Маленькая бестия проснулась с первыми лучами солнца. Открылись веки, мазнула по глазному яблоку прозрачная мигательная перепонка. Треугольная мордочка высунулась из уютного гнезда под корнями гигантского папоротника, ноздри втянули остатки ночного тумана, сортируя тысячи лесных ароматов. Вот запахи болотистого речного берега: ил, кувшинки, крохотные частички обитающих в прибрежной полосе созданий; а вот тоненькая струйка из глубины Большого Леса: удушливые споры, сочная трава, листья, иглы — и пышный, разросшийся на многие мили ковер мхов. Тревожный запах Того, Совсем Большого — но слабый, очень слабый: не поймешь даже, съел Он кого-нибудь недавно или, напротив, голоден. Солнце поднималось все выше, ночная прохлада мало-помалу уступала место теплу. С каждым прибавившимся градусом кровь маленькой бестии бежала по жилам быстрее, и вскоре она почувствовала себя достаточно бодрой, чтобы вылезти из-под корней. Пятнисто-бурая, словно палые листья, спина делала ее неприметной для всех, кто выше ростом; зато твари одинакового размера могли видеть оранжево-коричневую грудку в мелких черных крапинках. Расцветка была яркой, свидетельствующей о молодости и здоровье: любой усомнившийся в этом познакомился бы с пастью бестии — ярко-розовой, словно орхидея, но, в отличие от нее, усаженной острыми треугольными зубками. Плоская голова с большими выпуклыми глазами тоже имела бурый окрас, однако крупные чешуйки на ней потихоньку начинали обретать металлический зеленоватый блеск: верный признак того, что их обладательница вот-вот вступит в пору любви. Но дни сладостной истомы были еще впереди: пока же любой из ее многочисленных соплеменников был не кем иным, как злостным конкурентом. Двоих таких маленькая бестия изгнала вчера из своих владений: встав на дыбы и громко шипя, она делала угрожающие движения в сторону пары задохликов; до тех быстро дошло, что лучше всего будет убраться с ее территории, исчезнув в густой листве по ту сторону ручья. Тот, что побольше, напоследок задрал тонкий хвостик и демонстративно выдавил на прибрежный голыш кучку гуано. Каков наглец…

Где-то в гуще листвы над головой застрекотало насекомое — достаточно крупное, судя по силе звука. Еще месяц назад такая добыча показалась бы ей соблазнительной; теперь же охотиться на трескуна не было никакого желания — ну разве тот сам спланирует на землю прямо перед ней. Бестию теперь интересовала другая добыча — более сочная и крупная; такая водилась на мелководье, в густых зарослях постоянно шуршащих трубчатых растений. Конечно, можно попытать счастья подальше от воды, в лесу — но забираться глубоко в это царство у нее пока что не хватало смелости. Там были крикливые летучие твари — не страшные поодиночке, но сильные своей многочисленностью; и еще — желтые, голенастые, стремительные: такие сами кого хочешь съедят, даром что ростом не сильно ее выше. И еще где-то в лесу бродит Тот, Совсем Большой.

Осторожно переступая через узловатые корни, маленькая бестия двинулась к Реке. Через каждые несколько шагов она ненадолго замирала, прислушиваясь, — а время от времени приподнималась на задние лапы, сложив когтистые передние на грудке, и внимательно осматривала насыщенное солнечными пятнами пространство. В воздухе висели прозрачные золотистые столбы: споры бледных шарообразных грибов, паразитирующих на деревьях. Время от времени один из этих синевато-белых уродцев с едва слышным звуком лопался, высеивая легчайшую взвесь. Безопасно. А вот рядом с высокими, в неопрятных лохмотьях коры стволами лучше не ходить — порой с невидимой верхушки срывается тяжеленный, сплошь усаженный острыми шипами плод: с хрустом прошибает он зеленые покровы, устремляясь вниз в брызгах сока и клочьях растительной пульпы. Такой снаряд запросто может расколоть голову или перебить позвоночник. Трупы бедолаг удобряют землю под стволами, молодые побеги прорастают сквозь них, давая жизнь новым деревьям-убийцам. Неподалеку — еще одна опасность, небольшая, привычная: высокий пень, облепленный серыми напластованиями — гнездо мелких шестиногих тварей, вооруженных жалом на конце медно-красного вздернутого брюшка. На вкус они отвратительны.

Маленькая бестия миновала муравейник, высунула голову из-за гнилого, поваленного когда-то бурей древесного ствола и замерла: отсюда открывался вид на Реку. Глаза сфокусировались на странном предмете, неспешно плывущем вверх по течению. В самом факте не было ничего удивительного: она каждый день видела что-то новое, надо было лишь угадать — стоит убраться от него подальше или, напротив, съесть. Это на роль пищи явно не годилось: слишком большое, но и опасности, похоже, не представляет: плывет себе, фыркает, пахнет. Запах немного смутил маленькую бестию: слабый, но едкий, раздражает почище грибных спор. Она подождала, покуда неуклюжее создание скроется за поворотом. Обитатели Леса и Реки соприкасались нечасто — когда голод вынуждал тех и других искать добычу на мелководье; исход же такой встречи часто бывал непредсказуем. Осторожно ступая, бестия спустилась по глинистому берегу к самой воде и, вытянув изящную длинную шею, принялась высматривать что-нибудь вкусное в тени хвощей. Шорох осыпающейся земли заставил ее обернуться — но было поздно: Тот, Совсем Большой, воплощенный зубастый ужас, уже прыгнул. Мощные задние лапы сбили ее в прибрежную грязь, острые когти с легкостью вспороли шкурку, тяжесть нападавшего выдавила из брюха внутренности. Все, что успела маленькая бестия — это оглушительно взвизгнуть; а в следующее мгновение большая бестия с хрустом перекусила ее пополам, включив в извечный круговорот пищевой цепочки.

* * *

Ласка вздрогнула и поежилась. Здесь, в Новом Свете, все было чужим; по-настоящему, не так, как в Европе: краски, запахи… Даже сам воздух — густой, насыщенный мельчайшей пыльцой, от которой слезились глаза и першило в горле. «Паровая Душа Стерлинга» бодро поднималась вверх по Гудзону. Нос и корма броненосца в дневном свете выглядели жутковато: наспех заделанные пробоины, листы покореженного металла. Казалось невероятным, что судно с такими повреждениями может двигаться, причем с довольно приличной скоростью, — но детище инженера Лидделла оказалось на диво живучим.

Оба берега заросли густым лесом. Деревья и кустарники выглядели словно в кошмарном сне: гигантские, десятки ярдов высотой хвощи, древовидные папоротники с толстыми, в несколько обхватов, стволами, шипастые лианы, вьющиеся растения с темно-багровыми, словно наполненными густой венозной кровью, листьями. Изредка встречались представители флоры более привычного вида, но ни одного дерева Ласке не удалось распознать. В темных водах скользили стремительные тела: то ли рыбы, то ли иные твари.

— Нравится вам наша речная прогулка, леди? — Капитан Стерлинг подошел к девушке и встал, облокотившись о леер. Глаза его были красными от бессонницы, резче обозначились морщины и складки: минувшая ночь оставила свой след и на нем. Ласка молча пожала плечами: делиться с этим типом впечатлениями ей не хотелось.

— Как он? — вполголоса спросил капитан.

— Все так же, — неохотно процедила девушка. — Не лучше и не хуже…

— Вот дьявол! Вы понимаете, в каком дурацком положении я оказался?! — Стерлинг яростно сплюнул за борт. — Поставил все на карту — а моего козыря побил чертов джокер! Теперь все наши планы повисли на ниточке — я уже боюсь загадывать, что будет завтра. Да что там, я и за сегодня не поручусь! Тот чудовищный дирижабль — как сильно мои мальчики его потрепали, а? Может, эти мерзавцы опять идут по нашему следу, вот прямо сейчас! Сверху мы как на ладони; а у меня нет больше тузов в рукаве.

— Чего вы хотите от меня?! — угрюмо буркнула Ласка.

— Будь я проклят, если знаю, — откровенно признался Стерлинг. — Но если вы можете что-то сделать — хоть что-нибудь, то сейчас самое время. Поднимите его на ноги, мисс. Боюсь, кроме вас, никто этого не сможет. Мистер Озорник — наша последняя, дьявол ее побери, надежда!

Настроение на корабле царило подавленное. Бегство Джека Мюррея не взбесило капитана, как опасался Потап: старый негодяй лишь огорченно махнул протезом, буркнув «еще и это…». Куда больше Стерлинга беспокоило поведение призраков. «Стим бойз», похоже, выставили ему ультиматум. Ласка догадывалась, что призраки не хотят больше рисковать. Гибель нескольких собратьев во время атаки на воздушный линкор подорвала боевой дух этих созданий. Ничего удивительного: при жизни все они были пиратами и авантюристами, а для этой публики целость собственной шкуры — самое дорогое, что только может быть…

Под утро Ласка стала свидетельницей перерождения. Один из матросов, раненный во время ночного налета, сделался совсем плох: он стонал и метался по койке, бормоча бессвязные слова; по телу его градом катился пот, на повязках проступили алые пятна. «Не протянет и часа», — мрачно бросил судовой врач; и капитан велел готовить аппарат. «Паровая Душа Стерлинга» сбавила ход: процесс отнимал кучу энергии, и мощность паровых котлов временно была переброшена на его нужды.

Таинственная машина Лидделла представляла собой колоколообразную камеру высотой в два человеческих роста; множество трубок и проводов исчезали в ее верхушке, а примерно посередине бронзовый цилиндр опоясывало толстое, покрытое слоем обмоток кольцо. Принесли носилки с раненым. Инженер отпер небольшую дверцу в боку машины. «Потерпи, Робби, скоро все будет хорошо», — приговаривал один из матросов, затаскивая умирающего внутрь. Дверцу закрыли; Лидделл по очереди перевел несколько рубильников на стенной панели. За переборкой стала набирать обороты электрическая машина — Ласка узнала этот нарастающий вой. Дрогнули и поползли по шкалам стрелки приборов. Пришло в движение опоясывающее камеру кольцо: оно вращалось все быстрее и быстрее, одновременно перемещаясь вверх-вниз, выбрасывая снопы искр.

— Эй! Выпустите меня отсюда! Джонатан, открой! — донесся вдруг сквозь электрическое шипение слабый голос; по металлу забарабанили кулаки.

— Вы что, не слышите?! Откройте! — Ласка вцепилась пальцами в плечо инженера.

Лидделл обернулся, лицо его покрывала испарина.

— Уже слишком поздно! Процесс нельзя остановить!

Камера теперь была похожа на колонну холодного голубого огня. Треск стоял такой, что закладывало уши. В воздухе распространилась резкая озоновая вонь, пол под ногами вибрировал и содрогался.

— Я не хочу умирать! Выпустите! — Вопли несчастного резонировали в тесной металлической камере, рождая жуткий эффект. Стрелка большого манометра на приборной панели ушла в красный сектор. Спустя несколько секунд сработали автоматические клапаны — и перегретый пар хлынул внутрь колокола. Истошные крики страдальца невозможно было вынести. Ласка изо всех сил прижала ладони к ушам, но заглушить эти звуки, казалось, невозможно. Лидделл прикусил губу. Вопли Робина меж тем перешли в визг — уже совершенно нечеловеческий: его тембр, казалось, минует органы слуха, ввинчиваясь прямиком в мозг. Ласка присела на корточки, обхватив себя руками, не в силах даже двинуться с места: жуткий звук парализовал ее волю. Она так и не поняла, когда все закончилось, — а может, просто потеряла на время сознание, выпав из реальности. Во всяком случае, вдруг оказалось, что ужасные крики прекратились, а сверкающее кольцо замедляет движение. Вот оно повернулось в последний раз — и остановилось. Зашипел сбрасываемый пар.

— Ну как? — В дверь просунулась голова Стерлинга. — Готово?

— Мощности едва хватило, — недовольно поморщился инженер.

— Что поделать, старина; корабль поврежден…

Ласка слышала их голоса как сквозь вату. Лидделл надел толстые стеганые рукавицы, отпер засовы и отворил дверцу камеры. Оттуда повалил пар; а в следующее мгновение девушка заметила в глубине пульсирующее розовато-голубое свечение: это билось сердце новосотворенного призрака.

Капитан посторонился, и в «родильню» вошли двое «стим бойз». Ласке показалось, что они ступают с некоторой торжественностью. Подойдя к колоколу, призраки осторожно извлекли на свет своего нового товарища. Он с трудом сохранял очертания: составляющий его тело пар то и дело расплывался, терял форму — чтобы в следующий миг вновь обрести антропоморфные черты.

Стерлинг ухмыльнулся:

— Ну прямо как пирожок из печки! Ничего, скоро придет в норму — у них это быстро… Джонатан, Лэсси, позаботитесь о теле?

— Да, конечно…

— О каком теле? — не поняла Ласка.

Лидделл указал на камеру. Девушка всмотрелась. На полу колокола лежал скрюченный труп. Человека, обваренного паром, ей уже доводилось видеть: перед внутренним взором живо встал Петрик с белыми невидящими глазами. Но этот мертвец был не просто обожжен; он был сварен заживо! Ласке почудилось, будто она различает запах мясного бульона. К горлу подкатил комок рвоты; невероятным усилием воли она сдержалась — и облокотилась о переборку, чтобы не упасть. Перед глазами все плыло.

— Ладно, я сам займусь этим, — вздохнул инженер. — Принесите-ка мне суровых ниток.

Тело Робина погребли по морскому обычаю: зашили в кусок парусины, привязали к ногам прогорелую решетку колосника и бросили за борт. Волны Гудзона сомкнулись над ним.

* * *

Стерлинг в то утро напрасно боялся повторной атаки «Немезис». Матросов и офицеров воздушного линкора занимали другие дела. Горячка боя схлынула — и пострадавшие в полной мере ощутили боль от ран и ожогов. Корабельный лазарет не смог вместить всех; ряды матрацев были разложены в коридорах, ярко-розовую обожженную плоть обкладывали хлопком, смоченным в масле, чтобы хоть как-то уменьшить страдания. Запасы морфия истощались с пугающей быстротой: добрая четверть имевшихся в распоряжении Мак Дули людей оказалась выведенной из строя. В этих условиях командор принял единственно возможное решение.

— Мы прекращаем преследование, сэр! — заявил он французу. — Люди нуждаются в медицинской помощи, а «Немезис» — в ремонте.

Легри обвел налитыми кровью глазами офицеров. Ответные взгляды были весьма недвусмысленны. Вслух никто не обвинял его в трусости — однако презрение на многих лицах читалось весьма явственно: вояки не собирались скрывать свои чувства. Как некстати он погрузился в морфийные грезы! Но ему нужно было отдохнуть от этого постоянного, выматывающего все нервы напряжения! Просто необходимо. Вступи он сейчас в конфронтацию с Мак Дули — и, вполне возможно, поменяется местами с Фальконе, а то и чего похуже: этим людям не впервой принимать жесткие решения.

— Каковы ваши дальнейшие планы, сэр? — с подчеркнутой вежливостью осведомился Легри, смирив обуревавшие его эмоции.

— Мы берем курс на Новый Йорк. Манхэттенская военно-морская база окажет помощь в ремонте и восстановлении судна.

— База? — удивился француз. — В Новом Свете есть наша военная база?

— Разумеется, есть, и не одна; но эта — крупнейшая из всех, — пожал плечами командор. — Земля Чудовищ принадлежит Империи, держать здесь гарнизон необходимо…

Легри задумчиво прищурился. Получить в свое распоряжение несколько военных кораблей было заманчиво; это увеличивало шансы на успех его миссии. Но и отпускать «Немезис», на что, безусловно, рассчитывал командор, он не собирался. Быть может, действуя одновременно с воды и с воздуха, удастся наконец прихлопнуть ненавистного Инкогнито…

— Как много времени понадобится на ремонт? — бросил он.

— Понятия не имею! Мы еще даже не оценили в полной мере нанесенные повреждения…

— Необходимо закончить его в течение трех дней, — не допускающим возражений тоном заявил француз.

— Вы хоть понимаете, что такое «Немезис»?! — взорвался вдруг Мак Дули. — Или вы думаете, будто на базе сыщется ангар для воздушного корабля таких размеров?! Я уже не говорю о потерях в команде! Где, по-вашему, мне взять квалифицированных воздухоплавателей, механиков, артиллеристов!

— Сэр! Мне еще раз предъявить свои полномочия? Линкор должен быть готов к выполнению миссии не позднее, чем спустя три дня… Хорошо — четыре, ввиду крайних обстоятельств; но не более! Я не требую от вас полного восстановления боеспособности; достаточно, если он сможет уничтожить врага.

Предупреждая возражения, Легри резко развернулся и покинул мостик, чувствуя спиной ненавидящие взгляды. Плевать! Плевать на этого клоуна в клетчатой юбке, на шайку тупиц-офицеров и на весь этот дурацкий воздушный корабль — лишь бы добраться, наконец, до проклятого Инкогнито и отправить мерзавца в страну теней.

Загудели пропеллеры. Туман взвихрился, вспух исполинским бутоном — и над его бледными покровами воспарила «Немезис». Набрав высоту достаточную, чтобы штурманы ясно различали на горизонте зарево большого города, линкор величаво двинулся ему навстречу. Легри у себя в каюте впал в мучительное раздумье. Он вновь потерпел поражение — хотя, казалось бы, все шансы были на их стороне. Требовалось что-то еще, какая-то мелочь, мизер, которого все время не хватало. Ах, если бы он присутствовал на мостике в тот миг, когда Мак Дули отдал приказ открыть огонь! Какая некомпетентность, какая непроходимая тупость — ограничиться всего лишь двумя выстрелами! Надо было разнести это корыто ко всем чертям! Интересно, почему Осокин не применил свои способности на этот раз? Не счел нужным?! Ну уж нет! Ни один человек на свете не может быть столь хладнокровным сукиным сыном! А вдруг его прикончило тем, самым первым, выстрелом? Ах, какой соблазн поверить в это! Но нет, нет, слишком уж хорошо все оборачивается. А что, если его вовсе там не было?! От этой мысли француз покрылся холодным потом. Почему бы и нет; что может быть проще — погрузиться в шлюпку и двинуть к берегу, оставив компаньонов отвлекать внимание. Но в таком случае фрау Мантойфель назвала бы другие координаты. Пифии не ошибаются… Тут Легри припомнил заданный им вопрос — и похолодел. Погода. Чертов прогноз погоды — вот на что ответила пифия! Координаты они вывели сами, исходя из логических предпосылок; и рассуждения оказались верными. Но что, если все случившееся этой ночью было напрасным?!

Он вскочил. К Эмме, немедленно! Он должен, просто обязан знать…

На стук в дверь долго никто не отвечал.

— Эмма, это я; мне надо…

— Убирайтесь прочь, Легри! — Голос пифии звучал слабо и хрипло. — Я знаю, что вам нужно; всем всегда нужно от меня одно и то же… Я не могу делать предсказаний! Не сейчас!

— Но послушайте!

— Убирайтесь, я вам сказала; и не вздумайте тревожить меня ближайшие две недели. — Фраза прервалась приступом жестокого кашля.

— Две недели?! — возопил Легри. — Да вы не понимаете!!!

Француз совершенно вышел из себя. Он молил, угрожал, молотил в дверь кулаками — все было напрасно: Эмма изрыгнула чудовищно длинное немецкое ругательство, а потом и вовсе перестала реагировать на звуки. Наконец Легри прекратил попытки и с мрачным видом удалился в свою каюту.

* * *

Выбравшись из воды, Мюррей тут же оказался по щиколотку в густой, отвратительно пахнущей грязи — если бы не эти всплески за спиной, у него был бы большой соблазн вернуться обратно в реку и поискать участок берега почище. Бормоча сквозь зубы ругательства, он одолел невысокий подъем — и тут же запутался в витках ржавой колючей проволоки. Наконец, исцарапанный и перемазанный с ног до головы, он выбрался на относительно чистое пространство — и взгляду его предстали двое вооруженных людей. На солдат эта парочка походила мало; тем не менее засаленные нарукавные повязки с цветами имперского флага наводили на мысль о том, что это не грабители с большой дороги — во всяком случае, Джеку очень хотелось на это надеяться. Один из аборигенов поднял повыше фонарь, с любопытством рассматривая журналиста. Керосиновый огонек выхватил из сумрака небрежно подстриженную бороду, лукаво поблескивающие маленькие глазки — и внушительных размеров штуцер; впрочем, оружие он держал дулом вверх и, похоже, не собирался им воспользоваться.

— Ты только посмотри, Бен, оказывается, в нашем славном городишке не перевелись еще смельчаки, рискующие купаться в Гудзоне! Снимаю перед вами шляпу, сэр, — последние слова предназначались Джеку. — Немногие отважатся на такой поступок — особенно после того, что случилось со стариной Олли.

— А что же с ним случилось? — осторожно полюбопытствовал Мюррей.

— Старина Олли побился об заклад, что переплывет эту чертову реку дважды, до южного берега и обратно! — жизнерадостно сообщил Бен. — И первая часть плана удалась на славу, можете мне поверить, — он выбрался на сушу целым и невредимым, сделал нам ручкой и полез обратно! Я правильно рассказываю, Гарри?

— Истинно так, Бен! Бедный, бедный старина Олли! Кто ж мог знать, что провидение подстерегает его на обратном пути!

Журналист почувствовал, что ум у него заходит за разум. Чудом спастись от смерти, ступить на землю Нового Света — чтобы стоять и выслушивать байки о неведомом Олли из уст двух подозрительных типов. Чудны дела твои, Господи!

— Как бы то ни было, сэр, до северного берега Олли не доплыл, — продолжил повествование Гарри. — Он уже почти достиг середины реки, и заключившие пари мало-помалу начинали подозревать, что им придется в скором времени распрощаться со своими денежками, как вдруг — раз! — будто кто его за ноги снизу дернул, а я, признаться честно, думаю, так оно и было. Может, этот, как его, плизозавр, а может, другая какая тварь — здесь их без счета, что в воде, что на суше! Для всех тутошних богомерзких созданий и названий-то еще не придумали.

— Бульк — и все! — подхватил Бен. — Будто его и не было никогда! Так что вам очень повезло, сэр, не знаю, как вас там зовут: запросто могли пойти на корм какой-нибудь водной нечисти… А некоторые порой и на берег вылазят: видели небось проволоку-то? С той самой поры, как вдова Хакинс гуляла вечером по бережку да и сгинула, ее тут намотали. Проволоку, само собой, не вдову, — зачем-то счел нужным уточнить он.

