Я должна рассказать о письме, которое получила в январе 1976 года из США от Гарри Солсбери.
«2 января 1976 года. Дорогая мадам Маштакова!
…Я пишу о некоторых аспектах российской революции, в том числе я собираю материалы к очерку об Инессе Арманд и был бы рад получить от вас биографический материал для моей работы, касающейся переписки Ленина и Инессы Арманд.
Я буду очень рад и восхищен, узнав, что эти письма сохранились. Нельзя ли познакомиться с архивом Инессы Арманд, который сохранен? Сможете ли вы ознакомить меня с этими материалами, чему я был бы очень рад…»
К сожалению, я не смогла ответить тогда господину Гарри Солсбери — мне категорически запретило мое руководство. Итак, уважаемый Гарри Солсбери, отвечаю вам на первый вопрос через четверть века!
В 1923 г., когда тяжело больной Владимир Ильич лежал в своей кремлевской квартире, он попросил Надежду Константиновну зайти в его рабочий кабинет, взять из ящика письменного стола пачку писем от Инессы и… все сжечь! Что Крупская и сделала. Она всегда была верна ему, его Надежда…
А вот дочери Инессы Арманд, несмотря на просьбу Надежды Константиновны вернуть письма Ленина или уничтожить, передали их в ИМЭЛ при ЦК КПСС. Владимира Ильича и Надежду Константиновну связывала только огромная любовь и взаимопонимание, у них не было детей, не было имущественных интересов, им нечего было делить. Ведь только любовь отправила Крупскую в неизвестное село Шушенское, за три тысячи пятьсот километров. А ведь ей место ссылки было назначено в Уфе. Повенчались они в Сибири, только кольца у них были медные. Зато невеста была хороша: стройная, изящная, с пышной косой ниже пояса, тонкие черты лица и пухлые, красивого рисунка губы, соболиные брови вразлет. Чем не красавица! Венчались Ульяновы 10 июля 1898 г. в селе Шуша. Их медовый месяц пришелся на весну. А весна в Сибири широкая, яркая, раздольная…
Каждый день они отправлялись бродить или к Енисею, или в лес. Часами сидели на берегу реки, прозрачные воды которой стремительно разливались многочисленными речками и ручейками. Над ними то и дело пролетали стаи диких гусей и уток. С Журавлиной горки открывались бескрайние просторы, совсем далеко на горизонте виднелись отроги Саянских гор. Домой всегда возвращались с охотничьими трофеями, Надежда Константиновна с охапкой луговых цветов.
Как-то секретарь Крупской Вера Дридзо рассказала нам: «…Идем мы однажды вечером с Надеждой Константиновной к Спасским воротам, ну, я и разговорилась, ведь только замуж вышла, говорю, что очень счастлива и люблю мужа. Крупская внимательно меня выслушала и так тихо произнесла: «Эх, Верочка, если бы вы знали, какая у нас была любовь, какая страсть…» До Спасских ворот мы дошли молча».
Находясь еще в Шушенском, Крупская ездила в Минусинск, к доктору-гинекологу, о чем Владимир Ильич писал матери. В письме к матери Ленина Крупская отвечает так: «Вы спрашиваете, дорогая Мария Александровна, прилетит ли «пташечка» в наш дом, думаю нет, никогда». В апреле 1900 г. после отъезда из Шушинского Ленин пишет матери из Пскова: «Надя, должно быть, лежит, доктор нашел, что ее болезнь (женская) требует упорного лечения, что она должна на 2–6 недель лечь».
Итак, они знали, что детей у них не будет, и это очень омрачало их жизнь. Но они еще были молоды, еще впереди было девять лет без Инессы, вдвоем…
Если посмотреть на фотографию улыбающейся Крупской в модной шляпке с букетом цветов, сидящей в коляске рядом с матерью, станет сразу ясно, что она счастлива. Шел еще 1907 год… Все впереди, но не для нее…
1909 год. Весенний Париж: цветут каштаны, на каждом углу продают пармские фиалки и ландыши, а вечером на город опускаются знаменитее сиреневые сумерки. В такую пору встретились Инесса и Владимир Ильич. Они каждый вечер часами бродили по парижским бульварам и улочкам, где сам воздух пронизан романтикой и любовью… Однако вскоре им пришлось расстаться: Инесса уехала в Брюссельский университет.
