась шестьдесят лет назад, во время Агрессии. Там надежная антимобическая защита.

— Что, интересно, будет с городом, когда купол снимут?

— Кто его знает, — пожала плечами Коста. — В общем, я хотела похвалить вас за отличную сегодняшнюю работу, хотя результат получился неожиданный.

— Да?

— Не следовало бы рассказывать вам об этом, но то, что мы нашли у водозабора, оказалось пустышкой.

— Маскировка? Вы твердо уверены?

— Да. Экскаватор откопал подлинный Кабинет метрах в двухстах от этого места.

Итак, Кабинет все-таки взяли под стражу. У Фреда подскочило давление — хорошо, что Николас его больше не контролировал.

— Поздравляю, инспектор. Работа высший класс. — Он протянул ей руку. — И как он — сварился?

— Сколько раз мне вам говорить? — Она с усмешкой потрясла его руку. — Последний дубль никогда с собой не покончит.

— Значит, теперь он на апробации?

— Прошел уже — визжа и отбрыкиваясь. Все хорошо, как я и предсказывала. Было бы из-за чего такой шум подымать.

Коста смотрела на него как-то странно. Ну вот, начинается. Прощай карьера. Фред выразительно глянул на полотенце, которым все еще прикрывался, и Коста отвернулась, чтобы он мог одеться.

— Вы допрашивали его? — спросил он.

— Либби допрашивала. — Фред ждал продолжения. — Сегодняшняя операция войдет в анналы, вам не кажется, Лонденстейн? — Больше она ничего не сказала.

— Минутная сенсация, инспектор, не больше.

 

2.10

— Кабинет прошел апробацию? — повторил, оглядывая комнату, Миви.

— А я что говорю, ваше преосвященство? — рявкнул Ясперсен. Новость явно не обрадовала председателя. В событиях, похоже, наметился неожиданный поворот. — Он просит разрешения поучаствовать, и если никто не против…

За спиной Ясперсена появилась пожилая дама, директриса Кабинета. Он жестом направил ее в другой конец стола, и она стала за пустым креслом.

— Добрый день, марен, — сказала она. — Спасибо, что позволили обратиться к вам. Сегодня, как известно, случилась ужасная трагедия, но могу вас заверить: все это время за исключением краткого визита в одно милое заведение — Департамент юстиции — правление «Старк Энтерпрайзес» оставалось в наших твердых руках. Суд назначил меня опекуном над имуществом Элинор Старк. — Ментар обвел взглядом лица присутствующих, немного задержавшись на Миви. — Вы, я вижу, избрали временного председателя. Поздравляю, мар Ясперсен.

Председатель холодно кивнул.

— Я знаю также, что сейчас вы обсуждаете вопрос о Китайской Федерации. Излишне, думаю, напоминать, что О-корабли, по мнению мар Старк, не предназначены для продажи даже по самым выгодным ценам.

— Верно! — воскликнул Миви. — Я вам говорил, Ясперсен.

— Если бы мар Старк была здесь, — продолжал, игнорируя его, Кабинет, — она, я уверена, воспротивилась бы китайскому предложению. Но теперь, как коротко и ясно выразился мар Ясперсен, времена изменились. Проектом отныне управляет ваш комитет, и я не стану возражать против его решений при условии, что они будут разумными. Однако я использую все свои ресурсы, чтобы сохранить за «Старк Энтерпрайзес» право участвовать в их принятии.

Миви чуть не подскочил на сиденье.

— Теперь прошу занести в протокол, — продолжал Кабинет, — что я отношусь к китайскому предложению положительно.

Члены комитета разом вздохнули, Миви оцепенел.

— Как ментар, я поддерживала своего спонсора, даже когда была не согласна с ней. По данному вопросу наши мнения всегда расходились.

— Неправда! — выпалил Миви. — Элинор, ты и я часто беседовали на эту тему приватно, и ты полностью соглашалась с ней.

— Я намерена добиться, чтобы «Старк Энтерпрайзес» по-прежнему занимала в этом комитете два места, — продолжал Кабинет, — но нынешний обладатель второго места, возможно, не лучший выбор. Думаю, представитель старшей администрации был бы уместнее.

— Ты не можешь! — вскочил на ноги Миви.

— Здесь вы случайно оказались правы, мар Миви. Я не могу заменить вас сейчас или в ближайшем будущем. Как опекун, я должна руководить деятельностью «Старк Энтерпрайзес» без коренных перемен, по крайней мере пока ее судьба не определится. Какие-либо перемещения в многочисленных комитетах корпорации могут быть расценены как превышение моих полномочий. Но будьте уверены, это ситуация временная. Свою презентацию я хотела бы завершить изложением своих взглядов на будущее «Старк Энтерпрайзес», если комитет согласен выслушать их.

— Охотно выслушаем, — тут же ответил Ясперсен. Миви закрыл лицо руками. Так он и знал! План Элинор был слишком хорош, чтобы осуществиться на практике. И он, Миви, тоже не оправдал ее надежд.

— Все имущество Элинор, включая «Старк Энтерпрайзес» и подчиненные ей компании, переходит к ее дочери Эллен. Я исполняю опекунские функции до признания Эллен компетентной.

Эллен? Миви был так озабочен будущим ПЗС, что за весь этот кошмарный день даже не вспомнил о ней.

— К сожалению, травма Эллен крайне серьезна. Если она умрет или так и не будет признана компетентной, «Старк Энтерпрайзес» разделят на части и продадут судебным порядком. В этом случае я напомню исполнителям, что заинтересованные члены проекта имеют опцион по приобретению «Гелиотока» и других предприятий, непосредственно связанных с «Землей-садом».

Миви поймал коварный взгляд, которым обменялись Ясперсен и Чепвумен.

— Если Эллен, как все мы надеемся, выздоровеет, решение о будущем «Старк Энтерпрайзес» и о моей роли в ней принимать будет она. Зная ее всю жизнь, я могу предположить, что она не захочет иметь ничего общего с компанией своей матери и сама выставит ее на продажу.

Может, так, а может, и нет. Миви тоже достаточно долго знал эту девушку. До матери ей, возможно, и далеко, но он был уверен, что она отнесется с должным уважением к своему наследию. Если бы ему дали поговорить с ней, он бы непременно ее убедил. Может быть, «Земля-сад» еще выплывет.

— Прошу прощения, — сказал он. — Где находится Эллен сейчас?

— Она еще в пути, полагаю, — ответил Кабинет.

— Куда она в таком случае направляется? Я хотел бы ее навестить.

— Я передам ей все, что вы скажете.

— Спасибо, но я хочу высказать это лично.

— Сожалею, но местопребывание Эллен не может быть предано гласности.

Ясперсен кашлянул.

— Я попросил бы вас вынести обсуждение личных дел за рамки этого заседания.

— Но я…

Расслабься, Меррил, сказала Зоранна. Эллен везут в Декейтер, в клинику Рузвельта.

Клиника Рузвельта принадлежала, в числе других, Байрону Фейгану. Встретив гневный взгляд Миви, Фейган отвел глаза. «Трус, — подумал Миви. — Все вы тут трусы. Заговорщики. Ублюдки несчастные».

Заседание объявили закрытым, и Миви спустился на лифте в свой подземный офис. Встречавшиеся ему служащие «Гелиотока», видимо, ничего не знали о том, что случилось утром. Миви закрыл за собой дверь и без сил упал в кресло, приказав сделать себе легкий массаж и увеличить фирменный комбинезон на пару размеров.

— Бокал мерло, Стрела, — попросил он, испытав некоторое облегчение. — И какой-нибудь ленч заодно.

— Слушаюсь.

Лет двенадцать назад Элинор, предложив ему стать спонсором этого ментара, заверила Миви, что Стрела — интеллект высшего класса. Это был его первый личный контакт с чем-то мощнее поясного слуги: «Родина», испытывая постоянный финансовый дефицит, не могла обеспечить своих сотрудников персональными ассистентами. Еще не избавившись от предубеждения относительно «интеллектуального рабства», он не хотел брать Стрелу, но Элинор дала понять, что Стрела, должность в «Гелиотоке» и членство в ПЗС входят в один пакет. Миви, до того почти не имевший дело с ментарами, тем не менее быстро пришел к выводу, что способности у Стрелы весьма средние, особенно по сравнению с интеллектами, которые теперь общались с ним каждый день: Ником, ЭП, Крузом и особенно внушающим почтение Кабинетом. Рядом с ними Стрела котировалась разве что как минимально адекватный офисный субмагнит. Ей недоставало инициативы и самосознания. Она не проявляла никаких признаков личности, и другие ментары, насколько он мог судить, презирали ее как даром пропавшую пасту.

Арбайтор подал ему вино, принес любимый сандвич с авокадо и огурцом. Его вкусы Стрела, во всяком случае, изучила. Вино помогло успокоить нервы. Наскоро перекусив, Миви устроился поудобнее и стал вспоминать все, что знал о дочери Элинор. Знал он, как выяснилось, очень мало.

— Стрела, когда и где я видел в последний раз Эллен Старк?

— 30 сентября 2133 года, в Центре Луи Теркеля.

Миви смутно помнил этот прием, но девушку не помнил совсем.

— О чем мы с ней разговаривали?

— Эллен Старк сообщила, что ее сериал «Гость» номинирован на премию Маккоя.

Да, теперь в памяти что-то забрезжило. Девочка часами могла распространяться о том, что у него никакого интереса не вызывало. Хорошенькая, выше его на целую голову. Костлявые плечики, мужчинам такие нравятся. В разговоре с ним она, кажется, не испытывала неловкости — так почему бы ей не помочь ему спасти дело, которому ее мать посвятила всю свою жизнь? Особенно если воспользоваться именно такими словами: «дело всей ее жизни».

Удовлетворенный Миви закрыл глаза и велел Стреле связаться с клиникой Рузвельта в Декейтере.

Соединяю, ответил ментар.

Открыв глаза, Миви обнаружил, что смотрит в окно на роскошный газон, окаймленный декоративным кустарником. Холст с изображением морской битвы, висевший на стене рядом, медленно преображался в нечто более пасторальное. Паркет под ногами тоже перестраивался — не пол, а калейдоскоп. Запрограммированный таким образом интерьер мог довести человека типа Миви до нервного срыва.

Пахло здесь чем-то вкусным вроде жареных бананов — даже слюнки текли.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил человек с озабоченным лицом, в длинном белом медицинском халате. Он поднял руку в голосалюте, Миви ответил тем же. — Добро пожаловать в клинику Рузвельта, мар Миви. Она является собственностью «Фейган Хелс Груп». Я Консьерж, ментар компании, к вашим услугам.

— Консьерж? — Миви запрокинул голову, чтобы видеть его лицо. Будучи невелик ростом, он проделывал это с большинством людей, но почему, милостивая Гея, он должен выворачивать шею перед машиной? — Ну, раз ты знаешь мое имя, то должен знать и цель моего визита.

Ментар весьма убедительно изобразил, что растерян.

— Я полагаю, вы хотите навестить кого-то из наших гостей, но ни в чьем списке желательных посетителей нет вашей фамилии.

Миви надоели эти бесконечные игры во власть, особенно со стороны бездушных конструкций.

— Я хочу справиться о состоянии Эллен Старк. Ее доставили сюда, насколько я понимаю. Пожалуйста, проведи меня к ней.

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, что у нас есть такая пациентка, мар Миви, и посредниками служить мы не можем. Предлагаю вам связаться со своими знакомыми напрямую. Если они внесут вас в свой список и если они действительно здесь, я охотно скажу вам, как их найти.

Стрела! — позвал Миви. Свяжись с ментором Эллен Старк — и напомни, кстати, как его звать. Крошка Ханк. Он на связи.

Миви и Консьерж переместились в темную комнату, где к ним присоединился Крошка Ханк — мультипликационный неандерталец, одетый в звериные шкуры. Низкий лоб, кривые ноги, невероятно мощные мускулы. Миви совершенно не помнил этого ментара, хотя, видимо, должен был.

— Я вас оставлю. — Консьерж отсалютовал им и удалился.

— Спасибо, что пришли, мар Миви, — с таким же приветственным жестом сказал Крошка Ханк.

— Пришел, как только освободился.

— Вы очень внимательны.

Неужели и этот смеется над ним? По выражению его первобытного лица судить трудно.

— Мне нужно поговорить с Эллен, как только она очнется. Пожалуйста, проведи меня к ней.

— Сейчас. — Миви поспешил за ментаром, но через каких-нибудь два шага Крошка Ханк остановился перед косой стеклянной стеной. Внизу за стеклом располагался хирургический театр. — Вот она.

Вместо молодой женщины Миви увидел только хромовый стол и трех человек в стерильных пижамах. На столе лежал обожженный, помятый спасательный шлем. Миви забыл, что только это от нее и осталось.

— Так ее еще не извлекли?

— Врачи пока думают, как лучше вскрыть этот шлем. Он сильно побился при катастрофе. Две криоспирали вышли из строя, респондер не отвечает, но Эллен подает нормальные признаки жизни.

— Рад это слышать. — Миви отвлек новый запах — ванили и миндаля, что ли? Странные запахи для такого скопа. — Ничего серьезного, стало быть? Мозговой травмы нет?

— Пусть хирурги на нее сначала посмотрят, а потом уж будем ставить диагноз.

— Да, конечно.

— Спасательный шлем не гарантирует защиты от всех мозговых травм. Сам он тоже небезопасен. К счастью, большинство этих повреждений излечимо. Врачей беспокоит, что мозг Эллен долгое время получал жизнеобеспечение ниже оптимального уровня. Скажите, мар Миви, вы хотели обсудить с Эллен что-то особенное?

— Да, но это строго конфиденциально. Внеси меня в список ее посетителей и сообщи мне, как только она придет в сознание.

— При всем уважении, вряд ли, — сказал пещерный человек, рассматривая свои толстые ногти.

— Что-что?

— Map Миви, у вас с Эллен никогда не было близких отношений. Вы ей не друг и не родственник. Я внесу вас в список приглашенных, когда будет отмечаться ее выздоровление, но это все. Хотите?

— Ты не понял. У меня к ней срочное дело относительно «Старк Энтерпрайзес». И не тебе решать, можно мне видеть ее или нет.

— Ошибаетесь. — Ментар скрестил на груди мускулистые руки. — Я целиком и полностью отвечаю за Эллен. Суд назначил меня ее временным опекуном вплоть до выздоровления. Относительно же «Старк Энтерпрайзес» Кабинет уведомляет меня, что вскоре вы перестанете быть ее служащим. Предлагаю составить меморандум, и я покажу его Эллен, как только она будет в силах заниматься делами.

Миви погрозил пальцем мультяшному персонажу:

— Ты не имеешь права! Ты сам не знаешь, что делаешь!

Их отвлекло от спора движение в хирургическом театре. Техник подкатил к операционному столу бак с прозрачной жидкостью, и двое хирургов приступили к открыванию шлема. Тот развернул восемь своих лепестков, как цветок, но внутри на месте головы Эллен оказался пластмассовый муляж.

— Быть этого не может! — вскинул мохнатые брови Крошка Ханк.

— Что это значит? — Не успев задать вопрос, Миви увидел, что снова очутился у себя в офисе.

Если раньше у него и были сомнения относительно саботажа на яхте Элинор, то теперь от них не осталось и следа. Он вскочил на ноги, полный стремления помочь Эллен, но что он мог? Он чувствовал себя маленькой рыбкой в полном акул водоеме.

— К вам посетитель, — объявила Стрела.

— Скажи, что я занят! — Неужели этому так называемому ментару даже обязанности секретаря не под силу?

— Это Кабинет, — пояснила Стрела.

Миви испугался. Что еще плохого сулит ему этот день?

— Пусть войдет, — сказал он.

Кабинет тут же явился перед ним в облике юристки, женщины средних лет, которую он всегда считал самой беспардонной из всей их банды. Ее сходство с Элинор действовало ему на нервы.

— Чего тебе? — напрямик спросил Миви.

— Да ничего, собственно. Просто хотела лично уведомить вас, что ваш контракт с «Гелиотоком» прекращается по истечении рабочего дня. Вы должны освободить этот кабинет, сдать все известные вам верификационные коды и все имущество «Гелиотока» и «Старк Энтерпрайзес», имеющееся в вашем распоряжении, включая ментара, именуемого Стрелой. Служебную квартиру освободите, когда вам будет удобно, но не позднее, чем завтра.

— Ты что, увольняешь меня? — недоверчиво спросил Миви.

— Увольняю, выгоняю, выкидываю — называйте как вам угодно. В синонимах недостатка нет.

— Но ты как опекун не имеешь такого права.

— Из правления ПЗС я вас действительно не могу удалить, но по отношению к служащим у меня более широкие полномочия.

— Но прекращение контракта автоматически лишает меня места в правлении!

— Проблемы иногда решаются сами, не так ли? Не хмурьтесь, епископ. Мы готовы предложить вам щедрое выходное пособие, если вы не будете чинить нам препятствий.

Кабинет исчез, оставив за собой эмблему Старк, которая, в свою очередь, растворилась как дым.

 

2.11

Синюю команду атаковали неподалеку от Гэри-Гейт. Пчела с двумя осами, пересекая пригородный каньон на уровне крыш, попали в круговорот двухатомного белого порошка. Он мигом залепил пчеле корпус, видеокамеры, усики, проник сквозь герметизацию, заклинил суставы. Пчела витками устремилась к земле, но реактивный уловитель налетел на нее, как коршун, и заглотил своим V-образным носовым клювом. Пчела, сломав крыло, проскочила сквозь его щелевидную глотку в темную камеру-сборник, полный других поврежденных техносов. Медиапчелы, пчелы-свидетели, полицейский мини-трутень, расплющенный внукоровский слизень. Все механизмы, сохранившие жизнеспособность, работали в красном режиме. В темном нутре уловителя вспыхивали всеми цветами спектра сигналы SOS, не проникающие сквозь бронированный каркас. Пленники бились в тесном пространстве, постепенно превращаясь в кашу из деталей и лома.

Уловитель постоянно менял курс, и арестанты болтались в нем, как горошины. Синяя пчела не знала, что одна из ее ос тоже здесь, пока та не обхватила ее за корпус. Оса последовала в плен за своим лидером. Теперь она, держа пчелу своим сочлененным туловищем, по мере возможностей гасила толчки и удары.

Уловитель наконец-то остановился, дав покой своему побитому грузу. Пчела приказала осе отпустить ее и попытаться прорезать лазером стенку камеры. Но пластфолевый бархат, выстилающий камеру, поглощал лазерные лучи, как губка. Поэтому пчела дала осе команду снять бархат своими жвалами, одно волокно за другим. Лазер мог прожечь выход даже сквозь точечное отверстие. Другие действующие техносы присоединились к осе.

Тут уловитель, к несчастью, снова пришел в движение. Он нырял, кружился, описывал петли. Оса вновь заботливо обхватила пчелу. Та тем временем прокручивала сценарии. Если осе не удастся проделать дыру в пластфоле, пчела прикажет ей собрать сломанных техносов к стенке и сжечь — возможно, тепло их горения расплавит обшивку. Если и так не получится, пчела прикажет осе самовоспламениться. Плазменный костер уничтожит и пленников, и тюрьму, и саму пчелу.

Окончательное решение она принять не успела. Уловитель вдруг спикировал и врезался в землю. Все техносы свалились к носовой переборке, и системы синей пчелы отказали.

Самсон на цыпочках прокрался мимо открытой двери Зеленого зала на четвертом этаже, где пили коф несколько Кодьяков. Таким же манером он миновал закрытую дверь административного офиса на третьем, где корпел над чартерными счетами Кейл.

В вестибюле он нахлобучил широкополую шляпу и взял свою любимую бамбуковую трость.

— Я бы рекомендовал кленовую, Сэм, — сказал Хьюберт.

— Мне нравится эта.

— В кленовой заряд мощнее и есть клинок.

А зануда-то прав, пожалуй, подумал Самсон. Поменяв трости и взглянув на свое жилище в последний раз, он приложил руку к ладонной панели, и тяжелая входная дверь бесшумно отъехала в сторону.

На ступеньках он посмотрел вправо и влево. В этот час движение в их квартале было небольшим. Несколько патрульных пчел и ни одного Тобблера. Он спустился на тротуар и как можно быстрее зашагал в противоположную от «Микросекунды» сторону, но тут двое Тобблеров вышли-таки из своей двери.

Домоправитель Дитер и чартист Ганс, сообщил Хьюберт.

— Я знаю, кто они, — проворчал Самсон. Став на самую кромку тротуара, он повернулся к этим двоим спиной, надеясь, что они пройдут мимо. Но чартер Тобблер славился своим любопытством, и они, конечно, остановились.

— Добрый день, сосед Кодьяк, — сказал Дитер. Самсон ответил кивком.

— Отличный денек для прогулки, — заметил другой, рассматривая кленовую трость. Самсону очень хотелось разрядить ее в этого типа, но вместо этого он сказал:

— До конца квартала и обратно — прогулка в самый раз для меня.

— Что ж, не станем задерживать. Приятных вам впечатлений, — пожелал домоправитель и добавил: — Кстати, как там с нашей просьбой насчет инспекции кодьяковских комнат?

Тобблеры полагают, проинформировал Хьюберт, что на Хоув-стрит орудуют сырьевые пираты. И хотят посмотреть, не потерпела ли ущерба наша часть здания. Домоправитель Кейл еще не решил, допускать их туда или нет.

— Боюсь, от меня вам никакой пользы, мар Тобблер. Спросите домоправителя Кейла.

— Я неоднократно пытался связаться с ним, но он не отвечает на мои вызовы.

— Думаю, тут не его вина. Наш домпьютер работает все хуже и хуже. Теряет всю информацию, в том числе и звонки.

— В таком случае мы постучимся к вам и попросим о личной беседе.

Самсон замер. Они скажут Кейлу, что встретились с ним на улице, а его это совсем не устраивает.

— К сожалению, наш домоправитель отлучился по делу. Будет только к вечеру.

— Превосходно, вечером и поговорим.

Тобблеры пошли своей дорогой, а Хьюберт сказал: Наше такси прибывает. Я велел ему ждать за углом.

Самсон поспешно заковылял дальше и свернул за угол как раз вовремя: желтое с черной полоской такси в облаке пыли вышло из сети и открыло пассажирскую дверцу. Женщина, уже сидевшая там, приветливо улыбнулась невероятно старому человеку. Потом до нее дошел его запах, и она растерялась. У нее заслезились глаза, но улыбаться она не перестала.

— Добрый день, мар Кодьяк, добро пожаловать, — сказало такси. — «Хай-Чартер такси» всегда к вашим услугам.

— Я, помнится, заказывал частную машину.

— Ваш ассистент уже назвал место вашего назначения, и я составило маршрут всего с тремя-четырьмя остановками. Прошу садиться. Сиденье обеспечит вашу безопасность, и мы отправимся в путь.

Самсон сел. Плюшевые подушки мягко, но крепко обняли его бедра и талию. Такси запустило пропеллеры и поднялось в воздух. Женщина, слегка позеленевшая, зажала рот.

Такси, заняв ближнюю спираль, поднималось по ней в городскую сеть. Самсон на время подъема закрыл глаза. Его спутница дышала ртом, периодически сглатывая. Потом она наклонилась, и ее стошнило на собственные туфли.

— Извините, — сказал Самсон, — я всегда оказываю такое действие на людей.

Она потрясла головой, и ее снова вырвало.

— Map Корнблат, — сказало такси, — с вашей стороны отмечен физический дискомфорт. Доставить вас в пункт медицинской помощи?

Женщина вытерла рот салфеткой, взятой из ручки кресла. Уловители уже убрали с пола рвоту и вылизывали ей туфли.

— Нет, — сказала она, — вези на станцию.

Такси остановилось на станции ЧОТ. Женщина махнула, уплатив за проезд, дверь с ее стороны открылась.

— Всего вам хорошего, мар, — сказала она, повернувшись к Самсону. — Мой брат тоже… — Слезы навернулись ей на глаза, и она не договорила.

Самсона поразило сочувствие, проявленное к нему незнакомкой. Двое новых пассажиров протиснулись мимо нее в салон, но тут же выскочили обратно.

Видя, что никто из очереди не проявляет желания сесть, такси захлопнуло двери и взлетело.

— Извините за допущенную задержку, мар Кодьяк. Мы меняем маршрут и отправляемся прямо к месту вашего назначения в Блумингтоне.

— Давно пора, — сказал Самсон.

Я только что связался с поместьем, Сэм, сообщил Хьюберт. Элинор и Эллен там нет.

— Они все еще на Земле-Прицепе?

Нет, и Кабинет не отвечает на мои вызовы.

— Ну так найди их. Я не могу уйти вот так, даже не попрощавшись.

Приготовься, Сэм. У меня очень плохая новость.

— Что там еще?

Медиа сообщают о крушении космической яхты.

— Ну и что?

Сообщается, что Элинор и Эллен погибли.

— Но они назначили мне встречу в поместье, — проговорил Самсон, сознавая, как глупо это звучит. — Ты уверен, Генри? На сто процентов?

Веду проверку источников.

— Генри, нельзя же говорить такие страшные вещи без абсолютной уверенности. Это мучительно. Следовало бы знать.

Я уверен, Сэм. Расхождение наблюдается только в деталях. Эллен, возможно, еще спасут.

Такси развернулось и полетело назад.

— В чем дело?

Я дал команду вернуть нас домой.

— Нет, такси, не слушай. Вези нас на «Солджер-филд». А ты, Сэм, уверен?

— Это ничего не меняет. — Самсон откинулся на подушки, закрыл глаза. — Я должен через это пройти — теперь больше, чем когда-либо прежде. «Солджер-филд», такси.

Минут через десять после аварии, как показывал внутренний таймер, ноэтика синей пчелы восстановилась. Наноремонтники, активировавшись первыми, быстро привели в порядок жизнеобеспечивающие системы. Кроме нее, в камере ожили очень немногие техносы. Синюю альфа-осу переломило надвое, но оба сегмента продолжали держать пчелу мертвой хваткой. В быстрозаменяемых осах не было наноремонтников.

Хрустящий звук привлек пчелу к месту на стенке камеры, где обшивка таяла на глазах. Лазер бета-осы прожигал выход снаружи. Пчела, зажатая в тиски мертвой осой, стала пробираться через обломки к стене, но внукоровский слизень уже дополз туда и загораживал брешь собой, посылая на свою базу сигналы SOS. Пчелу это не устраивало. Она не могла рисковать новым арестом и не могла себя уничтожить без помощи бета-осы.

Прошло несколько драгоценных минут, прежде чем оса проделала для пчелы достаточно большое отверстие, но слизень все так же его загораживал. Пока пчела рассматривала свои возможности, он попытался пролезть в дырку сам. Его кожа зашипела, соприкоснувшись с горячим металлом, и он рефлекторно отпрянул, открыв дорогу пчеле.

Она стала ждать, когда остынут края. Оса тем временем просунула в отверстие жвала и откусила ноги у своей мертвой напарницы. Освобожденная от захвата пчела вытолкнула половинки альфа-осы наружу и вылезла следом за ней.

Уловитель разбился о штабель кирпичей на задах маленького садика между двумя домами. Мертвый, он походил на Франкенштейнова монстра, составленного из разнокалиберных запчастей. На его диароновой броне виднелись следы осиного лазерного огня. Пчела проверила готовность своих систем. Ремонт шел поэтапно, но летать она пока еще не могла. Ее энергозапас разрядился наполовину. В трех крылышках из шести были сломаны распорки, одно оторвалось совсем и потерялось. Бета-оса не получила никаких повреждений, но работала на резервной энергии. Хуже того, она разрядила всю свою боевую плазму. Зато мертвая оса сохранила три четверти своего запаса. У нее тоже недоставало трех крыльев, но это не имело значения, поскольку ее крылышки были полностью анонимными. Пропавшее пчелиное крылышко — дело иное: оно могло привести к «Старк Энтерпрайзес».

Пчела доползла до стены ближнего дома и забилась в трещину между камнями, чтобы обдумать план действий. Бета-осе она приказала сжечь альфу, перекачав предварительно в свой резервуар всю ее плазму.

Ситуация была серьезная, но не из самых плохих. Другие регенерировавшие техносы тоже понемногу вылезали из-под обломков. Слизень так и застрял внутри, потому что не мог пролезть. Пчела обнаружила пять частных охранных машин и одну ВОМ — они кружили над крышами близлежащих строений. Садовый участок был слишком мал для посадки, но машины собирались высадить на него своих боебайторов. Если пчела и оса продержатся необнаруженными час, потом они смогут спокойно продолжать свою миссию.

Единственную сложность представляло пчелиное крылышко, оставшееся в сборной камере уловителя. Пчела была запрограммирована на абсолютное соблюдение анонимности, но приоритет оставался за выполнением миссии. Примитивный разум пчелы прямо-таки заклинило на этом пропавшем крылышке. Допустимо ли отдавать его в руки Внукора?

Время не позволяло медлить. Пчела велела осе вернуться в камеру уловителя и либо найти крыло, либо сжечь все содержимое камеры. Сама пчела взобралась чуть выше, куда падал солнечный луч, и стала подзаряжаться. Наноремонтники завершили наладку важнейших систем и перешли на второстепенные. Пчела напрягла одну из ног, чтобы вскрыть пару пузырьков в грудной клетке, и оттуда вышли миллионы крошечных техносов. Облепив пчелу, они принялись очищать ее сенсоры и суставы от остатков двухатомного порошка. Истощив свою энергию, техносы сваривались воедино и заменяли в крыльях сломанные распорки.

В доме, на первом этаже, открылось окно, и оттуда вышли в сад двое человеческих особей — а может быть, шесть или восемь. Пчеле не удавалось сосчитать точно. Она отметила только, что особи малогабаритные и что их одежда не соответствует ни одной из официальных форм. Одежда, собственно, и смутила пчелу, вызвав множественное расслоение образов в ее оптике. В инфракрасном спектре искажение было еще сильней, а на радаре они вовсе не отражались. Пчеле никак не удавалось настроить на них свое зрение, но она засекла, что уловитель подняли с кирпичей.

Доложи обстановку, сказала она осе.

Множественные обломки. Арматура искомого крыла найдена и уничтожена. Обод крыла наличествует, но локализовать его не удается.

Даю команду выйти из уловителя, поразить одушевленные объекты и возобновить поиск.

Есть… На этом связь прервалась, и уловитель полностью исчез из сенсорного обзора пчелы. Толпа призрачных людей направлялась обратно к окну. В инфракрасном секторе возникла горячая точка — от двенадцати до шестнадцати точек. Особи поочередно издали громкие крики, и уловитель вновь оказался на земле.

Спустя еще несколько долгих секунд синяя бета-оса села на стену рядом с пчелой и доложила: Все детали крыла локализованы и уничтожены.

Даю команду подзарядиться, сказала пчела.

Такси опять поднялось по восходящей спирали. На уровне городской сети Самсон увидел вдали у озера силуэт «Солджер-филд», но такси следовало в противоположную сторону.

— Такси, куда это мы? — спросил он.

— Наш новый маршрут включает в себя только две остановки, мар Кодьяк. Мы очень скоро будем на месте.

— Нет! Никаких остановок. Экспресс-сервис.

Но такси все-таки опустилось на транспортную площадку ажурной аркады 300-го этажа между двумя гигабашнями на Мидвее. Мужчина в элегантном деловом скафе сунулся в машину, унюхал Самсона, и на лице его отразилось глубочайшее отвращение.

— Я думал, вы все уже передохли, — сказал он, отпрянув назад.

— Скоро передохнем, — пообещал Самсон. — И тебе того же желаем.

— Такси, вызови мне другую машину, — приказал мужчина.

— Добрый день, мар Кодьяк, — заговорило такси, теперь уже другим голосом. — Занимаемая вами машина обратилась ко мне по поводу недоразумения между клиентами. Я занимаю более близкую позицию по отношению к контрольному ментару «Хай-Чартер». Поскольку наши такси не обладают полным сенсорным оснащением, я должен спросить вашего мнения: существует ли фактор, делающий эту машину неудобной для пассажиров?

— Ну и нахал! — оторопел Самсон. — Я требую доставить меня на место сейчас же, без дальнейших проволочек!

— Может быть, запах? — не унималось такси. — В салоне пахнет чем-нибудь неприятным?

— Слушай, мое терпение на исходе.

Дверца со стороны Самсона открылась, сиденье разжалось.

— В таком случае я попросил бы вас выйти, мар Кодьяк. Машину нужно вернуть в ангар, чтобы поставить точный диагноз.

— Проси сколько влезет, я все равно не выйду, — сказал Самсон.

— Дальше эта машина, к сожалению, не пойдет. Выйдите, пожалуйста, и «Хай-Чартер» снизит стоимость проезда до этой стадии рейса.

— До этой стадии? Спятил ты, что ли? Я сейчас дальше от места своего назначения, чем когда садился в это такси. Везите меня на «Солджер-филд», и точка!

— Это невозможно. Ознакомившись с внутренними показаниями машины, я пришел к выводу, что источником проблемы являетесь вы, мар Кодьяк. Мы не любим принимать официальные меры против наших клиентов, но если вы сейчас же не выйдете, мы подадим на вас жалобу за ущерб, причиненный данной машине, и потребуем возмещения за потерянное ею рабочее время. Помимо этого, вы теряете право на пользование услугами «Хай-Чартер такси» и всех связанных с нами компаний.

— Ты, никак, угрожаешь мне? — Лысина Самсона покрылась красными пятнами. — Знаешь, я бы тебе не советовал.

В ответ сиденье сделалось антиэргономическим и садануло его по почкам.

— Генри! — завопил Самсон. — Я, пожалуй, сделаю это здесь. Здесь и сейчас! — Он стал шарить по карманам, ища имитрон.

Сэм, сказал Хьюберт, успокойся, пожалуйста. Я все улажу.

— Я ссылаюсь на поправку пятьдесят четвертого года! — продолжал бушевать Самсон.

Успокойся, Сэм. Тебе станет плохо.

Самсон не желал успокаиваться. Он бил кулаком по сиденью.

— Такси, ты огнеупорное? Отвечай!

К машине подошли два блюстителя порядка в синей с коричневым форме, джерри и расе.

— Выходи-ка, дедуля. — Запах дошел до них, и они отшатнулись. — Ты что там, обгадился, что ли? — спросил джерри.

— Нет, не обгадился, — сказал расс. — Это вонючка.

— Да брось. Они померли все.

— Запашок точно как от покойника.

Оба надели респираторы и попытались вытащить Самсона. Он, не даваясь, тыкал в них тростью.

— Слушай, старина, не заставляй нас лезть туда за тобой, — сказал расс.

— Здесь и сейчас! — кричал Самсон.

— Ну-ну, — увещевал расе. — Выходи, не то нам придется тебя усыпить.

Он наставил на Самсона жезл. Тот отбил его в сторону тростью. Джерри тем временем произвел обходной маневр и открыл заднюю дверцу.

— Генри, сымитируй меня немедленно! — приказал Самсон. — Генри, ты меня слышишь? Делай!

Я Хьюберт, Сэм. Послушайся их. Я пытаюсь договориться.

— Ну уж нет! — Самсон плюнул в джерри, схватившего его сзади за руки. Плевок попал на респиратор и зашипел. Джерри мигом вылез обратно.

— Эй, он токсичный.

— Да нет, говорю тебе. Он вонючка.

— Знаешь, я не помню, как с ними положено обращаться. А ты?

Оба умолкли, слушая Николаса, который зачитывал им памятку о подвергшихся клеточному прижиганию. Такси тем временем закрыло двери, заключив Самсона внутри, и обратилось к нему третьим голосом:

— Добрый день, мар Харджер. — (Харджер, не Кодьяк!) — С вами говорит Фуллер, ментар «Хай-Чартер такси». Хочу извиниться за недоразумения, причиной которых стали наши работники. Садитесь, пожалуйста, поудобнее, и поездка будет продолжена, как только я договорюсь с охраной этого здания.

Оба охранника почти сразу же повернулись и ушли с площадки для транспорта. Такси запустило двигатели, сиденье снова обеспечило Самсону ультрамягкую безопасность.

— Вот так-то, — сказал он. — Правильно боитесь. Внизу проплывал Чикаго. Скоро показался берег озера, а на нем — высокая трапеция стадиона. У Самсона болели предплечья, там, где схватил его джерри, болела рука, которой он бил по сиденью. В следующий раз надо будет стукнуться головой обо что-нибудь твердое, тут и делу конец.

— В следующий раз, Хьюберт, выполняй мои указания в точности. Без разговоров. Ясно?

Как скажешь, Сэм.

— Именно так. — Портативный имитрон отыскался в нагрудном кармане. Самсон достал его, поставил на голосовой режим и приказал включиться.

— Готов, — сказал прибор через пару секунд.

— Map Харджер, приехали, — вмешалось такси. — Фирма «Хай-Чартер» полностью освобождает вас от платы за этот рейс и предоставляет вам три бесплатные поездки в пределах Чикаго. Я иду на посадку. — Такси опустилось на верхний транспортный парапет стадиона, и дверца открылась.

— Вот так-то. — Самсон стал вылезать, но остановился. — Ладно, за проезд вы с меня не берете. Еще что-нибудь?

— Да. «Хай-Чартер» поручило мне извиниться перед вами за это прискорбное происшествие. Стыдно, когда чартисты конфликтуют между собой.

— Еще бы не стыдно! — Самсон спрятал имитрон обратно в карман и вылез. Такси тут же захлопнуло дверцу и взвилось вверх на всех шести пропеллерах, не дожидаясь, когда он отойдет на безопасное расстояние. Самсона обдало пылью, и он добрую минуту откашливался. В Индиану он не попал и поэтому пришел слишком рано. До начала купольной церемонии оставалось несколько часов, стадион был пуст. Обойдя стороной ряд сканеров, он подошел к пресс-воротам. Радиация сканера спалила бы предохранители в его клетках не хуже имитрона. Как зарегистрированный обожженный он имел право на свободный проход (такси следовало бы это проверить). Ворота опустились, из них выкатился сторож-арбайтор. Он вежливо, но тщательно обыскал Самсона — даже попросил открыть рот, чтобы осмотреть горло. Потом конфисковал трость, ввел в ладонник Самсона номерок на нее и провел посетителя через ворота. Оранжевая линия зажглась под ногами и повела по спирали куда-то в нижнюю часть стадиона.

— Далеко это? — спросил Самсон.

— Недалеко и все время вниз, — ответил Хьюберт из пряжки на поясе.

Самсон зашаркал мимо еще не активированных концессионных киосков. Ему не верилось, что он наконец-то и вправду делает это.

— Хьюберт, написал я прощальную речь?

— Нет, Сэм, не написал.

Это озадачило Самсона. У него были какие-то мысли, он точно помнил. Последние недели он только об этом и думал.

— Ты уверен?

— Ты сказал, что, когда время настанет, слова придут сами собой.

Самсон не поверил ему, но что было делать?

— Отрадно сознавать, как твердо я на себя полагаюсь.

Он дошел по линии до загрузочной галереи и с облегчением плюхнулся на сиденье. Мягкие шлейки охватили его плечи и грудь.