— Потрясающе… — вздохнул Джек. — Но, джентльмены, я был бы вам очень признателен, если бы вы отвели меня куда-нибудь, где можно обсушиться и почистить костюм.

— Ба, Гарри, где же наше хваленое гостеприимство?! — Бен звонко хлопнул себя по лбу. — Покорнейше прошу простить, сэр. Идемте с нами…

По дороге Джек составил некоторое представление о личностях своих новых знакомцев. Экс-каторжане, отбыв свой срок на смертельно опасных болотах, осели в Новом Йорке, в одной из здешних религиозных общин — этим объяснялся их своеобразный жаргон. Нынешней ночью Бен и Гарри были в патруле — мера отнюдь не лишняя, если учесть количество трагических случаев, связанных с проникновением в город представителей местной фауны. Строителям Нового Йорка пришлось окружить его неприступной стеной; по мере разрастания обитаемого пространства на пути возможной угрозы возводили новые препоны, старые же сносили, разбирая по кирпичику. Но даже эти меры не гарантировали жителям полной безопасности; а хищные твари Нового Света были невероятно свирепы и бесстрашны. По этой причине улицы по ночам (а в некоторых районах и днем) патрулировали небольшие отряды милиции, вооруженного городского ополчения, готового дать отпор ненасытной жадности рептилий. Встреченная Мюрреем парочка была, по их словам, готовой к любым неожиданностям. Вооружение доблестных патрульных составляли крупнокалиберные штуцеры, способные одним выстрелом уложить слона, и здоровенные ножи, лишь слегка покороче кавалерийской сабли — кончики ножен, будучи подвешенными на пояс, доставали до щиколотки. Несмотря на свое бурное прошлое, Бен и Гарри показались Джеку грубовато-дружелюбными и радушными. Удовлетворившись кратким объяснением его нынешнего плачевного положения (Мюррей, не вдаваясь в подробности, заявил, что свалился за борт — впрочем, это почти соответствовало истине), они отвели его в так называемый «штаб». Тот представлял собой комнатушку при полицейском участке. Там, не без помощи своих новых знакомцев, Джек смог, наконец, привести в относительный порядок одежду — по крайней мере, очистить ее от грязи и немного просушить. Бен даже сбегал за одеялом: укутавшись в него, Мюррей, наконец, смог немного расслабиться — впервые за последние дни. Теперь стоило подумать о том, что делать дальше.

Миссия его с треском провалилась — это Джек понимал ясно. Он вынужден был признать, что вероломство Легри в конечном счете имеет под собой больше оснований, чем их с Фальконе построения: Осокин, как и предрекал француз, оказался бунтарем, ниспровергателем устоев, фанатичным революционером, и доводы разума на него не действовали. Оставалась, правда, слабая надежда на благотворное влияние мисс Светлоу. При мысли о ней Джек почувствовал, как сладко сжимается сердце. Вот так, старина, ехидно сказал ему внутренний голос, вот ты и встретил свою роковую женщину. А ведь скажи кто-нибудь, что это произойдет, еще пару месяцев назад — ты бы первый поднял его на смех. Невеселые размышления Джека прервал изумленный возглас, раздавшийся за окном.

— Святые сиськи!!! Ты только глянь на эту хреновину, Гарри! В жизни не видывал такого огроменного дирижабля!

Мюррей, как был в одеяле, выскочил на улицу — как раз вовремя, чтобы увидеть плывущую над самыми крышами колоссальную тушу «Немезис». Его спасители глазели на воздушный линкор, распахнув рты.

— Мать моя женщина! — потрясенно выдохнул Бен. — Похоже, манхэттенским парням предстоит нынче веселенькое утро! Это ж сколько нужно людей, чтобы его зачалить!

— Что за «манхэттенские парни»?! — нетерпеливо воскликнул Джек.

— Ребята с военной базы, сэр! Бьюсь об заклад, эта посудина держит курс туда — во всем Новом Йорке другого подходящего места не сыщется!

Последние слова он договаривал в пустоту — Мюррей поспешно натягивал влажную еще одежду.

* * *

Едва только солнце поднялось достаточно высоко, «Паровая Душа Стерлинга» пристала к берегу. Над палубой лениво покачивались широченные перистые опахала — ветви гигантского древовидного папоротника. От его спор першило в горле и хотелось чихать — но это было единственное подходящее укрытие на протяжении многих миль. Началось все с того, что двигатель броненосца, до сих пор работавший как часы, вдруг засбоил и смолк. Инженер Лидделл спешно принялся выяснять причину поломки. Оказалось, виной всему водоросли — необычайно длинные, густые и обладающие прескверным свойством сцепляться меж собой колючими листьями, захватывая попутно всевозможный речной сор. Вскоре осклизлая, перевитая полусгнившими растительными волокнами масса напрочь закупорила фильтры водозаборника. Попытка очистить их ни к чему не привела: водоросли тут же цеплялись снова, вдобавок часть их попала в насосную систему. Перемазанные остро воняющей тиной, с исколотыми о крючковатые шипы руками матросы угрюмо чертыхались. Стерлинг скрипел зубами, но поделать ничего было нельзя. На помощь снова пришли «стим бойз»: умение призраков ходить по воде оказалось весьма кстати. Туманные фигуры впряглись в лямки канатов, и покалеченный броненосец черепашьим темпом отбуксировали на мелководье.

— Поверьте, сэр, с обычными водорослями наши водометы справились бы играючи! Кто же знал, что в здешних реках встречается такая пакость… — извиняющимся тоном говорил Лидделл. — Это просто подводные кактусы какие-то!

— А ваши хваленые раздвижные мачты покорежило осколками! — рычал Стерлинг. — Мы даже не можем поднять паруса!

— О, это поправимо! Дайте мне час, ну максимум два — они будут как новенькие…

— Проклятие! Будь у меня нормальный корабль, мы бы даже не заметили этой поганой жижи. Шон, какого черта вы все тут расселись?! За работу, мерзавцы!

Буйная зелень береговой растительности вдруг с хрустом раздвинулась, и в какой-нибудь паре ярдов от борта возникла уродливая зубастая башка размером с хороший дорожный сундук. Покрывавшие голову ящера разноцветные чешуйки слагались в прихотливый узор, заостренные надбровные дуги выдавались вперед и вверх, будто рога. Другая пара рожек, помельче, венчала отверстия ноздрей.

— Крррра? — вопросила бестия, совершенно по-птичьи склонив голову набок.

Выдохнув ругательство, капитан Стерлинг вскинул протез. Механическая рука изрыгнула огонь; длинная очередь была выпущена почти в упор. Зазвенели по палубе гильзы. Пули «дум-дум» вырывали огромные клочья мяса, дробили кости; ящер с оглушительным шумом и треском опрокинулся навзничь и засучил в агонии когтистыми лапами, поднимая фонтаны ила и воды.

— Ненавижу вас, тварей! — проорал Стерлинг. — О’Рейли, двоих с оружием на палубу! Нет, четверых! Да не с магазинками, пускай берут дробовики, штуцеры — короче, все калибром покрупнее! Пошевеливайтесь!

Происшествие, конечно же, не способствовало работе: матросы нервно косились на прибрежные заросли, вздрагивая при каждом шорохе. Наконец одну мачту с грехом пополам установили, растянув на реях издырявленный парус. Дожидаться, пока отремонтируют другую, Стерлинг не стал, и броненосец вышел из-под сени папоротников. Скорость по-прежнему оставалась черепашьей: идти по реке галсами — то еще удовольствие, вдобавок ветер почти утих. Было душно и жарко; броненосец весь пропах дымом недавнего пожара. В очередной раз проверив Озорника (его состояние так и не улучшилось), Ласка поднялась на палубу. Тут же откуда-то нарисовался Потап — устроился мохнатым холмиком в тени рубки, внимательно поглядывая по сторонам.

Береговые заросли кишели жизнью. Шуршали гигантские хвощи, медленно шевелились длинные, гладкие, безлистные лианы, похожие на увеличенные во много раз усики гороха. Вьющиеся растения карабкались вверх по корявым шишковатым стволам, душили молодую поросль, и везде — среди листвы, во мхах, среди водорослей и комьев тины подводного царства — сновали и копошились звери, какие не приснятся даже в кошмаре. Впервые увидев летучих ящеров над океаном, Ласка невольно представляла себе рептилий Нового Света наподобие этих созданий: голыми, с чешуйчатой серой шкурой. Реальность оказалась гораздо фантастичней. Многие ящеры — причем не только летучие — были покрыты длинными, ярких расцветок перьями; Ласке даже показалось, что она заметила в отдалении нескольких тварей, обросших густым волосом. Ничего похожего на знакомых с детства ящерок или гадюк, вообще ничего знакомого — другая пластика движений, фантастические силуэты… Величавые гиганты неторопливо торили путь в дебрях. Засмотревшись на травоядных ящеров, девушка едва не упустила из виду начало событий. Первым неладное заметил Потап. Мохнатый воин насторожил уши, поднял голову и принюхался.

— А ведь плывут… — пробурчал он себе под нос. — Слышь, Ласка — корапь какой-то за нами идет, да не один вроде… Ты бы капитану доложилась, а?

Тонкий слух не подвел медведя. Вскоре из-за поворота показались преследователи, кургузые паровые катера: один, другой, третий. Четыре судна, ощетинившиеся штыками морской пехоты, на всех парах шли вверх по реке. Дымили трубы, деловито шлепали гребные колеса — им нипочем были цепкие водоросли Гудзона. Не прошло и минуты, как нос передового катера вспух белым пороховым облаком, а над водой раскатился гулкий грохот. Это не было предупредительным выстрелом: заряд картечи вспенил воду в четверти кабельтова от развороченной кормы броненосца.

— Грязные ублюдки! — проревел Стерлинг. — Джонатан, готовьте мины!

Ласка отобрала у матроса-наблюдателя бинокль и навела его на приближающиеся катера. На носу ближайшего судна стояли двое: высокий мужчина в черном и здоровенный неандерталец — должно быть, те самые, о которых рассказывал Озорник, его давние преследователи… «Вы же почти убили его, мерзавцы! Он не приходит в сознание! Что вам еще надо?!» Внезапно крепкие лапы обхватили ее за талию и подняли в воздух.

— Потап, какого черта?! Пусти!

Медведь, не слушая возражений, потащил девушку вниз.

— Совсем сказилась девка! — сердито ворчал он. — Казацкий гонор… Под пушки ведь лезешь! Чтоб носу наверх не казала, покамест эти рядом, ясно?!

Сделано это было как нельзя более вовремя. Следующий залп накрыл броненосец. Картечь с визгом и грохотом хлестнула по броне, не нанеся, впрочем, заметного урона: матросы-люди успели попрятаться в люки, а призракам свинцовый град не нанес никакого вреда. «Паровая Душа Стерлинга» имела в своем арсенале несколько орудий; но капитан не собирался устраивать артиллерийскую дуэль. В корпусе судна, чуть выше ватерлинии, открылись неприметные заслонки. Последовала череда негромких всплесков: в реку одна за другой соскальзывали темные металлические сферы размером с человеческую голову, соединенные тонкими, но прочными цепями. Оказавшись за бортом, они тут же исчезали в волнах — а затем срабатывал хитроумный механизм, выталкивая наружу рожки взрывателей. Это было еще одно изобретение Лидделла — дрейфующее минное заграждение. Преследователи, если и заметили происходящее, не придали ему особого значения: здесь не было ветеранов Крымской кампании, знакомых с этим грозным оружием. Катера быстро приближались: на парусном ходу броненосец не мог тягаться с ними в скорости. Лопатки гребных колес, снабженные остро заточенными полосами металла, с легкостью перерубали колючие водоросли: эти суда были специально оборудованы для путешествий по рекам Нового Света. Несомые течением мины запутывались в подводной растительности, тонкие цепи переплетались с узловатыми стеблями — и вот ножи гребного колеса подцепили одну и принялись наматывать, подтаскивая начиненные динамитом сферы к борту.

Два взрыва грянули одновременно, разнеся в щепы гребное колесо и пробив обшивку в подводной части судна; спустя пару секунд прозвучал третий — он не нанес вреда, лишь поднял столб взбаламученной воды вперемешку с растительной пульпой. Клочья водорослей усеяли накренившуюся палубу. Остальные катера ответили нестройным огнем; преследователи не сразу поняли, что происходит, — и это стоило им еще одного катера, получившего пробоину в носовой части.

Стерлинг ухмыльнулся и сунул в рот сигару.

— Так-то вот, джентльмены! Мы еще способны кусаться, а, Джонатан?!

— Это их остановит. На некоторое время, — подтвердил Лидделл и озабоченно нахмурил лоб. — Но мы израсходовали все мины разом, я погорячился. Что, если на них подорвутся другие, мирные суда?

— Да и черт бы с ними! Если мы заперли за собой реку — тем лучше! Шон, выдай всем парням по чарке джина. Медведю тоже. И пускай этот Put Up сыграет что-нибудь для «стим бойз» — ребята заслужили небольшое развлечение!

Отставшая погоня скрылась за поворотом реки. Матросам удалось, наконец, починить вторую мачту; скорость немного возросла. На палубе затренькала мандолина. Мелодия была знакомой; Ласка с удивлением узнала озорной мотив «Камаринской».

— Ах ты сукин сын, камаринский мужик, снял штаны да вдоль по улице бежит… — тихонько подпела она, выходя на палубу.

Призраки танцевали. Это было удивительное, фантасмагорическое зрелище — туманные фигуры двигались с легкостью и быстротой, о каких даже величайший танцор может лишь мечтать. Раскаленный пар свивался в кольца, закручивался тугой спиралью, мерцал сиреневыми искрами в такт мелодии — а над головами перламутровых плясунов с писком кружили летучие ящеры, разевая длинные, усеянные множеством мелких зубов пасти.

— Маленькая победа — все равно победа, как считаете, мисс? — раздался позади Ласки голос. Девушка обернулась. Капитан Стерлинг протягивал ей полный до краев стакан.

— Не хотите отпраздновать, а?

Ласка помотала головой.

— Ах да, я и забыл, вам старый добрый джин только во вред — вы же у нас, хе-хе, леди с начинкой, — гнусно ухмыльнувшись, капитан похлопал себя по животу, и тут Ласка, привстав на цыпочки, отвесила ему оглушительную пощечину.

Стерлинг отшатнулся, пойло выплеснулось из стакана. Тут только девушка заметила, что капитан изрядно пьян.

— Черт побери, мисс! — хрипло рыкнул старый негодяй, потирая щеку. — Я не из тех, кто позволяет проделывать с собой подобные штуки! Будь на вашем месте любая другая, я вышиб бы ее прелестные зубки! Но вы… Ах ты, дьявол! Вы нравитесь мне, Лэсси. С того самого мига, как я впервые увидел вас… Нет, не перебивайте! Я знаю, как вы ко мне относитесь, можете не трудиться объяснять мне это. Ха, говорят — от ненависти до любви только шаг. Он… Ваш друг… Он никогда не будет испытывать к вам тех чувств, что испытываю я. Поверьте, я повидал немало подобных ему. Я торговец, мисс; а оружие, знаете ли, весьма выгодный товар. Многие из моих покупателей таковы, как этот Осокин. Борцы за свободу, сепаратисты, идейные революционеры всех мастей… Я с первого взгляда могу отличить эту породу. Все они одного пошиба, мисс, — и куда большие уроды, чем я. У меня всего-навсего нет руки, Лэсси…

— Капитан, я весьма сожалею, что рептилия оторвала вам руку… А не что-нибудь еще! — ледяным тоном процедила девушка.

— Одним словом, поразмыслите! — не сдавался Стерлинг. — Кто знает, что ждет нас завтра; а старый Вилли не так уж плох, если узнаешь его поближе.

Спустившись вниз, Ласка первым делом проверила Озорника. Без изменений… Девушка прилегла рядом с ним на узкой койке, обняла и прошептала:

— Возвращайся, Лева. Пора уже. Без тебя тут все идет наперекосяк.

Ветер вскоре утих, и «Паровая Душа Стерлинга» потеряла даже ту мизерную скорость, что давали ей паруса. Джонатан Лидделл дважды пытался запустить водометы, но Гудзон в среднем течении представлял собой настоящий бульон из водорослей, решетки засорялись моментально. Капитан с ненавистью взирал на колышущиеся в прозрачных струях зеленовато-бурые пряди. Чтобы хоть как-то продвигаться вперед, соорудили нечто вроде упряжи. Призраки, подпитавшись в очередной раз от электрической машины, впряглись в широкие лямки и потянули броненосец вверх по течению. Водная поверхность прогибались под их стопами, словно гуттаперча. На бурлаков дважды пытались напасть рептилии: водоросли вдруг раздавались в стороны, и разукрашенные полосами создания выпрыгивали из-под воды, словно тигры из зарослей. Стремительность атаки оба раза застала «стим бойз» врасплох — впрочем, не нанеся им никакого вреда: хватанув пастью раскаленный пар, твари так же быстро исчезали в прохладных глубинах. Мало-помалу вечерело. Когда небо окрасилось в дивный лиловый цвет — такой чистый, какого никогда не увидишь в Европе, — капитан созвал Лидделла и О’Рейли на совещание.

— Парни, вся надежда на вас! — без обиняков заявил Стерлинг. — Ставлю на что угодно, завтра нас ждет еще одна встреча с этими ублюдками!

— Мы с ребятами собираемся испытать одну штуковину. — Лидделл устало потер лоб. — Установим в водозаборнике крутящийся барабан с ножами, чтобы рубил эти чертовы водоросли в мелкий салат. Если получится, корабль сможет плыть по реке — правда, скорость все равно будет невысокой. Пропускная способность…

— Отлично, Джонатан! Я знал, что могу на вас положиться.

— Я хочу, чтоб вы поняли, сэр, — поморщился инженер. — Проблему это все равно не решит. Они догонят нас в любом случае; мы лишь можем выиграть несколько часов. А дальше что?

— В том и дело, кэп, — боцман взъерошил бороду. — Этот тип — вы знаете, о ком я говорю, — он, похоже, выбыл из игры. Что дальше? Куда вы нас, черт побери, тащите?

— Вы чем-то недовольны, мистер О’Рейли? — прищурился Стерлинг.

— Поймите меня правильно, кэп! Я ваш душой и телом, но… — ирландец понизил голос. — Парни не знают, что им думать! Эти клятые джунгли кругом, твари, каких и в аду не встретишь, — да еще погоня в придачу…

— Мы бывали и в худших передрягах! — Стальной кулак капитана грянул по столу. — Слушайте, вы оба… Мы во что бы то ни стало должны подняться к верховьям реки и совершить небольшой переход… Но если мистер Озорник не соизволит поправиться к тому времени — клянусь, я своими руками скормлю это бесполезное тело самой мерзкой из здешних бестий!

* * *

Сильвио Фальконе и Джек Мюррей остались на военной базе Манхэттен: Легри не взял их с собой в рейд — и даже не потрудился объяснить, в каком статусе они здесь находятся. Не знали этого и военные. Сильвио не преминул воспользоваться двусмысленностью их положения: он просто начал вести себя так, как подобает высокопоставленному чиновнику. Первым делом наставник Джека призвал к себе коменданта, предъявил верительные грамоты и потребовал допуска к эфирному телеграфу Маркони. Старый масон был безукоризненно вежлив, но в тоне его сквозила такая властность, что отказать комендант не решился. Усевшись перед аппаратом, Сильвио со знанием дела подкрутил верньеры и отбил длинное сообщение, время от времени сверяясь со своими записями. Завершив действо, он закрыл глаза, откинулся на спинку стула и замер. Джек, подождав немного, деликатно кашлянул.

— Терпение, мой мальчик, терпение, — невесело усмехнулся Фальконе. — Я забросил кое-какие крючки; теперь требуется немного подождать — надеюсь, не слишком долго.

— Кому вы телеграфировали, сэр?

— Я, скажем так, обратился в высшие сферы.

— Незримое масонство?!

— Оно самое. Я дал знать о нас… гм… главе одного из семейств, стоящих у кормила подлинной власти. Его имя все равно будет для вас пустым звуком; скажу лишь, что он с самого начала был в курсе наших поисков. Собственно, он и является их инициатором.

— И что же вы ему сообщили?

— Все. Все, что с нами произошло, — разумеется, в выгодном для нас ключе. Кстати, не сомневаюсь — Огюст поступил бы точно так же, если бы дал себе труд хоть немного задуматься. К сожалению, он неадекватен последнее время. Подозреваю, виной тому некий недуг, разъедающий его разум.

— Сифилис? — гадливо поморщился Джек.

— Не знаю, все может быть. Во всяком случае, наш патрон просто обязан как-то отреагировать на мое послание. Надеюсь, он лишит Легри всех полномочий — и возложит миссию на меня.

— А что, если на этот раз…

— Сильно сомневаюсь, — покачал головой Фальконе. — Я долго размышлял… Что-то хранит Инкогнито, Джек. Что-то, выходящее за рамки наших представлений. Полагаю даже, он неуязвим — ну, или почти неуязвим. Снаружи эту крепость не взять, только изнутри, заронив зерна сомнений…

— И вы уверены, что вам удастся…

— Договориться с Осокиным? Интересный вопрос.

Полагаю, у меня неплохие шансы. Не сочтите за обиду, мой мальчик, но вы даже не представляете, насколько мощное оружие тот забавный розовый отросток, что находится у нас во рту. Огюст, при всех его талантах, просто мясник. Ему никогда не подняться выше Карающего Меча Братства — я же одолел эту ступень давным-давно.

— Вы хотите сказать, что были… профессиональным убийцей?! — в изумлении воскликнул Мюррей.

— Ради бога, Джек, забудьте вы, наконец, терминологию желтой прессы, — поморщился Сильвио. — Да, я карал отступников и, к слову сказать, делал это куда более изящно, чем наш с вами общий знакомый. Поймите, на этом пути привычные вам нормы морали и нравственности — пустой звук. К тому же, как я сказал, данный этап остался далеко позади: теперь мое единственное оружие — слово.

— Как же называется ваш нынешний титул в иерархии Братства? — полюбопытствовал Мюррей.

— Мастер Совершенный Пастырь.

…Посланные в погоню катера прибыли на базу глубокой ночью. Это было бесславное возвращение: из четырех судов на плаву осталось только три, к тому же один из катеров имел серьезные повреждения — его тащили на буксире. Были и убитые, и раненые. Одним из пострадавших оказался Огюст Легри. Француз стоял на носу передового катера, и первый взрыв прозвучал у него за спиной — когда цепь, соединяющая мины в смертельное ожерелье, намоталась на гребное колесо. Фрагменты стальной оболочки и острые щепы прошили тонкую жесть кожуха, словно бумагу. Один зазубренный осколок вонзился Легри в плечо, другой перебил бедренную артерию. Обливающегося кровью француза спас верный телохранитель. Несмотря на множество мелких ран (на долю неандертальца достались щепки), он наложил патрону жгут, остановив хлеставшую из ноги кровь, а потом перенес с тонущего судна на борт уцелевшего катера. Огюст потерял много крови, лицо его побледнело и осунулось. Казалось, он пребывает без сознания — но, едва очутившись на берегу, Легри приподнялся на носилках и едва слышно позвал Имеющего Зуб.

