Играй победу! Путь Империи

Мащенко Владимир

Воронков Александр

Часть первая. Поворот все вдруг

 

 

Глава 1. Кровавое Крещение

 

На набережной Невы в этот торжественный день было по-праздничному многолюдно, радостная толпа торжественно-возбужденно наблюдала за тем, как возле вырубленной во льду крестообразной Иордани разодетый в золотошитые парчовые ризы церковный причт под хоровое пение призывал на воду Божье благословение. Распевно звучал хор, сменявшийся митрополичьей молитвой, стоявшие на невском льду благоговейно крестились… Люди, теснившиеся на набережной, любопытствуя вытягивали шеи, стараясь во всех подробностях разглядеть церемонию. Приблизиться к невской Иордани им не давали два ряда жандармского оцепления и гарцевавшие за жандармскими спинами кавалергарды: в первом ряду молящихся придворных у крестовой проруби, обнажив голову, стоял на молитве Николай Александрович Романов, самодержец всероссийский.

Среди любопытствующего народа на набережной находился артиллерийский офицер лет двадцати семи с потускневшими погонами штабс-капитана на поношенной шинели. Это явно был фронтовой офицер, всем своим видом и поведением отличавшийся от лощеных «моментов» столичной гвардии. Бледный цвет лица и то, как осторожно он ступал на правую ногу, давали основание предполагать, что еще совсем недавно он находился в госпитальной палате, а новенький незатертый анненский темляк на эфесе шашки – что пролитая на просторах далекой Маньчжурии кровь его была по достоинству вознаграждена.

Толпа радостно гудела, зеваки все сильнее напирали на оцепление: каждый стремился стать ближе к торжественной службе. Жандармы сдержанно покрикивали на самых настырных, но негромко, чтобы шум не помешал придворным и причту, да и рукам волю не давали. Тем не менее постепенно, шаг за шагом, зрители медленно приближались к Иордани. Вот седобородый архиерей, продолжая распевно читать канон, поднял распятие, дабы погрузить в освящаемую воду, а все присутствующие военные, включая Государя, облаченного в шинель полковника лейб-гвардии Преображенского полка, вытянулись во фрунт перед ожидаемым салютационным залпом корабельных орудий. И залп грянул!

Но вместо радостного возбуждения его последствиями стали вопли испуга и боли. Одним из орудий расположенных близ биржи батарей был произведен вместо холостого выстрел картечью. Картечные пули попали в помост у Иордани и на набережную, а также в фасад Зимнего дворца, в четырех окнах которого посыпались разбитые стекла. Одна из картечин ударила в шею царя, опрокинув того на спину, вторая разворотила ниже сустава плечо митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Антония. Ранен был также и один нижний чин петербургской городской полиции, находившийся в оцеплении.

Эта трагедия мгновенно изменила настроение толпы: из состояния благоговения и любопытства она тут же перешла в состояние паники. Так же, как минуту назад люди всячески стремились приблизиться к мосткам у Иордани, так и сейчас почти все зрители с криками метнулись врассыпную от страшного места. Впрочем, бежать кинулись не только зрители, но и многие придворные и духовенство. Лишь немногие, сохранившие самообладание, побежали в обратном направлении, к реке. Одним из таких людей был и наш артиллерийский штабс-капитан. Оттолкнув растерявшихся полицейских, он, придерживая шашку и пригибаясь, как под японским огнем, добежал до лежащего на краю Иордани митрополита Антония и, упав возле него на колени, обеими руками разорвал простреленный рукав архиерейского саккоса, раздирая в кровь пальцы о жесткую златотканую парчу. Сорвав со своей шеи шарф, штабс-капитан с помощью подоспевшего служки со знанием дела стал перевязывать рану.

Рядом на помосте уже хлопотали возле раненого Императора другие. Николай хрипел, кровь толчками фонтанировала из разорванной трахеи. Увы, но ни придворные, ни подбежавший врач уже ничего не могли с этим поделать. Тело самодержавного владыки шестой части земной тверди все больше тяжелело, губы что-то пытались произнести, но из них не раздавалось ни звука. В глазах царя метались ужас и обреченность, с каждой минутой взгляд все больше и больше мутнел, и вот в конце концов застыл…

Белый цвет льда причудливо смешался с кровавым, красным, будто у невской Иордани пали давние двуцветные хоругви польских мятежников приснопамятного восемьсот тридцатого года…

* * *

Потом был траур. Было дознание – кто виноват, кто допустил, кто и что в этот момент делал, почему именно так, а не иначе, почему оказался там, а не в ином месте… Карательно-дознавательная машина государева сыска заработала во всю мощь.

– Итак, прошу вас, представьтесь!

– Штабс-капитан Кольцов, Шестнадцатый сибирский полевой дивизион.

– Что вы делаете в Петербурге?

– Находился на излечении в общине святой Татьяны, а по излечении – в краткосрочном отпуску.

– Хорошо, проверим. Где вы проводили отпуск?

– Дома. Родители мои живут на Обводном канале, в доме четырнадцать.

– Как можно догадаться, ваш дивизион находится в воюющей армии. Когда вы должны были вернуться в свою часть?

– Предполагал выехать числа десятого.

– А как вы оказались у места происшествия?

– Как и все. Хотел присутствовать при водосвятии.

– Отчего же вы пришли именно ко дворцу, а не в любой иной храм Петербурга?

…Вопрос – ответ, вопрос – ответ, вопрос – ответ… Первый, второй, третий час прокручиваются стрелки на циферблате тяжелых кабинетных часов… То же самое происходит в десятках других кабинетов, где десятки чиновников опрашивают сотни свидетелей и подозреваемых. Наконец чиновник пододвигает папку с исписанными листами: «Прошу вас, Андрей Викторович, подпишите вот здесь и вот здесь», закрывает ее и, поднявшись, произносит:

– Благодарю вас, господин штабс-капитан. Не смею более задерживать! Вот ваш пропуск…

 

Регент говорит с народом

Российская империя была погружена в траур. На кораблях до половины были приспущены Андреевские флаги. Портреты покойного императора Николая II во всех казенных учреждениях, да и во многих магазинных витринах затянуты черным крепом. Над воротами домов бессильно треплет ветерок траурные ленты у трехцветных флагов. Столица умолкла. Изредка прозвенит по рельсам конка, прошелестит шинами пролетка легкового извозчика, суетливо прошмыгнет по панели пешеход.

Петербург насторожен. Позавчерашняя трагедия у Зимнего дворца испугала власти. Регентом при пятимесячном сыне покойного Императора, Алексее, провозглашен Великий Князь Николай Николаевич, дядя покойного Николая II.

Своим авторитетом и железной волей Великий Князь быстро подавил попытки встать в оппозицию к нему, в первую очередь исходившие от вдовствующей императрицы Александры Федоровны. «Ее Величество для меня – прежде всего немка, и лишь потом – мать наследника!»

Петербург накаляется. С седьмого числа в городе бастуют все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие ведут себя спокойно. Великий Князь Николай Николаевич вчера отдал распоряжение об отмене военного положения в столице: «Мастеровые – не японцы, воевать с ними не годится!»

На заводских окраинах у помещений «Союза фабрично-заводских рабочих» скапливаются толпы манифестантов. Еще три дня назад они собирались идти с петицией о своем бедственном положении к Николаю II. Сегодня же они должны будут молить о снисхождении пятимесячного невенчанного царя Алексея II. Разумеется, сам он сейчас ничем им не мог бы помочь, но, по слухам, оберегавший двоюродного внучатого племянника Николай Николаевич по широкой натуре своей был похож на своего покойного дядьку, Александра III, и потому едва теплившаяся надежда в сердцах русских рабочих разгоралась все жарче. Толпы сжимаются, строятся в колонны, идут, идут, идут… На перекрестках сливаются в одну большую общую колонну. Впереди на расшитых полотенцах несут образа, высоко над рядами плавно в такт шагам шевелятся церковные хоругви. Во главе с несколькими активистами священник Георгий Гапон. Сотни голосов торжественно и печально тянут: «Спаси, Го-о-осподи, лю-у-уди тво-о-оя-а-а…»

По сторонам толпы бегут дети. Полиция не только не препятствовала процессии, но сама без шапок шла вместе с рабочими. Два полицейских офицера, также без шапок, идут впереди колонны, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся экипажи.

У Нарвской заставы цепь солдат по команде подскакавшего полковника разомкнулась и пехотинцы выстроились в две взводные колонны. Винтовки – «К ноге», шапки – «На молитву» сдернуты с голов, покоятся на сгибе руки. Вдоль проспектов центра столицы живыми монументами стоят парные верховые разъезды драгун и казаков. На перекрестках – вооруженные полицейские.

Все медленней движется многотысячная колонна. Затесавшиеся в толпе эсеровские дружинники стискивают потными пальцами в карманах пальто согретые живым теплом рукояти «велодогов» и «браунингов».

* * *

В Зимнем дворце Великий Князь Николай Николаевич вызвал к себе министра внутренних дел Святополк-Мирского.

– Павел Дмитриевич, вы с Коковцовым сумели убедительно доказать необходимость отмены режима военного положения в столице. Надеюсь, это решение не окажется ошибочным. Однако, как мне доносят по телефону, рабочая манифестация уже вошла в центр Санкт-Петербурга и направляется ко Дворцовой площади. Однако ранее речь шла только о том, чтобы шествия проходили не далее окраин. Что происходит, потрудитесь объяснить.

– Ваше Императорское Высочество! Рабочие идут к вам, чтобы подать петицию с верноподданническими мольбами о помощи и поддержке! Однако же в их среду затесались смутьяны из разного рода нелегальных кружков, которые и подбивают работников идти далее заранее отведенных для шествия мест.

– И что же это за «смутьяны»?

– Главным образом они принадлежат к организации социал-революционеров, есть и анархисты, и марксисты…

– Бомбист на бомбисте сидит и браунингистом погоняет! Черт знает, что такое! Почему же их заранее не задержали?

– Так ведь, Ваше Императорское Высочество, формально-то не за что! Доказать бомбизм большинства из них пока что не удается, а по одному только подозрению хватать – так ведь сразу и отпускать пришлось бы. От этого полиции толку нет, один лишь позор и поношение…

– Ладно. Черт с ними: после разберетесь. А что за петицию несут манифестанты?

– Так что не могу знать!

– Ну так узнайте! Кто назначен принять у них петицию?

– …

– Та-а-ак… Раз так – то извольте-ка, Павел Дмитриевич, самолично и толпу остановить, и петицию у работников принять, и тотчас мне ее доставить! Думается, много времени это у вас занять не должно: вон, пение уже в моем кабинете слыхать! А от Невского через Дворцовую площадь до дворцового здания не более чем за пять минут скорым шагом дойдете! Ступайте же!

* * *

«Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».

«Нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, – в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии».

«…Это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы: они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения…»

– Ну-с, Павел Дмитриевич, и что вы об этом думаете?

– Работать не желают, вот и мутят воду, Ваше Высочество! Давно пора разогнать смутьянов, а главных заводчиков – в «Кресты» да в Сибирь!

– Разогнать-то – не штука… Да вот будет ли польза от того? Вон, Коковцов третьего дня докладывал, что в мире курс рубля упал, как никогда за все время войны, акции российские только продают и сбыть никто не может – покупателей нет! А каждый удар нагайки в Питере на лондонской или берлинской бирже на пару пунктов наши позиции уронит… Европе только повод дай…

– Так что же делать-то?

– Племянник мой покойный, Николай Александрович, – земля ему пухом – пожалуй, приказал бы за такое разогнать всю толпу, может, и до залпов бы дошло… А сам укрылся бы от всех проблем подальше: в Царском, допустим, или в Петергофе… Так ведь любители «разгонять» тогда все по-своему сделали бы… Не годится это! Придется, пожалуй, мне самому с жалобщиками этими потолковать. Так вы уж, Павел Дмитриевич, окажите любезность: приведите сюда человека три-четыре выборных от них. Только постарайтесь, чтобы среди них какой новый Каракозов не затесался: уж вам-то все браунингисты в лицо известны быть должны, иначе что вы за министр дел внутренних? Врагам внутренним во дворце делать нечего, им бы самое место – напротив, через Неву, в Петропавловке!

– Слушаю-с! Сей же час предоставим выборных!

* * *

Спустя десяток-полтора минут в кабинет, занимаемый Регентом Российской империи, дворцовые гренадеры в высоких медвежьих шапках и с «иконостасами» из крестов и медалей на груди впустили выборную делегацию от рабочих-манифестантов. Группой из троих празднично, но небогато одетых мужчин предводительствовал худощавый чернобородый священник в коричневой рясе, с накинутой на плечи тяжелой бурой шубой.

Едва войдя в кабинет, выборные закрестились на икону Николая Чудотворца в красном углу, а потом дружно принялись низко кланяться Великому Князю, сидевшему за столом под портретом деда, блаженной памяти императора Николая Первого. Лишь священник, склонившись раз, старался в дальнейшем сохранить независимый вид. Впрочем, нельзя сказать, что делегаты оказались наедине с Регентом: тут же присутствовал адъютант Великого Князя, ротмистр лейб-гвардии Гродненского полка (сам полк квартировал в Варшаве, но Николай Николаевич издавна был известен особой приверженностью к находившимся в царстве Польском Отдельной кавалерийской бригаде и Третьей пехотной дивизии Гвардии). Кроме того, при встрече, естественно, присутствовали министр внутренних дел империи Святополк-Мирский и двое гвардейцев с винтовками. Требования безопасности есть требования безопасности, тут уж ничего не поделаешь!

– Итак, господа народные представители, с вашей петицией на имя Государя я ознакомлен. Всем вам известно, что до достижения Алексея Николаевича совершеннолетия я принужден был возложить на свои плечи заботы по управлению Российской империей в качестве Регента. Прошло лишь три дня с той минуты, когда злодейская рука оборвала жизнь моего племянника, покойного Государя Николая Второго. В эти трагические дни все русские люди, от Великих Князей и до последнего водовоза, в верноподданническом порыве обязаны теснее сплотиться вокруг престола императора Алексея Второго! Что же делаете вы все?

