Я нажал на ручку. Дверь, на которой висела табличка "Директор бассейна", не поддавалась. Если дверь не открывается, значит, в кабинете никого нет. Ладно, приду завтра. Или послезавтра.

Нет, сказал я самому себе, ни завтра, ни послезавтра, а сегодня. Раз пришёл, сиди и жди. До победного конца. Мне сегодня очень нужен победный конец.

Мимо меня быстро прошёл высокий широкоплечий человек. Его холодные, словно замёрзшие глаза равнодушно скользнули по мне. Я подхватился — директор!

Но прежде чем я успел раскрыть рот, директор открыл дверь и исчез в кабинете. Эта неудача меня не расстроила, наоборот, придала храбрости.

Я распахнул дверь кабинета и с порога решительно произнёс:

— Здравствуйте, мне необходимо с вами поговорить.

Сидя за столом, директор некоторое время внимательно изучал меня с ног до головы. Я сразу вспомнил, как он недавно говорил обо мне Янине Станиславовне: "Ноги коротковаты".

— Вообще-то я занят. — Директор провёл ладонью над седым ёжиком, показывая этим, что дел у него выше головы.

— Я на пять минут, — торопливо сказал я и закрыл за собой дверь. — У меня очень важное дело.

— Хорошо, — сдался директор. — Только покороче.

— Вы уволили Янину Станиславовну, это несправедливо, она хороший тренер, она ни в чём не виновата, один я во всём виноват, — выпалил я, приблизившись вплотную к столу директора.

Спокойствие не покинуло директора, но в его замёрзших глазах появилось любопытство.

— А, так ты тот самый, который едва…

— …не утонул, — подтвердил я его догадку.

— Верно, не утонул, — согласился директор. — Но мог. И если бы это случилось, виноваты были бы мы с Яниной Станиславовной. Я — как директор, она — как тренер. Янина Станиславовна, кстати, это прекрасно поняла. И попросила меня, чтобы я её освободил от работы. Я её не увольнял, она сама ушла.

— Но она ни в чём не виновата, — упрямо повторял я. — Я сам хотел утонуть.

— Почему? — не понял директор.

— То есть я не хотел утонуть, — запутался я. — Я хотел сделать вид, что тону, и чуть не утонул на самом деле.

— Но зачем тебе это понадобилось?

В голове директора никак не укладывалось то, что я говорил.

— Я не хотел ходить в бассейн, — растолковывал я. — И я подумал, если сделаю вид, что тону, меня на пушечный выстрел к бассейну не подпустят. Теперь вы понимаете, что Янина Станиславовна ни в чём не виновата. Один я виноват.

Директор сперва сидел неподвижно. Вдруг его плечи задёргались, всё тело затряслось, а изо рта стали вылетать какие-то "кхе" да "кха". Наверное, директор сдерживался, чтобы не расхохотаться. Значит, ему было смешно, что я чуть не утонул, а Янину Станиславовну ни за что ни про что уволили?

— Неужели ты думаешь, что тебе кто-нибудь поверит? — Директор овладел собой. — Значит, ты собирался утонуть, потому что не хотел ходить в бассейн? Нет, этому никто не поверит, а все в один голос скажут — виновата Янина Станиславовна.

— Вы войдите в моё положение, — я едва не кричал. — Кроме того, что я ходил в школу, я занимался музыкой, математикой, английским и плаванием. Я света белого не видел. И потому я решил избавиться от бассейна, чтобы жить по-человечески, то есть как все мальчишки живут.

— Интересно, чтобы жить, он захотел утопиться, — хмыкнул директор.

Определённо я его забавлял. Его холодные глаза отогрелись, ожили. Может, он не успел ещё сегодня искупаться в бассейне?

— Но я же понарошке, — надрывался я. — А на самом деле я и не думал топиться.

Нет, я совершенно ничего не мог объяснить директору. Он меня не хотел понимать.

— Хорошо, допустим, я войду в твоё положение, стану на твою точку зрения.

Директор вышел из-за стола и стал со мною рядом. Поглядел внимательно на кресло, в котором только что сидел. Поглядел точно так, как я недавно смотрел на него. Тогда я понял, что он и вправду стал на мою точку зрения.

— Садись, — вдруг предложил мне директор. — Чего ты стоишь?

Я опустился на стул, директор уселся напротив.

— Допустим, я стану на твою точку зрения, — повторил директор. — Но ведь ни у кого из учителей ты не тонул. На музыке ты не захлёбывался, на английском ты не шёл ко дну, на математике ты не пускал пузыри? Верно?

Что верно, то верно. Я согласился с директором.

— Значит, — подхватил он, — задумав утонуть в бассейне, ты тем самым хотел подчеркнуть, что тебе очень не по душе тренер. И поэтому я поступил правильно, уволив Янину Станиславовну.

— Нет, неправильно, — крикнул я. — Ну как, скажите, пожалуйста, я мог утонуть на английском?

— При желании всё можно, — уклончиво ответил директор.

— Но как? — не отставал я от него. — Я ходил на занятия ко Льву Семёновичу домой. Где я мог там утонуть? В ванной, что ли?

— Балкон у твоего англичанина есть? — вдруг спросил директор.

— Есть, — ответил я и затаил дыхание: что же скажет директор.

— Ты же мог выйти на балкон и продемонстрировать, что хочешь свалиться вниз головой? — спросил директор.

Я замялся, промычал: конечно, мог бы. Но зачем?

— Ага, мог бы, — радостно ухватился за мои слова директор. — Мог бы, но не сделал. А почему?

— Потому что это глупо, — буркнул я.

— Не только, — торжествующе произнёс директор. — Ты не сделал этого, потому что уважаешь учителя английского языка. А к Янине Станиславовне ты не питаешь почтения и потому хотел утонуть в бассейне.

Я молчал, подавленный его словами. Я ничего не мог сказать против. Тут только я понял, что натворил, когда в один совсем не прекрасный день задумал топиться.

— И к тому же за время своей работы она не воспитала ни одного разрядника, — равнодушно проговорил директор, и в его глазах вновь появились льдинки. — Поэтому и пришла к выводу, что быть тренером — не её призвание.

— Она на меня возлагала надежды, — я вновь обрёл дар речи.

— Возлагала, — подтвердил директор. — А ты чуть не утонул.

Разговор вернулся к тому, с чего начался. И тогда я решил, что ничего тут не добьюсь и мне пора уходить. Я поднялся, буркнул: "До свидания!" — и пошёл к двери. На пороге я обернулся и воскликнул: "А всё-таки она не виновата!"

Очень похожие слова давным-давно произнёс великий учёный Галилео Галилей. Когда его заставили признать, что Солнце вертится вокруг Земли, а не наоборот, то Галилей тихо, чтобы никто не подслушал, воскликнул: "А всё-таки она вертится!"

Но я произнёс свои слова, что Янина Станиславовна всё-таки не виновата, совсем не тихо, а громко, чтобы дошло до ушей директора. А он уткнулся в бумаги на столе и сделал вид, что ничего не слышит.