— Готовы? — спросило кресло.

— Готов, — сказал он, и кресло, проведя его сквозь пресс-занавес, зависло над зияющей пропастью стадиона. Самсон, оказавшийся в первом ряду, испустил глубокий взволнованный вздох. Игровое поле отсюда выглядело как обеденная тарелка на дне колодца. — Откинь спинку назад, — велел он. Кресло повиновалось. — Еще чуть-чуть. — Теперь он смотрел в синее небо над стадионом, где должно было разыграться вечером основное событие этого дня.

— Предлагаю съесть «Гудик», попить электролита и, пожалуй, принять одну кислородину, — сказал Хьюберт. — Потом поспать. Я разбужу тебя загодя. Не холодно?

— Испечься можно. — Самсон снова развернул надкушенный раньше «Гудик». — Скажи-ка мне вот что, Хьюберт.

— Спрашивай.

— Как там дела с Эл и Эллен? Известно что-нибудь достоверно?

— Элинор погибла, Эллен пока под вопросом.

— Значит, у нее все в порядке?

— Нет, Сэм. Она или умерла, или умирает. Сообщения в этом пункте расходятся.

Самсон открыл пакетик с электролитом, отпил немного, натянул на голову капюшон скафа. «Ты выбрала тот же день, что и я, Эл, — думал он. — Какой в этом может быть смысл?»

Да никакого. Как и в его прижигании, как и в проекте под названием «Неизвестный Благодетель». Элинор обещала выявить всех, кто виновен в происшествии с ним, — и выявила, через пять лет после отъезда их с Попрыгунчиком из поместья. Много кого выявила: больше двух тысяч, как индивидуумов, так и группировок. Все они, очевидно, сошлись на том, что ее взлет чересчур стремителен и небольшое торможение будет только уместно. Одним из пунктов всеобщего заговора, как сразу заподозрили оба супруга, было разрешение завести ребенка, другим — нападение на Самсона. Но даже самое тщательное расследование не помогло Элинор выяснить, кто же, собственно, отдал приказ.

«Так не делается, — объяснила она Самсону. — На определенном уровне таких приказов не отдают. Просто выражают свое недовольство, а подчиненные делают из этого соответствующие выводы. На то они и нужны, подчиненные».

Она оставила на его усмотрение, уничтожать две тысячи злоумышленников или нет. «Я обещала довести дело до конца и сдержу обещание. Только многие из этих людей теперь мои коллеги и деловые партнеры».

Она ждала, что ответит он. Самсон тогда только что переехал в башню Кэсс и давал званые обеды — той же самой публике, скорее всего. «Не надо, — сказал он. — Обедать со мной — достаточно суровое наказание».

Понесшая потери синяя команда проникла в Чикаго через Гэри-Гейт, выдавая себя за медиапчелу с вооруженным эскортом. На эту миссию пчеле выделили только пять фальшивых идентификаций, и три из них она использовала на пропускных пунктах между районами города.

Команда нашла чартерный дом на Хоув-стрит, поднялась на крышу, через многоярусную гидропонику подлетела к сараю. Оса без труда проделала дырку в двери, и обе влетели внутрь.

— Частная собственность. Идентифицируйтесь, — тут же произнес голос.

Пчела быстро сканировала помещение. Ароматическая подпись объекта присутствовала в сильной степени, но живых организмов в данном пространстве не было. Оса подтвердила ее показания. Пчела переместилась к койке, где под одеялом что-то лежало.

— Ссылаемся на неприкосновенность жилища, — сказал голос, исходящий из динамика на столе.

Пчела, игнорируя запись, закончила обследование. Лежащие на кровати предметы не являлись человеком.

Синяя команда перелетела из сарая к двери, ведущей на лестницу. Она была закрыта, пчелопровод над ней забетонирован. Но томография показала пустоты в кирпичной кладке, и оса просверлила путь через один из таких кирпичей. Внутри команда обследовала этаж за этажом, комнату за комнатой. В некоторых присутствовали человеческие особи, не являвшиеся объектом. Они требовали, чтобы команда немедленно удалилась. Одна особь была настолько глупа, что замахнулась на техносов старой гармонической палочкой. Оса перерезала палочку надвое одним метким импульсом.

Удостоверившись, что объекта в здании нет, команда вылетела через слизнепровод на уровне тротуара. Ароматический след довел до конца квартала и оборвался. Будь у миссии минимальная техническая поддержка, пчела продолжила бы преследование с помощью телекамер, пчел-свидетелей, транспортных показаний и суборбитальных трутней. Но поддержки не было, и даже ордера не имелось. Рассчитывать приходилось только на свои силы.

Пчела, а за ней оса поднялись на крышу противоположного здания. Оттуда они могли наблюдать за всей улицей, за садом напротив и за сараем. Пока они ждали, пчела прокручивала сценарии.

 

2.12

Станция ЧОТ в центральном каньоне жилблока 7 изрыгала наружу толпы усталых Полезных Людей. Фред не спешил. С него хватило поезда с постоянными перегрузками и резкими поворотами, от которых его несчастные внутренности скручивались в узлы. Он нашел скамейку и прилег на нее. Вокруг него струился привычный человеческий поток, над ним, обтекая четыре ствола-корпуса, плыли облака. В каждом из них проживало четверть миллиона человек, и все они, как и Фред, работали в компании «Полезные люди». Фред всю жизнь провел в аркологиях, похожих на эту. Даже городок на марсианской станции был таким. Ни один расс не стал бы задумываться о своих жилищных условиях, а Фред вдруг взял и задумался. «Моим клон-братьям, — сказал он мысленно. — К чему мы пришли, прожив сто миллионов pacс-лет в таких вот сооружениях?»

Транзитная пчела остановилась проверить его состояние. Он сел, отогнал ее и пошел к лифтам. В турбокабину он садиться не стал, выбрал салон. Он пришел раньше обычного и бежать домой сломя голову было не обязательно. Диваны вокруг лифтовой медиазоны пустовали, пара свободных кресел у камина тоже нашлась. Фреда встретила волна успокаивающей протомузыки. Усталые клоны, одетые во всевозможные вариации сине-коричневых цветов, занимали излюбленные места. Фред прошел по толстому ковру к бару.

— Ну и воняет же от тебя, — сказал человек на соседнем табурете. На именной табличке этого найка было вышито «Жюль». — Что с тобой приключилось? — продолжал Жюль, морща свой загорелый нос. — Обмакнули в средство от блох?

— Угу. — Фред отвернулся. В этот момент ему было трудно проявлять дружелюбие к найку. Он заказал пиво, вспомнил, что должен воздерживаться от алкоголя несколько дней, и поменял заказ.

Лифт-салон двигался не спеша. Идя вверх, он останавливался только на этажах с двойным нулем, идя вниз — на этажах с цифрами 50. Фред решил пропустить свою остановку во время подъема и выйти на спуске. Надо было подумать о многих вещах: Коста, Кабинет, Рейли, гальвен, возможность клонового износа.

Оказывается, он уже успел составить краткий список своих проблем. Рассы славятся умением составлять списки. Их брат-донор Томас Э.Ю. был неисправимым списочником. Когда он погиб, в его квартире нашли целую коллекцию: в блокнотах, в компьютере, на обороте конвертов, на листках, прикрепленных к холодильнику. Что купить, как экипироваться, кому отправить рождественские открытки, с какими женщинами хотелось бы переспать. Все это сохранили и даже устроили выставку в Вашингтонском музее Смитсона. «Моим клон-братьям, — думал Фред. — Списки — наша разновидность белых стихов».

Выйдя на 150-м, он пересел в местный лифт, а потом на лучевую дорожку, ведущую в Деко-Виллидж, экономичный район в глубине Северо-западного ствола. Дверь квартиры поздоровалась с ним и открылась.

— Скажи Мэри, что я дома, — сказал он крошечной прихожей. Ответа не последовало, и он позвал: — Мэри?

— Я в спальне, — тихо донеслось до него.

— Извини, если разбудил.

— Нет, не разбудил. Ты рано сегодня.

— Да, чуть пораньше. — Мэри больше ничего не сказала, и Фред прошел в гостиную. Собачка ждала возле его кресла со шлепанцами в зубах. Фред расшнуровал тяжелые коричневые ботинки, отсыревшие от гальвена. Собачка уволокла их, один за другим, в свой шкафчик для чистки и дезодорации. И ради нее-то он собирался рискнуть своей порядочностью?

Он развалился в кресле. Мэри не показывалась и не делала попыток возобновить разговор, поэтому он спросил:

— Ты есть хочешь? Я да. В желудке буквально пусто. Может, перекусим что-нибудь перед выходом?

— Перед выходом куда?

— К Рольфу. Рейли говорил, что заказал столик. — Сам Рейли мог и не появиться, но об этом пока не следовало упоминать.

— К Рольфу? Сегодня же не среда.

— Знаешь, я ему так и сказал. — Фред старался говорить весело, но ведь евангелину не проведешь.

Помолчав, Мэри спросила:

— В чем, собственно, дело, Фред?

— В купольной церемонии.

— А, вот оно что. Я не пойду.

— Почему?

— Так, не хочется.

Фред знал, что спорить в таких случаях бесполезно.

— Мне, по правде говоря, тоже. Посидим дома, закажем сюда что-нибудь.

— Нет, ты иди. Я весь день только и делаю, что жую. Оставила тебе кое-что в кухне.

Фред вылез из кресла. Кухня в их экономичной квартире сводилась к нише рядом с гостиной, где стоял хромовый кулинар. На нем тарелка, на тарелке горка каких-то рулетиков.

— Нашел?

Фред поднес тарелку к глазам.

— Это что?

— Рыбные рольмопсы с кайенским перцем. Рецепт мой.

— Правда? — Хорошая новость, даже очень. Значит, она сегодня вставала. И попробовала что-то новенькое. Но кухня? У евангелии аллергия на все, что связано с кулинарией. Набрать готовый рецепт на диске для них и то подвиг. — Это здорово. Прямо сейчас и поем.

Когда он взял один рулетик, Мэри сказала:

— Не надо. Я передумала.

Фред чувствовал себя стоящим в шатком челне. Так продолжалось уже пять лет, с самого дня их свадьбы. Поначалу жизнь с евангелиной казалась очень волнующей, но с годами чувство постоянного напряжения как-то поднадоело ему.

— Они слишком острые, — пояснила Мэри из спальни. — Много перца.

— Я люблю острое.

— Тогда ешь, — вздохнула она. — Ты ведь, как всегда, лучше знаешь.

Фред положил рулетик обратно. И пяти минут дома не пробыл, а уже сыт по горло. Он перебрал в уме варианты: не есть, съесть один, съесть несколько или просто сказать, что съел. Список, кажется, полон. Первый и последний пункты можно исключить сразу. Если уж Мэри специально поднялась, чтобы приготовить вот это, надо хотя бы попробовать, а врать евангелине попросту глупо. Значит, вопрос только в том, сколько съесть. Если они в самом деле такие наперченные, то даже одна штука расстроит вконец его бедный, поруганный гальвеном желудок. Он подставил стакан под раздатчик, выпил пол-литра рисового молока для смягчения процесса и откусил кусок рольмопса.

Острый, да, но не так чтобы очень. Фред запихал в рот остальное и проглотил.

— Класс, — сказал он, беря второй, а за ним и третий.

— Подожди немного, увидишь.

Долго ждать не пришлось. Язык обожгло, в глотке запершило, глаза вылезли из орбит, нос прохудился, на лбу выступил пот. Фред, лишенный зрения и способности дышать, снова нащупал стакан.

— Фред, ты в порядке?

Он давился и кашлял, вливая в себя новую порцию молока.

— Фред, ты меня слышишь? Иди сюда!

— Минутку, — просипел он, вытирая слезы и улыбаясь. Наконец-то его пригласили войти.

Она сидела в подушках на их широкой кровати, растрепанная, с пятнами от еды на рубашке. Но Фреду тоже оставили место, а остальное не имело значения.

— На, высморкайся. — Она протянула ему платок. — Говорила же я, не надо. Надо было и эти выкинуть вместе с прочими. Честное слово, не знаю, зачем их оставила.

— Вообще-то вкусно, — выдув нос, сказал Фред. — Смотришь что-то? — В ногах кровати висел маленький скоп — уголок сада, где ничего как будто не происходило. — Это Шелли?

— Угу. Сегодня у них проблемы с кормлением Джудит. Похоже, дело у них все хуже и хуже. Она быстро слабеет.

Фред, заглянув в скоп, увидел открытую террасу между двумя крыльями бунгало известной смертартистки. Полуостров Олимпик, Западное побережье; там только что прошло время ленча, пасмурно, на полу из цементной плитки — экзотические растения в расписных горшках. В тени шезлонг, на котором возлежит Джудит Цзю. Рядом две евангелины, одна из них Шелли. Обе в широкополых шляпах — в таком ракурсе трудно сказать, где подружка Мэри, а где другая. Мэри потянула носом.

— Ты прошел чистку, Фред? Он пожал плечами.

— Почему ты мне не сказал?

— Большое дело, подумаешь.

— Очень даже большое. Тебя ранили?

Теперь начиналось самое лучшее. Большие карие глаза Мэри вглядывались в него. Евангелину обмануть трудно, но и ее глаза тоже не лгут. Ее душа ничем не занавешивается от внешнего мира.

— Я здоров. — Эти слова были наживкой, чтобы выманить Мэри наружу.

— Само собой разумеется, что сейчас ты здоров, раз тебя починили.

Присяга не позволяла ему рассказывать о своих заданиях никому, даже жене, но Мэри и так все видела.

Евангелин выпустили тридцать два года назад, когда у состоятельных женщин возник спрос на компаньонок. Аффам требовалась аудитория, которая внимала бы им, затаив дыхание. Дело ограничилось пробными партиями, в которые входило десять тысяч евангелин, но и это предложение превысило спрос. Рынок потерпел крах, зато рассы выиграли.

Обнимая жену, Фред подбивал в уме итоги этого сумасшедшего дня, и Мэри видела все — его страх, боль и панику.

— Бедный ты мой, — сказала она наконец, отпихнув его. Чары рассеялись. — Пусти-ка, мне надо пописать.

Фред смотрел, как она вылезает из кровати. Евангелины все маленькие и худенькие, особенно по сравнению с дженни, узкобедрые и плоскогрудые по сравнению с лулу, но в койке с Мэри никто не сравнится. Когда они занимались любовью, Фред просил ее не закрывать своих пуделиных глаз, заново изумлявшихся каждой ласке.

Она ушла в ванную, а Фред лег и стал смотреть скоп с Шелли. Подруга Мэри была женой Рейли, и они все собирались по средам. В скопе что-то зашевелилось. Открылась дверь, и на террасу вышли еще двое евангелин — смена. Все четверо сели за круглый садовый столик чуть поодаль от несчастной мар Цзю.

— Ей даже руки сгибать тяжело, — говорила одна.

— И слова выговаривать, — сказала другая.

— Жевать для нее почти непосильный труд.

Фред посмотрел, сколько времени. Если Шелли сядет на поезд в течение часа, то поспеет на церемонию вовремя, даже если Рейли не придет.

Он вышел в гостиную, встал перед оконной стеной. Окно было не настоящее (от ближайшей внешней стены их квартиру отделяло добрых полкилометра), но проецировало в реальном времени вид из окон квартиры-люкс в том же самом стволе. Солнце опускалось за гребень О'Хара на стороне Иллинойса. Фред стер пейзаж и вызвал телефонную рамку.

— Рейли Делл, — сказал он и увидел дерганое изображение своего друга. Рейли ехал в купе-бусине ЧОТ. Рассы заухмылялись. Говорить особенно было не о чем, но этот день они пережили. Они потрепались немного и разъединились.

Вернувшись в спальню, чтобы переодеться в домашнее, Фред вдруг заметил, что слизнепровод под потолком заткнут полотенцем. От этого у него случился сердечный сбой. Он постучался в ванную.

— Мэри, кто-то заткнул слизнепровод. — Не дожидаясь ответа, он влез на стул и вытащил полотенце. Шесть слизней тут же расползлись по стенам и потолку.

Мэри смотрела на это из ванной.

— Я видела в Эвернете: их собираются отменить вместе с куполом.

— Вряд ли. Если по-умному, надо ввести еще больше слизней. И удвоить дозу визолы. И десантников поставить на каждом углу. И все это не гарантирует нам безопасности. — Мэри смотрела на него во все глаза, и он добавил: — Препятствовать слизням незаконно. Нас могут арестовать.

— Почему же не арестовывают? Я заткнула дырку уже давно и, как видишь, все еще на свободе. Иди сюда, скажи, что ты думаешь.

В зеркале ванной расхаживала взад-вперед уменьшенная вчетверо Мэри в сексуальном парчовом платье сливово-синих тонов. Настоящая Мэри, сидя у туалетного столика, настраивала макет своей головы. Вечерний макияж на глазах делался еще ярче.

«Значит, мы все-таки идем к Рольфу», — подумал Фред. Мэри наложила под глазами макета толстый слой порошка горечавки, удлинила ресницы, слегка увеличила пухлость губ. Коже придала тон загара, глаза и волосы зачернила.

— Отпад, — сказал Фред, — но знаешь, это больше для Нового года подошло бы. Не для вечера с нашей компанией.

— Думаешь?

— Да не знаю вообще-то.

— Наверное, ты прав. — Мэри сменила программу на макияж для коктейля и стала экспериментировать с красками. Один из слизней тем временем добрался до ванной и полз к Фреду. Фред подождал, не сходя с места, и ощутил на лодыжке легкий укол. Слизняк, как и следовало ожидать, сразу же отвалился. Накачанный гальвеном объект угрозы для общества представлять не может.

Мэри, однако, кинула на слизняка ночную рубашку и ушла в гелевую кабинку. Фред, качая головой, освободил техноса.

— Я серьезно говорю, Мэри. Ты напрашиваешься. Что на тебя такое нашло?

— А то ты не понимаешь. — Она включила туман, положив конец разговору.

Слизень, как ни в чем не бывало, полез по стеклянной стенке к слизнепроводу кабины. Как ни старайся, он получит свое. «Наведу-ка и я красоту, пока Мэри душ принимает», — решил Фред. Он сел под коробку-визажиста и сказал:

— Фред, вечер. — В макете он не нуждался, поскольку имел в своем распоряжении всего три лица: рабочее, домашнее и вечернее, которые никогда не менял. Опустив коробку, он зарылся головой в ее теплые мягкие складки. Визажист быстро помыл, побрил, тонировал и подкрасил его, а заодно увлажнил кожу и подстриг волосы. Сжатие зубов включило ультразвуковую мятную чистку.

Убрав коробку, он увидел в зеркале маленького себя, меняющего костюмы разного цвета и стиля.

— Этот. — Он выбрал нарядный скаф из сливового крепа, чтобы гармонировать с Мэри. Фред в зеркале сделал шажок вперед, ухмыльнулся и повернулся спиной.

«Моим клон-братьям: все мы — одна смазливая сволочь».

 

2.13

Пассажир соседнего купе-бусины спал, прислонившись к окну. Плавный ход поезда убаюкивал и Богдана, но тут раздался щелчок, соседнее купе отсоединилось и ушло в боковой туннель. С пускового пандуса съехало и пристыковалось другое. В нем, отделенная от Богдана двумя листами непробиваемого глассина, сидела прозрачная женщина. Она барабанила пальцами по подлокотнику кресла, и Богдан с интересом смотрел, как пересекаются под кожей ее мышцы и сухожилия. Заметив его взгляд, женщина, кажется, оскорбилась — насколько ее прозрачное лицо позволяло судить — и затемнила окно.

Богдану было все равно — он мечтал. Сеанс в «Ариа-Рейнджере» с тем странным имитом закончился, не успели они добраться до населенного центра Земли-Буксира, но следующее задание тоже оказалось нормальным. Тот же имит в красно-зеленом комбинезоне явился опять и сказал:

— Еще раз здравствуйте, Богдан. Хотите побывать в будущем?

Происходило это в одной из аудиторий «Э-Плюрибус», не на космическом корабле.

— Конечно, почему бы и нет?

— Вот и прекрасно. Представьте, что прошло четыреста лет. Вы — пассажир О-корабля, идущего к новой звездной системе. Давайте посетим мостик.

Миг спустя они перенеслись в помещение размером с футбольное поле. Десятки молодых людей в офигительной форме обслуживали ряды плоских мониторов и контрольных панелей. В самом центре парила гигантская модель О-корабля.

— Капитан текущей декады. — Миви показал на исключительно красивую женщину — она даже Аннет Бейджинг не уступала, если такое возможно. Она подошла к ним, уперлась руками в стройные бедра и смерила Богдана взглядом с головы до ног.

— А, Меррил. У вас нюх на лучших людей. Представьте же нас, пожалуйста.

— С удовольствием. Капитан Сюзет — пассажир Богдан Кодьяк, один из самых способных наших кадетов.

— Приветствую вас на мостике корабля «Чартер-сад», кадет Кодьяк. Меррил просил, чтобы я устроила вам экскурсию. Начнем, пожалуй, прямо с командного центра — не против?

— Полностью «за», — сорвавшимся голосом сказал Богдан.

— Превосходно.

— Оставляю вас на нашего славного капитана, Богдан. До следующего раза. — Миви рассыпался на рой мерцающих звезд и исчез.

— Замечательный человек. — Капитан Сюзет с грустью посмотрела на место, где он только что был. — Надеюсь, вы понимаете, что интерес, который он проявляет к вам, — большая для вас удача. — Она подвела Богдана к огромной голографии О-корабля. — Начнем с того, как корабль движется. Вы, полагаю, знаете, что такое торус.

Макет высился над ними, как десятиэтажный дом.

— Конечно. — Богдан попытался вспомнить, что рассказывал ему Миви на прошлом сеансе. — Это магнитная ловушка для элементарных частиц, поставляемых солнечными жатками.

— Совершенно верно, — одобрила красавица-капитан. — Итак, жатки. Дома, в нашей Солнечной системе… — Модель корабля по ее знаку съежилась до точки в верхнем углу громадного скопа. Богдан заслонился рукой от ослепительно пылающей в середине звезды. — Сейчас мы убавим яркость. — Капитан повела пальцем, и Солнце преобразилось в клубок движущейся розовой лапши. Его северное полушарие кольцом окружали черные пятна. — Это и есть жатки «Гелиотока». От Солнца они далеки, как орбита Меркурия, но расположены над его экваториальной плоскостью. Чтобы хоть как-то разглядеть их на этом скопе, мне пришлось бы увеличить их до размеров Юпитера.

— Да, разумеется, — сказал Богдан.

— Взглянем поближе на всю систему. — По мановению ее пальца на скопе стали появляться планеты, а между ними — обитаемые и производственные колонии. Голубой с белым мраморный шарик обозначал Землю. — Жатки улавливают энергетические импульсы Солнца и передают их по назначению. Готовы? — Она щелкнула пальцами, и от кольца жаток раскинулась во все стороны разноцветная паутина. Большинство ее нитей вело на Землю. — Белые линии — это микроволновые лучи, которые преобразуются в электричество, красные — лазерные лучи, желтые — потоки водородной плазмы. А знаете ли вы, что такое вот эта, зеленая?

Нить, на которую капитан указывала, вела прямо к маленькому О-кораблю в верхнем углу.

— Думаю, наш поток элементарных частиц.

— Блестяще! — Капитан закрыла макет Солнечной системы и вернула корабельной модели первоначальный масштаб. — Это приводит нас к торусу — иначе говоря, как вы верно заметили, к силовому электромагнитному полю, преобразующему частицы в энергию. — В отверстии О-корабля возникла проволочная конструкция, похожая на сеть параллелей и меридианов. В самом ее центре виднелось вздутие, как от пальца, упершегося в резиновое покрытие. — Последние четыреста лет «Гелиоток» посылал узкий луч заряженных фотонных частиц на планету 2013 ЛЗ в системе Большой Медведицы. Это место нашего назначения. Торус нашего корабля нацелен на этот луч — мы по нему, так сказать, едем. Выпуклость, которую вы видите на торусе, и есть луч. Большая часть его энергии преобразуется в движение — мы идем на 0,367 скорости света. То, что остается, расходуется на корабельные нужды. Кроме того, луч обеспечивает ультраширокий диапазон связи между Землей и нами.

— И как там жилось старушке-Земле эти четыреста лет? Искорка в глазах капитана Сюзет приугасла.

— Ах, кадет Кодьяк, оттуда давно уже не поступают хорошие новости. Наша родная планета претерпела много бедствий после того, как мы стартовали, особенно во время Второй Фаговой войны 2184 года. Земля отравлена до такой степени, что жизнь на ее поверхности сделалась невозможной. Человечество зарывается вглубь или живет на Марсе, на лунах Юпитера, на орбитальных станциях. Наш «Чартер-сад» и другие О-корабли теперь населены больше, чем вся Солнечная система. Мы отправились в путь как раз вовремя. Хорошо, что у нас достало ума сделать правильный выбор.

— Разве вы не боитесь, что без Земли и луча не будет?

— Нет. «Гелиоток» управляется роботами. Случись такая авария век назад, нам пришлось бы плохо, но теперь это удлинит наше путешествие максимум лет на десять. Мы подошли очень близко к планете, в которую упирается луч.

Модель корабля сменилась картиной космоса с миллионами звезд. Две звезды соединяла широкая дуга — половина зеленая, половина красная, посередине бесцветный прогал.

— Если «Гелиоток» через два года прекратит посылать луч, мы будем путешествовать по инерции еще семьдесят пять лет. Они и представлены на диаграмме как бесцветная полоса. Все это время движение будут обеспечивать ядерные реакторы. Мы в решетчатой части перейдем на режим невесомости, но жилые барабаны начнут вращаться и создадут свою силу тяжести.

— Но ведь… — В голове у Богдана так и теснились вопросы.

— Я знаю, о чем вы хотите спросить. Все спрашивают. Если мы здесь первые, откуда придет тормозной луч, правильно?

Богдан хотел спросить не об этом, однако кивнул.

— И еще: почему барабаны «жилые»? Я думал, ваши пассажиры все заморожены?

— Вы умеете думать — я люблю это качество в своих офицерах. Сначала о луче. В 2136 году, за год до старта, консорциум «Земля-сад» послал вперед флотилию кораблей-автоматов на химически-ядерном топливе. Они развивают ускорение выше, чем может выдержать человек. Большинство из них достигли Большой Медведицы пятьдесят лет назад. И подыскали для нас планету, которая, кстати сказать, превзошла все самые оптимистические наши надежды. Я могу показать вам потрясающие картинки. Некоторые из передовых кораблей успешно на нее приземлились и теперь готовят энергетическую, транспортную и жилую инфраструктуру к нашему прибытию, ожидаемому через четыреста семьдесят пять лет. Когда мы зайдем на орбиту, внизу нас будут ждать современные, полностью функциональные города. Остальные корабли-предшественники строят солнечные (вернее, медвежьи) жатки, чтобы послать нам тормозной луч.

Модель О-корабля вернулась на место, высветив четыре жилых барабана.

— Переходим к вашему второму вопросу. Нет, не все они заморожены. Наши пассажиры могут по своему выбору проводить в активном состоянии до двухсот лет путешествия. Сейчас у нас активно около двадцати процентов. Эти четыре барабана населяет 93 545 человек. Вот в этом находится город с населением шестьдесят две тысячи, другие вмещают двадцать девять мелких поселений и тысячи жилищ сельского типа.

Молодой офицер, подойдя к ним с табличкой, улыбнулся Богдану и кивнул.

— Меня ждет срочное дело, кадет Кодьяк, — сказала капитан, посмотрев на табличку. — Не хотите ли продолжить экскурсию с лейтенантом Пересом?

— Да, конечно.

— Лейтенант, покажите кадету Кодьяку все, что он захочет увидеть. Честь имею, кадет.

Отвечая на ее приветствие, Богдан вдруг заметил, что одет в такую же офигительную форму, как все на мостике.

— Спорю, ты захочешь посмотреть зал для боевых тренировок и офицерский клуб, — сказал лейтенант. — Или наш частный нудистский пляж.

Слишком скоро Богданова бусина отцепилась и выкатилась на станцию «Библиотека». Пробудившись от грез, он приклеил к плечу кодьяковские цвета, коричневый-желтый-белый, и с чувством тяжкой потери вернулся к реальности. Как только он вышел на платформу, какой-то человек наступил ему на ногу. Богдан взвыл, а мужчина, осмотрев подошву ботинка, спросил:

— В чем проблема-то?

— Вы мне на ногу наступили, вот в чем!

— Ты сам захотел остаться такой мелюзгой.

— Не такой уж я мелкий, чтоб вы меня не заметили. Мужчина, пожав плечами, сделал попытку потрепать Богдана по голове. Богдан отпихнул его руку.

— Сначала чуть не растоптал меня, а потом по головке гладишь? Спятил ты, что ли?

Мужчина молча ушел, а Богдан захромал к выходу с ощущением, что у него сломан палец ноги. Транзитная пчела, спикировав перед ним, спросила:

— Вам требуется медицинская помощь, мар Кодьяк?

— Нет, но вон того засранца надо арестовать за телесные повреждения!

— Наши записи показывают, что имел место несчастный случай. Но если вам требуется медицинская помощь, разрешите проинформировать, что на этой станции ЧОТ имеется полностью оснащенный кризисный пункт. Для пассажиров с билетами предусмотрены скидки. Помимо автодока клинического класса мы предлагаем консультации для критических ситуаций. Возможно, и вы пожелаете проконсультироваться.

Богдан яростно вытер навернувшиеся на глаза слезы и вышел со станции. Вечер был теплый. Гологолли в этом районе не ошивались: никто здесь не мог себе позволить интерактивничать с ними. Киосков мало, тротуарных экранов и того меньше, зато у выхода расположился блошиный рынок: бездомные пытались продать всякое разнесчастное барахло. Одна старуха сидела на табуретке рядом со старинными весами для ванной. На весах висел рукописный плакатик: «Праверь свой весс — ОДК 1/7». Миллионка, чтобы стать на сломанные весы. Старуха смотрела на Богдана с надеждой, но он не проявил милосердия и припустил трусцой, несмотря на боль в пострадавшем пальце, покрикивая пчелам:

— Сгинь! Сгинь!

Повернув на Хоув-стрит, Богдан увидел у дома двух Тобблеров, занятых чем-то непонятным. Один Тобблер низко наклонился, другой заглядывал ему через плечо. Вокруг них кишели любопытные пчелы. Богдана тоже одолело любопытство, и он подошел посмотреть, в чем дело.

— Привет, молодой Кодьяк, — пропыхтел, выпрямляясь, согнутый Тобблер.

— Здравствуйте, домоправитель Дитер. Что это у вас тут?

— Не только у нас, у вас тоже.

Другой Тобблер по имени Трой лил из пакета какую-то густую жидкость в трещину на тротуаре. На Богдана он даже и не взглянул. Трой был мальчик — настоящий, не ретро. Он прожил на свете двенадцать подлинных лет. В техническом смысле Богдан тоже был не ретромальчиком, только прерванным — он остановил свое созревание, не достигнув подросткового возраста, — но этот факт не способствовал его сближению с Троем.

Опорожнив пакет, Трой надел защитные очки и заглянул в трещину.

— Ничего не видать.

— Пусть впитается, — рассудил домоправитель.

— Все равно не видать, — заявил Трой через минуту. Домоправитель взял из ящика с инструментами резиновый молоток и стал простукивать тротуар по обе стороны трещины. — Вот, теперь пошло. Давай туда. — Трой показал в сторону дома.

Молоток достучался до здания и перешел на его кирпичную стену.

— Есть! — крикнул Трой. — Поймал гада. Иди посмотри. — Он отдал очки домоправителю и спросил Богдана: — Чего вылупился?

— Ничего. — Богдан отвел глаза.

— Хорошо-о, — протянул, глядя в трещину, Дитер. — Метра три — три с половиной. Надо взять образцы. — Он снял очки и сказал Богдану: — Ну что, молодой Кодьяк, как вам живется при нашем лифте? Жарковато в такую погоду, а? Может, лучше держать дверь открытой?

— Я люблю, когда жарко, — уклончиво сказал Богдан. Тобблеры обнаружили что-то под чартерным домом, и ему хотелось знать что. Но они, конечно, не скажут, особенно Трой, а выспрашивать у них информацию он не станет. — Спокойной вам ночи, Тобблеры.

— Спокойной ночи, Кодьяк.

Он прошел мимо «Микросекунды», поднялся на крыльцо к кодьяковской двери. На голос он теперь не стал полагаться, а сразу приложил к двери ладонь.

— На, читай.

— Здравствуйте, посетитель, — сказала дверь очень знакомым голосом.

— Китти, ты? Это я, Богдан. Открой парадную.

Но это была только запись, притом старая.

— Вследствие военного положения и возможности беспорядков дом чартера Кодьяк временно герметизирован, — сообщила дверь. — Извините за причиненные неудобства.

Военное положение? Да Богдана тогда и в проекте не было.

— Мы лишены возможности обратиться к вам реально, — продолжал голос Китти, — но если цель вашего посещения не противозаконна, дверь уведомит нас. В противном случае просим немедленно удалиться. И помните, что это дверь модели «Античужак», полностью вооруженная и имеющая лицензию на защиту от вторжения.

— Дверь, скажи кому-нибудь, что я здесь, — взмолился Богдан. — Эйприл или Денни. Просто свяжись с ними.

Ответа не было. Он хотел уже плюнуть и пройти через «Микросекунду», но дверь заговорила другим голосом — Расти?

— Мы все уже спим, дружище. Приходи утром.

— Ничего вы не спите! — Богдан лягнул дверь. Она ответила металлическим лязгом и выдвинула газовые дула из рамы. Богдан снова нанес удар, зная, что газовые баллоны давным-давно разрядились. Тобблеры отвлеклись от своего занятия и уставились на него, но он не обращал на них внимания и продолжал пинать, пока внутри не включилась тревога.

В конце концов ему открыл домоправитель Кейл.

— Что за шум, Богдан?

— Долбаная дверь открываться не хочет, вот и стучу. Не можете, что ли, наладить? — Он протиснулся в вестибюль мимо Кейла. — Так трудно починить хренов домпьютер?

— Я смотрю, мы сегодня не в настроении, — сказал Кейл.

— Да ну? С чего бы это? Может, мы весь день вкалывали? Или, наоборот, дома сидели и не делали ни хрена?

— Кто-то, похоже, сильно проголодался, — невозмутимо ответил Кейл. — Иди руки мыть, мы тебя ждем с обедом. И Сэму заодно отнеси поднос. Он неважно себя чувствует. Скажи, что мы все поднимемся к нему после обеда.

Богдан слишком устал, чтобы спорить, и поплелся в комнатушку за «Микросекундой». Там стоял отдельный экструдер, кухонный.

— И не забудь, — крикнул вслед Кейл, — в семь у тебя разрешительная комиссия.

* * *

На середине крыши Богдан услышал храп, вестник целительного дневного сна. В двери сарайчика появилась новая дырка, в которую он тут же сунул палец. Сэм, укрывшись старым одеялом, лежал на кровати. Богдан вошел, ступая как можно тише. На шатком пуфике стоял другой поднос, нетронутый — видимо, с ленчем. Богдан поменял его на свой. Полуденная фрутокаша слегка забродила и издавала густой приторный запах. Разбудить, что ли, Сэма, пока обед не остыл? После их утренней встречи на лестнице он, наверное, вернулся назад и лег.

— Сэм, — позвал Богдан не очень громко.

— Ш-ш-ш, — тут же ответил Хьюберт. — Привет, Богги. Тише, пожалуйста. Сэму было нехорошо, ему отдохнуть надо.

Храп продолжался без перебоев.

— Они просили сказать, что придут к нему позже.

— Я передам, когда он проснется.

Богдан забрал поднос с ленчем и сказал шепотом:

— Хьюберт, Тоббы льют какой-то оптический агент под землю около дома. Есть идеи на этот счет?

— Сырьевые пираты, — зашептал в ответ Хьюберт. — В окрестностях вроде бы замечены техносы-копатели, и есть случаи каннибализма старых кирпичных зданий. Тобблеры подозревают, что пираты выедают изнутри наши стены.

— Зачем кому-то старые кирпичи?

— Наш дом построен из пульмановских. Их делали в девятнадцатом веке из глины озера Калюмет. Они высоко ценятся у строителей.

Богдана впечатлила информированность Хьюберта.

— Это Тоббы тебе рассказали?

— Нет. Я не так давно научился подключаться к их домпьютеру.

— Красота. К их домпьютеру подключаться умеешь, а наш наладить не можешь.

— Не так громко. Шел бы ты обедать, а? Все тебя ждут. Богдан отодвинул дверь, но не ушел. Что-то здесь было не так, только вот что? Сэм все это время храпел слишком уж мерно, и еще… еще Богдан чувствовал запах перестоявшейся фрутокаши. Будь Сэм на месте, здесь пахло бы только им. Богдан поставил поднос на стол и двинулся к койке.

— Что ты делаешь? — сказал Хьюберт. — Ты разбудишь его.

— Сомневаюсь. — Под одеялом лежала груда подушек. — Хьюберт, что происходит?

Храп оборвался, и чей-то голос сказал:

— Что? Что такое? Где это я, Генри?

Богдан подошел к динамику на рассадном столе.

— Как раз это я и хочу узнать, Сэм. Где ты?

— Богдан? Ты в моем бунгало?

— Ну да, а ты где? Внизу?

— Вообще-то наверху.

— Куда ж еще выше-то?

— Я не дома. Отлучился по одному делу. Богдан показал на разоренную койку.

— Тайком?

Из динамика донесся вздох.

— Если бы я сказал, Эйприл, ты или Китти попытались бы меня задержать, а этого я допустить не мог.

— Ты пугаешь меня, Сэм.

— Извини, мальчуган, ничего не могу поделать. Слушай: давно, когда тебя еще не слили в пробирку, со мной поступили бесчеловечно…

— Ты говоришь о прижигании. — Богдан, чувствуя определенное облегчение, присел на койку. — Собираешься сжечь себя в знак протеста.

Динамик ненадолго умолк.

— Понимаю. Я уже говорил об этом.

— Так, раз двести.

— Значит, сильного шока это не вызовет. Что ж, я рад. Я был пешкой в чьей-то большой игре, Богги, и хотя я уже никогда не узнаю, кто должен ответить за мою трагическую судьбу, всеобщее молчание этому только способствовало. Я хочу указать на это обществу единственным доступным мне способом.

— Но ведь это было давным-давно, Сэм. Никому больше дела нет.

— Вот я и хочу им напомнить.

Богдан, обнаружив под подушкой конверты, стал разбирать их. На каждом стояло имя кого-то из Кодьяков, в том числе и его. Он бросил их и вскочил.

— Я скажу Кейлу!

— Это бесполезно. Они могут весь город обегать, а меня все равно не найдут. Лучше уж промолчать. Обещай, что не скажешь, Богги.

— Нет! Скажи, где ты.

— Богги, мне и без того трудно. Думаешь, я легко пришел к такому решению?

— Да плевал я!

— Вот что: если Хьюберт что-нибудь напортачит и придется меня вызволять, мы с тобой свяжемся, ладно?