Подстрекаемые недобросовестными людьми, которые воспользовались отменой мною военного положения в столице империи, вы нарушаете порядок и спокойствие в городе, устремляетесь ко дворцу. И ради чего? Неужели же жизнь ваша столь невыносима, что вы решились по доброй воле рискнуть и ею, и свободой своей? Ведь за участие в беспорядках должна следовать кара?

А ты, отче! Отец Георгий Гапон, почто ты отвратился от молений Господу нашему к делам земным? Ты и идущие за тобою требуете отделения Православной церкви от государства Российского, а того не можете понять, что пока святая Русь едина с верою православной – она суть наследница Византии, а через нее и великого Рима. Достойно ли священнику ратовать за подобное?

Ты и идущие за тобою требуете выборов в Учредительное собрание! А зачем оно, что оно должно учреждать? Представители, в нем участвующие, ведь не смогут полезным трудом заниматься: ни за плугом ходить, ни сапоги тачать, ни фабрикой управлять, ни землю Российскую от супостата защищать! А ведь их всех кормить требуется, одевать, крышу над головой тем, кто прибудет из иных губерний, предоставить. Не в один миллион рублей ежемесячно казне такое народное представительство обойдется. А откуда в казну деньги идут? Да с акцизов, а также с налогов, которые приходится с вас же взимать! ВЫ будете платить за то, что сами же и выбрали тех, кто, впустую сотрясая воздух речами, на деле ни за что не отвечают!

В империи Российской от веку повелось, что самодержец сам повелевает всем, но и ответ перед Господом Богом и державой также несет сам. Оттого поднялась Русь от Рюрикова городища в Старой Ладоге до Санкт-Петербурга и выросла от Польши до Камчатки!

Николай Николаевич встал из-за рабочего стола, нависая над рабочими посланцами с высоты своего почти саженного роста.

– Но, Ваше Императорское Высочество, ведь было некогда на Руси народоправство: то же вече Новгородское, да и в Европе ныне не одни самодержцы правят. Французы, к примеру сказать…

– Не то говорите, не то! Вот вы Францию с ее конвентами в пример ставите, а ведомо ли вам, сколько крови невинной там пролито, сколько голов под гильотины попало да в войнах бонапартовых сгинуло? Знаете ли вы, что после всех этих робеспьеров да бонапартов из каждой сотни французов только двое мужиков здоровых оставалось, остальные же либо увечные, либо старики да дети? Мало того, на каждого из них по четверо, а то и шестеро вдов приходилось? Такая вот цена конвентам да бунтам выходит.

Что до Новгорода, то одно скажу: кричал там люд на вече, кто кого переорет. Да только за спинами крикунов тех кто стоял? Да те же бояре новгородские. Даст боярин таким крикунам лепту малую, по ковшу вина хмельного на каждого выставит, вот они и орут на вечевой площади то, что тот боярин пожелает. Иные – другому в угоду орут. А как к согласию не придут, – да и как тут прийти-то? – так за ножики да кистени хватаются и ну душегубствовать да один другого с моста в Волхов сбрасывать! А бояре те только руки потирают. Так что Великий Князь Иоанн Васильевич не зря Новгород под свою руку державную взял да обычаи эти порушил!

А посему – вот вам моя воля: ни собрания Учредительного, ни иной какой говорильни в империи Российской я не допущу. Православие суть едино с самодержавием останется. А вот жалобы ваши на жизнь тяжкую да на фабрикантов с заводчиками удовлетворены будут. На утеснителей трудящегося народа воздействую, кто не захочет уступить по-доброму, принудим силою законов! Отныне в России установлено будет равенство перед законом и равная ответственность: и работник, и фабрикант, и банкир равно будут отвечать за свои прегрешения и равно поощряться за достойные деяния. Будет введено общее и обязательное начальное народное образование всех лиц мужского и женского полу на государственный счет, а буде кто особо отличные успехи окажет, то продолжит и среднее образование за государственный счет же. Кроме того, в ближайшие два года во всех губернских городах будут открыты воспитательные дома для сирот, в которых обучаться будут все те дети, которые ныне принуждены бродяжничать и становиться на путь порока и преступности. По окончании обучения там девочки будут отправляться на медицинские курсы и в швейно-ткацкие училища, мальчики же – в училища политехнические и в военные школы. России нужны не преступники и проститутки, а мастера, медики и солдаты! Просимый вами прямой подоходный налог также будет введен, но не сразу, а постепенно, в течение двух-трех лет, чтобы не обрушить государственный бюджет империи. При всех заводах и фабриках будут учреждены постоянные комиссии, которые совместно с администрацией станут разбирать все претензии рабочих к администрации и наоборот. Кроме того, будет учреждена специальная комиссия, которой будет проведено исследование положения рабочих и установлен нормальный размер заработной платы, ниже которого устанавливать ее запрещается, продолжительности рабочего дня и нормировка сверхурочных работ. Будет введено законодательное ограничение процентов по выкупным платежам для постепенной передачи земли обрабатывающим ее крестьянам. Кроме того, я гарантирую непременное участие представителей рабочих в выработке законопроекта о государственном страховании фабрично-заводских работников. Исполнение заказов военного морского ведомства будет преимущественно идти не за границей, а в России, однако полностью перевести все заказы сюда сразу не удастся: за часть заграничных заказов казной уже уплачено, и немалые суммы. Но предупреждаю, что я – не покойный Государь Николай, и не только пойду навстречу народным чаяниям, но и сам буду строго спрашивать со всех и с каждого.

Россия изменяется? Что ж, благодаря этим изменениям ей будет суждено усилиться, а не ослабнуть! Теперь же, господа представители, ступайте к ожидающим вас и расскажите обо всем, что вы слышали. Предложите всем мирно и по-хорошему вернуться по домам. С завтрашнего дня приказываю всем заводам и фабрикам приступить к работе. О справедливой оплате и улучшении условий труда я позабочусь…

Я вас более не задерживаю. Ступайте!

– Ваше Императорское Высочество, а как же быть с прекращением войны?

– Война – не простуда, сама собою не пройдет. Штука серьезная…

Санкт-Петербург – Мукден. Переговоры Великого Князя Николая Николаевича с главнокомандующим русскими вооруженными силами в Маньчжурии А.Н. Куропаткиным

– У аппарата Куропаткин.

– У аппарата Николай.

– Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество!

– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Думаю, вы понимаете, что после капитуляции Артура подчиненные вам силы остались единственной преградой против японской армии?

– Так точно, вполне понимаю.

– Согласно донесениям, даже при условии объединения обеих японских армий против вас, у вас все равно будет четырехкратный численный перевес. Также и ранее ваши войска превосходили противника по численности. Однако с самого начала компании все крупные бои вы проигрывали.

– Но, Ваше Высочество, недавний успешный рейд конницы генерала Мищенко…

– Успешный? Вы называете успехом разрушение нескольких линий связи и поджог пары мостов, которые японцы восстановили в течение двух суток? Потери, понесенные казаками в этом, с позволения сказать, «успешном» рейде, вдвое превысили потери «потерпевших поражение» японцев! И потери эти, заметьте, оказались совершенно напрасными, так как основные силы вашей Маньчжурской армии не пошевелились, чтобы использовать даже то кратковременное преимущество, которое дало нарушение коммуникаций противника!

– Но попытка атаковать укрепляющегося противника была бы чревата поражением!

– Вам, Алексей Николаевич, к поражениям не привыкать! Все говорит о том, что, опасаясь поражений, вы утратили всякую веру в победу! Сложилось впечатление, что вы попросту неспособны руководить большими массами войск в современной войне с серьезным противником. И выправить сложившуюся ситуацию можно лишь одним способом. Потрудитесь сдать командование всеми подчиненными войсками командующему 2-й Маньчжурской армией генерал-адъютанту Гриппенбергу и немедленно выехать в столицу.

– Но, Ваше Императорское Высочество!..

– Довольно. Письменный приказ и вы, и Оскар Казимирович получите в течение двух ближайших часов. Конец связи.

 

Глава 2. Перелом

Генерал-адъютант Оскар Казимирович Гриппенберг смысл службы видел в том, «чтобы все происходило как положено». Положено солдату служить – обязан служить, на то и солдат. Положено офицеру командовать – так пусть командует, раз звездочки на погонах носит. А уж ежели полководцу положено побеждать, а тот не только не побеждает, а раз за разом оставляет поле боя противнику – то это уж никак не положено. Что это за главнокомандующий, который вместо «вперед!» ретираду командует? Потому и не любил командующий 2-й Маньчжурской армией Гриппенберг Куропаткина, прозвав того «Суворовым наоборот». Куропаткин платил ему взаимной нелюбовью. Это надо же, в новом-то двадцатом веке – и заставлять солдат вести повзводную стрельбу залпами, как при Аустерлице! Это же громадный расход патронов! Слава богу, крепостные пулеметные установки в руках не унести, а то, чего доброго, Оскар Казимирович и из пулеметов в полевом бою палил бы! Транжира!

* * *

После своего назначения на место отставленного с поста главкома Куропаткина генерал-адъютант Гриппенберг уверился в том, что Фортуна благоволит к русской армии. С невероятной для пожилого человека энергией он принялся за подготовку войск к предстоящему наступлению. Лихорадочно подвозились боеприпасы с тем, чтобы на каждый орудийный ствол приходилось по два с половиной боекомплекта, а на каждую винтовку – по полтора. Но если нареканий на винтовочные патроны ни у кого не было, то артиллеристы ворчали, что разрушить японские укрытия одними шрапнелями будет весьма сложно. Артиллерийские гранаты имелись только в пушечных батареях устарелого типа или в батареях столь же старых мортир, наконец-то подвезенных в действующую армию из России. Отряды русской конницы концентрировались в ближнем тылу для развития успеха в случае прорыва обороны генерала Оку. Пехотинцам на позициях выдавалось отбеленное полотно, которым те заматывали свои высокие черные папахи, которые были прекрасной мишенью для японских стрелков. В этих замотанных наподобие высоких тюрбанов папахах и длинных светло-серых шинелях солдаты походили на стражей сказочного восточного владыки.

Командование над силами правого фланга русских войск после повышения Гриппенберга принял на себя генерал-лейтенант Церпицкий, такой же энтузиаст наступательных действий, как и его предшественник. Николай Петрович Линевич по вполне понятным причинам чувствовал себя ущемленным, так как до приезда Куропаткина вся Маньчжурская армия подчинялась именно ему и назначение Гриппенберга уязвляло гордость командующего левым флангом. По его разумению, раз уж Куропаткин вынужден был подать в отставку, то войска вновь должны были перейти под руку самого Николая Петровича. Однако открыто выражать возмущение решением Регента Линевич не осмеливался и старался поддерживать иллюзию равных взаимоотношений с Гриппенбергом.

В качестве главной цели планируемого наступления был назначен сильно укрепленный японский опорный пункт – селение Сандепу, находившееся на крайнем левом фланге японского расположения и вне линии сплошных укрепленных позиций. Ее занимали относительно слабые кавалерийские части генерала Аки-Яма. Генерал-адъютант Гриппенберг считал необходимым нанести удары по флангам японцев с целью занять несколько мелких деревень, отрезав тем самым путь переброски резервов противника, с одновременным фронтальным ударом на Сандепу.

– Наша задача, господа, не стремиться разбить противника полностью с одного удара: к сожалению, сие невозможно, несмотря на меньшую его численность. Мы должны нанести японцам такой урон, чтобы заставить их отступить за реку Шахэ, а еще того лучше – к линии железной дороги, в район станции Яньтай. Таким образом мы лишим Ояму и Оку нынешних хорошо укрепленных позиций, на которых они намереваются преспокойнейше дождаться движущуюся из захваченного Порт-Артура армию Ноги для дальнейшей атаки наших войск. Его Императорское Высочество Регент Николай Николаевич категорически требует от нас победы, и только победы. Только в этом случае можно надеяться на то, что удастся сподвигнуть Японию на заключение мира на приемлемых для нашего Отечества условиях. Известно, что тяготы войны вызывают недовольство в японской метрополии, однако благодаря одерживаемым армиями Микадо победам это недовольство не выливается в более опасные для его престола волнения. Если же мы сумеем нанести им несколько поражений, то не исключен уход в отставку нынешнего кабинета министров Японии и верхушки японского генералитета.

* * *

С рассветом 12 января тишина раннего маньчжурского утра была оглушена и разорвана громом выстрелов десятков мортир и пушек. Русские снаряды, с воем проносясь по своим траекториям, обрушивались на деревни, превращенные японскими солдатами в укрепленные узлы обороны. Каждая такая деревня в зимнее время представляла сама по себе сильный оборонительный пункт. Промерзшие глинобитные стены фанз, заборы, каменные строения и кумирни надежно прикрывали японцев от шрапнельного и винтовочного огня.

Однако эффективный артобстрел артиллерийскими гранатами из мортир вскоре прекратился: после нескольких выстрелов замерзшие на морозе каучуковые компрессоры колес не выдерживали собственных выстрелов и колеса попросту разлетались в щепки. Японские батареи отвечали на пальбу русской артиллерии редкими залпами, однако осколки начиненных шимозой снарядов наносили гораздо больший урон наступающим по заснеженному полю ротам, нежели русские шрапнели, рвущиеся над позициями японцев.

Однако же остановить наступательный порыв сибирских стрелков им не удалось. Проваливаясь в снег по колено, постоянно ложась и отползая под огнем японских орудий и пулеметов, русская пехота все-таки в течение дня 12 января успешно развивала свое наступление. После занятия трех деревень на правом берегу реки Хунхэ полки Первой бригады к вечеру ворвались на окраину селения Хэгоутай. К рассвету русские войска овладели Хэгоутаем почти без потерь, тем самым заняв плацдарм на левом берегу реки.

Таким образом основная задача, поставленная Первому Сибирскому корпусу, была выполнена, и вся левофланговая Вторая армия получила возможность наступать на Сандепу, не опасаясь за свой правый фланг. Сил у Второй армии для этого было достаточно – целых четыре корпуса: Сводно-стрелковый, Восьмой и Десятый армейские, Первый Сибирский.

