Примерно в то время, когда корреспонденты областной газеты тужились, закрывая вторничный номер, Стасика пригласили на допрос.
Заросшего щетиной, с воспалёнными глазами, изможденного донельзя, Полонского привели в комнату, где стояли обшарпанный стол и пара стульев. За столом восседал мужчина в штатском, изучая какие-то бумаги.
- Присаживайтесь, Станислав Алексеевич, - сказал он, широким жестом указывая на стул. - Я - майор Бубенчиков, городская прокуратура.
- Сперва я хотел бы заявить протест, - сказал Полонский, опираясь на спинку стула. - По поводу бесчеловечного обращения с задержанным. Меня двое суток прессовали, не давая пить и есть. Один раз избили. Кроме того, была сделана попытка подселить ко мне двух педерастов. Я уцелел просто чудом.
- Напишите жалобу на фамилию начальника тюрьмы, - посоветовал майор. - Разберёмся.
Стасик махнул рукой.
- Догадываюсь, чем все закончится. Стандартная отписка будет примерно такого содержания: служебное расследование не подтвердило факты, изложенные в жалобе.
- А вы все-таки напишите, - настаивал Бубенчиков. - Прямо сейчас. Один экземпляр мне, другой я пущу по инстанциям… А теперь у меня есть к вам несколько вопросов.
"Что-то я не понимаю, какую игру он ведет...", - подумал Стасик.
- Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката!
- А говорят, будто журналисты - небогатые люди...
- Редакционного адвоката, - уточнил Стасик.
- Станислав Алексеевич... Видит Бог, я хочу вам помочь, а вы голливудских боевиков насмотрелись... Что вы можете сказать по поводу холодного оружия, обнаруженного во время обыска?
- Что вы называете холодным оружием? Топорик, которым я за пару дней до обыска кости на бульон рубил? Несколько кухонных ножей заводского производства и купленных еще во времена Советской власти? Нож-бабочка? Она по всем признакам не является холодным оружием... Хотите, я покажу на Центральном рынке, у кого я ее купил? Дней пять назад, проходя мимо, я видел и продавца, и подобные ножики... А может вас интересует бейсбольная бита? Они в свободной продаже. Иметь ее - не преступление.
- А что вы скажете о наркотических препаратах, обнаруженных в вашей квартире?
Голос у него при этом был такой, что у Стасика захолонуло сердце. Неужели менты вписывали в графу что-нибудь вроде полкило марихуаны?
- Что вы называете наркотиками?
- Димедрол, тазепам.
- Это не наркотики. Это легальные лекарственные препараты, купленные в обычной аптеке без рецепта. У меня работа нервная. Иногда надо расслабиться. Одни водку пьют для релаксации. Я, конечно, не трезвенник. Журналист-трезвенник - это белая ворона. Исключение из общего правила. Я выпиваю иногда - в меру. А если стрессовая ситуация, могу перед сном расслабиться, выпив корвалола, димедрола или тазепама.
- Как вы думаете, чем руководствовалась прокуратура, выписывая ордер на проведение обыска в вашей квартире?
- Это вы у меня спрашиваете?! Вы - работник городской прокуратуры. Позвоните в районную, узнайте и мне, пожалуйста, расскажите. Меня самого трое суток любопытство гложет.
- А предположения есть?
- Конечно. Это задержание - а вернее будет сказать провокация - связана с мой профессиональной деятельность. Кому-то я в ментовке на ногу наступил.
- Кому именно?
- За восемь лет я столько критических публикаций посвятил работникам милиции, что список будет слишком большим.
- Мы несколько отвлеклись от сути дела, Станислав Александрович. Наши эксперты подсуетились. Уже есть результаты судебно-криминалистической экспертизы. Кровь на топоре не человеческая. Она принадлежит крупному рогатому скоту. Нож-бабочка не является холодным оружием. Другие ножи - тоже. Следов крови на них не обнаружено. По мокрым делам - согласно базе данных - они не проходили. Учитывая вышеизложенное, а так же то, что за вас поручился трудовой коллектив, я принял решение прекратить уголовное дело. Вы свободны.
На секунду Стасику показалось, что он ослышался.
- Свободен? То есть... я могу идти?
- Я выпишу постановление и - да, можете идти.
- Так, значит, трудовой коллектив за меня подписался? Надо же... Спасибо хоть за это...
- Кстати, Станислав Александрович... Это ваша статья?
И следователь эффектно положил на столешницу журнал "Криминальная Россия", раскрытый на середине.
- Можно? - спросил Полонский и взял журнал. - Молодцы ребята. Оперативно сработали, с колёс.
- Вы правда с Михеем виделись?
- А что?
- Ничего. Рисковый вы человек.
- Работа у меня такая, - буркнул Стасик, возвращая журнал. - Когда в станице Обливской была эпидемия, я поехал. Причем это было в самом начале. Люди умирали страшной смертью и никто не знал, от чего. Собственно, до сих пор толком никто не знает. На конго-крымскую геморрагическую лихорадку в принципе похоже, но клиническое течение болезни все же отличается. Скорее уж это ослабленный вирус Эбола... А когда в Волгодонске дом взорвали, я тоже поехал. До часа ночи с ментами на руинах скубался. Они гнали, а я не уходил...
