Чужие дети

Машкова Диана Владимировна

Часть III

Азбука семьи

 

 

Глава 1

Леха не сразу узнал место, хотя был здесь всего несколько дней назад. Вечером, как он и предполагал, все выглядело иначе. Неоновые огни опоясывали крыльцо, словно новогоднюю елку. Красиво. И сразу становится видно, что заведение для богатеньких. Он специально привел сюда Игоря только вечером – хотел, чтобы тот увидел клуб его братьев во всей красе. Чтобы обалдел от их бабок и сразу понял – с самого начала Леха был прав.

Они специально шатались по городу до темноты и вот теперь добрались до модного заведения.

– Э-э-э, ребята, вы куда? – Огромный охранник на входе остановил их, впечатав по медвежьей лапе каждому в грудь.

– А че такое?

– У нас фейс-контроль, – сообщил он бесстрастно.

– И че, рылом не вышли? – Игорь моментально вспыхнул.

– Николай и Василий мои старшие братья, – поторопился объяснить Леха, выворачиваясь как уж из-под гигантской ладони, – мы пришли к ним.

– Не положено!

– Ты обалдел, что ли, – теперь уже Леха закусил удила, – пропусти, иначе тебя уволят!

– Что?! – Громила неожиданно захохотал. – Они – меня?! Ребят, вы откуда такие дерзкие?

– Из детдома, – пробурчал Игорь, успев испугаться и включить проверенный механизм защиты, – си́роты мы.

– А-а-а, – охранник сразу изменился в лице, – бедняжки. А я думаю, откуда такие тощие. Голодные небось?

– Голодные, – хором ответили оба, привычно откликнувшись на чужую жалость и состряпав горестные лица.

– Смотрите, – охранник приоткрыл дверь, – направо лестница идет вниз, в подсобки. Шмыгайте туда и сидите как мыши, а я вашим братьям по рации сообщу.

– Не понял, – Леха смутился, – у них рации есть?

– Конечно. Вся охрана между собой связана. Давайте, бегом!

Игорь с Лехой метнулись внутрь и практически кубарем скатились вниз по лестнице, оказавшись в длинном, пропахшем кухней, коридоре. Животы, в которых с завтрака не было ни крошки, дружно заурчали.

– Ты чего-нибудь понял? Я – нет. – Леха растерянно озирался в полумраке.

– А чего тут непонятного? – Игорь хмыкнул. – Твои братья, по ходу, никакие тут не хозяева. Обычные охранники.

– Ты придурок? Они мне сами рассказывали…

– Ну-ну.

Леха в ярости вмазал кулаком по стене и ее же пнул, оставив на белой поверхности грязный след от ботинка. Мало было в его жизни разочарований?! Теперь вот еще и это!

Игорь кинул рюкзак около стены, молча сел на него и стал ждать. Леха рухнул на пол следом за ним. Прошло немного времени, и на лестнице послышались шаги. Перед Лехой и Игорем возник разъяренный Николай в форме секьюрити.

– Ты, Леха, совсем обалдел? – Слюни фонтаном брызгали из его скривленного злостью рта. – Кто тебя сюда звал?!

Подросток оторопел, не в состоянии выдавить из себя ни звука. После затянувшейся паузы за друга ответил Игорь.

– Мы свалили из детдома, – он увидел, как выражение ярости на лице Николая сменилось испугом, – теперь нам некуда идти.

– А я тут при чем?

– Так вы же его брат, обязаны помочь, – безапелляционно заявил Игорь, – и так столько времени неизвестно где прохлаждались. Могли бы давно его из детдома забрать!

Леха ткнул Игоря в бок, но тот даже не обратил на друга внимания. Внутри него уже кипела ответная злость – на всех этих чертовых взрослых, не помнящих родства. И особенно на собственную мать.

Николай быстро ушел, не сказав ни слова. Игорь и Леха проводили его растерянными взглядами. Последний весь сжался, думал, друг сейчас всыплет ему по первое число за эту дурацкую историю, в которую он его втянул. Но Игорь молчал. Он только прищурился, сосредоточенно размышляя. Наконец Николай вернулся.

– Эй, вы, балбесы, – бросил он притулившимся у стены сиротам, – идите за мной.

Игорь поднялся, закинув за плечо рюкзак. Леха встал следом за ним. Николай сворачивал то влево, то вправо, открывал картой-пропуском двери и аккуратно захлопывал их за собой. Наконец они оказались в душном помещении, заставленном посудомоечными машинами. Уперев руки в бока, навстречу выплыла пышнотелая сексуальная брюнетка лет тридцати. Помимо короткого форменного платья на ней был еще белый фартук, а на голове красовался кружевной кокошник.

– Эти, шо ли?

– Ну да, – Николай виновато кивнул, – Любушка, ты уж на одну ночь прими. А там мы их сами пристроим куда положено.

– Хилые хлопцы, – недовольно пробурчала она. – Как тяжести будут таскать?

– Они только с виду, – Николай спешил отделаться от ребят, – а так крепкие. Главное, дай им пожрать, и пусть помогают.

– Ладно, – Любушка притворно-тяжело вздохнула и, кокетливо поправив локон, выбившийся из-под кокошника, махнула пышной рукой, – у меня, как назло, посудомойщица заболела. Шагайте сюда.

Николай, послав ей воздушный поцелуй, успокоенный, убежал.

После обильного ужина на Леху с Игорем напялили резиновые фартуки и всучили в лапы огромные подносы. За работу обещали еще раз покормить и оставить ночевать в подсобке, вместе с разнорабочими. Задача была простая – забирать грязные тарелки, стаканы, чашки, которые притаскивали в подсобку официанты, счищать с них остатки еды и загружать в посудомоечные машины.

Работать не хотелось, после сытной еды клонило в сон. По привычке ребята начали сопротивляться и качать права. Прочитали целую лекцию о том, что детский труд под запретом, нельзя эксплуатировать несовершеннолетних. В детдоме подобные демарши прокатывали на ура, никто и не пытался настаивать – труд в баторе даже по документам был запрещен. Сироты прекрасно об этом знали и вовсю пользовались своим привилегированным положением. Домашние пусть вкалывают на своих родителей, а они – дети государственные. Если бы кто-то из чиновников застал воспитанников детдома за физической работой, директора могли запросто уволить. Случаи такие были, им рассказывали. Не просто же так в учреждениях платили зарплаты уборщицам, прачкам, поварам и прочему обслуживающему персоналу. Не будь сирот, зачем государству содержать столько ненужных работников?

– Нам напрягаться нельзя, – буркнул Леха.

– Чего?! – удивилась Любушка.

– Мы еще дети.

– Ага! – возмутилась она. – Я с двенадцати лет на кухне.

– А мы си́роты, – применил отработанную тактику Игорь, – нас закон охраняет.

– Да? Ну и топайте отсюда, – не выдержала Люба, – в свой детдом. Чего приперлись-то? Я дармоедов кормить не буду.

Деваться было некуда. Леха с Игорем, еле переставляя ноги, приступили к работе. Они носили по три тарелки, чтобы не напрягаться, и через пятнадцать минут в подсобке выросла гигантская гора посуды. Прилипшие остатки еды с тарелок счищать было лень, и парни, не особо разбираясь, запихивали посуду в машинки как попало, вместе с объедками. Через час работы руки у обоих с непривычки дрожали, а усталость накатила такая, что хоть ложись и помирай.

Люба, заглянув проверить, как идут дела, застыла с вытаращенными глазами. Насмотревшись за восемнадцать лет на кухне разного, таких никчемных работников она видела впервые.

– Вы что творите, бездельники?!

– Вкалываем, – огрызнулся Леха.

– Почему на стоке гора посуды? – Она беспомощно оглядывалась. – Уже гостям подавать не в чем.

– Подождут, – буркнул Игорь.

И тут за их спинами со скрежетом остановилась одна из посудомоечных машин. Из-под аппарата, который надрывно крякнул и внезапно заглох, потекла вода.

– Вы шо напихали туда, паразиты? – Люба завизжала не своим голосом. – Кости на тарелках оставили?

– Да хрен их знает, – Игорь в ярости сорвал с себя фартук и кинул к ногам женщины, – с меня хватит роскошной жизни! Ночной клуб, блин!

Любушка засуетилась, на чем свет стоит проклиная Николая. Стала звонить технику, сама выхватила у Игоря поднос и побежала за грязной посудой. Сироты не обращали на нее никакого внимания, словно это был не человек, а еще одно бытовое устройство. Она была не из их мира, а значит, плевать на ее чувства.

– Прости, брат, – Леха испуганно схватил друга за руку, – я не знал, что будет вот так.

– А я тебе что-то говорю? – Игорь морщил лоб, словно над чем-то раздумывал.

– Давай хоть Николая дождемся, – Леха чуть не плакал, – куда нам идти?

– Вот ты дурак, – глаза Игоря вдруг сверкнули гневом, – не нужен ты им. Никто тебя здесь не ждал.

– Я понял. – Леха опустил глаза.

Николай пришел за подростками только под утро. К тому моменту Леха и Игорь уже мирно спали на полу, положив головы на рюкзаки и не обращая внимания на суету вокруг. Приходили и уходили ремонтники, сновали с тряпками и ведрами уборщицы. Люба носилась из помещения в помещение как угорелая, пытаясь всюду успеть.

– За мной, – скомандовал Николай, пнув младшего братца носком ботинка.

Леха и Игорь открыли глаза, но не сразу смогли понять, где находятся. Постепенно память вернулась, а влетевшая в помещение Любушка окончательно вернула к реальности.

– Я за это платить не буду! – накинулась она на Николая, ткнув пальцем в сломанную машинку.

– Любушка, солнце, не кипятись. – Николай приобнял женщину за плечи.

– Не мацай, – одним движением она скинула его руку, – начальству все как было расскажу!

– Не надо, – глаза Николая покраснели, – я тебе до копейки отдам.

– Как же! Дождешься. Из моей зарплаты вычтут, и поминай как звали.

– Скажешь, сколько вычтут, я все верну. Пока вот, возьми. – Он вынул из кармана оранжевую купюру и сунул ее в пухлую Любину ладошку.

Женщина тут же присмирела. Даже потянулась к нему всем телом, но Николай сделал вид, что не заметил ее порыва, и отступил. Дождался, когда пацаны поднимутся с пола, и увел их за собой.

Они поднялись вверх на несколько этажей, и Николай осторожно, чтобы не шуметь, открыл дверь в комнату с тремя двухъярусными кроватями. Помещение оказалось узким как пенал, с одним крошечным окошком, которое выходило во двор. В детдомовской комнате места было намного больше, да и жили в ней всего четверо парней. Здесь же четверо мужиков уже храпели на двух кроватях, и третья двухэтажная койка оставалась пустой.

– Вот эта наша с Василием, – Николай ткнул в свободную кровать, – ложитесь.

– Ты мне говорил, вы в квартире живете, – пробурчал Леха.

– Держи карман шире.

– А как же тогда? – скуксился Леха. – Где мы-то с Игорем будем?

– Это ты сам думай. Вас сюда никто не звал.

– Блин! Вы че, вы меня обманули!

– Заткнись, балбес, мужиков разбудишь. Я тебе кроме работы ничего не обещал, – прошипел Николай и вышел из комнаты.

Леха сначала сел на койку, пару секунд посидел неподвижно с закрытыми глазами, а потом вскочил и пошел следом за Николаем.

– Ты куда? – прошептал Игорь.

– Разбираться! – бросил он и вышел за дверь.

Игоря так сильно клонило в сон, что он не нашел в себе сил идти следом за другом. Повалился, как был, в одежде, на нижний ярус, и моментально уснул.

Леха бесшумно крался по коридору, прислушиваясь к голосам. Два мужика о чем-то спорили. Один из них точно был Николай.

– Это была твоя идея, Василий, – высказывал он, – а теперь они приперлись на нашу голову.

– Не паникуй, – средний брат говорил спокойно, – так даже надежнее. Введем в курс, будут работать как миленькие.

– Да хрен их знает, – в голосе Николая слышалось сомнение, – справятся или нет. Им няньку сначала надо.

– Куда денутся, – Василий пожал плечами, – Макс же справляется. И все остальные.

– Так с ними мероприятия провели.

– И с этими, надо будет, проведем.

– Ага, – Николай хмыкнул, – только хрен их после этого на квартиры разведешь.

– Да куда они денутся – сироты как овцы. Все отдадут.

– Долго ждать, целых два года. Я так долго этих балбесов не выдержу.

– Придется, – брат хлопнул Николая по плечу, – убьем сразу двух зайцев. Шефу новых работников. Себе отожмем хату, когда липовый братец получит ее от государства.

Леха медленно попятился. Сердце внутри бешено колотилось и подскакивало как на батуте – к самому горлу. Он едва удержался от того, чтобы разбежаться по длинному коридору и изо всех сил вмазаться лбом в стену – закончить свои мучения. Ну почему ему по жизни так не везет? На мечтах о братьях пора было ставить крест. Леха уже слышал такие истории, в баторе им рассказывали – мошенники находили сирот шестнадцати-семнадцати лет, притворялись родней, втирались в доверие. Как только дети получали квартиры, родственнички были тут как тут. И сироты пускали их жить – одним-то страшно, да и никто ничему не научил, даже пожрать сготовить. А потом кто дарственную писал, кто продавал за символическую копейку, кто менял на какую-нибудь вещь. Один придурок, рассказывали, за магнитофон квартиру свою отдал. И остался бомжом на улице. Вроде теперь придумали закон, который защищает сирот – первые пять лет с полученной от государства квартирой сделать ничего нельзя. Ни сдать, ни продать. Только, наверное, эти его «братья» пока об этом не знали.

Леха не мог понять, как они на него вышли. Это ведь надо было постараться именно его отыскать, разузнать про братьев, про гибель отца – в федеральной базе данных такого не пишут, это Леха точно знал. И в опеках информацию не раздают. Чепуха выходит какая-то.

Мозг после паршивого дня и жуткой ночи отказывался работать. Леха аккуратно вернулся в комнату, залез на верхний ярус кровати и от стресса и усталости моментально провалился в сон.

 

Глава 2

– Подъе-е-ем! – Николай дернул Леху за ногу, и тот едва не свалился.

– Ты че, больной? – Леха изо всех сил лягнул свободной ногой, но промазал: Николай ловко увернулся и расхохотался.

– Хватит дрыхнуть, балбесы! Дело есть.

– Какое еще дело? – Игорь нехотя сел и стал тереть глаза.

– Вы тут хотели поработать, – объяснил Николай Игорю, – пора приступать.

– Платить будут? – поинтересовался Леха, – за еду мы не согласны.

– Будут. На метро карта есть?

– Ага, – Леха кивнул, – мы же си́роты. У нас социалка.

– Вот и славно, – Николай оглянулся на дверь, – на сегодня пять адресов. Надо развезти почту.

– А че там?

– Важные документы. – Он посмотрел на Леху взглядом, от которого стало страшно, и понизил голос: – Потеряете или сунете в них нос, убью.

Он положил руку на полу кожаной куртки и отодвинул ее так, чтобы стала видна кобура с вложенным в нее короткоствольным оружием. Леха и Игорь как завороженные следили за каждым его движением.

– Окаюшки, – Леха нервно сглотнул, – сделаем.

– Не сомневаюсь, – Николай улыбнулся, – мобильники давайте сюда.

– Зачем?

– Надо.

Леха и Игорь синхронно протянули телефоны, и Николай ушел, забрав аппараты. Через час он вернулся, вернул им телефоны и передал пять заклеенных конвертов из плотной серой бумаги. Адреса были распечатаны на отдельном листе, который Николай не выпускал из рук.

– Запоминай, – приказал он Лешке и сунул листок ему под нос.

– Игорю тоже покажи, – пробурчал Леха, – у меня память плохая.

– За каждую доставку сто рублей, – Николай ласково похлопал Лешку по плечу, – разбогатеешь, братец.

– Спасибо, – пробурчал Леха в ответ.

По ночам Леха с Игорем отсыпались в комнате охранников, днем, пока спали мужики, гоняли по адресам. За пару недель выучили все точки наизусть, их и было-то немного, меньше тридцати. Через день, через два адреса повторялись. В принципе, все сложилось не так уж плохо – жить было можно. Иногда в день зарабатывали по штуке, разделившись на доставках, чтобы было быстрее. Покупали сигареты, пили кофе в Макдаке и чувствовали себя олигархами. Леха испытывал мстительную радость: вопрос еще, кто кого сумел в итоге надуть. Олух Николай их кормит, деньги за работу дает. Добренький такой стал и думает, что сможет оттяпать у Лехи квартиру. Как же! Пусть держит карман шире. Пока они с Игорем в выигрыше, а уж через два года будет видно.

Иногда по вечерам, если становилось скучно и не хотелось спать, они с Игорем шатались по клубу. Специально для этой цели стырили из офиса пропуск. И теперь по желанию хоть каждый вечер у них был бесплатный стриптиз, а если очень постараться, можно было добраться и до бара, пока никто не видит. Нализаться там водки или вискаря – как повезет. Бармен приторговывал шмалью, уводя клиентов в подсобку, и часто отлучался с рабочего места. А пацанам только этого и надо было. Они стали кем-то вроде привидений ночного клуба – пронырливых и вездесущих.

Мужики-охранники, их соседи по комнате, сирот ни в чем не подозревали, жалели. Пацаны прижились, стали как общие дети: кто пирожок принесет, кто конфетку. Для закрепления эффекта Леха с Игорем в первый же день постарались – рассказали свои несчастные истории. Особенно Игорь был в ударе: и мать-то его в детстве била, а потом выбросила на помойку, и с сестрой-то его насильно разлучили.

– Прикинь, – Леха с удовольствием растянулся на верхнем ярусе кровати, – они до сих пор не догадываются, что мы все знаем.

– Ты о чем? – Игорь курил в открытое окно, сидя на подоконнике.

– Ну что Николай с Василием не мои братья.

– Жалко, – Игорь перевесился через карниз и сплюнул на улицу.

– Чего?

– Что они не твои настоящие братья, – Игорь печально посмотрел на Леху, – родные люди это знаешь какое счастье…

– Скучаешь по Надюшке? – Лешка сочувственно улыбнулся.

– Не то слово… – Игорь тяжело вздохнул, – как подумаю, что никогда больше не увидимся, так хреново становится.

– Но ей же там хорошо, в этой семье.

– Надеюсь. – Игорь снова вздохнул.

– Пойдем бухнем, а?

– Я не хочу.

– Да брось ты, давай! – Леха уже спрыгнул с верхней полки. – Один раз живем.

– Ладно, фиг с тобой, – Игорь нехотя спустил ноги с подоконника, – пошли.

Они выждали немного – примерно около часа ночи в клубе начиналось самое веселье: и клиенты становились уже невменяемыми, и персонал терял бдительность, уставал – и пошли знакомыми коридорами, спустились по лестнице, через служебный ход проскользнули в зал. Шалавы на сцене усердно работали. Те, кто уже показал свои номера, терлись рядом со столиками. Мужики-клиенты выпивали, разговаривали, лапали телок. О чем-то шептались и уходили в отдельные кабинеты, заказывали приват-танец. Вот это настоящая жизнь!

Леха с Игорем прошмыгнули под свободный столик с нависающей до полу скатертью и стали наблюдать. Пара недель в клубе, и они уже чувствовали себя прожженными знатоками разврата. Так же, как взрослые мужики, перешептывались, обсуждая девиц, кто бы из них какую выбрал, и под столом потихоньку ржали над своими фантазиями.

Грохот раздался внезапно. Перекрыл громкую музыку и гул голосов. Игорь высунулся из-под скатерти и изо всех сил пнул Леху, который развалился на полу.

– Эй, там ОМОН, отряд мужиков с оружием, – прошипел он.

– Да ладно?! – Леха моментально вскочил на четвереньки и тоже высунул голову: – Где?

Мимо них пронеслось несколько пар военных сапог, и это точно была не форменная обувь секьюрити. Через мгновение раздался визг, девки бросились врассыпную, ноги в военных сапогах смешались с ногами охранников, раздались выстрелы.

– Вот влипли! – выругался Игорь и стал выползать на четвереньках из-под стола. – Двигай за мной!

– Не надо, – Леха в панике схватился за ножку стула и заскулил, – давай тут. Они нас не найдут.

– Ты че, дурак?

– Я не полезу под пули.

– Вперед, – Игорь с силой толкнул друга под зад, – ползи за барную стойку, оттуда назад, в подсобку.

Игорь вылез первым и начал пробираться между стульев и столов. Леха, зажмуриваясь при каждом выстреле, едва живой, полз за другом. Через десять секунд, которые показались вечностью, они уже оказались за стойкой. Игорь отпрянул, увидев распластанного на полу бармена.

– Убили?! – взвизгнул Леха. Его голос, к счастью, потонул в шуме драки.

– Похоже, – заключил Игорь, сохраняя подозрительное спокойствие.

Он приподнялся и, не выглядывая из-за стойки, дотянулся рукой до открытой кассы. Схватил в пригоршню купюр из одного отделения, сунул в карман. Потом еще, из следующего.

– Хватит, – умолял Леха, вытягивая друга за руку, – не надо, бежим!

– Придурок, не дергай, – Игорь сунул последнюю стопку денег в карман и только после этого пополз следом за Лехой, – ему уже не помогут, а нам будут нужны.

Они открыли служебную дверь в коридор подсобки и поползли дальше, не поднимаясь на ноги. Казалось, давно можно было встать, шум перестрелки остался далеко в глубине здания, но они все не могли решиться. Так и пробирались ползком до самой лестницы.

Три минуты ушло на то, чтобы схватить рюкзаки, запихать в них то, что попалось под руку, и выскочить из двери служебного хода. Они едва успели отойти на несколько шагов, как послышался вой полицейских сирен и свист шин. Несколько припаркованных около заведения автомобилей стремительно сорвались с места. Лехе на мгновение показалось, что пассажир в одной из них пристально всматривается в его лицо, даже шею чуть не свернул, но он убедил себя, что померещилось. И они с Игорем побежали…

– Че это было? – Леха с трудом отдышался.

– Н-н-не з-з-знаю. – Игоря теперь, когда опасность осталась позади, серьезно накрыло. Он трясся как осиновый лист, зуб не попадал на зуб.

– Ты много денег из кассы вытащил? – прошептал Леха.

– Ф-ф-ф-иг его знает, н-н-н-е с-с-считал.

– Вот блин! – Леха словно заразился от Игоря, тоже начал дрожать. – Зачем? Из-за этого бабла нас в покое не оставят. Там же камеры были везде.

– Д-д-давай в б-б-батор вернемся.

– Ты больной?! – Леха возмутился. – Меня там сразу в тюрягу сдадут! И тебя теперь тоже.

Они помолчали. Крошечный домик на детской площадке, в который они забились, был явно им мал. Колени почти закрывали уши, согнутой в три погибели спине было больно, но Игорь и Леха терпели. И мысли не было куда-то вылезать – благо раннее утро, во дворе никого. Леха думал о том, что за две недели в баторе их по-настоящему никто не хватился. Наверное, составили заявление в полицию для проформы, ну и на этом все. Мало ли в баторе тех, кто в бегах? Человек десять точно будет. Замучаешься всех искать.

Через пару часов животы начали предательски урчать.

– Макдак? – спросил Игорь.

– Давай, – кивнул Леха. – Жрать охота.

– В-в-от и я п-п-про то же, – кивнул Игорь, уже почти успокоившись, – а ты говоришь: «б-б-бабки зачем?»

Они сначала выглянули. На площадке по-прежнему никого не было. Быстро пересекли двор и нырнули в метро, смешались с толпой спешащих на работу людей. Сами не поняли, как доехали до Пушкинской и поднялись наверх. Пока стояли в очереди – и откуда тут народ круглые сутки, – Леха вытащил из кармана телефон. Батарейка давно села, а он и не заметил. Получив свой поднос, начали искать столик с розеткой. Наконец уселись, Леха подключился и посмотрел на экран.

– Николай звонил, – губы его побледнели, – раз сто набрал.

– Да ну его. – Игорь отмахнулся.

– Ты не понимаешь. Нам с тобой хана.

