В группе было двадцать пять ребятишек — шестиклассники из местной школы, и экскурсовод была явно к этому не готова. В музее она прошла неплохую выучку, успешно сдала все тесты на знание предмета, однако никогда прежде ей не доводилось водить большую группу, причем в одиночку, и отвечать на сыпавшиеся со всех сторон вопросы.

— А где динозавры?

Ответить на этот вопрос было легко.

— Их здесь нет. Экспонаты, которые вы видите здесь, датируются ледниковым периодом, к тому времени все динозавры уже вымерли.

— А саблезубые тигры?

— Строго говоря, таких тигров не существовало вовсе. Мы называем их саблезубыми кошками. Их удалось найти много.

— А они большие? Такие же, как динозавры?

— Нет, размером примерно со среднего современного льва.

Она знала, группу надо вести дальше, но всегда находились упрямцы, не желающие покидать зал, где было выставлено чучело гигантского ленивца в натуральную величину или же останки древних ископаемых, застрявших в смоле, в стеклянной витрине.

— Если пройдем чуть дальше, вон туда, — сказала она, ища глазами преподавательницу (разве та не должна сопровождать класс на протяжении всей экскурсии?), — то увидим чучело одного из самых…

— Можно говорить громче? Я вас не слышу.

— Да, конечно, — сказала она, повысив голос, и с удивлением обнаружила, что он немного дрожит. — Мы увидим чучело одного из самых грозных хищников в этом регионе.

— Хищника? Как в кино?

Секунду-другую она никак не могла сообразить, о чем идет речь. Потом вспомнила, как один друг рассказывал ей о фильме под названием «Хищник». И речь там шла о каком-то фантастическом создании. Пришельце.

— Нет, не совсем так. Под хищником я имею в виду животное, которое охотится на других животных и убивает их для пропитания. Их еще называют плотоядными.

— Как-как?

— Плотоядными. Они едят мясо. Как и все вы.

— Я не ем. Моя мама вегетарианка, я тоже.

— Что ж, весьма похвально.

Ей не терпелось подвести детей, возможно, к самому впечатляющему экспонату Музея Пейджа — стене, в которую были вмонтированы четыреста четыре черепа животного, которого называют ужасный волк, они выглядели очень эффектно под стеклом, с золотистой подсветкой. И вот наконец школьники добрались до этой стены, сразу умолкли, а потом послышались одобрительные возгласы. И естественно, со всех сторон так и посыпались вопросы:

— Они произошли от собаки? Почему их так много? Их тоже выкопали здесь, поблизости?

Спасение пришло в лице мужчины, торопливо шагающего к главному выходу.

— Доктор Кокс? — окликнула она.

Поскольку, он, видимо, не расслышал, экскурсовод повторила громче:

— Доктор Кокс! Можно вас на минуточку? — замахала она рукой над головами детишек. — Может, расскажете этим милым детям об ужасном волке, хотя бы немного?

Затем она обратилась к группе:

— Доктор Кокс лично выкопал несколько из этих черепов. Он очень знаменитый палеонтолог.

Картер собирался идти к колодцу № 91, там через несколько минут уже должна была собраться его команда. Но отказать детям просто не мог. Он вообще старался не упускать возможности выступить перед учащимися, особенно когда видел, что коллеге-новичку приходится нелегко.

— Да, этот ужасный волк — мой добрый и старый знакомец, — сказал он, подойдя к группе. — Некогда в этих местах бегали целые стаи таких волков. Вверх и вниз по бульвару Уилшир, по всему Фермерскому рынку, по парку Хэнкок, по Кориатауну и Сенчури-Сити.

Он по опыту знал, что точная привязка к местности всегда помогала привлечь внимание к древним животным, яснее увидеть их в современном контексте. И не только привлечь внимание, но и дать понять слушателям, что древние животные обитали не где-то там, вообще, как в каком-нибудь фантастическом фильме, а именно здесь, где ныне по улицам разъезжают автомобили и ходят люди. Прием сработал: дети плотно обступили его со всех сторон.

— А почему он так называется: «ужасный волк»?