В половине седьмого утра 13 января русская Четырнадцатая пехотная дивизия вновь двинулась в наступление, нанося удар на Сяосуцза и Баотайцзы. Полки пошли в атаку с развернутыми знаменами… С севера на японские позиции наступали двумя эшелонами Пятьдесят пятый Подольский и Пятьдесят третий Волынский пехотные полки, с юга – Пятьдесят шестой Житомирский и Пятьдесят четвертый Минский. Согласно составленному командованием плану сражения обороняющихся японцев было необходимо зажать в клещи, заставить запаниковать и оставить позиции без особого сопротивления. Однако, как всегда, гладко было на бумаге…

В густом утреннем тумане лишенный топографических карт Пятьдесят пятый полк начал движение, но на незнакомой местности принял неправильное направление, попав под сильный огонь обороняющегося противника. Моментально оценив сложившуюся опасную обстановку, командир Подольского полка полковник Васильев восстановил по компасу направление движения и возобновил атаку. За 500–800 метров до околицы густые цепи подольцев отхлынули назад под шквальным артиллерийско-ружейно-пулеметным огнем. Следовавший во втором эшелоне Пятьдесят третий Волынский полк остановил отступление подольцев, но и он был вынужден залечь перед японскими позициями, ожидая результатов атаки селения с юга. Через час после подольцев и волынцев на южную окраину селения повели наступление Житомирский и Минский полки. Но и с ними произошла та же история, что и с Пятьдесят пятым пехотным: в тумане полки перепутали направление движения и двинулись не на юг, а на юго-восток к селению Датай. Укрепившийся в селении противник открыл по ним ураганный огонь, заставивший житомирцев и минчан укрыться в овраге. На место боя прибыл лично начальник дивизии генерал-лейтенант Русанов. Командир Пятьдесят шестого Житомирского полка полковник Короткевич решил пробиться к Сандепу скрытно по оврагу и атаковать село. Пролежавшие почти все светлое время суток в мокром снегу под обстрелом полки в половине четвертого ринулись вперед без артиллерийской подготовки, без приказа начальника дивизии, на голом энтузиазме и остервенении. В результате стремительной атаки и огромных потерь через полчаса пехотинцы ворвались в селение. Однако тут незнание войсками местности и плохое качество русских топографических карт сыграли злую шутку: оказалось, что дивизия ценой больших потерь захватила не само селение Сандепу, а двое выселок, примыкавших к нему с северо-запада и юго-запада, – Баотайцзы и Лицзавопу. Чтобы добраться до окраины собственно Сандепу, солдатам было необходимо пересечь под огнем пятисотметровую пустошь…

Не разобравшись как следует в сложившейся обстановке, генерал-лейтенант Русанов послал командующему донесение о занятии всего селения Сандепу. Будь во главе русских сил прежний командующий, кто знает, как повернулся бы ход сражения… Скорее всего, не сумев полностью выбить японцев с позиции, русские войска после непродолжительной перестрелки с неприятелем, занимавшим Сандепу, отошли бы от Баотайцзы и Лицзавопу в место своего прежнего расположения…

Однако же Куропаткин в это время давно уж ехал в вагоне поезда в Петербург, а Оскар-Фердинанд Гриппенберг отступлений терпеть не мог… Кроме того, сыграло свою роль желание лично побывать в отвоеванной наконец у японцев «твердыне». И уже в восемь двадцать вечера сани с командующим в сопровождении нескольких адъютантов и конвойной казачьей сотни подкатили к командному пункту Русанова в Баотайцзы. Не потребовалось много времени для того, чтобы понять всю шаткость создавшегося положения. Мрачный, согбенный Гриппенберг, кутаясь в теплое генерал-адъютантское пальто, стоял перед начдивом-четырнадцать:

– Господин генерал-лейтенант, потрудитесь объяснить причину остановки наступления. Отчего это вы докладываете с нарочным о взятии Сандепу, а генерал Аки-Яма наглядным образом демонстрирует, что даже и не собирается оставлять его? Как это следует понимать?

– Виноват, ваше высокопревосходительство! Но разве же я мог знать, что будет такая неразбериха с топографией? Вот, сами извольте видеть: на нашей карте это проклятое Сандепу обозначено как единый населенный пункт, а ведь на самом-то деле их оказалось три! Японцы обеспечили себе прекрасные сектора обстрела имеющегося предполья в восемьсот шагов шириною, стреляют на малейший шум. Пехотинцам нет никакой возможности преодолеть это расстояние: и без того за прошедшие сутки потери офицеров и нижних чинов в полках дивизии чрезвычайно велики! Артиллерии у нас нет: все орудия находятся на прежних своих позициях, возможности поставить их на прямую наводку с задачей подавить огнем врага мы не имеем…

– Что из того, что артиллерии нет? Подавить и отвлечь на себя японских стрелков можно и залповым огнем винтовок.

– Но ведь винтовочной пуле не под силу пробить глиняный забор!

– И не надо! Задача ваших солдат – не дать возможности японцам высунуть носа в амбразуру до того, как кавалерия броском преодолеет предполье и завяжет бой на окраине. Пока Пятьдесят пятый полк будет палить плутонгами, минцы вслед за конницей должны ворваться на окраину этого треклятого Сандепу! В свое время в Бухарском походе и не такие дувалы преодолевали! А дальше действовать со всей решительностью. К утру и духу от Аки-Ямы тут не должно остаться!

– Так ведь нет кавалерии-то, ваше высокопревосходительство!

– Как это «нет»?! Со мной сотня конвоя. Кроме того, при вашей дивизии должна находиться еще одна казачья полусотня. Кстати, где она?

– Но ваша безопасность…

– Речь идет не о моей безопасности, а об исходе сражения, которое может предрешить исход всей этой войны! Если мы вновь отступим, велика вероятность того, что Микадо окончательно осознает себя победителем. В таком случае условием окончания войны Япония может поставить отторжение не только арендованных нами земель в Китае и Корее, всех этих Артуров и Дальних, территории КВЖД, но и присоединение к владениям Японии Сахалина, Курил, Камчатки, куска материка до Байкала. Российская империя не может этого допустить, иначе внутренние потрясения неминуемы! А чем могут быть чреваты такие потрясения, сам дьявол не скажет! Итак, ваше превосходительство, берите сотню. На подготовку атаки даю вам полтора часа. Следующая наша беседа состоится либо на восточной окраине Сандепу, либо в военном трибунале. Ступайте. С Богом!

* * *

…Вновь они встретились в кумирне на восточной околице Сандепу в одиннадцать часов утра… Еще через два дня непрерывных боев головная сотня Забайкальской казачьей бригады генерал-майора Павла Ивановича Мищенко ворвалась на железнодорожную станцию Янтай, оседлав железную дорогу на Порт-Артур. Семнадцатого января южнее Янтая Первый армейский корпус в ходе встречного боя остановил движущиеся с юга вдоль железной дороге войска генерала Ноги… Чаша весов в этой войне стала склоняться на сторону Российской империи.

 

Глава 3. Маньчжурия. Возвращение

Война – штука серьезная. Андрею Кольцову за прошедший год не раз приходилось в этом убеждаться. Получив осенью 1903 года свой нынешний чин штабс-капитана, он был назначен на оказавшуюся вакантной должность командира Второй батареи Шестнадцатого Сибирского дивизиона полевой артиллерии. Когда он прибыл в Благовещенск на новое место службы, то застал там кирпичные бараки казарм, крытые тесом, которого, впрочем, было не видать под полусаженным слоем снега, гарнизонную скуку господ офицеров и их жен, фельдфебельскую муштру и тупое озлобление солдат-артиллеристов. Вся армия, весь ее «порядок» держались на крепких фельдфебелях и фейерверкерах. По прямому соизволению начальства они «приводили солдат в христианскую веру», как это тогда называлось. Пусть солдат был пушкарем от Бога, на занятиях по изучению материальной части или огневой подготовке был в числе лучших, на боевых стрельбах с первых выстрелов поражал мишени, но достаточно было ему криво пришить пуговицу к мундиру, «перекашивая» геральдического орла, или не сделать «подарок» из жалованья артельщику или фельдфебелю – то вскоре такому солдату небо начинало казаться с овчинку.

– Смир-р-рна-а! Равнение на средину! Как смотришь на меня, каналья! А ну-ка, веселей! Сюда смотри, на кулак!

Солдат стоит, стиснув зубы, винтовка как примерзла к ладоням, ненавидящий взгляд исподлобья…

Холодное бешенство охватывает фельдфебеля. Хэкнув, он с силой бьет кулаком в лицо солдата.

– Не убирать головы, когда учат! – Удар за ударом, удар за ударом. Из носа и разбитых губ кровь струится по подбородку артиллериста, капает на шинель, на белый снег под ногами. Наконец фельдфебель устает:

– Утрись! Кру-гом! В казарму – бегом марш!

* * *

Когда в январе 1904 года японцы начали войну, гарнизонное сидение закончилось. За месяц с небольшим дивизион пополнился мобилизованными запасными, парки под завязку были пополнены снарядами, орудия образца 1900 года заново пристреляны. В первых числах марта, добравшись своим ходом до железной дороги и укрепив на платформах все двадцать четыре трехдюймовки и десятки обозных и парковых фур и разместившись по вагонам – господа офицеры в классном, солдаты – в теплушках, – Шестнадцатый Сибирский дивизион двинулся в действующую армию на пополнение Второго Сибирского корпуса. Достаточно быстро, как ни странно, артиллеристам удалось добраться до расположения русских войск и влиться в состав воюющей армии.

Маньчжурия встретила их тающим снегом, разбитыми тысячами солдатских сапог и сотнями колес в кисель дорогами и бестолковой суетой масс вооруженных людей на биваках. В любой деревне все фанзы были забиты до отказа военными, китайцы в синих куртках на вате теснились под навесами во дворах у своих домов, не имея возможности даже войти погреться. Стоянки сменялись маршами, марши – новыми стоянками, рытьем позиций, те – новыми маршами… Несколько раз дивизион участвовал в крупных боях, но больших потерь не понес: всего трое убитых артиллеристов и несколько раненых. Можно сказать, что Шестнадцатому Сибирскому везло, несмотря на то что после боев Маньчжурская армия снова и снова отступала…

Так проходили месяц за месяцем. В середине сентября 1904 года началось сражение на реке Шахэ, в котором батарее штабс-капитана Кольцова пришлось поддерживать огнем и колесами наступающие войска Второго Сибирского корпуса. В первые несколько дней, с 22 сентября, войска Восточного отряда Маньчжурской армии успешно вели наступление на японские позиции, однако уже 27 сентября японцы перешли в контрнаступление на другом фланге, нанося главный удар силами своих Второй и Четвертой армий по войскам Западного отряда русских. В ходе ожесточенных встречных боев 29 сентября самураи оттеснили Западный отряд за Шахэ. 30 сентября Восточный отряд, так и не сумевший сломить сопротивление Первой японской армии, начал отход, уходя из-под нависшей над ним опасности флангового удара.

В суматохе отступления Вторая батарея Шестнадцатого Сибирского дивизиона полевой артиллерии оторвалась от основной части дивизиона. Вернее сказать – ее оторвали. К командиру дивизиона подполковнику Минцу явился коннонарочный от генерала Штакельберга и, подражая манерам всегда спокойного, несмотря на неприятельский огонь, командующего Восточным отрядом, с недвижным выражением лица передал распоряжение: оставить одну батарею в прикрытие отступающим войскам. Выбор Минца пал на Кольцова, и вскоре пушкари уже сооружали орудийные дворики, укрыв свои трехдюймовки за гребнем небольшого вытянутого холма, что позволило не только замаскировать орудия, изначально не имеющие щитов так, что только стволы чуть выдавались над зарослями, но и вести наблюдение над дорогой и бесконечным полем несжатого гаоляна.

Однако по какому-то странному недоразумению оказалось, что защищать батарею от возможной пехотной атаки японцев был оставлен лишь один стрелковый взвод, солдаты которого старательно готовили себе укрытия у подножия холма.

Не прошло и получаса, как вдали над гаоляновым полем появились переносные вышки для наблюдения, с которых наблюдатели-корректировщики управляли огнем японской артиллерии. Стебли гаоляна шевелились волнами там, где сквозь него продвигались японские цепи. Пехотинцы прикрывающего взвода их видеть не могли: их винтовки изредка били в направлении поля, но вряд ли пули, задевающие в полете густо растущие стебли, могли поразить наступающих врагов. Артиллеристы прекрасно видели сверху мелькающие тут и там японские фуражки, на ножевидных штыках «арисак» взблескивали солнечные зайчики.

Уже через несколько минут после того, как пушкари открыли огонь по наступающим цепям, приближающееся шевеление прекратилось, японцы залегли. Однако тут же загремели с закрытых позиций японские орудия. По частоте залпов и тому, что возле холма вырос лес взрывов, было понятно, что бьет не одна батарея и даже не две, а как минимум несколько дивизионов в полном составе. После получасового обстрела на батарее прямым попаданием была разбита пушка, убито и ранено около десятка артиллеристов и почти все лошади либо были поражены осколками, либо разбежались в ужасе перед грохочущей вокруг гибелью. Стрелки у подножия холма понесли еще большие потери: только убитых у них оказалось шестнадцать человек, а большая часть выживших была ранена. Подпоручик, в чьем подчинении находились стрелки, тоже погиб и команду над ними принял на себя старший унтер-офицер Василий Галкин.

Спустя пять минут после прекращения артобстрела японцы вновь попытались атаковать позицию заслона с фронта, но снова были остановлены артиллерийско-ружейным огнем. Кроме того, артиллерийский наблюдатель сумел разглядеть позицию, откуда бил один из японских дивизионов, и сразу же после того, как вновь заставили японцев залечь в гаоляне, пушкари Кольцова перенесли огонь трех сохранившихся орудий на вражескую артиллерию. Японские семидесятипятимиллиметровые пушки образца 1898 года по своим характеристикам уступали русским по мощности и скорострельности, и первоначально успех сопутствовал Кольцову. Однако, как говорится, «сила солому ломит».

