Мы с Гришей гоняли на улице с утра до вечера. Теперь у меня были уже не жалкие два часа свободного времени, а целые дни свободного времени.

Но иногда я отключался. Вокруг меня всё исчезало, всё пропадало. И неожиданно передо мной появлялись лица Янины Станиславовны, Валентины Михайловны и Льва Семёновича. У всех у них был такой несчастный вид, что мне хотелось реветь.

Я чувствовал, что всем им причинил боль.

Я зажмуривал глаза, чтобы не видеть их лиц. Но получалось наоборот. Когда я зажмуривал глаза, я видел лица моих учителей ещё лучше, ярче, как будто они стояли совсем рядом и глядели на меня в упор.

— Ты чего стоишь, как столб? — крикнул Гриша. — Я тебе дал пас, а ты?

Я очнулся. Оказалось, что я стою посреди площадки. Я махаю клюшкой, а шайба уже у нас в воротах.

Команда соперников вопит от радости и хохочет надо мной. И наша команда от огорчения готова меня съесть вместе с клюшкой.

— Я задумался, — тихо сказал я и почувствовал, как запылали мои щёки.

Хорошо, что на дворе стоит мороз, я разрумянился от игры, и потому никто из ребят не заметил, что я покраснел.

— Начинаем с центра, — кричит Гриша.

Мы играем в хоккей. У нас всё настоящее, как у настоящих хоккеистов. У нас настоящая площадка, правда, поменьше, чем у мастеров, настоящий лёд (это точно!), почти настоящая форма. Только вместо шлемов — зимние шапки. Если упадёшь на лёд, шапка тоже неплохо предохраняет голову.

Играем мы без коньков и без судей. Так интереснее.

Я снова получаю пас от Гриши, обматываю одного игрока, ко мне бросается защитник. Но я вижу, что Гриша оказался неприкрытым у самых ворот противника. Я проталкиваю шайбу другу. Тот забрасывает её в ворота.

Нас с Гришей окружают ребята. Меня тормошат, хлопают по плечу, пихают, нахлобучивают шапку на глаза.

Я вижу, как сияет Гриша. Он что-то кричит мне. Но из-за шума я не разбираю слов. Да что там разбирать, и так всё ясно. Гриша доволен мной.

Команда соперников начинает с центра и бросается в атаку.

А передо мной вдруг всплыло грустное лицо Льва Семёновича, и я услышал его голос: "Молодой человек, вы играете отлично. Но у вас есть один недостаток — вы избегаете силовой борьбы. А без силовых приёмов с канадскими профессионалами на равных не сыграешь. Сейчас я вам продемонстрирую один силовой приём. Глядите внимательно…"

Я загляделся на Льва Семёновича и сам растянулся на льду. Надо мной склонился разгневанный Гриша:

— Опять задумался?

— Нет. — Я ощупал голову, на которой не было шапки. — Я, кажется, получил травму.

— Смена! — крикнул Гриша.

Из-за деревянной перегородки с клюшкой наперевес выскочил заждавшийся мальчишка в рыжей шапке-ушанке. Вместе с Гришей они помогли мне подняться, на клюшке подали шапку. Я надел шапку и ушёл с площадки.

У нас смены не как в настоящем хоккее — на одну-полторы минуты. У нас как сменили, так уж до конца игры.

Теперь я гляжу, как играют мои товарищи, и могу думать о чём угодно. Вновь передо мной возникает Лев Семёнович.

"Всё было превосходно, молодой человек, — восклицает учитель, потирая руки. — Однако вы поторопились пойти на сближение с соперником, потеряли равновесие и потому упали. Вот поглядели бы вы, как выполняет силовые приёмы мой ученик Роберт Полозов".

Стоп, спохватился я, Роберт Полозов. Как я о нём раньше не подумал. Это же идея.

Как раз окончился матч, болельщики окружили Гришу и нашу команду. Мой друг силился выглядеть серьёзным, но улыбка распирала его щёки.

Я сразу догадался: мы выиграли.

По дороге домой я посвятил Гришу в свой план.

— А зачем это тебе? — удивился Гриша.

— Понимаешь, он расстроился, огорчился, — стал объяснять я. — А ведь он уже пенсионер, старый человек, у него больное сердце… Понимаешь?

— Не понимаю, — покачал головой Гриша.

— Ну какой ты непонятливый, — рассердился я. — Если у человека больное сердце, с ним в любую минуту может случиться беда…

— Это я понимаю, — перебил меня Гриша. — Я тебя не понимаю.

— Почему?

— Ты так хотел избавиться от своих учителей, называл их своими мучителями…

— Не называл, — сказал я.

— Называл, — упрямо стоял на своём Гриша.

— Ну скажи, скажи, когда называл?

Гриша засопел, наморщил лоб, но не мог вспомнить, чтобы я хоть раз плохо называл своих учителей.

— Ладно, не называл, — согласился Гриша. — Но думал о них так и хотел избавиться от них…

Тут уж я ничего не мог сказать.

— А что теперь получается? — спросил меня и себя Гриша и мне и себе ответил: — Теперь ты их жалеешь и хочешь, чтобы всё началось сначала.

— Я не хочу, чтобы всё началось сначала, — разозлился я. — Как ты не понимаешь?

— Тогда чего же ты хочешь? — спросил Гриша.

Вот парень, толковал ему, растолковывал, а он ничего не понял.

— Если бы ты был на моём месте, ты бы пожалел их? — спросил я.

— И не подумал бы, — покачал головой Гриша. — Они тебя жалели?

— Жалели, — поразмыслив, сказал я. — Ты придумал, как помочь Янине Станиславовне?

— Дело безнадёжное, — вздохнул Гриша.

— Тогда я пойду к директору бассейна и поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, — выпалил я.

— Иди, — скривился Гриша. — Ох, и тяжело с вами, вундеркиндами… Слушай, ты уроки сделал?

— Сделал, — ответил я.

— Тогда я сейчас к тебе зайду, — обрадовался Гриша.

Я пришёл домой и твёрдо решил — сегодня ни за что не буду за Гришу решать математику. Просто надоело. Разве Гриша ничего не соображает? Нет, ему просто лень шевелить мозгами. Нашел мягкотелого вундеркинда, списывает и живёт себе припеваючи. А когда его просишь помочь, он задаёт тысячи вопросов и палец о палец не хочет ударить.

Дождавшись, когда Гриша раскрыл тетрадь и вопросительно уставился на меня, мол, подавай матешу, я спросил напрямик:

— А ты почему сам не можешь решить? Тебе что-нибудь непонятно? Что? Давай я объясню.

— Что с тобой сегодня? — опешил Гриша. — А-а, догадываюсь… Ты ударился головой об лёд, и теперь у тебя мозги набекрень?

— А ты когда ударился, что простую задачку решить не можешь?

Гриша почувствовал, что на сей раз "скатать матешу" ему не удастся, и буркнул:

— Объясняй, только сначала…

Я вспомнил, как поступал Александр Александрович, когда хотел проверить потолок — то есть уровень знаний. Я дал Грише задачку, которую мы решали в первой четверти, а сейчас уже бежала к финишу третья четверть. Я догадывался, что уровень Гриши будет где-то около нуля. Оказалось, ниже нуля.

Но как и Александр Александрович, я не терял присутствия духа. Набравшись терпения, я стал объяснять Грише. Наконец он одолел задачку из первой четверти.

По лицу моего друга поплыла улыбка. Он был счастлив, словно во второй раз выиграл хоккейный матч.

— Слушай, а ты, наверное, и вправду вундеркинд?