Картер едва сдержал смех, ему не хотелось смущать любопытствующего.

— Если быть точным, — начал он с самым серьезным видом, — слово «ужасный» означает злой, не знающий жалости. «Ужасный» — значит страшный, пугающий. Этих волков действительно можно было испугаться.

Картер стоял перед доисторическими черепами, они казались черными на фоне золотистого света и были выставлены в четырех настенных стеллажах высотой в шестнадцать полок, не меньше. Он объяснял, чем эти волки отличались от нынешних: они были более крепкого телосложения, с хорошо развитой грудной клеткой, очень широкими бедрами и короткими ногами. Местом их происхождения считалась Южная Америка, но сто тридцать тысяч лет тому назад они распространились по всей Центральной и Северной Америке и стали в период позднего плейстоцена доминирующим видом среди плотоядных Нового Света.

— Позднего… чего? — спросил один из мальчишек, и Картер напомнил себе, что выступает не перед группой студентов Нью-Йоркского университета.

— Плейстоцен — это период времени, охватывающий промежуток от двух миллионов до десяти тысяч лет тому назад.

Затем, чтобы убедиться, что все слушают его так же внимательно, добавил:

— Возможно, что мозг у древнего волка был меньше объемом, чем у современного, но сам он был значительно крупнее, сильнее. Еще у него были огромные и острые зубы, а челюсти такие сильные, что он мог наброситься и повалить на землю гораздо более крупное животное, чем он сам, к примеру бизона или верблюда, — и загрызть насмерть. Раздробить кости своими жуткими зубами.

В зале повисла тишина.

— А теперь вынужден вас оставить. Иду откапывать еще одного волка. — Он обернулся к экскурсоводу и добавил: — Они ваши.

До колодца, расположенного на территории музея, было всего две минуты ходьбы, и, когда Картер подошел, дневная смена уже работала. Клод, инженер на пенсии, трудился в одном углу, Розали — в другом, а Миранда снова стояла на корточках, погрузив руки в жижу чуть ли не по самые локти.

— А ты опоздал, — дразнящим тоном заметила она, — смотри пожалуюсь.

— Кому будешь жаловаться?

— Ах да! Ты же у нас сам большая шишка.

— Заруби себе на носу, — с улыбкой заметил Картер, — на всякую большую шишку найдется шишка еще больше.

— Повторяй это почаще, — фыркнул Клод и кинул в ведро еще один ком смолы.

Розали отерла лоб тыльной стороной пухлой руки и заметила:

— Чувствую, здесь полно всякого добра.

— Я тоже, — сказал Клод.

— И я, — подхватила Миранда.

Сегодня на ней был розовый облегающий топ и ожерелье из маленьких серебряных бусинок. Не слишком подходящий наряд для полевых работ, отметил Картер.

Он огляделся по сторонам — все работали в разных квадратах, аккуратно складывали черные комья в ведра, маркировали осмотренные участки и дошли примерно до одной и той же глубины.

— Я и в прошлый раз тебе говорила, — не унималась Миранда, — здесь у нас что-то странное.

Картер начал подозревать, что они наткнулись на боковую, или горизонтальную, «трубку», то есть на секцию колодца с особенно плотной концентрацией окаменелостей. Порой такое случается. Какое-нибудь крупное животное, гигантский мегатерий или же длиннорогий бизон, слишком далеко углубилось в вязкую жижу — возможно, она была скрыта под слоем опавшей листвы и веток, нанесенных ручьем, — попало в ловушку и увязло, причем порой толщина слоя смолы составляла всего несколько дюймов. Молодые и сильные животные иногда выбирались, а старые, слабые или истощенные — нет. Они теряли остатки сил, барахтаясь и брыкаясь, а на их крики сбегались хищники. Стаи волков, или саблезубых кошек, или американских львов (последние, в отличие от своих африканских родственников, бродили парами, а не прайдами) набрасывались на несчастных животных, угодивших в ловушку, пытаясь убить и сожрать их. Многие из них тоже увязали.