– Леха, ты дурак, что ли? Бабла в клубе немерено, то, что я взял, – для них копейки.

– Ага! – Леха все еще возился с телефоном, руки его дрожали. – На вот, читай.

Он сунул Игорю, жующему биг-мак, под нос телефон. «Верните то, что украли. Если менты поймают – сядете. А хозяин по-любому достанет».

– Чего?! – теперь уже и Игорь разнервничался. – Они что, заявили в полицию?

– А че заявлять, – у Лехи зуб на зуб не попадал, – ты же видел вчера. Менты сами приехали.

– Да там перестрелка была! Бармена грохнули. Может, еще кого. Кто в такой ситуации из-за трех копеек поднял бы бучу?

– Подняли вот!

– Не сходится. – Игорь едва шевелил губами, словно про себя просчитывая разные ситуации.

– Да не важно уже! Надо думать, что делать.

– Бли-и-и-и-и-ин, – Игорь застонал.

– Что?!

– Сам подумай! – Он огрызнулся. – Что у тебя в рюкзаке?

Леха побледнел как полотно и невольно заерзал под своим рюкзаком.

– Пипец…

– Сколько их там у тебя?

– Пятнадцать вроде.

– Вот черт!

– Думаешь, это из-за конвертов?

– А из-за чего еще?! – зашипел Игорь. – Сразу дали понять, что из-за них готовы убить. Думаешь, там документы? Ха!

Леха обхватил голову руками и застонал.

– Вот влипли-и-и-и-и!

– Вырубай свой телефон, – вдруг приказал Игорь, – и больше не включай. Совсем его выкини.

– В смысле?

– Давай без тупых вопросов.

– А твой где?

– Не знаю, – Игорь поднялся со стула, надел куртку, закинул за плечи рюкзак, – я его не нашел, когда убегали.

– Я еще даже не ел, – заскулил Леха, – и кофе не выпил.

– Бери с собой и пошли. Быстро! Телефон в помойку кидай.

Они снова убегали. И снова непонятно куда. Леха шагал следом за другом и старался не думать о том, что теперь с ними могут сделать.

Спустились в метро. Бесконечные переходы, бессмысленная езда, пересадки с ветки на ветку. Они петляли как зайцы, запутывая следы. Но не потому, что так было нужно – просто не знали, куда податься и что дальше делать. От усталости подкашивались ноги и слипались глаза. Сквозь полудрему Леха наблюдал за пассажирами. Они деловито заходили и выходили, проверяли почту в смартфонах, отправляли кому-то сообщения через мессенджеры и в социальных сетях. Каждый был чем-то занят, чем-то озабочен. «Купи, пожалуйста, хлеба и молока», – читал он через плечо парнишки сообщение на одном экране, «Завтра у Даши в школе собрание, кто пойдет?» – видел на другом, у тетки в деловом костюме, «В выходные поедем к маме», – печатала в это время девушка на третьем. У него никогда не будет такой жизни. Ему некому принести хлеб, никто не ждет его родителей на собрании в школе, и уж точно никому и никогда он не сможет сказать: «Поедем к маме». Ничего этого нет! Он ничей, из ниоткуда, потерянный призрак в мире живых людей.

– Юлька, – прошептал Леха и поднял на Игоря усталые глаза.

– Что – Юлька? – Каким-то чудом Игорь его услышал.

– Надо ехать к ней. Там отсидеться.

– А родоки что ее скажут?

– Мамка там норм. Батя, конечно, зверь, но вдруг согласятся помочь. Больше нет вариантов.

Леха перевел Игоря на нужную станцию, и они пересели на синюю ветку. Поехали к «Парку Победы». Хорошее название, – подумалось Лехе, – как сгусток надежды.

 

Глава 3

Влад лежал, уставившись в белый потолок больничной палаты, и думал о том, как сильно он просчитался. Когда ребята из органов несколько месяцев назад попросили его помочь, надеялся, что все закончится быстро и просто – он аккуратно залезет на закодированные страницы в Интернете, снимет данные, отдаст куда следует и забудет про это дело. Так было уже не раз, и Влад всегда оставался «за кадром»: выполнял работу, получал честное вознаграждение и был таков. Но на этот раз ситуация вышла из-под контроля. Взломать страницы удалось аккуратно, админы ничего не заметили, но бесшумно скачать информацию не получилось – на это стояли мощные блоки. Влад сделал несколько попыток – и отступил. Между тем он собственными глазами видел, что обнаружил в сети настоящий клондайк. По коротким зашифрованным сообщениям ни о чем нельзя было догадаться человеку стороннему, но Влад проработал с органами достаточно и видел, что напоролся на крупную криминальную сеть. Скорее всего, распространяли наркотики. Заказ – через один клик. Доставка по Москве стремительная. Кто за этим стоял и как были организованы поставки, он пока не знал. IP-адреса клиентов тоже были надежно защищены. Ясно стало одно – криминальный бизнес процветал, покупателей было огромное количество, и складывалось такое ощущение, что непосредственные исполнители – курьеры – оставались не в курсе происходящего. Как этого можно было добиться, Влад искренне не понимал.

Самое страшное, что весь расклад, который он по истечении нескольких месяцев работы показал сотрудникам органов, не воодушевил их, а только расстроил. Помощь его они оплатили, это само собой, но хода делу не дали. И самого просили держаться подальше – честно дали понять, что тема эта теперь не особо приветствуется. Новое руководство, да и кураторы в управлении, еще никого по ней не осудили и не сажали. Медалей тут не заработать, а висяки им не нужны. Либо неубиваемые доказательства, либо нечего даже соваться.

Вопрос об этих самых доказательствах и не давал Владу покоя. Он видел, как много в клиентской базе совсем молодых ребят, видел, как профессионально втягивают админы новичков через социальные сети. Влад на удаленном сервере создал фейковый профиль, поработал над историей своего персонажа и зашел под видом подростка в группу социальной сети, откуда организаторы подтягивали новых клиентов. Оставил несколько расплывчатых комментов, его заметили и спустя какое-то время – проверили сначала подноготную – пригласили на закрытую страницу. Теперь он уже оказался на знакомых просторах не как хакер, а как клиент. И снова поразился простоте и удобству сервисов – многим ритейлерам было чему поучиться. В один клик он заказал товар. После этого его направили на совершенно другой ресурс, где он оставил адрес доставки. И на третьем сайте оплатил покупку с помощью электронного кошелька. Информация не собиралась в одном месте, и при этом навигация для покупателя была предельно простой. К шести вечера Влад приехал по адресу, который указал, и… получил удар в затылок. Дальше он ничего не помнил, только в больнице ему сказали, что у него сотрясение мозга и разбита коленная чашечка, поврежден мениск. То ли при падении это произошло, то ли целенаправленно ударили еще и по ноге. Все это произошло за доли секунды, на многолюдной улице. Как?! Он просто не мог понять. Но окончательно убедился, что работает не преступник-одиночка, а целая мощная организация со своей сетью информаторов, штабом и группой прикрытия.

Вынесли они его удачно. Пришлось валяться в больнице, ждать операции и придумывать, как объяснить все это жене. Поначалу он исхитрился и не пускал ее к себе, но Катя все-таки выяснила, где он лежит – похоже, обзвонила все клиники, – и когда он открыл глаза после операции, уже сидела с ним рядом.

– Больно? – Катин голос дрожал, на глаза наворачивались слезы.

– Нет, – Влад осторожно повернул к ней лицо и слабо улыбнулся, – наркоз еще не отошел. Ты зачем приехала?

Вместо ответа Катя только всхлипнула и безутешно заплакала.

– Ладно-ладно, – Влад положил свою горячую ладонь на ее ледяную руку, – все будет хорошо.

Он снова прикрыл глаза, не было сил. Катя сидела рядом, едва ощутимо поглаживала его по руке, а он мысленно проклинал себя за то, что вляпался в такую историю. Возомнил себя героем, болван! Лучше бы помог жене с детьми – Катя с этой Юлькой совсем уже извелась, и от него не было никакой поддержки. Он пытался в это время решить слишком сложный вопрос и сам не успел заметить, как от проблем в семье привычно ускользнул в любимую работу. Где и огреб по полной. Побывав на грани, Влад иначе посмотрел на все, что случилось с ними за последние месяцы. Да, они осложнили себе жизнь, придумав забрать ребенка из детского дома. Но это же не конец жизни, бывает и хуже.

– Я люблю тебя, – сквозь всхлипы выдохнула Катя, наклонившись к самому его уху и проведя рукой по волосам.

Влад улыбнулся.

– Я тоже тебя люблю, – произнес одними губами.

Катя не могла совладать с собой, из ее глаз все еще катились горячие слезы. Влад почувствовал их на своей щеке и укоризненно покачал головой, не размыкая век. Катя всхлипнула и затихла.

– Ну, как тут у вас? – В палату вошел хирург, которому, видимо, сообщили, что пациент благополучно отошел от наркоза.

– Нормально, – бодро доложил пациент, – болит, но в меру.

– Поили? – поинтересовался доктор у Кати.

– Да, – она кивнула, – как разрешили, по чуть-чуть.

– Хорошо.

Врач подошел к кровати, Катя тут же отскочила, освобождая ему пространство. Он откинул одеяло, внимательно осмотрел прооперированную ногу.

– Ну как? – спросила Катя, которая во время осмотра нервно переминалась в сторонке.

– Операция прошла удачно, – аккуратно ощупывая голень, пробормотал хирург, – дальше предстоит реабилитация.

– Это будет очень… – Катя замялась, подбирая слово, – тяжело?

– Самое трудное уже позади, – врач усмехнулся, – считайте, почти починили вашего мужа.

Катя приехала за Владом на выписку. На костылях и с несгибающейся ногой передвигаться было трудно. Еще сложнее оказалось залезть в машину. Пришлось упаковываться на заднее сиденье – так, чтобы можно было вытянуть ногу. Они отъехали от больницы на приличное расстояние, и только тогда худшие опасения Влада подтвердились: буря не миновала.

– Как ты мог?! – не отрывалась от дороги, сквозь зубы прошипела Катя.

– Никто не застрахован, настигла шальная пуля. – Влад попытался отшутиться, но ничего не вышло.

– Ты не имеешь права ввязываться в такие истории, – Катя не на шутку злилась, – у нас с тобой дети!

– Родная моя, – Влад устало вздохнул, – именно потому, что у нас с тобой дети, я не имею права стоять в стороне.

– Ты-то тут при чем?!

– Наши дети должны жить в безопасном мире.

Катя не нашлась, что ему ответить. Только хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, и Владу было искренне ее жаль. Но что он мог сейчас с этим поделать?

Они поднялись на лифте на свой этаж. Катя открыла дверь. Дома стояла непривычная тишина – старшие девочки уложили Машуню спать после обеда и ждали родителей, разложив перед собой учебники как приличные дети. Катя предупредила Влада, что по случаю его выписки разрешила им в школу сегодня не ходить. Ничего серьезного там все равно не было – после майских праздников только раскачивались на учебу. Настена бросилась к отцу, обняла его и стала с тревогой расспрашивать про операцию. Юля тоже подошла, осторожно обняла Влада. Катя помогла мужу снять верхнюю одежду, ботинки, и они все вместе прошли в кухню.

В квартире было чисто. Валявшиеся обычно у порога куртки, рюкзаки и обувь Насти и Юли куда-то исчезли. На плите стоял только что приготовленный ужин. Влад принюхался и уловил незнакомый кулинарный почерк. Катя так не готовила: много лука, чеснока, каких-то приправ – пахло необычайно вкусно.

– А кто это у нас сегодня готовил? – поинтересовался он.

– Юлька, – сразу отозвалась Настена, – она у нас в этом деле, оказывается, спец.

– Надо же, – Влад улыбнулся, – а мы и не знали.

– Пока ты лежал в больнице, у нас тут кое-что изменилось, – Катя многозначительно посмотрела на Влада, – в доме поселились лучшие в мире дети.

Влад удивленно приподнял брови, покачал головой и поковылял в ванную. А девочки с мамой остались накрывать на стол.

Влад помыл руки и тихонечко подошел к двери детской, прильнул к ней ухом. Соскучился по Машуне так, что не было сил ждать, когда она проснется – так хотелось увидеть. Хотя бы послушать ее дыхание, пока она спит.

– Папака! – раздался звонкий детский голосок. – Папака!

Он распахнул дверь и увидел растрепанную заспанную Машуню, которая стояла в своей кроватке, с обожанием и восторгом глядя на отца. Глаза его наполнились слезами. Влад подумал, что стал каким-то сентиментальным – чуть что, и расклеился.

– Пупсик мой, – выдохнул он, – Машуня!

Стараясь сильно не хромать и не стучать по полу костылями, чтобы не напугать ребенка, он добрался до кроватки. Отставил костыли и поднял кроху на руки. Как же сказочно пахла ее макушка! Теплом и любовью. Ничего нет лучше в этом мире, чем аромат младенца. Машуня крепко вцепилась в папу и ни за что не хотела его отпускать. Так они и замерли в счастливой неподвижности – отец и дочь. И вдруг раздался звонок домофона.

– Кто там? – Он услышал голос Кати. – Кто-кто?! – И после некоторого замешательства: – Да, открываю! Поднимайтесь.

Владу страшно не хотелось отпускать Машуню с рук, и он стоял в нерешительности. Надо было выяснить, кто к ним так неожиданно пожаловал, только вот с ребенком на руках с костылями он не справится. Дернул же черт так неосторожно подставиться!

– Машуня, – пробормотал он, – давай ты пока побудешь в кроватке, а я скоро к тебе вернусь.

– Не-е-еть. – Дочка запротестовала, еще сильнее сжав его шею.

– Папа только посмотрит, кто к нам пришел, – попытался он урезонить малышку, ощущая, как поднимается в нем необъяснимая тревога, – хорошо?

– Похо!

– Пупсик, ну как же так?

Влад чувствовал свою беспомощность: идти с Машей на руках он не мог, но и договориться с ней тоже никак не получалось. В этот момент раздался звонок в дверь, Катя ее открыла, и он услышал мужские голоса.

– Катерина, кто там пришел? – выкрикнул Влад, не выдержав.

– Подожди, я сейчас!

Через пару минут, которые показались ему вечностью, Катя появилась на пороге детской комнаты.

– Там мальчики пришли, – сообщила она почти шепотом, – Леша и Игорь из детского дома.

– Леша?! – Влад моментально вспомнил смазливого парня и разозлился: – Что им здесь надо?

– Они из детдома сбежали, – Катя опустила глаза, – им некуда идти.

Влад передал Машу на руки жене, взял костыли и вышел в коридор. Там парней уже не было – только бесформенной кучей лежали у порога пыльные рюкзаки и две пары грязных истоптанных кроссовок. Голоса раздавались из столовой. Влад почувствовал себя уязвленным: после долгого отсутствия, после операции он наконец-то вернулся домой, а здесь никакого внимания и уважения к отцу. Устроили проходной двор!

– Здрасьте. – Он нахмурился, застыв на пороге. – Юля, представишь своих друзей?

Леха с другом успели усесться за стол. Грязные руки, перемазанная одежда и дебиловатые выражения испуганных лиц еще больше разозлили Влада. Черти, даже лапы свои паршивые не соизволили помыть.

– Это не мои друзья! – огрызнулась дочь.

– Ладно, – Влад не видел смысла настаивать, – но как-то же их зовут?

– Игорь, – Юля показала на того, что был меньше ростом, потом кивнула на смазливого: – А это Леха, ты его уже видел.

– Владислав Игоревич, – представился хозяин дома, – а теперь оба марш из-за стола. Руки мыть.

Ребята, так и не проронив ни слова, стали неловко толкаться, слезая со стульев. Следом за Настей, которая вызвалась показать им дорогу, протиснулись мимо грозного отца семейства и потопали в ванную комнату. Влад почувствовал физическое отвращение к Лехе, когда тот случайно, проходя мимо, коснулся его руки. Желание немедленно вышвырнуть малолетних преступников из своего дома, пока они не навлекли на его семью настоящей беды, было непреодолимым. Знал он такой типаж – наглость в комплекте с затравленным выражением глаз. Явно какую-то гадость задумали.

Жена вышла к столу с принаряженной Машуней на руках и тут же стала хлопотать – принесла недостающие тарелки, вилки, ножи. Олухи, с которых Влад не спускал глаз, успели помыть руки и вернуться к столу. За ужином Катя пыталась заполнить эфир и болтала без умолку, надеясь разрядить остановку. Но гнетущая атмосфера, нависшая в комнате, не поддавалась. Юля, не поднимая глаз, ковырялась в своей тарелке. Настя переводила тревожный взгляд с отца на мальчишек. Те сидели, втянув тощие шеи в плечи и опустив головы. И только маленькой Маше, похоже, было хорошо в этой странной компании, никакой опасности она не ощущала – лопотала что-то на своем, пока еще понятном только близким, языке и то и дело пыталась обратить на себя внимание Леши. То кусок хлеба ему протянет, то заглянет снизу в лицо. Влад ощутил острый укол ревности. Любовь младшей дочери к папе была всеобъемлющей, безраздельной, а тут вдруг знаки внимания доставались какому-то чужому дядьке. Что бы там ни говорила Катя, а Влад при всем богатстве воображения не мог воспринимать двух этих переростков как детей. По росту – взрослые мужики, выглядят так же, да еще воняют грязными носками и табаком. С чего бы вдруг ему видеть в них «мальчиков»?

Леха постепенно осмелел и начал отзываться на Машины заигрывания. Сначала улыбнулся ей, потом подмигнул. А дальше совсем потерял страх и стал строить ребенку смешные рожицы. Машуня тут же залилась звонким заразительным смехом. Как же любил Влад эти волшебные звуки! Но сейчас, впервые в жизни, они вызвали у него раздражение и досаду.

– Почему вы сбежали из детского дома? – строго спросил он, не отрывая взгляда от Лехи.

– У меня это, – тот шмыгнул носом и вытер его рукавом, – суд там назначен. Стремно стало.

– Какой еще суд? – Влад насторожился.

– За кражу, – парень бросил на хозяина дома короткий взгляд, – я в магазине одежду украл и попался. Не надо было лезть в чужой район. Сам дурак…

– Вот как, – Влад был потрясен ответом, – то есть дурак не потому, что украл, а дурак, что не там, где надо, воровал? А в принципе не воровать не пробовал?

– Это как? – Леха поднял на мужчину ясные удивленные глаза. – Жить-то надо.

– Влад, – Катя поспешила вмешаться, – я же тебе все это рассказывала про этот случай. Помнишь? Еще советовалась с тобой, можно ли чем-то помочь. Но ты тогда был очень занят.

Над столом повисла тягостная тишина. Каждый смотрел в свою тарелку. Леха думал о том, что все взрослые – конченые дебилы. Ничего не понимают, а он всю жизнь страдает из-за их тупости и недоразвитых представлений о детях. Вспышкой пронеслось в голове воспоминание. Однажды в летнем лагере, когда ему было двенадцать, он подружился с одним пацаном, его тоже звали Лехой, только он был домашний. И так им хорошо вместе было, что стали они не разлей вода. Вместе хулиганили, вместе за девчонками ухлестывали. Даже побратались – сделали на руках царапины и ими соединились. Стали одной крови.

Когда в родительский день к Лехе приехали мать с отцом, он познакомил их с другом. И стал уламывать, чтобы они его усыновили. Те подумали-подумали и согласились. Вот было счастье! А потом смена закончилась. Семейный Лешка поехал домой, а детдомовский Лешка – в батор. Но там на беду не оказалось директора, он в отпуск уехал. А поскольку старший корпус был на все лето закрыт, а в младший его поместить никто не распорядился, Лешку по привычке сунули на две недели в психушку. Первая неделя была ужасной. Положили в отделение с самыми тяжелыми пациентами, не было других мест. Семь дней он жил в одной палате с громадным лысым мужиком, который все время харкал, сплевывая мерзкую разноцветную жижу прямо на стены. Еще он грозился замочить пацана, если только тот пикнет. Бугай никогда не спал – всю ночь производил страшные звуки и сплевывал, сплевывал. От страха и бессонницы Лешка едва не сошел с ума. Наверное, точно бы чокнулся, если бы его на второй неделе не перевели в нормальное отделение. Вот там был полный кайф! Соседи спокойные, еда отличная, медсестры суперские. Если Лешка хорошо себя вел и никого не донимал, они приносили ему конфеты, угощали фруктами. Срок его пребывания в психушке подошел к концу – назавтра должны были выписать, о чем и сообщил лечащий врач. И тут Леху понесло. Он решил, что надо отпраздновать такую радость и вообще оставить о себе добрую память. Всю ночь от возбуждения он не мог уснуть – шутил, дурачился, пел веселые песни и хохотал диким смехом. А наутро узнал, что за такое поведение его оставляют еще на четыре месяца.

И мир рухнул.

Когда он вернулся в батор, питалки сказали, что к нему приходила семья. Мама, папа и мальчик Леша. Им рассказали, что Леха лежит в психушке, к Новому году выпишется, дескать, тогда и приходите. Но их тут же как ветром сдуло, даже не пообещали вернуться. Как же он плакал тогда – все же решено было, а они…

– Леша! – словно сквозь туман он услышал голос Кати.

– А?

– Ты добавку будешь?

– Не-а, – он мотнул головой, – я наелся, спасибо.

– Ну, хорошо, – Катя улыбнулась, – а завтра чем вы с Игорем будете питаться? Если не вернетесь в детдом.

– У нас деньги есть. – Игорь наконец подал голос.

– Откуда? – Катя метнула в мужа короткий запрещающий взгляд: дескать, пожалуйста, не встревай.

– Мы же работали, – Леха не врал, и Катя сразу это почувствовала, – гоняли курьерами.

– Что доставляли?

– Бумаги какие-то важные, – Леха пожал плечами, – нам конверты запрещали вскрывать. Платили сто рублей за конверт.

– Молодцы! – Катя искренне порадовалась сознательности ребят: не воровать пошли, а работать. – По офисам ездили?

– Не-е-е, – Игорь мотнул головой, – по квартирам. У нас адресов тридцать было, через день-два по новой.

– Странно, – Катя в недоумении смотрела на парней, – и в какой компании вы работаете?

– Да это не компания никакая, – Игорь почесал затылок, – кто нас туда возьмет. Просто Леху его братья нашли. Но потом оказалось, что это не братья. Просто чуваки. Они в ночном клубе охранники. Вот они…

– Я ничего не понимаю, – Влад не выдержал: его вывел из себя поток бессвязной болтовни, в которой не было ни капли логики, – откуда у Лехи братья?

– У меня правда есть, – парень надул губы, – в документах написано! Николай и Василий. Но я подслушал их разговор, оказалось, не братья, преступники. Хотели у меня квартиру забрать.

– Час от часу не легче! – Желваки на скулах Влада заходили ходуном.

– Влад, подожди, – Катя положила на руку мужа свою ладонь, – я слышала, детей-сирот часто выслеживают мошенники. Втираются в доверие, чтобы переписать на себя квартиру.

– Вот-вот, – Леха обрадовался догадливости Кати, – точно! Я сам слышал, они так и хотели. Собирались меня обмануть.

Леха с благодарностью посмотрел на Катю и решил, что терять им с Игорем давно уже нечего. Отказом больше, отказом меньше. Не надо как в прошлый раз тянуть кота за хвост.

– А можно мы это, – он замялся, – того… у вас тут останемся жить?

Катя поперхнулась, закашлялась и посмотрела сквозь слезы, внезапно выступившие на глазах, на мужа. Юлька со звоном бросила в тарелку приборы и, многозначительно взглянув на Катю, без разрешения вышла из-за стола. Ушла в свою комнату и хлопнула дверью. Владу ничего не оставалось, как взять инициативу в свои руки.

– Вы уже не маленькие, – он смотрел на друзей, – понимаете, что так эти дела не делаются.

– А как они делаются? – Леха опустил голову: уже догадывался, что сейчас будет.

– Во-первых, вы сейчас в бегах. Во-вторых, у нас нет на вас документов. Возвращайтесь в детский дом.

– Ну ладно, а если вернемся, – Леха сделал последнюю безнадежную попытку, – тогда вы нас заберете?

