22 июня 1941 года в четыре часа по московскому времени, исполняя поручение органов НКВД, три самолета типа «У-2» обрушили бомбовые удары по Лосиному острову на Васюганье. Самолеты бросали бомбы, стреляли из пулеметов, пикируя на мечущийся по островку скот, женщин и детей. А Майкл отчаянно отстреливался из пулемета с крыши дома, видя — как падают погибающие староверы под пулями и осколками бомб. Полыхали огнем развороченные взрывами скиты Акима и Онуфрия. Феня лежала у колодца на спине, раскинув руки. И вода из пробитой осколком бадьи лилась струйкой с высоты колодезного сруба на ее побелевшее лицо. Маланья уводила по болоту через камыши Груню и Верочку с Дуняшей. Порошин и Коровин палили по аэропланам из охотничьих ружей. Но от прямого попадания бомбочки дом загорелся, Майкла сбросило с крыши взрывом.

— Уходим! — крикнул Гришка Коровин.

По дымовому шлейфу Порошин, Майкл и Коровин добежали до топи и упрятались в камышах. Тропу к острову деда Кузьмы они знали. Майкл еще с крыши заметил, что Маланья с Груней и Верочкой направилась именно туда. Дуняша была на руках у Верочки.

— Все, охлынем немного и уйдем, — пытался отмыть Гришка лицо, почерневшее от сажи пожара.

— Сволочи! — погрозил Майкл вслед улетающим самолетам.

— Как русские говорят! — добавил Гришка Коровин.

Порошин никак не мог оторвать взгляда от горящего великана — Дурилы. Деревянная скульптура от огня и дыма принимала фантастические очертания. Она поднимала полыхающую дубину, как факел, двигалась, поворачивала мучительно голову, будто пыталась что-то промычать или произнести первое в своей жизни слово.

Об изгоях, которые жили на острове староверов, 22 июня 1941 года вспомнили только два существа: дед Кузьма — в Норильском концлагере, и Володька — в Зверинке.

— Хорошо им там! — перекрестился дед Кузьма, подгоняя лошадь кнутом.

— Кому хорошо? — спросил у своего кучера Завенягин.

Кузьма не ответил Авраамию Павловичу. Начальство — оно глупое, без понимания. Началась вот война. Значит, жди погибели, голода. С войной завсегда смерть и мор. Начальство-то не умреть. Завенягин, конешно, человека душевная, антиресуется, как из хграблей стрелять. Хглядишь, булку хлеба сызнова подбросит. Дыднако, не мохгет быть веры начальству.

В это время за тысячу верст, на площади Зверинки, в толпе плачущих баб и угрюмых казаков Володька слушал выступление Молотова по радио:

«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление:

Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в пять часов тридцать минут утра сделал мне заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и потому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.

Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработившей французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего советского правительства, вокруг нашего великого вождя — товарища Сталина! Наше дело — правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Володьке стало жалко немецких рабочих и крестьян, страдающих под гнетом клики кровожадных фашистских правителей. Но надо было срочно добраться до острова староверов на Васюганье. Война началась, а они там ничего не знают! Он собрал впопыхах котомку, взял уздечку и расстреножил за станицей первую попавшуюся лошадь. На украденном коне он и поскакал в сторону Васюганья. Володька же не мог знать, что остров староверов разбомбили, что там почти все погибли. На Лосином острове остался один обугленный Дурила, да и то благодаря неожиданно хлынувшему ливню. Возле Малого болота Володька встретил Малашу Мухоморову, которая и поведала ему о трагических событиях на острове староверов.

— А где Груня, Вера с Дуней, все, кто живым остался? — спросил Володька.

— Ушли на землю, Володя. Бог им судья, но принесли они нам беду. Наших мало осталось. А ваши все целы. Ежли встренешь когда-нибудь Майкла, скажи, што я жалею его, жду.

Так и ушел обратно Володька, не встретив никого, кроме Маланьи. Аркадий Иванович Порошин, Гришка Коровин, Верочка с Дуняшей и Груня поселились в Шумихе у бабы Тони Яковлевой. Верочка съездила к брату в Челябинск за советом: что делать, как жить? Но Антон советовать ничего не стал, приехал в Шумиху сам. Он внимательно выслушал рассказ Порошина и Коровина о жизни и событиях на острове староверов, насупился:

— Почему не ликвидировали Майкла? Где он сейчас?

— Уехал к линии фронта, чтобы где-нибудь проскочить в зарубежье, добраться до своей Америки, — признался Порошин.

— Идиоты! — выругался Антон. — Он же попадет в лапы НКВД и всех нас выдаст! И тогда все ваши чистые документы превратятся в дерьмо!

— Майкл не выдаст! — оборвал его Порошин.

— Ну, смотрите, гуси!

— Глядим.

— Как вы жить собираетесь?

— Мы с Гришей решили пойти на фронт, добровольцами.