— Да, хозяин? — откликнулся неандерталец.

— Ма… Мак Дули… Ко мне… Скорее… Мак Дули… — прошептал Легри.

Сэр Роберт в этот час уже спал, но вахтенному матросу «Немезис» меньше всего на свете хотелось перечить окровавленному верзиле; и спустя четверть часа командор уже склонялся над госпитальной койкой.

— Сэр! Вы меня слышите? Сэр!

Раненый шевельнулся.

— Мак Дули… Как долго, черт… Слушайте… Я приказываю вам… найти и уничтожить… — Тут глаза Легри закатились, и он впал в беспамятство.

— Так точно, сэр! — негромко сказал командор и отдал лежавшему честь.

* * *

Механики под руководством Лидделла работали большую часть ночи. Уже под утро барабан с режущими плоскостями удалось закрепить в водозаборнике и подвести к нему привод. Раскочегарили один из котлов: угля в бункерах оставалось совсем немного. «Корабль придется бросить», — с грустью подумала Ласка. Как странно — оказывается, она успела привыкнуть к стальному левиафану, сродниться с ним… По окончании работ девушка почувствовала себя выжатой досуха: сил хватило только на то, чтобы кое-как вытереть с рук грязь, добраться до каюты и рухнуть на койку. Теперь она спала в одной постели с Озорником, прильнув к его боку: не ради удовольствия (какое уж там…) — скорее, в робкой надежде, что эта близость хоть как-то повлияет на его состояние.

Сон пришел почти сразу, глубокий и крепкий. Ласка не ощутила, как лежавший рядом с ней принялся беспокойно ворочаться. Повязка сползла с поврежденного глаза, и Знак тускло засиял во мраке. Мутно-зеленое свечение усиливалось, нарастало: по стенам каюты поползли длинные тени, на потолке, куда был обращен неподвижный взгляд Осокина, запрыгали изумрудные зайчики — искаженное отображение происходящего в темном колодце глазницы. За многие тысячи миль, в подвале одного из лондонских зданий, дрогнули бронзовые обручи детектора Фокса — дрогнули и остановились; соединенный с ним звонок слабо тренькнул и умолк. Знак продолжал изменяться: одна форма переходила в другую, все быстрее и быстрее — и вдруг бешеная пляска иероглифов прекратилась: ослепительно полыхнув напоследок, Знак потускнел, угас, вновь сделавшись расплывчатой зеленоватой абстракцией. Несколько минут прошло в неподвижности — а потом Озорник пошевелился и сел, тихонько убрав с груди руку спящей девушки. Осторожно, стараясь не шуметь, он оделся, вышел из каюты, аккуратно притворив за собой дверь, и поднялся на палубу.

В небе плыла розоватая луна. Чьи-то голоса перекликались в темных джунглях по берегам, шуршали листья, мелькали в лучах ночного светила острокрылые тени… Осокин глубоко вдохнул насыщенный тяжелыми ароматами воздух.

— Очнулси наконец, — ворчливо произнесла темнота за его спиной.

Озорник вздрогнул:

— Потап! Я тебя и не разглядел… Что, не спится?

— Да так… Стерегу помаленьку. — Медведь, неподвижно замерший в тени рубки, был совершенно незаметен.

— Сколько же я спал?

— Да, почитай, больше суток… Днесь у нас еще бой случился… Сам-то как?

— Да ничего вроде. Бывало и хуже. Голова только кружится. — Озорник потер виски. — Больше суток, говоришь… Да, назад дороги нет. Ну и ладно. Будем считать, все к лучшему.

Пробуждение Озорника не оставило равнодушным никого. Стерлинг моментально воспрянул духом: все надежды, которые он питал относительно этого человека, вспыхнули с новой силой. От полноты чувств он хлопнул Осокина меж лопаток — с такой силой, что тот чуть было не свалился за борт.

— Итак, господин чудотворец, мы жаждем лицезреть ваши таланты! — заявил капитан. — Помимо старых недругов у нас на хвосте теперь вояки из Нового Йорка. Мы изрядно потрепали их прошлым днем — но, боюсь, этого мало.

— И не забывайте про тот чертов воздушный корабль, размером с чертову Пикадилли! — злобно бурчал Шон О’Рейли. — Я не желаю, чтобы он устроил нам чертов Армагеддон: одного раза мне за глаза хватило.

— Так чего конкретно вы хотите?

— Ба, откуда я знаю, что вы можете?! Ну, пошлите нам попутный ветер — мы ползем как черепаха из-за этих клятых водорослей!

— Каких водорослей?

Капитан перегнулся через леер. В нарождающемся утреннем свете воды Гудзона казались кристально чистыми: гнусные зеленовато-бурые заросли остались позади.

— Чтоб я сдох! Неужто мы вышли на чистую воду?! Куда вы все смотрели, олухи?! Джонатан, полный вперед! Выжмите из котлов все, на что они способны!

Водометы запустили на полную мощность. В топку были брошены последние лопаты угля; вслед за тем пожарные топоры принялись крушить деревянные столы и стулья, с треском вгрызлись в обшивку кают-компании, матрасы и комья постельного белья исчезали в ненасытной чугунной утробе — словом, в ход пошло все, что могло гореть. «Паровая Душа Стерлинга» в погоне за скоростью пожирала саму себя. Речные берега вскоре сузились, да и глубина стала мельче; пару раз киль задевал дно — и громада броненосца вздрагивала всем корпусом, будто живая. Все понимали, что корабль вскоре придется оставить — и молились о том, чтобы это случилось как можно позже: каждая пройденная вверх по реке миля сокращала путь, который придется проделать ногами, по земле, населенной чудовищными тварями.

— Пора причаливать к берегу, капитан! — заявил, наконец, Озорник. — Идти по реке становится слишком опасно: здесь нельзя ни спрятаться, ни свернуть.

— Час по воде — это день пути сквозь джунгли! — возразил Стерлинг. — Какого дьявола; я не брошу мою малютку, покуда дозволяет фарватер!

— По крайней мере, прикажите подготовиться к высадке! Что-то мне подсказывает, спокойной жизни нам осталось совсем чуть-чуть.

— Хорошо, хорошо! — отмахнулся капитан. — Шон, займись этим!

Нервозность Осокина, казалось, передалась команде. Даже Потап, встопорщив шерсть на загривке, проворчал себе под нос:

— Ох, неладное чую…

Напряжение нарастало. Наконец пробрало даже Стерлинга: он с мрачным видом передал штурвал О’Рейли, вышел из рубки на палубу, поднес к глазам бинокль и принялся сосредоточенно озирать небеса.

— Сэр, впереди полоска чистого берега, — тихонько подсказал Озорник. — Там можно…

— Да чтоб тебя! — рявкнул вдруг Стерлинг. — Кто из нас командует, ты или я?! А, проклятие… Стоп машина! Право руля! Ну что уставились, недоноски?! Высадка!

«Чистый берег» — это, пожалуй, было сильно сказано: просто на небольшом участке побережья растительность не была столь буйной. Корабельные водометы умолкли, и «Паровая Душа Стерлинга», продолжая двигаться по инерции, глубоко зарылась в прибрежный ил развороченным носом. Навели сходни; механики, злые и невыспавшиеся, подняли на палубу малую динамическую машину — сложный агрегат, снабженный тележными колесами: для призраков этому устройству предстояло быть единственным источником живительного электричества. Матросы спешно подгоняли лямки пехотных ранцев, проверяли оружие, рассовывали по карманам патроны и паковали провизию. Ласка подошла к мрачному, как туча, капитану.

— Сэр, я хотела бы получить назад свой пистолет.

— Пистолет? — непонимающе нахмурился Стерлинг.

— Тот, что у меня отобрали при обыске.

— А, эту игрушку! Зачем она вам? Разве что, ха-ха, застрелиться при нападении какого-нибудь ужасного монстра — чтобы не быть сожранной живьем. Вооружитесь лучше штуцером! А впрочем, дело ваше. Шон, помнится, вы взяли эту безделицу себе.

О’Рейли неохотно полез в карман и выудил кургузый пистолетик. Ласка проверила стволы: один пустовал — пуля из него была выпущена некогда в Гавре. Может, и впрямь оставить его — все равно нет подходящих патронов, только лишний вес. Нет, рука не поднимется: как ни крути, это последняя память о Крепости. О доме…

Высадка шла полным ходом, но Джонатан Лидделл не спешил оказаться на берегу. Инженер неприкаянно бродил по опустевшим стальным коридорам. Ему было тяжелее всех: предстояло бросить на произвол судьбы любимое детище, то, на что ушло столько сил и трудов.

* * *

Снаряд уже был уложен в казенник, отфрезерованные в его корпусе канавки вошли в сцепление с нарезами ствола, порох — погружен в основную и компенсационную камеры, пружины магнето взведены. Оставалось лишь дать команду. Мак Дули несколько мгновений помедлил: стрелять предстояло с расстояния в несколько миль по наземной цели. Осевая пушка не предназначена для этого, но использовать ее в таком качестве теоретически возможно — и командор собирался проверить это на практике. Черточка броненосца подрагивала в перекрестье визира: воздушные потоки норовили сбить прицел. Механики с трудом справлялись, корректируя положение огромного корабля.

— Сложный выстрел… — процедил сквозь зубы командор; его знаменитая трубка исходила клубами латакиевого дыма. — Поправка на ветер вправо десять, по вертикали минус четыре…

Зажужжали пропеллеры; воздушный линкор неторопливо изменил положение в пространстве — корма задралась вверх, нос опустился. Поползли по столам, попадали на пол незакрепленные предметы, зашуршала бумага, где-то зазвенело разбившееся стекло…

— Огонь!

«Немезис» выдохнула длинный сноп пламени. Спустя несколько мгновений на берегу распустился огненно-черный цветок. Сорванная взрывной волной листва тучей взмыла над лесом. В воздухе медленно закружились комья земли, измочаленные в мелкую щепу ветви… Мак Дули досадливо поморщился: промах!

— Заряжай!

В утробе вычислителя Бэббиджа стрекотала армия металлических сверчков: отдача от выстрела, хоть и скомпенсированная противонаправленным зарядом, сбила прицел, и теперь требовалось ввести все поправки по новой. Цель оставалась неподвижной. «Что удерживает их здесь? — мельком удивился командор. — Они же под парами, а за то время, что требуется нам на коррекцию и перезарядку, можно успеть стронуться с места… Или у них какая-то поломка?»

— Орудие заряжено, сэр!

— Поправка вправо двенадцать, по вертикали минус три, огонь!

Столб воды и взбаламученного ила — гейзер, фонтан до небес, извержение Везувия в миниатюре! Ошметки речной грязи дождем сыплются вниз, марая берег и палубу. Подумать только, возле самого борта недолет в каких-то жалких десять футов!

— Заряжай! — загремел командор. Вычислитель был забыт, в ушах Мак Дули пели неслышные прочим волынки, рукой его двигал не сухой расчет, а вдохновение воина, — и он знал, знал без тени сомнений, что этот выстрел будет для таинственного недруга фатальным…

— Огонь!

Раскаленные газы с грохотом вырвались из компенсаторных дюз и ствола осевой пушки; потревоженный воздух, вспарываемый исполинской пулей, отозвался негодующим гулом. Спустя несколько мучительных мгновений возмездие настигло посмевших бросить вызов Империи. С легкостью прошив броню, снаряд ворвался внутрь, круша переборки, — и взорвался; а через долю секунды воспламенился пороховой погреб корабля. Двойной взрыв разорвал тело стального левиафана на части, разломил его посередине, словно ребенок конфету. Завизжали раскаленные осколки, половины корпуса встали почти вертикально, замерли на краткий миг — и обрушились вниз, тонны искореженного металла смешались с грязью и человеческими останками.

— Отличный выстрел, сэр!

— Неплохой, — согласился командор. — Группе наблюдения снять дагерротипы, после чего ложимся на обратный курс.

Мавр сделал свое дело, подумал сэр Роберт, мавр может уходить. Если мы что и упустили — Земля Чудовищ доиграет пьесу до конца совершенно самостоятельно. Теперь осталась самая малость: беззастенчиво воспользоваться ресурсами манхэттенской базы, в кратчайшие сроки завершить ремонт — и покинуть, наконец, этот негостеприимный континент.

* * *

— Я уговорил Эмму сделать еще одно предсказание, — вымученно улыбнулся Фальконе. — Не скажу, правда, что это было легко.

— Как вам удалось?! — полюбопытствовал Джек.

— Найдя правильные слова, мой мальчик; если помните, я специалист именно в этой области. Вопрос в том, какой вопрос нам следует задать, да простится мне этот каламбур.

Мюррей задумался.

— Спрашивать в очередной раз, где он, полагаю, бессмысленно…

— То-то и оно.

В глазах Джека блеснули вдруг озорные огоньки.

— Слушайте, Сильвио! А вам никогда не хотелось заглянуть на последнюю страницу? Узнать, чем закончится эта история — для Осокина, для нас с вами… А?

— С такой точки зрения я не рассматривал, — медленно произнес Фальконе. — В самом деле, ведь предсказанное пифией сбывается всегда; так что, если правильно сформулировать… Джек, вы молодчина! Как мне самому такое не пришло в голову!

— Чего долго мудрить: давайте спросим, чем завершится миссия Инкогнито!

— Слишком уж примитивно. Хотя…

— Бросьте, это отличный вопрос! — Мюррею идея нравилась все больше и больше. — Его стоило бы задать с самого начала!

— Предсказание еще нужно верно истолковать. Ну хорошо, попробуем; все равно мне сейчас ничего путного в голову нейдет — а наша пифия в любой момент может передумать.

…Эмма долго колебалась, перебирая тонкими пальцами ядовитые сигариллы.

— Детального ответа не требует… — бормотала она себе под нос. — В любом случае, я не собираюсь рисковать. — Она вытянула бумажную трубочку с одной черной полоской и строго взглянула на Фальконе: — Надеюсь, вы понимаете, что повторный сеанс ближайшее время совершенно исключен?

— Да-да, конечно.

— Учтите, я использую самый слабый дым, — предупредила пифия, чиркнув спичкой. — Он не дает глубоких прозрений; возможно, ответ покажется вам слишком общим или, наоборот, чрезвычайно запутанным.

— Уверяю вас, фрау Мантойфель, нас устроит любая изреченная вами истина, — церемонно поклонился Фальконе.

Эмма неопределенно хмыкнула и затянулась. Джек отвел глаза: лицо пифии в момент прорицания — не лучшее из зрелищ. Текли минуты. Странный аромат сигариллы вскоре улетучился в открытое окно. Немка сидела неподвижно, уставившись прямо перед собой. «Не получилось… — подумал Мюррей. — Эта штука слишком слабая; она вошла в транс, но и только». И тут Эмма рассмеялась. Более неприятного звука Джеку не приходилось слышать: в этом сухом, похожем на кашель хохоте было что-то нечеловеческое: какое-то жуткое, инфернальное веселье — словно в немку вселился целый сонм нечистых духов! Мюррей ничего не мог с собой поделать: вопреки всем правилам вежливости он заткнул уши. Эмма, впрочем, не обратила на это ни малейшего внимания: она продолжала хохотать, останавливаясь лишь для того, чтобы набрать в легкие воздух. Мельком молодой человек отметил ошеломление, проступившее на лице его наставника: Сильвио Фальконе явно не ожидал подобного. Смех прекратился так же внезапно, как и начался — однако это было всего лишь прелюдией: фрау Мантойфель издала жуткий, протяжный вопль — так могла бы кричать, наверное, какая-нибудь из населявших Землю Чудовищ тварей, мучаясь в смертельной агонии…

— Эй! Какого дьявола вы там творите?!! — раздалось из-за стенки.

Эмма продолжала вопить. Заглянув ей в глаза, Джек отшатнулся — взгляд пифии оставался абсолютно неподвижен, зрачки сжались до размеров булавочной головки. «Матерь божья! Не хотел бы я когда-нибудь увидеть то, что сейчас видит она!»

— Доктора! — Сильвио, наконец, вышел из ступора. — Джек, ради всего святого, скорее врача! О Господи, мне не следовало этого делать, не следовало ее уговаривать. Эмма, Эмма, прошу вас…

Спокойствие Манхэттенской военно-морской базы было грубо нарушено. Вопящую провидицу удалось утихомирить, лишь вкатив ей лошадиную дозу морфия. Приведенный Джеком госпитальный врач беспомощно пожимал плечами — с таким случаем он сталкивался впервые.

— Поверьте, мне доводилось видеть и нервные срывы, и истерики — но чтоб такое… Боюсь, тут я бессилен! Да, вот еще что — если приступ повторится, надо будет отвезти ее в клинику; здесь нет подходящих условий.

Приступ не повторился, произошло другое — Эмма впала в ступор. Теперь она просто лежала, уставившись в пространство и не реагируя ни на что.

— Я чувствую себя старым и разбитым, — пожаловался наутро Сильвио. — А что хуже всего, я чувствую себя безнадежным глупцом. Мы ведь вполне могли обойтись без этого…

— Я тоже виноват, — вздохнул Джек. — В конце концов, именно я предложил…

— Нет-нет, мой мальчик, вы-то как раз ни в чем… Что это?

Низкий гул проник в помещение, комнату окутала густая тень. Мюррей подошел к окну.

— «Немезис» возвращается.

…Успех командора Мак Дули оказался для масонов полнейшим сюрпризом. Сэр Роберт невозмутимо доложил об уничтожении странного корабля и скрестил руки на груди.

— Итак, джентльмены, приказ выполнен. К сожалению, я не могу рапортовать сэру Легри: он все еще не пришел в сознание после операции. Собственно, меня интересует только один вопрос: желаете ли вы поручить мне что-то еще?

Сильвио перебирал сделанные наблюдательной группой «Немезис» дагерротипы. Джек заметил, что руки наставника мелко дрожат.

— Не смею вас больше задерживать, сэр. Возвращайтесь к своим обязанностям.

— Честь имею! — Мак Дули коротко кивнул и вышел, плотно притворив за собой дверь.

Старый масон снял очки и принялся протирать их.

— Не могу поверить, что все закончилось вот так… — тихо сказал Джек.

— У нас нет причин не доверять сэру Роберту, верно? Будем считать, что все случившееся — во благо. Правда, нашей личной цели мы так и не достигли — но зато… Зато, вполне вероятно, спасли этот мир, вырвав его из рук маньяка и безумца. — Фальконе криво улыбнулся. — Не так уж и мало, правда?

— Если на то пошло, это сделал Огюст Легри, а не мы, — напомнил Джек. — Приказ командору отдал именно он…

— Ах да, Легри… — Сильвио внезапно помрачнел и умолк.

Мюррей вопросительно приподнял бровь.

— Я, фактически, обвинил его в некомпетентности перед лицом… — Фальконе многозначительно указал пальцем вверх. — А теперь выясняется, что он достиг-таки успеха! Это не самым лучшим образом отразится на моей карьере вольного каменщика. А значит, и на вашей тоже. Но вот… Если бы его рана вдруг оказалась смертельной… — Последние слова Сильвио произнес так тихо, что Джек еле расслышал их.

— Сэр!!! — возмущенно воскликнул он.

Фальконе поднял взгляд, и Мюррей почувствовал, как по спине его пробежали мурашки: в глазах наставника он заметил нечто странное… И не слишком приятное: Сильвио словно бы что-то решал относительно его, Джека, дальнейшей судьбы.

— Я ни на что не намекаю, мой мальчик. Так, мысли вслух, не более…

Разговор этот оставил у Мюррея пренеприятный осадок. Он пришел к выводу, что совсем не знает Фальконе. Поначалу Сильвио был примером для подражания — и, чего уж греха таить, пропуском в высшие, не доступные простым смертным сферы. Но чем дальше — тем с более неожиданной стороны открывался он своему ученику; тайны же, к которым тот так жаждал некогда приобщиться, пахли кровью и людской алчностью. Тут поневоле начнешь сочувствовать таким, как Осокин — хотя этот тип, конечно же, не более чем авантюрист, одержимый манией величия. Интересно, что она в нем нашла? Мысль о Лэсси отозвалась в душе Джека острой болью. Ты влюбился, парень, шепнул ему внутренний голос, ехидный и беспощадный. Ты, который считал себя весьма прагматичным молодым человеком, выбрал самую нелепую из возможных привязанностей: любовь к мертвой девушке, которая, ко всему, при жизни не дала тебе даже намека на взаимность. Глупость, достойная пера Гете или Шиллера, — эти господа знали толк в нелепых романтических выдумках!

А что, если она жива? Мюррей замер на месте, словно пораженный громом. «Немезис» уничтожила ныряющий броненосец авантюристов — но ведь тот стоял у берега! Может быть, кто-то из команды находился на суше; и если есть на свете справедливость, этот «кто-то» — Лэсси Светлоу, девушка, спасшая его из пиратского плена. Я обязан это проверить, твердо сказал себе Джек. Пускай надежда слабая — но если окажется, что я мог спасти ее и не сделал этого…

Мюррей бросился искать Фальконе. План родился буквально на ходу, и Джек ухмыльнулся: похоже, сейчас не чуравшемуся манипулировать людьми Сильвио предстоит ощутить всю силу вовремя сказанного слова на себе самом.

— У вас такой вид, будто вы узрели привидение! — усмехнулся Мастер Совершенный Пастырь при виде Мюррея. — Что опять случилось?

— Вы почти правы! — Джек перевел дыхание. — Скажите-ка, от чего, по-вашему, спятила фрау Мантойфель?

Фальконе поморщился:

— Фи, что за выражения, мой мальчик… Эмма не… гм… не спятила, как вы изволили выразиться; это временное помрачнение рассудка, не более того — я почти уверен…

— Да, но что его вызвало? — нетерпеливо перебил Мюррей. — Содержащиеся в дыме алкалоиды — или же нечто иное?

— Не понимаю вас, Джек, поясните…

— Порция яда была очень слабая, так? Она сама выбрала сигариллу… Что, если та сработала как надо — а в безумие пифию ввергло увиденное ею?

Произнеся эти слова, Джек мысленно поздравил себя с маленькой победой — взгляд Сильвио сделался вдруг растерянным.

