Глава первая,
в которой мы решаем, что слишком засиделись на одном месте
Я стоял на крыльце своего, вернее, нашего с Катей дома и с грустью смотрел на дорогу, уходящую в степь. Дорогу протоптали наши друзья, что иногда навещали нас.
Уже пошёл четвёртый день, как Катя уехала. Осталось ждать целых четыре дня!
Я даже не знал, что это так будет утомительно. Думал, что такого? Отдохнём друг от друга недельку, и всё, потом, с радостью, встретимся. Но нет, как только она уехала, я почувствовал пустоту в груди, стал тосковать по своей жене. На другое же утро я выбежал на веранду, надеясь увидеть скачущего всадника.
Но никого не было, мои друзья тоже не появлялись. Не мог же я каждый день…
Катя отпросилась к Дэну, погостить. Я не мог не отпустить, видя сумасшедшинку в её глазах. Не отпусти я её, и меня ждали бы холодноватые отношения, укор во взглядах, а то и мелочные ссоры.
Я ведь встречался с Росой, и не только, чем она хуже? Не буду я постоянно говорить одно и то же: Катя не рабыня мне. Жена? Так и Дэника она жена, хоть и вторая, а мне Ветерок приходится второй женой. Надо было вызвать её к себе, но мы договорились, что этот дом только для нас двоих.
Я предложил Кате, чтобы Дэн поставил юрту в степи, они там, без помех, провели бы медовую неделю, и всё, успокоилась бы, до следующего раза. Но у Дэна были какие-то неотложные дела. То ли учения подрастающей молодёжи, то ли угроза нападения соседнего Рода. Дэн, как сын вождя, должен был принимать участие в совещаниях, учиться у старших, недалёк тот день, когда ему уже придётся стать Главой Рода. Жизнь у Сахов коротка, я надеюсь, с моей помощью они выживут, а новые члены Рода, гибриды, наверняка будут жить дольше.
Поэтому Катя уехала туда, где было нынче стойбище. Сахи ведь кочевали, на одном месте не могли прокормить свои табуны лошадей. Да и самим нужно прокормиться. Поэтому, съев и вытоптав траву, весь Род снимался с места, и откочёвывал на более тучные выпасы, не тронутые ещё цивилизацией. Так они и кочевали, переходя с места на место. Пока доберутся до того места, где мы впервые с ними встретились, там уже восстановится пастбище.
Так что, Дэн приехал, в сопровождении своих друзей, с которыми мы так славно когда-то провели время, сердечно поздоровались, обнявшись и потёршись носами и щеками.
Ребята сказали, что ждут нас у себя, когда Сашенька встанет на ножки. Тогда снова побродим по степи, съездим на охоту. Да и напряжённость между соседями к тому времени как-нибудь уладится.
Отказавшись остаться у нас и позавтракать, посадили Катю с малышкой на лошадь, и умчались.
А я остался один, в тоскливом ожидании.
Может, надо было тоже уехать с ними? Посмотрел бы на своих детей…
Ну, посмотрел бы, и что дальше? Пока не видишь, как-то легче, а то увидел нашу с Росой дочь, потом долго мучился, хотел увидеть снова и снова, пока не родилась Сашенька.
Теперь ей уже второй месяц, Катя пришла в норму, всё зажило. Но Дэн уже опытный муж, посадил её на женское седло, боком, чтобы не травмировать.
Пока я предавался воспоминаниям, мне показалось какое-то движение в степи: кто-то ехал в моём направлении. За мной? Напрягая зрение, я увидел…, сердце забухало от радостного предчувствия:
неужели Катя?! Так рано? Что у них случилось?
Не доезжая метров сто до ограды, лошадь остановилась, всадник спрыгнул на землю, осторожно снял с седла Катю с ребёнком на руках.
Дэн ласково поцеловал Катю, и хотел было уже вскочить в седло, но Катя взяла его рукой за шею, привлекла к себе, и они слились в долгом страстном поцелуе…
У меня с глаз будто спала пелена. До этого я их не видел, что они там делали, мне было как-то неважно, а здесь, когда увидел, как они прощаются, меня даже затрясло.
Но я не сдвинулся с места.
Наконец они оторвались друг от друга, глядя друг на друга с любовью, затем Дэн вскочил на лошадь и умчался, быстро скрывшись из глаз.
Катя долго смотрела ему вслед, потом повернулась к дому, и увидела меня. Сначала мне показалось, что она смутилась, но через секунду, широко улыбнувшись, поспешила ко мне навстречу.
Подбежав, хотела поцеловать меня, но я подставил щёку, уклонившись от поцелуя.
— Что-то случилось, Катя?
— Почему случилось? — удивилась Катя.
— Никто не напал на Род? Дэн не отправляется на войну?
— Ничего такого, с чего ты взял?
— Да так, показалось. Дэн так быстро умчался назад, как будто там пожар.
— Там дела у него, но войны нет.
— Ладно, Катя, иди, мойся, небось, пропылилась за дорогу, да лошадиным потом пропахла. Дай мне Сашеньку, искупаю тоже.
— Пусть поспит, потом вместе искупаем. Тоник, пойдём вместе мыться?
— Мм…
— Не хочешь? — распахнула свои глазищи Катя, — и вообще, подожди здесь, я сейчас уложу Сашеньку, и вернусь.
Я сел за стол, подумав, что надо было не стоять на крыльце, а совершить пробежку, пришёл бы домой, а там любимая Катя, ждёт, волнуется. Нет же, стоял там, как дурак, причём стоял там каждый день, надеясь на чудо. Ну и что ты не рад? Не знал, зачем твоя любимая уезжала?
Пришла Катя:
— Тоник, давай, я тебя постригу. Тебе не надоели эти космы?
— Надоели, — вздохнул я, — но тебе же нравилось!
— Я хочу видеть своего маленького Тоника! Знаешь, как я по тебе соскучилась?! Еле выдержала эти три дня! Давай, милый, садись. Хорошо, что ты в одной юбочке, сейчас постригу тебя, и переоденешься в свои любимые шортики, хорошо? — Катя поцеловала меня сзади в щёчку, мне стало сладко.
Катя умела стричь, стригла долго, не торопясь, оставила короткий ёжик с чёлкой.
— Посмотри на себя! — весело воскликнула Катя. Я посмотрел в зеркало, с трудом узнав в стриженом мальчишке себя. Когда у меня были волосы до лопаток, да ещё с ремешком, или косичками, я выглядел старше, почти ровесником Дэну, а сейчас можно было дать чуть больше тринадцати лет.
Внимательно приглядевшись, заметил, что косточки всё так же проступают сквозь кожу, как у подростка. Катя счастливо смеялась, глядя на моё замешательство.
— Видишь, Тоник, как полезно иногда менять обстановку, или внешний вид! Пойдём скорее! — Катя потащила мне в ванную, на ходу развязав тесёмки моей юбочки.
— Бросай! Дом сам уберёт и постирает. Кому я это говорю?! — звонко рассмеялась моя Катя. А я понял, что ей пришлось несладко в гостях. Ещё бы! Феодальный строй, всё надо делать своими ручками, несмотря на то, что ты жена сына вождя. Вторая. Значит, и круг обязанностей шире. Наверняка и кормить ребёнка первой жены приходилось. Моего ребёнка, подумалось мне. Первая, девочка, уже большая. Впрочем, мне кажется, Сахи кормят грудью, пока есть молоко, тем более, когда кормят, меньше вероятность забеременеть.
Так что, наверняка Катя кормила своей грудью моего сына.
Катя затащила меня в ванную комнату, быстро разделась, включила воду. Немного обмывшись, она прижалась ко мне, впилась своими губами мне в губы, гладила спину.
— Как же я соскучилась по тебе, Тоник! Просто невероятно! Начала тосковать прямо к вечеру первого же дня! Но Ветерок не отпускала, попросила помочь, я кормила вашего сына, Тоника! Чудесный ребёнок! С хвостиком. Тебе обязательно надо съездить к ним в гости! Ну что ты? Не рад мне, что ли?
А я, как ни странно, не возбудился.
— Кать, потерпим до постели, здесь не очень удобно.
— Да, Тоничек, помой тогда меня! Возьми мочалку, дай, намылю! Везде оттирай. И здесь тоже. Не бойся, всё уже зажило. Если бы ты знал, как больно рожать! Пусть Родовая камера рожает! Шучу, Тоничек, после того, как выносила, и родила, я безумно люблю Сашеньку, а тех, что в камере, и не чувствую. Интересно, почему отцы любят своих детей?
— Не все, Катюш, не все.
— Да, Тон, я заметила, в стойбище отцы начинают заниматься с детьми, когда они достигают пятилетнего возраста, а если после этого ещё питаются материнским молоком, то и позже. Правда, ребята и в тринадцать лет не прочь пососать мамину грудь. Говорят, без их помощи малыш не сможет нормально питаться, силёнок не хватает. А так молоко прибывает быстрее. Ты не хочешь помочь нам? — засмеялась Катя.
— Когда Сашеньку накормишь, остатки отдашь мне, не откажусь.
— Ты хороший, Тоник. Ты знаешь, какой ты хороший? — Катя опять приникла ко мне.
Оттерев друг друга, мы обмылись, и, вытершись, оделись. Я в шортики и маечку, а Катя в халатик. Ей так удобнее кормить девочку. Грудки у неё набухли, и молочко уже капало из сосочков. Я слизнул, и Катя счастливо рассмеялась:
— Придётся сначала Сашеньку покормить, а то опять весь халатик будет в молоке. Кстати, ты знаешь, что влияет на качество и количество молока? Нет?! Любовь, Тоничек, и чем чаще, тем лучше!
Катя взяла из кроватки малышку, дала ей грудь. Сашенька, даже во сне, стала забавно искать грудку, причмокивая. Мы с Катей смеялись. Накормив, Катя положила её на место, ласково разглядывая розовое личико нашей дочки:
— Пусть поспит, жалко будить. Потом искупаем. Пойдём, сами поедим.
— Ты мне что-то обещала.
— Что? А! Конечно!
— Пойдём, ляжем? Потом покушаем.
— Тоник! Ты чудо!
Я выбросил все дурацкие мысли из головы, мы побежали с моей любимой в спальню, где я мучился три дня, мне так там не хватало второй половинки!
Катя скинула халатик, под которым ничего не оказалось, и я понял, как её люблю. В её грудках что-то ещё оставалось. Я попробовал, невероятно возбуждаясь, Катя уже стонала. Покончив с грудками, начал целовать её сладкие губки…
Невероятно, как соскучились! Так и не вылезали бы из постели, если бы Сашенька не проснулась.
— Наверно, описалась, — сказала Катя, вылезая из-под одеяла и накидывая халатик:
— Иди снова в душ, и заказывай обед, у меня давно в животе бурчит.
— Что будешь? Рыбу, мясо?
— На твой вкус, Тоничек, ты же знаешь, что наши вкусы совпадают.
— Да, особенно во время беременности! — Катя заразительно рассмеялась. Хорошо, что у нас была такая кухня, которая может исполнить любой, самый невероятный, каприз, иначе пришлось бы искать то, не знаю, что, а найдя, узнать, что это уже не надо.
Пока я составлял заказ, Катя купала девочку. Уложив снова её спать, Катя пришла ко мне, прижалась сзади:
— Как же я тебя люблю…
— В гостях хорошо, а дома лучше? — спросил я.
— Ещё как! Но, чтобы это узнать, надо съездить в гости.
— Хм! — отозвался я.
— Тоничек, но ты же сам меня отпустил!
— Что я, зверь, какой? Ты целый год терпела. Да и обиделась бы на меня.
— А ты? Не обиделся? — заглядывая мне в глаза, спросила Катя.
— Кать, я всё сделаю для своей любимой, твои желания для меня закон, тем более, от огорчения у тебя молоко может пропасть. Об одном попрошу: не делай так у меня на глазах.
— Тоничек, я обещала приехать через неделю, выдержала только три дня. Могла я поцеловать Дэна на прощанье? А почему ты стоял на крыльце?
— Я каждый день стоял, надеялся на чудо… — я не договорил, Катя закрыла мне рот долгим поцелуем.
— У тебя что, гостей не было? — спросила меня она.
— Не было. Если даже и были бы, не смогли бы разогнать тоску по тебе.
— Тоничек, давай больше не расставаться?
— Я бы рад, но мне что, отказывать? Пока мы здесь, найдутся желающие. Потом другие Роды…
— Тоник! Посмотри на себя, какой ты стал худой! Ты так и помрёшь!
— Да, Катенька, нам надо восстанавливать навыки фехтования, борьбы.
— У нас есть спортзал, активируй его, и занимайся, с манекенами. Сам знаешь, мне надо поберечься.
— Кать, а ты не думала родить от Дэна? — Катя замерла с открытым ртом.
— С чего это ты? Что за фантазии?
— Ты же говорила.
— Я была сердита на тебя, к тому же беременна. Нет, разве что, через Родовую камеру, да и то, спасибо за науку, не хочу больше.
— Чего не хочешь? Рожать?
— Рожать согласна. От тебя. В гости больше не хочу. Да, я люблю Дэна, но надо было сразу возвращаться, после встречи, — Катя замолчала.
— Что, так тяжело было?
— Тон, ты не представляешь, как тяжело, без тебя. Прошла первая радость от встречи, и я сразу заскучала по тебе. Одно меня утешало: я думала, что ты с девочками развлекаешься. Только это меня смирило с тем, что пришлось остаться ещё. И вообще, ты был прав, когда говорил, что надо для этого ставить отдельную кибитку в степи. В юрте у Дэна две половины: одна женская, где ещё и дети живут, и мужская. На мужскую половину мы могли ходить только прибираться, а Дэн ходил к нам… — Катя замолчала.
— Что же ты хотела, когда мы поженились, был праздник, тем более, мы менялись жёнами, поэтому вам никто не мешал. Сейчас же меня не было, уже родились дети, работу по дому тоже никто не отменял. Служанок там нет?
— Нет там служанок. Прости меня, Тоник, а?
— Катя, я же говорю, самое важное для меня, это твоё здоровье. Как физическое, так и душевное. Кушай, давай, тебе надо больше кушать, за двоих. И не надо обо мне переживать, я же знаю, что ты меня любишь. Да?
— Да, Тоник, ты даже не представляешь, насколько! Какой ты смешной стал! Прямо, как прежний Тонька! — Катя весело смотрела на меня, не забывая поглощать мясную поджарку с картофельным пюре. Я смотрел на неё, и таял от любви к своей жене.
Мне кажется, Катя не всё рассказала. Скорее всего, Ветерок тоже любила Катю. А Катя не могла отказать старшей жене.
Я усмехнулся своим мыслям, и Катя поняла меня:
— Не надо смеяться, Тоник, я больше не буду.
— В следующий раз будешь умнее, делай, как я предлагал, а если не согласится, значит, не очень ты ему нужна, — Катя замерла:
— Ты меня отпустишь?!
— Если ты опять взбесишься. А то загрызёшь ещё! — вспомнил я случай.
— Тоник, ну что ты всякие глупости говоришь! Я уже не такая.
— Тогда останешься со мной, за ребёнком ухаживать надо, рано нам по гостям ездить.
— Да, Тоник, сейчас покормлю Сашеньку, и пойдём, буду за ребёнком ухаживать…
Так в любви и радости прошло несколько дней. По утрам я бегал по пляжу, купался, прибежав, завтракал, возился с Сашенькой, нежно общались с Катей. Отдохнув, занимался в спортзале фехтованием, боксом, и другими видами спорта.
К нам приезжали друзья, только Дэн не казал глаз, непонятно, почему. Я попросил их привести лошадок, пора уже нам выезжать в степь, а то засиделись на одном месте. Катя хоть голофильмы смотрит, а я в них ничего не понимал, смотрел иногда документальные, были в фильмотеке и такие. Интересно было посмотреть природу разных Миров. Джунгли, Ледяные поля, айсберги, всякие неведомые животные, птицы.
Катя тоже смотрела с любопытством.
Когда нам привели наших лошадок, радости было! Катя попросила посмотреть за девочкой, и ускакала куда-то. Приехала, когда надо было кормить ляльку. Была она разгорячённая, счастливая.
У меня даже появилось подозрение, что она встречалась с Дэном. Всё могло быть: положить кусочек пергамента с картой под седло недолго. Что я, проверять буду?
Не стал я ничего спрашивать, радостная, и ладно. Тем более, от моих ласок не уклоняется, наоборот, самому хоть беги от неё.
На другой день опять отпросилась.
— Катя, осторожней, вдруг нападёт кто? Давай вдвоём?
— Что ты, Тоник! — рассмеялась Катя, — У меня две сабли, топорик, лук! Дротики!
— Катя, могут заарканить, и ничего не сделаешь.
— Ты сам хочешь прокатиться, потому и капризничаешь. Сашеньку одну не оставишь, давай по очереди?
— Давай по очереди, — согласился я, а Катя пришпорила пятками коня, и исчезла в степи.
Я тоже катался, когда приезжала Катя. Старался проехать по её следам, вспоминал следопытские навыки, приобретённые на засеке. Вот тут трава примята, будто валялся кто. А что тут не валяться? Живут в степи и дикие кони, даже одиночки, и кабаны шастают. Даже хищники есть, но не такие крупные, как львы или леопарды, на человека не нападают.
А это что? Обрывок тесёмки от набедренной повязки. Недавно лежит, не выгорел на солнце.
Что ты всё вынюхиваешь? — рассердился я на себя, — Что мне её, на привязи держать? Тогда не надо было лошадей просить, сам сказал, чтобы привели. Однако нехорошее чувство зашевелилось в груди: если правда, встречается, тогда почему тайком? Я же говорил, отпущу? Или так слаще?
— О чём задумался? — весело спросила меня Катя, когда я сел ужинать. Лошадок мы кормили, мыли и расчёсывали сами, это доставляло нам немало радости и удовольствия. Сено и овёс нам поставляли Сахи, за небольшую плату, или по линии доставки заказывали для них необходимые в быту вещи.
— Катя, ты, где катаешься? Дичь не видела? — Катя пожала плечами: — Дичь? Зачем она нам? Хочешь посидеть во дворе, ощипать перепела, и пожарить на костре? Завтра добуду тебе дичь.
— Ты не встречала в степи людей?
— Нет, а что? — насторожилась Катя.
— По-моему кто-то бывает тут, неподалёку. Наверно, не стоит тебе ездить одной. Я нашёл обрывок тесёмки от набедренной повязки. Свежий. Так что, Катя, будем выезжать вместе, ненадолго.
У Кати вытянулось лицо:
— Я не смогу спокойно ездить, пока Сашенька одна.
— Настроим дом, возьмём с собой Радионяню.
— Нет. Или по одному, или никак.
— Ну, как знаешь, никак, так никак.
— Тоник! — жалобно протянула Катя, — Ну, Тоничек! Разреши хоть завтра, последний раз, а?
— А если завтра ты попадёшься? Что со мной будет? Ты представляешь?
— Даю слово, не попадусь!
— Откуда ты знаешь, что не попадёшься? — подозрительно спросил я, — Или ты знаешь, кто здесь круги нарезает?
Глазки у Кати сверкнули, и погасли. Если это Дэн, зачем ей скрывать? Сказала бы, что тайно встречаться гораздо слаще, да и всё. Я пожал плечами, и сказал:
— Ну, если тебе всё равно, что будет с нами, то не смею держать, — и ушёл в спортзал.
Катя нашла меня там.
— Тоник, знаешь, что?
— Что? — удивился я, весь мокрый от пота.
— Ты не забыл, что у тебя есть ещё одна Катя?
— Ты к чему это? — насторожился я, глядя в честные Катины глаза.
— Они собираются сходить в Миры. Следующий Мир у них по плану, копия твоего, где ты жил, как Саша. Приблизительно.
— Как он сюда попал? — удивился я.
— Мы ведь уже были в подобном, помнишь, в первый раз.
— Ну да, ты там меня ещё убить хотела.
— Тоник! Что ты такое говоришь! Я спасла тебя! — Катя отвернулась, и собралась уйти, но не ушла, потому что я задержал:
— Кать, ты же подговорила Стаса, так же?
— Ну и что? Откуда я знала, что ты такой нежный?
— Ясно, ты меня спасла, потому что не выбралась бы оттуда самостоятельно.
— Я и не собиралась, честно говоря, это же была свобода, как я думала. Я, правда, за тебя сильно испугалась. Я уже тогда к тебе была неравнодушна, только ты дурачок был. Не мог сделать то, на что я намекала.
— Катя, мы детьми были! Как не стыдно! Надеюсь, ты со Стасом…
— Нет. Если бы он провёл операцию аккуратнее…
— Не пойму, чем я тебе мешал. Я же спать лёг!
— А вдруг искать бы стал? А так, небольшое увечье, тебя в санчасть, и я свободна. Приходила бы к тебе, сочувствовала, ругала бы этого негодяя. Но он оказался на самом деле негодяем, — вздохнула Катя. Я удивлённо смотрел на свою жену, не зная, что сказать.
— Ну, что, молчишь? — спросила Катя, — Я тогда тоже глупой была.
— К чему ты завела этот разговор? — пришёл в себя я.
— Я тебе не сказала? — удивилась Катя, — Засиделись мы на одном месте, давно не ходили по Мирам. Я соскучилась, а ты?
— Катя, у нас ребёнок, куда мы с ним?
— Ты не понял. Мы поменяемся телами с тем Тоником, и той Катей, и сходим, вместо них!
— Катя! Тебе надоела Сашенька?! Та Катя понятия не имеет, как за ребёнком ухаживать, не говоря о Тонике.
— Да, это правда, — согласилась Катя, — жаль, не получилось. А если ты с той Катей? Ты же говорил, что скучаешь по ней? — Я внимательно посмотрел на Катю:
— Ты хочешь избавиться от меня? Так и скажи, нечего придумывать всякую ерунду!
— Знаешь, Тоник, это вовсе не ерунда! Мы можем вернуться сюда в тот же час, как ушли! Сделаем там дело, вернёмся, а Сашенька ещё спит…
— Хм…
— Вот тебе и «хм!». Я узнаю сейчас! — Катя убежала, я не успел и рта раскрыть. Бросив тренировку, я пошёл мыться. Из головы не выходил этот странный наездник, который здесь появлялся.
Катя, Катя. Неужели я тебе надоел? Или дух авантюризма не угас ещё? Что там тебя привлекало? Мужчины? Постоянное разнообразие, охота на них, кто неугоден, в прорубь…
А я? Приелся? Подумав, что насильно мил не будешь, пошёл в столовую.
Я, молча, ел, когда прибежала радостная Катя:
— Я всё узнала, мы можем так сделать!
— В смысле? — равнодушно спросил я, взяв в руки кружку с компотом.
— Мы же разговаривали с тобой, Тон. Что я, зря спрашивала?
— Открой мне тайну, Катя. Почему ты хочешь избавиться от меня? Я ведь твой муж, отец Сашеньки? За что? — я не выдержал, голос у меня задрожал, и я быстро выбежал из дома, сел на крыльцо.
Что делать? Уйти на Станцию? Она уже заселена ребятами, мне там места нет…
— Ну что ты выдумываешь, Тоник?! — воскликнула Катя, усаживаясь рядом, — Я очень тебя люблю, не хочу я избавляться от тебя! Я хочу немного развеяться, а то постоянно одно и то же…
— Тебе не жалко Сашеньку? Не будешь скучать?
— Буду, конечно. Но, если буду знать, что вернусь, а она ещё не успела вздохнуть, а я так и буду стоять над её кроваткой, можно погулять? А, Тоник? Соглашайся!
— Вижу, что не отстанешь! — вытер я слёзы, — Отправляй! Насильно мил не будешь, — пробормотал я про себя.
— Тоник! — радовалась Катя, — Вот, капсула, залазь туда, да, голышом! Да ладно тебе, успеем ещё, как прибудем, так сразу… Умница, Тоник, — Катя даже в ладоши захлопала, — Если бы ты знал, как будешь удивлён! Хотела бы я на тебя посмотреть!.. — последние её слова меня насторожили, но было поздно: я уснул.
Глава вторая,
в которой осуществляется перенос моего сознания в…
Когда я проснулся, подумал сразу, что поругаю, наконец-то Катю, за такие шуточки, правильно Микула сказал, что слишком много воли дал своей жене, даже к любовнику отправляю, не споря. Ну ладно, не к любовнику, ко второму мужу, но всё-таки. Может, поэтому она решила от меня избавиться?
Женщины любят сильных, которые могут свою жену приструнить, ремня дать.
А я? «Можно, я к Дэну съезжу? Мы там любовью позанимаемся, через недельку вернусь»?
«О чём речь, дорогая?! Конечно, езжай, а то обидишься на меня». «В следующий раз встречайтесь в степи». «Ты, правда, отпустишь?!». «Конечно, Катенька, а то ещё у тебя молоко пропадёт. Главное, что ты любишь меня!».
Мысленно я сплюнул. Надо же! Жена подумает, что муж к ней совсем равнодушен, если не ревнует даже по такой явной причине. Она меня презирает, подумал я, открывая капсулу.
Так, где моя одежда? Не положили. Ну, Катя! Я выглянул из комнаты, где находилась капсула, и увидел Мая.
— Май? — удивился я.
— Тоник? — не менее удивился Май, — Ты зачем туда залез?
— Меня Катя сюда посадила. Принеси одежду, куда она её дела?
— Сейчас, позову Катю, — и ушёл. Я остался в комнате, не ходить же голышом! Тем более, если здесь Май, значит, и Алия сейчас появится. Оглядевшись, увидел умывальник и зеркало.
Посмотрел в зеркало, умылся, посмотрел ещё…
Что это? Согнув руку, напряг бицепс. Бицепсы у меня уже были что надо! Но… в зеркале мышцы вовсе не было, напряглось тонкое сухожилие. Мне показалось, что внизу живота стало сыро от неожиданности. Испуганно глянув вниз, застыл в ступоре.
Я опять был двенадцатилетним хилым Тоником!! Не веря своим глазам, ещё раз осмотрел своё тело, и чуть не сел на пол.
Да, зрение меня не подвело. Все кости торчали наружу, обтянутые бледной кожей.
Пережив первый шок, я пришёл в ярость: вот на что ты хотела посмотреть?! Сейчас посмотришь!
Я выскочил из комнаты, как был, и завопил тонким голосом:
— Катя!!!
Появилась Катя, с одеждой в руках. Прибежали Май и Алия.
— Ты что это здесь хулиганишь, Тоник?! — сердито спросила Катя, почему голый бегаешь?!
— Катя, что за безобразие?! Ты что со мной сделала?!
— Что я с тобой сделала? Твою грязную одежду бросила в стирку, сходила за чистой. Не мог подождать пять минут? Одевайся. А ты, Алия, что здесь делаешь?
Алия фыркнула, задрала свой прелестный носик, и удалилась. Это та Алия, которую я спасал? А это Май, которого я на руках носил? Да они сейчас поздоровее меня будут.
— Катя, что происходит? — спросил я.
— Не знаю, Тоник, что с тобой. Тебя попросили положить в эту капсулу, ты тоже, кстати, просил. Разделся и лёг. Я смотрю, у тебя одежда грязная, потому и унесла, вот трусики и твои любимые шортики и маечка.
Я тупо смотрел на маленькие вещички в руках Кати, и ничего не понимал.
Откуда взялся настоящий, маленький, Тоник? Кто всё это придумал? Я ведь думал, что здесь моя копия, или я что-то забыл? Мысли путались.
— Так и будешь, голышом стоять? Впрочем, я смотрю, тебя самого неплохо бы помыть. Сколько можно со своими железками возиться? Тоже мне, механик!
Я молчал, туго соображая. Катя взяла меня за руку, и повела в ванную комнату.
Я не сопротивлялся. Катя была больше, чем на голову, выше меня.
Видя моё состояние, она сама помыла меня, вытерла, помогла одеться в серые шортики и маечку, в которых я бегал с Катей три, а то и четыре года назад, на Станции.
— Ну, беги в свою комнату! — шлёпнула она меня пониже спины.
— Катя, отведи, пожалуйста, мне плохо что-то… — всхлипнул я.
— Май! — позвала Катя.
— Да, я здесь, — отозвался мальчик.
— Отведи Тоника в его комнату, сейчас я ему дам чего-нибудь, чтобы успокоился. Я знала, что эти опыты до добра не доведут!
Май отвёл меня в комнату, которая предназначалась мне. Большая, светлая комната, обставленная в самом современном стиле, со всеми новомодными штучками. Хорошо, что я был с ними уже знаком, когда жил в своём умном доме.
Вспомнив свой дом, вспомнил о дочери, о Кате. Глаза сразу наполнились слезами, я лёг на ближайший диван, и разрыдался, поняв, какую шутку надо мной пошутила Катя.
— Тоник, что с тобой, успокойся, — гладил меня по спине Май. От его прикосновений мне стала легче, я смог немного подумать. Кто нас поменял? Катя или Тоник? Тогда кто из нас настоящий, а кто реплика?
С чего всё началось?
Вот я на Станции, сижу на полу, думая, что моя любимая ушла от меня, навсегда, вот она возвращается…
Когда она успела вернуться? Корабля ведь не было! Она уже была на Станции? Мы оба реплики?
Одни вопросы.
Постой, если в этом детском теле был настоящий я, то он все эти годы страдал от неразделённой любви? Тогда, получив возможность поговорить с той, моей Катей, они договорились поменять нас, чтобы вернуться к любимой, в более подходящем для этого теле. Тогда плакало моё возвращение, мой ребёнок другого меня назовёт папой.
Пришла Катя:
— Тоник, вставай, выпей вот это, поспишь, и всё пройдёт.
Я покорно принял капсулу из нежных рук Кати, запил водой, лёг опять, меня укрыли пледом, и я крепко заснул.
— Тоник, Тоник, — кто-то теребил меня за плечо. Повернувшись, увидел Мая.
— Вставай, пойдём на ужин, Катя зовёт. Ну как, у вас получилось?
— Что получилось? — удивился я.
— Поговорил с тем Тоником?
— А, с Тоником? Поговорил.
Ух, как я бы с ним поговорил! — подумал я, стиснув зубы и вставая. Всё тело затекло, я потянулся изо всех сил. Что там Катя обещала? Как только прибудем? Ну — ну! Я усмехнулся, и мы с Маем пошли умыться, потом Май отвёл меня в столовую.
За столом сидели Катя и Алия. Мы с Маем спросили разрешение сесть. Катя поморщилась, посмотрев на меня, но разрешила садиться.
— Пока хозяев нет, можешь так ходить, не вздумай при них в таком виде в столовую войти!
— Что будет? Оставят без сладкого? — хмыкнул я. Катя удивлённо посмотрела на меня, но ничего не сказала.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил она, когда прислуга, в виде андроида, накрыла на стол.
Я внимательно рассмотрел эту девушку. Она была специально сделана так, чтобы сразу было видно, что она не человек, даже не такой искусственный, как я…
Стоп! — подумал я, — А я какой? Кушать хочу, даже в туалет ходил. Я настоящий? Тогда почему не вырос? Лицо в зеркале очень знакомое, похожее на моё. Где они такое тело взяли?
— Тоник! — повысила голос Катя.
— Что? Я ещё не проснулся. Что ты мне дала? Снотворное?
— Не снотворное, «антистресс».
— «Антистресс»? Так ты знаешь, кто я?
— Конечно, знаю. Ты Антон Сопелкин.
Я и правда, засопел от возмущения.
— Прекрати, Тоник! Ешь молча!
Я даже не заметил, что ел, но было вкусно. Все, сметав, быстро выпил сок, хотел уйти.
— Куда? — строго спросила меня Катя.
— Кать, мне надо…
— Терпи. Когда все поедят, тогда пойдёшь. И вообще, неприлично так быстро есть.
Я посмотрел на ребят. Они кушали. Медленно отрезая кусочки ростбифа, аккуратно клали их в рот, тщательно пережёвывали, брали кусочек хлеба, тщательно жевали, запивая соком, прикладывали салфетку к губам.
Я вспомнил, когда их впервые увидел, они и малюсенький кусочек хлеба так же ели.
Наверно, моё лицо изменилось, потому что Май вздрогнул, посмотрев на меня вопросительно.
Я отвернулся. Встретился взглядом с Катей. Катя, как Катя. Это её я жалел, что она осталась без меня?
По-моему, она здесь вроде Мэри Поппинс.
— Кать, ты помнишь того, другого, Тоника? — вдруг спросил я. Катя удивилась.
— Что ты знаешь про того Тоника? — спросила она.
— Кое-что, знаю. Может, это я и есть.
— Что ты всё время врёшь? Я тебя спрашивала, несёшь всякую чушь.
— Может, я маскировался, потому что стал маленьким, и теперь не могу быть с тобой?
— Знаешь, что, мелкий? Иди-ка ты отсюда, не трави мне душу!
Я вскочил со стула, но не удержался, сказав:
— А что было бы, окажись это правдой? — Катя запустила в меня салфеткой:
— Я сказала, убирайся! Готовься, завтра поведёшь меня в Мир. Может, к лучшему, что ты не он, — проговорила она тихо.
Я закрыл дверь и постарался дойти до своей комнаты без провожатых. Добравшись, сел у окна, осматриваясь. Отсюда открывался замечательный вид на город. Почти такой же, как на Обероне. Высотные здания, похожие на стеклянные сталагмиты, москитный транспорт, снующий по разным уровням, и море зелени под ярким солнцем.
На каком этаже мы сейчас? Высоко…
— Тон, пойдём ко мне, поиграем? — это зашёл Май.
— Пойдём, — согласился я.
В комнате у Мая на полу лежал паззл. Наполовину собранный. Сев на корточки, стали собирать дальше.
Надо сказать, довольно занятная штука, и картина выходила красивая.
— Май, вы что, не учитесь? — спросил я.
— Сейчас нет, каникулы.
— Тогда что дома сидите?
— Одних нас не пускают, Катя днём выводит на прогулку, но сейчас ей надо готовиться к походу, она собирается. Завидую я вам, ходите везде, по разным Мирам, временам. А мы с Алией сидим здесь. Всё обещают поселить в коттедже, да говорят, что некогда, завтра да завтра.
— Скучно стало? — не удержался я, — На войне веселее было? Смотрю, в еде стали разборчивы.
Май удивлённо посмотрел на меня:
— Мы же не голодаем. А тогда у нас был последний кусочек хлеба. Если бы не вы, остались бы там, под забором, умерев от голода и холода.
— Ты что, помнишь меня? — удивился я.
— Помню, конечно, ты же Катин проводник.
— Май, а сколько времени с тех пор прошло? — тихо спросил я
— Года два, — пожал плечами Май.
— Почему вы тогда такие же?
— Какие?
— Маленькие. За два года люди вырастают!
— А ты почему не вырос? Мы же не люди, Тон. Это Катя растёт, а нам ещё долго такими оставаться.
— А ск… — я осёкся. Что за глупые вопросы я задаю? Хотел спросить, сколько Маю лет.
— Что? — спросил Май.
— Где Алия?
— Сейчас придёт, — улыбнулся Май, — наверно, с Катей. Катя хорошая, была бы она Истинной, влюбился бы в неё. А так.… Пока вырастешь, она состарится.
— Май, ну что ты…
— Что, если, правда? Вот Алия хорошая девочка. Я бы хотел, чтобы вы подружились.
— Май, — покраснел я, — когда выйдете отсюда, встретите столько мальчиков и девочек, что будете выбирать, забудете обо мне.
— Что ты, Тон, среди нас мало детей. Выбирать не приходится. Ты тоже хороший, добрый. Ты, между прочим, нравишься Алии, не смотри, что фыркает.
Интересное сообщение. Получается, мой предшественник был вполне нормальным? Почему тогда Катя так о нём отзывается? Одни загадки. Там Катя говорила, что договорилась с этой Катей, здесь Катя говорит, что это я ставил какие-то опыты, Май что-то знает.
Впрочем, зачем мне всё это? Пока мы с Антоном одновременно не ляжем в капсулу, хоть голову разбей, ничего не получится. А попробую спросить:
— Май, скажи, что ты знаешь о моих опытах, по поводу связи с моим вторым «я»?
— Мало, что знаю, Тон, ты сказал как-то, что хочешь узнать, как там у них дела идут, с другой Катей. Наши с Алией новые мама и папа вас же разделили. Кати общались, знаю, она так радовалась за них, говорила, что они ждут ребёнка.
— А потом? — заинтересовался я.
— Тон, я не знаю, спроси у неё сам, — я поёжился, с удивлением отметив про себя, что побаиваюсь свою бывшую жену. Почему бывшую? Ну, так разве она примет меня, как мужа, в нынешнем виде? Ноги затекли, я встал на колени, потом сел на пятки, никак не мог найти нужный кусочек паззла.
Пока я сосредоточенно сопел, открылась дверь, и вошли Катя и Алия. Алия улыбнулась мне, а Катя сказала:
— Тоник, мне надо с тобой поговорить.
Я встал и пошёл за ней.
Катя завела меня в свою комнату, села на стул, поставив между колен. Так мы были на одном уровне.
— Рассказывай, что знаешь.
— Катя, ты лучше скажи, у тебя есть связь с двойником?
— Была. Сейчас тоже есть, но Катя молчит.
— Плохо, — помрачнел я.
— Так я не пойму, ты кто?
— Антон Сопелкин, — мрачно ответил я, опустив глаза.
— Ты был когда-то Сашей?
— Был. Только какое теперь это имеет значение?
— Саша, мы же с тобой столько пережили… — у меня набухли глаза. Что со мной? Моё сознание начинает подчиняться детскому телу?
— Ну, перестань, Тоник, — Катя поцеловала меня в глаза, — только пока промолчим об этом, ладно? — я кивнул.
— Тогда иди, играй с ребятами, мальчик мой, — улыбнулась Катя, и мне оставалось только повиноваться. Что сказать? Шутка удалась!
Май с Алией сосредоточенно собирали картину, когда я к ним зашёл. Увидев меня, Алия не сдержала улыбки. Я подумал, она смеётся, вспоминая утренний скандал, где я возмущался, прыгая голышом. Я почувствовал, как горят мои уши.
— Ты что, Тоник? — шёпотом спросила девочка.
— Ты, наверно, смеёшься надо мной… — пробормотал я, удобнее усаживаясь на полу.
— С чего ты взял?
— Ну, сегодня утром… — не глядя на девочку, прошептал я. Алия вздохнула:
— Мне тоже до сих пор снятся страшные сны, иногда вскакиваю, и плачу. Что теперь, смеяться надо?
Я благодарно улыбнулся ей:
— Да я был в таком виде!
— Нашёл, чем удивить. Мы, за время войны, знаешь, чего навидались? Нас самих задерживали на блокпостах, раздевали, даже ощупывали, не несём ли чего на себе. Стыдно сказать, куда заглядывали, а ты говоришь, что тебе стыдно.
— Спасибо, Алия! — поблагодарил я девочку.
— Это тебе спасибо, Тоник, вы же с Катей нас спасли! — мне стало хорошо от этих тёплых слов, а Май добавил:
— Это мама тебе сделала подарок, а Кате нельзя, у неё какое-то задание.
— Что за подарок? — поинтересовался я.
— Она сделала тебя Истинным. Только ты не говори никому, что я проговорился.
— Истинным? — удивился я, — Я теперь что, не человек?
— Конечно, ты теперь, как мы.
— Постой, Май, что-то не сходится. Если вы так легко можете делать людей, и, даже из людей, Истинных, почему тогда вас так мало?
— Потому что все хотят настоящих, а не дублей.
— Так я дубль?
— Нет, ты настоящий! — засмеялся Май, — И кто сказал, что это легко? Мама может, на то она и мама.
— Не родила же она меня? — совсем запутался я. Ребята так расхохотались, что я не мог поверить, что такие воспитанные дети могут так смеяться.
— Извини, Тоник, — вытирая слёзы, сказал Май, — мы не знаем тонкостей, но будто бы тебя вырастили на основе твоего ДНК и маминого. В ускоренном режиме, в каком-то пространственном кармане, где время течёт очень быстро. Мы, с Алией, попросили, чтобы ты был моим ровесником. Так что, вроде как ты действительно её родной сын.
— А вы?
— Мы их приёмные дети, наши ведь родители погибли.
— Так это вам я обязан своим возрастом? — вдруг понял я.
— Ну да! — радостно ответили маленькие негодники. Хоть это прояснилось. Остаётся вопрос: кто нас поменял местами, и для чего это нужно? Катя говорила, что настоящий Тоник интересовался археологией и этнографией. Получается, он не умер? Ну да, если его выращивали заново, получили настоящего Тоника!
Я ведь приблудный, паразит в его теле, и остался в том Антоне, который муж Кати, и отец Сашеньки.
Значит, этот ботаник теперь в моём большом теле, и Катя может делать всё, что захочет, Тоник ведь ещё совсем ребёнок.
Что с Катей случилось? Она же любит меня, нельзя так притворяться столько времени! Всё изменилось, когда она съездила в степь, одна! Кого она там встретила? Теперь не спросишь, она закрылась. Может, Антон выйдет со мной на связь? И маленький Тоник причастен к этому делу.
Май сказал, что он хотел со мной просто поговорить. Значит, кто-то надоумил его залезть в капсулу!
И… Май о чём-то догадывается! Ещё бы! Тоник стал другим. Скорее всего, не догадывается, знает, не стал бы всё мне объяснять, будь я прежним.
— У вас есть здесь спортзал? — напрямик спросил я, глядя им в глаза.
— Конечно, есть, — ответил мне Май, с улыбкой, — Ты впервые спросил.
— Пошли, побегаем? — предложил я, — засиделся на одном месте.
Ребята просияли, мы выбежали из комнаты, потом по широкому коридору, спустились по лестнице этажом ниже, и вбежали в довольно обширный спортзал, уставленный разными тренажёрами. Я скинул маечку и шортики, оставшись в одних плавочках, и предложил:
— Давайте, поиграем в пятнашки?
— Как это? — поинтересовался Май.
— Я тебя хлопаю ладошкой, и ты запятнан, теперь ты должен ловить нас с Алией, и пятнать кого-нибудь из нас, потом пятна гоняется за вами. Пятна! — воскликнул я, хлопнув Мая по плечу, и побежал. Алия, с визгом, помчалась вместе со мной от брата.
Через некоторое время они тоже разделись, вспотев, и мы ещё долго бегали, пока не попадали на маты.
— Какая хорошая игра! — радовались ребята, — а то бегаешь по кругу, скучно!
На шум пришла Катя:
— Вы что, в пятнашки играете? Я тоже хочу! — и запятнала меня. Я бегал за ними, и вспоминал, как мы с Катей, моей тогдашней ровесницей, бегали вдвоём в спортзале на Станции, на планете Оберон — 24. Как давно это было! У нас с Катей уже девочка родилась, а у меня на стойбище вообще с десяток гибридных детей бегает, а здесь я опять ребёнок, бегаю за Катей, которая уже стала взрослой девушкой.
К тому же, насколько я понял, останусь таким ещё очень долгое время. Мой год теперь идёт за десять человеческих.
Тем временем наша Катя вспомнила, что нам пора спать, и мы разошлись по комнатам.
У нас в каждой комнате был санузел и ванна. Конечно, пропотев, я тщательно помылся, по — привычке забросив одежду в утилизатор, потом получив свежее бельё из шкафчика.
Выйдя из ванной, подошёл к окну, посмотреть на многоцветную феерию огромного города.
Здесь и застала меня Катя. Подошла сзади, обняла, чмокнула в макушку.
— Тоник! Неужели это ты?
— Я это, Катя! — вздохнул я.
— Что же ты вздыхаешь? — удивилась Катя, — ты теперь принадлежишь Высшей расе, радоваться надо.
— Я радуюсь, Катя, — угрюмо сказал я, — это вы с Катей сделали?
