— Ну, что понравилась экскурсия? — спросила Светлана Петровна, когда все оделись и вышли на крыльцо музея.

— Понравилась, — сказал Емельянов Виктор, — а на динозавров пойдем?

— Это зависит от папы Корзинкиной, — сказала Светлана Петровна, — если он еще раз пригласит — пойдем?

— Пойдем, — дружно отозвался первый «А», — Светлана Петровна, а в рыцарское время нам можно? Или на Дикий Запад? А еще было восстание Спартака? А еще…

— Тише, тише, — улыбнулась Светлана Петровна, — с вами я согласна куда угодно, потому что вы надежные ребята и друг друга в беде не бросаете. Пойдемте, вон наш автобус стоит.

— А я, Светлана Петровна, на папиной машине поеду, — сказала Ивина Ирина, — за мной шофер заехал.

— Хорошо, Ивина, — сказала Светлана Петровна, — езжай, а остальные в автобус.

— Хочешь со мной? — спросила Ивина Ирина новенького, — в машине музыка есть, телевизор, мороженое в баре.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался новенький.

— А, понятно, — насмешливо сказала Ивина Ирина, — иди, вон, твоя Корзинкина вся извертелась.

— И ничего я не извертелась, — сказала Корзинкина, — просто у меня шарф колючий.

— А нам не нужен автобус, — сказал новенький и взял Корзинкину за руку.

— Пешком пойдете? — фыркнула Ивина Ирина и тут же примолкла.

Все посмотрели туда, куда смотрела Ивина. И увидели настоящую карету. Это была золоченная королевская карета, запряженная большой красивой лошадью.

Ивина Ирина отвернулась и пошла к своей машине. Она бы с удовольствием поехала вместе со всеми на автобусе, но теперь было поздно. Это же глупо злиться на весь свет из-за того, что она осталась одна. Сама виновата. И больше никто не причем.

Захаров Илья хотел бы поехать вместе с Ивиной Ириной. Он понимал, что ей грустно. Но папа велел не отходить от Светланы Петровны, ни на шаг. А он и так виноват перед папой. Хорошо, что все хорошо кончилось. И новых неприятностей ему не нужною Захаров проводил машину Ивиной взглядом и пошел в автобус.

Карета медленно ехала по улице и все водители с восхищением рассматривали ее огромные колеса, зеркальные стекла и сияющие золотом двери.

— Послушай, — сказала Корзинкина, разглядывая красные диваны кареты и ее шелковые занавески, — все-таки твой ранец очень похож на мой.

— Ну и что? — спросил новенький.

— И ремешок оторван.

— Ну и что?

— А эта карета похожа на папину развалюху, — сказала Корзинкина, — которая стояла в гараже. Только отремонтированную.

— Ну и что?

— А эта лошадь, похожа на Коня Принца, — сказала Корзинкина, — золотая грива, бронзовые копыта…

— Ну и что?

— Кто ты? — Корзинкина вглядывалась в глаза новенького.

— Принц.

— Ты не Принц, а первоклашка, — засмеялась Корзинкина и удивилась своему серебряному смеху.

— Да, я пока первоклашка, — сказал Принц, — чтобы учиться с тобой в одном классе, ехать с тобой в карете, и держать тебя за руку. А потом…

— А что потом? — спросила Корзинкина.

— А потом, Принцесса, мы вырастем, — тихо, но твердо сказал Принц, — и поженимся.

* * *

Корзинкина проснулась среди ночи. Она лежала с закрытыми глазами и думала про школу.

Завтра она будет сидеть за одной партой с новеньким, потому что она настоящая Принцесса, только маленькая. И Принц тоже маленький. Но когда они вырастут, то обязательно поженятся.

Только это большой секрет.

А пока для всех она по-прежнему просто Корзинкина. Для всех, кроме Принца, который сидит рядом и украдкой чистит ей апельсины.