— Но ведь Осокин мертв.

— Мак Дули так думает. Мы с вами так думаем. Но как обстоят дела на самом деле, а? Ни вы, ни я не видели его трупа. Что, если он жив — и с каждой минутой приближается к своей цели?

Мюррей торжествовал. Лицо Фальконе выражало теперь смятение и самый настоящий страх.

— Это немыслимо! — хрипло выдохнул Сильвио. — Нет, этого просто не может быть!

— Почему? Потому что вам так хочется? Нет, мы, разумеется, можем остаться здесь и посмотреть, как все обернется… Или…

— Замолчите! — выкрикнул вдруг старый масон. — Прошу вас, ни слова больше!

Джек удивленно смолк. Фальконе, тяжело дыша, отвернулся. Спустя минуту лицо его приняло своеобычное выражение.

— Простите меня! — негромко молвил Сильвио. — Знаете, Джек, я вас недооценивал. Вы достойны куда большего, чем… Ну, об этом потом. Сейчас мы должны как можно быстрее взглянуть на обломки. Если Осокин жив, у нас есть возможность перехватить его. Мы все еще можем успеть.

* * *

Имеющий Зуб видел, слышал и понимал куда больше, чем полагало большинство знавших его людей. Огюст Легри, однако же, относился к тем немногим, кто мог в полной мере оценить многочисленные таланты неандертальца. Едва придя в сознание, он потребовал телохранителя к себе в палату. Фельдшер запротестовал было — но вспышка неистовой ярости, исторгнутая этим полутрупом, смела все разумные доводы.

— Не более десяти минут! — петушиным фальцетом выдал эскулап при виде Имеющего Зуб, стремясь сохранить остатки своего реноме.

— Вон отсюда! — донеслось с койки. — Вон, если не хочешь, чтобы тебя выкинули в окно, ты, жалкая клистирная трубка!

— Как вы себя чувствуете, хозяин? — осведомился неандерталец.

— Омерзительно!

Внешний вид француза полностью подтверждал его слова. От прежнего самоуверенного и сильного человека осталась лишь бледная тень — впрочем, его бешеный темперамент никуда не делся.

— Докладывай, — коротко бросил он.

Неандерталец принялся рассказывать. Если бы Джек или Сильвио услышали эту краткую речь, их отношение к Имеющему Зуб поменялось бы очень сильно: ни одна мелочь не ускользнула от его внимания.

— …Командор отказался снова поднимать в воздух «Немезис», мотивируя это проведением ремонтных работ. Беседа с комендантом базы, по-видимому, также не принесла результатов. Тогда Фальконе и Мюррей отправились в город — около двух часов назад; с тех пор никаких новостей не…

— Значит, Фальконе воспользовался эфирным телеграфом до того, как Мак Дули сообщил об уничтожении судна? — перебил француз. — Ты уверен?

— Да, хозяин. Это абсолютно точно, я выяснил.

Легри лихорадочно размышлял. Он отдавал себе отчет, кому Сильвио мог отправить послание; смысл депеши тоже было легко представить. Он заскрежетал зубами. Проклятие! Старый лис выбрал подходящий момент — и нанес удар! Теперь победа — его победа, принадлежащая ему по праву, — не стоит ровным счетом ничего! Телеграмма могла стать последней каплей в чаше терпения незримого масонства — и если так, то фатальный приказ уже отдан; счет его жизни пошел на часы, а то и минуты. А миссия наверняка перепоручена этим двоим. О, он прекрасно понимает, что понадобилось Фальконе и его прихвостню у расстрелянного корабля: им всего-то и надо — найти неопровержимые доказательства гибели Осокина. Бессильная ненависть ледяной рукой скрутила его потроха. Но я все еще главный, напомнил себе Легри. Ха, кто бы мог подумать — отставка в нашей организации имеет свои плюсы: никаких глупых формальностей, никаких уведомлений — раз, и все… Но вплоть до этого мига командую преследованием я! А прочие обязаны подчиняться моим приказам…

— Имеющий Зуб, у тебя есть револьвер?

Неандерталец молча кивнул.

— Отлично, давай сюда. — Легри проверил барабан и сунул оружие под подушку. — Теперь слушай внимательно. Ты отправишься вверх по Гудзону вместе с Фальконе и Мюрреем. Они, конечно, будут возражать. Ну, еще бы… Но ты сошлешься на мой приказ. Подождешь, покуда они раздобудут доказательства гибели Осокина — это обязательно, понял? Если надо, поможешь их отыскать. Потом прикончишь обоих. Доказательства привезешь мне. Задача ясна? Есть вопросы?

— Только один, хозяин. Что, если Инкогнито жив?

— Сделаешь так, чтобы он был мертв, естественно! Да, учти, — спохватился Легри. — Мне все равно, как подохнет Осокин, но с Мюрреем и Фальконе все должно выглядеть будто несчастный случай!

Имеющий Зуб кивнул. Маскировать подобным образом убийства давно стало частью его профессии; а джунгли Нового Света в этом плане были настоящим Эльдорадо. Способ умерщвления долго искать не придется: недаром этот континент зовется Землей Чудовищ…

* * *

В ночи горело четыре костра. Пламя шипело и потрескивало, распространяя необычные ароматы: ветви деревьев, используемые в качестве топлива, принадлежали незнакомым эфироносам. В центре квадрата, образованного кострами, расположился бивак: большая, на десять человек, армейская брезентовая палатка и два шатра поменьше. Границу лагеря стерегли призраки. Туманные силуэты расположились сидя или стоя; по правде говоря, этим существам все равно было, в какой позе находиться. У них не имелось ни мускулов, ни костей — лишь перегретый пар, удерживаемый в определенных границах электрическими полями, так что выбранная поза была всего лишь делом привычки. Подле костров сидела вооруженная стража: вторая линия обороны лагеря. Матросы не выпускали из рук оружия, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Беда могла прийти отовсюду, даже с неба… Особенно с неба.

— Какая интересная у нас диспозиция, — хмыкнул Озорник. — Паровики — как бы сами по себе, но электрическая машина в палатке капитана и боцмана. Матросы — в отдельной палатке, и мы трое — тоже в отдельной. Что, кстати, полностью отражает взаимоотношения в нашем маленьком коллективе — а ведь, казалось бы, само собой так получилось.

Осокин говорил во весь голос, не таясь, но по-славянски — из всех обитателей маленького лагеря этот язык знали только Ласка и Потап. Медведь не стал забираться под брезент — расположился у откинутого полога, вальяжно завалившись на бок и подперев мохнатую башку когтистой лапой. Поза его была немного комичной — таким вот медведем-лежебокой обычно изображалась Московия в газетных карикатурах; но Ласка понимала, что лечь как обычно, на брюхо, Потапу мешает патронташ. Две набитые патронами брезентовые ленты шли крест-накрест, дополнительно крепясь у пояса — его Потап соорудил из двух флотских ремней, сшив их суровыми нитками. Тяжелый штуцер-слонобой медведь держал под боком: случись что — и оружие в мгновение ока будет изготовлено к стрельбе. Сама Ласка вооружилась стандартным армейским «ли-метфордом»: винтовка была довольно проста и удобна в обращении — хотя и бессильна (как ее предупреждали) против самых ужасных обитателей Земли Чудовищ. Озорник, наверное, единственный из всех, если не считать «стим бойз», не взял оружия. Вместо этого он нес Лексикон — сейчас, в его руках, эта вещь имела свой истинный облик: книга, как бы целиком сделанная из стали, покрытый сизой окалиной переплет с выпуклыми шляпками заклепок. Повторная атака «Немезис» все-таки заставила Стерлинга расстаться с тщательно оберегаемой диковиной: капитан осознал, наконец, что времени передать ее Осокину может просто не быть.

Останки «Паровой Души Стерлинга» покоились нынче на речном мелководье. Корабль стал могилой для Джонатана Лидделла и одного из матросов, Митчелла: того буквально за минуту до обстрела послал на борт раздосадованный капитан — поторопить инженера…

— Почему ты не хочешь спасти их? — задала, наконец, девушка мучивший ее всю дорогу вопрос. — И почему Стерлинг не просит тебя об этом? Что происходит, Лева?

— Ну, со Стерлингом все просто, — усмехнулся Озорник. — Если помнишь, в его присутствии я осуществлял проекцию Знака лишь дважды — и оба раза функция времени оставалась незадействованной. Милейший капитан ведать не ведает, что я могу переиграть прошлое заново. Он считает меня кем-то вроде колдуна, повелевающего стихиями, — ну, а я не спешу внести ясность, как ты понимаешь…

— Тебе что, совсем их не жалко?!

— Ты о Лидделле и этом парне, как там его… Жаль, конечно — чисто по-человечески. Но в нашей игре ставки очень высоки, помнишь? Развязка все ближе, и Стерлинг нервничает. Он будет пытаться взять меня под контроль, быть может, захочет пересмотреть наше соглашение. Чем меньше людей окажется с ним в этот момент — тем лучше для нас. Баланс желательно сместить в нашу сторону.

— Ты меня пугаешь, Лева, — тихо сказала девушка. — Ты все меньше и меньше похож на себя прежнего.

«Особенно последнее время», — хотела добавить Ласка, но сдержалась.

— Это тоже одна из причин, по которой я не хочу… — Осокин коснулся повязки. — Каждый раз, когда я делаю это — я теряю… что-то. Кусочек себя прежнего, кусочек человеческого… Оно ведь тоже конечно, знаешь ли. Если бы я спохватился немного раньше…

— А что с тобой будет, когда ты используешь это на всю катушку? — Девушка кивнула на Лексикон.

— Не знаю. — Озорник вдруг усмехнулся. — Я ни разу не задумывался над этим… Странно, да?

— Может, не надо? — Фраза прозвучала столь жалобно и беспомощно, что Ласка вдруг разозлилась на себя.

— Не думаю, что у меня есть выбор, — покачал головой Озорник. — Помнишь наш разговор — тогда, у пиктов? Мы все еще катимся с этой горки, Маленькая Ласка Светлова; ни остановиться, ни свернуть. Никакой свободы маневра. Да была ли она вообще когда-нибудь? С того самого дня, как я очнулся в монастыре, или где там… Помнишь мою сказочку?

— Почему это — сказочку?! — Ласка даже привстала. — Ты что же… лгал мне?!

— Когда рассказывал — ни полслова не солгал, — откликнулся Осокин. — Только вот… Чем дольше я размышляю, тем больше кажется, что эту историю… словно кто-то вложил мне в голову… Или того хуже — я сам ее сочинил и сам же поверил во всю эту чушь.

— А что же было на самом деле?!

— Не знаю! По памяти — все, как я рассказал. А вот если по-настоящему глянуть… — Озорник вновь коснулся глазной повязки. — Как пропасть. Черная. Нет ничего. Страшно.

Ласка почувствовала, как вдоль хребта ее бегут мурашки.

— А если уж совсем начистоту… — негромко сказал Осокин, — то я, наверное, все-таки знаю. Только признаться в этом боюсь — даже самому себе. Оно ведь совсем не такое, как кажется.

— Кто — оно? — шепотом спросила Ласка.

— Да все вообще… То, что ты видишь, — так, картинки просто. — Озорник вдруг махнул рукой и выбрался из палатки.

— Ишь ты… Запуталси мужик-от, — проворчал вдруг Потап. — Я-то думал, мне худо было — а тут эвон как. Жалко его.

— Меня бы кто пожалел! — невесело усмехнулась Ласка.

— Дык я и тебя жалею, чего ж…

— Ну, и на том спасибо… Эх, Потапка, добрая ты душа! — Девушка протянула руку и ласково взъерошила шерсть на загривке медведя. Потап смущенно уткнулся носом в лапы.

В путь выступили на рассвете, в час, когда небо из бархатно-черного становится серым. Ночные твари, чьи голоса заставляли караульных ежеминутно вздрагивать и крепче сжимать оружие, угомонились; дневные еще не очнулись от сонного оцепенения. Буйные джунгли, стеной обступившие речные берега, вскоре уступили место болотистому редколесью. Идти сделалось немного легче, хотя топкая почва то и дело с чавканьем расступалась, засасывая путника мало не по колено. Хуже всего приходилось тем беднягам, чья очередь была тащить электрическую машину: детище покойного Лидделла весило немало. Лишь призраки двигались легко и свободно: они составляли авангард маленького отряда. Шли с опаской: атака воздушного линкора напутала всех и каждого. Стерлинг выбирал путь с таким расчетом, чтобы держаться под кронами деревьев, но способна ли перистая листва древовидных папоротников надежно укрыть их от мощной оптики «Немезис», никто не знал. Матросы украдкой передавали друг другу бинокль: чьи-нибудь глаза все время шарили по небосводу. Скорость движения из-за этого оставляла желать лучшего. О’Рейли ругался последними словами, подгоняя отстающих, но без толку. Наконец взбешенный Стерлинг скомандовал привал.

— Так дело не пойдет, парни! — громогласно объявил он. — Вы думаете, мы идем? Черта с два, это называется не «идем», а «топчемся на месте»! У вас что, колени со страху подгибаются, вы, жалкие недоноски?

— Мы хотим жить, кэп! — выкрикнул кто-то. — Не ты ли обещал, что у нас будет свое королевство, куда не дотянутся длинные лапы Империи! Ну, и где оно?!

— Эти ублюдки расстреливают нас издалека, а мы даже не видим их! — подхватил другой голос. — На кой черт мы премся сквозь это болото?! Куда ты нас ведешь?!

Стерлинг ворочал короткой шеей; к лицу его прилила кровь — так густо, что, казалось, капитана сейчас хватит удар. Наконец он вскинул над головой протез и потянул рычаг. Грянул выстрел. На головы людям посыпались сбитые листья.

— Молчать! — гаркнул капитан. — Это что, бунт?!

Вперед протолкался один из матросов, Карл Мейстер. Ласка знала его: опытный моряк пользовался у команды немалым авторитетом.

— Разрешите сказать, сэр! — Карл поправил выбившиеся из-под головного платка седые вихры. — Мы прошли с вами огонь и воду, и вы никого из нас не можете обвинить в трусости! Но сейчас мы не знаем, что думать… И этот ваш московитский колдун! Почему он ничего не делает? Почему не защитит нас, как тогда, в океане?!

Все взоры обратились на Озорника — тот сидел, прислонившись к стволу древовидного папоротника. Осокин усмехнулся.

— Что конкретно вы от меня хотите, господин Мейстер?

Старый моряк замешкался.

— Устрой бурю! — выкрикнули из толпы. — Чертову бурю, такую, чтобы ни один клятый дирижабль не мог подняться в воздух!

— Верно! Устрой бурю! — подхватил Карл Мейстер.

— Бурю! Бурю давай!

Стерлинг прокашлялся; в свиных глазках его вспыхнули хитрые искорки.

— Гм… Ну что же, мистер Озорник, вы слышали — эти джентльмены хотят непогоды… Почему бы, в самом деле, не пойти им навстречу?

Ласка ожидала, что Лев станет отнекиваться, но он лишь пожал плечами и встал. Брезентовый плащ распахнулся, и девушка увидела металлический уголок Лексикона. «Он что же, не выпускает его из рук?»

Матросы притихли. «Стим бойз», наоборот, заволновались, собрались тесной группой, потом вдруг окружили капитана и принялись яростно жестикулировать — очевидно было, что они бурно протестуют.

— Спокойствие! — Озорник властно поднял руку, предупреждая назревающий конфликт. — Вы получите, что хотели… А вам, — обратился он к призракам, — не будет никакого вреда. Даю слово.

Он сдвинул на лоб повязку, закрывавшую мертвый глаз. Среди матросов пополз шепоток, раздались тихие возгласы удивления — увидеть Знак воочию довелось лишь нескольким. Девушка заметила, что многие украдкой крестятся, губы некоторых беззвучно двигались, словно они читали про себя молитву.

Тихо скрипнули петли переплета — Лексикон распахнул металлические листы. Глаз Осокина загорелся ослепительным зеленым огнем, и над страницей развернулось стальное кружево Знака: этот был похож на собранную из множества одинаковых сверкающих сегментов сороконожку, свернувшуюся невероятно сложным, постоянно двигающимся узлом… На землю пролился изумрудный свет. Подул ветер, в небе задвигались, наползая друг на друга, пухлые горы облаков. Сила Знака сгоняла их в кучу, словно овечью отару. Полыхнули первые молнии. Ласка посмотрела на Озорника — и вдруг, на краткое мгновение, перед внутренним взором ее возникла удивительная картина. Девушка увидела землю — даже не с высоты птичьего полета, а с какой-то совершенно немыслимой: могучий Гудзон казался отсюда еле видимой нитью, вплетенной в пестрый ковер. Внизу, под ней, проплывали облака, со всех сторон устремляясь к единому центру, то и дело поблескивающему неяркими огоньками — так выглядели отсюда многомильные разряды атмосферного электричества. От удивления Ласка вздрогнула — и этого оказалось достаточным, чтобы хрупкие связи распались. Картинка исчезла из ее головы; она по-прежнему видела лишь Осокина — с полыхающим глазом, с таинственной железной книгой в руках, в развевающемся на ветру плаще. Неудивительно, что люди Стерлинга считают его чародеем!

Со временем произошло нечто странное. Девушка могла поклясться, что с момента, как Озорник воспользовался своей силой, прошло не более минуты, — но за столь короткий промежуток облака просто не успели бы собраться в исполинскую иссиня-черную тучу, застившую небо над головой. Он снова что-то сделал со временем, догадалась она; каким-то образом заставил его течь быстрее — там, наверху.

А буря меж тем разыгралась не на шутку. Струи ливня вымочили людей до нитки, превратили землю под ногами в густую грязь. Она налипала на обода колес электрической машины, марала одежду и обувь — и все-таки, несмотря на это, дело теперь пошло веселее. Сосредоточившись на тяжелой работе, люди позабыли свой страх. Маленький отряд снова двинулся в путь. Ласка отметила, что матросы стараются держаться подальше от Осокина: шагах в трех от него пролегала, казалось, невидимая, но ясно ощутимая граница, за которую никто не смел заступить. Кроме Уильяма Стерлинга.

* * *

«Гордость Нового Йорка», надрывно жужжа единственным пропеллером, ползла меж облаков. Поначалу, оказавшись в гондоле маленького дирижаблика, Джек решил было, что владелец этого чуда обладает тонким, истинно альбионским чувством юмора, раз дал такое название этой рухляди. Но вскоре он вынужден был пересмотреть свое мнение: мистер Уайт представлял собой плоть от плоти Нового Йорка. Будучи столь же наивно-гордым и провинциально-практичным, он вполне серьезно считал своего Пегаса если и не лучшим из лучших, то, по крайней мере, вполне достойным конкурентом имперской авиации. Как бы там ни было, этот уродец — несуразный, скрипучий и размалеванный в кричащие цвета — оказался для их маленькой компании единственным средством передвижения. Минное поле все еще дрейфовало по Гудзону; ждать, покуда специально посланная лодочная флотилия вытралит это безобразие, не было времени. «Немезис» ремонтировалась: Мак Дули лишь недоуменно приподнял бровь, услыхав очередную просьбу-приказ. Нет, это никак невозможно, идет проверка и ремонт основных магистралей, джентльмены, это минимум неделя… Собственных воздушных судов на Манхэттенской базе не было — вот и пришлось скрепя сердце подняться на борт этого недоразумения.

Мюррей осторожно прислонился к стенке. Она была парусиновой, туго натянутой на легкий деревянный каркас, сиденья же и вовсе представляли собой подобия плетеных гамаков: хозяин дирижабля экономил на каждой мелочи, стремясь увеличить грузоподъемность. В гондоле их было семеро. Владелец, он же капитан и пилот, мистер Джереми Уайт, стоял у штурвала. Фальконе и Мюррей не без труда удерживали в равновесии гору тюков — увидев количество груза, который им предстояло взять, капитан едва не пошел на попятную. Слева от Джека расположился Имеющий Зуб: неандерталец сидел, широко расставив ноги и уперев в рейки пола приклад здоровенного штуцера, габаритами под стать своему владельцу. Поверх ствола на бронзовых кронштейнах была укреплена подзорная труба — Джек знал, что подобным оружием иногда пользуются альпийские горцы, чтобы сделать точный выстрел на дальнее расстояние. Рядом, друг напротив друга, устроились новые знакомцы Мюррея — Бен и Гарри. Поставив меж собой туго набитый вещевой мешок, они использовали его в качестве импровизированного ломберного столика, азартно шлепая засаленными картами. Идея привлечь экс-каторжан в качестве участников экспедиции родилась внезапно — и оказалась весьма удачной: именно они навели масонов на мистера Уайта и его дирижабль, а главное — познакомили с последним из участников нынешней экспедиции. Фамилия его была Пинкер. «Лучшего траппера в Новом Йорке не найдете, сэр, сколько ни ищите! Этот парень настоящий дьявол во всем, что касается охоты, следов и всего такого прочего… Он неделями пропадает в этих клятых лесах — и добывает порой тварей, каких и в аду не встретишь!» Внешность мистера Пинкера вполне соответствовала его репутации — сухопарый и жилистый, с гривой седых волос, прихваченных на затылке кожаным шнуром, и морщинистым загорелым ликом; однако назвать его стариком просто не поворачивался язык: светлые, будто выгоревшие на солнце до прозрачной голубизны глаза его были глазами стрелка, не знающего промаха. Оружием ему также служил штуцер, лишь немного уступающий в размерах винтовке неандертальца.

— Вам уже доводилось бывать в верховьях Гудзона, мистер Пинкер? — спросил Сильвио. Приходилось напрягать голос, чтобы разговаривать: двигатель стучал очень громко.

— Ага.

Фальконе некоторое время ждал продолжения, но Пинкер, очевидно, посчитал свой ответ исчерпывающим. «Ну да, конечно, этот джентльмен считает необходимым поддерживать свое реноме — образ сурового и немногословного парня. Весьма романтично!» — насмешливо подумал Джек.

Таранный удар ветра обрушился на маленький воздушный кораблик внезапно. Еще мгновение назад все было замечательно — и вот уже Фальконе сброшен с гамака и завален тюками со снаряжением, Бен и Гарри вопят от ужаса, а он, Мюррей, изо всех сил цепляется за шпангоуты, чувствуя спиной туго натянувшуюся ткань и молясь о том, чтобы видавший виды брезент не разошелся под его весом. Гондолу перекосило — словно некий великан там, снаружи, схватил дирижаблик и теперь пытался его выкрутить, как прачка — белье. Все трещало по швам, в нос бил мерзкий запашок блаугаза — очевидно, произошла разгерметизация баллона.