Несмотря на понесенные собратьями потери, остальные японские дивизионы снова сосредоточили губительный огонь на русской позиции. Под прикрытием артогня вражеская пехота подобралась почти вплотную к подножию холма, и стоило только канонаде стихнуть, как из гаоляна раздались свистки офицеров, и масса солдат в светлой желто-зеленой форме и фуражках с красными околышами кинулась в атаку на холм. Кольцовцы успели сделать двухорудийный залп почти в упор по нападавшим, но из-за того, что картечными снарядами в этой войне русская артиллерия уже не снабжалась и в казенниках были заряжены шрапнельные, взрыватели которых имели двадцатидвухсекундную задержку, этот залп не произвел желаемого действия.

Началась общая свалка. Стрелки, артиллеристы, японские пехотинцы – все смешались в бешеной круговерти и мельтешении штыков, прикладов, артиллерийских тесаков-бебутов. Щерились в оскале зубы, взлетали с хэканьем кулаки, грохали револьверные выстрелы. Солдаты японского взвода, атаковавшие батарею, в конце концов не выдержали этого напряжения и, теряя оружие и оставляя на месте схватки сраженных сотоварищей, бросились в бегство от этих страшных русских великанов, не только не желающих сдаваться, но и попросту руками ломающих напавших. Как ни странно, очередного артналета вслед за этим не последовало. Исчезли и маячившие над гаоляном японские вышки для наблюдения. Видимо, самураи-артиллеристы были уверены в том, что храбрая пехота микадо в ближнем бою уничтожит оставшуюся горстку русских солдат, и двинулись дальше, не увидев развязки последней атаки.

Наступали сумерки 30 сентября 1904 года.

* * *

За героическое выполнение приказа, задержание противника на несколько часов, а также за упорное сопротивление и неоставление японцам целых орудий Андрей Кольцов был награжден орденом Святой Анны четвертой степени, носимым на шашке. В той рукопашной штык «арисаки» пропорол ему правое бедро, и штабс-капитан, сдав батарею, был эвакуирован в глубокий тыл, причем долечиваться ему довелось не где-нибудь, а в самом Санкт-Петербурге, в общине Святой Татьяны. После излечения и отпуска, который он провел в родительском доме у отца, отставного капитана Виктора Андреевича, и матушки, Марии Юзефовны, и тех трагических событий на Крещение 6 января 1905 года, следствием которых стали гибель императора Николая и воцарение полугодовалого Алексея II Николаевича под регентской опекой необычайно деятельного Великого Князя Николая Николаевича, невольно участвовавший в них Андрей Викторович Кольцов вновь направлялся по месту своей службы в действующую армию.

Добираться к главным силам Маньчжурской армии штабс-капитану Кольцову после того, как он сошел с петербургского поезда, требовалось еще несколько дней. Комендант станции, понятия не имевший, где должен находиться его Шестнадцатый Сибирский дивизион, сделал положенные отметки в проездных документах Кольцова, и тот направился на розыски попутной оказии в расположение Второго Сибирского корпуса. В одиночку, да и мелкими группами разъезжать по маньчжурским дорогам было весьма небезопасно. Рискнувшие отправиться в путь по одному или вдвоем-втроем почти неминуемо могли стать жертвами нападения шаек китайских разбойников-хунхузов, каковые не только жили грабежом местных крестьян и путников, но и широко были известны жестокими казнями, которым подвергали имевших несчастие попасть к ним в плен. Именно поэтому Андрей Кольцов и стремился найти себе попутчиков. В конце концов поиски увенчались успехом: штабс-капитан сумел договориться с драгунским корнетом Лбовым, который был старшим по команде, сопровождающей две двуколки с грузом мелинитовых шашек и детонаторов системы Нобеля для корпусных саперов, а также двуколку с катушками медного провода для новинки в деле военной связи – полевых телефонов. Вскоре после обеда отряд, состоявший из Кольцова, Лбова, унтера Буденого, пятерых драгун и троих ездовых, покинул «последний оплот европейской цивилизации», в качестве которого выступала крохотная железнодорожная станция КВЖД, и направился по заснеженной дороге к основным силам русской армии в Маньчжурии. Неясно, почему: то ли из-за извечной русской привычки «жить задним умом» или же действительно от нехватки транспорта, но все имущество было погружено именно на колесные двуколки вместо гораздо более удобных в зимнее время саней. Поэтому отряд продвигался очень медленно, колеса повозок застревали в снегу, лошади выбивались из сил. В результате за полдня было пройдено только расстояние до ближайшего расположения тыловых подразделений Маньчжурской армии. На ночевку было решено остановиться в отдельно стоящей обочь дороги в полуразрушенной китайской фанзе, чьих прежних хозяев, похоже, унесло в неизвестность вихрями смутного военного времени. Лошади были расседланы и распряжены, накормлены и напоены, все три двуколки заняли место у стен фанзы, причем у них, как и положено по уставу, был выставлен часовой-драгун. Люди же расквартировались за глиняными стенами фанзы, где принялись готовить пищу на разведенном прямо на земляном полу костре. Однако спокойно поужинать не удалось. С улицы вдруг раздался окрик часового, и сразу же за этим загремели выстрелы. Драгуны повскакивали, расхватывая составленные в козлы винтовки и щелкая затворами. Корнет Лбов с криком: «Тревога! За мной!» – в полный рост кинулся в проем двери, огибая задверную стенку, построенную суеверными китайцами «для защиты от злых духов», и тут же, словно наткнувшись на преграду, откинулся головой назад и опустился на порог. Ясно стало, что неведомые супостаты, напавшие на отряд, держат под прицелом освещенную изнутри светом костра дверь фанзы, да и окно, вероятно, тоже. В голове Кольцова мельтешили мысли: как следует поступить? Прежде всего – лишить противника хотя бы возможности безнаказанно выцеливать из темноты освещенных бойцов. Выбраться наружу, чтобы оказать помощь часовому. Дьявол! Да ведь на повозках пуды мелинита и детонаторы! Первая же пуля – и все: от фанзы и всех, в ней находящихся, останется лишь яма, на дне которой будет оседать кровавая грязь…

– Гаси костер! Быстро! Быстро! Унтер! Ко мне! Подставляй спину, полезем через крышу! Тут же кто-то из ездовых опрокинул в костер котелки с кулешом и чаем, трое драгун, пригнувшись, метнулись к дверному проему и оконцу, где, не высовываясь наружу из-за стен, открыли отвлекающий неприцельный огонь. Подскочивший Буденый уперся обеими руками в стену фанзы, подставил напряженно полусогнутую спину и плечи. Воспользовавшись этим живым помостом, штабс-капитан дотянулся руками до тростниковой крыши и с помощью клинка принялся проделывать лаз наружу. Прогнившие вязанки тростника выдержали недолго, и минуты через три Кольцов уже, лежа на стене, подтягивал за руку унтер-офицера. Спрыгнув с высоты под прикрытие двуколки с мелинитом, Кольцов и унтер оказались вне поля зрения нападающих. Однако было ясно, что открывать отсюда огонь в направлении вспышек вражеских выстрелов значило со стопроцентной вероятностью попасть под сосредоточенный огонь по повозке. В этом случае взрыв мелинита и гибель обороняющихся будут неизбежны. Смерть хотя и героическая, но совершенно бесполезная и глупая.

– Эх, ваше благородие, вот вы артиллерист, так хоть одну бы вашу пушечку сейчас сюда. А то одним вашим револьвером и моей винтовкой мы много не навоюем… Ясное дело, не японец лезет – хунхуз, а их, известно, только пушкой напугать и можно. Выследили нас, башибузуки косоглазые! Небось думают, что в ящиках у нас невесть какие богатства запрятаны…

– Пушка, говоришь? Ну, пушка не пушка, но кое-что у нас есть… Только их надо не пугать, а бить насмерть. Прикрытия у хунхузов, кроме темноты, никакого нет… Значит, орудийные гранаты сейчас были бы кстати: чтобы осколков побольше. Значит, так, унтер, слушай приказ: сейчас хватаем ящик мелиниту, детонаторы Нобеля – и быстро тащим до той повозки, где телефонистское хозяйство погружено. А там твое дело – рубить провод кусками аршина по полтора и мне передавать. Дальше уж мое дело. Понял?

– Так точно, ваше благородие! А зачем же провод-то кромсать? За него ведь спрос будет?

– Мой приказ, с меня и спрос. Там увидишь зачем. Исполнять!

Вдвоем прихватили за веревочные ручки зеленый ящик, сгибаясь, чтобы быть менее заметными для вражеских стрелков, поволокли к соседней двуколке. Укрывшись за нею, стащили наземь малую катушку провода и принялись за работу. Обмотав нарубленными драгунским клинком кусками провода с дюжину мелинитовых шашек и осторожно вставляя в них капризные нобелевские детонаторы, Кольцов разъяснил Буденому задачу:

– Вот что, Семен. Сейчас берем эти шашки, ты будешь подавать, а я – бросать. Грохоту будет как от пушки, гарантирую. А чтобы хунхузы попросту не разбежались, для того и нужен медный провод. При взрыве осколки от него разлетятся не хуже картечи.

Спустя минуту осаждающие фанзу хунхузы были ошеломлены раздавшимся поблизости от их укрытия взрывом. За первым последовали второй, третий, четвертый… Обрывки меди на страшной скорости визжали в воздухе. Нападающим стало уже не до того, чтобы держать на прицеле дверь и окна фанзы, чем не замедлили воспользоваться осажденные драгуны: к взрывам добавились хлопки выстрелов русских винтовок. Маньчжурская ночь оглашалась воплями раненых бандитов, ржанием перепуганных взрывами лошадей, выстрелами. А над всей этой какофонией звучал смех офицера, который, вскочив на телефонистскую двуколку, одну за другой принимал из рук унтера самодельные «проволочные бомбы» и раз за разом с размаха отправлял их в полет туда, где только что сидели на своих позициях хунхузские головорезы…

 

Глава 4. «Супротив врага внутреннего…»

Разгневанный регент, звеня шпорами, расхаживал из стороны в сторону по своему кабинету, периодически останавливаясь и вперяя грозный взгляд в стоящего навытяжку собеседника.

– На чем держится в империи самодержавная власть? На чем, я вас спрашиваю? Отвечайте!

– На трудолюбии подданных и их почтении к престолу, Ваше Императорское…

– На почтении к престолу? Где оно, это почтение? Где? Покажите?! На Крещение убит Николай. Не кто-то там: ЦАРЬ убит! Помазанник! И не сметь заявлять, что тот выстрел во время салюта был случаен! Нет, руку преступников, от которых до сей поры в вашем ведомстве не могут добиться толковых показаний, явно кто-то направлял! Не прошло и недели, как девятого января чуть не произошло кровопролитие во время шествия рабочих с петицией! Достаточно было одному бомбисту швырнуть заряд в строй солдат – и те могли открыть огонь по толпе. А ведь вы, Павел Дмитриевич, самолично мне докладывали о наличии в толпе социалистов различного рода! Почему же их тогда не изолировали, не изъяли? Я тогда мог отставить вас от должности министра, заменить кем угодно – да хоть тем же Булыгиным, в конце концов! Но я поверил в вашу способность контролировать положение. И вот сейчас, в феврале, происходят беспорядки в Баку! Мало сказать – беспорядки! Резня! Татары режут христиан, а губернатор Накашидзе не только не пресекает преступление, но вполне одобрительно поддерживает погромщиков! Дошло до того, что он лично приказал солдату, обезоружившему преступника, вернуть тому ружье! Заграничные газеты на все лады вопят об этом! А что вы мне докладываете? Что у нас тишь да гладь да божья благодать? Так следует понимать отчеты вашего министерства?

Князь Святополк-Мирский, министр внутренних дел империи, уловив паузу в монологе Регента, заговорил, оправдываясь:

– Но, Ваше Императорское Высочество, среди армян там были приверженцы запрещенной террористической партии дашнаков, ставящей целью ниспровержение…

– Все они ставят целью ниспровержение! А ваши действия – вернее – полное фактическое бездействие, Павел Дмитриевич, им в этом помогают! Российская империя балансирует на грани противугосударственной революции, подобной Французской. В январе нам удалось удержаться от падения в пропасть новой смуты, смягчение рабочего законодательства и успех наших войск в Маньчжурии послужили дополнительными предохранителями. И вот теперь – беспорядки в Баку! Как думаете, Павел Дмитриевич, кому они выгодны?

– Татарам, Ваше…

– Татары, армяне… Это все мелкая рыбешка! Главную выгоду получают: Англия: из-за погромов упал курс нашего рубля; Америка: сожжено много нефтяных скважин и нефтехранилищ, а значит – Ротшильды с выгодой продают техасскую нефть; Турция: благодаря погромам в Закавказье усиливается пантюркистская пропаганда и в случае войны на Южном Кавказе придется держать много войск в тылу, чтобы отразить возможный удар в спину. А вы говорите: «татары»…

Если продолжать действовать так, как мой покойный племянник император Николай, пуская на самотек дело борьбы с различными ниспровергателями, то недалеко и до того, что придется пойти на установление либералистского законодательства, всякого рода думцев, а то и – прости господи – конституции. К счастью, пока бразды правления империи находятся в моих руках, я уж постараюсь такого позорища не допустить.

Кроме того, к тому моменту, когда император Алексей достигнет совершеннолетия, он должен будет получить воспитание, достойное русского монарха и, надеюсь, он не станет копией своего батюшки-слабака, земля ему пухом! Но как бы то ни было, любые поползновения к смуте отныне будут пресекаться нещадно. Участники любых беспорядков, на национальной ли, на социальной ли почве, должны отправляться в зависимости от степени вины на каторгу либо вечное поселение в Сибирь и за Урал, равно как должны выселяться и их семьи. Зачинщики, организаторы, подстрекатели, равно как и совершившие во время таковых беспорядков убийство, повинны быть повешены. Смею заверить, пример таковой суровой кары будет благотворно влиять на потенциальных наших доморощенных робеспьеров и шамилей.

Итак, вы будете назначены главой правительственной комиссии по расследованию бакинских беспорядков и покаранию виновных. Переройте хоть всю Бакинскую губернию, но через три недели все, слышите, ВСЕ участники погромов должны находиться в тюремных камерах. Накашидзе же я уже вызвал депешей в столицу, и если этот татарофил не сумеет на деле доказать свою непричастность, то смею уверить, что из этого самого кабинета он будет выведен под конвоем и отправится туда, куда решит суд: может быть, в Акатуй, может быть в Петропавловку, а может быть и на эшафот. Избаловались при прежнем Государе, господа почтенные! Хватит! Забыли, как предок мой, Великий Петр, ребра дубинкой пересчитывал? И дедушку моего, блаженной памяти Николая Павловича, забыли? Так ничего, я напомню!