– Нет. – Влад не собирался врать и давать ложных надежд.

– Почему?

– Потому что у нас нет такой возможности, – он решил окончательно все разъяснить, – и мы точно не готовы вас принять.

Ни Леха, ни Игорь ничего не ответили. На удивление спокойно, без обид, приняли его слова – покивали, что, мол, все прекрасно понятно, по крайней мере честно, и на этом тема была закрыта. Чай пили уже в спокойной обстановке, без напряжения. Все точки над i были расставлены. Влад успокоил себя тем, что осталось потерпеть всего двадцать-тридцать минут, и больше он этих парней никогда в жизни не увидит. Пусть катятся куда глаза глядят, лишь бы из его дома.

После чая говорить было уже не о чем. Леха с Игорем стали собираться – вышли в коридор, чтобы одеться. Юлька так и не появилась, заперлась в своей комнате. Настя, что было на нее совсем не похоже, за весь вечер не произнесла ни слова – переводила тревожный взгляд с матери на отца. И сейчас стояла в дверях, молча наблюдала, как ребята собираются. Зато маленькая Машуня, которую Катя держала на руках, начала вдруг извиваться как угорь и тянуться к Лехе, требуя, чтобы он остался, не уходил. Парень протянул к малышке руки, и она тут же перебралась к нему от Кати. Уютно устроилась у него на руках и с довольной улыбкой поцеловала в щеку. Влад оторопел. Такого фокуса от своей младшей он точно не ожидал. Но малышка как ни в чем не бывало обнимала Леху за шею и не желала слезать – так же как не хотела отпускать Влада всего пару часов назад. Влад заметил, что не одного его сжигает ревность – Игорь тоже как-то странно косился на эту парочку, и в его глазах чернела тоска. Наконец Настене удалось забрать сестренку, освободив стоящего на пороге гостя.

– А можно мы у вас, пожалуйста, немного вещей оставим, – попросил вдруг Игорь, – а то таскать тяжело.

– Я даже не знаю, – Катя вопросительно посмотрела на мужа, – там вещи грязные? Может, их постирать?

– Было бы круто, спасибо. – Игорь кивнул.

– Оставляйте, – великодушно разрешил Влад, – Юля вам их потом передаст.

Они вытащили из рюкзака явно заготовленный заранее полиэтиленовый пакет с одеждой и прислонили его под вешалкой к стене.

– Спасибо громаднейшее, – пробормотал Леха торопливо, – очень выручили.

– Вы в детский дом возвращайтесь, – напомнил Влад, – хватит дурить.

– Да-да, конечно, – отозвался Игорь, завязывая шнурки.

Через мгновение парни уже вышли за дверь, подняв на прощание ладони и после этого синхронно приложив их с поклоном к груди. «Клоуны», – подумал Влад и с удовольствием захлопнул за ними дверь.

– Зря мы их отпустили. – Настена так и стояла в коридоре с Машенькой на руках. Малышка все еще куксилась из-за ухода Лехи.

– Почему? – Влад внимательно посмотрел на дочь.

– Вляпаются, – девочка расстроенно покачала головой, – типа умные, а мозгов пока еще нет.

– Только давай без «типа», – попросил Влад на автомате, погружаясь в свои мысли.

– Прости.

 

Глава 4

– Это пипец! – выругался Леха, когда они вышли на улицу.

– Не раскисай, – Игорь закинул за плечи полупустой рюкзак, – эти хотя бы сказали честно. Не водили за нос, как другие семейки, «заберем, заберем», а потом – фиг.

– Это да, – Леха кивнул, – и хоть половину шмоток скинули им.

– Согласен, – Игорь поежился, – особенно конверты.

– Ты их тоже туда засунул? – Леха вытаращил на друга глаза. – Надо было вскрыть хотя бы один, интересно же, че там.

– Ты дурак? – Игорь строго посмотрел на Леху. – Где, в метро или на улице распотрошить? Я не самоубийца. Мне и так все понятно.

– Думаешь, там…

– Заткнись! – Он коротко осадил. – Неудобно, конечно, вышло. Хорошие они вроде люди.

– Бли-и-и-ин, – Леха не на шутку испугался, – а если у них неприятности будут? Вот на фиг ты так сделал? Мог хотя бы меня спросить?!

– Эх, ну че теперь… – Игорь виновато опустил голову, – я не хотел.

– Ладно, проехали.

– Где будем ночевать?

– Можем к Олеське двинуть. – Леха вдруг вспомнил про бывшую подругу.

– Ты у нее был хоть раз? – спросил Игорь.

– Не-а, – он мотнул головой, – но она мне адрес дала.

– Зачем?

– Обещал ей оставшиеся вещи из батора привезти. Весной еще.

– А-а…

Олеська была в бегах уже больше полугода. Они вместе с Иркой слились из батора еще зимой. Сначала вроде кантовались у ее тети, а потом приклеились к каким-то мужикам и стали с ними жить. Леха не особенно вникал в подробности. Знал только, что в школу обе не ходят, в батор возвращаться не собираются. Новая, взрослая жизнь нравилась им куда больше прежней, детдомовской. Они и до этого уже сто раз ее репетировали. Сбегали на ночь из батора, вставали на трассе и к утру зарабатывали приличные бабки. Обновки себе покупали, ребятам гостинцы. Девчатам всегда легче живется, было бы желание – не пропадут. Хотя Олеську Леха не понимал. Ладно Ирка, нищебродка и никаких родных – хочешь не хочешь, а надо бабло зарабатывать. А у Олеськи-то папаша был богатенький, деньгами ее заваливал. Домой не забирал, говорил, что в детдоме доченьке лучше – там учеба, уход, питание, разные кружки. А он без жены живет, работает круглые сутки, да и сам еще не нагулялся – ну куда ему ребенок? Короче, полный дебил. Олеська обижалась на него, конечно, но виду не подавала и бабки всегда брала. Тогда она еще ничего была, нормальная, Лешка с ней даже мутил. Но как только ей стукнуло шестнадцать, у девочки поехала крыша. Первым делом Олеська надула себе до невероятных размеров губы. Лешка смотрел и ужасался – кому такое может понравиться? В баторе сразу после этого ее прозвали «циртокара мури». Лешка сначала не понимал почему, потом полез в Интернете смотреть, что за хрень – оказывается, рыба такая лобастая с огромными губищами. И правда, Олеська один в один. Но на этом она не успокоилась. Через полгода надула силиконом грудь. Потом задницу. И все это на папашины деньги. Официально, конечно, ей пластику делать никто не соглашался, но она переплачивала в два раза, и тогда пожалуйста. Любой каприз. Навела красоту, как ей казалось, и пошла по рукам.

Детский дом после побега объявил девчат в розыск, но каких-то серьезных действий никто не предпринимал. А какой смысл стараться? Подростков силой не удержать. Ну, поймают их, приведут обратно, а они на следующее утро снова сбегут. Многие бегунки, которые физически не могли ужиться с системой, так и делали. Это маленьких сирот в страхе держать легко, а большим терять уже нечего. Только вот кто бы им объяснил, что за стенами батора совершенно другая жизнь. Леха теперь и рад был бы, если б их с Игорем нашли и вернули в привычный мир. Вот только кому это надо?

… – О, Гожану! – Олеська собственной персоной открыла дверь и выставила вперед огромную грудь. Вроде уже больше некуда было, но казалось, с момента их последней встречи бюст снова увеличился. Да и не только он.

– Привет! – Леха обрадовался и внимательно осмотрел подругу: точно, заметно поправилась, явно от хорошей жизни.

– Шмотки мои принес? – Олеська покосилась на рюкзак за его спиной.

– Ага, – Леха втащил за собой Игоря, который прятался в подъезде, – мы вместе принесли.

– Ну, заходите.

Квартира оказалась добротной, с массивной мебелью и свежим ремонтом. На стенах висели черно-белые картины. Ни фига не красиво, лучше б цветные повесили, но, наверное, это считалось стильным.

– Э, э, кроссы снимаем, – ворчливо предупредила Олеся, увидев, что оба собрались топать в гостиную в уличной обуви.

Игорь с Лехой послушались. В коридоре сразу же возник жуткий запах нестираных мужских носков.

– Ну вы дауны! – выдавила из себя Олеська, внезапно побледнев. Она прижала ко рту ладошку и метнулась в ванную, откуда послышались характерные звуки.

– Чего это она? – не понял Игорь.

– Бывает, – Леха покопался в своем рюкзаке, нащупал свежие носки и стал переодевать их, – похоже, дотрахалась.

– Ты думаешь, она того?

– Видно же, – Леха пожал плечами и в который раз удивился Игорю: в каких-то вопросах умный, а в других полный дурак, – вон же как потолстела.

– Я думал, отъелась.

– Я тоже. Но теперь-то уж точно ясно. Ты давай носки переодевай, а то она нас выпрет.

Черные вонючие комки они засунули в один пакет и запрятали на дно Лехиного рюкзака. Вроде запах стал меньше. Хотя сами они его в общем-то и не ощущали.

– Гоните шмотки, – прошипела Олеся, которая выползла из ванной и встала на значительном расстоянии от парней.

– Ну ты даешь, – Леха скорчил обиженную гримасу, – мы тащились через весь город. Хоть бы чаю предложила.

Олеся посмотрела на часы. Сморщила лоб, что-то старательно высчитывая.

– Ладно, только недолго! Эдуард через два часа уже вернется.

Леха с Игорем переглянулись:

– Кто?

– Муж мой, – гордо доложила Олеська.

– Вот черт, – прошипел Игорь сквозь зубы. Надежда найти здесь ночлег растаяла сама собой.

Они потопали следом за Олесей в кухню. Белая красивая мебель, стулья с изогнутыми ножками и огромный стол, посреди которого возвышалась гора фантиков от конфет.

– Сладкая жизнь, – усмехнулся Игорь.

– Тебе-то что? – Олеся обеими руками сгребла фантики и понесла выкидывать их в ведро.

– А ты это… того, – засмущался Леха, – ребенка от своего Эдуарда ждешь или тупо потолстела?

– На хрен иди, – огрызнулась Олеська.

– Не, ну а все-таки? – подключился Игорь.

– Пятый месяц, – Олеська мечтательно улыбнулась, – говорят, будет девочка.

– О-о-о, – Леха бросил короткий взгляд на Игоря, – поздравляем! А свадьба-то когда была?

– Будет, – Олеся сразу изменилась в лице и с силой хлопнула дверцей под мойкой, – скоро.

– Ирка тоже того… – Леха попытался подобрать правильные слова, – замуж вышла?

– Ты че, даун? – Олеся возмутилась. – Ирка работает. Пусть спасибо скажет, что Эдуард ее держит.

– А кем работает-то?

– Кем-кем, – девушка брезгливо повела плечом, словно сама еще полгода назад не занималась точно тем же, – шалавой.

– Поня-я-я-я-тно.

– А я ребенка жду, – ее лицо снова просветлело, – Эдик сказал, родится, анализ на ДНК сразу сделаем и будем свадьбу играть.

– А если не того… – Леха без приглашения сел за стол, – если окажется, что это не его ребенок?

– Вот ты даун! Конечно, его! Я точно чувствую.

Тему беременности Олеськи они на этом свернули. Стали пить чай с конфетами – этого добра в доме хватало. Олеська спрашивала, как дела в баторе. Они рассказывали. Смеялись над историями, которые приключились в детдоме за последнее время. Видно было, что она скучает по любимой воспитательнице и нескольким близким друзьям, но о том, чтобы вернуться, даже речи не шло.

– Ты назад-то не собираешься? – спросил Игорь.

– Мне теперь туда даже соваться нельзя. Иначе ребенок родится государственный.

– Это как? – не понял Леха.

– Так. Ты че, не знал? – Олеська снисходительно посмотрела на приятеля, – у си́рот рождаются си́роты. Малыша отнимают и на усыновление отдают.

– Да ладно?!

– Ну, вы что, маленькие, что ли? – Будущая мать закатила глаза. – Я точно помню – Танька четыре года назад забеременела. Родила. И все, ребенка у нее отняли.

– Сейчас вроде уже нет такого, – Игорь с сомнением покачал головой, – говорят, приюты сделали специальные. Мать и дитя. Постоянно же баторские рожают.

– Ага, может, и сделали, но я все равно не вернусь, – Олеська снова посмотрела на часы, – мне полгода до восемнадцати осталось. А потом буду свободным человеком, что хочу, то и делаю!

– Если замуж выйдешь, – пробубнил Леха, – то сразу станешь взрослой.

Он подумал, что Олеське, в отличие от него, в жизни крупно повезло. У нее есть Эдуард, за которого она смогла зацепиться и который пока еще ее терпит. А им с Игорем даже податься некуда. Вот и здесь, как выяснилось, остаться не вариант. Надо искать адрес Андрюхи. Только где его взять?

– А вы чего это, кстати, не в лагере? – вдруг с подозрением спросила она.

– Мы же ОГЭ сдаем, – не моргнув глазом, соврал Леха. – А у тебя как с учебой?

– Забила, – Олеська поморщилась, – на фиг мне это надо. Чай еще будете?

Игорь с Лехой радостно закивали и снова переключились на пустую болтовню. Подначивали друг друга, обсуждали общих знакомых из батора. Разговор становился все веселее, громче. И вот уже все трое ржали как кони. Никто из них не услышал, как открылась входная дверь, и на пороге кухни появился пузатый мужчина лет тридцати пяти – одетый в светлый льняной костюм, абсолютно лысый и при этом с кустистой бородой.

– Алэся! – его голос прозвучал как раскат грома, – это что за балаган?!

Олеська испуганно вскочила на ноги и бросилась к Эдуарду. Расстегнула и помогла снять пиджак, бережно повесила его на спинку стула. Потом опустилась перед ним на колени и начала развязывать шнурки на ботинках. Леха от изумления открыл рот.

– Это ребята из детского дома, – оправдывалась она, не в состоянии справиться дрожащими пальцами с крепкими узлами, – они вещи мне принесли. Уже уходят.

Леха и Игорь, которые застыли в неподвижном ужасе, теперь как по команде вскочили на ноги и бочком стали пробираться мимо занявшего почти весь дверной проем Эдуарда в коридор. Молниеносно напялив кроссовки, они попятились к двери и попытались самостоятельно справиться с замком. На то место, где мгновение назад была их обувь, Олеся уже поставила начищенные до блеска черные ботинки Эдуарда.

– Спасибо, всем передавайте привет! – нарочито громко говорила она, открывая дрожащими пальцами замок.

– Нам бы это, – Игорь едва слышно шептал, – адрес Андрюхи.

– Сейчас, – так же тихо ответила она и, порывшись в своем телефоне, продиктовала им адрес. – Все, валите!

Они прятались по закоулкам до поздней ночи – Андрюхи, похоже, не было дома, не отвечал его домофон. Квартиру он получил неподалеку от батора, так что они вытаптывали родной район. Потом уже залипли около двери в подъезд, дождались, когда она откроется, и прошмыгнули внутрь.

Лифт стремительно взлетел под самую крышу и распахнул двери. Они вылетели на площадку и стали звонить. Внутри квартиры оставалась гробовая тишина, словно звонок был немым. Игорь начал колотить ногой в дверь. Наконец внутри квартиры послышались шаркающие шаги.

– Андрюха, открой! – прошипел Игорь в щель. – Это мы, Леха с Игорем.

– Че надо?

– Сначала пусти!

Замок щелкнул, и парни увидели бывшего однокашника – заспанного, в одних трусах, с всклокоченными волосами. В нос шибанул неприятный запах.

– А мы тебе в домофон звонили, – изумленно доложили они.

– Не работает, – объяснил хозяин квартиры, – как-то так.

– Можно мы у тебя переночуем? – с места в карьер начал Игорь, сразу же захлопнув за собой дверь и закрыв ее на замок.

– Вообще-то…

– Нам очень надо! Мы тебе пригодимся, у нас бабки есть.

– Покажи. – Андрюха наконец проснулся.

Игорь сунул трясущуюся руку в карман и вытащил скомканные купюры – пятитысячные, тысячные, сотки, все вперемешку.

– Где стырил? – поинтересовался приятель.

– Не твое дело.

Андрюха молча пожал плечами и посторонился. Ребята прошли. Такого жилища Леха в своей жизни еще не видел – хата новая, никакой мебели. И посреди пола куча грязной одежды, повсюду мусор и грязь. В углу комнаты – голый матрас и скомканный плед, такие им всем еще в баторе дарили очередные спонсоры. Под этим пледом, без постельного белья, и спал Андрюха.

– А чего без мебели живешь? – не выдержал Леха.

– А на фига?

– Ну как, блин, – Игорь возмутился, – мы-то где будем спать?

– Я вас че, звал?

– Не, ну не звал, конечно, – Леха все еще не понимал, – но у тебя же на книжке до фига бабок было. Пенсию получал по потере родителей. За восемнадцать лет около миллиона накопилось. Че мебель-то не купил?

– Не знаю, – Андрюха пожал плечами, – бабки как-то рассосались. Айфон купил. Украли. Камеру хорошую взял, с оптикой, я же фотать люблю. Разбил. Погулял немного. То-се. Как-то так.

– Ну, ты дурашка, – протянул свою любимую присказку Леха и изумленно покачал головой.

– Ага. – Андрюха зевнул, с удовольствием свернулся калачиком на своем матрасе и с головой накрылся пледом. Через мгновение он уже спал.

– И где мы тут будем? – Леха продолжал растерянно оглядываться.

– Где-где, – Игорь привычно бросил к стене рюкзак, – не маленькие, перекантуемся.

– Ладно, – Леха поморщился, – пойду отолью.

– Давай. – Игорь тоже зевнул и лег прямо на грязный пол, головой на рюкзак.

В полутьме – хорошо хоть луна светила в окна, которые не знали занавесок, – Леха вернулся в коридор и нащупал дверь в санузел. Провел рукой по стене, нажал на выключатель, открыл дверь. И чуть не задохнулся от смрада. Глаза защипало так, будто оказался в какой-нибудь выгребной яме. Заткнув одной рукой нос, он второй открыл крышку унитаза, и его чуть не вывернуло наизнанку – под самую кромку тот был наполнен мутной водой, в которой плавали растворившиеся фекалии. Смыв оказался сломан, просто выдран с корнем. Вода, судя по ее состоянию, стояла так уже давно. Леха захлопнул крышку и с трудом сдержал рвотный порыв. Подошел к раковине, расстегнул ширинку и сделал дело. Потом плотно закрыл за собой дверь. Прошел в кухню и огляделся. На плите стоял древний чайник, он такие в баторе только видел. Ни кухонной мебели, ни другой утвари не наблюдалось. Леха приподнял крышку чайника, и в нос ударил острый запах Доширака.

Он вернулся в комнату, лег на пол у противоположной от Андрюхиного матраса стены. Уснуть не получалось. Слишком много всего произошло и навалилось за последние сутки. Лежал, смотрел на луну и думал о своей жизни. Какой бы ужас ни вызывало у него жилище Андрюхи, а ведь он и свою квартиру мог точно так же легко превратить в помойку. Вот сломался, к примеру, унитаз. Не работает слив, и вода не уходит, а, наоборот, прибывает. И что он станет делать? Куда бежать или звонить? Без понятия. Так бы и ссал в раковину или ванну – похоже, тот же способ и выбрал Андрюха. А посуда? Вот кто его знает, что нужно в дом покупать. Наверное, какие-то там кастрюли, сковородки, только на что они ему? Яичницу, конечно, сможет себе приготовить, натренировался у своих девок, а все остальное – это уже высший пилотаж. Так и будет эта посуда без толку стоять и ржаветь. Легче пойти в кафе, нормально пожрать, чем мучиться со стряпней, да еще с непонятным результатом. Мебель? Ага. Кто бы знал, как ее выбрать и тем более, какую надо. Ну, купил бы он себе, наверное, тумбочку. Это понятная вещь, у всех в баторе есть своя тумбочка. Но одной-то тумбочки для жизни, похоже, мало? Нужны какие-то гребаные шкафчики в кухню, какая-то байда в ванную комнату, для одежды еще гардероб. Голову можно от всего этого сломать! Откуда ему знать, как люди вообще в этих квартирах живут? Его за шестнадцать лет научили ходить в столовую шесть раз в день. В школу. На концерты в актовый зал. И дорогу в свою спальню он выучил. Вот и все. Больше ничего от него не требовалось. Если что-то портилось, ломалось, переставало работать, звали питалку, и на этом все. Она уже сама знала, кого там надо вызвать, чтобы починить. Или просто акт составляла: старое списывали, новое покупали, и всех делов. Дети в это не вникали. Как и ни во что другое. Если приболел, топаешь в лазарет – там врач на месте разберется, что выписать и чем лечить. Ни о чем самому переживать не надо. Все продумано, обо всем позаботятся специально обученные люди. Сами подростки могли только воровать и бухать.

И вдруг ни с того ни с сего в восемнадцать лет начинается самостоятельная жизнь. Даст тебе государство квартиру, и пожалуйста, пользуйся. Только как? Леха этого не знал. И Игорь не знал. И Андрюха…

 

Глава 5

Такого с Владом никогда раньше не случалось – впервые организм позволил себе отключиться в самый неподходящий момент. После выписки прошло несколько дней, пора было приходить в себя и возвращаться к работе, но получалась, наоборот, какая-то ерунда. Он просто шел ночью из спальни в ванную и вдруг упал, банально потерял сознание. Грохот раздался такой, что все в доме проснулись, испуганная Маша заплакала. Катя вызвала «Скорую помощь».

В больнице сделали МРТ, провели исследования, но точной причины внезапного головокружения, которое теперь фактически сводило Влада с ума, не обнаружили. Органических изменений в мозге нет. Видимых последствий удара тоже. Остеохондроз есть, но не существенный. Да и кто без этого в таком возрасте и при сидячей работе? Причины не было, состояние не улучшалось. Голова гудела как медный колокол. Влад стыдился сам себя и не хотел никого видеть, не мог ни с кем говорить. Стоило ему поднять голову от подушки или резко ее повернуть, как головокружение становилось непереносимым, начиналась неудержимая рвота. Капельницы. Инъекции. Таблетки. Не помогало ничего. Время шло, самочувствие не менялось. Коллеги Влада подняли на ноги лучших неврологов, к нему то и дело наведывался кто-то из столичных светил. Но каждый новый профессор, как и прежний, в итоге лишь разводил руками.

Едва ли не больше, чем собственная болезнь, удручало Влада состояние Кати. Она была напугана до смерти. Когда-то, еще до нападения и даже до прихода Юли в семью, жена рассказывала об интересной версии, которую вычитала в интервью одного приемного папы, режиссера. Он говорил, что, принимая ребенка, принимаешь на себя и его судьбу. Не просто вытаскиваешь маленького человека из адского огня, охватившего его род, а берешь огонь на себя, делишь беды ребенка с ним. Влад тогда отмахнулся от этих бредней, уж слишком фантастично звучало. Но в последнее время иногда думал: а вдруг так и есть? Что, если их решение забрать Юлю домой спровоцировало столкновение многих и многих жизненных линий, которые налетели одна на другую, словно составы поездов, и нарушили существующую безопасность? Юлька вскрыла в семье немало подводных камней, стала лакмусовой бумажкой жизнестойкости каждого в отдельности и их отношений в целом, привнесла в жизнь немало перемен. Главная из них состояла в том, что нужно было постоянно находить в себе душевные силы, чтобы не поддаваться ее мрачному настроению и тотальному недовольству, не реагировать на обвинения, не скатываться в несчастливые моменты собственного детства, которые накрывали с головой, стоило Юле особенно больно ударить или унизить. Это было поразительное свойство ее характера: обесценить саму себя, а следом и всех остальных. От этой пытки Влад и сбегал в работу. Да так «удачно» сбегал, что в итоге огреб на свою голову еще больше проблем.

Катя рассказала ему, что в первую секунду, когда дети выскочили на грохот в коридор и увидели отца на полу, без сознания, Юлька, как и Настена, по-настоящему испугалась. Но это было только мгновение. Причем у Кати даже в ту секунду не было уверенности, что это страх именно за другого человека – возможно, только за саму себя. Кто будет заботиться и кормить, если вдруг и эти двое новых взрослых в ее жизни развалятся на части? Не справятся, станут такими же слабыми, как ее кровная мать? Надежда на спокойствие и доверие, которое вот-вот могло появиться в семье, снова зашаталась.