— Господи, отец наш всемилостивый! — орал капитан, вцепившись в штурвал. — Сохрани и помилуй!

— Что это, мистер Уайт?! — крикнул Джек. — Что случилось?!

Капитан на миг обернулся, глаза его были величиной с чайное блюдце.

— Светопреставление!!! Держитесь, сэр, ради всего святого, держи…

Очередной порыв ветра врезался в борт, бросив Мюррея на противоположную стенку — при этом журналист сбил с ног выкарабкавшегося из-под тюков Сильвио. Имеющий Зуб раскорячился, словно клещ, мертвой хваткой вцепившись в детали каркаса; Пинкер поступил таким же образом. Гарри и Бена швыряло по гондоле во всех возможных направлениях.

— Господи!!! Неужели это все оттого, что мы осмелились играть в карты на небесах?! — вопил Бен. — Прости нас и помилуй, несчастных грешников!

— В жизни не возьму больше в руки эти богомерзкие картинки!!! — вторил ему Гарри. — Не зря преподобный Бампл говорил…

Что говорил преподобный Бампл, присутствующие так и не узнали: незадачливые экс-каторжане с сухим треском стукнулись лбами и вырубились.

— Джек! Посмотрите сюда! — Фальконе уцепился за латунный обод иллюминатора; по лицу его струилась кровь из рассеченной брови, но старый масон не обращал на это внимания. Мюррей, с трудом удерживая равновесие, подобрался к наставнику и глянул сквозь стекло. Ярчайшая вспышка на несколько мгновений ослепила его: исполинская молния прошла меж двух облаков, уравнивая потенциалы. От грохота, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Тучи накатывали друг на друга, словно океанские волны в шторм, вспухали горами свинцовой тьмы, рвались на части — и в какой-то момент Джек, наконец, увидел. Страшный, абсолютно нечеловеческий, подавляющий своими размерами даже с такого расстояния, в небесах вращался Знак — лучезарный дракон, кусающий собственный хвост, свернутый и перекрученный немыслимым образом.

— Он жив!!! — выкрикнул Сильвио; странная смесь ужаса и торжества проступила на его лице. — Вы понимаете, что это значит, а?! Он жив, «Немезис» расстреляла пустышку!!!

«Значит, и Лэсси тоже! По крайней мере, можно надеяться. О господи, о чем я думаю — мы же сейчас погибнем!»

Новый порыв ветра закрутил «Гордость Нового Йорка» волчком. Желудок подступил к горлу, на какой-то миг в иллюминаторе промелькнула бешено вращающаяся земля — иссеченная ливнем полоска Гудзона, плещущие на ветру ветви древовидных папоротников, а в следующий миг Джека отбросило к противоположной стенке. Посадку нельзя было назвать особенно мягкой; впрочем, учитывая обстоятельства, это был не самый худший из возможных вариантов. Едва не распоров брюхо о верхушки деревьев, дирижабль снизился над речным руслом, ударился о воду гондолой — раз и другой, прочертил длинную полосу в береговом иле, щедро собирая на себя грязь и плети плауна, — и, наконец, замер среди низкорослой корявой растительности. Потрескивал, сминаясь, пробитый в нескольких местах баллон.

— Эй! Все живы? — подал голос Пинкер.

— Гнев господень, — приглушенно застонал Гарри. — Убери свой проклятый зад с моей головы, Бен!

Путешественники понемногу приходили в себя. Как ни странно, никто особо не пострадал: Пинкер, Джек и неандерталец отделались синяками и ссадинами, а экс-каторжане щеголяли теперь здоровенными, зеркально расположенными шишками: у Гарри она была с левой стороны лба, у Бена — с правой. Рассеченная бровь Сильвио, несмотря на обилие крови, щедро замаравшей ворот сорочки, также не представляла опасности для жизни. Мистер Уайт вообще не получил ни царапины — однако здравость его рассудка вызывала некоторые опасения. Выбравшись из гондолы, он зашел по колено в воду и, уперев остановившийся взгляд в свой корабль, застыл, не обращая никакого внимания на струи дождя, бичующие все вокруг.

— Джереми, дружище! Выбирайтесь на берег, не стоит торчать в этой клятой речке! — обеспокоенно крикнул судовладельцу Бен.

— Он прав, старина! Давайте к нам! — подхватил Гарри.

Мистер Уайт схватился за волосы и дернул, вырвав несколько прядей; из горла его донесся то ли рев, то ли стон.

— Все пропало!!! Все!!! О, горе мне, горе…

Капитан пребывал в запредельном отчаянии; Джек даже растерялся — он не знал, как обращаться с людьми в таком состоянии. Но это, оказывается, знал мистер Пинкер. Он просто подошел к безутешному авиатору — и коротко, почти без замаха, ударил его кулаком в скулу. Мистер Уайт рухнул как подкошенный; следопыт подхватил его и, без особых усилий взвалив на плечо, потащил к берегу.

— Бедолага вложил в дирижабль все свои сбережения и деньги жены, — вздохнул Гарри. — У него нет другого дохода, а теперь и этот накрылся. Зря вы так, сэр.

Пинкер не обратил на него ни малейшего внимания. Выбравшись из реки, он сбросил пребывающего в бессознательном состоянии Уайта возле тюков и подошел к Фальконе. Как и прочих, ливень вымочил его до нитки в считаные мгновения, струйки влаги стекали с полей шляпы, но Пинкер, казалось, вовсе не обращал внимания на такие мелочи.

— Я заметил кое-что, — негромко сказал следопыт. — Аккурат перед этой свистопляской. Что-то вроде корабля, наполовину затонувшего.

— Где?! — Фальконе, казалось, разом забыл обо всех злоключениях.

— В четверти мили выше по течению. Дойдем за пару часов.

— Отлично. — Старый масон собрался с мыслями. — Мистер Пинкер, ситуация несколько изменилась. Теперь я уверен, что, гм… Интересующий меня человек жив — только не спрашивайте, откуда я это знаю. Вероятно, он не один, даже наверняка. Возьметесь ли выследить его?

— Вам требуется голова этого парня? — поднял бровь Пинкер.

— Только вместе со всем прочим. Он нужен мне живым.

— Сколько вы готовы за него заплатить?

— Назовите цену, — пожал плечами Фальконе. — По возвращении в Новый Йорк я рассчитаюсь с вами.

— Только он один? — уточнил следопыт.

— О да, только он. Но учтите — его спутники настоящие негодяи, подонки общества, они вне закона.

Губы Линкера тронула легкая усмешка.

— Неважно. Приз обойдется вам в двести фунтов. В дополнение к ранее оговоренному.

— Согласен! — кивнул Фальконе.

— Что ж, заметано. Да, вот что. Как следует перевяжите голову и смойте кровь. А еще лучше — бросьте эти тряпки в реку и переоденьтесь в чистое, если у вас имеется.

— Это же пустяки, царапина, — отмахнулся Фальконе.

Следопыт, глядя ему в глаза, поднял руку и многозначительно постучал себя пальцем по носу.

— Кое-кто здесь может почуять свежую кровь за несколько миль, сэр. И бьюсь об заклад, встреча с ним вам совсем не понравится.

Ураганный, валящий с ног ветер держался еще час, после чего начал резко ослабевать.

— Чертовски странная буря, — проворчал себе под нос Пинкер.

За это время путники выбились из сил: пробираться по девственным джунглям, насквозь вымоченным струями дождя, под аккомпанемент грома и треск падающих деревьев было нелегко. Джек вымотался до предела, Фальконе же и вовсе держался на одном лишь упрямстве. Все чаще молодому человеку приходилось поднимать своего наставника — лес изобиловал коварными ямами и буреломом, поваленные стволы прятались под покровом трав и вьющихся растений.

— Я… Слишком стар для таких приключений! — прохрипел Сильвио, в очередной раз проваливаясь по колено в торфяную жижу. — Нельзя… переоценивать свои силы, особенно в моем возрасте…

Останки «Паровой Души Стерлинга» покоились на илистой отмели. Из воды торчали короткие толстые трубы и покосившийся цилиндр рулевой рубки, увитый сорванными ветром лианами. Мутные волны бились о покореженные листы железа, вскипали пенными бурунами над косо уходящей в воду палубой. Чуть поодаль виднелась оторванная корма — она воткнулась в дно почти вертикально. Покуда Джек и Сильвио молча созерцали картину минувшей катастрофы, Лерой Пинкер осмотрел берег.

— Буря хорошо поработала, но кое-что сказать все-таки можно, — бросил он. — Их там человек десять, волокли с собой что-то тяжелое. Идут на запад.

Разбили палатку. Следопыт пообещал развести костер и отправился за топливом, но путники не стали его дожидаться: сон сейчас казался важнее даже тепла. На ногах остались лишь Имеющий Зуб и Джек — у последнего, несмотря на усталость, имелось к Лерою Линкеру весьма деликатное дело. Уже в сумерках проводник принес охапку мокрого хвороста, потом притащил несколько сломанных ветром ветвей. Достав длинный нож, он принялся методично строгать самую толстую. Вскоре у его ног образовалась горка коры. «Да он же срезает все мокрое! — понял вдруг Мюррей. — Ловко придумано, ничего не скажешь». Превратив ветку в кучу щепок, Пинкер достал из-за пазухи бычий пузырь с трутом и куском кремня — и, ловко прикрываясь от ветра полой плаща, высек искру. Вскоре у его ног заполыхал крохотный костерок. Трое мужчин обступили пламя, протянув руки к трепетным язычкам. От мокрых плащей шел пар.

— Идите спать, джентльмены, — бросил Пинкер, когда одежда их немного обсохла. — Я покараулю до полуночи.

Глаза Джека слипались, но он заставил себя подождать, когда Имеющий Зуб скроется в палатке, и наклонился к следопыту.

— Лерой, я хочу вас кое о чем попросить…

Пинкер молча смотрел на него.

— Там… В той компании, которую мы преследуем, есть… девушка. Я хочу, чтобы она осталась в живых! — напрямик сказал Джек.

Следопыт подкинул в огонь хворосту. Мокрые прутья зашипели, словно ведро разъяренных гадюк, повалил едкий дым.

— Фальконе платит мне только за одного, мистер.

— Я дам вам еще пятьдесят фунтов, если с ней ничего не случится! — выпалил Мюррей.

— Сто.

— Что?!

— Сто, и ни пенсом меньше, приятель, — в противном случае я ни за что не ручаюсь.

«Проклятый вымогатель!» — возмутился Джек, но делать было нечего.

* * *

— Это ведь благодаря вам я лишился всего, что имел: сначала — дирижабля, потом моего корабля… Если я заподозрю неладное — берегитесь, мистер чернокнижник! Человек, лишенный заработанного потом и кровью, становится чертовски опасен, чертовски!

— Терпение, мистер Стерлинг, всего лишь немного терпения…

Два силуэта, выхваченные из тьмы трепетным светом костров, прогуливались по периметру лагеря. Шли пятые сутки пешего пути. Болотистая равнина осталась позади, вокруг расстилались поросшие лесом холмы. Впрочем, привычное слово «лес» как-то плохо увязывалось с фантастическим ландшафтом этой земли. Шелестели на ветру раскидистые ветви гигантских папоротников; огромные, в пару обхватов, хвощи тянули к небу сизые стебли, узловатые лианы плаунов прихотливо извивались на разноцветном мшистом ковре. В солнечных лучах искрились мириады спор, от них першило в горле и горела кожа век. По ночам флуоресцировали скопища грибов — бледные зонтики шляпок были размером с умывальный таз. Земля Чудовищ оправдывала свое название: за это время маленький отряд дважды подвергался нападению. Первый раз прямо на них выскочила стая быстроногих, высотой в пару ярдов тварей: мощные голенастые ноги несли тела, покрытые то ли оперением, то ли длинными чешуйками, переливающимися зеленовато-бурым, — они топорщились вокруг длинных шей, создавая гротескное подобие воротников. Передние лапы, прижатые к брюху, были оснащены острыми кривыми когтями. Матросы не растерялись и дали залп; пара бестий на всем скаку ткнулась в землю, еще одна, отвратительно вопя, забилась в агонии. Остальные кинулись прочь, совершая головокружительные прыжки через кустарник и стволы упавших деревьев. На следующий день пропал шедший в арьергарде матрос — его товарищи даже не поняли, как это случилось. Стерлинг сделался нервным и подозрительным.

Приступы дурноты преследовали Ласку все чаще. Девушка, как и все, несла на спине поклажу; правда, ее ранец был много легче, чем у прочих, — Потап, не слушая возражений, ополовинил груз, взвалив дополнительную тяжесть себе на плечи. Ласка была благодарна ему, но к этому чувству примешивалась горькая обида — ведь Лев, Лева, человек, чьего ребенка носила она под сердцем, даже не подумал предложить свою помощь. «Похоже, я окончательно стала для него такой же, как и все прочие. Вещью, которую можно использовать, а потом выкинуть за ненадобностью!» Она много размышляла о последнем их разговоре — и чем дальше, тем более зловещим представлялось ей оставшееся несказанным. Если история Осокина о его пребывании в монастыре, все эти невероятные и жуткие вещи — всего лишь выдумка, то какова же тогда правда? И эта последняя фраза: «То, что ты видишь — картинки просто»… Что он хотел этим сказать? В воображении Ласки теснились мрачные образы: в них мир представал совсем иным — словно немыслимых, невозможных размеров машина, шестеренки и поршни которой заставляли двигаться фигурки из раскрашенной жести.

Из палатки, где размещалась электрическая машина, вышел О’Рейли.

— Эй, «стим», ужин готов! Я раскочегарил эту штуковину.

«Стим бойз» потянулись на подзарядку. Караульные-люди встрепенулись, покрепче сжали оружие: в отсутствие призраков следовало быть особенно бдительными.

— На что оно похоже — то место? — спросил вдруг Стерлинг.

— То, куда мы идем? Понятия не имею, — пожал плечами Озорник. — Но я узнаю его сразу, как только увижу, будьте спокойны — тут ошибиться невозможно. Точки выхода силы всегда выделяются в окружающем ландшафте, довлеют над прочим. Древние умели выбирать места — а может, создавали их, не знаю.

— Послушать вас, они были всемогущими, как сам Господь! — усмехнулся Стерлинг.

— Именно так. Полагаю, для этих созданий мир был совсем иным. Пластичным, словно глина. И они лепили его, сообразуясь со своими капризами. Незыблемость пространства и времени, которую мы воспринимаем как данность, для них просто не существовала.

— Гм… И что же с ними произошло, с этими полубогами?

— Кто знает… — Осокин вздохнул. — Может, они деградировали, растеряли свои умения и знания. Может, мы с вами — далекие потомки этих титанов. А может, им наскучила наша планета, и они ушли искать другие, отправились в бесконечное путешествие меж звезд. Или, скажем, затеяли грандиозный эксперимент, затаились, сделались неотличимыми от вод и ветров. И теперь внимательно наблюдают за развитием человечества, фиксируя каждый наш шаг, отчего бы нет? Мы ведь даже не знаем — были они людьми или чем-то иным, вовсе не похожим на нас.

Стерлинг неловко хмыкнул.

— Я парень простой, мистер Озорник; простой и практичный. Эти ваши измышления для меня темный лес! Я просто хочу заиметь свое маленькое государство — и быть уверенным, что до него не дотянутся длинные лапы Альбиона! Пока же мы пропускаем удар за ударом, харкаем кровью и вообще чудом стоим на ногах!

— Но все-таки не падаем, верно? Держим удар, а это главное. Немного терпения, Вилли, — и я заставлю весь мир плясать под нашу дудку!

* * *

Следопыт в очередной раз провел оселком по кромке лезвия. Глаза пленника неотрывно следили за его методичными движениями: одним из неоспоримых достоинств Линкера было умение полностью завладевать вниманием собеседника.

— Значит, пули этих призраков не берут. — Следопыт опробовал остроту ножа, проведя им по предплечью. Лезвие с тихим хрустом сбривало седые волоски. Удовлетворенно хмыкнув, Пинкер принялся небрежно поигрывать клинком — здоровенный кованый тесак порхал в его руках, словно сделанный из папье-маше.

— Нет, сэр, не берут — только ручные бомбы, да и то надо ухитриться повредить им сердце! — Плененный матрос предпочитал отвечать на вопросы Линкера быстро и по существу: ловкость, с который тот умыкнул его из-под носа у товарищей, произвела на бедолагу незабываемое впечатление. Теперь он полностью зависел от своих похитителей: деваться все равно было некуда, даже если бы его развязали и отпустили на все четыре стороны. Путешествовать по Земле Чудовищ в одиночку мог лишь безумец — или уникум вроде Лероя Линкера.

— Ты говоришь, среди них есть грендель? — неожиданно подал голос Имеющий Зуб.

— Кто?!

— Медведь — из тех, что умеют разговаривать, будто люди, — уточнил неандерталец.

— Да, сэр, есть, он пришел вместе с чародеем и его девкой. Вроде как охраняет ее.

— О, так наш Инкогнито путешествует в компании дамы. Интересно, — задумчиво пробормотал Сильвио.

Джек почувствовал, что щеки его начинают предательски гореть.

— Почему ты назвал этого московитского зверя гренделем? — обратился он к неандертальцу, стремясь отвлечь внимание наставника.

Имеющий Зуб долго молчал; молодой человек решил было, что тот проигнорировал его вопрос, но неандерталец все же ответил:

— Так кличут подобных тварей в краях, откуда я родом.

— Там тоже обитают разумные медведи? Надо же, не знал.

— Ты сказал «твари». Похоже, вы их недолюбливаете, а? — поинтересовался Фальконе. Имеющий Зуб одарил его тяжелым взглядом.

— Ага. Вроде того.

Тон, которым это было сказано, вовсе не располагал к продолжению беседы, но Сильвио как ни в чем не бывало спросил:

— А почему, собственно? Московиты, насколько я знаю, вполне уживаются с этим народом…

— Я ничего не знаю о московитах, — угрюмо отозвался неандерталец. — Но я знаю, кто такие грендели. Если один из них поселится рядом с твоей деревней… — Имеющий Зуб надолго смолк. Блики костра выхватывали из тьмы грубое лицо, делая его еще более гротескным и зловещим — низкий лоб, провалы глазниц, выступающая вперед массивная челюсть.

— Сначала начнет пропадать скот, — вновь заговорил неандерталец. — Потом кто-то недосчитается одного из близких. Они — ошибка природы, оборотни, сочетающие разум с инстинктом хищника; этим тварям нет места под солнцем.

«Ого! Да парень, оказывается, умеет складно говорить! — удивился Джек. — Кто бы мог подумать!»

— В Альпах жизнь сурова, — продолжал Имеющий Зуб. — Ледники оставляют не так много мест, где может расти трава. Пастухи порой неделями не видят своего дома, перегоняя скот на дальних пастбищах. Мой брат… его хватились не сразу. Когда мужчины племени отправились на поиски, прошло уже много времени; но они все же сумели найти. Грендель подстерег его на горной тропе и уволок в пещеру — быть может, еще живого… — неандерталец помолчал. — Мы так и не смогли отомстить: людоед искусно замел следы. В ту осень мне исполнилось тринадцать — в этом возрасте у нас принято давать мужчине взрослое имя и взрослое оружие. Это был мой последний сентябрь в стенах отчего дома. Я поклялся не возвращаться, покуда не расквитаюсь с убийцей брата. Мое имя — Имеющий Зуб. Я имею зуб на всех гренделей — и на каждого из них.

С этими словами неандерталец поднялся и, тяжело ступая, скрылся в палатке.

— Вы были в курсе этой истории? — тихонько поинтересовался Джек у Сильвио.

— Нет, конечно! Откуда? Обычно он неразговорчив, знаете ли…

Мюррей подкинул в костерок хворосту.

— Она действительно красавица? — внезапно спросил Фальконе.

— Простите?

— Та женщина, Джек. Она действительно столь красива, что заставила вас забыть обо всем?

Чувствуя, что неудержимо краснеет, Джек обернулся. Сильвио смотрел на него с неподдельным интересом: похоже, его действительно интересовал ответ на этот вопрос.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — выдавил журналист.

— О Господи, Джек, не оскорбляйте мой интеллект. По-вашему, я не могу сложить два и два? Даже если бы я не читал полицейские отчеты о случившемся на вилле, скандал с так называемой «графиней Воронцовой» и ее, гм, дворецким стал для лондонского общества притчей во языцех. Смелая девушка, ничего не скажешь, — разнять альбионского льва и московитского медведя… — Сильвио усмехнулся. — Как считаете, много ли она значит для нашего фигуранта?

— Мне не нравится смысл этого вопроса, сэр! — Джек гневно вскинул голову.

— Вот как? А вы не забыли, мой мальчик, какова цель нашей экспедиции? — вкрадчиво поинтересовался Фальконе. — Вы не забыли, что нам нужно взять Осокина под контроль? Вы помните, кто он и что он? Или у вас есть мысли, как это сделать иным способом?

— Это не означает, что я перестал быть джентльменом! Сэр!

— Вы прежде всего член Братства! — повысил голос Сильвио. — Неужели вы этого так и не поняли? В первую очередь! И только потом уже — джентльмен, пылкий влюбленный или кем вы там себя считаете!

Мюррей вскочил на ноги и гневно сверкнул глазами.

— Я не позволю вам опуститься до шантажа, слышите, Фальконе?! Довольно гнусностей!

— Иными словами, вы отказываетесь повиноваться. — Сильвио поворошил угли и вздохнул: — Что ж, я это предвидел. Ваш ход, мистер Пинкер.

Джек вдруг сообразил, что следопыт уже некоторое время как выпал из поля зрения. Он хотел обернуться — но было поздно: вокруг шеи захлестнулся мягкий сыромятный ремень, в поясницу уперлось колено, заставляя тело беспомощно выгнуться назад. Он попытался ослабить хватку, но тщетно. Перед глазами замелькали красные кольца, все вокруг помутилось.

— Я аннулирую нашу сделку, мистер, — теряя сознание, услышал он шепот Линкера. — Мне тут предложили более выгодные условия.