— Где ты?

Самсон прервал связь с Богданом. «Солджер-филд», видимо, понемногу заполнялся — рядом с ним прибавилась еще дюжина кресел. Потом Самсон посмотрел внимательно и увидел, что других зрителей, кроме этих, нет. Маленький островок сидений, скрепленных вместе, как клавиши древней пишущей машинки, одиноко болтался над пустым стадионом.

По правую руку от Самсона сидел мужчина — высокий, тощий, с костистым старым лицом и аккуратно подстриженными черными усиками.

— А, проснулись! — пробасил он. — Замечательно! Добрый вечер, сэр! — Он слегка гнусавил из-за больших бордовых затычек в носу.

Место слева занимала женщина с такими же носовыми фильтрами, придававшими ей поросячий вид. Увядшая кожа и жидкие волосы показывали, что и она порядком себя запустила. К тому же она была толстая. Серый с белым кот у нее на коленях смотрел на Самсона подозрительно.

На всех прочих сиденьях расположились дети, от мала до велика. Откуда их столько? Самсон давно уже не видел так много детей, целый школьный автобус. Он заметил, что никто из детей в отличие от двух взрослых не пристегнут к своему креслу.

Понятно. Они покупные, не реальные. А вот у кота и шлейка, и поводок — значит, реальный. Мужчина подал Самсону руку.

— Я Виктор Воль, а это моя возлюбленная Жюстина. И малышня. — Подмигнув, он обвел рукой детские кресла. — Поздоровайтесь с мсье Кодьяком, ребята.

— Здравствуйте, мсье Кодьяк! — с поразительным рвением прокричали дети.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Мы тут поболтали с вашим слугой, пока вы дремали. Правда, Жюстина?

Женщина кивнула и застенчиво улыбнулась, показав коричневатые зубы.

Самсон растерялся. Дети вставали на сиденья, чтобы лучше его рассмотреть. Хьюберт, конечно, не стал бы откровенничать с незнакомыми?

— Надеюсь, мы не очень вас беспокоим, мар Кодьяк. Просто никто уже много лет не покупал себе такого высокого места. Вся эта секция обычно закрыта — во всяком случае, для людей. Жюстина увидела, что вы сидите там один, да еще днем, и матча сегодня нет.

— Я пришел на церемонию снятия купола.

— Да ладно, — небрежно махнула рукой Жюстина.

— Жюстина хочет сказать, что церемония состоится внизу, — показал Виктор. — И скорее всего не в Чикаго. Этот стадион для них так, вроде задника.

Самсон тупо смотрел на него.

— Теперь «Солджер-филд» пользуются разве что только самоубийцы.

— Самоубийцы? — повторил Самсон.

— Прыжок Мосби. — Жюстина показала на огороженный парапет по ту сторону стадиона. — С него все и началось.

— Что началось?

— Самоубийства в честь Мосби, конечно.

Самсон, ничего не понимая, смотрел то на нее, то на Виктора.

— Пива хотите? — Виктор протянул ему холодный пакет. Самсон уже много лет не пил пива. Те двое подняли свои пакеты заздравным жестом, и Виктор сказал: — За нашего нежданного гостя. Добро пожаловать к нам домой.

— За моих нежданных хозяев, — сказал Самсон и выпил. Вкуса он, само собой, не почувствовал, как и никакого другого вкуса за последние сорок лет. У всех детей в руках внезапно появились стаканчики с содой-мороженым. — К вам домой, говорите? Вы разве живете здесь?

— Скажем так, — опять подмигнул Виктор, — пришли посмотреть Олимпиаду в двадцать восьмом, да так тут и остались.

Сэм, сказал Хьюберт, у них есть хитрый субмагнит. Он прячет их от охраны и взламывает коды киосков. Я наблюдаю за ним, набираюсь опыта.

— Дог? — Виктор снова дал Самсону пакет, на этот раз теплый. Внутри лежал хотдог на маковой булочке, с зеленой приправой, луком и ярко-желтой горчицей. Пар пощекотал Самсону ноздри, и ему почудился запах чикагского деликатеса времен его молодости.

— Спасибо, с удовольствием.

 

2.14

Когда Кабинет ушел, Миви собрал свои немногие личные вещи в архивную папку. Та запросила адрес, и Миви признался, что еще не знает его. Делать больше было нечего, и он покинул свой офис, оставив в нем контейнер Стрелы. Благодарить ментара за службу он даже и не подумал. В ближайшем будущем он планировал провести терминальную чистку и оборвать всякую связь с этим глупым, никуда не годным пастовиком.

Прощаться в отделе «Гелиотока» было не с кем. Обычно здесь даже ночью кипела бурная деятельность, но сегодня комнаты опустели, а проверочные пункты в коридорах обслуживали машины. Служащих, вероятно, распустили по домам в связи с трагической кончиной Элинор.

Миви, особо не торопясь, дошел до транспортного отсека. Отсюда он мог быстро доехать бусиной до своей квартиры в квадрате 44, но вместо этого поднялся на поверхность в лифте. У него вошло в привычку каждый вечер после работы возвращаться домой пешком. В кабине-студии, вмещающей триста человек, тоже не было ни души.

На первом этаже он прошел мимо комнаты, где они заседали утром, где следили за крушением корабля Элинор. Теперь он больше не работает в «Гелиотоке», а дочь Элинор пропала — вряд ли он придет сюда еще раз.

Выйдя наружу через хрустальные двери административного корпуса, он втянул в себя сытный, пряный, насыщенный пыльцой воздух. Впереди на десять тысяч акров простиралась территория «Старк Энтерпрайзес» — пологие индианские холмы, сплошь покрытые соей, форельником, рыбными прудами. Над землей виднелось только здание администрации — практически все индустриальные и жилые секции размещались в подземной аркологии.

Именно здесь двенадцать лет назад приземлилось его такси и состоялась их с Элинор первая встреча. Она пригласила Миви, епископа «Родины», в свою «лавочку» на ленч и предупредила, что у нее есть одно предложение, которое, как ей кажется, заинтересует его.

Миви повернулся к зданию спиной и зашагал под гору. Для своей последней прогулки он выбрал извилистую тропинку через соевые поля. Вечерняя дорога домой, около пяти километров, обычно занимала у него час. Это было его любимое время дня и неоценимое достоинство должности, которую он занимал. (Она не могла этого предвидеть, ведь нет?) Воздух здесь, помимо наполненности жизнью, был самым безопасным воздухом на планете. Всю территорию укрывал собственный купол, помещавшийся внутри большого блумингтонского купола. Пузырь в пузыре, полное отсутствие бандитов, как больших, так и маленьких.

Соевые поля были, собственно, не полями, а системами быстрого роста пятиярусной вышины. Почва делилась на километровые квадраты, скошенные на несколько градусов к северу и обеспечивающие верхний южный свет для подземной аркологии. Наклонные земельные плоскости делали горизонт похожим на зубья пилы. Миви шел вдоль одной из них, защищенный от солнца высокой соей. Сегодня он останавливался чаще обычного, чтобы насладиться видом, птичьим пением, треском кузнечиков. Балансировал на одной ноге, чтобы высыпать из другого ботинка драгоценную землю. День еще не кончился, и его комбинезон включил охлаждение. Шляпы у него не было, пот свободно струился по шее. Когда еще ему доведется попасть в частные владения вроде этих?

На вершине одного из квадратов, над неглубокой долиной, стояла бетонная платформа. Сюда Элинор привезла его в тот первый день, когда он был таким ярым противником всего, что она защищала. Она, по его подкрепленному фактами мнению, была в числе тех, кто способствовал медленному корпоративному удушению Геи. Он не ждал ничего хорошего от каких бы то ни было ее предложений, гордился тем, что выступает за правое дело, и чувствовал в себе иммунитет против ее розовощекой харизмы.

Они приехали в маленьком каре и остановились на этом самом месте. Внизу, в долине, располагалась мишень «Гелиотока», похожая на трехкилометровый трамплин. Ее обтягивал пластфоль, совершенно черный — для поглощения электромагнитных частот, объяснила Элинор. Черная овальная мишень казалась Миви дырой в теле планеты, и это лишь подкрепляло его отрицательные эмоции.

— Взгляните туда. — Элинор показала на небо, и он увидел двойной ореол в месте, где воздух как будто кипел. — Там микроволновый луч проходит сквозь оба купола. Мощность этого луча примерно один тераватт, и он снабжает электричеством всю местность от Терре-Хота до Индианаполиса, однако мы не видим его. Поразительно, правда?

— Да, пожалуй.

— Сейчас мы это поправим. — Она достала из дверного кармана две пары очков. — Надевайте, ваше преосвященство.

Он надел и поначалу не заметил никакой разницы. Постепенно пейзаж сделался темным, как на закате, а мишень начала излучать призрачное сияние. Из черной она превратилась в кремовую, а потом ее пронзил луч ни с чем не сравнимого по чистоте и белизне света.

— Ах! — вырвалось у епископа.

— Действительно, ах, — усмехнулась Элинор. Некоторое время они молча наблюдали за этой струей чистейшей энергии.

— Я часто вспоминаю то, что вы как-то сказали о вашей организации, — сказала наконец Элинор.

— Что же я такого сказал?

— Что «Родина Интернэшнл» делает только часть работы.

— Не помню, чтобы когда-нибудь говорил нечто подобное.

— Я процитирую, если позволите. Вы сказали, что «Родина» помогает Гее освободиться от смертельной заразы. Иными словами, от человечества, если я правильно поняла. Потом вы сказали: жаль, что Гея не может заразить другие планеты этой чумой — иначе последняя несколько утратила бы свою силу.

Миви опешил. Он помнил эти слова, но сказаны они были в узком кругу его ближайших сподвижников. Более того, он был полностью уверен в надежности нулевой комнаты, где происходила беседа.

— Я неверно вас процитировала, епископ?

— Нет, верно… но это не предназначалось для публичного слуха.

— Именно поэтому я верю в искренность ваших слов. И думаю, что мое предложение не оставит вас равнодушным. Хотите совершить небольшое путешествие вместе со мной?

— Смотря куда.

— По лестнице Иакова, — засмеялась она. — По бобовому стеблю. Иными словами, по микролучу.

Она протянула руку — в очках это выглядело как пиктограмма, — и они действительно оказались рядом с лучом. Миви слышал его гудение. Он знал, конечно, что все это виртуально, но все равно испытывал страх. Элинор коснулась луча рукой, и они понеслись вверх. Кар с двумя пассажирами на верхушке холма превратился в едва различимое пятнышко, долина — в одну из складок зеленого покрывала. Миви увидел линию Восточного побережья, затем все полушарие и обод планеты.

Остановились они в космосе, на подстанции «Гелиотока», представлявшей собой многокилометровый зеркальный остров. Четырнадцать микролучей, включая и тот, по которому они поднялись, расходились отсюда веером и падали в восточный сектор североамериканского континента. Выглядели они как приделанные к глобусу струны.

— Эта станция находится на высоте сорока тысяч километров, — сказала Элинор, — на геосинхронной орбите над экватором. Отсюда идет линия визирования к нашим солнечным жаткам, которые вращаются вокруг Солнца девяносто девять процентов времени. — Солнце находилось слева, слишком яркое, чтобы смотреть на него. — Каждый из этих лучей, преобразованный наземными станциями, дает от 985 до 1004 гигаватт электроэнергии двадцать три часа пятьдесят восемь минут в сутки.

Миви понимал, что на самом деле сидит в каре на индианском холме, но вид Земли с такой высоты потрясал его. У него под ногами крутился тот самый шар, защите которого он посвятил всю свою жизнь. Элинор обратила его внимание на пятнадцать других геосинхронных станций, оплетавших планету паутиной энергии.

— Очень впечатляет, — сказал он, — но какую, собственно, цель преследует эта экскурсия?

— Хочу сделать вам пожертвование, епископ Миви. Выбирайте любой микролуч, и «Гелиоток» пожертвует «Родине» все доходы от его энергетической стоимости на десять лет вперед. Он будет частной собственностью вашей организации.

— Зачем вам это нужно? — недоверчиво спросил Миви.

— Причин несколько. Во-первых, это в моих возможностях. Во-вторых, я хочу быть примерной корпоративной гражданкой. В-третьих, хочу показать вам, насколько это серьезно. Но прежде всего мне хочется убрать затычки из ваших ушей, чтобы вы услышали мое предложение по-настоящему.

Миви снял очки, и это вернуло его на Землю.

— Я слушаю, — сказал он. Она тоже сняла очки.

— Я предлагаю вам участие в небольшом проекте, который назвала «Земля-сад». В него входят несколько крупнейших предпринимателей, флотилия космических кораблей, колонизация планет за пределами нашей системы, игра на чувстве собственности и обуздание самой мощной из сил природы.

— Что же это за сила?

— Людская алчность, епископ. Мы с вами заставим ее приносить пользу как Земле, так и человечеству.

* * *

Миви отвернулся и пошел дальше. Легкий бриз шевелил над головой лиловатые листья сои и стряхивал спелые бобы в сборные желобки.

Несмотря на все свое умение убеждать, Элинор Старк пришлось уговаривать его несколько месяцев. Но он и после этих лет не знал точно, что побудило ее основать проект по отправке тысячи кораблей в тысячелетнее путешествие к звездам. Он был уверен, что дело не в одной только выгоде, но Элинор не была ни геисткой, ни гуманисткой. Миви так и не решился спросить ее напрямик, словно боялся что-то разрушить. А теперь уже поздно.

Глубоко задумавшемуся Миви преградили дорогу три миниатюрных летучих техноса. Двое — тонкие и грозные — выглядели как настоящие киллеры, третья — как укрупненная версия пчелы-свидетеля. Головы у всех троих были ярко-оранжевые. Миви вспомнил прощальное предупреждение Зоранны и испугался за свою жизнь.

— Что вам надо? — Двое киллеров вместо ответа начали виться вокруг его головы, жужжа и царапая лысину крыльями. — Помогите! Помогите! — закричал он, отмахиваясь, и внезапно ощутил острую боль под мышкой. Пока эти двое выполняли отвлекающий маневр, пчела ужалила его сквозь одежду. Боль быстро распространилась по руке и по шее. — Ты убила меня! — воскликнул он, но техносы снова построились и улетели прочь. Не чувствуя ни слабости, ни головокружения, Миви заторопился домой. Скинул комбинезон, осмотрел место укуса в зеркале ванной. Там вздулась шишка величиной с виноградину, пульсирующая и болезненная на ощупь.

Потом он снова услышал жужжание и увидел в зеркале за собой оранжевую пчелу.

— Помогите! — закричал он опять, швыряя в насекомое полотенце и флакончик с одеколоном. Пчела последовала за ним в гостиную. Он схватил стул и загородился им, как щитом.

— Спокойно, Миви, — сказал кто-то. — Сами себе хуже делаете. — Миви завертел головой, но никого не увидел. — Я здесь. — Крошка Ханк, ментар Эллен Старк, сидел, свесив ноги, на чайном столике. Шкуры, в которые он был одет, теперь выглядели немного реалистичнее.

— Ты! Что все это значит? — Миви искал глазами пчелу. Это значит, что я должен найти Эллен, ответил Крошка Ханк у него голове, и вы мне в этом поможете.

Пчела вместе с двумя своими подельниками заняла позицию высоко на потолке. Миви поставил стул и сказал, тыча в них пальцем:

— Они на меня напали!

Слышу. Сейчас объясню, зачем это было нужно — только глоттируйте, прошу вас. Не надо говорить вслух. Приходится соблюдать осторожность везде, даже в центре «Старк Энтерпрайзес». Маленький неандерталец скрестил мохнатые ножки, прислонившись к вазе с цветами. И сядь, пожалуйста, Меррил. Ты нервируешь меня, когда мечешься вот так по квартире.

— Ах, мы уже и на ты? — Миви пошел в спальню за халатом. — Как два старых друга? Помнится, пару часов назад кое-кто избавился от меня одним взмахом своей волосатой ручонки.

Еще раз: глоттируй, пожалуйста. Я серьезно предупреждаю, что за нами ведется слежка. Что до твоего визита в клинику, то тебя, по-моему, больше интересовали собственные дела, чем здоровье Эллен. Я устроил тебе тест, и ты провалился.

Тест?

Да. Я проверил твою чистоту. Миви перебрал в памяти их разговор в клинике. Я ничего такого не помню. Неудивительно, ведь я говорил на старкесе. Старкес? Это что же, язык такой? Правильно. Поэтому тебя и ужалили. Миви придвинул стул к чайному столику, чтобы видеть как техносов, так и ментара, сел и сказал:

— Продолжай.

Старкес — семейный язык, на котором говорят только Старки и их приближенные. Поскольку ты тоже из приближенных, я, естественно, полагал, что тебе он знаком. И был склонен сотрудничать с тобой, если это подтвердится, но подтверждения так и не получил.

Я не помню, чтобы ты говорил на каком-то незнакомом мне языке.

Правильно, потому что старкес спрятан в других языках. И поскольку ты даже не понял, что я на нем говорю, я отнесся к тебе как к постороннему, не заслуживающему доверия.

А потом? Что-то заставило тебя передумать?

Да. Наши маленькие друзья. Крошка Ханк показал на трех техносов. Они входят в командно-контрольную структуру Элинор Старк и активировались после крушения. Их тест ты прошел успешно, и они дали мне инструкцию привлечь тебя к спасению Эллен.

Миви подошел к книжным полкам и привстал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть насекомых. В потолочное окно, под которым они сидели, лился солнечный свет. В его лучах неподвижно застывшие техносы походили скорее на ювелирные украшения, чем на вооруженный отряд.

Это Элинор их послала? Значит, она…

Элинор мертва, насколько я мог определить, но это не помешает ей еще какое-то время влиять на события этого мира.

Миви вернулся к стулу. Тебе дали указания сотрудничать со мной. В какой форме?

Прежде чем перейти к этому, я хочу четко обозначить свой интерес в этом деле. Мой спонсор и друг — Эллен Старк, а не Элинор. Меня волнует ее благополучие, а не «Старк Энтерпрайзес» и твои ненаглядные О-корабли. В ходе операции я не подчиняюсь ни Элинор, ни Кабинету, ни тебе. Пещерный человечек выбросил руки вперед и хрустнул суставами пальцев. Ясно?

Миви кивнул.

Вот и ладно. Пчела говорит, что у тебя есть возможность отыскать Эллен — только поэтому я и здесь. — У меня есть такая возможность?

Не на сознательном уровне скорее всего. Подозреваю, что из-за этого она тебя и ужалила.

В голове Миви начали стучать молотки.

Это поможет мне что-то вспомнить?

Она, собственно, сказала, что впечатала тебе старкес.

Опять старкес! Если Элинор хотела, чтобы я выучил этот язык, почему она просто не сказала об этом? Я говорю на тринадцати иностранных — у меня как-никак языковая альфа.

Старкес нельзя выучить. Строго говоря, это даже не язык, а метаязык, у него нет своего словаря — для своих морфем он заимствует целые фразы из других языков. Его синтаксис базируется на родственных чувствах, литературных аллюзиях, сложных зрительных образах и многом другом. Это не код, основанный на какой-то математической зависимости, поэтому расшифровать его невозможно. Одно и то же выражение может пять минут спустя иметь совершенно противоположный смысл. Под самым обычным разговором может скрываться другой, тайный. Так что старкес, боюсь, выучить нельзя. Его требуется впечатать.

Миви поднял руку, заглянул под халат.

А с визолой он не вступит в конфликт?

Экий ты паникер, Миви. Расслабься, это не МОБИ. Пчела говорит, что привила тебе доброкачественную опухоль. Со временем она вольется в эктопическую ткань мозга, в клетки гипоталамуса и коры. Подмышка — хорошо защищенное место, и ты скоро перестанешь что-либо замечать.

Миви осторожно потрогал опухоль и увидел сначала звезды, потом пол, потом черноту.

 

2.15

Перед уходом с крыши Богдан оторвал от скафа рукав, высморкался, бросил использованный лоскут в миску с фрутокашей и потащил поднос вниз. Дверь его комнаты весело пожелала ему доброго вечера. Богдан ужасно ее любил. Дверь входила в оборонительную систему — чартер поставил ее, чтобы помешать Тобблерам подняться выше седьмого этажа в целях захвата своего лифта. Это уж потом кому-то пришла счастливая мысль поселить в той комнате Богдана, который годами вел кампанию за отдельное жилье. Чартер сообщил ему дверной код, и теперь даже танк не прорвался бы туда без его разрешения. После потери Лизы у него в этом мире только и осталось хорошего, что комната с дверью.

Ближайшая кодьяковская ванная находилась на шестом этаже. Богдан зашел туда помыться и переодеться. Он вынул из карманов столовские пирожные, взялся за язычок под воротником и аккуратно разорвал скаф сверху донизу. Упавшие на пол тряпки он подобрал и отправил в утилизатор вместе с ленчем Самсона, посудой и подносом.

При полном освещении он обследовал себя в зеркале. Голос, сорвавшийся при имитации О-корабля, предупреждал о грядущем половом созревании. Богдан рассматривал свое отражение опытным взглядом. Он, кажется, немного подрос? Похудел? Увеличив изображение, он провел пальцем по верхней губе. Усы не растут, но пушок вроде бы намечается? Он взял из распределителя бритвенную салфетку, потер ею щеки и подбородок, придав им младенческую гладкость. На ткани остался коричневатый налет. Богдан посмотрел на лобок — там вроде все было в порядке, — поднял руки и замер. Подмышечные волосы! Он пригляделся к лобку как следует — да, курчавая поросль пробивалась и там! Это уже катастрофа. Дело не терпит отлагательства. Ему требуется эндокринологическая коррекция, требуется омоложение. Прямо сейчас и даже вчера. Хорошо, что комиссия назначена на сегодня.

— Богдан, ты куда подевался? — спросил Кейл по домпьютеру.

— Да здесь я!

— Богги, слышишь меня? Эй!

— Слышу, слышу.

— Отвечай, если слышишь. Мы все голодные и ждем только тебя.

— Ну надо же. Охренеть.

В свежей домашней одежде он спустился по загроможденной лестнице в Зеленый зал на четвертом. По стенам в восемь рядов тянулись полки, занятые утварью, архивами, всяким хламом. Полки и здоровенный фикус едва оставляли место для трех столов, за которыми ели чартисты.

Кейл сидел за главным столом между Эйприл и Джералдом. Перед Эйприл стоял портативный анализатор, перед Джералдом — ритуальный «суповой горшок», настоящая алюминиевая кастрюля с кассовым окошечком на боку, служившая чартеру со дня его основания.

— Ну вот и он наконец, — сказал Кейл. — Начинаем.

— Мы еще не решили с Тобблерами, — возразил Джералд.

— Нет, решили, — сказала Эйприл. — Зачем отказывать, пусть приходят. Теленебо у нас отлично показывает.

— Это твое мнение, — заупрямился Джералд, — а я говорю, что незачем делать им одолжения. Могут и с улицы посмотреть. Им ведь там нравится, вот пусть и смотрят оттуда. И потом, я думал, мы сегодня начинаем вахту у Сэма.

— Да, — подтвердила Эйприл. — Пусть Тобблеры поприсутствуют и при этом. Они как-никак наши соседи. — Она скрестила на груди руки, пародируя Джералда.

— Соседи? Это они-то соседи?

— Только не начинайте все сызнова, — взмолился сидящий между оппонентами Кейл.

Богдан углядел два пустых стула — рядом с Китти за вторым столом и рядом с Расти за третьим. Он сделал вид, что хочет сесть с Китти, и сел на другой стул. Просто так, чтобы позлить ее лишний раз.

— Это они про кирпичи, что ли? — спросил он у Расти.

— Нет, кирпичи это отдельная песня.

— Тоббы просятся посмотреть купольное шоу вместе с нами, на крыше, — объяснил Би Джей, перегнувшись через стол. — Они попросили Эйприл, и сейчас идет обсуждение.

— Домоправитель Кейл, нельзя ли решить это позже? — подала голос Меган за другим столом. — Я предлагаю начать процедуру супового горшка и приступить наконец к обеду.

— Гор-шок! Гор-шок! — подхватили несколько голосов.

— Кто есть хочет, пусть скажет «да», — призвала Меган.

— Да! — хором загремели чартисты.

— Принято. — Меган постучала ножом по стакану. — Давайте есть.

Кейл вздохнул и встал. По бокам от него хмурились сердитые спорщики.

— Дорогие софамильники, приблизьтесь, дабы я мог благословить вас. — Он взял кастрюлю двумя руками и воздел над головой, словно кубок. — Воззрите на сей блестящий сосуд, вместилище нашего благосостояния. Вот прочная ладья в бурном море, вот колыбель нашей жизни и нашей надежды. Приблизьтесь же, о софамильники, и наполните его до краев плодами трудов ваших. — Он поставил горшок на стол и сел.

Первой подошла Сара. Чартер платил ей как поварихе и экономке текущего года 0,0035 ОДК в день. Это соответствовало минимальной зарплате за пределами чартера. Сара сделала вид, будто бросает что-то в горшок, и слегка поклонилась сидящим. Ей вежливо похлопали, и она отправилась на кухню, к экстру-деру.

За ней последовали Барри и Фрэнсис, дежурившие в этот день по столовой. Они пробежали мимо кастрюли, дотронувшись до ее ободка, и выскочили за дверь, не дождавшись аплодисментов — если кто-то вообще собирался им аплодировать.

Джералд, контролер этого года и мастер на все руки, не потрудился встать и «бросил» в горшок частицу своего заработка. То же самое проделал и Кейл. Им обоим похлопали. Эйприл сделала реальный взнос: в окошечке показались цифры 0,1720, сегодняшняя прибыль от «Микросекунды». Софамильники хлопали от души: Эйприл всегда первая бросала реальные деньги.

Следующими были Джун и Пола, работающие на дому для страхового агентства. Их общий взнос составил 0,0095 одика. Аплодисменты смутили обеих.

Луис бросил пригоршню жетонов, в том числе для проезда на такси. В чартере давно уже смирились с его попрошайничеством и только просили снимать цвета Кодьяков, выходя на промысел. Он внес 0,025 и заслужил дружные, хотя и сдержанные хлопки.

Меган пожертвовала пакетик использованных биопсических вафель — их она высыпала не в котел, а в стоящий перед Эйприл анализатор.

— Калий, кремний, углерод, железо, следы германия, — зачитала вслух Эйприл. Приблизительная стоимость после выделения чистых элементов — 0,0021.

Меган поклонилась и получила свою долю рукоплесканий, хотя всем бы хотелось, чтобы она перестала рыться на задах медицинских учреждений. Эйприл, надев перчатки, переложила вафли в контейнер для опасных материалов рядом с собой.

— Все вы знаете, что я время от времени сочиняю баллады, — сказал Расти, вышедший следующим. — Сегодня славные ребята из Бахрейна использовали одну в каком-то рекламном шоу. Вот мои авторские. — Он сделал щедрый взмах — 0,0001. Все, как показалось Богдану, поаплодировали соответственно сумме. Расти склонил голову и вернулся на место. — Знаешь, — прошептал он Богдану, когда общее внимание перешло на кого-то еще, — приятно бывает внести свою лепту в общий котел. Ты, наверное, каждый день такое испытываешь. Богдан пожал плечами.

Чартисты поочередно дотрагивались до горшка, символически «бросали» туда что-нибудь или делали взмах. Под конец остались только Китти, Денни и Богдан. Денни, как всегда, нечего было внести, однако зла на него за это никто не держал. Он встал, но Китти снова заставила его сесть и бросила сердитый взгляд на Богдана. Тот сделал вид, что не замечает ее. Пора бы уж ей усвоить, что он всегда выходит последним.

Эйприл это вывело из терпения.

— Хьюберт, — сказала она, — ты нас слушаешь?

— Когда домпьютер функционирует, да, — ответил ментар.

— Как там Сэм?

Все напряглись, ожидая ответа.

— Отдыхает.

— Есть сегодня что-нибудь для супового горшка?

— Есть. Сэм просил внести его суточные проценты в общей сумме 10,3671 ОДК.

Все с энтузиазмом зааплодировали.

— Спасибо, Хьюберт. Обязательно поблагодари Сэма за нас, когда он проснется. И напомни, что мы попозже придем посидеть с ним.

— Это всё? — спросил Кейл, переводя взгляд с Китти на Богдана. — Мы закончили? — Напрасный труд: ни один из ретродетей не двинулся с места.

— Ну хорошо! — Китти, не выдержав, вскочила и помчалась к горшку. Матросский костюмчик она сменила на простое домашнее платье, голову обмотала полотенцем. Перед горшком она простучала чечетку и сделала реверанс. Она это проделывала каждый вечер, и софамильники, к ежевечерней досаде Богдана, бурно приветствовали ее.

Перескакивая с ножки на ножку, она опустошила карманы и высыпала в кастрюлю найденные за день сокровища: обрывок красивой ленточки, обломки пластика и стекла, горстку земли, палочку от готового обеда, три вырванные с корнем маргаритки, один подшипник, восемь кусочков мраморного гравия. Богдан скрипнул зубами. Сил нет смотреть, а ведь это еще не все. Обрывок плаката, клочки фольги разных сортов и в завершение — левая линза и дужка разбитых очков.

Эйприл перемещала находки из горшка в анализатор. Общая стоимость всего, включая цветочки, составила 0,0005. Китти опять присела, и ей снова похлопали.

— А это я заработала на сцене, — сказала она и махнула на кассовое окошечко. Еще 0,0025. Китти поклонилась и под дружеские аплодисменты пробежала к своему стулу. На минимальный заработок все-таки наскребла — не такой уж плохой день для Китти Кодьяк.

— Закончила? — Богдан встал, прошагал к горшку, занес над ним сжатый кулак. Ему нравилось выходить последним и производить должное впечатление. По его грубым прикидкам, чартер сегодня (не считая того, что внес Сэм) заработал какие-то смехотворные 0,8500 УДК. Включая прибыль от «Микросекунды», расположенной в бойком месте. А ведь всем известно, что их дом, помимо медицинских, юридических, омолаживающих затрат (довольно значительных), помимо затрат на развлечения и каникулы (нулевых), — так вот их дом расходует ежедневно около одной ОДК, то есть на 0,1500 больше сегодняшнего общего заработка. Нет необходимости говорить это вслух: они все присутствовали на последнем собрании по годовому бюджету.

Богдан смотрел в тусклое алюминиевое нутро кастрюли и спрашивал себя, с чего, собственно, начался этот дурацкий обычай. В других чартерах, правда, тоже проводят церемонии супового горшка, но о реальном горшке, как у них, он ни разу не слышал. Горшок — просто метафора. Неужели даже это до них не доходит?

Когда софамильники уже начали ерзать, Богдан разжал кулак, махнул на кассовое окошко и перевел на счет чартера весь свой дневной заработок — 1,3333 ОДК. Ясно, что этот дом содержат они с Сэмом. Богдан не уставал указывать им на это шесть раз в неделю. Хлопали ему, как всегда, жиденько, ну и пусть их.

Не успел он вернуться на место, дверь в коридор открылась, и Барри с Фрэнсисом вкатили дымящиеся раздаточные тележки.

Кейл начал читать заключительную молитву, но Китти перебила его:

— Постойте! У Денни тоже кое-что есть. — Все посмотрели на Денни, который, казалось, покраснел с головы до пят. — Ну же, — подбодрила его Китти. Он поплелся к верхнему столу и поклонился, как она его научила. Потом раскрыл руку, в которой, как видно, давно уже что-то держал, и со стуком бросил в горшок что-то маленькое, коричневое.

Эйприл, заглянув туда, побледнела и укоризненно посмотрела на Китти.

— Общественную флору присваивать тоже нехорошо, но общественная фауна — это серьезное нарушение.

— Он уже мертвый, — сказал Денни. — Мы его не украли.

— Ты не виноват, — сказала Эйприл, — а вот Китти следовало подумать. — Она наклонила кастрюлю в сторону Кейла. — Может, выбросишь его в сад, как будто он там и умер?

— Нашли из-за чего шум поднимать. — Китти перешла на взрослый вариант голоса. — Я его разобрала и опять собрала, ясно? Он безопасен.

Кейл достал из горшка воробья.

— Цветы и землю тоже давай. — Прежде чем выйти, он дочитал молитву: — Трудами многих рук наших мы утоляем нужды свои. Дни свои отдаем на пользу общему делу. Аминь.

— Аминь, — хором ответили софамильники и приступили к еде.

Зеленый суп с рисом, жареные цыплоиды, половинка персита — все по готовым рецептам, как почти каждый день, но довольно вкусно. Еда разрядила напряжение, и начались оживленные разговоры. Богдан следил за вернувшимся с крыши Кейлом — не раскрыл ли он побег Сэма, — но домоправитель занял свое место, как ни в чем не бывало.

Как-то поведут себя софамильники, узнав, что Сэм ушел умирать в одиночестве? Китти закатит припадок, Эйприл будет страдать. Сейчас они все строят рожи над вечерней визолой, заедая ее фрутокашей. Расти вытер рот салфеткой и съел ее. Салфетку, в конце концов, делают из той же самой уги, что и еду. Расти за последнее время болезненно исхудал. Он всегда съедает все, что есть на тарелке, а иногда и саму тарелку, но все равно худеет день ото дня. У него уже и кости черепа обозначились. А Луис, наоборот, щеки себе отрастил, и двойные подбородки за столом тоже имеются, не говоря уж о больших животах и прочем соматическом неблагополучии.

Интересно, следит хоть кто-то из них за собственным организмом, кроме Китти и самого Богдана? А если нет, то почему? Ведь у чартера все еще есть омолаживающая страховка, позволяющая держать всех желающих на молодой стороне сорокалетнего рубежа?

Пассажир О-корабля пользуется неограниченным омоложением, вспомнил Богдан. Чудной священник в комбинезоне так и сказал, и лейтенант Перес специально остановился на этом во время экскурсии по жилым барабанам.

Лейтенант повел Богдана на луг, где было пресное озеро. Они шли по дороге, которая повторяла контуры барабана и будто бы вела в гору. Горизонт там такой крутой, что город впереди казался вертикальным, как висящая на стене карта. Это облегчало Пересу показ достопримечательностей. «Вон там стадион, под ним театр, концертный и выставочный залы. Там библиотека и водолечебница. Это клубы, а там, наверху, лодочная пристань». Богдан задрал голову, чтобы увидеть озеро. Странно выгнутая голубая гладь занимала всю длину барабана. С одной стороны к нему примыкали лес и площадки для гольфа, с другой возделанные поля.

Транспорт по дороге не ходил, немногие встречные пешеходы останавливались поболтать и пожелать им доброго дня — все как один молодые, симпатичные, дружелюбные. Все они знали Богдана по имени, особенно девушки, посылавшие ему улыбки высокого напряжения.

«Ничего удивительного, — ухмыльнулся Перес. — Все дело в форме. Не знаю уж почему, но девушки любят пилотов больше всех остальных». Богдан непроизвольно выпятил грудь. «Все, пришли. — Перес остановился перед двухэтажным особняком, стоявшим посередине большого двора. Они открыли деревянную калитку, взошли на широкое каменное крыльцо. — Его нарочно сделали маленьким, чтобы ты мог жить и здесь, и в большом городе. — Дом не показался Богдану маленьким. Весь их чартер мог бы здесь поместиться. — В соседнем барабане состоится праздник после Общего Пробуждения. Неплохо иметь деревенский домик прямо здесь, рядом».

Входная дверь открылась без всяких фокусов, и они прошли через большую прихожую в мощенный плиткой внутренний дворик. Над ним простиралось голубое небо, оно же озеро.

«Там автокухня, — показывал Перес, — медиакомната, три ванные, маленький спортзал с сауной, полный арбайторский штат, домпьютер. Ага, вот еще». — Перес махнул рукой, и плитки под ногами стали окнами, выходящими в космос. Богдан парил между водным небом и звездным полом.

«Фантастика! — сказал он. — Сколько человек здесь живет?»

«Только ты, кадет Кодьяк, и те, кого ты захочешь пригласить к себе в дом».

 

2.16

Перед выходом Мэри и Фред приняли кислородинки. Кафе Рольфа помещалось примерно в трех тысячах метров выше их этажа, и они собирались провести некоторое время на так называемой Палубе, где давление искусственно не поддерживалось. Транспортная вахта посоветовала им диксоновый лифт, курсирующий без остановок между 150-м и 475-м этажами.

Мэри сделала себе лицо для коктейля, надела сливовое крепдешиновое платье без рукавов, перламутрово-черные босоножки на каблуках, ожерелье из черных кораллов. Свежевыкрашенные черные волосы стояли на голове копной.

На лифтовой станции ей стало ясно с первого взгляда, что ее первый экстравагантный импульс был правильным. Вечерние туалеты собравшихся здесь людей переливались волнами самых ярких расцветок. Мэри почувствовала себя серой мышкой.

В лифте, где все орали, пели и выпивали, было не легче. Парфюмы пассажиров соперничали, стремясь занять свою нишу на сексуальной шкале. Мэри казалось, что в кабине пахнет болотными цветами. Ее тошнило. Она закрыла глаза и стиснула руку Фреда.

Он что-то сказал, но она не слышала. Мэри настроилась на их личный канал. Он не ответил, и она не сразу сообразила, что Фред в офлайне. Импланты из него вычистили, а слуга-одиночка остался дома.

— Ты как, держишься? — спросил он, нагнувшись к самому ее уху. Она кивнула. — Прямо как на встрече нового века, ты не находишь? С ума посходили.

Она кивнула опять. Как это похоже на Фреда — забыть, что евангелин выпустили только в этом столетии и она никак не может помнить самую забойную вечеринку прошлого.

На верхних дорожках было потише, и Фред стал слышать собственные мысли. Всю дорогу от станции на 475-м до Рольфа в юго-восточном углу 500-го он думал об огненных рольмопсах Мэри, до сих пор тлевших угольями у него в животе. Что могло толкнуть Мэри на опасные кулинарные эксперименты? Что-то определенно случилось. Может, взять и спросить ее напрямик? В лифте она была бледная. Сейчас ей получше, но настроение все равно явно не праздничное. Открывать рот рискованно, а ведь если не спросить, она так и прострадает молча весь вечер — и он вместе с ней. Фред наметил курс между всеми известными колдобинами и как можно веселее сказал:

— Классно выглядишь.

— Да уж. В самый раз для похорон.

М-да. Звучит не очень-то вдохновляюще, но делать нечего, надо продолжать.

— Кто-нибудь из знакомых? — Он приготовился к худшему, но Мэри смотрела с недоумением. — Я про похороны.

Мэри прислонилась к нему с типично евангелинской покорностью.

— Никто не умер, Фред. Это из-за тортов.

— Из-за тортов?

— Да. Утром я записалась на курсы кондитерского дизайна. Мэрион предложила, моя подруга.

— Кондитерский дизайн, значит.

— Ну да. Торты на дни рождения, свадебные, кексы, птифуры и все такое — целая коллекция, как говорит профессор. Пусть название вас не обманывает, говорит он. Кондитерский дизайн — широкая область для приложения ваших честолюбивых планов.

Как можно ровнее, не выказывая никаких «за» или «против», Фред спросил:

— Тебе интересно?