Влад лежал, пялясь в потолок палаты, опутанный шнурами капельниц, и думал о том, что он не выдержал этой двойной пытки – в семье и с заданием, которое впервые в жизни не смог выполнить в полном объеме. Самый сильный сломался первым. Мужики в некоторых смыслах и правда хрупкий народ. Но поскольку сам себе он не мог признаться в слабости, должен был продолжать бороться, организм принял решение за него. Непонятная болезнь, названия которой не мог дать ни один из врачей, физически сбила его с ног. «Полежи теперь и подумай об этом всем», – словно шептала она ему на ухо. И он лежал.

А Катя, испуганная и несчастная, металась между домом, детьми, больным мужем, работой в фонде и корила себя за то, что ничем не может ему помочь. Чем дольше длилось это его состояние полуовоща, тем страшнее были мысли в Катиной голове. Влад их как будто слышал и видел: Катя физически, до дрожи в коленях, боится его потерять. Хотя хорохорится, старается не подавать виду и болтает без умолку, чтобы его отвлечь. Но Влад-то все понимал. И от этого еще больше корил себя за навалившуюся болезнь.

– Ты прав, что велел ребятам возвращаться в детский дом. – Катя сидела около кровати мужа и держала его за руку.

– Почему? – говорить было тяжело, приходилось контролировать каждую мышцу, чтобы не вызывать нового приступа тошноты.

– Мы и так взяли на себя слишком много, – Катя вздохнула, – с Юлей вот опять началось. Я уже думала, закончилась адаптация. Пока ты лежал на операции, она сильно изменилась, начала помогать, жалела меня. А потом – откат. Опять двадцать пять.

– Я заметил. – Влад прикрыл глаза.

– И, главное, точно после приезда ребят вернулись хамство, агрессия, – Катя продолжала машинально гладить руку Влада и рассуждать вслух, – как будто она защищается. Боится, что мы их тоже возьмем.

– Так и есть.

– Думаешь, ревнует? – Катя помолчала и продолжила говорить, словно сама с собой. – Скорее всего. Насплетничала мне и про того, и про другого. Что они алкоголики, воры, что Игоря мать на помойку выкинула, а от Лехи все семьи приемные отказались. Как будто старается напугать.

– Не исключено. – Влад едва заметно кивнул.

– Я ее урезонить пыталась, – Катя снова вздохнула, – понятно же, что нам сейчас никого больше принимать нельзя. Хотя и Лешку, и Игоря очень жалко. Лишь бы только они в детдом вернулись.

– Не появлялись в детдоме? – Влад открыл глаза и заинтересованно приподнял одну бровь.

– Нет.

– Как тебе в фонде? – Он поспешил сменить тему.

– Отлично, – Катя оживилась, – такая отдушина! Главное, есть понимание, что нужным делом занимаюсь. У нас в клубе уже больше сотни семей, представляешь? И новые ресурсные семьи будем вовлекать, готовить к принятию подростков. Мы-то с тобой, похоже, свой лимит исчерпали.

– Похоже…

– Ну вот, – глаза Кати засияли, и Владу было приятно видеть ее такой, – я же многих ребят в детском доме видела, с кем-то общалась, кого-то по рассказам Юли знаю. И Лешка с Игорем не выходят из головы. Им бы каждому по ресурсной семье, и точно были бы совершенно другие перспективы на будущее.

– Думаешь? – Он с сомнением покачал головой.

– Как бы тебе объяснить, – от Кати не укрылся его скепсис, – я чувствую, что они хорошие мальчики. Вот все, что снаружи и бросается в глаза, – курение, алкоголь, воровство, дурные манеры – это ненастоящее. Словно патина, которая наросла под воздействием ядовитой окружающей среды. Не они плохие, жизнь у них невыносимая.

– Не знаю…

– Влад, невозможно думать плохо про всех детей, – Катя покачала головой, – если детдомовский, что, сразу ставить штамп? В мире и так много плохого, страшного, зачем множить это еще и в своей голове? Так можно сойти с ума.

Влад подумал о том, что был прав, когда кое-что скрыл от жены – не рассказал о находке, которую обнаружил в пакете мальчишек с грязными вещами. А то она бы со своими романтическими взглядами и гуманными идеями точно сошла с ума. Все ее представления о «хороших мальчиках» разрушились бы в два счета.

В тот вечер, когда парни ушли, Влад первым вспомнил про их пакет, оставленный на пороге. Решил сам разобрать, чтобы девчонки не ковырялись в мужском грязном белье. Засунуть вонючее барахло в стиральную машину и нажать на кнопку он, к счастью, мог и с негнущейся ногой. Первым делом Влад вытряхнул содержимое пакета в ванну, начал разбирать и сразу же наткнулся на еще один пакет – туго спеленутый, внутри которого оказались конверты из серой плотной бумаги. Он запер дверь и, присев на край ванны, пересчитал. Пятнадцать штук. Заклеены накрепко. Сквозь конверт даже на свет ничего нельзя было разглядеть. Недолго думая, Влад вскрыл один из них. Извлек с удивлением сложенный втрое лист бумаги – плотный, как картон, совершенно чистый, без единой надписи. И услышал слабый шлепок. На пол выпал небольшой пакетик с красной застежкой zip lock. Влад протянул к нему руку, кряхтя, поднял и присвистнул, разглядев содержимое. Белый порошок. Влад грязно выругался и, отложив пакетик, сквозь полиэтилен, чтобы не залапать, прощупал остальные конверты. Та же история – в каждом едва ощутимый сквозь плотный конверт и сложенный втрое картон маленький пакетик.

Влад сложил все, как было, грязную одежду тоже затолкал в пакет и набрал номер человека, которому обязан был сообщить. Да и дом от вещдоков, самым неожиданным образом попавших к нему в руки, надо было срочно освободить. Пусть лежат в сейфе, в надежном месте.

…Он сидел в кухне, в затихшем доме – девчонки давно угомонились – и ждал дежурных ребят из органов. Как только пришло в голову этим двум олухам, Лехе и Игорю, оставить в его доме наркотики, он не мог себе даже вообразить. И что это было – желание отомстить за то, что дали от ворот поворот? Или задание, которое они получили от неведомого босса, чтобы его подставить? Влад ломал голову, но ничего умного в нее не входило, только затылок от напряжения начал зверски болеть.

Палыч явился лично, собственной персоной – сразу набрал, как подъехали. Влад попросил его ждать внизу, в машине, и, стараясь не греметь костылями, вышел в подъезд. Негнущееся колено раздражало Влада и критически замедляло движение. Но ничего не поделаешь, сам дурак.

– Что-то вы, Владислав Игоревич, бледный, – Палыч сочувственно смотрел на эксперта, с которым его отделение работало многие годы, – надо бы после операции отдыхать.

– С вами отдохнешь, – проворчал Влад, старательно хмурясь, – подсовываете задачи… Как ваше-то состояние души?

– Не жалуюсь, – ответил Палыч уклончиво, – хотя и хвастаться нечем.

Влад постарался изложить все с самого начала. В подробностях описал пацанов, дал адрес детдома – надежды, что они вернутся туда, никакой не было, но фотографии их там точно должны быть. Объяснил, что самым невероятным образом сошлись две линии – продажа наркотиков через закрытые сайты в Интернете и дети-курьеры, которые не ведали, что творят. Игорь и Леха были сейчас единственной зацепкой, возможностью раскрутить колесо. В любом случае эту версию стоит проверить. Какой же он дурак, что отпустил этих олухов! Сейчас сидели бы уже с готовыми свидетелями. А теперь попробуй отыскать две иглы в стоге сена. Палыч слушал внимательно, но все ниже опускал глаза.

– Не лез бы ты, Владислав Игоревич, – впервые за много лет общения он перешел на «ты», – в управлении эту тему закрыли.

– Я и не лез, – Влад разозлился и тоже перешел на «ты», – вы меня сами втянули. Забыл? Уговаривали полгода.

– Было дело, – Палыч кивнул, – а теперь забудь, отойди. Работу ты сдал, она оплачена. Какие вопросы?

– Вопросов тьма, – Влад почувствовал стену, которой отгородился собеседник, и по-настоящему испугался, – весь город снабжается наркотой в один клик, а вы…

– Тебе колено уже размозжили, – Палыч посмотрел на него прищурившись, – в следующий раз отстрелят башку. Нам и так слишком дорого обошлось тебя отмазать. Полез он, герой.

– Так у тебя теперь доказательства на руках. – Влад хотел, но не мог остановиться.

– Странный ты человек, – Палыч устало вздохнул, – вот правду про тебя говорят, не от мира сего.

– Впервые такое слышу, – опешил Влад.

– Теперь знаешь, – Палыч смотрел пристально, как на диковинного зверя, словно впервые видел, – суешься, куда не надо. Чужого ребенка в дом взял.

– При чем тут Юля?

– Может, и ни при чем, – Палыч нетерпеливо взглянул на часы, – но начальство в управлении ты впечатлил. Ради сироты велели любой ценой тебя сохранить. Ну и как кадр ценный, конечно. А потому Христом Богом молю, не лезь.

Палыч дал водителю знак, и тот завел двигатель. Влад оставил пакет с конвертами и вещами, попрощался и неуклюже вылез из автомобиля. Поковылял к подъезду.

С этой минуты все его мысли были накрепко прикручены к этому делу. Значит, его могли уничтожить. И только какие-то договоренности, невыгодные управлению, помогли сохранить жизнь.

И теперь он день и ночь сопоставлял информацию, выстраивал связи – так и сяк напрягал голову.

Вот она, наверное, в конце концов и не выдержала.

 

Глава 6

Катя бежала бегом от самого метро – опаздывала на встречу в детском доме. У ставших почти родными ворот провела ладонью по лицу, пытаясь отогнать растерянное выражение, которое теперь не покидало его. Подняла на мгновение глаза и только сейчас заметила, что вокруг уже вовсю расцветало лето. Согретая солнцем листва на деревьях стала сочной, упругой. Птицы щебетали и весело пели. Словно приглашали к жизни.

Ее уже заждались. Заместитель директора, психологи и воспитатели сидели за большим столом, накрытым клеенкой. Дородная дама в уже знакомом Кате безразмерном пиджаке нетерпеливо постукивала ручкой по блокноту. Гостья понимала, что встречу в таком расширенном составе ей назначили только из уважения к благотворительному фонду. Когда ей пришла в голову идея совместной поездки кандидатов в опекуны и детей-сирот ради знакомства друг с другом, она больше всего сомневалась, поддержат ли ее. Найдется ли хотя бы один человек, который поверит, что это может сработать. Она и сама не была уверена до конца, что именно личная встреча – а не сухая информация в базе данных о детях-сиротах и короткая видеоанкета – принесет в случае с подростками свои плоды. Но стоило хотя бы попробовать, иначе у старших ребят было совсем мало шансов обрести семью.

Руководители фонда, к счастью, полностью ее поддержали, за что Катя была глубоко им признательна. Всегда ценила в работе такой подход: доверие и уважение к сотрудникам и их предложениям. Теперь оставалось главное – донести новую идею до тех, вместе с кем ее предстоит осуществлять. И это казалось самым сложным.

– Как там Юлечка? – поинтересовалась заместитель директора, едва Катя переступила порог.

– Все хорошо, – она улыбнулась, – адаптация в самом разгаре.

– А-а-а, – начальница хмыкнула, – ну если будет сложно, приходите. У нас же психологи.

– Спасибо, – Катя кивнула, – в нашем фонде прекрасные специалисты. Я хожу к семейному психологу, помогает.

Представители детского дома начали задавать вопросы по совместной работе. Мозг Кати моментально переключился на нужный режим – сработала многолетняя практика переговоров в бизнесе. По поводу устройства в семьи детей старшего возраста каждый сотрудник детского дома нашел что сказать. Жаловались на то, что не хватает ресурсных кандидатов в опекуны. На то, что семьи в целом подготавливают к этому процессу плохо, и потому до детских домов многие семьи в принципе не доходят. Говорили, как сложно набрать достаточную группу взрослых хотя бы на День Аиста, приходится звать всех, кого только можно. А результат? Приходят, посмотрят, а потом – поминай как звали. Федеральная база данных со старшими подростками как будто совсем не работает. Анкеты детей висят там годами. И что только надо этим странным опекунам? Вот же дети, берите, пожалуйста. А они мечутся по всей стране, сами не знают, кого и зачем ищут то в Магадане, то на Колыме.

Катя внимательно слушала и понимала: есть две независимые системы, которые крутятся на разных орбитах. И пока они не соединятся, вопрос устройства подростков не удастся решить. Потенциальные приемные родители все как один мечтают о здоровых младенцах, за которыми они готовы нестись даже на край света. А детские дома под завязку забиты не такими уж здоровыми ребятами старше 12 лет. Беда в том, что о них не думают как о детях. В мозгах большинства кандидатов в усыновители «подростки» – это что-то неприемлемое и страшное. Как их воспитывать, что можно в их жизни переменить? Они уже сформировались и сложились в своих понятиях, образе жизни, привычках. Катя понимала, что в первую очередь нужно менять сознание людей – рассказывать состоявшимся успешным людям о том, зачем семьи нужны подросткам, вовлекать их в помощь и обучать.

Одной Школы приемных родителей «Арифметики добра», которая готовила к общению с детьми старшего возраста, было катастрофически мало для того, чтобы обеспечить семьями всех подростков-сирот. Но и туда люди, мягко говоря, не слишком охотно шли: две трети собеседований, как успела выяснить Катя, заканчивались ничем. Кандидаты говорили, что хотят принять только малыша, и отказывались от учебы… Выслушав каждого за столом, Катя сама взяла слово. Встала, чтобы ее было лучше видно, и начала говорить.

Она понимает, что ее идея отнюдь не изменит мир. Что это не панацея. Но нужно было хотя бы попытаться найти для старших ребят поддержку. И сделать это так, чтобы и они тоже имели право голоса. Как можно познакомиться и узнать друг друга, если люди находятся по разные стороны экрана? Причем дети в принципе выключены из процесса, решение всегда только за взрослым. Увидит взрослый в базе ребенка, если он ему понравится, пойдет в опеку, возьмет направление. Унизительный «магазин на диване» – выберите себе сына или дочь по цвету глаз, волос, региону происхождения, году и месяцу выпуска. В случае с детьми постарше эта ярмарка фактически не работала. Ни разу еще Катя не слышала о том, чтобы семья зашла в Федеральную базу данных и начала искать там мальчика или девочку пятнадцати-шестнадцати лет. Благодаря фонду и стремительно растущему клубу приемных семей она познакомилась с сотнями приемных родителей, услышала их истории. Редкие подростки, которые оказывались в семьях, попадали туда по воле случая – чаще всего взрослые приходили в детский дом волонтерами, а уходили родителями подростков. Или начинали помогать конкретному ребенку с конкретной задачей, а сталкивались с тем, что в стенах учреждения сделать ничего толком невозможно, сначала нужно вытащить человека из этого искусственного бытия хотя бы на гостевой режим. Изредка срабатывали видеоролики – так вышло и у них с Юлей. Конечно, двухминутный фильм о ребенке был намного лучше скупой информации в базе данных. Но и это оказался трудный, вымученный путь: экранная Юля и Юля в жизни были двумя разными людьми. Что уяснила для себя Катя из короткого видео, что она узнала о травмах ребенка, о его характере и возможной совместимости с ее собственной семьей? Ничего. Приходилось идти вслепую, наугад. Ни общих тем с ребенком, ни совместных историй. Ведь так обычно в жизни и знакомятся люди – начинают коммуникацию, когда им есть чем заняться вместе. В совместной поездке, за интересной игрой или увлекательным заданием. При знакомстве нужны ощущения, которых не дает ни фото, ни видео, нужен только личный контакт. Причем подросткам он нужен не меньше, чем взрослым. Они тоже имеют право решать.

Казалось бы, для этой цели и придумали Дни Аиста в детских домах. Но Катя честно призналась, что концерты и экскурсии по комнатам воспитанников напоминают человеческий зоопарк. Все нарочито и напоказ.

А хотелось бы индивидуальной работы, чтобы для каждого конкретного ребенка выбирали семью с определенными ресурсами, учитывая историю маленького человека, его характер, здоровье и интересы. Так происходит во всем цивилизованном мире, так должно быть в России. Только вот пока не получается. Выбирать и подбирать семьи можно лишь там, где желающих принять ребенка на воспитание гораздо больше, чем самих сирот. А в нашей стране, если говорить о подростках, все наоборот. Поэтому никому не отказывают, никакие личностные качества не имеют значения. Хочешь – собери документы, отучись в Школе приемных родителей и иди забирай любого.

Слушали Катю по-разному: то кивали, то в возмущении таращили глаза и пытались перебить, но она этого не позволяла. На время своего выступления Екатерина Родионова вернулась к привычной роли руководителя, которого невозможно сбить с толку. Сталь звенела в голосе, в глазах была уверенность. Она и сама не заметила, как в разговоре все больше и больше убеждала саму себя.

– Поэтому я и предлагаю апробировать новый формат, – завершила Катя, – поездку-знакомство, во время которой дети и взрослые смогут неформально общаться. Мы в фонде отберем ресурсные семьи, дополнительно подготовим их к принятию старших детей-сирот. Я уверена, что у попутчиков будет возможность как следует узнать друг друга. Подготовим такую программу.

– А почему вы предлагаете именно Казань?

– Так вышло, что нас туда пригласил, – Катя широко улыбнулась, – первый президент Татарстана.

Теперь наконец-то она увидела интерес в глазах присутствующих.

– Ой, я поеду! – вызвалась одна из воспитателей.

– И я, – откликнулась психолог.

– Ну что ж, – заместитель директора кивнула, – давайте попробуем. Только имейте в виду, скоро наши детишки разъезжаются по оздоровительным лагерям.

– Как? – Катя со своим воодушевлением совсем упустила из виду, что летом ребят в детском доме не будет, некого взять в поездку.

– Всего-то три месяца, – замдиректора махнула рукой, – пролетят как миг.

Катя молча кивнула и только сейчас сообразила, что она и сама пока никуда не может уехать от детей и от Влада, который все еще лежит в больнице.

– Вот и договорились, – замдиректора встала из-за стола, давая понять, что считает встречу оконченной, – будем планировать на сентябрь.

– Оглянуться не успеете, – заверила воспитатель, весело тараторя, – как лето пролетит.

– Хорошо, – Катя кивнула, – собеседования для взрослых в «Арифметике добра» начнем уже сейчас. Отберем десять-пятнадцать кандидатов и пригласим потом такое же количество ребят.

– Как скажете.

Все уже поднялись из-за стола и начали расходиться, когда Катя решилась наконец попросить.

– Только, пожалуйста, включите сразу в список Кристину Рыбину, Сережу Гамова и Дину Лобову.

– Сделаем, – кивнула заместитель директора.

– И обязательно, – Катя замялась, – Алексея Гожану и Игоря Сорокина.

– А этих зачем? – Заместитель директора как-то сразу ощетинилась и встала в защитную позу. – Они уже взрослые, не хотят в семью.

– Мне кажется, они просто отчаялись, – уверила ее Катя, – им обязательно нужно найти значимых взрослых. Я этим лично займусь.

– Ну, не знаю, – начальница с сомнением пожала плечами, – у меня нет уверенности, что это возможно.

Она ничего не сказала о том, что мальчишки в бегах, и у Кати появилась надежда. Вдруг они все-таки вернулись в детский дом? Сама она с момента их последней встречи не могла дозвониться ни до Иогря, ни до Леши. Сразу после ухода ребят взяла у Юли оба номера, но аппараты были отключены и не подавали признаков жизни.

– А можно у них самих спросить, захотят или нет? – робко поинтересовалась Катя.

– Это еще зачем?

– Мне важно знать, – она нервно сглотнула, – мне показалось, Леша очень хочет в семью. И в поездке у него будет шанс.

– Не волнуйтесь, Екатерина Викторовна, мы сами обо всем их расспросим. Если так надо, чтобы они поехали, значит, поедут, – замдиректора неопределенно махнула рукой и торопливо вышла из помещения, – до свидания!

Следом за ней гуськом потянулись остальные. Сотрудники старательно прятали глаза. Катя уже догадалась, что ребят до сих пор в детском доме нет. Она сидела, уставившись на нелепые цветы, которыми была расписана клеенка. Бог знает, сколько лет она не видела таких вот скатертей…

– Вас проводить? – забеспокоилась воспитательница-тараторка, – что-то вы расстроились. Все в порядке?

– В порядке. – Катя подняла на нее взгляд и увидела маску. Вроде сочувствие на лице, а в глазах – пустота. Привычная и повседневная игра.

– Вот и хорошо, – накрашенный рот растянулся в торопливой улыбке, – пойдемте!

Поздно вечером, уложив Машуню и поцеловав на ночь обеих старших, Катя сидела в кухне и смотрела в окно. Интересно, где сейчас Леша с Игорем? Что они едят, где ночуют? Здоровы ли? Тревога в ней с момента ухода мальчишек каждый день нарастала: на душе было очень неспокойно. Она корила себя за то, что позволила им уйти, не предложила никакой помощи. Много раз она думала о том, чтобы попросить Влада найти ребят, подключив его связи. Но боялась заговорить об этом с мужем – его состояние все еще было нестабильным.

Погрузившись в свои мысли, она не услышала, как Юля вошла и встала у нее за спиной.

– Мам, ты меня не любишь.

Катя вздрогнула и повернулась к дочке:

– Конечно, люблю.

Нахохлившаяся и растрепанная, Юля походила на маленькую несчастную птичку. Широкие брови почти сошлись на переносице, острый нос походил на клюв. Катя невольно вспомнила компьютерную игру – шарообразные разноцветные птицы Angry birds. Юля сейчас напоминала одну из них.

– Я тебе не верю, – прошептала девочка, – Машу и Настю ты любишь больше.

– Юлечка, ну почему ты так решила?

– Им все можно, а мне ничего нельзя, – она неуверенно приближалась и все сильнее хмурилась, словно хотела сказать одно, а вслух произносила другое, – им всегда достается лучшее. Ты им больше разрешаешь.

– Малыш, это не так. Ты просто ревнуешь.

Катя вдруг поняла, что не может больше произносить долгие речи. Смертельно устала. И просто сказала правду так, как понимала ее сама. Юля, как это ни странно, не обиделась, только печально улыбнулась. Ее обычная тактика вдруг куда-то делась, привычная злость обернулась грустью.

– Да? – Она смотрела на Катю ясными глазами, в которых читалось доверие. – Ты так думаешь?

– Да. У тебя на лице это написано, – Катя понизила голос до шепота, – и я тебя тоже ревную. Это нормально.

– Меня? – Она искренне удивилась. – К кому?!

– К твоей маме, – Катя тяжело вздохнула, – я же живой человек.

– Правда?

Катя увидела искру радости в Юлиных глазах.

– Абсолютно, – Катя кивнула, – но ты имеешь полное право любить двух мам. И никто на свете тебе этого не запретит.

– Даже ты?

– В первую очередь я, – Катя встала со стула, подошла к Юле и, обняв ее, вдохнула запах чистых волос: немного ветра, немного солнца и детский шампунь, – но и мне важно любить каждого своего ребенка. Всех вас троих. Каждую по-отдельности и по-своему.

– Ты правда любишь меня? – Юля прижалась, словно отогреваясь на Катиной груди.

– Да. Никогда в этом не сомневайся.

 

Глава 7

Пока у Лехи с Игорем были деньги, Андрюха их честно терпел. Каждый вечер они вместе бухали: пили пиво или чего покрепче, заедая разносолами из супермаркета. Постепенно как могли устроили быт: заказали через интернет-магазин два матраса, а то на голом полу было совсем жестко спать, и уже чувствовали себя как дома. С бельем заморачиваться не стали, какой смысл? К сломанному унитазу тоже привыкли. Ну, воняет, да. Но ничего не поделаешь. Старались не усугублять ситуацию – справлять большую нужду ходили в туалет соседнего торгового центра.