— Что именно? — спросила меня Катя, всё так же обнимая меня сзади.
— Поменяли меня с Тоником?
— Да, но я не знала, что будет обмен. Я думала, вы обменяетесь только своими впечатлениями, и всё.
— Что же теперь там делается? — задумчиво спросил я, скорее сам себя.
— Не знаю, Саша-Тоник-Костя-Ратибор.
Я невольно улыбнулся. Что-то о Косте давно не было вестей. Он теперь мой ровесник?
— Катя, — прошептал я, — как же мы теперь?
— Давай об этом завтра поговорим, я тоже в растерянности, Тоник.
Глава третья,
в которой мы начинаем хождение по Мирам, а я всё больше погружаюсь в детство
Завтра мы были в каком-то городе в другом Мире. Катя читала договор о съёме жилья, а я сидел в неудобном кресле и перелистывал буклет с фотографиями квартир и домов.
— Антошка, смотри, такая квартирка нам подойдёт? — спросила меня Катя. Я посмотрел. Обычная трёхкомнатная квартира в доме, примерно 83 серии, если не ошибаюсь. Привыкнув в последнее время к удобствам умных домов, как-то не хотелось жить в такой убогости.
Забыл уже юрты кочевников или древнерусские светёлки с удобствами на дворе?
Я пожал плечами, поморщившись:
— Что, лучше ничего нет?
— Для нашей цели самое нормальное жильё. И не в центре, и не на окраине, — сказала Катя, — не капризничай, не в таких условиях жили.
— Жили, — вздохнул я, — там, что из мебели есть?
— Всё есть, — ответила молодящаяся женщина лет сорока, — кровати в спальнях, диван в гостиной, телевизор, стиральная машинка автомат. На кухне микроволновая печь есть, ну, и, конечно, обычная.
— Берём, — решила Катя, — Другие или с консьержем, или двухкомнатные. Ты же не захочешь в двухкомнатной квартирке жить?
— Да мне, хоть в однокомнатной, — состроил я гримасу. Катя усмехнулась. Риэлтерша посмотрела на меня осуждающе, но промолчала. Сейчас такое время: скажи подростку слово, в ответ услышишь десять.
Катя отсчитала положенную сумму, взяла договор, ключи, и мы пошли искать квартиру.
На улице стояла середина августа, было довольно жарко, поэтому я был одет в лёгкую голубую рубашечку, в мелкую полосочку, с накладными кармашками, в коротенькие бежевые шортики, и лёгкие сандалики с бежевыми носочками. На голову мне Катя надела бейсболку, козырьком назад.
Насидевшись, я шёл, держась за Катину руку, слегка вприпрыжку.
— Тошка, не балуйся, — лениво сказала Катя. Катя была красива, я заметил, что на неё обращают внимание мужчины. Для моего возраста мужчинами были те, кому за восемнадцать. Одета Катя была в лёгкое светлое платьице, в волосах застряли зеркальные очки, в руках, кроме меня, у неё была сумочка крокодиловой кожи, на ногах босоножки. Русые волосы, смуглая кожа… Катя была неотразима!
— Ты не видишь здесь нужных тебе мужиков? — спросил я грубовато.
— Тоша, перестань мне грубить! Хоть ты и избалованный братишка, всё же веди себя приличнее!
— Слушаюсь, мой фюрер! — Катя только головой покачала:
— Зря я не купила тебе жвачку! Хоть рот был бы занят!
— Ещё не всё потеряно, — ответил я, — смотри, в киоске продают.
— Какую тебе? — я прилип к стеклу, разглядывая всякие интересные вещи. Здесь было всё почти так, как у нас, в том Мире, где я жил, и в тоже время многое мне было незнакомо.
— Ну, выбрал? — потеряла терпение Катя.
— Возьми вон ту, с картинкой. Такую я ещё не видел, — сказал я, показав на упаковку с японскими иероглифами. Катя купила, и отдала мне. Развернув, я кинул горошину в рот. Разжевав, выдул пузырь. Пузырь лопнул, залепив мне половину лица.
— Антон! — воскликнула Катя, доставая носовой платок из сумочки.
— Это же бубль гум! — воскликнул я в ответ, собирая жвачку, и снова отправляя её в рот.
— Дитя и дитя! — покачала головой Катя.
— Бытие определяет сознание, — философски заметил я, выдувая очередной пузырь.
Катя остановила такси, попросила отвезти по адресу. Мы сели на заднее сиденье, и поехали.
Приехали в довольно симпатичный двор, был здесь крохотный парк, присутствовали и вездесущие гаражи. Пока ехали, я наслушался в свой адрес немало нелестных суждений, так что разговаривать не хотелось. Чем этому таксисту не нравятся подростки? Сижу, никого не трогаю. Подумаешь, жвачку прилепил к спинке переднего сиденья! Откуда я знал, что она не отклеивается? С лица легко сходит.
Когда я сказал, что жвачка прилипла намертво, шофёр разразился бранью. Я удивился:
— Да фиг с ней, со жвачкой! У меня ещё есть!
Тут я и наслушался, какие мы отвратительные, и зря такая красивая девушка взяла с собой такого омерзительного брата. С таким братом она никогда не выйдет замуж.
При этих словах я подавился, а Катя, хлопая меня по спине, сказала:
— Вот видишь, Тошка, люди тебя насквозь видят!
Так я и вылез из такси, не в силах сказать таксисту спасибо.
Квартира наша была на девятом этаже, то есть там, куда лифт не ходит.
Открыв дверь ключом, мы зашли внутрь, обошли все комнаты.
— Вот эта комната, с лоджией, моя, — сказала Катя, — ближе к выходу и кухне — твоя.
— Почему это эта твоя? — спросил я, — Мне, может быть, тоже лоджия нравится.
— Здесь ближе ванная. А к тебе будет ближе кухня.
— Кать, мы…
— Забудь! — щёлкнула меня по носу Катя, отправившись искать постельное бельё.
— Не обманули, есть, — сказала Катя, — вот твоё бельё, заправляй свою кровать.
— Сама заправляй, — буркнул я, сев на диван и надув губы.
— Как хочешь, нам ещё за багажом ехать.
— Я устал.
— Ну, вот видишь, малыш, ты устал. Ложись, отдохни, Тошка-Антошка, я сама съезжу, а то ты фонишь, всё вокруг себя забиваешь. Какую тебе игрушку купить?
Я хотел сказать, но передумал.
— Купи какую-нибудь книжку. Посмотри, нет ли про таких, как я, называемся мы «попаданцы». Запомнишь? О попаданцах в детское тело. — Катя странно посмотрела на меня, пообещала поискать, и ушла. А я вздохнул, загрустив о нелёгкой жизни неоднократного попаданца, и пошёл застилать свою кровать.
Поборовшись с постелью, я подошёл к окну и стал смотреть на двор.
Ага, здесь и ребята моего возраста есть. Сходить, познакомиться, что ли? То, что я устал, я так сказал, чтобы не тащится в камеру хранения, за багажом. Я тихонько вздохнул, глядя на пацанов.
Годами тренировался, оттачивал мастерство, давно уже побеждал степняков, даже дружинников, и вот, снова всё надо начинать сначала. Я попытался сегодня утром в, спортзале, узнать, какие умения у меня сохранились, пока меня там не нашла Катя, за ухо вытащив оттуда. Что Васька, что, Катя, только и знают, за ухо хватать…
Что я хотел сказать? Всё, наработанное за эти годы, осталось в том теле.
Посмотрев в окно ещё немного, я всё-таки решил пойти, погулять. Открыв замки, которые открывались изнутри без ключей и сами закрывались, я вышел на площадку, захлопнул дверь, и побежал по лестнице вниз, напрочь забыв о лифте. Нажав на кнопку, я с трудом открыл тяжёлую входную дверь, и выскочил на свободу.
После свежести подъезда меня охватило ласковое августовское тепло.
Сориентировавшись, я подошёл к тому месту, где сидели пацаны. Пацаны играли в ножички. Я уже думал, что эта игра забыта, и на тебе!
Играют в эту игру так: нарезают на земле круг, и конаются. Выигравший берёт ножик, и втыкает его в круг. Потом нарезает себе землю. И так, пока его нож не упадёт. Земли остаётся всё меньше, условия всё сложнее: ножик бросают с коленки, с локтя, с плеча, с носа.… Один теряет ход, другой продолжает, отбирая нарезанные кусочки.
Я засмотрелся, и не сразу заметил, что возле меня кто-то стоит. Оглянулся, и увидел, что это девочка, одетая в белую маечку и коротенькую синюю юбочку.
— Привет, — улыбнулась она мне, — ты недавно приехал? Это ты с сестрой приехал?
— Откуда ты знаешь, что она моя сестра? — удивился я.
— А кто она тебе? Тётка? Мама?
— Может, жена, — невозмутимо ответил я. Девочка, сначала молча, смотрела на меня круглыми глазами, потом даже согнулась от смеха.
— Что ты смеёшься? — удивился я, и девочка ещё сильнее засмеялась.
— Ой, не могу! — выдавила она, наконец.
— Меня Маша зовут, — представилась она, протягивая руку, как мальчишка. Я пожал её руку:
— Антон.
— Тошка, значит.
— Если хочешь, называй так, — согласился я, — во что у вас ещё играют?
— Во всякое, пошли, сядем на скамейку, — потянула меня за руку Маша. Мы сели на скамейку.
— Откуда вы приехали? — поинтересовалась девочка.
— Издалека, — вздохнул я.
— Из Москвы?
— Нет, Маша, из-за границы, — Маша открыла рот:
— Из Америки?
— Нет, Маша, ты не знаешь такую страну, это очень далеко.
— Что-нибудь привезли оттуда? Дай посмотреть.
— Оттуда запрещено брать с собой что-нибудь. Мы даже одежду здесь покупали.
— Странная страна… — а я смотрел на Машу, и она мне всё больше нравилась.
Пока мы разговаривали, к нам подошли пацаны нашего возраста, кто сел, кто стоял рядом, слушая наш разговор.
— Знакомьтесь, ребята, это мой новый знакомый, наш сосед, будет здесь жить. Антошка, вы надолго?
— Не знаю, Маша, как Катя решит.
— Твоя сестра очень красивая, Тоша!
— Ты тоже! — вырвалось у меня.
— Ладно тебе, — зарделась девочка, — рядом с тобой я вообще серая мышка.
— Правда, Маша, ты очень красива, — от души сказал я, — правда, ребята? — мальчишки подтвердили.
Они тоже представились, как Миша, Коля, Петя, братья Вовка и Гришка.
— В футбол играешь? — спросил Мишка.
— Немного, — поскромничал я, потому что сам не знал теперь, что я умею, что нет.
— Пошли, погоняем? Маша, пошли с нами?
— Пошли, конечно, — согласилась Маша, крепко взяв меня за руку.
Мы пришли на площадку, где несколько мальчишек уже пинали мяч, пробивая по вратарю. Вратарь брал все мячи, благо, ворота были маленькими.
Мы пробили все по очереди, я тоже ударил. Но почти промахнулся, мяч пошёл пыром, вратарь собрался его легко взять, но хитрый мяч крутнулся, вырвался из его рук, и закатился в ворота.
— Молоток, Антошка! — закричали мои новые друзья. А я вспомнил, что когда-то был неплох в волейболе. Может, и здесь мне улыбнётся удача? Эти ребята такие же, как и я, мои ровесники, чего стесняться? Я скинул рубашку, попросив Машу, подержать её, и кинулся в бой. Играли в одни ворота, возле которых стояла пыль столбом. Меня несколько раз роняли, мои новые сандалики скоро стали старыми, шорты белёсыми от пыли, но мне было всё равно, я упивался игрой, свободой, лёгкостью и прыгучестью своего детского тела. Я совсем забыл, кто я, и зачем здесь.
Утомившись, сделали перерыв, попили из одной бутылки минералки, пустив её по кругу.
— Ну, ты силён! — говорили мне, хлопая по костлявым плечам, — А с виду не скажешь! Давай каждый вечер играть?
Я улыбался в ответ, мне было очень хорошо среди этих славных ребят.
Маша стояла рядом, и улыбалась мне своей лучезарной улыбкой. Она явно заявляла на меня свои права, и мою рубашечку она аккуратно свернула, держала в руках, а не бросила на лавку. И вот:
— Тошка! Вот ты где, маленький негодник! Зачем ушёл из дома без спросу? Всё вокруг обошла!
— Здравствуйте! — сказала Маша.
— Здравствуйте, ребята, — опомнилась Катя, — я забираю у вас этого охламона.
— А он завтра выйдет? — спросили мальчишки.
— Выйдет, если будет, в чём. Смотри, во что ты превратил единственные приличные шорты! Завтра придётся идти в магазин, покупать что-то спортивное, а то всё истреплешь. Тошка, мы всё же не дома, не забывай! — я попрощался с друзьями, взял рубашку у Маши:
— Кать, познакомься, это Маша! Маша, а это Катя.
Маша не сводила с Кати восхищённых глаз.
— Какие у них глаза! — шептались за нашей спиной, когда мы пошли домой, — как в анимешке!
— А как похожи! Сразу видно, что брат и сестра!
Мы вошли в подъезд, вызвали допотопный лифт. Конечно, у нас дома лифт совсем другой! С сотого этажа спускается так быстро, что пребываешь в невесомости, потом плавно тормозит, весь из хрусталя, с золотыми вставками, слушается голоса.
Нет, надо отвыкать. Куда пойдём в следующий раз? К дикарям? Будешь вспоминать этот лифт и дом, как величайшее достижение цивилизации!
— Кто эта девочка? — спросила меня Катя, когда вошли в квартиру.
— Маша… — машинально ответил я, — Ты что, ревнуешь?
— Пфы! Ко всякой малявке я ещё не ревновала! Всякую малявку! — и врезала мне шутливого леща.
Я притворно зашипел, потирая затылок.
— Раздевайся, давай, и тащи всё в ванную, там машинка стоит. Знаешь хоть, как ей пользоваться? А то привык…
— Знаю, ещё тебя научу. Есть у меня запасные трусы?
— Иди, мойся, сейчас принесу.
— Со мной будешь мыться? — спросил я, и заработал ещё одного леща.
— Уй! Чё ты дерёшься?!
— Перестань глупости говорить.
— Ты же мыла меня вчера!
— Если хочешь, помою. А вообще, Тоник, устала я. Ты вон, отдыхал полдня, а я по городу моталась.
— Ну и что? Нашла кого-нибудь?
— Да есть вроде, надо вечером в ночной клуб сходить.
— Думаешь, такие люди по ночным клубам шатаются? — подозрительно спросил я.
— Ты уже неистинных людьми называешь? — насмешливо спросила Катя.
— Брось ты! Слова нельзя сказать! Я пойду мыться, заходи, если захочешь.
— Сегодня уже никуда не пойду, — решила Катя, — пораньше завалюсь спать.
Катя зашла ко мне в ванную, когда я уже стоял под душем, обмываясь. Она внимательно осмотрела моё тельце, будто первый раз увидела, ничего не сказала, и, положив бельё на работающую стиральную машинку, вышла.
Кстати, напрасно я говорил, что легко справлюсь с машинкой. За годы, проведённые в различных условиях быта, совсем забыл, как её включать. Пришлось разбираться. Потом посмеялся над собой, запустив машинку в работу.
А вот оценивающий взгляд Кати меня несколько напряг. Посмотрев на себя в зеркало, пришёл в уныние.
Не торопясь оделся, в трусики и маечку, пришёл на кухню, выпить чаю.
— Тоник, ты что, в таком виде? — начала, было, Катя, но быстро опомнилась:
— Надо же! — улыбнулась она, — Вжилась в роль воспитательницы! Иди сюда!
Когда я подошёл, она поцеловала меня в лобик, потом в щёчки:
— Какой ты милый мальчик!
— Кать, мы же встретились с тобой впервые такими детьми.
— И что ты мне тогда сказал? Я запомнила: «Нам ещё рано говорить об этом». Даже говорить!
— Кать, но ты уже взрослая девочка…
— О чём я и говорю, мой маленький Тоник.
— Налей мне чаю, пожалуйста.
— Сам уже не можешь?
— Тогда отпусти меня, — Катя держала меня за талию, поставив между колен.
— А, да, иди.
Я налил себе чаю, сел напротив Кати, стал осторожно его пить, закусывая печеньем, которое Катя догадалась купить. Мысли мои убежали далеко, в наш с Катей дом, где осталась моя девочка Сашенька. Меня что-то тревожило, я не знал, всё ли там в порядке? Прислушавшись к себе, подумал, что людей, да и не людей, всегда тревожит неизвестность.
— Спасибо! — сказал я Кате, встав и поклонившись.
— На здоровье, — ответила мне не менее задумавшаяся Катя, — сполосни кружку в раковине. Привыкай, тебе теперь часто придётся оставаться одному.
— Катя…
— Тоник, давай, без сцен? Ты раньше был более терпеливым.
— Я?!
— Конечно ты, не помнишь, что ли?
Мне нечего было сказать. Я, молча, помыл за собой посуду и пошёл в свою комнату.
— Спокойной ночи, Тоничек!
— Спокойной ночи, — буркнул я, — не зайдёшь, поцеловать меня на ночь?
— Не зайду, — ответила Катя, отвернувшись.
Войдя к себе, я снял майку и лёг, чувствуя лёгкую досаду.
Мне приснилась Катя, та, с которой я жил так счастливо последний год. Она улыбалась мне, раздеваясь. Кто-то был там, за её спиной, но я смотрел только на Катю. Вот она скинула халатик, под ним ничего не было…
И я проснулся от чувства, что внизу живота всё аж трещит.
Я и так и эдак поворочался, но никак не мог успокоиться.
«Да что это я?! — подумал я, разозлившись, — В соседней комнате спит моя жена, а я здесь мучаюсь!».
Я решительно поднялся, и, придерживая рукой плавочки, побежал к жене.
Так же решительно забрался к ней под одеяло, обнял. Сердце готово было выскочить из груди.
— Это ты, Тоничек? — сонно пробормотала Катя, — Иди сюда, милый, — она тоже обняла меня, поцеловала в губы.
— Тошка? — вдруг поняла она, окончательно, просыпаясь.
— Это я, Катя, твой муж, — прошептал я, пытаясь её поцеловать.
— Тоже мне, муж, — презрительно сказала Катя, — иди отсюда!
— Катя! — воскликнул я, — Ты же обещала хранить для меня…
— Я не отказываюсь, — усмехнулась Катя, — приходи, когда подрастёшь!
Это было жестоко. Когда я подрасту, Катя будет глубокой старухой. Я встал, пошёл к себе. Ещё была надежда что, Катя окликнет, скажет, что пошутила, но этого не произошло.
Я опять лёг, но уснуть не смог: несмотря на стресс, нижняя часть моего тела не хотела успокаиваться.
Поворочавшись, я подумал, что надо с этим издевательством кончать.
Сняв трусики, расстелил их на случай неприятности, начал сам себя успокаивать.
Такого взрыва жгучего удовольствия я никогда не знал!
Но ничего не вытекло. Ещё не созрел. Мало того, я убедился, что у меня фимоз.
Что это такое? Вроде мембраны у девочек. Я девственник, и останусь им ещё очень долгое время.
Полежав, я почувствовал непреодолимое желание одеться. Натянув трусики, стал засыпать, и в этот момент зашла Катя:
— Не спишь ещё? Подвинься, — Катя прилегла рядом.
— Ну, иди сюда, мой маленький.
— Я уже, — ответил я грустным голосом.
— Как «уже»? — возмутилась Катя, — Мне же надо было время, чтобы решиться на такое?!
— Ты мне недвусмысленно указала на дверь, — сказал я, — спать хотелось, а с этим никак.
— Ну и ладно, сейчас мы это дело поправим… — но я зажался, сунув руки между ног:
— Катя, сейчас мне неприятно, давай спать?
— Неприятно ему! — заворчала Катя, — Разбередил душу, и в кусты? А я?
— Катя, надо было сразу.
— Не мог потерпеть минутку!
— Ты думала полчаса, Катя, а не минутку, тем более что ты мне вчера сказала? «Забудь!».
— Вот и забудь теперь! Навсегда! — психанула Катя и ушла, закрыв за собой дверь. А я лежал, и думал, почему присутствие Кати мне стало неприятно? Попробовал представить её прелести, и меня вдруг затошнило.
Мне почему-то вспомнилось, как лет в пятнадцать, впервые, увидел фотку с минетом. Меня тогда чуть не вырвало, а этих, на фото, готов был убить.
Что со мной? Я опять ребёнок? Вспомнив, как вёл себя вчера, удивился: я ведь не играл, все мои поступки были вполне естественными.
Тогда к чему этот сон? Я вскочил: вдруг это Тоник пытается со мной связаться? Хотел спросить у Кати, но остановило то, что мы, как назло, поссорились. Я снова лёг, и теперь уже окончательно, уснул.
Утром мы поднялись поздно. Завтракали, молча, разговаривать не хотелось. Мы даже не смотрели друг на друга.
Я помыл всю посуду, свою и Катину, после чего собрался с духом, и спросил:
— Кать, можно, я пойду, погуляю? — Катя удивлённо посмотрела на меня:
— Иди, если хочешь. Подойди сюда.
Я подошёл к ней, Катя повесила мне на шею шнурок с ключами.
— Теперь иди. Что на обед будешь?
— Свари что-нибудь. А ты умеешь? — подозрительно спросил я.
— Куплю полуфабрикаты, что-нибудь приготовлю.
— Купи лучше овощей, мяса, а ещё лучше, дай мне денег, я сам куплю.
— Вот, возьми, этого тебе хватит, чтобы продуктов купить, и мороженого, для своей девочки.
Мы старались не вспоминать о ночном происшествии, но Катя всё-таки не удержалась от колкости.
— Кать, — спросил я, — у тебя не восстановилась связь с той Катей? — Катя отрицательно покачала головой: — Почему ты спрашиваешь?
— Она мне приснилась ночью.
— Наверно, голой? — проницательно спросила Катя. Я покраснел и кивнул.
— Поэтому ты пришёл ко мне? — я опять кивнул головой.
— Прости меня, Тоник, — вдруг решилась Катя.
— Катя, — тоже решил сказать я, — мне кажется, это был последний шанс нам сблизиться. Я чувствую, что теперь мне неприятно это, даже больше, чем неприятно… — я спрятал глаза.
— Что, противно? — удивилась Катя.
— Да, Катя, — я прямо-таки сгорал от стыда, — мне кажется, моё сознание слилось с телом. Невозможно ведь, быть ребёнком, а поступать по-взрослому. Помнишь, когда я был таким же?
— Помню, Тоник, поэтому тебе не верили, что ты был когда-то взрослым. Тошка… Братик. Мы теперь родственники, ты знаешь? — взяла она меня за плечи.
— Знаю, Катя, только я ещё не созрел, мы бы не смешались.
— Мы очень дальние родственники, дурачок ты маленький. Ладно, бери вот эту сумку, войдут туда продукты? — я неопределённо повёл плечом, и ушёл.
Сбежав опять по лестнице, вышел во двор. Ребят никого не было, даже спросить не у кого, где магазин. Я оделся в чёрные шорты и белую футболку с коротким рукавом, которые Катя покупала мне уже здесь, в этом городе. На груди у меня был нарисован какой-то неизвестный мне мультяшный персонаж.
Решив спросить, где находится продуктовый магазин, у первого попавшегося взрослого, я направился к выходу со двора, как увидел одного из вчерашних приятелей. На лавочке скучал Димка.
— Привет, Димка! — обрадовался я.
— Привет, — улыбнулся мальчик.
— Слушай, Дим, меня Катя в магазин отправила, скажи, куда идти.
— Пошли вместе, а то никого нет, скучно, — мы пошли дальше вместе.
— Антон, — обратился ко мне Димка, — ты бы поосторожнее, с Машкой.
— А что? — беззаботно спросил я.
— Она с парнем одним ходит, он из девятого класса.
— И что? — насторожился я.
— У них банда. Побьют.
— Почему побьют? — удивился я, — Мы же просто дружим.
— Этот парень, его Славка зовут, всех предупредил, что Машка его девчонка, когда уезжал. Скоро школа начнётся, он вернётся.
— Интересно, — протянул я, — а как на это смотрит Маша?
— Да Маше всё равно. Ты ей понравился, вот она с тобой и ходит, а что будет дальше, её не касается.
— Вообще-то правильно поступает, — промычал я, — что она, жена, что ли этому Славке? — и тут же в груди возникла резкая боль, вспомнилась Катя. Сейчас бы никуда её не отпустил!
Вздохнув, постарался успокоиться: скорее всего, я уже никогда туда не вернусь.
— Ты что? — спросил меня Димка, — испугался? У тебя такое лицо стало!
— Нет, Дима, просто вспомнилось кое-что. Почему я должен бояться? Маша девочка свободная, с кем хочет, с тем и дружит.
— Маша-то, понятно. Ладно, я тебя предупредил, решай сам.
— Спасибо, Дим, ты настоящий друг! — совершенно серьёзно поблагодарил я приятеля.
К этому времени мы подошли к небольшому магазину, на котором было написано: «Супермаркет».
Там, в овощном отделе, набрал овощей для борща, да и пюре сварю, если не будет лень. Макароны ещё куплю, тушёнку, мясо. Так, ещё надо бы колбасы, сыр, хлеб. О, зелень, перец, лаврушка, соль!
У нас же совсем ничего нет. Так что набралось половина большой тележки. Придётся ещё пакеты покупать.
— Дим, купить тебе что-нибудь? — спросил я.
— Не, не надо, — отказался Димка, помогая выкладывать продукты на ленту кассира.
— А то смотри, жвачка, Чупа-чупс, шоколадки.
— Да ну, что я, маленький, что ли? — я тихонько засмеялся.
— Ты что?
— Вчера, когда ехали на такси, у меня бубль-гум лопнул, и прилип к спинке переднего сиденья!
Шофёр матерится, а я ему: «не волнуйтесь за жвачку, у меня ещё есть»!
Мы весело посмеялись, расплатились с кассиршей, причём у меня ещё осталась приличная сумма, и понесли покупки домой.
— Дим, поможешь?
— Помогу, всё равно делать нечего.
Мы занесли покупки на кухню, я позвал:
— Катя, Кать! — никто не отозвался, — ушла уже, — вздохнул я, — придётся самому готовить.
— Катя кто тебе, сестра? — спросил Димка.
— Сестра, — обречённо согласился я.
— Зажимает?
— Зажимает, — опять согласился я, вспомнив прошедшую ночь.
— А у меня никого нет, одна мамка.
— Скучно?
— Да нет, скучать не приходится. Каждую неделю новый папаша.
— Потому ты на улице с утра?
— Ну да, — признался Димка, — у нас однокомнатная квартира, я сплю на кухне, а они начинают ходить, то им воды захочется, то ещё чего. У вас хорошо, три комнаты.
— Дим, какая разница? Захочет Катя личную жизнь устраивать, мне, думаешь, приятно будет?
— У тебя сестра красивая! — улыбнулся Димка, — долго искать не будет.
Эх ты, подумал я, ничего-то ты не знаешь. Куда Катя будет своих клиентов водить? Раньше она старалась всё сделать втайне, пока не получилась неприятность. А теперь, наверно, сюда приведёт.
Интересно, я теперь буду ревновать? Может, и не буду, но всё равно, противно.
Я поставил кастрюлю с мясом на огонь, начал чистить овощи.
— Ты что, сам будешь варить? — удивился Димка.
— А что делать? Ты, разве, сам не готовишь?
— Готовлю, — уныло ответил Димка, — тебе помочь?
— Спасибо, Дим, места мало, а то бы попросил капусту нашинковать.
— Давай, на этом столе порежу.
С помощью Димки мы быстро управились, хорошо, томатную пасту не забыл.
Поставив овощи тушиться, спросил приятеля, подождёт он борщ, или налить ему чаю.
— Можно, у тебя побуду? — спросил он.
— Сиди, конечно, — согласился я, обрадовавшись, — потом поедим, и погуляем, да?
— Да, Машка выйдет, и вы пойдёте с ней вдвоём гулять.
— Ну, если захочет, тогда, конечно…
— Она захочет, — вздохнул Димка.
— Дима, а ты в неё не влюблён? — спросил я его.
— Что толку? На меня она и не взглянет.
— Не отчаивайся, Дим, тебе тоже повезёт однажды. А мне не завидуй, мне гораздо хуже, чем тебе. Да и уедем, скорее всего, недели через две.
— Почему так быстро? — удивился Дима.
— Командировка у Кати кончится, поедем в другое место.
— И что? Так постоянно? — я горестно покивал головой. Раньше мы с Катей всегда были вместе, пусть она огорчала меня, но и утешала, как могла. А теперь? Я даже погулять с ней не могу, «фонит» от меня.
Пока мы делились своими заботами, сварился борщ.
Мы поели, и побежали на улицу. Ребята уже ждали меня. Маша была среди них. Я сразу подошёл к ней, с улыбкой. Оказывается, я уже соскучился по этой девочке!
— Тошка, пошли, погуляем? — предложила она мне. Ребята недовольно зашумели, они собирались поиграть со мной в футбол. Но Маша обвела всех взглядом, от которого все притихли, взяла меня за руку, и повела за собой.
— Маш, я не переоделся для прогулки.
— Ты в любой одежде хорош! — заявила Маша, сама, между тем, одетая в нарядное розовое платье с пояском, кармашками, с красивой белой отделкой по воротнику, полочке и рукавам.
— Рядом с тобой я буду выглядеть пугалом.
— Как раз наоборот, Тоша, это я буду, в любом наряде, рядом с тобой, выглядеть, как пугало. А если ты ещё хорошо оденешься, тогда мне совсем тут будет делать нечего!
Я пожал плечами. Смотрел я на себя в зеркало: обычный пацан, разве что, что-то неуловимое начало проступать, такое, как у Мая и Алии. Но они явные ангелы, и гораздо старше меня.
— Куда пойдём? — спросила меня Маша.
— Тебе лучше знать, я, кроме нашего двора, ещё нигде не был.
— Тогда пойдём в парк, — решила Маша.
До парка мы доехали на троллейбусе, был он довольно далеко, возле широкой реки.
— Маш, а как этот город называется? — рискнул спросить я. Маша не стала удивляться:
— Славутич, — ответила она.
— Как? — на смог я удержаться, оглядываясь. Да, это та самая река, где мы с Катей боролись со щукой, перед этим засунув в лунку нехорошего человека. А вон там стояла городская стена. Лес, в котором мы потеряли след Дубыни, вырублен, вместо него стоит микрорайон.
А это, то самое место, где Катя выиграла соболью шапку?
— Антошка, что с тобой? Ты что, был здесь?
— Был, Машенька, только очень давно.
Катя посмотрела на меня, хмыкнув. Ладно, не верь, подумал я, я бы сам ни за что не поверил.
— Маша, мороженое будешь? — спросил я.
— Конечно, буду, мне сливочного. Вон, павильон.
Мы зашли в открытый павильон, сели за столик на веранде. Когда подошла официантка, заказали по полторы порции сливочного мороженого. Умница Катя, сразу поняла, что мы пойдём в парк, в кафе-
мороженое. Я оглянулся вокруг, и увидел Катю, в сопровождении какого-то молодого человека.
Молодой человек прямо сиял от счастья, держа мою Катю под руку.
Мою? Я прислушался к себе, но ничто не дрогнуло внутри. Я пожал плечами, и тут Катя заметила меня, слегка сдвинула брови, чтобы я не вздумал подойти к ним, хотела даже пройти мимо, но молодой человек оказался настойчивым, и они зашли на веранду, уселись за свободный столик, подозвали официантку.
Катя села так, чтобы мы с ней видели друг друга, а наши партнёры — нет.
— Ты кого-то увидел? — спросила меня Маша, оглядываясь.
— Нет, Маша, на реку смотрю, красиво тут.
— Да, Тошка, красиво, согласилась Маша. В это время официантка принесла заказ, мы стали осторожно поедать невероятно вкусное мороженое.
Я иногда посматривал на Катю, сравнивал с Машей. Конечно, Катя красавица, она всегда была красавицей, но уже стала взрослой, а Маша моего нынешнего возраста, так что сравнение получилось не в пользу Кати, которая нахмурилась в ответ на мою весёлую улыбку.
Покончив с мороженым, мы решили пойти по набережной, сходить на какой-нибудь аттракцион.
Набережная оказалась чистенькой, мощёной гранитной брусчаткой. Маша о чём-то чирикала, я слушал, со счастливой улыбкой на лице, понимая, что растворяюсь в детском теле.
Я предложил прокатиться на карусели, тем более, никогда на такой не катался. Сиденья на цепях, мы с Машей поместились вдвоём на одном сиденье. Мы катались и визжали с Машей от счастья и восторга.
Когда вернулись в наш двор, у Маши в кармане что-то завибрировало, раздалась музыка. Маша вынула плоскую штучку, и сказала в неё:
— Да, мама, сейчас иду. Антошка, мне пора, мама зовёт. Завтра ещё погуляем?
— Конечно, Маша, я буду ждать. — Мы взялись за руки, глядя друг на друга, а я не решался её поцеловать.
— До завтра, Тош, я пошла, — наконец сказала девочка, и убежала.
— Антон, пошли в футбол играть! — позвали меня, и я сразу побежал на игровую площадку. Катя так и не сказала мне, купила она мне спортивную одежду, или нет.
Так что, одежду к вечеру опять надо было стирать, вместе со мной. Мы играли, пока не стемнело, а Кати всё не было. Я подумал, что сейчас, случись с ней что, никак не смогу ей помочь, разве что в полицию заявлю. Я вспомнил про сотовый телефон в руке у Маши. Надо попросить Катю купить нам телефоны, будем созваниваться. Я представил неудобный момент, в котором могу застать Катю, и губы у меня сами собой растянулись в улыбке.
Дома никого не было, помывшись и закинув в машинку грязную одежду, я разогрел борщ в микроволновке, поел, напился чаю. Кати всё не было.
Тогда я решил отварить макароны, заправить их тушёнкой. Когда уже всё приготовилось, в прихожей послышался шум открывающейся двери. Я притих, прислушавшись. Нет, Катя одна. Тогда я выбежал к ней навстречу с радостной широкой улыбкой, кинулся ей на шею.
— Соскучился, мальчик мой? Ты что-нибудь кушал?
— Да, я сварил борщ, только что сделал макароны с тушёнкой. Будешь?
— Буду, конечно, Тошечка, — Катя наклонилась, и крепко меня поцеловала. От неё пахло мужским одеколоном. Но мне было не до мужиков, я радовался Кате, как сестре.
— Ты почему в одних трусах? — спросила Катя.
— Я не знаю, что надеть.
— Ладно, сейчас помоюсь, поем, и разложу одежду в твоём шкафу. Ты гладить умеешь?
— Научусь, — махнул я рукой, — давай скорее, а то всё остынет. Тебе борщ разогреть?
— Разогревай всё, я голодная, у этого парня денег хватило только на мороженое.
— Удачно хоть? — спросил я уже в дверь ванной.
— Тоник, перестань! — я пожал плечами: перестать, так перестать, интересно же, зря она целый день ходила с этим парнем, или с пользой?
Напевая какую-то песенку, разогрел Кате тарелку борща, поставил на стол, нарезал хлеб, включил чайник.
— Кать, всё готово! — весело крикнул я.
— Сейчас иду, — отозвалась Катя из ванной. Я подумал, и наложил себе макарон.
Катя вышла, одетая в майку и шорты, села на своё место, попробовала борщ.
— Какой ты умница, Тошка! — похвалила она меня. Я расцвёл от похвалы, тоже принимаясь за еду. Когда Катя съела борщ, я вскочил, наложил ей второго, положив грязную тарелку в мойку.
— Не волнуйся, Кать, я потом всё помою.
— Ты что сегодня такой добрый? — удивилась Катя, — Что-то хочешь попросить?
— Нет, Катя, я соскучился, жду, жду, а тебя всё нет и нет, — грустно сказал я.
— Прости, маленький мой, я не думала, что ты скучаешь. Тебе нечем вечером заняться? Телевизор бы посмотрел.
— Кать, причём тут телевизор?! Я по тебе соскучился. Поиграешь со мной?
— Ты же говорил, тебе со мной противно.
— О чём ты? — удивился я, уставившись на Катю, потом сильно покраснел: — Катя, как тебе не стыдно!
— Тогда в какую игру ты собираешься поиграть? Шахмат нет, купить надо, карт, тем более.
— Ты мне книжку купила?
— Нет, Тоша, не заходила я в книжные магазины. Хотя, Тош, давай, завтра пробежимся по магазинам?
Купим тебе спортивную форму, учебники. Ты, кстати, в какой класс пойдёшь?
— Какой ещё класс? — разинул я рот.
— Придётся тебя в школу записать, учиться будешь.
— Что так? Тебе же всего пять человек надо найти.
— Найти, Тошка, найти! У меня конкретное задание, Тошка, тем более, сам понимаешь, надо не только найти, человека надо ещё и соблазнить.
— Тебе стоит только пальцем поманить, побегут за тобой.
— Да? Что же я тебя не смогла соблазнить?
— Кать, я ребёнок…
— Вот видишь, один прикидывается ребёнком, другой честным семьянином, третий в командировке.
Так что, придётся тебе идти в школу.
— Кать, я узнаю, в какой класс пойдёт Маша, в тот класс и я пойду.
— Опять эта Маша. Влюбился, что ли?
— Не знаю. Она мне нравится.
— А я? — обиженно спросила моя бывшая жена. Я внимательно на неё посмотрел:
— Катя, если бы ты вчера всё не испортила, у нас было бы всё хорошо. Теперь, извини, ты моя любимая сестра, не больше.
— Опять я во всём виновата! У тебя ведь с Машей тоже нет никаких шансов!
— Нет, — вздохнул я, доедая макароны, — но она пока моя ровесница. Она не успеет вырасти, пока мы здесь. Ты уже покушала? Чаю налить?
— Налей, братик, — грустно сказала Катя, и, когда я поставил перед ней чашку с чаем, поворошила мне волосы, — Тон, а ты ведь ещё любишь ту, вторую Катю.
— Я и тебя бы любил, окажись я в своём теле, — я собрал посуду, начал мыть её.
— Из тебя вышел бы отличный муж, — вдруг сказала Катя, — и куда я, дура, смотрела? Воистину, узнаёшь цену чему-нибудь или кому-нибудь, только когда потеряешь.
— Ты что, Катя? — удивился я, — мы же были мужем и женой.
— Нет, Тоник, мы были любовниками. Вот и вторая Катя так же себя вела, иначе никогда бы от тебя не отказалась. Только теперь я поняла, что значит быть мужем и женой: делать надо, как ты: любить без оглядки, делить вместе радости и беды, радоваться друг другу, даже быть готовым пожертвовать собой.
— Но ты же говорила, что я часть тебя, так любила.
— Я любила только себя, Тоник, а ты был частью меня, да что там говорить, ты мне просто жизненно необходим, без тебя я никто.
— Катя, успокойся, пошли, посмотрим, что у меня есть из одежды, и посидим вдвоём, телевизор посмотрим, что ли.
Я разложил на своей кровати одёжку. Оставалось двое чистых шорт, несколько маек и трусиков, две рубашки и две футболки. Довольно много. Неужели Катя знала, что я буду каждый день играть в футбол?
Всё мятое. Полюбовавшись на натюрморт, пошёл искать утюг.
— Катя, ты не видела утюг? — спросил я, заглянув в гостиную. Катя уже спала. Накрыв её пледом, продолжил поиски. Утюг нашёл в кладовке. Погладив всю одежду, включая вчерашнюю постиранную, опять пришёл посмотреть, как там, Катя. Катя спала, свернувшись под пледом. Лицо у неё расслабилось и стало похоже на прежнее, девчоночье, которое я так любил.
Долго я любовался Катей, не решаясь разбудить. Разбудишь, потом не уснёт.
По телевизору показывали какую-то мелодраму. Смотреть новости, в которых я ничего не понимал, тоже было неохота. Я так и не оделся, поэтому, немного озябнув, забрался потихоньку под плед, устроился под бочком у Кати, пригрелся и заснул.
Проснулся я в своей кровати. Потянувшись, я вспомнил, что заснул на диване. Это что, Катя меня перенесла сюда?
— Тошка, ты проснулся? Вставай, пройдёмся по магазинам, потом пойдёшь гулять.
Застелив свою кровать, пошёл в ванную. Привёл себя в порядок, почистил зубы.
Всё-таки непонятно, думал я, глядя на свою рожицу в зеркале, почему я не расту? Метаболизм такой же, как у людей, бегаю не медленней, — я пожал худенькими плечиками. Подумать только! Когда-то мечтал о таком приключении. Сейчас мечтаю скорее вырасти.
— Что не весел, Антошка? — спросила Катя, накладывая мне макароны.
— Так, задумался.
— О чём?
— Катя, тебе не интересно будет. Я же не человек, нелюдь, вот и думаю о нелюдском.
— Врёшь ты всё, Тошка.
— Вру, — согласился я, — всё ещё хуже, я думал, как человек, живущий в шкуре нелюдя.
— Да-а-а, — протянула Катя, с любопытством разглядывая меня, — кушай, нелюдь.
— Кать, — вспомнил я, прожевав первую ложку макарон, — у меня есть знакомый, Дима его зовут. Можно, он иногда будет у нас ночевать?
— Зачем? Ты поменял ориентацию?
— Катя!!!
— Извини, неудачно пошутила.
— Он живёт вдвоём с мамой, мама у него приводит каждую неделю нового мужика, а он вынужден уходить.
— Э-э… Что это за толстый намёк?
— Никаких намёков, Катя, просто помочь хочу мальчишке.
— А где он будет спать?
— В моей комнате можно. Купим раскладушку, да и кровать у меня широкая. Только не подкалывай.
— Да не собираюсь я тебя подкалывать, о своём думаю. Ты спрашивал, что у меня с тем парнем. Ничего. Негде было. Предлагаешь в парке, на лавочке? Проводил он меня до дома, я сказала, что ты меня ждёшь, и мы расстались.
— Сними ещё одну квартиру, — пожал я плечами.
— Надо подумать об этом. Но ты же изведёшься весь, если я не приду домой, да и я сама буду всю ночь переживать, беспокоясь о тебе.
— Я знаю, что делать, Катя, купи два сотовых телефона. Это типа наших коммуникаторов, только попроще.
— Точно! Надо было взять коммуникаторы!
— Кать, уймись, нам нельзя нести сюда посторонние вещи, забыла? Да и не работали бы они здесь. Купи обычные телефончики, только не самый отстой, а то мне жизни во дворе не будет.
Катя довольно ухмыльнулась.
— Нечего козни строить, — понял я её, — вместе пойдём. Ладно, если я видеть не буду, можешь кого-нибудь привести, если невтерпёж.
— Тоник, ты чудо! — расцвела Катя, — Давай посуду, помою.
Когда мы вышли на улицу, Маша уже ждала меня.
— Тоша, вы куда? — подбежала она к нам.
— Здравствуй, Маша! — сказала Катя.
— Ой, здравствуйте!
— Мы в магазин, купить мне спортивную форму, школьные принадлежности.
— Ой! — обрадовалась девочка, — Ты пойдёшь в школу?
— Да, придётся. Ты в какой класс пойдёшь? Я хочу вместе с тобой.
— Тёть Кать! Запишите Антошку в 45-ю школу, в седьмой «А»!
— В седьмой? — задумчиво посмотрела Катя на нас, особенно на меня. Маша уже начала оформляться в девушку, а я выглядел лет так на десять.
— Катя, мне всё равно, в какой класс идти, всё равно ненадолго.
— Да, я и забыла.
— Кать, а ты так и не окончила школу! — весело заметил я.
