И херувимов страх объял; они к творцу летят:

«О Господи, что Салами и Зуламит творят!»

Но Всемогущий им в ответ улыбкой просиял:

«Я не хочу крушить того, что жар любви сковал».

Сакариас Топелиус. «Млечный путь»

Наконец-то вернулась из Копенгагена Мэрта. Она встретила меня после работы с ящиком пива «Элефант» и сувениром — прозрачным шаром, внутри которого на фоне снегопада любилась голая пластмассовая парочка. Мы пошли ко мне, поставили чайник и растянулись каждая на своем диване.

Когда я спросила, что они такого натворили в Копенгагене, Мэрта ответила уклончиво:

— Да что говорить обо мне? Сама знаешь, я предпочитаю другие темы!

Тогда о событиях последней недели отчиталась я. Не изложить подробностей было бы лишней тратой времени, Мэрта в любом случае умеет вытащить из тебя всю подноготную.

Я не утаила ничего. В рассказе присутствовали и вульгарный памятник, и дурацкая кепка, и вышивки крестом, и мушиные метки, и похожие на мох обои.

— Не понимаю, чего ты завелась, — фыркнула Мэрта. — По-моему, у тебя появился замечательный партнер для игр! А ты ноешь из-за каких-то деталей интерьера. Плевать тебе на его вышивки! К тому же вышивал наверняка не он, у парня просто рука не поднялась выбросить память о родителях. Может, тебе кажется, что все дома шведских крестьян похожи на усадьбу Карла Ларссона в Сундборне?

Я задумалась. Пожалуй, я действительно представляла себе крестьянский дом в духе картин Ларссона. Просторная кухня, огонь в печурке, медные котлы, под потолком — нанизанные на жердь хлебы с дыркой посередине. Оказывается, Мэрта попала в точку. Естественно, я обиделась и возвысила голос:

— Ты не хуже моего знаешь, что проблема тут не в «деталях интерьера», а в том, что у нас диаметрально противоположные стили жизни! Я не допущу к себе в дом вышивок, а он едва ли допустит графику Кэте Кольвиц. Давай смотреть правде в глаза: это не только вопрос вкуса!

— Тогда почему у тебя на стене плакат с влюбленными в раковине? — лукаво спросила она.

— Потому что… Бенни умел развеселить меня… — промямлила я.

Довольная Мэрта кивнула.

— Но неужели ты можешь себе представить меня сидящей на табуретке с подойником между ног? — не унималась я.

— Ты туда ездила не на работу устраиваться! — закричала Мэрта. — Этот парень тебя фантастически оттрахал, чего ты, между прочим, не имела уже много лет… если вообще когда-нибудь имела. И вы с ним обхохотались, чего у тебя тоже никогда не было с другом птиц, который назывался твоим мужем! Тогда что ты зациклилась на мухах? Чего испугалась? Получай свое удовольствие! Иначе тебе остается только забиться к себе в комнату и накрыться с головой одеялом!

— И как ты мне предлагаешь поступить? Я же не знаю, что он там решил. За все время ни одного звонка!

— Возьми пару бутылок датского пива и эту игрушку, — Мэрта потрясла шаром с милующимися, — прикупи замороженных тефтелей и завтра после работы езжай к нему, сделаешь человеку сюрприз. В прошлый раз инициативу проявил он, теперь очередь за тобой! Если вы хотите, чтобы у вас что-нибудь получилось, надо сменить роли. Ради такого случая бери мою машину!

Я вдруг подумала о Салами и Зуламите, героях стихотворения Сакариаса Топелиуса «Млечный путь». Я влюбилась в него совсем крошкой, когда едва понимала, о чем там речь. С маминой помощью я выучила стих наизусть, и она гордо ставила меня на стол, чтобы я шепелявила его перед ее гостями, которым осточертело слушать одно и то же.

Салами и Зуламит живут на разных звездах, но они любят друг друга и строят через космос звездный мост. Я мгновенно увидела, как мы сменили роли и Бенни искусно работает мастерком, скрепляя звезды со своей стороны, а я пытаюсь идти к нему, словно по льдинам, — перескакивая со звезды на звезду…

Мэртины советы не всегда хороши, зато они обычно призывают к действию, к движению вперед. Вечером следующего дня я погрузила в машину плетеную корзинку с пивом «Элефант», замороженными тефтелями, готовым картофельным салатом, покупным черничным пирогом и упакованным в золотую бумагу шаром с занимающейся любовью парочкой. И поехала к Бенни.

На стук никто не отозвался, однако дверь была не заперта и в кухне горел свет, так что я вошла. Гудела люминесцентная лампа, из стоявшего рядом с мойкой уродского черного приемника доносились вопли рекламного канала. Я переключила радио на сводку погоды для моряков и принялась энергично наводить порядок. Вскоре я освоилась за пожухлыми занавесями с бахромой и почувствовала себя там почти как в детстве. Убрав со стола грязную тарелку из-под каши, я сунула ее в раковину, где уже отмокала в холодной воде другая. Затем полазила по шкафам, разыскивая посуду и приборы, застелила стол найденной в дубовой буфетке вышитой скатертью и, наконец, поджарила тефтели — в сковороде с въевшимся жиром. Когда из подвала донеслись грузные шаги Бенни, у меня возникло ощущение deja vu: право, такое со мной уже было.

— Какого хрена?.. — начал с порога Бенни… и застыл. Потом рванулся ко мне (вокруг полетели сено с соломой) и обнял так, что у меня затрещали косточки.

— Ага, тефтели! — ухмыльнулся он. — Неужто, бледнолицая, ты сама их поджарила?

— Не надейся, что это войдет у меня в привычку! — пробормотала я, зарываясь в его вонючий оранжевый свитер от Хелли Хансена. Бенни ввалился, даже не переодетый после хлева.