Андрюха почти целыми днями сидел дома и тупил в телефон. Он нигде не работал, колледж давно забросил. Сам не понял, зачем пошел на социального работника – поддался на уговоры директора детского дома, который искренне старался для каждого и выбивал для своих выпускников хорошие перспективные места. Но на учебе было скучно, хоть вой. И Андрюха стал пропускать занятия, потом завалил сессию и совсем перестал появляться в «шараге». Даже аттестат школьный не забрал. А на кой фиг он ему сдался?

Деньги на книжке закончились быстро, он сам не понял, как за пару месяцев спустил миллион. Первое время активно тусовался с бывшими однокашниками, даже жили они все вместе в одной квартире, а остальные сдавали втихаря. Официально было нельзя – за это могли квартиру отнять. Но потом постепенно все разлетелись по своим гнездам. Девчонки многие забеременели, сидели теперь с детьми, перебивались, кто чем. Лучший друг Андрюхи, Пашка, попался на квартирной краже, дали пять лет. Еще один товарищ умер от передоза. Из восьми выпускников только одна девчонка устроилась как хотела – пошла учиться на дизайнера и стала подрабатывать в рекламном агентстве. Но она с детства была талантищем, картины писала такие, что все от изумления только открывали рты. И еще был в ней какой-то загадочный стержень – не воровала никогда, не пила, только рисовала и ждала, когда сможет выйти из детского дома. Сам Андрюха так не умел. Ввязывался в разные истории. После батора сколотил из детдомовской мелюзги команду автоборсеточников. Научил их подкарауливать на перекрестке пафосные машины, налетать целой ватагой и мыть стекла, залепляя лобовуху пеной по самые уши. Пока взбешенный водитель, выскочив из автомобиля, устраивал шухер пацанам и пытался их отогнать, самый мелкий из них аккуратно вытаскивал из салона портфель или сумку и был таков. В принципе, пару недель неплохо зарабатывали. Но после очередного улова к Андрюхе подошли два улыбающихся молодых человека и предложили поделиться с ними доходами, полученными на их территории. Он, дурак, не понял, что эти парни держат район. Тогда появились другие ребята, малышню его разогнали, а у самого Андрюхи забрали деньги и пару раз стукнули его по голове. Потом придушили и, приставив пушку к лицу, все объяснили. Он потом долго не мог отмыть масляный след с носа. Или ему так казалось. В общем, перепугался до полусмерти. Так что бизнес свой он прикрыл. Теперь вот перебивался с хлеба на воду. Пару раз пытался работать неофициально – официально не больно-то без образования брали, – но ничего не вышло. Каждый день вставать в восемь утра, тащиться к девяти на каторгу было выше его сил.

Игорь с Лехой постепенно вливались в Андрюхину жизнь. До полудня спали. Потом по пивку. Дальше – в ближайший супермаркет за готовой едой, и опять домой. Вечерами сидели в кухне, пили, курили. Анекдоты травили и болтали ни о чем, развалившись на полу. В квартире Андрюхи Игорь забухал страшно, как никогда в жизни – грязные стены и вся обстановка будили в нем самые страшные воспоминания.

В один из вечеров он напился так сильно, что не смог даже на ноги встать – голова кружилась смертельно. Так и остался лежать на полу кухни, у самой стены, разглядывая оборванные обои. В голову полезли картины, от которых он пытался избавиться всю свою жизнь. Но они никуда от него не делись, долгие годы жили в мозгу и были его частью.

В тот день ему исполнилось три года. Они с мамкой жили в коммунальной квартире. Мать тогда была еще доброй. Выпить любила, позволяла себе по чуть-чуть каждый вечер, но в целом держалась – работала уборщицей в детском саду и на службу исправно ходила трезвой. И вроде все было неплохо, Игорь мамку любил, она его тоже. Но тут в их маленькой семье появился третий лишний – сожитель матери Николай. Он был старше нее, настоящий бугай и лысый как колено. Бухал по-черному, употреблял какую-то дрянь и мать к тому же самому приучил. По вечерам они садились за стол и, пока Игорь возился в ногах у мамки, что-то толкли в порошок, мешали, поджигали, глотали, вдыхали, курили. Тогда он, конечно, не понимал, чем заняты мамка с Николаем. Но когда вырос и специально начал смотреть фильмы про наркоманов, до него дошло, что те употребляли синтетику. Страшное дело. Мозг выжигает напрочь.

Игорь отчетливо, словно был там вчера, помнил их комнату с большой кроватью у стены, своей кроваткой, старым-престарым комодом и наполовину слетевшими с карниза, грязными занавесками. Мать дома всегда ходила в потертом пестром халате, худая, с немытыми, собранными в хвост волосами. Такой он ее и любил. А в тот вечер мамка принарядилась. И Игоря приодела, даже бабочку прицепила ему на рубашку.

– Сынок мой, – она присела перед ним на корточки и стала любоваться, – какой красавец!

Она протянула сынишке подарок. В красивой разноцветной коробке лежали краски и кисточки. Игорь обрадовался, обнял маму.

– С днем рождения! – Она его поцеловала, и это было так приятно, так сладко.

– Можно порисовать?

– Давай, – мама на мгновение крепко прижала Игоря к груди и потом отпустила, – егоза моя! Ну, иди поиграй…

Игорь вытащил из угла старую газету, развернул ее на полу и начал творить. Потом переключился на любимого мишку – решил, что тот слишком тусклый и надо добавить ему немного цвета. Пока возился, пришел Николай с подарками – бутылкой водки и палкой вареной колбасы. Не обращая внимания на Игоря, они с мамкой занялись привычным делом. Водка то и дело булькала, стаканы стукались, мать становилась пьянее.

– Ну, Ленка, за тебя! – в который раз произнес мужик.

– Спасибо, Коля, – мамка кивнула, но настроения, Игорь слышал это по голосу, у нее не было, – нам бы пожениться. Сыночку отец нужен.

– Не болтай… – Николай отмахнулся, – я детей не люблю.

– А как же Игорь? – Мать встрепенулась.

– А что Игорь? – Николай посмотрел мутным взглядом на ребенка, которому наскучило разукрашивать мишку, и он теперь подбирался к обоям.

– Николай, ты меня любишь? – Голос мамки дрожал.

– Конечно, люблю, – огромная лапа под столом полезла к ее колену, – иначе давно бы свалил.

– Коля, прекрати, не сейчас, – она смахнула его руку, – тут же ребенок.

– А мне надо сейчас… – Он задышал порывисто и часто, с силой проталкивая ладонь между ее колен.

– Коля, я так не могу, – мама испуганно оглянулась на Игоря, – потерпи до вечера!

Игорь вздрогнул и обернулся на страшный грохот, такой, словно на пол упал потолок. Он увидел маму, лежавшую под опрокинутым на нее столом, вокруг валялись осколки от бутылки и стаканов.

– С-с-с-сука! – Николай вытащил ее из-под стола и швырнул в угол. – Достала ты со своим сучонком!

Игорь заплакал от страха, но спрятаться не успел – страшный мужик уже обернулся к нему. В безнадежной попытке скрыться мальчик полез под кровать, но Николай ловко ухватил его за шкирку и легко, как щепку, поднял под потолок. Взгляд его упал на разрисованные красками обои, на которые ни он, ни мамка еще недавно не обращали внимания.

– На, полюбуйся, что твой выродок натворил, – он швырнул ребенка в мамку, та схватила Игоря и прижала к себе, – хватит с меня!

Не обращая внимания на подвывающую сквозь рыдания бабу, Николай гордо хлопнул дверью и ушел.

– Что ж ты наделал, сынок, – запричитала мамка, – егоза ты моя. Как же нам теперь без Коли-то жить?

На следующий день они ехали за город в его развалюхе-машине. Коля в приподнятом настроении сидел за рулем, мамка с отрешенным стеклянным взглядом и уже сильно бухая – с ним рядом. Маленький Игорь всегда точно знал, сколько выпила мать – по ее осанке, по выражению глаз. Но сейчас он ехал в машине сзади и только видел, что она плачет – плечи ее сильно дрожали. Игорю было жаль мамку, хотелось ее утешить, но он боялся Колю. И только крепче сжимал своего старого плюшевого медведя.

– Ленка, не начинай, – Колька рыкнул, – мы всё решили.

– Коленька, – по-собачьи заскулила мать, – давай вернемся, мое сердце не выдержит.

– Да чтоб тебя… – длинно выругался Николай. – Либо он, либо я!

Машина остановилась, Мамка вышла сама, открыла заднюю дверь и протянула руку сыну.

– Пойдем, – как могла строго сквозь слезы сказала она, – медведя бери.

Игорь послушно вылез следом за ней и, дождавшись, когда Коля отвернется, ласково сжал ее руку.

– Мамочка, не плачь.

Она зарыдала еще громче и быстрее потянула его за собой. Остановилась, только когда они вплотную подошли к железным контейнерам, которые тянулись длинными рядами вдоль высоченных барханов из мусора.

– Мама, зачем мы сюда приехали? – Игорь испуганно прижался к мамкиной ноге. – Я домой хочу!

Она присела перед ним на корточки и поцеловала в одну щечку, потом в другую, прижалась влажными губами к его прохладному бархатистому лбу.

– Жди меня здесь, сынок, – прошептала она, и Игорь почувствовал тепло ее дыхания на своем лице, – никуда не уходи. Я скоро вернусь.

Она поднялась и, не оглядываясь, пошла к машине.

– Мама, подожди, – Игорь рванул следом за ней, – мама…

– Игорь, – она обернулась и остановила его чужим каменным взглядом, – я сказала, жди меня здесь. Я скоро.

Он шептал беспрестанно «Мама, мама…», глядя, как она садится в машину, как старый истерзанный автомобиль срывается с места и уезжает. Он побежал, закричал «мамааааааа, мааааамааааааа» и упал в грязь, прижимая к себе медведя…

Большой пьяный Игорь лежал на грязном полу носом к стене и безутешно рыдал. Он не мог управлять своим ослабевшим сознанием, воспоминания завладели им и душили, душили.

– Э-э-э-э-э… – Леха испуганно тряс друга за плечо, – ты чего?!

За окном уже вовсю сияло солнце. Игорь очнулся. Он не помнил, в какой момент воспоминания превратились в навязчивый сон, который прокручивал одни и те же моменты – день рождения, свалка. Ведь он сумел наконец-то избавиться от этого сновидения, пару лет оно не преследовало его – но вот теперь снова вернулось. И снилось это всегда перед бедой.

Игорь с трудом принял вертикальное положение. Сел и подтянул к подбородку колени. Слезы сами собой продолжали капать на жесткую джинсовую ткань.

– Брат, ты чего? – Леха сел рядом с ним и обнял друга за плечи.

– Да ну на хрен. – Игорь ладонью вытер нос, на котором предательски повисла очередная капля.

– Что?

– Много всего, – он печально посмотрел на Леху, – я ведь на свалке должен был сдохнуть.

– Ты че, дурашка?

– Помню я все, – Игорь поежился, – темно было, крысы огромные шныряли. За ночь сожрали бы меня точно.

– А как же ты выбрался?

– Мужик помог, – Игорь закрыл глаза, – он в контейнерах копался, а потом увидел меня. Страшный, лохматый, жуть! Я не хотел с ним идти.

– Но пошел? – Леха, замерев, слушал Игоря: никогда раньше друг об этом не рассказывал.

– Пошел, – он вздохнул, – но сначала говорил, что буду ждать мамку. Ни в какую не соглашался.

– А он?

– А он придумал записку ей написать, – Игорь усмехнулся, – я, дурак маленький, поверил, что мамка вернется, это письмо прочтет и меня заберет. И пошел с ним в милицию.

– А мать?

– Что мать? – Игорь безнадежно махнул рукой. – Сам все знаешь.

– Это да. – Леха тяжело вздохнул.

Игорь неожиданно потянулся к своему рюкзаку, который с вечера валялся рядом, и вытащил с самого дна небольшой конверт. Такой потрепанный, что углов у него уже практически не было – стерлись. Повертел им у Лехи перед носом.

– Я ей письмо написал.

– Кому?!

– Матери. – Игорь серьезно посмотрел на друга. – Обещай, что если со мной что-то случится, ты ей этот конверт из рук в руки передашь. Адрес вот тут.

– Не бзди, – Леха отмахнулся, – захочешь, сам передашь.

Игорь схватил друга за грудки и сильно тряхнул.

– Обещай! – Он дохнул тяжелым перегаром.

– О’кей, – Леха перепугался, – отпусти!

– Я ей написал, что хотел отомстить, – он выпустил Леху и поднял лицо к потоку, – мечтал убить. За себя и Надюшку. А потом передумал, когда для сестренки нашлась семья. Мне кажется, я мамку почти простил.

Леха сидел рядом с другом и злился, думая о собственной матери, которая тоже выбросила его как ненужную вещь. Одинаковая у них, у сирот, судьба…

Дни и ночи потянулись однообразной жвачкой, без вкуса и радости. Игорь после той ночи отказывался пить, а следом за ним и Леха потерял к ежевечерним посиделкам в кухне всякий интерес. Андрюха бухал один – ребята каждый день покупали ему пива или чекушку, и хозяин квартиры был счастлив. Напиваясь, он постоянно рассказывал о том, как жил в доме ребенка, пока был маленький, как зверски били его воспитатели за непослушание, как в наказание на несколько дней оставляли голодным, как привязывали к батарее. Так воспитывали там всех детей, хорошо, что этот дом ребенка уже закрылся. Андрюха постоянно забывался и рассказывал одни и те же истории по кругу. Шла уже третья неделя их совместной жизни, и от такого счастья хотелось скрыться. Но идти было никуда, никто их нигде не ждал.

На шестнадцатую ночь – Леха отмечал на стене, как в тюряге, раздался звонок в дверь. Страх моментально окатил холодной волной. Он не то чтобы понял, на каком-то подсознательном уровне почувствовал, что пришли не к хозяину, а за ними. Ткнул Игоря в плечо, тот моментально проснулся. Вытянул шею и навострил уши, как дикий зверь. Звонок раздался снова, потом еще. Потом в последний раз, и дальше они отчетливо услышали позвякивание, словно кто-то подбирал ключ к их двери – замок в квартиру начали вскрывать.

Игорь с Лехой молча переглянулись и, схватив рюкзаки, бросились к балкону.

– Андрюха, вставай, – Леха на ходу хлопнул товарища по плечу, – валим!

– Сами валите, – отмахнулся пьяный хозяин, – достали.

Он повернулся на другой бок и снова захрапел. Леха дернул Игоря за рукав, не зная, что делать. «Оставь!» – коротко бросил тот и открыл балконную дверь. Едва они захлопнули ее за собой, как в квартире раздался грохот, затопало множество ног.

– А-а-а-а-а-а! – истошно закричал Андрей.

Вопль оборвал короткий приглушенный выстрел – Леха не видел, кто и куда стреляет. Но он вздрогнул всем телом, словно сам почувствовал мощный толчок и ощутил горячий свинец.

Через соседнюю лоджию они перебрались на пожарную лестницу и залезли на крышу. Внизу, во дворе у самого подъезда, стояла большая черная машина с включенными габаритными огнями. Лехе показалось, что именно ее он уже видел ночью, у клуба, когда они сбегали.

Перебравшись с крыши на крышу, они спустились во двор другого дома. Побежали и тут же почувствовали, что за ними гонятся.

Инстинкт вел в знакомые места. До батора было совсем недалеко, и они неслись исхоженными тропами – через проулки, дворы, детские площадки и школы. Ноги сами вынесли на «заброшку». Но преследователи не отступали. Едва мальчишки добежали до второго этажа, на первом раздался топот множества ног, и Игорь увидел «братьев». От страха он отпрянул, сделал шаг назад и сорвался с бетонного края.

С леденящим душу воплем, к которому примкнул крик обезумевшего от ужаса Лехи, Игорь пролетел перед носом Василия и Николая, упал на землю. Еще мгновение – и зажегся свет в соседних домах. «Братья» кинулись в разные стороны, а Лешка на подгибающихся от страха ногах, то и дело спотыкаясь, побежал по лестнице вниз.

Он рухнул на колени возле друга, который бессмысленно смотрел в черное небо.

– Иго-о-о-о-рь, – кричал Леха, и легкие его разрывались, – Иго-о-о-о-орь!

– Ща, – с трудом шевеля губами, прошелестел он, – ща встану, пойдем.

Послышался вой сирены, во двор въехали «Скорая» и полиция. Леха заметался, вскочил на ноги, схватил валявшийся рядом рюкзак друга и побежал…

 

Глава 8

В маленькой переговорной фонда Катя сидела уже битых три часа. Ее мучило чувство вины перед детьми, которых она бросила дома одних, и перед Владом – его только вчера выписали. Она обязана быть с семьей. Тем более в субботу, в выходной день, когда и детям, и мужу нужна ее поддержка. И в то же время суббота в фонде была самым насыщенным днем – в четыре начиналась встреча нового клуба «Азбука приемной семьи», а до этого потенциальные участники поездки-знакомства приезжали на собеседование. Невероятного труда стоило Кате собрать первые семьи – она делала анонсы поездки в профильных группах в социальных сетях, приглашала кандидатов лично, обзванивала выпускников Школы приемных родителей. Результат пока был неутешительным – удалось назначить всего три встречи с кандидатами в приемные родители. Однако пара, которую ждали к одиннадцати, не пришла. Они не предупредили и не позвонили, а когда Катя набрала их номер телефона, не удосужились снять трубку. Скорее всего, испугались того, что в поездке будут старшие дети. Семья, которая была записана на двенадцать, за полчаса до полудня сообщила, что передумала и никуда с детдомовскими подростками не поедет. На час была назначена еще одна встреча – записалась одна женщина, без супруга. Номер ее был недоступен, и Катя ждала, проклиная себя за глупую идею. Похоже, семьям кандидатов в усыновители эта поездка была не нужна.

– Простите, – в комнату заглянула женщина лет пятидесяти на вид, полная, с замысловатой прической, – вы Екатерина Викторовна?

– Да, – Катя поднялась с места, – а вы Тамара Сергеевна?

– Да-да. Ничего, что я приехала пораньше?

– Конечно, – Катя выдвинула для посетительницы стул, – проходите, пожалуйста, садитесь. Рада вас видеть.

Дама опустилась на стул, устроилась и сразу же перешла прямо к делу.

– Расскажите, какие дети там будут? – потребовала она, – хорошие есть?

– Подождите, пожалуйста, – Катя не ожидала такого напора, – давайте сначала познакомимся с вами, поговорим. Вы заполните анкету, а потом я расскажу все, что знаю про ребят. Вы замужем?

Тамара Сергеевна недовольно нахмурила брови, но все же ответила.

– Ну, я не знаю, вы задаете такие вопросы… Нет и никогда не была.

– А дети у вас есть?

– Нет, конечно. – Гостья удивилась непонятливости Кати.

– Но обучение в Школе приемных родителей вы прошли?

– Да, – гостья стала отвечать односложно – обиделась.

– Не у нас в фонде учились? – спросила Катя, уже зная ответ.

– Не у вас.

– Заключение о возможности быть опекуном захватили? – Катя продолжала настаивать на соблюдении формальностей.

– Да. Все документы готовы.

Дама вытащила из сумочки прозрачную папку с бумагами и протянула ее собеседнице. Катя пробежала их глазами и зацепилась взглядом за дату рождения – 1955 год. Оказывается, Тамаре Сергеевне было уже за шестьдесят, хотя выглядела она не старше пятидесяти. Но при этом у нее не было ни опыта воспитания детей, ни практики семейной жизни. Оставалось только надеяться на личностные качества человека.

– А как вам пришла идея принять ребенка в семью?

– Ну, я не знаю, – Тамара Сергеевна поморщилась, явно раздражаясь из-за глупых вопросов недалекой сотрудницы фонда, – по-моему, понятно и так: я одна, и у ребенка никого нет. Вместе нам будет веселее.

– Вы полагаете, ребенок скрасит ваше одиночество?

– Конечно! Это же живой человек.

– Живой, в том-то и дело, – Катя вздохнула при мысли о том, что будет, столкнись эта дама с таким подростком, как ее Юля, – и он постоянно будет что-то изобретать. Вам это может не понравиться.

– Ну, я не знаю. Почему это он будет изобретать? – Тамара Сергеевна даже не поняла, о чем идет речь. – Мы с ним будем делать все вместе – еду готовить, убираться, в магазин ходить. Одной мне уже тяжело.

– Ох, – Катя, как ни старалась, не сумела сдержать эмоций, – а если ребенок всего этого не захочет?

– Как так? – Посетительница еще сильнее выкатила и без того выпученные глаза. – Я ему шанс в жизни даю, а он не захочет? Должен быть благодарен.

Катя только покачала головой, потому что не нашлась что ответить. В Школе приемных родителей, наверное, чему-то Тамару Сергеевну и учили. Но этого явно было мало, или она старательно закрывалась от неприятной для нее информации. Жаль, что у школы нет права отказывать кандидатам в обучении или не выдавать свидетельства о том, что человек прошел курс. Да и органы опеки работают по формальному признаку – документы в порядке, здоровье позволяет, пожалуйста, забирайте ребенка. Что-то явно надо в этой системе менять.

Катя молча пододвинула к Тамаре Сергеевне внушительных размеров анкету и положила на листы шариковую ручку с символикой фонда.

– Заполняйте, пожалуйста.

Пока женщина сосредоточенно отвечала на вопросы, Катя ломала голову над сложной задачей – как сделать так, чтобы Тамара Сергеевна ни в какую поездку-знакомство с ними не поехала. А лучше всего – вообще отказалась от мысли забирать из детского дома ребенка до тех пор, пока в ее голове не сложится реальная, а не выдуманная картина «семейного счастья». Успеет ли она сформироваться – вопрос. В ее возрасте женщины обычно уже внуков нянчат, а не заводят первых в жизни детей. И отнюдь не случайно именно так распорядилась природа.

Тамара Сергеевна закончила корпеть над бумагами и протянула Кате заполненные листы.

– Вы пишете, что живете на пенсию, – заметила Катя, – вы уверены, что этих средств хватит на содержание ребенка?

– А зачем?! – Гостья возмутилась. – На ребенка государство будет деньги платить.

– Вне всяких сомнений, – Катя положила бумаги на стол, – если ребенок московский. Но на содержание иногородних сирот в Москве теперь выплат нет.

– Почему это?

– Московские власти решили, что им не хватает бюджета, – Катя терпеливо объясняла абсурдную ситуацию, – так что если вы найдете ребенка в другом городе, опека не станет с вами заключать договор о приемной семье.

– Ну, я не знаю, – женщина крепко задумалась, – но у вас-то в поездке будут московские дети?

– Да, – Катя начала раздражаться, – но и здесь никаких гарантий нет. Сегодня есть выплаты, а завтра их отменят. Разве можно надеяться на государство в таком вопросе? Надо понимать, как в случае чего вы сможете прокормить своего ребенка.

– Нет, ну это вообще, – Тамара Сергеевна шлепнула морщинистой ладонью по столу, – государство обязано содержать сирот! И тех, кто о них заботится. А вы мне тут голову морочите.

– Должно, – Катя чувствовала, что бессмысленный разговор отнимает у нее слишком много сил, – если семья выполняет свои обязанности профессионально. Тогда и отбор семей, и контроль, и зарплаты. Но у нас пока в принципе закона о профессиональных приемных семьях нет. И постановления о социальных выплатах в каждом регионе – свои.

– Ну, я не знаю. – Тамара Сергеевна пожала плечами.

– В самом начале вы сказали: «У ребенка никого нет», – Катя поспешила сменить тему, – и в анкете отметили, что о кровной родне знать ничего не хотите. Вы не допускаете, что у него могут быть родственники?

– А чего он тогда в детдоме сидит? – Она возмутилась.

– А если эти родственники ведут асоциальный образ жизни, – Катя устало вздохнула, – или сидят в тюрьме? У девяноста процентов детей в детдомах родители живы.

– Вот я и спросила вас с самого начала, – Тамара Сергеевна встрепенулась, – что там у вас за дети? Мне ни с какими родственниками они не нужны. Только круглый сирота. И все!