— Да, с тобой окончишь! — буркнула Катя.
С одной стороны, хорошо с девчонками ходить в магазин, думать не надо, они за тебя всё подумают и придумают. С другой стороны, это невероятно утомительно. Сколько надо вещей перемерить! Уму непостижимо! Купили и шорты, и спортивную форму для школы и для двора, кроссовки, осенние ботинки, куртку, школьную форму, оказывается, она продавалась в том магазине, куда привела нас Маша. Форма для мальчиков состояла из чёрной курточки и чёрных брюк, светлой рубашки и галстучка. Была и летняя форма: чёрные шорты, светлая рубашечка с коротким рукавом, накладными карманами, погончиками, с двумя типами галстучков, узенький длинный, и бабочкой.
Я предложил взять всё, там разберёмся. Вырасти, не успею, надолго хватит.
Все, упаковав и нагрузившись, пошли, купили телефоны. Тут поспорили. Я хотел удобный, по своей маленькой руке, Маша настаивала на более престижной модели.
— Маша, зачем мне престижная модель? Разобью где-нибудь. Это Кате надо престижную модель.
— Не спорь, Тошка! Тебе очень нужен хороший телефон!
— И куда я его положу? Привяжу к ключам, на шею? Он не влезет мне в карман!
Продавец — консультант предложил для меня купить детские наручные часы — телефон. Всё время со мной, показывают время, можно звонить и принимать звонки, хорошее дополнение к большому сотовому телефону.
Купили и это.
— Кать, ты только телефон не отключай никогда, — хитро улыбаясь, попросил я.
— Зачем? — удивлённо спросила Катя, потом, видимо, догадалась: — Давно ремня не получал, маленький мерзавец?! Только попробуй!..
— Чего это она? — удивилась Маша.
— Не обращай внимания, — засмеялся я, — сегодня будем во дворе играть, или сходим куда?
— Во дворе, наверно, — нехотя ответила Маша, — сегодня мне надо раньше домой прийти.
— Катя, мы будем во дворе, звони, когда мне надо будет идти домой.
— Хорошо, Тоша.
Когда подошли к дому, я увидел среди ребят Диму.
— Дима! — крикнул я, — помоги покупки домой отнести!
Димка с готовностью подбежал к нам, забрал у Маши почти все пакеты, и отправился с нами.
— Антош, мерить будешь? — спросила Маша, когда пришли к нам домой.
— Да ну их, в магазине намерился. Сейчас в спортивную форму переоденусь, и пойдём в футбол играть. Кушать будете? Почему сразу «нет»? Я сам варил, Маша, попробуй. Дима видел, как я варил, и пробовал. Катя, не отпускай их! — я побежал в свою комнату.
Там я переоделся в футбольную форму, синюю, с цифрой 13 на спине. Это мне через полгода столько лет должно исполниться. Вот именно, «должно»! — Фыркнул я. Сразу померил гольфики, натянул кроссовки. Попрыгал, нормально! Тогда я выбежал под ясные очи Кати и ребят.
— О! — воскликнули они, — Кто это? Не иначе Рональдиньо! Теперь все голы твои!
Немного подкрепившись, я решил поговорить с Димкой:
— Дим, если ты у нас иногда ночевать будешь, как твоя мама, ругаться не будет?
— Да она-то ругаться не будет, даже не заметит…
— А кого ты стесняешься? Катю? Не стесняйся, мы уже поговорили. Приходи, Дима, мне не так скучно будет, а то Катя иногда задерживается на работе, — я не смотрел на Катю, чтобы не смущать.
— У тебя телефон есть? Давай обменяемся номерами.
Телефоны уже активировали, мы перезвонили друг другу, Катя тоже взяла номера моих друзей, Маша спросила:
— Тёть Кать, а если мне будет надо, можно, я у вас переночую? — Катя даже закашлялась.
— Да вы не подумайте, чего! — улыбнулась Маша, — Просто у меня дома отчим. Если мамы нет, я его боюсь.
Вот тебе и счастливое детство — подумал я.
— Он что, пристаёт к тебе? — спросила Катя.
— Да, бывало, посадит на коленки, вроде нечаянно к груди прикоснётся, то ещё где…
— Ты мне покажи его, я ему прикоснусь!
— Тёть Кать, не надо, его мама любит.
— Вот пусть её и любит, а не… — она споткнулась о мой взгляд.
— Маша, Катя очень сильная девушка, занималась фехтованием, карате, так что, в случае чего, она нас в беде не оставит, а мы её ещё раз попросим, чтобы разрешала оставаться у нас.
— Хорошо, ребята, куплю я вам раскладушку, надо ещё постельного белья, одеяла. Машу устроим в гостиной.
— Можно и в одной комнате, — сказала Маша, — веселее будет, не страшно.
— Как хотите, — махнула рукой Катя, свирепо глянув на меня.
Маша радостно улыбнулась, Димка молчал.
Поблагодарив Катю за обед, мы побежали во двор, оттуда на спортивную площадку, играть в футбол. Тут нас ждала неприятность: большие пацаны вернулись из лагеря труда и отдыха, и теперь заняли площадку, сами играли в футбол, отняв мяч у нашего вратаря.
— Вон тот, в красной майке, Славка, — шепнул мне Димка, а Маша держала меня за руку.
— Может, пойдём, в прятки поиграем? — спросил Гришка.
— А мяч? — спросил Витька — вратарь.
— Я сейчас, — сказала Маша, выпуская мою руку.
Маша постояла у края площадки, а когда мимо пробегал Славка, она окликнула его. Славка сделал вид, что только что её увидел, они обнялись, целоваться при всех, правда, не стали.
Потом Славка взял мяч, и, постукивая им об землю, подошёл к нам.
— На, Витька, играйте, — подал он мяч вратарю, — а ты, я вижу, новенький, — обратился он ко мне.
— Да, мы недавно приехали, — согласился я.
— Поэтому делаю предупреждение: держись от Машки подальше.
— Почему это? — спросил я, делая удивлённое лицо.
— Потому что она моя девчонка.
— Маша свободный человек, сама выбирает, с кем ей дружить.
— Маша пусть дружит, с кем хочет, а если тебя увижу с ней, получишь! Понял?
— Понял, — буркнул я, и побежал на поле, играть.
Заигравшись, я не смотрел по сторонам, а когда решили отдохнуть, Маши нигде не было.
— Где Маша? — спросил я Диму.
— Со Славкой ушла. Наверно, в парк пошли, на дискотеку.
Угу, подумал я, а мы ещё слишком малы, по дискотекам ходить, особенно я. Даже Димка выше меня и шире в плечах.
Мы сели на лавочки, тесной компанией. Ребята стали расспрашивать меня, где я жил, что видел.
Я начал вдохновенно врать, что ходили с родителями в археологические экспедиции, помогали взрослым, а однажды, с одной девочкой, в раскопе, нашли Хранительницу очага…
Вспомнив про Хранительницу, я вдруг почувствовал, как намокли мои глаза. Вспомнил, как мы с маленькой Катей мечтали вырваться со Станции, пожить на планете, где можно ходить без скафандров, купаться голышом в море или реке! Молились Хранительнице.
Я замолчал, смотрел в никуда, из глаз текли слёзы.
— Ты что, Тоша? — спросил меня Дима.
— У вас там что-то случилось? — спросил кто-то ещё.
— Случилось. Я там подружился с этой девочкой, мы молились Хранительнице очага, чтобы у нас было всё хорошо, чтобы не расставаться никогда-никогда!
— И что? — осторожно спросил кто-то.
— У нас сначала было всё так хорошо! Мы не расставались ни на день! А теперь я её потерял, наверно, навсегда! — я вытер слёзы тыльной стороной руки, Дима сунул мне свой носовой платок.
— Ты пробовал её искать? — спросил Гришка.
— Она сейчас очень далеко, — сказал я, вытирая лицо, — но, когда кончится Катина командировка, обязательно попробую найти туда дорогу!
— Она похожа на Машу? — спросил Дима. Я отрицательно покачал головой:
— Она похожа на Катю.
— А как её звать?
— Катя.
— Ладно, Тошка, не расстраивайся, найдёшь её, или встретишь другую, как мой папа говорит, ещё лучше, — сказал Вовка.
Я подумал, что Вовкин папа прав. Зачем мне эта предательница? Дочку, Сашеньку жаль, увижу ли я её? Не пойму, зачем Катя её рожала? С кем она сейчас?
Шмыгнув носом, посмотрел на часы. Уже восемь! Где Катя? Позвонить? Пусть лучше сама звонит, а то, действительно, застану в неудобный момент.
— Никому ещё домой не надо? — спросил я, — Может, в прятки поиграем? Темно уже, прятаться легко.
И тут у всех начали звонить мобильники.
— Поздно уже, — вздохнул Димка, — теперь рано темнеет, а то до десяти можно было гулять. Ты что домой не идёшь?
— Жду, когда Катя позвонит. А ты?
— Да ну их. Как спать лягут, пойду. Вон, окно на первом этаже, там кухня, я там сплю. Когда свет погаснет, тогда пойду. Они сейчас там сидят, ужинают.
У меня даже засосало в животе: как же надо не любить сына, чтобы жрать самим, не позвав его на ужин, оставляя ему объедки. Или ничего не оставляя.
Да где Катя?! Не может сказать, что ли? Я задрал голову, посмотрел на свои окна. Тёмные, наверно, никого нет.
— Пойдём ко мне, Дима, скучно мне одному. Может, останешься?
— Да ну… — смутился Димка, — я лучше посижу у тебя, потом, часов в одиннадцать, пойду домой.
— Можно и так, — согласился я. Мы поднялись со скамейки, и пошли ко мне домой. Наших ребят уже не было, на площадке стали появляться большие пацаны.
— Тебя пацаны не обижают? — спросил я.
— Нет, привыкли ко мне, даже угощают чем-нибудь, чипсами, вяленой рыбой.
— Пиво пьют? — понял я, — Пробовал?
— Пробовал, — вздохнул Димка, — не понравилось, горькое.
Я покатал во рту память о пиве с селёдкой. Ничего так. Попросить Катю купить, что ли? Уши надерёт.
Несложно подсчитать, через, сколько лет мне можно будет попробовать пиво, ну и остальные прелести взрослой жизни.
Когда вошли в тёмную квартиру, зазвонил мой телефон.
— Тошка, ты дома? — спросила Катя.
— Да, только что вошёл. Катя, я с Димой.
— Вот и хорошо. Мы сейчас раскладушку принесём, жди.
— Дим, покушаем? Я пока помоюсь, а то опять пропылился и пропотел.
Другу я поставил разогревать остатки борща, сам пошёл мыться. Потом, вспомнив, что, Катя придёт не одна, оделся в шорты и майку.
Когда вышел из ванны, загремели замки, и открылась дверь. Вошла Катя, за ней какой-то мужчина занёс свёртки и раскладушку.
— О! — сказал мужчина, улыбаясь мне, — Твой? — спросил он у Кати.
— Мой, — ответила Катя.
— Большой уже, — сказал мужчина, протягивая мне руку, — Олег Петрович!
— Антон, — ответил я, протягивая свою маленькую ручку. Олег Петрович осторожно пожал утонувшую в его ручище мою лапку, спросил:
— Что же ты такой худенький? Катерина, отдай его в мой клуб, подкачается немного. Ты же говорила, что у тебя один? — я оглянулся и увидел, что Димка вышел из кухни, посмотреть, что мы тут делаем.
— Это друг Тошки, Дима, — представила Димку Катя, — Проходите, Олег Петрович. А ты, Тоша, бери свёртки, там постельное бельё. Дима, возьми раскладушку. Вы поели?
— Дима поел, я не хочу, мы с Димой чаю попьём, в моей комнате, — понял я намёк.
Мы отнесли свёртки в мою комнату, сходили за раскладушкой.
Потом я пошёл на кухню, взял там чай с печеньем, заметив, как Олег Петрович вынимает из пластикового пакета всякие деликатесы, вино и коньяк.
Интересно, подумал я, вроде договаривались, без меня?
— Тошка, мне надо с тобой поговорить, — сказала Катя, — зайди в мою комнату.
Я отнёс чай Димке, сказал, что вернусь скоро, после чего зашёл в Катину спальню. Катя стояла на лоджии.
— Что, Катя?
— Тоник, прости, но Олег Петрович утром уезжает в командировку, он женат, спортсмен, между прочим. Может, правда, пойдёшь в его спортклуб? Там бокс, борьба.
— Что толку? Две-три недели, и нам надо будет уходить. Кстати, куда? Мне нужен ориентир.
— Домой вернёмся, там есть моя Родовая камера.
— Кать…
— Что, Тонечка? — я не обратил внимания на такое обращение к себе:
— Сколько времени прошло на Станции?
— А что? — насторожилась Катя.
— Там же наши дети.
— Не знаю, — равнодушно сказала Катя.
— Что с ними будет? Мы же не вернёмся туда.
— Воспитают в интернате. Там не так уж плохо. Ты не скажешь, сколько у тебя всего детей?
— Не считал, — признался я, — пока с десяток, но настоящая, родная, одна, Сашенька. Надо подумать, можно ли пройти туда?
— Об этом надо спросить хозяев. То есть, это мне они хозяева, для тебя они приёмные родители.
— Круто! — засмеялся я.
— Что-то мы заболтались. Я тебе хотела сказать, что Олег Петрович останется у нас на ночь. Он сказал жене, что подождёт поезд на станции. Не отправлять же его, на ночь глядя. Не волнуйся, когда ты проснёшься, его уже не будет.
— Кать, мы же договаривались.
— Но я ещё не успела снять квартиру, а он уезжает! Мне его заказали.
— Здорово! — присвистнул я, — и кто его вычислил?
— Есть специалисты, — туманно ответила Катя, — ну, Тоша, надо!
— Ладно, куда вас девать! Только тихо! И это… ему, вроде, нельзя пить? — Катя звонко рассмеялась:
— Ну, ты Тошка, даёшь! Ладно, иди, пей чай. Если остыл, не стесняйся, заходи на кухню.
— Взяли бы, да устроились в зале, а то неудобно через вас ходить.
— Ладно, не ворчи.
Когда я зашёл в свою комнату, Дима уже выпил чай и ждал меня.
— Пойду домой, — сказал он.
— Может, останешься? — с надеждой спросил я.
— Не, пойду.
А я подумал, что он нехорошо подумал о моей сестре.
— Дим, ты не подумай…
— А я не думаю! Я ничего не думаю, Антон! Ты очень хороший брат и друг! — глядя прямо мне в глаза, сказал Димка, — До завтра.
Я проводил друга, зашёл на кухню, набрать горячего чаю. Катя с Олегом Петровичем сидели за столом, у Кати было налито в стакан красное вино, у мужчины — коньяк.
— Какой у тебя красивый сын, Катерина! Весь в тебя! Сколько ему? Десять?
— Уже двенадцать, — грустно сказала Катя, ласково глядя на меня. Я немного обалдел, но быстро принял правила игры. Кате ведь семнадцать, по закону она несовершеннолетняя, а так, имея такого сына, сойдёт за взрослую.
— Тошка, что-нибудь будешь? — показала Катя на стол.
— Бутерброд с колбасой и сыром сделай, мам, я с чаем поем.
— Хорошо, сынок, я принесу тебе в комнату. Конфет? — я кивнул.
Попив чаю, я лёг спать.
Ночью мне приснилась Катя. Она кормила Сашеньку, иногда бросая на меня задумчивые взгляды. Лицо у неё было несколько помятое, спросонья, что ли. Она сидела на кровати, скомканное одеяло валялось с краю. На короткий миг мне показалось, что одеяло пошевелилось. Я хотел посмотреть в ту сторону, но проснулся.
Сделав потягушечки, нехотя встал, заправил кровать, и пошёл по утренним делам. В окна, правда, уже заглядывало солнце.
Катя хлопотала на кухне.
— С добрым утром, мам, — поздоровался я.
— С добрым утром, сын, — отозвалась Катя.
Когда я вышел из ванной и сел за стол, Катя предложила мне бутерброды с чаем. Сама была невесёлая, задумчивая.
— О чём грустишь? — спросил я.
— Да так, ни о чём, — не глядя на меня, сказала Катя, помешивая кофе в чашке. Это Олег Петрович оставил Кате банку хорошего растворимого кофе.
— Ты знаешь, Олег Петрович звал меня замуж, предлагал усыновить тебя.
— Ты же говорила, он женат? — удивился я.
— У них нет детей, жена у него тоже спортсменка, получила травму, и вот… Хороший человек Олег Петрович.
— А как любовник? — серьёзно спросил я. Катя посмотрела на меня с подозрением, но я смотрел в её глаза без усмешки.
— Тоже хорош, — созналась Катя. — Я дала ему в оба места, и в хранилище, и… Тебя теперь всё равно не дождусь.
— Катя! А если забеременеешь? — спросил я удивлённо.
— Сдам эмбрион в Родовую камеру. Пусть хоть один нормальный ребёнок от него родится. А что ты так спокоен? Не ревнуешь? Это же твоё? — я пожал плечами.
— Знаешь, Тоник, с тех пор, как ты мне отказал, я всё больше и больше хочу тебя! Ты как?
Я прислушался к своим ощущениям.
— Ты знаешь, Катя, никак. Совершенно никаких эмоций. А представлять не хочу, потому что тошнит.
— Что же с тобой сделали, Тоничек?
— Это вы с Катей сделали, Катя. Во мне нет тестостерона, и не будет ещё лет двадцать! Вот что вы со мной сделали. И не говори, что только та Катя плохая. Она — это ты.
— Я не спорю, Тоник, но честно тебе скажу, что, будь я на её месте, никогда не отправила бы тебя никуда, схватила бы и держала, если бы ты куда собрался. Даже девочек бы тебе сама приводила, чтобы тебе не было скучно.
— Это ты теперь говоришь, когда поняла.
— Да, Тоничек, я потеряла тебя. Иди, поцелуй свою маму, — я подошёл, она стала целовать меня, от неё несло лёгким запахом перегара.
— Пусти, Катя! — вырывался я. Катя смеялась, легко меня удерживая.
— Кать, пожалуйста, не пей вино! От тебя плохо пахнет! — не выдержал я, и Катя отпустила меня.
— Стала ещё противней? — спросила она.
— Хочешь, я напьюсь, а назавтра буду тебя целовать?
— Я тебе напьюсь, мелкий! Иди, гуляй со своей Машей!
— Денег дай.
— Я тебе вчера давала.
— Надо опять продукты закупать, — ответил я.
— Ладно, возьми в сумочке, сколько надо, — я покопался и нашёл деньги. Забрал половину, распихал по карманам. Карманы оттопырились. Пришлось половину спрятать у себя под подушкой.
Найдя в шкафу серые трикотажные шортики и такую же серую маечку с лисёнком на пузе, переоделся в них, не забыв сунуть в карманы деньги, и пошёл гулять.
— Мам, я гулять!
— Хватит уже! — недовольно проворчала Катя, выходя. Увидев меня, замерла:
— Ты надо мной решил поиздеваться?
— Почему? — выпучил я глаза.
— Специально так оделся?
— Как? — испугался я, оглядывая себя со всех сторон, не торчит ли где хвост.
— В такой одежде мы бегали в детстве. Ты мне так мстишь?
— Катя, на серой одежде не видно пыли. Ты же знаешь, дети вечно возятся в пыли или в грязи. Да и лисёнка у нас не было… — Катя обняла меня крепко, поцеловала в макушку:
— Ладно, извини… сынок. Давай, так будем играть? Хотя бы дома? — я кивнул, обулся и выбежал из квартиры. Вот ещё! — возмущался я, сбегая вниз по лестнице, — нашла, что вспомнить! Извини, Катя, но я живу уже третью жизнь, теперь всё заново! Вот разберусь со старыми долгами!.. Вспомнив сон, стиснул зубы: ну, Катя! Пожалеешь! Задумавшись, налетел на женщину, чуть не сбив её с ног. Но сумку она всё же уронила.
— Куда несёшься, оглашенный! — я притормозил, поднял сумку, подал женщине.
— Лифт, разве, не работает? — спросил я.
— Сам не знаешь?
— Я всегда вниз сбегаю, без лифта.
— А, это ты сын той девушки, что въехала недавно? — узнала он меня.
— Почему сын? — удивился я, — Она что, так плохо выглядит?
— Тогда кто ты ей? Младший брат? Почему без родителей? Если сестре приспичило, хоть бы ребёнка с собой не брала, бесстыдница!
— А что? — распахнул я глаза.
— Что? Днём один молодой человек, вечером другой. Ты бы сказал ей, что люди всё видят!
— Хорошо, тётенька, скажу, спасибо! — я побежал дальше. Ай, да Катя! Успела-таки с тем молодым студентом! Почему студентом? А у кого денег нет? Или у пьяниц, или у студентов! Интересно, Катя кормила его? — я рассмеялся. Мне было легко и весело, на улице меня ждали друзья.
Друзья меня ждали. Только Витьки с мячом не было, и Маши.
— Маша не выходила? — спросил я ребят.
— Не выходила, — ответил Димка, пожимая мне руку, — она, наверно, сегодня не выйдет, долго со Славкой гуляла.
— Ты откуда знаешь? — подозрительно спросил я.
— Я ещё долго сидел, ждал, когда мои спать лягут.
— Я же говорил…
— А! — махнул рукой Димка, и я подумал, что Димка хотел сказать, что у меня то же самое.
— Пойдём, по гаражам побегаем? — предложил Гришка. Все согласились немного размяться.
Гаражи стояли плотно, мы залезли на крышу крайнего из них, и стали бегать, громко топая и крича.
Так и бегали, пока какой-то мужик не прогнал нас, грозя оборвать уши.
Странно, подумал я, в своё время я никогда не прогонял пацанов. У нас и девчонки бегали по гаражам, я только предупреждал, чтобы осторожнее бегали, помогал слезть девочкам.
Мы уже разогрелись, сидеть на одном месте не хотелось. Решили поиграть в прятки.
Водить выпало мне. Не зная закоулков, я долго оставался водящим, пока не застукал Вовку, брата Гришки. Они не близнецы, двойняшки.
Оставив Вовку считать, разбежались кто куда. Я спрятался за гаражами, в кустах, и столкнулся нос к носу с девочкой лет десяти. Она испуганно отпрянула.
— Стой! — зашипел я, — я здесь прячусь!
— Я знаю, — прошептала девочка, — я смотрю, как вы играете.
— А почему сама не играешь с нами? — девочка вздохнула:
— Я стесняюсь. — Я пригляделся к ней: светлые, почти белые, волосы, заплетённые в куцые косички, перетянутые аптечными резинками, почти невидимые ресницы и брови, облупленный нос и содранные коленки. Одета была в белую, скорее серую, маечку и выцветшую голубенькую юбочку в мелкий белый горошек.
— А с девочками? — девочка повела загорелым плечом, сморщилась.
— Ладно. Сиди здесь, сейчас закончим игру, попрошу пацанов, чтобы взяли тебя, — девочка просияла.
Я выглянул из-за гаражей, увидел, что Вовка далеко, побежал и застукал себя. На брёвнышке уже сидели почти все ребята.
— Пацаны, я нашёл одну девочку, хочет с нами играть.
— А, это Алиска Семёнова. Да ну, с девчонкой!
— Что, девчонка, не человек? Возьмём в игру, посмотрим, может, она ещё смелее и быстрее некоторых будет?
— Что, Антон? Бросила тебя Машка? — весело спросил Гришка, — Славка приехал, и прощай, любовь? Ты теперь другую девочку нашёл?
— Гришка, перестань! — буркнул Димка, — Машку гулять не пускают.
— А с кем она ночью гуляла? Не со Славкой?
— Так я пойду, приглашу девочку? — спросил я, вставая.
— Приглашай! — махнул рукой Гришка. Я сбегал в кусты и позвал девочку. Обрадовавшись, Алиса побежала за мной.
Представил её ребятам, и мы продолжили игру. Я и забыл, насколько эта игра захватывающая! Сладкое замирание в груди, когда прячешься, а мимо тебя проходит водящий, потом выскакиваешь, бежишь изо всех сил к дверям гаража, застукиваешь себя.
Алиска бегала и пряталась ничуть не хуже нас, к ней уже привыкли, ничуть не стеснялись.
Но, конечно, здесь мы тоже помешали, нас выгнали, потому что пришли мужики, открыли гаражи, начали ковыряться в своих машинах, потом устроились за импровизированным столом, достали бутылку. Пришлось уходить на площадку, где вчера играли в футбол. Сегодня там опять бегали с мячом большие пацаны. Витька-вратарь стоял на воротах, в него пробивали с такой силой, что Витька влетал вместе с мячом в ворота.
Подошёл Славка, увидев меня, протянул руку:
— Привет, Тоха! Смотрю, держишь слово! Завёл другую подружку? — я оглянулся, Алиса стояла почти вплотную со мной. Я пожал плечами:
— Мы все дружим, что мальчики, что девочки.
— Вот и дружи, а Машку не трожь!
— Ей что, в сторонке стоять? — удивился я.
— Ты в сторонке стой, — сказал Славка, — а то только и слышно: «Ах, Антошка такой, ах, Антошка сякой»!
— Слав, — примирительно сказал я, — мы скоро всё равно уедем.
— Тем более, не дури девчонке голову! — я сильно удивился. Он что, серьёзно, с Машей?
— Хотите в футбол поиграть? — спросил Славка.
— Хотим, — кивнул я, и мы пошли играть в футбол. К обеду почти все разошлись по домам, остались мы с Димкой, и Алиска.
— Дим, мне опять надо в магазин. Пойдёшь со мной?
— А мне можно, с вами? — нерешительно спросила девочка.
Я с радостью согласился. Отряхнув одежду от пыли, повёл своих друзей в магазин.
Когда принесли домой кучу продуктов, Алиска развела кипучую деятельность, заставив чистить картошку, разморозила курицу, Димка порубил её, Алиса поставила курицу в духовку, запекаться, по своему рецепту. Мы начистили картошки, полную кастрюлю, поставили вариться.
Попутно Алиса рассказывала, что дома она за хозяйку.
Позвонила Катя, сказала, что будет поздно. Я горестно вздохнул.
— Можешь пригласить друга, переночуете вдвоём.
— Ты что, не придёшь? — испугался я.
— Может быть, Тоша, не скучай, я ещё позвоню.
— Ты что расстроился? — спросил меня Димка.
— Катя не придёт. Может, останешься, на ночь?
— Не знаю, Тошка, — неуверенно сказал Димка.
— Специально для тебя раскладушку купили, а ты мнёшься!
— Да не мнусь я, мама не отпустит. Она сегодня одна, воспитывать будет.
Я вздохнул. Почему-то страшно оставаться одному. Но не говорить же об этом при девочке!
— Я тоже боюсь одна оставаться, — негромко сказала Алиса, проверяя курицу. Я благодарно посмотрел на неё.
Когда курица запеклась, а картошка сварилась, мы наелись и опять побежали на улицу.
Наши друзья сидели на лавочках, ожидая нас. Футбольная площадка опять была занята, на гаражах дядьки пили водку. Ребята думали, чем заняться.
— Ребята, давайте сражаться на палках? — предложил я.
— Это как? — удивились пацаны.
— Потом можно попросить пап выстругать деревянные мечи, а сейчас можно разыскать палки подходящего размера, и фехтовать, как на мечах или саблях.
— Где мы столько палок наберём? — скептически поинтересовался Гришка.
— Пока можно две, попробуем, по очереди, потом ещё найдём.
Две подходящие крепкие рейки мы всё-таки стырили у гаражей, спрятались в нашем крохотном парке, и начали тренировку.
Я пытался вспомнить приёмы сабельного боя, получалось плохо. Технику я знал, а тело не слушалось.
Но всё равно среди ребят я выглядел неплохо. Особенно хорошо получалось у меня тренировать, показывая, как надо стоять, как держать «саблю», как владеть телом, чтобы, не сходя с места, одним поворотом корпуса, уходить с линии атаки. Учиться делать наклоны вперёд, назад, в стороны.
Со стороны видно всё хорошо, но, когда пытался показать сам, у меня ничего не получалось.
— Всех учишь, а сам ничего не умеешь! — кричали мне пацаны. Только Алиска ничего не говорила, упрямо сопела и беспрекословно слушалась меня.
— Не хотите, не учитесь, — сказала она, когда я несколько раз пытался поправить стойку Мишке, терпеливо показывая на ошибки, а Мишка психовал, ругая меня нехорошими словами.
— Да, Миша, сразись с Алисой.
— Пфы! — фыркнул Мишка. Он был самый высокий, Алиска вообще выглядела кнопкой.
Я поставил их друг против друга и объявил бой.
Мишка кинулся в атаку и остановился, с удивлением увидев у своего горла «саблю» Алисы.
— Алиса, ты вундеркинд! — захлопал я в ладоши, — Теперь ты должна поправлять мою стойку!
Увидев, как усвоила уроки Алиса, все стали учиться более упорно.
Ребята, заинтересовавшись фехтованием, где-то раздобыли палки, потихоньку отрабатывали удары, уже начали просить меня посмотреть, правильно ли они стоят, как держат «саблю».
Увлёкшись, я не заметил, что у нас появились зрители. И среди них была Маша.
Когда я её увидел, сердечко дало сбой. Я заулыбался и подбежал к ней.
— Маша, я соскучился! — Маша тоже улыбнулась мне, грустной улыбкой:
— Тоша, у меня дома сегодня один отчим остаётся, мне не хочется идти домой.
— А я сегодня один, — загрустил я, думая, что, наверно, зря я сказал Кате, чтобы она работала где-нибудь в другом месте.
— Тоша, можно, я сегодня у тебя переночую? — вдруг спросила Маша.
— Ночуй, конечно, если тебя мама разрешит.
— Разрешит, я часто у подружки ночую.
— У подружки?
— Ну да, — удивилась Маша, а ты думал, у кого?
— Я думал, что я-то, не подружка, — слегка порозовел я.
— А! — улыбнулась Маша, — Тебя моя мама уже видела, похвалила меня, что я подружилась с таким хорошим мальчиком.
— Выдумываешь ты всё, Маша!
— Ничего не выдумываю!
— А вот и выдумываешь! — весело возразил я, — Прямо с первого взгляда твоя мама определила, что я хороший мальчик?!
— Конечно! — удивилась Маша, — Я тоже с первого взгляда поняла, какой ты чудесный.
Маша окончательно заставила меня покраснеть.
— Тоша, а ты что, с Алиской дружишь?
— Не один я, все с ней дружат.
— Когда тебя не было, она не играла с мальчишками, стеснялась, что ли, только издали смотрела, а как ты появился, сразу подружилась. Странно.
— Да ладно тебе! Она ещё маленькая! — у Маши уже видны были аккуратные грудки под футболкой, а у Алиски грудь была, как у меня, худая и костлявая.
— Может и маленькая, но учится в нашем классе.
— Да? Никогда бы не подумал! Да, Маша, ты обещала дать список учебников.
— Давай завтра, сегодня не пойду домой.
— Маш, хочешь с нами поиграть?
— Давай, поиграем.
За всё время нашего с Машей разговора Алиска ни разу не посмотрела на нас.
Так мы играли до вечера, потом сидели на лавочках, делились своими переживаниями, а я всё думал, правду сказала Маша, что останется со мной, или пойдёт домой. Не хотелось идти одному в пустую квартиру.
— Скоро в школу! — вздохнул кто-то. Все замолчали. Такие длинные каникулы быстро подошли к концу. Зная примерное расположение Славутича, я знал, что скоро зарядят дожди, похолодает.
Мы с Катей уйдём, домой… Мне вдруг расхотелось уходить отсюда. Здесь такие славные ребята, ещё Маша. Алиса тоже ничего, но она пока ещё больше мальчик, чем девочка, хотя Маша правильно говорит, не зря она оказалась в нашей компании.
Пожить бы здесь годик, или два, пока не почувствуется разница в возрасте.
О Кате я уже вспоминал не с такой остротой. Что по ней скучать, когда рядом со мной есть настоящая Катя? По Сашеньке больше скучаю. Вспомнил, как каждый день стоял на крыльце своего дома, отчаянно тоскуя, вглядываясь туда, откуда должна появиться Катя.
Попробовал представить это чувство, и не смог, теперь только страх перед одиночеством мучил меня.
Начали звонить мобильники, зазвонил и у Маши.
— Мам, я у подружки переночую? Да, у Алёны. Тебе не жалко свою дочь? Тебе, может, и ничего…
Маша отключила телефон.
— «Ничего не сделает», — передразнила она мать, — это Тошка мне ничего не сделает, а папашка… — она замолчала, задумавшись.
— Ты чего, Маш? — спросил я, — Где Славка?
— Что? Славка? Пошли куда-то пиво пить. Да ну его, вчера до полуночи были на дискотеке, пробовала это пиво, не понравилось. Дома ещё мамка раскричалась. Славка целоваться лез… Тошка, а ты целоваться умеешь?
— Наверно… — опять стал краснеть я.
— Что значит, «наверно»? — спросила она, — не целовался, что ли ещё ни разу?
— Целовался…
— С кем это? — ревниво спросила Маша. Я сразу не заметил, что друзья слушают наш разговор.
— С Катей, — ответил я.
— Это не считается, — все разочаровались.
— Почему это не считается? — возмутился я, вспоминая первые наши с Катей поцелуи.
— Потому что она твоя сестра!
— А сестра уже не девочка?!
— Не считается!
— Зато она меня научила правильно целоваться!
— Покажешь? — вдруг спросила Алиса, которая сидела, поставив ноги на скамейку и натянув юбку на коленки. Все замолчали, разглядывая это чудо природы.
Алиса посмотрела на всех по очереди, встала и пошла домой.
— Алиса, подожди! — крикнул я, но девочка не оглянулась, а я не решился пойти за ней, иначе Маша рассердится, и мне придётся ночевать в пустом доме одному.
— Ну вот, девочку обидели, — вздохнул я.
— Никто её не обижал, — сказал Димка, — сама на себя обиделась.
— Да, ребята, надо же так обнаглеть: при всех предложить мальчику поцеловаться! — услышал я незнакомый голос, и увидел рыжую девочку.
— Алёна! — обрадовалась Маша, — Познакомься, это Тошка! То есть, Антошка, Антон!
— Как всегда, всё лучшее достаётся тебе, — заметила Алёна, — привет, Антошка! Почему ты не рыжий?
— Почему я должен быть рыжим? — удивился я.
— Потому что в мультике Антошка, который не хотел копать картошку, был рыжим. Но это неважно, был бы ты рыжим, был бы мой… да ладно, Маш, выручу, первый раз, что ли?
Ребята стали расходиться, мы с Машей переглянулись, и пошли ко мне домой.
— Кушать будешь? — спросил я, когда пришли.
— Ты меня постоянно кормишь, — рассмеялась Маша, — прямо как мама.
— Если будешь, хозяйничай на кухне, я помоюсь и переоденусь, опять весь пропылился.
— Можно мне тоже помыться? — спросила Маша.
— Конечно, сейчас полотенце достану.
Потом сидели и уминали пюре с вкусной курицей.
— Это ты готовил? — спросила Маша.
— Пюре я, курицу запекала Алиса, — заметив, как изменилось лицо Маши, я поспешил успокоить её:
— Маша, Алиса для меня такой же друг, как и все остальные.
— А я?
— Не знаю, Маша, ты мне нравишься больше всех. Но мы же скоро уедем! Не надо злиться на Алису, мы всё равно расстанемся. А пока мы вместе, будем радоваться, ладно?
— Конечно, Тоша!
Я постелил Маше в зале, на диване. Пусть смотрит телевизор, я всё равно ничего не понимаю, что там показывают. Да и зачем мне вникать в эту жизнь?
Зазвонил мой телефон.
— Катя! — обрадовался я.
— Соскучился? — с улыбкой спросила Катя.
— Очень! — искренне сказал я.
— Тошка, я только утром приду, не скучай там, хорошо?
— Кать, мне страшно одному, приходи раньше, ладно?
— Сегодня уже не могу, Тоша.
— Не сегодня, завтра, послезавтра.
— Тош, ты сам сказал, чтобы я дома не работала, — я вздохнул.
— Не вздыхай, Антошка! Вернёмся домой, там тебя ждёт Алия, сразу про меня забудешь!
— Мне здесь нравится, — сказал я.
— Ещё бы! — невесело рассмеялась Катя, — Все девочки твои.
— Не только из-за девочек, здесь и ребята хорошие друзья. Пожить бы здесь, хотя бы годик.
— Сам знаешь, что это невозможно. Вот вам с Катей дали такую возможность, и что? Ты опять со мной скитаешься, — я молчал, только сопел в трубку. Стыдно. Катя там меня бросила.
— Тошка, — послышалось в трубке, — Тош?
— Что, Катя?
— Я люблю тебя, Тоша.
— Я тоже, — хрипло ответил я, и связь прервалась.
— Маша! — позвал я, включая телевизор — Я тебе постель застелил.
Пришла Маша, мы посидели рядом, посмотрели телевизор.
— Тоша, ты, правда, умеешь целоваться?
— Умею.
— Поцелуй меня? — я внимательно посмотрел на неё, потом прикоснулся к её мягким губкам, несколько раз мелко поцеловал их, от уголка до уголка, потом, когда она приоткрыла ротик, дольше целовал её вкусные губки. Было необыкновенно приятно.
Отодвинувшись, посмотрел на Машу, глаза у Маши радостно блестели, щёчки заалели.
— Ещё! — попросила она. Я ещё поцеловал, Маша обхватила меня руками, и долго не отпускала.
— Маша, хватит, а то не уснём, — сказал я.
— Ты так целуешься! — с придыханием сказала Маша, — Я думала, знаю, что такое поцелуи! Оказывается, ничего я не знаю! Давай, ещё?!
— Маша, больше нельзя, нельзя!
— Почему? — удивилась Маша, расстроившись.
— Я не могу тебе всё объяснить, но, если мы продолжим целоваться, ты не сможешь расстаться со мной.
— Я и так не хочу с тобой расставаться!
— Маша, мне придётся уехать! Я смогу завтра тебе подарить ещё два поцелуя.
— Ты прямо какие-то сказки рассказываешь!
— К сожалению, не сказки.
Хорошо, что меня предупредили, чтобы я не целовался со смертными. Кто предупредил? Конечно, Алия! Перед нашим уходом они с Маем пригласили меня на вечеринку, и там всё мне объяснили.
С трудом оторвавшись от этой чудесной девочки, я пошёл спать. Немного поворочавшись, потрогал языком губы, ощущая вкус поцелуя, и уснул, со счастливой улыбкой.
Проснулся я с ощущением счастья. Потянулся, и понял, что не один. Приподнявшись на локте, увидел, что рядом со мной мирно спит Маша.
Может, я ещё долго любовался бы девочкой, но время! Скоро придёт Катя. Что будет! Если я ещё не стоял в углу, то теперь точно постою! Или уши надерёт!
— Маша! — осторожно потряс я девочку за плечо.
— Ну что? Дай поспать.
— Ах, так! — я встал на колени, схватил подушку.
— Маша! — коварным голосом сказал я. — Вставай! — ноль внимания. Тогда я ударил девочку подушкой по голове. Маша вскочила, схватила свою подушку, и мы стали драться.
Запыхавшись, стояли на коленках и смотрели друг на друга.
— А я вижу! — показала Катя мне на плавки.
Я машинально посмотрел вниз и получил удар подушкой по голове, от которого уткнулся носом в одеяло. Маша вскочила и бросилась бежать, я настиг её возле туалета, схватив за талию.
— Пусти, Тошка! В туалет хочу! — смеялась Маша.
— Беги, — отпустил я девочку, — а то описаешься! — Маша рассмеялась и скрылась за дверью, а я пошёл заправлять кровать. По всей комнате валялись купюры, выпавшие из-под подушки, куда я их вчера спрятал. Собрав деньги, заправил постель и пошёл умываться.
Когда вышел, Маша уже ждала меня, мы поменялись местами. Мы с Машей так и ходили, я в одних плавочках, она в плавочках и маечке.
— Маш, собери свою постель, и одевайся, а то скоро Катя придёт.
— Ругаться будет? — донеслось из ванной.
— Или в угол поставит, или уши надерёт. Или сначала уши, а потом в угол.
— Строгая у тебя сестра!
— А то! — с гордостью сказал я, отправляясь в комнату, одеваться. Пропылившуюся и пропотевшую одежду опять в стирку. Порывшись в шкафу, нашёл чёрные шорты и майку.
Увидев меня, Маша сказала: — Какой ты! Что ни надень, всё тебе идёт!
— Маша, не прибедняйся! Ты тоже красавица!
— Да ну… — кокетливо сказала Маша.
— Пошли, чаю попьём, что ли?
Когда почти весь чай был выпит, мы услышали шум открывающейся двери. Я вскочил и помчался встречать Катю.
— Катя! — кинулся я ей на шею. От Кати пахло табаком и вином, но для меня этот запах показался самым лучшим в мире.
— Тошечка! Сынок! — ворковала радостная Катя, крепко обнимая и целуя меня.
— У нас гости, — шепнул я.
— Кто? — удивилась Катя.
— Маша.
— Маша? — удивилась Катя, снимая обувь, — С утра?
— А что такого? Катя! — Опять я обнял Катю, расплываясь в улыбке, — Как я соскучился!
— Эх, Тошка! — вздохнула Катя, — Если бы ты скучал по мне, не как по маме…
— Кать, не надо. Пойдём, умывайся, а я наложу тебе кушать.
— Чем порадуешь?
— Запечённая курица с пюре.
— Ты не перестаёшь меня удивлять.
— У меня хорошие друзья.
— Я рада за тебя. Здравствуй. Маша! — приветливо поздоровалась Катя с моей подружкой.
— Здравствуйте! — встав и слегка поклонившись, сказала Маша.
Пока Катя мылась и переодевалась, я разогрел ей завтрак.
Дождавшись, когда Катя выйдет, отпросился на улицу.
— Ну вот. Говоришь, соскучился, а сам за дверь! — заворчала Катя.
— Ты всё равно сейчас спать ляжешь. Мне скучно будет.
— Да, Тошка, устала я, ночь почти не спала.
— Кать, я пораньше приду! Я ещё чего-нибудь куплю.
Мы с Машей побежали вниз по лестнице.
— Тошка! А почему тебя сестра называет сыном?
— Мы так играем.
— А кем работает твоя мама?
— Охотником за головами.
— За какими головами? — удивилась Маша.
— Ловит человека, и берёт у него… интервью!
— Она что, корреспондент?
— Нет, антрополог.
— Что это значит? — спросила Маша.
— Изучает человеков.
— Человеков?
— Ну да. Здесь же нет ангелов, поэтому она изучает человеков.
— Понятно, — протянула Маша, — мы вышли из подъезда, взялись за руки и весело зашагали на нашу площадку.
На площадке нас увидели не только наши ребята, но и Славка. Посмотрел издали, но ничего не сказал. Мы стали играть в футбол, потому что большие пацаны куда-то пошли.
Я заигрался, и не заметил, что, Маша исчезла.
— А где Маша? — удивился я, покрутив головой.
— Наверно, домой пошла, — сказала Алиса. Сегодня она была в маечке и шортиках, и играла с нами в футбол.
Тут подбежал запыхавшийся мальчишка лет восьми:
— Ты Антон? — спросил он меня, — Тебя Маша зовёт, она у тех гаражей, — показал он пальцем, и я побежал к гаражам, на ходу натягивая майку.
Маши там не оказалось. Были там Славка с друзьями. Я оглянулся. Бежать было некуда.
— Ну что, Тошка-картошка, я тебя предупреждал? Предупреждал. Ну и не обижайся! — Славка врезал мне между глаз, я отлетел на метр, больно ударившись о землю, ободрал руки и ноги.