- Интересная у вас работа, - сказал майор. - Завидую.
- А чему завидовать? Вот вы сюда сами пришли - на работу, а меня позавчера после бессонной ночи приволокли. Да еще двое суток прессовали... В отличие от вас, до пенсии я вряд ли доживу.
- Поживем - увидим, кто доживет, а кто - нет, - сказал майор. Он достал бланк из портфеля, заполнил, расписался и вышел из комнаты, сказав: - Одну минуту.
- Можно? - спросил Полонский, указывая на початую пачку "Донского табака". Зажигалка лежала рядом. - Я два дня не курил.
- Да, пожалуйста, - сказал следователь уже на пороге, через плечо. - Курите.
Затянувшись, Стасик снова взял в руки журнал, читая свой собственный очерк. Правка была минимальная и очень деликатная. Молодец, Олег. Буду в Москве, поставлю коньяк...
Бубенчикова не было минут десять. Он вернулся на третьей сигарете.
- Любуетесь собой? - спросил он.
- Ага, - сказал Полонский. - Это лучшее, что я написал в этом году.
- Вещи какие-нибудь остались в камере?
- Всё свое ношу с собой.
- Тогда пойдемте.
Стасик встал, шагнул к двери и вдруг спохватился.
- Погодите, а мои статьи!
- Что - статьи?
- Их забрали при обыске!
- Всё изъятое из квартиры вернут через пару дней.
***
Последние двадцать минут на территории СИЗО-3 показались Стасику двадцатью часами. Пока оформлялись бумаги... Пока возвращали личные вещи, изъятые по описи... Наконец, все формальности были улажены.
- Приношу извинения за неправомочные действия работников милиции, - сказал майор, протягивая руку. - До-свидания, Станислав Алексеевич.
- Да уж лучше прощайте, - сказал Полонский, пожимая его руку.
Он вышел на улицу и глубоко вдохнул свежего воздуха. Перед глазами сразу поплыло. А потом около него появились двое - маленькая толстушка с бородавкой возле носа и мужчина среднего возраста с той характерной горбинкой, по которой сразу можно узнать еврея.
Толстушка сказала сердито:
- Стасик, садись в машину.
Это была главный редактор газеты Лариса Малинина. Мужчина - юрист-консульт Владимир Яворский.
- Добрый день, Лариса Дмитриевна.
- Садись в машину! - повторила она раздраженно.
Редакционная белая "Волга" стояла у обочины. Полонский влез на заднее сидение. Малинина села рядом с водителем и, дождавшись, пока Лифшиц захлопнул дверцу, сказала:
- Сережа, трогай...
Водитель молча подчинился.
- Куда мы едем? - спросил Полонский.
- В редакцию. Нам надо поговорить.
- Отвезите меня сперва домой. Мне надо помыться, побриться, поесть... Я два дня практически не ел.
- Сережа, ты знаешь, где он живет? - спросила Малинина.
Водила сказал:
- Само собой.
Редактор больше ничего не сказала, но водитель был не дурак. "Волга" притормозила, развернулась и поехала в сторону Западного жилого массива.
***
Дома Полонский обнаружил записку от отца. Она гласила:
"Ждал тебя три часа - не дождался.
Что за бардак в квартире ты развел? Прибери немедленно!
Папа"
Стасик хмыкнул.
"Эх, папа, папа... - подумал он. - Знал бы ты, где я был и кто разворотил нашу квартиру...".
Прямо в прихожей он содрал одежду, пропахшую камерой, и бросил в бак для грязного белья. Потом как был - а ля натюрель - прошлёпал босыми ногами на кухню, поставил чайник на огонь и направился в ванную.
"Пусть ждут, суки, - подумал он, бреясь. - Я трое суток мечтал об этом моменте...".
Побрившись, он встал под душ. Боже, как это было хорошо! Из-под теплой струи, бившей в тело, не хотелось уходить. Хотелось, чтобы так было всегда...
На кухне засвистел чайник. Наскоро вытеревшись, Полонский отправился пить чай.
Когда он, сытый и довольный, вышел из подъезда, сидящие в машине не скрывали своего раздражения, но ничего не сказали.
"Волга" понеслась в центр города, где помещалась редакция.
***
Малинина, глядя строго перед собой, проследовала в свой кабинет. Стасик шел следом, здороваясь с сотрудниками, встречающимися на пути. Сотрудники шарахались от него, как от прокаженного.
Усевшись в кресло, редактор сунула в рот сигарету, щелкнула зажигалкой и произнесла:
- Стасик, я всегда ценила тебя как высокопрофессионального журналиста. Несмотря на вечные опоздания, пьянки, скандалы и ляпы, которые время от времени у тебя случаются. Но мое терпение не безгранично. Моему терпению пришел конец. Пиши заявление. По собственному желанию.
Полонский даже не удивился. Он ожидал чего-то в этом роде.
- С какого числа?
- С сегодняшнего, разумеется.
- Щас будет, - заверил Стасик. - Листок бумаги у вас найдется?
Малинина молча протянула ему бумагу и авторучку - свой личный паркер с золотым пером.
Написав заявление, Стасик в том же стиле - молча - положил его на столешницу и вышел из кабинета. В голове почему-то вертелось:
Опа, опа, зеленая ограда,
девки трахнули попа.
Да так ему и надобно...