* * *

Имеющий Зуб пробирался по рассветным джунглям. В этот час густой туман только начал розоветь: солнце еще не вышло из-за горизонта, лишь первые, самые нежные лучи его коснулись верхушек деревьев. Ноздри неандертальца тревожно раздувались, втягивая незнакомые запахи: каждый мог быть предупреждением. Впрочем, тяжелых звериных испарений, предупреждающих о близости крупного хищника, не чувствовалось. Это время, по словам следопыта, было самым безопасным: ночные твари уже разбрелись по норам и логовам, дневные еще не успели выйти на охоту. Имеющий Зуб мало говорил, но уши держал открытыми — особенно в последние дни, и почерпнул немало интересного. Пинкер и впрямь знал, с какой стороны взяться задело; вдобавок этот малый умудрялся выживать здесь, среди ящеров, на протяжении многих лет — в то время как средняя продолжительность жизни одинокого путника в лесах Земли Чудовищ составляла пару часов… Неандерталец крепко сжимал свой верный штуцер. Подзорная труба, укрепленная поверх ствола, была укутана мягкой тканью, во избежание царапин на линзах. Еще два куска ткани Имеющий Зуб намотал на свои грубые, воловьей кожи башмаки: теперь сухие веточки под ногами лишь глухо похрустывали, а не трещали на весь лес. Он покинул стоянку еще затемно: под утро сон усталых путников был особенно глубок. Интересно, как скоро его хватятся? Пожалуй, не стоило рассказывать свою историю — теперь они сразу поймут, что он задумал… Да плевать! Помешать ему уже никто не успеет — ни Фальконе, ни Лерой Пинкер. Один точный выстрел — и быстрый отход; ему вовсе не улыбается повстречаться вновь с паровыми призраками. В идеале, конечно, выстрелов должно быть два: разделавшись с гренделем и Инкогнито, можно будет спокойно возвращаться назад. В конце концов, исполнить распоряжение Легри не так уж сложно; где-нибудь по пути. Но это вряд ли, слишком уж быстры проклятые призраки! Один выстрел, издалека — и тут же назад, под сень леса, иначе дело может кончиться для него совсем невесело.

Подул легкий ветерок. Туман лениво всколыхнулся, задвигался, потек тонкими вихрящимися струйками меж веток. В листве неподалеку раздался клекот — то ли птица, то ли иная крылатая тварь проснулась и подала голос. Имеющий Зуб прибавил шагу. Вскоре густолесье сменилось чахлым подлеском. Вместо ковра опавшей листвы и мхов под ногами зашуршал песок. Теперь неандерталец двигался осторожнее: он пригнулся так низко, как только мог, чтобы все время оставаться под защитой тумана. Пинкер вчера обмолвился, что лагерь врагов не более чем в полумиле от опушки. Достигнув невысокой каменистой гряды, Имеющий Зуб осторожно выглянул из-за увитой незнакомым вьющимся растением базальтовой глыбы — и позволил себе улыбнуться. Отсюда все было видно как на ладони: светлые прямоугольники палаток явственно выделялись на фоне поросшей густым разнотравьем равнины. Местоположение было выбрано весьма удачно — если иметь в виду одну лишь угрозу со стороны ящеров. Неандерталец крадучись двинулся вдоль гряды. Он присмотрел плоский, испятнанный лишайниками камень, улегся на него, пристроил штуцер и осторожно стянул ткань с подзорной трубы. Сквозь окуляр можно было разглядеть темные ямы кострищ — и слабо мерцающие прозрачные силуэты возле них, силуэты, знакомые каждому, кто хоть раз видел вблизи призраков, сотворенных из перегретого пара. Ни людей, ни гренделя видно не было — наверное, еще спали. Имеющий Зуб прикинул расстояние. Ярдов четыреста, не меньше. Конечно, это будет сложный выстрел — но для опытного стрелка нет ничего невозможного, особенно если у тебя в руках мощная винтовка с «альпийским» прицелом. А потом… Неандерталец оглянулся назад. Вон тот обломок скалы, пожалуй, заслонит его от глаз наблюдателя, находящегося в лагере. Оказавшись под его прикрытием, он сделает бросок к подлеску… И может быть, даже не попадется на глаза — если повезет. Если призраки сразу не бросятся на звук выстрела; хотя в любом случае ему придется бежать со всех ног. Да, шанс будет только один.

А ведь до этой каменюки еще надо как-то добраться — пригибаясь, на полусогнутых, не поднимая головы, а значит — теряя драгоценные мгновения… Может, лучше сразу стрелять оттуда? Нет, тогда значительная часть лагеря окажется заслоненной большой палаткой, а с нынешней позиции — все как на ладони. Что ж, значит, решено. Медленно, растягивая мгновения, словно гуттаперчевую ленту, он втянул в легкие воздух — и так же медленно выдохнул. Стоило плану действий сложиться в голове, как тревога тут же отступила, исчезла, растаяла в безмятежном спокойствии. Это был своеобразный транс — лучшие из неандертальских охотников умели погружать себя в такое состояние сознательно. Ты сливаешься с окружающим ландшафтом, исчезаешь, растворяешься среди веток и камней, будто клочок тумана.

Лагерь понемногу просыпался. Из палаток выбирались люди, щурились на яркое утреннее солнце, потягивались — сквозь мощную оптику можно было различить даже выражение лиц. К небу потянулся дымок: развели огонь. Спустя некоторое время призраки вдруг снялись со своих мест и потянулись к небольшой палатке: сквозь парусиновую стенку пробивались бледные вспышки. Наконец в поле зрения появился грендель: массивная бурая туша, крест-накрест перепоясанная патронташами, с длинным ружьем в когтистых лапах. Имеющий Зуб отметил про себя, как ловко медведь держит оружие, не предназначенное, в общем-то, для его конечностей: похоже, ему это было отнюдь не впервой. Зверь неторопливо обошел лагерь по периметру: со стороны могло бы показаться, что он просто разминает лапы после сна, но Имеющий Зуб отметил характерное движение головы: грендель принюхивался; должно быть, некий запах его насторожил. Неандерталец, не отрывая взгляда от окуляра, едва заметно повел стволом — так, чтобы нацарапанный на линзе крестик совпадал с головой медведя, промеж ушей; но палец на спусковом крючке держал свободно: для точного выстрела требовалась неподвижная мишень. Грендель же, будто нарочно, все время находился в движении, а потом и вовсе скрылся под пологом палатки. Имеющий Зуб подавил импульс досады — и вновь растворился в ожидании. Позавтракав, люди стали собираться в дорогу. Свернули палатки, погрузив шесты и брезент на телегу; еще одна телега, размером поменьше, представляла собой непонятный механизм на колесах. Возле нее все время отиралась парочка — толстяк с металлической рукой-протезом и рыжеволосый крепыш с багровой физиономией. «Должно быть, это Стерлинг и О’Рейли», — подумал неандерталец; давешний пленник весьма точно описал обоих. А рядом с ними… Да, это он: невысокий, щуплый тип с черной пиратской повязкой через левый глаз. Инкогнито! Имеющий Зуб взял его на мушку, подвыбрал свободный ход спускового крючка. И вновь расслабился. Убей он Осокина сейчас — Фальконе тотчас повернет назад, ведь смысла преследовать странную компанию больше не будет. А значит, грендель уйдет от возмездия. Нет уж, в другой раз. Он вновь засек зверя: тот помогал укладывать последнюю палатку. Момент вроде был подходящий, но цель то и дело заслоняли люди. Наконец сектор очистился, а грендель присел возле колеса: что-то там его заинтересовало. «Пора», — решил Имеющий Зуб. Крестик совместился с макушкой зверя. Неандерталец прикинул падение пули — он хотел попасть точно в затылок. Штуцер словно бы сделался продолжением рук, дыхание затихло, палец пригрузил спуск, готовый продолжить плавное движение, оставалось лишь поймать миг меж двух ударов сердца.

— Эй, мистер! — негромко окликнул его знакомый голос.

Проклиная все на свете, неандерталец обернулся. Прямо на него смотрела винтовка Лероя Пинкера. Meжду ними было ярдов двадцать, не больше: старик подкрался, будто привидение.

— Не вздумай спустить курок, — все так же вполголоса продолжал следопыт. — Даже если попадешь в одного — остальные тебя прикончат.

— Что ж, пусть попробуют, — отозвался неандерталец.

— Плохая идея, парень. — В голосе Пинкера звенел лед, ствол его штуцера чуть заметно шевельнулся.

Имеющий Зуб почувствовал, как меж лопаток проложила себе дорожку струйка пота.

— Ты не будешь стрелять, — заявил он, усилием воли заставляя себя вновь приникнуть к окуляру. — Твой выстрел точно так же переполошит их, как и мой.

— Сделай это — и я сразу тебя пришью, — невозмутимо ответил Пинкер. — Не будешь больше путать мне карты. Я при любом раскладе в выигрыше, усек? Но если мы оба по-тихому смоемся, мне будет проще. Так что выбираешь?

Имеющий Зуб еще несколько мгновений глядел сквозь прицел на широкую медвежью спину. Отряд поднялся на бровку холма, и лучи утреннего солнца светящейся паутиной легли на линзу. Неандерталец, стиснув зубы, поднялся с земли и демонстративно закинул штуцер за спину. Пинкер опустил ствол.

— Тебе нужен был косолапый, так ведь? — усмехнулся он. — Ладно, парень. У тебя будет шанс, только не сегодня. Подожди еще день-другой.

* * *

— Хорошо, когда вода рядом: ветерком свежим обдуват, — Потап шумно втянул носом воздух и фыркнул. — А то с утра как сам не свой; все к земле гнуло… Должно быть, дыму надышалси. А может, место там тако нехорошее, где стоянку-то учинили…

Ласка не разделяла мнения медведя. Дорога была для нее в тягость, и не только из-за трудностей пути: с каждым днем неминуемо приближалась развязка — а что будет потом, не взялся бы предсказать никто… Конец Империи, точнее — конец мира, как-то незаметно претворялся из области абстракций в реальность. Пока ничего такого не произошло, но девушка очень хорошо помнила, с какой легкостью изменяет мир проекция Знака. Все это — холмы, лес, река, даже небо над головой — могло быть сметено одним махом, смято, заброшено в стылые бездны. Могло. И она все яснее осознавала это.

Река, возле которой они разбили лагерь, являлась конечной точкой пешего маршрута: остаток пути планировали проделать по воде. Для этих целей путешественники везли свертки из пропитанной каучуковым составом ткани. В развернутом состоянии каждый представлял собой веретенообразный мешок с герметичными швами и шнуровкой в верхней части. Будучи натянутой на каркас, такая оболочка превращалась в легкую и верткую лодку наподобие тех, какими пользуются некоторые племена, живущие на побережьях северных морей. Каркасы еще предстояло вырубить и связать веревками; впрочем, с этим проблем не предвиделось — на легкие стрингеры и шпангоуты годились даже тонкие ветви.

Вечером, после ужина, пили сухарник — девушка даже не удивилась, узнав, что рецепт этого напитка принадлежал Потапу. Медведь просто заварил его как-то раз на привале и без лишних слов угостил сидевших поблизости матросов. С того дня стало чем-то вроде традиции — если поблизости был ручей или родник, в жестяное ведерко набирали воды, кипятили ее, а потом всыпали туда по жмени ржаных сухарей. Полученный напиток цветом походил на некрепкий чай, а запахом живо напомнил Ласке квас, какой делали летом повара Крепости. Вкус у сухарника был весьма своеобразный; впрочем, такой возможностью разнообразить скудное экспедиционное меню не брезговал почти никто. Девушка сидела у огня, потягивая кисловатый хлебный взвар; мысли ее витали далеко от этих мест. Через некоторое время жидкость запросилась наружу. Ласка встала, привычным жестом закинула на плечо винтовку и шагнула в темноту. Спавший возле палатки медведь приоткрыл один глаз.

— Ты куда это? — сонно буркнул он; и этот невинный вопрос вдруг вызвал у девушки вспышку раздражения.

— До ветру! Что, проводить хочешь? Дрыхни себе!

Сидевшие неподалеку матросы засмеялись: хоть говорила девушка по-славянски, смысл был очевиден. Потап лишь вздохнул — то ли обиженно, то ли просто сонно, не разберешь… Кипя негодованием, Ласка шагнула в темноту. Уязвленная, она отошла от костров дальше, чем намеревалась, и присела под кустиком. Сделав свои дела, Ласка поднялась, торопливо застегивая одежду — и в тот же миг чья-то жесткая, словно кожаное седло, пропахшая дымом ладонь зажала ей рот. Момент был выбран идеально: она не могла ни нажать на курок, ни обратиться в бегство. Нежную кожу под подбородком кольнула холодная сталь.

— Только пикни! — шепнула ей темнота. — Завопишь или дернешься — горло перережу, ясно? Пошли!

Незнакомец самым хамским образом наподдал ей коленом по копчику — да так, что ноги враз стали ватными: острая боль на несколько мгновений парализовала Ласку. Рука, закрывавшая рот, впрочем, никуда не делась — Ласка по-прежнему не могла издать ни звука. Негодяй весьма ловко оттащил ее подальше от лагеря — двигался он бесшумно, будто призрак. Когда пламя костров скрылось из виду, он опустил девушку на землю. Не успела она опомниться, как рот ей забил плотный кляп, а руки, безжалостно вывернув в локтях, заломили за спину и скрутили. Похититель накинул ей на шею веревочную петлю и погнал перед собой, подталкивая стволом в спину. Путь был неблизким. Ласка то и дело спотыкалась и падала — но безжалостная рука каждый раз хватала ее за шкирку, словно котенка, и ставила на ноги. От ярости и унижения из глаз брызнули слезы. «Спокойно, спокойно… Тебя ведь уже пытались похитить, верно? Этот гад пока еще не представляет, на кого напоролся… Ничего, скоро узнает… Ну-ка, дыши ровнее… Успокоилась? Вот и славно… Теперь продолжай изображать перепуганную девчонку, только не перестарайся… А дальше видно будет».

Лагерь чужаков располагался на каменистой возвышенности, меж двух невысоких скал. Разведенный в яме костерок почти ничего не освещал: Ласка успела заметить лишь небольшую палатку и несколько фигур возле огня — а в следующий момент похититель снял с ее шеи петлю и выдернул кляп. Без особой злобы, но и не церемонясь, он связал девушке ноги и толкнул в маленькую пещерку, скорее даже нишу в каменной стене. Ласка сжалась в ожидании удара о камни, но этого не произошло: она повалилась на что-то мягкое — и живое!

— Эй, нельзя ли полегче? — недовольный голос показался девушке удивительно знакомым…

— Джек?!

— Мисс Светлоу?! Господи, как вы здесь оказались?!

* * *

— Итак, благодаря несравненному мастерству мистера Пинкера у нас теперь есть женщина Осокина! — Глаза Фальконе радостно поблескивали. — Полагаю, этот факт говорит сам за себя — ее никто не хватится в течение ближайших часов, поскольку в противном случае наш фигурант предотвратил бы похищение. Мы все-таки обошли его, невзирая на все сверхъестественные таланты! Думаю, теперь самое время вступить с этим господином в переговоры.

— Ошибаетесь! — бросил Имеющий Зуб.

Сильвио недоуменно нахмурился.

— Вы забыли об одноруком капитане… Его надо вывести из игры, и его боцмана тоже. Тогда мы будем иметь дело с кучкой перепуганных матросов — и Осокин куда легче примет нужное решение.

— То есть вы собираетесь проникнуть в лагерь и похитить еще двоих?! — Фальконе в сомнении покачал головой. — При всем моем уважении…

— Зачем же такие сложности, мистер, — хмыкнул Лерой Пинкер. — Мы с этим джентльменом, — он кивнул на неандертальца, — попросту пристрелим обоих, вот и все дела.

Гарри и Бен переглянулись; экс-каторжанин прочистил горло.

— Гм… Послушай, Лерой, я понимаю — эта шайка вне закона, и все такое… Но то, что ты предлагаешь, — не слишком ли? В конце концов, — теперь Гарри обращался к Сильвио, — мы не нанимались воевать!

— Успокойтесь, девочки, — презрительно бросил следопыт. — Вы с мистером Уайтом остаетесь стеречь пленных; всю грязную работенку мы сделаем без вас.

* * *

— Проклятие!!! Дьявол тебя задери вместе с твоей потаскухой!!! Не мог лучше за ней присматривать, а теперь имеешь наглость в чем-то обвинять меня! — Стерлинг достал из кармана носовой платок и утер блестевшую от пота физиономию. — Мы и так потеряли весь день, разыскивая эту…

— А ну-ка, полегче! — рявкнул вдруг Осокин. — Выбирай выражения, ты!

Собеседники еще некоторое время сверлили друг друга яростными взглядами; потом Стерлинг демонстративно сплюнул и выбрался из палатки. Уже совсем стемнело. Возле костров роились насекомые — некоторые были размером с воробья. Капитан брезгливо отмахнулся от огромной черной бабочки, порхавшей возле самого лица.

— О’Рейли!

— Сэр?

— Соберите «стим», и пусть как следует подзарядятся. Он сказал — будем искать ее столько, сколько потребуется! А? Как вам такое заявление?!

— Мне эта затея с самого начала не нравилась, сэр! Чем дальше, тем хуже дела! Сначала мы потеряли корабль, потом стали исчезать люди. Я нутром чую — что-то здесь неладно!

— Делать все равно нечего, — угрюмо бросил Стерлинг. — Назад дороги нет. — Он пошарил в кармане и выудил кожаный футляр. — Хотите черуту, Шон?

— Спасибо, сэр! — О’Рейли чиркнул о подметку спичкой и прикурил. — Мой табачок уже подходит к концу, так что…

Горло боцмана вдруг взорвалось — лопнуло, словно брошенная в стену бутылка портвейна, заляпав все вокруг кровью и ошметками тканей. Почти сразу донесся грохот выстрела. Стерлинг, преодолев секундное оцепенение, рухнул на землю рядом с бьющимся в агонии О’Рейли.

— Оружие к бою! — завопил он что было сил, дергая спусковой рычаг протеза. — Гаси огни! Стреляйте, мать вашу, стреляйте!

Поднялась суматоха. Грянул нестройный залп — вполне естественно, безрезультатный: матросы палили в темноту наугад. Призраки поначалу замешкались, потом сорвались с места, устремляясь в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. Как и следовало ожидать, их вылазка оказалась безрезультатной: неведомые враги будто сквозь землю провалились. Отыскать их не смогли даже «стим бойз» — слишком много живности бродило в этот час среди деревьев: ночные твари Земли Чудовищ вылезли из нор в поисках пропитания. Люди, сжимая в руках оружие, напряженно вглядывались в темноту, готовые стрелять на каждый подозрительный шорох; призраки патрулировали окрестности лагеря. Ближе к утру Потап поскребся в палатку Озорника.

— Поговорить надоть, — бросил он.

— Я тебя слушаю, — бесцветным голосом откликнулся Осокин.

— Это самое… Я знать хочу, когда вороги стрелять-то начали… Боцман наш, О’Рейли — он чего делал? Он же с капитаном был, верно? Я б сам у его спросил, только я на бритиш ни бельмеса…

— Тебе зачем?

— Так, — невразумительно проворчал медведь. — Есть одна мыслишка. Узнай, а?

— Хорошо, — пожал плечами Озорник. — Пошли.

Уильям Стерлинг пребывал не в лучшем расположении духа.

— Какого дьявола он это спрашивает? Мы ни черта не делали, ясно?! Стояли и разговаривали, потом я угостил Шона сигарой — а в следующую минуту он уже был мертв! Оставьте меня в покое, вы оба!

Капитан внезапно рыгнул; в воздухе резко запахло джином. Потап выслушал перевод Озорника, задумчиво кивнул и удалился.

Путешественники приняли все возможные меры предосторожности. Лагерь обнесли невысоким валом; палатки постарались дополнительно защитить, возведя с опасных направлений заграждения. «Стим бойз» были отправлены патрулировать ближайшие купы деревьев — туда, где могли укрыться вражеские стрелки. Потап, опустившись на четыре лапы, под прикрытием степного разнотравья провел рекогносцировку местности. Особенно привлекла мохнатого воина дальняя рощица. Медведь долго ее разглядывал, щуря маленькие глазки, — а потом вновь отыскал Озорника.

— Это самое… Вон в ту сторону приздраков посылали али нет?

— Туда? Нет. Далековато от нас, — покачал головой Осокин.

— Ты это, сигару мне раздобудь, а? Как у капитана…

— Зачем? — слабо удивился Озорник. — Ты же не куришь вроде… А, ладно, не мое дело.

Получив желаемое, Потап взял несколько приготовленных для костра веток, моток бечевки и принялся сооружать некую конструкцию.

* * *

Лерой Пинкер вместе с Имеющим Зуб выбрались на присмотренную позицию.

— Как только увидишь однорукого, стреляй, — вполголоса сказал следопыт.

Имеющий Зуб сбросил с плеч вещмешок. Большую часть дороги они шли налегке, но четверть часа назад неандерталец остановился, ножом взрыхлил жирную почву и набил ею парусину. Получилась отличная подставка для штуцера — куда лучше самодельных сошек из ремешка и трех палочек, как у Лероя Пинкера.

Быстро темнело.

— Слышь, мистер, — нарушил тишину следопыт. — Как ты целишься сквозь эту штуку? Я смотрю, у тебя и мушки нет…

— Она не нужна, — отозвался неандерталец. — На линзе нанесен крестик.

— Ишь ты… Надо бы и мне такой обзавестись. Глаза начинают сдавать…

Штуцер с подзорной трубой, по дальнобойности и точности превосходивший любую винтовку, обошелся Имеющему Зуб в целое состояние; изготовлением и пристрелкой занимался один из лучших альбионских мастеров-оружейников. Неандерталец мог бы объяснить это своему спутнику, но предпочел промолчать. Старик внушал ему опасения. Он был одним из самых ловких среди людского племени — и, наверное, одним из самых безнравственных. Такие готовы на все ради мизерной выгоды; лучше не давать им повода зариться на твое имущество.

— Ни черта не видно! — досадливо сплюнул Пинкер. — Ишь, окопались…

Сумерки над бруствером озарил крохотный огонек: там, в лагере, кто-то чиркнул спичкой. Спустя мгновение он погас, но не до конца: в темноте мерцала красная точка.

— Ха! Будь я проклят, сигара! — хмыкнул следопыт. — Этот парень ничему не научился. Ну что, мистер, уступаю эту честь вам и вашему меткому другу.

Неандерталец приник к окуляру, поймал алую звездочку в еле видимое уже перекрестье и, задержав на миг дыхание, плавно нажал на спуск. Грянул выстрел. Он успел заметить, как красная точка разлетелась роем быстро гаснущих искр, а в следующее мгновение чуть ниже и сбоку ярко полыхнуло — и что-то с чудовищной силой ударило его прямо в лоб.

— Ах ты, дьявол! — прошептал следопыт, уставившись на мелко сучащее ногами тело: в затылке неандертальца зияла дыра, куда свободно вошел бы кулак. Несколько секунд Лерой Пинкер бессмысленно таращился на труп, потом схватил выпавшую из его рук винтовку — и, пригибаясь, исчез среди зарослей.