Славка, словно нехотя, подошёл ко мне и несколько раз пнул по бокам.
— Ещё раз подойдёшь к Машке, не так получишь, — Славка постоял, подумал, и стал расстёгивать ширинку: — Продезинфицирую твои ссадины… — приготовился помочиться на меня.
Я извернулся и ударил ему между ног. Наступил второй раз на те же грабли! Славка недолго корчился от боли, я не успел встать, как он начал меня яростно пинать по рёбрам, по голове, куда попало. Боль яркими вспышками отдавалась в голове, дыхание сбилось.
— Кончай, Славка, убьёшь ещё! — услышал я, и погрузился во тьму.
Очнулся я от того, что кто-то рядом со мной горько плакал. Приоткрыв глаз, увидел сидящую возле меня Алису.
— Ты чего? — прохрипел я.
— Тоша, очнулся! — всхлипнула Алиса, — Я позвонила в «скорую помощь», а они мне: «девочка, не балуйся»!
— Не надо «скорую», — прошептал я, — позови кого-нибудь, отведите домой.
— Сейчас! — воскликнула Алиса, и умчалась. Скоро подошли ребята, испуганно смотрели на меня, не решаясь подойти.
— Может, у него кости переломаны или позвоночник перебит? — засомневался Мишка, — нельзя трогать, пока «скорая» не приедет.
— Не надо «скорую»! — не выдержал я, — Помогите до дома дойти. Позвоночник цел, а рёбра срастутся. Дима, что стоишь? Помоги.
Ребята решились, подняли меня на ноги, и повели домой. Я смог передвигать ногами.
Когда подходили к моему подъезду, нас увидела Маша. Подбежав, жутко вскрикнула.
— Что с ним? — спросила она ребят.
— Славка твой побил, — Маша замолчала, помогая ребятам. Открыли входную дверь моим ключом, вызвали лифт, довезли наверх.
Открыв дверь нашей квартиры, занесли моё побитое тельце внутрь. Маша сразу стала кричать:
— Тётя Катя! Тётя Катя!
— Ну что у вас? — вышла заспанная Катя, кутаясь в халат, — Что это вы сюда принесли? — удивилась она.
— Это Тошка! — Маша заплакала.
— Не плачь, Маша, несите его в ванну, отмоем сначала. Поспать не дадут! — потянулась Катя.
— Ребята, несите Тошку в ванну, и уходите, останутся только Маша и ты, девочка.
— Алиса, — пискнула Алиса.
— Вот и хорошо, Алиса, раздевайте его, только осторожно. Всего, конечно, что вы, ангела ни разу не видели? Ну, так смотрите. Ангел с перебитыми крыльями! — усмехнулась Катя, включив воду.
Приоткрыв глаз, я увидел, что девочки с любопытством разглядывают меня.
— Весь в синяках! — жалостливо сказала Алиса. Маша закусила губу.
Помыв, девочки аккуратно перенесли меня на диван, где мы вчера вечером целовались с Машей, положили на простыню, и Катя, достав мазь, начала мазать меня ею с ног до головы.
Подождав, когда мазь впитается, перевернули на живот, намазали спину и ноги. Завернув в простыню, оставили выздоравливать.
— Видели? — спросила Катя девчат. Ответа я не услышал, — не советую влюбляться в него, погубите свою жизнь. Нет, он хороший. Может быть, самый лучший мальчик в мире, но не для вас. Я не скажу вам всего, а то Тошка рассердится на меня. Дружить дружите, но не влюбляйтесь.
— В него невозможно не влюбиться, — прошептала Алиса.
— Знаю, — вздохнула Катя, — подождите, укол ему поставлю, пусть спит.
Катя пришла ко мне, открыла филейную часть, если её можно так назвать, и сделала мне пару уколов. Я послушно лежал, как положили. После уколов мысли стали путаться, и я уснул.
Утром меня никто не будил, проснулся сам. Потянувшись, по привычке, ойкнул от боли.
Откинув простыню, увидел, что не одет. Сначала удивился, что сплю не в своей постели, потом всё вспомнил, осмотрел своё худое тельце, которое уже почти зажило, встал на ноги, подвигался. Рёбра, вроде, срослись, почти не болят. Обернувшись по пояс простынёй, пошёл в ванную, отмываться.
Посмотрел в зеркало. Тени с глаз уже сходили, к обеду лицо приобретёт нормальный вид.
Заглянул в стиральную машинку, увидел свою одежду. Однако! Мишка на Станции бил аккуратнее, да и ровесник мне был. А тут всё в крови, даже майка порвана, и шорты, тоже…
— Что, Тошка, проснулся? — спросила Катя, выглядывая из спальни, — Что завернулся? Кого стесняешься? Вчера девочек не стеснялся, сегодня перед женой тебе неловко.
— Вчера мне было не до стеснения, — тихо ответил я, не глядя на Катю, — зачем ты им меня показывала в таком виде?
— Когда ты одет, не видно твоей нечеловеческой сущности.
— Всё у меня человеческое! — обиделся я.
— По отдельности, да, но, когда смотришь на тебя целиком, проступает твоя ангельская сущность.
— Аура, что ли? — буркнул я.
— Сам знаешь, ты же с Маем возился. Видел, как он выглядит?
— Видел, но Май природный, а я искусственный.
— Уже не имеет значения, ты с каждым днём всё больше отдаляешься от нас.
— Спасибо, — буркнул я, — ещё спасибо за лекарство. Ты пронесла аптечку?
— Только мазь и инъекции. Немного помогло?
— Катя, после обеда можно погулять?
— Дай, осмотрю, бросай простынь в стирку. Тебя помыть?
— Помой… — покраснел я.
— Ещё краснеет, к тому же. Залезай в ванну. Да, регенерация у тебя нечеловеческая.
— Кать, это же мазь и уколы. Помнишь, тебя избили, я тоже тебя лечил этой мазью?
— Помню, Тоша, помню, ещё я помню, как мы любили друг друга…
— Кать, не начинай, а? Я и сейчас люблю тебя, сильно скучаю, когда тебя нет.
— Да, как брат, или сын
— Ты всегда меня представляла братом. Чем ты теперь недовольна?
— Собой, Тошечка, собой. А регенерация у тебя своя. У тебя внутренние органы были повреждены, рёбра сломаны. Теперь почти всё в порядке.
— Откуда знаешь? — удивился я.
— Тошка, работа у меня такая, должна я знать, здоров человек или болен? Хозяева вживили в меня диагноста.
— Здорово! Кать, хватит уже меня тереть, до дыр протрёшь.
— Тошка! — Катя взяла мою голову в руки, посмотрела в лицо, — Как же я тебя люблю!
Я удивлённо смотрел на Катю, не понимая, о чём она говорит. Катя вздохнула, вытерла меня полотенцем, и взяла на руки.
— Катя, надорвёшься! — смеялся я. Катя тоже смеялась, унося меня в мою комнату.
— Ещё полежишь, или будешь одеваться?
— Одеваться, кушать хочу.
— Ещё бы! — засмеялась Катя, — Столько восстановить!
— Отпусти меня.
— Не отпущу, пока не поцелуешь!
— Мне нельзя целоваться со смертными…
— Ах ты! Разбойник маленький! Целуй, я всё равно уже давно тобой околдована.
Я обнял Катю за шею и целовался с ней, как с сестрой, или мамой. По-моему, Катя обиделась, потому что больше не шутила, увидев, что я нисколько не возбудился от её жарких поцелуев.
— Одевайся, пойду, разогрею остатки курицы, картошка ещё осталась.
— Катя, я покушаю, потом схожу в магазин, куплю ещё чего-нибудь.
— Не в магазин ты пойдёшь, к Маше, — недовольно сказала Катя, — я всё бросила, сказала, что у меня сынок при смерти, а он, вместо того, чтобы провести день с родным человеком, спешит удрать из дома. Ну и беги, я тоже сейчас позвоню, скажу, что ты выздоровел.
— Катя, не надо! — испуганно сказал я, — Я боюсь один!
— Ничего, пригласишь своего Димку, или Машу. Думаешь, я не догадалась, что она у нас ночевала? Наверно, из-за этого получил?
— Не знаю, получил из-за того, что не отстал от Маши. Славка ведёт себя, как собственник, — сказал я, одеваясь.
— А ты как себя вёл?
— Но я же…
— Что, хочешь сказать, не целовался с Машей? Кого ты обманываешь?! Твои поцелуи хуже близости!
— Я только два раза…
— Алиску ни разу, а она уже, как кошка, втюрилась, — мы уже были на кухне.
— Кать, дай поесть, дома будешь фрекен Бок из себя строить, — Катя поставила передо мной тарелку:
— Фрекен Бок? Кто такая, почему не знаю?
— Домомучительница, — сказал я, набивая рот картофельным пюре.
— Хорошо, что напомнил, преподам там тебе несколько уроков хороших манер. Что-то твои друзья не звонят?
— Они думают, я при смерти, не смеют беспокоить, а я сейчас, такой, как выбегу из подъезда, и в футбол!
— Вот-вот. Сразу заподозрят неладное.
— Ты вчера столько показала и рассказала девочкам, что их уже ничем не удивишь.
— Ты что? Слышал? — подозрительно посмотрела на меня Катя.
— Я же не сразу уснул.
— Ладно. На, пей чай. Я так и не купила шахматы, всё некогда и некогда.
— Кать, если хочешь, пойдём, погуляем! Что тебе, всё время надо своих человеков ловить? Отдыхать тоже надо!
— Знаешь, Тоша, может, домой сходим? Освобожусь от улова, потом назад, у нас ещё больше времени будет, здесь пожить. В школу походишь, детство вспомнишь.
— На полдня?
— На полдня.
— Ты нас отпустишь погулять?
— Вы там заблудитесь!
— Вот и хорошо, быстрее переедем за город.
— Мне запретили вас одних отпускать. Гулять я с вами должна только в парке.
— А с кем они сейчас?
— Со мной, конечно! Ты что, забыл? Там время не идёт!
С тоской посмотрев на голубое небо за окном, решил, что полдня ничего не изменят. Лицо и тело как раз, придут в норму, пойду гулять. А Катя? Опять уйдёт на всю ночь?
— Катя, ты сегодня останешься на ночь, если сходим домой?
— Останусь. Это тебе после Родовой камеры только есть хочется, мне немного больно.
— Ты там спишь?
— Сплю, конечно, всё равно неприятно.
— А Катя сама родила, — вздохнул я, — а потом выгнала меня. Почему она так сделала, Катя? Ты ведь должна знать.
— Не знаю, Тоник, честно говорю. Твои сны тебе ничего не объясняют?
— Что-то там есть, или кто-то. Не могу понять. Или время там стоит? Хотя нет, сны разные.
— Ну что, наелся? Пойдём! Где ворота?
— В туалете! — засмеялся я.
Пока Катя не ушла в Родовую камеру, я у неё отпросил Мая и Алию погулять по парку.
— Что здесь, опасней, чем у нас? Никто здесь на нас нападать не будет!
Ребята пошли одеваться и пропали. Я уже давно ходил по комнате, сунув руки в карманы маленького полукомбинезона с коротенькими штанинами.
Комбинезончик мне нравился, на нём было много карманов, куда можно было положить множество полезных вещей. У меня там хранился перочинный ножик, со многими приспособлениями, катушка со сверхпрочной нитью, которую можно было прицепить за карабин, закрепленный на толстом кожаном поясе. Также был складной стаканчик большого объёма, запасной коммуникатор, маленькая походная аптечка с диагностом. В боковом кармане шорт пряталась рогатка. Про рогатку не знала даже Катя, это было наше единственное оружие, был и боеприпас к нему. Надо было только пристрелять её.
Складную кошку я прицепил к другому карабину. Сзади у меня был закреплен пружинный арбалет, замаскированный под игрушечный бластер. Этим арбалетом можно было забросить кошку на забор, и подняться на сверхпрочной нити, если надо будет. Катушка была со встроенным моторчиком.
Все эти богатства я нашёл не в комнате у Тоника, а в его лаборатории, оказывается, была у него такая, Май показал.
Рассмотрев предметы, я оценил их по достоинству, и сейчас играл в инопланетного первопроходца.
На голове у меня была панама цвета хаки, как и комбинезон, на ногах сандалеты.
Когда вышли Май и Алия, я застыл на месте.
— Вы на бал собрались? — удивился я, увидев Мая в смокинге и длинных шортах, гольфах, и Алию в пышном розовом платье, — Кто даёт бал? Алия, предупреждаю, я не умею танцевать!
— Мы всегда так гуляем, — смутилась Алия.
— Я собрался побегать, поиграть, а не на бал. Есть у вас такие вещи, как у меня? Быстро переодевайтесь, пока Катя не вышла!
Ребята убежали, я опять стал мерить комнату шагами. Конечно, в комнате тоже было чем заняться, оказывается, у Тоника был здесь немаленький запас игрушек, которыми можно было управлять с пульта, или просто так играть с ними.
Я нисколько не удивился, что мне интересно в эти игры играть.
На этот раз ребята прибежали гораздо быстрее, они тоже оделись в такие же комбинезончики, и мы стали похожи на близнецов.
— Бежим! — сказал я, и мы побежали по переходам квартиры, к лифту.
Я приложил свой коммуникатор к золотой пластине у дверей лифта, и двери растаяли. Войдя в кабину лифта, я сказал, что нам надо в парк. Лифт тут же ухнул вниз, Алия заверещала, радостно глядя на меня. У неё были такие чудесные весёлые глаза, что моё сердечко дрогнуло.
Ещё бы, Алия была настоящей красавицей, утончённой красоты, перед ней меркла даже Катя.
Теперь Алия была моей парой, я это понял. У меня даже появилось подозрение, что весь
этот сыр-бор с моей подставой был задуман где-то здесь. Может, эти маленькие мерзавцы замешаны в этом деле?
Не слишком ли рано? Впрочем, кто их знает, они ведь не люди, мне пока неизвестно чем и как они думают
— Тоник, — ясным голосом спросила Алия, — что у тебя с лицом?
— Задумался, — ответил я.
— Да нет, оно у тебя какое-то пятнистое.
— А, производственная травма!
— Что такое производственная травма?
— Алька, я проводник, мы ходим по разным опасным местам, вот я и заработал плюху!
— Почему ты так меня назвал? — удивилась Алия.
— Мне так нравится, это земное, человеческое, имя.
— Если хочешь, называй меня так, — согласилась девочка, — почему ты не берёшь нас с собой?
— Алия, зачем задавать такие вопросы? — влез Май, — Тоник не берёт нас с собой, потому что ему не разрешают.
— Гулять в парке нам тоже не разрешают, а Тоник нас взял с собой!
Я ничего не успел сказать, потому что мы приехали. Пробежав по широкому стеклянному коридору, за стенами которого буйствовала тропическая зелень, выбежали в парк.
Парк был огромен, ухожен, но были здесь огороженные уголки дикой природы, даже с инопланетной флорой, под огромными куполами. Были и детские площадки.
В одной такой мы застряли, бегая среди аттракционов, играли в войну. Сначала ребята не хотели, навидались на войне всякого, но я объяснил, что главное здесь, не убийства и издевательства, а умение хорошо прятаться и бегать.
Засидевшись в четырёх стенах, ребята самозабвенно отдались игре.
Здесь гуляли и другие ребята, некоторые с любопытством, другие с завистью смотрели на наши весёлые игры. Своим бластером, сильно похожим на настоящий длинный пистолет, я распугивал чопорных тётушек, мирно беседующих на скамейках.
Добежали мы до большого озера, в котором плескались плезиозавры.
— Май, это что, иллюзия? — спросил я мальчика.
— Нет, настоящие, — ответил мне запыхавшийся Май, — давай ещё поиграем!
— Здесь, вообще, можно так играть? — запоздало спросил я.
— Детям здесь всё можно, это же детский парк.
— Почему тогда никто не бегает? — удивился я.
— Потому что дети здесь гуляют с гувернантками, а они говорят, что это плохие манеры.
— Но дети должны бегать!
— Для этого есть спортзал… Алька, куда?!
— А ты поймай! — смеялась Алия, убегая к воротам, ведущим в зоопарк.
Мы кинулись за сестрёнкой. Чуть не потеряли!
— Алька, мороженое будешь? — остановил я её, когда она собралась уже дать дёру за воротами парка.
— А что это? — спросила Алия, останавливаясь. Я удивился, как это, не знать вкуса мороженого?
— Май, в зоопарке должны продавать мороженое.
— В детском парке всё бесплатно, — ответил Май.
— Отведи нас туда, где можно взять что-нибудь вкусненькое, — я взял за руку Алию, и она присмирела.
Май подвёл нас к автоматическому кафе, где можно было сделать заказ, используя коммуникатор, или открыв виртуальную панель с пиктограммами.
— Ты что-нибудь понимаешь в этом? — спросил я у Мая.
— Не больше твоего, — ответил Май, — мы ведь жили в Мире, похожем на твой, папа там вёл какие-то исследовательские работы, пока… — мальчик замолчал. Тогда я обратился к молодой женщине:
— Тётя, где можно взять мороженого?
Женщина, скорее, девушка, по виду не старше Кати, с весёлым удивлением посмотрела на нас:
— Вы, наверно, из другого Мира?
— Да, — удивился я.
— Тогда вам надо вон в тот павильон, — показала девушка на красивое строение недалеко от зоопарка.
— Спасибо! — поблагодарили мы девушку, и побежали к павильону.
Здесь, за стойкой, стояла настоящая зелёная орчанка.
— У вас есть мороженое? — спросил я у неё.
— Мороженое? — переспросила орчанка, — Это из какого Мира?
— Люди его делают.
— Вы же не люди? — удивилась барменша.
— Я пробовал, понравилось. Могу я свою девочку угостить мороженым?
— Смотрите, оно очень холодное! — предупредила орчанка, — Садитесь за столик, молодые господа, сейчас вам подадут.
Мы заняли один из столиков, возле деревянной, или сделанной под дерево, загородки, откуда открывался замечательный вид на парк.
Алия смущённо на меня посматривала. Я весело подмигнул ей, и она порозовела.
Скоро официант принёс нам три вазочки с тремя разноцветными шариками в каждой.
Кушать можно было серебряными ложечками.
— Приятного аппетита, — поклонился официант, явно человек.
— Надо расплатиться? — понял я.
— Если господам угодно, — снова поклонился официант.
Я протянул руку с коммуникатором, официант провёл по нему стилусом.
— Большое спасибо.
Я не стал вдаваться в подробности странного поведения официанта, попробовал мороженое.
Это оказалось настоящее крем-брюле! Я даже глаза закрыл от удовольствия.
Открыв глаза, с удивлением увидел, что ребята не едят.
— Вы что не едите? Очень вкусно! — ребята замялись, тогда я сказал тихо:
— Май, Алька, когда вы со мной, все условности отменяются! Кушайте!
Я сам не знал, что надо сделать, чтобы пригласить ребят к столу, ещё не научился, да и желания не было.
— Алька, кушай очень маленькими кусочками, чтобы не простудиться — предупредил я.
Алия мило улыбнулась мне, слизывая аккуратненьким розовым язычком мороженое с ложечки.
Умиление, наверно, было написано у меня на лице, я даже про мороженое забыл, поэтому, наверно. Алия покраснела, и стала такой миленькой, что я так и застыл с ложечкой в руке.
Май счастливо улыбался, глядя на нас, и поедал своё мороженое.
Посмотрев на него, вспомнил, зачем я здесь. Ох уж, эти женские чары!
Я доел мороженое последним, поглядывая на свою сводную сестрёнку. Алия тоже, уже непринуждённо, улыбалась мне.
Тут заиграл коммуникатор. Развернув окошко, увидел Катю.
— Где это вы? — удивилась Катя.
— Возле зоопарка, — ответил я.
— Возвращайтесь, нам уже пора, Тоник.
— Мы ещё в зоопарк не ходили! — капризно сказал я.
— Не капризничай, уже полдня прошло, нам пора возвращаться!
С грустью посмотрев на своих сводных брата и сестру, сказал:
— Вот и кончилась наша сказка. Пора домой.
— Тоник, — спросила Алия, — когда ты в следующий раз придёшь?
— Вы разве долго ждали?
— Мы не долго, а вы?
— Неделю, или больше.
— Тогда, в следующий раз, пойдём в зоопарк?
— Обязательно, Алька! — Алия расцвела, и я понял, что здесь меня будут ждать.
— Побежали? — предложил я, и мы опять, пугая медлительных прохожих, помчались по дорожкам парка. Я на ходу расстреливал непонравившихся мне персонажей здешних легенд, а, может, и не легенд, статуями расставленных по парку.
Некоторые взрослые улыбались нам, некоторые смотрели неодобрительно, но никто не ругался. Да и зачем ругать детей в детском парке?
Честно говоря, детей было мало, и все они были на привязи, что меня здорово удивило.
Слегка запыхавшись, мы вбежали в лифт, и попросились на сотый этаж.
Весёлые, обмениваясь впечатлениями, мы прибежали в холл, где нас уже ждала Катя.
— Катя! — прыгнул я к ней на руки.
— Осторожнее! — смеялась Катя, которую я облапил руками и ногами, — опять увешался своими железками! Поцарапаешь меня!
— Не поцарапаю! — счастливо улыбаясь, сказал я, они специально сделаны нетравмоопасными!
Май и Алия, с улыбками, смотрели на нашу радостную встречу.
— Я у вас заберу братика? — весело спросила Катя, и улыбки угасли.
— Не расстраивайтесь, мы скоро! Пошли переодеваться? — спросила Катя, целуя меня.
— Пошли, — согласился я, не делая попытки сойти на пол.
— Ах, ты, Тошка-картошка! — засмеялась Катя, и легко понесла меня в мою комнату.
Когда мы вернулись в свою квартиру, был полдень.
— Катя, ты, что будешь делать? — спросил я.
— Отдыхать, — потянулась Катя, — ты отдохнул за полдня, а меня мучили, теперь моя очередь.
— Хорошо, Катя, только никуда не уходи.
— Ладно, будем считать, что ты ещё болеешь, хотя по твоему виду не скажешь.
— Да, мы очень хорошо побегали, поиграли.
— Вы в парке бегали?
— Где же ещё нам бегать? — удивился я, — Это же детский парк! На нас не ругались, даже улыбались
нам.
— Наверно, впервые увидели нормальных детей, — улыбнулась Катя, опять прижимая меня к себе.
Явно не хотела отпускать.
— Мам, я гулять, — попросился я, подняв голову.
— Не нагулялся ещё? — перебирала мне волосы на голове Катя.
— Соскучился по ребятам. Жаль, нельзя в том комбинезончике прийти. Удобный очень.
— Похвастаться хочешь. Дома будешь бегать в нём, ну, иди, а то так и не отпущу.
— Пока! — махнул я рукой и побежал на улицу.
Выбежав из подъезда, никого не увидел. Тогда я кинулся на площадку, там ребята гоняли мяч.
Повертев головой, увидел Димку.
— Дима! — позвал я, подбегая, — Привет! А где девочки?
Димка ошарашено посмотрел на меня, как на привидение.
— Ты что? Завис? — спросил я, помахав перед ним рукой.
— Антон, это ты?
— Нет, королева Английская, — нахмурился я, — что с тобой?
— Это с тобой что? — рассердился Димка, — Вчера как мёртвый был.
— А! Это со мной бывает, плюнь! Девочки где?
— Пойдём, пусть они тоже попадают в обморок.
— А, почему не звонили?
— Звонили, ты не отвечал.
— Наверно, не услышал, — мы шагали в сторону гаражей. Здесь наши ребята обычно играли в прятки.
Сейчас они сидели на брёвнышке, и о чём-то разговаривали.
— Привет! — сказал я, присаживаясь напротив них, на чурбачок. Осмотрел их ошарашенные лица, сам удивился:
— Вы чего? Пошли, лучше, в футбол играть, что вы здесь сидите?
— Тошка, ты? — спросила Маша.
— Ты-то что удивляешься? — проворчал я, посмотрев на Алису, — Катя не говорила?
— Она не говорила, что ты сегодня бегать будешь!
— Она этому не придала значения! — махнул я рукой, — А где рыжая?
— Мало тебе нас с Алиской, тебе ещё Алёнку подавай! — сварливо зашипела Маша, и разрядила обстановку, потому что вскочила и кинулась ко мне, я хотел сбежать, но был пойман.
— Ты мне вчера что-то обещал!
— Вечером, Маша, не при всех же!
Тут уже все нас окружили, стали трогать меня везде.
— Что, уже не больно? — спрашивали меня.
— Почему мне должно быть больно? — удивился я, совершенно забыв про вчерашний день, ведь сегодня я уже полдня бегал в парке с Алией и Маем! Причём в другом Мире.
Нет, я не сравнивал Машу с Алией. Маша была мне другом, Алия теперь мне пара, как когда-то парой мне была Катя. Почему я знаю? Оказывается, у нас не всё говорится словами, ещё и чувствами, образами. Мне это передал Май, Алия подтвердила.
Всё равно, увидев Машу, сильно обрадовался ей.
Я подумал, что, будь я взрослым, как раньше, в каждом Мире оставлял бы свой след, как у Сахов.
Сейчас же я мог только дружить.
— Ну что? В футбол? — спросил я.
— Побежали! — обрадовались ребята.
После игры, пропылившиеся, пропотевшие и весёлые, мы сидели на лавочках, обсуждали последние новости.
Ребята говорили, что, Маша сильно поругалась со Славкой, сказала ему, чтобы больше не подходил к ней.
Спрашивали, как я сумел так быстро выздороветь, я отшучивался. Маша сидела справа от меня, крепко держась за руку, Алиса слева, потом подошла ещё рыжая Алёна, хотела отогнать Алису, но я не дал, сказав, что это Алиса нашла меня, без сознания, и позвала остальных ребят на помощь.
— Опять я в стороне, — обиделась Алёна.
— А ты не опаздывай, — сказала Маша, — Тошка, между прочим, спрашивал о тебе.
— Правда? — заулыбалась Алёна. Я кивнул, сказав, что соскучился за полдня по ребятам.
— Если хотите, я ещё раз прикрою вас, — сказала Алёна. Маша вопросительно посмотрела на меня.
— Сегодня Катя дома. Она догадалась, Маша.
— Надеюсь, не обо всём? — тихо спросила Маша. Я улыбнулся, вспомнив наш утренний подушечный бой.
— К счастью, нет, а то оборвала бы мне уши, и… — я засмеялся, а Маша покраснела:
— Ну, тебя!
— Маша, если у тебя опять будут проблемы, приходи.
— Так не интересно, когда Кати не будет, приду, — мы разговаривали, совершенно забыв, что не одни.
Алиска даже задёргалась под моим боком. Я обнял её левой рукой:
— Спасибо, моя спасительница! — чмокнул её в щёчку. Мне показалось, Алиса сейчас потеряет сознание.
Договорившись назавтра встретиться, мы разошлись по домам. Ребята сказали, что многие папы выстрогали им деревянные, мечи, подогнали сыновьям по руке, сбалансировали так, как подсказали им ребята. Некоторые папы ворчали, удивляясь их настырности, но слушались, многие затупили концы мечей, чтобы мы не выбили кому-нибудь глаз.
Только Алиска молчала, шмыгая носиком. У неё не было папы, они жили вдвоём с мамой в маленькой комнатке, куда мама Алисы даже не могла позволить себе привести друга, если он у неё был.
Димка сказал, что сделал себе меч сам, и я подумал, что попрошу его сделать саблю для Алиски, и расскажу одну сказку…
Домой я бежал с нетерпением, вбежав, увидел Катю, которая уже ждала меня. Я, по привычке, прыгнул ей на руки. Катя крепко прижимала меня к себе, с удовольствием вдыхая запах моего мальчишеского пота.
Катя сказала, что приготовила ужин из остатков провизии, смущённо попросив меня научить её готовить, а то она недавно опозорилась, когда не смогла другу приготовить завтрак.
— Мама, с удовольствием! Завтра накупим продуктов, и будем придумывать, что из них сделать! Ещё можно позвать девчат, и они поделятся с тобой своими знаниями! Тогда ты сможешь удивить всех своих знакомых!
— Тошка, ты всё больше превращаешься в ребёнка! — с грустью сказала Катя, не выпуская меня из рук.
— Да, мам, я с таким удовольствием играю в детские игры, так увлекаюсь, что сладко делается в животе, — сказал я, обняв Катю за шею, и положив голову ей на плечо.
— Тошечка, — ласково сказала Катя, — сынок.
А ночью я вскочил с диким криком, напугав Катю. Катя прибежала, забыв накинуть халат, в одних плавках. Она села ко мне на кровать, прижала к своей тёплой груди, начала успокаивать, напевая какую-то колыбельную песенку.
Слёзы текли у меня из глаз ручьём, я весь дрожал.
— Что тебе приснилось, мой маленький? — ласково спрашивала Катя, целуя мою макушку, потому что лицом я уткнулся ей в грудь.
Немного успокоившись, я, всё ещё вздрагивая, рассказал свой сон.
… Когда Сашенька заплакала, проголодавшись, я встал с кровати, оделся и взял малышку на руки. Я всегда носил её к маме, чтобы она её покормила, потом менял ей пелёнки, и снова укладывал спать.
Потом уже умывался и завтракал сам, готовил завтрак для Кати и её друга, когда тот оставался ночевать. Приходил он часто, когда его не было, Катя ходила злая, придиралась ко мне, даже била, чем ни попадя. Когда приходил друг, она бросалась к нему навстречу, тот давал что-то Кате, она сразу съедала это, сидела немного в кресле, закрыв глаза, а потом снова делалась ласковая и добрая, смеялась надо мной, даже целовала, потом они уходили в Катину комнатку.
Я тоже ждал появления Катиного друга с нетерпением, потому что она не хотела кормить Сашеньку, приходилось заказывать на кухне для неё молочную смесь.
Сегодня с утра друг был с Катей, и я понёс к ней малышку, покормить.
Зайдя к ней в спальню, увидел, что они лежат на кровати, совсем голые, но так они лежали часто, я привык.
— Чего тебе? — недовольно спросила Катя.
— Сашенька кушать просит.
— А, да, давай, а то грудь уже болит.
— Грудь болит? — спросил её друг, помахивая хвостом, — Что надо сделать, чтобы не болела?
— Надо, чтобы малышка высосала оттуда молочко.
— А я на что? — и Катин хвостатый друг приник к Катиной груди. Другую грудь он мял рукой, а я с жалостью смотрел, как молочко тонкими струйками брызжет из груди и бесполезной лужицей растекается по простыне. А у Катиного друга начал расти второй хвост! Спереди.
Катя стонала от удовольствия, потом, увидев меня, сказала:
— Что стоишь? Иди, покорми ребёнка на кухне, видишь, мы заняты? Разоралась тут…, и я вышел.
Услышав мой рассказ, Катя замерла, как каменная.
— Этого не может быть, — прошептала Катя, — это же я! Может, это просто кошмар? После травмы? — с надеждой спросила она меня, вглядываясь в моё зарёванное лицо.
Я отрицательно покачал головой: — Я будто сам там был, не только видел, ещё и помнил, что было до этого. Это Тоник связывается со мной, — снова всхлипнул я, крепче прижимаясь к Кате, которую сейчас принимал за настоящую маму, которая может развести руками любую беду.
— Тошечка, давай, ляжем спать? Я рядом буду, с тобой. Ладно? Подожди, подушку принесу.
— В шкафу возьми, — всхлипнул я. Катя положила подушку рядом с моей, уложила меня, и легла сама, обняв меня, снова стала напевать какую-то незнакомую колыбельную.
— Что это за песенка? — спросил я тихо.
— Интернатская. Мы напевали её, мечтая о приёмной семье, — дрогнувшим голосом сказала Катя, и замолчала, снова закаменев.
— Катя, — прошептал я, — как же так? Мы так мечтали о семье, о счастье…
— Не знаю, Тошечка, не знаю, милый, успокойся.
— Это ты успокойся, Катя. Мама…
— Кто это был? Дэн? — вспомнила Катя.
— Нет, Уран. Я думал, ты его убила.
— Не убила. Вижу, напрасно. Думала, Дэн отомстит за меня, упустили, наверно. Спи, мой хороший, бедный мой, несчастный Тошка, — Катя поцеловала мои мокрые глаза, и я потихоньку уснул, пригревшись в Катиных объятиях.
Когда я утром проснулся, Кати рядом уже не было. Вспомнив ночной кошмар, подумал, что это и не кошмар вовсе. Утром всё показалось проще. Всё равно я не смогу с ними теперь быть, лишь бы с девочкой ничего не случилось. Впрочем, там Тоник, он любит её, это ведь теперь его биологическая дочь, я к ней уже никакого отношения не имею. Разве что, в памяти осталась, как держал её на руках, как купал, пеленал. Или любился с Катей, которая сейчас, наверно, на кухне, пьёт кофе, подаренное хорошим человеком Олегом Петровичем.
Я встал и побежал на кухню.
— Катя! — обрадовался я, увидев её за столом, подбежал, прижался.
— Ну что? — невесело спросила Катя, — Легче стало?
— Да, Катя, ты со мной, и мне хорошо.
— Уже не мама? — усмехнулась Катя.
— Ты мне заменяешь всех, — честно признался я, — и Катю, и сестру, и маму.
— А дочку?
— У Сашеньки есть отец, маленький Тоник. Я смотрел на Сашеньку глазами Тоника, он её так любит! Ты знаешь, Тоник теперь биологический отец Сашеньки!
— Как всё у тебя просто! — возмутилась Катя, — Я тут сижу, переживаю за него, а он уже разложил всё по полочкам!
— Катя, мы можем туда сейчас пройти? Пошли, убьём подлого Урана, вылечим Катю, заберём всех домой! Пошли скорее! — я потянул Катю за руку.
— Ты знаешь, как? — удивилась Катя, вставая.
— Знаю. Надо попасть на Станцию, оттуда на «Мальчике», к Сахам! Это ведь просто! Сколько раз мы так делали!
— Веди, — я замолчал, запустив пятерню в нечёсаные волосы.
— Куда вести?
— На Станцию.
— А как? Я не знаю дороги. Может, сначала домой, там поискать…
— Тошка, мы сможем без скафандров там дышать?
— Я смогу. А где наши скафандры?
— Ваши с Катей у вас дома. «Мальчик» ждёт вас возле дверей.
— Значит, безвыходное положение?
— Пока ты не придумаешь что-нибудь.
— Тогда что же, не будем биться головой об стенку, — вздохнул я, — пойду, умоюсь.
— Тоша, — сказала мне Катя, когда я вышел из ванной, — я пойду на работу, ты уже выздоровел, не скучай! — мне сразу стало грустно, я отвернулся, стоял, теребя короткие штанины своих шортиков.
— Ну что ты, малыш? Приду вечером, обещаю, а то тебе такие страшные сны стали сниться, что даже мне не по себе. Иди сюда, поцелую.
Катя поцеловала меня в щёчку и ушла. Мне взгрустнулось, но, подумав, что теперь никто не запретит мне пойти гулять, хоть на целый день, сел завтракать.
Потом, перетряхнув запасы, почесал затылок: опять надо идти в магазин. Проверил финансы. То, что лежало под подушкой, осталось, а вот из шорт, в которых я был во время избиения, деньги пропали.
Интересно, они меня, бездыханного, ещё и ограбили?! Вообще ничего человеческого нет у этих отморозков. Плевать мне на деньги, надо будет, Катя ещё достанет, но сам факт!
Ещё и отопрутся, всё свалив на моих друзей. Лучше не поднимать вопрос.
Нашёл шорты с замочками на карманах, туда сунул немного денег.
Я уже ориентировался в здешних номиналах и ценах. Вроде наш Мир, но есть много отличий. Деньги совсем незнакомые, номинал ближе к нашему, Советскому, но на купюрах лица царей и президентов, раскрашены деньги цветами Российского флага.
Уровень жизни тоже близок к Советскому, машин немного, незнакомых мне марок, но вполне приятного вида. Рассмотреть получше их нам не позволяли владельцы, отгоняя любопытный мелкий народ от своих железных коней.
А вот супермаркет похож на те магазины, откуда я взялся, да и универмаг, где меня одевали девочки, тоже. Дома очень похожи на те, что стояли в моём городе.
Жизнь мальчишек и девчонок также походила на нашу. С той лишь разницей, что, как бы взрослые ни старались вынудить нас пить пиво, курить или играть в карты, выгоняя нас отовсюду, где можно побегать, мы изворачивались, находя всё новые темы и места для подвижных игр. Если не пускали на футбольную площадку, бегали по гаражам, или играли там, в прятки, если выгоняли оттуда, в роще воевали на деревянных мечах.
Так что, повесив шнурок с ключами себе на шею, я отправился на улицу.
Ребята уже ждали меня. Я сказал, что мне надо в магазин, за продуктами, взял с собой Машу, Алису и Димку. Остальные пошли драться на мечах. На футбольной площадке опять бегали большие пацаны.
— Тошка! — обратилась ко мне Маша, — Зачем тебе учебники? Давай, возьмём тетрадки, дневник, будешь моими учебниками пользоваться, или в библиотеке возьмёшь. Ты же говоришь, ненадолго здесь останешься.
— Да, Маша, жалко будет расставаться.
— Тош, а насовсем остаться? Никак? — спросила Алиса.
— Я бы согласился хоть на год, или два, но Катя не может.
— Антош, а где ваши родители? — вдруг спросил Димка.
— Ммм… — промычал я, не зная, что сказать.
— Что ты пристал к человеку?! — накинулась на Димку Алиса.
— Да я так! — отбивался Дима. А я подумал, что хорошо бы их подружить. Маша, скорее всего, опять помирится со Славкой. Между прочим, все они подранки, у всех нет отцов.
— У меня приёмные родители, — сказал я, — есть ещё сводные брат и сестра, мои ровесники. Папа и мама вечно заняты, Катя присматривает за нами. Сейчас Катя в командировке, я её всегда сопровождаю, чтобы ей не так скучно было. Сами знаете, каково в пустом доме, одному.
Все дружно вздохнули, только Димка сказал, что с удовольствием остался бы один в доме, хотя бы на недельку.
— Дима, когда придёшь ко мне? — спросил я. Дима пожал плечами:
— Наверно, когда дождь будет, — я не стал настаивать.
Пройдясь по магазинам, купили мне канцтовары, которые, по мнению Маши и Алисы, мне были просто необходимы, Дима подтвердил, в общем, хотя половину он оставил бы на прилавках.
— Ты, Димка, совсем ничего не понимаешь! Человек первый раз идёт в школу! — я хмыкнул.
— Я имею ввиду, в нашу школу, — поправилась Алиса, — Ой! — вдруг вспомнила она, — А ты правда…
— Не человек? — усмехнулся я, — Алиса покраснела.
— Разве заметно? — поинтересовался я.
— Ничего не заметно! — сердито сказала Маша, — Алиска, не выдумывай!
— Заметно, — негромко сказал Димка, — надо смотреть правильно.
— Ты потому не остаёшься у меня? — удивился я, — У меня даже хвоста нет!
— Нет у него хвоста! — подтвердили девчонки.
— Да знаю я! — махнул рукой Димка, — Просто чувство неприятное иногда возникает, рядом с ним, будто ты мелкое насекомое! Это, когда Антон задумается, и смотрит сквозь тебя. Тогда здорово заметно, что он другой. Но ты не обижайся, Тошка, я всегда буду с тобой дружить.
— Что мне обижаться? Наоборот, хорошо, что вы понимаете, почему я не могу здесь остаться.
— Всё равно здорово! — улыбнулась Алиса, — Дружить с ангелом!
— До ангела мне ещё очень далеко! — покраснел я, — Давайте, забудем этот разговор? Хочу немного побыть человеком! — засмеялся я. Ребята согласились помочь мне быть человеком.
В супермаркете мы накупили продуктов. Я решил попробовать сделать плов, купили ещё курицу. Приглашу Алису, пусть запечёт, как-нибудь. Взяли колбасы и сыру, для завтраков, конфет и печенья, угощать друзей.
Всё это еле донесли вчетвером, рассовали в холодильник и в шкафы. Потом, когда поставили жариться мясо, Маша утащила меня в мою комнату.
— Ну! — сказала она. Я, приложив палец к губам, потихоньку увёл Машу в Катину комнату, и там, за шторкой, на застеклённой лоджии, поцеловались.
— Как чудесно! — приникла ко мне Маша.
— Маша, Славка, он как, хороший мальчик? — спросил я, немного погодя.
— Я его ненавижу! — скрипнула зубами Маша.
— А если забыть про меня? Мне показалось, он любит тебя.
— Может, и любит, — ответила Маша. Мы так и стояли, в обнимку, положив головы друг другу на плечи, — он мне нравился.
Я больше ничего не стал говорить, и так всё ясно. Мы вернулись на кухню.
Приготовив плов и сварив компот, мы всё это попробовали, и ушли на улицу, где гуляли до темноты. Набегавшись до упаду, сидели на скамейках, обсуждая планы на следующий день.
— Дима, — предложил я, — сделай Алиске саблю. Возьми её с собой, и вместе смастерите.
Алиса с Димой переглянулись, и согласились со мной.
Тогда я рассказал сказку писателя моего Мира, о деревянных кинжалах, сделанных для друга. В этой сказке говорилось, что такой подарок будет в руках друга крепче стали.
— Конечно, ребята, это сказка, но в каждой сказке есть только доля сказки, потому что для друга всегда будешь делать что-нибудь лучше, чем для себя. Чтобы другу было приятно и радостно получить подарок, и тогда он ответит тебе преданностью, жизни не пожалеет ради тебя, всегда прикроет спину.
Я опять вспомнил Катю, которая заслонила меня от стрелы, приняв смерть, и никак не мог понять, что потом могло случиться, почему она предала меня.
Придёт Катя, надо спросить, если решусь. Как-то боязно о таком спрашивать. Потому что непонятно, за такое ведь не прощают, почему она пощадила Урана?
Начались звонки мобильников. Мои детские часы уцелели, никто не захотел их снять. Я посматривал на них с надеждой, но они молчали. Потихоньку редела наша компания, выходили парни постарше, вынесли гитару, начали бренчать и петь песни. Песни мне были незнакомы, пел мальчишка, его голос ещё не начал ломаться, был приятен на слух.
— Это Женька Караваев, — сказала Маша, — Тош, пошли, послушаем?
— Пошли? — спросил я у Алисы и Димки.
Подойдя к ребятам с гитарой, мы встали в ряды слушателей. Мальчишка пел, ему аккомпанировал парень лет семнадцати. Песни были о парусах, каравеллах, мне даже показалось, что я слышал эти песни дома, когда ещё там был мальчишкой.
Заслушавшись, я будто оказался дома, и пропустил начало, а услышав, вздрогнул:
«… тыща лошадей, подков четыре тыщи, лошадям не помогли, мина кораблю пробила днище, далеко-далёко от земли. Люди сели в лодки, в шлюпки сели, лошади поплыли просто так…».
Песня, которую мы пели в юности!
Мальчишка закончил пение, взял панамку, и стал обходить слушателей. В панамку полетела мелочь.
Когда он поравнялся со мной, я бросил самую крупную купюру.
Мальчик поднял голову и встретился со мной взглядом. Потом хорошо улыбнулся, и сказал:
— А я тебя знаю! Ты Антошка! А я Женька.
— Ты часто здесь поёшь? Я первый раз слышу.
— Подожди, Тош, я сейчас всех обойду, поговорим, ладно?
— Ладно, я жду!
Мальчишка быстро обошёл всех, и подбежал к нам.
Я представил ему своих друзей, и мы пошли к лавочке, сели. Женька был возбуждён, его чёрные глаза сверкали. Он что-то хотел сказать, но не решался. Тогда спросил я:
— Жень, последняя песня, откуда она? — Женька помолчал, отвернувшись, потом, нехотя, сказал:
— Это брат сочинил.