— Ой, не знаю. Это не так плохо, как я думала. Ты проектируешь не только торты, а ледяные фигуры, пуншевые фонтаны, винные гроты, шоколадные украшения. Требования там довольно строгие, в программу не всех берут. Нескольких евангелин уже приняли, а дор ни одной — это кое о чем говорит. Мы даже химию изучать будем — коллоидные эмульсии, разветвление молекул крахмала. Еще скульптуру, композицию, субмагнитную инженерию, физику. Один год на основные предметы, еще один — практика.

— Ну и?

Зря он ее торопил — она снова умолкла. Он обнял ее и не стал расспрашивать дальше. Может, она утром получила оскорбительное рабочее предложение, которое и толкнуло ее в этот дизайн. Уход за домашними животными, работа в баре или еще хуже — присмотр за туалетными комнатами какого-нибудь богатого идиота. Евангелины боятся таких посланий. Мэри не позавидуешь. Ей никогда не предлагают работу в той области, для которой ее выпустили в свет. Из всех коммерческих итерантов евангелины нарабатывают самое малое количество человеко-часов. Неудивительно, что ее тянет стряпать желудочные гранаты.

Мэри сжала его руку.

— Еда, как ее ни проектируй, все равно остается едой.

У Рольфа было полным-полно. На танцполе и у видеостен поставили дополнительные столы. Посетители толклись у баров и на Палубе за пресс-занавесом. Шум стоял оглушительный. Мэри махнула, открыв дверь кафе, и Фред прошел за ней в Оловянный зал, где их компания собиралась каждую среду. За их столиком сидели незнакомые люди.

Мэри настроилась на канал «Друзья».

Эй, ребята, вы где?

Мэри? — ответил кто-то. Мы в Цинковом, на эстраде.

Фред, раздвигая толпу, двинулся в указанном женой направлении.

Эстраду Цинкового зала тоже заняли под лишние столики. Их друзья составили три стола вместе. Йо хо! Сюда! — махала им Софи.

На столах стояли графины с напитками, тарелки с греческими закусками: кубики сыра, свернутые виноградные листья с начинкой из мяса и овощей. В середине — миска гигантских зеленых и черных маслин.

— Правда, здорово? — крикнула Софи.

— Что? — прокричала в ответ Мэри, приставив ладонь к уху.

Я говорю — правда, здорово? Софи была их елена, их средиземноморская куколка, маленькая, чернявая, широкобедрая, большеглазая и белозубая. Покачиваясь в такт одному из музыкальных каналов, она развела руки, охватывая ими весь зал.

А, да, сказала Мэри. Прямо как на встрече нового века.

Карие глаза Софи загорелись. Точно! Совсем как тогда.

Мэри и Фред искали, куда бы им сесть. Их джерри — Вес, Билл и Росс — сидели напротив своих жен-дженни — Лиз, Гвин и Деб; их единственный джером, Питер, и единственная Джоанна, Элис, пришли без партнеров; вторая елена, Сацца, присутствовала вместе с мужем, фрэнком Мики. Их рут, изабелла и джек тоже были здесь.

Недоставало двух лулу, Эбби с Мариолой, и другой евангелино-рассовской пары — Шелли Окленд и Рейли Делла.

Шелли опоздает — ей долго ехать. Она единственная знакомая Мэри евангелина, выполняющая настоящую евангелинскую работу уже пять лет. Другие лины ненавидят Шелли и в то же время восхищаются ею. Мэри тоже поддалась бы общему чувству, возненавидела, не будь Шелли ее лучшей подругой. К тому же клиентка Шелли — известная смертартистка, так что работать приходится не в идеальных условиях.

Сказав несколько обязательных слов, Мэри обвела взглядом зал. Столы, стулья, люди стиснуты в общую массу. Официанты-арбайторы вынуждены двигаться по воздуху, подвешенные к тросам. За многими столиками общество смешанное, как и у них, но есть и неизбежные джейн с джонами и хуаниты с хуанами.

Танцпол напоминал извивающегося многоголового монстра — все плясали под собственный музыкальный канал. Мэри нашла там Эбби и Мариолу — во всяком случае, двух каких-то лулу.

Вес, сними визор, сказала за их столом дженни Гвин. Ты обещал.

Вес, сама невинность, огляделся по сторонам. Чего? Что я делаю-то?

Ты мне это брось. Если этот матч для тебя так важен, иди домой и смотри его там.

И Билла с собой прихвати, поддержала Лиз.

Это турнир, а не матч, возмутился Билл. И я его не смотрю.

Беседа шла в основном вокруг куполов: где кто был семьдесят лет назад, когда начали ставить первые городские покрытия. Мэри, вместе с половиной компании, тогда еще не слили в пробирку, но слушать все равно было интересно.

Их джоанна Элис была в Нью-Йорке, когда с Атлантики нахлынула Агрессия. Она находилась в офисе с прессовым барьером и только поэтому избежала повальной гибели. Она рассказывала о страшных неделях и месяцах, когда на улицах лежали мертвые, а есть и пить было нечего. Мы терпели, как всегда, сказала она, подведя итог этого нечеловеческого года с типичной джоанновской скромностью. Гвин в то время училась на курсах квалифицированных медсестер в Сиднее и стала единственной студенткой, пришедшей на практику. Фрэнк Мики, бывший в Киото, лишился всех, кого знал в тот период жизни. Джером Питер просидел трое суток в гонконгской лапшевне, где умерли около ста человек. Ему пришлось (это джерому-то!) драться с дикарем, который пытался стащить с Питера защитный костюм и в итоге порвал его.

Рассказы становились однообразными. Все рассказчики жили там-то и там-то, занимались той же работой, что и теперь, были довольны жизнью или не очень; потом настал Судный день, и мир стал иным.

Чикаго первый из городов поставил эксперимент с полутвердым атмосферным фильтром для защиты своей биосферы. Все города Объединенных Демократий быстро переняли новую технологию. В последующие месяцы купола, прибавляя в размерах, объеме и надежности, окончательно остановили Агрессию.

По сравнению с теперешними первые были довольно пористыми, сказал фрэнк Мики, но вы не представляете, каким облегчением было жить под одним из них.

Мы называли их благословенными щитами нормальности, вспомнила Гвин.

Я шестьдесят восемь лет жил под одним и тем же, сказал Питер, и, честное слово, не готов от него отказаться.

Вот-вот. Соглашаясь с ним, все подняли тост за чикагский купол. Фред налил Мэри белого вина, а себе — имбирного эля. За наш благословенный щит нормальности, возгласил немой хор. Фред не знал, за что пьют, но поднял свой бокал вместе со всеми.

Мэри поперхнулась: вино было кислое и отдавало смолой.

Рецина, сказала Софи. Тебе нравится?

Да. Это я просто от неожиданности.

Это столовое вино. Попробуй его с осьминогом.

Да ну ее, эту кислятину. Вес налил ей того, что пил сам, — маслянистую бесцветную жидкость, пахнущую лакрицей. Это лучше пойдет. На вкус Мэри напиток был слишком крепким, но она поблагодарила и сделала несколько мелких глотков.

Фред, чувствуя, что к нему обращаются, показал на уши и потряс головой. Мэри перегнулась к нему и прокричала:

— Они вспоминают, как ставили первые купола!

— Кого поминают?

— Я говорю, вспоминают! Агрессию! А ты где был семьдесят лет назад?

Какой там счет, Фред? — вставила Гвин.

Он не смотрит матч, возразила Мэри.

Конечно, смотрит, заспорила Лиз. По нему сразу видно.

Вес стукнул пустым стаканом по столу, чтобы привлечь к себе внимание. Эй, марен! Фред в офлайне. Его сегодня в антиблох обмакнули. Не чуете, что ли? Все посмотрели на Фреда, и он поежился.

Он подвергся нападению? — спросила Элис.

Ну, где-то да.

В куполе или снаружи?

Не могу сказать, уклонился Вес.

Через несколько часов эта разница исчезнет, напомнил Питер. Все мы будем снаружи.

Заткнись, Питер, обрезала его Элис. Так что это было, Вес?

Трое джерри обменялись взглядами, и Вес ответил: Мы не можем сказать. Информация поступила из Джерринета. Предлагаю поискать на Всемирной Доске Объявлений «водозабор». Какое-нибудь извещение обязательно должно быть.

— Скажи им, что меня в середине 2060-х не было на Земле, — закричал Фред, обращаясь к Мэри. — Я все пропустил.

Ничего такого на ВДО нет, заявил Питер. Может, подскажешь другое слово?

Я и так уже сказал слишком много, заверил Вес.

Да ну тебя с твоей конфиденциальностью! — взвилась Элис. Скажи прямо, нам здесь грозит что-нибудь или нет?

— А теперь о чем речь? — спросил Фред.

От надоевших обязанностей переводчицы Мэри избавил громовой рев, донесшийся с Палубы за пресс-занавесом. В Цинковом зале на несколько мгновений установилась нереальная тишина. Потом какая-то женщина взвизгнула, и какофония воцарилась снова.

Фред тронул Мэри за плечо и спросил, показывая на танцующих:

— Эти двое лулу — они наши?

Она кивнула и впервые заметила маленький столик, за которым сидели три евангелины. Выглядели они как самые грустные люди в Чикаго. «Может, и я со стороны такой кажусь», — с тревогой подумала Мэри. Чувствовала она себя определенно как эта троица.

Не секрет, что у их типажа дела плохи. Невзирая на ряд удачных, как у Шелли, карьер, все больше евангелин обращается к своим сестрам за моральной поддержкой. Мэри случалось видеть, как они собираются в недорогих ресторанах. Некоторые в складчину снимали квартиры — еще хуже, чем у нее с Фредом. Следует ожидать, что скоро они начнут перемещаться на подземные этажи, где «Полезные люди» держат общежития и столовые для неиспользуемых итерантов. Впоследствии бедность наложит печать морщин на их лица — бесплатное омоложение «Полезные люди» не обеспечивают.

Мэри перешла на общий канал. Здравствуйте, сестры! Три евангелины подняли головы, и она, встав, помахала им. У нас за столом есть свободные места. Присоединяйтесь!

Евангелины любезно поблагодарили ее, но отказались. Сказали, что им и так хорошо, лгуньи несчастные.

 

2.17

Да-да, на кровать кладите, сказал Крошка Ханк. Ментар, выросший до размеров человека, руководил двумя арбайторами, несшими Миви. Их жесткие руки-захваты, не приспособленные для таких работ, мигом привели Миви в чувство.

— Пустите! — крикнул он и стал вырываться.

Не дергайся, сказал Крошка Ханк. Мы просто положим тебя на кровать. У тебя был обморок.

Миви прекратил борьбу, и его кинули поверх покрывала. Примерно через минуту, собравшись с мыслями, он спросил стоящего над ним Крошку Ханка: Что случилось?

Говорю же, ты упал в обморок. У тебя температура поднялась из-за усиленной переналадки в мозгу, но это не страшно. Автодок ведет мониторинг твоего состояния. Я, между прочим, Стрелу тоже проверил. Она не заражена.

Чем не заражена?

Элинор, да будет благословенна ее паранойя, всех нас снабдила предохранителями. Мы не можем внести в этот механизм никаких изменений и даже не до конца сознаём, что он у нас есть. Если кто-то вздумает манипулировать с нашей базовой личностной капсулой, нарушит нашу цельность, введет нам какое-то постороннее вещество, то некоторые секторы нашей памяти, включая знание старкеса, будут автоматически стерты. Мы даже не поймем, что чего-то лишились. Старкес, как видишь, служит простым и надежным лакмусовым тестом на лояльность семье.

Миви еще не совсем пришел в себя, но суть, кажется, понял. Он был обескуражен тем, как мало секретов Элинор узнал за эти двенадцать лет.

И Кабинет?

Кабинет особенно. Элинор постоянно проверяла его, порой дважды во время одного разговора. А Кабинет при каждом разговоре проверяет меня. Кроме сегодняшнего дня, должен добавить.

Ты говорил с ними?

Да. Недолго, после их апробации. Проверки не было.

Миви поправил подушку, укрыл ноги покрывалом. Проверь Стрелу еще раз — так, чтобы я слышал.

Пожалуйста. Стрела, с какой компанией ты связалась, чтобы завтра перевезти мара Миви на новое место?

С перевозочной компанией Гуж, ответила Стрела.

Превосходно. Мои любимые перевозчики. Эллен часто нанимает их для «Белого дня». Когда они приедут?

Завтра в 13.00.

Ну вот, сказал Крошка Ханк Миви. Порядок.

Ничего не понимаю. Миви зажмурился — комната завертелась вокруг него колесом. Для меня это самый обыкновенный английский. Ты спросил ее насчет переезда, она назвала фирму и время.

Вот именно. Под самым обычным разговором скрыт другой, тайный. На самом деле я попросил Стрелу идентифицироваться, и она это сделала.

Миви спустил с плеч халат, потрогал новую мозгеллу под мышкой. Она, кажется, увеличилась. Стрела, сказал он, проверь чистоту Крошки Ханка.

Отличная мысль, похвалил Крошка Ханк. Делай это каждый раз, когда мы встречаемся.

Слушаюсь, сказала Стрела и спросила вслух:

— Не пригласить ли к мару Миви врача, Крошка Ханк?

— Думаю, необходимости в этом нет, Стрела, — сказал другой ментар. — Принеси ему лучше стакан воды с газом.

Один арбайтор тут же выкатился из комнаты. Ну? — сказал Миви. Докладывай.

Личность Крошки Ханка не нарушена, сообщила Стрела. Неандерталец вытер рукой обезьяний лоб.

— Ух, гора с плеч! Ты бы поспал теперь, Меррил. Это облегчит переналадку.

Гигантский паук, Арахнид Мундос, раскорячился над планетой, поливая ее из похожего на пожарный шланг яйцевода. Странно: Миви всегда думал, что пауки — живородящие существа.

Попытайся сосредоточиться, Миви.

— Что? — встрепенулся он и попробовал сесть.

Нет, не вставай. И глоттируй, пожалуйста! Не хочется на тебя давить, но времени остается мало. Пока ты спал, я позондировал тебя сам знаешь насчет чего.

И как? Я что-нибудь знаю?

Без обид, но информирован ты очень плохо. Ты вообще ничего не смыслишь в бизнесе Элинор, даже в «Гелиотоке» и в О-кораблях. Я знаю все об О-кораблях. Это ты так думаешь.

Миви оглядел спальню. Он не знал, сколько времени прошло. Крошка Ханк, сохранивший человеческую величину, сидел в парящем кресле, техносы-насекомые переместились на тумбочку у кровати.

Скажи, Крошка Ханк, если время так поджимает, почему ты сам не ищешь ее? Вместо того чтобы ко мне приставать?

Я ищу, можешь мне поверить. Все устройства, доступные мне, плюс те, которые я сумел взять в аренду, ведут розыск по всему миру. Кроме тех, что я задействовал здесь. Около миллиона нанятых мной пчел-свидетелей рыщут по всем континентам. Одновременно я допрашиваю пчел, присутствовавших на месте аварии. Пока ментар говорил, над кроватью открывались рамки, показывающие аспекты расследования. Я предложил выкуп, взятки, награду за информацию. Кроме меня, Эллен разыскивают Внукор, «Старк Энтерпрайзес», «Полезные люди», боливийские власти, медиа и, можно не сомневаться, все враги Элинор. История еще не знала такого частого невода. Я, признаться, теряюсь в догадках — я ведь сам видел, как ее голову ампутировал тот самый шлем, который после открыли в клинике. Каждая секунда его транспортировки записана. Ты, мар Миви, самая главная моя нить — так утверждает оранжевая команда.

— Стрела, помоги мне сесть. — Один арбайтор протянул Миви манипулятор, другой взбил подушки. Миви выпил воды, потрогал опухоль. Она как будто уменьшилась, но при этом сильно зудела. Он попробовал почесаться, снова увидел звезды и перестал. — Так что же нам делать?

Крошка Ханк прислушивался к чему-то. У нас гости. Старковская охрана и, если не ошибаюсь, большая горилла тоже.

Кабинет? Он самый. Ты хочешь уйти?

Нет, раз они уже знают, что я тут. Останусь и погляжу, что будет. Заодно и проверю их.

Что ты будешь делать, если Кабинет заражен?

Не знаю. Убойного кода у меня нет.

«Что еще за убойный код?» — с тревогой подумал Миви.

Миг спустя в квартиру к нему постучались.

Вы, ребята, сказал оранжевой команде Крошка Ханк, лучше спрячьтесь и не вмешивайтесь, пока я не скажу.

Слушаюсь, сказала Стрела. Насекомые улетели и забились куда-то в щель.

Ты заметил? — выпучил глаза Крошка Ханк. Я говорил с пчелой, а ответила за нее Стрела. Интересно.

Стук раздался снова, громче и настойчивей прежнего. Миви натянул покрывало до подбородка.

— Открой им, Стрела.

Корпоративные охранники, рассы и джерри, тут же заняли все помещения.

Их командир-джерри вошел в спальню вместе с Кабинетом, принявшим мужской облик шефа безопасности.

— Извините за вторжение, — сказал джерри, — но я получил приказ изъять дубль ментара, именуемого Стрелой. — Следом за ним вошел расс с жезлом-сыщиком и начал обыскивать комнату.

— Я оставил его в офисе, — сказал Миви.

— Да, там осталось зеркало, а здесь находится дубль.

— Спасибо, что позвонили заранее, — сказал Крошка Ханк Кабинету. — Я слышал, вы сегодня уволили мара Миви.

— Привет, Ханк! Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Разве служащий, проработавший у вас двенадцать лет, не заслужил прощальную вечеринку? Или хотя бы связку воздушных шариков?

При упоминании о воздушных шариках Миви испытал странное ощущение, что шутка Крошки Ханка до него не дошла — так бывает с ребенком, не понимающим смысла фривольного анекдота.

— Есть, — сказал расс, обнаружив литровую канистру Стрелы на полке шкафа. Командир подошел и забрал ее.

— Выключите, — приказал Кабинет. Джерри перехватил канистру одной рукой и прижал другую к ее ладонной панели. Зеленый огонек на канистре сменился красным. — Теперь остается только прим-устройство Стрелы. Ханк, будь любезен, открой базу данных в усадьбе, чтобы я мог его взять.

— Видишь, как он вежливо просит, когда я ему нужен? — подмигнул Миви Крошка Ханк. — Уже и ордер успел раздобыть, сволочь такая.

— Не понимаю, — сказал Миви. — Ведь Стрела принадлежит «Старк Энтерпрайзес»?

— Только медиум — иначе говоря, паста. Спонсором Стрелы числишься ты. Они не могут так просто ввалиться и унести твоего ментара.

— Он прав, — сказал Кабинет, — но мы подали в суд просьбу о его передаче. Вам он больше не понадобится, а мы можем обеспечить ему более комфортабельные условия. Кроме того, он содержит в себе много деловой информации частного характера, на которую вы больше не имеете права.

— Но право голоса в этом вопросе за мной сохраняется?

— Оно тебе не понадобится, — сказал Крошка Ханк. — Раз они забрали всю пасту, вопрос спонсорства уже не имеет значения. Но ты не бойся: после смерти Элинор усадьба перешла к Эллен — и угадайте, кто ее опекун? Они годами будут со мной судиться. Стреле в данный момент опасаться нечего.

Джерри по знаку Кабинета собрал людей, и они покинули квартиру вместе с контейнером.

— Мне непонятна твоя позиция, — сказал Кабинет Крошке Ханку. — Я думал, мы играем в одной команде.

— А я всегда полагал, что команда у вас своя. Миви снова показалось, что он не уловил смысла.

— В таком случае спокойной вам ночи, марен. — И Кабинет растворился, оставив за собой туманную эмблему Элинор Старк.

Он не прошел тест, да? — спросил Миви. Так ты понял? — с интересом посмотрел на него Крошка Ханк.

Не совсем, но какой-то скрытый смысл уловил. Ты проверял его дважды, а он среагировал неправильно.

Браво, Меррил! Старкес начинает внедряться. Это значит, что Кабинет заражен?

Крошка Ханк ответил не сразу. Честное слово, не знаю. Может быть, он просто показывает, что не признает за мной права его тестировать, поскольку я ничего не могу ему сделать.

Но ведь это же глупо. Особенно в такое сложное время.

Согласен, но сейчас об этом беспокоиться рано. Займемся ключом, который Кабинет дал нам в руки.

Он дал нам какой-то ключ?

А как ты думаешь, почему для него так важно перекрыть тебе доступ к Стреле?

 

2.18

Рейли Делл наконец-то прибыл на вечеринку. С моторизованными экзошинами на ногах ему было трудновато пробираться через толпу. Фред побледнел от такого зрелища, но Мэри видела, что Рейли пребывает в эйфории и боли не чувствует. Он явно пострадал сильнее, чем Фред, и его накачали болеутоляющим.

Элис подставила ему стул, помогла сесть. Он ухмыльнулся ей, точно пьяный. Тебя ранили? — спросила она. Потом принюхалась и объявила: Рейли тоже прошел химчистку.

Какой-то ты обдолбанный, Рейли, заметила Гвин. Наркотики, да?

Рейли молчал. Скажите же кто-нибудь, воззвала Элис, Фред и Рейли побывали сегодня в одной заварушке?

Все повернулись к трем джерри, глаза которых шныряли вправо-влево с жутковатой синхронностью: они смотрели турнир.

Рейли, тебя ранили? — повторила Элис.

Вы разве не видите, что он, как и Фред, в офлайне? — Мэри сложила ладони рупором и прокричала:

— Рейли, ты как? — Глупый, конечно, вопрос, но что делать. Из-за этой обстановки она сама не своя. Рейли все так же тупо молчал.

Ну что? — торопила Элис. Ничего.

Ты ведь понимаешь, о чем я.

Да, она понимала. Мэри как евангелина генетически настроена на чужие эмоции. Она должна читать лица как открытую книгу. Все правильно, только вот на лице Рейли ничего сегодня не вычитаешь.

— Рейли, ты был ранен? — крикнула она что есть мочи. По лицу расса прошла тень понимания. Он стиснул зубы, потом раскрыл рот и выговорил:

— Бох!

— Да? — подбодрила его Мэри. Он раздраженно затряс головой.

— Бох! Бох!

— Бог? Ты хочешь сказать «бог»? Рейли усердно закивал.

— Бог, а дальше? — Мэри чувствовала, что все на них смотрят. Тут Рейли расхохотался и мигом утратил свое дурацкое выражение. Он попросту разыграл их!

Бог ты мой, Мэри, сколько секса в твоем сострадании!

Все с облегчением подхватили его смех. Рейли встал и продемонстрировал Мэри шапочку-мозговитку, временную замену удаленных имплантов.

Мэри, вся пунцовая, присоединилась к смеющимся — что ей еще оставалось? По крайней мере у Рейли все хорошо, и Фреду этот розыгрыш только на пользу. Видно, как он освобождается от недавнего стресса. Он ухмыляется Рейли, тот отвечает тем же — два счастливых бабуина, ни дать ни взять.

Хотя… Почему и Фред тоже не надел мозговитку? Потому что он слишком слаб? Потому что из них двоих больше все-таки пострадал ее расс?

Две лулу подошли к сидящей за столиками компании.

— Эй, ребята, смотрите сюда! — воскликнула Мариола.

— Это называется шимми! — подхватила Эбби. — Мы его в школе выучили. — Лулу хлопали в ладоши и отпихивали бедрами стулья. За соседним столом подвинулись, освободив для них место.

— Ну вы, слизняки, хлопайте! — Фред и Рейли принялись отбивать ритм. К ним примкнули дженни, Элис, Питер и все остальные, даже джерри. Мэри тоже хлопала, хлопали все их соседи. Лулу в своих тоненьких юбочках и топах выглядели исключительно сексуально. Обе сегодня были рыжие, обе зеленоглазые, с блестящей бронзовой кожей.

— Молодцы! — пропела Эбби. — Ну, готовы? Пошли! — И они начали отплясывать в синкопированном ритме. На счет пять, шесть, семь и восемь они проделывали ни на что не похожее па: топали выброшенной вперед правой ногой и подтягивали ее обратно, как сквозь вязкий сироп. Потом топали левой и подтягивали ее, правой, правой, левой, правой, левой, левой. Одновременно они, что поражало больше всего, трясли бедрами и плечами. От этой вибрации, точно выверенной, мускулы играли на их тонких руках, а полные груди колыхались, словно желе. У Мэри, и у той дух захватывало.

Лулу завершили танец прыжком и поклоном. Все кричали и требовали еще, но девушки подсели к своим. Эбби, одним глотком допив свой подтаявший мандариновый дайкири, оглядела компанию. Вы чего такие кислые все?

Арбайторы, скользя по тросам, ставили перед лулу карамельно-яркие дайкири, присланные другими столами, — куда больше, чем они могли выпить. Лулу, выслушав послания, передавали бокалы друзьям.

— От изголодавшегося по любви стива, — мурлыкал очередной стакан. — Может, спляшем шимми у меня в комнате?

Фантазия небогатая, прокомментировала Мариола, хотя что со стива возьмешь.

— Эй, — говорил другой, — ну вы и штучки.

— Я разные танцы знаю, — сообщал третий, — даже двадцатого века. Как насчет горизонтального буги?

Официант, где наш ужин? — осведомилась Элис. Мы есть хотим.

— Да-а! — поддержали прочие, но их заглушили хлопки и топанье во всем зале. Поклонники лулу хотели еще.

Пошли, ребята, сказала наконец Мариола, мы вас научим танцевать шимми. И лулу двинулись к танцполу, крича:

— Уроки шимми бесплатно! — Все дженни, Софи, Хайди, Мак и больше половины компании устремились за ними.

Мэри тоже пошла, но сначала налила Фреду ледяной воды и крикнула:

— Тебе нужно поддерживать водный баланс! — Он понюхал воду — водопроводную, из-под крана, — отставил стакан и заказал себе еще имбирного эля.

За их столами остались только джоанца, джером, двое рассов и трое джерри. Поскольку большинство соседей тоже ушли плясать, открылась возможность голосовой беседы, но Фреду вполне достаточно было просто сидеть и смотреть. Элис и Питер взяли себе два невостребованных дайкири.

— Мне кажется, я люблю тебя, — признался один из стаканов.

— Меня зовут Джонни Кейс, — представился другой. — Ты поспрашивай обо мне, а потом позвони, не пожалеешь.

— Пошла бы тоже потанцевала, — сказал Фред Элис.

— Джоанны не танцуют, — фыркнула она.

— Почему? Это же так весело.

— Джоанны не любят веселиться, — сказал Питер и добавил: — Джеромы тоже, наверное.

— Спасибо, Фред, — Элис похлопала его по руке, — но я лучше посижу тихонько с вами и посмотрю. Вот дают!

Эбби и Мариола набрали целый класс, построив его в две шеренги. Остальные желающие толпились вокруг. Мишели, дженни, келли, изабеллы, лары, урсулы, елены, рут, доры, евангелины — все были просто великолепны, но тягаться с лулу не могли. Только две учительницы танцев заводили по-настоящему. Их точеные коленки, девичьи животики, круглые попки, подмигивающие грудки, лепные шейки и чуть крупноватые носики прямо-таки излучали желание, а самой привлекательной их чертой была неугасимая жажда веселья. Их все радовало, будь то ожидание поезда или искрометный трах-тарарах.

Фреду вспомнилась инспектор Коста. От нее, при всей ее внешней похожести на лулу, удовольствия ждать не приходится.

Он зажмурился, потряс головой. Выходит, наваждение еще не прошло? Что с ним такое? Он открыл глаза и увидел, что Рейли на него смотрит.

Их спокойные переглядки нарушила Элис:

— Эй, кончайте с вашей рассовской телепатией. У меня из-за вас мурашки по коже.

— Последнее время они делают это все чаще, — заметил Питер. — Говорят, это связано с клоновым износом.

Вес каким-то чудом услышал его и отвлекся.

— Что за расистские заявления, Питер? Никакого клонового износа не существует. Постыдился бы!

— Да я пошутил, — забеспокоился Питер, но Вес уже снова вперился в свой турнир.

— Кто тут делает расистские заявления? — спросил новый голос. Фред поднял глаза — это пришла Шелли.

— Пит думает, я страдаю от клонового износа, милая, — проскрипел Рейли.

— Везет же тебе! У меня свой износ, чисто физический. — Она села к Рейли на колени и тут же вскочила снова. — Что это? — Она потрогала экзошины у мужа под скафом. — А запах!

— Наши рассы сегодня влипли в какую-то бяку, но никто не желает об этом рассказывать, — доложила Элис.

— Ох, Рейли. — Шелли села на стул рядом с мужем.

— Да я в полном порядке, — заверил он.

Фред хрюкнул и тут же замолк под проникающим в самую душу взглядом Шелли. Да, вот где настоящий-то секс. Но Шелли и правда устала. Плечи у нее поникли, улыбка еле держалась. Она ведь дежурит сутками, да еще эти поездки туда-сюда. За успех тоже надо платить. Он охотно поговорил бы с ней о ее работе, но это конфиденциальная информация. Где и у кого работает Шелли, стало известно лишь потому, что ее клиентка транслирует свою жизнь — вернее, свои артистические умирания — по собственному каналу Эвернета.

Шелли взяла большую руку Рейли в свои, понюхала и поцеловала.

Питер допил один дайкири и начал другой.

— Гм-м, — сказал он. — Некого Фреда Лонденстейна требуют на танцпол.

Элис стиснула Фреду локоть.

— Быть желанным — один из даров Фортуны.

Он пробрался к ожидающей его Мэри. Вокруг клубился водоворот. Пары и триады, двигаясь против часовой стрелки, отплясывали фокстрот, танго и вальс. Поскольку каждая группа танцевала под свой оркестр, сталкивались они постоянно. Ближе к центру исполняли ча-ча-ча, зум и румбу. Через всю эту толчею неслась вереница конги с лулу во главе. Еще один артефакт изучаемой ими истории танца.

Мэри хотела вальсировать. Фред не слышал выбранной ею музыки, но Мэри напевала ему на ухо, и он послушно выделывал раз-два-три, раз-два-три. Танцем это назвать было трудно, но он испытывал удовольствие, кружась вместе с Мэри. Интересно, что чувствовали бы люди, если бы все танцевали под одну и ту же музыку?

Мэри мысленно проектировала многоярусный торт, и они с Фредом танцевали на самом его верху.

 

2.19

Жюстина и Виктор объяснили Самсону, как работает Прыжок Мосби, но до него ничего не дошло. Через перила на той стороне стадиона перегнулся молодой человек, персонаж гологолли.

— Его зовут Мосби и он сейчас прыгнет? — спросил Самсон.

— Нет-нет, мар Кодьяк, — сказала Жюстина. — Это Джейсон. Никого из Мосби уже не осталось. Их род угас, а вот Джейсонов много, и им приходится туго. Этот, может быть, прыгнет, а может, и нет. Это зависит от многого. И многие зрители подключатся посмотреть, какое он примет решение. — Об имитированных самоубийствах Жюстина могла говорить сколько угодно, забыв о своей застенчивости.

— От чего же это зависит? — спросил Самсон.

— От жизни, — ответила она, поглаживая кота. — От любви, способности прощать, искупления.

Виктор слушал терпеливо, хотя, очевидно, не разделял пристрастия своей жены к сериалам.

— А сейчас что этот парень там делает? — спросил Самсон. — Если не считать, что он ревет, как маленький?

— Джейсон всегда бурно проявляет свои эмоции. Вообще-то он ждет, чтобы его любимая, Элисон, пришла и уговорила его сойти вниз.

— А заодно чтобы зрителей набралось сколько нужно, — подмигнул Виктор.

Жюстина взглянула на мужа с жалостью. Двое поддельных детей начали ссориться из-за куклы, и она, утихомиривая их, перегнулась через спинку сиденья.

Самсон порадовался, что пришел сюда тайно: уж его-то никто не уговорит сойти вниз. Возможно, этот дурацкий сериал соберет больше народу, чем его собственная лебединая песня. Юмор, что ли, такой у Хьюберта — привезти его туда, где имиты сами себя стирают? Если ментар, конечно, вообще понимает разницу.

— Мама, — сказал один мальчуган, подпрыгивая в кресле, — я писать хочу.

— Кому еще нужно? — спросила Жюстина. Все ручонки дружно взлетели вверх.

— А я хочу кушать, — сказала девочка.

— И я! И я! — закричали все.

— Радости семейной жизни, — снова подмигнул Виктор. И чего он все время моргает, подумал Самсон. Нервный тик, наверное.

— Держи, — вздохнула Жюстина, через Самсона передав Виктору кота вместе с поводком. Кресла, где сидели она и дети, вернулись на загрузочную галерею. Двое мужчин и кот остались над стадионом одни.

— Тихо, Мэрфи, — сказал Виктор. Кот когтил его, переминаясь у него на коленях. Потом залез на спинку кресла и уселся над головой у хозяина.

Высота, похоже, его не пугала. Он агрессивно мяукал, уставившись желтыми глазищами на Самсона. По худобе его можно было принять за бездомного, а морда отдаленно напоминала о сиамской породе.

— Тихо, Мэрфи, — мягко повторил Виктор. — Он не любит чужих, да и меня не очень-то любит — только Жюстину. Ребят он просто не видит.

— Все равно, наверное, приятно, когда он рядом. — Самсон подразумевал, что кот хотя бы реален в отличие от детей. Кое-какой такт у Самсона еще сохранился, но его разбирало любопытство, и уж сегодня-то он себе мог позволить некоторую бестактность. — Ваши дети, кажется… забыл, как называется марка.

— Фракта-дети.

— Да-да. Покупаете новорожденного и растите его как реального. Вскармливаете, подгузники меняете, рассказываете сказки на ночь. Отправляете его в школу, даете ему карманные деньги. Он подрастает, уходит от вас, посылает вам рождественские открытки, ну и так далее.

— В общем, да, только наши-то все сироты. Мы их извлекли из рециркуляторных баков. У моей Жюстины сердце большое, как эта арена, мар Кодьяк.

К мужчине на Прыжке Мосби присоединилось женское гологолли.

— Ого, — сказал Виктор, — вот и Элисон. Жюстина, милая, ты слышишь меня? Да, поторопись, а то все пропустишь.

Эти дети не являются разумными существами, Сэм, сообщил Хьюберт. Субмагнит у Волей недостаточно мощный, чтобы позволить им развиваться. Одни только базовые логарифмы: голодный, счастливый, грустный, сонный и прочее. Они вообще не растут.

Мрак, подумал Самсон. Все тяготы воспитания и никакой отдачи. Даже он, отец незачатого сына и не связанной с ним генетически дочери, был счастливее как родитель.

Кресло Жюстины, вернувшись, стукнулось о Самсоново и пристегнулось к нему. Детей она, по ее словам, уложила спать — то есть выключила, должно быть. Кот Мэрфи перестал завывать и перелез за спиной у Самсона к ней на колени.

Над стадионом уже смеркалось, но противоположную его сторону еще освещало солнце. Огни горели только у выходов. Кроме них, светились биофосфорные перила и стены, да еще скоп у Прыжка Мосби.

— Было что-нибудь интересное? — спросила Жюстина.

— Нет, ничего, дорогая.

— Придвинь их поближе, пожалуйста.

Площадка с двумя гологолли рванулась к ним и повисла прямо перед Самсоном. Теперь он хорошо видел и слышал обоих. Джейсон, свесив одну ногу через перила, сердито и слезливо говорил Элисон:

— Но Синди сказала, что замок принадлежит Кэрол и Кэнди!

— Синди тебе солгала. Он не принадлежит ни им, ни Тедди, ни Патрику, ни Оливеру. Не принадлежит никому из наших знакомых. Я все время пытаюсь донести это до тебя!

— Но зачем же ей было лгать? А бриллианты? Не хочешь же ты сказать, что Фрэнк…

— На хер Фрэнка. Забудь о нем. Это все козни Кармена, а может, его сестры Кэмерон — толком никто не знает. Достоверно известно только одно: кто-то украл депозит, и во всем обвинили Родди, который теперь требует отмены пароля, но ты же знаешь, что он не даст показаний из-за того, что сказал Чарльз. — Элисон сделала два осторожных шага к Джейсону.

— Чарльз? Ты уверена, что это был Чарльз? — Джейсон хватал ртом воздух, как утопающий, но стоило Элисон сделать еще шаг, он перекинул через перила другую ногу с криком: — Не подходи! Я прыгну! Не видишь разве, что это всерьез?

— Хорошо, Джейсон. Успокойся. Видишь, я уже отошла. — Но она только притворилась, что отступает.

Джейсон опять разрыдался, бормоча:

— Чарльз… мой повеса, мое проклятие, мое лекарство, мой папочка, мой любимый.

— Ах! — выдохнула, подавшись вперед, Жюстина.

— Джейсон! — изумилась Элисон. — Ты говоришь, что Чарльз — твой отец? И при этом любовник?

Джейсон обратил к ней лицо, выражающее глубокую ненависть к себе самому, и отпустил перила. Но Элисон успела схватить его за воротник пиджака и перегнулась вдвое, из последних сил удерживая самоубийцу над бездной.

— Глупец! — процедила она сквозь зубы. — Разве ты не знаешь, кто я? Не знаешь, чем я пожертвовала ради тебя?

В скопе произошли изменения — теперь там боролись две Элисон и два Джейсона.

— Интерактивное вмешательство, — объяснил Самсону Виктор. — Я сделал так, чтобы Жюстина могла посмотреть несколько поворотов сюжета вместо одного.

Две Элисон, напрягаясь, держали двух рыдающих Джейсонов.

— Ничего ты не понимаешь! — выкрикнул один Джейсон. — Чарльз мой отец, но не мой любовник. Он моя жертва. Я его изнасиловал. — С этими словами он вывернулся из пиджака и стал падать вниз головой на стадион, где, как вдруг оказалось, шли какие-то состязания, горели прожекторы и на нижних рядах трибун сидели болельщики. Элисон с пиджаком в руках отлетела назад, оставив другую пару на первом плане.

— Ой! — вскрикнула Жюстина, деликатно приложив руку к груди. Может, у нее там переживальник для более интенсивного восприятия, подумал Самсон. Между тем первый Джейсон все никак не мог долететь до земли, и перед ним, как водится, проходила вся его жизнь. Ключевые сцены и целые эпизоды струились из него лентами. Заинтересованные зрители могли растянуть это падение на пару недель и пронаблюдать его печальную биографию во всех подробностях. Самсон отвернулся. Он и раньше никогда не смотрел эту муть, не хватало еще последний свой час на нее потратить.

Джейсон наконец приземлился — да не куда-нибудь, а на мат для прыжков с шестом. Весь в синяках, но без переломов, он мог и дальше дурачить публику.

— Просто слов нет. — Самсон посмотрел на Жюстину — она была счастлива; посмотрел на Виктора — тот ему подмигнул.

Тем временем Элисон и Джейсон № 2 потеряли равновесие и упали совместно. Это тоже происходило в замедленном темпе, но вместо воспоминаний о прошлом они вовсю пользовались настоящим. Они как-то умудрились раздеться в воздухе и занялись бурным сексом. Пара, плавно пикируя мимо разинутых зрительских ртов, опускалась к пятидесятиярдовой линии (в их варианте на стадионе играли в американский футбол). Самсон не сомневался, что в момент падения они кончат одновременно.