– Таких практически нет.

– И в этой поездке не будет?

– Нет.

– Да что же это такое?! – Тамара Сергеевна схватила со стола свое заключение и торопливо спрятала его в сумочку. – Издевательство форменное!

– Простите, – Катя невольно улыбнулась, чем вызвала еще большее негодование посетительницы.

– Нет, ну я не знаю! Вы приглашаете, – возмущалась Тамара Сергеевна, – я, пожилой человек, еду через весь город. А потом выделываете такое!

– Какое – такое?

– Вместо того чтобы предлагать хороших детей, пытаетесь подсунуть мне черт-те кого. Отбросы общества. Никуда я с вами не поеду, и не надейтесь!

Она стремительно встала и вышла за дверь, хлопнув ею так сильно, что задребезжал косяк.

Катя сидела и думала о том, что это полная катастрофа. Никакого отбора кандидатов в приемные родители нет. Хорошая подготовка в Школах приемных родителей встречается редко – в детском доме в этом отношении были правы. Какими бы странными ни были взгляды людей на воспитание, какими бы сомнительными ни оказывались их намерения, каким бы недостаточным ни был жизненный опыт, они могут собрать документы и забрать в свой дом сироту. Кате каждый раз от одной этой мысли становилось плохо. Хорошо хоть, большая часть таких кандидатов, как Тамара Сергеевна, отсеивалась естественным путем – через столкновение с реальностью.

Катя вышла из переговорной, налила себе чаю и стала мечтать о том, какой должна быть система устройства детей-сирот в семьи. Во-первых, во всех средствах массовой информации нужно заниматься просвещением людей – рассказывать, зачем детдомовским подросткам приемные родители. Не будь у самой Кати матери-сироты, она бы в жизни не узнала о том, чем грозит ребенку жизнь в детском доме. И откуда было знать это остальным? Образ сироты в обществе до сих пор такой: недокормленный, нескладно одетый, лишенный сладостей и игрушек малыш. А на деле? Пятнадцати-семнадцатилетний подросток, травмированный потерей семьи, привыкший к иждивенчеству, с кучей дурных привычек, которые он приобретает из-за стадного инстинкта и принятого в детдомах образа жизни. Не по своей вине. Но нет, в СМИ если и размещают социальную рекламу, то только неадекватную – что-то вроде «забери малыша из детдома, найди свое счастье!». Как им пригрезилось это моментальное счастье? Такой рекламой можно добиться лишь одного – массовых вторичных отказов.

Во-вторых, пора уже вводить отбор кандидатов. Есть такое понятие «ресурсность», от него и надо бы танцевать. И в жизни родителей, и в их доме, и в их душе должно быть место для приемного ребенка. Получив свой, пусть и очень маленький пока еще опыт, Катя точно знала – не каждому человеку по силам воспитать в собственной семье сироту. И втройне будет сложно таким, как эта Тамара Сергеевна, которая хочет чего-то лично для себя, забивает себе голову ложными ожиданиями. Как будто ребенок-сирота запрограммирован на помощь, благодарность и признательность. Но откуда всему этому взяться? Наоборот, долгое время придется работать над самим собой, чтобы научиться принимать ребенка во всех его проявлениях. Не ломать его, а перестраивать в первую очередь себя, уходить от ненужных стереотипов. Только тогда подросток сможет довериться и начнет шаг за шагом менять свое поведение.

В-третьих, нужно четко делить семьи, которые могут принять детей-сирот, минимум на две категории. Одна – это усыновители, они хотят и могут воспитывать сироту как родного, готовы заботиться, содержать, оставлять наследство. Таких семей нашлось бы немало, Катя и сама была среди них. Здесь важно организовать только грамотную поддержку – информационную, психологическую, образовательную. А все остальное такие люди способны сделать сами. И вторая группа – это приемные родители-профессионалы. Те, кто готовы воспитывать самых сложных детей и умеют это делать. Без таких семей инвалиды и старшие подростки с девиантным поведением практически обречены. Эти семьи должны быть наняты государством и обязаны получать достойное вознаграждение за свой тяжелый труд. Но при этом проходить серьезный отбор, строгий контроль, постоянное сопровождение.

Пока ничего подобного нет. И неизвестно, будет ли хоть когда-нибудь. Государство разбирается с проблемой устройства сирот в семьи исключительно материальным способом, обещая выплаты на детей и забыв о других – более важных способах мотивации. Но чем чаще говорится про деньги и чем лояльнее отбор кандидатов, тем чаще в этой сфере будут происходить сбои и ошибки, а дети будут отдваться таким людям, как эта Тамара Сергеевна. И она еще – Катя была уверена – точно не худший и не самый опасный из всех возможных вариант…

Катя посмотрела на часы и ахнула. Так глубоко задумалась, что потерялась во времени. До начала лекции в клубе осталось всего сорок минут. Нужно было спуститься, открыть аудиторию, расставить стулья, подготовить камеру и экран. Сегодня придет много людей – лекцию читает известный психолог, на консультации к которому записываются за несколько месяцев вперед.

Прежде чем пойти в аудиторию, Катя позвонила Насте. Та долго не брала трубку, потом наконец ответила недовольным голосом:

– Алло!

– Настенька, как там у вас дела?

– Плохо, – в голосе дочки звучало раздражение, – давай приезжай быстрей.

– Что случилось? – Сердце Кати заколотилось: в голове пронеслись одна за другой вереницы страшных картин. Как маленькая залезла, куда не следует, ушиблась, поцарапалась. Или как Владу опять стало плохо…

– Я Машку полтора часа укладывала, – пожаловалась Настя, – она никак не хотела засыпать. А у меня ОГЭ по математике через три дня, мне готовиться надо.

– Настя, – Катя чувствовала себя виноватой, – прости меня. Я только к восьми вечера буду дома, сейчас на работе.

– Ох…

– Ты пойди сейчас позанимайся, пока Машуня спит. А Юля тебе потом поможет с маленькой.

– Юлька типа гулять ушла.

– Я ей позвоню сейчас, договорюсь, – Катя тяжело вздохнула, – Маша проснется, и Юля с ней посидит. Ладно?

– Давай приезжай быстрее, – повторила Настя и положила трубку.

Катя набрала номер Юли, попросила помочь с Машей. Дочка на удивление быстро согласилась, и Катя даже поздравила себя с этой маленькой победой – еще месяц назад на любую просьбу она реагировала иначе. Но постепенно, изо дня в день, с ней становилось все легче, словно Юля постепенно стала забывать о необходимости постоянно от всех защищаться. Катя старалась не форсировать события и не давить. Она понимала, что пройдет не один год, прежде чем Юля сможет как следует прирасти к их семье. И все равно, даже крохотные шаги в их сближении были радостью.

В приподнятом настроении Катя спустилась в лекционный зал. Она не успела до конца все подготовить, а уже начали приходить первые гости. Мамочки подключались, помогали – кто двигал стулья, кто наливал в чайник воду, кто ставил экран. Катя здоровалась, отмечала в списке членов клуба и с интересом слушала рассказы приемных мам о новых приключениях с детьми. Одни шутили, другие жаловались, третьи сочувствовали, и всех это объединяло. Кате было приятно видеть в клубе разных людей, опытных и новичков. Многим мамам, особенно тем, кто только недавно принял в семью детей, важно было выговориться. И они говорили, говорили. Катя старалась общаться с каждым – ей было важно, как чувствуют себя семьи, для которых было создано в фонде это пространство: место, где можно свободно делиться проблемами, удачами, получать новые знания, а главное, быть принятыми. Здесь никому ничего не грозило. В клубе царил принцип помощи и поддержки, и никогда – осуждения.

Кате самой становилось легче в кругу людей, которые, так же как они с Владом, приняли в семьи сирот и теперь пробирались сквозь ошибки и неудачи, через трудности и преграды к главной цели – к своим детям.

 

Глава 9

Во всем, что случилось с Игорем, Леха винил только себя. Надо было сидеть в баторе и не рыпаться, не искать никаких «братьев». Юльке, видите ли, хотел нос утереть и показать, что он в этой жизни тоже кому-то нужен. Да ей наплевать! А вот сам он вляпался по полной и друга втянул.

Надо было не воровать, жить как овца, делать, что говорят – тогда и с Игорем все было бы в порядке. Это он, Леха, заставил его бежать, уломал, а теперь лучший друг при смерти. Через баторских Леха узнал, что Игорь в коме: в больнице он так и не очнулся. Врачи говорят, состояние пограничное. Если останется жив, скорее всего, будет инвалидом. От таких перспектив у Лехи подкосились колени – такого он ни в жизни себе не сможет простить. Кому бедный Игорь нужен будет тут, в этом гребаном эгоистичном мире, если не сможет говорить или ходить? Даже здоровый никому не был нужен. Уж лучше смерть.

В батор Леха не вернулся. Ничего не соображая, бродил целыми днями вокруг больницы, в которой лежал Игорь, а когда закрывали на ночь ворота, ехал на один из вокзалов. Но потом детский дом вдруг начал его искать, подключилась даже полиция – Леха ушел у них из-под самого носа. Мужики в форме торчали у ворот больницы добрых пять часов, он так и знал, что его караулят. Теперь соваться туда было страшно, и он отправился скитаться по городу, постоянно меняя место. В метро не спускался, в транспорте не ездил, ходил только пешком. А потом вспомнил про обещание Игорю – про письмо. И пошел по адресу.

Подъезд старого дома, в котором когда-то жил маленький Игорь, был мрачным и грязным. Домофон не работал, но входная дверь оказалась открытой. Леха стал подниматься по лестнице, рассматривая номера у дверей квартир. Рядом с каждой выстроилась высокая пирамида из цифр и звонков. Не без труда Леха отыскал цифру «23» и нажал на кнопку. Не сразу, минут через десять и только после того, как он несколько раз надавил на звонок, внутри послышался грохот и следом шарканье ног. Дверь перед Лехой распахнул мужик в драной майке. Старый, с испитым помятым лицом и абсолютно лысый.

– Чего тебе? – Он поднял на мальчика мутные глаза.

– Мне это, – Леха попятился, – к Елене Сорокиной.

– Зачем? – Мужик держался за дверь, но все равно покачивался на нетвердых ногах.

– Письмо передать.

– Фу-ты, ну-ты, – он заторможенно покачал головой и посторонился.

Лешка под пристальным взглядом мужика дошел до открытой двери и заглянул в комнату. За столом, подперев ладонями подбородок, сидела мать Игоря. Леха сразу ее узнал – Игорь в детстве фотку ему показывал, которую хранил под подушкой. С тех пор она состарилась, лицо сильно опухло, но все равно сохранило прежние черты. Глаза женщины были закрыты, сама она едва заметно покачивалась из стороны в сторону. В комнате все было так, как рассказывал Игорь, – то же окно с наполовину оборванными занавесками, те же выцветшие грязные обои в цветочек. И на столе прежний натюрморт: пустая бутыль, граненые стаканы и груды мусора.

– Здравствуйте. – Леха застыл на пороге.

Лена открыла глаза и, нахмурившись, стала всматриваться в него. Потом вдруг опухшее и безжизненное лицо на мгновение просветлело.

– Игорь? – неуверенно прошептала она, а потом бросилась к Лехе и обняла его. – Игоречек, сынок!

Леха с отвращением выпутался из ее пахнувших перегаром объятий.

– Я не Игорь, – губы его дрожали, – я его друг.

– Как же так, – она стала беспомощно оглядываться, нашла глазами Николая, – Коленька, как же так? А мне Игоречек сегодня снился. И Наденька.

– Ты о себе лучше подумай! – Николай отмахнулся. – Они там сытые и одетые в детдоме. Жируют на казенные харчи.

– Виновата я перед ними, – мать Игоря и Надюшки оперлась ладонью о стену и подняла на Леху больные глаза, – ненавидят меня небось?

– Не знаю, – ему было противно до тошноты, – вам Игорь письмо велел передать.

Он протянул ей конверт. Лена взяла его дрожащими пальцами, открыла и начала читать. Губы ее шевелились, глаза медленно двигались по строчкам.

– Наденьку забрали, – прошептала она, – как же так? Девочку мою родненькую отдали в другую семью.

Леха, глядя на нее, едва сдерживал ярость. Только ради Игоря стерпел и смолчал.

– А что же сынок мой сам не пришел, – глаза матери наполнились слезами, – и все это не сказал? Родной мамкой побрезговал?

– Он не смог, – Лехины кулаки невольно сжались, – Игорь в больнице. Никто не знает, выживет или нет.

Она вдруг побледнела как мел и стала тяжело оседать. Сожитель бросился к ней, поймал и вместе со своей Ленкой опустился на пол.

– Ты че творишь?! – заорал он на Леху, и в этом крике почти потонул шепот женщины: «Коля, воды!»

Леха начал метаться в поисках воды, но ничего подобного в комнате не нашел. Николай осторожно положил голову Лены на пол и сам стал искать. Потряс бутыль на столе, та была пустой, потом залез под кровать и выудил оттуда пузырек.

– Сейчас, Ленка, сейчас, – шепелявил он, пытаясь зубами вытащить пробку, – я тут для опохмела припас. Но тебе нужнее.

Разбрызгивая жидкость из пузырька – рука его дрожала как у эпилептика, – он перелил ее в стакан и стал поить Ленку. Она жадно выпила, как будто ей дали воду, а потом страшно захрипела и стала кататься по полу, схватившись за грудь. Николай беспомощно смотрел на нее, не понимая, что происходит, и подвывал.

Леха начал метаться в поисках телефона – нужно было срочно вызывать «Скорую». Ни одного аппарата в комнате не нашлось, он бросился в коридор и стал стучать в двери соседей.

«Скорая помощь» приехала через двадцать минут. Ленка, вытянувшись во весь рост, лежала на полу и не шевелилась. Николай суетился вокруг нее с влажным полотенцем, которое неизвестно зачем то и дело прикладывал к ее и без того прохладному лбу.

– Доктор, доктор, что с ней? – накинулся он на врача, который едва успел переступить порог.

Тот молча опустился перед женщиной на одно колено, пощупал пульс, приподнял веко.

– Умерла, – спокойно сообщил он и бросил взгляд на пузырек, валявшийся на полу: – Боярышник?

– Что? – Николай сделал круглые глаза.

– В помещении ничего не трогать, труп оставить как есть. Вызывайте полицию и участкового врача.

Леха, который все это время как мебель, не двигаясь, стоял в углу комнаты, бесшумно выскользнул за дверь и, не оглядываясь, побежал…

Он потерял счет времени, не останавливался, не ел и не спал – только шел, шел, шел, ни на что не глядя, а когда становилось невмоготу, садился на лавочку и проваливался в тревожную дрему. Сквозь туман ему мерещилась мать Игоря – он слышал ее предсмертные хрипы, видел надувшиеся на лбу вены и выкатившиеся из орбит глаза. Это он был во всем виноват, если бы не принес ей письмо, так и бухала бы дальше, была бы жива.

Леха перестал соображать, что он делает – ноги сами вели к месту преступления, к дому Игоря. На утро третьего дня он увидел Николая, который вышел из двери своего подъезда и пошел к автобусной остановке. Леха залез в маршрутку следом за ним. Вышли они у морга.

Никто не обращал на Леху никакого внимания, словно он стал привидением. Несколько человек топтались у катафалка, Николай подошел к ним. Из морга вынесли простой деревянный гроб с приколоченным на крышку синтетическим венком, загрузили в машину. Вместе с остальными Леха сел в катафалк и уперся коленями в гроб. Так и доехал до кладбища.

Там к скромной процессии присоединилось еще человек десять – Лешка вовремя увидел питалку из детского дома и спрятался за машинами. И в последний момент подъехал шикарный черный автомобиль, из которого вышли мужчина и женщина. Где-то Леха их видел, только не помнил где. Она стройная блондинка, вся такая подтянутая и ухоженная. Он толстый, но все равно привлекательный и хорошо одетый. Их достаток сразу бросался в глаза. В руках у женщины была охапка бордовых гвоздик. Мужчина заботливо поддерживал ее под локоть. Они стали тревожно оглядываться, видимо, пытаясь кого-то высмотреть. Но первой их заметила питалка.

– Ольга, Алексей, здравствуйте, – прощебетала она, – идемте скорее! Нам сюда.

Только теперь до Лехи дошло, кто это был – новые родители Надюшки! Приехали, значит, проститься с кровной матерью своей дочечки, хотят выглядеть такими хорошими! А то, что брат их драгоценной Надюшки лежит ни живой, ни мертвый и уж точно больше своей мамаши нуждается в сочувствии, их не волнует?!

Ярость накрыла его с головой, хотелось схватить этого толстого мужика за грудки и трясти его, трясти, пока не выскочит дух. Дождавшись, когда процессия скроется за поворотом, Леха пошел следом.

Прячась за памятниками, он наблюдал за церемонией. Люди подходили к могиле, говорили какие-то слова и бросали горсти земли. Пришла тетка, как две капли воды похожая на саму Лену. Только молодую и непьющую. Сестра младшая, что ли? Рядом с ней стояла старушка, которую поддерживала под руку другая женщина. Они плакали, причитали, а Леха хотел подойти к ним и дать кулаком в нос. Куда они смотрели все эти годы?! Почему позволили этой Ленке так поступить со своими детьми?

Первыми, когда церемония было закончена, от могилы отошли Ольга с Алексеем. Они неловко раскланялись и направились по дорожке к выходу, опустив головы. Вся злость, вся ярость, которая клокотала в Лехе, переключилась на них. Они последние бросили Игоря! Видите ли, он оказался для них не слишком хорош. То ли слишком большой, то ли рожей не вышел – поди разбери их, этих приемных родителей. Чего они-то хотят?! Маленьких девочек с длинными косичками? Нашли себе развлечение, в куклы играть. Как же он ненавидел их всех! Это ради их с Надюшкой счастья Игорь согласился бежать с Лехой из детского дома и сунулся в самое пекло.

Около машины Леха нагнал их и, не в силах больше себя контролировать, заорал на все кладбище: «Сто-о-о-йте!»

– Что вам угодно, молодой человек? – Папаша посмотрел на него так, словно Леха только что свалился с Луны.

– Э-т-т-то в-в-вы н-н-новые р-р-родители Н-н-нади С-с-сорокиной? – задыхаясь и запинаясь от ярости, выдавил он.

– Да, – женщина кивнула, с любопытством глядя на Леху, – а вы кто?

– Я друг ее брата, меня Лешей зовут, – ответил он.

Мелодичный голос Ольги подействовал на мальчика как успокоительное: желание орать куда-то пропало.

– Как он себя чувствует? – спросила она. – Нам в детском доме сказали, что Игорь попал с простудой в больницу.

– С простудой?! – Леха чуть не задохнулся от нового приступа ярости. – Он, на хрен, при смерти! Свалился со второго этажа! Из-за вас сбежал из батора. Как вы могли ее забрать, а его оставить?! А?

Он снова начал бесконтрольно орать. Алексей нажал на кнопку брелока и, открыв машину, коротко бросил: «Садитесь».

Леха залез на заднее сиденье, и тут его прорвало. Он бился в истерике, заикался и, то срываясь на крик, то переходя на шепот, говорил, как сильно Игорь хотел, чтобы они забрали его к себе домой вместе с сестрой. Как скучал по Надюшке, которую сам поставил на ноги, занимаясь с ней день и ночь. Как он не хотел больше жить, когда Надю забрали, потому что снова оказался никому не нужен.

– Он умрет, – Леха захлебывался собственной яростью, – он разбился, лежит в коме. И всем насрать! Вам насра-а-ать! Вы к мамашке его пришли, добродетели. А он один, один и никому в этой жизни не нужен!

Леха заплакал. Это было о нем самом. Пусть сам он мог двигать руками, ногами и не лежал обездвиженный в больничной палате, но для него теперь тоже в жизни ничего не было. Не было даже Игоря…

Ольга, многозначительно посмотрев на мужа, достала из сумочки бутылку воды и протянула Лехе. Он взял, не глядя, и начал пить. Только в этот момент понял, что уже несколько дней, с того момента как умерла Лена, ничего не ел и больше суток не пил.

– Адрес больницы, молодой человек, можете дать? – спросил Алексей, когда парень наконец утолил жажду, – мы с Олей сегодня же поедем к Игорю.

– Вас туда ни за что не пустят, – Леха всхлипнул, – там только близких родственников…

– Не беспокойтесь, тезка, – прервал его Алексей, – мы с этим вопросом справимся.

– Ок-к-к-кей. – Леха вдруг начал трястись, как от холода.

– Куда тебя подвезти, Леша?

Ольга тем временем вытащила из-под сиденья плед и укрыла мальчика. В полусознательном состоянии он назвал адрес и фамилию Кати Родионовой и, скрючившись в позе эмбриона на сиденье, которое остро пахло кожей, провалился в глубокий сон.

Доехали быстро, Лехе показалось, прошло всего лишь мгновение. Он с трудом разлепил веки и сел в машине, не понимая, где находится. Алексей, обеспокоенный состоянием мальчика, вызвался проводить Леху до квартиры.

Дверь им открыла Катя. Она с ужасом уставилась на Леху, который за время скитаний стал похож на грязный скелет, и зажала ладошкой рот.

– Добрый день, – поздоровался провожатый, – мы, надеюсь, по адресу?

– Да. – Катя не сводила с Лехи глаз и плакала.

– Хорошо. Меня зовут Алексей Соколовский. – Алексей вытащил из кармана картонный прямоугольник с золотым тиснением и протянул его Кате.

– Екатерина Родионова, – представилась она и взяла протянутую визитку, – спасибо огромное!

– Вынужден откланяться, – Алексей убедился, что Леха способен стоять без поддержки, и наконец отпустил его, – набирайтесь сил, молодой человек. Всего доброго!

Как только за импозантным мужчиной захлопнулась дверь, в коридор словно фурия вылетела Юлька и с кулаками набросилась на Леху, и без того еле державшегося на ногах. Она стала молотить его что было сил, а он не отбивался, только закрыл локтями голову и пригнул ее к груди.

Катя на мгновение оторопела, потеряв дар речи. Потом она кинулась к Юле, схватила ее за талию и стала оттаскивать от обессиленного мальчишки.

– Ты че, совсем офигел?! – шипела девочка как змея, пытаясь дотянуться до Лехи. – Это мой дом и моя семья! Вали отсюда!

– Юля, прекрати. – Катя тянула ее на себя.

– Пусть валит, – не унималась дочь, – этому вору и алкоголику здесь не место!

– Он едва на ногах стоит, – пыталась урезонить девочку Катя, – как ты можешь?

– И что?!

– Человек попал в беду! Ему надо помочь.

– Да пошли вы все! – Юля вырвалась из объятий матери и убежала в комнату, захлопнув за собой дверь.

 

Глава 10

Катя ждала и одновременно боялась возвращения Влада. Как она ему скажет? Он только-только оправился после болезни и вернулся к работе, а тут – новый стресс. Она же видела, какие сложные чувства вызывает у ее мужа этот ребенок: Влад явно воспринимал парнишку как конкурента и угрозу своему статусу единственного мужчины в семье. Конечно, ей и самой было неспокойно оставлять Лешку в их доме: три девочки, две из них уже далеко не малышки, и шестнадцатилетний парень – взрывоопасная смесь. Но что поделать? Все заботы о госте Катя взяла на себя: накормила супом, проводила в ванную, чтобы принял душ, устроила в их с мужем спальне – других свободных комнат в квартире не было. И вызвала семейного врача.

Лешка уснул днем и до вечера не просыпался. Катя несколько раз подходила к нему, трогала лоб – у парня явно поднялась небольшая температура, но никаких других признаков болезни не наблюдалось. Врач тоже ничего, кроме крайнего истощения, не обнаружил. Дал рекомендации по уходу, питанию и просил держать в курсе.

К вечеру Юля выползла из своего убежища, чтобы в очередной раз убедить Катю выгнать Гожану вон. Ради такого дела вызвалась даже почистить картошку, помочь приготовить ужин. Но тут же начала гнуть свою линию: грозилась лично поехать в батор и «сдать» Леху директору. Катя устало сказала «поезжай» и продолжила заниматься своим делом. Тогда средняя дочь перешла к другим аргументам.