Картер и прежде видел свидетельства этих доисторических трагедий — горы сломанных костей, клыков и когтей. Теперь он, глядя на черную маслянистую поверхность густой жижи в колодце, пытался угадать, что кроется там, на самом дне. Что могло привлечь так много животных сразу, на кого они накинулись и погибли сами?

— Что там у тебя, как думаешь? — громко спросил он Клода.

— Пока не пойму, — ответил тот, — похоже на шею или ключицу. Сейчас покажу, где это.

Над колодцем были крест-накрест перекинуты узкие доски, всего в нескольких дюймах от поверхности смолы. Картер осторожно прошел по этим мосткам к углу, где работал Клод, и опустился рядом на колени. Сегодня на нем были шорты, и деревянные доски больно царапали колени.

— Несколькими дюймами ниже, — сказал Клод и указал на место прямо под ними.

Картер наклонился вперед и опустил руку в блестящую черную грязь. Она была теплой и липкой, и, как всегда, он слегка передернулся, погружая руку все глубже и глубже. Вот кончики пальцев наткнулись на что-то твердое и угловатое точно в том месте, на которое указал Клод.

— Ну? Чувствуешь?

— Да.

Однако предмет был глубоко погружен в жижу, застрял там намертво, видно его не было, и оставалось лишь гадать, что это такое.

— Пока что не могу сказать, что именно. Может, какая-то разновидность мачерадонта.

— Кого? — удивленно спросила Розали.

— Можешь объяснить, Миранда? — крикнул Картер.

— В университете мы такого не проходили, кажется, — ответила девушка, прикусив нижнюю губу.

— Так, а если я скажу, что, возможно, это Смилодон фаталис? — продолжал провоцировать ее Картер.

— А, так это я знаю! — оживилась Миранда. — Саблезубая кошка.

Клод попытался зааплодировать грязными руками, Миранда рассмеялась.

— Запомнила название, потому что оно звучит как «кошка улыбается».

— Но почему ты так уверен, что это не какая-то другая кошка? — спросил Клод.

Он прочел немало книг по палеонтологии и любил блеснуть знаниями.

— Ни в чем я не уверен, — ответил Картер и еще глубже погрузил пальцы в теплую жижу. — Но что-то мне подсказывает, что сейчас я прикасаюсь к подъязычным или горловым костям. У саблезубых кошек такие были, поэтому они могли рычать, как львы.

В этом месте раскопок окаменелые останки волков и саблезубых кошек обнаруживали чаще всего. Древняя кошка была безжалостным убийцей, у нее были мощные передние лапы, позволяющие удерживать даже крупную добычу, а огромные изогнутые клыки успешно довершали охоту. Существовало общее мнение, что саблезубые кошки, атакуя жертву, набрасывались сверху и ломали ей шею, однако Картер был с ним не согласен. Он считал, что эти хищники предпочитали нападать снизу, рвали острыми клыками мягкие животы жертв, а затем терпеливо дожидались, пока животное не ослабеет от потери крови, и уже тогда начинали пожирать добычу. На этом участке в Ла-Бре было найдено свыше семисот черепов саблезубых кошек, и только у двух экземпляров зубы оказались стертыми от старости. Отсюда Картер сделал однозначный вывод: если бы кошки набрасывались на крупных животных с мощной шеей сверху, зубы у многих выпали бы или оказались сломаны.

Однако его мнение до сих пор было мнением меньшинства, и Картер надеялся вскоре завершить работу, в которой он обосновывал свою версию.

— Как насчет меня? — спросила Розали. — Что попалось мне?

Были в жизни Картера моменты, подобные этому, когда казалось, что он — преподаватель выпускного класса и его окружают и чуть ли не рвут на части жадные к знаниям и шумные ученики. Но он также знал — это часть сделки; в награду за добровольную помощь при раскопках таким людям, как Клод, Розали и Миранда, было обещано обучение у самого знаменитого ученого.

— Вроде бы это какая-то конечность, — осмелилась предположить Розали, дабы не слишком отставать от Клода. — Возможно, бедренная кость.