* * *

— Вы так, а мы вот эдак, — пробормотал Потап, рассматривая сооруженное им чучело. Пуля попала точно в сигару, разворотив изображавший голову мешок. Мохнатый воин закинул за спину штуцер, но подниматься во весь рост не спешил: Крымская война научила его осторожности. Мимо пронеслись туманные силуэты, оставляя за собой клочья пара — «стим бойз» отправились навестить неизвестного стрелка.

— А ведь попал, ей-богу, — тихонько проворчал себе под нос медведь, дивясь невесть откуда взявшейся уверенности. — Хучь об заклад бейся, попал.

* * *

Сильвио Фальконе беспокойно метался во сне, заново переживая крушение «Гордости Нового Йорка» — только теперь на борту воздушного судна он был один. Вокруг все скрипело и трещало по швам, яростно завывала буря, сквозь иллюминаторы сочился жуткий зеленоватый свет, а ураганный ветер швырял его по тесной гондоле, вперемешку с ящиками, тюками и прочим грузом. Каждый предмет, казалось, считает своим долгом войти с ним в соприкосновение — и чем сильнее, тем лучше. Лопнувшая сетка сидений пребольно хлестала по щекам. Он попытался отвернуться, закрыться руками… И проснулся. Несказанное облегчение в ту же секунду сменилось паникой. Пощечины оказались вполне реальными: в палатке он был не один! Сердце в груди екнуло и забилось, словно бешеное. В слабеньких сумерках нарождающегося утра Фальконе увидел склонившуюся над ним фигуру. Он протянул руку, нашаривая очки, — и в тот же миг холодный ствол уперся ему в висок.

— Резких движений лучше не делать, — любезно предупредила старого масона Ласка. — Вылезайте наружу и руки держите так, чтобы я их видела.

Сильвио послушно выбрался из-под парусины — и оказался под прицелом пары винтовок. Он близоруко сощурился. Мюррей и пленный матрос Стерлинга. То есть бывший пленный, поправил себя Сильвио. Похоже, диспозиция за ночь немного поменялась, и слово «пленный» теперь применимо скорее к нему самому.

— Джек? Доброе утро… — Глупо, конечно, но лучше, чем ничего. — Позвольте спросить, а где Бен, Гарри и мистер Уайт?

— Заняли наши места, — откликнулся Мюррей. — Я, конечно, не такой дока вязать узлы, как Пинкер, — но, думаю, несколько часов путы продержатся. Во всяком случае, мы перетирали веревки добрых полночи.

— А сейчас мой черед, да?

— Именно так, сэр. Лягте на землю, пожалуйста, и заведите руки за спину.

— Как это вам удалось застать врасплох троих вооруженных мужчин? — поинтересовался Фальконе, опускаясь на мокрую от утренней росы траву.

— У мисс Светлоу оказался при себе небольшой пистолет. Кстати, он и сейчас на вас смотрит, так что будьте осторожнее. Ну, эти джентльмены решили, что не стоит торопиться на встречу с Создателем. Запястья вместе, пожалуйста. Вот так. Теперь можете встать.

Старый масон, поморщившись, принял вертикальное положение — со связанными за спиной руками это было не так-то легко, но Мюррей даже не подумал прийти ему на помощь.

— И что вы намереваетесь делать теперь?

— Не знаю, — весело откликнулся Джек. — Боюсь, я полностью упустил инициативу; надеюсь лишь, что у мисс Светлоу есть на этот счет какие-нибудь соображения. Она прелесть, правда?

Сильвио вздохнул:

— Наверное… Боюсь, я вас недооценил, мисс.

— Мы все ее недооценили, — хохотнул матрос Стерлинга. — Лэсси, и впрямь — как мы будем отсюда выбираться? Ты дорогу помнишь?

— Шутишь? — откликнулась Ласка. — Нет, конечно.

Но это не беда: есть тут один, который знает все тропки. Нам надо лишь как следует его попросить.

— Ты хочешь взять в плен Лероя Пинкера?! — недоверчиво воскликнул Джек.

— У тебя есть другие предложения? Кстати, они с неандертальцем могут вернуться в любую минуту, так что давайте поторапливаться. — Девушка безо всякого сочувствия посмотрела на Фальконе. — Посадите его возле костра и накиньте на плечи плащ.

— Что вы задумали, мисс?

— Будете подсадной уткой, сэр. Джек, принеси винтовку и положи ему на колени. Только разряди на всякий случай.

— Да вы просто… маленькая бестия! — ошеломленно пробормотал масон.

— Спасибо за комплимент. Кстати, вы все время будете под прицелом, и если мне что-нибудь не понравится — получите пулю.

* * *

— Две новости, мистер, и обе скверные, — устало бросил Лерой Пинкер прикорнувшему возле угасающего костра Фальконе. — Ваш низколобый приятель мертв, это первое. И второе: где-то поблизости ошивается очень скверная тварь. Эй, а куда подевались Гарри с Беном?

— У нас тут тоже кой-какие изменения, — раздалось за его спиной. — Медленно положи на землю ружья и расстегни пояс. Медленно, ты понял?

Следопыт проклял свою жадность. Будь у него один штуцер, его собственный, — возможно, он бы рискнул. Ему уже случалось проделывать такой трюк: молниеносный разворот и умение стрелять от бедра всегда оказывались для врагов неожиданностью… Вот только для этого нужны обе руки. Пожав плечами, он исполнил требуемое. Джек, не сводя с него глаз, подобрал оружие и отбросил в сторону. Стерлингов матрос подтолкнул следопыта стволом.

— Лечь на землю, руки за спину.

Вскоре Лерой Пинкер был крепко связан. Ласка, страховавшая мужчин, вылезла из кустов, подошла и присела на корточки.

— Мистер Пинкер, мы возвращаемся — а вы назначаетесь нашим проводником.

— Да ну? — усмехнулся следопыт. — С какой это стати?

— Вы — единственный из присутствующих, кто знает дорогу…

Лерой Пинкер презрительно сплюнул.

— …И либо вы отведете нас обратно, либо остаетесь здесь, связанный и беспомощный, — ласково улыбнулась девушка. — Ну, а мы попробуем найти реку — думаю, получится в конце концов… Будем время от времени стрелять в воздух. Кто-нибудь может услышать нас.

— Ладно, твоя взяла!

Спустя четверть часа они тронулись в путь. Первым шел Джек Мюррей, вооруженный штуцером покойного неандертальца. За ним, привязанные к одной длинной веревке, следовали Лерой Пинкер, Бен, Гарри, мистер Уайт и Сильвио Фальконе. Ласка и матрос замыкали колонну.

— Так что вы там говорили насчет какой-то опасной твари? — осведомился Джек у следопыта. — Она что, большая?

На лице Линкера проступила усмешка.

— Да уж не маленькая…

— Ну, и как она называется?

— Я зову его большим парнем, мистер…

— Должно быть, это аллозавр, самая крупная из хищных рептилий, — неожиданно подал голос Фальконе. — Я читал о них. Жуткие твари, огромные. Настоящие машины для убийства.

— Ну, у нас ведь есть ружья, верно? А в такую большую тушу всяко не промахнешься.

— Если сумеешь выстрелить, — медленно проговорил Пинкер. — Если не окаменеешь со страха или не откинешь тут же копыта от разрыва сердца. Если с первого раза попадешь в мозг. Это не просто большой ящер, нет. Он — король Земли Чудовищ, самый крупный, самый беспощадный. Ему нет равных.

— Вы с ним встречались? — полюбопытствовала Ласка.

— Видел однажды. Издали. И не горю желанием узнать эту тварь поближе.

Заслышав такие речи, остальные участники похода притихли и старались вести себя как можно тише — особенно те, кто был связан. Гарри и Бен что-то беззвучно шептали себе под нос — должно быть, молились; мистер Уайт пребывал в черной меланхолии. Сильвио Фальконе держался неплохо — Ласка отметила про себя, что за этим человеком стоит присматривать повнимательней. Лерой Пинкер, даже связанный, оставался самим собой: наиболее ловким и наблюдательным из всей компании. Именно он первым почуял мерзкий запашок, донесенный легким порывом ветра. Пестрая компания шла по дну неглубокой балки, склоны которой заросли густым колючим кустарником. Внезапно следопыт остановился — так резко, что шедший позади Гарри не успел среагировать и ткнулся в его спину.

— Тихо! Замерли все! — яростно прошипел Пинкер. — Ни звука!!!

Колонна остановилась. Лерой Пинкер с минуту напряженно втягивал ноздрями воздух и прислушивался.

— Ладно, пошли, только не шумите, — наконец буркнул он.

Спустя минуту вонь почуяли все — густую, омерзительную; с каждым шагом она становилась все сильней.

— Господь милосердный, это чего же так смердит?! — тихонько охнул Бен.

Выбравшись из балки, они узрели источник миазмов. Это была огромная, почти в человеческий рост, куча гуано: гнусная бурая масса, в которой виднелись мелкие осколки раздробленных костей и куски шкуры. Ласка не смогла сдержаться: ее тут же вырвало.

— Чтоб я сдох! — потрясенно прошептал Гарри. — Это ж какого размера должна быть задница?!

— Если не хочешь через нее пройти, заткнись! — свирепо бросил Пинкер. — Эй, там, может, развяжете мне руки?

— Еще чего! — прохрипела девушка, утирая с подбородка желчь. — Иди давай…

— Если большой парень где-то поблизости, от меня связанного не много проку! — Глаза Пинкера сверкнули.

— Ну так поспеши, понял? Живее! Это и в твоих интересах тоже!

Несколько мгновений следопыт сверлил ее яростным взглядом, потом сплюнул и двинулся вперед. Тут-только Ласка поняла, что ямы и рытвины в мягкой почве на самом деле были следами — просто такими огромными, что сознание поначалу отказывалось воспринимать это. Она прикинула размеры чудовища. «А ведь он где-то неподалеку!» — по хребту побежали мурашки, в коленях возникла слабость. Одно дело — слушать рассказы о неведомом монстре, и совсем другое — наткнуться в лесу на кучу его дерьма! Она крепко стиснула цевье винтовки. «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли… Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго…» Ласка беззвучно шептала молитву, покуда не стало легче.

Они прибавили темп, стараясь придерживаться разумного компромисса между быстротой и бесшумностью передвижения. Наконец лес закончился. Впереди простиралась степь с частыми островками деревьев: меж их вершин проплывали величаво изогнутые шеи травоядных гигантов, а чуть справа, завиваясь, уходил в небо жидкий дымок.

— Эй, если не хотите развязывать нам рук — хотя бы перережьте веревку! — жалобно попросил Гарри. — Если придется бежать, она здорово помешает.

Ласка, поколебавшись секунду, достала нож.

Шуршали высокие травы, кружились в воздухе потревоженные насекомые. Поначалу они шли быстро, почти бежали, но вскоре стало понятно, что прозрачный воздух равнин сыграл злую шутку: расстояние оказалось больше, чем они предполагали. Путники миновали купу высоких деревьев; отсюда лагерь был виден как на ладони. «Интересно, скоро нас заметят?» — подумала девушка. Вслед за этой мыслью пришла другая, более практичная — не открыли бы по ним пальбу. Она поспешно догнала Джека и пошла рядом — уж ее-то караульные должны признать… Они были на расстоянии полусотни ярдов, когда в лагере вдруг поднялась суматоха, а вслед за тем воздух разорвал нестройный залп. Воздух наполнился свистом пуль. Ласка бросилась на землю, чувствуя гулкие удары сердца — казалось, от них содрогается земля.

— Какого черта, они что, совсем слепые?!

— Прекратите стрелять, идиоты! — завопил матрос. — Это же мы!

— Это не по нам, — каким-то чужим голосом проговорил Мюррей. — Вставайте, Лэсси. Скорее.

Девушка поднялась, проследила направление Джекова взгляда — и ахнула.

Сказать, что он был велик и ужасен, значит не сказать ничего. Это существо, казалось, воплощало в себе весь страх, все то, из-за чего жертву охватывает тошнотворное липкое бессилие перед мощью и быстротой настигающего ее хищника. В янтарно-оранжевых глазах монстра, казалось, тлеет инфернальный интерес — таким взглядом смотрит птица на червяка, прежде чем склевать беспомощно извивающееся создание. Тело аллозавра было величиной с вагон поезда; его шкура переливалась всеми оттенками зелени — от коричневатого, словно болотная ряска, до почти золотистого, как надкрылья жука-бронзовки. Темные и светлые пятна слагались в крапчатый узор, как будто солнце отбрасывало на ящера тысячи зайчиков сквозь частую листву — и при малейшем напряжении мускулов этот орнамент изменялся, создавая почти гипнотический эффект. Движения аллозавра были обманчиво-неторопливыми, но расстояние меж ним и людьми сокращалось стремительно. Ласка вдруг поняла: то, что она сочла биением своего сердца, было поступью монстра — создаваемое колоссальной тушей давление заставляло содрогаться землю.

— Бегите! — хрипло закричал Пинкер и со всех ног припустил к лагерю. Джек крепко стиснул плечо девушки — и этого оказалось достаточно, чтобы оцепенение спало. Ласка бросилась вперед, не думая более ни о чем: темный, первобытный ужас затопил сознание.

Позднее, вспоминая этот, наверное, самый страшный момент своей жизни, она вынуждена была признать правоту Лероя Пинкера. Никому из них даже в голову не пришло остановиться и попотчевать ящера пулей — настолько властно завладел всеми страх. Огонь вели только матросы Стерлинга и сам капитан — и, быть может, эти выстрелы дали беглецам несколько спасительных мгновений. Они успели достичь лагеря — все, кроме Джереми Уайта. Незадачливый аэронавт споткнулся на бегу и упал — а быстро встать со связанными за спиной руками не так-то просто. Когда ему это удалось, ящер был уже совсем близко — и несчастный потерял всякую волю к сопротивлению, застыл, словно кролик при виде удава. Аллозавр не остановился, даже не замедлил движения. Он просто сделал быстрый нырок шеей, жамкнул кошмарными челюстями — и резко вскинул голову, проталкивая в горло верхнюю половину мистера Уайта. «Стим бойз», обжигая впопыхах людей, рванулись к рептилии и окружили ее, но тут же отпрянули, сообразив очевидное: чудовище было способно убить их одним движением — попросту раздавить, наступив.

Грянул выстрел — более громкий и раскатистый, чем сухие щелчки «ли-метфордов»; и тварь впервые подала голос, издав ужасающий вопль. Потап молниеносно перезарядил штуцер и выстрелил снова: крупнокалиберная пуля ударила аллозавра в нижнюю часть груди. Должно быть, ящер испытывал ужасную боль, но вряд ли связывал ее с кричащими и суетящимися созданиями: существа настолько меньше размером, по его представлениям, могли быть только добычей. Вопя от боли, монстр в несколько прыжков достиг лагеря и приступил к кровавой трапезе.

Ласка выстрелила и дрожащими руками передернула затвор. Что она делает, этому чудищу ее пуля — что слону дробина, вон сколько раз в него уже попали… Она прижалась щекой к прикладу. Мушка в прорези прицела прыгала из стороны в сторону. Внезапно кто-то схватил ее в охапку и быстро потащил прочь. Девушка слабо вскрикнула, но тут в ноздри ударил густой медвежий дух, и она поняла — верный Потап вновь спасает ее из самого пекла. Не тратя лишних слов, медведь бросился к реке. Там, на галечной отмели, лежали лодки — одна, уже испытанная на плаву, и еще с полдюжины на различных стадиях готовности. Внезапно рядом очутился Лев Осокин — в одной руке винтовка, в другой — Лексикон, единственный глаз сверкает от возбуждения, а на губах ухмылка, словно у мальчишки, затеявшего очередную проказу.

— Лодку на воду, быстро! — распорядился Озорник; он бросил оружие на землю и подхватил весла. — Давай же!

Медведь столкнул легкий челн с берега, посадил девушку и залез сам. Озорник немного пробежал по мелководью, держась за борт и выводя лодку на глубину.

— Вот это я называю «воспользоваться суматохой и скрыться»! — Осокин неожиданно расхохотался. — Давайте подналяжем на весла: хотелось бы поскорее оставить наших компаньонов позади.

Лагерь вскоре исчез за поворотом. Медведь молчал, но на морде его ясно читалось неодобрение. Чувства Ласки были противоречивыми. С одной стороны, она сама как-то говорила Потапу, что Стерлинг и компания им не товарищи, а всего лишь временные партнеры; с другой — бросать в беде тех, с кем бок о бок сражался и делил тяготы пути… Слишком уж это напоминало предательство. Но Озорник, похоже, считал случившееся отменной шуткой.

— Интересно, скоро они сообразят, что мы бежали? — вслух подумала девушка.

— Часа через два, не меньше, — откликнулся после некоторого раздумья Осокин. — Бьюсь об заклад, никто не видел, куда мы делись: все взгляды были прикованы к ящеру.

— Стерлинг может послать за нами «стим бойз».

— Да, может. Надеюсь, когда он додумается до этого — будет уже поздно что-либо предпринимать.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Ласка.

— Нам осталось всего ничего: миль десять-двенадцать… Я чувствую близость энергетического колодца Даже отсюда — и это косвенным образом говорит о том, что он действует. Или, может, со временем у меня повысилась чувствительность к такого рода вещам.

— Ты хочешь сказать…

— Да. Наш путь почти завершен, Маленькая Ласка Светлова. Думаю, сегодня вечером ты увидишь… — На губах Осокина проступила мечтательная улыбка.

— Что увижу?

— Конец Света, — обыденным голосом отозвался Озорник. — И начало нового мира.

* * *

Джек Мюррей собрал в кулак всю силу воли и поднял ствол. Ящер возвышался над ним подобно ночному кошмару. Исполинское тело усеивали сочащиеся кровью дыры пулевых отверстий, но аллозавру, казалось, ничто не в силах повредить. Сквозь подзорную трубу видны были только расплывчатые пятна — как же неандерталец умудрялся целиться. А, вот в чем дело. Джек подрегулировал резкость. В окуляре возникла чудовищная морда. Он поймал в перекрестье оранжевый глаз и нажал на спуск. Отдача у штуцера оказалась сильнейшей — плечо пронзило резкой болью, грохот выстрела оглушил его. «Не попал!» — вспыхнула паническая мысль. «Я промазал, и теперь мне конец». Ящер сделал шаг… и рухнул. Земля содрогнулась. Мюррей выронил оружие и сел — ноги не держали его. Вокруг наступила тишина: люди приходили в себя.

— Славный выстрел! — хрипло сказал кто-то за спиной журналиста. Джек вдруг рассмеялся.

— Что это с ним? — тревожно спросил один из матросов.

— Ничего страшного, так бывает. Скоро оклемается.

Прошло немало времени, прежде чем подвергшиеся нападению перешли к осмысленным действиям. Ранен оказался только один человек — да и то случайно, чья-то пуля оцарапала ему плечо; зато убитых было пятеро. К телу аллозавра так никто и не осмелился подойти: даже после смерти чудовище продолжало внушать ужас.

Стерлинг распорядился собрать и похоронить останки, не попавшие в желудок монстра — но даже его люди, грубые и закаленные в стычках, содрогались при виде окровавленных фрагментов тел, растоптанных или раздробленных страшными челюстями.

Внезапно капитан крепко выругался.

— Где этот чертов Озорник?!

Люди переглядывались, озирались по сторонам… В самом деле, куда подевался чародей? Почему не защитил их?

— Может, удрал в лес? — неуверенно предположил кто-то.

Стерлинг побагровел:

— Найти мерзавца! Немедленно!

«Стим бойз» устремились в разные стороны. Капитан бормотал себе под нос проклятия. Один из призраков вскоре вернулся — и принялся жестикулировать.

— Помедленней! — рявкнул Стерлинг.

«Лодки… Одной нет… Следы…»

— Ах ты, дьявол!!!

Вне себя от ярости, капитан бросился к берегу. Да, так и есть: единственная полностью готовая лодка была похищена!

— Карл, мне нужна хотя бы одна годная к плаванию посудина — немедленно! У тебя пятнадцать минут, чтобы привести любую из них в надлежащий вид! Возьмешь столько людей, сколько нужно. Джон! Я хочу, чтобы ты взял еще парочку «стим» и прогулялся вниз по течению. Или нет, отставить! Просто собери всех ваших, будьте наготове. Вы там, чего расселись? А ну, живо — тащите сюда все веревки, какие у нас есть!

Гнев и нетерпение Стерлинга сделали свое дело. Лодка была спущена на воду; призраки взялись за привязанные к носу канаты и потянули, сообщая суденышку дополнительную скорость. Капитан расположился на носу. Кроме него на борту было еще четверо. В их число входил и Карл Мейстер: Стерлинг предпочитал держать неформального лидера матросов поближе к себе. Шли быстро; заросшие кустарником берега сменялись обрывами и галечными отмелями. Течение мало-помалу сделалось довольно бурным; несколько раз им пришлось обходить пороги. Первыми неладное почуяли, конечно, «стим бойз». Один из призраков заскользил к лодке.

— Что? Шум впереди? Ты думаешь, водопад? — Стерлинг нахмурился. — И как далеко?

«Не знаю, — прожестикулировал призрак. — Шум воды. Сильный. Очень сильный».

— Ну хорошо, посмотрим.

Вскоре мерный гул услышали все: казалось, сам воздух вибрирует, вторя миллионам галлонов воды, низвергающимся в бездну.

— Сэр! Я об заклад готов биться — там впереди водопад, и преогромный! — тревожно воскликнул Карл. — Может, чародею он и нипочем, но нас точно перемелет, словно паровая мясорубка на бойне!

— Молчать! — рявкнул Стерлинг. — Вперед, и поживей!

Воздух стал влажным от водяной пыли — это ощущалось даже здесь. Река сделала очередной поворот — и крупнейший из водопадов Нового Света предстал перед ними в своей ужасающей красоте. Пенные буруны усеивали широкий разлив, струи течений вспухали под его поверхностью, словно мускулы под кожей атлета. Река здесь разделялась на два рукава — и посредине, на самой кромке бездны, вставал из вод остров.

— Сэр! Мы не вытянем! Надо пристать к берегу! — тревожно выкрикнул один из матросов. Стерлинг поднес к глазам бинокль. Водяная взвесь тут же начала оседать на линзах, но он успел заметить главное: вытащенную на прибрежные камни лодку и три крохотные фигурки возле нее: две человеческих и одну звериную.

— Ага!!! Попались! — торжествующе воскликнул Стерлинг; в следующий миг его накрыла серая тень.