— Сочинил, или вспомнил?
— Тош, ты завтра, где будешь? — не стал отвечать на вопрос Женя.
— Здесь, наверно, да, ребята? — все согласились.
— Можно с вами? Мы здесь недавно, с братом, я ещё не подружился ни с кем.
— Вдвоём с братом? — удивился я, — А живёте где?
— Брат снимает комнату, мы зарабатываем деньги вечерами.
— Не обижают?
— Пока нет. Тоша, мне пора, брат ждёт.
— Брата, как зовут?
— Юра. До завтра! — Женька убежал.
— Интересные ребята, — заметил Димка. Я хотел сказать, что очень интересные, но тут зазвонил телефон у Маши.
— Мне пора. Тошка, до завтра?
— До завтра, Маша, — вздохнул я. Катя! Вечно ты забываешь позвонить!
Я обернулся, и увидел Катю!
— Вот ты где! — сказала она, подходя. Я вскочил, и крепко её обнял. Постояв так, посмотрел на друзей.
Алиса сидела вплотную с Димкой, они улыбались нам.
— До завтра! — сказал я им, взял Катю за руку и повёл её домой.
Мы впервые пришли домой вместе. Я улыбался, не знал, за что браться.
— Кать, ты пойдёшь сначала в душ?
— Сходи ты, Тошка, ты быстро, — я засопел.
— Что? — засмеялась Катя, — Понравилось, что я тебя отмываю от грязи, которую ты насобираешь за день? — я опустил голову, покраснев.
— Ладно! — потрепала она мои волосы, — Иди, раздевайся, я сейчас, переоденусь в домашнее и приду.
Я стал набирать воду, быстро скинул одёжку и залез в ванну. Налил в воду жидкость для пены, взбил её, начал нырять, чтобы намочить голову.
— Где тут наш мальчик? — спросила Катя, заходя, переодетая в шорты и майку, — Вот он!
Катя забросила грязное бельё в машинку, завела её, и присела возле ванны, с улыбкой наблюдая, как я купаюсь. Мне было легко и радостно от присутствия Кати.
— Ну что? Накупался? Вставай, буду оттирать от грязи! — Катя взяла мочалку, намылила её, и осторожно начала тереть ею меня.
— Осторожно, глазки закрой… подними ножку! Теперь ручку, другую…, — я буквально таял от нежных прикосновений любимой сестры? Мамы? Неважно!
Катя опять посадила меня в ванну, отмыла ноги, пощекотав пятки. Я смеялся.
— Вставай! — Катя помогла подняться, сполоснула под душем, вытерла полотенцем и взяла на руки.
Я обнял её шею, прильнул к ней. Катя поцеловала меня, со счастливой улыбкой.
— Маленький мой, любимый!
— Мам, а мы сегодня тетрадки купили, хочешь, покажу? — спросил я шёпотом.
— Тошка, мне тоже помыться надо, покушать. Ты голодный?
— Нет, мам, мы сварили плов, с Машей, Алиской, и Димкой.
— Вот умницы! Сам оденешься? — со смехом спросила Катя, осторожно посадив меня на кровать, закутанного в полотенце, — Или помочь?
— Ладно, — сказал я, — иди, купайся, найду что-нибудь.
Поцеловав меня в щёчку, Катя засмеялась, и ушла. Я посидел, улыбаясь, потом выпутался из полотенца, нашёл свежее бельё, оделся и побежал разогревать Кате ужин.
Долго ждал, понимая, что Кате надо помыться тщательно.
Услышав, что дверь ванной открывается, быстро поставил тарелку в микроволновку, а когда Катя вошла, опять прижался к ней.
— Скучаешь по маме? — улыбнулась Катя, я кивнул, с удовольствием вдыхая чистый Катин запах.
Когда согрелся ужин, мы сели кушать.
— Как день провёл? — спросила Катя.
— Ходили за продуктами, купили школьные принадлежности, приготовили плов… мам, мы сегодня встретили интересных ребят. Они пели песни, зарабатывая деньги на жизнь.
— Ну и что? — спросила Катя.
— А вот что. Они пели песню, которую я слышал двести пятьдесят лет назад, на Земле.
Катя перестала жевать.
— Как это?
— Завтра Женька, это мальчик, который песню пел, придёт с нами играть, постараюсь его разговорить.
— Как он попал в вашу компанию? — удивилась Катя.
— Он узнал меня, когда я бросал деньги ему в панамку, назвал по имени.
— Странно. Постарайся узнать их секрет, только осторожно.
— Хорошо, мама.
Когда попили чай, я помыл посуду и потянул за собой Катю:
— Пойдём, покажу свои покупки.
Усадив Катю за стол, выложил свои приобретения.
— Ой, Тошка! — заулыбалась Катя, — Я тоже училась в школе, у нас были похожие тетради, ручки…, - Катя понюхала тетрадь, улыбнулась счастливо, — как я тебе завидую! Как бы я хотела пойти с тобой в школу!
— Кто-то говорил, лет пять назад, что школа ужасно ей надоела! — вредным голосом сказал я.
— Ты прав, — вздохнула Катя, — тогда надоела, сейчас скучаю.
Мы посидели ещё за столом, вспоминая смешные случаи в школе. Несмотря на огромную разницу во времени, многое было похожим. Конечно, условия обучения были очень разными, но одинаковым был сам ученический дух. Все школяры всех времён одинаковы.
— Мам, спой мне колыбельную? — я хотел спросить совсем о другом, но не посмел испортить такой славный вечер.
— Ты уже спать? — спросила Катя. Я кивнул. Катя прижалась к моей щеке своей щекой.
— Хочешь, я лягу с тобой? — я расплылся в улыбке, — Конечно, мама!
Катя вздохнула:
— Ложись, — я быстро скинул шортики и маечку, юркнул под одеяло.
Катя погладила меня по голове, выключила верхний свет, оставив маленький ночничок, стала напевать колыбельную. Я пытался бороться со сном, но недолго. Набегавшись за день, я быстро уснул.
Проснулся я от звонка мобильника. Продрав глаза, увидел, что солнце давно поднялось, заливает комнату ярким светом.
— Да! — ответил я.
— Ты что, спишь? — спросила Маша, — Все уже во дворе, ты один такой засоня! Выходи!
Я подскочил на кровати, подошёл к окну. На лавочках сидела уже куча народу.
— Да, Маша, — сильно зевнув, сказал я, — меня не разбудили, если бы не ты, ещё спал бы!
— Ну и спи! — буркнула Маша, отключившись. А я побежал на утренние процедуры.
На кухонном столе лежала записка от Кати, где она писала, что не стала меня будить, потому что, слишком сладко я спал, что, к вечеру, позвонит, скажет, когда придёт.
Вздохнув, налил себе чаю, попил его с печеньем и побежал к ребятам.
Среди ребят был вчерашний Женя. Он здесь был уже как свой. Пока я нежился в постели, успел подружиться со всеми, включая девочек.
Научившись немного держать мечи, мы решили сегодня поиграть в казаки-разбойники, в рыцарей.
Увлекшись игрой, не заметили, как приблизилось время обеда.
Почти все ребята разбежались, опять остались мы, четверо, и Женя.
— Пообедаем у меня? — спросил я, — Всё равно дома никого нет. Ребята согласились.
— Алиска, — спросил я, когда зашли на кухню, — всем понравилось, как ты курицу готовишь, ещё сделаешь? — Алиска расцвела, не смогла сдержать широкой улыбки. Взяв, в помощники, Диму и Машу, начала готовить, а я повёл Женьку в свою комнату, сделав знак Маше, чтобы оставила нас в покое. Маша удивилась, но ничего не сказала.
Усадив гостя на стул, я сел напротив, и спросил прямо:
— Расскажешь, откуда вы? — Женя замялся, не зная, с чего начать.
— Ладно, скажи хоть, какой там сейчас год.
— Семьдесят пятый, а что? — машинально ответил он, потом спохватился: — Ой!
— Жень, ты пришёл ко мне, чтобы я отправил тебя домой? — пытался я поймать его взгляд.
— Нет, Тош, я просто хотел с тобой подружиться, правда. Не надо нас домой… Нас там хотели в детский дом отдать, разлучить, вот я и увёл брата сюда. Здесь хорошо. Тош, не надо…
— Как ты узнал, кто я такой? — спросил я. Женя удивлённо посмотрел мне в глаза:
— Ты, разве, не чувствуешь меня? — я прислушался к себе, и понял, что не могу его почувствовать, потому что от меня сильно «фонит». Катя бы его узнала, а я и раньше не разбирался в этих нюансах.
— Нет, Женя, — вздохнул я, — а что, правда, от меня такой сильный фон? — Женя кивнул:
— Ещё ни разу не видел такого, будто ты весь состоишь из… — Женька поперхнулся, и испуганно посмотрел на меня: — Так ты что, этот?..
— А что ты испугался? — удивился я.
— Нашли, всё-таки, — сник Женя.
— Объясни, Жень, я ничего не понимаю.
— Мы нарушили какое-то равновесие, нам нельзя здесь находиться, нас уже предупреждали. Что, отведёшь меня к своим? Где у тебя дверь?
— Разве не видишь? — удивился я.
— В туалете? — раскрыл глаза Женя, невольно улыбаясь, — Хорошо поставил, не всякий там будет искать! Я начал искать с кладовки!
— Жень, почему вчера ничего не сказал? Я уже сболтнул про тебя.
— Если ты не выдашь, меня никто не найдёт. Я ведь не зря попросился к вам, ты забиваешь моё излучение.
— А когда меня рядом нет?
— Нам надо на другую улицу переехать, чтобы меня увидели! — улыбнулся Женя.
— Жень, может, не зря вас ищут? Вдруг, из-за вас что-нибудь нарушится и пойдёт не так? Я спрошу, ладно? Не про вас, конкретно, вообще, — Женька вздохнул:
— Спроси… только они что, дураки? Не поймут, почему ты спрашиваешь?
— Жень, а почему вас хотят отдать в детдом? — Женька отвернулся, закусив губу. Зачем я спрашиваю? Вчера у меня спросили о родителях, приятно было?
— Понятно, пойдём обедать.
— Тоша, а как ты понял, кто я такой? — спросил Женя, — Если не видишь меня?
— Песня, — ответил я, — я жил в то же время, что и вы.
— Надо же! — Женя поскрёб затылок, — Это же невозможно, встретить в другом Мире земляка!
— Это что! Мы с Катей встречали своих двойников! Причём они тоже дружили!
— Тош, это какой процент вероятности?
— Я где-то читал, что, шанс встретить своего двойника, это, примерно, один из восьмидесяти миллиардов.
— Ни фига себе! — присвистнул Женя, отправляясь за мной к ребятам.
За обедом разговор зашёл о приближающихся школьных занятиях, и я поинтересовался у Женьки, как он будет учиться, без документов. Женька пожал плечами.
— Жень, а в какой класс тебе идти? — спросила Маша.
— В седьмой, — а я подумал, что «там» седьмой класс на уровне восьмого здесь, если я не ошибаюсь.
— Жень, я попрошу сестру сделать тебе документы, — сказал я, подумав, — будешь учиться вместе со всеми нами. Женя радостно посмотрел на меня:
— Правда?
— Да, Женя, пока я с сестрой здесь, будешь учиться с нами.
— А потом?
— С нами пойдёшь?
— Куда?
— Туда, где мы живём.
— А где вы живёте? В городе ангелов?
— А что такое? — удивился я.
— Нас сразу депортируют.
— Я встречался там с людьми и орками, живут, работают.
— Правда? — загорелись Женькины глаза.
— Правда, — ответил я, — только с Катей поговорю сначала. Я ведь ещё не взрослый. Пошли гулять?
Девочки помыли посуду, и мы побежали вниз по лестнице.
Женька оказался неистощим на выдумки, придумывая забытые мною игры, но, когда сгустились сумерки, он пошёл петь песни, зарабатывать на жизнь. От моих денег он отказался, сказав, что примет их, только как оплату за работу.
Вечером Катя сказала, позвонив, что придёт скоро домой!
А вот Димка наотрез отказался оставаться у меня на ночь, зато Маша сказала, что скоро у неё день рождения, и она всех приглашает.
— Маша, когда? — насели мы на неё. Маша долго не сознавалась, потом сказала, что пятнадцатого сентября ей исполнится тринадцать лет.
— Тошка, а у тебя, когда день рождения? — спросила меня Маша.
— У меня? — Я задумался. В той жизни у меня день рождения был 30 апреля, во второй жизни 30 апреля был мой день зачатия, а в этой?
— Ты что? — удивилась Маша, — забыл? Я покраснел, и она вспомнила, зажав ладошкой рот:
— Ой, я что-то не то спросила?
— Почему, всё правильно, просто это будет нескоро, в конце апреля. Мы с Катей будем далеко.
— Жаль, — вздохнула Маша.
Вечером я рассказал Кате о моём новом друге.
— Кать, сделай ему документы, пожалуйста.
— Если будешь послушным мальчиком, — улыбнулась Катя.
— Я очень послушный, — сделал я умное лицо.
— Ладно, сделаю, только дай мне его исходные данные, хотя бы возраст, про год рождения можешь не говорить.
— Могу и сказать, — усмехнулся я, — 1962 год.
— Какие вы все древние, как динозавры, а прикидываетесь детьми.
— Мы не прикидываемся, Катюш, мы дети.
— Особенно ты! — фыркнула Катя, — С десятком годовалых детишек.
— Катя! Это ваши проделки! Я физически ощущаю, как сползаю в детство! Боюсь, процесс ещё идёт! — Врёшь ты всё! — не поверила мне Катя, поднимаясь, — Пойду, отдохну, потом с тобой поиграю, малыш! — она слегка щёлкнула меня по носу и ушла.
И вот пришло первое сентября. Закончилось наше привольное житьё — бытьё.
Катя купила мне рюкзачок, куда сложила мои учебные принадлежности, одела в летнюю форму, с шортиками и красивой рубашечкой, обула в новые сандалики с белыми носочками, дала в руки красивый букет цветов, взяла за руку и повела мужа в школу, на торжественную линейку.
Пока нас расставляли по классам, Катя познакомилась с учителями, узнала, какие предметы будем изучать, покивала им, наверно, соглашаясь, как трудно с нами, балбесами, справляться. Учителя посочувствовали Кате, узнав, что она меня воспитывает одна, обещали за мной присматривать, не давать особо шалить. Знают они эту безотцовщину, у них полкласса растут или без отца, или с отчимами, что одно и то же, если не хуже. Ребята дичают, смотрят на всех, зверьками, огрызаются на любое замечание. Мой не такой! Знаем мы, у всех не такие! Правда! Смотрите, какой чудесный ребёнок! Прямо ангел! Вот-вот! Под ангельской внешностью всегда черти прячутся! Нет, мой Антошка лучше всех! Посмотрим, что за ангел ваш Антошка!
Такой, или примерно такой разговор состоялся у моей Кати с моими будущими учителями.
Нас построили, директор школы, Михаил Иванович, произнёс речь, поздравив с началом учебного года, выразил надежду, что отдохнувшие и окрепшие за лето ученики возьмутся за учёбу с новыми силами, и покажут прекрасные результаты в отличной учёбе при примерном поведении.
Все захлопали, выпустили на волю много воздушных шариков. Я пожалел, что у меня не было такого шарика, они были очень красивы, как были красивы наши девочки, Маша и Алиса.
Маша была уже большая девочка, это мы с Алисой выглядели так, как будто перепутали четвёртый класс с седьмым. Зато у Алисы были замечательные голубые бантики, под цвет глаз, такая же рубашечка, как у меня, и синяя юбочка, такой же длины, как мои шортики. Мы стояли рядом, похожие, как брат и сестра. Маша даже заревновала, но нас поставили в первый ряд, как самых маленьких.
Даже странно, когда играли, были все одинаковые, а сейчас только мы с Алиской стояли впереди, остальные нависали над нами сзади.
Зато мы были самые красивые, Алиска с бантиками и букетом, я с букетом разноцветных георгинов, в летней форме. Пришлось повозиться со своими и Алискиными коленками, чтобы залечить мазью все ссадины, чтобы наши ножки выглядели красивыми и загорелыми.
После линейки мы разошлись по классам. Здесь уже Маша взяла меня за руку и, под смешки наших одноклассников, и одноклассников Славки, повела меня в класс, усадила рядом с собой, за один стол.
Наша классная руководительница не стала возражать, она старалась рассадить всех учеников по парам.
Димка сел с Алиской, Женька с рыжей Алёной.
Мне всё было интересно. В школе я не был очень давно, а тут совершенно новые, яркие впечатления, совершенно подростковые, чуть ли не детские.
Хоть мы с Женькой были здесь новичками, почти всех знали, со всеми играли летом, со всеми подружились.
Всё равно, учительница поставила нас с Женькой у доски и представила нас, спросив, где мы закончили шестой класс.
Женька сказал, что закончил шестой класс в Зеленограде, в 24-й школе, я честно ответил, что летом проходил практику в археологической экспедиции, потом работал с антропологами.
Сейчас я здесь временно, пока у… — я замялся, не зная, как представилась Катя учителям.
— Всё это понятно, назови школу, где ты закончил шестой класс. Я задумался. Шестой класс я заканчивал в 1972 году, в посёлке Терней. Так и сказал.
— Что значит «Терней»? — спросила наша классная.
— Де Терней, француз, мореплаватель и первооткрыватель новых земель, — пожал я плечами, — Это на Дальнем Востоке, — пояснил я, с ужасом понимая, что совсем не знаю местной географии.
Но прокатило. Наверняка Елена Васильевна спросит учителя географии, где этот интересный посёлок.
В то время это был замечательный посёлок, хоть и находился на краю земли, куда можно было долететь на самолёте, или приплыть на пароходе. Вокруг посёлка тайга, течёт река Сица, море, горы.
Зимой снега по пояс, летом ещё замечательней.
После того, как все перезнакомились, нас распустили по домам. Но уйти мне так просто не дали.
Меня взяли в плен девчонки, всем хотелось со мной подружиться. Каждая стремилась потрогать меня своими руками, поскольку они впервые видят «живую анимешку».
Это мультик такой. Ещё бы, маленький, щуплый, в детской школьной форме, большеголовый и с огромными глазами. Мне сказали, что у меня радужка в два раза больше, чем у людей, соответственно, и разрез глаз шире, и глазные впадины больше, ресницы длиннее…
Пока девчонки мне это не объяснили, я внимания не обращал на такие мелочи.
Надо постричься, а то волосы начали завиваться. Кате очень нравилось, я стал похож на ангелочка.
Замучив меня до потери пульса, девочки потерпели поражение от моих друзей, которые пришли мне на помощь, и вызволили из плена.
— Сам виноват, — сурово выговаривала мне Маша, ведя за руку. С другой стороны, меня вела Алиска.
— Мы предлагали тебе постричься.
— Тогда уши бы торчали, — капризно сказал я.
— У тебя очень милые ушки, — сказала Алиска.
— Алиска правильно говорит, — сказала Маша.
— Тогда это ничего не изменит! — вздохнул я.
Димка с Женькой и Алёнкой шли позади нас, и фыркали, вспоминая, как меня хотели разобрать на сувениры. В нашем дворе все уже привыкли ко мне, даже внимания не обращали на то, что я немного другой, давно считали своим.
Придя в свой двор, мы разбежались по домам, чтобы переодеться, и собраться снова.
Позвонила Катя и предложила вечером собраться у нас всем друзьям, отпраздновать это событие, попив чаю с тортиком. Тортики она принесёт.
Деньки последнее время стояли замечательные, солнечные и не жаркие, как раз, чтобы гоняться друг за другом целый день. Маша с Алисой не отставали от нас.
Набегавшись, сидели на скамейках, рассказывая всякие истории из своей жизни. Спрашивали и меня, но я сказал, что все мои рассказы ребята примут за выдумку. Ребята кричали, чтобы я рассказывал им любую выдумку, потому что интересно.
Тогда я рассказал им про древний Славутич.
Ребята прониклись, а потом вредный Гришка напомнил им, что я работал с археологами, поэтому так хорошо знаю об этом времени, а не сам там был.
Крыть мне было нечем.
За Женькой пришёл брат, сказал, что надо менять место дислокации, а то уже мало денег выручают.
— Юра, мы решили отпраздновать первое сентября, у нас дома, я приглашаю вас. Женя споёт, ты сыграешь, потанцуем с девочками, — предложил я.
— Жить, на что будем? — насупился Юра.
— Мы с сестрой заплатим за этот день.
— Мы с друзей не берём денег! — оскорбился Юра.
— Когда шляпа идёт по кругу, больше всех платит друг, — заметил я. Потом кое-что вспомнил, и принялся внимательно изучать Машу. Маша покраснела:
— Ты чего!
— Да так, — я выяснил, что ушки у Маши проколоты, сейчас в них были вставлены золотые гвоздики. Глаза были бирюзового цвета. По телу прошла тёплая волна, когда я представил, как пойдут Маше серёжки с бирюзой и колечко на пальчик. Надо сходить в «Аметист», ювелирный магазин неподалёку.
Юру мы уговорили, он сказал, что готов сегодня играть бесплатно, если Женька так хочет быть с нами. Я промолчал.
Мы разложили большой стол в гостиной, накрыли его всякими вкусняшками, ребята принесли с собой посуду, потому что у нас был минимум. Пили чай, шутили, все мы уже были крепкими друзьями.
Женя пел песни нашего Мира. Я попросил его спеть «Клён».
Катя от этой песни расплакалась, мы с трудом её утешили. После этого пели только весёлые песни, кто-то принёс маленький проигрыватель, и мы потанцевали с девочками. Катя хотела со мной, но мы выглядели очень смешно, мне по росту пришлась только Алиса. Даже Маша успела вырасти за эту половину месяца.
Расходились уже поздно. Я сунул Женьке деньги, которых им хватит на неделю, если экономить.
Катя вымыла меня, как именинника, взяла на руки и сказала:
— Сегодня будешь спать со мной, — я с недоумением смотрел на неё.
— Да не посягаю я на твою честь, не хочу одна спать, в холодной постели.
— Тогда, давай у меня? — попросил я.
— Почему? — удивилась Катя, заглядывая мне в глаза. Я отвёл взгляд.
— А! — догадалась Катя, — Я поменяла постель, но, если тебе неприятно, давай у тебя. В прошлый раз было очень неплохо, с тобой не тесно.
Катя уложила меня, погасила свет, и легла сама. При свете городских огней можно было различить её лицо, блестящие глаза.
Катя прижала меня к себе, начала тихонько целовать.
— Тоничек, — шептала она, — Неужели ты останешься теперь таким навсегда? Был бы человеком, через три года уже стал бы взрослым. А теперь через сколько?
— Катя, думаешь, мне приятно считать? Через тридцать лет.
— Это значит, тебе будет пятнадцать, а мне под пятьдесят? Тоник, так нечестно! Может, ты сумеешь вернуться в своё тело?
— Не знаю, Катя, — очарование вечера пропало. Хочется мне в тело смертного? Сначала хотелось безумно, теперь уже не пойму, я врос в это маленькое тельце, мне понравилось быть мальчишкой. Взрослые желания пропали начисто, после того памятного случая, когда Катя выгнала меня, я ни разу не возбуждался.
Даже памяти не осталось, хорошо мне было от близости или нет. Стараюсь не думать об этом, а то подкатывает тошнота.
— Катя, зачем ты завела этот разговор? Мне так приятно было с тобой, а теперь обыкновенно. Давай спать.
Катя разочарованно вздохнула, тем не менее, не выпуская меня из своих объятий, и я стал проваливаться в добрый сон, где я бегаю с Машей по Набережной. Древней реки Славутич. Потом Маша стала похожей на Катю в соболиной шапке.
Катя напевала мне колыбельную песенку.
Так потекли сентябрьские дни. Мы ходили в школу, я с удовольствием учился, постигая науки. Кое-что я помнил, что-то было мне в новинку. Учился, как все, не выделялся. Даже когда вопросы казались мне простейшими, не тянул руку, чтобы ответить. Если спрашивали, отвечал.
Местная география меня удивила, но не настолько, чтобы испытать шок.
Посёлок Терней я нашёл, причём на том самом месте, где он был, правда, это было не Приморье, а Уссурийский Край, но не суть важно. И столицей Края был Уссурийск, который здорово разросся и насчитывал более миллиона жителей.
Владивосток был закрытым военным городом, в Находке располагался огромный торговый порт, по описанию в учебнике это был Порто-Франко, немного похожий на Гонконг, с огромными башнями иностранных представительств и банков. Я как-то по телевизору нечаянно посмотрел небольшой репортаж из этого города.
Физику я когда-то знал хорошо, но основательно подзабыл, мне помогала Катя, когда-то учившая этот предмет. По вечерам она, усталая, садилась со мной за стол, делать уроки, которые я иногда не успевал приготовить, гоняя в футбол с приятелями.
Сегодня Кати долго не было. Я разложил тетрадь с задачей по физике, и мучил её. Пробовал по — всякому, но что-то не получалось. Звонил ребятам, они тоже не могли решить, потому что обычно списывали у меня.
— Маша, приходи ко мне, Катя не звонит, мне скучно.
— Не могу, Тошка, мама дома, Алёнка с Женькой, прикрыть некому, к тебе не отпустит.
— Какие-то глупости, — ворчал я, — с взрослым мужиком оставляет, с мальчиком боится.
— Мальчики всякие бывают! — сказала Маша.
— А то ты меня не знаешь!
— Знаю я тебя, — почему-то вздохнула Маша, — пока, мама что-то зовёт, — и отключилась. А я тупо посмотрел в тетрадку, и решил завтра встать пораньше, попросить Катю подсказать решение.
Разделся и лёг, пока на улице светло. Забрался под одеяло, представил, что, Катя на кухне, готовит обед на завтра, улыбнулся и заснул.
…Снится мне, что Сашенька кричит, не переставая, я ношу её на руках, а она не перестаёт плакать, и горячая такая!
— Тонька, уйми свою…, или выйди за дверь! — крикнула мне Катя из своей спальни. Какое, за дверь?! Там дождь, ветер.
— Что ты, маленькая? — шепчу я Сашеньке, — успокойся! — но дочка не успокаивается, плачет.
— Пойду, придушу выродка! — услышал я голос Катиного друга, и ко мне в комнату ворвался голый Катин друг.
— Дай сюда! — протянул он руку, — Я еле уклонился.
— Давай! — схватил он меня за плечо. Я увернулся и пнул его изо всей силы между ног. Друг с воем отлетел от меня, стал кататься по полу.
Я уложил Сашеньку в кроватку, загородил её своим телом. Катин друг поднялся, в его руке уже был нож. Он кинулся на меня, я отобрал у него нож, и рукояткой стукнул по лбу. Друг растянулся на полу и затих. На шум вышла Катя с помятым лицом, из-под накинутого халата выглядывали опавшие груди.
— Что здесь происходит? — спросила Катя, — зачем ты избил Урана? Уранчик! — заголосила она, пытаясь приподнять тело, — Помоги, что стоишь? — закричала она на меня. Я достал из кроватки плачущего ребёнка, стал укачивать. Катя подошла ближе, я отодвинул дочку.
— Да не трону я твою… дай, на твоих руках потрогаю. О, у неё жар!! Положи её в этот бокс, это детский лечебный бокс, тупая ты скотина! Клади, говорю.
Я положил Сашеньку в бокс, голенькую. Катя активировала бокс, опять хотела приказать отнести её друга во взрослый лечебный бокс, но я сжал её горло.
— Если с Сашенькой что-нибудь случится, придушу, тварь! — сказал я. Катя обмочилась от страха, я бросил её на пол, и она поползла к своему другу, а я занял позицию у дверей, вынув нож…
Я опять подскочил от ужаса, но не стал кричать, чтобы не разбудить Катю. Вдруг она дома?
Решив проверить, встал и пошёл в туалет. Выйдя оттуда, приблизился к двери Катиной спальни, прислушался. Судя по характерным звукам, Катя была дома, и не одна.
На цыпочках я двинулся к себе, подумав, что опять им не нашлось подходящего места. Если привела тихонько, пока я спал, значит, и уведёт незаметно. Когда проснусь, никого уже не будет.
Ложась спать, порадовался за Катю, судя по звукам, ей было приятно, а то жаловалась, что делать это всегда противно и больно.
Утром я встал пораньше, меня разбудили часы. Пошёл, почистил зубы, умылся, потом сел на кухне завтракать, ожидая Катю.
Вместо Кати на пороге нарисовался молодой человек в трусах. Я застыл, забыв жевать. Мои, и без того огромные глаза, открылись ещё больше: парень засунул руку в трусы, и что-то там искал.
Шагнув внутрь, увидел меня.
— О! Брат, что ли, так похож? — вынул руку из трусов и протянул её мне, — Привет!
Еле сдерживая рвоту, я быстро обогнул его, надвинул на ноги сандалики и бросился из квартиры.
Выбежав на холодную улицу, пошёл к лавочкам. На одной из лавочек кутался в куртку Дима.
Я сел рядом, подобрав ноги и привалившись к другу.
Дима снял куртку, мы накрылись ею, прижались друг к другу, согреваясь.
Я выскочил в одной майке и шортах. Хорошо, что у меня привычка ключи утром сразу вешать на шею, иначе не знаю, как бы попал домой.
Так мы просидели долго, пока не раскрылась дверь, и оттуда вышел тот молодой человек.
Увидев нас, подошёл:
— Извини, парень, что напугал, — я спрятал лицо на груди у Димки.
— Иди отсюда, мразь! — с такой ненавистью сказал Димка, что парень отшатнулся.
— Я-то тут причём, она меня сама пригласила!
— Пошёл вон! — крикнул Дима, — И парень почти убежал.
— Тоша, он ушёл, — сказал Дима, ласково прижимая к себе моё дрожащее тельце.
Немного успокоившись, я сказал Димке «спасибо», и пошёл домой.
Открыв дверь ключом, зашёл на кухню, и остановился на пороге.
На столе стояла почти пустая бутылка вина, за столом сидела Катя, в халате, неумытая, с размазанным макияжем. Взяв сигарету, она пыталась закурить.
— Катя, не смей! — крикнул я.
— А, явился! — увидела меня Катя, — Ты, что моих клиентов пугаешь?
— Катя, ты что делаешь?! Я просил тебя не пить вино, а ты ещё и куришь?!
— Не командуй здесь, малыш.
— Ты… Ты похожа на проститутку! — крикнул я.
— А я и есть проститутка! — воскликнула Катя, — Я его сняла не для дела, а для удовольствия!
Мне по щекам, будто тёркой провели:
— Мужа не стесняешься, ребёнка бы постыдилась!
— А мой муж ребёнком прикидывается, вот и приходится водить, кого попало. Ма-ма! — передразнила она меня.
У меня от лица отхлынула кровь. Я медленно повернулся, и пошёл к себе в комнату.
Там, совсем раздавленный, опустился на стул. Эту женщину я когда-то любил больше жизни?
Я смотрел на тетрадь с задачкой, которую надеялся решить с помощью Кати. Зачем мне это надо?
Через полчаса зашла Катя, уже умывшаяся, похожая на девчонку лет шестнадцати.
— Ну, что сидишь? Собирайся в школу.
— Зачем? Я так надеялся, что ты другая. Немного, но другая. Сегодня Тоник мне сказал, что, Катя с твоим другом Ураном хотели задушить Сашеньку, потому что она плакала и мешала им спать. Предательница. Ты тоже предательница! — у меня уже бежали слёзы. Я смахнул на пол всё, что было на столе, и закричал на Катю:
— Убирайся! Я ненавижу тебя! Ты сломала жизнь мне там, ломаешь здесь! — я уронил голову на руки и безутешно разрыдался. Катя ушла, потом вернулась, поставила на стол стакан.
— Перестань биться в истерике, выпей воды. Я взял стакан и выпил. Тут же меня повело.
Катя успела подхватить меня, взяла на руки, стала напевать колыбельную, и я заснул.
Проснулся я на другой день утром. Чувствовал себя хоть и муторно, но сносно, биться головой об стенку не хотелось. На столе всё было аккуратно сложено, задачка решена.
Я пошёл в туалет, потом умыться, собрался позавтракать. На столе лежала записка:
«Я вчера позвонила в школу, сказала, что тебе нехорошо. Сегодня можешь идти. Я пока поживу у друга. Уходим пятнадцатого».
Я перечитал записку, раз пять, прежде чем до меня дошёл смысл. «Поживу у друга»! А я?! Она же знает, что я жутко боюсь одиночества и темноты! Предательница!
Из-под хлебницы торчали деньги. Всё. Я упал на стул, хотелось выть. Такие счастливые дни кончились настолько страшно.
«Впервые, что ли? — задавал вопрос внутренний голос, — пока ты с Катей, так и будет: то счастье, то горе». Надо с ней завязывать. Всё равно мы не ровня, у меня есть новая пара, к которой могу уйти прямо сейчас. Я посмотрел в сторону двери. Проход работал.
Но я не ушёл, потому что была ещё Маша, и скоро у неё день рождения. Сегодня же посмотрю для неё подарок. А потому пойду сейчас в школу, попрошу Димку ночевать у меня.
Какое сегодня число? Тринадцатое, четверг.
Я переоделся в школьную форму, всё ещё летнюю, вышел во двор, сел на лавочку, ожидая одноклассников.
Через некоторое время ребята стали собираться. Они здоровались со мной, тактично не спрашивая, что со мной случилось вчера. Мне всё равно нечего было сказать, потому что, сам ничего не помнил.
— Как твоё здоровье? — спросила Маша, взяв меня за руку. Я пожал плечами.
Впервые мы шли, молча, не бегая вокруг. Обычно мы выходили рано, до школы было идти всего ничего, а приходили самыми последними, потому что успевали обежать все окрестности.
Сегодня же мы шли прямо в школу. К счастью, меня никто не собирался утешать, наверно, Димка рассказал про утренний случай. Всем это было знакомо.
Что там у нас сегодня первым уроком? Математика? Я выложил тетрадку по математике, Маша учебник. От нечего делать, стали читать материал.
— Тоша, ты придёшь ко мне на день рождения? — спросила Маша. Я пожал плечами.
— Я бы хотела. Ты, наверно, скоро уедешь? — я кивнул, и вдруг вспомнил: пятнадцатого мы уходим!
— Маша, я приду к тебе на день рождения! Нам же надо попрощаться!
— Да, Тоша, хотя бы попрощаться, — вздохнула Маша, глядя на меня. — Ну, почему? Почему всё так несправедливо?!
— Маша, не надо. Ты ещё не знаешь, насколько это несправедливо, — я замолчал.
Прозвенел звонок, вошёл учитель. Когда все сели, учитель увидел меня.
— Ага. Сопелкин, смотрю, поправился? — я встал, глядя в окно, на солнечный день, обещающий быть тёплым, но не жарким, самоё то, для наших игр.
— Уроки учил? — я кивнул:
— То, что на вчера задавали.
— Других заданий пока не было. Ты хорошо себя чувствуешь? — я опять кивнул. — Тогда иди к доске.
Я решал биквадратные уравнения, даже не думая. Решались они в два приёма, что тут думать?
Систему уравнений? Легко!
— Садись, Антошка! Все бы так учились! Так что у тебя произошло? — я снова встал, опустил голову.
— Семейные неурядицы? — я кивнул, стараясь удержать близкие слёзы. — Ладно, Тоша, всё пройдёт, пройдёт и это. Садись.
Я сел, закрыв лицо руками. Маша потихоньку дала мне платок.
Перед уроком физики у меня списывали решение задачи, а я смотрел, смотрел, и понял, как она решается. Не зря Катя подшучивала надо мной, когда помогала, посадив меня себе на колени.
Мне снова стало грустно.
На уроке я поразил всех друзей, рассказав тему, и объяснив, как решаются задачки.
Уроки по литературе остались для меня загадкой. Не было у нас таких писателей! Ни одного не знал, а прочитать не успел. Тоже был знаменитый поэт, вроде Пушкина, Гусаров, Сергей Александрович.
В истории я вообще не разбирался, читал, как сказку.
Были тут войны, как же без войн? В девятнадцатом веке в России установилась Конституционная Монархия, потом власть стала выборной, президентской, хотя аристократия сохранилась, монархисты были в оппозиции, были даже президентами. Коммунисты тоже были.
В экономику я не вникал, оно мне надо? Я скоро забуду этот Мир. Жалко с друзьями расставаться, очень редко, где так много друзей можно найти.
Последним уроком был сдвоенный урок физкультуры. А я и забыл. Уроки проходили на школьном стадионе, мы там бегали, прыгали в высоту и в длину. Но переодевались в школьной раздевалке.
— Геннадий Николаевич! Я форму забыл! — уныло сказал я.
— Не переживай, Антошка! — весело сказал физрук, — Майка есть? Снимай рубашку, будешь так бегать.
Бегая с ребятами, я немного отвлёкся от своих мыслей, и домой уже шёл, оттаяв.
Димку и Алису я пригласил к себе. Видя такое дело, Маша позвонила маме и сказала, что не придёт на обед, некогда.
— Тошка, пошли на лоджию! — прошептала Маша мне на ухо, пока Алиска с Димкой разогревали обед.
— Тошка! — обняла меня девочка, — Не грусти, пожалуйста! Нам всем очень плохо, когда тебе грустно!
Как будто дождь идёт! — Интересное сравнение, — подумал я.
Маша начала потихоньку целовать меня.
— Маша, осторожней! — шептал я, уклоняясь от её губ, — Сейчас это очень опасно! Будешь тосковать!
— Правда? Ты думаешь, я не буду тосковать, если не поцелуюсь с тобой? — заглядывала мне в глаза Маша, — Как могла Катя обидеть тебя? Ты такой милый!
— Потому и обидела, — пробормотал я, понимая, почему Катя сорвалась. Но простить её не мог.
— Пошли кушать, — сказал я, боясь расспросов. Маша согласилась, видя, что мне неприятен разговор.
— Антошка, ты скоро уедешь, а целоваться научил только Машу! — закапризничала Алиска, когда уже поели и чай выпили.
— Ничего! — засмеялся я, — Маша научит Димку, а Димка уже тебя! — Алиска возмутилась.
— Ладно, Алиска, давай, я тебя в щёчку… — я наклонился к девочке, и вдруг был ею схвачен, Алиска прижала меня к себе и быстро поцеловала глаза, щёки, нос, и губы.
— Как долго я мечтала это сделать! — сказала улыбающаяся девочка.
Никто не посмел ей ничего сказать, глядя на её счастливое личико.
Пританцовывая, она перемыла всю посуду, и мы побежали гулять. Алиска сказала, что сегодня хочет поиграть со мной, пусть Маша разрешит. Маша только вздохнула, покачав головой.
Что значит, поиграть со мной? Мы бегали все вместе, только держались с Алиской ближе друг к другу.
Набегавшись, сидели на лавочке, я уговаривал пойти ко мне, делать уроки.
Я смотрел на Женьку, который тоже был с нами, и вдруг понял, зачем он нужен моим нынешним родственникам.
— Жень, нам надо поговорить, — сказал я.
Мы собрались на кухне, разложили учебники и тетрадки, и очень весело провели время, договорившись завтра снова собраться.
Я достал вазу с печеньем и конфетами, вскипятил чай.
— Чтобы ни для кого не было неожиданностью, — сказал я, — послезавтра мы с Катей уезжаем.
Воцарилась мёртвая тишина. Только Маша знала об этом.
— Женя, пойдём, поговорим, — я пошёл в свою комнату.
— Женя, — сказал я, усадив друга на стул, — тебя всё равно найдут, даже если ты вернёшься домой. Твой дар очень редкий и нужный. Ты знаешь, где мы сейчас находимся? — Женя отрицательно покачал головой.
— Женя, мы сейчас находимся в заповеднике! — Женька хлопал глазами.
— Мы в свёрнутом Мире, Женя! Так называемые Странники, или Ангелы, не знаю, как правильно их называть, поместили здесь многие вымершие цивилизации и альтернативные Миры, тоже. Они живут почти по кольцу, настолько сжата спираль развития. Ты что-нибудь понял? — Женя потряс головой:
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому что ты «ходок» между Мирами, вернее, осколками Миров. Их уже нет, они отжили своё, понимаешь? Странники выхватили куски из жизни людей, замкнули в кольцо, поместили сюда, в заповедник, или запасник. Но энергия, которая поддерживает здесь жизнь, не вечна, когда-нибудь она иссякнет, и здесь всё исчезнет.
— Антон, ты рассказываешь жуткие вещи!
— Это ещё не жуть. Ты тоже будешь таким, как я.
— Как это? — испугался Женя.
— Жень, меня выдернули из взрослого тела, я был почти старик, поместили в мальчика, подстроили, чтобы я сам, понимаешь, сам пришёл в этот заповедник! Убедившись, что я справляюсь с этим делом, переселили в это тело, тело Ангела. Теперь я смогу очень долго работать проводником.
— А что вы делаете? — спросил Женя.
— Мы собираем генный материал, передаём его Ангелам, и они заселяют планеты, пригодные для жизни, людьми, и прочими расами, возрождают вымершую Галактику.
Планеты переделывают под пригодные для жизни, люди с Земли, которые искренне считают, что делают это сами, без подсказки.
— Вы возрождаете Галактику? — удивился Женя.
— Да, но таким способом, когда считается, что цель оправдывает средства. Ты тоже подружишься с девочкой, и будешь водить её по Мирам, а она… — я замолчал, не в силах проглотить комок в горле, — Впрочем, тебе ещё рано это знать. Пойдёшь со мной? Или подождёшь, когда тебя найдут?
— Ты так ошарашил меня, Антон, мне надо подумать, привести мысли в порядок! А Юра?
— Юра обыкновенный человек, — пожал я плечами, — только ты ценный. Наверно, ему устроят судьбу, которую ты попросишь. Только хорошо подумайте, прежде чем загадать желание, оно сбудется!
— А можно остаться здесь?
— Можно, вам создадут все условия, будете жить, как захотите.
— Мы?
— Да, с тебя снимут матрицу, и оставят твою копию с Юрой. Он не заметит подмены, ведь другой Женя тоже будет тобой. А ты будешь водить свою девочку по Мирам. Приключений у вас будет масса.
— Я не понял, зачем надо водить девочку по Мирам?
— Тебе лучше этого не знать. Подумай, Женя, у тебя времени до Дня рождения Маши.
Когда мы с Женькой вышли, ребята собрались уходить.
— Маша, я сегодня один остаюсь, — сказал я с надеждой.
— Меня не отпустят, — грустно сказала Маша, — они откуда-то знают, что я ночевала у тебя.
«Катя!», — подумал я, и посмотрел на Димку. Димка отрицательно покачал головой, он держал за плечи Алиску. Алёнка подружилась с Женькой.
— Прости, Тошка, — сказали мне, и меня передёрнуло от предстоящей жути одиночества. Они не представляли себе, насколько это страшно.
Когда гости ушли, я закрылся у себя в комнате, сел у окна, глядя во двор, где ещё ходили люди.
Потом, когда стало темнеть, разделся, и забрался, под одеяло, крепко зажмурившись.
Кто-то ходил за дверью, капала вода из крана на кухне, вот лёгкие шаги остановились у моей двери. Кто-то прислушался, я слышу его дыхание, но это не Катя, это Страх. Мысленно завывая, я забился в угол и описался.
Не в силах сдвинуться с места, я так и сидел, боясь лёгким шевелением выдать своё присутствие. Там я и уснул, сидя в мокром углу.
Проснувшись утром, краснея от стыда до корней волос, собрал всё бельё, отнёс в стиральную машинку.
Матрас остался подмоченным, я не знал, что с ним делать.