Картер сомневался, что она смогла бы отличить бедренную кость от бивня, но промолчал, чтобы люди не теряли энтузиазма. Поднялся и медленно пошел к ее квадрату, рассматривая неровную, как будто взбитую, поверхность колодца. Да, она и вправду выглядела необычно бугристой и, хотя никакого движения под ней не наблюдалось, лишь время от времени всплывал, раздувался и лопался крупный пузырь метана, казалась колеблющейся. Картер начал предполагать, что его маленькая команда могла наткнуться на нечто особенное, огромных размеров, способное вызвать большой переполох.

— Примерно в шести дюймах влево и столько же в глубину, — подсказала ему Розали и присела рядом на корточки. — Пропустить невозможно.

На ней была грязная блузка из индийской хлопковой ткани и нечто напоминающее зеленые слаксы, обрезанные до колен.

Картер повернул запястье влево, растопырил пальцы. Ничего… На поверхность всплыли еще несколько пузырьков метана, блеснули радужной оболочкой в лучах солнца и тут же полопались, оставив после себя характерный запах.

Он что-то нащупал, затем медленно провел пальцами по всей длине таинственной находки. Розали права: это, по всей вероятности, кость одной из конечностей и, возможно, принадлежит она североамериканскому короткомордому медведю, предшественнику современного гризли, некогда столь распространенному на территории Соединенных Штатов и бесследно исчезнувшему в конце последнего ледникового периода. Эти звери были даже выше, чем медведи гризли, и весили до тысячи восьмисот фунтов. При этом лапы у них были на удивление длинные и стройные, что давало возможность быстро бегать, правда только на короткие дистанции, соответственно, ловить зазевавшихся травоядных, таких как лошади и верблюды. Люди всегда удивлялись, когда Картер на лекциях сообщал, что эволюция верблюдов происходила по большей части в Северной Америке.

— Я права? — спросила Розали. — Чувствуешь кость?

— Да, молодец, — кивнул Картер. — Она вполне может принадлежать медведю.

Розали просияла, как девочка, которой только что сообщили, что она первая в классе.

— Но наверняка узнаем лишь тогда, когда найдем все остальное и извлечем останки на поверхность.

Сделать это было совсем не просто, но Картер был наделен уникальным чутьем и почти всегда правильно определял местоположение находки, а также то, чьи именно останки им попались. Это чутье сослужило ему добрую службу во время раскопок так называемого Колодца костей в Сайсили, где он впервые прославился. Но он также понимал, что лабораторные работы могут легко опровергнуть первоначальные выводы, что неожиданное обнаружение одного коренного зуба, или альвеолы, или (однажды такое случилось с ним лично) окаменевшей личинки мясной мухи в локтевой кости могут перевернуть все с ног на голову. Личинки вообще могут о многом рассказать, если уделить им должное внимание.

Он медленно вытянул руку из колодца, подержал на весу, чтобы с пальцев стекла налипшая жижа, затем погрузил обратно. Уже совершенно очевидно, что им удалось дойти до самого изобильного в колодце слоя — тут можно было обнаружить останки большой кошки, гигантского медведя, с дюжину других редких окаменелостей, — именно поэтому, на опытный взгляд Картера, поверхность колодца выглядит столь необычным образом. Ученый ощутил легкое волнение, часто сопутствовавшее ему при других раскопках, в местах куда более экзотических, чем это, где им были сделаны самые неожиданные открытия, на которые он и надеяться не смел. Это странное ощущение уже давно его не посещало, и только теперь он вдруг понял, как соскучился по нему. Столь высокая должность в Музее Пейджа — это, конечно, замечательно, многие палеонтологи мечтали и мечтают о ней, но кабинетная работа никогда не прельщала Картера. Даже когда он писал свои монографии, доклады и отчеты, особого энтузиазма и интереса не испытывал. Совсем другое дело — полевые работы на чистом воздухе, где-нибудь в лугах или горах, а также в руслах давно исчезнувших рек. Он озирался по сторонам, любовался пейзажами и одновременно строил предположения о том, что может быть скрыто под слоем почвы. Мир для Картера всегда был подобен некоему сундуку с сокровищами, набитому самыми странными и необычными вещами: камнями и косточками; раковинами и надкрыльями жуков; самими жуками, застрявшими в кусочках смолы. Большинство людей вообще не обращают внимания на подобные предметы, они им не нужны.