Он был королем воздушного океана, точно так же как аллозавр был королем джунглей. Огромные, двадцати ярдов в размахе, крылья несли стремительное тело, увенчанное головой с длинной зубастой пастью. Ящер спикировал на лодку. Цепкие пальцы задних лап сомкнулись на плечах капитана, кривые когти глубоко, до кости, вошли в мясо — и рывком вознесли жирное тело Стерлинга в небеса. Капитан завопил, судорожно забился, пытаясь ослабить хватку, но тщетно: повелитель воздушной стихии не собирался выпускать столь лакомую добычу. Он по-змеиному изогнул шею и впился зубами в голову капитана, разом содрав с нее половину скальпа. Стерлинг издал новый вопль. Кровь заливала ему глаза; вне себя от боли, он вскинул протез и потянул рычаг. Дюжина пуль «дум-дум» вырвалась из скрытого в стальной клешне ствола, разрывая на части плоть ящера, дробя его полые кости, дырявя кожистые крылья. Когти разжались, и капитан, кувыркаясь, рухнул вниз с высоты десятиэтажного дома — покуда каменистая речная отмель не прервала его полет. Секундой позже неподалеку врезались в землю истерзанные пулями останки крылатого гиганта.

Ведомая призраками лодка причалила к берегу. Матросы — и люди, и «стим» — молча обступили тело капитана, отдавая погибшему последнюю дань.

— Надо похоронить его как полагается, — сказал кто-то. — Но у нас нет лопат…

Все взгляды обратились на Карла Мейстера.

— Отвезем кэпа в лагерь, — решил он. — И вот еще что. К дьяволу этого чародея, парни. Мы возвращаемся.

* * *

— Места силы охраняются, — сказал Озорник. — И стражи таковы, что встречаться с ними не стоит. Не знаю почему, но это заложено в самой природе таких мест, они словно бы притягивают опасных созданий. Впрочем, это касается Старого Света. Земля Чудовищ сама по себе — одна большая аномалия.

— Аномалиев хватат, эт верно, — вздохнул Потап. — Животны всяки неприятные…

— Не только это. Климат Нового Света значительно мягче. Здесь почти нет ледников, в то время как треть Евразии погребена под ледяным щитом. — Озорник нагнулся, поднял плоский камешек и кинул в воду.

— Чего мы ждем? — напряженно спросила Ласка.

— Отдыхаем. Прощаемся, — улыбнулся Осокин. — Со всем этим… — Он широким жестом обвел горизонт.

— Значит, ты не изменишь решения, — прошептала девушка.

— Посмотри на воду. Она ведь не изменит решения падать вниз, верно? — Озорник потянулся и встал. — Ну что же, пора. Идемте.

Он встал и, не оглядываясь, двинулся в глубь острова.

— Потапка, я тебя прошу — не ходи с нами! — горячо зашептала девушка на ухо зверю. — Подожди здесь, а? Мне… Мне надо с ним поговорить…

— Ладноть, — вздохнул Потап. — Ты только это, осторожней там…

Ласка почти бегом догнала Озорника и пошла рядом, закусив губу. Слова теснились на языке — но не те, что нужно, совсем не те. Это уже сто раз было сказано…

— Лева! Объясни мне еще раз, что ты собираешься сделать…

— Скоро ты все увидишь, — откликнулся Осокин. — К чему лишние разговоры? А впрочем, изволь. Это будет похоже… Ну, даже не знаю — на что. Вольное сообщество астероидов, танцующих в ночном небе. Сотни малых миров — и я надеюсь, что их обитатели будут немножко мудрее; станут беречь и хранить свой дом, поймут, как он нежен и хрупок. Человечеству предстоит очень сильно измениться, Ласка. Преодолеть свою алчность, свою глупость, свою корысть — иначе у него не будет шансов на выживание. Ты скажешь, это слишком жестокий урок. Да. Я не оставляю людям выбора, это так. Многие погибнут. Хотя и не столь многие, как тебе кажется, но жертв не избежать, конечно. Мы ленивы, милая. Слишком ленивы, чтобы поменять в этой жизни хоть что-то. А те, кто искренне этого желает и пытается… Они слишком слабы. Я хочу, чтобы каждый — каждый! — ощутил себя песчинкой на берегу бушующего океана и задумался о том, кто же он такой и зачем пришел в этот мир.

— Лев, постой. Ты хочешь вмешаться в небесную механику. И помоги нам бог, я отчего-то верю, что это тебе по силам. Но ты же не можешь знать, чем обернется твое вмешательство. Все расчеты… Представь — одна-единственная переменная, которую ты не учел. Не знал…

— Ты не понимаешь! — покачал головой Озорник. — Мир совсем не таков, как тебе кажется. Это словно в театре. Помнишь тот, в который мы пошли на Пикадилли? Опускается один занавес — и там нарисовано море и плывущий корабль; опускается другой — и действие переносится в горы… То, что ты считаешь незыблемыми физическими законами, — всего лишь условность. Такая же, как слова на песке. Их так легко смести и написать новые. Системы Коперника, Птолемея, античные представления о мире — я могу реализовать любую из этих схем. Могу сделать центром мироздания Землю, могу поместить весь мир на спину гигантской черепахи и заставить ее плыть по бесконечному океану.

Они прошли через весь остров и поднялись на кромку обрыва. С обеих сторон клубилась водяная взвесь. Все вокруг было мокрым — нескончаемый дождь орошал поросшие мхами скалы. Здесь, возле самого водопада, разговаривать было почти невозможно. Рев падающей воды был столь громким, что приходилось кричать, и беседа словно сама собой превращалась в ссору.

— А что будет с нами?! — напрягая голос, выкрикнула Ласка. — Ты подумал об этом?! Что будет со мной — и с моим будущим ребенком?! Ты хоть представляешь, какие силы собираешься задействовать?! Да мы перед ними — ничто!!!

— Успокойся. Я уверен, что нам ничего не грозит. Ну, почти уверен.

— Почти?! — от ярости и возмущения у нее не хватало слов. — Почти!!!

— Ладно, перестань, — сказал Озорник. — Этот спор можно продолжать целую вечность. Пора начинать.

Он сдернул с глаза повязку, скомкал ее и, широко размахнувшись, зашвырнул в кипящую пропасть. Левый глаз пульсировал зеленым огнем; он казался смотровым окошком в какой-то адской топке.

— Посмотри на себя! — выкрикнула Ласка, нащупывая в кармане холодную рукоятку пистолета. — Ты ведь уже не человек!!!

Осокин что-то сказал, почти неслышно за ревом воды — вроде бы, «ошибаешься», — и достал из-за пазухи Лексикон.

— Я не позволю тебе сделать это!!! — Девушка выхватила пистолет, взвела курок и направила ствол в грудь Озорника. Их разделяло всего три шага. Осокин поморщился и снова что-то произнес, должно быть, «отдай». Девушка покачала головой. Он шагнул к ней, протягивая руку… И Ласка нажала на спуск.

Выстрел прозвучал сухо, будто щелчок, как-то несообразно с мощной отдачей. Роба на груди Озорника словно взорвалась; пуля отшвырнула его назад. Он рухнул навзничь, скорчился, заскреб пальцами, сдирая с камней мох… И замер в неподвижности. Лексикон выпал из его руки, и стальной переплет вновь стал неуловимо менять облик, не даваясь глазу…

— Ради моего ребенка, — прошептала Ласка. — Он должен жить. Обязательно.

Осторожно, чтобы не поскользнуться, она спустилась с утеса и пошла назад. На полпути ее встретил Потап. Вид у медведя был встревоженный.

— Это… Стреляли навроде… Ты как?

— Я в порядке. Пойдем отсюда, Потапка.

— Озорник-от где?

— Его больше нет. — Собственный голос показался Ласке неестественно звонким, словно натянутая до предела струна. К горлу подкатил горячий комок, в глазах все расплылось…

— Как так нет? — не понял медведь.

— Я… Его… Убила, — выдавила Ласка и разрыдалась.

Получасом позже они сидели на берегу и смотрели на воду. Река огибала остров, вспухала порогами, кружила в водоворотах клочья пены… Преодолеть такое течение на веслах казалось делом безнадежным. «Не беспокойтесь об этом», — улыбнулся Озорник, когда прямо по курсу возник водопад; и они перестали думать о том, как будут возвращаться — ведь с ними был он, чародей, способный остановить реку или обернуть ее вспять…

— Ладноть, тут сидючи, далеко не уедем… — покряхтел медведь. — Сделам так: поднимемся ровно посередке, сколь сил хватит, а потом сразу к берегу. Авось в буруны не затянет…

Ласка нехотя поднялась. Потап предлагал единственный разумный выход: других способов выбраться с острова-ловушки, похоже, не существовало. Вся надежда была на могучие, не чета человеческим, мускулы зверя, — но хватит ли их на то, чтобы выполнить задуманное? Что ж, спокойно подумала девушка; скоро я это узнаю. Минут через пять…

* * *

Прошло немало времени, прежде чем он шевельнулся и застонал. Нескончаемая морось — приносимая ветрами водяная пыль успела пропитать всю одежду, так что, очнувшись, он тут же начал дрожать от холода. В груди поселилась тупая боль. Крайне осторожно, словно боясь разбить хрупкое стекло, он расстегнул робу и сунул руку за пазуху. В ладонь лег покореженный кусок металла: серебряная кокарда, изображавшая некогда оскаленную волчью морду. За прошедшие месяцы благородный металл покрылся неопрятными темными пятнами окислов. Вещь была безнадежно испорчена — ударившая в эмблему пуля смяла ее, сама превратившись в толстую свинцовую лепешку.

— Да уж, нарочно так не попадешь, — хрипло вымолвил Озорник и усмехнулся; впрочем, усмешка тут же сменилась гримасой боли.

«Похоже, ребро сломано. Черт бы побрал всех женщин и карманные пистолеты!» Опираясь о скользкий камень, он встал. Вздохнуть полной грудью не получалось. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Сумерки уже сгустились, но он отчетливо видел лежащий неподалеку Лексикон. Странно: неуловимо меняющаяся книга не казалась чем-то чужеродным среди скользких камней и мха; она словно бы тоже была частью этого мира, частью первозданной природы. Болезненно скривившись, он нагнулся и поднял ее, прерывая метаморфозы; но открывать не спешил. Тонкие пальцы задумчиво поглаживали мокрый металл переплета. Ревущая пропасть была всего в нескольких шагах. Посильнее размахнуться — и… Озорник улыбнулся. Это был миг чистого, почти физиологического наслаждения: осознание того, что судьба целого мира находится целиком и полностью в твоей власти — здесь и сейчас.

В темнеющем небе одна за другой проступали звезды.

— Ну что ж, пожалуй, пора, — вымолвил он, не слыша сам себя за ревом вод. — Приступим.

Левый глаз Озорника полыхнул изумрудным огнем.

* * *

— Ох! Моченьки моей боле нет! — пробормотал Потап, с размаху садясь на землю. Ласка молча устроилась рядом, легла ничком, уставившись в ночное небо. На душе было пусто — ни мыслей, ни чувств, ничего. Но это и к лучшему, наверное. Там, на острове, наплакавшись вволю в мохнатое плечо медведя, она словно бы выгорела изнутри; а потом и вовсе стало не до эмоций. Грести против течения оказалось немыслимо трудной задачей: двухлопастное весло мало что не выворачивало из рук — а лодка продвигалась вперед мучительно медленно, словно в дурном сне. Вскоре она выбилась из сил, вдобавок в животе начались рези.

— Я больше не могу! — выдохнула девушка, обернувшись.

— Отдохни покуда! — Потап махал своим веслом, словно заведенный; в его лапах оно казалось почти игрушкой. Ласка даже испугалась, глядя, как прогибается древко в такт могучим гребкам: не сломалось бы. Но весло выдержало. Поднявшись вверх по течению настолько, чтобы зияющая кромка водопада перестала представлять угрозу, медведь направил лодку к берегу.

— Седни здесь заночуем, — проворчал Потап, немного отдышавшись. — А завтрева уже двинем обратно. Супротив течения трудненько будет — ну да все легче, чем пехом…

— Думаешь, на лодке быстрее выйдет? — спросила Ласка.

— Да уж всяко быстрей. Опять же вдоль бережка пойдем. Случись в воде какой ящер — завсегда причалить можно, а коли на суше — так на глубину уйти. Оружья-то у нас — твоя винтовка, и все; штуцер я еще в лагере обронил. А что магазинка супротив здешних тварей: все равно что на волка с дробишкой мелкой…

Закончить свою мысль Потап не успел. По нервам ударил жуткий металлический шелест — словно исполинская шашка покинула ножны; а в небе над водопадом вспыхнул Знак.

— Не может быть! — воскликнула Ласка, вскакивая на ноги. — Я же… Нет!

— Стрелила, говоришь, колдуна-то нашего? Чей-то не похоже… — хладнокровно отозвался медведь.

— Надо остановить его! — крикнула девушка, цапнула за ремень «ли-метфорд» и кинулась было к лодке. Потап перехватил ее, заставив остановиться.

— Пусти!!!

— Не, не пущу, — покачал косматой башкой зверь. — Ты и так накуролесила порядком, сиди уж теперь.

— Я должна это сделать! Иначе он разрушит весь мир!!!

— Сиди, кому сказано! — вдруг рявкнул Потап; от неожиданности Ласка даже попятилась — медвежий рык был более чем внушителен. — Не по силам тебе, ужель не ясно! Чему бывать, того не миновать, — добавил медведь тоном ниже. — Да и не поспеешь. Эвон, гляди…

Звезды исчезли с ночного неба. Их больше не было видно — ни единой; зато над миром, один за другим, возникали Знаки. Черный бархат ночи горел в изумрудных лучах; свистела великанская шашка, высекая иероглифы Апокалипсиса. Строка за строкой ложились они на небосвод. Вскоре сделалось светло, словно днем; стаи потревоженных птеродактилей взмывали над деревьями, пронзительно пища. Им вторили голоса крупных ящеров: медлительные бронтозавры и мегатерии ревели, напуганные страшным зрелищем, сбивались в стаи, ища спасения от невиданной доселе напасти. Знаки занимали уже все небо, от восточного до западного горизонта; они теперь писали сами себя, порождая все новые и новые формы. Ласка представила себе, как чудовищная тайнопись разрастается и опоясывает весь мир. Повинуясь воле того, кто стоял сейчас у кромки великого водопада, вспыхивает небо над Атлантикой и Тихим океаном, над бескрайними просторами Снежной Страны и вершинами Памира, выметает полуденные тени с улиц европейских городов и расцвечивает изумрудным сиянием азиатские степи… Люди бросают свои дела, выходят из домов на улицы, с ужасом и благоговением смотрят вверх… Кто-то вдруг падает на колени, каясь во всех грехах, кто-то шепчет молитву, кто-то просто молча стоит, не в силах сдвинуться с места, — а Знаки пляшут, кружатся в дымных жгутах облаков, сплетают петли и плоскости холодного неземного огня…

* * *

Мужчина в дорогом костюме стоял у огромного, от пола до потолка, окна шале и, заложив руки за спину, молча созерцал альпийские склоны. В его холодных, словно льдинки, глазах отражался танец изумрудных иероглифов, заполнивших небо. В дверь негромко постучали.

— Войдите, — бросил человек, не оборачиваясь. — Кто на этот раз, Брюммель?

— Его Высочество… — Плечистый неандерталец почтительно протянул хозяину аппарат Бэлла: сплошь красное дерево и полированная латунь. Стоило мужчине взять наушник, как из него тут же раздался одышливый голос, перемежаемый шорохом и треском помех:

— Твингли! Господи, Твингли, что творится?! Ваши люди добились, наконец, успеха?! Почему вы нас не предупредили?!

Поморщившись, мужчина отстранил металлический кругляш от уха и сказал в гнутый рожок:

— Мы проиграли. Это конец, Джон.

— Как проиграли?! Твингли, что за вздор вы несете! — истерически завопил голос. — Мы никогда не проигрываем, слышите — никогда!!! Если вы не в состоянии оказались решить эту проблему…

Мужчина аккуратно повесил наушник на вилку и отдал неандертальцу.

— Уберите его подальше, — распорядился он. — На звонки не обращайте внимания… А лучше отключите вообще.

Неандерталец поклонился и развернулся, чтобы уйти. У самых дверей хозяин окликнул его:

— Брюммель!

— Да, господин?

— Вы верите в бога?

Лакей на секунду замешкался.

— Конечно, господин! Я верный прихожанин…

— Тогда помолитесь, Брюммель.

— Господин? — неандерталец вопросительно посмотрел на хозяина.

— Ну что тут непонятного? — раздраженно спросил тот. — Просто помолитесь!

— Да, господин, — Брюммель поклонился и аккуратно прикрыл за собой дверь.

— Он ве-ерит! — язвительно бросил человек в пустоту. — Счастливчик!

* * *

В глубоких подвалах одного из лондонских зданий пришла в движение странная машина, чем-то похожая на гигантскую астролябию. Опоясывающие бронзовый глобус дуги мелко завибрировали, а потом вдруг сорвались с места и принялись вращаться, стремительно набирая обороты. Спустя несколько секунд оси раскалились докрасна, из сочленений потянулись струйки едкого дыма. Что-то пронзительно взвизгнуло, срикошетив от каменной стены, — и вся конструкция с оглушительным грохотом разлетелась на части.

* * *

— Докладаю: личный состав в баню сходил, в чистое переоделся, сейчас отец Акинфий всех причащает…

— Отлично, хорунжий. Как причастие закончится, раздайте патроны — и с богом… — полковник Шолт-Норт выглянул из штабной палатки и удовлетворенно кивнул. Все занимались своим делом. Потаенный воинский лагерь, надежно укрытый от чужих взоров в глухих чащобах Зауралья, за последнее время разросся, превратившись в нешуточную угрозу ордынцам. А ведь еще несколько месяцев назад их было всего ничего: сильно поредевший гарнизон Крепости, спасшийся по секретному тоннелю, да и то — половина раненых… Зато теперь — без малого полк, даже артиллерия своя имеется: четыре горных орудия, отбитых в лихом ночном налете на неприятеля. К ним бы еще боеприпасов поболе…

— Нервничаете, Пал Евграфыч? — Полковник хорошо знал манеру хорунжего подкручивать в волнении седеющие усы.

— Да уж больно непривычно оно! — Хорунжий коротко глянул вверх, на полыхающее небо.

— Это хорошо, — усмехнулся Шолт-Норт. — Будем надеяться, что ордынские часовые пялятся на это безобразие, а не по сторонам стригут, как положено. А вот казачкам скажи, пусть не зевают.

— Мои хлопцы не подведут, господин полковник! — хорунжий приосанился. — Разрешите идти?

— Ступайте.

Может, это и впрямь конец света, подумал Шолт-Норт; но как бы там ни было, ордынцев мы сегодня крепко вздуем, ох, крепко…

* * *

«Немезис» шла над Атлантикой на высоте полутора миль. Воды океана переливались всеми оттенками нефрита. Матросы и офицеры находились на своих местах согласно боевому расписанию; вахтенный объявил тревогу, едва завидев странные огни. Командор Роберт Мак Дули оторвался от окуляров телескопической системы.

— Кларк, взгляните-ка на это. Вы не находите ничего странного?

— Горизонт чист, сэр… — офицер помедлил. — Если не считать этих, гм… Атмосферных явлений…

— Не ищите детали, попробуйте охватить всю картину целиком, — подсказал Мак Дули.

— Сэр… Мне только кажется, или…

— Он стал ближе, не так ли?

— Но… Этого просто не может быть!

— И тем не менее, — пожал плечами командор. — Впрочем, возможно, это всего лишь какой-то оптический эффект…

Спустя полчаса стало ясно, что сэр Роберт не ошибался. С каждой пройденной милей линия горизонта приближалась. Офицеры нервно переглядывались, лишь Мак Дули оставался невозмутим. Когда до роковой черты осталось полсотни кабельтовых, он коротко приказал:

— Волынщиков на мостик!

Под заунывный напев волынок «Немезис» перевалила линию горизонта. У людей вырвался невольный вздох — но поначалу никто не понял, что именно он видит: слишком велики были масштабы происходящего. За горизонтом тоже был океан, но его поверхность находилась под углом к той, над которой они пролетали; обе плоскости разделяла темная трещина — идеально ровная, немыслимых глубин. И она прямо на глазах расширялась.

* * *

Огюст Легри ковылял по мосту. Стальной гигант, соединявший Манхэттен с побережьем, по праву мог бы считаться если не одним из чудес света, то, по крайней мере, великолепным образчиком инженерной мысли; но француза сейчас меньше всего заботили архитектурные особенности Нового Йорка. Панический, животный ужас, выгнавший его из палаты госпиталя, никак не желал отпускать; адские письмена, заполонившие небосвод, лишали последних крох самообладания и здравого смысла. Легри вел себя словно обезумевший зверь в пламени лесного пожара — с тою лишь разницей, что животные все-таки точно знают, в какую сторону им следует бежать… Прооперированное бедро наливалось пульсирующей болью, и она с каждой минутой становилась все сильнее. Конечно, он пытался беречь поврежденную ногу, опираясь на костыль, но непрестанное движение разбередило начавшую заживать рану.

Наконец силы оставили француза. Он остановился, привалившись к опоре, и затравленно огляделся по сторонам. Вокруг было светло, словно днем — вот только все приобрело этот гнусный, отвратительный зеленый оттенок, будто в кошмарном сне… Небо и вода переливались, как драгоценные камни, а с горизонтом творилось что-то неладное. Во-первых, он вдруг стал гораздо ближе, чем положено; а во-вторых — раздвоился. Тонкая, еле заметная поначалу линия отделилась от него и с обманчивой неспешностью двинулась к берегу, увеличиваясь, набухая, темнея прямо на глазах… Это же волна, понял Легри; чертова приливная волна — наподобие той, что хлынула на старые доки в устье Темзы, только во много, много раз больше…

— Ну вот и все! Конец! Нет уж, я сам… — Вспотевшей рукой он нащупал в кармане револьвер, вытащил его, взвел курок, приставил прыгающее дуло к виску и, зажмурившись, нажал на спуск.

Сухо щелкнула осечка. Несколько секунд француз пребывал в неподвижности, затем открыл глаза, завороженно уставившись на приближающуюся волну, а та все не могла достигнуть берега, росла выше и выше, покуда не стало казаться, что сама Атлантика встает вертикально, ополчившись на земную твердь… Стальной настил гудел и вибрировал. Хрипло расхохотавшись, Легри отшвырнул оружие и вышел на середину моста.

— Цезарь! — завопил он во всю силу легких, пытаясь перекричать нарастающий рев. — Идущие на смерть приветствуют тебя!!!

Миллиарды тонн воды обрушились на восточное побережье — и большая часть Нового Йорка в считаные секунды была смыта с лика земли.