* * *

Под впечатлением ли этого разноса или же благодаря личному стремлению к «закручиванию гаек», князь Святополк-Мирский с ревностным старанием опричника времен Иоанна Грозного взялся за «выметание крамолы».

С февраля по июнь 1905 года по разным городам Российской империи прошло более трехсот процессов против различного рода «смутьянов и бунтовщиков». Пантюркисты и дашнаки, пэпээсовцы и бундовцы, эсеры и аграрники, анархисты и эсдеки заполонили тюремные за́мки и сибирские этапы. И если мастеровые и представители технической интеллигенции в силу стратегической значимости их профессий отправлялись на оружейные заводы Ижевска и Коврова, то остальному контингенту пришлось прокладывать дорогу к новой жизни с помощью ломов и заступов. Причем прокладывать дорогу – в прямом смысле слова: на ветках Транссиба, Полярной и Закаспийской «чугунок».

Разумеется, далеко не все в стране были довольны этим. Но, пожалуй больше всего втихую материли министра внутренних дел солдаты Сальянского полка, которым вплоть до начала апреля пришлось ежедневно стоять в карауле возле виселиц в центре Баку, на которых злой бакинский ветер мотал на веревках трупы казненных погромщиков – как татар, так и дашнаков. Оно и понятно: мало кому приятно что ни день любоваться на трупы и нюхать запах разложения…

 

Глава 5. У стен Порт-Артура

– За рекой Ляохэ загорались огни, Грозно пушки в ночи грохотали, Сотни храбрых орлов Из казачьих полков На Инкоу в набег поскакали. Пробиралися там день и ночь казаки, Одолели и горы, и степи. Вдруг вдали, у реки, Засверкали штыки, Это были японские цепи.

Тягучая песня о знаменитом рейде конницы генерала Мищенко звучала в исполнении хора хриплых мужских голосов с позиций соседней Пятой Донской батареи. Не иначе казаки где-нито сумели раздобыть ханку и после пары кружек «на нос» их потянуло на лирику.

Андрей Викторович Кольцов, произведенный недавно в капитанский чин, сидел, откинувшись спиною на плетение батарейной туры. С помощью разводного ключа, молотка и ножовки он мастерил из стреляных трехдюймовых гильз корпуса для мелинитовых шашек. За последние месяцы изобретенные им под воздействием воспоминаний о памятном бое с хунхузами ручные бомбы приобрели большую популярность у солдат и офицеров русской армии. Мелинит – вещество очень опасное, он имеет свойство вступать в опасную реакцию с железом. Оттого-то часто случались трагедии, когда от самопроизвольных взрывов гибли конструкторы, работавшие с этим веществом. Капитан Кольцов сумел усовершенствовать опасный нобелевский взрыватель и догадался вместо стали использовать для корпусов бомб латунные гильзы от снарядов, соответствующим образом обжатые «в полуконус» и снабженные деревянными рукоятями для удобства метания.

Однако наладить централизованное производство бомб в Маньчжурской армии до сих пор не удалось, «бомбы Кольцова» изготовлялись кустарно в разных подразделениях как нижними чинами, так и самими офицерами – артиллеристами и саперами.

Руки Кольцова автоматически совершали привычные манипуляции, а слух был заполнен суровой красотой песни, сложенной неизвестно кем и уже известной всей Маньчжурской армии:

И без страха отряд поскакал на врага, На кровавую страшную битву, И урядник из рук Пику выронил вдруг — Удалецкое сердце пробито. Он упал под копыта в атаке лихой, Кровью снег заливая горячей, Ты, конек вороной, Передай, дорогой, Пусть не ждет понапрасну казачка. За рекой Ляохэ угасали огни. Там Инкоу в ночи догорало, Из набега назад Возвратился отряд. Только в нем казаков было мало…

Да, мало осталось в армии тех, кто в прошлом году вступил в первые бои с японцами…

Долгие месяцы потерь и отступлений пулями, снарядами и болезнями смерть собирала свои обильные жертвы. Когда же военная удача после снятия Куропаткина вновь повернулась лицом к русским, смерть не только не приостановила своей кровавой жатвы, но, казалось, еще активнее стала выкашивать ряды армии. Бои за Сандепу и окрестности, оборона Янтая, наступление на Ляодунский полуостров… Сколькими солдатскими могилами устелен этот путь! Только в ходе трехдневных мартовских боев, когда русские войска прорывали оборону генерала Ноги на циньчжоуских позициях и с ходу брали Дальний, в батарее Кольцова выбило половину нижних чинов и почти всех лошадей. Конечно, вскоре из резервов прислали пополнение, но новые солдаты мало обстреляны, не имеют тех навыков стрельбы и сноровки, какие были у прежнего людского состава.

Утешает лишь одно: похоже, на ближайшее время о всяких долгих переходах с места на место можно забыть. Уже почти полтора месяца русская армия занята осадой японского гарнизона крепости Порт-Артур. В виде зеркального отражения повторяется история прошлогодней осады, когда войска Маресукэ Ноги стремились захватить этот город.

Невзирая на официальную пропаганду, твердящую, что «Люйшунь, покорившийся мечу Японии, навеки останется неприступной твердыней японского духа», боевой дух многих японских солдат и даже офицеров упал чрезвычайно. На протяжении всего прошлого года они, чувствуя себя героями, одерживающими победу за победой, тем не менее, словно волны прибоя, которые, накатившись на скалу, тут же отхлынывают, раз за разом бились о твердыню Порт-Артура, и лишь добровольная капитуляция Стесселя – коменданта крепости, бывшего одновременно и начальником Квантунского укрепленного района, позволила ноге японского солдата ступить на обильно политые русской кровью бастионы.

Ныне же японцы со страхом наблюдали, как русские в течение четырех месяцев, два из которых пришлись на суровую зиму, не только сумели остановить доселе победоносную армию микадо, но и отбросили ее прямо в ловушку «Люйшуня», выход из которой оставался лишь по морю.

Мирный договор между Россиейи Японией Портсмут, 29 апреля 1905 г.

«СТАТЬЯ I. Мир и дружба пребудут отныне между их величествами императором всероссийским и императором Японии, равно как между их государствами и обоюдными подданными…»

Стучит телеграфный аппарат, серпантином змеится лента, в которую вчитывается генерал-адъютант Гриппенберг, главнокомандующий русскими вооруженными силами в Маньчжурии.

«Исходя из нижеизложенных пунктов мирного договора с Японией, повелеваю Вам немедля по получении прекратить боевые действия и выслать к противнику парламентеров для заключения перемирия вплоть до момента ратификации договора. Николай».

Оскар Казимирович выпускает из рук ленту, снимает фуражку и размашисто крестится:

– Ну, слава тебе господи!

И тут же бросает стоящему рядом адъютанту:

– Капитан, извольте немедленно передать в войска: «Прекратить огонь!» И вот еще что, Антон Фомич, будьте добры, отыщите где-нибудь батистовое полотно: будем делегировать парламентеров…

* * *

За кормой японского посыльного катера, рыскающего в бухте Порт-Артура, взлетел водяной столб от взрыва семидесятишестимиллиметрового снаряда.

– Та-а-ак! Поймали его в вилочку, сейчас накроем! – Андрей Кольцов довольно улыбнулся, не отрывая от глаз бинокля. – Прицел меньше один! Пальба батареей! Залп!

Вокруг катера выросла и тут же обрушилась водяная стена. На том месте, где только что было посыльное суденышко, серо-зеленые волны покачивали деревянные обломки.

– Ваше благородие! Ваше благородие!

– Ну что еще? – недовольно повернулся к телефонисту Емельяну Каширину Кольцов.

– Ваше благородие! Поступил приказ: «Прекратить огонь, стволы зачехлить!»

– Что за ерунда? Почему?

– Не могу знать, ваше благородие! Но только «солдатский телеграф» оченно интересные слухи передает. Быдто б наш Их высокопревосходительство енерал-атютан Грибенбергов к ихнему японскому превосходительству, который, то ись, Ноги, послов заслал. Навроде депеша есть, что ихний царь у нас пардону запросил – вот чтоб Ноги-то этот самый как питулировать шел до нас…

– Капитулировать?

– Так точно, ваше благородие, я ж так и сказал…

– Батарея! Разрядить орудия! Похоже – мир, мужики…

«СТАТЬЯ III. Россия и Япония взаимно обязуются: 1) эвакуировать совершенно и одновременно Маньчжурию, за исключением территории, на которую распространяется аренда Ляодунского полуострова, согласно постановлениям дополнительной I статьи, приложенной к сему договору, и 2) возвратить в исключительное управление Китая вполне и во всем объеме все части Маньчжурии, которые ныне заняты русскими или японскими войсками или которые находятся под их надзором, за исключением вышеупомянутой территории».

«СТАТЬЯ IV. Россия и Япония взаимно обязуются не ставить никаких препятствий общим мерам, которые применяются равно ко всем народам и которые Китай мог бы принять в видах развития торговли и промышленности в Маньчжурии».

«СТАТЬЯ V. Российское императорское правительство уступает императорскому японскому правительству, с согласия китайского правительства, аренду Порт-Артура и прилегающих территориальных вод, а также все права, преимущества и концессии, связанные с этой арендой или составляющие ее часть, и уступает равным образом императорскому японскому правительству все общественные сооружения и имущества на территории, на которую распространяется вышеупомянутая аренда. Обе высокие договаривающиеся стороны взаимно обязуются достигнуть упоминаемого в вышеуказанном постановлении согласия китайского правительства. Императорское японское правительство обязуется выплатить Российскому императорскому правительству сумму 25 миллионов золотых рублей в качестве денежной компенсации затрат. Императорское японское правительство заверяет со своей стороны, что права собственности русско-подданных на вышеупомянутой территории будут вполне уважены».

Лондон, Сити. Кабинет директора банка «Бэрингс». У собравшихся здесь людей вид чрезвычайно озабоченный, но торжественный. Владельцы банка – братья Бэринг – расположились на отдалении друг от друга: старший – на директорском месте, второй – справа от Т-образного стола. Напротив него – посол Российской империи в Великобритании Александр Константинович Бенкендорф. За плечом у каждого с бюварами в руках вытянулись «клерки для особых поручений». Напольные часы в корпусе из черного дерева, стоящие в простенке, издали солидно-мелодичный звон, отбивая тринадцать часов дня по западноевропейскому времени.

– Итак, господа, мы собрались здесь, дабы банкирский дом «Бэрингс» смог выполнить поручение, возложенное на нас нашим доверителем – его величеством императором Японии. Приступим?

– Пожалуй, пора. Приступим – тут же откликнулся посол.

Младший из владельцев банка торжественно поднялся и произнес:

– По поручению его величества императора Японии Муцухито на наш банк возложена обязанность перевести на российские счета денежную сумму, равную двадцати пяти миллионам золотых рублей, что составляет на сегодняшний день четыре миллиона восемьсот девяносто шесть тысяч триста четырнадцать британских фунтов стерлингов. Банк готов произвести данную выплату. В какой валюте господин русский посол предпочитает оформить выплату? Фунты? Франки? Марки?

– Я имею поручение от Его Императорского Высочества Регента Великого Князя Николая Николаевича оформить перевод в российской валюте, исключительно золотыми рублями. При этом имеется четкое указание направить деньги на предоставленный счет Государственного банка Российской империи.

– Однако же в банке «Бэрингс» нет такого количества русской валюты! Во всей Великобритании вряд ли наберется даже двенадцать миллионов русских рублей!..

…Спор длился почти два часа. В конечном итоге «высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению».

Российская империя получила от Японии «в качестве компенсации затрат на строительство Порт-Артура» сумму в двадцать пяти миллионов золотых рублей, тогда как на деле это строительство обошлось казне в семь миллионов ассигнациями. Всему миру было понятно, что, настояв на этом пункте договора, Витте в завуалированной форме истребовал от императорской Японии контрибуцию как у проигравшей войну стороны…

«СТАТЬЯ VI. Россия и Япония обязуются эксплуатировать принадлежащие им в Маньчжурии железные дороги исключительно в целях коммерческих и промышленных, но никоим образом не в целях стратегических. Установлено, что это ограничение не касается железных дорог на территории, на которую распространяется аренда Ляодунского полуострова».

«СТАТЬЯ VII. Русским подданным, жителям уступленной Японии территории, предоставляется продавать свое недвижимое имущество и удаляться в свою страну, но, если они предпочтут остаться в пределах уступленной территории, за ними будут сохранены и обеспечены покровительством, в полной мере, их промышленная деятельность и права собственности, при условии подчинения японским законам и юрисдикции. Япония обязуется вполне обеспечить за этими жителями их имущественные права и право свободного отправления религиозных обрядов».

…Уже к концу 1910 года в руках русских промышленников Люйшуня, как по прежней китайской традиции официально назвали Порт-Артур, оказалась сосредоточена почти вся механизированная строительная промышленность города и тридцать процентов морского пароходного сообщения как на ближних – вокруг Ляодуня, с заходами в русский порт Дальний, ставший, кроме того, и военно-морской базой, китайский Догушань и корейский Пхеньян, – так и на дальних морских сообщениях, с рейсами в Индокитай, Владивосток и даже в новозеландский Окленд… Японским властям Люйшуня такое положение вещей было не по вкусу, однако проводить какие-либо репрессивные меры против русских они не рисковали: японская территория заканчивалась в версте от крепостных ворот, а дислоцированные в Дальнем русские дивизии могли при необходимости без особой спешки в течение полусуток оказаться в зоне прямого винтовочного огня от стен: был бы приказ! А приказ вполне мог быть отдан: уже давно всем стало ясно, что, в отличие от покойного племянника-подкаблучника, получившего некогда безнаказанный удар по голове на улице Оцу, нынешний фактический правитель Российской империи не позволит остаться неотмщенным ни малейшему покушению на свое достоинство и на достоинство России и ее граждан…

«СТАТЬЯ VIII. Япония обязуется войти с Россией в соглашение в видах предоставления русским подданным прав по судоходству и рыбной ловле вдоль берегов всех японских владений. Условлено, что таковое обязательство не затронет прав, уже принадлежащих японским или иностранным подданным в этих краях».