Музыкальное сопровождение, которого Самсон раньше не замечал, встретило эту сцену могучим крещендо. Эти двое по крайней мере разбились вдребезги. Жюстина, вся дрожа, вытирала слезы.

— Как это грустно!

Мэрфи мурлыкал у нее на коленях. Виктор, перегнувшись через Самсона, сжал ее руку.

— Жизнь полна трагедий.

Прыжок Мосби с покинутой Элисон вернулся на реальное место, и скоп погас.

— Бокал вина, чтобы пожелать нашим сериальным друзьям всего наилучшего? — предложил Виктор.

Самсон не хотел больше пить. Хотел сохранить ясную голову. С другой стороны, высокое содержание алкоголя в крови могло сделать огонь более жарким.

— Охотно присоединюсь к вам, — сказал он, — но нельзя ли выпить что-нибудь покрепче вина?

— Виски? Приятно видеть человека, понимающего толк в жизни! — Виктор достал фляжку из внутреннего кармана, откупорил, вытер горлышко рукавом и передал Самсону. — Льда, извините, нет.

Опустошив фляжку, Самсон сделался сентиментальным.

— Боюсь, что я вас объедаю и опиваю.

— Чепуха, — сказала Жюстина. — У нас теперь так редко бывают гости.

— Тем не менее я хотел бы восполнить запас этого чарующего напитка. Хьюберт!

Да, Сэм.

— Нечего тут сэмкать. Ты слышал, что я сказал. Закажи моим любезным хозяевам ящик «Гленкинчи».

Извини, Сэм, но это очень дорого. И потом, я не вижу, как смогу доставить его сюда, не уведомив власти о присутствии Волей.

— Ты хочешь сказать, что я разорен? Не могу позволить себе несчастный ящик спиртного?

Марку, которую ты назвал, производят по традиционным методам, и…

— Кто тут ментар, мать твою так? Посчитай все сам и не утомляй меня.

Виктор с Жюстиной притворились, что не слышат гласную часть диалога. Лицо Самсона налилось кровью.

— И не надо мне никаких диверсий! — заорал он. — Без тебя обойдусь. Протиснусь сквозь эти ремни да и брошусь вниз.

Отдаю тебе должное, Хьюберт, ты меня привел куда надо, попроси Элисон, пусть прыгнет вместе со мной. Трахнемся по дороге, и еще для панегирика время останется.

Это была замедленная съемка. Такая техника, Сэм. Реальное падение займет пять секунд.

— Да знаю я, идиот безмозглый!

Я улавливаю, что ты сердишься на меня, Сэм, но не понимаю причины.

Повисло молчание. Мэрфи устроился над головой у Самсона. На стадион опустилась ночь.

— Простите, — сказал Самсон. — Кажется, я сделался пьянчугой на старости лет.

— Вы не виноваты. Виной всему страдания, которые вы испытываете, — сказала Жюстина.

— Не советовал бы вам ставить на это. Должен, однако, честно предупредить, что скоро я стану предметом расследования, не говоря уж о пожарной опасности. Вы ведь знаете, что бывает с обожженными при возгорании? Лучше бы вам пересесть подальше.

Снизу, ярус за ярусом, начали зажигаться голубовато-белые светильники.

— Не в моих правилах вмешиваться в чужие дела, — сказал Виктор, — но уверены ли вы, мар Кодьяк, что иного выхода для вас нет? И если уж вы твердо решились, то не хотелось бы вам провести последние минуты с теми, кого вы любите?

Свет ударил им в глаза. Все сиденья их ряда тоже выдвинулись вперед и сомкнулись вместе. Заполнившие их зрители болтали и пересмеивались, насыщая воздух искусственным оживлением.

— Хотелось бы, если честно, — ответил Самсон, стараясь перекричать этот шум, — но судьба распорядилась иначе.

— Простите, что возражаю, но так ли это? — сказал Виктор. — С обожженными, несомненно, поступили крайне несправедливо, но с тех пор прошло уже много лет. Что бы вы ни сделали, это ничего не изменит.

— Может, и так, но я по крайней мере напомню миру о совершенном им преступлении. Уйду, оставив за собой огненные письмена.

— Устроите экстрим-шоу, извините за выражение?

— Мой слуга ошибся, выбрав именно это место, но поздно что-либо исправлять. Все произойдет здесь. Я решил твердо.

— Расскажите нам о себе, — попросила Жюстина. — Расскажите о своей жизни. Это будет только уместно, правда? Вы ведь нам не чужой.

Мэрфи, точно по сигналу, слез и улегся на коленях Самсона. Это знак, сказал Виктор, а Жюстина добавила, что Мэрфи превосходно разбирается в людях. Самсон не знал, как на это реагировать. Он так давно не держал на коленях что-то живое.

Над стадионом воздвигся первый континентальный экран орбитального Теленеба. На нем шло какое-то музыкальное шоу. До диверсии, задуманной Хьюбертом, оставался час. Самсон осторожно погладил Мэрфи по голове и вздрогнул, когда тот немедленно включил свой мотор.

— Что ж, раз вы просите, время у меня есть. Я изложу вам краткую историю моей жизни, но потом сам попрошу вас и Мэрфи удалиться на безопасное расстояние. Начнем с того, что когда-то я назывался не Кодьяк, а Харджер.

 

2.20

Стрела, сказал Миви, где Эллен? Не знаю, ответил ментар.

Миви вылез из кровати, оделся в домашнее и занял свое любимое кресло в гостиной. Голова немного кружилась, левая рука онемела от плеча до кончиков пальцев. Крошка Ханк объяснил, что это побочный эффект: новая мозгелла временно заблокировала выносящие пути брахиальных нервов. Скоро это пройдет.

Стрела, не знаешь ли ты, как найти ее?

Ответ отрицательный.

Ничего не получается, пожаловался Миви.

Попробуй по-другому, сказал Крошка Ханк. Говори со Стрелой о чем-нибудь постороннем, а сам в это время думай, как найти Эллен.

— Не понял.

Обходной маневр, Меррил. Говори о чем угодно, но думай об Эллен.

О чем, например?

Сам придумай. Напряги воображение. Миви, угнездившись в кресле, стал думать о голове Эллен и о том, где она может быть.

— Время? Температура воздуха? — спросил он одновременно.

— Восемнадцать сорок шесть, — ответила Стрела. — Двадцать восемь градусов Цельсия снаружи, двадцать два внутри.

Ну что? — спросил Миви. Я ничего не услышал. Мне надо передохнуть. Позже, отрезал Крошка Ханк.

Но Миви его проигнорировал и велел Стреле принести поесть.

У меня идея, сказал он вскоре, стряхивая крошки с колен. Вы со Стрелой друг друга проверили, пусть она теперь проверит меня.

Неуверен, что это хорошая мысль, сказал Крошка Ханк, превратившийся в плоскую картинку с целью сэкономить ресурсы для поиска.

Почему?

Если твой старкес еще не достиг нужного уровня, я не знаю, как она на это отреагирует.

Вот и выясним как, сказал Миви и велел Стреле проверить его. Слушаюсь, ответила она и продолжила вслух:

— Map Миви, вы можете назвать адрес своего нового жилища или мне следует перевезти вещи на склад?

— На склад, думаю, — сказал Миви.

Три оранжевых техноса тут же влетели в гостиную и заняли боевые позиции вокруг его головы. Он почувствовал дуновение, создаваемое их крыльями, и услышал, как заряжаются лазерные орудия.

Замри и не шевелись, сказал Крошка Ханк. Я же сказал, это глупая мысль.

Миви сидел, не шевеля головой, с микропушками у обоих висков. Через несколько бесконечно длинных секунд Стрела как ни в чем не бывало повторила вопрос:

— Map Миви, вы можете назвать адрес своего нового жилища или мне следует перевезти вещи на склад?

На этот раз предлагаю ответить правильно, сказал Крошка Ханк.

По лбу Миви скатилась капелька пота.

— Эгхм, — начал он. — Вещи надо перевезти… нет, погоди. — Он зажмурился и сцепил зубы.

Не пытайся думать, предостерег Крошка Ханк. Просто ощути, как бесконечно ты предан Элинор, и скажи, что придет в голову.

Миви вызвал в памяти утреннее заседание, падающий корабль Элинор, вспомнил о замороженных, переживающих гелиопаузу колонистах.

— На склад, — сказал он. — Оставь только одежду, подходящую по сезону, и мое облачение.

Пушки погасли, техносы улетели. Миви глотнул воздуха. Сердце колотилось о ребра.

Вы — Меррил Миви, сказала Стрела.

Превосходно, сказал Крошка Ханк. Может, это нас к чему-то и приведет.

Но за следующие полчаса они никуда не продвинулись.

Пусть она тебе просто скажет, предложил наконец Крошка Ханк, как приказать ей найти голову Эллен по-старкесски.

Стрела, попробовал Миви, как приказать тебе найти голову Эллен по-старкесски?

Я бы видео посмотрела, Стрела, без колебаний ответила та. Вечерние новости, что ли. Найди что-нибудь интересненькое.

— Я бы видео посмотрела, Стрела. Вечерние новости, что ли. Найди что-нибудь интересненькое, — повторил, как попугай, Миви.

— Слушаюсь, — сказала Стрела. Оранжевые техносы вылетели из квартиры через слизнепровод.

Вот и ответ, сказал Крошка Ханк, а дальше-то что?

Посреди гостиной возник большой крутящийся земной шар, видимый как будто из космоса. Вокруг экватора, связанные с ним нитевидной паутиной, разместились шестнадцать спутников. Миви тут же узнал в них передаточные станции «Гелиотока» и идущие к наземным мишеням микролучи. У него на глазах лучи на всем своем протяжении стали обволакиваться серебристой пленкой, стекающей вниз. Пушистые облака расходились над самой поверхностью глобуса, как рябь на пруду.

Это еще что такое? — спросил Миви.

Не знаю пока. Проверяю через метеотрутней. Похоже на частицы пыли, текущие вдоль лучей. Больше ничего сказать не могу.

Еще через полчаса серебристые лужицы растеклись по всем континентам и слились воедино, а пылевые облака окутали Землю туманом. Перемешиваемые ветрами, они сильно сгустились в умеренных зонах и почти отсутствовали на полюсах.

Ну что?

Думаю, это узоль. Что-что?

Трансляционные микроузлы. Узловая пыль. Микрочастицы, связанные с другими частицами вокруг себя. Не понимаю. Как они действуют?

Вот так и действуют. Представь, что на твою ладонь опустились десять частиц узоли и соединились между собой. Устройство, способное их прочитать, увидит грубое подобие твоей руки в реальном времени. Через несколько минут к этим десяти частицам примкнут еще десять. С каждым прибавлением изображение будет становиться все более четким. Сейчас Элинор покрывает всю поверхность Земли интерактивной узолью.

Блестящее облако узоли действительно укрыло теперь весь глобус. Миви подошел к потолочному окну. Вечернее небо казалось чуть оранжевее обычного, но это и все. Я ничего не вижу.

Потому что ее плотность — всего двадцать — сорок микрограммов на кубический метр, в зависимости от широты и долготы. Меньше, чем обычный процент загрязнения воздуха. Не знаю, какое разрешение это обеспечивает тебе, но мне потребуется невероятное количество считывающих устройств. Целый батальон сверхсветовиков.

Участок узоли близ экватора вспыхнул и сделался жидким на вид. Эта реакция быстро охватила планету — казалось, что Земля теперь покрыта слоем кипящей ртути.

Элинор достигла первого глобального рукопожатия, сказал Крошка Ханк. Может, спустимся и посмотрим? Стрела, кажется, знает, что делает.

Неандерталец потянул за какую-то невидимую веревку. Миви в своем кресле сделал то же самое, и ему показалось, что он снижается над поверхностью Земли. Калифорнийский полуостров возник внизу, как серебряная сосулька. Подтянувшись еще ближе, Миви различил горы Сан-Бернардино и Южную Калифорнию. Воздушные суда разгоняли узоль и поэтому были видимы, но разрешение на уровне грунта было недостаточным, чтобы рассмотреть что-либо меньше здания.

Давай вон туда, сказал Крошка Ханк.

Куда?

В Боливию, на место аварии.

 

2.21

Богдан улизнул из Зеленого зала, оставив своих софамильников за фрутокашей и кофом, и спустился в «Микросекунду» за мороженым. За стенкой, на кухне, грохотал предутилизатор, в который Фрэнсис и Барри совали грязную посуду, салфетки, остатки еды. К завтрашнему утру все сегодняшние отходы будут мастифицированы, растворены, отфильтрованы и преобразованы в свежую угомассу, готовую стать новой посудой, едой и салфетками. Жизненный цикл.

Наслаждаясь десертом, Богдан проверил сообщения на новом горлофоне и обнаружил, что аппарат, не имеющий встроенных фильтров, зарегистрировал десятки тысяч звонков. Без графического вывода и без слуги Богдану пришлось бы копаться в них самому, поэтому он отправился к редактору в свою комнату, на девятый с тремя четвертями этаж.

Его верная дверь из эпоксидного клинкера, с диароновой обшивкой и титановыми засовами, была приоткрыта. Пораженный Богдан потянул ее на себя и заглянул внутрь. На его матрасе лежал мальчик — Трой Тобблер. Богдан ворвался внутрь с криком:

— Какого хрена ты тут делаешь? Трой потер глаза.

— Ты меня разбудил.

— Ты взломал мою дверь?

— Ты меня разбудил, говорят тебе.

— Да плевал я! — Богдан, обойдя лифтовый кабель, вырос над непрошеным гостем.

— Я твою дверь не взламывал. — Трой зевнул, ерзая грязными подошвами по Богдановой простыне. — Это Слизненыш сделал.

— Какой еще, мать твою, Слизненыш?

Богдана стукнули по затылку так, что он зашатался. Он обернулся, никого не увидел, повернулся назад и чуть не столкнулся с мальчишкой на голову ниже себя. Несмотря на розовые щечки и веснушчатый нос, что-то в нем мешало дать ему сдачи.

— Это ты, что ли, Слизненыш?

— Он самый. А ты, наверное… ух ты, блин! — Мальчик снова стал позади Богдана. — Чем они тебя так? Глянь-ка, Трой, только возьми тридцать второй фильтр. В жизни не видел, чтобы задница так светилась.

— Точно. — Трой встал на матрас ногами. — Он свое очко напрокат сдает.

— Прямо психолампа. Мы тебя будем звать Золотая Срань, понял? Золотая Срань.

— Был такой пиратский корабль «Золотая лань», — объяснил Трой. — В древности.

— А ну, выметайтесь из моей комнаты! — завопил Богдан.

— Так она твоя? Красота. Пошли, Слиз, скажем домоправителю Дитеру, что взломали дверь. Вот он порадуется.

Богдан усилием воли сдержал себя и не стал их просить умолчать об этом.

— Чего это ты позеленел так, золотенький? — ухмыльнулся Трой.

— Сам зеленый, а между двумя тучками солнышко светит, — подхватил Слизненыш.

— Не бойся, я про твою комнату Дитеру не скажу, — пообещал Трой. — Можешь сам это сделать. — Двое мальчишек вышли.

Богдан хотел пойти следом, но оглянулся. Он испытывал странное чувство, что в комнате произошла какая-то перемена, только вот какая?

Громадный старый электродвигатель лифта, вместе с кабельными катушками и лебедками, занимал больше половины всего помещения. Вдоль двух стен стояли электрошкафы, провода змеились повсюду. Кабельные короба служили Богдану полками, маленький верстачок — письменным столом. Все его имущество лежало в одном углу, потрепанный матрас был втиснут в другой. Небогато, зато все его. Он любил свою комнату, но сейчас… Ага, вот в чем дело. Здесь тихо.

— Они отключили лифт!

Богдан кинулся к одному из шкафов и с усилием, обеими руками, поднял рубильник. Сверкнула голубая искра, мотор заурчал, колеса завертелись, и кабель стал наматываться на барабан.

— Попробуйте только еще раз! — Богдан выскочил в коридор, но мальчишек уже не было видно — они, как ему показалось, убегали по кодьяковской лестнице. Он захлопнул дверь — надо будет срочно поменять код — и помчался за ними, проскакивая целые пролеты с акробатической ловкостью.

На четвертом этаже он пробежал мимо Китти. Она весело напевала, очень довольная, как видно, собой. Увидев его, она спросила:

— С каких это пор вы с Троем друзья? И кто этот новый сопляк?

Но Богдан и не подумал остановиться. На третьем этаже из административного офиса прямо на него вышел Джералд.

— А, вот ты где. Заходи, комиссия ждет. Богдан затормозил на полном ходу.

— Разрешительная?

— Какая ж еще.

— Я сейчас. — Богдан понесся дальше.

— У тебя всего полчаса, — крикнул вслед Джералд, — и часы тикают.

— Ничего они не тикают, — отозвался Богдан с лестницы. Все, которые он видел, точно не тикали.

На первом он заглянул в «Микросекунду». Их там не было, и он вышел на улицу. Тобблеры ставили там скамейки и стулья к вечерней купольной церемонии. Мальчишки как провалились, но домоправитель Дитер тут же подошел к Богдану.

— Добрый вечер, молодой Кодьяк. Освободите, пожалуйста, завтра утром наше машинное отделение. Мы поднимемся туда, чтобы отремонтировать лифт.

Может, Трой ему все-таки настучал.

— С лифтом все в порядке, — сказал Богдан.

— В самом деле? Он уже сорок пять минут не работает.

— Случайное отключение. Больше не повторится.

— Вы хотите сказать, что отключили наш механизм, молодой Кодьяк? — сощурился Дитер.

— Нет. То есть да, но…

— Вы нарушили договор, и без последствий это не обойдется!

Богдан посмотрел в спину уходящему Дитеру и побежал обратно. Джералд так и ждал в коридоре.

— Мне только на семь назначено, — сказал ему Богдан. — К тому времени я вернусь.

— Да мне-то что?

— Богдан! — позвала изнутри Эйприл. Он подошел к двери. Эйприл и Кейл сидели за столом, заваленным папками и гроссбухами. — Мы надеялись уже закончить к семи. Вечером у нас мероприятие. Мы все идем к Самсону.

— Какое мероприятие?

— Ах да, ты же не слышал объявление.

— Ничего, примем Богдана в другой раз, — сказал Кейл.

— Да, ладно. — Богдан уже собрался уйти, но вспомнил ломающийся голос, пушок на щеках и курчавую поросль внизу. — А когда он будет, другой раз?

Кейл полистал засаленный спиральный блокнот.

— Ну, скажем, недель через шесть.

— Фига с два! — Богдан зашел, захлопнул за собой дверь. — Так что там с Сэмом?

— Он умирает, Богги, — сказала Эйприл. — Ему осталось совсем мало времени, и его нельзя оставлять одного. С этого дня мы будем дежурить по очереди, чтобы с ним все время кто-нибудь был.

— А сейчас у него кто?

— Пока никого. Он просил подождать до вечера. Богдан поразмыслил. Сказать им прямо сейчас или сами пусть выясняют?

Джералд вручил ему бумажный листок, весь покрытый написанными от руки цифрами. Богдан кинул бумажку на пол.

— Давайте опустим бухгалтерскую часть и перейдем к удовлетворению двух моих просьб. Первое: запишите меня на этот уик-энд в центр «Долголетие». Нужно сбросить одиннадцать месяцев. Они скинут бесплатно еще один, если вы позвоните им до среды. И второе: купите мне вместо Лизы «Оксфордского стипендиата».

— Прекрасно. — Джералд поднял листок с пола. — Опустим бухгалтерскую часть и откажем тебе сразу.

— Как это? Вы не можете мне отказать!

— Богдан, — сказал Кейл, — наших кредитов на все не хватает.

— Посмотри сюда. Посмотри! — Эйприл взяла в руки стопку бумаг. — Мы вынуждены работать с карандашом и бумагой. Как мы объясним покупку тебе нового слуги, если даже домпьютер наладить не можем? Да еще после того, как ты сломал старого?

— Лизе двадцать лет! — заорал Богдан. — Мне давно пора завести нового!

— Не кричи, пожалуйста.

— И потом, новые модели такие мощные, что моя может временно взять на себя функции домпьютера. Это просто идиотство — вести записи на бумаге. Кстати, почему бы вам не использовать Хьюберта? При его запасах он мог бы Луной управлять, не говоря уж о домашних счетах. — Эйприл и Кейл потупились, не глядя ему в глаза. — Что такое? — Они молчали, и Богдан добавил: — А омолодиться мне просто необходимо! Это даже не обсуждается!

— Ты бы хоть раз, Богги, подумал не только о себе и огляделся вокруг, — сказала Эйприл. — Посмотри на весь наш чартер. Посмотри на меня.

Он посмотрел. Да, это правда: она, как и все прочие домочадцы, сильно себя запустила. Вся серая, и кожа и волосы, точно кто-то понизил концентрацию ее красок.

— Мы понимаем, что ты хочешь остаться ребенком, — продолжала Эйприл, — и обеспечивали это тебе много лет, но теперь наши средства исчерпаны. Придется тебе подождать, пока мы снова поднимемся на ноги.

— И долго ждать?

Джералд сверился со своей ведомостью.

— От восьми месяцев до года.

— Нет, так не пойдет! Вы что, не слышите? Я расту! Я потеряю свою работу! В контракте с «Э-Плюрибус» сказано черным по белому, что я должен оставаться в доподростковом возрасте! И если вы еще не заметили, то я вам скажу, что весь наш милый дом живет на мою зарплату. И на доходы Сэма. Короче, через восемь месяцев я стану трудным подростком. У меня вон уже волосы растут сами знаете где.

Джералд снова сунул ему под нос свой листок.

— Ничего не поделаешь. Одики из воздуха не синтезируются. Придется тебе потерпеть. Попробуем как-то замедлить твои гормоны. Кто знает, вдруг наша финансовая картина улучшится уже через месяц.

Богдан заметил, что вид у Эйприл делается все более виноватым. Ох, нечисто тут что-то. Пишут на бумаге, в глаза не смотрят. А Китти-то пару минут назад выглядела вполне довольной — совсем не как ретродевочка, омоложение которой оттягивается от восьми месяцев до года.

— Почему Китти омолаживают, а меня нет? Этот вопрос удивил их.

— Ты же знаешь, Богдан, мы не можем обсуждать с тобой дела других софамильников.

— Так нечестно! Она вносит десять тысячных и получает то, что ей нужно, а мне вы отказываете в лечении, без которого я потеряю работу. Это же глупо.

Джералд положил бумагу на стол и сел. Они с Кейл ом оба смотрели на Эйприл.

— Богги, наш чартер ведет очень щекотливые переговоры, — вздохнула она. — Мы еще не готовы рассказать о них на общем собрании. Китти в этом деле выступает как наш агент, но даже ее омоложение отложено — ненадолго.

— Что за переговоры? Я имею право знать.

— Мы доложим вам всем чуть позже… может быть, на следующей неделе.

Богдан не особенно умел складывать два и два, но сейчас почувствовал, что наткнулся на что-то важное. Главное, не дать себя одурачить.

— Почему не сейчас? — с чисто мальчишеским упрямством набычился он. — Не хотите, чтобы Самсон знал? А на бумаге пишете, чтобы все от Хьюберта скрыть, так ведь? Домпьютер тут ни при чем?

— Черт! — Джералд приставил стул к стенке, залез на него и показал два оголенных проводка под настенной камерой. — Хотя это в общем-то ничего не значит. Домпьютер давным-давно потерял контакт с этой комнатой.

Кейл сложил пальцы домиком и внушительно произнес:

— То, что я скажу, должно остаться между нами, Богдан. — Тот кивнул. — Слышал ты когда-нибудь о Розовых Акрах? — Богдан помотал головой. — Это участок в Вайоминге. Суперфондовский еще с прошлого века. Высокое загрязнение, большая токсичность. Больше редких элементов и радиоактивных изотопов, чем на пяти других свалках вместе взятых. Иными словами, одна из самых богатых микрошахт в ОД, обеспечивающая стабильный доход на десятки лет. А права на ее разработку недавно приобрел чартер Бидл.

— Никогда о таком не слышал.

— У Бидла, как у нас и у тысяч других чартеров, неблагополучно с членством, — сказал Джералд. — Когда Сэм умрет, нам придется худо, но БидБидллам и того хуже. Штат уже начал процесс по их десертификации. Они потеряют свой чартер, если ничего не предпримут, а с ним и все активы, в том числе и права на разработку. Мы хотим договориться о слиянии наших двух чартеров. И нам, и Бидлам это только на пользу, но у них есть предложения от других чартеров — Тобблеры, как подозреваем мы, тоже в списке. Значит, наше предложение должно быть выгодней конкурирующих.

— И как же вы думаете добиться этого?

— Например, юношеским энтузиазмом, — сказала Эйприл. — Поэтому на переговорах нас представляет Китти. И капиталом, значительным капиталом. Для этого нужно продать нашу часть здания, а значит, нет смысла вкладывать деньги в новый домпьютер. Мы продаем все, понимаешь? Абсолютно все.

— И уезжаем из Чикаго? — опешил Богдан.

— Похоже на то, — сказал Кейл. — Поэтому твоя работа в «Э-Плюрибус» для нас уже не первостепенна.

Богдан молча поплелся к двери.

— Богдан! — окликнула его Эйприл. — Это строго конфиденциально, ты понял?

— Да понял, понял. Военная тайна, блин. — Тут он вспомнил кое о чем и спросил Кейла: — Ты говоришь, ваша токсичная свалка называется Розовые Акры? И много там этих акров?

— Две тысячи.

 

2.22

Компания в Цинковом зале поужинала, приняла вечернюю визолу, выпила кофе. За десертом, слоеным кремовым тортом, снова последовало спиртное.

С Палубы время от времени слышались крики, и две лулу пошли посмотреть, в чем там дело. Когда они вернулись, Эбби несла за хвост черного внукоровского слизня, зажав его двумя пальцами.

— Они их давят, — сказала она. — Прямо не верится. — Она бросила биотехноса на стол и накрыла пустым стаканом из-под дайкири.

— Не делай этого, — сказал Рейли.

— Не учи мою сестру, что ей делать, — выговорила ему Мариола.

— Просто у нее могут быть неприятности. У нас у всех они могут быть.

— Дома я заткнула слизнепровод на весь день, и ничего, — заметила Мэри.

— Я видела на ВДО, — поддержала Гвин, — дикари их сотнями собирают и сдают в утилизацию.

Все смотрели, как слизень исследует камеру. Поняв своей булавочной ноэтикой, что попал в западню, он попросту перестал шевелиться. Ни угроз, ни сирен, ни взрывов.

Вес сканировал его.

— Никакой информации он на базу не передает.

— А что он вообще делает? — спросил Рейли.

— Да ничего вроде.

— В этом же смысла нет.

— Есть-есть, — возразила Эбби. — Дайте кто-нибудь молоток.

— Сколько он может стоить? — спросила Мариола.

— Сейчас прикинем, — сказал второй джерри, Бидл. — Не меньше миллилитра пасты, сопутствующие схемы, по нескольку граммов титана, селена, платины, возможно, индия…

— И саморегенерирующая ткань, и фольговые экструдеры, — добавил Вес.

— Еще мини-камеры, передатчики и прочая электроника, — подытожил третий джерри, Росс.

— Одиков десять — двенадцать? — Два других джерри кивнули, соглашаясь с Бидлом.

— Это за каждого? — изумилась Эбби.

— Да, плюс-минус. Компания молча это обмозговала.

— Ну, так где молоток? — осведомилась Эбби.

— На фига он тебе? — Мариола сняла с ноги туфлю.

— Стой, Эбби, — сказал Фред. — Поймать — одно дело, а сломать — уже правонарушение. Как бы чего не вышло.

Эбби помедлила, держа туфлю в руке.

— На Палубе говорят, слизням каюк. Говорят, их комиссовали. Их снимают со стенок и давят. И разве Внукор хоть кого-нибудь арестовал?

— Посмотрите кто-нибудь в Эвернете, — попросил Фред. — Может, есть официальное сообщение.

— Сообщений полно, самых противоречивых, — сказал Вес, — но официальными я бы их не назвал.

— С меня и этого хватит, — сказала Эбби, но туфлю в ход пока не пустила.

— Вообразите только, — вставила Джоанна Элис, — слизни больше не будут доставать нас в самое неподходящее время.

— И в ванне у тебя плавать не будут, — подхватила елена Софи.

— И кусать тебя во сне, — сказала Гвин.

— И решать, друг ты или враг, — сказал Вес.

— Люди, — по щекам Элис потекли слезы, — нам выпало стать свидетелями окончания темной эры.

Фред ждал типично джоанновского сарказма, но не дождался.

— С другой стороны, — голосом Питера говорил джеромовский здравый смысл, — если они стоят десять — двенадцать кредиток каждый и если дикари их утилизируют без всяких последствий, то для всех остальных это как дополнительный налог.

— Если все остальные не примут свои меры, — заметила Мариола.

— А вот сейчас. — Эбби занесла туфлю повыше.

— Не надо, пожалуйста, — попросил Фред. — Слишком уж большой риск.

— Правильно, — сказал Рейли. — Знаешь, кого пошлют тебя арестовывать? Фреда!

На Палубе теперь вопили без передышки, а Цинковый зал пустел на глазах — все спешили поучаствовать в избиении слизней.

— Ну, сяду я точно не одна. — С этими словами Эбби убрала стакан и шарахнула каблуком по слизню. Все затаили дыхание. Маленький черный технос лежал тихо, но когда Эбби собралась его взять, он пополз к краю стола.

— Слабовато, лулу, — сказал Билл.

— Они быстро восстанавливаются, — дал пояснение Вес.

— Дайте-ка я. — Мариола забрала у подруги туфлю. — Надо сделать вид, что это сама знаешь кто, и вдарить вот так. — Она обрушила на слизня удар, грохнувший как пушечный выстрел. Слизень распластался, сочась густой черной псевдоплазмой.

— Ничего, до утилизатора донесешь, — сказал Вес.

— Воспользуйся магазинным, — посоветовал Росс. — И пусть тебе заплатят жетонами, а не на счет переводят.

Но две лулу даже с места не двинулись. Обнявшись, они смотрели на раздавленного слизняка и вдруг расплакались.

— А теперь что не так? — спросил Фред.

— Ой, Фред! Теперь-то как раз все в порядке, — ответила Элис. — Пошли, ребята, повеселимся!

Все устремились за ней на Палубу, кроме Питера, рассов и джерри. Мэри и Шелли задержались только взглянуть, не против ли их мужья. Фред с Рейли нахмурились, но, как видно, недостаточно грозно, и обе евангелины ушли догонять друзей.

— Подумайте, сколько миллиардов кредиток истратило наше общество на систему обнаружения микроцист, то есть на тех же слизней, — сказал Питер и встал. — Не беспокойтесь, джентльмены. Я не стану заниматься ничем криминальным, просто хочу посмотреть, как создается история.

После его ухода за столом остались только рассы и сидящие напротив них джерри.

— Ну чего смотрите? — сказал Вес. — Мы присягали блюсти закон, а не нарушать.

— Это хорошо, — сказал Рейли, — иначе Фреду и вас бы пришлось замести.

— Вы на больничном, — возразил Вес. — После сегодняшней ванны вам, поди, целую неделю дадут.

Фред и Рейли переглянулись. Джерри, видимо, знали кое-что об их приключении.

— Я вообще-то получил пару сообщений от ББР, — сказал Рейли. — А ты, Фред?

Тот покачал головой. Его повреждения не считались настолько серьезными.

— У меня только сутки свободные. — В этот момент Рейли сделал ему знак, и Фред увидел, что рассы и джерри десятками покидают Цинковый зал. Вес, достав из кармана упаковку трезвилок, предложил по таблетке Биллу с Россом и сам принял одну, запив ее напоследок глотком виски. — Вызывают? — спросил Фред.

— Ага, только что поступило. Всех собирают.

— Из-за слизней? — Фред забеспокоился за Мэри и остальных.

— Нет. Личная безопасность. Похоже, аффы убивают друг дружку по всем ОД. Их охранные службы удваиваются и утраиваются.

— Разборки?

— Да. Началось все с убийства Старк.

— Они это называют «корректировкой рынка», — объяснил Росс, и трое джерри, хмыкнув, тоже вышли из зала.

— Я читал одну статью, — Рейли налил себе имбирного эля, — так там аффов сравнивали с аристократами средневековья. Короли и правительства им не указ. Мелкие княжества ведут борьбу за земли и ресурсы. Мелкие войны, наемные армии. Это как раз мы и есть — наемники.

— Я тоже об этом думал, но не могу с тобой согласиться, — сказал Фред. — Наемники — это найки. Джерри и белинды — полиция, а мы, рассы, — дворцовая гвардия.

Рейли подумал.

— Знаешь, а ты прав. Так мне больше нравится. Может, предки Томаса Э. тоже служили в гвардии. Немало королевских голов мы спасли в свое время. — Рейли встал на своих шинах и попробовал потянуться. — Ну, пока. Долгий был день. — Он вышел из-за стола, и Фред остался один.

«Моим клон-братьям, — мысленно произнес он. — Чтобы остаться свободными, нам следует преодолевать искушение и не присягать ни одной семье, кроме нашей».

Шелли, будучи компаньонкой смертартистки, считалась в жилблоке 7 своего рода знаменитостью. На Палубе к ней то и дело подходили с разговорами. После года ремиссии состояние здоровья Джудит Цзю приняло угрожающий оборот, в связи с чем число ее зрителей сильно выросло. Она вся покрылась рубцами и едва могла шевелиться. Кожа на локтях так истончилась, что грозила лопнуть при сгибе рук. К тому же бедняжку замучила чесотка. Если бы сиделки-дженни не бинтовали ей руки, она бы себя в клочья разодрала.

Шелли исправно отвечала поклонникам Джудит, но Мэри видела, что это не доставляет ей удовольствия.

Палуба превратилась в место побоища. Люди истребляли маленьких черных поборников клеточной нормальности башмаками, перочинными ножиками, пустыми бутылками. Самые рьяные лезли на перила, чтобы снять добычу со стен, невзирая на трехкилометровую пропасть внизу. Стивы, пользуясь своим ростом, сковыривали слизней ложками прямо в руки одуревших от недостатка кислорода бунтовщиков.

— Хей-хо! — орали стивы при падении очередной жертвы. — Хей-хо!

Опоздавшие терпеливо стояли в очереди к слизнепроводу, дожидаясь случайных техносов. Мэри и Шелли, оценив ситуацию, тоже встали в хвост.

Шелли слегка прихрамывала, но Мэри, не упоминая об этом, сказала: Я подумываю о переквалификации.

Да? В какой области?

Я просматривала статистику, искала, у какого женского типажа самые большие возможности. И знаешь, что выяснила?

Шелли задумчиво почесала шею. У дженни, наверное.

Тепло. Они на втором месте. А на первом хуаниты с хуанами. Должен же кто-то убирать в доме, подавать напитки, взбивать подушки. Самая безопасная обслуга с самой низкой зарплатой.

Они понемногу продвигались вперед. Скоро подошла их очередь, и наружу вылез слизняк. Евангелины стояли, глядя, как он ползет по стенке.

— Уходит, — заметили сзади.

— Лови его, — сказала Мэри подруге.

— Лучше ты, — ответила Шелли.

Слизняк скрылся из виду. Евангелины, посмеявшись, уступили очередь другим и отыскали себе столик в тихом уголке, подальше от этого бедлама.

Шелли осторожно опустилась на стул.

— Подумываешь, значит, о домоводстве?

— Еще того лучше. Утром записалась на курсы кондитерского дизайна.

— Шутишь!

Мэри потрясла головой:

— А тебе разве не кажется, что нам надо хоть чему-нибудь научиться?

Шелли почесала руку.

— Вообще-то я и сама об этом подумываю.

— Ты? У тебя есть работа!

— Не знаю, сколько еще смертей я смогу выдержать, — вздохнула Шелли. — Помнишь последнюю, когда у меня волосы начали лезть? Так вот, смотри. — Она засучила рукав и показала расчесанную, воспаленную кожу. Первые признаки склеродермии, которой страдала Джудит Цзю в текущий период.

Склеродермия Шелли была, конечно, не настоящей, а ложной, психосоматической. Ее породила повышенная способность евангелин к сопереживанию.

— Рак груди тоже был не подарок, — продолжала Шелли, опуская рукав, — но эта болезнь меня просто убивает. По всему телу так. Рейли несколько недель даже прикоснуться ко мне не может!

— Мне ужасно жаль, Шелл. — Мэри не была уверена, что говорит это искренне. Не то чтобы ей самой хотелось вот так страдать, зато у Шелли есть работа, настоящее дело. Мэри нагнулась почесать ногу, и слизняк, каким-то чудом избежавший повальной бойни, присосался к ее лодыжке. — Черт!

— Что там такое?

— Элис права. Давно пора избавиться от этой нечисти. Дайка мне чашку.

Шелли протянула ей тяжелую кофейную кружку. Когда слизняк отвалился, Мэри его стукнула, но он даже хода не замедлил.

— Сильнее бей, — подбодрила Шелли. — Посередке, где у него мозги.

Мэри стукнула еще раз — с тем же успехом.

— Он крепче, чем кажется. — Она замахнулась и врезала так, что разбила кружку. — Ну вот, руку поранила.

— Зато слизня прикончила. — Технос лежал тихо, с раскроенным боком.

— Возьми, если хочешь. — Мэри подняла слизня за хвост и предложила Шелли.

— Спасибо, Мэри. Ты его прихлопнула, ты и бери.

— Фред и меня убьет за компанию.

— А Рейли меня.

— Ну, хоть удовольствие получила, — сказала Мэри и бросила слизня через перила с пятисотого этажа.

Когда на палубу вышел Фред, теленебесные экраны показывали десятиминутную готовность. Он сел рядом с Мэри и Шелли, остатки их компании сгруппировались вокруг. Свободных стульев было полно: многие ушли сбывать добычу или заступили на службу. По стенке уже катилась свежая волна слизней — вечерний патруль. Большинство проходило в здание, но некоторые рыскали по Палубе и присасывались к лодыжкам. Люди, выплеснувшие на сегодня заряд эмоций, почти не сопротивлялись.

— Наших джерри вызвали ввиду чрезвычайного положения, — сказал Фред.

— Арестовывать старых друзей и подыскивать новых? — поинтересовался Питер.

— Не думаю. А Рейли домой пошел, спать.

— Да, я знаю, — сказала Шелли.

Они заказали еще выпить и закусить. По Теленебу шла обычная смесь: реклама, спортивные результаты, биржевые сводки, статистика, памятные даты, новости о знаменитостях. «В полночь Чикаго вылупится из своей скорлупы» — мелькало то и дело на всех экранах.

— Как снисходительно это звучит, — сказала Элис.

— Еще больше, чем слизня, мне хочется разнести эту пакость, которая нам заслоняет луну, — заявила Софи.

— Многие пробовали, — заверил Фред.

