Я знал, какой у меня будет разговор с мамой. Мама сразу заплачет и скажет:

— Ты понимаешь, как трудно одной воспитывать ребенка?

Я буду молчать. Я буду сидеть в кресле-кровати и молчать. Надо дать маме выговориться и ни в коем случае не перебивать ее. Потому что она сразу вскипает:

— Ради бога не перебивай меня, за тебя говорят твои поступки.

Потом мама скажет, что у других матерей жизнь как жизнь, и только у нее кромешный ад и сплошные мучения.

Тут я обычно не выдерживаю:

— Но ведь я в милицию ни разу не попадал, я никого не грабил, не убивал.

Мои слова только воодушевляют маму:

— И ты считаешь, что это — достоинство? Не хватало еще, чтобы ты грабил и убивал! Как у тебя вообще язык поворачивается говорить такое! Замолчи сейчас же.

Я молчу, пока она это говорит, и продолжаю молчать.

На несколько мгновений мама затихнет. Потом она снова скажет, как трудно одной воспитывать такого оболтуса, как я, и еще работать, зарабатывать на жизнь.

Моя мама ткачиха на камвольном комбинате. Она хорошо работает, ее фотография висит на Доске почета вместе с фотографией Семкиного дяди — главного конструктора комбината. Того самого дяди, о котором Семка прожужжал все уши ребятам в нашем классе. Но мамина фотография висит над фотографией Семкиного дяди, и это дает мне право иногда одергивать Семку.

А еще мама в месткоме. Она всегда о ком-то заботится, к кому-то ходит домой, и к ней все стучат по вечерам: "Вот какое дело, Петровна…" Поговорят, а потом гладят меня по голове, вздыхают и спрашивают: "Как дела, баламут? Двойки есть?" Я отвечаю: "Попадаются". Тогда они говорят: "Учись хорошо; без знаний, сам знаешь, сейчас никуда". Я киваю: правильно, никуда.

У мамы есть большая страсть — кроссворды. Если ее чем-нибудь можно успокоить, так только кроссвордами. Конечно, можно ее утешить пятерками по поведению, но это сложнее. Кроссворды добыть гораздо легче. Надо зайти к знакомым ребятам, выдрать последние страницы в двух-трех журналах, и все будет в порядке.

Так на этот раз я и сделал.

С кипой кроссвордов на столе я ждал прихода мамы.

Когда она пришла, все было, как я уже рассказывал.

В конце мама сказала:

— И когда ты уже будешь вести себя, как все? Ну когда?

Я подошел и обнял ее за плечи.

— Все будет хорошо, мама. Вот посмотри — новые кроссворды. Ты их еще не разгадывала.

— Какие? — встрепенулась мама.

Она тут же уткнулась носом в кроссворды.

— А я буду делать уроки, мама, — озабоченно вздохнул я. — На завтра уйму задали.

— Да, да, делай уроки, — не отрываясь от кроссвордов, пробормотала мама. Потом она закинула голову и рассмеялась: — Опять подкупил меня?

— Но ты и правда любишь разгадывать кроссворды. — Я тоже улыбнулся.

— Люблю, люблю. Делай уроки, не отвлекайся.

Некоторое время мы молчим. Я пытаюсь разобраться в задачке, а мама в кроссворде.

— Извини меня, Валерий, — говорит мама. — Как называется прибор, определяющий скорость подъема и спуска самолета? Из девяти букв.

— Не знаю, — я пожимаю плечами.

— Да, очень интересные кроссворды, — говорит мама и идет на кухню. Я слушаю, как она стучит кастрюлями, и думаю, что действительно все будет хорошо. Я начну хорошо учиться, стану поменьше валять дурака, и вообще — скоро зима.