В Париже Инесса впервые слышала выступление Ленина, она восхищалась, она влюбилась… В 1910 г. под Парижем в местечке Лонжюмо, открылась партийная школа, куда Ленин пригласил читать лекции Инессу.
Снова они вместе и днем и вечером…
Догадывалась ли Крупская об их романе? Ведь Инесса даже сняла квартиру на улице Мари-Роз, рядом с Ульяновыми. Если еще летом 1909 г. Ленин и Крупская вдвоем на велосипедах объезжали все окрестности Парижа (очень любили Медонский лес), то в 1910 г. эти прогулки продолжались уже втроем.
Крупская или была блестящим дипломатом, или'не хотела говорить в своих воспоминаниях о Ленине ничего плохого об Инессе, не хотела компрометировать свою семью.
Вот что она пишет: «Мы знали Инессу по Парижу, но там была большая колония (эмигрантская. — Авт.). В Кракове жили небольшим товарищеским кружком. Инесса наняла комнату у той же хозяйки, где жил Каменев. Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса». Интересно, что даже агентура отмечала, что Инесса весьма интересной наружности. В ней смешалось итальянская и французская кровь: роскошные бронзовые кудри, темнозеленые глаза и яркий темперамент! Безусловно, Инесса, выглядевшая на десять лет моложе своего возраста, прекрасная музыкантша, легкая на подъем и веселая, смотрелась на фоне уже тяжелобольной Крупской особенно контрастно. У Надежды Константиновны к этому времени было обострение болезни щитовидной железы: сильное пучеглазие, отечность лица и шеи, сердцебиение и т. д.
В Париже в 1910 г. Инесса жила с двумя дочками и сыном. Вера Дридзо нам передавала воспоминания Крупской: «Владимир Ильич, когда увидел Инессу, сидящую за роялем в окружении детей, он вспоминал, наверное, мать, семью, детство…»
Когда в Польше, в Пронино, проходили совещания, в самый разгар приехала Инесса. Крупская писала, что Инесса стала у них частой гостьей и немедленно присоединилась к их прогулкам в горы. Нередко она играла для них, особенно произведения Бетховена, которые Владимир Ильич очень любил. Он любил писать, когда играла Инесса. Не думаю, что такие прогулки и вечера радовали Надежду Константиновну. Но уже не в силах была она встать между их чувствами!
Когда Инесса уехала из Кракова в Париж в декабре 1913 г., она писала (это, вероятно, первое из сохранившихся писем к Владимиру Ильичу, мы приведем только отрывок): «…Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой? И это так больно! Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, что некогда раньше такое большое место ты еще здесь, в Париже, не занимал в моей жизни…
Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила… Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было радостью… Крепко тебя целую, твоя Инесса».
Приведено письмо далеко не полностью. Из-за начавшейся Первой мировой войны Инесса не вернулась в Польшу, а Ленин с Крупской уехали в Швейцарию. Но осенью 1914 г. все трое опять вместе в Берне.
Крупская писала: «Жили на Дистельвег — маленькой, чистенькой, тихой улочке, примыкавшей к бернскому лесу… наискосок нас жила Инесса…» Теперь они на долгие годы втроем. Далее Крупская вспоминает: «Иногда мы часами сидели на солнечном откосе горы, покрытой кустарником. Ильич набрасывал конспекты своих речей и статей, я изучала по Туссену итальянский язык, Инесса шила какую-то юбку и грелась с наслаждением на солнышке…»
Думается, они гуляли не только втроем. С годами любовь к Инессе занимала все большее место в его жизни. И Крупская мужественно переносила эту боль, боясь отклонить его от главного дела всей его жизни, ведь она прекрасно знала, что она для него не любимая женщина, а верный товарищ по работе. Связь продолжалась. Старая большевичка Маргарита Фофанова рассказывала нам, «что Ленин доверял ей отправлять письма и записки». «Я не могла отказать Владимиру Ильичу. О его теплых связях с Инессой Надежда Константиновна знала. На этой почве между Владимиром Ильичем и Надеждой Константиновной были серьезные конфликты еще до октября» (1917 г. — Авт.) — вспоминала Маргарита Фофанова. Но особо остро возник конфликт между ними после революции, когда Владимир Ильич стал главой правительства.