— И что, промахивались? Мишень-то большая, — усомнилась Элис.

— Просто они не так близко, как кажется. До них пятьдесят пять тысяч километров на самом деле. И потом они модулируются. Всей техники там призмы, линзы, зеркала и серво, которые их обслуживают. Трудно сломать, легко починить.

По экранам побежала новая строка: «Обнимись, Чикаго!»

— Скажите честно, кто будет скучать по этой фигне, если ее уберут? — хихикнула Мариола.

— Я точно нет, — сказала Софи.

— Меня не удивит, если Небо действительно отправят в отставку следом за куполом, — заявил Питер. — На одну рекламу оно больше не проживет, да и не жило никогда. А полезную информацию можно легко почерпнуть в другом месте.

— Зачем его вообще было открывать? — спросила Мэри.

— Для пропаганды.

— Типа «обнимись»?

— Оно пропагандирует не нам, — сказал Питер. — Другой стороне глобуса. Небо не придерживается определенного часового пояса — оно следует за солнцем и проводит столько же времени над вражескими и неприсоединившимися территориями, сколько над нашими. Рубрику «разыскиваются» ты уже не застала, Мэри, но представь себе целую галерею плакатов с портретами террористов, живых и мертвых, и за каждого предлагается королевская награда. Морды размером с Техас. Экстремисты ненавидели Небо, все время норовили его сбить. Здесь оно мучило нас рекламой, а там, может, показывало твоего соседа с такой суммой внизу, что и не захочешь, а заложишь его. Спасения не было нигде — Теленебо показало себя чуть ли не самым мощным нашим оружием против Агрессии. — Питер поднял к экранам бокал с вином. — За кровавые деньги.

На центральном экране открылось окно, где появилась женщина в форменном скафе.

— Какой это канал? Какой канал? — послышалось на Палубе. Женщина представила зрителям гендиректора Чикаго Форреста Слейну. Соперничая круглой физиономией с луной позади себя, он источал сияние над всеми секторами огромного города.

Добрый вечер, Чикаго! Через пару минут я уступлю место нашим церемониймейстерам, а сейчас хочу сказать несколько слов относительно вашего решения о снятии купола.

Решение? Можно подумать, мы за это голосовали, сказал кто-то по открытому каналу. Заткнись! — поддержали его сто других голосов.

Наш купол, эта защитная чешуя, этот антимобический пузырь, служил Чикаго каской последние шестьдесят восемь лет. Гендиректор поднял голову, делая вид, что смотрит на купол. За это время он спас много человеческих жизней и большое количество собственности, перехватил и нейтрализовал больше триллиона единиц экстремистского оружия. За эти шестьдесят восемь лет он нас подвел только дважды, и мы всегда будет помнить наших близких, погибших в те дни. Последовала скорбная пауза. Но сегодня мир стал лучше, стал безопаснее. Мы, благодарение небу, победили Агрессию. Атмосфера, океаны и суша освободились от МОБИ. Одни обезврежены, энергия других истощилась, а новые больше не поступают.

Мэри и Шелли посмотрели на Фреда — правда ли, что новых МОБИ можно не опасаться? Но он по-прежнему был в офлайне и не слышал речь гендиректора.

А между тем этот воздушный барьер дорого нам обходится. Одно лишь обслуживание составляет сто кредиток на душу населения в год. Не лучше ли потратить эти одики на другое? Чикаго первый из крупных городов воздвиг купол и первый его снимает. Через шестьдесят восемь лет мы наконец-то по собственной воле сбрасываем свою скорлупу!

Слейна сделал вид, что стучит по куполу костяшками пальцев. Раздались чьи-то аплодисменты, хотя на Палубе не хлопал никто. Мэри, сравнительно недавно пришедшей в этот мир, было любопытно, как ее коллеги из «Полезных людей» это воспринимают. Купол и Теленебо, сколько она себя помнила, всегда находились над головой, но об Агрессии она знала только по урокам истории.

И если поборники зла хотят развязать против нас новый террор, пусть они знают: сегодня мы снимаем свою защиту, но не уничтожаем ее. Все части купола останутся функциональными. На любую угрозу мы ответим мгновенно.

Невидимая аудитория снова зааплодировала.

А сейчас мы продолжим наш праздник. Счастлив представить вам хозяев этого вечера — живую сенсацию Дебби Микс и ее неотразимого симбионта Алькану! Окажите им теплый чикагский прием!

Микс и Алькану появились в рамочках по обе стороны гендиректора, хихикая, делая ручкой и строя рожицы. Потом рамки сдвинулись и закрыли Слейну.

Приветик, сказала Микс. Мы с подружкой сидим в ВИП-ложе, описываем восьмерки над «Солджер-филд». Ох и народу же здесь сегодня! Сколько их, по-твоему, Аль?

Другие экраны показывали переполненные трибуны, эстраду посреди поля, приводили статистические данные.

Ууу! — крикнула Алькану, и зрители на стадионе весело завопили в ответ.

По-моему, тысяч четыреста — как тебе, Аль?

Купольная церемония свелась к обычному звездному шоу, которое в любое время можно увидеть на ВДО. Клоны их не особенно любят, потому что знаменитостей среди итерантов мало. Несмотря на модную музыку, в меру обнаженные тела и рискованный юмор, в представлении не было ничего сногсшибательного и даже ничего характерно-чикагского. Палуба быстро настроилась на другие каналы.

— Хочешь, я отнесу твои… м-м… отходы в утилизатор? — спросил Фред у Мэри.

— Спасибо, Фред, не надо, — улыбнулась она.

— Отдала их кому-то другому?

Она потрясла головой. Фред уже догадывался о скудных результатах ее охоты, но продолжал приставать:

— Ты сколько вообще собрала-то?

— Мы вовремя остановились, да, Шелл? Большие карие глаза Шелли согласно моргнули.

 

2.23

Узоль, от которой освободились почти все лучи «Гелиотока», продолжала стекаться к мишени в районе Ла-Паса. Когда Миви добрался до места аварии и находящейся рядом деревни, в серебристой гуще виднелись только смутные фигуры стоявших в оцеплении часовых. Миви различал деревья, но не листья на них, транспортные средства, но не модели.

Поразительно, сказал он. Если узоли достаточно, можно следить за всем и повсюду в реальном времени.

Эротический сон деспота, согласился Крошка Ханк. Но я, если честно, не понимаю, как Стрела может это читать. Моих мощностей на это не хватает, как, возможно, и мощностей Кабинета. Спроси ее, когда овладеешь старкесом в совершенстве.

Вдоль пропаханной «Певчей птичкой» траншеи они доплыли до пустыря, похожего на футбольное поле. Ветер колебал узоль, то усиливая, то смазывая четкость отдельных участков.

Но впечатляет, конечно, продолжал Крошка Ханк. Интересно, что у Стрелы на уме? Для анализа ДНК Эллен мало одной узоли. Что она ищет, по-твоему?

Они отклонились в сторону от траншеи. Сотни расплывчатых техносов сортировали и просеивали то, что осталось от «Певчей птички». Миви и Крошка Ханк, невидимые, плавали среди них.

Что это? — спросил Миви, увидев на земле нечто вроде блестящих цветных монет. Меченые атомы, ответил, рассмотрев их, Крошка Ханк.

Для взрывчатки?

Нет. Изотопы такого типа добавляют в резину. Стрела, думаю, ищет внешнюю оболочку шлема Эллен. Здесь он, наверное, ударился о землю после развала яхты. Большая концентрация узоли делает метки заметными.

Пока они рассматривали находку, через поле на север протянулась внезапно оранжевая путеводная линия. Крошка Ханк без промедления двинулся вдоль нее.

Миви поднялся немного вверх, чтобы лучше видеть черту. Она, сделав петлю по Южной Америке, возвращалась обратно в СШСА. Загребая по-собачьи, он плыл по ней. Линия обрывалась у Флинн-Гейт, ворот Декейтерского купола. Купол фильтровал узоль, из-за чего Декейтер с окрестностями выглядел как маленький непрозрачный пузырек.

Изотопный след кончается здесь, сказал Крошка Ханк, но мы и без того знаем, что шлем привезли сюда. Здесь находится клиника Рузвельта, где его вскрыли у нас с тобой на глазах. По-моему, это ложный след. Стрела попусту тратит время. У меня записаны все передвижения шлема от прибытия спасательной команды до вскрытия в клинике. К разгадке мы, боюсь, совсем не приблизились. Перебирая руками, он вышел за пределы глобусного дисплея. Вот тебе и Стрела. Попробую заняться другими своими версиями. Пока.

Выбравшись из ртутных туманов, Миви опять оказался в своей квартире. Ментар исчез, оставив на стенке свой плоский портрет. Миви встал с кресла, сделал несколько пробных шагов по гостиной. Комнату освещал только глобус. Два домашних арбайтора стояли наготове в рабочих нишах, в потолочном окне показались первые звезды.

Рука снова полностью слушалась Миви, опухоль под мышкой затвердела и перестала болеть. Будучи на грани истощения, он хотел послать Стрелу за бокалом вина — но нельзя же гонять такого замечательного ментара, как простого слугу. Кухней и арбайторами можно управлять и через домпьютер.

Стрела, глоттировал он, скажи что-нибудь по-старкесски.

Слушаюсь, сказала она и продолжила вслух:

— Map Миви, откройте, пожалуйста, шкафчик с наградами, чтобы я могла их упаковать.

Миви это показалось бессмысленным: награда у него была только одна, а шкафчика вообще не имелось. Одновременно его потянуло снова взглянуть на глобус, и он, подчинившись импульсу, увидел еще один изотопный след, ведущий от места крушения другим маршрутом, но обрывавшийся там же — на окраине Декейтера, у Флинн-Гейт.

— Ханк! — сказал он. — Шлем подменили прямо в Боливии!

Портрет стал трехмерным и нырнул в глобус, не дожидаясь Миви. Тот устремился за ним и выплыл над Декейтером, где уже описывал круги ментар. Блестящий купол по-прежнему выглядел непрозрачным. Как бы туда заглянуть? — спросил Миви.

Никак. Международные правила, их с тысячу наберется, запрещают запуск микроагента в подкупольные пространства. Но я задействую свои тамошние наземные средства. Если надо будет, пчелы обыщут в городе каждый кубический сантиметр.

Пока они говорили, купол у них на глазах стал обретать прозрачность.

Эй! — Крошка Ханк подтянулся поближе. Кажется, Стрела вводит узоль в купол. Надеюсь, она знает, что делает, а то как бы ты в тюрьму не угодил.

Я?

А ментар-то чей? Это ты ей приказал найти Эллен.

Плотность узоли в куполе повышалась, и город начинал проступать из серебристых миазмов. Две путеводные линии от Флинн-Гейт вели в разные его части.

Эта приводит в клинику. Крошка Ханк снизился над другой, идущей на запад. Она кончалась у двухэтажного особняка. Из-за недостаточного разрешения дом казался размытым пятном.

По моим сведениям, это собственность «Ситран Фаундейшн», сказал Крошка Ханк. Не знаешь, что это за фирма? Впервые слышу. Ладно, поищем.

Миви подгреб ближе к дому. Внутри концентрация узоли была еще меньше, и комнаты еле просматривались. В них не наблюдалось никакого движения. Может, тут живет кто-нибудь из хирургов, который занес домой частичку резины от шлема на рукаве?

Возможно, но я никакой связи с персоналом клиники пока не нашел.

Ну и что будем делать? Задействуем Корпус? Да ты юморист, хмыкнул Крошка Ханк.

Тогда рассов наймем.

Я им не доверяю.

Не доверяешь рассам?

Купол за это время выкачал из себя узоль, и Декейтер снова исчез. Дом со своими окрестностями как растворился. Миви и Крошка Ханк вернулись в гостиную, и неандерталец стал метаться по ней кругами.

Рассам доверяю, а вот их хозяйке — нет.

Ты о Зоранне? Да я только ей и верю из всей этой шайки.

Это показывает только, как плохо ты информирован, епископ.

Привлеченные ментаром пчелы-свидетели скапливались в западной части города. В комнате открылась новая диорама, и дом предстал в красках до мельчайших подробностей. Стоял он на тихой, застроенной такими же особняками улице и был построен из кирпича в стиле тюдор. Его окружали аккуратно подстриженные изгороди и разноцветные клумбы, но что-то мешало пчелам проникнуть внутрь.

Надо кому-то съездить туда — предполагаю, что мне, сказал Миви.

И что ты там будешь делать? — снова хмыкнул Крошка Ханк. Постучишься и спросишь, не выйдет ли Эллен Старк поиграть?

Что ты, собственно, предлагаешь? Ты не веришь властям, не веришь рассам, не веришь Зоранне. Кому же тогда можно довериться?

Извини за выражение, Меррил, помотал косматой башкой Крошка Ханк, но несешь ты полную лабуду. Ты как давно выпал из тележки, что живешь в какой-то своей реальности. Позволь ввести тебя в курс. Стрела либо не умеет тебя информировать, либо ты ее об этом не просишь. Короче: час назад поместье Сола Ясперсена на Аляске было уничтожено ракетным ударом. Сам мар Ясперсен, к счастью, находился в своей горной крепости и поэтому уцелел. Энди Тикель в Оклендском доме не так повезло. Лазерный луч, пришедший, видимо, с суборбитального аппарата, прошил ей макушку. Волосы и макияж пострадали мало, а вот в черепушке желток, так сказать, свернулся. Речь идет о жизни моей Эллен, Меррил, а не о твоем членстве в правлении ПЗС и не о стартовом расписании твоих О-кораблей. Я не обладаю ресурсами Кабинета, и права на ошибку у меня нет. Хотя не такой уж я и беспомощный.

Так кого же ты хочешь послать туда? — спросил Миви. Ту самую контору, которая завтра будет перевозить твои вещи.

Миви понял не сразу, а когда понял, то не поверил. Как? Грузчиков?

 

2.24

Усталый коммутник, большой человек, заключенный в теле маленького, прибыл поездом-бусами на станцию Хоум-Ран в Декейтере. Дверь купе щелкнула, человек встал и вышел на платформу. На пути к вокзалу он включил скаф, и тот замерцал яркими неоновыми красками в такт шагам. Человек шел, развернув плечи, и здоровался со всеми встречными. Выйдя со станции в Западный Декейтер, он успел восстановить свою привычную популярность.

Для оранжевой команды, однако, он был всего лишь транспортным средством. Пчела и одна оса вылезли из-под его широкого лацкана и незаметно поднялись в воздух. Вторая оса, ехавшая на другом носителе из Блумингтона, на несколько минут отстала от них.

Пчела и оса летели над крышами к дому 2131 по Лайн-драйв. В пути пчела связалась с командами, уже прибывшими на место, и с командующим-2, который недавно подтвердил свои полномочия и начал распоряжаться техносами. Он отдал новый приказ — найти и пометить цель, — а оранжевую пчелу назначил командиром флотилии. Пчеле с двумя осами придавались остатки других команд: зеленой (пчела и оса), желтой (пчела и оса) и красной (один жук).

Целевое здание было ограждено и непроницаемо для сканеров, которыми располагала флотилия. Оранжевая пчела направила всю имеющуюся информацию на свою сценарную мельницу, одновременно передав ее командующему-2. Еще до флотилии на место операции слетелись десятки пчел-свидетелей. Прячась в листве вокруг дома, они построили тайную сеть, но соседние дома засекли их и приняли оборонительную позицию: уведомили своих хозяев, вызвали охрану и объявили тревогу смежным домам. Чрезвычайное положение, объявленное в квартале, привлекло внукоровских и медиапчел. Шансов на тайную атаку у флотилии больше не было, о чем оранжевая пчела незамедлительно сообщила командующему-2 и сценарной мельнице.

Техносы флотилии, уже выполнившие свои первичные задачи в течение дня, находились в разных стадиях некомплектности. Ни одна из ос не располагала полным зарядом плазмы, у красного жука осталось всего несколько крупинок рыбьего корма. Сценарной мельнице было что перемалывать.

Когда к флотилии присоединилась вторая оранжевая оса, командующий-2 дал приказ атаковать. Оранжевая пчела, отобрав несколько лучших сценариев, изложила своей армаде наиболее приемлемый план. Техносы, пользуясь укрытиями на местности, поползли по земле к дому с разных сторон. Красный жук отыскал в фундаменте подходящую трещину, зеленая оса расширила ее и сделала проходимой. Пользуясь этим идеальным входом между клинкерным брусом и кирпичной кладкой, техносы пробрались в подвал. Оранжевая пчела, шедшая последней, остановилась на полпути, чтобы держать под наблюдением улицу.

Стены и полы внутри дома были облицованы строительным пенопластом. Этот материал, при всей своей тонкости и легкости, хорошо изолировал звук и не пропускал электромагнитные волны. Чтобы поддерживать связь, техносы составили ус из семи звеньев с оранжевой пчелой в качестве якоря. Растянувшись по лестнице, они прощупали первый этаж. Ус не мог дотянуться до каждой комнаты и дважды прибегал к помощи домашних зеркал. Все показания техносов, ползавших по стенам и потолкам, поступали к оранжевой пчеле, а та передавала их командующему-2 и одновременно перерабатывала сама. Человеческие особи и какая бы то ни была фауна в доме не обнаруживались. Не обнаружилось также машин, превышающих интеллектом домпьютер.

В большом салоне ус с желтой пчелой во главе засек два подозрительных объекта: процедурную каталку и кофейный столик со стеклянным верхом. Желтая пчела просканировала их, насколько допускали ее возможности. Тележка из титановой стали была снабжена различными сервоустройствами неизвестного назначения. Оранжевая пчела, рассмотрев ее изображение, не нашла ничего похожего в своей библиотеке жилого инвентаря.

Нижняя панель столика с глассиновой крышкой была сделана из резины военного образца, используемой обычно для защитных доспехов.

Оранжевая пчела, основываясь на одних лишь догадках, пришла к решению. Она приказала красному жуку продвинуться в салон, меняясь местами с другими техносами.

Когда он исполнил приказ, оранжевая пчела скомандовала: Приготовиться к пуску малярной кисти.

Есть приготовиться к пуску, отозвались все шесть техносов.

Пуск.

Красный жук раскрыл панцирь и ринулся через комнату прямо к каталке. Все остальные разлетелись по комнатам и коридорам нижнего этажа. Только оранжевая пчела осталась на посту и начала передачу по всему доступному ей диапазону.

Долю секунды спустя глассиновая крышка столика лопнула, а резиновая панель на четырех ножках открыла огонь из лазерной пушки. Красный жук сгорел первый, не успев долететь до цели. Чешуйки из его панциря осели на пол. Лазерный огонь, пронизывая пол и стены, как воск, быстро уничтожил остальную флотилию.

Четвероногий технос теперь обстреливал оранжевую пчелу, но клинкерный брус служил ей надежной защитой, и она продолжала вести свою передачу. Стрелок промчался по коридору, выломал подвальную дверь и спустился по лестнице. Там он нашел более выгодный угол атаки и снял командира флотилии. Передача остановилась.

Рейли Делл вернулся к Рольфу и подсел к своим. Праздничное теленебесное шоу почти никто уже не смотрел. Рейли кинул Фреду маленький сверток.

— На. Кто-то пытается связаться с тобой.

В свертке была шапочка-мозговитка, такая же, как у самого Рейли.

— Даже один вечер в офлайне побыть нельзя? — пожаловался Фред.

Может, и нельзя, ответили ему взгляды вокруг стола. Вздохнув, он позволил Мэри надеть ему шапочку. Эластичный материал прошел сквозь волосы, через несколько неприятных мгновений микроволоски шапочки пробуравили кожу и подсоединились к черепу. В ушах зазвучала какофония настройки. Услышав чистый сигнал, Фред прилепил на горло наклейку.

Проверка, глоттировал он и открыл свою почту.

Добрый вечер, коммандер, сказал до боли знакомый голос.

Опять, значит, коммандер?

Если вы в состоянии, сказала инспектор Коста. Я понимаю, вам надо отдохнуть после тяжелого дня, но у меня для вас есть кое-что интересное.

Сомневаюсь. Фред, перехватив взгляд Мэри, закатил глаза и потряс головой.

По территории штата слоняется еще один Кабинет. Не поможете ли мне его сцапать?

Слоняется? Еще один дубль, вы хотите сказать?

Похоже на то, хотя тот Кабинет, который мы апробировали, говорит, что знать о нем ничего не знает. Говорит, что не помнит такого и никаких записей о нем не имеет.

Откуда вы тогда знаете, что ваш подозреваемый — Кабинет?

Несколько минут назад он провел короткую радиопередачу из частного дома, использовав подпись Старк. Мы проверили: подпись аутентичная, а ее, как вы знаете, невозможно подделать.

Фред потер лоб. Шапочка в начальной стадии вызывала сильный зуд, и Мэри, золотое сердечко, почесывала себе голову, сопереживая ему.

Очень занимательно, сказал он инспектору, но я, пожалуй, пас.

Жаль, потому что Кабинет о вас спрашивал. Сердце Фреда дало сбой.

Да, продолжала Коста, он говорит, что доверяет вашему обширному опыту. Мы за сегодня поджарили достаточно его дублей, и он хочет спасти хотя бы этот, если возможно. Ваше присутствие ему очень желательно — не стану даже спрашивать почему. Мне нужен пастовик, ничего больше. Ну так как?

Фред весь кипел. Когда же эта противоестественная конструкция оставит его в покое?

Где встречаемся, инспектор?

Жду вас на такси-палубе рядом с Рольфом.

Все вычислила заранее, решил Фред, поглядев в ту сторону. Полагаю, вы захватили для меня ранец и черный скафандр.

Так точно. Рассовского размера.

— Надо кое-что доделать. Я скоро, — сказал Фред жене, но Мэри схватила его за руку и не пустила.

 

2.25

Зрители на трибунах внезапно затихли.

— Это как же так? — удивился Виктор. Все по-прежнему подскакивали на сиденьях, махали руками и разевали рты, но рев стадиона сделался приглушенным, как шум машин на отдаленном шоссе.

— Теперь лучше, — сказал Самсон, больше не напрягая голоса. — На чем я остановился? — Он рассказал Жюстине, Виктору и коту Мэрфи, как в начале их с Элинор совместной жизни, когда власть, слава, разрешение на ребенка и прочие блага изливались на них щедрым потоком, у него взял анализ дефектный слизняк. О подозрениях на предмет того, что его арест должен был послужить уроком для Элинор, Самсон умолчал.

Воли, естественно, слышали об Элинор Старк. Как не слышать? Ее мифический образ мелькал во всех новостях. Но то, что такая женщина была замужем за костлявым оборванцем, который сидел между ними, в их воображении как-то не очень укладывалось. А когда Самсон поведал, что Элинор погибла утром этого самого дня, Жюстина не удержалась от восклицания:

— Ну прямо как в сериале, мар Харджер!

Это заставило Самсона сделать паузу и посмотреть на свою жизнь сквозь мелодраматический фильтр.

— Думаю, вы правы, мар Воль. Так на чем я остановился?

* * *

Усадьбу Элинор я покинул в хорошей физической форме. Со скидкой, конечно, на то, что меня прожгли насквозь без всякой вины, что от меня несло страшной вонью, что никто не мог находиться со мной в одной комнате, а прохожие на улице шарахались и оскорбляли меня. Все это, однако, уравновешивалось хорошим состоянием моего здоровья. Перед прижиганием я сделал для своего организма все, что только можно купить за деньги. Реально мне было 140 лет, но современные методы творят чудеса. Я в шестой раз отрастил зубы, на моих нейронах сменили чехлы, дыхательную и кровеносную системы отполировали до блеска. Я выглядел как здоровый тридцатипятилетний мужчина. Мне повезло — ведь обожженным услуги современной медицины уже недоступны, и с этих пор мне предстояло всегда и неизменно спускаться под гору.

В финансовом отношении все тоже было прекрасно. Мое собственное громадное состояние находилось под судебным арестом (в момент прижигания я официально был признан мертвым, и это осложнило мои дела на несколько лет), но Элинор временно предоставила мне свое, еще громаднее моего.

Психически я тоже был настроен весьма позитивно. Прижигание сильно испугало меня, и несколько месяцев я зализывал раны, сидя в подвале загородного дома. Но я пережил это и почувствовал, что снова готов к приключениям, которым давно уже вверил свою судьбу. Я рассчитывал на тридцать — сорок лет жизни (если не произойдет случайного самовозгорания), никем и ничем не был связан, имел неисчерпаемый банковский счет и новенького слугу Попрыгунчика.

Я путешествовал. Посетил места, которые пропустил во время прежних моих скитаний: Китай, Африку, Миссисипи, Малайзию. Расходов я не жалел, но от одиночества меня это не спасало. Щедрые чаевые обеспечивали мне обед в ресторане, но не могли убедить других посетителей сидеть спокойно, пока я ем. В большинстве случаев официанты и повара обслуживали меня одного.

То же относилось к театрам, казино, клубам, концертным залам, барам, кегельбанам, бильярдным — можете сами продолжить. Я был единственным туристом на катере, единственным белым на восточном базаре, единственным пассажиром в автобусе. Странствия такого типа быстро наскучили мне. Я вернулся в Чикаго, снял квартиру на 300-м этаже башни Кэсс, заново отделал ее и объявил, что принимаю по четвергам. Разослал тысячи приглашений, но за три недели меня посетили лишь несколько десятков гостей.

Не желая признать свое поражение, я взял на работу пиарщицу. Она посоветовала радикальные меры — весьма дорогие. Я сказал ей, что деньги не проблема, и она поймала меня на слове. Каждую неделю у меня дома устраивались банкеты. Знаменитые повара, музперформеры, актеры набирались со всего света. Известным личностям выплачивались тайные гонорары за позволение снять их для светской хроники. Каждый банкет был настоящим постановочным мероприятием.

Пиарщица, тем не менее, предупредила меня, что это способно привлечь разве что несколько сотен любопытных. Для полного успеха, по ее мнению, гостей вместе со мной должен был принимать кто-нибудь, пользующийся бешеной популярностью. Такую персону она нашла в лице бывшего президента СШСА, доброй старой Вирджинии Таксэйер. Звезда Вирджинии никогда не закатывалась. Ее любили тем больше, чем дальше отодвигалось время ее президентства. Стоила она дорого, но должна была себя окупить — так, во всяком случае, уверяла моя пиарщица.

Мне в моем собственном доме выделили амплуа циркового урода. В каждой комнате стояли вазы с фильтрами для носа, но необходимости в них почти не было, поскольку я мазался толстым слоем дезодорирующей мастики, носил ротовой и противогазовый барьеры. Запахи, которые я заглушить не мог, нейтрализовала воздухоочистительная система, настоящее произведение искусства. Конус отрицательного давления сопровождал меня из комнаты в комнату и потихоньку менял воздух вокруг меня.

При таком раскладе мы сразу добились успеха. Сливки общества, светила науки и политические тузы повалили ко мне валом. Все, кто хоть что-нибудь значил, расхаживали по моему салону, сидели у меня за столом и опустошали мой винный погреб. Пары совокуплялись в моих гостевых спальнях, заговорщики шептались на балконе, знаменитости демонстрировали себя во всех помещениях. А я — я расширял границы отвращения к самому себе.

В то время я, правда, не знал об этом. В то время меня все устраивало. Я устраивал эти банкеты семь лет, не пропуская ни одного четверга. Элинор я тоже звал, но она никогда не посещала мои приемы, а сам я не вылезал из дома. Мне и там всегда находилось какое-нибудь занятие.

Я не хочу сказать, что она вообще у меня не бывала. Элинор приходила на мой день рождения, на День Отца, по другим торжественным поводам. Каждый раз она брала с собой крошку Элли, которая висела у меня на шее и называла папочкой. Девочка уверяла, что гадкие затычки для носа ей не нужны, потому что она «привыкла» к моему запаху, да не так он и страшен, как все говорят.

Постепенно эти визиты сократились. Они то жили на Марсе, то занимались еще чем-нибудь. Я удивился, обнаружив, что легко переношу их отсутствие. В праздники мне их, конечно, недоставало, но в остальные дни я прекрасно обходился и так.

Но однажды произошло нечто, поломавшее весь мой налаженный распорядок. Как-то во вторник я перед сном захотел что-нибудь посмотреть. Попрыгунчик, мой слуга, просматривал миллионы сетевых программ и отбирал те, которыми я мог хоть ненадолго заинтересоваться до того, как усну. В ту ночь он показал мне отрывок из серии «Жизнь замечательных людей».

«Что за херня?» — сказал я. Попрыгунчик знал, что биографии, особенно так называемых замечательных людей, не вызывают у меня интереса. Но скоро я понял, почему он выбрал эту конкретную серию. Она посвящалась мне и называлась так: «На поверхности. Творчество Самсона Пола Харджера, 1951–2092. Ретроспектива».

Я был не столько польщен, сколько удивлен. Я давно уже перестал знакомиться с какой бы то ни было критикой своего творчества, но этот опус чем-то меня зацепил, как, вероятно, и Попрыгунчика. Не забудьте, это было первое фундаментальное исследование, вышедшее после моей мнимой гибели в застенках Внукора. Я чувствовал себя как Том Сойер на собственных похоронах и не мог устоять.

Не стану докучать вам, марен, дешевыми открытиями этой ретроспективы. Скажу только, что авторы умудрились откопать массу архивных видеопленок и фотографий времен моего детства, на которые я смотрел не без сердечной боли. Домашняя запись, где я был изображен с моей первой женой Джин Шолеро, относилась к концу двадцатого века, когда я только начинал завоевывать себе имя в живописи. Это далось мне особенно тяжело — о Джин я давно уж не вспоминал. Эти деятели, конечно, привели и кадры, заснятые в тот день 2092 года. Я наблюдал, как слизень пеленает меня на террасе кафе «Четыре угла» в Блумингтоне перед отправкой в Юту на деконструкцию.

Остановлюсь на одном только выводе, сделанном авторами — потому лишь, что это взбесило меня. Биография не зря получила название «На поверхности». Мне отказывали в какой бы то ни было глубине. Упрекали в том, что я либо вообще не испытывал никаких чувств, либо не умел выражать их в своей работе. Подчеркивали холодную бесчеловечность моих полотен и то, что в двадцать первом веке я заново создал себя именно как дизайнер упаковочных средств. Искусственная кожа, перевязочные материалы, страховочные одеяла, подарочная упаковка. Все на поверхности, не так ли? Не подарок, а лишь его упаковка.

Вас когда-нибудь обвиняли, марен, в поверхностном отношении к жизни? Моя посмертная репутация складывалась у меня на глазах, и что же утверждали мои биографы? Что я скользил по верхам? Уверяю вас, я был потрясен. Меня грубо вырвали из моей летаргии. Весь следующий день я не перестал клокотать. Составил пространный, вдумчивый ответ создателям фильма, но так и не отправил его. Отменил в последнюю минуту четверговый банкет. Отказался от приемов вообще, а пиарщицу уволил.

Лучшим опровержением, решил я, будет «создать себя заново» еще раз. На это я еще способен, ведь так? Я еще не умер.

Я порядком отстал от своих собратьев по цеху. За это время появился целый ряд новых инструментов и технологий. Я заказал образцы самоваяльной проволоки, умного песка, умной глины, скульптурных аэрозолей, жидкого камня — всех новинок, короче. Провозился одиннадцать месяцев с этим барахлом, проверяя, на что оно способно, а на что нет. Замыслов у меня еще не было, но я хотел сделать что-нибудь в память о моей давно утраченной первой жене Джин.

До Элинор только она из всех женщин затронула меня по-настоящему. Первая любовь бывает одна, как бы долго вы ни жили. К непреходящему моему стыду и сожалению, расстались мы по моей вине. В те дни я был слишком полон собой, слишком много мнил о своей гениальности.

Год я воплощал образ Джин с помощью своих новых игрушек. Мотивы сменялись один за другим: нежданная влюбленность, бурная эротика, стадия познания, ревность, жутковатый союз, драки, одержимость наряду с принуждением, ненависть к самому себе. Постепенно я стал понимать, что пытаюсь воссоздать палитру чувств молодого мужчины. Это, в общем, имело смысл — ведь тогда мы с Джин были молоды, — но теперь я сделался стариком.

Осознание этого меня только пришпорило. Я весь ушел в процесс, прежняя моя жизнь рухнула окончательно. В обязанности Попрыгунчика входило присылать мне еду, когда я был голоден. Если меня одолевал сон, я валился на какую-нибудь кушетку. Почти как в доброе старое время.

Я исключил из обихода те средства, которые, как мне казалось, не позволяли добиться желаемого. Исключил итерацию, фотонный воск, расщепители генов, роботехнику, большинство голотрафического оборудования. В конце концов вся моя техника свелась к одному старому методу и одному новому. Я решил написать маслом обычный плоский портрет и даже взял со склада свои любимые кисти: из свиной щетины и соболиные.

В качестве нового метода я выбрал органический гештальт-компилятор — такие используют для записи эмоциодисков при создании гологолли, вроде ваших Джейсона и Элисон.

Я нанес на холст первый мазок, и вдруг мне пришло в голову, что картина будет называться «Ее тайная рана».

«Это еще что такое? — подумал я. — Что за рана? И почему тайная?» Ответа не было. Я подлил растворитель в умбру и стал делать на бумаге наброски, пытаясь нащупать тайную рану Джин.

Я целый век не брал кисти в руки, приходилось учиться заново, но дело шло гладко, и скоро я уже начал писать сюжеты из нашей совместной жизни. Взлеты и падения, чудеса понимания, измены. В один прекрасный день до меня дошло, что это не ее рана, а моя, и называется она одиночеством.

Что есть одиночество, марен? Я говорю о цивилизованной его разновидности, с которой мы все встречались. Даже в самые тесные любовные объятия оно умудряется проскользнуть, и что же тогда?

Впрочем, не такая уж это обширная тема. Любой ребенок, сидящий один в своей комнате, исчерпывает ее за какой-нибудь час.

А вот в глубине одиночеству не откажешь. Оно глубже, чем океан, но тайны в этих глубинах опять-таки нет. Храброе дитя, приведенное мной в пример, с первой же попытки опускается на самое дно. И поскольку жизнь там невозможна, дитя опять всплывает на поверхность, нисколько не пострадав.

Чтобы побыть там подольше, нужны дыхательные приспособления: воображаемые друзья, наркотики, алкоголь, отупляющие развлечения, хобби, железный режим, домашние животные. (Животные, оставляя в стороне вашего ласкунчика Мэрфи, лучшие пособники одиночества.) С помощью всего этого несчастный исследователь может испытать одиночество во всем ужасе его продолжительности.

Знаете ли вы, что обонятельные нервы, воспринимающие один и тот же запах (даже мой) всего несколько минут, привыкают к нему, как моя дочь говорила, и перестают посылать сигнал в мозг?

Так и боль, почти всякая, со временем притупляется. Говорят, время лечит. Это относится даже к потере любимых, самой невыносимой из всех жизненных болей. Она отходит на задний план и сосуществует там со страданиями второго порядка. Только наш друг одиночество с каждым часом растет и крепнет. Его игла остается такой же острой, как вчера и на прошлой неделе.

Но если одиночество — это рана, то что в ней тайного? Медленное удушение одиночеством, смею утверждать, самая болезненная из всех смертей. Однако я сейчас объясню вам, в чем дело. Начиная писать портрет Джин, я был одинок уже десять лет (а предстояло мне еще пять). С высоты этого наблюдательного пункта я сообщаю, что одиночество — само по себе тайна, о которой нельзя рассказать никому.

Почему нельзя? Потому что, сознавшись в одиночестве, вы сознаетесь в своей человеческой несостоятельности. Услышав это, вас начнут жалеть, начнут избегать, боясь подцепить заразу. Вы страдаете отсутствием взаимоотношений с другими людьми, но признание только оттолкнет от вас возможных спасителей (а кошек, наоборот, привлечет).

Поэтому на людях вы пытаетесь скрыть свое одиночество и ведете себя так, будто вам друзей и без того девать некуда — надеясь в душе, что кто-нибудь, сам того не зная, спасет вас. Напрасные надежды. Ваше состояние написано у вас на лице, его выдают ваши поникшие плечи, ваш деланный смех. Вы никого не обманываете.

Можете мне поверить. Я перепробовал все трюки одинокого человека.

Спасибо, Виктор. Мне ужасно хотелось пить. О чем это я?

Итак, у меня были инструменты, была тема, было название. Я принялся за работу. Подмешал в краски измельченный процессорный фетр и стал писать Джин в натуральную величину. Это заняло у меня полгода, но портрет, по моему скромному мнению, получился превосходный. Именно такой, печальной и милой, я помнил ее.

Удовлетворенный базовым изображением, я стал накладывать полупрозрачные преломляющие краски, чтобы придать картине глубину и чувство движения. Голографической в точном смысле она не была, оставалась двухмерной, но зрителю казалось, что Джин дышит, моргает, живет. Как будто она в самом деле сидела там, за рамой, позируя мне.

Я балдел от нее, я ее любил, однако знал, что настоящая работа только еще начинается. Пустой процессорный фетр лег на полотно, и настало время нанести Джин ее тайную рану.

Фетра хватало, чтобы обеспечить картине индекс 1,50 или 1,75 по современной ментарской шкале. Примерно такого уровня достиг к тому времени мой Попрыгунчик. Я мог бы снабдить портрет личностной капсулой, мыслящей ноэтикои и пользоваться им как вторым слугой, но мой замысел требовал наделить его только одной эмоцией.

Не знаю, Жюстина, насколько вы разбираетесь в имитационной голографии, но гологолли, которыми вы восхищаетесь, — это гибриды. Когда вы имитируете себя (или создаете своего заменителя), имитрон очень точно отображает состояние вашего мозга в данный момент. Делает срез или гештальт-карту, если хотите. Этого достаточно, чтобы создать искусственный, способный к мышлению мозг. Но чувства в отличие от мысли неразрывно связаны с состоянием мозга, и ваш срез захватывает лишь то, что вы чувствуете в момент нажатия на имитронную кнопку.

Вы следите за моей мыслью? Постарайтесь не отставать, прошу вас. Я хочу сказать, что имитация или заменитель способны испытывать только одну эмоцию — ту, которую испытывали вы в момент их создания. Откуда же у ваших гологолли берется целый диапазон? Тут особая техника: делают миллионы срезов и нанизывают из них каскады эмоций. Актеры сериалов, с которых делают эти имиты, сидят в студийных кабинах и чувствуют по приказу, снова и снова. Я счастлив, мне грустно, я в экстазе, я несчастен — и при этом ведь еще в образе оставаться надо! Думаю, они стоят тех баснословных денег, которые зарабатывают.

Моя цель была намного скромнее. Из всех срезов, как вы догадываетесь, мне требовалось только чувство одиночества. Я хотел вжечь его в краску, в фетр. Хотел отразить все слои и оттенки своего собственного злосчастного опыта. Хотел вложить в портрет те животные муки, которые испытывал сам.