14 мая 1905 года на параллельных курсах при прохождении Цусимского пролива встретились русская Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Рожественского и корабли Японского императорского флота под командованием адмирала Того. В момент, когда штевни головных кораблей поравнялись, на обеих эскадрах горны одновременно заиграли сигнал «Захождение». Матросы обоих флотов, находящиеся на верхней палубе, встали лицом к проходящим иностранным кораблям и приняли положение «Смирно», а офицеры, кроме того, приложили руки к козырькам фуражек. Война окончилась, им всем больше нечего было делить, незачем сражаться и гибнуть в пучине вод Цусимы…

«СТАТЬЯ IX. Так как действие договора о торговле и мореплавании между Россией и Японией упразднено было войной, императорские правительства российское и японское обязуются принять в основание своих коммерческих сношений, впредь до заключения нового договора о торговле и мореплавании на началах договора, действовавшего перед настоящей войной, систему взаимности на началах наибольшего благоприятствования, включая сюда тарифы по ввозу и вывозу, таможенные обрядности, транзитные и тоннажные сборы, а также условия допущения и пребывания агентов, подданных и судов одного государства в пределах другого».

«СТАТЬЯ X. В возможно скорейший срок по введении в действие настоящего договора все военнопленные будут взаимно возвращены. Императорские правительства российское и японское назначат каждое со своей стороны особого комиссара, который примет на свое попечение пленных. Все пленные, находящиеся во власти одного из правительств, будут переданы комиссару другого правительства или его представителю, надлежащим образом на то уполномоченному, который примет их в том числе и в тех удобных портах передающего государства, кои будут заблаговременно указаны последним комиссару принимающего государства. Российское и японское правительства представят друг другу, в скорейшем по возможности времени, после окончания передачи пленных, документами оправданный счет прямых расходов, произведенных каждым из них по уходу за пленными и их содержанию со дня пленения или сдачи до дня смерти или возвращения. Россия обязуется возместить Японии, в возможно скорейший срок по обмене этих счетов, как выше установлено, разницу между действительным размером произведенных таким образом Японией расходов и действительным размером равным образом произведенных Россией издержек».

«СТАТЬЯ XI. Настоящий договор будет ратификован его императорским высочеством регентом всероссийским и его величеством императором Японии. О таковой ратификации в возможно короткий срок и, во всяком случае, не позднее как через пятьдесят дней со дня подписания договора будет взаимно сообщено императорским правительствам российскому и японскому через посредство посла Американских Соединенных Штатов в С.-Петербурге и французского посланника в Токио, и со дня последнего из таковых оповещений этот договор вступит, во всех своих частях, в полную силу. Формальный размен ратификаций последует в Вашингтоне в возможно скорейшем времени».

«СТАТЬЯ XII. Настоящий договор будет подписан в двух экземплярах на французском и английском языках. Оба текста совершенно сходны; но в случае разногласия в толковании французский текст будет обязательным. В удостоверение чего обоюдные уполномоченные подписали настоящий мирный договор и приложили к нему свои печати. Учинено в Портсмуте (Ньюгэмпшир) двадцать третьего августа (пятого сентября) тысяча девятьсот пятого года, что соответствует пятому дню девятого месяца тридцать восьмого года Мейджи».

ПОДПИСАЛИ: ЮТАРО КОМУРА, СЕРГЕЙ ВИТТЕ, К. ТАКАХИРА, РОЗЕН.

 

Глава 6. «Корабельное устроение»

10 июля 1906 года морской министр Российской империи Алексей Алексеевич Бирилев отчитывался перед Великим Князем Николаем Николаевичем по результатам работы Специальной комиссии по военно-морским делам.

– Ваше Императорское Высочество! Специальная комиссия, созданная по вашему именному повелению после Маньчжурской войны после 1 мая 1905 года, занимающаяся исследованием причин недостаточно эффективных боевых действий на морском театре и неоправданных потерь кораблей и личного состава, выполнила свою работу в части, касающейся инженерно-корабельного исследования. Выводы по этой части были сделаны нашими лучшими корабельными инженерами – господами Кутейниковым, Костенко и Крыловым. По их авторитетному мнению, Ваше Высочество, главные причины потерь, понесенных нашим флотом, следующие:

– недостаточно добросовестное несение караульной службы на эскадрах (в первую очередь дислоцировавшейся на рейде Порт-Артура) в период, непосредственно предшествовавший японскому нападению, а также плохая организация служб обнаружения противника и боевого траления;

– увеличение малой, средней и большой дистанций артиллерийского огня противника вследствие принятия им на вооружение современных морских орудий с семи – пятнадцати – двадцати пяти до двадцати – пятидесяти – семидесяти пяти кабельтовых;

– очень большая разрушительная сила фугасных снарядов при огне по кораблям, не имеющим сплошного бронирования по всей длине ватерлинии и весьма малое по высоте борта.

Также ими были сделаны важные выводы по морской тактике. Специальной комиссией признано необходимым:

По артиллерийскому действию огня:

– Признать необходимость в увеличении дальнобойности, меткости, скорости и фугасного действия артиллерии главного калибра.

– Признать необходимость в увеличении среднего калибра. В этом отношении существует два мнения: либо увеличение калибра средней артиллерии – слияние ее с главным калибром, либо установление его в пределах десяти дюймов.

– Необходимо провести создание механизированных систем управления огнем.

По поводу бронирования боевых кораблей:

– Признать необходимость в создании сплошного бронированного пояса по ватерлинии.

– Ввиду увеличения дистанций открытия огня признать допустимым возможное уменьшение толщины бронирования на кораблях.

– Признать особую необходимость в сплошном бронировании бортов.

– Имея в виду величину углов падения снарядов на больших дистанциях, признать необходимость бронирования всей верхней палубы.

По военному кораблестроению:

– Признать необходимость увеличения запаса боевой плавучести и остойчивости, с усилением бронирования.

По скорости:

– Признать необходимость в увеличении скорости хода, причем особое внимание должно быть обращено на увеличение тактической скорости.

В исполнение вышеизложенных требований считаем необходимым применить следующие основополагающие принципы:

– количественное и качественное увеличение артиллерийского вооружения, в основном крупнокалиберного;

– более полное бронирование, в наибольшей мере обеспечивающее живучесть корабля в артиллерийском бою;

– обеспечение наибольших плавучести и остойчивости при разрушениях корпуса в результате попадания торпеды или подрыва боевого корабля на мине;

– дальнейшее увеличение скорости, позволявшей удерживать выгодную позицию в артиллерийском бою.

При возможном строительстве кораблей в России по планируемым характеристикам подобных проектируемому британскому «Дредноуту» считаем необходимым придерживаться следующих принципов:

– число орудий главного калибра в залпе не должно быть более шести и менее четырех, что позволяет судить о положении средней траектории относительно цели;

– промежутки между залпами должны определяться временем стояния всплеска, дабы исключить возможность ошибки в наблюдении знаков падения;

– как следует из наших расчетов существующей скорострельности, их следует иметь на линейном корабле не менее восьми или двенадцати.

По мнению господина Крылова, масса всей брони должна составлять не менее двадцати девяти процентов водоизмещения, вооружения – девятнадцати процентов, корпуса – двадцати процентов, механизмов и котлов – двенадцати процентов, прочие статьи нагрузки – двадцати процентов.

Морское министерство совместно с господами морскими инженерами предлагает наброски новой судостроительной программы возрождения нашего флота. В ней мы предусматриваем постройку минимального количества боевых кораблей, а именно следующих:

Два эскадренных броненосца нового типа водоизмещением по двадцать две тысячи тонн, две броненосные авиаматки – по двадцать тысяч тонн, четыре легких турбинных крейсера – по четыре-пять тысяч тонн, двадцать четыре эскадренных миноносца – по тысяче тонн и сорок восемь шхерных миноносцев – по двести пятьдесят тонн, шесть подводных лодок-заградителей – по тысяче тонн, шестнадцать средних подводных лодок – по восемьсот тонн и двадцать четыре малых подводных лодки – по двести тонн, шесть военных транспортов – по три тысячи тонн.

После прошедшей войны в русском флоте подводные лодки рассматриваются как средство позиционной борьбы. Вместе с тем была признана способность подводных лодок к самостоятельным наступательным действиям, за счет изменения некоторых их тактических свойств, прежде всего увеличения скорости, дальности действия средств наблюдения, усовершенствования связи и т. д. В нашем флоте, думается, необходимо использовать типы подводных лодок со следующими техническими данными:

Подводный минный заградитель «Краб»: водоизмещение пятьсот шестьдесят – семьсот сорок тонн, скорость в надводном положении одиннадцать узлов, под водой – семь с половиною, дальность хода на поверхности – тысяча девятьсот, в подводном положении – восемьдесят две мили, дизель и электромотор, скорость погружения – четыре минуты, экипаж – пятьдесят три человека, вооружение – одна трехдюймовая пушка, два торпедных аппарата калибром в двадцать один дюйм и шестьдесят мин заграждения типа «П-100».

Подводный минный заградитель «Миноносец-1»: водоизмещение тысяча – тысяча триста сорок тонн, скорость в надводном положении – двенадцать узлов, в подводном – восемь с половиной узлов, дальность хода в надводном положении – две тысячи девятьсот миль, в подводном – сто восемьдесят две, дизель и электромотор, скорость погружения – две минуты, экипаж – шестьдесят пять человек, вооружение – две трехдюймовые пушки, одна полуторадюймовая пушка, четыре торпедных аппарата калибром в двадцать один дюйм и восемьдесят четыре мины заграждения «П-100».

Средняя подводная лодка «Акула»: восемьсот пятьдесят – тысяча восемьдесят тонн водоизмещения, скорость ее достигнет в надводном положении девятнадцати узлов, в подводном – одиннадцати, дальность хода под водой такая же, как у «Миноносца-1», в надводном положении несколько меньше, две тысячи пятьсот миль, дизель и электромотор, скорость погружения – полторы минуты, экипаж – пятьдесят восемь человек, две трехдюймовые пушки, одна полуторадюймовая пушка, восемь торпедных аппаратов калибром в двадцать один дюйм.

Крейсерская подводная лодка «Буревестник»: водоизмещение тысяча сто – тысяча четыреста девяносто тонн, скорость – пятнадцать и десять узлов соответственно, способна пройти по морской поверхности – четыре тысячи девятьсот миль, под водою – сто пятьдесят две, дизель и электромотор, скорость погружения – две минуты, экипаж – шестьдесят два человека, вооружение – две четырехдюймовые пушки, две полуторадюймовые пушки, десять торпедных аппаратов калибром двадцать один дюйм.

Малая подводная лодка «Язь-2»: двести пятьдесят – триста сорок тонн водоизмещением, скорость в надводном положении двенадцать узлов, в подводном – восемь узлов, дальность хода на поверхности тысяча двести, в подводном положении – шестьдесят две мили, дизель и электромотор, скорость погружения – одна минута, экипаж – двадцать один человек, вооружение – две полуторадюймовые пушки, четыре торпедных аппарата калибром в двадцать один дюйм.

Мы считаем, что в ходе военных действий на море крайне необходимо перейти на больший калибр артиллерии, до четырех-шести дюймов. Торпедные аппараты необходимо срочно сменить с калибра пятнадцати и восемнадцати на двадцать один дюйм, дабы при нанесении торпедного залпа по кораблям противника была реальная возможность нанесения ему весьма значительного ущерба. Это возможно осуществить лишь при большей дальности движения торпеды, новой двигательной установке и усиленной боевой части, снаряженной тротилом.

Эскадренный миноносец «Страшный»: водоизмещение тысяча – тысяча двести тонн, скорость – тридцать три с половиною узла, дальность хода – две тысячи двести миль, экипаж – сто пятнадцать человек, вооружение – четыре четырехдюймовые пушки, две полуторадюймовые пушки, шесть торпедных аппаратов калибром в двадцать один дюйм и двадцать четыре мины заграждения типа «Рыбка».

Эскадренный миноносец «Могучий»: тысяча двести восемьдесят – тысяча пятьсот десять тонн, скорость – тридцать пять с половиной узлов, дальность хода – две тысячи восемьсот миль, экипаж – сто тридцать пять человек, вооружение – шесть четырехдюймовых пушек, две полуторадюймовые, восемь торпедных аппаратов калибром в двадцать один дюйм и сорок восемь мин заграждения «Рыбка».

Наряду с уже созданными артиллерийскими системами разного калибра, с учетом их унификации и единства их применения на кораблях императорского военного флота, начата работа над системами управления огня, новыми дальномерами и иными приборами наведения и наблюдения.

В настоящее время Морское министерство признало необходимым создание принципиально нового прибора точной стрельбы для орудий большого калибра. Представляется, что для его разработки необходимо, основываясь на открытых при опытах с радио господина Попова эффектах отражения коротких и длинных радиоволн, излучаемых в сторону кораблей противника. После возврата отраженных радиоволн возможно достаточно точно рассчитать расстояние до противника, даже скрытого от визуального наблюдения – в тумане или в ночное время. Точность расчета огня таким способом теоретически позволяет с нескольких залпов поражать вражеский корабль, но самое главное – экономится время на расчетах и стрельбе.

Озвучу боевые данные уже принятых артиллерийских систем, которые планируется устанавливать на корабли:

На эскадренные миноносцы: четырех-шестидюймовые пушки, щитовое бронирование, одноорудийные установки.

На легкие турбинные крейсера: пятидюймовые пушки, башенное бронирование, двухорудийные установки.

На иные крейсера, до уровня тяжелого: шести-, восьми и десятидюймовые орудия, башенное бронирование, двухорудийные установки. Остальная артиллерия: двенадцати и шестнадцати дюймов – должны устанавливаться в двух– и трехорудийных бронированных башнях.

– Ваше Императорское Высочество! Мне думается, дальше пересказывать доклад нет смысла. Думаю, что вы сами соизволите его внимательно изучить и принять решение по его поводу, без наших подсказок.