Владимир Ильич назначил Инессу председателем совнархоза Московской губернии и поселил ее у кремлевских стен напротив Александровского сада, рядом с квартирой своей сестры Анны Ильиничны. Он часто пешком навещал Инессу Арманд. Надежда Константиновна заявила Владимиру Ильичу, что если он не прекратит связь с Инессой Арманд, то она уйдет от него. К сожалению, семейный конфликт стал достоянием членов ЦК партии и правительства… «Это было ЧП». Ленину предстояло сделать выбор. Крупская была женой, верным товарищем и очень больным человеком. Куда перетянула бы чаша весов, мы не узнаем. Но жизнь распорядилась по-своему. Уехав лечиться в Кисловодск, Инесса заразилась холерой и вскоре умерла. Когда ее хоронили в Москве, Крупская вела мужа под руку. Недаром Александра Коллонтай, близкая подруга Инессы Арманд, сказала однажды в Норвегии первому секретарю посольства: «Он не мог пережить Инессу Арманд. Когда в 1920 г. мы шли за гробом Инессы, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами, и казалось, вот-вот упадет».
Смерть Инессы ускорила его болезнь, ставшую роковой… Крупская ради Ленина не хотела выносить их отношения на широкую публику. Она всегда к ней относилась уважительно, а после смерти Инессы опекала ее детей. «Хотелось бы, — писала Крупская в биографии Инессы Арманд, — чтобы образ Инессы Арманд жил в сердцах всех, кому дорого освобождение трудящихся, в сердцах партийных товарищей, в сердцах работниц и крестьянок». Такие строки могут выйти из-под пера человека, который искренне уважал и любил Инессу.
А вот что рассказала нам писательница Галина Серебрякова. Дело было на ее даче в Переделкино. Мы сидели сначала в столовой, у горящего камина, ужинали, беседовали. В тот вечер ей позвонил по телефону Суслов. Было это как раз в ночь, когда уехал за границу Солженицын. Галина Иосифовна после разговора с членом Политбюро (или, как его называли, серым кардиналом) очень разволновалась; почему-то перейдя на шепот, она пригласила нас подняться в ее кабинет на второй этаж. Мы ни о чем ее не спрашивали. Потом, когда Галина Иосифовна успокоилась, мы спросили ее, как нам отвечать на вопрос экскурсантов об отношениях Владимира Ильича и Инессы Арманд.
Вторая версия — рассказ С.И. Гопнер.
Помолчав, она вдруг сказала следующее: «Незадолго до смерти Серафима Гопнер рассказала мне, как однажды оказалась невольной свидетельницей разговора между Лениным и Инессой Арманд, случайно оказавшись в смежной комнате с залом, где проходила конференция в 1914 г., в Швейцарии. Серафима собирала документы и материалы, как вдруг услыхала взволнованный голос Инессы, умолявшей Владимира Ильича остаться еще на один день. На все возражения его она вдруг с болью и вызовом сказала: «Но ведь Надя все знает! о наших отношениях». — «Знала, — поправил ее Владимир Ильич, — а теперь будет знать, что между нами ничего нет». Серафиме показалось, что Инесса расплакалась. Вскоре они вышли вдвоем».
Имел ли этот разговор значение как поворотный момент в отношениях, судить очень трудно.
Галина Иосифовна во время нашей встречи добавила: «Вы должны знать об этом разговоре, когда меня не будет, вы расскажете читателям, о чем вспоминала Серафима».
Пусть читатель и судит сам.