Задачу осложняло то, что я как обожженный не мог позволить себе глубокое автосканирование. Радиация сканеров или голографики расплавила бы мои предохранители, и я бы сгорел. Даже радиации этого карманного имитрона хватит, чтобы превратить меня в живую петарду (когда это, кстати, произойдет, вам нужно будет отодвинуться от меня подальше). Для портрета я использовал пассивный корковый считыватель — надевал на голову такую металлическую штуку с ультрачувствительными адаптерами мозговых волн. Для моделирования мыслящего мозга они непригодны, а вот эмоциональные состояния записывают прекрасно.

Я сидел за своим большим банкетным столом с дуршлагом на лысой башке и смотрел на портрет моей первой жены. Любовь к ней и ощущение своего одиночества переполняли меня. Когда бумажные клочки одиночества забивали сердце, вытесняя все остальное, я нажимал кнопку и переносил на полотно свою боль. Этот процесс иногда длился часами и оставлял меня выжатым на весь день.

Разделяла ли картина мои страдания? Приборы регистрировали в фетре эмоциональный приток, но мог ли я знать, соответствуют ли записанные чувства реальным? Не мог и поэтому повторял процедуру снова и снова.

Я почти не замечал, как проходят дни и недели. Вряд ли можно сказать, что работа освежала меня — я барахтался в мутных водах, таких глубоких, что в них ушли бы все шестьсот этажей башни Кэсс. В какой-то момент я затемнил свои внешние окна, искренне убежденный, что здание действительно погружается в трясину моих страданий. Я плакал, я был совершенно измотан. Ел слишком много или вообще не ел. Спал иногда по тридцать шесть часов кряду. Изобретал все возможное, чтобы отвлечься от банкетного зала и женщины, тайно страдающей там, но неизменно туда возвращался и напяливал на голову шлем, чтобы впрыснуть ей еще одну дозу своей любви. Я ненавидел себя, жалел себя, проклинал день, в который родился.

Уж этот мне творческий процесс… Нисколько по нему не скучаю.

Пару раз мне казалось, что портрет, пожалуй, готов. Я сомневался, что он выдержит еще хоть каплю эмоций, и открывал шампанское. Но назавтра меня посещало еще более интенсивное сознание одиночества, и я устраивал новый сеанс.

Людям вроде вас такой образ жизни может показаться не слишком здоровым и уравновешенным. Я сам не стал бы рекомендовать его широким кругам. На той глубине, где побывал я, большинство дилетантов расплющило бы в лепешку, но истинному художнику его искусство служит подводным колоколом.

И вот однажды, когда я сидел перед моей раненой Джин, Попрыгунчик доложил, что меня кто-то спрашивает. Не может быть, сказал я. Кто же отважится так глубоко нырнуть?

— Говорит, она ваша соседка снизу, — сказал Попрыгунчик.

Неужели и ниже меня кто-то есть?

— Что ей нужно? — спросил я.

— Спрашивает, не одолжите ли вы ей рыбу. Например, мерлана или треску, но подойдет и лосось, и тунец, все равно что, лишь бы ее выловили в глубокой соленой воде.

— А есть она у меня? Рыба? — Это был единственный вопрос, пришедший мне в голову.

Есть, сообщил Попрыгунчик. Больше трех тонн живой рыбы всех видов в стазис-хранилище. Осталось с банкетных времен.

Я снял шлем, потер лысину и сказал:

— Покажи ее мне.

Попрыгунчик передал мне картинку холла. Там стояла хорошо одетая женщина среднего роста, средних лет. В ее лице, вполне европейском, угадывалась какая-то восточная примесь. Эксцентричная, можно не сомневаться — зачем бы ей иначе при явном материальном достатке уходить за пятидесятилетний рубеж? И любопытная — кто бы иначе стал беспокоить соседа под таким неуклюжим предлогом?

— Вижу, в квартиру ее ты уже пустил, — сказал я.

— Да. А что, не нужно было? Я следовал Лейчестерскому кодексу современного этикета.

— Нет, не нужно было. Напомни, чтобы я посмотрел этот кодекс вместе с тобой. Здравствуйте, мар соседка, — сказал я женщине.

— Пост, — представилась она в камеру. — Мелина Пост. А вы — мар Харджер?

— Да. Мой слуга говорит, что вам нужна рыба?

— О да, мар Харджер. Чем скорее, тем лучше. Не одолжите ли? Я верну при первой возможности.

— Мой слуга говорит, у нас есть что-то в стазисе. Берите что хотите, хоть все. Он вас проводит в кладовую, покажет наши запасы и позаботится о доставке.

— Большое спасибо, мар Харджер. Не могу передать, как много это для меня значит.

— Пожалуйста, мар Пост. До свидания. — Я выключил изображение, надел шлем и вернулся к страданиям. Но присутствие посторонней в доме мешало мне. Я жил как тролль, не брился и не отшелушивал кожу. Хорошо хоть Попрыгунчик был любителем чистоты. Я предоставлял ему полную волю, лишь бы он не пускал своих уловителей в мою мастерскую.

— А, вот вы где, — раздался позади женский голос. Map Пост входила в банкетный зал собственной реальной персоной. — У вас очаровательный дом. — Она окинула взглядом пыльный зал, где за эти годы скопились тюбики из-под краски, высохшие палитры, сотни прислоненных к стенам полотен, бухты кабеля, техника всякого рода. Не считая Джин.

Я взвился со стула, точно пойманный на месте преступления, и накрыл портрет куском ткани, но она уже успела кое-что разглядеть.

— Но это же… — Она и теперь не сводила глаз с холста. — В этой картине есть что-то необычное, мар Харджер. Дайте, пожалуйста, взглянуть еще раз.

— Нет! — отрезал я, взбешенный ее назойливостью. — Она еще не готова для показа.

Мой тон немного ее пристыдил.

— Жаль. Я бы очень хотела на нее посмотреть, когда она будет готова.

— Приму это во внимание. — Меня тревожила мысль, что моя Джин когда-нибудь предстанет на всеобщее обозрение, хотя это с самого начала входило в мой замысел.

Под взглядом мар Пост я засмущался и снял шлем с головы. Мне вдруг почудилось, что я голый, но нет: как раз в этот день на мне был рабочий халат, и я с торжеством его подпоясал. Это напомнило ей о цели ее прихода.

— Надеюсь, я не очень вас беспокою, — (как же, не очень), — но время у меня ограничено, а ваш слуга не слишком-то расторопный. В противном случае я ни за что не стала бы к вам вторгаться.

«Ври больше», — подумал я.

Сейчас она выглядела не такой старой, скорее моей ровесницей, разве что кожа у нее сильно увяла. Ее платье хорошо подходило для званого вечера, вот только на мой она несколько запоздала. Она стала объяснять, зачем ей так спешно понадобилась рыба, но я не слушал. Она потерла свою руку, и оставшийся на коже розовый след особенно остро напомнил, что она здесь реально. Я уже и не помнил, когда находился в одной комнате с человеком из плоти и крови. Это потрясло меня до головокружения, и мне пришлось сесть.

Она уселась рядом без приглашения, продолжая, как птичка, щебетать о каких-то неизвестных мне людях и о товарах, доставленных не по адресу. Я даже и не пытался следить за сюжетом. Мне чудился запах ее духов — галлюцинация, разумеется. Обожженные теряют всякое обоняние. Потом я сообразил, что она сидит очень близко ко мне. Мастикой я не мазался, воздухообменник был выключен, но она и не думала зажимать себе нос.

— Вы не чувствуете моего запаха? — перебив ее, спросил я.

— Нет, не чувствую. Как и вы моего, правда, мар Харджер? Я смотрел на нее, онемев. Одно слово, два сапога пара.

— Ну так что же, — сказала она, нарушив молчание, — вы окажете мне такую услугу?

Я, не слушая, искал и находил в ней признаки обожженной. Едва заметный глянец от мастики на коже, огнеупорная подкладка платья.

— Либо ведите меня в свою кладовую, мар Харджер, — засмеялась она, — либо гоните вон. Если я не получу мою рыбу через пятнадцать минут, то сгорю синим пламенем. И уж вы-то должны понимать, что в моем случае это не просто метафора.

Я послушно пошел с ней на кухню — вернее, последовал за Попрыгунчиком, потому что не мог вспомнить дорогу. Мы сидели в пустом уголке шеф-повара, а мой слуга показывал нам находящихся в стазисе рыб в натуральную величину — мерлана, палтуса, камбалу, лосося, акулу.

— Есть еще морские моллюски, ракообразные и млекопитающие, — добавил он.

— Нет, Попрыгунчик, спасибо. Он любит рыбу, но я не помню, какую именно. Что там еще водится в море?

— Сельдь, угорь, пикша, макрель, барракуда, — в непонятном мне порядке стал перечислять Попрыгунчик, — минтай, морской язык… — И так далее, и так далее.

— Сколько человек будет у вас за столом? — перебил я его, желая внести свою лепту.

Она нахмурилась, поняв, что я не слушал ее рассказ.

— Двое… или один.

— В таком случае вам подошла бы вот эта камбала или хек.

— Да… Размер, конечно, — разумный критерий, но я выбираю скорее сердцем.

— В этом вы абсолютно правы. Сердце с режимом экономии не считается.

Тут она в первый раз улыбнулась, и я увидел, что она хороша собой.

— Раз я не могу вспомнить, какую рыбу он любит, придется последовать вашему совету, мар Харджер, и руководствоваться размером. Вот эта акула мне подойдет. — И она указала на самую большую рыбину в моем косяке акул.

— Солидно, — подтвердил я. Изображения остальных рыб исчезли, и осталась только эта четырехметровая мако, выращенная на ферме и помещенная в стазис в 2061 — м, за несколько лет до Агрессии. Map Пост трудновато будет вернуть мне такую же.

— Ой, чуть не забыла! — Это сопровождалось взглядом типа «какая я глупая». — Мне нужно, чтобы ее приготовили и доставили ко мне домой через… — она сверилась с каким-то таймером, — через одиннадцать минут, боже мой! Это возможно?

— Как большинство вещей в этом мире, — сказал я. — Попрыгунчик, приготовь рыбу и доставь ее на квартиру мар Пост.

— Сию минуту, — откликнулся он.

Кухонные арбайторы выкатили акулу на тележке из стазисного шкафа. Она поэтапно оживала — когда ее поднимали в печь, она била хвостом и клацала зубами в давным-давно прерванном ужасе. Повар, не дожидаясь, когда она разнесет всю кухню, выпотрошил ее и удалил жабры.

Я попятился от брызнувшей фонтаном крови.

— Повар запрашивает рецепт, — сказал Попрыгунчик. Map Пост, озадаченная, надула щеки.

— Вряд ли у моего есть рецепт для акулы. Мне стыдно надоедать вам, но не может ли ваш использовать один из своих?

В банкетные времена я записал кое-какие рецепты знаменитых шефов, которым платил баснословные гонорары. Повар предъявил нам шесть вариантов в рамках, и мар Пост выбрала «mako remoulade». Акула запекается целиком с фаршем из арабского риса и кедровых орехов и подается на блюде, изображающем галечный пляж. Иллюзию создают миниатюрные красные картофелины, орехи кешью, королевские креветки, морские уточки и ламинарии. Пляж окружают приливные лужицы острого соуса и громадные раковины с супом из плавников. Блюдо рассчитано на восемьсот человек.

Арбайторы начали доставать из шкафов ингредиенты.

— И еще, Попрыгунчик, — сказала мар Пост, — пусть ваш повар передаст моему, какие закуски, суп и вина следует приготовить.

— Слушаюсь, — сказал мой расторопный слуга.

— Ваши арбайторы смогут ее довезти или мне прислать на помощь своих? — спросила она меня.

— Смогут, — ответил я.

— Превосходно. Вы чудо, а не сосед. Я отдам вам акулу со всеми ингредиентами и надеюсь впоследствии оказать вам такую же услугу. — Она направилась к холлу, и я с ужасом понял, что она собирается уходить. Мне стоило таких усилий привыкнуть к ее присутствию — могла бы по крайней мере остаться еще ненадолго.

Думая, как бы ее задержать, я брякнул первое, что взбрело мне на ум:

— Я когда-то давал званые обеды.

— Знаю. Я была на одном из них, — бросила она на пороге холла.

Я прирос к месту, будучи уверен, что даже из тысяч гостей запомнил бы другого вонючку, особенно такого красивого.

Медина и Дарвин Пост были у нас 3 марта 2097года, уведомил Попрыгунчик. Значит, на одном из первых банкетов.

— Вы могли не заметить нас, — угадывая мои мысли, сказала она. — Это было еще до несчастного случая.

До несчастного случая? Выходит, всех нас прижгли случайно?

Она пожала мне руку, и дверь квартиры открылась перед ней.

— Расскажите мне об этом несчастном случае. — Я никогда не был силен в светской беседе.

Она, переступив порог, пристально смотрела на меня через открытую дверь.

— Даже будь у меня сейчас время, сомневаюсь, что я вновь захотела бы пережить этот кошмар даже мысленно. — Но жалость ко мне, должно быть, возобладала, потому что она добавила: — Но пять минут у меня есть, и в награду за вашу необычайную доброту я вкратце расскажу вам, почему обед, который вы столь любезно готовите, имеет для меня такое значение.

И вот что она рассказала мне. У вас, случайно, «Бодрости» не найдется? Одна таблетка мне бы не повредила. В киоске? Спасибо, Виктор. Я подожду, пока вы вернетесь.

 

2.26

Фред и Коста проанализировали дом с предписанной высоты один километр. Фред, переодеваясь в черный скафандр в кормовом отсеке инспекторской ДЮОМ, одновременно инструктировал своего нового напарника, недавно произведенного джерри по имени Михайлов День. Мозговитка Фреда еще не полностью подключилась, что тормозило синхронность скафандра.

На Косте тоже был положенный по уставу черный скафандр, но Фред, присоединившись к ней в кабине, ничего не высказал по этому поводу. Может, вечером для коротких штанишек слишком прохладно.

В наблюдаемом ими квартале вспыхивали сигналы тревоги, но особого движения не замечалось, и два ряда домов, гордо стоящих на отдельных участках, установили двойную защиту от шпионажа извне.

— Вызывайте, — сказала Коста.

Фред открыл диораму Лайн-драйв поверх полевой карты на лобовом дисплее машины, ввел в нее указку и постучал дом по крыше.

— Объект № 2131 по Лайн-драйв, говорит Внутренний Корпус.

Дом не ответил.

— Повторяю: говорит Внутренний Корпус. Объект № 2131, отвечай!

Дом по-прежнему его игнорировал.

— Либби, — позвала Коста.

Объект 2131 обладает федеральными полномочиями, сообщил ментар ДЮОД.

Фред и Коста переглянулись.

Объект зарегистрирован на «Ситран Фаундейшн», продолжала Либби. Мы предпринимаем попытки разыскать руководство фонда, а вы тем временем можете предъявить свой ордер.

Коста витками снизилась и посадила машину на улице так, чтобы видеть дом.

— Вы что-то говорили насчет радиопередачи, — сказал Фред.

— Либби, ссылаясь на Безымянного, сообщает, что передача велась из подвала, вот отсюда. — Коста показала точку на диораме. — Текст, кроме подписи, расшифровке не поддается. Сигналы передавались в широком диапазоне и оборвались на шумах, напоминающих перестрелку. — Фред смотрел не столько туда, куда она показывала, сколько на ее руку. Не сказать чтобы тонкая, мускулатура развита будь здоров.

Многочисленные пчелы выглядели на диораме как огоньки разного цвета, в зависимости от назначения техноса. Новые прибывали ежесекундно и присоединялись к засевшим в кустах легионам.

— Чувствуешь себя гостем, опоздавшим на вечеринку, — заметил Фред.

— Кстати, о вечеринках — извините, что прервала вашу.

— Ничего, не беда.

Коста опять показала на дисплей — теперь на карту, по которой к ним двигался маячок.

— Вызвала скаутов, чтобы в дверь позвонили. Будут здесь через пять минут.

С другой стороны приближался еще один маячок.

— А это что? — спросил Фред. Объект идентифицировался как фургон транспортной компании.

— Либби? — осведомилась Коста.

У них, по всей видимости, есть разрешение взять на объекте 2131 какой-то предмет.

— Спорить могу, что есть.

Огромный фургон, остановившись в воротах, перекрыл и улицу, и ведущую к дому аллею. На боку у него в оливково-зеленом кругу значилась горчичная литера «Г» — чартер Гуж.

Какие будут указания, инспектор? — спросила Либби.

— С ними надо будет, конечно, поговорить, но это потом, — ответила Коста. — Пришли мне кого-нибудь, чтобы заняться ими, а им вели закрыться наглухо и сидеть в машине.

Есть, сказала Либби, но тут дверь кабины открылась, и на улицу вышли двое Гужей.

— Либби?

Они игнорируют мой приказ.

Два одинаковых представителя странного чартера не спеша подошли к задней двери фургона.

— Михайлов День, что они делают? — спросила Коста.

— Да ничего вроде, мар инспектор, просто стоят. Сканер показывает, что они безоружны, но фургон у них защищен от сканирования.

Фред увеличил изображение на своем визоре и увидел, что один из перевозчиков — женщина, крупная и мужеподобная. Массивную фигуру и квадратную голову она получила не путем клонирования или ретросоматической генинженерии — к ней применили глубокую бодискульптуру и фенокопическую хирургию.

— Я ее знаю, — увеличив картинку еще немного, заявил Фред.

— Что-что?

— Знаю одного человека из этих двоих.

— Откуда?

— Похоже, они предлагают переговоры, — увильнул от прямого ответа Фред.

— В участке поговорим.

Фред открыл дверцу со своей стороны.

— Скаутов все равно пока нет. Я скоро.

Коста молча наблюдала за ним. Джерри собрался его сопровождать, но Фред сделал ему знак оставаться на месте. При выходе из машины расса немедленно окружили пчелы. Они толклись перед ним, требуя внимания. Крошечные головки в открываемых ими крошечных рамках выкрикивали вопросы: «Каков характер этой внукоровской акции? — Связано ли это с микротеррором? — Правда ли, что в доме 2131 по Лайн-драйв произошла перестрелка? — Не связан ли инцидент с корректировкой рынка-34?»

— Либби, — воззвал Фред, и пчел словно ветром сдуло. Кордон установлен, коммандер.

— Спасибо.

Закрывая дверцу машины, он заметил, что инспектор не слишком довольна им.

Я забыл, как ее звать, Маркус, сказал он, подойдя почти вплотную к Гужам.

Вероника Гуж.

— Вероника Гуж, — произнес Фред, протягивая ей руку, — не ожидал увидеть вас сегодня еще раз.

— Я тоже. — Рука у нее была больше, чем у него, и сильнее: странное ощущение для расса. — Похоже, денек у вас выдался тот еще. — Из ее рта, еле заметного на мясистом лице, исходил приятный женственный голос. — Незаурядный день, судя по запаху.

— Чем дальше, тем завлекательней. — Фред подал руку мужчине.

— Это Мигель, — представила его Вероника, не потрудившись добавить название чартера.

— Очень приятно, Мигель. Я Фред Лонденстейн. — Но этот Гуж даже руку не желал пожать итеранту. Фред убрал руку и опять обратился к женщине: — У меня еще не было случая связаться со своим утренним заменителем, мар Гуж. Надеюсь, вы с ним достигли договоренности, которая удовлетворила мара Пакфина.

— Некоторым людям угодить трудно, но вы не беспокойтесь. Мы договорились, что вы будете держать найков на сворке.

Это, возможно, значило, что найков не следует пускать на этаж, где будет проходить съезд.

— Ну что ж, это осуществимо.

— Точно такие же слова употребил и ваш заменитель. Кроме того, он согласился взять пятьсот человек из чартера Гуж для усиления безопасности.

— Неужели? Надо будет поговорить с ним и выяснить, о чем же я тогда думал. Что касается этой ситуации, — Фред обвел рукой улицу, — мы просим вас запереться в своем большом ящике и дождаться наших доброжелательных служащих, идет?

— Охотно, коммандер, — без колебаний ответила Вероника, — только предлагаю вам для начала заглянуть в этот наш большой ящик.

— У вас там есть что-то интересное для меня?

— Не знаю, интересное ли, но кое-что есть, — невозмутимо произнесла она.

— Что, например?

— Да так. Гамма-лучевой сканер плотности. Фред недоверчиво посмотрел на фургон.

— Такую штуку опасно возить с собой.

— Зато полезно. Морской состав обрабатывает за четырнадцать заходов, склад за два или три.

— Не сомневаюсь. И раз уж об этом зашел разговор, я не против на него посмотреть. После вас, — сказал Фред и полез за Гужами.

Лонденстейн, фургон не прослушивается, предупредила Коста. Как только он оказался в контейнере, связь с ней прекратилась.

— У вас около пятнадцати секунд, чтобы меня убедить, — сказал он Веронике. Клапан в нижней части ДЮОМ открылся, и дюжина внукоровских пчел полетела к фургону, соединяясь на ходу в ус.

— Голова Эллен Старк, — успела сказать Вероника, прежде чем передовая пчела закрепилась у входа в контейнер.

Эллен Старк. Ну еще бы! Ведь это Кабинет пожелал, чтобы Фред участвовал в операции.

— Сгинь, — приказал пчеле Мигель Гуж, но она не была обязана его слушаться. — Сгинь, я сказал! — взревел он.

— Оставь ее, Мигель, — сказала Вероника, — и проводи коммандера в будку.

Он замялся, но Вероника резко щелкнула языком, и это привело его в чувство.

Лонденстейн, как вы там?

Нормально, ответил Фред. Спасибо за пчел.

Скауты будут здесь через две минуты.

Гужи ждали его на середине фургона. Фред догнал их и чуть не споткнулся, увидев их технику. Целая стенка энергетических ячеек. Ряд быстроразрядных конденсаторов ультравысокого напряжения. Водоохлаждаемая катушка индуктивности через весь потолок. Стоит ли удивляться, что Мигель не хотел пускать сюда ни Фреда, ни пчел?

Понял вас. Две минуты, ответил Фред.

В хорошо защищенной контрольной будке мог поместиться только один Гуж. Мигель сел перед приборной доской, Вероника с Фредом остались снаружи. Пчелиный ус растянулся, головная пчела повисла над плечом Фреда.

Мигель, посмотрев на него с лютой ненавистью, нажал выключатель. Что-то завертелось, металлический пол фургона задребезжал, запахло озоном. Фред втиснулся за экранированную дверь будки.

Когда шум набрал турбинные обороты, Мигель надавил еще одну кнопку. Перед ним, как лист бумаги, возникла рамка, за ней еще одна и еще. Каждая показывала одну из секций особняка. Вскоре они слились в диораму двора и дома — это выглядело как одни прозрачные коробки внутри других.

Мигель, включив усиление, выделил стены, полы, мебель. Трубы, старинная электропроводка и другие линейные объекты проявились темно-серыми полосами, электронные приборы темными пятнами. В верхней комнате обнаружился большой, как гроб, встроенный сейф, в нижнем шкафу — набор пистолетов. Люди — во всяком случае, люди с имплантами — отсутствовали. Самым темным — а значит, и самым плотным — оказался некий предмет на четырех ножках в большой комнате нижнего этажа. Скульптура из какого-то необычного материала? Нет, вряд ли.

— Передайте изображение в мою машину, — попросил Фред.

Теперь и женщина тоже заколебалась — но, помедлив секунду, мотнула подбородком, дав Мигелю знак исполнять.

Безымянный идентифицировал объект как незарегистрированного боебайтора, сообщила вскоре Коста. Владелец, устройство и возможности неизвестны.

— Это боебайтор, — сказал Фред Гужам.

— Да ну? Мы думали, что собачка. — Вероника, ведя указкой, дотронулась до прямоугольника меньшей плотности в той же комнате. — А это, видимо, ее косточка.

Глядя в ее непроницаемое лицо, Фред спрашивал себя, зачем она помогает ему. В плане наведения мостов между их двумя видами? Едва ли. Здесь она явно выполняла задание, причем непростое — ведь Гужи рисковали всей своей полевой установкой. Ставка слишком большая, чтобы изображать из себя посла доброй воли.

Скорее всего Кабинет завербовал в тех же целях как его, Фреда, так и Гужей. Зачем бы иначе Вероника стала говорить ему про голову Эллен, которую боебайтор, видимо, и охраняет? Дублирование команд — шаг вполне разумный. Вероника предоставит тяжелую работу ему с инспектором и соберет куски, если у них что-то сорвется.

— Инспектор, — сказал Фред, — доложите Безымянному, что я официально конфискую этот фургон для проведения полицейской акции.

— Ты что, мужик, охерел? — осведомился, вскочив на ноги, Мигель Гуж.

— Заткнись, недоделанный, — оборвала его Вероника. — Сиди и не вякай.

Тот снова сел, злобно глядя на Фреда.

— Знай передавай картинку, сынок, — сказал Фред. — Вы хотите сказать, Вероника, что я взял для охраны съезда пятьсот таких же ребят?

Идя обратно к двери, он почувствовал скафандром магнитные волны, забрал выпавшую из уса пчелу и скомандовал остальным:

— На базу!

Тендер со скаутами прибыл и остановился рядом с ДЮОМ. Джерри уступил Фреду место в кабине.

— Как мило, что вы вернулись, — сказала Коста. Диорама сканера плотности наложилась на дисплей поверх их собственной. Боебайтор оставался в той же позиции.

— Скауты готовы?

— Ждем только вас, коммандер.

Коста, похоже, наслаждалась ситуацией, несмотря на ехидный тон.

Фред откашлялся.

— Дом № 2131 по Лайн-драйв, говорит коммандер Лонденстейн, Внутренний Корпус. — Он махнул ладонью в сторону дома через лобовой щиток. — Меня сопровождают инспектор Коста, ДЮ, и лейтенант Михайлов День, Внутренний Корпус. — Они тоже махнули, предъявив свои полномочия. Фред, не услышав ответа, продолжил: — У нас имеется ордер на твой обыск. — Еще один взмах.

Ордер был федеральный, и дом через некоторое время ответил: Принято.

Тяжелая входная дверь сдвинулась. Тележка со скаутами, объехав фургон, взобралась по каменным ступеням крыльца, опустила желоб, открыла цистерну. Тысячи разведчиков выкатились в холл, распределяясь по всему дому.

— Дом, есть кто-нибудь дома? Никого, коммандер.

— Кто здесь живет? Никто.

Скауты, сомкнувшись, образовали тестировочный ковер, перемещающийся по полам и стенам. Они проникали всюду: в шкафы, ящики, за мебель, под мебель. В ДЮОМ начала поступать информация. Волокна, грязь и прочие материалы передавались в тележку для тщательного анализа.

Внимание Внутреннего Корпуса привлекли сгоревшие остатки летучих техносов и многочисленные следы перестрелки. Неопознанный боебайтор в большой комнате благоразумно сохранял неподвижность. Фред изучил его со всех подаваемых скаутами ракурсов. Конструкция внушительная: четыре шлангообразных ноги приделаны к мощному корпусу. По размерам как датский дог, только без головы и хвоста. Покрыт лазеропоглощающим бархатом.

Коста смотрела через плечо Фреда.

— Ни один из других Кабинетов не охранялся так.

Прямоугольный объект рядом с боебайтором оказался процедурной каталкой — такие используют в лабораториях и медицинских учреждениях. Она была заперта, и скауты не сумели проникнуть внутрь.

— Дом № 2131 по лаин-драив, я беру тебя под арест, — объявил Фред.

Принято, сказал дом. В чем меня обвиняют?

— В незаконном хранении оружия. Приказываю немедленно выставить на крыльцо боевую технику, находящуюся в твоем нижнем этаже.

Боебайтор, к удивлению Фреда, зашагал через салон и холл к выходу. Двигался он скорей по-кошачьи, чем по-собачьи. Тестировочный ковер раздался и пропустил его.

— Неопознанный технос на крыльце дома 2131 по Лайн-драйв, идентифицируй себя, — приказал Фред.

У него прямая связь с Безымянным, доложила Либби. Он говорит, что признает за нами право распоряжаться собой.

— Это хорошо. Прикажи ему застопориться.

Фигура на крыльце осела, растопырила ноги. Фред и Коста переглянулись. Вот так все просто?

— Теперь прикажи отключить энергию и передать мне единственный реактивационный пароль.

Это заняло несколько больше времени. Коста изучала данные, поступающие от скаутов, Фред просматривал новости по делу Старк. Маркус спросил, не нужно ли ему пошептаться по-братски.

Нет, Маркус, спасибо.

— Посмотрите-ка. — Коста показала ему одну строку из инвентарного перечня — скауты обнаружили в утилизаторе изотопный след. — А вот это чешуйки органического происхождения.

— Органического?

— Да. Мы пока не знаем точно, что это, но ДНК похожа на человеческую. Чем, по-вашему, занимается этот «Ситран Фаундейшн»?

Можете принять пароль, коммандер, сказала Либби. Фред выставил ладонь, и Либби добавила: Боебайтор отключен, единственный пароль для его реактивации находится у вас.

Фред с сомнением посмотрел на свою ладонь и на неподвижного техноса.

— Ну что, Лонденстейн, — сказала Коста, — будем брать нашего бродягу?

Фред, покачав головой, дал сигнал перейти на секретную междускафандровую связь. Она помедлила, но потом подвинулась на сиденье и прижала свое колено к его ноге. Да? В чем дело?

Думаю, вам следует знать, что бродячего дубля Кабинета там нет.

Колено нажало чуть крепче. Что вы сказали?

Нас вызвали сюда под ложным предлогом, инспектор. В ваших чешуйках скорее всего обнаружится ДНК Старк. Это красный крестик — метка, оставленная здесь специально.

Я не понимаю, Лонденстейн. Объяснитесь.

Кабинет или еще кто-то заманил нас сюда, чтобы забрать голову дочери Старк.

Колено отодвинулось на миг и тут же вернулось. Откуда вы знаете?

Два плюс два будет четыре.

Вы шутите, да? У рассов ведь есть чувство юмора. Фред молчал. Почему вы мне говорите все это по секрету?

Потому что где-то тут сидит крыса. Большая.

Коста ответила ему изумленным взглядом.

Николас, ментар «Полезных людей», который пока не вмешивался, спросил: Проблемы, коммандер?

Фред и Коста прервали контакт.

— Нет, Ник, все в порядке, — сказал Фред. — Либби, отзови ваших скаутов, оставь только глаза и уши. А ты, Михайлов День, — обернулся он к джерри, — полей это пугало на крыльце упаковочной пеной. Чем скорее его засунут в ящик и отправят в ангар, тем будет лучше.

— Есть! — Джерри открыл оружейный отсек и вручил Коста карабин «мессер 25-750».

Фред взвесил на руке свой.

— Знаешь, Михайлов День, я передумал. Оставайся здесь и прикрой нас мегаваттером. Если эта хрень на крыльце хотя бы шелохнется, сразу стреляй, понял?

— Есть! — Джерри занял место Фреда за пультом управления. Большая передняя пушка загудела, Коста впервые утратила самоуверенность.

— Идете или остаетесь? — по-деловому спросил Фред. Она, страдальчески посмотрев на него, взяла запасную канистру с упаковочной пеной, карабин и вылезла из машины.

«Хрень на крыльце» вблизи казалась еще страшнее. Боебайтор был почти по грудь Фреду и даже неподвижный излучал дурные намерения. По всей длине его ног виднелись оружейные скважины (на туловище их скрывал мохнатый пластфоль). «Моим клон-братьям, — сказал про себя Фред. — Если скрестить ментара с техносом, у них родится маленький боебайтор».

Фред и Коста под прикрытием большой пушки ДЮОМ обрызгали техноса пеной. Она выглядела как зеленые взбитые сливки и быстро сохла. Схватившись, она приобретет огромную прочность на разрыв, и боебайтор, даже если вдруг подумает включиться, будет надежно зафиксирован.

Скауты тем временем загрузились в свою цистерну, которую Коста отправила назад в тендер.

— Эй, Гужи, — позвал Фред, — что слышно у вас? Все тихо, коммандер, ответила Вероника из фургона. Фред и Коста с карабинами наперевес встали у двери. Инспектору было явно не по себе.

— Судя по выплатам за сегодняшний день, вы ошибаетесь, — хмуро сказала она.

 

2.27

«Бодрость» действовала быстро, и человек достигал пика умственной активности без побочных эффектов вроде тремора или недержания речи. Ее дозы были рассчитаны на период от четырех до двенадцати часов, после чего действие прекращалось столь же быстро без каких бы то ни было похмельных последствий.

Самсон запил таблетку электролитом и продолжил рассказ.

«Несчастный случай» произошел с Мелиной в театре «Вокруг койота», где она была со своим мужем Дарвином. Актер посреди комического монолога вдруг схватился за живот. Последний зловеще раздулся, но публика подумала, что это входит в программу. Тут актер закричал, живот у него лопнул, и все ринулись к выходу. Поздно — десантники уже оцепили здание.

Постов вместе с прочими зрителями, труппой и всем персоналом отвезли в Прово, штат Юта, в карантинный блок Внутреннего Корпуса, где за несколько лет до этого побывал и я. Мало кто выходил из этого карантина живым, но после меня задержанным все же предоставлялся выбор: остаться жить в относительно комфортабельных условиях или подвергнуться прижиганию и выйти на волю.

Мелине и Дарвину выделили семейную камеру. Их пребывание там обещало затянуться надолго — по крайней мере пока их спящие не проснутся и не заявят о себе. Но через несколько месяцев Мелина впала в глубокую депрессию. После долгих размышлений и молитв она выбрала прижигание, а Дарвин решил остаться. Они расстались друзьями.

Первые пара лет, пока Мелина приспосабливалась к жизни вонючки, были типично несчастными. Потом она встретила человека, который сказал, что любит ее и что никакой запах не может быть препятствием для такой любви. Он был беден, и она, естественно, ему не поверила, но проводить с ним время это ей не мешало. Они путешествовали, останавливались в шикарных отелях, посещали различные представления и так далее. Она оплачивала все, включая дополнительные поборы, которыми облагаются вонючки. Красивый спутник, слагавший в ее честь сонеты, того стоил.

В одно прекрасное утро господин Сонет исчез. Мелина знала, что это неизбежно, хотя и рассчитывала на более достойный уход. Все его вещи остались в их гостиничном номере на Санта-Крус, но она сразу поняла, что он смылся. Ну что ж, хоть пожила в свое удовольствие.

В ванной у раковины лежала красивая розовая ракушка, которую она нашла на пляже и подарила ему на память. То, что он не взял ракушку, огорчило ее больше, чем его бегство.

Она заказала завтрак, и менеджер спросил, может ли он подняться к ней для срочного разговора. Он принес дурную весть: сказал, что ее текущий счет исчерпан. Зная, что это невозможно, она связалась со своим брокером у «Сестер Рид» в Нью-Йорке — он управлял львиной долей ее с Дарвином имущества. Брокер долго экал и мекал, но наконец сознался, что накануне кто-то снял деньги со многих ее счетов. Расстроившись, но пока не впадая в панику, Мелина стала обзванивать другие банки и брокерские конторы. Мало-помалу картина окончательно прояснилась. Господин Сонет, воспользовавшись своим близким знакомством с ее слугой, разорил ее и Дарвина подчистую.

Услышав это, менеджер «Пяти пальм» дал ей понять, что терпел ее в отеле только по благородству своей души. Он громко оплакивал люкс, испорченный ее мерзким духом, и угрожал вызвать полицию.

Мелине пришлось занять у друзей, чтобы вернуться домой. Внукор конфисковал у нее слугу, чтобы расследовать степень его причастности к преступлению, и она не могла распоряжаться тем немногим, что у нее еще оставалось. Она продолжала брать в долг и вела скромную жизнь, снимая квартирку в отнюдь не фешенебельной башне. Одновременно она начала несколько судебных процессов против «Сестер Рид» и других своих финансовых распорядителей, но суды решили не в ее пользу. Щедрость ее друзей тоже имела границы. Следствие не обнаружило никаких следов господина Сонета и ее пропавшего состояния. Слугу ей вернули в разобранном виде. Она подумывала, не сдать ли детали в утилизацию, но интуиция подсказывала, что этого делать не надо.

Всего через несколько недель она докатилась до такой нищеты, что вынуждена была переехать в муниципальное женское общежитие.

За три года после катастрофы она прошла путь от пентхауса до казармы, где ей принадлежали только койка, стул и шкафчик с одеждой. Она думала, что дальше уже падать некуда, но скоро убедилась в обратном. Соседки по общежитию, возмущенные ее запахом, потребовали от руководства выселить обожженную. Руководство в качестве компромисса перевело ее в кладовую и наказало держать дверь закрытой.

Вы правы, Жюстина. Рассказать мне все это за пять минут Мелина Пост никак не могла. Наш разговор продлился гораздо больше времени, поскольку гость, которого она ждала, опаздывал. Арбайторы провезли мимо нас запеченную акулу с масляным цветком в разинутой пасти, доставили ее в квартиру Мелины и вернулись с пустыми серво. Минуты шли, а гость все не шел и не звонил, но она была уверена, что его задерживают дела, и не хотела звонить сама, опасаясь ему помешать. Желая скрыть растущее беспокойство, она продолжала свою историю. Я пригласил ее вернуться ко мне, присесть, выпить что-нибудь, но она не захотела и осталась у двери. Ее рассказ, должен признаться, расшевелил мои собственные воспоминания. Меня возмущало то, как с ней обходились, я жалел, что не сумел помочь ей в то время. Если бы она постучалась ко мне тогда, все бы вышло иначе.

Итак, Мелина — мой обиженный друг — лежала под полками с моющими средствами, предаваясь отчаянию, слишком хорошо мне знакомому, но тут произошло одно неожиданное событие.

Ванда Вечорек, наша святая Ванда, о которой вы, может быть, слышали, совершила свой подвиг у Дода в Лондоне. Сама она не собиралась садиться на ту шелковую софу, она хотела посадить на нее свою маму, но менеджер явился с охраной, чтобы ее вывести. Ванда отправила маму вниз, в кафе-дворик, и достала из сумочки имитрон. «Этот предмет мебели стоит десять тысяч евро, — сказал ей менеджер. — Мы просто не можем позволить, чтобы ваш неприятный запах его испортил».

«Хорошо, — сказала Ванда, — я заберу этот диван с собой».

Фактически она забрала с собой весь этаж, если посчитать ущерб от воды и дыма. Все мировые средства информации поместили отчеты об этом самоубийстве. Начались массовые самовоспламенения обожженных. В автобусах, в театрах, на пешеходных дорожках в час пик, в офисах транснациональных компаний — везде, где можно шокировать побольше народу. Запах жареной свинины висел над нашими городами и пробуждал в людях совесть.

Внутренний Корпус ввел прижигание в целях общественной безопасности, и общественность приняла этот факт без комментариев. Теперь начались вопросы. Почему мы наказываем жертвы МОБИ-атак? Почему делаем их калеками? Гражданские власти параллельно интересовались, как это Внукор додумался создать столько ходячих зажигательных бомб.

В кладовку к Мелине Пост потянулись пахучие визитеры. Она как бывший афф все еще сохраняла членство в престижных клубах, где обожженным очень хотелось бы устроить показательное барбекю. Но Мелина, будучи сознательной гражданкой, отказалось способствовать этому (хотя по ночам порой фантазировала, как поджаривает своих сволочных соседок по общежитию).

