— Ты чаво энто надумала, Грунька? Пошто узел вяжешь на ночь глядя? Куды засобиралась?
— Ухожу я, маманя.
— Кому ты потребна, дуреха?
— Потребна. Мы, Коровины, всем надобны.
— Да ить ты ребенок.
— Мне пятнадцать стукнуло.
— Да ты не ребрышками, а умом дитя.
— Ум не сарафан, не для показа и наряда.
— Кто ж тебя примет, Груня?
— Хорунжий.
— Ты обезумела, дочка?
— Я здрава, маманя.
— Да он же старик! Седой!
— Для тебя — седой, а для меня — молодой.
— И не по-божески энто, доченька.
— Почему же не по-божески? Мы обвенчались.
— Не слыхала про венчанье.
— А я токмо что из церкви. Мой Хорунжий привел туда меня благородно. Правда, звонарь Сударь не пущал нас в храм. И толкнул он меня, грубо обругал, обозвал коровой рыжей. А Хорунжий разгневался и отрубил ему голову...
— Насовсем отрубил?
— Навсегда! Махнул саблей — и покатилась в снег голова звонаря.
— А отец Лаврентий видал?
— Как же! При нем башка поганца упала в сугроб.
— А он?
— И он упал. Не может же человек стоять долго без головы.
— Я про святого отца спрашиваю.
— Поп с перепугу убежал в храм. И мы, маманя, следом вошли благопристойно. Хорунжий наставил пистоль на святого отца. И рявкнул: венчай, мол, суслик, а то пристрелю! У отца Лаврентия руки тряслись, заикался он, но справил венчанье честь по чести.
— И свидетели были?
— Были: Дуняша Меркульева, Бориска и Ермошка. Устин Усатый и Кузьма присутствовали. Они там с Ермошкой какие-то крылья ладят. Должно быть, Ермошка собирается лететь в рай. Такие слухи. А крылья я сама видела. Белые, преогромные! Потому в церкови их и ладят, что ни в одной избе они не поместятся! Отец Лаврентий разрешает в храме работать по ночам. Дивные крылья!
— Крылья для меня не любопытны, доченька. Пущай Ермошка летит хучь в рай, хучь к черту на кулички. Меня беспокоит твоя судьба.
— Моя судьба не порожняя.
— Не бывает счастья без материнского благословения.
— А мы тебе завтра в ноги упадем, ты и благословишь нас.
— Был бы отец жив, он бы тебе показал, Грунька!
— Отец говорил, что ты к нему в четырнадцать лет пришла.
— У нас была любовь согласная.
— И у нас не тюря, маманя.
— Одумайся, Грунька! У Хорунжего в избе на стенах человеческие черепы! И пьет Хорунжий!
— А я выкину те черепа. А шинков на Яике скоро не будет. Недоволен народ шинками.
— У Хорунжего все богатство — шелом, кольчуга да сабля!
— Добра наживем, маманя. Кузнец Кузьма уже одарил меня коровой. Она у них плохо обихаживается после смерти Лукерьи. А я люблю возиться с коровушкой.
— Хорунжий противен, доченька! Он с Мокридкой блудодействовал.
— Мокриша теперича близко не подойдет к Хорунжему. Я ее отходила коромыслом у колодца. Все зубы ей выбила!
— У тебя от Хорунжего никогда не зародится дитятя, Грунька!
— Ой, маманя! Приложи-ка ухо вот сюды, к животу моеному... Ась? Слыхала? Там у меня уже бьется под сердцем Хорунжонок!