— Кто ж заградит землю нашу, Россию? — ковырялся в ухе спичкой Гришка Коровин.

Антон Телегин поправил гимнастерку под своим широким, офицерским ремнем, выпрямился:

— Я формирую добровольческий батальон в Чебаркуле. Через три дня будьте у меня. Вместе воевать пойдем. А в правде и неправде после войны разберемся. Верочку с Дуняшей оставим в Челябинске, в моей квартире. А Груню отправим в Магнитку.

* * *

Майкл перешел линию фронта с легкостью, ибо таковой даже не существовало. Немецких солдат из дивизии «СС» он встретил бурным рукоплесканием, надеясь при помощи их пробраться далее, на запад, во Францию или Испанию, а затем уж и в свою Америку, к отцу-миллионеру. Но у Майкла был весьма существенный недостаток для того времени: он походил на еврея.

— Юда? — ткнул парабеллумом офицер задержанного.

— Окей! — не расслышал и не понял Майкл офицера.

Солдаты схватили Майкла и затолкнули в сарай, основательно набитый «жидами-комиссарами», членами партии большевиков, разными активистами. Майкл пристроился в углу на соломе возле странного типа, который показался знакомым.

— Где-то я вас видел, как русские говорят, — подмигнул типу Майкл.

— Да, мы сидели когда-то с вами в одной камере магнитогорской тюрьмы. С нами были тогда дед Меркульев, Золотовский, Монах, Коровин...

— Икскьюз ми плиз! Я не помню.

— Неужели, Майкл, вы не помните Трубочиста?

— О, Трубочист! Великий маг-иллюзионист! Как вы сюда попали?

— Примерно так же, как и вы, Майкл. Правда, мы шли в противоположных направлениях, меня взяли, когда я пытался перейти к русским.

— Что с нами будет? — загорюнился Майкл.

— Ночью фашисты обольют сарай бензином и подожгут. Мы будем гореть, Майкл! Коричневый дракон не лучше дракона красного! Сталин и Гитлер — близнецы...

— Насрать мне на Сталина и на Гитлера, как русские говорят.

Комиссары зашикали, окрысились:

— Замолчите, гниды, предатели! Не разводите антисоветчину и панику!

Но Майкл и Трубочист продолжали беседу, понизив голос, зарывшись в солому.

— Так не хочется умирать, — прошептал Майкл.

— Ты не погибнешь. Тебе предписано звездами вернуться к Магнитной горе, а позднее встретиться с прекрасной девой, которая тебя любит.

— Я хочу немножко в Америку.

— Ты можешь туда попасть только через Чукотку.

— В желудке белого медведя?

Ночью немцы облили сарай бензином со всех сторон, подожгли. Пленные комиссары растерялись. Майкл, волнуясь, коверкая слова, возглавил натиск на воротца:

— Аи эм дирижер, командир! Раз, ищо раз! Ищо много, много раз! Обезумевшие пленники выдавили воротца сарая, бросились через редкую цепь карателей в ночную степь. Майкл и Трубочист бежали вместе со всеми. Но автоматные очереди хлестали по беглецам и в упор, и вдогонку. Из всего сарая остались живыми только Майкл и Трубочист.

— Куда пойдем? — упал Майкл в прохладу попавшейся на пути речки.

— Туда! — показал Трубочист на восток.

Через три дня Майкл и Трубочист снова перешли линию фронта и оказались на советской территории. Работники НКВД обнаружили их спящими в скирде соломы.

— Ваши документы? Кто такие, откуда?

— Мы оттуда! Немцы — сволочи, как русские говорят. Они закрыли нас в сарае, поодеколонили бензином, подожгли. Но мы от бабушки ушли, от медведя ушли, от лисы ушли. Окей!

— Сказки будешь рассказывать в трибунале, — усмехнулся капитан.

— Аи эм американец! Прошу сделать запрос через посольство. Мой папа — миллионер, менеджер.

— А я, простите, прилетел со звезды Танаит. Ночью я вам покажу, где она располагается, — улыбался Трубочист, отряхивая шляпу от соломы.

— Все ясно, ведите их в отдел, — сказал капитан. Трубочист продолжал веселить красноармейцев:

— Извините, но я — фантом! Меня в данное время здесь нет, я показываю будущее доктору Функу. Вы не знаете доктора Функа?

— Фамилии у следователя будешь называть, нам это ни к чему.

— Но вы не сможете меня арестовать!

Трубочист схватил рогулину, разбежался и запрыгнул на стог, будто спортсмен с шестом.

— Эй, слазь, придурок! — заорал капитан.

— Стрелять будем! — пригрозил красноармеец.

Трубочист помахал прощально рукой и зарылся в солому. Красноармейцы из 25-й дивизии НКВД окружили стог, двое из них взобрались на вершину, но наглеца не обнаружили.

— Поджигайте! — скомандовал капитан.