– Если вы хотите этого урода домой забрать, я не позволю! – прошипела она.

– Как же ты это сделаешь? – поинтересовалась Катя.

– Согласия не дам! – Юля выбросила свой козырь.

На мгновение Катя остолбенела, не найдясь что возразить. Все дети в семье, которые старше десяти лет, должны были давать письменное согласие на принятие нового ребенка, причем писать это согласие в присутствии сотрудника опеки. Мнение приемного ребенка, как и кровного, обязательно должно учитываться. Катя покачала головой – все-таки Юля умная девочка, с хорошей памятью и способностью пользоваться важной информацией в нужный момент. Жаль только, многие усилия ее ума пока направлены не на благо.

– Тогда я заберу свое согласие на тебя! – Настена неожиданно появилась в дверях кухни.

Катя от изумления раскрыла рот и с благодарностью посмотрела на старшую дочь.

– Что?! – Юлька запустила недочищенной картофелиной в раковину и уперла руки в бока. – Ты офигела?!

– А что делать-то? – Настя оставалась спокойной как танк. – Ты типа вынуждаешь.

– Никогда не прощу! – Юля вылетела из кухни, грохнула несчастной дверью своей комнаты и снова заперлась.

– Спасибо, дочка, – Катя чувствовала больше чем признательность: ее Настя выросла человеком, причем с теми принципами, которые она сама ценила в людях, – я даже не нашлась что ей ответить.

– Нет, ну а что она вытворяет? – Настя ободряюще смотрела на маму. – Ей же в свое время помогли. Когда она в этом нуждалась.

– Да, – Катя кивнула, – но что делать с Лешей, я и правда не знаю.

– А в чем проблема?

– Он уже слишком большой, – Катя тяжело вздохнула, – у него полный провал с учебой, знаний ноль. Не окончил даже девятый класс. И куча дурных привычек. Вряд ли их можно исправить.

– Каких?

– Пьет, курит, ворует. – Катя виновато смотрела на дочь, словно это она сама курила и воровала. – Огромный опыт там, где не надо. И в то же время он как будто младенец. Не знает элементарных вещей. У меня в голове не укладывается, что и ему шестнадцать, и тебе. Небо и земля!

– Мама, – Настя взяла Катю за руку, – среди моих знакомых тоже полно таких, которые курят и пьют. И даже воруют. Ну, мы же подростки, что с нас возьмешь.

– Да, но у твоих приятелей есть родители, – Катя возмутилась, – они не дадут им покатиться вниз по наклонной.

– В том-то и дело, – Настя улыбнулась, – есть в жизни ситуации, когда надо просто взять и помочь.

– Невероятно, – Катя обняла своего не по годам взрослого ребенка, – как я горжусь, что у меня выросла такая дочь!

Ужинали они втроем – Катя, Настя и Маша. Юля не соизволила выйти к столу, хотя ее несколько раз приглашали, а Леша так и не проснулся. Катя отнесла ему в спальню тарелку с картофельным пюре и котлетой, но он съел буквально несколько ложек пюре и тут же снова уснул.

За ужином маленькая, которая недавно выучила свою фамилию, принялась вдруг выяснять тонкости этого важного вопроса.

– Маса Ладионова, – с гордостью доложила она.

– Правильно, – Катя кивнула, – а мама?

– Мама тозе Ладионова, – обрадовалась Машуня, – и папака!

– А я? – с улыбкой поинтересовалась Настя.

– Настя тозе Ладионова, – сразу согласилась малышка и следом сама задала вопрос: – А Юля?

– Юля Агафонова, – внятно произнесла Катя, и Маша на несколько секунд замолчала, переваривая информацию. Потом с серьезным видом кивнула.

– А Леша, – вдруг вспомнила она об их госте, – Ладионов?

– Нет, – Катя отрицательно мотнула головой, – Леша Гожану.

– Низзя так гавалить! – Машенька возмутилась, словно кто-то попытался оскорбить ее нового друга.

Катя с Настей обе не выдержали, захохотали. Маленькая потешно обиделась на их смех – надула губки, нахмурила брови и отвернулась к стене.

– Прости, малыш, – Катя постаралась взять себя в руки, – просто ты нас с Настей развеселила. У Леши фамилия такая, Гожану. Это не плохое слово, а, наоборот, очень хорошее!

Постепенно Машуня успокоилась – простила, даже позвала маму с Настей играть в свою комнату. Но Настя посидела с ними совсем чуть-чуть – нужно было готовиться к очередному экзамену ОГЭ. Катя снова чувствовала себя виноватой перед кровными детьми: не успела жизнь с Юлей войти в нормальную колею, как на пороге возникло новое испытание в виде Леши. Да, прежняя жизнь уже разрушилась, а новой еще только предстояло вступить в права. Какой она будет и как каждый из членов семьи изменится, Катя пока и сама не знала…

На ночь Катя долго читала Машуне сказки, но та никак не желала отпускать маму и засыпать. Требовала еще и еще, словно поставила цель – удержать маму возле себя навсегда. Только когда Катя отложила книгу и притворилась, что уснула сама, малышка тоже опустила голову на подушку и стала потихоньку посапывать – все ровнее и ровнее. Катя лежала рядом с маленькой дочкой и думала, какое же это счастье – быть со своим ребенком. Не пропускать нежных объятий и поцелуев, потешных слов и рассуждений, драгоценных достижений и побед – пусть и таких маленьких, что посторонним людям они не заметны. Как чувствуют себя мамы, которые всего этого лишены? По собственной вине или из-за свалившихся на них несчастий. Ужасно годами не видеть собственных детей, не наблюдать за тем, как из крохи вырастает рассудительный малыш, а потом – колючий, но интересный подросток. Такой воинственный и забавный в своем черно-белом восприятии мира.

Катя услышала, как открывается входная дверь, и потихонечку встала. Едва ощутимо поцеловала Машуню в мягкую щечку, поставила книгу на полку и пошла встречать мужа.

– Привет, – Влад вернулся в возбужденном состоянии: явно что-то важное происходило на работе, – как состояние души?

– По-разному, – честно ответила Катя, – ты только не волнуйся, но к нам сегодня Леша Гожану пришел, – она робко заглянула Владу в глаза, – и я не смогла его выгнать.

– Лешка?! Ты молодец! – Глаза Влада засверкали. – А Игорь где?

Катя не поняла, что за смесь эмоций появилась на лице мужа. Но одну из них она видела точно: огромную радость. Слава богу!

– Игорь в больнице, – Катя поторопилась объяснить, – но я толком ничего не поняла. Лешка пока как в бреду.

– На них кто-то напал? – Влад был встревожен, и Катя видела его искреннее беспокойство за ребят.

– Я не знаю, – она в растерянности смотрела на мужа, – тебе же Лешка никогда не нравился. Ты сам велел ему возвращаться в детдом и забыть о нашей семье.

– Он мне и сейчас не нравится, – Влад не стал отпираться, – я считаю, что он опасен для наших детей. Катерина, я тебе все объясню через минуту, мне нужно срочно позвонить.

– Хорошо, – Катя ничего не поняла, – я тебе ужин погрею.

Влад проковылял в спальню и застрял там надолго. Влад говорил по телефону бесконечно и вернулся в кухню, только когда еда успела снова остыть. Он торопливо, как удав, заглотнул пюре с котлетой, не ощущая их вкуса. А потом достал из бара и открыл бутылку красного вина – чудом сохранилась после их отпуска в Италии прошлым летом. Напиток из другой, прошлой жизни, которая бесследно прошла. Удивительно, но Кате не было ее жаль. Влад разлил вино по пузатым бокалам, и они с Катей просидели в кухне до самого утра. Даже Лешу, который всю ночь спокойно проспал в их кровати, тревожить не пришлось.

Влад рассказал жене правду о том, чем был занят последние месяцы. Сетевая торговля наркотиками, которая опутала всю столицу, процветала на закодированных страницах в Интернете. Никакой информации в общем доступе не было, но один клик – и клиент заказывал на свой обычный адрес необходимую дозу. Базы данных хранились отдельно. Оплата с третьего ресурса. Доставка только через подростков из неблагополучных семей и сирот, которые были не в курсе содержимого конвертов. Поймают кого-то менты с поличным – невелика потеря.

Система настолько продуманная и со всех сторон защищенная, что прицепиться не к чему. Да и кормились с нее какие-то очень высокие люди. Поэтому делу не дали ход.

Но недавно одного ребенка эти ублюдки, главари банды, в назидательных целях повесили. Судя по всему, мальчишка вскрывал конверты и забирал часть товара. Оперативники нашли изуродованный труп подростка в лесу, но личность установить не удалось. И никакой связи с наркоторговцами в смерти ребенка тоже не нашли. Но тут неожиданно поднялась общественность – каким-то образом фотографии зверски убитого парнишки проникли в Интернет и захватили сеть. Катя и сама видела эти снимки, даже постила их, требуя правосудия. Каждый пользователь сети писал и настаивал на честном расследовании и возмездии. СМИ трубили об убийстве со всех сторон. Подросток, который при жизни никому не был интересен и не нужен, поднял массу социальных вопросов и тем. Стихийная акция напугала организаторов – продажи остановили, страницы в Интернете зачистили, Влад проверял, – а заодно подняла волну страха среди подростков-курьеров. Многие пришли добровольно «сдаваться» – испугались, что их ждет та же расправа, что и их товарища. Среди явившихся с повинной оказался некий Макс – именно он рассказал, что тот мальчишка был из неблагополучной семьи, назвал его имя, фамилию и подтвердил, что его тоже пугали подобной расправой. Макс оказался выпускником детского дома, причем того самого, где воспитывались Юля и Лешка. Пока он с остальными сидел в СИЗО – чтобы продолжить дело, не хватало информации и доказательств, а выпустить детей на волю означало отдать их на суд преступников. Макс и сам не знал, кто за всем этим стоит. Товар он получал от исполнителей, мелких сошек. Они же оплачивали его работу. Им же за отдельную плату он «сдавал» новых наймитов – таких же детдомовцев, как и сам. То, что Лешка и Игорь попали в курьеры, – его рук дело. И он же потом сдал их неким Василию и Николаю, когда ребята скрывались у своего бывшего однокашника Андрея.

Сначала оперативники думали использовать Макса как наживку для выхода на организаторов – у него остался и товар, и адреса клиентов. Но буквально за несколько часов главарям стало известно, что Макс попался. Ночной клуб, охранники которого передавали ему товар, моментально закрылся и тут же опустел. Вся группировка мигом залегла на дно.

– Подожди, – Катя ошалело смотрела на мужа, – я же этого Макса видела в детском доме около года назад. Вихрастый такой? Огромный?

– Да, – Влад нисколько не удивился, – он в марте этого года выпустился.

– Это он Лешку с Игорем втянул?! – Катя вытаращила глаза. В голове моментально сложился пазл: работа курьерами, странная доставка по одним и тем же адресам непонятно чего.

– А кто же еще? – Влад коротко кивнул. – На его удочку попались не только они. Еще с десяток ребят из того же детского дома. Только те не сбегали в самое логово, как наши олухи.

– Потрясающе, – Катя схватилась за голову, – и мы с тобой это допустили?! Лешка же приходил к нам домой еще до побега… И мы не сделали ничего, чтобы его уберечь!

– Маленькая моя, – Влад тяжело вздохнул, – знали бы, где упасть…

– А Макс, – она встрепенулась, – что с ним теперь будет?

– Не знаю, – Влад опустил голову, – если оперативники не смогут ничего доказать и найти главарей, посадят Макса и остальных малолетних курьеров. Просто за распространение наркотиков.

– Но ты же понимаешь, что так нельзя! Детей обманули, – Катя покраснела от возмущения, – они жертвы.

– Понимаю, – Влад кивнул, – но не всегда и не всех можно спасти.

Катя видела, что Влад страдает из-за собственного бессилия во всей этой ситуации. Он что-то еще хотел ей сказать, но никак не мог решиться. Только мучился – то открывал рот, то снова его захлопывал, – и Катя не выдержала.

– Что? Не молчи!

– Катерина, – Влад вздохнул, – я никогда раньше не погружал тебя в подобные темы. И сейчас не имел права.

– Ты же знаешь, – она посмотрела на мужа, – я никогда и никому.

– Понимаю, – Влад кивнул, – но в интересах следствия необходимо сохранять все обстоятельства в тайне.

– Тогда почему ты мне все это рассказал? – Катя смотрела на мужа настороженно, уже чувствуя, что сейчас прозвучит что-то страшное.

– Во-первых, устал тебе врать. А во-вторых, следствие зашло в тупик, – Влад посмотрел на нее виноватым, слегка мутным от вина взглядом, – и меня попросили о том, чтобы Лешка с Игорем стали приманкой. Сейчас можно только «на живца».

– Нет! – Катя резко вскочила на ноги, едва не опрокинув стул, и стала ходить кругами.

– Им обеспечат полную безопасность, – Влад уговаривал словно сам себя, – это проверенные люди, я давно с ними работаю. Ты пойми, кроме наших олухов, некому!

– Нет. – Катя произнесла это железным голосом, глядя Владу в лицо.

– Если преступников не посадят, ни Леху, ни Игоря они не оставят в покое. Ты знаешь, что парни сбежали с партией наркотиков?

– Что?!

– Помнишь, Игорь оставил у нас пакет с одеждой? – Влад поймал жену за руку и силой усадил рядом с собой: от ее мельтешения у него начала кружиться голова. – Я тебе сказал, что отправил их вещи в детский дом.

– Соврал? – заторможенно спросила она.

– Да, прости, – Влад глубоко вздохнул, – в пакете, кроме грязного белья, было пятнадцать конвертов с кокаином.

– Ты ничего не сказал…

– Только этого тогда не хватало, – Влад обнял Катю и стал нежно поглаживать ее по волосам и спине, – я и сам испугался за вас, за нашу семью. Так сильно, что голова поехала. Ты же помнишь.

– Лешку не дам, – прошептала Катя.

Влад ничего не ответил. Только сильно-сильно прижал ее к себе. Так они и просидели друг у друга в объятиях, пока черное небо за окном не залил кроваво-красный рассвет.

 

Глава 11

Нервы Влада были напряжены до предела. Он то и дело улавливал признаки подступающего головокружения и старался поменьше двигаться. Только не сейчас, ни в коем случае он не мог загреметь в больницу. Нельзя оставить семью без присмотра в такой момент.

Палыч вчера поставил ультиматум – либо Влад обеспечивает участие Лешки в операции не позднее конца недели, либо его ведомство прекращает тратить ресурсы на защиту детдомовца, а заодно и семьи Влада. Достанут их по-любому – Игорь Сорокин, который до сих пор лежит в коме, – тому подтверждение. Влад оказался между молотом и наковальней: Палыч торопил, Катя продолжала твердить как заговоренная, что Лешку не даст. Ни за что не позволит подвергнуть ребенка опасности. Зато она уговорила мужа начать оформлять на Лешку опеку. И почему только он такой мягкотелый, всегда идет на поводу у жены? Хотя, конечно, и без ее стараний было понятно, что оставить Лешку в беде, отправив обратно в детдом, нельзя. Русские своих в беде не бросают.

В семье благодаря появлению Леши снова начался ад. Влад готов был лезть на стену от постоянных истерик Юли, едва удерживаясь от того, чтобы не ответить ей симметрично. Злость в девчонке кипела и бурлила как адское зелье. Даже маленькой Машуне было некуда деться от фурии-сестры – она то и дело попадала под горячую руку. Юля ни за что ни про что кричала на ребенка, несколько раз даже позволила себе шлепнуть ее по попе. Катя как тигрица срывалась с места – бежала защищать малышку и ставить на место ее разбушевавшуюся сестру. Спокойствия в семье это не прибавляло. Влад понимал, что, если сорвется еще и он, будет катастрофа. И потому держался, оставаясь оплотом спокойствия, из последних сил.

Очередной виток адаптации накрыл всех с головой. Хотя сам Леха, на удивление, не доставлял никаких хлопот. Делал что скажут, ходил по струнке и во всем соглашался с новыми родителями. Влад такому положению дел был только рад – хоть здесь передышка. А вот Катю покорность мальчишки не радовала, скорее пугала. Она то и дело твердила, что после всей этой истории, после несчастного случая с Игорем, Лешка стал живым мертвецом. И винила во всем себя: должна была сразу ему помочь, должна была уговорить Влада принять Лешку еще тогда, когда он сам в первый раз к ним пришел.

От ее самобичевания становилось тошно, а главное, Влад знал, что не меньше половины ответственности лежит на нем. Но уже ничего не мог со всей этой ситуацией поделать. Не мог повернуть время вспять и уберечь легкомысленного Леху от его же судьбы.

Жизнь в семье была для парня словно полет в космос – новые люди, новые обязанности, ничего не понятно, сколько ни старались Влад и Катя объяснить элементарные вещи. Но при этом он не закатывал истерик, не хамил и не вел себя агрессивно, как Юля. Даже не пытался убежать из дома, чего Катя боялась больше всего. Просто молчал, обреченно улыбался и выполнял – из рук вон плохо – то, что велят. Единственное, что у него получалось, – это возня с Машуней, которая была искренне рада новому члену семьи. Он лучше всех играл с ней, интереснее всех читал и даже научился за пять минут укладывать спать: мастерство, которым не обладали ни Влад, ни Катя. Но при этом ни в чем и никогда Леха не проявлял инициативы.

Никогда не знавший семьи и дома, Лешка то и дело ставил новых родителей в тупик бытовыми вопросами: «а когда тут меняют постельное белье?», «а куда сдавать вещи в стирку?», «а зачем закрывать на ключ входную дверь?». В каждом слове и каждом действии сквозили годы неестественной жизни в системе: где обед всегда на столе, чай уже непременно с сахаром, а хлеб нарезан заранее.

Когда дома никто ни о чем не просил – даже о том, чтобы помыл за собой тарелку или выкинул фантик, приходилось напоминать, – Леха просто лежал на диване в гостиной, который пришлось выделить в его личное пользование, других свободных кроватей не было, и смотрел в потолок.

– Че разлегся, баран? – Юля, которую трясло от одного его вида, в отличие от Влада, не могла спокойно пройти мимо, – тут тебе не батор, прислуги нет!

– Это да, – миролюбиво отвечал Леша и не двигался с места.

– Совсем офигел?! – еще больше заводилась она. – Иди убери за собой! Ершиком для унитаза пользоваться умеешь?!

Он молча вставал, покорно шел в туалет и закрывался там минут на сорок. Назло врагам.

В отношения новоиспеченных брата и сестры Влад с Катей, посовещавшись, решили не вмешиваться: сами разберутся. Любая попытка кого-то из них обвинить или, наоборот, оправдать оборачивалась проблемой. Куда больше их сейчас волновало то, что из-за прихода Леши Юля снова отдалилась от семьи. Три месяца гостевого общения и почти четыре месяца совместной жизни, во время которых они постепенно, шаг за шагом, сближались, в одно мгновение обернулись прахом. Словно взрывной волной их отбросило в самое начало отношений – когда еще не было ни капли доверия, когда Юля была уверена, что ее никогда не полюбят и обязательно вернут в детский дом. Дочь снова проверяла мать и отца на прочность. А у них, втянутых в водоворот трудных решений и опасных событий, почти не осталось сил.

Влад понимал, что Леха пока в состоянии шока, и не трогал его. Слишком велико было горе, слишком силен страх после встречи со смертью, лицом к лицу. Он наблюдал за парнем и пытался понять, достаточно ли он крепок для того, на чем настаивает Палыч. Но времени оставалось слишком мало, нельзя было больше тянуть…

Во вторник Влад дождался, когда жена уедет на работу, – этот день она всегда проводила в фонде, – и пришел в гостиную. Отставил костыли, сел на диван рядом с Лехой, который, как обычно, с отсутствующим видом тыкал в телефон.

– Как состояние души?

– Норм. – Леха с опаской взглянул на Влада: обычно тот к нему не цеплялся.

– Дело есть. – Он пристально смотрел на Леху.

– Какое?

– Развезти конверты, которые вы с Игорем оставили у нас, – Влад решил не тянуть, – прикрытие будет. Выделят целый отряд.

– Я п-п-понял. – Леха вдруг побледнел и начал заикаться.

– Адреса, куда доставляли, помнишь?

– Д-д-да…

Влад стал подробно объяснять задачу, описывал все в деталях. Леха во время его рассказа то краснел, то становился белым как мел. Влад уже думал бросить эту затею, пока с ними обоими не случился удар, но все-таки задал последний вопрос.

– Так ты поможешь? – В горле у него пересохло, и вышел какой-то хрип.

– Окаюшки. – Леха покорно кивнул.

– Ты хоть понимаешь, что это опасно?! – Влад разозлился на его покорность. – Если ошибешься и сделаешь что-то не по инструкции, будет беда.

– Понимаю, – Леха посмотрел на Влада ясными глазами, – но я должен. За Игоря и остальных…

Влад от удивления не нашелся что сказать: ему казалось, парень и половины из того, во что именно вляпался, не осознает. А он, оказывается, прекрасно все понимал и при этом не испугался, хотел отомстить за друзей.

Влад позвонил Палычу и настоял на том, что поедет вместе с Лехой – либо так, либо никак. Палыч поворчал, но согласился и отправил за ними машину. Через два часа Леха прошел полный инструктаж, а еще на нем спрятали крошечный микрофон – величиной с рисовое зернышко. Расчет оперативников был такой: клиенты, получившие товар, который уже считали потерянным, обязательно сообщат продавцам. И те примут меры.

Влад сидел в оборудованной машине слежения и не мог успокоить тревожные мысли. Ему не было так страшно за себя, когда он сунулся в пекло, прикинувшись клиентом. Но за Леху он боялся смертельно. Кто бы подумал, что будет так сильно беспокоиться за чужого мальчишку?

Леха носил конверты по тем адресам, куда они должны были попасть еще месяц назад. Влад слышал каждое произнесенное слово – встречали курьера в основном молодые парни и девки, судя по голосам. И что заставляло их гробить собственные жизни? На шестом адресе Леху закрыли в квартире. Двое молодых парней стали куда-то звонить, сообщили, что курьер у них – теперь ждали приезда какого-то Дрона. И тут Палыч засуетился. Начал стягивать по адресу все силы. Мельком взглянул на Влада и, увидев состояние папаши, велел пересаживаться в его машину.

– Бегом, – скомандовал он, – время не ждет!

Влад выполз из машины слежения на полусогнутых, опираясь на костыли, и пересел в черный автомобиль Палыча.

– Что там? – прошептал он.

– Все под контролем, – бодро сообщил полковник.

– Кто этот Дрон?

– Не самая важная птица, но информации у него предостаточно, – Палыч сиял, – а твой парень-то молодец! Настоящий актер.

Влад и сам не понял, откуда взялась эта гордость, но чувствовал он в этот момент именно ее. Вот, оказывается, что значит иметь сына.

Через тридцать минут на место приехал Дрон с подельниками. Через сорок пять минут в допросе, который он учинил Лехе, прозвучали важные фразы. Их было достаточно для подтверждения существования огромной преступной сети. Оперативники, услышав в наушниках ключевые слова, моментально доложили Палычу. Доказательства были налицо и записаны на пленку. Можно было начинать задержание…

Осенью по громкому делу состоялся суд. Влад попросил Палыча, чтобы Леху ни в какие публичные мероприятия не втягивали, и полковник условие честно выполнил. Все показания Алексей Гожану давал за закрытыми дверями, в абсолютной конфиденциальности, и о его роли, к счастью, не пронюхали журналисты. Хотя о раскрытии мощной сети наркоторговцев, на которую вывело зверское убийство подростка, кричали из каждого утюга. Но до главной информации СМИ допущены не были – к высокопоставленному лицу, основному бенефициару преступной сети и ее создателю, подобраться не удалось. Палыч со своими ребятами сделал, что мог: основательно разворошил гнездо, извлек и упрятал за решетку основных исполнителей. Без этих людей восстановить группировку было уже невозможно: они играли ключевые роли.