Я не понимал, откуда у меня взялся такой жуткий страх, днём ведь я ничего не боялся. Хорошо хоть, засыпаю, иначе весь день ходил бы сонный, а ночью…
Мне предстоит ещё одна ночь, или две. Может, уйти? Что толку? Меня всё равно пошлют сюда за Катей. Я разозлился на Катю. Я ей жаловался, что боюсь оставаться один, а она смеялась над моими страхами, говорила, что я впадаю в детство. И ушла она не потому, что хотела наказать меня одиночеством, а потому что, я сказал, что ненавижу её, а значит, не хочу видеть.
День прошёл, почти, как вчерашний, я получал пятёрки, совершенно не понимая, зачем они мне, потом, после уроков, гонял мяч, с нами упорно бегали девочки, не уступая нам в выносливости.
Вечером собрались у меня, очень хорошо провели время.
Когда стали прощаться, меня начало колотить от страха. Меня так трясло, что стучали зубы.
Но со мной никто не хотел оставаться, наверно, считая, что здесь происходят ночью жуткие вещи.
В своей комнате я пододвинул к двери стол, не выключал свет, боясь заснуть, но утром опять проснулся в мокром углу. Ещё добавил мокроты, но никак не мог вспомнить, от какого ужаса я здесь прятался.
Я уже не стал менять постельное бельё, что толку! Тем более что простыня оказалась порванной.
Последней ночью мне приснился настоящий сон.
… Я кормил из бутылочки Сашеньку, когда в дом вошли двое, похожие на Катиного друга. Я быстро встал, загородил Сашеньку от них.
— Тоник? — спросил старший, заглядывая мне в глаза. Я кивнул.
— Это не Тоник, — разочарованно сказал он, — где Катя?
— Там, — указал я в сторону спальни.
Мужчины зашли туда, я услышал приглушённый вопль ужаса и гнева, потом мимо меня, за ноги, протащили обнажённое тело Катиного друга, затем вывели Катю, закутанную в халат. Катя плакала, размазывая грязные слёзы по измождённому некрасивому лицу.
— Пойдёшь с нами, — сказал мне старший. Младший с сожалением посмотрел на меня:
— Как ты мог?!
— Это не Тоник! — осадил его старший.
— Я Тоник, — возразил я.
— Может быть, и Тоник, но не тот.
— Дэн, что с Катей? — спросил младший.
— Хашишь, — ответил старший.
Мы вышли из дома, я увидел, как Катиного друга привязали за ноги к лошади, в седло вскочил всадник, и поскакал в степь. Катин друг был ещё жив, руками пытался вцепиться в ковыль. Катя плакала и выла, умоляя вернуть ей Уранчика.
Дэн привязал её к седлу, сам сел на другую лошадь, и они медленно поехали по тропинке, ведущей в степь.
Мне с Сашенькой тоже помогли забраться в седло, лошадь повели на поводу…
На этот раз я проснулся, успокоившись. Наконец-то вся эта жуть в том нашем доме закончилась, теперь Сашенька с Тоником в безопасности, девочку не оставят кормящие мамы, Катю вылечит Ичубей, Тонику там найдут занятие, будет заниматься с ребятами, радоваться дочке.
Я облегчённо вздохнул, немного ему позавидовав.
Встав, осмотрел свою постель. От неё воняло мочой, простыни были разодраны. Это я затыкал себе рот, чтобы не обнаружить себя своими воплями. Оставил всё, как есть, пусть Катя думает, что с этим делать.
Я отмылся в душе ароматным мылом, потому что неприятный запах преследовал меня. Зайдя в комнату, свернул матрас, накрыл всё одеялом.
За завтраком пересчитал деньги. На первый взгляд, немало, схожу в магазин, посмотрю, сколько стоит украшение. Почему-то мне очень хотелось оставить Маше память о себе.
После уроков, когда ребята разбежались по домам, не дождавшись от меня приглашения, я отправился в ювелирный магазин. Комплект нужных мне украшений имелся, но, как я и думал, денег не хватало, хоть и были украшения сделаны специально для девочки. Колечко я даже примерил. У нас с Машей пальчики были одинаковыми, я проверял, мы, в шутку, примеряли мне колечко, которое носила Маша.
Когда пришёл домой, там была Катя!
От радости у меня замерло сердечко, потом ему стало тесно в грудной клетке, я быстро скинул сандалики и хотел броситься к ней навстречу, но Катя вышла из моей комнаты, злая:
— Что ты натворил со своей постелью, маленький мерзавец?! Отомстить мне решил, чтобы я задохнулась от твоей вони?
Я опустил голову, стоя в коридоре, краска стыда залила мне лицо.
— Уходим сейчас же! — бросила Катя, опять ушла в мою комнату, вышла уже с ворохом моего постельного белья. Прошла в ванную, завела машинку.
— Ну, что стоишь, столбом? Пошли!
— Катя… — одеревеневшими губами сумел сказать я.
— Что, «Катя»?
— Позволь мне сходить к Маше, на день рождения…
— Какие тебе ещё дни рождений?! — она подошла ко мне, хотела схватить за руку. Я упал на колени:
— Катя! Я прошу тебя! Я даже… — я зажмурился от стыда и отвращения к себе, — я буду… с тобой…
— Что?! — отшатнулась Катя, — Ты мне решил сделать одолжение? Неужели я тебе так противна?
Я сел на пятки, опустил голову. Посмотрев на меня, Катя сжалилась:
— Ладно, сходи, только не долго, — я сидел в прежней позе.
— Ну, что ещё? — раздражённо спросила Катя.
— У меня не хватает денег на подарок…
— У меня тоже, почти ничего не осталось, я ведь собралась уходить, — Катя задумалась, — Впрочем, совсем забыла! Когда тебя принесли побитым, я, прежде чем забросить твои тряпки в стирку, проверила карманы, там были деньги. Я положила их в баночку на кухне, и совсем забыла об этом! — Катя обошла меня, направляясь на кухню, — Вставай, хватит сидеть на полу!
Я встал, вытирая глаза.
— На, посмотри, хватит? — я пересчитал. Хватало и на цветы. Я кивнул.
— Иди, приведи себя в порядок и сходи к своей Маше, попрощайся.
Когда я вышел, умытый, причёсанный, переодетый в свежие шортики и рубашку, Катя даже улыбнулась мне.
— Зачем ты описал постель? — спросила она, уже не сердясь. Я опустил голову, опять жутко покраснев:
— Я боялся.
— Чего ты боялся? — удивилась Катя.
— Не знаю, мне было очень страшно, — пожал я плечами.
— Простыню-то, зачем порвал?
— Я прокусил её, когда затыкал себе рот, чтобы не кричать, — прошептал я.
— Неужели тебе было так страшно? — удивилась Катя, я взглянул на неё, и снова опустил глаза.
— Я никогда так не боялся, — признался я.
— А твои друзья? Почему они не остались с тобой?
— Сказали, что не могут, — прошептал я, не глядя на Катю.
— Я думала, что ты просто капризничаешь, когда говорил, что боишься оставаться один. Если бы знала, не оставила бы тебя.
Я ничего не ответил, потому что не поверил, пошёл в прихожую обуваться. Сама сказала, что пойдёт к другу, просто наша ссора была ей на руку.
— Не задерживайся! — крикнула мне вслед Катя, я кивнул, не оборачиваясь.
По лестнице я не бежал, шёл медленно, пытаясь успокоиться.
В ювелирном магазине я оформил покупку, мне уложили подарок в красивый футляр, перевязали розовой ленточкой. Я положил футляр в карман, сходил до цветочного киоска.
Попросил розовые розы, тринадцать штук. Деньги потратил все. Вот и всё, — подумал я, теперь можно уходить. Купив букет, я бегом побежал к Машиному дому, входная дверь как раз открылась, потому что выходил мужчина с собакой. Собаке я не понравился, она заскулила и поджала хвост.
Я не стал на неё обращать внимания, поднялся на третий этаж и надавил кнопку звонка.
Мне открыла какая-то женщина, по-видимому, мама Маши. В комнатах играла музыка.
— Ты к Маше? — спросила она, — Антошка?
— Да, позовите, пожалуйста, Машу!
— Да ты проходи, ребята уже собираются.
— Мне некогда, позовите… — я увидел Машу, она вышла, услышав наш разговор.
— Тошка! — обрадовалась она, — Почему не заходишь?
— Я… — я опять замолчал, за Машей вышел Славка. Маша обернулась.
— Слава, подожди, я сейчас, — Славка отошёл, но стоял и смотрел на нас.
— Катя, я пришёл проститься с тобой, поздравляю с днём рождения, — протянул я ей цветы, — и вот, ещё, — протянул я ей футляр.
— Что это? — спросила Маша.
— Подарок, Маша, на память. Я ведь ухожу навсегда, — я повернулся, и стал спускаться по лестнице.
— Тошка, подожди! Так же нельзя! — крикнула Маша, подбегая ко мне, — Никто не захотел прийти ко мне, когда узнали, что у меня в гостях будет Славка.
— Извини, Маша, мне надо идти.
— Ты не хочешь ко мне заходить из-за Славки? — спросила Маша, заглядывая мне в глаза.
— Что ты, Маша! Причём тут Славка? Я еле уговорил Катю, чтобы она отпустила к тебе, попрощаться, так что, извини, тороплюсь! Прощай! — я бегом сбежал до входной двери, с трудом её открыл и вышел на улицу.
Вроде сделал всё, что хотел, но осталась какая-то досада. На Машу? Я сам хотел, чтобы они со Славкой помирились, тем более, теперь знаю, что они не рылись по моим карманам, пока я валялся в отключке.
Хотя, теперь все друзья отвернутся от неё, потому мне её жаль. И ещё жаль, что мы с Машей не посмотрели вместе подарок, я не увидел, как на ней будут выглядеть украшения, как она бы радовалась, поцеловала бы меня.
Женька? Он сегодня был в школе, не сказал о своём решении ничего. Пусть с ним занимаются взрослые. Алиса, как я и хотел, подружилась с Димкой, Женька с Алёной.
Может, в Алёне всё дело, что, Женя не захотел со мной уйти? Что ж, это твой выбор, Женя!
Когда я зашёл в свою бывшую квартиру, Катя уже нервничала.
— Наконец-то! — сердито сказала она, — Пошли скорее!
— Куда ты торопишься? — удивился я, — Там же время не идёт!
— Зато здесь идёт! Да! Зачем ты дверь исцарапал? Тоже от испуга?
— Какую дверь? — удивился я, — Не трогал я никакую дверь! — я посмотрел на дверь, ведущую в мою комнату, и замер: на ней были явственно видны следы когтей и клыков.
— Катя! — севшим голосом спросил я, — Ты видела у меня такие когти и клыки?
— Ты хочешь сказать… Пошли скорее! — Катя схватила меня за руку, потащила к двери, ведущей в наш Мир.
Глава четвёртая,
В которой мы возвращаемся домой
Мы открыли дверь, и я провёл Катю в одну из комнат нашей квартиры, на сотом этаже.
— Антон! — сурово спросила Катя, — Кто там был?
— А я знаю?! Я думал, что это просто Страх! Вторую ночь я совершенно не помню, очнулся с простыней во рту, и мокрый!
— Больше я тебя не оставлю одного! Тебя съедят, что я буду делать? — я удивлённо посмотрел на Катю:
— Ты так шутишь?
— Какие шутки?! Мне без тебя не выбраться! — я открыл дверь в коридор, где нас уже ждали Май и Алия, и пошёл к себе, извинившись перед братом и сестрой, сослался на сильную усталость.
В своей комнате я разделся и лёг на диван, пытаясь привести мысли в порядок. Ничего не получалось, от мысленных усилий я устал и задремал.
Разбудил меня Май.
— Тон, пора идти, обедать. — Я потянулся и сказал, что мне надо сначала помыться и одеться.
Май согласился и ушёл, а я отправился в душ. Хорошо отмылся, с ностальгией вспоминая, как меня мыла Катя, потом относила на руках в постель, пела колыбельную.
Я даже немного смирился с её выходкой.
Оделся в лёгкие белые шорты и рубашку-поло. Осмотрел себя в зеркале, даже понравился себе, думая, что девочки все были бы мои.
Так я и вышел, в столовую. Стол был уже накрыт, ждали только меня.
Я подошёл, отодвинул стул, собрался сесть.
— Стоять! — негромко, но тяжело сказала Катя, сидевшая во главе стола, — Что вы себе позволяете, Антониэль? Идите, переоденьтесь, как подобает, и больше никогда так не делайте! В следующий раз останетесь без обеда!
Я тупо смотрел на Катю, ничего не понимая. Кто это меня тут строит? Ярость затмила мне взор:
— Да пошла ты!.. — я сдержался от дальнейших эпитетов, изо всей силы пнул стул и, прихрамывая, ушёл к себе в комнату. Там, тяжело дыша от злости, подошёл к окну, смотрел на город, и не видел его. Все эти красоты я променял бы на Славутич. Только без ночной пустой квартиры, где материализуются Страхи.
— Антон! Ты что себе позволяешь? — вошла разгневанная Катя.
— Извольте выйти вон, и не входить ко мне без стука! — сквозь зубы процедил я, с ненавистью глядя на Катю.
Катя посмотрела мне в глаза, побледнела, и вышла.
Я так и стоял возле окна, никак не мог успокоиться.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите! — сказал я, ожидая увидеть Катю, но вошёл Май, оглянулся, и завёл Алию. Я улыбнулся, увидев Алию в полукомбинезончике, увешанным такими же железками, как у меня.
Алия подбежала ко мне, взяла за руку, стояла и молчала. Май встал с другой стороны, тоже в такой же одежде. Мне стало тепло и спокойно: мои братик и сестрёнка старались меня успокоить, наделяли меня уверенностью, что они соскучились по мне и очень меня любят. Причём Алька любила меня не как братика, а как друга.
— Тоник, ты кушать хочешь? — спросила меня Алия, вынимая откуда-то из бесчисленных карманов яблоко.
Я протёр его руками и вгрызся в сочную мякоть.
— Вы гулять собрались? — спросил я.
— Нет, что ты! Мы к тебе пришли.
— Не хотите гулять? — удивился я.
— Хотим, но нас не отпустят, — сказал Май.
— Что значит, «не отпустят»? — удивился я, — Детям положено гулять, иначе они будут худыми, бледными и невесёлыми. Иди, Алька, скажи нашей домомучительнице, что мы идём гулять, а я пока переоденусь.
Алия убежала. Я доел яблоко, оставив огрызок на столе, и переоделся в полюбившийся мне полукомбинезончик.
Постучались в дверь, я разрешил войти. Вошла Катя, с царственной осанкой, и, глядя поверх моей головы, сказала.
— Никто никуда не пойдёт, пока Антониэль не пообедает. А не пообедает он до тех пор, пока не научится себя вести в приличном обществе.
— Я уже пообедал, — сказал я, бросая Кате под ноги, огрызок яблока, — и кто это здесь приличное общество, прости…господи?! — я смотрел на Катю полным презрения взглядом, вспомнив все свои последние унижения.
Катя вспыхнула, посмотрела на меня, ставшим вдруг беззащитным, взглядом, от которого мне её стало, невыносимо жаль. Но я продолжал:
— Обед будете привозить сюда, на сервировочном столике, госпожа гувернантка, а сейчас мы пойдём на положенную нам прогулку.
— Да делайте, что хотите! — в сердцах сказала Катя, — Ты же собрался писать на меня докладную? Можешь не стараться, я сама напишу рапорт. Не пойду с тобой больше никуда! — Катя развернулась и убежала. Я даже мысленно кинулся за ней, но сдержался, вовремя вспомнив, как она растоптала сказку, которую мы придумали вместе с ней. Она и придумала, а я слишком увлёкся.
— Пошли, — сердито сунув руки в карманы, сказал я. Ребята послушно двинулись за мной.
Бегать совершенно не хотелось, мы пошли лёгким прогулочным шагом, я решил сводить всё-таки ребят в зоопарк. Скоро мне идти просто так наскучило, я пробежал вперёд, спрятался на детской площадке, выхватил бластер, направил его на брата с сестрой и приказал:
— Руки вверх! Сдавайтесь! — но мой противник сдаться не пожелал, они раскатились в разные стороны, и, пока я следил за ними, разбежавшимися глазами, кто-то сделал мне подсечку, я упал, на меня навалилось худенькое тельце. Я вывернулся из-под Альки, Алька со смехом бросилась от меня бежать, я за ней, но мне поставили подножку! И я загремел прямо на жёсткую дорожку локтями и коленками. С трудом я сел, стал зализывать раны на коленках.
— Май! Зачем ты так? — укоризненно спросила сестра.
— Я не подумал, — сокрушённо пробормотал Май. А я вынул свою аптечку, заклеил ссадины на коленках, и попросил заклеить локти, вспомнив, как совсем недавно мы с Алиской лечили свои коленки перед школой.
— Вот и всё! — весело сказал я, — побежали дальше!
Бегая, мы все развеселились, не обращали никакого внимания на взрослых, даже наоборот, я прятался за какого-то мужчину, пока меня обстреливал мелкими горошинами Май.
Мужчина смело меня закрывал от обстрела. Когда заряды у Мая кончились, я помчался было дальше, забыв поблагодарить мужчину, пока не увидел, что Май остановился, опустив руки и голову.
Алька тоже перестала бегать.
— Антон, нам надо поговорить, — сказал мужчина. Я вопросительно посмотрел на него снизу-вверх.
— Я ваш отец, — пояснил мужчина, — зови меня папой.
— Хорошо, папа! — я встал, как Май, склонив голову. Интересно, думал я, он тоже приложил э-э-э, что там прикладывают, когда делают ребёнка? Нет, не натурального, искусственного?
— Не иронизируй, Антониэль, — усмехнулся мой папа. Я удивлённо посмотрел на него.
— Нет, я не умею читать мысли, все мысли написаны у тебя на лице. Да, я приложил свой ДНК для твоего появления, ты похож на меня, на маму, но, конечно, больше всего ты похож на себя самого. Не внешностью, а человеческим темпераментом. Пойдём, сядем на лавочку, поговорим.
Мы нашли свободную лавочку среди красиво подстриженных кустов, папа посмотрел на нас с доброй улыбкой, потом спросил у меня:
— Что у вас произошло с Катей? Вы же любили друг друга.
— Потому и произошло, что по-прежнему любим друг друга, — нехотя ответил я.
— Объясни, мне до конца непонятны эти ваши человеческие чувства.
— Что тут объяснять?! Мы теперь рядом, а вместе быть не можем! — вскочил я.
— Не горячись, и перестань говорить загадками. Что значит, не можете быть вместе, когда рядом?
— Потому что я теперь ребёнок, а Катя взрослая!
— Насколько мне известно, ты намного старше Кати.
— Я теперь в детском теле, — пояснил я папе, как маленькому. Папа задумался, а я подозрительно посмотрел на Алию. Алия независимо качала ногой и не смотрела на меня.
— Алька! — позвал я её.
— Что? — с готовностью отозвалась сестрёнка.
— А ведь это твои проделки!
— Какие ещё проделки? — слишком ненатурально возмутилась Алька.
— Ну, погоди, придём домой, поговорим! — пообещал я милой девочке. Милая девочка даже побледнела.
— Тоник, не пугай девочку! — попросил Май.
— Ничего я её не пугаю, передай сестрёнке, что я её люблю, и даже благодарен ей теперь за это.
Алька недоверчиво посмотрела на меня и попросила Мая, чтобы он защитил её от этого дикого мальчика.
Май пообещал. Папа переводил взгляды с одного из нас на другого, и ничего не понимал.
Ещё бы он понял! Я сам недавно это начал понимать. Перед нашим с Катей уходом они с Маем организовали прощальную, детскую, вечеринку, где Алия сказала, что будет меня ждать, и попросила больше ни в кого не влюбляться. Тогда я не придал этому значения, теперь же понял: оказывается, Алька не ангелочек, а маленькая ведьма!
— Ладно, Антон, не стану я разбираться в тонкостях ваших отношений, что-то они слишком запутаны, скажу только, что вам с Катей надо сходить в один суровый Мир. В Мир викингов.
— Куда?! — совсем уже невежливо перебил я папу.
— Ты что, знаешь этот Мир?
— Кто же его не знает?! Я там не выживу, — обречённо вздохнув, сказал я. Алька подбежала ко мне и схватила за руку:
— Я его никуда не отпущу!
— Ничего не поделаешь, у нас заказ с одной из планет.
— С кем я пойду? — спросил я, понимая, что не отделаюсь от этой работы, пока не женюсь на Алии.
— С Катей, конечно. Вы можете не встречаться с ней там, только отведи и приведи.
— Может, отвести, вернуться, и привести, потом? — решил схитрить я.
— Нет, не получится, тебе придётся там пожить.
— Я боюсь одиночеств и темноты, — засопел я.
— Ты боишься не темноты, а Тьмы. Тебе надо научиться перебарывать страх, все дети через это проходят. Бесстрашны только неполноценные особи. Помиритесь с Катей, вам надо доверять друг другу, всякое может там случиться.
— Вы не понимаете… — начал я.
— Чтобы вас понять, мне надо прожить ещё лет сто, а времени для этого нет.
— А вот Алька поняла! — с гордостью сказал я, так и не выпустив руку девочки.
— Алия почти всю свою сознательную жизнь прожила среди людей. Куда мне до неё! Ну, идите, гуляйте! Антон, есть какие-то просьбы, пожелания?
— Э… А… Я забыл свой коммуникатор, платить нечем. А мы ещё встретимся? До нашего ухода?
— Почему ты спрашиваешь? — спросил папа.
— Я хочу спросить дорогу… — покраснел я, опуская взгляд.
— Неужели?.. — растерялся папа. Я кивнул, сгорая от стыда.
— Хорошо, когда выполните задание, сходите к своим любимым Сахам. Всё равно не пойму твоей тяги к мазохизму,
Я вскинул на папу глаза и тут же опустил их.
— Я хочу узнать, всё ли там, в порядке, посмотреть своими глазами.
— Ничего не хочешь там исправить? — я отчаянно замотал головой:
— Когда пытаешься что-то исправить, получается только хуже. Достаточно было одной попытки.
Алия ещё крепче сжала мою руку.
— Ты прав, малыш, — чисто по-человечески вздохнул папа, — до свидания, сын, прости, что редко видимся.
— Да, папа, — ответил я, — мне бы хотелось чаще видеться с вами, — я сказал чистую правду, потому что у меня появилось чувство привязанности к этому большому мужчине, моему папе, и, пока ещё не увиденной, маме.
Мы проводили папу взглядами, переглянулись, и бросились бежать в сторону зоопарка. Настроение неуловимо поднялось, коленки, и локти почему-то отчаянно зачесались. Попросив ребят подождать меня, я отодрал пластыри, обнаружив под ними уже еле видимые следы от ссадин.
— Ух, ты! — воскликнул я, и посмотрел на своих спутников:
— А вы так умеете? — те отрицательно покачали головами: — Мы только учимся, а у тебя уже получается! Научишь?
— Это, разве, не папа? — ребята пожали плечами:
— По-моему, чужой организм на расстоянии нельзя заставить исцеляться, — сказал Май.
— Но я-то ему не чужой! — возмутился я.
— Это правда! — засмеялась Алька, — Когда снова разобьёшь коленки, узнаем.
— Ах, ты! — кинулся я за ней, и Алька, с визгом, припустила по дорожке, ведущей в зоопарк.
Да, такого зоопарка я ещё не видел…
А какой видел? Никакой не видел, не любил я зоопарки, когда был взрослым. Когда был ребёнком, поблизости зоопарков не было. Сейчас же, снова став ребёнком, я с восторгом смотрел на такое разнообразие удивительных форм жизни. Можно было смело вешать над входом вывеску «Космозоо», потому что здесь были представлены почти все виды белковой и кислородной жизни.
Если бы я не верил своим теперешним родственникам, я бы подумал, что они, не разбираясь, засунули сюда и разумных, настолько они интересно себя вели.
Они строили хижины, вели огородничество, растили детей…
Май сказал мне, что животные нас не видят и не слышат, поэтому ведут себя естественно, считая, что находятся на воле. Ограждение? Нет, не чувствуют, они могут идти прямо на ограждение с упорством барана, думая, что идут прямо, на самом же деле, они не замечают, что идут совершенно в другую сторону.
«Прямо, как в осколках Миров, — подумал я, — проживая в закольцованном Мире, люди думают, что творят историю сами, не догадываясь, что проживают раз за разом одну и ту же жизнь».
Представив, что их дети обретут полноценную жизнь на новых, свободных, планетах, посочувствовал несчастной девочке Кате, с её искалеченной жизнью. Что для нас, ангелов, одна искалеченная жизнь, когда на кону миллионы, если не миллиарды, жизней? Тем более, если эта жизнь — человеческая.
Что будет с Катей, когда она состарится? Конечно, ей предоставят всё, что только она захочет, хоть целую планету в своё пользование. А кто вернёт ей любовь? Сделать ей мою копию? Проходили уже, не работает. Почему-то происходит отторжение, это похоже на искусственный орган, который пытаются вживить в организм. Одно время хорошо функционирует, потом надо его менять на другой.
Осмотреть весь зоопарк было нереально, к тому же запиликал коммуникатор у Мая, ему напомнили, что пора возвращаться. Май сказал, что гулять нам разрешил папа, но Катя была непреклонна, сказав, что это ей неизвестно, в наши выдумки она больше не верит.
— Ну что, пойдём? — спросил Май, не очень весело.
— Конечно, пойдём, — двинул я плечиком, — только зайдём, поедим мороженого. Какое будете? Крем-брюле или что другое?
— Пошли, там разберёмся! — засмеялась Алия, взяв меня за руку.
Зайдя в кафе, мы опять заняли место у загородки, отделяющей кафе от парка.
Подошёл официант, узнав нас по необычной для местных нравов одежде.
— Как обычно? — спросил он, кланяясь с улыбкой.
— Ой, а можно узнать, что у вас ещё есть? — весело спросила Алия.
— У нас много чего есть, — ответил молодой официант.
— Пломбир есть? — спросил я.
— Не помню! — удивился официант, — Позвольте, схожу, узнаю? Или вам пока подать крем-брюле?
— Давайте! — согласились мы. А ноги гудели! Огромен был зоосад, у меня появилось подозрение, что он напрямую соединяется с Мирами. Впрочем, не все могли быть реальными, зверей ведь не потрогаешь, может, это, может быть, искусно сделанная голография, запахи и звуки сделать несложно. Всё равно, эффект потрясающий! Особенно вымершие у нас огромные рептилии! Смотреть на них можно было, забравшись по лифту на кольцевую обзорную площадку, и там, пройдясь по кругу, мы разглядывали зверей, которые бродили в поисках жертвы. Здесь демонстрировали кормление хищников, показывая, что те настоящие.
— Тоник, ты где? — поинтересовалась Алия, заметив мой отсутствующий взгляд.
— Зоопарк, вспомнил! — засмеялся я. Ребята тоже посмеялись, соглашаясь со мной, что там всё необычно и стоит сходить туда ещё раз.
— Мы впервые там были, — признался Май.
В это время нам принесли мороженое, и мы принялись за него.
— Май, заплати за мороженое, — попросил я, — видишь, я забыл свой коммуникатор.
— У тебя всегда запасной был? — удивился Май, — У меня на счету денег нет.
— Тебе папа положил, — заметил я, пробуя кусочек мороженого.
— Мы нашли пломбир, — сказал официант, принимая оплату от удивлённого Мая.
— Несите по стаканчику, — решил я. Пока мы разбирались с крем-брюле, принесли три вафельных стаканчика с пломбиром.
— Невероятно! — прошептал я, надкусывая хрустящий стаканчик, — Это же Россия! Что значит, «нашли»? — вспомнил я, они что, опрашивали интернет, потом сгоняли на Землю? По вкусу, пломбир, будто из моего детства. Они что, могут и туда сбегать? Купить, и назад?
Да-а! — подумал я, — мысли стали, совсем детскими, что только не придумаешь! Просто нашли рецепт, да изготовили, или, вообще, в машине уже заложена была информация!
— Очень вкусно! — блаженствовала Алия.
— Смотри, не простудись! — встревожился я.
— Подумаешь! — беззаботно сказала Алия, — Потренируешься на мне, вылечишь от простуды.
— Аппетит испортишь, домомучительница заест.
— Подумаешь! У меня есть такой друг, которому никто не страшен! — похвасталась Алька.
— И кто же это такой? — поинтересовался я.
— Тоником зовут, — ответила мне коварная девочка, — иногда Антошкой кличут.
— Покажешь? — спросил я.
— Конечно, покажу, когда пойдём, руки, мыть! — какая у меня разговорчивая и находчивая сестрёнка!
— Тон! У меня на счету такая сумма! — сдавленным шёпотом сказал Май.
— Ну, вот, теперь можно развлекаться! — обрадовался я, — Я хотел ещё посетить тир, ристалище.
Тир, это где из луков стреляют. Хочу Катю пригласить, чтобы показала вам, как надо стрелять. Ещё хочу поучиться у неё на саблях или мечах рубиться, рукопашному бою…
— Зачем тебе? — удивилась Алька, — Катя всё это умеет? — у Алии глаза были и так больше моих, а тут вообще стали на половину лица.
— Алька, мы ходили по опасным, и очень опасным местам, нам было необходимо всё это знать.
— Ты тоже всё это умеешь? — ещё больше удивилась Алия.
— Конечно, нет! — огорчился я, — Умел, пока вы не засунули меня в это тело.
— Мы не засовывали, — покраснела Алия, — ты сам… — я хмыкнул, но ничего не сказал, поскольку не знал, кто это сделал, и как. Никто напрямую не отказывается, всё это похоже на заговор.
— Попробую поговорить с нашей мучительницей, — нехотя проговорил я, опустив глаза, — а то, правда, можно там остаться, убьют, нафиг!
— Как мы тебе завидуем! — сказал Май, — каждый раз в другом Мире, в разных временах!
Я посмотрел на него, как на ненормального, но промолчал. Конечно, сидеть в четырёх стенах, не сахар, но всё же… Вспоминаешь, иногда, некоторые моменты из наших путешествий, так хоть головой о стенку бейся, так хочется вернуться туда, и переделать всё по-иному. Вернуть невольно вырвавшееся слово, вовремя поддержать друга, прислушаться к любимой, ей ведь тоже не сладко! А ты её лицом в дерьмо!
Вот и получай.
Отдохнув, мы побежали назад, домой. Не просто побежали, а играли по дороге, потому что ноги уже не гудели. К своему удивлению, мы встречали в парке ребят, одетых, почти как мы, они бегали и смеялись. Мы переглянулись, радуясь переменам. Оказывается, дети здесь тоже что-то могут!
Прибежали домой, тяжело дыша и толкаясь. Катя уже встречала нас, еле сдерживая улыбу. Я так и потянулся к ней, но вовремя опомнился, надел на лицо непроницаемую маску, и гордо прошёл в свою комнату. Здесь я упал на диван, проклиная себя за гордость. Сейчас бы кинуться к Кате на руки, прижаться к ней… Я вздохнул, и пошёл мыться.
Переодевшись, подумал, что неплохо бы покушать. Но не мог же я приползти на пузе, как побитая собака! Пусть не кормят, потом скажу, что обессилел от голода, и не готов к работе.
Тут постучали в дверь, и вошёл андроид, толкая перед собой сервировочный столик. Андроид быстро переставил блюда на стол и ушёл. Что-то спрашивать или спорить и с ним было бесполезно.
Открыв крышку тарелки, увидел бульон с яйцом, в другой тарелке была каша, было даже яблоко на десерт, стакан кефира. Несколько кусочков хлеба скучали в хлебнице.
Что ж, по крайней мере, не умру от голода, зато без церемоний. А завтра потребую меню.
После такой длительной прогулки аппетит оказался зверским, несмотря на съеденное мороженое, поэтому всё вылизал, и сел, довольный, хрустя яблоком.
Пришёл андроид, забрал посуду, совершенно меня не замечая. Пришлось отойти подальше, чтобы не затоптал. Огрызок яблока я швырнул ему в спину.
Солнце уже садилось, окрасив город в чудесные краски, хрустальные дома начали играть свою цветовую музыку. Я засмотрелся, не заметив, что кто-то стоит рядом. Катя.
Постояв рядом, Катя взяла меня на руки. Я не стал брыкаться, чтобы не выглядеть совсем глупо.
Я положил голову Кате на плечо, расслабившись, и сказал:
— Катя, я тебя ненавижу.
— Если бы ты знал, как я тебя ненавижу, возненавидел бы меня ещё больше! — ответила Катя.
— Больше ненавидеть нельзя, — сказал я, устраиваясь поудобнее.
— Ты самый гадкий мальчишка во всех Мирах, — заявила Катя.
— То ли ещё будет, — пообещал я.
— Прибью мерзавца, — ласково сказала Катя, целуя меня в шейку.
— Сама там останешься, — пробормотал я, почти, засыпая.
— Я же не насмерть, так, любя… ты что, спать собрался? Сейчас спою тебе колыбельную, и уложу, весь избегался за последний месяц, одни глаза остались.
— Спи, малыш, устали ножки, пробежали все дорожки,
Спи, малыш, устали ручки, поиграл во все игрушки.
Спи, малыш, устали глазки, целый день читали сказки,
Ты проснёшься, утром рано, поцелует тебя мама,
И не вспомнишь те обиды, от которых ночью плакал,
Только радость, только счастье, только мама, только папа…
Будет домик, двор с собакой, ну, не надо, мальчик, плакать…
Засыпай, малыш, бай-бай, хоть во сне ты помечтай.
Такие неуклюжие стишки детей, которые никогда не встретят своих мам и пап, потому что, знают о них только по легендам, которые столетиями кочуют по интернатам, разбросанным по всему космосу.
Каково им там, маленьким искусственным людям? У кого спросить? Я ведь тоже считался интернатским. Даже Катя не верила мне, что я ничего не помню. А если не помню, значит, мне жутко повезло. Тебе ещё повезло, что родился хилым, тебя берегли и не нагружали непосильными тренировками, от которых многие плакали всю ночь, потому что всё тело болело, а утром опять на стадион, отдыхом считались занятия по теории, в классах. Чтобы не спали, каждый получал заряд бодрости, в виде инъекций, от которых ломило кости. Зато все выросли здоровыми и крепкими.
Это кто выжил. Ты всегда оставался загадкой, почему ты, такой тощий, жив, когда более сильные ребята ломаются. Оказалось, вон ты какой, несчастье моё, проводник мой любимый. Тошка, ты спишь, что ли? Сейчас, малыш, я уложу тебя, только раздену.
Утром я никак не хотел просыпаться. Катя щекотала меня, я только хихикал.
Наконец ей это надоело, она вынула меня из постельки и посадила себе на колени.
— Какой ты засоня! — сердилась она на меня, целуя в пухлую от сна щёчку.
— Хватит меня мучить, моя ужасная няня! — бормотал я во сне.
— Я вот покажу тебе ужасы! — смеялась Катя, поднимаясь вместе со мной и отправляясь в ванную комнату. Там она засунула меня, прямо в плавках, под холодный душ.
Взвизгнув, я проснулся окончательно. Катя смеялась над моей обескураженной рожицей.
— Не прыгай, сейчас вода согреется. Раздевайся, помою и переодену.
Ничего не понимая, я стянул мокрые плавки, подал Кате, чтобы она бросила их в утилизатор.
— Что случилось? Мы где? — Катя засмеялась, взяв меня за плечо, чтобы не упал, начала мыть мочалкой.
— Дома, мы, дома! Сейчас, отмою тебя, одену, и пойдём завтракать, а то Алия и Май скучают по тебе.
— Только не надо церемоний, Катя, ну пожа-а-алуйста!
— Надо, Тошка, надо! А если мы попадём на приём к какой-нибудь королеве? А ты будешь размешивать пальцем чай?
— Это будет модным веянием…
— Я тебе верю! — засмеялась Катя, — С твоей-то внешностью!
— А что с моей внешностью? — испугался я.
— Всё в порядке с твоей внешностью! — шлёпнула меня Катя, — тебе бы ещё мяса нарастить, а то опять стал скелетиком. Только набрал форму, и опять прежний Тоник.
— Да, Катя, теперь надолго.
— Кать, — когда Катя вытерла меня и понесла одевать, — я хочу с тобой сходить в тир, где стреляют из лука, на ристалище, хочу, чтобы ты немного поучила меня сабельному, ещё рукопашному, бою.
Катя чуть не уронила меня.
— Куда тебе?! Ты лук не растянешь, меч не удержишь! А рукопашному бою? Ударишь, и сам отлетишь!
— Хотя бы мальчишкам я должен дать отпор? Ты хоть знаешь, куда нас отправляют? Там свирепствует естественный отбор! Если взрослые видят, что мальчишки дерутся, они только веселятся и подзадоривают их, потому что это племя живёт разбоями и грабежами, им не нужны хилые ботаники! Я вообще не понимаю, как ты там собираешься работать?! Мы там обречены на провал.
Меня там забьют насмерть мальчишки, а что будет с тобой, я даже не представляю.
— За меня можешь не беспокоиться, выкручусь, а вот что касается тебя, действительно, надо что-то придумать. Насмерть тебя вряд ли смогут убить. Ты выживешь и со стрелой в сердце…
— Разве что со стрелой Амура, — перебил я Катю, — и то, скоро умру, от этой стрелы.
— Не прикидывайся жертвой! Тебе перечислить девочек, которых ты оставил несчастными?
Припомнить деток, которых ты произвёл на свет?
— Это был не я… — пытался я перевести стрелки на своё бывшее тело.
— Ещё одно слово, и я придушу тебя! — пообещала Катя.
— Ах, Катя, — вздохнул я, укладываясь ей на плечо, — мне тоже есть, в чём тебя упрекнуть.
— Есть, конечно, Тошка. С этой чёртовой работой сложно не переступить черту: тут можно и нужно, а вот тут нельзя и преступно. Причём там, где нельзя, сладко, а там, где нужно, горько. Как мне не хватает моего Тоника, Тошка! Он меня постоянно спасал и утешал. Хватит спать! Одевайся! — Катя усадила меня на кровать, принесла бельё, открыла шкаф и вынула оттуда нужный для завтрака в приличном обществе, костюм.
Увидев мою гримасу, улыбнулась хищной улыбкой:
— Сегодня я отыграюсь за вчерашнее поражение!
— Катя, может, я опять здесь покушаю? — с надеждой спросил я, с недоверием разглядывая смокинг.
— Вставай, буду учить одеваться. Сегодня твой папа придёт, а, может быть, и мама…
— Мама?! — с недоверием подскочил я. Сердечко забилось, пытаясь выскочить.
— Вон, как глазки засияли, — произнесла Катя, — а я не верила, что у вас есть зов крови. Какой ты счастливый, Тошка! Иди сюда, гадкий мальчишка!
Когда мы вошли в столовую, во главе стола сидели папа и мама. Ребята стояли, ожидая нас.
Мама, увидев меня, улыбнулась, и сказала:
— Мальчик мой! Подойди ко мне, скорее! — я вырвался из рук Кати, и подбежал к маме, с разбега уткнувшись ей в грудь. Мама тихонько смеялась, гладила по голове.
— Вот ты какой, сынок, вырос-то как! В последний раз совсем малыш был. Скучал? — я отчаянно закивал, наполняясь счастьем. Папа тоже улыбался, я чувствовал его улыбку.
— Антониэль теперь законодатель мод в нашем парке! — с гордостью сказал папа.
— Законодатель мод? — отодвинула мама меня от себя, внимательно разглядывая моё лицо.
— Да, теперь в парке в моде десантные детские комбинезоны, подвижные игры, смех и шутки! Вчера они даже меня втянули в свои игры, обстреляли горохом! А я закрывал собой нашего наследника!
— Невероятно! — восхитилась мама, вновь прижимая меня к себе. От счастья я не мог произнести ни слова, только тихонько мурлыкал.
— Ну, хватит, сынок, садись за стол, будем завтракать.
— Мама! — спросил я, — Когда мы ещё увидимся?
— Ты же всё понимаешь, сын, — вздохнула мама, — несмотря на долгую жизнь, нам постоянно не хватает времени. Я оставила целый Мир без присмотра, лишь бы увидеться с тобой.
Прости, малыш, нам опять надо уходить.
Мне стало грустно. С Катей поиграли в маму, она от меня отказалась, настоящая мама не может побыть с сыном, потому что некогда, папа тоже занят. Я глубоко вздохнул, хотел сесть рядом с Алией, но Катя посадила меня напротив родителей. Я смотрел на них, пытаясь запомнить, а они не могли приняться за еду, видя, что я не готов.
Катя сегодня не садилась за стол, она прислуживала мне, не смея делать замечания.
— Кушай, малыш, не расстраивайся, — сказал папа, — для нас тоже нелегко так надолго расставаться с тобой.
Я взял ложку, и посмотрел в тарелку. Там была овсянка. Я улыбнулся, и принялся за еду, поедая овсянку с удовольствием. Я совсем забыл, что на мне неудобный костюм.
Покончив с овсянкой, принялись за чай. Я пил чай, поглядывая на родителей. Они священнодействовали, я такое видел только в документальных фильмах о чайных церемониях.
— Катя, приведите после завтрака Антониэля к нам, — сказала мама, поднимаясь. Мы с ребятами тоже поднялись, провожая родителей.
— Что будете на десерт? — спросила Катя, облегчённо, вздохнув. Май с Алией смотрели на меня.
— Мороженое будете? — спросил я, — Или фрукты?
— Йогурт, — попросила Алия, — мне земляничный, ещё лимонад, а мороженое будем кушать в парке, в кафе, ладно, ваше высочество?
— Что ты обзываешься? — оскорбился я.
— Вы теперь наследник, принц, — объяснила мне Алия.
— Бросьте, ребята, перестаньте, кем был я для вас, тем и буду: другом и братом.
Андроид поставил перед ребятами йогурт, мне поставила вазочку Катя. Я решил не нарушать этикет, и не обращал на прислугу внимания. После того, как йогурт был съеден, Катя отвела меня к умывальнику, аккуратно, повязав салфетку, умыла моё лицо, вытерла, привела в порядок мою шевелюру, внимательно осмотрела, и повела к родителям.
Постучавшись, вошла первая, представила меня, только после этого мне было позволено войти.
Катя удалилась. Мама и папа сидели на диване, с довольной улыбкой глядя на меня.
— Как он, красив! — улыбнулась мама.
— Для мамы любой ребёнок, красив, — буркнул папа, — он боится.
— Конечно, боится, — согласилась мама, — ты тоже боялся, когда был в его возрасте.
— Я поборол страх, — ответил папа.
— А Тошке мы поможем, — возразила мама, — папа сказал, что тебя так называют твои брат и сестра.
— Да, мама, — склонил я голову. Сейчас не хотелось ласкаться к ним, они вызвали меня для серьёзного разговора.
— Иди сюда, садись между нами, — пригласила меня мама. Я подошёл, мама усадила меня рядом, обняла.
— Ты больше не будешь бояться Тьмы, — уверенно сказала мама.
— Мама, почему Страхи материализуются? — спросил я шёпотом, незаметно растворяясь в маминой ласке.
— Тьма питается страхами, чем больше ты её боишься, тем сильнее Страх и осязаемей Тьма. Сынок, ничего не бойся, мы всегда будем с тобой, верь нам, и страхи отступят.
— Я буду верить, что ты придёшь на помощь, — прошептал я, — мама.
— Не забывай, у тебя ещё есть папа, — напомнил о себе отец.
Мне стало необыкновенно хорошо, чувствуя любовь этих самых близких мне существ, ставших для меня мамой и папой. Перед прощанием папа посадил меня на колени, ещё раз пообещал выполнить мою просьбу, показав прямую дорогу в любое место Мироздания.
