— Что так долго? — спросила мама из ванной. Она красила волосы, — купили компьютер?

— Купили, — кивнула Корзинкина и повернулась к маме, — вот.

— Ого, — удивилась мама, — а почему он не в коробке?

— Коробку мыши съели, — сказала Корзинкина.

— Ой, — вздрогнула мама и мазнула краской по уху, — не говори под руку, Корзинкина.

— А я бы покрасила волосы в розовый цвет, — мечтательно сказала Корзинкина.

— Вырастишь — покрасишь, — сказала мама, пряча голову под косынкой, — а где ты папу потеряла?

— Я тут, — сказал папа, входя в прихожую, — не можете без меня, да?

— Не можем, — сказала мама, — и без Корзинкиной мы не можем.

— И без тебя, мама, мы тоже не можем, — сказала Корзинкина.

— Слушайте, давайте обнимемся, — предложил папа, — и вместе порыдаем.

Они обнялись.

— Папа, ты нашел шнурки? — спросила Корзинкина.

— Да, представь себе, нашел, — папа гордо взъерошил волосы, — и вот как это было. Подошел я к магазину и вижу, стоят наши лыжи у стенки. Стал я отвязывать шнурки и слышу, кто-то сзади стоит и бормочет. Не пойму что бормочет, но голос низкий такой, как гудок у парохода. И бормочет.

— Как бормочет? Во так? — и Корзинкина забормотала:

Две вороны крутят бочку, Чтоб достать оттуда дочку, Только дочка не выходит, Кто остался, тот и водит.

— Или может так? — перебила бормотание Корзинкиной мама и затараторила:

Плыл по морю чемодан В чемодане был диван На диване ехал слон Кто не верит — выйди вон.

— Нет, и не так, — сказал папа и сказал низким-пренизким голосом:

Бегал заяц по болоту, Он искал себе работу, Да работы не нашел, Сам заплакал и пошел.

— А что было потом? — спросила Корзинкина.

— Оглянулся я — сказал папа, — и вижу, стоит этот самый заплаканный заяц.

— Кто? — вздрогнула Корзинкина.

Мама незаметно пихнула папу, чтобы он не пугал Корзинкину.

— Корзинкина будет ученым — археологом, — сказал папа, — она должна быть смелой. Вот если бы я был трусом, то умер бы на месте, а я не умер. Я даже с ним разговаривал.

— С кем? — спросила мама.

— С зайцем. С заплаканным.

— А почему он заплаканный? — спросила мама, — говори быстрее, мне краску с волос смывать пора.

— Ему нужны лыжи, — сказал папа, — он в снег проваливается.

— И ты, конечно же, дал ему свои лыжи? — спросила мама.

— Я, конечно же, дал, — сказал папа, — и свои лыжи и Корзинкиной.

— А зачем ему четыре лыжи? — спросила мама.

— У него четыре лапы, — сказал папа, — он же заяц. Теперь у меня нет ни шнурков, ни резинок.

— В чем ты пойдешь на работу? — спросила мама.

— В валенках Ермака, — сказал папа, — в этих валенках Ермак всю Сибирь завоевывал. А мне до работы два шага. Корзинкина, пойдем ко мне в кабинет.

— Только недолго, — сказала мама, — мне голову мыть одна минута. А потом сразу за стол. Ясно?

— Ясно, ясно, — и Корзинкина вприпрыжку поскакала в папин кабинет.

Папин кабинет это самое удивительное место на свете.

— во-первых, в кабинете есть круглое окно, как большая подзорная труба. Из него видна Африка и Северный Полюс. В Африке сейчас крутилась пыльная буря, и ничего не было видно. Только летающий желтый песок.

А на Северном Полюсе стояла отличная погода. Яркое солнце, белый снег и синий лед. А во льду много дырок, это полыньи. И из них выпрыгивали толстые полярные тюлени. Они охотились на рыбу, а теперь отдыхают на льду, похлопывая свои рыжие бока мокрыми резиновыми ластами.

А ночью на Северном Полюсе сверкает Северное сияние.

— во-вторых, письменный стол папы забит всякими интересными находками, ну, например, наконечники медных копий, бусы из первобытной смолы, детские игрунки из вулканической лавы.

— в-третьих, на полках стоят коробки с разными зернами, которым миллион, а еще банки с пауками, червями и бабочками. И это не обычнее пауки, черви и бабочки, а страшные доисторические чудовища с острыми жалами, уродливыми крыльями и длинными языками.

— Вот что, Корзинкина, — сказал папа, — наконец-то мы купили тебе компьютер.

— Ага, — сказала Корзинкина.

— Но обучать тебя компьютеру нам некогда, — сказал папа, — мы с мамой работаем. Ты сама как-нибудь с компьютером, ладно?

— Я попробую, — пообещала Корзинкина.

— Молодец, — сказал папа, — если не получится, скажи.