Мумия вернулась к Булыжнику, который еле слышно подрагивал от работы первобытных шестеренок. Рядом с компьютером стояли папа Корзинкиной и Петрович.

— А, — сказала мумия, — привет, дезертир.

— Какой еще дезертир? — нахмурился Петрович, — у меня был выходной

— Отдохнул?

— Отдохнул, — сказал Петрович и достал пистолет.

— Вот, Петрович, — папа Корзинкиной положил руку на Булыжник, — теперь ты будешь охранять этот бесценный предмет истории.

— И ее тоже? — Петрович посмотрел на мумию.

— Я не предмет истории, — сказала мумия, — я экскурсовод.

— А мне все равно, — сказал Петрович, — хоть директор музея. Попытаешься еще раз спереть компьютер — застрелю.

— Чего-то не нравится мне настроение Петровича, — сказала мумия папе Корзинкиной, — какой-то он не отдохнувший. И еще пистолет этот.

— Все в порядке, — сказал папа Корзинкиной, — иди, работай.

Петрович проводил мумию строгим взглядом и сказал:

— С ней только так и надо, иначе опять колдовать начнет.

— Успокойся, Петрович, — засмеялся папа Корзинкиной, но тут же примолк и посмотрел в коридор.

По коридору топала муха, размером с африканского носорога.

— Ну, вот, пожалуйста, — сказал Петрович и прицелился в муху, — мумия в муху превратилась. Прибью сейчас.

— Нет, — папа Корзинкиной загородил муху, — это настоящая первобытная муха, ее самолетом доставили, утром.

— А зачем нам мухи размером с носорога? — тупо спросил Петрович, глядя, как под ногами мухи прогибаются доски пола.

— Это живая древность, — сказал папа Корзинкиной.

— Сожрет она нас.

— Он ест всего один раз в год, — успокоил папа Корзинкиной, — к тому же ее покормили.

— Чем? — с подозрением спросил Петрович.

— Кормом для собак, — сказал папа Корзинкиной, — она съел тонну, теперь хочет спать. Пойду ее укладывать.