— Можно мне пока не соблюдать эти этикеты? — решился я спросить.
— Можно, сынок! — рассмеялась мама, — Скоро каникулы кончатся, начнутся занятия, будет время обучиться придворному поведению! Ты ещё будешь просить нас отправить тебя в какой-нибудь Мир, отдохнуть! Сейчас разрешаю немного похулиганить.
— А ребятам?
— Играй с ними. Тебе нравится Алия? — я слегка порозовел:
— Нравится, мама!
— Видишь, как замечательно! Вы очень подходите друг к другу по всем показателям. Будет просто чудесно, если ваши дружеские отношения перерастут во что-то большее.
И ещё по делу. Мы рассмотрели твою просьбу, которую ты передал Кате. Она будет заниматься с тобой перед отправкой в Мир викингов, чтобы ты был немного готов к суровым испытаниям.
Потерпи, сынок, мы подготовим ещё проводников, тогда вам будет легче.
— Что будет с Катей? — спросил я.
— Пусть передаст свои пожелания тебе, мы узнаем о них. Катя ещё очень молода даже для людей. Я думаю, через год мы можем дать ей вольную, — пояснил папа. Я вздохнул:
— Год, это по-нашему? Десять человеческих лет?
— Ты правильно понял, малыш. Я знаю, о чём ты думаешь. Разве вы однажды не получили то, о чём мечтали? Прости, малыш, наше время кончилось, нам пора. Дай, я тебя поцелую!
Мне стало очень грустно. Сказка заканчивалась. Глотая слёзы, я попрощался с папой и мамой.
За мной зашла Катя и отвела в мою комнату. Там она меня переодела в мою домашнюю одежду, хотела оставить одного.
— Катя, не уходи, пожалуйста. Посиди со мной рядом, мне будет легче, — попросил я.
Катя присела рядом со мной, на диван, обняла и прижала к себе.
— Тошка, прости меня, а?
Я понимал, о чём она говорит. Мои родители сильные эмпаты, я, выходит, тоже. И мою печаль она чувствовала. Значит, поняла, какую боль она мне причинила.
— Катя, — вспомнил я, — когда мы начнём занятия?
— Ты уже готов? Переодевайся в спортивную форму и приходи в спортзал. Я сейчас приведу туда Алию и Мая, пусть тоже разомнутся.
В спортзале мы размялись, поиграв в пятнашки, потом Катя начала обучать нас борьбе самбо, начав с самых азов. К своему ужасу я не помнил ничего. В том смысле, знал, что делать и как, а тело ничего этого не знало и не слушалось. Пытался расслабиться, чтобы вбитые в подсознание навыки высвободились, но в подсознании ничего не было, только в сознании.
Всё надо было начинать с нуля. Но делать нечего, надо успеть, хоть немного научиться, чтобы не быть совсем уж валенком. Или, что там носят на ногах викинги? Катя работала с нами до обеда, потом, сполоснувшись под душем, пообедали без дурацких церемоний и побежали гулять, даже не отдохнув после обеда.
Катя тоже, как и мы, была в полукомбинезоне, бежали, даже умудрившись поиграть по пути. Катя вела себя, как девочка, наша старшая сестра.
Добежали до тира. Здесь Катя взяла четыре лука, с балансирами и блоками.
— Тошка, ты не забыл, как держать лук? — поинтересовалась Катя. Я фыркнул, уверенно надевая перчатку с крагой на левую руку и кольцо на правую. Встав на позицию, наложил стрелу, прицелился, натянув лук. Ничего сложного! Отпустил тетиву. Даже в мишень не попал…
Что это? Я же всё правильно делаю! Но.… Из десяти стрел попал только одной.
Я с недоумением посмотрел на Катю, которая смотрела на меня с жалостью. Я ведь был почти непревзойдённым стрелком из лука. Только Катя могла выстрелить лучше, и то не всегда.
Мои брат и сестра смотрели на меня с восхищением.
Катя, посмотрев на них, не стала делать мне замечаний начала учить правильной стойке ребят.
— Пока занимайся самостоятельно, — обратилась она ко мне, — потом подойду. Может, что вспомнишь.
Я упрямо повторял все движения, которые помнил: и хват, и удержание, насколько надо поставить вперёд левую ногу, поворот головы. Наложив стрелу, оттянул тетиву до уха, и заметил, что рука устала и дрожит. Понятно. Опустил лук.
— Что случилось? — подошла ко мне Катя, увидев мои надутые губы.
— Руки слабые, — буркнул я, — и это с таким лёгким луком! Настоящий лук я даже не натяну! Даже детский не смогу вооружить.
Между тем, скосив глаза в сторону Али и Мая, увидел, что они уверенно посылают стрелы в мишень.
Мне стало ужасно обидно, я даже засопел.
— Теперь видно, какой ты стал ребёнок! — покачала головой Катя, — Не надо упрямиться, дай, покажу, как надо стоять, целиться.
Я не стал упрямиться, сдался на милость Кати, оказывается, дело не только в слабых руках, я забыл абсолютно всё! Все мои движения были рассчитаны на более крупное тело, я совсем не учитывал, что стал маленьким, все настройки сбились. Как же Катя сумела приспособиться под мой рост и вес?
Я даже спрашивать не стал. Талант у девушки.
Когда у меня стало получаться, я обрёл уверенность и уже посылал стрелы, куда хотел.
— Катя, — весело спросил я, — ты сможешь сейчас повторить трюк с выбиванием стрелы?
— Стреляй! — пожала плечами Катя. Я посмотрел на её покатые плечи, потом взглянул на своё острое плечико. Нет, не успею приобрести даже минимум необходимой силы и ловкости.
Я послал стрелу в яблочко. Не успела она воткнуться, как её выбила стрела Кати.
— Тошка, ты просто великолепно стреляешь! — пытался меня успокоить Май. Алия сочувственно смотрела на меня.
— Наш Тоник попадал в глаз с расстояния двести метров! — приврала Катя, — Ему не утешение требуется, а тренировки. Возьми лук, Тоник, стреляй, развивай плечо!
Попадать я начал, причём неплохо, но меня всё не оставляла мысль о настоящих луках, без блоков, на которые тетиву-то натянуть, проблема для моего худосочного тела. Но это лук. А если предложат подраться? Нет более счастья для мальчишек, чем побить более слабого.
— Катя, пойдём, покажешь, как надо держать меч в руках.
Катя дала мне в руку саблю, проверила, как я её беру, стойку, только тяжело вздохнула.
— Что, всё так плохо? — удивился я, всё же тренировал ребят с нашего двора.
— Тоник, если бы я не знала, как ты управлялся с саблей раньше, я бы сказала, что это — показала на мою стойку, — неплохо. Сейчас у меня опускаются руки. Я уже боюсь за тебя. Придётся опять начинать с деревянного меча у нас в спортзале. Отдай саблю, пока не отрезал себе что-нибудь важное.
— Кать, пойдём, мороженого поедим, — предложил я.
— Сейчас, дайте мне размяться, — Катя приметила одного красавчика и направилась к нему.
Они поговорили, потом разошлись, надели маски, и вышли на дорожу. Катя взяла две сабли, её противник — рапиру и кинжал.
Катя не стала спешить, я видел, что она испытывает удовольствие от боя. Хорошо ей будет у викингов изображать валькирию.
Я даже не сомневался в победе Кати. Вечером явно будет у меня отпрашиваться. «Не для дела, для удовольствия», — вспомнил я, и мне почему-то стало неприятно. Покапризничаю вечером, решил я.
— Никогда бы не подумал! — восхищённо сказал Май, глядя на Катю влюблёнными глазами.
— Ты, это, Май, — не нашёлся я сразу, что сказать, — осторожнее!
— Да, Май! — поняла меня Алия.
— О чём это вы? — обернулся он к нам, и смутился:
— Да я что? Так, красиво сражается, да и вообще, Катя очень красивая девушка.
— Алька, побежали в кафе? — предложил я, пока не вспомнил о том, что, Катя пока ещё моя жена.
— Побежали, — опять поняла меня Алька.
Мы сорвались с места и помчались наперегонки в кафе, без спросу. И нечего меня за это ругать, — подумал я, а то хуже будет. Мне.
В кафе мы заняли столик на четверых, заказали мороженое, поглядывая на ристалище. Где наши?
Потом увидели. Идут, о чём-то разговаривают. Пришли, сели. Катя странно посмотрела на меня, и не стала ворчать, что мы убежали.
— Аппетит не перебьёте? — спросила она у нас.
— Не перебьём! — весело ответила Алия, — мы всегда едим мороженое, а потом бежим на ужин. Тоник, ещё поиграем?
— Конечно, Алька! Май, ты с нами? — Май кивнул, глядя в свою вазочку, а я подумал, что ему не мешало бы найти подружку, я ведь отобрал у него сестру, Катя тоже больше со мной возится, и уходит в Миры со мной.
Когда мы в спортзале, перед ужином, отрабатывали приёмы, Катя отозвала меня в сторонку, и сказала, что ей надо со мной поговорить.
— Пойдём в мою комнату, — предложил я, предполагая, что занятия для меня закончены.
— Тоник, ты отпустишь меня сегодня вечером? — прямо спросила Катя, когда мы остановились у окна, моего любимого места, где я стоял обычно, если мне надо было успокоится.
— Катя, — сказал я, — теперь я понимаю, почему у нас с Катей всё рухнуло.
— Почему? — спросила Катя.
— Я слишком любил её и старался всё для неё сделать, даже разрешил уехать к Дэну, хотя моё сердце разрывалось от тоски. В результате она стала меня презирать. По-моему, именно поэтому променяла меня на Урана. Так ведь, Катя? — поднял я голову, пытаясь встретиться с Катей взглядом.
— Не совсем так, Тоник, — положила мне руки на плечи Катя, — всё дело, мне кажется, в этом чёртовом инстинкте, искусственно заложенном в меня, и который гонит на поиски новых мужчин с даром. Твоей Кате не удалось полностью избавиться от этого инстинкта, а у Урана сильный дар, в большей концентрации, чем был у тебя, вот она и не выдержала. Что было потом, для меня загадка. Когда придём туда, спросим, — я кивнул:
— Мне кажется, это звенья одной цепи. Катя тебе не кажется, что Май в тебя влюблён?
— У него это пройдёт, — отвернулась Катя, — пойдёте в школу, там будут девочки его уровня и возраста. Это здесь выбора нет.
— И ещё. Ты помнишь нашу клятву: «Пока смерть не разлучит нас»? — Катя внимательно посмотрела на меня.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что я твой муж, хоть и номинальный. Ты сейчас чем занимаешься? Нашим воспитанием. Вот и занимайся. Если пойдёшь на свидание, я всё расскажу Маю.
Катя отшатнулась от меня:
— Тоник! Как ты можешь?! — её красивое лицо исказила гримаса боли.
— Катя, ты попыталась растоптать всё святое для меня, из-за моей уступчивости. Пусть ты лучше возненавидишь меня, чем будешь презирать ещё больше.
— Я никогда тебя не презирала, я люблю тебя! Меня бесит, что не могу быть с тобой, поэтому мне нужно иногда успокаиваться.
— За мой счёт? — спросил я, глядя её в глаза. Лицо у Кати пошло пятнами:
— Вы не люди! У вас нет чувств! А этот парень человек!
— Катя, я тебе уже сказал, что не держу тебя. Выбирай, кто тебе более дорог, и поступай, как знаешь, — я отвернулся к окну.
— Тоник, ты же знаешь, теперь у нас с тобой нет будущего. Почему так вышло, я не могу тебе сказать.
— Я догадываюсь, но… Катя, оставь меня.
Катя вышла, я смотрел на вечерний город, ничего не видя, потом походил из угла в угол своей комнаты, успокаиваясь. Нет чувств, говоришь? Может быть, через тысячу лет они растворятся, но сейчас душа ещё может болеть, когда в ней поковыряются.
Подумав, что одному плохо, я вернулся в спортзал. Катя никуда не ушла, она тренировала ребят.
Я взял деревянный меч, стал сражаться с виртуальным противником, краем глаза заметив, что, Катя поглядывает на меня и морщится.
— Какой ты неуклюжий! — наконец не выдержала она, подходя ко мне, — С тобой только в детский сад отправляться, а не к викингам. Ты прав, первый встречный мальчишка забьёт тебя насмерть, если сам не помрёт от смеха! Смотри сюда! — Катя тоже взяла такой же меч, как у меня, показала стойку, позицию: — Атакуй! — я тут же получил по руке, и выронил меч, прижав кисть к губам. Почти не сдерживаясь, Катя ударила меня в грудь. Я вскрикнул.
— Убит. Бери меч, можешь взять щит, вспомни, может, что ещё забыл.
Я получил ещё несколько раз по рукам, пока не вспомнил про боевые перчатки. Но всё равно, не мог уследить за быстрыми атаками Кати.
— Какие вы всё-таки неповоротливые, — процедила она сквозь зубы, в очередной раз, выбив из моих рук меч. Я держался из последних сил, пытаясь не расплакаться от боли и унижения.
— Ладно, отдохни пока, поучись правильно держать меч, — Катя отошла к моим брату и сестре. Они делали вид, что не видят нашу борьбу.
Я уже злился на своё неуклюжее тело больше, чем на Катю. Что на неё злиться? Всё правильно делает. Я делал выпады, пока не свалился от усталости на маты.
Лёжа там, попытался представить, что чувствует Катя, которой запретили сходить на свидание.
Я вставал на колени, чтобы сходить к Маше. Ну, сходил, и что? Сам факт запрета бесит?
— Вставай, что разлёгся? — сердито сказала Катя, подходя.
— Катя, скоро ужин? — спросил я, — Подними меня, у меня нет сил…
— Сейчас появятся, — Катя начала щекотать мои рёбра мечом.
— Ах, так! — воскликнул я, вскакивая, — Я только хотел подумать о твоей просьбе… — я напал на неё, собрав последние силы, и тут же был опрокинут на маты, в горло упёрся меч.
— Сдавайся, принц!
— Можешь зарезать меня, принцы не сдаются, — прохрипел я, когда Катя надавила мне на трахею.
Мне расхотелось с ней мириться, я посмотрел ей в глаза, Катя бросила меч, и ушла, сказав, чтобы мы прибрались за собой, в спортзале слуг нет.
Когда она вышла, ко мне подошёл Май, помог подняться, Алия фыркала, собирая разбросанное оружие.
— Что вы всё время дерётесь? — спросил Май, собирая наши с Катей мечи.
— Не влюбляйся, Май, — всё ещё хрипло сказал я, потирая саднящее горло. — Вот зараза, ещё немного, и сломала бы трахею… — пытался я прочистить горло.
За ужином Катя хмуро объявила о своём решении продолжать занятия до отбоя.
— Времени осталось мало, надо усвоить кое-какие навыки.
Я с трудом глотал бульон, болело горло.
— Что вы давитесь, принц? — с издевкой спросила меня Катя, — Вы же никогда не сдаётесь! Подумаешь, лёгкий ушиб! Учитесь защищаться! — я глянул на Катю и снова опустил глаза в тарелку.
После ужина снова пошли в спортзал. Катя предложила Маю и Алии идти отдыхать, потому что Тошке надо тренироваться для того, чтобы выжить, а не для баловства или ради издевательств.
Ребята решили разделить со мной все тяготы службы проводника, потому что недавно завидовали мне.
Тогда Катя дала им задание, отрабатывать приёмы самбо, стойки и отражения атак, и вплотную занялась моей маленькой персоной.
Я бы не сказал, что, Катя специально издевалась надо мной, я всё больше убеждался, что всё, что меня сейчас приводило в изнеможение, совсем недавно было для меня лёгкой разминкой.
Почему-то вспомнилась разминка перед отправкой сюда, когда сражался с виртуальным противником, не особо утомившись.
Сейчас, закусив губу, чтобы не расплакаться от боли в мышцах, отбивался от лёгких атак девушки, не знающей жалости.
Когда у меня не стало сил поднять меч, Катя толкнула меня на маты. Я упал и затих. Чтобы понять, что такое отдых, надо уработаться до полусмерти.
Посмотрев на меня сверху, Катя объявила окончание тренировки, взяла меня на руки, и понесла в мою комнату, мыть.
— Завтра не поднимешься, — ворчала она, оттирая меня в душе от пота, — в кого ты такой упрямый? Всё равно это тебе не поможет, тебе ещё тренироваться несколько лет, чтобы что-нибудь начало получаться.
Я молчал, потому что не было сил, всё тело ныло.
— Тебе бы вколоть витаминов, которыми нас кололи в интернате… почему-то всем, кроме тебя.
Ладно, сейчас тебя натру мазью, может, будет легче.
Катя перенесла меня на диван, открыла свою сумочку, нашла тюбик с мазью, и начала натирать чем-то жгучим.
— Не возись, сейчас кровь побежит быстрее, выгонит усталость. Всё равно скоро спать, вот и останешься здесь, я заверну тебя в одеяло, ладно?
— Катя, тебе нравится со мной возиться? — спросил я еле слышно, — Ты постоянно носишь меня на руках, купаешь.
— Ещё бы! — ответила Катя, — Не каждому выпадает такое счастье, нянчиться со своим мужем, ставшем ребёнком.
— Ты обиделась на меня, за то, что не отпустил?
— Я не имею права на тебя обижаться, — немного помолчав, сказала Катя, — С тобой произошло такое превращение, надо сказать, не самое страшное. Я немного подумала, и представила, что ты стал инвалидом, а я у тебя отпрашиваюсь к мужчине, потому что ты не в состоянии меня осчастливить. У меня даже сердце заболело, когда я поставила себя на твоё место. Мало того, что у меня задание такое, так ещё стараюсь получить удовольствие, наплевав на твои чувства. Тебе обидно, или уже всё равно? — спросила Катя, близко наклонившись к моему лицу.
— Катя, конечно, обидно, но я не хочу быть собакой на сене. Многие дети ревнуют своих мам к мужчинам, мамы, из-за слепой любви к детям, жертвуют своей личной жизнью, а потом дети вырастают и начинают осуждать своих родителей за то, что они не сумели создать семью, остались несчастными. С другой стороны, ты видела моих друзей, у которых мамы старались устроить себе личную жизнь. Однозначного ответа нет, мало кому везёт найти верного друга на всю жизнь.
— А кому повезёт, не догадывается об этом, пока не потеряют, — добавила Катя, поправляя мои волосы. — Там, куда мы идём, такие причёски в ходу? — я прикрыл глаза, кивнув.
Глава пятая,
в которой мы живём в посёлке викингов
Меня поселили в хижине, принадлежащей Рагнару Красные Штаны.
Нет, это не вождь, не конунг, обычный рыбак с кучей ребятишек. Он сказал, что, одним больше, одним меньше, не имеет значения. Трески хватит. Эти трескоеды только и знали, есть эту рыбу. Было, иногда и мясо, кислое молоко и сыр. Хлеба было мало, и он был тёмным, грубого помола, с колючими вкраплениями, горьковатый. Мне в первый же день тут стало тоскливо. К тому же моей обязанностью было следить за малышами.
До меня этим занималась Ингрид, девочка моего возраста, только крупнее, меня посчитали вообще десятилетним. Теперь Ингрид гуляла с мальчишками, лазила с ними по скалам фиорда, собирая птичьи яйца, а я развлекал малышей. Надо сказать, малыши были послушными, любили меня, тёмными длинными вечерами, когда потрескивал очаг, освещая убогое помещение, где под потолком вялилась вонючая рыба, слушали мои сказки.
Тогда все затихали, и наша мама, старая измождённая Брунгильда, что-то готовившая в котле, и Рагнар, который постоянно чинил сети, тоже замолкали и слушали меня.
Кто-то рассказал об этом, и скоро в нашу хижину стали заглядывать гости. Делая вид, что они зашли к соседу по какому-то делу, они приносили какую-нибудь работу, садились, и слушали мои сказки.
У меня даже прозвище появилось: Тони — скальд.
Как выглядела наша хижина? Это я называю наше строение хижиной, на самом деле это дом. Стены были сделаны из вертикально поставленных брёвен, щели и дыры замазаны глиной, крыша устлана торфом, довольно толстым слоем, под крышей проделаны волоковые окошки. Внутри была центральная комната с очагом, крыша подпиралась столбами, врытыми в земляной пол. Между столбами были сделаны лавки, на которые вечерами стелились, а утром убирались, матрасы, набитые морской или обычной травой, спящие укрывались шерстяными одеялами и шкурами животных. Всё это выглядело, как в плацкартном вагоне, открыто, только папе и маме предоставлялся закрытый альков.
Со мной ложились спать маленькие девочки. Сначала хотела Ингрид, но мама Брунгильда не разрешила, потому что маленьким было холодно.
Обычно вместе с молодыми жили их родители, но в последнюю зиму оба умерли.
Скоро наша хижина показалась мужчинам маленькой, они выделили детям часть большой избы, где они шили паруса, негромко обсуждали свои дела. Теперь там вечерами собирались все дети посёлка, ну и мужчины. Брунгильда бранилась, говорила, что её дом опустел. Всё равно ночевать я ходил домой, заодно что-нибудь рассказывал только для семьи.
Старшие мои братья старались походить на мужчин, относились ко мне снисходительно. Ингрид вообще перестала замечать меня, или делала вид, что не замечает.
Изредка мне удавалось сбежать из дома, погулять по окрестностям. Меня просили далеко не уходить, потому что могу попасть волкам на обед, или нехорошим людям, причём людей надо было опасаться больше, чем волков.
Там однажды я встретил Рони. Рони — это девочка из соседнего села, сёла не враждовали, обменивались товарами, рыбой или китовым мясом и жиром. У девочки были родственники в нашем селе, к которым её нередко посылали с поручениями.
С Рони мы стали встречаться, играть на берегу озера, которое было расположено между нашим посёлком, и соседним. Всё было хорошо и весело, пока нас не увидела Ингрид.
Тогда она решила обратить мою жизнь в кошмар.
— Ингрид! — чуть не плакал я, — Ты же считаешься моей сестрой!
— Нечего тебе якшаться с этой девчонкой! — шипела она, повалив меня в траву и выкручивая руку.
— Рони хорошая, добрая девочка, не то, что ты! — кричал я, когда удавалось вырваться из рук мучительницы.
— Ну, погоди, дома ещё получишь! — грозила Ингрид грязным кулачком.
Несмотря на лето, было холодно, приходилось ходить в тёплой шерстяной одежде. Мальчики ходили в штанах и длинных рубашках, у девочек были длинные юбки, лиф, иногда сверху надевали кожаные, сшитые из шкур, куртки. К поясу девочки привязывали, если мамы разрешали, мешочки с иголками и нитками, которыми они зашивали себе и нам, мальчишкам, одежду. Обувь представляла собой сапожки из кожи, с толстой подошвой из шкуры морского зверя.
В ледниковом озере вода была, само собой, ледяная, в море, тоже. Мылись редко, в деревянных кадушках, в специальной избе.
Мальчишки, на спор, прыгали в озеро. Они всю жизнь здесь, считают, что лето у них жаркое.
Привыкнув к чистоте, я, первое время, проклинал всё на свете. Всё тело чесалось, насекомые заедали. Скоро там эта Катя сделает свои дела?! С любовью вспоминал скафандры, оставленные в далёком умном доме.
Теперь они вряд ли мне подойдут. Они большие, я маленький.
Каждое утро я бегал на высокий обрыв фиорда, осматривая дверь, которую я повесил прямо над обрывом, чтобы кто-нибудь не вошёл в неё. Разве что, птица залетит.
Чтобы войти в дверь, надо было прыгнуть с обрыва. У меня уже давно появлялось такое желание. Я брал камешки и бросал в ворота. Камешки исчезали. Потом ссыплю их в коробочку. Подумать только! Я мог сходить домой, отмыться, отстирать свои шкуры, и вернуться! Но не мог сделать это один, потому что здесь за это время могло что-то случиться, Катю я тогда не найду, а ещё, могу промахнуться на несколько минут, и мы уже никогда не встретимся. К тому же дверь я повесил так неудобно, что оттуда сложно было проникнуть сюда.
Вот и сейчас, побросав камешки, стоял и смотрел на фиорд. Да, красиво, голубое небо, гладь залива почти бирюзового цвета, чёрные базальтовые камни, малорослые деревья с плоскими кронами, стёсанными ветрами.
— Тони, ты опять здесь?! — воскликнула Ингрид, которую я не заметил, — Дети без присмотра, а он любуется красотами! — Ингрид поставила корзинку с птичьими яйцами на траву, приблизилась ко мне. Встав рядом, тоже стала смотреть вдаль.
— А ты знаешь, Тони, что за твоей Рони таскается Ильмар? Знаешь такого?
— Зачем ты мне это говоришь? — удивился я, — Ты же не хочешь, чтобы я дружил с Рони?
— Я не хочу, чтобы с ней дружил Ильмар, тоже.
Я подозрительно посмотрел на Ингрид:
— Ты сама хочешь дружить с Рони? — Ингрид уставилась на меня:
— Причём тут Рони?! Я хочу дружить с Ильмаром!
— А я причём?! — ещё больше удивился я.
— Вы такие глупые, мальчишки! Я с тобой тоже хочу дружить! — я согласился, мысленно, что да, девчонок нам не понять.
— Ну, понял? — почти ласково спросила Ингрид.
— Нет! — твёрдо ответил я.
— Вы мне оба нравитесь, а я ещё не выбрала, кто из вас лучше! Вам надо подраться.
— Вот ещё! — хмыкнул я.
— Ты не понимаешь! Если проиграешь, будешь дружить с Рони!
— Я и так проиграю! — буркнул я, — Не понятно, что ли? А если выиграю?
— Если выиграешь, будешь дружить, с кем захочешь, — я подивился ходу девичьей мысли, и не смог ничего ответить. Но Рони мне нравилась! Мы так славно играли с ней на берегу озера, пускали кораблики, просто радовались общению.
Вокруг озера рос древний лес, правда, частично вырубленный, эти места считались безопасными, тем более что папа Рагнар подарил мне детский меч, больше похожий на кинжал. Зато он был удобен, хоть и заточен только на треть, сверху. Этот меч давал мне иллюзию защищённости, и Рони ничего не боялась рядом со мной.
— Тони! — нетерпеливо топнула ножкой Ингрид, — Ты заснул? Пошли домой! Бери корзинку, только осторожно, там яйца.
Кто такой Ильмар, я знал. Был он ненамного выше меня, зато широк в кости. Я видел, как он дрался с мальчишками, мне неохота было попасть под его нелёгкую руку.
Что они привязались к нам с Рони? Мы с ней тихие, незаметные, меня обижать запретил папа Рагнар. Почему? Мне кажется, он пообщался с Катей, Катрин. Где она сейчас была, меня не интересовало, но я ждал её с нетерпением. Скорее бы вернуться, я так надеялся пересидеть в относительном уюте и спокойствии, и вот, Ингрид стало скучно.
Когда мы вернулись домой, меня сразу окружили ребятишки, им захотелось поиграть, побегать, мы тут же окунулись в весёлую игру, которую назвали пятнашки.
— Тони! — крикнула Ингрид, — Папа возвращается с рыбалки! Побежали встречать!
Отсюда уже было видно, что лодка наших рыбаков входил в фиорд.
Папа ловил рыбу с тремя старшими сыновьями, сегодня он почему-то возвращался раньше всех.
Выстроившись на берегу, мы, всё семейство Рагнара, кроме мамы, встречали рыбаков.
Вот большая лодка пристала к пристани, Рагнар осмотрел нас, нашёл быстроногого Олафа:
— Олаф, беги скорее к старосте, Халафу, скажи, что к нам пожаловал купец.
Олаф исчез.
— Ребята, помогайте выгрузить улов, — сказал папа, и мы начали принимать грубо сколоченные деревянными гвоздями ящики с селёдкой и бочки с треской. Треска была нам не под силу. Папа смеялся, видя наши озадаченные лица, когда он показывал рыбок, похожих на больших зеленоватых поросят.
Пока мы разгружали папин драккар, появился двухмачтовый кнорр со спущенными парусами, на вёслах. Кнорр, это по-нашему, вообще было судёнышко похоже на испанскую каравеллу.
Тем более, когда кнорр причалил, и я увидел тех, кто прибыл, особенно купца. Этот крючконосый дон Педро мне не понравился с первого взгляда. Сразу вспомнился чёрный инквизитор, которого зарезала Катя.
Звали его, конечно, не дон Педро, это я его так мысленно окрестил. С какого рожна он нам будет представляться?
Он ещё с борта заметил меня, а когда спустился на берег, сразу подошёл к нам, вцепился своими ястребиными глазами в мои глаза, спросил:
— Ты чей? — грубо так.
— Я сын Рагнара, — ответил я тихо.
— Это мой брат! — чувствуя недоброе, взяла меня за руку Ингрид. Малыши прижались к нам.
— Эй, викинг! — окликнул «дон Педро» нашего папу.
— Что надо? — спросил папа, нагружая рыбой повозку, которую пригнал один из наших братьев, Харальд.
Надо сказать, в это время слово «викинг» ещё не было овеяно ореолом славы, обозначало лишь «житель фиорда», или береговой житель.
— Продай мне вот этого твоего раба.
— Это не раб, это сын мой, Тони.
— Значит, твоя жена нагуляла его от раба! — ухмыльнулся купец, показав жёлтые зубы.
— Полегче, старый Мигель! Не посмотрю на твою охрану, прочищу тебе мозги! — папа схватил дубовое весло.
— Не горячись, Рагнар, я дам такую цену, что ты сможешь скупить весь посёлок, и соседний, в придачу.
— У тебя столько золота?
— Да, я хочу купить у вас китовый ус, ворвань, моржовый клык, рабов.
— В прошлом году мы не ходили в набег, нет у нас молодых рабов.
— Вот видишь, Рагнар, ты можешь стать самым богатым викингом в здешних краях. Подумай, приложенные с умом деньги, это власть, богатство, тебе не придётся самому ловить рыбу.
Рагнар задумчиво посмотрел на меня. У меня даже холодно стало в животе.
Ингрид закрыла меня собой.
— Я не торгую своими детьми, — ответил папа, и я выдохнул.
— Дело твоё, — усмехнулся дон Мигель, мельком взглянув на меня. В посёлок он не пошёл, дожидаясь старосты.
— Дети, идите домой! — сурово приказал нам Рагнар, и мы поспешно покинули берег.
Когда папа пришёл домой, он первым делом запретил мне уходить от дома дальше ста метров, до тех пор, пока не уберутся купцы.
На вопрос мамы папа хмуро сказал, что дон Мигель хочет купить Тони-скальда, поэтому могут найтись охотники, украсть мальчика, или наёмники дона его похитят.
У меня появилась мысль, что дон Мигель понял, кто я есть на самом деле. Если меня продать церкви, как живую святыню, ангела, его здешние затраты будут несопоставимы с теми приобретениями, которые он получит на родине.
Веселясь с детворой, я лихорадочно думал, что сделать, как отвести беду от посёлка, так радушно приютившего меня. Я, может быть, сам продался бы дону Мигелю, но Катя исчезла из посёлка, связи у нас не было никакой, и мне приходилось маяться от неизвестности.
Дон Мигель подходил ко мне, когда мы играли возле дома.
Чтобы мама Брунгильда ничего не поняла, он говорил со мной на испанском языке.
Я понимал все языки, на которых ко мне обращались, и меня понимали. Когда я спросил у Кати, почему так, она сказала, что все, у кого есть гены Первых людей, могут научиться разговаривать не словами, а смыслом, образами. Я ничего не понял, но не стал переспрашивать, и так выглядел в глазах Кати непроходимым тупицей.
— Антонио! — обратился ко мне дон Мигель, — Отправляйтесь со мной! Что Вы забыли в этом холодном и грязном месте? Вы будете ходить в шелках и золоте, Вам будут поклоняться короли! Соглашайтесь! Что Вам эти грязные человечки?! Вы созданы для великого! — дон Мигель ласково улыбался, а в глазах был лёд, несмотря на тёплый коричневый цвет радужки.
Я долго слушал, сделав глупое лицо. Думаю, любой мальчишка растаял бы от подобной лести и радужных перспектив. Немало детей было уведено из дома подобными посулами. Даже сказки такие есть, о крысах и крысоловах. Я долго ковырялся в носу, пока дон Мигель мне не надоел. Тогда я совершил непоправимую ошибку, сказав:
— У меня здесь дело.
Эти четыре слова решили всё. Дон Мигель удовлетворённо хмыкнул, улыбнулся настоящей своей хищной улыбкой, подмёл передо мной пыль шляпой, прощаясь, и ушёл, насвистывая незамысловатую песенку. А я остался, ругая себя последними словами. Пока я молчал, тупо таращась на дона Мигеля, могло сойти, что я не понимаю его, и он ошибся в моей оценке. Но я ответил на чистейшем испанском! Причём ответил, как взрослый, сказав, что у меня тут есть дело! Теперь дон Мигель может пойти на всё!
Я ещё не знал, на что он готов пойти, чтобы завладеть мною.
Между тем нагруженный кнорр отвалил от берега и ушёл в неизвестном направлении, а душа у меня заметалась в тревоге, не зная, что делать. Где Катя? Она могла быть в соседнем селении, а могла, находится у какого-нибудь ярла, или конунга, в гостях, очаровывая их своей неземной красотой.
Теперь Катя была блондинкой с огромными, ярко-синими, как небо, глазами. Когда я её увидел в таком виде, снова влюбился. Что уж говорить о местных конунгах, преклоняющихся перед валькириями?
Через несколько дней, поскольку опасность моего похищения снизилась, Ингрид снова занялась интригами. Началось с того, что мне разрешили снова бегать к озеру, где мы встретились с Рони. Я так обрадовался, что у меня громко застучало сердце, и я бегом кинулся к ней навстречу, Рони тоже смеялась от радости. Мы взялись за руки и немного попрыгали вместе, по кругу, весело смеясь и напевая пиратскую песню.
Тут нас и застукали Ингрид, Ильмар, и все остальные, мальчишки и девчонки, которым удалось сбежать от хозяйственных дел.
Я понял, что наша встреча подстроена, Ильмар и Ингрид вместе не случайно.
— Мальчики, не надо! — беспомощно попросила Рони.
— Не волнуйся, Рони, — искренне сказала Ингрид, — если Тони проиграет, можешь дружить с ним, сколько захочешь!
Ильмар косо взглянул на Ингрид, и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Рони мне нравится, я буду за неё драться! Я вызываю Тони — скальда на хольмганг, до первой крови, — добавил он. Не до смерти же нам биться!
Ильмар скинул свою рубаху, потуже затянул пояс на штанах. Хоть и был Ильмар ещё мальчишкой, он уже ходил в море, управлял парусом и веслом, был хорошо сложен, сухие мышцы рельефно выпирали сквозь белую кожу.
Я невольно залюбовался его торсом. Когда-то у меня был такой же, если не лучше, я прекрасно владел саблей, даже двумя, стрелял из лука, был неплохим рукопашником.
Теперь я мог сразить только девочек, хлопая своими огромными глазами с длинными ресницами.
— Отказываешься от драки, Тони — скальд? — спросил Ильмар, — Признаёшь своё поражение? Тогда не смей приближаться к Ронгеде! Увижу, или скажут, что видели с ней, отлуплю просто так, как раба!
Я подумал, что стоит получить несколько синяков, зато выйти из драки с честью, иначе любой может сказать, что видел меня с Рони, и никто не будет разбираться, так это или нет. Ильмар будет в своём праве побить меня, а я не смогу защищаться, потому что трус.
Вздохнув, я скинул куртку и стянул через голову воняющую козлом рубашку.
Ребята вокруг зашептались, разочарованно. Да, я не трус, но, по их мнению, меня могла победить даже Рони. Рони заплакала. Ингрид, поняв, что просчиталась с Ильмаром, уже с ненавистью смотрела на него, понимая, что может лишиться брата.
Но поделать уже никто ничего не мог: вызов был мною принят.
В это время подошли взрослые. Разобравшись, в чём дело, они рассказали нам правила, очертили круг, за который нам нельзя было выходить, даже стали делать ставки. Интересно, кто выиграет, на меня ведь никто не поставит!
— Начинайте! — крикнул один из парней, — А то нам некогда.
Мы вышли в круг. Ильмар смотрел на меня уже сочувственно. Ещё бы! С такой пищей я никак не мог набрать ни мяса на свои кости, ни силы. Кости торчали со всех сторон, пытаясь прорвать кожу.
Ильмар решил покончить с этим постыдным для него поединком одним ударом. Не ожидая от меня подвоха, он подошёл и врезал по лицу. Только меня там уже не было, я скользнул ему под руку и бросил его через себя, не удержал, и мальчишка со всего размаха рухнул спиной на землю.
Дыхание у него выбило, но никто не смел, прийти ему на помощь. Вокруг воцарилась тишина, никто не подбадривал нас, не кричал, все ждали, что будет дальше.
Ильмар отдышался, поднялся на ноги и кинулся на меня, как разъярённый бык. Всё же уроки беспощадной Кати не прошли даром, я не стал сопротивляться, ускорил ему движение, закрутив его, чтобы не выкинуть из круга. Ильмар слегка взлетел в воздух, и упал лицом на землю.
Когда он поднялся, в диком бешенстве, из его носа капала кровь.
— Стоп! — крикнули ему, — Была драка до первой крови! — еле угомонили разозлённого мальчишку.
Рони с Ингрид смеялись, Ингрид поспешила одеть меня, чтобы я не простыл. Я смущённо сопел, думая, что нажил себе врага. Но ошибался, суровые правила викингов не позволяли мстить за проигрыш в честном поединке.
Все деньги, которые поставили против меня, достались мне, потому что на меня никто не ставил. Эти, первые заработанные мною деньги, я с гордостью отдал папе.
Рагнар даже прослезился и назвал меня Рагнарсон.
Так потекли спокойные, где-то даже радостные, дни. Мы играли с Рони, причём постепенно к нам присоединился Ильмар, а ко мне весь маленький выводок моих братишек и сестричек.
Когда Ингрид могла отлучиться от дел, тоже играла с нами.
Ильмар стал относиться ко мне намного терпимее. А когда я ему по секрету сказал, что не задержусь здесь надолго, скоро за мной заедет сестра, и мы уедем далеко на юг, он стал моим лучшим другом. Наблюдая за мной, он понял, почему я нравлюсь Рони, и перестал изображать из себя сурового викинга. Почти все девочки восхищались суровыми воинами, а у Рони была мягкая душа.
Находясь здесь, я пересмотрел свои взгляды на нравы этих жителей Севера. Да, в походах и набегах они проявляли небывалую жестокость, но для своих соплеменников готовы были отдать последнюю рубаху.
Приняв меня в семью, они не пошли на подлый сговор с купцом, хотя могли запросто продать меня, я ведь пришлый, не свой. Однако закон гостеприимства не нарушили.
Они верили в своих богов, честь для них была дороже золота.
Напали на наш посёлок ночью. Нас разбудили вопли, звон металлического била, повешенного на наблюдательной вышке.
Выскочив, мы увидели свет факелов, звуки сражения. Все были вооружены, даже я, с детским мечом. Нас, самых маленьких, оттеснили к ограде посёлка, где находилась запасная калитка. Если враг прорвётся в посёлок, нас спрячут в потайной пещере.
— Даны! — кричали вокруг нас. Я мало что понимал в хитросплетениях здешних племён, кто с кем дружит, кто с кем воюет и почему даны, напали в это время года, когда мы ещё ничего не запасли, не сходили в набег.
Я держал наготове свой меч, готовясь защищать свою родню, когда в посёлок влетел всадник.
— Тоник! — закричал всадник, — Где ты?!
— Я здесь! — тонким голосом ответил я, и Катя подбежала к нам.
— Бежим! — сказала она, хватая меня за руку. Я вырвался.
— Ты что?! — воскликнула Катя, — Скоро даны будут здесь!
— Это моя семья, Катя, я не могу бросить их!
— Ты сошёл с ума! — вскипела Катя, хотела снова схватить меня, но тут в посёлок ворвался враг.
— Тошка, прикрывай мне спину! — воскликнула Катя, когда на нас целеустремлённо двинулись воины в рогатых шлемах.
Ингрид стояла рядом со мной, схватив боевой топорик.
— Этих взять живьём! — велел командир воинов, — Не стрелять!
На нас напали, Катя легко отбила первую атаку, выхватив два меча, никто не мог подойти к нам.
Тех, кто пытался обойти нашу группу, мы с Ингрид отгоняли своим оружием. Детки стояли тесной группой за нашими спинами. Звон оружия, вопли и крики умирающих раздавались по всему посёлку.
Наверно, нас бы задавили, если бы не пришла помощь. Напав на врага с тылу, неведомые воины быстро разбили разбойников, кого убив, кого взяв в плен.
— Ну, теперь доволен? — хмуро спросила меня Катя, вкладывая мечи в ножны, предварительно почистив их.
Я пересчитал по головам своих родственников, облегчённо вздохнул. Дети, хоть и перепугались, держались хорошо. Они даже во время битвы не путались под ногами.
— Какие у тебя хорошенькие братишки и сестрёнки! — с некоторым сарказмом в голосе сказала Катя.
— Сейчас я отведу их домой, и уходим, — ответил я. Кате ничего не оставалось делать, как последовать за мной.
Дома я узнал страшную весть: двое моих старших братьев погибли, папа получил серьёзное ранение руки. Хорошо, маму Брунгильду не смогли победить. Она кочергой выгнала ворвавшегося в дом врага. Кочерга, правда, была страшнее пики, которой был вооружён дан.
Выручил нас отряд конунга, который сопровождал Катю. Катя, услышав звуки битвы, помчалась вперёд, намного опередив отряд латников.
Убедившись, что в нашем доме всё относительно спокойно, я тихо попросил Катю немного полечить Рагнара, который пострадал из-за меня. Мы уже знали, что дон Мигель нанял отряд, чтобы пленить меня. Я скрипел зубами от досады и готов был рвать волосы на голове, обходя посёлок.
Здесь и там я слышал безутешный плач детей.
— Тони! — позвал меня кто-то. Я оглянулся, и увидел бледного до синевы Ильмара.
— Тони… — Ильмар стоял на коленях, придерживая руками голову Рони.
— Что с ней?! — я тоже упал на колени, всматриваясь девочке в лицо. Видимых наружных повреждений видно не было.
— Она не дышит! — в отчаянии прошептал Ильмар, с надеждой глядя на меня.
Я приник ухом к груди Рони. Сердечко не билось.
Да что же с ней?! Распахнув на ней куртку, осмотрел рубаху девочки: она была слегка окровавлена. Приглядевшись, увидел небольшую дырочку от дротика.
— Что здесь было? Дротик? — Ильмар кивнул, не сдерживая ручьём бегущих слёз.
— Помоги, Тони! — умолял он меня, глядя с такой дикой надеждой, что я замер. Чем я могу помочь?!
Вдруг поняв, что надо сделать, я наклонился, приник к губам девочки, и стал делать искусственное дыхание. На четвёртом вдохе девочка задышала, её сердечко забилось, а я стал терять сознание.
— Тошка, мерзавец! Ты что делаешь?! — услышал я сердитый голос Кати, и сознание померкло окончательно.
— Тошка, Тошечка, сыночек, очнись! — плакала Катя, обильно поливая моё лицо слезами.
Открыв глаза, увидел два родных испуганных лица: Кати и Брунгильды.
— Что со мной? — через силу спросил я.
— Я тебе покажу, дома, что с тобой! — пообещала Катя, осторожно взяв меня на руки, — Говори, где дверь!
— Под обрывом, — я показал глазами.
— Куда ты его, пусть ещё отдохнёт, — ворчала Брунгильда, но Катя не удостоила её ответом, вынося меня на свежий воздух. Здесь мне стало немного легче. Ещё легче стало, когда увидел Рони с Ильмаром, и остальных моих друзей.