– Да, Иван Михайлович, можете быть свободным. Прошу через два дня прибыть ко мне на аудиенцию, к двум пополудни.

* * *

Ровно через два дня морской министр вновь стоял навытяжку перед Регентом и его братом Петром Николаевичем – председателем Объединенного Военно-Технического Комитета.

– Что же, господин министр, нам думается, вы с господами корабельными инженерами поработали на славу, – произнес Николай Николаевич. – Ваш доклад весьма полезен, думается, в ближайшее время на его основе необходимо разработать концепцию нашего нового, в основном прибрежного флота, и также разработать программу корабельного строительства небольшого, но очень боеспособного Военного флота, который будет включать как тяжелые, так и легкие, включая так называемые «москитные», силы. Сейчас нам необходима в самую первую очередь реформа наземных сил, как понесших основные потери в минувшей войне. А ведь это потребует очень больших денежных расходов, как все мы прекрасно понимаем. Казна – не бездонный мешок, к сожалению, денег почти нет. Даже сумма в двадцать пять миллионов рублей, которую мы получили от Японии в качестве замаскированной контрибуции, не может радикально улучшить положение дел. Поэтому ваше решение дает нам несколько сотен миллионов рублей на армию, за что вас сердечно благодарю!

– Тем более и ваши решения о проведении некоторой реформы Военного флота уже начали приносить хорошие всходы, – подхватил Бирилев. – Благодаря вашим рапортам мы значительно расширили доступ в морской корпус, куда до последнего времени принимали лишь детей военных моряков, а также потомственных дворян. Вами в прошлом году изданы временные положения о судах вооруженного резерва, правила об аттестационных комиссиях в портах и новое положение о прохождении службы офицерами флота, которые разделены на строевой и береговой составы.

Сейчас в нашем флоте установлена классификация судов с разделением его как на «действующий», а также на первый и второй резервы. С помощью господ Костенко и Крылова были определены сроки службы судов в действующем флоте: для линейных кораблей и броненосных крейсеров – десять лет, для крейсеров и минных судов – до тех пор, пока их элементы удовлетворяют требованиям для нахождения в боевом строю. Министерством под вашим руководством введено положение об управлении заводами морского ведомства, причем были выделены из состава Санкт-Петербургского порта судостроительные верфи, а в основу их управления положены коммерческие начала. И, наконец, два месяца назад было издано положение о начальниках морских сил и опубликован наказ об управлении морскими командами.

Господа корабельные инженеры переведены в офицерские чины, а также по вашему личному приказу образованы два военно-морских кружка – в Петербурге и Севастополе. Министерство под вашим руководством отмечено неизменно благожелательным отношением оного ко всему действующему флоту и нуждам его личного состава. А наиглавнейшим вашим достоинством является откровенное признание непригодности старой системы управления морским ведомством, приведшей флот к поражениям 1904–1905 годов, и решимость провести в жизнь необходимые флоту реформы. За это честь и хвала вам, многоуважаемый Иван Михайлович!

Нами было принято решение, что столь выдающиеся ваши заслуги не должны остаться неотмеченными. Поэтому я выражаю вам удовольствие и с радостью вручаю орден Святого Благоверного Александра Невского.

С этими словами Великий Князь подошел к морскому министру, держа в руках деревянный ящичек, из которого извлек орденскую звезду, и торжественно закрепил ее на черном с золотом министерском мундире.

– А сейчас, Алексей Алексеевич, нам необходимо обсудить несколько очень важных для нас всех вопросов: необходимо начать разработку для нашей армии и флота аэропланов, и не спортивных – для развлечения публики, а боевых, дабы они проводили воздушную разведку, а также могли поразить противника с небес.

Как нам стало известно, ранее в нашей империи уже создавались не только проекты управляемых летательных аппаратов, но и собственно действующие образцы. Однако по злому ли умыслу на вредительство или же по обычной косности мышления некоторых чинов ни один образец так и не был изготовлен серийно и, соответственно, не поступил в войска.

Также необходимо одновременно передать нашим кораблестроителям наше пожелание о создании проекта авиаматки для использования летательных аппаратов не с берега, а непосредственно с моря. Хотелось бы увидеть сей проект месяца через четыре. Вот Его Высочество Петр Николаевич предлагает передать проектирование господам Костенко и Кутейникову. Для флота, думается, это будет очень полезная вещь.

 

Глава 7. Особенности национального прожектерства

Всем известной особенностью российской государственной машины на протяжении многих поколений чиновников является стремление к стагнации и нежелание способствовать без крайней необходимости внедрению каких-либо новшеств. Если нововведения «сверху», исходящие от высшей власти, еще кое-как, что называется, «со скрипом» вводятся в жизнь, то новшества, исходящие из народной толщи, всячески откладываются под сукно, и для внедрения их зачастую не хватает всей жизни «маленького человека». Помните, как лесковский Левша рвался из последних сил:

«Скажите Государю, что англичане ружья кирпичом не чистют, так пусть бы и у нас не чистили, а то, храни бог, войны, они стрелять не годятся!»

Талантливейшие русские люди, зачастую самоучки-самородки, из поколения в поколение совершали выдающиеся изобретения, которые россиянская бюрократия благополучно игнорировала. Изобретения Кулибина, Черепановых, Можайского и других сынов России, отвергнутые «казенными душами», спустя какое-то время появлялись из-за кордона, вот только создателями числились различные Эдисоны и Райты. Сложно сказать, происходило ли это из-за параллельного развития конструкторской мысли или же – что вероятнее – благодаря банальному хищению «интеллектуальной собственности»: вероятнее всего, имело место и то, и другое.

Однако Российское государство, одной рукой отмахивавшееся от созданий «собственных платонов и быстрых разумом невтонов», другой рукой вынуждено было щедро изливать средства на приобретение тех же самых изобретений, но уже снабженных ярлычком «мэйд ин заграница»…

Случались, правда, в Российской державе времена, когда «чернильные души» различных канцелярий, ощутив над загривком ослоп грозного Иоанна или тяжелую дубинку Петра-преобразователя, начинали активное движение. По большей части это, конечно, была ИБД, то бишь «имитация бурной деятельности», однако в такие периоды русские изобретатели, как правило, могли довести свои изобретения до воплощения в жизнь с гораздо большею степенью вероятности. После того как все сферы жизни Российской империи (кроме, пожалуй, церковной) оказались под пристальным вниманием Регента при малолетнем царе Алексее II, выяснилось, что в народе происходит прямо-таки брожение интеллекта.

Объединенный Военно-Технический Комитет, председательствуемый Великим Князем Петром Николаевичем – братом Регента, – был вынужден сформировать специальные комиссии по направлениям деятельности: Авиационную, Инженерно-Техническую, Морскую, Артиллерийскую и Моторно-транспортную.

Были не только приняты к рассмотрению новые прожекты технических новинок и усовершенствований, созданные российскоподданными, но и, помимо этого, подняты технические архивы за последние тридцать лет и приглашен к сотрудничеству ряд непризнанных у себя на родине талантливых иностранных изобретателей.

Кто из сотрудников Военно-Технического Комитета впервые узнал о применении во время войны самодельных ручных бомб из латунных орудийных гильз с мелинитовой начинкой – неизвестно. Однако же этот факт вызвал интерес. Узнать же имя изобретателя не составило большого труда. На Дальний Восток был направлен приказ об откомандировании капитана Кольцова вместе с образцами изобретенной им бомбы в распоряжение начальника Инженерно-Технической комиссии при ОВТК. Приказ – дело такое: приятен он тебе лично или неприятен, а в любом случае будь добр приложить все усилия к выполнению. Поэтому Андрей Кольцов вновь, уж который раз за год с небольшим, ехал в вагоне через всю страну. Позади осталось послевоенное обустройство в гарнизоне Дальнего, пополнение дивизиона людским и конским составом, нудное писание бюрократических «отношений» на замену изношенных орудий с расстрелянными каналами стволов на новые, «запросов» на получение трехдюймовых гранат и фугасных выстрелов, внутригарнизонные торжества по поводу подписания мира и получения новых чинов и наград (сам Кольцов также в дополнение к «Анне» четвертой степени получил орден Святого Владимира с мечами).

Капитан был рад такому приятному повороту в судьбе. Намного комфортнее нести службу в столице, нежели на заштатном разоренном войной Ляодуне, а название «Инженерно-Техническая комиссия» звучит гораздо солиднее, чем просто «полевая батарея». Помимо всего прочего, Андрей Викторович был доволен, что наконец-то надолго возвращается под крышу родительского дома на Обводном канале.

Однако по прибытии в Санкт-Петербург Кольцову пришлось убедиться, что служба на новом месте – отнюдь не синекура для героя Маньчжурии. Председатель Объединенного Военно-Технического Комитета Великий Князь Петр Николаевич оказался руководителем не только умным, но и чересчур энергичным, повторяя характером своего старшего брата Николая, который, бывало, говаривал:

– Я вам не покойный император Петр, он-то просто Россию поднял на дыбы, а я еще и барьеры на галопе брать заставлю!

Капитану Кольцову, помимо задачи усовершенствования его ручных бомб, была поручена разработка приспособлений для их залпового метания на расстояние, недостижимое для броска рукой, а также секретные проекты приспособления для сбрасывания бомб с аэропланов и аэростатов, которые разрабатывались Авиационной комиссией, и зажигательной бомбы специально аэропланного использования.

К середине осени первый действующий образец «кассетного гранатодержателя системы Кольцова» был отправлен на практические воздушные испытания на разведывательном дирижабле отечественной разработки по проекту капитана А.И. Шабского «Учебный». В ходе испытаний выяснилось, что, хотя нареканий к работе механизма гранатодержателя нет, но авиаторам доставляет определенное неудобство процесс переснаряжения кассет гранатами после того, как обе серии по пять гранат сброшены на землю. На борт «Учебного» могли подниматься лишь трое людей, двое из которых вынуждены были следить за двигателем, приводящим в движение два воздушных винта, расположенных по обе стороны гондолы.

Ораниенбаум, канцелярия Офицерской стрелковой школы, 20 апреля 1909 года.

– Здравия желаю, господин ротмистр.

– И вам того же, господин капитан.

– Капитан Кольцов, Андрей Викторович – военный представитель на Рижском и Петербургском заводах «РБВЗ». Вас должны были предупредить…

– Да, разумеется, господин капитан. Чем могу помочь?

– Прошу вас помочь в предоставлении мне для использования в служебных целях небольшого автомотора, а то приходится частенько мотаться то туда, то сюда, просто не успеваю вовремя.

– Думаю, что смогу вам помочь. На днях нами получено для округа пять легковых и десять грузовых машин, кстати говоря, вашего Русско-Балтийского завода. Так что попрошу вас передать мне заявку на предоставление транспорта и получить автомотор в полное свое распоряжение на все время пребывания здесь.

Еще один вопрос по существу: вам необходим просто автомобиль или же вкупе с прикомандированным шоффэром?

– Да пожалуй, что лучше с водителем, а то я просто не успеваю.

– Хорошо, извольте завтра, к восьми утра, прибыть к гаражу за машиной. Заодно и оформите командировку для нашего шоффэра.

– Спасибо, ротмистр!

– Нечего меня благодарить, господин капитан, одно дело делаем.

Утро. Капитан Кольцов подходит к штабу автотранспортного батальона при «Офицерской стрелковой школе».

– Здравствуйте, Андрей Викторович!

Из открытого окна на него смотрит новый знакомый.

– Я взял на себя смелость и уже оформил все необходимые для вас документы. Кстати, вот прошу любить и жаловать: ваш персональный шоффэр – старший унтер-офицер Первого Кавказского железнодорожного батальона, кавалер знака Военного ордена Павел Васильев.

К капитану подошел среднего роста унтер с Георгием на кожаной куртке, блеснул умными глазами с хитринкой:

– Здравия желаю, ваше благородие!

– Здравствуй. Ладно, унтер, время не терпит: поехали на Русско-Балтийский вагонный завод, а там посмотрим, годишься ты мне или как.

– Слушаю, ваше благородие. Разрешите идти заводить?

– Ступай, братец, да подгони мотор побыстрее…

Первые верст десять шоффэр и офицер проехали в молчании. Видимо, желая скрасить скуку поездки, капитан Кольцов задал унтер-офицеру вопрос, что за машина и что из себя представляет.

Ответ последовал незамедлительно: автомотор русский, изготовлен в 1908 году. Выпускается серийно на Русско-Балтийском вагонном заводе с применением передовой технологии. Двигатель – четырехтактный, четырехцилиндровый, все цилиндры отлиты в одном блоке, вертикально расположенный нижнеклапанный рядный, водяного охлаждения, мощность мотора – двадцать лошадиных сил. Автомобиль развивает максимальную скорость до шестидесяти верст в час. Езда на четыреста верст на одной заправке. Марка «Руссо-Балт С 24–30, третья серия».

– Хорошо, парень, хвалю! Что ты скорость сбрасываешь? Поехали дальше. С каких пор в шоффэрах, Павел?

– А как война кончилась, так я и попал сюда.

– А на войне где был?

– Так по специальности своей воинской: на бронепоездах, что на КВЖД действовали. Там и крестик заработал: мы как раз хунхузов тогда здорово пощипали. А уж потом господин ротмистр, Владимир Иванович, меня сюда в школу забрали. Мы с ними в 1907 году бронемашину гоняли для проверки всяческой, а команду над нами имел тогда их высокоблагородие полковник Филатов. Ох мы тогда и поездили вволюшку! За малым чуть не разбили эту броненоску.

– А где же испытывали ее?

– Да на ружейном полигоне под Ораниенбаумом, полигон тот при нашей Офицерской стрелковой школе был. Мы на этой машине за шестьсот верст проездили, по шоссе она хорошо раскатывала, а по проселкам – ну никак, да и ломалась частенько. Да и пулеметы разные на него ставили, все не могли выбрать, какие лучше будут.

– А какие пулеметы?

– Дак что, ваше благородие, «Максим», «Мадсен» и французский «Гочкис».

Рапорт капитана Кольцова, военного представителя при акционерном обществе «Российско-Балтийский вагонный завод» в Военно-Технический отдел при Военном министерстве о положении дел по производству автомобилей для военных нужд, от 1-го числа декабря месяца 1910 года.