А он их любил.

Терпеливо ожидающая чуть в стороне Миранда спросила:

— А что досталось мне?

— Прости, не понял? — ответил Картер, целиком погруженный в свои мысли.

— Если Клоду попалась саблезубая кошка, а Розали медведь, что тогда у меня? Надеюсь, что-то другое, особенное? Может, лев?

Она одарила Картера одной из самых ослепительных своих улыбок.

Он видел, что Миранда явно к нему неравнодушна, и не знал, как себя вести, чтобы охладить ее пыл. Вот она просунула палец под серебряное ожерелье и оставила на шее черное пятнышко смолы.

Картер улыбнулся, перешагнул через ведра Розали и направился к ней. Рука по самый локоть была облеплена грязью и весила, казалось, в три раза больше обычного.

— Тебе не помешало бы надеть что-нибудь более солнцезащитное, — сказал он ей, указывая на порозовевшую кожу шеи и плеч.

Миранда так и залилась краской, а он лишний раз напомнил себе о выдержке. Сейчас он дал промашку, отметил вслух такую интимную подробность, как состояние ее кожи, дал повод надеяться.

— И раздобудь себе дешевенькую футболку, как у меня, — добавил он и ткнул себя пальцем в грудь, указывая на надпись «Морской волк». — Лучший друг палеонтолога.

Миранда пробормотала, что раздобудет, и почти не сдвинулась с места, когда он опустился на колени рядом с ней. Картер решительно отмел эти мысли. Надо заниматься делом.

— Где именно это находится? — спросил он.

— В самом центре квадрата, — ответила Миранда, — и довольно глубоко.

— Если подбираться сбоку, — посоветовал он, — будет легче и эффективнее.

Затем наклонился вперед и опустил руку в колодец. Он чувствовал на себе взгляд Миранды, и, когда она схватила его сзади за ремень, чтобы он не свалился, пришлось сказать, что он в порядке и падение ему не грозит. Оставалось лишь догадываться, какими взглядами при этом обменялись Розали и Клод.

Картер поднял глаза и взглянул на небольшую обзорную площадку, установленную над колодцем, огражденную прозрачным плексигласом. Она позволяла всем интересующимся наблюдать за работой палеонтологов. Сейчас там маячил всего один, зато постоянный наблюдатель — индеец, коренной американец, в кожаной куртке; он носил ее в любую погоду, даже в жару.

Казалось, что густая масса оказывает более сильное сопротивление, чем обычно, что здесь она какая-то особенно густая и липкая. Рука Картера пробила пузырь газа, прошла через какой-то более рыхлый материал и погрузилась по запястье. Однако нащупать что-либо пока не удавалось. Он погружал руку все глубже, смола становилась все теплее, зловонный метан выходил на поверхность, которую испещряли мелкие лопающиеся пузырьки. Вдруг Миранда хихикнула и спросила:

— Что ты ел на завтрак, а, Картер?

— Очень смешно.

И тут он нащупал. Точнее — оно само его нащупало. Картер затаил дыхание и перестал двигать рукой. Пальцы оставались широко расставленными, и — не может быть! — он почувствовал, как чья-то рука, чьи-то пальцы скользнули и крепко переплелись с его пальцами; так утопающий отчаянно хватается за руку своего спасителя. Картер нащупал отдельные косточки, пястную кость, фаланги. Хотя он не мог даже представить себе такое, он не чувствовал в них… неподвижность. Они не казались мертвыми, потерянными, неподвижно лежавшими здесь в ожидании, когда кто-то вытащит их из забвения. Картер как будто чувствовал, что эта рука (слишком крупная, чтобы принадлежать женщине) сама нашла его руку, ухватилась за нее и стремится вырваться наверх, из вечной тишины мира мертвых.