Акции протеста продолжались без нее, пока парламент ОД наконец не запретил прижигание. Были приняты новые, гуманные методы клеточного контроля. Двери карантинов в Юте и прочих местах распахнулись, изолированные после приема профилактического душа вышли на волю. Дарвин Пост, увы, до этого не дожил — не так давно он превратился в рой бабочек-данаид.

Протесты прекратились, но скоро вскрылся поразительный факт: новые гуманные методы клеточного контроля на поверку оказались не такими уж новыми. Они, как выяснилось, были доступны еще в 2092 году, когда я сам совершил экскурсию в Юту. То, что Внукор годами производил прижигания, имея в своем распоряжении щадящие методы, переполнило меру, и демонстрации сохранившихся обожженных возобновились с удвоенной силой. Даже Мелина Пост разозлилась — если не за себя, то за своего дорогого Дарвина. В своей кладовке она составила список людей, заслуживающих поджарки. Возглавлял его господин Сонет, пока недоступный, за ним следовал гостиничный менеджер с Санта-Крус. Можно поехать туда и сидеть в вестибюле на ротанговом стуле, пока он не пройдет мимо. Однако приз в лотерее ее мщения выпал не ему, а «Сестрам Рид», которым она доверила свое состояние, ведь их офис был совсем близко.

Мелина попыталась связаться с обожженными, которые недавно посещали ее, но все они уже превратились в уголь за исключением одной женщины. При встрече в кафе та призналась, что хочет лишить себя жизни в торговой аркаде на Бродвее, и пригласила Мелину составить ей компанию. Мелина сказала, что у нее есть идея получше и что она уже договорилась встретиться со своим бывшим брокером на 350-м этаже башни Оксо.

Назавтра они обе, запершись в ванной общежития, нанесли на кожу тройной слой мастики, надели деловые костюмы и щедро полили себя одеколоном.

Охрана башни Оксо пропустила их благодаря принятым недавно законам — кроме того, Мелине было назначено. Сканер обожженным противопоказан, поэтому их тщательно обыскали. Обыск выявил лазерный перочинный ножик и карманный имитрон. Граждане имеют конституционное право носить эти вещи при себе, и их не конфисковали, но охрану «Сестер Рид» проинформировали своевременно. Когда заговорщицы вышли из лифта на 350-м этаже, двери конторы оказались закрыты, и двое джерри в униформе тут же препроводили женщин обратно вниз.

В лифте Мелина, смирившись с поражением, вела себя смирно, зато ее спутница вся кипела. К тому же джерри не догадались перевести лифт на экспресс-режим. Он останавливался через каждые несколько этажей, и в него садились новые пассажиры. Один молодой человек тут же зажал нос и сказал своему приятелю: «Фу-у!»

Этого подруга Мелины уже не выдержала. «Здесь и сейчас!» — закричала она, глядя на Мелину в упор. Та в мыслях уже покупала билет на остров Санта-Крус и только обрадовалась, когда джерри перехватил ее руку, нырнувшую в сумочку за имитроном.

Подруга успела выхватить и зажечь свой лазерный ножик. Она собиралась перерезать себе горло, но другой джерри ей помешал. Она размахивала ножом, лягаясь и царапаясь как сумасшедшая. Джерри сильно пострадал бы, не будь на нем бронескафандра. Тогда она обратила нож против себя и раскроила свою руку, но тут джерри обезоружил ее.

Женщина не успокоилась и затрясла поврежденной рукой, пытаясь обрызгать сбившихся у двери пассажиров шипящей кровью. Джерри, забравший имитрон, сковал Мелине за спиной руки пластиковыми наручниками, хотя она, оробев, даже не помышляла о сопротивлении. Лифт в конце концов остановился, двери открылись, пассажиры высыпали наружу. Подруга Мелины рванула за ними. Джерри, препятствуя этому, слишком сильно толкнул ее, и она стукнулась лбом о стенку лифта.

Джерри, пользуясь тем, что удар ее оглушил, надел на нее наручники, но Мелина сразу поняла, что женщина получила смертельную травму. На лбу у нее вздулась дымящаяся шишка с яйцо величиной. Джерри, на ходу вызывая «скорую помощь», вынес ее из лифта. Она яростно сопротивлялась и теперь уже сама билась головой о стенки, о дверную раму, о бронированную грудь джерри. Шишка выросла до размеров апельсина, но женщина не прекращала бороться. Другой джерри отпустил Мелину, чтобы помочь напарнику.

Мелина стояла в лифте одна, не зная, что делать. Запястья скованных рук онемели. Имитрон валялся у нее под ногами. Она опустилась на колени и ухитрилась его подобрать, но приставить его к голове никакой возможности не было. Мелина прижала его к ягодицам и произнесла без особого пыла: «Здесь и сейчас».

Держа палец на кнопке, она следила за медленным самоубийством своей подруги. Шишка в конце концов лопнула, и из нее вырвалось пламя. Включившиеся огнетушители заволокли коридор туманом, но он не мог потушить обожженную плоть. Мелина слышала, как трещит кожа на голове и на горле другой женщины. Это был наихудший вариант самосожжения. Обожженные всегда старались убить себя быстро, начиная с мозга, как святая Ванда. У этой несчастной огонь шел от кожи вглубь, пожирая мышцы и внутренности.

Мелина опустила имитрон. Начав с ягодиц, она бы подверглась такой же участи. Воспламенилась бы снизу вверх и успела бы не раз пожалеть о содеянном. Она вышла из лифта и попыталась помочь неудачливой жертве. Та стояла у стены, окутанная туманом. Джерри, кроме того, додумались завернуть ее в огнеупорное одеяло, что только увеличивало мучения — температура горения поднялась еще больше, словно в печи.

Мелина, вся изогнувшись, скованными руками прижала имитрон к обугленной голове. Она никого еще не лишала жизни. Укрепившись духом, она нажала на кнопку, но кто-то оттащил ее прочь.

Это был посторонний человек, не джерри. Тот самый любитель палтуса, трески и акулы. Он работал на этом этаже. Перекинув Мелину через плечо, он под прикрытием тумана унес ее в свой личный офис и запер дверь.

«Не надо», — первым делом сказал он и протянул руку за имитроном.

«Нет, надо!» — закричала она и снова прижала прибор к пятой точке, но у нее снова не хватило решимости, как и тогда.

Они прятались в офисе, пока суматоха не улеглась и уловители не прибрали место происшествия. Мелина знала, что охрана ищет ее, а ее спаситель никак не мог разрезать прочные пластиковые наручники. Он сопровождал ее, когда она пошла сдаваться.

Ввиду отсутствия улик и чьих-либо заявлений обвинения Мелине Пост так и не предъявили. Она могла вернуться в свою кладовку, но тот мужчина (она так и не назвала его имени) ее не пустил. Привез ее в собственную квартиру и одолжил у кого-то большие растения в кадках для очистки воздуха. Сначала он носил носовые фильтры, но потом стал обходиться без них.

По счастливому совпадению, он тоже работал управляющим финансами, притом в фирме, конкурирующей с «Сестрами Рид». Он преуспевал в своем бизнесе, но одевался и жил весьма скромно. Никогда не был женат — застенчивость помешала. Он с готовностью вызвался помочь Мелине вернуть ее утраченное состояние. У его друга был талантливый ментар (ментары тогда только начали появляться). Мелина отдала этому ментару разрозненные детали своего слуги, и он напал на след кое-каких ее пропавших активов. Господин Скромник оплатил из собственного кармана сыщика-финансиста, и вскоре они накопали достаточно, чтобы привлечь «Сестер Рид» к ответственности. Разразился крупный скандал, были выявлены другие жертвы, и помещение компании «Сестры Рид» опечатали. Часть фондов Мелины отыскалась, остальное могло отыскаться в будущем, Риды обещали ей возместить ущерб.

Мелина Пост, обеспеченная всем, что требуется для новой жизни, переехала в Чикаго и поселилась в моей башне этажом ниже.

— Он собирается сделать мне предложение.

Мы говорили уже час, а о господине Скромнике не было ни слуху ни духу. Откровение Мелины подействовало на меня, как ушат ледяной воды.

— Да, — подтвердила она. — Уверенной я, конечно, быть не могу, но я чувствую. Мы так сблизились за эти последние месяцы. Назовите это интуицией, если хотите.

Моя собственная интуиция ничего хорошего мне не подсказывала.

— Он такой нежный. Все свое свободное время ухаживает за мной или занимается моими делами. Я знаю, он любит меня, и сама тоже его полюбила. Утром он сказал, что этот вечер станет для нас особенным. Должно быть, его задержали какие-то чрезвычайные обстоятельства.

— Говорите, он занимается вашими делами? Какими именно? — почти со страхом спросил я.

— Инвестициями. Сегодня утром я подписала доверенность на его имя.

Пройти с ней всю ее печальную одиссею и узнать в самом конце, что она опять наступила на те же грабли! Этого я уже не мог вынести и повел себя как полный осел. Что бы ни случилось сегодня вечером, сказал я ей, как бы плохо ни обернулись события, она всегда может вернуться ко мне. Я о ней позабочусь. Буду за ней ухаживать и никогда ее не надую. Мне не нужны ни фикусы, ни носовые фильтры, чтобы быть с ней рядом.

— О чем это вы? — Мой серьезный тон слегка ее испугал.

— Он не просто опаздывает, — сказал я, — он смылся, как Сонет из отеля. Вас снова ограбили, но это ничего: я позабочусь о вас.

— Мне пора, — резко сказала она. — Еще раз спасибо за рыбу, мар Харджер, и за то, что выслушали меня.

— Мы оба знаем, что он не придет, — проговорил я как можно мягче. — Мы с вами вонючки, дорогая Мел, а вонючкам незачем друг друга обманывать.

Она попрощалась и ушла к себе, а Попрыгунчик закрыл мою дверь. Было непривычно холодно, но он сказал, что температура в норме. Я велел ему направить сколько-то пчел на этаж Мелины для наблюдения.

Минут через десять, к моему великому удивлению, все лифты нашего здания одновременно открылись на ее этаже. Из них вышла процессия арбайторов с букетами и гирляндами живых цветов. Они, как буйки в пестром море, дрейфовали к двери Мелины. Лифты ушли вниз и вернулись с новым цветочным грузом. С третьей волной арбайторов-цветоносцев прибыл и человек, держа в руках финальный букет красных роз. Омоложенный как полагается, но в остальном ничего особенного. В смокинге, с дурацкой ухмылкой. Следуя в хвосте процессии, он скрылся в квартире Мелины.

Пчелы, как им было приказано, несли вахту всю ночь. Цветочник вышел только утром, с Мединой под руку. Она вся сияла, и на пальце у нее сверкало новенькое кольцо. Вот, дорогие мои новые друзья, и вся история.

Сознавая, что рассказу Самсона недостает концовки, Жюстина спросила:

— Вернула ли вам Мелина акулу, равноценную той?

— О да, на следующий же день. И выращенную в том же году. Позже Попрыгунчик узнал, что остатки их ужина, вместе с супом из плавников, доели в чикагских приютах для бедных.

Самсон обмяк на сиденье, но его глаза после «Бодрости» все еще были навыкате. Дальнейшие расспросы могли оказаться для него непосильным напряжением, однако Жюстина не удержалась:

— А что стало с героем мар Пост?

— Ни его, ни ее я больше не видел, но следил за ними по Эвернету. Они вместе основали ассоциацию, которая вынудила парламент ОД выплатить компенсацию оставшимся в живых обожженным. Вы, может быть, слышали. Жили они, насколько я знаю, в гармонии, пока она несколько лет назад не скончалась более или менее естественной смертью.

— А что делали вы, мар Харджер-Кодьяк? Вернулись к своему нарушенному одиночеству?

— Нет. Мелина, сама того не зная, сделала мне подарок. За недолгое проведенное со мной время она напрочь отравила мое отшельничество. Благодаря ей я снова представил себя вонючего среди треволнений большого мира. Даже любимую женщину себе нафантазировал. С тех пор как эта муха меня укусила, к одиночеству я уже вернуться не мог. Назавтра я велел Попрыгунчику растемнить мои окна и впервые за долгое время увидел мой город. Вскоре после этого я познакомился с моей Китти и ее софамильниками. Они пригласили меня в свой чартер, и могу честно сказать, что за двадцать семь лет, прошедших с тех пор, я никогда не чувствовал себя одиноким. Раздраженным и упрямым — возможно, да, но только не одиноким.

Теленебесное шоу было в самом разгаре. Веселая суета на экранах контрастировала с пустотой стадионного поля.

— А Джин? — не унималась Жюстина. — Где ее портрет сейчас и продолжает ли он страдать?

— Картина, возможно, у Цветочника, если он еще жив. Я послал ее им, без подписи, в качестве анонимного свадебного подарка, но Мелина-то должна была знать, от кого она. Если же Цветочник последовал за Мелиной, я понятия не имею, где она может быть. На аукционах она не всплывала. Но будьте уверены: Джин, где бы она ни была, страдает и будет страдать вечно.

— Мне жаль это слышать, мар Кодьяк-Харджер, — сказала Жюстина. — Лучше бы вы ее уничтожили.

— Да, возможно. Говорите, что хотели сказать, не стесняйтесь, — добавил Самсон, видя по лицу Жюстины, что это еще не все.

Она, прижав кота к груди, посмотрела на Самсона с материнским укором.

— Я согласна с мужем. В такой час вам следует быть со своей семьей, а не устраивать здесь представление.

— Вероятно, вы правы, мар Воль, но я обожженный — может быть, последний из обожженных. Нельзя позволить обществу забыть, что с нами сделали от его имени. В прошлом я, из уважения к моей бывшей жене и по собственной слабости, упустил слишком много возможностей, но лучшей возможности, чем снятие этого купола, у меня еще не было.

— Я другого мнения, — возразила Жюстина. — Извините за прямоту, мар Кодьяк-Харджер, но вы, по-моему, не просто по-человечески слабы. Никто не отрицает, что вас постигла ужасная несправедливость, но плохое случается с каждым. И хотя я в жизни не слышала ничего печальнее истории вашего одиночества, вы сумели вовремя найти выход. Вам судьбу бы благодарить, а вы вместо этого хотите наказать тех самых людей, которые так долго были вашей опорой. Если вы действительно любите свой чартер и действительно цените сделанное ими добро, подарите им прощальные мгновения вашей жизни. В противном случае вы не кто иной, как эмоциональный трус. — Она забрала у Виктора кошачий поводок и добавила: — Извините, но я не могу на это смотреть.

— Что так? — ехидно спросил Самсон. — Уже выполнили свою норму самоубийств на сегодня?

Она молча открепила свое кресло и вернулась в здание стадиона.

— Удачи, мар Кодьяк, — подмигнул Виктор и последовал за женой.

Самсон стал рассматривать кнопки своего имитрона, бормоча:

— Здесь… минут через сорок пять.

Две дюжины Тобблеров в одинаковых скафах из плотной зеленой ткани гуськом поднялись на крышу. Эйприл и Кайл встретили их, Фрэнсис и Барри проводили к скамейкам, которые расставляли в огороде Богдан, Меган, Расти и Денни.

Теленебесное шоу уже началось, но Богдан находил его скучным. А вот Тоббам, похоже, нравилось — они раскачивались и притопывали ногами.

Он хотел улизнуть, но Эйприл поймала его за рукав. «У нас гости», — говорил ее взгляд.

— Я быстро. Мне телефон надо запрограммировать.

— Прямо сейчас?

Богдан сбежал вниз, повернул к своей комнате. Убедившись, что за это время туда никто не вторгался, он откопал в груде вещей свой редактор — тот самый, с которым программировал Лизу. Сел на матрас, положил редактор себе на колени. Число входящих телефонных звонков достигло 750 миллионов. Богдан совместил телефонный значок со своим рабочим, и цифра сократилась до более приемлемой, то есть до двух звонков. Один, от Хьюберта, был отмечен как срочный.

Богдан тут же его открыл.

Наконец-то, сказал ему Хьюберт.

— Я ему нужен?

Пока еще нет, но я решил позвонить заранее, чтобы ты в случае чего сразу приехал. Даже такси, собственно говоря, послал за тобой.

Богдан отшвырнул редактор и встал.

— Буду ждать внизу, на улице.

 

2.28

Они быстро прошли через передние комнаты. Фред остановился только посмотреть на дырки от лазера в стенах — стрельба, похоже, велась из салона. Несколько сотен скаутов, растянувшись по всем потолкам, обеспечивали связь. Поиск не выявил следов крови и какой-либо органики, кроме чешуек: в разыгравшемся здесь сражении участвовали только машины.

Сканирование каталки в салоне показало, что никаких ловушек в ней нет, но она была заперта. Фред махнул на ее панель управления.

— Либби, передай это Безымянному.

Красиво, сказала Коста, рассматривая обстановку салона — не просто аффовскую, но еще и элегантную, да и сами размеры комнаты впечатляли. Фреду, однако, показалось, что здесь чересчур много кресел и столиков с лампами. Клуб, что ли?

На большой картине, занимавшей почти всю стену, и на богатом персидском ковре, застилавшем лакированный пол, тоже остались ожоги. Этот ковер занял бы всю гостиную Фреда и Мэри. Три больших, с дыню, отверстия у него по краям еще дымились. Боебайтор стрелял отсюда по цокольному этажу, из которого велась радиопередача.

Лазер распотрошил также с полдюжины кресел, на ковре лежали осколки стекла, но уловители почему-то не спешили наводить здесь порядок. В комнате вообще не слышалось никаких машинных шумов, кроме тиканья старинных часов на камине. Механизм как в старом кино — колесики, пружинки и все такое.

Есть код, коммандер.

Фред отвлекся от своих мыслей и снова махнул на панель тележки. Металлическая дверца открылась, обнаружив маленький эрнандес-бак и портативный контроллер. В стеклянном резервуаре пузырился зеленый амниосироп, на поверхности плавала замороженная голова брюнетки. На лице застыло выражение, зафиксированное в момент, когда шлем отделил голову от туловища.

Для Фреда в этой гримасе не было ничего необычного. Он уже много раз видел эти выпученные глаза и перекошенный рот.

Коста, удовлетворенная осмотром, отошла. Фред проверил по контроллеру, исправно ли работает техника.

Все в норме, коммандер, сказала Либби. Фред воспринял это как предложение закрыть дверцу снова. Но Коста, видимо, обиделась за что-то на ментара и вернулась к каталке.

— Либби, — начала она и остановилась, будто не зная, как получше сформулировать вопрос. — Либби, — показала она на каталку, — почему нас не проинформировали об этом?

Приносим свои извинения, инспектор, но для нас такой поворот оказался столь же неожиданным, как и для вас. Мы ведем расследование, а вас просим остаться с мар Старк до прибытия персонала клиники Рузвельта.

Коста открыла рот, но промолчала и снова принялась расхаживать между креслами. Фред сверился с полевой картой. Боебайтор, обозначенный как зеленый треугольник, по-прежнему стоял на крыльце. Открыв окно в скаутской сети, Фред проверил верхние комнаты и кладовые. Все было тихо.

В укрытие! В укрытие! — передал внезапно лейтенант Михайлов День из ДЮОМ.

Фред и Коста, не найдя ничего подходящего, бросились на пол. Яркая вспышка осветила оконные жалюзи и прожженные в стенах дыры. За ней, еще не совсем угасшей, последовала вторая, от которой содрогнулся весь дом.

— Михайлов День, отзовись! — позвал Фред.

Контакт с ДЮОМ потерян, сказала Либби. Карта отметила машину флажком «убит».

Фред, не вставая с пола, получил через скаутов картинку крыльца. Ноги боебайтора все еще связывала пена, но он активировался и пускал из трех скважин вдоль выгнутого хребта какие-то дымовые кольца. Пускал десятками, точно подавал кому-то сигналы.

Фред встал и осторожно двинулся к холлу.

— Либби, Ник, кто-нибудь! Доложите обстановку!

Нас атаковал суборбитальный аппарат, инспектор, ответила Либби. Вывозите каталку через заднюю дверь. Карта прочертила маршрут из холла.

Тревога! — вышла на связь Вероника Гуж. Позиция «двенадцать часов»!

Фред отскочил в сторону как раз вовремя. Кусок потолка над ним обвалился, и сквозь дыру медленно поплыло к полу дымовое кольцо. Нет, не дымовое, а точно из пара. В полметра шириной, вибрирующее какой-то внутренней силой, оно прорезало в полу правильный овал и ушло вниз.

Срез был чистый, без всяких следов ожога. Плазма? Ядерное оружие? Что бы это ни было, с потолка спускался еще десяток. Коста вскочила на ноги. «Полундра!» — крикнул ей Фред, но опоздал: кольцо село на нее, как на колышек. При попытке отвести его рукой у Коста отлетела кисть. Скафандр тут же заклеил рану санитарной оберткой, а кольцо рассекло Коста по диагонали, от правого плеча до левого бедра. Ее сознание не поспевало за ситуацией, и на лице застыло такое же изумление, как у девушки в резервуаре. Черный скафандр напрягался, пытаясь ликвидировать травму. Подоспевший Фред схватил ее за руку, и верхняя половина Коста упала ему в объятия. Он подхватил ее, бросив карабин. Нижняя половина стукнулась о его колени.

— Я… я… — пыталась сказать Коста.

Прижимая к себе верх и таща за ногу низ, Фред уворачивался от паровых колец. Фрагменты инспектора в санитарной обертке напоминали упакованное в пластик мясо: ребра, мякоть. Новый разрез пришелся по правой ноге, и ступня с ботинком ухнула в подвал, где шипели по-змеиному, уходя в бетон, кольца.

Чистого пути к выходу не видно, коммандер, снова вышла на связь Вероника. Ищите укрытие. У вас десять секунд. Повторяю, усиливайте скафандры и ищите укрытие. Десять секунд.

Фред хотел было сказать, что усиление скафандров от колец не спасет, но тут сообразил, что в укрытие следует уйти от самой Вероники. Кольца струились вниз, как весенний ливень, пол под ногами разваливался. Лампы и кресла с вылезшими пружинами рушились в подвал. Лишь один участок пола оставался сравнительно целым: боебайтор метал свои кольца в обход процедурной каталки. Охраняемый им объект не должен был провалиться вниз, и в радиусе метра от каталки вообще не было дыр.

Фред с верхней половиной Коста понесся к каталке по нетронутой прямой линии, положил верх рядом, вернулся за низом.

Пять секунд, коммандер, предупредила Вероника. На заднем плане слышался вой турбины в ее фургоне.

Нижняя половина лежала, как сброшенные брюки. Фред, держа ее бедрами вниз, добежал до каталки, положил низ рядом с верхом. Нет, не так. Он совместил обе половинки, как полагается, и с грохотом кинулся на пол.

Что-то холодное, вроде пальца, касалось его затылка. Он дернулся, открыл глаза. Ничего не видно.

— Свет, — сказал он, и пространство рядом с ним осветилось. Он лежал на бетоне под металлической крышей. — Кто здесь?

Это Маркус, Фред. Ты на службе. Находишься в подвале дома № 2131 по Лайн-драйв в Декейтере. Несколько минут был без сознания. Твой скафандр докладывает, что ты не ранен. Сориентируйся по карте.

Фред, не двигаясь с места, развернул карту, и все его поле зрения заполнили флажки «убит». Взгляд не фокусировался, голова чесалась невыносимо. Фред хотел ее поскрести и вспомнил, что он в скафандре. Другое тоже потихоньку припоминалось. Он выполз из-под металлического листа — это было днище каталки. Скафандр осветил наполненное обломками помещение. Фред, повинуясь паническому импульсу, посмотрел вверх. Сквозь разрушенную крышу мирно глядело ночное небо.

Он заново изучил карту. В машине с флажком «убит» лежал джерри, тоже убитый.

— Медпомощь! — закричал Фред.

Прибытие через три минуты, сказал другой ментар.

Ровная линия на мониторе пострадавшего показывала, что он мертв уже пять минут. Еще три, и шансы на спасение будут проблематичны даже для джерри.

На крыльце обозначался треугольником мертвый технос. В этот жилой дом Фред приехал с инспектором по фамилии Коста. В подвале он видел целых пять значков с такой надписью, из них четыре были отмечены как убитые.

Фред выкопал из-под обломков мебели нижнюю часть ее тела. Скафандр уже включил охлаждение. Тут же рядом отыскалась и верхняя часть. Инспектор была без сознания, карта обозначала ее состояние как критическое. Фред вскрыл пакет первой помощи у нее на бедре, в нижней части, выдавил из тюбика криомешок. Развернул его, зарядил, надел на голову раненой и туго обвязал вокруг горла. Она, дернувшись, потянулась к лицу культей левой руки.

— Тихо, инспектор, — сказал Фред. — Это я, коммандер Лонденстейн. Вы ранены, вот я вас и засунул в мешок.

Но она не успокоилась, пока он не развязал и не снял криомешок. Глаза ее беспокойно бегали, оглядывая подвал.

— Мне придется оставить вас, чтобы помочь Михайлову Дню, — сказал Фред. — Мешок я подключу к вашему скафандру, и он заработает только в случае необходимости. — Он снова завязал мешок, невзирая на ее попытки содрать его культей, и вылез из подвала на газон. Неизвестное, но чертовски нелегальное оружие перевозочной фирмы напрочь снесло угол дома. Боебайтор на крыльце превратился в лужу расплавленного металла. Узел в желудке, наличие которого Фред осознал только сейчас, развязался.

Добежав по улице до ДЮОМ, Фред отыскал джерри в почти не поврежденной кабине. Михайлов День на куски не распался, но внутри скафандра был весь расплющен и перемешан с искореженной сталью. Кто-то, однако, уже оказал ему помощь: надутый криомешок на голове джерри весь побелел от инея. Должно хватить до прибытия медиков. Фред осмотрел раздолбанный корпус ДЮОМ — машину действительно атаковали сверху.

— Вероника Гуж, — позвал он. Она откликнулась сразу, без намеков на огорчение в голосе.

Рада, что вы в порядке, коммандер.

Служебные машины садились вокруг него — на улицу, на газон. Целая орда медиапчел прорвалась сквозь ограждение. Одни тендеры тушили пожар, другие карабкались в дом.

— Похоже, я ваш должник, — сказал Фред. Только вы? Я насчитала троих.

— Идет, нас таких трое. — Фред бегом припустил назад к дому. Аварийная тележка в подвале уложила два основных фрагмента Коста в свои боковые карманы. Десятки механических ручонок уже резали черный скафандр и обрабатывали раны. Криомешок остался на голове, но так и не был задействован. Фред махнул на тележку.

— Да, коммандер? — отозвалась та.

— Каково ее состояние?

— Средней тяжести, — ответила тележка или тот, кто ею управлял. — Раны чистые, внутренние органы стабилизированы, мозг функционирует полностью. Мы ее мигом склеим, будет как новенькая. — Тележка закрыла карманы клапанами. — Надо ехать, коммандер.

— Держи меня в курсе.

— Есть! — Тележка полезла к выходу. — И поищите, пожалуйста, три недостающие части, коммандер. Она пробудет в резервуаре намного меньше, если найдете.

У процедурной каталки работали расс и дикарь. Они уже поставили ее на колеса. Каталка, похоже, не потерпела ущерба, если не считать вмятин и отломанных ручек.

— Открываем, — сказал дикарь, но Фред велел им отойти и идентифицироваться. Он предъявил им собственный значок, они в ответ представились как охранник и медтехник клиники Рузвельта. Над каталкой открылась рамка, и к ним присоединился высокий худой человек в белом халате.

— Добрый вечер, коммандер Лонденстейн. Я Консьерж, ментар клиники Рузвельта, а это мои подчиненные. Разрешите им, пожалуйста, продолжить работу. Речь идет о человеческой жизни.

— Да-да, продолжайте, — позволил Фред.

На глазах у него они открыли дверцу каталки. Бак, контроллер и голова как будто не пострадали. Выражение на лице девушки не изменилось, и Фред от души пожелал, чтобы ее скорей разморозили. Медтехник опять закрыл дверцу.

— Вы и ваша команда получите поощрение за проделанную сегодня работу, коммандер, — сказал Консьерж. — А теперь, с вашего позволения, нам нужно успеть многое за очень короткое время.

Эй, кто-нибудь! — глоттировал Фред, подняв руку.

Можете отпустить их, коммандер, сказала Либби. Но он выждал еще немного, давая возможность всем заинтересованным лицам возразить сейчас или сохранить молчание навсегда. Никто больше не откликнулся, и он махнул на каталку. Ментар исчез, двое работников клиники двинулись со своей ношей к лестнице.

Расс, окинув взглядом захламленный подвал, разрушенный салон наверху, похожую на швейцарский сыр крышу, усмехнулся и сказал Фреду:

— То еще дельце.

 

2.29

Синие — пчела и оса — продолжали нести свою вахту на крыше, через улицу от дома Кодьяков.

— Боже ты мой, — сказала лулу Мариола, уставившись на теленебесный экран. Все, кто был на Палубе, подняли головы. На всех экранах появилось одно и то же похожее на череп лицо. Зрители настроились на теленебесный канал, чтобы послушать этого неизвестного человека.

— Кто-то взломал Теленебо, — недоверчиво произнес Рейли.

Кодьяки у себя на крыше смотрели на это, раскрыв рты от ужаса. Гости-Тобблеры смущенно ерзали на скамейках.

— Как странно, — сказал Эйприл домоправитель Дитер. — Что там делает наш почтенный сосед?

Эйприл молчала, словно немая.

Китти, вбежав в садовый сарай, сбросила с койки одеяла, подушки, конверты.

— Прошу вас, уйдите теперь, — сказала Эйприл домоправителю Тобблеров. — Шоу кончилось.

— Ну что ж. — Дитер встал, стряхнул что-то с комбинезона. — Благодарим за приятный вечер. — Тобблеры потянулись к выходу, не сводя глаз с экранов.

Дитер, шедший последним, углядел отверстие в кирпичной стене у двери.

— Что тут за дырка?

— Где? Не знаю, — сказала Эйприл. — Какое это имеет значение?

— Сейчас я вам покажу какое. — Дитер снял ботинок и грохнул им по стене. Кирпичи полопались, как яичная скорлупа, обнажив пустоту в кладке.

— Что вы делаете? — От сарая к ним бежал Кейл. — Прекратите сейчас же!

— Это не я, — заявил Дитер. — Это пираты, копатели. Скоро наш дом обвалится. Доброй вам ночи, Кодьяки. Завтра обсудим, как с этим быть.

Самсон в небе над ними достал карманный имитрон и приставил его ко лбу.

Палец Самсона дрожал на кнопке. Нет, рано: он еще не все сказал миру. Опустив имитрон, он продолжил:

— Шестую причину, по которой мне так не хочется умирать сегодня, я определил лишь недавно, наблюдая сцену из сериала здесь, на Прыжке Мосби. Жизнь всех нас и этого города — самая настоящая мыльная опера. Вы это когда-нибудь замечали? Мы привыкли жить, нам не терпится посмотреть, что будет в следующей серии. Я, например, сейчас думаю, попаду ли в утренние новости. Сожрут ли МОБИ Чикаго, когда уберут купол. Смотрите нас завтра! Но ведь я, нажав эту кнопку, ничего уже не смогу посмотреть. Это нечестно. Я не узнаю, чем все это кончится. Так не пойдет.

О чем это он? Да, вспомнил. Что-то голова плохо работает. Смотри-ка, синяя пчела прилетела. Ясное дело, Внукор. Сейчас его арестуют. Уродская рожа на экранах держится до сих пор. Ну все, теперь или никогда. Он нащупал кнопку, набрал воздуха в грудь.

Пчела зачем-то открыла рамку, показывающую корпус космического судна с пассажирским иллюминатором. Изображение было плохое и сопровождалось статическим гулом. Знакомая фигура в иллюминаторе приложила ладонь к стеклу.

— Эл, это ты? — сказал Самсон.

Привет, Сэм, ответил едва слышный за помехами голос.

— Я слышал, что ты погибла.

Привет, дорогой. Времени у меня мало, хочу провести его с тобой. Извини за плохую запись. Сигнал импровизированный, ширина полосы недостаточная. Боюсь, диалога у нас не получится, если только Кабинет не припишет что-нибудь после. Одна из густых бровей лукаво выгнулась. Он так любил ее брови. Отсутствие времени и диапазона — неплохое определение смерти, по-моему.

— Значит, ты все-таки умерла. — Самсон опустил имитрон. Изображение в рамке мигало, голос пропадал и опять появлялся.

Иначе говоря — пережить и эту, Кабинет говорит, кто-то контролирует — хотела тебе сказать…

— Да? Что сказать?

Я и Элли хотели быть с тобой в твой особый день, но у нас может не получиться. Ты не сказал, зачем мы так срочно тебе нужны, но догадаться нетрудно. Ты хочешь устроить «пресс-конференцию», о которой давно уже говорил — помнишь? Обязательно посмотрю, если будет возможность. Ты произведешь впечатление, я уверена. Впечатлять ты всегда умел. За это я в тебя и влюбилась, мой Сэмсамсон.

В общем, я хотела попрощаться, потому что вряд ли мы ещё увидимся. И Элли передает привет. Она всегда гордилась своим отцом. Всем знакомым говорит, что чувство красивого жеста взяла от тебя.

До свидания, любимый. Ты всегда в моем сердце. Прощай! Я люблю тебя!

Пчела закрыла рамку и улетела.

— Я тоже тебя люблю! — крикнул Самсон ей вслед. — До свидания! До свидания! Люблю по-прежнему! — Темное пространство стадиона поглотило его голос. Всех зрителей эвакуировали. Теленебесные экраны тоже погасли. — Как это мило с ее стороны, — бормотал Самсон. — До свидания. Хьюберт?

Да, Сэм.

— Смотри не забудь сказать, как я их люблю. Не забуду, Сэм. Кому я должен сказать?

— Эйприл, Китти, Богги, Расти, Кейлу — да всем. И себе тоже. Не так уж ты плох.

Спасибо, Сэм. Вызвать такси?

— Такси? Зачем?

Самсон снова поднял имитрон. Теперь он как будто бы все сказал, но синяя пчела вернулась и открыла другую рамку. Элинор, такая же молодая и красивая, как в первую их встречу на вечеринке, лучилась счастьем.

Прекрасная новость, Сэм! Элли жива! Кабинет только что узнал о ее прибытии в клинику Рузвельта. Ты помнишь, где это. Пожалуйста, навести ее. Ты нужен своей дочери.

— Похоже, что мы — или Стрела — все-таки наняли расса. — Крошка Ханк закрыл все рамки и скопы в гостиной, включая узольный глобус, а двое арбайторов снова уложили Миви в постель. — Завтра надо будет водворить тебя в старковскую усадьбу.

— Нет, правда?

— Почему бы и нет. Места там много, а мне, честно говоря, не хочется упускать тебя из виду.

Миви откинулся на подушки. Он чувствовал, что долгий сон пойдет ему на пользу, но возбуждение не позволяло закрыть глаза.

— Слушай-ка, Ханк. Ты не доверяешь ни мне, ни рассам, ни правлению ПЗС, а между тем Байрон Фейган, владелец клиники, заседает в правлении.

— Ему я тоже не доверяю, но Элинор, кажется, верила. Кроме того, у Фейгана, похоже, монополия на регенеративные технологии. Альтернативной лечебницы я пока не нашел. Но ты рассуждаешь здраво, беззвучно продолжил ментар. Надо туда отправить своих людей. Проблема в том, что охрана и сестры там уже есть, поэтому ни рассов, ни дженни они со стороны не возьмут. Кого еще мы можем внедрить?

— Начинается! — Мэри вышла к друзьям на балкон. В небе вспыхнула белая звезда, за ней красные хризантемы и голубые хвосты ракет. — Что это? — спрашивала она, не зная, радоваться или пугаться.

— Фейерверк! — кричали в ответ другие.

Шипящие искры, пушечная пальба, медведи на задних лапах, тающие, как воск. Первый фейерверк после установки куполов, первый за всю жизнь Мэри.

— Обнимись, Чикаго! — завопили лулу.

Такси Богдана село на транспортный парапет стадиона, отъехало на парковку. Богдан выскочил, и его испугали огни, заполыхавшие наверху. Небо трещало, как лед в бокале, но смотреть было некогда. У пропускных турникетов стояли внукоровские ВОМ.

Богги, сказал Хьюберт, сейчас же вернись к такси.

Богдан побежал обратно. Из мрака возник человек — старый, но, видимо, еще крепкий: он даже не запыхался, неся на руках Самсона.

— Ты, наверное, и есть Богдан Кодьяк. — Небо гремело и переливалось над ними. — Давай, сынок, помоги мне засунуть его в машину.

Богдан залез в такси и помог загрузить Самсона, который почти ничего не весил. Тот не шевелился, но глаза у него оставались открытыми.

Усаживая Самсона, Богдан задел его воротник. Там сидел какой-то блестящий технос.

— Думаю, это его пчела, — сказал человек, принесший Самсона. — Он все время с ней говорил. До свидания, мар Харджер-Кодьяк, — добавил он, поправив Самсону лацкан. — Знакомство с вами было для меня честью. Всего вам наилучшего.

Самсон смотрел на него пустыми глазами. Человек захлопнул дверцу, постучал по крыше и отошел.

На полпути к дому Самсон попытался сесть прямо.

— Спокойно, Сэм. — Богдан, который как раз звонил Эйприл, положил руку ему на плечо.

— Богги?

— Да, Сэм, это я. Везу тебя домой.

— Нет, не домой. В клинику Рузвельта.

— Не слушай его, — сказала Эйприл по телефону. — Вези прямо сюда.

* * *

— Удивительно. — Огромный город раскинулся перед Фредом, как сверкающий остров. Расс позаимствовал машину, чтобы доехать домой, но доступ в городскую сеть был закрыт до окончания церемонии, и он поднялся в парковочную петлю, откуда все видел как на ладони. — Глянь-ка туда.

— Куда? Куда? — волновалась Мэри. Они открыли общую рамку, и он мог видеть почти всех собравшихся на Палубе. Хлопали пробки шампанского, слезы струились по лицам. Долгий поход их поколения завершился, и Фред окончательно выбился из сил.

Зато Мэри сияла ярче, чем фейерверк. Фред чувствовал, что у нее какая-то новость, но ждал, пока она скажет сама.

— Фред, я десять минут назад получила почту. У меня есть работа!

— Так это же здорово!

— Настоящая! Место компаньонки! — Мэри больше не могла сдерживаться. — Начинаю завтра, прямо с утра. Это на территории штата, в клинике Рузвельта. Две недели на полной евангелинской ставке, с возможностью продления.

— Здорово, — повторял Фред, когда она останавливалась перевести дух.

— Фред! Что-то не так?

Края купола загорелись магнетическим огнем, и своды невидимого покрытия впервые стали видны. Чикаго преобразился в призрачный собор с кровлей из больших шестиугольных ячеек. Места их пересечения пылали ярко-белым пламенем.

Самый большой свод пришелся над крышей гигабашни, откуда смотрела Мэри. Купол с громким шипением рухнул по всему своему диаметру, и пепел, как снег, стал падать на дрожащую евангелину.