…Автомобильный отдел Акционерного общества Русско-Балтийского вагонного завода в Риге (РБВЗ) был учрежден по предложению, направленному в Совет правления Общества его председателем М.В. Шидловским. Изготовив свой первый легковой автомобиль модели «C 24/30» 27 мая 1908 года, правление РБВЗ одновременно направило в Военное министерство заявление с предложением о поставке легковых автомобилей для штабной службы в армии. Через месяц Военным министерством был сделан запрос о возможности заказа на заводе также и грузовых автомобилей грузоподъемностью полторы, две и три тонны.

С 15 по 27 мая 1909 года в Санкт-Петербурге была проведена III Международная автомобильная выставка, которая, как и две предыдущие, находилась под пристальным вниманием Военного министерства и автомобильных кругов русского общества. В этой выставке впервые принял участие новый российский производитель автомобилей – Акционерное общество Русско-Балтийского вагонного завода. Участие Русско-Балтийского вагонного завода в выставке не осталось без внимания Военного министерства. Автомобильный отдел завода был награжден Золотой медалью «За установление автомобильного производства в России».

16 мая 1909 года Его Императорским Высочеством Регентом Российской империи был подписан указ о формировании в Санкт-Петербурге при Отделе военных сообщений Главного управления Генерального штаба Русской императорской армии Первой учебной автомобильной роты, командиром которой был назначен капитан Петр Иванович Секретев. Доношу, что капитан Секретев взялся за новое дело весьма основательно. Согласно предписанию начальника Отдела военных сообщений Главного штаба от 23 ноября 1909 года он был откомандирован для всесторонней инспекции в Ригу на Русско-Балтийский вагонный завод.

Эта командировка была вызвана заявлением правления Акционерного общества Русско-Балтийского завода от 19 июля 1909 года в Главное инженерное управление «О создании на заводе воздухоплавательного и автомобильного отделов» и предложением правления завода о поставке двух типов пассажирских автомобилей и одного типа грузовика для Военного министерства. Секретев обследовал завод, признал его пригодным для выпуска трехсот автомобилей в год и в своем рапорте от 1 декабря 1909 года подчеркнул, что «завод все части автомобиля делает самостоятельно, за исключением манометра, радиатора и магнето». В заключение капитан Секретев докладывал о целесообразности поставки в роту нескольких машин завода. После инспекции Секретевым Русско-Балтийского вагонного завода в Риге в 1910 году мною была достигнута договоренность о крупных поставках автомобилей «Руссо-Балт» в Русскую Императорскую армию.

Должен внести некоторую поправку к прошлогодним выводам, сделанным капитаном Секретевым. Она состоит в том, что Рижское отделение завода по состоянию на 15 ноября текущего года стало уже способно производить в год 250 легковых и 520 грузовых автомобилей. Что же касается Петербурга, то там возможен выпуск 130 легковых и 310 грузовых автомобилей, не считая аэропланного завода, где в экстренном случае возможен выпуск 180 легковых и 250 грузовых автомобилей.

Дополнительно прилагаю к своему рапорту сие приложение к заявлению правления Акционерного общества Русско-Балтийского вагонного завода в Риге в Главное инженерное управление о создании на заводе воздухоплавательного и автомобильного отделов. 19 июня 1910 года.

Автомобили

Русско-Балтийский вагонный завод предлагает три типа автомобилей, пригодных для целей военного характера.

I. Пассажирский на 5–6 человек с двигателем 24 лошадиные силы. Этот автомобиль специально сконструирован для русских дорог.

II. Автомобиль в 12 лошадиных сил. Русско-Балтийский вагонный завод рекомендует для службы на аэродромах. По своей конструкции он отличается высшей степенью простоты.

III. Грузовой автомобиль в 22 лошадиные силы. Этот тип автомобиля специально приспособлен для перевозки дирижаблей в разобранном виде, а также сараев для них.

Мотор очень простой конструкции с цилиндрами, отлитыми заодно, и одним распределительным кулачным валом, автоматическим карбюратором, работающим очень экономно, и зажиганием от магнето высокого напряжения. Все подшипники, включая мотор и колеса, на шариках, чем достигается, возможно, легкий ход. Имея в виду наибольшую простоту, завод применяет в этих автомобилях цепную передачу, причем цепи защищены плотно кожухом от проникновения пыли и грязи. Все части легко доступны, и все механизмы могут быть обслуживаемы одним человеком. Цены и сроки высылаются немедленно по поступлении запросов на каждый предмет отдельно.

(Мощность двигателей всех автомобилей указана в этом документе не номинальная, а налоговая).

 

Глава 8. «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат»

 

После экономического кризиса 1902–1904 годов Российская империя оказалась в сложном положении. С одной стороны, благодаря «пинкам регентским сапогом» (по саркастической шутке журналиста-юмориста Николая Шебуева) удалось круто переменить ход войны с самураями и даже отобрать у тех назад почти все ранее потерянное. С другой стороны, и кризис, и война ярко, словно ртутной лампой Купер-Хьюита, высветили всю экономическую и военную несостоятельность современного положения дел в стране.

Недоволен своим положением был весь народ: от дворян до чернорабочих. Промышленность еле сводила концы с концами. Урожай, собираемый крестьянами с жалких участков истощенной земли, с каждым годом все более снижался. Огромные потери в армии, понесенные главным образом из-за дезорганизованности и технической отсталости войск, а также из-за неэффективного этими же войсками управления, особенно в начале прошедшей войны, вызвали не только озлобление среди нижних чинов, но и недовольное брожение в массе фронтовых офицеров. Громадные территории империи были фактически изолированы друг от друга вследствие совершенной неразвитости всех путей сообщения за исключением речного транспорта.

Однако же, представляя всю сложность положения в стране, Регент престола Российской империи при малолетнем императоре Алексее II решил, будучи по складу ума человеком, прежде всего, военным, крепко взять под свой контроль хотя бы те направления развития техники, от которых напрямую зависела обороноспособность страны. На заседании Государственного совета Великий Князь Николай Николаевич прямо заявил: «От технического прогресса напрямую зависит не только то, будут ли русская армия и флот в состоянии противостоять врагам в вероятной будущей войне, но также и то, будет ли русская промышленность загружена заказами, а транспорт – четко, быстро и аккуратно перемещать грузы и пассажиров. А то ведь срам какой: желтолицые япошки чуть было не побили вдесятеро превосходящую армию за счет грамотной тактической организации и применения военно-технических новинок, а мы даже резервы как следует не могли доставлять на фронт – по одной-единственной перегруженной железнодорожной «нитке». Кроме того, развитие промышленности и транспорта будет способствовать сокращению числа безработных и недовольных, что является необходимым в свете недавних противоправительственных брожений».

При строительстве новых военных кораблей характерным стало значительное увеличение их водоизмещения и скорости, для чего потребовались вертикально-водотрубные паровые котлы большой паропроизводительности с существенно меньшей удельной массой, а для крупных военных кораблей – изобретенные Кузьминским паровые турбины, имевшие более высокий КПД и меньшие массогабаритные характеристики. Первые паровые прямодействующие турбины реактивного типа стали устанавливаться на строящемся линейном корабле «Севастополь». Их работу обеспечивали двадцать пять водотрубных котлов треугольного типа со смешанным угольно-нефтяным отоплением. К сожалению, при сжигании угля и нефти в топке одновременно требовались различные способы подачи воздуха в топку, что снижало возможность увеличения паропроизводительности.

Нельзя не отметить, что немалую роль в первостепенных направлениях развития техники сыграло и личное отношение к тому или иному «предмету» представителей династии. Так, например, находясь под впечатлением стрельб на Ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы из первых тульских станковых пулеметов и датских кавалерийских ружей-пулеметов системы Мадсена, Великий Князь Петр Николаевич настоял на строительстве в Туле и в Коврове двух специальных пулеметных заводов, из которых тульский выпускал систему Хайрема Максима, а ковровский специализировался на системе Мадсена, которую решено было унифицировать исключительно с русским винтовочным патроном. А Великий Князь Николай Николаевич, известный своей любовью к кавалерии, оказался не меньшим поклонником воздухоплавания. Результатом его любви к управляемым аппаратам, поднимающим человека в небеса, стало резкое увеличение интенсивности разработок Учебного воздухоплавательного парка под руководством бывшего командира Первого Восточно-Сибирского воздухоплавательного батальона – полковника Александра Кованько. Кроме того, Николай Николаевич выступил инициатором создания при отделе воздухоплавания Императорского Русского Технического Общества комитета по созданию самодвижущихся летательных аппаратов тяжелее воздуха. Руководство подотделом было возложено на профессора физики Николая Егоровича Жуковского.

Исходя из опыта минувшей войны в России начали активно строиться дополнительные ветки железнодорожных путей: на север – к Александровску (на Коле), на юг – к Кушке, на восток – к Петропавловску. Появились даже планы о строительстве Трансбалканской дороги, соединившей бы Россию, Румынию, Болгарию, Сербию и Грецию. Однако для воплощения такого международного прожекта предварительно нужно было заключить ряд договоров с этими странами, чему, разумеется, тотчас бы воспротивились и Британия, и Австро-Венгрия, и Турция.

По настойчивому требованию Военно-дорожного отдела управления военными сообщениями был принят в разработку проект по унификации всех выпускаемых паровозов среднего и большого тоннажа, а также мотодрезин в целях приспособления их к мобилизации на нужды армии.

Следствием подобных мер стал заметный подъем промышленности за счет выполнения военных заказов, причем не только в «военном секторе»: в разы поднялись закупки металла, углей, продуктов нефтепереработки, продовольствия. Возрос спрос на рабочую силу, но одновременно из России широким потоком хлынули заказы в Германию, САСШ, Англию. Однако теперь русское правительство и промышленники предпочитали приобретать такую специфическую продукцию, как станки, двигатели и автомоторы для перевозки грузов (прежде всего у известных аккуратистов-германцев).

В аграрной сфере также произошли заметные изменения: государство начало выкупать заложенные в банках помещичьи земли. Эти земли, поделенные на участки, стали предлагаться крестьянам тех местностей, где находились. Сельское общество могло приобретать участки в складчину либо же розно, однако в любом случае без права дальнейшей продажи кому-нибудь, кроме государства. Иностранным подданным также было дозволено приобретать участки в аренду на пять, десять и тридцать лет, но аренда также обговаривалась обязательными условиями: на таких участках дозволялась только разработка недр либо строительство промышленных предприятий. Кроме того, иностранные фабриканты были обязаны не менее восьмидесяти процентов работников нанимать именно из окрестностей, расположенных вблизи этих участков.

 

Последний нонешний денечек

Вокруг афишной тумбы толпятся люди. Поверх привычных театральных афиш и плакатов ярко белеют большие – с развернутый газетный лист – объявления с государственным орлом сверху и такими крупными буквами заглавия, что и полуслепой старик может различить:

«ЗАКОНЪ

ОБЪ ИЗМЕНЕНИИ ПОРЯДКА ПРИЗЫВА

ВЪ ВОИНСКУЮ СЛУЖБУ И НЕСЕНIЯ ЕЯ

ПОДДАННЫМИ РОССIЙСКОЙ ИМПЕРIИ»

Нарядно одетые по случаю воскресенья мастеровые парни сосредоточенно шевелят губами, сказывается «образование – два класса и коридор»:

«…В воинскую службу для первоначального военного обучения в приготовительном разряде имеют быть призваны все лица мужеска полу, достигшие возраста восемнадцати лет, за исключением…

…без отправки оных в службу вне губернии постоянного проживания…

…где и пребывают до достижения двадцати одного года…

…В возрасте двадцати четырех лет все обученные в приготовительном разряде призываются на действительную военную службу согласно полученной воинской специальности с направлением в кадровые полки, экипажи или батареи армии и гвардии сроком на четыре года. По отбытии сего срока они имеют быть отпущенными в запас, за изъятием случаев, когда отпускной воин изъявляет желание продолжить службу сверхсрочно…

…Запасные имеют призываться ежегодно на срок до двух недель для прохождения лагерных сборов близ места постоянного жительства…

…Семейства призванных на действительную военную службу, равно как в приготовительном разряде и для прохождения лагерных сборов имеют получать пенсион до момента увольнения кормильца в размере, равном сумме двух третей заработка оного и половины его же денежного содержания согласно воинской специальности и выслуге лет…

…По увольнении со службы воин должен получить в части два комплекта обмундирования второго срока – по одному на летний и зимний сезоны и единоразовое денежное содержание в размере тридцати рублей ассигнациями. В случае, если по службе отпускной воин выказывал усердие и имел поощрения, он вправе ходатайствовать перед командованием о выдаче письменной рекомендации-направления на казенное предприятие соответственно его технической подготовке…»

– Ну что я говорил! Опять на нашего брата тяготу накладывают! Где это видано: на три года забрили мальчишечку, а посля отпустили погулять, ан снова-здорово: еще четыре годика солдатчины! А когда ж работать-то?

– И то! Вы дивытесь, бабы: мужиков-то забривають поголовно, кому осемьнадцять та двадцять четыре стукнуло! А семьи-то как же?

– Не бреши, дурища! Или не слышала: семьям-то теперь деньгу выплачивать будут, и немалую! Не то что до сих пор: кто в солдатчину уходил, за того и копейки не давали. Разве что заслужить сумеет «егория» геройского на грудь. Да ведь никогда не узнаешь, какой те крест-то достанется: серебряный аль могильный: вон их сколько деревянных-то в той же Маньчжурии понаставлено…

– Да и то хорошо, что мундировку после службы с собой дают!

– Э, дядько, давать-то дают, да не за просто так.

– Это как же ж понимать?

– Да как-как: просто!

Сказано ж: отпускают в запас. Ну, как война? Сразу с запасу раба Божьего в военное присутствие поволокут: постой, дескать, грудью за веру православную, царя малолетнего да за Отечество, что фабриканту мать, а рабочему-то – мачеха! Да чтоб не тратить время да деньгу на обмундировку рабу-то Божьему по первовремени, и велят в той же шинеленке под ружье явиться, в которой он всю действительную отмаршировал да на пузе проползал.

…Разные люди роятся толпой перед афишной тумбою, разные звучат тут речи…