Скирду запалили со всех сторон. Бурая солома горела долго, буйно, обдавая жаром и Майкла, и капитана, и красноармейцев. Но из пламени так никто и не выскочил. Правда, Майклу показалось, что в густых и причудливых клубах дыма к небу поднялось корыто, в котором сидели Трубочист и какая-то рыжая ведьма-девица. Но ведь огонь и дым, как мы уже отмечали, порождают часто фантастические очертания, лики, фигуры, видения.

— Пресвятая дева-Мария! — перекрестился Майкл.

* * *

Четыре года полыхала и громыхала война. Мыслителя, политика и правителя нельзя признать за гения, если он не предвидит, что будет происходить в общих чертах хотя бы через 50-70 лет. Гитлер оказался авантюристом и ничтожеством, ибо не мог увидеть будущее и на пять лет вперед. Сталину судьба отвела в истории роль пигмея и злодействующего карлика, потому что он не смог организовать свое будущее.

История — это руины государств, кладбище элит, верований и утопий. Перенаселение — главная и самая страшная опасность для человечества, которую мир увидит и поймет с трагическим опозданием. Тоталитаризм для народов, задыхающихся от перенаселения, наиболее приемлемая форма выживания и организации. Тоталитаризм идеи опаснее диктатуры личности. И не имеет значения — будет ли это вершиться под красной тряпкой коммунизма, зеленым знаменем ислама или в оболочке какой-то национальной модели.

Нет народов — Богом отвергнутых. Но общество с древнейших времен состояло и состоит из эгоистических группировок, именуемых — то сословиями, то партиями, то иными объединениями для перераспределения материальных благ в свою пользу. Все идеи о равенстве фальшивы, неправедны, ведут к энтропии духа, к деградации в производстве ценностей.

— Спасение только в Боге! — думал Порошин, неся искорку своей жизни по фронтовым дорогам.

Четыре года горели русские города и деревни. Бабы впрягались в плуги вместо лошадей и коров, сеяли и убирали хлеб, кормили армию, чиновников, которые называли себя советской властью. Народ страдал, добывал уголь, выплавлял металл, воевал. И не ведал народ, что он защищает не Россию, не социализм, а тираническую систему госкапитализма, внедренную по-бандитски Лениным, Троцким, Свердловым, Бухариным...

Да ведь родная земля и родное небо выше временщиков и социальных утопий. И никогда она, родная земля, не примет иноземцев, идущих с оружием. Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет! Четыре года сражался народ за свою землю. Майор Антон Телегин погиб в бою на Курской дуге. Аркадий Порошин стал командиром противотанкового артиллерийского дивизиона, был трижды ранен. Сержант Григорий Коровин прошел всю войну без единой царапины, командуя взводом разведки. Его жена — Груня с первого дня отправки на фронт была рядом с ним, медсестрой. И они прошли все тяжелые испытания, оставили свои автографы в Берлине, на рейхстаге. Легендарный маршал Жуков лично вручил медаль «За отвагу» сержанту Григорию Коровину и даже выпил с ним чарку водки. Верочка Телегина и Дуняша дождались возвращения с войны капитана Аркадия Ивановича Порошина.

Американца Майкла после тюрем и лагерей сослали в Магнитку вместе с эшелоном репатриантов, но он, после отмены режима, завербовался на Чукотку с Маланьей Мухоморовой, намереваясь бежать в Америку. Чем закончился его замысел — поведаем позднее. Вспомним и еще о некоторых персонажах нашей повести... Директор магнитогорского металлургического завода Григорий Иванович Носов организовал 23 июля 1941 года выплавку броневой стали на большегрузной мартеновской печи ? 3, чего не знала мировая практика сталеварения. В годы войны с фашистской Германией каждый второй танк и каждый третий снаряд делались из магнитогорского металла. Магнитка своим железным кулаком сокрушила хребет Рура. Авраамий Павлович Завенягин стал генералом, как и предсказывал Трубочист. Завенягин со своими зэками и строил атомные заводы, полигоны для ракет. Он приехал в Магнитку после войны на денек, встал на колени перед яблоньками, которые посадил на поселке Березки еще в тридцатых годах, и уронил слезинку. Не прожгла земной шар его слеза, но видел ее Володька, который приехал в Магнитку из казачьей станицы Зверинки. Останется для вас пока тайной, как познакомился и подружился Володька с Авраамием Павловичем Завенягиным, доктором Функом, Людмилой Татьяничевой, вернувшимся из тюрьмы поэтом Борисом Ручьевым.

Много было у наших знакомых бед, но были и радости. У Груни Коровиной родились сын и две дочери. Капитан Порошин после войны исполнил обет: поступил в семинарию, затем в духовную академию, стал священником. Но это уже другая большая повесть о жизни наших героев во времени красного дракона. И знайте — в ладонях у автора черный камушек с белым крестиком.

3 июня 1991 года,

гор. Магнитогорск