— Ты с ума сошёл! — шипела Катя, скорым шагом двигаясь к обрыву.
— Ну, где? — дальше была только пропасть.
— Поставь меня на ноги, дай в руки камешек.
Ребята держали меня, чтобы я не упал, Катя дала мне в руки камешек. Я пытался размахнуться, сил не хватило.
— Ингрид! — позвал я сестру.
— Да, Тони! — отозвалась Ингрид.
— Ты помнишь, как я бросал камешки, и они пропадали?
— Помню.
— Помнишь место? — я хорошо видел ворота, но сил не было докинуть до них камешек.
— Помню! — пожала Ингрид плечами.
— Брось! А ты, Катя, смотри!
Ингрид попала в ворота с первого раза. Я велел её бросить ещё три раза, чтобы Катя хорошо запомнила. Катя взяла меня на руки, сделала шаг назад, и прыгнула в пропасть.
Мы услышали только крик ужаса, и оказались в нашей комнате, откуда вели двери в разные Миры.
Катя бегом побежала, не переодеваясь, и напугав Мая с Алией, в комнату с реанимационной капсулой. Там она стянула с меня ужасно грязную одежду, не стала тратить время на отмывание моего тельца от месячной грязи, сразу засунула в капсулу, где я быстро заснул.
Проснулся я от чувства, что на меня смотрят. Потихоньку приподняв веки, увидел три пары глаз, пристально на меня смотрящих. Я тут же закрыл глаза, притворился спящим.
— Открывай глаза, притвора! — ласково сказала Катя. Пришлось просыпаться окончательно.
Катя, Алия и Май стояли на коленях возле моей постели и смотрели на меня. Глаза у Алии были заплаканными. Я встревожился:
— Алия, кто тебя обидел?!
— Кто обидел! — передразнила Катя, — Сам не приходил в сознание два дня, теперь спрашивает! Это надо же такое придумать!
— Кто что придумал? — испугался я.
— Не помнишь? Кто оживил девочку? Хорошо, я вовремя увидела, так и остались бы там ещё на месяц, пока бы восстановился!
Я молчал, невольно краснея. Откуда я знал, что потребуется столько энергии, чтобы сделать искусственное дыхание?
— Я не знал… — пробормотал я.
— Когда чего-то не знаешь, надо спросить, — строго сказала Катя.
— Хорошо… — я запнулся, потому что мамочка у меня уже есть настоящая.
— Ладно, Тошка, не переживай, не из таких передряг выбирались. Я уже всё рассказала сказала твоим родителям, они гордятся таким сыном. А я вся дрожала, думала, попадёт, что не досмотрела за тобой. Кушать хочешь? Мама сказала, что ты должен хорошо кушать.
Катя приподняла меня за плечи, Май подложил под спину подушку, Алия быстро поставила передо мной столик. Вошедший андроид поставил на столик поднос с тарелкой овсянки и стаканом то ли отвара, то ли сока.
— Отдохни пока, тебя Алия хочет покормить, — вздохнула Катя, садясь на низенький стульчик.
— Я тоже, можно? — спросил Май.
— Можно, — сказала Алия, зачерпывая ложечкой овсянку с ягодами. У меня внутри образовалась яма, куда успешно провалилась вся каша и весь отвар.
— Спасибо! — сумел сказать я, опять захотев спать. Посетители пошушукались и удалились.
Второй раз, когда я проснулся, рядом никого не было. Мало того, что простыни были мокрыми от пота, я к тому же сильно хотел в туалет. Я выполз из сырой постели и побежал в ванную комнату. Там же нашёл свежее бельё. Забыв умыться, вернулся в комнату. Ложиться на сырую постель желания не было, зато за кроватью я увидел свои игрушки, до которых всё некогда было добраться.
Здесь был тёплый мягкий пол, я сел на него, стал перебирать игрушки. Среди кучи игрушек нашёл набор для трека. Начал собирать, решив сделать его длинным, забрался даже под кровать.
Разноцветные кусочки трека переливались разными цветами, можно было монтировать эстакады, перекрёстки, потом пускать по ним машинки, и они должны были ездить по правилам, ориентируясь на знаки. Знаки мне были не совсем понятны, я долго чесал затылок, потом бросил это дело, чтобы собрать хотя бы трассу. Причём трасса была двусторонней. Я так увлёкся, что не слышал, как кто-то вошёл.
— Тошка! — позвал кто-то, — Тош! Да где он?
Я глянул поверх кровати. Это Катя пришла, проверить моё состояние.
— Я здесь! — отозвался я.
— Что ты там делаешь? — удивилась Катя.
— Играю, — сказал я, и снова занялся сбором дороги.
— Когда ты сказал, что впадаешь в детство, я думала, ты так шутишь, — призналась Катя, понаблюдав за моей игрой, — тебя опять надо кормить. Ты не устал? — я отрицательно покачал головой, не отрываясь от занятия. Тогда Катя подошла и взяла меня на руки.
— Как ты исхудал! — сказала Катя, а я удобно устроился у неё на плече, — Тебя бы искупать, весь пропотел. Ты как не против?
— Что, воняю? — спросил я.
— Нет… Как ни странно, приятно пахнешь, не то что тогда, когда оттуда принесла. Чуть не задохнулась.
— Я месяц не мылся. Уже привык, сегодня забыл умыться.
— Ты так хорошо пахнешь, даже жаль смывать.
— Смывай, я соскучился по ванне. Сейчас бы баню. Помнишь, на засеке?
— Ещё бы не помнить! — опять вздохнула Катя, — А больше ничего не помнишь? Неприятного?
Я отрицательно покачал головой:
— Неприятного не помню, помню, что переживал за тебя, когда долго не видел, даже плакал.
— Бедный Тошка! Что же мы с тобой сделали?!
— Спасибо, Катя…
— Тебе — то хорошо, а мне? Ты хоть помнишь, как меня любил?!
— Конечно. Я и сейчас тебя люблю.
— Ладно, Антошка-картошка, люби хоть так, а то «ненавижу»!
— Когда ненавижу, тоже люблю — признался я. Мне было очень уютно на руках у Кати.
Катя отмыла меня от пота, одела в шортики и рубашку поло:
— Алия придёт, неудобно перед ней в одних трусах ходить будет. Займётесь своей игрой.
— Ты их не отпускаешь гулять?
— Я их не только отпускаю, я их гнала, не идут, говорят, без тебя не интересно. Садись за стол, сейчас
покормлю тебя.
Подойдя к окну, я сел за стол, отсюда был виден город и парк. Захотелось в парк, но был ещё слаб для прогулок.
Вошла Катя в сопровождении андроида, который толкал перед собой сервировочный столик.
У меня на столе появился салат, борщ с мясом и сметаной, солянка с мясом, кусок рыбы и какой-то отвар.
— Ого! — сказал я, увидев столько всего.
— Кушай, что не осилишь, я доем, — я с энтузиазмом принялся за еду. Катя спросила между делом:
— Что это была за девочка?
— Мы с ней дружили.
— Ты везде себе найдёшь подруг…, впрочем, чему я удивляюсь? Если бы ты с ней потихоньку делился своим теплом, как с малышами, было бы всё в порядке, но ты потратил столько психической энергии! С той девочкой ещё мальчик был. А он кто тебе?
— Это наш друг, Ильмар. Девочку Рони зовут, — не забывая кушать, рассказывал я, — мы дружили с Рони, Ильмар тоже хотел с ней дружить. Мы с Ильмаром подрались из-за неё, потом подружились.
— С Ильмаром? — засмеялась Катя, ну и как? Здорово он тебя отделал?
— Почему он меня отделал? — удивился я, — Я его победил.
— Ты?! — удивлению Кати не было предела.
— Ты меня успела здорово натренировать, — сказал я, прикончив солянку и потянувшись за рыбой.
— Ты знаешь, я привык к рыбе. И вообще, если бы не грязь, блохи и холод, там не так уж и плохо, как я думал.
Катя засмеялась:
— Неплохо, говоришь? Бедный Тошка, за что, ты-то терпишь такие мучения?
— Кать, сначала, да, я прямо исходил ругательствами, потом притерпелся, меня любили и слушались малыши, я рассказывал там сказки, у меня появилось прозвище, Тони — скальд, после драки я заработал несколько медных монет, которые отдал своему папе, за что папа меня назвал Рагнарсоном.
— То есть, окончательно усыновил? — уточнила Катя.
— Ну да. Ильмар оказался замечательным товарищем, Рони очень доброй девочкой, не то, что Ингрид. Сестра, называется, — надул я губы.
— Не сердись, она больше всех за тебя переживала. Твоя мама, Брунгильда, над отцом хлопотала, Твоя девочка от Ильмара не отходила, или наоборот, а Ингрид сидела возле тебя, не отходя, пока ты не очнулся.
— Ты вылечила папу?
— Вылечила, — ответила Катя, отвернувшись к окну.
Я смотрел на Катю. Она уже выросла. Уже почти настоящая женщина, формы стали округлые, исчезла милая, для меня когда-то, угловатость.
Катя посмотрела на меня, удивилась:
— Что ты так на меня смотришь?
— Как? — не понял я.
— Как взрослый, оценивающе. Всё-таки притворяешься?
— Нет, Катя, я смотрю, как ты быстро выросла, совсем уже взрослая.
— Это, Тошка, твои внутренние часы замедляют ход. Скоро наши десять человеческих лет покажутся тебе одним годом. Ну чего там стоите? Заходите! — повысила Катя голос, и в комнату ворвались Алия и Май. Алия сразу заняла место возле меня, Май сел поближе к Кате.
— Ладно, детки, поиграйте с Антошкой, у меня есть ещё дела, — попрощалась с нами Катя.
Я повёл гостей в свой угол, где показал, что хочу сделать. Ребята с энтузиазмом стали мне помогать, в их ловких руках дорога быстро стала принимать настоящий вид. Появились перекрёстки, многоуровневые развязки, мы начали спорить.
— Ты, Тонька, маленький ещё, не разбираешься в знаках! — горячился Май, когда я утверждал, что знаки должны стоять справа от дороги. Впрочем, некоторые знаки я вообще никогда не видел.
— Что это за летающая тарелка? — спросил я, указывая на голубой знак с белым квадратом, в котором было нарисовано блюдце.
— Сам ты тарелка! — фыркнул Май, — Это стоянка глайдеров!
— А это? — показал я на жёлтый треугольник со змеёй.
— Извилистая дорога! — трясся от смеха мой брат.
Алия недовольно посматривала на брата, потом не выдержала и ткнула его локтем в бок.
— Ой! Ты чего дерёшься? — удивился Май. Алия что-то прошипела, а Май покраснел и извинился передо мной.
— Не извиняйся, Май, — ответил я, — мы не ходим по технологическим Мирам, поэтому я многое не знаю. Да и Миры не все одинаковы.
— Тем более, — покраснел Май, — легко запутаться в разных законах.
— Май, когда ты сердишься на меня, или смеёшься, я чувствую себя дома, — посмотрев на Алию, сказал я.
— Всё равно! — ответила Алия, — Пусть не зазнаётся! А то, чуть что касается техники, сразу задирает свой нос! — Май смущённо улыбнулся, а я сидел, привалившись спиной к кровати, и счастливо улыбался, наконец-то поняв, что вернулся в настоящую, свою, семью.
Алия подвинулась ко мне поближе, я повернулся к ней, и нечаянно ткнулся своими губами в её сладкие губки. Она, оказывается, хотела поцеловать меня в щёчку. Посмотрев друг другу в глаза, мы, уже намеренно, коснулись губами. Май делал вид, что ничего не видит, увлекшись игрой, а у меня по телу прошла тёплая волна радости. Алия тоже выглядела счастливой.
Мы снова начали сооружать дорогу, уже решив, что это будут городские развязки, потом построим внутри дороги город.
Когда пришла Катя, она сильно удивилась возникшему сооружению за моей кроватью: там уже вырос настоящий город, с оживлённым движением, зелёным парком и даже с зоосадом.
— Что только не натворят детишки, оставшись без присмотра! — покачала она головой, — Тошка, ужин!
— А ребята? — капризно спросил я, не желая отрываться от игры.
— Тогда пойдём в столовую! — решила Катя. Я встал, и, отряхнув ладони о штаны, направился на выход.
— Тошка, грязнуля! Ты привыкнешь, когда-нибудь, руки мыть?! — сердито прикрикнула Катя.
— Кать, а как ты жила этот месяц? — догадался я спросить.
— Вот это уже не твоего ума дело! — грубо ответила мне Катя. А я совсем забыл, что я принц, покраснел из-за своего нетактичного вопроса.
— Ну, извини, Тошка! — Катя наклонилась и поцеловала меня в щёчку, — Надо тебя постричь, чтобы ты выглядел нормальным мальчишкой, а не косматым викингом.
— Ой, Катя, постриги! Мы скоро пойдём к Сахам, я не хочу, чтобы меня там приняли за своего!
— Почему? — засмеялась Катя.
— Да ну их, — проворчал я, — девчонки опять начнут косички заплетать.
— Тебе что, не нравится? — удивилась Катя.
— Я хочу с собой взять Алию, и Мая! — прошептал я.
— Родители ругать не будут? — спросила Катя.
— Пусть ругают! — махнул я рукой, — Мне кажется, они всё знают, если что нельзя, у меня просто ничего не получится.
— Хорошо, если так, а то будем с тобой стоять в углу целый год!
Глава шестая
В гостях у Сахов
Когда я объявил о своём решении ребятам, они чуть не задушили меня в объятиях.
— Осторожнее! — смеялась Катя, — Он ещё не выздоровел!
Но я уже отъелся, отлежался, вокруг были только положительные эмоции. Мы даже сбегали поесть мороженого в кафе, потом побродили по ещё неизведанным дорожкам зоопарка.
В одном из его отделов был аквапарк, где можно было ходить по прозрачной галерее, как по морскому дну, разглядывая огромных живых чудовищ.
— Ну, вот, а вы стремились в коттедж! — сказал я, когда ребята, перебивая друг друга, делились впечатлениями, по дороге домой.
— С тобой, Тошка, всё интересно! — заявил Май, — Взять, к примеру, дорогу. Сколько она валялась за твоей кроватью? А ты взял её в руки, и сразу стала необходима всем! У нас ведь тоже игрушки есть, давай, как вернёмся, посмотрим, что с ними можно сделать?
— А что за игрушки? — загорелся я.
— Потом, когда вернёмся из гостей, покажем, — ответил Май, Алька только загадочно улыбалась, взяв меня за руку.
Дома мы пообедали, и решили не откладывать путешествие. Нашли Катю, и предложили пойти сегодня, прямо сейчас.
Катя подумала, что-то прикинула, и согласилась с нами.
— Нам с Тошкой предстоит ещё один поход, — предупредила она нас.
— На этот раз, в какой Мир? — спросил я, — Не на Север? Мне надоело мёрзнуть.
— Нет, — засмеялась Катя, — на этот раз климат будет мягкий, только время опять древнее.
— Ладно, не говори, — сказал я, — меня уже трудно чем-нибудь удивить.
— Да, Тошка, с тобой стало проще, ты уже не такой капризный, как прежде.
— Привыкаю, — буркнул я, — пошли уже!
Мы вышли из чулана нашего умного дома, что стоял на берегу моря.
В этом доме мы с Катей прожили более года безумно счастливой жизни, после чего ей захотелось приключений.
Я думал, честно говоря, что меня захватят воспоминания пошлого, когда буду обходить дом.
Но у меня было ощущение, что сюда я попал первый раз. Всё знакомо до последней царапины, но не моё.
Мы с Катей решили поселиться на первом этаже: Катя в бывшей нашей спальне, я в соседней комнате, которую мы обставили, как детскую, для Сашеньки. Тут же стояла маленькая кроватка.
От взрослой спальни детскую отделяли санузел с ванной комнатой — трансформером.
Ребят я отвёл в мансарду, там были гостевые комнаты.
— Тошка, как мы доберёмся до Сахов? — спросила меня Катя.
— Никак, — ответил я, запуская все системы дома, которые оказались законсервированы.
— То есть? — не поняла Катя, нахмурившись.
— Дэн уже скачет сюда. Один. Так что, мы с ребятами пойдём на пляж, купаться, а ты встречай гостя.
— Тоник…
— Что, Катя?
— Неужели у тебя не осталось ко мне никаких чувств? — горько спросила Катя. Я недоумённо окинул взглядом её взрослую фигуру, пожал плечиками, нетерпеливо поглядывая на Алию с Маем, которые уже собрались бежать на пляж.
— Катя, давай потом поговорим, я хочу искупаться в море, помнишь, мы мечтали? — я помахал ей рукой, и побежал к ребятам. Когда догнал, они уже поставили зонтик, расстилали коврики. Май прихватил с собой сумку-термос с напитками и бутербродами. Подбежав, я скинул всю лишнюю одежду, оставшись в плавочках в разноцветную полоску. Май и Алька тоже были в купальниках.
— Побежали? — предложил я, и мы с воплями бросились в чистейшее море.
Я пытался вспомнить, как бегал здесь по утрам, плавал, и не мог представить, что это был я.
Сейчас мы старались не заходить на глубину, плескались недалеко от берега.
Накупавшись, побежали к своим коврикам. Песок был горячим, я сразу лёг на него, нагреб песка под грудь, замер, наслаждаясь теплом.
Только пригрелся, послышался топот копыт, нас обдало песком. Я вскочил, недовольный, что нам помешали. Да ещё с конём!
— Ты чего здесь скачешь?! — закричал я, — Глаза запорошил!
Кто-то схватил меня, сжал в объятиях:
— Тоник! Ты?
— Осторожней! — еле выдавил я, а Алия схватила напавшего за руку, пытаясь его укусить.
— Тоник, скажи своей подружке, что я не хочу тебя обидеть! Ай! — Алия всё же цапнула его за руку.
— Дэн? — удивился я, еле узнав гостя.
— Я тебя тоже с трудом узнал, — со вздохом признался Дэннибатыр, зажимая ранку на руке, — опять ты маленький.
— Дэн, ты что, сюда прискакал? Тебя там Катя ждёт.
— Ты думаешь, я по тебе не соскучился? — обиделся и удивился Дэн, — И вообще, я хотел извиниться перед тобой.
— За что? — спросил я, не менее удивлённый.
— За Катю.
— За ту, или за эту?
— За обоих, — смутился Дэн, — я же обещал тебе, и не сдержал слова.
— Дэн, — сказал я, подумав, — теперь это уже не имеет никакого значения. Вот, моя невеста! Познакомься! — я обнял буквально растаявшую Алию, — это Алия, а это её родной брат, Май.
— Ты уже не любишь Катю? — поразился Дэн, — Ты же готов был умереть за неё?!
— Дэн, ты не видишь? Перед тобой ребёнок! Да, я люблю её, как сестру, и она любит меня так же.
— Значит, ты не обижаешься на меня?
— Не обижаюсь я на тебя! С чего ты взял? Иди к Кате, я думаю, вам есть о чём поговорить. Мы накупаемся и вернёмся. Ты нас отвезёшь в стойбище? Я хочу Мая и Альку познакомить с вашими ребятами, научиться скакать на лошади, стрелять из лука!
— Тон, ты же это сам прекрасно умеешь! — поразился Дэн.
— Не — а, — покачал я головой, — все навыки утрачены, всё надо начинать сначала. Нам нужны лошади, Дэн, на всех.
— Хорошо, — сказал Дэн, — завтра утром я приведу вам лошадей, с Юликом.
— Ты, разве не останешься у нас, до утра? — хитро прищурившись, спросил я.
— Тоник! — зарделся Дэн, — Что, правда, можно?
— Нужно! — улыбнулся я.
Дэн одним движением вскочил на лошадь, и, издавая какие-то дикие завывания, помчался по пляжу, в сторону нашего дома.
— Что это с ним? — удивился Май.
— Соскучился, — сказал я, пытаясь представить, что чувствует сейчас Дэн.
Ничего не вышло, тем боле что, одной рукой я обнимал улыбающуюся Алию. Я посмотрел на неё, и забыл о Кате, Дэне и о прочих разумных. Мы взялись за руки, сначала вдвоём поскакали по песку, потом взяли в круг Мая, и начали дикие пляски плясать, напевая пиратскую песню, которую слышал у викингов.
Весь день мы купались, загорали и ели вкусные бутерброды, запивая их лимонадом.
У Кати с Дэном было, о чём поговорить, пусть говорят. Не будем им мешать.
Когда мы вечером прибежали с берега, шумной толпой, Катя только успела вскочить со стула, как мы расселись вокруг стола, отчаянно вопя, что умираем с голоду.
— Ну-ка, брысь в ванную! — закричала на нас Катя, с трудом выгоняя из-за стола. Мы разбежались по своим комнатам, смыть морскую соль.
— Тоник недавно вернулся с Севера, где не мылся месяц, — извиняющимся тонам сказала Катя Дэну, — до сих пор не могу приучить его умываться по утрам. Так ещё эти двое разбойников с ним заодно!
— Весело у тебя! — засмеялся Дэн, — Надо скорее их к моему Ветерку, она быстро наведёт порядок!
— Если все остальные не поддадутся его дурному влиянию! — сокрушённо сказала Катя, — Я столько сил положила на воспитание Мая и Алии, и вот, появился Тошка, и всё кувырком!
— А ты счастлива! — я услышал звук поцелуя, и включил воду в душе. Я радовался за Катю, мне всегда было приятно, когда моей сестре хорошо.
Помывшись, мы снова собрались на кухне, на этот раз, стараясь изо всех сил быть серьёзными. Правда, нам это плохо удавалось, потому что сидевшая рядом со мной Алия то и дело расплывалась в счастливой улыбке, Май, который сидел напротив, не мог удержаться от смеха, глядя на мою серьёзную рожицу. Я посматривал на счастливое лицо Дэна, и не мог понять, что меня смущает в его облике. Наконец увидел: у него прорезались аккуратные рожки! Дэн стал совершеннолетним.
У меня даже лицо вытянулось. Я захлопал своими глазами, подсчитывая, сколько прошло времени с того дня, как мы попали сюда впервые.
— Ты что, Тошка? — спросила меня Катя, поставив передо мной тарелку с мясным рагу.
— Дэн! — прошептал я, — Он взрослый!
— Да, Антошка-картошка! Я тоже, между прочим, совершеннолетняя. Один ты вечно молодой.
Я украдкой глянул на своих родственников, остановил взгляд на Алии, которая делала вид, что ничего, кроме рагу, не замечает, и не мог удержаться от улыбки: как хорошо, что я не один такой.
Когда мы, отдуваясь от обильной пищи, сидели и думали, чем ещё заняться, я сказал:
— Здесь, между прочим, есть неплохой спортзал.
— А игрушки? — спросил Май.
— Игрушек не заказывал, — пожалел я, — Катя! Нам надо игрушки заказать, — высказал я пожелание.
— Список давайте, закажу! — невозмутимо ответила Катя, убирая за нами посуду, — Надо выписать андроида, — проворчала она себе под нос.
— Пошли в спортзал, — предложил я, — поваляемся там на матах…
— Идите, валяйтесь, — сказала Катя, — я сейчас приду, дам задание.
Мы по-тихому слиняли.
— Не могу поверить! — прошептал Дэн.
— Сама недавно привыкла, — ответила Катя, — первое время так бесилась!
Больше я не слушал, с удовольствием развалившись на матах.
Скоро пришли Дэн и Катя. Катя поставила нас с Алькой бороться друг с другом, Дэн боролся с более крупным Маем.
Алька оказалась сильной девочкой! Пока я болел, она не теряла времени даром! Раз за разом я, к удивлению Дэна, оказывался на лопатках.
— Антошка ещё не выздоровел, — пояснила Катя, — в последний раз он такое учудил! Думала, не выживет!
— И что же он сделал? — заинтересовался Дэн, показывая Маю приём.
— Всё равно не поверишь, — Катя снова поставила нас с Алькой на ноги.
— Я уже всему верю, — отозвался Дэн, немного поддаваясь, Маю, который всё-таки провёл бросок.
— Антошка сделал искусственное дыхание мёртвой девочке, и она ожила.
— Ну, это уже выдумки, — заявил Дэн, — у нас только Ичубей так может, и то, отправляя тела в Хрустальный Город.
— А ты говоришь, всему веришь, — парировала Катя, внимательно глядя на мои потуги побороть Альку.
— Поэтому Тоник так болел? — спросил Май.
— Да, два дня был без сознания, в реанимации. Так что, Дэн, имей ввиду, ему ещё рано заниматься такими делами.
— Я и не думаю, с чего ты… — Катя промолчала. Мы с Алькой свалились вместе, и не поднимались больше.
— Устали? Идите спать, — распорядилась Катя. Мы недовольно загудели.
— Не завидую я тебе, Катя, — сказал Дэн, — такие упрямцы.
— У тебя, сколько детей? — спросила Катя, — Покажешь его?
— Покажу, — пожал плечами Дэн, — уже бегает.
— Как я вам завидую, — сказала Катя, — а девочка?
— Девочку воспитывает Тоник. Мы его женили!
— Что?! — подскочила Катя, — Он же ещё маленький!
— Вот тебе и маленький! Ты же знаешь, сколько у нашего Тоника было поклонниц? Теперь только одна Веточка смогла покорить его сердце. Сейчас они с ума друг по другу сходят, любят, как вы… — Дэн закашлялся.
— И у них теперь дочка? Сашенька? — я насторожился при этом имени, но они замолчали.
«Надо туда съездить!», — решил я, с трудом поднимаясь.
— Пошли, Алька! — сказал я, помогая девочке встать, — Посмотрим, может, найдём, во что поиграть!
Как ни странно, нашли! Мы стали строить домики из книг, найденных в гостиной. Я, когда был большим, оказывается, выписывал бумажные книги, наверно, для коллекции, я не мог вспомнить.
Зато домики из них получались хорошие, в них мы поселили маленький народ. Там и уснули.
Утром меня разбудила Алия. Она подкрадывалась ко мне, как кошка, приготовившись, напасть.
Увидев, что я проснулся, напала, и мы устроили нешуточную битву, куда там, вчерашней, в спортзале!
Как я ни старался её побороть, Алия оказалась сверху, оседлала меня, схватив за руки.
— Сдаёшься? — по-злодейски спрашивала она меня.
— Сдаюсь! — смеялся я.
— Алия, Антон! — что это вы здесь устроили?! — рассердилась Катя, входя, — Алия, как тебе не стыдно?!
Алия быстро вскочила, и встала, слегка наклонив голову. Я тоже встал рядом.
— На кого вы похожи! — покачала головой Катя, — Алия, брысь в свою комнату, умываться и переодевайся к завтраку! Тошка, ещё раз придёшь неумытый, встанешь в угол!
Я недовольно засопел.
— И не пыхти тут! Заправляй постель сам, не маленький уже!
Катя за руку увела Алию, одетую в пижамку, а я пошёл в ванную комнату, раздумывая, принять душ, или будет довольно, если почищу зубы и намочу лицо? Решил умыться. С мылом. Только угла мне не хватало!
Постель эта ещё! Алия разворотила, а я отдувайся! Завтра сам к ней приду, переверну ей всю постель, и убегу. Пусть заправляет, — думал я, с трудом справляясь с постельным бельём.
Справившись, наконец, с кроватью, побежал на кухню.
Там уже стучали ложками Алия и Май. Увидев меня, они радостно заулыбались.
— Ну-ка, тихо! — прикрикнула Катя, вынимая из раздаточного шкафа неизменную овсянку с клубникой.
— А где Дэн? — спросил я, покрутив головой.
— Дэн отправился за лошадями для вас, — мы восторженно взвыли.
— Чему радуетесь? Что ли, умеете на них ездить? — остудила Катя наши горячие головы, — Сначала посмотрю на вас здесь, научимся держаться в седле, потом только разрешу поездку.
— Домомучительница! — прошептал я.
— А кто будет ворчать, останется на хозяйстве! — сказала сама себе Катя. Мы разом все замолчали.
После завтрака мы все высыпали во двор, ожидая лошадей. Сначала просто стояли, вглядываясь вдаль, потом Катя ушла, а мы начали бегать друг за другом, пропустив появление небольшого табуна. Я только почувствовал, что взлетаю в воздух, и вот я в руках знакомого Саха, который расплылся в такой радостной улыбке, как будто увидел любимого родственника.
Оказалось, да, родственник, и ещё какой!
— Тоник! — радостно вопил Юлик, прижимая меня к себе, даже поцеловал, не удержавшись.
— Поставь меня! — шипел я, не в силах вырваться из крепких объятий друга.
— Ты знаешь, Тон, Облачко беременна! Спасибо тебе!
— Я-то здесь причём?! — воскликнул я, опасливо поглядывая на Альку, — Знакомься, Юлик, это моя невеста, Алия, а это её брат, Май!
— Ой, извини, — понял Юлик, осторожно опуская меня на землю, привет, Алия! Привет, Май! Пошли смотреть лошадок?
Лошадок нам привели маленьких и смирных. Они были покрыты мягкими попонками, чтобы мы не натёрли ноги. Я не стал показывать, как умел раньше, одним движением садиться в седло, осторожно забрался, используя стремена и луку седла. Утвердившись в седле, осторожно послал свою лошадку по кругу. Стремена бы ещё подтянуть, немного неудобно, а так, сойдёт.
Глянув на озадаченное лицо Юлика, понял, что моя посадка очень далека от совершенства.
Оглянувшись вокруг, увидел, что Май и Алия старательно тренируются, под руководством Кати и Дэна.
— Думаю, до обеда пусть катаются, потом можно и в путь отправляться. Умница, Тошка, — шепнула мне Катя, — не зазнаёшься! — я рад бы, зазнаться, да не получалось.
— Катя! — так же, шёпотом, попросил я, — помоги стремена подтянуть, низко закреплены, неудобно.
Катя сняла меня с лошади, поправила упряжь, и снова легко вернула меня на место.
— Катя! — надул я губы.
— Не дуйся! — рассмеялась Катя, — Смешной такой! Попробуй рысью, — Катя тоже вскочила на свою лошадь, и мы выехали за изгородь.
— Спинку ровнее! К гриве будешь прижиматься, когда перейдёшь в галоп, — советовала мне Катя, с грустью глядя, как я неуклюже управляюсь с лошадкой.
Покатавшись до обеда, мы с ребятами уже более-менее уверенно сидели в сёдлах. Мои Май и Алия были в восторге. За обедом можно было только слышать, как они катались, повторяли названия деталей упряжи, которые им удалось запомнить.
После обеда выехали, неторопливо шагая по степной тропе. Давно я здесь не был, последний раз, будучи уже взрослым, почти. Где-то здесь стояла кибитка Росы, где мы… гм.
Я оглянулся на Алию, и та быстро приблизилась ко мне, поехала рядом. В этом месте можно было ехать вдвоём.
— Как здесь хорошо! — сказала Алия, — Какой простор! Тошка, о чём это ты думаешь? — сердито спросила она меня.
— Не думаю я, Алия, вспоминаю.
— Расскажи!
— Алька, не надо. Думаю, зря я вас с собой взял, — задумчиво пробормотал я.
— Тоша! — сразу стала ласковой Алия, — Не сердись, я же девочка, мне всё интересно!
— У каждого… — я хотел сказать «человека», — есть свои небольшие тайны, не надо в них ковыряться.
Алия всё-таки немного обиделась и отстала от меня.
Немного погодя, мы устроили привал, перекусили бутербродами. Ребята немного устали.
Я лёг в траву, глядя в синее небо. Рядом пристроилась Алия, ласково поглядывая на меня.
Дэн сидел рядом с Катей, они о чём-то разговаривали. Юлик смеялся, что-то рассказывая Маю, Май весело поблёскивал глазищами. Я посмотрел на Алию, на Мая, подумал, что у меня, наверно, такие же глаза, представил себя со стороны, смешно стало.
— Тоша, над, чем смеёшься? — спросила меня Алия.
— Представил себя со стороны. Наверно, выгляжу очень забавно!
— Неправда! — нахмурилась Алия, — Ты очень-очень красив!
— Для тебя я любой красив, — с хитринкой заметил я. Алия хотела возразить, потом согласилась:
— Ты мне понравился, когда ещё был человеком.
— Мы виделись несколько часов! — удивился я.
— Неважно! — Алия тихонько гладила мои коротенькие волосы, от её ласки мне стало тепло в груди.
Мы добрались до стойбища, когда солнце уже было у горизонта.
Не дав нам отдохнуть, мальчишки и девчонки с криками напали на нас, стащили с лошадей, и закружили в хороводе. Алия пробилась ко мне, вцепилась в руку:
— Это мой жених, не отдам!
— Тебе к мальчикам! — смеялись девочки, показывая на обиженных мальчишек, которые не решались силком оторвать Альку от меня.
— Алька, не съедят они меня, — смеялся я, — пусть мальчики порадуются, потанцуют с тобой!
Мая уже давно не было видно, его увели подальше от нас. Алька, взглянув на меня многообещающим взглядом, ушла танцевать с мальчиками, которые не могли от неё оторвать глаз.
Ещё бы! Такой красивой девочки даже я не видел, за все мои скитания.
Меня тоже хотели присвоить все девочки, каждой хотелось потрогать необыкновенного мальчика без хвостика. Они мне по секрету сказали, что у них есть один такой, только маленький совсем.
Девочки расстроились тем, что у меня короткая стрижка, невозможно поиграть с волосами, заплетая мелкие косички.
На пир, устроенный в мою честь, меня посадили отдельно, за детский достархан.
Ну и пусть пьют свой кумыс, думал я, слегка, обидевшись. Отсюда взрослую шумную компанию даже не было видно.
Зато мы увидели, как возвращается с занятий подростковая команда. Впереди, на вороном жеребце сидел, гордо подняв голову и подбоченясь, красивый молодой человек, в кожаной юбке и с обнажённым торсом. Его мышцы красиво играли, переливаясь под смуглой атласной кожей.
Все девушки засмотрелись на юношу, но только одна красавица рискнула приблизиться к нему, с ребёнком на руках.
Я тоже заворожено смотрел на всадника, пока Алия не толкнула меня в бок:
— Тоша, неужели это наш Тоник?!
Я даже рот разинул, не узнав самого себя в этом красивом парне. А ребёнок — это моя Сашенька?!
Я даже привстал, но Алия меня одёрнула, — Антошка!
— Что, Алька?
— Антошка, ты мне таким, какой сейчас, больше нравишься!
— Алия, — смутился я, — я просто радуюсь, что у них всё так замечательно получилось! Они счастливы!
Тоник одним движением сошёл с лошади, поцеловал дочку, приник к своей молодой жене, долго не выпуская её из своих объятий. Я вздохнул.
— Тошка! — опять услышал расстроенный Алькин голос.
— Ты о чём думаешь? — понял я её, — Не собираюсь я больше ни с кем меняться! Ни за что! — раздельно произнёс я, с любовью глядя в лицо Алии.
— Наконец-то! — улыбнулась Алия, — А то думала, никогда от тебя не дождусь ласковых слов.
— Аля, ты мне разрешишь, с ними встретиться? — немного подлизываясь, спросил я.
— Я боюсь, — призналась Алия, обнимая меня и кладя голову мне на плечо, — мне кажется, что ты уйдёшь, и не вернёшься.
Я гладил голову Алии, с нежностью. Никуда я от тебя не уйду, думал я, только недавно поняв, где скрывалось моё настоящее сокровище.
Между тем команда Тоника рассаживалась за нашим достарханом, они, хоть и были старше нас, не доросли ещё до взрослого стола.
Вместе с ними подошёл и Тоник, поздороваться с гостями. Мы встали, приветствуя командира отряда. Тоник подошёл ко мне, поднял глаза, и вздрогнул.
— Ты?! — спросил он.
— Я, Тон, — согласился я.
— Ты пришёл за мной? — нервно кривя губы, спросил Тоник.
— Что ты! Успокойся, я доволен своим положением!
— Правда? — выдохнул Тоник, и тут же обнял меня с такой силой, что чуть не сломал.
— Ну, ты, медведь! — задавленно просипел я.
— Это ты мне подарил такое тело! — смеялся Тоник, — я лишь поддерживаю его в тонусе! А ты что? Не тренируешься? — я только рукой махнул.
— Алия теперь твоя невеста? — шёпотом спросил он меня.
— Да! — гордо сказал я, — Я её очень люблю!
— Это хорошо! — облегчённо выдохнул Тоник, — Хоть я и натерпелся от Кати… ты не видел ещё свою Катю? — спросил Тоник.
— Нет, — равнодушно ответил я.
— Честно говоря, не советую, — помрачнел Тоник.
— Я видел, что ты мне хотел показать, — кивнул я, — не пойму, что с ней могло случиться.
— Дэн сказал, что Уран приучил её к хашишу.
— Уран не запихивал ей хашишь в рот, я думаю.
— Да, сначала он наливал ей чай из каких-то трав, потом уже приносил пластилин. Ичубей излечил её, но прежней она так и не стала. Ты знаешь, она беременна от Урана.
Мне стал, почему-то, неприятен этот разговор.
— Я приехал сюда с настоящей Катей, — сказал я.
— Да?! И где она? — вскочил Тоник.
— С Дэном, за взрослым столом.
— Я пойду? Посмотрю на неё?
— Тоник, — спросил я, решившись, — ты, когда ещё был на Станции, на Обероне-24, Любил Катю?
— Конечно, любил, — ответил он, — я даже хотел покончить с собой, когда она меня… — Тоник замолчал, отвернувшись.
— Успокойся, Тоник, — сказал я ему, — видишь, чего ты избежал. Если бы ты знал, через что мне пришлось пройти, когда я жил с Катей! То счастье неземное, то горе отчаянное.
Тоник благодарно посмотрел на меня, и ушёл, искать Катю.
— Тошка, — обратилась ко мне Алия, — пойдём, погуляем? Я так наелась, еле сижу.
Мы прогулялись в сторону реки, возле которой нам поставили юрту. Над ней висел неизменный штандарт со знаком космоархеологов.
— Это для нас поставили, — показал я на юрту, — здесь будем спать.
— Мы с тобой? — удивилась Алия.
— Вообще-то, для всех, но не думаю, что Катя будет с нами, Май тоже будет здесь спать, если его не украдут девочки.
— Я ему украдусь! — сердито сказала Алька, — Мал ещё! А я с тобой буду спать, а то тебя тоже могут украсть, я видела, как на тебя смотрели девчонки.
Мы сидели с Алькой на берегу, кидали в воду камешки. Нам никто не мешал. Мы и правда, остались в юрте вдвоём. Алия, переодевшись в пижамку на женской половине, легла рядом со мной, прижавшись.
— Там страшно одной, — шепнула она мне на ухо. Меня тоже до конца не оставила жуть одиночества и темноты, я благодарно обнял тёплую девочку, и мы задремали. Май пришёл поздно, возбуждённый, пока укладывался, рядом со мной, разбудил.
— Не можешь потише? — сонно буркнул я, укладываясь поудобнее.
— Антошка! — шепнул Май, когда улёгся, — Ты всегда будешь теперь нас брать с собой?
— Не выдумывай, — пробормотал я, засыпая, — в другие Миры вам лучше не соваться.
— Почему? — расстроился Май, но я уже спал.
Утром меня ждал сюрприз. Когда мы завтракали, на свежем воздухе, возле реки, передо мной прошли девушки с голенькими малышами. Я увидел всех своих детей. Их специально показали мне голенькими, чтобы было видно, какие они. Девочки были обычными девочками, только с хвостиками, один из мальчиков был человеком, без хвостика.
— Чего это они? — раскрыла ротик Алия.
— Обычай такой, — пытался я выкрутиться.
— Почему только эти? — подозрительно спросила Алия, я видела ещё малышей. Когда парни провели ещё и беременных девушек, я не знал, куда деваться. Среди них был и Юлик со своим Облачком, у которой уже был виден животик.
Май радостно ухмылялся, у Альки вытянулось лицо.
— Алия! — шептал я, — Ты не думай, я ещё ребёнок! Я ещё ничего не могу!
— И так во всех Мирах? — спросила Алия, гневно сверкая своими огромными очами, — Поэтому ты меня с собой не берёшь?!
— Ничего такого нет! Ты всё выдумываешь! — воскликнул я, вскакивая.
— А девочка, которую ты оживил?! А Маша, о которой рассказывала Катя?!
— Алия! Это не то, что ты думаешь! — кричал я, убегая от разгневанной Альки и проклиная того, кто устроил для меня эту демонстрацию. Конечно, приятно было увидеть своих детишек, но не при невесте же! Впрочем, я догадывался, чьих рук это дело. Ну, Катя!
Бегая от Альки между юртами, чуть не столкнулся с беременной женщиной. Сказав «извините», в ответ на её сердитое замечание, я поднял голову, да так и замер, с открытым ртом.
Беременной женщиной оказалась Катя, моя жена.
Катя тоже узнала меня, её глаза засветились безумной радостью:
— Тоник! Это ты?! Ты пришёл за мной?! — тут меня настигла Алька, начав меня колотить по спине кулачками.
— Алька, подожди, — пытался я урезонить девочку. Алька, увидев Катю, притихла, извинившись, с удивлением разглядывая беременного двойника своей воспитательницы.
Катя была в кожаной юбке и накидке. Животик уже был хорошо виден.
— Как живёшь, Катя? — невесело спросил я.
— Тоник, — попросила меня Катя, — пожалуйста, отвези меня домой, давай начнём всё сначала!
— Как ты себе это представляешь? — удивился я, оглядывая своё детское тельце.
— Поменяешься опять с Тоником! Он не даёт мне видится с нашей Сашенькой! Я ведь её родила!
— Я видел, как вы с Ураном хотели её задушить! — мрачно сказал я.
— Он всё врёт! Я вылечила её! Он бы сгубил больную девочку, тупица!
— Да, я знаю, — вздохнул я, — только перед этим ты послала своего любовника задушить её, не кормила своим молоком.
— Никого я не посылала, он сам! — воскликнула Катя, — Ну, Тоник! Они хотят убить моего ребёнка, когда он родится!
— Почему? — удивился я.
— Потому что это сын Урана…
— … Или потому, что он отравлен ядом хашиша? — уточнил я.
— Я ведь не знала, что это яд! Уран давал его мне, говорил, что это любовный напиток. Вот видишь, я правильно сделала, что перестала кормить Сашеньку молоком. Потом оно перегорело, и я забеременела.
— Ну, вот и всё! — выдохнул я, заканчивая этот тяжёлый для меня разговор, — Я больше не люблю тебя, Катя. Ты сама выбрала свою судьбу. Не думаю, что Уран связал тебя, и залил любовный напиток в рот, потому что, я видел, как ты была тогда счастлива!
— Что же мне теперь делать, Тоничек?! Мы же любили друг друга?! Теперь от меня все отвернулись из-за связи с Ураном, поселили с одинокими женщинами, тоже беременными, Дэн не смотрит в мою сторону…
— Не знаю, Катя, — развёл я руками, — ты отправила меня к Алии, — обнял я девочку, — и теперь я счастлив, как никогда. Прощай! — я отвернулся и поспешил уйти отсюда. Конечно, я кривил душой, что мне безразлична её судьба, сердце больно сжималось, ведь с ней я прожил самый счастливый год своей жизни, нажил ребёнка. Теперь у меня не было ни жены, ни ребёнка.
Зато была любимая Алия.
Стараясь унять нервную дрожь, я привёл Алию к реке, мы уселись на берегу, глядя на медленно текущую воду. Алия меня не тревожила вопросами, понимая, как мне тяжело.
Я обнял её, чувствуя от неё тепло ласковой поддержки.
Милая моя Алия! Мы обязательно будем с тобой счастливы! Ждать осталось недолго.
Каких-то жалких восемьдесят лет.