В управлении долго решали, как поступить с несовершеннолетними курьерами. В итоге большинство из них удалось аккуратно вывести из-под следствия: ребят поставили на учет, а заодно взяли на контроль их семьи и детские дома. Но нашлась горстка «героев», которые сами определили свою судьбу. Среди них оказался Макс. Он налево-направо давал интервью журналистам и словно намеренно вкапывал себя в это дело все глубже. Как будто не понимал последствий или, наоборот, выбрал такой изощренный путь самоуничтожения. Влад часто видел парня в новостных репортажах. Один из них, самый яркий, растиражировали все каналы. Вот и сейчас Влад случайно на него наткнулся, не найдя в себе сил переключить канал.

Сначала на экране показывали толпу народа возле здания суда. Репортер за кадром рассказывал предысторию криминальной группировки и делал акцент на вовлечении в преступную деятельность малолетних. Как такое возможно, чтобы дети годами оставались на крючке у преступников и никто – ни их семьи, ни воспитатели – об этом не знал? Дальше камеры перемещались в зал суда: как раз в тот момент, когда Макс давал показания. Зал был битком, стоял гул, вдоль стен толпились журналисты. В перерыв они окружили Макса, задавали вопросы, кто-то бросал обвинения: «должны были соображать», «не младенцы, надо понимать».

– Да, че вы о жизни, блин, знаете? – орал прямо в камеру Макс. – Все люди конченые подонки. И пусть передохнут от своей наркоты! Вы сами создали этот мир и породили таких, как я!

Часть журналистов отпрянули, а самые настырные стали вытягивать из Макса историю. Чувствуя себя настоящей телезвездой, он вещал как умел. О том, что его отец безбожно бухал и избивал по пьяни мать до полусмерти. А менты ничего не делали – приезжали на вызов, видели, что муж да жена, и отваливали восвояси. Отец после таких визитов «учил» мать еще жестче. В итоге она вышла из-под контроля: на глазах четырехлетнего Макса хладнокровно грохнула папашу, пока он спал. Зарезала как свинью кухонным ножом в спину. С первого раза не получилось довести дело до конца, но она проявила усердие – менты потом насчитали сорок два удара. Только и умеют дыры на трупах считать. Бабушка не дала дочь в обиду – взяла вину на себя и села в тюрьму. Но мать это не спасло, у нее поехала крыша. Она стала «одалживать» сына за деньги всем желающим, и Макса постоянно насиловали взрослые мужики. А потом все вскрылось: ее забрали в психушку, а его – в детский дом. В пять лет симпатичного мальчугана усыновила бездетная пара, но через полгода с претензиями, что им подсунули дефективного ребенка, вернули. Потом еще раз, в восемь лет, уже другие родители взяли его в свою семью и снова через два месяца сдали. И что он после этого должен понимать?

У Влада зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей, удивленно поднял бровь и тут же ответил:

– Алло!

– Как состояние души? – вместо приветствия поддразнил довольный Палыч.

– Нормально. – Влад после очередного просмотра репортажа, который, казалось, знал уже наизусть, был подавлен.

– Дети слушаются? – наигранно строго спросил он.

– Вполне.

– Ну, товарищ эксперт и отец-герой, – пропел Палыч, не замечая настроения собеседника, – с меня причитается. На днях заеду к тебе.

– Ничего не надо, – Влад устало отмахнулся, – помоги лучше с одним вопросом.

– Каким?

– У нас Леха до сих пор под следствием ходит из-за кражи, – Влад тяжело вздохнул, – суд сто раз переносили, то неявка, то нет свидетелей. Тянули как могли. Но в следующий вторник состоится точно. Больше откладывать не станут…

– Сумма ущерба? – деловито поинтересовался Палыч.

– Десять тысяч пятьсот рублей, – Влад моментально собрался, – это Измайловский суд.

– Принято, – Влад слышал, как Палыч записывает что-то карандашом на бумаге, – идите спокойно на свой суд.

– И что? – не понял Влад.

– И все, – рассмеялся Палыч, – будет вам амнистия.

 

Эпилог

– Мамуль, а стаканы какие ставить?

– Возьми высокие, – Катя открыла духовку и взглянула на мясо по-французски, – они лучше смотрятся.

– Хорошо. – Юля достала из навесного шкафа стаканы, понесла их в гостиную и крикнула оттуда: – А сколько нужно-то?

– Посчитай, – Катя захлопнула духовой шкаф и стала загибать пальцы, – нас шестеро, еще приедет Игорь с семьей.

– Значит, одиннадцать, – сообразила Юля.

– Нет, подожди, – Катя вошла в гостиную, посреди которой под белой скатертью ждал своего часа нарядный стол, – Лешка говорил, что будет с девушкой. Настя тоже, как всегда, с Артемом. Значит, тринадцать.

– Хорошо, – легко согласилась Юля и пошла в кухню за новой партией хрустальных стаканов, – только как-то не очень число.

За два с половиной года в семье дочка стала другой. Нет, не изменилась, но научилась пользоваться тем лучшим, что было заложено в ней природой. Ей снова стали интересны учеба и оценки, как заколдованные стали расти – с двоек-троек поднялись до четверок-пятерок. Катя не нанимала для Юли репетиторов, не мучилась с ней за учебниками, как с Лешкой, у которого не было ни единого учебного навыка – дочка все делала сама. Начала читать книги. Интересоваться тем, что происходит в мире. А полгода назад призналась, что хотела бы стать журналистом, писать статьи на социальные темы. И Катя не могла нарадоваться такому повороту событий.

А еще Юля, кто бы мог подумать, стала ее лучшей помощницей. В отличие от Лехи и даже Насти без напоминаний делала домашние дела и всегда ездила по субботам с Катей в фонд. В «Арифметике добра» готовила вместе с мамой аудиторию к встречам клуба, вносила данные из анкет в базу, выполняла другие поручения. А в канун нового года сама предложила создать клуб приемных подростков. Катя обрадовалась этой идее – детям, которых удалось за это время устроить в семьи, тоже нужно было общаться. У них должна быть комфортная среда для развития, для дружеских связей. Тем более что устроенных в семьи старших ребят становилось все больше. После первой поездки в Казань нашлась мама для Кристины Рыбиной – ее удочерила замечательная женщина, которая уже вырастила кровную дочь. Ушел домой после Казани и Сережа Гамов, попал в крепкую работящую семью, где папа был на все руки мастер и умел приучать к труду сыновей. Дина Лобова, которая долго внутренне сопротивлялась – не могла предать убитую отцом мать, тоже в поездке нашла родителей, молодых и понимающих. У них уже было двое кровных сыновей, теперь они приняли дочку, и Дина стала старшей сестрой в семье. Еще трое подростков, причем слабослышащих, тоже обрели после той поездки семью – это была невероятная, потрясающая история. Катя до сих пор не могла поверить, что такое бывает. Родители – Юля и Артем – оказались удивительными людьми и профессиональными воспитателями, у них была собственная сеть развивающих монтессори-центров «Солнечный город». Юля тут же стала адаптировать известные методы к своим особым подросткам и добилась потрясающих успехов: уже через год ее ребята, которые раньше только бессвязно мычали, хорошо говорили и увлекались искусством. Кто рисовал, кто мастерил, кто освоил танцы.

Катя заметила, что чем лучше она сама знает подростков, тем легче ей сориентироваться и найти каждому конкретному мальчику или девочке хороших родителей среди членов клуба – тех, кто подходит по темпераменту, ценностям, интересам. В последнее время сложностей с тем, чтобы подыскивать ресурсные семьи, становилось все меньше: клуб разросся, в нем было уже больше тысячи семей, и многие, успешно пройдя адаптацию с одним подростком, через год-два принимали второго.

Так что ребят в подростковом клубе, придуманном Юлей, хватало. Среди товарищей с похожей судьбой они не чувствовали себя изгоями, не были чужими. Фонд привлекал к работе хороших педагогов, профессиональных психологов и помогал ребятам плавно адаптироваться к семье. Обычно процесс адаптации занимал не меньше года-двух, но кто-то проходил его гораздо быстрее, а кто-то – дольше.

И с Юлей положительные перемены возникли не сразу. Первые полтора года, особенно после прихода Лешки в семью, все жили как на вулкане. Девочке казалось, что «этот Гожану» с самого начала хотел занять ее место, что его надо любым способом выдавить из семьи, и она усердствовала что было сил. Мстила всем вокруг.

Переломный момент – Катя знала это точно – случился, когда из тюрьмы вышла мама Юли. Вся семья в напряжении ждала этого, и никто не понимал, что будет дальше: захочет Юля вернуться к кровной маме или останется с Владом и Катей. Нервное напряжение достигло предела, когда по прошествии нескольких недель после освобождения Вера Агафонова все еще не заявила о своих правах на дочь. И Катя решила, что должна прояснить ситуацию.

Она взяла у Юли телефон кровной мамы и позвонила ей. Сердце колотилось в груди как бешеное, слова путались и мешались. К счастью, уговаривать не пришлось – Вера сразу же согласилась встретиться и поговорить.

Катя ждала ее на углу, где Садовое кольцо соединяется с Большим Харитоньевским переулком. Она всматривалась в лица прохожих и пыталась угадать. Конечно, Юля показывала фотографии мамы, и они всегда стояли в ее комнате на комоде, но Катя боялась, что шесть лет тюрьмы могут изменить человека до неузнаваемости. Но нет – глаза моментально выхватили из толпы Юлины щеки, скулы и губы. Сумасшедшее чувство, словно давно человека знаешь, а на самом деле впервые в жизни видишь его.

– Добрый день. – Катя играла непринужденность, хотя поджилки тряслись.

– Здравствуйте. – Вера почему-то отвела взгляд.

Они молча дошли до фонда, не понимая, о чем говорить, и Катя открыла аудиторию – специально выбрала день, когда здесь не было ни тренингов, ни других занятий.

– Проходите, пожалуйста, – пригласила она.

– Спасибо.

– Чаю?

– Лучше кофе.

И все. Говорить об остальном не поворачивался язык. Катя хотела задать только один вопрос, самый главный: планирует ли Вера забирать Юлю домой. Но не могла. Как спросить такое у родной матери?

– Я тут это, пока ни в чем не разберусь, – пожаловалась Вера, – за шесть лет все так изменилось. Люди кругом смотрят в телефоны. Улицы другие. Дома.

– Конечно, жизнь меняется очень быстро.

Катя все еще не решалась спросить, что же им теперь делать, но Вера заговорила сама. Ее вдруг словно прорвало – она рассказывала о своей жизни. Как ребенком тоже жила несколько лет в детском доме – мать пила и не могла заботиться о них с братом. Но ничего, потихоньку выросли. Потом она вышла замуж и переехала от матери к мужу в две комнаты в коммуналке, родила мальчика. Муж был хороший, тренер по карате. И зарабатывал, и детей любил. Они счастливы были вместе. Родили еще одного мальчишку. Но однажды жизнь перевернулась. Летом пошли с друзьями в поход, встали на берегу красивой подмосковной реки с палатками. А Вера умудрилась сильно повредить ногу – пока рубила дрова, заехала по большому пальцу себе топором. Пришлось вызывать «Скорую помощь». В больнице все, что нужно, зашили и отпустили ее через три дня. Она вернулась в лагерь и там узнала, что ее старший сын пропал. Якобы в тот же вечер, когда ее увезли, убежал за машиной и не вернулся. Искали повсюду. Думали, заблудился. Но он как в воду канул. Поехали в милицию, написали заявление, а там одна версия – сами убили ребенка и спрятали труп. Мужа посадили в КПЗ, жестоко избили, но добровольного признания не получили, и доказательств тоже никаких не было. Поэтому выпустили. Но с того момента он запил страшно. Не просыхал ни дня, зло стал срывать на жене и младшем сыне – бил их, издевался. Через пару лет Вера развелась, комнаты в коммуналке поделили: каждому по одной. И дальше жили рядом как кошка с собакой. Денег не стало, работа у нее была только курьером да окна мыть. Куда еще без образования возьмут? Душа за пропавшего сына болела невыносимо, но пить, как бывший муж, она не могла. На мать в детстве насмотрелась. А тогда в киосках повсюду появились курительные смеси, спайсы. Она один раз попробовала, второй, и показалось – то, что надо. Дает отдых мозгу и чувствам, никакого вреда. Постепенно начались эксперименты с синтетикой, она научилась сама из порошков и таблеток кое-что готовить. Потом родилась Юля, уже от другого человека, они не были женаты, и денег еще больше понадобилось.

Время от времени Вера выпадала из своего монолога – вдруг останавливалась и забывала, о чем говорила секунду назад. Мучительно морщила лоб, и Катя пересказывала ей последние пять минут разговора. Тогда она включалась и продолжала рассказ.

– Я тут это, – Вера закончила и сидела, опустив глаза, – наверное, не смогу Юлю забрать. Денег нет, работы тоже. Долг по коммуналке полмиллиона.

– Не сможете? – Катя разрывалась между жалостью к Вере и страхом за дочку.

– Нет, – она посмотрела на Катю виновато, – меня все родственники уговаривают. Стыдят. Но как?

– А они не помогут?

– Нет, – Вера отмахнулась, – они только нервы могут трепать.

– Понятно…

– Только это, – она впервые посмотрела Кате прямо в глаза, – мы же встречаться с Юлей сможем? Хотя бы пару раз в месяц.

– Конечно, – Катя торопливо кивнула, – будем видеться.

– Хорошо, спасибо, – Вера поднялась и посмотрела Кате в глаза, – я тут это… в общем, спасибо за дочку.

– И вам спасибо за Юлю, – Катя улыбнулась, – она потрясающая девочка. Красивая, умная и талантливая.

В потухших глазах Веры сверкнули искорки счастья – она улыбнулась в ответ, пролепетала «до свидания» и торопливо вышла за дверь.

Юля позвонила Кате моментально, как только Вера переступила через порог. Словно почувствовала.

– Ну, как все прошло?

– Хорошо, – Катя перевела дух, – мы обо всем договорились.

– И что, все норм?

– Да, – Катя усмехнулась, – а ты думала, мы подеремся?

– Ну, мало ли, – было слышно, что ребенок выдохнул с облегчением, – вдруг бы она тебе не понравилась или какую-нибудь глупость сказала.

– Так это и я могла, – Катя отчего-то развеселилась, – не понравиться или глупость сказать.

– Не-е-е, – пробасила Юлька, – ты не можешь. Ты умеешь общаться с людьми.

– Ну, спасибо, – Катя засмеялась, на душе от похвалы ребенка сделалось приятно и легко, – мы всё обсудили. Ты остаешься с нами и будешь видеться с мамой.

– Да ладно?! – Ребенок не мог поверить своему счастью.

– Я же всегда тебе говорила, что две мамы лучше, чем ни одной.

– Ура-а-а-а! Ур-р-р-р-ра!

Юлька орала в трубку как полоумная и, кажется, даже прыгала от счастья – во всяком случае, Катя слышала какой-то грохот. А у нее самой на глаза наворачивались слезы. В этот самый момент она многое поняла: Юля нервничала и показывала дурной характер не потому, что мечтала уйти из их семьи. Наоборот. Она боялась, что кровная мама вернется и, не спросив о ее желаниях, заберет в прежнюю жизнь. Юля боялась возвращения и ничего не могла изменить: если б Вера позвала, она бы пошла. Как преданная и верная дочь.

…В дверь позвонили, и Катя моментально очнулась от воспоминаний. Пошла открывать. На пороге стояли нарядные Соколовские – Алексей, Ольга, их дочь Татьяна, Игорь и Надюшка.

– Маму молодого человека с праздником, – Алексей протянул Кате шикарный букет из роз, который она едва смогла обхватить, – с совершеннолетием сына!

– Спасибо, – Катя улыбалась во весь рот, – проходите скорее! Лешка скоро вернется из колледжа.

Дамы сменили уличную обувь на туфельки, скинули плащи, и прихожая стала похожа на цветник.

– Ула-а-а-а, Надюська. – Машуня, такая же нарядная, как и гостьи, с радостным криком кинулась к подруге, увлекла ее в свою комнату.

Катя невольно остановила взгляд на Игоре, когда гости проходили в гостиную, – он заметно прихрамывал, практически волочил левую ногу. Но по сравнению с тем, каким он был год назад, в инвалидной коляске, прогресс оказался колоссальный.

– Игорь у нас герой, – от Ольги не ускользнул пристальный взгляд подруги, – перенес уже три операции. Все рекомендации врачей выполняет – и вот результат!

– Мам, – парень засмущался, – ну не надо. Какой я герой?

– Ты и сам, мой дорогой, не знаешь какой, – Ольга с нежностью потрепала Игоря по голове, – о таком сыне и брате можно только мечтать.

Татьяна, на которую смотрела в этот момент Ольга, согласно кивнула.

– И я подтверждаю – как сторонний наблюдатель. – Катя ободряюще улыбнулась парню.

– Мы же вообще с Надюшкой не знаем хлопот, – Ольга не скупилась на похвалы, – Игорь и занимается с ней, и играет, и спать сам укладывает.

– Удивительно, – Катя заулыбалась еще шире, – и Лешка такой. Он тут признался, что с тех пор как Игорь нашел Надюшку, тоже мечтал о младшей сестренке. Когда Машуня и Леша дома, им никого другого не надо.

– Леша ваш прирожденный педагог – Ольга улыбалась в ответ.

– Так и есть. – Катя была несказанно рада тому, что Лешка сам определился с профессией и пошел после девятого класса учиться на педагога дошкольного образования для особых детей. Школа с множеством естественных наук ему не давалась, Катя успела поседеть, пока он сдал несчастный ОГЭ. Зато в колледже, в девчачьем коллективе, Лешка моментально расцвел. – Игорь, а ты какую специальность выбрал?

– Посмотрим еще, как сдам ЕГЭ, – он пожал плечами, – вообще-то я хотел бы как папа.

– На госслужбу?

– Да, – Игорь снова смутился, – но пока не знаю. За два года не все, что хотел, сумел нагнать.

– Если учесть, сколько ты лежал по больницам, нагнал очень много, – Ольга тут же пресекла очередную попытку сына принизить свои достижения, – ты молодец!

Входная дверь снова открылась, на пороге появился Влад, за его спиной теснились Настя и Артем. Парнишка, будущий инженер, за последний год превратился в Настину тень – ходил за ней по пятам, и не расставались они ни на минуту.

– Ну что же это такое, – Катя всплеснула руками, – хозяева являются позже гостей!

– Мамочка, прости, – Настена подскочила и торопливо клюнула Катю в щеку, – если бы не папа, мы бы вообще не успели. У меня пары закончились только полчаса назад.

Старшая дочка разделалась со школой экстерном: два класса прошла за один год, сдала ЕГЭ и теперь уже оканчивала первый курс университета. Пытка уроками и учителями наконец закончилась, и это было великое счастье. Катя даже сама не знала, для кого большим – для нее самой или для Насти. Система учебы в вузе была устроена по-другому и включала то, чего так не хватало своенравной Настене в школе: ответственность и свободу.

Влад поторопился к Алексею и Ольге, из гостиной уже слышалось его неизменное «как у вас состояние души?» и сыпались комплименты в адрес прекрасных дам. Настя, воспользовавшись суетой, утянула Артема в свою комнату, якобы положить рюкзаки.

Последним, как и было задумано, явился Леша. Именинник распахнул дверь и попал под дождь воздушных шаров, поздравлений, подарков. Каждый торопился его обнять, похлопать по плечу. Леха выглядел абсолютно счастливым и только повторял: «Ну вы даете», «А я не знал». Из-за его плеча робко выглядывала стройная темноволосая девушка с восточными чертами лица.

– Ма, познакомься, – пробасил он, – это Аня.

– Добро пожаловать, Аня, – Катя улыбнулась и протянула девочке руку, – Екатерина Викторовна.

Девчушка в ответ протянула смуглую узкую ладонь.

– Спасибо, очень приятно!

Наконец все уселись за стол, праздник начался. Поздравительные речи лились одна за другой. В перерывах Влад что-то увлеченно обсуждал с Алексеем, Машуня болтала с Надюшкой, то и дело заливаясь заразительным смехом, Настена с Артемом развлекали Татьяну, а Катя и Юля курсировали между кухней и гостиной. Разговор становился все громче, пробки с хлопком вылетали из бутылок с шампанским, следом за салатами дело дошло до горячего. И вдруг раздался звонок в дверь. Катя с Владом удивленно переглянулись. Он пожал плечами, и Катя пошла открывать.

– Мама?!

– А что, не имею права? – Бабушка решительно переступила через порог. – Я тоже внука хочу поздравить!

– Ты же сказала, что не придешь…

– Передумала, – она скинула на руки Кате свое пальто и вытащила из кармана открытку-конверт, – вот подарочек принесла.

– Мам, ну зачем, – Катя покачала головой, – ты же пенсионерка.

– А это мое дело, – отрезала она и с гордо поднятой головой прошла в гостиную.

Бабуля, не успев усесться, сразу потребовала бокал и слово. Сказала, что специально приготовила для внука тост и теперь боится его забыть – память-то девичья, как-никак восемьдесят один годик уже. Юля пробормотала себе под нос «четырнадцать, уже лучше» и пошла в кухню за тарелкой и приборами. Влад принес из спальни для тещи стул. Все приготовились к долгим речам, но бабушка в который раз удивила.

– Внук мой Алеша, – произнесла она, – ты нашел в этой жизни людей, которые верят в тебя. Вот и держись своих. Твои родители, олухи царя небесного, взвалили на себя огромный труд. Но будь уверен – они настоящие, не подведут!

Бабушке захлопали, раздался звон бокалов. Старушка смахнула с уголка глаза слезу и протянула Лешке конверт. Он тут же на радостях вскочил с места, подлетел к бабуле, сграбастал ее в охапку и от души расцеловал в обе щеки. Та даже пикнуть не успела, не то что отпрянуть. Катя с Владом снова переглянулись: все-таки их сын оказался удивительным ребенком, настоящим ларцом с множеством секретов. Каждый день они открывали в нем что-то новое и не переставали удивляться талантам, которые еще только предстояло направить в мирное русло.

– Лех, надо поговорить. – Игорь улучил момент, когда хозяева и гости переключились с именинника на торт – Юлин подарок брату. Ахи и охи, комплименты кулинарным талантам средней дочки сыпались со всех сторон.

– Пойдем. – Они тихонько выскользнули из-за стола, тайно проникли в детскую и сели прямо на пол, среди игрушек.

– Я давно хотел тебе сказать, – Игорь серьезно смотрел на друга, – спасибо, что спас мне жизнь. Если бы не мама с папой и их возможности, я бы не выжил.

– Да ладно, бро, – Леха ласково хлопнул Игоря по плечу, – это я был виноват, что ты разбился. Сам тебя втянул в тот ужас. Так что ты меня прости.

– Нет, – Игорь горько усмехнулся, – то, что мы с тобой попали тогда в передрягу, совсем не твоя вина.

– Да брось ты…

– Не перебивай, дай сказать, – Игорь помолчал, переводя дух. – Когда я встретил Надюшку, то понял, что означает для человека иметь родных людей. Тех, кому ты небезразличен и нужен. Вот и тебе хотел того же.

– И что?

– Помнишь завещание и наследство?

– Еще бы. – Леха торопливо кивнул.

– Я все выдумал. – Игорь глубоко вздохнул. – Самого завещания-то я тебе и не показал.

– Ну да…

– Ты был какой-то потухший. Без цели. Я хотел тебя растормошить.

– Да уж, растормошил, – Леха хохотнул, – я, кстати, до сих пор надеюсь на наследство!

– Да подожди ты, – Игорь взял в руки куклу Машуни и начал нервно вертеть ее в руках, – это я попросил Макса найти твоих братьев. У него везде были связи. Думал, сотворю лучшему другу счастье. Мне и в голову не пришло, что он может нас так подставить.

– Ладно, бро, – Лешка страшно выпучил глаза, – проехали. А теперь гони мое наследство! И будем в расчете. Я сегодня должен разбогатеть.

– Прости меня, если можешь, – Игорь опустил глаза, – я все это просто придумал. Втянул нас в такой кошмар!

– Игорь, дурашка, – Леха подмигнул другу и обнял его за плечи, – благодаря тебе я получил гораздо больше, чем мог надеяться. Встретил родных людей. И пусть не там, где искал.